Низко пригнувшись, Джексон сидел в своей машине с газетой в руках, готовый, если понадобится, прикрыть ею лицо. Он сидел здесь уже два часа, ожидая своего шанса, пока солнце не зашло за его спиной. Час назад он видел, как появился Джо, и судя по его костюму и галстуку, Джексон решил, что он куда-то идет с Меган. Черт, Джексон хотел, чтобы они скорей исчезли.

Приезд в Лос-Анджелес был самым неожиданным поступком за последние годы. Только что Джексон сидел в студии с кистью в руке, безуспешно пытаясь начать новую картину, а в следующее мгновение он был уже в машине, направляясь по шоссе 101, и в ушах звучали набатным звоном слова Алекс: «Жизнь коротка» и «Займись любовью за всех нас».

Сначала у него не было никакого плана. Он считал, что просто постучит в дверь и покорит Клементину. Но по мере приближения к Малибу закрадывались сомнения. Что, если она не захочет покоряться? Что, если Джексон вообще ей не нужен? Что, если там Меган?

Несмотря на все эти вопросы, он продолжал ехать на юг. Последние восемь месяцев, после того как он был с Алекс на свадьбе Брента, Джексон едва ли думал о чем-то, кроме Клементины. Она превратилась в раковую опухоль, разрастающуюся внутри него, размножающуюся, истощающую все его силы и энергию. В конце концов он не мог больше выносить это. Алекс права. Ему надо прекратить считать свои шаги и сделать еще одну попытку. Клементина заслуживает этого.

Прибыв, наконец, в шесть часов на пляж, Джексон уговорил охрану впустить его на территорию. И вот он здесь, скрываясь в машине, как сбежавший арестант, молясь, чтобы Джо и Меган оставили дом, молясь, что если они сделают это, чтобы у него хватило смелости постучаться в дверь.

Спустя пятнадцать минут, открылась парадная дверь в доме Клементины, и вышли Джо с Меган. Джексон прикрыл лицо газетой. В сиянии красных и синих фонарей в саду Меган выглядела чудесно. На ней были серая юбка и свитер, и она смеялась чему-то, что говорил Джо. Джексон поразился, насколько иначе выглядела она сейчас, чем когда они поженились. Она шла легко, свободно, с непринужденной улыбкой на лице. Она отчаянно старалась быть счастливой с ним, точно так же, как и он с ней, но это всегда было лишь усилием, хотела Меган признавать это или нет.

Они сели в машину Джо, и Джексон пригнулся еще ниже, когда машина проехала мимо. Он дождался, пока они исчезнут в конце улицы, прежде чем выпрямиться. Побережье было пустынным. Дом стоял в сотне метров от него. Машина Клементины приткнулась у края дороги. Единственное, что стояло сейчас между ним и женщиной, которую он желал больше всего на свете, – это его нервы.

Отбросив газету на сиденье, Джексон открыл дверцу машины. Он проделал весь этот путь ради определенной цели и не собирался отступать. Он сделает еще один шаг, и если Клементина не последует за ним, он больше никогда не приедет сюда.

Джексон пошел к дому, бросив взгляд на свои джинсы и фланелевую рубашку, чтобы убедиться, что выглядит так хорошо, насколько это возможно после долгого пути. Направляясь большими шагами по бетонкой дорожке к двери, он рассматривал безупречно ухоженные цветы и растения, стараясь ни о чем не думать. Наконец, подойдя к парадной, глубоко вздохнул и постучал.

Клементина, сидевшая во внутреннем дворике, услышала стук. Она подумала, пусть это будет не сосед, желавший провести вечер за стаканом вина. Она не вынесет этого. В этот день Клементина снова ходила на групповой сеанс. Это было мучительно, все эти рассказы и рыдания. Но, несмотря ни на что, она уходила с сеанса, чувствуя себя гораздо легче. Каждый раз следующая женщина говорила о том, какой грязной и виноватой ощущает себя из-за изнасилования. И Клементина думала: слава богу, кто-то еще чувствует то же самое, не она одна. Каждый раз, уходя с сеанса, она думала: я становлюсь лучше, я излечиваюсь.

Консультационные сеансы заставили Клементину думать. Так много лет назад, на конкурсе моделей, организованном «Сакс Авеню», она поклялась изменить жизнь женщин. Возможно, она действительно способна это сделать. По крайней мере, жизнь некоторых женщин. Когда-нибудь, когда станет сильнее и будет готова выступать публично, она сможет использовать свое положение знаменитости, чтобы получить больше денежных средств для жертв изнасилования, сможет помочь полицейским, докторам, адвокатам относиться к жертвам насилия с большим уважением и пониманием. Пока что это была просто идея, но теперь у Клементины было над чем работать. Ей надо поправиться, чтобы помогать другим женщинам, делать что-то действительно важное.

Снова повторился стук в парадную дверь. Клементина пошла к входу, задержавшись на минуту, чтобы взглянуть на себя в зеркало. На ней был белый махровый халат и никакой косметики. Отнюдь не очаровательна, но сойдет. Она открыла дверь.

Довольно долго они молча разглядывали друг друга. Клементина так часто представляла, что Джексон стоит на пороге ее дома, совсем как сейчас – красивый и безупречный, что усомнилась, не сон ли это. Когда Меган и Джо стали встречаться серьезно, она хотела позвонить Джексону, но пальцы отказывались набирать до конца его номер. Что, если она снова испытает боль? Что, если у него уже есть кто-то еще? Что, если они сойдутся, а она не сможет заниматься любовью, не позволит даже прикоснуться к ней? Что тогда будет?

