Как слабый свет свечи в сгустившейся ночи, ребенка взгляд невинный. Как давит эта ночь, как трудно превозмочь ее напор лавинный. Погрязшая во лжи, как в сделках — торгаши, калеча детям души, она тиха, как стон, за скрытностью окон не слышимый снаружи. Бесчестья вязкий мрак ужасен, как бардак. И как невыносимо однажды осознать, что надо выпускать в такую темень сына. Вот главная из дум, что жжет отцовский ум тревогою глубинной, когда молчит в ночи, как слабый свет свечи, ребенка взгляд невинный. Найдет ли он в отце (как тот в его лице) опору в век кромешный — единственный просвет, чтоб жизнь ввести в сюжет уже небезутешный? Но иногда отца, трудягу-мудреца, так мрак берет за глотку, что он, впадая в бред, взгляд сына, словно свет, теряя, глушит водку. И этим сам себя, спасая и губя, он гонит в край пустынный, где не взойдет в ночи, как слабый свет свечи, ребенка взгляд невинный.