Надвигались сумерки, мороз поджимал, словно добавлял им гущины. Казалось бы, надо торопиться, а Фомичева что-то удерживало. Одну руку положил на баранку, другой прикрыл глаза, будто пытался что-то вспомнить, но так и не вспомнил — убрал руку с баранки. Федор тронулся. Фомичева как-то кольнуло в тот момент, когда из-за поворота загустели фары.

— Притормози, Федор, не наша ли колонна?

Федор притормозил и помигал фарой. Головная машина потянула на обочину и остановилась. К ней почти впритык подходили другие.

Первым из головной машины выпрыгнул парень.

— Здравствуй, Котов, — Фомичев пожал парню руку.

Колонна сжалась. Вывернул из темноты и Егор Акимович. Подошел.

— Чего расщеперились? Котов? — Простуженным голосом бросил Жильцов, но, узнав начальника стройки, осекся. — Неужто доехали?! Владимир Николаевич, куда причаливать?

— Федя, разворачивайся, — принял Фомичев решение.

Федор развернулся.

— Поезжай за мной, — сказал Фомичев Жильцову и сел в «газик».

И колонна, оглашая ревом моторов поселок, потянулась между домишками. Да не рассчитали, заклинились. Ни взад ни вперед. Оставалось одно — разбирать заборы.

Забегали по дворам, заголосили бабы.

— Заборы мы вам тесовые поставим, — сколько мог, уговаривал Егор Акимович. И все покрикивал: — Давай, давай, ребята-а! Бочком, бочком. — И колонна втиралась, прошла между домами в чистое доле, туда, где еще теплился костер, оставленный Федором.

Фомичев почувствовал в ногах сухую дрожь: хотя и ждал колонну, но приезд механизаторов застал врасплох.

«Куда же их? Усталые, обожженные якутским морозом. Прокопченные кострами дорог. Такой путь — три тысячи верст. Поди, по-человечески ни разу и не поспали. Что за сон, скрючившись в три погибели, в машинах? Что же делать? Что предпринять?» — вертелась в голове Фомичева одна мысль и причиняла боль.

Тем временем парни сняли с трейлера бульдозер, и Валерий Котов потеснил деревья, сгреб белый, сверкающий на свету фар снег. Оголил землю, распалили костер, и колонна, вытянувшись от поселка, заняла свое место. Костер собрал всю колонну.

— Ну, так что же, мужики, — наконец нашелся начальник стройки, — горячего похлебать с дороги надо.

— Не мешало бы, Владимир Николаевич, — за всех ответил спокойный и уверенный Егор Акимович.

— Так в чем же дело? По машинам! Человека четыре в «газик», остальные в «летучку».

— Валерий, ты с Петро Брагиным побудь тут, — придержал Жильцов Котова, когда садились в машину. — Без присмотра оставлять колонну негоже. Я тебе за щекой привезу.

За сдвинутыми столами сидели пропахшие за дорогу соляркой механизаторы. Фомичев оглядел свое воинство. Вспомнил, как провожал колонну.

Поговорка: «По одежке встречают, по уму провожают» — как нельзя лучше подходила к этому случаю. Рядом со степенными механизаторами Валерий Котов выглядел белой вороной, и Фомичев еще тогда подумал: а этого волосатого куда? В ботиночках, отвечать за него. Если бы не Жильцов, Фомичев не допустил бы Котова до машины. Но на вопрос: «А этот тоже едет?» — Жильцов промолчал, и Фомичев понял, что сказал не то.

— А где тот самый паренек, рыжеволосый, Валерий Котов? — спросил Фомичев.

— Женили мы его, Владимир Николаевич, на Лесной Марьяне… Он у нас самый молодой, самый отчаянный, — негромко сказал Егор Акимович.

Слова его прозвучали в тишине, и тишина была добрая, согласная.

— Дорогие мои товарищи, соратники, — поднял рюмку Фомичев. — Именно соратники. Сегодня, может, вы и не оцените до конца, не поймете, какие вы мужественные люди. То, что вы совершили, — это подвиг, понимаете, подвиг…

Егор Акимович махнул рукой.

— Да, да, подвиг. И мне нехорошо, что я так встретил вас, но, в городе не разрешили основать перевалочную базу. И мне больно, что не могу вас обогреть и обласкать. Видите, как нескладно…

— Какое там, — отмахнулся растроганный Жильцов и стал тереть лоб.

— Неужто мы не понимаем или не знаем вас, Владимир Николаевич? — послышалось со всех сторон. — Переживем. Лишь бы все было путем да по честности. Терпение и труд все перетрут…

Егор Жильцов дохлебал вторую тарелку щей, сходил за добавком.

— Котлеток мне не надо, — сказал он на раздаче, — а щей налейте…

— И мне, — припарился к Жильцову бульдозерист Иван Вороненко, — начерпайте пожиже — сто лет не ел из свежей капусты.

