Франция, Британия

11:00. 14 февраля 2016 г., воскресенье.

Петербург, квартира Галины Петровны.

Оксана ходит по гостиной. Звонит по телефону.

Голос Елены по телефону:

— Да, кто это?

— Елена, это я. Извини, что дергаю с утра.

— Что случилось, Оксана? Где ты?

— Я в Питере. Ничего сейчас не случилось. Просто…

— Что просто, Оксана?

— Ты знаешь, Генри ушел от меня.

— Почему? У вас обычная ссора или все хуже?

— Боюсь, что это я виновата. Моя бабушка Рива узнала, что Генри — не «представитель фирмы», а киллер. Сначала работал на Израиль, а потом занялся самостоятельным бизнесом. Я ему высказала все: что он мне врал все время, что представлялся неотесанным мужланом, что все заработанные им деньги — деньги на крови. Он развернулся и ушел, не сказав мне ни слова. До этого стоял молча, а когда я сказала про кровь — ушел. Я не знаю, что мне делать.

— Ответь просто: ты его любишь?

— Не знаю. Знаю только, что мне без него плохо. Я так привыкла к нему.

— Давно это было?

— С месяц назад. Сначала я даже радовалась, что мы расстались, так было ужасно слушать слова Ривы. А теперь — плохо, очень плохо.

— Действительно плохо, так как ты его любишь. Не любила бы — уже успокоилась бы.

— И что мне теперь делать?

— Ты, после того как он ушел, пыталась снова поговорить с ним?

— Нет. Есть проблема: я беременна. Как я могу сказать ему об этом?

— Но это чудесно. Нет, не в том смысле, что этим можно привязать его к себе. Нет. Это чудесно само по себе. Помнишь, я тебе что-то об этом говорила. Не сложится у вас, так хоть ребенок будет у тебя от любимого человека. Я до сих пор жалею, что не родила ребенка ни от твоего отца, ни от Володи.

— Как ты можешь так говорить!

— Так и могу. Я обоих любила. По-разному, но обоих. Была бы сейчас не одна. Были бы и заботы, и радости, и огорчения. Была бы жизнь, а не прозябание. Надеюсь, ты не думаешь об аборте? Не делай этого ни в коем случае. Потом всю жизнь будешь жалеть.

— Так что ты посоветуешь? Мне не с кем советоваться. Мама каждый раз начинает кричать, что я такая непутевая. Только Лола сказала, что рада за меня. Я даже не поняла, чему она радуется. Рива жалеет, что рассказала мне все.

— Позвони Генри. Только не говори, что ты беременна. Попытайся понять, почему он ушел, но не дави на него. Понимаешь, я где-то читала хорошее выражение: «Если кого-то любишь, то принимать его нужно таким, какой он есть, а не таким, как ты его придумала». Может быть, я не точно цитирую, но смысл именно такой. По-моему, он искренне хотел изменить свою жизнь, хотел менять ее вместе с тобой.

— Ты так думаешь? Ладно. Попробую, но страшно.

— Вперед, нет ничего страшного. Это жизнь, просто жизнь. Позвони мне после вашего разговора. Обязательно позвони.

— Хорошо.

Ходит по гостиной. Поджала губы, звонит.

Голос Генри по телефону:

— Да, это ты, Оксана?

— Я. Я хотела извиниться за все те грубые слова.

— Не нужно тебе извиняться. Естественно, что тебя все это поразило. Я сам во всем виноват. Думал, что смогу уйти от своей… работы, что ли. Но я же ничего не умею делать в реальной жизни. Разве что, как ты говорила — поваром пойти работать. Да и то, меня возьмут только в помощники, может быть. Или приводить сад в порядок, как в мошаве у Лолы.

— Неправда, ты все, все умеешь делать. Я же видела. Ты во всем быстро разбираешься, не так, как я. Даже с Лолой вы спокойно говорили о делах.

— Это только поверхностная видимость.

— Где ты сейчас? Давай встретимся. Где угодно: в Чехии, в Бельгии, у Елены. Поговорим. В конце концов, я тебе так и не рассказала о поэтах Озерного края.

Первый раз в голосе Генри угадывается улыбка:

— Хоть об этом не беспокойся. Я сейчас в Страдонице, и здесь у меня в библиотеке несколько томов произведений Вордсворта, Кольриджа, Саути. Да и поздних романтиков достаточно. У меня ведь приличный английский.

— Вот видишь, и в этом ты меня обманывал. Ой, прости, пожалуйста, я просто нервничаю. Так я увижу тебя? Ты не забыл, что сегодня день Святого Валентина?

— Не забыл, но не знаю… Прости, пока я не хочу встречаться. Для меня это тоже было все не просто. И я уезжаю на днях в Италию.

— Ладно. Но помни, захочешь увидеть меня, всегда сможешь найти через Лолу или Елену. Номера их телефонов у тебя имеются.

— Хорошо.

Оксана звонит Елене:

— Это опять я.

— Поговорила?

— Да, Елена.

— И как говорили?

— Он не бросил трубку. Я ему сказала, что сожалею, что хочу извиниться. Знаешь, он говорил очень мягко. Сказал, что мне нечего извиняться, он, мол, сам виноват. Но встретиться отказался.

— Повтори абсолютно точно, что он сказал о встрече?

— «Прости, но пока я не хочу встречаться». Остальное не важно.

— Хорошо. Значит, он не исключает возможность встретиться позднее. Обожди, узнает, что у него растет сынишка или прекрасная дочурка, сам попросит о встрече. А я позабочусь, чтоб он узнал. Напиши мне только номер его мобильника.

20:00. 2 июля 2016 г., суббота. Монте-Карло. Небольшой зал на втором этаже «Le Casino de Monte Carlo».

В зале: инспектор, крупье, Генри и три игрока. Поодаль несколько наблюдающих. Генри внимательно смотрит на игрока, держащего банк. Перед Генри пять стопок фишек по сто евро. В каждой стопке по десятку фишек. Отдельно две такие же стопки по пятьсот евро и кучка фишек россыпью.

Банкомет закончил тасовать карты, дал соседу справа снять колоду. Генри поставил две стопки сотенных фишек:

— На «Игрока».

Два игрока тоже сделали свои ставки. Оба — на «Игрока». Крупье дал знак начинать.

Банкомет раздал слева по кругу каждому из трех игроков по карте, затем себе. Потом справа по кругу еще по одной. Все игроки и банкомет открыли карты.

У Банкомета десятка и восьмерка. У двух игроков по семь очков. У Генри дама и девятка. Девять очков — выигрыш.

Банкомет забирает себе ставки двух игроков, передает Генри восемь пятисотенных фишек. Начинает готовить следующую сдачу.

Генри прислушивается к дрожанию телефона. Звук выключен, но дрожь телефона можно чувствовать. Извиняется, встает с места и уходит подальше. Включает звук.

Голос по телефону:

— Привет, Питер. Есть серьезный заказ. Желательно все сделать не позже понедельника. Посмотри сообщение.

— Я в Монте-Карло. Работаю вполне успешно. Не хочется уходить.

— Повторяю, заказ серьезный: тебе сто. Так что сворачивай все и приступай.

11:00. 03 июля, воскресенье. Марсель.

Полуподвал в доме недалеко от порта.

Пожилой мужчина — латиноамериканец, сидит за столом, читает газету. Единственная лампочка висит прямо над ним. Двое негров в темном углу режутся в карты. Четверо мужчин европейского вида увлеченно смотрят по телевизору порнуху. Тишина, прерываемая иногда гоготом со стороны глазеющих в телевизор.

Входит Генри, закрыв за собой дверь. Пожилой мужчина с недоумением смотрит на Генри:

— Это еще что за птица залетела к нам? Куда там смотрит Мигель?

Двое негров прекратили играть, смотрят, почти разинув рты. Рыжий европеец оторвался от телевизора, поднялся:

— Сейчас я посмотрю, дон Педро.

— Успеешь.

Обратившись к Генри:

— Ты кто такой?

— Я — почтальон.

— Ну и что ты принес?

— Привет от Гартнера из Майами. Он говорит, что ты его кинул.

— Ну и что?

— Это не дело. Гартнер очень обижен. Вот, прислал меня.

Рыжий европеец выхватил пистолет, направил на Генри.

Дон Педро махнул рыжему пренебрежительно рукой:

— С чем прислал?

Генри выхватывает из карманов два пистолета, стреляет не глядя в рыжего. Еще три выстрела в европейцев и два в негров.

Один из негров пытается приподняться от стола, на который его бросила пуля, вытащить пистолет. Остальные все падают. Генри стреляет в негра с левой руки еще раз, не сводя с главаря глаз.

Дон Педро глядит то на Генри, направившего на него один из пистолетов, то на входную дверь.

Генри, спокойно:

— Мигель в отключке. Придет в себя минут через десять. Что мне передать Гартнеру?

Дон Педро пытается ответить спокойно:

— Я с ним свяжусь. Мы решим это полюбовно.

— Хорошо, я передам.

Стреляет ему в лоб. Поворачивается к одному из европейцев, подающему признаки жизни, делает контрольный выстрел в голову. Не спеша выходит из полуподвала.

Слышен еще один приглушенный выстрел.

11:07. На улице.

Генри просматривает список имен в телефоне, список знакомых женщин. Второй просмотр, и нажимает кнопку:

— Джессика? Вы уже дома, в Челтнеме?

Голос Джессики:

— Кто это?

— Это Генри. Мы с вами познакомились в библиотеке.

Помните?

Джессика смеется:

— Да, припоминаю. Сколько же это было месяцев тому назад? Нет, я не в Челтнеме.

— Чуть больше полугода. Но разве это важно? Так вы еще в Бирмингеме? А где Рой?

— Он уехал к родителям. У нас небольшая размолвка…

Да, я еще в Бирмингеме, не хочется уезжать домой.

— Если я приглашу вас в Бразилию дней на десять, это не покажется вам неуместным?

Джессика задумалась только на несколько секунд:

— Нет, не покажется. Вы это серьезно? Где вы?

— Я сейчас в Марселе. Могу прилететь в Бирмингем к вечеру. Как вы?

— Прилетайте. Я сейчас готова ехать хоть к черту на рога, лишь бы убраться отсюда.

— Хорошо, я позвоню, когда прилечу.

Выключает телефон.

21:00. Бирмингем. Тот же отель, в котором Генри останавливался в первый раз. Номер Генри.

Генри и Джессика сидят после ужина, обсуждают планируемую поездку.

Генри предложил начать маршрут в Аргентине, перелететь в Рио-де-Жанейро, отдохнуть там на пляжах, а потом перелететь в Манаус и на приличном лайнере совершить четырех-пятидневный круиз вверх по Амазонке или Риу-Негру. После этого отправиться на острова Карибского моря и насладиться ничегонеделанием.

Джессика возмущенно встала, ходит по комнате, энергично замахала руками:

— Я не хочу все время видеть рядом самодовольные туристические физиономии. Зачем тогда ехать на край света. Это можно увидеть и на круизе по Средиземному морю. Я хочу посетить дикие горы, увидеть реальных людей вокруг, нетронутую природу.

— Ладно, и что конкретно предлагаешь?

— Кордильеры или Анды, не помню, как их там называют. Ехать на машинах, пробираться пешком через заросли, ночевать в случайных поселках, встречать рассвет в горах, наблюдать за животными в диких условиях. Это моя мечта.

Генри заулыбался:

— Ничего себе, заявочка! Особенно мне нравится: «пробираться пешком через заросли». Ты себе представляешь, что это такое? Даже если перед тобой пара проводников будет непрерывно прорубать туннель в этих самых зарослях, ты не пройдешь и пяток километров. А на тебя сверху будут падать пауки, по ногам поползут мокрицы, многоножки и еще не знаю кто. И каждые сто метров придется осматривать тебя, не угнездились ли на твоей одежде кровожадные твари. И животные там не слишком радуют иногда. Представь себе встречу с ягуаром…

Джессика остановилась:

— Генри, ты специально пугаешь меня?

— Нет, просто говорю о нормальных трудностях пеших путешествий по диким лесам. Можно, конечно, найти цивилизованный национальный парк с запланированными прогулками по ухоженным рощицам. Но, боюсь, это не то, о чем ты мечтаешь.

— Ну, хорошо. Не пеший поход, но на автомобилях-то можно поехать. Полюбоваться дикой природой?

— Конечно можно: в Африке, в любом национальном парке. Вволю насмотришься на слонов, львов, антилоп. Да и на птичек полюбуешься. В настоящих лесах Амазонки на машинах не проедешь. Только на хорошем катере.

— А в горах?

— В горах тоже свои прелести. Перевалы там высокие, нужно иметь приличные легкие. И автомобили ползут еле-еле. Не хватает им там чего-то. Так что через Кордильеры лучше поездку не планировать. Но по отрогам прогуляться можно. Лишь бы не нарваться на местных партизан.

— Ну, вот еще! Каких партизан? Разве они еще существуют?

— Представь себе, кое-где имеются, в некоторых местах действуют десятки лет. Поколения сменяются, а партизаны остаются.

Джессика смотрит на Генри, медленно говорит:

— Ну и что? Совсем отказаться от мечты?

— Я вот думаю, что же можно сделать, чтобы ты увидела хоть краем глаза свою «мечту». Можно проехаться по отрогам гор, поглядеть сверху на амазонскую сельву, увидеть восход солнца. А потом отдохнуть цивилизованно.

— Ну, хоть так. Но в отрогах гор можно походить пешком?

— Конечно, можно. Но лучше, если сзади будет идти мощная машина высокой проходимости, готовая подобрать тебя и отвезти куда надо.

Джессика, возмущенно:

— Ты всегда так высмеиваешь чужие предложения?

— Нет, я просто стараюсь глядеть на все практично. Ладно, хватит дискутировать. Если не устраивает Аргентина и пляжи Бразилии, то предлагаю начать путешествие с Колумбии. Прилетим в Боготу, там возьмем самолет и отправимся на восточные отроги Анд. Погуляем там на лэндровере или мощном джипе, насмотримся на природу, а если удастся, то и на животных, и перелетим в Бразилию. Прокатимся на хорошем катере, без туристов, по Риу-Негру или Амазонке. А дальше на Тринидад или Подветренные острова.

— Тринидад я представляю. Он где-то у дельты Ориноко. А эти, как их, Ветренные? Где они?

— Подветренные? Почти там же, рядом. До них всего лишь тысяча километров. Кюрасао или Аруба, или мелкие острова. А хочешь — можно на Наветренные острова: Барбадос, Сент Лючия, Гренада. Там их полно: красивые виды, красивые названия, великолепные пляжи. И совсем рядом с Тринидадом. Устраивает?

— Конечно, Генри. Я и не мечтала о такой поездке. Решай ты — тебе виднее.

Подошла совсем близко к Генри. Но тот все еще по-деловому:

— Договорились. Завтра я поеду в Лондон, разберусь с билетами и позвоню тебе. Из Хитроу вылетим в Колумбию. Не уверен, что сейчас есть прямые рейсы. Возможно, придется лететь через Испанию или США. А потом будем с дальнейшим разбираться в Колумбии.

— А визы?

— Я — гражданин Германии, у тебя — британский паспорт. Визы нам не нужны, только паспорт не забудь. Так что пока, до завтра.

Джессика недоуменно:

— Почему до завтра? Разве я не останусь у тебя?

Генри озадаченно смотрит на Джессику:

— Нет, я устал за сегодняшний день, как собака. Езжай домой. Я вызову тебе такси.

Смотрит на разочарованную Джессику:

— Извини, у нас впереди целых две недели.

— Ну и ладно. Вызывай.

Генри набирает по телефону номер.

18:00. 4 июля, понедельник. У аэропорта Хитроу.

Номер в отеле «Sofitel London Heathrow».

За окном почти постоянно слышен звук работающих двигателей самолетов, хотя окна номера выходят на противоположную от взлетной полосы сторону. В номер входят Джессика и Генри с ее чемоданом. Джессика приоткрывает окно, но в номер врывается такой шум взлетающего самолета, что она сразу же захлопывает его:

— Генри, почему мы остановились в этом отеле?

— Завтра рано вставать, мы вылетаем в семь двадцать.

— Прямо без завтрака?

— Да, завтракать будем в пути. Лететь меньше трех часов.

— Что? До Колумбии меньше трех часов?

— Нет, летим через Мадрид. Там пересядем на другой самолет, и еще десять часов лететь до Боготы.

— Почему так? Это дешевле?

— Нет, не в этом дело. Прямые рейсы в Боготу только зимой, в сухой сезон. По рейсам это сейчас наиболее удобный маршрут. Я советовался в аэропорту. Кстати, очень удивились, что не беру билеты на обратные рейсы. Пришлось объяснять, что мы еще не решили, как полетим назад. Успокоились, только узнав, что я беру билеты в бизнес-класс.

— Мы полетим бизнес-классом? Я еще никогда так не летала!

— Какие твои годы. Налетаешься еще. А сейчас пойдем поужинаем поосновательнее, и будем отдыхать.

Здесь же, после ужина.

Опять Джессика смотрит недоуменно на Генри. Но тот только отрицательно качает головой:

— Нам вставать в три часа.

— Я же должна знать, с кем проведу две недели отдыха? Против такого аргумента трудно устоять.

 

Колумбия

5 июля 2016 г., вторник, вечер.

Аэропорт «Эльдорадо» в Боготе.

На паспортном контроле сотрудник тщательно проверяет немногочисленные документы Генри и Джессики. Естественно, его волнует, что отсутствуют билеты на обратный полет. Да он еще и плохо понимает английский язык. Генри приходится несколько раз объяснять, что они пока не решили, на какие острова Карибского моря полетят отдыхать после поездки по Амазонке или Ориноко. Успокаивают сотрудника только наличие билетов бизнес-класса и кредитная карточка Platinum, которую не замедлил показать Генри. На нее сотрудник смотрит с большим уважением.

Наконец все формальности утрясены. Генри и Джессика проходят в зал прилета, получив почти без задержки чемодан Джессики. К ним бросились, отталкивая друг друга, два колумбийца. Один предлагает отель «Windham Bogota», другой — «93 Luxury Suites & Residences». И тот и другой пятизвездочные, правда, непонятно, по какой классификации. Как Генри понял в дальнейшем, им позвонил сотрудник паспортного контроля, предупредивший о солидном туристе из Европы.

Генри решительно указал на более молодого, и тот торжествующе повел обоих гостей к своей машине. До отеля ехать было недалеко, чуть больше десяти километров.

Отель.

Оказалось, что это «Windham Bogota». Выглядел он вполне прилично, а цены были разумные. Нормальный двуместный номер стоил только сотню евро. Разложив вещи, спустились в лобби. Генри долго объяснялся с портье, даже пришлось вызвать дежурного администратора. Администратор, лучше понимающий английский язык, почти сразу разобрался, что Генри хотел бы улететь на восточные склоны Анд, на границу с сельвой и льяносами.

Администратор несколько многоречиво объяснил:

— Это несовместимые желания. Если хотеть увидеть и Анды, и льяносы, то нужно лететь или ехать на восток — например, в департамент Касанар. Достаточно добраться в Вильянуэва. Оттуда можно на машинах проехаться по департаменту, посетить Восточные Анды. Только в соседний департамент — Бояко — не нужно заезжать. А можно прокатиться по реке Мета, наглядеться на так называемые «высокие льяносы». Сейчас там сезон дождей, он в Лос-Льянос с апреля по ноябрь. Но синоптики целую неделю июля обещали без дождей, так что вам повезло: сейчас подходящая погода для поездок на берегах Меты, чтобы наблюдать животных в льяносах.

А если хотите видеть сельву, то нужно лететь на юго-восток. Рекомендую Летисию. Это город на стыке Колумбии, Бразилии и Перу. Там можно насмотреться на Амазонию. В Летисии обратитесь в любое агентство, и вам организуют великолепное путешествие. Покажут розовых дельфинов, кайманов, оцелотов, обезьян всех размеров. А птиц там просто множество. Только вывозить их не разрешают. Если захотите, вас погрузят в совсем дикий мир индейских поселений, жизни без мобильного телефона и Интернета.

Генри, увидев, как загорелись глаза Джессики, услышавшей о диком мире без телефона и Интернета, поспешил перевести разговор на Вильянуэва:

— А почему нельзя из Вильянуэва поехать в Бояко? Это не разрешается?

— Нет, прямых запретов нет, но там же основные места добычи изумрудов: Музо, Чивер, Коскес, Кипама. Там все очень строго. Проверяют туристов и праздношатающихся. Всех подозревают в добыче или вывозе изумрудов. Да и бандитов там много. Вот, буквально вчера было сообщение в газетах, что какая-то банда вырезала небольшой поселок мирных индейцев. Убежала только одна девочка, которая и рассказала обо всем этом ужасе.

Глаза у Джессики округлились:

— И нашли эту банду?

— Пока нет. Но по всей восточной части Бояко идут поиски. Не думаю, что они дадут что-то. Бандиты, наверное, уже добрались до Боготы, затаились здесь со своей добычей.

Теперь уже вмешался Генри:

— А что они могли найти и отобрать у индейцев. Я думал, те живут бедно.

— Да, бедно. Но у них могли быть спрятаны изумруды. Знаете, так называемые «старые» изумруды.

— Почему «старые»?

— Так называют изумруды, найденные в шестнадцатом — семнадцатом веках. Они очень темные, чистые. Их больше всего ценят в Европе. Платят большие деньги, они дороже алмазов.

— А почему индейцы сами не продают их? Это запрещено?

— Нет, индейцы всегда могут продать их официально. Но они считают их наследием предков, для них это — священные предметы.

Джессика, нахмурившись:

— Так что, мы там не сможем поездить в горах?

— Почему? По департаменту Касанар вполне можно ездить, там все тихо. И предгорья красивые, и с гор можно любоваться льяносами долины Мета и ее притоков. Если захотите полететь в Вильянуэва, я созвонюсь со знакомым летчиком, он отвезет вас туда и посоветует, как лучше организовать отдых.

Администратор показал на карте, где находится департамент Касанар и Вильянуэва. Генри посмотрел на Джессику:

— Поедем?

— Как хочешь, тебе виднее.

Теперь Генри обратился к администратору: — Когда можно будет обговорить с ним все?

— Я с ним свяжусь сегодня же и извещу вас. Вы можете вылететь завтра?

— Мы только погуляем с утра по городу, посмотрим его. А после обеда готовы лететь. Так Джессика?

— Хорошо. А он знает английский язык? — теперь она уже обратилась к администратору.

— Да, он работает уже давно. Возил и американцев, и англичан, и немцев. Не беспокойтесь, все будет нормально.

6 июля, среда. Номер в отеле «Windham Bogota».

Генри и Джессика отдыхают после обеда в номере, откинувшись в креслах. Включен кондиционер, но все равно Генри жарко, он обмахивается журналом. Звонит внутренний телефон, Генри поднимает трубку, голос администратора:

— Приехал пилот, вы могли бы с ним встретиться?

— Да, конечно. Направьте его в наш номер.

Через несколько минут Генри вышел встречать пилота, а тот уже стоял у двери, сравнивая число на двери с числом на бумажке. Войдя вслед за Генри в номер, сорокалетний мужчина представился:

— Мое имя — Мануэль Эрнандес. Я пилот и владелец небольшой фирмы в Вильянуэва.

Генри предложил Мануэлю присесть рядом в кресло:

— Меня интересует: можем ли мы получить комплексное обслуживание. Мы хотели бы совершить пару прогулок по Восточным Андам и, может быть, по льяносам.

— Нет проблем. Моя фирма обеспечивает перелеты на расстояние до тысячи километров, автомобильные прогулки по Колумбии и предоставление гостиничных услуг.

После обсуждения вопросов стоимости полетов, аренды машины и проживания Генри взглянул на Джессику:

— Ну как, устраивает?

— Генри, не спрашивай меня. Все равно ты решишь по-своему.

— Хорошо, Мануэль. Когда можем вылетать?

— Самолет готов к вылету. В любое время, через пару часов. У меня машина почти рядом с отелем.

— Далеко это?

— Нет, сто тридцать километров. Дольше сидеть в аэропорту, ожидая разрешения на вылет, чем лететь.

— Ладно. Но я должен найти банкомат, обменять евро на песо.

— Не обязательно. Сколько вы хотите обменять? Я могу вам сам это сделать.

— Пока пятьсот евро.

— По курсу это полтора миллиона песо. Я вам обменяю в Вильянуэва. За вычетом стоимости перелета.

— А «Визу» у вас в городе принимают?

— Без проблем. Могу оплату перелетов, аренды машины и всего остального принимать по карточке.

— Это было бы удобнее.

20:30. Отдельно стоящий домик в Вильянуэва.

Мануэль познакомил Генри и Джессику с Донсией — молоденькой девушкой, которой предстоит их обслуживать. Сказал, что она будет поддерживать чистоту в доме и приносить еду из кафе Мануэля, если они не захотят выходить из дома. Джессика сначала возражала, ей Донсия показалась слишком красивой. Но потом сдалась, когда Генри прямо заявил, что он отдыхает с ней, с Джессикой, и не собирается смотреть на других девушек. Мануэля немного удивили сомнения, он подчеркнул, что услуги Донсии входят в стоимость проживания в домике. Потом он провел Генри и Джессику по всем комнатам, распахнул на кухне холодильник, показал его наполненность и сказал, что ужин Донсия скоро принесет. Затем пожелал хорошего отдыха и ушел.

В доме две спальни, гостиная, удобства и отличная веранда. Генри и Джессика сидят на веранде на плетеных стульях. Перед ними на столе остатки принесенного Донсией ужина. Генри потягивает бельгийское пиво — откуда оно здесь? Джессика мечтательно смотрит на небо, в котором уже зажглись первые звезды:

— Четыре дня тому назад я и подумать не могла, что вот так окажусь на краю света. Злилась на Роя, родителей, сама на себя. А когда ты позвонил, поняла, что сейчас что-то случится важное. Правда, Генри?

— Что, Джессика? Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, что мы не случайно встретились тогда в библиотеке. Мне совсем нечего было делать в том зале, где я увидела тебя и подошла. Я туда шла, как сомнамбула.

— Да нет, ты была в полном порядке, никаких психических расстройств в твоем поведении не помню. Очень уверенно учила меня пользоваться аппаратурой для чтения газет. И в том индийском ресторане успешно подтрунивала надо мной.

— Я не об этом. Конечно, психически была нормальной, но меня что-то потянуло в тот зал, что-то не зависящее от моей воли. И на следующий день все так сложилось, что Рой уехал к родителям, а я позвонила тебе. Ведь если бы не позвонила — мы не пошли бы вечером в ресторан, а тогда ты не позвонил бы мне из Марселя. Правда? И не случайно у нас с Роем случилась размолвка перед тем, как ты позвонил в воскресенье. Назови это судьбой, роком, чем хочешь, но все это не случайно.

Она давно уже оторвала взгляд от неба, внимательно, с каким-то ожиданием смотрит прямо в глаза Генри, как будто хочет проникнуть в его мысли.

А Генри с недоумением взирает на Джессику. Привык всегда видеть ее немного иронизирующей и трезво оценивающей происходящее — и вдруг такое выступление. Это совсем не похоже на нее, а в чем-то даже тревожно. Ведь это намек на возможность особых отношений, серьезных отношений. Не станешь же объяснять Джессике, что после разрыва с Оксаной ему не хотелось встречаться с женщинами, которые были у него до нее. И он постарался приземлить разговор, свести все к простым, понятным вещам:

— Это на тебя, Джессика, действует необычное небо, усталость от перелетов. Ничего сверхъестественного в нашей встрече нет. Не было бы у меня тогда времени, чтобы встретиться с тобой вечером, ты позвонила бы еще кому-то. Просто ты была сердита на Роя. Давай лучше обсудим, куда мы хотим поехать завтра.

Джессика не увидела в глазах Генри того, о чем мечтала, тряхнула головой и уже спокойно ответила:

— Да, конечно. У нас не так много времени, чтобы тратить его бесцельно. Не знаю, как ты, а я хотела бы уже завтра проехать до тех гор, которые мы видели при посадке.

— Хорошо, но я не хотел бы выезжать за пределы департамента Касанар.

Генри принес карту, расстелил ее на столе, сдвинув остатки ужина в сторону:

— Смотри. С юга и юго-запада Касанар граничит с департаментом Мета. Граница идет около реки Упия, а потом около реки Мета. С севера и северо-востока граничит с департаментом Араука. С запада запретный для нас департамент Бояко. В Араука нам делать нечего, даже не будем приближаться туда. Я предлагаю завтра поехать с шофером, которого даст Мануэль, на север по основным дорогам. Проедем, сколько сможем, вероятно до Йопаль — столицы департамента. А на следующий день одни поедем на пару дней западнее, вдоль границы с Бояко. Там заночуем в горах, «насладимся», как ты хотела, одиночеством и «дикими» условиями. В субботу вернемся назад, а в воскресенье Мануэль отвезет нас далеко на юг — в Летисию. Помнишь, в отеле нам рассказывали о том, что там можно организовать приятное путешествие в сельву. И все. На этом закончим с «дикими» местами, улетим в Бразилию, погуляем там и отправимся к Карибам. Ну, что?

