Стойбище цивилизаторов

Коклюхин Александр Васильевич

(от сканировщика)

Эта фантастическая повесть, по праву может называться «Самиздатом».

Поскольку издание осуществлено за счет средств автора в 1989 году.

 

Виктор БЕЗАЙС

Стойбище цивилизаторов 

 

1. 

«Зубная паста „ОПТИМУС“ — залог хорошего настроения и взаимной любви!» — улыбающаяся неоновая девица в бикини мчалась на огромной, в несколько этажей, акуле по мерцающим электрическим волнам. «Идиллия, — грустно подумал Новак. — Искреннее чувство на почве здоровых зубов. Почистил их „Оптимусом“ — и возлюбил ближних. Сразу, скопом… Вот только взаимности может и не получиться: всегда найдутся такие, что пользуются другой пастой, а то и вовсе не чистят зубов…»

Ночной город до краев полнился рекламой. Неон рассыпался по карнизам и фасадам зданий, взрывался разноцветными искрами. Над зданием мэрии, разбрызгивая фиолетовые сполохи мигалок, пролетел в сторону южной окраины полицейский вертолет.

Новак проводил вертолет взглядом и закурил сигарету. Он стоял у раскрытого окна, и отсветы рекламы скользили по его худощавому лицу.

В комнате было душно, накурено, пахло джином. В углу на столике светился монитор персонального компьютера. Новак готовил репортаж о неудачном ограблении антикварной лавки для утреннего выпуска «Плейн диллер» — газеты, где он работал в отделе уголовной хроники. Репортаж получался веселым, тем более случай был анекдотичный. Грабитель наставил на хозяина старый «кольт» и потребовал наличность. Хозяин же оказался тертым малым, залепил ему оплеуху, связал и вызвал полицию. Те приехали и, добродушно посмеиваясь, погрузили ошарашенного таким исходом неудачника в машину. Довольный комиссар разразился по этому поводу длинной речью о растущей преступности и жалких фондах.

Новак стряхнул пепел с рукава пижамы и посмотрел в угол. Себя он считал неудачником. Сколько ночей он стучал по клавиатуре, курил у окна, пил джин, от которого не пьянеешь, а только болит голова? Что получил взамен? Джоан и та последнее время или молчит, или злится… ну да ладно, на нее иногда находит… Кстати, не позвонить ли ей?

Загасив сигарету, Новак вернулся к столу. Налил в стакан джина и с сомнением посмотрел на видеофон. «Нет, — решил он, — сначала добью репортаж, чтоб над душой не висело. Что там комиссар говорил про полицию? Лицо государства? Этак, если развить мысль, то и армия — лицо государства, и президент, и те, кто бегает с „кольтами“, требуя наличность…  Сколько же лиц у государства?» Новак фыркнул. Ладно, пусть на этот раз будет полиция. Во главе с комиссаром. Хотя тот как-то пожаловался Новаку, что скоро, наверное, уйдет в отставку: помощник, сукин сын, расторопность свою перед начальством показывает, на ходу подметки рвет. Жизнь есть жизнь, господин комиссар, и аутсайдеры не такое уж редкое в ней явление. Новак тоже, когда учился в колледже, думал заняться большой литературой. Думал, газета — самая подходящая для этого платформа: наберется опыта, набьет руку. Стал уголовным хроникером. Платформа оказалась болотом. Вначале были идеи, но не было времени. Теперь ни времени, ни идей.

Новак допил джин и сел за работу. Через полчаса он загрузил файл, соединился по каналу с редакционным компьютером и переправил материал.

Уже в постели он вспомнил, что собирался позвонить Джоан, но подниматься было лень, и Новак решил, что сделает это утром. 

 

2. 

Звонок был долгим, настойчивым. Новак с трудом разлепил веки и, чуть пошатываясь со сна, подошел к видеофону. В левом виске толчками пульсировала боль. За окном едва брезжило. Новак поморщился и щелкнул клавишей.

— Очень хорошо, что ты дома! — сказал с экрана редактор отдела уголовной хроники Билл Хэйден.

— Вот уж действительно, — угрюмо согласился Новак, потирая висок. Боль не проходила. Кажется, даже наоборот, усилилась.

— Значит так, — Хэйден поправил роговые очки с дымчатыми стеклами, — сейчас ты поедешь в обсерваторию…

— Прямо сейчас? — уточнил Новак.

— Прямо сейчас. Бросай все и поезжай. Мы тебе оставляем первую полосу завтрашней газеты. Сегодня дадим дайджест из центральных. Действуй в режиме «бласт оф»!

Новак присвистнул: не так уж часто его материалы выходили на первой полосе.

— Что там стряслось? — спросил он.

— Ты читал сегодняшние газеты?

— В такую рань? — удивился Новак.

— Ах, да! — Хэйден озабоченно потер обширную лысину. — Я тебе сейчас пошлю, разберешься. И не теряй времени.

Он отключился, и через минуту ожил принтер компьютера.

Новак вытащил из него первую распечатку и поплелся на кухню. Что бы там ни случилось, но кофе он выпьет.

Пока сипела кофеварка, он разыскал таблетки от головной боли и проглотил сразу две. Потом взял листок…  Под названием газеты самым крупным шрифтом было набрано:

« ПРОФЕССОР ДОНАЛЬД А. КЭСЕЙЛА

О ПРИРОДЕ КАТАСТРОФЫ:

ЛУНА ПОГЛОЩЕНА БЛУЖДАЮЩЕЙ ЧЕРНОЙ ДЫРОЙ!

ОЧЕРЕДЬ ЗА НАМИ? »

Далее шел текст, схемы, фотографии.

Прочитав статью, Новак налил кофе и задумался. Слишком уж все это нереально, какой-то чудовищный розыгрыш. Он снова взял листок и прочел название. Вполне добропорядочная газета, даже слегка консервативная, не из тех, что печатают всякую бредятину. Значит, пока он писал репортаж, пил джин или спал — особого значения не имеет — Луна исчезла. И, если прав этот Кэсейла, то торопиться, собственно, уже некуда. С минуты на минуту может начаться…  А что может начаться? Новак подумал, что может начаться с минуты на минуту, но ничего конкретного не придумал. Во всяком случае, в городе будет паника. Впрочем, не только в городе. Сам Новак, как ни странно, был совершенно спокоен. Работая уголовным хроникером, он стал философски относиться к смерти. Однажды, еще в начале своей карьеры, Новак брал интервью у приговоренного к смерти и, помнится, поразился его спокойствию. Тот усмехнулся и сказал, что когда все предрешено и нет никаких шансов, волноваться незачем. Примерно такое же чувство было сейчас и у него.

Он подошел к видеофону и набрал номер. К экрану подошла Маджеска Харви, добродушная полная женщина с редкими черными усиками.

— Новак, привет! — сказала она. — Ты уже слышал?

— Читал.

— Это ужасно! Даже не верится! Неужели так и будет? Что же теперь делать?..

Новак пожал плечами.

— Сказали, что через полчаса по тиви выступит президент…

«Счастливая женщина, — подумал Новак, — она верит, что еще не все потеряно, что одно слово президента — и все уладится. Интересно, что сейчас чувствует президент? А может, он сейчас сосредоточенно застегивает скафандр или уже поднимается по трапу „челнока“?»

— Ты, наверное, Джоан ищешь?

— Что? — очнулся от своих мыслей Новак. — Да. Позови ее, пожалуйста.

— Она еще меня не сменила. Перезвони минут через сорок.

Внезапно Новак изменил решение.

— Наверное, не смогу. Тороплюсь, — сказал он Маджеске. — Передай, что звонил, хорошо?

А может, действительно, еще не все потеряно, думал Новак. Надо срочно ехать, пока дороги не перегружены. В конце концов, кто он такой, этот Кэсейла с его гипотезами? Интересно, о чем пишут другие газеты?

Новак вынул из принтера пачку распечаток и быстро пробежал статьи. Писали о космических пришельцах, похитивших спутник нашей планеты, завихрениях пространства и времени, в которые он попал. Здесь же были разнокалиберные черные дыры, самораспадающаяся материя и антиматерия, невесть как появившиеся в пределах Солнечной системы…

— Ничего конкретного! — Новак бросил распечатки на стол и стал собираться. 