И вот Джексон здесь. Стоит перед ней прекрасный и опьяняющий, как и всегда. Клементина потуже стянула халат на груди.

– Я никого не ожидала, – удивилась она.

– Можно войти?

Клементина подвинулась и отступила в сторону. Джексон, идя в гостиную, оглядывался по сторонам. Его взгляд притягивали застекленные створчатые двери в дальнем конце комнаты, обрамлявшие светящиеся волны океана подобно великолепной картине.

– Вот это место! – воскликнул он, пробегая пальцами по спинке резного дубового стула ручной работы.

– Это – капиталовложение, – пошутила Клементина.

Обычно она позволяла остальным думать, что любит этот дом, но с Джексоном для нее было очень важно намекнуть, что изобилие и деньги – не главное для ее счастья.

– Мой посредник постоянно уговаривал меня обосноваться где-нибудь, и он нашел для меня этот дом.

Джексон подошёл к дверям во внутренний дворик и внимательно смотрел на океан. Шум прибоя был неожиданно громким. Интересно, как Клементина спит по ночам.

Он обернулся и увидел, что Клементина, прислонившись к дверному пролету в кухню, наблюдает за ним.

– Почему ты не позвонила мне, когда узнала о серьезности отношений Меган и Джо? – резко спросил он. – Я думал, что именно по этой причине мы не могли быть вместе.

Клементина подошла к тахте и присела, нервно теребя халат.

– Не знаю. Думаю, я испугалась.

Джексон сел на стул напротив нее:

– Чего?

Клементина заставляла пальцы прекратить нервные суетливые движения, заставляла себя взглянуть на Джексона.

– Снова испытать боль. Мне казалось, что я любила Коннора, а потом связь распалась на моих глазах. А потом – потом Нью-Йорк изменил меня. Он открыл мне ужасные стороны жизни, темноту. Я не могу ни с кем встречаться. Я заключила договор сама с собой, что буду независимой и осторожной. Но с тобой все снова забывается и отбрасывается назад.

Они долго молчали, тишина прерывалась лишь наступающим и отступающим прибоем.

– Я не могу выбросить тебя из головы, Клементина, – наконец заговорил Джексон, глядя на нее так напряженно, что она ощутила, как горячая волна пробежала по телу. – И никогда не мог. С того момента, как увидел тебя.

– Я тоже, – прошептала Клементина, как будто силы покинули ее, и она не может больше сопротивляться словам. – Но это ничего не значит. Я не хочу. Разве ты не видишь? Дело гораздо серьезнее, чем отношения с Меган. Есть вещи, которые ты не знаешь. – Она перевела взгляд на океан и снова начала вертеть в руках потрепанные концы халата.

– Так расскажи мне, – попросил Джексон.

В голосе его звучала настойчивость, глаза не отрывались от Клементины. Какое-то мгновение она подумала, что сможет рассказать ему, но момент этот прошел.

– Дело только во мне, – повторила она. – Я не хочу снова испытать боль. Возможно, сама судьба поставила между нами Меган. Возможно, наш удел – никогда не быть вместе. У тебя есть искусство, друзья, дом в Сан-Франциско. Я только престижная победа, женщина, которую ты пока что не смог заполучить. Как только я уступлю, все кончится.

Джексон встал и быстро зашагал по комнате. Это несправедливо, подумал он. Неужели она не видит, что это совсем другое? Он не похож на других мужчин в ее жизни, она для него – не просто еще одна женщина. Они оба особенные. И вот он здесь, так близко от нее, что все, что надо сделать – протянуть руку и коснуться, а она по-прежнему держится на расстоянии. Джексон круто повернулся.

– Не говори о судьбе. Мы сами определяем свой удел. Если бы мы не предназначались друг для друга, мы не испытывали бы так долго взаимное влечение. Каждый из нас был бы к этому времени с кем-то другим.

– Может, это было бы к лучшему, – сказала Клементина.

– Не надо со мной так! – закричал Джексон. – Ты не можешь судить меня за то, что сделал Коннор или еще какой-то мужчина. Ты должна дать мне мой собственный шанс. Что ты хочешь делать? Провести всю жизнь, убегая, потому что слишком боишься рискнуть? Звучит совершенно непохоже на ту Клементину, что я знал.

Клементина отвела взгляд. Джексон смущал ее, спутал все мысли и чувства, так что она ощущала себя словно податливая тряпичная кукла, без твердой основы и сил. Клементина хотела, чтобы он ушел, он слишком близко подобрался к ней. И одновременно больше всего на свете в этот момент желала, чтобы он остался.

– Я не могу больше рисковать, – мягко добавила она.

В мгновение ока, прежде чем Клементина успела отодвинуться, Джексон оказался возле нее. Он схватил обе ее руки и поднес к губам.

– Посмотри на меня, Клем!

Так как она по-прежнему отводила взгляд, Джексон дернул ее за руки:

– Посмотри на меня!

Клементина медленно подняла глаза. Она не хотела этого делать. Он стоял так близко, на кончиках пальцев она ощущала его дыхание, его бедро касалось ее тела, и она знала, что не сможет устоять. Зеленые глаза Джексона пристально заглядывали в ее.

– Я клянусь тебе, – сказал он, – что никогда не причиню тебе боль. Я люблю тебя. Я не знаю, когда и как это началось, но я люблю тебя. Я хочу дать тебе звезды, луну, Альпы, тропический остров. Я хочу выучить все шутки мира, чтобы ты смеялась каждый день. Я хочу заботиться о тебе, защищать тебя, поддерживать в работе и быть рядом всякий раз, когда буду нужен тебе. Я хочу стать для тебя всем.

