Первое, что я вижу, открыв глаза, это кружка с кофе и таблетки от похмелья, лежащие на столе.
Пару минут пытаюсь сообразить, что я забыл на диване в гостиной, но потом в памяти всплывают смс от Михаль. Хоть убей — не помню, что она там присылала, но добром это явно не кончилось.
Игнорируя жуткий гул в голове, пытаюсь подняться, но сил не хватает, и я тут же падаю обратно на подушку.
Сколько же я вчера выпил?!
— Проснулся? — Миха улыбается, глядя на меня сверху-вниз. Хотя, нет, улыбается, это мягко сказано, она просто светится от счастья.
Стоит босая в этой чертовой майке с медовыми конфетами и просто излучает позитив, будто героиня диснеевского мультика.
— Что вчера было-то? — Меня настораживает такое поведение конфетки. Хотя, вещи не собирает, тяжелым ничем не кидается, уже хорошо. Значит, не успел вчера накосячить. Вроде даже наоборот: вон как порадовал. Еще бы понять чем.
— А ты не помнишь? — Смеется Миха, а я все не могу оторвать взгляд от ее обнаженных ног. Эх, была б на ее месте Кейт, уже сидела бы на мне, без этой проклятой майки, пока таблетки от головной боли не начали б действовать.
Но, вместо хорошей порции утреннего секса, мне остается только облизываться, представляя, что бы я сейчас сделал с конфеткой, не мучай меня такое адское похмелье.
— В любви что ли признавался? Я, судя по рассказам, когда пьяный, всем в любви признаюсь, — прощупываю почву, следя за реакцией Михи. Но, кажется, эту ее голливудскую улыбку уже ничем не стереть с лица.
Да что ж вчера было-то?!
— В любви не признавался, но много чего рассказал, а еще пел мне!
— Хватит издеваться. Я не пою!
— Пел, пел еще как! Про мед и искушение. Хотя местами это походило на несвязный реп, но я впечатлилась, — Миха уже откровенно смеется, прекратив сдерживаться. — Это первая, кстати, в моей жизни серенада была.
— Ну, видишь какой я для тебя первооткрыватель, оказывается. Практически во всем, — со второй попытки мне все же удается сесть и, дотянувшись до кружки с кофе, сделать пару глотков.
— Так плохо? — Подходит, присаживаясь рядом, и я тут же притягиваю Конфетку ближе. Ухмыляюсь, когда она закидывает ноги на диван, поперек моих, и, не упуская такой шанс, опускаю ладони на ее колени.
— Уже лучше, — отвечаю, поглаживая нежную кожу, очерчивая пальцами икры и изящные щиколотки. Потом так же медленно и неторопливо скольжу обратно вверх.
— Это мне компенсация за твое пение? — Михаль улыбается, не отрывая зачарованного взгляда от моих рук, которые в этот момент неспешно поглаживают внутреннюю сторону ее бедра.
— Все было так ужасно? — Замечаю, как щеки Михи покрывает румянец возбуждения. Губы приоткрыты, дыхание прерывистое и частое, как и мое собственное. Кожа под моими ладонями горячая и такая нежная, что я, не в силах остановиться, раз за разом провожу пальцами по обнаженным бедрам, лаская.
— Нет, — выдыхает тихо, а мне хочется поймать ртом это ее короткое «нет», почувствовать его на языке. Почувствовать ЕЁ на языке. Проклятье, сам не заметил, как завелся, причем так, что в глазах темнеет.
Михаль выгибается, откидываясь на спинку дивана, и, не прекращая смотреть прямо в глаза, чуть разводит бедра, позволяя моим пальцам коснуться мягкой ткани трусиков.
Что ж ты делаешь со мной, конфетка?!
Притягиваю ее ближе, усаживая к себе на колени, и именно в этот момент раздается звук открываемой двери, который, прогремев на всю комнату, заставил нас вздрогнуть.
Я ж говорю: я чертов «счастливчик»!
Тут же на пороге появляется Лера — наша мисс я_сама_тактичность.
Секунды ей хватает, чтобы, оценив ситуацию в комнате, тут же демонстративно прикрыть глаза рукой.
