1

Джим Рассел знал, что однажды ему придется вернуть Максу Дарроу долг. Напоминание о том, что пора выполнять обязательства, которые он взял на себя на Лусоне еще весной 1945 года, пришло девять лет спустя из Панамы, и в нем не было ничего странного для того, кто знал Дарроу; несколько неожиданным был, скорее, сам способ напоминания.

Когда в конце марта в пятницу утром он вошел в свой кабинет в адвокатской конторе «Стенфорд, Салливен, Маркс и Боун», на письменном столе лежал конверт, прибывший авиапочтой. Письмо было коротким и несколько невнятным:

«Дорогой Расс!

Я хочу воспользоваться тем обещанием, которое ты мне дал когда-то. Если у тебя что-то не получится, сообщи телеграммой и смени заказ на удобное для тебя время. Чем скорее ты приедешь, тем лучше.

Заранее признателен — Макс».

Джим еще раз перечитал письмо, и, когда его мысли вернулись в прошлое, легкая улыбка тронула уголки губ. Он достал из конверта авиационные билеты и увидел на них свое имя. После внимательного их изучения содержание письма несколько прояснилось. Из заказанных билетов следовало, что он должен вылететь через Майами в аэропорт Токумен в Панаме рейсом из аэропорта Айдл-уайлд в понедельник днем; согласно обратному билету он должен был покинуть Панаму в пятницу, вылететь в Нью-Йорк через Новый Орлеан и вернуться в субботу утром.

Тут он откинулся в кресле и взглянул в окно на серый холодный туман, висевший над крышами и скрывавший вид на гавань, и улыбка его погасла. В глубине души он всегда подсознательно понимал, что такой призыв может прозвучать в любой момент и что тот будет связан с определенным риском, ибо человек, о котором он сейчас вспоминал, обладал способностью притягивать к себе неприятности в самых разных формах. Но сейчас, постаравшись прогнать эти неприятные мысли, он с удовольствием думал о том, как удачно сложились обстоятельства, благоприятствуя этой поездке.

Неожиданно подхваченный где-то неделю назад вирусный грипп заставил его на несколько дней покинуть контору. На работу он вернулся в прошлую среду и вынужден был уйти с обеда, таким слабым себя почувствовал. В четверг он был вызван в кабинет мистера Стенфорда по текущим вопросам, и старший партнер поинтересовался его здоровьем. Джим ответил, что ему гораздо лучше; еще немного пошатывает, но этого следовало ожидать.

Стенфорд удивил его.

— Что вам нужно — проворчал он добродушно, — так это немного солнца. Не стоит слишком беспечно относиться ко всем этим делам с вирусами. Возьмите отпуск на недельку, поезжайте во Флориду или куда-нибудь еще. По-моему, у вас сейчас нет никакой особо срочной работы, верно?

Джим пробормотал какие-то слова благодарности, и Стенфорд отпустил его.

— Я все устрою, — сказал он. — Скажите только, когда вы хотите уехать.

Несколько растерянный от такой удачи, Джим в первую очередь проверил свой текущий счет. Еще вчера он интересовался ценами на поездку в Майами и Нассау и прикидывал на листочке свой бюджет и возможные расходы, размышляя, сможет ли себе это позволить. Теперь же он протянул руку к телефону и проверил, действительны ли забронированные ему билеты на самолет. Убедившись, что все в порядке, вызвал секретаршу и сообщил ей новости.

Полет до Майами в понедельник прошел спокойно и без происшествий. В Майами за время промежуточной остановки на час с четвертью он осмотрел современное здание аэропорта, купил журнал и вечернюю газету и съел сэндвич, запив его пивом. Они вылетели в восемь вечера, и к тому времени, когда Джим покончил с газетой, по трансляции сообщили, что летят они на высоте пятнадцати тысяч футов и сейчас пролетают над Кубой примерно в ста тридцати пяти милях к востоку от Гаваны.

Выключив лампочку для чтения, он увидел далеко внизу темную землю, россыпи огней, а затем, когда земля осталась позади, снова только мерцание воды в лунном свете. Он задремал и даже не заметил, как уснул, но вдруг почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему плечу. Недоуменно привстав, взглянул на улыбающуюся стюардессу.

— Через двадцать минут мы прилетаем, — сообщила та.

Джим поблагодарил ее и потянулся к ремням безопасности; возясь с ними, выглянул в окно. Теперь они летели значительно ниже, так что он мог видеть волнистую поверхность воды, ползущую под крылом тень, обозначавшую прибрежную полосу, и непроницаемую черноту суши. Затем море осталось позади, и он с интересом прислушивался к гулу моторов, гадая, как они в такой темноте найдут посадочную полосу.

Географические познания немного подвели его, и только потом он вспомнил, что океан лежит, скорее, к востоку, а не к западу от города Панамы, и теперь, когда самолет слегка накренился направо, он разглядел под крылом длинные волны и понял, что они пересекли перешеек. Несколько минут они продолжали лететь вдоль побережья, потом крыло снова поднялось, самолет накренился вправо и начал быстро терять высоту. Внизу не было никаких признаков города, и Джим решил, что они приземляются далеко за городской чертой.

Посадочная полоса в аэропорту Токумен была в хорошем состоянии, но аэровокзал оказался деревянным бараком, крытым жестью, и даже в слабом лунном свете было видно, что он нуждается в покраске. В половине первого ночи внутри все выглядело крайне уныло, но как только доставили багаж, иммиграционные и таможенные формальности прошли очень быстро и он получил обратно половину своей туристской карточки с приклеенной к ней фотографией. Подхватив большой чемодан и пластиковую полетную сумку-подарок авиакомпании, которые таможня пропустила без досмотра, Джим последовал за швейцаром наружу.

Там дул сильный и влажный ветер, который прижал его брюки к ногам и попытался сорвать шляпу, пока Джим разглядывал пассажиров, прибывших вместе с ним и покинувших самолет, который должен был продолжить свой полет в Лиму. Армейский капитан с женой и двумя сонными детьми был встречен приятелем-офицером. Супружеская чета среднего возраста, радостно приветствуемая каким-то родственником или другом, была отведена к ожидавшему автомобилю. Пока Рассел разглядывал длинный фургон, который, по-видимому, служил здесь общественным транспортом, к нему подошел небольшой темнокожий человечек в шоферской шапочке.

— Вы — мистер Рассел?

— Да.

— Меня послал мистер Дарроу. Я отвезу вас в отель.

Он потянулся за чемоданом, взял его у Рассела, махнул свободной рукой: «Туда, пожалуйста», — и зашагал через стоянку, направляясь к небольшому «седану».

Они ехали до отеля примерно полчаса сначала по бетонной автостраде, шедшей мимо небольших сельских домиков, казавшихся темными и необитаемыми, а затем по прямой широкой улице, также в этот час тихой и спокойной. На перекрестке, где освещение было получше, он успел заметить деревянные и оштукатуренные дома, стоявшие высоко над землей на бетонных столбах. Тут и там, как признак прогресса, виднелись новенькие — с иголочки — магазинчики, станция обслуживания с привычной вывеской на крыше и рядом бензоколонок. И наконец, перед собой и чуть вправо он увидел стоявший на пригорке отель, на первый взгляд выглядевший прямоугольной бетонной коробкой, лишенной окон и подпертой толстыми круглыми сваями.

Изогнутая подъездная дорожка миновала вымощенную стоянку с противоположной стороны здания, и, когда Рассел вышел, он увидел справа обширный двор и легкие балкончики, как соты облепившие фасад; затем, следуя за водителем, миновал вход, где не было ни дверей, ни окон и который представлял просто широкий проем из-под навеса над тротуаром прямо в вестибюль.

Водитель поставил чемоданы и принял протянутый Расселом доллар, улыбнувшись, поклонившись и пробормотав «Gracias». Администратор поднялся из-за стола и в ответ на вопрос Рассела, забронирован ли для него номер, утвердительно кивнул и протянул регистрационную карточку и ручку.

Появился одетый в красивую форму цветной посыльный и взял у администратора ключи. Тот протянул еще и конверт, и, взглянув на него, Рассел увидел, что это фирменный конверт отеля с надписанным его именем, но без почтового штемпеля. Он сунул конверт в карман и покосился на застекленную стойку коктейль-холла, которая сейчас была темной и пустой.

— Сейчас уже слишком поздно для того, чтобы выпить?

Администратор взглянул на висевшие за ним часы.

— В это время должен быть открыт бар «Белла Виста», — сказал он. — Это на крыше. Или, — он наклонился над стойкой и показал в сторону сводчатого коридора направо от себя, — вас могут обслужить в кафе. Увидите вывеску в конце коридора. Они работают всю ночь.

Рассел поблагодарил его и пошел за посыльным, завернувшим за угол к лифту. Они вышли на шестом этаже, прошли по коридору, неожиданно превратившемуся в галерею с номерами по одну сторону, а открытой стороной выходившую на дворик и бассейн, сейчас освещенный только горевшими под водой огнями, и смутно видной линией кабинок для раздевания.

Номер 601 оказался в самом конце галереи. Когда посыльный ушел, Рассел постоял какое-то время, разглядывая обстановку. В окнах не было стекол, собственно, не было и окон как таковых. Дверь, через которую они вошли, была деревянной, жалюзи открывались для вентиляции или закрывались для уединения в зависимости от желания хозяина. Слева — ванная, отделенная перегородкой из матового стекла. Обстановка вполне современная, обтянутые кожей кресла стояли углом, хотя сейчас одно из них было разложено в кровать, застеленную простынями.

Напротив входа — другие двери-жалюзи, за которыми открывался балкон с небольшим столиком и креслами. Когда Рассел вышел туда и взглянул вниз на улицу, по которой только что приехал, то сразу за отелем заметил что-то вроде ангара и стоявшего рядом человека в форме национальной полиции. За ним и вправо тянулись городские огни, а над ними словно на какой-то башне высоко в небе мерцали красные фонари — предупреждение для низко летящих самолетов.

Только сейчас, когда Рассел почувствовал, как высыхает пот и мягкий ветерок овевает его лицо, он понял, как устал. Все еще отказываясь думать о том, что может случиться завтра, он решил, что сон нужнее, чем выпивка, и потому принялся распаковываться. Он сбросил одежду и надел пижаму; он развесил костюмы, разложил по ящикам стола мелочи — и лишь после того, как почистил зубы, вспомнил о записке, которую передал администратор.

Присев на край кровати, вскрыл конверт. Как он и ожидал, там были приветствия и подпись «Макс», но текст едва ли мог быть короче.

«Позвоню тебе утром, — прочел он. — Если кто-нибудь спросит, ты здесь на отдыхе».

Рассел прочел записку и буркнул что-то, звучавшее одновременно возмущением и покорностью судьбе. А потом засунул сложенный листок в конверт, положил тот на стол, выключил свет и растянулся на постели, еще чуть поворчав, прежде чем закрыть глаза.

 

2

На следующее утро уже в девять часов пронзительный звонок телефона на столике у постели вырвал Рассела из глубокого сна. Он на ощупь схватил телефонную трубку, голова была еще затуманена, и он действовал автоматически, как человек, который намерен заставить умолкнуть будильник.

— Да? — буркнул он сквозь полусон.

— Доброе утро, лейтенант. Вы уже проснулись?

После стольких лет голос звучал незнакомо, но короткие четкие фразы нельзя было не узнать, и Рассел неожиданно полностью проснулся.

— Макс?

— Вот именно. Ты хорошо долетел?

— Отлично.

— Комната тебе понравилась?

— Превосходная.

— Все, что понадобится, можешь заказывать, просто подписав счет. Вся поездка за мой счет, приятель. Я чертовски рад, что ты смог приехать. Ты мою записку получил?

— Конечно. Я — турист.

Дарроу засмеялся, и наступило молчание. Когда оно стало затягиваться, Рассел прокашлялся.

— Когда я тебя увижу?

— Ну, — Дарроу заколебался, — скорее всего так… Я сегодня должен съездить за город. Думаю, тебе лучше всего пока будет познакомиться с окрестностями.

— О…

— День прекрасный, и ты можешь нанять автомобиль прямо у отеля. Скажи водителю, что хочешь осмотреть деловую часть города — рынок, канал и Юнион-клуб, может быть, проехаться через Анкон и Бальбоа и взглянуть на больницу и дом правительства, а затем посмотреть развалины старого города. На все это должно хватить пары часов; кроме того, я думаю, что тебе стоит взглянуть на Колон и Кристобаль. Но туда машину не бери.

— Не брать?

— Иначе это будет прогулка впустую. Ты ничего не увидишь. Поезжай поездом.

Рассел воспринимал все лишь частью своего сознания, но у него начало возникать странное чувство беспокойства. Когда он вспоминал таинственную записку и свой поспешный полет, так долго остававшийся неоплаченным долг, его охватывало смутное, но возбуждающее ожидание новых событий и новых приключений, поэтому он был изрядно разочарован разговором об осмотре достопримечательностей.

— Спасибо, — протянул он.

— За что?

— За план моей поездки, — пояснил Рассел с некоторой иронией. — Я думал, что приехал сюда, чтобы помочь тебе.

— Надеюсь, ты сможешь сделать это.

— Какие-то неприятности?

— Возможно, для меня. Не для тебя. Твое участие вполне законно. Так что не беспокойся, ладно? Поужинаем у меня. Ресторан называется «Перешеек», на Авенида-сентраль — Мейн-стрит по-вашему. Любой таксист знает, где это.

— «Перешеек»?

— Пе-ре-ше-ек. Там, где канал.

— Но почему…

— Это лучшее место в городе, где можно прилично поесть.

— Хорошо, — сказал Рассел, все еще несколько затрудняясь связать лучшее место в городе, где можно хорошо поесть, с человеком, которого он знал как сержанта Дарроу. — Я не знал, что ты стал хозяином ресторана.

— Я не хозяин, — поправил Дарроу. — Я только совладелец. В семь тридцать тебя устроит? И ты все еще турист, приятель. Сегодня ты должен доказать это.

Несмотря на желание сделать что-нибудь полезное, Рассел поступил так, как было сказано. Швейцар у главного входа в отель показал ему на довольно новый автомобиль с шофером, который немного говорил по-английски. Тому Рассел заявил, что у него есть около двух часов, чтобы осмотреть окрестности, и постарался вспомнить все те места, которые сумел запомнить из разговора с Дарроу.

Швейцар перевел эти инструкции на испанский, водитель обогнул отель, выехал на автостраду, и они направились мимо аэропорта Патилла через жилой район, смахивавший на пригород, в котором тут и там были разбросаны строящиеся коттеджи современного вида.

Плоская прибрежная часть старого города Панамы была примечательна только тем, что была полностью разрушена, когда в семнадцатом веке сэр Генри Морган осадил и сжег ее. Несколько толстых серых разрушенных стен, заросших кустарником, причем не слишком высоких; над ними вздымалась только квадратная башня кафедрального собора, но и она была в плохом состоянии и разрушалась. В табличке, прикрепленной к стене, говорилось, что кафедральный собор Вознесения Богородицы был первоначально построен из дерева в 1535 году.

Вернувшись в город, они проехали вдоль берега, попали в торговый район с односторонним движением на узких улицах, забитых автобусами, автомашинами, тележками и уличными продавцами. Район был полон запахов, красок, звуков и запружен людьми, однако был свой особый ритм в этом шуме назойливых голосов, криков и споров. Полиция делала все, что в ее силах, чтобы обеспечить движение, и бросалось в глаза почти полное отсутствие автомобильных сигналов и раздражения у водителей.

Водитель Рассела, откинувшись на спинку сиденья, спокойно ждал своей очереди. Как только предоставлялась возможность, он чуть продвигался вперед и снова ждал. Солнце отражалось в хромированных деталях машины, и казалось, что температура уже достигла ста двадцати градусов по Фаренгейту. Рассел разглядывал торговцев — женщин, которые пришли сюда из пригородов, проделав многомильный путь, а тем временем пот пропитал насквозь его рубашку и добирался уже до куртки. Им понадобилось пятнадцать минут, чтобы проехать два квартала, но зато потом они повернули налево и поднялись немного выше, и там оказалось больше воздуха.

Президентский дворец возвышался в самом центре деловой части города, но производил впечатление только в сравнении с окружающими зданиями и благодаря обилию полицейских в форме вокруг него. Неподалеку от берега моря шофер припарковал машину и прошелся вместе с Расселом до площади Франции и затем вдоль дамбы. Был отлив, и примерно на полмили до края воды всюду торчали весьма негостеприимные камни, а за ними тянулись соединенные дамбами с материком небольшие островки, смахивавшие на шоколадные конфеты.

— Это укрепления, — пояснил водитель.

— А что там дальше? — спросил Рассел, указывая на лежавшие за ними два больших острова, покрытых горами и казавшихся на таком расстоянии голубыми.

— Табога, — ответил водитель, — и Табогийя.

Вернувшись назад, они проехали по Авенида-сентраль мимо парка Лессепса к зоне Панамского канала. Водитель показал Расселу отель «Тиволи» и Анкон-хилл с его мачтообразными башнями. Они взобрались наверх мимо ухоженных лужаек, миновали массивное здание больницы Горгаса и шеренгу административных зданий, осмотрели улицу Прадо с растущими вдоль нее пальмами и в районе Бальбоа выехали к железнодорожному вокзалу.

Путешествие через перешеек в чистом, но старомодном железнодорожном вагоне заняло час и двадцать минут и действительно оказалось самой интересной частью прогулки. Как и обещал Макс Дарроу, он смог увидеть шлюзы Мирафлорес и Педро Мигуэль. В Гамбоа он увидел большую землечерпалку, стоявшую в доках, и сам канал, который был настолько узок и тесен, что, когда поезд остановился, он смог видеть, как корабль компании «Грейс Лайн» обгоняет другое судно под английским флагом. Озеро Гатун представляло собой многие мили залитой водой земли с торчащими деревьями и пеньками, тогда как вдали стояло на якоре около полудюжины судов, ожидавших своей очереди на прохождение последних шлюзов перед выходом в Атлантику…

Джим Рассел вернулся в отель после пяти, тут же, сбросив одежду, отыскал в телефонной книге два номера и позвонил по ним. Первый принадлежал его школьному товарищу, которого звали Тед Ленгли и который уже полтора года служил в зоне Панамского канала. Дружески поболтав, он записал адрес Ленгли и пообещал встретиться с тем на следующий вечер. Второй звонок был в газету «Панама Ситизен». Коллега из нью-йоркской конторы передал ему письмо для человека по имени Джордж Гиббс, работавшего там, но телефон не отвечал, и он мысленно взял себе на заметку, что нужно будет связаться с Гиббсом на следующий день.

В семь тридцать вечера Авенида-сентраль, казалось, была столь же оживлена, как и в начале дня. Там, где кварталы скромных построек уступали место деловой части города, огни стали ярче, тротуары — многолюднее, и вереница автобусов — некоторые явно были импортными и современными, тогда как другие выделялись самодельными кузовами, разрисованными яркими картинками — казалась бесконечной. Будка регулировщика уличного движения на перекрестке напомнила Расселу такие же, которые он видел в Бостоне ребенком. На углу стоял серый полицейский автомобиль с торчащей антенной, позади него из полуоткрытых дверей ресторана доносились звуки музыки. Возле бровки тротуара в ряд стояли такси, и водители с орлиными профилями довольно мирно спорили друг с другом относительно возможного барыша. Такси Рассела остановилось вплотную к ним перед скромной неоновой вывеской «Перешеек».

Дверь под вывеской была распахнута, и Рассел прошел через слабо освещенное фойе в длинный узкий зал с приглушенным, но вполне достаточным освещением, стены которого были отделаны лакированным бамбуком. Слева располагался ряд кабинок с круглыми столиками и диванами. В дальнем углу мягко играло под рояль струнное трио. Сбоку от двустворчатых дверей в служебные помещения лестница с железными перилами вела на маленький балкончик к узкой двери. Справа находился полукруглый бар, за которым на одном из табуретов сидел Макс Дарроу, а перед ним стоял стакан с выпивкой.

Почти сразу углядев Рассела, он поднялся навстречу, протягивая руку.

— Привет, парень! — сказал он, скаля зубы в улыбке.

— Привет, Макс.

Они постояли, разглядывая друг друга, оба крепкие, хорошо сложенные мужчины. Дарроу был на четыре или пять лет старше и на два дюйма ниже, чем Рассел, но отнюдь не коротышка, с волосами песочного цвета, лицо его было загорелым, с твердым взглядом холодных серых глаз, в глубине которых проступало странное беспокойство, даже когда он улыбался.

Рассел видел Дарроу последний раз в 1948 году, когда тот поступал в юридический колледж и несколько дней жил в его квартире. Если не считать загара и нескольких новых морщинок в уголках глаз, он не обнаружил больших изменений, о чем и сказал.

— Я могу сказать про тебя то же самое, — сказал Дарроу. — Если не считать того, что ты стал выглядеть несколько мягче.

— Вот что делает с нами кабинетная работа.

— Ну, ты можешь с этим справиться… Садись, Джим. Что будешь пить?

— Если твой бармен сумеет хорошо приготовить, то мартини.

— Он сумеет… Фред, — повернулся он к цветному бармену. — Специальный мартини для моего друга. — Он допил свою порцию и двинул стакан старинной формы по стойке. — А мне повтори еще раз. Ну, — теперь он переключил свое внимание на Рассела, — как провел сегодняшний день? Были в Колоне? Накупил парфюмерии? Ты ведь знаешь, она здесь дешевая.

— Да, немного.

— Для приятельниц?

— Для сестры и секретарши.

— Как, у тебя нет подружек? Что с тобой происходит, черт возьми?.. О, Луис.

Он обернулся, чтобы перехватить плотного черноглазого мужчину лет сорока пяти с напомаженными усами и бледным мягким лицом. Одетый в безукоризненный белый китель, тот держал под мышкой меню и, когда Дарроу его представил, поклонился в пояс на континентальный манер и начал отвечать с каким-то необычным акцентом, которого Рассел не мог определить.

— Это мой старый друг, — представил Дарроу. — Джим Рассел — Луис Кастанца. Луис, — добавил он, — пожалуй, лучший метрдотель по эту сторону Португалии. Я прав, Луис?

Кастанца позволил себе слегка улыбнуться.

— Иногда мне нравится так думать.

— Мы посидим здесь минут пятнадцать, — сказал Дарроу. — И последите, чтобы «севиш» была приготовлена как следует.

— Здесь, — заверил Кастанца, — она всегда приготовлена как следует.

— Он не шутит, — подтвердил Дарроу, когда тот отошел. — Без Луиса тут было бы совершенно не то… Ну, — сменил он тему, — как у тебя успехи? Как твоя адвокатская практика?

Они еще выпили, и пятнадцать минут прошли в непринужденной болтовне о каких-то не слишком важных вещах, причем совершенно не касаясь того факта, что Рассел оказался здесь при не совсем обычных обстоятельствах. Когда Кастанца появился и сообщил, что ужин готов, Дарроу подвел друга к девушке, сидевшей в дальнем конце бара.

Подойдя поближе, Рассел увидел, что это эффектная блондинка лет двадцати пяти, хотя она могла быть и старше, с карими глазами и подкрашенными ресницами. На ней было короткое вечернее платье с низким вырезом, подчеркивавшее формы; кожа гладкая и нежная, но глаза выглядели усталыми и уголки накрашенного рта опустились, когда она ответила ему небрежной улыбкой.

— Лола Синклер, — представил ее Дарроу. — Попозже она нам споет, когда трио закончит номер. Джим приехал на несколько дней из Нью-Йорка, — сказал он девушке и опять повернулся к Расселу: — Лола работала спасателем в бассейне отеля. Когда они очередной раз ее вышвырнули, я уговорил ее перейти сюда и спеть несколько песен для посетителей. Она также неплохо играет на пианино.

— Это не так уж трудно, — сказала девушка.

— Пошли выпьем бренди, — предложил Дарроу и повел Рассела в кабинку, где уже стояли высокие, поставленные в лед чашки с чем-то напоминавшим мясо краба или рыбный салат.

— Это и есть «севиш»?

— Да.

— А что это такое?

— Сырая рыба.

— Сырая рыба?

— Не вороти нос, — сказал Дарроу, — пока не попробуешь. Если тебе не понравится, можешь заказать креветки.

Рассел подцепил вилкой небольшую порцию и тщательно прожевал ее; потом довольно улыбнулся.

— Великолепно. Как вы это делаете? Какая-то особая рыба?

— «Севиш» готовят из самой разной рыбы. Это, например, приготовлено из корбины. Рыба, лимонный сок, мелко нарезанный лук, жгучий желтый перец. Соки обрабатывают рыбу. Если она приготовлена правильно — это превосходно, если нет… — Он пожал плечами и принялся за еду.

Бифштекс, который заказал Дарроу, оказался нежным и мастерски поджаренным, картофель «дельмонико» — сочным и жирным, с соответствующим количеством сыра. Рассел заказал на десерт шербет и бренди к кофе и, когда Кастанца подошел, чтобы убедиться, что все в порядке, поблагодарил его за прекрасный ужин.

— Я заказал бифштекс, — сказал Дарроу, — чтобы показать тебе, что мы можем готовить его не хуже, чем в Нью-Йорке. Завтра, если это тебе понравилось, попробуй наших жареных креветок и посмотрим, не окажутся ли они лучше всего, что тебе когда-либо приходилось есть. Не так ли, Луис?

Луис улыбнулся и отошел, а Дарроу откинулся назад, раскурил свою сигару и с удовлетворением наблюдал за посетителями, которые занимали все столики. Он снова начал расспрашивать Рассела о прогулке, которую тот совершил, обращая внимание на детали, добавляя новые краски и забавные сведения о городе и его обитателях. Расселу показалось, что он сознательно избегает всякого упоминания о цели его поспешного приезда из Нью-Йорка и о таинственной записке, с которой все началось.

Поначалу Рассел сдерживал свое любопытство и свел к минимуму вопросы, считая, что Дарроу нравится играть роль хозяина и хочется, чтобы он почувствовал себя как дома. Но потом он решил, что для такого импровизированного поведения должны быть какие-то причины, и почувствовал, что волнение, вызванное его нетерпением и беспокойством, постепенно переходит в растущее упрямство. Дарроу уклонялся от разговора. «Ну так что? — спрашивал он себя. — Дарроу оплачивает расходы, не так ли? Если он хочет отложить момент, когда попросит о помощи — не важно, о чем будет идти речь — то какое ему дело?»

Беда была в том, что такие рассуждения не поднимали настроения, и когда несколько минут спустя Дарроу пригласил Лолу Синклер выпить с ними бренди, Рассел откинулся на спинку кресла, обвел присутствующих отрешенным взглядом голубых глаз и решил, что не будет больше задавать вопросов до тех пор, пока Дарроу не готов будет сам изложить свою просьбу.

Присутствие девушки не помогло поднять его настроение. Та мимолетно улыбнулась ему, когда садилась за столик, однако в ее взгляде на Дарроу чувствовалась какая-то досада, и она почти ничего не говорила, пока Дарроу рассказывал, как они с Расселом воевали на Тихом океане. Этот монолог продолжался до тех пор, пока за его спиной не остановился официант и наклонился, чтобы сказать несколько слов по-испански.

Дарроу оглянулся и поднялся. Извинившись, он направился между столиками к бару, у которого стояли двое мужчин. Оба были одеты в темное, один низкорослый и круглолицый, другой — повыше, в темных очках в крупной оправе. Когда они начали разговор, Рассел взглянул на девушку. Та внимательно наблюдала за Дарроу. На какое-то время она совершенно забыла о Расселе, и он мог бесстрастно ее разглядывать, отмечая, что у нее великолепная, может быть, только чуть полная фигура, прекрасные руки и ухоженные ногти.

— Долго вы работали в отеле? — спросил он, когда ему надоело ее невнимание.

— Что? — Она рассеянно взглянула на него, в глазах промелькнуло мгновенное беспокойство. — Я немного задумалась.

— Вы довольно долго отсутствовали.

— Не так уж долго, — возразила она, разглядывая стакан.

— Я спросил, долго вы работали в отеле.

— Девять месяцев.

— Вы играете на рояле?

— Нет. По вечерам я тут привлекаю публику — здесь бывает много торговцев с большими деньгами и все они пытаются купить мне выпивку и пригласить поужинать, — и иногда оркестр позволяет мне спеть одну-две песенки или потрясти погремушками.

— Вам не нравится эта работа?

— Спасателем? — Она пожала обнаженными плечами. — Там все было в порядке, но я предпочитаю петь. — Она тихо недовольно фыркнула, ее рот дернулся. — Ну сколько же можно? — сказала она и отвернулась.

Рассел обернулся и увидел, что Дарроу продолжает разговаривать с мужчинами возле стойки бара, у него возникла мысль, не бывший ли сержант роты «Чарли» стал причиной недовольства Лолы.

В это время подошел официант и заменил их стаканы из-под бренди подносом, на котором стояла бутылка скотча, ваза со льдом, стаканы и содовая. Не дожидаясь просьбы, он смешал две порции и отошел. Лола быстро выпила свою и поднялась. Она сказала, что подошло время ее выступления, и Рассел увидел, что струнное трио укладывает свои инструменты и сцена погрузилась в темноту.

Он видел, как она подошла к фортепиано и включила свет. Поправила микрофон, взяла несколько ленивых аккордов, не слишком умело импровизируя в качестве вступления. Потом спела простенькую песенку по-испански. У нее был достаточно приятный голос с небольшой хрипотцой, но довольно ограниченного диапазона, и ее исполнение явно было лишено профессионального блеска. Он подумал, что на любом конкурсе в Соединенных Штатах ей не приходилось бы рассчитывать на приз, но здесь ее голос звучал вполне прилично, и посетители награждали ее сдержанными аплодисментами. Она спела еще одну похожую песенку, потом последовала одна из старых американских мелодий, и в этот момент Рассел заметил, что Дарроу покинул мужчин у бара и присел к столу, занятому двумя смуглыми парами, где женщины были излишне пышными и богато одетыми, а мужчины красовались в тропических костюмах и рубашках с отложными воротниками.

Рассел не стремился следить за временем, но, по мере того как Дарроу переходил от столика к столику, его поначалу хорошее настроение начало портиться. Выпивка не помогала, и уже не раз он порывался встать и уйти. Лишь упрямство удерживало его на месте. Он уже забыл о своем недавнем решении ни о чем не спрашивать. Нет, теперь он намерен был дождаться Дарроу и решительно спросить, чего тот хочет.

Уже около одиннадцати зал наполовину опустел, лишь тогда Дарроу вернулся в кабинку и со вздохом опустился в кресло. Торопливо смешав себе порцию выпивки, пригубил и вытер пот со лба.

— Ну, вот и все, — сказал он. — Каждый вечер я должен ублажать посетителей. Они тратят деньги и время и поэтому крайне капризны. Им обязательно нужно чувствовать к себе внимание. А как твои дела? Все в порядке? У тебя всего было вдоволь?

— Да, достаточно, — сказал Рассел. — Ты уверен, что можешь тратить время на меня?

Дарроу изумленно уставился на него, почувствовав в вопросе нотки недовольства. Потом улыбнулся.

— Ты обиделся?

— Да, немного. Я получил от тебя сумасшедшее письмо и билеты. В нашей фирме я всего лишь мелкая сошка, и мне просто повезло, что смог сразу выехать. Я приехал сюда, потому что тебе понадобился, потому что я обязан тебе и хочу сделать все, что в моих силах. И что же? Сначала тебя нет в городе. Потом ты уклоняешься от разговора. Ты не хочешь говорить…

— Успокойся, парень, — Дарроу взмахнул своим стаканом с виски. — Мне пришлось уехать из города, так как нужно было повидать одного парня в Серро Кампана. Ты пробудешь здесь всего несколько дней, потому мне казалось, что тебе захочется осмотреть достопримечательности. Сегодня вечером я собирался показать тебе город, но обстоятельства складываются так, что я не смогу этого сделать.

Он замялся и отвел взгляд, улыбка исчезла.

— У меня кое-какие неприятности, понимаешь, и либо ты сможешь сделать то, что мне нужно, либо нет. Я полагал, что ты действительно сделаешь все, что сможешь, но дела сложились так, что нам нужно поговорить с глазу на глаз где-нибудь в спокойном месте. Я должен кое-что объяснить, о чем ты, пожалуй, не знаешь, и подумал…

Что подумал Макс Дарроу, осталось неизвестным. Рассел, глядя на него, вдруг заметил, как взгляд Макса замер где-то за пределами кабинки, глаза широко раскрылись, а челюсть отвисла. Когда Рассел справился с удивлением и оглянулся, то увидел белокурого здоровяка, остановившегося возле стола. На нем была грязная куртка на молнии и голубая кепка с козырьком, которая в Штатах могла бы означать, что он водитель автобуса или тяжелого грузовика.

На широком лице появилась добродушная улыбка, и здоровяк спросил:

— Ты удивлен, не так ли? — после чего взял стакан Дарроу и бутылку.

— Что случилось, Ал? — спокойно спросил Дарроу.

Здоровяк налил себе виски и выпил. Потом поставил стакан на место.

— Я все сделал, — сказал он и, бросив мимолетный взгляд на Рассела, направился к бару.

Дарроу сидел неподвижно, провожая его взглядом. Рассел видел, как тот остановился возле Лолы Синклер и положил руку ей на плечо. В том, как он сделал это, чувствовался жест собственника, и девушка, узнав его, отреагировала быстро и оживленно.

Дарроу встал, продолжая следить за человеком, которого назвал Ал. Потом бросил через плечо:

— До завтра, Джим. Завтра уж наверняка. Если тебе еще хочется развлечься, то попробуй зайти в «Хэппи Ленд» или в «Риальто» дальше по улице.

Когда он направился к бару, Рассел вышел из кабинки и не оглядываясь зашагал к выходу, недовольный и сердитый, несмотря на все свои попытки отнестись к сложившейся ситуации философски.

Вывеска заведения «Хэппи Ленд», которое в самом деле оказалось неподалеку, привлекла его внимание, и он остановился перед входом. Тот был разукрашен вставленными в рамочки фотографиями девиц в вызывающих позах, что напомнило ему подобные забегаловки на Пятьдесят второй вест-стрит в Нью-Йорке и отбило всякое желание заходить внутрь.

Парой дверей дальше он набрел на «Риальто». Здесь освещение было получше, и он немного задержался перед дверью, разглядывая длинный бар и молодых парней в разноцветных спортивных рубашках, — очевидно, ребят с соседней бензоколонки, скрашивавших ночное дежурство, — предупредительных черноволосых девиц, парочки, нервно дергавшиеся под джазовую музыку, гремевшую из музыкального автомата. Позади была дверь, прикрытая шторой так, чтобы посетители бара не могли видеть представления, и тут ему пришло в голову, что он уже достаточно на сегодня выпил и что у него нет настроения предаваться развлечениям подобного сорта. Развернувшись, он шагнул к ближайшему такси и рывком открыл дверь.

 

3

На следующее утро Джим Рассел проснулся довольно рано и, не потрудившись даже посмотреть на часы, перевернулся и собрался поспать еще. Но тут его разбудил телефонный звонок, и снова в трубке звучал четкий резкий голос Макса Дарроу.

— Ну и как ты провел прошлую ночь? — спросил тот.

— Все в порядке. Я вернулся домой и лег спать.

— Ты умненький мальчик. Что ты думаешь относительно трех часов дня?

— В любое время, как скажешь.

— У меня.

— В ресторане?

— Нет. Это здание занимает целый квартал и моя квартира выходит на другую улицу. — Он назвал адрес. — Контора в ресторане соединяется с моей квартирой, но будет лучше, если ты воспользуешься другим входом. Я буду ждать.

После того как Дарроу отключился, Рассел снова снял телефонную трубку, заказал завтрак: папайю, рогалики и кофе, и попросил, чтобы накрыли на балконе. Вкусная еда, прекрасный вид и яркое, почти безоблачное утро изгладили все следы мрачного настроения, владевшего им накануне вечером. Он вспомнил, что до отъезда у него остались только этот и следующий день, и, решив полностью использовать их в свое удовольствие, побрился, надел плавки и халат и отправился вниз к бассейну, прихватив с собой газету из Майами.

Служитель выкатил для него шезлонг, установил его перед кабинкой, и, лишь получив всю ту порцию солнца, которую мог себе позволить, он перебрался в тень. Дважды искупался, оставаясь по-прежнему в плавках и халате, закусил сэндвичем и пивом за столиком возле бара во дворике отеля и в результате был в прекрасном настроении, когда в два тридцать поднимался на второй этаж в редакцию газеты «Панама Ситизен».

В правой части большой неразгороженной комнаты находилась стойка, пространство за которой было, по-видимому, предназначено для рекламных отделов; пространство слева было заполнено столами и пишущими машинками, половина из которых оглушительно трещала.

Темнокожая девушка за стойкой, услышав вопрос Рассела, направилась к группе людей, столы и пишущие машинки которых образовывали своеобразный закуток. Мужчина, который встал и последовал за ней, выглядел лет на тридцать, у него были темные волосы, спортивная рубашка с коротким рукавом, за ухом, там, где волосы начинали седеть, торчал карандаш.

— Я — Джордж Гиббс, — представился он.

— Джим Рассел. Хенк Джонсон попросил меня разыскать вас. — Джим протянул письмо. — Он говорил, что служил с вами в Англии в 1944 году.

— Хенк Джонсон? — Гиббс улыбнулся и просмотрел письмо. — Да, действительно, мы служили вместе.

Рассел сказал, что работает в одной конторе с Джонсоном, объяснил, что пробудет здесь еще пару дней, и поинтересовался, не могли бы они поужинать вместе, или выпить, или что-нибудь в этом роде. Затем, обратив внимание на возросшую активность слева от него, он спросил, не вечерняя ли у них газета.

— Тоща у вас сейчас самое напряженное время, — сказал он, когда Гиббс кивнул.

— Да, еще примерно с час… Послушайте. — Гиббс оторвал клочок бумаги и что-то написал на нем. — Это мой домашний телефон. Пожалуй, мы сможем встретиться сегодня вечером. Если меня не будет на месте, то, скорее всего, я засяду в саду Бальбоа с кружкой пива в руке. Любой таксист отвезет вас туда.

Квартира Макса Дарроу помещалась в одном из длинного ряда каменных оштукатуренных зданий, выходивших на узкую улицу. Большинство зданий были трехэтажными, с выступающими балконами и тяжелыми на вид дверьми, фасады их потемнели от непогоды, окна верхних этажей были закрыты ставнями. Дом, который был нужен Расселу, отделяло от соседнего расстояние футов в шесть, и на тяжелых воротах, закрывавших проход, болталась вывеска с надписью по-испански.

Через несколько секунд после того, как Рассел нажал кнопку звонка, замок щелкнул, и он очутился в просторном холле с лестницей, ведущей наверх, и одностворчатой дверью в дальней стене за ней. Наверху распахнулась дверь и, когда он взошел на площадку, где ждал Дарроу, то увидел, что лестница идет еще дальше.

Квартира выглядела неплохо. В гостиной с высоким потолком кремовые стены резко контрастировали с темными деревянным панелями. Мебель также была темной, удобной и очень солидной, правда непривычной конструкции, видимо, большая часть ее была местного производства. Пол выложен плиткой, а на стенах — ничего, если не считать двух картин — тропических пейзажей, выполненных маслом в модернистском стиле. Против входа были две двери, одна — в углу — вела в маленькую кухню, другая, слева, — в спальню. После жары на городских улицах здесь было неожиданно прохладно, и Рассел сказал об этом.

— Большую часть дня здесь очень приятно, — признал Дарроу. — Пойдем сюда.

Он провел Джима в спальню, которая выглядела весьма внушительно из-за помещавшейся в ней массивной двуспальной кровати и тяжелых кресел. Два окна изнутри прикрывались железными решетками, в одном углу стояла ванна. Другая дверь вела в небольшую комнату, где стояли стол, шкаф для документов, два стула и кушетка. Металлическая дверь в дальней стене вела в контору ресторана. Дарроу поставил стул перед столом, предложил его гостю, а сам сел за стол. Придвинул коробку сигар и, когда Рассел отказался, закурил; потом откинулся назад с добродушной улыбкой, но глаза его сардонически щурились.

— Полагаю, ты успел вообразить, что тебе придется контрабандой вывозить меня из страны или помогать мне бежать из местной тюрьмы.

Рассел пожал плечами, вспоминая все об этом человеке, которого коротко знал, понимая в то же время, что они никогда не были друзьями и никогда ими не будут. Рассел всегда чувствовал, что у Дарроу есть какое-то врожденное неприятное качество, которое исключает возможность полного доверия между ними, и он просто принимал этот факт как есть, так же как он принимал тот факт, что имеет перед Дарроу обязательства, которые должен выполнить. Поэтому в ответ на ухмылку Дарроу Джим сказал:

— Какое это имеет значение? Я же здесь.

— Да, — протянул Дарроу с отсутствующим видом и сделал паузу, его улыбка исчезла. Для Рассела, считавшего, что он знает этого человека, реплика, которая затем последовала, оказалась совершенно неожиданной.

— Речь идет о моем сыне, — сказал Дарроу, — и я вспомнил о тебе, потому что ты адвокат и должен знать, как выпутаться из неприятностей, и еще потому, что ты единственный действительно честный человек, которого я знаю.

Рассел продолжал сидеть, недоверчиво молча, не зная, что сказать, и глядя на человека, который сидел откинувшись назад в кресле, на человека, во взгляде которого росло отчуждение.

— Может быть, ты не знал, что у меня есть сын, — сказал он наконец, — или даже, что я был женат. Это продолжалось не слишком долго, я имею в виду свою семейную жизнь. И давно уже состоялся развод, но остался мальчик, о котором я не переставал думать. Пару месяцев назад ему исполнилось семь лет, и мне хочется сделать для него что-нибудь… Полагаю, ты можешь подумать, что эти мысли пришли мне в голову поздновато…

— Что-что?

— Я имею в виду, что я ждал так долго. — Он вздохнул и сказал: — Может быть, на это и есть ответ. Может быть, для парня вроде меня наступает когда-то момент, когда он задумывается о своем ребенке — прежде всего потому, что успел узнать истинную цену вещей.

Он отложил сигару в сторону, достал чек из ящика стола, взглянул на него и передвинул по столу Расселу. Джим посмотрел на чек, не беря в руки, и увидел, что тот выписан на его имя в местное отделение Американской трастовой компании. Сумма составляла восемь тысяч долларов.

— Это мальчику на образование, — подчеркнул Дарроу. — Плата за колледж, когда он подрастет. Сделай это для меня и будем считать, что мы квиты, хотя вообще-то ты никогда ничем не был мне обязан.

— Сделать это? — переспросил Рассел, недоверие все еще не покидало его. — Но как?

— Откуда я знаю? Это уже твое дело. Может быть, оформить страховку, или ежегодную ренту, или какой-то постоянный доход. Может быть, вложить в какие-то акции…

Рассел слышал каждое слово, но предложение было настолько неожиданным, настолько непривычным для его собственной оценки характера Дарроу, что он с трудом его переваривал. И наконец возразил:

— А как быть с матерью мальчика? Почему ты не можешь послать деньги…

— Потому, что она тут ни при чем, — недовольно буркнул Дарроу. — Когда я впервые попал сюда, у меня не было ничего, что я мог бы послать ей, и…

— Ты сбежал от нее.

