Бирмингем

Вторник — пятница

00:20. 1 декабря 2015 г., вторник.

Страдонице. Веранда в доме Генри.

Генри сидит с бутылкой пива, наслаждается тишиной и покоем. Время от времени делает несложные упражнения, тренируя руку.

Телефонный звонок. Знакомый голос из фирмы:

— Привет. Как здоровье?

— Поправляюсь потихоньку.

— Слушай, есть простое задание. Нужно съездить в Бирмингем, проверить там некоторые обстоятельства. Никаких действий, просто проинспектировать.

— А конкретно, что там случилось?

— Наш человек делал там работу. Нужно было по просьбе одной группировки обсудить кое-что с другой группировкой. Никаких акций, только переговоры. Но вчера наш человек не вышел на связь. Есть косвенная информация, что его убили. Нужно проверить, действительно ли это так. Если удастся, выяснить, кто виноват. Возможно, придется потом направить туда группу для чистки. Убивать посланника — беспредел. Мы не можем оставить это без последствий. Но твоя задача — только информация.

— Понятно. Но я ведь «на больничном». В случае чего могу оказаться в том же положении, что и «посланник».

— Еще раз повторяю: никаких переговоров или акций, только наблюдение. Да, если поедешь, будем считать, что закрыли вопрос о тех деньгах, которые ты получил от предыдущего заказчика.

— Понятно. Я подумаю.

— Долго нельзя думать. Посмотреть нужно по свежим следам.

— Хорошо. Позвоню утром.

Настроение немного испорчено. Отставил в сторону бутылку, раздумывая: «Опять неопределенное задание. Они всегда наиболее сложные. Пора кончать со всем этим. Но долг ведь нужно отрабатывать. С фирмой нужно разойтись по-хорошему».

08:00. 2 декабря, среда.

Гостиная дома в Страдонице.

Генри звонит:

— Слушаешь?.. Да, поеду. Сегодня вылетаю. Перебрось мне всю имеющуюся информацию.

19:00. Отель в Бирмингеме.

Генри смотрит телефон. Звонит:

— Да, все получил. Завтра начну действовать.

10:00. 3 декабря, четверг.

Центральная библиотека Бирмингема.

Генри, немного потерянный, ходит по этажам.

Невысокая девушка, неброско одетая, но явно не служащая библиотеки, скорее студентка, подходит к Генри:

— Вы что-то ищете?

— Да, хочется найти в этом лабиринте место, где можно почитать газеты.

— Но это совсем не лабиринт. Вас интересуют свежие?

— Нет, за конец ноября. Какую газету вы посоветуете?

Девушка осмотрела Генри с ног до головы:

— Вас, наверное, финансы не очень интересуют?

— Да, у меня друг поехал к девушке в Бирмингем. И вот не отвечает на звонки. Хочу посмотреть, не случилось ли с ним что-нибудь.

— Так, может быть, заявить в полицию?

— Нет, возможно, он просто застрял у своей девушки. Не хочет отвечать на звонки и отключил телефон. Но проверить нужно.

— Посмотрите в «Бирмингем мейл». Эта газета не пропускает ни одного происшествия. Нормальная бульварная газета.

— Но как я ее найду? Вы не поможете мне? И как вас зовут?

Девушка рассмеялась:

— Джессика. Это мама меня наградила таким именем, модным было. Идите за мной.

— Красивое имя, а я — Генри. С удовольствием последую.

В зале газет.

Джессика подводит Генри к стенду «Бирмингем мейл»: — Вот, смотрите. Но лучше вам воспользоваться системой чтения. Смотрите, на этом экране вы можете все прочитать, а что заинтересует — распечатать.

— Может, вы поучите меня, как всем этим пользоваться? Меня интересуют номера, начиная с двадцать восьмого ноября.

Джессика смотрит на часы:

— Хорошо, у меня есть немного времени.

Села за пульт:

— Смотрите.

Набирает название и дату. Показывает Генри, как управлять движением текста.

Генри, восхищенно:

— Все так просто. Спасибо. Я ваш должник. Можно угостить вас кофе? Когда вы закончите здесь заниматься?

Джессика рассмеялась:

— Вам придется долго ждать. Я работаю над курсовой работой, просижу здесь до шести вечера.

— Но на обеденный перерыв вы пойдете? Мне тоже долго искать здесь. Вам подойдет обед в тринадцать часов?

— Вы серьезно?

Мгновение подумала:

— Тринадцать подойдет. Вы не местный?

— Нет, я из Германии.

— Тогда не уходите отсюда, иначе мы в этом здании не встретимся.

13:00. Там же.

Генри еще просматривает на экране газетные тексты.

Подходит Джессика, извиняется:

— Я немного запоздала. Пойдемте скорее, а то не будет свободных мест.

— Когда я шел сюда, видел два кафе: «Старбакс кафе» и «Centenary Cafe bar». Может быть, пойдем туда?

— Думаю, что там уже нет мест. Ведь все сейчас идут обедать. Пойдемте в «Asha’s». Там немного дороже, но обычно свободнее. Прекрасная еда, вежливое обслуживание и очень уютно.

— Вам виднее. Я готов.

Ресторан индийской кухни «Asha’s»,

Питер-стрит, 47.

Уютный уголок. Столик на четверых. С двух сторон фиолетовые мягкие кресла на двоих посетителей. Тихая музыка. Слава богу, не индийская. Генри и Джессика сидят друг против друга.

Генри оглядывается по сторонам:

— Действительно, уютно.

Смотрит карту, принесенную официантом:

— Не очень дешево. Но, надеюсь, оно того стоит. Но разве студенты ходят в такие рестораны обедать?

Джессика улыбается:

— Не нужно было приглашать! Конечно, одна я пошла бы в «Pizza Express». Обед здесь мне не по карману.

— Я очень рад, что мы обедаем здесь.

После того как Генри и Джессика сделали заказ и официант удалился, Генри поинтересовался:

— А о чем ваша курсовая?

— Разброс взглядов журналистов Бирмингема.

— И большой разброс выявили?

Джессика, ставшая очень серьезной:

— Да, у нас здесь полный спектр мнений. От крайне левых, проповедующих взгляды от анархистских до коммунистических и до оголтелых правых, отстаивающих право предпринимателя увольнять без суда рабочих, требующих снижения налогов и уменьшения социальных выплат.

— Так у вас, наверное, много знакомых журналистов?

— Читала и штудировала публикации почти всех. Но лично знакома очень с немногими. Они обычно подозрительны, неохотно допускают в свой круг молодежь.

— Вам знакомо имя Лесли Браун?

— Да, конечно. Старая мымра, охотница до сплетен. Печатается в «Бирмингем мейл», поэтому вы на нее наткнулись. У нее прекрасные связи в полиции, наверное, из-за неразборчивости в связях.

Улыбнулась:

— Говорят, что имеются знакомства и в криминальной среде.

— Прям-таки старая?

— Да, ей не меньше сорока лет. Но она все молодится. А почему она вас заинтересовала?

— Я нашел много ее заметок. Возможно, она двадцать девятого писала о моем приятеле.

— Что? Что-то плохое? О хорошем она никогда не пишет.

— Боюсь, что дело очень плохое. Но давайте не предполагать худшее. Кажется, нам несут заказ.

Официант принес заказ, расставляет. Генри и Джессика молча приступили к обеду.

Через некоторое время там же.

Генри закончил есть. Пьет принесенное пиво, задумчиво глядит на Джессику. Джессика еще только заканчивает еду, подняла взгляд на Генри:

— Генри, вы так внимательно смотрите на меня. Что такое?

— Извините. Я задумался: не будет ли невежливо пригласить вас и на ужин сегодня.

Джессика рассмеялась:

— Невежливо не будет. Но я после занятий встречаюсь с моим парнем Роем. Так что ужин не получится.

— Жаль. Ну что поделаешь. Как-нибудь в другой раз, когда у вас будет свободное время. Позвоните мне, если вам будет скучно. Просто посидеть где-нибудь, поболтать.

— Не уверена, что будет свободный вечер. Но дайте телефон. Вы надолго приехали?

— Нет, всего на несколько дней. Но я буду рад, если вы позвоните. Даже если это будет просто звонок.

Вынимает телефон, показывает номер. Джессика записывает номер в свой мобильник. Генри, как будто невзначай интересуется:

— А где обычно проводит вечера пишущая братия?

— Вас, наверное, не вся «братия» интересует. Если вы о Лесли, то журналисты «Бирмингем мейл», занимающиеся сплетнями и криминалом, часто бывают вечером в «Jekyll & Hydl». Это на Стилхауслэйн, на пересечении с Ньютон-стрит. Попробуйте ее там найти. Но осторожнее, она обязательно постарается вас очаровать и выведает о вас все. Это она умеет.

— А обо мне нечего выведывать. Я прост, и жизнь у меня совсем простая и скучная. Представитель фирмы, по-простому — коммивояжер.

Джессика почему-то снова рассмеялась:

— Не прибедняйтесь. Даже мне, студентке, видно, что это не совсем правда. С комми я не пошла бы обедать.

Генри хотел что-то возразить, но Джессика тоже покончила с едой и позвала официанта.

— Нет, нет. Это было мое приглашение.

Вынул бумажник и положил перед собой. Джессика опять улыбнулась:

— Но я и не собиралась расплачиваться.

У входа в ресторан.

Генри галантно спрашивает:

— Вас отвезти домой?

— Что вы. Я еще буду сидеть в библиотеке до шести.

— Но вы позвоните мне?

— Да, если будет совсем скучно.

Пошла к библиотеке.

16:00. Номер Генри в отеле.

Генри ищет на экране телефона улицу Стилхауслэйн. «Понятно. Недалеко. Можно поспать пока».

18:30. Ресторан «Jekyll & Hydl».

Ресторан еще не заполнен. Лесли Браун и ее приятельница — чуть полноватая блондинка — сидят на табуретах у стойки. Первый коктейль уже выпит. Лесли Браун — худая сорокалетняя женщина. Черные волосы коротко пострижены, почти «под мальчика». Одежда тоже почти мужская, но поверх рубашки из-под пиджака выглядывает нитка крупных бус из натуральных камней. Судя по размеру — индийская поделка. Приятельницы разглядывают немногочисленных посетителей, отпуская при этом порой нелестные замечания.

Генри входит в ресторан, направляется в угол, садится за столик недалеко от этой парочки. Смотрит карту и заказывает что-то подошедшему официанту. Осматривается, не останавливая взгляд на сидящих у стойки журналистках.

Лесли показывает своей соседке:

— Смотри, Сами, как я буду снимать этого симпатичного бычка. Учись.

— Не удастся, он слишком молодой.

— Смеешься? Если я уйду с ним, ты меня поишь два раза.

— Но, если оконфузишься, тебе оба раза расплачиваться. Договорились?

— Заметано.

Ловит случайный взгляд Генри, как бы случайно улыбается и сразу отводит взгляд в сторону.

Генри ждал именно такой момент. Встает, подходит к журналисткам:

— Дамы. У вас бокалы пусты. Это не дело. Можно вас угостить? Что будете пить?

Лесли поворачивает к нему голову, окидывает его оценивающим взглядом с ног до головы:

— Мы сами разберемся с этим.

Отворачивается. Генри, отнюдь не смущаясь:

— Да, но мне было бы приятно угостить таких симпатичных дам.

Бармену:

— Приятель, повтори дамам, а мне виски!

Садится рядом с Лесли на табурет, оборачивается на свой стол:

— Смотрите-ка, мне уже принесли заказ. Дамы, вы не присоединитесь ко мне? По-моему, самое время не только выпить, но и закусить. Простите простому коммивояжеру настойчивость, но мне было бы одиноко сидеть за таким столом в одиночку.

Лесли, победно взглянув на Сами:

— Ну, если вы настаиваете. Кстати, подругу зовут Сами, а я — Лесли.

Генри, вставая с табурета:

— Очень приятно, прекрасные имена. А я — Генри.

За столом Генри.

Кампания не спешит заканчивать ужин.

Лесли начинает разговор сама:

— И что привело вас в наш город, Генри? Что вы здесь продаете?

— Что можно сейчас продать? Программное обеспечение. Наша фирма — пионер в области охраны секретов производства, солидные фирмы берут нашу продукцию охотно.

— Кому продаете? Я знакома с некоторыми фирмами.

— Сожалею, но это коммерческая тайна. Не имею права разглашать.

— Мы с Сами могли бы немного прорекламировать вас и вашу продукцию. Правда, Сами?

Сами неопределенно кивает. Генри в ужасе хватается за голову:

— Вот попался. Вы рекламщики? Мне реклама совсем не нужна. Наша область деятельности очень деликатная.

Лесли успокаивает:

— Не пугайтесь. Мы журналистки. Ничего не напишем, если вы не захотите. Да и работаем совсем в другой области.

Генри, с явным интересом:

— А чем вы занимаетесь?

Сами вступила наконец в разговор:

— Всякой ерундой. Где что случится, там и мы. Как гиены. Самим иногда противно.

Лесли возражает:

— Но кушать-то надо, да за квартиры платить. Вот и стараемся, разгребаем грязь.

Генри подошедшему официанту:

— Счет, пожалуйста.

На улице, перед рестораном.

Генри останавливает такси:

— Садитесь. Куда вас отвезти?

Сами отказалась:

— Я пройдусь пешком. Мне недалеко. Пока.

Улыбается Лесли. Лесли, сделав индифферентное выражение лица:

— Я посидела бы еще в тихом баре. До завтра, Сами.

Генри и Лесли садятся в такси. Сами уходит.

21:00. В неизвестном баре.

Генри и Лесли сидят в уютном уголке. Тихая музыка, не слышно, о чем они говорят. Перед ними полупустые бокалы с коктейлем.

23:00. Номер Генри в отеле.

Генри и Лесли в постели. Лесли приподнимается:

— У тебя сигареты есть?

— Не курю.

— А я люблю затянуться после секса.

Поднимается, не смущаясь, что совсем голая, проходит к столику, на котором лежит ее сумка, вытаскивает сигареты, закуривает:

— Тебе, Генри, не помешает запах?

— Не важно, кури спокойно.

— Хочется как-то взбодрить себя после этой чертовой работы: хорошей выпивкой или добротным сексом.

— Взбодрилась?

Лесли улыбается:

— Ничего. Ты мужик крепкий.

Снова улеглась на свое место.

— А чем тебе не нравится твоя работа?

— Много крови и дерьма приходится видеть. С отвратными мужиками, да и женщинами иметь дело. Ты-то чистенький. Продаешь свои программки. Небось и в тяжелые кварталы никогда не входил?

Генри, очень серьезно:

— Да, что мне там делать? Расскажи что-нибудь.

— Пощекотать хочешь нервы?

— Да нет, но хочется понять твою работу.

— На днях, двадцать девятого, мне позвонил знакомый полицейский. Сказал, что нашли свеженький труп. Естественно, я в такси и туда. Лежит труп мужчины, голова валяется рядом. Как сказал эксперт — отрублена тесаком или чем-то похожим. Но сначала его застрелили: стреляли в голову. Представляешь зрелище? Я сфотографировала, а самой плохо, мутит.

— Но как тебя полиция подпустила так близко?

— У меня там знакомые. Понимают, что мне работать нужно. Именно за такие репортажи меня в газете и держат. Но и я выдерживаю условия. Лишнее не печатаю. Что могли, они рассказали, но я опубликовала только несколько строчек. Ни фамилии убитого, ни про отрезанную голову, ни где его нашли. И без предположений, кто это сделал. Видите ли, городское начальство не хочет, чтобы межрасовые страсти накалялись.

— А что, мусульмане отрезали голову?

— А кто еще подобное практикует?

— Не знаю, откуда мне знать. И где это произошло? Ты говоришь, в газете не написали?

— Это было на Нансен-роуд. Рядом со школой «Роквуд Академия». Чистенький район, приличные дома, населенные сплошь мусульманами. Большинство — законопослушные граждане. Не худший район Бирмингема. Но в последнее время там поселилось много новых иммигрантов. И район сильно изменился. Ночью туда лучше не соваться. Что делал там мужчина, никому не известно. Но результат печальный.

— И до сих пор его не опознали?

— Как сказали мне в полиции, по документам он гражданин Нидерландов. Но из Гааги пришел ответ, что такой у них не числится. Вероятно, документы фальшивые, хотя подозрений не вызывают. И ничего из этого я не могу опубликовать. Сэр Альберт Бор, наш мэр, хоть и признал, что администрация боится обвинений в расизме, но по-прежнему требует, чтобы ничего о мусульманской преступности не публиковали.

— Лесли, а какая еще преступность здесь? Разве коренные англичане нарушают законы?

— Смотря кто. Здесь ведь смешение всех вер и национальностей. Мусульман у нас в городе не меньше пятой части населения. А есть еще и масса других религий. Ирландцы, например, добропорядочные католики, но много лет поставляли основную массу правонарушений. Это сейчас их вытесняют новые мусульмане.

— Как? Я думал, что ирландцы очень сплоченные, да и опыт всяких действий у них имеется достаточный. И оружие умеют закупать.

— Да, но мусульмане давят численностью. И у них полно людей, совершенно не ценящих свою жизнь. Много детей, много неработающей молодежи. Живут новые мусульмане на пособия. Не видят перспектив. Вот и объединяются в шайки. Впрочем, извини, я тебе забиваю голову своими проблемами. Вряд ли тебе это интересно. И мне пора ехать домой.

— Тебя проводить?

— Не нужно. Сама доберусь.

Одевается:

— Запиши мой телефон. Твой я уже посмотрела. Может быть, еще встретимся.

Генри заносит номер в свой телефон.

Лесли уходит.

23:30. Там же.

Генри звонит по телефону:

— Кое-что выяснил. Наш человек погиб. Ему отрезали голову. По имеющимся у меня сведениям, это работа одной из мусульманских группировок. Скорее всего — той, с которой он должен был говорить о мире. Примерное место известно. Прошу инструкций.

Голос:

— Завтра шеф скажет, что делать.

8:30. 4 декабря, пятница. Номер Генри в отеле.

Генри уже побрился, одет.

Звонок телефона. Начальственный голос:

— У тебя все нормально? Мне передали твою информацию. Недостойно они поступили. Или наш человек что-то сделал не так? Но заказ не выполнен. Ты мог бы попробовать встретиться с этими мусульманами? Это нам очень нужно.

— Я после моего происшествия не пришел еще в норму. Да и оружия нет никакого. Я не предполагал встречаться с этими бандитами.

— Но тебе и не нужно оружие. С любыми отморозками можно найти общий язык. И ты это умеешь. Тебе же сказали, что старые дела забудем после твоей поездки.

— Мы так не договаривались. Я должен был только выяснить, что с нашим человеком. Это я сделал.

— Да, договаривались. Но обстоятельства изменились. Если вопрос о деньгах, то я готов доплатить еще десять кусков.

— Ну и предложение! Меня там, почти наверняка, ухлопают. Так рисковать за десятку я не собираюсь.

— Ладно, подожди. Я переговорю с ирландцами. Перезвоню позже.

9:30. Там же.

Телефонный звонок. Тот же голос:

— Я разговаривал с ирландцами. Они готовы добавить, если согласишься выполнить миссию. Твоя часть заказа будет тридцать тысяч.

— Ладно, попытаюсь. Только из уважения к тебе.

12:00. Нансен-роуд.

Генри идет по улице Нансен-роуд от Тарри-роуд к Гленпарк-роуд. Стандартные, вполне приличные на вид, но унылые дома. На улице практически никого нет. Из некоторых окон Генри провожают настороженные взгляды. Справа за домами почти подряд два больших здания школ.

На Гленпарк-роуд встретилось такси. Генри садится в него и уезжает.

18:00. Номер Генри в отеле.

Генри читает на экране телефона большой текст. Удовлетворенно хмыкает.

Звонит телефон. Голос Лесли:

— Какие планы на вечер?

— После десяти я буду занят. А так, можно сходить, посидеть в баре.

— Что, на ночь у тебя запланирован кто-то другой, вернее, другая?

— Нет, нужно встретиться с одним человеком по делу. А завтра он уезжает.

— Ладно, созвонимся завтра.

— Хорошо.

Снова звонок. Голос Джессики:

— Генри, это вы?

— Да, добрый вечер, Джессика. Что, стало немного скучно?

— Не говорите, ужасно скучно и тоскливо. Просидела целый день, пролистала две книги о британской журналистике. Тоска… Что я смогу нового сказать по сравнению с уже написанным?

— Наверное, писать то же самое, но другими словами. Я, конечно, ничего не понимаю в журналистике, особенно британской. Но почти все авторы так делают. И ваши преподаватели, уверен, великолепно это знают. А что вы собираетесь сейчас делать? Где ваш Рой?

— Сегодня пятница, он уехал к родителям в Девоншир.

— Тогда понятно ваше настроение. У меня предложение — сделать то, что не удалось вчера: пойти вместе поужинать. Я свободен до полдесятого.

— А потом у вас встреча?

— Да, но не с женщиной, если вас это интересует. Кое-что узнал о своем приятеле.

— Нисколько не интересует. Но я согласна. Куда пойдем?

— Лучше вы предложите. Я же совсем не знаю ваш город. Но хороший ресторан.

— Тогда пойдемте в «Tipu Sultan Mayestic Dining». Я там ни разу не была, но подруга говорила, что там здорово. Это от вас минут десять на такси.

— А вы как доберетесь?

— Не волнуйтесь, мне тоже недалеко. Давайте встретимся у входа в семь тридцать или чуть позже.

— Договорились.

20:00. Ресторан «Типу Султан».

Генри и Джессика уже сделали заказ, официант оформил стол. Есть возможность немного поговорить.

Генри интересуется:

— У вас особенный интерес к восточной кухне? Обедали в индийском ресторане, а теперь и ужинаем. Кстати, это индийский или малазийский ресторан?

— Все просто. Я не могу посещать сама такие рестораны. И с Роем это тоже не получится. Мы оба студенты, такие рестораны — не для нас. Ресторан пакистанский. Видите, в меню нет вин.

— Конечно, обратил внимание. Но я сейчас и не могу пить. Слишком важная встреча. Расскажите немного о себе.

— Ничего интересного. Я из Глостершира. Родители живут в Челтнеме. Городишко не бедный, но ужасно скучный. Оживает только в марте, во время Челтнемского фестиваля, когда разыгрывается Британский Стипль-чез на Золотой кубок. А все остальное время — провинция. Да, проводится еще много фестивалей: музыкальные, джазовые, научные. Город пыжится, пытается на фестивали пригласить знаменитостей, но все равно это выглядит убого. Два раза была на литературных фестивалях — не понравилось.

— Ну, не так уж провинциален ваш городок. Даже не понятно, почему о нем с таким пренебрежением говорить.

— Я училась в Челтнемском женском колледже. Мои предки считали, что любое другое заведение слишком современно и опасно для девочек. Представьте заведение, в котором порядки не менялись почти с самого основания — с 1853 года.

— Да, наверное, сурово.

— Не то слово.

— И как удалось вырваться?

— Поставила вопрос ребром: или ухожу из дома, или поступаю в университет в крупном городе. Родители посчитали, что Лондон слишком греховен, отправили меня сюда.

Разговор прервался, так как официант принес заказ.

21:00 Там же.

Генри смотрит на часы. Джессика, немного с сожалением:

— Вам уже пора?

— Пока не опаздываю, но все равно мы ужин практически закончили.

Подзывает официанта, рассчитывается.

У входа в ресторан.

Генри подозвал такси:

— Садитесь. Я вас подвезу.

— Не стоит, мне недалеко. Я пройдусь.

— Ни в ком случае. Садитесь. Только скажите водителю, куда ехать.

21:30. Начало Нансен-роуд.

Генри идет неспешно по улице. Прошел до конца, возвращается.

Из-за припаркованной грузовой машины выдвигаются три фигуры. По виду арабы, сирийские или ливанские. Высокий араб, пренебрежительно:

— Опять по нашей улице гуляют шпики.

Выхватывает из-за пояса пистолет, направляет на Генри: — Давай оружие. Стреляю без предупреждения.

Второму, по-арабски:

— Готовь свой тесак. Сможешь опять порадоваться.

Второй араб находится чуть дальше, вытащил тяжелый Золингенский поварской тесак для разделки мяса.

Третий араб остановился в отдалении, ничем не вооружен.

Генри пытается все закончить мирно:

— Я без оружия. Пришел поговорить с вашим главным. Высокий араб:

— Еще один переговорщик. Только на днях с одним разделались.

Подходит ближе, сует пистолет чуть ли не к голове Генри. Генри перехватывает правой рукой руку высокого араба, заворачивает ее, направляя ему в грудь. Высокий араб не удержался, выстрелил, но в это время пистолет уже был направлен ему в грудь.

Генри выдернул пистолет из руки высокого араба, который, хрипя, начал падать, выстрелил в подбегающего к нему второго араба. Второй араб падает, выпустив из рук свое оружие.

Третий араб убегает, скрывшись за грузовиком.

На улице полная тишина. Вероятно, все двери и окна закрылись после выстрелов.

Генри подходит к первому арабу. Проверяет карманы. Достает запасную обойму, заменяет в пистолете обоймы. Старую прячет в карман. Прислушивается.

Не слышно сирен полицейских машин. На этой улице не принято вызывать полицию. Трупы найдут только завтра утром, если они останутся на месте.

Генри звонит в контору:

— Я разобрался с теми двумя бандитами, которые пришили нашего парня. Нашел и разобрался. Окончательно. Может быть дальше ничего не нужно делать?

Начальственный голос:

— Нет, нужно продолжать. Заказ должен быть выполнен.

Генри закрывает телефон. Идет дальше по улице до конца. Снова возвращается. На месте столкновения уже нет трупов. Только пятна крови на том месте, где они лежали.

Из-за той же машины выдвигаются пять мужчин. Все арабы, все вооружены пистолетами.

Первый араб:

— Бросай оружие. Генри, спокойно:

— И не подумаю. Хватит с меня ваших приятелей.

Первый араб:

— Нас пятеро. Ты уже труп.

— Со мной «туда» уйдут не меньше троих. Ты первый.

— Слушай, шейх Мансур ал-Хомси приказал привести тебя. Но к нему нельзя с оружием.

— Оружие сдам только шейху. Ему верю.

— Тогда положи в карман.

— Хорошо.

Кладет пистолет в карман.

22:20. Большая комната-пристройка за домом.

Генри стоит, прислонившись к стене. Кроме него в комнате два вооруженных араба.

В сопровождении еще двоих арабов входит шейх Мансур ал-Хомси — небольшой старик с седой аккуратно постриженной бородой. Садится за стол, пытливо смотрит на Генри.

Генри аккуратно двумя пальцами вынимает из кармана пистолет, кладет его на стол перед шейхом:

— Другого оружия у меня нет. Это тот, который я забрал у пытавшегося меня убить. Я прислан говорить о ваших отношениях с ирландцами.

Шейх, на очень приличном английском:

— Кто ты, кто тебя прислал, почему ты говоришь от имени ирландцев?

— Меня зовут Генри. Я представитель одной неправительственной структуры. Мы не заинтересованы в вашей войне с ирландцами. Я не говорю от имени ирландцев. Но мой шеф хотел бы, чтобы ваши представители встретились с ирландцами и договорились о прекращении войны.

— Но они мешают нашей работе. Утверждают, что мы вторгаемся на их территорию.