— Я очень извиняюсь и ничего не видела. Сейчас возьму кое-что из бумаг и испарюсь, — бормочет, пробираясь по комнате на ощупь.
Ага, как же, испарится она!
Нет, я бы поверил, вот честно, если бы не эта самодовольная ухмылка на лице Лерки.
— Ты, как всегда, вовремя! — Удерживаю Михаль на моих коленях, не позволяя отстраниться. Но она все же выворачивается, и я недовольно наблюдаю, как она, поправив майку, садится ровнее на другом конце дивана.
— Знаю-знаю, но мне очень нужна папка с эскизами Михи, — добравшись до стола, Лера роется в бумагах, стоя к нам спиной.
— Для нового каталога? Прости, забыла вчера ее тебе оставить, — торопливо объясняет Михаль, виновато глядя на нашу незваную гостью.
— Ничего. Как видишь, Лера не пропадет.
Стараясь не обращать внимания на головную боль, чертовы таблетки так и не были выпиты, наклоняюсь вперед, притягивая конфетку обратно, заставляя сесть около себя.
Эта ее игра в «соблюдение приличий» уже начинает раздражать.
— А сами виноваты! Дверь же нужно запирать, если у вас важные переговоры планируются! Ну, носок на ручку двери вешать, в крайнем случае, — Произнесла Лера, повернувшись к нам лицом и размахивая папкой с эскизами.
Кажется, эту блонди ничем нельзя смутить!
— Кстати, о вас, ребятки, вчера весь Перекресток говорил. Рашик, конечно, наделал шуму. За сутки успел засветиться с Михой на самой закрытой тусовке гонщиков, а потом еще и дал пинка Катеньке в лучших традициях бразильского мыла, — последнюю фразу Лерыч произнесла с нескрываемым удовольствием. Вот же язва!
— Я старался, — ответил, дотянувшись до проклятых таблеток, так как головная боль достигла такой силы, что грозила взорвать к чертям черепную коробку.
— Не сомневаюсь, — хмыкнула Лера, игнорируя мой полный сарказма тон. — Давно не видела, чтобы цыпочки на пустыре так всполошились.
— О, представляю, как на меня накинутся с расспросами, только появись я там, — подает голос Михаль, состроив недовольную гримасу.
— Тогда поедем вместе. Сегодня заеду к одиннадцати.
Ловлю на себе вопросительные взгляды девушек и тут же объясняю, не скрывая ухмылку:
— Что? Такое же нельзя пропустить. Я уже предвкушаю, как Миха будет посылать тех, кто осмелиться подойти к ней с вопросом «как тебе удалось охмурить Раша»?
— Я бы сама не отказалась узнать ответ, — смеется Лера.
Я бы, кстати, тоже.
Сколько ни пытаюсь, не могу понять, чем же меня так зацепила конфетка.
Вернее, нет, могу, но список получается уж очень длинным. Но то, что я везу ее на Перекресток, уже говорит о многом.
Поворачиваюсь к Михе, ловя ее взволнованный взгляд, но, несмотря на это, она улыбается, глядя мне прямо в глаза.
— Ты, кстати, не забыл, что Макс ждет тебя в мастерской к полудню? — Лера все же успевает окончательно испортить момент, стоя уже практически на пороге квартиры.
Проклятье!
Откидываюсь на спинку дивана, глядя на закрывающуюся дверь.
Совсем забыл о встрече, на которую нам с Максом позарез необходимо сегодня попасть. А это значит, нужно как можно скорее привести себя в человеческий вид и тащиться в мастерскую.
— Так что, сегодня вечером у нас свидание? — Конфетка улыбается, стараясь спрятать смущение за бойкими фразами. Сам вижу, что этот вопрос очень волнует ее, хотя, что еще может волновать девчонку в семнадцать лет?
— Можно считать и так, — улыбаюсь в ответ, касаясь ее растрёпанных волос.
Хреновый я бойфренд для нее, конечно, сам понимаю. Да мне от одного этого слова смешно становится. Даже на свидание нормальное времени нет. Единственный вариант увидеть Михаль в ближайшие сутки: это поехать вместе на Перекресток. Не такого она, конечно, заслуживает, но поделать уже ничего не могу — завяз крепко и в обратку идти поздно, да я и не хочу.
