Когда вчера вечером пешая делегация живых мертвецов под изумленными взглядами возрастающей толпы любопытных колонной подошла к стенам Парламента, политиков охватило оцепенение, и они не поверили своим глазам. Живые мертвецы, а было их около тридцати, потребовали, чтобы Ее величество лично приняла их. И та, вопреки всеобщему ожиданию, не отвергла требование зомби. Если не считать нескольких брошенных в окна камней и потока плоских шуточек, живые мертвецы, которые, по их собственным словам, покинули Верихайгейт для того, чтобы объявить о своей независимости, терпеливо провели около четверти часа у ворот Парламента, находясь под охраной королевских гвардейцев. Затем они были допущены в здание, где провели приблизительно полчаса, после чего вышли с явно удовлетворенным видом.

Сначала их предводитель отказался дать какие-либо комментарии к происходящему, поэтому, чтобы хоть что-то узнать, пришлось подождать появления Гуса Рубблина, королевского глашатая. Рубблин объявил, что живые мертвецы пришли к Ее величеству договариваться о создании автономной партии зомби и провели переговоры, в которых попробовали определить свое место в обществе. Партия зомби будет объединять всех живых мертвецов, представлять их интересы и финансироваться из королевских кредитов во имя демократического принципа: «бороться за признание прав мертвецов в обыденной жизни». Королева Астория высказала свое мнение, назвав требования революционеров «очень разумными». С другой стороны, Рубблин заметил, что живые мертвецы были приняты с большим уважением, и тысячи фотографий этой встречи будут распространены через торговую сеть. Вожак делегации, некая Атанас, напомнила, что их популяция в Ньюдоне достигла нескольких тысяч, включая женщин и детей. Активисты зомби вернулись в верхнюю часть города, где, по всей видимости, и разошлись. После чего разошлась и наблюдавшая за происходящим толпа.

Мораль этой истории? Честно говоря, я не понимаю, в какую эпоху мы живем, и не уверен, что хотел бы это узнать. Но одно можно сказать уверенно, любезный читатель: да здравствует смерть.

Что мы можем, в конце концов, поставить на голосование.