— Вы торгуете наркотиками около их школ. Они не хотят, чтобы их дети становились наркоманами. Ты хотел бы, чтобы твои внуки стали наркоманами.

— Этого не будет никогда. Пророк Мухаммад, да благословит его Всевышний и приветствует, говорил: «Сторонитесь одурманивающего! Нет сомнения в том, что оно — ключ всех зол».

— Так зачем вы распространяете наркотики?

— Только среди неверных. Это не грех. Они и так погрязли в грехах. Почему вас интересует наша война?

— Я маленький человек. Не знаю всю политику. Но я знаю, что если война не прекратится, ирландцы перейдут под крыло ИРА. ИРА пришлет своих боевиков, и те взорвут ваши дома, перестреляют не только мужчин, но и женщин с детьми. Нам не выгодно ни уничтожение вашей группы, ни уничтожение ирландской банды.

— Ты слишком смел. Ведь я могу приказать и тебя пристрелят на месте.

Первый араб, по-арабски:

— Только прикажи, господин. Я его мигом пристрелю.

Шейх только отмахнулся от него.

Генри, по-прежнему спокойно:

— Да, я знаю, можете пристрелить. Но я успел позвонить своему шефу, сказал, кто убил нашего человека. Если я тоже не вернусь, то сюда пришлют десяток наших парней с автоматами. А это, поверь мне, похуже отряда боевиков ИРА.

— Ты мне не грози. У нас тоже оружия и мужчин хватает. И я не знаю, что мне с тобой теперь делать. Ты убил двоих наших людей.

— Они убили нашего посланника, безоружного. Хотели меня, безоружного, убить. Считаю, что мы квиты.

— Почему безоружного? У тебя пистолет!

— Его я забрал у убийцы, высокого араба, когда он угрожал убить меня.

— Ладно, что конкретно ты можешь? Свяжи меня с ирландским главарем.

Генри медленно, чтобы не испугались сторожащие его бандиты, вытащил телефон. Набирает номер:

— Шеф, я у шейха Мансура ал-Хомси. Вы можете соединить меня с главарем ирландцев?

Начальственный голос:

— Сейчас попробуем. Я перезвоню.

Молчание. Шейху и Генри принесли по чашечке кофе. Еще не успели выпить, как раздался звонок:

— Да, говорит О’Рейли, я слушаю.

Генри объясняет:

— Господин О’Рейли, я соединяю вас с почтенным шейхом Мансуром ал-Хомси, руководителем организации мусульман. Думаю, что о месте встречи, гарантиях и полномочиях представителей на переговорах вы договоритесь между собой. Считаю, что наше дальнейшее участие в переговорах излишне. Передаю телефон уважаемому шейху.

Уважаемый шейх, я подожду в соседней комнате.

В соседней комнате, через несколько минут.

Генри сидит в кресле, ждет окончания разговора. Рядом два охранника. Первый араб выходит из комнаты шейха. Говорит Генри:

— Шейх поручил проводить тебя до такси. Возьми телефон. Пистолет я не верну. Это наше оружие, не твое.

Генри пожал плечами, встал. Уходит вместе с первым арабом.

 

Лондон

Суббота

8:30. 5 декабря 2015 г., суббота.

Бирмингем. Номер Генри в отеле.

Генри еще не встал. Отдыхает после тяжелого дня.

Звонок телефона. Генри шарит рукой по тумбочке у изголовья кровати. Находит телефон:

— Да, я слушаю.

Голос Оксаны:

— Доброе утро, Пьер. Вы у себя в Чехии?

— Нет, я сейчас в Бирмингеме.

— Удивительно. А я в Лондоне.

— Что-то случилось?

— Нет, просто стало скучно. Я уже два дня была на выставке. Все посмотрела. А билеты в Австрию взяла только на вторник. Теперь сижу в номере. Не знаю, что делать. Вы надолго еще в Бирмингеме?

— Нет, я свои дела здесь закончил. Вы хотите показать мне мой портрет?

— Нет, портреты еще не готовы. А вы не хотите приехать сюда, в Лондон? Я провела бы вас по выставке. Рассказала бы о современных течениях в живописи. Хотя, возможно, вас это не интересует?

— Наоборот, с таким экскурсоводом я готов смотреть любую выставку.

— Не смейтесь, Пьер. Я понимаю, что мой звонок, возможно, совсем неуместен. Нарушает ваши планы?

— Нет, нет. Ваш звонок очень кстати. Я тоже не знал, чем мне заняться в этот уик-энд. В каком отеле вы остановились?

— «Хилтон Лондон Кенсингтон Отель». Номер 324.

Когда вы можете приехать?

— Я посмотрю, чем скорее можно добраться. Скорее всего поездом. Думаю, они должны ходить здесь часто. Я позвоню, когда определюсь с поездкой. Надеюсь добраться к обеду.

— Тогда я приглашаю вас на обед.

— Но так не принято. Мужчина должен приглашать.

— Мне было бы приятно пригласить вас.

— Хорошо, разберемся на месте. Пока.

— До свидания.

Генри звонит в «контору»:

— Привет. Что сказал заказчик по моему делу?

— Все нормально, заказ выполнен. Деньги переведем в Прагу сегодня.

— Хорошо. Я на некоторое время выбываю из игры.

Необходимо подлечить нервы. Было очень тяжко.

— Что, нашел в Англии хорошую девицу?

— Нет, встретил знакомую. Ладно, пока.

11:30. Железнодорожная станция «Лондон Естон».

Генри звонит:

— Оксана? Я приехал. Сейчас на станции «Лондон Естон». Буду минут через пятнадцать, если быстро поймаю такси.

— Прекрасно. Заходите прямо ко мне. Пока.

Номер Оксаны в отеле.

Оксана лениво смотрит по телефону последние известия.

Звонок в дверь. Оксана встает, открывает дверь.

На пороге появляется Генри:

— К вам можно?

— Проходите. Вы быстро добрались.

— Да, повезло. И поезд не задержался, и такси сразу нашел.

— Что будете пить?

— Минеральную без газа, если можно.

— Да, конечно.

Вынимает из холодильника маленькую бутылочку воды:

— Садитесь, пожалуйста. Выглядите устало.

Генри бросает плащ на спинку кресла, садится:

— Вчера был тяжелый день. Утомительные переговоры о завершении контракта.

— Но завершились удачно?

— Начальство говорит, что удовлетворено завершением.

— А вы, Пьер? Так не считаете? У вас сомнения?

— Честно говоря, мне наплевать, как у наших контрагентов пойдут дальше дела. Мы здесь выступали в качестве консультантов. Я свою часть выполнил. Но что это мы о делах? Расскажите, что вы планируете? Как я обязан развлекать вас?

Оксана смеется:

— Я считала, что это моя обязанность. Планирую показать вам галерею современного искусства. Потом мы проедем в Озерный край, поэтическую область. А дальше, если вам не надоест, посетим Корнуолл. Я могу поменять билет. Вы в Корнуолле были раньше?

— Нет, не был. А об Озерном крае даже не слышал. Я вообще в искусстве и поэзии не подкован, чистая страница.

— Ну, да. Вы же коммерсант!

— В некотором роде, да.

— Мое предложение: до обеда у нас только час, на выставку не успеем, лучше пойдем туда после обеда. А сейчас можно было бы бросить взгляд на Кенсингтонский дворец и сады.

— Да, но я еще должен заказать номер. Давайте так: вы одевайтесь, ждите меня в лобби. Я спущусь заказать номер, брошу свой кейс и тоже присоединюсь к вам. Вы управитесь за десять минут?

— Безусловно.

Забирает плащ и уходит.

Лобби отеля.

Оксана ждет Генри у стойки, пьет сок.

Генри появляется и жалуется Оксане:

— Меня засунули на четвертый этаж. Хорошо, хоть лифты нормальные. Пойдемте?

У входа в отель Генри останавливает такси:

— Я успел посмотреть в Интернете: до Кенсингтонского дворца больше двух километров, да и прямой дороги нет.

У Кенсингтонского дворца и в садах.

Генри и Оксана неторопливо прогуливаются. Прекрасный дворец, круглый пруд, великолепные сады, но Оксана смотрит на часы:

— Мы опоздаем на обед. Я заказала столик в ресторане «Борщ и слезы». Это совсем недалеко — меньше километра. Пройдем пешком, здесь мы все равно не возьмем такси.

— Странное название для ресторана: что-то непонятное и слезы!

— Это русский ресторан. Борщ — это национальная русская еда. Попробуйте — вкусно.

— Никогда не был в русском ресторане. Посмотрим.

Типичная торговая улица — Бошам Плейс. Однообразные трехэтажные здания. Сплошные магазинчики, конторы, салоны и всякие мелкие бизнесы.

Генри насчитал пять кафе на расстоянии сотни метров. Собственно, вся улица — длиной в двести метров. Ресторан ничем не отличается от других. Четыре ступеньки вверх, и они оказались в ресторане.

Ресторан «Борщ и слезы».

Генри разглядывает зал, пока Оксана на русском языке заказывает обед. Зал небольшой, столик прямо у окна, но на улице свет не очень яркий, да и в зале лампы приглушены.

Оксана докладывает:

— Я заказала винегрет, грибочки, борщ со сметаной, шашлык из баранины, вам дополнительно «мясо Распутин», мне блины с копченым лососем и красной икрой и чай. Из вин — Цинандали, это легкое вино.

— И это всё национальные блюда?

— Да, но не все русские. Шашлык — это что-то кавказское, типа израильского а-ля эш. Хотя вы и этого, наверное, не знаете. А борщ — действительно русское или украинское блюдо. Мне так нравилось, когда бабушка готовила его. У мамы так не получалось.

Постепенно на столе появилось все.

Генри вдыхает запах борща. Совсем, как в детском доме.

Вспоминает столовую детского дома, Розу Марковну — необъятную даму, жалостливо вздыхающую, глядя на маленького, худенького мальчишку, подкладывающую ему в борщ кусок мяса побольше.

— Вырастай большой скорее.

И следом другой эпизод.

Вот он прибегает на кухню в слезах:

— Они опять меня побили.

Роза Марковна отвечает ему:

— Но ты должен давать им сдачи.

— Они сильнее меня, и их много.

— Ты совсем, как мой Боренька. Он не умел драться, прибегал ко мне жаловаться. Бедный мой малыш. За что его забрали с первого курса института? И погиб где-то за рубежом. Даже похоронить его не смогла, и не знаю, где его могилка.

Попроси нашего учителя физкультуры Сергея Трофимовича. Он добрый, только на вид сердитый, он тебя научит давать сдачи.

И снова детский дом. Физкультурный зал, пожилой физрук и маленький мальчик. Физрук показывает приемы самбо:

— Запомни, никогда не выдавай, что ты боишься. Бей первым. И лови момент, когда противник в движении. Он может быть неустойчивым. Нужно использовать его массу, его напор, чтобы он полетел на землю.

Зал ресторана «Борщ и слезы»

Оксана замечает, что Генри совсем не слышит ее:

— Пьер, где вы? Вам не нравится запах борща?

— Нет, нет, мне нравится. Один раз в жизни такое поесть очень приятно. Только странно, я где-то читал, что Распутин вообще мясо не ел.

— Не знаю. Это говяжье филе с куриной печенью. По крайней мере так написано в меню. А откуда вы про Распутина это знаете?

Генри немного смутился. По легенде ему бы про Распутина не к чему знать.

— Не помню, может быть, не читал, а кто-то рассказывал. Я предлагаю выпить за продолжение нашего знакомства.

Наливает рюмки. Пробует «незнакомое» вино:

— Неплохо. Наверное, под борщ пьют что-то более крепкое, но можно и Цинандали.

Оксана смеется:

— Да, у нас в Питере под борщ пошла бы холодная водка.

Генри сосредоточенно ест борщ. Внезапно остановился, смотрит на Оксану:

— Вы можете спросить официанта, почему слезы в названии?

— Я уже спрашивала раньше. Все просто. Ностальгия при виде борща. А в результате — слезы.

Медленно ест, изредка бросая взгляды на Генри.

14:00. У выхода из ресторана.

Оксана торжественно заявляет:

— Теперь можно перейти к духовной пище.

Подзывает такси:

— В галерею «Тейт Модерн», пожалуйста.

У галереи «Тейт Модерн».

Оксана останавливается, поворачивается к Генри:

— Вы знакомы, Пьер, с современной живописью?

— Признаюсь, очень поверхностно. Но некоторые имена слышал. И не скажу, что с хвалебными характеристиками. Если это все такое, как вы нарисовали меня, то ладно. Но я слышал о «черном квадрате» Малевича, и это всегда вызывало у меня только недоумение.

Оксана улыбается:

— Прекрасно, будет интересно услышать ваше непредвзятое мнение о хранящихся здесь сокровищах. Посмотрим только их. А на выставку не пойдем: не хватит времени осмотреть и то, и другое.

В залах музея.

Генри и Оксана идут по залам. На стенах редко разбросаны картины. Генри в недоумении рассматривает их, временами останавливаясь. Оксана следует рядом, поглядывая на реакцию Генри.

У картины Пикассо «Сидящая обнаженная женщина» Оксана не вытерпела, спрашивает:

— Ну, как?

Генри, почти раздраженно:

— Это тоже великое? Я читал, что за его картины платят бешеные деньги. А тут… Переплетение прямоугольников, треугольников и лент. Что-то вроде средневекового шлема вместо головы. Две ломаные ленты вместо рук. Что она обнажена, можно догадаться только по названию картины. Но я назвал бы ее «Сидящая мумия».

— Браво, Пьер. Исчерпывающая характеристика. К сожалению, специалисты относят ее к лучшим произведениям начала века — двадцатого.

У картины, на которой смутно можно увидеть гитару, Генри, не дожидаясь вопроса Оксаны, замечает:

— Тот же стиль, нагромождение квадратиков и подобных фигур. Гитару совсем трудно угадать.

— Но ведь это Жорж Брак, основоположник кубизма. По-другому он и не хотел рисовать.

Генри, чуть остановившись еще около подобной картины:

— А здесь тот же стиль, только в середине что-то похожее на мужика.

— Это Глез, теоретик кубизма. Собственно, он-то и ввел понятие «кубизм». Это портрет Жака Найрала.

Мимо картины Роберта Делоне Генри проходит, только бросив:

— Чистое переплетение квадратов, треугольников и других фигур.

У картины Пауля Клее «Вальпургиева ночь» Генри остановился:

— Какое нагромождение вермишели. Не меньше килограмма. Но, кажется, я вижу физиономии ведьм. Все-таки интересно, по сравнению с предыдущими.

Зато у картины Роя Лихтенштейна искренне рассмеялся:

— Ну, дает. У нас в пятом классе ребята рисовали бой истребителей значительно лучше.

Оксана уже с трудом сдерживает смех:

— Все, Пьер. Достаточно. Вы разгромили всю современную живопись. Пойдемте на воздух. Это так все выглядит в глазах нормального современного образованного человека?

— Извините, Оксана, я ведь не очень образованный, в гимназиях не учился.

Оксана удивлена:

— Откуда вы, Пьер, знаете это выражение?

Генри, несколько обескураженный:

— Где-то читал. Не помню. Но это правда. Нам, бизнесменам, современное искусство не понять. То ли дело Рубенс или хотя бы наши, германские: Дюрер, Гольбейн.

— Да, эти великие мастера воспринимаются проще. Особенно сочные женщины Рубенса. А современную живопись нужно чувствовать. Да и неплохо быть подкованным.

— Не спорю. Я — профан в этом деле. Давайте теперь подумаем, где будем ужинать? Только приглашаю и плачу я.

— Мне это непривычно.

— Что непривычно? Оксана помолчала:

— Привыкла, что плачу я. Ведь все мои знакомые — художники, поэты, музыканты. У них никогда нет денег. Обычно я их приглашаю. А тут вдруг вы меня приглашаете.

Генри смеется:

— Не может быть! Вы разве состоятельны?

— Нехорошо получается. Как будто хвастаюсь. Это отец оставил мне какие-то деньги. Я о них ничего не знаю. Мне присылает без вопросов мама. Раньше она управляла деньгами, а теперь передала все моей младшей сестре. Но деньгами полностью меня обеспечивают.

Генри улыбается:

— Хорошо иметь младшую сестру, которая умеет управлять деньгами. Она тоже в Питере?

— Нет, Лола живет в Израиле, учится в университете. Ей двадцать лет. У нас мамы разные, но мы любим друг друга.

Генри наморщил лоб, с недоверием:

— Студентка, управляет деньгами?

— Она, наверное, унаследовала деловую хватку папы. Он был финансистом. А у нее теперь финансовый фонд. Она руководит им.

— А я, как вы. Не умею управлять деньгами. Только зарабатывать их. Но приглашаю в ресторан сегодня я.

19:00. Ресторан в «Тейт Модерн».

Ресторан на шестом этаже. Столик Генри и Оксаны стоит у окна. За окном открывается вид на Собор Святого Павла, купол которого, освещенный заходящим солнцем, сверкает совсем недалеко, прямо за Темзой.

Генри и Оксана сидят за столиком, о чем-то беседуют. У Оксаны — салат и запеченная морская форель, Генри выбрал рибай-стейк. Перед каждым — солидная кружка пива.

У номера Оксаны в отеле.

Оксана держится за ручку двери. Генри стоит перед ней.

— Во сколько мне к вам завтра подойти?

— Давайте, Генри, выйдем пораньше, часов в восемь.

Позавтракаем здесь же и отправимся в Озерный край.

— Хорошо, тогда я успею с утра позаниматься в тренажерном зале. Он здесь приличный. До завтра!

— Приятных снов!

Улыбается.

 

Озерный край

Воскресенье — понедельник

8:00. 6 декабря 2015 г., воскресенье.

Номер Оксаны.

Оксана собрала вещи, ждет Генри. Стук в дверь.

— Входите, Пьер, открыто.

Генри входит в номер, смотрит на Оксану:

— Вы уже собрались? Какая неожиданность! Вы всегда такая организованная?

— А вы еще без вещей? Поздно встаете.

— Не совсем. Успел поработать в тренажерном зале. Кстати, он здесь приличный. Да, без вещей. Мы же еще зайдем позавтракать? Потом вы подождете, а я схожу возьму машину.

— Почему машину?

— Чтобы не быть связанными с транспортом. Возьмем джип, а лучше бы Лендровер. Неизвестно, по каким дорогам придется в этом вашем Озерном крае ездить. Я узнал, можно взять прямо здесь, чтобы не ходить далеко.

— Вы все продумали, Пьер, весь маршрут?

Смеется:

— А я предполагала поехать так, чтобы не знать, куда и как направляемся.

— Помилуйте, Оксана. Куда ехать, это вы уже вчера определили. Я кучер. Куда скажете — туда и поеду. Немного непривычно, конечно, в Англии ездить, но постараюсь вас не подвести.

9:00. В машине «Jeepe Renegade».

Генри рассказывает:

— Я настроил GPS на Карлайл. Он нас через сороковое шоссе выведет на М6. Надеюсь, что сегодня там больших пробок не будет. Кто хотел вырваться из Лондона, уехали вчера.

Машина движется мимо почти непрерывных городских кварталов. GPS вывел на А40, и минут через пятнадцать после парка «Колн Велли» — на трехполосную М40.

Генри и Оксана молчат все это время. Но когда по сторонам началась череда полей, рощ, коттеджей и усадеб, Оксана начала комментировать окрестности лекторским голосом:

— Дорога старательно обходит все городки, никаких пересечений. Через полчаса объедем Оксфорд, а еще минут через сорок будет съезд на Страдфорт-на-Эйвоне. Можно было бы заехать туда, посмотреть на дом, в котором жил Шекспир.

— Не стоит. Не думаю, что увидели бы что-то, кроме его дома. А нам сегодня нужно добраться до вашего Озерного края, устроиться на ночлег.

— Нет, в доме, где он родился, уже в середине девятнадцатого века устроен музей. Я была там однажды. Интересно посмотреть на автографы Байрона, Диккенса, Вальтера Скотта и многих других знаменитостей, побывавших в музее.

— Представляю, что я написал бы в книге почетных гостей: «Здесь был Джон», то есть «Пьер».

— Все шутите? Вы хоть что-нибудь читали из его произведений?

— Все некогда. Но я видел кино. Кажется, «Сон в летнюю ночь». Там еще Мишель Пфайффер прекрасно играет в роли, не помню, как ее.

— В роли Титании, супруги короля фей.

— Да, кажется, так ее звали. Прекрасные там девушки, хорошо смотрятся. Я только не понял, почему там велосипеды появились?

— Ну, это авторский замысел.

— Кого? Шекспира?

Делает удивленные глаза:

— Уже были тогда велосипеды?

Оксана негодует:

— Не притворяйтесь, пожалуйста. Все прекрасно понимаете. Опять будете ссылаться, что «в гимназиях не учился»? Не зря Анна говорила, что вы все время посмеиваетесь.

— Боже упаси смеяться над Шекспиром. Я его уважаю, хоть и говорят, что это не он все написал.

Оксана, почти возмущенно:

— Так надо мной подсмеиваетесь?

— Тем более, нет. И вообще, я человек серьезный. Спросите любого моего знакомого.

Внимательно посмотрел на Оксану:

— А эта Пфайффер, кстати, на вас похожа.

— Вы лучше смотрите на дорогу. И не нужно ни комплиментов, ни насмешек. Это вам не идет.

— Да нет, это не комплимент и не насмешка. Вы же художник, посмотрите в зеркало.

— Слава богу, я свое отражение хорошо знаю. Хватит шутить на эту тему.

Обиженно отвернулась.

Через некоторое время.

Генри удовлетворенно замечает:

— Вопрос исчерпан, съезд на Страдфорт-на-Эйвоне проехали. Сейчас объедем Бирмингем и через часик попадем на М6. А это — прямая дорога на Камберленд и Карлайл. Что, поедем прямо в Карлайл? Нужно бы через часик еще раз позавтракать. А уж обедать в Карлайле или чуть раньше.

— Не знаю, как насчет второго завтрака, но до обеда заедем через Кирби Стивен к замку Бро.

— А что, там интересно?

— Интересно. А что — расскажу, когда приедем.

— Мне что, я кучер, поеду, куда прикажете, мэм. Но в Стаффорде еще раз позавтракаем. По-моему, к замку Бро до обеда не успеем.

— Значит, пообедаем попозже. А в Стаффорде тоже есть интересные здания.

11:30. Машина медленно въезжает в Стаффорд.

Генри с трудом нашел место для стоянки.

— В центр не проедем. Сплошные пешеходные улицы. Оставим машину здесь, благо, вся главная улица меньше полукилометра.

— Плохо только, что идет дождь.

Вместе идут под мелким дождем по Грингейт-стрит, главной улице Стаффорда. Несмотря на воскресенье, на улице мало людей. Все торопятся поскорее дойти до отеля или кафе.

— Оксана, я насчитал четыре отеля и три кафе. Пора приземлиться где-нибудь.

— Подождите немного, посмотрите налево. Что вы видите?

— Вычурный, трехэтажный, с многочисленными мансардами дом.

— Это еще елизаветинских времен каркасный дом. Построен из местного дуба.

— Эка невидаль. У нас в Германии в каждом городишке таких фахверковых домов куча.

— Это немного другой стиль. Но главное, это самый большой деревянный дом такого типа в Англии. Построен еще в шестнадцатом веке. Он так и называется — «High House». В нем несколько дней был Карл Первый, вскоре после начала гражданской войны. Тут у кого-то из принцев была еще странная история с метким пистолетным выстрелом, но я ее не помню.

— А жаль, это было бы интересно. И что там сейчас?

— Музей. Но я туда не попала, когда была здесь в прошлый раз. Музей был закрыт.

— И сейчас не попадем. Нет времени, и хочется есть. Что вам больше понравится: «Старбакс» или «Макдональд»?

— Только не «Макдональд».

— Хорошо, значит нам в «Старбакс».

Кафе «Старбакс».

Генри заказывает себе бекон и черный кофе. Оксана довольствуется чеддером и капучино.

— Можно было бы обратить внимание и на соседей Большого дома. И слева и справа от него дома елизаветинского происхождения. Можно было бы заглянуть и в местные храмы: церковь Святого Чада и в Соборную церковь. Еще одной достопримечательностью города являются развалины Стаффордского замка. Он где-то на небольшом холме, но я его в прошлый раз так и не нашла.

Генри ухмыляется:

— Ага, обязательно заглянем везде при следующем посещении Стаффорда. А пока нам еще ехать и ехать. Если будет такая погода, не вижу смысла посещать замок Бро.

— Нет, к замку Бро поедем обязательно. Смотреть можно будет и из машины.

— Ну, как скажете, мэм. Но что-то слишком долго нам несут заказанное. Смотрите, работает только одна, а остальные лясы точат. Так мы никогда не выберемся отсюда.

Идущей мимо официантке: — Дорогая, а где наш заказ?

Официантка равнодушно отвечает:

— Но вы не более важны, чем остальные, сэр. Я одна, а вас много.

Пошла дальше.

Генри, вдогонку:

— А что остальные девушки делают? Официантка не удостоила ответом.

Генри, повернувшись к Оксане:

— Ну вот, еще и хамит. У нас в Германии такую мигом выгнали бы с работы.

Оксана, примирительно:

— Наверное, людей не хватает. Городок небольшой, туристов много. Подождем. Может быть, дождь закончится. На дороге наверстаем.

И как будто знала: дождь, действительно, начал затихать. А потом и заказ принесли.

14:00. В машине.

Солнце, тучи разошлись, даже стало почти тепло.

Оксана предлагает:

— Пьер, не пора ли где-нибудь остановиться? Мы уже почти два часа несемся без остановок.

Генри смотрит на карту:

— У нас рядом, почти рядом, Кендал. Но чуть больше, минут восемь, ехать до Тибей. Если вы, мэм, не изменили решение и все еще хотите показать мне развалины замка Бро, то лучше потерпеть до Тибея. Там погуляем, попьем кофе и поедем в Киркби Стивен. Где-то там пресловутая «Райская долина» и ваш замок.

— Ладно, потерпим до Тибей. А к замку обязательно поедем.

Тибей. Чайный дом «Old School», комната отдыха.

Гостей встретила хозяйка — дама средних лет в теплом мужском лыжном костюме.

— Вам нужен номер, или вы хотите немного отдохнуть? Оксана отреагировала первой:

— Мы бы хотели чай и чего-нибудь к нему. Но мы немного торопимся.

— Сейчас все организую. У меня к чаю есть самая разнообразная выпечка: пирог со сливами, печенье, рулет, рогалики, булочки. Но лучше вам посмотреть и самим выбрать.

Хозяйка и Оксана ушли куда-то вглубь дома. Генри, как сидел на диване, так и заснул сидя.

Оксана и хозяйка возвращаются, хозяйка несет поднос с чаем и выпечкой.

— Пьер, просыпайтесь. Нам некогда отдыхать здесь.

Хозяйка ушла, Генри и Оксана молча пьют чай.

Оксана планирует все дальше:

— Обедать будем в Киркби Стивен, но после осмотра замка.

Генри промолчал, не хотелось разговаривать после недолгого сна. Оба встают, прощаются с зашедшей в комнату отдыха хозяйкой. Оксана расплачивается, улыбается хозяйке.

15:00. В машине. У Киркби Стивен.