Повариха подала Жильцову тарелку, а Ивану сама принесла на стол — «расплескаешь в своих клешнях». Повариха была молодая, ладная собой.

— Вот и невеста! — подхватили парни. И нам щей… — Все, кто уже и котлеты съел, и компот выпил, тянули тарелки. — А мы что, рыжие, пусть и нам девушки подают…

— Да разве жалко — котел поставим…

— Ивану небось персональные, — вклинился с тарелкой Рюхин Степан, невысокого роста петушистый шофер.

— Может, Степана женим, а?..

— Согласен, — полупал белесыми глазами Степан. — Хоть теперь. И сберкнижка вот! С козыря зайду…

Сватовство Степана окончательно разрядило обстановку. Доволен был и Фомичев.

Как только фомичевский «газик» и «летучка» Жильцова скрылись за поворотом, Котов предложил Петро Брагину составить машины в два ряда навстречу радиаторами.

— Ужмем колонну?

— Да ну ее подальше, Валер, давай лучше портянки посушим, — мостясь на запасное колесо к костру, отозвался Петро.

— Ты помоги мне прицепить, а остальное я сам, — не успокаивался Валерий. — Что мы будем мерять из конца в конец.

— Ах ты, беспокойное хозяйство, — натягивая валенок, ворчал Петро.

В эту зиму, надо сказать, моторы, не глушили на стоянках. Ставили их на малые обороты, так и колматили ночь, а ночью-то два-три часа только и спали. И то наметается прогревальщик, не дай бог заглохнет. Вовремя не хватишься на таком морозе — разморозит радиатор, а то и блок порвет. И теперь Валерий шел по приходу между машин довольный: достаточно положить руку на крыло, чтобы убедиться: дышит, жива.

— Ну вот теперь, Петро батькович, можно и лапы кверху, суши свои портянки, — как бы разрешил Валерий.

— Слушай, Валера, а тебе не кажется, что наш шеф того?! — сказал Петро.

— Какой шеф, Егор?

— Зачем Егор, Фомичев — баландой встретил, похлебайте…

— Ну, и чего здесь плохого? И что вы все «шеф, шеф», — вскочил с колеса Валерий. — Подцепили дурацкую кликуху…

— Не нравится? — всмотрелся в Валерия Брагин. — Встретил мордой об лавку.

— При чем Фомичев! Ну, при чем?..

— Подожди, Валерка, я еще не досказал. — Брагин потянул Валерия за телогрейку: — Сядь.

Валерий отдернул телогрейку.

— Вынул из-за пазухи и дал коттедж.

— А ты как думал, должна быть у человека ответственность, если он при должности, если ему доверили людей, дело? Если, без громких слов и трескотни…

Валерий глянул на Петро — осекся. Не лицо — маска. Таким он еще Петро Брагина не видел. «Как может человек меняться, — подумал Валерий, — не завидую тому сытому волку, который встретится с голодным зайцем». Но ему вспомнился другой Брагин, тот, кто первым бросился в ледяную жижу, когда там, на мари, ухнула машина, и стала погружаться в наледь, и к ней было не подступиться. И захлестнули воспоминания.

Он сидел на колесе, смотрел на огонь и снова был у той переправы.

«Пропади она пропадом, — уродоваться из-за нее», — махнул рукой тогда Егор Акимович.

Петро сбросил телогрейку и едва успел пойматься за фаркопф тросом. Нахлебался вонючей со льдом жижи, но машину спас.

«Медаль тебе повесят», — кто-то из-за спины Жильцова то ли поддел, то ли одобрил Петро. Валерий помнит, как Петро ответил: «Надо знать, на что ты способен».

«Эх, марь ты, марь», — вспомнил и ясно представил Валерий, как втянулась колонна в распадок и как с ходу на первой машине Егор провалился, как выручали его машину и как переправлялись через марь.

Марь оказалась источенной теплыми ручьями и зажатой горами. Походили тогда они вокруг этой мари, повздыхали, потыкали ломиками, а дна так и не могли достать. Через гору — что на стену лезть.

Палят костры — греют животы. Ветер воет, звенит по насту колокольчиками поземка. Егор предложил промораживать марь. А сколько на это времени уйдет? Сколько жижи похлебаешь, почерпаешь, были бы совковые лопаты, а что этими штыковыми. Валерий отбросил лопату, поглядел: мутнеет притихшая колонна. Егор как маятник перед колонной туда-сюда. Валерию и Егора жалко, и зло брало. Он снова за лопату. Мужики дрова готовили, посбрасывали из кузовов бочки, набивали их снегом — дело шло к тому, чтобы глушить машины. Петро Брагин у костра с ложкой топчется, кашеварит.

«Если стлань бросить через марь, — прикинул расстояние Валерий, — на полмесяца работы, а где лесу взять столько?». Поторчины-сушины, как мышиные хвосты, торчат по заснеженной мари.

