После премьеры пьесы «За боевые заслуги» и издания в 1932 году романа «Уголок» Моэм до середины декабря оставался в Лондоне, а затем вернулся на континент. Первые три недели января он с наслаждением провел в Мюнхене, где, сняв вместе с Хэкстоном квартиру у одного из аристократов, каждый вечер посещал оперу, много читал по истории и литературе, готовясь к поездке в Испанию.

Вернувшись в феврале на мыс Ферра, он приступает к своей последней пьесе «Шеппи». В мае он возвращается на две недели в Лондон, где решает ряд деловых вопросов, видится с Лизой, которой к тому времени исполнилось восемнадцать лет и которая начала выезжать в свет. Он полагал, что Сири придает слишком большое значение светской жизни дочери и поиску для нее подходящей партии в ущерб хорошему образованию, хотя сам не принимал никакого участия в ее воспитании. В июне Моэм и Хэкстон на машине совершают поездку в Париж, чтобы посмотреть теннисные состязания на кубок Дэвиса, а в июле проводят две недели на курорте Виши.

Второго сентября писатель отправляется в Лондон, чтобы присутствовать на репетициях «Шеппи», которые начинались 14 сентября в театре «Уиндхэм». Пьеса представляла собой переработку рассказа «Дурной пример», опубликованного еще в 1899 году. В ней рассказывалось о лондонском парикмахере, который, выиграв крупную сумму в тотализатор, пожелал раздать выигранные деньги беднякам. Этот напоминающий поведение Христа шаг вызывает ужас у жены и дочери; они пытаются объявить его сумасшедшим, но он умирает до того, как его помещают в желтый дом.

Постановку пьесы осуществил Джон Гилгуд, а главную роль в ней блестяще исполнил Ральф Ричардсон. «Шеппи» явилась последней попыткой Моэма создать серьезную драму после многочисленных полных юмора, но легких сатирических комедий. Ни критика, ни зрители не отнеслись к пьесе серьезно, и она шла всего лишь около трех месяцев. Сам писатель все больше начинает ощущать театральные ограничения — строго установленная продолжительность пьесы, единство места и действия, заданность образов, а также хлопоты, связанные с постановкой. После «Шеппи» он с облегчением расстается с драматургией и всецело посвящает себя прозе.

В 1933 году Моэм впервые выступает в роли эссеиста: под его редакцией выходит сборник «Библиотечка путешественника» (позднее переименованный в «Пятьдесят современных английских писателей»), который представлял собой антологию рассказов, поэм и эссе писателей Англии, начиная от Вирджинии Вульф и кончая Майклом Арленом. Содержанию сборника предшествовало вступление, в котором Моэм разъяснял критерии отбора произведений. Спрос на сборник оказался столь огромным, что издатель Нельсон Даблдей предложил Моэму подготовить еще один сборник. Однако к этому времени писатель вынашивал уже другие планы. Правда, для их осуществления ему потребовалось пять лет. В 1939 году он публикует сборник под названием «Рассказчики», который включал сто рассказов американских, французских, русских и немецких писателей. Его вступление на двадцати семи страницах, в котором он излагал историю создания короткого рассказа начиная с XIX века, явилось одной из самых лучших работ подобного жанра в те годы.

В течение последующих двадцати лет Моэм подготовил и издал еще ряд антологий и сборников эссе. Вышедший в 1943 году сборник «Произведения великих современных писателей», в который вошло большое число рассказов, поэм, писем, эссе и выступлений различных американских и английских писателей, обнаруживает широкий круг работ, с которыми познакомился Моэм. Пять лет спустя он публикует сборник «Десять романов и их создатели», который предварил вступлением, посвященным роману как жанру и знакомящим с жизнью и творчеством десяти крупнейших романистов. Прекрасное введение к изданному в 1934 году сборнику его собственных рассказов «Восток и Запад», его эссе в сборниках «Подводя итоги», «Мысли скитальца» и «Точка зрения», а также вышеуказанные сборники представляют довольно солидный вклад писателя в литературную критику. Хотя эти взгляды не носят новаторского характера и просты по форме, в них ощущаются обширные познания тонкого и широко начитанного знатока мировой литературы, которой он дает оценку как профессионал. Хотя его суждения традиционны, они тем не менее убедительны и интересны.

После создания «Шеппи» и выхода «Библиотечки путешественника» Моэм твердо решает завершить работу над книгой об Испании, о создании которой он думал много лет. В середине марта 1934 года вместе с Хэкстоном он совершает шестинедельную поездку по стране для сбора недостающего ему материала. Они проехали на машине вдоль южного берега через Таррагону, Валенсию, Гранаду, Гибралтар, а затем через Севилью вернулись в Мадрид. Во время их путешествия стояла чудесная погода. Политические волнения, которые порой создавали трудности для путешествий в то время по Испании, их не коснулись.