— Ну ладно, я же сказал тебе, что из этого ничего не выйдет. Зато позднее, — продолжил он свою первоначальную мысль, — я написал ей и вложил в письмо чек, но она его вернула. Она вообще не хочет брать от меня ни деньги, ни что-нибудь еще. — Серые глаза снова стали холодными и жесткими, такими, какими их помнил Рассел. — Ладно, я могу это сделать, если захочу, и она не сможет помешать мне.

— Хорошо, — Рассел наконец-то поверил ему. — Но вчера вечером ты говорил что-то о своем намерении поехать через несколько недель в Нью-Йорк. Почему не подождать и не сделать все самому?

— Потому, что я не уверен, что смогу. Здесь есть такие, кто с удовольствием всадил бы в меня нож и еще повернул его, — сказал Дарроу, и его тон был, скорее, презрительным, чем озабоченным. — Конечно, я срезал повороты и тут и там. Я всегда использовал все возможности, так уж я привык действовать. Но в этой части света немало горячих голов. Ты знаешь, как это бывает, — ты оказываешься связанным с одной стороной, а у другой что-то случается, и они начинают жаждать твоей крови… Несколько дней назад кто-то стрелял в меня в аллее, — он просто констатировал факт. — Мне хотелось бы остаться в живых, но…

Он стряхнул пепел со своей сигары и вновь раскурил ее. Рассел ждал, не находя ничего особенного в том, что услышал, поскольку знал, с кем разговаривает.

— Для начала у меня есть кое-какие дела в Баранкилье и Боготе, — добавил Дарроу, — а потом я намерен приехать в Нью-Йорк. Если я смогу это сделать, то устрою все для мальчика, как ты захочешь, но если не смогу…

И как бы в подтверждение только что сказанных слов грубый стук в дверь прервал его. Стучали в металлическую дверь, соединявшую комнату с конторой ресторана. Когда Дарроу открыл ее, косяк скрыл посетителя от Рассела, но он слышал все, что тот говорил.

— У вас пока больше никаких новостей? — Мужской голос звучал с явным американским акцентом, тон его был резким и враждебным.

— Нет. Я же говорил вам, что дам знать сразу, как только…

— Героин прибыл.

— Очень хорошо.

— Так в чем задержка?

— Я только что говорил с Хосе. Он утверждает, что ничего не слышал.

— Ходят слухи, — сказал невидимый посетитель, — что вы намерены сбежать из города.

— Если я это сделаю, то в вашем распоряжении два самолета.

— Они же опечатаны, и вы это знаете. Во всяком случае, не в том дело. Я хочу получить свою часть и…

— Когда я получу — получите и вы.

— Не верю, это болтовня.

Дарроу стоял прямо и твердо, сигара по-прежнему дымилась у него между пальцами, рот был сжат в тонкую жесткую линию и хотя на висках появились капельки пота, голос звучал четко и жестко, когда он откинулся назад и переступил с ноги на ногу.

— Если вам нужна пара сотен, чтобы заплатить за аренду, то вы можете их получить, — сказал он. — Что касается остального, то придется подождать, как жду я.

Пока Дарроу говорил, человек передвинулся и теперь Рассел узнал в нем того здоровяка, который вчера подходил к их столу, а потом разговаривал с Лолой Синклер. Теперь он был с непокрытой головой, и белокурые волосы, спутанные и кудрявые, явно нуждались в расческе, так что вид у него был взлохмаченный и неухоженный, а искаженное лицо угрюмо. Белые парусиновые брюки и кричащая спортивная рубашка, казалось, стали общепризнанной униформой для всего города. Пару секунд он смотрел на Рассела, причем не скрывая недовольства, но не подал виду, что узнал его. Вновь взглянув на Дарроу, здоровяк вдруг ушел, бросив на прощание:

— Я буду поблизости. Либо я получу свое, либо тебе несдобровать.

Дарроу закрыл дверь и вернулся к своему креслу.

— Второй пилот, — бросил он с недовольным видом. — Мы были с ним партнерами по авиабизнесу. Он владеет частью нашего имущества — двух самолетов «Сессна» и одного побитого Си-46.

Он вновь раскурил свою сигару и откинулся в кресле. Затем, словно разговор не прерывался, добавил:

— Что ты скажешь, Джим? Ты сможешь это сделать?

Рассел уже знал, что он ответит; у него было время мысленно вернуться назад, в ту ночь на Филиппинах, и в сотый раз понять, что если у человека была возможность спасти жизнь другому дважды за один бой, то именно это и сделал Дарроу.

Первым его делом была фантастическая защита в одиночку разрушенного передового поста, на котором все остальные уже были мертвы, а Рассел тяжело ранен. А потом, до самой зари — путь до линии окопов, и только Дарроу знал, чего ему стоило дотащить потерявшего сознание товарища до безопасного места.

В то время Рассел, который провел в роте «Чарли» меньше месяца, был зеленым вторым лейтенантом, Дарроу — сержантом, многократно раненным и обладавшим двухлетним опытом войны. Вплоть до того дня, когда Дарроу в 1948 году вернулся в Нью-Йорк, Рассел лишь мельком видел его в госпитале. Придя в сознание и поняв, что произошло, он пытался найти какой-то способ, чтобы выразить свою благодарность, но практически ничего не мог сделать. Оставалось лишь согласиться с тем, что в следующий раз придет его очередь сделать для сержанта то, что Дарроу сделал для него. Все, что он мог сказать, — это простое «спасибо», и Дарроу в ответ ухмыльнулся.

— Забудь это, — сказал он. — Всякое случается. Может быть, когда-нибудь ты сможешь оказать мне услугу.

Но не так легко совестливому человеку забыть такой долг. Воспоминание об этом слишком часто всплывало в памяти, и когда Дарроу нашел его в Нью-Йорке, Рассел был уверен, что последует какая-то просьба. И надеялся, что сможет ее удовлетворить. Вместо этого в один прекрасный день Дарроу исчез, оставив короткую записку, в которой благодарил Рассела за приют и добавил, что свяжется с ним позднее. В последующие годы от него изредка приходили из Панамы то письмо, то открытка с замысловатыми фразами, в которых Расселу чудились какие-то намеки. Каждый раз, когда он открывал конверт Дарроу, Джим надеялся, что наконец-то просьба будет высказана и станет ясно, что он должен сделать, чтобы освободиться от своего обязательства.

Может быть, такие мысли были вызваны с тем, что Рассел знал об этом человеке. Хотя вместе они прослужили недолго, но с годами его первая оценка Дарроу оставалась неизменной. Он знал его как профессионала с автоматом М-1, гранатой или автоматической винтовкой Браунинга в руках, человека, хвалившегося тем, что он никогда не берет пленных, отличавшегося абсолютной жестокостью и безжалостным безразличием ко всем, кто встречался ему на пути. Человека, который, казалось, был напрочь лишен таких качеств, как сострадание или уважение к человеческим чувствам окружающих; и вместе с тем он, безусловно, был личностью, обладавшей бесспорным обаянием, источник которого трудно было понять. Ведь помимо всего прочего он производил впечатление нечистого игрока, который в большой игре всегда оказывается на стороне победителя.

Вот почему Рассел испытал странное облегчение, когда прочитал в Нью-Йорке письмо и увидел билеты. Каким-то образом подозревая, что поездка может быть связана с определенными осложнениями, он все же рад был ехать по той простой причине, что, оказав услугу, мог навсегда выбросить его из памяти. Ему в голову не приходило, что в броне Дарроу может быть трещина; вот почему просьба оказалась неожиданной и удивила его. Теперь, понимая чувства Дарроу к сыну, он больше не колебался.

— Конечно, Макс, — сказал он. — Я все сделаю. Пока я еще не знаю как, но сделаю. Мне кажется, было бы неплохо…

— Что бы ты ни сделал, все пойдет, — прервал его Дарроу. — Ты — свой парень. — Он с облегчением перевел дух и, открывая ящик стола, ухмыльнулся. — Тут пара вещиц, которые мне хотелось бы вручить тебе в подарок. Помнишь Коротышку Малоффа?

Рассел сказал, что не помнит.

— Нет, ты должен его помнить. Стрелок из Бронкса… Может быть, он ушел от нас до того, как ты прибыл?

Рассел признал, что может быть, а сам в это время смотрел на комбинацию портсигара с зажигалкой, которую Дарроу извлек из ящика стола, грубую имитацию черепахового панциря, смахивавшую на дешевый сувенир. Видимо, эта мысль отразилась на его лице, и Дарроу рассмеялся.

— Ты бы никогда не стал связываться с такой вещью, — сказал он. — В тебе всегда было слишком много от студента Плющевой лиги. Но Коротышка был страстным охотником за сувенирами. Он их обожал. — Дарроу щелкнул язычком зажигалки и открыл портсигар, чтобы достать оттуда листок бумаги и показать металлическую внутренность. — Коротышка не был образован, как ты, но, пожалуй, это был второй человек после тебя, которому я мог доверять. Он понимал толк в людях. И умел разбираться в вещах. Я пошлю телеграмму, чтобы он встретил тебя в аэропорту, и он сможет все тебе передать.

— Мне лететь обратно через Новый Орлеан. Для этого были какие-то особые причины?

Дарроу взглянул на него, приподняв одну бровь.

— Просто я всегда привык думать. Ты ведь никогда здесь не был, не так ли?

— Нет.

— Цена та же самая, но мне показалось, что тебе лучше прилететь одним маршрутом, а вернуться другим. Так ты сможешь посмотреть Манагуа, Сан-Сальвадор, Гватемалу, Мериду и Новый Орлеан. Ты был там когда-нибудь?

— Нет, — ответил Рассел.

— Ты улетишь отсюда в пятницу в восемь двадцать утра и будешь в Нью-Йорке рано утром в субботу. — Он отложил в сторону свою сигару. — Но, черт возьми, можешь не лететь этим рейсом, если не хочешь.

— Все в порядке, Макс, — ответил Рассел, удивляясь, почему затеял этот разговор. — Думаю, мне доставит удовольствие посмотреть те места.

— Тоща не о чем спорить, — Дарроу открыл второй ящик стола и оглянулся на шкаф, стоявший позади его кресла. — Где-то была коробка, — сказал он, поднимая портсигар, — и кусок шпагата. Может быть, в спальне? Будь добр, посмотри на столе.

Рассел прошел в спальню и нашел и коробку, и бечевку. Когда он вернулся, Дарроу достал маленький ящичек.

— А это я приготовил для мальчика, — сказал он. — Мне кажется, мать не будет возражать, чтобы у него была такая вещица, как ты думаешь?

Рассел покачал головой, тронутый и немного пристыженный, когда увидел золотую медаль с изображением святого Христофора на тонкой золотой цепочке. Лицо Дарроу явно смягчилось, когда он уложил медаль, завернул ящичек в целлофановую пленку, потом уложил в другую коробку портсигар и перевязал бечевкой.

— Позволит ли тебе воспитание, которое ты получил в Новой Англии, заявить в декларации, что это подарки для тебя лично? — спросил он, подвигая оба ящика к Расселу через стол. — Таможенники обычно не беспокоят таких солидных путешественников, но на всякий случай оцени портсигар в пятнадцать долларов, а медаль — в сорок, если, конечно, захочешь.

Пока он говорил, где-то поблизости раздался звонок, и он встал и прошел через спальню. Вскоре Рассел услышал, как открылась входная дверь и затем — звук женского голоса. О чем был разговор в гостиной, так и осталось неясным, потому что пару минут спустя раздался новый звонок.

Несколько секунд после этого стояла тишина; затем он услышал легкие и быстрые шаги, направлявшиеся в его сторону.

Увидев женщину, он встал. Увидев его, она застыла в дверях. Это была яркая брюнетка в безукоризненном легком костюме и белых с голубым туфлях. Чуть полноватая, отлично сложенная, ухоженная, она держалась очень прямо, чуть надменно, что выгодно подчеркивало ее высокую грудь; кожа у нее была гладкой и белой, а ярко накрашенные красные губы — маленькими и пухлыми. Рассел решил, что ей около тридцати. Что-то в чертах лица придавало ей гордый и царственный вид.

В ее карих глазах заметно было возбуждение и удивление, а заодно еще и интерес, и что-то в глубине глаз подсказало ему, когда их взгляды встретились, что эта встреча может многое сулить человеку, который захотел бы завладеть ее вниманием и удержать его. Но краткий миг прошел, и гостья вопросительно оглянулась через плечо.

— Все в порядке, — кивнул Дарроу, показав на Рассела. — Это мой старый друг. Человек, заслуживающий доверия.

Он распахнул дверь в контору ресторана и проводил ее туда, взяв под руку. Потом заторопился назад, но, не меняя выражения лица, успел сообщить:

— Могут быть неприятности.

Теперь от входа Рассел слышал мужской голос, хотя слова сначала были неразличимы. Когда же спорящие подошли ближе и он стал разбирать слова, Джим встал и передвинулся таким образом, чтоб видеть через спальню, что происходит в гостиной.

— Мужчина имеет все права защищать от воров свой дом, — срывался голос вновь пришедшего. — И то же самое относится к его жене.

Дарроу медленно отступал назад, безвольно уронив руки. Мужчина, стоявший перед ним в белом костюме и шляпе-панаме, был невысок, крепкого сложения, на вид за пятьдесят, с тонкими губами, костистым лицом и маленькими, четко очерченными усами. Он двигался по-военному уверенно, держа руки в карманах пиджака, причем один из них оттопыривался так, что Расселу показалось — там пистолет.

Дарроу продолжал отступать назад.

— Вы получили ложный донос, майор, — сказал он тихим голосом.

— Однажды Сильвия уже пыталась меня в этом убедить. Вот почему я здесь. И говорю в последний раз…

Тут он заметил Рассела и резко замолчал. Дарроу оглянулся.

— Мистер Рассел, — сказал он, — не могли бы вы подтвердить, что здесь никого не было.

Темные глаза майора скользнули по спальне, и еще нескольких секунд все поведение его оставалось настолько угрожающим, что даже Рассел испугался того, что могло здесь произойти. Дело было даже не в угрозе оружием, а в тех безумных вспышках в его глазах, которые, казалось, питались неукротимой внутренней ненавистью. Затем, словно гордость и его собственные представления о достойном поведении запрещали дальнейшие расспросы, майор резко повернулся и ушел через гостиную.

Дверь хлопнула, и в комнате воцарилась тишина. Дарроу выругался. На висках у него блестели капли пота. Когда он заговорил, в голосе звучало облегчение.

— Спасибо.

— За что?

— Просто за то, что ты здесь оказался. У майора явно отказал предохранительный клапан, и он взорвался бы как паровой котел.

— И у него был пистолет.

— Либо пистолет, либо очень хороший информатор.

Рассел пожал плечами, не слишком заинтересовавшись происшедшим, но не мог удержаться от одного вопроса:

— Полагаю, что брюнетку зовут Сильвия?

— Да.

— Она симпатичная.

— Да, — Дарроу рассеянно вздохнул. Прежде чем он успел что-либо добавить, зазвонил телефон.

Он поднял трубку, по односложным репликам ничего нельзя было понять, пока в конце Дарроу не сказал: «Ладно, да, немедленно…»

— Послушай, — добавил он, повесив трубку, — мне нужно уйти. В баре в гостиной есть ликеры, а в холодильнике должен быть лед. Хозяйничай сам. Только не забудь, — он показал на две коробки, стоявшие на столе, — взять их с собой, когда будешь уходить.

Рассел не двинулся с места, пока металлическая дверь не щелкнула. Потом положил сувениры в карман и медленно прошел в гостиную. Подошел к буфету, открыл дверцы, разглядывая разнокалиберные бутылки, открыл пластмассовую коробку в холодильнике и обнаружил там изрядное количество льда. Послеобеденная жара уже начала проникать в комнаты, но после некоторого колебания он закрыл дверцы, решив, что еще слишком рано для выпивки. В конце концов он повернулся и направился к выходу. До двери оставалось четыре фута, когда опять раздался звонок.

Открыв, он обнаружил на площадке юную, стройную, длинноногую девушку. На ней было простое ситцевое платье, подпоясанное в талии, в руках — плетенная из соломы сумочка. Скуластое лицо покрыто загаром, как и голые ноги. Каштановые волосы выгорели на концах от солнца. Когда она прошла мимо него, взгляд ее был столь же решителен, как и линия подбородка.

— Меня зовут Клер Треман, — заявила она без всяких предисловий.

Джим улыбнулся. Он просто не мог удержаться. Такую спонтанную реакцию могло объяснить лишь то, что девушка была совершенно потрясающей. Его: «Как вы поживаете?» — было проигнорировано полностью.

— Я пришла за десятью тысячами долларов, которые вы должны моему отцу, — сказала она. — У меня есть записка и доверенность от адвоката.

Рассел ничего не ответил, так как не имел понятия ни о каких деньгах, но его охватило мгновенное и необъяснимое желание познакомиться с ней поближе. Несмотря на ее злость и возмущение, что-то подсказывало ему, что это именно та девушка, которую он мечтал однажды встретить, и теперь, понимая, что она принимает его за Макса Дарроу, весь во власти охватившего его порыва он спросил:

— Вы ведь не здешняя, не так ли?

— Вы прекрасно знаете, откуда я, — холодно отрезала она. — Мой отец писал вам четыре раза, я писала сама, а теперь я наняла адвоката-американца, у которого практика здесь и в зоне Панамского канала.

— Ну…

— Я подумала, что сначала нужно прийти сюда, — продолжала она, совершенно игнорируя попытки ее прервать, — потому что адвокат может и не понадобиться. Будет куда проще, если вы просто заплатите то, что действительно должны.

Он слушал ее, не обращая внимания на слова, разглядывая ослепительно красивые глаза и линию губ. Потом медленно улыбнулся, поняв, что пришла пора положить конец обману.

— Меня зовут Джим Рассел, — представился он. — Мистер Дарроу ушел несколько минут назад. Он не был уверен в том, что вернется.

В первый раз она по-настоящему взглянула на него и увидела, что к ней вежливо склонился, чтобы компенсировать разницу в пять-шесть дюймов роста, молодой человек в чуть помятом, но хорошо сшитом костюме. Грубоватое лицо его можно было назвать скорее мужественным, чем симпатичным. Оценив выражение лица и открытость взгляда, она поняла, что он говорит правду, и сразу почувствовала себя так неловко, что краска залила щеки. Это сделало ее еще симпатичнее. В замешательстве она махнула рукой и тихо произнесла:

— О, простите меня. Я просто полагала… я думала…

— Конечно, конечно, — поспешил Рассел. — Не хотите ли подождать? — спросил он с надеждой.

— Нет. Благодарю вас.

Подхватив сумку, она направилась назад. Девушка старалась улыбнуться, но смущение еще владело ею, и она пыталась избегать его взгляда, когда взялась за дверную ручку.

Рассел опередил ее, не желая отпускать. Дверь почему-то никак не открывалась, и, использовав взаимное замешательство, он успел-таки спросить, не остановилась ли она в отеле «Эль Панама» и не прилетела ли сюда самолетом, на что девушка ответила, что она остановилась в отеле «Эль Панама», но прибыла сегодня утром пароходом через Кристобаль. Затем дверь каким-то образом все-таки открылась, и она поспешила вниз по лестнице.

Последовав за ней несколько минут спустя, Рассел продолжал довольно улыбаться, испытывая необыкновенный внутренний подъем. Ведь если она остановилась в отеле «Эль Панама», значит, они снова встретятся.

 

4

Рассел вернулся в отель уже около пяти и первым делом спросил у стойки, в каком номере остановилась Клер Треман. Услышав, что в 306-м, он временно удовольствовался этой информацией.

Чувство приличия удержало его от немедленного звонка, но если он случайно столкнется с ней в холле или во дворике, то обязательно что-нибудь придумает. И вот сначала он обследовал дворик, небрежно прогуливаясь и тщательно осматривая все уголки. Потом перешел в коктейль-холл, где за эллиптической стойкой бара сидели с полдюжины мужчин, двое в пиджаках, что выдавало приезжих, остальные в спортивных рубашках. Некоторые из столиков тоже были заняты, и все тщательно рассчитавший Рассел занял маленький столик у стены, поставив стул так, чтобы видеть холл отеля.

Сняв пиджак, повесил его на спинку стула. Потом заказал виски с содовой, достал сигареты, откинулся назад и стал потягивать свою выпивку, кося одним глазом на стеклянные двери в дальнем конце холла и обдумывая все события, произошедшие после полудня. У него была масса времени. Если подождать достаточно долго, Клер может зайти сюда на коктейль.

Когда он полез в карман за спичками, пальцы наткнулись на коробочки с сувенирами, которые всучил Дарроу. Снова вспомнив виденную им сцену, Джим подумал о медали со святым Христофором и о маленьком сыне Дарроу в Нью-Йорке и опять испытал чувство стыда, ощутив, насколько был неправ в своей оценке этого человека, и как упрямо придерживался своего первоначального мнения, что в натуре Дарроу нет места состраданию или чувствительности.

Но теперь он понял причину своей ошибки. Он всегда отдавал Дарроу первенство, даже несмотря на то, что сам был старше чином. Дарроу всегда казался сильнее, может быть, потому, что его энергия никогда не растрачивалась на посторонние размышления или мысли о мнении окружающих. То, что Дарроу может как-то попасть в беду, следовало и из его слов, и из событий, свидетелем которых был Рассел. Но все это были дела Дарроу, а не его; он всегда стремился вести себя просто, честно и законно.

Поняв это, он почувствовал облегчение, но когда заказал себе вторую порцию, мысли вернулись к Клер Треман и он задумался над тем, как Дарроу мог задолжать ее отцу десять тысяч долларов. За что?

Все еще размышляя об этом, Джим вдруг увидел ее. Клер свернула за угол к лифтам, и он вскочил, бросив и пиджак, и недопитое виски, торопясь на перехват.

Но чуть-чуть опоздал. Двери обоих лифтов захлопнулись перед его носом, и пришлось ждать, пока хоть одна из кабинок вернется. А поднявшись на третий этаж, он нерешительно поплелся вдоль коридора, напряженно размышляя, какой придумать предлог, когда Клер откроет дверь.

Постучал три раза, прежде чем смирился с мыслью, что она вошла не к себе, повернул обратно и вызвал лифт. Перед ним остановилась не та кабинка, в которой он ехал, и он спросил мальчика-лифтера о девушке.

— Симпатичная, темноволосая, в ситцевом платье…

— Да, сэр, она вышла на пятом.

Рассел упрямо поднялся на пятый этаж, не испытывая, однако, большой надежды. Нерешительно повернул направо. Почти решив возвращаться, вдруг прямо перед собой заметил приоткрытую дверь и услышал голоса за ней и ее смех.

Да, она стояла спиной к нему, что-то весело рассказывая симпатичной хорошо одетой женщине лет пятидесяти и высокому мужчине в очках примерно того же возраста.

Так как женщина его заметила, Рассел двинулся прочь, смирившись со своим временным поражением и не испытывая желания объясняться при посторонних. Он прошел до конца галереи и поднялся на этаж к себе в номер, бормоча что-то под нос, рассеянно достал ключ и отпер дверь. Уже закрыв ее за собой, вспомнил, что не вернулся в бар за пиджаком и виски. Сделал шаг назад и остановился, почувствовав: что-то не так.

Чемодан, который он убрал в шкаф, стоял открытый на черном кофейном столике. Ящики стола выдвинуты и его вещи высыпаны на крышку стола. Пока он стоял в нерешительности, чувствуя, как закипает раздражение, из-за стеклянной матовой перегородки появились двое мужчин.

Секунду или две они стояли молча и неподвижно, разглядывая друг друга, и тут Рассел понял, что видел эту пару прежде. Один из них был темнокожий и плотный, с круглым жестким лицом, лишенным всякого выражения; другой — повыше, худощавый, с гладкими черными волосами, густыми бровями и в очках с солнцезащитными стеклами, не темными, а чуть затемненными.

Оба они стояли возле бара в «Перешейке», когда подошедший официант что-то шепнул Дарроу. Хоть Рассел и не обратил тогда внимания, он знал, что эти двое с Дарроу довольно долго говорили. Теперь, пока он вспоминал ту встречу, круглолицый зашевелился. Без лишней спешки, хорошо натренированным движением он вытащил короткоствольный револьвер, наведя его на Рассела.

Высокий сделал приглашающий жест.

— Пожалуйста, входите… Мы надеялись, — сказал он чуть напыщенно, но на блестящем английском, — что успеем закончить, прежде чем вы вернетесь.

— Минутку, — начал Рассел, чье удивление мешалось с возмущением. — В чем, собственно, дело?

— Ну, это очевидно. Мы хотели обыскать вашу комнату. Теперь, когда вы здесь, мы хотим обыскать вас. — Вежливый и элегантный человек в хорошо сшитом тропическом костюме сделал паузу. — Если вы позволите. — Он указал на своего компаньона и револьвер. — Как видите, у нас есть преимущество.

Рассел смерил их взглядом. Он не любил, чтоб с ним так обращались, и спокойная уверенность пришельца в том, что он имеет право так поступать, только вызывала в нем все большее возмущение. Пожалуй, он бы мог справиться с ними обоими. Если бы не револьвер. Неизвестно, воспользуется им толстяк или нет, но у него хватало здравого смысла, чтобы понять, что обстоятельства складываются не лучшим образом.

— Какого черта вам надо?

— Пожалуйста, повернитесь к стене, — сказал высокий. — Это позволит избежать многих неприятностей.

Рассел перевел дыхание и облизал губы. Он взглянул на вооруженного мужчину, и тот ответил ему немигающим взглядом. Потом он неохотно обошел стол.

— Лицом сюда, пожалуйста. Руки на стену.

Рассел подчинился и почувствовал легкое давление пистолета в спину, тогда как пальцы толстяка достали из заднего кармана его бумажник, носовой платок, несколько бумажных долларов из левого кармана брюк, мелочь и ключи из правого кармана.

— Все в порядке, Марио.

Давление револьвера прекратилось, и толстяк отступил назад. Рассел выпрямился, наблюдая, как второй мужчина изучает содержимое его бумажника.

— Мистер Джеймс Дж. Рассел, — прочитал тот визитную карточку. — Вы адвокат?

Рассел кивнул, его голубые глаза внимательно наблюдали за происходящим, губы были плотно сжаты. Он взял бумажник, после того как высокий с ним закончил, и теперь смотрел, как тот положил мелочь и бумажные доллары на стол и взялся за туристскую карточку, извлеченную из его чемодана.

— Судя по этой карточке, — сказал допрашивавший, — вы — турист?

— Ну и что?

— Но вот отсюда следует, что вы приехали с другой целью.

Он поднял конверт, и Рассел узнал письмо, которое оставил для него Дарроу в отеле в первый вечер. Тогда он небрежно бросил его в ящик стола и забыл о нем. Теперь же вспомнил предостережения Дарроу.

— Это письмо, — продолжал мужчина, — от Макса Дарроу, и в нем он просит вас всем говорить, что вы турист. — Он задумчиво вертел конверт между пальцами, взгляд его был жестким и подозрительным. Когда Рассел не ответил, он отложил конверт в сторону.

— Из этого следует, что вы прибыли из Нью-Йорка специально для того, чтобы встретиться с Дарроу.

— Это ваш вывод.

— Вы провели с ним вчерашний вечер, — добавил мужчина, проигнорировав его замечание. — По-видимому, как его гость. Сегодня вы посетили его квартиру.

— Да. Мы вместе служили в армии.

— Но вы действительно прибыли сюда для того, чтобы встретиться с ним?

— С чего вы взяли?

Мужчина обдумывал его ответы, тогда как Марио стоял рядом, по-прежнему без всякого выражения на темном лице, зато с револьвером наготове. Правда, теперь тот ни на что не был направлен. Он продолжал спокойно изучать Рассела, тогда как его спутник направился к шкафу и стал разглядывать висевшую там одежду.

— Скажите, пожалуйста, — мягко начал он. — У вас есть пиджак к тем брюкам, которые сейчас на вас?

— Пиджак?

Рассел приложил все силы, чтобы казаться безразличным, но сам был поражен, так как вспомнил, где бросил свой пиджак. Он подумал о сувенирах в его кармане, но даже тут не связал их с этой парой.

— Нет, — сказал он так безразлично, как только мог. — По-моему, никто здесь в пиджаках не ходит, и я оставил свой. А в чем, собственно, дело? — невинно спросил он.

Черные глаза за затемненными стеклами внимательно всматривались в него, как бы взвешивая правдивость его слов. Мгновение спустя их внимание переключилось на телефон.

— Может быть, вы оставили что-нибудь у портье? — спросил высокий.

— Может быть.

Тот немедленно поднял трубку телефона и потребовал дежурного.

— Это Рассел, номер 601, — сказал он на своем безупречном английском, — я собрался было оставить у вас пакет, но никак не вспомню, сделал ли я это. Не будете вы столь любезны взглянуть?.. Да, конечно. — Он ждал, поджав губы и уставившись в небо за балконной дверью. — Да, весьма вам признателен.

Положив трубку, повернулся к Расселу, продолжая все тем же вежливым тоном:

— Мы бы попросили вас немного помочь нам, если вы не против, мистер Рассел. Мы еще не завершили здесь свою работу. Будет лучше, если вы пройдете в ванную и закроете за собой дверь; в этом случае мы не будем следить за вами.

Рассел не колебался. Он понимал, что этот человек намерен так или иначе закончить свою работу; понимал, что этот с виду такой мягкий тип на самом деле может действовать так жестко, как ему и положено, и использует любые средства в зависимости от обстоятельств. Конечно, эти средства могут оказаться культурными, но уж безусловно эффективными.

— Разумеется, — Рассел постарался улыбнуться. Потом не спеша повернулся и прошел в ванную. — Занимайтесь своим делом, — бросил он. — Только дайте мне знать, когда закончите, ладно?

Он закрыл за собою дверь. Дверь была толстой, и из комнаты не доносилось ни звука, или, по крайней мере, ему так казалось. Он никак не мог понять, что все это значит, и чем больше думал, тем больше недоумевал. В конце концов перестал ломать голову, включил свет, изучил в зеркале свою хмурую физиономию и обнаружил, что ему следует побриться. Несколько секунд спустя ему показалось, что донесся стук закрывающейся двери. Он досчитал до пяти и осторожно повернул ручку.

В комнате было пусто, чемодан стоял на месте, крышка стола чиста. Он вышел наружу, — в галерее пусто. Когда он вернулся в номер, на губах его играла задумчивая улыбка, вызванная чувством известного уважения. Все еще недоумевая по поводу многих вещей, он должен был признать, что гости умело выполнили свои обязанности, доставив ему минимум неудобств.

Однако это чувство быстро прошло, когда он вспомнил о своем пиджаке, торопливо закрыл дверь и поспешил к лифтам. Выйдя в вестибюле, подошел к стеклянным дверям коктейль-холла и заглянул внутрь. Пиджак висел на месте, на месте был и полупустой стакан виски и его сигареты.

Движимый чувством осторожности, он обошел холл и дворик отеля, прежде чем направиться в бар, и только убедившись, что его недавних посетителей нигде нет, подошел к столу. Поднимая пиджак, сразу понял, что подарки на месте, не спеша допил свой стакан и не садясь отсчитал деньги по счету.

 

5

На этот раз, когда Джим Рассел вернулся в свой номер, он зажег ночник и вышел на маленький балкон. Потом достал обе коробки из кармана и положил их на круглый столик. Бросил пиджак на один стул, сам уселся на другой и начал рассматривать подарки.

Он уже перебрал все возможности, которые могли бы объяснить обыск его номера, и теперь, когда больше ничего не оставалось, открыл меньшую коробку и стал рассматривать золотую медаль со святым Христофором. Потом, положив ее на место, развязал бечевку на большем свертке и достал портсигар. Тот по-прежнему казался ему совершенно безобразным, и, повертев его в руках, Джим машинально открыл и уставился на лежавшую там ткань и маленькие предметы, выступавшие под ее верхним слоем.

Изумленно обнаружив, что внутренность портсигара выглядит вовсе не так, как он видел прежде, торопливо извлек три из лежавших там небольших предметов. Крепко сжав зубы, ощупал их и развернул. Зеленый свет ударил ему в глаза от трех камней весом от одного до четырех каратов, и, не веря своим глазам, он понял, что это изумруды, что портсигар весь полон ими и что его прежнее мнение о Максе Дарроу было совершенно верным.

На мгновение он забыл о мужчине с револьвером и его спутнике. Главное — ему пришлось признаться себе, что он одурачен бессовестным и хитрым человеком. Будучи уверенным в его честности, Дарроу сделал ставку именно на то, что должно было сработать безотказно, он сделал ставку на его порядочность и на прочно укоренившееся в Расселе чувство долга. Если не учитывать случайных обстоятельств, которые нельзя было предвидеть, Дарроу мог быть уверен, что коробка будет доставлена в Нью-Йорк не вскрытой. И вот Дарроу показал ему выложенный тканью портсигар, послал его в спальню за коробкой и бечевкой и за это время положил туда уже упакованные заранее изумруды.

То, что может случиться в Нью-Йорке, больше не интересовало Рассела, когда он положил камни на место и отнес коробки в комнату. Гнев, вызванный больше обидой, чем чувством мести, кипел в нем, когда он сбросил одежду и отправился в ванную, чтобы побриться и принять душ.

Обида продолжала терзать его, пока он одевался, и к тому времени он был убежден, что история, рассказанная Дарроу, фальшива от начала до конца. Он даже не верил, что вообще была какая-то жена, не верил, что существует или когда-то существовал сын; он был убежден, что и чек на восемь тысяч долларов — тоже фальшивка.

И только спускаясь в лифте вниз с двумя коробками в кармане, он осознал, что если бы не счастливая случайность да не его безуспешная погоня за Клер Тремен, то коробка и изумруды были бы сейчас собственностью человека в затемненных очках…

«Перешеек» был полон, когда Рассел явился туда в половине восьмого. Большинство столиков были заняты, но в баре еще оставались свободные места, и он стоял, оглядываясь вокруг до тех пор, пока к нему не подошел бармен Фред.

— Макс где-то здесь?

— Нет, сэр, его здесь нет, — сказал Фред. — Сегодня вечером я его не видел.

Когда он вопросительно замолчал, Рассел заказал выпивку, которой не хотел, и присел, пока Луис Кастанца принимал заказ. Когда метрдотель увидел его, он немедленно подошел, поклонился, как и вчера, на континентальный манер, и его напомаженные усы шевельнулись в улыбке.

— Вы сегодня один, мистер Рассел? Когда вам понадобится, я организую столик.

— Я разыскиваю Макса.

— Он оставил записку, что появится позднее.

Эта информация довела возмущение Рассела до предела, и он не скрывал своего недовольства. Но не зная, сколько ему придется ждать, и понимая, что поесть-то нужно, он отодвинул стул и последовал за Кастанцей к столику. Кастанца предложил меню, которое, казалось, всегда было у него под рукой, и сказал, что если Рассел любит креветки, то он их настоятельно рекомендует.

— Это местные креветки, — пояснил он. — Они не похожи на тех, что подают в Соединенных Штатах. Огромные. Шесть или семь штук на фунт.

— Хорошо.

— Может быть, для начала что-нибудь заливное? Или «севиш»?

— «Севиш».

Кастанца пометил в блокноте, вырвал листок и передал его ожидавшему официанту. Рассел посасывал свой коктейль. Начав есть без всякого аппетита, скоро он обнаружил, что изрядно голоден. «Севиш» снова была великолепна, креветки действительно огромные, а таких нежных ему есть еще не приходилось. Он съел все и даже заказал себе вторую чашку кофе.

Когда вошла Лола Синклер, он не заметил, но она вдруг оказалась у его стола, белокурая и миловидная, в голубом платье, с ожерельем на шее. Она улыбнулась, когда он попытался встать, и попросила не беспокоиться, так как она может присесть только на минутку. Рассел предпочел бы подумать в одиночестве, но припомнил все, что слышал о хороших манерах, и спросил, не хочет ли она выпить. Лола заказала виски со льдом и, пока пила, успела сообщить, что работает с пяти до семи, затем перерыв для коктейлей и потом снова с девяти тридцати до одиннадцати тридцати.

— Вы рано уходите, — заметил Рассел.

— Мы ведь закрываемся в двенадцать, — сказала она. — Это не ночной клуб.

Когда она наконец отошла, Рассел продолжал курить одну сигарету за другой, нетерпение его росло. Почти каждую минуту он окидывал взглядом зал, отделанный бамбуком, и бар. Несмотря на это, Клер Тремен вошла так, что он ее не заметил и узнал, только когда она заговорила с Кастанцей в глубине зала. Затем, прежде чем он успел подняться, ее гибкая фигурка в открытом белом костюме скользнула вверх по лестнице. Когда она очутилась на узком балкончике, Рассел заметил, как она исчезает за дверью конторы.

Следующие несколько минут прошли для Рассела как в тумане. Его мысли метались от девушки к Дарроу, к изумрудам, к человеку в затемненных очках, но в них не было ни цели, ни логики, ни смысла. Он видел, как Лола выпила вторую рюмку с каким-то мужчиной в баре. Он взглянул на струнное трио и убедился, что те что-то играют. И наконец спустя полчаса, как ему показалось, а на самом деле минут через пять, он поднялся и зашагал через зал.

Скорее растерянность и неуверенность, а не какой-то четкий план действий, толкнули его на то, чтобы подняться по лестнице и войти в контору. У него не было ни малейшего представления о том, что он сделает или скажет, но когда он вошел, это не имело никакого значения: контора была пуста.

Она была чуть просторнее обычного конторского помещения, и в ней поместились стол, три стула, стеллаж для документов, бачок с охлажденной питьевой водой, пишущая машинка и этажерка. Но не было ни шкафов, ни сейфа. Не было ничего больше, кроме металлической двери, соединявшей контору с квартирой Дарроу.

Рассел постучал, потом постучал еще раз. Постучал кулаком, прислушался, попробовал повернуть ручку. Не услыхав ничего, кроме собственного дыхания и стука своего сердца, он повернулся и начал спускаться по лестнице, но какое-то неопределенное беспокойство зашевелилось у него внутри.

У основания лестницы Кастанца разговаривал с официантом, держа в руках меню.

— Да, — сказал Кастанца. — Конечно, я помню молодую леди. У нее была договоренность с Максом на девять часов. Я сказал, что его здесь нет, но возможно, он прошел в контору со стороны своей квартиры.

— Есть у вас ключ от соединяющей их двери?

— Нет, — Кастанца покачал головой. — Такой ключ только у Макса.

— Я попробую войти через другую дверь. — Рассел повернулся, голос его звучал напряженно. — С другой стороны квартала.

— Но Макс должен быть там. Иначе девушка не смогла бы войти в квартиру. Может быть…

Джим Рассел так и не узнал, что имел в виду Кастанца, мало что запомнилось ему и из его поспешной прогулки. Полквартала путь его лежал по Авениде-сентраль, залитой огнями реклам и заполненной толпами прохожих; затем она осталась позади, когда он свернул налево в темный узкий переулок, двигаясь сначала бегом, а потом перейдя на быстрый шаг.

Когда снова повернув налево на углу, он попал на уже знакомую улицу, то увидел автомобиль иностранной марки, отъехавший от тротуара в сторону следующего перекрестка, но его мысли были сосредоточены на находившемся в полусотне метров перед ним ярко освещенном входе в дом.

Яркий свет его не удивлял, пока он не достиг входа и не увидел, что дверь на улицу распахнута. Это только увеличило его опасения, и он бросился в вестибюль, захлопнул за собой дверь и побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

На лестничной площадке он обнаружил, что дверь в квартиру приоткрыта. Широко распахнув ее, он шагнул внутрь; здесь он резко остановился, от охватившего его напряжения перехватило дыхание; теперь он был уверен, что инстинкт, интуиция или что-то другое, заставившие его действовать в ресторане, оказались верными.

Макс Дарроу лежал на полу вниз лицом, и даже при этом Рассел видел расплывающееся из-под тропического костюма темное пятно, обагрившее плитки пола.

Несколько секунд он стоял неподвижно, с остановившимся от ужаса взглядом, будучи не в силах пошевелиться, пока не прошел первый шок. Свет от лампы под потолком отражался от его бледного, покрытого потом лица, он слышал свое тяжелое дыхание, ощущал липкую влажность рубашки, приклеившейся к спине. Хотя в комнате было жарко и тихо, но он бессознательно вздрогнул от ощущения какого-то внутреннего холода, когда заставил себя двинуться к распростертому на полу телу.

Джим опустился на одно колено и дотронулся до мягкого плеча, не думая о том, правильно он поступает или нет, и пытаясь перевернуть безвольное тело, чтоб обнаружить хоть какие-то признаки жизни. Он увидел, что пятно расплывается на груди, там, где в ткани рубашки виднелись две маленькие, едва заметные дырочки. Его собственные пальцы были влажными, но даже при этом кожа, которой он касался, казалась на ощупь такой же теплой, как и его собственная. Только убедившись, что нет никаких признаков пульса, он вынужден был признать тот факт, что несокрушимый человек из роты «Чарли» действительно мертв.

Где-то в квартире раздался слабый металлический щелчок, который резко обострил ощущения Рассела и заставил его ум сосредоточиться. Он отчетливо слышал его, но не смог сразу опознать, и пока прислушивался, раздался другой звук, более мягкий и не столь отчетливый.

Джим мгновенно огляделся, его воображение заработало. Вскочив, он увидел написанную маслом картину, которая была прислонена к плинтусу. Днем эта картина висела на стене, и теперь на ее месте был виден маленький сейф с дырой вместо замка. Даже оттуда, где он стоял, заметны были расходившиеся вокруг рваных краев отверстия царапины, из чего следовало, что замок был выломан с помощью молотка и зубила.

Он не стал подходить ближе, а начал исследовать пол, его взгляд остановился на расширяющемся пятне возле тела. Нигде не было видно пистолета, и, прежде чем он успел удивиться этому, его пронзила новая мысль и он окаменел. Только теперь он вспомнил, что он пришел сюда вовсе не из-за Дарроу, а из-за девушки по имени Клер Тремен. Эта мысль потрясла его.

— Клер! — закричал он, взгляд его остановился на темной спальне. — Клер!

Молча проглотив комок, сдавивший горло, пугаясь собственных мыслей, он начал двигаться вперед. Очень осторожно, напрягая слух, собрав нервы в кулак, подошел к двери, но не услышал ничего. Пошарил по стене и нашел выключатель. Когда он повернул его, комнату залил яркий свет, и Джим увидел открытое, но зарешеченное окно, а потом обнаружил, что на массивной кровати нет покрывала.

Все еще думая о щелчке, который он слышал, Рассел подошел к окнам. Густо расставленные металлические стержни образовывали две решетки, которые запирались изнутри защелками, одна из которых была отперта. Он не дотронулся до них, но понял, что металлический щелчок мог исходить или от них, или от металлической двери в контору. Обернув пальцы носовым платком, толкнул решетку и наклонился, чтобы заглянуть в глубокую темную расщелину между соседними домами, вспоминая о проходе и воротах, которые видел сегодня днем.

И тут он услышал звук, но не тот, что прежде, а мягкие глухие удары…

Он обнаружил Клер Тремен, когда открыл дверь в ванную. Она включила свет и стояла неподвижно, юное лицо побелело от потрясения, в глубине зеленых глаз был виден страх. Ее каштановые волосы были в беспорядке, в одной руке она держала край разорванного покрывала. В первый момент Рассел увидел только это, затем он подошел ближе и поддержал ее под руки, охваченный внезапным облегчением.

