Глава 1

Кипр

Февраль – апрель 1222 года

На Кипре, точнее, в Фамагусте пришлось довольно долго, почти три месяца, ждать – ждать отплытия кораблей в Пизу и Геную из-за пиратской опасности. Все ждут отправления большого флота из Акры. Обычно торговый флот отправляется два раза в год. Это связано как с погодными условиями, так и с действиями пиратов. Два-три торговых корабля, осмелившиеся отплыть не в составе флота, обязательно будут захвачены и полностью ограблены. Хорошо, если отпустят людей. Обычно торговцев и пассажиров пускают на дно или продают в рабство, а моряков захватывают в свой флот или тоже продают. Около Кипра к флоту присоединяются из Лимасола, Фамагусты и даже Александрии корабли и плывут до Сицилии все вместе. А там уже плывут дальше кто куда, до Пизы или Генуи. Пиза и Генуя во всем конкурируют, кроме пересечения Средиземного моря.

Нельзя сказать, что эти три месяца прошли совсем без пользы. Несколько дней я провел в доме одного из знакомых Джона Ибелина. Свои динары и дирхемы сдал казначею госпитальеров еще в Тире, получив взамен векселя на мое имя в Палермо, Неаполе и Риме. Небольшую сумму взял деньгами, имеющими хождение на Кипре. После красивых полноценных динаров и дирхемов с именами султанов ал-Адила и ал-Камила низкопробные серебряные деньги Кипрского и Иерусалимского королевств, а также многочисленные разновидности денег Пизы, Генуи, Венеции не внушают доверия. Но жители Кипра как-то обходятся ими и не запутываются в их многообразии.

Я не успел заскучать. Приехавший в Фамагусту по своим делам Джон познакомил меня с жителями одного пизанского квартала. Судя по тому, что он много времени смог уделить мне, реальных дел в Фамагусте у него было немного. Среди прочих посетили довольно поздно вечером Виолу делла Герарди – молодую итальянку из Пизы, вдову пожилого купца Франческо делла Герарди. Мы пошли пешком, так как погода была не по-зимнему теплой, а расстояние небольшое. По дороге Джон многое рассказал мне о семействе Герарди. Франческо в молодости, после одной из стычек со сторонниками Висконти, вынужден был бежать на Кипр, так как ему было предъявлено обвинение в нанесении тяжелых увечий Паоло Висконти.

В Фамагусте в то время обосновались только несколько пизанских купцов, и он сразу выделился среди них. Дело в том, что Франческо активно занялся левантийской торговлей, не боялся ездить для заключения сделок не только в Александрию и Акру, но и в Дамаск. В Пизе он поручил дела своему кузену Пьетро делла Герарди, и этот тандем добился значительных успехов. После очередной смены власти в Пизе с Франческо официально были сняты все обвинения. Сказалось и заключение мирового соглашения между Франческо и наследниками Паоло. Сорокалетний Франческо получил возможность вернуться в Пизу, но не захотел оставлять Кипр и свои владения на нем. Он регулярно, каждые два года, посещал родной город. А в возрасте пятидесяти пяти лет женился там на красивой девушке – дальней родственнице по материнской линии. Виолу отец даже не спрашивал о согласии на брак. Впрочем, молодой девушке льстило внимание, оказываемое ей почтенным родственником, нравились многочисленные подарки богатого жениха. Да и сам Франческо совсем даже не выглядел старым, по крайней мере, был на пять лет моложе ее отца. И репутация у него была отменная.

Джон был раньше знаком с Франческо и вел с ним иногда финансовые дела и как регент королевы Иерусалимской Марии Монферратской в тысяча двести пятом – тысяча двести десятом годах, и как лорд Бейрута. После гибели Франческо в стычке с пиратами во время плавания из Пизы в Фамагусту Виола не захотела возвращаться на родину и осталась жить в своем небольшом дворце в пизанском квартале Фамагусты. Сначала это было связано с необходимостью завершить многочисленные торговые и финансовые дела мужа, продать фермы, мельницу и склады в Лимасоле и Фамагусте. А потом не захотелось менять образ жизни, возвращаться к родителям в Пизу. Виоле уже не меньше двадцати пяти лет. Как говорил Джон, Виола вышла замуж семнадцати лет, прожила с Франческо лет пять-шесть. И теперь была завидной партией с большим состоянием. Правда, она не торопилась снова замуж, продолжая в течение трех лет оставаться независимой.

Виола встретила нас на пороге своего «жилища», как она с усмешкой называла его. Она показалась мне сначала очень высокой, так как стояла на две ступеньки выше нас с Джоном, но потом я убедился, что это не так. Глаза у нас были на одном уровне, и на мгновение взгляды встретились. Она оценивала меня, я рассматривал ее. Первый не выдержал и отвел глаза я, но успел немного рассмотреть ее. Виола действительно была не маленькая, но не выглядела худой, то ли из-за широкого плаща, то ли по другой причине. Ее лицо, освещенное факелами стоящих сбоку двух слуг, казалось бледноватым, но в больших глазах сверкали огоньки. Впрочем, вероятно, это были отблески все тех же факелов. Волосы были скрыты темно-фиолетовым капюшоном плаща, прикрывавшего и всю одежду.

– Я рада приветствовать вас в моем скромном жилище. Для меня большая честь принимать вас обоих: вас, граф, и вас, барон.

Хозяйка повела нас через внутренние помещения, тускло освещенные лампадами, мимо затемненного зала в гостиную, где был накрыт стол. Оказалось, что приглашены только мы с Джоном. Я этому немного удивился, думал, что у нее соберется хотя бы небольшое общество. Но на столе стояло только три прибора. В отличие от остальных помещений, гостиная была хорошо освещена многочисленными свечами, размещенными на трех высоких мраморных колоннах. Виола сбросила по дороге свой плащ слуге и осталась в скромном, но отнюдь не вдовьем наряде. Жемчужные подвески в ушах и три жемчужные нити, свободно облегающие шею и спадающие на грудь, контрастировали с темными, почти черными волосами, подтянутыми вверх и скрепленными золотым гребнем. При этом осталась открытой практически вся шея, небольшой фигурный воротничок только подчеркивал ее длину.

Мне не нравятся чрезмерно худые женщины. Возможно, первый сексуальный опыт с Валентиной Сергеевной, вдовой моего учителя фехтования, оставил у меня след в сознании. Ведь это была довольно крупная женщина, только чуть ниже меня, с не очень узкой талией и спелым, мягким бюстом, в который я так любил зарываться носом. Все годы совместной жизни с маленькой худенькой Зоей я почти равнодушно относился к своим супружеским обязанностям. Да, исполнил долг, да, снял напряжение. И все. И она чувствовала это и переживала. Но она так и осталась в моих глазах просто девчонкой, хотя и пыталась иногда отчитывать меня за какие-то мелкие провинности. Впрочем, это было так редко. Да и виделись мы в первые годы не больше трех-четырех дней в месяц. Я почти всегда был в разъездах. Нас объединял только Максим. Поэтому после его смерти мы так легко расстались. Не знаю, может быть, это расставание было легким только для меня.

Теперь, при ярком свете многочисленных свечей, мне удалось рассмотреть Виолу лучше. Да, бюст у нее не очень-то впечатляет, но, вероятно, это новая мода туго стягивать бюст, чтобы казаться более воздушной, менее сексуальной. Церковь очень приветствует эту моду, я уже слышал ехидные замечания по этому поводу от одного из баронов во время застолья в Тире. Но бедра никакими ухищрениями не спрячешь, и это радует нас, мужчин. Я не оговорился о скромности ее наряда: никаких украшений, помимо жемчуга, который я упоминал, и золотого гребня в волосах, на ней не было. Довольно скромное длинное платье, застегнутое почти под шею, с расширенными на концах рукавами, мягкие туфли на невысоком каблуке. Кажется, и все.

Пока прислуживавшая женщина ставила на стол закуски, Виола обратилась к Джону:

– Что слышно о приезде к нам императора?

– Он пока в хлопотах в Сицилии. Сарацинские эмиры недовольны своим положением. Возможно, императору придется вести с ними борьбу. А тут еще и в Германии, как всегда, бароны хотят что-нибудь выгадать из ссоры императора с папой, новые вольности. Впрочем, это все старые известия. Из Палермо давно не было вестей. Правда, греческие купцы приезжали, они всегда находят лазейку проскочить мимо пиратов. Но у них еще более старые сведения об империи и Фридрихе.

– А что слышно в Каире и Дамаске, барон? Не собираются султан или эмир воевать с Иерусалимским королевством?

– Когда я уезжал из Дамаска, эмир был еще в Караке. Но настроение у него вряд ли хорошее. Он был очень недоволен готовностью братьев отдать чуть ли не половину его владений крестоносцам. Зная его характер, не верю, что он сможет помириться с ними в ближайшее время. А это значит, что владениям королевы и прибрежным баронам ничто не угрожает. У эмира сейчас нет сильного войска, а у султана нет денег. Ему еще долго придется восстанавливать хозяйство в Египте. У ал-Ашрафа всегда проблемы с владетелями на восточных рубежах. Он заинтересован, чтобы северные прибрежные бароны не отвлекали его и не заставляли держать сильные отряды на западных землях. Да и с деньгами у него все время проблемы.

Я разговорился, и зря. Вопросы Виолы были просто данью любезности, проявлением внимания хозяйки к гостям. Ее нисколько не интересовали политические новости. И это сразу стало ясно по следующим вопросам.

– Барон, вы приехали в Фамагусту один, без жены и ребенка. Они следуют за вами?

– Нет. К сожалению, мой сын умер. А Зою, его мать, я отпустил к родственникам в Грецию.

– Извините. Я не знала, не задала бы такой неуместный вопрос. Просто одна из моих знакомых рассказывала мне много о вас и упоминала о вашем сыне и вашей заботе о сыне графа Вальтера.

– Да, мой мальчик умер совсем недавно. Но давайте не будем об этом.

В это время служанка закончила подавать закуски, и Виола пригласила нас с Джоном за стол. Я был рад, что этот неприятный разговор так сразу оборвался. Стол был заставлен закусками. Кипрские вина отменные, но немного сладковаты, для десерта годятся, а начать лучше бы с чего-нибудь покрепче. Я побаивался после столь долгого воздержания отдать вину должное, но все же попробовал по бокалу из трех разных кувшинов. Виола тоже пробовала вместе со мной, но ей служанка наливала совсем понемногу, почти на донышке. Только Джон отказался от услуг служанки, сразу же выбрал кувшин и не изменял ему, явно собираясь добраться до дна. Я был уже сыт, думал, что скоро можно будет попрощаться и уйти, но на стол подали молочного поросенка, приготовленного в вине и специях. Джон оживился, вооружился большим ножом и выделил нам по солидному куску. Себя он тоже не обидел.

До этого мы обменивались только короткими фразами, нахваливая хозяйку, еду и вино. Но теперь, после поросенка, разговор оживился. Не мешали разговору даже фрукты, принесенные на трех подносах. И стало приятно пить местное вино.

– Дорогой барон, где вы остановились в нашем городе?

– Граф познакомил меня с одним из своих друзей. Но не хочется доставлять ему неудобство, я подыскиваю небольшой домик на несколько месяцев, пока не уеду с флотом в Палермо.

– Но зачем снимать дом? Думаю, что, если вам там сейчас не очень удобно, вас с удовольствием приютит кто-то другой из знати. Не нужно будет возиться с наймом слуг, заботиться о множестве мелочей.

Вмешался Джон:

– Дорогая Виола. Вы позволите мне так называть вас? Не всякий муж захочет иметь в доме такого представительного мужчину, как барон.

– Кажется, понимаю вас, граф. Но я-то не мужчина. Я не побоюсь пригласить барона. Барон, приглашаю вас провести у меня время до отплытия флота. Надеюсь, вы не испугаетесь?

– Простите, синьора, но это неудобно. Что скажут люди?

– Неудобно вам или вы заботитесь о моем добром имени?

– Барон, на мой взгляд, это хороший вариант, – поддержал ее Джон. – Виола совершенно независима, со злыми языками она справится сама, а мужчины вряд ли станут говорить что-то плохое о вас. Ваша репутация здесь не тайна.

– Вот видите, граф тоже считает, что в этом нет ничего предосудительного. Дом большой. У вас будут отдельные покои. Вам никто не будет мешать, даже я. И вы сможете заниматься здесь чем захотите и принимать у себя кого хотите.

– Право, синьора, я даже не знаю, что сказать.

– Ничего не нужно говорить. Прикажите завтра перенести ваши вещи ко мне, располагайтесь и живите.

Я немного опешил от такого предложения, но потом подумал, что, может быть, в этом действительно нет ничего неприличного.

– Синьора, если вы серьезно, то я вам очень благодарен. Вы правы, что это избавило бы меня от необходимости заниматься хозяйственными делами. Тем более что мне никогда не приходилось заниматься домом и домашним хозяйством.

– Отлично, с завтрашнего дня вы у меня. Можете даже остаться и сегодня. Я велю приготовить вам комнату.

– Нет, синьора, я не готов, у меня с собой ничего нет.

– Как вам будет удобно. Мой дом в вашем распоряжении.

Мы еще поболтали немного, Виола рассказала несколько пикантных подробностей о знакомых дамах. Знакомых, вероятно, и Джону, так как он охотно поддерживал разговор. Но для меня эти бесконечные Адели, Алисы, Изабеллы сливались в одно туманное лицо. Возможно, по мне было видно, что я совсем запутался в этих дамах и хочу спать. Джон неожиданно прервал разговор, извинился, что нам пора уходить, еще раз поблагодарил хозяйку, и мы ушли. По дороге Джон снова сказал, что не видит ничего плохого в предложении Виолы. И добавил лукаво:

– Ну а если у вас завяжется роман, то это ваше дело. Виола свободная женщина, никому ничем не обязана.

На следующий день я переселился к Виоле. Она выделила мне две комнаты, оборудовав одну из них как спальню, а вторую обставив как гостиную. Мне предстояло провести здесь около трех месяцев, и я задумался, чем их заполнить. Решил привести в порядок свои записи, которые вел периодически. Но это были разрозненные страницы. То не было времени что-то писать, то не было под рукой письменных принадлежностей. Сначала исписал записную книжку, обнаруженную в обмундировании. Потом Абу Сахат купил для меня небольшую пачечку бумаги, привезенную из Самарканда. Бумагу я разрезал на четвертинки и пользовался ею долго, стараясь писать мелкими буквами. Но после того как мы вылечили Дауда, Абу Сахат торжественно вручил мне большую пачку прекрасной тонкой китайской бумаги. С гордостью сказал, что эта бумага изготовлена из хорошей шелковой ткани. Он помог разрезать листы, и я обеспечен теперь бумагой на годы. Бумага очень дорогая, в Европе почти невозможно достать такую бумагу, и я забрал ее с собой, когда уехал из Дамаска.

После обеда я встал у конторки для письма, пролистал старые записи и продолжил их с момента, когда мы выехали из Карака, сопровождая ал-Муаззама. Прекрасное было время. Я еще совсем молод, никаких забот, кроме необходимости обучения пятерых новобранцев. Почти свыкся со своей новой жизнью, новой ролью. И даже немного рад случившейся со мной метаморфозе. Действительно, что лучше? Каждый день видеть в больнице одни и те же лица стариков, слушать их постоянные жалобы или мчаться на прекрасном коне, ожидать каждый день что-то новое, интересное? Для относительно молодого мужчины, не отягощенного семьей, домом, закладными, ответ очевиден.

Увлекся и исписал уже несколько листов бумаги, когда одетая в костюм для верховой езды Виола постучала в дверь и сказала, что погода не по-зимнему прекрасная. Не желаю ли я проехаться до ее загородного дома? Как отказать даме в такой любезности. Вышел из своей гостиной и подтвердил, что рад буду составить ей компанию. Оказывается, конюх из ее небольшого имения привел лошадей, и они ждут нас у крыльца. Почему не прогуляться? Несколько минут на одевание, и мы с Виолой едем по не слишком оживленной улице.

Дорога к имению идет по берегу ручейка. Слева гряда холмов, справа вид на город, порт и море. Наши кони идут рядом, а Виола непрерывно рассказывает. Не вслушиваюсь в ее не совсем правильную французскую речь, но голос мне приятен, приятно чувство спокойствия, даже умиротворенности. Миром дышит весь этот зимний, спокойный пейзаж. Может быть, и мне где-нибудь остановиться, зажить спокойной жизнью, жизнью без волнений, тревог, ожиданий монарших приказов, монаршего гнева и милостей? Ведь необязательно быть бароном, графом или, не дай бог, маркизом. Можно быть простым человеком, жить своим домом, иметь семью и детей. Я даже с интересом посмотрел на Виолу; могла бы, например, она родить мне детей: двоих, троих? А смог бы я прокормить их? Что я умею, кроме как махать саблей или мечом?

Но Виола мой пристальный взгляд поняла по-своему. Даже прервала на несколько мгновений свой рассказ:

– Да, мы скоро уже приедем на место. Надеюсь, вам там понравится. У меня прекрасный сад. И цветник. Такие красивые цветы. Жалко, что сейчас зима, мало что цветет.

– Цветы – это красиво. Но они несъедобные. Наверное, в садах на острове выращивают и что-то более основательное?

– Виноград, яблоки, сливы, даже лимоны. Имеются рожковые деревья. Честно говоря, кроме виноградника, который занимает больше половины площади, всего остального у меня посажено понемногу.

– Лимоны? А апельсины и мандарины?

– Не знаю, я о них не слышала, какие они?

Вот балда, попал впросак. Наверное, их еще в Европе не знают.

– Не важно, я такие фрукты видел на севере. А виноград только для еды?

– Конечно нет. У меня там один старик готовит сладкие вина. Между прочим, вы вчера их пробовали. Это все из моего погреба в имении.

– Да, отличные вина. Особенно приятно пить такое вино с десертом.

Собственно, разговор иссяк, так как мы подъехали к поместью Виолы. Я не оговорился, мне это показалось поместьем, хотя Виола все время говорила о загородном домике. Двухэтажный каменный дом, рядом многочисленные хозяйственные постройки, а за домом большой сад. Если учесть, что мы в течение некоторого времени ехали мимо раскинувшихся вдоль дороги виноградников, назвать это просто домом – язык не поворачивается. Неплохой у Виолы был муж. Понятно, почему ей не хочется переезжать в Пизу.

В доме нас уже ждали, двое слуг перехватили поводья, помогли Виоле сойти с лошади и отвели лошадей в конюшню. С высокого крыльца спустился седобородый мужчина и о чем-то осведомился у Виолы. Наверное, спросил, благополучно ли доехали. Разговор шел на незнакомом мне языке. Позднее я понял, что слуги говорят на итальянском народном языке. Виола по-французски, чтобы было понятно мне, велела подготовить для меня помещение. Седобородый представился:

– Паоло, синьор, к вашим услугам.

Пошел за ним, понимая, что мне называть себя ни к чему. Показанное мне помещение было даже больше и богаче обставлено, чем в Фамагусте. Для меня это было удивительно. Конечно, мой последний дом в Дамаске ничем не уступал этому дому, но обстановка была совсем другая. Непривычные секретеры, кушетки, мраморные подставки для подсвечников. Мне даже показалось, что в доме есть что-то от римских вилл, как я их представлял когда-то по описанию в одной из книг библиотеки моего учителя фехтования. Впрочем, поместье могло когда-то быть римской или византийской виллой. Кто его знает.

Приятно после поездки расстегнуться, снять с себя пояс с тяжелым мечом в ножнах, сбросить сапоги, прилечь на кушетке. Неплохо было бы даже вздремнуть, но очень скоро меня позвали ужинать. В отличие от дома в Фамагусте, здесь в небольшой гостиной на двух мраморных подставках (почему везде у Виолы так организовано освещение?) стоят только подсвечники цветного стекла с двумя свечами. Даже для не очень большой гостиной это маловато. Но зато создает атмосферу доверия. Нет, скорее это атмосфера интимности, а не доверия. Кажется, что собрались два давно знакомых человека вести неторопливую беседу за скромным ужином.

Только вот скромным этот ужин никак нельзя назвать. Пять перемен, это даже для меня, проголодавшегося на свежем воздухе, многовато. Виола сидит напротив меня, ковыряет неспешно своей двузубой вилочкой в блюде, как будто она не ехала со мной по той же зимней дороге. Отставляет очередное блюдо в сторону и тихо беседует со мной. Но беседа эта напоминает скорее монолог. Она говорит, а я изредка мычу что-то нечленораздельное, делая вид, что поддерживаю беседу. Ну нельзя же одновременно поглощать такую вкуснятину и всерьез вслушиваться в ее повествование. Да и не очень-то я верю дамскому повествованию о скуке жизни в провинции, о мужчинах, которые могут говорить только о ценах на зерно, на сукно, на пряности, о повысившихся из-за военных действий процентах на кредит. Их ничего другое не интересует.

Да, но о чем же еще говорить солидным пизанским негоциантам. У них есть жены, дети, компаньоны, конкуренты. Им ни к чему ратные подвиги. Это самое неприятное, о чем можно говорить. Да, если пираты попытаются захватить их товары, они, как один, преобразятся. «Не тронь мое!» И как львы встанут на защиту своего, кровного. Но говорить об этом, особенно в присутствии дам – некрасиво. Это пусть знатные сеньоры бряцают мечами. Они ничего другого не умеют делать, не умеют заработать деньги. Мысленно прокручиваю это у себя в голове, но не пытаюсь переубедить Виолу. Ясно, что это только прелюдия к какому-то другому разговору.

И действительно, Виола как-то быстро переключилась на другую тему:

– Барон, расскажите, это правда, что сарацины не выдерживают атаку рыцарской конницы? Ведь вы видели такую атаку с другой стороны.

– Да, когда несется лавина рыцарей – двести, пятьсот рыцарей – ее невозможно остановить. Она все сметает на своем пути.

– Так почему же до сих пор приходится с сарацинами воевать?

– Лавина рыцарей – это сила. Но это прямолинейная, грубая сила. Рыцарское войско можно замучить мелкими наскоками легкой кавалерии, завести в безводные места, как перед ужасным разгромом при Хаттине, непрерывно осыпать тучами стрел, не подпуская к ближнему бою. Мне пришлось, к сожалению, два раза сражаться в войске эмира Дамаска с большими рыцарскими отрядами. И оба раза мы выходили победителями. Но приходилось против силы использовать тактику, хитрость.

– Мне рассказывали, что вы всегда побеждали и в сражениях и в поединках.

– Знаете, их было не так уж много – сражений. А поединков помню не больше шести. Многие европейские рыцари выиграли значительно больше поединков.

– Это, наверное, страшно, мчаться навстречу врагу?

– В этот момент, когда перед тобой враг, не ощущаешь страха. Видишь только врага, его оружие, понимаешь, что он сейчас сделает, и стараешься предвосхитить его.

– Ужасно. Почему мужчины так любят сражаться, убивать друг друга?

– Неправда. Не думаю, что мы любим сражаться, тем более убивать. Просто это необходимость. Такая же необходимость, как воспитывать детей, строить дом, сажать деревья. Ты должен это делать, потому что иначе нельзя.

– Барон, правда, что вы рассекли солдата одним ударом?

– К сожалению. И мне до сих пор неприятно вспоминать об этом. Это было… Даже не знаю, что это было. Помутнение сознания? Но я не мог поступить иначе. Этот человек убил графа Вальтера. Возможно, он убил и его младшего сына Франца.

– Извините, что я задела больное место.

– Но вы же не виноваты, вы не знали.

– Мне рассказывали еще, что вы зарубили целую дюжину мамлюков. Разве это могло быть?

– Конечно нет. Не дюжину, а только пять. Да они еще разделились на две группы. Боюсь, что эта история будет преследовать меня всю жизнь. Я не мог иначе, вынужден был убить их всех.

– Страшно убивать?

– Когда сражаешься, об этом не думаешь. Или ты убьешь, или тебя убьют. Третьего обычно не дано. Все сожаления – потом. Потом, когда уже все кончилось и ты понимаешь, что снова жив, что ты дышишь полной грудью. А совсем незнакомый мужчина, оказавшийся не в том месте и не в то время, лежит бездыханный.

Честно говоря, мне этот разговор начал надоедать. Ведь понятно, для чего она меня пригласила в это удаленное поместье. Зачем же ходить вокруг да около. Но это женщина, и по-другому она не может. Она ждет от меня помощи, сигнала. Я тоже не могу сказать, что нам пора в постель. Обидится. Придется выдержать этот разговор. Как бы только увести его в сторону от проклятой темы убийства. Почему женщин так возбуждает подобный разговор?

– Синьора, можно называть вас Виола?

– Да, конечно, барон. Вас я тоже буду звать просто Роман. Вы не возражаете?

– Отнюдь. Но я хотел вас спросить, на каком языке вы разговаривали с Паоло? Похоже на латынь, но это не латынь.

– Да – итальянский, народный итальянский язык.

– Интересно, ни в Дамаске, ни в Каире я не слышал этот язык.

– Но это естественно, итальянцы говорят на нем только между собой.

– Виола, вы не могли бы поучить меня немного итальянскому языку? Ведь я собираюсь в Палермо.

– В Палермо мало кто говорит на итальянском. Чаще вы услышите немецкую, арабскую или французскую речь. Вот в Риме и Тоскане почти все говорят на этом языке. Только пишут на латинском. Но я охотно буду учить вас. Хотите, мы начнем прямо сегодня.

– С удовольствием.

Это был повод закончить с ужином. А потом беседа в будуаре, закончившаяся уроком практического итальянского в ее спальне.

На следующий день после завтрака мы ездили по поместью и окрестностям. Виола показала свой сад. В саду меня заинтересовали только рожковые деревья и лимоны. На рожковые деревья в Палестине я не обращал раньше внимания, а лимоны вообще не видел, ни в Твери, ни в Тверии, ни в Табарии. Извините за каламбур, шучу, конечно: в Твери и в Табарии их действительно нет, а в Тверии (через восемьсот лет) не замечал их. Апельсиновые сады – это да, их невозможно не увидеть в Израиле, но лимонных не видел. А здесь маленькое чудо: на деревьях одновременно висят спелые желтые плоды, много маленьких зеленых лимончиков и тут же цветы и завязи. И все это зимой. Виола предложила мне нарвать лимонов. Не слезая с лошади, легко достать почти до самых верхних веток. Спелые лимоны легко отделялись от ветки, я кидал их Виоле, некоторые она успевала ловить и прятать в седельную сумку, но большинство так и осталось на земле. А аромат в лимонном саду… волшебный.

Виноградник зимой скучный. Мы смотрели с пригорка на эти бесконечные ряды плетей, веревок, кольев. Тишина, обрезанные плети застыли и даже не колышутся под слабым юго-восточным ветром. Я удивляюсь:

– Это все ваше? Куда вы деваете столько винограда?

– Не знаю, этим занимается управляющий. Кажется, вино он продает венецианцам. А они поставляют дальше, на север.

– Не смогу оценить, но, на мой взгляд, доходы должны быть приличные.

– Не жалуюсь. Мне хватает. Управляющий, он тоже пизанец, советует купить землю в Пизе, не в городе, а где-нибудь южнее, у моря. Но я не хочу. Мне здесь легко дышится. А там куча родственников, и всем всегда что-то нужно. Деньги в основном. И меня будут осуждать, что мало помогаю родственникам, и сватать за какого-нибудь беднягу из своих. Зачем мне это нужно?

– Но когда-то нужно построить семейную жизнь, завести детей, в конце концов.

– Хорошо бы. Но где найти надежного мужчину. Снова выходить за купца? Нет, спасибо. А знать все время воюет. Опять оставаться вдовой? Зачем?

Я промолчал. Что можно сказать двадцатипятилетней женщине, наслаждающейся обретенной свободой. Дурацкие доводы, которые ей уже десятки раз приводили родственники и знакомые? Не хочет она пока постоянных хлопот, обязанностей, тревог семейной жизни. А ее вчерашним словам о скуке провинциальной жизни, извините, не верю. Просто кокетничала. Но это ее право, выстраданное пятилетним замужеством со скучным, положительным негоциантом.

Мы поднимались все выше и выше. Наконец на вершине большого холма Виола остановилась и развернулась к побережью. Вдали внизу видна вся Фамагуста, почти слившийся с ней городок Констанца, маленький порт и бескрайнее море. Наши кони встали рядом. Виола сидела в дамском седле спиной ко мне, я обнял правой рукой ее плечо, она склонила на мою руку голову. Потом повернула, насколько смогла, голову ко мне, сказала: «Домой». И мы поскакали к дому. Она бросила поводья подбежавшему слуге, спрыгнула, не дожидаясь моей помощи, с коня, взяла меня за руку и молча повела в свои покои.

Еще два дня мы провели в каком-то угаре: кони, свежий зимний воздух, обильная еда, прекрасное тягучее вино, много любви, никаких забот. Вечером я сказал, что пора возвращаться в Фамагусту.

– Я тебе надоела? Тебе со мной скучно?

– Нет, что ты, с тобой не соскучишься. Но я жду вестей от графа. Он собирался познакомить меня с королем и его матерью. Джон – двоюродный дядя умершего короля Хуго Первого, отца малолетнего Генриха.

– Да, я знаю, он бальи королевства. Вместе с Филиппом, фактическим регентом при племяннице Алисе Шампанской – матери Генриха, они управляют королевством: ведь Алиса только юридически регент. Кстати, Джон и Филипп, через свою мать Марию Комнин, дяди Алисы, дочери Генриха Второго Шампанского и королевы Иерусалимской Изабеллы. Но у него уже много проблем. Многие из кипрских баронов недовольны Джоном. Считают, что они с Филиппом дают слишком много привилегий своим сторонникам.

Утром мы вернулись в Фамагусту. Мои зимние каникулы закончились. Через пару дней Джон прислал посыльного с письмом, в котором просил приехать в Никосию. Он просто написал, что ему нужна моя помощь. Кроме того, приписал, что весь двор и бароны тоже в Никосии. К моему удивлению, Виола сразу же поддержала переезд. Более того, сказала, что в Никосии у нее имеется подруга, которая давно зовет ее в гости. Виола после возвращения в Фамагусту успела написать ей, что может приехать с другом, и получила приглашение приехать вдвоем.

На следующий день она отправила в Никосию повозку со своими и моими вещами, а мы отправились туда верхом еще через день. От Фамагусты до Никосии примерно сорок пять километров. Мы не спешили, останавливались два раза перекусить в живописных местах и приехали в Никосию к вечеру. Приятельница Виолы – Ольга, тоже вдова греческого негоцианта. Особа лет сорока пяти, самоуверенная и состоятельная. Двухэтажный каменный дом почти в центре Никосии – основательное владение. Несмотря на разницу в возрасте, они встретились с Виолой как подруги: с объятиями и поцелуями. Потом она посмотрела на меня, улыбнулась и что-то сказала Виоле такое, что та даже зарделась от смущения. Нас разместили в комнатах, имеющих отдельный вход со двора. Как новобрачных, посмеялась Виола. Наши вещи уже привезли, и это было кстати, так как я намеревался пойти к Джону этим же вечером.

К Джону пошел без Виолы, хотя она хотела тоже идти со мной. Ольга дала провожатого, поэтому мне не пришлось спрашивать дорогу. У входа в небольшой дворец Джона я представился, и слуга, который был предупрежден, сразу же отвел меня в зал, где уже собрались гости. Среди гостей не было ни одной дамы, только сеньоры королевства. Джон сидел во главе стола, но встал, увидев меня, поднял руку, призывая всех к молчанию, и коротко представил меня:

– Мой друг, барон Роман Клопофф. Барон прибыл к нам проездом, направляясь к императору в Палермо.

Шталмейстер посадил меня довольно далеко от Джона. Я бы не сказал, что мое появление произвело сильное впечатление на гостей графа. Впрочем, нельзя сказать, что это гости. Оказывается, бароны в очередной раз обсуждали намечающееся замужество королевы Алисы Шампанской. Мнения собравшихся баронов о кандидатуре Боэмунда Антиохийского были полярны. Одни относились отрицательно, другие ратовали за эту кандидатуру, третьи считали, что выбор супруга – дело самой королевы. Замечания многих выступающих были очень эмоциональные. Я сначала не понял, почему кандидат многим не нравится и какую позицию занимает граф Джон, так как он, по своему обыкновению, не высказывался и не прерывал говорящих. Обратился с вопросом к довольно молодому соседу, который только что бурно высказывал свое несогласие с отрицательными характеристиками Боэмунда. Но тот в резкой форме заявил:

– Это не ваше дело. И вообще, кто вы такой, чтобы вмешиваться в наше обсуждение?

– Я не вмешиваюсь, но мне интересно, почему вы настаиваете на приемлемости кандидатуры Боэмунда.

– Я повторяю, не вмешивайтесь. У вас нет права нагло требовать от меня чего бы то ни было.

– Повторите, вы употребили по отношению ко мне слово «нагло»?

– Да, нагло. И могу повторять это много раз.

– Вы глупый, неучтивый щенок!

– Что? Я вызываю вас на поединок. Как вас зовут?

– Прекрасно. Меня представляли. Я барон Роман Клопофф. Как вызываемый на поединок, я выбираю в качестве оружия меч. Один только меч. Остальные условия предоставлю выбрать вам.

– Хорошо. Мое имя шевалье Карл. Я племянник Амори де Бейсана. Поединок завтра, за городом. Драться до гибели одного из нас. Мой секундант обратится к вашему секунданту для согласования места и времени.

– Я согласен.

Все смешалось в зале. Намечаемый поединок куда более интересен присутствующим, чем набившее оскомину обсуждение кандидатуры избранника королевы. Я подошел к графу Джону и попросил помочь с выбором секунданта. Джон сказал, что, к сожалению, он не может из-за своего статуса быть секундантом, но надеется, что его друг Амори де Барле согласится исполнить эту миссию. Действительно, вопрос о секундантах решился очень быстро. Со стороны Карла секундантом согласился быть Гильом де Риве. Де Барле и де Риве быстро согласовали место и назначили встречу в девять утра. Я не заметил, чтобы Джон был недоволен развитием событий.

Вечером ничего не рассказал о предстоящем поединке Виоле, чтобы не расстраивать ее. Утром следующего дня за мной заехал Амори де Барле, и мы выехали на условленное место. Виола удивилась визиту де Барле, но ничего не заподозрила, так как я ушел в обычной одежде, прихватив с собой только меч. К моему удивлению, на месте поединка уже собралось много зрителей. Практически вся местная знать. В отдалении под деревом, рядом со своей лошадью стоял шевалье Карл в полном вооружении. На нем была не только кольчуга с нашитыми металлическими полосами и шлем. Он надел также наколенники и наплечники. Честно говоря, Карл выглядел великолепно, не хватало только щита с гербом. Ведь по моему условию сражаться мы должны без щита и кинжала. Я сбросил плащ и остался в свободной, не стесняющей меня одежде. Кроме меча, у меня ничего другого не было. Думаю, это неприятно поразило моего противника.

Поединок почему-то не начинался. Сначала к графу Джону подошел Амори де Бейсан. Я слышал о нем, но на совете баронов он не присутствовал. Они о чем-то тихо и дружелюбно, как мне показалось, разговаривали. Потом Амори де Бейсан переговорил с Гильомом де Риве. Следом состоялся разговор секундантов. Не очень продолжительный.

О чем тут можно разговаривать столько времени?

Зрители всё прибывали. Заметил среди других и Виолу с Ольгой. Откуда они узнали о поединке? На лице Виолы была плотная вуаль, но я сразу узнал ее по фигуре, одежде и стоящей рядом Ольге. Но меня отвлек мой секундант – Амори де Барле, сказавший, что сейчас с заявлением хочет выступить Амори де Бейсан. Я удивился – о чем он может говорить, и зачем вся эта говорильня? Но мой секундант только усмехнулся.

– От своего имени и от имени моего племянника шевалье Карла я приношу извинения барону Роману Клопофф за неприличествующее поведение моего племянника на вчерашнем совете у нашего байли, графа Джона. Надеюсь, что уважаемый барон Роман Клопофф примет наши извинения.

Я взглянул на графа Джона. Он утвердительно качнул головой.

Ну что ж, не хотят драться – это их дело. Мне лишний поединок и лишние враги тоже ни к чему.

– Я, безусловно, уважаю барона Амори де Бейсана и принимаю извинения, принесенные им от имени шевалье Карла. Тем более я не имею никаких претензий к господину барону.

Секунданты подвели нас с шевалье к бальи, и мы с ним пожали перед бальи друг другу руки в знак примирения. Комедия окончена, но я не сказал бы, что для шевалье это была комедия. Ему этот несостоявшийся поединок общество запомнит надолго.

Черт побери, место за столом мне было выбрано не случайно.

После того как мой противник вернулся к дяде, граф обратился ко мне:

– Приходите с подругой, – он кивком указал на стоявшую в отдалении Виолу, – ко мне вечером. Будет только моя жена Мелисенда. Вы ее видели, но, кажется, вы не представлены друг другу.

– Конечно, я буду рад, а для Виолы это будет маленьким праздником.

– Да, она всегда рада немного отвлечься от своего одиночества. Заодно расскажу вам все, что говорил мне Амори де Бейсан. Королю Генриху и Алисе я представлю вас завтра, но одного. Думаю, мне не помешают другие обязанности.

Мы распрощались с Джоном, я подошел к Виоле с Ольгой и предложил им вернуться домой. Виола приподняла наконец вуаль и растерянно спросила:

– Почему вы должны были драться, и почему все так закончилось? Когда вы успели рассориться? Ведь вы были незнакомы. Почему ты ушел из дома без брони? Ольга дала бы кольчугу мужа. Но, возможно, она была бы тебе мала. И почему мужчины так любят пускать друг другу кровь по каждому поводу?

Казалось, ее вопросам не будет конца, поэтому я ее мягко прервал:

– Вот видишь, ничего страшного. Ну повздорили немного. Но все кончилось мирно.

– А если бы тебя убили?

– Не волнуйся, Виола, меня не так просто убить.

Ольга и Виола приехали в экипаже, а я сопровождал их до дома верхом. Утром я не успел позавтракать, и теперь дамы наперебой старались накормить меня.

Вечером мы собрались посетить графа. Мне-то собираться просто. Но Виола провела около зеркала уйму времени. Они с Ольгой обсуждали каждую деталь наряда, несколько раз переменили платья. Непосредственным свидетелем всего этого я не был, но видел, как бегали туда-сюда служанки то с одной вещью, то с другой. Не подозревал, что Виола столько всего набрала с собой в это коротенькое путешествие. Но все же через час был призван посмотреть на Виолу, признал ее самой красивой и самой нарядной женщиной королевства, и мы наконец смогли сесть в экипаж, предоставленный Ольгой.

Дворец Джона только чуть больше Ольгиного дома. Джон встретил нас у входа, проводил в небольшую гостиную, где устроил за маленьким столиком. Буквально через несколько минут в гостиную вышла Мелисенда. Я упоминал о ней только один раз. Она была на свадьбе графа Вальтера, но там мы с ней не разговаривали. Джон женился на Мелисенде Арсуфской в тысяча двести седьмом году после смерти Хельвис из Нефина, от которой у него не было детей. Брак с Мелисендой был скорее династический, чем по любви. Она была на пару лет старше Джона. Для нее это тоже был повторный брак. В первом, несчастливом браке у нее родились семь дочерей, которые умерли в младенчестве. Но новый брак оказался более успешным. Мелисенда родила Джону шесть здоровых сыновей и одну дочь. Да и Арсуф, владение которым перешло к Джону, тоже был не лишним. Арсуф расположен между Яффой и Кейсарией. Джон вложил в его восстановление много средств. И Арсуфу повезло: во время войны тысяча двести восемнадцатого – тысяча двести двадцать первого годов войска эмира ал-Муаззама не тронули его. Не скрою, к этому и я приложил руку, когда, планируя поход на Кейсарию после смерти графа Вальтера, сделал все, чтобы не затронуть земли Арсуфа. Возможно, Джон так заботливо относился к Арсуфу и потому, что он как бы являлся мостиком к наследственным владениям Ибелинов: городам Яффа, Рамла, Явне, Лидда. В тысяча двести двадцать девятом году Рамла и Лидда попали наконец под управление Ибелинов, формально являясь королевским доменом. Но при жизни Джона семья так и не восстановила полное владение этими землями.

Мелисенда выглядела для своих сорока четырех лет прекрасно, не подумаешь, что ей четырнадцать раз пришлось рожать. Прямая спина, гордый взгляд, каштановые волосы и большие зеленоватые глаза. Она учтиво приветствовала Виолу, которая явно была взволнована знакомством со столь высокопоставленной дамой. Странно, Виола нисколько не смущалась в разговорах с Джоном, а тут вдруг ощутила себя как школьница перед монахиней-учительницей. Это она потом пересказала мне свои ощущения. Дамы уединились на стоящей в углу софе и завели разговор о чем-то своем. А Джон посвятил меня в запутанные отношения с баронами. Я слушал, но запомнил только то, что он говорил о прелюдии к поединку.

– Амори де Бейсан приехал ко мне вчера вечером очень взволнованный. Он не был на совете баронов и узнал о неприятной истории дома. У Амори нет прямого наследника – сын погиб в одном из сражений, дочь ушла в монастырь. Титул и земли могли перейти в руки другой ветви семейства. Единственной надеждой Амори был тот самый племянник. И вот – поединок. В отличие от племянника, Амори слышал о бароне Клопофф и вполне представлял, чем может закончиться поединок, условием которого по неосторожному вызову Карла была смерть одного из сражающихся. Амори не сомневался, кто останется в результате в живых. Только поэтому он решился поехать ко мне, хотя у нас уже давно непростые отношения. Он просил воздействовать на вас, чтобы Карл остался в живых. Но я ответил, что избежать поединка и смерти Карла можно, только если Карл принесет извинения в достаточно серьезной форме.

– И что он ответил?

– Сказал, что Карл не сможет этого сделать. А я ответил, что тогда я тоже не смогу ничего сделать.

– Так почему он извинялся сам? Не думаю, что это было ему легко.

– Да, конечно. В результате он потеряет поддержку многих баронов. Никому из нас не нравится такое отношение к чести. Но вы теперь в опасности. Карл и его друзья захотят отомстить за бесчестье. Будут думать, что ваша смерть частично смоет с него вину.

– Пускай попробуют.

– Да, я знаю ваши возможности, но вы пришли ко мне без меча. Не советую делать так, пока вы на острове.

Потом дамы присоединились к нам, мы перешли в соседнюю комнату и приступили к ужину. Когда мы отправились домой к Ольге, Джон дал нам двоих сопровождающих.

На следующий день я оделся наряднее, но взял с собой свой боевой меч. Вместе с заехавшим за мной Джоном мы поехали в загородный королевский дворец. Путь пролегал по живописной долине с бесконечными садами, занимающими все земли около дороги. Дворец оказался довольно скромным, ненамного лучше городского дворца Джона. При входе мы отдали мечи, негоже к королю приходить вооруженными. В комнатах нас встретил Филипп, младший брат Джона, и провел в зал, в котором на ковре играл пятилетний Генрих, король Кипра. Собственно, коронация еще не была проведена. Филипп и Джон устроят коронацию только через три года, когда Генриху исполнится восемь лет. Джон объяснил мне, что они с братом разделили заботы. Филипп занимается двором, Генрихом и отношениями с Алисой. Джон контролирует дворянство.

Меня представили Генриху, он с важностью заявил, что будет считать меня верным подданным, и вернулся к своим игрушкам. Представление Алисе тоже не заняло много времени. Она вежливо спросила:

– Барон, вы оставили службу у этого сарацина ал-Муаззама? Я слышала, что вы свои способности применяли не на пользу католического мира.

– Да, ваше величество, моя служба у эмира Дамаска завершилась. Я еду к его величеству императору Фридриху. Надеюсь, что мои скромные способности найдут применение на службе этому великому государю.

– Не скромничайте, барон. Мои дамы рассказывали мне о ваших подвигах в Палестине и Сирии. Да и здесь вы уже произвели кое на кого впечатление вчерашним несостоявшимся поединком. Вы всегда выходите на поединок без доспехов, с одним мечом?

– Нет, ваше величество. Просто вчерашний мой противник не заслуживал серьезного внимания. Обычный задиристый мальчишка. Я гадал только, как провести бой, не покалечив его. Жалко, ведь он из уважаемой семьи. Хорошо, что его дядя предотвратил поединок извинениями.

– Но эти извинения произвели не очень хорошее впечатление на наше дворянство. Впрочем, хватит об этом. Вы оставили семью в Дамаске или она следует за вами?

– К сожалению, ваше величество, у меня нет семьи. Был сын, но его прибрал к себе Господь.

– Я скорблю вместе с вами. Но при дворе Фридриха много красивых и богобоязненных дам из хороших семей. Надеюсь, что вы обретете там семейное счастье.

– Даже не знаю, что сказать. Пока я безутешен, но в жизни все может случиться. Я счастлив, что ваше величество проявляет такой интерес к моей судьбе.

– Я тоже рада знакомству с вами, барон. Мы надеемся, что император приедет наконец к нам, чтобы сбить спесь с неверных агарян. И мы сможем продолжить наше знакомство.

Мне осталось только поблагодарить королеву и откланяться.

Мы с Джоном и Филиппом прошли в другое помещение и немного посидели за столом. Джон рассказал брату более подробно о несостоявшемся поединке. Они обсудили, насколько это поможет сплочению их партии. Потом они говорили еще о каких-то делах, совсем неизвестных мне. Филипп крепко пожал мне руку, сказал, что надеется еще увидеться со мной, и мы распрощались.

Дома дамы долго расспрашивали меня, как была одета Алиса, какое она произвела на меня впечатление. Я отшучивался, что на ее платье и драгоценности не обратил внимания, и это была правда. А о внешнем виде сказал, что ей очень далеко до Виолы. Это тоже была почти правда, но не совсем. Впечатление действительно немного портили карие глаза навыкате, но в остальном она была вполне привлекательна: густые золотистые волосы, длинная тонкая шея, задумчивый взгляд. Впрочем, какое мне дело до ее внешнего вида. Она не моя королева и не моя приятельница.

Ольга познакомила нас с несколькими семьями негоциантов. Виоле все было интересно, но я заскучал. Надоело ездить к незнакомым людям, говорить дамам комплименты, любезно отвечать на совершенно идиотские, раздражающие меня вопросы. Я с радостью вернулся в Фамагусту. Опять потекли спокойные дни, появилась возможность продолжать записывать свои воспоминания о Палестине, Сирии, Египте, всех местах, где мне пришлось побывать и повоевать эти семь лет. Мы почти каждую субботу отправлялись в загородное имение Виолы и проводили там два дня. Почему-то именно там Виола любила заниматься любовью. Наверное, это было связано с какими-то воспоминаниями, но мне не хотелось расспрашивать, вторгаться в ее прошлую личную жизнь. Один раз мы ездили и в Лимасол, но в памяти об этой поездке ничего не осталось, кроме нудной дороги.

Я продолжал всегда в дорогу брать меч, как настоятельно советовал Джон. Но брал не боевой меч – подарок эмира, а обычный. Пару раз я сомневался, брать ли его с собой, но один инцидент убедил меня в справедливости слов многоопытного Джона. Мы спокойно ехали однажды в загородное имение, разговаривая о чем-то. Вернее, говорила Виола, а я периодически поддакивал ей или многозначительно произносил: «Гм». И вдруг за поворотом дороги перед нами оказались двое вооруженных всадников. Я сказал Виоле, чтобы она отстала, и поехал навстречу всадникам. Меня насторожило, что они остановились на обеих сторонах дороги, фактически заграждая мне путь, и выжидательно смотрели на меня. Я подъехал к ним на расстояние трех крупов лошади и спросил:

– Не будете ли вы так любезны пропустить нас?

– Вы барон Клопофф?

– Да, у вас есть дело ко мне?

Инстинктивно заставил лошадь сделать пару шагов назад. Всадники, вероятно, восприняли мое движение как испуг, выхватили сабли и набросились на меня. Они недооценили, что мой меч значительно длиннее их сабель, да и руки у меня совсем даже не короткие. Успел отбить оба удара сабель и пошел сам в атаку на них. Мне показалось, что всадник справа более уверенный в себе, и я решил сначала избавиться от него. Два удара по его сабле, один удар по сабле второго всадника. Они даже не успевали ответить, только защищались. Возможно, были ошеломлены быстротой движений моих рук. Еще один удар, и я задел левое плечо правого всадника. Он скривился от боли, но продолжал отмахиваться от моего меча. Я развернулся ко второму и резким ударом выбил саблю из его рук. Он прильнул к холке своего коня и поскакал вдоль дороги. Я снова повернулся к правому всаднику, хотел добить его, но он тоже бросился наутек. Не было смысла преследовать их. Эта пара больше никогда не осмелится напасть. Для меня осталось загадкой, чей приказ выполняли эти неудачливые бандиты.

Виола подъехала ко мне, ничего не могла сказать, только лицо от испуга было у нее серое. Зато потом, в имении, она на полную катушку вознаградила себя за эти несколько минут страха.

Стоит добавить, что Виола все эти три месяца старательно обучала меня народному итальянскому языку. Она прекрасно его знала и была настойчивой учительницей. Даже заставила меня прочитать несколько книжек на итальянском языке. Оказывается, такие уже имелись. Еще лучше она владела некоторыми другими знаниями, к которым вполне успешно старалась приобщить меня.

Пролетели три месяца, корабли, стоявшие в бухте Фамагусты, готовы отправиться в Лимасол, чтобы присоединиться там к сводному флоту. Пришлось распрощаться с Виолой. Она несколько раз повторила:

– Поклянись мне, что вернешься, если будет такая возможность.

