Разумеется, я не ошибся, полагая, что и Луиза Райт, и Тим Форти будут взволнованы, когда узнают, что я снова занялся делом Эбинджера. Если говорить о Луизе, то мне потребовалось все мое красноречие, чтобы убедить ее, что я просто обязан снова приняться за это расследование. Более спокойно принял это известие мой друг Тим. Когда я рассказал ему обо всем по телефону, он согласился со мной, что действовать нужно очень быстро.

Трудно даже представить себе, что происходило в эту ночь в городе. Можете мне верить, дубинки полицейских не бездействовали. Естественно, мои цветные братья не остались в долгу. Баланс: сотня новых арестов, спущенная с цепи пресса, заявление полиции, что среди подозреваемых находится убийца Арнольда Эбинджера, быстро облетевшее город, и перспектива того, что произойдет во время похорон молодой девушки, убитой накануне.

Тим Форти не сомневался в том, что у пастора Бордена я встречался с кем-то из руководителей экстремистского движения. Из этого факта он сделал очевидный вывод: «Черные пантеры» в данный момент не заинтересованы в скандалах в Спрингвилле. А отсюда следовало, что они еще не пустили глубокие корни в нашем городе и любое проявление насилия было для них преждевременным.

Итак, следуя по ниточке к клубку, от рациональной дедукции к дедукции картезианской, Тим Форти пришел к заключению, что его гражданский долг велит ему оказывать мне помощь в этом деле. По правде говоря, я ожидал этого.

На следующее утро я отправился в центральное управление полиции. В Спрингвилле, как и во многих других американских городах, все административные службы сосредоточены в одном здании. «Гражданский центр» — так оно называется. Полицейские занимают в нем все этажи со второго по четвертый, а на пятом находится хозяйство окружного прокурора.

Меня, ясное дело, интересовало, как ведется следствие по делу о смерти Эбинджера и какие элементы его находятся в руках полиции. Я спросил об этом сержанта Мерфи, одного из весьма сведущих людей в команде шерифа, — он участвовал в проведении предварительных допросов. Обычно этот тип ведет себя нормально. Я ставлю ему выпивку, и он с большой охотой проводит время в моем обществе, несмотря на то, что он ирландец и к тому же рыжий. Но в это утро у меня создалось впечатление, что я разговариваю с устрицей, причем устрица эта старается выскользнуть из своей раковины. Ну что ж… такое зрелище само по себе стоило затраченных усилий.

Я начал уже подумывать, не получили ли мальчики О’Мэлли приказ держать язык за зубами, когда в комнату вошел лейтенант Луциус Трэнт.

При виде меня он резко остановился, а мина, появившаяся на его лице, очень подошла бы человеку, заметившему скорпиона на поручне своего любимого кресла.

— Что вы здесь делаете, Бенсон? — рявкнул он не хуже немецкой овчарки, над конурой которой написано: «Злая собака».

Я сказал ему, что пришел за информацией и что очень хотел бы узнать, как далеко он продвинулся в расследовании дела Эбинджера, потому что в том, что выдает пресса, радио и телевидение, очень уж мало конкретного.

— Послушайте, Бенсон, — сказал Трэнт бесцветным голосом. — Мы уже покончили с этой проблемой позавчера. Миссис Эбинджер сказала вам в присутствии шерифа, что ее больше ничего с вами не связывает. Она и так горько жалеет о том, что показала это проклятое анонимное письмо вам, вместо того чтобы немедленно отнести его к нам. Если бы она так поступила, ее муж, по всей вероятности, остался бы в живых.

Я приподнял брови и испытующе посмотрел на него.

— Это ваше мнение, Трэнт, — осведомился я очень спокойно, — или вы повторяете мне то, что сказал шериф вдове?

Трэнт малость сбросил обороты.

— Да, шериф сказал это миссис Эбинджер, — подтвердил он. — Однако мне кажется, что он прав, хотя лично я понимаю, почему миссис Эбинджер подалась к вам. Она могла вообразить, что перед лицом угроз со стороны черных экстремистов цветной детектив достигнет большего, чем официальная полиция.

