От страшного общего собрания и от того, что потом происходило в кают-компании, у Бахметьева лицо горело, точно от сильного ветра.
Конечно, он дал подписку. Он не мог не дать ее после того, что сказал Алексей Петрович, но все-таки это было похоже на трусость. И больше не оставалось никакой надежды — весь флот, вся страна катились в пропасть.
И он был совершенно одинок.
Нестеров сидел у себя и раскрашивал свою последнюю картину, но, после того что случилось в первой палубе, подойти к нему было невозможно.
О разговоре с Гакенфельтом и думать не приходилось. Аренский стоял на вахте, а Степа заперся в своей каюте и чуть ли не плакал.
И к Алексею Петровичу идти тоже нельзя было. Он лег спать и приказал, чтобы до съемки его не тревожили. Неужели после всех происшествий он был способен уснуть?
Что-то нужно было делать, а дела никакого не было. Бахметьев достал с полки толстый альбом Джэна — английский справочник военных флотов — и сел в углу кают-компанейского дивана.
Вот она, вся романтика современного боевого флота, — великолепные фотографии в профиль, вполоборота и с носа, схемы расположения брони и углов обстрела тяжелой артиллерии, сухие и сжатые комментарии, критика кораблей как произведений искусства.
Вот Россия. Флаги и уже не существующие погоны. Планы гаваней, а потом таблицы силуэтов. Гордость флота — новые линейные корабли, снятые в еще не достроенном виде. «Гангут», который чуть не взбунтовался еще при старом режиме, «Петропавловск», на котором недавно убивали офицеров.
Дальше! Дальше! «Цесаревич» — герой Порт-Артура. Теперь он сменил свое имя на «Гражданин», и это звучало странно. Покойница «Паллада» — с нее не спаслось ни одного человека.
Нет, неважная это была романтика, и ничего хорошего из нее не получилось.
Миноносцы. Фотография самого «Джигита». Когда и где его снимали стоящим на якоре, выкрашенным в белый цвет и чистеньким, как яхта? Кто были эти офицеры в белых кителях, садившиеся в четверку у трапа? О чем они могли думать?
Сейчас они казались более далекими, чем если бы жили на луне, — странными и непонятными существами.
Хотелось ли ему перейти в тот мир? Вместе с ними сесть в шлюпку и поехать развлекаться на берег?
Нет, ему хотелось просто перестать думать и, если было бы возможно, уснуть.
— Господин мичман!
— Да!
Перед ним стоял вахтенный со сложенной бумажкой в руке.
— Вам телеграмма. Сейчас доставили.
— Спасибо. Можете идти.
Сперва он не решился ее развернуть. Казалось, что в ней могли быть только плохие новости. Потом порвал склейку и прочел: «Поздравляю. Родился сын. Надя».
Читал еще три раза, пока наконец понял. Встал, подошел к буфету, налил себе стакан холодной воды и залпом его выпил.