— Что случилось? — торопливо спросил он. — С вами все в порядке? Вы не ранены?

Она покачала головой и облизала губы, гибкое тело не сопротивлялось его объятию.

— Нет, — прошептала она, — думаю, что нет.

Она подняла глаза, и страх сменился замешательством.

— В конторе никого не было, — безжизненным тоном продолжала она, — поэтому я постучала, затем толкнула дверь и кто-то открыл ее…

— Кто?

— Я не знаю.

— В конторе — я имею в виду с этой стороны — было темно?

— Да, но передо мной был какой-то свет. Я думаю, что он шел из гостиной.

— И вы вошли внутрь.

— Потому что у меня не было чувства, что я должна чего-то опасаться. Я не понимала, что происходит, до тех пор, пока кто-то не схватил меня и не накинул мне на голову вот эту штуку, и чья-то лапа зажала мне рот.

— Это была рука мужчины? — с нажимом спросил Рассел.

Она кивнула.

— Это была сильная волосатая рука, как у мужчины — секунду или две я пыталась оттолкнуть ее — на среднем пальце было кольцо. По крайней мере, я думаю, что это был средний палец.

— И что потом?

Она взглянула ему прямо в глаза.

— Не знаю. Я не знаю, ударили меня чем-то или я просто потеряла сознание, но следующее, что я помню, — это я лежу здесь на полу с этой штукой на голове и связанными руками.

Рассел увидел скрученную штору для душа, которая была сорвана и использована как веревка. Он провел девушку в спальню и усадил, понимая, что должен рассказать ей о Дарроу и не зная, как начать.

Она выслушала его не перебивая, с широко раскрытыми глазами и побелевшими щеками. Он был признателен ей за то, что она все понимала и владела собой. Сам он старался сделать свой рассказ как можно более коротким и ограничивался только фактами. Закончив, попросил ее остаться здесь, пока он не вызовет полицию, и только перейдя в маленький кабинет рядом со спальней, он заколебался.

Зажег настольную лампу и отодвинул в сторону меню и коробку с сигарами, чтобы добраться до телефона. Только тогда он остановился, изумленно размышляя, кому же звонить. Единственные полицейские, которых он знал, были симпатичные парни в форме из Национальной полиции, в мягких шапочках со сверкающими поясами и кобурами — и кроме того, как же может человек, не говорящий по-испански, разыскать необходимый департамент?

Ответ, который наконец-то пришел в голову, заставил его положить на место телефонную трубку и открыть дверь, соединяющую кабинет с конторой ресторана. Не глядя миновав ее, он поспешил вниз по лестнице в поисках Луиса Кастанца.

 

6

Как и следовало полагать, преступление такого рода относилось к сфере деятельности секретной полиции, и команду, прибывшую через несколько минут после телефонного звонка Кастанцы, возглавлял сам генеральный инспектор, стройный, симпатично выглядевший мужчина лет сорока пяти, с седеющими висками, быстрыми внимательными глазами и спокойной манерой разговора. Его звали Гектор Гвесада, и, к счастью для Рассела, он говорил по-английски всего лишь с легким акцентом.

Вместе с ним прибыли руководитель следственного отдела, смуглый плотный человек по имени Ренальдо Диас, эксперт по дактилоскопии с фотокамерой и прочим оборудованием и несколько детективов. Вскоре приехал и врач, осмотрел тело и после того, как он поговорил с Квесадой и были сделаны фотографии, тело увезли.

До сих пор Квесада просил Рассела, Клер Тремен и Кастанцу оставаться в спальне. Теперь же, после того как плитки пола перед стеной с вмурованным сейфом были вымыты, он пригласил их в гостиную. Когда все расселись, по очереди внимательно осмотрел каждого, как бы прикидывая, с кого начать. Наконец он показал на сейф.

— Мы нашли его открытым, — начал он.

— Вы думаете, он был взломан? — спросил Кастанца.

— По крайней мере, на это похоже. К сожалению, мы не знаем, когда это произошло. Вполне возможно, тот, кто это сделал, был застигнут на месте преступления и воспользовался оружием, чтобы заставить навсегда замолчать Макса Дарроу, когда тот пытался вмешаться. Может кто-нибудь из вас что-то добавить по этому поводу?

Он замолчал, слегка приподняв брови. Не услышав ответа, опустил их снова.

— Внутри не было ничего особенно ценного, — добавил он, глядя на Кастанцу, — но вот эти соглашения показались мне интересными. Вы знали о них?

— Да, — сказал Кастанца, — и я могу объяснить, почему они были составлены.

Он наклонился вперед, расстегнул свой белый смокинг, оперся на подлокотники кресла — и в этот момент Рассел заметил тяжелое кольцо с печаткой на среднем пальце его левой руки. Он быстро глянул на сидевшую рядом с ним Клер, но та, казалось, ничего не заметила, и он промолчал.

— Когда я приехал из Португалии, — продолжал Кастанца, — то быстро понял, что иностранцам очень трудно начать свое дело здесь, в Панама-Сити. Американцам это можно, но остальные сталкиваются с большими трудностями при получении разрешений. Я профессионал сервиса, — добавил он, — квалифицированный метрдотель. Это моя профессия. У меня были деньги, но я понимал: чтобы открыть ресторан, мне нужно найти…

Он замялся, подыскивая подходящее слово и жестикулируя обеими руками. Рассел подсказал:

— Сговорчивого партнера. Человека для прикрытия.

— Совершенно верно, — кивком головы поблагодарил за помощь Кастанца. — Я осмотрелся и изучил окрестности для того, чтобы выбрать подходящее место. Я повсюду наводил справки. И при этом всплыло имя Макса Дарроу как хорошо известного в здешнем обществе человека. А кроме того, он был американцем и легко мог получить нужное мне разрешение. Мы обсудили проблему и пришли к согласию.

— И вы подписали это секретное соглашение, — сказал Квесада.

— Правильно. Нам представлялось, что будет лучше, если Макс Дарроу будет значиться единственным владельцем ресторана.

— И ваше дело процветало, — добавил Квесада.

— К счастью.

— Вы делили прибыль?

— Не в том смысле, как вы подразумеваете. За мою долю я получал значительно большую зарплату, чем обычно платят человеку на этой должности.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Несколько недель назад, — усмехнулся Кастанца, — Дарроу украл из моей комнаты — или сделал так, что он был украден — мой экземпляр этого соглашения.

— Вот этого секретного соглашения?

— Да, вот этого секретного соглашения.

— А без него — сказал Квесада, — вы не можете претендовать на участие в деле.

— Совершенно верно.

— Итак, согласно статьям этого соглашения, в случае, если один партнер умрет, то другой становится полным собственником дела. — Он взглянул на Диаса, который стоял рядом и время от времени делал заметки в своем блокноте, затем снова посмотрел на Кастанцу. — И вот это случилось.

— Я был в ресторане, когда мистер Рассел прошел сюда через другой вход.

— Мы еще не знаем, когда Макс Дарроу был убит.

— Если бы я убил его, — сказал Кастанца, — то взял бы документ.

— Возможно. Но для того, чтобы вступить в собственность, необходимо предъявить соглашение. Если бы условия стали известными, могли возникнуть вопросы и подозрения. — Квесада протянул руку. — Умный человек предпочел бы оставить открытым сейф, из которого исчезли ценности и в котором остался только этот документ. В такой ситуации он выглядел бы невиновным, как вы и хотите себя представить, но дело все равно перешло бы ему.

Рассел посмотрел на Квесаду с уважением и невольной дрожью, когда вспомнил о портсигаре и изумрудах, которые жгли его раскаленным железом в кармане пиджака. Если бы он был умнее и обладал более упорядоченным умом, у него нашлось бы время избавиться от них. Проще всего было положить коробку в бюро или в ящик стола до приезда полиции. В этом случае они нашли бы ее и строили дальше свои версии, оставляя его вне подозрений. Вся беда заключалась в том, что толковые мысли приходили к нему слишком поздно, и он знал это; и еще он знал, что теперь было поздно избавляться от камней — или, может быть, еще не поздно?

Будь они обнаружены, то существенным образом подкрепили бы мотивы, нужные Квесаде для объяснения такого убийства, и осталось бы мало надежды, что удастся доказать правду, по крайней мере, на первых порах. Даже сейчас было довольно трудно поверить в историю о сыне Дарроу и сувенирах; чего же можно было ждать от полицейских? Он быстро прокрутил в голове все эти доводы, хватаясь за соломинку, когда Квесада повернулся к девушке.

— Вы пришли в девять часов, мисс Тремен, — сказал он, — что, вы раньше договорились с мистером Дарроу о встрече? И в какое время это было?

— Где-то около шести.

— Вы звонили сюда?

— В ресторан.

— И он согласился встретиться с вами в девять.

— Да.

— Что он сказал?

— Он сказал, что мне легче будет найти ресторан вечером. Он сказал, что я должна прийти в его контору, и если там его не окажется, то постучать в дверь, соединяющую контору с его квартирой.

— Вы так и сделали?

Клер кивнула и вновь рассказала все, что случилось с ней потом.

Когда она закончила, Квесада кивнул. Он прошелся до стены и обратно, опустив голову и заложив руки за спину. Взглянул на вскрытый сейф и остановился перед девушкой.

— Вы, наверное, пришли в себя к тому моменту, когда раздался выстрел?

— Два выстрела.

— Ага. И что еще? Какие-нибудь другие звуки, крик?

— Я слышала мужской голос, но не уверена, что разобрала, что он сказал.

— Постарайтесь припомнить. — Квесада подсказал. — Он говорил по-английски?

— Да, — Клер поколебалась, брови ее нахмурились, губы были плотно сжаты. — Похоже, он как будто говорил: «Не делай этого! Не делай глупостей!»

— И после этого раздались выстрелы?

Когда она кивнула, Квесада задумался; потом отвлекся.

— Вы прибыли сюда сегодня утром из Соединенных Штатов. На пароходе «Сан-Хосе» из Нового Орлеана. Вы путешествуете одна?

— Да. Вернее, я ехала в одной каюте с пожилой женщиной. Она и ее племянник наняли автомобиль, чтобы доехать до Панама-Сити, и я приехала вместе с ними.

Рассел припомнил мужчину и женщину, которых видел в приоткрытую дверь номера на пятом этаже, и понял, почему Клер зашла туда. Сейчас он смотрел на нее, отвечающую на вопросы инспектора Квесады, и ему нравилось, как она держится, ее уверенный и лишенный страха голос. Она явно обладала большим присутствием духа и способностью быстро восстанавливать свое душевное равновесие. Все, что она говорила, подтверждало это, и он уже гордился ею, и было трудно поверить, что знает он ее всего лишь несколько часов.

— Вы намерены вернуться на корабль, когда «Сан-Хосе» три дня спустя поплывет дальше? — продолжал Квесада. — Вы приехали сюда, чтобы специально встретиться с Максом Дарроу? Почему, скажите, пожалуйста?

— Он должен моему отцу десять тысяч долларов и не отвечал на наши письма. Срок его векселя давно истек…

— И ваш отец послал вас получить долг?

— Это была моя идея. Мой отец недостаточно хорошо себя чувствует, чтобы предпринять такое путешествие. — Она перевела дыхание и добавила: — Я работаю в рекламном отделе компании «Атлантическо-Карибские линии» и могу взять отпуск, когда захочу, поэтому я поехала в Новый Орлеан и компания оформила мне билет.

— Понимаю, — Квесада обдумал ее слова и после небольшой паузы добавил: — Ваш отец когда-то работал здесь?

— Да, в зоне Панамского канала, — сказала она.

Затем она быстро рассказала оставшуюся часть своей истории, объяснив, что ее отец работал в зоне гражданским служащим, что она сама жила здесь с десяти лет до тех пор, пока не умерла ее мать, что случилось, когда ей исполнилось семнадцать, после того она уехала и жила с теткой в Пенсильвании, где ходила в школу. Позднее, когда ее отец достиг возраста обязательного выхода на пенсию, он собрал свои сбережения и основал небольшую пароходную компанию, в которой Макс Дарроу был его компаньоном.

— Макс Дарроу, — сказал Квесада, — был компаньоном во многих предприятиях, причем не все из них были успешными.

— Он был антрепренером, — мягко добавил Кастанца.

— Они купили два подержанных военных судна, — продолжала Клер, — и переделали их для прибрежных перевозок. Перевозили что угодно, — добавила она, — но главным образом бананы из района Чирикуи.

— Я знал вашего отца, — кивнул Квесада. — Когда вы упомянули о судоходной компании, я вспомнил его. Он был лоцманом на канале, не так ли?

— Да.

— И что с векселем, о котором вы говорили?

— Полтора года назад здоровье отца ухудшилось, и доктор сказал, что он должен вернуться в Штаты. Мистер Дарроу выкупил его долю, заплатив часть наличными, а на остальное выдав вексель на десять тысяч долларов.

— Ваш отец — доверчивый человек.

Рассел заметил, как девушка откинула прядь волос со лба и как краска заливает ее щеки. Она смотрела на Квесаду в упор.

— У моего отца, — сказала она медленно и осторожно, — не было особого выбора.

— Я слышал, — добавил Квесада, — что оба судна были заложены и сейчас выставлены на продажу.

Он слегка поклонился, поблагодарив за информацию, заметил, что хотел бы позднее получить от нее письменное подтверждение отдельных деталей, и переключился на Рассела.

— Вы также приехали в Панаму для того, чтобы встретиться с Максом Дарроу.

Это было, скорее, утверждение, а не вопрос, и Рассел покачал головой. Уже решив, что сейчас не время рассказывать всю правду, он начал перекраивать ее на свой лад. Сказал, что прибыл сюда просто как турист, что не мог избавиться в Нью-Йорке от вирусной инфекции и один из партнеров по адвокатской конторе предложил ему взять отпуск на неделю и погреться на солнце.

— Я никогда не был в Панаме, — говорил он, — поэтому решил приехать сюда и посмотреть страну. Мы служили с Дарроу в одной части на Филиппинах, поэтому естественно, что я разыскал его.

— Вы были близкими друзьями?

— Нет. Когда вы оказываетесь в чужой стране, то станете разыскивать даже человека, с которым не были близкими друзьями.

Квесада с этим согласился.

— И в ваших беседах он не упоминал о своем намерении в ближайшее время покинуть Панама-Сити?

— Да, он говорил об этом, — сказал Рассел и повторил кое-что из сказанного ему Дарроу.

Пока он говорил, у него в памяти всплыли, но ненадолго, человек в затемненных очках и вооруженный пистолетом толстяк. Представлялось совершенно очевидным, что эти двое обыскивали его комнату в надежде найти изумруды, но он не знал, почему подозрение пало именно на него, и если упомянуть об этом обыске, то он должен будет ответить на вопрос: почему?

Почему кому-то в голову пришло обыскивать его, не иначе как возникли подозрения, что он скрывает какие-то ценности? Почему вообще была предпринята эта попытка?.. Нет. До тех пор пока он не решит рассказать всю правду о портсигаре и изумрудах, это происшествие следует сохранить в тайне. Вместо этого он рассказал о трех посетителях, которые побывали здесь днем.

Квесада внимательно выслушал, и в его глазах загорелся живой огонек.

— Этот летчик, о котором он говорил как о партнере, — протянул он. — Довольно крупный мужчина, блондин со светлыми глазами?

— И с довольно пухлым лицом. Его прическа явно нуждалась в стрижке.

— Его слова звучали как угроза?

— По смыслу, пожалуй, да.

— Это Фолли, — сказал Квесада Диасу и затем быстро заговорил по-испански.

Диас повернулся к одному из детективов, сказал что-то также по-испански, и тот быстро вышел из комнаты.

— Так женщину звали Сильвия? — продолжал Квесада. — И к мужчине, который пришел вслед за ней, он обращался как к майору… Опишите его, пожалуйста.

Рассел сделал это. Квесада задумался, размышляя и слегка нахмурившись. Наконец он кивнул и снова повернулся к Диасу.

— Это майор Баском, — сказал он, и опять после приказа, отданного по-испански, один из детективов покинул комнату.

Когда дверь за ним закрылась, Квесада достал из внутреннего кармана длинный конверт и открыл его, взгляд его на миг задержался на каждом из трех свидетелей, пока он доставал из конверта пачку новых стодолларовых банкнот.

— Мы нашли этот конверт прикрепленным к задней стенке ящика стола, — сказал он. — Содержимое ящиков указывает на то, что их обыскивали, но, очевидно, не хватило времени проделать это систематически… Всего здесь шесть тысяч долларов, — продолжал он, — из чего следует, что Дарроу не полностью полагался на свой сейф.

Он снова убрал конверт в карман, прошелся, чтобы еще раз взглянуть на сейф, и вернулся обратно. Затем покосился на Диаса и, не обращаясь ни к кому конкретно, сказал:

— Удивительно, что там нет изумрудов. — Он взглянул на Рассела и на девушку. — Известно, — продолжал он, как бы объясняя, — что Дарроу коллекционировал изумруды.

Диас сделал какой-то жест рукой, но промолчал.

Квесада пожал плечами, как бы отбрасывая эту тему, потом посмотрел на присутствующих.

— Я должен просить вас отправиться к нам в управление, — сказал он. — Макс Дарроу застрелен, но мы не нашли пистолета. Необходимо обыскать вас — это простая формальность, вы понимаете, и снять показания. Машины ждут снаружи.

 

7

Пока они спускались по лестнице, Джим Рассел обдумывал сложившуюся ситуацию. Он шел рядом с Клер Тремен и когда решился ободряюще коснуться ее руки, она ответила улыбкой. Это была невеселая, но дружеская улыбка, что заставило его вернуться к собственной серьезной проблеме.

В первые секунды после замечания Квесады он едва не поддался панике. Но, по счастью, у него хватило времени понять, что это его сразу погубит, и успеть полнее оценить складывающиеся против него обстоятельства. В глубине души он был убежден, что не может быть обвинен в преступлении, которого не совершал, но если сейчас у него найдут изумруды Дарроу, о которых он ничего не сказал, то он станет подозреваемым номер один. При таком очевидном мотиве преступления вряд ли стоит надеяться, что полиция ему поверит, по крайней мере вначале.

Более того, как адвокат он знал, что большая часть убийств раскрывается сравнительно быстро. Когда набирается достаточно фактов, картина предстает довольно ясной и остается только схватить главного подозреваемого. Так что вполне вероятно, что, собрав все факты, Квесада будет знать, кто убил Макса Дарроу. Расселу хотелось исключить себя из числа подозреваемых, но весь парадокс заключался в том, что лучшим способом для этого были такие шаги, которые указали бы на него как на виновного. Вот в чем состоял тут риск.

Вот почему он счел, что для него разумнее всего избавиться от изумрудов, а чтобы сделать это, нужно было время. Так как изумруды принадлежали Дарроу и были частью его состояния, да еще представляли огромную ценность, совесть не позволяла Расселу выбросить камни в канаву, где они навсегда бы сгинули. Задача состояла в том, чтобы временно их спрятать, и вот теперь, переходя улицу к двум полицейским «седанам», он уже знал, что делать. Он не был уверен в том, что это решение лучшее, но ничего другого не мог придумать в сложившихся обстоятельствах.

За рулем каждого автомобиля сидел водитель, рядом с ними стоял детектив. Кастанца, Квесада и Диас находились в паре шагов позади, так что, немного опередив Клер Тремен, он открыл дверь второго автомобиля и сел в него. Когда Клер последовала за ним, он просто открыл вторую дверь и выскочил наружу. Выбравшись на мостовую, Джим бросился бежать по темной и пустынной улице к ближайшему углу прежде, чем кто-либо сообразил, что он делает.

Теперь его союзниками была неожиданность и темнота. Поворачивая за угол, он услышал крики; он бежал легко, держась поближе к зданиям, там, где тень была гуще, пока не добежал до отходившей налево аллеи. Заглянув в ее чернильную тьму, он заметил поворот на другую улицу и помчался туда.

Обнаружив, что позади не слышно близкой погони, он перешел на быстрый шаг, дошел до другой улицы и снова свернул налево, пока не увидел темный проулок. Здесь вдоль узкого тротуара медленно двигались безликие тени, изредка попадавшие в полосы света из открытых дверей или окон.

Джим еще более замедлил ход. Когда смог перевести дух, не спеша зашагал вдоль узкой бедной улицы, неприглядные дома которой стояли вровень с тротуаром, а входные двери располагались прямо на его уровне. При свете керосиновых ламп были видны тихие маленькие тесные комнаты, сквозь открытые окна он мог видеть убогие стулья, столы, койки; стены были украшены цветными вырезками из журналов, портретами хорошеньких девушек, но не длинноногих девиц в купальных костюмах; видны были распятия, свечи, тут и там попадались настольные швейные машины. В задней части этих маленьких комнатушек обычно была видна другая дверь, уходившая в темноту, и Рассел решил, что мужчины либо отдыхают после тяжкого трудового дня, либо вообще отсутствуют, так как видел он только женщин, занятых шитьем, или маленьких спящих детей.

Лишь однажды он заметил свет на втором этаже, в одной комнате симпатичная девушка стояла перед зеркалом, поправляя прическу, да двое мужчин, ни возраст, ни характер которых на таком расстоянии определить было невозможно, читали газеты.

Рассел продолжал идти дальше, удивленный видом этих переполненных, похожих на ночлежки комнат, но все же ощущая приличие, честность, какой-то спокойный порядок, которого здешним обитателям удавалось достичь, несмотря на все обстоятельства. Затем он вышел на пересечение с более широкой улицей и остановился, чтобы сориентироваться.

Довольный, что успел совершить ознакомительную прогулку по городу, Рассел понял, что оказался в деловой его части, неподалеку от моря, и что Авенида-сентраль осталась где-то слева. Значит, зона Панамского канала, которая могла послужить временным убежищем, находилась в противоположном направлении, поэтому он повернул к Авениде, стараясь раствориться в огнях и шумной толпе, и шел до тех пор, пока не оказался в парке Лессепса. Парк он пересек в направлении возвышавшегося на противоположном конце здания: как сказал ему днем водитель, здесь, в Американском клубе, можно было поесть и выпить, и даже потанцевать.

Поднимаясь по ступенькам в поисках телефона, он спорил сам с собой, упорно отказываясь признавать свой побег глупостью. Он выиграл то время, в котором он нуждался. После того как коробка окажется в безопасном месте, он сам сдастся генеральному инспектору. Он будет выглядеть глубоко пристыженным и извиняющимся. Он полностью признает глупость своего поведения и объяснит его охватившей его паникой, неуверенностью и опасениями человека, оказавшегося в чужой стране, срывом, достойным всяческого осуждения. Если ему предстоит провести ночь за решеткой, пока консул не вытащит его оттуда, он готов перенести это. А тем временем расследование будет продолжаться до тех пор, пока убийство не раскроют. Тогда и наступит время показать изумруды и все объяснить.

Так он говорил себе, когда остановился в центральном холле Американского клуба и оглядевшись обнаружил слева небольшой, слабо освещенный зал, в котором негр-пианист исполнял вещи Эррола Гарнера на кабинетном рояле. У открытых окон за столиками сидело несколько пар, другие расположились на кожаных диванах вдоль стен, лица их были плохо видны в полумраке.

Справа был другой зал, больших размеров, хорошо освещенный и просторный, с длинным баром слева, танцевальной площадкой и сценой для оркестра, в настоящее время пустыми, и рядами столиков у окон. В баре было с дюжину мужчин, все в широких брюках и спортивных рубашках, большей частью молодые, судя по виду — американские солдаты, проводящие здесь свободный вечер. Разыскав в холле телефонную будку, Джим извлек клочок бумаги, который ему дал Джордж Гиббс. Когда телефон в квартире не ответил, он взял телефонную книгу, прошел в бар, где освещение было лучше, и начал искать ресторан «Бальбоа Гарден».

В книге были две части — английская и испанская, и он начал искать на слово «Гарден». Ничего не обнаружив, стал просматривать список кафе, но среди них тоже не оказалось названия «Бальбоа». Несколько растерявшись, он тщетно просмотрел длинный список закусочных и именно в этот момент случилось нечто, заставившее его забыть о «Бальбоа Гарден».

Два рослых парня из военной полиции вошли через заднюю дверь и оглядели присутствующих. Так как юридически они не имели никаких прав за пределами зоны Панамского канала, их сопровождали два человека в форме панамской национальной полиции. Это делало проверку совместным предприятием, и теперь, начав с конца стойки, они стали разглядывать ряд пьющих пиво молодых американцев.

Рассел положил телефонную книгу, незаметно вышел из бара и остановился в нерешительности, не зная, что предпринять. Все его документы были с ним и в полном порядке, и военная полиция не имела права предъявлять ему какие-то претензии; только мысль эта его не слишком успокаивала. Тут он и заметил двух мужчин, вошедших в бар из главного вестибюля.

В другой обстановке он не обратил бы на них внимания, так как оба были невысокими, смуглыми и явно местными жителями, правда, хорошо знакомыми с этим местом, судя по тому, как они быстро и внимательно осмотрелись и направились к ближайшему бармену. Испытывая вину и неуверенность, Рассел наблюдал за их беседой и сопровождающими ее жестами. Когда один из них обернулся, чтобы взглянуть на него второй раз, Джим перестал колебаться и быстро направился к выходу, не будучи особо уверенным, что именно он служил предметом разговора, но не желая испытывать судьбу.

К тротуару вели три ступеньки. По ту сторону улицы перед ним возвышалась темная масса Анкон-хилла и его освещенные башни. По диагонали — отель «Тиволи», резиденция официальных гостей правительства. Торопливо пересекая улицу, Рассел едва увернулся от такси. Только добравшись до противоположного тротуара и свернув налево, он расслабился.

Так как между городом Панама-Сити и зоной Панамского канала не было закрытой границы, во время прогулки по городу водитель объяснил Расселу, что на этой улице, именовавшейся Авеню Четвертого июля, один тротуар принадлежал Панаме, а проезжая часть и второй тротуар считались территорией Соединенных Штатов. Теперь, добравшись до этого тротуара, он временно находился вне досягаемости для любых панамских властей. Конечно, между двумя полициями существовало тесное сотрудничество и при необходимости преступников выдавали, но преследовать его здесь не могли.

Ему пришло в голову, что Гектор Квесада мог сообщить в полицию зоны и теперь его разыскивают и здесь, поэтому он миновал широкие веранды отеля «Тиволи»; его мысли сосредоточились на единственном человеке в этой части света, который мог сейчас ему помочь: бывшем однокласснике Теде Ленгли. Припомнив адрес и надеясь, что идет в правильном направлении, он двинулся вперед, постоянно оглядываясь в поисках «чива» — одного из вездесущих автобусов с импортным шасси и самодельным кузовом. Тот не замедлил появиться.

Автобус был битком набит в основном панамцами, индусами и неграми. Когда он тронулся, Рассел назвал нужную ему улицу в районе Бальбоа, водитель буркнул: «Si», Джим сел рядом с женщиной в платке и с корзинкой на коленях и уставился на дорогу, так как автобус останавливался едва не через каждый квартал, чтобы выпустить пассажиров и забрать новых. Когда несколько минут спустя водитель махнул ему, Рассел расплатился и вышел.

Это был спокойный район с широкими улицами, обсаженными деревьями, с хорошо ухоженными газонами; в стороне от главной улицы здесь было довольно темно и единственным признаком жизни был мужчина, прогуливавший свою собаку по противоположному тротуару. Согласно указаниям, полученным вчера по телефону, ему нужно было пройти два квартала и найти деревянное здание с нависающей крышей. Ленгли сказал, что в доме несколько квартир.

Он еще не представлял, как Ленгли сможет ему помочь, но у него хоть будет доброжелательно настроенный слушатель. Ему важно было выговориться, рассказать правду, увидеть, какова будет реакция на его рассказ, и после этого сделать собственные выводы. В глубине души он надеялся, что Ленгли согласится взять портсигар на сохранение и тогда он сможет с извинениями вернуться к Квесаде.

Быстро шагая по темной улице, он совсем не обратил внимания на огни приближавшегося сзади автомобиля. Даже не взглянул, когда автомобиль поравнялся с ним и затормозил. Лишь увидел, как распахнулась дверь, когда автомобиль замер возле края тротуара перед ним. И вдруг его окликнули:

— Рассел!

Он остановился, вглядываясь в темноту. Только тут возникло чувство опасности, но он сразу понял, что реакция его подвела. Рядом с ним мгновенно оказались двое крепких мужчин. Когда он рванулся было в сторону, то увидел металлический блеск в вытянутой руке, отблеск отраженного света на стволе оружия.

Раздалась команда по-испански.

Хотя он и не понял, но ошибиться в ее смысле было невозможно. Джим остановился и напряженно замер.

Двое сразу очутились у него по бокам, схватили за руки, и он почувствовал, как ствол пистолета ткнулся ему в бок.

— Вы должны пойти с нами, — заявил человек с пистолетом, и они оказались на заднем сиденье автомобиля. Второй сел за руль и закрыл дверь.

 

8

Минуту спустя, когда автомобиль проехал поворот, Рассел, придя в себя, почувствовал, как в нем закипает ярость. У него хватило ума сидеть неподвижно, чувствуя упирающийся в бок пистолет, но он стал требовать объяснений — в чем дело и куда его везут. Он задавал эти вопросы, пока не пересохло в горле, но единственным ответом было полное молчание, что заставляло почувствовать — все его протесты тщетны и выглядят глупо.

В конце концов он откинулся назад, скрестив руки. Похоже, ехали они по той же улице, что и он на автобусе, до тех пор, пока не достигли оживленного перекрестка. Здесь машина вместо того, чтобы свернуть налево, нырнула в узкую шумную улицу. Мелькающие огни время от времени освещали смуглое лицо его спутника, но оно было совершенно ему незнакомым, и в конце концов его мысли вернулись к портсигару и тому, что говорил днем Дарроу.

А говорил тот о неприятностях, о выстреле, которого чудом удалось избежать, о предосторожностях, которые он предпринял. Рассел не знал, насколько все это было правдой, но если Гектор Квесада выказал удивление, не обнаружив изумрудов, то о них вполне мог знать и кто-то еще. Если учесть все это, то вполне возможно, Дарроу был убит из-за содержимого портсигара, который сейчас находился у Рассела. Мысли его вновь вернулись к обыску, устроенному днем в его номере. Сейчас люди были не те, что еще больше смущало его.

В этот момент автомобиль нырнул на свободное место у бровки тротуара. Он почувствовал легкий толчок пистолета, водитель в это время выключил мотор и вышел. Видя, как тот исчезает за вращающимися дверями закусочной, Джим подумал, что ему захотелось выпить или понадобилось позвонить по телефону и получить дальнейшие инструкции.

Несколько минут размышлений, которым он предавался, пока водитель не вернулся обратно, ничего не дали, и, когда автомобиль снова двинулся дальше, Джима стал охватывать страх. Нет, отчаяния он не испытывал. Он нервничал, страдал от неопределенности, слегка паниковал, когда задумывался о будущем, но какое-то интуитивное чувство подсказывало, что изумруды — слишком важный фактор и если правильно себя повести, все обойдется. Он хотел избавиться от изумрудов, не так ли? Ну, вот и решение проблемы, но пока не оставалось ничего другого, как ждать, что произойдет дальше.

Он узнал это пару минут спустя.

Автомобиль свернул в узкую неосвещенную улицу, которая изгибалась влево. В окно он увидел, что она очень похожа на ту, по которой он недавно шел, — открытые окна, слабый свет внутри, случайные темные фигуры в дверях. Впереди появились яркие огни поперечной улицы, и здесь, в сотне метров от перекрестка, автомобиль остановился.

Расселу, не имевшему ни малейшего представления о том, где он находится, приказали выйти из машины. Затем в навалившейся со всех сторон темноте его повернули лицом к перекрестку, теперь пистолет упирался в спину.

— Вы дойдете до угла и повернете налево, — сказал мужчина.

Рассел все понял, но его смутила неожиданность команды.

— Что?

Мужчина повторил приказ.

— Без шуток, пожалуйста, — добавил он. — Мы пойдем за вами.

Рассел зашагал вперед — у него не было другого выбора, — пристально глядя на огни перекрестка. Вначале он слышал за собой шаги, потом у него зародились сомнения. Отчетливо видимый в ярком свете фар, он продолжал идти, замешательство его все нарастало, пока он не достиг угла и не свернул налево, как было приказано. После этого ум его в замешательстве отключился и осталось лишь изумление, которое быстро сменилось пониманием и даже уважением.

Он теперь оказался в нижней части Авениды-сентраль, где у тротуара стоял серый полицейский автомобиль с прутком антенны, а за ним — два офицера в форме. Когда Рассел увидел его и споткнулся от неожиданности, двое в штатском, стоявшие ближе к стене, шагнули вперед. И, как по сигналу, полицейские в форме сомкнулись вокруг него.

— А, сеньор Рассел, — сказал чей-то голос, и Рассел увидел плотную фигуру Ренальдо Диаса.

Джим моргнул и оглянулся. Не было никаких признаков тех двоих, которые привезли его из Бальбоа, но теперь он понял, кто это был, и почему они останавливались возле закусочной. Инструкции были даны по телефону, и теперь, взглянув на Диаса, он увидел, как тот слегка поклонился и вежливо добавил:

— Пожалуйста, составьте нам компанию.

Рассела привезли в старинное серое здание, выходившее на небольшой кусок земли неправильной формы, носивший громкое имя «Лоттери Плаза». Вестибюль с высоким потолком выглядел пустоватым. С одной стороны за стойкой сидел человек, за спиной его был виден темный коридор, справа от него лестница вела и вверх и вниз. Рассел поднялся наверх вместе с Диасом и детективом. Они миновали вестибюль, громко стуча каблуками по голому деревянному полу, повернули налево и вошли в большую, скудно обставленную душную комнату, в которой в этот момент набилось много народу.

С одной стороны под окнами стояли два стола. За одним зевал в кресле какой-то толстяк; за другим столом стучала на машинке брюнетка. Вдоль двух стен тянулись деревянные скамьи, и хотя Диас повел Рассела прямо к противоположной двери, у того хватило времени с первого взгляда определить, что люди Квесады отдыхать не привыкли. На одной скамье, частично скрытой створкой двери, в скованных позах застыли майор Баском, его жена Сильвия, Клер Тремен и Луис Кастанца. Меньшая скамья у противоположной стены была занята блондинкой Лолой Синклер и летчиком со свирепым лицом — Алом Фолли.

Больше ничего Джим заметить не успел. Дверь за ним закрылась, и Рассел оказался в похожей комнате, которая казалась несколько запущенной для кабинета генерального инспектора. Мебель была старой и ободранной, стол просто неописуемым, то же относилось и к креслу. Единственным отличительным признаком начальства служил вставленный в окно кондиционер, создававший в комнате ощущение прохлады, если только Рассел был в состоянии это заметить.

Гектор Квесада сидел за столом, в его темных глазах светился явный огонек удовлетворения. Он отодвинул в сторону какие-то бумаги и сложил перед собой руки. Искоса взглянув на Диаса, улыбнулся Расселу. Рассел улыбнулся в ответ без тени юмора и заговорил первым.

— Неплохую шутку проделали ваши люди.

— Простите?

— Я имею в виду похищение.

Квесада пытался выглядеть удивленным.

— Похищение?

— Вы же не имеете права действовать в зоне канала и прекрасно это знаете, — возмутился Рассел и рассказал детали того, что произошло. — Это были те двое, кого я видел в Американском клубе? — спросил он.

Квесада вежливо выслушал, удивление исчезло и на тонком интеллигентном лице ничего нельзя было прочесть.

— Боюсь, я не понял вас, — сказал он. — В отчете Диаса я прочел, — он взглянул на своего помощника, — что он разговаривал с одним из своих людей, а вы проходили мимо и, — он поднял руку, — были задержаны.

Комиссар сделал паузу и наклонился вперед, глядя прямо на Рассела.

— Вы бежали от нас. Это очень глупо. Ведь вас могли убить.

— Я знаю.

— Тогда зачем вы это сделали?

— Я расскажу, — пообещал Рассел и, понимая, как далеко может зайти, скрывая правду, достал из карманов портсигар, медаль со святым Христофором, чек Макса Дарроу на восемь тысяч долларов и выложил их в ряд на столе.

Квесада внимательно наблюдал за ним. Он посмотрел на предметы, лежащие на столе, и кивнул Диасу.

— Вы не будете возражать, если мы проведем более тщательный осмотр? — обратился он к Расселу.

— Да, пожалуйста. Но если вы думаете найти пистолет, то у меня его нет.

— Но все же…

Квесада сел и следил, как Диас обыскивает Рассела. Когда тот закончил, открыл портсигар и снял верхний слой ткани. Затем быстро развернул несколько изумрудов и нахмурившись жестко взглянул на Рассела. Подумав, продолжал разворачивать зеленые камни и выкладывать их в ряд на столе, пока портсигар не опустел.

Так как Расселу было нечего делать, он стал считать камни и обнаружил, что их сорок восемь штук. Его заинтересовало, сколько они могут стоить, при этом он заметил, что Квесада отложил чек и внимательно рассмотрел медаль. На лице его по-прежнему сохранялось задумчивое выражение, когда он перевел взгляд на Рассела.

— Из-за этого вы и убежали?

— Вот именно.

— Как к вам это попало?

— Мне все дал Дарроу.

— Когда?

— Сегодня днем.

— Почему?

— Он полагал, что я смогу контрабандно провезти их в Штаты, так я думаю.

— И вы согласились…

Рассел перевел дыхание и переступил с ноги на ногу, лицо его блестело от пота, глаза смотрели уныло.

— Это длинная история, — сказал он бесцветным голосом. — Когда вы ее услышите, то поймете, почему я решил смыться.

— Смыться?

— Ну, бежать… Мне нужно было выиграть время, — добавил он.

Квесада кивнул Диасу и нажал кнопку на столе. Диас вышел из комнаты с человеком в штатском, а вошла женщина, печатавшая в соседней комнате на машинке, с блокнотом в одной руке и полудюжиной карандашей — в другой. Квесада подождал, пока она устроилась, и показал Расселу на кресло возле стола. Затем он закурил и протянул пачку Расселу. Тот поблагодарил и закурил свои.

— Я, конечно, буду время от времени прерывать вас, — начал Квесада, — но мне бы хотелось, мистер Рассел, чтобы вы рассказали всю историю своими словами.

Рассказ Рассела занял немало времени. Он начал с самого начала — с совместной службы с Дарроу во время войны. Рассказал о героизме Дарроу и о том чувстве долга и признательности, которое он, Рассел, испытывал все эти годы. Когда он перешел к событиям последнего времени и начал рассказ о своем полете из Нью-Йорка и последующих разговорах, то Квесада начал время от времени прерывать его, умело скрывая свое удивление, если таковое вообще у него было, до тех пор, пока Рассел не упомянул о человеке в затемненных очках и его вооруженном сообщнике. В голосе Квесады слышался явный интерес, когда он попросил подробнее описать этих мужчин. Потом сам сделал несколько пометок и спросил:

— Почему они обыскивали ваш номер… и вас?

— Я не знаю, но думаю, они полагали, что изумруды у меня.

— Почему они могли так думать?

Рассел пожал плечами. Видимо, многие знали о наличии изумрудов у Дарроу.

— Но почему они решили, что изумруды могут быть именно у вас?

— Они знали, что я был другом Дарроу. Значит, могли подозревать, что я приехал сюда для встречи с ним.

— Но для начала они должны были отправиться к Дарроу.

— Может быть, они так и сделали. Вы знаете, в какое время был открыт сейф?

Квесада покачал головой.

— Полагаете, это могло произойти раньше, скажем, после обеда? Зная, что вы были у Дарроу, и не обнаружив камней, они отправились к вам, считая, что это последняя возможность…

— Может быть.

— И не случись так, что вы забыли свой пиджак внизу в коктейль-холле, их визит оказался бы успешным.

Квесада откинулся на спинку кресла и отпустил стенографистку. Когда он вновь заговорил, в его глазах застыло сонное выражение, а голос звучал задумчиво.

— Странная история, — сказал он, — но те, кто знал Дарроу, могут в нее поверить. Я знал его, и он был именно таким, как вы описываете. То, что он нарушает закон, никогда не было доказано, но подозрения существовали. Мы также знали, что он скупает изумруды — хотя само по себе это и не является незаконным — у тех, кто контрабандно привозит их из Колумбии. Такие поставки — привилегия государства, но всегда существует контрабанда через границу, и Дарроу, разбираясь в камнях и их стоимости, скупал их для вложения капитала. Его подозревали и в других вещах, например, в незаконном ввозе оружия, так как до недавнего времени к югу от нас происходили беспорядки, да и на севере тоже.

Он помолчал и добавил:

— Я думаю, у Макса Дарроу возникли проблемы. Судовладельческая фирма, которую раньше возглавлял отец мисс Тремен, уже не представляла ценности из-за наделанных Дарроу долгов. Он также вел переговоры о закладной под ресторан, о чем мог узнать Луис Кастанца.

— Другими словами, — сказал Рассел, — Дарроу закладывал все, что мог, и к тому времени, когда он мог сбежать, кредиторам досталось бы совсем немного.

— Авиакомпания мне сообщила, что он заказал билеты на Майами на послезавтра.

— Но, — Рассел почесал затылок, — мне он сказал, что собирается в Баранкилыо.

— Это ложь. Как и вся его история, — Квесада положил на стол конверт. — Среди его вещей найден авиационный билет на его имя. — Он помолчал и добавил: — Как вы сами сказали, Дарроу был игроком. Человеку такого склада, как он, даже в голову не приходило, что он может легально предъявить эти изумруды на таможне в Соединенных Штатах, причем таможенная пошлина для неоправленных камней гораздо ниже. Насколько я в таких вещах разбираюсь, Дарроу мог бы сэкономить на пошлине до двадцати тысяч долларов, провези вы камни в Нью-Йорк. Вместо этого ему пришлось бы оплатить всего лишь ваши транспортные расходы, вот и все.

Он показал золотую медаль со святым Христофором, и Рассел заметил с нотой удивления в голосе:

— Но, насколько я понял, он потерял все, что у него было.

— Правильно, — Квесада кивнул, по его губам скользнула тонкая улыбка. — Но как игрок, Дарроу сделал мудрый ход. Если бы на вас не пало никакого подозрения в контрабанде, вы могли бы провести их незамеченными. Вы имели респектабельный вид, мистер Рассел, и Дарроу знал это. Вы возвращались бы как простой турист, ваша совесть была бы чиста и в вашем поведении не было бы ничего, что могло навлечь подозрения.

Он снова дотронулся до медали.

— Эта часть была задумана особенно тонко. Передай он вам портсигар с просьбой доставить его незнакомому человеку, это могло бы вызвать подозрения, но история о сыне и эта медаль должны были доказать его привязанность к семье, и у вас не появилось бы оснований сомневаться. Ну а этот чек… — он положил его вместе с медалью в ящик стола и стал снова укладывать изумруды в коробку, — без сомнения, должен был послужить доказательством, что она не имеет особой цены.

Отложив портсигар, комиссар взглянул на Рассела, в его глазах снова была заметна настороженность.

— Мы еще поговорим об этом позднее, но сейчас я принимаю эту историю в том виде, как вы мне ее рассказали. Должен также предупредить вас, что вы все еще подозреваетесь в убийстве. Сейчас я допрошу остальных, но вы должны задержаться до тех пор, пока они все не уйдут.