— Вы тоже придерживаетесь такого мнения?

— Мое мнение не имеет значения, — сухо ответил Трэнт. — Эбинджер мертв, его вдове вы уже не нужны, так что вам здесь нечего делать. У вас нет ни клиента, ни договора.

Я должен объяснить вам значение последней фразы Трэнта. В этом штате мы, частные детективы, имеем определенный статус. Частные детективы, имеющие лицензию, в определенной мере аккредитованы при полиции. Это означает, что если некий полноправный гражданин, решив обратиться к нам за помощью, подписал с нами договор и уплатил аванс, полиция по мере возможности должна облегчать нашу деятельность.

И именно поэтому Трэнт онемел, когда я, глядя ему в глаза, заявил:

— Вы ошибаетесь, лейтенант. У меня есть и клиент и договор, касающийся этого дела. Речь не идет о миссис Эбинджер. Договор подписала община прихожан церкви Святых последнего дня.

У него отвисла челюсть.

— Что вы хотите этим сказать?

Я вынул из кармана ксерокопию договора, подписанного пастором Борденом, показал ее Трэнту и сказал:

— Это выражение вполне оправданной озабоченности со стороны совета этого прихода. Мы находимся перед лицом очень серьезного расового конфликта. Молодая девушка уже лишилась жизни, а число раненых перевалило за сотню. Почему? Потому, что пресса, радио и телевидение раздули пожар на основании обычного анонимного письма. Так что совершенно нормальным является то, что цветные граждане, сознающие свою ответственность, желают узнать правду.

Лейтенант Трэнт стал от злости пурпурным, как омар. Это удивило меня, потому что он всегда старался, чтобы отношения между мной и полицией складывались самым лучшим образом. Он был куда умнее своего шефа, бравого шерифа О’Мэлли. Однако в эту минуту казалось, что он вот-вот взорвется, как фугасная бомба.

— Послушайте, Бенсон! Мы с вами всегда были «о’кей». Однако клянусь, что если вы вбили себе в голову, что вам удастся выгородить «Черных пантер», то вы об этом пожалеете. Вы заварите такую кашу…

От злости он начал заикаться. Я тоже начал заводиться и в свою очередь повысил голос.

— Я попрошу вас воздержаться от подобных оскорбительных предположений, — заявил я. — Я уполномочен советом прихода раскрыть правду — вне зависимости от того, как эта правда будет выглядеть. Если виновны «Черные пантеры», я буду первым, кто заявит об этом публично. Если это преступление совершил черный, я отдам его в руки правосудия… как и любого другого американца. Если вы хотите воспрепятствовать моей деятельности, то вам придется сперва изменить статус частных детективов.

Трэнт сжал кулаки, дрожа всем телом. «Парень явно кончит апоплексическим ударом, если пойдет по этой дорожке!» — подумал я. Однако он сумел овладеть собой и решил прибегнуть к логике.

— И вам кажется, что вы сумеете узнать то, что не удалось полиции? Что дает вам право на такую самоуверенность?

— Мое прошлое, — ответил я. — Те четыре года, которые я проработал в этом городе, те дела, которые я расследовал, сотрудничая… и не сотрудничая с вами. Этого вы не можете отрицать.

Сидевший в углу сержант Мерфи, высокий, весящий за двести фунтов парень, очень старался превратиться в лилипута, который мог бы спрятаться за столом. Трэнт оперся руками о стол и набрал полную грудь воздуха.

— Вы меня знаете, Бенсон. Я всегда вас ценил и всегда вам помогал. Однако сейчас вам придется еще убедить окружного прокурора и шерифа. А это будет нелегко.

— Почему? — спросил я невинным голосом. — Я отнюдь не намерен мешать следствию. Я хочу лишь внести свой скромный вклад в выяснение истины. Уверяю вас, все, чего хочу я и чего хотят мои наниматели, — чтобы вы первыми узнали правду. Чем быстрее убийца Арнольда Эбинджера будет разоблачен, тем раньше мы обретем покой и мир.