Генри, окончательно проснувшийся за рулем:

— Проехали Ривер Эден, то есть Райскую речку. Вы ее, возможно и не заметили, но мы около нее едем уже метров пятьсот. А впереди, видите, километрах в пяти-шести на холме — ваш игрушечный замок.

— Вижу, не слепая. Вблизи он совсем не игрушечный. Этот замок известен тем, что он — один из самых первых каменных замков Англии. Поезжайте через поселок, мимо церкви на площадь. Оставим машину там. А дальше — пешком по тропе. К замку прямой дороги нет.

— Я подъеду чуть ближе. Здесь от кафе «Brough Castle Ice Cream Parlour» должна быть еще одна тропа. Просто она на карте не обозначена.

— Откуда вы знаете? Уже были здесь?

— Не был, но я знаю людей. Прямая тропа должна быть. Кто захочет возвращаться, когда замок, вот он — рукой подать.

Машина проехала могучие, угрюмые стены церкви. Выехала на площадь. Кругом однообразные приземистые двухэтажные дома, построенные из плоских известняковых, по-видимому, плит, не из кирпичей. На улице никого. Только пара машин — вероятно, с туристами, но и тех не видно.

Генри свернул к кафе. Кафе под стать остальным домам. Построено из того же плиточного камня, на стенах — чуть ли не мох. Выглядит очень древним сооружением. Может быть, так оно и есть. Возможно, домику более трех сотен лет.

— Здесь и поставим машину. Мороженое не хотите, Оксана?

— Обойдусь. Пойдемте искать тропу.

Генри оглядел все вокруг:

— Боюсь, что без мороженого нам не откроют калитку к тропе. Это вроде пошлины.

Заходит в помещение. Через несколько минут выходит с двумя порциями мороженого. Его сопровождает хозяин.

Хозяин раскланивается с Оксаной, улыбается, открывает калитку:

— Это самая короткая дорога к замку.

За калиткой смотровая площадка, с которой замок виден в весьма выигрышном ракурсе.

— Посмотрите, Пьер, на эту мощную угловую трехэтажную башню. А ведь это все построено в 1090 году. Это один из самых первых каменных замков в Англии.

— Ну, да, вы уже говорили об этом. Но я читал, как строились в это время замки в Германии. Сначала стена и башня. А потом столетиями замок достраивается и перестраивается. Думаю, то, что мы сейчас видим, построено этак в шестнадцатом или семнадцатом веках.

— Вы все время, Пьер, пытаетесь испортить впечатление от увиденного. Кстати, знакомое выражение: «стена и башня». Я его слышала в Израиле, но не помню, что оно означает.

— Право, Оксана, я совершенно не стремлюсь что-то испортить. Стены, действительно, выглядят впечатляюще. А холмик, на котором стоит замок, очень красивый и ухоженный. Давайте пройдем поближе.

Изгородь, которой огорожена площадка, Оксане пришлось преодолевать с помощью Генри. Оксана только улыбнулась, когда Генри поднял ее и просто переставил через хлипкую ограду.

Дальше обоих повела тропинка. Тропинка не ахти какая, но идти можно. А через десяток метров они вышли на официальную тропу. Еще сорок метров, и замок открылся с другой стороны. Мощная стена длиной почти в сотню метров повторяет естественную форму холма. Правда, большая часть стены практически утеряна, но сохранившаяся часть и остатки башен выглядят грозно.

Генри предостерег:

— Не стоит идти дальше. Только испортим впечатление.

— Почему?

— Мы на официальной тропе. Она всегда ведет к наиболее выигрышному виду. Вряд ли дальше будет красивее. Лучше расскажите о замке. Вы обычно знаете интересные или пикантные подробности.

Оксана, несколько обиженно:

— Никаких пикантных подробностей не знаю. Замок строили, чтобы охранять только что завоеванные у шотландцев земли. Гид рассказывал, что его несколько раз захватывали шотландцы, а потом снова англичане. Капитально перестраивали в начале тринадцатого века. Ремонтировали несколько раз, а в семнадцатом, это вы угадали, значительно перестроили. Но потом частично разрушили, забрав строительные материалы для соседнего замка — Эплби.

— Надеюсь, к тому замку мы не поедем? Очень уж хочется пообедать.

— Можно было бы и поехать, но не буду вас мучить. Здесь в каждом поселке по замку. Вернее, каждый поселок строился возле замка. Хорошо, посмотрите, где можно пообедать поблизости.

Генри, посмотрев карту в телефоне:

— Можно вернуться в Кирби Стивен, это несколько километров, но можно выйти на дорогу А66 и проехать до какого-нибудь городка на ней.

— Не будем искать, пообедаем в Кирби Стивен.

16:00. В машине, на дороге А66.

Генри после обеда повеселевший, но почувствовавший сонливость:

— Расскажите что-нибудь, мэм. Очень скучно ехать мимо этих полей. И после такого сытного обеда хочется спать.

— Что вам рассказать?

— Откуда мне знать, мэм? Ну, хотя бы, что это за горы справа, за полями?

— Это Пенинские горы. Не Апеннины. Да, хватит называть меня «мэм». У меня имя имеется.

— Простите, мэ… Извините, Оксана. Не буду больше. Но вы ведь у меня сейчас начальница, вот и срываюсь на почтительное наименование. Ну и что это за горы?

— Не насмехайтесь, надоело. Честно говоря, я про эти горы ничего не знаю. Знаю, что они невысокие, сплошные вересковые холмы. И почти нет населения. Видите, вдали, почти на север, смутно видна гора. Это Кросс-Фелл, самая высокая здесь. Что еще вам рассказать?

Смеется.

— Расскажите о себе, о семье. Она у вас своеобразная, одна сестра — студентка, финансистка в двадцать лет — чего стоит.

— Но я уже упоминала: отец у нас был финансистом. Вероятно, она это у него унаследовала. Хотела быть балериной, но сломала ногу и увлеклась финансами. Моя мама и мои деньги передала ей в управление.

— Ваши деньги? Почему их мама передала?

— Я так договаривалась с отцом. Боялась, что опять подсяду на наркотики. И вот, получу деньги в управление в двадцать семь лет или, когда рожу ребенка.

Смеется.

— Да разве трудно родить? Но у вас, наверное, скоро и возраст подойдет?

— Да, мне ведь двадцать шесть, я возраст не скрываю. Но я ничего и не собираюсь менять. Пусть Лола за меня отдувается. Просто деньги будет мне переводить не мама, а Лола.

— Удобно вы устроились. Я понял, Лола — сестра от другой жены вашего отца?

— Нет, они с Илоной не были официально женаты. Но отец не делал различия между Лолой, мной и Володей. Илона позднее вышла замуж за другого, и Лолу воспитывал отчим.

— И не ссорились?

— Отец своеобразный был, старался никогда не доводить до ссор. Я даже не знаю, кого из своих женщин он больше всего любил. Кстати, он о себе даже книжку написал, довольно самокритичную. У меня она где-то лежит.

Оксана продолжает рассказывать Генри. Тот делает вид, что слушает, временами кивая головой, как будто соглашаясь. Машина идет уже по М6. Слева и справа километрах в десяти-пятнадцати невысокие горы. Но ближе поля, временами прерываемые рощами вокруг ручьев и вересковыми пустошами.

16:40. Карлайл. Около «The County Hotel».

Генри оглядел вывеску отеля:

— Думаю, незачем искать что-то другое. Очень приличный на вид отель, и расположен удобно.

— Вам виднее, вы ведущий.

— Да? Передаете это право мне, чтобы потом критиковать?

— Нет, поверьте, Пьер, я сейчас думаю только о том, чтобы отдохнуть.

Номера у Генри и Оксаны совершенно одинаковые. Оба легли, не раздеваясь, на своих кроватях. Скромная современная обстановка, кровати двуспальные, небольшие телевизоры, рабочий стол и принадлежности для чая, совмещенные туалет и ванная. Из номера Оксаны открывается вид на крепость.

18:00. Номер Оксаны.

Оксана еще спит. Генри стучит в дверь:

— Оксана, пора вставать. Мы сюда спать приехали?

Оксана просыпается, но не хочет вставать:

— Пьер, не стучите так громко. Еще хоть пять минут.

— Хорошо, но через пятнадцать минут я вас жду в лобби.

18:30. У Карлайлского собора.

Генри и Оксана осматривают мрачноватое здание, построенное из местного камня, вероятно известняка. От времени большая часть камней стала коричневой, что и придает зданию мрачный вид. Странно, но часть собора представляет собой донжон. Вероятно, собор служил укрытием во время частых войн — перехода города из рук в руки.

— Посмотрите, Оксана, мрачновато, больше похоже на небольшой замок. Как это не похоже на итальянские соборы: светлые, радостные.

— Он очень старый. Кажется, с конца двенадцатого века. Но его перестраивали.

Генри посмотрел на двери собора:

— Закрыт. Пойдемте к замку. Возможно, там интереснее. Идут по Касл-стрит к замку. При выходе на Финкл-стрит обнаруживают, что дойти до замка почти невозможно. Нужно пересечь Финкл-стрит, а потом очень широкую многополосную Касл-уэй.

— Пьер, придется вернуться к машине, жалко.

Генри внимательно осматривает улицы:

— Если не побоитесь нарушить правила уличного движения, можно все-таки перебраться на другую сторону. Если будем возвращаться, до ужина ничего не успеем осмотреть. Решайтесь.

Оксана смотрит на Генри. Улыбается:

— Пират решает взять улицу на абордаж? Я с вами.

Последовательно перебегают обе улицы, при этом приходится бежать зигзагами, обходя заграждения. Возмущенные гудки машин, ругань шоферов, показанные средние пальцы. Последнее ограждение миновали уже испытанным способом: Генри взял Оксану на руки. Оксана, улыбаясь, крепко обхватила за шею Генри:

— Повезло, ни одного бобби вокруг.

Генри переставляет Оксану на другую сторону ограждения. Потом перепрыгивает сам:

— Ну, если бы и были полицейские, заплатили бы штраф, вы же сказали, что у вас денег много.

Дальше, до самых ворот замка ведет короткая мощеная дорога и аккуратный широкий тротуар. Оксана оборачивается, еще раз осматривает пересеченную улицу:

— Пьер, смотрите — зачем же мы нарушали правила? Видите: там цивилизованный воздушный переход через все улицы!

— Что теперь говорить. Не посмотрели внимательно. Пойдемте в крепость. Это не замок, это настоящая крепость.

Внутри крепости.

Стены крепости и большинство строений сложены из того же камня, что и собор. Но некоторые явно более поздние, построены из гладких массивных плит или из кирпича. Во дворе неинтересно, но дорога ведет на второй уровень, на стены цитадели в восточном углу крепости.

Генри и Оксана останавливаются около выложенной на полу гигантской надписи: «СЕВЕРНАЯ БРИТАНИЯ». Рядом остановилась пара молодых людей. Незнакомая девушка, с возмущением:

— Смотри, Даниэль, они и здесь пытаются нахально врать, что это их земля. Но я уверена, вся эта земля будет возвращена нашему народу. Это моя земля, моего клана.

Генри обратился, извиняясь:

— Извините иностранца. Вы разве не англичанка?

— Нет, я шотландка из благородного клана Армстронг. Эту землю у нас отобрал в 1092 году Вильгельм Второй Рыжий. Он и в 1091 пытался захватить все, но нам помогли многие кланы. А в 1092 и король, и большинство кланов отказались поддержать нас. Мы несколько столетий воевали потом за нашу землю, но вожди других кланов подло предали свою честь за деньги и поместья в Англии. Я уверена, еще несколько лет, и Шотландия станет независимой. И мы поднимем вопрос о возвращении беззаконно отнятых у нас земель.

Даниэль молчит, но чуть улыбается.

Оксана, удивленно:

— Но ведь прошло столько столетий. Живут ли еще здесь шотландцы? Как же теперь перекраивать границы? Извините, как вас зовут?

— Бренда. Перекраивать границы? А как Россия вернула себе Крым? Это не изменение границ?

— Но там был референдум, народ сказал свое слово. Крым был в составе Украины только несколько десятков лет. И то, пока это никто не признал.

— Признают. А как образовался Израиль? Ведь прошли не столетия, а почти две тысячи лет.

— Израиль — всегда исключение из всех правил.

— Значит, будет еще одно исключение.

Даниэль, тихо Оксане:

— Лучше не спорить.

— Ты, Даниэль, как и весь твой клан, всегда был соглашателем. Помолчал бы лучше.

Генри потихоньку улыбается:

— Бренда, вы с Даниэлем приехали только в Карлайл?

— Нет, мы хотим посмотреть все земли моего клана. Завтра уезжаем на машине к озерам.

Оксана удивилась:

— И мы тоже. Может быть, поедем вместе?

Бренда взглянула на Даниэля:

— Что скажешь?

— Почему нет? Конечно, поедем.

Оксане:

— Вы где остановились?

— В отеле «County».

— А мы в «Hallmark». Это совсем рядом.

Генри решил договориться конкретно:

— Так давайте завтра утром в полдевятого отправимся вместе. Договорились?

— Хорошо. Маршрут согласуем завтра. Встречаемся у вашего отеля.

7:30. 7 декабря 2015 г., понедельник. Номер Оксаны.

Оксана еще спит. Стук в дверь. Голос Генри:

— Просыпайтесь Оксана.

Не хочет вставать:

— Куда торопиться?

— Скоро выезжать, а еще позавтракать надо. Вставайте.

У отеля «County», рядом с машинами.

Все четверо уже на месте. Генри, обращаясь к Даниэлю: — Когда вам нужно возвращаться?

— Мы собирались провести здесь только уик-энд. Но Бренда захотела посмотреть озера и хотя бы взглянуть на заозерный край. Я позвонил шефу и договорился, что буду отсутствовать еще денек. Рано вечером мне нужно уезжать.

— А Бренда?

— Она ведь еще студентка. Прогуляет пару дней, никто и не заметит.

— Я посмотрел по карте. Думаю, что лучше всего поехать вдоль цепочки озер: Бассентуэйт, Деруэнт-Уотер, Уиндермир. Мы проедем все это даже до обеда, если не будем сильно задерживаться. На Алсуотер не попадем, оно останется в стороне. Но вы, если хотите, можете проехать мимо на обратном пути. А мы поедем потом в Даддонскую долину. Оксане очень интересно все, что связано с Вордсвортом и Озерной школой. Я не нашел на карте деревушку, где он и Кольридж жили, но, может быть, на месте что-то найдем.

Бренда вмешалась в разговор:

— А западнее озер мы не сможем посмотреть места?

— Боюсь, что на это у вас не хватит времени. Но мы издалека увидим Скофел-Пайк, самую высокую гору Англии.

— Не Англии, это наши земли.

Генри посмотрел на Даниэля. Тот примирительно подтвердил:

— Да, Бренда, конечно, не Англии. Поедемте, на месте уточним.

9:00. Машины свернули с А595 на А591.

Кругом поля, только на склонах у ручьев сменяющиеся вересковыми пустошами. Декабрьское солнце пусть почти не греет, но светит в полную силу. На небе ни облачка.

Ручьи все чаще. Впереди справа показалось вдали, в двух-трех километрах, озеро Бассентуэйт. Машины сворачивают на В5291. Еще пять минут, и они идут в тридцати метрах от берега. Но озеро закрыто растущими на берегу деревьями.

Мост через Ривер Деруэнт, вытекающую из озера, и, наконец, само гигантское озеро открывается перед глазами полностью. Обе машины останавливаются, все четверо выходят сквозь кусты на берег. Озеро только кажется большим. В длину — километров пять, а в ширину — только местами превышает километр.

Все четверо глядят несколько минут на озеро. Постояли и вернулись к машинам.

Оксана замечает:

— Если плыть на лодке по Ривер Деруэнт, можно попасть в город Кокермут, в котором родился Вордсворт.

Бренда ответила сразу:

— Только не зимой. А что там делать? Смотреть на дом, в котором он родился? Остался ли он?

— Нет, это я абстрактно.

Генри, как всегда, вернул к действительности:

— Есть предложение выпить кофе в Брейтуэйте, перед озером Деруэнт-Уотер. Я нашел там на карте ресторанчик со смешным названием «At The Ivy House».

Никто не против, все сели в машины и едут дальше. Выехали на А66 и буквально через десяток минут подъехали к ресторану. Тесная улочка, но у ресторана место как раз для парковки двух авто.

В ресторанчике пусто, для второго завтрака время еще не наступило. Хозяин сразу же подошел, предложил красное вино.

Даниэль отказался:

— Мы с Пьером за рулем, нам только кофе и сэндвичи с беконом. А дамы… как захотят.

Оксана среагировала первой:

— Мне только кофе со сливками и без сахара.

Бренда тоже не долго думала:

— А мне к кофе сэндвич. С беконом и сыром, пожалуйста.

Хозяин ушел.

Генри решил завязать разговор:

— Извините, Бренда, а что означает ваше имя?

— Вообще-то — меч, по-скандинавски. Но дед говорил мне, что это от древнеирландского Бренданус — король.

— Вот, вот. Я так и называю ее иногда — «королевский меч». Никогда ни с кем не соглашается — говорит, как рубит.

— Зато ты никогда не говоришь «нет», всегда увиливаешь от прямого ответа.

— Ну, какой бы я был адвокат, если бы со всеми всегда спорил.

Оксана усмехнулась. Спрашивает:

— Вы давно женаты?

Даниэль рассмеялся:

— Мы вместе уже два года. Я два раза делал предложение Бренде, но она не хочет выходить замуж, пока не получит степень бакалавра. Боюсь только, что мне придется долго ждать.

— Почему?

— Бренда год учится, год работает, чтобы оплатить учебу.

— Это ты из богатенькой семьи. А мой отец работает простым плотником. Мою учебу не может оплатить.

— Вот видите? Я предлагал ей все оплатить, мне уже прилично платят в нашей фирме, но она у нас самостоятельная, не хочет никакой помощи.

Генри продолжил свои расспросы:

— Бренда, вы так хорошо знаете все о давно прошедших событиях. Это хобби?

— Нет, я учусь в школе богословия, истории и философии колледжа гуманитарных и социальных наук Абердинского университета. В отделе истории. Пытаюсь специализироваться по истории кланов Шотландии.

— И отчаянно пытается. Я слушал ее спор с какой-то дамой — историком из Англии — на диспуте. Это было что-то с чем-то. Думал, что они вцепятся друг другу в волосы.

— Неправда, я вела себя очень корректно. Это она выходила из себя.

Генри пытается уладить начинающийся спор:

— Я уверен, Бренда, что вы вели себя очень корректно. Но, кажется, нам несут наконец кофе.

Перед мостом через все ту же Ривер Деруэнт.

Обе машины сошли с А66 на местную дорогу в Кесвик. Петляя по улицам Кесвика, выходят на В5289. Еще пара километров, и обе машины останавливаются на маленькой полукруглой стоянке.

Оксана, удивленно:

— Какие маленькие здесь расстояния! Не прошло и получаса, а мы уже у второго озера.

Генри протянул:

— Да, это не твоя Россия.

Бренда защищает «свои» места:

— Зато как у нас здесь красиво. Можно даже не спускаться к озеру. Отсюда лучше видно. Видите те островки? Так хорошо было бы провести на таком островке лето.

— А комары здесь летом имеются?

Оксана реагирует:

— Пьер умеет подложить в мед ложечку дегтя.

— Нет, это чисто практический вопрос. Если нет комаров, можно было бы взять летом выше по течению Ривер-Деруэнт моторную лодку и спуститься по реке и через два озера вниз. Была бы чудесная двухдневная прогулка. Кстати, заехали бы и в этот, как его, Оксана?

— Кокермут.

Даниэль протянул неопределенно:

— Да-а. Но сейчас нужно решать, поедем дальше по этой дороге к юго-западным озерам, вплоть до Краммок Уотер, или чуть вернемся на А591 и двинем на Уиндермир? Нам с Брендой удобней этот вариант. Легче будет возвращаться домой.

Оксана твердо заявила:

— Я хочу доехать до Даддонской долины. Собственно, она для меня — основная цель поездки.

Все немного помолчали, Генри высказал предположение:

— Все равно нам придется где-то разделиться. До Уиндермир мы сможем доехать вместе, а там разделимся. Думаю, это подходящий всем вариант. До Уиндермир мы доедем за полчаса. Но нужно решить, где будем обедать.

Бренда возразила:

— Сейчас еще рано об этом думать, мы же только недавно пили кофе.

— Тогда «по коням». Остановимся по дороге в каком-нибудь красивом месте, и вы, Бренда, расскажете нам чудесную историю о вашем клане.

Машины на дороге А591.

Долго едут вдоль берега безымянного озера. Справа — каменный парапет с дополнительным проволочным ограждением, слева — ограждения частных земель, прямо у дороги. За ними крутые склоны холмов, заросшие у дороги кустарником, а дальше покрытые вереском. Наконец, цивилизованная стоянка для нескольких машин.

Генри останавливает машину, делает знак Даниэлю. Даниэль тоже останавливает свою машину рядом. Все четверо выходят из машин, направляются к воротам, закрывающим проезд куда-то вниз, к озеру.

Генри, торжественно:

— Вам слово, Бренда. Вы готовы?

Даниэль не утерпел:

— Она всегда готова рассказать о своем клане.

— Милый, я сама могу за себя все сказать.

Как говорил мой дед, вся долина Ривер-Деруэнт, от ее истока из Деруэнт Уотер и до малых озер у ее горных истоков, принадлежала моему роду. И все холмы до перевалов. Не всему клану, а моему роду.

В 1091 году пограничные кланы совершили набег на Нортумбрию. Было взято много добычи — славный был набег. В отместку Вильгельм Второй Рыжий, вернувшись из своих владений во Франции, двинул армию и флот на Шотландию. Флоту не повезло, он был рассеян штормом. Господь дал победу и на суше — объединенные кланы не дали королевскому войску далеко продвинуться в свои земли. Король Вильгельм даже вынужден был передать Шотландии по заключенному миру некоторые пограничные территории. Но в следующем году он нарушил мир, ввел снова войска, подтянутые со всей Англии, и по восточной долине молниеносно захватил главный город клана — Карлайл.

Из-за начавшихся распрей между кланами англичане продолжили наступление и на остальные территории нашего клана. Клан отступил в горную область, около Скофел-Пайка. Это вон там, но отсюда не видно.

Показала на юго-запад.

— На следующий год наш клан, вместе еще с двумя пограничными кланами, попробовал отвоевать свои территории, но без поддержки короля и кланов это было бесполезно. Пришлось всем уйти севернее Карлайла.

Все некоторое время помолчали.

Генри прервал молчание:

— Спасибо, Бренда. Очень интересно, но нужно ехать. Видите, погода сильно меняется.

Небо затянулось тучами, похолодало. Все разошлись по машинам и двинулись дальше.

За десять минут доехали до Амблсайда, посидели в кафе «Apple Pie Eating House», выпили кофе с солидными кусками яблочного пирога. Пора прощаться.

Бренда встала из-за стола первой:

— Оксана, дай свой номер телефона. Может быть, летом созвонимся, утащим наших мужчин куда-нибудь на юг.

Улыбается.

Неловкое прощание. Машины разъезжаются в разные стороны.

В машине, на дороге А593.

Генри снова посмотрел карту:

— Нам до реки Даддон ехать минут двадцать — двадцать пять. Где-то там нужно пообедать. Или в конце А593, в городишке Бротон-ин-Фернес, или проехать еще немного и попытаться пообедать в «Dover House» около Даддон Бридж. Там и расспросить о местах, которые вы ищете.

— Едем к «Dover House».

12:00. «Dover House».

Проехать к «Dover House» оказалось не просто. По участку дороги после моста и свертка с А595 почти никто не ездит. Мокрая дорога после похолодания покрылась ледяной коркой, ехать пришлось очень медленно. А въезд на территорию закрыт воротами.

Генри вышел из машины, перепрыгнул через ограду и исчез за деревьями. Оксана осталась в машине.

Генри появился через некоторое время из-за поворота. Открыл ключом замок:

— Оксана, заезжайте. Я договорился с хозяином. Снимаем домик на сутки, плюс хозяйка готовит еду. И за все только сто двадцать фунтов.

— Разве мы собирались здесь ночевать? Я думала, мы сегодня же уедем в Лондон.

— Захотим — уедем. Потеряем деньги, но это не беда. А сейчас вам нужно отдохнуть. Мы договорились с хозяйкой, и через часок она позовет нас на обед.

В доме Генри проводил Оксану до спальни:

— Располагайтесь, Оксана. А я лягу на диване, в гостиной. Хозяйке я сказал, что мы просто друзья.

Через полтора часа. На кухне.

Генри и Оксана пообедали, пьют чай.

Оксана — хозяйке, начавшей уже мыть посуду:

— Вы не скажете, где нам найти деревни Альфоксден или Незер-Стоуи? Они должны быть где-то недалеко.

— Никогда не слышала о таких поселениях.

— В них жили Вордсворт и Кольридж.

— А кто это такие? Политики? Зачем нам нужны политики, от них только новые налоги можно ждать.

— Нет, это были хорошие поэты. Они давно умерли.

— Ну, это не для нас, простых людей. Я о таких не слышала даже в школе, когда училась.

Генри вступил в разговор:

— Оксана, я тут полазил в Интернете, пока вы спали. Нашел только Незер Стоуи. Но он совсем в другом месте, в Соммерсете. Это в Корнуолле. И у какого-то украинского исследователя нашел упоминание, что они поселились в Корнуолле.

— Нет, это ошибка. Они любили эти места. Не раз писали и о Даддонской долине, и о озерах Уэстморленда. Это там, где мы только что ездили. Туда они переселились позже. Там и женились на сестрах.

— Еще я нашел в Интернете деревню Грасмир, в которой жил последние годы Вордсворт с женой и сестрой. Там же он, кажется, и похоронен, там же его музей. Мы проезжали его за несколько минут перед тем, как расстались с шотландцами.

— Может быть, вернемся сразу туда?

— Лучше проедем по долине этой реки, посмотрим, может быть, найдем что-то. А вы расскажете мне об этих поэтах хоть немного. Я ведь полный профан в английской поэзии. В школе нам твердили только о Гейне, Гёте, Шиллере. Да и о них я уже все забыл.

В это время с улицы зашел на кухню хозяин. Генри сразу же обратился к нему:

— Может, вы слышали о деревушках Альфоксден или Незер-Стоуи?

— Нет, не слышал. Но по правому берегу Ривер Даддон имеется местечко с названием Альфа. Отдельные коттеджи, группы домов и даже почта. Это километрах в пяти отсюда. Поезжайте, спросите там.

— Спасибо. Обязательно съездим. Оксана, вы готовы?

14:00. Машина на дороге «Селла Брау» в долине Даддон.

Долина прекрасна даже зимой. Ехать приходится с небольшой скоростью, но это помогает внимательно осматривать окрестности. Дорога идет по левому берегу, но у начала деревни Альфа переходит на правый берег по старинному трехарочному каменному мосту. По всей дороге ее окружают с обеих сторон стенки из ничем не связанных между собой камней.

Еще триста метров, и — мимо приземистого здания церкви Св. Джона, с небольшим кладбищем около него — дорога приводит к почте.

На почте.

Оксана мило улыбнулась начальнику почты:

— Вы не подскажете, где-то здесь в конце восемнадцатого века была деревня Альфоксден. Но, может быть, это было просто имение.

— Не помню такой, я здесь только пятнадцать лет. А зачем вам эта деревня?

