Музыка обладает невероятной силой. И представить свою жизнь без музыкального сопровождения невозможно. Музыка звучит везде, даже в тишине, ибо тишина та же музыка… Музыка нужна разная. И, наверное, в этом и заключается ее сила. Ритмичная, радостная, светлая, веселая, не слишком глубокая, но заводная! Под нее хорошо отплясывать, позабыв обо всех неприятностях на свете. Или нежная романтичная, созерцательная… Но, конечно, истинной музыкой, глубоким музыкальным искусством, является классическая музыка. Музыка Моцарта, Чайковского, Гайдна, Глинки, Бетховена, Рахманинова, Шостаковича. Она тоже может быть созерцательной, но картинки появляются не поверхностные, а целые драматические истории и сказки… И танцевать под нее можно. Но танцевать, а отплясывать уже не получится… Музыка постоянно звучит вокруг нас. Надо только захотеть ее услышать. Поверьте, с живой музыкой ничто не сравнится, никакая самая отличная запись! Но если нет возможности посещать концерты, диски и кассеты незаменимы! Слушайте, фантазируйте, пробуйте исполнять сами и сочинять! Да! Сочинять музыку вы тоже можете! Ибо в каждом человеке звучит своя музыка….

В маленькой каморке было тесно. Но чрезвычайно уютно! В камине весело пылал огонь, над огнем закипал чайничек. Он был необычного яркого рыжего цвета. И подвешенный на железный крючочек шумел, возвещая о том, что момент чаепития уже близок. Болтики у его длинной ручки давно отломались, и она была аккуратно примотана обычной металлической проволочкой. Но это нисколько не портило внешний вид этого веселого чайничка. На крохотном столе, на серебряном подносе стояло несколько изящных фарфоровых чашечек. Сверчок, завернувшись в свой плащик, сотканный, по его рассказам, из лунного света, расположился на каминной полочке. Он весь светился, словно Рождественский огонек.

— Ну вот, мои дорогие, вы и пришли ко мне. Я стал совсем старым. И сколько мне еще отпущено времени — никому неведомо, но… Я постараюсь порадовать вас…

За окном завывал ветер. Острые снежинки неистово бились о замерзшее стекло, словно тоже хотели попасть на огонек.

— Ай-ай-ай! — погрозил им Сверчок, — Здесь для вас нет жизни, белоснежные красавицы. Вы прекрасны, но холодны. И тепло для вас смертельно. Так что вам лучше находиться снаружи.

Но снежинки не верили и продолжали биться с удвоенной силой. Стекло дребезжало, и старая оконная рама поскрипывала.

— Ну что ж, как знаете, — вздохнул Сверчок, печально улыбнулся, взял своими тонкими дрожащими лапками скрипку, приложил к струнам смычок и… Нет слов, способных передать красоту той мелодии! Сверчок осторожно водил смычком по струнам, а вокруг распускались прекрасные цветы. Их необычайно нежный аромат заполнял всю каморку, проникал в каждый уголок и каждую щелочку на старом дощатом полу и поднимался туда, наверх к потолку. А… потолка уже и не было! Чистое голубое с бирюзой небо, залитое теплым светом… А вокруг возникали то цветочные поляны, то таинственные дворцы, то сказочный дремучий лес, то подводное царство с веселыми танцующими рыбками, то небесный замок в облаках… Да и что только не увидишь, слушая прекрасную музыку! А в небе… О, да! В небе чудесный хор пел так, как никто на земле не может петь. Белоснежные существа с серебряными крыльями летали стайками весело и беззаботно. Они играли на маленьких дудочках и смеялись, как тысячи серебряных колокольчиков. Неужели это пели Ангелы?.. Нет-нет, мы, люди, не можем слышать пение Ангелов! Но это были именно Они! И скрипка пела, и, казалось, что она уже поет одна. Она двигалась в такт, кружилась и… Вдруг… о, чудо!.. у скрипочки появились крылышки! Да-да! Именно крылышки из пушистых белых перьев! Она мелко, как-то по-воробьиному, замахала ими и поднялась в небо. Но где же Сверчок? Сверчка нигде не было. Казалось, он растворился в этой волшебной мелодии. «…Кто имеет уши да услышит…» — раздался чей-то нежный шепот…

Вдруг все пропало. Сверчок сидел на каминной полочке и по-детски болтал лапками в теплых полосатых носочках. А его скрипочка, как прежде, лежала рядом.

— О, вы улыбаетесь, мои дорогие? Вы растеряны? Это замечательно. Вы даже себе представить не можете, как это замечательно! У вас совершенно отсутствующий вид, словно вы были в иных краях! Я прав? О, конечно, конечно! Присаживайтесь, отдыхайте!

Сверчок ловко слез с каминной полочки, снял с огня свой чайник и разлил кипяток по чашечкам.

— Угощайтесь, мои дорогие! — он подвинул блюдо с крендельками. — После такого путешествия необходимо отдохнуть. И вот что я должен вам сказать, чем добрее ваши сердца, тем дальше и интереснее вы сможете путешествовать, слушая музыку. Но музыка должна быть …

Не успел Сверчок договорить, как сверху, с потолка — это уже был именно он, обычный деревянный потолок в старой каморке — упал какой-то длинный предмет и звякнул о серебряный поднос. Сверчок проворно подхватил его. В его лапках оказалась дудочка, одна из тех, на которой играли Ангелы! Сверчок блаженно улыбнулся.

— Этот божественный инструмент, эта, как вы говорите, ангельская дудочка, называется флейтой! Вы только послушайте: «Ф-лей-та-а…» Как звучит! Не название, а мелодия! Ф-лей-та-а-а…

Теперь можно было рассмотреть поближе эту волшебную дудочку. Она вся так и сверкала серебром, так и переливалась, так и играла при свете огня. А сколько на ней было дырочек и даже каких-то таинственных кнопочек! Воистину, на ней могут играть только Ангелы, ну, может быть, феи или лесные нимфы! Человеку даже думать нельзя о таком чуде!

— О, вы не правы, мои дорогие, — сказал Сверчок и опять засветился, — вы можете научиться играть на этой серебристой дудочке! Да так, что даже Ангелы прилетят вас послушать! Вы не верите? — Сверчок вздохнул, в его глазах промелькнуло что-то очень-очень грустное, но он тут же улыбнулся. — Помните! Чтобы чему-то научиться, надо просто этого очень хотеть! Очень-очень хотеть! И тогда вам не страшны никакие трудности!