 

9

Когда детектив принес стулья, расставил их и пригласил остальных свидетелей из другой комнаты, Рассел мог смотреть только на Клер Тремен. Он почувствовал себя гораздо лучше, когда та ему улыбнулась и заговорила озабоченным тоном.

При этом ее зеленые глаза внимательно изучали его лицо, в глубине их он заметил сочувствие и заботу.

В них была видна и нерешительность, и сомнения, но его обрадовало, что там не было подозрительности. Он ее успокоил, сказав, что все объяснит позже, и в этот момент Квесада откашлялся и объявил, что он хотел бы проверить ранее данные показания в присутствии других свидетелей, после чего они смогут уйти.

Пока все рассаживались, он прошел за свой стол, отодвинул в сторону какие-то бумаги и взял несколько лежавших сверху скрепленных листов. Взглянув на них, перевел взгляд на Лолу Синклер. То же самое сделал Рассел, удивляясь, что она здесь делает, до тех пор, пока не услышал все, что затем последовало.

— Вы прибыли сюда примерно два года назад, мисс Синклер, — сказал Квесада. — Вы работали в Соединенных Штатах и приехали сюда, чтобы стать спасателем в бассейне отеля «Эль Панама».

Лола откинулась на спинку стула, ее обнаженные руки были скрещены на груди, подбородок заносчиво поднят, глаза смотрели прямо и твердо.

— Все верно.

— Спустя примерно девять месяцев вас уволили. Почему?

— Разве это важно?

Квесада подумал и решил, что это действительно несущественно.

— Вы решили остаться здесь, но, чтобы это сделать, нужно было заплатить взнос в триста долларов, поэтому вы отправились в Коста-Рику и вернулись оттуда как эмигрантка, взнос для которой составлял гораздо меньшую сумму. Затем вы начали работать у Макса Дарроу. Как это случилось?

— Я думала, что могла бы немного петь. Оркестр обычно позволял мне спеть время от времени одну-две песни и постучать кастаньетами. Макс сказал, что меня уволили по его вине, и решил, что я должна работать у него, что я и сделала.

Квесада закурил сигарету и стал рассматривать второй листок бумаги.

— Как вы знаете, — продолжил он, — в шкафу в спальне Дарроу мы нашли некоторые предметы женского туалета — среди прочего домашний халат и шлепанцы. Вы сказали, что это ваши вещи.

— Да, мои.

— Но вы утверждаете, что оставили их там более двух месяцев назад.

— Почти три месяца.

— И за это время больше не были в квартире?

— Нет. — Накрашенные губы сжались, и она бросила быстрый презрительный взгляд на Сильвию Баском. — Я разонравилась Максу. Это он так сказал, — добавила она с горечью.

— Вы были в тот вечер в квартире?

— Нет. Я уже трижды говорила вам об этом.

— В девять вечера вы были в ресторане?

— Да.

— Видели вы в это время мистера Кастанцу?

— Я видела его примерно в это время. Но не обращала внимания на часы.

— Мог ли он отсутствовать несколько минут?

— Конечно.

— Сами вы ничего не знали об убийстве?

— Нет.

— Вы утверждаете, что не заметили ничего необычного, ничего, что могло бы помочь нам.

— Да, это так.

Квесада стряхнул пепел со своей сигареты.

— Очень хорошо, — сказал он невозмутимо. — Вы можете идти.

Лола явно была удивлена, что разговор с ней закончился так быстро, но не стала терять времени и быстро покинула комнату; теперь настала очередь Ала Фолли.

— Вы вылетели отсюда, — сказал Квесада, просмотрев следующую пачку листочков, — в понедельник на самолете С-46 с грузом. Вы утверждаете, что сделали посадку в Сан-Хосе для заправки, направляясь в Гватемалу. Вы долетели только до Тампико, где у вас произошла авария двигателя. Вы оставили самолет и вернулись сюда вчера вечером во вторник, но не на рейсовом самолете.

— Я же говорил вам, — насупился Фолли. — Мне повезло. Меня подбросили.

— Из Тампико?

Фолли поколебался, лицо его еще сохраняло суровое выражение, но глаза неожиданно забегали.

— Нет, — сказал он наконец и резко добавил: — Послушайте, там же все записано. Зачем мне…

Квесада знаком остановил его.

— Не будьте таким нетерпеливым. Может быть, вам захочется изменить некоторые из этих показаний. Вы, конечно, понимаете, что большая часть их может быть проверена. Когда мы узнаем, на каком самолете вы прилетели сюда, то будем знать и место, откуда вы прилетели.

Он просмотрел второй листок и быстро сменил тему.

— Сегодня днем вы угрожали Максу Дарроу.

Фолли поперхнулся и откинулся на спинку стула.

— Кто утверждает это, кроме Рассела? — спросил он, его широкое лицо явно ему не повиновалось. — У нас с Максом были дела. Я просто хотел получить свою долю, и получить до того, как он исчезнет.

— Вы знали, что он намеревался уехать?

— Я слышал, что он собирается. У меня не было другого случая. И я сказал ему, что еще вернусь. Если вы считаете, что это была угроза, тогда все правильно.

— В тот вечер вы не вернулись.

— Конечно, вернулся. Я же вам сказал. Только не в девять часов. Если Дарроу был убит, как вы говорите, около девяти, то в это время я ехал в местном автобусе где-то между моим домом и деловой частью города.

— Вы не смогли сказать, на каком именно автобусе ехали.

— А кто это может запомнить? Их же тысячи.

— У каждого из них есть лицензия, — сказал Квесада. — Мы попытаемся найти тот, на котором вы ехали.

Он махнул рукой, отпуская его, и, дождавшись, когда дверь закроется, повернулся к Кастанце.

— Я прочел ваши показания. Вы ничего не можете к ним добавить?

— Ничего, что мог бы сейчас припомнить, — подчеркнул Кастанца.

— Вы не покидали ресторан вплоть до того момента, когда пришел мистер Рассел и сообщил вам, что Макс Дарроу застрелен?

— Нет, сэр.

— И единственными, кто воспользовался лестницей, ведущей на балкон, были мисс Тремен и мистер Рассел.

— Если и был кто другой, я его не заметил.

Квесада сказал, что на сегодня пока все, и когда дверь за Кастанцей закрылась, инспектор повернулся к Клер Тремен, тон его стал вежливее и внимательнее.

— Мисс Тремен, — сказал он, — я не думаю, что имеет смысл задерживать вас до тех пор, пока вы не вспомните что-нибудь, о чем еще не сказали… я прочел ваши показания.

Клер покачала головой, облизала губы, руки ее нервно подрагивали.

— Мне нечего добавить, — сказала она, — но я говорила вам, что у человека, который держал меня, на руке было кольцо. Я заметила, что мистер Кастанца носит кольцо. Такое же кольцо было и у мистера Фолли.

Квесада улыбнулся.

— А я еще заметил, что майор Баском носит свое армейское кольцо… Очень хорошо. — Он встал и проводил ее до двери.

Вернувшись к своему столу, достал какие-то бумаги и выбрал другую пачку. Все наконец подготовив, извлек изо рта сигарету и взглянул на Сильвию Баском. На той было ситцевое платье и легкий жакет, она сидела прямо, но не скованно, взгляд был холодным и невозмутимым, руки свободно лежали на коленях. Для Рассела ее манера держать голову, холодная прямота взгляда казались еще более царственными, чем прежде.

— Сегодня вечером вы обедали с Максом Дарроу в ресторане «Гарден Каталина», — начал Квесада. — Вы вернулись в квартиру Дарроу примерно без пяти минут девять.

— Полагаю, так все и было, но я не смогла бы поклясться в этом.

— Это не могло произойти позже, — вмешался майор Баском. — Так как она была дома в девять часов десять минут и я не думаю, что она могла бы добраться меньше чем за пятнадцать минут.

Квесада кивнул, но продолжал наблюдать за женщиной.

— Вы расстались с Максом Дарроу на тротуаре перед его дверью?

— Да, именно так.

— Вы не выходили из автомобиля?

— Нет.

Спокойно, но не отводя взгляда, Квесада сказал:

— Простите, что я задаю этот вопрос, миссис Баском, но были ли у вас, как говорят, личные дела с Максом Дарроу?

— Ничего такого не было. — Ответ был резким, но в нем не чувствовалось раздражения. — Макс мне нравился, время от времени мы встречались, чтобы пообедать вместе или выпить.

— Ваш муж не знал об этом?

— До недавнего времени не знал.

— Он не возражал?

Вопрос вызвал легкую краску на ее щеках. Взгляд ее скользнул в сторону мужа.

— Совсем наоборот, — сказала она. Перевела дыхание и выдвинула подбородок еще на дюйм вперед. — Мой муж — ревнивый человек, инспектор. Он воспитан в старомодном духе, и мы не всегда соглашаемся друг с другом.

— Вы приходили сегодня днем к Дарроу, чтобы его предупредить?

— Да, приходила. — Женщина взглянула на Рассела. — Там был мистер Рассел.

Когда она не потрудилась объяснить причину своего появления, Квесада повернулся к майору Баскому:

— Вы следовали за ней, майор?

Баском смотрел на свою жену. Теперь он сложил руки и взглянул на Квесаду, маленький жилистый человек с твердой челюстью и крепко сжатым ртом под маленькими напомаженными усиками.

— Да.

— Согласно показаниям мистера Рассела, — сказал Квесада, — вы угрожали Дарроу.

— Да, я думаю, так и было.

— Если бы он продолжал встречаться с миссис Баском, то вы готовы были принять меры?

— Вы прекрасно знаете, что готов был на все! — взорвался Баском.

— И вы могли воспользоваться пистолетом.

— Да, мог бы.

— Но вы не сделали этого.

— Не сделал.

— Ваша жена обедала с Дарроу, а вы оставались дома?

— Да, весь вечер.

— Хорошо бы кто-нибудь подтвердил этот факт.

— Я понимаю.

— Вы знали, что Дарроу намеревается покинуть страну? Не опасались, что ваша жена уедет вместе с ним?

Баском расцепил руки и положил их на колени. Потом наклонился вперед, оскалив зубы.

— Мне все это надоело, — сказал он так, словно разговаривал с захудалым сержантом. — Я сказал вам то, что знаю. Мои личные дела — это другое дело, и я считаю, они вас не касаются. Если вы думаете иначе, то арестуйте меня и посмотрим, что вам это даст.

Казалось, этот взрыв не произвел на Квесаду никакого впечатления. Он поднялся и слегка поклонился сначала женщине, а затем мужчине.

— Благодарю за то, что вы пришли, — сказал он.

— Я свяжусь с вами завтра.

Когда дверь закрылась, инспектор снова сел за стол. Рассеянно почесал подбородок, внимательно изучил ногти на левой руке. Потом собрал бумаги на столе, отложил их в сторону и нажал кнопку вызова стенографистки. Обменявшись с ней несколькими словами по-испански, повернулся к Расселу.

— Ваши показания будут готовы через несколько минут.

— И что потом?

— Простите?

— Я имею в виду, после того, как я их подпишу, я смогу вернуться в отель «Эль Панама», — сухо спросил Рассел, — или вы приготовили для меня местечко внизу?

Квесада улыбнулся. Он вынул что-то из ящика и жестом пригласил Рассела поближе к столу.

— Мы позволили себе осмотреть ваш номер, — сказал он, — и временно позаимствовали оттуда вот эти вещи.

Рассел взглянул на туристскую карточку, выданную ему в Нью-Йорке; на него смотрела приколотая к ней маленькая фотография; там же был и обратный билет.

— Республика Панама, — продолжил Квесада, — это страна, в которую трудно въехать и также трудно выехать без соответствующего разрешения и документов. Без этого, — он дотронулся до карточки и билета, — пришлось бы задержать вас до тех пор, пока ваша невиновность не будет установлена. Теперь же, так как вы не сможете выбраться отсюда иначе как через джунгли, то нет никакой необходимости причинять вам неудобства. Мы пригласим вас сюда, когда вы понадобитесь.

Он поднял палец.

— Еще одно. Согласно этому билету, вы прилетели через Майами. А возвращаетесь через Новый Орлеан. Почему?

Рассел объяснил, что так решил Дарроу.

— Он полагал, что мне будет интересно посмотреть и другие страны.

— Я думаю, что здесь была какая-то другая причина, — сказал Квесада. — Все это заставляет прийти к выводу, что Дарроу тщательно продумал свой план. Из билета, который мы нашли среди его вещей, следует, что у него было место в самолете, вылетающем в Майами в два тридцать утра в пятницу. Он мог предполагать, что вы не узнаете об этом, когда вылетите своим рейсом в восемь тридцать в то же самое утро.

Рассел кивнул.

— Совершенно справедливо.

— Проделав это, — продолжал Квесада, — Дарроу оказался бы в Нью-Йорке вскоре после полудня в тот же день — в пятницу. Это давало ему массу времени, чтобы найти сообщника к моменту вашего прибытия в Нью-Йорк из Нового Орлеана рано утром в субботу. И кто бы вас ни встретил, — вы уже упоминали о каком-то человеке, который должен был встретить вас, забрать портсигар, привезенный ему в качестве подарка, и дать вам инструкции относительно якобы существующего сына, — Дарроу находился бы неподалеку, чтобы убедиться, что с изумрудами ничего не случилось.

Он поколебался немного, поджал губы.

— Утро субботы… Я знаю, что по субботам вы в Штатах не работаете. Банки тоже закрыты. Вам рассказали бы какую-нибудь историю, чтобы успокоить до утра понедельника. Но к тому времени, когда вы стали бы подозревать, что с чеком не все в порядке, Дарроу был бы далеко… Да, — протянул он, — я думаю, что именно в этом была причина всего того, что вам наговорил Дарроу, причина всех его приготовлений.

Его взгляд, который до этого был сконцентрирован где-то внутри, вновь обратился на Рассела, а тон опять стал деловым.

— Придется мне просить авиакомпанию аннулировать ваш заказ на билет, — сказал он, — надеюсь, вы понимаете…

Вошла стенографистка с показаниями Рассела. Когда тот взял их, чтобы проверить и подписать, зазвонил телефон.

Просматривая показания, Рассел краем уха прислушивался к вежливому телефонному разговору по-испански. Повесив трубку, Квесада сказал:

— По-видимому, у вас здесь есть друзья. — Он показал на телефон. — Кто-то уже звонил по поводу вас консулу и тот спросил меня о вашем положении и о моих планах. Я сообщил ему, что вы уже уходите.

Комиссар прошел к двери и открыл ее, глаза его вновь стали жесткими.

— Сегодня вечером вы сделали большую глупость, — сказал он, — причем отнюдь не в панике, как утверждаете. Будем надеяться, удастся доказать, что рассказали вы правду… Спокойной ночи, мистер Рассел.

В приемной, где сидели четверо, было душно и влажно после кабинета с кондиционером. Трое присутствовавших были полицейскими, но Рассел видел только девушку, которая поднялась ему навстречу и улыбнулась.

— Это вы звонили консулу? — спросил он.

— Я думала, что кто-то должен это сделать, — ответила Клер. — Кто знал, что еще может произойти, а они, — она кивнула на двух детективов и стенографистку, — сказали, что я могу воспользоваться телефоном, так что… — Она сделала паузу и добавила: — Так все в порядке? Вы уже можете идти?

От этой самой приятной неожиданности, которая случилась с ним за столь долгое время, он с трудом нашелся, что ответить. Мысль о том, что она сделала, сам факт, что она ждала его, сочувствие, которое подсказало ей так поступить, высекли в нем искру, стремительно разжегшую пожар, странным образом лишивший его дара речи. Джим откашлялся и улыбнулся ей, млея от счастья и забыв про все неприятности.

— Пойдемте, — сказал он, так как ничего другого не пришло в голову. И он взял ее за руку и повел.

 

10

В тот вечер рано взошла луна, но когда Джим Рассел с девушкой спустились по каменным ступеням, она уже скрылась. Он повел ее, совершенно не представляя куда, через миниатюрный сквер, именовавшийся «Лоттери Плаза», и мягкая нежность звездной ночи охватила их, и он чувствовал себя так, словно окунулся в новый мир, мир новых, непривычных для него чувств.

На другой стороне улицы стоял потрепанный автомобиль, и, увидев экскурсионный значок на ветровом стекле, Джим остановился справиться у водителя, крупного мулата в помятом костюме и соломенной шляпе, сколько тот возьмет до отеля.

— Доллар с четвертью.

— Даю доллар.

— Уже слишком поздно, сэр.

Рассел чувствовал себя настолько уверенно, что решил поторговаться.

— Доллар, — покачал он головой, отступая назад.

Водитель улыбнулся, вышел и открыл заднюю дверь.

— Я считаю, лучше ехать, чем стоять на месте, — признал он, — но эти чертовы развалюхи жрут такую уйму бензина…

Рассел был готов согласиться, ибо на вид автомобилю было не меньше двадцати лет и сзади у него оказалось больше места, чем на обоих сиденьях в современных машинах. Зато когда автомобиль двинулся, они удобно вытянули ноги и откинулись назад на потертых кожаных сиденьях и руки их касались друг друга.

Секунду или две Рассел размышлял, не обнять ли плечи, которые оказались так близко. Ему казалось, что как раз это и нужно сделать, к тому же у него было чувство, что она не станет возражать. Собственно, колебаться его заставляла не робость, а просто понимание того, что сейчас все чудесно, и боязнь все испортить. Так что он только слегка повернулся, чтобы ее лучше видеть, ощущая приятную тяжесть ее руки, и внезапно обнаружил, что рассказывает ей все, что случилось, и у него растет чувство, что она его девушка, что он знает ее уже много недель. Ему не пришло в голову, что их толкнуло друг к другу общее чувство одиночества и опасности; просто он знал, что это так.

Она слушала, время от времени поднимая на него глаза, так что он мог видеть нежную линию рта и пляшущие огоньки в ее глазах — отсветы проносившихся мимо уличных фонарей. Автомобиль катился мягко, двигаясь плавно, хотя и медленно, водитель скромно помалкивал, а они разговаривали вполголоса, размышляя над тем, кто убил Макса Дарроу, и не находили ответа. Затем, когда они ехали по почти опустевшей Виа Эспанья, она заговорила о своем отце.

— Он был лоцманом? — спросил Рассел.

— Да. До тех пор пока его не заставили уйти в отставку… Я считаю, что это очень глупый закон, — добавила она с неожиданным возмущением. — Это все правительство…

— Да?

— Каждый, кто работает здесь на них, должен уходить в отставку в шестьдесят два года. И не только уходить в отставку, но и уезжать.

— Уезжать из страны?

— Нет, уезжать из зоны. Так как здесь все принадлежит государству. До тех пор пока вы работаете на них, можете арендовать квартиру. А когда вы ушли в отставку, вам предоставляют какое-то время для подготовки к отъезду. Можно переехать в отель «Тиволи», но только на шестьдесят дней или что-то в этом роде. Затем вы можете попытаться найти себе место в Панаме или вернуться домой. Моему отцу так здесь нравилось…

— Потому он и остался.

— Но он не мог просто сидеть, ничего не делая в свои шестьдесят два года. Он имел свидетельство судоводителя без ограничения района плавания и нашел два старых военных транспорта, но у него не хватало денег, чтобы приобрести их. Макс Дарроу узнал об этом, — меня в тот момент здесь не было, но отец мне рассказывал, — у него были деньги, так что они выработали соглашение, в соответствии с которым отец делал большую часть текущей работы и ходил капитаном на одном из судов. Ему это нравилось и, я думаю, все было бы хорошо, если бы не тот сердечный приступ. Когда он поправился, врачи сказали, что такая работа больше не для него и что он должен вернуться в Штаты. Дарроу выплатил какую-то часть, а на остальное дал вексель…

Ее голос затих, и, поскольку она не продолжала, Рассел спросил:

— А чем он занят сейчас?

В темноте раздался тихий смех.

— Он не может без кораблей и без воды, потому купил небольшое судно и плавает по озерам в Северной Каролине. Он прекрасно проводит время, но чтобы все было так, как ему хочется, на судне нужны некоторые изменения. Вот почему для него так важны эти десять тысяч долларов.

— Теперь он их получит, — сказал Рассел и, увидев, что она не понимает, пояснил: — Изумруды Дарроу — это целое состояние. Судебный исполнитель или душеприказчики должны оплатить вексель.

— Да, — кивнула она, — я тоже так думаю.

Когда они добрались до отеля, было уже два часа ночи. В это время и бар, и кафе «Белла Виста» были закрыты, но Рассел решил, что они обязательно должны что-то выпить, не так ли? Или, может быть, съесть что-нибудь?

Она ответила, что выпить бы неплохо, и они зашли в кафе, расположенное в самом конце коридора, и уютно устроились в одной из кабинок. Ночная чашка кофе показалась Расселу чудной, но разговор скоро выдохся, и он понял почему. Они слишком устали, и когда стала сказываться реакция на происшедшее, он заметил сонную мглу в зеленых глазах девушки. Джим сказал ей об этом, она улыбнулась и согласилась.

— Все произошло так неожиданно, — сказала она.

Он заплатил по счету, и они зашагали обратно вдоль темных широких окон пустой галереи. Выйдя из лифта на третьем этаже, Клер открыла сумочку, чтобы достать ключ, и неожиданно остановилась.

— Странно, — сказала она, — я думала, что захватила его с собой.

Пришлось вернуться в холл, где заспанный дежурный достал из-под стойки дубликат ключа, и опять пошли по открытой галерее, выходившей на внутренний дворик и бассейн. У номера 306 он взял ключ, отпер тяжелую дверь, широко распахнул, чувствуя, что девушка совсем рядом, шагнул внутрь и потянулся к выключателю.

Когда Рассел повернул выключатель, ничего не произошло. Он опять повернул его с тем же результатом, и в этот миг инстинкт и быстрая реакция заставили его действовать. В обычных условиях он шагнул бы вперед в поисках работающего торшера, но события, происшедшие в этот день, не могли не оставить след. Хотя Джим и не отдавал себе в этом отчета, но все его чувства были напряжены из-за столь жестокого убийства, и в ту же секунду на него вновь навалились все прежние страхи.

Предостережение пришло изнутри, так как в комнате стояла мертвая тишина. Его вдруг охватило предчувствие, что опасность затаилась в темноте где-то перед ним, и оно мгновенно обострило все его чувства.

Хотя в комнате было темно, двери, ведущие на балкон, были открыты и на фоне звездного ночного неба что-то двигалось.

Он не знал, что это было — оно не имело формы, но не стал тратить времени на размышления. Даже в темноте он помнил расположение своего номера. Надеясь только, что этот номер устроен аналогичным образом, и мгновенно подчиняясь толкнувшему его страху, он свернул налево к двери в ванную комнату — если она там была, — сжимая запястье девушки.

Только легкий возглас удивления был ответом на его рывок и что-то упало рядом. Краем глаза он уловил движение в темноте — и тут же глаза резанула вспышка и раздался грохот выстрела, от которого задрожали стены.

Они почти рухнули в открытую дверь. Свободной рукой он захлопнул ее и повернул ручку. Теперь они стояли в полной темноте, одной рукой Рассел прижимал Клер к себе, ощущая гибкую спину и слыша удары сердца, которое, казалось, стучало в унисон с его собственным.

Он не знал, сколько они так простояли, но, поняв, как крепко прижал ее к себе, несколько ослабил руку. И почувствовал мягкий толчок ее юной груди, когда она перевела дух, аромат ее волос защекотал ему горло, и теперь, когда она ослабила руки, он понял, что она так же крепко прижималась к нему, как и он к ней.

Еще несколько секунд они стояли неподвижно. Он едва дышал, чтобы лучше слышать, и ему показалось, что где-то снаружи хлопнула дверь. Теперь, когда воцарилась тишина, он отпустил Клер и отступил назад. На этот раз уже ее руки нашли его и притянули к себе.

— Нет, — прошептала она.

— Мне показалось, что закрылась дверь.

— Пожалуйста, подожди немного. — Затем, как бы почувствовав его желание все выяснить, добавила:

— Может быть, это только хитрость.

— Хорошо, — сказал он. — Подождем немного, но я не думаю, что кто-то будет долго оставаться здесь после такого грохота.

Снова наступила тишина, прерываемая только звуком дыхания. Наконец она сказала:

— Думаю, кто-то действительно взял мой ключ, Джим.

— Да, пожалуй, — согласился он.

— Если бы я пришла одна…

Ее голос сорвался, и он торопливо заговорил, чтобы отвлечь ее от печальных мыслей.

— Но где же был ключ?

— В моей сумочке.

— А где сумочка?

— Я оставляла ее за дверью.

— А кто мог взять его из сумочки? Кастанца приехал в управление полиции вместе с тобой?

— Да.

— Кто еще имел возможность заглянуть в нее?

Подумав, она признала, что не знает.

— Там возле диванчиков в приемной низкая стойка, — сказала она. — Некоторое время она лежала там, а потом — возле меня. В другой комнате я… я не знаю. Я не обратила внимания.

— Да, — сказал он, и теперь, как замедленная реакция на сильный стресс, который до тех пор он еще мог контролировать, его охватила дрожь. И, почувствовав, что ее не унять, он шагнул назад, опасаясь за перенапряженные нервы. Лишь теперь он со всей отчетливостью понял, что в чьем-то извращенном мозгу сложилось твердое намерение убить. Один из тех пятерых, которых сегодня допрашивали всех вместе, пришел сюда с пистолетом — возможно, с тем самым, выстрел из которого оборвал жизнь Макса Дарроу.

Он с явным усилием отогнал от себя эту мысль, отказываясь развивать ее или искать причины покушения. Напрягся, стараясь расслабить окаменевшие мышцы, и почувствовал, как по спине течет холодный пот. Потом, уже не в состоянии дальше оставаться в бездействии, высвободил руку и нащупал стену.

— Пока оставайся здесь, — сказал он. — Я быстро посмотрю, что там делается. Не зажигай света.

Не обращая внимания на протестующий шепот, нажал ручку двери, которая приоткрылась с легким скрипом, и замер, потрясенный, так как услышал стук, громкий стук, доносившийся со стороны наружной галереи.

Открыл дверь пошире.

— Да?

— Это ночной охранник, сэр, — ответил голос с сильным акцентом.

— Подождите минутку, — сказал Рассел и, убедившись, что опасность миновала, включил торшер, стоявший возле перегородки из матового стекла. На полу валялась сумочка Клер, а когда он шагнул дальше, чтобы увидеть всю комнату, то обнаружил, что в центре прямо под модернистской люстрой стоит круглый деревянный кофейный столик, а на нем — стул, которым воспользовался незваный гость, чтобы вывернуть электрическую лампочку. Теперь он открыл наружную дверь, оставаясь за косяком, и только тогда понял, что все еще продолжает сжимать в руке полученный ключ.

В освещенном коридоре стоял человек в куртке защитного цвета. Он козырнул.

— Вы, наверное, слышали выстрел?

Рассел поколебался, но это продолжалось недолго. Генеральный инспектор, безусловно, должен узнать о покушении, но он не видел причин для его появления в данный момент. Что же касается ночного охранника, или управляющего, то что толку объяснять, когда нет никакой возможности что-то сделать?

— Выстрел? — сказал Джим, стараясь выглядеть удивленным.

— Женщина внизу проснулась от шума. Она позвонила и сказала, что будто бы слышала выстрел.

— Я ничего не слышал, — сказал Рассел. — Видимо, это было не здесь.

Человек снова козырнул и ушел, буркнув:

— Gracias!

Пока Рассел закрывал дверь, Клер подняла с полу свою сумочку. Теперь она стояла у стола с ключом в руке.

— Должно быть, он оставил его здесь.

— Кто?

— Тот, кто здесь был. Ключ лежал на столе.

Какое-то время Рассел размышлял, не могли ли остаться на металлической поверхности ключа отпечатки пальцев, но понял, что теперь поздно говорить об этом, раз девушка уже держала ключ в руках. Он предпочел вскарабкаться на стул и ввернуть лампочку, которая тут же загорелась. Затем спустился, поставил стул на место и вышел на балкон. Дрожь все еще не проходила, но теперь как бы ушла вглубь и была вызвана мыслями о девушке. Обследовав стену и навес, отделявшие балкон от соседних номеров, и убедившись, что отсюда никто не сможет проникнуть в комнату, не обладая способностями акробата, он, удовлетворенный, вернулся в комнату, и тут ему в голову пришла новая мысль.

— А что ты знаешь о людях, с которыми плыла на корабле? Ты знала их прежде?

Она взглянула на него, широко открыв глаза от изумления.

— Конечно, нет. Они просто туристы, и я жила в одной каюте с миссис Симпсон. А мистер Гарт — ее племянник.

— Они просто туристы? Миссис Симпсон и ее племянник?

— Да. Но почему…

Он улыбнулся ей и посоветовал забыть об этом, так как знал, что его ум способен строить самые фантастические версии, чтобы найти недостающее звено.

— Я подумал, что ты могла оставить ключ в номере миссис Симпсон.

— Нет, — покачала головой она, — он мне понадобился, чтобы войти в номер.

Джим взял ее за руку и подвел к двери.

— Когда я уйду, не забудь закрыть дверь на задвижку.

— Обязательно.

— Я позвоню тебе утром — но не слишком рано, — сказал он деланно легкомысленным тоном, чтобы успокоить ее.

— Хорошо.

— Может быть, позавтракаем у бассейна и предварительно поплаваем.

— Неплохо, — согласилась она и, похоже, на самом деле так думала.

— Тогда я подожду тебя. Заходи, когда встанешь.

Перед тем как открыть дверь, он легко и осторожно поцеловал ее.

— Замок, — напомнил он.

Джим закрыл дверь, подождал, пока не услышал щелчок задвижки, и зашагал по коридору; внутри его все еще била дрожь и все наигранное легкомыслие исчезло.

 

11

Проспал Джим Рассел до пяти минут десятого и, выйдя наконец на балкон, обнаружил, что на улице прекрасное солнечное утро и лишь вдали на горизонте заметны легкие облачка. События предыдущего вечера и ночи всплыли в памяти, и первым делом он вспомнил о свидании, которое назначил Клер. Ему нравилось размышлять об этом, глубоко вдыхая свежий теплый воздух и наблюдая за оживленным движением внизу на Виа Эспанья, и он почувствовал, как охватывает его приятный жар ожидания. Судя по прибрежной линии, прилив закончился, вдали от берега стояло какое-то судно, и он подумал, что, может быть, это одно из тех судов, которым раньше владел отец Клер. Справа над крышами зданий нижней части города на фоне неба отчетливо вырисовывались шоколадные глыбы фортов на островах и в голубой дымке — силуэты Табоги и Табогийи.

Стук в дверь, раздавшийся минуту-две спустя, удивил его и заставил торопливо натянуть халат. Втайне ожидая увидеть Клер, но удивляясь, почему та пришла так рано, он открыл дверь и обнаружил на пороге белокурую и полногрудую Лолу Синклер в весьма откровенном туалете, демонстрировавшем роскошный загар.

Она улыбнулась ему, покосилась на пижаму и халат, которые, казалось, нисколько ее не смутили, и прежде чем Джим смог прийти в себя от удивления, бросила: «Привет», — и проскользнула мимо него внутрь. Пошла прямо на балкон, подождала, пока он последует за ней, и сказала:

— Неплохой вид, не правда ли?

— Да, — признал Рассел, — прекрасный.

Раскрыв свою соломенную сумочку, достала сигареты и зажигалку; когда он отказался от сигареты, закурила сама, положив сумочку на плоский выступ стены и по-прежнему сосредоточившись на открывавшемся с балкона виде.

Рассел искоса наблюдал за ней, понимая, что она пришла сюда в такой час с совершенно определенной целью, и решив подождать, пока сама не скажет об этом. Тем временем он вспомнил о рассказанной ею истории, и желая кое-что разузнать, спросил:

— Полагаю, вам хорошо знаком этот вид?

— Что?

— Вы ведь здесь работали спасателем, не так ли?

— Да, я была женщиной-спасателем. Кроме меня здесь был и мужчина.

— И что должна сделать девушка, чтобы получить работу спасателя?

Она внимательно посмотрела на него, карие глаза смотрели испытующе. Потом по ее лицу скользнула улыбка. Он заметил, что ее белокурые волосы тщательно уложены, а широкое лицо обладает несомненной привлекательностью. Рот с полными губами был, пожалуй, слишком ярко накрашен, но когда она свободно облокотилась на перила, стало видно, что фигура у нее все еще отличная. Он подумал, что лет десять назад она была действительно хороша благодаря тому, что вела постоянную и непримиримую борьбу с лишним весом. Сейчас она стала несколько тяжеловатой в бедрах, и под подбородком появились лишние складки, но гимнастика и несколько недель работы спасателем вместо просиживания за пианино могли все исправить.

Его осмотр был закончен, и он видел, что она прекрасно поняла это. Казалось, это даже доставило ей удовольствие, поэтому он улыбнулся и повторил вопрос.

— Ну, во-первых, — протянула она, — вы должны любить плавать. Кроме того, очень помогает, если вы выступали в каких-нибудь водных шоу…

— С Билли Роузом?

— Вы меня обижаете, — поморщилась она. — Я еще не настолько стара. Я работала в шоу, которое ставил Майк Тодд.

— Помню.

— Таким образом, вы получаете возможность встречаться с людьми, и вот вы кого-то знаете, а он знает кого-то еще. — Она взмахнула сигаретой. — Этот отель — только часть цепочки. Я получила работу в Нью-Йорке, до этого я никогда здесь не была, мне показалось, что идея недурна… и я приехала.

— А когда появился Макс Дарроу?

Она несколько секунд смотрела на него, ее улыбка угасла и сохранилась только в уголках накрашенного рта.

— У него была здесь кабинка. Он обычно проводил много времени у бассейна, играя в джин, а у меня было не слишком много работы — я приглядывала за женщинами и детьми, время от времени подходила к стойке… Знаете, такая девочка на подхвате.

Она повернулась, чтобы положить сигарету в стоявшую на столе пепельницу.

— Откровенно говоря, это было довольно скучно. Многие мужчины покупают вам выпивку и угощают обедом, но, как правило, их не оказывается на месте, когда вы в них нуждаетесь. Одним словом, меня уволили.

— К тому времени, — продолжил Рассел, решив, что теперь можно перейти на личности, — как я думаю, у вас начался роман с Максом Дарроу.

Она облокотилась на перила и наклонилась вперед, ее бедра четко обрисовались под платьем, взгляд по-прежнему был устремлен на горизонт.

— Можете называть это так, — сказала она безразличным тоном. — Я купила массу всяких вещей и в конце концов оказалась на мели. Лучше бы я воспользовалась своим обратным билетом… — Она громко вздохнула, закончив тем самым обсуждение этой темы, и перешла к делу, которое привело ее сюда, прямо и без всякого стеснения сформулировав свое предложение.

— Когда они отпустили вас вчера ночью?

— Когда я вернулся сюда, было около двух часов, — сказал Рассел, несколько удивленный переменой темы разговора. — А где были вы в это время?

— В постели. А где вы думали? — Она взглянула на него, чуть склонив голову набок и прищурив глаза. — Вам понятно, зачем я пришла?

— Не совсем.

— Вы попали в неприятность?

— Да, пожалуй.

— Будет ли чего-то стоить доказательство, что вы чисты?

— Пожалуй, да, — кивнул он, не понимая, что за всем этим кроется, пока она не заговорила снова:

— Сколько?

Теперь по ее тону он понял, что она имеет в виду, и все же прошло еще несколько секунд, пока он не решался поверить самому себе и просто смотрел на нее с возрастающим удивлением. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержать под контролем голос, готовый сорваться от закипавшего гнева.

— Вы что-то знаете?

— Возможно.

— Почему бы не рассказать это полиции?

— Возможно, мне придется это сделать.

— Но вы предпочитаете получить деньги.

— Думайте, как хотите. Назовите это услугой. Я оказываю услугу вам, вы — мне.

Рассел открыл было рот, но растерялся и промолчал. Потом попытался еще раз, чувствуя, как подрагивают губы.

— Если вы знаете, что я не убивал Дарроу, то знаете, кто это сделал.

— Нет, — покачала она головой, — не знаю.

И тут он чуть было все не испортил. Гнев мешал ему трезво мыслить, и он собрался было позвонить в полицию и все рассказать, но вовремя сообразил, что это ничего не даст, так как в отсутствии свидетелей она просто будет отрицать, что делала такое предложение. Джим понял, что сейчас не время даже для вполне оправданного возмущения. Нет, следовало схитрить, подыграть и подождать, пока у него на руках не окажется карта получше.

Он вспомнил звук, который слышал, когда опустился на колени возле тела Дарроу, тот металлический щелчок, что донесся из другой комнаты. Тогда он осмотрел оконные решетки, думая, что кто-нибудь мог скрыться этим путем. Лола? Вряд ли, ведь на Клер в темноте напал мужчина.

— У меня с собой две-три сотни долларов, — сказал он, продолжая наблюдать за ней. — И тысячи две-три в банке.

Теперь в ее глазах вспыхнул интерес.

— А есть здесь отделение этого банка?

— Да, есть.

— Они оплатят ваш чек наличными?

— Наверное, если будет время телеграфировать в Нью-Йорк. Так какова ваша цена?

— Что?

— Сколько вы хотите и что я получу за свои деньги?

— Я дам вам знать, — сказала Лола и выпрямилась, зажав свою сумочку под мышкой, повернулась и направилась к выходу. Рассел кинулся следом, догнал и остановил:

— А почему не сейчас, Лола?

Произнося это, он вдруг заметил, что в ней что-то изменилось. Может быть, пронзительность ее взгляда, жесткие линии рта и подбородка противоречили вкрадчивым манерам; может быть, просто появилось желание скорее уйти, раз она одержала победу… Да, независимо от причины она стремилась поскорее уйти, в карих глазах сквозили неуверенность и беспокойство.

— Я хотела только увидеть, как вы к этому отнесетесь, — сказала она.

— Хорошо. Вы получили информацию. Я постараюсь получить деньги.

— Нет нужды торопиться с этим, не так ли? — она помрачнела. — Это была только идея. Ее нужно обдумать и, может быть, позже…

Ей не удалось закончить фразу, так как в этот момент раздался стук и, опережая Рассела, она открыла дверь, обнаружив стоящую на пороге Клер Тремен. Гибкая фигурка девушки была облачена в белый купальный костюм и халат, выгоревшие на солнце темные волосы перехвачены резиновой лентой, в первый миг на юном лице засветилась мягкая улыбка, но при виде Лолы и завернувшегося в халат Рассела огоньки из ее глаз исчезли, линии рта стали жестче.

— О! — Она отступила на шаг. — Простите, я не хотела…

— Заходите, дорогая, — сказала Лола, — я уже ухожу.

Рассел воскликнул: «Клер!» — но в коридоре уже никого не было. Когда он проскочил мимо Лолы, девушка была уже в конце галереи, и только халат развевался на бегу.

Лола некоторое время смотрела на Рассела, потом пожала плечами.

— Мне очень жаль, — бросила она и неторопливо пошла следом за девушкой, высоко подняв голову и покачивая бедрами…

Рассел позавтракал в кафе, полагая, что так будет быстрее, и за едой обдумал свои самые насущные проблемы. Больше всего ему хотелось найти Клер и объяснить, что произошло, но так как время могло оказаться решающим фактором, то объяснение он решил отложить. Визит Лолы и ее предложение открывали новые возможности, и он хотел их использовать, если удастся.

Дело, конечно, не в том, что он рассчитывал сам раскрыть убийство. Это дело полиции, у которой были соответствующие знания и нужное оснащение, которых ему недоставало. Он уже почти не думал о том, что сам оказался замешанным в это дело. Но он не мог забыть, что произошло в номере Клер. Темнота, вспышка выстрела, мгновения ужаса все еще не выходили у него из головы. Кто-то пытался убить Клер. Он не знал почему. Больше всего его волновало то, что неизвестный, потерпев неудачу один раз, может повторить попытку. И он не был уверен, что сможет ее предотвратить. Но единственное, чего он не мог себе позволить, — это бродить вокруг отеля как праздный турист. Нет, позднее, когда он сделает все, что сможет, он намеревался ни на секунду не оставлять Клер Тремен.

Рассел не вернулся в свой номер и воспользовался телефоном в холле отеля, чтобы позвонить Гектору Квесаде. Сначала его не понимали, но потом к телефону подошла женщина, говорящая по-английски, и сообщила, что генерального инспектора нет на месте. Джим представился и заявил, что позвонит позднее. Мысленно вычеркнув из своего плана первый пункт, он принялся за второй. Он считал, что наряду с полицией лучшим источником информации является пресса. Во время короткой встречи Джордж Гиббс произвел на него хорошее впечатление и наверняка мог сообщить немало интересного. Кроме того, у него было определенное преимущество, так как Джим знал об убийстве и мог предложить собственную версию. Поэтому ему казалось, что обмен информацией может быть взаимно полезен, и он поспешно отправился на поиски машины и водителя.

Швейцар узнал его и махнул рукой в сторону длинного ряда автомашин, стоявших возле отеля. Из ряда выехал большой «седан», поспешно выскочивший водитель открыл заднюю дверь. Подойдя ближе, Рассел увидел, что это вчерашний автомобиль, но водитель другой. Этот был меньше ростом, не такой плотный, кареглазый, скуластый, орлиный нос выдавал индейскую кровь.

— Вчера на этой машине работали не вы, — сказал Рассел.

— Нет, сэр. Вчера работал мой двоюродный брат. Сегодня он повез жену и детей в деревню, и я вместо него. Меня зовут Педро.

Тут вмешался швейцар.

— Это хороший человек, — заверил он. — Хороший водитель.

— Ладно, — согласился Рассел. — Мне нужна машина, возможно, на большую часть дня. Я плачу по счетчику, но не оплачиваю стоянки, если они не будут превышать получаса.

Педро темпераментно кивал головой и улыбался.

— Я согласен, согласен, — кланялся он…

Редакция газеты «Панама Ситизен» была не столь запружена народом, как накануне, и Джордж Гиббс заметил Рассела, едва тот вошел. Покинув свой закуток, подошел к нему, чтобы поздороваться; судя по умным темным глазам, приветствие было искренним.

— Вы именно тот человек, которого мне хотелось видеть, — начал он. — Можете что-нибудь рассказать о деле Дарроу?

— Я думал, вы уже знаете.

— Да, конечно. Но хотелось бы знать больше.

— Вы сейчас заняты? Есть здесь местечко, где мы можем выпить по чашечке кофе?

— Конечно, есть.

— Тоща надевайте пиджак и пошли.

— Пиджак? Ха! — Гиббс рассмеялся. — Я надеваю пиджак не чаще раза в месяц. Вот почему мне здесь так нравится. — Он взмахнул коротким рукавом своей пестрой спортивной рубашки. — Для меня это главная форма одежды и днем и ночью. Пойдемте. Я отвезу вас в мой клуб.

 

12

Оказалось, что клуб Джорджа Гиббса — тот самый «Бальбоа Гарден», расположенный в двух кварталах от редакции. Они прошли не через главный вход, а обошли здание и вошли через боковую дверь, слева от которой располагались ресторан, бар и погруженный в полутьму большой зал с высокими потолками; перед ними и вправо находилась танцевальная площадка под открытым небом, ниша для оркестра, а в глубину уходили два ряда столиков на двух уровнях.

Именно здесь Гиббс проводил большую часть своего свободного времени и достоинства этого места он объяснил после того, как заказал себе пиво, а Расселу — кофе. Еда здесь была хорошей и дешевой, что как он сказал, было очень удобно.