— Ладно, ты все распланировал. Но надеюсь, что все пойдет не так.

— Почему? Почему должно пойти все не так?

— Скучно, когда все идет по плану!

— Не уверен, что ты права. Я предпочитаю, чтобы все шло по плану. А если это не так, значит — планы были плохие. И ты еще не знаешь, как бывает сложно и плохо, когда планы рушатся.

— Да уж, особенно если планы рушатся у представителя фирмы. Наверное, если не удается спихнуть клиенту товар, это событие космического масштаба?

Генри рассмеялся, притянул к себе Джессику:

— Да, когда рушатся планы — очень плохо. Но я надеюсь, что все будет о’кей. Не будем спорить. Пойдем лучше отдыхать — завтра рано вставать.

Против такого предложения Джессика не собиралась протестовать.

9:00. 7 июля, четверг. У домика в Вильянуэва.

Донсия принесла завтрак, убрала посуду от вчерашнего ужина, сказала, вернее, показала Джессике руками, что уберет все в домике после их отъезда. Мануэль обменял Генри пятьсот евро, показал «Лендровер» и представил его водителя, вручил мощный бинокль. Объяснил, что в багажнике имеется все для ночевки в поле или в лесу.

Шестьдесят пятое шоссе. Мощный темно-зеленый «Land Rover Freelander 2» катится мимо бесконечных покрытых рощами холмов. Водитель — белозубый Марио — непрерывно напевает на испанском языке песни. Английский он знает довольно плохо, обходясь минимумом слов, но разговаривать с ним все-таки можно. Генри сидит справа от него, проверяя по карте движение машины. Впрочем, проверять нечего: прекрасное двурядное шоссе, редкие дома вдали, дорога плавно тянется по холмам, обходя долины. Когда взбирается на очередной холм, становятся видны синеющие где-то далеко на западе горы, но это случается редко. Непрерывно возникающие то справа, то слева рощи не дают возможности разглядеть окрестности.

Даже Генри порядком надоела эта поездка, тем более Джессике, ерзающей на задних сиденьях.

— Генри, мы так и будем бесконечно ехать по этим безлюдным холмам? Зачем они нам? Где горы, хотя бы небольшие? Где звери, птицы? Я таких холмов насмотрелась у нас в Глостершире, когда ездила с отцом к родственникам. Стоило ли ради этих холмов забираться на край света? Давай придумаем что-нибудь другое.

— Мы планировали доехать по этой дороге до Йопаль, там пообедать и вернуться. Но, признаю, — совсем неинтересная дорога. Предлагаю свернуть где-то и отправиться к реке Мета посмотреть высокие льяносы. Все равно мы собирались сделать это, так хотя бы день не пропадет даром.

— Куда угодно, лишь бы уйти от этого однообразия.

Генри попросил Марио остановиться и начал ему показывать карту. Машина была уже недалеко от Таурамена. Судя по карте, от Таурамена вдоль реки Гусиана вела приличная дорога, ведущая к реке Мета. Генри ткнул пальцем в карту около поселка, обозначенного названием Карупана:

— Мы хотим попасть сюда.

Марио никак не мог понять, зачем этим гринго потребовалось вдруг изменить маршрут, зачем ехать в какую-то задрипанную деревушку, когда можно отлично пообедать в столице департамента. Но Генри настойчиво повторял, что нужно ехать к реке Мета, — мол, девушка хочет посмотреть на водосвинок капибар, на броненосцев и муравьедов, на страуса-нанду. С точки зрения Марио — гринго всегда немного сумасшедшие, но что поделаешь, они платят деньги — они указывают дорогу. Он доказывал, что туда ехать не меньше полутора часов, но Генри был неумолим. Пришлось Марио у Таурамена свернуть на однопутную дорогу Лампорита, ведущую вглубь льяносов. Да, это вполне можно было назвать дорогой — видно, что здесь грейдеры регулярно зачищают ее после дождей, присыпая щебенкой неровности.

А вокруг не болота, нет — вокруг плоская равнина, по которой где-то совсем рядом лениво течет Гусиана. Иногда дорога даже подходит близко к ней. Марио пытается сказать, что им повезло: во время дождя здесь не проехать. Дорога чуть поднята над равниной, но во время дождя этого недостаточно.

Генри передал Джессике бинокль. Она крутит головой, стараясь увидеть в бинокль местных страусов-нанду, но кроме коров и лошадей, мирно пасущихся в одиночку или небольшими стадами, ничего не видно. Вблизи проплывают несколько небольших поселков. И через полчаса, не доезжая до местной столицы — городка Мани, Марио сворачивает на приличную двупутную асфальтированную дорогу. Через несколько миль пейзаж меняется. Вместо надоевшей равнины, покрытой высокой свежей травой, с обоих сторон тянутся рощи, переходящие в невысокий лес. Причина этого понятна, дорога пересекает по мосту небольшой ручеек с длинным названием Каньо Думагау Дель Норте. Судя по значительной ширине каменистых склонов у ручья, в сезон дождей ручей превращается в бурный поток, да и сейчас воды много. А за окном лес исчез — сначала справа, а потом и слева. И вновь вокруг бесконечные «высокие льяносы». Иногда от дороги уходят в сторону проселки, тянущиеся мимо огромных луж или небольших болот к далеким одиночным фермам.

Еще несколько миль, и асфальт неожиданно заканчивается, машина снова переходит на щебеночный проселок. Очередные двадцать миль машина преодолевает почти за полчаса. Дорога через каждые несколько миль пересекает по мостам и мостикам русла ручьев, и наконец машина выходит на гладкий асфальт. Правда, пейзаж от этого не меняется: унылая плоская равнина с колышущейся на слабом ветре травой. Затем асфальт превращается в грейдерную дорогу, которая после скрывающегося где-то за деревьями селения со звучным названием Пальмар эль Диаманте переходит в грязный проселок. Еще один ручей со стоящим на его берегу поселком Ла Тигра, последние полторы мили, и появились жалкие домики поселка, к которому стремились, — Карупана. У него только одно преимущество перед такими же мелкими населенными пунктами, мимо которых они проезжали: этот поселок стоит на берегу реки Мета.

Мета — не рядовая река, коих в Колумбии не счесть. Она тянется на тысячу километров, впадая в Венесуэле в Ориноко. Именно на нее советовал обратить внимание администратор гостиницы в Боготе.

11:10. Поселок Карупана.

Марио пошел к домам, выяснить, кто может вывезти иностранцев в места, где можно увидеть животных, а Генри с Джессикой вышли из машины размять ноги. Через десять минут Марио вернулся: оказывается, нужно проехать еще с полкилометра к реке. И машина подъезжает почти к берегу Меты. Справа что-то похожее на сарай или времянку, с односкатной крышей, покрытой листами жести. Сарай окружен символическим ограждением: столбиками, стоящими на полтора-два метра друг от друга, связанными поверху жердями. К некоторым столбикам привязаны веревки, на которых висит и сохнет не менее полусотни детских одежек. Перед сараем красный пластмассовый стул, на котором сидит и курит свернутую то ли сигару, то ли самокрутку мужчина неопределенного возраста. По заросшему кучковатой растительностью лицу невозможно определить, стар он или нет. Одет в короткие шорты, застиранную, когда-то желтую майку, на босых ногах сандалии, на голове широкополая шляпа. Мужчина ленится подняться навстречу машине, зато на лай прячущейся за мужчину собаки из сарая выскочила группа детей всех возрастов, начиная с высокой девочки, почти девушки, в коротеньком платье, до абсолютно голого малыша.

Марио выходит из машины и начинает неторопливый разговор с мужчиной. Орава детишек застыла, разглядывая Марио, машину, Генри и Джессику в ней. Генри надоело сидеть в машине, он тоже вышел, подошел к беседующим. Только теперь мужчина соизволил подняться со своего стула. Марио объясняет:

— Пино Дельгадо владеет моторной лодкой. Он может отвезти нас на остров, сейчас там можно увидеть местных зверей. Но он требует пятьдесят тысяч песо.

Пятьдесят тысяч песо — это чуть больше семнадцати евро. Цифра смешная. Генри соглашается:

— Передай Пино Дельгадо, что я дам ему пятьдесят тысяч. А если девушка будет довольна увиденными животными, я после возвращения дам еще столько же. Но мы должны поехать скорее, я хочу вернуться в Вильянуэва сегодня же. Да, Дельгадо — фамилия?

— Нет, это двойное имя. Но все зовут его просто Пино. Лень и дремоту Пино Дельгадо, получившего новенькую бумажку с надписью 50 MIL PESOS, как рукой сняло. Он тут же позвал старшую девочку, передал ей бумажку и что-то приказал. Она побежала в сторону поселка, только голые пятки засверкали. Потом приказ младшим, и двое мальчиков вынесли из сарая подвесной мотор и понесли его к берегу. Третий малыш с трудом притащил ружье и патроны. Выглянувшей из сарая женщине Пино тоже что-то сказал.

Через несколько минут мотор, после нескольких неудачных попыток Пино завести его, все-таки заработал, и деревянная лодка поплыла к противоположному берегу. Генри немного с опаской разглядывал небольшую плоскодонку, погруженную в воду почти по самый борт. В ней находилось четверо взрослых и два мальчика. К счастью, лодка совсем не протекала, и ветер почти не гнал волны.

Остров.

Противоположный берег оказался, как объяснил Марио, островом. Пино повел всех через поле, заросшее высокой травой, вглубь острова. Трава сменилась кустарником, затем низкорослыми деревцами, кучкующимися на небольших холмиках. У одной из таких групп Пино остановился, огляделся и попросил всех не высовываться за деревья. Потом послал куда-то обоих мальчишек, почти сразу исчезнувших среди кустарников. Пино не спеша зарядил ружье и начал что-то тихо объяснять Марио. Тот перевел:

— Сейчас появится семейка капибары. Мальчишки выгонят их на нас.

Джессика, конечно, не утерпела:

— Кто такие капибары? Они страшные?

— Нет, это такие водяные свинки. Очень жирные и вкусные.

— Марио, Пино будет стрелять в них? Разве можно убивать животных?

— Нельзя, сеньорита, но ведь кушать хочется. Вы обедать хотите?

— Разве нельзя пойти обедать в кафе?

— Нет, сеньорита, до ближайшего кафе, вернее гранхи — сельской придорожной харчевни — ехать минут двадцать. Пино обещал накормить вас у себя. Не беспокойтесь, это будет вкусно. Настоящие колумбийцы любят вкусно поесть. Но, прошу вас, помолчите. Видите, Пино уже нахмурился.

Несколько минут ожидания, и где-то впереди послышались резкие выкрики и свист. Еще через пару минут на полянку перед деревьями, за которыми спрятались все четверо, по отчетливо видимой тропинке выскочило что-то похожее на приличных размеров свинью. Генри напрягся, сейчас Пино выстрелит. Джессика зажала уши. Но Пино не пошелохнулся. «Что-то похожее на свинью» резко остановилось, понюхало воздух и бросилось в сторону. За ним выскочили три свиньи поменьше и умчались следом за вожаком. Потом гурьбой пробежали поросята. И только теперь Пино поднял ружье. На тропинке показалась маленькая процессия таких же животных средних размеров. Пино пропустил первых трех и выстрелил в четвертого. Тот на ходу споткнулся, упал и задергался. Пино выскочил на поляну, навалился на подстреленную свинью и всадил ей в бок большой нож. Добыча перестала дергаться. Пино помахал рукой, предлагая всем подойти. Мальчишки прибежали к отцу одновременно с Генри, следом за ними — чуть отставший Марио. Пино встал и гордо показал на убитого зверя:

— Капибара.

Марио перевел и развил его мысль:

— Водяная свинка, наш обед.

Джессика так и осталась стоять около тех деревьев, за которыми все прятались. Только чуть вышла вперед, но не хочет смотреть на мертвое животное. Пино быстро связал капибаре попарно ноги, вырезал подходящую палку, просунул ее под связанные ноги и отдал сыновьям. Те взвалили ношу на плечи и пошли к лодке. Пино опять похвастался:

— Хороший подсвинок, килограмм тридцать будет. Хватит всем на два-три дня.

Перевел, конечно, Марио. И тут же добавил:

— Это не свинья, это большая водная крыса, но она очень вкусная.

Хорошо, что Джессика этого не слышала. Генри ей рассказал, что такое капибара, только вечером, когда они уже были в своем домике в Вильянуэва.

Когда все подошли к стоявшей Джессике, она разочарованно сказала:

— Это и все, что мы увидим? Только не стреляйте больше ни в кого.

Общая заминка. Пино уже хотел возвращаться к лодке, но Генри переговорил с Марио, тот долго втолковывал Пино, показывая на Джессику. Пино почесал затылок и, видимо, согласился. Марио пересказал Генри:

— Я пытался расспросить Пино о зверях, которые вас интересуют. Он говорит, что дикобразов здесь нет, опоссумов очень трудно увидеть: они ведь маленькие, их нужно специально ловить, ставить ловушки, времени на это нет. О ленивцах он ничего не понял, не знает, что это такое. Муравьеды раньше были, но не здесь. Их нужно искать ниже по течению, они очень редкие, и за них строго наказывают. Оцелотов и ягуаров, к счастью, здесь тоже нет, что им здесь делать, на острове. Пекари там, за рекой, встречаются, они очень вкусные, но здесь им не выжить. Так что посмотреть можно только броненосцев. Их здесь называют armadillo, но чаще просто тату. Здесь на острове они изредка встречаются. Но застрелить их не удастся.

— Хорошо, давайте посмотрим хотя бы на этого тату.

— Пино не гарантирует, что мы его увидим, он ночью ходит и питается. Но, может быть, случайно встретим. Нужно пройти вглубь острова.

13:00. В глубине острова.

Вся процессия пошла дальше, вглубь острова. Генри забеспокоился, что дети будут волноваться, но Марио отмахнулся:

— Они сейчас повезут капибару домой, ведь ее еще нужно приготовить. Отдадут матери, а потом вернутся и будут ждать на берегу.

— Марио, а почему Пино стрелял не в первого большого зверя, а в идущих сзади?

Марио расспросил хозяина и объяснил Генри:

— Первым шел глава стаи, его нельзя убивать — стая рассыплется. Дальше шли матки — их жалко, они принесут малышей. Потом шли малыши — какой с них толк. А вот последние — молодые двухлетки. Этих можно бить, да и мясо у них вкуснее, чем у главы стаи. У Пино здесь несколько таких стай, он заботится, чтобы они не исчезли.

На место пришли минут через десять. Остановились у небольшого холмика, на котором был дырявый шалаш. Пино пригласил всех в шалаш. Приказал сидеть тихо и указал на другой, почти такой же холмик метрах в двухстах. Марио объяснил, что в том холмике — нора большого старого тату. Тату живет одиноко, выходит на поверхность обычно ночью. Может быть, повезет увидеть его, если он вылезет за какой-то надобностью, но нужно сидеть очень тихо. Генри отдал бинокль Джессике, которая сразу же навела его на указанный холмик, и все четверо застыли. Прошло минут пятнадцать, Генри уже надоело сидеть в неудобной позе, как Джессика вдруг вскрикнула:

— Ой, вот он, вылезает.

И сразу же закрыла рукой рот:

— Что я наделала, он забрался снова в нору. Но я его рассмотрела: низенький и весь как будто в щитах.

Пино поднялся и вышел из шалаша. Ясно, что больше броненосец из норы не вылезет до темноты. Остальные тоже выбрались. Когда вернулись на берег, ребята уже сидели и ждали взрослых.

14:30. Во дворе у Пино.

Все устроились за большим столом во дворе под щелястым навесом. Главным украшением стола, стоящим на мужской его части, была двухлитровая бутыль агуардиенте, как с любовью назвал ее Марио. Скромнее выглядело большое деревянное блюдо с разложенными на нем гигантскими кусками капибары. Генри порадовался куску окорока, который хозяйка положила перед ним на листе банана. На тот же лист она поместила несколько больших жареных овощей. Генри не обратил сначала на них внимания, но Марио сказал, что это платан, колумбийский банан, самый подходящий овощ к мясу. Генри попробовал — действительно, не так уж плохо. Джессика категорически отказалась сидеть на женской половине стола и пристроилась рядом с Генри. Заявила, что очень голодна, и получила кусок почти от самого хвоста. На столе стояло много жареной рыбы, которую она тоже с удовольствием попробовала. Остальные, даже малыши, рыбу не стали есть — давно надоела. Еще когда возвращались с реки, Марио показал Генри справа от тропинки, почти у речного обрыва, подвязанные на высоких кольях веревки с подвешенными к ним выпотрошенными и подвяленными рыбами. Позднее, но до того как ему стал отказывать язык, он объяснил Генри, что рыба здесь — основное блюдо у семьи. Для покупки мяса и молока у хозяина нет денег, а подстрелить капибару удается редко. Вернее, подстрелить-то можно, но так и истребить их можно подчистую.

Пино Дельгадо на правах хозяина предложил всем возблагодарить Господа за удачный день и после краткой молитвы стал разливать агуардиенте по стаканам. Генри из вежливости пригубил напиток, оказавшийся слабой водкой с сильным привкусом аниса, к тому же и сладковатый. Джессика хватила было два глотка и скривилась — не понравилось. Зато Марио и Пино непрерывно наполняли свои стаканы. Даже старшим ребятам, которые были на охоте, отец наливал два раза этой агуардиенте. Правда, потом мать отобрала у них стаканы.

Сначала Генри слегка рассердился, что Марио к концу трапезы не сможет везти машину, но потом решил, что так будет даже лучше. Внезапно он вспомнил о своем обещании, вытащил еще одну бумажку в пятьдесят тысяч песо и передал хозяину, у которого хозяйка молниеносно выхватила ее из рук, свернула и спрятала за лиф. Джессика тут же обратилась к Генри:

— Дай мне деньги.

Вытащила из его раскрытого бумажника еще одну бумажку, оказавшуюся двадцатью тысячами песо, и передала старшей девочке. Генри взглянул на девочку, вытащил еще одну бумажку в десять тысяч песо и тоже протянул ей. Та вспыхнула, растеряно посмотрела на отца и мать, не увидела на их лицах возражения, схватила обе бумажки и убежала в сарай.

А потом хозяйка выставила на стол две корзины с разными фруктами. Некоторые Генри ел раньше, показал Джессике гуайаву, фейхоа, папайю. Впрочем, Джессика сказала, что все эти фрукты она видела и ела в Англии. Но в корзинах было много и неизвестных Генри плодов. К Пино или Марио в это время было уже бесполезно обращаться, и Генри знаками показал хозяйке, что хотел бы знать, что это за фрукты.

Хозяйка с гордостью стала сыпать незнакомыми названиями: гранадилла, маракужя, учува, луло, гуанавана. Называла, вынимая соответствующий фрукт из корзины, но так быстро, что ни Генри, ни Джессика ничего не смогли запомнить. Осторожный Генри выбрал давно знакомую папайю, но удивился, что кожица у нее не зеленая, а желто-оранжевая. Джессика смело взяла колючую шишку гуанаваны, разрезала ее. Немного очистила и попробовала. Сморщилась — запах напоминал скипидар. Хозяйка заволновалась, показала на черные косточки. Джессика не поняла, решила, что ей предлагают съесть косточку, но хозяйка встала со своего места и решительно сказала что-то Марио, дернув его за плечо. Тот повернулся, посмотрел на косточку и заплетающимся языком заявил, что это яд — нельзя есть косточку. Джессика поверила и отложила шишку в сторону.

16:00. Дорога домой.

Через щели навеса стал накрапывать дождь, Генри начал проявлять нетерпение. Пора возвращаться домой. С трудом удалось оттащить Марио от стола, на котором бутыль агуардиенте была еще наполовину полна, и усадить его на заднее сиденье. Генри сел за руль, Джессика пристроилась рядом, помахали гостеприимным хозяевам и поехали.

До Вильянуэва по прямой всего сорок — сорок пять миль. Но дождь усиливался, и прямой дороги вдоль Меты и ее притока Упия нет. Генри решил ехать в обход: через Пальмар Эль Диаманте и Лос Альпес. От Лос Альпес можно добраться домой в Вильянуэва по приличной дороге. Это миль восемьдесят или больше, но надежда есть, несмотря на усиливающийся дождь.

Дорога кажется хорошей только, когда глядишь карту. В действительности первые двадцать миль — это то более или менее приличный грейдер, то расхлябанная, изъезженная автомобилями и повозками ухабистая дорога. Ехали медленно, и выручал высокий клиренс у машины. Только у Ла Примавера вышли на приличный асфальт. Теперь лужи и дождь — не помеха. Пятнадцать миль до Лос Альпес проскочили меньше чем за пятнадцать минут, нашли нужный поворот и покатили дальше. До Каламара дорога была замечательная, но потом быстро стала портиться. Вдруг она разделилась на три части и превратилась около какой-то индустриальной зоны в проселочную дорогу, переходящую иногда в грейдер, и наоборот. Все-таки дотянули до Ла Пальмита. Но затем уткнулись в долину ручья Гуафаль. В сухую погоду, может быть, это и есть ручей, пересыхающий ручей, но сейчас через дорогу несся поток. Ясно, что через него не перебраться.

Еще не темнело, и Генри развернулся обратно. Джессика уже давно спала, свернувшись почти калачиком, — не заметила даже, что машина повернула обратно. Возвращение назад до Брио, затем двенадцать миль до Монтеррея, и по прекрасной дороге через двадцать пять минут доехали до Вильянуэва. Да и дождь перестал.

18:30. В Вильянуэва.

Пришлось растолкать храпевшего Марио, чтобы узнать, куда его нужно отвезти. Сдали его разъяренной жене и, наконец, добрались домой.

Отоспавшаяся в дороге Джессика полна сил. Ей хочется обменяться впечатлениями о сегодняшней поездке и обсудить завтрашний маршрут. Донсия предложила принести ужин, но Генри показал знаками и на стрелках часов, что ужин будет через час, а пока он хочет спать. Как только Донсия ушла, сразу же завалился, как был, на постель. Джессика, прикорнув рядом, попыталась не дать ему уснуть.

— Потом, все потом. Я хочу отдохнуть хотя бы часик. Потом поужинаем и все обсудим.

И тут же уснул. Джессика вздохнула. Нашла в своей сумке ручку и блокнот, уселась за столом и попробовала записать сегодняшние впечатления. Все же — журналистка, хоть и будущая.

Когда Генри ровно через час проснулся, ужин был уже на столе.

21:00. Вечер в Вильянуэва.

И снова они сидят, как вчера, вдвоем на веранде. Джессика переживает (или, лучше сказать, пережевывает) события дня. Особенно ее удивила бедность семьи Пино Дельгадо.

— Генри, что, все так живут в Колумбии?

— Нет, совсем нет. Колумбия вполне процветающая страна. Не знаю детально, но здесь и сильное сельское хозяйство, и собственная нефть, кстати, идущая на экспорт. Приличный вклад в экономику дают туризм и экспорт цветов. А Пино, Пино ленивый, живет натуральным хозяйством. Довольствуется ловлей рыбы, обслуживанием редких туристов. Я даже не видел около его дома живность, кроме собаки. Но, может быть, дети вырастут, уедут в большие города, будут нормально зарабатывать.

— Особенно жалко старшую девочку, ведь она очень симпатичная, я разглядела. И ходит черт знает в чем. Ей же через пару лет выходить замуж, а у нее даже надеть нечего. Ты видел, как она схватила эти жалкие тридцать тысяч песо?

— Да, видел. Но нам нужно решить, что будем делать завтра. Ты по-прежнему хочешь уехать в горы?

— Да, конечно. Эти льяносы совсем неинтересные. И мы там почти ничего не видели.

— Не скажи, капибара мне очень понравилась. Но водка у них просто ужасная. Не хотелось обижать хозяина, но я смог сделать только один глоток. Как ее пьют местные мужики? Да и Марио не стоит брать с собой завтра. Он не надежен, да и не нужен. Мы спокойно поедем по карте. Я сначала не понял, что означают пробелы на карте дорог. Оказывается — это места, где в дождь не проедешь даже на хорошей машине. Поэтому нам вчера пришлось давать такой крюк, когда уперлись в непроходимую долину. Да и машина под конец вела себя странно. Попрошу Мануэля проверить ее, чтобы не застрять потом в горах.

— Ладно, все это завтра. Пойдем, Генри, отдыхать, мы сегодня совсем не были вместе.

14:00. 8 июля 2016 г., пятница. Дорога на север.

Выехать утром не удалось: оказалось, что машине требовался ремонт, и значительный. Были проблемы с зажиганием, и масло пришлось менять, и было еще что-то, о чем Мануэль предпочел не говорить. Мануэль предлагал даже отложить поездку на день, но Генри твердо ответил, что у них нет лишнего дня. Утро Генри использовал для того, чтобы детально изучить все возможности показать Джессике «дикие горы». Ехать следовало куда-то западнее дороги 65, но не заезжая в департамент Бояко. Нужно было найти место, где кончаются приличные дороги, и где уже почти никто не ездит. Генри определил для себя два таких места. Дальнее — за Агуасуль через Манилу к Чамоса, а это более двух часов езды по сносной дороге. И ближнее — за Сабаналарга, минут сорок езды. Вероятно, были и другие места, но Генри остановился на этих.

До Агуасуль доехали относительно быстро. Но Джессике было совсем неинтересно — ведь только вчера ехали по этой же отличной дороге. И после Агуасуль ничего интересного.

С 65-й свернули на такую же хорошую дорогу 62. Цветущая долина, непрерывные поселки по обеим сторонам, впереди высится какая-то гора, но к ней наверняка нет проезда. Остановились у ресторанчика «Pinto del Sabor» выпить кофе. И снова в путь.

Проскочили, не останавливаясь, поселок Манила, и через несколько минут, не доезжая пары миль до границы с Бояко, свернули на Виа Чамеса. Тут предстает иная картина. Покрытие, конечно, великолепное, но слева где-то внизу река Гусиана, а справа лесистые откосы. Навстречу совсем никто не едет. Дороги в Колумбии и так не сильно загружены, по крайней мере здесь, в департаменте Касанар, но вокруг нет никого. Дорога все время петляет, иногда спускается к ручьям и резко ухудшается. Понятно, что во время сильных дождей ручьи переливаются поверх и разрушают ее. Вокруг ничего не видно, кроме самой дороги и подступивших к ней деревьев.

И вдруг, на повороте перед глазами открылась долина реки Гусиана, а над ней живописные, заросшие лесом холмы. Да еще впереди и слева видны горные вершины. Генри поставил машину на обочину и дал Джессике возможность размять ноги, полюбоваться на долину и горы вдали.

Но нужно ехать дальше, не останавливаться же здесь на ночлег. Снова непрерывные повороты, горные вершины слева, за рекой Гусиана, кажутся уже совсем близкими. Но Гусиана вдруг уходит в сторону, долина резко расширяется. Машина въезжает в поселок Ресетор. Поселок чистенький, но дороги пестрые: то приличный асфальт, то заплаты, из-под которых выползают булыжники. А сразу за поселком, где пришлось покрутиться, возвращаясь временами назад, опять круговерть дороги. И у каждого ручья трудно проехать. Кажется, что на эти участки давно махнули рукой: все равно их через несколько месяцев ручей разобьет вдрызг. Через несколько минут асфальт остался только в воспоминаниях: началась горная, без какого-либо покрытия дорога. И по ней пришлось ползти осторожно — мало того, что она поднимается наверх, так еще и непрерывно петляет.

Несколько минут, и машина вошла в поселок Чамеса. Здесь домики расположены в строгом порядке на небольшом плоскогорье. Чувствуется, что земли здесь хватает. Генри подъехал к маленькому, открытому с одной стороны кафе. Рядом стоит одинокий микроавтобус. За столиками явно неместные жители. Оказалось, что это пассажиры только что приземлившегося на соседнем аэродроме самолета. Генри спросил в кафе о дальнейшей дороге. Хозяин, удивившийся появлению иностранцев, рассказал, что дорога имеется, но прошедшие дожди совершенно размыли ее в трех местах, даже на такой сильной машине по ней не проехать. Предложил выпить кофе. Кофе пить не хотелось, Генри попросил приготовить сок. Готовые соки в Колумбии пить не принято, и хозяин спросил:

— Сок на молоке или на воде?