Сборник «Дон Фернандо», опубликованный в марте 1935 года является, по мнению Грэма Грина, лучшей работой писателя. Скорее повествование о развитии мысли и искусства, нежели путеводитель, она рассказывает о «золотом веке» Испании, о необычайном всплеске творческой энергии величайших представителей этой страны. Моэм построил произведение как исследование материала для романа, который он собирался создать (и позднее создал под названием «Каталина»). Эта форма построения позволила ему рассказать о жизни святого Игнатия Лойолы, о литературных работах святой Терезы, о полотнах Эль Греко и о жизни таких сынов Испании, как Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, Веласкес, священник Луис де Леон и Эспиналь. «Дон Фернандо» — отражение постоянной любви Моэма к культуре и искусству Испании.

В 1934 году писатель много путешествует по Европе. В июне он вместе с Хэкстоном провел несколько дней во французских Альпах в двадцати километрах от Ниццы. В июле они совершили короткую поездку в Италию, а затем отправились в Зальцбург на музыкальный фестиваль. В конце августа они снова вернулись в Италию, проведя несколько дней на озере Комо в Северной Италии.

Зиму 1934–1935 годов Моэм провел на мысе Ферра, завершая работу над «Доном Фернандо» и, как всегда, принимая у себя на вилле нескончаемую череду гостей. В июне 1935 года после недельного пребывания в Венеции Моэм и Хэкстон совершили поездку в Багдастайн, в Мюнхен, Зальцбург, Вену и Братиславу. В конце августа они вернулись на мыс Ферра. После посещения Лондона в октябре они впервые за семь лет 2 ноября отправились в Америку на немецком лайнере «Европа». В Нью-Йорке они гостили у Карла Ван Вехтена, а в декабре направились на юг к Нельсону Даблдею в его дом в Южной Каролине. Вслед за этим они остановились на несколько дней у Юджина О’Нила на острове Си неподалеку от побережья Джорджии. Дом драматурга, выходивший окнами на море, располагался на огромной изолированной территории, на которой не было видно ни одного человека. Моэм, который всячески старался избегать людей, был немало удивлен, когда О’Нил, пожаловавшись на скопление большого количества людей на острове, высказал намерение перебраться отсюда.

После посещения острова Си Моэм и его спутник вновь отправились в Центральную Америку через острова Карибского моря. Свое путешествие они начали с посещения Порт-о-Пренса на Гаити. Перебираясь с острова на остров, они на некоторое время задержались на Доминике, где Моэма очаровала первозданная и великолепная природа, а также красивый и дружелюбный народ. Прибытие Моэма, вышедшего из шлюпки в простом одеянии, вызвало некоторое замешательство у представителей местных властей: они никак не могли поверить в то, что этот одетый в помятый костюм человек мог быть Сомерсетом Моэмом.

Вслед за Доминикой спутники проследовали на остров Мартиника, на Сент-Люсию и Тринидад, а к концу января 1936 года отплыли во Французскую Гвиану, где Моэм выразил пожелание посетить тюрьму в Сен-Лоран-дю-Марони. Рекомендательное письмо к губернатору поселений для осужденных и начальнику тюрьмы помогли ему и его другу поселиться в бунгало, принадлежащем губернатору Сен-Лорана. Обслуживали их двое слуг-заключенных, отбывавших пожизненное заключение за убийство. Зная о том, что служащих тюрьмы иногда находят с воткнутыми в спину ножами, Моэм и Хэкстон не забывали закрывать на ночь ставни и запирать на засов двери спален.

Днем Моэм долгие часы проводил за разговорами с заключенными. Он с удивлением узнал, что во всех убийствах, кроме одного, главным мотивом являлась нужда. В «Записных книжках писателя» содержится много замечаний Моэма о тюрьме. Собранный материал он использовал для создания двух рассказов — «Официальное положение» и «Человек, у которого была совесть». К своему удивлению, писатель обнаружил, что, хотя в Сен-Лоране не наблюдалось жестокого обращения с заключенными, в тюрьме не предпринималось никаких мер для их исправления. Ввиду отсутствия библиотеки, занятий и проведения других мероприятий, которые могли бы поддержать моральный дух узников, жестокие условия содержания порождали у подавляющего большинства осужденных апатию и отчаяние.

Из Французской Гвианы Моэм и Хэкстон отплыли снова на север, на Кюрасао, затем в Картахену в Колумбии, а оттуда в зону Панамского канала. Двадцать третьего февраля они направились пароходом из Панамы в Лос-Анджелес, куда прибыли через девять дней. После короткой остановки они посетили Элансонов в Сан-Франциско, а затем поездом отправились в Чикаго и Нью-Йорк, куда прибыли 22 марта. Уже 2 апреля они на лайнере «Бремен» возвращались в Европу.

Прежде чем вернуться домой на мыс Ферра, Моэм провел несколько недель в Лондоне. На одном из обедов, на котором присутствовал Уинстон Черчилль, разговор зашел о все более угрожающем положении в Европе. Моэм, как и Черчилль, выразил беспокойство по поводу распространения фашизма на континенте, особенно в Италии.