— Это место в известной мере рассчитано на небогатого человека. Может быть, не совсем бедного, скажем так, из нижнего среднего класса.

— И что оно из себя представляет?

— Как бы вам это сказать… это место, где можно поесть и потанцевать, по вечерам здесь играет музыка, но все делается на высшем уровне — видите знаки, они требуют приходить в пиджаке. Сюда, — он обвел зал рукой, — средний служащий, белый воротничок, так сказать, может привести свою девушку и протанцевать с ней целый вечер, и при этом ему придется купить всего несколько кружек пива. Практически здесь никто не пьет крепких напитков. Существует легенда, что однажды кто-то спросил виски в неурочное время — так пришлось послать официанта на улицу, чтобы он купил бутылку.

— Вы полагаете, это место значится в телефонной книге? — спросил Рассел.

— Конечно.

— Попробуйте найти.

Гиббс подозвал официанта и попросил принести телефонный справочник; заодно он заказал еще пива. Перелистав всю книгу, вернулся назад, наконец нашел и улыбнулся.

— Вот оно, но я думаю, что это единственное место, которое не приведено и по-испански, и по-английски. Никогда не знал.

— А как это звучит в списке?

— Jardin. Это означает сад. Вот здесь, — и он показал Расселу строку с этим испанским словом. — А когда вы пытались его найти?

— Это длинная история.

Гиббс взглянул на него и почувствовал, что уклончивость Рассела служит намеком на что-то более важное.

— Если это имеет какую-то связь с убийством, — сказал он, — я хотел бы услышать, в чем дело.

Только об этом и думая, Рассел решился рассказать Гиббсу о том, что произошло. Он испытывал инстинктивную симпатию к этому человеку, помня все, что рассказывал о нем коллега Рассела в Нью-Йорке. Канадец, бывший пилот со страстным желанием писать и неполным журналистским образованием, прерванным войной. Холостяк тридцати семи лет, уставший от снега и холодных мокрых весен, он активно работал в Панаме, рассчитывая в будущем на дела покрупнее. Расселу казалось, что этому человеку можно доверять, и потому он рассказал почти все с небольшими купюрами, предупредив, что информация эта неофициальная и в какой-то мере конфиденциальная, так что Гиббсу вряд ли удастся многое из нее напечатать.

Одним из важных фактов, который он опустил в процессе рассказа, было покушение на Клер Тремен. Свой особый интерес к этому делу объяснил он тем, что сам находится под подозрением, что ему хотелось бы вернуться на родину и что маловероятно получить на это разрешение до того момента, когда будет закончено расследование.

— Так что вы предприняли свой собственный розыск, — заметил Гиббс.

— Да, я пытаюсь.

— Если вам повезет, я надеюсь, что вы намекнете мне об этом. Так что вас интересует?

Столкнувшись с необходимостью конкретных действий, Рассел обнаружил, что не знает, чего хочет или с чего должен начать. В глубине души он надеялся наткнуться на какую-то пока неизвестную информацию, которая сможет дать ниточку к скрытым мотивам замешанных в этом деле людей, обнаружить новый мотив или новую точку зрения.

— Я думаю, что ключом ко всему является сам Дарроу, — сказал Рассел. — Я знаю о его участии в судоходной компании, в ресторанном деле, немного знаю о его сотрудничестве с Алом Фолли. А что вы знаете о нем?

Гиббс задумался на мгновение, потягивая свое пиво.

— Да не так уж и много. Фолли начал свое дело с двумя самолетами типа «Сессна» и одним механиком, который работал по совместительству. Я и сам, — добавил он, — иногда пользовался его самолетами. Приходилось летать в Сан-Блас и в Давид. Вы понимаете, это был не слишком крупный бизнес, но Фолли на жизнь хватало. Может быть, ему и удалось бы раскрутить дело серьезнее, будь у него больше честолюбия и меньше пристрастия к выпивке.

— А когда Дарроу вошел в дело?

— Он стал работать с Фолли примерно два года назад. Я могу опираться только на слухи и догадки, но совершенно ясно, что между ними был заключен какой-то договор, иначе Фолли не нашел бы денег, чтобы купить еще и самолет Си-46, даже если бы работал до изнеможения.

— Но ведь для Си-46 Фолли нужен был второй пилот, не так ли?

— У него такой пилот был еще неделю назад.

— Насколько я знаю, в понедельник он летал на север.

— Да, — Гиббс пожал плечами. — Если он и летал, то не с тем вторым пилотом, которого я знаю. Парень, которого я имею в виду, был в Венесуэле и вернулся домой.

Рассел задумался, потом повторил то, что рассказывал Квесада относительно контрабандной торговли оружием.

— Я знаю, что его подозревали, но ни разу не поймали, — сказал Гиббс.

— А откуда поступало оружие?

— Полагаю, что из Техаса.

— А зачем они его сюда привозили?

— Для того, чтобы переправлять куда-то дальше. — Гиббс поставил пустой стакан на стол. — Это любопытное место, — заметил он. — Здесь полно шпионов и секретных агентов, которые кишат вокруг, замаскировавшись кто как может. Я знаю, что здесь были люди из ФБР и ЦРУ, возможно, некоторые и до сих пор здесь, и я знаю, что среди прочего их интересовали секретные посадочные площадки в джунглях.

— Достаточные для посадки Си-46?

— Возможно. Я не знаю наверняка. Если их нет, то возможно, ящики сбрасывают на парашютах для дальнейшей транспортировки маленькими самолетами. — Он поколебался, устремив взгляд в слабо освещенный зал. — Я помню статью в «Нью-Йорк Таймс», напечатанную в прошлом году. Не могу процитировать точно, но, по существу, там было сказано, что преступные группировки устроили воздушный мост, по которому оружие и боеприпасы перебрасываются из Техаса и других штатов Америки в Панаму, и что этот вопрос тайно расследуется каким-то комитетом конгресса. Основная мысль статьи заключалась в том, что оружие предназначено для готовящейся в одной из латиноамериканских стран революции.

Далее было сказано, что оружие по этому мосту поступает из пограничных штатов, в частности из Техаса, на какую-то секретную базу, расположенную здесь, а затем распределяется по стратегическим точкам в различных районах. — Он сделал ленивый жест. — Я не знаю, что здесь правда и даже был ли Дарроу действительно замешан в этом деле. Он мог просто заниматься контрабандой оружия в небольших масштабах, даже не подозревая о существовании такого плана. Он перевозил груз, получал хорошие деньги, и я сомневаюсь, чтобы он задавал лишние вопросы. Вы знаете, как он начал здесь свой бизнес?

Рассел покачал головой, и Гиббс продолжил:

— Это началось до моего приезда, но я слышал немало разговоров. Пять-шесть лет назад Дарроу хватался за все, что могло принести хоть несколько долларов, но дела шли неважно, пока он не услышал о рэкете, который процветал здесь после того, как Соединенные Штаты после войны ликвидировали на перешейке и в Панаме свои военные базы. Знаете, сколько здесь было таких баз?

— Нет.

— Свыше ста тридцати.

— И что же случилось после этого?

— Небольшая кража. Совсем небольшая. Но не сразу и не одной группой. Сначала это были простые воришки — мелкая рыбешка, они рыскали по баракам и ангарам в поисках всякого хлама, который можно было продать или использовать. Но потом кто-то обнаружил, что самое прибыльное дело — продажа многих миль брошенных в земле телефонных и телеграфных кабелей.

— О!

— Да, — кивнул Гиббс. — Эти кабели были в свинцовой оболочке и стоили примерно шестнадцать или семнадцать центов за фунт, а все, что следовало сделать, — это прокопать фут или полтора земли и забрать сокровище. Черт возьми, это достигло таких масштабов, что в прошлом году какой-то парень изжарился как на электрическом стуле, пытаясь обрезать провод, находившийся под напряжением 2400 вольт. До сего времени судья в зоне канала мог назначать только наказание за мелкое воровство, не превышавшее тридцати дней тюрьмы.

— Похоже, для Дарроу это было неплохим бизнесом, — заметил Рассел.

— Конечно. Он скупал кабель у местных жителей, перепродавал гораздо дороже и хорошо зарабатывал на этом. Делал он это в то время, когда все проходило сравнительно легко. У него были лодки, на которых кабель отвозили туда, где цена была выше. За пару лет он сколотил капитал, который позволил заняться другими вещами и прекратить эту деятельность. Если и существовало наказание в тридцать дней тюрьмы, то для местных жителей, а не для старины Дарроу. Я думаю, именно тогда он и начал скупать изумруды, если удавалось провернуть сделку.

Гиббс заказал свое третье и, как он сказал, последнее пиво. Рассел выпил еще чашку кофе, заинтригованный всем тем, что услышал, и не слишком удивленный предприимчивостью Макса Дарроу. Но ему эта информация ничего не давала, и он спросил:

— А вы знаете Лолу Синклер?

— Конечно. Она служила спасателем в отеле. И, скажу тебе, братец, у нее фигура!.. — Он улыбнулся. — То, что называется «все при ней», хороша. Она с тех пор чуть прибавила в весе, но все еще неплохо смотрится. Я хочу сказать, что она не та девушка, от которой отвернешься в холодный вечер, если ты, конечно, не слабоумный… Она закрутила с Дарроу, и отель отказался от ее услуг. Но Дарроу нашел ей другую работу. Я слышал, некоторое время она жила с ним. Но все кончилось несколько месяцев назад.

— Если она это переживала, — заметил Рассел, — если она была в соответствующем настроении, если у нее появилась подходящая возможность, — она вполне могла выстрелить.

— Возможно, — согласился Гиббс. — Если искать мотив, то никогда нельзя сказать, на что способна женщина. Но, — он отхлебнул пива и облизал пену с губ, — но как-то она не походит на такой тип. Она никогда не производила на меня впечатления вспыльчивой и неуравновешенной.

— А кто занял место Дарроу, после того как они расстались?

— Я слышал, что Ал Фолли помогал ей перенести разлуку. Другие тоже предлагали свои услуги, — со смехом добавил он, — но похоже, в последние недели Фолли получил отставку.

— Вы не знаете, не из-за Сильвии Баском дал Дарроу отставку Лоле Синклер?

— Не могу сказать. Я знаю, что миссис Баском несколько раз с ним видели, и, скорее, склонен рассматривать в качестве подозреваемого майора. Это у него вторая жена… Знаете, я не смогу много о нем рассказать, знаю только, что он ведает какими-то инженерными работами в зоне канала. Вы говорите, что вчера днем он приходил в квартиру Дарроу с пистолетом…

— Я не видел пистолета, — перебил Рассел. — Мне только так показалось, судя по тому, как он держал руки в карманах.

— Если он один раз пришел с пистолетом, если он знал, что происходит, и это было для него очень важно, то он мог прийти и второй раз.

Рассел попробовал кофе, обнаружил, что тот остыл, отхлебнул немного и поставил чашку на место; у него нарастало чувство, что вся полученная им информация не представляет большого интереса.

— А не могли бы вы рассказать мне чуть побольше про Ала Фолли?

— И не знаю, что сказать. Складывается впечатление, что у них было какое-то общее дело. Фолли улетел на Си-46, но не привел самолет обратно. Может быть, для него было неожиданностью, что Дарроу собирается улететь в Майами в пятницу утром.

Рассел сказал, что его это тоже весьма удивило.

— А ваше мнение относительно Луиса Кастанцы?

— Он — великолепный метрдотель. Он прекрасно знает, как все должным образом приготовить и подать.

— Он — португалец?

— Я немного сомневаюсь.

— Квесада упоминал, что у него португальский паспорт.

— У многих беженцев португальские паспорта. — Гиббс поджал губы. — Я разговаривал с ним. По его акценту и некоторым мелким признакам я бы сказал, что, скорее всего, он из Центральной Европы, хотя, конечно, я не могу сказать точно.

— У него есть какие-то политические убеждения?

— Ничего такого не знаю.

Рассел кивнул и немного подумал, ему в голову пришла новая мысль.

— Дарроу ведь был замешан во множество дел, не так ли?

— Да, вы правы.

— Он вел дела с Фолли, занял деньги под ресторан и, если верить Кастанце, украл копию секретного соглашения. Он также занял деньги под залог двух судов. Человек, который ведет такую бурную деятельность, должен иметь своего адвоката, не так ли?

— Да, действительно.

— Вы случайно его не знаете?

— Нет, но я, пожалуй, мог бы это выяснить, когда мы вернемся в редакцию. — Гиббс допил свое пиво, взглянул на часы и отодвинул стул. — Я думаю, пора идти.

Рассел протянул руку и задержал его.

— Не могли бы вы сделать еще вот что… — Он помолчал, собираясь с мыслями, пока Гиббс молча смотрел на него.

Эта мысль сложилась у него где-то в глубине сознания еще в тот момент, когда ушла Лола Синклер. Ему было совершенно ясно, что она располагает какой-то информацией или действует по поручению кого-то, такой информацией обладающего. Ведь она специально пришла к нему, чтобы сообщить, что часть этой информации или она вся может быть продана. Поэтому логично было предположить, что может появиться кто-то еще, вполне возможно — сам убийца. Если Лола была намерена продать эту информацию тому, кто даст большую цену, почему бы тогда…

— У вас есть друзья в местных банках, здесь и в зоне канала?

Гиббс улыбнулся, хотя его глаза продолжали внимательно наблюдать за Расселом.

— У меня есть друзья повсюду.

— Но, наверное, не во всех банках.

— У меня есть друзья, у которых есть свои друзья во всех банках. Вы ведь знаете, их здесь не так много. А что вы имеете в виду?

— Мне хотелось бы знать, не снимет ли сегодня со счета кто-нибудь из тех, о ком мы говорили, крупную сумму наличными.

— Ничего себе! — Улыбка Гиббса исчезла, и уголки его губ опустились. — Вы же адвокат. Вы должны знать, что банки очень неохотно делятся такой информацией.

— Официально — да.

— Так это следует сделать неофициально?

— Я пола гаю, что не обязательно делать это официально.

— Вы думаете, это может оказаться важным?

— Да.

Гиббс почесал подбородок и нахмурился. Он снова осмотрел танцплощадку и бар и перевел взгляд на Рассела, все еще нахмурив брови. Потом он пожал плечами.

— Я скажу вам, что я сделаю. Думаю, что я смогу… смогу собрать такую информацию, но только конфиденциально. Я оказываю услуги, другие люди в газете оказывают услуги и в ответ нам тоже оказывают услуги. Я могу получить эту информацию, но…

Рассел улыбнулся в ответ.

— Знаю, что вы имеете в виду. Я не собираюсь проводить расследование или использовать эту информацию для свидетельских показаний. Обещаю, если вы получите эту информацию конфиденциально и передадите ее мне, а я передам ее еще кому-то, то вы сможете отрицать, что мне что-то говорили; и в любом случае ваш человек в банке может отрицать, что когда-либо передавал вам эту информацию.

— Все несколько сложно, — сухо сказал Гиббс, — но суть дела именно в этом.

— Это меня вполне устраивает, — кивнул Рассел. — Если дело дойдет до того, чтобы эту информацию использовать, то полиции не будет никакого дела, кто, кому и что сказал; они пойдут прямо к управляющему банка и сами все узнают.

Гиббс встал. Он признал, что Рассел прав и кое-что можно сделать. Затем они снова вышли на улицу, освещенную ярким горячим солнцем, миновали здание, пересекли улицу и зашагали по бульвару, выходившему к зданию редакции с другой стороны.

— Где ваша машина, или вы пришли пешком? — спросил Гиббс.

— У главного входа.

— Я встречусь с вами там и посмотрим, что удастся узнать насчет адвоката, — с этими словами он нырнул в дверь, а Рассел прошел за угол к своему автомобилю.

Гиббс появился спустя минуту или две.

— Хосе Ибарра, — сообщил он, — у него контора там, на улице нотариусов. Я скажу водителю, где это.

Он бросил водителю несколько слов, Педро кивнул и улыбнулся. Гиббс снова взглянул на Рассела.

— Позвоните мне позже. Остальное может потребовать некоторого времени. И если что-то пойдет не так, — он подмигнул, — вы знаете, куда пойти.

 

13

Когда такси покатилось вниз с холма, Джим Рассел наклонился к водителю и спросил, не будут ли они проезжать мимо ресторана «Перешеек». Получив в ответ кивок и быстрое: «Si, я имею в виду, да, сэр», — Рассел велел сначала остановиться там.

В полдень в «Перешейке» было прохладно, темно и тихо. Столы накрыты, но посетителей не было. То обстоятельство, что ресторан не был закрыт по случаю смерти Макса Дарроу, лишь слегка удивило Рассела, и он поднялся в бар, где темнокожий юноша в белом переднике и куртке высыпал в мусоропровод полную корзину подтаявших кубиков льда. Одинокий бармен еще только повязывал свой фартук, Рассел спросил его, не слишком ли рано, чтобы получить пива, и тот ответил вопросом:

— Местного или импортного?

— Местного.

Бармен достал бутылку, на которой было написано «Бальбоа», откупорил ее и налил в охлажденный стакан. Попробовав, Рассел убедился, что оно отнюдь не дурное, и спросил, не приходил ли еще Кастанца.

— Нет, сэр, — ответил бармен и посмотрел на часы на стене. — Обычно он приходит незадолго до полудня.

Рассел кивнул и, глотнув еще пива, прошел через вращающиеся двери на кухню. По американским стандартам она выглядела низкой, темной и загроможденной, но печи и огромных размеров холодильник были вполне современными и, что значительно важнее, ни один из полудюжины работавших там мужчин и женщин не обратил на него никакого внимания, когда он миновал пару кладовок и открыл дверь, которая вела, как он и предполагал, в проход, отделявший квартиру Дарроу от соседнего дома.

Сам проход был шириной примерно в шесть футов, и когда Рассел остановился под зарешеченными окнами спальни Дарроу, то понял, что понадобится изрядное усилие, чтобы взобраться на подоконник, хотя если кому-то понадобилось бы спрыгнуть вниз, то высота не превышала пяти футов.

Такие же окна были и в гостиной. Потом он подошел к тяжелой деревянной калитке, верхняя часть которой, опутанная колючей проволокой, возвышалась примерно на фут над его головой. Сейчас калитка была заперта на щеколду и скобу с продетым через них прочным засовом; он отодвинул его, открыл калитку и посмотрел на надпись по-испански, которая, как он полагал, предназначалась для поставщиков, так как рядом была кнопка, от которой вдоль нижней части стены шел тонкий провод. Внутри скоба местами была вытерта до блеска — очевидно, по ночам она запиралась не на засов, а на висячий замок.

Влекомый до этого исключительно любопытством и какими-то весьма неопределенными мыслями, Джим вдруг громко расхохотался: просто ему пришло в голову, что он разыгрывает из себя детектива и занимается пустой тратой времени — такой специалист, как Гектор Квесада, несомненно, обследовал и проход, и калитку, и окна наверху, проверив все возможности, если те действительно существуют.

Вернувшись обратно к недопитому пиву, он спросил бармена, симпатичного темнокожего парня в белом фартуке и белой рубашке с черным галстуком, не приходила ли обедать Лола Синклер.

— Иногда она приходит, — ответил бармен, — иногда нет. Как правило, она появляется после полудня.

— Вы не знаете, где она живет?

Бармен принес телефонную книгу. После недолгих поисков он нашел нужное место, отметил его указательным пальцем и потянулся за блокнотом и карандашом. Рассел наклонился над стойкой.

— Если уж вы занялись этим, — сказал он, — то посмотрите заодно и адрес Ала Фолли.

Бармен так и сделал, вырвал листок и протянул его через стойку. Рассел поблагодарил, глотнул еще пива, так и не допив до конца, порылся в кармане и положил на стойку четверть доллара; повернувшись, чтобы уйти, услышал, как бармен сказал:

— Спасибо, сэр.

Здание, в котором находилась контора Хосе Ибарра, стояло в ряду трехэтажных каменных строений на левой стороне улицы, в самом конце города. Фасады зданий были настолько одинаковы, что только по дверям можно было отличить, где начинается одно и заканчивается другое, и нужный Расселу вход оказался третьим от угла. Вертикальный ряд табличек, некоторые — металлические, другие — стеклянные, указывал имена тех, кто занимал верхние этажи; холл, как и вход, был узким, лестничная клетка темной.

Когда Рассел вошел в крохотную приемную, то обнаружил там плотную черноволосую девушку, читавшую журнал за столиком с пишущей машинкой. Не поднимая глаз, она сказала: «Buenos dias», — а он ответил: «Доброе утро», — и достал бумажник.

Визитными карточками своей фирмы он редко пользовался, но сейчас решил, что момент самый подходящий, поэтому достал одну из них и показал девушке. Та улыбнулась, кивнула, отодвинула стул и исчезла в соседней комнате, а появившись вновь, придержала дверь и кивком головы пригласила Рассела войти.

Поднявшийся ему навстречу из-за стола человек был невысоким и плотным. Широкое лицо, прижатые уши, редкие черные волосы зачесаны прямо назад. Легкие брюки сияли ослепительной белизной, рубашка с открытым воротом и короткими рукавами была похожа на шелковую. Массивное золотое кольцо с синим камнем украшало руку, а когда он вышел из-за стола и жестом пригласил Рассела присесть в кресло, его ноги, обутые в плетеные кожаные туфли, оказались неожиданно маленькими.

— Вы прибыли из Нью-Йорка, мистер Рассел? Очень приятно. Присаживайтесь, пожалуйста.

Он снова сел, открыл пачку сигарет, достал одну и протянул остальные Расселу. Затем вставил сигарету в длинный, украшенный серебром мундштук, закурил и улыбаясь откинулся назад, всем своим видом приглашая Джима изложить цель своего визита.

— Я здесь не по делам фирмы, — начал Рассел. — Я — друг, вернее, был другом Макса Дарроу.

— А… — протянул Ибарра, разглядывая свою сигарету.

— Мне сказали, что вы были его адвокатом.

— Кто?

— Мой друг из газеты «Панама Ситизен».

— О, да, — Ибарра вставил мундштук в рот и стал курить короткими затяжками. Взгляд его бесцельно скользил по сторонам, и когда молчание стало затягиваться, Рассел спросил:

— Это действительно так?

— Я выступал по его поручению в некоторых делах. — Ибарра положил руку на край стола. — Ужасная трагедия, мистер Рассел.

— Но она не была для вас неожиданной?

— Простите?

— Я имею в виду, что у человека, подобного Максу Дарроу, хватало врагов.

— Возможно, — он воздел глаза. — Вы хорошо его знали?

— Мы вместе служили в армии. Я приехал сюда, чтобы встретиться с ним.

— Предстояла деловая встреча?

— В какой-то мере.

— И что бы вы хотели от меня, мистер Рассел?

Рассел задумался, по мере того, как он обдумывал свой вопрос, его взгляд помрачнел. Он скрестил ноги, потом вытянул их. В этот час в комнате было явно прохладно, но он чувствовал, как по его лицу стекает пот. Поковыряв пальцем в ухе и обнаружив, что тот тоже мокрый, вытер его носовым платком, все более утверждаясь в мысли, что ему не удастся добиться помощи от Хосе Ибарры и что надежда на сотрудничество также весьма мала. Раздражение, которое стало в нем подниматься, было вызвано главным образом недовольством самим собой за то, что он вообще сюда пришел. Но уж если пришел, то врожденное упрямство требовало, чтобы он задавал вопросы до тех пор, пока будет получать на них ответы.

— Я обнаружил Дарроу вчера вечером вскоре после того, как его застрелили, — сказал он, — я был и все еще нахожусь под подозрением, так что…

— Но почему?

— На этот вопрос лучше меня может ответить генеральный инспектор. Дело в том, что я оказался в курсе деятельности Дарроу и его планов. Я надеялся получить от вас какую-то дополнительную информацию.

— Вы хотите помочь полиции?

— Лучше давайте скажем так: до тех пор, пока полиция не обнаружит того, кто это сделал, мне придется оставаться здесь. Вы были его адвокатом и…

— Но я уже сказал, только в некоторых делах.

— Он оставил завещание?

— Насколько мне известно, нет. Если завещание и существует, то оно было составлено не мной.

— Если завещания не существует, то кто будет опекуном его состояния?

— Это должен решить суд.

— И если не найдется другого адвоката, то таким опекуном можете оказаться вы.

— Возможно.

— Вы составляли договор между Дарроу и Луисом Кастанца?

— Да.

— Дарроу пытался заложить ресторан.

— Вы меня спрашиваете, мистер Рассел?

— Так утверждает генеральный инспектор.

— М-м-м, — Ибарра выбросил окурок сигареты в пепельницу.

По-прежнему не глядя на Рассела, он сказал:

— Об этой закладной действительно велись переговоры и соглашение уже было подготовлено. Его должны были подписать сегодня.

— Таким образом, теперь ресторан получит Луис Кастанца.

— Видимо, так.

— Знали вы о том, что Дарроу собирается покинуть город?

Ибарра пожал плечами.

— Мне он ничего не говорил.

— Знали вы, какого рода соглашение было заключено между Дарроу и Алом Фолли?

Секунду адвокат колебался, взгляд его по-прежнему оставался неуловимым.

— Я знал, что такое соглашение существует, но деталей не знал.

— Странно, — протянул Рассел.

— Странно?

— То, что вы все знали насчет соглашения о ресторане и его закладе и ничего не знали о самолетах.

Когда Ибарра промолчал, Рассел подумал: «Какого черта, так я ничего не добьюсь. Надо на него как-то нажать».

— Это противоречит здравому смыслу, — сказал он вслух. — Если не хотите говорить, так и скажите. Но не убеждайте меня, что вы ничего не знали о том, что происходило с этими самолетами. Вы же знали, что Фолли улетел на своем Си-46 отсюда в понедельник. Вы должны были знать, что он не привел его обратно. Хорошо, что с ним случилось? Фолли продал его кому-то или…

Он не закончил фразу, так как увидел, что Ибарра встал. Лицо его продолжало сохранять безразличное выражение, и без всякого раздражения он взглянул на свои ручные часы с золотым браслетом — просто дал понять, что давить на него бесполезно.

— Извините меня, пожалуйста, мистер Рассел, — все еще вежливо сказал он. — Меня ждут другие дела. Если вы хотите знать об этих самолетах и о деятельности мистера Фолли, то почему бы вам не спросить у него самого?

— Хорошо, — Рассел поднялся и перевел дыхание, понимая, что он абсолютно ничего не добился. — Я полагаю, что так будет лучше.

Он вышел и спустился по лестнице, ругаясь сквозь зубы, но решив не сдаваться.

 

14

Дорога, по которой Педро вел машину к дому Ала Фолли, некоторое время шла вдоль дамбы, затем свернула налево на улицу каменных жилых домов, украшенных бесчисленными балконами. Дом, нужный Расселу, стоял неподалеку — неряшливое двухэтажное строение с покосившимся крыльцом.

Не будучи особенно уверен в адресе, Джим внимательно рассматривал все двери и потому заметил двух мужчин, вышедших из той двери, которую он разыскивал, или, быть может, из соседней. Мужчины сели в автомобиль, и только когда тот двинулся с места, он смог взглянуть на них.

Точнее, на одного, так как другого загораживал водитель. Но его он узнал. Это смуглое, широкое и лишенное выражения лицо принадлежало хорошо одетому человеку в затемненных очках, который вчера днем обыскивал его номер.

Автомобиль уехал раньше, чем он успел взглянуть на номер, и в первые секунды Рассел растерянно остался сидеть, но мозг, подстегнутый воображением, стал лихорадочно работать. К тому времени, когда он наконец покинул машину и зашагал через улицу, ему стало совершенно очевидно, что адрес найден правильно, — ведь эти двое не могли просто случайно оказаться по соседству, они, несомненно, приходили к Алу Фолли.

Теперь уже без всяких колебаний он шагнул в открытую дверь, ведущую прямо с тротуара в полутемный холл. Здесь было прохладнее и довольно сыро; поднявшись по лестнице, он оказался на площадке, куда выходили две двери. К правой была приколота карточка, и, наклонившись, он разобрал: «Альберт Фолли».

Он постучал, затем постучал снова, потом попробовал повернуть ручку двери. Когда та поддалась, у него неприятно засосало под ложечкой, но вопреки дурному предчувствию он распахнул дверь. И остановившись на полушаге, окаменел, уставившись на пистолет 45-го калибра в руке Ала Фолли.

Две-три секунды они так и стояли молча, неподвижно, друг против друга. Рассел был испуган и зачарованно смотрел на дуло пистолета.

Не осмеливаясь пошевелиться, он поднял взгляд. Попытался заговорить, но горло перехватило. В глазах Фолли сверкали яркие опасные вспышки, не менее угрожающие, чем пистолет. Но вот они мелькнули и исчезли. Брови расправились, линии рта смягчились. Дуло пистолета ушло в сторону, большой палец поставил пистолет на предохранитель.

— О, — коротко буркнул Фолли, — это вы… — Он негромко выругался, все еще крепко сжав зубы. — Я думал, эти мерзавцы решили вернуться.

К тому времени к Расселу вернулось самообладание. Он обнаружил, что может проглотить ком в горле. Потом облизал пересохшие губы.

— Вы меня чертовски напугали, — сказал он, обнаружив теперь, что на Фолли только пижама и домашние тапочки, что пижама на плече испачкана в крови и такое же пятно, мокрое и блестящее, расплылось на щеке.

Фолли молча ушел в спальню. Оставшись один, Рассел огляделся. Единственным источником света были два окна, выходившие на небольшие балкончики; узкие французские двери были задрапированы тонкими пыльными шторами. У одной стены стоял кожаный диванчик, стойка с радиоприемником, на полу — три-четыре потертых коврика, еще в комнате были два кресла, три стула с прямыми спинками, два торшера, длинный стол, заваленный журналами и книгами в бумажных обложках, с большой переполненной керамической пепельницей на нем. Еще там лежал бумажник, который Рассел заметил в тот момент, когда Фолли вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами, но уже без пистолета.

Он поставил бутылку и стаканы и взял бумажник. Быстро оглядевшись, поднял брюки, не замеченные Расселом и, видимо, ранее брошенные под стол. Хотя те выгорели на солнце и не блистали чистотой, Фолли отнесся к ним с вниманием, разгладил, положил бумажник в задний карман и отнес их в спальню. В течение нескольких следующих секунд раздавался только резкий стук открываемых и закрываемых ящиков. Откуда-то донесся звук текущей воды, и когда Фолли вернулся, кровь с его лица была смыта. Прижав к ране мокрое полотенце, он налил виски в один стакан и подвинул бутылку к Расселу, столкнув при этом на пол какие-то бумаги.

— Мерзавцы! — повторил он и выпил.

— Я видел их.

— На улице?

— Они садились в машину.

Фолли нашел скомканную пачку сигарет среди разбросанных на столе вещей. Так как спичек он не нашел, то Рассел протянул ему зажигалку. Отняв полотенце от лица, Фолли посмотрел на него, убедился, что крови больше нет, и бросил на стол. Потом придвинул стул поближе и сел, взгляд его все еще оставался отсутствующим и мрачным. Его растрепанные белокурые волосы выглядели еще более неухоженными, чем прежде, ему явно следовало побриться, а нездоровая отечность грубого лица говорила о буйном образе жизни и недостатке физической нагрузки. Рассел испытал удовольствие при мысли, что ему не придется лететь с Алом Фолли.

— Один из них — тот, что поумнее, — в затемненных очках?

— Да.

— А другой — невысокий, плотный, круглолицый?

— С пистолетом, — сказал Фолли и снова выругался.

— Вчера они приезжали ко мне.

— Да… — Фолли глотнул еще виски, но тут едва не поперхнулся. — Что? — Он напряженно прищурился, как человек, который нуждается в очках. — Они приходили к вам? Какого черта им было нужно?

Рассел сбросил пиджак и повесил его на спинку стула. Покосился на бутылку, но решил не пить. Присев на краешек одного из стульев, откинул голову назад, чтобы лучше видеть Фолли, и рассказал ему об обыске, произведенном у него в номере.

Фолли подошел к окну и выглянул наружу, потом рассеянно почесал в затылке, нахмурив брови.

— Я этого не понимаю, — сказал он наконец. — Чего они хотели от вас?

Вместо ответа Рассел задал свой вопрос.

— Вы знали, что Дарроу дал мне несколько изумрудов, чтобы контрабандой провезти их в Штаты?

Фолли придвинулся ближе, его взгляд вновь стал подозрительным.

— Нет.

— Вы знали, что он коллекционирует изумруды?

— Конечно, я даже видел некоторые.

Ал сердито нахмурился и потряс головой, как человек, пропустивший часть разговора и пытающийся вновь уловить его смысл. У него было такое выражение лица, что Рассел подумал либо Фолли великолепный актер, либо он действительно сбит с толку.

Он сказал, что это длинная история, и рассказал о сигаретной коробке и мнимом сыне Дарроу. По реакции Фолли, по тому пустому взгляду, с которым он слушал, Джим пришел к мысли, что все это для него действительно было новостью.

— Вы думаете, они приходили, считая, что камни могут быть у вас? — спросил наконец Фолли.

— Я не могу придумать никакой иной причины, — ответил Рассел, — но это не значит, что ее не существует. Кто-то взломал сейф Дарроу. Причем никто не знает, когда это случилось. Кто-то обыскивал квартиру, но если Квесада знает кто, то держит это при себе.

Он перевел дыхание и собрался спросить Фолли, что делал здесь человек в затемненных очках, когда в дверь постучали.

Фолли медленно поднялся, быстро глянул на дверь, потом в сторону спальни.

— Ну и что теперь? — спросил он раздраженно и после некоторого колебания подошел, волоча ноги, к двери и широко ее распахнул.

В дверях стоял весьма изящный в своем темно-коричневом тропическом костюме и шляпе-панаме Гектор Квесада, а рядом с ним Ренальдо Диас. Как обычно, широкое лицо Диаса ничего не выражало; однако генеральный инспектор явно проявил интерес, когда, шагнув внутрь, увидел Рассела.

— А, мистер Рассел, — сказал он. — Я звонил по вашей просьбе в отель, но вы уже ушли.

Говоря это, он продолжал двигаться, не спуская глаз с Фолли, — его внимание привлекло подсохшее багровое пятно на плече пижамы.

— У вас были какие-то неприятности, мистер Фолли?

Диас закрыл дверь и остановился возле нее. Фолли заметил взгляд инспектора и выругался сквозь зубы.

— Да, небольшие, инспектор, — сказал он. — Двое парней приходили сюда и устроили обыск. Вам стоило приехать немного раньше.

— Обыск? — у Квесады удивленно поднялись брови. — Что вы имеете в виду?

— Они обыскали все — квартиру, одежду, мой бумажник. Пожалуй, я мог бы справиться с обоими, но у того, что поменьше, был пистолет. Вот меня и задело.

— Вы знаете этих людей?

— Нет, — сказал Фолли, но явно колебался при этом.

— И что им было нужно?

— Не знаю. Рассел видел, как они уезжали в автомобиле.

— Это были те же самые люди, что вчера обыскивали мой номер, — сказал Рассел.

Квесада снял шляпу и положил ее рядом, при этом внимательно осмотрев стол и всю комнату.

— Я уверен, что знаю их, — сказал он. — Они с севера. Думаю, что до конца дня мы их возьмем… Мистер Рассел уже жаловался на них.

Он сел на один из стульев и перекинул ногу за ногу.

— У меня к вам несколько вопросов, — сказал он. — Довольно много вопросов. Они касаются вас, мистер Фолли, и если вы предпочитаете отвечать на них в приватном порядке, то я попрошу мистера Рассела…

— Какое мне дело до того, что Рассел что-то услышит? — резко перебил Фолли, придвинул стул и уселся перед Квесадой. — Валяйте.

— Вы сказали, что не знаете, кто были эти люди?

— Да, верно.

— Но вы знаете, что им нужно.

— Это ваше мнение.

Квесада пожал плечами.

— Мы это обсудим позднее. Причина моего появления здесь состоит в том, что мы получили дополнительную информацию о самолете, на котором вы вылетели в понедельник. Его обнаружили возле Тампико, где вы садились накануне вечером.

— Все правильно.

— На следующее утро вы вылетели без груза.

— И что из того?

— Сообщение касается лишь следующего утра, поэтому я могу только предполагать, куда вы вылетели из Тампико. — Он немного помедлил и так как Фолли молчал, то продолжил: — Мы полагаем, что вы вылетели в Техас и взяли там груз оружия и боеприпасов.

Фолли громко рыгнул и выругался.

— Никто еще не доказал, что мы перевозили оружие, и вы тоже не сможете этого сделать. Даже если я скажу, что был в Техасе, какой вам с этого толк? Будь у вас что-то против меня, вы бы меня давно забрали.

Глаза у Квесады чуть сузились, но голос не изменился.

— На следующее утро вы остановились только для заправки в Мериде. Из этого можно заключить, что целью вашего полета была Куба.

— Это что, предположение?

— Не совсем. В пятницу с Кубы прибыл молодой человек, который заявил иммиграционным властям, что он пилот. Он вылетел из Панамы вместе с вами в понедельник утром, по-видимому, в качестве второго пилота. И не вернулся.

Инспектор подождал, видимо ожидая услышать возражения. Но, не дождавшись, продолжил:

— У вас было забронировано место на рейс в пятницу, в эту пятницу, на самолет, летевший с Кубы. Из Камагуэя. Но бронь была отменена, и вы прибыли грузовым самолетом, летевшим вне расписания.

— Я сам сказал вам это, — буркнул Фолли, сейчас рот его был сжат и глаза беспокойно бегали.

— Вы не сказали мне, что самолет летел с Кубы.

— Ну и что?

— Мистер Фолли, — голос Квесады зазвучал неожиданно резко. — Вы тратите свое и мое время. Я не могу доказать, что вы летали на Кубу с оружием. В данный момент я не могу даже доказать, что вы посадили ваш самолет на Кубе, но это кажется логичным. Кубинец — второй пилот. Ваш полет с Кубы. Отсутствие самолета Си-46. Я убежден, что вы отогнали самолет на Кубу, сели на каком-то аэродроме, находящемся вне юрисдикции официальных властей, что вы продали самолет и его груз. Я знаю, что существует спрос на такие вещи, что, по крайней мере, одна группировка с готовностью приобретет такое оборудование и вооружение.

Рассел, с большим интересом прислушивавшийся к разговору, припомнил кое-что, подтверждающее последнюю фразу Квесады. Несколько месяцев назад в одной из газет появилось интервью с лидером одной из кубинских группировок, чьей целью было свержение правительства. Несколько раньше была предпринята безрассудная попытка захватить город на побережье и прилегающий к нему район, и видимо, такие попытки предпринимались неустанно. Если это было действительно так, то всегда существовал большой спрос на дополнительное оружие и боеприпасы.

Таким образом, если теория Квесады справедлива, то подобная операция была вполне естественной для дельца типа Дарроу, которого никогда не волновали принципы. Теперь, наблюдая за Фолли, он заметил, что выражение лица его изменилось. По всему было видно, что он был не готов к такому повороту. Делая вид, что предмет разговора не заслуживал внимания, Фолли взмахнул обеими руками, увидел пачку сигарет и потянулся за ней.

— Допустим, вы правы? — сказал он. — И что из того, в чем, собственно, меня обвиняют?

— Обвиняют?

— Что незаконного в продаже самолета? Ведь нет закона, запрещающего это, не так ли? У нас был самолет, который мы хотели продать. Мы нашли покупателя — и продали.

— За большие деньги?

— Не такие уж большие. По крайней мере, для такой машины.

— Несколько тысяч долларов?

— Да.

— Сумма была бы больше, если бы покупатель предполагал использовать самолет каким-то особым, не обязательно законным, способом.

Фолли не стал спорить, но так как вновь не мог найти спички, то Рассел протянул ему свою зажигалку. Фолли прикурил и вернул ее. Затем он глубоко затянулся и перекинул ногу на ногу.

— Меня интересует все, что связано с этими деньгами, с этой оплатой, — сказал Квесада. — Меня интересует, как она была осуществлена и кому. — Он помолчал, наблюдая за тем, как Фолли покачивает ногой вверх и вниз. — Вы не слишком доверяли Максу Дарроу.

— В последнее время не особенно.

— И я не думаю, что он доверял вам.

Фолли, не выказав никакого возмущения, признал:

— Да.

— Я думаю, что он не мог позволить вам получить деньги за самолет. Если я прав, оплата должна была быть произведена каким-то другим способом, и относительно этого у меня тоже есть теория. — Он облизал губы и, продолжая говорить, блуждал взглядом по потолку.

— Покупатель такого самолета и, возможно, его груза, особенно если он действует незаконно, не стал бы платить вперед. Отсюда вытекает необходимость в посреднике. Человеке, которому бы покупатель доверял и которому он мог дать поручение заплатить после доставки самолета. Макс Дарроу, полагая, что вы прилетите из Камагуэя в пятницу, запланировал улететь в эту же пятницу, но немного раньше — в два тридцать утра. Я думаю, мистер Фолли, что если бы вы прилетели по расписанию, то Макс Дарроу в этот момент уже летел бы где-то над Соединенными Штатами с чеком за самолет и, возможно, за его груз в кармане.

Его взгляд сосредоточился, и он продолжал:

— Но вы вернулись раньше. Вы доставили самолет и хотели получить причитающуюся вам долю. Макс Дарроу, все еще надеясь сохранить всю сумму, каким-то образом отделался от вас. Я не уверен, заплатил он или нет до того, как был убит. Вы приходили на квартиру вчера после обеда в присутствии этого человека, — он кивнул в сторону Рассела, — и, по моему глубокому убеждению, ваши угрозы были связаны с невыплаченной вам суммой.

Он поднял руку, призывая Фолли к молчанию, когда тот попытался его перебить.

— Мы проверили местные автобусы, — продолжал он. — При ваших размерах и белокурых волосах вы здесь, в Панаме, человек весьма приметный. Нашелся водитель, который вез похожего на вас человека от Авениды-сентраль к железнодорожной станции. Это было приблизительно без двадцати девять. Мы еще не можем подтвердить, что вы находились поблизости от ресторана «Перешеек» или от квартиры Макса Дарроу, но мы работаем над этим.

— Вы сошли с ума, — сказал помрачневший Фолли. — Если ваша теория хоть чего-нибудь стоит, то зачем мне убивать Дарроу прежде, чем я получу свою долю? Теперь если какие-то деньги должны быть выплачены, то они войдут в его состояние. Может быть, я что-то получу, а может быть, нет.

— Вы отправились туда не для того, чтобы убивать, — сказал Квесада. — Вы отправились туда, чтобы поискать. Вы могли отправиться туда, чтобы угрожать ему или блефовать. Вы могли выстрелить, когда Дарроу стал сопротивляться.

— Бред. — Фолли вскочил и обошел вокруг стола, его тон стал жестким. — Я абсолютно уверен, что не собирался убивать его, пока не получу свою долю. Я же говорю, что меня там не было. Докажите, что я там был.

— Я надеюсь, что мы сможем сделать это, — сказал Квесада, а затем добавил: — Два маленьких самолета теперь будут вашими.

— Они заложены.

— Что?

— Мы заложили их.

— Вы все еще не знаете, зачем приходили эти двое мужчин? — спросил Квесада, меняя тему разговора.

Фолли моргнул, покачал головой и сказал:

— Нет.