Сверчок взял в лапки дудочку, набрал воздуха и дунул!.. Тысячи серебряных колокольчиков заиграли вокруг. Яркие солнечные лучи, прямые и стройные пронзали пространство, словно играли с колокольчиками в догонялки. Потом появился голубой-голубой ручей. Его берега утопали в зеленых зарослях диковинных цветов. Аромат их был таким сильным, что… Апчхи!.. Ой, простите! Так непривычно… Три длинноволосые девы с глиняными кувшинами на плечах в длинных белых платьях медленно двигались в причудливом танце на берегу этого сказочно-прозрачного ручья…

Волшебная дудочка! Много ли историй ты еще можешь рассказать?!

— Волшебная дудочка… Да и вообще-то все дудочки волшебные. Они ведь оживают от вашего дыхания! А дыхание — это душа… И если душа твоя полна доброты, то флейта в твоих руках станет волшебной и расскажет преинтереснейшие истории! Но не забывайте, просто быть добрым мало. Нужно много трудиться и заниматься каждый Божий день! И вы увидите, что даже недолгие, но упорные занятия принесут свой результат. Сначала вы научитесь извлекать один волшебный звук, потом другой, третий… Потом соединять эти звуки в мелодию… И не просто соединять, а переплетать все более красивыми и сложными узорами… Это и есть музыка! И у музыки нет возраста. Музыкой могут заниматься все! Даже ваши папы и мамы! И даже бабушки и дедушки! Да-да! Это очень серьезно! Не нужно стесняться своих желаний! Своих творческих порывов! И не говорите, пожалуйста, что у вас нет слуха! — Сверчок вдруг рассердился и от возмущения затряс головой, словно древний старичок. — Даже у людей, которые, как нам кажется, не слышат, есть свой внутренний слух. И слышат они гораздо больше звуков, чем мы! Никогда не говорите так… Никогда!.. И не слушайте никого! Ваше горячее желание преодолеет всё! Всё! Всё…

Сверчок отложил флейту. Взгляд его стал усталым и грустным. Он молча сидел, сложив на груди свои тоненькие лапки, и смотрел в окно. Огонь догорал и поленья тоже как-то устало потрескивали в камине. За окном завывал ветер. И снежинки с невероятной силой для этих крохотных созданий продолжали биться в стекло.

— Вот из кого бы вышел толк! — голос Сверчка казался каким-то надтреснутым. — Удивительное упорство! Они знают, что погибнут, но стремятся к Теплу и Свету…

Вдруг он резко встал, лапки его дрожали мелкой дрожью. Этого было бы невозможно заметить, если бы он не взял в руки свою скрипку. Он не смог сразу удержать смычок на нужной струне. Но спустя мгновение, справился и… Распахнулось окно! В каморку ворвался снежный вихрь. Он кружился, кружился, кружился. То вверх, то вниз, то замирал и опять кружился, кружился… Потом все успокоилось. И воздухе можно было разглядеть… снежинки! Они танцевали, словно в балете, как самые настоящие танцовщицы. Но они были все разные! Все-все! И ни одна не была похожа на другую! Каждая танцевала свой особенный танец. И сколько в нем было радости и торжества жизни! Они пели и смеялись, эти снежинки. Казалось, они совершенно забыли о близости огня. Они не боялись его. Они прыгали и веселились так беззаботно, как дети. И хотелось прыгать и веселиться вместе с ними. Но огоньки пламени тоже стали прыгать и веселиться. Они подхватывали снежинок, кружились, кружились, вдруг раздавалось тихое п-ш-ш… Снежинок становилось все меньше и меньше… И огоньки пропадали один за другим… Но почему-то радость не пропадала. Наоборот, она торжествовала, смех продолжал звучать, и пение не прекращалось!..

Сверчок несколько раз неистово ударил смычком по струнам и опустил скрипку… Он тяжело дышал, но глаза его светились счастьем. Он элегантно поклонился, медленно сел на свою полочку, положив скрипочку рядом. Некоторое время он молчал.

— Я устал, мои дорогие. Боюсь я не смогу вам сегодня больше ничего сыграть. Но я уверен, что вы не забудете этого вечера. И музыка будет вам всегда приносить столько же радости. Вы можете записывать картины, увиденные в музыке. И тогда вы превратитесь в писателей-сказочников. А если вы нарисуете эти картины, то сможете оформить ваши сказки иллюстрациями. И тогда вы сможете издать чудесную книгу музыкальных сказок! Да-да! Эту вашу книгу можно будет так и назвать «Музыкальные сказки». Главное увидеть и услышать… А вы это сможете, мои дорогие! Ведь у вас такие чуткие сердца…

 

Солнечный зайчик Моцарта

— Приветствую вас, мои дорогие! Вы пришли вовремя. Стол уже накрыт, — Сверчок опять сидел на каминной полочке и болтал тонкими лапками в полосатых носочках. — Весьма рад, проходите, не стесняйтесь!

На круглом столике аппетитно возвышалась горочка горячих пончиков.

— Угощайтесь, мои дорогие!.. Ой, носок! — Сверчок вдруг вскочил на лапки, наклонился, пытаясь схватить слетевший носочек, и… чуть не сорвался вниз. — Благодарю вас! Благодарю! — Сверчок счастливо улыбался, прижимая к себе поданный ему носочек. — Вы не представляете, как дорог мне этот подарок! Почему?.. О-о! Это длинная история. Вы хотите послушать!? Это хорошо… — Сверчок взял свою скрипочку. — Вы любите солнце? Конечно… Конечно, любите…

Казалось, Сверчок не касался струн, а музыка звучала… Легкая, радостная, действительно солнечная… И все вдруг заполнилось удивительным светом. И нежное мягкое тепло разливалось вокруг…

— Эти носочки связала мне Наннерль… Вы знаете Наннерль? Нет?! Это сестра Вольфа! И Вольфа не знаете? О, простите! Я забыл, что прошло уже три века! Простите… Я был бестактен… — Сверчок медленно положил скрипочку, нечаянно задев одну струну. Скрипка как-то печально вскрикнула. — Но Вольфганга Амадея Моцарта вы знаете! Конечно… Я не сомневался. Кто-то из вас слышал его музыку! А кто-то успел полюбить ее. Да-а, услышав раз музыку Моцарта, не забудешь никогда. Она будет жить в твоей душе, греть твое сердце своим солнечным теплом и охранять его от черных грозовых туч и унылого беспросветного дождя… Итак, я начинаю свой рассказ… — Сверчок бережно сунул тонкую лапку в носочек, уселся поудобнее и…