Писатель вернулся в Лондон в середине июля, чтобы 20 июля присутствовать на свадьбе Лизы с Винсентом Паравинчини, высоким, красивым молодым человеком, единственным сыном посланника Швейцарии в Англии. Церемония бракосочетания в церкви св. Маргарет в Вестминстерском аббатстве стала одним из знаменательных событий светской жизни Лондона в то лето.

Моэм был рад этому браку: Паравинчини отличали не только красота, но и безупречные манеры и культура общения — следствие воспитания, полученного в семье дипломата. Моэм действительно любил этого молодого человека. Он сохранил к нему симпатии и тогда, когда этот брак распался. Всю церемонию бракосочетания Моэм просидел рядом с бывшей женой, хотя, как она позднее признавалась, он абсолютно не обращал на нее внимания. Однако они сделали общий подарок новобрачным: он купил для них дом на Уилтон-стрит, а Сири обставила его. Моэм перевел также на их имя значительное число акций и предоставил в их распоряжение виллу «Мореск» на время медового месяца.

В то время как новобрачные наслаждались летней погодой на Ривьере, Моэм и Хэкстон провели август в санатории в Багдастайне. Писателю так понравилась Австрия, что он подумывал о приобретении дома у одного из озер, чтобы проводить там летние месяцы. Прежде чем вернуться на мыс Ферра, писатель со своим компаньоном на машине отправились в Будапешт, где наслаждались венгерской кухней и цыганской музыкой. После нескольких дней, проведенных в Вене, они 6 сентября вернулись на мыс Ферра.

Ни частые поездки, ни свадьба дочери не помешали работе Моэма над романом «Театр», который явился своего рода данью благодарности сценическому искусству, с которым Моэм распрощался.

Осенью 1936 года писатель отправился в Лондон ранее, чем обычно, потому что хотел обязательно присутствовать на чествовании в Пен-клубе Г. Уэллса, которому исполнялось 70 лет. По просьбе юбиляра Моэм сидел во главе стола, слушая мрачные предсказания юбиляра в отношении будущего мира.

Однако углубляющийся кризис, вызванный отношениями английского короля с миссис Симпсон, вытеснил все остальные события на второй план.

Вернувшись снова в Лондон в ноябре, Моэм пригласил Осберта и Клайв Белл поужинать в отеле «Клариджис» 11 декабря. Случилось так, что именно в тот день Эдуард VIII объявил об отречении от трона. Моэм и гости слушали речь короля по радио, которое писатель позаимствовал у портье.

Последовавший вслед за отречением период оказался мучительным для герцога Виндзорского (такой титул получил теперь король) и Уоллис Симпсон, которой пришлось одной коротать время на Ривьере. В отношении женщины, по вине которой королю пришлось оставить трон, высказывалось много упреков. Но Моэм, всегда питавший симпатии к отверженным и изгоям, пригласил Уоллис Симпсон к себе на рождественский обед на виллу «Мореск» вместе с ее друзьями Германом и Кэтори Роджерсами и Сибил Коулфакс. Она была гостем писателя на обеде по случаю Нового года и провела несколько дней в гостях у него в феврале 1937 года. С того момента вплоть до начала войны Моэм принимал герцога и герцогиню, хотя бывший король недолюбливал гомосексуалистов.

В начале 1937 года в отношениях Моэма и Хэкстона произошел надлом. В первых числах января Хэкстон направился отдохнуть в Западную Африку, где серьезно заболел: то ли с ним случился приступ когда-то свалившей его малярии, то ли произошло отравление алкоголем, но по пути во Францию он чуть не умер. Испытав большой испуг, он временно бросил пить. К концу февраля здоровье его пошло на поправку. Болезнь друга глубоко обеспокоила Моэма, хотя неспособность Хэкстона держать себя в руках, как это мог делать сам Моэм, очень огорчала писателя. В письме к Барбаре Бек Моэм писал, что если Хэкстон будет и дальше злоупотреблять спиртным, то это убьет его и что он не будет заботиться о нем, видя как тот сам постепенно сводит себя в могилу; он предоставит Хэкстону средства для того, чтобы тот жил один, а сам переберется в Англию.

В апреле писатель отправился в Англию, чтобы наблюдать за репетициями «Верной жены», постановка которой была возобновлена в лондонском театре «Глобус». Во время пребывания в Лондоне он позировал для художника Уильяма Ротенстайна, которому позднее заказал портрет и брат писателя Фредерик. Годы не способствовали сближению братьев, но они уважали друг друга, и их отношения, хотя внешне сдержанные, были теплее, чем об этом обычно пишут. Когда в начале 1938 года Фредерик стал председателем палаты лордов, писатель испытывал искреннею радость и гордость за брата. Ему особенно доставляло удовлетворение сознание того, что Фредерик был назначен на этот пост благодаря своим знаниям и опыту, а не партийной принадлежности.

Когда в ноябре с традиционной пышностью открылась сессия нового парламента, Моэм, по словам одного из друзей, все утро провел в галерее для гостей в палате лордов. Он ждал того момента, когда в полдень Фредерик в роскошной одежде лорда-канцлера исполнил ритуал вручения королю речи, которую тому надлежало произнести. Как утверждают очевидцы, в этот кульминационный момент, Моэм вскочил со своего места, схватил за рукав соседа и воскликнул: «Смотрите, смотрите! Этой мой брат! Вставайте же, вставайте!»