Но глаза ее были сухими. Я, конечно, клялся.

Прощай, Виола, прощай, Фамагуста, прощай, Левант.

 

Глава 2

Палермо

Май – июнь 1222 года

Из Фамагусты вышли ранним утром. Пока огибали полтора часа гигантский мыс, отделяющий северо-восточную часть острова от южной, я успел познакомиться с нашим кормчим. Наш небольшой флот – десять торговых и два боевых корабля – шел далеко от берега: ветер был восточный, и кормчий головного корабля не хотел слишком близко подходить к скалам. Перед обеденным временем прошли мимо Ларнаки, где к нам присоединились еще пятнадцать судов разного типа. Ветер попутный, но наш караван идет со скоростью самых тихоходных судов. Мы могли бы делать даже пятнадцать километров в час, а делаем всего десять-одиннадцать.

Еще четыре с половиной часа, и мы на траверзе мыса Акротики. Здесь нас ждет объединенный флот Александрии, Пафоса и Лимасола. Теперь нас более шестидесяти судов. Кажется, что море заполнено разнообразными кораблями. На самом деле их не больше пяти типов. Но так разукрашены, что кажутся все разными. Кормчий говорит, что флот Акры на подходе. Вчера быстроходное судно из Акры прошло по гаваням острова и предупредило о времени выхода флота. На самом деле в Акре собирается флот изо всех гаваней Палестины и Ливана. Ветер благоприятный, и флот должен прибыть не позже чем через час. Мы уже почти подружились с кормчим. Ему лестно, что такой знатный сеньор подолгу разговаривает с ним, расспрашивает о деталях управления судном. А мне интересно: ведь здесь управление сильно отличается от того, что я умел делать на парусных яхтах на Волге.

И после полуторачасового ожидания на горизонте появляются многочисленные точки, быстро растущие и превращающиеся в такой же по размерам флот, как наш. Согласно предварительной договоренности командует объединенным флотом генуэзский адмирал из Акры. Еще через час флот сближается с нашим, и начинается перестроение. Это непростая процедура. С одной стороны, все знают общий порядок: быстроходные боевые суда впереди, с обоих боков и сзади, неповоротливые торговые – в середине. Но каждый из флотов многочисленных портов хочет быть если не вместе, то хотя бы рядом. Поэтому перестроение, сопровождаемое руганью и пререканиями, растягивается на целый час.

Наконец все успокоились, заняли свои места в строю, и можно двигаться. Нужно пользоваться попутным ветром, пока он не стих. Конечно, на большинстве судов имеются и весла, можно идти и в безветренную погоду, но хочется воспользоваться этой неделей, благоприятной, по мнению опытных капитанов, для пересечения Средиземного моря. Мы шесть часов тащимся мимо берегов Кипра. Тащимся – не очень хорошее слово, ведь берега очень живописны, я с удовольствием разглядываю рощи, виллы, рыбацкие деревушки. Но кормчим не до этого. Из-за попутного ветра мы идем довольно близко к берегу, и это их не радует.

К заходу солнца флот уходит далеко от берега. Постепенно Кипр исчезает, покрывается дымкой. Команда зажигает огни, суда рассредоточиваются. Плавание ночью такой армады опасно. Достаточно одному кормчему или его помощнику уснуть, потерять бдительность, и можно налететь на другое судно. И тогда конец: поломанное судно или два судна караван не будет ждать. А пираты появятся сразу. Больное животное, отставшее от стада, всегда становится добычей хищников.

Я долго смотрел на это море огней, колышущихся над гладью моря. Это так красиво. Но когда-то нужно спать, завтра будет другой день, другие земли, другие виды. Утренняя заря застала нас посреди моря. Это не море, это целый океан. Нигде ни клочка земли, только застывшее море, ни ветерка. Мы не движемся, ждем утреннего ветра. Команды готовят завтрак, я присоединяюсь к группе купцов, сопровождающих свои товары, и мы вместе едим нехитрую еду. Наконец поднимается ветер, все тот же попутный восточный ветер. Паруса оживают, мы движемся, движемся с неплохой скоростью. Наверное, не меньше тринадцати километров в час. Прекрасно. Но кормчий говорит угрюмо:

– К вечеру будем на траверзе острова Касос.

Пролив Касос – очень неприятное место. Там вполне можно ожидать нападения пиратов. Нашему флоту – более ста двадцати кораблей – нападение небольшой пиратской шайки не страшно. Да и не посмеют напасть. Но если объединятся африканские, критские и малоазийские пираты – жди беды. И тогда не ясно, кому поможет Всевышний.

Действительно, почти все время на горизонте мелькают какие-то суда. Кормчий говорит, что это пиратские. Ждут, не отстанет ли какое-нибудь судно. А может быть, поднимется сильный ветер и раскидает суденышки далеко друг от друга. Мы пока без потерь, но впереди еще несколько дней пути и несколько опасных мест.

Постепенно становится жарко, не спасает даже свежий восточный ветер. Ушел в тень на корме от возвышающейся боевой палубы – наше судно торговое, но береженого Бог бережет. Все готово на случай опасности. Медленно тянется день, потом вечер. И перед заходом солнца справа – скалы острова Касос. Мы идем по проливу Касос совсем близко к острову – не более чем в трех километрах. Кормчий объясняет, что это немного опасно, зато легче будет пройти первые мысы Крита. Экономия времени, да и пираты чаще выходят из многочисленных бухт Крита. Через час остров начинает уходить за горизонт, но слева изрезанное бухтами побережье большого мыса. И многочисленные скалы, далеко уходящие в море. Понятно, почему адмирал пошел подальше от этого неуютного побережья. Да, на горизонте все больше парусов пиратских судов, но наш кормчий спокоен. Их количество не критическое, на флот они не нападут. Он объясняет:

– Если бы был более сильный ветер, отряд пиратов не побоялся бы приблизиться к флоту: либо прижал поближе к побережью Крита, либо выманил бы часть боевых судов на преследование. А в это время другие суда пиратов на большой скорости ворвались бы в строй торговых судов. Ничего серьезного они не могут сделать, но строй может сломаться, при сильном ветре были бы столкновения судов, либо они пошли бы ближе к берегу, а там скалы. Выброшенное на скалы судно – законная добыча местного феодала, но пираты успевают снять самый ценный груз с судна до появления солдат феодала, а иногда не боятся и вступить с ними в сражение.

Пока у нас все спокойно, но наступающая ночь очень напряженная. На судах двойные дозоры. Все спят с оружием. Мы отошли на десяток километров от берега, от самых далеко выступающих мысов. Очень ранним утром, когда еще солнце только встает, пришли на траверз Гераклиона. Здесь нас ждет еще десяток судов, пристраивающихся в хвост, перед отрядом замыкающих боевых галер. Теперь весь день идем в виду удаленных берегов Крита и только поздно вечером выходим в широкий двадцатикилометровый пролив Антикиферон между последним полуостровом Крита и островом Антикифера. Все, впереди бескрайнее море. Погода очень устойчивая, и адмирал решается идти не вдоль греческих берегов, а напрямик. И мы двое суток идем, не видя вдали берегов. Я время от времени проверяю направление по своему компасу в старых, еще советских часах. Как адмирал выдерживает направление? Но не зря же он плавает здесь уже несколько десятков лет. Дневная жара и ночной холодный ветер, паршивая еда, вода еще не протухла, но уже несвежая. Скорей бы высадиться на берег.

Снова какое-то напряжение. Головной корабль тормозит, чтобы чуть отставшие суда встали на свое место в строю. Кормчий говорит, что через час увидим Сицилию. И вот она встает перед нами. Мы уже поворачиваем к северу, и слева возвышается над горизонтом Этна. Уже давно весна, но часть вершины еще сияет снегом. Это сияние провожает нас несколько часов. Втягиваемся в узкий (не шире трех километров), опасный Мессинский пролив. Опасный, потому что суда теряют свое место в походном строю, скучиваются. Опасный, потому что именно здесь нас могут ждать калабрийские и иные пираты. Впереди показались корабли: десять, двадцать боевых галер. Все бросились к оружию, напряженное ожидание. Но на адмиральском судне, на мачте взвился сигнал – «свои». Это навстречу нам вышел отряд боевых кораблей императора. Не доходя до нас, они разворачиваются и «прокладывают» нам дорогу. У них скорость больше нашей не менее чем на пять-семь километров в час, и после пролива они быстро уходят от нас вперед. Начинается ночь, но нам теперь не страшно. Эти воды под охраной флота императора. К полудню подтягиваемся к Палермо, корабли встают на якорь.

У меня было среди прочих рекомендательное письмо архиепископа Симона к Альберто Тедичи, сыну графа Сегалари Тедичи из семьи делла Герардески. Когда я упомянул об этом Виоле, она не преминула сказать, что это дальний родственник мужа. Он внук Кастаньето Тедичи, первым из Герардески занявшего в тысяча сто девяностом году пост подеста Пизы. Она знакома с ним и тоже написала мне рекомендательное письмо.

Адрес Альберто мне сразу указали в порту, но я пошел сначала к казначею госпитальеров с письмом из Тира и показал ему векселя казначея в Тире. Он подтвердил мне готовность в любой момент заплатить по этим векселям деньги и посоветовал остановиться на несколько дней в странноприимном доме ордена. Деньги я пока не стал забирать, так как привез достаточное количество из Тира, но советом воспользовался. На следующий день явился в дом Альберто и был принят очень радушно. Альберто сразу же предложил мне остановиться у него, пока я не сниму или не куплю себе постоянное жилье. Он поинтересовался трудностями дороги, здоровьем архиепископа и пошутил относительно Виолы, что она, кажется, так и не нашла себе кандидата в мужья – вечно молодая и требовательная. Шутку я не стал поддерживать, так как видно было, что Альберто интересуется нашими с Виолой отношениями. А об архиепископе подробно рассказал, что он как никогда полон энергии.

Архиепископ Симон говорил мне, что Альберто является по существу связующим звеном между императором и его могущественными союзниками в Пизе, поэтому я поинтересовался:

– Император сейчас в Палермо?

– Он в Калабрии, но через несколько дней должен прибыть в столицу. Я представлю вас, барон, императору сразу же, как только он приедет. А пока отдыхайте от долгой поездки. Я познакомлю вас с интересными людьми. Император любит окружать себя поэтами, философами, музыкантами.

– Нужно признаться, что я не очень знаком с поэзией, тем более с философией, больше приходилось иметь дело с солдатами, но буду рад познакомиться с интересными людьми.

Мы обменялись еще несколькими учтивыми фразами, и Альберто посоветовал мне обратиться к известному портному, разнообразить гардероб в соответствии с последней модой. Адрес портного, а также местного нотариуса, занимающегося оформлением сделок с недвижимостью, он дал мне сразу. Потом проводил в подготовленную для меня комнату и предложил немного отдохнуть перед обедом. Отдыхать мне совсем не хотелось, я разобрал и разложил вещи. Потом уведомил Альберто, что хочу прогуляться по городу, и вышел на улицу.

Палермо – большой город, но сравнивать его с Дамаском или Каиром смешно. Не тот масштаб. Я огляделся, совсем недалеко возвышалось могучее здание, как объяснил мне прохожий, старый королевский дворец. Здесь все недалеко, от дома Альберто до порта всего метров шестьсот, до королевского дворца – примерно триста метров, кафедральный собор совсем рядом – через квартал. Прогулялся до королевского дворца, потом вернулся и прошел мимо собора и дома Альберто к порту. Пизанские и генуэзские суда уже ушли, но в порту все равно было шумно и многолюдно. Зашел в лавку, где была выставлена мужская одежда, но не решился что-то купить – подожду до встречи с портным. Прогулка на свежем воздухе – прекрасная прелюдия к обеду. Обедали мы с Альбертом только вдвоем.

– Дорогой граф, почему я не вижу в вашем доме хозяйки? Вы не женаты?

– Нет, барон, я женат, но супруга и двое детей живут в Пизе. Я навещаю их изредка. Жена не хочет переезжать в Палермо, да я и в Палермо не всегда бываю. Часто уезжаю с императором в Тоскану, в Рим, Германию. Он любит, чтобы все его друзья были рядом.

– Вы давно знакомы с императором?

– Да, мы с ним одногодки. Отец представил меня Фридриху в тысяча двести четвертом году, когда мне было десять лет, и оставил при его дворе. С тех пор мы часто бываем вместе или хотя бы рядом. К сожалению, я не могу участвовать в сражениях, но пытаюсь помогать ему советами, особенно по делам Тосканы.

Альберто указал на свою изуродованную правую руку. Видно было, что это его нисколько не смущает.

– Вот и сейчас он уехал в Калабрию, усмирять местных баронов, а там ему мои советы не нужны. Нужны хорошие солдаты.

– А я, наоборот, плохой советчик, мое дело – солдаты.

– Не скромничайте. Архиепископ советовал императору использовать не только ваш военный опыт, но и знание сарацинских обычаев для умиротворения его мусульманских подданных. Так сказал мне император. Думаю, он при встрече будет говорить с вами и об этом.

– Я рад честно служить его величеству.

После обеда хотел отправиться к портному, но Альберто решил сам проводить меня к нему. Дом портного тоже совсем недалеко, в двух кварталах от улицы, по которой я ходил к порту. Приличный дом, во внутреннем дворике которого мы застали всю семью: крупного, но невысокого мужчину со странным именем Наум, его жену, почти сразу же скрывшуюся в комнатах, и стайку детей – не меньше пяти озорных лиц, ничуть не смущаясь разглядывавших нас. Я с удивлением услышал, как один из них обозвал меня «длинное бревно». С удивлением, так как сказал он это… на иврите. Альберто представил меня, объяснил, что мне нужно пошить модную одежду, и оставил нас одних. Хозяин прогнал ребятишек несколькими словами тоже… на иврите. Я спросил его на иврите, не еврей ли он? Хозяин искренне удивился:

– Такой знатный господин и знаете иврит?

– Да, немного. Я жил долго в Иерусалимском королевстве.

– Но там ведь почти не осталось евреев. Кто там говорит на иврите?

– Мало, но говорят. Мне приходилось иметь дело с людьми, которые сохранили веру и язык.

– Странно, я думал, что почти все евреи переселились в Испанию или Италию. Впрочем, я мало что знаю.

Дальше мы говорили на французском языке, так как иврит я уже начал забывать. Да и хозяин, вероятно, не так уж был силен в нем. Объяснил Науму – кстати, на самом деле его звали Нахум, – что мне нужно не менее трех комплектов модной одежды: для приема у государя, для визитов в общество и для верховой езды. Это самое спешное. Остальное можно будет шить позднее. Нахум оглядел меня и сказал, что я очень большой, одежда будет дорого стоить. В ответ я заверил, что это меня не волнует, готов сделать солидный аванс, но мне нужна одежда как можно скорее.

Нахум показал мне несколько образцов. Меня они немного смущали, особенно необходимость надевать длинные штаны-чулки – шоссы, крепящиеся к глухой нижней тунике – камизе. Как это не похоже на удобную одежду, к которой я привык в Дамаске. Впрочем, потом и к этой одежде постепенно привык, и она перестала меня стеснять. После того как мы обсудили всю мою нижнюю и верхнюю одежду, Наум сказал, что закажет для меня у приятеля-сапожника несколько пар обуви. Он снял все мерки, включая мерки ноги, и назвал сумму аванса за одежду. Окончательную сумму называть не стал, мотивируя тем, что пока не знает, сколько пойдет на одежду материала. Аванс не показался мне завышенным, и я сразу же заплатил деньги. Еще раз подчеркнул:

– Мне одежда нужна как можно скорее.

– Хорошо, тогда приходите завтра вечером на первую примерку. Но об обуви пока ничего не могу сказать.

На следующий день с утра я пошел к нотариусу, занимающемуся оформлением купли и съема домов. Он отправил со мной слугу, и мы с ним осмотрели несколько домов. Я выбрал дом, расположенный недалеко от кафедрального собора. Дом невелик, но во дворе имеются сараи и конюшня, и это меня очень устраивало. Заплатил за полгода вперед и обнаружил, что у меня остается мало денег. Пришлось идти к казначею госпитальеров и разменять один из векселей на несколько небольших векселей и новый мешочек с деньгами. Я знал, что эта возня с оформлением и учетом векселей отнимает у меня много денег, но иметь при себе кучу этих мелких монет совсем не хотелось. Тем более что учет векселей внутри системы контор госпитальеров стоит значительно меньше, чем если бы я обратился к сторонним банкирам. Так прошло все утро. А после обеда я пошел к портному. Примерять пришлось пока только одежду для визитов. Нахум извинился:

– Я еще не нашел материалы к костюму для приема у императора.

– Но для визита к императору мне не нужен роскошный костюм. Я солдат, а не придворный, не собираюсь удивлять его шикарным придворным костюмом.

– Тогда это проще. Для такого костюма у меня все имеется.

Нахум показал мне также, что у него имеется к костюму для верховой езды. Это меня полностью удовлетворило, но я сказал, что коня собираюсь приобретать только через пару дней, так что это не очень спешно. Нахум подтвердил, что три пары сапог он уже заказал у сапожника, и первая пара будет готова через день. Мы договорились, что я через день зайду за первым костюмом и сапогами. Возвращался к Альберто довольный. Потихоньку все движется.

Следующий день занимался домом. Оказывается, вместе с домом ко мне перешла и служанка, живущая в маленькой пристройке. Более того, ее услуги тоже вошли в стоимость аренды дома. Я на это не обратил внимания, когда подписывал документы, а теперь был очень рад, что еще одна забота – поиски служанки, у меня свалилась с плеч. Служанка была в возрасте и очень ворчливая, но меня это не смущало. Я был уверен: приедет император, и мне не придется засиживаться дома. Мебель в доме была, но она мне не понравилась. Спросил у служанки, имеется ли поблизости торговец мебелью или столяр. Оказалось, что имеется. Она сходила к нему, и через полчаса ко мне пришел столяр с подмастерьем. Объяснил столяру, что бы я хотел у себя иметь. Они вынесли в сарай вещи, которые мне не нравились, и принесли почти все, что мне было нужно. Остальное обещали сделать через пару дней. Пришлось еще купить всякое постельное белье. Посуда на первое время в доме имелась. А после того, как в принесенной столяром бочке я смог через день купаться, понял, что быт обеспечен, и жизнь показалась мне вполне устроенной.

На следующий день до обеда отдыхал. Только сходил утром к собору посмотреть на местных жителей, вернее, на дам. Все-таки сказывалось, что я уже больше недели лишен общества Виолы. Дамы, входящие в собор, выглядели немного худосочными и бледноватыми. Удивительно, вроде южное солнце, обильная пища – почему так? А может быть, мне это только кажется после полной энергии Виолы? В собор я не пошел. В Дамаске не ходил в мечеть, с чего это пойду теперь в католический собор?

После обеда, который, к моему удивлению, оказался вполне приличным, я отправился к Нахуму. Он показал мне, как надевать мой новый модный костюм, и помог одеться. Ужасно неудобно. Везде тянет, давит, но что поделаешь, нужно быть современным. Смешно это выражение звучит применительно к моей ситуации… Теперь сапоги. Ну хоть эти удобны. С радостью снял костюм и еще помучился, примеряя два других. Эти показались мне попроще и удобнее. Расплатился за сапоги и готовый костюм. Нахум сказал, что два других, а также остальные две пары сапог будут готовы завтра после обеда.

В новом наряде и сапогах я заявился к Альберто и пожаловался, что чувствую себя в таком виде не в своей тарелке. Но он уверенно заявил, что вид у меня вполне современный и меня можно показывать дамам. Тут же предложил пойти вместе к одной из его приятельниц, где собираются сливки палермского общества: молодые дамы, поэты, литераторы. Я взмолился, что хорошо бы отложить визит на один день, чтобы немного привыкнуть к новой одежде, но Альберто был неумолим:

– Все равно нужно когда-то выходить в общество. Почему не сегодня? Как вы иначе познакомитесь с дамами. Ведь вы приехали без жены, без любовницы. Ну хотя бы привезли с собой из Сирии домашнюю рабыню.

Пришлось подчиниться. Первый выход в свет – очень важен. По нему будут о тебе судить долгое время, и изменить потом мнение общества трудно. Поэтому я молчал, предпочитая разглядывать собравшуюся компанию, и пытался составить свое мнение о собравшихся. А посмотреть и, главное, послушать было что. В небольшом зале собралась «творческая интеллигенция» города и дамы. В уголке сидела хозяйка – спокойная зрелая матрона в скромной одежде. Около нее пристроились три относительно молодые женщины, непрерывно обмахивающиеся веерами, правда, не веерами, как мы их понимали в далеком двадцать первом веке, а опахалами. Обмахиваться стоило: в зале тепло и душно. И аромат был очень крепкий. Я сразу вспомнил атмосферу сарая, в котором сидел рабом с еще девятью мужчинами. Но здесь на запах пота и даже, сказал бы, мочи наслаивался стойкий запах крепких духов. Вернее, это были восточные ароматные масла, бальзамы, ароматические воды, привезенные из Египта и Сирии. Ведь в Европе, как я узнал несколько позже, ни «венгерская вода», ни eau de Cologne еще не производились. Даже в Италии секреты их производства не были известны.

Как они могут терпеть такое? Почему окна закрыты? Как кавалеры выносят этот аромат своих дам? В Дамаске мы, ну не я, а Зоя и Жак с Максимом достаточно часто мылись в бочке с водой. Да и меня, когда я приезжал из своих долгих поездок, прежде всего заставляли капитально окунуться в ту самую бочку с теплой водой. Но в чужой монастырь со своим уставом незачем лезть. Придется терпеть. И терпел, и даже привык через некоторое время.

Впрочем, я отвлекся. В зале было не меньше двадцати человек. Молодежь обоих полов прогуливалась по залу, останавливалась группками около рассказчиков, дамы из-под опахал обменивались сплетнями и замечаниями относительно присутствующих. Нормальное, немного скучающее общество. И вдруг все преобразилось. Молодой человек в очень модной одежде начал тихо, а потом все громче и громче читать стихи, время от времени склоняя голову в сторону матроны и сидящих рядом с ней дам. Все замолчали, внимая – или делая вид, что внимают, – стихам. Кому он посвятил свое произведение, я быстро понял, так как одна из дам смущенно прикрыла лицо своим опахалом. Только ее глаза время от времени выглядывали из-за него, быстро обегали зал, наблюдая, все ли слушают поэта. Потом был оживленный обмен мнениями. Но аплодисментов не было, совсем не было. Я было приподнял руки, хотел тихо хлопнуть в ладоши, но постеснялся, неудобно хлопать одному. Мне потом объяснили, что церковь не приветствует этот языческий обычай. Ну, не приветствует, и ладно, не будем хлопать.

Тогда я не знал, что перед нами выступал знаменитый, уже и тогда знаменитый Пьетро делла Винья. Он впервые читал свое стихотворение «Мы не видим Любовь, ведь она бестелесна». Неплохое, кстати, стихотворение. Я тогда совсем не разбирался в поэзии, да и сейчас в ней не силен. Но мой друг Джакомо Лентини очень высоко отзывался позднее об этом стихотворении. А так как он был в каком-то смысле конкурентом Пьетро, я его суждению верю. Выступали и другие поэты, но я не запомнил больше ничего. Пьетро читал на народном итальянском, который благодаря Виоле был мне немного знаком; другие предпочитали читать на латыни, которую я знал лучше. Но не было у них той страсти, той энергии, которая так понравилась мне в стихотворении Пьетро.

Однако Альберто привел меня на это собрание не для того, чтобы слушать поэтов, даже очень хороших. Хотелось бы познакомиться с дамой, желательно не очень старой. И Альберто начал усиленно знакомить меня с дамами. Не знаю, что он рассказывал обо мне, вероятно, что-то о моем военном прошлом, но дамы заинтересовались. Минут через двадцать я был прижат к стенке особой, которая увлеченно рассказывала мне о своем знакомстве с папой Иннокентием III. Какой он был добрый и образованный. Ни фига себе, сколько же ей лет, если она была с ним знакома. Ведь он умер шесть лет назад, и вряд ли почти восьмидесятилетний старик вел такие беседы с молодой женщиной. Скорее это было, когда он еще был графом Сеньи, или графом Лаваньи, лет двадцать тому назад. Лучше бы она была знакома с Гонорием III. Все-таки этот стал папой только шесть лет назад, возможно, он был помоложе Иннокентия? (Только позднее я узнал, что не моложе, а старше). К тому же пахло от нее ужасно. Вообще-то запах дамского пота действует на мужчин возбуждающе, но не в такой же концентрации. Нет, этот вариант мне не подходит. С трудом освободился от нее.

После нескольких попыток Альберто познакомил меня с дамой, которая не вызывала у меня отторжения своим видом. Даму звали Лаура. Может быть, именно знаменитое имя привлекло меня? Даже я – малообразованный спортсмен – слышал о какой-то Лауре, которую воспевал в сонетах Петрарка. И она не очень сильно пахла той дикой смесью пота и ароматических масел, к которой я еще не привык. Лаура – вдова. Слишком много женщин здесь рано остается вдовами. Мужчины поздно женятся на молоденьких девушках, да еще и погибают в беспрерывных войнах. А после тридцати найти мужа по любви совершенно невозможно. Остаются только браки по расчету. То есть если у тебя много денег или влиятельные родственники, то еще можно на что-то надеяться. У Лауры, к сожалению, не было ни того ни другого. Нет, у нее имеется свой дом и некоторый доход, оставленный погибшим во время похода императора в Ломбардию мужем, но это не то, что привлекает мужчин в возрасте сорока – пятидесяти лет. Но я же не собираюсь жениться. Впрочем, она это великолепно понимает.

Домой мы уходили вместе. Я вызвался проводить, и она с благодарностью приняла мое предложение. Еще бы: ни портшеза, ни сопровождающего слуги у нее не было, а идти хоть и недалеко, но поздно вечером одной – неприятно. Мы любезно распрощались у порога ее небольшого дома, и она пригласила меня на следующий день пообедать вместе. На следующий день мы не только обедали вместе, но и ужинали, а потом как-то само собой получилось, что я остался у нее ночевать. И стал бывать у Лауры частенько. Иногда мы посещали вместе тот самый салон, где встретились впервые. Кстати, именно уходя от нее однажды домой, я познакомился с человеком, который надолго стал моим приятелем, а может быть, и другом. Я говорю о Джакомо Лентини. Но знакомство с ним произошло при странных обстоятельствах.

Дом Лауры находится в самом конце короткого переулка. Выходя из переулка на улицу, наткнулся на какого-то человека, обнажившего меч и яростно обзывавшего меня за неизвестное мне нарушение дружбы. За ним виднелись еще две фигуры. Я автоматически сбросил плащ, укрывавший меня с головой, и тоже вытащил меч из ножен. Было еще не очень темно, да и рост у меня не такой, чтобы меня с кем-то спутать. Нападавший мгновенно понял, что обознался, и рассыпался в извинениях. Я промолчал, но, приглядевшись к нападавшему, узнал в нем Джакомо, на которого мне указала однажды Лаура, признавшись, что обожает его поэзию. Так как я сразу же вложил меч в ножны, Джакомо завершил свои извинения и предложил угостить меня в знак признания своей вины. Почему не выпить рыцарю, если его приглашает в таверну знаменитый поэт? Хотя обычно бывает наоборот. Все вчетвером мы отправились в известную Джакомо таверну.

Впервые попал в такое заведение. На Кипре не было подходящего случая, Виола не очень-то отпускала меня от себя. В Дамаске вообще все по-другому. И не нужно мне было там ходить по кофейням. Когда возвращался домой, ел всегда дома или в гостях. А спиртное, естественно, в кофейнях не предлагалось.

Небольшое помещение, три простых дубовых стола у трех стен. Два заняты группками молодежи с женщинами. Все уже поддатые, кувшины с вином полупустые, да наверняка и не первые. Разговоры громкие, но понять, о чем они говорят, не могу. Мы вчетвером усаживаемся за третий стол. Сразу же подбегает мальчишка и, не спрашивая нас, ставит на стол два кувшина с вином, прибегает снова и расставляет оловянные кружки. Только после этого выходит хозяин, низко кланяется и спрашивает, что почтенные господа будут заказывать. Почтенные господа попробовали вино и решили, что неплохо было бы отведать к нему жареного мясца.

– Что у тебя имеется?

– Могу предложить жаренную на шампурах свинину с овощами и специями, жаренного на вертеле поросенка или спинку барана, вымоченную в вине и поджаренную на углях.

– Давай и то, и другое, и третье.

Я немного удивился потребностям Джакомо, но вмешиваться не стал. Мне уже было известно, что Джакомо не только поэт, но и уважаемый нотариус в императорской канцелярии, и советник императора. Поэтому, естественно, он не хочет ударить в грязь лицом перед человеком, которого чуть не оскорбил.

Мы не успели представиться на улице, так как все происходило очень быстро. Поэтому Джакомо назвал свое имя за столом. Я тоже представился. Джакомо отреагировал импульсивно:

– Я слышал о вас. Альберто Тедичи рассказывал, что у него два дня жил барон Роман Клопофф. Боже, в какую переделку я чуть было не попал. Лежать бы теперь мне на земле, если бы не остановился вовремя.

– Нет, я не стал бы убивать незнакомого мне человека. Не с этого следует начинать жизнь на новом месте. Кстати, мне о вас тоже много рассказывали. Моя знакомая – Лаура, является вашей поклонницей. Сам-то я не силен в поэзии, но она говорит, что вы произвели в ней революцию.

– Я знаком с Лаурой. Она немного преувеличивает. Впрочем, все дамы воспринимают нашу поэзию как-то уж слишком всерьез. Или притворяются. Да, я могу какой-нибудь перезревшей даме сказать в стихах, что «с ней ни в какое сравнение не идут алмазы, рубины и изумруды». Но это не означает, что ее милости я предпочел бы хорошей кучке драгоценных камней.

Потом он прочитал свое «Мадонна, я хочу вам поведать…» и рассмеялся:

– Вы же не поверите, что мой язык не в состоянии «облечь словами то, что я чувствую». Но даме это нравится, и это прямой путь если не к ее сердцу, то, по крайней мере, к телу. Впрочем, что это мы о поэзии, оставим ее для общения с дамами. Им это действительно нравится. Лучше выпьем за дружбу, за успехи в делах и в любви, за благоволение императора.

Мы порядочно нагрузились вином и прекрасно поели. Мяса было вдоволь, и оно было отлично приготовлено. С этого вечера и началось наше знакомство с Джакомо, переросшее позднее в дружбу.

Но вернемся к моим хозяйственным делам. Я получил у Нахума все, что заказал, и сделал еще пару заказов. Но нужно было решить вопрос о коне. Альберто предложил съездить к знакомому фермеру, занимающемуся выращиванием конского молодняка и выучкой коней. И мы поехали с ним на эту ферму, расположенную в горах на юг от города. Фермер провел перед нами не меньше двадцати лошадей, но мне они не понравились. После моего боевого коня, которого я оставил в Тире, трудно подобрать что-то равноценное, но обескураженный моей прихотливостью хозяин вывел наконец красавца, который сразу покорил мое сердце. Я посмотрел его зубы, проверил копыта, проехал на нем несколько кругов по двору. Конь великолепен. Хозяин с неудовольствием смотрел на мои проверки, видно было, что ему не хочется расставаться с жеребцом. Он безнадежно заявил, что конь из Испании, очень дорогой, стоит не меньше семидесяти пяти безантов. Может быть, он и назвал чрезмерную цену, но экономить на боевом коне – безумие. Я сказал, что согласен и привезу деньги безантами или местной монетой завтра. Хозяин подчеркнул, что предпочитает золотую монету, так как ведет торговлю с другими странами. Более того, он добавил, что хочет ежегодно получать жеребца в свое распоряжение на три дня для улучшения породы. Я согласился предоставлять его на три дня, но только если буду в это время на острове. На самом деле мне нужно, как рыцарю, иметь четырех коней, но кто будет заниматься ими? Обойдусь пока одним.

Альберто конь не мог не понравиться, но он заметил, что уж слишком высокая цена. На следующий день я опять появился у госпитальеров, получил сотню безантов и некоторое количество местных денье. Очень быстро расходуются деньги, но жалеть их нельзя. Я рыцарь, а не торгаш. Коня поставил в своей конюшне и имел теперь возможность прогуливаться на нем ежедневно по окрестностям города. Император после Калабрии задерживался теперь в Апулии, поэтому моя спокойная жизнь продолжалась. Один-два раза в неделю я заходил к Лауре, мы сидели у нее дома или выходили к кому-то из знакомых. Между делом я заметил ей однажды, что, если она будет купаться в бочке хотя бы раз в неделю, мне это будет приятно. Она с изумлением посмотрела на меня, потом процитировала своего священника, что смывать причастие грех, но я мягко и настойчиво заметил, что купаться или не купаться священнику – это его дело, но прошу ее пойти мне в этом деле навстречу.

Мне было неудобно, что ничего не подарил ей за все это время. Виоле было бесполезно делать подарки – у нее все имелось. Она только однажды сказала, что любит живые цветы, и я несколько раз в неделю приносил ей букет. Но Лаура стеснена в средствах. Я сходил к Нахуму и спросил, знает ли он хорошего дамского портного. Конечно, таковой нашелся среди его родственников, и мы с Лаурой пошли к нему. Судя по тому, с каким интересом разглядывала Лаура материалы, ленты, кружева и прочее, понял, что портной действительно подходящий. Заказал у него три наряда по выбору Лауры, подтвердив портному, что цена меня заранее устраивает. Главное, чтобы это были самые модные и самые красивые наряды. Дальше я не участвовал в разговорах, примерках, улучшениях. Наряды были действительно впечатляющие, особенно один, усыпанный мелким жемчугом. Правда, и цена – весьма кусачая. Но Лаура была чрезвычайно довольна. Тем более что на очередной встрече у меценатки поэтов, на нее с завистью смотрели почти все дамы. А бочку она действительно поставила и стала регулярно купаться.

В подобных хлопотах и днях отдыха прошло две недели. И наконец флот возвращается из Апулии. А вместе с ним и император. Буквально на следующий день Альберто Тедичи сказал мне быть постоянно готовым.

– Император примет вас завтра либо послезавтра.

– Я уже давно готов. А где будет прием? Много ли будет народу?

– Он принимает эти дни в старом дворце. На приеме у него будет мало времени, это будет просто формальное знакомство, но он назначит дату для более серьезной встречи.

– И как нужно одеваться?

– Думаю, вам не стоит надевать парадный костюм. Вы должны выглядеть как воин.

– Я тоже так думаю.

На следующее утро Альберто прислал нарочного сказать, что прием назначен на одиннадцать часов. За полчаса до этого я должен быть у главного входа в старый дворец, моя фамилия в списке приглашенных. Пришлось быстро одеваться, садиться на коня и ехать. Можно не ехать, дворец он вот, совсем рядом. Но я не могу появиться во дворце пешим. Не положено.

Уже через семь минут был около дворца, сдал коня подоспевшему слуге и подошел к двери. Меня провели в зал, где дожидались еще несколько человек. Потянулись томительные минуты. У эмира я не привык дожидаться, у него был четкий порядок. Все делалось своевременно, так как он не терпел разгильдяйства и проволочек. Взрывался, если указания выполнялись не вовремя или неаккуратно. А здесь… Уже прошло назначенное мне время, а из дверей зала, где проводил аудиенции император, все не выходили какие-то люди. Собственно, они и зашли туда в мое присутствие. По виду это были послы небольшой республики.

Наконец они вышли, на ходу переговариваясь с сопровождавшим их Альберто. Церемониймейстер назвал мое имя, и я вошел с ним в императорский зал. Император сидел не на троне, а в удобном кресле. Ему представили меня:

– Барон Роман Клопофф.

– Рад приветствовать вас, барон. Я много о вас слышал. Как ваше путешествие? Вы уже устроились у нас?

– Рад предоставить себя в ваше распоряжение, государь. Путешествие прошло успешно, погода была прекрасная, а пираты не посмели напасть на флот, в котором были императорские корабли. Я отлично устроился в Палермо.

– Я тоже рад, что у вас все благополучно. Жалко, что не смогу уделить вам сейчас много времени. Эти послы республик Марке, которые были до вас, очень многочисленны и надоедливы со своими просьбами. Но приглашаю вас послезавтра с утра во дворец Куба. Я направляюсь в собор Монреале. Мы можем прогуляться с вами на конях до собора. По дороге прекрасные виды на горы и море. И никто не помешает нам поговорить наедине.

– Спасибо, ваше величество. Для меня большая честь такая прогулка.

Отступил на пару шагов назад и развернулся. Не собираюсь я пятиться задом даже перед императором.

 

Глава 3

Сарацины

Июнь – октябрь 1222 года

Альберто предупредил меня, что император выезжает из дворца Куба в девять утра. В восемь я оседлал коня и направился к дворцу. До него всего метров семьсот от моего дома, но прибыть нужно заранее. Около дворца уже был выстроен эскорт, были и придворные.

Какой может быть разговор наедине при таком количестве народа?

Ровно в девять император выехал верхом. Я удивился, думал, что он поедет в экипаже. Процессия была длинная. Впереди часть эскорта, потом император с двумя незнакомыми мне вельможами. Потом мы, все остальные – гурьбой, и снова часть эскорта. В таком порядке проехали несколько кварталов, сопровождаемые приветствиями жителей. Наконец выехали на дорогу, ведущую к Монреале.

Подумал было, что император забыл о своем намерении переговорить со мной, но внезапно оба вельможи начали отставать от императора, а он повернулся назад, как бы разглядывая нас остальных. Ко мне сразу же обратился один из его приближенных и шепнул, что нужно подъехать к императору.

Император был очень любезен. Он всмотрелся в моего коня, похвалил его стати и назвал ферму, на которой он куплен. Я удивился его осведомленности. Но он сказал, что ему тоже иногда приобретают лошадей на этой ферме. Потом император долго расспрашивал о Сирии и Египте. Оказывается, один из его секретарей уже давно ведет тайные переговоры с представителем султана. Переговорам мешала война в Египте, но теперь она закончилась. Императора очень интересовало, действительно ли противоречия между султаном и его братом эмиром Дамаска ал-Муаззамом такие серьезные. Он не мог поверить, что султан готов отдать Иерусалим и значительную часть территории бывшего Иерусалимского королевства за помощь в борьбе с ал-Муаззамом.

Я подтвердил, что они действительно ненавидят друг друга, к тому же их влиятельные матери всегда конфликтовали между собой. Но, по моему мнению, до открытой войны дело не дойдет еще долго. Ал-Муаззаму нужно больше опасаться войны со вторым братом – ал-Ашфаром. Султану много лет придется восстанавливать хозяйство и армию Египта, а войска ал-Ашфара вполне готовы к войне. Впрочем, у ал-Ашфара всегда имеется угроза с востока. Раньше это был хорезмшах Мухаммад, а теперь монголы и восстанавливающие свои силы сыновья хорезмшаха Мухаммада. Да и сельджуки Рума не оставляют его в покое и все время угрожают с севера. Спасает ал-Муаззама и то, что, в отличие от братьев, у него достаточно золота, чтобы быстро нанять большое количество тюрков.

Впрочем, от известий из Египта и Сирии мы перешли наконец к текущим делам.

– Барон, я хотел побеседовать не только о делах султана. Нам надоели бесконечные стычки с местными сарацинами, нужно эту проблему решить кардинально. К сожалению, все это началось после того, как папа потребовал ограничить права мусульман на острове. А теперь некоторые местные феодалы не прочь на фоне выступлений сарацинских эмиров выдвинуть свои претензия. Я хотел бы использовать ваш опыт для переговоров с эмирами, а если переговоры не дадут хорошего результата, для принятия жестких мер по отношению к ним.

– Ваше величество, что вы считаете хорошим результатом переговоров?

– Мы на совете пока это не решили. Подписывать с ними какие-то договоры бесполезно: они не задумываясь нарушат их при удобном случае. Добиться их возвращения в Африку или в Сирию вряд ли удастся. Они уже сотни лет живут здесь. Ваша задача на первом этапе – понять, что можно предложить им, чтобы они согласились уйти с наших земель. Военное решение мы пока не рассматриваем.

– Почему?

– Слишком большую армию пришлось бы держать здесь многие месяцы. Я не могу заставить моих вассалов воевать здесь бесплатно несколько месяцев. А на оплату пребывания большой армии нужны огромные деньги. Кроме того, я не могу оставить без охраны земли Ломбардии и Тосканы.

– Правильно ли я понял, ваше величество, что мне пока предстоит только познакомиться с местными эмирами и понять их настроение?

– Настроение и ожидания. Какие действия империи они ожидают. И выяснить, готовы ли они к длительным военным действиям.

– С кем я должен согласовывать свои действия?

– Если дело дойдет до военных действий, вы будете советником моего племянника Людвига Тюрингенского. Я назначу его командующим армией. Он молод, но пора ему принимать ответственные решения. И конечно, хороший совет ему не помешает. Тем более что он не сталкивался с сарацинами. Но пока договоритесь обо всем с графом Альберто Тедичи. Он всегда в курсе моих намерений. Да, и он согласует с казначейством ваше жалованье и решит все вопросы финансирования ваших действий в качестве моего посланника к эмирам. Надеюсь, вы согласны, барон, перейти ко мне на службу?

– Я рад служить вам, государь.

– С этого дня вы у меня на службе, барон.

После этого император милостиво отпустил меня, и мое место около его коня занял незнакомый придворный.

В Монреале я не пошел в новый собор. Предупредил графа Альберто, что использую время службы в соборе для прогулки в горы. Проехал около трех километров вдоль речки Орето. Собственно, здесь это не речка, а полноводный ручей. Но других нет. Нашел тропу и поднялся еще выше, на перевал. За ним маленькая долина и вдали – море. На мое появление сразу же отреагировали. Из небольшого селения выехали несколько всадников и поскакали ко мне. По внешнему виду и по посадке – мусульмане. Я не стал возвращаться и потихоньку ехал им навстречу. Возможно, мое спокойствие сыграло роль, всадники тоже умерили прыть своих коней. Уже минут через пять мы приветствовали друг друга.

Подъехавшие всадники были несколько удивлены моему спокойствию и несоответствию европейского вида и правильной арабской речи. Молодой парень, представившийся внуком местного шейха, предложил мне проехать в качестве гостя к деду. Оказывается, дед послал его с несколькими всадниками выяснить, что за чужак появился на территории общины. Я не счел нужным отказываться и минут через десять уже сидел в тени большого дерева, рядом со старым шейхом. Мы с шейхом представились и обменялись любезностями: приличия не позволяют сразу расспрашивать гостя о цели визита. А я еще не знал, что хочу узнать в этом маленьком селении, но считал, что, если судьба занесла меня сюда, значит, так надо. Нам троим: мне, Юсуфу, так звали шейха, и мужчине средних лет, молчавшему все время, – почти сразу подали кофе в маленьких фарфоровых чашечках и два сосуда очень холодной воды. Пить кофе – ритуал, его нельзя нарушать. Только после второй чашечки хозяин расспросил меня о здоровье, пожелал мне благополучия и представил мужчину как своего старшего сына Ибрагима. Я тоже пожелал ему здоровья и жизни еще на многие годы на благо семьи. А семья у него большая, то тут, то там в щелях забора и в маленьких окошках жилища виднелись любопытные глаза.

К этому времени я уже решился представиться одним из советников императора. Рассказал, что только недавно приехал из Сирии, не знаком с местными делами и решил самостоятельно поговорить с уважаемыми местными жителями.

– И вы не побоялись в одиночку прийти в незнакомое селение?

– Именно в одиночку, не с отрядом же всадников мне приходить для разговора. В одиночку я – гость. Чего бояться гостю?

– Гостю мы всегда рады. Гостей мы уважаем. Но в последнее время слишком часто приходят отряды вооруженных людей, и совсем даже не в гости.

– Да, я уже слышал разные рассказы. И как в мусульманские селения приходят с оружием христиане, и как в христианские селения врываются мусульманские воины. Ведь раньше все жили рядом, не мешали друг другу. Что-то случилось?

– Все после недавних указов нашего императора. Может быть, они и не так стеснительны, но обидны. Например, не разрешено строить новые мечети. Христианские церкви можно строить, а мечети нельзя? Разве мы не такие же подданные его величества? И главное, на местах они странно толкуются. Епископ Керкента, или, как вы называете, Джирдженти, не только запрещает новое строительство, он разрушил несколько старых мечетей, убил двух уважаемых проповедников. А его отряды разграбили три селения в горах. Естественно, люди эмира взялись за оружие и разграбили христианские селения.

– И что теперь – война? Разве здесь сохранились независимые эмиры? Если император придет сюда со всей армией, будет большая беда. Вы же представляете, что будет, если император направит десять – двадцать тысяч солдат в горы?

– Да, вполне представляю. Но что делать? Мы мирные люди, но, если все эмиры объединятся, мы тоже выставим не меньше двадцати тысяч воинов. Не все эмиры этого хотят, но такие, как епископ Керкента, заставят нас всех взяться за оружие. Кроме того, здесь действуют и люди халифа Абу Якуба ал-Мустансира. А за ним сила.

Мы еще поговорили о неприятных событиях, отдали дань прощальным церемониям и распрощались. Юсуф отправил со мной своего внука с пятью всадниками, проводить по ближней дороге. Через полчаса я был уже в Монреале, служба кончилась, но император еще не отбыл в Палермо. Я нашел графа Альберто и рассказал ему о беседе с императором, в той части, которая касалась моей будущей службы. Граф уже был в курсе решения императора, договорились пойти в казначейство завтра утром.

На следующий день в казначействе выяснилось, что мне вместо феода императором назначено содержание, равнозначное девятистам динарам в год. Кроме того, выделены деньги, реально выделены, на первичные приобретения и переданы в подчинение сержант и два легковооруженных всадника. Пришлось еще раз ехать на конскую ферму, покупать трех коней, для себя, не для солдат. Хорошо, что у меня просторные конюшни и не слишком маленький дом. Разместились все. Вечером меня известили, что на следующее утро назначено совещание у Людвига Тюрингенского.

Ландграфу Тюрингии и пфальцграфу Саксонии Людвигу исполнилось двадцать лет, только недавно он женился на Елизавете, дочери короля Венгрии Андраша. Говорят, по молодости и пылкости характера он не оставляет без внимания придворных дам, и не только их. И пользуется успехом. Людвиг – верный вассал и друг императора, и Фридрих постарался придать ему на время кампании против восставших эмиров надежных советников.

На совете кроме ландграфа Людвига присутствовали только пять человек: барон Мюльштейн – командующий наемным немецким войском императора, адмирал Франческо Аппиано – пизанец, командующий флотом, граф Альберто Тедичи, как докладчик и доверенное лицо императора, Джакомо Лентини – в качестве секретаря и ваш покорный слуга – барон Роман Клопофф.

Граф Альберто расстелил на столе карту Сицилии.

– Если совет примет решение начать военную кампанию и император утвердит это решение, у нас имеется несколько возможностей. В связи с тем, что мятежные эмиры не объединили свои войска, мы можем выбрать любое направление действий. Наиболее простое решение – ударить по отрядам эмира Трапани. Извините, я использую его титул. Никакого реального отношения к Трапани он не имеет, разве что только то, что его отряды базируются в селениях в горах восточнее Трапани. Через Алькамо наша пехота может дойти до основных его селений за два-три дня. Не думаю, что разгром его отрядов потребует еще более трех-четырех дней. Рыцарская конница практически не потребуется, достаточно будет легкой кавалерии и немецкой пехоты, мы сможем не призывать наших вассалов. Но даст ли нам разгром этого одного эмира что-то стратегически? Не уверен. Эмиры Катаньи и Мессины даже не обратят на это внимания, сосредоточив свои усилия на грабеже наших прибрежных городов. Можно одновременно послать флот к восточным берегам острова, чтобы отбить у них охоту подходить слишком близко к Катанье и Мессине.

Я позволил себе вмешаться:

– Не думаю, что эмир Трапани примет прямой бой. Он прекрасно понимает, что у империи больше сил, чем у него. Скорее всего, он начнет тревожить наши войска отрядами легкой конницы, замедляя наше движение, заставляя разворачивать пехоту. И сразу же после нападения будет уходить в горы. Не станет защищать свои селения, забирая из них всех боеспособных мужчин. И отступать он будет, разумеется, не к Трапани, а к горным поселениям севернее Джирдженти, или Керкента, как они его называют. А там объединится с силами эмира Джирдженти. Общая беда заставит их забыть старые распри. И на его преследование мы потратим не менее двух недель. А это солидные деньги. Потратить в сумме три недели содержания войск и ничего за это время не добиться – не лучший вариант.

Граф Альберто помолчал и спокойно продолжил:

– Два других варианта, вероятно, потребуют привлечения войск из Италии. Минимум отозвать войска из Калабрии и Апулии. Перебросить, кроме того, наши войска морем на восточное побережье и начать наступление из Катаньи в горы, отрезая войска эмира Мессины. Впрочем, у эмира Мессины не так уж много всадников. Операция займет не менее полутора месяцев.

Все помолчали, представляя, какое количество денег потребуется на операцию. Первым нарушил молчание ландграф Людвиг:

– Так что вы предлагаете? Отменить операцию, дать мятежникам возможность беспрепятственно грабить наши городки, разрушать церкви? Император приказал нам решить проблему, а не указывать на невозможность действовать.

– Господин ландграф, я не говорил, что нам нужно сидеть сложа руки. У нас имеется еще одна возможность. Мы можем двинуть войска против эмира Джирдженти. Двинуться не спеша через Корлеоне к его горным селениям. Захват эмиром Джирдженти нашего Корлеоне, укрепленного когда-то императором Фридрихом I, – это не нападение шайки на селение. Это открытый вызов существующему порядку. Мы не можем не реагировать. А к Джирдженти выдвинуть флот с десантом. Он должен понять, что будет зажат в клещи.