Маленький Вольфганг Амадей Моцарт, а попросту Вольф, был солнечным мальчиком. Он почти всегда улыбался, словно ласковое весеннее солнышко. Потому что в нем жила музыка… Небесная, солнечная, радостная музыка! Музыка наполняла все его существо. Музыка была его дыханием. Музыка была его зрением. Музыка была его слухом. Как это может быть? — спросите вы, мои дорогие? Очень просто! Просто Вольф с самого рождения мог слышать больше нас, обычных людей. Слышать музыку, радоваться этому, и радовать других! Ведь композитор должен записать звуки, которые услышал, чтобы могли исполнить и послушать другие, то есть мы с вами. Но Дар слышать это не только подарок и доверие Бога, но еще и великий труд. Одаренный Богом человек должен бережно хранить свой талант и оберегать от лени, гордыни, фальши и пошлости, никогда не жалеть себя и не роптать на свою судьбу. Моцарт покорился своей судьбе с благодарностью. Он не мог жить без музыки. За свою сравнительно короткую жизнь он создал так много произведений! Оперы, концерты, сонаты, менуэты, сонатины, кантаты… Голова идет кругом от этого множества и разнообразия…

Вольфу не было еще и пяти лет, когда он начал серьезно постигать музыкальную науку. Но к клавесину его тянуло гораздо раньше. Словно какая-то фея одарила его необычайной работоспособностью. И даром сочинительства! И редким исполнительским даром! Он упражнялся в игре на музыкальных инструментах без устали и капризов, как профессиональный музыкант. И еще он был наделен легким жизнерадостным характером! Я уверен, что над Вольфгангом Моцартом поработало множество фей! Совсем как в сказке «Спящая красавица»! И очень может быть, что когда новорожденного Вольфа — будущего Музыкального Принца или Короля Музыки — запеленали и положили в колыбельку, феи собрались вокруг и начали свое волшебное дело. Они одарили его душевным богатством, а про земные блага забыли. Великий Моцарт жил почти в нищете и еле-еле сводил концы с концами. Да еще ему доставалось от злых завистников и недоброжелателей. Это, наверное, дело рук злой колдуньи, которую забыли пригласить на столь великий праздник. А ведь в жизни все гораздо сложнее и прозаичнее, чем в сказке. Кто знает… Нам не позволяют совать свой нос в такие тонкости! Так что не будем нарушать сказочную жизнь фей и тем более злых колдуний! Пусть себе живут в своих сказках! К счастью, Моцарт несмотря на все лишения, голод, холод и каторжный труд, остался до конца своих дней добрым и жизнерадостным. То есть душа его осталась чистой и легкой, как у ребенка, даже когда он стал именитым композитором. Поэтому его музыка сказочно красива, легка, тонка, изящна, а главное светла и радостна, будто соткана из самых настоящих солнечных лучей! Должен сказать вам по секрету, что феи вяжут свои шали из того же материала! Только никому об этом не рассказывайте. Это большая тайна…

Однажды трехлетний Вольф подошел к инструменту и ударил по клавишам обеими ладошками. Послышался резкий пронзительный звук! Малыш в ужасе закрыл уши и… потерял сознание. После этого случая он относился к инструменту с великой осторожностью как к живому существу, обладающему волшебными свойствами. Он разговаривал с ним, гладил его, долго слушал каждый звук и шумно радовался, когда находил гармоничные созвучия.

Так начался трудный творческий путь великого композитора. Уже ребенком Моцарт много работал. Отец Леопольд Моцарт возил его по странам Европы с концертами. Маленький виртуозный исполнитель в белом парике с косичкой и в тяжелом шитом золотом камзоле, подаренном мальчику при императорском дворе, выглядел забавной куклой. Еще бы! Ребенок, который виртуозно владеет инструментом! Спешите видеть! Спешите слышать! Маленький музыкант сыграет на клавесине по нотам и по памяти, с закрытыми глазами и с закрытой платком клавиатурой, двумя руками, одной рукой и одним пальцем, угадает любую ноту, названную из публики, сыграет с листа любые незнакомые произведения! А его музыкальные импровизации на любые темы просто неповторимы! Спешите! Спешите…

На приеме в императорском дворце с маленьким Вольфом произошла не очень приятная история. Когда он увидел императрицу Марию Терезию, вспомнил наставления отца и хотел раскланяться по всем правилам этикета. Но, не удержавшись на скользком полу, поскользнулся и упал. Хотел встать и опять упал. Все вокруг засмеялись. Можно догадаться, какие горькие чувства переполнили душу маленького чудо-музыканта, когда он лежал распростертым на полу не где-нибудь, а в императорском дворце! И вдруг к нему подбежала богато одетая девочка. Она протянула Вольфу руку и помогла встать. Вольф встал, оправился, с вызовом огляделся вокруг и твердо заявил: «Ты добрая, я на тебе женюсь…» Девочка была эрц-герцогиня Мария Антуанетта.

Через тридцать лет Марию Антуанетту казнят во Франции. Но, рассказывают, что до самой последней минуты она сквозь слезы напевала одну из мелодий Вольфганга Амадея Моцарта. Вот так…

Понятно, что пока Вольф был ребенком, на него смотрели как на чудо, его ласкали, ему дарили дорогие подарки. Он был предметом развлечения и восторгов! Но почти никому не приходило в голову, что этот малыш гениален! Что он не кукла, он живой, нежный и хрупкий, словно цветок… Ему нужны искренняя забота и тепло солнечного света. Своему маленькому брату помогла сестра Анна Мария, а попросту Наннерль. Она тоже была необыкновенно одарена. Не так, как Вольфганг, но … Она начала играть на клавире лет с семи и вскоре бегло и выразительно исполняла трудные по тому времени произведения. Как-то в один из пасмурных дней Наннерль заметила, что братишка приуныл. То ли усталость сказывалась, то ли одолевали маленькую детскую голову невеселые мысли. Еще бы! На эти хрупкие плечики была взвалена великая миссия — создать национальную немецкую оперу! Да не по старым законам, по которым, несмотря на прекрасную музыку, актеры должны были наделять вымышленных мифологических персонажей скованными неестественными жестами и преувеличенными чувствами. Моцарту суждено было создать новую оперу, в которой, наконец, оживут истинные человеческие чувства! Люди на сцене будут петь о жизни, будут радоваться и страдать, любить и ненавидеть, помогать друг другу, переживать. Одним словом, будут похожи на вас, мои дорогие. Так вот, Наннерль в тот самый пасмурный вечер решила развеселить Вольфа и достала из кармана… зеркальце! В одно мгновение по темной комнате разбежались солнечные зайчики! Правда, они родились не от солнца, а от пламени свечи и были не так ярки, но… Вольф был рад и такому свету. Он всегда стремился к свету. Такой уж у него был нрав. Подарок одной из фей, как вы помните!