 

3. 

До обсерватории было полтораста миль. От города к предгорьям тянулось широкое пласт-бетоновое шоссе, серпантином поднимаясь на перевал, а там — еще несколько миль в сторону по асфальту прямо к коттеджам астрофизиков. Вообще-то Новак не любил брать интервью у ученых: часто приходится изрядно попотеть, чтобы сделать их высказывания доступными неискушенному в науке читателю, но сегодня выбора не было.

Выехав за черту города, Новак бросил монету в щель придорожного автомата и вдавил педаль реостата. Электромоторы мягко загудели, антикрыло ощутимо прижало машину к дороге. Перед виадуком вырос городок из разноцветных палаток. Кое-где меж ними курились дымки костров: там готовили завтрак. У ближней палатки веселый бородач тетешкал ребенка. Судя по сложенным транспарантам, здесь остановились участники марша за разоружение, двигавшиеся в сторону столицы. Мимоходом Новак отметил, что возле лагеря нет ни одной полицейской машины — обычно, где сторонники разоружения, там полиция.

Потом мимо проносились веселые зеленые лужайки, похожие на ухоженные газоны, аккуратные рощицы и вездесущие, изрядно надоевшие щиты рекламы. На горизонте в голубоватой дымке виднелись горы. Казалось, они просто висят в воздухе.

Дорога всегда действовала на Новака успокаивающе. К тому же шоссе в эти часы было почти пустым, только изредка попадались тяжелые грузовики, да проскакивали междугородние лайнеры.

Новак включил радио. Передавали об исчезновении Луны, но ничего нового не было. Диктор вещал о скором пришествии Судного дня и советовал во имя спасения души вступать в секту адептов тридцать первого дня. Оказывается, и такая существует, усмехнулся Новак и переключил программу. Салон заполнила легкая музыка. Во всяком случае, она не мешала думать.

«Но что же приключилось с Луной, — размышлял Новак, глядя на дорогу. — Хорошо, если у астрофизиков есть какие-то предположения и они ими поделятся. А если нет?»

Впереди показался огромный автобус.

«А почему, собственно, послали меня? — запоздало удивился Новак. — В конце концов, я всего лишь уголовный хроникер…  Идиот!!!»

Последнее относилось к водителю автобуса. Тяжелая машина, непрерывно сигналя и мигая многочисленными фарами, неуклюже разворачивалась поперек дороги. Новак ударил по педали тормоза. Завизжали покрышки, электроль боком тащило вперед. Выкручивая руль, Новак видел приближавшийся борт автобуса с яркой надписью «Легион Свободной Любви». Одновременно Новак лихорадочно соображал, как выпутаться из создавшейся ситуации: встреча с воинствующими представительницами древнейшей профессии как-то не входила в его планы.

На счастье здесь от шоссе отходила едва заметная дорога. Ездили по ней, видимо, очень редко: асфальт пророс травой, потрескался, а в некоторых местах был выбит совсем. Съезжая на дорогу, Новак слышал настойчиво-требовательное завывание сигнала, потом раздалась автоматная очередь. Он прикусил губу и, пригнувшись к рулю, увеличил скорость. Машину немилосердно трясло на щербатом асфальте. Поглядывая в зеркало заднего вида, нет ли погони, — эти девицы все могут: вдруг у них в багажнике мотоциклы, Новак мчался вперед. По сторонам мелькали какие-то грязно-серые поля, вывороченные столбы с обрывками колючей проволоки. Повернув в очередной раз, Новак увидел восьмиколесный патрульный «кондор», полосатый шлагбаум и большой транспарант над ним:

«СТОЙБИЩЕ. ТЕРРИТОРИЯ ЦИВИЛИЗАТОРОВ!»

С обочины навстречу Новаку поднялся толстый сержант с банкой пива в руке. 

 

4. 

У сержанта был крупный мясистый нос, то и дело покрывавшийся мелкими каплями пота. Стерев их в очередной раз, полицейский шумно отхлебнул пиво из жестяной банки.

— Терпеть не могу жару, — сказал он, облизывая пену с рыжих усов.

Действительно, было душно. Пахло пылью и раскаленным асфальтом. По сторонам дороги за ржавыми обрывками «колючки» никла к земле свалявшаяся серая пшеница. Судя по всему, ее не убирали года два. За шлагбаумом в белесой, дрожащей от зноя, мгле виднелись потемневшие крыши городка и красного кирпича водонапорная башня. Башня была наполовину разрушена и торчала гнилым зубом.

— Что там? — кивнул в сторону крыш Новак. Он, тоже с банкой пива в руке, боком устроился на сиденье электроля. Обе дверцы были открыты для циркуляции воздуха. Впрочем, это мало помогало.

— Цивилизаторы… — полицейский допил пиво и бросил банку. Она глухо ударилась о другие, что во множестве валялись среди жухлой травы, — Мразь…

— А почему стойбище?

Сержант пожал плечами и рыгнул.

— Это они сами вывесили, — показал он на транспарант. — И никого к себе не пускают… А может, пускают. При мне никто не проезжал… Фу, жарко!.. И тебе туда соваться не советую. Ищи лучше свою Луну. Мое мнение такое: если она исчезла — кому-то это на руку. Если противнику — дадим сдачи, если нам — то не нашего ума дело. Начальству виднее. Кому надо — без нас разберутся.

Тон у сержанта был значительно-глубокомысленный, и от этого у Новака окончательно испортилось настроение. Он подумал, что пора ехать к астрофизикам, а завтра обязательно позвонить Джоан. Мысль о вселенской катастрофе казалась ему сейчас бредовой. Остро захотелось к морю. Чтобы слышать легкое шипенье волн, чтобы сразу за песчаным пляжиком поднималась отвесная скала, чтобы кроме него и Джоан там никого не было, а был покой и соленая прохлада воды…

Ч-чаашш! Пок!!! Со стороны городка раздалось свистящее шипенье, потом сухо раскатисто треснуло. Над крышами растекалась белая клубящаяся медуза.

Новак встревоженно посмотрел на сержанта.

— Базука! — сообщил полицейский. — Сейчас начнется. — он открыл дверцу «кондора» и достал бинокль.

— Что начнется? — не понял Новак.

Полицейский посмотрел на него и весело ощерился.

Из-за крыш, сверкнув на солнце фонарем кабины, поднимался вертолет. Вот он завис, развернулся и бочком-бочком направился в их сторону. Нарастал свистящий рокот.

— Армейский! — сказал сержант, не отрывая бинокля от глаз.

Новак и сам видел, что армейский: по бокам сплюснутой кабины на консолях крепились реактивные снаряды. Вот только раскраска была странной. Ярко-желтый корпус и черная летучая мышь, распластавшая крылья под днищем. Жутковато-опереточная раскраска.

— Это ничего, что он сюда летит? — спросил Новак.

— Кто?

— Вертолет.

Сержант посмотрел на Новака, потом на приближавшуюся машину, опять на Новака и вдруг, выкатив глаза, стал рвать из кобуры пистолет.

— Под машину! — заорал он. — Живо!!!

Новак на животе въехал под полицейский «кондор». Вертолет завис над шлагбаумом. Поднятая винтом пыль скрипела на зубах. «А как же сержант?»— думал Новак и пытался выглянуть из-под машины, но ничего не было видно, только что-то с дребезгом упало на дорогу, и свистящий рокот стал удаляться.

Когда перепачканный в пыли уголовный хроникер выполз на дорогу, полицейский хохотал.

— Здор-р-рово я тебя!.. — тряс он большой сеткой с пивными банками. — Р-р-разыграл, а?.. Они мне так пиво поставляют, — пояснил он, понемногу успокаиваясь. — В городе пивоваренный заводишко был, склады остались…

Новак, не глядя на сержанта, ожесточенно чистился от пыли. Обнаружив на лбу свежую ссадину — видимо ударился, когда лежал под машиной — он зашипел от злости.

— Но-но! — предостерегающе сказал сержант.

Не глядя на него, Новак подошел к шлагбауму.

— А если я проеду? — мстительно спросил он.

— Не советую, — зевнул сержант и, волоча по дороге громыхающую сетку, пошел к машине.