– Но эмир Трапани сможет ударить нам в тыл и полностью перекрыть наши дороги снабжения, – возразил барон Мюльштейн.

– Я думаю, если мы пошлем к эмиру нашего дорогого барона Клопофф, он сможет убедить эмира не вмешиваться в эту локальную операцию.

– А с чем я поеду к эмиру? Что я ему могу предложить?

– Вы о золоте?

– Нет, предлагать сейчас деньги – расписываться в нашей слабости. Деньги возьмет, усилит на эти деньги свои отряды и нависнет угрозой на нашем фланге. У него наверняка собственные проблемы. Если муллы и шейхи возмущены уничтожением мечетей, даже если мечети уничтожены не в их поселениях, унять их непростая задача. У эмиров сейчас авторитет не тот, что раньше, когда они были настоящими владыками. Эмир должен будет представить им что-то существенное.

– Что именно, господин барон? – осведомился ландграф Людвиг.

– Мы должны показать, что император не одобряет действия епископа Джирдженти. Именно они стали тем поступком, после которого эмирам стало трудно удержать своих подданных от грабежей и разрушений.

– И в чем это должно выражаться, барон?

– Минимум: разрешить восстановление мечетей и официально осудить это зло. Максимум: арестовать епископа.

Сразу раздались голоса:

– Но это очередная ссора с его святейшеством папой Гонорием.

– Опять интердикт?

Но Джакомо Лентини медленно произнес:

– Если арестованного епископа почтительно проводят к его святейшеству с описанием нарушений указания папы и приказа императора, с просьбой принять по нему решение и, по возможности, назначить другого епископа, я не думаю, что у его святейшества будет большое желание ссориться дополнительно с императором. Он слишком заинтересован в отбытии императора на Восток. Такое описание прегрешений епископа и просьбу от имени императора наша канцелярия подготовит. И нужно предложить мусульманам переселение в Италию.

Мне только осталось добавить:

– Но флот должен обязательно предварительно показаться в Алькамо и в Трапани. Тогда я мог бы сказать эмиру, что вмешательство альмохадского халифа Абу Якуба ал-Мустансира исключено. Он не может и не захочет направлять весь флот к берегам Сицилии. У него своих забот хватает и в Африке и в Испании. А малыми силами он ничего не сможет сделать против нашего флота. Да и не захочет халиф отвлекаться от развлечений – слишком молод.

Ландграф Людвиг поднял руку, привлекая наше внимание:

– Мое решение. Адмирал, подготовьте предложения, в каком составе и в какие сроки вы можете выдвинуть флот к Трапани и Джирдженти. Это должна быть солидная эскадра. Барон Мюльштейн, сколько солдат реально мы можем в течение недели-двух выдвинуть в сторону Корлеоне? Сколько еще нужно нанять всадников, и сколько это будет стоить? Я проверю, сколько рыцарей мы сможем привлечь к кампании. Граф, подготовьте предложения императору по проведению кампании. Господин нотарий, будьте добры подготовить проект письма его святейшеству и депеши королю Германии. Подготовьте верительную грамоту для господина барона. Барон Клопофф, я надеюсь, наши предложения будут одобрены императором. Готовьтесь к отъезду сразу же после выхода в море эскадры. Договоритесь о приличествующем эскорте. Господа, я хотел бы иметь все ваши предложения послезавтра вечером, не позже.

Мы разошлись, думая каждый о своем. По крайней мере, я думал совсем не о предстоящей поездке, а о том, что нужно наладить отношения с переданными мне солдатами. Ведь от спутников многое зависит в дальних поездках. А в эту поездку я не собирался брать с собой большую свиту. Два всадника были простыми вояками-профессионалами из Северной Германии. Чувствовалось, что им безразлично, с кем и за что воевать. Лишь бы платили нормально. Но сержант оказался для меня очень полезным. Незаконнорожденный сын мелкого дворянина из окрестностей Перуджи, он твердо знал, что никогда не дослужится до посвящения в рыцари. Винченцо Карпаччи, так звали моего сержанта, служил в той же должности у рыцаря, погибшего совсем недавно в Апулии. Не только я присматривался к нему, он тоже присматривался ко мне. Пришлось провести с ним тренировочный бой на мечах, после которого я почувствовал, что сильно вырос в его глазах. Теперь решился попросить его потренировать меня работе с турнирным копьем.

У меня впереди было несколько свободных дней, так как адмирал Аппиано обещал подготовить флот к выходу только через десять дней. К этому же сроку был приурочен выход армии. И целую неделю я мог упражняться с копьем. Винченцо приготовил несколько вариантов тренировок. Сначала я должен был попадать копьем по неподвижной мишени. Для этого использовали свисающую с толстого сука веревку с жестким кольцом на конце. После того как я через три дня стал регулярно попадать в кольцо, которое мы делали все более узким, Винченцо усложнил задачу. Теперь кольцо раскачивалось взад-вперед и немного изменяло свою высоту. Винченцо объяснил, что это больше похоже на движущегося всадника.

Не думайте, что это была легкая работа. Настоящее турнирное копье очень тяжелое. Винченцо предлагал сначала использовать легкое копье, но я настоял, что условия должны быть максимально приближенными к реальности. Мы должны были уже перейти к работе с настоящим ломающимся копьем и твердой мишенью, но граф Альберто предупредил, что император утвердил наши предложения и флот уже выходит в море. Я поинтересовался, действительно ли предполагается после усмирения восставших начать переселение. И куда хотят переселить арабов.

– Император предполагает переселить арабов с запада Сицилии в Лучера. Это на северо-востоке от Неаполя, километрах в восьмидесяти. А берберов в Джирифалко, это недалеко от Катандзаро.

– И там не будет конфликтов с местным населением?

– Нет, эти места не очень заселены, а земли там прекрасные. Есть и еще одно не очень заселенное сейчас место – Асеренца. Можно будет и там расселить желающих.

– Я имею право начать обговаривать это расселение?

– Да, я думаю, это будет уместно.

На следующий день после выхода флота я с сопровождающими меня тремя всадниками отправился утром знакомой уже дорогой к селению Юсуфа. Со мной были небольшие подарки Юсуфу и его семье, в основном женщинам. Юсуфу вез кинжал джанбия, изготовленный в Дамаске. Рукоятка кинжала с двух сторон украшена четырьмя вставленными в гнезда динарами с именем султана Салах ал-дина, широкое кривое лезвие укреплено мощным средним ребром. Кинжал утоплен в красивый кожаный чехол, украшенный вставленными в гнезда полированными камнями хорасанской бирюзы. Его я специально для этого случая купил в лавке торговца дорогим оружием. Дамам мы везли отрезы шелковой и льняной ткани, притирания, украшения. В общем, всякую ерунду, которую так любят женщины.

До селения Юсуфа добрались за полтора часа. Нас опять встретила группа всадников, напряженно всматривавшихся в моих спутников. Меня они сразу узнали. Я приветствовал внука Юсуфа и попросил разрешения быть представленным Юсуфу вместе со своими спутниками. Юсуф тоже настороженно оглядел моих спутников, но успокоился после моего пожелания мира его дому и всех благ, даримых нам Аллахом.

Старший сын Юсуфа Ибрагим занялся моими спутниками, а мы с Юсуфом сели, как и в прошлый раз, в тени и насладились маленькими порциями очень крепкого кофе с ледяной водой. Выждав некоторое время и завершив церемонный обмен вопросами о здоровье, я перешел к своему делу. Рассказал, что являюсь посланником императора к эмиру Трапани и хотел бы, чтобы Юсуф или Ибрагим провели наш маленький отряд к эмиру. На осторожные вопросы Юсуфа поделился заготовленными сведениями, что император, встревоженный захватом людьми эмира Джирдженти города Корлеоне, намерен примерно наказать его. Но император не хотел бы, чтобы его верный вассал эмир Трапани вмешался в действия императорской армии. Император предлагает ряд мер, которые, по мнению советников императора, должны содействовать укреплению доверия и любви христиан и мусульман Сицилии.

Потом попросил Винченцо принести подарки. Преподнес кинжал Юсуфу и указал на остальные подарки:

– Это женщинам твоего дома.

Юсуф позвал внука, передал ему подарки и приказал унести к бабушке.

Видно было, что джанбия произвела впечатление на Юсуфа. Он несколько раз вынимал кинжал из ножен, рассматривал лезвие, провел по нему ногтем. Украшения на кинжале и на ножнах тоже были внимательно рассмотрены. Потом он передал джанбию Ибрагиму, и тот в свою очередь внимательно рассмотрел ее, уважительно прочитал имя Салах ал-дина и сдержанно похвалил. После этого джанбия оказалась за поясом Юсуфа.

Юсуф встал и сказал, что он лично поведет наш отряд к эмиру. Через полчаса мы в сопровождении Юсуфа и шести всадников его селения отправились по горной тропе. Собственно, по тропе мы шли только полчаса и вышли на вполне приличную дорогу, вьющуюся по горному лесу, изобилуя спусками и подъемами. Еще час, и мы вышли на плато, с которого прекрасно было видно лежащее в пяти-шести километрах от нас море. Прошли мимо небольшого христианского селения Партинико и опять углубились в лес. Немного спустились вниз, к протекающему полноводному ручью. Юсуф показал слева довольно большое озеро.

– Озеро Помо. Хорошие земли, раньше они принадлежали нам, а теперь всем владеют христиане.

– Но, наверное, это произошло не при императоре Фридрихе? Он не допустил бы произвола по отношению к своим подданным.

– Да, землю отобрали еще норманны, после победы над предком нашего эмира. Но мой дед рассказывал, что раньше мы не разводили баранов и коз, у нас были сады, поля, виноградники.

– Император полагает, что такие земли он мог бы дать в Италии. Впрочем, об этом будет разговор с эмиром.

На берегу этого ручья мы остановились перекусить хлебом с сушеным мясом и овощами. После получасового отдыха отправились дальше и еще через полтора часа достигли поселения Фико, где в это время был двор эмира Трапани.

Когда-то дворец эмиров был в Трапани, потом, после завоеваний норманнов, эмиры перебрались в Алькамо, и вот теперь им приходится довольствоваться небольшим замком в Фико. Но несмотря на отсутствие армии, потерю богатств и земель, эмир Трапани, так же как и остальные эмиры Сицилии, пользуется авторитетом у своего народа. В районе между горами около Трапани, прибрежным Мазаро, горным районом южнее Монреале и вплоть до окрестностей Корлеоне и области северо-восточнее его, живут арабы, признающие за эмирами Трапани авторитет, зиждущийся на вековой традиции.

Эмир Джирдженти тоже пользуется авторитетом, но только у берберского населения южного побережья Сицилии. На самом деле он ничем не владеет в Джирдженти. Там хозяином является местный епископ, опирающийся на несколько монастырей и отряды наемников. Эмир живет со своим окружением в горном селении Кастельтермини, километрах в сорока севернее Джирдженти. Про остальных эмиров сведения у меня были скудные, знал, что их земли и селения ближе к юго-восточному и северо-восточному побережью Сицилии. Но пока тревогу императора вызывали только отряды берберов Джирдженти с примкнувшими к ним потомками обращенных в древности в мусульманство жителей южного побережья.

У замка эмира нас остановил стражник, которому Юсуф рассказал о посланнике императора. Потом нас провели к «министру» эмира, попытавшемуся выведать у меня цель приезда. Показал ему грамоту императора, но сказал, что о цели приезда буду говорить только с эмиром. «Министр», или скорее доверенный слуга, представившись как Вакиль бин Абдаллах, исчез на несколько минут, но потом, низко кланяясь, провел нас с Юсуфом в светлое помещение, где на невысоком сундуке восседал молодой, почти безбородый эмир. Он носил слишком звучное имя Мухаммад бин Ахмад амир ал-мусламин – что означает «повелитель мусульман», – более приличествующее независимому владыке империи. Позднее я узнал, что он сменил своего деда только два года тому назад.

Министр представил меня, только немного переврав мою фамилию. Я сказал, что от имени императора рад приветствовать высокочтимого эмира в его замке. Эмир предложил мне сесть на соседний сундук. С непривычки было неудобно на нем сидеть, тем более что крышка была немного изогнута. Потом мы с эмиром обменялись кучей любезных слов, и наконец я приступил к изложению целей своей миссии.

– Его величество император, – тут я не полностью перечислил его титулы, – недоволен действиями некоторых людей эмира Джирдженти. Он отправил войска и флот, дабы наказать их. Разрушение церквей, грабеж селений и, какая наглость, захват города Корлеоне не могут остаться безнаказанными. Министрам его величества известно, что небольшое количество ваших людей тоже присоединилось к мятежникам. Министры надеются, что вы предпримете меры, дабы мятеж не распространился на ваши земли. Мы знаем, что вы всегда были верным вассалом императора. Император ценит это.

Я увидел, что при этих словах министр эмира встрепенулся, надеясь, что за этим последует материальное воплощение, то есть золото. Но он ошибся. Эмир остался невозмутим, но вынужден был ответить на мои слова:

– Мой народ – верные подданные его величества. Но последние действия епископа Джирдженти вызывают возмущение у всех мусульман Сицилии. Мало того что он по указу императора запрещает строительство новых мечетей. Он разрушил две мечети, не разрешил ремонтировать еще одну мечеть. Он пытается заставить мусульман слушать проповеди своих монахов. Более того, его люди разграбили два селения, два ни в чем не повинных селения.

– Его величество знает о неподобающем поведении епископа. Его святейшество папа Гонорий тоже не давал таких указаний. После наказания мятежников епископ будет удален из этих мест. Императору не нужны возмутители спокойствия. Император жаждет, чтобы во всех его землях, от далекой Германии до Италии и Сицилии царствовали мир и спокойствие.

– Но нам нужен не только мир. Нас оттеснили в горы, где почти нет места ни для чего, кроме выпаса овец и коз. Население увеличивается, а хорошей земли нет.

– Император думает, что можно сделать, чтобы улучшить положение вашего народа. Министры предлагают выделить земли в Италии. После недавних волнений и войн там имеются почти не заселенные земли. И это прекрасные земли, земли садов, виноградников и пашен. Они могли бы быть безвозмездно переданы вам и вашему народу на условиях лена. Но вы должны были бы по призыву императора выставлять определенное количество воинов.

– Мы от рождения воины. Но так ли хороши эти земли? Вы понимаете, что поднимать людей с насиженных мест, отрывать от дедовских могил – очень тяжело.

– Вы могли бы послать своих людей осмотреть эти земли. Кроме того, император готов выделить лично вам средства на обустройство на новом месте. Ведь вы покинете в этом случае свой замок. Думаю, что на новых землях вы смогли бы построить новый или привести в порядок какой-то брошенный замок, более приличествующий вашему сану. И там имеется много брошенных жилищ, которые могли бы занять на первое время ваши люди.

– А как реально вы представляете переселение такого большого количества людей? Ведь это имущество, скот, боевые кони, – вмешался Вакиль бин Абдаллах.

– Пиза предоставит большие транспортные суда для перевозки имущества и скота. Император выделит флот для охраны. А в Италии придется совместно обеспечивать охрану переселения. Император тоже выделит для этого некоторое количество солдат.

– Имеются ли альтернативы?

– Да, имеются. Можно продолжать жить так, как и жили. Но это будут все учащающиеся стычки между мусульманами и христианами. Император часто отлучается в свои владения в Италии и Германии, а теперь планирует поход на Святую землю. Он не может все время уделять внимание только Сицилии. А среди мусульман и христиан много горячих голов, жаждущих новизны, жаждущих нарушить порядок. Кроме того, возможен и уход в Северную Африку. Альмохадский халиф ал-Мустансир с радостью примет ваш народ. Ведь это тысячи отличных воинов. И они нужны ему для войны в Испании.

– Нет, нравы альмохадов нам не подходят. Воевать в Испании – тоже не вариант. Я готов послать несколько человек для осмотра земель в Италии, но мне нужно посоветоваться с главами родов. Такие решения не принимаются без учета мнения народа.

– Безусловно. Но прошу вас одновременно донести до глав родов, что недопустимо выделять молодежь на помощь восставшим.

Мы обменялись положенными в этих случаях любезностями, договорились, что Юсуф известит меня о результатах совещания глав родов. Я хотел тут же отправиться назад, но эмир уговорил остаться на ужин и переночевать в его замке. Ужин был простой, но сытный. Возможно, моим солдатам не хватало доброй порции вина, но что поделаешь, вино здесь не пьют. И эмир и его министр тоже сидели с нами за столом, атмосфера была доброжелательной, потом мы пошли спать, а утром отправились в обратный путь.

Уже вечером я рассказывал о своем походе графу Альберто. Он только поморщился, когда услышал о моем обещании выделения средств эмиру, но я уверил его, что императору выгоднее иметь дело с одним вассалом, чем назначать чиновников для разбора дел с многочисленными главами родов. На следующий день нас с графом выслушал ландграф Людвиг. Он без замечаний одобрил результаты моей экспедиции и предложил нам сопровождать его завтра с утра в поездке к армии, уже подходящей к Корлеоне.

Расстояние по прямой – примерно тридцать километров. Но ведет туда горная дорога, совсем даже не хорошая, армия двигалась медленно, обозы с продовольствием замедляли темп движения. Хорошо хоть, что отряды восставших еще не дошли до этих мест. Впрочем, не доходя десятка полтора километров до Корлеоне, сразу же после селения Фикуцца, авангарду пришлось сбивать с дороги небольшой отряд всадников, все время пытавшийся замедлить движение армии.

Мы догнали армию в километре от Корлеоне, там, где две дороги, ведущие от побережья, почти сходятся. Как раз между ними и был раскинут лагерь, и в нем просторная палатка для ландграфа Людвига. Я смотрел на расположившийся чуть ниже, на пологих склонах городок. Ничего похожего на то, что я видел в фильме «Крестный отец». Впрочем, я и фильм-то плохо помню. Слишком много чего произошло с тех пор, как я студентом, в Твери, вместе с друзьями смотрел эти кадры. Корлеоне там показывали два раза в первой серии. То был типичный пронизанный солнцем городок с беленькими старинными домами. Старинными? Вероятно, двух-трехсотлетними. Когда-то они еще будут построены.

Граф Альберто объяснил мне, что, по мнению многих, название городка происходит от словосочетания «куоре ди леоне» – «львиное сердце». Впрочем, городок возник значительно раньше, еще в византийский период, так что происхождение его названия от греческого или от арабского тоже возможно.

Осадой города руководил барон Мюльштейн. Постепенно войска перекрыли все дороги, ведущие к городу, начали строительство укреплений. Восставшие пока не мешали. Мы не знали, в чем причина, но наши лазутчики предполагали, что осажденные ожидают серьезной помощи из города Энтелла. По имеющимся сведениям, там сосредоточилась вокруг женщины-проповедницы наиболее агрессивная часть восставших. Мне это показалось странным. Женщина во главе? Необычно для Востока. Одна дорога, вернее, тропа, идущая на запад почти по вершинам горных хребтов, тоже была перекрыта, но две дороги, подходящие к городу с юга, оставались вне досягаемости наших войск.

Барон медленно передвигал отряды, обходя город с запада. Легче было бы обойти город с востока, но нам важно было обезопасить именно юго-западные и южные подходы. Правда, здесь мешал глубокий овраг, по которому протекал ручей. Пришлось инженерному отряду возводить временный мост, чтобы войска не тратили слишком много времени на передвижение. За три дня работы были закончены, и мы охватили город большой подковой. Оставались не перекрыты только выходы на северо-восток, но оттуда мы не ждали никаких неприятностей. На северо-востоке леса и горы. Если мятежники попробуют уйти в этом направлении, оставив нам город, у них будут большие трудности. Они не смогут уйти с повозками, значит, не смогут увести женщин и детей, забрать с собой много продовольствия. Несколько тысяч людей в горах без продовольствия – легкая добыча для голода, болезней.

Инженерные отряды уже стали строить укрепления около ворот городка, когда мы получили известие о выходе основного отряда мятежников из Энтелла. Стало ясно, что после Кампофиорито они пошли по основной дороге. От Кампофиорито до Корлеоне, даже с учетом не слишком хорошей дороги, всего лишь три часа ходу, но мятежники не торопились. Возможно, ждали подкрепления со стороны Прицци от селений берберов южного берега. Мы не стали терять время. Барон Мюльштейн перебросил свою немецкую пехоту еще на два километра на юго-восток, заняв позиции на левом берегу ручья, как раз у перекрестка дорог, идущих к Корлеоне из Кампофиорито и Прицци.

Мне не очень понравилось, что мы можем оказаться в случае неудачи прижатыми к ручью, с его не слишком твердыми берегами, заросшими непроходимыми зарослями кустарников. Но, видимо, барон твердо надеялся на стойкость своей пехоты. В это время подошла рыцарская конница северного и северо-западного побережья Сицилии, собранная по приказу императора на две недели. Командование конницей принял на себя ландграф Людвиг. Мюльштейн разместил ее в роще, позади своих пехотинцев, начавших активно перекрывать обе дороги небольшими рвами.

И наконец, на обеих дорогах появились одновременно отряды мятежников. И это не плохо вооруженные оборванцы. Это нормальные отряды, вооруженные почти так же, как и наши войска, подчиняющиеся дисциплине. Хорошо хоть, что они, как мы сразу увидели, не объединены общим командованием. Первыми через прорытый ров полезли отряды, пришедшие из Прицци. Кстати, я смутно помню, что был такой фильм «Честь семейства Прицци» или что-то в этом роде.

Неужели наименование каждого древнего городишки Сицилии связано с какой-то семьей мафиози, вышедшей из этого городишки?

Но бой разворачивался. Первые ряды мятежников были сметены лучниками барона, дно рва усеяно трупами и ранеными солдатами. Впереди была пехота, слабо защищенная кожаными доспехами. Луки легко пробивали их. Следующие ряды мятежников по-прежнему лезли через наш неглубокий ров. Но одновременно справа по равнине, в обход нашего рва, появилась конница. Не меньше тысячи всадников устремились вперед, угрожая смять и растоптать нашу пехоту.

И в это время, не дожидаясь указаний барона, ландграф Людвиг повел за собой рыцарскую конницу. Рыцарей, несущихся почти клином, имеющим впереди только шесть всадников, было не больше восьмидесяти, но за ними следовали оруженосцы, простые солдаты и прочие всадники, сопровождающие своих господ в бою. Рыцарский клин на тяжелых лошадях невозможно остановить. Он прошел сквозь толпу всадников мятежников, рассекая их и уничтожая все на своем пути. Резко развернувшись, рыцари снова, на этот раз развернутым строем прошли через отряд всадников. И те не выдержали, повернули назад. Ландграф удержал своих всадников от преследования, понимая, что разрозненные рыцари, пытающиеся догнать своих более быстрых противников, могут стать добычей лучников мятежников, пока никак не проявивших себя.

Можно считать, что первый раунд сражения мы выиграли. До конца дня больше ничего не произошло. Вечером солдаты спустились в ров за добычей. Некоторые раненые успели уйти или уползти, но убитых полностью ограбили. Никто этому не мешал. Тяжелораненых просто добивали из жалости на месте. Лечить их некому.

На следующий день ситуация немного изменилась. Отряды, пришедшие из Прицци, переместились по полям и через лесок к расположению мятежников, пришедших из Кампофиорито. Теперь это единая грозная толпа. Мятежники расположились на большом открытом поле, справа от дороги из Кампофиорито. Неясно, почему они не разместились чуть левее, на пятьсот метров ближе к Корлеоне. Там тоже прекрасное ровное поле. Наверное, их притягивал перекресток дорог. Может быть, ждали дополнительных подкреплений? Между лагерем мятежников и нашими передовыми позициями, куда мы отступили после вчерашнего боя, тоже достаточно открытое пространство, но и слева и справа густые заросли.

Ландграф и барон не решились нападать на их лагерь, немного защищенный повозками. Ведь часть наших войск растянута около городских ворот. Да и в основном лагере пришлось оставить немало солдат. Хорошо хоть, что осажденные пока не предпринимают никаких действий, ожидая результатов наших боев с наступающими мятежниками.

Утро началось несколько необычно. Между лагерем мятежников и нашими позициями у дороги появилась группа пехотинцев. Они подошли на двести метров к нашим позициям, не проявляя открытой враждебности. Потом от них отделился парламентер. А в это время за ними из лагеря высыпала толпа солдат, не приближающаяся к нам. Барон Мюльштейн тоже выслал своего офицера навстречу парламентеру. Они переговорили между собой, и оба вернулись к своим. Оказывается, мятежники предлагают начать бой с единоборства. Вперед вышел мужчина, вооруженный мечом. Я пригляделся к нему. Он показался очень большим рядом с остальными мятежниками. И он был черный. Не такой, как весьма смуглые берберы, а абсолютно черный, как негры Западной Африки.

Негр подошел поближе к нашим рядам. Теперь и наши солдаты сгрудились посмотреть на приближающееся представление. Однако среди солдат и офицеров императора что-то не видно было желающих сразиться с этим негром. Подошли и барон Мюльштейн с графом Альберто, и вдруг я понял, что они оба смотрят на меня. Граф любезно спросил, не хочу ли я размяться с этим мятежником. Коварный вопрос, я такого не ожидал от него.

Или он слишком уж уверен в моих способностях? Я предпочел бы в данный момент быть скромным.

Но репутацию нужно поддерживать. Пришлось нахмуриться и произнести:

– Если это нужно для дела императора – я готов.

После этого от меня уже ничего не зависело. Снова появились перед нами по человеку с каждой стороны, обговаривающие условия поединка. В приличных условиях этому поединку невозможно было бы состояться. У нас разное социальное положение. Но здесь, на поле сражения – все равны. И барон, и, возможно, бывший раб. Впрочем, я ведь тоже бывший раб. Может быть, никакого неравного социального положения и нет? Но об этом некогда раздумывать. Нам объявили условия: сражаться мечами, без щитов, до момента, пока один из нас упадет на землю и не сможет или не захочет встать. Добивать противника, лежащего на земле, не разрешается. Все понятно.

На негре нет металлических доспехов, даже кольчуги. Только одежда из толстой кожи, густо покрытая металлическими бляшками. Голова совершенно открытая и полностью бритая. Видно, что он надеется на свою силу и ловкость. Вблизи он не показался мне таким уж высоким, каким выглядел рядом с низкорослыми солдатами. Только чуть выше меня. Пока он шел ко мне навстречу, я пригляделся к его рукам. Не очень длинные, но мощные. В целом впечатление, что он килограммов на двадцать пять тяжелее меня. Если бы мы дрались или боролись, лишний вес мог дать ему преимущество, но здесь, пожалуй, это недостаток. Впрочем, у него в основном мышцы, а не жир. А на мне моя кольчуга с надежными двойными кольцами. На голове шлем, всяческие наколенники и налокотники я никогда не надеваю. Что ж, поединок покажет, кто есть кто.

Не доходя до меня пяти шагов, негр остановился, выставив чуть впереди себя меч. Я тоже не торопился вступать в бой. Внезапно он бросился вперед, пытаясь смять меня первым же натиском. Но его меч наткнулся на мой меч. Я почувствовал силу удара. Видно, что он очень мощный боец. Не зря он так уверен в своих силах. Еще и еще нападения, но безрезультатно. И я не вижу, чтобы такие яростные наскоки как-то влияли на него. Дыхание ровное, сила ударов не ослабевает. Но и я успокоился. Появилась возможность присмотреться к его тактике. Чрезвычайно простая и, можно сказать, примитивная. Два сильных удара справа, более слабый удар слева и мощный удар справа. И снова повторение. Теперь этим нужно воспользоваться. Хорошо бы сбить у него дыхание.

Я заметил, что между слабым ударом слева и ударом справа имеется мгновение, в котором, поднимая руку с мечом для удара, он оставляет левый бок практически незащищенным. И почти сразу воспользовался этим, нанеся быстрый режущий удар по его левому боку и сразу же отскочив назад. Гигант остановился на мгновение, глядя на свою располосованную кожаную рубаху, но тут же бросился вперед, чтобы завершить мощный удар справа. Но меня уже не было непосредственно перед ним, и удар пришелся впустую. Не встретив сопротивления моего меча, негр пошатнулся и чуть не потерял равновесие. Я тут же воспользовался этим, нанеся резкий удар по правому плечу, разрубивший одну или две бляшки на его рубахе и полностью прорезав ее до тела. Вероятно, бляшки ослабили удар и негр получил не очень глубокий порез, но кровь выступила, и в дальнейшем небольшое кровотечение не останавливалось. Однако он не выпустил меча из правой руки. Но видно было, что дальнейшие удары уже не такие мощные. Вероятно, боль, когда он размахивал мечом, была сильной, так как он плотно сжал губы и временами на лице появлялись жуткие гримасы.

Теперь остальное было только вопросом времени. Видно было, что он теряет силы, движения замедляются. И я воспользовался очередным моментом незащищенности левого бока и просто ткнул его острием меча в этот бок. Удар не пришелся на важные органы, даже не задел ребра, просто через рубаху я глубоко прорезал его кожу, но появилось сильное кровотечение. Я понял, что еще пять-десять минут, и он ослабнет. Мой противник тоже понял это. Из последних сил он бросился на меня, чтобы одним ударом сверху решить бой в свою пользу. Но скорость была уже не та. Я сильно ударил его мечом в незащищенную грудь и отскочил на три шага назад. Он остановился, видно было, что задет один из важных органов, потому что меч проник довольно глубоко. Негр постоял несколько секунд и рухнул на землю. Бой окончен.

Я не знаю, что было с ним дальше, так как его утащили товарищи, а я пошел в наши ряды, не обратив внимания на его меч, оставшийся на месте схватки. По условиям поединка я должен был получить оружие врага, но зачем мне нужен этот меч. Мне не до него. У меня после этого напряжения слабость во всем теле, очень болят руки, которым пришлось выдержать страшные удары гиганта в начале поединка. И вообще, как всегда, когда мне приходилось убивать врагов, настроение сразу же испортилось. Меня окружили офицеры, поздравляя со счастливым окончанием поединка. Поздравил и барон Мюльштейн, произнесший по случаю витиеватую высокопарную речь о преимуществах верных сынов христианства над неверными.

Знал бы он, какой я веры. Впрочем, какой же на самом деле я веры? Кто его знает, по крайней мере, не я.

Но ко мне протиснулся граф Альберто:

– Дорогой барон, вам нужно ехать в лагерь. Считаю, что вам нужно обязательно отдохнуть.

Полностью согласен с ним, я выжатый лимон. Сейчас ни на что не пригоден, а битва, кажется, только начинает разворачиваться. К нам подвели коней, и мы с Альберто и сопровождающими нас солдатами отправились в лагерь. В лагере пришлось выдержать поздравления ландграфа Людвига, которому уже, оказывается, доложили о состоявшемся поединке. Он торжественно пожал мне руку, пообещал лично рассказать императору о поединке. Мне понравилось, что он все это говорил без пафоса, простыми теплыми словами. Молодой правитель не успел еще набраться так называемой «мудрости». Меня удивило, что он попросил подумать, чем мог бы меня вознаградить император за то, что я не позволил мятежнику осмеять императорскую армию. Я спросил потом графа Альберто, что кроется за этими словами. Он довольно осторожно ответил:

– Дорогой друг, я знаю, что все ваши документы сгорели в огне, когда враги подожгли ваш деревянный замок. Ни меня, ни императора это нисколько не смущает. Но если вы будете в Италии или в Германии пытаться выступать на турнире, у вас могут быть неприятности. Ведь вы не можете представить свидетельство того, что ваши предки в трех поколениях были дворянами. Вас могут просто не допустить на турнир. Кроме того, это может быть причиной некоторых насмешек. Я понимаю, что вы не боитесь насмешек, более того, любой, кто знаком с вами, не осмелится смеяться над вами. Но ведь есть много людей, особенно в дальних краях, которые не знакомы ни с вашей судьбой, ни с вашей славой как бойца на поле боя и в поединках. А каждого глупого человека не станешь же убивать ради чести. Поэтому, думаю, вам нужно и можно просить императора выдать вам грамоту, подтверждающую ваши дворянские корни. Такой грамоты, подписанной императором и снабженной его печатью, вполне достаточно, чтобы у вас не было неприятных инцидентов. Я уже говорил об этом с ландграфом, и он меня полностью поддержал.

В последующих сражениях с сарацинами я не участвовал, так как пришла бумага из императорской канцелярии о необходимости графу Альберто и мне вернуться в Палермо. Да, такой грамотой, о которой говорил мне Альберто, император действительно наградил меня через две недели. И я берегу ее как зеницу ока. Вместе с грамотой о моих дворянских корнях император утвердил и мой герб: пятиугольный щит, на нем в центре черный рыцарь с поднятым мечом на голубом фоне.

 

Глава 4

Италия

Ноябрь 1222 – июль 1223 года

Уже была поздняя осень, когда мы с графом Альберто вернулись в Палермо. Ночью было прохладно, днем жара не ощущалась так сильно. Мы с Винченцо продолжили свои тренировки с копьем. А вечера я проводил с Лаурой: вдвоем или в одном из местных салонов.

Из замка эмира Мухаммада известий долго не было. Я связывал это с тем, что осада Корлеоне затянулась. Но потом пришли известия, что адмирал Аппиано высадил десант солдат и моряков в Джирдженти, легко сломил в нем сопротивление наемников епископа и, продолжив путь по монастырям, в которых епископ хотел укрыться, разрушил три из них. Заодно были разрушены и две церкви, в которых священники, по существу, призывали к бунту против императора. Адмирал заключил пойманного епископа в собственной роскошной каюте, приставив к нему стражу.

К этому времени немецкая пехота вместе с рыцарским ополчением успела разгромить основные силы мятежников. Барон Мюльштейн, оставив часть солдат для осады Корлеоне и распустив чрезмерно дорогое рыцарское ополчение, прошелся кавалерийскими отрядами по селениям берберов, жестко подавляя в зародыше всякие намеки на сопротивление. Пойманного эмира ибн Абедаона повесили. Престарелый эмир не участвовал в битве при Корлеоне, но отправлял туда своих солдат во главе с сыном, погибшим в одном из сражений. Внук эмира принес клятву верности императору, его оставили временно в покое. С переселением берберов решили подождать, посмотреть, как пройдет переселение арабов. Одновременно распространялись известия об аресте епископа и разрушении монастырей и церквей.

Наконец в середине декабря в Палермо прибыл Вакиль бин Абдаллах – министр эмира Мухаммада, сопровождаемый Ибрагимом и пятью кавалеристами. Министр привез письмо эмира, в котором он распространялся о своих верноподданнических чувствах к императору. В другом письме он просил помочь своей делегации осмотреть выделяемые в Лучера и окрестностях земли.

В результате в начале тысяча двести двадцать третьего года мы отправились на большом торговом судне, сопровождаемом императорской галерой, из Палермо в Салерно. Дорогу из Салерно в Лучера – а это по прямой сотня километров – преодолели за пять дней. Нас сопровождал небольшой отряд, выделенный главой Салерно в соответствии с грамотой, выданной в канцелярии императора. Мы не торопились, министр и Ибрагим внимательно осматривали окрестности и дорогу. И я их понимаю. Ведь по этой дороге им придется провести не меньше двадцати тысяч человек. Где им останавливаться на ночлег, где покупать провизию, не придется ли все время обороняться от каких-то неприятелей. Все это они должны понять и доложить потом эмиру.

В Лучера мы задержались на неделю. И каждый день выезжали в окрестности, проходя в иной день по тридцать километров. Вакиль бин Абдаллах заносил сначала на схему земель все ручейки, колодцы, озерца. Естественно, это интересует земледельцев почти в первую очередь. Но быстро убедился, что земля хорошая, воды достаточно. Население практически отсутствует. Есть что доложить эмиру. Возвращаться мы должны были через Неаполь, чтобы проверить еще один маршрут движения переселенцев. Все-таки переместить такую массу народа по одной дороге затруднительно. А я решил из Лучера ехать в Неаполь не напрямик, а через Кампобассо. Конечно, это удлиняет дорогу километров на сорок – пятьдесят, но я смогу увидеть Маргарет и, главное, Жака. А я ведь не видел их больше года. Жак, наверное, уже совсем большой. Дети в этом возрасте растут очень быстро. Ему уже четырнадцать лет, почти пятнадцать. Странно, но я отношусь к нему почти как к родственнику. Как к племяннику?

Мы договорились с Вакиль бин Абдаллахом, что я догоню делегацию в Неаполе, так как имею возможность двигаться быстрее их каравана. Наша маленькая кавалькада не очень спешила, останавливались, чтобы лошади отдохнули, каждые полтора часа, собирались расположиться на ночлег где-нибудь после реки Форторе. Она почти посредине между Лучера и Кампобассо. Но, не доходя до моста через Форторе, наткнулись на сторожевой пост. Именно здесь проходит граница между Апулией и Молизе.

Я спокойно объяснил, что еду по заданию императора. Но мне грубо ответили, что император пусть распоряжается в своих владениях, а здесь владения Томассо, графа Челанского и Молизского. Меня это не только удивило, но и разозлило. Какой-то граф не признает власти императора? Я так же грубо ответил, что мне плевать на всякого там графа. Никто не имеет права остановить меня при выполнении задания императора. Стражники схватились за алебарды, но я направил коня на ближайшего из них и перерубил мечом древко его алебарды. Потом скомандовал: «За мной!» – и мы проскочили сторожевой пост. Стражники долго смотрели вслед нам, но даже не пытались ничего делать. Их всего десяток, как они могут без мощных луков помешать рыцарю?

На стороне Молизе стражи не было, разгоряченные, мы проскакали еще пару километров и только потом перевели лошадей на шаг. Винченцо начал оглядываться по сторонам в поисках удобного места для ночлега. Вокруг не было ни одного жилого дома. Дикая, суровая страна. Но через насколько километров мы нашли стог сена в отдалении от дороги и расположились около него с удобством. Поужинали тем, что нашлось в переметных сумках наших запасных лошадей, а там нашлись очень даже неплохие куски жареной курицы, буханка хлеба, много овощей и, на радость солдат, большая фляга вина. Ночевали, зарывшись в стогу, но солдаты по очереди сторожили лошадей, изредка согреваясь глотком вина. Ночью было холодно, под утро выпал снежок, но в стогу это не чувствовалось.

Зато утром холодок очень даже подгонял нас. Наскоро перекусили и бодренько поскакали к Кампобассо. Пришлось еще раз дать лошадям отдохнуть, и впереди замаячили стены замка Монфор. Меня всегда удивляло, почему это название так нравится строителям замков. Почти в каждой стране, где надолго задерживались французские рыцари, есть замок с таким названием. Через нижний город мы прошли беспрепятственно, но в воротах верхнего города стража. Грамота императора возымела действие, однако нас задержали минут на десять, послав в замок нарочного.

Кампобассо расположен на возвышенности, а верхний город, с венчающим его замком Монфор карабкается еще вверх по склонам большого холма. Мы проехали через узкие улочки к подножию холма и почти преодолели подъем, когда навстречу нам из ворот замка выехали, сопровождаемые небольшой группой солдат, два всадника. Одного я узнал сразу. Жак вырос, лицо вытянулось, но локоны по-прежнему вьются, падая на плечи. Он переменился в лице, когда мы приблизились.

– Дядя Роман? Как вы здесь оказались?

И засмущался своей несдержанности. Второй всадник с удивлением посмотрел на него, потом на меня, но ничего не сказал. Я представился второму всаднику и спросил:

– Графиня Маргарет в замке?

Второй всадник не успел ничего ответить, так как Жак воскликнул:

– Да, дядя Роман, мама дома!

Который уже у него дом?

Второй всадник тоже представился:

– Джузеппе Росси, к вашим услугам. Командующий гарнизоном Кампобассо. Графиня рада будет приветствовать вас в замке.

Джузеппе значительно больше сорока лет. Крупный, лицо простое, но твердое. Чувствуется, что он привык командовать. Во внутреннем дворике замка лошадей приняли вышедшие навстречу слуги, Винченцо пошел с ними к конюшне, проверить, как они будут устроены, а мы с Джузеппе и Жаком поднялись на второй этаж замка.

Замок показался мне несколько устаревшим. Его, конечно, немного перестраивали когда-то, но он сохранил изначальную простоту и отсутствие ненужных украшений. Каменная глыба, предназначенная только для обороны, и ничего больше. Еще поднимаясь к замку, я видел, что окна, похожие на бойницы, имеются только на третьем этаже. Все окна второго этажа выходили во двор замка. Позднее я понял, что жилым является лишь третий этаж. На первом имеются хозяйственные и подсобные помещения, на втором небольшой зал, гостиная и маленькая часовня. Больше я в первое время ничего не разглядел.

Мы с Джузеппе остались в зале, а Жак исчез, взбежав на третий этаж. Он вернулся быстро, сказав, что графиня скоро спустится к нам. Джузеппе вежливо поинтересовался, с какой целью и надолго ли мы приехали в Кампобассо.

Я начал отвечать, что находился в Лучера по делам императора, но теперь, возвращаясь в Неаполь, решил заглянуть к друзьям, которых не видел около двух лет. Мне не хотелось более подробно рассказывать человеку, статус которого я не понимал. Видно было, что это простой солдат или небогатый дворянин, находящийся на службе графини. Но к Жаку он обращался отнюдь не так, как говорят с господином. К тому же я не понимал, почему в замке нет маркграфа. Разговор не клеился, но в это время к нам спустилась Маргарет.

– Дорогая графиня, я рад засвидетельствовать вам мое почтение в вашем надежном замке. Надеюсь, ваш супруг в добром здравии?

– Я тоже рада видеть вас, дорогой барон. Вы в наших краях? Как удивительно. Вы с известиями от эмира?

– Нет, графиня, я состою сейчас на службе императора. Скоро уже год, как я приехал в Сицилию. Но не мог удержаться от того, чтобы заглянуть к вам в Молизе, полюбоваться на вас и увидеть, как вырос за это время наш Жак.

Я специально употребил выражение «наш Жак», напоминая о случайной или намеренной оговорке Маргарет в замке под Триполи. Мне показалось, что Маргарет немного покраснела, но скорее всего это действительно только показалось мне.

– Да, Жак совсем взрослый. Он не забыл все то, чему вы учили его. И постоянно тренируется. К сожалению, мой супруг, Марквард фон Анвайлер, маркграф Анконы, граф Молизе, погиб.

И она рассказала печальную историю. Томассо ди Сеньи, граф Челанский, воспользовавшись тем, что войска императора ушли из Апулии, совсем недавно напал на Молизе, претендуя на титул графа Молизского. У Маркварда были не очень хорошие отношения с городами графства, и они не поддержали его. Нападавшие разгромили войско маркграфа Анконы. Марквард был в битве убит. Горожанам и гарнизону замка удалось отстоять Кампобассо и замок Монфор. Но в результате проведенных переговоров титул закрепился за Томассо. Теперь он граф Челанский и Молизский.

– И по-прежнему неспокойно на границах Молизе. Отряды графа Томассо постоянно беспокоят пограничные селения. Хорошо хоть, что города, насмотревшись на бесчинства войска Томассо, теперь более сплочены. К сожалению, император слишком далеко и чрезмерно занят делами Сицилии.

Мы перешли в гостиную. Джузеппе извинился, сказал, что должен посмотреть, как устроены мои спутники, и раскланялся со мной. Жак тоже попросил разрешения уйти. Маргарет пыталась его остановить, мне тоже не очень хотелось оказаться в неудобном положении разговора тет-а-тет, но он решительно сказал, что нам, наверное, есть о чем поговорить.

– Мои сожаления по поводу гибели вашего супруга, дорогая графиня.

– Да, мне как-то не везет. Мужчины слишком часто погибают. А как поживает ваш сын и ваша прелестная гречанка? Они с вами, здесь?

– Нет, графиня, Максим умер в Дамаске, а Зою я отпустил в Грецию, к отцу и братьям. К сожалению, я не имею о ней никаких известий.

– Простите, я не была уверена в этом. Джон написал мне, но это было несколько туманно. Барон, мы называли когда-то друг друга по имени. Мы остались друзьями?

– Я рад быть по-прежнему вашим другом, Маргарет. К сожалению, к моему глубокому сожалению, я не смогу долго пробыть у вас. Дела императора требуют от меня уехать завтра в Неаполь. А дальше я не знаю, куда забросит меня судьба. Но на кого вы опираетесь здесь? Жак еще слишком молод.

– Роман, я буду с вами откровенна. Я опираюсь на мессира Росси. Он простой дворянин, но решительно действовал, когда мой супруг погиб и казалось, что я потеряю не только все графство, но и Кампобассо. Теперь нас связывают личные отношения.

– Понятно. Не подумайте, что я отнесусь к этому неуважительно. На вас лежит ответственность не только за себя, но и за графство в целом. А как относится к этому Жак?

– Естественно, плохо. Он ревнует, он отдаляется от меня. С Джузеппе он в натянутых отношениях. Пытается не показывать виду, но я же вижу.

– Маргарет, может быть, мне забрать Жака с собой? Я могу сделать его оруженосцем, заботиться о его воспитании. Надеюсь, что он под моим руководством станет хорошим рыцарем. Он уже вполне созрел для военного дела. И постараюсь ввести в круг придворных императора.

– Так не хочется расставаться с ним. Но вы, наверное, правы, ему нужно вырваться из этого захолустья. Конечно, мы должны спросить его.

Я рассказал немного о своих делах в Сицилии. Маргарет еще раз пожаловалась на судьбу: убит третий супруг.

– Мы не были с ним слишком близки. Его больше интересовала охота, раз уж император полностью отдалил его от государственных дел. Кажется, у него были и оставались развлечения на стороне. Я слышала, что у него есть взрослый сын. Но я не хотела вникать в это. Все-таки он был мой муж. Наш брак был освящен церковью.

Служанка позвала нас в зал ужинать. Маргарет сказала, что ужин накрыли в зале по случаю нашего приезда. За столом кроме Маргарет, меня и Жака сидел мессир Росси и мой сержант. Я специально попросил пригласить его, объяснив, что он сын дворянина. За ужином – кстати, он был весьма обильный, а мессир Росси подтвердил, что солдат тоже хорошо накормят на кухне, – разговор шел только о пустяках. Никто не хотел затрагивать серьезные темы. Я заметил, что мессир Росси, в отличие от моего сержанта, не очень налегает на вино. Я, как всегда, практически не пил его.

Когда мы закончили со съестным и на столе осталось только вино, я спросил Жака, не хочет ли он стать моим оруженосцем и уехать со мной из Кампобассо. Жак вспыхнул, нерешительно посмотрел на Маргарет:

– Мама, вы разрешите мне уехать с дядей Романом?

– Если ты этого хочешь, то я не буду препятствовать. Но пойми, он будет не «дядя Роман», а «господин барон».

– Да, я понимаю. Господин барон, я с радостью принимаю ваше предложение. Я готов ехать с вами хоть завтра.

– Да, Жак, мы выезжаем завтра. У меня, к сожалению, нет времени оставаться в гостях у графини, как бы это мне ни хотелось.

Мне показалось, что мессир Росси облегченно вздохнул. Маргарет ничего больше не сказала, тем более что я ей еще в гостиной сказал о своем завтрашнем отъезде.

Спал я отлично, две недели уже не приходилось спать на хороших простынях. А утром, после завтрака, мы собрались во дворе замка, приготовившись отправиться в новый путь. Маргарет позаботилась, чтобы у нас не было недостатка ни в каких продуктах. Последний раз она прижала своего маленького Жака к груди, как будто прощаясь, если не навсегда, то надолго. Да, им предстояла долгая разлука.

Мы снова едем по холмам Молизе, спускаясь по извилистой дороге все ниже и ниже. Ускорили движение, когда после небольшого привала оказались в долине. Еще полтора часа хорошего темпа, и мы оказались в Кампании. Прекрасные, хорошо ухоженные места. Не сравнить с безлюдным Молизе. До темноты оставалось мало времени, и мы через час остановились на ночлег в маленькой деревушке, не доезжая двадцати километров до Беневенто.

В Беневенто на следующий день остановились отдохнуть на постоялом дворе. Но выйдя на улицу погулять, мы с Жаком встретили одного из моих знакомых по Палермо. Он радостно приветствовал нас, повел во дворец и представил маркизу Альваресу Пинто, назначенному недавно папой главой этой области. А маркиз познакомил с доминиканцем отцом Франческо.

Отец Франческо оказался весьма ученым выпускником Болонского университета. Он долго рассказывал нам с Жаком об истории города. Оказывается, здесь, как и на многих землях севернее и западнее, были поселения самнитов, долго воевавших с Римом за владычество в Южной Италии. Здесь в очень отдаленные времена проиграл свое последнее сражение с римлянами эпирский царь Пирр. Во времена лангобардов Беневенто был центром их владений в Южной Италии. И позднее это был центр мощного герцогства, участвовавшего во всех непрерывных войнах Южной Италии. Но позднее эти земли попали под власть византийцев, затем папы римского.

Отец Франческо показал нам множество памятников старины и продолжал бы свои рассказы до позднего вечера, но мы взмолились отвести нас на постоялый двор, ибо подошло время ужина.

На следующий день продолжили наше путешествие. Нам посоветовали ехать через Казерту. Это чуть длиннее, чем через Авеллино и Нолу, но дорога значительно лучше. Действительно, мы легко преодолели южные отроги Апеннин и остановились на очередной ночлег в Казерте. Утром двинулись в Неаполь. Слева, километрах в пятнадцати, все время возвышалась белая шапка Везувия. И здесь мы догнали наконец Вакиля бин Абдаллаха с сопровождающими его солдатами.