Был у Моцарта и еще один покровитель. Вы, наверное, знаете легенду о «черном человеке»? Черный человек, который будто бы преследовал Моцарта и из зависти учинял ему неприятности и несчастия. Мало того, он еще и отравил его, то есть стал причиной смерти солнечного гения музыки. Как вы правильно догадались, мои дорогие, речь идет об Антонио! Но Сальери к этим злым слухам не имеет никакого отношения. Прославленный музыкант, творческая натура, талантливый педагог! Им создано очень много прекрасных музыкальных произведений. Только около сорока опер! Свою музыкальную деятельность он начал с шестнадцати лет. Руководил репетициями в оперном театре. Став придворным капельмейстером, он дирижировал спектаклями итальянской оперы, управлял придворной певческой и инструментальной капеллой. Многие годы Сальери руководил Обществом музыкантов и пенсионного фонда для вдов и сирот венских музыкантов. Он был всегда внимателен к нуждам и интересам оркестрантов, певчих и сотрудников капеллы, особо заботился о престарелых и бедных музыкантах. Первый директор Венской консерватории! Его учениками были Людвиг ван Бетховен, Франц Шуберт, Франческо Лист, Моцарт младший, которому помог стать прекрасным музыкантом! Разве может такой человек заниматься злодейством!? Можно догадаться, что тут опять не обошлось без старой колдуньи! Но что поделаешь, там где добро, там и зло… Так уж устроен мир. Согласно легенде, нам стало удобно представлять Сальери неким мрачным господином, неспособным даже улыбаться. Но современники нам оставили совершенно другой портрет прославленного музыканта! Сальери был симпатичен в высшей степени, он всегда являлся душою общества. «Радушный и любезный, доброжелательный и жизнерадостный, остроумный, неисчерпаемый в анекдотах, цитатах, славный изящный человечек с огненно сверкающими глазами, с загорелой кожей, всегда мил и опрятен, живого темперамента, легко воспламеняющийся, но столь же легко примиряющийся!» Вот какой портрет Сальери оставил нам музыкальный летописец тех времен Фридрих Рохлитц. Сохранились шуточные вокальные композиции Сальери с забавными авторскими аннотациями. А знаменитый композитор Россини с женой и друзьями квартетом пели юмористические каноны, которые их сочинитель приносил каждый день после обеда!

Так что получается, мои дорогие друзья, что Антонио Сальери не просто благодарный поклонник и добрый помощник великого Моцарта, а его Ангел-Хранитель! Да именно так оно и было на самом деле! Сальери был не «черным человеком», а «человеком в черном», то есть он всегда в тени, незаметно, скромно помогал и как мог всеми силами оберегал Божественный гений Моцарта, о чем Моцарт так никогда и не узнал… Ведь, как известно, «добро в молчании должно твориться…»

Да, жизнь жестока. Так и получилось, что старик Сальери, проведший свою жизнь в трудах праведных и честных, был после смерти проклят и предан забвению. Кто из вас слушал его прекрасные произведения? Наверное, не много найдется таких счастливчиков! Так что, мои дорогие, относитесь к истории бережно. Вникая в тайны ее, старайтесь прежде всего понять, а не осудить…

Но вы что-то приуныли, мои дорогие. Не надо! Помните сказку Г-Х Андерсена про Оле-Лукойе? Про того человечка, который тихонечко в одних чулках является к детям по ночам и рассказывает сказки? У него есть два зонтика. Черный зонтик он раскрывает над непослушными детьми. А зонтик разноцветный, шитый из самого тонкого китайского шелка, он раскрывает над хорошими добрыми детьми. И им снятся необыкновенные сны! По-моему, Моцарт вполне подходит на роль Оле! Но только для тех, кто умеет и любит слушать музыку. Слушайте, слушайте музыку Моцарта! «Маленькую ночную серенаду» или… «Фантазию ре-минор» или… Да все что угодно! Музыка Моцарта вся прекрасна, и не оставит равнодушным никого. Может быть, так поют Ангелы на небесах, воспевая все живое и пробуждая новую жизнь в наших порой застывших сердцах! И как только ваших ушей коснутся эти волшебные звуки, над вами тут же раскроется тот разноцветный зонтик с множеством самых разнообразных сказок, которые только существуют на свете! Не волнуйтесь, они обязательно все со счастливым концом! И в вашей комнате обязательно запрыгают по стенам солнечные зайчики!

 

Нежное сердце Бетховена

— Сегодня, мои дорогие друзья, я расскажу вам о совершенно другой музыке. Она наполнена ветрами, бушующими водными потоками, бурями и грозами. Но не пугайтесь, мои дорогие! После бури тучи рассеиваются, и обязательно появляется солнце. Теплое, ласковое, нежное… Такова музыка Людвига Ван Бетховена. Послушайте.

Людвиг ван Бетховен обладал яркой запоминающейся внешностью. Смуглое лицо с правильными крупными чертами. Правда, с годами эти черты стали более резкими и асимметричными. Широкий короткий нос. Мощный шишковатый лоб. Тонко очерченный рот. Черные густые пышно вьющиеся волосы, не знающие гребня. Выражение сосредоточенное, серьезное, и даже порой хмурое. Гордая осанка. Походка быстрая, стремительная. Я видел, что когда Бетховен сочинял или обдумывал свои идеи, то он прогуливался, вернее, «обегал» этой своей походкой весь город дважды каждый день в любую погоду. А вот глаза… Если бы великий композитор удостоил вас своим взглядом, вы сделали бы потрясающее открытие… глаза у Бетховена были светлые, голубые, глубокие, как вода в могучей реке Рейн, на которую часами мог смотреть Людвиг будучи еще маленьким мальчиком. И взгляд внимательный, пылкий, нежный, и в тоже время скорбный, словно наполненный трагичной безысходностью. Так, наверное, смотрит смертельно раненный зверь. Величественный, смелый, но беспомощный и обессиленный… Бетховен и был похож на такого зверя. Сильный независимый дух в израненном болезнями теле…

Маленький Людвиг рос не по годам серьезным, сосредоточенным вдумчивым мальчиком. Но не без шалостей, конечно, свойственным любому мальчишке, да еще с таким живым, темпераментным характером, какой был у Людвига! Он обладал удивительной честностью в отношениях с людьми. Если кого-то любил, то горячо и искренне. Но и чувство неприязни не мог скрыть. Из-за этого всю жизнь свою страдал и нажил немало врагов и завистников. Душа его была настолько хрупкой, что он не мог слышать крика, брани, несправедливости, жестокости. Он буквально терял слух. Внезапно возникающий шум в ушах доводил мальчика до мучительной головной боли, потом вдруг так же внезапно исчезал. Людвига оглушали оскорбления и ругательства отца, являвшегося после очередной гулянки в кабаке… Его глумления над матерью… Оглушали ночные занятия, когда подвыпивший отец к великому ужасу матери сонного и плачущего малыша сажал за клавесин… Оглушали надрывные приступы кашля больной матери… Да и как может вместить в себя детская душа все эти несчастья? Мальчик никому не жаловался. Только мать, горячо любимая, нежная, молчаливая мать знала об этом. Ей не надо было ничего говорить…