_______
Уже в который раз за вечер недовольно рассматриваю свое отражение в зеркале, обеспокоенно поглядывая на часы.
Раш приедет через полчаса, а я все еще не могу выбрать наряд, переодеваясь каждые пять минут, и, кажется, скоро начну кусать от волнения ногти.
Лера уже давно уехала с Максом, поэтому искать помощи в выборе наряда мне не у кого, приходится справляться своими силами, и это, к слову сказать, у меня ужасно получается.
Последний час я «развлекаюсь» тем, что двадцатый раз переодеваю вещи, которые кучей свалены на диване в гостиной, в попытке найти что-нибудь стоящее.
Выбор у меня небольшой, но даже из этого минимума не могу отыскать подходящий наряд.
Придирчиво осмотрев короткое черное платье, я поспешно стягиваю его через голову, отправляя к остальным вещам. Да, это платьице несомненно идет мне и подчеркивает фигуру, но слабо представляю себе, как буду забираться в нем на байк Раша, не продемонстрировав при этом всему Перекрестку свое нижнее белье.
При воспоминании о Перекрестке мои внутренности тут же скручивает тугим узлом от очередного приступа волнения.
Да уж, вечер сегодня обещает быть весьма интересным.
Мало того, что я отправляюсь на свидание с Рашем, так помимо этого едем мы на Перекресток! Худшего места для «выхода в свет» придумать нельзя, но мне ничего не остается, только попытаться подстроиться под Раша и принять эту сторону его жизни.
В очередной раз забраковав обтягивающие лосины и топ с открытой спиной, я останавливаю свой выбор на джинсовых шортах и черной майке — мой привычный стиль одежды, которому решаю не изменять и сегодня. Долго верчу в руках красную помаду, любимый финальный штрих вечернего образа, но вовремя вспоминаю просьбу Раша краситься поменьше и убираю заветный тюбик обратно в косметичку.
Не думала, что из меня выйдет такая покладистая подружка, но очень хочется сегодня порадовать Раша и, уж чего греха таить, еще больше — понравиться ему.
Каждый раз с замиранием сердца жду любого его прикосновения или взгляда, не говоря уже о поцелуе или чем-то более существенном. Поэтому я просто повернута на том, чтобы предстать перед своим мужчиной в наиболее соблазнительном образе и тем самым подтолкнуть его к активным действиям.
За окном слышится шум подъезжающего мотоцикла, а через секунду пара громких гудков заставляет меня подпрыгнуть на месте от волнения.
Хватаю ключи, в последний раз придирчиво осматриваю себя в зеркале и, захлопнув дверь, со всех ног бегу вниз по лестнице навстречу ожидающему меня мужчине.
Горячий вечерний воздух обдает жаром, окутывая словно тягучим маревом, едва я переступаю порог салона, покинув охлаждаемое кондиционером помещение.
Сумерки уже успели опуститься на Бруклин, фонари только начали разгораться, освещая неярким светом узкие улочки, и на фоне этих весьма романтичных декораций я кажусь себе вполне обычной девушкой, спешащей на свидание к своему бойфренду.
Останавливаюсь на первой же ступеньке черного входа, наблюдая как Раш курит, сидя на байке, и невольно улыбаюсь своим мыслям.
Да, если я вполне подхожу под образ милой девчонки, бегущей на романтическую встречу, то Раш никак не вписывается в понятие «молодого человека, ожидающего свою возлюбленную». Внешне он скорее походит на этакого плохиша, тайную мечту всех девчонок, сошедшую со страниц подросткового романчика о любви.
Размышляя, рассматриваю огромный черный байк, припаркованный около тату-салона, и понимаю, что у меня просто руки чешутся добраться до него с аэрографом.
А что, на Раше я уже оставила свой рисунок в виде татуировки, почему бы не закрепить результат, добавив красок и этому монстру на колесах? Может, тогда мы быстрее найдем общий язык, и я перестану паниковать, катаясь на нем?
Но помимо этого, больше всего мне хочется разбавить сплошной черный цвет не только мотоцикла, но и жизни Раша. Добавить красок, настоящих эмоций. А то сейчас хозяин и его байк больше похожи на две темные тени, суровые и закрытые, будто отгородившиеся от всего мира.