Клементина тихо плакала. Она вырвала руки из его хватки и прижала к его щекам, щетинистым от темных бакенбард. Закрыв глаза, провела пальцами по его лицу, легко касаясь скул, носа, губ.

– Я не могу быть с тобой, – повторила снова.

– Ради бога, почему – нет?

Клементина открыла глаза, почувствовав, что пальцы стали влажными от слез. Она так устала, так ужасно устала. Казалось, не имеет значения, что за слова произнесут ее губы. Опустив руки, она начала рассказ.

– Когда я была в Нью-Йорке, у меня проходила фотосъемка в старом многоквартирном доме. Мы закончили работу поздно ночью, и я уходила последней. Какой-то мужчина… – Клементина запнулась, и Джексон взял ее руку.

Казалось, что она исповедуется впервые, полностью очищаясь. Подняв голову, она продолжала:

– Какой-то мужчина ждал меня. Я думала, что он хотел только ограбить, но я ошиблась. Он затащил меня в переулок. У него был нож. Он изнасиловал меня.

Вот и все. Она все сказала. Слезы прошли. Клементина не чувствовала ни гнева, ни печали. Только легкость, освобождение. Секрет вышел наружу.

Джексон сжал ее руку, и она посмотрела ему в лицо. Он смотрел, не отрываясь, на океан, на щеках блестели слезы. Клементина потянулась и смахнула их.

– Сейчас все кажется уже не таким ужасным. Разве не безумие? Этот случай управлял моей жизнью целые годы, а сейчас я рассказала тебе, и он не кажется таким страшным. Просто ужасная вещь, случившаяся со мной несколько лет назад.

Джексон повернулся к ней и взял ее лицо в свои ладони. Его глаза были чистыми и чарующими. Клементина не смогла бы отвернуться, даже если и хотела.

– Ты – самая невероятная женщина, которую я знал, – произнес он.

Клементина покачала головой:

– Нет. Большинство жертв насилия справляются с этим и проходят через это. А мне потребовались годы, чтобы набраться достаточно смелости и рассказать остальным, что меня изнасиловали. Я не думаю, что я смогу… что мы сможем заниматься любовью. Это было так давно, что одна только мысль вызывает у меня неловкость.

Выражение лица Джексона стало еще нежнее, еще более любящим.

– Ты думаешь, меня заботит, будем мы заниматься любовью или нет? Я хочу этого больше всего на свете, но это не самое главное. Я хочу быть с тобой. Только этого я всегда и хотел. Я хочу обеспечить твою безопасность, чтобы никогда ничего подобного с тобой не произошло.

При этих словах Клементина почувствовала, что прошлое рушится как старые хрупкие кирпичи. Когда Джексон так близко, защищая ее, она не станет больше вспоминать лицо того человека из прошлого. В конце концов, он просто человек с сильными руками и слабым разумом, и он не тронет ее. Он никогда не прикоснется к ней.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Джексону показалось, что последняя часть его души встала на место. Он стал единым целым. Его мать говорила, что это случится, когда он встретит свою единственную, свою половину. Мать знала гораздо больше, чем он думал. Джексон смотрел на Клементину, пропитываясь ее красотой. Ее кожа была восхитительной, как свежее масло, скулы высокими и чистыми, губы – нежный розовый завиток. Женщина, о которой повсюду страстно мечтают мужчины. И она – с ним.

Джексон наклонился и поцеловал ее в щеку так нежно, как будто крылышки бабочки слегка задели кожу. Он целовал ее лоб, веки, нос, подбородок. Клементина закрыла глаза. Она боялась открыть их и разрушить чары.

Наконец, его губы коснулись ее губ. Все было так, как Клементина представляла. Губы были теплыми, нежными, и язык танцевал в одном ритме с ее языком. Она отстранилась.

– Ты подождешь, пока я буду готова? Сейчас я боюсь. Боюсь разрушить то, что есть между нами.

Джексон зарылся лицом в ее волосы:

– Я буду ждать тебя вечно.

– Не отпускай меня, – сказала Клементина, обвивая руками его шею.

– Никогда. – Джексон снова целовал ее лицо, наслаждаясь нежностью кожи, о которой он только мечтал. Будь он проклят, если когда-нибудь отпустит ее.

Клементина откинулась назад, чтобы отчетливо видеть его лицо. У нее все еще оставались сомнения на его счет и, конечно же, на свой собственный, но когда Джексон наконец-то был здесь – любящий, преданный – как она могла сопротивляться? Если она не попытается сейчас, будет ли между ними всегда отдаленность, какое-то сомнение и натянутость? Не будет ли он думать, что она вообще никогда не сможет отдаться ему?

Клементина провела по его руке, чувствуя под рубашкой мускулы. Он наблюдал за ней, не двигаясь и не моргая, как будто боялся, что любое движение вспугнет ее. Клементина дотронулась до его груди, шеи, уха. Он был великолепен.

Джексон медленно протянул руку и провел по ее ключицам. Пальцы скользнули под халат к теплой коже над грудью, потом ниже к соску. Он сжал нежно, потом сильнее…

– Перестань, – прошептала Клементина, отодвигаясь.

По коже ее пошли мурашки, она ощутила опасное балансирование на грани удовольствия и отвращения. Отодвинувшись на самый край тахты, она испытывала ненависть к себе.