В Неаполь входили вместе. Я думал, что мы, согласно плану, отплывем сразу в Палермо, но оказалось, что в Неаполь почти со всем двором прибыл император. Я сразу же нашел графа Альберто, рассказал ему о своем путешествии, включая посещение Кампобассо. Оказывается, граф еще не знал, что Марквард, маркграф Анконы, граф Молизе погиб в войне с графом Челанским. Он тут же заявил, что я должен доложить все лично императору. И удивился, почему я решил заехать в Кампобассо. Он знал о женитьбе Маркварда на графине из Иерусалимского королевства, но ничего не слышал об усыновленном графиней сыне графа Вальтера Кессарийского. Я пообещал познакомить их, рассказав, что принимал участие в судьбе Жака, будучи на службе у эмира Дамаска.

На следующий день меня пригласили к императору. И я снова рассказал о поступке графа Челанского. Больше всего императора возмутило то, что граф присвоил титул графа Молизского, не испросив разрешения у него и не выплатив положенных за это денег.

– Я простил его за то, что он поддерживал деньгами и солдатами бунтующих баронов Апулии. Он что, считает, что ему все дозволено?

Было решено собрать совет. На совете наиболее жестко высказался ландграф Людвиг:

– Считаю, что граф Томассо должен быть примерно наказан. Следует сровнять Челано и его замок с землей. Жителей переселить, а самого графа посадить в темницу, если он останется в живых.

Барон Мюльштейн дипломатично промолчал. Не любил высказываться по государственным делам. К тому же ему, как любому немецкому барону, не нравилось стремление императора накладывать руку на все династические дела. Это противоречит их понятиям о вольности баронов самим решать свои дела, без вмешательства сюзеренов.

Граф Альберто пытался высказать сомнения, мол, нужно бы согласовать вопрос с папой Гонорием. Но император возразил, что свои дела с вассалами он будет решать сам. Ему, как всегда, импонировал пыл молодого племянника.

Ландграфа поддержал Ландольф, граф Аквино, сеньор Ачерра и других городков и замков:

– Не стоит оглядываться на папу Гонория. Если мы идем в поход, то стоит пройти через Кассино и Сора, наказать и аббатов Монтекассино, и жителей Сора за измену делу императора.

Это понятно, у него давно плохие отношения с этими соседями. И позднее, в тысяча двести двадцать девятом году, ему действительно было разрешено и разграбить аббатство, и покорить императору графство Сора.

После некоторых размышлений и целого ряда замечаний графа Альберто был «в осях» принят простой план. Отряд легкой кавалерии под командованием графа Салернского направится в Апулию, примет там от вассалов вспомогательные отряды и начнет угрожать с северо-востока основным владениям графа Челанского. Император принципиально не упоминал вторую часть его титула. Граф Томассо вынужден будет направить свои силы на северо-восток.

В это время граф Ландольф со всеми имеющимися в Кампании пехотинцами и отрядами городов направится к Челано напрямик, но обходя владения папы около аббатства Монтекассино. Ни в коем случае нельзя затронуть военными действиями знаменитое аббатство. Это произведет слишком плохое впечатление в Европе. Призванных рыцарей император предложил собрать в один отряд под единым командованием. Все ждали, что император назначит командовать отрядом, да и всей экспедицией, ландграфа Людвига, но он неожиданно закончил:

– Отрядом рыцарей будет командовать барон Клопофф. Но общее руководство возлагается на графа Ландольфа.

Почти все недоуменно переглянулись, я тоже был очень удивлен. Лишь один граф Альберто невозмутим. Ясно, это с его подачи.

– Ландграф Людвиг нужен мне для другого дела.

После принятия императором решения обсуждать его не приходится. Я начал согласовывать с графом Ландольфом, графом Альбертом и назначенным командовать силами в Апулии графом Салернским сроки сбора сил и выхода в путь. Граф Антонио Салернский сказал, что для сбора и подготовки отряда ему потребуется неделя. До Фоджа он надеется дойти, если не встретится с неприятелем, за три-четыре дня, так как не хочет торопиться. Я заметил, что, по моему мнению, сейчас в районе между Беневенто и Фоджа нет сильных отрядов графа Томассо. Я недавно проходил по этим местам. Граф Антонио добавил, что на сбор отрядов в Апулии ему потребуется еще неделя, а до Термоли дойдет за два дня. Если считать, что известие о выдвижении имперского отряда доставят графу Томассо еще через два дня, то встреча с его войском возможна где-то в районе Пескара. Мы договорились, что отряд графа Антонио будет только тревожить войско графа Томассо, но не будет вступать с ним в сражение. Наверняка сил у графа Томассо будет больше. Цель графа Антонио – отступать и оттягивать войско графа Томассо подальше от его основной базы.

А наши войска пойдут в поход чуть позже. Мы не можем идти удобной дорогой через Кассино и графство Сора. Не стоит лишний раз ссориться с папой Гонорием. Тем более что только недавно в тысяча двести восьмом – тысяча двести десятом годах происходили серьезные столкновения войск папы и императора из-за графства Сора. Поэтому придется войти в Абруццо через западную часть Молизе. И по горным дорогам выйти восточнее Челано, чтобы жители не могли передать сообщение графу Томассо о появлении у него в тылу имперского войска. Граф Антонио должен сообщить в Кампобассо о нашем движении. Нужно, чтобы войско Молизе прошлось по северным границам графства, очищая их от застав графа Томассо. А в дальнейшем присоединилось к войскам графа Антонио.

Подробное описание плана и письма правителям городов и земель были подготовлены к следующему вечеру и представлены императору. А в это время граф Антонио уже собирал свой отряд.

План утвержден императором, пехота графа Ландольфа и войска городов вышли в путь через десять дней, а мой отряд рыцарей еще через четыре дня. В отряде было всего лишь шестьдесят рыцарей, но вместе с оруженосцами и кавалеристами, сопровождающими своих господ, в отряде более трехсот всадников. Большая сила. Наш отряд не спешил, и все же через пять дней мы догнали основное войско, когда оно еще обходило утром по восточному берегу озеро Сканно. Только после обеда вышли на основную дорогу, ведущую от Челано к побережью, к Пескара, прошли еще семь километров и остановились на ночлег, не доходя до поворота на Пескина, перекрыв дозорами единственную дорогу на Челано. Мы надеялись, что граф Антонио уже начал отход на восток, увлекая за собой войско графа Томассо.

На следующий день выставили заградительный отряд на дороге, а основное войско двинулось к Челано: пехота медленно позади, а мой отряд рысью. Двенадцать километров прошли за два часа, немного отдохнув перед Челано. В городе никто не ожидал появления неприятельского войска, и мы проскочили городские ворота без боя. Но замок успел закрыть ворота перед нашим носом. В городе практически не осталось войск, все боеспособные отряды ушли с графом Томассо на побережье, городские власти, деморализованные сильным отрядом рыцарей, не успели ничего сделать для организации отпора. А еще через полтора часа подошла пехота и кавалеристы графа Ландольфа. Были заняты все ворота, городской магистрат и установлены посты на главных перекрестках и площадях. Одновременно мы начали вести переговоры с гарнизоном замка о сдаче.

Было понятно, что войско графа Томассо вернется из Апулии не позже чем через десять-двенадцать дней. По нашим расчетам, граф Антонио должен был увести его до Сан-Северо. Наверное, граф Томассо уже мечтает о захвате Фоджа и контроле над всей Апулией. Сто семьдесят – сто девяносто километров конница графа Томассо может пройти за пять-шесть дней, но пока до него дойдет известие о захвате его города, пока он примет решение, пройдет еще несколько дней. Кроме того, я надеялся, что конница графа Томассо дойдет до Челано, вымотанная длинным переходом без отдыха. А арьергард отставшей пехоты будет непрерывно атаковать конница графа Антонио, не давая ей возможности двигаться хотя бы черепашьим шагом. Даже если нам не удастся дать отпор коннице графа Томассо в поле, мы имеем возможность уйти за городские стены. Без пехоты, без инженерных подразделений захватить город он никак не сможет.

На встрече с комендантом замка граф Ландольф и я коротко обрисовали создавшуюся ситуацию. Кроме того, на него произвело сильное впечатление письмо, подписанное от имени императора ландграфом Людвигом. В письме было написано, что за самовольные действия император приказывает графу Томассо сдать города и явиться на суд к императору в Неаполь. В случае неповиновения графа приказывается разрушить город Челано, жителей перевести в новый город, расположенный южнее в долине, без стен и без замка.

Комендант попросил пять дней на размышления. Мы договорились, что, если граф Томассо за эти пять дней не окажет помощи замку, гарнизон сдаст замок, с правом выйти из него с оружием. Граф Ландольф сначала противился этому условию, но я согласился с комендантом, обосновывая это необходимостью поддержать честь солдат. Естественно, ни за пять дней, ни за неделю войска графа Томассо не смогли добраться до Челано. Незначительные силы местных баронов округи можно было даже не принимать во внимание. Замок мы заняли, разрешив немногочисленному гарнизону уйти с оружием, женами, детьми и припасами в сторону Авеццано.

А еще через четыре дня заградительный отряд отступил к нам, подтвердив, что появились всадники графа Томассо. Меня немного удивляла неукротимая энергия графа Ландольфа. Ведь ему больше шестидесяти лет, но он по-юношески энергичен и, к сожалению, так же по-юношески предпочитает не задумываться о последствиях поступков. Вот и сейчас он предлагает вывести мой отряд навстречу всадникам графа Томассо и по-рыцарски сразиться с ними. А я, хоть и значительно моложе его, осторожно предлагаю устроить засаду, внести в передовой рыцарский отряд графа Томассо расстройство ударом лучников и только потом ввести в бой моих рыцарей.

Ландольф нехотя соглашается с этим, хотя и ворчит, что в его время все решалось по-рыцарски, честно, без всяких там засад и прочих новомодных штучек. И мы спланировали бой как трехэтапный. На первом этапе затаившиеся в лесу метрах в восьмистах от города лучники должны были расстрелять наступающую конницу, а затем раствориться в лесу, отступая к городу. Далее в действие должна вступить наша немногочисленная конница городов. Ее цель – заставить рыцарей графа Томассо сойти с дороги и уйти влево за легкой конницей, отступающей к ближним городским огородам. И в этот момент из ворот должен выйти мой рыцарский отряд, ударив в бок и немного даже в спину рыцарям графа Томассо. Следом за нами из ворот должна выйти и рассредоточиться пехота, плотно прикрывая ворота от отставших всадников неприятельского войска. Дальнейшее мы не просчитывали, не зная детально силы графа Томассо.

И на следующий день, незадолго до обеда появляется конница графа Томассо. Наш конный разъезд, оставленный на дороге, докладывает, что вражеская колонна движется по дороге в походном порядке: впереди две сотни легковооруженных всадников, за ними рыцарский отряд – от четырехсот до пятисот всадников, включая слуг и оруженосцев рыцарей, за ними снова растянувшийся на километр отряд отставших всадников. Пехота отсутствует. Наверное, отстала на несколько дней.

По рыцарям у нас силы равны. Легкой конницы у графа Томассо значительно больше, но у нас зато многочисленная пехота, включая сильные городские отряды лучников. Мы с графом Ландольфом немного меняем план. Приказываем лучникам пропустить легкую конницу, сосредоточившись на рыцарском отряде. Стрелять в первую очередь по лошадям, вывести из строя как можно больше конных рыцарей. Пока им подведут новых лошадей, пока они пересядут и вольются в сражение, пройдет много времени, и исход боя, может быть, уже определится.

Бой протекал немного не так, как мы предполагали. Действительно, лучники, расстреляв по рыцарям свои запасы стрел, скрылись в лесу, пробираясь к городу. Легкая конница графа легко заставила наши конные отряды сойти с дороги, уходя в сторону огородов, но за ними устремилась только часть рыцарей, остальных граф Томассо сумел удержать. И нашему рыцарскому отряду на выходе из ворот не удалось построить правильный клин. К тому же удар пришелся не в бок рыцарям графа Томассо, а практически в лоб. Результат был бы неясен, но наши лошади на порядок свежее, рыцари плотно позавтракали, а лошади и рыцари графа Томассо слишком измучены долгой дорогой и плохим питанием в течение целой недели.

Бой рассыпался на множество единоличных поединков. Но минут через пятнадцать стало ясно, что даже возвращающиеся из погони за нашей легкой кавалерией рыцари уже не смогут ничего изменить. Мне удалось прорваться в самую середину схватки, где граф Томассо вместе со своими двумя сыновьями пытался построить хотя бы небольшую линию сражающихся рыцарей. И между нами завязался поединок. На конях мой рост не давал мне преимущества, но по длине рук я явно превосходил графа. К тому же он не имеет понятия, с кем ему приходится сражаться. Граф Томассо чуть старше меня, крепкий и опытный боец. Он привык всегда побеждать противника и умеет личными победами воодушевлять своих рыцарей, поэтому в нашу схватку никто не вмешивался. Мы кружили друг перед другом, кони хрипели, тяжело следуя нашим приказаниям, но видно было, что его конь устал значительно сильнее, медленнее подчиняется. И это дало мне возможность наконец достать мечом графа, когда он не успел полностью развернуться ко мне лицом. Меч рассек на плече его двойную кольчугу.

На лице у графа удивление, смешанное со страхом. Он уже понимает, что из этого поединка он не выйдет живым. Но не сдаваться же неизвестному рыцарю. Да и плен – это многолетнее заключение в одном из императорских замков, из которого он выйдет, если выйдет, глубоким стариком. И он собирает последние силы, яростно нападая на меня. Мы перестаем кружить, только непрерывные удары меча об меч, как будто мы не на конях, а бьемся в пешем строю. Но руки у него уже не могут нанести прежние быстрые удары, потеря крови сказывается все больше, и при очередной моей атаке он не успевает подставить свой меч, кольца воротника кольчуги не выдерживают, и меч проходит до горла. Конец.

Потеря предводителя сказывается на войске графа мгновенно. Никто не слушает его старшего сына и наследника, думая только о том, как вырваться из битвы, не быть убитым, не попасть в плен. Но это трудно. Только небольшой части войска удалось уйти в сторону дороги на Авеццано. Солдаты собирают трофеи. Граф Ландольф подъезжает ко мне, левая рука подвязана, видно, что графу в битве досталось побольше, чем мне. Мы поздравляем друг друга с победой, и я вижу за ним моего Жака. Из всего оружия графа Томассо я забрал только его тяжелый боевой меч. Мне он понравился – будет хороший подарок Жаку, я приберегу его до момента посвящения Жака в рыцари.

Замок уже обжит нами. В графских комнатах мы с Ландольфом разделили покои. Графу досталась комната Томассо, я пытался разместиться в покоях графини, но кровать оказалась чрезмерно мала в длину. Замковая челядь не покинула насиженное место. Мажордом сразу предложил мне разместиться на ночь в смежном с графскими комнатами зале заседаний на быстро сколоченной из досок лежанке, которую покрыли периной и постельным бельем. Опочивальню графини я отдал Жаку. Ему кровать тоже была коротковата, но не так, как мне. На ужин прислуга приготовила простые, но весьма сытные блюда из дичи, домашней птицы и овощей. Особенных разносолов не было. Во время ужина граф Ландольф обратил внимание на сидящего рядом со мной Жака и спросил меня:

– Кто этот юноша?

– Мой оруженосец, Жак, сын графа Вальтера из Кейсарии. После гибели графа он живет со своей приемной матерью графиней Маргарет в Кампобассо.

– Кажется, я его видел во время сражения. Жак, это не вы прикрывали мою спину, охраняли меня от врагов?

– Да, я не смог пробиться к барону, меня оттеснили к вам, и я стал пытаться защищать вас с той стороны.

– Спасибо. Боюсь, что я не отделался бы без вашей помощи только раной левой руки. Ведь на вас нападали опытные бойцы. Кто вас учил сражаться?

– Когда-то, еще мальчиком, я начинал в Дамаске учиться работе с оружием у барона. А потом мной немного занимался Марквард фон Анвайлер, маркграф Анконы, граф Молизе, супруг моей матери.

– У вас прекрасная школа, я уверен, вы будете хорошим рыцарем. Если этот вопрос поднимут у императора, я буду за то, чтобы вас с честью приняли в рыцарское сословие. Еще одно-два сражения, и посвящение в рыцари вам гарантировано. Я и сам имею право провести посвящение вас в рыцари, но, думаю, лучше будет, если это сделает наш всемилостивый император. Два голоса на совете при императоре вам гарантированы.

– Вы бесконечно добры ко мне, граф. Я весьма польщен вашей похвалой.

После ужина мы с графом и приданным отряду специалистом из технических частей обсудили выполнение приказа императора об уничтожении города и замка. Очень жалко уничтожать и то и другое, но приказ императора строг. Должно быть показано строптивым баронам, что будет с их замками, если они с оружием в руках выступят против императора.

Специалист предлагал разрушать строения секирами, но я тут же припомнил, как мы разрушали замки в Галилее.

– Достаточно выбить по одному ряду камней из стен, заменяя их деревянными вставками. А потом обложить дровами и поджечь. Вставки сгорят, и стены сами обрушатся.

Решили провести эксперимент с одним участком стены между двумя башнями. Мы не боялись движущейся к Челано пехоты. Зажатые между нашим войском и отрядами графа Антонио, они вынуждены будут сдаться. Нужно только выдвинуться до города Пополи, чтобы они не могли ускользнуть на северо-запад Абруццо к плодородному плато и долине реки Атерно. Девяносто девять деревень этого района могли бы выставить слишком большое войско в помощь отставшим отрядам. Но необходимо было спешить. Легкую конницу отправили буквально после обеда на следующий день. Мой отряд вышел следом за ними на следующее утро. Вместе с нами в поход пошел и граф Аквино с немногочисленными сопровождающими его рыцарями. Половина пехоты была оставлена в городе, а вторая половина вышла одновременно с нами.

К моему удивлению, мы догнали нашу легкую конницу значительно быстрее, уже через сутки. Пехота противника не пошла на северо-запад и медленно продвигалась к Челано. Вероятно, они не имели сведений о разгроме рыцарской конницы графа Томассо. Они шли, как греки, описываемые Ксенофонтом в «Анабасисе», отбиваясь от наседающих с тыла отрядов графа Альберто и отбрасывая перед собой нашу легкую конницу. Наша пехота еще не подошла, но я принял решение атаковать. Удалось построить настоящий клин с шестью рыцарями впереди, расширяющийся до линий по двенадцать рыцарей. А дальше двигались вспомогательные конники отряда. Легкая конница растянулась по бокам, охватывая вражескую пехоту с обеих сторон дороги.

Только теперь, видя перед собой вместо знамени графа Томассо герб графов Аквино – пятиугольный щит с солнцем посредине, двумя львами в левом нижнем и правом верхнем углах и желто-красными полосами, – пехота пала духом. А наша лавина рассекла пехоту на две части, нещадно давя всех, кто не успел или не смог разбежаться в стороны. Все было кончено за двадцать минут. Войско графа Томассо перестало существовать.

Потом ничего интересного не было. По приказу императора мы с графом Ландольфом вернулись в Неаполь. Оставленные войска разрушали город и замок, строили новый город чуть в стороне и переселяли туда жителей. Все это происходило уже без нас. Естественно, что Жак возвращался вместе со мной. Можно добавить, что Жак передал привет Маргарет с солдатами Кампобассо, прибывшими в составе войска графа Альберто, я тоже написал ей письмо, описывая воинское умение и отвагу Жака. А потом мы около года провели в Неаполе.

 

Глава 5

Испания

Август 1223 – декабрь 1224 года

Когда мы добрались до Неаполя, императора в нем не было. С марта он находился на конгрессе в Ферентино. Граф Альберто позднее рассказал, что папа Гонорий вместе с епископами Германии и Италии заставили там императора повторить клятву: отправиться в июне тысяча двести двадцать пятого года во главе большого войска рыцарей на Святую землю. Военные на конгрессе императору не были нужны, и нам с графом Ландольфом ничего не оставалось делать, как отдыхать в Неаполе. Меня безделье тяготило, но Жак радовался большому городу и его развлечениям. Особенно воодушевляла его сердечная приветливость графини Теодоры Галуччио ди Тиано – супруги графа Ландольфа.

Теодоре было в это время двадцать восемь лет. Граф Ландольф рассказал ей, по-моему, даже приукрашивая, о подвиге Жака, охранявшего его во время сражения. Теодора – уроженка Неаполя, знала весь городской свет и ввела Жака в общество. Жак с энтузиазмом относился к своим обязанностям сопровождать молодую графиню на все городские празднества, посещать модные салоны. И это продолжалось до весны тысяча двести двадцать четвертого года. А граф Ландольф, будучи на тридцать пять лет старше своей супруги, с удовольствием освободился от подобной обязанности.

Мне не очень нравилось чрезмерное выставление напоказ увлечение Жака графиней, но граф Ландольф с улыбкой убеждал, что это естественно. Молодой оруженосец – а Жаку почти шестнадцать лет – просто не может не выбрать даму, которой можно куртуазно поклоняться. Ведь графиня достойна поклонения. Что ж, графу виднее. Куртуазность куртуазностью, но я пытался в сентябре тысяча двести двадцать третьего года поговорить с Жаком о неуместности его поведения. Однако он с честными глазами уверял, что его отношения с графиней чисто платонические и графине нравится появление еще одного поклонника. Возможно, я со своими взглядами, взглядами мусульманского общества, неправильно оцениваю происходящее, но мне было от всего этого не по себе. Я знал графа Ландольфа как грубого вояку, который, в случае если ему что-то не понравится, не остановится перед самыми жесткими мерами.

Весной тысяча двести двадцать четвертого года граф Ландольф по секрету с удовольствием рассказал мне, что ждет прибавления в семействе. Его шесть детей от первого брака давно выросли, некоторые из них старше графини Теодоры, а теперь у него будет маленький ребенок, воспитанию которого он сможет посвятить себя. И в середине лета, после турнира, графиня Теодора уехала в замок Рокка Секка. Позднее я обязательно напишу о родившемся у нее удивительном сыне Томасе (Фоме) Аквинском, с которым был много лет знаком. Но не нужно путать его с почти полным тезкой, Томмазо ди Аквино, графом Ачерра, великим юстиарием Сицилийского королевства, женатым на Маргарите, незаконнорожденной дочери Фридриха II.

После возвращения императора в Неаполь все его внимание было уделено формированию университета в Неаполе. А это деньги и деньги: на строительство помещений, на приглашение профессоров, на помощь неимущим студентам. Но император отдавался этому делу всей душой, забывая иногда и о делах государственной важности. В грамоте своим подданным он писал, что открывает университет для того, «чтобы алчущие знания находили нужную для них пищу в своем королевстве и не были вынуждаемы ради образования покидать свое отечество и выпрашивать его, как милостыню, за границей». Одновременно в Фоджа, рядом с Лучера началось строительство великолепного императорского дворца, в котором позднее хранилась казна императора. И недаром это делалось рядом с городом, который он предназначил для арабов. Он им позднее доверял больше, чем европейским наемникам.

Нельзя не упомянуть и о небольшом турнире, устроенном Фридрихом II. Не помню, в честь чего был турнир, кажется, в честь открытия университета, впрочем, любое событие можно назвать поводом для турнира, если хочется дать возможность рыцарям позабавиться. На турнир собрались многие представители всех баронских семейств, поддерживающих императора в его негласной пока борьбе с папой. В это время состоялось мое знакомство с Франческой, дальней родственницей графа Ландольфа, сыгравшее позднее столь значимую роль в моей судьбе. Франческа – дочь двоюродной сестры графа Ландольфа – наследница графа Паоло II, владетеля Кастелло Венти, Замка ветров, и сеньора города Тоди в Умбрии.

Инициатором нашего знакомства, естественно, была графиня Теодора. Подозреваю, что она специально пригласила Франческу, чтобы познакомить со мной. И это было знакомство с дальним прицелом. Франческе было в то время только шестнадцать лет, время расцвета итальянских девушек. Что можно о ней сказать? Не очень высокая, особенно рядом со мной, худощава, как все современные девушки, хорошо хоть, что не чувствуется анорексия. Впрочем, наверное, сейчас это слово и не используется. Грудь перетягивает до полного исчезновения. Дались монахам эти груди. Наверное, преследуют их, злобствуя, что это все не для них. А лицо симпатичное, очень симметричное, может быть, лишь слишком доверчивые голубые глаза. Но доверие к жизни и людям – преходящее, успеет еще узнать людскую злобу, зависть, страдания. Да мало ли что еще предстоит ей узнать.

Только позднее я понял, что графиня Теодора специально писала графу Паоло о затеваемой ею интриге. Граф Паоло проявил большую заинтересованность в заключении брачного союза с приближенным императора. Он отчаянно нуждался в укреплении связей с императором, так как папский престол все время пытался реализовать свои «права» на графство Тоди (как и остальных осколков герцогства Сполето). Кроме того, граф Паоло уже в годах, оба его сына погибли в стычке с войсками архиепископа Сполето, и в случае его смерти защитить независимость Тоди, как имперского графства, будет некому. Нужен законный наследник мужского пола, желательно внук.

Графине Теодоре обо мне и моих приключениях в Палестине, Египте и Сирии много рассказывал Жак, поэтому ей тоже было что рассказать Франческе. Боюсь, что ей представили меня в слишком уж героическом виде. А я, глядя в ее широко раскрытые голубые глаза, вспоминал графиню Маргарет в момент нашего знакомства на ее свадьбе с графом Вальтером Кесарийским. Графиня Теодора сознательно оставляла нас несколько раз вечерами наедине, и нам приходилось вести долгие разговоры. Франческа рассказывала мне о своем любимом городе Тоди, о расположенном на самом гребне холма Замке ветров, в котором прошло ее детство, о видах с верхней площадки замка на луга, спускающиеся к Тибру, на дальние леса, на улицы, площади и три кольца стен, окружающих город. Особо любовно упоминала монастырь, в котором училась грамоте и хорошим манерам четыре года. Я тоже немного рассказывал о Дамаске – одном из самых больших городов мира, о грозном замке Карак, о красоте холмистой Галилеи, о христианских святынях Палестины.

Ничего конкретного, к своему сожалению, графиня Теодора так и не дождалась. Ее замысел был вполне понятен, но никак не мог я в свои тридцать восемь лет серьезно относиться к совсем уж молоденькой девушке. Наше знакомство осталось бы без последствий, если бы не события, произошедшие в следующем году, но об этом позже. А пока я усиленно тренировался, готовясь к турниру. Мой опытный сержант Винченцо снова и снова перекидывал через сук дерева небольшие мишени, двигая их и раскачивая. А я должен был на полном скаку поражать их, это должно происходить автоматически: на арене некогда думать, все решают рефлексы рук. Винченцо терпеливо объяснял:

– Главное, правильно управлять конем. Ни в коем случае нельзя вылететь из седла. Не страшно свалиться с конем, потом можно встать и продолжить бой, но отрываться от коня нельзя. Очень важно попасть копьем выше пояса, желательно в щит или в грудь. Копье должно быть сломано, поэтому мы возьмем с собой не менее десяти копий. После того как копья сломаны, но противники не выбыли, бой продолжается с новыми копьями.

Он много что еще говорил: и про условия окончания поединка, и о награждении дамами победителей, и правилах проезда очередного победителя через все ристалище. Я не собирался пытаться стать победителем турнира, у меня слишком мало опыта, но попробовать, провести пару схваток – почему нет? Хорошо, что мечом нельзя драться, так что, если проиграю поединок, мой знаменитый меч не смогут отобрать.

Вместе с нами готовился к турниру и Жак, я был удивлен его точностью владения копьем. Впрочем, в этом нет ничего странного, в своем замке он много тренировался.

И вот наступил день турнира. На большом поле недалеко от городской стены сформировано ристалище: построены трибуны для знати, изгородь, которую не должны пересекать бойцы, места для простой публики. Священник прочитал приличествующий текст (церковь не одобряет турниры, но не может оставить без своего напутствия такое важное мероприятие), выбраны три дамы для вручения подарков: замужняя, девица и вдова. Кстати, в качестве замужней дамы выбрана графиня Теодора, выдержит ли она в своем положении утомительный день турнира?

Прошлись на конях участники турнира, и я в том числе, герольд произнес длинную речь о правилах турнира, о почестях победителям и карах нарушителям правил. Все, наконец турнир начинают оруженосцы. Естественно, Жак не мог упустить такой случай показать свое мастерство. Он сражался в четвертой паре, и я внимательно следил за тремя схватками их поединка. В первой они оба успешно преломили свои копья. Во второй копье противника скользнуло по щиту Жака и не преломилось, а Жак нанес удар строго в грудь противника. Почти победа. А в третьей расстроенный мальчишка – противник Жака – от мощного удара не только не успел ударить своим копьем, но и свалился с лошади. Чистая победа. Почетный круг по ристалищу, графиня Теодора радостно машет ему платком. Но до награждений еще далеко. Через несколько пар снова пришла очередь Жака, и он победил «по очкам». А третье состязание проиграл, вероятно, очень опытному и сильному оруженосцу. Было ему по крайней мере лет двадцать. Неужели до такого возраста ходят в оруженосцах? Жак лишится своего коня и оружия. Но зато станет владельцем двух коней и двух комплектов оружия поверженных соперников.

Дальше вроде бы мне неинтересно смотреть, но я досмотрел до конца поединки оруженосцев. Все-таки это не тренировки, это настоящие поединки. Жак мог бы немного утешиться тем, что, оказывается, проиграл победителю турнира среди оруженосцев. Но вот он, победитель, склонился перед самим императором, и тот, попеременно коснувшись мечом его правого и левого плеча, посвящает его в рыцари. А потом награждение новоиспеченного рыцаря графиней Теодорой. Она склоняет к нему со своей трибуны серебряный венок, на котором висит ее лента. Рыцарь хватает ленту, трижды целует ее. Представляю, что чувствовал в этот момент мой Жак.

Наконец настала очередь рыцарей. Я шел под своим гербом: черный рыцарь с поднятым мечом на голубом фоне. Мой герб практически никто не знает. И это удобно. Когда дело дошло до меня, мне достался пожилой барон на громадной лошади. Мы мчались навстречу друг другу по разные стороны разделяющей нас изгороди. Удар, одновременный удар. Больно, очень больно, я не успел закрыться щитом, удар прямо в грудь, в мою прекрасную кольчугу. Не знаю, как мой противник, он ведь принял удар на щит. Но мы оба усидели на конях, хотя наши копья разлетелись в щепки. Хорошо хоть, что они такие непрочные. Нас разводят к исходным позициям, и мы снова мчимся. Теперь и я и он приняли удары на щиты, тоже несладко, но не так больно. Опять меняем копья и мчимся навстречу. Но теперь я смог чуть повернуть щит, и его копье скользнуло по нему, не преломившись. А мое копье проскочило над щитом, попало очень высоко в грудь и разлетелось. Не знаю, как он выдержал, хорошо, что обломки копья не попали ему в лицо.

По непонятным мне причинам поединок прекращен, и засчитана моя победа. Можно отдохнуть. Отдыхал более получаса и снова вызван на ристалище. Теперь мой противник молодой рыцарь, я вижу это по его безбородому лицу, сияющим глазам. Вижу, что он надеется на победу, жаждет ее. Жалко парня, но расслабляться нельзя. Вдруг он тоже усиленно тренировался, как Жак. Не хватало еще проиграть молокососу. Первая схватка – просто примерка, мы ищем слабые места друг у друга, хотя копья расколошматили. Но я вижу, что он плохо работает копьем, оно у него направлено в одну точку, в правильную точку, но только в одну. Во время второй схватки перепроверяю это, действительно, он не разнообразит свои действия. И на третьем раунде резко отклоняюсь в сторону, одновременно очень сильно ударяя по его щиту, копье противника пролетает мимо меня, он теряет равновесие, а тут еще мой удар, и он летит с коня, хорошо хоть, что не роняет на лету щит. Чистая победа. Проезжая свой круг почета, галантно кланяюсь Франческе, останавливая перед ее ложей своего коня и заставляя его согнуть в приветствии одну ногу. Франческа вспыхивает, бросает взгляд в сторону сидящей в центре трибуны графини Теодоры, та кивает ей, и Франческа решается, вынимает из волос серебряную заколку, бросает мне и машет, машет своим платком. Для нее это миг счастья. Бедная девочка, сколько тебе еще придется пережить, и как редки будут мгновения счастья. А я с трудом ловлю заколку, делаю вид, что целую ее. Мне немного смешно, я на удивление совсем не устал.

Но дальше испытывать судьбу не стал. Остались только закаленные бойцы, я вижу их гербы. С меня достаточно этих выбросов адреналина. Турнир продолжался, победителя награждали, но это все уже без меня.

На следующий день после завершения турнира я был у графа Ландольфа. Он с усмешкой спросил, случайно ли я выказал свое предпочтение Франческе, не будет ли позднее счастливого продолжения этой истории. И уже серьезно заявил, что со стороны отца Франчески возражений не последует. Пришлось разуверить графа, что я совсем не готов быть отцом семейства, тем более с такой молодой девушкой. Возможно, он понял меня, собственного семейного опыта у него было более чем достаточно.

На следующий день выдача трофеев. У Жака прошло все быстро. Пожилой рыцарь, вернее, его оруженосец тоже без проволочек передал все моему сержанту Винченцо. Но с молодым рыцарем произошла заминка. Нет, он сам честно привел к моему шатру коня, нагруженного доспехами, но Винченцо посмотрел на его лицо, попросил подождать и зашел ко мне в шатер.

– Господин барон, прошу прощения, но мне передали, что этот парнишка из совсем захудалого рода. Думаю, отец справил ему коня и оружие, заложив что-то из своих земель. Для него это катастрофа. Да и конь и оружие не очень-то хорошие. Не думаю, что вам они нужны.

– А я могу отказаться от всего?

– Конечно, это ваше право, это ваши вещи.

Я вышел к рыцарю, посмотрел на его опущенную голову, и мне тоже стало его жалко.

Действительно, на кой черт мне его коняга и оружие.

– Дорогой шевалье, я считаю, что вы достойно сопротивлялись в поединке со мной. К сожалению, вам достался не тот соперник. Но я надеюсь, что в следующий раз вы выиграете с честью все поединки. Пусть этот конь и ваше оружие помогут вам.

Парень, склонив голову, смотрел куда-то мимо меня, не веря своим ушам. Он уже знал, кому он проиграл поединок, не знал только, как вернуться с такой вестью к отцу. И вдруг, оказывается, не все пропало. Он пытался сказать слова благодарности, но ничего толком у него не получилось. Винченцо вложил повод коня ему в руки и что-то прошептал на ухо. Тот вскинул на меня глаза, в первый раз посмотрел прямо в лицо. Молча забрал коня и ушел. Ближе к вечеру он опять пришел ко мне проситься служить под моим знаменем. Оказывается, Бенедетто, так его зовут, из дворян Умбрии, небольшой феод его отца, вассала архиепископа Орвието, находится в десятке километров на северо-восток от Орвието. Винченцо ходатайствовал за него, и пришлось взять парня к себе, хотя я не знал, как это согласуется с его вассалитетом. К счастью, потом этот вопрос вполне утряс граф Ландольф.

Летом тысяча двести двадцать четвертого года король Арагона Хайме I прислал императору письмо, в котором просил помощи в борьбе с альмохадским халифом ал-Адилом. Одновременно и посланный папой Гонорием каноник, доминиканец отец Паоло, передал мнение и пожелание папы о необходимости помочь молодому арагонскому королю. На созванном императором совете граф Антонио доложил о последних событиях в Арагоне и графстве Барселона.

Оказывается, Хайме I, король Арагона, граф Барселоны, сеньор Монпелье, родной племянник недавно умершей императрицы Констанции, поддержанный баронами Каталонии и кортесами Арагона и Каталонии, освободился наконец от навязчивой опеки своих дядьев, претендовавших одновременно на арагонскую корону. Королю всего лишь шестнадцать лет, но сплотившиеся вокруг него бароны решили продолжить славное дело его отца. Педро II, вместе с кастильским королем Альфонсом VIII и поддерживающими их королями Леона, Португалии, Наварры и баронами Южной Франции разбил в тысяча двести двенадцатом году войско халифа альмохадов Мухаммада ал-Насира в битве у Лас-Навас-де-Толоса. И момент теперь очень подходящий: в течение этого года умер халиф Абу Якуб ал-Мустансир и убит заговорщиками халиф Абдул-Вахид. У нового халифа Абдаллах аль-Адила много проблем в Африке, а власть на местах в Испании фактически захватили разобщенные альмохадские шейхи.

Отец Паоло напомнил, что победа над неверными, позволившая освободить значительные земли с городами и замками, была достигнута во многом благодаря объявлению папой Иннокентием III Крестового похода против мавров. К сожалению, папа Гонорий, понимая, что в настоящее время более важно начать новый Крестовый поход за освобождение Иерусалима, не может объявить Крестовый поход против мавров в Испании, но настоятельно советует императору помочь молодому королю деньгами и войском в его благородном стремлении освободить земли Испании от неверных.

Император с уважением относился к своей первой жене, совсем даже не блиставшей красотой. Тридцатилетняя Констанция, потерявшая единственного ребенка от первого брака, в первое время питала к своему четырнадцатилетнему супругу почти материнскую любовь. Именно она привила ему вкус к искусству, поэзии. И это было неудивительно, всю свою молодость до замужества с венгерским королем Имре она росла в культурной атмосфере Южной Франции и Пиренеев. При дворе ее отца всегда были куртуазные бароны Прованса и Тулузского графства, считавшие своим долгом воспевать прекрасных дам.

Император долго колебался, совету пришлось собираться еще два раза, пока он вынес решение. И дело не только в данной год назад на конгрессе в Ферентино клятве об отправлении в Крестовый поход на Святую землю летом тысяча двести двадцать пятого года. Император надеялся до похода на восток привести к покорности города Ломбардии, где зрело сопротивление императорской власти. Одновременно шли успешные переговоры о бракосочетании императора с королевой Иерусалимской Иолантой. Бракосочетание намечалось на тот же тысяча двести двадцать пятый год, и императору не хотелось отвлекать серьезные силы и солидные деньги на участие в предприятии Хайме I. Предварительно было решено отправить небольшой корпус, состоящий из солдат, освободившихся после разрушения Челано, и рыцарей, призываемых на острове Сардиния. Предполагалось, что участие в испанских делах должно завершиться не позднее середины тысяча двести двадцать пятого года.

Большой неожиданностью для всех участников совета, и для меня в том числе, стало решение императора:

– Руководить экспедицией будет барон Клопофф. Кто, кроме него, так хорошо знает обычаи сарацин? А сражаться, возможно, придется не в самых благоприятных условиях. Прошу барона и графа Альберто подготовить план сосредоточения войск и необходимых финансов к завтрашнему дню.

Меня мотивация императора несколько удивила: на востоке ведь тоже предстояло сражаться с сарацинами. Но вечером граф Альберто разъяснил мне:

– Император планирует назначить ландграфа Людвига командующим силами в Ломбардии, ему должен в числе прочих помогать барон Мюльштейн. Графа Ландольфа Аквино он оставляет в Неаполе, подчинив ему войска городов. Нам нужно завтра представить на заседание совета план сбора и отправки в Испанию войск.

Остаток вечера мы с ним прикидывали первый вариант плана. У меня было представление о количестве солдат, которых можно было отправить из Челано. С учетом разных факторов можно было взять оттуда не менее пятисот пехотинцев императорской армии. Рыцарское ополчение и отряды городов давно распущены. Пехота может дойти до порта около Рима примерно за восемь-десять дней. Но дойдет крайне усталая. Дороги горные, не очень хорошие. Можно направить пехоту в сторону Пескара. Это ближе, и дорога значительно лучше. Но тогда придется посылать флот почти вокруг всего полуострова и возвращаться потом к Сардинии. Это займет очень много времени.

– Думаю, граф, что предложение взять пехоту из района Челано не слишком удачное. Потребуется много времени для передислокации их в Испанию. Да и чрезмерно оголять тот район не стоит. У сторонников сыновей графа Челано имеется возможность нанести удар из долины реки Атерно. Там, в этих девяносто девяти деревнях власть императора еще слаба. Более эффективно взять солдат из Сицилии. Кстати, часть арабов из Западной Сицилии еще находятся около Палермо, ожидая отправки в Салерно. Думаю, мы могли бы из них нанять не менее тысячи солдат, половина из которых были бы конниками.

– Но ведь это мусульмане, не перейдут ли они при удобном случае на сторону врагов?

– Не думаю, что это возможно. Да, они мусульмане, но совершенно другого толка, чем альмохады. У них серьезные религиозные противоречия. Кроме того, их семьи можно в первую очередь перевезти в Лучера. Но нужно все согласовать с эмиром Мухаммадом.

– И сколько времени уйдет в таком случае на подготовку войск? – спросил граф.

– Эмир Мухаммад еще в Палермо. Я могу оказаться в Палермо через двое суток после принятия императором решения. Сутки на переговоры с эмиром Мухаммадом, двое суток на вербовку. Все можно подготовить за неделю. Неясно только, сможет ли Пиза подготовить столько судов для перевозки солдат и лошадей.

– Пиза сможет подготовить и прислать часть транспортных кораблей в Палермо тоже за неделю. Остальные могут быть посланы в Кальяри на Сардинии еще через неделю. Там все равно не собрать рыцарское ополчение раньше. Но остается проблема альмохадского флота: такие приготовления не могут не привлечь внимания альмохадских агентов. Флот может встретить нас около Балеарских островов или даже раньше, у побережья Сардинии. Без императорского боевого флота нам не обойтись в любом случае. А возвращаться через Тирренское море к побережью Пизы и идти потом вдоль берегов Франции слишком долго.

– Но мы еще не прикинули, сколько потребуется денег на всю экспедицию.

– Это мы проработаем с графом Томмазо ди Ачерра, великим юстиарием Сицилийского королевства, ведающим всеми финансами королевства. Вряд ли император выделит деньги из имперских средств, они ему нужны сейчас совсем для других целей. Все придется оплатить Сицилийскому королевству.

На следующий день наши предложения, с некоторыми поправками, были одобрены императором. Граф Антонио Салернский предложил разрешить рыцарям Кампании присоединиться к экспедиции на обычных условиях: две недели за свой счет, а позднее с выплатой жалованья. Многие рыцари, младшие сыновья знатных родов, уже продолжительное время не имеют возможности поправить свои финансовые дела. После возвращения из экспедиции они с радостью примут участие и в других войнах императора. Император согласился с условием, что численность отряда не превысит двадцать пять рыцарей, граф Антонио возглавит этот отряд лично, но под общим командованием барона. Как и предсказал граф Альберто, финансирование было возложено на королевство Сицилия, о чем и дано указание графу Томмазо ди Ачерра.

На следующий день были написаны и разосланы грамоты императора, относящиеся к походу. А через два дня начали собираться рыцари Кампании. Граф Антонио собрал отряд в двадцать пять рыцарей. Вместе с сопровождающими рыцарей оруженосцами, сержантами, конниками – это более сотни человек. Да еще и кони – не менее двух сотен, ведь каждый рыцарь имеет четырех коней, да и у сержантов и оруженосцев имеются запасные, все это нужно перевозить по морю. Но транспортные суда Пизы пришли вовремя, и мы отправились в Палермо. Стоит прибавить, что смотр рыцарей, приходящих в отряд, производил граф Антонио, но я также присутствовал при этом каждый день. Рыцари не так уж молоды, не было ни одного младше двадцати лет, вооружение и кони в порядке. Граф Антонио отчислил только пару рыцарей, за мелкие недостачи (в основном из-за недостачи коней). Легко было бы восполнить нехватку коней за счет выделенных средств, но желающих принять участие в экспедиции было даже чрезмерно.

Погрузка на корабли, и мы через сутки с небольшим уже в Палермо. Разговор с эмиром Мухаммадом был непростым, он сомневался, нет ли в этом предложении подвоха. Да и молодежь нужна была бы при освоении земель и строительстве жилищ в Лучера. Но я парировал тем, что молодежь должна получить боевой опыт. Император рассчитывает, что переселенцы в Лучера будут верными слугами, по призыву императора идущими с его войсками в походы. Да и зарплата солдатам совсем даже не помешает позднее при устройстве дел на новом месте. А авторитет эмира только возрастет, ведь эта тысяча солдат будет отправлена как часть его войск. Он сможет назначить командиров среднего и высшего звена, в том числе хотя бы одного из своих племянников.

Пожалуй, именно последний довод перевесил все, и эмир согласился предоставить пятьсот конников и пятьсот пехотинцев. Он познакомил меня со своим племянником – Саидом. Саид не слишком молод, он сын старшей сестры эмира. Мы договорились, что первое время он будет командовать одной из сотен, но одновременно будет моим помощником по командованию всеми конниками. Командовать пехотинцами мы с эмиром назначили двоюродного брата эмира – Махмуда. Грузовые корабли Пизы уже ждали нас в порту. Через два дня мы отправились, сопровождаемые конвоем боевых кораблей императора, в путь, к Сардинии. В эти два дня я нашел время зайти к Нахуму – своему портному. Я давно не обновлял свой гардероб, поэтому заказал два походных костюма, которые он мне даже успел выдать, и два костюма для торжеств. Рассказал и о готовящемся походе в Испанию. Одновременно мы заказали кое-что и для Жака, а для Бенедетто нашлась готовая одежда. А вечера я проводил с Лаурой. Оказывается, она совсем даже не забыла меня. Я познакомил с Лаурой Жака, и он был восхищен ее красотой. Неудивительно, в его возрасте многие дамы кажутся прекрасными.

Вечером, перед отправлением кораблей, когда я забирал у Нахума готовую одежду, он сказал, что мечтает поехать в Испанию. Оказывается, в Каталонии, в городе Жирона, на север от Барселоны, живет «величайший авторитет Галахи», как сказал Нахум, раби Моше бен-Нахман, или Рамбан, как его сокращенно зовут. Смеясь, сказал Нахуму, что заеду к нему, если будет время. Как-то не придал значения этим словам.

Дорога до Кальяри заняла чуть меньше двух суток, и мы с облегчением вывели наших лошадей на землю. Нам отвели лагерь рядом с городской стеной. Вечером собрались на совет у братьев Висконти: Ламберто и Убальдо. Власть братьев распространялась в это время не только на южную и восточную часть острова, но и на северо-западную. Верные союзники императора, они уже собирали рыцарское ополчение. Главным вопросом было, привезли ли мы деньги на содержание рыцарей. Братья были готовы добавить свои средства, но только добавить. Содержание почти сотни рыцарей без объявления папой Крестового похода – дело очень дорогое, но мы успокоили братьев, что деньги выделены казначейством королевства Сицилии и их хватит на пару месяцев боевых действий. В случае если боевые действия короля Хайме I продолжатся на более длительный срок, содержание войска должно лечь на его плечи. Неожиданностью стало то, что братья предложили за свой счет содержать отряд – сто человек – лучников. Во главе сардинских рыцарей решением братьев был поставлен маркиз де Кастри, имевший большой опыт войн на границах Пизы.

Четыре дня, которые были необходимы для окончания сбора рыцарского войска, я потратил на проведение небольшого учения с арабской конницей. Приучить к действиям в строю за такое короткое время невозможно. Пытался добиться четкого распределения по отрядам, чтобы отряды не перемешивались во время сражения. Заодно окончательно были сформированы пять отрядов конников и два отряда пехоты. Познакомился с командирами отрядов и их заместителями. Мне помогало, что я прекрасно знал в свое время психологию тюркских наемников в Сирии.

В общем, силы, оказавшиеся под моим началом, довольно внушительные: сотня пехотинцев-лучников, тысяча легковооруженных арабов и больше сотни рыцарей с сопровождающими их конниками.

Пизанский адмирал не рассчитывал на перевозку лучников, но братья Висконти выделили два дополнительных грузовых судна. Кроме того, для сопровождения каравана отдали на неделю почти все свои боевые корабли. И эскадра под командованием уже знакомого мне пизанского адмирала Франческо Аппиано двинулась в путь. Обычно корабли из Кальяри идут в Испанию вдоль итальянского, а потом французского побережья, опасаясь балеарских пиратов, но на нашу эскадру с солдатами на борту, сопровождаемую императорским флотом, пираты побоятся напасть. И мы пошли по прямой, оставив остров Менорка по левому борту километрах в пяти от нас. Ветер был почти попутный, и мы прибыли в Барселону через двое суток. Пиратские или альмохадские корабли все время виднелись на горизонте, но напасть на нас не решались.

В Барселоне к этому времени уже собрались войска Арагона и Каталонии, включая графство Барселона, и отряды баронов Южной Франции: виконта Нимса, графа Прованского, виконта Нарбонна, виконта Альби и прочих. Мне эти бароны совершенно незнакомы, но некоторые звучные титулы я помню еще по далеким российским временам. Впрочем, за исключением графа Тулузского Раймонда VII, остальные графы, виконты, и просто сеньоры городов привели с собой незначительные войска. Прибытие войска императора, да еще такого серьезного, было воспринято с энтузиазмом. Советники Хайме I надеялись только на чисто символический отряд, позволяющий утверждать, что поход поддерживается империей.

Раймонд VII только несколько лет тому назад, после смерти Симона IV де Монфора во время осады Тулузы в тысяча двести восемнадцатом году, восстановил свое владение графством Тулуза. Он не мог забыть помощи, оказывавшейся королевством Арагон его отцу Раймонду VI во время отчаянного сопротивления Крестовому походу против альбигойцев. Раймонд VII привел с собой более сотни рыцарей и значительное число пехотинцев. Кстати, вместе с ним прибыла и его жена Санча, тетя короля Хайме I. Действительно, неинтересно оставаться в Тулузе, когда рыцарство собирается на войну в Барселоне, любимом городе детства. Тем более что там, где рыцари, там не только война, но и празднества.