— Думаю, я знаю, что им было нужно, — сказал Квесада. — Если я прав, то они собирались нанять вас для перевозки какого-то груза. В частности, для перевозки из Соединенных Штатов в сам город или куда-то поблизости от Панамы. До сих пор мы не имели возможности задержать их, но получили насчет них информацию, которая позволит… Известно, что они интересуются приобретением оружия и боеприпасов, — закончил он.

Фолли, которому нечего было возразить, промолчал.

— Такой человек, как Макс Дарроу, вполне мог иметь дело с группой, которую представляют эти два человека, — продолжал Квесада. — Если он, или вы, приняли такое предложение, то они были весьма заинтересованы в благополучном прибытии груза. Люди видели, как они разговаривали с Максом Дарроу в «Перешейке» во вторник вечером. Вполне возможно, что они видели и вас. В любом случае в среду они начали беспокоиться о своем грузе. Я могу представить себе вопросы, которые приходили им в голову, — добавил он. — Где самолет? Почему их груз не доставлен, так как к этому времени они уже знали, что он исчез.

Он встал и добавил:

— Я полагаю, что нет смысла строить дальнейшие предположения. Вероятнее всего, они пришли к Дарроу и потребовали объяснений, так как они не только потеряли груз, но и деньги, которые были за него заплачены. Я убежден, хотя и не знаю этого наверняка, что они обыскали квартиру Макса Дарроу, после того как мистер Дарроу ушел. Я убежден, что именно они взломали сейф. Я убежден, что они искали что-то ценное, скорее всего изумруды, так как было известно, что Дарроу их коллекционирует, а нашли то, что принадлежало им.

Он надел шляпу и поправил поля.

— Нам известно, что изумруды им не достались, но только благодаря счастливой случайности. В качестве последнего шанса, зная, что мистер Рассел недавно приходил туда и является другом мистера Дарроу, они зашли так далеко, что обыскали его номер в отеле и его самого. Но у вас, мистер Фолли, так и нет никакого представления, почему они приходили сюда?

— Нет, — упрямо отрезал Фолли.

— Они тоже упрямые люди, — пожал плечами Квесада. — Я полагаю, что они считают вас частично ответственным, что они приходили сюда, надеясь найти деньги или чек, который был оплачен кем-то здесь в Панаме за продажу вашего самолета и груза кому-то на Кубе кем-то из их единомышленников.

Рассел с возрастающим восхищением слушал генерального инспектора, пораженный его способностью к анализу. Как сейчас, так и при том, что он говорил раньше, он обладал небольшим количеством фактов и на основе их и некоторых предположений выстроил весьма правдоподобную версию. Он ни разу не повысил голос и не проявил раздражения или злобы. Он задавал свои вопросы и предоставлял Фолли возможность отвечать, и у Рассела сложилось впечатление, что обмануть его весьма непросто.

Квесада не спешил. Он работал в своем собственном ритме, без особого давления, возможно, из-за того, что имел дело с гражданами дружественной страны и не хотел дипломатических осложнений. Однако Рассела не покидала мысль о том, что когда Квесада будет готов, когда у него будут все необходимые доказательства, то он поступит быстро и решительно. Фолли, казалось, тоже чувствовал это. Когда он начал говорить, то показался менее уверенным, хотя все еще продолжал блефовать.

— Послушайте, инспектор, — сказал он. — Ваши парни обыскали здесь все вчера вечером. Они не нашли ни денег, ни чека. Если хотите, ищите снова.

Квесада позволил себе слегка улыбнуться.

— Я думаю, что мы не будем этого делать, — сказал он. — Полагаю, те двое, которые беспокоятся насчет своего груза, допустили ошибку. Я не думаю, что чек у вас, мистер Фолли. — Он направился к двери, и Рассел последовал за ним. — Я поговорю с вами снова, — продолжал он, — когда мы закончим наше расследование в «Перешейке».

Диас открыл дверь и отодвинулся в сторону, чтобы дать им пройти, затем спустился вслед за ними по лестнице. На тротуаре инспектор повернулся к Расселу.

— Вы звонили мне утром, — сказал он. — У вас появились какие-то новости?

Рассел заметил, что это не совсем так; потом он рассказал все, что случилось, когда он и Клер Тремен вошли накануне ночью в ее номер. Квесада неподвижно и молча выслушал всю историю; он продолжал стоять так еще несколько секунд после того, как Рассел закончил.

— У вас нет никакого представления о том, кто это был?

— Нет, — сказал Рассел.

— А насчет причин, вызвавших попытку покушения?

— Нет.

— Какая-нибудь версия, может быть, даже подозрение?

— Совершенно ничего.

— Вы считаете, что мисс Тремен сказала правду, утверждая, что не знает, кто мог взять ее ключ?

— Не думаю, что у нее есть хоть малейшее представление о том, кто это был или с чем все это связано.

— Я поговорю с ней.

— Кстати, — спросил Рассел, — я должен оставаться здесь до тех пор, пока дело не будет закончено?

Квесада улыбнулся.

— Я говорил с Нью-Йорком, — сказал он. — На вас получены самые положительные характеристики. Вы понимаете, что мне очень жаль задерживать ваше возвращение, но, скорее всего, это продлится не так долго. Надеюсь, скоро мы получим — как это сказать — шанс, который нужен каждому полицейскому. Кстати, вы можете узнать или вспомнить то, что сможет нам помочь быстрее найти правильное решение.

Он снова улыбнулся.

— Так уже случалось прежде. Я обнаружил, что человек, причастный к преступлению, более откровенно говорит с другим подозреваемым, чем в полиции. Мне хотелось бы думать, что вы будете помогать нам, если это возможно, к нашей обоюдной пользе.

Он слегка поклонился, кивнул своему помощнику и направился к ожидавшему их автомобилю.

 

15

Джим Рассел по пути обдумал сказанное, и ему показалось наивным полагать, что он может чем-то существенно помочь Квесаде. Его мысли были обращены, скорее, к Клер Тремен, чем к расследованию убийства. Он пытался кое-что выяснить, но это мало что дало. Теперь, приняв версию Квесады, он понимал, что из себя представляют те двое, обыскивавших его номер, а потом то же самое проделавших на квартире у Фолли, и каковы были их мотивы, но что их связывало с убийством Макса Дарроу?

У него теплилось желание поговорить еще раз с Луисом Кастанцей: не то чтобы он был убежден в его виновности, но просто чтобы охватить всех участников этих событий. Но теперь, когда автомобиль уже приближался к ресторану, он понял, кто тот человек, который, если правильно к нему подойти, станет говорить с ним более откровенно, чем с полицией. Вот почему он передумал и дал водителю Педро другую команду.

Педро кивнул, сказал, что он, конечно, знает адрес, и пятнадцать минут спустя остановил машину перед обширным деревянным бунгало на тихой улице в районе Бальбоа, которая уходила в похожее на джунгли переплетение высоких деревьев, кустарника и лиан.

Шагнув на тротуар, Рассел какое-то время стоял, пораженный тем контрастом, который представляла мощеная улица с ухоженными лужайками и деревянными домами на фоне джунглей, вплотную подступавших к ним сзади. Было там несколько пальм, но в основном были гладкоствольные гиганты, лишенные ветвей едва не до самой верхушки, где хватало солнца. В одном месте он заметил узкую тропинку, уходящую вглубь, но все равно испытывал чувство, что если пройти несколько метров, то окажешься в таких же первобытных джунглях, что и в пятидесяти милях отсюда.

Эта иллюзия исчезла, когда он внимательнее рассмотрел стоящее перед ним бунгало. На лужайке были тщательно выложены буквы, которые составляли надпись «Майор Лесли Дж. Баском». Неподалеку стоял пустой гараж, двери его были широко распахнуты. В задней части участка, на склоне, бунгало опиралось на высокие бетонные столбы, и он понял, почему большинство старых зданий, даже на ровном месте, устроены таким образом. Это пространство, на котором мог бы находиться первый этаж, было открыто со всех сторон и не только предоставляло возможность поставить машину или дать детям поиграть в дождливое время года, но и сушить белье в те месяцы, когда небо разверзалось и дождь лил непрерывно.

Рассел пересек крытую галерею и постучал. Когда он постучал второй раз, ему показалось, что слышен чей-то голос, но дверь оказалась заперта. Снова послышался голос, скорее крик, как ему показалось, женский, и так как было непонятно откуда, он взглянул на соседний дом, стоявший примерно в тридцати метрах. Не заметив никаких признаков жизни, подошел к краю широкой веранды.

Крик повторился, и он заглянул за дом.

— Привет, идите через главный вход, — сказал голос, и теперь, подняв голову, он увидел Сильвию Баском, высунувшуюся в окно в тыльной стене дома.

— Я заперта, — пояснила она. — Ключ под подоконником окна возле двери.

Расселу понадобилась секунда или две, чтобы прийти в себя от изумления; уж так нелепо все выглядело, что трудно было удержаться от смеха. Он задумался, почему она не рискнула выпрыгнуть из окна на склон, но отогнал эту мысль прочь, нашел ключ и вошел в дом.

В просторной, хорошо обставленной гостиной слева было оставлено место для обеда, а открытая дверь в задней стене позволяла видеть небольшую буфетную и кухню. Справа была еще одна дверь, судя по всему, она вела в кабинет. Он миновал ее, направляясь к последней двери сзади.

В замке торчал ключ, Джим повернул его. Когда Сильвия Баском распахнула дверь, он увидел, что на ней черные шорты и тонкая белая блузка, которые не только прекрасно оттеняли ее черные волосы и белую кожу, но и очень шли к изящной фигуре.

Улыбаясь ему, она если и чувствовала себя несколько неловко из-за положения, в котором оказалась, и способа своего освобождения, то никоим образом этого не показала. Вместо этого неудобно почувствовал себя Рассел. Понимая, что вмешался в какое-то очень личное дело, он совершенно не знал, что сказать. Но хозяйка помогла.

— Спасибо, — прозаично кивнула она, проходя в гостиную. — Мне стало несколько надоедать одиночество… Не хотите выпить?

Когда он отказался, достала пачку сигарет, взяла себе одну и прикурила от его зажигалки. После этого она поправила подушки на диване и села, поджав одну ногу под себя. Предложила ему присесть, показав на место в метре от нее. Наконец взглянула на него в упор, глаза смотрели загадочно, рот кривился в усмешке.

— Полагаю, вы хотели бы знать, что произошло? — спросила она с легкой гримасой.

Сейчас Рассел впервые имел возможность рассмотреть ее поближе, что он и сделал, прежде чем ответить, и пришел к выводу, что его первоначальная оценка была совершенно правильной. Даже в шортах и блузке, без всякой величественности, она выглядела по-королевски, по-королевски надменно, точнее сказать.

Он подумал, что, по-видимому, это вызвано ее гордой и прямой манерой держаться, хотя было совершенно ясно, что она гордится прекрасной фигурой и может так ее продемонстрировать, чтобы у остальных был повод восхищаться. Она была не хорошенькой, а по-настоящему красивой, поражающей и восхищающей этими прекрасными черными волосами, удивительными карими глазами, умными, хорошо посаженными и завлекающими. Небольшое, четко очерченное лицо говорило о характере и решительности. Рот у нее тоже был небольшой, верхняя губа полновата, но губная помада позволяла исправить этот недостаток, добавляя интригующую чувственность.

Его анализ, хотя и весьма тщательный, занял несколько мгновений, после чего он ответил одной из самых обаятельных своих улыбок, не зная, что делать в сложившейся ситуации, но твердо помня, что он пришел сюда за информацией.

— Да, мне немного любопытно, — сказал он. — Может быть, в этой стране такой обычай?

— Это не обычай даже в нашем доме, — возразила она. — Случилось в первый раз. И, — добавила она решительно, — в последний. Поведение Баскома перешло предел.

— Я надеюсь, это не связано с событиями вчерашнего вечера?

— О, нет. Это накапливалось уже давно.

Она опустила глаза, оживление внезапно исчезло. Женщина закусила нижнюю губу, и в уголках ее глаз мелькнуло что-то похожее на отчаяние. Он сидел настолько близко, что заметил, как ее грудь поднялась и опустилась от глубокого вздоха. Она стряхнула пепел с сигареты и, казалось, изо всех сил старалась удержать свои эмоции, не желая выставлять их напоказ.

— Прошлым вечером случилось нечто такое, с чем я не могу согласиться, — тихо сказала она. — Думаю, что подобное происходит со всеми женщинами, когда они теряют человека, на которого рассчитывали. Ум подсказывал мне, что это случится, что это неизбежно, но женщина не всегда живет разумом… Вчера вечером это стало еще очевиднее, — добавила она, — потому я теперь должна сделать то, что должна была сделать давно, хотя результат в конце концов все равно был бы тот же.

Она снова взглянула на него.

— Меня заперли сегодня утром, чтобы я наверняка не смогла пойти в банк, — сказала она. — У нас общий счет в банке. Лесли знал, что если у меня будет достаточно денег, то я уйду от него. Он хотел быть уверенным, что я не сделаю этого.

Такая откровенность удивила Рассела, и он решился задать вопрос, на который в другой ситуации не осмелился бы:

— Вы любили Макса?

Снова он увидел, как изменилось выражение ее лица, и взгляд скользнул мимо него.

— Пожалуй, да, — сказала она хмуро.

— Вы собирались уехать вместе с ним, не так ли?

— Да, — согласилась она. — Я хотела. — Ее взгляд стал неподвижным и сосредоточенным, словно она рассматривала что-то далеко за пределами этой комнаты. — Он уже заказал билеты. Я не могла больше здесь оставаться.

— Ваш муж знал об этом?

— О, да. Он знал.

— И он пришел вчера днем в квартиру Дарроу с пистолетом в кармане.

— Он это сделал? — спросила она с отсутствующим видом.

— Мог он сделать то же самое вчера вечером?

— Я не знаю. Я думаю и думаю, о, нет, я не знаю.

— Он знал, что вы собирались ужинать с Дарроу вчера вечером?

— Конечно. Я сказала ему об этом.

— Был он здесь, когда вы вчера вечером вернулись домой?

— Нет.

Рассел задумался над ее последними словами и по мере того, как он вспоминал происшедшие вчера события, в нем все больше нарастал интерес. Он ждал, надеясь, что она разовьет свою мысль, если он не будет перебивать. В конце концов она это сделала.

— Я поставила машину, открыла дверь и пошла на кухню, чтобы выпить чего-нибудь холодного, и в это время я услышала шум машины, или мне показалось, что я услышала. Во всяком случае, он появился вскоре после этого.

Маленький червячок сомнения продолжал шевелиться в душе Рассела, когда он вспоминал, что говорил вчера вечером майор Баском в кабинете генерального инспектора. Сильвия уже рассказала свою историю, и майор заметил:

— Это не могло произойти позже, так как она была дома в девять часов десять минут и я не думаю, что она могла бы добраться меньше чем за пятнадцать минут.

Противоречие заключалось в том, что Баском знал, когда его жена вернулась домой, и должен был, следовательно, сам быть дома. А вместо этого…

Прошло некоторое время, прежде чем он смог облечь свою мысль в слова и спросил тихо, без всякого нажима:

— Вы не сказали этого инспектору?

— Он меня не спрашивал.

Это был не очень хороший ответ, но Рассел не стал сосредотачивать на этом внимание. Это следовало сказать Квесаде, если Квесада еще не знал правду.

— И что он сказал? — спросил он.

— О, он был очень холоден и саркастичен, делая вид, что все это не имеет никакого значения. Затем сказал, что был в клубе и в восторге от того, что я так рано приехала домой. Потом ушел в свою комнату и захлопнул дверь.

Она положила сигарету и откинулась назад. Плечи ее постепенно обмякли, королевская осанка исчезла. Лицо стало расстроенным и озабоченным. Взгляд был устремлен в окно и оставался неподвижным, пока чувство поражения не покинуло ее.

— А раньше, до того, как появился Макс, ситуация была иной?

— Наверно, иной, но ничуть не лучшей. Трудно вспомнить, когда она была хорошей.

— Вы вышли за него замуж.

— Я знаю.

— Здесь?

— Да. — Она вздохнула, и плечи ее снова опустились, но тут же, словно осознав свое подавленное состояние и не желая больше поддаваться ему, она села прямо.

— Я приехала сюда три года назад, — быстро заговорила она, словно почувствовав благодарность, что ей представилась возможность выговориться. — Я работала в Вашингтоне секретаршей, и мне показалось, что здесь будет лучше, потому и перевелась. Кроме того, у меня был друг, которого убили в Корее, и мне казалось, что следует сменить обстановку, уехать из Вашингтона. Я работала в административном управлении…

Она поколебалась немного и добавила:

— Там я и встретила Лесли. Жена его умерла за год до этого, сыновья выросли и жили в Штатах, сам он был вежлив и внимателен. Он был значительно старше меня, но очень неплохо выглядел, обладал хорошими манерами и ухаживал за мной до тех пор, пока я не согласилась выйти за него замуж. Может быть, это произошло от того, что мне было уже двадцать восемь лет. Может быть, от того, что я начала понимать — сказочные принцы, о которых мечтаешь в юности, появляются очень редко. Я думаю, что я не любила его по-настоящему. Может быть, самое главное в этом. Конечно, с самого начала это была моя вина. Но я думала, что смогу полюбить его, и я действительно старалась. — Она помолчала, одно ее плечо поднялось, уголки рта стали жесткими.

— Я не могла сделать более страшной ошибки, — продолжала она. — Я уже давно поняла, что он ревнив, самоуверен, строг и требователен. Он слишком стар, чтобы измениться, поэтому приспосабливаться приходилось мне или, по крайней мере, он этого требовал. Бридж, чай, партии для коктейля. Большей частью вместе с женами, которые так же ограниченны и самоуверенны, как и он. Его положение требовало, чтобы мы общались с соответствующими людьми, — добавила она с неожиданной горечью. — Обычно он читал мне лекции о том, насколько важны такие вещи. Сначала я слушала его и старалась соответствовать его требованиям, но потом мне все это надоело. И наконец, я попросила его, ради Бога, не заводить снова эту песню… Ну, я сопротивлялась столько, сколько могла. Я сказала ему, что хочу развестись с ним; я сказала, что хочу снова вернуться в Штаты. Я сказала, что у нас ничего не получилось и что я еще слишком молода, чтобы сидеть здесь и погибать. Он сказал «нет».

— Потому что любил вас?

— Потому что был слишком горд. Я заключила сделку и должна смириться с этим. По его словам, я не понимала, как много он для меня сделал. Все это, конечно, было глупой прихотью с его стороны, но он не хотел выглядеть смешным перед своими друзьями.

Она остановилась, и Расселу показалось, что он понял причину ее неудовлетворения. Не одобряя, но и не порицая ее, даже не слишком жалея, так как он ничего не знал о ее муже и не слышал ту же историю в пересказе другой стороны, тем не менее он составил свое мнение. Просто речь шла о живой страстной женщине, требующей внимания и восхищения, может быть, даже о женщине-собственнице, и наверняка об очень изменчивой женщине, с которой было очень трудно, и справиться с ней мог только человек типа Дарроу. Конечно, женщина такого типа может очень много дать мужчине, который сумеет найти к ней верный подход. Вспоминая подтянутую мускулистую фигуру Дарроу и его безрассудную открытую манеру поведения, он мог представить себе, какой контраст это создавало с той жизнью, которую она вела. Она сделала свой выбор и имела мужество бросить вызов своему мужу, когда у нее появился другой шанс; в этом она была непреклонна.

— А как все это началось, — спросил он, — я имею в виду с Максом… Или мне следует убраться подобру-поздорову и заняться собственными делами?

При этих словах она чуть улыбнулась, глаза осмотрели его с каким-то новым интересом, так, словно она только что его заметила. Слегка наклонив голову, она обследовала узел его галстука, линию его рта и подбородка, осмотрела его шевелюру, чуть влажную и взъерошенную, а потом взглянула ему в глаза.

— Нет, — сказала она, — не уходите. Я вовсе не хочу этого. Правда, — в ее глазах снова появилась улыбка, — я так рада, что вы пришли. Мне кажется, что вы хорошо ко мне относитесь… Я слишком много думала обо всем этом, — сказала она и потянулась за сигаретами.

— Пожалуй, это началось в «Перешейке», — сказала она, закурив. — Мы где-то пообедали вместе, нас было девять человек, и заехали туда, чтобы выпить, и вот Лесли очень рассердился на меня из-за того, что будто бы я провожу слишком много времени в разговорах с одним молодым капитаном-летчиком — очень необычным человеком, которого пригласил кто-то из наших знакомых. Так как у Лесли были свои представления о том, как должна вести себя жена, он решил поставить меня на место.

Она выпустила тонкую струйку дыма и продолжала:

— Он сознательно игнорировал меня. Он повернул свой стул так, чтобы оказаться ко мне спиной, и все свое внимание уделял жене какого-то служащего, которую он никогда в жизни больше не увидит. Стоило мне что-нибудь сказать, как у него тут же был готов язвительный, хотя и вежливый ответ, и в конце концов я рассердилась.

Она пожала плечами.

— Наверно, я не должна была этого делать. Мы не собирались там долго оставаться, и мне следовало просто подождать, пока мы уедем. Я не знаю, почему женщины делают так много глупостей, когда они раздражены, особенно когда они раздражены из-за мужчины. В них появляется какая-то стервозность, как мне кажется. Во всяком случае, я увидела сидящего за стойкой бара Макса, взяла стул и подсела к нему. Я встречалась с ним прежде и знала его настолько, чтобы немного поболтать, но, пожалуй, и все.

Потому я сказала: «Привет», — и он улыбнулся и сказал: — «Привет», — и спросил, что я буду пить. Я сказала, что предпочитаю бренди с содовой, и поблагодарила его.

Она с рассеянной улыбкой посмотрела на кончик своей сигареты.

— Макс знал всю ту компанию, — продолжала она, — так что должен был почувствовать, что назревают какие-то неприятности и что я использую его, чтобы насолить Лесли. Но Макс был не из тех людей, которых беспокоит, что подумает Лесли. Кроме того, он заинтересовался… Я не могу сказать чем. Одним словом, мы болтали, — сказала она, — и я выпила еще бренди и начала немного флиртовать с ним, и он сделал несколько намеков, которые были достаточно туманны, но польстили мне… может быть, я не знаю, — она облизнула губы.

— Может быть, это была реакция на происшедшее. Может быть, это случилось потому, что впервые за много месяцев я разговаривала с человеком, которому не было никакого дела до протокола и до всей этой паршивой политики в зоне канала. — Она снова улыбнулась. — Может быть, виновато было бренди, может быть, это случилось из-за того, что я им заинтересовалась. Одним словом, к тому моменту, когда Лесли подошел и буквально стащил меня со стула, мы уже проболтали с полчаса, мы успели назначить свидание, чтобы поплавать на Амадоре и пообедать на природе.

— Вот так все и произошло, — сказала она, — такие вещи обычно развиваются самым естественным образом, и однажды я обнаружила, что влюбилась в Макса. Я не думаю, что питала какие-то иллюзии. Я слышала самые разные сплетни о Максе. Я слышала довольно много, и большей частью плохое, и однажды Лесли понял, что происходит. Не думаю, что я размечталась о белом коттедже с изгородью, заросшей виноградом и жимолостью, но была уже достаточно сыта этой зимней спячкой и потому была готова и хотела использовать свой шанс.

— Вы знали о Лоле Синклер?

— Макс никогда не любил ее, — быстро ответила она.

— Но что Лола думала об этом?

Она потушила в пепельнице сигарету, и когда заговорила, тон ее стал жестким:

— Откуда мне знать? Наверно, то же самое, что думают другие женщины, которые прожили с мужчиной больше года.

— Вы знали ее?

— Не очень хорошо.

— У вас должно быть о ней какое-то мнение.

— Если вы не очень хорошо знаете человека, то откуда у вас возьмется о нем хорошее мнение?

— Вы уклоняетесь от ответа, — сказал Рассел и, прежде чем она успела перебить, продолжил: — Я имею в виду, допускаете вы, что она до такой степени ненавидела Макса, чтобы убить его?

Она обдумала вопрос, полузакрыв глаза.

— Возможно, она его ненавидела. Возможно, она хотела сделать это, но, говоря откровенно, я сомневаюсь, что у нее хватило бы смелости.

— Она вам не нравится.

— Любой женщине не нравится ее предшественница, но это не значит, что я думаю — она убила его. Может быть, она и сделала это. Может быть, обстоятельства сложились так, что она сделала это в мгновенном порыве ярости. Для этого много не нужно. Достаточно просто мгновенной вспышки гнева. Но если вы имеете в виду, что она могла заранее спланировать убийство Макса, то я отвечу «нет».

Рассел не стал оспаривать эту мысль и встал.

— Я пришел сюда, чтобы поговорить о вашем муже, — сказал он, — и спросил вас, на чьей вы стороне.

— На чьей стороне?

— В случае, если бы он предстал перед судом… я не знаю законов этой страны, — он запнулся, — я даже не знаю, будет вам разрешено свидетельствовать против него или нет. Мне просто хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу.

Ее карие глаза широко раскрылись, словно эта мысль до того никогда не приходила ей в голову.

— Я не знаю, — сказала она, — если он убил Макса… — она помолчала, затем начала снова, рот ее стал жестким. — Да, я думаю, что я помогу.

— Даже если его повесят?

— Его не повесят. По крайней мере, в Панаме. — Она поднялась и встала перед ним, одернула черные шорты, поправила блузку, втянула живот и расправила грудь. — Его отправят на Коибу.

— Коибу?

— Это остров. Здесь нет суровых наказаний. Насколько я знаю, самое суровое наказание, которое здесь кто-то получал, это двадцать лет тюрьмы, но я думаю, что на Коибе этот срок может показаться значительно дольше.

— Думаю, это действительно так, — сказал Рассел, — это звучит жестоко.

— За убийство, — сказала она, — наказание должно быть жестоким, разве не так?

 

16

По пути в город Рассел подвел предварительные итоги своего расследования, на которое ушло с самого утра три с половиной часа. Время от времени удавалось получить кусочки информации, которые представляли потенциальный интерес, поскольку имели какое-то отношение к убийству, однако у него не было ни малейшего представления о том, как сложить из них целостную картину, у него не было ничего, что помогло бы ответить на самый главный для него вопрос: кто пытался убить Клер Тремен. Теперь же, когда его возможности по сбору информации были практически исчерпаны, он решил вернуться в «Перешеек».

В это время ресторан был переполнен. Большая часть кабинок и столики были заняты, и Рассел направился в бар, чтобы узнать, появился ли Луис Кастанца.

— Сейчас он здесь, сэр, — сказал бармен. — Я думаю, что он на кухне.

— А как насчет мисс Синклер?

— Она вон там.

И он показал на маленький столик, практически спрятанный за фортепиано, которого Рассел до сих пор не заметил. Лола не поднимала головы, пока он не остановился перед ней. Пустая тарелка указывала на то, что она уже пообедала, но чашка кофе оставалась полной, и во рту у Лолы дымилась сигарета.

— Привет, могу я присесть на минутку?

— Если хотите, — сказала она без энтузиазма.

Рассел опустился на стул. Когда она даже не посмотрела в его сторону, он спросил:

— Вы уже приняли решение?

— Какое?

— Вы же сделали мне предложение, помните? Вы хотели обелить меня в глазах Квесады, за определенную плату.

Он следил, как она отпила глоток кофе, отметив грустно опущенные уголки рта. Ее карие глаза сохраняли неопределенное выражение, а обычно низкий спокойный голос звучал встревоженно, когда она ответила:

— Я сказала, что подумаю… Хорошо, я подумаю.

— И, насколько я понимаю, поищете покупателя побогаче?

— Что?

— По сравнению со мной, — пояснил Рассел, чувствуя, как в нем нарастает раздражение, — мне кажется, что вы ограничены в средствах. Ведь кто-то другой может заплатить больше, не так ли?

Она отхлебнула кофе, положила сигарету и выпрямилась в кресле, осмотрев зал явно скучающим взглядом. Попытка игнорировать его присутствие была настолько очевидной, что Рассел больше уже не думал о том, выглядит он вежливым или нет.

— После того как мы встретились с вами, я поговорил с людьми, — сказал он, — из того, что я слышал, следует, что Ал Фолли является подозреваемым номер один, после того как Дарроу решил, что с него достаточно.

— Что? — воскликнула она, и неожиданный блеск в ее глазах сказал ему, что она великолепно поняла, что он имеет в виду.

— Вы проводили время с Алом Фолли.

— Я проводила время со множеством людей.

— С Луисом Кастанцей тоже?

— Луис? — Последовавший за этим смешок явно предназначен был для того, чтобы показать, что его предположение просто глупо. — Я никогда не встречалась с ним нигде, кроме как здесь.

— Но у кого-то имеется определенная информация относительно этого убийства. Вы не знаете, о чем идет речь, но тем не менее информация предназначена на продажу. Как я полагаю, это и заставляет вас подыскивать покупателя.

— Послушайте, — она скомкала салфетку, теперь она была в ярости и с трудом справлялась с голосом. — Я не намерена сидеть здесь и слушать вас.

— А почему бы и нет? Вы же хотели заключить сделку. Хорошо, давайте сделаем это.

— Когда я буду готова. Если я вообще захочу заниматься этим.

В этот момент в углу зала открылась кухонная дверь, Луис Кастанца вышел и направился к бару. Рассел отодвинул свой стул.

— Хорошо, Лола, поступайте так, как считаете нужным. — Он встал и улыбнулся ей, улыбка была холодной и недоброй. — Можно мне сделать одно предложение?

— Нет.

— Обязательно примите свое решение раньше, чем будет слишком поздно.

— Слишком поздно для чего?

— Самой остаться вне подозрений.

Он подождал секунду, опершись руками на спинку стула, и теперь все ее внимание было обращено на него. В глубине ее глаз мелькнуло нечто близкое к страху. Затем она рассмеялась, деланно и неестественно громко.

— Благодарю вас за намек, — сказала она и потянулась за сигаретами.

Луис Кастанца сидел у бара с полупустой рюмкой шерри. Безукоризненно спокойный, в своем безупречно отглаженном белом костюме, он улыбнулся, увидев его, и сказал, что как раз собирался пообедать. Не присоединится ли Рассел к нему?

— Я уже был здесь раньше, но вас не было, — сказал Рассел.

— Я был у генерального инспектора, — сказал Кастанца характерным для него подчеркнутым тоном, — насколько я понимаю, я все еще под подозрением.

— Наверное, из-за договора?

— А также из-за того, что Квесада узнал — Дарроу намерен был занять двадцать тысяч долларов под залог этого ресторана.

— Но ведь здание не принадлежало Максу?

— Он его только арендовал. Залогом должны были послужить обстановка, оборудование и хорошая репутация.

— Тогда, если бы Дарроу остался жив, — продолжил Рассел, — и если бы он покинул город, как планировал, то дело перешло бы к вам.

— Вот именно.

— Но вы оказались бы по горло в долгах. А так теперь вы можете справиться с ситуацией.

— Генеральный инспектор напоминал мне об этом, — сказал Кастанца, — неоднократно.

— Но ведь это правда, не так ли?

— Да, но у меня есть алиби, — Кастанца отхлебнул глоток шерри, коснулся кончиков своих напомаженных усов и улыбнулся. — И мое алиби — это вы.

— Я?

— Ну конечно. Позвольте вам напомнить, как все произошло. Прошлым вечером, как вы помните, я был здесь, в зале. Та молодая американка, как ее зовут?

— Мисс Тремен.

— Да. Она пришла, и я сказал, что Дарроу здесь нет. Я направил ее в контору, а несколько минут спустя вы подошли и спросили, что ее интересует. Вы поднялись по лестнице, чтобы увидеть, что там происходит, и вернулись встревоженным. Вы сказали, что пойдете через другой вход, а я все еще находился здесь, когда вы ушли, разве это не алиби?

— Вовсе нет.

— Простите?

У Рассела было время, чтобы привести в порядок мысли. В течение последних часов он много думал об этом, не все его мысли были конструктивными, но он припомнил некоторые вещи, которые не пришли ему в голову вчера вечером. Теперь он вновь вернулся к ним.

— Я — адвокат, — сказал он.

Кастанца кивнул.

— Понимаю.

— А адвокаты часто имеют дело с гипотетическими случаями. Обычно они строят предположения. Поэтому давайте предположим, что вчера вечером вы задумали убийство; давайте предположим, что вы задумали его довольно давно и ждали подходящей возможности.

— Мне не нравятся такие предположения, — заметил Кастанца, — но продолжайте.

— В такой ситуации у вас нет алиби и вот почему: когда я вчера вечером спустился по лестнице из конторы и сказал вам, что не смог найти Клер Тремен, у вас в руках было меню; обычно так бывает, когда вы заняты. Вы сказали, что у вас нет ключа к двери в квартире, к металлической двери, соединяющей контору с кабинетом, но это не обязательно должно быть правдой. Если у вас был ключ, а по моим предположениям вы должны были его иметь, то у вас было достаточно времени, чтобы проскользнуть с этой стороны и сделать свое дело, пока я обегал вокруг квартала, чтобы попасть внутрь через другой вход.

Глаза Кастанцы неожиданно затуманились.

— Это всего лишь предположение, — фыркнул он.

— Конечно, — сказал Рассел, теперь его мысли пришли в порядок и тон стал агрессивным, но сдержанным, — но не совсем необоснованное. В кабинете лежало меню, в кабинете в квартире.

— Оно действительно там было?

— Лежало на письменном столе. Я помню, что отодвинул его в сторону вместе с коробкой для сигар, когда начал звонить в полицию. — Он слегка наклонился вперед, облокотившись на одну руку. — Как оно попало туда?

Кастанца допил свое шерри, осторожно поставил рюмку, промокнул чистым платком, который достал из нагрудного кармана, усы и повернулся, его улыбка была похожа на гримасу.

— Это уже не предположение, мистер Рассел?

— Да, — сказал Рассел, — я утверждаю, что это вы оставили его там, чтобы освободить руки, и забыли, торопясь вернуться назад.

— Оно могло лежать там раньше, гораздо раньше. — Кастанца соскользнул со стула, вызывающе взирая на Рассела. — Если верить молодой леди, нападение на нее в темноте было совершено тогда, когда я находился здесь.

— Конечно, — признал Рассел, — но тот, кто набросился на нее, не обязательно должен быть убийцей. Кто-то оказался там перед этим. Я полагаю, что слышал, как он уходил, и если вы были там, а из моих предположений следует, что были, то он, возможно, видел вас.

— И как же этот человек ушел?

— Через окно в спальне. Проход под этим окном ведет с улицы на вашу кухню.

— Для доставки продуктов.

— Его запирают по ночам?

— Конечно, — Кастанца остановился, так как подошел официант и что-то сказал ему. — Вы должны извинить меня, — бросил он холодно, — но мой обед подан.

— Еще одно, — Рассел дотронулся до его плеча, — с кем жила Лола Синклер после того, как Дарроу дал ей отставку?

— Отставку?

— После того как они порвали между собой.

— А почему вы не спросите у нее? Она сидит вон там, за фортепиано.

— Я уже спрашивал у нее. Теперь я спрашиваю у вас.

— У Лолы много друзей. Она многим нравится.

— Как часто с ней был Ал Фолли?

— Довольно часто.

— У Фолли трудное положение, — продолжал Рассел, — ему были нужны деньги, и я думаю, что они все еще ему нужны. Интересно, не встречались ли вы с ним сегодня утром?

Кастанца шевельнул плечом, чтобы освободиться от руки Рассела.

— Я же сказал вам, что был у генерального инспектора, — ответил он и отошел.

Рассел вернулся в свой отель в середине дня, обсудил с Педро стоимость своих разъездов, добавил сверх того еще доллар, за что был вознагражден «muchas gracias» и широкой улыбкой. Он сказал, что Педро в течение какого-то времени ему не понадобится, на что тот заметил:

— Может быть, позднее.

— Может быть.

— Спросите меня, — сказал Педро с улыбкой на загорелом, с индейскими чертами лице. — Думаю, я буду под рукой.

В холле Рассел сразу же направился к внутреннему телефону и позвонил в 306-й номер. Когда никто не ответил, он вышел из кабинки и пошел через дворик, внимательно осматривая один за другим все столики. Обогнув толстую бетонную колонну, он неожиданно наткнулся на Клер Тремен, сидевшую за столиком с двумя незнакомыми людьми.

Это были мужчина примерно его возраста, но более высокий и худой, с продолговатым лицом, в очках и с неуклюжими манерами, и симпатичного вида женщина в возрасте где-то около пятидесяти. Решив, что это, видимо, попутчики Клер по кораблю, о которых та говорила, и оказавшись слишком близко от них, чтобы повернуть назад, не показавшись невежливым, он улыбнулся девушке, поздоровался и без особого желания подошел ближе.

Реакция Клер была вполне доброжелательной, но едва ли с большим энтузиазмом она представила своих собеседников: миссис Симпсон и ее племянника, мистера Гарта. Мистер Гарт выпрямил свои шесть футов и несколько дюймов и поздоровался, затем Расселу предложили присесть. Он, заметив, что их обед практически закончен, сказал, что присядет только на минутку. Хотел поговорить с девушкой и понимал, что сейчас у него не будет никаких шансов, так как миссис Симпсон немедленно завладела его вниманием.

У нее было тонкое аристократическое лицо, ухоженное и достаточно привлекательное, хотя едва ли его можно было назвать красивым. В волосах хватало седины, но это даже шло ей; в живой энергичной манере она заверила, что надеялась встретиться с ним.

— Клер рассказала нам о вас и о том, что случилось вчера вечером. Полиция еще не выяснила, кто это сделал?

Рассел заверил, что не думает, что это уже удалось сделать, и миссис Симпсон повернулась к Клер.

— Нет, вы только представьте себе, — сказала она, — провести здесь всего день и сразу наткнуться на убийство. Это самая удивительная вещь, которую мне когда-либо приходилось слышать… Вам придется оставаться здесь до тех пор, пока убийство не будет раскрыто? — обратилась она к Расселу.

Тот ответил, что не знает, после этого она задала ему еще множество вопросов, и он обнаружил, что в состоянии отвечать на них не задумываясь. Все, что ему нужно было, — так это делать вид, что слушает, произносить «да» или «нет», а уже миссис Симпсон насыщала разговор энергией, интересом и большим количеством слов. В то же время он с облегчением заметил, что Клер не проявляет к нему открытой враждебности, и, улучив минутку, спросил, видела ли она Квесаду.

— Да, — кивнула она.

— Квесада? — с интересом переспросила миссис Симпсон.

— Это генеральный инспектор, — пояснил Рассел.

— Генеральный инспектор чего?

— Тайной полиции.

— В самом деле? — Она взглянула на девушку. — Он приходил сюда утром, чтобы встретиться с вами? О, мне хотелось бы с ним познакомиться. Как он выглядит?

Клер сделала попытку объяснить, а Рассел спросил:

— Что он сказал?

— Он задал несколько вопросов.

— О чем, моя дорогая? — спросила миссис Симпсон. — Он не подозревает вас, не так ли?

Но тут терпение Рассела кончилось, поэтому он отодвинул стул и встал. У него сложилось впечатление, что Клер не рассказала миссис Симпсон о покушении, совершенном в ее номере, и потому хотел уйти, чтобы не оказаться впутанным в это дело.

— Как жаль, что вы уходите, — сказала миссис Симпсон, — надеюсь, мы увидимся позднее, не так ли?

Рассел вежливо солгал, сказав, что он тоже на это надеется.

— Я позвоню вам, — сказал он, обращаясь к Клер. — Может быть, нам удастся искупаться.

— Собираются облака, — сказала она, посмотрев на небо. — Я предпочитаю купаться, когда светит солнце.

Не имея возможности что-то добавить, Рассел отошел и прогулялся вдоль закрытой части дворика, пока не нашел возле бара маленький столик, где он мог оказаться в относительном уединении. Он заказал сэндвичи и чай со льдом и машинально их проглотил, задумчивый несчастный человек, который понимал причину своего несчастья и был намерен при первой возможности что-то предпринять, чтобы изменить ситуацию.

Вернувшись несколько минут спустя в свой номер, он переоделся в шорты и свалился на кровать, все еще погруженный в размышления. Но сильная усталость взяла свое, довольно скоро он закрыл глаза и быстро уснул.

 

17

Расселу показалось, что задремал он всего на несколько минут, но когда открыл глаза и взглянул на часы, то обнаружил, что уже десять минут четвертого.

Сел, все еще находясь в состоянии полусна, почесал в затылке и обнаружил, что голова вспотела. Ему пришлось совершить усилие, чтобы сбросить оцепенение и подойти к балконной двери.

Взглянув на небо, он убедился, что Клер была права, говоря про облака. Однако все равно купание могло его освежить, если, конечно, хватит энергии добраться до бассейна. Ну а пока что полуголый мускулистый человек с растрепанными влажными бровями и мрачными искрами в синих глазах вернулся к дивану, закурил и прикинул другие возможности.

Первое решение было достаточно простым: он сделал все, что мог. Из всего, что он узнал, следовало, что Квесада в настоящее время полностью владеет ситуацией и в любом случае нет ничего, чем он, Рассел, мог бы ему помочь. Он задержался на этой мысли в течение примерно пяти секунд, пока не вспомнил, что Джордж Гиббс из «Панама Ситизен» собирался достать ему кое-какую информацию. Что следовало сделать, так это отправиться в город, найти Гиббса, выпить несколько кружек пива в «Бальбоа Гарден»; единственную трудность представляло время.

Это время дня было у Гиббса самым напряженным.

Но он мог отправиться в город и пошарить… «В поисках чего?» — задал он себе вопрос. И сам ответил: «Ну, ладно, может быть, что-нибудь произойдет в „Хеппи ленд“ или в Риальто».

Затея была пустая, и он это понимал, а потому снова взглянул на телефон и пришел к заключению, что только упрямство удерживает его, чтобы немедленно не сделать то, чего ему хотелось больше всего и что он должен был сделать давным давно.

Он хотел видеть Клер. Он хотел быть с ней, так как с ней чувствовал себя значительно лучше. Он хотел объяснить ей все про Лолу Синклер, и когда он сделает это, тогда снова все будет в порядке, так как Клер из тех девушек, которые могут честно принять честное объяснение. Именно так он сказал себе перед тем, как поднять трубку и попросить телефонистку соединить его с номером 306.

— Мне очень жаль, — сказала телефонистка, — но линия занята.

Рассел двинулся в ванную, мгновенно возникшее было разочарование рассеялось, когда он осознал, что, по крайней мере, девушка у себя в номере. Он почистил зубы, ополоснул лицо холодной водой и причесался. Когда он снова вернулся к телефону, номер 306 ответил.

— Привет, — сказал он, — как насчет искупаться?

— Мне очень жаль…

— Слишком облачно?

— Я должна ехать в город.

— О, — протянул Рассел, снова погрустнев. — Хорошо, а что вы скажете насчет того, чтобы вместе поужинать?

Она опять заколебалась.

— Я… я не знаю, как долго там пробуду. Лучше не стоит строить планы.

— Вы не будете возражать, если я позвоню позже, — Рассел почувствовал, как невольно в его словах появляется холод.

Она ответила: конечно, нет, не будет, и он повесил трубку. И неожиданно для себя самого выругался, так как понял, в чем заключается его главная беда. До этого момента он думал только о себе. Настолько сильно хотел быть с ней, что его поведение определялось той глупой чувствительностью, которая является характерной болезнью всех влюбленных мужчин. И в результате его собственные эгоистические интересы затенили единственный по-настоящему важный факт.