Валерий перевел взгляд на воз с лесом, и, как маленькая голубая звездочка, мелькнула мысль. Он к Егору, заглянул ему в лицо. Лицо Егора Акимовича было спокойно, вокруг глаз лежали черные глубокие круги, как будто еще не сошла прошедшая ночь.

— Есть выход, — сказал Валерий, — наведем переправу.

— Ну, ну, — Жильцов спокойно стоял и ждал, что дальше скажет Валерий. А Валерий, как видно, обдумывал до конца свое предложение, а возможно, что и своим отношением к сказанному Жильцов остудил Валерия. Глухо — Егор даже не узнал его голоса — Валерий добавил:

— Паром строить надо.

— Это что, брюшным паром двигать его по мари? — с некоторым раздумьем спросил Егор Акимович.

Но Валерия уже захлестнула идея, и он с жаром и поспешно стал объяснять:

— Рубим из бревен, наподобие платформы, настил, скрепляем как следует, так? Во-он видишь, на той стороне мари, дерево, — показал Валерий на разлапистую лиственницу. — Заделываем на нее блок, через блок трос, один конец за паром, другой за тягач. Ставим на паром машину или трейлер — и вперед!

— Это что, вроде волокуши?

— Вот именно, — подхватил вдохновенно Валерий, — и наша ладья скользит по мари…

Валерий объяснял, Егор грыз спичку и больше не перебивал Котова. Идея с переправой ему понравилась.

— Лес на твою переправу можно с прицепа снять. Пошли-ка к костру, — Жильцов зашагал широко, размашисто.

— Каша — мать наша, сняли бы пробу, Егор Акимович, пора свистать всех наверх, — протянул тогда Петро ложку Жильцову.

— Кликни-ка, Петро, ребят, у тебя горло луженое, — попросил Жильцов, присаживаясь к костру и выставляя над огнем длинные, как весла, руки.

Пока механизаторы собирались к костру, Егор все смотрел не отрываясь, как пыхтит в ведре гречневая каша с тушенкой. Потом оглядел собравшихся парней — кажется, все.

— Ну так вот, мужики, Валерий предлагает переправу, марь брать по-пластунски, юзом-пузом…

— Пусть покажет!

— И я говорю, — подтверждает Егор Акимович, — промести марь-то надо. Это же, считай, пуховое одеяло…

— Так! — схватывает мысль Петро. — Проклевывается, ну и…

— Ну и вот, значит, — Егор Акимович раздвигает рукой круг, парни расступаются, — видите, лиственница или сосна, шут ее разберет, на той стороне. Вот за нее через полиспаст и потянем волокушу.

— Идея! Правильно, — сразу подхватило несколько человек. — Ну ты, Валерка, даешь!..

— Что такого человека после смерти ждет, скажи, Петро?

— Удобрение.

— Как? — серьезно переспросил Егор.

Петро поддел ложку каши, подул.

— А вот так, чернозем — это что, по-вашему? Останки животного мира, так?

Жильцов пожал плечами.

— Значит, так, — продолжал Петро. — Вот вы, Егор Акимович, явитесь на землю нашу кедром сибирским, таким разлапистым, — Петро схлебнул из ложки, раскинул руки: — Могучим, и шишек на вас буде-ет…

— Поболе, чем на этом свете? — досказал Жильцов.

Парни снова захохотали. Жильцов подождал.

— Ну так вот, — он отделил рукой часть бригады, — эти делают метлы, а эти метут дорогу. Ты, Петро, берись за паром, рубить в лапу, — Егор Акимович сцепил в замок пальцы, — вот так. Понял?

— Но вначале каша, — заявил Петро.

— Каша так каша. Давай, ребята, неси чашки.

Как взрыв разлетелись по кабинам, принесли чашки, ложки. Петро начерпал «разводящим» каждому до краев пахучей дышащей каши. Валерию подал ведро: все знали, что он обожает «пригаринки».

— Это тебе похвальный лист, — сказал Петро.

Не прошло и двух часов, как волокуша была готова, лед прометен. Валерий раскатывал бухту троса, парни тянули трос через марь один за другим, многоточием, доставали противоположной стороны. Закрепили за толстое крепкое дерево блок, перекинули трос, перетянули на эту сторону мари. Один конец зацепили за волокушу, другой за тягач. Затолкнули на волокушу трейлер.

— Может, какие наводящие вопросы будут? — спросил Егор Акимович и сам же ответил: — Нет, значит. — И рукой подал знак Валерию. Тот включил скорость. Застонала, защелкала, заухала марь, стронулась и пошла волокуша. Поплыл трейлер по мари, как по белому морю. Лижет волокуша на льду снег, словно ковровую дорожку стелет… К ночи вся колонна переправилась через марь. И опять побежали навстречу версты…