Тяжело жилось в собственном доме Людвигу. Голод, нужда. Но страшней всего унижения. Людвиг до конца дней сохранил невероятное чувство собственного достоинства, несмотря ни на что и вопреки всему! Он не стал придворным музыкантом, не заискивал и не искал ни с кем знакомств. Не покупал любви и уважения. Он всегда оставался самим собой, чтобы ни произошло, и какие бы испытания не уготовила ему судьба. Именно поэтому маленькое нежное детское сердце Людвига буквально разрывалось от гнева и беспредельной жалости к почти совсем опустившемуся отцу. Еще недавно Иоганн Бетховен был красивым очаровательным жизнерадостным юношей, обладавшим прекрасным тенором, довольно известным певцом в придворной капелле. Правда, непоседой и гулякой. Но было счастье и в их доме. Еще совсем недавно… Людвиг любил вспоминать, как отец сажал его на колени и разучивал с ним упражнения и этюды и искренне радовался феноменальным способностям сына. Тогда его еще не одолела корыстная идея сделать из мальчика второго Моцарта-маленького гения и заработать на этом. Еще недавно в доме Бетховенов слышался звонкий заразительный отцовский смех, собиралась веселая непринужденная компания. И мать, еще здоровая и улыбчивая, гостеприимная и счастливая. Мама… Как Людвиг любил ее! Считал лучшим свои другом. Я слышал, с каким счастьем он произносил это нежное слово. Мама… Казалось, что это и есть самые счастливые мгновения в его жизни! Потеряв мать, он не смог преодолеть в себе эту невосполнимую утрату.

Да… Все запечатлелось в его глазах! И скорбь, и печаль, и любовь, и свет… Все удивительным образом переплелось в его музыке. И только чуткое ухо и доброе сердце способны все это уловить и почувствовать.

О, мои дорогие друзья, посмотрите! У меня сохранилась афиша того времени! Бумага изветшала и пожелтела, буквы стерлись. Но это великая ценность! Я вам прочитаю: «Сегодня 26 марта 1778 года придворный тенорист Бетховен будет иметь честь показать в музыкальном академическом зале… своего шестилетнего сынишку… с разными клавирными концертами и трио…»

Представляете «… шестилетнего сынишку с разными клавирными концертами и трио»! Действительно, этот неулыбчивый малыш обладал гениальными музыкальными способностями. Но с учителями ему не везло. Чаще всего это были дружки отца. Они без конца сменяли друг друга. Но однажды судьба улыбнулась маленькому музыканту. Его новый учитель Христиан Готлиб Нефе оказался чутким к таланту маленького Людвига. Сам необычайно образованный, он усиленно занимался со своим одаренным учеником, называл его вторым Моцартом. И даже устроил его своим помощником. Помощником органиста в придворной капелле! Радости Людвига не было предела! Даже несмотря на то, что он не получал никаких денег за свою работу. Ведь его дорогой учитель позволял ему, двенадцатилетнему мальчику, исполнять ответственейшие партии на органе! Это ли не счастье!? Людвиг словно растворялся в гармонии стройных, сдержанных и в то же время необычайно проникновенных звуках органа. Он импровизировал, забывая обо всем на свете. Вот они, счастливые минуты! Вот она… жизнь!

Мама… Она умерла, когда Людвигу было шестнадцать лет. Он узнал об этом как раз в тот момент, когда произошла долгожданная его встреча с великим Вольфгангом Амадеем Моцартом. Вот бы жить рядом с самим гением Музыки, учиться у него, слушать его, ловить каждое его слово и каждый исполненный им звук! Встречу эту он выстрадал, борясь со своими сомнениями, тяжкими раздумьями о семье, денежными затруднениями. И вот… Всего лишь несколько минут он смог провести с любимым композитором! Правда, молодой Бетховен все же успел поразить великого Моцарта своим гениальными импровизациями на заданную тему! И великий Моцарт воскликнул: «Обратите внимания на него! Он всех заставит о себе говорить…».

Бедный Людвиг… Вслед за маменькой умер и отец, совсем опустившись. И Людвиг в таком юном возрасте стал главным кормильцем в семье! На его руках остались младшие братья и сестренка. О, Людвиг, Людвиг! Эту неистовую трудоспособность подарил тебе твой дед, всеми уважаемый «господин придворный капельмейстер»! Тебе хватало сил работать в капелле органистом, вечерами играть на альте в оркестре оперного театра, давать бесчисленные уроки музыки! Да еще перенести ужасные болезни… И ты умудрялся заниматься сочинительством! И бесконечно учиться! Как рано ты повзрослел и понял, что «Дарования и щепотки достаточно, а упорства нужно океан… Сто раз потерпишь неудачу, сто раз начни снова. Человек может одолеть любое препятствие… Нужна еще и уверенность в себе, но не гордыня. Храни тебя Бог от нее…» Ты надорвался, Людвиг, но не сдался. И не сдавался никогда! Откуда в тебе эта сила?! О, нет, мои дорогие, Людвиг вовсе не обладал богатырской внешностью. Таким его рисуют на портретах. Эдаким скорбным черноволосым принцем. На самом деле Людвиг был невысокого роста, худенький, со следами оспы на лице. Таков облик гения…

Людвиг бесконечно учился. Да, мои дорогие. Кроме него самого, никто не заставлял его учиться, никто не уговаривал, никто не объяснял, что Дар это не просто подарок. Но и тяжкий каждодневный труд. И хотя Готлиб Нефе спустя годы и написал своему любимому ученику: «Учителем Людвига Бетховена был сам Людвиг Бетховен…», Людвиг всю жизнь бережно хранил благодарность тем, которых считал своими учителями. Иозеф Гайдн — великий композитор, необычайно добрый и отзывчивый человек… Иоганн Альбрехтсбергер — прекрасный теоретик музыки, строгий и требовательный… Антонио Сальери — последний венский наставник, которому Людвиг посвятил три сонаты для фортепьяно и скрипки… А Иоганна Себастьяна Баха и Георга Фридриха Генделя Людвиг считал композиторами, достигшими вершины музыкального искусства…