— Нет, чистый сок, без воды.

Хозяин несколько удивился, но сразу же стал выжимать соки из нескольких совершенно разных фруктов, вынутых из холодильника. Сок оказался приятным и, главное, холодным. Генри и Джессика за столиком тянули потихоньку сок, стараясь не слушать гомон вокруг.

— Генри, и что дальше? Здесь опять ничего интересного. А дело уже к вечеру. Сколько же нам еще ехать? И куда?

— Я понял хозяина, что дальше мы не проедем. Здесь делать тоже нечего. Думаю, нужно вернуться и проехать на другую дорогу. Это недалеко от нашего домика.

— Зачем же мы ехали в такую даль?

— Спроси что-нибудь полегче. Я сразу наметил две разные точки. Сейчас допьем и вернемся.

Было уже полпятого, когда развернулись в обратную сторону. Вокруг ничего интересного, Джессика задремала на заднем сиденье, а Генри, выехав на нормальную дорогу, вынужден был бороться со сном.

18:40. Не сдаваться.

Машина немного не доехала до Агуаклара. До дома всего десяток миль, и можно было бы вернуться и отдохнуть. Но тогда получится, что весь день потерян. После короткого совещания решают ехать во второе намеченное место: долину за Сабаналарга.

До Сабаналарга добрались за десять минут. Но дальше дорога совсем плохая — обычная горная, даже без намека на асфальт или другое твердое покрытие. Проехали Сан Антонио. Слева за холмами должна быть река Упия, вдоль которой ехали уже много времени. Справа, вероятно, небольшая долина, поскольку машина движется в своеобразном коридоре: по обе стороны — стены деревьев. И вдруг дорога вплотную подошла к реке, до нее, кажется, рукой подать. Теперь стена деревьев только справа. Неожиданно появляется асфальт. Слева видно, что там сливаются два потока — вероятно, в этом месте и рождается река Упия. Дорога через мост уходит на правый берег одного из потоков, делает два резких поворота, почти нависает над вторым потоком и уводит в небольшую долину. Понятно, что здесь не смогли или не захотели пробивать дорогу через высокий утес, решили, что легче обойти его. Машина едет по открывшейся долине между этими двумя потоками. Ничего интересного вокруг. Джессика начинает терять терпение:

— Бесконечные долины. Может быть, вернемся домой в Вильянуева?

— Нет, перед мостом была дорога вправо, в горы. Попытаемся проехать еще с полчаса по ней. Если и там ничего интересного, вернемся.

Молчаливое возвращение. После моста Генри переходит на проселочную дорогу, которая крутится, объезжая крутые склоны и ущелья, непрерывно поднимается в гору. И справа, и слева снова стены деревьев. Все бы ничего, но дорога временами спускается в мелкие долинки. В сухое время — это не препятствие, но сейчас, после дождя, слабенькие ручейки частично размыли дорогу, а местами образовали глубокие лужи, и что там на их дне, не известно. Удалось проехать еще несколько миль, и машина завязла. Вернее, Генри сразу же заглушил двигатель, когда почувствовал, что колеса просто прокручиваются, не захотел садить машину еще глубже. Вылез, огляделся — машина стоит в большой луже, под ногами не чувствуется твердое дно.

Солнце уже зашло за горы, в этих краях темнеет рано. Решение нужно принимать быстро. Генри открыл заднюю дверцу:

— Джессика, нам придется заночевать здесь. Я сейчас попробую подложить что-нибудь под колеса, чтобы не увязнуть глубже, а потом мы соорудим ужин. Зря, что ли, мы взяли с собой столько съестного. Кстати, твоя мечта осуществляется: ночевать будем совсем в глухих горах. Утром я вытащу машину на сухое место. Сейчас не буду пытаться, боюсь, что увязнет глубже.

— Не слишком радостно. Давай, ты займешься машиной, а я ужином.

Следующие полчаса прошли в непрерывной работе. Генри разжег рядом, на сухом возвышении, костер. Выгрузил из багажника продовольствие, вынул топор и складную саперную лопатку. Джессика у костра занялась ужином. Генри нарубил веток, наложил их толстым слоем у машины с обеих сторон, чтобы не ходить по луже и грязи. Под машину удалось подсунуть довольно толстый ствол молодого деревца. Вроде до утра больше ничего сделать не удастся: вокруг уже стемнело.

Перекусили наскоро, Генри приказал Джессике лезть в машину и отдыхать. Сам пошел по дороге вперед, прихватив бинокль. Пошел, не зная для чего, — просто не хотелось сидеть на месте без дела. Впрочем, одно дело имелось: нужно посмотреть, где получится развернуться завтра утром.

Враги.

Буквально через десять минут лес прервался — место сухое, развернуться ничего не помешает. Генри уже хотел возвращаться, но решил осмотреться. Впереди, ниже по склону, каменистые берега большого ручья. На другой стороне ручья, метров пятьсот вниз по течению, Генри увидел костер. Сначала не обратил на него внимания: может быть, это рыбаки готовят ужин или отдыхающие. Впрочем, какие могут быть здесь в горах отдыхающие? Да и рыба в таком ручье вряд ли заинтересует местных жителей, есть речки крупнее. Осмотрел внимательно противоположный берег в бинокль и увидел, что вверх, против течения ручья идут два человека. Людей практически не видно, но светящиеся фонарики выдают их движение. Почему-то Генри это не понравилось. Возможно, люди у костра услышали, как он рубит ветки, или услышали звуки автомобиля, когда он пытался выбраться из лужи. Кто его знает — что это за люди? Может быть, местные партизаны или просто бандиты. Это Касанар, а не Бояко, но до границы совсем недалеко.

Генри вернулся к машине, повертел в руках топор и лопатку, остановился на лопатке. Снова прошел вперед до самых последних деревьев леса. Теперь уже точно видно, что по другому берегу идут двое. Впрочем, один из них отстал — долго стоял у куста, «поливая» его. Первый прошел еще выше по берегу, туда, где ручей широко разливался по каменистой осыпи. Вероятно, там глубина меньше. Он уже перебрался через ручей, а второй замешкался, не торопится ступать в холодную воду.

Генри видит, первый что-то держит в руках. Здесь, на виду у второго, встречаться не стоит. Он отступил метров на пятьдесят назад, спрятался за деревом, стоящим прямо у дороги. Еще несколько минут, и первый мужчина подошел поближе. Теперь уже можно разглядеть в свете его фонаря, что в правой руке у него мачете. Генри напрягся. Теперь все сомнения прочь: впереди враг, и намерения у него вполне определенные.

Через несколько минут мужчина поравнялся с деревом, за которым спрятался Генри. Еще два шага вперед, Генри сорвался с места и боковой кромкой лопаты ударил его по голове, немного выше правого уха. Мужчина только всхлипнул и упал навзничь. Генри наклонился к нему, поднял фонарик: лопата раскроила череп. Забрал мачете, выключил фонарик, пошарил у лежащего в карманах и за поясом, нашел пистолет. Оттащил убитого в сторону, чтобы его не увидели с дороги. Снова спрятался за дерево, теперь у него в руках не лопата, а мачете. Пистолет сунул в карман брюк, даже не успев рассмотреть его.

Еще несколько минут, и на дороге появился второй мужчина. Двигается осторожно, с выключенным фонариком — вероятно, недоумевает, почему не видно впередиидущего. У дерева картина повторяется, но на этот раз Генри рубит не лопатой, а мачете и по горлу. Еще один труп. Генри находит у него и забирает пистолет.

Что делать дальше? Раньше времени на размышления не было, действовал автоматически. Если бы машина была в порядке — удрал бы, не задумываясь. Но пешком далеко не уйдешь, тем более с Джессикой. А люди у костра через какое-то время, минут через двадцать-тридцать, захотят узнать, почему не возвращаются посланцы.

Он уже решился идти к костру, когда появилась Джессика и застыла, увидев труп мужчины:

— Генри, что случилось?

— Все в порядке, почему ты вышла из машины? Я же тебе сказал сидеть.

— Генри, мне страшно одной. И что это за человек?

Вдруг увидела лежащий чуть поодаль труп второго мужчины:

— Ой! Генри, что это? Откуда они?

— Не твое дело! Быстро в машину. Я скоро приду.

— Ты уходишь? Куда? Я боюсь оставаться одна. Я пойду с тобой.

— Никуда ты не пойдешь. Сиди в машине и жди. Мне нужно посмотреть, что там за люди.

— Где?

— Внизу. На берегу ручья. Эти двое оттуда пришли. Я скоро вернусь, через полчаса. Да будешь ты слушаться, в конце концов?

— Ладно, я уйду, но возвращайся скорее.

Джессика ушла, поминутно оглядываясь. А Генри оттащил от дороги второй труп поглубже в лес, добавил к нему первый и направился к ручью.

Лагерь.

Ручей пришлось переходить почти по колено в воде. Генри сосчитал патроны в обоих пистолетах: в первом оказалось три, во втором — четыре. Не густо. До костра добрался быстро.

Костер — скорее небольшой очаг, сложенный из плоских камней, собранных у ручья, спрятан под большим деревом, так что не виден с воздуха. Да и снизу его не увидишь: прикрывает береговой выступ. У очага двое мужчин: вероятно, занимаются приготовлением ужина, над печкой висит ведерко. Генри затаился метрах в сорока. Оба мужчины прекрасно видны. Чуть в стороне две палатки. Сколько в них людей — неизвестно, но много не может быть. Одна поменьше, другая рассчитана на четыре-шесть человек. Двоих уже нет, значит, в лагере от пяти до семи человек: многовато — патронов всего семь.

Не ясно, сколько еще пришлось бы выжидать Генри, но вскоре из палатки поменьше вышел человек, посмотрел на часы, огляделся. Подошел к другой палатке, подергал за веревку, протянутую от колышка. Оттуда вышел еще человек. Первый подозвал его и одного из возившихся у очага, что-то сказал им, показывая в сторону противоположного берега ручья. Они потоптались и пошли к тому месту, где легче переходить вброд. Оставшиеся занялись чем-то у очага.

Шагающие из лагеря уже в пяти метрах от Генри. Он не задумываясь стреляет два раза, оба падают. У очага все преобразилось. Один из мужчин нырнул в палатку, вернулся ползком, держа что-то в руках. Другой опрокинул ведро в огонь и спрятался за очагом. Пламя почти погасло, сразу стало темнее, эти мужчины теперь не видны. От лагеря прозвучала короткая очередь. Стреляли в направлении выстрелов Генри, но он уже сменил позицию, да и на прежней его не задело бы: слишком высоко. Генри не отвечает, у него мало патронов. Нашел небольшой сухой сук и далеко отбросил его от себя, переместившись еще раз. Еще одна короткая очередь. Генри снова не отвечает. Старается подобраться поближе, чтобы хоть что-нибудь увидеть. Нужно ждать, когда пламя в очаге снова разгорится.

Наступившая тишина нервирует людей в лагере, они не знают, сколько нападающих: двое, трое или еще больше. Внезапно застонал один из подстреленных Генри. Стон слабый, но в наступившей тишине он слышен всем. Генри уползает к прежней позиции. Добрался до раненого, тот уже не стонет, слышно тихое хрипение. Генри осматривает его — рана в груди, он лежит на спине, глаза закрыты, хрипы все более редкие. Безнадежен. Генри ищет оружие, находит пистолет с четырьмя патронами. Второй мертв, у него нет ничего, кроме мачете — может, и был пистолет, который он, видимо, выронил, когда падал, но на поиски уже нет времени. Генри объединяет патроны из пистолетов. Теперь у него в одном пистолете шесть патронов, в другом по-прежнему три. Третий пистолет аккуратно вытирает и бросает в ручей. Помогает умирающему покончить с мучениями. Все, теперь можно вернуться к лагерю.

У лагеря ничего не изменилось, только огонь в очаге немного усилился. Ни малейшего движения или звука. Генри еще раз повторяет обманное движение: бросает найденный камень в сторону. Опять короткая очередь и пистолетный выстрел. Генри автоматически считает выстрелы, но ему неизвестно, сколько еще магазинов с патронами у противников. Зато понятно, где залег один из стреляющих: он так и не переместился от палатки. Если второй по-прежнему прячется за очагом, к нему можно подобраться. Генри начинает медленно перемещаться вглубь леса, обходя стоянку бандитов. Что это бандиты — уже нет никаких сомнений.

Проходят томительные пять минут. Один из бандитов не выдерживает, дает две очереди из автомата в направлении, откуда ему померещился звук. Генри замирает, и затем продолжает медленное движение. Он уже обогнул деревья, под которыми спрятаны палатки и очаг. Внезапно огонь в очаге на мгновение вспыхивает ярче. Генри видит лежащую у очага фигуру. Немного приподнявшись, стреляет два раза, фигура вздрагивает. Мужчина пытается передвинуться, стараясь не кричать от боли, но тщетно — слышатся всхлипывания.

От палатки опять автоматная очередь, на этот раз длинная. Последний бандит нервничает, нужно дать ему время попереживать и понять, что он остался один.

Генри не движется. Вдруг представил, как Джессика сейчас с ужасом прислушивается к звукам выстрелов. Несчастны женщины, связавшие с ним свою судьбу хотя бы на непродолжительное время. Но долго размышлять на эту тему не получится. Нужно покончить с оставшимся бандитом.

В свете разгорающегося в очаге пламени стали видны палатки. Нужно ползти к ним. И начинается медленное движение. Минут за десять Генри добрался со стороны деревьев к одной из палаток, осторожно прорезал в ней заднюю стенку и вполз вовнутрь. Еще медленнее выглянул из-за приоткрытого полога двери. Вот он, последний бандит. Лежит сбоку, в десяти шагах, мучительно всматривается в темноту.

Одиночный выстрел в голову. Все, с этим тоже покончено. Не ясно только, что там с бандитом, лежащим за очагом. Ведь он, явно не мертв. И в пистолете у него, возможно, осталось несколько патронов.

Генри крикнул:

— Эй ты, живой еще?

Молчание.

— Откликнись, если живой. Иначе пристрелю к чертям собачьим.

Слабый ответ на плохом английском:

— Да, живой. Помоги мне.

— Выбрось пистолет.

— Не могу, рука не слушается, а он лежит справа от меня.

— Хорошо. Я иду, но, если пошевелишься, стреляю без предупреждения.

— Согласен, я на все согласен. У меня две пули в правом плече.

Изумруды.

Генри опять обошел очаг, теперь почти не скрываясь за деревьями. Появился, держа палец на спусковом крючке. Действительно, пистолет лежит рядом. Он отбросил его носком ботинка.

— Расскажи, кто ты, что вы делаете здесь? Но не ври. Почувствую, что врешь — пристрелю без разговоров.

— Меня зовут Густаво. Зря ты стал охотиться на нас. Все равно люди Патрона найдут тебя и убьют.

— Кто такой этот Патрон, почему он будет искать меня? Вы его люди? Что вы делали здесь в глуши?

— Я не знаю, кто такой Патрон. Он для меня слишком большая шишка. Но нас послали его люди. После смерти Виктора Карранса началась борьба за его наследство. Говорят, что Патрон стал в последнее время главным его наследником.

— Я не знаю, кто такой этот Карранса.

— Смеешься? Тогда что ты здесь делаешь? Почему перебил мой отряд? Карранса владел почти всей добычей изумрудов в Бояко. А мы выполняли поручение людей Патрона.

— Ладно, ближе к делу. Что за поручение?

— А ты оставишь меня в живых, если я тебе расскажу?

— Не знаю, это зависит от того, что ты мне расскажешь. Кстати, откуда ты знаешь английский?

— Мне пришлось по делам жить некоторое время в штатах. Выучил. Если пообещаешь, что не застрелишь меня, я расскажу многое.

— Не собираюсь обещать, но подумаю над этим. Все зависит от тебя. Так что вы тут делали, почему скрываетесь? По-моему, здесь бандитам совсем нечего делать.

— Нас послали на границу Бояко и Касанар. Здесь проживало совсем небольшое племя индейцев, практически три семьи. Однажды один из молодых индейцев, бежавших из племени, наглотавшись агуардиенте, проболтался, что у вождя много изумрудов. Парня прикончили, а нас послали поговорить с индейцами и забрать у них изумруды.

— Мне говорили, что они неохотно отдают их. Что-то связанное с их верованиями.

— Да, это правда. Мы предлагали им хорошие деньги, но камни они даже не показали.

— Раз так, почему вы скрывались здесь?

— Мы отобрали изумруды, и это было трудно.

— Представляю. Как вы их убедили?

— Просто. Схватили вождя, немного попытали его, но он готов был умереть — старый очень. Тогда мы ему сказали, что убьем всех мужчин. Он молчал, и пришлось перерезать всем мужчинам глотку. Он молчал даже тогда, когда мы зарезали малышей. Сдался только после того, когда мы пригрозили, что перебьем всех женщин, а беременным вспорем животы. Но поклялся, что их бог покарает меня.

— И отдал?

— Да, показал, где он их хранит.

— И вы отпустили женщин?

— Конечно, прикончили. Ты же понимаешь, они рассказали бы все. Правда с тремя из них мои идиоты сначала позабавились — понимаешь ли, засиделись в горах.

— Ужас. Пока это для тебя звучит плохо. Мне что-то подобное рассказывали в Боготе. Но там убежала одна девочка.

— Да, пока эти недоумки возились с молодыми женщинами, она перегрызла веревку и убежала.

— И где же изумруды? Передали Патрону?

— Нет, нам сказали отсидеться в горах. История наделала слишком много шума. В Бояко и Боготе были сплошные обыски.

— Естественно. Так где они? Где изумруды?

— Здесь, спрятаны. Если обещаешь, что не застрелишь меня, я тебе расскажу.

— Я тебе уже сказал: обещать не буду, но подумаю.

— Они в правой палатке, под моей подушкой. Но не стреляй в меня. У меня двое детей, и жена на сносях.

— Густаво, ты же все равно умрешь, даже если я не застрелю тебя.

— Нет, я выкарабкаюсь. Посмотри под подушкой.

Генри поднял валявшийся пистолет, посмотрел с сомнением на лежащего бандита. Разрезал крышу маленькой палатки, чтобы не спускать с Густаво глаз, и пошарил под подушкой. Там был небольшой кожаный мешочек. Генри забрал его, подошел поближе к очагу и заглянул во внутрь.

Генри не приходилось когда-либо разбираться в драгоценных камнях, но то, что он увидел, изумило его. Очень чистые темные изумруды: много изумрудов, больших изумрудов. Густаво глядел, какое впечатление произведут на Генри камни. Генри завязал мешочек, подошел к нему:

— Ты же понимаешь, я в таком же положении, что и вы были с индейцами. К сожалению, не могу тебя оставить в живых. Но стрелять не буду.

— Но я же передал тебе все. Это «старые» изумруды, лучше их не бывает на свете…

Генри наклонился немного над бандитом и полосонул его мачете по горлу. Тот захрипел, дернулся несколько раз и застыл.

Ночевка.

Генри еще раз обвел глазами лагерь. Делать здесь больше нечего. Огонь в очаге прогорит сам, незачем оставлять здесь дополнительные следы своей деятельности. Возвращается к машине. Из нее выскакивает, не обращая внимания на воду и грязь, Джессика:

— Ты вернулся! Больше не уйдешь? Я так боялась, когда стреляли… Ты обещал, что вернешься через полчаса. А они больше не придут?

— Никто больше не придет. Давай отдыхать. Я только переменю носки, ноги совсем мокрые.

Генри откинул сиденья, вытащил и постелил одеяло, надел чистые носки и устроился одетый, отвернувшись от Джессики. Но она прилегла рядом, обняла его руками, как будто хотела защититься от чего-то, не может уснуть:

— Генри, я не хочу больше никаких приключений, никакого дикого леса, никаких гор. Мне страшно.

— Ну, успокойся наконец. Все будет хорошо. Утром мы вернемся в Вильянуэва и улетим подальше, в цивилизованные места, где не будет ни диких зверей, ни бандитов. Но никому не рассказывай, где ты была и что видела. Мы были в Чамеса, пытались проехать дальше, но застряли и вернулись назад. Все, больше ничего не было. Понятно?

— Да, конечно. И улетим скорее из этой ужасной Колумбии.

— Хорошо, спи, Джессика. Или хотя бы не мешай мне спать.

07:00. 9 июля, суббота. Снова домой в Вильянуэва.

Рано утром Генри еще раз оглядел лужу и застрявшую машину. Подсунул под домкрат лезвие лопаты, приподнял домкратом машину, так что левое переднее колесо полностью вылезло из грязи. Подсунул под него толстые ветки. Потом проделал то же самое с другими колесами. Собрал все ветки, которыми вчера засыпал лужу, и переместил их перед колесами. После двух попыток вывел вперед машину, тяжело выбиравшуюся из лужи и грязи.

Пошел проверить, видны ли с дороги первые убитые бандиты, насыпал на них ветвей. Джессика молча стояла в стороне, не хотела мешать. Наконец Генри загрузил все в машину, Джессика села на заднее сиденье, и Генри осторожно повел машину вперед — на поляну, где можно было развернуться.

Домой ехали медленно. Недалеко от моста через Упия, вернее один из ее истоков, Генри выбросил в воду все оружие. В Агуаклара свернул на шоссе 65, доехал до Монтеррей, покрутился там и только оттуда поехал по все тому же шоссе 65 в Вильянуэва.

По дороге Генри пытался продумать, что делать теперь, когда обстоятельства полностью изменились. Первой мыслью было вернуться в Боготу, сесть на самолет и улететь в Европу. Но они только что прилетели, и сразу же уезжают? Не вызовет ли это интерес у таможенников? Могут подумать, что они наркокурьеры, получившие товар и спешащие улететь. Нельзя менять планы. Да и Летисия, о поездке в которую они уже говорили с Мануэлем, находящаяся в глуши, удобна для отъезда в Бразилию, где наверняка меньше интересуются богатыми европейскими путешественниками.

В десять часов утра они были уже дома. Их ждала Донсия с завтраком. Генри позвонил Мануэлю, недовольным голосом отметил, что Джессике совсем не понравилась поездка в Чамеса, и они хотели бы уже рассчитаться. Когда Мануэль подъехал, Генри спросил, может ли тот отвезти их на самолете в Летисию. Мануэль ответил: «Без проблем», предложил быть готовыми через три часа. Генри поправил, что его пожелание — улететь только после обеда.

 

Бразилия, острова

16:00. 9 июля 2016 г., суббота. Летисия.

В аэропорту Летисии попали в руки агентов туристических фирм сразу же после того, как рассчитались с Мануэлем. А дальше от них почти ничего не зависело. Агент Игнасио отвез их в отель «Анаконда», уверяя, что это лучший отель в городе. Генри не протестовал, так как неплохой номер с кондиционером стоил всего двести сорок тысяч песо в сутки. Восемьдесят евро — стоит ли о чем-то спорить. Откуда ему было знать, что, поторговавшись, он мог бы получить его всего лишь за пятьдесят евро, и это существенно уменьшило бы премию отеля агенту.

Агент сразу понял, что имеет дело с богатым и неопытным туристом. С жаром начал предлагать двух-трехдневную поездку в индейскую деревню, где можно понаблюдать за жизнью настоящих индейцев, посмотреть их танцы, увидеть прирученных и диких животных. И при этом за смешную цену. Правда, цену не называл. Но Джессика категорически отказалась от всякой экзотики. А Генри просто ответил, что они не собираются быть в Летисии долго. Они намерены в понедельник утром улететь в Бразилию, прокатиться на катере по Риу-Негру или Амазонке. А потом у них намечен перелет на острова.

Агент удивился — зачем, мол, ехать в Бразилию? Вернее, зачем ехать далеко в Бразилию? Вот она — рядом, до нее меньше часа езды на катере, и он найдет для таких хороших туристов самый лучший катер в городе. Но Генри твердо ответил:

— Нам нужны на понедельник билеты на самолет в Бразилию. До Манауса или ближайших к нему городков на Риу-Негру. Дама хочет с комфортом прокатиться по Риу-Негру до Манауса. А на завтра мы хотели бы посетить парк Мундо Амазоника и, если останется время, прокатиться мимо островов в районе Гамбоа.

К его удивлению Игнасио выдвинул новую идею:

— Да, можно, например, долететь до Коари, там сесть на теплоход и за сутки добраться до Манауса. Но так сеньорита почти не увидит Амазонку. Проще сесть на теплоход в Табатинга. До Манауса он дойдет за три дня, и сеньорита Джессика на всю жизнь насмотрится на пейзажи Амазонии.

— Игнасио, ты, возможно, прав. Но я смотрел по Интернету рассказы путешественников по Амазонке. Плавающие здесь пароходы — просто развалюхи, а пассажиры вынуждены ночевать в гамаках в большой тесноте. Это не вариант для Джессики.

— Но я, клянусь, достану билеты в каюту. И не все теплоходы — развалюхи, как вы их назвали. В понедельник уходит вниз теплоход «Вояжер 5». Это очень приличный корабль. Конечно, это обойдется значительно дороже, чем на гамаках, но я уверен, что для вас это не проблема.

Генри сдался:

— Ладно, если купишь билеты в каюту, мы поплывем на теплоходе. Но в индейскую деревню не поедем.

Перу.

Игнасио быстро смирился с уменьшением своих доходов и уверенно заявил, что почтенные туристы обязательно посетят завтра оба эти места. А сегодня он рекомендовал бы поездку в Санта-Роза. Там можно отведать чудесное блюдо из большой амазонской рыбы пирарука. И тогда можно будет уверенно сказать, что вы посетили не только Колумбию и Бразилию, но и Перу.

Санта-Роза оказалась островом на перуанской территории. Там Генри и Джессика появились уже в восемь вечера, доставленные шустрым агентом на обычной моторной лодке. Генри успел заметить, что Игнасио отдал лодочнику меньше половины суммы, которую он ему вручил перед поездкой. Но только усмехнулся: не все ли равно, платить за поездку в одну сторону один евро или три? Кстати, большая пирарука обоим понравилась, может быть, потому, что обедали в Вильянуэва более шести часов назад. И все, больше смотреть или делать в Санта-Розе нечего.

Вернулись в отель и договорились, что рано утром поедут с агентом в парк Мундо Амазоника.

08:00. 10 июля, воскресенье. Отель «Анаконда».

Игнасио появился еще раньше. Но Джессике очень не хотелось вставать, и выехали только через час — не ехать же неизвестно куда, не позавтракав.

Прогулки.

Вся дорога до парка заняла меньше десяти минут, хотя последняя часть дороги была испорчена глубокой колеей. Игнасио рассказывал, что стандартный поход по парку длится три часа, но Джессика воспротивилась:

— Три часа бродить по этим тропинкам? Еще подцепим какую-нибудь пакость.

— Сеньорита, но здесь можно увидеть так много животных! Например, мармозетки. Таких маленьких обезьян вы не увидите в других странах. Глазастые, пушистые, их можно носить в кармане, если они прирученные. Все время играются, недаром их называю игрунки. А тут у нас львиные игрунки, самые маленькие и потешные. Но лучше их не трогать: они здесь дикие. Или коати, их в Европе называют носухи. Это еноты, но лазающие по деревьям. Здесь можно увидеть их целыми стайками по тридцать-сорок штук. Очень симпатичные. А птиц в парке великое множество: туканы и попугаи всех видов и расцветок. Нигде вы не увидите такое изобилие этих птиц. И фрукты всех видов, лекарственные и даже ядовитые растения.

— Подождите, а зачем нам ядовитые растения? Генри, может быть, мы не будем рисковать лишний раз?

— Ну, что ты, Джессика. Он шутит. Да мы и не будем трогать никакие растения. Зачем это нам?

— Хорошо, но больше двух часов я не согласна бродить здесь.

Да, бродили два часа. Кое-что из того, о чем рассказывал Игнасио, видели. Даже заходили в помещение музея посмотреть одежду различных индейских племен. Но Генри заметил, что Джессика все время посматривала на часы, мечтая поскорее закончить прогулку.

А после небольшого послеобеденного отдыха агент, который, скорее, представлял собой гида, уговорил их все-таки проехать на моторной лодке вдоль перуанских островов около индейской деревни Гамбоа и заехать в нее.

Трехчасовая поездка обошлась в полсотни евро, из которых хозяину лодки досталось двадцать, — это тоже заметил Генри. Но экскурсия стоила того: вдоволь насмотрелись на жизнь индейцев. Они охотно разрешают за мизерные деньги глазеть на их быт, жилища, немудреную утварь. Пытались даже угостить вином из юкки, но и Джессика, и Генри отказались. Однако Джессика с удовольствием сфотографировалась рядом с гигантским котлом, в котором готовят эту юкку.

