Из цикла «Руины»

Двух февралей глухая перекличка безвременье безмолвия спустя. …Усталая седая большевичка оправдывает первого вождя. Ее глаза по-старчески слезятся, и жалок гнев в погаснувших зрачках, когда слова поблекшие струятся, как нечистоты в сточных желобах. Ее неправоту разбить несложно, сложней щадить ее в неправоте, наркотиком, инъекцией подкожной питавшей жизнь — приведшей к слепоте. Она не видит не итог печальный — она не видит страшное родство дня нынешнего с кривдой изначальной, таившей бесовщины торжество. На склоне лет болезнь неизлечима и тлеет, словно листья октября. …Непоправимо и невыносимо осознавать, что жизнь прожита зря. Не потому ль так тянет к оправданью всего, что оправдать нельзя уже? Не потому ль нет места покаянью в больной, самообманутой душе? Не потому ль готовы бить поклоны перед иконой первого вождя ее единоверцев миллионы, лишь в этом утешенье находя?

1990