— Вы говорите так, потому что убеждены, что это не черный убил Эбинджера?

— Ничего подобного я не говорил. Напротив, я уверяю вас, что если это совершил черный, то они окажутся перед свершившимся фактом и должны будут с этим согласиться. И тогда, может быть, мое личное ручательство будет вам полезно.

Трэнт взглянул на меня внимательно, подумал немного и сказал:

— Может быть, вы и правы. Что вы хотите узнать?

Я вытащил из кармана платок и вытер лоб. Так, наверное, чувствует себя солдат морской пехоты, водружая государственный стяг над руинами вражеской укрепленной полосы после горячей рукопашной.

— Прежде всего я хотел бы узнать о результатах вскрытия. Каким образом был убит Эбинджер?

— Вскрытие подтвердило наши предположения. Его ударили по затылку тупым предметом. Он потерял сознание. Затем его бросили в бассейн, где он и утонул.

— Этот удар в затылок… он был смертелен?

— Нет, — ответил Трэнт. — Такой удар мог лишь лишить его сознания на некоторое время.

— Следовательно, нужно исключить возможность того, что Эбинджера ударили где-то в другом месте, а потом доставили домой и там бросили в бассейн. Отлично! Позволило ли вскрытие точно определить время смерти?

— Да. Медэксперт полагает, что Эбинджер умер между восемнадцатью и восемнадцатью тридцатью.

— Понятно. А как насчет этого анонимного письма, что думают о нем эксперты?

Трэнт пожал плечами.

— Ничего определенного. Письмо было напечатано на пишущей машинке, производимой в огромных количествах в период между шестидесятым и шестьдесят пятым годами. В такой ситуации поиски машинки, на которой напечатано анонимное письмо, равносильны поискам иголки в стоге сена.

Я вытащил из кармана пачку сигарет. Мы покурили, а затем я взял свою шляпу. Я уже уходил, когда Трэнт обратился ко мне:

— Бенсон, вы видите, что я откровенен с вами. Надеюсь, что и вы меня не обманете.

— Даю вам слово, лейтенант, — ответил я серьезно. — Если я наткнусь на что-нибудь важное, я немедленно извещу об этом вас.

* * *

Остальное предполуденное время я потратил на посещение офиса Арнольда Эбинджера, помещавшегося в здании самого большого из трех универмагов, принадлежавших этой фирме. Поговорил со многими людьми. Там же и позавтракал.

Потом я отправился на виллу Эбинджера. Чтобы не беспокоить Джейнис, я подошел к боковому входу и убедил дежурившего там полицейского в том, что мне необходимо пройти к бассейну.

После полудня я вернулся в свое бюро и, воспользовавшись тем, что у Тима нашлось немного свободного времени, организовал совещание с участием его и Луизы.

— В принципе, — сказал я, после того как отчитался перед ними о событиях дня, — любой мог написать такое анонимное письмо, как то, которое показывала мне Джейнис. Любой, кроме «Черных пантер», так как именно они платят мне за розыски виновного. Кроме того, было установлено, что Эбинджера оглушили поблизости от бассейна. А это означает, что виновный был знаком с его привычками и знал о том, что временами, возвращаясь к себе, Эбинджер пользуется боковой калиткой в стене.

— Мог ли кто-нибудь знать, что в этот вечер он вернется в восемнадцать часов один и воспользуется боковым входом? — спросила Луиза.

Тим Форти заметил с улыбкой:

— Прекрасный вопрос!

— Да, — сказал я, подумав немного. — Этого действительно нельзя было предвидеть. Эбинджер, если у него встречи не были расписаны на весь день, любил неожиданно появляться в своих универмагах. После таких инспекций он обычно возвращался в свой офис или сразу же шел домой. Вот и во вторник, в день, когда он был убит, даже его работники в офисе не могли знать, что он вернется домой между восемнадцатью и восемнадцатью тридцатью.