Долго пробирались по небольшой речке, раздвигая сплошные ковры растений. Когда же в лодку неожиданно прыгнула маленькая змейка, Джессика категорически потребовала возвращаться. Лодочник мгновенно огрел змею веслом и выбросил за борт, но Джессику это не успокоило. Тем более что Игнасио, не подумав о результате, уже успел ее застращать амазонскими муравьями, которые могут очень быстро обглодать человека. Пришлось вернуться, да и время уже поджимало, пора было думать об ужине.

14:00. Поместье Патрона — одного из «наследников» империи Виктора Карранса.

Патрон сидит на веранде, курит настоящую кубинскую сигару, наслаждаясь заслуженным воскресным отдыхом. Дождя нет, но на небе легкие облака почти все время закрывают солнце, и поэтому совсем даже не жарко. Не хочется думать ни о делах, ни о дочке, о которой из Лос-Анджелеса, этого центра всех грехов, доходят не слишком хорошие слухи, ни о красотке, ждущей его в отдаленном имении. Кстати, пора бы съездить к ней, развлечься.

Но приятное ничегонеделание прерывает Диего, советник Патрона — тот, кого принято называть «consejero».

— Патрон, нехорошие вести от Густаво. Вернее, он не выходит на связь, и это плохой знак.

— Зачем ты нарушаешь мой воскресный отдых? Кто такой этот Густаво?

— Густаво мы посылали забрать у индейцев их изумруды. Он докладывал, что дело сделано. Но мы велели ему затаиться, пока и в Боготе, и у нас в Бояко идут обыски и интенсивные поиски.

— Да, ты говорил, что нашли старые изумруды на миллионы долларов. Так что, он удрал с ними? Глупец, куда он денется? Немедленно начни поиски. И примерно проучи этого Густаво, его семью и всех, кто с ним связан.

— Да, Эдуардо отправил вертолет с людьми к их последней стоянке. Думаю, что сегодня вечером будем знать, что там случилось.

— Случилось? Что ты имеешь в виду?

— Думаю, что он не такой идиот, чтобы удрать с изумрудами. И я проверил — вся семья его на месте. Если бы он собрался украсть у тебя изумруды, спрятал бы своих детей. И жена у него на сносях. Боюсь, что в деле замешаны люди этого чертового Франциско. Он давно копает под вас. И это отличный случай для него посмеяться.

— Если подтвердится, что это его люди, скажи Эдуардо, чтобы забросил в его поместье хороший отряд — пусть там все приведут в «порядок». И почему ты не отправил изумруды сюда?

— Кто-нибудь проболтался бы: у полиции везде есть доносчики. Полиция стоит на ушах после этой истории с вырезанным Густаво племенем. Были бы вынуждены нанести к нам визит, а нам это не к чему. А про Франциско… подождем, что скажут посланные.

— Хорошо, но Эдуардо все же скажи, чтобы готовил отряд для визита к Франциско.

— Да, Патрон. Но немного подождем, узнаем сначала, что там произошло у Густаво.

09:30. 11 июля, понедельник.

У отеля «Анаконда».

Прежде чем сесть в такси и ехать в порт Табатинга, Игнасио предложил Генри купить пару кубинских сигар. Недоумевающему Генри агент объяснил, что, хотя на границе проверка чисто формальная, при пересечении границы и при посадке в самолет подарить полицейским по сигаре будет совсем не лишним.

Генри не курит, но с ценами сигар в Европе вполне знаком. Поэтому удивился, что агент предлагает ему сигары всего лишь по цене 25 евро за штуку, даже на Кубе найти сигару ценой менее 50 долларов невозможно:

— Игнасио, что это за сигары?

— Кубинские. Видите, сеньор, марка: Romeo Y Julieta. Самые лучшие кубинские сигары.

— Вижу, но я прекрасно знаю цены на сигары. Это подделка?

— Что вы, сеньор, они настоящие, только делают их в Доминикане. Их выпускают из такого же табака, как и на Кубе — на фабрике бывших владельцев производства на Кубе. Кто же здесь может курить сигары из Кубы! Разве что наркобароны.

— Если это доминиканские, то почему цена такая высокая?

— Сеньор Генри, но мне ведь они тоже не дешево достаются, и кормить семью нужно. Я ведь у вас ничего не просил за то, что сопровождаю везде. Но я могу сбросить цену до сорока евро за пару.

— Ладно, Игнасио, бери полсотни. Ты хорошо занимаешься нами.

10:00. Кабинет Патрона в его поместье.

Патрон сидит в кресле, читает бумаги. Входит без стука Диего:

— Патрон, наши люди сообщили, что нашли стоянку Густаво.

— Камешки нашли?

— Нет, камни найти не удалось. Все наши перебиты. Нашли шесть трупов, седьмого раньше убили индейцы. Докладывают, что группу Густаво перебили бандиты, приехавшие на машине. Ужасно: троих застрелили, двоим, в том числе Густаво, перерезали горло, одному раскроили чем-то голову. Не ясно пока, кто выдал убийцам место стоянки. Но Эдуардо клянется, что найдет всех. Нашли отпечатки шин машины. По ним ясно, что машина — «Land Rover». Я приказал нашим людям в Касанара немедленно подключиться к поискам. Думаю, что завтра мы будем знать, откуда приезжали эти бандиты.

— Хорошо, но не забудь о подготовке группы для визита к Франциско. Нельзя допустить, чтобы у людей возникали мысли, что у меня можно что-то воровать.

— Я полностью согласен, Патрон, это недопустимо.

11:00. На теплоходе «Вояжер 5».

Генри и Джессика разместились в небольшой, но чистенькой каюте с окном, позволяющим видеть, что происходит за бортом судна. Джессика ушла смотреть последние приготовления к отплытию, а Генри прилег на кровати, вспоминая прохождение границ.

Если при переходе из Колумбии в Бразилию никого не интересовало, кто они, куда едут и что везут (то есть вручили пограничнику сигару зазря), то в порту режим гораздо более строгий. Впрочем, толстый усатый полицейский, хоть и смотрел грозно на каждого входящего на территорию порта, больше интересовался, оплачены ли сборы. А получив сигару и улыбку Джессики, совершенно растаял, поставил штампы в паспортах и даже нашел силы пошутить:

— Так, сколько коки везете? Для себя или для знакомых? Но тут же рассмеялся, обнажив крупные желтоватые зубы. Ничего бы Генри не понял, но Игнасио перевел его слова с португальского, и сам же ответил за Генри в одном ключе с полицейским:

— Только для себя, господин офицер.

А дальше последовал переход на судно в сопровождении Игнасио, которого, кажется, все везде знают и пускают. Водрузив чемодан Джессики в каюту, стали прощаться. Игнасио вопросительно посмотрел на Генри. Тот улыбнулся, достал из бумажника колумбийские песо и передал агенту всю пачку. Игнасио только мельком взглянув на нее, сразу определил, что там больше трехсот тысяч песо — это значительно больше, чем он ожидал. Рассыпался в благодарностях:

— Да благословит вас с сеньоритой Господь! Счастливой поездки, прекрасных впечатлений. Я рад был сопровождать вас. Если будете еще в наших краях, обращайтесь только ко мне, я всегда буду готов помочь!

18:30. Кабинет Патрона.

Диего вновь докладывает:

— Наши люди нашли в Вильянуэва машину, которая была использована при нападении на группу Густаво. Оказывается, в машине был гринго с женщиной. Не ясно, однако, как гринго удалось перебить шестерых вооруженных парней.

— Гринго схватили?

— Нет, он девятого улетел в Летисию. Вез его тот же мужик — Мануэль Эрнандес, который давал им машину.

— Этого Эрнандеса допросили?

— Да, крепко прижали. Он дал номер карточки, по которой гринго расплачивался, и его фамилию. На самом деле, это не гринго, а немец — Генри Полонски. Эдуардо направил в Летисию наших людей. Они его там найдут, это просто.

— Хорошо. Да, вдове Густаво помоги. Ты говорил, что она на сносях. Женщина не виновата, что ее мужчина сплоховал. И расскажи об этом нашим. Я всегда забочусь о своих людях.

— Безусловно, Патрон. Это известно всем.

— Плохо, что Эдуардо уже почти на два дня отстает от этого немца. Я на его месте уже улетел бы куда-нибудь подальше.

— Догоним его, Патрон. Должен же он где-то остановиться, наши люди со следа не сойдут.

18:30. 12 июля, вторник. Кабинет Патрона.

«Consejero» опять у Патрона:

— В Летисии Адолфо, посланный с группой на поиски немца, нашел отель, в котором жил немец со своей бабой, и гида, который их везде сопровождал. Гид сообщил, что немец уплыл на теплоходе «Вояжер 5» в Манаус. Он не на палубе со всеми, а купил билеты в каюту. Будет в Манаусе четырнадцатого утром. Нужно решать, где ловить его. Эду-ардо считает, что ликвидировать его нужно на борту теплохода, ночью тринадцатого. В Манаусе он растворится в толпе, да и могут возникнуть проблемы с полицией. А на корабле выбросят обоих за борт, и никаких проблем.

— Как он предлагает это сделать?

— Адолфо вылетит сегодня ночью или завтра утром в Коари, там сядет на теплоход. Немца он не видел, фото у нас нет, но вычислить немца в толпе португальцев — не проблема. Ночью войдет в каюту, перережет немцу горло, ликвидирует его бабу и выбросит обоих за борт. До утра у него будет достаточно времени, чтобы найти камешки.

— Хорошо. Но справится ли Адолфо? Этот немец положил шестерых наших парней. Может быть послать больше людей?

— Эдуардо считает, что одного Адолфо достаточно. Он и не с такими решал вопросы.

— Ладно, но смотрите с Эдуардо, не облажайтесь. Если он ускользнет в Европу, будет труднее забрать наши камни.

19:30. Каюта на теплоходе «Вояжер 5».

Генри и Джессика отдыхают после раннего ужина, сидя в креслах. Стемнело, и над рекой веет ветерок уже не такой горячий, как днем. День здесь короткий — всего двенадцать часов: утро начинается рано, но и ночь наступает быстро. Джессика делится с Генри своими впечатлениями о поездке:

— Я прошла после обеда по второму этажу. Боже, как могут люди ехать в таких условиях? Все переполнено, везде гамаки, вещи сложены в кучи, люди тут же едят, собаки бегают. На меня так глядели мужики, ужас.

— Чему удивляться. Не у всех есть лишние деньги ехать в каютах. Да и кают здесь: раз-два и обчелся. Вот и путешествуют в гамаках. Кстати, наверное, это не очень неприятно. И лучше, чем просто на полу. Вот пассажиры и запасаются гамаками. Ну а мужчины не могут не смотреть на такую симпатичную девушку.

— Да уж, симпатичную. Генри, а я тебе нравлюсь? Ты меня считаешь симпатичной?

— Нет, Джессика, ты не симпатичная, ты красивая. Конечно, нравишься.

Заулыбался, потянулся к Джессике:

— Ты очень красивая.

— Знаешь, Рой никогда не говорил мне, что я красивая. Почему?

— Не знаю. Может быть, он очень любит тебя, поэтому не интересуется, какая ты: красивая или нет. Он просто любит тебя.

Джессика внимательно смотрит на Генри, ждет продолжения, но он уже отвлекся:

— Не стоит тебе ходить на нижние палубы. По крайней мере вечером.

Рассмеялся:

— Не зли мужчин.

— Но я же не разговариваю с ними, как я могу их злить?

— Посмотрят на тебя, потом на своих низеньких измученных жизнью женщин… уже основание злиться.

— Ну тебя, все посмеиваешься надо мной.

— Нисколько.

09:00. 13 июля, среда. У пристани в Коари.

Теплоход пришвартован к пристани. Генри свесился через перила, рассматривает входящих на борт пассажиров. Собственно, он делает это на каждой стоянке. Хорошо, что теплоход не останавливается около многочисленных деревенек, одиноко приютившихся на невысоких холмиках у берегов реки. Он уверен, что Патрон, или кто там главный у бандитов, не смирится с потерей изумрудов. Следовательно, либо по дороге, либо в Манаусе нужно ждать нежеланных гостей.

Адолфо он заметил сразу: очень он выделялся среди низкорослых бразильцев. Высокий, атлетически сложенный, с цепким взором, которым он оглядывает пассажиров теплохода, свесившихся с перил. Заметно, что разглядывает пассажиров только верхней палубы, зная, что Генри едет в каюте. Пройдя на борт, он исчез с поля зрения, и Генри еще некоторое время продолжил встречать входящих пассажиров, хотя внутренне был уверен, что бандита он уже видел.

С Адолфо они на мгновение пересеклись взглядами, когда сидели в столовой теплохода. Пожалуй, все понятно обоим.

Это действительно столовая, а не ресторан. Шведский стол: ешь сколько хочешь, но меню состоит из единственного набора, который не меняется изо дня в день. Правда, набор не так уж и плох, вполне терпимо. Генри поискал глазами на столе хоть что-нибудь похожее на оружие. Вся посуда пластиковая, не пригодна для этих целей.

Перед уходом заглянул на кухню: улыбаясь, сказал несколько слов молодой кухарке по-английски, которые она, конечно, не поняла, но улыбнулась в ответ симпатичному гринго. Знаками показал на металлическую вилку — мол, она ему нужна. Кухарка не могла отказать красивому мужчине в такой мелочи. Какое-никакое, но оружие.

Генри был уверен, что бандит не появится днем. Нет сомнения, что он поселился на той же «каютной» палубе — не важно, в какой именно каюте. Ждать нужно ночью, так как утром будет уже Манаус.

01:00. 14 июля, четверг. Каюта Генри и Джессики.

Джессика давно спит. На теплоходе ей уже делать нечего. Небольшой ансамбль, развлекавший привилегированных пассажиров, закончил играть три часа назад. С Генри они наговорились вволю, вспоминая охоту на несчастную водосвинку. Включенный вентилятор немного охлаждает.

А Генри снова оделся, сидит в кресле босой, вслушиваясь в ночную тишину. Когда в замке прошуршал вставленный бандитом ключ, выталкивая ключ внутренний, Генри подошел к двери, прислонился к стенке, сжимая в левой руке вилку. Дверь тихо открылась, Адолфо вошел в каюту, пробуя разглядеть, кто лежит на кровати, в его правой руке армейский нож. И тут же Генри со всей силы всаживает ему в левый глаз вилку.

Свободной рукой бандит пытается схватиться за предмет, вонзившийся ему в глаз. Генри левой рукой наносит удар по руке с ножом, одновременно правой бьет по горлу. Бандит продолжает уверенно стоять на ногах и старается достать Генри ножом, но его правый глаз зажмурился от боли, и он ничего не видит. Ужасную боль Адольфо переносит молча. Следующий удар Генри — по кадыку получился скользящим, однако большим пальцем левой руки он с силой попадает бандиту в правый глаз.

Теперь противник практически ослеплен. Генри обеими руками стиснул его правую руку, выворачивая ее. Адольфо достигает Генри ударом левой руки в бок, достаточно ощутимо. Генри удается сделать подсечку, и когда бандит падает, он, наконец выбивает у него нож. Генри вскакивает и голой пяткой бьет по горлу. Адольфо захрипел. Еще несколько ударов по горлу — соперник обмяк, но еще дышит.

Генри приподнял грузное тело и выволок его из каюты на палубу, обхватил чуть выше ног и перевалил через перила. Тихий всплеск воды никого не разбудит на теплоходе. А за бортом — великолепная еда для крокодилов, если они успеют почуять пищу до того, как пираньи очистят кости от всего съестного.

Генри несколько секунд постоял, прислушиваясь к звукам на теплоходе, но ничего тревожного не обнаружил. Войдя в каюту, увидел Джессику, поджавшую под себя ноги, затаившуюся в углу кровати. Оказывается, она уже несколько минут сидит так, боясь пошевелиться, не издавая ни звука.

— Генри, что это? Опять они преследуют нас? За что? Почему? Куда он делся?

— Ничего страшного, Джессика. Все в порядке. Больше они на нас не будут нападать.

— А где он? Я так испугалась. Он такой большой. Было страшно, что он убьет тебя.

— А за себя не испугалась?

Рассмеялся.

— Нет, не успела. Ты его тоже?.. Как тех, в горах?

— Нет, здесь за меня все сделали пираньи.

— Ужас! Скажи, а тех, в горах… Сколько их было? Их нельзя было оставить в живых?

— К сожалению, нет. Или мы их, или они нас. Но их было всего шесть.

— Всего? Генри, помнишь, я тебе сказала в Бирмингеме, что с комми не пошла бы обедать. Ты так и не сказал мне тогда ничего. Кто ты?

— Я говорил правду — я представитель фирмы. По крайней мере был. Но когда-то я четыре года отслужил во Французском легионе. Естественно, там пришлось столкнуться со многими неприятными вещами. А такие навыки остаются навсегда. Сейчас я хочу стать свободным, полностью свободным человеком, без приключений. Но пока не удается.

— Генри, иди ко мне, я не смогу уснуть без тебя.

07:00. Каюта Генри и Джессики.

Генри проснулся, встал, посмотрел в окно, уселся в кресло, размышляя.

«Ясно, что преследователи вышли на Игнасио. У него узнали название теплохода, и куда на нем направляются. Но на Игнасио они могли выйти только через Мануэля Эрнандеса. Скорее всего, у Мануэля они выяснили и номер карточки, которой оплачены поездки. Значит, карточкой нужно пользоваться осторожно. Хорошо, что имеется еще одна. Но фамилию и имя они тоже знают. Здесь все продажны: за небольшую сумму узнают все о приобретаемых билетах. Правда, это займет время. Придется сделать несколько перелетов, чтобы бандиты хотя бы немного отстали. Возможно, удастся сбить их со следа, изменив по дороге место пересадки. В Европе им действовать будет сложнее, но по фамилии можно найти человека и там, если знать страну…»

Проснулась Джессика. Радостно заявила:

— Наконец сегодня закончится это плавание, мне уже надоело. Ой, Генри, я совсем забыла про вчерашнее. Скорее прилететь бы в Европу, там этого не могло бы случиться.

— Но мы наметили побывать на островах. Думаю, что мы здесь в Манаусе не задержимся. Полетим на Тринидад, а уже оттуда на острова. Так куда? На Наветренные или на Подветренные?

— Мне все равно, лишь бы скорее в Англию.

11:00. Кабинет Патрона.

Патрон нервно шагает по комнате. По виду входящего Диего понимает, что он опять с плохими новостями. Взрывается в негодовании:

— Идиоты! Так я и знал. Понадеялись на Адолфо. Тоже мне «счастливый волк». Нарвался на хищника покрупнее. Говорил я вам, что нужно отправить несколько человек для подстраховки, так нет: «Эдуардо считает, что одного Адолфо достаточно». И где теперь ваш Адолфо? Рыб кормит? Докладывай детали!

— К сожалению, нет никаких деталей. Адолфо не вышел на связь, и не появился у наших людей в Манаусе. Вы совершенно правы, Патрон, — Эдуардо полностью провалил задание. И я давно уже считаю, что его пора менять: стар стал, зажрался и нюх потерял.

— Это ты теперь так говоришь, а раньше: «Эдуардо то, Эдуардо сё». Как бы и тебя вместе с ним не пришлось заменить. Шутка ли, сколько миллионов просрали?! Готовь кандидатуру вместо Эдуардо. А ему скажи, пусть лично займется немцем. Пусть ищет его где угодно: в Европе, Америке. Есть имя, фамилия, номер кредитной карточки. Да, и поиски теперь за его счет, хватит с меня потерь.

20:00. 15 июля, пятница. Тринидад, отель Маракас Бэй.

Генри и Джессика в номере.

— Генри, мы еще долго будем здесь томиться? Полдня был дождь, только к вечеру мы смогли посидеть на пляже и искупаться. А весь день была жуткая тоска. Лучше бы остались в Порт-оф-Спейн. Там хоть можно походить по городу, поискать интересные безделушки в лавочках.

— Возможно, ты права. Но я хотел посетить именно это место. Здесь один из лучших пляжей Южной Америки. Это сейчас здесь почти никого нет. А в сезон, зимой, здесь не найдешь место в отеле, все заказывается заранее. Однако при моей профессии бесполезно заказывать что-то заранее. Но мы завтра улетим.

— Куда? Ты уже решил, или будешь импровизировать?

— Да, решил. Полетим завтра в Венесуэлу на остров Маргарита. Побудем там сутки и улетим через Каракас в Мадрид. А оттуда в Лондон.

— Почему в Венесуэлу? Ты хотел на какие-то ветреные острова.

— Оттуда долго добираться до подходящего аэропорта, из которого можно напрямик лететь в Европу. А Маргарита тоже остров, только солидный — сможешь там походить по магазинам. По-моему, хороший шопинг тебе не помешает. А то мы все время были в захолустьях.

— Да, все правильно, но…

Генри рассмеялся:

— Не волнуйся, карточка будет в твоем владении. Покупай что хочешь.

— Правда? На самом деле мне ничего не нужно, но, наверное, очень приятно сознавать, что можешь многое купить. Летим на эту Маргариту.

20:00. 17 июля, воскресенье. Венесуэла.

Остров Маргарита, отель «Венетур Маргарита».

Генри и Джессика отдыхают после длительного похода по магазинам Порламара. Вернее, отдыхает Генри, так как Джессика открывает одну за другой коробки и фирменные пакеты. Пытается заставить Генри смотреть, а он отбивается.

— Генри, ну посмотри на эту ночную рубашку.

— Только если ты ее наденешь.

— Обойдешься, еще очень рано.

 

Париж, Брюгге

14:20. 19 июля 2016 г., вторник. Аэропорт Хитроу.

Генри и Джессика в зале прилета. Джессика напряженно смотрит на Генри, сама не зная, что хочет услышать. Но он невозмутим.

— До свидания, Джесси, спасибо тебе за это путешествие. Оно незабываемо. Ты, наверное, поедешь на вокзал? А мне еще лететь дальше.

Джессика в изумлении: он никогда не называл ее ласково Джесси, и в то же время такое легкое расставание… Как будто они не провели две недели рядом, как будто не делили все это время постель, как будто не попадали дважды в страшные ситуации.

— Ты улетаешь? Куда? Ты не хочешь побыть еще некоторое время в Англии? Мы могли бы немного отдохнуть вместе после этого тяжелого путешествия.

— Нет, Джесси, я не хочу мешать тебе. Желаю тебе скорее устранить размолвку с Роем. Я уверен, вместе вы будете счастливы.

— Шутишь? После тебя я не смогу быть с Роем. Это путешествие с тобой надолго выбьет меня из колеи.

— Джесси, милая. У нас вместе ничего не получится: я не тот человек, с которым можно построить жизнь. Наверное, я полечу в Прагу, немного отдохну. Давай я тебя провожу до такси.

Посадив Джессику в такси, Генри вернулся в аэропорт. Купил билет на самолет в Прагу.

Зашел в кафе. За чашкой кофе подступили грустные мысли. На душе паскудно — холодность при расставании с Джессикой далась не очень просто. Он понимал, что нельзя дальше продолжать эти отношения, нельзя пробуждать в Джессике пустые надежды. Он не может позволить себе серьезную длительную связь. Но в то же время упрекал себя: это еще одна женщина, которую он обманул, обманул, не желая того, обманул, вынужденный обстоятельствами. Да, конечно, обстоятельствами, но обманул!

Грустные размышления прервал телефонный звонок. С удивлением смотрит на незнакомый номер:

— Да. Я слушаю.

— Генри, это звонит Лола.

— Лола? Я рад слышать тебя. Что-то случилось? В последнее время слишком много плохого происходит вокруг меня.

— Не знаю, Генри. Плохо это или хорошо для тебя, но я хотела бы сообщить тебе новость. Твой телефон дала мне Елена.

— Так в чем новость?

— Генри, как бы это сказать аккуратнее… В общем, ты скоро станешь отцом.

Оба замолчали на некоторое время. Первой заговорила Лола:

— Я понимаю, для тебя это неожиданно. Но тебе не нужно волноваться. Ничего нам от тебя не нужно. Просто я считала неправильным не сообщить тебе это, хотя Оксана не хочет говорить тебе пока. Где ты сейчас? Что ты молчишь?

— Лола, для меня это действительно неожиданно. Я пытаюсь разобраться. Когда ты узнала об этом?

— В феврале. Оксана звонила мне об этом из Петербурга, но просила, очень просила не сообщать тебе. Она была расстроена.

— Чем? Беременностью?

— Нет, тем, что оттолкнула тебя.

— Лола, где сейчас Оксана?

— Зачем тебе?

— Как зачем? Меньше, чем через три месяца у меня должен родиться ребенок, а ты спрашиваешь, зачем я хочу видеть Оксану? Да, девочка или мальчик?

— А кого бы ты хотел? Девочка.

— Не знаю: и то и другое прекрасно. Да, я хочу девочку. Даже если мне не позволят видеть ее часто. Мальчика тоже хочу, продолжателя фамилии. Но это только мечта.

— Генри, это то, что я хотела услышать. Оксана уже месяц живет в Париже, в предместье. Адрес я тебе сейчас сброшу по скайпу. Я буду бесконечно рада, если вы с Оксаной помиритесь. Пока.

— Спасибо тебе, Лола. Буду рад иметь такую сестренку. Лечу в Париж. Пока.

20:00. Париж, улица Мезанже, 9, в Ашере, недалеко от заповедника Сен-Жермен.

Генри выходит из такси, в правой руке все тот же кейс, и больше ничего. Вглядывается в одноэтажный дом. Ничем не примечательный: на улицу выходят четыре окна, справа одинокий гараж. Калитка открыта, Генри подходит к дому, стучит в дверь. Дверь открывается, на пороге Оксана. Удивленно смотрит на Генри. Лола успела рассказать ей о разговоре с Генри, но она никак не ожидала его появления в тот же день.

— Генри? Ты? Как ты здесь оказался?

— Да вот, проходил мимо, решил, дай загляну, вдруг здесь кто-то знакомый живет. А здесь, оказывается, ты. И такая красивая, такая представительная.

Улыбается, показывает левой рукой на весьма заметный живот Оксаны.

— Все шутишь! Тебе Лола все рассказала. Сам бы ты и не догадался меня искать. И, вообще, что ты заявился? Зачем?

— Дорогая, но ты ведь по телефону предложила встретиться. Сказала: «Где угодно». Вот я и приехал. Оксана, если серьезно, я же ничего не знал о нашем ребенке, нашей девочке. Если бы ты мне сказала, я давно нашел бы тебя. Но ты меня пустишь или будешь держать на улице? Соседи, наверное, уже смотрят.

— Заходи, конечно, заходи. Просто я не ждала тебя сегодня. Да и вообще не ждала.

В гостиной Генри положил свой кейс на стол, стоит, смотрит на Оксану. Она подошла совсем близко к нему, но не обняла.

— Ты останешься у меня?

— Если не прогонишь в отель. Но я хотел бы принять душ. Летели очень долго в Лондон, а потом еще в Орли. И везде жара. Ты одна живешь в доме?

— Да, но ко мне почти на целый день приходит женщина: готовит, убирается, ходит за продуктами. А я бездельничаю. Мы бездельничаем вдвоем с Лидочкой.

— Лидочкой?

— Да, я так хочу назвать девочку, в честь моей бабушки. Она меня воспитывала, когда я была маленькой, маме все некогда было. Но поговорим потом, иди купайся. Конечно, ты останешься у меня.

Оксана проводила Генри в ванную, выдала халат, вернулась в гостиную. Сидит в кресле, задумалась, на лице тихая улыбка.

21:30. Гостиная дома Оксаны.

Давно закончивший ужинать Генри сидит напротив Оксаны, слушает ее рассказы о жизни в Париже.

— Я неделю прожила в отеле, потом нашла этот тихий уголок. Я не купила дом, снимаю его уже месяц. Мне нравится. Мы с Лидой выходим утром, потихоньку идем в парк или лес, не знаю, как лучше назвать. Там летом очень хорошо, не жарко, гуляющих мало. Только по воскресеньям много автомобилистов ездят по парку, но по главным аллеям. А мы с Лидой туда не заходим, так что они нам не мешают. Гуляем до обеда, потом обед и спим. А вечером смотрим телевизор, разговариваем.

— Разговариваете? С Лидой?

— А что удивительного? Мне кажется, что она слушает. Когда я разговариваю с ней, она перестает толкаться. А ты будешь с ней разговаривать?

Генри неопределенно хмыкнул, встал, прошелся по комнате:

— Боюсь, что она не услышит меня. У тебя с ней особый, внутренний контакт. Да и что я могу ей рассказать? Страшные истории ей ни к чему, а хорошего у меня за последнее время ничего не было. Вот только то, что наконец с вами обеими встретился.