Полностью погрузившись в свои мысли, просто стою и наблюдаю, как Раш докуривает сигарету, не глядя в мою сторону.
Видимо ждет, что я подойду первой? И, наверно, мне так и стоит поступить: подбежать, поздороваться, сесть на байк и помчаться на перегонки с ветром по ночному городу.
Но, во-первых, я по-прежнему чертовски боюсь эту огромную железную махину под названием «мотоцикл». А во-вторых, все еще не знаю, как мне вести себя с Рашем. Подойти и поцеловать? Или просто подойти и, нацепив шлем, залезть на байк?
Каждый раз немного теряюсь в присутствии этого мужчины, пытаясь усмирить за секунду зашкаливший от волнения пульс.
Докурив, Раш привычным движением отправляет окурок в урну и поворачивает голову.
Смотрит на меня серьезно, не отводя взгляда, так пристально и долго, что я начинаю беспокоиться, все ли в порядке?
— Не передумала ехать? — Пытка молчанием, наконец, прекращается, и я, понимаю, что видимо промахнулась-таки с нарядом (надо было выбирать черно платье, пусть и неуместно, зато выглядело оно эффектно и сразу давало понять, что я готовилась к встрече, а не выбежала к черному входу забрать газету).
— Нет, не передумала, — отрицательно качаю головой в подтверждение своих слов.
— Тогда чего стоишь? Садись, — Раш протягивает мне шлем, и я делаю пару шагов навстречу черному байку, начиная торопливо объяснять:
— Я просто смотрела на твой мотоцикл, слишком он у тебя мрачный, не находишь? Могу внести тебя в список на аэрографию вне очереди, изображу что-нибудь кровавое или зубастое, как любят все ребята на Пустыре.
Что за бред я несу?
Понятия не имею, видимо это нервы или жара, а может все вместе взятое. Уж лучше бы, вот правда, молчала и продолжала сохранять хоть какое-то подобие загадочности. Благо мне приходится надеть шлем, а в нем я не могу продолжать нести чушь.
— Нет, конфетка, я свой байк красками не пачкаю, хватает картинок на теле. Без обид, тут свои загоны, — посмеиваясь, Раш заводит мотоцикл и, натянув на голову шлем, срывается с места, а мне хочется зажмуриться от собственной глупости, что я, собственно, и делаю.
Дураку понятно, что Раш только восстановил мотоцикл и у него полно проблем с возвращением к гонкам, а я тут предлагаю ему раскрасить байк «веселенькими» картинками. Тоже мне, нашла тему для поддержания разговора. Наверно, мне лучше молчать оставшуюся часть вечера, чтобы не сморозить еще какую-нибудь глупость. Эти переживания, кстати, недолго терзают меня, ровно до тех пор, пока мы не выезжаем за город, покидая плотно движущейся поток автомобилей.
Раш прибавляет газу, и, пусть головой я понимаю, что мы едем не так быстро, как в прошлый раз, ничего не могу поделать с накатывающей паникой. Да, мои нервы явно берегут, не превышая средней скорости движения, но легче от этого не становится
Посмеиваясь над собой, пытаюсь успокоиться и привести мысли в порядок.
Как только мы отъезжаем достаточно далеко от раскаленных и пышущих жаром городских улиц, начинаю дышать свободнее, только сейчас позволив себе вдохнуть сладкий ночной воздух полной грудью.
Встречных машин, ослепляющих своими фарами, становится все меньше, ветер приятно остужает разгоряченную кожу, принося с собой ощущение прохлады. Все это помогает расслабиться или хотя бы попытаться это сделать. Когда мы добираемся до Перекрестка, я уже практически спокойно сижу на байке, перестав судорожно цепляться за Раша во время каждого поворота.
Мы не паркуемся в стороне, поодаль ото всех, как я надеялась, а, будто бросая вызов и заявляя о своем прибытии, проезжаем через самый центр тусовки, вновь привлекая всеобщее внимание.
Медленно, ужасно медленно катимся вперед, заставляя толпу расступаться, освобождая нам путь, мне даже начинает казаться, что мы никогда не доберемся.
Наконец мотоцикл останавливается, и я поспешно снимаю шлем, желая как можно быстрее оказаться на земле.