Но в первую очередь – война. Был собран совет, на котором король утвердил руководителем похода и всей кампании графа Раймонда VII. После ухода короля и гражданских лиц граф предложил рассмотреть план кампании. Докладчиком был Роже Бернар II, граф Фуа, виконт Кастельбо. Его план был простой. Армия сосредоточивается западнее Таррагона, потом марш до реки Эбро, переход по мосту, и колоннами по двум дорогам до границы Валенсии.

– А там встречаемся с армией Валенсии и с Божьей помощью одолеваем ее. После этого марш в сторону столицы Валенсии, пока им на помощь не пришел халиф.

Потом он по дням стал уточнять план движения войск. Мы все рассматривали карту и пытались представить, как это будет выглядеть на самом деле. Казалось, что все поддерживают этот план, но я задал вопрос:

– А какие войска оставлены на защиту направления на Сарагосу, если правитель Валенсии отправит часть войск на северо-запад через горные проходы?

Вопрос смутил Роже Бернара. Все стали внимательно разглядывать эту часть карты.

– Мы все войска Арагона передвинули в Каталонию. Сконцентрировали для мощного удара. Но дорога через Морелла в сторону Сарагосы открыта. В Сарагосе при необходимости может быть призвано сильное городское ополчение, захватить столицу кавалерийским наскоком никому не удастся, но разграбить все предместья – они смогли бы.

Это вмешался граф Раймонд. Он продолжил:

– Мы не можем рисковать столицей Арагона. Нужно выделить часть средств для защиты горных проходов.

Он посмотрел на меня:

– Барон, ваши войска могли бы перекрыть эти проходы? Собственно, перекрывать нужно только район около Морелла. Если бы мы захватили этот городок, контролируемый замком, мы могли бы полностью сосредоточиться только на войсках Валенсии в приморье. Думаю, что основное сражение произойдет километрах в десяти-пятнадцати от границы. Если мы победим, то перед нами будет открыта вся прибрежная полоса километров на пятьдесят-семьдесят. Только дальше правители Валенсии смогут организовать сопротивление. И по мирному договору мы смогли бы захватить для Каталонии порядочную территорию.

– Почему только территорию? – спросил архиепископ Сарагосы. – Мы должны полностью вышвырнуть неверных с территории Валенсии, очистить ее для христиан. Вспомните Сида Кампеадора, завладевшего для христиан всей Валенсией.

– Кто не знает нашего славного героя и его подвиги. Но потом, после его смерти, мусульмане объединились и снова захватили Валенсию. Ваше высокопреосвященство, мы должны опасаться нашествия главной армии халифа. Если мы будем иметь слишком большой успех, он высадится со своими войсками в нашем тылу и доставит нам серьезные хлопоты, и это еще мягко сказано. За нами не стоит все европейское рыцарство. За нами не стоит крестоносное ополчение. Нам нужно ставить ограниченные задачи.

Мне очень понравился реализм графа.

– Я думаю, что моя конница могла бы не только перекрыть для мусульман дорогу на Сарагосу, но и, захватив город Морелла и блокировав замок, попробовать нанести удар по тылам армии Валенсии. А пехоту оставить для блокирования замка и горных проходов.

После обсуждения и расчетов скорости передвижения как пехоты, так и конницы граф Раймонд вынес решение:

– Корпус императора выдвинется на пять дней раньше остального войска, но пехота выйдет из лагеря на два дня раньше конницы. Легкая конница и рыцарское войско дней за пять дойдут до границы между Арагоном и Валенсией, не пересекая ее. Пехоте дается на дорогу десять дней. Основное войско за четыре дня доходит до реки Эбро и преодолевает ее. На сосредоточение, подход отставших и отдых отведем два дня. Затем переходим границу. Атака арабской конницы императорского войска должна начаться на один день раньше перехода основного войска в наступление. А дальше как даст Господь. К сожалению, связь императорского корпуса с основным войском будет невозможна, поэтому все решения по наступлению корпуса барон Клопофф будет принимать самостоятельно. Порядок наступления обсудим дополнительно после преодоления Эбро.

Ждать больше было некого, и на следующий день мои части начали движение. Расчеты графа Раймонда были очень уж оптимистичными. Дорога оказалась легкой только в первые три дня, потом пришлось медленно двигаться по очень плохим горным дорогам. Временами колонна из пятисот всадников и отряда рыцарей растягивалась более чем на два километра, так как приходилось преодолевать то, что называется здесь дорогой, по одному всаднику. Поэтому на переход мы потратили шесть дней. Пехота отставала, хотя график выдерживала. Но я знал, что в любом случае у нас имеется три дня на отдых и разведку. Взятый в Каталонии проводник не знал дальше дорогу, поэтому пришлось уговорить, пообещав большую награду, местного пастуха.

Наш лагерь был в шести километрах от границы: менее часа для конницы. Здесь горная дорога очень узкая, более чем по два-три всадника в ряд двигаться нельзя, поэтому следовало продумать о преодолении заставы валенсийцев. Застава менее чем в километре от границы. Я рассмотрел ее с соседней горы, на которую проводник провел меня и Бенедетто. С горы видна была горная тропа контрабандистов, обходящая заставу в полутора километрах восточнее и выходящая на дорогу примерно в километре от заставы. Проводник объяснил, что коней там придется вести под уздцы. Решение возникло сразу.

Мне не хотелось ждать, пока основная армия сосредоточится и преодолеет Эбро. Нужно начинать раньше, пока валенсийцы в Морелла еще не ждут нападения. В этот же вечер я послал полусотню арабов с их командиром, проводником и Бенедетто в обход по тропе. Они должны были до захода солнца зайти в тыл валенсийцам и ждать до утра, не выдавая своего присутствия. Предупредил Бенедетто о том, что ни один валенсиец не должен уйти по дороге в Морелла после того, как мы начнем атаку.

А утром на рассвете полсотни рыцарей без сопровождения двинулись в атаку. Следом медленнее продвигалась легкая кавалерия и остальные рыцари. Валенсийцы пытались организовать сопротивление, но что могли сделать их легкие луки против бронированных рыцарей. Тем более они были бессильны в ближнем бою. Несколько всадников пытались ускакать, но были перебиты нашей засадой, проникшей в тыл. Ни один человек заставы не остался в живых.

Около заставы была довольно большая площадка, удобная для перестроения. Буквально через час после нашей атаки мы снова двинулись в путь. Теперь впереди были две сотни арабов, двигающиеся с разрывом в триста метров. Следом, с промежутком в десять минут еще три сотни. И только далее, на полчаса позже арабов, двинулись рыцари. От заставы до Морелла примерно пятнадцать километров – два с половиной часа по относительно приличной дороге, но проблема в том, что, по словам проводника, удобный для кавалерии вход в город только с южной стороны. А наша дорога идет с севера. Пока мы будем обходить город, валенсийцы смогут закрыть ворота, собрать солдат и вооружить граждан. А у нас только кавалерия, пехоту ждать не менее трех-четырех дней. Что сможет сделать пехота против нормальных городских стен, не имея никаких технических средств? Только взять в кольцо, в осаду, да и то сил маловато. Держать же весь корпус здесь – бессмысленно, нарушается весь замысел.

Опять спрашиваем у проводника, имеется ли обходная дорога, чтобы появиться перед городом с юга, желательно неожиданно. Оказывается, неожиданно появиться не удастся, из замка великолепно просматривается почти все вокруг. Только с востока, если идти по ручью де-ла-Педрера, а потом резко свернуть на юг и подняться по склону к дороге, идущей к побережью, можно пройти незамеченным из замка. Так и решили. Отправили передовые две сотни с проводником, а сами сделали, не доходя полтора километра до Морелла, остановку на полтора часа. Посланцев предупредили, что первые десять всадников, прорвавшихся на территорию замка, получат по пять золотых динаров. Выслали невооруженного разведчика, чтобы увидеть на горизонте появление наших двух сотен. Они должны выйти на дорогу в двух с половиной километрах от города, и заметить их и мы, и наблюдатели замка можем только на расстоянии километра от южных ворот города.

Томительное ожидание, но вот наши разведчики подают сигнал, что сотни вышли из-за поворота. Я их инструктировал, чтобы шли мерным шагом, не разворачиваясь в боевую линию, как будто это идет пополнение в город. Надеюсь, что обман удастся, с большого расстояния видно только, что это мусульманский отряд. Тем более что защитники города не могли предположить, что враг появится с юга. Ведь там, на юго-востоке, стоит армия Валенсии.

Три сотни арабов рядом со мной сидят на конях в напряжении. Рыцари тоже готовы к наступлению. А первая сотня уже почти подошла к городским воротам, ее приветствуют. И вдруг, как я указывал командиру, сотня сразу за воротами срывается в галоп и мчится к замку. Время утреннее, ворота и города и замка открыты, все занимаются своими обычными делами. До ворот замка идет дорога вокруг стены, очень удобно для обороны, но некому занимать боевые позиции. Двести пятьдесят метров до ворот замка кавалеристы успевают проскочить, пока в замке заподозрили неладное. Ворота взяты, но двери донжона захлопнулись. В это время вторая сотня закрепилась в воротах города. Еще через двадцать минут к воротам города подскакали последние три сотни арабских кавалеристов. А за ними с разрывом в пятнадцать минут весь рыцарский отряд.

Кавалеристы первой сотни спешились, отвели коней за стены замка, чтобы защитники донжона не могли их расстреливать, заняли хозяйственные помещения замка. Донжон в полной осаде. Начинается ловля валенсийских солдат. Не везде это происходит без сопротивления, но наши силы значительно превосходят врага, да и деморализован он, особенно тем, что против них сражаются мусульмане. Городок совсем небольшой, за два часа все, кроме донжона, в наших руках.

Сразу же отправил разъезды по всем трем дорогам, подходящим к городу. Два должны были остановиться в пяти километрах от города, а усиленный разъезд, отправленный по дороге, идущей к побережью вдоль безымянной речушки, должен был разделиться на две части, одной из которых предписано остаться в пяти – десяти километрах от города, а второй продвигаться до места, с которого видна будет прибрежная долина. Второй группе пришлось пройти тридцать километров, прежде чем перед ней открылась долина, и посланный командиром группы гонец вернулся ко мне только к вечеру второго дня.

А мне в это время пришлось вместе с графом Антонио и маркизом де Кастри, командиром сардинских рыцарей, разбираться с хозяйственными делами. В замке мы обнаружили небольшую казну, которую защитники не успели в суматохе спрятать в донжоне. В казне было около пятисот альмохадских динаров и три тысячи дирхемов. Кроме того, мы обложили городок данью в четыре тысячи дирхемов, предупредив, что дань можно выплачивать только продовольствием и фуражом. Нескольких наших солдат, раненных стрелками из донжона в первые моменты после захвата замка, поместили в замковый лазарет, приставив к ним городских лекарей. Выдали обещанные деньги десяти всадникам, первыми ворвавшимися в замок. Вроде хозяйственные дела закончили, можно отдыхать.

Но не тут-то было. Из донжона вышел парламентер, и с ним начали вести переговоры. Он настаивал, что между правительством халифа и нашим королем, то есть королем Арагона, действует мир, и спрашивал, по какому праву мы захватили город и от чьего имени выступаем. Пришлось ответить, что мир нарушен действиями местных альмохадских правителей на юге Арагона (чистейшая ложь, но нужно же было что-то говорить). Мы действуем от имени Его Святейшества Папы Римского, всемилостивейшего императора Священной Римской империи и короля Арагона. Тут же предложили в целях сохранения жизни сдаться безо всяких условий. Естественно, парламентер обещал доложить все командиру замкового отряда и представить ответ утром. Возможно, валенсийцы надеялись, что на следующий день хоть что-то прояснится в их положении.

Вечером мы с графом Антонио и маркизом де Кастри все обсудили. Решили, что граф останется в городе с рыцарями Кампании и сотней арабских кавалеристов. А я с остальными силами двинусь на следующий день к побережью. Для выхода на прибрежную долину мне потребуется не менее одного дня, потом еще нужен хотя бы небольшой отдых. Мы были уверены, что сражение не начнется сразу же после перехода королевских войск на территорию Валенсии. После подхода пехоты граф Антонио оставит полсотни лучников и две сотни пехотинцев в городе, а с остальными силами пойдет следом за мной. Мы надеялись, что пехота подойдет через два дня.

Весь следующий день моя кавалерия и рыцарское ополчение Сардинии двигались к побережью. Первые двенадцать километров преодолели шутя, но потом начался тяжелый переход по серпантину через горный хребет. Мы потратили на два километра этого перехода больше часа, отдохнули, выйдя на плато, после чего спустились к долине реки и двигались по левому берегу до выхода ее на равнину. Здесь на краю небольшого леса встретились с нашим разъездом, направленным из Морелла к морю. До моря еще около двадцати километров, но перед нами открылось все побережье. Я приказал всем спешиться, отвести коней в укрытие. Командир разъезда пояснил, что вчера утром на горизонте появились королевские войска, а армия Валенсии стоит лагерем прямо перед нами, занимая восточную часть лесистого холма на левом берегу реки и часть долины за ним, ближе к морю. Между лагерями врагов всего лишь четыре километра. Разведчики подкрадывались к ним, используя лесок как прикрытие. До лесочка примерно шесть километров по травянистому полю, и никаких разъездов или наблюдателей с западной стороны лесочка они не обнаружили. Валенсийцы не предполагают появление врага с этой стороны.

Уже вечер, мы расположились станом и, не разжигая костры, поужинали всухомятку. Посовещавшись с маркизом де Кастри, решили не предпринимать ничего до следующего дня и не стараться соединиться с основными силами нашей армии. Но стоять еще сутки здесь, где мы не можем развести костры и приготовить нормальную еду, бессмысленно. Решили на следующее утро, используя сумерки, доехать до лесочка, пройти его и на рассвете ворваться в лагерь валенсийцев. Хорошо, если армия Арагона поддержит нас, но, если этого не произойдет, мы сможем отступить в сторону королевского лагеря.

Ночь прошла без событий, а в предутренние часы мы стали медленно приближаться к лагерю валенсийцев. Не удалось удержать коней от ржания: когда мы вплотную приблизились к лагерю, проскочив редкий лесочек уже на хорошей скорости, в лагере началось смятение. Впереди шли арабские конники, сотня за сотней они вырывались из лесочка, прорубая палатки, веревки палаток, уничтожая выскакивающих из палаток солдат. С отрывом на несколько минут от легкой конницы шли сардинские рыцари и их сопровождение. Естественно, никакого правильного строя уже не было, из лесочка рыцари выскакивали группами по пять – десять человек.

Я скакал вместе с ними, Жак, Бенедетто и три мои солдата следом, и не скажу, что от рыцарей была хоть какая-нибудь польза. Сопротивление было слабое, не с кем было сражаться, но мы проходили узким строем, и в паре десятков метров в сторону от центра нашей лавины ничего не происходило. Рассвело, и в лагере уже пытались организовать сопротивление. Я понимал, что, как только мы вырвемся из лагеря, на нас нападут со всех сторон солдаты валенсийцев. Хорошо, если это будут конники, а если лучники? Они ведь перестреляют нас в спину.

Но руководить потоком арабов и рыцарей невозможно. Хорошо, что командир первой сотни арабов прямо с середины лагеря свернул влево, к выходу из лагеря. Собственно, так мы и договаривались. Следом за ним свернули и остальные, теперь это был широкий поток. Мы стали наносить более существенный ущерб. Еще десять минут бешеной скачки, и мы вырвались из лагеря. Слава богу, возможно, дело обойдется без лучников; меня не оставляли воспоминания о том, как крестоносцы уничтожили пятьсот конников корпуса ал-Муаззама, брошенных ал-Камилом на укрепленный лагерь под крепостью Дамиетта. Но там их увидели издалека, был день, а мы ворвались в лагерь рано утром, когда солдаты еще спали.

Мы скачем в сторону королевского лагеря, за нами уже устремились в беспорядке и легковооруженные всадники и тяжелая валенсийская конница. Конь вынес меня достаточно далеко вперед, почти к первым рядам арабской конницы, и вдруг я увидел, что из королевского лагеря выходит стройными рядами рыцарская конница. Рыцари уже построены в боевой порядок, они набирают скорость.

Но они ведь сметут нас!

Кричу, надрывая глотку:

– Всем свернуть влево!

Кричу и по-французски и по-арабски. Пытаюсь развернуть коня, на меня чуть ли не налетает следующий за мной по пятам Бенедетто. Передовые, кажется, уже тоже поняли опасность и сворачивают в сторону, но задние еще ничего не видят за нашими конями и поднимаемой нами пылью. Хорошо, что до рыцарей еще не менее восьмисот метров. Мы успеваем все-таки перестроиться и уходим влево. Маркиз де Кастри пытается навести порядок в рыцарском войске, немного отстающем от моих арабов. Кажется, ему это удается. Мы все уходим с линии движения королевской армии к последним деревьям все того же лесочка. С трудом останавливаю движение. Перестраиваемся. Теперь впереди рыцарский отряд, а арабская конница по бокам и чуть сзади: она всегда обгоняет рыцарей, а мне это сейчас совсем не нужно.

На поле уже сшиблись две могучие армии. Пыль застилает все поле, но мы с маркизом понимаем, куда нужно ударить. Нам не улыбается попасть в мясорубку основного сражения, мы ударим в основание валенсийского войска, туда, куда непрерывно подходят слабо организованные отряды валенсийских конников.

Косой удар по тылу вражеского войска – мечта любого командира.

Передовые отряды валенсийцев начинают волноваться, что у них в тылу что-то происходит, а рыцарский клин сардинцев сметает все новые волны отставших вражеских всадников. Нашему левому флангу приходится туго, так как началось частичное отступление армии валенсийцев, а правый фланг снова подошел к лагерю, туда, где палатки еще совсем не тронуты нашим утренним ударом.

Командующий валенсийским войском уже понял, что сражение проиграно, и пытается спасти основную часть армии. Отдан приказ об отступлении, но оторваться от королевского войска трудно, рыцари и вся остальная конница не отстают от валенсийцев, заставляя командующего бросать под удар рыцарей все новые отряды, чтобы дать возможность остальным оторваться от наступающего противника и привести себя в порядок. Они отступают не через лагерь, а ближе к морю, полностью оставляя лагерь нам на разграбление.

Бой продолжается еще с полчаса и прекращается как-то внезапно. Наверное, граф Раймонд не хочет рисковать. Его люди устали, на поле жара неимоверная, а у противника, возможно, подойдут свежие отряды. Нужно остановиться, пока фортуна явно на нашей стороне. Ведь валенсийцы потеряли лагерь, а это запасы продовольствия, личные вещи солдат и командиров, многочисленные слуги, которых теперь нужно ловить. А в этом мои арабы прекрасные специалисты. Мне с трудом удалось восстановить в их рядах порядок, очень уж хотелось им поживиться брошенным в палатках добром.

Мы встретились с Роже Бернаром, графом Фуа, командовавшим рыцарской атакой королевских войск, я коротко рассказал о ситуации в Морелла и о нашем утреннем набеге на лагерь. Выставили вдвоем совместные караулы и отправились к графу Раймонду. Граф Раймонд наблюдал за сражением, двигаясь со своей охраной в полукилометре от войска, теперь он подъехал к самому лагерю.

– С Божьей помощью мы победили. Поздравляю вас! Отличная работа. Нужно только теперь не допустить разграбления лагеря. Мы перенесем сюда свой лагерь, нам пригодятся их припасы. Барон, как удачно, что вы вовремя нарушили порядок в их армии, причем дважды.

– Да, граф, я надеялся, что армия его величества готова к действиям, но не знал, что вы уже выступаете.

Повторил снова о ситуации с захватом Морелла.

– Надеюсь, граф, что сейчас уже и донжон в наших руках. Скоро к Морелла должна подойти пехота, займет там оборону, и ко мне присоединятся рыцари Кампании.

– Могу только сказать, что у вас был образцовый поход. Мы теперь обеспечены надежной защитой королевства на этом направлении. Но в целом, несмотря на наш сегодняшний успех, ситуация остается неопределенной. Мы поговорим об этом сегодня на совете.

С графом Фуа мы договорились о месте моих солдат в лагере. Нам выделили участок, около которого мы входили в лагерь. Не очень удачно, часть палаток разрушена нами, но зато валенсийцы выбегали из палаток, не успев взять ничего. В любом случае это удобнее и приятнее, чем спать на голой земле. А трофеи нас очень даже порадовали. Особенно рад был Бенедетто, ведь ему еще придется компенсировать отцу затраты на рыцарское снаряжение.

Вечером на совете граф Раймонд настаивал, что рано почивать на лаврах.

– Безусловно, мы одержали сегодня великую победу. Но валенсийская армия продолжает существовать, через неделю командиры приведут свои отряды в порядок. И начнет поступать помощь от правителей остальных областей. Наша задача нанести еще один удар в течение следующей недели и перейти к подписанию мирного соглашения. Мы не можем, в отличие от альмохадских правителей, держать здесь армию до бесконечности. Тем более что из Тулузы поступают не очень хорошие сведения. Боюсь, что наши рыцари очень скоро потребуются там. Амори де Монфор не оставляет попыток свергнуть мою власть в Тулузе. А теперь, когда он передал свои права королю Франции, он получит военную помощь и доставит нам много неприятностей.

Он обратился к Роже Бернару:

– Дорогой граф, сегодня мы полностью отдыхаем, нужно хорошо накормить солдат. А завтра с утра выступаем дальше, я думаю, что валенсийцы будут отступать по дороге вдоль побережья, они еще пару дней не примут бой. Мы за эти два дня должны пройти мимо Алькала-де-Чиверт не менее чем на десять – пятнадцать километров. И не тратить время на осаду там замка. А вы, барон, как вы считаете, стоит ли очистить от валенсийцев еще одну часть горного района?

– Я не уверен, что мне стоит возвращаться в горы. Там почти нет населения. Мы за целый день видели там только несколько хижин пастухов. Но параллельно берегу, за этим лесным массивом, по плодородной долине идет еще одна дорога. Если мои солдаты продвинутся по ней километров на двадцать пять – тридцать, валенсийцы все время будут ощущать наше боковое давление. Это поможет им решиться уходить от вашего войска более быстро. А к графу Антонио я пошлю нарочного с указанием двигаться к побережью по дороге через Арес-дель-Маестрат и потом до Валь-де-Альба. Где-то там встретятся наши разъезды. Не думаю, что кто-то сможет воспрепятствовать его рыцарям и арабам пройти по этой дороге.

На совете никто не был против моего предложения. Только Роже Бернар усомнился в целесообразности разъединения войск. Но граф Раймонд поддержал меня:

– Думаю, что использование только одной дороги сильно замедлит наше движение. А нам нужно за неделю захватить как можно больше территории, чтобы было потом что отдавать назад валенсийцам на мирных переговорах.

И на следующий день, хорошо запасшись продовольствием, мы начали движение по незнакомой дороге. С графом Антонио встретились через три дня. А еще через три дня начались мирные переговоры, закончившиеся передачей Каталонии небольшого участка побережья и солидной области в горах вокруг Морелла королевству Арагон. Я в переговорах не участвовал. Рыцарей Сардинии отправили домой, незачем тратить лишние деньги королевства Сицилии. Вместе с ними уехали и пехотинцы-арабы. Но рыцари Кампании и кавалеристы-арабы остались со мной еще на три недели.

Неожиданной оказалась для меня аудиенция у короля Арагона. Шестнадцатилетний Хайме I, король Арагона, граф Барселоны, сеньор Монпелье, в присутствии баронов королевства и графства Барселоны милостиво вручил мне акт о переименовании города Морелла, вместе с замком и прилегающими землями, отошедшими к Арагону по условиям мира, в виконтство Морелла. Одновременно за заслуги перед короной барону Клопофф (то есть мне) была вручена грамота о пожаловании меня титулом виконта Морелла с правом передачи титула по наследству. Вместе с титулом утвержден герб: квадратное поле с вертикальными чередующимися желтыми и красными полосами. В середине изображение замка с тремя башнями.

Общие поздравления, пришлось по этому поводу устроить для благородных баронов и их супруг небольшой пир. Хорошо, что из трофеев на мою долю пришлась сумма в четыреста альмохадских динаров. Все они ушли на оплату пира и приобретение достойной одежды.

Естественно, пришлось снова ехать в Морелла. Все это время там оставалась полусотня сардинских лучников и полусотня арабских кавалеристов. Не сказал бы, что их пребывание в замке прошло бесследно. Завоеватели есть завоеватели. Но мой Винченцо быстро навел в замке порядок. Хорошо, что некая сумма денег, хранившихся в донжоне и оставленная остатками прежнего гарнизона по условиям сдачи донжона, дождалась меня. На эти деньги Винченцо нанял новую охрану, выселив солдат в город. Их места в служебных помещениях заняли прежние служители и нанятые новые охранники. Мне понравилось, как Винченцо управляет замком, и я предложил ему остаться после моего отъезда управляющим замком, да и всем хозяйством виконтства. Нужно прямо сказать, что на доходы от виконтства я не надеялся, разве что город даст некоторые средства. Хорошо, если их хватит на содержание в порядке замка и охрану весьма протяженных границ безлюдных земель. Винченцо, хоть и незаконнорожденный сын дворянина, но до шестнадцати лет воспитывался у отца в замке, замковые порядки прекрасно знает.

Забрав оставшихся пехотинцев и арабов, вернулся в Барселону. Двор вместе с королем уехал уже в Сарагосу, граф Раймонд вернулся со своим воинством в Тулузу, да и другие бароны покинули приветливый город. Остальных своих солдат я отправил под командованием Бенедетто соответственно в Сардинию и Неаполь и остался с Жаком и двумя солдатами. Бенедетто должен был из Неаполя отправиться в родной замок, я отпустил его на полгода. Сам дожидаюсь попутного корабля в Неаполь.

Делать нечего, и я зашел в местную синагогу. Раввин синагоги удивился, что знатный господин говорит на иврите. Сам он иврит знает, но только в пределах служебных текстов. Сказал, что они говорят здесь на ладино. Дальше разговор пошел уже на французском. Я спросил раввина, знает ли он рабби Моше бен-Нахмана? Оказалось, что, несмотря на молодой возраст, Моше бен-Нахман, или Рамбан, пользуется большим уважением у части раввинов. Многим импонирует, что он смело возражает с позиции Торы против некоторых положений Рамбама и его учеников. Я немного запутался в этих именах, вспомнил, что Абу Сахат рассказывал мне что-то о своем учителе – Рамбаме или Рамбане, и спросил у раввина: как это может быть? Но он рассмеялся, сказал, что я путаю «Рамбам» и «Рамбан». Да, имена очень похожи. Раввин подтвердил, что Моше бен-Нахман до сих пор живет в Жироне, и это недалеко, всего шестьдесят километров от Барселоны. Настоятельно посоветовал, если у меня имеется время, съездить в Жирону.

Время у меня было, и я вместе с Жаком поехал в Жирону, оставив солдат в Барселоне. Два дня туда, день там и два дня обратно. Моше бен-Нахман тоже с удивлением услышал от знатного барона слова на иврите. К тому же оказалось, что иврит он знает прилично. Конечно, когда я ввертывал слова из современного моей молодости сленга, он меня не понимал, но я быстро исправлялся. В свою очередь, я ничего не понимал в его рассуждениях. По его мнению, Тора является всеобъемлющим источником знания, а изложенное в ней служит также знаками на будущее. Так, например, описание сотворения мира содержит косвенные указания на важнейшие события шеститысячелетнего существования мира, а суббота символизирует седьмое тысячелетие, день Господний. Но мне нравилась его убежденность, его отрицание установившихся мнений.

К сожалению, мы беседовали только один вечер. А потом снова Барселона и ожидание корабля до Неаполя. Уже начало зимы, вероятно, кораблей до Неаполя не будет, и я сел на корабль, идущий в Пизу.

 

Глава 6

Жак и проблемы Молизе

Декабрь 1224 – июль 1225 года

Торговая Пиза шумна и оживленна. Несмотря на это, нам с Жаком было бы скучно в ней ждать оказию до Неаполя, но, к моему удивлению, я узнал, что Виола находится в городе. Приехала, чтобы обручиться с одним из представителей семейства Герарди. Да, все как она и предполагала. Будет теперь солидной дамой из влиятельного рода, хозяйкой салона, в котором поэты будут расписывать свое восхищение дамами – и в первую очередь Виолой Герарди. А может быть, будет тосковать, слушая, как когда-то, неторопливые беседы положительных негоциантов. И вот мы у нее. Виола сначала посмотрела на нас с Жаком с удивлением, потом, ни капельки не смущаясь, пригласила в салон и начала расспрашивать:

– Барон, как вы оказались здесь? Кто этот прелестный юноша с вами? Как ваши семейные дела?

Возможно, она бы задала еще кучу вопросов, но я мягко остановил ее:

– Синьора Виола, кажется, мы когда-то называли друг друга без титулов? А если нет, то лучше называть меня виконт. У меня теперь в горах Испании небольшое виконтство.

– Боже, Роман, конечно, лучше вернуться к именам, но я сначала не решилась на это. Расскажите, что вы делали в Испании? Где находится ваше виконтство? Это так интересно.

Пришлось кратко рассказать о борьбе в Испании с маврами. При этом я напирал на подвиги, реальные и мнимые, Жака. Мне очень хотелось, чтобы Виола ввела его в пизанское общество и познакомила с какой-нибудь не слишком старой дамой. Все-таки он вошел в возраст, когда без женщин жизнь кажется пресной и никчемной. Да и боялся я, что он влюбится в молодую девушку и захочет жениться. Но, возможно, я переборщил. После моего рассказа все внимание Виолы обратилось на Жака. После тридцати лет – а Виоле уже исполнилось тридцать – семнадцатилетние юноши кажутся прекрасными. Я заволновался, ведь Виоле предстоит брак. Как посмотрит на новое увлечение невесты ее жених? Но Виола вскользь обронила, что ее жениху уже за шестьдесят, его больше интересуют открывающиеся после брака финансовые возможности.

И я перестал волноваться. Виола сразу же предложила остановиться у нее, предоставила две комнаты нам с Жаком и помещение для солдат. О Жаке рассказал Виоле в тот же вечер более подробно:

– Он сын человека, который мог стать моим другом. А потом его усыновила женщина, мой друг.

– Такой же друг, как и я?

– Да, примерно такой же.

– Роман, ты не будешь против, если я попытаюсь очаровать твое сокровище?

Сначала опешил, но потом подумал: «Почему нет?»

– Совсем нет, этот бриллиант нужно еще отшлифовать. Мне кажется, ты справишься с этим великолепно.

– Спасибо, Роман, ты настоящий друг.

Больше на эту тему мы с Виолой не разговаривали. Провели с Жаком в Пизе чуть больше двух недель. Виола показала все чудесные памятники архитектуры. К моему удивлению, и кафедральный собор, и то, что мы называли когда-то падающей Пизанской башней, но без верхней части, уже построены. Я видел их на фотографиях в какой-то книге у Валентины Сергеевны, вдовы моего учителя фехтования. Меня удивило, что «падающая» башня стоит совсем прямо, может быть, она чуть-чуть и отклонилась, но это не заметно. А рядом с собором стоит весьма приметное круглое недостроенное здание без крыши. Я о таком не слышал в молодости, Виола объяснила, что это строящийся баптистерий. Мы ездили в экипаже, чем-то похожем на красивую телегу с балдахином. Телегу неимоверно трясло, ведь колеса у нее деревянные, обтянутые железом, но все равно это лучше, чем ходить пешком.

Пришлось однажды на приеме у Виолы познакомиться с многочисленными представителями семейства Герарди, в том числе с женихом – Чезаре Герарди. Мне он показался несколько старомодным, возможно, из-за совсем устаревшего одеяния. Оно было абсолютно новым и даже роскошным (Виола съязвила потом, что это она оплачивает сейчас счета жениха), но как будто пошитым в прошлом, двенадцатом веке. Меня расспрашивали о войне в Испании, для Пизы это была еще совсем свежая новость. Как мог, рассказал, не забыв упомянуть о религиозной подоплеке войны за освобождение Испании от владычества неверных. Все с интересом слушали рассказ об участии рыцарского ополчения Сардинии, ведь Пиза воспринимает Сардинию как одну из своих колоний.

А потом было Рождество, все пошли на службу в собор, а я отговорился недомоганием. Лежу в своей комнате совсем один. Скоро Новый год, уже в восемнадцатый раз я его встречу не в Твери.

Что-то я стал часто вспоминать Тверь, ведь вроде там и вспоминать нечего.

Время пролетело быстро благодаря гостеприимству Виолы. Но появилась оказия – группа кораблей, отплывающих в Неаполь. Жак почти в отчаянии: дни, проведенные с Виолой, особенно в ее загородном доме, кажутся ему чем-то чудесным. Я его понимаю, помню свое состояние, когда нужно было расставаться с Валентиной Сергеевной. Как мне не хотелось тогда уезжать от нее в Израиль. Виола прекрасная и очень опытная женщина, но уезжать нужно. Я еще должен доложить все подробности экспедиции императору. Мы прощаемся с Виолой, обещаю ей, что это не последняя наша встреча.

Январь тысяча двести двадцать пятого года, мы уже в Неаполе. Двор и император вернулись в Неаполь. На аудиенции доложил о результатах имперской экспедиции. Граф Томмазо ди Ачерра, великий юстиарий Сицилийского королевства, с удовольствием отметил, что затраты на экспедицию оказались значительно меньше, чем предполагалось. А когда я упомянул, что мне даровано в Испании виконтство Морелла, император заволновался:

– Вы собираетесь покинуть нас?

– Ни в коем случае, ваше величество, не собираюсь менять имперскую службу на жизнь в маленьком городке.

– Надеюсь, что на нашей службе вы тоже не останетесь без приличного феода. Империи нужны верные вассалы.

Особенно императора интересовали боевые качества мусульманской конницы.

– Вы теперь знакомы с конницей востока и запада мусульманского мира. Имеются серьезные отличия?

– Не вижу их, ваше величество. Конница и в Сирии и в Испании вооружена практически одинаково. Боевая подготовка тоже одинаковая. Они прекрасные конники, неплохо стреляют из лука, но никогда не выдерживали лобового удара рыцарской конницы. Другое дело, что стараются не попадать в такую ситуацию. Победа в сражении на границе была предопределена именно тем, что валенсийцам не удалось уйти от удара рыцарских отрядов. Даже небольшие отряды, а в битве участвовало две колонны рыцарей, общим числом менее четырехсот, смяли валенсийское войско. Особенно неустойчивы они при ударе с тыла или флангов.

– Ну, это любая армия не любит, чтобы ей наносили удар с тыла или сбоку. Трудно перестроиться на ходу для отражения такой атаки. Я обычно против разделения армии на две части, но в этом сражении это оказалось эффективным. Благодарю вас за отличную службу, барон… или лучше называть вас виконт?

– На вашей службе я барон, ваше величество.

– Хорошо. У вас имеются какие-то просьбы?

– Ваше величество, в сражениях отличился мой оруженосец, шевалье Жак, сын графа Кесарийского. Я прошу вас посвятить его в рыцари.

– Сколько ему лет и чем он заслужил ваше ходатайство?

– Он молод, ему семнадцать лет, но он с одиннадцати лет владеет оружием. Я сам его учил этому в Сирии.

– Да, молод, обычно мы вручаем золотые шпоры после двадцати одного года. А что у него с имуществом, как он будет поддерживать рыцарское достоинство?

– Думаю, что его приемная мать – графиня Маргарет – выделит ему приличествующий феод в графстве Молизе.

– Он успел проявить себя в боях?

– Достойно, ваше величество. Он дважды участвовал в боях с войсками графа Челанского. И мужественно защищал мой тыл во время сражений с валенсийцами.

И тут вмешался граф Ландольф:

– Ваше величество, этот юноша храбро защищал меня в битве с войском графа Челанского. Я ему многим обязан. Я мог бы сам посвятить его в рыцари еще тогда, но предпочел, чтобы это сделали вы, ведь это большая честь.

– Хорошо, господа, вы меня убедили. Посвящение проведем на Пасху.

Мы с графом Ландольфом искренне поблагодарили императора.

В последних числах января граф Ландольф радостно сообщил мне о рождении у него очередного ребенка. Графиня Теодора родила мальчика, и счастливый отец дал ему имя Томмазо, одно из имен клана Аквинских.

Еще через две недели вернулась из замка Рокка Секка графиня Теодора. С умилением рассматривал на праздничном пиру, вместе с остальными гостями, пухлого младенца.

Неужели у меня никогда не будет сына? Наверное, нужно жениться, осесть где-то и предаться тихим радостям семейной жизни. Ведь мне скоро сорок лет. Но это только мечты, где я найду такую женщину, чтобы захотелось остаться с ней навсегда?

Февраль и начало марта ничем мне не запомнились, но в конце марта, во время празднования Пасхи, состоялось обещанное императором посвящение Жака в рыцари. Посвящение в рыцари – символическая церемония вступления в рыцарское сословие. Большой знаток всех рыцарских обычаев и правил граф Ландольф принял на себя бразды правления процедурой. Мне многое казалось странным, ведь когда посвящали в рыцари победителя турнира оруженосцев, все было очень просто: парень преклонил колено, император попеременно коснулся мечом его правого и левого плеча, парень пробормотал клятву, к нему подвели коня, на которого он сел, отъехал на несколько шагов и поразил копьем чучело.

Но граф Ландольф, потомок норманнских викингов, чтил старинные установления и сделал многое, чтобы нравящемуся ему юноше на всю жизнь запомнилась эта процедура. Естественно, что приехала графиня Маргарет. Собрались и многочисленные представители клана Аквинских, даже из ветвей, входящих в лагерь противников императора. Пришлось отдать дань и новым церковным установлениям. Жак провел целую ночь в соборе у алтаря, утром собрались родственники, друзья и свита императора. После мессы Жак возложил свой меч на алтарь и опустился на колено перед архиепископом Неаполя Пьетро II, который благословил его меч и с молитвой вручил Жаку. Но это не все. Теперь за дело взялся император. Жак опять встал на колени, и император коснулся мечом его правого и левого плеча. Граф Ландольф вручил Жаку золотую шпору. Жак поклялся быть защитником веры и империи, соблюдать законы рыцарской чести. Все, наконец-то процедура закончена, на свет появился новый рыцарь.

Ну а потом, естественно, пир, который почтили своим присутствием на некоторое время император и кардинал Пьетро II. Пир, как и роскошный костюм Жака, сшитый к посвящению в рыцари, оплачивать пришлось мне, но для «племянника», как я его иногда представлял, ничего не жалко. Ведь собственных детей у меня нет, а его я знаю с детства. Само собой разумеется, что на церемонии он был с мечом, принадлежавшим когда-то графу Томассо Челанскому. Не зря я его хранил так долго. Все-таки граф Томассо был мужественным воином, хотя и плохим дипломатом.

На следующий день граф Ландольф и графиня Теодора пригласили родственников и близких друзей к себе. Маргарет старалась не отходить от своего любимого сыночка, такого красивого, такого мужественного. Но мы смогли перекинуться с ней несколькими фразами, обсуждали будущую судьбу Жака. Она хотела, чтобы он вернулся в Молизе и занял место хозяина графства. Подумал было, что между Маргарет и Джузеппе (я запомнил его имя) пробежала черная кошка, но все оказалось проще. Маргарет и мысли не допускала о соперничестве будущего графа Молизе и коменданта крепости. Конечно, для матери единственный сын ближе и дороже любовника. Мне казалось, что Жаку полезнее еще какое-то время побыть около императорского двора, как-то закрепиться вблизи императора, ведь ему придется просить императора утвердить его в правах на наследование титула графа Молизе и самого графства. Решили оставить все на усмотрение Жака.

А графиня Теодора не оставляла своих матримониальных замыслов. Она просто взяла меня за руку и подвела к Франческе. За этот год Франческа расцвела, похорошела и явно повзрослела. Смотрит уверенно, спрашивает о войне в Испании не стесняясь. Чувствуется, что уже привыкла к тому, что мужчины смотрят на нее с восхищением.

Действительно, чем не жена, что еще мне нужно? Почему у меня все равно не откликается что-то в сердце?

Спокойно рассказываю ей о переходах в горах, о бешеной скачке, когда перед глазами только враги, все время меняющиеся и остающиеся где-то сзади враги, о блестящем рыцарском воинстве на празднике победы. И ни слова о моем смешном, маленьком виконтстве, где людей-то, кроме как в городе, почти нет.

Франческа ждет совсем других слов, я вижу разочарование в ее глазах, или мне кажется? Спасает положение графиня Теодора. Подходит к нам с маленьким Томмазо на руках, и мы сразу прекращаем пустые разговоры. Нельзя не любоваться на это пухлое сокровище, спокойно причмокивающее губами, как будто сосет грудь кормилицы. В глазах Франчески умиление, даже рот приоткрыла, целует малыша в щечку, не может наглядеться на него. Неужели это уже материнский инстинкт, или игра на меня? Не знаю, но Франческа мне нравится в этот момент. Понятно, это стратегический ход многоопытной графини. Любой нормальный мужчина под сорок, не имеющий детей, искренно желает иметь сына, наследника, защитника в старости.

Но, как всегда в житейских ситуациях, ни на что не решаюсь. Если бы я вел себя так на поле боя, меня давно уже не было бы в живых. Франческа передает мне приглашение графа Паоло прибыть осенью в Тоди, у них будет празднество, посвященное дню святого Фортунато. С благодарностью принимаю приглашение, но напоминаю, что хотя в июне император скорее всего не отправится в Святую землю, но зато на осень запланирована свадьба Фридриха II с Иолантой, королевой Иерусалимской, возможно, мне придется ехать с императором на свадьбу. И маленькое разочарование графини Теодоры: вытащить из меня слова, после которых отступление неуместно, ей не удается.

Император все же назначил сбор крестоносцев на июнь, я вместе с Жаком отправился с императором в Бриндизи. Предполагалось, что под моим началом будут полторы тысячи арабских всадников из Лучера. Арабы прибыли, мы с ними позанимались перестроениями, я добивался, чтобы они не рассыпались в разные стороны, а сохраняли порядок хотя бы внутри сотен. Да мало ли чем можно заниматься с необученной молодежью. Единственное, чему их не нужно было учить, – обращению с лошадьми. Прирожденные всадники, с детства привыкшие к лошади, сидящие в седле как влитые.

Но рыцарство не собралось. Вернее, собралось только рыцарство Южной Италии и Сицилии. Ломбардцы, недовольные стремлением императора уменьшить их свободы, не явились вообще, Пиза прислала флот, но направила только пару сотен лучников. Оказывается, у них начинаются неприятности в Сардинии. Немецкие рыцари просто не добрались вовремя или не захотели ехать. Возможно, начали плести интриги курфюрсты. У испанских королей свои неприятности: альмохадскому халифу удалось на время подавить сопротивление шейхов, и можно было ожидать начала новой экспансии альмохадов в Испании. Из орденов только Тевтонский орден прислал двести рыцарей, но обещал добавить в Святой земле еще триста.

Поход явно провалился. С глубоким огорчением папа Гонорий разрешил отложить поход на два года. И император стал готовиться к свадьбе, которую решили провести в ноябре там же, в Бриндизи. Но меня император в середине сентября освободил от присутствия на свадьбе, разрешив отправиться в Молизе. Дело в том, что Риккардо, незаконнорожденный сын маркграфа Маркварда, собрал вокруг своего замка в южном Молизе большой отряд. К нему присоединились сторонники бывшего графа Томассо, и Риккардо предъявил права на наследство Маркварда.

Император разрешил мне взять из собранных в Лучера арабов отряд в пять сотен сабель и выделил на их содержание деньги. Я выпросил еще сотню лучников на конях. В порту оставалось много пизанских кораблей. Почти триста километров до Термоли мы преодолели на транспортниках за два дня, но не пошли напрямик к Кампобассо. Я решил перекрыть дороги, по которым Риккардо получал пополнения из Абруццо. В Термоли нам сказали, что он непрерывно набирает людей в долине реки Атерно, долине девяноста девяти деревень. Поэтому из двух дорог, ведущих из Термоли в Кампобассо, выбрали западную. Она, кстати, и более удобная, хотя длиннее. И на всем пути нам попадались небольшие отряды, продвигающиеся к Кампобассо. За два дня мы уничтожили четыре таких отряда, общей численностью не менее двухсот человек.

Основные силы Риккардо сосредоточил на юго-западе от Кампобассо, не решаясь пойти на штурм городских укреплений, но мы не знали их численность. Когда мы появились в Кампобассо, защитники вздохнули с облегчением. Джузеппе Росси собрал к этому времени около двадцати рыцарей графства с их людьми, полсотни лучников и двести легковооруженных всадников. Да и горожане готовились к отражению осады. Наши шесть сотен всадников, в том числе сотня лучников, существенно меняли соотношение сил. Теперь можно было подумать и о наступлении.

Я не мог понять, на что рассчитывал Риккардо, начиная свою авантюру. На занятость императора? Но он не любит самочинные действия баронов. Не сейчас, так позже пошлет войска. На слабость гарнизона Кампобассо? Но гарнизон уже один раз доказал свою твердость, когда город осаждал граф Томассо. Без осадных орудий, без технических средств, силами только рыцарей и кавалерии захватить город можно только внезапным налетом, но тут уже нет внезапности. Только позднее я узнал, что Риккардо ожидал появления войск кардинала Сполето. А дальше предполагалось, что от гнева императора защитит папа.

Основные силы Риккардо расположены около города Изерни. Я оставил Джузеппе в Молизе с полусотней лучников, а сам отправился с остальными войсками к Изерни. До него сорок километров по неплохой дороге, можно пройти за один день. Но я не торопился, медленно продвигался, очищая городки и селения от сторонников Риккардо. Когда осталось только семь километров, мы двинулись с большой скоростью. Как я и предполагал, наше появление около лагеря Риккардо было для него неожиданностью. С небольшим отрядом всадников он ускакал от нас по направлению к Кастель-ди-Сангро. Оставшиеся в лагере войска после короткого боя сдались. Это были в основном жители графства, незачем было их притеснять. Я предоставил Жаку возможность поговорить с ними, и мы распустили большую часть этих солдат по домам. Некоторые даже изъявили желание присоединиться к нам. Простых жителей области Абруццо я тоже отпустил без выкупа. Рыцари сбежали вместе с Риккардо.

Кастель-ди-Сангро уже на территории Абруццо, но я решил преследовать Риккардо дальше. Около Кастель-ди-Сангро Риккардо не оказалось. В город мы не заходили, да и никто не пустил бы в город вооруженное войско без прямого распоряжения императора. Но мы выяснили, куда бежал Риккардо. Он ушел по дороге, ведущей к Сканно. Если бы он ушел к Роккарасо, это означало бы, что он хочет уйти во всегда непокорную долину реки Атерно, долину девяноста девяти деревень. Но он, вероятно, пройдет мимо Челано, Авеццано в область Лацио или даже в Умбрию. Дорога до Челано мне известна. Без пехотинцев мы пройдем ее за два-три дня. Там отдохнем денек и двинемся дальше. Никто нас не остановит до Лацио, у нас приказ императора поймать и отдать под суд Риккардо.

Когда проходили мимо Челано, нам сказали, что Риккардо обгоняет нас на один день. Решили, что останавливаться на дневку не будем, переночевали и отправились вдогонку. На перекрестке, ведущем в Авеццано, выяснили, что Риккардо отправился в сторону Торано. Торано – это уже Лацио, здесь указы императора воспринимают скрепя сердце, это область папы римского. Возможно, Риккардо понадеялся, что мы не пойдем дальше, и остановился на дневку в нескольких километрах от Торано, на дороге, ведущей к Риети и дальше к Терни. Здесь мы его и настигли. Несколько всадников ускользнуло, но из пятнадцати рыцарей, которые оставались с Риккардо, девять были тяжело ранены нашими лучниками, а остальные, вместе с Риккардо, предпочли сдаться. Тяжело раненных мы оставили в Торано, пять рыцарей отпустили, взяв с них слово, что они явятся на суд к императору, а Риккардо оставили у себя.

Я допросил его лично:

– Шевалье, почему вы решили атаковать графство?

– Я хотел вернуть принадлежащее моему отцу достояние.

– Но он не упомянул вас в своем завещании. Так передали мне в Молизе.

– Он не успел это сделать, так как погиб в войне с графом Томассо Челанским.

– Почему вы думаете, что он собирался это сделать?

– Он сам мне сказал об этом, когда мы бились с рыцарями Челано.

– У вас имеются свидетели, готовые подтвердить это перед императором?

– Нет, в тот момент было не до этого.

– Боюсь, что в таком случае вам не удастся оправдаться перед императором.

– Для меня главное, что я оправдан перед Господом. И архиепископ Сполето верит мне. Он обещал мне помощь, к сожалению, она не подошла.

– Дорогой шевалье, я думаю, архиепископ просто использовал вас. Он хотел досадить императору чужими руками и вполне добился своей цели. Император вынужден был отправить в Молизе войска, хотя ему сейчас, перед свадьбой, не нужны лишние неприятности. Архиепископ все время пытается вбить клин между императором и его святейшеством папой Гонорием. Его ближайшая цель захватить графство Тоди или заставить графа Паоло изменить императору. Для этого ему нужен повод более существенный, чем старые сказки о герцогстве Сполето и завещании маркграфини Матильды. Но ни папе, ни императору сейчас не нужны конфликты. Они оба думают только о походе на Святую землю.

– Барон, это большая политика, а я думаю сейчас только о моих правах на графство Молизе.