– Извини, – сказал Джексон.

Клементина покачала головой. Снова появились слезы. За всю жизнь она столько не плакала, как в этот день.

– Это не ты. Я просто не могу. Твои пальцы стали жесткими и… Я не могу объяснить. Тебе надо просто уйти.

Джексон скользнул на пол возле ее ног и внимательно смотрел на нее, крепко сжимая руки.

– Послушай меня, я никогда не уйду. Даже, если ты будешь умолять меня об этом. Я останусь здесь, буду любить тебя и заставлю забыть. И если мы никогда не займемся любовью, значит, мы никогда не займемся любовью. Не будем спешить.

– Как можешь ты быть настолько хорошим? – пробормотала она.

Джексон улыбнулся:

– Полагаю, родился таким.

– Со мной нелегко ужиться, – сказала Клементина. – Более того. Я не готовлю, я ненавижу телевизор, и мне нужно очень много места для нарядов.

Джексон рассмеялся.

– Я пахну скипидаром, люблю пить кофе в три часа утра и никогда в своей жизни не одевал пижамы, ложась в постель.

Они оба рассмеялись, и Клементина опустила глаза на их пальцы, сплетенные вместе.

– Ты мне нравишься, Джексон Холлиэлл, – сказала она.

– Прекрасно. Значит, ты хочешь, чтобы мы стали женихом и невестой?

Клементина снова рассмеялась. Самый первый раз в жизни она поняла, что это такое – почувствовать настоящее, подлинное счастье. Еще не все гладко. Ей предстоит пройти долгий путь. Но одно Клементина знала наверняка – она не допустит, чтобы между ними снова что-либо встало.

* * *

К тому времени, когда Меган с Джо вернулись домой после концерта Филармонического оркестра Лос-Анджелеса, Клементина давно ушла. Она оставила записку, приклеив ее к дверце холодильника:

«Мне нужно уехать на неделю или две. Просто немного расслабиться. Увидимся, когда я вернусь. Не волнуйся.

Целую, Клем».

– Очень странно, – проговорила Меган, заваривая кофе. – Она так устала сегодня. Говорила, что просмотрит пару сценариев и позагорает. Интересно, почему она передумала?

– Возможно, Клементина устала от однообразия, – заметил Джо, ослабляя галстук. – Мне кажется, зарабатывать миллионы путем зубрежки нескольких строчек – не слишком веселое и довольно утомительное занятие.

Меган рассмеялась:

– Я пойду наверх переоденусь. Угощайся всем, что найдешь в кухне, если голоден.

Когда она ушла, Джо немного побродил по стерильной кухне. Он всегда чувствовал себя неуютно в этом помещении, со стенами без единой картины, безликими пустыми стойками и мягко жужжащими лампами дневного света. В кухонных шкафах и на полках хранились десятки блестящих безделушек, которыми никто никогда не пользовался – дар посредника Клементины – Уилла. Они должны были создавать уют и «согревать» душу. Представить только, подумал Джо, Меган и Клементина вообще очень редко появлялись на кухне, только, чтобы сварить кофе или налить стакан вина. Они предпочитали забегать в многочисленные ресторанчики в городе, где продавали блюда на вынос.

Найдя, наконец, в холодильнике последний кусок купленного в магазине лимонного торта, Джо налил две чашки кофе и сел на тахту. Через минуту спустилась Меган, вместо юбки и свитера на ней был свободный синий тренировочный костюм. Она смыла косметику, светлые волосы свободно падали на лицо. Меган снова превратилась в привычную Меган: естественную, безыскусную и чистую. Женщину, которую он так сильно любил.

– Надеюсь, с ней все в порядке, – сказала Меган, садясь рядом с Джо.

Она подула на горячий кофе прежде, чем сделать глоток.

– Уверен, у нее все прекрасно. Клементина в состоянии позаботиться о себе. Кроме того, есть более важные вещи, о которых стоит подумать.

Меган подтянула под себя ноги.

– Например?

– Например, такие, как… – Джо сунул руку в карман брюк и вытащил темно-синюю бархатную коробочку, – вот.

Меган взяла у него коробочку, не уверенная, бьется ли ее сердце как сумасшедшее от ужаса, радости или вины. Она любила Джо. Потребовалось много времени, гораздо больше, чем он предполагал. Но теперь Меган знала наверняка, что любит его. И все-таки совсем не о таком она мечтала. С Джексоном она стояла в центре сцены, находясь в волшебном, воображаемом мире, где тонула в аплодисментах. А с Джо Меган оставалась за кулисами, в мире действительности, с его трудностями, тяжелым трудом, беспокойством, декорациями и репликами. Она продолжала ждать вспышки, когда он улыбался, щемящего до боли отчаяния, когда он уходил. И казалось странно всегда знать, что Джо обязательно вернется.

– Что это? – прошептала она.

– Открой.

Джо старался спрятать за улыбкой свое разочарование. Было глупо с его стороны думать, что он увлечет Меган до безумия. Он был не слишком романтичен, не слишком силен, не слишком Джексон. Но выбранный момент казался идеальным. Последние несколько недель глаза Меган обращались к нему, а не замыкались в себе, в пространстве за сценой, что означало только одно – она думает о Джексоне. Меган десятки раз говорила, что любит его, и Джо, наконец, поверил в это. Он взял еще пять новых учеников для частных уроков, а повышение платы в средней школе за последний месяц давало реальную возможность содержать их обоих. Конечно, не на пляже в Малибу, но или в доме, где он сейчас жил, или там, где решит Меган. Кусочки судьбы легли на свои места. Ему хотелось, чтобы и Меган тоже увидела бы это.