Кто-то пытался убить ее, и, несомненно, сделал бы это вчера ночью, не будь его рядом. Он обещал себе, что будет рядом с ней до тех пор, пока не убедится, что она в безопасности. Так как же он мог? Он знал, где она находится и куда направляется, тогда чего же он ждет?

— Будь внимательнее, парень, — сказал он вполголоса и быстро, но тщательно оделся, проверив перед тем, как выйти из номера, наличие денег и сигарет в карманах.

Джим был уверен, что с того момента, когда он повесил трубку, и до того, как вышел на тротуар перед отелем, прошло не больше трех минут. Невдалеке беседовали четверо водителей, одним из них был Педро, немедленно увидевший его и направившийся навстречу, оскалив в улыбке крупные зубы.

— Я же сказал, что я буду здесь, мистер Рассел, — объявил он. — И вот я здесь. Вам нужна моя машина?

Рассел подтвердил, и когда Педро подъехал к бровке тротуара, попросил подождать. Потом, мысленно скрестив пальцы в надежде, что вышел вовремя, он отступил в глубь внутреннего дворика, устремив взгляд на главный вход.

Клер Тремен появилась пару минут спустя. Она не видела Рассела, он мог наблюдать за ней, оставаясь незамеченным, и то, что он увидел, заставило его сердце биться чаще и ощутить приятный звон в ушах. Она была в хорошо сшитом желтом платье, на ногах легкие белые с бежевым туфельки, под мышкой белая сумочка. Волосы, выкрашенные в два цвета, изумительно светились, когда на них падал свет, а загорелые ножки изящно понесли ее вдоль тротуара.

Прежде чем она его заметила, Рассел подошел и коснулся ее руки. Зеленые глаза широко и удивленно раскрылись, но она не остановилась. Просто произнесла: «О…» — но теперь он уже шел в ногу с ней и провел ее оставшиеся до машины Педро несколько метров.

— Сюда, пожалуйста, если вы не возражаете, мисс Тремен.

Педро уже стоял, держа руку на распахнутой дверце, с одобрительной улыбкой на физиономии. Он поклонился.

— Педро, — сказал Рассел. — Это мисс Тремен. Она мой очень хороший друг, так что веди машину осторожнее.

— О да, — сказал Педро и закрыл дверь. — Да, мистер Рассел.

Он обошел машину и занял свое место за рулем. Когда машина тронулась и Рассел повернулся, чтобы взглянуть на девушку, приятный звон все еще стоял в ушах, на лице его сияла улыбка и чувствовал себя он очень хорошо.

— Вы действительно мой очень хороший друг, не так ли?

Теперь она взглянула на него. Что-то случилось с уголками ее рта, но глаза были по-прежнему широко открыты и насторожены, словно она не была уверена, хочется ей засмеяться или нет.

— Я тоже собирался в город, — сказал он. — Вот и подумал, что могу вас подвезти… Можно теперь я расскажу вам о Лоле?

Эта фраза все и решила. На ее лице появилась улыбка, дрогнули уголки рта, и раздался смех, мягкий и неожиданный.

— Да… я умираю от желания узнать все о Лоле, — сказала она. — Полагаю, я выглядела глупо сегодня утром.

— Нет, ничего подобного.

— Я была несколько удивлена, — продолжала она, не обращая внимания на его слова.

— Я тоже был удивлен.

— Должно быть, я выглядела ужасно смешно, — сказала она, все еще хохоча, — гордо выразив свое законное возмущение. Как это она сказала? «Заходите, дорогая. Я уже ухожу»?

Теперь уже они смеялись вдвоем, и Рассел сказал:

— Я подумал, что это вы.

— Что?

— Я имею в виду, когда она постучала.

— А она не позвонила вам перед этим или не известила каким-то другим способом?

— Нет. Я только встал, услышал стук, открыл дверь и увидел ее.

— Но что ей было нужно?

— У нее было определенное предложение, — сказал Рассел, и его смех оборвался, когда он стал рассказывать о происшедшем разговоре и о предложении, сделанном Лолой.

К тому времени, когда он закончил, уже никому из них не приходили в голову легкомысленные слова. Хорошее настроение было испорчено, девушка с печальным видом слушала его, а мысли их вернулись к смерти и убийству. Когда она поняла, что это все, то спросила, что бы это значило, и он ответил, что не знает.

— Но это похоже на шантаж, правда?

— Это будет выглядеть именно так, если я заплачу ей.

— Она должна что-то знать.

— Безусловно.

— Но не о том, кто убил Макса Дарроу.

— Я сомневаюсь в этом, — он немного помолчал, приводя в порядок свои мысли, а затем вернулся к одной из них, которая, в свете всего, что он знал теперь, показалась ему наиболее логичной. — Я могу предположить, что ее кто-то послал.

— Чтобы посмотреть, что вы ответите?

— Чтобы посмотреть, каковы шансы получить деньги.

— После этого вы что-нибудь слышали о ней?

— Я видел ее в «Перешейке», — сказал он, — разыскивал Кастанцу, а она там обедала. Я спросил, готова ли она совершить сделку, а она меня игнорировала. Она не захотела говорить на эту тему и вела себя так, словно хотела от меня отделаться.

— Есть у вас хоть какое-то представление, кто ее подослал?

— Это я могу только предполагать. Мне кажется — Ал Фолли.

Она протянула: «О-о», — и это прозвучало так странно, что он покосился на нее. Она смотрела вниз на свои руки, сидя совершенно неподвижно, на щеках появилась странная бледность. И наконец, все еще не двигаясь, она спросила: «Почему вы так думаете?»

— Потому, что мне в голову пришла мысль — сегодня утром я разговаривал с несколькими людьми, — что Фолли стал ее любовником после того, как она разошлась с Максом. Мне пришла в голову мысль, что Фолли нуждался в деньгах, — и все как-то сходится.

— Вы собираетесь рассказать инспектору? О Лоле.

— Скорее всего, — сказал Рассел, осознав, пока говорил, что существуют и другие вещи, о которых он должен рассказать Квесаде. — Куда вы направляетесь? — спросил он. И, когда она не ответила, добавил: — За покупками?

Она все еще рассматривала свои руки. Потом тряхнула головой, и локоны рассыпались по плечам.

— Нет, — сказала она едва слышно, — я хотела встретиться с мистером Фолли.

Он слышал ее достаточно отчетливо, каждый звук четко запечатлелся в его мозгу, но он не мог осознать смысл фразы. Придвинувшись ближе, уставился на нее.

— Фолли? — спросил он. — Фолли?

— Он позвонил мне перед вашим звонком и сказал, что должен встретиться со мной. Сказал, что не может говорить по телефону и не может уйти из дома, так как ждет звонка. Он говорил, что это очень важно и займет не больше нескольких минут.

— Фолли, — повторил Рассел, и теперь его недоверие уступило место гневу, в основе которого был страх. — Вы собирались встретиться с ним именно потому, что он просил вас об этом?

— Он сказал, что это важно, и я подумала…

— Вы забыли о том, что случилось в вашем номере вчера ночью?

— Конечно, нет.

— Мне кажется, что вы не слишком осторожны, — бросил он, все еще не избавившись от раздражения.

— Конечно, я не очень осторожна, — довольно уверенно заявила она, — но никто не попытается повторить что-то подобное при ярком свете дня.

— Но в квартире Фолли может не оказаться яркого дневного света, — он перевел дыхание и понизил голос. — Я только что сказал вам, что думаю — Лолу послал Фолли. Значит, он многое знает. Возможно, он один из тех, кто…

— Но я же этого не знала, когда он звонил.

Да, Рассел знал, что это правда, и его гнев неожиданно улетучился. Он наклонился вперед, чтобы сказать Педро адрес. Затем откинулся назад и нашел руку Клер.

— Простите меня, — сказал он, — я не хотел на вас набрасываться.

Она заверила, что все в порядке, и добавила, что если б знала, что Рассел думает о Фолли, если бы знала о Лоле, то ни за что не согласилась бы встретиться с Фолли.

— Конечно, — кивнул он.

— Не знаю, почему я вообще сказала, что приду, — добавила она, возвращаясь к первоначальной мысли и пытаясь понять, почему ее действия вызвали раздражение, — сейчас это выглядит глупо, но он был так настойчив…

— Может быть, на самом деле окажется, что это не такая плохая мысль, — сказал Рассел. — Мы вместе встретимся с мистером Фолли.

— Вы думаете, нам стоит это сделать?

— А почему бы нет? У него есть для вас какая-то важная информация. — Он улыбнулся, чтобы продемонстрировать свою уверенность, которой на самом деле вовсе не испытывал. — А я приеду как ваш поверенный.

После этого она замолчала, и несколько минут спустя Педро притормозил машину возле дома Фолли, как он уже делал это сегодня утром. Они перешли улицу, и Рассел взял ее под руку, когда они проходили через холл и поднимались в полутьме по лестнице. Теперь не было необходимости разглядывать карточку на двери, и он постучал точно так же, как сделал это прежде, и снова постучал перед тем, как подергать дверную ручку. Как и прежде, дверь открылась и он шагнул вперед.

— Есть кто-нибудь дома?.. Эй, Фолли!

Не услышав ответа, он сделал еще шаг, совершенно не думая о том, что здесь что-то не так. Фолли звонил Клер. Дверь была открыта, поэтому Фолли должен быть здесь. Он снова позвал и в тот момент, когда он уже был готов сделать следующий шаг, внезапно остановился, так как его охватило непонятное нервное напряжение.

Дело в том, что в этот момент его взгляд скользнул от беспорядочно заваленного стола к пространству за ним. В свете, падавшем из окон и несколько ослаблявшем тьму в комнате, он сначала увидел одетые в брюки ноги, потом стоптанные башмаки. Он сделал шаг в сторону и тогда увидел остальную часть тела, скорченного и неподвижно застывшего за опрокинутым стулом.

В первое мгновение он забыл о девушке и поспешил вперед, дыхание у него перехватило, и он почувствовал ужасную пустоту внутри. Потом он оказался у дальнего конца стола и увидел Фолли; тот лежал навзничь, голова была слегка повернута в сторону. Если бы не какая-то странная и неестественная безвольность, охватившая неподвижное тело, можно было подумать, что Фолли просто спит. Взгляд Рассела скользнул от брюк к спортивной рубашке. Только взглянув на кудрявую белокурую голову, он заметил темную струйку за ухом.

Теперь с нарастающим ужасом он понял, почему Фолли не отвечал; даже не наклоняясь ближе, он отчетливо осознал, что Фолли уже никогда и никому не ответит.

Какой-то звук за его спиной напомнил о девушке, и он шагнул назад, стараясь подавить нарастающую тошноту и привести свои мысли в порядок. Едва переступив порог, она остановилась, дверь позади оставалась открытой. Избегая ее взгляда, он прошел мимо, чтобы закрыть дверь, услышал, как она спросила: «Что случилось»? — быстро провел ее к двери на балкон и попросил оставаться там.

Вернувшись к столу, Джим опустился на колени возле тела. Рука, которую он поднял, чтобы проверить признаки пульса, которого, конечно, не оказалось, была безвольной и теплой, и его мысли вернулись к событиям вчерашнего вечера, когда он точно так же держал другую безжизненную руку, казавшуюся такой же теплой, как и его собственная. Окружающая обстановка была иной, но картина той же самой, если не считать того, что у Макса Дарроу в крови была испачкана рубашка. Здесь же была только небольшая влажная струйка в белокурых волосах, и теперь Рассел, даже не отдавая себе в этом отчета, начал оглядываться вокруг в поисках оружия.

Именно в этот момент он услышал короткий металлический звук, нарушивший тишину, но подумал, что это Клер, и не обратил на него внимания. И только услышав второй звук, он поднял голову, и даже тогда, в первый момент, он не поверил своим глазам и решил, что он, должно быть, сошел с ума и ему начинает мерещиться.

Возможно ли, чтобы картина убийства была так тщательно повторена, что, когда он опустился на колено возле трупа, он должен был услышать тот же набор звуков, который слышал накануне вечером?

И, задавая себе эти вопросы, он знал — ответ будет отрицательным.

Щелчок, который он услышал вчера вечером, был результатом открывания или закрывания металлической решетки на окне спальни в квартире Дарроу, и он знал, что это сделал Ал Фолли, когда уходил через это окно и спрыгнул на землю. Здесь же звук был громче, более солидным и напоминал звук захлопнувшейся двери, но не в комнате, а где-то снаружи. Чтобы убедиться в этом, он повернулся к девушке.

— Это вы?

Она покачала головой, ее глаза казались огромными на побелевшем лице.

— Нет, — прошептала она, — но я слышала… Это мистер Фолли, да? Он мертв. Так же как Дарроу?

Рассел вскочил на ноги, его взгляд был устремлен на дверь, ведущую в другую комнату. Когда он направился к ней, то услышал, как Клер сказала: «Нет… пожалуйста!» — но продолжал двигаться, ощущая в черепе острое покалывание нервных окончаний, но даже не думая остановиться, пока не достиг дверной коробки и не нащупал выключатель.

Большая квадратная спальня была пуста, и, осмотрев комнату, он не обнаружил каких-либо следов борьбы или даже простого обыска. Постель была застелена, ящики шкафа на месте, стол в полном порядке. Ванная комната, находившаяся рядом, была плохо освещена, в ней царил беспорядок, и он не мешкая пересек ее и подошел к узкой прихожей, которая вела на кухню и к обеденной нише, окна которой выходили на задний балкон.

В двери торчал ключ, но замок не был заперт, и, прежде чем взяться за ручку двери, он обернул руку платком. Открыл дверь, затем закрыл ее так тихо, как только мог, и снова открыл, прислушиваясь к возникающим звукам. Когда он вышел на балкон, то увидел крутую лестницу, ведущую на маленький закрытый дворик с воротами, распахнутыми настежь и выходящими в соседний переулок. Ему показалось, что звук исходил именно от этой двери, и, стоя на балконе, он услышал звук стартера автомобиля где-то в переулке, а затем в отдалении звук отъезжающего автобуса или грузовика. Переулок теперь был пуст, но он снова почувствовал страх, не за себя, а за Клер.

Джим замер неподвижно в этом влажном воздухе, его мысли беспорядочно метались, по спине у него еще полз холодок, в желудке он ощущал неприятную пустоту. Вчера вечером кто-то украл ее ключ и поджидал в темноте ее комнаты с пистолетом в руках. Теперь складывалось впечатление, что кто-то поджидал ее здесь и оставил переднюю дверь незапертой. Это был не Фолли, а кто-то другой, рисковавший остаться здесь после того, как было совершено убийство, чтобы использовать еще один шанс добраться до нее.

Возможно, Фолли действительно ей звонил, значит, убийца пришел сюда, чтобы следить за Фолли, и был удивлен их появлением. Казалось более вероятным, что этот человек ждал здесь с какой-то целью; если это так, то можно было предположить, что Фолли был вынужден позвонить и разговаривал под дулом пистолета, хотя звонить мог и не Фолли, — ведь Клер не знала его голоса.

На эти размышления ему понадобилось не больше двух-трех секунд, и, несмотря на все его страхи и удивление, один факт выделялся среди остальных. Обдумывая это и возвращаясь в комнату с балкона, он поблагодарил судьбу за тот порыв, который толкнул его дождаться Клер возле отеля. Счастье, совпадение или что-то другое, что руководит действиями человека в странных ситуациях, вновь сработало и привело его сюда вместе с ней.

Как он был благодарен этому!

 

18

Клер Тремен все еще неподвижно стояла возле окна. Джим спросил, не хочет ли она присесть, и, не дожидаясь ответа, отвел ее к кушетке у стены. Она без всякого протеста села, но когда он снова опустился на колени возле тела Фолли, заговорила:

— Нам нужно вызвать полицию?

— Да, конечно, — ответил Рассел, одновременно подумав, что нужно позвонить Джорджу Гиббсу и выяснить, что тому удалось узнать в местных банках.

Он понимал, что не должен трогать тело до прибытия полиции, и поэтому был очень осторожен в своих исследованиях. Какие-то смутно формирующиеся в его сознании мысли подсказывали, что он должен делать, и он прежде всего осмотрел карманы спортивной рубашки и нашел в одном из них пачку сигарет, а в другом — удостоверение Фолли, небольшой, похожий на паспорт документ, который выдавался всем гражданам Панамы, а также всем иностранцам, прожившим в стране определенное время.

В одном кармане брюк было немного мелочи, в другом — ключи. Так как они ничего не говорили Расселу, он положил их обратно и просунул руку под тело, чтобы вытащить бумажник из заднего кармана. Там оказалось несколько долларов, водительские права, какие-то визитные карточки и, наконец, клочок бумаги, привлекший его внимание. На нем были какие-то карандашные заметки: «R-22-9-1, L-14-3-3». Внимательно их изучив, Рассел предположил, что это может оказаться комбинацией от сейфа Дарроу.

Убедившись, что в бумажнике больше ничего нет, вернул листок и визитные карточки на место и засунул бумажник в задний карман. Он все еще стоял на коленях возле тела, когда тишину нарушил неожиданный стук в дверь.

Пораженный, с мгновенно напрягшимися мускулами, он вскочил на ноги и, прижав палец к губам, знаком приказал Клер молчать. Она тоже встала и, увлекаемая им, на цыпочках прошла в спальню. Едва успев выключить свет, они услышали, как открылась дверь.

Рассел не мог увидеть вошедшего, но тут же узнал донесшийся голос.

— Ал! — позвала Лола Синклер. — Где ты, дорогой?

Дверь закрылась. Наступило мгновение тишины. Затем раздался отчаянный крик, долгий крик ужаса… Что-то упало. Когда Рассел вышел из-за двери, Лола стояла на коленях возле тела, трясла Фолли за плечо и выкрикивала его имя.

Вместе с Расселом вышла и Клер и остановилась на шаг позади него. Спина Лолы, обнаженная почти до пояса в легком летнем платье, сгорбилась, плечи опустились. Белокурые волосы упали вперед и почти закрыли лицо.

Когда Рассел коснулся ее плеча, Лола вскрикнула от неожиданности и испуга и как краб — боком — отползла в сторону. Лишь когда он позвал ее по имени, подняла голову и откинула волосы назад, уставившись широко раскрытыми невидящими глазами.

— Вы не могли этого сделать, — простонала она.

— Нет… Послушайте!

Рассел, не будучи даже уверен, что она его узнала, снова взял ее за плечо и потряс.

— Успокойтесь, — жестко бросил он, считая, что в данном случае резкость может оказаться более действенной, чем сочувствие. — Если мы хотим найти того, кто это сделал, вы должны нам помочь.

— Но ведь с ним все было в порядке. Всего несколько минут назад с ним все было в порядке.

— Тоща расскажите об этом… Давайте!

Он поднял ее на ноги и поддержал, потом с помощью Клер подвел к стулу. Лола снова закрыла лицо руками, раскачиваясь взад и вперед. Не пытаясь ее успокоить, Рассел отправился на поиски спиртного, нашел бутылку в кухонном шкафчике и налил ей виски.

— Выпейте, — велел он.

Лола покосилась на него.

— Я не хочу.

— Выпейте! — сказал он резко и подождал, пока она не подчинилась. — Теперь все в порядке, — он склонился к ней. — А теперь, что вы имели в виду, говоря, что несколько минут назад с ним все было в порядке?

— Я говорила с ним по телефону, — прошептала она, глядя прямо перед собой совершенно окаменевшим взглядом.

— Когда?

— Полчаса назад. Ну, не больше чем сорок пять минут…

— И что он сказал?

— Он спросил, смогу ли я прийти.

— Нет у вас каких-нибудь догадок, кто это мог сделать?

— Нет.

— Но он знал, кто убил Дарроу.

Она смотрела на него отсутствующим взглядом, и тут Джим тряхнул ее, ненавидя самого себя за жестокость, но понимая, что должен узнать все, что сможет, пока женщина находится в состоянии шока.

— Так он знал?

— Я… я не знаю.

— Нет, вы что-то знаете. Он прислал вас сегодня утром ко мне в номер, разве не так? Кого еще он пытался шантажировать?

— Я сказала вам, что не знаю.

Рассел перевел дыхание и стал заново обдумывать возникшую проблему. Он перебирал все наличные возможности, стараясь сформулировать их как можно проще, буквально как в учебнике. Фолли не убивал Дарроу; теперь это становилось все более очевидным. Однако Фолли был там, иначе он не смог бы узнать, кто замешан в этом деле. Скорее всего, Фолли был там в тот момент, когда Рассел обнаружил тело, видимо, он обыскивал комнату, когда Клер постучала в дверь. Но Фолли не было в «Перешейке»; следовательно, он попал в квартиру каким-то иным способом.

— Вы были приятельницей Дарроу, — сказал он. — У вас был ключ от квартиры?

— Макс дал мне ключ. И я его не вернула. Он никогда и не требовал этого.

— Вы отдали его Фолли… Так?

— Да.

— Почему?

— Потому, что он просил меня об этом. Вчера.

— А кроме того, вы знали комбинацию сейфа, верно? — требовательно спросил он, развивая свои предположения.

Ответа не последовало.

— Комбинация была записана на клочке бумаги, лежавшем у него в бумажнике, — продолжал Джим. — Откуда он бы получил ее, если не от вас? А как вы ее заполучили?

— Я обычно наблюдала за Максом, — сказала она. — Это было похоже на игру. Сначала я узнала один номер, потом другой. Мне понадобилось на это довольно много времени… Но я никогда не пользовалась ею, — пыталась она оправдаться. — Я никогда не думала об этом до тех пор, пока…

Лола запнулась, и тут Клер коснулась руки Рассела. Он увидел, что глаза у нее влажные и озабоченные. Она показала на Лолу.

— Ты считаешь, обязательно это делать сейчас, Джим? — мягко спросила она. — Может быть, стоит подождать?

Рассел постарался уклониться от ее взгляда и покачал головой.

— Послушайте, Лола, — сказал он. — Сейчас уже поздно лгать. Если вы хотите помочь, скажите правду. Вы собирались уехать вместе с Фолли после того, как он обчистит сейф?

— У меня никогда не было таких денег, чтобы уехать отсюда одной, — сказала Лола. — Я не могла ничего скопить. Во-первых, я думала, что Макс… — Она прервала фразу, всхлипнула и попыталась начать снова. — Но Макс обманул Ала, точно так же, как он обманывал меня и всех остальных. Когда Ал обнаружил, что Макс собирается сбежать, то испугался, что не сможет получить свою долю от продажи самолета.

— Того самолета, который они продали на Кубу?

— Да.

Рассел не расспрашивал о деталях, из того, что он слышал прежде, сделка представлялась ему достаточно ясной. Однако что случилось с деньгами, которые каким-то образом должны были быть выплачены?

— Ал не получил на Кубе денег?

— Нет. Деньги были переданы кому-то здесь. Какому-то адвокату.

— Как его зовут? — спросил Рассел с новым интересом.

— Я не знаю фамилии. Макс называл его Хосе.

«Хосе… — подумал Рассел и добавил недостающую фамилию: — Ибарра».

Вслух же он сказал:

— Предполагалось, что деньги будут выплачены после того, как придет подтверждение о завершении сделки.

— Да. И вчера, когда Ал пришел за своей долей, Макс сказал, что он пока не слышал от этого адвоката ни слова… Ал утверждал, что это просто отговорка, и заявил, что единственный шанс для нас состоит в том, чтобы открыть сейф и взять то, что причитается ему. Тогда я и назвала комбинацию, которая открывает сейф, и…

— И он отправился туда вчера вечером, — прервал ее Рассел. — Но я не думаю, что ему пригодился шифр замка. Скорее всего, к тому времени сейф уже был взломан, так что он стал искать в других местах. Видимо, он занимался этим в тот момент, когда в дверь кабинета постучала Клер, не имея возможности уйти, Ал выключил свет и открыл дверь, не зная, кто стоит за ней, но готовый ко всему. Он сдернул покрывало с кровати в спальне и встал за дверью. Будь там мужчина, он, видимо, ударил бы его, чтоб оглушить, но раз вошла Клер, все оказалось очень просто.

Он перевел дыхание и продолжил:

— Он продолжил поиск, но не нашел ни изумрудов, ни наличных, ни чего-то еще, чем мог бы воспользоваться, хотя бы тех шесть тысяч долларов, которые позднее нашел Квесада. Видимо, он продолжал поиски в тот момент, когда раздались выстрелы, а затем пришел я. И вот сегодня ему пришла в голову мысль, как вернуть свои деньги. Ведь он либо так и не получил долю от продажи самолета, либо, весьма возможно, человек в затемненных очках отобрал ее у него сегодня утром… Но в связи с тем, что он знал что-то об убийстве, появился другой шанс заполучить кое-какую сумму.

Он выпрямился, когда Лола вновь опустила голову, и он лишился надежды на дальнейшую информацию. Обернувшись и увидев телефон, поднял телефонную трубку, и счастье, отнюдь его не баловавшее, наконец-то улыбнулось: он не только поймал Джорджа Гиббса в редакции «Панама Ситизен», но и получил от него сведения, о которых просил.

— Только помните, — сказал Гиббс, — что я вам говорил насчет конфиденциальности. Я обещал моему другу в банке, что эти сведения никогда не будут увязаны с ним, и то не будь он мне обязан за прошлые услуги, я ее не получил бы. Сошлетесь на меня — я буду все отрицать.

— Ладно, ладно.

— Деньги были сняты дважды…

— Дважды?

— Да, но одним и тем же человеком. Две тысячи — с текущего счета, что почти полностью очистило его, и три тысячи — со сберегательного вклада…

Рассел продолжал слушать, быстро расставляя в уме по местам все факты, о которых помнил.

— Пять тысяч пятидесятидолларовыми банкнотами? — спросил он наконец. — Очень хорошо. Теперь у меня есть кое-что для вас, Джордж.

Он коротко рассказал об Але Фолли и о том, что произошло.

— Свяжитесь с Квесадой, — сказал он, прежде чем Гиббс успел его перебить. — Возможно, он позволит вам приехать сюда вместе с ним. А у меня есть одна идея, и время может оказаться слишком важным фактором. Скажите Квесаде, что я свяжусь с ним, как только смогу.

Он быстро повесил трубку — времени для объяснений не было. Минуту спустя он уже говорил с барменом из «Перешейка», который сообщил, что Кастанцы в ресторане нет.

— Давно он уехал?.. С полчаса? Хорошо, спасибо.

Положив трубку, он заметил, что Лола наблюдает за ним глазами пустыми и безжизненными. Теперь он знал, что должен делать, и потому он прежде всего подошел к задней двери и запер ее. Потом проверил цепочку на передней двери, объяснил Лоле, что вскоре здесь будет полиция, и попросил пересказать все, что здесь произошло.

— Только помните, — сказал он, — Ала Фолли убили за то, что он знал. Вы были его подругой. Если убийца решит, что Фолли мог рассказать вам лишнее, вы можете стать следующей жертвой.

— Джим! — воскликнула Клер, голос ее дрожал от негодования.

— Ничего не поделаешь, это правда… Накиньте эту цепочку, когда мы уйдем, — сказал он Лоле. — Убедитесь наверняка, что прибыла полиция, прежде чем откроете дверь.

— Я могу подождать вместе с ней, — сказала Клер.

— С ней все будет в порядке.

— Но…

Он прервал ее, так как в его мозгу страх все еще соседствовал с обескураживающе ясной мыслью: тот, кто убил совсем недавно Ала Фолли, все еще оставался на свободе с оружием в руках, а значит, ему нельзя оставлять Клер. Но не сказал ей этого, а просто попросил:

— Я хочу, чтобы вы пошли со мной, пожалуйста.

Клер еще несколько секунд поколебалась, обеспокоенно глядя на Лолу. Затем, как бы поняв настойчивость его невысказанной просьбы, без дальнейших пререканий шагнула вперед.

 

19

Остановившись у конторы Хосе Ибарра, Джим Рассел совершил ошибку, которая могла иметь серьезные последствия. Прекрасно понимая, что время может оказаться в этом деле решающим фактором, остановился он для того, чтобы еще раз повидаться с адвокатом, контора которого находилась всего лишь в нескольких кварталах, и сделать еще одну попытку понять, что же случилось с деньгами, выплаченными за Си-46.

На улице нотариусов движение было оживленным, но тротуар практически пуст, когда Педро остановил машину напротив входа в серое каменное здание. Открыв дверцу, Джим долго нерешительно смотрел на Клер Тремен, потом, не доверяя больше никому кроме себя, заставил ее выйти из машины, сказав только, что лучше ей пойти вместе с ним. Она не стала протестовать, а только спросила куда.

— Встретиться с адвокатом, — сказал Рассел. — С человеком по имени Хосе Ибарра. — Обращаясь к Педро, он добавил: — Мы только на пару минут.

Когда Рассел открыл дверь, приемная в конторе Ибарры оказалась пустой. Пишущая машинка была закрыта, девушка явно ушла домой, поэтому Рассел прошел к другой двери, постучал, подождал пять секунд, затем постучал снова. Потом открыл дверь, шагнул внутрь и осмотрелся, прежде чем позволить войти Клер.

Ибарра неподвижно сидел за своим письменным столом, и лишь глаза его пристально изучали вошедших. Он, как и прежде, был в рубашке с длинным рукавом, но сейчас почему-то уже не выглядел столь вежливым и изысканным. Сжав руки, он оперся на локти и не сделал ни малейшего движения при приближении Рассела. Жидкие черные волосы, так тщательно расчесанные утром, сейчас были взлохмачены, и, подойдя поближе, Рассел заметил капельки пота на смуглом лице адвоката.

Рассел не намеревался терять время и потому без всяких предисловий объяснил, что произошло с Фолли, при этом его глаза внимательно наблюдали за возможной реакцией. Однако лицо Ибарры оставалось коричневой маской, на которой поблескивали только глаза, и когда Рассел закончил рассказ, адвокат лишь пошевелился и прочистил горло.

— И почему, — спросил он, — вы пришли ко мне?

— Мне хотелось бы знать, что случилось с деньгами — или векселем? — которые были уплачены за самолет, доставленный Фолли на Кубу.

— У меня их нет.

— Вы были адвокатом Дарроу.

— Только по некоторым вопросам.

— В этой сделке, по словам Фолли, — сказал Рассел, решив чуть приоткрыть правду, — деньги были выплачены вам с тем, чтобы вы их передали после подтверждения доставки.

— У меня нет ни денег, — сказал Ибарра, — ни векселя.

Взгляд его продолжал оставаться твердым, и вел он себя, скорее, как оскорбленный, а не как оправдывающийся. Пот все еще блестел у него на лбу, но если не считать этого, в остальном он продолжал сидеть так же солидно и неподвижно. Рассел ждал, а время уходило. В конце концов, когда нетерпение и возмущение заставили его что-то делать, и он уже не смог больше сдерживаться, Джим шагнул вперед и протянул руку к телефонной трубке.

— Хорошо, — сказал он, — если вы не хотите сказать этого мне, то скажете полиции.

Он поднял трубку, не зная номера, по которому нужно звонить, но надеясь, что телефонистка его поймет, не сводя глаз с Ибарры и еще надеясь, что тот его остановит. И в то же мгновение он услышал сдавленный вскрик Клер. Прежде чем он успел обернуться, новый голос сказал:

— Подождите минутку, пожалуйста!

Рассел повернулся, все еще держа в руках телефонную трубку. Дверь, расположенная напротив двери в приемную, была распахнута. Он видел ее, когда вошел, но решил, что та ведет в соседний кабинет. Теперь же он понял, почему на лбу Ибарры были капельки пота.

Потому что в открывшейся двери стоял, чуть шагнув вперед, человек в затемненных очках. А рядом с ним — его квадратный спутник с деревянным лицом, держа наготове уже знакомый короткоствольный револьвер.

Человек в очках остановился, чтобы закрыть дверь. Он сказал что-то своему спутнику по-испански, Рассел уловил только имя Марио, тот отошел к двери в приемную и прислонился к ней, скрестив руки, но держа револьвер наготове.

— Телефон вам не понадобится.

Рассел медленно перевел дыхание и взглянул на Клер. Она внимательно наблюдала за человеком в очках, губы ее были полуоткрыты, зеленые глаза выражали изумление, но не страх.

— Меня зовут Чавес, — представился человек в очках. — Мы обсуждали некоторые деловые вопросы с синьором Ибарра, когда услышали стук в дверь и сочли за лучшее переждать.

— Последние пару дней у вас довольно много работы, — заметил Рассел.

— К сожалению, да.

— Вы взломали сейф Дарроу, обыскали меня и мой номер, пристрелили Ала Фолли после того, как обыскали его квартиру. И наконец, добрались до Ибарры, не так ли?

— Понадобилось довольно много времени, чтобы собрать всю нужную информацию, — сказал Чавес вежливо и спокойно, — но я могу заверить, что синьор Ибарра говорил правду.

— Когда?

— Именно сейчас. У него нет векселя. — Он вынул из кармана сложенный желтый чек. — Как вы видите, сейчас он у меня. — Он немного поколебался и, закусив губу, взглянул на своего спутника. — Через несколько минут мы больше не будем досаждать вам своим присутствием.

— Вы слышали, что я сказал про Ала Фолли?

— Частично, — он пожал плечами. — Очень жаль, что это произошло.

— Вы ничего не знаете об этом?

— Нет.

— Вы не убивали его именно потому, что он продал самолет, который вез ваш груз, — сказал Рассел с долей сарказма, опираясь на то, что сказал Квесада утром в квартире Фолли.

Чавес взглянул на часы.

— У меня мало времени, — пояснил он, — но, пожалуй, мне не понадобится его слишком много, чтобы просветить вас. Так что я лучше расскажу… Мой друг и я, — сказал он, указывая на Марио, — редко имеем дело с убийствами. Дарроу и Фолли раньше доставляли нам грузы. В этот раз они должны были доставить груз…

— Оружия, — подсказал Рассел, — или вы называете это сельскохозяйственными машинами?

— Назовем это оборудованием.

— Из Техаса.

Чавес не стал обращать внимания на этот мелкий укол. Он оставался по-прежнему терпеливым и вежливым.

— Из точки, которая находилась в пределах вашей страны, в Панаму, — сказал он. — Самолет вылетел в понедельник, чтобы забрать оборудование рано утром во вторник. Мы получили подтверждение, что все было сделано.

— Вчера вечером вы приходили в «Перешеек», чтобы поговорить с Дарроу.

— Совершенно верно. Поскольку мы не получили подтверждения, что груз доставлен на место. Когда мы выразили Дарроу наше беспокойство по поводу задержки, он объяснил, что могла произойти какая-нибудь мелкая поломка или незапланированная посадка. Мы согласились с объяснением, но потом узнали, что пилот — сеньор Фолли — вернулся во вторник вечером. Мы задали кое-какие вопросы и выяснили, что Фолли побывал на Кубе и вернулся оттуда без самолета.

Он поднял руку и улыбнулся.

— Я знаю, что на Кубе есть группа, которой очень хотелось бы купить наше оборудование. Я даже понимаю, почему они хотят это сделать. Многие люди не удовлетворены, так же как и мы, тем путем, который выбрала их страна, и хотели бы перемен. Даже такой самолет, какой был у Дарроу, мог представлять определенную ценность, хотя я не уверен в деталях.

— Ваше оборудование исчезло, — сказал Рассел, — и вы не могли обратиться в полицию, так как это была контрабанда.

— Совершенно верно.

— Таким образом, в среду вы отправились к Дарроу за объяснениями. И что он вам сказал?

— Он сказал, что ничего не знает. Он согласился с тем, что самолет был продан, но настаивал, что груз предварительно должен был быть доставлен в намеченное место. Мы не поверили этому, но Дарроу был достаточно смелым человеком, и нам показалось неразумным прибегать к угрозам. Как видите, мы попали в довольно трудную ситуацию, — добавил он. — Мы потеряли наше оборудование и выплаченные за него деньги. При получении новой партии могли возникнуть определенные трудности, но с ними можно было справиться. Иначе обстояло дело с деньгами. Мы знали, что на Кубе никакая сделка не оплачивается вперед, что деньги всегда направляются третьему лицу. Но так как мы не знали, кто это третье лицо, то решили выяснить, нет ли у Дарроу чего-либо сравнимого по стоимости с этой суммой.

— Вроде изумрудов.

— Мы слышали о них.

— Поэтому, когда я вышел из квартиры, а вы знали, что Дарроу там нет, вы взломали его сейф. Обнаружив, что там нет ни камней, ни векселя, вы отправились в отель.

— Я думаю, что я уже объяснил, — сказал Чавес, — мы не особенно надеялись, но существовала какая-то возможность: ведь мы знали, что вы встречались с Дарроу, поэтому должны были проверить.

— Вы знаете, где были изумруды? — спросил Рассел.

— Нет.

— Хорошо, — сказал он, понимая, что любые дальнейшие объяснения будут простой тратой времени. — Поэтому сегодня утром вы отправились к Фолли, все еще надеясь найти либо вексель, либо деньги. Теперь вы нашли их. Сколько там оказалось?

— Тридцать шесть тысяч долларов, — сказал Чавес. — Девятнадцать тысяч за наше ору… оборудование, остальное, я полагаю, за самолет.

Рассел взглянул на Ибарру, так как его внимание привлекла другая мысль. Адвокат шевельнулся, откинулся на спинку кресла, но продолжал сидеть неподвижно.

— Как получилось, что вы не заплатили Дарроу? — спросил Рассел.

— Возникла задержка с подтверждением, — ответил Ибарра.

— Фолли доставил самолет во вторник.

— Телеграмма пришла только в среду.

— И Макс поверил этому?

— Ему пришлось поверить, ведь это была правда.

— А когда именно в среду пришла телеграмма?

— После того как я вернулся с обеда. Было уже слишком поздно идти в банк.

— Вексель был на ваше имя?

Ибарра откашлялся и воспользовался этим, чтобы взглянуть на Чавеса, прежде чем ответить. Он даже глянул искоса на Марио, но тот все еще держал револьвер, не спуская с них глаз.

— Я хотел бы заявить, — продолжал он, проигнорировав вопрос Рассела, — что не имею никакого отношения ни к самолету, ни к его грузу. На прошлой неделе сюда позвонил один джентльмен с Кубы, с которым я раньше имел дело. У него с собой был этот вексель на тридцать шесть тысяч долларов. Он объяснил, что компания, которую он представляет, хотела бы купить принадлежащий Дарроу и Фолли самолет. Он попросил, чтобы я держал вексель до тех пор, пока он не сообщит, что сделка состоялась. После этого я должен буду перевести его в наличные и выплатить соответствующую сумму Дарроу с учетом моих комиссионных.

— И я полагаю, — сказал Рассел, — когда Дарроу оказался вне игры, вы решили придержать вексель, пока вам не удастся превратить его в наличные для себя. Или вы собирались поделиться с Фолли?

Ибарра сжал губы, но промолчал, тогда Рассел повернулся к Чавесу.

— А какой смысл имеет этот вексель для вас?

— У меня он будет в большей сохранности, — сказал Чавес, — немного позже мы вернемся домой, — он глянул на часы, — я и Марио. Сеньор Ибарра знает, как с нами связаться. Когда он придет к нам с девятнадцатью тысячами долларов наличными, чтобы компенсировать наши потери, я буду рад вернуть ему этот вексель… А теперь, — его тон неожиданно стал деловым, — боюсь, что мне придется попросить вас помочь мне.

— Помочь вам? — спросил Рассел. — В чем?

Чавес снова взглянул на часы.

— Через два часа вылетает наш самолет, но до того времени, — он глянул по очереди на Рассела, девушку и Ибарру, — вы представляете для нас некоторую проблему. Если сейчас отпустить вас, вы сообщите обо всем в полицию и помешаете нашему отъезду.

Он сделал паузу, нахмурился.

— Проще всего было бы запереть вас где-то, будь подходящее место. Но такого я не знаю. И потому думаю, что лучше всего будет нам прокатиться.

Рассел не мог понять, что он имеет в виду.

— О чем вы говорите?

— Я хорошо знаком с этими местами, — пояснил Чавес. — В нашем автомобиле хватит места для всех. Приходилось ли вам путешествовать по стране?

— Нет.

— Это просто удивительно, насколько она очаровательна, когда вы видите ее с близкого расстояния, если, конечно, знаете, куда ехать. Мы доставим вас в определенное место, — продолжал он, — и оставим там, а сами поедем в аэропорт. Никакой опасности для вас не будет, но понадобится некоторое время, чтобы пешком добраться до телефона. Мне очень жаль, что придется причинить некоторые неудобства этой прелестной девушке, но я не вижу другого способа и, как я уже сказал, она будет вне всякой опасности… Не хотите ли взять свой пиджак, синьор Ибарра?

Адвокат встал, надел пиджак. Чавес сказал:

— Теперь мы должны идти. Я пойду первым. Вы все последуете за мной, но не слишком близко. Марио присмотрит за вами сзади. Если вы будете вести себя разумно, не возникнет надобности причинять кому-либо неприятности. Но я должен предупредить, что Марио умеет обращаться с оружием. И если он воспользуется им, то будет плохо.

Потом он бросил что-то по-испански, что прозвучало как серия быстрых команд. Марио буркнул: «Si» — и шагнул в сторону от двери. Револьвер он сунул в карман, продолжая сжимать его в руке, ствол угрожающе оттопыривал пиджак.

— Марио все понимает, — сказал Чавес, — пошли.

Он шагнул к двери и взялся за ручку. Ибарра двинулся за ним, а Рассел взял Клер под руку, с горечью думая о том грубом промахе, который привел его сюда.

Он понимал трудности, возникшие перед Чавесом. Он поверил этому человеку, когда тот сказал, что они будут вне опасности, если правильно себя поведут. Чавес намеревался покинуть страну, у него был план, как это сделать, и Расселу не на что было обижаться. Что его возмущало, так это его собственное дурацкое решение вообще прийти сюда, хотя он понимал, что время — решающий фактор в раскрытии двух убийств.

У него была догадка о том, кто это сделал. Догадка все еще выглядела реальной, но через два часа доказательство, которое могло бы подкрепить ее, могло быть утрачено. Вместо того чтобы сосредоточиться на главном, вместо того чтобы преследовать основную цель, он остановился здесь, просто потому, что это было по пути, решив еще раз поговорить с Ибаррой и думая, что это займет не более пары минут. А теперь…

Его мысли вновь вернулись к действительности, когда рука Клер напряглась под его пальцами.

— Успокойся, — сказал он, стараясь ее подбодрить, — если нам предстоит прогулка — прогуляемся.

— Да, — сказала она и криво усмехнулась. — Заодно ты сможешь увидеть эту страну.

Чавес оглянулся, чтобы проверить свою команду, распахнул дверь и шагнул вперед. Ибарра последовал за ним. Клер и Рассел шли на шаг позади, шествие замыкал Марио. В таком порядке они пересекли приемную, и Чавес протянул руку, чтобы открыть входную дверь. В тот момент, когда он дотронулся до ручки, новый голос нарушил тишину, тон его был резким и повелительным.

Чавес остановился, вытянув руку. Рассел замер, не понимая смысла испанской фразы, но пораженный ее тоном. Когда он оглянулся через плечо, то увидел, что Марио также стоит неподвижно.

Позади всех стоял водитель такси Педро, чье присутствие до сих пор было скрыто распахнутой дверью.

Коричневое лицо Педро оставалось в тени, но глаза его ярко сверкали. Он снова заговорил по-испански, на этот раз мягко и обращаясь только к Марио. И тогда Марио зашевелился, медленно поднял левую руку, тогда как правая рука отпустила револьвер в кармане, показалась снаружи и поднялась вверх, как и левая. Только тут Рассел начал понимать, что Марио подчиняется, потому что в спину ему уперся пистолет.