— В этой деревне жил Вордсворт. Здесь он встречался с Кольриджем.

— Я постоянно объезжаю все местные фермы и дома. Я ведь еще и почтальон. Наверное, это старинное название. Может быть, его переменили. Многие хозяева меняли названия поместий. Я знаком с поэзией Вордсворда, он воспевал нашу долину. Но его бывший дом не знаю. Извините.

— Спасибо. Даже не знаю, что и как теперь искать.

Генри тоже посчитал необходимым поблагодарить:

— Большое вам спасибо!

Оксане:

— Думаю, нам здесь больше нечего делать. Лучше вернуться к озерам, поищем музей Вордсворда.

— А успеем сегодня?

— Без проблем. Камбрия такая маленькая, что ее всю можно проехать за день вдоль и поперек. Поехали, расплатимся с хозяевами домика, где обедали.

— Но платить буду я. Вы и так платили за аренду машины, да и по дороге.

— Как скажете, хозяйка.

Оксана промолчала.

15:00. Машина проезжает Амблсайд.

Генри обернулся к Оксане:

— Еще пять километров, и приедем в Грасмир. Последний пункт нашего путешествия. Сразу же после него возвращаемся в Лондон. Вы остаетесь в Лондоне?

— Даже не верится. Я уже привыкла к непрерывному движению. Не хочется возвращаться. Насчет Лондона не знаю. У меня же билет в Вену. А вы?

— Я вернусь в Чехию. Отдохну. Нужно, чтобы рука зажила окончательно.

— Я вас замучила этой поездкой?

— Что вы? Было даже приятно. Мне по работе чаще приходится иметь дело с довольно грубыми людьми.

— Вы ничего не рассказывали о своей работе. Наверное, вы очень педантичны в работе. Я сужу по тому, как вы нашли все-таки места жизни моих любимцев.

— Да, при подготовке переговоров приходится тщательно изучать привычки, особенности и даже привязанности второй стороны. Иначе успешность переговоров становится проблематичной. Нужно все знать о второй стороне. И очень многое можно узнать из Интернета.

— У меня было совсем другое мнение о коммивояжерах. Я представляла их маленькими, суетливыми людьми, постоянно пытающимися заболтать потенциального покупателя.

— Мне не очень нравится слово коммивояжер. Всегда называю себя представителем фирмы.

— Простите, не подумала.

— Не страшно. Вот мы и приехали.

Машина около почты.

Генри вышел из машины. Прошел на почту, через некоторое время вышел и сел на свое место.

Оксана, нетерпеливо:

— Что узнали?

— Да, имеется небольшой музей в доме Вордсворта. «Дав-Коттедж» Вордсворда. На юго-востоке Грасмира, почти у дороги. Доедем за пару минут. Будем надеяться, что открыт.

«Дав-Коттедж».

Генри заплатил мужчине — хранителю музея и кассиру одновременно — четырнадцать фунтов, получил входные билеты.

Хранитель музея, то ли оправдывается, то ли рекламирует:

— Сейчас зима, посетителей нет, гиды в отпуске: вам никто не будет мешать все осмотреть. Здесь почти все сохранено в том виде, как было при жизни поэта.

Генри и Оксана, не сговариваясь, одновременно:

— Спасибо.

Оба входят в домик. Домик навевает унылое настроение, очень невзрачные комнаты. Даже Оксане захотелось скорее выйти в прилегающий садик, который оказался закрытым. Значительно интереснее в небольшом музее.

Оксана, восхищенно:

— Посмотрите, Пьер, это же подлинные рукописи. А это обручальное кольцо Мери. Замечательно. И картины. Может быть, они не очень ценны сами по себе, но здесь они прекрасны.

Внимательно рассматривает все экспонаты, переходя из комнаты в комнату. И их много: не только вещи Вордсворда, но и Кольриджа, Саути. Но все рассмотрели, пора уходить.

16:00. У домика Вордсворта.

Генри, не очень уверенно:

— Есть недалеко еще одно место, связанное с вашим любимцем — дом в Райдел-Маунт. Там Уильям и его сестра Дороти жили в более комфортабельных условиях. Не уверен, что там музей. Кроме того, если мы хотим вернуться сегодня в Лондон, нужно уже выезжать. Ехать не меньше пяти часов. Да еще где-то нужно поужинать, мы рано обедали. Что скажете?

Оксана смеется:

— На сегодня впечатлений хватит. Я уже даже почти забыла, что мы видели утром. Придется в Лондоне вспоминать поездку. Так что едем. Хорошо, что мы не сдали свои номера в отеле. А в Корнуолл, конечно, не поедем.

20:00. Лондон. У «Хилтон Кенсингтон» отеля.

Генри и Оксана выходят из машины. Генри говорит:

— Я только сдам машину и зайду к вам.

— Хорошо, я жду.

Номер Оксаны.

Оксана уже раскрыла чемодан, пытается навести порядок в своих вещах. Стук в дверь.

— Входите, Пьер.

Генри входит:

— Я только хотел спросить: вы уже решили, куда теперь направляетесь?

— Нет, буду думать завтра. Сначала отосплюсь после нашей поездки. А вы уезжаете? Когда?

— Завтра рано утром. Хочу попасть к себе в Страдонице к обеду.

— Вас там кто-то ждет?

— Если вы интересуетесь, ждет ли меня там женщина, то нет, не ждет.

Оксана смеется:

— Упаси боже, какое я имею право интересоваться вашими женщинами? Хотя Анна говорила, что у вас в каждом городе знакомые дамы, я за время нашей поездки таковых не заметила.

— Анна преувеличивает. У нас действительно нехорошо тогда получилось. Я был вынужден срочно уезжать из Брюгге. А потом все как-то не было времени приехать туда. А может быть, боялся, что отношения станут слишком серьезными.

— Вы и теперь боитесь серьезных отношений?

— По правде говоря, да, опасаюсь. При моей профессии никогда не знаешь, куда тебя судьба забросит на следующей неделе. Как тут строить серьезные отношения?

Оксана, задумчиво:

— Возможно, вы правы. Хотя, можно сменить род деятельности, если сильно любишь человека. Впрочем, это абстрактные рассуждения. Но вы приедете на Рождество в Зальцбург?

— Если это официальное приглашение, то приеду. Но я обязательно позвоню вам перед Рождеством. До свидания.

— Да, мне, действительно, хотелось бы, чтобы вы приехали. До свидания. Я вам очень благодарна за эту поездку. Одна я не выбралась бы в Озерный край. Да если бы и выбралась, столько не увидела. Спасибо!

— Но вы как-нибудь расскажите, кто такие эти поэты? Почему вы так интересовались ими?

Уходит.

 

Зальцбург

Вторник — четверг

10:00. 22 декабря 2015 г., вторник.

Страдонице. Веранда.

Генри сидит за столом с газетой и бутылкой пива. Проглядывает заголовки в газете.

Звонок телефона. Голос Оксаны:

— Добрый день, Пьер, это Оксана. Не забыли меня?

— Что вы, Оксана, как можно забыть вас и наше приятное путешествие? Жалко, что оно было таким коротким.

— Но мы собирались продолжить его.

— В Корнуолл, зимой? Не нужно, очень не хочется. Там зимой сыро. Я был как-то там.

— Нет, мы говорили о Зальцбурге, о Рождестве. Вы забыли?

— Нет, конечно, не забыл. Даже отказался от весьма интересного предложения поехать в Канаду на переговоры. Я помню: двадцать четвертого и двадцать пятого декабря, в Зальцбурге. Где встречаемся? Нужно ли бронировать отель?

— Я уже в Зальцбурге. Мы будем жить у моей хорошей приятельницы.

— А это удобно?

— Что вы! Мы с ней знакомы уже примерно двадцать лет.

— Родственница? Оксана смеется:

— Не совсем. Приедете — объясню. Можете вылететь сегодня?

— Думаю, что да. Сейчас посмотрю все в Интернете и перезвоню.

— Хорошо, жду.

Зальцбург.

Салон в доме Елены, баронессы фон Хольцберг.

Елена — дама далеко за сорок, но полностью сохранившая фигуру. Даже дома одета достаточно элегантно.

Звонит телефон Оксаны. Оксана откликается:

— Это вы, Пьер? Когда приезжаете?

— Прилетаю в Вену в 16:10. Если успею на поезд в 16:40, то буду в Зальцбурге в 19:10. Если не успею, то на час позже.

— Я вас встречу в Вене.

— Зачем, Оксана, я сам доберусь. Только в Зальцбурге встречайте или скажите адрес.

— Глупости. Я обязательно встречу. Все, незачем спорить. Жду.

Закрыла телефон. Елена заинтересовалась:

— Кто приезжает?

— Мой знакомый. Помнишь, я тебе рассказывала о мужчине, которого нарисовала в виде пирата?

— Тот, с кем ты была в Англии?

— Да, мы ездили в Озерный край. Приютишь?

— Без проблем. На Рождество? То-то ты приехала ко мне, а не в Питер. Хорошо, не так скучно будет. А у вас что-то серьезное?

— Нет, просто знакомство. Он странный, но мне с ним было интересно, он не похож на других моих знакомых.

Елена улыбается:

— Говори, говори. Я уже по твоему лицу вижу, что ты очень заинтересована. Давай перекуси, и я тебя отвезу на вокзал. Не стоит ехать в Вену на машине, в два раза дольше.

16:10. Вена. Аэропорт, зал ожидания.

Оксана ждет, прохаживается по залу.

Объявляют прибытие рейса из Праги. Ожидание.

Появляется Генри. Как всегда, без чемодана, с одним кейсом. Машет рукой Оксане. Оксана тоже машет.

— С прибытием, Пьер! Нормально добрались? Как ваша рука?

— Да я уже забыл о ней. Пойдемте скорее на такси. Может быть, успеем на поезд.

— Из аэропорта тоже ходят поезда в Зальцбург. Но я хотела бы посидеть где-то в кафе, поговорить. Я приглашаю. Проедем на главный вокзал, но на поезд не будем торопиться. Поедем на следующем, куда спешить?

— Почему вы приглашаете, а не я?

— Вы мой гость. Я должна заботиться о вас.

Улыбается.

— Ладно, сдаюсь. Но сами определяйте, куда пойдем. Я в Вене был два раза, но как-то все наспех. Так и не рассмотрел ее.

Кондитерская «Oberlaa» у главного вокзала.

Генри и Оксана сидят за столиком в углу у окна. Ждут, когда официант принесет заказ. Официант не торопится.

Генри, внимательно глядя на Оксану, как будто первый раз увидел ее:

— Расскажите, у кого вы остановились? Кто она вам?

— Мою подругу зовут Елена, баронесса фон Хольцберг. Мы с ней знакомы очень давно, я вам говорила. Она значительно старше меня, была дружна с моим отцом.

— В каком смысле?

— Нет, они не были любовниками, к сожалению.

— Не понял, почему «к сожалению». Странно слышать такое от дочери.

— Если бы они были любовниками, не погиб бы мой старший брат.

— Я совсем запутался. У вас был старший брат? Да, вы как-то упоминали Владимира. Он имел отношение к баронессе?

— Да, Володя любил Елену, хотя она была почти на двадцать лет старше его.

Генри, немного недоуменно:

— Бывает. Но как это все связано со смертью вашего брата? Можно как-то попроще?

— Это долгая история, Пьер. Если бы Елена имела отношения с папой, Володя не влюбился бы в нее. А она ответила ему взаимностью. Однажды они вместе катались на лыжах в горах, и Володя погиб. Так что, пожалуйста, ни в коем случае не упоминайте о катании в горах. Хотя это одна из приманок для туристов в Зальцбурге зимой.

— Вот теперь понял. Не волнуйтесь, я не катаюсь на горных лыжах.

Делая серьезный вид:

— Что еще? Какие еще имеются табу?

Оксана улыбается:

— И не влюбляйтесь в Елену!

Генри, с самым серьезным видом:

— А что, она такая привлекательная? Боитесь, что я тоже погибну в горах?

Оксана, негодующе:

— Вы все смеетесь. А это наша самая большая семейная драма. Мама до сих пор не может это простить Елене.

— Извините, Оксана. Я все понял. Давайте больше не будем об этом.

Официант принес кофе, булочки, масло и сливовый джем. Оба некоторое время помолчали.

Оксана опять начала говорить:

— Пьер, меня немного удивляет ваше имя. Для Германии такое имя немного необычно.

Генри, после некоторого молчания:

— Это все моя мама. По документам я Генри, моя мама-француженка хотела назвать меня Пьер, в честь деда, но отец воспротивился, и в свидетельство о рождении записали Генри. Поэтому я все время путаюсь с именами. Во Франции и Бельгии меня зовут Пьер, а в Германии — Генри.

— Но Генри тоже необычное для Германии имя. Скорее вы были бы там названы Генрих.

— Все просто. Мой отец — поляк, почему-то ему нравилось это имя. То ли это имя писателя, то ли любимого литературного героя. Не знаю, не задумывался.

— А почему не спросили отца?

— Папаша смылся, когда мне исполнилось шесть месяцев. Я его никогда не видел.

— Теперь вы меня извините. Можно, я буду называть вас Генри?

— Да, пожалуйста. Назовите хоть горшком.

Оксана рассмеялась:

— Это же русское выражение! Откуда вы его знаете?

— Не помню, наверное, слышал или читал. Для этого разговора вы и предложили попить кофе?

— Частично, да. Но я хотела также просто посидеть рядом, без присутствия кого-либо.

— Даже присутствия подруги?

— Не ищите второй смысл в моих словах, Генри. Вот, назвала так. Немного непривычно самой слышать. Давайте заканчивать «кофепитие». Нам пора на поезд.

19:30. Зальцбург. Салон в доме Елены.

Елена встала навстречу входящим Генри и Оксане:

— Рада приветствовать друга моей Оксаны.

— Я же тебе говорила: Генри — просто мой приятель.

— Да, конечно, конечно. Извините, Генри. Мы всегда немного подшучиваем друг над другом. Кстати, Оксана, кажется, ты называла другое имя — Пьер?

— Мы тоже иногда с Генри шутим.

— Ах, прости. Понятно. Генри, надеюсь, вы пробудете у нас до конца Рождества? Знаете, двум женщинам очень скучно оставаться одним на такой праздник.

Генри не успел ответить. Оксана перевела разговор:

— Я надеюсь утащить Генри еще и на Новый год в Петербург, к маме.

— Берегитесь, Генри. Обычно к маме везут жениха. Вас не пугает такая перспектива?

— Как-то не привык бояться чего-либо. Да у Оксаны, по-моему, и нет таких дальних замыслов.

— Хватит, Елена, смущать Генри. Боюсь, что он может принять твои шутки всерьез. И убежит, оставив нас одних на праздники. Лучше скажи, чем собираешься нас кормить на ужин. Генри не ел ничего существенного уже много часов. На таких коротких рейсах не кормят.

— Ничем не собираюсь кормить. Ты же знаешь, я — повар весьма посредственный. Заказала места в кафе. Через полчасика поедем. А пока покажи, пожалуйста, Генри его комнату. Третья спальня наверху свободна.

— Нет, Генри разместится в гостевой, на первом этаже. Ему это будет удобнее.

Елена пожала плечами:

— Ну, если ты так считаешь…

20:30. Кафе на Пеликанштрассе.

Все трое сидят у окна. Генри по привычке посмотрел на выход, в окно и на дверь, ведущую на кухню:

— Довольно уютно и тихо.

Елена, негромко:

— Да, мы сюда иногда ходили с Михаилом, отцом Оксаны. А раньше с Отто — моим мужем. Но это было совсем давно.

Генри промолчал, не стал спрашивать о муже.

Подошел официант, раздал карты блюд. Все трое погрузились в их изучение. Официант ждет. Наконец, заказы сделаны.

Оксана обратилась к Елене:

— Как спланируем завтрашний день?

— Приготовить завтрак у меня умения хватит. После завтрака поедем покупать елку. Наряжать ее будем после обеда. Обедать пойдем в кафе недалеко от дома. Вечером после кафе мне не хотелось бы куда-то идти. Посидим дома, посмотрим пару фильмов. Вот и все. Генри, вам не будет слишком скучно от такой программы?

— Нет, я с удовольствием посижу вечером в компании с такими интересными женщинами. У себя в Чехии я слишком часто сижу дома один. А когда выезжаешь на переговоры, обстановка достаточно нервная, да и встречаешься в основном с мужчинами. Боюсь только, что, наоборот, вам будет скучно со мной.

— Не верь, Елена, он прибедняется. Ведь почти все время в поездках — мне Анна говорила, что он объездил всю Европу. Наверняка, есть что нам рассказать.

— Хорошо, но мы оставим рассказы Генри на двадцать четвертое. Пусть он нам за праздничным столом расскажет о своих самых интересных поездках.

Генри не успел возразить, так как на удивление быстро официант принес почти все заказанное.

21:20. В машине Елены.

Машина едет по Фогельвайдерштрасе. Елена пытается рассказать, о знаменитом миннезингере Фогельвайде, но не успевает.

Машина уже вышла ко дворцу «Мирабель», затем мимо дома Моцарта на набережную. Все ближе сияют на другом берегу реки огни крепости Хоэнзальцбург. Машина проезжает мост Штатбрюкке через Зальцах и останавливается на смотровой площадке у реки.

Елена объясняет:

— К крепости мы не подъедем. В крепость ведет фуникулер. Но погуляем по Старому городу. Там есть на что посмотреть. Да просто вдохнуть дух старинных переулков. А на нашу крепость, которой уже более девятисот лет, лучше смотреть немного издали.

Все трое идут по Старому городу, мелькают улицы и переулки: Гетрайдегассе, Юденгассе, Бродгассе, Гольд-гассе. Переулки — как ущелья между тесно застроенными, без единого просвета, домами. И внезапный выход на широкую площадь Резидентплатц. Прямо перед глазами — Зальцбургский кафедральный собор.

Елена довольна произведенным эффектом:

— Собор был в первый раз построен в восьмом веке. Неоднократно горел, перестраивался. Один раз, в конце двенадцатого века, его сожгли вместе со всем городом по приказу Фридриха Барбароссы. Чем-то архиепископ не угодил императору. Но все равно вид внушительный. Кстати, в нем был крещен Моцарт. Здесь почти везде что-нибудь связано с Моцартом: то дом, где он родился, — это где-то рядом; то дом, где он жил, — мы проезжали мимо; то места, где он выступал. А теперь выйдем на Капительплатц, посмотрим на крепость.

На Капительплатц отступили почти под стены собора. Отсюда, как будто висящая над крышами невысоких домов, сияет совсем рядом ярко освещенная крепость.

Хоензальцбург со своими бастионами, высокими стенами, кажущимися из-за заросших лесом склонов солидного холма совершенно неприступными, выглядит величественно. Особенно, если не знать, что крепость только раз успешно отразила осаду восставших крестьян, а во второй раз сдалась войскам Наполеона без единого выстрела.

Елена предложила вернуться:

— Все, на сегодня достаточно. Пойдемте к машине.

Провела машину мимо дома, где первое время жил Михаил, не забыв упомянуть об этом, и через пару минут доставила всех домой.

23:00. Зальцбург. Салон в доме Елены.

Елена, обращаясь к Генри:

— Вы, наверное, устали, день был напряженным.

— Да, и я хотел бы посмотреть почту.

Делает шаг к своей комнате, но возвращается:

— Я посмотрю, что у вас имеется в холодильнике?

— Вы остались голодны?

— Нет, хочу посмотреть, чем вас завтра кормить.

Елена переглянулась с Оксаной:

— Почему вы?

— Но вы же сказали, что повар не ахти какой. Я утром съезжу в универсам, куплю все, что необходимо. Мы ведь и в вечер Рождества будем дома?

— Я планировала заказать все из ресторана.

— Лучше я что-нибудь приготовлю. Все равно двадцать четвертого мы из дома, видимо, никуда не пойдем?

Оксана улыбнулась.

Елена пожала плечами:

— Ну, если хотите, кухня, холодильник, морозильная камера и все шкафы на кухне в вашем распоряжении. А мы пойдем отдыхать.

Оксане:

— Ты не говорила, что Генри умеет готовить.

Обе поднимаются на второй этаж. Генри уходит на кухню.

Спальня Елены.

Оксана, очень заинтересованно:

— Ну, что скажешь?

— О Генри? Ничего особенного не скажу. Мужик, уверенный в себе. Здоровенный. Судя по тому, что он готов заняться приготовлением пищи, не пытаясь хоть как-то заигрывать с тобой, он либо нерешительный, либо не очень заинтересован. Или мне это так кажется?

— Не знаю. Но нерешительным его назвать никак нельзя. А относительно меня? Какого черта он терпел мои выходки столько дней, если не интересуется мной?

Елена смеется:

— Ну, значит, чувствует, что это ты заинтересована в нем. И не спешит, размышляет.

— Я спросила его однажды, почему у него не сложились серьезные отношения с Анной в Брюгге. Ведь он ей очень нравился. Целый год его потом ждала. А он ответил, что боится серьезных отношений. Что при его профессии это почти невозможно — все время в разъездах.

— И сейчас боится? Но если бы захотел, вполне мог бы просто предложить тебе свободные отношения. Мало ли у тебя было мимолетных связей?

— Да, хватало. Но ведь все это в прошлом, когда была моложе, особенно, когда сидела на наркоте. Ладно, пойду купаться и спать. Завтра, наверное, будет хлопотный день. Пока.

— Спокойной ночи.

8:00. 23 декабря, среда. Салон в доме Елены.

Генри уже накрыл стол. На столе расставлены три прибора, рядом все необходимое для кофе: масленка, сахарница, варенье, дольки лимона на тарелочке. Рядом небольшой стол с молочными продуктами и дополнительными приспособлениями.

Елена и Оксана спускаются со второго этажа.

Оксана, удивленно:

— Генри, зачем вы разбудили нас так рано.

— Уже восемь часов. Мне нужно покормить вас и поехать на рынок. Я почти ничего не нашел здесь для праздничного стола.

Елена поинтересовалась:

— Может быть, мы тоже поедем с вами?

— Нет, вы будете меня задерживать. Лучше после того, как я привезу все необходимое, мы с вами еще раз поедем на Рождественскую ярмарку.

Оксана улыбается:

— Не спорь с ним, Елена. Если Генри что-то решил — его не переубедить.

— Дамы, на завтрак у нас всего лишь овсяная каша. Я забочусь о ваших фигурах. И к каше только молочное — кефир, сливки, молоко. Но кофе приготовлю по индивидуальным заказам. К кофе не будет ни торта, ни пирожных, но сухарики готовы.

Елена развела руками:

— А из чего можно выбирать кофе?

— Все, что пожелаете: кофе по-турецки, капучино, ай-риш, кофе с коньяком. К сожалению, я не нашел в доме кофеварку для эспрессо, так что на американо или на кофе по-венски не надейтесь.

— Мне айриш, что это? Никогда не пробовала.

— Кофе со взбитыми сливками и алкоголем. Что из спиртного предпочитаете? Можно виски, коньяк, ирландский ликер.

— Лучше ликер.

— Заказ принят. А вам что, Оксана?

— Мне черный кофе. А вы что будете?

— Себе и вам сделаю кофе по-турецки. Джезву в доме обнаружил. Елена, у вас образцовое хозяйство. Но чашек для айриш я не нашел. Подам в чашках для эспрессо. Эти я у вас обнаружил. Ну, и дайте ключи от машины.

Дамы замолчали, наблюдая за Генри, как он готовит кофе по их заказам. Елена и Оксана кладут на тарелки кашу.

Оксана при этом морщится.

10:00. Салон в доме Елены.

Елена и Оксана разговаривают у окна.

Генри входит, несет в руках коробку:

— Поможете мне разобраться с покупками?

Елена удивлена:

— Что, так много накупили?

— Но у вас же почти ничего съедобного не было.

Пойдемте вниз к машине.

Все уходят.

Вереницей входят снова. Несут в руках пакеты, коробки.

Оксана, негодующе:

— А елка? Генри, мы будем сидеть здесь без елки?

— Ее привезли отдельно. Сейчас занесут.

Раскладывает принесенные продукты в холодильник и морозильную камеру.

Два парня вносят огромную елку. Не могут поставить: потолки слишком низкие. Вытаскивают пилу, отрезают внизу часть ствола елки и нижние ветки. Устанавливают елку в дальнем углу салона на крестовину.

Высокий парень:

— Счастливого Рождества!

Елена в ответ:

— Спасибо! Вам тоже. Сколько с меня?

— Ничего. Все оплачено.

Оба уходят, забрав с собой отрезанные ветки.

Елена, обращаясь к Генри:

— Наряжать будем, как я говорила, после обеда. Игрушек у меня много.

— Я тут тоже ящичек игрушек привез. Не помешают. Посмотрим после поездки.

— Сейчас мы с Оксаной переоденемся.

Уходят с Оксаной на второй этаж.

11:30. Резиденцплатц.

Генри, Елена и Оксана пробираются через толпу покупателей и любопытствующих.

Елена рассказывает:

— Сначала мы пройдем эту площадь и Домплатц. Посмотрим, что и где продается. Собственно, что мы собираемся покупать?

Оксана, нерешительно:

— Я видела у тебя коробку конфет с Моцартом. Хочу купить несколько таких коробок для мамы и в Израиль. Ну и еще что-нибудь. Что понравится.

— Такие коробки здесь лучше не покупать. Мы потом зайдем на Альтенмаркт, там, в специализированном магазине, коробки конфет «Моцарт» значительно дешевле.

Генри тоже откликнулся:

— А я не нашел утром Святого Николауса, чтобы было что поставить к елке. И еще кое-что. Не скажу, так как сам не знаю точно. Вообще, здесь цены рассчитаны явно на туристов и приезжих. Хорошо, что я все закупил утром в обычных магазинах.

Все трое продолжают движение. Елена ведет гостей в сторону колоннады, за которой показалась площадь Дом-платц.

И снова водоворот туристов, лавки и лотки, заваленные украшениями, игрушками, подделками под предметы искусства, изделиями ремесленников.

На площади Домплатц.

Оксана не утерпела, купила несколько игрушечных зверушек. Потом остановилась у ларька, предлагавшего озябшим посетителям горячий фруктовый пунш:

— Давайте выпьем по стаканчику. Здесь к пуншу подают жареный миндаль и каштаны.

Действительно холодновато, все согласились глотнуть горячего пунша.

Генри нашел наконец красиво украшенного Святого Николауса, заплатил, не торгуясь. Несет тщательно упакованного в коробку. Остановился у ларька с бижутерией, но ничего не купил.

Елена, озабоченно:

— Мы здесь совсем замерзнем, пойдемте еще на Альтенмаркт, а потом обедать.

На Альтенмаркт.

Снова пришлось пройти Резиденцплатц. Но площадь Альтенмаркт оказалась совсем рядом.

Елена и Оксана выбирают коробки конфет «Моцарт» в специализированном магазине.

Генри заходит в ювелирный магазин и покупает подарки дамам.

Встретились все у магазина конфет. Генри замечает:

— Пора подумать об обеде.

Оксана подкалывает его:

— А кто обещал кормить нас?

— Я обещал. Но дома будет сегодня только ужин. Если хотели обедать дома, не нужно было брать меня с собой.

Елена успокаивает Оксану:

— Здесь рядом много ресторанов. Пойдемте.

Все уходят.

22:30. 23 декабря. Салон в доме Елены.