Новак погладил горячее железо. Краска на балке потрескалась и слезала лохмотьями. Он легонько толкнул противовес. Скрипнув, балка задралась вверх. Что ж, путь открыт. Новак залез в электроль.

Сразу поскучневший полицейский ревниво следил за ним.

— Поедешь? — спросил он.

Новак потрогал ссадину. Лоб жгло.

— Дело твое… Обиделся?.. Не советую туда ехать… — сержанту явно не хотелось оставаться одному: некому жаловаться на жару и некого загонять в пыль под машину.

Новак медленно проехал под шлагбаумом. Полицейский поглядел ему вслед, опустил балку и пошел к обочине. Пить пиво. 

 

5. 

Поперек дороги мелом была прочерчена жирная полоса. Что она означала — нетрудно догадаться, потому как возле обочины сидел худой бородатый парень в защитного цвета рубашке без пуговиц, надетой на голое тело, и вытертых до белизны шортах. Рядом валялась автоматическая винтовка. Парень задумчиво смотрел на Новака и жевал травинку.

Когда машина остановилась, он подхватил винтовку, подошел к электролю и, открыв дверцу, сложился на сиденье, устраивая меж ног оружие. Дуло при этом несколько раз звякнуло по ветровому стеклу и чиркнуло по обшивке потолка, оставляя темные полосы. Наконец парень затих и уставился на дорогу.

— А дальше что? — спросил Новак. Ему становилось интересно.

Парень посмотрел на него невидящими глазами, хрипло сказал «поехали», прокашлялся, сплюнул через опущенное боковое стекло и вытащил сигарету. Новак тоже закурил, и они поехали.

Несколько раз он пытался заговорить со своим спутником, но тот только бессмысленно смотрел на дорогу и плевался в окно. Так молча и ехали. Миновали обгорелый остов тяжелого грузовика, уткнувшийся в закопченную выцветшую стойку рекламного щита, спустились с невысокого пригорка и по узкому мостику въехали в город. Вернее, в то, что осталось от него.

Новак ехал по бывшей улице и пытался представить, что же здесь было до цивилизаторов? Спокойная провинция. В небольших, без претензий коттеджах жили, наверное, милые люди, любили, рожали детей, подстригали газоны, да сидели после работы в баре, обсуждая местные сплетни. Все было тихо, мирно, разве что в день праздника случалась небольшая драка с легкой перестрелкой.

«Нет, с перестрелкой я, пожалуй, загнул, — подумал Новак, — перестрелка — это из вестерна. Скорее всего, здесь была бейсбольная команда и все болели за нее, а играла она с командой соседнего городишки, такого же тихого и пристойного. В общем, полная идиллия, никакого „Оптимуса“ не надо».

И вот в центр этого благополучия валится с неба эскадрилья «Летучая мышь», ухают базуки, взрываются гранаты: дым, пыль, треск — пришли цивилизаторы, веселые парни, рыцари без страха и, вдобавок, без морали. Кстати, что есть мораль и какая она вот у этого дылды? — Новак покосился на спутника. Впрочем, мораль ему и не нужна вовсе, вместо морали у него винтовка. Тогда у меня? У Джоан? Или она у каждого своя? Но, тем не менее, в городке нет больше ухоженных газонов, есть кучи мусора и дерьма, а под колесами хрустят банки из-под пива. Как по ракушкам едешь.

Да, натворили цивилизаторы. Действительно, стойбище. Новак ехал мимо разрушенных коттеджей с выломанными дверьми и рамами, сгоревших построек, вертолетов, замерших с опущенными лопастями. Цивилизаторы группками и поодиночке брели по своим цивилизаторским делам, не обращая внимания на электроль. От них веяло злой безысходностью, и все вместе это напоминало декорацию к фантастическому фильму.

Улица привела на небольшую грязную площадь. Посреди площади в окружении развалин стоял письменный стол. За столом сидел тощий носатый тип и вдохновенно жарил по клавиатуре пишущей машинки. 

 

6. 

Всю следующую неделю Новак не знал отдыха. Интуиция подсказывала ему, что он нашел, как это говорится, «свой» материал, что сделает его на одном дыхании и будет удовлетворен своей работой. Но это в будущем, а сейчас он впитывал все подробности жизни обитателей разрушенного городка. О том, что не попал к астрофизикам, Новак не жалел. В конце концов, сколько времени уже прошло, а предсказания Кэсейла не сбываются! Цивилизаторы — другое дело. О них он напишет проблемный репортаж. Молодежь и общество. Или что-то в этом роде. Чем-то эти расхристанные парни ему импонировали, своей неустроенностью, что-ли…

Так думал Новак, пока не сел в вертолет…

Их было трое: пилот — совсем мальчишка, тем не менее лихо справлявшийся с управлением, Новак и плотный веселый парень, который всю дорогу рассуждал о литературе. У шлагбаума также стоял оранжевый «кондор», и они сбросили сетку пивных банок к ногам задравшего голову полицейского, потом тянулась серая пшеничная равнина с редкими островками деревьев и, наконец, зазмеилась широкая лента шоссе, по которой шел пассажирский лайнер. Веселый здоровяк позабыл о литературе, и с консоли вертолета сорвалась ракета. Потом, словно в тумане — рев двигателя, коротко-уверенный стук пулемета, черный дым от шоссе и перехваченное дыхание на виражах…

После этого Новак по-новому взглянул на цивилизаторов. Особенно привлекал его Сирота — тот самый парень, которого он видел с машинкой на площади. Сирота был волоком цивилизаторов, хотя это трудно определялось на первый взгляд. Наоборот, Сирота вызывал чувство асимметрии, несообразия. Нескладная, даже не определишь, в чем эта нескладность, фигура, худое клинообразное лицо с крупным тяжелым носом, большие оттопыренные уши и крохотные глубоко посаженные глаза. По слухам Сирота был когда-то программистом, потом попал к цивилизаторам и, спустя некоторое время стал их пастырем. В чем заключалась эта роль, Новак так до конца и не понял. Сирота редко появлялся в стойбище, а если появлялся, то сидел на площади и штопал на раздрязганной пишмашинке то ли речи, то ли программу действий. Иногда Новаку случалось поговорить с ним. Особенно запомнилась одна беседа.

— Когда нет права ни на что другое, — говорил Сирота, — человек напяливает на себя балахон поэкстравагантней и проповедует от Христа или Сатаны: создает стаю. В стае легче выжить. Но мы, цивилизаторы, мы не стая. Мы — общество, суть которого: каждый в отдельности.

Новак не понял. Сирота усмехнулся и снисходительно объяснил, подняв вверх длинный палец:

— Эрго! Что есть современная цивилизация? Это бред, шизуха. Шизуха косит наши ряды! Мы катимся в ад, человечество обречено на гибель. Вопрос о времени, о сроках не имеет большого значения. Я твердо уверен, что мы не способны выжить, не имея перед собой определенной цели.

— Какой? — спросил Новак.

— Единство личности и мироздания! — торжественно изрек Сирота и ласково погладил свой великолепный нос. — Человек-вселенная, совершенно новое передовое существо, лишенное всего человеческого в общепринятых понятиях. У каждого своя вселенная, каждый живет только собой, делает то, что нужно только ему. Тогда цивилизации не нужно бояться никаких напастей. За гибелью одного существа-вселенной останутся тысячи, миллионы, миллиарды других. Но для этого необходимо уничтожить то, что создано тухлой проворовавшейся цивилизацией, уничтожить, не жалея ни сил, ни средств, во имя грядущего!

Сирота мог так говорить часами. Он становился пьяным от своих речей и доводил до такого же исступления своих слушателей, которые по вечерам собирались на площади. Взвинченная толпа громила все, что еще оставалось более или менее целым, крушила, так сказать, цивилизацию. На улицах рвались гранаты, трещали очереди. Потом уставшие цивилизаторы пили пиво и уходили в себя, завалившись в мусор какого-нибудь грязного закутка. Создавали свою вселенную. А Сирота вновь исчезал.

— Детишки, озорники, — так высказался о цивилизаторах президент в одной из телевизионных передач. — Повода для беспокойства нет: молодежь развлекается. А то, что их развлечения непонятны для нас, стариков, — это не удивительно: так всегда было. Баловники, что с них взять?