— А что тебе мешало найти нас раньше? Новые увлечения? Или опять «деликатные переговоры»?

— Оксана, давай не будем говорить о моих делах. Они никогда не радовали меня. Не хочется в нашу встречу вносить черную струю. Я и раньше, когда мы с тобой встретились, хотел забыть все прежнее, начать новую жизнь, а теперь, когда у нас будет Лида, тем более. А «новые увлечения»? Да не было у меня никогда настоящих увлечений. Были мимолетные встречи, были женщины, связь с которыми была желательна или необходима для выполнения заданий. Были связи, когда просто хотелось отойти от реальной действительности, отдохнуть, забыть все и вся. Настоящих увлечений не было.

— А я? Я тоже была средством забыться? Ой, прости, опять меня заносит не в ту сторону. Я согласна, не нужно ворошить прошлое. Если браться за мое прошлое, я тоже буду выглядеть не слишком хорошо. И это еще слабо сказано.

У меня тут мужской одежды нет, а ты приехал, как всегда, с одним кейсом. Завтра поедем в центр, оденем тебя с ног до головы.

— Ладно, решили. А где ты меня поместишь?

— Кабинет выберешь сам, у меня три пустые комнаты. То есть мебель там имеется, нет только хозяина. А спать, разумеется, будешь в моей спальне. Иначе Лидочка будет очень сердиться.

— Оксана, а так разве можно?

Расхохоталась:

— Конечно, можно. Или ты хочешь увильнуть от нас с Лидой?

На следующий день после приезда к Оксане Генри арендовал машину в солидной фирме, заверившей его, что он сможет сдать машину в любом городе Франции и Бенилюкса. Он вывозил Оксану с Лидой в парки Парижа, к замкам на Луаре. Старался как-то разнообразить ее жизнь, отвлечь от ее положения новыми впечатлениями.

07:00. 5 августа, пятница. Дом Оксаны.

В это утро Генри встал, уже сделал зарядку, по привычке смотрит в окно на улицу. Неожиданно заинтересовался машиной, стоящей около дома на противоположной стороне, чуть ближе к началу улицы. Он знает, что хозяин этого дома всегда заводит машину в гараж, давно уже изучил многие привычки соседей. Кто мог приехать к нему так рано?

Вышел во двор. Присмотрелся через кусты у низенькой ограды дома. В машине сидит и не двигается мужчина. Генри это не понравилось.

Вернувшись домой, осторожно, стараясь не разбудить спящую еще Оксану, вынул из кейса тонкие перчатки, надел их и вышел снова во двор. Прошел через кусты в соседний двор. Затем перепрыгнул еще один заборчик, непринужденно вышел на улицу, перешел дорогу и направился к машине. Поравнявшись с машиной, спросил у мужчины, сидящего за рулем:

— Не подбросите меня в Париж? У меня машина барахлит, я вам заплачу.

Мужчина потянулся к правому окну, опустил стекло. Угрюмо, с латиноамериканским акцентом спрашивает:

— Чего, чего?

Генри уже понял, что его нашли люди Патрона. Действовать придется быстро. Запустил левую руку в машину, открыл дверь, сунул правую руку в карман, как будто у него там пистолет:

— Молчи. Где оружие? Шевельнешься, стреляю без предупреждения.

По движению глаз мужчины к правому бардачку понял, что оружие там. Левой рукой открыл бардачок. Там лежал пистолет и нож. Вынул пистолет, убедился, что он заряжен, перехватил его правой рукой и направил на мужчину:

— Поехали.

— Куда? В Париж?

— Нет, рядом, в лес Сен-Жермен. Давай, давай, жми.

Мужчина испугано поглядывает то на пистолет, то на Генри, но не торопится включать двигатель. Генри, перехватив пистолет левой рукой, размахивается правой. Мужчина автоматически отворачивает лицо и получает сильный удар в челюсть, так, что даже откидывается на спинку сиденья.

— Еще хочешь или поедешь, наконец?

Мужчина молча включает двигатель. Дальше они едут без проблем. Генри время от времени указывает направление движения по хорошо изученным за эти дни аллеям леса. В укромном месте приказывает остановиться. Пистолет уже давно в правой руке.

— Кто тебе приказал следить за домом? Патрон?

— Нет, я его никогда не видел. Мне приказывает Педро.

— Кто это? Чем он занимается? Только не ври, я не люблю, когда мне врут.

Видно, что мужчина слабо владеет французским, запинается, ищет слова.

— Я не знаю, что он делает. Он приказывает мне по телефону.

— Ты один следишь?

— Нет, вчера работал другой человек. Я его не знаю.

— Понятно. Что ты должен докладывать?

— Во сколько люди выходят из дома, что у них в руках. Когда возвращаются.

— Приказ о ликвидации имеется?

— Нет, это не моя работа. Должна приехать бригада. Не знаю, когда.

— Что ты успел передать?

— Сегодня ничего. Позавчера я видел, как ты выбегал в тренировочном костюме. Я передал, во сколько это было, и когда ты вернулся. Больше ничего не передавал.

— Понятно, давай свой телефон.

Передавая телефон, мужчина попытался левой рукой ударить Генри, но тот перехватил его руку и сильно выкрутил ее. Выскочив из машины, Генри выстрелил мужчине в голову. Забрал телефон и бросил пистолет в машину. Пешком отправился в сторону дома.

10:00. Комната Генри.

Генри сидит на стуле, прослушивает записи на телефоне. Помрачнел. Вскрывает телефон, находит жучок, выламывает его, раздавливает на полу. Слышен голос Оксаны:

— Генри, ты уже встал? И не разбудил меня?

— Дорогая, вы с Лидой так хорошо спали, не хотелось будить вас.

Генри вышел в гостиную. Оксана подходит к нему, целует:

— Что ты нам с Лидой приготовил на завтрак?

— Извини, я еще не был на кухне. Слишком далеко забежал в лес и медленно возвращался: коленка немного побаливает. Я сейчас займусь завтраком, а ты пока приготовь самое необходимое, мы сегодня уедем в Брюгге.

— Что, в Брюгге? Что мы там не видели. Почему спешка? Это связано с твоими прошлыми делами? Рассказывай все и не ври, пожалуйста.

— Долго рассказывать.

— Не дольше, чем собираться. Никуда не поеду, если не расскажешь все честно.

— Хорошо, пойдем на кухню.

Начав готовить завтрак, Генри лихорадочно соображал, что можно рассказать Оксане, какую версию выдать.

— Оксана, я был две недели в Колумбии, Бразилии и на островах. У меня там в Колумбии случился конфликт с людьми одного из мафиозных боссов. Конкретно, на меня напали его люди, когда я был в горах. Наверное, хотели отнять машину. С ними я справился, но, к несчастью, среди них был племянник этого босса. Он поклялся отомстить мне, и теперь преследует. Были проблемы на островах. Я надеялся, что он потеряет мой след, но сегодня обнаружил, что его человек следит за твоим домом. Я бы не боялся, но по его следам придет команда киллеров из Колумбии. Поэтому считаю лучшим переехать в Бельгию.

Рассказывая, он продолжал готовить завтрак.

— Генри, ты в Колумбии был на «деликатных переговорах»? Или тебя попросили «решить» там проблему?

— Нет, Оксана. Я просто был там туристом. Хотел отдохнуть от европейской цивилизации. Но меня посчитали легкой добычей, и вот — печальный результат.

— Генри, поклянись, что ты был там не на задании. Поклянись нашей Лидочкой.

— Ну что ты, Оксана. Клянусь, но только не Лидой. Честное слово, я там ничего не планировал, просто отдыхал.

— Но почему в Брюгге? Да, там же еще и Анна. Ты поэтому хочешь туда отправиться?

— Оксана, по-моему, ты сейчас говоришь полную ерунду. Для меня сейчас никто не существует, кроме вас с Лидой. Нет больше никаких женщин. Да и с Анной-то было недельное увлечение. И было это более пяти лет назад.

За себя не волнуюсь, всегда отобьюсь. Я боюсь за вас с Лидой. Еще лучше было бы, если бы ты уехала сейчас в Израиль. Тогда я был бы совсем спокоен.

— Тебя не пустят в Израиль, поэтому никуда я от тебя не уеду, не дождешься. Что мне там делать без тебя? Ладно, поедем в Брюгге. Но я должна решить все с хозяином дома. У нас был договор на полгода. А прошло совсем мало времени.

— Дай мне телефон хозяина, мы с ним разберемся.

— Своими обычными методами?

— Ну что ты говоришь, заплачу неустойку, он будет доволен. А ты собирайся. Я хотел бы выехать сразу после обеда.

— Нет, сегодня не получится. Я завтра утром должна пойти к врачу. Завтра суббота, но он примет меня в домашнем кабинете. Поедем завтра после обеда.

— Ладно, только больше никаких отсрочек.

14:30. 7 августа, суббота. Переезд в Брюгге.

С утра Генри подготовил машину к отъезду.

Свозил Оксану к врачу.

После обеда уложил все вещи в машину.

Но в этот день за домом наблюдал более опытный бандит. Отъезжая, Генри его не увидел. Обратил внимание на черный мерседес, уже когда сворачивал от Лилля к Турне. Попытался уйти от него, прибавив скорость, но мерседес не отставал. Только на развязке около Турне удалось скрыться, поплутав по западной промзоне города. Преследователь так и не смог потом найти машину Генри, поскольку тот несколько раз сменил в Бельгии дорогу. Потерял на этом полтора часа, но приехал в Брюгге без ненужных приключений. Генри посмотрел на счетчик — оказалось, что он накрутил почти пятьсот километров. В Брюгге приехали в девять часов вечера.

Генри высадил Оксану у кафе Анны на Steenstraat, перенес вещи, поздоровался с вышедшей к ним Анной и, поскольку в доме нет стоянки для машины, уехал ставить ее на общественную парковку.

Вернувшись через полчаса к кафе на такси, Генри тут же попал под обстрел вопросов Анны. Оксана и Анна уже успели обменяться новостями — вернее, Оксана, не поднявшись даже к себе на второй этаж, успела рассказать Анне самое основное. И теперь Анна невозмутимо допрашивает Генри: как он чувствует себя в роли будущего папаши, что будет отныне с его «бродяжнической» жизнью, на кого он оставил своих многочисленных поклонниц в городах Европы? Даже Оксана присоединилась к ней, со смехом заявив, что никого больше не подпустит к Генри. А ему осталось только смущенно отбиваться.

Август 2016 г. Брюгге.

Разместились на втором этаже, где и раньше, приезжая, останавливалась Оксана. Квартира на третьем этаже тоже пустовала. Когда-то там жила Анна, но после того как вышла замуж, переехала в дом мужа.

Несколько недель жизнь в Брюгге текла неторопливо. Первое время Генри чувствовал себя непривычно: не нужно каждый день обдумывать свои действия, не нужно никуда торопиться. Завтрак, обед и ужин всегда ждут этажом ниже. Ежедневно неспешные прогулки по улицам Брюгге или вдоль каналов.

Оксане особенно полюбились выезды в парк королевы Астрид. Первый раз они пошли туда пешком, и это понравилось Оксане, но во второй раз Генри воспротивился: незачем так утруждать ноги. Вскоре он договорился с одним из соседей, не пользующимся стоянкой возле своего дома, насчет нее, и имел теперь возможность ставить машину почти рядом с кафе. В парке же машину оставляли в подземном паркинге. И начинались тихие прогулки по аллеям, созерцание маленького пруда в центре парка, отдых и стакан кофе, какао или просто минеральной воды в кафе «вилла Бота». И всегда рядом с Оксаной ее внимательный мужчина. Что еще нужно женщине на седьмом-восьмом месяце беременности?

К сожалению, идиллия быстро закончилась. И случилось это буквально через неделю, после того как Генри вспомнил об изумрудах, и вечером, когда Оксана легла спать, вытащил мешочек с изумрудами и начал их рассматривать.

Среди обычных кристаллов он нашел несколько прилично обработанных, то есть отполированных как кабошоны камней. Но особенно привлекало внимание хорошо отполированное изображение головы на небольшой подставке. Было чему удивиться. Голова выглядела подобной богу Янусу. Одна сторона производила странное, тяжелое впечатление. На мрачном лице под широким носом оскалены два клыка. Глаза как будто сверлят тебя из глубоких глазниц. Отвислые уши разных размеров и направлены в разные стороны. Генри сначала удивился этому, но потом понял, что уши принадлежат разным изображениям. На обратной стороне головы лицо было с плотно сжатыми веками без бровей и практически без носа.

Генри стало неприятно. Он отложил «божка», как он мысленно назвал эту голову, в сторону и продолжил рассматривать другие камни. Поражало их качество. Относительно больших он насчитал тридцать штук, мелкие не стал пересчитывать. Опять взял в руки «божка». Теперь ему показалось, что тот еще более раздраженно смотрит на него. Он повертел его перед собой — голова как будто поворачивала взгляд, все время пристально глядя на Генри. Снова стало не по себе. Сунул «божка» в мешочек к остальным камням и мешочек положил обратно в кейс, где он лежал все время.

Ясно, что сами по себе изумруды бесполезны. Но начинать поиск покупателя опасно. Камни слишком необычного качества, и их очень много. Как объяснить их появление? Для любого геммолога очевидно, что это «старые» изумруды, которые не могли быть найдены в последнее время. Возможно ли их легализовать? Опасное и подозрительное богатство.

09:30. 28 августа, воскресенье. Кафе «У Анны».

Генри уже десять минут как спустился в зал кафе, но Оксана все еще не появляется. К нему за столик подсела Анна:

— Генри, как ты представляешь семейную жизнь? Или пока не задумываешься?

— Да, стараюсь не задумываться. Вот родится Лида, тогда будем думать. Оксана хотела жить в Париже, вернее, в предместье, но я что-то не уверен, что это лучший вариант. Возможно, на годик поедем в Чехию, там будет тихо и спокойно. А потом уж решим, где нам жить. Жалко, что в Израиль меня не пускают. Тебе, наверное, Оксана говорила? Там можно было бы осесть надолго.

— Да, Оксана говорила, что виновата какая-то старая история. Но чем в Израиле лучше?

— Там не очень лучше — летом жарковато, зимой дожди. Но там у Оксаны родственники: сестра, мать сестры, ее муж. И куча более дальних родственников. А с Лолой — сестрой, у них очень теплые отношения. Кроме израильских родственников у Оксаны только мать в Петербурге. А у меня вообще никого нет, ты знаешь. Если бы мы осели в Израиле, ее мать могла бы приезжать к нам на весну и осень. Очень мне не хочется продолжать колесить по Европе. Надоело за эти годы.

Анна хотела еще что-то спросить, но сверху спустилась Оксана. И тут же радостно заявила:

— Уговорила! Лола приедет к нам. Обещает завтра взять билеты и во вторник прилететь.

— Надолго?

— Я ее, Генри, не отпущу, до самых родов не отпущу. Пусть себе рабочий кабинет устраивает на третьем этаже. Ей же все равно, откуда командовать. Побудет здесь до начала октября. Надеюсь, что я дольше не задержусь. Надоело уже ходить огромной коровой.

— Хорошо, Оксана, я приготовлю сегодня вечером квартиру на третьем этаже, давно не смотрела ее. Наконец-то хозяйка появится здесь. Я же ее никогда не видела.

— Насмотришься за месяц, еще и надоест. Она не такая, как я: собранная, внимательно все осмотрит. Настоящая хозяйка.

14:00. 30 августа, вторник. Кафе «У Анны».

К кафе подъезжает Генри, в машине Лола. Оксана поджидает их в кафе. Лола входит и сразу обнимает вставшую Оксану.

— Извини, Лола, что не встретила. Видишь, какая я, даже гулять стала меньше. И поправилась на пятнадцать килограмм, ужас. Генри уже и обхватить меня не может!

— Что ты, Оксана, ты прекрасно выглядишь, вернее, вы с Лидочкой великолепно выглядите. Как она, часто играет?

— Да, часто балуется. То ножкой, то ручкой дрыгается. Но я рада, когда она играет. Если долго не двигается, пугаюсь.

— Если Генри не может обнять, дай я попробую.

Прижалась к Оксане, наклонилась, пытается послушать Лиду.

— Не услышишь ничего. Вечером останемся одни — я Генри прогоню, тогда и послушаешь ее.

Вошедший с чемоданами Генри отреагировал:

— За что меня прогонять? Я ничего не сделал.

— Мы с Лолой поболтаем вдвоем: сколько месяцев не виделись. А тебе незачем слушать наши женские разговоры.

Из кухни выходит Анна:

— Здравствуйте, меня зовут Анна. Я тут хозяйничаю в вашем доме. Буду рада познакомиться.

— Да, Анна, мне Оксана много рассказывала о вас. Я рада, что здесь такая хорошая хозяйка. Не знаю, что бы мы делали с домом без вас. Наверное, продали бы. А так удобно в Европе иметь место, где всегда можно остановиться. Но давайте будем без церемоний. Оксана говорила, что вы дружны, я тоже хотела бы этого.

— Я тем более. А теперь садитесь все за стол: давно пора обедать.

22:00. Спальня Оксаны.

Оксана уже легла, Лола сидит рядом с ней на постели. Уже послушала, как шевелится Лидочка, посмеялись вместе непонятно над чем. Оксана рассказывает:

— Я так боялась. Всего боялась. Думала, что Генри никогда не вернется ко мне. Не знала, как и где буду жить. В Петербурге — слишком плохие воспоминания о нем. Я ведь там насмотрелась на смерти: сначала бабушка, потом прабабушка, потом дед. Мама мной совсем не занималась, все некогда ей было. Вот потому и хочет теперь с Лидочкой хотя бы бывать рядом. Мы с ней каждую неделю разговариваем по скайпу. А отца видела только урывками. Возможно, поэтому так металась по Европе. Ты же знаешь, кратковременные, а то и случайные связи, наркота проклятая. Однажды, если бы отец не нашел меня в Шотландии и не сунул в реабилитационную клинику, так и загнулась бы там. А потом, после еще одного срыва и повторного лечения, — ужасная агония нашего отца. Я ведь просидела рядом с ним почти все последние недели, только перед смертью он отказался видеть всех и заперся в хосписе. Ты еще слишком маленькая тогда была. Тебе почти ничего не рассказывали.

— Да, Ксюша. Можно я буду тебя так называть?

— Да, конечно. Так меня в доме звали, и отец. Я тогда не понимала, что отец нас очень любит, обеих. Вначале даже ревновала: думала, что из-за тебя так редко вижу его. Только потом поняла, что это такой характер у него был — никогда не показывал чувства.

— А я почти не помнила его. Только когда перечитывала его записи, как-то начала представлять. В записях он живее, чем в той книжке о его жизни. Я эти записи потому и не отдала автору, и не разрешила печатать книгу от имени отца. В книжке он какой-то неживой.

— Я книгу так и не стала читать, тебе передоверила. А записи его — мы же вместе с ним в последние недели готовили. То есть я читала черновики, он слушал, диктовал изменения, а я корректировала файл. Я так и поняла, что он писал все это для нас с тобой, в первую очередь для тебя. Как будто извинялся.

— Ладно о прошлом. Как ты, вернее вы с Генри планируете дальше жить?

— Пока четко не планируем. Он предлагает расписаться в Германии. Я, конечно, согласна. Потом поживем в Чехии, сколько я выдержу, и будем думать, куда поехать. Во Францию он категорически не хочет, а жаль — мне в Париже нравится. В Израиль ему нельзя. Петербург — исключен. Итальянский я совсем не знаю, Генри говорит, но слабо, поэтому не хочет там жить постоянно. Наверное, придется жить в Англии, а на зиму уезжать в Испанию или в Италию. Не люблю я британскую зиму. Однако хватит обо мне. Как у тебя дела на личном фронте?

— Какие дела, о чем ты? Не было и не будет. Даже говорить не хочу на эту тему.

— Ну и зря. Надо же завести семью, детей, хотя бы одного ребенка. Иначе горько потом будет жить одной. Знаешь, это я повторяю слова Елены. Она очень жалеет, что не родила от нашего отца или от Володи.

— От Володи? Я знаю, что у них был роман, но не знала, что она задумывалась о ребенке.

— Тогда она ни о чем не думала. Просто пустила все на самотек, радовалась жизни. Теперь жалеет. Так что думай.

— Не хочу думать. Разрешишь мне жить около вас? Буду радоваться Лидочке, буду любимой тетушкой. А может быть, у вас еще и сын будет. Разрешишь? Мне ведь почти все равно, где жить после университета.

— Смеешься? Конечно, я буду очень рада. Но лучше, чтобы у тебя тоже был солидный муж и куча детей. Всем было бы веселее жить. Ладно, размечтались. Давай спать. Генри там, наверное, уже злится, что мы его не пускаем. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

10:00. 7 сентября, среда.

Автомобильная прогулка.

После завтрака сестры собрались выехать в сторону моря — прогуляться по набережной Остенде, подышать морским воздухом.

Два предыдущих раза они со смехом отбивались от попыток Генри сопровождать их. Но вчера Оксана обмолвилась, что какие-то «кавалеры» сопровождали их полдороги. И даже пытались заглянуть на ходу в окно. Естественно, это очень не понравилось Генри:

— Я вас не отпущу одних. Мало ли кто интересуется вами.

— Генри, ты ревнуешь? Кто на меня позарится, на такую корову? А если интересуются Лолой, то это можно только приветствовать. Правда, Лола, ты тоже не прочь познакомиться с молодыми людьми? По-моему, это были итальянцы или испанцы.

— Ксюша, извини, но ты ерунду говоришь. Никакие знакомства мне не нужны. Особенно с испанцами.

— Стоп, Оксана. Эти мужики были действительно похожи на испанцев?

— Кажется, так. Но я плохо разбираюсь в южанах. Все они для меня на одно лицо, все черноволосые, загорелые. А что ты заволновался?

— Девочки, одних я вас сегодня не отпущу. Я должен сам посмотреть на этих «кавалеров», если они опять появятся.

— Генри, только руль у меня не отбирай. Мне так нравится ездить здесь. Все такие аккуратные, никто не обгоняет. Не то что наши сумасшедшие израильтяне. И скорость можно хорошую развить.

— Ладно, Лола. Никто у тебя руль не отбирает, мне даже легче будет с заднего сиденья смотреть, кто там интересуется тобой.

— Хватит вам смеяться, никто мной не интересуется. Да и не встретим мы сегодня этих южан. Что они, специально, что ли, ездят одновременно с нами?

— Хорошо, если не специально.

Лола долго кружила по улицам и переулкам. Движение по Steenstraat одностороннее, только к Марктплатц, а потом приходится крутиться, пытаясь выбраться на загородные дороги. Лола смеялась, что каждый раз едет по незнакомым улицам и выезжает из города совсем в разных местах. Вот и в этот раз она выскочила из путаницы улиц и переулков на шоссе 351 где-то за очередным отводом канала. Проехали еще буквально пару километров, и пора переходить на Expresweg. Только успела разогнаться — и снова длинный съезд на шоссе 9 Oostendse Steenweg.

В следующий момент, на кольце перед озерцом Sint-Pietersplas, идущий по шоссе 9 из города черный внедорожник, внезапно вильнув на всем ходу, косо врезался в правый бок машины. Лола успела резко затормозить. Подушки безопасности раскрылись, всех придавив. Удар пришелся со стороны Оксаны. Внедорожник сразу взял задний ход, развернулся и помчался в сторону Остенде. Генри, путаясь в своей подушке безопасности, все же успел разглядеть марку автомобиля: «Land Rover Discovery 5». Номер определить не смог, так как он был весь заляпан грязью.

Едва освободившись, Генри бросился открывать правую переднюю дверь, за которой без движения, с закрытыми глазами сидела прижатая подушкой безопасности Оксана. Дверь заклинило. Генри бросился ко второй передней двери — там Лола уже выкарабкалась, и пыталась помочь Оксане.

— Лола, Оксану я вытащу, вызывай скорую и полицию.

Лола вылезла из машины, звонит по телефону. Генри удалил подушку, смотрит в лицо Оксаны, оно неподвижно. Генри не решается вытаскивать ее из машины.

Через десять минут приехал амбуланс из больницы AZ Sint-Jan на Waggelwaterstraat. Санитары и Лола осторожно вытащили Оксану из машины. Уложили на каталку и занесли в амбуланс.

Генри хотел ехать с Оксаной, но Лола его отстранила:

— Оставайся, жди полицию, я буду с Оксаной.

Пришлось подчиниться. Еще через пять минут подъехала полицейская машина, и последовал пересказ о случившемся. Генри назвал инспектору дорожной полиции марку машины, сообщил, что в машине успел увидеть четырех человек. Высказал предположение, что водитель был пьян и уехал с места происшествия, боясь встречи с полицией. Инспектор передал по связи дежурному основные детали. Заверил Генри, что машину и водителя быстро найдут, ведь у нее наверняка будут внешние повреждения — все мастерские будут оповещены.

Во время разговора с полицией прибыл представитель фирмы арендодателя машины. Пообщался с инспектором, перезвонил на фирму и сказал, что другую машину для Генри подгонят через десяток минут. Пока инспектор оформлял протокол, действительно, подъехали две машины, и Генри передали ключи от одной из них. Генри спросил у инспектора номер его телефона, дал свой и попросил сообщить ему, если о негодяях станет что-то известно.

Приехав в больницу, Генри нашел Лолу в приемном покое. Она уже успела поплакать, с высохшими глазами упавшим голосом сказала ему:

— Спасти Оксану вряд ли удастся. Врачи говорят, что за жизнь ее еще борются, но надежды почти нет: серьезно повреждена голова, затронут мозг. Она в реанимации, полностью подключена к системе жизнеобеспечения.

— А Лида?

— Лиду спасли, прооперировали Оксану. Лида сейчас в специализированном отделении, в специальном боксе — кувезе. Она родилась весом чуть больше двух килограмм. Врачи не наблюдают пока никаких серьезных проблем. Надеются отдать ее родственникам через неделю.

— Родственникам? Мне?

— Не знаю. Нужно срочно найти местного адвоката, чтобы решить вопросы об опеке. На крайний случай, если Оксану не спасут.

— Да, конечно. Меня пустят к Оксане?

— Нет, ничем мы ей сейчас не поможем. Если она придет в себя, меня сразу позовут. Лидочку я видела, через пластик. Она хорошенькая. Ты займись адвокатом, пожалуйста. А я сообщу Галине Петровне. Она не простит мне, если я не расскажу ей обо всем. И она обязательно нужна во время назначения опекунства.

— Да, какая от меня польза. Я свяжусь с адвокатом и выясню все об этих негодяях.

— Генри, этим ты никак не поможешь ни Оксане, ни Лидочке. Не нужно их искать. Наверное, это была случайность. Господь их покарает.

— Да, покарает, но я попытаюсь помочь ему. Так я это не оставлю.

13:00. В машине.

Генри отъехал от больницы, остановил машину, звонит по телефону.

— Джек?

— Да, это ты, Питер? Прорезался? Давно твой голос не слышал.

— Да, в отпуске был. Слушай, мне нужен ствол. Чистый или засветившийся в дрязгах между двумя бандами.

— Ни фига себе заявочка. Зачем засвеченный?

— Мое дело, нужно.

— Хорошо. Но я тебя соединю с шефом. Он приказал соединить, если прорежешься.

— Давай, жду.

Через несколько минут послышался начальственный голос:

— Да, Питер. Джек мне сказал о твоей просьбе. Это у тебя личное? Не советовал бы. Ты же знаешь, специалист не отвлекается на личное, это всегда опасно. На кого-то стрелку свернуть хочешь?

— Да, меня лично затронули. Убили мою женщину. Мне не нужно, чтобы потом меня включили в круг.

— Понятно, отвести в сторону. Поищем. Куда тебе его?

— Как в прошлый раз, в Брюгге.

— Ты что, зацепился там?

— Да, что-то в этом роде.

— Сделаем завтра.

— А сегодня нельзя?

— Что, у тебя так горит? Трудно. Если нужен хороший засвеченный, то лучше завтра, после обеда.

— Хорошо. Сегодня обойдусь.

— У меня к тебе другой разговор. Есть большой заказ — тебе двести. И столько же на зелененьких.

— Шеф, вы же знаете — я работаю только в одиночку. Помните Марсель?

— Это серьезное дело, одиночка не справится.

— Пока я не расчищу свое дело, не готов говорить о других вещах.

— Но это не к спеху. У заказчика желание есть, но денег пока нет. Поговорим через недельку — разберешься со своими делами?

— Надеюсь. И еще у меня просьба. Нет ли у вас здесь в Брюгге или рядом хорошего адвоката по вопросам опеки?