Нас приветствую выкрики из толпы, но я не вижу ни одного знакомого лица, сколько бы ни оглядывалась.
Раш притягивает меня к себе, едва успевает слезть с байка, обнимает, прижимая спиной к своей груди, не давая окончательно растеряться.
— Улыбайся, конфетка, решу один вопрос, и мы тут же уедем, — шепчет на ухо, и я послушно улыбаюсь, будто мне только что рассказали нечто забавное.
Стою в кольце сильных рук Раша, окутанная его теплом, и чувствую себя более уверенно. Я полностью на виду, но в тоже время под защитой, сама наша поза говорит об этом, указывая: мы вместе. И я понимаю, что это не просто так, как и прозвучавшая только что просьба улыбаться. Раш показывает всем, что я с ним, ставит точку в постоянных сплетнях, домыслах и разговорах, которыми так славится Перекрёсток. Вот только сколько ни пытаюсь, не могу понять, зачем ему все это нужно.
Стараясь держать спину ровнее и, продолжая улыбаться как ни в чем не бывало, осматриваю народ на Перекрестке, вспоминая, как попала сюда впервые.
Как же много разговоров ходило об этом месте.
В тату-салоне, да и в мастерской, постоянно всплывал «Перекресток», который казался мне неким закрытым клубом, куда пускали только «своих». И я очень долго не могла попасть в эту «секту», от чего еще сильнее мечтала оказаться в месте, где собирались самые повернутые на скорости ребята Нью-Йорка и окрестностей.
Макс упорно не хотел брать меня сюда, несмотря на постоянные уговоры и даже согласие Леры. Слишком рискованным казалось ему везти несовершеннолетнюю в такое злачное, на его взгляд, место. Но мне все же удалось убедить его, объяснив, что, тусуясь с местными, я смогу привлечь новых клиентов в мастерскую, а значит, заработать дополнительные деньги.
Как сейчас помню разочарование, охватившее меня после первой поездки на Пустырь. Слишком уж я идеализировала это место, представляя его неким вип-клубом, а не большой пьяной тусовкой, каким он оказался на самом деле. Лишь спустя месяц постоянного присутствия на Перекрестке, я смогла понять и разглядеть за пьяными лицами людей, которые были увлечены и неважно чем: гонками, скоростью или татуировками. У каждого из них была своя страсть, а у некоторых — несколько. Но всех их объединяло одно: у них горели глаза, когда речь шла о любимом деле, и только тут все эти ребята могли найти родственные души, найти таких же повернутых, как и они.
Я во многом понимала местных, ведь у меня тоже есть свое увлечение, пусть и не такое опасное или модное, но от этого не менее любимое.
Рисование — то, без чего я не вижу свою жизнь. Я могу заниматься им часами напролет, забыв о сне, голоде и окружающем мире. Я не буду рассказывать, что через рисунок, как умею, пытаюсь выразить себя и свой внутренний мир.
Нет.
Рисование — моя комната отдыха, место, где я могу спрятаться, занимаясь тем единственным, что по-настоящему умею и люблю. Мое убежище, которое помогает отстраниться от всего.
Не думаю, что такое отношение присуще всем.
Например, для Раша, я уверена, скорость сродни зависимости, страсти, которой он вечно одержим. Мне бы очень хотелось когда-нибудь заменить ему постоянную потребность в гонках, хоть я и понимаю, что это неосуществимо, ну или практически неосуществимо.
Как там? Надежда умирает последней?
От невеселых мыслей меня отвлекает Лера, уверенно продвигающаяся вперед сквозь толпу и бесцеремонно расталкивающая народ локтями. Одного взгляда на нее хватает, чтобы понять: ничего хорошего ждать не стоит.
— Ты совсем сдурел?! — Начинает она без приветствий, обращаясь, естественно, к Рашу. А я стою, по инерции продолжая улыбаться и стараясь сообразить, что же такое произошло.
— Сомневаешься? — Голос Раша спокоен и едва различим на фоне гула всеобщего веселья, и лишь по тому, как крепче сжались его пальцы на моих предплечьях, я могу догадаться, что он не так невозмутим, как хочет казаться.