– И поэтому ваши солдаты разоряли городки и поселки графства?

– Это издержки любой войны. Солдаты должны питаться, должны получать за свой труд деньги, а суммы, выделенные архиепископом, давно истрачены.

– Это еще одно доказательство, что архиепископ только использовал вас. Мой совет: покайтесь императору и примите на себя крест. Дайте клятву отправиться вместе с войском императора на Святую землю. Надеюсь, что это в глазах императора искупит вашу вину. Зачем вам на долгие годы садиться в тюрьму. Лучше уж пытать счастье на Востоке. Поверьте, шевалье, я не питаю к вам никакой вражды, хотя интересы графини Маргарет близки мне.

– Я ценю ваше сочувствие, барон, буду думать об этом по дороге.

Как ни странно, мне импонировали простые ответы Риккардо. Чувствовалось, что он не боится говорить то, что думает. А в его ситуации это ведь опасно. Я даже пожалел, что его нужно отправлять к императору.

Хотели уже возвращаться, когда перед нами появился Бенедетто. Это было совсем неожиданно, но Бенедетто объяснил, что замок, вернее, просто башня его отца находится почти посредине между Орвието и Тоди, чуть ближе к Тоди. Перед тем как отправиться в Неаполь, он заехал в Тоди и получил письмо для меня от Франчески. Это была вторая неожиданность. Франческа писала, что граф Паоло, ее отец, серьезно болен, архиепископ Сполето уже два раза присылал требование принести присягу Святому престолу и ему лично. Угрожал добиться своего силой. Паоло не хочет нарушать присягу императору, но император далеко и занят своими делами. Может ли уважаемый барон доложить обо всем императору и попросить у него помощи?

Я удивленно спросил Бенедетто, как он меня нашел? Оказывается, в Риети, а он проезжал через Терни и Риети, известно, что войско Молизе под командованием барона Клопофф уже дошло до границы Лацио. Я задумался о дальнейшем. Поручение императора выполнено, можно возвращаться в Бриндизи, я еще успеваю на свадьбу. Но было обещание Франческе приехать в Тоди к дню святого Фортунато. А это будет через неделю. День святого Фортунато празднуется четырнадцатого октября. Передо мной выбор: отправиться в Тоди с Бенедетто и небольшим сопровождением или явиться туда во главе сильного отряда.

Собрал руководителей арабских сотен и рыцарей Молизе. Рассказал о моем решении ехать в Тоди, об опасностях, связанных с угрозами архиепископа Сполето, и предложил всем желающим ехать со мной в Тоди за мой счет. Я не мог относить расходы на счет императора, хотя деньги, предоставленные мне императором на месяц, еще не кончились. Со мной остались три сотни арабских всадников и почти вся сотня лучников. Жак сказал, что не оставит меня одного. С ним остались десять рыцарей графства. Остальные решили возвратиться домой. Я отправил с ними Риккардо, поручив доставить его к императору в Бриндизи.

Внимательно изучил карту. До Риети пятьдесят километров, да еще до Терни тридцать. И почти сорок до Тоди. Если мы пройдем незамеченными до Терни, архиепископ не сможет препятствовать нам. А в Тоди мы уже вне досягаемости для него, это земли императора. Риети еще Лацио, кардиналы папы Гонория не станут отправлять против меня войска, да и нет здесь поблизости у папы больших отрядов. Гарнизон Риети не в счет. Он вполне может защитить город, но в поле он нам не помеха. Беда в том, что Терни – уже Умбрия, от Сполето до Терни меньше тридцати километров. Для кавалерии это пустяк: кавалерия архиепископа может пройти это расстояние за четыре часа, но для пехоты это целый день тяжелого пути. Кроме того, войска архиепископа могут перехватить нас и около Акваспарты, это еще ближе к Тоди, и расстояние от Сполето не больше восемнадцати километров. Но очень трудная горная дорога. Будем надеяться, что командиры архиепископа пойдут по более легкой дороге и не захотят напасть на нас без поддержки своей пехоты.

Остаток дня и ночь оставались на месте, а на следующий день сделали бросок почти до Риети. Остановились на ночлег в трех километрах от города в небольшом поселении. Утром съели остатки продовольствия, немного подкормили коней, напоили их вдоволь и отправились мимо Риети. Есть дорога, проходящая чуть южнее города. В город я предварительно направил гонца сообщить, что иду по поручению императора в Тоди, в город заходить не собираюсь, но готов закупить продовольствие, чтобы пополнить свои запасы, если на то будет разрешение епископа. К нашему счастью, между епископом Риети и архиепископом Сполето давние раздоры. Они много лет спорят о принадлежности одного пограничного поселения. Административно оно подчиняется епископу Риети, налоги тоже вносит в казну епископа, но священник назначается туда архиепископом Сполето. Это казус, ведь Риети – Лацио, а Сполето – Умбрия, но так уж сложилось исторически.

К своей радости, я получил разрешение епископа на пополнение продовольствия, что было совсем не лишним. И мы разбили лагерь в полукилометре от реки Сальто, огибающей городские стены. После такого длительного преследования Риккардо дневка была очень нужна. Да и следовало потратить денежки, выделенные императорским казначейством на питание солдат. Раньше не удавалось истратить их полностью, так как мы продвигались очень быстро. И до вечера солдаты отдыхали. Все, кроме фуражиров сотен, занятых приобретением продовольствия, которое местные торговцы с удовольствием привозили к нам в лагерь. Ведь мы расплачивались звонкой монетой, а не обещаниями оплаты из казны императора.

К моему удивлению, епископ пригласил меня к обеду. Обед не оказался формальностью, стол завален всяческой снедью, но кроме меня и епископа за столом был только монах-доминиканец, не проронивший ни слова за те полтора часа, которые мы неторопливо беседовали с епископом. Разговор начался с вопросов епископа о неудачном начале нового Крестового похода. Пришлось рассказывать, кто пришел с рыцарями или простыми солдатами в Бриндизи и кто не соизволил появиться. Причем епископ, сам не приславший ни одного рыцаря, искренне возмущался слепотой правителей, не проявляющих заботы о судьбе Святого города. Объяснил я и причины, по которым преследовал Риккардо. А о визите в Тоди сказал, что это мой обет, данный святому Фортунато за помощь в моих делах в Испании. И епископ сразу же упомянул, что святой Фортунато помог своему городу при отражении нападения готов. Думаю, что он прекрасно понимал непричастность святого Фортунато к моим делам в Испании, но не хотел касаться щекотливой темы.

Зато он разразился целой речью о необъяснимых претензиях архиепископства Сполето на долю от плат за требы, получаемых в церкви пограничного поселка. Когда я спросил, о какой сумме идет речь, он несколько смешался, но потом заявил, что речь не о сумме, то есть не о деньгах, а о справедливости. Архиепископство ссылается на древний прецедент, когда герцогство Сполето владело половиной Южной Италии. Но ведь это было пятьсот лет назад. Чем кафедра в Сполето лучше кафедры в Риети? И вообще, ведь Риети находится в Лацио. При чем здесь Сполето? Позднее я узнал, что спор идет уже более сотни лет, сумма так ничтожна, что я мог бы без труда выплатить ее любой из сторон за пять лет сразу. Но обе епархии тратят уже много лет большие деньги в римской курии, чтобы разрешить этот спор в свою пользу.

Во время нашей беседы слуга неоднократно сменял многочисленные блюда. Я практически не пил вино, епископу вино подливали каждые пять минут. Удивительно, как невысокий и не очень толстый епископ пил такое количество вина и не пьянел. Добродушное лицо, конечно, краснело все больше и больше, бородавка на правой щеке вообще стала алой, но епископ говорил вполне трезво. Для меня беседа оказалась весьма полезной, я понял причины благожелательного отношения к нам епископа. Кажется, и епископ был доволен беседой, тем, что ему удалось найти благодарного слушателя, почти не перебивавшего его привычный рассказ о кознях могущественного врага.

Весть о нашем появлении все же дошла до архиепископа, и он послал отряд конников следить за нашим передвижением. На сбор большого ополчения, с привлечением вассального рыцарства, у него не было времени. Встретились мы уже около Терни. То есть не совсем встретились: мы шли по южной, более удаленной от города дороге, а отряд архиепископа по ближней дороге. И потом сопровождал нас, пока мы шли вдоль горного хребта мимо мелких деревушек к Акваспарте. Не доходя до него, построил колонну в боевой порядок, но никто на нас не напал и в этом проблемном месте. Прошли мимо поворота на Сполето спокойно. А теперь нам до Тоди чуть больше двух часов хода.

 

Глава 7

Кастелло Венти

1225 – 1226 годы

В Тоди дошли без проблем к заходу солнца. У Тоди три кольца стен – внешние, внутренние и древние. И на гребне холма над всем господствует старый замок, Кастелло Венти. Разбили лагерь у внешней южной стены. Меня с рыцарями сразу же пригласили к больному графу Паоло. Мы долго поднимались по улочкам города на гребень холма. Вблизи замок больше похож на крепость, это впечатление усилилось, когда мы въехали во внутренний двор. И размеры его несопоставимы с древним замком Монфор. Понятно, почему архиепископы Сполето столько времени только угрожают привести Тоди к покорности. Взять эту крепость не так-то просто. Господствовавшие здесь когда-то лангобарды умели строить серьезные крепости. Нужна долгая осада и применение тяжелой осадной техники. Ни того ни другого применить архиепископы не могли.

У постели графа Паоло нас встретила Франческа. Собственно, к графу подошли только мы с Жаком. Остальные рыцари остались в трапезной, где их хорошо угостили. Граф Паоло II не стар, ему всего лишь пятьдесят семь лет. Но, как мне позднее рассказала Франческа, однажды после обеда у архиепископа Сполето он почувствовал себя плохо, его с трудом довезли домой. Две недели он был на грани смерти. Присланный архиепископом Орвието врач подлечил его, поставил на ноги. Но с тех пор – а уже прошло три года – граф так и не выздоровел полностью. Постоянные боли в желудке, головокружение, слабость. Слабость такая, что он так и не смог за эти три года ни разу сесть на коня. И вот теперь он ждет, что Господь приберет его наконец к себе. Единственное, что его еще заставляет жить – желание увидеть дочь замужем. И не просто замужем, а рядом с рыцарем, способным защитить графство от посягательств соседей.

Мы приветствовали графа, пожелали ему скорейшего выздоровления. Он только усмехнулся в ответ и отослал из комнаты Франческу.

– Барон, кто этот юноша с вами?

– Мой друг, шевалье Жак, наследник графства Молизе.

– Да, мне рассказывала Франческа о вас, шевалье, о посвящении вас в рыцари. Посвящение императором – большая честь. Я когда-то был знаком с графом Вальтером, вашим отцом, на Святой земле. Тогда мы были еще молодые, особенно ваш отец. И я слышал о вашем участии в борьбе с графом Томассо. Рад знакомству с вами.

– Я польщен вашими словами, граф.

– Дорогой граф, мы с шевалье приехали сюда на празднество святого Фортунато. Я обещал вашей прелестной дочери нанести этот визит еще в Неаполе. Но события сложились так, что я вынужден был явиться не один, а с вооруженной охраной. Мне кажется, что архиепископ Сполето недоволен моим визитом к вам.

– Барон, я могу говорить с вами откровенно?

– Да, граф, у меня нет тайн от шевалье.

– Графиня Теодора извещала меня, что она предпринимала некоторые шаги, чтобы поближе познакомить вас с Франческой. Она надеялась, что между вами возникнет чувство. Если я правильно понимаю свою дочь, у нее возник интерес к вам не только как к рыцарю, прославившемуся на полях сражений, но и как к мужчине. Не уверен, питаете ли вы определенные чувства к моей дочери, но могу сказать, что брак с ней был бы интересен для обеих сторон. У вас прекрасное имя, вы еще достаточно молоды для брака, насколько я знаю, вы не стеснены в средствах, но у вас нет достойного феода. Я слышал, что король Арагона передал вам виконтство Морелла. Но оно далеко, в малонаселенных горах; не уверен, что оно соответствует вашему жизненному опыту. А я предлагаю вам унаследовать мое графство. Надеюсь, что Господь скоро оборвет мои страдания. Я и так уже живу лишних пару лет. Мне нужно передать графство в надежные руки.

– Граф, но у вас, вероятно, имеются близкие родственники, претендующие на это прекрасное графство.

– Близких нет, но, конечно, имеется двоюродный племянник. Не хотел бы, чтобы он стал здесь хозяином, выдав мою дочь за какого-то мелкого дворянина.

– Граф, я ничего не могу обещать. Ваше прямолинейное предложение, безусловно, заманчиво, но я хотел бы немного поближе познакомиться с Франческой. Кроме того, у нас большая разница в возрасте.

– Я знаю, что вам около сорока лет. И на мой взгляд, это прекрасный возраст для прочного брака, основывающегося не только на преходящих чувствах.

Видно было, что графа утомила наша беседа, но я не знал, как ее прервать. Однако появилась Франческа:

– Отец, вам нужно отдыхать, а наших гостей я отведу в трапезную, им с дороги нужно поужинать, подкрепить свои силы.

Я не стал протестовать, так как с утра почти ничего не ел. Ужин был отличный: простой, но обильный. Рыцари успели хорошо выпить, но я послал одного из них проверить, как накормлены и размещены солдаты. Он вернулся минут через двадцать, доложив, что все в порядке. После ужина я побеседовал с Франческой.

– Дорогой барон, я знаю, мои родственники ведут с вами переговоры о нашем браке. Для них главное – интересы семьи. Отец может заставить меня пойти под венец. Но я надеюсь, что вы не пойдете на этот брак только из материальных соображений. Брак без взаимной любви – это ужасно. Не думайте, что это слова девушки, начитавшейся рыцарских романов. Просто я видела много семей, созданных из династических соображений, и всегда это несчастные семьи. Я не хотела бы, чтобы вы были несчастны в браке. О себе я даже не говорю.

– Дорогая Франческа. Да, и графиня Теодора приложила немало усилий для подготовки нашего союза, и ваш отец сегодня говорил о том, что он хочет видеть свою дочь замужем. Но я сказал ему, что хотел бы поближе познакомиться с вами, чтобы не было скоропалительных решений. Да и разница в возрасте у нас порядочная. Но в любом случае я надеюсь минимум на нашу дружбу.

– Спасибо, барон. Поверьте, я хотела бы иметь вас в качестве друга. А разница в возрасте – разве она существенна?

Черт побери. Явно девушка не прочь выйти за меня замуж. Но я-то, что я хочу?

– Я был бы рад ознакомиться завтра с вашей помощью с городом, замком, окрестностями.

– Конечно, я покажу вам завтра все. Отдыхайте, барон.

Отдых продлился два дня. Франческа показала мне старые стены времен римского владычества, возможно, что их начали возводить умбры или этруски. Недаром Тоди назывался в то время Тутере, что означает «граница». Вторую стену возвели римляне и остановили здесь после поражения на озере Тразимено победоносное войско Ганнибала. А внешнюю стену воздвигли как раз перед войной с готами, и она помогла выдержать долгую осаду. Еще больше помогли выдержать осаду молитвы святого Фортунато, подземная римская цистерна и пятьсот колодцев, прорытых еще во времена этрусков. В дальнейшем Тутере превратилось в Тодер и, наконец, в нынешнее Тоди.

Я удивлялся ее познаниям в истории, но она снова упомянула, что провела несколько лет после смерти матери в монастыре, где святые отцы дали ей неплохое образование. На мой вопрос, почему граф Паоло не женился во второй раз, она просто ответила:

– Отец очень любил ее, она умерла при родах. А потом был потрясен смертью обоих моих братьев, погибших совсем молодыми в столкновениях с рыцарями архиепископа – предыдущего архиепископа. И эта его продолжительная болезнь… Моя мечта, чтобы в моей семье не было таких ужасных событий, как в семье моей матери.

Как в воду глядела. Мне не оставалось ничего иного, как пожелать ей исполнения мечты.

Не уверен, что я тот человек, который мог бы уготовить ей такую участь. Я служивый. Куда пошлет меня император, туда и поеду. Да и возможность погибнуть предоставляется мне постоянно. Не уверен, что Франческе хотелось бы быть молодой вдовой.

И вот наконец праздник святого Фортунато. В город стеклись толпы людей из ближайших поселений, замков, ферм, монастырей. В начале празднества каноник церкви Сан-Фортунато на площади Пьяцца-дель-Пополо прочитал несколько молитв, потом долго и нудно читал проповедь о бескорыстии, иллюстрируя ее легендой о том, как святой Фортунато пахал землю и нашел две золотые монеты. Считая, что они не очень нужны ему, что есть более нуждающиеся люди, отдал их нищим, сидящим у храма. Каноник призывал, следуя учению святого, не презирать богатство, но иметь его не более чем необходимо.

И наконец началось самое ожидаемое народом: праздничное шествие. Все двинулись к кафедральному собору. От старинной церкви Сан-Фортунато до новенького изящного собора не больше пяти минут ходьбы, но процессия пошла кружным путем, вбирая в себя все новые и новые группы жителей. Снова вышли на Пьяцца-дель-Пополо, прошли мимо римской цистерны и уткнулись в собор. В просторном кафедральном соборе старенький епископ тихим голосом повторил некоторые положения учения святого, а потом последовало перечисление заслуг святого Фортунато в деле обороны города во время готских войн, его участие в организации заботы о больных. В общем, утомил он нас основательно.

Только во время шествия я понял, что город не так уж мал. А богатое убранство кафедрального собора навело на мысль, что не зря архиепископы Сполето жаждут принять под свое крыло этот процветающий и разрастающийся город. Во время стояния в кафедральном соборе я несколько раз внимательно смотрел на лицо Франчески. Меня поразило то внимание, с которым она слушала нудную, на мой взгляд, проповедь епископа. На ее лице отражались нюансы его речи: то оно хмурилось, когда епископ говорил о безбожных врагах церкви, то радостно светлело при упоминании достоинств святого.

Неужели она такая религиозная? Как же с ней жить?

Несмотря на то что уехал из России более двадцати лет назад, я остался в смысле религиозности все тем же совком. Меня этот вопрос не интересует. Не был православным, не перешел в иудаизм, не стал мусульманином. Тем более я не католик. Жить с глубоко религиозной женщиной? Наверное, это будет трудно для меня. Я поймал себя на мысли, что рассуждаю о Франческе как о будущей жене.

Почему? Я ведь еще ничего не решил. Неужели я так легко поддаюсь давлению? Они все уже считают, что я у них в кармане? Ошибаются. Не уверен, что останусь в этом маленьком, красивом городке. После шумного Дамаска провести остаток жизни в этой провинциальной тиши? Нет, этого не будет.

Но все, в том числе и празднество святого Фортунато, кончается. Мы собрались в замке для праздничной вечерней трапезы. Перед трапезой епископ познакомил меня со своим племянником – представительным мужчиной чуть старше меня. Оказывается, он обладает имперским феодом в нашем графстве. Фратторе, так звали племянника, обладает боевым опытом, два раза участвовал в пограничных стычках и призывался в армию императора, когда она ходила в поход к Ферраре. Впервые при мне граф Паоло вышел из своей комнаты и присоединился к нам. Видно, что любое действие, любое движение дается ему болезненно, он ничего не ест с нами, но пытается улыбаться. И время от времени посматривает то на меня, то на Франческу; но наши лица безмятежны, ему ничего не удается увидеть на них, тем более прочитать наши мысли. Для Франчески это естественно, но мне приходится подавлять свои чувства, вернее, свою некоторую растерянность.

Черт бы побрал эти парадные трапезы. То ли дело вечерком разместиться на свежем сене у костра, съесть с солдатами добрый кусок баранины или свинины, прожаренный на костре. А потом хоть полчасика поваляться на сене, отдыхая, стараясь ни о чем не думать, просто смотреть на костер.

А здесь, за столом, я сижу сосредоточенный, стараюсь осмысленно реагировать на туманные рассуждения замкового капеллана, почему-то посаженного слева от меня. В какой-то момент осознаю, что он старается подвести меня к мысли о необходимости оставить по себе след на земле в виде кучи счастливых ребятишек. И я отвечаю ему в сердцах словами Коэлета о бренности бытия, бессмысленности излишних попыток оставить особенный след о себе – ведь все проходит, и память обо всех исчезает во времени. Не думаю, что я достаточно точно повторял слова царя Соломона, но намеки капеллан понял. Прекратил досаждать мне и вплотную занялся стоявшим перед ним вином.

Понятно, мудрый граф специально посадил его рядом со мной.

Занятый своими мыслями, не обратил внимания на то, что появившийся слуга что-то шепчет на ухо графу. Граф Паоло сразу стал серьезным, посмотрел на меня и попросил тишины.

– Господа, на территории графства появились чужие всадники. Вероятно, опять солдаты архиепископа.

Все, кончилась мирная жизнь.

Следует сказать, что в это время архиепископ Сполето имел основания бояться резких шагов со стороны императора Фридриха. В тысяча двести двадцать пятом году император потребовал от жителей Сполето воинской повинности. Но Сполето подчиняется непосредственно Риму. Появление моего отряда архиепископ связывал с претензиями императора. Возможно, именно этим объяснялась такая резкая реакция архиепископа.

Спешно заканчиваем этот затянувшийся ужин, рыцари собираются вокруг графа за большим столом в комнате совета графства. После короткого обмена мнениями граф диктует своему секретарю решение:

– Оповестить всех рыцарей, включая имперских баронов, о призыве на две недели. Барону Клопофф принять общее командование над всеми войсками графства. Финансирование на две недели обеспечивает графство. Выступаем завтра, но не ввязываемся в сражение до сбора рыцарского ополчения. Все.

Действительно, мы пока не знаем силы пришедшего со стороны Сполето войска. Почему Сполето? Очень просто: с архиепископом Орвието отношения не то чтобы дружеские, но конфликтов не было за последние тридцать лет, в отличие от стычек с войсками архиепископов Сполето. А других войск в округе просто нет.

Из замка ухожу вместе с моими рыцарями к солдатам. Собираем их по сотням и извещаем об изменении ситуации. Предупреждаем, что утром выступаем в поход. Короткие сборы, и спать. Утром сотня за сотней мои кавалеристы выходят из города. К вечеру к нам начинают присоединяться рыцари графства. Многие из имперских баронов тоже присоединились к нам вместе со своими людьми.

Войско Сполето пришло с юго-востока, да другой дороги и нет. Не пойдут же они через горы по тропам. Идут не спеша, солдат должны сопровождать повозки с продовольствием и фуражом, а сзади постепенно продвигаются, вероятно, инженерные войска. Это не грабительский набег, судя по донесениям разведчиков, это – попытка захватить Тоди. Главное, мы не знаем, сколько у архиепископа в армии рыцарей. Если только рыцари области Сполето, то мы с ними справимся, а если это поход, санкционированный папой Гонорием, то будет значительно хуже. Впрочем, это маловероятно. Папа, конечно, весьма зол, что поход на восток вновь отложен, но в этом вина не только императора, не будет он сейчас открыто ссориться с императором. К счастью, посланные в сторону Орвието разведчики докладывают, что на границе все спокойно.

Два дня мы маневрируем вдали от войска Сполето. Наконец имеется полная ясность: рыцарей примерно пять десятков, легковооруженных конников около трех сотен, но много пехоты, не менее шести сотен. У нас рыцарей немного меньше, пехоты меньше раза в три, но небольшое преимущество в легкой коннице и значительное преимущество в лучниках. Странно, что архиепископ надеялся захватить Тоди такими силами, возможно, не рассчитывал на наш отряд? А может быть, армия Сполето движется так медленно, вернее, стоит на месте, так как ждет подкрепление? Нам ждать нечего, если на подходе подкрепление войска Сполето, нужно ударить скорее.

Армия Сполето стоит чуть севернее Касиглиано. Часть пехоты и технические части заняты осадой Кастелло ди Касиглиано. Но замок еще держится. Там засевшие три рыцаря семьи Освальди и небольшой отряд пехоты пытаются сдержать врага. Наша армия расположилась у Коллеваленца, прикрывая перекресток дорог. Для боя удобно большое поле южнее дороги, ведущей из Коллеваленца в Акваспарту. Чуть южнее этого поля слева и справа от дороги, ведущей к Касиглиано, имеются лесочки: два с одной стороны и один с другой. Если бы их обойти, конница смогла бы нанести удар в тыл войску Сполето и препятствовать движению к полю боя солдат, осаждающих замок. На этом я и построил схему боя.

От нашего лагеря до предполагаемого места сражения два километра, мы движемся медленно, стараясь не утомить коней. Сполетинцы тоже выдвигаются к полю, нам навстречу, вероятно, их командиру поле тоже показалось подходящим для планируемой схватки. Возможно, ему нравится, что слева и справа его фланги прикрыты этими лесочками. Левый и правый лесочки он проверил, там нет моих солдат, но он не знает, что я сосредоточил сотню конников за вторым лесочком. Это в километре от дороги, ведущей к Касиглиано.

Немногочисленную пехоту я оставил по правому флангу, конницу передвинул на левый фланг, в середине мои рыцари, а за ними конные лучники. Мы ждем надвигающуюся группу рыцарей. Лучникам не разрешено стрелять до моей команды. Я выждал, пока расстояние сократится до сотни метров, и отдал приказ. Лучники стали расстреливать свои запасы. Рыцарей поразить они могут только случайно, легкие луки всадников не пробивают сплошные кольчуги рыцарей, но дюжина рыцарей почти мгновенно лишилась коней. Остальные потеряли первоначальный строй. И когда до них осталось только полсотни метров, я бросил наш клин в атаку. Клин слабенький, в первой линии только четыре рыцаря, в том числе мы с Жаком, дальше еще шесть, и неполные четыре ряда по восемь рыцарей. А дальше наши свиты, более сотни всадников.

У меня в руках копье, и это не то копье, которое на рыцарском поединке ломается после одного удара. Это боевое копье с тяжелым лезвием впереди. Успеваю всадить копье выше щита первому рыцарю, он летит с коня, но вместе с моим копьем. Дальше работа только мечом и щитом. Наш клин прорывается через неплотный строй рыцарей Сполето. Отбросив часть рыцарей влево и вправо, проскочили немного вперед. И пока мы разворачиваемся, лучники успели еще раз выстрелить в проскочивших мимо нас рыцарей и бросились в разные стороны. Рыцарям за ними не угнаться. Наша свита частично сметена, но в основном успела проскочить за нами. Рыцари Сполето тоже разворачиваются к нам, и мы сшибаемся.

Не смотрю, как рубятся свиты. Меня интересует плотный рыцарь в прекрасной кольчуге и на богато убранном коне, возможно, он их начальник, так как мельком вижу, что он пытается командовать. Устремляюсь к нему, на ходу поразив зазевавшегося молодого сполетинца. Удача, мне удалось прорваться прямо к этому рыцарю, начинаем прощупывать друг друга. Он понимает, что столкнулся с сильным бойцом, и действует осторожно. Умело обращается с щитом, вовремя подставляя его под мои удары. Вспоминаю поединок с венгерским графом у Кейсарии и жду удобного момента. И он наступает: щит далековато отставлен от груди, я рублю его изо всех сил и стараюсь отскочить назад и влево. Рыцарь удивлен, у щита перерублен верхний обруч. Пока он пытается осознать, что произошло, я разворачиваю коня и еще раз рублю по его незащищенной кольчуге на правой руке. Удар оглушительный и очень болезненный. Отличная кольчуга не прорублена, но рука, вероятно, от удара онемела, так как он перебрасывает меч в левую руку и пытается выйти из боя. Но я его не отпускаю, ведь теперь он почти беззащитен. Еще один удар, по левой руке, он не смог его отбить, левая рука хуже работает с мечом. Все, он практически обезоружен.

– Сдавайтесь, или я перерублю вашу кольчугу у горла.

Враг вынужден сдаться. Подскакивает кто-то из моей свиты и отнимает у него повод коня. Меня это уже не интересует. Озираюсь, пытаюсь увидеть Жака, но почти никого не могу различить. Вторая половина октября, но дождя давно не было, мы подняли облака пыли. Заметно только, что бой удаляется. Вернее, удаляются всадники. Оставшиеся в живых рыцари Сполето уходят по дороге на Касиглиано, к своей пехоте у замка. Пехота от замка так и не пошла в сражение, и наша запасная сотня за лесочком тоже не нашла применение. Вернее, они сейчас скачут к дороге на Касиглиано, но это уже бесполезно, они захватят только последних всадников из рыцарской свиты, да и это навряд ли.

Командую общий сбор. Мы не знаем, что делается в лагере, нельзя лезть в него очертя голову, можно нарваться на плотный огонь пехоты. Ведь пехота собиралась штурмовать крепость, значит, у них имеются тяжелые луки, способные пробить наши кольчуги. Да и камнеметы представляют опасность. Сразу же отправили парламентеров в лагерь осаждающих. Они встретились с такими же парламентерами, вышедшими к нам навстречу. Договоренность простая: сполетинцы выделяют команду, которая вместе с нашей командой пройдет по полю сражения и соберет убитых и тяжело раненных. Тяжело раненных сполетинцев мы согласны были отдать, но легко раненные рыцари должны быть отправлены в Тоди и ждать там решения своей судьбы. Вместе с ними был отправлен сдавшийся мне рыцарь, оказавшийся племянником архиепископа. После некоторых споров решение было принято именно такое. Медлить было нельзя. И до вечера команды делали свою работу.

Лагерь войска Сполето был разбит чуть ниже холма, на котором стоит замок. Мы придвинулись к замку со стороны гребня холмов, здесь нет ворот, но с помощью веревочных лестниц завели в замок еще сотню солдат, из которых было сорок лучников, кроме того, добавили провиант. Воды в замке достаточно. Переговоры с осажденными теперь в лагере сполетинцами ни к чему не привели. Они уверены в скором подходе помощи. Но наши разведчики, проехавшие до дороги на Сполето, не обнаружили признаков войска. Дозор остался там, чтобы предупредить нас в случае опасности. А мы на следующий день провели разведку боем. Я спешил, пока сполетинцы не укрепили достаточно лагерь. Мы спустились с холма, и под прикрытием огня лучников пехота попыталась прорваться к наспех сооруженным воротам лагеря. Но вражеские лучники работали хорошо, и атака была отбита. К сожалению, я слишком близко приблизился к лагерю и тоже попал под обстрел. Но это были тяжелые луки пехоты. Одна стрела пробила мою кольчугу в районе левого плеча. Стрелу сломали, чтобы она не мешала мне, плечо болело сильно, но я не ожидал ничего плохого, надеясь, что стрелу легко вынут. И ошибся. Через некоторое время боль так усилилась, что я вынужден был передать общее руководство Фратторе – племяннику епископа, а командование силами графства Молизе оставить Жаку.

Меня увезли в Тоди. По дороге потерял сознание. В Тоди мне наконечник стрелы вырезали, но рана нагноилась, и я долго провалялся в постели, временами ненадолго приходя в себя. Потом мне рассказали, что граф Паоло очень тревожился за мою жизнь и попросил архиепископа Орвието прислать своего врача. Его мази и спасли мне жизнь. Впервые я был серьезно ранен и чуть не отправился на тот свет. Пока лежал, меня часто посещало видение: мама склоняется ко мне, гладит рукой по голове и говорит:

– Все будет хорошо, ты не можешь умереть, у тебя еще много неоконченных дел.

И эта мамина рука как-то успокаивала меня. Однажды я пришел в себя и увидел, что гладит меня по голове отнюдь не мама, а Франческа. Я пытался поднять руку, почему-то левую, и от боли опять потерял сознание. Мне сказали потом, что я был почти без сознания целую неделю, и все это время рядом со мной находилась Франческа. А потом как-то быстро пошел на поправку. Жак доложил мне о результатах переговоров со сполетинским войском: войску разрешили выйти из лагеря и вернуться в Сполето, но осадную технику они вынуждены были оставить. У нас погиб один пожилой рыцарь и трое ранены, но уже поправляются. Мы с графом Паоло решили отпустить домой Жака с рыцарями и мусульманскими конниками. Бенедетто остался со мной.

Через неделю я уже ходил по замку, с перевязанным плечом и привязанной к груди рукой. Но Франческу нигде не видел. Впечатление было, что она сознательно избегает встреч со мной. Я не выдержал и пошел на женскую половину. Франческа испуганно вскинула на меня глаза и сразу же опустила их.

– Франческа, вы игнорируете меня или не хотите видеть?

– Нет, барон, я просто не очень хорошо чувствую себя.

Вообще-то этому можно поверить, но можно и усомниться. Если она сидела около меня целыми днями, то за неделю должна была очень устать. Но в ее возрасте любая усталость проходит за день-другой.

– Я хотел бы поблагодарить вас, вы меня вытащили с того света.

– Что вы, барон, только Господь может решать все о нашей судьбе.

– Нет, Франческа, я чувствовал ваше присутствие, и мне становилось легче.

Тут я приврал. Мне все время казалось, что рядом со мной мама. Именно так она гладила меня по голове, когда я однажды слег с сильной простудой. Кажется, это было в четвертом классе.

Я смотрел на нее, на ее низко опущенное лицо и неожиданно для себя принял решение. Взял ее за руку:

– Франческа, вы выйдете за меня замуж?

Она, как мне показалось, опять испуганно посмотрела мне в глаза, потом тихо сказала:

– Да. – И продолжила: – Но нужно спросить разрешение батюшки.

Потом освободила свою руку и убежала.

Решил, что нужно дело доводить до конца без промедления, и отправился к графу. Меня сразу же пропустили к нему. Не стал разводить церемонии и твердо произнес:

– Граф, я прошу руки вашей дочери Франчески. Я намерен жениться на ней.

Он приподнялся над подушкой, посмотрел на меня внимательно:

– Вы же знаете, барон, я не против. Но разговаривали ли вы с Франческой?

– Да, и она ответила согласием, но только с вашего благословения.

– Роман… вы разрешите так называть вас? Я рад, Роман, за вас, за нее, за себя и за наше графство. Конечно, я благословляю вас обоих. Но хочется провести обручение официально. Вы не будете против?

– Конечно нет, вам виднее, как это сделать.

В тот же вечер, в присутствии епископа и всех рыцарей, находящихся в замке, я просил руки Франчески у графа Паоло, вставшего ради этого с постели. Паоло благословил нас. Епископ прочитал наставления и тоже благословил нас, а мы обменялись кольцами. У меня кольца не было, но мажордом замка предварительно показал мне целую коллекцию колец для меня и для невесты из графской сокровищницы. Все, теперь мы официально жених и невеста. Свадьба назначена на весну.

Не буду долго описывать зиму. Все время тренировал руку, ведь сначала она у меня просто бездействовала, я не мог держать ею щит, да что там щит, даже вилку или ложку не мог держать. Только к свадьбе рука стала слушаться, но на груди, там, откуда вырезали стрелу, осталась выемка.

Пленные рыцари задержались у нас надолго, только в феврале было достигнуто соглашение. Мы отпустили всех, включая так называемого племянника архиепископа, без выкупа, но архиепископ подписал договор о признании Франчески, ее будущего мужа и детей законными наследниками графства Тоди. Подписанию требуемого графом Паоло документа способствовали два обстоятельства. Барон Феликс – «племянник» архиепископа, как мне разъяснил граф, на самом деле его незаконнорожденный сын. Кроме того, архиепископ Орвието настоятельно советовал своему собрату в Сполето отставить хотя бы на время претензии на владение графством. Совет вроде дружеский, но с подтекстом. Архиепископ Сполето полностью на стороне папы, с которым они дружат еще со времен, когда папа был простым кардиналом, а архиепископ Орвието принадлежит совсем к другой партии в церкви.

Ко мне пришел Бенедетто и начал путано рассказывать что-то о своей юности, о девушке, дочке соседнего мелкого рыцаря из нашего графства. Я его прервал:

– Ладно, Бенедетто, что от меня нужно?

– Отец этой девушки погиб во время нашей схватки. Освободился один лен. Может быть, я смогу получить его?

– Давай по порядку. Ты хочешь получить девушку или лен?

– Хотелось бы и то и другое. Все равно семью этого рыцаря нужно как-то устраивать. Я думаю, если бы я женился на его дочке, все было бы в порядке.

– А эта девушка, она пойдет за тебя замуж?

– Я не спрашивал, так как мне некуда ее привести, но, если я получу лен ее отца, она согласится.

– Хорошо, я поговорю с графом.

– Спасибо, барон, я был бы вашим верным вассалом.

Мы поговорили с графом Паоло. Он не возражал, но поручил мне обговорить все с другими претендентами. Оказывается, к нему уже обратились несколько рыцарей, в том числе не имеющих собственных ленов. Я собрал всех претендентов и объявил условие: претендент на этот лен должен жениться на дочери погибшего. Сразу же отпали почти все желающие. Кто-то стар, кто-то женат. Нужно объяснить, почему были желающие. Многие из них имеют уже лен, но это ленники второго уровня, то есть они получили лен у одного из вассалов графа. А здесь есть возможность стать независимым вассалом самого графа. Ощущаете разницу?

Я вызвал девушку, попросил прийти нашего епископа и собрал оставшихся трех претендентов. Объяснил девушке предварительно ситуацию и в присутствии всех предложил выбрать жениха. Естественно, выбран был Бенедетто. Епископ тут же благословил их обручение. Кольца Бенедетто подготовил заранее. Остальным претендентам пришлось смириться с выбором. Мы с епископом потом долго смеялись за кувшином вина, вспоминая удивленные и разочарованные лица потенциальных женихов. Граф Паоло одобрил мое решение. Он был в это время готов одобрить любое мое действие. Я понимал, что он уже всерьез готовится к предстоящей ему встрече с неизвестностью и не хочет думать о мирских делах, считая, что все это теперь мои проблемы.

Свадьбу наметили на Пасху, в начале апреля. Я боялся, что император призовет меня на службу, так как он именно на Пасху назначил имперский съезд в Кремоне для совещания о Крестовом походе, принятии мер по искоренению ереси и для установления порядка и мира в империи, то есть о восстановлении имперских прав в Италии. Но меня оставили в покое, так как в императорской канцелярии знали о предстоящей свадьбе.

Несмотря на намеченный императором поход, на свадьбу съехалось много представителей рода Аквинских. С моей стороны присутствовали не только Жак и графиня Маргарет, но и мои друзья, специально приехавшие из Палермо: граф Альберто Тедичи и Джакомо Лентини. Прибыл и архиепископ Орвието. Граф Паоло познакомил нас, и архиепископ внимательно рассматривал своего будущего соседа. Свадьба продлилась три дня. Ну не на один же день собираться этой толпе знатных господ, некоторым из них пришлось добираться до нашего захолустья больше недели.

Первый день был посвящен знакомству гостей и подписанию брачного контракта. У меня и Франчески и мыслей не было о каком-то контракте, но граф Паоло настоял на необходимости все оговорить, записать на пергаменте и подписать не только нами, но и многочисленными свидетелями. Эта часть представления проводилась в зале замка.

После обязательных формальных слов, определяющих нас, брачующихся, отца невесты и свидетелей, шли основные пункты. Главным был пункт, что владение графством остается за Франческой до достижения ее будущим старшим сыном двадцати одного года. В случае если у Франчески не будет сына или ее преждевременной кончины, владение графством переходит ко мне. Мне передавался титул графа Тоди, но после утверждения контракта императором. Дальше перечислялись подарки мне от графа Паоло и мои подарки Франческе (которые на самом деле делал тоже граф Паоло). Кастелло Венти объявлялся домом молодых. Договор составлен в трех экземплярах: по одному экземпляру жениху и невесте и один для хранения у нотариуса города.

И все это торжественно зачитывалось перед внимательно слушающей публикой – гостями свадьбы и представителями городской власти. Затем состоялось торжественное подписание всех трех экземпляров договора всеми упомянутыми в нем лицами. Я пожимал плечами, подписывая договор, но Паоло считал, что этим он закрепляет владение графством за своими прямыми потомками. Что ж, нам с Франческой это безразлично, но мы отдавали должное предусмотрительности Паоло. И только после завершения процедуры подписания присутствующие были приглашены на пир, подготовленный во дворе замка под большим пологом, натянутым возле донжона.

А на следующий день весь город говорил только о свадьбе. Свадьба проходила в кафедральном соборе после утренней мессы. Нам с Франческой не пришлось присутствовать на мессе, и мы не слушали все эти Kyrie eleison («Господи, помилуй…») и Gloria («Слава в вышних Богу»). Но Маргарет говорила мне позднее, что хор пел очень проникновенно. А потом к собору повели нас. Франческа шла в сопровождении девушек и женщин от церкви Святого Фортунато, где она молилась все утро. Ей пришлось пройти всю Пьяцца-дель-Пополо, правда, это всего-то сорок метров. А я с немногочисленными друзьями вышел еще через пять минут из Палаццо дель Пополо, расположенного на той же площади, но совсем рядом с собором.

Только в соборе я смог разглядеть одеяние Франчески. На ней было длинное белое платье, с нашитой голубой лентой от правого плеча до пояса. Кстати, мне тоже прицепили ленту на костюм, объяснив, что так надо. Надо значит надо. В чужом монастыре порядки менять не собираюсь. Только потом мне все объяснили, и я расхохотался. Оказывается, голубую ленту на меня напялили, так как в замке считали (по своим законам), что я первый раз женюсь, но у меня ведь была уже Зоя. У Франчески на белом платье со стоячим кружевным воротником спрятались два ряда крупных жемчужных бус. На голове вместо графской короны, которая ей еще не положена, венец, тоже осыпанный жемчугом. Когда я и на башмаках увидел золотое шитье с жемчугом, даже расстроился. Такая красивая невеста, а ее делают бледной и невзрачной. На мой взгляд, к ее глазам пошли бы украшения с яркой бирюзой. Только голубая лента здесь уместна. Но… меня никто не спрашивает.

Все время, пока мы шли к собору, нас сопровождал радостный колокольный звон, стихший, когда я следом за Франческой вошел в широко раскрытые для нас главные двери собора. Моя набожная невеста непрерывно крестилась, проходя мимо изображений святых, по-моему, и за себя и за меня.

Службу в кафедральном соборе вели архиепископ Орвието и епископ Тоди. Но могучий бас архиепископа я слышал все время, а бормотание нашего старенького епископа пролетало мимо ушей. Архиепископ прочитал какие-то молитвы, потом зычно спросил нас, действительно ли мы хотим связать свою судьбу воедино, ведь это навсегда. Франческа взглянула на меня и решительно сказала: «Да». Я не отстал от нее. Архиепископ сурово оглядел присутствующих, как будто искал противников нашего бракосочетания, и решительно произнес:

– Именем Господа нашего Иисуса и на основе права, данного мне нашей святой церковью, объявляю вас мужем и женой.

Вместо того чтобы разрешить мне поцеловать невесту, он еще раз прочитал молитву, в которой просил для нас совершенной любви, единомыслия, верности учению церкви и много еще чего-то, что не запомнилось мне. И только потом, произнеся:

– Я соединяю вас в супружество во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. – Он соединил наши руки, разрешив поцеловать невесту.

И это был наш первый, еще немного робкий со стороны Франчески, поцелуй.

Завершилась моя вторая холостая жизнь. К нам бросились родственники и друзья, поздравляли Франческу, дамы зацеловали ее. А Джакомо съехидничал:

– Кончилась твоя свобода, теперь не сможешь порадовать наших дам.

Как будто в Палермо кто-то обращает внимание на свое семейное положение.

И похлопал дружески меня по плечу, хорошо, что не по больному. А потом мы вернулись в замок; снова пир, гости хорошо набрались вина, насытились, вволю пошутили надо мной и ожидающим меня событием. Ближе к вечеру друзья проводили меня к спальне, замучили советами, пока из спальни выбегали хихикающие девушки.

Франческа ждала в спальне, одетая в полупрозрачную длинную рубашку, поверх которой застегнутая на одну пуговицу накидка. Она стояла на месте без движения, смотрела прямо на меня.

– Ну что ты, любовь моя, не волнуйся, у нас все будет хорошо.

Ранним утром к нам в спальню постучали и бесцеремонно вошли, не дожидаясь разрешения, графини Теодора и Маргарет.

– Роман, ты не обижал мою девочку?

Я в растерянности, неудобно отвечать, лежа под одеялом, а встать никак нельзя. Но Франческа спокойно ответила:

– Нет, тетя Теодора, я люблю барона.

Вот черт, нужно отучить ее от этого «барона». Для жены я просто Роман.

– Роман, я надеюсь, что вы обретете наконец счастье и спокойствие.

– Спасибо, Маргарет, я уверен в этом.

Графини поцеловали мою девочку, погрозили мне, смеясь, пальцем и удалились. А мне вставать и идти к графу. Нужно же его успокоить, что все в порядке. И снова торжественный обед, на этот раз в Палаццо дель Пополо. Нас торжественно принимало городское начальство в лице подеста и капитано дель пополо. Франческа на этот раз в строгом платье, на голове графская корона матери. Я тоже был вынужден надеть корону виконта, оказывается, ее заблаговременно заказал и подарил мне на свадьбу граф Паоло. Графская корона до утверждения императором мне не положена.

И после торжественной речи подеста началось вручение подарков: это были многочисленные кубки, драгоценности для невесты, оружие для меня. Альберто Тедичи от имени императора подарил мне полный комплект доспехов, изготовленный в Милане по новейшей моде. На щите мой герб: пятиугольный щит, на нем в центре черный рыцарь с поднятым мечом на голубом фоне. Граф Ландольф подарил золотой пояс. Графиня Маргарет с Жаком преподнесли Франческе красивое ожерелье восточной работы. Джакомо прочитал Франческе свою новую канцону: «Мадонна, я желаю вам сказать…» Не уверен, что она была к месту, но все восприняли ее очень хорошо. Подеста скромно сообщил, что город взял на себя все расходы по свадебным пирам. Пустяк, а приятно, особенно графу Паоло. Вручение подарков растянулось на полтора часа. И снова небольшой пир, на этот раз за городской стеной, на зеленом лугу, под сенью цветастых шатров.

В этот день провели еще одно празднество. Сразу же после выздоровления я предложил всем своим ленникам определить, кто из оруженосцев достойно проявил себя в сражении с армией Сполето, чтобы произвести их в рыцари. Аналогичное предложение было направлено и всем имперским баронам графства. И вот теперь восемь молодых воинов стоят на лугу в ожидании торжественной процедуры. Граф Паоло собрался с силами и лично провел посвящение каждого юноши в рыцарское достоинство. Правда, он сидел в кресле, а юношей подводили к нему по одному. И каждому из восьми от имени графа Паоло вручили по пять золотых монет. Потом все позабавились представлением, когда две группы по четыре рыцаря показали нам схватку. Слава богу, схватку бескровную, так как сражались тупыми мечами. Неожиданно граф попросил меня показать схватку с двумя противниками. Оказывается, он заранее приготовил для меня боевую одежду. Я такого не предвидел, да и настроение было совсем другое – праздничное, но все дружно поддержали предложение графа. Пришлось здорово попотеть, когда два молодых парня, только что произведенных в рыцари, напали на меня с двух сторон со всей энергией и пылом неофитов. Схватку прекратили, когда мне удалось наконец сильно ударить одного из противников по руке, так что он вынужден был поменять руку, держащую меч. Зрители были в восторге от неожиданного зрелища, а Франческа смотрела на меня такими глазами, что я понял: ночью меня ждет не менее серьезное сражение.

Оба молодца получили по пять монет.

Но каждый праздник рано или поздно кончается, разъехались гости, мы остались в замке одни. Через месяц после свадьбы тихо скончался граф Паоло, и Франческа унаследовала графство.

Почти сразу после смерти графа Паоло нотариус с мажордомом пригласили нас с Франческой в хранилище и отчитались в финансовых делах графства. Я не стал разбираться, что из продуктов обязаны поставлять в замок вассалы, городки и фермы и сколько денег обязаны платить ежегодно, но с удовольствием обозрел довольно большой сундучок с серебряными монетами и внушительный ларец с золотом. Это неудивительно: места в округе прекрасные, земли около Тибра плодородные, все холмы заняты виноградниками и садами. Излишки продукции сплавляются в Рим. Я понял, почему граф Паоло спокойно принял на себя оплату войска: деньги в казне водились. Деньги были кстати, ведь у меня наличность кончилась, а обменять оставшиеся векселя на звонкую монету можно только в Риме или Палермо.

 

Глава 8

Умбрия

1226 год

У нас с Франческой уже появилась надежда на ребенка, и я решил просить императора об отпуске на год. В прошении указал, что в случае объявления Крестового похода своевременно прибуду с рыцарями графства на место сбора.

Уже известно было, что поход в Ломбардию провалился. Собственно, этого можно было ожидать, так как план, на мой взгляд, был нереальный. Император намеревался направить в Ломбардию большое войско из Германии. Но ломбардцы вновь объединились в лигу, выставили к альпийским проходам значительные силы и не пустили в Италию короля Германии Генриха, сына императора, и германских князей.

Император с войском Калабрии и Апулии высадился в Анконе, надеясь быстро продвинуться к дружественной ему Кремоне, чтобы объединиться с войсками Кремоны, Модены, Павии и Пармы. Но вечно колеблющиеся между императором и папой Болонья и Фаэнца закрыли перед императором ворота. Войска Кампании, высадившиеся в Пизе, даже вместе с Пизой и Луккой не смогли преодолеть сопротивление Флоренции. А в тылу императора оставались войска папских владений в Умбрии: Перуджи, Орвието, Сполето и других, более мелких. Съезд, назначенный императором, не состоялся. Фридрих попытался добиться хоть каких-то результатов, вступив в переговоры с Ломбардской лигой, но ломбардцы выставили требования, гарантирующие им практически полную независимость от императорской власти.