А эти «баловники» сжигают ракетами междугородний лайнер и гоняют пулеметами людей по дороге…

Кстати, откуда у них столько современного оружия, откуда у них вертолеты и куда смотрит полиция? Ах да, полиция благочинно пьет пиво и жалуется на жару. А пиво получает от тех же цивилизаторов. Воистину, шизуха косит наши ряды.

Так что же из этого следует? А из этого следует, что эти бандиты кому-то нужны. Вертолеты за здорово живешь с неба не падают. А их, ко всему прочему, заправлять надо, вооружать. И ведь не напишешь обо всем этом, думал Новак. Себе дороже. Обо всем этом лучше промолчать. Лучше уж что-нибудь про Луну. Как Кэсейла. Новак усмехнулся: дался ему этот Кэсейла!

«Одно непонятно, — размышлял Новак. — Все побито, порушено, а вон там, за водонапорной башней, чуть-чуть на отшибе стоит чистенькая, скромненькая вилла, и ведь не трогает ее никто. Сирота, когда услышал про нее, только усмехнулся, да и остальные, кого ни спросишь, молчат. Не здесь ли собака зарыта?»

Новак шел по ночной улице. Из темноты доносились обрывки музыки, кто-то яростно ругался, под ногами звякали пустые банки. Одна вылетела из ближайшего окна и шмякнулась у ног Новака. Впрочем, это была не банка, а пустой автоматный рожок. В коттедже заспорили, послышалась сочная оплеуха и масляно-глухой лязг металла. Так передергивают затвор. Новак поспешил прочь.

И тут он заметил, что ночь сегодня непривычная. Вместо густой с горелым запахом темени, вдоль улицы разливалось серебристо-голубоватое сияние. Новак запрокинул голову и рассмеялся. Взошла пропавшая Луна. 

 

7

Среди ночи Новака разбудил грохот выстрелов. «Стойбище, — подумал он, еще не проснувшись. — Опять Сирота довел толпу до экстаза!»

Рядом сильно грохнуло. По глазам резануло вспышкой, стены дрогнули, с потолка посыпался мусор. Нет, пора убираться отсюда! Новак вскочил, помотал головой, избавляясь от звона в ушах и — спал он одетым — выпрыгнул в окно. Поскользнувшись на банках, он выругался и попытался определить, в какой стороне стоит его электроль. Кругом грохотало.

Пробежав несколько шагов, репортер споткнулся о кучу земли и кубарем скатился в теплую воронку. Тотчас над ухом оглушительно забухал пулемет, кто-то зло скрипел зубами, рычал, часто и больно толкая Новака в бок чем-то твердым. Он отодвинулся и увидел яркие вспышки, срывающиеся со стволов «спарки», нити трассирующих пуль, уходящие вдоль улицы, и страшный оскал на лице стрелявшего. Сбоку, за коттеджем дико закричали, ахнуло несколько взрывов, строение зашевелилось, и сквозь него поползло бесформенное, лязгающее. Оно отхаркивалось короткими очередями, по звуку, из тяжелого пулемета. Потом вверху застрекотало, прошипело, коттедж и чудовище, оказавшееся легким танком, запылали как солома, а вверху, на месте невидимого вертолета вдруг запузырилось огненное облако…

Новак не помнил, как он оказался на окраине. Ему кричали, в него стреляли, на него сыпались сверху горящие ошметки. Один раз близким взрывом его садануло о стену и он вообще перестал соображать. Очнулся Новак только в глухом переулке, куда еще не дошла или где уже кончилась эта сумасшедшая карусель.

«Нет, это не Сирота, — подумал Новак, — у Сироты нет танков. Тогда кто? А-а, не все ли равно!.. Где же машина?»

В переулке было светло, и свет был неровный, бегающий: в нескольких кварталах от него полыхала чистенькая вилла. Там что-то рвалось, в ночное небо вместе с клубами багрово-черного дыма уносились ослепительно-белые смерчи. Ну вот, и до нее очередь дошла, усмехнулся Новак, а то все не хватало завершенности…

И тут он наткнулся на свой электроль. Совершенно целый, он стоял меж развалин, и только куски земли на капоте говорили о близком взрыве.

Едва он тронулся, как наперерез электролю бросилась тень. Новак ударил по тормозам, человек стукнулся о крыло и отлетел к обочине. Новак ругнулся и открыл дверцу.

В пляске света и тени он увидел девушку, лежащую лицом вниз в придорожной канаве В пыли разметались светлые волосы, рука сжимала папку с металлическими застежками. Рядом валялся плоский чемоданчик. «И куда тебя занесло!» — Новак, подтащил девушку к машине. Потом сбегал за папкой и чемоданчиком, бросил их на заднее сиденье. Наконец, поехали.

Но едва он включил фары, как сбоку полыхнуло, и низко над электролем прошел вертолет. Новак выключил свет и повел машину по памяти, благо успел хорошо изучить расположение улиц.

Бормоча проклятия, он вглядывался в темень, девушка стукалась головой о его плечо, несколько раз они сползали в кювет и Новак жал на реостат, моля бога, чтобы не сели аккумуляторы.

В конце концов он решился включить фары, и тут же в нескольких метрах от машины увидел шлагбаум. Балка была поднята, на дороге никого не было, лишь отсвечивали на асфальте свежие вмятины от гусениц.

Новак облегченно вздохнул и оглянулся. Над городком стояло зарево. Он отъехал еще несколько миль, остановил электроль и включил в салоне свет. 

 

8. 

В раскрытое окно брызгало разноцветье неона, но сейчас переливы рекламы не раздражали, а наоборот, успокаивали, казались даже долгожданными после кошмара последних дней. И девица на акуле была милой и симпатичной.

Новак блаженствовал. Отмытый, выспавшийся, он сидел в пижаме возле низкого столика и пил черный дымящийся кофе.

Билл Хэйден отнесся к его одиссее равнодушно-снисходительно, но материал о цивилизаторах взял, сказав, что даст его в одном из ближайших номеров. Потом Новак позвонил Джоан, но к экрану подошла незнакомая девица с пепельными волосами, собранными в пучок, и сообщила, что живет здесь со вчерашнего дня, что даже вещи еще не успела разложить, а ее предшественница около недели назад улетела то ли в Австрию, то ли в Австралию. Нет, она ничем Новаку помочь не может. Тогда он позвонил Маджеске и узнал, что да, действительно, Джоан взяла расчет и уехала в Австралию. Как с ней связаться, Маджеска тоже не знала. Что ж, подумал Новак, к этому все и шло…

Ко всему прочему, ему не давали покоя ночное нападение на цивилизаторов и девушка, которую он едва не сбил электролем. Здесь была тайна, и профессионализм Новака не мог с этим смириться.

… Когда он включил в машине свет, девушка уже пришла в себя. На ней был закопченный комбинезон из селона, прогоревший в нескольких местах, на подбородке кровоточила царапина. Тени делали черты лица неуловимыми, но взгляд, которым она окинула Новака, был злым, настороженным.

— Кто вы? — неприязненно спросила девушка. — Полицейский?

На Новака нашло странное, почти истеричное веселье. Он понимал, что это реакция на пережитое, но ничего не мог с собой поделать.

— Хуже! — глупо хихикнул он. — Я уголовный хроникер!

— Шакал! — презрительно сказала девушка. — Стервятник! Представляю, как все это будет выглядеть в газете, или где вы там еще работаете…

— В газете, — автоматически подтвердил Новак. — Только не пойму, к чему такие эпитеты? Это благодарность за спасение?

Встречная машина на мгновение высветила салон, и Новак, словно на фотографии, увидел тонкий правильный профиль девушки. Кажется, она смутилась.

— Извините. До сих пор не могу прийти в себя… У вас есть аптечка?

— Есть, — желчно сказал Новак.

— Вы разве не с ними были? — поинтересовалась она, примеривая пластырь на ссадину.

— Я сам по себе, — ответил Новак. — А с кем я должен быть?

Девушка недоверчиво посмотрела на него и промолчала. Они уже въехали в город и были где-то на окраине северного квартала.

— Папка! — вдруг воскликнула она. — Вы взяли папку?