— Найдется, в Брюсселе. Но он очень дорогой.

— Это не важно, главное, чтобы дело знал.

— Это серьезный человек. Но зачем тебе? Кого опекать собрался?

— У меня дочь появилась, а мать убили. Нужно, чтобы опека попала ко мне или к ее сестре.

— Ясно. Боюсь, что ты совсем из обоймы выпадаешь.

— Возможно, шеф. Но я слишком долго уже в деле. Пора завязывать.

— Ладно, телефон пришлю. Пока.

Только закончился этот разговор, позвонил полицейский:

— У меня новости, господин Полонски. Оказывается, машина была сегодня утром угнана, и примерно полтора-два часа назад брошена в Остенде. Бросили ее в квартале от места, где была угнана. Так что по машине этих типов найти не удастся. Сожалею.

— Спасибо, господин инспектор. Но скажите, пожалуйста, на какой улице была угнана машина?

Инспектор подробно рассказал, где машина была угнана и где брошена. Осталось только поблагодарить его и распрощаться.

До Остенде — около двадцати пяти километров — Генри проскочил за двадцать минут. Еще пяток минут искал нужную улицу и квартал. Оставил машину и пошел в ближайший пивной бар.

Заказал пару бокалов пива, сыр с горчицей, орешки. Все как положено. Расположился рядом с пожилым мужчиной, перед которым стояли четыре бокала пива, два из которых были уже пусты. После недолгого молчания Генри заметил:

— Хорошо у вас в Остенде: пиво отличное, тишина, никаких хулиганов.

— Насчет пива — это да. Пиво у нас отменное. Я хожу в этот бар уже сорок лет, пиво хуже не стало. А тишина… тишина была, пока не понаехали эти негры, турки или как их там… мусульмане, в общем. Да еще и латиносы стали появляться. Тоже не сахар, к тому же католики.

— Не может быть! И латиносы? Это бразильцы, что ли?

— Нет, колумбийцы. Наркотики понавезли. Торгуют здесь кокаином. Куда полиция смотрит?

— Да, безобразие! Будь я гражданином Бельгии, голосовал бы за тех, кто хочет запретить здесь иммиграцию. Да и уже появившихся здесь нужно бы хорошо проверить.

— Да, у нас должна быть Европа для европейцев. Вы откуда будете?

— Из Гамбурга. У нас тоже эта проблема. Скоро порядочные протестанты станут меньшинством в своей стране. Наркотики, воровство, проституция, угоны машин.

— Да, у нас тут у одного почтенного гражданина сегодня угнали машину. И через полтора часа бросили ее почти разбитую. Наверняка негры или колумбийцы.

— Я думал, что они ближе к порту живут. А они здесь рядом?

— В нашем квартале, слава богу, колумбийцев нет. Но на соседней улице, ближе к морю, живут две семьи латиносов. Кто их разберет, колумбийцы они или нет, но это семьи: мужчины, женщины, дети. Мужчины где-то работают, а дети, конечно, шумят, хулиганят, но что поделаешь — дети есть дети. А совсем недавно, говорят, там же сняла дом еще одна группа этих латиносов. И все мужики. Не работают и не ищут работу. Наверное, наркотиками промышляют.

— Да, куда только полиция смотрит?

Посидели, поговорили о погоде. Генри почти допил второй бокал и вышел из бара.

Прошелся по соседней улице и сразу нашел дом, в котором жили приехавшие колумбийцы. Определить было просто: один из них, делая вид, что курит в палисаднике, зорко осматривал редких прохожих. Пройдя квартал, Генри свернул и пошел к машине. Делать здесь сейчас нечего.

14:40. Кафе «У Анны».

Генри сидит за столом, ждет обед. Звонит Лоле:

— Что нового? Оксана пришла в себя?

— Нет, врачи снова говорят, что надежды практически нет. Завели разговор об отключении Оксаны, но я сказала, что категорически против, что я оплачу все полностью. Ты нашел адвоката?

— Мне порекомендовали одного из Брюсселя. Говорят, опытный. Я позвоню ему сейчас или после обеда. А как с Галиной Петровной?

— Плохо, для нее это шок. Ведь когда-то погиб Владимир, а теперь и Оксана на грани. Но я сказала, что Лидочку спасли, и она как-то пришла в себя. Сказала, что завтра пойдет за визой. Я ей пошлю справку из больницы, чтобы визу оформили скорее. Надеюсь, что через неделю она будет здесь. Ее присутствие важно юридически.

— А израильские родственники не могут обратиться в Министерство иностранных дел, чтобы дипломаты в Москве попросили бельгийское консульство ускорить выдачу визы из гуманитарных соображений? Но ты в этом разбираешься лучше, чем я. Когда за тобой приехать?

— Попробую созвониться с мамой и Эйтаном. У Эйтана среди родственников имеются работники МИДа. Я сегодня буду ночевать здесь: договорилась, и мне выделят палату. Приезжай завтра перед обедом.

— Хорошо. Пока.

Следом Генри сразу позвонил по номеру, полученному от шефа. Пересказал ситуацию, из-за которой беспокоит. Адвокат, судя по голосу, был весьма немолод — сперва начал сварливо отказываться заниматься чем-то в Брюгге: мол, у него слишком много работы в Брюсселе. Но когда Генри назвал имя человека, давшего ему этот номер, переменил тон и перешел на вполне деловой разговор. Генри подчеркнул, что шансы Оксаны выжить оцениваются врачами как незначительные. В связи с этим возникают обстоятельства, когда необходимо добиться опекунства над родившимся ребенком. Адвокат стал задавать конкретные вопросы:

— Перечислите возможных опекунов, их степень родства с младенцем.

— Я являюсь отцом, но брак с матерью ребенка не был зафиксирован. Есть сводная сестра матери ребенка, А также родная бабушка ребенка. Других близких родственников нет.

— Материальное положение потенциальных опекунов и ребенка?

— Я владею примерно полутора миллионами евро, домом в Чехии, гражданин ФРГ. Сестра матери владеет примерно семью миллионами евро, домом в Брюгге, квартирой и участком с домом в Израиле, не замужем, возраст — двадцать один год, гражданка Израиля, последние два года управляет состоянием матери ребенка. Бабушка не имеет состояния, живет в собственной квартире в Петербурге, уважаемый профессор экономики, вдова, гражданка России. Намерена приехать в ближайшие дни в Брюгге. Ребенок должен унаследовать, в случае смерти матери, около тринадцати миллионов евро. Мать — гражданка России.

— Более или менее понятно. Проблема в том, что мать — гражданка России, ребенок родился в Бельгии, а увезти его предполагается в Израиль, и там осуществлять опеку. Возникает вопрос о передаче юрисдикции. И суду придется его решать. Суд также заинтересуется, нет ли у соискателей опеки материальных интересов. Если бы у вас были документы о продолжительной совместной жизни с матерью ребенка в Бельгии, проблемы не было бы. А пока наиболее предпочтительным является вариант передачи опекунства сестре матери, учитывая ее состоятельность и владение вопросами управления наследством. Если вы подготовите согласованное всеми родственниками решение о передаче опекунства сестре матери, думаю, что проблемы удастся решить. Но учтите, у ребенка по праву рождения будет гражданство Бельгии.

— Понятно. Думаю, что согласие всех родственников будет.

— Я по электронной почте вышлю вам перечень документов, которые должна будет представить сестра матери. В Брюгге приеду только после прибытия бабушки, подписания прошения об опекунстве и согласия на опекунство одного из вас. Кстати, я обычно беру довольно большую сумму за свою работу. Но учитывая, кто порекомендовал вам меня, я представлю счет из расчета только по двести евро за час работы. Вас это устраивает?

— Да, главное, чтобы был положительный результат.

Генри пообедал. Времени до вечера много. Решил съездить в Осткамп.

Не заходя в кафе к Монике, заехал к Вильяму Ван дер Бергу. После обмена любезностями сразу перешел к делу:

— Вильям, у тебя приличный нож найдется?

— Что, Пьер, проблемы?

— Я отдыхал в Колумбии, нарвался там на бандитов. Немного поцапались, вот теперь они отследили меня в Бельгии. У меня ничего нет из оружия, нужен приличный нож.

— В Колумбии? Эк куда тебя занесло. Что-то с наркотой?

— Нет, с наркотой никогда в жизни не связывался. Просто отдыхал с девушкой. Не в Европе же отдыхать, я ее всю объездил по делам. Так что-нибудь дашь?

Вильям внимательно вгляделся в лицо Генри:

— Хорошо, дам. Только назад не возвращай. И постарайся, чтобы не выплыл потом на поверхность.

Открыл малозаметную дверь на первом этаже, пригласил Генри войти в малюсенькую комнату. Показывает на стеллаж у стенки:

— Посмотри, что подойдет. Может быть, тебе что-то серьезнее нужно?

Генри внимательно рассматривает аккуратно разложенные ножи всех типов: от больших мачете до узких кинжальчиков, четыре винтовки, пять немецких и бельгийских пистолетов. Коробки с патронами.

— Вильям, какая роскошная коллекция! Все зарегистрировано?

— Не все. Кое-что осталось с давних времен, но в основном все куплено легально.

— Дай что-нибудь не зарегистрированное. Пистолет не нужен.

Вильям поднял два ножа, показывает их:

— Вот эти еще со времен службы в Легионе.

Генри выбрал небольшой нож с узким лезвием, длиной сантиметров пятнадцать:

— Этот подойдет.

Вильям повторил:

— Бери. Только чтобы он не появился потом на свет божий. Но мы еще посидим у меня, выпьем кофейку. Вино не предлагаю, так как тебе еще возвращаться. Или ты останешься на ночь?

— Нет, хочу закончить вечером дела с колумбийцами.

Потом они посидели за столом. К кофе у Вильяма нашлись крекеры, молоко. Вильям немного растерянно поведал:

— Кажется, Моника все-таки согласится выйти за меня замуж. Что-то у нее перестало ладиться с другом из Брюгге. Но теперь уже я в сомнении. Непонятно мне самому, чего я опасаюсь. Наверное, страшновато менять что-то в жизни.

— Зря боишься, вернее, беспокоишься. На мой взгляд, она спокойная, здравомыслящая женщина. Не станет она пытаться тебя перевоспитывать, заставлять делать то, к чему ты не привык. Может, ты за секс опасаешься?

— Да нет, этого я как раз не боюсь. Но все равно как-то это странно.

— Вильям, ты же этого очень хотел, столько лет добивался. Плюй на сомнения, старые вояки идут вперед, ничего не боясь. Да и прекрасная она женщина, отличная хозяйка. Кстати, как там Жанна поживает?

— Вернулась в Брюссель. И правильно, чего ей здесь гнить. Молодая, энергичная, пусть ищет свое место в жизни. Мы с Моникой ей всегда поможем.

— Вот видишь, дополнительная забота у тебя появится, дополнительный интерес к жизни.

Немного поговорили еще, и Генри отправился домой.

21:00. У дома колумбийцев в Остенде.

Генри проходит мимо дома. Его одежда помята, рукав свитера разорван — вид непрезентабельный. На руках тонкие темные перчатки. Останавливается у входа во двор, стоит покачиваясь. Нагнулся, как будто его вырвало. Из дома выходит сумрачный метис, не спеша подходит. С отвращением на лице говорит по-испански:

— Чего ты здесь делаешь? Пошел вон.

Генри заплетающимся языком, по-французски:

— Ты чо, не можешь нормальной речью говорить? Понаехало вас тут, красножопых. Катитесь отсюда, если не хотите человеческого языка понимать.

Сделал выразительный жест, чуть не упав при этом.

Метис понимает смысл сказанного, да и жест был вполне определенный. Возмущенный, пытается схватить Генри за шиворот и отбросить его подальше, но при этом сам валится на бок. Одновременно получает удар ножом под третье ребро. Оба опрокидываются, но в падении Генри нащупывает и вытаскивает у него из-за ремня пистолет.

Генри проник в дом, и пройдя по всем комнатам, обнаружил, что здесь никого нет.

Вернулся во двор. Затащил метиса в дом — в каморку под лестницей, ведущей на второй этаж. Вынул из тела нож и вытер его об одежду метиса. Укрылся в той же каморке, ожидая хозяев.

Ждать пришлось долго. Более чем через сорок минут послышались голоса. Вошли двое мужчин — они в заметном подпитии, явно удивлены, что их не встречает сотоварищ. Ругаются на испанском, прошли на кухню и поднялись наверх, спустились, обсуждают еще более непонятную ситуацию. Генри дожидается, когда появится третий: ведь в машине было четверо. Наконец появляется еще один, сразу же разразившись бурной руганью.

Генри, не выходя из-за лестницы, стреляет три раза. Подбегает к свалившимся мужчинам, осматривает их и делает еще два контрольных выстрела. Бросает пистолет и быстро уходит.

На улице идет не к машине, а в противоположную сторону. Сворачивает за угол и по другой улице подходит к своей машине. Уезжает по приморской дороге к Zeebrugge, и оттуда по Zeelaan и Expressweg возвращается домой в Брюгге. По пути выбрасывает нож в канал.

09:00. 8 сентября, четверг. Брюгге.

Комната Генри в доме Лолы.

Генри звонит по телефону:

— Джек? Это я, Питер. Ситуация немного изменилась. Не нужно присылать мне то, что я просил вчера. Ты в курсе?

— Да, Питер, ты уже разобрался?

— Да, все в порядке. И передай шефу, что я через недельку или чуть позже обязательно позвоню.

— Будет сделано. Пока.

13.00. 9 сентября, пятница.

Кабинет Патрона.

Патрон закончил читать деловые бумаги, вертит в руках настоящую кубинскую сигару, предвкушая два дня отдыха. В комнату после стука входит, пряча глаза, «consejero». Патрон встает, внимательно смотрит на него:

— Надеюсь, ты сегодня с хорошими вестями? Меня не устраивает, что эти засранцы, посланные Эдуардо, смяли какую-то бабу. Мне нужны камешки и голова этого немца. Каковы успехи?

— Педро, которого Эдуардо послал в Европу руководить делом, сообщил, что все четверо, занимавшиеся немцем, убиты. Полиция пока ничего не говорит об этой истории, но бельгийские газеты пишут о разборках между нар-кобандами. Педро просит прислать новых исполнителей.

— Порадовал ты меня. Ясно. Никаких новых исполнителей не посылать, хватит мне терять людей. Хоть они и никчемные, но здесь еще пригодятся. А убытки? Убытки пусть оплачивает Эдуардо. Он достаточно наворовал у меня. Я буду очень милостивым, пусть заплатит всего… пять миллиардов песо. Это не покроет все убытки, но хоть что-то.

— Патрон, вы, конечно, милостивы, но хватит ли у него средств?

— Меня это не волнует. Пусть продает свою усадьбу, свои машины, своих любовниц, но должен заплатить. А не заплатит… сам будет виноват. Я не потерплю, чтобы мне наносили такие убытки. Все, разговор окончен.

 

Бельгия, Британия

14:00. 9 сентября 2016 г., пятница. Кафе «У Анны».

Генри и Лола обедают. Генри показал Лоле присланный адвокатом перечень документов, которые она должна будет представить в суде.

— Придется съездить домой на сутки. Документы я оформлю быстро. Да, на МИД уже начали давить. К сожалению, завтра шабат, а потом в Москве воскресенье, но в понедельник двенадцатого в Москве все обговорят с бельгийским консульством.

— Хорошо бы. Не хочется затягивать весь этот процесс. Адвокат передал мне, что установил контакт с одним из влиятельных лиц здесь, в Брюгге. Думает, что если с твоими документами все будет в порядке, решение не станут затягивать.

16:20. 15 сентября, четверг. Квартира Лолы в Брюгге.

Прилетевшая утром Галина Петровна и Генри с Лолой наблюдают за тем, как адвокат читает представленные ими документы. Наконец он закончил чтение. Сделал незначительные замечания по тексту заявления об опеке, которые Лола затем быстро устранила.

— Документы нормальные. Отец официально отсутствует, мать находится в состоянии, не позволяющем осуществлять родительские права. В соответствии со статьей 375 Гражданского кодекса королевства, это основание для начала процедуры назначения опекунства. Извините за формальные выражения. Завтра я оформлю переводы документов и в понедельник представлю их от вашего имени в суд. Надеюсь, что рассмотрение по существу дела не затянется. Я уезжаю в Брюссель.

После его отъезда несколько минут посидели в молчании. Первой начала разговор Лола:

— Галина Петровна, я понимаю, что вам хотелось бы растить и опекать Лидочку. Но вы еще работаете, да и тяжело, наверное, было бы вам все время возиться с ней. А мне на первых порах поможет мама, и сразу же я найму няньку. Если удастся, то и кормилицу. А вы сможете в любое время приезжать ко мне. Лидочка всегда останется вашей внучкой. С финансовой стороны вы будете полностью обеспечены, как и раньше.

— Лола, финансы меня не интересуют, по крайней мере, пока. К вам я, конечно, буду приезжать летом, когда нет занятий в институте. А что будет с вами, Генри? Оксана говорила мне, что вам закрыт въезд в Израиль.

— Да, закрыт. Но я надеюсь предпринять кое-что, чтобы решить этот вопрос. Все равно, я буду когда-нибудь с Лидой. Это моя дочь.

17:00. 26 сентября, понедельник. Брюгге. В зале суда.

Все трое — Генри, Лола и Галина Петровна, пропустив длинную речь секретаря, зачитывающего решение суда, вслушиваются в заключительную часть постановления:

— Первое. Передать гражданке государства Израиль Виоле Рогозин временно, на срок восемь месяцев, опеку над новорожденной Лидией Рогозин. Поручить ей решить вопрос о передаче юрисдикции между Россией и Государством Израиль в указанный срок. Заверенные нотариально документы решения направить в указанный срок суду. В случае отсутствия официального решения обязать гражданку Виолу Рогозин передать Лидию Рогозин в органы опеки королевства Бельгия.

Второе. Разрешить гражданке Виоле Рогозин временный вывоз Лидии Рогозин из Бельгии в Израиль.

Третье. Вопрос об отцовстве гражданина Федеративной республики Германия Генри Полонски по отношению к Лидии Рогозин рассмотреть после представления результатов генетического анализа.

Через полчаса все, включая адвоката и Анну, собрались в квартире Лолы. Подняли бокалы с шампанским за адвоката, добившегося такого трудного решения, за новорожденную, за опекунские права и обязанности Лолы, за бабушку новорожденной. Лола выписала адвокату чек на указанную им в счете сумму.

Адвокат уехал, а оставшиеся помянули Оксану — как раз прошла неделя с момента ее отключения, по разрешению Галины Петровны, от системы жизнеобеспечения.

14:00. 28 сентября, среда. Кафе «У Анны».

Генри сидит один за столом. Уже пообедал, в зале никого нет, даже Анны и ее помощницы. Лола и Галина Петровна улетели в Израиль вместе с Лидой и сопровождающей Лиду медицинской сестрой. Галина Петровна заранее договорилась в своем институте, что берет двухмесячный отпуск.

Мысли тоскливые — возвращение в Израиль представляется очень трудным. Махнул головой и звонит по знакомому номеру.

— Джек? Это я, Питер. Передай шефу, что я хотел бы встретиться с ним. Может ли он принять меня завтра или послезавтра?

— Да, конечно, Питер, будет сделано. Я тебе перезвоню через несколько минут.

Но позвонил не он, а шеф:

— Сделал все свои дела, Питер? Приезжай завтра с утра. Доедешь за пару часов?

— Мне ехать два с половиной часа, к одиннадцати буду.

— Хорошо, договорились.

Генри еще не знает, о чем придется говорить, но уверен, что решение его проблемы они с шефом найдут.

11:00. 29 сентября, четверг.

Вилла шефа в окрестностях Амстердама.

Генри у входа, посматривает время от времени на незнакомого стража, с интересом разглядывающего его. Из виллы выходит еще один мужчина, показывает издали, что Генри может проехать.

В биллиардной Генри встречает шеф — нестарый еще мужчина с армейской выправкой:

— Привет, Питер. Впрочем, как тебя сейчас зовут?

— Генри Полонски.

— Значит, привет, Генри. Подумал насчет моего предложения? Или хочешь получить какую-нибудь дополнительную информацию?

— Меня интересует пока одно: кто заказчик?

— Генри, ты же понимаешь, что это тебе не нужно знать — помешает работе.

— Шеф, я только хочу знать — это заказ из Леванта? Меня смутили ваши слова о необходимости дополнительных зелененьких помощников. Да и сумма немного необычная. Я объясню. У меня проблемы со въездом в Израиль. А туда увезли мою дочь. Если заказ от них, то у меня есть мысли, как с ними договориться. И еще один вопрос — Ибрагима заказывали они же?

— Ты много хочешь знать. Но мыслишь в правильном направлении.

Генри кивнул головой:

— Понятно. Вы говорили, что желание у заказчика есть, но деньги пока не выделены. Я мог бы предложить оплатить заказ со своей стороны, но получить за это право на въезд и еще кое-что.

— Генри, это нонсенс! Оплатить заказ, а потом самому его выполнять? Извини, но это как-то смешно.

— Шеф, для меня это совсем не смешно. Я обещал матери моей дочери, что больше не буду исполнять заказы. Она погибла во многом из-за меня. Я не могу теперь нарушить свое слово. Уверен, что для этого заказа у вас найдутся достойные исполнители и без меня. Я только оплачу его — если заказчики согласятся с моими условиями.

— Генри, ты хочешь отдать все, что заработал? Ведь я запросил у них миллион евро. Заказ очень трудный, и дело не только в том, чтобы пострелять. Совсем не в том. Зелененькие нужны только для того, чтобы отвлечь внимание.

— Шеф, я расскажу вам одну историю. Я был недавно в Колумбии и столкнулся там с бандой, которая намеревалась покончить со мной. Банду пришлось уничтожить. Но их старший успел мне поведать перед смертью, что по распоряжению своего хозяина они ограбили и вырезали небольшое племя индейцев. У индейцев были так называемые «старые» изумруды. Теперь изумруды достались мне, и в том числе некий странный «божок». Если вы поможете мне выйти на надежного скупщика драгоценных камней, я выручу приличные деньги. И надеюсь, что их хватит на оплату заказа.

— Генри, ты открываешься мне с новой стороны. Жаль, что ты намерен уйти из нашего бизнеса. Я подумаю, что могу сделать — хотелось бы помочь тебе. Знаешь, я ведь тоже иногда мечтаю выйти из дела, но проблема в том, что я слишком много знаю. В течение недели свяжусь с тобой. Выпить хочешь? Да, я забыл, ты же не пьешь.

— Да, шеф, никакого настроения для выпивки. Лучше я поеду домой.

— Ты живешь здесь, в Нидерландах?

— Нет, я сейчас в Бельгии, в Брюгге. Там дом у сестры моей погибшей женщины.

— Подожди, мне докладывали, что там произошла какая-то странная авария, в результате которой погибла женщина в положении. А потом в Остенде была схватка между нар-кобандами. Это не твоя история? Ты как раз тогда просил прислать тебе что-нибудь.

— Похоже, что моя.

— Ладно, все понятно. Езжай, да не впутывайся в новые истории — специалисту это ни к чему.

09:00. 1 октября, суббота. Квартира Оксаны в Брюгге.

Генри сидит за столом, просматривает газеты. Звонит телефон:

— Генри, я тут переговорил с одним торговцем камешками. Он готов принять тебя и посмотреть, может ли быть чем-то полезен. Человек надежный, но чрезвычайно прижимистый. Не поддавайся на его давление. Адрес пересылаю. Он готов встретиться третьего октября, после обеда, часиков в пять. Пока, успехов тебе.

— Спасибо шеф!

Получил сообщение, проверил адрес в Интернете.

17:00. 3 октября, понедельник. Антверпен.

Крохотный комнатка на втором этаже в сером здании, недалеко от Pelikaanstraat, 62.

В комнате в углу небольшой шкаф, у единственного окна — квадратный стол, покрытый бежевым сукном. Генри встречает хозяин — маленький человечек в черном костюме, из-под пиджака выглядывает теплый вязаный свитер. На голове черная кипа, но лицо чисто выбрито, пейсы отсутствуют. На вид ему не больше семидесяти лет. Обращается к Генри на идиш, однако тот только качает головой и отвечает на иврите. На иврите разговор и продолжается.

— Меня зовут Мойше. Мой хороший знакомый говорил, что вас зовут Генри, и у вас серьезные проблемы.

— Да, меня зовут Генри. Но думаю, он пошутил: не уверен, что мои проблемы можно назвать серьезными. У меня есть несколько камней, и я хотел бы получить у вас консультацию. Он сказал, что вы лучший в мире специалист по моим камням. А если мы придем к согласию, можно было бы сделать бизнес.

— Давайте посмотрим, что у вас там?

Генри заранее разложил камни по трем мешочкам. В один положил четыре самых мелких изумруда, в другой — «божка», а в третий — основную часть камней. Сейчас он высыпал на бежевое сукно стола содержимое первого мешочка.

Мойше, не торопясь, открыл верхнюю дверцу шкафа, взял с полки и поставил на стол большую лупу на подставке. Вставил в розетку вилку и включил подсветку. Только после этого широким пинцетом положил все четыре камешка на стеклянную полочку лупы, и начал рассматривать, поворачивая время от времени очередной камень. Потом неторопливо взял опять пинцетом один из камней и начал его смотреть на просвет. И все это в полном молчании. Наконец оторвался от созерцания и посмотрел на Генри, тоже молчавшего все это время:

— Камни неплохие, но мрачноваты. Обычно изумруды светлее.

— Мойше, но ведь это «старые» изумруды, они и должны быть интенсивно зелеными, то есть не светлыми. Так мне объяснили в Колумбии.

— Да, я вижу, что камешки оттуда. И кто вас вводил в курс о камнях? Продавец? И сертификаты вам выдал?

— Нет, мне рассказывал посторонний человек. Но у меня создалось впечатление, что там, в Боготе, все всё знают об изумрудах.

— Да, считают, что всё знают. Но не думаю, что вас, Генри, послали ко мне из-за этих четырех камешков. Есть что-то еще?

Генри посмотрел на невозмутимое лицо Мойше и, не отводя от него глаз, высыпал на стол основную часть камней. Заметил, как расширились глаза Мойше, вспыхнули и сразу же угасли.

— Зря вы так небрежно высыпаете. Камни этого не любят.

Мойше взял пинцетом самый большой кристалл и положил его рядом с первыми четырьмя на полочку лупы. Снова последовало продолжительное молчание, во время которого он тщательно изучал кристалл, поворачивая его и рассматривая на просвет. Наконец оторвался от этого зрелища и повернулся к Генри:

— Да, этот камень неплохой.

Оглядел всю кучку, снова посмотрел на самый большой:

— Могу я вас спросить, откуда они у вас?

— Конечно, можете спросить. Но, к сожалению, я не смогу вам ответить.

— Понятно… Я дальше пока смотреть не буду, но был бы рад узнать, что вы хотите за них, раз вы говорили о бизнесе? Вообще-то у нас говорят не бизнес, а дил.

— Мойше, ведь это вы специалист — мне говорили, что самый лучший. А я, что я могу знать? Нужна ваша оценка. Здесь больше шестисот карат. И большой кристалл тянет карат на семьдесят.

— Генри, вы понимаете, что без сертификатов Колумбии эти камни невозможно представить к продаже?

— Конечно, Мойше. Иначе я прошелся бы по всем пятидесяти-шестидесяти членам вашей гильдии и предложил бы каждому по камешку. Но я пришел к вам.

— Понятно… Знаете, Генри, я, может быть, рискну. Я готов купить всю кучку, хороших и слабых за… четыреста тысяч евро. Соглашайтесь. И не нужно больше никому показывать. Можно нарваться на людей, которые, не получив материал, не постесняются побежать в полицию.

— Понятно, Мойше. Знаете, я тоже могу выложить четыреста кусков за материал, который стоит, как минимум, четыре-пять лимонов. Надеюсь, это была шутка, а не серьезное предложение? Да, Мойше, мне любопытно — это ваш офис?

Мойше впервые рассмеялся:

— Я вижу, вы тоже любите шутить. Нет, это помещение для приватных переговоров, профессионально проверено на наличие жучков. Хорошо. Я вижу, что кто-то вас проконсультировал до меня. Но, думаю, он несколько ошибся, вернее, значительно ошибся. Я готов предположить, что, если бы эти камни имели сертификаты места добычи, они стоили бы пару лимонов, как вы изволили выразиться. Но в данном случае мне приходится взять на себя все ваши проблемы. Я готов заплатить тридцать процентов от гипотетической цены легальных камней. То есть: шестьсот тысяч. И это очень хорошая цена. Советую согласиться.