А мы с Франческой наслаждались тишиной и покоем в замке и окрестных землях. Стояла прекрасная погода, Франческа чувствовала себя обычно хорошо, и мы с ней весь июнь объезжали замки окрестных баронов. Обнаружил, что Франческу, а вместе с ней и меня, все вассалы и независимые имперские бароны принимают приветливо. Возможно, сказывается до сих пор былое умение графа Паоло ладить с людьми. Да и недавнее успешное отражение графством нападения войск архиепископа укрепило мой авторитет.

Меня беспокоило только, что я никак не мог понять свое отношение к Франческе. Да, мы хорошо относимся друг к другу, нам хорошо вместе в постели, у нас будет общий ребенок. Но я не чувствую, чем мое отношение к Франческе отличается от того, как я относился к Виоле или Лауре. Более того, один раз я поймал себя на том, что утром назвал ее спросонья Зоей. Да, я был старше Зои почти в два раза и чувствовал себя по отношению к ней как бы отцом. Вот и теперь, Франческа более чем в два раза младше меня, во всем полагается на меня так же, как полагалась на графа Паоло. Может, все это нормально? Может быть, и не бывает другой любви, такой, о которой я читал в Твери в книжках Валентины Сергеевны. Кстати, то обожание, с которым я относился к Валентине Сергеевне, то нетерпение, с которым я ждал наших встреч, можно ли объяснить тем, что она была первой моей женщиной? Или было что-то другое?

А как объяснить спокойствие, с которым я воспринял желание Зои уехать домой после смерти нашего Максима? И так легко расставался и с Виолой и с Лаурой. Что, и с Франческой меня связывают только наш будущий Паоло III и графство Тоди?

Спокойная жизнь, не очень много развлечений. Временами Франческа чувствовала себя немного хуже: иногда ее стало поташнивать, и тогда она отправляла меня на охоту. На правой стороне Тибра, там, где холмы поднимаются все выше, отличные места. Много серн, косуль. Но я больше любил охоту на кабанов. Здесь не стреляешь в беззащитных грациозных животных, здесь должен соскочить с коня и встретиться с вепрем лицом к лицу. Почти схватка с противником. Не сравнить со стоянием в храме, когда слушаешь заунывную проповедь нашего епископа. Я вообще бы не ходил даже на воскресную мессу, но не хотелось обижать Франческу и нашего добряка епископа.

Случались и непредвиденные события. В конце июня, когда вернулся с охоты, я с удивлением увидел, что Франческа встречает меня вместе с незнакомой мне девушкой. Я не заметил сначала, что она немного полновата: фигуру скрадывало широкое платье, как балахон, подумалось мне.

– Мой дорогой, познакомься, моя племянница Агнесса, приехала к нам в гости. Агнесса – это мой Роман.

– Очень приятно. Ты раньше ничего не рассказывала об Агнессе.

– Видишь ли, мы с Агнессой не встречались раньше. Она дочь моей двоюродной сестры. Они живут недалеко от Сиены. У Агнессы возникли проблемы с отцом, и она решилась приехать к нам на некоторое время.

– Я очень рад.

Действительно, я был рад, все-таки Франческе иногда скучно в замке, особенно когда я уезжаю на охоту. А теперь рядом с ней будет подруга. Будет с кем обсуждать немногочисленные новости. Но когда мы остались одни и я попытался привлечь к себе Франческу, она отстранилась:

– Обожди, Роман. У Агнессы серьезные проблемы. Отец выгнал ее из дому.

– Ничего себе! За что?

– У Агнессы был роман с молоденьким оруженосцем. Они одногодки, по пятнадцать лет, воспитывались почти вместе. И вот печальный результат: она на третьем месяце, а оруженосца нет в живых – отец постарался.

– Агнесса? Да, не оправдала имени.

– Как ты можешь смеяться, Роман! Это такое горе, что делать?

– А что говорит твой наставник – епископ? Это скорее по его части.

– Его преосвященство в растерянности.

– Так можно оставить ее у нас, пусть себе рожает здесь, но можно отправить в замок к Бенедетто. Там никого не бывает. Родит, отдадим ребенка кормилице, а потом в монастырь. И отправим Агнессу к графине Теодоре или к Маргарет. Обе примут ее. Через год все забудут о том, что Агнесса была в положении без брака. Вряд ли ее отец будет об этом распространяться.

– Роман, ты совсем бесчувственный? Представь, что моего ребенка отдадут кормилице, а потом в монастырь. Какая мать согласится отдать своего ребенка в чужие руки? И она моя родственница, о ней больше некому позаботиться.

– Ну, кормилице нашего ребенка все равно отдадим, не будешь же ты его сама выкармливать. И ты замужняя женщина, наш сын будет наследником графства.

Я всегда был уверен, что у меня родится сын. Или хотел быть в этом уверен.

– Роман, а если ее выдать замуж?

– Да кто ее возьмет, с ребенком-то.

– Нет, прямо сейчас. Найдем бедного рыцаря, дадим деньги, у нас ведь имеются, и они нам не нужны сейчас. И она очень красивая, ты разглядел?

Честно говоря, я на Агнессу не обратил тогда внимания. Глядел только на мою Франческу, хотел скорее остаться с ней наедине. Только потом рассмотрел, что у Агнессы очень красивые большие глаза, идеальный овал лица, белая кожа лица и рук. Все остальное трудно было разглядеть под ее балахоном.

– В таком положении, чтобы ее выдать замуж, нужно выложить не менее тысячи золотых. Ты готова отдать половину содержимого твоего ларца с золотом?

– Не моего, а нашего. И посуди сам, зачем нам это золото? У нас все имеется.

Я не был уверен, что золото нам не нужно, но Франческа так умоляюще глядела на меня, что пришлось сдаться.

Дальнейшие события развернулись очень быстро. Под давлением Франчески я в тот же день посоветовался с нашим епископом. Он поохал, повздыхал, вот, мол, какая молодежь пошла. Но потом начал вслух перечислять все семьи, в которых имеются неженатые мужчины или вдовцы. Мы с ним сошлись во мнении, что искать нужно среди мужчин среднего возраста, вдовцов, отягощенных долгами. Он назвал трех подходящих. Вот ведь, знает все обо всех семействах ближних владений: коллеги епископы делятся между собой новостями и сплетнями. Остановились на Ринальдо Корсо из Кастелло Лупи на севере Умбрии. Меня немного смутило название замка, которое переводится как Замок волков, но я решил, что это связано с наличием истории о волках в окрестностях замка. Наш епископ отправил письма владельцу замка и епископу Читта-ди-Кастелло, его сеньору. Расписал преимущества брака, то есть что граф Роман в приданое дает тысячу золотых монет (а это четыре килограмма золота, неплохая наживка). Вскользь упомянул, что невеста находится на третьем месяце беременности, так что нужно поспешить с визитом в Тоди.

Остается добавить, что Ринальдо проскакал восемьдесят пять километров за два дня и прибыл в Тоди в пятницу. Франческа жестко объяснила Агнессе, что пора расстаться с иллюзиями и согласиться на брак. Ринальдо только раз посмотрел на невесту, дал принципиальное согласие, но недоверчиво расспрашивал о приданом. Наверное, боялся, что подсунем низкопробное золото. Успокоился только тогда, когда мы с епископом показали ему увесистый мешочек с тысячью золотых айюбидских динаров. Обручение и венчание епископ провел в воскресенье в безлюдном соборе, присутствовали только мы с Франческой. Женщины поплакали немного, и Ринальдо увез свою жену.

Нашей с Франческой идиллии, моим размышлениям о смысле жизни, о моем отношении к женщинам быстро пришел конец. Появился гонец с письмом из канцелярии императора. Вместо отпуска меня с рыцарским ополчением графства призвали явиться на службу. Собственно, не нужно было никуда ехать. Мне поручалось провести показательный поход по Умбрии для приведения всех папских владений в непосредственное подчинение императору. Меня извещали, что в мое подчинение отправлены полторы тысячи арабских конников и рыцарское ополчение Молизе. Граф Альберто в письме дал свои советы, к которым я привык прислушиваться. Он писал, что ни в коем случае не нужно портить отношения с архиепископом Орвието, но архиепископа Сполето нужно прижать посильнее и добиться от него как минимум письма к императору с выражением верноподданнических чувств. Кроме того, нужно на примере одного из мелких противников императора показать его десницу, вплоть до разрушения замка. Но города и монастыри по возможности не трогать, ограничиваясь взиманием денежных средств.

Письмо из канцелярии всего лишь на четыре дня опередило появление присланных войск. Я только успел призвать ополчение графства. Мне удалось собрать сорок рыцарей со свитой и сотню пеших лучников из городского ополчения. Кроме того, пять рыцарей я оставил для охраны графства. Был организован отряд из двух сотен жителей города для работы с осадным вооружением, часть которого мы захватили в свое время у армии Сполето, а часть нашлась на складах города. Легковооруженные всадники мне не были нужны, я надеялся на прибытие всадников из Лучера.

Мусульманские конники под командованием Саида – племянника эмира Трапани Мухаммада, вместе с тридцатью пятью рыцарями Молизе под командованием Жака на кораблях быстро доплыли из Термоли до Анконы и совершили марш к Тоди за три с половиной дня. Конечно, они шли так быстро, потому что двигались без обозов. Но прибыли без провианта. Хорошо хоть, что доставили деньги на месяц походов. Естественно, почти вся сумма была представлена серебряной монетой, ведь платить солдатам нужно серебром. Только для командиров оплата производится золотом.

Основной план кампании я уже проработал к тому времени вместе с Фратторе – племянником епископа, которому я уже поручал командование ополчением графства. Мы решили начать с Риети, потом перейти к Терни и затем к Сполето. Только после этого запланировали поход к Орвието и бросок к северной части Умбрии.

Я не мог дать прибывшим солдатам много дней на отдых, так как понимал, что дел предстоит много, а времени очень мало. Конечно, армия умеет прокормить себя в походе за счет местного населения, но не хотелось озлоблять соседей, то есть за провиант и фураж нужно платить, да и солдаты должны получить свое. За месяц мы не сможем выполнить всю намеченную работу. Нужно минимум еще две-три недели на поход в северную часть Умбрии. Получалось, что без взимания серьезных денег с городов не обойтись. Проклятые деньги, их недостача всегда срывает все планы. Каждый руководитель похода больше времени проводит не над размышлениями, как победить противника, а над тем, где взять продовольствие и фураж, где взять деньги на оплату солдат.

Подводы с осадным оборудованием я уже отправил вперед. Часть техники должна быть взята в Кастелло ди Касиглиано. Но вывести в намеченный срок основные части не удалось. Целый день прибывшие издалека отдыхали. А на следующий день я устроил смотр. Меня порадовало, что среди прибывших мусульман много ветеранов похода в Испанию. Они уже знают, как нужно держать строй, будут примером для остальных. Да и две сотни конных лучников оказались как нельзя кстати. Их отсутствие меня сильно обеспокоило бы.

Колонну построил в следующем порядке: впереди ополчение Тоди, за ним лучники, потом пять сотен мусульманских конников, следом ополчение Молизе. Замыкали колонну восемь сотен мусульманских всадников. Мои пешие лучники шли с обозом. И растянулась колонна почти на три километра. Первую получасовую остановку сделали в Акваспарте. Здесь я оставил сотню всадников дожидаться и затем охранять обозы с осадным оборудованием из Тоди и замка Касиглиано. Кроме того, они должны прикрывать возможный прорыв мелких отрядов, которые могут быть направлены из Сполето по горной дороге.

После четырехчасового перехода мы дошли до Терни. Но я сделал остановку юго-восточнее города, в паре километров за ним. Меня не волновало, что епископ Терни пошлет гонцов в Сполето предупредить о нашем появлении. Был уверен, что эта весть уже дошла до архиепископа Сполето. Движение такого большого отряда невозможно скрыть. Любезно принял рыцаря, посланного епископом узнать о наших намерениях. Сообщил ему только, что мы движемся по приказу императора в Лацио. Это должно было успокоить и епископа и архиепископа. Ведь мы действительно на следующий день направлялись к Риети. Я оставил полусотню в нашем лагере, приказав отступать к Акваспарте, если епископ предпримет враждебные действия.

На следующий день к обеду мы уже были у стен Риети. На этот раз шли по ближней к городу дороге и остановились почти у моста через реку Сальто. Высланному нам навстречу рыцарю я сказал, что хотел бы встретиться с епископом и обсудить с ним ситуацию. Через полчаса рыцарь возвратился с предложением о встрече в резиденции епископа. Я взял с собой только Жака и двух свирепых на вид мусульман. За год епископ нисколько не изменился. То же добродушное лицо, та же бородавка на щеке. И встречает так же радушно, предлагая сесть за стол и пообедать чем Господь послал. Как будто перед его городом не стоит достаточно грозное войско.

– Ваше преосвященство, я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством, но сначала хотелось бы обсудить некоторые проблемы.

– Какие проблемы могут быть между нами, защитниками веры и верными подданными императора?

– Да, я полностью с вами согласен, их не должно быть. Император уверен в верности Риети и всей епархии. Но во время последнего похода императора на север ваша епархия не направила в войско императора ни одного рыцаря, не передала в казну похода ни одной монеты. Это вызывает вопросы в имперской канцелярии.

– Я уверен, все вопросы можно разрешить мирно. Кстати, с чем связан, граф, ваш поход в Лацио? Мне ничего не известно о разногласиях между нашим государем и его святейшеством. Мы искренне молимся, чтобы такие разногласия не возникали никогда.

– Конечно, они никому не нужны. Но канцелярия нашего государя просила меня проверить настроения владык в основных городах Умбрии и ее соседей. Ведь его величество император и папа планируют великий поход за веру в Палестину, чтобы вырвать святой город Иерусалим из рук неверных. Государство должно быть уверено в прочном тыле.

– Вы можете сообщить в канцелярию нашего государя, что город Риети и вся епархия являются верными подданными императора и папы.

Добродушный-то добродушный, но ловко уходит от туманных намеков. Придется нажать откровеннее:

– Это очень приятно слышать, но мне хотелось бы иметь в руках материальное подтверждение услышанному.

– Граф, давайте говорить начистоту. Во сколько обойдется нашей епархии благосклонный отзыв в канцелярию?

– Учитывая, что численность моего войска составляет около двух с половиной тысяч человек, в том числе около сотни рыцарей со свитой, думаю, что ваша процветающая епархия должна передать в казну империи не менее полутора – двух тысяч золотых. Но это не все. Нам предстоит длительный поход, и я высоко оценил бы вашу верность империи, если бы вы направили в наше войско на пять недель не менее десяти рыцарей со свитой и некоторое количество лучников.

– Граф, не кажется вам это чрезмерным?

– Отнюдь.

И начался торг. Епископ предлагал выделить для нужд войска два с половиной фунта золотых монет и категорически отказывался от выделения рыцарей. Я настаивал на двенадцати фунтах и десяти рыцарях. Наконец мне надоели повторы наших аргументов, и я показал на двух мусульман, молча стоящих недалеко от двери.

– Вы понимаете, что будет, если полторы тысячи таких вот солдат будут вынуждены самостоятельно искать пропитание около города? И учтите, что они уже более двух недель не видели своих женщин. Вы хотите конфликт? Мне деньги нужны, чтобы достойно оплачивать продукты, закупаемые у ваших прихожан. Кстати, нам с вами давно уже пора бы мирно сесть за стол.

Епископ посмотрел на моих мусульман, но они не произвели на него сильного впечатления. Боюсь, что мои последние слова о трапезе были более весомым аргументом. Епископ сдался:

– Хорошо, мы выдадим вам шесть фунтов золотых монет и восемь фунтов серебряной мелочью. Но больше пяти рыцарей я не смогу вам дать. И оплачивать их будете вы.

– Ваше преосвященство, из уважения к вашему сану и лично к вам я согласен на ваше предложение. Но, как обычно, деньги рыцарям я начну платить только с третьей недели похода. Кроме того, мне нужно письмо вашего преосвященства императору с надлежащими изъявлениями верноподданнических чувств.

– Хорошо, мы договорились, письмо будет доставлено вам завтра утром.

И мы смогли сесть с епископом, Жаком и худым монахом-доминиканцем, молчавшими все это время, за стол. За обедом епископ рассказал, что его город много лет пользовался благосклонностью пап, имеющих здесь свою резиденцию. К сожалению, их присутствие в городе, имевшее большое значение для оживления торговли, прекратилось в последнее время. Слишком смутные времена настали. А потом начался экскурс в совсем давние времена. Упоминалось какое-то племя сабинян, живших совсем давно, до римлян, на месте города; перечислялись римские императоры, сделавшие многое для развития этого города на дороге виа Солярия, ведущей из Рима к Адриатическому побережью. Оказывается, между Риети и соседним городом Терни в римское время случались частые конфликты, о которых писал даже Цицерон. Из всего рассказа епископа меня заинтересовало только то, что именно в соборе Риети состоялось венчание родителей императора Фридриха II. Все это время епископ не оставлял вниманием бокал с вином, непрерывно пополняемый слугой. К моему удивлению, Жак не очень сильно отставал от епископа. Быстро он вырос, наверное, графиня Маргарет уже подыскивает ему невесту. Моих мусульманских стражников в это время обильно потчевали на кухне служанки.

После обеда двое слуг принесли мешочек с серебряными и ларец с золотыми монетами. Я посмотрел на епископа.

– Не трудитесь проверять. Я не заинтересован осложнять наши отношения. Надеюсь, ваш отзыв будет достаточно благосклонным?

– Не сомневайтесь, ваше преосвященство. Он будет так же основателен, как эти свидетельства вашей верности императору.

Но я все же заглянул в ларец с золотом. Монеты были только высокопробные: динары Фатимидов, Айюбидов и Альморавидов, низкопробных монет Византийской империи не было.

Монеты несли до нашего лагеря слуги епископа. Не то что я не доверял своим мусульманам, но осторожность превыше всего. А в лагере тут же распорядился раздать серебро командирам сотен для закупки продовольствия. Восемь фунтов серебра – это мало для такой армии. Пришлось добавить еще столько же из походной казны. Предупредил, что продовольствие необходимо закупать на два дня. Оставил себе чуть более фунта золотых монет, передав остальные в походную казну. Ведь мне еще предстоит платить через две недели рыцарям. Фунт оставленных монет мне пригодится для другого: я не забывал о предстоящем платеже империи налога за введение Франчески во владение графством. Да и подтверждение моих прав тоже чего-то будет стоить. Одним фунтом не обойдешься, но начало положено.

А в лагере начался грандиозный торг. Все владельцы лавок города спешили везти и нести свои товары в лагерь. Не каждый месяц к городу приходит более двух тысяч новых покупателей. К вечеру все выданные епископом серебряные монеты благополучно вернулись в город в удвоенном количестве.

На следующий день утром в лагерь прибыли обещанные епископом пять рыцарей со свитой, которых сразу же привели к присяге на время похода. Пяток рыцарей не делают погоды в таком походе, но они мне нужны как свидетельство лояльности епископа. Принесли и письмо епископа императору – в кожаном футляре с солидной вислой свинцовой печатью. После завтрака отправились к Терни. Наше появление было неожиданным. Ворота были еще открыты, можно было пытаться ворваться в город, но я не стремился к конфликту. Направил конные разъезды ко всем воротам города и всем дорогам, предупредив, что ни одна мышь не должна ускользнуть из города.

Дело было к обеду, я приказал готовить постоянный лагерь и организовать питание. Спокойно ждал представителей епископа, и они явились. Барон Нейдлих, представившийся командиром гарнизона Терни, высказал удивление возвращением армии из Лацио и поинтересовался причиной размещения моей армии у ворот города. Я проинформировал его о приказе императора, не касаясь подробностей поручения. Барон заявил, что епископ приглашает меня в свою резиденцию, желая лично обсудить со мной претензии императора. Я ответил, что сегодня занят устройством постоянного лагеря, но завтра буду готов встретиться с его преосвященством. Договорились, что я подъеду к главным воротам города к девяти утра.

У меня не было особых дел в лагере, но хотелось показать барону, что армия устраивается всерьез и надолго. Он, безусловно, был уже извещен, что мои разъезды не выпускают людей из города и никого не впускают. Реально это означает не меньше чем блокаду города. Для меня было важно, что епископ поймет мое старание не допустить сообщений из города в Сполето. Это должно было внушить тревогу и архиепископу Сполето, которому не замедлят доложить, что в город никого не пускают.

Я ожидал прибытия подвод с оборудованием для осады города. По сообщениям нарочных, они должны были начать прибывать на следующий день к вечеру. Я не думал, что осадная техника понадобится для решения моих проблем в Терни, пока это просто аргумент в переговорах. Но в Сполето не исключается ведение серьезных столкновений, которые должны закончиться имитацией осады и штурма города. Его преосвященство не из тех людей, которых можно запугать простыми угрозами. Нужны серьезные аргументы.

Утро началось рано и напряженно: с построения всей моей армии, прохода на рысях мусульманских конников мимо закрытых ворот города. То есть мы показывали свою многочисленность и выучку. К девяти часам я подъехал вместе с Жаком и все теми же двумя мусульманами к ближайшим воротам. Там нас уже ждал барон Нейдлих. У резиденции епископа нас встретили два его ближайших советника, проводившие к епископу. Я не встречался с ним раньше, в прошлый раз мы проехали мимо, на моей свадьбе он не был. Епископ оказался не старым высоким худощавым блондином с гладковыбритым лицом, на котором выделялись большие голубые глаза. Странно, типичный северянин, а ведь обычно почти все иерархи в Италии местные.

Мы церемонно приветствовали друг друга, после чего епископ отвел меня в сторонку, усадил на изящный стул за невысоким столом и предложил побеседовать наедине. Я не против конфиденциальности, но о чем беседа? Принципиально молчал, ожидая слов епископа. Чувствовалось, что он хочет услышать первые слова от меня, но молчание становилось неприличным, и он был вынужден заговорить.

– Дорогой граф, я не очень понимаю причины вашего появления здесь с армией. У нас в Умбрии мир. Никто ни с кем не воюет. Я совсем недавно получил известия из курии, что между императором и папой полное согласие в вопросе Крестового похода.

– Да, поход намечен, надеюсь, что с Божьей помощью он состоится. Между нашим общим повелителем и папой полное единство взглядов относительно похода. Но, к сожалению, у руководства империи имеются вопросы к некоторым из владетелей Умбрии, в том числе и к вам, ваше преосвященство. Во время похода императора на созываемый съезд в Кремоне ваша епархия никак не откликнулась на прямые указания имперской канцелярии о помощи движущемуся войску. Это вызвало сомнения в ваших верноподданнических чувствах.

– Граф, но вы же понимаете, что мы люди маленькие, подчиняемся указаниям курии. А вы, конечно, знаете, каковы были эти указания.

– Честно говоря, мне не очень интересны указания курии. Я повторю, у нас обоих общий повелитель – наш император. И в канцелярии подозревают, что в случае необходимости для империи в помощи от вашей епархии и от вас лично этой помощи нельзя будет дождаться.

– Но это необоснованные подозрения! Я верный слуга его величества императора всегда, когда его указания совпадают с указаниями святейшего папы и курии.

– Вот именно. А для меня, как военного, главнейшим является приказ императора. К сожалению, я пока не могу подтвердить канцелярии наличие у вас, ваше преосвященство, твердых верноподданнических чувств.

– Это неверно или не совсем верно. И вы поймите, мой непосредственный начальник – архиепископ Сполето. Я выполняю его указания.

– Боюсь, что тогда нам не о чем говорить. Вынужден откланяться.

Я поднялся, резко развернулся, не обращая внимания на поспешные слова епископа, и направился к выходу. Мне нужен был подходящий повод, чтобы сорвать переговоры, и епископ дал мне такой повод.

До вечера мы просто стояли перед городом, полностью отрезав его от внешнего мира. К вечеру стали подходить подводы, нагруженные оборудованием для штурма: камнеметы, лестницы, багры, щиты из бычьих шкур и многое другое. Подводы медленно подходили, навевая ужас на жителей города, столпившихся на стенах. Вечером снова приехал барон Нейдлих.

– Дорогой граф, позвольте мне, как военный военному, сказать, что наше взаимное недопонимание может привести к ужасным последствиям. Не забудьте, Терни не такой уж маленький и беззащитный город. Пятьдесят лет назад нас полностью разграбили войска Фридриха Барбароссы, деда нашего императора. Но с тех пор мы снова окрепли. Боюсь, вы переоценили ваши силы. Кроме того, нам на помощь обязательно придут войска архиепископа Сполето.

– Барон, вы правы, я человек военный, поэтому обязан выполнить приказ императора. Да, будут потери с обеих сторон. Но я не буду очень жалеть о потерях среди мусульман: в любой момент мы можем нанять еще сколько угодно таких всадников. А вы представляете, что будет с городом после того, как они прорвутся за стены? Боюсь, что погром, произведенный солдатами деда нашего общего владыки, покажется вам милой шуточкой. А войско архиепископа мне знакомо: год назад мы уже разбили его наголову. И только из милости отпустили раненых домой. О недопонимании говорить странно. Я четко понял, что его преосвященство не считает обязательным выполнение указаний императора. С этим я, как человек военный, согласиться не могу.

Барон отбыл и больше в тот день не появлялся. Я отдал приказ о подготовке к штурму. Начали пилить деревья, свозить землю, перекрыли завалами и рвами все дороги, кроме той, перед которой стояли наши основные силы, чтобы конница города неожиданно не вырвалась из других ворот и не ударила нам в спину. Дело знакомое мне по осаде Кейсарии в Палестине. Мы проработали только один день, даже не успели начать сооружать передвижные башни, когда епископ не выдержал. Открылись ворота, и парламентер предложил встречу командующих войсками.

На встречу с бароном Нейдлихом я послал Жака, снабдив его подробными инструкциями. Переговоры длились около получаса, но не закончились ничем определенным. Барон ускользал от конкретных обещаний, Жак требовал безоговорочного подчинения епархии императору. Единственный результат – договоренность о встрече епископа со мной. Следуя моим указаниям, Жак не согласился на встречу в резиденции епископа. Решили встретиться на нейтральной территории. Срочно был сооружен шатер между стенами города и нашими позициями.

Епископ начал с жалоб и сетований по поводу нашего «недопонимания», как он выразился. Но я строил из себя грубого, невежественного вояку, не собирающегося обсуждать взаимоотношения владык империи и христианского мира. Епископ наконец спросил:

– Что же епархия должна сделать для улаживания недоразумения?

– Очень просто. Написать императору письмо, в котором четко и недвусмысленно отразить свои верноподданнические чувства. И найти достойные извинения действиям епархии во время похода императора в Кремону.

– И только? Стоило ли из-за этого начинать военные действия?

– Ваше преосвященство, наша беседа во время предыдущей встречи не позволила мне сделать выводы о вашей готовности к этому.

– Если вопрос только в этом, я завтра же передам вам письмо императору, которое, надеюсь, сгладит впечатление о неверности нашей епархии империи.

– Да, письмо я буду ждать. Но армия потратила много времени и сил, чтобы вы поняли суть нашего недопонимания. А это большие деньги. Кроме того, мне нужно, чтобы епархия передала мне на несколько недель отряд рыцарей, думаю, пятнадцать рыцарей. Мне предстоят еще походы в другие владения Умбрии.

И опять начался торг. Епископ показал себя сильным переговорщиком. Мне помогала только маска грубого мужлана. Согласились на десяти фунтах золотых монет и двадцати фунтах серебряных. Кроме того, епископ обязался предоставить семь рыцарей с полной свитой.

Деньги, письмо и группа рыцарей были предоставлены на следующее утро. На мой взгляд, это был большой успех. И удалось добавить три фунта золотых монет в свой личный ларец с деньгами. Остальное пошло в походную казну.

После обеда мы начали сворачивать лагерь. Я не спешил, хотел полностью погрузить на телеги все осадное оборудование, чтобы оно не осталось у города. Выдал снова деньги и приказал закупить продовольствие всей армии не менее чем на четыре дня. Но рыцарское ополчение Молизе, вместе с тремя сотнями всадников, отправил по дороге к Сполето, приказав двигаться медленно и осторожно, высылая вперед конные разъезды и не вступая в бой, даже если покажется, что вражеские силы слабые. Буквально через четыре часа Жак прислал донесение, что в десяти километрах от Терни он столкнулся у Молиначчо с разъездом сполетинцев. Разъезд ушел в сторону замка Стреттура, видимого в отдалении на расстоянии двух километров. Вероятно, войско Сполето находится уже у этого замка.

Что ж, это даже хорошо. Столкнуться с неприятелем в поле – лучше, чем штурмовать такой значительный город, как Сполето. Для этого у меня не хватило бы сил. Но где здесь найдешь достойное поле, придется сражаться в горах. Я сразу же выехал к передовому отряду, захватив с собой еще пять сотен всадников. На месте был уже через час. Барон Феликс – а командовал войском Сполето, безусловно, он – выбрал прекрасную позицию. Левый фланг у него прикрыт замком, возвышающимся над небольшим холмом, сам он оседлал единственную дорогу, ведущую к Сполето; за ней густой лес. И оборонять ему только две с половиной сотни метров между замком и лесом. А главную дорогу он прервал глубоким рвом. Но он настроен обороняться, это видно по его позиции. Значит, не уверен в своих силах. А может быть, еще не избавился от синдрома проигравшего прошлое сражение. Нужно только серьезно надавить, и он побежит под защиту городских стен. Но нужно ли мне это? За городскими стенами он будет в безопасности.

Я еще и еще раз осматривал окрестности в поисках решения. Слева от меня девственный лес, конница, может быть, с трудом и пройдет, но выйдет из него в беспорядке. За лесом поля, тянущиеся на километр влево. Справа, за замком, тоже виднеются поля. Там какая-то проселочная дорога. Послал разъезд посмотреть, что там, дальше, можно ли по ней обойти замок и выйти в тыл неприятеля. Через час доложили, что обойти можно, но на виду у замка. Все просматривается, кроме небольшого ущелья, по которому пройти нельзя, но если двигаться по руслу ручья, текущему во время дождей, то можно выйти на поляну, не просматриваемую со стороны замка. А потом уже выйти за замок. Но русло ручья забито упавшими деревьями.

Решение возникло почти сразу. Я послал полсотни солдат расчищать русло, стараясь не производить много шума. При этом устроил выезд на открытое место перед фронтом неприятеля двух сотен всадников, чтобы отвлечь внимание. Всадники гарцевали вне полета вражеских стрел, но все взгляды были прикованы к ним. К вечеру мне донесли, что путь расчищен. К этому времени подошло ополчение моего графства, две сотни всадников и две сотни лучников. Сотня всадников осталась охранять медленно движущийся обоз.

Под утро пять сотен мусульманских всадников и полсотни лучников прошли по расчищенному ущелью и появились в тылу противника, захватывая его обоз. В стане противника смятение или хотя бы смущение. Часть рыцарей отправилась в тыл, смотреть, что там происходит. И в это время я поднял в атаку всю сотню рыцарей, за которыми следовали семь сотен мусульманских всадников и полтораста лучников. То есть бросил все, что у меня имелось в наличии. Лучники засыпали сполетинцев стрелами, рыцари прорезали наспех организованный строй, и сполетинцам пришлось отступить в поля по их правую руку. Отступление назад, вдоль дороги, было невозможно из-за захваченного обоза. Схватка была жаркая, но по рыцарям у нас явное преимущество, а пехота, которой у нас практически нет, в такой стычке не играет никакой роли: разрезается рыцарским клином и отбрасывается в разные стороны. Теперь противник отрезан и от обоза, который практически захвачен моими всадниками, и от замка, с защитниками которого ведут перестрелку мои лучники. Неприятель рассечен надвое, но и мои силы разобщены, пространство между основными войсками и пятью сотнями всадников, захвативших обоз, простреливается из замка. Мои камнеметы еще не подошли, вечером можно ждать попытку сполетинцев прорваться. Ведь они уже поняли, что находятся в мешке: с территории полей нет выхода, кругом холмы, густо заросшие лесом. Можно только пытаться пробираться через густой лес на север, к Сполето. Но барон Феликс колеблется и не разрешает пробираться через лес отдельными группами.

Пришлось организовать новую атаку, чтобы отодвинуть сполетинцев еще на полторы сотни метров. Появилось прикрытое лесочком пространство, по которому мои две части войск могут сообщаться, не опасаясь выстрелов из замка. Обоз сполетинцев переводят в мой спешно организуемый лагерь, и я посылаю по дороге вперед две полусотни, чтобы контролировать попытки сполетинцев вырваться из мешка отдельными группами. Да и за дорогой на Сполето нужно следить, вдруг оттуда будет подходить подкрепление.

Наконец все успокоилось, оба лагеря готовятся к отдыху, только дозорные не дремлют. А утром появился парламентер барона. Предложил пропустить сполетинцев к городу без боя. Естественно, я отказался, сказав, что такой вопрос может быть решен только после совместного обсуждения командирами войска. Через полчаса появился барон Феликс. Мы сели с ним в моей палатке. Он нисколько не изменился с тех пор, как мы сражались год назад. Все такой же мощный и высокий. Высокий по сравнению с другими итальянцами, но не выше меня. Нудная беседа, не окончившаяся ничем. Я не соглашался выпустить войско, но согласен был отпустить его одного в Сполето, чтобы известить архиепископа. Мои условия были простые, по существу, я повторял то, что говорил епископу Терни, только требования по деньгам были более жесткими. Кроме того, я требовал сдачи замка Стреттура со всеми его запасами, разрешив только выход солдат с оружием.

Переговоры ни к чему не привели, и барон уехал к себе в лагерь, если можно так назвать то, что они соорудили. Пришло время заняться замком. В разговоре барон упомянул, что замок принадлежит трем братьям Сальваджио, которые не подчинятся, даже если им прикажет архиепископ. У них достаточно продовольствия и воды, да и лучников достаточно.

Не было времени строить осадную башню, я приказал построить таран с высокой острой крышей, прикрывающей солдат, двигающих все сооружение, а позднее сам таран от стрел и камней. С дороги такое сооружение подойти к замку не могло, мешал небольшой овраг. Пришлось двигать таран с юга, причем немного в гору. Сменяющие друг друга полусотни лучников не давали лучникам врага чрезмерно мешать движению тарана. Враг пытался поджечь крышу тарана стрелами с горящим веществом, но у него ничего не получилось. К вечеру таран уже встал напротив ворот замка, пробивая их. Я насчитал двенадцать ударов тарана, когда ворота наконец поддались. Защитники замка сгрудились в воротах, пытаясь остановить наступающих, но под крышей тарана было почти сто человек, сопротивление защитников было смято, и мои солдаты ворвались во внутренний двор замка. Еще полчаса бойни, и все закончилось. Над замком взвилось императорское знамя.

Потом были длительные переговоры с бароном Феликсом, который все же уехал на следующий день в Сполето для консультаций с архиепископом. Я не двигался дальше, так как не видел смысла в осаде Сполето. Выпускать осажденное в мешке войско не хотелось, а снова терять людей в атаках не имело смысла. Архиепископ был вынужден подписать в конце концов требуемое письмо императору и выплатить мне солидное возмещение: восемнадцать фунтов золотых монет и сундучок серебряных. Это включало в себя и плату за замок, который я передал его представителям. Кстати, раньше он не мог добиться от покойных братьев Сальваджио полного подчинения. Десять фунтов золота и сундучок с серебром я отправил в войсковую казну, остальное положил в серьезно потяжелевший собственный ларец. Войско Сполето было выпущено из мешка, правда, там оставалось уже не больше четверти солдат, остальные просочились через леса. Рыцарей в войско я от него не потребовал. Это было бы уже оскорблением. Все-таки он очень влиятельная особа.

На следующий день мы отправились назад, к Терни. Кавалерия дошла до Терни за два часа, но две сотни я оставил для охраны обоза. Ведь он у нас сильно увеличился за счет захваченных повозок сполетинского войска с провиантом, фуражом и прочими воинскими припасами. По соглашению со Сполето я оставил это все у себя. Послал нарочного в Терни, что мы проходим мимо по северной дороге к себе в Тоди. И это была правда. До Орвието две дороги, но наиболее удобная, не выводящая из пределов Умбрии, проходит через Тоди. Мы могли бы дойти до Тоди к вечеру, но не хотелось излишне отрываться от обоза, поэтому остановились около Акваспарты.

Приятно сознавать, что не нужно заботиться о пропитании войска: еще не закончились наши припасы, да и в захваченном обозе найдено много съестного, до Тоди хватит. Простояли у Акваспарты целый день, дожидаясь отставшие повозки, можно двигаться дальше.

В Тоди прибыли до обеда, радостно встречаемые жителями. Я посылал гонцов с известиями, но одно дело гонец, совсем другое – прибывшее с победой войско. Прошло меньше десяти дней, а мы уже выполнили треть работы. Впереди теперь Орвието и северные окраины Умбрии. Неясно только, что делать с Перуджей. О Перудже ни в указаниях канцелярии, ни в письме графа Альберто не было упоминаний. Ясно, что я с моим войском Перуджу не возьму, даже если простою перед городом целый год. Впрочем, Орвието тоже невозможно завоевать, но по Орвието точно указано, что нужно сохранить добрые отношения. Перуджа, хоть и поддерживает пап, недаром они в случае волнений в Риме укрываются в ней, не управляется ни папой, ни императором. Независимая республика, управляемая избираемым приором.

Решил не думать пока о Перудже, сосредоточившись на Орвието. На Орвието идти с войском бесполезно. Мне рассказывали достаточно много о городе, чтобы понять: штурмом его взять невозможно. Когда римляне лет за триста до нашей эры захватили город, это удалось сделать после двух лет осады. После этого никто не мог силой захватить его. На длительную осаду нужны гигантские деньги. Где их взять? Можно, конечно, осадить, разорить окрестности. Ну и что получишь от этого? Ничего, кроме ненависти. Зачем это мне? Решил поехать в Орвието с нашим епископом и несколькими сопровождающими.

От Тоди до Орвието тридцать километров, мы прошли их за пять часов, не очень спешили. Дорога почти все время шла по живописным берегам Тибра, только последние шесть километров мы ушли от него в сторону скалы, на которой расположился Орвието. Подходя к нему все ближе, я понял, почему он считается неприступным: отвесные скалы открывают доступ в город только с южной стороны. А до этого места нужно долго ехать по медленно поднимающейся в гору дороге, огибающей город и натыкающейся на массивные стены с крепкими воротами. Вдоль дороги несколько мест, где со скалы вниз можно расстреливать поднимающихся солдат или просто сбрасывать на них камни.

В городе нас уже ждали, приближенный к архиепископу монах-доминиканец встретил нас на дороге, у самого начала подъема в гору. А в воротах навстречу к нам вышел и приветствовал комендант города. Нас проводили в предоставленный архиепископом большой дом, где уже был приготовлен для нас обед. Доминиканец объяснил, что встреча с архиепископом состоится у него в новой резиденции. Оказывается, совсем недавно архиепископ переехал из старой резиденции, построенной около ста лет назад, в новую, недалеко от планируемого собора.

После обеда и отдыха мы наконец отправились в резиденцию архиепископа, которая была в двух кварталах от нашего дома. Он встретил нас на ступенях своего внушительного дворца, которым, кажется, не прочь похвастаться. Фасад производит сильное впечатление: могучие бронзовые двери содержат сцены, связанные с чудесами святых. Я не разбираюсь в этих изображениях, но наш епископ сразу назвал святых на двух, самых больших из них. У церковных вельмож завязалось обсуждение этих сцен, а я рассматривал фреску над дверью, где хороший мастер изобразил сцену поклонения волхвов. На самом деле я меньше смотрел на фреску, чем на архиепископа.

Его высокопреосвященство архиепископ Орвието Джованни Строцци был из уважаемой флорентийской семьи. Семья готовила ему карьеру законоведа, но он совсем молодым человеком бежал из семейного замка. Несколько лет принимал участие в военных кампаниях: в низинах Валь-д’Арно, в долине Валь-д’Эльса и во взятии Семифонте. Возглавил большой отряд, но в тысяча двести седьмом году, когда был избран первый подеста Флоренции Гуалфредотто из Милана, его отряд, как и многие другие, был распущен. Джованни стал кондотьером, то есть организовал новый отряд, который будет служить любому правительству, достойно платящему за службу и готовность пролить кровь. Но после серьезной раны, полученной в одной из битв в Романье, неожиданно посвятил себя церковному служению. Благодаря своим способностям был замечен и обласкан в Риме, быстро прошел все ступени церковной иерархии и несколько лет назад был назначен в Орвието. Все это мне рассказал наш епископ по дороге из Тоди.

Его высокопреосвященство провел нас в просторный кабинет, вероятно служивший ему и библиотекой, так как одна стена была закрыта полками, на которых громоздились папки с рукописями. Наш епископ и хозяин подошли к полкам и начали обсуждать небольшую рукопись, которой хозяин явно гордился. Потом он резко оборвал разговор, усадил нас вокруг невысокого столика.

– Думаю, что мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать прелестные строки Вергилия. Дорогой граф, что привело вас в наш город?

Прямота архиепископа сбила меня с первоначального плана. Никаких дипломатических вступлений, сразу берет быка за рога.

– Ваше высокопреосвященство, наш высокочтимый император поручил мне в преддверии похода на Святую землю удостовериться, что все владетели Умбрии с пониманием отнесутся к его длительному отсутствию и проявят себя верными подданными. Кстати, я пока не утвержден императором в графском достоинстве.

– Полно вам дипломатничать, граф. Император, безусловно, утвердит вас во всех правах, платите только денежки. А удостоверяетесь вы в благонадежности городов весьма оригинально. Мне известно, какие методы вы применяли в Терни, Риети и особенно в Сполето. Удивительно, как это вы пришли к Орвието без своей сарацинской армии.

– Ваше высокопреосвященство, разве я мог заявиться к вам с солдатами? Я хорошо помню, как вы, вместе с нашим почтенным другом, благословляли нас с Франческой.

– Полно тебе: «ваше высокопреосвященство», «ваше высокопреосвященство». Меня зовут в миру Джованни Строцци. Пока мы за столом, зови меня Джованни. А я буду тебя звать Роман. Договорились?

– Я польщен, Джованни.

– Так, давай, Роман, без выкрутасов: с чем приехал?

– Мне нужно представить канцелярии императора свидетельства верноподданнических чувств владетелей Умбрии. Я понимаю, что император не верит никаким грамотам, доверяет только хорошей армии и аргументам мешка с золотом. Но эти умники в канцелярии требуют красивых бумаг с солидными печатями.

– Сочувствую, но ничем не могу помочь. Ты, думаю, знаешь, что я стараюсь держаться подальше от этих склок между императором и папой. Зачем же мне сознательно подставлять спину, а может быть, и голову под удары этой камарильи, которая вертится около папы. Расскажи лучше, зачем ты отдал свою родственницу этому бандиту – Ринальдо из Кастелло Лупи? У него слишком плохая репутация. Говорят, к тому же, что ты дал большое приданое за ней. Это что, Роман, покрываешь свои амурные похождения?

Я обернулся к епископу, и он путано объяснил архиепископу причины, по которым мы решились на эту сделку.

– Жалко, что вы не нашли другую кандидатуру. Епископ Читта-ди-Кастелло писал мне, что он на твои деньги нанял отряд головорезов и теперь бесчинствует в округе, прикрываясь, кстати, и твоим именем. Ты должен при случае приструнить его, раз он стал твоим родственником.

– Я не знал этого. Будет случай, прищемлю ему хвост. Боюсь только, что уже поздно.

– Хорошее дело сделать никогда не поздно. Очень жаль, что не могу тебе помочь. Впрочем… – Архиепископ внимательно оглядел меня. – Ты вроде мужчина крепкий. Хочешь побороться со мной?

– Не понял, Джованни. Что ты имеешь в виду?

– Что здесь понимать? Станем на ковер, посмотрим, кто из нас крепче. Я хоть старше тебя лет на пять, но еще не так стар. Поборемся, разомнем мышцы и кости.

– Зачем, Джованни? Бороться с архиепископом? Проклянешь еще меня, если я уложу тебя на лопатки.

– Не с архиепископом, а с Джованни Строцци. Сначала уложи, не так это просто. Но если не хочешь, неволить не могу. Впрочем, смотри, если поборешь меня, я тебе напишу твою грамоту. А если я тебя уложу… Что бы с тебя взять?

– Хорошо, если я проиграю, буду целый год честно ходить на все воскресные мессы.

– Ладно, хоть это.

Наш епископ всплеснул руками, думал, что мы шутим. Но Джованни провел нас в небольшой зал, в котором посредине лежали одно на другом два больших одеяла. Молчаливый служка невозмутимо, как будто ему приходится делать это каждую неделю, принес нам два халата. И вот мы стоим друг перед другом. Он ниже меня сантиметров на пять, но коренастее. Когда переодевались, я заметил, что у архиепископа совсем нет живота. Не то что у нашего епископа. И плечи, и мышцы рук произвели на меня впечатление. Несладко мне придется. Сколько же я лет не стоял на матах? Лет двадцать пять? Помню ли я что-либо из вольной борьбы? Но размышлять времени нет. Я только успел спросить:

– А что запрещено?

– Ничего, только кулаками не драться. Главное, уложить тебя на обе лопатки.

И мы сошлись. Архиепископ, вероятно, надеялся уложить меня сразу. Сначала он попытался просто обхватить меня у пояса и бросить через плечо, но я вовремя ушел под его руку. Попытался схватить мою левую ногу за голень, встав на колено, но неудачно приподнял таз, поэтому я охватил его ногу обеими руками, просунув одну руку между ног, и свалил на бок. Я провел прием неточно, и мы снова поднялись. Теперь он стал осторожнее. Мы покружились, делая ложные выпады. Я пытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что нам вдалбливали на занятиях в школе, но тщетно. Время идет, архиепископ, несмотря на свой возраст, дышит свободно, так что надеяться на его усталость нельзя. И я воспользовался приемом, который помогал мне на улице. Обеими руками охватил его левую руку, правой ногой сделал подножку под обе ноги и бросил на ковры. Осталось только дожать ошеломленного противника. Простейший прием, единственное, что вспомнили мои руки и ноги. Архиепископ встал, недовольно посмотрел на меня:

– Ты занимался борьбой?

– Нет, это случайно.

– Не обманывай, знал бы – не стал с тобой спорить. Ладно, я проиграл, напишу тебе писульку.

Вечером, после обильного ужина, мне в торжественной обстановке, в присутствии священнослужителей и представителей городских властей была вручена грамота. Как обещано: то есть в футляре и со свинцовой архиепископской печатью на шелковой веревочке. Мы оба произнесли торжественные слова о верности делу борьбы с нечестивыми агарянами, о нашей преданности святейшему папе и его величеству императору.

Когда все ушли и с нами остался только епископ Тоди, архиепископ потрепал меня по плечу:

– Ну мы еще с тобой сойдемся на коврах. Так просто ты меня теперь не подловишь.

Мне осталось только подтвердить, что я рад не только приветствовать его высокопреосвященство у себя в Тоди, но и встретиться с Джованни Строцци на коврах. Конечно, ни я, ни наш епископ никому не рассказали, как мне удалось получить желанное письмо архиепископа Орвието.

Потом была Перуджа. Подошел к ней, не представляя, как я буду требовать или просить нужное мне письмо, как и о чем разговаривать с приором города. Стоянку армии разместил в полутора километрах от города, чтобы это не выглядело угрожающе. Местное население, торговцы придут и сюда: армия на биваке – лакомый кусок для торговцев всем чем угодно, от торговцев съестными припасами до «вольных» женщин. На все находятся покупатели.

С небольшим эскортом я отправился к городу. У ворот внутренней стены меня встретил представитель приора. Я говорю о внутренней стене, так как на расстоянии трехсот – четырехсот метров от нее идет неспешное строительство еще одной – внешней стены, которая еще очень далека от завершения. Вежливо раскланявшись и осведомившись о моих намерениях, он провел нас к дворцу приоров. Собственно, это не дворец, а стройка, такая стройка, которая длится бесконечно, то есть не завершается в течение жизни одного поколения. Приор ютился в здании, которое, судя по всему, станет частью возводимого дворца. Ведь и власть приоров пока только формируется в этом древнем, медленно, но упорно развивающемся городе. У меня даже создалось впечатление, что весь город – это сплошная стройка.

Приор – мужчина средних лет – встретил меня в небольшом зале. Я посмотрел на него и ужаснулся, как он может ходить в этой торжественной одежде. На улице жара, а он чуть ли не в шубе, кафтан оторочен мехом, на голове солидная меховая шапка, на груди тяжеленные знаки приорского достоинства.

– Я рад приветствовать вас, граф, в нашем городе. Мы с вами почти соседи. С чем пожаловали к нам?

– Его величество император Фридрих приказал мне пройти по городам Умбрии, рассказать о планируемом совместно с нашим святейшим папой походе в Святую землю. Я вел переговоры с владетелями городов и епархий Умбрии и убедился в их верности Святой церкви и преданности империи.

– Жители нашего города – верные слуги церкви, никто еще не сомневался в наших верноподданнических чувствах к великому императору. Можете сообщить об этом его величеству.

– Я рад слышать об этом. Но во время последнего похода императора в Ломбардию ваш уважаемый город не дал императору ни солдат, ни денег. Канцелярия империи выражает опасения, что и этот планируемый поход ваш город проигнорирует. Это чрезмерно огорчило бы нашего великого императора.

– Дорогой граф, вы сами, наверное, видели, что наш город – сплошная стройка. Все средства города уходят на то, чтобы поддерживать строительство стен, здания приории, наших соборов. Город в долгах, в долгах перед нашими негоциантами, перед банкирами Флоренции и Прато. Мы просто не могли оплатить отряд приличных размеров, чтобы передать его нашему повелителю. Мы искренне сожалеем об этом, надеемся, что в будущем наш город сможет принять более заметное участие в делах империи.