В дальнем углу салона наряженная елка. У ее подножия Святой Николаус. Елена и Оксана расположились на диване, Генри сидит на стуле. Все смотрят боевик.

Оксана широко раскрывает глаза, ахает, когда на экране бойцы команды 117 попадают, казалось бы, в безвыходные ситуации, радостно вздыхает, когда они с честью выходят из таких ситуаций, прикончив попутно кого-нибудь из врагов.

Елена попеременно смотрит то на экран, то на реакцию Оксаны и Генри.

Собственно, на реакцию Генри смотреть не интересно: скептически посматривает на перипетии команды 117, время от времени закрывая глаза и отдыхая.

Наконец бойцы перебили всех врагов, освободили девушку и разведчика, попавшего к ним в лапы. Ни один боец не погиб. Главный герой, получив несколько ранений, сидит на подножке машины, опираясь на свою винтовку. Спасенная девушка смотрит на него с восхищением.

Оксана, очень возбужденно:

— Когда смотрю такой фильм, мне кажутся такими мелкими все наши неприятности. Вот это жизнь, полная приключений, азарта, борьбы.

Елена удивилась:

— Тебе хотелось бы пожить такой жизнью?

— Не знаю, смогла бы я? Да я ничего и не умею. Так могут герои, супергерои.

Генри не выдержал, вмешался, вставая со стула:

— Оксана, вас не смущает, что бойцы перебили кучу людей. По-моему, в фильме застрелили не меньше пятнадцати бандитов. Ведь это тоже люди.

— Но это плохие люди, это враги, бандиты, диверсанты или кто там, я не совсем поняла.

— Если я правильно понял, отряд действовал в чужой стране. А бандиты были местными. Ведь у них, наверное, есть родственники, невесты, жены, дети. И они смотрели на отряд, как на людей, вмешивающихся в их жизнь.

— Все равно, они плохие парни, а бойцы отряда — хорошие.

— Ну, если так делить людей: на своих — хороших, а чужих — плохих, то все правильно. Немного смешно смотреть такой фильм.

Теперь удивилась Елена:

— Почему?

Оксана, почти возмущенно:

— Как вы можете так говорить?

— Ну, посмотрите. В последней схватке в героя стреляют более двадцати раз. Только два раза ранили. Да его пристрелили бы через пару минут, если бы он так высовывался перед каждым выстрелом. По движущейся машине отряда выпустили шесть очередей, а она спокойно продолжает путь. А по бандитским машинам… Сколько раз стреляли? Да за такую стрельбу сразу же нужно отчислять из спецотряда.

Оксана защищается:

— Но по движущейся машине трудно попасть.

— Да, трудно, если стреляешь из пистолета или винтовки, одиночными выстрелами. Но здесь же стреляли из автоматов, а один раз из пулемета. И посмотрите, сколько раз главный герой стрелял из простого пистолета. Да он, не меняя обойму, выстрелил более тридцати раз. Просто смешно. А сцена в баре? Бандиты аккуратно старались расстрелять все бутылки на полках, а бойцам хотелось выбить все стекла в окнах. Никто не стрелял в противников. Было не менее сотни выстрелов, и только в самом конце главный герой за несколько секунд перестрелял всех бандитов в баре. А они, как один, выскакивали навстречу ему.

Оксана, возмущенно:

— Вы говорите, как будто сами умеете стрелять. Посмотрела бы я, как действует «представитель фирмы» в таких ситуациях.

Елена старается утихомирить страсти:

— Оксана, не нужно так.

— Да, Оксана, легко критиковать. Наверное, мне лучше бы помолчать. Ведь в кино не интересно было бы смотреть реальные действия спецотрядов.

— А вам это знакомо?

— Понаслышке. Один мой знакомый в Будапеште рассказывал, как он два года пробыл в Штатах в этаком спецотряде по борьбе с наркоторговцами. Мне кажется, ему можно было верить.

Теперь заинтересовалась Елена:

— И что он рассказывал?

— Он говорил, что после каждой операции пил беспробудно почти неделю: пытался забыться от кошмаров.

Оксана не уступает:

— Но он же воевал с наркоторговцами. Вы так сказали.

— Да, с наркоторговцами. Но любых людей убивать очень тяжело. Особенно, если о них почти ничего не знаешь.

— А киллеры? Они тоже переживают после того, как выполнят задание?

— Не знаю. Наверное, по-разному.

— Но вам приходилось разговаривать с киллерами?

— Только раз. Однажды мы разговорились с одним мужчиной в Копенгагене. Он здорово поддал. Наверное, захотелось отвести душу. Рассказал, что отдыхает в Копенгагене после акции в Италии. Жаловался, что было трудно найти позицию. Все время мешали. То прохожие заслоняли, то ребенок появился рядом. Пришлось два дня следить, пока удалось выстрелить.

— Разве прохожий или ребенок остановят киллера?

— Откуда мне знать. Говорю только то, что слышал в Копенгагене. Дамы, какой-то у нас нехороший разговор. Перед таким праздником нельзя портить себе настроение. Елена, у вас найдется что-то легкое выпить?

— Извините, совсем забыла о своих обязанностях хозяйки. Генри, пойдемте, выберем в подвале вино. Я в вине плохо разбираюсь.

В полуподвале дома Елены.

Елена и Генри в помещении нижнего этажа заходят из коридора в комнату со стеллажами. На стеллажах солидное количество различных бутылок.

Генри с восхищением разглядывает эту коллекцию:

— Елена, откуда у вас такое богатство?

— У меня есть еще один домик, доставшийся мне после мужа. Я сдаю его виноторговцу. Наверное, дешево, так как он чуть ли ни каждый месяц привозит вина и крепкие напитки из своих запасов. А у меня их некому пить.

Генри берет со стеллажа и рассматривает одну за другой бутылки:

— Я просто восхищен. Не поверю, что он делает это только из-за низкой арендной платы. Здесь есть просто великолепные экземпляры.

Елена улыбается:

— Иногда мне кажется, что он пытается ухаживать за мной.

— И насколько успешно?

— Во-первых, он женат, во-вторых, он мне чем-то напоминает моего бывшего мужа — Отто. А о нем у меня не очень хорошие воспоминания.

— Елена, Оксана упоминала, что вы были много лет дружны с ее отцом. Мне дружба между мужчиной и женщиной всегда казалась чем-то странным.

— Почему? Вы ведь тоже просто дружны с Оксаной? Она так сказала. А нас с Михаилом действительно связывала дружба. Мы вместе ходили в театр и на концерты. Я была знакома и с Галиной, его бывшей женой, и с Илоной, матерью его дочери, и со всеми детьми.

— Да, но мы с Оксаной знакомы совсем недавно. Не знаю, как ей, мне приятно быть в ее обществе. Мы очень разные люди, может быть, это и сближает нас.

— А что дальше? Извините, если мой вопрос кажется вам неуместным.

— Не знаю. Я не знаю даже, где я буду через неделю.

— Оксана говорила, что постарается увезти вас в Петербург на Новый год. Так что, возможно, это и есть ваше ближайшее будущее.

— Да, она говорила, что хочет на Новый год проведать мать. А у меня как раз сейчас свободное время.

Выбрал наконец три разные бутылки:

— Пойдемте?

В салоне у Елены.

Оксана все так же сидит на диване. Входят Генри и Елена. Генри с тремя бутылками в руках.

Оксана, разыгрывает недовольство:

— Вы так долго… Генри, вы не забыли второе табу?

Генри пытается сохранить серьезность. Но это у него не получается. Улыбается в конце концов:

— Что вы, Оксана. Я ни на кого, кроме вас, даже не смотрю.

Елена заинтригована:

— Что за второе табу?

Генри все так же серьезно:

— Это секрет.

Оксана строгим голосом:

— Я его предупредила: не влюбляться в тебя.

Теперь Елена смеется:

— Оксана, милая, ты шутишь? Мне уже далеко за сорок. Генри, опять с напускной серьезностью:

— Ну, если бы не приказ Оксаны… не знаю, не знаю. И, вообще, при чем здесь возраст? Ладно, хватит разыгрывать меня. Давайте лучше выпьем по бокалу этого прекрасного французского шампанского.

Оксана нападает:

— Но вы, Генри, ведь не пьете.

Елена с удивлением посмотрела на Генри.

Генри оправдывается:

— Не пью, когда на работе, когда за рулем, когда жду чего-то плохого. Но что может случиться плохого в такой вечер, в компании двух прекрасных дам?

Достает бокалы, вскрывает бутылку, разливает шампанское:

— Еще не Новый год, нельзя говорить об ожиданиях будущего года. Но мне хотелось бы выпить за то, чтобы этим годом закончились все неприятности, чтобы ушло все, что мешало нам жить спокойно и радостно.

Елена, с подтекстом:

— Можно ли перевести ваш тост как пожелание покончить с вашим одиночеством?

— Как-то не задумывался об этом. Не стоит в мои слова вкладывать смысл, которого там нет. Я говорил не о себе, а о всех нас. Если же говорить обо мне, хотелось бы оставить в прошлом кочевую жизнь, непрерывные контакты со все новыми и не всегда приятными людьми.

— Но это почти совпадает с тем, что я сказала.

— Вам так кажется? Не буду спорить, за каждыми словами можно увидеть совершенно разный смысл. Но давайте лучше поверим крупному авторитету — Плиний Старший сказал: «IN VINO VERITAS». Выпьем!

Оксана что-то горячо говорит Генри. А он, не соглашаясь, только качает головой.

8:00. 24 декабря 2015 г., четверг. Салон в доме Елены.

В салоне никого нет.

Сверху спускаются Елена и Оксана. Разговор по-русски. Начинает Елена:

— Я не пойму твоего отношения к Генри. Нормальный мужик. Кажется, без дурных привычек. Работает и, чувствуется, что достаточно обеспечен. Вчера чуть ли не открытым текстом заявил, что ему надоела разъездная одинокая жизнь. Бери его за шиворот. Поверь, он уже созрел для этого. А если протянешь слишком долго, ускользнет.

— Я тоже все это вижу, не слепая. Но страшно.

— Что тебе страшно? Не сложится совместная жизнь — разойдетесь. Но у тебя будет наконец ребенок. Тебе не нужно думать, как потом обеспечить себя и ребенка. О тебе позаботился отец. Знаешь, я до сих пор жалею, что не родила от твоего отца. Все тогда было бы по-другому.

Оксана, удивленно:

— Но разве вы были вместе?

— Нет, но это зависело и от меня. Мне он очень нравился. Однако я стеснялась показать это. Теперь понимаю, прояви я настойчивость, мы были бы вместе. Мужчина есть мужчина, и я не была бы сейчас одна. Так что не теряйся, подруга.

В салон из кухни входит Генри. Все слышал. Но не подает вида. Дальше разговор на немецком.

— Что обсуждаем, дамы? Надеюсь, не меня?

Оксана, напористо:

— Не надейтесь. Но, конечно, не вас. Думаем, как нам не заскучать вечером. Я не очень знаю, что нужно делать в канун Рождества. В Питере мы отмечали Новый год, там все понятно: салат оливье, шампанское, песенки у елочки. А потом водка, много водки, и все свалились, где застал сон. А утром хмурое пробуждение. Поиски кислой капусты или стаканчика водки, чтобы опохмелиться.

Генри с любопытством смотрит на Оксану.

Елена, почти возмущенно:

— Что ты говоришь, у тебя была интеллигентная семья. Знакома с твоей мамой, она водку в рот не берет. Не поверю про «много-много водки».

— Я не про семью. Просто помню, как встречали Новый год в десятом классе. Мне тогда удалось удрать из дома.

— В десятом классе? Вы были такой боевой?

— Не боевой, а беспризорной. Отца видела только в каникулы, иногда. Мать вся в работе, дед и обе бабушки уже умерли. Володя жил отдельно, отец оплачивал ему квартиру в Москве. А я делала, что хотела. Тогда же впервые прикоснулась к наркотикам.

— А как отмечают эти праздники в Израиле?

— Там раньше не отмечали Новый год, тем более Рождество. Только теперь, когда приехало много русских, на Новый год даже премьер или президент поздравляют по телевизору. А местные в конце декабря справляют Хануку. Сейчас это практически детский праздник.

А чем вы собираетесь угощать нас?

— Пока это тайна. Пойдемте на кухню: завтрак я уже приготовил. А потом вы отправитесь гулять по городу, чтобы не мешать мне. Через час созвонимся, и я найду вас.

Елена удивляется:

— Вы все приготовите за час?

— Ну что вы. Приготовлю обед и кое-что заготовлю для ужина, чтобы потом, уже после обеда, все быстро доделать.

Все трое уходят на кухню.

22:00. Салон в доме Елены.

Стол празднично накрыт, на льняной скатерти фарфоровый сервиз с баронскими коронками. Дальний угол стола украшен хвойной веткой. Слева, в той части, где могли бы сидеть гости, — ваза с красными гвоздиками. В середине возвышается батарея бутылок всех видов и сортов.

Елена и Оксана сидят за столом, посмеиваются, ожидая предстоящее «чудо».

Генри вносит из кухни поднос с закусками. Здесь все на любой вкус: привычный салат оливье, сочные ломтики вареного языка, жульен в маленьких вазочках, прочие мелочи. На отдельном блюде торжественно вносится салат «козел» — по краям набор овощей: свекла, морковь, редька, огурцы, помидоры, сладкий перец, а в середине крупный жареный цыпленок, почти петушок, символизирующий козла. Громко рассказывает европейскую символику овощей «козла в огороде»: здоровье, успех, удача, процветание, долголетие, радость в доме.

Дамы в восхищении от представления.

Генри, обращаясь к Елене:

— Елена, у вас превосходный сервиз. По-моему, старинный. Остался от мужа?

— Где вы его нашли? Я совсем забыла о нем. Это еще от тетушки Отто. Ей подарил дедушка на свадьбу, еще до войны.

— Так он не очень старинный?

— Нет, Оксана, старинный, Мейсенский. Видишь — скрещенные мечи. Свадьба была еще до Первой мировой войны.

Генри, почти торжественно:

— Внимание! Индивидуальные подарки! Это Оксане.

Вносит небольшое блюдо с шампиньонами, фаршированными спаржей, украшенными овощами и сыром. Отдельно соусница из баронского сервиза со светлым соусом.

— Вы у нас практически европейка. А теперь Елене.

Приносит завернутое в фольгу блюдо.

Елена разворачивает фольгу. На овальной тарелочке, из того же сервиза, — карп, запеченный в духовке. Рядом овощи: помидоры, огурцы, болгарский перец.

— Вы, Елена, волжанка. Вам рыба.

Оксана, опять подкалывает:

— И это все? Больше ничего на столе не будет?

Елена успокаивает:

— Оксана, ты немного торопишься.

— Продолжение будет после второй рюмки. А теперь выпьем и закусим.

Поднимают рюмки с вином, чокаются.

Через некоторое время Генри приносит из кухни большое блюдо, прикрытое бумажным полотенцем. Открывает его. На блюде лоснящийся кукурузным маслом гусь, запеченный с яблоками. С боков к нему прилегают кружочки лимона.

— Я знаю, в Австрии не положено на такой праздник готовить блюдо из птиц — считается, что счастье может сразу же улететь. Но, надеюсь, вы мне простите.

Елена, Оксане:

— А ты боялась, что останешься голодной.

— Сдаюсь. Генри, вы просто мастер, вполне можете работать шеф-поваром.

— Да, была у меня мечта: купить маленькую гостиницу с ресторанчиком, жить там спокойно, не заботясь о поездках, деловых встречах, неприятных разговорах.

Елена, улыбается:

— Так что же мешает? Нет денег?

— Денег, вроде, достаточно. Я получаю хорошие комиссионные от заключенных сделок. Но…

Теперь уже интересуется Оксана:

— Не с кем делить хлопоты? Нет избранницы?

— Подозреваю, что желающие нашлись бы. Но, когда я представил, что это означает оставаться на одном месте навсегда, — мечта стала таять в воздухе.

Ужин продолжается. Потом Генри принес все для чаепития. Все трое оживленно переговариваются, не касаясь серьезных тем.

23:45. Там же.

Со стола все прибрано. Сидят на диване, смотрят на экран телевизора, но там ничего интересного.

Оксана спрашивает:

— Генри, вы, наверное, окончили привилегированную школу?

Генри изумленно:

— Почему?

— Знакомы со многими обычаями, щеголяете «умными» цитатами.

— Да, школа очень «привилегированная». Вернее, почти сто процентов учащихся были «привилегированными». Никто нас не заставлял учиться, а мы и не учились. Большинству так и выдали справки, что мы отсидели в стенах школы положенное число лет. И в результате не получили никакого образования.

Елена, удивленно:

— Но почему? А дома разве не следили за вашей учебой?

— Сложно сказать, за чем следили дома. Мой папаша, я уже говорил это Оксане, сбежал, когда мне было шесть месяцев. Мать работала на двух работах, чтобы платить за квартиру и прокормить нас. Ей было не до меня. В доме были две книги: Евангелие и молитвенник.

— Трудно поверить, ведь вы имеете приличную и, кажется, хорошо оплачиваемую работу. Вы явно образованы.

— Я как-то в Чехии купил у наследников целую библиотеку их деда. Там были в основном немецкие и английские книги. Немного чешских, переводы с других языков. Немного русских и испанских книг. Досуга у меня между командировками много, вот я и читаю.

Прервалась передача, заиграла музыка.

Оксана прервала разговоры:

— Тише, сейчас будет ровно двенадцать. А что нужно делать в двенадцать, Елена?

Елена, очень буднично:

— Целовать своих избранников.

— Но кого?

— Если ты не знаешь, подам тебе пример.

Делает вид, что встает. Оксана сразу запротестовала:

— Нет, нет, я сама справлюсь. Генри, вы пойдете со мной танцевать?

Генри, немного растеряно:

— Как скажете.

Оба встают с дивана. Оксана обвила руками шею Генри, целует его.

Елена, вставая с дивана:

— Браво. Наконец-то. Ладно, я устала, пойду спать.

Генри отстранился:

— Ничего подобного, мы не разобрали подарки. Сегодня уже двадцать пятое, можно разбирать их.

Оксана удивилась:

— Но вы сказали, что подарки были за столом.

— То были одни подарки, а эти — другие.

Оксана и Елена получили платиновые подвески, на одинаковых цепочках, но с разными камнями — под цвет волос. Для Генри тоже нашелся у Елены подарок: тирольская шляпа с пером и гигантские ботфорты.

00:15. 25 декабря, пятница. Салон в доме Елены.

Елена прощается:

— Всего вам хорошего. Пойду наконец спать.

Уходит на второй этаж.

Оксана смотрит нерешительно на Генри, берет за руку: — Пойдемте ко мне, поговорим.

Уходят на второй этаж.

 

Москва, Петербург

Пятница — четверг

7:30. 25 декабря 2015 г., пятница. Зальцбург.

Спальня Оксаны.

Еще темно. Генри и Оксана в постели. Оксана проснулась, потянулась к Генри. Он, не открывая глаза, притягивает ее к себе.

8:30. Там же.

Генри проснулся, смотрит на спящую Оксану:

— Просыпайся, ты хотела поговорить.

Оксана открывает глаза, молчит. Приподнимается над подушкой, натягивая на грудь одеяло, оглядывается вокруг, потом переводит взгляд на Генри:

— Я забыла, что хотела сказать. Да, вот. Поедешь со мной в Питер? Я серьезно.

— Поеду, раз приглашаешь.

— Генри, скажи, ты действительно хочешь покончить со своей профессией?

— Если б ты знала, как мне этого хочется!

— Я не вижу, в чем тогда проблема. Мне тоже надоела моя кочевая жизнь. Болтаюсь между Европой и Израилем. Да еще и в России иногда живу по месяцу. Наверное, мне стоит тоже осесть где-нибудь. Может, попробуем вместе?

— Где?

— Где хочешь, вернее, где мы захотим. Можно в Израиле, можно в Германии. Или даже в Чехии. Что скажешь? Попробуем?

Генри не успел ответить. Стук в дверь.

Голос Елены из-за двери:

— Молодежь, пора вставать. Я приготовила нам завтрак. Спускайтесь.

Кухня в доме Елены.

Елена, входящим Оксане и Генри:

— Молодцы, быстро собрались. Я, собственно, ничего не готовила. У нас много осталось со вчерашнего вечера. Оксана, тебе салаты. Генри, вам расправиться с остатками гуся. Не помешает хорошенько покушать.

Улыбается.

Все трое продолжают завтракать, разговаривая о чем-то незначительном.

9:20. Салон в доме Елены.

Елена сидит на диване, Генри прислонился к двери, Оксана ходит по комнате. Останавливается:

— Елена, мы сегодня улетаем. Отвези нас, пожалуйста, на вокзал. Поедем в Вену, а оттуда улетим в Москву.

— Что так спешно? Не хотите еще пару дней здесь побыть? Сходили бы в театр или на концерт.

— Мы хотим несколько дней провести в Москве. Я покажу все Генри. А потом к маме, нужно ведь еще успеть подготовить все к Новому году.

Елена смотрит на Генри, но он невозмутим.

— Хорошо, а потом куда? Не хотите вернуться сюда? Здесь в конце января — начале февраля будет Моцартовский фестиваль. Всегда очень интересно.

— Мы ничего еще не решили. Думаю, после Нового года съездим в Израиль и, может быть, в Чехию. Не хочется заранее все распланировать.

Елена смеется:

— Это в тебе говорит прежняя кочевая натура. Ты уже не одна, нужно теперь все согласовывать с Генри.

Оксана повернулась к Генри:

— Ты мне так и не успел ответить. Что скажешь?

Генри, серьезно:

— Попробуем.

17:40. Москва. Внуково, зал прилета.

В зал вместе с толпой прибывших входят Оксана и Генри. В левой руке у Генри кейс, правой рукой ведет за собой чемодан Оксаны. Оксана высматривает встречающего. Увидела, машет рукой.

Встречающий — невысокий мужчина среднего возраста, остатки волос прикрыты теплой шапкой. Одет в теплое пальто, на ногах утепленные ботинки. Идет навстречу, улыбается:

— С прилетом вас, Оксана и…

Оксана представляет:

— Познакомьтесь. Генри, это наш адвокат Иосиф Борисович. Иосиф Борисович, это мой друг Генри Полонски. Отвезете нас в гостиницу?

— Зачем? Я вас отвезу в квартиру вашего отца. Она очень удачно расположена. Думаю, вам там будет удобно. Она всегда, как завещал Михаил Юрьевич, в порядке. Отдохнете, все же почти три часа в полете.

— Это удобно? Ведь квартира завещана Вениамину Семеновичу.

— Нет проблем. Вениамин Семенович был здесь только два раза за эти годы: приезжал за своей пенсией. И он сказал мне, что любой член семьи Михаила может пользоваться квартирой. Поехали.

18:30. Москва. Квартира на Преображенке.

Обычная двушка, с прихожей и проходной комнатой-гостиной, из которой дверь ведет в спальню. Из прихожей еще три двери: на кухню и в раздельные туалет и ванную.

Иосиф Борисович проводит гостей по квартире:

— Располагайтесь. В холодильнике имеется кое-что из еды. Моя секретарь завезла. За углом есть кафе, если не захотите возиться сами с ужином. На столе я положил немного российских денег, чтобы вам завтра не торопиться с обменом евро на рубли. Если потребуются еще рубли, секретарь подвезет. Если будут проблемы — звоните. Я вас постараюсь не дергать лишний раз. Всего хорошего!

— Спасибо Иосиф Борисович! Я вам завтра вечером позвоню.

Иосиф Борисович уходит.

Оксана, смотрит на Генри, который все это время стоял неподвижно посреди гостиной:

— Генри, очнись. Считай, что это наше первое совместное жилище. Я осмотрю спальню, а ты посмотри в холодильнике, что можно соорудить поесть. Учти, я голодная.

Хотела уйти, но остановилась, смотрит на Генри:

— Ты по мне соскучился?

Генри, несколько заторможенно:

— Да, конечно.

— Тогда готовь все по-быстрому. Я пока в душ.

— Хорошо, сделаю.

20:00. Там же. Гостиная.

Генри и Оксана сидят на диване. Включен телевизор. Идет полицейский сериал, слов почти не слышно, да оба и не слушают телевизор.

Генри, развернувшись к Оксане:

— Расскажи о своей семье подробнее, раз уж мне предстоит знакомиться со всеми.

— Особенно и рассказывать нечего. Мама — профессор, завкафедрой в институте. Раньше много работала — когда я училась в школе, почти не видела ее. Сейчас вроде реже ходит в институт, больше сидит дома, пишет книги или делает вид, что пишет, кто ее разберет. Одна в четырехкомнатной квартире. Володя — брат, погиб. Я тебе рассказывала.

В Израиле у меня сестра Лола, о ней я тебе тоже говорила. Студентка, но успевает успешно управлять всеми нашими деньгами. Мама говорила, что получает от нее ежегодно для меня хорошие проценты. У матери Лолы — Илоны, раньше был салон в центре Тель-Авива. Недавно она продала его. Чем теперь занимается — не знаю. Возможно, снова пытается писать стихи. Отчим Лолы все еще преподает что-то. Никогда не интересовалась, что он преподает. В одном мошаве живет тетя отца — мы с Лолой называем ее бабушка Рива. Я иногда заезжаю к ней, когда живу в загородном домике Лолы. Весной там очень приятно. Лола тоже приезжает туда весной. Вот и все израильские родственники.

На Украине, в Житомире, жила раньше мама отца, но вот уже два года как она умерла. Осталась там тетя Ольга. Она мне не родная, но мы с ней в хороших отношениях, иногда встречаемся в Европе. Она была последней любовью отца. Да, на Западной Украине живут двоюродные брат и сестра отца, но с ними у меня контактов практически нет.

Вот и все родственники. А у тебя?

— Никого нет. Я же говорил: отца я не видел, мама умерла.

— Скажи, ты еврей?

— Почему ты спрашиваешь?

— Но ты обрезан. Что я, слепая что ли?

— Не знаю, почему. Наверное, отец настоял. Мама о нем почти ничего не говорила, но, возможно, он был не поляк, а польский еврей.

— Извини за вопрос: ты был женат, дети есть?

Генри наконец рассмеялся:

— Нет и нет. Некогда было жениться, да и не на ком.

— Что, и претенденток не было?

— Откуда мне знать? Я в души не заглядывал. Странные у тебя вопросы. Не слишком ли рано ты их задаешь?

— Извини. Я немного смущаюсь. Наверное, поэтому так по-идиотски веду себя. Ладно, лучше обсудим завтрашний день. Ты очень плохо, не по-зимнему, одет. Нужно будет купить тебе теплые вещи. Это Москва, на днях могут грянуть морозы. Зайдем в хороший магазин. Сейчас можно купить хорошие вещи очень дешево.

Смеется:

— Видишь, я стала говорить как рачительная хозяйка. Не замечала раньше это за собой. Потом возьмем билет в Большой театр. Стыдно быть в Москве и не попасть в него. Ну и прокатимся по улицам Москвы. Говорят, она сильно изменилась.

— Я об этом не смогу судить. Не был здесь никогда.

— Тем более, посмотришь. Но Питер все равно лучше. К маме поедем поездом во вторник, так что у нас есть три дня на Москву.

