Решение Кости бежать на фронт, к красным, было окончательным и бесповоротным. Так, по крайней мере, заявил он сам.
Ежедневно по пути на работу он делился со мной своими планами. И каждый день он придумывал что-нибудь новое. Один раз Костя даже сказал, что перед побегом он еще отомстит Орликову за отца.
– Как же ты отомстишь? – спросил я.
Я мог представить, что Костя запустит кирпичом в окно орликовской квартиры или перережет провода у электрического звонка. Наконец, он может вырвать все цветы из заветного садика и написать на дверях мелом оскорбительное прозвище Юрия Орликова.
Но Костя сказал, что все это пустяки по сравнению с тем, что ожидает Орликова:
– Он должен умереть!
Я полностью одобрил решение Кости. Ведь Орликов предал его отца. А котельщик Чижов стоял за то, чтобы в России была Советская власть. А Советская власть должна была установить для всех рабочих и крестьян хорошую жизнь. Орликов не хотел этого. Он враг, и правильно сказал Костя: он должен умереть. Таким гадам не должно быть пощады!
Костя Чижов решил стать начальником отряда красных партизан. Он будет бороться против богачей и защищать Советскую власть. Меня Костя назначит своим помощником.
На своей эскадре Костя подплывет к Архангельску и освободит его от белых, от американских и английских захватчиков и палачей.
В первый день приезда иностранцев мы смотрели на них с любопытством. Теперь мы их ненавидели. Они приехали сюда, чтобы арестовывать наших, русских рабочих, и убивать их. Они схватили отца Кости Чижова и отца Оли Лукиной. Они заодно с Орликовыми. Мы были голодны и мякинный хлеб считали за счастье. А они ели белый хлеб и галеты, пили сгущенное консервированное молоко и какао. Они курили табак «кепстен» и сигареты с золотыми ободками. А дедушка Максимыч сушил для своей трубочки мох.
Наступила осень. Вечера стали темными.
Когда дождя не было, ребята разжигали на берегу Соломбалки костры. Темнота обступала нас, сидящих вокруг костра. Речка качающейся полоской отражала пламя. Искры летели высоко-высоко.
… Далеко в порту трижды просвистел пароход.
– Отходит, – сказал Костя.
– В море?
– Нет, это буксир «Яков». На левый берег пошел.
На левом берегу Двины – вокзал, склады, пакгаузы. Там, у стенки, в бункеры пароходов грузится уголь.
– Хорошо быть капитаном! – тихо проговорил Гриша Осокин. – Стой в рубке и поворачивай штурвал. Тихий ход! Задний! Вперед до полного!
– Капитан денег зарабатывает много, – сказал Аркашка Кузнецов.
– Не так много, – серьезно заметил Костя.
– Если бы у меня было много денег, я бы купил все книги, какие есть на свете, и прочитал, – сказал Гриша. – И ел бы пятачные булки и леденцы.
– А я бы купил большой пароход и всю жизнь плавал бы, – сказал я. – А ты, Костя?
Костя не ответил. Должно быть, он думал сейчас о чем-то другом. Он часто оглядывался и прислушивался словно кого-то ожидал.
– Ты чего? – спросил я тихо.
– Ничего! – грубо ответил Костя.
Неожиданно он поднялся.
– Я сейчас, – сказал он, – подожди меня тут.
И он скрылся в темноте, между кучами дров. Постепенно ребята стали расходиться, и вскоре у костра я остался один. Где же Костя? Куда ему понадобилось идти в такой поздний час?
Я сидел, пошевеливая палкой костер, и смотрел, как искры, подгоняемые дымом, взлетали высоко вверх и исчезали в темноте.
Вдруг к костру подошел человек. Он был в парусиновой матросской рубахе с большим синим воротником – гюйсом.
– Здорово! – сказал он тихо.
– Здорово! – ответил я.
Матрос присел на корточки. Пламя костра осветило его лицо и надпись на ленточке бескозырки: «Флотский полуэкипаж».
Мне часто приходилось видеть военных матросов. Они жили в Соломбале в огромном каменном доме, который так и назывался – флотский полуэкипаж. В будни матросы командами выходили на работы, а в воскресенье они гуляли по Никольскому проспекту.
– Где Костя? – неожиданно спросил матрос.
– Сейчас придет. А что нужно?
– Нужно.
Подгоревший костер рухнул. Рой искр взмыл кверху.
Матрос поднялся, отошел, еще с минуту постоял, словно что-то обдумывая.
В этот момент появился Костя. Он заметно смутился. Должно быть, ему не хотелось, чтобы я знал о его знакомстве с матросом. Он поманил и отвел матроса от костра.
– Ну как, ходил? – спросил матрос.
Костя утвердительно кивнул головой.
– Что сказали?
– Сказали – не готова обувь…
Я видел, как матрос вытащил из кармана маленький сверточек и передал Косте. Что он говорил, я не слышал.
– Ладно, – ответил Костя. – Все будет сделано.
Матрос ушел.
Что будет сделано? И кто этот матрос? Почему он знает Костю? Я сгорал от любопытства. Я думал, что Костя сейчас же все расскажет. Но он и слушать не хотел моих просьб.
– Я тоже кое-чего знаю, – сказал я, – и тебе уж ни за что не скажу.
Однако хитрость не удалась. Костя молчал. Потом он начал болтать всякую чепуху, конечно, для того, чтобы я отстал от него. Но мне тоже не просто заговорить зубы Тогда Костя пообещал обо всем рассказать завтра.