Два дня спустя, когда Сабреташ и Вишенка сидели за обедом, кто-то сильно постучался в дверь. Вишенка отворила ее, и вошел Петард, громко заявляя:

— Это я. Здравствуйте, товарищ, здравствуйте, барышня. Как поживаем? Намедни заходил к тебе и имел честь застать твою племянницу. Очень рад знакомству с ней.

Сабреташ пожал руку товарищу, усадил его и предложил выпить рюмочку, Петард от нее не отказался и с очень довольным видом подсел к Вишенке.

— Ах, да что это ты, старый плут, никогда не говорил мне, что у тебя племянница есть, — сказал Петард, покручивая усы. Я так и удивился, узнав, что барышня, поселившая с тобою, в этом звании состоит. Сначала я подумал: «Верно, это обман, какие-нибудь плутни…»

— Разве я тебе обязан все про себя говорить, отдавать тебе во всем отчет? — ответил Сабреташ немного строгим голосом.

— Боже мой, совсем не то!.. Я у тебя не требую отчета, но, кажется, мог ты мне кое-что сказать относительно этой неожиданной истории.

— Племянница моя жила в других местах… я думал, что она оттуда не выедет, оттого про нее никогда не говорил.

— Очень рад, что она не осталась там… — Петард от удовольствия, что сумел так хорошо сказать, нагнул голову, и весь подбородок его ушел в галстук. Это придавало ему такой смешной вид, что Вишенка, глядя на него, не могла не рассмеяться.

— Ты находишь, что она хорошо сделала?.. — сказал Сабреташ. — Я вполне разделяю твое мнение… Племянница занимается у меня хозяйством!.. На ее руках мое белье… и надо видеть, в каком порядке все у меня теперь!.. Она же у меня и кушанье готовить мастерица, я обедаю всегда, брат, дома, не нужно больше в харчевню ходить.

— Какой бесподобный запах от вашего кушанья, барышня!

— Видишь ли, брат, какое счастье для меня, что эта милая девочка вернулась в Париж…

— Ах! Друг мой… дядя! — прошептала Вишенка. — Вы хотите скрыть свое благодеяние, уверяя, что я вам очень полезна, но ведь я вас понимаю.

— Полно, племянница, не рассуждать! Уж не хочешь ли, чтобы Петард подумал, что я сам не знаю, что говорю? Вам со мной хорошо, ну и я счастлив с такой хозяюшкой…

— Ясно, что вы очень счастливы, живя вместе!

— Конечно! — восклицает Сабреташ. — Вишенка моя знает, что, живя с дядей, она ему делает удовольствие.

— Вишенка!.. — восклицает Петард. — Твою племянницу зовут Вишенкой?

— Да, — отвечает Сабреташ, а Вишенка уже краснеет.

— Это странно!

— Что тут странного?

— Да как же, ты мне говорил про молодую девушку, жившую в гостинице вблизи Немура, которая оказала тебе услугу, когда ты возвращался из Алжира… еще мы собирались навестить ее весною.

— Ну и что же?

— Ее тоже зовут Вишенкой… Очень хорошо помню, как ты мне говорил: «Люблю эту Вишенку как сестру, ужасно беспокоюсь о бедняжке».

— Что же удивительного, что мою племянницу зовут, как и ту девушку? Разве мы не встречаем многих Марий, Магдалин… и других, имевших одно и то же имя…

— Да, конечно, оно так… можно иметь одно и то же имя двум разным девушкам. Ведь было же так у нас в полку. Одного барабанщика звали именем моего двоюродного брата.

Петард просидел очень поздно, так, что Сабреташу пришлось намекнуть о том, что пора разойтись, но и тут Петард несколько раз еще прощался с Вишенкой, прежде чем наконец решился уйти.

Посещения его сделались очень частыми, и заметно было, что товарищ Сабреташа находил большое удовольствие в обществе Вишенки, но так как испытываемое им удовольствие сдерживалось величайшим к ней уважением и проявлялось только в нежных взглядах и тихих вздохах, которых Вишенка будто бы не замечала, то ему позволяли бывать. Его разговоры часто смешили Сабреташа и даже Вишенку.

Вишенка прожила целый месяц в квартале Сент-Антуан, не выходя из дома, но она начала бледнеть, худеть, и, видимо, свежий воздух необходим был для ее здоровья. Сабреташ всякий день упрашивал ее пройтись немного, но Вишенка, боясь неприятной встречи, отказывалась. Петард даже помогал Сабреташу, часто говоря:

— Следовало бы сегодня прогуляться, барышня, пользуясь хорошей погодой, настанет ненастье, нельзя будет ходить.

