Хуан Гарсия резко подался вперед в седле и сощурился на солнце, проклиная невезение, которое привело его сюда, на самый край земли.

Правда, приходилось признать, что по большей части он был виноват сам. Но тогда все казалось простым и логичным. Девушка была так юна, так прелестна в вечернем полумраке. А ее дуэнья, пожилая дама, казалась такой дряхлой, так легко смущалась и так быстро пьянела. Казалось, старуха крепко спит на скамье в саду, удобно привалившись головой к стволу дерева. Откуда ему, Хуану, было знать, что старая карга прикидывается? Как он мог заметить ее самодовольную усмешку, когда они с девушкой со смехом носились в густой тени апельсиновых деревьев? И, Пресвятая Богородица, как он, простой кадет, мог быть настолько глуп, чтобы на плацу флиртовать с дочкой командующего? Он не подозревал о промашке, пока отец девицы не напустил на него собаку и двух дюжих слуг.

Комендант оказался весьма великодушен, учитывая обстоятельства. Он не прикончил Хуана на месте. Молодому человеку было позволено оставить Академию, — разумеется, при условии, что он отправится в колонии Новой Испании тотчас же. Конечно, это было гораздо лучше немедленного завершения самого существования Хуана Гарсии. И, естественно, предпочтительнее того позора, которым военный суд запятнал бы гордое имя его семейства.

Хуан, конечно же, понимал, что спасся в основном благодаря авторитету отца. Даже командующий подумал бы дважды, прежде чем обойтись сурово с единственным сыном старого дона Педро Гарсия.

Но и при его огромном влиянии пришлось немало повозиться, много золотых монет сменило хозяев, чтобы молодой человек получил назначение в Новую Испанию.

Отец настоял, чтобы у Хуана было самое лучшее обмундирование. Он даже отдал собственный меч и доспехи из отличной толедской стали. Оружейник тщательно отполировал нагрудник и шлем, покрытые многочисленными царапинами после успешных кампаний во Франции и Италии. Кольчужная рубаха ярко сверкала, вычищенная песком и смазанная маслом.

Хуан неловко поежился, пот ручьем бежал из-под шлема, стекал, щекоча, между лопатками. Гарсия вздохнул, поправил копье, размышляя, имеет ли его отец представление, насколько сильно солнце Новой Испании может разогреть кольчугу.

Серая кобыла тоже вздохнула, продолжая свой путь по низкой траве прерии. Она грациозно обходила мелкие камни и изредка встречающиеся валуны. Гарсия нежно обращался с лошадью, ценя ее исключительные достоинства.

Отец выбрал для него самую лучшую из своих андалузских кобыл, прекрасную Лолиту. Этот жест произвел на Хуана, наверное, самое сильное впечатление, а старый дон напрочь отмел все возражения.

— Человек на своих двоих, — говорил он, ковыляя к конюшне рядом с сыном, — не человек вовсе.

Старые раны теперь с каждым годом беспокоили его все больше. Но он даже завидовал своему впавшему в немилость сыну, перед которым на просторах Нового Света открывались немыслимые возможности.

— Весь в меня, — шепнул он конюху, пока они выбирали седло и уздечку, которые тоже были лучшими в своем роде. Ремни и подпруги из испанской кожи, украшенные металлическими вставками, выкованными лучшими кузнецами. Удила были предметом особой гордости дона Педро. Специально сделанные для небольшой мордочки изящной Лолиты, они были снабжены широкими кольцами. У старого Гарсии имелись свои представления о том, что подходит для конского рта. Ремни уздечки были хорошо подогнаны и необременительны для лошади. Вся сбруя была украшена узорами, выбор которых глава дома доверил кузнецу. Легкое прикосновение к поводьям, расшитым серебряным позументом, — вот все, что требовалось, чтобы направлять и сдерживать серую кобылу.

Что ж, Хуану приходилось признать, что он счастливчик, даже в нынешнем положении. У него отличная лошадь, прекрасные доспехи. Ему повезло, что его выбрали для этой экспедиции. Поход на север, обещающий неслыханные богатства Семи золотых городов.

Но золота все не было. И, как начинал подозревать Хуан, его и не было никогда. А еще появилось мрачное подозрение, что их капитан — просто ненормальный. Это подозрение закралось в душу после того, как капитан приказал удавить их переводчика.

Дальше все развивалось довольно однообразно. Несколько дней пути на север. Захват местных дикарей, которых пытали, чтобы те рассказали о золоте, затем их убивали и ехали дальше. Хуану Гарсии, как и остальным офицерам, становилось очевидно, что пленники ничего не знают о золоте. Может быть, даже никогда не слышали о нем. Гарсия заметил, что ни у кого из захваченных в последние недели не было никаких украшений из металла. Те, кто согласно кивал, указывая на север, куда двигалась экспедиция, делали это лишь из желания спасти свою шкуру.

Еще Хуана взволновало произошедшее на прошлой неделе. После пытки капитан отдал пленника копейщикам, чтобы те позабавились. Капитан очень заботился о своих людях. Дикарь, хотя и хромающий после истязаний, выказал чрезвычайную прыть. Преследуемый собакой священника, он некоторое время уворачивался от копий. Когда одно из них все-таки настигло индейца, он сумел выдернуть его за древко. Собрав последние силы, умирающий туземец почти выбил своего мучителя из седла. Весь вечер у костров смеялись над этим происшествием.

Хуан видел и раньше, как умирают люди, съеживаясь от страха перед тем, как будет нанесен последний удар мечом или копьем. А здесь перед ним оказался несчастный, замученный дикарь, который — Гарсия вынужден был признать — вел себя храбро.

Голова молодого испанца в то утро была забита всеми этими сложностями. Он испросил и получил разрешение на короткую вылазку за провиантом. Толедский меч отца остался на попечении падре. Гарсия надеялся с помощью взятого взаймы копья убить одного из тех горбатых быков, которые водились здесь в огромном количестве. Кроме того, ему было просто необходимо поразмышлять в одиночестве.

Однако размышления вогнали его в еще большую тоску. Что будет с отрядом, если безумие капитана усилится? Сколько еще можно идти на север? Великий Боже, сколько времени прошло с тех пор, как Хуан в последний раз видел женщину! Он наполовину прикрыл глаза, предаваясь счастливым воспоминаниям о плавных изгибах тел и завлекательных улыбках.

Вот почему он не заметил змею. Гнусное создание, с погремушкой на одном конце и смертоносным жалом на другом. Серая кобыла заметила опасность вовремя и по-кошачьи отскочила в сторону. Гарсия потерял равновесие раньше, чем понял, что происходит. Ему навстречу летел валун размером с тыкву, и он успел лишь немного отклониться, когда его шлем ударился о камень. Искры посыпались из глаз Хуана, он слабо шевельнулся и провалился в черное забытье.