Со своей стороны, Фредерик гордился славой своего брата как писателя, хотя и редко говорил ему об этом. Однако, резко осуждая гомосексуализм, он испытывал глубокую боль от этой склонности брата и решительно не одобрял его связь с Хэкстоном. Как юрист Фредерик в большей степени, чем большинство других понимал опасность, с правовой точки зрения, которой подвергают себя имеющие эту наклонность лица в Англии. По словам племянника Моэма Робина, именно Фредерик в начале 30-х годов предупредил брата о просьбе главы Скотленд-Ярда о том, чтобы Моэм вел себя более осторожно в Англии, потому что из-за его образа жизни ему может грозить арест. Несмотря на этот разделявший братьев барьер, они продолжали регулярно видеться и поддерживать хотя и не безоблачные, но дружеские отношения вплоть до смерти Фредерика.

Должно быть, именно гомосексуализмом Моэма объясняются шутливые письма, которые Фредерик иногда писал брату. Как-то Фредерик по ошибке получил предназначавшееся Уильяму письмо от читателя-поклонника, которое он переслал брату. Моэм шутливо ответил, что подобная переписка может снова привести к спору о том, кто является автором всех написанных Шекспиром произведений — сам Шекспир или Бейтон; что будущие поколения припишут все написанное Уильямом Сомерсетом Моэмом лорду-канцлеру Фредерику Моэму, который использовал литературный псевдоним своего брата. Фредерик в той же манере ответил, что, возможно, тот прав, сравнивая себя с Шекспиром, и дал при этом один совет: «Только не пытайся писать сонетов». Очевидно, Фредерик был знаком с бытовавшим мнением, что сонеты служат средством выражения гомосексуальной любви.

В мае 1937 года Моэм вернулся в Париж, чтобы собрать материал для романа «Рождественские каникулы», который он планировал написать после посещения суда над Гаем Дейвином, приговоренным в декабре 1932 года к смертной казни за убийство. Из Парижа он вместе с Хэкстоном и Штерном в июне отправился на машине в путешествие по скандинавским странам. Им всем понравился Копенгаген, а Швеция показалась унылой.

Пока он путешествовал, вилла «Мореск» была отремонтирована: писатель планировал выставить ее на продажу и запросил за нее 25 000 фунтов стерлингов. В случае продажи он предполагал больше времени проводить в Англии. Хотя Моэм и не говорил об этом конкретно, предполагалось, что Хэкстон займет его квартиру в Париже и они будут продолжать видеться, но не так часто, как раньше.

В конце концов покупателя на виллу не нашлось, а неизбежному разрыву с Хэкстоном помешала разразившаяся война. Жизнь продолжалась как обычно: в начале августа Моэм с Хэкстоном отправились в Зальцбург, чтобы послушать Тосканини, а оттуда в Багдастайн. В конце месяца они два дня провели в Венеции, чтобы взглянуть на полотна Тинторетто, а в начале сентября вернулись на мыс Ферра.

Большую часть 1937 года заняла редакторская правка большого числа рассказов, которые должны были быть включены в сборник, издаваемый Нельсоном Даблдеем. В это же время Моэм правил гранки своего автобиографического сборника эссе «Подводя итоги». Книга носила своего рода исповедальный характер. В предисловии Моэм указал, что эта его работа — не автобиография и не мемуары. Как предполагает название, изложенные в ней мысли — резюме идей о творчестве, литературе, искусстве, драматургии, философии и религии. Большая часть включенных в этот сборник взглядов уже нашла выражение в его пьесах и художественных произведениях, изложена устами его героев и самого автора. Однако желание писателя объединить эти мысли и изложить их в упорядоченной форме побудила его вновь вернуться к ним и углубить идеи, которые волновали его на протяжении более сорока лет. В заключении он признавался: «Когда я завершу работу над этой книгой, я смогу смотреть в будущее спокойно».

«Подводя итоги» состоит из семидесяти семи частей, большинство которых представляют собой эссе о творчестве писателя и размышления о смысле жизни. Анализируя свое творчество, он особо подчеркивает важное значение ясности, простоты и благозвучия в стиле. Одновременно он излагает свой взгляд на природу человека. В тринадцати последующих частях он дает резюме своих взглядов на драматургию и рассказывает об обстоятельствах, связанных с постановкой своих пьес. В заключительной части книги он знакомит читателя со своими взглядами на жизнь. Подводя итог, Моэм приходит к выводу, что никакие великие ценности, которыми дорожит человек, — ни истина, ни красота — не имеют такого значения, как душевность. Книга заканчивается словами преподобного Луиса де Леона о том, что «красота жизни — не что иное, как поступки каждого человека, сообразные его природе и занятиям».