Все радости в жизни Людвига были недолгими. Ему было суждено всю жизнь бороться с невзгодами, разочарованиями, потерями, предательствами, со страшными недугами, разрушавшими слабое тело и приносившими мучительные страдания. А главное, преодолевать глухоту, все больше и больше одолевавшую композитора. Одно только это доставляло ему немыслимые муки. Глухой композитор! Что может быть нелепее!? Но и что может быть невероятнее и удивительнее!? Он долго боялся, что кто-нибудь узнает о его недуге, не мог с ним примириться, даже жаждал смерти, но… Бог дал ему сил преодолеть и это. И он смирился. «Терпение — так зовется то, что я должен избрать себе путеводителем, и я обладаю им…» Что уж говорить о другом… О несбывшихся мечтах и не растраченных чувствах. О вынужденном одиночестве. О добровольном заточении в неуютных стенах собственной квартиры, где бесконечно много работал, порой сутками, без еды и отдыха. А, может быть, это и есть судьба гения и плата за свободу?! Пути Господни неисповедимы… Прочтите вот это, мои дорогие. Какие горькие строки! «О, вы, люди, полагающие или толкующие, будто я злобен, упрям, мизантропичен, — как вы ко мне несправедливы! — писал он свои братьям Карлу и Иоганну, — Сердцем своим и разумом я сызмальства предрасположен к нежному чувству доброты, я всегда был готов к свершению великих дел…» О, мы знаем, знаем, Людвиг! Вся твоя боль и вся твоя нежность в твоей музыке. И мы, твои почитатели бесконечно любим тебя! И кто знает, если бы все было по-другому, благополучнееи радостнее, мы никогда бы не услышали прекрасной музыки, рожденной в этой мятежной, могучей, сильной и очень чуткой и нежной душе. Невероятная грусть знаменитой «Лунной» сонаты, посвященной вовсе не лунной ночи, а связанной с более глубокими душевными переживаниями и названной композитором «Сонатой как бы фантазией»… Беспокойные страстные интонации «Крейцеровой сонаты»… Мощь Героической симфонии… Трогательная песенка «Сурок»… Могущественная бурная «Аппассионата»… Музыку, особенно музыку Бетховена, невозможно описать. Ее нужно слушать, а главное, слышать. И тогда можно уловить этот невероятной силы и мощи светлый взгляд голубых глаз гениального композитора…

 

Благородный принц из Дворца русской музыки

О Петре Ильиче Чайковском

— Продолжим наш рассказ о музыке, — Сверчок таинственно улыбнулся. — Какая же бывает разная музыка! Музыка — это разговор души человеческой со свои Создателем, с Богом. И чем меньше в ней скверных помыслов и дурных поступков, тем выше она может парить. И тем прекраснее ее творения. Музыка Петра Ильича Чайковского… Да разве возможно ее описать?! Она Божественна, чиста, высока, в ней столько любви, радости жизненной, красоты Божьего мира, силы духовной, веры незыблемой… Ох, мои дорогие друзья! Завещаю вам — слушайте, слушайте и слушайте музыку Чайковского. Она прекрасна! Она предаст вам сил в вашей нелегкой каждодневной борьбе с самими собой. Итак, в Россию! В 19 век!..

Когда мы говорим великий композитор, великий музыкант, то мы, обычно, думаем не о самом человеке, не о его жизни и уж, конечно, не о его душевных и духовных переживаниях. Мы думаем о его заслугах, о его созданиях и трудах. Одним словом, воспринимаем его как нечто гигантское, монументальное, далекое от нашей простой и незаметной жизни. Такова уж наша память. Великие люди поселяются в ней именно в таком неприступном виде, вызывая в наших душах лишь чувства поклонения и восхищения. Но стоит чуть-чуть приблизиться, сделать один шажок навстречу, попытаться понять человека, его поступки, устремления и мечты, то произойдет чудо — перед нами возникнет живой человек, такой же, как и мы с вами. Только, может быть, более уверенно и верно идущий по предназначенному ему пути. Потому что гений…

Петр Ильич Чайковский был из племени гениев! Давайте, мои дорогие, на время забудем слово великий и попытаемся окунуться в мирную, уютную атмосферу старинного дворянского дома, в котором счастливо рос маленький Петя Чайковский. В этом доме музыку очень любили, хотя родители не были музыкантами. Мама Пети, Александра Андреевна, выпускница петербургского Института благородных девиц, прекрасно играла на фортепиано. Да и отец Илья Петрович, начальник железоделательного завода, хоть и был очень занят, с удовольствием посвящал свои редкие свободные минуты игре на флейте. А если взрослые не музицировали, то маленький Петя заслушивался гениальной музыкой Моцарта, записанной на оркестрине — небольшом механическом органе, работавшем от пружинного завода. Даже когда было тихо, чуткое ухо мальчика с необычайной внимательностью улавливало все звуки вокруг. Как скрепят половицы… Тикают часы… Стучит дождь за окном… Завывает ветер… Капают сосульки с крыши… Заливается жаворонок ранним весенним утром… Потрескивают дрова в печи… Звонят колокола в соседней церквушке… И, может быть, уже в душе мальчика рождались те чудесные пьесы о природе родной и любимой России, которые мы знаем как сборник «Времена года». Бесконечно нежный «Подснежник»… Веселая стремительная пьеса «На тройке» с радостным звоном колокольчиков… Грустная и тоже очень нежная «Осенняя песнь»… А ночью, когда все спали, музыка звучала в нем самом и даже иногда доводила его до головной боли. Малыш плакал и просил избавить его от этой музыки. Он был тогда еще слишком мал, чтобы вместить в себя щедрый музыкальный Дар… Тогда у него было еще все впереди…

Тогда он еще не знал, что придется очень скоро расстаться с родным городом Воткинском… С любимым домом, который умел петь на все лады… С окном, на стекле которого наигрывал свою музыку… С раненой березкой, которую перевязывал листьями и замазывал глиной и уговаривал потерпеть… С озером, где жил прекрасный белый лебедь, предлагавший Пете лететь с ним в неведомые края…

Не знал, что там в холодном Петербурге, куда перевели его отца, придется навеки расстаться с любимой матерью, которая умрет от холеры… И терпеть нужду и голод… Придется терпеть насмешки товарищей по училищу правоведения, куда отдали учиться мальчика, чтобы он получил нормальную прочную профессию. Можно только представлять себе, как тяжело было постигать скучные юридические науки юному прирожденному музыканту, который буквально грезил музыкой! Дома он просто не отходил от инструмента и в свои десять лет уверенно играл на пианино. Но родители хотели ему только добра. Так ведь всегда и бывает…

Преодолеть великий Дар невозможно. По счастливой случайности… Но нет, мои дорогие! Случайностей не бывает. Все в этом мире закономерно! Запомните это! Все в этой жизни надо выстрадать и тогда… Только тогда помощь придет. Главное, это вовремя понять и принять как Дар бесценный! В училище правоведения преподавалось хоровое пение. И, как вы сами понимаете, это был любимый предмет Пети Чайковского! А сам Петя Чайковский был, конечно же, любимым учеником преподавателя хорового пения Гавриила Якимовича Ломакина. Это он вместе с известным композитором Милием Алексеевичем Балакиревым откроет Бесплатную музыкальную школу! Он даже доверял Пете вести занятия в хоровом классе! И с учителями музыки Пете тоже повезло. Карель, Беккер, пианист-виртуоз Рудольф Кюндингер! Все это были известные тогда имена! Отец Пети старался изо всех сил, чтобы сын мог заниматься музыкой.