Меган медленно открыла коробочку. Внутри лежало изящное золотое колечко с бриллиантом в форме цветка. Именно такое, если бы пришлось выбирать, взяла бы и она. А Джо был именно тем мужчиной, которого она представляла, когда думала об идеальном муже. Они оба одинаково думали, одинаково чувствовали, одинаково смеялись, даже выглядели одинаково.

– Оно прекрасно, Джо! – воскликнула Меган.

Он улыбнулся, лицо прояснилось, как у ребенка, и последние сомнения окончательно исчезли.

– Можно я надену его тебе? – спросил Джо.

Меган кивнула, не доверяя своему голосу. Слезы набежали на глаза, слезы радости и печали. Он взял ее левую руку, и кольцо легко скользнуло на третий палец. По-прежнему не поднимая глаз от кольца, Джо спросил:

– Меган Холлиэлл, ты выйдешь за меня замуж?

Меган закрыла глаза, вспомнив другое предложение руки и сердца, силу и странность чувств, испытанных тогда, чувство отчаяния, сопровождающее каждый момент жизни с Джексоном. Когда она открыла глаза, Джо пристально разглядывал стену, тело его напряглось в ожидании ответа.

Меган посмотрела на кольцо, прекрасно сидевшее на пальце.

– Да, – ответила она.

Он резко повернулся к ней, рот открылся, как будто он ожидал совершенно другого ответа.

– Скажи это еще раз. Меган рассмеялась:

– Да, я выйду за тебя замуж.

Джо крепко прижал ее к себе, совершенно счастливый, и Меган поняла, что за пеленой горьких воспоминаний и печали, она тоже счастлива. Но счастлива по-другому. Удовлетворенная принятым решением. Повзрослевшая и вошедшая в реальную жизнь. Нет больше фейерверков и боли в сердце. Простое счастье, что рядом человек, который всю жизнь будет любить ее и заботиться о ней.

– Послушай, ты не против сбежать с возлюбленным?

– Что?

– У меня скоро будет двухнедельный отпуск. Мы можем тайно получить разрешение и сдать анализ крови, сбежать, удрать в Англию и устроить себе там медовый месяц. У меня достаточно сбережений, чтобы покрыть все расходы. Ты всегда хотела съездить туда, да и я тоже. Подумай только, как это будет романтично.

Меган уставилась на него, еще раз потрясенная способностью Джо проникать в ее мысли и желания. Джексон вызвал в ней самую сильную любовь и ненависть. Джо просто делает ее счастливой. Безумие, что когда-то она выбрала жизнь с Джексоном, а не с Джо.

– Звучит божественно, – ответила Меган.

Джо вскочил и схватил свою куртку.

– Я сейчас же займусь подготовкой. Я собрал кое-какие проспекты, просто на случай, если ты скажешь «да». Не то, чтобы я был совершенно уверен, конечно, но человек всегда может надеяться, верно? Я позвоню утром в агентство путешествий и договорюсь об анализе крови.

Меган дошла с ним до двери. Его энтузиазм начинал переходить и к ней.

– Ты действительно собираешься увезти меня в Англию?

Джо взял ее лицо в свои руки.

– Я повезу тебя по всему свету, если это сделает тебя счастливой.

– Быть с тобой – мое счастье, – сказала Меган совершенно искренне.

Джо еще раз улыбнулся и открыл дверь. Повернувшись, он поцеловал обручальное кольцо на ее руке.

– Не говори никому, хорошо? Я думаю, мы просто позвоним из Европы и скажем: да, ребята, мы, между прочим, женаты.

– Согласна.

Джо снова поцеловал ее и побежал к машине.

– Я люблю тебя, Меган! – крикнул он.

Она рассмеялась и помахала рукой. Подождав, пока Джо выехал на дорогу, Меган закрыла дверь. Прихватив с собой чашку кофе, она выключила свет и пошла наверх.

Войдя в спальню, Меган сразу же открыла шкатулку с украшениями. Наверху все последние семь лет лежало еще одно обручальное кольцо. Бриллиант по-прежнему сверкал. Он был богаче и дороже, чем камень на ее пальце. Но он был уже совершенно чужим. Меган потерла его о щеку и засунула под самый низ, с глаз долой – из сердца вон.

– Прощай, Джексон, – прошептала она.

Потом взглянула на новое кольцо и подумала о Джо, Англии и мечтах, которые ожили по волшебству, как оживают розы, когда растает последний снег.

* * *

Джексон сидел в пляжном кресле на краю песчаной дюны, глядя на голубой океан перед собой. За прошедшую неделю кожа его покрылась темно-кофейным загаром. Сбежать в Мексику посреди ночи, оставить за собой весь мир, чтобы получше узнать друг друга – было идеей Клементины. Но он знал, хотя она открыто и не говорила об этом, что Клементина до смерти боится встретиться с Меган.

Он окунул кисть в желтую краску и осторожно нанес ее на холст. За последнюю пару лет он выработал технику письма, представляющую собой смесь точности и свободного полета фантазии. Но он был уверен, что именно эту вещь он смог бы написать и с завязанными глазами. Хотя видение таилось в нем целые годы, понадобилась любовь Клементины, чтобы выпустить его на волю.

