Пробуждение было внезапным и неприятным. По лицу и груди хлестала струя холодной воды, закипавшей щекочущими пузырьками. В квадратном окне стояла смутная черная фигура с сифоном в руках.

— Черт, — тихо сказал Миша и вскочил. Фигура беззвучно поставила сифон на стол в каюте и пропала.

Миша выскочил на палубу, но она была пуста. Небо и море были тоже пустые и серые. Приближался рассвет, и было холодно, особенно в мокрой рубашке.

Что ж, такие вещи могут происходить в каютах с окнами на спардек, если окна открыты. Но кому понадобилось хулиганить? Миша был озадачен и, вернувшись к себе, зажег свет.

Рядом с сифоном лежала скомканная грязная бумажка. На ней неровные, трудночитаемые карандашные буквы:

«Мишка, все в порядке. Дурак напутал. В Лос-Анжелесе освобожусь самосильно. Ежедневно, с двенадцати до двух жди у главного подъезда вокзала, с которого приедем».

Пониже было дописано: «на моем кочегарном поту едешь, буржуй собачий». Подписи не было и не требовалось.

Значит беспокоиться нечего. А что Ванька поработает, так это неплохо, — выправит психологию. Миша пошел досыпать.

Следующим вечером, когда из кочегарного люка высунулось знакомое, почти до неузнаваемости грязное лицо, Миша отошел от борта и ленивой походкой гуляющего паразита пошел к трапу на спардек. Посторонних поблизости не было.

Проходя мимо люка, Миша уронил записку, сразу схваченную угольно-черной рукой Волкова.

Читал ее Волков внизу, у лампочки, освещавшей манометры.

«Все в порядке», писал Миша, «буду ждать». А в самом низу листа было написано: «Я за достижения буржуазной культуры».

На минуту Волков увидел широкую палубу «Бельмор

Кастля» и высокий закат. Это был вечер перед Гаваной. Волков заскрежетал угольной пылью на зубах и пространно выражался.

Угольная пыль была повсеместна и неизбежна, она лезла в глаза, набивалась в ноздри и рот и раздражала мокрую спину. Ладони были обожжены и мускулы разрывались от боли. Впереди огненным ртом дышала топка, а сзади хрустели шаги механика: сейчас он заорет.

Волков взялся за горячую лопату. Нет, эта самая культура, если на нее взглянуть снизу, не так уж приятна.

Рядом в полутьме всхлипывала и вздыхала донка. Она никогда отсюда не выберется. Пока ее не отвезут на слом, она будет питать водой холодильники. И Ваня ее пожалел.