И, теперь уже не Петя, а Петр Ильич, станет студентом петербургской консерватории. Причем, одним из самых талантливейших и трудолюбивейших студентов! И опять счастливая случайность! Нет, закономерность! По-другому и быть не могло! А дело было так. Закончив училище, девятнадцатилетний Петя Чайковский четыре года провел в Министерстве юстиции, исполняя обязанности… о ужас!.. чиновника! Можно только представлять себе муки нашего музыканта! Словно сладкоголосый соловей в тесной железной клетке! Но… во истину, все в жизни нужно выстрадать. В то время в Петербурге открылось Русское музыкальное общество. При нем были созданы музыкальные классы. Не стоит даже сомневаться, что Петя Чайковский сразу стал лучшим учеником. Его настолько высоко ценили, что как только в Петербурге открылась консерватория, он был принят сразу на второй курс! Но и здесь, в консерватории, и потом, когда станет маститым и известным композитором, придется терпеть и зависть, и предательства, и даже читать в газетах злые стишки и насмешки недоброжелателей, готовых разнести по ноткам, к примеру, оперу «Евгений Онегин». О, представляете, мои дорогие, ругать этот гениальный шедевр! Эту удивительной красоты оперу, покорившую буквально все неравнодушные к музыке сердца необыкновенной нежностью, потрясающей силой любви и глубоким драматизмом! Нам остается только догадываться, какие горькие чувства придется испытать нашему композитору, который до конца дней своих останется в душе застенчивым нервным мальчиком, с очень нежным и очень добрым сердцем, которое всегда чутко отзывалось на чужое горе или нужду…. Все еще было впереди… Увы, такова участь всякого гениально одаренного художника. Чем Божественнее талант, тем сильнее волна противления, злобы и ненависти. Но, Слава Богу, у гения всегда появляются друзья, охранители и помощники. Николай Григорьевич Рубинштейн, директор московской консерватории, пианист, дирижер и педагог… Родные братья Чайковского — Модест и Антон… Сестра — Александра Ильинична Давыдова, у которой композитор будет гостить на Украине и отдыхать душой. Для ее детей Чайковский и напишет те 24 простенькие фортепьянные пьесы, которые объединятся в знаменитый «Детский альбом» Чайковского… Музыкальный критик Герман Ларош… Надежда Филаретовна фон Мекк, удивительная женщина, с которой Чайковский так никогда и не встретится. Тринадцать лет они будут переписываться, тринадцать лет он будет получать от нее и духовную и материальную поддержку. Преданный и верный друг, поклонник, а может быть, и Ангел-Хранитель… И многие, многие, многие поклонники, почитатели, исполнители, включая и нас с вами, мои дорогие друзья… И будут ошеломительный успех, бравурные овации, поклонение, восторги и восхищения… Все еще только будет… И полный трагической мощи балет «Лебединое озеро»… И, словно, озаренный солнечным светом балет «Спящая красавица»… И потрясающая мужеством и самоотречением сказка «Щелкунчик»… И роковая опера «Пиковая дама»… И нежная «Иоланта»… Полная весенней жизненной силой «Снегурочка»… И яркая, озорная, веселая, с залихватским украинским юмором опера «Черевички»… И еще много-много всего… Все еще только будет…. И все о Любви… О великой Любви…

Он… Петя… Петр Ильич Чайковский, выполнит свою миссию — станет великим композитором! Создаст множество бессмертных произведений во всех музыкальных жанрах — оперы, балеты, симфонии, романсы, пьесы. При этом его произведения будут новым словом в русской музыкальной культуре. Его произведения еще при его жизни зазвучат во многих странах мира. И в один прекрасный день, почувствовав, что заграничная критика восхищенно пишет о его музыке, он воскликнет: «Россия победила!» И его оперы и балеты навеки поселятся на сценах многих театров по всему миру. А французская Академия изящных искусств изберет нашего великого композитора членом-корреспондентом. А Кембриджский университет присудит ему почетную степень доктора музыки. Его памятник воздвигнут напротив Московской консерватории, а конкурс лучших музыкантов назовут его именем. И даже огромный концертный зал в центре Москвы! Да… Еще все впереди у маленького Пети Чайковского… Пока он в родном доме в маленьком уральском городке Воткинске… И его буквально силком оттаскивают от пианино, чтобы он не переутомился. Но Дар — великая сила! И Петя играет на столе, на подоконнике, на оконном стекле. А часы неумолимо отсчитывают прожитые минуты, годы… Тик-так, тик-так, тик-так… Тонкие детские пальчики старательно нажимают на клавиши. До… ре… ми… фа…

 

Мятежная душа

О Дмитрии Дмитриевиче Шостаковиче

— Слава Богу, мои дорогие друзья, никто из вас не знает, что такое война, — Сверчок лапкой смахнул с глаз слезы… — Нет, несомненно, кто-то из вас уже столкнулся в своей жизни с горем, но… Война… Когда вокруг несчастья у всех и везде. Когда нет дома, нечем согреться, нечего поесть и, самое ужасное, постоянно преследует страх смерти… Она, смерть, хозяйничает во время войны. И сколько надо иметь мужества и храбрости, чтобы не бояться ее! Тогда она отступит, и голод и холод уже станут не такими страшными, тогда можно жить и даже творить! Музыка русского композитора Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, жившего совсем недавно, об этом…

Что значит для нас сегодня Великая Отечественная война? Как можно по воспоминаниям, старым фотографиям, стихам и песням тех лет вместить в себя это вселенское горе? Как можно понять их, выживших в этом чудовищном пекле, шедшим вопреки своему страху навстречу пулям, но все равно стремившихся жить? Как можно понять их, еле живых от голода, собравшихся 9 августа 1942 года в полуразрушенном зале Ленинградской филармонии в осажденном городе? Как можно понять композитора, который в тяжелейших условиях блокады пишет магическую музыку, способную поднять изможденных, смертельно усталых больных людей и заставить идти через весь город пешком, чтобы послушать ее, эту музыку?.. Послушать, чтобы выжить, буквально физически выжить и не потерять человеческий облик в нечеловеческих условиях войны…

Она, эта музыка, исполненная пестрым оркестром, собранным из музыкантов-бойцов, на время отозванных с фронта, сотворила чудо. Она, эта музыка, гениально управляемая невероятно худым, качающимся от слабости дирижером Карлом Элиасбергом, стала для многих слушателей в тот знаменательный вечер глотком чистой целебной воды, сохранившим самое ценное — жизнь…

Что мы можем знать об этом? Как найти в себе силы откликнуться и понять? Многих из тех людей давно уже нет… И Дмитрия Дмитриевича Шостаковича уже нет… Но помнят люди… Помнят книги… Помнят ноты… И седьмая симфония Шостаковича (Ленинградская) стала символом мужества и духовной мощи русских людей, которым суждено было защищать и защитить свою Родину! Это так. И никак иначе сказать нельзя.