— Это нам ничего не дает, — заявил Тим. — Мне кажется, что лучше было бы составить список тех, кто мог бы быть как-то заинтересован в устранении Эбинджера… Список тех, кто мог бы воспользоваться этим преступлением. Ты понимаешь, Дик, о чем я говорю…

Да, я его понял. Но счел, что это будет пустой тратой времени. Трудно выявить всех, кто был заинтересован в смерти владельца ночных ресторанов и притонов. Однако я не хотел дразнить Тима, очень слабого детектива, но великолепного адвоката.

— На первом месте среди тех, кому это преступление пошло на пользу, следует поместить Дебору Ли, наследующую состояние своего отца.

— И Джейнис, — добавил Тим Форти, — которая получит сто тысяч по страховому полису.

— Согласен, — кивнул я. — Хотя в этой ситуации она теряет больше, чем приобретает. Пожалуй, для нее был предпочтительнее живой муж, который оплачивал все ее желания, нежели сотня тысяч долларов единовременно. Кроме того, не следует забывать, что у нее был немалый шанс стать первой дамой Спрингвилла.

— Кстати, — прервала меня Луиза, — этот удар, сваливший Эбинджера… Его могла нанести женщина?

— И это тоже хороший вопрос, — сказал я. — Признаюсь, я не подумал о том, чтобы задать его Трэнту. Но, как следует из протокола вскрытия, если это была женщина, то очень сильная.

Нетрудно было догадаться, к чему вела моя очаровательная секретарша. Она возненавидела миссис Эбинджер с той минуты, когда та перешагнула порог моего бюро. Однако ее ждало разочарование.

— Видите ли, Луиза, Эбинджер был убит между восемнадцатью и восемнадцатью тридцатью. Джейнис появилась в моем бюро незадолго до восемнадцати. Чтобы доехать до их виллы от Уоско-Тауэр на автомобиле, необходимо не менее двадцати минут. Отсюда она уехала в восемнадцать двадцать пять, и мы знаем, что она присутствовала на приеме в городе. Так что вы, дитя мое, промазали! — Однако, чтобы утешить ее, я добавил: — Но вы оба правы. Классический метод расследования состоит в том, чтобы искать тех, кому полезно убийство. Я думаю, вы сделаете все, чтобы собрать максимум сведений об этом семействе, начиная, естественно, с супругов Ли.

— Разумеется, — ответила Луиза. — Поскольку эти люди живут на Западе, я передала соответствующие инструкции «Пацифик Эйдженси».

К вашему сведению: «Пацифик Эйдженси» является для Запада тем же, чем «Гольдберг Ассошиэйтес» является для атлантического побережья.

* * *

После полудня у меня ничего не клеилось. Похороны Арнольда Эбинджера, нашего высокочтимого земляка, чуть было не ставшего нашим мэром, ожидались в пятницу. Это означало, что напряжение в городе еще возрастет. Парни с телевидения способствовали этому самым решительным образом, переходя от заявлений к интервью; на экране пыжился мэр Райан, успокоившийся и приободрившийся. Администрация в Спрингвилле отнюдь не является образцовой, и Эбинджер, если бы захотел, несомненно, мог бы устроить им неплохую заварушку. Теперь же Райану нечего было бояться. Эбинджер умер слишком поздно для того, чтобы какой-нибудь другой кандидат мог начать кампанию, так что нынешний мэр твердо стоял на ногах. Естественно, это позволило ему провозглашать длиннейшие тирады в честь умершего и проклинать тех, кто нанес удар американской демократии, предательски умертвив Арнольда Эбинджера.

Телерепортеры со своей громоздкой аппаратурой не любят прыгать с места на место; поскольку окружной прокурор и шериф находились в том же здании, что и мэр, телевизионщики постарались использовать это обстоятельство максимально.

Нашего прокурора зовут Гэрри Митчелл; в Спрингвилле он пользуется величайшей популярностью как исключительно красивый мужчина. И это не должно вас удивлять: когда среди избирателей большинство составляют женщины, красота всегда приобретает решающее значение… Ну что ж, видимо, не следовало наделять женщин правом голоса.