Джексон услышал шуршание песка за спиной и напрягся. Картина была безобидной, дань старой любви, но, возможно, Клементина не поймет. Возможно…

Клементина остановилась за полметра до него. Она уставилась на картину, еще не законченную, но вполне узнаваемую. Боль ревности продолжалась лишь секунду, потом Клементина улыбнулась.

– Меган? – спросила она.

Джексон встал и обнял ее рукой за талию:

– Да, это Меган., Пожалуйста, пойми меня. Она всегда останется частью меня и в любви и в чувстве вины. Я хотел нарисовать ее так давно, мне нужно было это сделать, но все оставалось внутри меня. И только когда ты, наконец, пришла ко мне, я впервые почувствовал себя свободным.

Клементина кивнула и подошла поближе к портрету. Он прекрасен, подумала она. На ее собственном портрете Джексон запечатлел ее таинственность. В портрете Алекс он показал силу и жизненную стойкость. Но на портрете Меган он соединил зеленые тона, оттенки желтого и золотистого, чтобы отразить ее теплоту. Клементина с улыбкой повернулась к Джексону.

– Думаю, ты – самый чудесный человек, которого я когда-либо встречала. – Она нежно поцеловала его губы с привкусом соли, океанского воздуха и солнца.

Джексон провел пальцами по ее волосам, ставшим светлее, чем обычно, на горячем солнце.

– Знаешь ли ты, как сильно я люблю тебя? – спросил он. – Понимаешь ли ты хоть немного, как хорошо ощущать, что ты, наконец, рядом? Я чувствую себя как солдат, вернувшийся домой с войны в полной уверенности, что ему никогда не придется оставлять родной очаг.

Клементина смотрела на океан, более светлый и манящий, чем на ее родине. Последняя неделя была чудесной, почти идеальной. Днем они гуляли, бродили по берегу, исследовали скалы и заливы. Ночью она доверчиво лежала в объятиях Джексона. Он не торопил ее заниматься любовью, и Клементина знала, что должна быть благодарна ему за это. Но часто, прислушиваясь к стуку сердца в его груди, чувствуя, как теплые пальцы ласкают ее руки, она хотела страстно поцеловать его, почувствовать эти руки на своем теле, заставить его сжечь все ее воспоминания. Последнее прикосновение к груди было почти приятным. Возможно, все, что ей надо – просто подтолкнуть его. Но всегда в последнюю секунду она отстранялась, сомнения и страх, накопленный и отточенный за многие годы до невероятного совершенства, все еще были сильнее всего остального. Джексон сказал, что будет ждать вечно. Интересно, правда ли это.

И все-таки Клементина была счастлива. Она была бы счастлива везде до тех пор, пока она с Джексоном, но ей хотелось, чтобы они выбрали какое-нибудь место подальше от моря, возможно, какую-то деревушку. Она скучала по тенистым деревьям, успокаивающему запаху земли, чтобы по вечерам можно было одевать свитер.

– Боюсь, что все это скоро кончится, – прошептала она.

Джексон стоял позади, положив подбородок на ее плечо.

– Я не допущу этого.

Клементина улыбнулась и склонила голову набок, прижавшись щекой к его щеке.

– Мой герой.

– Навсегда.

Два дня спустя, когда Джексон закончил портрет Меган, Клементина пристально рассматривала его, стоя в гостиной коттеджа, который они снимали.

– Что ты собираешься с ним делать? – спросила она.

– Не знаю. – Джексон сел на диван. – С одной стороны, мне очень хотелось бы собрать вместе все три ваши портрета и открыть собственную картинную галерею. «Женщины, которых я любил», назвал бы я ее.

– Ну и эгоист.

Джексон рассмеялся:

– Но мне также хочется, чтобы он остался у Меган. Я просто боюсь, что она неправильно поймет.

– Как это?

– Не знаю. Возможно, как знак того, что между нами все еще что-то есть. Я не хочу снова причинить ей боль.

– Кажется, она счастлива с Джо.

– Может быть, ты права, – сказал Джексон. – Там видно будет, что делать с портретом. Я просто рад, что наконец-то выплеснул его из себя на холст. Ну, хватит об этом. Иди-ка сюда, распутница, – сказал он, открывая объятия.

– Ах, так значит я сейчас распутница, да? – Клементина, смеясь, упала на диван к Джексону.

На мгновение у нее мелькнула мысль о странности жизни, о том, как маленькая частица любви затмила целые годы боли, как реальным для нее стал только этот миг с этим мужчиной.

Клементина и Джексон провели в Мексике две недели, смеясь, распивая вино, танцуя под музыку марьячес и просыпаясь ни свет, ни заря, чтобы полюбоваться рассветом. Он рассказал ей все про себя, даже то, о чем до сих пор и не думал, например, о том, как сильно он скучает по семье и как вакуум, образовавшийся внутри него после смерти отца, так никогда и не заполнился, даже и тогда, когда появился отчим. Клементина рассказала ему о Дюке, о своей детской любви, которая закончилась так неудачно во время их последней встречи, о своей недавно обнаруженной незаконнорожденности, мучившей ее как кровоточащая рана, открытая всем инфекциям.

– Время, проведенное с тобой, было потрясающе, – сказал Джексон в последний день. – Говоря по правде, я удивлен, что мужчина и женщина могут так хорошо проводить время, не занимаясь сексом.

Они сидели на песке возле коттеджа. Теплый ветерок развевал волосы Клементины, и она отвернулась.

– Извини.

– Клементина, не извиняйся. Я рад, что мы не занимались любовью. Это доказывает, что я и подозревал все время, – наше влечение основано не на одном физическом притяжении, а на чем-то более глубоком. Мне нравится до безумия просто быть с тобой, разделять твою жизнь.