Новак кивнул и, протянув руку, нащупал на заднем сиденье пластиковую папку. Девушка схватила ее, щелкнула металлическими застежками и заглянула внутрь. Облегченно вздохнула.

Некоторое время ехали молча, потом, возле супермаркета Мосса, она попросила остановиться…

И вот сейчас, сидя в кресле, Новак пытался еще раз проанализировать случившееся. Ровная цепочка не укладывалась: слишком много темных мест. Конечно, если бы удалось посмотреть, что в той папке или чемоданчике… Стоп! Они оба в спешке забыли про него, и чемоданчик остался в машине. Новак поспешно оделся.

Через полчаса на столе лежал обыкновенный, каких много на каждом шагу, атташе-кейс с никелированной полоской вдоль разъема. Конечно, плохо лазить по чужим вещам, думал Новак, но вы сами виноваты, не оставив мне адреса, по которому я мог бы его вернуть… Так что извините… Он щелкнул замками и откинул крышку.

Чемодан был пустой. Точнее, не совсем пустой: к одной из стенок был прикреплен небольшой серебристый футляр, но о его назначении приходилось только догадываться. Новак отошел от стола и вытащил сигарету.

Он упустил момент, когда внутри чемоданчика стала разгораться крохотная искорка. За какие-то доли секунды она превратилась в мерцающую серебристую пыль, заполнившую все пространство под крышкой. Новак не успел ни испугаться, ни удивиться, он просто смотрел и все. Серебристая пыль тем временем, заворачиваясь спиралью, через раскрытое окно исчезла в небе. Точно так же, как из горящей виллы. Новак вспомнил ослепительно-белые смерчи в клубах багрового дыма…

За окном раздались истеричные вопли полицейской сирены, комнату озарили фиолетовые всплески, стукнулся о подоконник металлический трап, и по нему побежали темные фигуры городской патрульной службы. 

 

9. 

«Где вы расстались с девушкой?»

— Возле супермаркета Мосса.

«Что вы знаете о содержимом папки?»

— Ничего.

С тех пор, как Новака ввели в эту комнату, посадили на табурет и облепили датчиками, он потерял счет времени. По экрану дисплея, висевшего прямо над головой, бежала бесконечная вереница вопросов, и Новак проклинал чрезмерно любопытного эксперт-оператора. От постоянного напряжения болели мышцы шеи и спины.

«Где сейчас папка?»

— Не знаю.

Экран погас. Новак стал ожесточенно тереть шею. Руки дрожали, во рту горело, мучительно хотелось пить.

Звякнул зуммер. Новак обреченно задрал голову.

«Ваше отношение к случившемуся?»

— Начальству виднее, — вспомнил Новак усатого сержанта.

На экране вспыхнули ноли, и он вновь погас. Зато, щелкнув, отошла часть стены, и в проеме показалась фигура охранника.

Они прошли узким длинным коридором мимо дежурки, полной сигаретного дыма и, переступив порог какого-то кабинета, Новак нос к носу столкнулся с комиссаром полиции. Комиссар широко улыбался.

— Старый знакомый! — он жестом отослал охранника. — Да ты садись! Выпить?

Новак кивнул и тяжело опустился на стул.

— Нравится мне, как ты о нас пишешь, — продолжал комиссар, наливая что-то в стакан. — «Центурионы порядка»!.. Звучит! — он подал стакан Новаку. Тот залпом выпил. — Но в последней статье ты ошибся! Догадываешься, в чем? Написал, будто мы бездействуем. Неправда! Сегодня ты сам убедился, что мы можем даже интервью брать! — полицейский хитро подмигнул Новаку и широко, с придыханием рассмеялся.

«О чем это он? — рассеяно подумал Новак. — Ах, да, полиция бездействует и пьет пиво. Значит, репортаж вышел…»

— В неприятную историю ты влип, — уже более серьезно продолжал комиссар. — Но, как мы поняли, случайно…

В его голосе послышались отеческие нотки. Он поучал Новака, что нельзя сажать в машину кого ни попадя, а уж если посадил — прояви бдительность, тем более, что его попутчицей заинтересовалась Служба Внутренней Безопасности, а он, Новак то есть, этой бдительности не проявил, и теперь полиция по его милости должна искать эту девчонку, словно у полиции других забот нет…

Новак слушал в пол-уха. Подумал только, что в папке было что-то действительно ценное, раз полиция проявляет такую озабоченность. Но его сейчас волновало другое. Ему хотелось в бар, где много джина и совсем нет полиции. 

 

10. 

Вечернее небо заволакивали тучи. В мутном мареве свет фонарей казался потусторонним. Новак толкнул дверь бара и прошел к стойке. Бармен, оттопырив нижнюю губу, протирал полотенцем пузатые бокалы.

— Двойной джин, — сказал Новак, поудобнее устроился на высоком табурете и, облокотившись на стойку, повернулся к залу.

В дальнем углу за низкими столиками сидели немногочисленные посетители. Зато возле двери дарило буйное веселье. Там несколько парней в черных кожанках оккупировали игральные автоматы: разбивали флоты галактических империй и наносили превентивные ядерные удары. Парни хохотали, звонко хлопая друг друга по кожаным спинам. Возле стойки, кроме Новака, была только длинноволосая блондинка в черном с искрой платье. Блондинка смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, тянула коктейль и чересчур элегантно курила длинную сигарету.

— Двойной джин! — бармен в лучших традициях, даже плеснуло через край, хлопнул перед Новаком бокал. Новак кивнул и закурил. Ну, сказал он себе, начнем забывать. Хватит этих передряг. И все же смешно подумать, что виной всему случившемуся стал автобус, набитый шлюхами… И сержант с пивом и дурацкими шутками. Так выпьем за сержанта! Он отхлебнул глоток джина. И за девиц!.. Но, что ни говори, много в этой истории непонятного. Документы, попутчица, вилла — это ладно, мало ли на свете документов, вилл и симпатичных девушек, которых разыскивает полиция! Но смерчи… Впрочем, забыть, забыть, забыть… Это не наше дело, начальству виднее… Все-таки дьявольски умный тот сержант!

Новаку стало скучно. Он несколько раз поглядывал на блондинку: заговорить или не стоит, но пока прикидывал, к ней подошел кожаный парень. Ни с того, ни с сего Новак обиделся. Сопляк, подумал он, все они сопляки и нытики, только притворяются. А как он, лежать в теплой воронке под пулями могут? А мчаться по ухабам, боясь зажигать фары, чтобы не накрыли с вертолета? Куда им, в штаны наложат! По этому случаю надо повторить! За то, что я смог. Жаль, Джоан нет, она бы оценила…

Сзади сказали «привет», и Новак обернулся. К нему подходил парень в свободной разноцветной рубашке, выпущенной поверх брюк. Новак обрадовался.

— Привет! — сказал он. — Садись, Сирота! Пить будешь?

 

11. 

— Доволен? — буркнул Сирота. Он повозился, устраиваясь удобнее на высоком табурете и, сгорбившись так, что стали видны худые лопатки, уткнулся в стакан.

— Ты о чем? — весело спросил Новак.

Сирота, не отрываясь, тянул джин. Наконец, он шумно передохнул и сказал:

— О статье.

— Доволен, — пожал плечами Новак. — Делаю деньги.

— На чужих костях…

— Тоже способ.

Сирота долго чесал нос.

— Меня ищет полиция, — неожиданно сообщил он. — Могут хлопнуть.

— Долго ищут…

Сирота оставил в покое нос и отрывисто посмотрел на Новака. Усмехнулся. Нехорошая такая улыбочка вышла.

— Тебя тоже шлепнут, — тихо, с уверенностью сказал он. Не пугал, просто констатировал факт.

Новаку стало неприятно, но он рассмеялся.

— Все вы свиньи, — так же тихо продолжал Сирота.

— Только не надо меня агитировать в цивилизаторы, — Новак отхлебнул джина и поболтал бокалом. — «Как стоишь? Как уши держишь?» Это не для меня.

— Не агитирую, — безразлично сказал Сирота. — Просто говорю, что все свиньи. Одни больше, другие меньше, но все… — он кивнул на зал. — Кругом стойбище… — и надолго завис над бокалом.