В 1938 году Моэм объявил о планируемом длительном путешествии в Индию, где он собирался пробыть три месяца. До того он избегал поездки в самую крупную колонию Британской империи потому, что многие друзья, посетившие эту загадочную страну, испытали разочарование от пребывания в ней. Кроме того, Моэм был уверен, что Киплинг описал ее так, что уже вряд ли можно было найти сюжет для новых произведений. К тому же он не проявлял большого интереса к искусству Индии, что оправдывало бы его поездку. Однако, как он сообщил в интервью французскому журналисту, он собирался написать роман о восточных верованиях, действие которого должно было происходить в Париже. Поэтому ему требовался материал для передачи атмосферы страны и точного изложения религий Азии. Результатом поездки, хотя и отсроченный по времени, стал роман «Острие бритвы».

Десятого декабря Моэм отправился в путешествие из Лондона. Через восемь дней к нему присоединился Хэкстон. Первым пунктом их назначения стал Бомбей. Комфортабельное судно, на котором они отправились в плавание, спокойное море, приятные вечера, проведенные за игрой в бридж в компании с капитаном-египтянином, сделали путешествие незабываемым. Перед поездкой Моэму советовали начать путешествие с Дели, чтобы засвидетельствовать уважение вице-королю лорду Линлитгоу, но писатель предпочел сначала увидеть храмы на юге страны.

Из Бомбея Моэм и его спутник, имея при себе рекомендательные письма к различным английским администраторам и магараджам, направились далее на юг страны, в Гоа. Бывшая столица португальской торговой империи в Азии показалась писателю уголком, овеянным романтикой прошлого. Из Гоа Моэм продолжил путь в Калькутту, Траванкур и Мадурай. Хотя последний славился величественным храмом, в городе не было отеля, и Моэму с Хэкстоном пришлось спать в зале ожидания на железнодорожном вокзале.

Продвигаясь медленно на север вдоль восточного побережья Индии, Моэм посетил Пондишерри, Мадрас и Бангалор, а затем направился в Хайдарабад. Здесь писателя принял у себя министр финансов Акбар Хидари, который оказался не только гостеприимным хозяином, но и устроил Моэму встречу с почитаемыми в тех краях святыми, с которыми иностранцам обычно бывает нелегко увидеться. В конце февраля 1938 года Моэм и его друг достигли Калькутты и после недельного пребывания в ней направились в глубь страны, в Бенарес. Впечатления от посещения этого края полны восхищения: «Ничто не может сравниться с неторопливым скольжением на лодке по Гангу предзакатным вечером… Перед взором проплывает картина, поражающая своим очарованием: все беспрестанно движется, издавая самые разнообразные звуки, снующие взад и вперед суда создают впечатление незатухающей жизни. И как резкий контраст — неподвижные фигуры погруженных в раздумье людей, которые кажутся еще более молчаливыми, более застывшими и более отрешенными от человеческого бытия».

В Агре у Моэма при виде Тадж-Махала захватило дух; великолепие сооружения пробудило в нем чувство восхищения, трепета и гармонии.

К середине марта путешественники наконец оказались в Дели, где присутствие Хэкстона поставило вице-короля перед дилеммой. Двадцать лет, прошедших с конца первой мировой войны, не ослабили неприязни представителей английских официальных кругов к спутнику писателя. Представитель короля в Индии не мог принять у себя человека, которому было запрещено ступать на землю Англии. Линлитгоу решил пригласить на обед лишь писателя, но Моэм из чувства лояльности к другу от приглашения отказался.

Поездка в Индию явилась самым приятным, оставившим у Моэма исключительно глубокие впечатления путешествием с момента посещения им Малайзии в 1925–1926 годах. В течение двух лет он много читал об индуизме, планируя написать роман об индийском мистицизме. Встреча с духовной стороной жизни Востока оказала на него огромное влияние. Он виделся с индусами, практикующими йогу, факирами, браминами и философами и несколько раз посетил святые места. При посещении храма в Мадурае он почувствовал «острое всепоглощающее чувство божественного, заставляющее содрогнуться… что-то мистическое и внушающее ужас». Вечером в мечети Тадж-Махала он «испытал обостренное ощущение загадочности, безмолвия и пустоты»; казалось, «здесь можно было услышать бесшумную поступь самой вечности».

Трехмесячное пребывание Моэма в Индии подействовало на его воображение как никакое другое путешествие, совершенное им в течение предшествующих десяти лет. Глубокие впечатления от поездки видны в ярких полных восхищения заметках в «Записных книжках писателя». Хотя начало войны помешало ему вернуться в Индию, его краткое пребывание в этой экзотической стране оказалось достаточным, чтобы понять смысл религий страны и мистическое восприятие населяющими ее жителями окружающего мира и в убедительной форме передать увиденное на страницах своего последнего крупного романа. Индийские верования показались Моэму привлекательными; он проявил к ним профессиональный интерес, хотя и не мог заставить себя разделять их.

Моэм и Хэкстон отплыли из Бомбея 31 марта. После неторопливого путешествия по Италии они в конце апреля вернулись на мыс Ферра. Стояла холодная погода, шел дождь, и Моэма ждала уйма писем и дел.