Лера делает глубокий вдох, продолжая буравить нас тяжелым взглядом. Мне кажется, будто она считает про себя до десяти, чтобы не сорваться и не начать кричать.
— Макс рассказал мне, чем закончилась встреча, но это не повод так себя вести. Раш, можешь ты быть благоразумным?
— Благоразумным? Мне все это уже поперек горла, — ледяной тон, которым Раш произносит эти негромкие слова, заставляет меня невольно поежиться. — С тех пор, как я вернулся, то только и делаю, что осторожничаю и веду себя благоразумно. И к чему это привело? Результат — ноль! Поэтому пошло все к черту!
— А ты уверен, что сможешь позаботиться о ней? — Лера кивает в мою сторону, и я еще больше теряюсь, понимая, что разговор идет обо мне. Раш молча сажает меня на мотоцикл, а сам устраивается впереди и лишь после того, как заводит двигатель, отвечает, перекрикивая шум работающего байка:
— Нет, Лера, ты это хотела услышать?! Я уже ни в чем, бля@ь, не уверен!
Мы поспешно покидаем Перекресток, вновь проезжая через живой тоннель из людей. Я пытаюсь понять, что только что произошло и о чем говорила Лера, но выстроить нормальную логическую цепочку, исходя из услышанного, не очень-то получается.
Отъехав от общего гула и толкотни в сторону, Раш останавливается, чтобы помочь мне и самому надеть шлем.
А дальше все происходит с такой скоростью, что я едва успеваю следить за событиями — настолько быстро они сменяют друг друга.
Впереди останавливается мотоцикл, преграждая нам дорогу.
Поворачиваю голову, чтобы понять, в чем дело, и вижу одного из тех громил, что приходили ночью в мастерскую.
Докер.
Теперь, благодаря Лере, я знаю его имя и что именно он является заклятым врагом и виновником той страшной аварии, в которую попал Раш.
Внутри все обрывается, и я понимаю, что добром это явно не кончится.
— Да что ж за отстойный день-то сегодня?! — Раш уже на земле, быстрым шагом направляется к Докеру, который ухмыляется, сидя на мотоцикле.
— Что, решил отвлечься от своей сучки и погонять с настоящим противником?
Дождаться ответа ему так и не удалось.
Одно резкое, точное движение кулаком в челюсть — и Докер уже на земле, а Раш нависает сверху, продолжая наносить быстрые удары. Я не успеваю уследить, так стремительно двигаются его руки, без остановки впечатывая кулаки в обмякшее тело. Это даже дракой назвать нельзя — он не избивает, а попросту забивает Докера, продолжая без устали молотить по противнику.
Меня поражает, что никто не пытается их разнять, оттащить Раша или как-то иначе попытаться его остановить. Беспомощно оглядываюсь по сторонам. Те немногочисленные зеваки, которые оказались невольными свидетелями случившегося, не торопятся на помощь, предпочитая следить за дракой или снимать все происходящее на телефоны.
В панике перевожу взгляд на Раша — он все так же продолжает наносить удары, склонившись над Докером, словно боксер оттачивающий свое мастерство на груше.
Леденящий холод накрывает меня, заставляя в ужасе зажать рот рукой, когда я вижу кровь на костяшках Раша.
Боже, что же делать?!
Понимаю, что прошло не больше минуты с того момента, как Докер упал с мотоцикла, но если Раш будет продолжать в том же духе, то попросту убьет его!
С трудом набираю в легкие воздух, заставляя себя убрать дрожащие пальцы от лица.
— Раш… — голос срывается, и крик получается не таким громким, как мне бы хотелось, — остановись!
Никакой реакции, и я с ужасом осознаю, что как бы ни пыталась, не смогу докричаться до Раша. Мой взгляд лихорадочно следит за каждым его движением, в надежде, что вот сейчас он остановится, а губы продолжают двигаться, раз за разом выкрикивая одно единственное имя:
Раш!
Как сквозь пелену слышу голос Макса, а потом вижу, как он с трудом оттаскивает упирающегося Раша от Докера. Завязывается очередная потасовка. Раш всячески пытается освободиться, отталкивая друга, и пропускает несколько ударов, которыми Макс, видимо, желает привести товарища в чувство.