После исполнения Седьмой симфонии Шостакович стал Великим. Им восхищались, стремились услышать вновь, используя каждую возможность, и, потрясенные невероятной силой и искренней выразительностью его музыки, которую можно не просто слушать, а видеть, называли музыкальным чудом, гениальным воплощением вселенской трагедии, разыгрываемой войной. Его Ленинградской симфонией жили, дышали, воодушевлялись, питались… Как нам сегодня понять это?

Было обычное детство. Бегал маленький Митенька Шостакович по Петербургским улицам, как все мальчишки, лазил по крышам, тоже как все мальчишки, но… голубей не гонял. Митенька Шостакович любил смотреть на небо. С крыши оно было ближе. О, мои дорогие! Каким же разным может быть небо! Синее, голубое, лазурное, высокое и радостное… хмурое и нависшее так низко, что кажется, будто потрогаешь его пальцем и продырявишь. Сколько оттенков, чувств, дум и размышлений! А облака легкие, пушистые, то тяжелые, мрачно-серые. Митенька любил смотреть на всякие… А закаты, а восходы! Нежно-розовые, ярко-алые… И ветер на крыше гораздо сильнее, чем там, внизу, на земле. Митенька любил подставлять лицо сильному, насквозь пронизывающему ветру и стоять так, чтобы не качнуться, не дрогнуть…

Дома музыку любили. Папа Дмитрий Белеславович пел цыганские романсы. А мама Софья Васильевна была прекрасной пианисткой. Да еще по счастливой случайности, то есть закономерности, конечно, сосед Шостаковичей был виолончелистом. Так что гениальными произведениями Моцарта, Гайдна, Чайковского, Бетховена, Баха Митенька был окружен со всех сторон. Он, словно купался в этой Божественной музыке, бережно собирая в своей мятежной, пылкой душе эти бесценные сокровища. Чтобы там, наверху, на крыше противостоять безжалостному ветру и слушать, слушать, слушать свою музыку…

Музыкой Митя Шостакович начал заниматься довольно поздно, в девять лет. Но в Петроградскую консерваторию поступил в тринадцать! Этот необычный худенький мальчик в очках, неулыбчивый и неразговорчивый, за фортепиано «перерождался в очень дерзкого музыканта, с мужским ударом пальцев, с захватывающим движением ритма. Он играл свои сочинения. Его музыка разговаривала, болтала, иногда весьма озорно…» — вспоминал писатель Константин Федин. В девятнадцать юный Дмитрий Шостакович представил на суд свою первую симфонию! Сам Александр Глазунов к нему благоволил! Этот прекрасный композитор, этот строгий, требовательный директор консерватории и талантливый педагог, которого боялись и уважали, этот скупой на слова человек не жалел добрых поддерживающих слов для Шостаковича. «Исключительно яркое дарование, — сдержанно говорил он, — Достойно удивления и восхищения… Я полагал бы, что может выработаться музыкант». Глазунов добился того, что студенту Дмитрию Шостаковичу выплачивали стипендию. Однажды решили, что студент Дмитрий Шостакович не достоин получать стипендию: «Имя этого студента мне ничего не говорит», — заявил главный хозяйственный чиновник Консерватории. На что Глазунов так разгневался… О, мои дорогие, это было ужасно!.. и воскликнул: «Если вам ничего не говорит это имя… то зачем вы здесь находитесь вместе с нами? Вам здесь нет места. Шостакович — эта одна из лучших надежд нашего искусства!» Не раз Глазунов лично просил паек для юного Шостаковича, чтобы тот мог продолжать учиться. Его семья голодала, и семнадцатилетнему Дмитрию приходилось работать. Работать в грязных, обшарпанных кинотеатрах, получая копейки за нелегкий труд тапера, то есть аккомпаниатора немым фильмам. Однажды под ним загорелся пол, а он продолжал играть, чтобы не вызвать паники.

Исполнение Первой симфонии молодого композитора Дмитрия Шостаковича явилось истинным праздником! И не только для близких. В тот вечер 12 мая 1926 года слушатели Ленинградской филармонии были потрясены смелой новой музыкой, написанной с таким уверенным мастерством! Все прошло блестяще — великолепный оркестр, превосходное исполнение! Бурные восторги публики, переходящие в овацию! Критики были в восторге: «… светлая, искрящаяся, юношеская… она привлекает… искренностью, ароматной свежестью, бьющей через край талантливостью и одновременно — своим безупречным мастерством…» (М. Гринберг). А маменька Митеньки Софья Васильевна только и могла воскликнуть: «Иногда бывает трудно пережить даже великое счастье!»… Так все начиналось…

Музыка Шостаковича долгое время многим была непонятна, далека и чужда. Да, она сложна. Но и эпоха, в которую жил композитор, была так непроста, что нам, ее наследникам, не дано во всем разобраться. И неизвестно, будет ли кому-нибудь дано. И его симфонии — это чуткий отклик на ту эпоху, в которой жил, творил, на те страшные события, которые пережил, на те страдания, которые испытал. Его музыка — книга, по которой можно учиться читать историю и понимать. Просто надо внимательно вслушаться в эти сильные, порой резкие, диссонирующие звуки, которые то обрушиваются ураганом, бурей, смерчем, то плачут дождем, то обвевают теплым, сильным ветром, успокаивают и воодушевляют на борьбу. На борьбу, прежде всего, с самим собой. Это самая сложная и самая жестокая борьба, которую композитор Шостакович выиграл! Как только не пытались втиснуть его в жесткие искусственные рамки советского строя, как только не называли его — и «формалистом», и «космополитом», и «декадентом»! И судили его. И писали поддельные рецензии от «недовольных трудящихся», и увольняли из консерватории «за низкий профессиональный уровень»… все равно в его сильных пальцах рождались бессмертные звуки, глубокие, мужественные, смелые, свободные, как сама жизнь…

— Да, воистину, в каждом человеке звучит своя музыка… — Сверчок завернулся в свой лунный сверкающий плащ и… пропал. В камине жарко пылал огонь, веселый чайничек кипел и булькал на все лады. А в окошко бились неугомонные отважные снежинки…