Несмотря на постоянно отвлекавшие его внимание заботы, Моэм буквально на следующий день после возвращения принимается за новый роман. К 1938 году политическая обстановка в Европе приняла столь драматический оборот, что роман, получивший название «Рождественские праздники», превратился в аллегорическое размышление о брожении, охватившем поколение предвоенного десятилетия, которое потеряло ориентиры из-за разразившихся в Европе политических бурь.

Моэм всегда считал, что художественные произведения не должны трактовать политические вопросы или превращаться в нравоучения. В течение большей части своей литературной карьеры он проявлял аполитичность. Однако в 20-х и 30-х годах он все больше начинает понимать, что происходящие политические изменения затрагивают и его жизнь. В январе 1924 года в разговоре с Бертом Элансоном он утверждал, что, хотя многие его знакомые испытывают опасения в отношении возможного прихода к власти лейбористской партии, его такой исход событий не беспокоит. Лейбористская партия ничуть не хуже любой другой, и ей должен быть предоставлен шанс управлять страной. В пьесе «Кормилец», написанной в 1930 году, молодые герои рассуждают о тупике, в который завело страну старое поколение. Эта тема получила еще большее развитие в пьесе «За боевые заслуги». В 1933 году он принимает приглашение Г. Уэллса стать членом Пен-клуба, литературного общества писателей, выступавших за свободу выражения во всем мире, и даже избирается в состав его Исполнительного комитета. В 1937 году вместе с Вирджинией Вульф, Г. Уэллсом и Хью Уолполом он подписывает петицию, призывающую к созданию международной комиссии для изучения экономических и политических причин возникновения международной напряженности. В июне 1938 года он в ответ на призыв Пен-клуба о сборе средств для оказания помощи австрийским евреям-беженцам посылает чек на 10 гиней. Отметив, что подобный взнос, безусловно, недостаточен для решения возникшей проблемы, он призывает Пен-клуб организовать более широкую кампанию помощи австрийским евреям. В октябре он направляет аналогичный чек в фонд помощи испытывающим трудности писателям Чехословакии.

В целом же он предпочитал оставаться в тени и воздерживался от публичных заявлений по политическим вопросам. В 1934 году, когда Джофри Уэст обратился к группе писателей, в том числе Моэму, которые держались в стороне от участия в общественной и политической жизни, с просьбой высказаться по этим вопросам, Моэм ответил прямо: «Почему профессиональный писатель, который зарабатывает себе на жизнь пером, должен заниматься этим грязным делом?»

Однако распространение по Европе коричневой чумы и политика умиротворения глубоко беспокоили писателя. Такая позиция привела его к разрыву дружеских отношений с французским переводчиком его произведений Горасом де Карбуччиа. Родившийся на Корсике, политик и издатель Карбуччиа редактировал журнал «Грингуа», который по мере приближения второй мировой войны занимал все более антисемитскую и профашистскую позицию. В нем чаще стали публиковаться статьи, направленные против Англии, которые Моэм в конце концов счел переходящими все границы. В своей работе «Глубоко личное» Моэм описывает последнюю встречу с переводчиком-корсиканцем, в августе 1939 года и называет его «прихлебателем». Карбуччиа пытался убедить писателя в том, что объявлять войну из-за Польши, страны, населенной второсортным народом, смехотворно, и что Англия и Франция должны отказаться от обязательств выступить в ее защиту.

После падения Франции Карбуччиа стал открыто сотрудничать с немцами и в ноябре 1941 года предпринял попытку очернить Моэма в глазах французов. Как известный писатель, который жил во Франции и знал французский язык, Моэм, благодаря передачам по радио и статьям в печати, являлся для союзников прекрасным орудием пропаганды. Поэтому немцы хотели ослабить оказываемое им воздействие на умы антигермански настроенных французов. Карбуччиа развернул злобную кампанию против писателя, опубликовав несколько очернительных статей в «Грингуа», а затем выпустив их в виде памфлета. В них он утверждал, что Моэм курит опиум, ездил в Америку для саморекламы, хотя и ненавидит американцев, предпочитает жить во Франции, чтобы быть рядом с Хэкстоном. В основу сюжета рассказа Моэма «Сокровище», в котором хозяин дома завел любовную интрижку со своей служанкой, фактически, как утверждал Карбуччиа, лежит связь самого автора с одним из его лакеев. После войны Испания выдала Карбуччиа Франции, он был приговорен к пяти годам каторги с конфискацией имущества.

Внимательное отношение Моэма к разворачивающимся событиям в Европе в конце концов нашло выражение в романе «Рождественские праздники», представлявшем собой повествование о том, как у английского юноши, выходца из высших слоев, пробуждается понимание причин социальных волнений на европейском континенте. В блестящем эссе «Моэм и будущее поколение», написанном в 1937 году, Гленуэй Уэскотт утверждал, что этот роман имел более важное социальное значение, чем любое другое произведение автора:

«В этой небольшой работе, которая едва ли составляет сотню страниц и в которой всего лишь восемь героев, речь идет о том, как они встретились, о чем говорили, что чувствовали и что с ними стало. В этом произведении Моэм в большей степени, чем в каком-либо другом, вскрывает сущность фашизма и коммунизма, раскрывая внутренний мир человека».