Многословность Мойше убедила Генри, что тот весьма заинтересован в покупке. Следовательно, нужно настаивать на хорошей цене и не слишком быстро снижать ее.

— Насчет процентов… думаю, что вы несколько преувеличили свои будущие проблемы. Мне кажется, что более справедливо было бы платить сорок процентов.

— Но это очень много. Вы намекаете на восемьсот тысяч евро? Не уверен, что я смогу собрать такую сумму.

— Мойше, вы не страдаете занижением самооценки? Я значительно более высокого мнения о вас. Я уверен, что подобная сумма для вас совершенно незначительна. Но я говорю о сорока процентах от пяти миллионов. То есть о двух миллионах евро. И ни цента меньше.

Мойше изменился в лице, даже как будто съежился:

— Генри. Так у нас дил не получится. Вы начинаете отсчет с абсолютно несуразной цифры.

— Почему несуразной? Мне тоже кажется, что дил может не сложиться, если вы будете так скептически относиться к этим прекрасным камням. Поверьте, мне очень тяжело дались эти «старые» изумруды. Не думаю, что в обозримом будущем на рынке могут появиться такие камни. Их просто нет в природе. Давно нет. Кроме того, несущественные суммы мне просто не нужны. У меня нет проблем с деньгами. Мы с вами можем спокойно разойтись в разные стороны, без всяких претензий.

Оба замолчали. Первым не выдержал Мойше:

— Обождите, Генри. Почему вы так неуступчивы? Нужно же входить и в мое положение. Да, камни интересные. Я давно не видел необработанные «старые» изумруды. Но для них придется искать коллекционеров, не интересующихся источником появления таких камней. Давайте остановимся на одном миллионе евро. Это действительно хорошая сумма. И очень круглая.

Мойше снова рассмеялся, но Генри показалось, что несколько наигранно.

— Я понимаю ваши будущие проблемы. Я готов немного уступить, но давайте не привлекать такие аргументы, как округлость суммы. Я готов спустить цену до миллиона и восьмисот тысяч.

Переговоры продолжались еще некоторое время: всплескивание руками, убедительный тон, искусные доводы… На цене миллион и четыреста тысяч евро все-таки достигли согласия.

Собрав камешки в один мешочек, Генри вынул «божка» и положил его на полочку лупы. Мойше, только мгновение посмотрев через лупу, почти закричал:

— Уберите! Уберите это сейчас же!

— Но в чем проблема, Мойше?

— В этом предвестнике несчастий!

— Почему? Что с ним не так?

Генри очень удивился. Он думал, что тяжелая, более двадцати грамм весом, голова «божка» вызовет наибольший интерес, а тут такая неожиданная реакция.

— Видите ли, Генри. Такой божок, именно такой, когда-то попал к герцогу Монмут — незадолго до его казни по приказу Якова Второго. Еще раньше он был во владении графов Бакклейх, и они тоже скоропостижно умирали один за другим. А самое раннее упоминание о нем появилось в получившей огласку в семнадцатом веке истории об одном из «псов Елизаветы», который, в числе других «морских псов», грабил и пускал на дно испанские суда. Этот божок оказался среди драгоценностей взятой им в плен знатной испанской дамы. После нескольких дней плена дама была отправлена за борт. Но буквально через год, в 1606-м, пирата самого подвесили на рее, за то, что он захватил нечаянно не то судно. Тогда-то и начались несчастья семьи Бакклейх, завладевшей камнем. Яков Второй, которому уже в 1685 году поведали эту историю, приказал разрезать божка и сделать из него подвески к ожерелью. Но и ему не повезло — в 1688-м его свергли. История о пирате была в то время опубликована, и там приводится изображение божка — практически аналогичное этому. Думаю, что и ваш божок в Колумбии наделал не мало бед. Так что меня он совсем даже не интересует.

Генри криво улыбнулся, когда Мойше закончил свой странный рассказ. С одной стороны, он не верил в такие страшные истории. С другой — слишком много смертей произошло за короткое время.

Генри забрал «божка» и сунул его обратно в мешочек. С Мойше они договорились встретиться через неделю в этом же помещении и завершить дил.

17:00. 10 октября, понедельник. У входа в дом, где Мойше принимает особых посетителей.

Генри вовремя прибыл на место. В это раз на улице у входа маячил прилично одетый мужчина с военной выправкой. Мужчина спросил у Генри, к кому он идет.

— Я не знаю фамилию, но зовут его Мойше.

— Хорошо, проходите, он вас ждет.

Генри поднимался с нехорошим предчувствием, но в комнате был только Мойше. На столе лежал закрытый кейс.

— Рад приветствовать вас, Генри. Вы пунктуальны. Это правильно в нашем деле.

— Я тоже рад вас приветствовать, Мойше. А что делает джентльмен на улице?

— Вы понимаете, я не очень молод, а сумма в кейсе достаточно большая. Камни с вами?

— Да, у меня все здесь.

Генри положил на стол мешочек, и Мойше аккуратно выложил из него камни. Он как будто только бросил на них взгляд. Но Генри был уверен, что Мойше пересчитал все камни и убедился, что божка среди них нет. Затем Мойше открыл кейс и попросил Генри пересчитать деньги.

— Стоит ли, Мойше? Я вам доверяю.

— Деньги счет любят, я вас прошу. Здесь только пятисотенные. Четырнадцать пачек по двести купюр.

Пришлось подсчитать количество пачек, вскрыть две из них и проглядеть купюры.

— Все в порядке, Мойше. Мы в расчете?

— Да. Надеюсь, Генри, круги от нашей сделки не разойдутся?

— Я сам в этом заинтересован. Счастливо вам разобраться с этим кладом и найти хороших покупателей.

— Вам желаю всех благ. И настоятельно рекомендую избавится от опасности, перепоручив этого вестника бед кому-то другому.

Вернувшись в Брюгге, Генри посмотрел на часы. Было еще не поздно позвонить в Израиль. Он набрал номер Ривы:

— Рива, я вас не разбудил?

— Нет. Генри, это вы? Я так рано не ложусь. Что-то случилась, что вы звоните мне, а не Лоле?

— Да, Рива, случилось, но не пугайтесь, все нормально. Вас можно попросить встретиться с полковником Шварцем и сказать ему, что я хотел бы с ним поговорить? Дайте ему, пожалуйста, номер моего телефона.

— Генри, ты опять хочешь отдаться этим полковникам? Из-за Лидочки? Кстати, она великолепно выглядит. Хорошо сосет кормилицу, вообще — прелесть. Я и не надеялась дождаться правнучку. Жалко, что редко вижу ее. Так скажи, о чем ты с ним хочешь говорить?

— Рива, я не могу вам ничего сказать, но поверьте, я постараюсь решить проблему с возвращением в Израиль. У меня появилась надежда на это. Кстати, как там Лола решает с Россией запутанный вопрос о правах на опеку?

— Ладно, Генри, с этим Шварцем я встречусь. А с Россией, думаю, проблем не будет. Лола передала российскому адвокату хорошие деньги, хватит смазать всех нужных людей.

— Спасибо, Рива. Я знаю, на вас всегда можно надеяться. За Лолу я рад. Не сомневался, что все преграды она преодолеет. Привет ей и Илоне с Эйтаном.

— Передам. Но что ты сам не позвонишь Лоле? Она тоже была бы рада.

— Все время проблемы, Рива. Но я надеюсь избавиться от них. Очень надеюсь.

13:00. 12 октября, среда.

Брюгге. Кабинет Генри в доме Лолы.

Генри в задумчивости сидит за столом. Звонит телефон: — Здравствуйте, господин Полонски. Это ваш знакомый, Шварц. Вы просили позвонить вам?

— Да, господин Шварц. Я хотел бы встретиться с вами, обсудить один вопрос. Кажется, у меня имеется предложение, которое может вам понравиться.

— Такое, которое мы обсуждали при встрече?

— Близкое. Не могу сказать по телефону. Вы могли бы приехать куда-нибудь в Европу? Мне же к вам дорога закрыта.

— Никто не мешал вам сохранить ее открытой.

— Мне не хотелось бы дискутировать этот вопрос. Так я могу надеяться на встречу? Где угодно: Австрия, Франция, Британия, Бенилюкс.

— Я подумаю, и позвоню вам еще раз. Поездку мне необходимо согласовать с домашними.

— Да, я понимаю, буду ждать звонка.

13:00. 13 октября, четверг. Там же.

Звонок:

— Это я, господин Полонски. Семнадцатого октября буду в Лондоне. Если вы будете там, я позвоню вам, и мы договоримся о встрече.

— Договорились, меня это устраивает.

11:00. 16 октября, воскресенье.

Лондон. Номер в «Хилтон Кенсингтон отель».

Генри уже расположился в номере. Звонит Джессике. После трех гудков отвечает ее голос:

— Да, я слушаю.

— Джессика, это Генри. Как у тебя? Наладились отношения с Роем?

— Генри, ты? Не ожидала твоего звонка. С Роем? Что-то у нас не сладилось. Наверное, я виновата — после тебя несколько критически отнеслась к нему. А ты где? В Чехии?

— Нет, я в Лондоне.

— Поэтому вспомнил обо мне? Ты можешь приехать в Бирмингем?

— К сожалению, нет. У меня завтра важная встреча в Лондоне. Должен быть с утра на месте.

— Жаль. Так что ты звонил?

— Ты не могла бы сюда приехать на пару часов? Сходили бы в ресторан, пообедали в европейской обстановке. Кстати, у меня для тебя небольшой подарочек имеется.

— Генри, ты меня за девушку по вызову принимаешь? Хочешь просто потрахаться?

— Джессика, ну зачем так грубо? Совсем нет, я не предлагаю оставаться у меня на ночь. Действительно, хотел посидеть с тобой, пообедать или поужинать вместе, поговорить.

Рассмеялась:

— Ну и зря. Я бы не возражала остаться у тебя на ночь. Так когда приезжать?

— Как сможешь. Лучше на поезде. Будешь подъезжать к Лондону, позвони — я подскачу на такси и заберу тебя.

— Хорошо, жди.

Они пообедали вместе. Генри поделился новостью о рождении дочери. Джессика сказала, что рада за него, хотя по ней это было не очень-то видно. И даже не спросила о маме дочки. Рассказала о своей учебе, о том, что готовит выпускную работу на степень бакалавра, и это очень трудно.

Погуляли вдвоем по центру, Генри отвез ее на вокзал и перед поездом вручил пакет.

— Генри, что там?

— Пятьдесят тысяч евро. Извини, фунтов нет, а менять некогда. Если нужно, сама обменяешь.

— Генри, за что, почему?

— Без тебя, без твоего содействия я не решил бы одну важную для меня проблему. И эти деньги отнюдь не помешают тебе.

— Генри, я ничего не поняла. По-моему, я только мешала тебе все это время. Деньги, конечно, совсем не лишние. После колледжа съезжу в Японию, я очень хотела посмотреть ее. Но была уверена, что это только мечта. Генри, мы еще увидимся?

— Не знаю, Джессика, мне трудно планировать свою жизнь. Но я всегда буду помнить нашу с тобой прогулку по Южной Америке.

А еще через десяток минут Джессика уже махала ему рукой за закрытым окном вагона.

10:00. 17 октября, понедельник.

Номер в «Хилтон Кенсингтон отель».

Генри с утра ждет звонок. Даже не ходил завтракать. Звонок прозвучал ровно в десять часов:

— Господин Полонски?

— Да, господин Шварц. Я готов, где встретимся?

— Вы здесь лучше все знаете. Я бы позавтракал где-нибудь.

— Не очень далеко от меня есть ресторан «Борщ и слезы». Это на улице Бошам Плейс. Но я не знаю, где вы остановились.

— Не важно, найду, вернее, таксист найдет. Давайте встретимся там через час.

— Прекрасно, я тоже не завтракал.

К ресторану оба подъехали почти одновременно и раньше, чем намечали. Расположились практически в том же месте, где десять месяцев назад Генри сидел с Оксаной. Генри перевел Шварцу название ресторана и предложил:

— Господин Шварц, как вы относитесь к тому, чтобы поесть не по-лондонски, а по-русски?

— Если по-русски — это значит капитально, я не прочь. Вчера вечером не успел поужинать, ограничился кофе в аэропорту. А вам, господин Полонски, наверное, русские блюда хорошо известны?

— Честно говоря, не часто доводится в Европе отведать русской кухни. Но здесь я обедал однажды с матерью моей дочери, и было очень вкусно.

— Да, я забыл высказать мои сожаления по поводу трагической кончины вашей подруги. Мне рассказывала об этом Рива, и, нужно сказать, с большим нажимом. Настойчивая у вас будет родственница. У меня тоже имеется такая тетушка, упрямая до невозможности. Если она что-нибудь требует, лучше сразу соглашаться: все равно добьется своего. Впрочем, наверное, мы сюда пришли не только для того, чтобы обсуждать семейные дела?

Подошел официант, и появилась возможность взять паузу в разговоре. После его ухода Генри начал неторопливо и спокойным голосом:

— Как вы знаете, полтора года назад мне пришлось поработать по вашему заказу.

Шварц никак не прореагировал, и Генри продолжил:

— Помните заказ на Ибрагима? Им занимался я.

Шварц не удержался и съехидничал:

— Да, правда, кое-кто был недоволен, что исполнение затягивается, и оружие в результате поставляется туда, где ему не надо быть.

— Там было не очень просто, но дело не в этом. Мне шеф намекнул, что у вас по этой теме есть новый заказ, однако маловаты возможности по оплате.

— Надо ли понимать, что вас посвятили в детали?

— Нет, детали меня не интересуют. Но думаю, что ситуацию со слов шефа я истолковал правильно. И у меня появилось предложение: я мог бы полностью профинансировать этот заказ.

— Из денег Лолы или вашей дочери?

— Только не будем впутывать их в наши не слишком-то благие дела. У меня имеются свои средства. Как я понял — стоимость заказа составляет один лимон… прошу прощения, один миллион евро. Я мог бы выдать шефу задатком четыреста кусков, а остальное — после получения чистых документов.

— Не очень понимаю ход ваших мыслей. Вы сами говорили, что у вас чистые документы. Зачем вам новые и по такой странной цене? Насколько я знаю, еще один комплект вы можете получить тысяч за десять евро.

— Поправлю: мне, как надежному клиенту, цена в два раза ниже. Но дело в другом. Я хочу полностью восстановить свои документы Ивана Ивановича Иванова. И иметь возможность беспрепятственно жить в Израиле, не занимаясь больше никакими делами, кроме воспитания моей дочери. Надеюсь, такой аргумент вам понятен.

— Понятен. Мне кажется, что я мог бы обсудить подобное предложение у себя в конторе. Вы, конечно, понимаете, что мы сейчас рассуждаем абстрактно. Но у меня уточнение. Думаю, что документы могут быть представлены только после исполнения заказа.

— Разумно, но и остаток — шестьсот тысяч, будут переданы только тогда, когда я увижу полный комплект документов.

— Вероятно, это тоже разумно. Жаль, что вы не согласились на наше первое предположение — для вас вышла бы большая экономия средств. Не буду сравнивать ее с зарплатами в нашей конторе. О решении начальства я сообщу вам не позже чем через неделю.

— Да, сравнение было бы неуместно. Буду ждать решение. Но если мы закончили деловую часть, стоит заняться завтраком. Тем более, что, кажется, несут именно нам.

20:00. 20 октября, четверг. Иерусалим.

Скромное помещение на втором этаже одинокого дома.

За круглым столом трое: все в гражданском. Один из них — полковник Шварц.

Сидящий в кресле немолодой мужчина нетерпеливо перебивает третьего человека, толкующего что-то о кознях министерства финансов:

— Мы это уже обсуждали. Давайте, время позднее, а мне еще нужно заехать к теще, поздравить ее с восьмидесятипятилетием. Говори Макс, что у тебя еще? Ты упоминал что-то о новом повороте в этом навязшем уже в зубах деле.

— Да, есть предложение о внешнем финансировании.

— Еще чего? Думаешь привлечь инвестора в наши дела? С ума сошел?

— Это Генри Полонски, наш бывший человек, которому мы закрыли въезд в Израиль. Он согласен оплатить эту операцию, если мы восстановим ему статус. Его дочь увезли в Израиль.

— Да, я помню, ты докладывал про него. И теща все уши прожужжала. Прабабка этой малышки — ее приятельница. Эти старухи всегда все знают и суют свой нос куда не положено, да еще и возмущаются, что их ни во что не посвящают. Но каким образом он в деле? Это не подстава старшего брата?

— Не думаю. Он работает много лет на агентство, занимающееся нашими заказами. Кстати, Ибрагима исполнил конкретно он. Смешно. Ведь когда-то он служил у нас, и не выслали бы мы его в свое время — нам бы многое обошлось в разы дешевле.

— Я у вас только пятый год, архивные дела не все просматривал. Что там с ним было? Почему потребовалось расстаться?

— Выполняя одно поручение, спутал карты старшего брата и оказался лишним. Все как обычно. Пришлось имитировать его гибель. Тогда и покинул он Израиль надолго.

— Теперь, стало быть, хочет надолго вернуться?

— Говорит, что намерен завершить с профессией, заняться исключительно дочкой. Похоже, он действительно этого хочет. Предлагает покрыть наши расходы. Но требует полного восстановления статуса, то есть обновления старого теудат зеута и даркона.

— Откуда у него деньги? Накладок по платежу не возникнет?

— Есть собственные средства, он неплохо заработал. И дочь — наследница приличного, небольшого, но приличного состояния.

— Ладно, давай ход. Насчет его документов я распоряжусь. Но помни — все предприятие целиком под твоей ответственностью.

16:00. 25 октября, вторник.

Кабинет шефа на вилле в окрестности Амстердама.

В кабинете только шеф и Генри. Генри вынимает из кейса четыре пачки купюр:

— Здесь четыреста кусков. Заказчик сообщил по телефону, что мои условия приняты. Проследите, пожалуйста, чтобы мои документы были в порядке. Остальное я вручу только после просмотра документов.

— Представитель заказчика со мной уже связывался, принес исходные данные. Завтра я отдаю команду начинать дело. Но дело длинное, раньше чем через два-три месяца не закончится, и могут быть дополнительные задержки. Так что найди себе пока занятие на это время. Не хочешь взять маленький заказ?

Рассмеялся своей шутке.

— Обойдусь без заказов. Получу результаты генетической экспертизы и отправлюсь отдыхать. Хочется уже пожить без приключений. Кстати, помните, я упоминал об изумрудном божке? Честно говоря, этот старый Мойше, не знаю, как там его зовут на самом деле, меня сильно напугал своими баснями о роковой опасности этого камня. Сбыть его мне бы не удалось. В общем, отправил я божка в Боготу, в Национальный музей. Пусть теперь они с ним разбираются.

На выполнение заказа ушло долгих четыре месяца, в течение которых Генри пришлось тоскливо ждать встречи с Лидой, скучая то в Чехии, то в Бельгии.

 

Израиль

20:30. 11 февраля 2017 г., суббота.

Тель-Авив, квартира Лолы.

Лола только что уложила спать Лиду. Остановилась в салоне, вспоминая, что еще собиралась сделать сегодня. Звонок в дверь. На пороге Генри. Говорит на иврите:

— Добрый вечер, Лола. Я только на минутку, посмотреть Лиду.

— Проходи Генри, она засыпает, не стоит ее тормошить. Ты торопишься? Да, а где твои вещи? И когда ты выучил иврит?

— В отеле. Я остановился в отеле «Савойя». Это между ха-Яркон и набережной. Приличный отель. Насчет иврита — долгая история, потом расскажу. Надеюсь, что быстро восстановлю его.

— Генри, как же ты приехал сюда? Ведь тебе закрыли въезд в Израиль.

— Да, закрывали. Но я договорился с конторой. Теперь разрешают даже жить здесь.

— Как? Ты согласился работать на них?

— Нет, мы это решили по-другому. Да, меня теперь зовут Иван. Иван Иванов. А если по-русски — Иван Иванович Иванов. Прошу любить и жаловать!

— Все смеешься? Какое это у тебя имя? Десятое, двадцатое?

— Нет, Лола. Это мое настоящее имя. Мне восстановили теудат зеут и даркон с моим настоящим именем.

— Не понимаю ничего. Ты разве русский?

— Спроси что-нибудь полегче. Еврей я. Хотя у меня в теудат зеуте стоит нечто другое. Давай не будем об этом сейчас. Потом тебе все расскажу. Хочу сейчас хотя бы взглянуть на Лиду. Столько времени не видел дочку.

Лола заглянула в комнату Лиды, поманила пальцем Генри. Он осторожно вошел в комнату. Несколько минут молча постоял, глядя на личико Лиды, выглядывающее из-под чепчика. Так же осторожно вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

— Какая прелесть. Я привез результаты генетического анализа, подтверждающие, что я — отец Лиды. Нужно будет также разобраться с местными бюрократами, потребуется ли еще чего.

— Генри, ты, как отец, хочешь получить права опекуна? А я? Я окажусь лишней?

— Что ты, Лола. Мы можем быть оба опекунами. Ты будешь основной, а я постараюсь помогать тебе. Или ты против?

— Нет… я просто не думала об этом.

— Давай сейчас не будем торопиться. Мне тут придется еще кое-что решать со своими документами.

— Генри, то есть Иван, где ты будешь жить?

— Поищу здесь поблизости квартиру.

— Зачем тебе искать в спешке? Живи пока у меня в мошаве. Машина там есть, дом ты знаешь. Ключи тоже знаешь, где лежат. Только садом не занимайся.

Смеется.

— Спасибо, Лола. Завтра перееду туда.

— Хорошо. Приходи утром. Мы с Лидочкой отвезем тебя в мошав. А сейчас пойдем на кухню, я тебя покормлю.

20:30. 20 марта, понедельник.

Кафе на улице Шенкин.

Отмечается полгода Лиды. За сдвинутыми столами кроме Лолы, Генри, Илоны с Эйтаном и Ривы несколько родственников Эйтана, две приятельницы Лолы — Шуля и Маргет и директор фонда Лолы — шестидесятилетний Йося. В другом углу зала расположилась еще одна группа, и недалеко от входа — несколько молодых пар.

По предложению Эйтана подняли бокалы с шампанским за здоровье новорожденной. Рива долго говорила о Лоле, которая с любовью воспитывает малышку, не забывая об учебе. К словам Ривы присоединился Йося, рассказав о сложном положении на рынке, из которого совсем недавно с честью вышла Лола, прилично заработав в ситуации, когда инвесторы мечтали хотя бы о незначительности потерь. Муж двоюродной сестры Эйтана, семидесятипятилетний Ицек поднялся и произнес цветастый кавказский тост за отца именинницы, уважаемого супруга Лолы, так вовремя вернувшегося из-за границы и заботливо помогающего ей воспитывать дочку. Он не в курсе отношений Лолы и Генри, простодушно считает Лолу матерью, а Генри отцом Лиды. Лола растеряно улыбается, не зная, как выйти из неловкого положения. А Эйтан подошел к Ицеку, шепнул ему что-то на ухо. Ицек только пожал плечами и громким шепотом, так что слышал весь стол, заявил:

— Да какое это имеет значение в наше время: родилась ли дочка до свадьбы или после. Главное, чтобы родители жили в мире и согласии.

Эйтан обреченно махнул рукой и уселся на свое место. А Генри только улыбнулся и ободряюще подмигнул Лоле. Еще долго продолжались тосты, правда, большинство так и ограничилось первым бокалом шампанского, поднимая его раз за разом. А виновница торжества, накормленная, недавно переодетая, спала спокойно в коляске.

В перерыве, когда зазвучал небольшой ансамбль и несколько пар в кафе поднялись танцевать, обе подружки атаковали Лолу. Шуля поздравила ее с «таким мужиком», а Маргет мечтательно заметила:

— Если у вас что-то не сладится, не забудь мне сказать. Я тоже попытаю счастье.

20:30. 14 апреля, пятница.

Салон квартиры Лолы.

Генри пришел с бутылкой шампанского, радостно улыбается. Лоле непривычно видеть его таким:

— У тебя что-то случилось? Ты весь светишься.

— Радуюсь. Адвокаты принесли мне наконец из суда бумаги, подтверждающие, что государство признает Лиду моей дочерью. И я теперь тоже числюсь ее опекуном. Не знаю, как им удалось провернуть все так быстро, да и знать не хочу. Недешево это мне обошлось, но оно того стоит. Пойду посмотрю на мою законную дочь.

— Она спит уже, не буди ее.

— Да я только посмотрю. Что тебе, жалко?

— Ну что ты говоришь. Смотри, целуй, играй с ней, она же твоя дочь.

— Лола, не сердись. Я же не собираюсь отнимать ее у тебя. Такая мама, как ты, ей очень нужна.

Лола внимательно глядит на Генри, пытается понять его слова. Но он уже поставил бутылку на стол, ушел к детской комнате, осторожно заглядывает в нее. В комнате полумрак, но он различает очертания лица. Долго глядит, прикрывает дверь, возвращается в салон.

— Нагляделся, успокоился?

— Да, но кажется, я готов все время смотреть на нее. Никогда я раньше не замечал детей, то есть не обращал на них внимания. А теперь все по-другому.

— Иван, я стеснялась тебя спросить. Ты был женат?

— Нет, никогда. И с Оксаной не успели все оформить. И детей других нет, если тебя это интересует. По крайней мере, я об этом ничего не знаю.

— Ты мне обещал рассказать, почему у тебя такая странная фамилия. Странная для еврея.

— Я воспитывался в детдоме. Вернее, сначала в доме малютки, куда меня подбросили в корзинке. Каких-либо сведений в корзинке не было. Это я выяснил, когда однажды по делам довелось приехать в Латвию. Было несколько свободных дней, и я отправился в Курск, в свой детский дом. Сперва там со мной не стали разговаривать: конфиденциальная информация. Но за определенную сумму удалось пообщаться. Впрочем, это ничего не дало. Персонал сменился, единственный человек, который любил меня — Роза Марковна, наша повариха — умерла. Мне показали мое дело — изъяли из архива, но в нем я ничего интересного не нашел. Зато стало известно, что в детдом меня перевели из дома малютки. Пришлось и там задобрить начальство. Тогда-то я и узнал про корзинку. В доме малютки мне дали имя и фамилию: Иван Иванович Иванов. Вот, собственно, и вся история. Вероятно, меня оставили в корзинке на десятый-двадцатый день после рождения, успели обрезать. И это изменило потом всю мою жизнь.

— Повариха тебя любила? Почему?

— Не знаю, она говорила, что я похож на ее погибшего сына. Помню, гладила меня по головке, приговаривала: «Бедный Ванечка, неужели и тебя заберут в армию, как моего Бореньку».

— Ванечка? Почему Ванечка?

— Это ласково-уменьшительное от Ивана.

— Можно, я тебя тоже буду Ванечка называть?

Генри рассмеялся:

— Да нет, так только совсем маленьких зовут. Я, вроде, не так уж мал.

— Понимаешь, Иван звучит как-то грубо, официально, и вообще мне не очень нравится. А как еще можно тебя называть? Лишь бы не Иван.

— Не знаю, в России часто Ивана называют Ваня, но это тоже немного личное. То есть так мамаши зовут великовозрастных сынков и девушки своих парней.

— Вот, и я буду тебя так называть. Ты не против?

Опять рассмеялся:

— Да как хочешь называй. Но бутылку мы разопьем? Или хотя бы начнем, давай фужеры.

09:00. 20 апреля, четверг.

Детская комната в квартире Лолы.

Врач осмотрела маленькую Лиду, прослушала легкие, обернулась к Лоле:

— Ничего страшного. Небольшая простуда, сопли. Нужно гулять с ней только днем, когда тепло. Я не советовала бы давать лекарства, само пройдет дня через три. Но нужно очень внимательно следить за ней, чтобы не попала на сквознячок. И питание должно быть теплым. Ведь грудью вы ее не кормите? Кто занимается ей?

— Да, грудью не кормим. Некому. Днем с ней няня, вечером я, Иван или бабушка. Без присмотра мы ее не оставляем.

— Хорошо, я через два дня еще раз ее послушаю.

После ухода врача Лола звонит Ивану:

— Ваня, Лидочка прихворнула. Ты не мог бы пожить у меня дня три. Мне нужно уехать на два дня в Лондон, там назначены встречи с инвесторами. Днем с ней, как всегда, будет няня, но сам понимаешь, свой глаз надежнее. Мама, конечно, может последить за Лидочкой, но неудобно ее просить быть с ней целыми днями.

— Да, Лола, конечно могу. Все равно мне здесь в мошаве делать нечего. Я сейчас соберусь и через час буду у тебя. С радостью побуду все это время с Лидой.