Размышляет вслух:

— Я все думаю, где нам жить? В Бельгии — скучно. В Чехии — не знаю, может быть одному там хорошо, но боюсь, мне там быстро надоест. В России — ни за что. В Израиль хорошо наезжать изредка. Я бы хотела жить в Париже. Мне там всегда нравилось. Нужно будет посмотреть, что можно купить рядом с Парижем.

— Но квартира или дом в Париже — это очень дорого!

— Не дороже, чем в Тель-Авиве. Я это знаю. Думаю, мама не будет против. Особенно, если я ей скажу, что она нам будет нужна. Да, собственно, мне пора привыкать, что ни у кого не нужно спрашивать разрешения. Мне через пару месяцев уже будет двадцать семь.

— У тебя достаточно денег купить квартиру в Париже?

— Разве я тебе не говорила? Отец оставил мне десять миллионов евро. Лола как-то сказала, что за это время она еще значительно добавила.

— Так ты богатая невеста?

Улыбается.

Оксана, обиженно:

— Не смейся. Разве это недостаток?

Генри пожал плечами, промолчал.

10:30. 26 декабря 2015 г., суббота.

Генри и Оксана едут на такси по Тверской. Оксана что-то объясняет Генри, показывая то на одно здание, то на другое. Проезжают мимо Российской государственной библиотеки и попадают на Новый Арбат. Останавливаются, выходят из такси.

Оксана предлагает обменять деньги и пройтись по магазинам. Генри молча соглашается.

Прогулка по магазинам.

В большом магазине Оксана активно рассматривает вещи, что-то покупает. Генри обреченно следует за ней, наблюдая за бесконечными покупками.

Звонок телефона. Знакомый голос:

— Привет. Ты уже полностью выздоровел? Есть приличный заказ в Италии. Советую взять.

— Нет, не могу взять. Кажется, я полностью выхожу из игры. Вероятно, женюсь. Передай шефу, что извиняюсь, но заказ принять не могу. Я еще свяжусь с тобой.

Закрывает телефон.

Оксана отрывается от красивого полушубка из натурального меха. Обращается к Генри:

— Генри, почему ты ничего себе не смотришь? Погляди, какая хорошая теплая куртка.

— Ну зачем мне она? Через несколько дней едем в Израиль. Там, наверное, тепло.

— Зачем тебе мерзнуть даже несколько дней? Ты не представляешь, какие здесь бывают крещенские морозы. А куртку бросим у мамы. Когда-нибудь снова приедем сюда, пригодится.

— Хорошо, купим, раз ты так считаешь.

Куртка оплачивается. Оксана заставляет Генри надеть ее. Оксана идет дальше по магазину.

Генри вспоминает свое кратковременное пребывание в Москве.

Совсем давно.

Долговязый Иван плетется за маленьким бородатым раввином по Москве, с удивлением рассматривая большие дома, широкие улицы.

В консульстве Израиля. Раввин горячо рассказывает заместителю консула историю маленького Ивана. Показывает какие-то документы, свидетельства уважаемых людей.

Заместитель консула вежливо отбивается:

— Мы не можем сейчас создавать себе дополнительные проблемы. Нас не поймут российские инстанции.

— Но мы получили разрешение ОВИРА. Вы же видите.

— Я все вижу. И представляю, как вы добились этого разрешения. Но есть другие инстанции. Скажут, что все ваши документы липовые.

— Не намекайте, пожалуйста, на незаконные действия. Просто в ОВИР позвонили из ФСБ, попросили вопрос решить положительно.

— Ну да, вы так и до президента доберетесь!

— Что ж, если нужно будет для спасения наших детей, можно и в администрации президента найти сочувствие.

Заместитель консула потихоньку раздражается:

— Но в Израиле могут это воспринять неодобрительно. Ну, как я могу Ивана Ивановича Иванова признать евреем? Засмеют меня, в лучшем случае.

— Посмотрите еще раз на эти фотографии. Ведь прекрасно видно, как он обрезан. Любой моэль подтвердит вам, что обрезание было сделано в младенческом возрасте.

Заместитель консула, совсем раздраженно:

— Не подсовывайте мне эту порнографию. Я сказал, что не могу. Пойдемте к консулу. Юноша пусть останется здесь.

Уходит вместе с раввином.

Через несколько минут оба возвращаются. Заместитель консула, подшивая к делу новый листок, бурчит:

— Вот, вот. И до Министерства внутренних дел Израиля добрались. Что ж, успешной репатриации вам, молодой человек.

Очередной отдел магазина.

Генри улыбается своему воспоминанию.

Оксана, по-своему истолковавшая его улыбку:

— Я вижу, тебе понравились эти теплые ботинки. Хорошо, только примерь их.

Размер оказывается подходящим, Оксана оплачивает.

18:00. Гостиная квартиры на Преображенке.

Генри складывает на столе покупки:

— Если мы будем каждый день столько покупать, как мы доставим все в Питер?

— Все просто. Завтра пойдем в Третьяковку и на Красную площадь. Послезавтра — в Исторический музей и театр. По магазинам больше ходить не будем. А отвезти в Питер — нет проблем: поедем поездом, так удобнее.

Генри ворчит:

— Ну да, у тебя теперь все расписано по дням, разложено по полочкам.

Уходит в спальню переодеться. Выходит через пару минут:

— А что это за картина над кроватью? Я вчера не обратил на нее внимания. Похоже на то, что мы видели в Лондоне. Какая-то женщина и доска. Или пила?

— Это копия картины, из-за которой у мамы не наладилась жизнь с отцом.

Генри, удивленно:

— Из-за картины? Почему?

— Это сложно, я тебе после расскажу.

— Так же, как ты рассказала об этих поэтах, дома которых мы искали в Англии?

— Честное слово, расскажу, но не уверена, что это будет тебе интересно. Ладно, давай поужинаем или хотя бы попьем чайку, потом расскажу.

19:00. Гостиная квартиры на Преображенке.

Оксана сидит на диване. Генри ходит по комнате.

Оксана медленно начинает рассказ:

— Отец в молодости случайно получил эту картину вместе с дневниками одной женщины и небольшим семейным архивом. Он ничего не понимал тогда в живописи, совсем как ты. Потом выяснилось, что это неизвестная картина очень знаменитого художника. И на ней нарисована любившая его девушка. Но художник был большой ловелас, уехал в Европу и сразу забыл о девушке. Да он еще и не знал, что она родила от него мальчика. Я дальше там не помню, у отца в книжке написано подробно, он изучал письма. Если хочешь — почитай. Она где-то здесь. От художника после его смерти в тридцатых годах остался почти миллион долларов, и это была очень большая тогда сумма, но наследников так и не нашли, а девушка была слишком гордой. Под старость девушка осталась в квартире с матерью жены ее внука, всеми забытая. К отцу все попало после ее смерти. Очень печальная история.

— А при чем здесь несложившиеся отношения твоей матери с отцом?

— Мама считала, что отец влюблен в эту девушку. Или в ее портрет? Я сама так и не разобралась.

— Ерунда какая-то. Твой отец, наверное, и не видел этой девушки или, вернее, старушки. К чему здесь ревновать или к кому?

— Спроси что-нибудь полегче. Нам этих стариков и не понять. Не ревную же я тебя к твоим многочисленным приятельницам во всех городах Европы.

— Да нет этих «приятельниц». Что ты их вешаешь постоянно мне на шею?

— Генри, не сердись. Я тебя, наверное, люблю. Вот и вспоминаю их ни к селу, ни к городу.

10:30. 27 декабря 2015 г., воскресенье.

Третьяковская галерея на Крымском валу.

Генри и Оксана медленно проходят по залам. Оксана показывает Генри картины, рассказывает что-то о них, взмахивая время от времени руками. Останавливается около «Музы в раздумьях»:

— Вот она! Как тебе?

Генри остановился, долго разглядывает:

— Знаешь, мне нравится. Не сравнить с копией. Действительно, эта девушка могла быть «музой». Она хоть и неподвижна, и не глядит в глаза, но живая. На копии она совсем застывшая. Доску эту я не понимаю. Наверное, это какой-то символ?

— Искусствовед, которая изучала картину, писала, что это — «пила времени». Кстати, ты тоже упомянул, что это «доска или пила». Если бы почаще ходил в художественные галереи, может быть, начал разбираться в искусстве?

— Куда там мне! Да и зачем? Хватит искусства, я проголодался. Пойдем, пообедаем?

28 декабря, понедельник. Москва.

Генри и Оксана гуляют по Москве.

23:40. 29 декабря, вторник.

Вагон «Люкс» в поезде «Гранд Экспресс».

Генри и Оксана расположились на диване в гостиной двухместного купе. Поезд отправляется без опоздания.

Оксана, почти мечтательно:

— Мне нравится так путешествовать. Лучше, чем в машине. В кассе мне сказали, что завтрак подадут утром прямо в купе.

— Но стоимость проезда несколько высоковата, четыреста евро за двоих. Самолетом в два раза дешевле.

— Не ворчи, Генри. Какое значение имеет стоимость? Тем более что мне дали скидку в тридцать процентов при заказе обратного билета. Зато мы только вдвоем. И в ресторан не нужно идти, и душ в купе, и халат, смотри, какой тебе тут дают.

Стук в дверь, входит молодой человек в форменной одежде:

— Что будете заказывать на завтрак? Уже посмотрели меню?

— Вы могли бы зайти минут через десять?

— Да, конечно.

Уходит. Оксана переходит на английский:

— Генри, он спрашивает, что мы закажем на завтрак? Посмотри меню.

Через некоторое время вновь появляется проводник. Оксана указывает пальцем строчки меню, расспрашивает его. Проводник каждый раз утвердительно качает головой. Захлопывает меню, уходит.

— Генри. Ты не голоден?

Генри отрицательно качает головой.

— Тогда мы не пойдем в ресторан, я приму душ и переоденусь. Подожди меня, я быстро.

Уходит в санузел.

8:00. 30 декабря, среда. Тот же вагон.

Генри и Оксана смотрят в окно на пролетающие мимо поля, станции электрички, все более частые здания предприятий и жилые постройки.

Посуда, оставшаяся после завтрака, убрана. Постучав, входит проводник:

— Вас встретят или вам заказать такси? Такси по городу входит в стоимость билета.

— Да, нам такси не помешает. Нам не далеко.

— Пожалуйста. Вот номер такси. Такси будет ждать на привокзальной площади.

Уходит.

9:00. Санкт-Петербург.

У двери квартиры Галины Петровны Рогозиной.

Оксана и Генри с вещами. Оксана звонит в дверь два раза. Дверь открывает Галина Петровна. Удивленные глаза.

— Ксюша! Приехала все же. Я так рада! Я и не ждала тебя уже. (Говорит по-русски.)

Оглядывает стоящего за Оксаной Генри:

— Познакомь нас.

— Извини, мама, это Генри, мой друг.

По-английски:

— Генри, это моя мама — Галина Петровна.

— Добро пожаловать, Генри. Извините, не знаю ваше отчество. Ох, извините!

Повторила по-английски. Дальше разговор на английском:

— Проходите, пожалуйста. Ксюша, покажи Генри Володину комнату.

Оксана поджала губы:

— Мама, Генри будет со мной.

Галина Петровна, медленно:

— Ну, ладно, тебе виднее. Завтракать будете?

— Мама, мы позавтракали в поезде. У тебя, наверное, вопросы? Подожди, я покажу только Генри все и приду к тебе.

Уводит Генри в свою комнату.

Возвращается через пару минут:

— Мама, я надеюсь, что мы с Генри будем жить вместе.

— Ты это серьезно? Давно вы знакомы? Где будете жить? Кем он работает?

— Мама, не все сразу. Да, я очень серьезно к Генри отношусь. Хочу построить с ним нормальную семью. Мы знакомы уже с полгода. В Брюгге познакомились. Вместе провели несколько дней в Англии, были в Австрии. После Нового года поедем в Израиль, я хочу познакомить его с Лолой и всей тамошней родней. Где будем жить? Пока не знаю. Снимем где-нибудь квартиру или дом. Если понравится страна — купим. Генри — представитель солидной фирмы. Кажется, она производит программное обеспечение. Вот и все. Ты довольна?

— Главное, чтобы ты была довольна. Тебе уже не восемнадцать: не собираюсь управлять тобой. Да, я позвоню Лоле, чтобы она теперь переводила тебе деньги сама. Хватит мне быть лишней шестеренкой. Тем более что ты вроде собираешься «построить нормальную семью».

— Мама, не нужно так. Мне, действительно, хочется иметь семью, ребенка, хотя бы одного.

— Ребенка? Ты не шутишь? Я была бы очень рада. Мне уже пятьдесят три года. Через два года я могу выйти на пенсию. Была бы рада жить с тобой или хотя бы рядом. Помогать тебе. Я ведь почти не видела вас с Володей, когда вы были маленькие. Все работа, работа. А дома с вами были моя мама и бабушка.

— Я все знаю. И хотела бы, чтобы ты была рядом. Зачем тебе ждать пенсию? Закончишь год, переедешь к нам. Что, у нас денег мало?

— Но это твои деньги. Михаил оставил их тебе.

— Глупости. Это наши с тобой деньги. Просто отец опасался, что ты не примешь у него. Мы с ним разговаривали тогда. Ведь он оставил именно тебя управлять этими деньгами. Да их больше, чем мне нужно. Ты сама знаешь — я не задумывалась о деньгах, швыряла их налево и направо, а их становилось все больше и больше. Хватит с избытком и мне с Генри, и тебе. И Генри заставлю бросить его работу. Он же все время в разъездах. Зачем это мне? Да и ему надоело.

— А он не будет чувствовать себя неловко, если будет жить на твои деньги?

— Не думала об этом, но, по-моему, у него тоже имеются свои деньги. Он говорил, что ему хорошо платят.

Мама, что это мы все о деньгах и деньгах. И Генри, наверное, надоело быть одному. Давай устроим символический чай. Просто, чтобы посидеть рядом.

11:00. Кухня в квартире Галины Петровны.

Втроем сидят с чашками чая, но практически не пьют его. Перед каждым тарелочка с небольшим куском домашнего пирога. Оксана рассказывает о поездке по Англии, перебегая от одного эпизода к другому. Галина Петровна внимательно слушает, временами переспрашивая, когда не понимает какое-то слово. Генри меланхолично мешает давно остывший чай ложечкой, задумался о чем-то своем.

Оксана вдруг понимает, что Генри этот разговор совсем не интересен:

— Генри, ты слушаешь меня?

— Да, дорогая. А что?

— Мне кажется, что ты где-то витаешь в облаках.

— Но ты рассказываешь Галине Петровне. Я стараюсь не мешать тебе.

Галина Петровна тоже вмешалась:

— Ксюша, давайте говорить о чем-то, что интересует нас всех. Генри, извините, можно вас называть по имени?

— Конечно.

— Генри, Оксана сказала мне, что вы повидали по работе многие страны. Как вы думаете, где лучше жить?

Генри оживился:

— Смотря кому. Мне было удобно жить в Чехии. Спокойный, работящий народ, мало скандалов. В городке, где я обычно живу, такая тишина и спокойствие, какое вряд ли найдешь в других странах. И оттуда мне было удобно ездить по работе в командировки. Но Оксане там будет скучно. Она хотела бы жить в Париже или около него. Я не против. Тем более что, наверное, уйду с моей работы.

— Уйдете? Но вам до пенсии еще очень далеко. Вы смените работу?

— Мама, я же тебе сказала уже все.

— Но я хотела бы услышать от Генри.

— Нет, пока я не думаю о работе. У меня есть небольшие вложения в годовые и пятилетние облигации Минфина Чехии. Годовые дают мизерный доход, но по пятилетним доход все возрастает. Сейчас это три с половиной процента, а через год я уже буду получать шесть процентов. В среднем за пять лет получится чуть больше двух с половиной. Сейчас трудно найти более доходные, но надежные инструменты.

Оксана хлопает в ладоши:

— Браво, Генри, ты рассуждаешь, почти как Лола. От нее тоже через два-три слова слышишь — «проценты, проценты».

Галина Петровна отмахнулась от Оксаны:

— И что это дает реально?

— У меня семьсот тысяч вложено в пятилетние и около полумиллиона в годовые облигации. Доход сейчас маленький, но у меня же и затраты небольшие. Да и получал я последнее время хорошие проценты от сделок, в которых выступал консультантом. Так что некоторые запасы имеются. А Оксана, она мне сама говорила, весьма обеспечена.

— Мама, ты довольна? Больше нет вопросов?

— Милая, но я же беспокоюсь о вашем спокойствии. Все, не буду тебя травмировать бестактными, по твоему мнению, вопросами. Но Генри, по-моему, мои вопросы не раздражают.

Генри улыбается:

— Оксана, успокойся, вопросы естественные, отнюдь не бестактные.

20:00. 31 декабря 2015 г., четверг.

Прихожая в квартире Галины Петровны.

Галина Петровна открывает входную дверь. В прихожую входят Оксана и Генри.

— Где вы целый день ходили? Я уже стала волноваться.

— Но я же звонила!

— Звонила пять часов назад. И все, больше ни разу.

— Мама, не сердись. Я показывала Генри мой Питер. Прошли по местам, где гуляли с папой и Вовкой. Прошлись по всему Невскому, постояли на Аничковом мосту. Даже «Спас на крови» показала.

— Проголодались, наверное?

— Да нет, мама. Мы обедали. Я хотела отвести Генри в «Северянин», в Столярном переулке, там можно отведать настоящую русскую еду. Но он посмотрел по телефону, сказал, что далеко, и мы пообедали в «Палкине», прямо на Невском. Тоже неплохо, но «Северянин» мне больше нравится. Что это мы стоим в прихожей?

Все прошли в гостиную.

23:00. В гостиной у Галины Петровны.

В комнате уютно. Тот уют, который возникает, когда счастливая семья уже подготовилась к празднику. Все трое сидят за столом. В углу наряженная елка. Стол «забит» тарелками, блюдами, соусницами и прочими атрибутами праздничного стола.

Оксана предлагает:

— Давайте скорее поднимем рюмки за уходящий год. Пусть вместе с ним уйдут все наши неприятности.

— Кажется, мы уже пили за это на Рождество.

— Ну и что? За это не грех пить много раз. Галина Петровна присоединяется к тосту:

— С удовольствием выпью. Я так рада, что вы приехали. И ты, Оксана, порадовала меня своими планами.

Генри, удивленно:

— Какие планы?

— Планы нашей совместной жизни. Но давайте пока не будем их обсуждать. Просто выпьем.

Чокнулись и выпили. После некоторого молчания Галина Петровна осторожно начинает:

— Генри, Оксана считает, что после того как вы где-то устроитесь, купите квартиру или дом, я могла бы поселиться рядом. Не с вами, но рядом.

— Может быть, Оксана права. Несколько рано это обсуждать, но я не против. Знаете, Галина Петровна, у меня совсем нет родственников. Может быть, где-то они и имеются, но я о них ничего не знаю. И это меня не радует.

Все трое начинают есть. Оксана увлеченно рассказывает матери о чем-то — возможно, продолжает рассказывать о поездке в Озерный край.

23:45. Там же.

Оксана подходит к телевизору.

— Давайте включим. Скоро нас будут поздравлять с Новым годом.

Включает телевизор — доносится бравурная музыка.

Генри открывает бутылку шампанского, посмотрев сначала на этикетку:

— Крымское игристое? Попробуем.

Хочет разлить по бокалам. Оксана останавливает его:

— Подожди, Генри, рано — еще Путин не поздравил нас.

Выдохнется.

На экране началось поздравление Путина. К удивлению Оксаны, речь была не слишком долгой.

Генри разливает наконец шампанское по бокалам:

— Теперь можно выпить за то, чтобы год был удачным во всех смыслах. Чтобы все наши желания исполнились.

Галина Петровна, растроганно:

— Присоединяюсь.

Оксана молчит, задумалась. Смотрит куда-то в окно, хотя там ничего не видно.

 

Израиль

Воскресенье — воскресенье

17:00. 3 января 2016 г., воскресенье.

Зал прилета в аэропорту Бен-Гурион.

Лола — невысокая девушка двадцати лет, худощавая, блондинка, вероятно, крашеная, так как лицо смугловатое — неторопливо ходит по залу, чуть прихрамывая. Уже объявили прибытие рейса из Москвы, но пассажиры еще не появились.

Оксана и Генри показались наконец вместе с толпой пассажиров в дверях. Генри, как и в Москве, несет в левой руке кейс, а правой тянет за собой тяжелый чемодан Оксаны. Оксана радостно машет правой рукой Лоле, в левой руке сумка и сумочка. Бросается навстречу Лоле. Они обнимаются.

Лола немного отстраняется, смотрит на Генри:

— Познакомишь?

— Ой, извини. Генри, это моя сестра Лола. Я тебе о ней говорила. Лола, это мой друг Генри. Я хочу познакомить его со всей семьей.

Генри улыбается Лоле.

— Это так серьезно у вас?

Оксана улыбается одновременно и Генри, и Лоле:

— Да, очень серьезно.

— Я рада. Вы надолго?

— Я хотела пробыть здесь до весны.

Немного смутилась, добавила:

— Если Генри не будет против.

— Я вас отвезу на мою квартиру в Тель-Авиве. Потом заедем к маме. А где вы будете жить, решим позднее.

Квартира Лолы (на улице Ха Авода, в квартале от улицы Кинг Джордж).

Квартира с тремя спальнями, салоном и полным комплектом хозяйственных помещений.

Лола проводит Оксану к двери одной из спален:

— Вам одну комнату или две?

Оксана смеется:

— Конечно, одной достаточно. Мы же вместе.

Лола улыбается:

— Я на всякий случай спросила. Будете отдыхать или поедем к маме?

— Лучше сразу все формальности пройти. Поехали, я только умоюсь и причешусь с дороги.

Квартира Илоны (почти рядом, на улице Шенкин, на втором этаже трехэтажного дома).

Квартира с тремя спальнями, практически такая же планировка, как в квартире Лолы.

Илона встречает гостей в небольшом холле с вместительными шкафами.

— Оксана! Я так рада тебя видеть. Ты у нас не была почти год. Рива каждый раз, как заезжает к нам, спрашивает, где ты путешествуешь, почему мы тебя редко видим. Проходите в салон. Жаль, что Эйтана нет. Он улетел на конференцию в Рим, приедет через несколько дней.

В салоне.

Илона целует Оксану, но смотрит на Генри:

— Оксана, наконец-то мы видим тебя с мужчиной. Генри, Оксана не представила нас. Меня зовут Илона, мне о вас рассказывала Елена. Мы два дня назад разговаривали с ней, и она отозвалась о вас очень положительно. Я рада за Оксану. Где вы остановились?

— Они пока у меня, познакомятся с Тель-Авивом, поездят по Израилю, а потом — я рекомендую отдохнуть от нашей суеты в мошаве, в моем домике.

— Спасибо. Мы пару дней побудем здесь, в городе. А затем я покажу Генри весь Израиль. О дальнейшем пока не хочу думать.

Илона обеспокоилась:

— Так вы кушать хотите?

Генри, молчавший все это время:

— Нет, мы ели в самолете. Но от кофе я не отказался бы.

— Да, сейчас приготовлю. Лола, поставь все на стол. А я — на кухню.

10:00. 6 января 2016 г., среда.

Генри и Оксана едут по шестому шоссе, мимо бесконечного забора, отделяющего Израиль от Палестинской автономии. Оксана увлеченно рассказывает Генри историю его строительства.

Генри за рулем, молча слушает Оксану, временами поглядывая на новую для себя дорогу. Когда он ездил здесь в армейском джипе в далекие теперь годы, ни этой прекрасной дороги, ни забора не было. Машина едет все дальше.

Генри озабоченно говорит:

— Не поедем через арабские городки, есть дорога чуть длиннее, но она безопаснее.

Оксана смеется:

— Нет здесь никаких опасностей. Это же Израиль. Но я тоже по шестой дороге никогда не ездила. Раньше была только дорога через арабские городки.

Мимо идут и идут автобусы, машины. Дорога очень оживленная, пересечений с другими дорогами нет, скорость разрешена высокая. Наконец съезд на почти такую же дорогу — семидесятую. Еще пять минут, и машина сворачивает на семьдесят седьмую.

Оксана спрашивает:

— Ты все изучал карту — как поедем? Через Тверию?

— Да, спустимся в город, перекусим там и поедем к Кирьят-Шмона. Я хочу посмотреть весь север Израиля.

— Пожалуйста, как хочешь. Но здесь, по дороге, ничего интересного.

Действительно, дорога прорезает холмы, старательно обходит все городки и поселки. Ни одного пересечения с редко встречающимися дорогами: все на разных уровнях.

— А еще говорят, что строиться в Израиле негде. Смотри, сколько земли пустует. Да только здесь можно еще миллион израильтян поселить.

Оксана улыбается:

— Генри, а кто сюда, на эти голые холмы, поедет? Все хотят в обжитое место, с театрами, стадионами. С возможностью работать, в конце концов. А где здесь работать миллиону человек? Это раньше энтузиасты приходили на пустое место и превращали его в цветущий сад. Сейчас все хотят жить поближе к Тель-Авиву или Иерусалиму. В крайнем случае, рядом с Хайфой. Кроме того, мне Лола говорила, здесь много земли принадлежит арабам. Ее дорого выкупать.

— Наверное, ты права. Да, я хотел у тебя спросить: Лола всегда такая решительная? Мне показалось, что она очень уверенно себя держит.

— Лола у нас умная, не то что я. Я всегда прислушиваюсь к ее словам. Да и Илона теперь советуется с ней. Жаль только, что она не очень красивая: не везет ей с парнями.

— Почему некрасивая? Странно, мне она показалась вполне симпатичной. Не крупная, но симпатичная. Может быть, ей немного по-другому одеваться, да и прическу можно было бы сменить. А так — очень даже ничего.

— Ты серьезно? Но она хромает. Парни не любят это.

— Для парней, может быть, это важно, а мужчины смотрят совсем по-другому. Вспомни Луизу де Лавальер. Тоже в одиннадцать лет сломала ногу, повредила позвоночник, всю жизнь прихрамывала, была худощава и бледна. Но сколько лет ее любил Людовик Четырнадцатый, этот знаток женщин. Так что ты зря это говоришь.

Оксана, удивленно:

— Генри, ты помнишь такие подробности? А еще говорил, что «гимназий не кончал».

Генри смутился:

— Но об этом в стольких книгах писали, как тут не запомнить.

— А тебе Лола нравится? Как женщина?

— О чем ты? Во-первых, она твоя сестра. Во-вторых, я сейчас ни о ком не могу думать, кроме тебя.

Оксана улыбается:

— Правильно. Ни о ком не смей думать.

— Ладно, хватит болтать. Мы уже к Тверии подъезжаем. Сейчас, наверное, увидим Тивериадское озеро.

Действительно, уже давно проехали перекресток Голани, и через несколько минут начался спуск к Тверии.

11:20. «Decks Restaurant» на берегу озера.

Генри и Оксана сидят на краю платформы, нависшей прямо над озером. Рядом пришвартовано прогулочное судно. Но, возможно, это имитация, а на самом деле — еще одна площадка со столами для посетителей. Вдали синеет противоположный берег озера. Сзади, над берегом — кажется, что совсем рядом — нависает громада гостиницы.

Оксана, мечтательным голосом:

— Красиво. Еще лучше здесь сидеть вечером, когда озеро кажется настоящим морем, светятся все окна вон того отеля. Я жила в нем.