Роман был закончен в октябре 1938 года. Моэм работал над рукописью все лето, во время которого политическая нестабильность в Европе продолжала расти. В марте Гитлер оккупировал Австрию, а в конце мая во всех странах распространились зловещие слухи о скором вторжении немцев в Чехословакию. Вскоре после возвращения из Индии Моэм договорился с Бертом Элансоном о том, чтобы его активы в Германии, которые не могли быть вывезены из страны, были переведены на счета Элансона. Хотя гонорары за переводы произведений писателя на немецкий язык были заморожены, они, очевидно, были в большей безопасности, чем средства американских евреев. Моэм посоветовал Элансону вкладывать оставшиеся в Германии средства в произведения искусства, которые затем можно было бы вывезти в Америку.

Политическая нестабильность в Европе побудила Моэма отказаться от ежегодных поездок на австрийские и немецкие курорты. После аншлюса Австрии о поездке в Багдастайн не могло быть и речи; отдых в Карлсбаде был сопряжен с риском, потому что немцы могли в любой момент вторгнуться в Чехословакию и оказавшимся там англичанам пришлось бы плохо. Поэтому все лето 1938 года Моэм провел на мысе Ферра.

Первого сентября он на две недели отправился в Швейцарию, чтобы пройти курс лечения в одном из санаториев Клареня. Писатель испытывал большое беспокойство при виде того, как Европа все быстрее сползает к войне из-за настойчивых требований Гитлера к чехословацкому правительству уступить Германии Судетскую область. Семнадцатого сентября Моэм выехал на машине в Париж и попал в автомобильную аварию, которая чуть не стоила ему жизни. Хотя полученные травмы — прежде всего сломанное ребро — не потребовали госпитализации, они оказались достаточно серьезными: первые дни он не мог даже повернуться в постели без посторонней помощи; чтобы ослабить боль, ему приходилось постоянно делать уколы.

Немного поправившись, он пересек Ла-Манш 29 сентября, как раз в тот день, когда Чемберлен летел в Мюнхен, а Англия готовилась к войне: флот был приведен в боевую готовность, населению розданы противогазы, а в лондонских парках рыли траншеи для защиты от авианалетов. После возвращения Чемберлена из Мюнхена с его «миром для нынешнего поколения» Моэм, как и многие, полагал, что войны удалось избежать, возможно, на многие годы.

Писатель вернулся в Париж в холодный рождественский день и остановился в уютном отеле «Франс Шуазо». Однако уже на следующий день он отправляется на север в Ленс, шахтерский городишко неподалеку от Лилля у бельгийской границы, где провел два насыщенных и прекрасных дня, во время которых ему удалось даже спуститься в шахту. Ему потребовалось некоторое время, чтобы избавиться от въедливой угольной пыли, но при этом он собрал материал, который позднее помог создать сцену в шахте в романе «Острие бритвы».

Поскольку Моэм сдал в наем виллу «Мореск» на длительный срок, он 3 января 1939 года вместе с Хэкстоном отплыл на пароходе «Рекс» из Канн в Нью-Йорк. После недели в Нью-Йорке, которая была наполнена многочисленными интервью, посещением приемов и театров, он пересек американский континент и две недели провел в Сан-Франциско с Бертом и Мейбл Элансонами. Здесь же он встречался с Юджином и Шарлоттой О’Нилами в их доме, построенном в псевдокитайском стиле в тридцати пяти милях от Сан-Франциско.

В середине февраля он оказался в Вашингтоне, где дал множество интервью, позировал для фотографов и был принят в домах послов и сенаторов. В марте редакция газеты «Нью-Йорк таймс» устроила в его честь обед. Предложения сыпались со всех сторон. За двухминутное интервью по радио он получал пятьсот долларов. Его статьи «Книга и вы» и «Вы и другие книги», опубликованные в «Сатердей ивнинг пост» в феврале и марте, пользовались необыкновенной популярностью. Редакторы настойчиво добивались сотрудничества с ним. Моэм едва успевал отвечать на десятки ежедневно поступающих читательских писем. Успех льстил ему, но в то же время он испытывал тревожное чувство, порожденное свойственной ему неуверенностью. В разговоре с Элансоном он признался, что относится к своему успеху с некоторой долей недоверия и внутренне постоянно готов к тому, что наступит день, когда все обернется провалом.

К 11 марта, когда Моэм отплыл из Нью-Йорка, он был совершенно измотан пресс-конференциями, телефонными звонками, ответами на письма читателей и почитателей, приемами, обедами и, как он выразился, «исключительно интеллектуальными беседами». Он планировал отправиться на итальянском пароходе, но поскольку немногие американцы путешествовали в тот период на итальянских и немецких кораблях, итальянское судно отменило заход в Канны. Поэтому Моэм отправился на «Куин Мэри» и после спокойного и безмятежного плавания прибыл в Шербур 16 марта. После нескольких дней в Париже Моэм и Хэкстон, обеспокоенные предчувствием грядущей войны, направляются на мыс Ферра.