Юнцы продолжали веселиться. Блондинка вернулась растрепанная и злая. Прикурив от протянутой барменом зажигалки, она громко бросила: «Кретины!» — и вызывающе посмотрела на Новака.

— Барбару ты увез? — спросил Сирота, спустя некоторое время.

«Так ее Барбарой зовут», — подумал Новак и кивнул.

Он даже не удивился, что Сирота знаком с той девушкой. За это время он привык к любым неожиданностям. Просто у него появилось странное предчувствие, что эта встреча не принесет ничего хорошего. Он привык видеть Сироту взъерошенно-истеричным вождем цивилизаторов, а сейчас перед ним сидел пришибленный нескладный парень. Это было непонятно и страшно.

— Куда?

Новак даже не сразу понял, что Сирота вновь спрашивает его о девушке.

— Меня уже об этом спрашивали… В полиции.

— Идиот! — Сирота тоскливо оглядел зал. — Шизуха косит наши ряды! — с надрывом сказал он. — Не нравится мне здесь. У тебя дома есть выпить?

— Есть, — кивнул Новак.

— Тогда поехали к тебе… Страшно! 

 

12. 

Новак распахнул окно. Сразу же потянуло свежестью и по подоконнику забарабанили крупные капли: шел сильный дождь. Огни реклам дробились, расплывались под секущими струями. Новак вернулся к столу и плеснул из бутылки в бокалы.

— Шизуха косит наши ряды! — провозгласил Сирота. Уже изрядно пьяный, он развалился в кресле и, прищурившись, смотрел на Новака сквозь дым сигареты.

— Почему тебя должны убить? — спросил Новак.

— Расскажу, — пообещал Сирота. — Тебя тоже… — он закатил глаза.

— И грядут цивилизаторы убивать репортера! Так?

— Цивилизаторы? — Сирота долго непонимающе смотрел на него, потом зло сузил глаза. — Цивилизаторов давили танками полевой полиции! Потом их предал ты! Иуда…

— Осторожнее, приятель! — разозлился Новак. — А то вылетишь в окно, и полиция рук не приложит!

Сирота захохотал, внезапно смолк и схватил себя за нос.

— Бросайте трупы в окно! — гнусаво сказал он и стал яростно чесаться. — Я мертвец, — он прикурил сигарету и тут же затушил ее в чашке с остатками кофе. — Такой же, как ты, — ощерился. — Не веришь? Зря. Я просто расскажу, как мы попали в тот городок, кто такая Барбара и зачем программист Кристофер Андерсон по прозвищу Сирота, — он пьяно поклонился, — ходил на виллу. Помнишь виллу? Я ведь знаю… Я все знаю… это меня и беспокоит… — он пососал из бокала. — Сволочи, они же танками!.. А Сирота жив! Тот стервец сгорел, Барбара… дура, зачем она папку взяла?.. А тут Иуда!.. И в полицию! Ха-ха!

— Говори толком! — взорвался Новак. Несмотря на выпитое, он понимал, что все это неспроста.

— Слава цивилизаторам! — заорал Сирота и тихо добавил: — Шизуха косит наши ряды… — он долго смотрел в окно маленькими покрасневшими глазами, потом повернулся к Новаку. — Если бы я мог, кричал бы об этом на каждом углу. Они тогда бы всю страну выхолостили, что им какой-то Сирота…

— Кто — они? — спросил Новак.

— Кто? — беспомощно, но со злой усмешкой переспросил Сирота. — Все вы… цивилизованное стойбище! Но тебе расскажу: должен же Иуда получить свою плату! 

 

13. 

Сирота рассказывал долго. А перед тем, как ложиться спать, просил закрыть окно. Новак обругал его и, не раздеваясь, завалился на тахту. Сирота же все мотался по комнатам, гасил и включал свет, двигал столом, ронял бутылки, хлопал фрамугой окна и что-то бубнил. Потом надолго закрылся в ванной. То ли во сне, то ли сквозь сон, Новаку показалось, что в комнате вдруг появилось много народа и все устроили веселую возню при фиолетовых вспышках, а когда он указал им на дверь — дружно высыпали в окно. После этого уже никто не ронял бутылок…

Проснулся Новак совершенно разбитым. Он помнил, что вчера узнал что-то нехорошее, теперь надо вспомнить, что. Все было связано с цивилизаторами и Сиротой… Кстати, где этот тип?

Сирота исчез. Новак проверил по электронному замку: дверь не открывали. Не в окно же он, в конце концов, выпрыгнул! Хотя все может быть, вот только как умудрился закрыть его после?..

Солнце отражалось от стекол соседних зданий, золотился отмытый дождем шпиль мэрии. В вышине серебристой черточкой плыл дирижабль.

Потирая лицо ладонью, Новак подошел к столу, налил из початой бутылки джина и, сморщившись, оглядел комнату. Свинарник, подумал он, как у цивилизаторов. Когда же мы грязи-то натаскать успели, под дождь, что ли, выходили, или к нам кто заходил? Точно, я им еще на дверь указывал, а они надоедливо мигали в глаза, и Сирота верещал дурным голосом…

Да ведь это же полиция, дошло до Новака. Сирота говорил, что его ищут, вот и нашли! А что он еще говорил? Неприятное такое… Про Иуду, меня то есть, про ту блондинку с виллы, магистра, консервирование… Чепуха какая-то. Сидел в том вон кресле бледный, злой, напуганный, яростно тер свой нос и вещал… 

 

14. 

Дождь монотонно стучал по подоконнику. По комнате прыгали неоновые блики.

— С чего начнем? — спросил Сирота.

— Тебе виднее, — сказал Новак. — Впрочем, давай классически, с детства.

— Детство — оплошная шиза! — Сирота полез за бутылкой, опрокинул бокал, поймал его. — Ты думаешь, я действительно сирота? — он нацедил джина и откинулся в кресле. — Сирота — это потом. До этого были голубая лагуна и белая двухмачтовая яхта. А на берегу — вилла и «ройс» с добродушным верзилой шофером. На нем ездил худенький мальчик Кристофер… Сирота. Как видишь, все банально, словно читаешь розовый роман, — он криво усмехнулся. — Только хэппи-энда не будет. Тот мальчик попал к цивилизаторам и его скоро убьют… А для яхты хватило одной ракеты: скорлупка. Вот на виллу пришлось заходить несколько раз, на века строилась… Короче, в университете я узнал, что они, мои родители, изрядно надоели друг другу. Меня это не особенно взволновало. Но матери была нужна безбедная старость, а отцу — наследник. И когда я узнал, что она продала меня ему за кругленькую сумму, я ушел от обоих. Отец подал в суд, — Сирота помолчал, кривя губы. — Суд состоялся: он в это время был на яхте, я на вертолете… Зачем все это тебе рассказываю? — исподлобья посмотрел он на Новака. — Просто хочу, чтобы ты напоследок понял, в каком дерьме живешь, и против чего мы боремся… или боролись. Не мы, так другие, какая разница, шизуха косит наши ряды!.. Только кулаком вам в морду не сунешь, нужно что-нибудь посущественнее. Золотой — это вожак наш — обещал подумать. Ну, он слов на ветер не бросал, кремень был, лет пятнадцать ходил в «беретах», шлепал вас пачками… — Сирота помолчал. — Дня через два какие-то типы пригнали нам вертолеты, но, как сказал Золотой, их нужно было отработать, то есть охранять ту виллу, возле которой ты Барбару подобрал. А нам все равно… к тому же перечить Золотому — себе дороже. Но не повезло ему: когда городок тот брали, стукнул его из ружья свихнувшийся фермер…

Новак отошел к окну и закурил.

— Я тебе говорил, что учился на программиста? — помолчав, продолжал Сирота. — Дай-ка мне сигарету. Заодно плесни в стаканы… Теперь слушай внимательно, это и есть твой смертный приговор! Мы исследовали свойства пространства, пытались консервировать материю. И добились своего! — Сирота торжествующе смотрел на Новака.