Показывает на солидное здание отеля:

— Только музыка вечером отвратная: нарушает общее впечатление. Но кормят здесь вечером на убой. Кажется, после такой вечерней трапезы поправляешься на целый килограмм.

Смеется:

— Мы просто допьем кофе и поедем. Я совсем не хочу есть.

Кофе пока не принесли. Генри вспоминает.

В прошлом.

Иван и еще два солдата сидят за столиком на берегу, но не в этом ресторане, на него у них не хватило бы денег. Сидят в дешевеньком «Галей Гиль». На столе перед каждым фалафель с овощами в лаваше, по две бутылки пива.

Иван загляделся на двух девушек, которые с независимым видом сидят через столик от них. Те делают вид, что не замечают взглядов худого долговязого солдатика.

Коренастый сослуживец Ивана, явно сверхсрочник, на русском языке осаживает его:

— Не заглядывайся, бесполезно. У тебя денег на таких не хватит. Ты не видишь, как они одеты? Да и зачем они тебе? Пойдем лучше поищем не слишком молодых туристочек. Нам же нужно где-то переночевать.

Второй солдат смеется, тоже говорит по-русски:

— Ты, Борис, только о бабах и думаешь. У Вани даже мыслей таких нет. Он же еще салажонок.

— За вас, молодых, приходится думать. На набережной, что ли, ночевать? Хата нам нужна. Желательно в хорошем отеле с теплыми бабами, чтобы на базу вернуться в прекрасном настроении. Зря, что ли, нас командир роты поощрил дополнительным увольнением?

Снова «Decks Restaurant».

Оксана, перестав что-то рассказывать:

— Генри, ты где? Совсем меня не слушаешь!

— Извини, вспомнил, что вот так же сидел пару лет назад в Лозанне, в кафе «Вотергейт», смотрел на Женевское озеро. А о чем думал — не помню. Как провал в памяти.

— И с кем ты там был? Как ее звать?

Генри смеется:

— Я в Женеве на совещании был. Решал сложный вопрос, устранял недоразумения. Вот и отдыхал после этого в Лозанне. Не до женщин было.

— И как?

— Что «и как»?

— Устранил недоразумения?

Генри пожал плечами:

— Да, конечно, как всегда. В этом я специалист. Ладно, поехали дальше.

Машина проезжает мимо поворота на Кфар Нахум.

Оксана предлагает:

— Хочешь посмотреть на домик Святого Петра? Тут совсем рядом. Он сохранился.

— Нет особого желания. Во-первых, я не верю, что он сохранился, во-вторых, мне это не интересно.

— Ты не католик? Хотя ты же обрезанный, наверное иудей?

Смеется. Генри, с досадой:

— Я же тебе говорил, что обрезали меня, когда я еще ничего не мог понять. Вероятно, на восьмой день. Так что сам не знаю, какого я вероисповедания.

Оксана несколько обиженно замолчала и отвернулась к окну.

А за окном уже переправа через Иордан — тихую, заросшую кустарником и низкорослыми деревцами речку. И начался подъем на Голаны.

Генри уверенно ведет машину, не глядя на GPS. И это естественно: почти ничего не изменилось за прошедшие годы, разве что дорога стала лучше. Вдоль дороги все такие же поля и рощицы. Мелькают военные базы.

Генри внутренне напрягся. Впереди слева, чуть прикрытая жиденькой рощицей, база его батальона.

И никуда не уйти от воспоминаний.

В прошлом.

Подполковник — командир батальона — обходит строй солдат. Он практически не выделяется среди них, такое же запыленное обмундирование. На погонах почти не видны два дубовых листка, обозначающих звание. Батальон только что вернулся из двадцатикилометрового марша по Голанам. Смотрит на усталые, однообразно посеревшие лица. Почти невозможно отличить ашкенази от сефарда.

— С завтрашнего дня пополнение проводит стрельбы. Командирам взводов в течение двух дней произвести распределение пополнения по специальностям. Мне нужны пулеметчики и снайперы. Вольно.

Стрельбище.

Под навесом стоит сержант. Иван и четверо других новобранцев лежат за символическими брустверами, в руках автоматы. Сержант командует:

— Одиночным выстрелом по движущейся мишени… Огонь!

Беспорядочные выстрелы.

— Мать вашу! Куда стреляете? Это вам не тир. Это движущаяся мишень. Принимайте чуть впереди мишени. Да смотрите на ветер. Что вам в тирануте рассказывали? Еще раз. Теперь тремя одиночными выстрелами. Огонь!

Беспорядочные выстрелы.

— Ну, хоть один попал. С перепугу, наверное. Иванов, стреляй теперь только ты. Остальным встать. Иванов, одиночным выстрелом по мишени. Огонь.

Звуки выстрела.

— Молодец, Иванов. Встань, потом продолжишь. Хоть одного смогу представить командиру взвода кандидатом в снайперы. Остальные! Чему вас сержантки в тирануте учили? Строем ходить? Или только дрочить? Ложитесь снова. По движущейся мишени тремя одиночными выстрелами… Огонь!

На границе.

Иван лежит в засаде, спрятавшись под спустившимися до самой земли плетями винограда. В руках снайперская винтовка. Лежит уже два часа. Впереди, на той стороне границы, — Ливан. Впрочем, там все, как и на этой стороне. И точно такой же виноградник. Где-то в винограднике снайпер хизбаллы. За последние дни он подстрелил двух израильских солдат, один из которых скончался по дороге в госпиталь.

Впереди блеснула на мгновение оптика. Иван медленно перемещает винтовку. В прицеле появляется пучок травы, немного выделяющийся на фоне листвы винограда. На мгновение замирает, проверяя еще и еще раз, действительно ли пучок — это маскировка.

Пучок травы чуть шелохнулся. Иван нажимает на спусковой крючок. Выстрел. Крика впереди не слышно, но пучок травы вскинулся, задрожал и затих.

Иван лежит по-прежнему неподвижно. Первый убитый человек, сколько их будет впереди.

Снова в машине.

Давно проехали бывшее расположение базы. Оксана все еще рассказывает Генри о проносящихся мимо достопримечательностях. Генри молча слушает.

12.00. Виды Израиля.

Проплывают в окнах машины: гора Авиталь, поля вдоль линии разграничения Израиля и Сирии, переходящие вдали в сирийскую Кунейтру. Слева и справа потянулись сады черешни. Машина взбирается к крепости Нимрода.

Смотровая площадка перед крепостью.

Генри и Оксана выходят из машины. Впереди бесконечные поля долины Иордана. Сзади возвышается западный замок крепости, о которой говорят, что она стоит здесь не менее четырех тысяч лет.

— Смотри, Генри, — впереди Метула. А ближе — развалины Баниаса. А совсем далеко — озеро Хула, на котором сейчас зимуют миллионы птиц. Жаль, что мы их не увидим.

— Поехали. Нам еще нужно где-то пообедать.

— Жаль, что мы не забрались на верхнюю площадку крепости. Я там была один раз, великолепный вид.

Не доезжая Кирьят-Шмона.

Оксана предлагает:

— Здесь есть маленькая забегаловка — «Арома эспрессо бар». Я была там один раз, подают приличный кофе и великолепную свежую выпечку. Давай заедем.

— Может быть, пообедаем здесь? Я вижу, в телефоне на карте обозначен «Макдональд».

— Фу, «Макдональд». Подожди, пообедаем где-нибудь на побережье: в Нагарии или Акко.

— Хорошо. Как скажешь.

В «Арома Эспрессо баре».

Генри и Оксана получили кофе, оказавшийся совсем неплохим, и свежие аппетитные рогалики с творогом.

— Тебе нравятся рогалики, правда?

— Да, с кофе хорошо сочетаются.

— И вообще, мне многое нравится в Израиле. Зимой, когда такая солнечная погода, здесь прекрасно. Я бы переехала сюда жить, но летом здесь слишком жарко. Да и зимой, когда идет дождь, очень тоскливо.

— Трудно выбрать место, где погода полностью устраивала бы. Даже в Чехии, где очень ровная погода, у меня иногда возникает желание уехать куда угодно.

— Но можно, наверное, жить на два дома: лето проводить в одном месте, а на зиму уезжать в Париж.

Генри смеется:

— На два, даже на три дома, можно жить, когда нет семьи. А если семья: детей нельзя перетаскивать из школы в школу.

— А ты хотел бы иметь детей? Сколько?

Генри, очень серьезно:

— Я не задумывался над этим. Не было у меня семьи. Но если бы у меня была крепкая семья, хотел бы двоих-троих.

— Двух мальчиков и девочку.

Продолжает, тоже серьезно:

— Генри, я могла бы родить тебе детей.

— Слишком рано нам об этом думать. Поедем дальше.

Встает из-за стола.

Оксана тоже встала, губы поджаты, в глазах решимость.

Тихо, почти про себя:

— Это тебе рано. Мне — как раз.

13:20. В машине.

Долго едут по горным дорогам Галилеи, через Хурфейш и Маалот к побережью.

18:00. Салон в квартире Лолы.

Лола предлагает:

— Ужинать будете? Я ничего не приготовила, но рядом хорошее кафе.

— Я устала, целый день в пути, сначала отдохну. Давайте через часик.

Оксана уходит в спальню.

Лола обращается к Генри:

— Вы тоже будете отдыхать?

— Да нет, пока не хочется. Просто посижу. Если у вас есть время, хотел бы с вами посоветоваться.

— У меня к вам тоже куча вопросов. Но давайте начнем с вас.

— Оксана, кажется, настроена жить здесь. Но я не уверен, что это возможно. Ни она, ни я — не евреи. Нет оснований оставаться здесь для постоянного проживания. Да и не уверен я, что через полгода ей не захочется уехать в Европу.

— Есть возможность принять гиюр, но это долгая процедура. При характере Оксаны вряд ли у нее хватит терпения. А чем ей не нравится Чехия? Там вы могли бы легко устроиться. И имели бы возможность сколько угодно жить в любой стране Европы.

— Нет проблемы устроиться в Чехии. У меня гражданство Германии, а я — постоянный житель Чехии. Но Оксана хочет в Париж.

Лола смеется:

— Это пока у нее нет ребенка. Будет ребенок, захочет тишины, спокойствия. Чехия для этого идеальное место. А как вы к этому относитесь?

— Не знаю, не уверен. Кажется, я еще не готов к отцовству. Хватит обо мне. Как вы умудряетесь и учиться, и работать. Причем интенсивно работать. Оксана намекала, что у вас даже не остается времени для личной жизни.

Лола неопределенно хмыкнула:

— Что касается личной жизни, Оксана права. Времени не остается. Впрочем, для меня все это не очень актуально.

Криво улыбнулась:

— Вы же видите, я не очень красивая. Я совсем не похожа на Оксану. Да еще и моя нога…

— А вот в этом вы не правы. Я не лукавлю. Мы с Оксаной говорили на эту тему. По-моему, вы слишком мало уделяете внимания своему внешнему виду. Берите пример с Илоны. Она очень симпатичная, несмотря на возраст. Но ведь она, я уверен, много занимается своим имиджем. Нужно по-другому одеваться, прическу сменить. Я не советчик в таких делах, но есть же специалисты, которые могут дать дельные советы. Только косметика вам еще совсем не нужна, поверьте мне.

— Но я ведь еще и хромаю. Юноши не любят это.

— Вот, вот. У вас слишком низкая самооценка. И не ориентируйтесь на зеленую молодежь. Я говорил Оксане о Луизе де Лавальер. Сломанная нога, поврежденный позвоночник, всю жизнь прихрамывала. Ну и что? Это не мешало великому знатоку женщин — Людовику Четырнадцатому — много лет ставить ее куда выше общепризнанных придворных красавиц. Поверьте, мужчины совсем по-другому смотрят на женщин, чем малолетки.

— Даже не знаю, как вам ответить.

— Но я и не жду от вас ответа. Вы сами во всем разберетесь. А вот один совет я хотел бы получить от вас. У меня полмиллиона евро вложено в годовые облигации правительства Чехии. Это практически ничего не дает. Раньше меня это не волновало, достаточно было текущих доходов по работе. Но теперь, если я покончу со своей работой, это станет важным. Что бы вы могли мне посоветовать.

— Это все ваши сбережения?

— Нет, семьсот тысяч вложено еще в пятилетние облигации. Но там я ожидаю в среднем примерно два с половиной процента годовых. На мой взгляд — достаточно.

— Думаю, что держать серьезные деньги в облигациях, практически не приносящих доход, — бессмысленно. Если серьезно работать с деньгами, то минимально нужно ориентироваться на три процента годовых. Мне удается регулярно выплачивать Лоле и маме на их вклады в мой фонд четыре процента. Себе плачу столько же. И довольно много откладываю в резервы.

— Подождите, а как вам удалось создать фонд? Я не знаю точно правил, никогда не интересовался этим, но, наверное, у вас еще нет документов, позволяющих руководить фондом.

— Все просто. Я наняла специалиста, имеющего соответствующие документы. Формально он руководит фондом, но делает то, что я ему говорю. Кстати, кроме родственников, мне доверяют деньги и некоторые из маминых знакомых.

Смеется:

— Даже Рива преодолела свой скептицизм и передала мне часть сбережений.

— Снимаю шляпу перед вами, честное слово. Через несколько месяцев я смогу изъять деньги из годовых облигаций. Если вы примете эти деньги, буду вам признателен.

Уходит к Оксане. Лола осталась одна, задумалась.

20:00. Там же.

В комнате все трое. Лола командует:

— Готовы? Пойдемте в кафе. Поужинаем, погуляем по Алленби, Кинг Джорджу. А завтра утром, после завтрака, отправимся ко мне в мошав. Я оставлю вас там на несколько дней отдыхать. Скучно будет — приезжайте в Тель-Авив. В мошаве у меня есть еще одна машина.

Все уходят.

10:00. 7 января 2016 г., четверг.

Дом Лолы в мошаве, веранда.

Лола, Генри и Оксана сидят на прутяных стульях.

— Какая тишина вокруг. Как у меня в Страдонице. Только у вас, Лола, все заросло.

Оксана, очень довольная:

— Вот и будет тебе занятие. Я все думала, чем тебя здесь занять? А тут непочатый край работы.

Лола:

— Надеюсь, ты не всерьез? Здесь уже сколько лет никто не прикладывал рук. Отец купил этот домик, просто чтобы иметь возможность приезжать к Риве. Он любил поболтать с ней, послушать рассказы о жизни Израиля в шестидесятые годы. Но заниматься садом не любил. Сначала приглашал садовника наводить в саду порядок, а потом отказался и от этого. Говорил: «Пусть все зарастет, будет естественная первобытная природа». Я тем более здесь ничего не делала.

— Ну и зря. Естественность — это хорошо, но «первобытность», по-моему, — перебор. Будет время, посмотрю, что можно здесь сделать.

— Как хотите, но знайте, если надумаете остаться в Израиле надолго, этот дом будет в вашем полном распоряжении, пока не купите квартиру.

Гудок с дороги. Лола прислушалась:

— Кажется, Рива подъехала. Не утерпела, я ей вчера вечером сказала, что мы приедем.

Пошла к воротам открыть их. Генри догнал Лолу, вместе открыли ворота. Въезжает старомодный автомобиль, проезжает к веранде. Лола и Генри запирают ворота и возвращаются.

Из своего автомобиля выходит невысокая, худенькая старушка за семьдесят — Ребекка Абрамовна Коин-Розовская, ворчит:

— Скоро у тебя, Лола, и дорога от ворот кустами зарастет. Совсем не чистишь.

— Так я же, Рива, не живу здесь. Вот только привезла Оксану с Генри.

— Ну, так познакомь нас.

Вступил Генри:

— От них не дождетесь. Генри, друг Оксаны. По крайней мере, так считаю. Не женат, живу в Чехии.

— Очень приятно. А я троюродная бабушка этих незамужних девиц. Обычно меня называют просто Рива. Живу недалеко здесь, буду очень рада, если вы проведаете меня. Лола хоть иногда навещает, а Оксану я не видела уже больше года.

— Рива, но я ведь не заезжала все это время в Израиль. Мы с Генри будем здесь несколько дней, к тебе обязательно приедем.

— Посмотрим, посмотрим. Так, мы с Оксаной пойдем готовить чай, а ты, Лола, покажи Генри весь участок.

Уходит вместе с Оксаной на кухню.

Кухня в домике Лолы.

Рива допытывается у Оксаны:

— Ну, расскажи, откуда Генри, что за человек? У вас все серьезно или это временное увлечение?

Оксана ищет чайник, нашла, набрала воды, не торопится отвечать.

— Что, трудный вопрос? Еще сама не разобралась?

— Почему? Разобралась я. Кочевая жизнь надоела, хочется где-то осесть. С мужем, ребенком или даже с двумя-тремя.

— И Генри подходит для этого?

— Надеюсь.

— Хорошо. Очень хорошо, если подходит. А что он за человек? Уживешься с ним? Немцы, они педантичные, а ты немного разбрасываешься.

— Но он не немец. Только родился в Германии. Мать — француженка, отец — поляк или польский еврей. Он сам не очень-то знает точно.

Улыбнулась:

— Отец ушел из семьи, когда ему было полгода, но успел настоять на обрезании.

— Польский еврей? Прекрасно. Значит, ваши дети тоже будут наполовину евреями. Ладно, не буду тебя терзать больше вопросами. Но на свадьбу пригласи. Даже если будете справлять свадьбу в Европе — прилечу. Очень хочется успеть поглядеть и на следующее поколение, пока жива. Мне же, кроме тебя, и надеяться не на кого. Лола совсем не торопится замуж, считает себя некрасивой. Боится, что на ней захотят жениться только из-за денег. Зря так считает.

— Я тоже боялась именно этого. Но Генри никогда не интересовался, что у меня за душой. И у него есть свои накопления. Ему хорошо платили.

— Платили? Он что, не работает сейчас?

— Хочет бросить работу, и я очень рада этому. Он все время был в разъездах. Нам вполне хватит того, что у нас есть. Ой, чайник закипел. Помоги мне, где у Лолы посуда?

Обе занялись приготовлением чая.

12:00. На веранде.

Все уже выпили чай. Светит солнце, не по-январски тепло, но Рива кутается в теплый платок.

Рива неожиданно впала в воспоминания:

— Такая прекрасная погода. Помню, лет так пятьдесят назад или чуть меньше, мы сидели всей семьей у Розовских — наших соседей. Мы жили тогда около Хадеры в маленьком кибуце. Была точно такая погода. К соседям приехал на неделю из армии сын — Ицик. Шестидневная война кончилась, как и началась, в июне, но его долго не демобилизовывали. Он был крепкий, веселый, загорелый. Очень интересно рассказывал о Синайской операции. А мне было двадцать два. Я не могла оторвать от него глаз. Наши мамы переглянулись и начали плести сети. В результате он отпросился через месяц еще раз в увольнение, и мы поженились. Тогда это делалось быстро, не то что сейчас. Помню, что я под хупу пошла в мамином свадебном платье. С тех пор очень люблю эти ясные январские деньки.

— И вы прожили вместе много лет?

— В общем, да, лет двадцать пять. Хотя трудно сказать, что вместе. Теперь, наверное, можно сказать, что я его почти не видела. Он все время за границей, приезжал только два раза в году, осенью и зимой обычно: на Йом-Кипур и на христианский Новый год. И так двадцать лет. Только в первые пять лет был рядом. Так он и погиб за рубежом. Хорошо хоть, что его удалось вывезти и похоронить здесь, рядом. Могу на могилку сходить. Раньше друзья его заезжали, но теперь никого и не осталось почти. Да и те, кто остался, сами понимаете, не очень транспортабельны.

Все помолчали.

— Что теперь вспоминать те годы? Теперь вам жить, строить свою жизнь. Ладно, я поехала. Приедете ко мне завтра?

— Не могу, мне нужно с утра обязательно быть в своей конторе. Я тоже через часик домой поеду, поработаю еще сегодня немного.

— Приедем мы, Рива, обязательно приедем. Я очень хочу показать Генри твой ухоженный садик. Пусть учится.

Рассмеялась.

Генри уходит провожать Риву во двор к машине.

Лола, почти шепотом:

— Давай рассказывай скорее, как у вас? Все в порядке?

— В каком смысле?

— Ну, как он, как мужчина?

Оксана улыбается:

— Это у нас в порядке. Я даже в первое время уставала. В первые дни он не отказывал ни себе, ни мне… в близости. Ни утром, ни вечером. А мужик он здоровый. Я даже успевала часто… по два раза. Ну, понимаешь? Ясно, почему Анна была когда-то от него без ума.

— Анна? Из Брюгге?

— Да, у нее я и познакомилась с Генри. Они лет пять назад неделю были вместе. Она тогда еще не была замужем.

Все, Генри возвращается.

Лола, громко:

— Ну, я тоже поеду. Счастливо вам. Пока.

На кухне.

Оксана, нерешительно:

— Приготовить обед или поедем куда-нибудь, поищем ресторан?

Генри улыбается:

— Ты? Приготовишь? А ты умеешь?

— Но нужно ведь мне учиться?

— Пока мы вместе — готовить буду я. Хочешь учиться — стой рядом и смотри. А у Лолы здесь практически ничего нет, я уже посмотрел здесь все. Поедем пообедаем в ресторанчике, я видел его по дороге. И закупим продовольствие.

Оксана, с облегчением:

— Согласна.

10:00. 8 января 2016 г., пятница.

Двор виллы Коин-Розовской.

Оксана качается в кресле-качалке, посматривает то на Риву с Генри, когда они выходят из-за кустов роз или из апельсиновой рощицы, то на медленно сгущающиеся облака на небе.

Рива остановилась между двумя широко раскинувшими свои ветви старыми манговыми деревьями. Смотрит внимательно на Генри:

— Я у Оксаны уже спрашивала, но девушки, даже не очень-то молодые, иногда имеют слишком радужное представление о будущем. Поэтому хочется узнать ваше мнение. Как вы представляете себе ваши отношения с Оксаной?

— Мне уже не двадцать лет. Я серьезно думал об этом. Мы знакомы с Оксаной около полугода. И всего лишь пару недель вместе. Но мне кажется, что я разглядел и слабые, и сильные стороны ее характера. Меня она устраивает как спутница жизни. Конечно, ее жизнь избаловала: «родилась с золотой ложечкой во рту». Никогда, начиная со школьных лет, не испытывала нужды в деньгах. Получала все блага на блюдечке с голубой каемочкой. Не было необходимости работать, чего-то добиваться. Не страшно, я-то прошел через многое, надеюсь уверенно управлять ею. Вы это хотели знать?

Рива, не очень уверенно:

— Да… вероятно, это. Скажите, вы любите ее?

— Я вышел из возраста пылкой любви, взрывных отношений. Ценю надежность, постоянство отношений. Мне кажется, очень сильное различие наших характеров позволит создать нормальную, крепкую семью. Я, по крайней мере, к этому буду стремиться. Но мы проверим наши чувства еще несколько месяцев.

Рива, чуть более уверенно:

— Хорошо, благослови вас Господь!

Пойдемте к Оксане. Она, наверное, уже волнуется из-за нашего долгого отсутствия. Да и погода меняется.

11:00. 10 января 2016 г., воскресенье. Двор у дома Лолы.

Оксана выходит из дома:

— Генри, хватит работать, я уже приготовила кофе.

Генри появляется из-за деревьев. В руках топор и секатор:

— Иду, иду, хозяюшка.

Пытается обнять ее. Оксана смеется, отстраняется:

— Ты же совсем мокрый. Умойся сначала. И охота тебе столько возиться с этим лесом? Ты действительно хочешь привести его в порядок? Два дня без отдыха работаешь.

— А что мне еще делать здесь? Только на тебя смотреть? Книги у Лолы здесь на иврите, телевизор я не люблю. Остается только пахать на природе. Благо, здесь еще на пару недель работы хватит.

— Лола в ужасе. Боится, что нечем будет тебя отблагодарить за то, что сад приводишь в порядок. Приглашает тебя в поездку по Иерусалиму.

— Почему меня, а не нас?

— Я Иерусалим не очень люблю. Все там видела в прошлые приезды. И он скучный. Вы поедете в Иерусалим, а я останусь в Тель-Авиве. Хочу прогуляться по магазинам. Хотя, ты можешь составить компанию мне, а не Лоле.

Улыбается.

— Ну уж нет. только не по магазинам. Где вы договорились встретиться с Лолой?

— Договорились, наше с ней дело. Доставлю тебя к ней, не беспокойся.

Оба заходят в дом.

18:00. Иерусалим. У Яффских ворот.

Генри и Лола остановились на минутку, оглядываются. Лола воспользовалась остановкой, спрашивает:

— Ваше впечатление от Старого города?

Генри, подумав:

— Трудно ответить несколькими словами. С одной стороны, теснота, сплошные лавочки с ничтожными товарами китайской выделки, с другой стороны, простор площади перед Стеной плача. Облезлые двери лавочек, складов, и остатки былых колон, портиков в самых неожиданных местах. Центр еврейского мира, и засилье кого угодно, кроме евреев, в дверях этих бесконечных лавочек. И туристы, туристы — европейцы и американцы, заполняющие эти улочки и переходы. Я насчитал около десятка христианских храмов, но думаю, что их значительно больше. Только около Стены плача понимаешь, что ты в Израиле.

— Я понимаю вас, трудно с первого раза научиться отсекать давящие на сознание мелочи от главного. Трудно проникнуться еврейским духом в этой мешанине народов, стилей, обычаев. Поедем домой? Вы, наверное, устали? Машина стоит недалеко, за улицей Царя Соломона.

— Не хочется уходить. Когда я еще попаду в Иерусалим? Без вас не решился бы ходить по Старому городу, сразу же запутался бы. Давайте пройдем еще по улицам, посмотрим современный центр Иерусалима.

— Хорошо. Давайте прогуляемся.

Идут бесконечной прогулочной улицей, пересекают шоссе. Лола предлагает:

— Я сейчас попробую вывести нас на улицу Бен Егуда. Это самая нарядная современная часть Иерусалима.

Смело шагнула в какой-то проулок, потом провела Генри через дворы, и неожиданно оба оказались на уже освещенной фонарями улице, по которой вверх и вниз неторопливо идут люди. По обеим сторонам современные магазины и магазинчики, рестораны, кафе, кафетерии.

Генри взмолился:

— Я уже захотел есть. Мы же можем посидеть в ресторанчике? У нас есть время?

Лола улыбается:

— Конечно, можем, но мама хотела накормить нас всех ужином в кафе. Познакомит вас с Эйтаном. Он уже вернулся из поездки. А нам еще ехать до Тель-Авива не меньше часа.

— Ну, хоть в кафе, наскоро перекусим.

Лола, не очень охотно:

— Ладно, только по-быстрому.

Маленькое кафе на Бен-Егуда.

Тесно заставлено столиками, за каждым столиком четыре-пять-шесть человек.

Лола и Генри сидят в самом углу кафе. Лола выпила кофе, ждет Генри. Генри методично жует уже вторую ножку цыпленка, изредка запивая пивом. За этим же столиком еще две девицы щебечут что-то на иврите, время от времени поглядывая на Генри.

Лола, немного нервничая от такого соседства:

— Право, не стоило нам сюда заходить.

Генри, недоуменно:

— В чем проблема?

— Проблемы нет, но мы уже опаздываем, а нам еще нужно найти нашу стоянку.

На улице.