Клементина положила голову ему на плечо.

– Самое смешное, что я не боюсь больше физической близости, – сказала она, – я боюсь своих мыслей, своих воспоминаний: это все перешло в мое сознание.

– Твое сознание – часть твоего тела. Все взаимосвязано. Мне не хотелось бы, чтобы ты отключала все мысли, давая мне возможность насладиться твоим телом. Мы подождем, пока сможем иметь все.

Во время поездки домой, Клементина точно продумала, что скажет Меган. Она будет твердой, но чуткой, подготовленной к гневу, слезам, всему, что Меган выплеснет на нее. Однако, когда они добрались до ее дома на побережье, Клементина обнаружила, что все ее репетиции ни к чему. Меган оставила записку на том же самом месте, где Клементина оставила свою:

«Я уезжаю на три недели. Это – сюрприз. Ты тоже не волнуйся за меня.

Целую. Меган»

Какой бы сюрприз это ни был, он стал благодеянием. Трехнедельная отсрочка.

Джексон все еще выгружал из машины багаж, когда зазвонил телефон. Звонила Алекс, громкая и резковатая как всегда.

– Где ты пропадала? – сразу же спросила она Клементину. – Тебе не кажется, что твои друзья должны, по крайней мере, знать, где ты, чтобы не беспокоиться?

– Я была в Мексике с Джексоном, – спокойно ответила Клементина.

Алеке замолчала лишь на секунду:

– Ну, что ж, это объясняет, почему я не могла дозвониться и до него. Мне следовало догадаться.

– Не сердись, – сказала Клементина.

– Я не сержусь. Я рада за тебя. То есть, если и ты счастлива.

– Я никогда не была счастливее, Алекс. Я не знаю, как я вообще жила без него прежде.

– Не надо сентиментальничать со мной. Я этого не вынесу. У всех вокруг любовь – сплошное вино и розы, а у меня – собачья похлебка.

– О, перестань. Получай удовольствие от того, что имеешь.

– Ты говоришь точно так же, как одна моя подруга. Как бы то ни было, Меган хотела, чтобы я передала тебе новость.

В этот момент Джексон вошел в комнату и поцеловал шею Клементины, и восхитительная дрожь пробежала по ее спине. Ей не хотелось лишаться подобного ощущения даже на день. Алекс выдержала эффектную паузу, затем произнесла:

– Меган и Джо два дня назад поженились. Они сейчас в Англии, проводят там медовый месяц.

Клементина закрыла глаза и прошептала благодарственную молитву. Наконец-то. Она радовалась за себя, но и за Меган тоже. Ее подруга заслуживала счастья. Из всех, кого она знала, подумала Клементина, Меган заслуживала счастья больше всех.

– Меган и Джо поженились, – сказала она Джексону, – у них сейчас медовый месяц.

Джексон испустил долгий вздох облегчения, и Клементина подумала, не сдерживал ли он этот вздох все семь лет после развода. Джексон поцеловал ее:

– Видишь? Все решилось самым лучшим образом. Клементина кивнула и вернулась к телефону. – Алекс, это чудесно. Почему они все держали в тайне?

– Не знаю. Полагаю, романтизм. Мне самой позвонили только вчера. Они вели себя как дети, постоянно хихикали.

– Я действительно рада за них.

Алекс заколебалась прежде, чем спросить:

– Почему ты не скажешь то, что хочешь сказать? Ты рада за себя, верно?

– Я рада за нас обеих. Ты сказала, что не сердишься.

– Я и не сержусь. Я хочу, что бы вы обе были счастливы. Но тайком ускользнуть с Джексоном в Мексику – не совсем то, что я имела в виду. Просто потому, что все уладилось в твою пользу, совершенно не означает, что ты должна тайно торжествовать.

– Я не торжествую.

– Торжествуешь. И ты могла бы быть более искренней с Меган. То, что она сейчас замужем, не значит, что ока не почувствует, что ее предали, когда ты раскроешь тайный романтический побег с Джексоном.

– Может быть, я не стану ей рассказывать.

– Боже, у тебя что, совсем нет никаких правил нравственности?

– Почему я должна причинять ей боль, если можно избежать этого? Я просто скажу, что мы стали встречаться. Она поймет.

– Все, я сдаюсь. Как бы то ни было, ты все равно сделаешь то, что хочешь, не обращая внимания на мои слова.

– Алекс, не сердись.

– Кто, черт побери, сердится? Просто я единственная, кого волнуют чувства Меган, а ты обращаешься с ней как с грязью.

Клементина отпрянула назад от громкого щелчка, когда Алекс покосила трубку. Джексон, наблюдал, за ней, пока она снова устанавливала телефон.

– Насколько я понимаю, Алекс не слишком в восторге от нашего маленького отпуска, – сказал он.

– Нет. – Клементина отворила стеклянную дверь и вышла во внутренний дворик.

Джексон подошел и обвил руками ее талию.

– Не расстраивайся из-за нее, – сказал он. – Алекс – чудесная девушка, но временами бывает немного самоуверенна. Если ничего не происходит в ее собственной жизни, она любит соваться в гущу чьей-нибудь еще.

Клементина кивнула и прислонилась к нему. Удивительно, каким уютным и успокаивающим было тепло его тела.

– Мне все равно, – ответила она, оборачиваясь и глядя в его глаза. – Мне все безразлично до тех пор, пока я с тобой.