Тот спокойно курил и ждал продолжения. Разочарованный Сирота иронически заметил:

— Совсем забыл: тупые пошли сегодня репортеры. Особенно уголовные… Впрочем, как-нибудь… Та вилла была лабораторией. Попал я в нее благодаря Барбаре, у них там что-то с программистом случилось, а тут я подвернулся. Да и знали они, что по окончании работ нас уничтожат. Так что, секретность полная. А с Барбарой познакомился, когда провожал ее до шлагбаума — она часто выезжала по заданию магистра, который всем этим заправлял. Высокий такой, седой и брезгливый… — Сирота задумался, что-то вспомнив. — Ну ладно… Работаю я, составляю какие-то дикие программы, а самому интересно, разобраться хочется. Разобрался на свою голову. Теперь тебе расскажу. Слушай внимательно: это и есть плата Иуде.

— Тебе не надоело меня пугать? — зло спросил Новак.

Сирота ухмыльнулся.

— Нет, — сказал он. — Даже интересно. Ты как человек с завязанными глазами. Ему говорят, что впереди пропасть, а он не верит и смеется… Ладно, напряги воображение и представь любую фигуру, тот же шар. Тень от него или, по другому, отображение на плоскости, будет круг, так? Представил или нарисовать?

— Не надо, — сказал Новак, — представил.

— А теперь представь, что подставили еще одну плоскость, перпендикулярно к этой… Что будет теперь отображением? Отрезок. Теперь еще одну плоскость, опять перпендикулярно… Уже точка. Точка входа в икс-пространство или точка консервации! Такова облегченная теория, специально для уголовных хроникеров, — Сирота взял чашку, заглянул в нее и поставил обратно на стол.

— То есть…

— То есть, вместо шара может быть что угодно: куб, машина, вот эта бутылка, ты… или Луна. Нажал кнопку — и все в икс-пространстве. Удобно, глаза не мозолит и в любое время вернуть можно… Только я подумал, что для нас эта машинка нужнее и поднял ребят. Все бы вы у нас в чемоданчиках сидели! — Сирота смотрел сквозь Новака. — Уголовный хроникер номер такой-то, смотреть на таком-то стеллаже… А тут полиция на танках. Я быстро сообразил: папку с документацией Барбаре сунул, а сам в вертолет и с земли по этой вилле полной кассетой, все ракеты всадил… 

 

15. 

Воспоминания Новака прервал звонок видеофона. На экране появился мужчина средних лет в сером халате. Позади него виднелись стеклянные шкафы.

— Господин Новак? — спросил он.

Новак кивнул.

— Извините за беспокойство. Доктор Эдмонд Брайн. У меня к вам несколько вопросов относительно известного вам Кристофера Андерсона. Должен сообщить, что в данный момент он находится у нас, в психиатрической клинике. У него ярко выраженная паранойя. Вы понимаете?

Новак кивнул, хотя ничего не понимал.

— Как долго вы его знаете?

— Что-то около недели, — ответил Новак. — Но зачем вам это?

— Конечно, это мало, — продолжал Эдмонд Брайн, не обратив внимания на вопрос Новака, — но, может, вы успели заметить какие-либо странности в его поступках, разговорах? Мы просим ничего не скрывать, ваша откровенность поможет в лечении.

— Он всегда был странным, — пожал плечами Новак. — Во всяком случае, мне так кажется.

— А ваш последний разговор? — настаивал Доктор. Голос у него был теплым, доброжелательным, взгляд сочувствующим и, вообще, он производил приятное впечатление. Спокойствие и уверенность давали понять: человек знает, что говорит. — Кстати, мы извиняемся за вынужденное ночное вторжение, но мы не могли поступить иначе. У господина Андерсона был критический момент, он стал социально опасен.

Новак, наконец, понял, что прошлой ночью он разговаривал с обыкновенным сумасшедшим! У него словно гора с плеч свалилась. Надо же! Конечно, события последних дней заставят поверить во что угодно, но все же… В порыве благодарности Новак рассказал доктору Брайну и о страхах Сироты, и о его предупреждениях, и обо всем, что произошло накануне.

Доктор покивал.

— Да-да, это известно. Симптомы болезни налицо: сложность содержания бреда… — он выжидательно посмотрел на Новака. Тот кивнул в свою очередь, с удовольствием соглашаясь с доктором. — Внешнее правдоподобие, — опять кивок. — Считал, вероятно, себя представителем особой миссии, — Новак вспомнил, что слышал у цивилизаторов, и подтвердил, — готовил социальные преобразования, сделал переворот в науке, — перечислял доктор, грустно улыбаясь. — А кто не разделял его убеждений — тот враг… Надеюсь, вы не принимали близко к сердцу его идеи?

В последнем вопросе Новак невольно почувствовал подвох.

— Я пока не псих! — воскликнул он.

— Прекрасно! — широко улыбнулся доктор. — Очень жаль парня. Он еще в юности получил тяжелую психическую травму. Его родители… впрочем, вы знаете.

— Он рассказывал.

— Потом эти цивилизаторы. Вот еще гнойник на теле общества. Добавлю, что рад воспользоваться случаем и поблагодарить вас за статью. Читал. Хорошая статья, злая… А господина Андерсона мы постараемся вылечить и благодарим вас за оказанную помощь. Не надо возражений, вы нам очень помогли. Всего доброго! — доктор отключился.

Новак плюхнулся в кресло и долго рассматривал натюрморт из пустых бутылок и грязных чашек. Потом засмеялся. Через силу, но ничего не мог с собой поделать. Он смеялся и думал, как должно быть дико выглядит эта сцена: перед неубранным столом сидит уголовный хроникер Новак, заметьте, почти трезвый, и истерически хохочет.

В это время вновь зазвонил видеофон. Усилием воли Новак успокоился и щелкнул клавишей.

— Господин Новак? — звонил незнакомый парень в светлом костюме. Звонил из автомата, за его спиной Новак видел улицу, машины, прохожих. «Определенно, я стал объектом пристального внимания», — раздраженно подумал он.

— Кто вы?

— Говард Симак, — ответил парень.

— Мне это ничего не говорит!

— Только один вопрос! — торопливо сказал Симак. — Та вещь, что осталась тогда в машине, у вас?

Вопрос застал Новака врасплох. Признаться, он совсем забыл о чемоданчике. И тут же увидел его. Пластиковый кейс валялся под столиком, где стоял компьютер.

— Это очень важно! — продолжал парень, видимо по-своему истолковав молчание Новака. — Верните его нам. Разумеется, мы готовы заплатить…

Новак усмехнулся.

— Что это такое? — спросил он о чемоданчике.

— Простите?.. — не понял парень. — Ах, это… Боюсь, мне будет трудно объяснить. Нам лучше встретиться. Координаты уже в вашем почтовом ящике.

— А если я не хочу с вами встречаться?

— Понимаю, — сказал парень. — Я бы на вашем месте тоже был осторожным, после всего, что произошло.

— Что произошло? — насторожился Новак.

— Вы понимаете, о чем я говорю, — уклонился от ответа Снмак. — Просто должен вас предупредить…

Новак отключил видеофон. Хватит с него Сироты. 

 

16. 

Новак передумал. Не в его привычке было прятаться, да и не верилось, что с ним может что-то случиться. Обходилось же до сих пор. Но пистолет все-таки прихватил на случай, если Говард Симак окажется из банды цивилизаторов, хотя внешне не похож. Впрочем, Сирота в баре тоже казался умеренно-хулиганистым… Все они параноики, думал Новак, автоматически перестраивая электроль в крайний правый ряд и притормаживая у светофора, всех их пора в клинику. Основатели порядка!

Темнело. Вдоль улицы вспыхнул пунктир фонарей. Из станции подземки слева выплескивалась густая толпа и быстро рассасывалась по тротуарам. Новак представил, если над всем этим вдруг нависнет тень летучей мыши, и ему стало холодно. Вон ту женщину с коляской, наверное, сразу задавят. А тот респектабельный джентльмен с дорогим портфелем, что он будет делать?.. Все же страшная это вещь — паника. Так, видимо, и в том городке было: трещат выстрелы, сыпятся стекла, дым, воронки и по улице бежит, оглядываясь вверх, тот фермер, а его, не торопясь, утюжат вертолетами, мстят за вожака. Новак представил коляску с простроченным пулеметной очередью ребенком, влюбленных на заскорузлой от крови постели и опять того же фермера, но теперь уже уткнувшегося в пыльную пшеницу…

А ведь я его застрелю, этого типа, спокойно подумал Новак, просто застрелю, если он заикнется о новом мире, который нужно строить таким образом. Согласен, наш мир несовершенен, есть в нем много, от чего нужно избавиться, но не таким образом. Сеять всеобщее благоденствие спаренными пулеметами — это действительно занятие сумасшедших!