Я вновь зову Раша в жалкой попытке отвлечь его внимание от Докера, и в этот момент он поворачивает голову и смотрит прямо на меня.
Этот взгляд пугает.
Глядит на меня сумасшедшими глазами, я даже не уверена, что сейчас он понимает, где находится и кто перед ним.
Отстраненный, совершенно пустой взгляд.
Я в ужасе смотрю на Раша, борясь с подступившими слезами, все еще надеясь, что сейчас он очнется от этого ужасного помутнения и вернется ко мне.
Все происходящее кажется нереальным, жутким кошмаром, который просто не может быть правдой.
— Пожалуйста, остановись… — Выдыхаю охрипшим голосом, глядя прямо в глаза, умоляя вновь стать прежним.
Но ничего не меняется.
Раш вытирает кровь с костяшек тыльной стороной ладони и, оттолкнув от себя Макса, направляется в мою сторону. Мне страшно, я боюсь даже дышать, но продолжаю стоять неподвижно, понимая, что сейчас не смогу не то что убежать, а даже отшатнуться. Скованная страхом, полностью сбитая с толку этим чужим, незнакомым Рашем и его такой совершенно дикой выходкой.
— Садись на байк, — выдыхает сквозь зубы, не глядя в мою сторону, и я поспешно забираюсь на мотоцикл, в надежде, что кто-нибудь из зевак уже вызвал врача. Сама не понимаю, почему я, после всего случившегося, не бегу со всех ног от Раша, но у меня и в мыслях нет оставить его одного.
И дураку ясно, что он не просто так напал на Докера, что ему сейчас гораздо хуже, чем мне и чертовски необходим близкий человек, который будет рядом.
Необходима я.
Да, я все еще продолжаю убеждать себя, что у Раша всего лишь сложный период в жизни, а не окончательно слетели тормоза, как думают все остальные.
Едва только шлем оказывается на моей голове, мотоцикл срывается с места, уносясь в сторону трассы. Раш уверенно выруливает на дорогу и стремительно набирает скорость, будто отпуская зверя на волю, позволяя байку нестись на полную мощь, не сдерживаясь.
Мы мчимся, с диким ревом обгоняя встречающиеся на пути машины, совершая невообразимые маневры. Я дрожу, сквозь мотоцикл чувствуя всю ярость его хозяина, который агрессивно ведет себя на трассе, уверенно двигаясь вперед.
Но меня уже не особо заботит бешеная скорость, как и то, куда именно мы едем. Единственное, что меня по-настоящему волнует, это: в каком состоянии будет Раш, когда мотоцикл остановится, и сможем ли мы спокойно поговорить.
Облегченно выдыхаю, когда узнаю знакомые улочки, и понимаю, что едем мы к дому.
Раш останавливает байк около тату-салона, а не паркуется в гараже, как обычно, а это значит, что он может просто оставить меня тут и уехать, но я не могу этого допустить.
— Зайдем в дом? — Удивляюсь тому, как взволнованно звучит мой голос, хоть я и стараюсь говорить как можно спокойнее. Кивает в ответ и, заглушив двигатель, уверенно направляется к черному входу.
— То, что случилось сегодня… Хочу, чтобы ты знал: я на твоей стороне, у тебя были все основания так поступить… — Начинаю говорить, едва дверь за нами закрывается, и мы оказываемся в полутьме коридора.
— Конфетка, ты думаешь такое со мной впервые? — Голос Раша мягок, почти нежен, и в нем отчетливо слышатся снисходительные нотки. — Я так живу, понимаешь? Катаю, бью морды и снова катаю, по-другому не умею.
Смотрит на меня сверху вниз, на его лице ничего нельзя прочесть, как бы ни пыталась. Ждет, явно ждет реакции на свои слова, но я не знаю, что ему ответить. Наверно, в представлении Раша мне сейчас нужно развернуться и уйти или закатить скандал с выяснением отношений?
Что вообще принято делать в подобных ситуациях?
Дышу глубоко, изо всех сил борясь с подступившими слезами, но они все же побеждают и катятся по щекам помимо моей воли. Раш, видимо устав ждать ответа, прижимает меня к себе, целует в щеку, успокаивая, и, зарывшись лицом в мои волосы, хрипло шепчет:
— Не думаю, что ты протянешь так долго. Слишком нежная, слишком молодая. На черта тебе такой придурок? Меня только могила исправит, — чувствую, как он улыбается, касаясь губами моего виска, приняв, видимо, мое молчание за немое согласие с его утверждениями.