– Нет, не все, – мягко сказал Джексон, касаясь пальцами ее щеки. – Когда вернется Меган, ты будешь волноваться, как бы не обидеть ее. И ты беспокоишься и за Алекс, не важно, как часто сталкиваются ваши эгоистичные головки. И тебя заботит твоя карьера. Ты явно не собираешься бросать актерскую деятельность только потому, что мы сейчас вместе.

– Что я буду делать без тебя? – спросила Клементина, подумав о километровом расстоянии, что разлучит их, когда через два дня он вернется в Сан-Франциско.

– Ты будешь продолжать оставаться Клементиной Монтгомери, суперзвездой, актрисой. Но внутри ты будешь хранить тайну нашей любви и будешь знать, что скоро, когда придет наше время и мы оба будем готовы, мы будем вместе.

Она глубоко вздохнула:

– Я готова сейчас, Джексон.

Он отступил на шаг назад:

– О чем ты говоришь?

– Ты знаешь, о чем я говорю. Я готова заняться с тобой любовью.

– Ты уверена? Я хочу сказать, я думал, тебе нужно больше времени. Последние две недели мы даже близко не касались этой темы.

Клементина отвернулась:

– Ты и не пытался.

– Я думал, ты не хочешь меня. Я думал, нам надо как-то подойти к этому. Знаешь, немного поцелуев, потом, через некоторое время, немного прикосновений, а потом…

– Если ты дашь мне еще хоть немного времени, я вообще никогда не смогу быть с тобой. Если только именно этого ты и желаешь.

Джексон пробежал пальцами по ее волосам.

– Конечно, я не этого хочу. Тебе следовало бы знать.

– Я не знаю ничего, кроме того, что чем дальше мы откладываем, тем сильнее я боюсь, что никогда не смогу. Я хочу, чтобы ты занимался со мной любовью, Джексон. Я хочу, чтобы ты выжег его из меня.

Джексон взглянул на нее, и Клементина подумала: «Сделай же что-нибудь. Торопись. Моя храбрость на исходе».

А потом она неожиданно оказалась в объятиях Джексона, и он целовал ее. На мгновение она удивилась, заколебалась, но потом вспомнила, что это – Джексон, человек, которого она любит, и ее сомнения исчезли. Клементина обвила руками его шею и крепко прижалась к нему.

Джексон расстегнул блузку, не прекращая целовать ее. Ветер с моря был прохладным, пляж пустым, но ничего не имело сейчас значения. Упала блузка Клементины, потом ее брюки, потом его одежда, и они лежали обнаженные на земле внутреннего дворика, а вокруг рокотали волны.

– Я всегда хотел тебя, – прошептал Джексон. – С самого первого дня, когда увидел. Я хотел этого больше всего на свете за всю свою жизнь. Но я так боюсь причинить тебе боль, сделать еще хуже.

– Я больше не боюсь, – прошептала Клементина. – Когда ты так близко от меня, я ничего не помню, кроме тебя.

Она подняла его руку и положила к себе на грудь. Он вздохнул, и Клементина закрыла глаза, пока его руки чертили узоры на ее теле.

Казалось, его руки были повсюду, вызывали дрожь, возбуждали. Ветер тоже слегка касался ее, так что она не могла иногда различить, где чье прикосновение. Клементина медленно провела пальцами по бедру Джексона, его животу, волосам, что спускались от пупка. Тело его казалось ей прекрасным, не грязным и никоим образом не пугающим. Ей нравилась его твердость, экзотические мускулы и волосы. Пока он касался ее, у Клементины не возникло ни единого воспоминания, ни единого кошмара. Ей только было жаль, что потребовалось столько времени, чтобы дождаться этого момента.

– Ты уверена? – спросил Джексон. Клементина открыла глаза и, взглянула на него.

Он был рядом, он любил ее. Каким образом ей так повезло?

– Конечно?

Джексон скользнул руками между ее ног, нежно лаская ее, пока она не расслабилась. Он целовал ее шею, грудь, поворачивая, притягивая к себя, лаской отгоняя все страхи. Все, что он делал, было так приятно, так восхитительно.

Джексон погладил щеку Клементины и не отрывал взгляда от лица, когда скользнул внутрь нее. Клементина чуть ли не смеялась от удовольствия. О, это было чудесно. Совершенно не похоже, так далеко от той жестокой сцены в переулке, что она поняла, что просто забыла о прошлом.

Клементина потянулась, впуская его, и крепко обняла любимого.

Позже, когда он с нежностью продлял удовольствие, пока оно не взорвалось в самой сердцевине, устремляясь к кончикам пальцев; после того, как он произнес ее имя, входя и заполняя ее; после того, как они спустились с небес на землю, услышали, как ребенок играет в волнах на берегу; заметили, как тонкий слой песка покрывает их тела, Клементина рассмеялась.

– Ах, вот как, значит, я был смешон, да? – спросил он.

Она прижалась к нем, чувствуя радость и удовлетворение.

– Ты был великолепен.

– Никаких, воспоминаний? – Джексон привстал, опершись на локоть.

– Совершенно никаких. Только ты.

– Имей в виду, тебе придется теперь отгонять меня. Во мне столько накопленной энергии, которую я потрачу на тебя.

– Не думаю, что это станет проблемой.

Солнце склонялось к горизонту, окрашивая небо оранжевым цветом, Джексон помог ей подняться, и они оделись. Потом, взявшись за руку, вошли в дом. Клементина представила, что это сказка. Она чувствовала, что тело ее стало нежным, чувствительным, женственным. Она снова была чистой.