— И я тоже говорю Вишенке, — присоединяется Сабреташ, — если не будет выходить на воздух, то может еще заболеть.

— Вы, верно, думаете, барышня, что у нас нет красивых мест для прогулки в окрестностях? Вы ошибаетесь. Если бы вы мне только позволили, то я бы вас проводил в некоторые очень веселые предместья, там даются балы, на которых очень порядочное общество бывает… все молодежь с девицами, музыка, пенье, веселье хоть куда! Наслаждаешься видом зелени, выпьешь, попляшешь.

— Благодарю вас, господин Петард, я не танцую и не имею желания там бывать.

— Очень жаль, барышня, вы бы, верно, мило танцевали.

— Дитя мое, не нравится вам и незачем ходить на такие увеселения, но вы должны выйти на воздух погулять. Не на то нам Бог дал ноги, чтобы никогда не двигать ими.

Вишенка понимает, что Сабреташ говорит правду, и соглашается идти вечером с ним и Петардом на бульвар Бурдон.

Прогулки теперь становятся ежедневны, так как польза от них видима. Благотворное влияние воздуха и движения вернуло румянец и здоровый вид лицу Вишенки. Сабреташ от удовольствия потирал руки и говорил:

— А что, не правда ли, как воздух ей был необходим. Она расцветает как цветочек, согретый лучами солнца.

— Барышня и без солнечных лучей прекрасным розаном была, который, однако, от дуновения ветра не сломился.

Как только выходят гулять, Петард предлагает руку Вишенке, но она всякий раз отказывается и идет под руку с Сабреташем.

Спустя некоторое время опасение Вишенки стало проходить, и она вполне наслаждалась этой вечерней прогулкой.

Однажды Сабреташ вернулся позднее с работы, и они отправились гулять в другую сторону.

— Что нам все ходить налево, — сказал Петард, выходя из дому. — Барышня никогда не узнает Парижа, если мы ей только будем показывать набережную да Ботанический сад. Пойдем лучше в другую сторону, там будет еще красивее местность.

Сабреташ согласился, позабыв, что неблагоразумно идти по бульварам в сторону улицы Сенз-Анж. Вишенка же не знала Парижа.

Погода была пасмурная, бульвары почти опустели. Наши гуляющие, дойдя до улицы Менильмонелан, повернули назад, как вдруг Вишенка крепче прижалась к руке Сабреташа и опустила глаза. Она почувствовала, что какая-то собачонка подбежала и ласкается к ней. Узнав Гриньдана, она от страха вся дрожала.

— Что с вами, дитя мое? — спрашивает Сабреташ. — Вы утомились?

— Ничего, — отвечает молодая девушка взволнованным голосом. — Но пойдем, пожалуйста, скорей! Как бы я хотела быть дома!

Едва она выговорила эти слова, как кто-то дотронулся до ее плеча и сказал насмешливым голосом, который она сразу узнала:

— А, да я не ошибся, это Вишенка! Очень рад вас встретить, прекрасная беглянка! Нам надо с вами поговорить. Не будь со мною Гриньдана, я бы вас и не заметил. Славное у него чутье!

Затем Мино (это был он), дерзко взглянув на Сабреташа, загородил Вишенке путь и обратился к Сабреташу со следующими словами:

— Оставьте, любезный, эту девицу, я имею некоторые права на нее и сейчас с собой уведу.

— Ах! Я погибла, — прошептала Вишенка, прижимаясь к Сабреташу, между тем как Петард от удивления во все глаза смотрел на Мино. Хозяин Гриньдана хотел слова свои привести в исполнение, взял Вишенку за руку, но Сабреташ оттолкнул его и сказал Петарду:

— Возьми Вишенку под руку и проводи к нам домой. Поручаю тебе ее. Помни, что… головой ответишь.

— Уж не беспокойся! — ответил Петард.

— Что это значит? Зачем ваш приятель уводит ее?

Мино уже собрался бежать за девушкой, но Сабреташ успел удержать его, схватив за руку, потащил в сторону и так крепко прижал к дереву, что Мино завопил:

— Да не душите меня так, черт возьми, синяки нажмете! Пожалуй, поплатитесь за такое обращение… я могу вам за то… пулю в лоб пустить. Я из пистолета туза и яйца пробиваю, вы не знаете, с кем имеете дело.

— Ты ошибаешься! Я знаю, что ты негодяй, каналья и что если не замолчишь, то тебе все ребра переломаю, а что дальше будет, посмотрим…

— Но господин…

— Молчи, говорю тебе, презренный, как ты осмелился заговорить с этой бедняжкой?