Я считаю, что для окружного прокурора он немножко молод — ему исполнилось всего тридцать пять лет. Лично я хотел бы видеть на этом посту человека постарше. Однако следует признать, что это неглупый, интеллигентный и порядочный человек. Заявление, сделанное им перед камерами телевидения, звучало предельно ясно: «Справедливость будет восстановлена. Никакой нажим не воспрепятствует этому. Убийц Арнольда Эбинджера постигнет кара».

Я, естественно, тоже желал только этого. Но сперва их нужно было заполучить в свои руки. Шериф О’Мэлли не сомневался в том, что эта задача почти решена. «Они попались! — вопил он в микрофон. — Лично я убежден, что убийцы Арнольда Эбинджера, уважаемого гражданина нашего города, находятся среди агитаторов, которых мы арестовали во время беспорядков, потрясавших город в течение двух последних ночей. Уже свыше сотни таких типов оказались за решеткой — тех, кто посвятил себя насилию и подрывной деятельности. Не забывайте о том, что „Черные пантеры“ подписались под этим убийством, что они посылали Арнольду Эбинджеру письма с угрозами, пытались вынудить его отказаться от избирательной кампании. Однако никакие угрозы не могли удержать его от исполнения своего долга…» И так далее, и так далее, по кругу.

На всякий случай я подключил магнитофон к телевизору и записал заявление шерифа. Ведь может прийти день, когда оно будет дорого стоить, если, конечно…

Я должен вам сказать, что я думаю о нашем шерифе О’Мэлли. Это туша, надутая ветром, абсолютный нуль! Его величайшим счастьем является то, что у него хорошие сотрудники. Единственная положительная черта О’Мэлли состоит в том, что он умеет доверять своим подчиненным, которые куда умнее его. Признаюсь, что из своего бюро я вышел в прескверном настроении.

Направляясь в негритянский район, я оказался поблизости от виллы Эбинджера. Ворота были открыты. Полицейский в форме присоединился к сторожу, следившему за входом. Поблизости стоял полицейский автомобиль. Другой автомобиль стоял у подъезда дома. Останки, как того требуют американские обычаи, уже были перетранспортированы в похоронное бюро, тогда как жена и дочь умершего должны были в это время находиться дома с семьей и друзьями.

Я остановил машину несколько в стороне. Обошел дом и приблизился к калитке, через которую во вторник вошел Арнольд Эбинджер. На всякий случай я нажал на ручку. Калитка была заперта на ключ.

Нормально? Именно этот момент я должен был выяснить одним из первых: была ли позавчера в восемнадцать часов боковая калитка заперта или открыта?

* * *

Вечер, проведенный в ночных ресторанчиках негритянского района, не принес ничего нового. И это злило меня. Мне не хватало слишком многих элементов, чтобы я мог построить какую-нибудь теорию. А то, что я знал, никак не хотело складываться в нечто цельное.

Был второй час ночи. Я лег, а потом встал, так как не мог спать. Плеснул в стакан солидную порцию виски и начал рыться на книжных полках в поисках случайно не прочитанного детектива. В эту минуту зазвонил телефон. Меня вызывали из Палм-Спрингса.

Мой собеседник представился: Моррис Мейлер, шеф отделения «Пацифик Эйдженси» в Палм-Спрингсе.

— Мистер Бенсон, — сказал он после обычных приветствий, — я провел расследование, порученное моему бюро, и выслал первый отчет.

— Можете ли вы познакомить меня с его содержанием?

— Разумеется. Персона, которой вы интересуетесь, — это человек, практически не имеющий ни цента. Можно сказать, что уже несколько месяцев он живет в долг. Но не это явилось причиной того, что я звоню вам в такой час.

— А что? — спросил я, заинтригованный.

— Он совершил короткое путешествие. Выехал во вторник утром, а вернулся на следующий день после полудня.

— И вы знаете куда?

— Да, мистер Бенсон. В Спрингвилл!