 

20

В следующие пару секунд они представляли странную картину, так как в комнате было тихо и никто не двигался. Все, казалось, замерло. Затем тишина была нарушена: Марио пробормотал какое-то невнятное ругательство — и все одновременно зашевелились.

Чавес, стоявший с отвисшей челюстью и вытянутой вперед рукой, закрыл рот и опустил руку. Клер коснулась Рассела, и только тогда он понял, с какой силой его пальцы впились в ее руку. Педро шагнул в сторону, так что стал виден небольшой автоматический пистолет у него в руке. Ибарра глубоко вдохнул и шумно выдохнул…

Потом Педро снова заговорил по-испански, держа пистолет наготове, а Чавес и Марио шагнули лицом к стене. Последовала следующая команда, и оба положили руки на стену и наклонились.

— Пожалуйста, обыщите их, мистер Рассел, — сказал Педро.

Рассел сделал, как ему было приказано, и первым делом вытащил револьвер из кармана Марио и убедился, что у них нет другого оружия. Педро протянул руку, Рассел отдал ему пистолет, и тот сунул его в карман. После этого достал поношенный кожаный бумажник, раскрыл его и показал Расселу находившееся там удостоверение.

Текст был на испанском, но даже Рассел смог понять некоторые слова. Он удивленно произнес их вслух, все еще не в состоянии привести в порядок мысли.

— Вы из тайной полиции?

Педро с гордой улыбкой кивнул.

— Так это такси не вашего двоюродного брата?

— Было сделано так, чтобы я мог ездить на нем. Мы узнали, что этой машиной вы пользовались накануне. А убедить вас нанять ее на сегодня — моя идея.

— Таким образом, вы знали, что я делал и куда направлялся, — сказал Рассел, его уважение к департаменту, в котором работал Гектор Квесада, явно возросло, но он все еще не мог объяснить присутствие Педро здесь.

— Но почему, — спросил он, — вы пришли сюда? Просто, чтобы проследить за мной?

— Нет. Для этого были две причины. Одна заключалась в том, что вы собирались пробыть здесь одну-две минуты. А вторая — в том, что вы сказали синьорите, что хотите поговорить с Хосе Ибаррой.

— И что?

— Ибарра, — сказал Педро, — из тех, к кому мы относимся с подозрением. Известно, что он представляет интересы ряда лиц, как бы это сказать, кто не слишком чтит закон. А кроме того, он представлял Макса Дарроу. — Он пожал плечами, все еще очень довольный собой. — Когда вы так сильно задержались, я пошел выяснить причину. Я вошел сюда, чтобы подождать…

— И послушать, — перебил его Рассел.

— Немного, — Педро взглянул на Чавеса и Марио. — Этих двоих я узнал. А теперь давайте перейдем в другую комнату. Мне нужен телефон.

Жестом он показал, чтобы Рассел, Клер и Ибарра прошли вперед. Сам же он шел вплотную за Марио и Чавесом и снова приказал им встать лицом к стене. Когда он шагнул к столу, Рассел остановил его:

— Вы собираетесь звонить в управление?

— Да.

— Чтобы просить помощи и доставить эту троицу в полицию?

— Да.

— До того я хотел бы попросить вас об одной услуге.

Брови Педро удивленно поднялись, и Рассел ненадолго задумался, прежде чем заговорить. Дело в том, что он много передумал в течение последних минут, подгоняемый временем. Зная, что ему нужно, он мог только надеяться, что удастся убедить Педро выполнить его просьбу, сыграв на том, что тот, может быть, вошел в приемную позже и не слышал его рассказа о смерти Фолли.

Объяснения только усложнили бы дело, и потому он сказал все, что счел нужным, надеясь на долгие годы тренировки, когда его учили говорить по необходимости искренне и убежденно.

— Убийство Дарроу пока еще не раскрыто, не так ли?

— Это должен знать инспектор Квесада. Что касается меня, ничего не могу сказать.

— Я думаю, что мог бы помочь в этом деле.

— Каким образом?

— У меня есть идея о том, кто это сделал, но чтобы получить возможность доказать это, я должен сейчас уйти. Время не ждет.

— Есть какие-то доказательства?

— Пока нет, но я рассчитываю их получить, если не окажется слишком поздно. Действовать нужно немедленно. Мисс Тремен я заберу с собой. У меня нет оружия. Вы же знаете, что я не могу уехать отсюда, так как у меня нет ни билета, ни туристской карточки. Я немедленно приеду, как только понадоблюсь Квесаде, но не могу ждать его разрешения. Если я прав, то Квесада сможет раскрыть это дело, что будет хорошо и для вас, раз вы предоставили мне эту возможность. Если вы сейчас меня задержите и я упущу шанс, вся ответственность ляжет на вас.

Гримаса на физиономии Педро означала, что он напряженно думает, и Расселу показалось, что его аргументы почти убедили.

— Я все еще нахожусь под подозрением, — сказал он, — но это не относится к мисс Тремен. Вы ведь доверяете ей, не так ли?

Педро взглянул на нее и улыбкой выразил свое одобрение.

— О да. Если она пойдет с вами, — он прервал фразу и свой следующий вопрос адресовал ей: — Вы хотите пойти с мистером Расселом?

— Да, — не колебалась Клер.

— Вы верите тому, что он сказал?

— Конечно, верю.

— Вы можете сказать мне, куда собираетесь направиться, мистер Рассел? — спросил Педро.

— Конечно, в Бальбоа. Туда, куда вы привезли меня сегодня утром.

— А… К Баскомам.

— Правильно, — кивнул Рассел и, торопясь закрепить успех, взял Клер Тремен под руку и быстро вывел ее в приемную, пока Педро не передумал.

Лоскутное одеяло ярких светлых и темных пятен от позднего послеполуденного солнца покрывало бунгало Баскома, когда Рассел и Клер шли по дорожке мимо тщательно выложенной надписи.

Сразу у дома Ибарры они нашли такси, водитель довез их сюда за пятнадцать минут, и теперь, взглянув на свои часы, Рассел с облегчением обнаружил, что они потеряли в конторе Ибарры меньше времени, чем он думал.

Слишком много всего случилось за это время, и напряжение нервов привело к тому, что ему казалось, инцидент в конторе адвоката длился бесконечно. На самом же деле с того момента, когда он покинул квартиру Фолли, прошло около сорока минут или даже меньше, но сейчас, подходя к широкой арке у входа, он чувствовал себя значительно менее уверенно, чем вначале.

По дороге сюда они мало говорили с Клер, и она оказалась достаточно разумной, чтобы не задавать вопросов. Ей просто хотелось знать, действительно ли у него есть догадка, кто убил Дарроу и он ответил утвердительно. Он сказал, что это не просто идея, что у него даже есть что-то вроде доказательства, но, к сожалению, не такое, которое можно предъявить в суде.

После этого дальше они ехали молча, и его первоначальный энтузиазм медленно испарялся, так что в конце концов осталась только решимость, основанная больше на его упрямстве, чем глубоком убеждении в своей правоте. Он подумал, что у него есть мотив, он был даже готов блефовать, если это понадобится; если же он потерпит неудачу, то расскажет Квесаде все, что он знает, и пусть генеральный инспектор продолжает это дело — если не будет слишком поздно. Слова Клер вернули его к действительности.

— Вы знаете, что собираетесь делать, Джим?

— Да, — сказал он. — Скрестите пальцы на счастье.

Когда они пересекли лужайку и он постучал, гараж был распахнут настежь и пуст, как и сегодня утром. Почти тотчас же он услышал, что внутри кто-то движется, дверь распахнулась и на пороге появилась Сильвия Баском, выглядя весьма симпатично в платье пастельных тонов и в туфлях на высоких каблуках, с полупустым стаканом для коктейля в руке.

— О, привет, — сказала она. — Здравствуйте, мисс Тремен. Входите.

Она закрыла дверь и указала стаканом на поднос, стоявший на обеденном столе рядом с плетеной сумочкой и оправленной в рамочку и надписанной фотографией улыбающейся Сильвии. Тут же стояли бутылки, стаканы и пластиковый мешок со льдом, и она жестом предложила ему налить себе и Клер что-нибудь выпить. Джим взглянул на девушку, но та покачала головой, так что он сказал, что пока они воздержатся, и спросил, ждет ли она в скором времени своего мужа.

— Он должен приехать с минуты на минуту, — сказала Сильвия, чья приветливая улыбка начала исчезать по мере того, как она переводила взгляд с одного на другого и почувствовала их мрачное настроение. — Что-нибудь… что-нибудь случилось?

— Кто-то застрелил сегодня днем Ала Фолли, — сообщил Рассел.

— Ала Фолли? — Ее карие глаза смотрели прямо на него, внутренние уголки темных бровей сдвинулись вместе. — Сегодня днем?

— Примерно час тому назад.

Она взглянула на него, с отсутствующим видом присела на угол дивана и протянула руку, чтобы поправить подушки.

— Но почему? — спросила она. — Потому, что он знал, кто убил Макса?

— Все выглядит именно так. Он был вчера вечером в квартире. Я думаю, что он обыскивал ее в тот момент, когда Клер… — он оглянулся и увидел, что девушка удобно устроилась в кресле, — вошла туда. Я думаю, это именно он схватил ее, буквально за несколько минут до того, как раздались выстрелы.

— Вы знаете это или вы только…

— Это только логическое предположение, — терпеливо сказал Рассел. — У Лолы Синклер до сих пор есть ключ от квартиры Макса. Она утверждает, что дала его Фолли.

— Но зачем?

— Это довольно длинная история, — отмахнулся Рассел, — но суть в том, что Фолли опасался, что Дарроу намерен обмануть его и не отдать ему денег, причитающихся Фолли за продажу самолета на Кубе. Он знал, что Дарроу собирается уехать, и я думаю, что рассчитывал открыть сейф и забрать оттуда все ценное, что найдет, может быть, даже изумруды, в качестве залога до тех пор, пока не получит свою долю.

Она, казалось, собиралась и дальше расспрашивать его, но замолчала и прислушалась. Теперь и Рассел слышал шум подъезжающей автомашины. Когда он шагнул к окну и увидел серый автомобиль, въезжавший в гараж, очередной кусочек головоломки встал на свое место, укрепляя его уверенность в том, что вскоре все разъяснится.

Дело в том, что он вспомнил эту машину. Он видел ее только раз и до сих пор о ней не думал. Он не видел номера и не смог бы доказать, что это был именно тот самый автомобиль, который он видел отъезжающим от дверей Дарроу, когда он бежал ко входу в дом, но та же марка и тот же цвет — сейчас этого было достаточно.

 

21

Майор Баском, бросивший быстрый взгляд на присутствующих, казалось, был взволнован и удивлен, когда увидел, кто его ждет. Он прекрасно выглядел в своем легком сером костюме, галстук его был аккуратно завязан, и когда он снял соломенную шляпу, то волосы лежали идеально. Его губ под ухоженными усиками коснулась легкая улыбка, которая казалась лишь отчасти искренней, но он вежливо спросил: «У тебя гости? — и взглянул на жену. — Ты предложила им выпить, моя дорогая?»

— Естественно.

— Не хотите повторить? — Баском подождал, но когда они что-то пробормотали в знак отказа, выбрал стакан, налил виски, добавил льда и плеснул немного содовой.

— Они только что рассказали мне, — сказала жена, — что сегодня днем кто-то застрелил Ала Фолли.

— Застрелил? — Он поставил стакан на стол, так и не отпив из него. — Вы хотите сказать, что Ал мертв?

— Мистер Рассел думает, что Ал знал, кто убил Макса, — продолжала она, повторив кое-что из того, что рассказывал Рассел; муж отхлебнул немного виски и присел на край дивана.

— А что это за история с продажей какого-то самолета на Кубу? — спросил он, поворачиваясь к Расселу.

Уже больше никуда не спеша, Рассел рассказал ему про Чавеса и Марио. Он рассказал об их деятельности и пересказал теорию Квесады относительно неожиданного и раннего возвращения Фолли с Кубы.

— Другими словами, — сказал Баском, — Дарроу и Фолли заключили контракт на перевозку груза оружия, а затем обманули владельцев?

— Что-то в этом роде.

— Фолли отогнал самолет на Кубу и там продал какой-то революционной группе весь груз оружия. А этот адвокат, Ибарра, которому заплатили вперед с помощью векселя, заявил, что не получил подтверждения до вчерашнего дня, так что прежде чем Дарроу смог получить свои деньги, его убили.

— Да, все выглядит именно так.

Баском некоторое время смотрел на свою жену.

— Я могу этому поверить, — сказал он. — Такого сорта обманы были в стиле Макса Дарроу. — Он продолжал смотреть на нее, как бы призывая опровергнуть его утверждение. Когда она никак не отреагировала, снова повернулся к Расселу.

— Не считаете вы, что эти два агента замешаны в убийстве?

— Нет.

— Но ведь кто-то застрелил Фолли сегодня днем и для этого была какая-то причина.

— Я скажу, что я думаю об этой причине.

— А полиция уже знает?

— Сейчас уже знает.

— Но вы не говорили с ними?

— Нет.

Баском поставил стакан, нахмурился и почесал бровь. Расселу показалось, что он чувствует, как в лице и всей подтянутой мускулистой фигуре майора нарастает напряжение. Когда наконец Баском поднял голову, его взгляд был отсутствующим.

— Чего я не пойму, — сказал он, — так зачем вы пришли сюда со всей этой историей?

— Потому, — сказал Рассел, решив, что пора переходить к делу, — что я думаю, это вы заплатили Фолли за молчание.

— Чепуха.

— Вы солгали Квесаде вчера вечером, когда сказали, что ваша жена приехала сюда в десять минут десятого.

— Но она действительно приехала в это время.

— Если она так и сделала, вы не могли этого знать, так как вас в это время здесь не было. По ее словам, вы появились только пять минут спустя.

— И так как она уже была здесь со стаканом виски в руках, — сказал Баском, — то я думаю, что был прав, утверждая, что она была дома в десять минут десятого.

— Но вы сказали Квесаде, что весь вечер были дома.

Баском пожал плечами, но не стал ничего объяснять, поэтому Рассел спросил:

— Кто привез вас домой?

— Такси. Из клуба.

— И вы уверены, что это такси не следило весь вечер за вашей женой?

Баском рассвирепел. По крайней мере, об этом свидетельствовали его усы.

— Минутку, — начал он, но Рассел движением руки заставил его замолчать.

— Хорошо, это пропустим. Вы по-прежнему утверждаете, что не платили Фолли за молчание сегодня днем или утром?

— Конечно, нет.

— Тоща почему вы сняли пять тысяч долларов наличными со счета в банке?

Этот вопрос застал Баскома врасплох. Он даже поднял было стакан, но рука остановилась на полпути. Довольно долго он оставался в таком положении, молчаливый и пораженный. Затем поставил стакан и закрыл рот.

— Кто вам это сказал?

— Пять тысяч, — повторил Рассел. — Две были сняты с текущего счета, а три — с накопительного… Сегодня утром, — он взглянул на женщину, — ваша жена сказала, что вы заперли ее, опасаясь, что она снимет все деньги с вашего общего счета. Вместо этою их сняли вы… Не имеет значения, откуда мне это известно, — добавил он, — потому что это легко доказать… Пятидесятидолларовыми банкнотами, — подчеркнул он, — и некоторые из них могли быть помечены.

Говоря это, он чувствовал, как внутри начинает нарастать возбуждение. Он ощущал это почти как инъекцию адреналина, придававшую уверенности и храбрости. Заново перебирая факты и комбинируя их с предположениями, которые выглядели все более обоснованными, он повторил свою теорию относительно Ала Фолли и рассказал о предложении, которое сделала ему Лола Синклер.

— Фолли знал, кто убил Дарроу, — сказал он, — и намеревался получить деньги от того, кто больше заплатит. Может быть, получи он причитавшуюся ему долю от сделки с самолетом, то не стал бы заниматься вымогательством. Может быть, он даже рассказал бы полиции правду. Я, конечно, недостаточно хорошо знал Фолли, чтобы утверждать это. Но дело в том, что он пытался получить деньги. Он либо приходил сюда, либо звонил по телефону, и вы сняли деньги со счета в банке, чтобы купить его молчание.

— Это ложь, — сказал Баском, кипя от возмущения, но отказываясь признать свою вину.

— Нет, — сказал Рассел, — вы знаете, что это не ложь.

— Если вы можете доказать это, — испытующе спросил Баском, — почему бы вам не отправиться в полицию?

— Может быть, мне нужно было это сделать, Квесада непременно задаст мне этот вопрос, и единственный ответ заключается в том, что, окажись я втянутым в дело Фолли, время работало бы против меня. Потому что вне зависимости от того, кто убил Фолли, он должен был бы отделаться от двух вещей — пистолета и денег.

— Денег? — удивленно спросил Баском.

— Ваших денег.

Баском продолжал удивленно смотреть на него, все его лицо покрылось морщинками. Рассел продолжал.

— Человек, который решил убить другого, — сказал он, — мог пообещать тому деньги. Наверняка попытался бы оттянуть их передачу, по крайней мере, до тех пор, пока не договорился бы о решающей встрече. Но едва ли он стал бы затруднять себя тем, чтобы снимать деньги со счета в банке. А вы это сделали. Если хотите знать почему, могу объяснить.

Он остановился, чтобы перевести дыхание, и отложил дальнейшие объяснения, увидев, что Сильвия Баском встает. До этого момента она сидела неподвижно, лишь карие глаза перебегали от мужа к Расселу и обратно. Красивое лицо было бледным, но спокойным, руки сложены на коленях, в одной руке она держала пустой стакан. Теперь она шагнула к столу и спокойно налила себе еще виски. Потом поправила прическу и села; лишь после этого она взглянула на Рассела.

— Простите, вы что-то хотели сказать Лесли?

Рассел смотрел на нее с растущим удивлением, теперь ему понадобилось время, чтобы собраться с мыслями. Когда он продолжил, в нем говорило, скорее, упрямство, чем уверенность, он чувствовал, что напряжение еще не отпустило его.

— Лола Синклер не стала говорить со мной сегодня утром, — сказал он Баскому, — видимо, потому, что Фолли передумал. Вероятно, я показался ему не слишком надежным партнером, и он наверняка решил не связываться со мной после того, как позвонил сюда.

Его взгляд остановился на телефоне, стоявшем на столе в обеденной нише у дверей в буфет. Несколько отклонившись от темы, Джим спросил:

— Это единственный телефон? Параллельного аппарата нет?

— В спальне, — сказал Баском.

— Это там, где вы были заперты? — спросил Рассел у Сильвии.

— В той, что перед ней, — ответила она, — в спальне Лесли.

Рассел кивнул, понимая теперь, как все было.

— Да, это было сделано именно так, — сказал он, — если только Фолли не явился сюда лично.

— О чем вы? — спросил Баском.

— Фолли, должно быть, сделал ошибку, позвонив сюда до того, как вы ушли на работу. Вы слышали достаточно, чтобы понять, о чем идет речь, и…

— Послушайте, молодой человек! — Баском взглянул на него, как школьный учитель на своенравного ученика.

Рассел не обратил внимания на вмешательство.

— Я думаю, что вы уже подозревали свою жену. То, что вы услышали утром, когда Фолли сделал ей свое предложение, вас окончательно убедило. Она убила Дарроу, и так как вы боялись, что она может убить и Фолли, вы заперли ее, чтобы иметь возможность заплатить и заставить его убраться.

— А ну-ка подождите! — голос Баскома звучал теперь как голос сурового сержанта, и он стоял в сержантской стойке, уперев кулаки в бедра и выпятив челюсть. — Вы забываете, что должен быть мотив убийства, не так ли? Я никогда не думал, что мне придется признать это, — добавил он с очевидным усилием, — но моя жена была влюблена в Дарроу, или, по крайней мере, она думала, что это так.

— Конечно.

— Она собиралась уехать с ним на следующей неделе. Она намерена была выйти за него замуж и сказала мне об этом.

— Так думала она.

— Что?

— Она сказала мне сегодня утром, что Дарроу заказал билеты, — сказал Рассел, стараясь сдержать нараставшее раздражение и говорить спокойным тоном, — но вчера вечером Квесада сообщил: по данным авиакомпании, Дарроу собирался улететь не на следующей неделе, а завтра — в пятницу!

Никто билетов не заказывал, — торопливо продолжил он, — у него был только один билет, который я нашел в кармане. Он не собирался ни на ком жениться, и вчера или прошлым вечером, я не знаю точно, ваша жена узнала правду. Он вел свою игру и проделывал свои штучки, так, как он сделал это с Лолой Синклер; ваша жена порвала с вами, а теперь Дарроу намеревался исчезнуть и оставить ее на чемоданах… У меня невелик опыт в уголовном праве, — сказал он, чувствуя, что не хватает дыхания, — но я много читал и должен сказать, что мотив, который лежал в основе действий вашей жены, наиболее распространен среди женщин. Разве вы не слышали старой поговорки о ярости униженной женщины? Я не могу сказать, что она это планировала или что убийство было преднамеренным, но…

Он замолчал, уставившись на стол, затем неожиданно повернулся к женщине.

— Долго вы были здесь до нашего приезда?

Она моргнула, но ответила довольно быстро:

— Не очень долго. Несколько минут. Я только достала лед и поставила поднос и…

— А где вы были перед этим?

— В городе. Ездила за покупками.

— Вы вернулись домой на машине?

— Естественно.

— Что-нибудь купили?

— Да. У Феликса Мадуро. Симпатичную дорожную сумку. У меня никогда не было такой, и я давно хотела купить. Ее должны доставить. А еще… — она взглянула на мужа, лицо ее было бледным, но во взгляде читался открытый вызов, — я заехала в авиакомпанию и заказала билет до Майами.

В этот момент Рассел рванулся к столу и схватил плетеную сумочку, движимый каким-то импульсом, основанным, скорее, на надежде, чем на логике. Сильвия Баском приподнялась, чтобы помешать ему, увидела, что опоздала, и вновь опустилась на диван. Когда он расстегнул молнию, то обнаружил ту улику, которую надеялся найти.

Деньги все еще были там, и, успокоенный, он даже не стал их пересчитывать. При виде толстой пачки пятидесятидолларовых банкнот какое-то время он стоял неподвижно, потрясенный не столько тем, что она сделала с Фолли, сколько тем, что она делала после этого. Отправилась по магазинам за покупками. За подходящей сумочкой. За билетом на самолет. Когда вся трагическая ирония ситуации дошла до него, он повернулся к Баскому.

— Вы ее заперли, — сказал он, — а я ее выпустил. Она отправилась на встречу с Фолли с тем же самым пистолетом, из которого стреляла в Дарроу. Не знаю, как она узнала, что вы заплатили, или сам Фолли, боясь чего-то, что может произойти, рассказал ей. Может быть, она увидела бумажник, выпавший из его заднего кармана, плотно набитый деньгами, и решила заглянуть внутрь.

Баском не стал возражать. Что-то сломалось в нем, превратив в слабого и побежденного человека, который едва добрался до кресла и рухнул в него.

— Сильвия! — сказал он надломленным голосом. — Почему? Почему ты это сделала?

Пока он говорил, женщина допила свое виски и перегнулась через край дивана, чтобы поставить стакан на стол. Когда она снова выпрямилась, могло показаться, что она не обратила внимания на заданный вопрос, но если у кого-то и были сомнения, ее ответ их развеял.

Взглянув в упор на мужа, она сказала:

— Чтобы уехать из этой убогой страны; чтобы наконец уехать от вас!

Рассел отвернулся, чтобы не видеть лица Баскома. Ему не хотелось в этот момент смотреть и на Клер, поэтому он занялся тем, что положил деньги на поднос. И тут его взгляд упал на фотографию с надписью и сосредоточился на ней. Там было написано: «Со всей моей любовью», — а ниже большими буквами выведена подпись: «Сильвия».

За исключением…

Его сердце быстро забилось. Рассел неожиданно понял, что что-то было неправильно в построении этих букв. Когда он наклонился ближе, чтобы удостовериться в этом, то понял, почему он так подумал.

Не хватало буквы.

Там не было буквы «в» и буквы «я», и он громко прочел все слово по буквам: «С-и-л-ь-и».

Теперь у него был ответ на вопрос, который мучил его с того момента, как он проснулся. Кто-то пытался убить Клер вчера ночью. Существовала очень большая вероятность, что была бы и вторая попытка, если бы он не отправился вместе с ней на квартиру Фолли. Теперь наконец-то он знал, почему это произошло.

— Сильи, — произнес он с возрастающим удивлением. — Вы обычно так ее называли, майор? Это было какое-то выражение нежности? Это было ваше прозвище или ее?

Не получив ответа, Джим заметил:

— Я полагаю, Макс Дарроу тоже произносил это имя.

Он взглянул на Клер. До этого момента она сидела спокойно, только странная бледность покрыла щеки да в зеленых глазах был легкий испуг.

— Помните, что вы слышали прошлой ночью перед тем, как раздались выстрелы? — спокойно спросил он.

Она кивнула, губы сложились, чтобы произнести слово «да», но она не смогла издать ни звука.

— Это был мужской голос. Вы подумали, что он сказал: «Не сходи с ума» — но это было не совсем так. Подумайте получше. Вы ведь добавили одно слово, верно? Это вполне естественно. Но в самом деле вы услышали не это…

— Да, — она произнесла это шепотом, и теперь ее глаза широко раскрылись, она судорожно глотнула.

— «Нет, нет, не сходи с ума!» Да, именно так. И тут же раздались выстрелы.

— Нет, это было не «не сходи с ума», — сказал Рассел, — это было имя «Сильи».

Услышав неожиданное восклицание Баскома, он обернулся и увидел пистолет.

Джим понял, что пистолет был спрятан где-то глубоко под подушками дивана и Сильвия Баском очень обдуманно выбрала себе место.

 

22

Первое, что сделал Джим Рассел, увидев пистолет, — сделал шаг в сторону, чтобы заслонить Клер. Он видел небольшой американский пистолет из вороненой стали, и то, что дуло смотрело прямо на него, весьма его пугало, кто знает, что у этой женщины на уме. Ее карие глаза сверкали ненавистью под сдвинутыми бровями, когда она встретилась с ним взглядом, и глубоко в этих глазах таилось что-то ненормальное.

— Сильвия!

Баском бросил это резко, командирским тоном.

— Положи пистолет! Немедленно положи пистолет, ты слышишь меня?

Он сделал шаг в ее сторону, но остановился, когда она перевела ствол на него.

— Спокойно, Лесли, — сказала она и, удовлетворенная тем, что он ей больше не страшен, снова взглянула на Рассела. — Что еще вы знаете?

Рассел немедленно ответил, так как в нем снова начало нарастать напряжение, при этом он не слишком заботился о том, что говорит, ведь основное было отвлечь ее внимание. Он не спеша пожал плечами и отвел глаза от дула, сосредоточившись на том, чтоб говорить спокойным тоном и выглядеть, как он надеялся, беззаботным.

— Квесада получил ваши показания в управлении полиции до того, как я туда попал. Вот тогда-то вы и узнали, что Клер слышала обращенные к вам слова Дарроу, произнесенные перед тем, как вы нажали курок. В какой-то момент, когда мы находились в управлении, у вас появилась возможность заглянуть в ее сумочку, где вы нашли ключ от номера и забрали его. Когда она осталась там дожидаться меня, у вас хватило времени, чтобы достать спрятанный где-то пистолет, и вы уже поджидали в ее номере, когда мы вернулись… Вы должны были знать, что ее нет дома, майор, — закончил он.

— Я уже был в постели, — сказал Баском. — Я думал, что она тоже спит. Когда она завела машину, я проснулся от шума, но было слишком поздно, чтобы остановить ее. А вернувшись, она вообще отказалась со мной разговаривать.

Он продолжал наблюдать за женой, и теперь Рассел обратился к ней:

— Вы испугались, что Клер сможет вспомнить, что в самом деле сказал Дарроу перед тем, как вы нажали курок, вы испугались, что Квесада сможет узнать ваше уменьшительное имя и сложит два и два… Сегодня днем вы отправились с пистолетом к Фолли и заставили его позвонить Клер. Приди она одна…

Он не смог закончить фразу, так как сама мысль о том, что могло бы случиться, вызвала у него чувство тошноты и слабости. Взглянув на искаженный гримасой рот, на пятна грима на белом как мел лице, он вдруг увидел, как она кивнула, не сводя с него глаз.

— Да, я не знала, что Лесли заплатил Фолли, когда поехала туда, но это не имело значения. Увидев пистолет, он показал мне деньги. Сказал, что все будет в порядке. Ему заплатили, и мне не о чем беспокоиться.

— Вы действительно не видели его прошлым вечером у Дарроу?

— Нет. Он сказал, что прятался в спальне. Там было темно. — Она поколебалась, так как вернулась к своей первоначальной мысли. — Что он забыл упомянуть — так это то, что он тоже оказался среди подозреваемых. Если бы полиция начала угрожать ему арестом, если бы давление оказалось слишком сильным, он был бы вынужден заговорить… Даже без этого я не могла ему доверять. В нем не было никакого характера, никакой воли. Он слишком много пил. Однажды он проговорился бы Лоле Синклер или кому-нибудь еще. Я не могла чувствовать себя в безопасности, пока он был жив.

— Вы заставили его позвонить Клер, — заметил Рассел.

— Да. К тому времени мне показалось, что он испугался и стал делать все, что я говорила. Но он не понял, зачем она мне понадобилась.

Она перевела пистолет и взглянула на своего мужа и на испуганную и потрясенную Клер. Расселу казалось, что он буквально видит, как работает ее мозг, и все-таки он не смог найти подходящих слов, пока она снова не заговорила:

— Что вас заставило подумать обо мне?

— Передняя дверь была открыта, — сказал Рассел.

— Что?

— Внизу у лестницы в квартиру Дарроу.

Она наклонилась на дюйм вперед, взгляд ее стал подозрительным и недоумевающим.

— Не понимаю.

— Вы ужинали вместе с Дарроу.

— Да.

— Вы привезли его домой. Вы сказали, что оставили его на тротуаре и уехали. Если бы это было правдой, он отпер бы ключом дверь и закрыл ее за собой. Он должен был подняться по лестнице и отпереть следующую дверь. Та дверь тоже была распахнута настежь, как и дверь на первом этаже. Человек, который запирает двери, обычно закрывает их за собой. Если бы он был убит намеренно, я думаю, убийца позаботился бы закрыть все двери.

Мне казалось, что если бы стрелял ваш муж, а после того, что произошло между ним и Дарроу в тот день, это была вполне реальная возможность, он повел бы себя более осмотрительно, миссис Баском. Он не произвел на меня впечатление человека, который в панике бежал бы, забыв закрыть двери. Мы знаем, что там был Ал Фолли, но Фолли ушел через зарешеченное окно в переулок. Будь это Кастанца, ему проще всего уйти тем же путем, которым он пришел, через кабинет, то же относится и к двум агентам, которые должны были вести себя осторожнее; они проделали свою работу очень тщательно. Но дверь была открыта… Чей это пистолет? — спросил осн неожиданно.

— Макса.

— У вас его не было, когда вы поднялись наверх?

— Нет.

— Но вы знали, где он лежит, и воспользовались. Когда вы поняли, что натворили, то бежали, может быть, даже не замечая, что пистолет остался у вас, в панике не подумав даже о том, оставили вы двери открытыми или нет; вы думали только о том, чтобы быстрее убежать.

Он перевел дыхание, скопившееся в нем напряжение не покидало его, он чувствовал, как сводит икры ног. Чтобы как-то расслабиться, он снова переступил с ноги на ногу. Джим чувствовал, как пот стекает у него по бокам, и понимал, что нужно продолжать:

— Когда вы обнаружили, что Дарроу собирается уехать отсюда один?

— Сильвия! — Голос Баскома снова был резким и настороженным, словно он хотел предупредить, что она и так сказала слишком много.

— Вчера днем, — ответила она, даже не взглянув на мужа. — Я позвонила в авиакомпанию. У меня не было никаких подозрений, я полностью доверяла ему. Я думала, что он любит меня. Я только хотела убедиться, что он действительно заказал нам билеты. — Ее голос упал до шепота, словно она и сейчас отказывалась верить в то, что произошло. — Они сказали мне, что Макс заказал только один билет.

Она немного поколебалась, потом медленно продолжила, подбородок ее поднялся, а глаза опять засверкали, в ней снова стала закипать ненависть.

— За обедом он сказал мне, что произошла какая-то ошибка, и если бы у меня была возможность, то я готова была позвонить снова. Не знаю, как ему это удалось, но Дарроу не дал мне этого сделать, пока мы не оказались у него. Я не хотела этому верить, но я должна была убедиться.

— Вы поднялись в квартиру, — сказал Рассел. — Сейф был вскрыт, не так ли?.. Что сделал Макс?

— Прежде всего, он не мог понять, кто мог его открыть. Он не был дома с утра. Он просто обезумел, и когда я пыталась поговорить с ним, сорвал свою злость на мне. — Она снова немного поколебалась, голос стал спокойней и слова ее стали более понятны Расселу, когда он вспомнил то впечатление, которое она произвела на него сегодня утром.

Гордая и яркая женщина, способная немедленно ответить ударом любому обидчику.

— Я никогда его не видела прежде в таком состоянии, — продолжала она. — Он заявил, что ему надоело спорить со мной, а потом расхохотался. Он сказал, что я дура, что я должна была думать. Что не возьмет меня с собой, что никогда не собирался этого делать. Он сказал, что если я не уйду, то он позвонит Лесли и попросит его приехать и забрать меня… Я точно не помню, что случилось потом. Я не могу вспомнить. Я не помню, как я выхватила пистолет из ящика стола…

— Сильвия!

Произнося это, Баском двинулся вперед. Лицо его стало твердым и решительным, в сузившихся глазах не было признаков страха. Несмотря ни на что, его голос продолжал оставаться терпеливым и убеждающим.

— Отдай мне пистолет, — сказал он.

Она покачала головой:

— Не отдам.

— Пожалуйста, не спорь со мной. Мы сможем справиться со всем этим, если ты сделаешь так, как я скажу, но прежде всего я хочу получить пистолет.

Он сделал второй осторожный шаг, и в этот момент она направила на него пистолет, рот ее был решительно сжат, рука, стиснувшая рукоятку пистолета, судорожно сжалась, костяшки пальцев побелели от напряжения.

Расселу показалось, что Баском должен бы понять, — его логика не может проникнуть в сознание, замутненное ненавистью и отчаянием. Но тот был смел и горд. Он почитал те фундаментальные ценности, уважение к которым в нем воспитали, и он продолжал двигаться вперед.

Теперь и Рассел начал двигаться вместе с ним. Он не понимал толком, зачем он это делает, и не очень над этим задумывался. Где-то в глубине души ему казалось, что в случившемся была и его доля вины. Вначале у него была сугубо личная заинтересованность в решении этой проблемы. Когда Клер оказалась потенциальной жертвой, он оправдывал свои действия опасениями за ее безопасность. Теперь же складывалось впечатление, что его вмешательство и настойчивость привели его в такую точку, из которой не было возврата.

Каким-то образом он чувствовал, что Сильвия выстрелит, и потому не мог стоять неподвижно и наблюдать за происходящим. И тут же он услышал отчаянный крик Клер:

— Нет, Джим!

Они приближались к пистолету с разных сторон, и, очевидно, это и помогло. Какое-то короткое мгновение ствол колебался, переходя с одного на другого. Но Баском был ближе и представлял более серьезную угрозу. Когда он бросился вперед, Рассел еще несколько отставал, и в этот миг пистолет подпрыгнул в руке Сильвии, и грохот выстрела заполнил комнату.

Прежде чем она вновь успела выстрелить, Баском схватил за ствол и резко вывернул его в сторону. Все еще будучи впереди Рассела, он хлестко ударил жену свободной рукой и швырнул на диван. Она упала, рот ее раскрылся, но не издал ни звука, веки затрепетали и закрылись, все тело обмякло.

Рассел перевел дыхание и почувствовал, как дрожат руки. Настала запоздалая реакция на происшедшее. Чтобы как-то успокоить дрожь, он сжал пальцы в кулаки и прижал руки к бедрам. Он видел, что Баском рассматривает свое плечо, где красное пятно стало расползаться по ткани пиджака. Казалось, он только сейчас понял, что ранен. Майор поднял руку и несколько раз сжал и разжал пальцы, видимо, ранение было не слишком серьезным, так как движения не причинили ему сильной боли.

— Я заберу его, — сказал Рассел, указывая на пистолет.

Он двинулся вперед и протянул было руку, но внезапно остановился и рука застыла на полпути, так как Баском неожиданно отступил назад и направил пистолет прямо на него.

Рассел оцепенел, недоверчиво уставившись на майора, мозг его бешено работал. Он видел, что Баском сделал еще шаг назад, выигрывая дополнительное пространство, и сказал:

— Послушайте! — так как не смог найти других слов.

— Это единственное доказательство против нее, — сказал Баском. — Без этого у нее появится шанс выкарабкаться. — Он расправил плечи и выпятил подбородок. — Я намерен избавиться от него немедленно.

Все еще потрясенный тем, что он услышал, Рассел запротестовал:

— Но это сделает вас сообщником. Вы понимаете это, правда?

— Это шанс, которым я должен воспользоваться.

Рассел сделал еще одну нерешительную попытку, воскликнув:

— Вы сошли с ума!

Но даже говоря это, он понимал всю тщетность своих слов, любых слов.

Женщина на диване пошевелилась. Взглянув туда, Рассел увидел, что глаза ее широко открыты и в них больше нет ни ненависти, ни истерического возбуждения. Казалось, реакция на то, что она сделала, на то, что ей предстояло в будущем, начисто смыла всю ее жизненную силу и даже тело стало дряблым и увядшим.

Но оставалось еще нечто, трудное для понимания: она смотрела на Баскома с таким выражением, которого прежде Рассел никогда у нее не видел. В глазах ее застыло какое-то странное недоумение, словно она впервые увидела своего мужа в новом и лучшем свете. Потом, переведя взгляд на Баскома, увидев боль и отчаяние в его взгляде, и Джим по-новому оценил этого человека.

Он вспомнил все, о чем говорила Сильвия сегодня утром, все ее жалобы. Он понял, что этот человек мог быть временами напыщенным, несколько самодовольным, даже придирчивым. Возможно, в нем была и та прочно укоренившаяся кастовая гордость, на которую так жаловалась его жена, но в то же время Рассел не мог поверить, что только эта гордость двигала его поступками. Складывалось впечатление, что этот пожилой человек не просто любил свою жену, он и сейчас любил ее, несмотря на все ее преступления. И чтобы дать ему понять, что она наконец все поняла, она сказала едва слышным голосом:

— Все в порядке, Лесли. Не делай хуже самому себе. Уже слишком поздно.

Баском бросил на нее мгновенный взгляд — и это был единственный признак того, что он ее услышал. Он медленно отступил к двери, нащупал ручку у себя за спиной. В этот момент Рассел почувствовал какое-то движение позади себя, легкое прикосновение тела Клер Тремен, и ее рука сжала его плечо в молчаливом, но горячем напоминании о своем присутствии. Казалось, она говорила: «Не вмешивайся. Пусть он уходит». И лишь теперь напряжение его отпустило.

Баском вышел.

Дверь закрылась, ненадолго воцарилась тишина. И тут же снаружи послышался топот, звуки борьбы, приглушенные возгласы. Затем дверь открылась, и вошел Баском, разъяренный и обезоруженный. За ним появились Гектор Квесада, плотная фигура Ренальдо Диаса и веснушчатый сержант из полиции зоны канала.

Быстрые внимательные глаза Квесады мгновенно оценили ситуацию. Он удовлетворенно кивнул Расселу и Клер Тремен, осмотрел пистолет, а Рассел обменялся с ним несколькими короткими репликами.

— Это Педро сказал вам, что мы здесь?

— Педро? Какой Педро? — удивился Квесада.

— Тот, которому вы поручили водить мой автомобиль.

— Я его не видел.

— Тоща у меня есть для вас новости, — сказал Рассел и торопливо рассказал о происшествии в конторе адвоката Ибарра.

Квесада не прерывал Рассела, пока тот не закончил, а затем одобрительно кивнул.

— Это хорошо, — сказал он. — Очень хорошо. Отличный парень Педро… Эти двое, о которых вы говорили, не имеют отношения к убийству. Я уже выяснил, что у них великолепное алиби на тот момент, когда был убит Макс Дарроу… Нет, квартиру Фолли я покинул, чтобы повидаться с Луисом Кастанцей.

Он повернулся, чтобы отдать пистолет Диасу, и продолжил, обращаясь к Расселу:

— Мы пришли к определенным выводам относительно сеньора Фолли. Служащий ресторана рассказал, что видел, как тот вчера вечером проходил по переулку. К сожалению, — он поднял руку, — мы узнали об этом слишком поздно. Кастанца тоже лгал вчера вечером. У него был ключ от двери, соединяющей контору с кабинетом. Когда мы нажали, он признался, что прошел там, когда вы побежали к другому входу. Однако он настаивает, что не проходил дальше кабинета. У него была возможность заглянуть через открытую дверь в гостиную. Когда он увидел лежащего на полу Макса Дарроу, то немедленно вернулся, в спешке забыв на столе меню.

Инспектор пожал плечами.

— Но Кастанца, к счастью для него, имеет надежное алиби на сегодняшний полдень. Когда я понял, что он не мог убить Фолли, то отправился к вам в отель. Вас там не было, поэтому мы приехали сюда. — Он кивнул сержанту. — В тесном сотрудничестве с управлением вашей полиции.

Он взглянул на женщину на диване. Та глазами все еще следила за мужем, но тело оставалось безвольным и неподвижным. Он снова кивнул, на этот раз как бы самому себе.

— Зная Макса Дарроу, — сказал он, — я спрашивал сам себя вчера вечером, не является ли его смерть результатом преступления из ревности. — Он взглянул на Баскома. — В одном вашей жене повезло, майор. Здесь, в зоне канала, наказание за убийство — смертная казнь через повешение. А у нас в Панаме нет такой суровой кары. Даже остров Коиба лучше этого, а когда обвиняемая — женщина…

Он выразительно пожал плечами. Затем резко бросил Диасу несколько слов по-испански, и в комнате неожиданно все пришло в движение. Сержант занялся раной Баскома, Квесада шагнул к телефону, а Рассел, обнаружив, что Клер все еще сжимает его руку, накрыл ту своей и крепко сжал.

— Пожалуй, тебе лучше присесть, — сказал он. — А я поищу чего-нибудь выпить.

Он сознательно сделал очень крепкий коктейль и следил поверх стакана, как она сделала глоток и скорчила гримасу.

— Слишком крепкий. А где же твой?

— Я помогу тебе справиться с этим, — ответил он, — мы можем поделиться.

Она протянула ему стакан с усталой улыбкой, но в зеленых глазах светилось нежное тепло. Джим отпил большой глоток и переключился на мысли о них обоих, став обдумывать их общую проблему.

Квесада отменил свое распоряжение о запрете на выезд. Теперь не могло быть и речи, позволят им покинуть страну или нет, вне зависимости от того, дадут ли они нужные показания. И впервые это показалось совсем неважным.

Единственное, в чем теперь он был уверен: когда бы Клер Тремен ни вернулась в Штаты, они поедут вместе.