— Хороша бедняжка! Она, видно, вас, старика, обманывает, ведь она была…

Сабреташ не позволил Мино окончить начатое сообщение, он так его ударил кулаком по зубам, что тот покатился на мостовую.

— На этот раз мне больше ничего не нужно, но помни, что если еще когда осмелишься подойти к Вишенке, то я тебя так отделаю, что ты с места не встанешь, не забудь! — закричал ему, удаляясь, Сабреташ. В то самое время прохожие начинали собираться и расспрашивать о причине плачевного положения Мино. Но Сабреташ, привыкший ходить скорым шагом, скрылся из виду и в одно время с Вишенкой и Петардом вернулся домой.

— Вот мы и у себя! Спасибо, товарищ, нам больше твоя помощь не нужна, до свидания, мой друг.

— Ах! А кто же этот наглец, который хотел увести твою племянницу? Какие новости? Какая пьяная рожа у него!

— О, это кутила, он уже несколько раз преследовал Вишенку.

— Я предполагаю, что он влюблен в барышню.

— Да, да, угадал.

— Кто же в таких случаях так наступательно действует? Явился точно неприятель, разрушающий все на пути. Прекрасное ухаживание.

— О, я тебе ручаюсь, что это не повторится, я его так проучил, что он будет меня помнить.

— Тем лучше, мой друг. А то барышня-то испугалась, Боже мой! Дрожит вся как лист. Я ей говорю: «Не бойтесь, барышня, дядя молодец, положиться на него можно, хоть он и не бывал на львиной охоте, как я, но сладит с двумя такими наглецами, не только с одним». Но слова мои не действовали, да, верно, еще и теперь дрожит?

— Нет, нет, успокоилась, — отвечает Вишенка дрожащим голосом.

— И так я вам больше не нужен? — продолжает Петард.

— Нет, приятель, благодарю; Можешь вернуться домой, и нам пора на отдых, особенно Вишенке.

— Прощайте же, барышня, спокойной ночи, Сабреташ.

Тотчас после его ухода Вишенка залилась слезами.

— Видите ли, друг мой, чему вы подвергаетесь из-за меня. Чуть было не пришлось вам драться.

— Успокойся, дитя мое, такие люди не опасны. Эти подлецы умеют хвастаться перед женщинами, быть заносчивыми, когда идут четверо на одного… но притом они всегда трусы. Я ему прочел нравоучение, верно, у него не появится желанье говорить с вами, если, к несчастью, придется еще его встретить.

— Нет уж, довольно! Вы сами видите, мне нельзя выходить… такие встречи… вы представить себе не можете, как я страдаю… Если они будут повторяться… — бедняжка! — говорит Сабреташ, смотря на Вишенку, которая совсем расстроена сильным нервным потрясением. — Неужели такие презренные могут вас лишать воздуха, солнца, прогулок, одним словом всего, что нужно для поддержания здоровья? Нет, этого не будет… Париж велик, нам стоит только выбрать себе место, чтобы хорошо скрываться в нем, я им, конечно, адреса не дам, так никакими силами они вас не отыщут.

— Друг мой, неужели вы для меня оставите свои привычки, перемените квартиру, которая вам нравится, удалитесь от людей, дающих вам работу?

— Привычки скоро меняются… квартирой я недоволен… у меня комнаты нет, да и привратница слишком болтлива… работу везде найду. У кого здоровые руки, кто не ленив, тот в каждом квартале найдет себе работу. Главное чтобы вы были спокойны, причем не тревожились, могли выходить на улицу, не опасаясь дурной встречи, а это можем достичь только тогда, когда переменим квартиру. Завтра же займусь этим, а пока спите спокойно, дитя мое, забудьте о сегодняшнем происшествии, постараемся, чтобы оно не возобновлялось.

Сабреташ оставил Вишенку, но она напрасно пыталась уснуть, успокоиться, нервная дрожь продолжалась всю ночь.

На другой день Сабреташ не терял времени и в двенадцать часов привел подводу и извозчика и сказал Вишенке:

— Вот и нашел, что нужно! С Пижондель я расплатился, укладывайтесь поскорей, дружок, как только все вещи снесут, сядем на извозчика, да и поедем за ними. Извозчиков нарочно я нанял в другом квартале, чтобы и след наш простыл.

Вишенка, скоро была готова, и, когда мебель снесли, Сабреташ вышел с ней под руку.

— Где же будет жить господин Сабреташ со своей племянницей? — спросила привратница с особенным ударением на последнем слове.

— Если у вас будут спрашивать, то вы вправе сказать, что не знаете, — ответил Сабреташ.