Лола осматривается. Берет Генри за руку, уводит в переулок, потом в другой. Неожиданно останавливается:

— Не знаю, куда идти. Хотела срезать путь и, кажется, потеряла направление. Давайте вернемся. Но куда?

— Главное, не волнуйтесь. Пойдем вперед, куда-нибудь выйдем.

Еще какие-то дворы, переулок. И у закрытого уже магазина перед ними выросли две фигуры. Темновато, но Генри видно, что намерения у них серьезные, в правой руке у каждого нож.

Генри, Лоле, настороженно:

— Лола, отойдите немного назад.

Скинул с правого плеча плащ, набросил плотнее на левую руку. Правую отвел чуть назад.

Незнакомец, тот что поближе, командует спокойным голосом:

— Бумажник, живо. (Плохой иврит.)

Приподнимает нож, чтобы он был хорошо виден. Генри делает вид, что пытается из кармана пиджака вынуть бумажник, делает шаг вперед. Незнакомец по-прежнему спокоен. Чуть опускает руку с ножом.

Генри делает еще один шаг вперед, подставляет под нож левую руку, укутанную плащом, правой рукой резко бьет «под дых». Незнакомец застывает от неожиданности, хватая воздух ртом, чуть согнувшись и в то же время приподняв голову.

Генри еще раз бьет правой рукой, но уже по открывшемуся горлу. Не обращая больше внимания на падающего, разворачивается к приближавшемуся второму бандиту, размахивающему ножом. Подставляет снова под нож левую руку и бьет правой ногой бандита по причинному месту. Тот, наклонившись, схватился левой рукой за ушибленное место, но правой рукой судорожно бьет по левой руке Генри.

Генри резко бьет ребром правой руки слева по шее бандита. Тот пошатнулся, но не упал, только нагнулся еще ниже. Генри снова бьет его ребром правой руки, теперь точно между верхним позвонком и основанием черепа. Бандит падает.

Лола уже набрала код полиции, дрожащим голосом рассказала о нападении.

Генри, недовольно:

— Зря ты звонила. Сейчас полиция набежит. Зачем нам с ними связываться? Задержат нас надолго. Опоздаем к Илоне.

Лола удивленно:

— Как ты можешь так говорить? Ведь нас чуть не убили! Генри, спокойно:

— Но не убили же. Да и не могли. Дилетанты — только плащ порезали и пиджак, кажется, задели, придется выбрасывать. Они на иврите говорили или на арабском?

— На иврите, но с акцентом. Арабы, наверное.

— Еще хуже. Подумают, что теракт. Пресса раззвонит, приставать начнет. Нам это нужно?

Лола опять повторяет:

— Как ты можешь так говорить? А с этими что?

Показывает на лежащих бандитов.

Генри, совсем равнодушно:

— Ничего. Приедет твоя полиция, заберет их. Очухаются.

Две полицейские машины резко тормозят рядом с Генри. Двое полицейских выскакивают из первой машины. Смотрят попеременно на лежащих бандитов и на Генри.

Первый полицейский подходит к лежащим бандитам, рассматривает их, потом смотрит на лежащие рядом с ними ножи.

Второй полицейский, недоуменно (на иврите):

— Что здесь случилось?

Генри, спокойно (по-английски):

— Вот эти пристали к нам с ножами. Потребовали бумажники. Видите, ножи валяются. Плащ мне изрезали и пиджак испортили.

Второй полицейский смотрит на Лолу. Она поясняет ему:

— Он из Германии, иврит не знает.

Переводит Генри.

Второй полицейский:

— Ваши документы.

Лола вынимает из сумочки и подает теудат зеут. Генри молча подает полицейскому свой германский паспорт.

Еще один полицейский, вероятно офицер, не спеша выходит из второй машины:

— Что у них тут?

Второй полицейский докладывает:

— Вот этот немец говорит, что на них напали бандиты с ножами, порезали ему плащ. И он их пришиб немножко.

— Что за хрень? Как он мог уложить мордой в асфальт двух бандитов. Ты спросил его?

— Да он иврит не понимает. Как я его спрошу? Он, кажется, на английском говорит. Документы я проверил, вот они у меня.

Офицер обращается к Генри на английском:

— Сэр, не объясните мне, что произошло?

— Мы с Лолой искали, где поставили машину. Немного запутались. А тут эти наскочили, стали требовать деньги, угрожать ножами.

— И что дальше?

— Ну, я их и уложил аккуратно, чтобы случайно не убить. Но они мне плащ порезали, придется новый покупать.

Второй полицейский услышал слово «плащ» или догадался, ворчит:

— Вот, настоящий немчура. Его могли убить, а он о плаще беспокоится.

Лола, вопросительно глядя на офицера:

— Господин офицер, мы можем идти? Мы уже опаздываем на ужин.

— Придется подождать. Сейчас приедет следователь. Я ему доложу, и он примет решение. А я пока запишу ваши адреса и телефоны.

— Господин Генри Полонски здесь отдыхает. Приехал на короткое время. Проживает у меня. Так что можно записать мои данные. Если он потребуется следствию, я ему передам приглашение.

— Хорошо. Адрес я уже записал, дайте ваш телефон. Не волнуйтесь по поводу задержки. Без нас вы снова запутаетесь в этих переулках, а мы вас до машины подбросим.

Следователь подъехал почти сразу. За ним из машины вышел фотограф. Офицер отошел со следователем в сторону, пересказывает ему версию Генри.

Следователь говорит с Лолой и Генри. Фотограф фотографирует все подряд: лежащих на асфальте бандитов, Генри и Лолу, отдельно плащ на руке Генри и плащ, развернутый так, что видны порезы.

Следователь вежливо отпускает пострадавших, но говорит Лоле:

— Вы можете идти. Но завтра мы вызовем вас в полицию, нужно записать все детально.

Офицер приглашает Лолу и Генри в машину:

— Я представляю, где ваша стоянка. Будем там через пять минут.

20:40. Кафе «Sus Etz» на улице Шенкин.

За столом Илона, Эйтан, Лола, Генри и Оксана.

Лола энергично рассказывает о приключениях. Илона и Оксана время от времени ахают. Эйтан с удивлением посматривает иногда на Генри.

Генри сидит молча. Левая рука перевязана, спрятана под пиджаком, взятым Илоной у Эйтана, и который Генри явно маловат.

Эйтан, тихо:

— Вы служили в армии?

— Нет, не пришлось. У нас армия вся по контракту.

— Но тогда, как удалось справиться с ними?

— Я в молодости спортом много занимался, в том числе карате два года. Не думал, что когда-нибудь пригодится.

Лола удивляется:

— Главное, как Генри спокоен был все время. Я потрясена.

Оксана смеется:

— Да он вообще почти всегда спокойный. Даже тогда, когда я его ругаю.

Генри взмолился:

— Может быть перестанем обсуждать этот инцидент?

— Ладно. Оксана сказала мне, что вы, Генри, почти весь участок привели в порядок?

Генри что-то отвечает.

 

На круги своя

Понедельник —…

10:00. 11 января 2016 г., понедельник.

Кабинет в здании организации.

Человек в штатском сидит в кресле за столом. Мужчина в форме стоит перед столом, докладывает:

— И еще. Внутренняя сводка полиции. Вчера вечером два араба напали с ножами на гражданина Германии и сопровождавшую его израильтянку. Двое пострадавших.

— И чего ты вздумал мне это докладывать? Это дело полиции. Взяли они арабов? Передадут их нам — будем разбираться.

— Тут проблема. Пострадали арабы. Немец их прибил основательно. И жаловался, что они ему порезали плащ.

Хихикнул.

— Чего ты несешь? Плащ порезали? С ума сойти.

Тоже улыбается. Нахмурился:

— Обожди, выяснили, что это за немец? Кто его сопровождал?

— Немец? Кто его знает. Он приехал с Оксаной Рогозиной. Может, помните, отец ее, Михаил Рогозин выполнял однажды наше поручение в Штатах? Самостоятельный был мужик. Оксана — его основная наследница. А была с немцем вторая дочь Рогозина — Лола.

— Да, об этой я слышал. Мы еще с «соседями» интересовались, как это она умудрилась стать фактическим руководителем инвестиционного фонда. Пришлось даже встречаться с ее бабушкой — Розовской. Налетела она тогда на меня, понесла по кочкам. Еще та штучка, Рива ее звать, вдова нашего Розовского. Да ты еще молодой, не слышал о нем.

Но странно, что немец расправился с двумя арабами. Что о них известно?

— Один из них просто бандит. Опытный. Его давно полиция ищет. А второй, возможно, связан с палестинцами.

— Так, мне это все не нравится. Свяжись с судьей, попроси внести запрет на публикацию информации об этом инциденте. Забери у полиции дело. Кажется, это наша головная боль. Поставь толкового парня, пробейте фотографии по базам. Может быть, найдем что-то по немцу. Но ни его, ни эту Лолу пока не трогайте. Сначала нужно разобраться, откуда у нас появляются подобные немцы. Все, что твои люди узнают, — доложишь мне завтра.

10:00. 12 января 2016 г., вторник.

Тот же кабинет.

Человек в штатском ходит по кабинету. Мужчина в форме стоит у стола, поворачивается, следуя передвижениям начальства.

— Плохо, что ничего не нашли. К «соседям» обращались?

— Да, послали им фотографии немца в разных ракурсах. Молчат.

— Плохой знак. Садись, это надолго.

Садится в кресло, набирает номер. Ждет:

— Привет, Макс. Мы тут посылали вам фотографии одного немца. Твои люди нашли чего-нибудь о нем?

— Привет, старик. Знаешь, я даже тебе не могу сказать. Но этим «немцем», как ты его назвал, будем теперь заниматься мы. Наша епархия. Я сам хотел звонить тебе, но не был уверен, что ты на работе. Так что пришли, пожалуйста, все об этом человеке, что у вас имеется, и все, что вы забрали у полиции. Спасибо вам за то, что обратили внимание и попросили судью закрыть информацию. Мои прошляпили инцидент.

Человек в штатском положил трубку, обернулся к собеседнику:

— Все. Закрываем дело. Все, до последней бумажки, передай нарочным «соседям», в том числе все, что взяли у полиции.

10:30. 13 января 2016 г., среда.

Квартира Лолы.

Стук в дверь. Лола подходит к двери, открывает. Удивленно смотри на незнакомого мужчину:

— Вам кого?

Мужчина, очень вежливо:

— Я хотел бы поговорить с господином Генри Полонски. Лола кричит:

— Генри, тут с вами какой-то мужчина хочет поговорить. Генри выходит из комнаты. Мужчине:

— Я вас слушаю.

— С вами хотели бы поговорить о случившемся в воскресенье. Я мог бы отвезти вас.

— Куда, в полицию? Я могу сам доехать, скажите только адрес.

— Думаю, вам будет трудно искать. Лучше я отвезу. Не волнуйтесь, и привезу потом после беседы. Один из нападавших связан с палестинцами, мое начальство хотело бы еще раз выслушать все непосредственно от вас.

— Да я и не волнуюсь. Можно и с вами поехать. Я сейчас переоденусь.

11:00. Практически пустой кабинет: только стол и два стула, на стене большое черное зеркало.

Генри и молодой мужчина в штатском сидят за столом. Генри недоуменно говорит:

— Я уже два раза рассказал вам все об этой стычке. Не понимаю, что я мог бы добавить в третий раз.

— Повторите детально, как вы обезвредили второго бандита.

Генри спокойно рассказывает все в очередной раз.

В соседней комнате через затемненное стекло за разговором наблюдает мужчина лет пятидесяти. Затем он направляется в комнату, где происходит беседа, в руках у него папка.

Открывает дверь, входит. Молодой мужчина вскакивает со своего места, вытягивается:

— Допрос ведет лейтенант Шмидт.

Мужчина лет пятидесяти, досадливо:

— Не говорите ерунду, Шмидт. Это не допрос, это беседа. Господин Полонски помогает нам понять детали произошедшего. Вы свободны, Шмидт. Отправляйтесь на свое рабочее место.

— Слушаюсь.

Уходит.

Мужчина лет пятидесяти выглядывает за дверь, проверяет, не подсматривают ли в темное окно. Обращается к Генри:

— Называйте меня полковник Шварц. Вам понятно, наверное, что это не моя фамилия?

— Нет, непонятно. Непонятно, что я здесь делаю уже полчаса. Если меня в чем-то обвиняют, я хотел бы знать — в чем? Прошу вас поставить в известность о моем задержании консула Федеративной Республики Германии.

— Не горячитесь, господин Полонски. Пока вас никто ни в чем не обвиняет. И вы не задержаны. Мы просто беседуем. Мне интересно знать, где вы обучались приемам рукопашного боя? Да, и еще одно: как вы поменяли фамилию Иванов на Полонски?

— Опять не понимаю, о чем вы говорите. Кто такой Иванов?

— Я говорю об Иване Ивановиче Иванове, репатриировавшемся в Государство Израиль из России.

— Вы хотите сказать, что я и этот Иванов одно и то же лицо?

— Вот именно. Посмотрите на фотографии.

Кладет на стол папку, которую все это время держал в руке. Раскрывает ее:

— Видите эти фотографии? Здесь вы несколько моложе, но это, безусловно, вы.

Генри с интересом рассматривает фотографии, то приближая их к глазам, то отводя на расстояние вытянутой руки:

— Да, этот человек похож на меня. Надо же, какие бывают совпадения. Но вынужден вас огорчить, полковник Шварц: к сожалению, это не я. К сожалению, так как хотел бы быть таким молодым.

Шварц смеется:

— Хорошая школа, наша. Вы почитайте личное дело Иванова. Только без последней страницы. Очень занимательная жизнь, на мой взгляд.

Передает Генри папку.

Генри со скучающим видом листает страницы. Через некоторое время:

— Да, занимательно. Как это вам удалось из парня, смотревшего на весь мир разинув рот, сделать хладнокровного убийцу. Впрочем, это, вероятно, умеет делать каждая спецслужба.

Закрывает папку, не взглянув на последние страницы. Возвращает Шварцу:

— Не так интересно, как вам кажется.

— Ну, хватит, Иван, играть в непонятку. У меня предложение: ты снова возвращаешься на службу. Нам сейчас нужен опытный агент для работы в Европе. И ты для этого идеально подходишь. Советую согласиться, условия будут максимально выгодные из разрешенных у нас. И никакого непосредственного начальства над головой.

— Если вы ко мне, то мне по-прежнему ничего не понятно. А если вы обращаетесь к Ивану… как там его?.. То я бы на его месте не согласился. Не вижу, для чего это ему. Думаю, что за эти годы он достиг условий лучших, чем вы можете ему предложить.

— Иван, мое терпение не безгранично. Вспомни хотя бы, сколько для тебя сделала страна. Из неотесанного оболтуса тебя превратили в уверенного современного человека. Хотя бы из благодарности нужно что-то делать и для страны.

— Если вы обращаетесь к этому Ивану, думаю, он ответил бы, что полностью отдал свой долг за те годы, когда работал на вас. Чему вы его научили? Стрелять, убивать людей одним ударом? Прятаться? И все? А потом, когда испугались американцев, вышвырнули его из страны, сунув подачку, на которую он, вероятно, смог бы прожить целых полгода в Европе. И это за четыре года работы на вас.

— Мы сделали все, что смогли. Американцы были очень разъярены, что во время ликвидации семи террористов погиб и их агент, которого они с таким трудом внедрили к террористам. Нам пришлось заявить, что ты убит. Если бы оставили в штате, они узнали бы раньше чем через неделю. Нам ничего не оставалось делать, кроме как выдворить тебя из страны, имитировав твою гибель.

— Не думаю, что эти резоны могли бы успокоить вашего Ивана. Впрочем, мне-то какое до всего этого дело? Это ваши внутренние проблемы. Только интересно, удалось ли вам потом связаться с вашим Иваном?

— Да, удалось. Вот, сижу напротив него.

Генри удивленно оглядывается вокруг:

— Странно, а я его не вижу. Где он прячется?

Шварц несколько принужденно смеется:

— Да, много времени приходится на тебя тратить. Для информации: отпечатки твоих пальцев тоже хранятся в деле. Так что перестань морочить мне голову. Учти, если ты не согласишься, Генри Полонскому навсегда будет закрыт въезд в Израиль. Как минимум. Это уже решено начальством. И мы вежливо попросим его выехать из Израиля в течение двадцати четырех часов. Учти также, что некоторые твои данные будут переданы американцам и немцам. Думаю, твоей вольной жизни сразу придет конец.

— Не пугай. Никаким американцам ни ты, ни твоя контора меня не передадут. Прекрасно знаете, что они выкачают из меня всю имеющуюся у меня информацию. В том числе об имитации моей гибели и вашем многолетнем обмане. А Германия? Что ж, она совершенно официально признала меня Генри Полонски. Для меня в этом нет проблемы. Относительно моего выезда из Израиля. Согласен. Но только через сорок восемь часов. Советую согласиться, чтобы не было никому ненужного скандала.

Шварц, после непродолжительного раздумья:

— Хорошо, согласен. Но помни, если надумаешь работать на нас, двери долго будут открыты. Машина ждет тебя.

Отвезут, как обещали.

— Спасибо. Сам доберусь.

13:00. Салон в квартире Лолы.

Оксана, входящему Генри:

— Наконец ты вернулся. Мы уже начали волноваться.

— Что они вас спрашивали, почему меня не вызвали?

— Думаю, Лола, тебя и не вызовут. В газетах есть что-нибудь об инциденте?

— Нет, ничего нет.

— И не будет. Их этот инцидент интересовал только с одной точки зрения: не нужно было мне сопротивляться, лучше бы отдал бумажник, всем было бы спокойнее.

Оксана, возмущенно:

— Ну да! Еще чего? Сдаваться всякой мрази?

Генри, улыбается:

— Ты у нас такая храбрая. Я просто любуюсь тобой. Да, завтра я улетаю. Поедешь со мной?

— Как? Почему? Конечно, поеду. Но почему?

— Что? Выдворяют? За то, что сопротивлялся и надавал этим бандитам по шее? Они что, не пришли в себя?

— Нет, с ними, кажется, все нормально. По крайней мере о них мне ничего не говорили, но предложили покинуть страну. Наверное, мешаю в чем-то.

— Ну нет, я это так не оставлю. Просто безобразие. Я имею право пригласить в гости любого человека. Посоветуюсь со своим юристом, как нужно действовать.

— Очень прошу, не начинайте ничего. Это не по юридической линии. Ничего вы не сделаете.

— Нет, Генри, это уже удар по моим правам. Не мешайте мне.

Генри пожал плечами. Промолчал.

15:00. Там же.

Лола, досадливо:

— Сейчас Рива приедет. Звонила мне перед обедом, я ей рассказала об инциденте в воскресенье, о том, что тебя, Генри, куда-то вызывали и требуют, чтобы ты покинул Израиль. Сейчас налетит на нас всех.

Звонок в дверь. Оксана только промолвила:

— Ты как в воду смотрела.

Лола идет к двери, на ходу: — Что я, не знаю ее, что ли.

Рива, только войдя в салон:

— Безобразие. Мало того, что бандиты спокойно гуляют по столице, так и честных гостей выпроваживают. Рассказывайте в деталях.

Оксана и Лола наперебой выкладывают Риве подробности. Генри молчит.

Рива поворачивается к Генри:

— А ты что скажешь?

Генри пожимает плечами, безнадежно:

— Рива, не вмешивались бы вы, ни к чему хорошему это не приведет.

— Как я могу не вмешиваться? Обеих моих внучек обижают. А я должна смотреть на это и не вмешиваться? Так не пойдет.

Набирает номер телефона:

— Петер?.. Да, это я, Рива. Кто у нас сейчас в конторе реально руководит делами?.. Зачем? Нужно. Тут обеих моих внучек обижают, и контора в этом замешана… Макс?.. Спасибо. Помню я его, хороший мальчик был, только по садам любил лазить по чужим. А телефон ты его знаешь?.. Да, прекрасно, я записала.

Еще один звонок.

— Да, нужен… По личному делу… Ты у меня поговори еще. Соединяй немедленно.

— Макс, это Рива. Помнишь меня? Да, да. Запиши там меня на прием, а то ведь к тебе и не пропустят просто так… Зачем? Приеду — скажу… Когда? Да хоть сейчас. Я через полчаса у тебя буду… Да не пугайся ты так. Я что, такая страшная? Пока… Так, я поехала, через час вернусь.

Уходит.

Все трое переглянулись. Генри, неопределенно:

— Да, наломает сейчас дров ваша бабушка.

Лола, с горечью:

— Умеет она это. Ничего не поделаешь, чем старше, тем решительнее становится.

16:00. Контора, кабинет полковника Шварца.

Полковник сидит за массивным столом. Поднимает тихо звякнувший телефон:

— Да, пропустите, назначено этой даме.

Тихо, почти про себя:

— Господи, дай мне сил!

Стремительно входит Рива:

— Здравствуй, Максик! Давно не виделись.

— Да, давно ты меня не навещала, Рива. Что, опять кто-то вмешивается в дела Лолы?

— Не делай вид, Макс, что ты не знаешь, зачем я пришла. Почему обеих моих внучек обижаешь?

— И в мыслях не было обидеть твоих внучек. Что случилось?

— Ты же знаешь, что в четверг мою Лолу чуть не убили. Только не ври, что не знаешь. Все вы знаете. Хорошо, жених Оксаны заступился. Так ты его теперь за это выгоняешь из Израиля? В кои-то веки Оксана приехала к нам, а теперь должна убегать?

— Обожди, Рива, обожди. Совсем не за это предписано господину Полонски покинуть Израиль. Честное слово, не за это.

— А за что? Что он тут мог успеть натворить? Я же знаю почти каждый его шаг. И Лола, и Оксана от меня тайн не имеют. Попробовали бы! Сидит в мошаве у Лолы, спокойно приводит сад в порядок, а вы его депортируете!

— Не депортируем. Он сам любезно согласился уехать завтра поздно вечером.

— Ты мне сказки не рассказывай. Знаю я вашу «любезность». Скажи четко, за что?

— Не могу, Рива. Не имею права.

— Макс, я тоже, может быть, не имела права смолчать и не рассказать твоей маме, как ты лазишь ко мне в сад за манго. Или ты забыл?

— Господи, Рива, и ты все еще помнишь детские проказы? Не мог я не лазить. У нас тоже росли манговые деревья, но в соседнем саду все вкуснее. Ты же понимаешь?

— Я все понимаю, не понимаю только, почему ты не хочешь мне рассказать о Генри. Что, за ним что-то числится? Бедная Оксана, как ей всегда не везет. Такой мужчина симпатичный.

Макс выключил какую-то кнопку. Понизил голос:

— Только никому, Рива. Понимаешь, этот Генри… на самом деле его совсем по-другому зовут, наш человек. Был… после репатриации из России. Выполнял деликатные задания в Европе, иногда в Сирии и Ливане. Мы его по традиции называли «Одинокий волк». Он, как и предыдущий, предпочитал работать в одиночку. Потом мы были вынуждены отпустить его в Европу. Что он там делал эти семь лет, я не знаю, но вряд ли это был простой бизнес. Он же ничего, кроме как выполнять задания, не умеет. Мы случайно узнали, по инциденту в воскресенье, что он в Израиле, попросили помочь в наших делах. Но он отказался. И у нас решили, что не следует ему оставаться в Израиле. Он с этим решением согласился. Так что никого из твоих внучек обижать я не собирался.

— Поклянись, Макс, что не врешь. И не утаиваешь самое важное. Памятью матери поклянись.

— Ну что ты, Рива, не буду я клясться ее именем. Но поверь, все это чистая правда. И ничего больше я тебе не могу сказать, извини.

Рива долго смотрит в его «честные» глаза. Ничего не говорит, уходит.

17:00. Салон в квартире Лолы.

Генри, Лола и Оксана молча ждут Риву.

Входит раздраженная Рива. Обратившись к Лоле:

— Лола, сходи на пол часика в магазин, купи продукты на завтра. Мне нужно поговорить с Генри и Оксаной.

Лола сделала обиженное лицо:

— Ты все еще считаешь меня маленькой? Пожалуйста, уйду.

Уходит.

— Ну, поведай, Генри, какие у тебя планы на будущее?

— Абсолютно никаких планов нет. Пока отдохнем с Оксаной в Страдонице. А там видно будет.

— А потом опять займешься «деликатными» операциями?

— В каком смысле?

— Мне твой бывший начальник, полковник Шварц, все популярно объяснил: ты, мол, специалист по нестандартным операциям. Деликатным нестандартным операциям. «Одинокий волк».

— И об этом он проболтался? Раз мы начали говорить начистоту, без оговорок и умолчаний, скажу тоже по-простому. Во-первых, этот полковник никакой не Шварц, и вы это прекрасно знаете, иначе не смогли бы попасть к нему на прием. Во-вторых, он никогда не был моим начальником. В мое время он только начинал свою карьеру. В-третьих, на эти «деликатные» операции меня посылало мое государство. С него и спрашивайте за смысл этих операций.

Оксана ахнула:

— Генри, так ты меня все время обманывал? И о контракте в Бирмингеме тоже врал? Это тоже была «деликатная» операция, а не переговоры о контракте?

— Почему врал? Это были переговоры. Может быть, несколько нестандартные, но переговоры. Нашу фирму попросили содействовать примирению воюющих банд: ирландской и арабской. Предыдущего нашего посланца застрелили, да еще и отрубили потом тесаком голову. Со мной хотели сделать то же самое. Но получилось наоборот: убийц нашего посланника я нейтрализовал. Поэтому со мной говорили достаточно уважительно. Я доказал главарю, что ему лучше начать переговоры. Вот и все.

— Нейтрализовал — это как? Как бандитов в четверг?

— Нет, они убили нашего посланца, хотели сделать то же со мной. Я отнял у одного из них пистолет и застрелил обоих. Прошу извинить за грубые слова, но иначе я бы валялся там с отрубленной мясницким тесаком головой.

— Боже, у меня нет сил такое слышать.

— Вспомни, что ты говорила у Елены, когда мы смотрели боевик со многими убитыми врагами: «Вот это жизнь, полная приключений, азарта, борьбы». Это твои слова, я их запомнил.

— Что скажу? Дура я была, да, наверное, такой и осталась. То было кино, а не жизнь.

— Может быть, это звучит банально, плоско, но это, действительно, реальная жизнь. Жизнь и действия, о которых многим не хочется слышать и знать. Но кто-то должен делать «деликатные» вещи, проводить «деликатные» переговоры. К сожалению, это единственное, чему меня научили, что я умею делать.

— Нет, я это не выдержу, Генри. Ты все время врал мне. Обо всем, даже когда представлялся неотесанным мужланом. И все заработанные тобой деньги — деньги на крови. Прости, Генри, нам не по пути.

Генри, обратившись к Риве:

— Вы спросили о моих планах. Сейчас я пойду ночевать в отель, завтра вечером улетаю. Вот и все планы. Извинитесь за меня перед Илоной, что я не попрощался и забрал пиджак Эйтана.

Уходит, не оборачиваясь. Рива и Оксана сидят на своих местах молча.

Входит Лола, нагруженная сумками, кульками. Оглядывает помещение:

— А где Генри?

— Ушел.

— Куда?

— Совсем ушел. Почему? Спроси у Оксаны.

— Что вы наделали! Что ты наговорила им, Рива? Оксана, если бы Генри был моим другом, ни за что не отпустила бы его, что бы о нем ни говорили. Уехала бы с ним.