Сзади требовательно загудели: Новак прозевал зеленый свет и поспешно нажал на реостат.

На Двенадцатой стрит, возле поворота в тупик, он увидел бежевую «анаконду» с зажженными габаритными огнями в тени фасада приземистого здания. Все это упоминалось в письме. Не упоминался только полицейский, похожий на робота в своем шлеме с инфра-очками, который прохаживался возле машины, да санитарный электроль с полосой бегущих огней по периметру кузова, что выруливал на перекресток.

Новак понял, что его опередили. Выходит, прав был Сирота, и тех, кто имел отношение к этой истории, постепенно убирают. А сейчас, кажется, и он влип. Хотя, если вдуматься, чего он должен бояться? Мало ли что там болтал сумасшедший цивилизатор! Если остановят, решил Новак, предъявлю свою карточку. Какие могут быть претензии? — уголовный хроникер охотится за материалом. У вас тут убийство или несчастный случай? Главное, быть по наглее, а там посмотрим…

И все же, когда окуляры полицейского медленно повернулись в его сторону, Новак почувствовал себя неуютно.

Но ничего не произошло. Мимо, мяукнув сиреной, прокатилась санитарная машина. Полицейский потерял интерес к Новаку, пнул переднее колесо электроля и забрался в салон. Было видно, как он снимает шлем…

Над ночным городом висело тускло-желтое зарево. Светлый коридор магистрали терялся в хаосе разноцветных огней. И все-таки он доберется до конца этой ниточки, думал Новак, затягиваясь сигаретой. Теперь уже поздно отступать. Правду говорил Сирота или он действительно сумасшедший, но что-то в его рассказе заслуживает внимания. Чемоданчик тому подтверждением. Не зря же за ним охотятся. А может, выбросить его ко всем чертям? Новак усмехнулся. Тогда уж точно навсегда останешься уголовным хроникером. Комиссар будет отечески похлопывать тебя по плечу: хорошо пишешь, продолжай в том же духе прославлять центурионов порядка, а ты, уже привыкший к похлопыванию, посасывая джин, изредка (чем дальше — тем реже) вспомнишь: да, был когда-то шанс стать самим собой, но ты предпочел спрятаться в толпе — ведь это удобнее и безопаснее, строчить скоропортящиеся статейки и по утрам выдавливать на зубную щетку патентованный «Оптимус»!.. 

 

17. 

— Я еще имею право здесь хозяйничать? — с вызовом спросила Джоан, но слегка подрагивающая в пальцах сигарета выдавала ее волнение. Джоан тоже заметила это и поспешила загасить ее в пепельнице, которую держала в другой руке. — Ты закроешь, наконец, дверь?

Новак притворил дверь и вдруг почувствовал легкий покой, какого не ощущал все последние дни. И еще твердую уверенность, что он нужен этой девушке, что независимость Джоан показная, а злится она потому, что он этого никак не поймет. Действительно, тупые пошли уголовные хроникеры.

— Так и будем молчать? — Джоан смотрела поверх его плеча.

Она хотела еще что-то добавить, но Новак обнял ее и прошептал, зарывшись губами в густые волосы: «Ты не пропадай больше, договорились?»

Казалось, все осталось далеко позади. Цивилизаторы, Сирота среди разбросанных бутылок, комиссар полиции в своем кабинете с голыми стенами и санитарный электроль, увозящий Говарда Симака, — все стало таким туманным и расплывчатым, что не находилось слов, чтобы обрисовать это. Изредка за окном слышался приглушенный треск патрульного вертолета.

Видимо, почувствовав взгляд Новака, девушка открыла глаза.

— Ты почему не спишь? — она обняла его и притянула к себе.

— Не хочу.

— Ты же устал… — она провела рукой по его щеке. — Уже колючий… Тебе не страшно было там, у цивилизаторов?

Новак пожал плечами.

— А я боюсь…

— Чего?

— Глупенький, — улыбнулась Джоан. — За тебя… — и потерлась щекой о его плечо.

В это время в дверь позвонили. Коротко, неуверенно. Новак настороженно приподнялся. Джоан вопросительно смотрела на него. Новак пожал плечами и подумал, что на полицию это не похоже. Те бы не стали церемониться.

— Я открою! — Джоан выбралась из постели и накинула халатик.

— Я сам, — сказал Новак, разыскивая одежду.

Но Джоан уже скрылась за дверью. Через минуту она вернулась и, холодно бросив: «Это к тебе!», зло выдернула из пачки сигарету.

— Кто там? — спросил Новак.

— Оч-чаровательная блондинка! — ядовито сказала Джоан. — Впрочем, тебе лучше знать!

— Не знаю я никаких блондинок, — пробормотал Новак.

Джоан понимающе усмехнулась.

Новак вышел в гостиную и увидел… Барбару.

— Извините, пожалуйста, — смущенно начала она. — Я не предполагала, что вы…

— Вот что, — зло прошипел Новак, — забирайте свою игрушку и оставьте меня в покое! — он взял со столика кейс и подал Барбаре.

— Вы его открывали?

— Да, открыл.

— Представляю, что из этого вышло! — Барбара щелкнула застежками. — Хочу вас предупредить, — продолжала она, — уезжайте отсюда!

— Выходит, Сирота был прав? — удивленно спросила от двери Джоан. Она вышла вслед за Новаком.

— Прав, — ответила Барбара.

Вот и вся цепочка выстроилась, подумал Новак и спросил, кивнув на чемоданчик:

— Это и есть тот аппарат?

— Да.

— Если не секрет, зачем он вам?

Барбара внимательно посмотрела на Новака.

— Во всяком случае мы постараемся, чтобы он не причинил никому вреда.

— Хочется верить, — пробормотал Новак. — Вообще-то, могли позвонить вначале…

— Говард звонил, — жестко сказала Барбара.

— Честное слово, я тут ни при чем. Когда я приехал, все было кончено.

— Поэтому я и прошу, чтобы вы уехали, — сказала Барбара. — И никогда не вспоминайте о цивилизаторах. 

 

18. 

— И все-таки будь осторожен, — попросила Джоан.

— Ничего со мной не случится, — улыбнулся Новак. — Посуди сама, что может случиться с человеком, репортажи которого читает сам комиссар полиции?.. Во сколько твой рейс?

— Через час с небольшим. Мы слишком рано выехали.

— Ничего, посидим в баре.

Город остался позади. А может, действительно, махнуть на все рукой и уехать. Например, в Австралию. У Джоан там хорошая работа, а он не пропадет. И не будет больше ни осточертевшей газеты, ни комиссара полиции, а будет небольшое бунгало, узкий пляж с белым песком, море и Джоан. И писать я буду не статейки, а фантастический роман. Только не тот, с инозвездными завоевателями, который сразу встанет в ряду «чудесных историй», а другой. В нем будет и Сирота, и Барбара, и Говард Симак, и уголовный хроникер Новак. А название… Назову его просто: «Стойбище цивилизаторов»…

— Новак, впереди полиция, — предупредила Джоан.

За многоярусной развязкой магистралей показался сверкающий купол воздушного вокзала. На обочине стоял полицейский «кондор», а рядом, привалившись спиной к машине, скучал сам полицейский.

Новак проехал мимо и услышал за спиной частые хлопки.

В лицо ударил колючий, из-за осколков лобового стекла, ветер. Слабо вскрикнула Джоан, и он почувствовал горячую боль в спине. Машину медленно, как казалось Новаку, несло к краю дороги, а он никак не мог вывернуть руль, потому что Джоан навалилась на него, и ее волосы ветром бросало Новаку в лицо, он путался в них и не понимал, что же происходит… Электроль стукнулся о бордюр и так же медленно стал переваливаться через него. Сквозь паутину волос и жаркий туман Новак увидел далеко внизу разноцветные, расплывающиеся пятна машин…