Но спокойствие на вилле «Мореск» казалось относительным. Оккупация Гитлером Чехословакии в середине марта означала конец политики умиротворения, и когда вскоре после захвата Албании войсками Муссолини на Ривьере распространились слухи о предстоящем вторжении Италии во Францию, лакей-итальянец Моэма вернулся к себе на родину, чтобы позаботиться о своей скромной собственности. В мае южные районы Франции стали местом дислокации множества воинских частей, мосты взяты под охрану и по всему побережью установлены огневые точки.

Ввиду растущей напряженности Моэм и Хэкстон отказались от идеи совершить путешествие вдоль побережья Греции до Константинополя. Вместо этого в начале июня они со своими друзьями Питом Половцевым и Луи Бэртоном отправились на курорт Монтекатини. Среди буйной зелени Тосканы их жизнь протекала размеренно — водные источники, грязевые ванны, диета, полный отказ от алкоголя, короткие экскурсии во Флоренцию, Лукку, Пистою, а по вечерам — игра в бридж. В этом раю перспектива войны казалась такой отдаленной…

В середине июня Моэм совершил поездку в Лондон, где пробыл один месяц. Там он встретился с дочерью, друзьями и попытался выяснить у знакомых политических деятелей, что они думают о возможности начала войны. На обеде у брата тот заверил его, что, по крайней мере, до сентября ничего не произойдет. Хотя Гитлер и выступает с угрозами, он не пойдет на обострение отношений. Однако, добавил Фредерик, выдвигаемые Германией условия приведут к тому, что в течение года война разразится неизбежно; но через год, уверял брат, Англия и США создадут военный потенциал, который позволит им одержать победу, если события приведут к вспышке военных действий. Заверения брата несколько успокоили Моэма, хотя сам он считал, что Гитлер и Муссолини должны быть устранены с политической арены пока они не развязали войну.

Когда в середине июля Моэм вернулся на мыс Ферра, воинские части с полуострова были выведены и жизнь на вилле «Мореск» в те летние месяцы ничем не отличалась от предыдущих. В конце июля на виллу приехал погостить племянник, а в начале августа — дочь Лиза с мужем.

Стояла прекрасная погода, и гости проводили дни в парусных прогулках, купании, обедах и поездках на танцы в Монте-Карло. Хозяин виллы, как всегда, не прекращал работать. По соглашению с одним американским журналом для женщин он писал короткий роман «На вилле». Если предсказания Фредерика оправдаются, зимой он отправится в Индию, чтобы закончить сбор материала для романа о мистицизме.

Но после сообщения 22 августа о заключении пакта между нацистской Германией и Советским Союзом, в результате которого произошел раздел Польши и открылся путь к войне, все его планы оказались нарушенными. Буквально через несколько часов после этого сообщения мэр Сен-Жана позвонил на виллу и предупредил о всеобщей мобилизации, которая будет объявлена на следующий день. Поэтому почти вся занятая на вилле прислуга отправлялась к местам своей будущей службы во Францию и Италию. В тот же день на полуострове появились подразделения сенегальцев и взяли под охрану близлежащий железнодорожный мост. Туристы спешно покидали побережье, дороги были забиты машинами с домашним скарбом.

На семейном совете было принято решение, что Лиза с мужем срочно вернутся в Англию. Хэкстон, только что завершивший круиз на недавно приобретенной яхте «Сара», сообщил, что всем владельцам частных яхт приказано в течение двадцати четырех часов покинуть места стоянок. Было решено поставить «Сару» в защищенный от морских волн порт Касис, неподалеку от Марселя. Создав запас из консервов, которые еще можно было купить в опустевших магазинах, и оставив виллу на попечение повара, горничной и садовников, Моэм с Хэкстоном в сопровождении трех членов экипажа «Сары» отправились вдоль берега на запад.

Развевавшийся на мачте «Сары» американский флаг, вывесить который Хэкстон как американский гражданин имел право, служил какой-то гарантией безопасности, хотя и не защищал от мин, поставленных вокруг Пера и в водах Тулона. После однодневного перехода при слабом ветре и ярком солнце они остановились в Сен-Максиме, где писатель в последний раз встретился с Горасом де Карбуччиа, который негодовал по поводу бессмысленной, по его мнению, готовности Англии и Франции выступить на защиту Польши. Продолжив путь, Моэм и его спутники в течение двух дней боролись с сильным встречным ветром, прежде чем достигли Бандоля, небольшого живописного порта, расположенного немного западнее Тулона.

Моэм и Хэкстон остановились в Бандоле пополнить припасы и жадно набросились на английские газеты пятидневной давности, надеясь, что возникший кризис разрешится мирно. Примерно через неделю Хэкстон с подавленным видом вернулся с берега на борт «Сары» с известием о вторжении немцев в Польшу. «Это война», — упавшим голосом произнес он. «Прекрасно!», — ответил Моэм.