— Не волнуйся, работа у тебя останется — никто выгонять не будет, и с жильем — придумаем что-нибудь. А если не хочешь в салоне работать, оставайся только у Макса. Я б на твоем месте после увиденного точно бы не захотел, удивляюсь, как еще на байк со мной села…
— Раш, что за бред ты говоришь?! Я хочу помочь…
— А я и не сомневаюсь, ты же всем стараешься помогать, только меня уже не переделаешь. Пойми, то, что ты сегодня увидела, это и есть настоящий я. В моей жизни все так — на пределе, — Раш наклоняется, беря мое лицо в свои ладони, и шепчет, почти касаясь моих губ своими:
— Зато если люблю, то тоже на полную катушку, на самых предельных скоростях, понимаешь? — И замирает, ожидая, видимо, моей реакции, а я будто оцепенела, не могу не то что пошевелиться, но и внятной мысли в голове сформулировать. Слишком много обрушилось на меня за последний час.
Понимаю одно: Рашу наверно сейчас очень плохо, раз он отталкивает меня, изо всех сил пытаясь таким образом защитить. Стараюсь понять, как помочь ему, не ущемив при этом мужского самолюбия, но в голове ни одной здравой мысли. Как вывести на откровенный разговор, заставить поделиться всем, что накопилось у него на душе с момента аварии? Показать, что я на его стороне.
Как это сделать? Ведь Раш закрылся от меня, уже, видимо, все для себя решив. Выдает признания, рассказывает о том, что мне делать, после расставания с ним. По-своему прощается.
Вот же самоуверенный кретин, который вечно считает, что знает все лучше других!
Я сбрасываю с себя оцепенение, во мне медленно закипает ярость.
— Я правильно понимаю, что ты меня сейчас бросаешь? — говорю эти слова с вызовом, глядя прямо в глаза.
Если он надеется, что так просто от меня отделается, то не на ту напал!
— Я даю тебе право выбора. Потому что, поверь мне, дальше будет только хуже.
Стою и просто смотрю на него, не зная, что сказать, как объяснить ту бурю эмоций, что сейчас кипит внутри, грозя выплеснуться через край жуткой истерикой. Мне едва хватает сил оставаться спокойной и не начать кричать.
— Тебе или мне. Кому будет хуже, Раш?!
— Нам обоим. Я же видел, как ты смотрела на меня на Пустыре. Понравился я тебе такой? Скажи честно, — злится, нервничает, это отчётливо читается в его глазах, хоть Раш и старается выглядеть спокойным и невозмутимым. Вспоминаю его взгляд на Перекрестке и содрогаюсь всем телом от одного лишь этого ужасного воспоминания. Просто не могу поверить, что это его обычное состояние, он же совсем не такой.
— Нет…
— Я ведь тебя не прогоняю, наоборот, не хочу, чтобы ты уходила, — прижимает к себе, осторожно вытирая слезы с моего лица. — Просто знаю, что рано или поздно уйдешь, понял это по твоему взгляду, и будет гораздо легче, если все оборвем прямо сейчас. Решать тебе, ты же у нас взрослая, умная девочка, — он улыбается, по моему лицу, видимо, понимая, что я уже сделала свой выбор.
— Все правильно, конфетка, — целует меня, едва ощутимо касаясь рта, и столько горечи в этом нежном касании, что я будто чувствую вкус пепла на губах. А потом Раш отстраняется и просто уходит, поднимаясь по лестнице, ни разу не обернувшись.
Обнимаю себя руками, чувствуя жуткий холод внутри, слезы продолжают течь по щекам, но я даже не пытаюсь их остановить — бесполезно.
Медленно оседаю на пол, закрыв глаза, а в голове только одна фраза, прокручивается раз за разом, будто заведенная:
«Зато если люблю, то тоже на полную катушку, на самых предельных скоростях».
Я тоже…
Шепчу, уткнувшись лицом в свои колени.
Я тоже, Раш, так же сильно, на самых предельных скоростях…