– Я все могу понять, мессир Карпаччо. – Впервые назвал его по фамилии. – Но канцелярия империи далеко, она предпочитает не интересоваться частными проблемами городов. Перед ней стоят другие задачи, задачи уровня отношений между государствами. А ваш город не удосужился даже известить императора о своих верноподданнических чувствах. Это вызывает тревогу у некоторых советников императора. Не хотелось бы быть Кассандрой, но я не исключаю возможности того, что мне будут даны жесткие указания.

– Граф, надеюсь, вы не угрожаете нам? Вторая стена не готова, но первая, возведенная еще этрусками и укрепленная римлянами, вряд ли преодолима для вашего войска.

– Дорогой мессир, я тоже надеюсь, что вы не считаете меня полным идиотом. Безусловно, если, не дай бог, мне будут отданы так не желаемые приказы, я не полезу штурмовать ваши стены. Но в вашем контадо много прелестных ферм, много замков и монастырей, которые вполне могли бы быть лакомым кусочком для моего войска. И пространство между внутренней и внешней стенами тоже уже капитально застроено. Но повторяю, это было бы очень нежелательно для меня.

Мне показалось, что приор переменился в лице. Допустить разгром новых кварталов и всей окрестности города он не мог. И понимал, что в открытом бою моя кавалерия легко сломит сопротивление городской пехоты и ворвется на их плечах в город. Он прекрасно понимал, что Перуджа слишком далека от Рима, папские войска не успеют дойти вовремя, чтобы защитить город. А я вот он, стою уже у стен.

– Дорогой граф, кажется, наш разговор уклонился в нежелательную сторону. Мы и помыслить не можем о вражде с империей. Мы законопослушны и полны верноподданнических чувств.

Тут-то и подошло время объяснить приору, что мне желательно иметь материальное свидетельство чувств города к империи. И началась обычная в таких случаях торговля. Приор уже согласился, что необходимое мне письмо напишет, но упирался относительно денег. Мол, он не сможет объяснить, почему отдает так нужные городу двенадцать фунтов золотых монет моему войску. В конце концов решили, что это будет плата за замок, который обязуется захватить и передать городу моя армия. Оказывается, в семи километрах от города расположен замок Корчиано, который уже много лет препятствует выходу граждан Перуджи к озеру Тразимено.

Корчиано так Корчиано. На самом деле мне не так нужны эти двенадцать фунтов золота, хотя они тоже не помешают, как письмо к императору. Поэтому я настоял, что письмо будет выдано сразу же, а золото после передачи замка.

Мы постояли еще двое суток, дождались подвод с осадным снаряжением и передвинули лагерь к Корчиано. Корчиано стоит на холме, в километре от основной дороги, но застава барона, владельца Корчиано, расположена на дороге и взимает с проезжающих пошлину. Статус барона не позволяет ему взимать пошлину, но он, вероятно, убежден в своей неподсудности законам империи и города Перуджи, надеясь на неприступность своего замка. А замок впечатляет: мощная круглая башня доминирует над округой, позволяя видеть на западе все земли и дороги до озера Тразимено, а на востоке все вплоть до предместий Перуджи. Остальные укрепления под стать основной башне. Чувствуется, что строили его этруски капитально, как и все, что они соорудили в этих краях. У основания холма ряд построек, но около замка открытое пространство шириной в полсотни метров.

Переговоры с владельцем замка, потомком лангобардского герцога Сполето Ариульфа, ни к чему не привели. Гордость и спесь не позволили ему принять мои довольно мягкие предложения, и я приказал начать подготовку к штурму. Население домов бежало в замок, мои солдаты сломали дома, используя материал для постройки стены против ворот замка. Для тарана пришлось прокладывать специальную дорогу и тащить его в гору при помощи двух воротов. Все это под обстрелом из замка, не причинявшего, впрочем, нам особенного вреда. Помогала высокая стена, которую строили в первую очередь.

В решающий день мы с утра начали обстрел из камнеметов, нагружая их не только камнями, но и сосудами с горючей жидкостью. Через полчаса после начала обстрела в замке возникло несколько пожаров. К камнеметам присоединились мои стрелки, буквально сбивающие роем стрел защитников со стены около ворот. И тогда началось движение тарана к воротам. Через час ворвавшиеся в замок солдаты подавили сопротивление защитников. Последним сдался тяжело раненный барон. В сокровищнице замка мы обнаружили более пятидесяти фунтов серебра и десять фунтов золота, которые в полном объеме были переданы мной в войсковую казну. Но столовое серебро и драгоценности я забрал себе. Не постеснялся забрать и несколько картин, украшавших парадный зал замка. Все найденное оружие и картины были перевезены позднее в Тоди.

Замок мы передали представителям Перуджи, получили обещанные двенадцать фунтов золотых монет, половину из которых я отправил в казну. Что ж, все задания выполнены: грамоты мы получили, замок захватили, правда, не разрушили, но передали другому владельцу. Есть чем отчитаться перед канцелярией империи. И началась подготовка к возвращению.

Солдатам, включая мусульман, были дополнительно выданы деньги на обратную дорогу и обещанная плата за военную службу. Простые рыцари получили из казны по тридцать полновесных золотых монет – щедрое вознаграждение, имперским баронам были выданы пятьдесят монет. Жаку я передал некоторые драгоценности из замка в качестве подарка графине Маргарет и вручил два фунта золотых монет для награждения отличившихся по его усмотрению. Жаку же поручил передать в канцелярию так тяжело доставшиеся письма, а весьма пополненную походную казну доставить в Фоджа и сдать в имперское хранилище дворца.

До Анконы от Перуджи около ста сорока километров. Для большого каравана, отягощенного к тому же обозом, это четыре-пять дней пути. В Анконе Жак должен нанять корабли для доставки в Термоли. Дальше мусульмане уйдут в Лучера, а Жаку после Фоджа придется следовать к императорскому двору, возможно, в Фоджа он его и найдет. Это будет прекрасный повод для Жака напомнить о себе императору, рассказывая о выполнении поручения.

А ополчению Тоди предстоит возвращение домой.

 

Глава 9

В крестовый поход

1227 – 1228 годы

Первый день после возвращения отдыхал, наслаждался вкусной едой, мягкой постелью, ласками заждавшейся Франчески. Но на второй день начал рассказывать о некоторых наиболее интересных событиях похода. Рассказал о смешном соревновании с архиепископом Орвието на борцовском ковре, показал новый ларец, полный золотых монет, и вдруг вспомнил о приданом Агнессы и ее жестоком муже. Франческа сразу встревожилась:

– Нужно узнать, как живет Агнесса на новом месте. Мы не имеем от нее никаких известий.

– Франческа, любовь моя, вспомни, тебя в первые недели после бракосочетания интересовали твои дальние родственники?

– Роман, что ты говоришь? Я была так влюблена в тебя, мне ни до кого не было дела. Я хотела все время быть рядом с тобой.

– А сейчас, сейчас не влюблена?

– Глупости говоришь. Сейчас все по-другому: я люблю тебя, как ты можешь сомневаться в этом, но теперь я могу думать не только о тебе. Я беспокоюсь за Агнессу. Обязательно нужно узнать, как она теперь живет, как переносит беременность. Ведь она так молода.

– Тогда напиши ей и попроси епископа переслать письмо Агнессе через епископа Читта-ди-Кастелло. Эти церковные прелаты умеют быстро сообщать друг другу все новости.

После вечерней службы Франческа обратилась к нашему епископу с этой просьбой и передала ему письмо для Агнессы. Я сразу же забыл о нашем разговоре, так как навалились хозяйственные дела, которых в графстве всегда, а особенно летом, очень много. Тем более что я долго отсутствовал.

Но через две недели мои хозяйственные дела были нарушены двумя письмами. Епископ Читта-ди-Кастелло сообщил нашему епископу, что письмо Франчески удалось передать, но ответ не получен. По сведениям священника, регулярно посещающего поселок рядом с замком, Агнесса содержится в неподобающих условиях. Женщины, посещающие замок, утверждают, что на ее лице видны следы побоев, кроме того, возможно, у нее был выкидыш, так как она очень худая и живот не растет.

Другое письмо было адресовано мне. Епископ Читта-ди-Кастелло спрашивал, не возьмет ли уважаемый граф Тоди на себя функции исполнения решения епископального суда о приведении вассального барона Ринальдо Корсо из Кастелло Лупи на суд в связи с многочисленными обвинениями в его адрес. На покрытие расходов графа казна епископства готова выдать четыреста золотых монет. В приложенной записке коадъютор епископа сообщал, что ленник епископа Ринальдо Корсо полностью вышел из подчинения, набрал в области Марке отряд солдат и терроризирует соседние селения, взимая в свою пользу налоги, обычно поступающие в казну епископства.

Когда я показал оба письма Франческе, она расплакалась, стала упрекать себя и меня:

– Роман, это мы виноваты в случившемся. Зачем мы выдали несчастную Агнессу за этого негодяя. Он мне с самого начала не понравился: на Агнессу совсем не глядел, его интересовало только золото.

– Дорогая, к сожалению, ты как всегда права. Но что я могу сделать? Не вижу, как мы можем помочь Агнессе. Этот Ринальдо ее законный муж, мы не можем вмешиваться в отношения мужа и жены.

– Роман, епископ просит о помощи. Ты же все можешь, если захочешь. Поезжай, приструни этого негодяя. У тебя имеется серьезный повод вмешаться.

– Дорогая, но для того, чтобы выполнить просьбу епископа, я должен явиться к замку с внушительной воинской силой. Я уже отрывал наше ополчение почти на месяц от дел. Рыцари исполнили свой долг, они могут не согласиться снова идти в поход. Нужно будет платить большие деньги.

– Почему мужчины всегда думают только о деньгах? Страдает молодая женщина, моя родственница. Мы обязаны помочь ей.

И Франческа залилась слезами. А я не могу смотреть, как она плачет. Вообще, не люблю видеть плачущих женщин. Пришлось объявлять новый поход. К моему удивлению, откликнулись не только мои ленники, но и несколько имперских баронов явились со своими рыцарями. Сказываются щедрые выплаты прошлого похода, да и вообще, негоже рыцарю сидеть в своем замке, если есть возможность погулять на воле, потешить свое самолюбие. Фратторе, тоже явившийся со своими рыцарями, смеялся:

– С вами, граф, мы за этот год больше провели времени в походах, чем за все время правления графа Паоло.

Сказал как будто с одобрением, но, может быть, граф Паоло был прав, не подвергая опасности своих людей, сглаживая все противоречия дипломатическим искусством. У меня так не получается, иду всегда напролом.

Собрались тридцать рыцарей со свитами. Я призвал еще полсотни лучников, посадив их на коней. Можно выходить в поход. От Тоди до Читта-ди-Кастелло – сотня километров. Конному отряду два дня хода, но с нами подводы с продовольствием, палатками и другим снаряжением, которые пройдут это расстояние за три дня. Подводы отправил вперед на сутки раньше. Но осадные материалы не стал брать с собой, надеясь получить их в Читта-ди-Кастелло.

Епископ Читта-ди-Кастелло обрадовался приходу моего отряда, но сразу же сказал, что осадного оборудования у него нет. Не приходилось ни с кем воевать, всегда надеялись на помощь Перуджи. Все усложняется, но нужно идти к Кастелло Лупи. Там на месте разберемся. Кастелло Лупи оказался почти на крайнем севере Умбрии, там, где сходятся границы Марке, Тосканы и Умбрии. Замок похож на Корчиано, который мы осаждали совсем недавно у Перуджи. Наверное, строили его этруски в те же времена, что и Корчиано. Но у Корчиано мы хотя бы имели таран, а здесь у нас ничего нет, кроме веревок с крючьями, да лестниц, которые можно соорудить за день.

И я вспомнил фильм, в котором примерно в эти же времена в Шотландии английский король штурмовал замок, защищаемый несколькими рыцарями со свитой. Штурм ни к чему не приводил даже после того, как у оборонявшихся кончились стрелы. И тогда король приказал рыть подкоп, загнать туда стадо свиней, наложить дров и поджечь. От жара горящего свиного сала фундамент замка дрогнул, башня обвалилась, и солдаты ворвались в замок. Возможно, что-то подобное придется делать здесь. Но рыть подкоп – дело долгое, да и найду ли я здесь сотню свиней, как в фильме. Кроме того, поджигать живых свиней – на это может решиться только такой король, который без угрызений совести рубит врагам руки, вешает благородных рыцарей на осинах. Я такое не смогу сделать.

Здесь придется задержаться на пару недель. Приказал обустроить лагерь, разместив наблюдателей в нескольких точках, чтобы барон Ринальдо не смог застать нас врасплох. Собрал оставшихся жителей поселка, расположенного около замка, и выяснил, сколько свиней я смог бы купить или реквизировать. Оказалось, недостаточно. Послал стрелков в соседние леса отстрелять хотя бы несколько диких кабанов.

Фратторе по моему указанию занялся подкопом, то есть согнал оставшихся в поселке мужчин, ведь многих барон Ринальдо забрал с собой в замок, пообещал им приличную поденную плату, разобрал несколько строений, принадлежащих барону, и построил из них укрытие, чтобы лучники замка не могли расстрелять наших рабочих. Все время, пока строилось укрытие, мои лучники продолжали интенсивный обстрел угла замка, около которого мы собирались делать подкоп.

А я решил отвлечь внимание Ринальдо. Послал к нему парламентера с предложением выполнить постановление суда и явиться на его заседание. Естественно, Ринальдо ответил насмешливым отказом. Это дало мне основание вызвать его на поединок. Наши секунданты договорились, что в случае моего поражения блокада замка снимается. Но в случае поражения Ринальдо он явится на суд. Как вызываемый на поединок, Ринальдо выбрал оружие – мечи и кинжалы, без щитов. Вероятно, он умело пользуется кинжалом. Для меня это оружие несколько необычно, но это его право.

Поединок устроили недалеко от ворот замка, договорились, что с обеих сторон будет одинаковое количество зрителей. Важным условием поединка было то, что он прекращается, если один из участников погибнет или запросит пощады.

Утро, еще не жарко, на расчищенной площадке мы с Ринальдо, зрители по обеим сторонам сгрудились на расстоянии двадцати метров от нас. На мне прекрасная кольчуга и шлем миланских мастеров, подаренные на свадьбу. Не надел только элементы, затрудняющие движения. В руках у меня знаменитый боевой меч Кафура, подаренный когда-то принцем ал-Муаззамом. Он никогда не подводил меня. Мы осторожно ходим друг около друга, изучая противника. Первым в атаку бросился Ринальдо. Кажется, он хочет решить поединок одним натиском. Видно, он очень уверен в своих силах. Теперь возраст не на моей стороне, по местным понятиям мой возраст – сорок один год – время начала увядания сил. Серия быстрых ударов, да еще и откровенные насмешки:

– Ну что, старичок, тебе это не под силу? Лучше сдавайся, пока я тебе не обрезал уши.

Приходится терпеть, не отвечаю. Нарочно показываю, что сил у меня не очень много, только парирую его удары, не наступая, вроде берегу свои силы. На самом деле ищу, где у него слабое место. Нет бойцов, у которых отсутствует слабое место. Нужно только хладнокровно искать его. Через несколько минут замечаю, что он увлекается ударами по ногам, ведь они у меня не защищены полностью: я не люблю поножи, так же как и наколенники и налокотники. Они затрудняют движение. Ринальдо дважды пытается ударить мечом по ногам ниже кольчуги, на третий раз делаю вид, будто еле успел отбить улар.

И вот, чувствую, сейчас он снова попытается пробить по ногам. Это странное чувство, когда ты уверен, знаешь твердо, что сейчас сделает противник. И действительно, он защищает голову кинжалом и чуть наклоняется, чтобы достать мои ноги. Его великолепный северный меч длиннее моего дамасского сантиметров на пять, но ведь у меня руки длиннее. Легким движением чуть прижимаю его меч к земле и сильным повторным ударом перерубаю. Мой коронный удар, а его меч не может спружинить – конец упирается в землю. Ринальдо только мгновение изумленно смотрит на обломок меча в своей руке, но я не успеваю воспользоваться этим мгновением – он уже отпрыгнул в сторону, отбежал к своим зрителям и получил от кого-то другой меч.

Поединок продолжается, но теперь передо мной совсем другой противник. Он потерял уверенность в себе, у него в руках паршивый непривычный меч. Он понимает, что перед ним отнюдь не старая развалина. Еще несколько ударов, и он не выдерживает, убегает за спины зрителей. Они безмолвны: с одной стороны, поражены непривычной развязкой, с другой – страхом перед своим командиром. И в это время пропела стрела. Она не долетела до меня, но я тоже отпрянул назад, незачем подставляться под случайный удар.

Мог бы торжествовать: схватка закончилась позорным бегством Ринальдо, но он не собирается следовать условиям поединка, не собирается предстать перед судом. Формально он прав: не убит, не просил пощады, но морально он уже труп, никто не будет слагать легенды о его победах.

А осада только разворачивается. Пока мы с Ринальдо сражались, рабочие, подгоняемые Фратторе, возвели укрытие, защищающее от стрел, и начали проходку туннеля. К счастью, холм древний, в основном наносной, и гигантские валуны, тем более скалы, не встречаются. Часть земли выбрасывается наружу, чтобы уносить ночью, часть используется для наращивания и укрепления укрытия.

Три дня, пока рабочие рыли туннель, сменяясь каждые три часа, мы вели ленивую перестрелку с защитниками замка. Нам хорошо, из Читта-ди-Кастелло два раза подвозили большие партии стрел, а у защитников они кончаются, это видно по тому, что они реже отвечают на наши выстрелы. Вернулись охотники, принесли десяток туш кабанов, которых сразу же освежевали, бросили мясо в котлы, отложив жир для другого использования. Фратторе скупил всех свиней в поселке, да и из города нам привезли по нашей просьбе жир и кожу с нескольких десятков свиней. Мы хорошо платим: лучше платить деньгами, чем потом расплачиваться кровью при штурме.

Наконец туннель готов. Заносим в камеру под угловой башней хорошие дрова, укладываем на них пласты свиного жира и снова и снова дрова и жир. Оставляем широкие щели, чтобы воздух легко проходил. Зажигаем, спешно покинув туннель. Тревожное ожидание: никто не знает, что получится из этого эксперимента, никто из нас ни разу не делал так. Сорок минут ожидания, и вдруг башня поплыла в сторону, рассыпаясь на наших глазах. Из-под нее выплывает облако дыма. Минутное замешательство, и мы бросаемся к башне. Наши стрелки ведут интенсивный огонь. Не важно, поражают ли они кого-нибудь из противников. Главное, не дать им поднять голову, расстреливать нас, бегущих к развалившейся башне. По горячим обломкам поднимаемся вверх, до высокого первого этажа башни. Впервые за последний год, а может быть, и за годы я впереди, с мечом в руке. И навстречу мне Ринальдо. Я успел подняться на первый этаж, когда он выскочил из перехода в основное здание. Мы сражаемся всего лишь несколько минут, и я уже переступил через его тело. Вперед. Непонятно как, но я оторвался от своих рыцарей. Они сражаются в переходах с обороняющимися, тесня их все дальше. А я спешу на второй этаж основного здания. Врываюсь в зал, и навстречу мне из боковой комнаты – женская фигура. Где мне узнать в этой худой окровавленной фигуре Агнессу. Но она кричит:

– Дядя Роман, я знала, что вы придете за мной.

Да, это она, ободряю ее и заталкиваю назад, оглядев комнату. Совсем пустая, только кровать в углу. Выхожу из комнаты, закрыв за собой дверь. Теперь я сюда никого не пущу. Но пускать или не пускать уже некого. Наше численное превосходство неоспоримо, все противники или убиты, или сдались в плен. Ко мне подбегают два моих рыцаря. Ставлю их у двери, велю никого не впускать и не выпускать. Можно заняться осмотром замка. Меня интересует хранилище ценностей, ведь мне придется платить и рыцарям, и лучникам, да и жителям, нанятым для работ и превосходно выполнившим свои задания.

Но Фратторе сказал, что сокровищница уже найдена и поставлены часовые. Я приказываю вывести всех из замка, как бывших слуг, так и наших солдат. Теперь все это принадлежит, по моему разумению, вдове – Агнессе. Мы простояли у замка еще два дня, вынесли все самое ценное, погрузили на подводы, чтобы отвезти к лагерю у Читта-ди-Кастелло. Я не хотел входить в город из соображений осторожности. Всеми хозяйственными делами занимался Фратторе, а я пытался вывести Агнессу из состояния, в котором она находилась. Плача, она призналась мне, что почти каждый день Ринальдо бил ее по любому поводу и без повода. Только два первых дня были похожи хоть на что-то. А потом он непрерывно упрекал ее во всех мерзостях и, главное, старался бить по животу, пока наконец у нее не случился выкидыш.

В лагере у Читта-ди-Кастелло меня ожидал сюрприз. Когда я сказал епископу, что хотелось бы как можно скорее ввести Агнессу в права наследования леном, епископ возразил, что это будет после суда над Ринальдо.

– Какой суд? Мы похоронили Ринальдо.

– Сын мой, лучше бы вы привезли Ринальдо сюда, но и без него мы можем осудить его. Епископальный суд рассмотрит все обстоятельства дела и вынесет справедливое решение.

Я с недоумением спросил Фратторе:

– Какого черта они устраивают судилище над мертвым бароном?

– Без этого они не могут конфисковать его имущество, включая замок, землю и все принадлежащие ему в округе строения.

– Что, они захотят лишить Агнессу всех причитающихся ей прав?

– К сожалению, они способны и могут так сделать.

– Не бывать этому, я не допущу.

Потребовал у епископа ускорить рассмотрение дела о признании Агнессы наследницей. Суд состоялся. Свидетели достаточно красочно рассказали о всех зверствах Ринальдо, о допущенных им беззакониях. Начали подниматься судьи. Первый же судья решительно заявил:

– Беззакония Ринальдо заслуживают не только смертного приговора, но и конфискации всего имущества в пользу церкви.

Когда второй судья заявил практически то же самое, я громко, так, чтобы слышали судьи, прошептал епископу на ухо:

– Ваше преосвященство, клянусь, если суд лишит сейчас бедную девочку наследства, я вернусь с императорским войском, разрушу стены города и перевешаю всех судей. У меня в графстве тоже найдутся судьи, готовые утвердить такой приговор. – И вышел из помещения суда.

Через час мне доложили, что суд принял решение возвести Агнессу в наследование замком и землями, но потребовал уплатить налог на наследство в размере четырехсот золотых монет. Меня это устроило. Снова встретился с епископом, договорился, что четыреста золотых, обещанных мне, уйдут в уплату налога. Предложил ему выкупить замок и все оставленное в епископстве движимое и недвижимое имущество Агнессы за тысячу полноценных золотых монет. Я мог это предложить, так как Агнесса категорически отказывалась оставаться в замке и вообще в пределах епископства. С рыцарями, солдатами и всеми нанятыми для работ я расплатился деньгами, найденными в замке.

На следующий день коадъютор епископа принес бумаги, подтверждающие все права Агнессы, договор о продаже замка и всего прочего и мешочек с золотыми монетами. Можно трогаться в путь.

В нашем замке в Тоди я передал Агнессу Франческе, всплеснувшей руками, когда она увидела заплывший глаз и огромный синяк под ним, следы ударов на лице. Франческа увела Агнессу к себе и не показывала ее мне два дня. Когда Агнесса вышла наконец к очередному ужину, она выглядела более прилично. Нет, следы побоев еще были видны, но это была уже не та запуганная зверушка, с ней можно стало разговаривать.

Молодость берет свое, через месяц она стала такой же красивой, как в первый день появления у нас. Но когда я пошутил, что такую красавицу можно и замуж выдать, да и приданое у нее теперь великолепное, Агнесса выскочила из-за стола и убежала.

– Роман, какой ты нетактичный. Для нее мысль о близости с мужчиной нетерпима. Ты же не знаешь, что эта скотина вытворял с бедной, беззащитной девочкой.

– Не знаю и знать не хочу. Извинись, пожалуйста, за меня перед ней. Но, может быть, ее отправить к графине Теодоре?

– Нет, она не хочет никуда уезжать, говорит, что здесь чувствует себя в безопасности. И мне с ней не так будет скучно, когда ты уезжаешь в свои бесконечные походы.

Больше мы с Франческой не говорили на эту тему.

Прошли без особых забот осень, зима. Франческа чувствовала себя почти все время хорошо, да это и неудивительно. Рожать в девятнадцать-двадцать лет – это не то что в тридцать пять. В конце января тысяча двести двадцать седьмого года у нас появился наконец наследник – Паоло III. Еще два месяца я наслаждался спокойной семейной жизнью. Когда тебе уже за сорок, ребенка воспринимаешь совсем не так, как в тридцать с хвостиком. Максима я любил, любил разговаривать с ним, когда ему уже исполнилось два годика, но, когда он был совсем маленьким, я его почти не замечал. Нет, обнимал и целовал его, когда приезжал домой, в Дамаск, но тут же забывал о нем. А Паоло – это совсем другое. Я готов был проводить с ним все время. Мне нравилось смотреть на Франческу и Паоло, когда Франческа кормила его в первый месяц. Правда, молока у нее было мало, докармливала кормилица, а потом ей поручили кормление полностью. Мне нравилось гулять с ним на верхней площадке башни, показывая малышу окрестности, рассказывая ему о его будущих владениях. Франческа смеялась, глядя, как я серьезно разговариваю с Паоло, как будто он что-то понимает. Почти всегда нас с Франческой сопровождала Агнесса. Она тоже любила возиться с Паоло, называла его маленьким братиком.

Но и этой идиллии быстро пришел конец. Появился гонец с письмом из канцелярии императора, призывающий меня с рыцарским ополчением графства явиться на службу. Мы уже знали, что умер папа Гонорий III, и на папский престол вступил восьмидесятиоднолетний Григорий IX. Папа Григорий сразу же вмешался в конфликт императора и Ломбардской лиги, и под угрозой отлучения император вынужден был начать подготовку к Крестовому походу. Канцелярия в своем письме извещала, что сбор императорского войска назначен на конец августа в Бриндизи. Значит, я с рыцарями графства должен отправиться в поход в последних числах июля. Сбор и смотр рыцарей я назначил на середину июля. Явились почти все мои тридцать пять рыцарей, не было только двоих, отпросившихся по болезни. На самом деле у меня только семь вассалов, но в их феодах тоже по четыре – шесть рыцарей, обязанных являться на службу со своими всадниками, продовольствием и запасными конями. К нам присоединились и имперские бароны – внушительное войско.

Тут же выяснилось, что у некоторых плохое вооружение, слабые кони. Ругай их не ругай, но у них нет денег, приходится расходы на перевооружение брать на себя. Хорошо, что в хранилище много денег, привезенных из походов по Умбрии, да и от наследства графа Паоло немало осталось. По условиям контракта владение графством, то есть имуществом, правами и деньгами, принадлежит Франческе, но она сразу же после смерти отца передала мне реальные бразды правления всем хозяйством. Предстоит долгая дорога до Анконы через Перуджу, Фабриано, Джези. А потом морем нужно проплыть триста пятьдесят километров до Бриндизи, где объявлен сбор крестоносного войска. Я не крестоносец, то есть крест на себя не принимал, но как вассал императора обязан следовать за ним со своим отрядом. Пришлось потрясти наши запасы: но на то они и собирались, на случай императорской службы.

Шесть дней мы шли до Анконы, останавливаясь только на непродолжительный отдых и на ночевки около небольших поселений и городков, где можно было приобрести свежие овощи, мясо и фураж для сорока пяти рыцарей и сопровождающих их всадников. Зато плавание на венецианских судах из Анконы до Бриндизи показалось нам четырехдневным отдыхом. Венеция наряду с Пизой предоставила крестоносному войску бесплатные корабли, собирающие рыцарей со всего побережья Адриатики. Конец июня – прекрасное время для путешествия – медленного скольжения в виду цветущих берегов. В море много кораблей с имперскими рыцарями и солдатами, плывущими, как и мы, в Бриндизи, к императору. Мы останавливались на несколько часов в Пескара и Бари. Выходили на берег – прогулять лошадей, постоять на твердой земле, – и снова в путь.

В Бриндизи довольно быстро получил аудиенцию у императора. Император был не один. В комнате была маркграфиня Бианка Ланчия, он как раз только начал свой роман с ней и во время разговора со мной поглядывал время от времени в ее сторону. Император вообще любит посмотреть на красивых девушек и женщин. И не только посмотреть. Графиня Теодора рассказывала мне однажды о его любовных приключениях, и список его побед весьма солиден. Мне рассказывали, что даже в свою первую брачную ночь с четырнадцатилетней Иерусалимской королевой он сбежал к очередной любовнице. Правда, называли почему-то совсем разные имена. Ничего не могу сказать, правда это или нет – свечку не держал. Кстати, он очень хорошо заботился потом о своих возлюбленных и их детях. Но увлечение Бианкой не было кратковременным. Я много раз слышал рассказы об их отношениях. Говорят, что до ее смерти в тысяча двести тридцать четвертом году император совсем не увлекался другими женщинами, что было для всех удивительным. Незадолго до ее смерти император заключил с Бианкой «брак в момент смерти», призванный узаконить детей от этой связи: Констанцию, впоследствии императрицу Никеи, Манфреда, впоследствии короля Сицилии, и еще одну дочь, Виоланту, впоследствии графиню Казерта. Правда, папа римский не признал этот брак.

Доложив о прибытии и готовности исполнить свой долг, я показал императору привезенные документы. Император внимательно выслушал секретаря, зачитывавшего ему документы: соглашение с архиепископом Сполето, брачный договор и завещание графа Паоло, поздравил меня с окончанием многолетней вражды графства с архиепископами и с титулом графа. Ему было приятно, что архиепископ Сполето потерпел поражение в своих притязаниях на соседнее графство, ведь император был давно недоволен его явной антиимперской политикой. А в конце аудиенции дал указание канцелярии подготовить утверждение всех документов: соглашения, завещания и нужных мне бумаг на титул. Не забыл сказать мне, что я должен урегулировать свои отношения с финансовым ведомством по вопросам введения Франчески в отцовское наследие. Отношения я урегулировал, это обошлось мне в полторы тысячи золотых монет, предусмотрительно привезенных с собой.

Я был уверен, что император кроме моего отряда подчинит мне еще какие-то войска. Так оно и вышло. Он приказал мне сформировать из прибывших арабов сотни и принять над ними командование. Начиная со следующего дня я посвящал этому все время. Лагерь нового корпуса разбил на берегу ручья, в полукилометре от основного лагеря. Мне не понравилась скученность и полное отсутствие санитарии в лагере. Август, жара, на небольшой площади скучены палатки тысяч людей. Мотивировал это у ландграфа Людвига Тюрингенского, которого император назначил руководить походом, тем, что они мусульмане. Негоже, мол, рядом с правоверными христианами размещать мусульман. Потребовал, чтобы палатки ставились правильными рядами не менее чем в трех метрах друг от друга. Выделил две рядом стоящие палатки под лазарет, хотя больных пока не было. В отдалении отвел площадку для отхожих мест. Больше ничего не мог сделать.

А в основном лагере начались болезни. Я не врач, но сразу же увидел, что по всем признакам – это энтерит, а может быть, и дизентерия. В нашем лагере запретил пить некипяченую воду, направил фуражиров для закупки в соседних селениях свежих фруктов, посоветовал командирам сотен следить, чтобы солдаты тщательно мыли руки и не злоупотребляли жирной пищей.

Император отправил большой флот с частью войска во главе с Генрихом Лимбургским в Сирию, но мы в эту часть не попали, так как я заявил, что формирование корпуса не закончено. Ведь прибыло около двух тысяч арабских конников. Следом за головным войском поехал и император. Но не смог плыть дальше Отранто, к сожалению, болезнь захватила и его. Император из Отранто выехал в Неаполь, куда прибыл в середине сентября, совершенно больной. К счастью, он вылечился, а сопровождавший его Людвиг Тюрингенский умер.

Мой корпус был расформирован, арабы вернулись к себе практически без потерь от болезней, а рыцарский отряд графства вернулся, к большой радости Франчески, в Тоди.

Я только что вернулся в Тоди, когда в конце сентября как гром прозвучало известие, что папа Григорий отлучил Фридриха от церкви. Ко мне пришел советоваться наш старенький епископ.

– Что делать? Ведь папа запретил поддерживать любые отношения с императором, освободил всех от клятвы вассалитета, пригрозил отлучением каждому, кто окажет помощь императору.

– Ваше преосвященство, я не знаю, как там у вас в церкви с субординацией, но мой повелитель – император Фридрих II. Я дал ему клятву верности и не собираюсь нарушать ее. Думаю, вам не стоит предпринимать никаких действий. Папа и император далеко, они когда-то помирятся, или кто-то из них умрет. Если вы ничего не предпримете, о вас спокойно забудут. А если вы что-то неосторожно сделаете, то у вас потом будут неприятности с той или иной стороны. Вам это нужно?

– Пожалуй, вы правы, граф. Тем более что ничего не делать легче всего.

Но мне не удастся не делать ничего. Тем более что известия приходили непрерывно как из Неаполя, так и из Рима. Фридрих обвинил папу Григория в стремлении подчинить себе всю Европу, отказавшись от основных идеалов церкви. Но кроме общественной полемики сделал конкретные ходы: отобрал у папы Анконскую марку, поддержал оружием и деньгами противников папы в Риме, заставив папу Григория бежать из своей столицы. Одновременно объявил о новом походе в Палестину, призвав всех вассалов прибыть весной в Южную Италию.

А тут еще известие из Арагона. Канцелярия королевства извещала, что получены сведения о планируемом халифом походе в Валенсию с целью вернуть потерянные земли. В связи с этим мне предлагалось вернуться в Морелла и обеспечить охрану горного прохода в королевство. В случае невозможности исполнения вассальных обязанностей канцелярия предлагала обсудить условия выкупа королем виконтства. Одновременно Винченцо, оставленный управляющим в замке, извещал, что доходы виконтства полностью уходят на содержание пограничных застав. Он тоже был поставлен канцелярией королевства в известность о предложении продать виконтство.

Продажа владения вместе с титулом или без него – дело обычное, честно говоря, я сам не знал, зачем мне это отдаленное владение. Особенно теперь, когда я должен защищать свое графство. Я отписал в канцелярию, что был бы рад снова стать под знамена королевства, но мои обязанности на службе императора, к сожалению, препятствуют этому. Я согласен уступить короне права на виконтство, включая титул. Доверяю все переговоры вести своему управляющему замком Винченцо Карпаччи. Одновременно отправил Винченцо доверенность на подписание договора об уступке прав владения виконтством.

Мне предписано императорской канцелярией отправиться весной в Лучера и сформировать там корпус в составе ополчения моего графства и двух тысяч мусульманских всадников. Деньги поступят из нового дворца в Фоджа, где император организовал новое казнохранилище. Но перед этим я должен явиться к императору в Неаполь для получения точных указаний. В середине октября я уже был в Неаполе, но прежде чем идти к императору, явился к Альберто Тедичи.

Альберто рассказал мне последние новости. Оказывается, уже два года ведутся тайные переговоры с султаном Египта ал-Камилом о передаче императору Иерусалима и полосы территорий от побережья к Иерусалиму. Сложность переговоров в том, что Иерусалим и эти земли фактически не принадлежат ал-Камилу, а ал-Муаззам, эмир Дамаска и Палестины, безусловно, не подчинится решению султана. Поэтому султан предлагает императору объявить Крестовый поход, обязуясь передать ему эти земли, если он сможет отобрать их у ал-Муаззама. Нонсенс: мусульманин предлагает христианскому монарху объединить свои силы. Но дополнительным условием султана является совместный поход на Дамаск. Султан не верит, что собственными силами или даже с помощью младшего брата – ал-Ашрафа он сможет захватить великолепно укрепленный Дамаск. Кроме того, такой поход против младшего брата не вызвал бы сочувствия у войска и войсковых эмиров, еще помнящих славные времена единой империи под главенством ал-Адила.

Альберто продолжил:

– Я советую императору согласиться с султаном, занять Иерусалим и прибрежные города, а потом найти предлог не выполнять обещание о походе на Дамаск. Думаю, что предлог всегда найдется, а вырвать потом у нас Иерусалим разобщенным Айюбидам не удастся.

Меня немного покоробила эта хитроумная сделка. Мне неприятна была даже мысль о разрушении любимого мной Дамаска, а ведь это наверняка произойдет, если мечты султана осуществятся. Но я внутренне согласился с графом Альберто, что предлог отказаться от похода на Дамаск всегда найдется.

А потом была аудиенция у императора. К моему удивлению, в комнате никого, кроме него, не оказалось. Император очень кратко описал мне суть предложений султана. Его интересовало, что я, знающий и султана и эмира, могу сказать об этой сделке. Никак по-другому не могу назвать этот совсем даже не рыцарский проект.

– Мой государь, я не уверен, что поход на Дамаск в ваших интересах. Уничтожив ал-Муаззама, вы будете способствовать объединению Айюбидов. Ал-Ашраф склонен согласовывать все свои действия с ал-Камилом, ведь они рождены одной матерью. Только ал-Муаззам ведет себя независимо, прерывая цепь единой империи. Дамаск не откроет ворота, он может выдержать несколько лет осады. Хватит ли у вашего величества денег и терпения сидеть под стенами Дамаска столько времени? А если ал-Муаззаму удастся нанять на год несколько тысяч тюрок, которые будут непрерывно беспокоить наши тылы, уничтожать мелкие отряды и дезорганизуют снабжение армии, поход может не оказаться успешным. Это ударит по авторитету вашего величества.

– Но я должен получить Иерусалим. Даже хотя бы с теми ограничениями, которые выставляет султан. Мне важен принцип, я должен короноваться в Иерусалиме.

– Конечно, ваше величество. Но это совсем другое дело, нужно брать Иерусалим, но оттягивать до удобного случая поход на Дамаск.

– Ты говоришь точь-в-точь как граф Тедичи. Он тоже толкует, что нужно будет искать причину не выполнять обещание о Дамаске, хотя это не по-рыцарски.

– Наверное, так, но это разумное решение.

– Предварительный договор уже подписан, рассуждать будем потом, уже в Палестине. Да, если нам все же придется вести переговоры с Дамаском, я пошлю туда вас. Граф Альберт говорил, что вы были хорошо знакомы с наследником ал-Муаззама эмиром Даудом. Это правда?

– Да, ваше величество, но люди меняются, прошло пять лет с тех пор, как мы виделись в последний раз. Он вырос, из мальчика превратился в наследника престола. Не знаю, как он воспримет встречу со мной. Но я, конечно, исполню волю вашего величества.

Император резко оборвал разговор на эту тему и перешел к делам более прозаическим:

– Вам, граф, предстоит выехать в Фоджа, забрать там из хранилища дворца деньги на оплату вашего рыцарского ополчения и арабского корпуса в две тысячи всадников на три месяца. Пока на три месяца. В дальнейшем, если поход продлится дольше, деньги получите в Палестине. Я надеюсь, что на этот раз мы отправимся в Святую землю весной. Так что будьте готовы в конце апреля. За вами придут корабли Венеции в порт Термоли.

– Да, ваше величество, это значительно ближе, чем в Бари или Бриндизи.

После аудиенции я нанес визит графу Ландольфу и его прелестной жене. Граф отсутствовал, а графиня Теодора сразу атаковала меня:

– Как чувствует себя Франческа и ваш малыш Паоло? Не ожидается ли прибавление в семействе?

– У них все хорошо. И с ними племянница Франчески Агнесса. Франческа писала вам о ней. Относительно прибавления в семействе не могу ничего сказать пока, но надеюсь. По крайней мере, я стараюсь, и условия для этого имеются. Могу только сказать, графиня, что очень благодарен вам за то, что вы так много сделали для нашего знакомства и сближения. А я еще сопротивлялся, не понимал, какое счастье меня ожидает.

– И признайте, что графство Тоди – великолепный феод.

– Да, мне там нравится. Не сравнить с моим виконтством Морелла. Даже не знаю теперь, зачем мне это виконтство. Доходов от него нет, ездить я туда смогу разве что раз в пять лет. А в случае войны с Валенсией я и защитить его не смогу.

– Так продайте его кому-нибудь в Арагоне.

– Возможно, так и поступлю. Мне уже предложили продать его королевству Арагон. После похода в Палестину займусь этим. Если вернусь.

– Я уверена, что вернетесь и еще порадуете нашу красавицу Франческу.

Наконец мне удалось спросить графиню о Томмазо.

– Растет мой птенчик, уже говорит. Сейчас он с отцом в Ачерра. Там хорошо, еще тепло, пускай ходит босым по траве.

– Граф возится с малышом? На него это не похоже.

– Я сама удивляюсь. Все время хочет быть рядом с ним. Заранее беспокоится, что скоро придется отдавать его в аббатство. Зачем ему в аббатство? Что он, в папы его планирует произвести?

– Может, не хочет, чтобы он стал военным? У вас в семье и так много военных.

– Может быть. Хорошо, если это так.

Я распрощался с графиней. Когда нам еще придется так свободно поговорить. И ни одного вопроса о Жаке. Впрочем, у нее и сейчас, наверное, много обожателей: несмотря на возраст, она остается одной из самых красивых женщин Неаполя.

Из Неаполя вернулся домой в Тоди. Крестовый поход – это надолго, нужно подготовить все в графстве к моему отсутствию. В ноябре собрал всех баронов и моих ленников обсудить намечаемый поход. Старшим воинским начальником в графстве оставляю Фратторе – племянника епископа. Собственно, мы все прекрасно знаем, что он сын епископа, но принято называть его племянником. А в замке оставил Бенедетто. Ему все равно не следует идти в поход: жена готовится родить уже второго ребенка. Они с женой переехали в наш замок. В поход пойдут двадцать пять моих рыцарей и около десяти имперских баронов со своими ленниками. Всего нас будет пятьдесят человек, да еще и солидная свита. В графстве остается мало рыцарей, но нападать на соседей во время Крестового похода не принято.

Зима пролетела незаметно, в конце марта собрал свой отряд, и мы отправились в путь. На этот раз нужно идти до Анконы, там пересаживаться на генуэзские суда и плыть до Сипонто. Город разрушен после землетрясения в тысяча двести двадцать третьем году и покинут жителями, но часть порта сохранилась. Достаточно, чтобы высадить наш не очень большой отряд. Это мне объяснили еще в канцелярии императора. А дальше до Фоджа всего лишь двадцать пять километров. Это лучше, чем идти семьдесят – восемьдесят километров от Термоли или Бари.

Но до Анконы нужно еще дойти. Анкона вместе с областью Марке отобрана императором у папы, но путь лежит через его владения. Съездил предварительно к архиепископу Сполето, с немалыми, между прочим, подарками от себя и нашего епископа, договорился, что он пропустит наш отряд в Марке. До Сполето можно дойти без пехоты за один день, несмотря на тяжелый переход через горный хребет, но потом еще три-четыре дня нужно идти до Анконы. И дорога тоже трудная. Но к первым числам апреля мы уже в Анконе. Два дня ожидания генуэзцев, погрузка, и через три дня мы утром в Сипонто.

Город действительно полностью разрушен, никого нет, кроме каких-то жалких обитателей наскоро слепленных хижин. Да собаки, сопровождающие лаем наш отряд. К вечеру четвертого апреля мы уже в Фоджа. Барон Хохберг, назначенный императором правителем города, выделил нашему отряду пустырь недалеко от городской стены для устройства временного лагеря. Я намеревался остановиться в городе минимум на три-четыре дня, дать отдохнуть людям и лошадям. Письмо из канцелярии о выдаче мне надлежащих сумм из доходов Апулии барон получил своевременно и заверил меня, что никаких проблем с деньгами не будет. Он лично любезно показал мне новый дворец императора. Я восхитился:

– Дворец великолепен, наверное, вложены большие деньги?

– Да, император денег на эту стройку не жалел. Он любит приезжать сюда отдохнуть от суеты Неаполя или Палермо. Кстати, строительство дворца привело в город большие деньги, которые теперь вкладываются в новые дома, торговые лавки, склады. Город интенсивно развивается.

Мы провели в Фоджа два дня: рыцари, лошади и солдаты отдохнули. Кроме императорского дворца я осмотрел внушительный кафедральный собор Санта-Мария де Фовеа, новенькую арку Фридриха II, побродил по узким улочкам старого Фоджа. Наши фуражиры закупили продовольствие и фураж, мы свернули лагерь и отправились в Лучера. До Лучера всего тринадцать километров, мы прошли их чуть более чем за два часа. Прибыли полные сил и разбили лагерь в полукилометре от городских стен. Ко мне почти сразу же явился Вакиль бин Абдаллах – доверенный слуга эмира Мухаммада бин Ахмада, в обычной своей манере, не переставая кланяться и говорить любезности, сообщил:

– Пресветлый эмир рад приветствовать высокородного барона в своем замке. Мы получили из канцелярии его величества указание о формировании корпуса из двух тысяч всадников. Из канцелярии сообщили также, что деньги мы получим от вас.

И он вопросительно поглядел на меня.

– Да, деньги выделены на три месяца. Позднее вопрос с финансированием будет решаться в Палестине. Кстати, в настоящее время император утвердил мой новый титул: граф Тоди.

– Я нижайше прошу прощения. Мы не знали об этом. Наш пресветлый эмир будет очень рад, узнав эту новость. Не соизволит ли граф последовать за мной? Я проведу вас в замок пресветлого эмира.

Замок Мухаммада бин Ахмада выглядел неплохо. Значительно лучше, чем то строение, которым он владел в Фико. Вероятно, он восстановил на деньги императора старый, покинутый владельцами замок. Эмир вышел нам навстречу на крыльцо во внутреннем дворике. Слуга прошептал ему что-то на ухо.

– Я рад снова приветствовать вас, дорогой граф, у себя дома. Надеюсь, что вы привезли от нашего императора благие вести?

– Да, благородный эмир, его величество рад иметь такого верного вассала. Он уверен, что его мусульманские подданные с честью выполнят свои обязанности в этом походе в Палестину. Я хотел бы ознакомиться с состоянием подготовленного войска.

Эмир отдал приказание Вакилю, и тот привел из соседней комнаты двух командиров. Одного из них я узнал сразу. Саид – племянник эмира – воевал вместе со мной и в Испании и в Умбрии. Он радостно приветствовал меня. Второй был значительно старше, на вид более пятидесяти лет. Мне представили его как Ису. Эмир сказал, что Иса пользуется большим авторитетом в войске. Когда-то, еще при деде Мухаммада, он командовал всем ополчением эмирата. Я не стал вмешиваться в назначения эмира, посмотрим, как командиры тысяч будут вести себя в боевой обстановке.

Сборы сотен, закупка и погрузка на повозки провианта и фуража заняли почти целую неделю. За это время я устроил смотры сотен и тысяч, знакомился с командирами сотен. Наконец мы выдвинулись из города, провожаемые женами, детьми и просто любопытными. Впереди я пустил небольшой разъезд, следом ехала группа представителей сотен для определения мест ночевок. Отряд рыцарей вместе со своей свитой двигался впереди основной колонны. И с разрывами в полсотни метров за ним двигались сотни мусульманских всадников. А далее тащился наш обоз с боевым охранением. Наша колонна растянулась более чем на два километра.

Мы двигались не спеша: до Термоли немного больше пятидесяти километров, конница могла бы пройти весь путь за сутки. Но нам не нужно спешить: до назначенного срока еще неделя, да и не было еще случая, чтобы суда пришли точно в срок. Нам незачем слишком долго стоять лагерем около Термоли. Когда мы в императорской канцелярии обсуждали маршрут, решили, что лучше нашему корпусу погрузиться на суда в Термоли. До Сипонто немного ближе, но погрузить там на суда две с половиной тысячи лошадей невозможно. Остатки порта не позволят этого.

В Термоли пришли к вечеру второго дня и ждали караван генуэзских судов еще почти неделю. За это время подошло рыцарское ополчение Молизе. Я с радостью встретился с Жаком, возглавляющим ополчение Молизе. Он привел с собой около тридцати рыцарей и полсотни пехотинцев-лучников с тяжелыми луками. Джузеппе Росси остался в Кампобассо. В канцелярии меня предупреждали, что, возможно, к моему корпусу присоединят ополчение Молизе, но окончательное решение примет император в Палестине. Ополчение Марке и Абруццо генуэзцы должны были взять в Анконе и Пескара.

Генуэзские корабли пришли вовремя, мы два дня размещали на судах лошадей, рыцарей, конников и пехоту и наконец отплыли. Через два дня, на траверзе Бриндизи нас уже ожидали пизанские суда с ополчениями Южной Италии и Сицилии. Кроме того, на них же были двести рыцарей Тевтонского ордена. Герман фон Зальц – гроссмейстер Тевтонского ордена – сдержал свое слово и направил с первой волной имперского войска часть своих рыцарей. Такому войску не нужно бояться пиратов, но нас все время сопровождали боевые суда, сначала генуэзские, а после Бриндизи – имперские. От Бриндизи до Акры пять дней пути при попутном ветре, но мы шли восемь дней, так как между Грецией и проливом Касос два дня почти не двигались из-за штиля, пришлось даже в Гераклионе останавливаться на день, чтобы запастись свежей водой. Наше прибытие в Акру вызвало энтузиазм у городского населения, все только и говорили о начале нового Крестового похода. Но, по-моему, энтузиазму больше способствовало ожидаемое увеличение продаж продовольствия, фуража, вина прибывшим рыцарям.