Через час Иван уже в квартире Лолы, отнес чемоданчик в гостевую комнату. Выслушивает последние наставления.

— Да не волнуйся ты. Что, первый раз я остаюсь с ней, что ли?

— Я понимаю, но это ведь на целых два дня. Это не посидеть с ней часочек. Если что, звони маме, она сразу приедет.

— Нет проблем, Лола. Я все о Лиде, о ее питании, одежде, о ее расписании знаю. Уезжай, не волнуйся. Моя дочь, справлюсь.

Лола поправила одеяльце на Лиде, поцеловала ее и пошла в свою комнату собираться.

21:00. 22 апреля, суббота.

Салон в квартире Лолы.

Звонок, Иван открывает дверь. Лола с порога:

— Как вы здесь справились? Как Лидочка себя чувствует?

— Все нормально, температуры нет. Врач была сегодня, говорит, что все хорошо. Ты кушать-то хочешь? Я сейчас приготовлю что-нибудь тебе на скорую руку.

— Да, не откажусь. Нас кормили в самолете, но ты всегда вкусно готовишь. Я только посмотрю Лидочку и переоденусь с дороги.

— Даю тебе десять минут, не задерживайся, чтобы не остыло.

Через полчаса Иван уже убрал все со стола. Оба перешли из кухни в салон. Он слушает Лолу, та увлеченно рассказывает о переговорах в Лондоне. Иван прерывает ее:

— Мне пора ехать к себе, поздно уже.

— Зачем уезжать? Оставайся в своей комнате. Все равно в ней за последние месяцы никто, кроме тебя, не бывал. Мама даже рассмеялась недавно, спросила, не переедешь ли ты ко мне насовсем.

— Ну, это не очень удобно.

— Кому неудобно? Тебе? Мне бы это было очень удобно, а всем остальным до лампочки.

— Ладно, не придется завтра ехать из мошава. Ты же с утра убежишь в университет, а Лиду нельзя пока оставлять только на няню.

— Вообще стоит подумать про дальнейшее. Девочке очень важно, чтобы папа был рядом. Лидочка растет, через пару лет начнет все понимать. Пора определяться с твоим положением.

— Да, нужно продумать, как устроить мое близкое присутствие. Можно, например, снять квартиру рядом с вами.

— Или купить. Знаешь, цены на квартиры сейчас растут, так что это могло бы быть выгодным вложением.

— Лола, что ты говоришь? Если я куплю здесь квартиру, у меня останется слишком мало денег. А пойти работать… не представляю, кто меня возьмет. Никакой специальности или образования у меня нет.

— Тебе не обязательно платить за квартиру. Я могу ее оплатить из денег Лидочки. Купим на ее имя, это даже удобнее.

— Не думаю, что это удобнее.

— Не говори так, я лучше все это знаю. Начальный взнос не такой уж большой, а машканту я оплачивала бы из ее доходов. Нет никаких проблем. А если хочешь, я могла бы купить квартиру побольше, с четырьмя-пятью спальнями. Всем было бы по комнате, и гостевая.

— Чтобы все думали, что мы живем вместе?

— Ты боишься чужих мнений? Мне наплевать, кто что подумает. Или ты намерен в ближайшее время жениться?

— Не намерен. Но так не принято, и просто нехорошо.

— Не знаю, хорошо или нет, но мне же учиться еще полтора года. И без тебя мне придется все время полагаться на маму. А ей уже тяжело возиться с Лидочкой.

— Но я ни за что не оставлю вас с Лидой. Это исключено.

— Тогда не о чем нам спорить. Перевезешь завтра свои вещи, а думать будем после.

Иван внимательно посмотрел на Лолу: ее лицо излучало безмятежную уверенность в правильности своего решения. Придется подчиниться.

14:00. 23 апреля, воскресенье. Салон квартиры Илоны.

Илона заводит разговор с Лолой, пытаясь понять, как она собирается жить дальше:

— Хорошо, Генри, то есть, извини, Иван живет теперь у тебя. И я не могу разобраться, что вы понимаете под этим. Ты планируешь сойтись с ним?

— Почему сойтись? Мы вместе воспитываем Лидочку, и ничего другого. Так нам удобнее. Ему не приходится мотаться каждый день по часу, а иногда и больше, если попадает в пробку. И мне спокойнее знать, что за Лидочкой надежный присмотр.

— Для присмотра за Лидочкой у тебя есть постоянная няня. Ты разве не доверяешь ей?

— Доверяю, иначе давно бы заменила. Но лучше, когда рядом отец.

— Когда рядом бабушка, еще лучше. Ты же знаешь, я с удовольствием посижу с Лидочкой, если это нужно. И опыта у меня больше, чем у Генри. Тьфу, никак не привыкну к его новому имени.

— Мама, я не могу тебя дергать каждый день. У тебя заботы по дому, муж, которому тоже нужно твое внимание. А Иван полностью свободен. Что он будет делать, если у него отнять Лидочку? Да и не отдаст он ее никогда.

— Вот в этом ты не права. Появится у него женщина — некогда будет заниматься дочкой. А на этот счет у тебя никаких планов нет?

— На какой еще счет? Если у него появится женщина? На здоровье, я буду за него рада.

— Да? Рада? А что это у тебя лицо изменилось при упоминании женщины? Лола, ты на него имеешь виды?

— Мама, что ты говоришь? Какие могут быть у меня виды? Смешно. У меня никогда никого не было. Да, наверное, и не будет. Особенно такого, как Ваня.

— Доченька, ты влюбилась? Господи, да это же прекрасно! Поверь, я очень рада!

— Не понимаю, мама. Почему ты так решила? Мы просто воспитываем вместе Лидочку. И чему ты обрадовалась?

— За тебя обрадовалась. Ты никогда ни об одном мужчине так не говорила. И если он тебе нравится, то нужно за него бороться. И ни за что не пускать все на самотек. Я вот, из гордости отпустила твоего отца и как сильно жалела потом. Эйтана я, само собой, уважаю, он очень хороший человек, к тебе всегда так тепло относился… Но любила я Михаила. Не нужно было расставаться с ним. То есть нужно было тогда позволять ему уезжать в Европу, в Россию. Все равно он возвращался в Израиль. И тебя всегда любил. А я пошла на принцип… И осталась одна.

— Мама, ты мне это никогда не говорила. Почему?

— И сейчас бы не сказала, если бы не боялась, что ты повторишь мою ошибку. Я еще раз тебе скажу: если мужчину любишь, за него нужно бороться. Ну не так, чтобы садиться ему на шею и ни на шаг не отпускать от себя. Нужно стать ему необходимой, желанной.

— Мама, мы не о тебе говорим. Это ты красавица в любом возрасте, а я… ты сама знаешь, какая я.

— Какая? Удивительная ты у меня. Сильная, умная и красивая. Только не думаешь о своем внешнем виде. Давай мы тебя приведем в порядок. Доверься моему опыту. Через неделю ты сама себя не узнаешь в зеркале.

— В любом случае я хромой останусь.

— Поэтому нужно выглядеть так, чтобы на твою ногу и не смотрели. И еще очень важно, не стараться при мужчинах выглядеть слишком умной. Не нужно это им, скорее, даже мешает. Загадочной — да, недоступной — да, слабой — да, но только не слишком умничающей.

— Мама, ты действительно думаешь, что это поможет?

— В чем? Заинтересовать твоего Ивана? Несомненно, поможет, должно помочь. И у тебя есть все шансы это сделать: вы видитесь каждый день, у вас общие заботы, вы практически родные. Нужно только, чтобы он обратил на тебя внимание как на женщину.

— Мама, а это не будет слишком нечестно? Он был практически мужем моей сестры.

— В любви все честно, когда действительно любишь. Из-за того, что до этого они жили с Оксаной, не стоит тебе искать свою вину. Знаешь, у евреев было раньше принято: если умирал бездетный женатый мужчина, то его брат должен был жениться на вдове. И сейчас у религиозных евреев тоже почти так: если умерла жена, то правильно, когда ее место занимает сестра умершей.

— Ты всегда находишь всему оправдание.

— Давай закончим это обсуждение. Твоим внешним видом мы займемся в любом случае. А если тебя смущает этическая сторона, посоветуйся с Ривой — у нее большой опыт, плохой совет она не даст.

10:00. 29 апреля, суббота.

Веранда виллы Коин-Розовской.

Рива держит на коленях семимесячную Лиду, с умилением смотрит на нее:

— Какие они прелестные, наши малыши.

— Да, когда не плачут.

— Спасибо, что привезла нашу красавицу ко мне. Я уж не хочу надоедать вам, да и тяжело мне стало ездить в Тель-Авив. Но ты ведь не просто так приехала? Что-то хочешь рассказать или спросить?

— Да, Рива. Просто не знаю, как начать. Мне немного стыдно говорить.

— Речь пойдет об Иване? Илона звонила, открыла мне твои переживания. Что я могу тебе сказать? Когда-то я сомневалась в чувствах Генри, то есть Ивана. Мне он казался слишком рассудочным. Не видела я в нем сильных чувств к Оксане. Не думаю, что Оксана пленила его особенной красотой или изяществом. Он же — мужчина видный, у него было предостаточно женщин, имел возможность сравнивать и выбирать. Помню, как он выразился, что «вышел из возраста пылкой любви». У меня возникло впечатление, что на самом деле он просто хотел уйти от прежней жизни. Теперь я утвердилась в своем мнении, понимая, почему он так хотел этого. Он созрел для изменений, и Оксана появилась в этот момент. А она в него действительно влюбилась. Да и ты тоже. Я же помню, как ты сказала: «Если бы Генри был моим другом, ни за что не отпустила бы его, что бы о нем не говорили. Уехала бы с ним». Меня тогда это очень поразило, хотя это и естественно.

— Почему? Почему естественно?

— Потому как он многим отличается от твоих друзей. Он — мужчина, самостоятельный мужчина, а не твои знакомые мальчишки.

— И только это? Думаю, что это не так.

— Думай как хочешь, но он действительно самостоятельный мужчина. Не знаю, как он договорился со своими прежними начальниками, но он смог вернуться домой, в Израиль. Уверена, это было не просто. Знакома я с этими «полковниками».

— Не было бы Лидочки — не захотел бы возвращаться.

— Возможно. Но я тебе еще одно добавлю. Он — тугодум в реальной жизни, не решается и не решится сделать первый шаг. Если ты хочешь быть с ним, не знаю в каком варианте, то первые шаги ты должна делать сама. Впрочем, Илона тебе это уже поясняла. Хватит о вас, я хочу поговорить с Лидочкой, погляди, как она смотрит на меня.

09:00. 3 мая, среда.

Салон квартиры Лолы.

Иван одевает Лиду, хочет пойти гулять с ней в парк. Лола немного нервничает:

— Ваня, я поехала в университет. Няня придет через час. Я позвоню ей, что вы в парке.

— Хорошо, только зачем тебе звонить. Не отрывайся от своих занятий, я сам ей все объясню. Когда вернешься?

— Не знаю, постараюсь не задержаться, но мама хотела еще пойти со мной по магазинам.

— С каких это пор она тебя берет с собой в магазины? Хочет тебе что-то купить?

— Не знаю, но неудобно отказываться, мы с ней давно не виделись. Так ты справишься?

— Не понимаю, в чем проблема. Чего ты волнуешься?

— Не знаю, почему. Ладно, пока.

18:00. Детская комната в квартире Лолы.

Иван кормит Лиду, сидящую на высоком табурете за столиком. Рассказывает ей о своем детстве в детдоме. Она глядит на него, кушает и одновременно болтает ногой, иногда переставая есть и вслушиваясь, как будто понимая, что он ей говорит. Слышно, что в квартиру вошла Лола. Иван продолжает кормить Лиду. Лола проходит через салон, бросает по дороге на диван кучу фирменных пакетов, открывает дверь в детскую, нерешительно останавливается:

— Ой, а что, няня ушла?

— Я отпустил ее. Ей позвонил приятель, они разговаривали, а потом она расплакалась. Я решил, что лучше, если она не будет нервировать Лиду.

— И давно вы вдвоем сидите здесь?

— Нет, я ее почти сразу стал кормить.

Иван вгляделся в Лолу и примолк. Потом как бы очнулся:

— Что с тобой? Ты какая-то не такая. Прическу сменила?

— Да. А что, плохо?

— Да нет, просто непривычно. Ты повзрослела и… Да, какая-то праздничная. И глаза изменились. Вот только докормлю Лиду и еще раз посмотрю повнимательнее.

— Подожди, я переоденусь и заберу у тебя Лидочку.

Через несколько минут вошла снова, но одетая не так, как обычно дома: в легких брюках и светлой кофточке. Пересадила Лиду к себе на колени, поцеловала ее, забрала у Ивана ложку:

— Все, смена караула, иди отдохни. Скоро вечерняя няня придет, я вызвала ее.

— Я не устал, посижу, посмотрю на вас.

Теперь Лола обращается к Лиде, рассказывая как будто ей, но так, чтобы Иван тоже все слышал:

— Замучила меня твоя бабушка. Продержала полтора часа в салоне, потом заставила пройти четыре магазина. И все время ругала меня, что не слежу за собой. Теперь придется мучиться, каждый раз думать, что надеть.

До Ивана только теперь дошли слова Лолы о вечерней няне:

— Подожди, а няня-то зачем? Мы ведь оба дома.

— Пойдем, прогуляемся немного. У меня голова что-то болит. И тебе нужно проветриться, ты уже засиделся здесь совсем. То в мошаве, то с Лидочкой.

— Но мне и с Лидой хорошо. То есть совсем неплохо посидеть втроем.

— Прогуляться тоже неплохо. Пройдемся по Алленби, посидим в кафе, выпьем шампанского или попробуем мороженое.

— Ладно, пойдем.

— Да, мама купила на десятое мая четыре билета в театр. Приглашает нас.

— Это обязательно? Не люблю я театр, не воспринимаю театральные условности.

— Пойдем, пожалуйста, Ваня. Мне очень не хочется идти одной, а пойти все равно придется. Зря, что ли, я сделала такую прическу? Подожди, я тебе покажу, что мне мама посоветовала надеть в театр.

В это время зазвенел входной звонок. Иван открыл дверь, там стояла незнакомая молодая женщина. Иван молча пропустил ее в салон. Только теперь обратил внимание на пакеты, валявшиеся на диване.

Лола передала Лиду няне, попросила уложить ее через полчаса и вышла в гостиную.

— С покупками тебя. Илона заставила? Правильно, а то ты все время в одном и том же ходишь в университет. Покажешь обновки?

— А тебе разве интересно? Покажу, если пообещаешь пойти со мной в театр.

— Ладно, если ты так хочешь. Но у меня парадной одежды нет.

— Никакой парадной одежды не нужно, а сорочек у тебя чистых в шкафу достаточно. Или сходи в торговый центр, обнови свой гардероб. Времени достаточно.

Ушла с пакетами к себе в спальню.

20:00. 10 мая, среда. Театр Гешер.

В антракте Иван увлек Эйтана в буфет. Тот немного удивлен, но не возражает. Илона с Лолой тоже с вопросом смотрят вслед уходящим мужчинам.

В буфете Иван взял два коктейля «Зеленый дракон», предложил Эйтану. Тот с еще большим удивлением смотрит на Ивана. Иван, виновато:

— Лучше бы чистый коньяк, но здесь только коктейли.

— Ничего, сойдет. Но ты ведь вроде не пьешь?

— Нет, это Оксана всегда подтрунивала надо мной, что я не пью ничего, кроме пива. Извини, может быть я зря так пристал к тебе, но хотел бы посоветоваться. Меня удивляет последнее время Лола. Каждый день одевается в университет по-новому. Стала глядеть на себя в зеркало, у нее появились какие-то дамские баночки-скляночки. Ты не знаешь, может быть, у нее появилось увлечение?

— Какое?

— Я знаю? Заинтересовалась кем-нибудь в университете. Больше же она никуда не ходила раньше.

— Иван, почему тебя это вдруг заинтриговало? Молодая женщина — естественно, кем-то могла увлечься. В университете полно молодых парней студентов, да и преподавателей тоже хватает.

— Я бы не волновался, но ведь мы вместе воспитываем Лиду. Боюсь, что это отвлечет ее от малышки. Она все больше доверяет мне возиться с ней. С одной стороны — это хорошо, я люблю заниматься Лидой, разговаривать с ней. Но с другой — получается ерунда. Мужчина должен работать, деньги приносить в дом, а я теперь как домохозяйка. И вечером она вся в биржевых сводках, сидит в Интернете, с трудом дозовешься ее ужинать. Конечно, она и учится, и работает, деньги зарабатывает, но я немного смешно выгляжу. Не кажется тебе так?

— Не знаю, что сказать. У вас действительно странное содружество: живете в одной квартире, воспитываете девочку вместе… Мне все это непонятно. Но вы могли бы жить врозь.

— Я думал об этом и вначале намеревался снимать отдельную квартиру, поближе к Лоле. Но она решила, что лучше быть вместе. Конечно, это удобнее: и для меня, и для нее. Но если она сойдется с кем-то, то удобства не будет. Как мы будем тогда заниматься Лидой? Отдать ее полностью няням? Не хочу. Спроси, пожалуйста, у Илоны. Лола наверняка делится с ней.

— Но что спросить?

— Не знаю. Спроси, серьезное это что-то у Лолы или мимолетное увлечение?

— А ты сам что, не можешь спросить у Лолы?

— Сомневаюсь, удобно ли.

— Ладно, я поговорю с Илоной. Впервые вижу, что ты не решаешься что-то делать. Пойдем к нашим дамам, они уже недоумевают, наверное.

09:30. 11 мая, четверг. Салон квартиры Лолы.

Иван играет с Лидой на коврике, расстеленном на полу. Она подползает к нему, а он делает вид, что убегает от нее на четвереньках. Оба смеются. Неожиданно звонит мобильник.

— Да, это я, Рива… конечно, приеду. Но я должен дождаться няню. Она вот-вот придет… Буду у вас в одиннадцать. Устроит?.. Хорошо, пока.

Размышляя о возможных причинах этого приглашения, снова вернулся к игре с Лидой.

11:00. Веранда виллы Коин-Розовской.

Ребекка Абрамовна угощает Ивана чаем с вишневым вареньем. На столе оладьи, творог, кефир, выпечка. Иван терпеливо ожидает начала разговора.

После того как он почти допил чай и отставил чашку в сторону, Рива задала первый вопрос:

— Скажите Иван, почему вас обеспокоило, что Лола вдруг начала следить за своим внешним видом?

— Видимо, Эйтан рассказал вам о нашем разговоре?

— Нет, мне звонила Илона. Она удивилась вашим словам. Попросила меня поговорить с вами.

— Не очень понимаю, о чем мы будем говорить. Да, я заволновался, потому как мы с Лолой воспитываем Лиду вместе. Я, конечно, в состоянии ее опекать полностью самостоятельно, кроме финансовых дел, в этом Лола даст мне фору. Но девочке нужна и женская ласка. Няни для этого не годятся.

— Разве Лола отказывается участвовать в опеке? Почему вы считаете, что вам придется взять воспитание девочки полностью на себя?

— Как я понимаю, женщины обычно начинают особенно следить за своим внешним видом, когда у них возникают отношения с мужчиной. Если у Лолы завязался роман с каким-то серьезным партнером, если она потом выйдет за него замуж, у нее появятся собственные дети и куча новых забот, вряд ли она сможет находить время еще и для Лиды.

— Иван, я считала вас опытным в общении с женщинами. А вы не видите очевидного.

— Не понимаю, Рива. Объясните, пожалуйста.

— Что тут объяснять? Она в вас по уши влюблена, а вы не замечаете… Что замолкли?

Иван, действительно, замолчал. Такого поворота он не ожидал. Посмотрел на Риву, хотел что-нибудь сказать и не смог. Но Ребекка Абрамовна продолжала:

— Извините, если считаете, что вмешиваюсь не в свое дело, но Лолочка — теперь единственная моя внучка. Я не могу не думать о ней, о ее счастье. Какие там мужчины? Какое замужество? Конечно, она сейчас перегружена: и учеба, и работа, и Лидочка. Наверное, и о вас заботится?

— Ну уж нет. О себе я всегда забочусь сам. И с Лидой я ей очень помогаю.

— Да, конечно, она мне рассказывала. Но меня сейчас интересует другое: теперь вы все знаете, и что собираетесь делать?

— Не знаю, Рива. Для меня это правда неожиданно. Наверное, придется переехать от нее? Я с самого начала предлагал снять квартиру поблизости. Наверное, зря не настоял на этом. Или вы считаете, что мне нужно опять вернуться в Европу? Нет, я не смогу уехать от Лиды.

— Но не об этом же речь, Иван. Рядом или не рядом, в одной квартире или в разных. Скажите прямо, вам не нравится Лола?

— Ну что вы говорите, Рива. Я к ней отношусь с любовью, как к младшей сестре.

— Иван, но это разные вещи. Она к вам относится совсем по-другому. Она боится даже себе признаться в этом. Но я ведь все вижу, не зря мне восьмой десяток уже. Вы помните, что сказали мне о ваших чувствах к Оксане? О выходе из возраста пылкой любви, о ценности надежности и постоянства отношений. Я все помню. Ладно, не буду вас больше терзать, но подумайте о нашем разговоре.

— Есть о чем подумать. Раньше я как-то боялся задумываться о нашем будущем, будущем всех троих. Да, Рива, вы ведь не только за этим хотели меня видеть. Вы говорили, что нужно помочь вам. Что нужно делать?

— Нет, Иван, я только о Лоле хотела с вами поговорить.

20:30. Салон квартиры Лолы.

Иван уже принял «дежурство» от няни, Лида накормлена и уложена спать, Иван ходит по салону. Наконец приходит Лола:

— Лидочка уже спит? Ты чем-то взволнован?

— Да, я уже уложил ее. Хотел с тобой поговорить, но у тебя такой усталый вид. Что, по работе неприятности?

— Да, хватает забот. Из-за европейских новостей на финансовых рынках все меняется ежеминутно. Сидели сейчас, ломали голову. Но эта не причина откладывать разговоры. Что, у Лидочки опять болел животик?

— Да нет, у Лиды все нормально. Я хотел поговорить о нас с тобой. Но может, ты сначала переоденешься и покушаешь? Я приготовил ужин.

В последние дни Лола не спешила менять парадную одежду на домашнюю. Вот и сейчас, как будто не обратила внимания на предложение переодеться:

— Пойдем на кухню, с удовольствием поем. Надеюсь, это не помешает нашей беседе. Что тебя беспокоит?

Иван молча прошел на кухню, положил на тарелку теплые еще голубцы, добавил жареные на противне овощи, посыпал сверху свежей зеленью, поставил на стол перед Лолой:

— Поешь сначала, я пока поставлю чай. Ты, наверное, толком и не обедала. Может быть, тебе еще что-нибудь приготовить?

Лола почувствовала напряжение Ивана:

— Да, перекусила на ходу, но больше ничего не нужно. Давай, говори сразу, что тебя волнует? Я иначе не смогу есть.

— Лола, я сегодня разговаривал с Ривой.

— Ой, опять она вмешивается! Что она тебе наговорила?!

— Да ты ешь, остынет все. Мы говорили о нас с тобой, наших отношениях, о будущем.

Лола отставила тарелку в сторону:

— Вмешиваются, все вмешиваются. Опять будет, как тогда, с Оксаной. Ваня, не нужно это обсуждать. Никогда у меня ничего не получалось и не получится. Прости, что они на тебя накинулись.

Положила голову на стол и расплакалась. Иван с удивлением смотрел на нее: всегда ровная, уверенная и вдруг плачет, как обиженный ребенок. И с тем же удивлением прислушивался к себе. Почему он с такой нежностью смотрит на эту плачущую девушку? Да, не на молодую бизнес-леди, управляющую большими деньгами, воспитывающую маленького ребенка и успевающую заканчивать обучение в университете. Сейчас она была растерянной девочкой, столкнувшейся с житейской несправедливостью. Подошел к ней, поднял ее голову, смотрит в глаза:

— Только не плачь, Лола. Не могу смотреть на плачущую женщину. Извини, я не знаю, что тебе сказать, но пойми, я к тебе отношусь очень тепло.

Лола не отвернула голову. Перестала плакать, смотрит ему в глаза:

— Да, понимаю, по-братски относишься. Хорошо, я не буду плакать. Извини, пожалуйста.

— Лола, я, наверное, не то сказал, что хотел. Не знаю, что со мной, с нами, но я отношусь к тебе не только по-братски. Не представляю теперь, как жить без тебя, без Лиды. Я не хочу уходить. Я хочу быть с вами.

— Ваня, это было бы самое плохое, если бы ты ушел. Я очень хочу, чтобы ты всегда был рядом.

Иван улыбнулся:

— Всегда? Хотя бы вечером… Ведь ты весь день в работе, учебе. Я тебя вижу только рано утром и поздно вечером.

— Я могу бросить свою работу. Правда, честное слово. Вот только закончу университет. Что нам, денег не хватает, что ли? Мы можем жить для себя и Лидочки. Можем поехать в Европу, или на Дальний восток, или куда хочешь.

— Нет, Лола. Это ты сейчас так говоришь. Без работы тебе будет скучно. Я не хочу, чтобы ты себя неволила.

Неожиданно Лола встала из-за стола:

— Ваня, можно я тебя поцелую? Только один раз.

Иван улыбнулся. Взял ее опять за голову, притянул к себе. Снова смотрит ей в глаза. Она зажмурилась. Иван нагнулся к ней, поцеловал левый, потом правый глаз, не удержался, прижал ее крепко к себе. Лола вздохнула, охватила его шею руками, и как была, с закрытыми глазами, потянулась к его губам. Ивану пришлось снова наклониться, чтобы поймать ее губы. Они постояли так несколько секунд, и Иван отпустил Лолу. Она закрыла лицо руками, отвернулась в сторону:

— Извини, Ваня. Не знаю, что на меня нашло.

— Милая, ну что ты говоришь? Это все естественно. Мы нравимся друг другу.

Лола повернулась к нему:

— Неправда, неправда. Это не так, как «нравимся», нет. Я тебя люблю, очень люблю. Я люблю в тебе все, все — и настоящее, и прошлое. Но извини, ты не обязан меня любить. Мы просто воспитываем вместе твою, нет, нашу дочь.

Иван ошарашен этим взрывом эмоций:

— Лола, давай успокоимся. Дай мне немного времени разобраться в своих чувствах. Мы с тобой поговорим об этом завтра. А сейчас поешь, пожалуйста. Может быть, тебе разогреть? Все уже остыло.

23:30. Спальня Ивана.

Иван уже переоделся на ночь. Лег в постель, потушил свет. Неожиданно дверь приоткрылась, в комнату осторожно вошла Лола в ночной рубашке, легла к Ивану, отвернула покрывало, укрылась:

— Я только полежу немного рядом, не гони меня. Я никогда не лежала рядом с мужчиной.

Иван осторожно повернулся к Лоле, обнял и прижал ее к себе. Лола уткнулась носом в его грудь, затихла, не пытаясь сменить не очень удобное положение, вдыхая неведанный запах мужчины.

— Не бойся, милая, все будет хорошо. Я от тебя никуда не уйду.

Тяжелая рука гладила по плечам, по спине, и это было так незнакомо Лоле, так приятно. Она замерла, стараясь продлить это ощущение ласки, защищенности. И даже не заметила как задремала.

Проснулась уже ночью, Иван спал рядом. Лола тихо, чтобы не разбудить его, устроилась поудобнее, повернувшись к Ивану спиной, и уснула.

06:30. 12 мая, пятница. Спальня Ивана.

Лола проснулась от того, что рука Ивана гладила ее волосы.

— Вставай, будем завтракать. Скоро Лида проснется.

— Ой, я так крепко спала. Она что, не просыпалась ночью?

— Только один раз похныкала. Я переменил ей подгузник.

— Ваня, извини, я, наверное, вчера очень устала, спала мертвым сном, даже не слышала, что она капризничает.

— Ничего страшного. Я уже привык. Она хнычет тихо, но я сплю чутко. Так что вставай. Я пойду на кухню, чтобы не мешать тебе.

После ухода Ивана Лола встала, быстро перебежала в свою спальню одеваться. Сбросила ночную рубашку, остановилась перед зеркалом, замерла на мгновение, критически осматривая себя с головы до ног. Надела трусики и бюстгальтер, накинула халат и снова застыла, перебирая в памяти события ночи. Собственно, никаких событий и не было, но она чувствовала, что все изменилось. Они будут вместе, она никому не отдаст Ивана. И родит ему когда-нибудь сына.

Маалот, 2017