Кит боролась со сном. Это было все равно, что бороться с густым плотным туманом. Разум ее освобождался от затуманившей его дымки, медленно открылись глаза. Она посмотрела перед собой, взгляд застыл на деревянных балках. Кит пыталась понять, где она находилась и что произошло.

Перед ней проплыло лицо Локхарта, и ослепительной вспышкой вернулись воспоминания.

Рука метнулась к животу, не встретив ничего, за исключением прохладного хлопка футболки. Ухватившись за вырез, она отогнула ворот и заглянула под нее. Плоть под тенью одежды предстала перед ее взглядом, она видела обнаженную и дрожащую грудь. Ни раны, ни крови, ни царапины.

Звук открывающейся двери заставил Кит поднять глаза. На пороге стоял Рэйф, его высокая фигура была окружена ореолом света быстро заходящего солнца, в руках были коричневые бумажные пакеты. Соблазнительный аромат достиг ее носа.

Прищурившись и прикрыв глаза рукой, она прошептала сухим хриплым голосом:

– Что произошло?

– Ты была…ранена.

Кит кивнула, воспоминания хлынули на нее быстрым потоком. Взрыв боли в груди. Ее пылающая плоть. Горячий твердый асфальт, о который она ударилась спиной. И Рэйф. Его лицо, неясно вырисовывающееся над ней, на котором запечатлелась паника от осознания того, что у нее нет шансов. Едва ли это реакция человека, решившего убить ее.

– Меня подстрелили.

Рэйф не произносил ни слова, просто смотрел на нее.

– Я жива, – прошептала она, руки вновь скользнули к животу.

Кит ощупывала себя через футболку. Никакой раны. Жива. Немыслимо. Невозможно.

– Как? – требовательно спросила она, чувствуя, как растет беспокойство от его молчания, его твердого взгляда, от того, как ей казалось, она может слышать каждый удар его сердца, размеренно стучащего в мускулистой груди. Безумие.

– Ты отвез меня в больницу?

Отведя глаза, Рэйф отошел от двери и закрыл ее ногой. Пряный аромат от коричневых свертков снова настиг Кит, отвлекая ее мысли.

Он покачал головой и медленно проговорил:

– Нет. Не в больницу.

В замешательстве она сдвинула брови и осторожно приподнялась на локтях.

– Как…? – Кит замотала головой. – Меня же подстрелили, так? – Она вспомнила боль, нестерпимую жгучую агонию в животе, панический животный страх и внезапное, но безусловное понимание того, что смерть вот-вот настигнет ее. Она не могла такое придумать.

– Может, хочешь поесть, пока мы говорим? – Он положил пакеты на стол недалеко от окна.

Она внимательно обвела его взглядом. Одетый во все черное с головы до ног, темные волосы взъерошены, он выглядел как герой фильма «Миссия невыполнима» .

– Я подумал, что ты скоро можешь проснуться, – продолжал он тем временем, – поэтому принес кое-что поесть. Рад, что быстро вернулся. – Рейф мягко улыбнулся одной из тех улыбок, по которым ничего не понятно.

– Ты проснулась быстрее, чем я ожидал.

Она бросила свой взгляд на пакеты, что были у него в руках. Неожиданно Кит почувствовала, что голодна. Притом голодна настолько сильно – и она не могла выкинуть эту мысль из головы – чем может быть любой выздоравливающий после ранения человек. Но в тоже время на ней нет и следа от пули. Во всем этом не было никакого смысла. Разве она не должна ощущать слабость? Рану? Мучение? Боль? Хоть что-нибудь.

Начиная думать, что должно быть лишилась рассудка, Кит вновь перевела взгляд на пакеты.

– Я могла бы поесть, – призналась она.

Поднявшись, Кит ощутила еще одну потребность, которая заявила о себе. Она повернулась и направилась в ванную, ощущая обнаженной кожей взгляд Рэйфа на своих ногах.

После того как облегчилась, она пристально смотрела на себя в зеркало, пока мыла руки, задаваясь вопросом, что не так с ее отражением. Кит выглядела так же, и все же что-то изменилось.

Она прижала ладонь к груди, с минуту чувствуя ровное биение своего сердца. Крепкое и здоровое, оно размеренно стучало под ее рукой. Ладонь Кит скользнула вниз, она провела пальцами по тонкой футболке, все еще удивляясь отсутствию раны. Уж не приснилось ли ей все это?

– С тобой там все хорошо? – услышала она голос Рэйфа через дверь, громкое и глубокое звучание которого заставило волоски на ее руке встать дыбом. В животе запорхали бабочки.

Выходя из ванны, Кит наблюдала за ним, пока он выкладывал на стол пакеты с едой. Она оттягивала края футболки, стараясь сделать ее немного длиннее, чтобы та закрывала чуть больше середины бедра. Кит подошла к столу.

– А что случилась с моей одеждой?

Рэйф указал рукой на кожаное кресло, на котором лежала небольшая стопка одежды: аккуратно сложенный серый топ и голубые джинсы. Прежде, чем она смогла задать вопрос, что случилось с ее прежней одеждой, он спросил:

– Тебе нравится барбекю? Кажется они у них здесь повсюду.

Он кивнул, указывая на пакеты. Часть ее очень хотела отказаться от еды и потребовать сначала ответ на свой вопрос, но ее живот протестующе заурчал, когда Рэйф принялся доставать из пакетов различные яства, завернутые в фольгу для мяса. Соблазнительный запах копченого мяса усилил ее мучения. Желудок свело от голода.

– Это Техас. Мы устраиваем барбекю, – ответила она, опускаясь на стул и слегка пожав плечами, словно вид еды не имел какого-либо значения для нее. Когда Рэйф развернул сэндвич с толстыми кусочками сочной жареной грудинки, ей пришлось сдерживать себя, чтобы не схватить его.

– Давай же, – подстрекал он. – Тебе необходим протеин.

Поднеся тяжелый сэндвич к своим губам, она удивилась такому странному замечанию.

– И почему это? – спросила Кит прежде, чем откусить кусочек.

Он опустился на стул напротив нее, развернутый сэндвич лежал перед ним. Взгляд его демонически-темных глаз застыл на ней, глядя настойчиво и твердо.

– Калории… важная штука.

– О чем ты говоришь? – спросила она уже с набитым ртом, прижав пальцы к губам, чтобы скрыть тот факт, что говорила и жевала одновременно.

Вместо ответа, Рэйф открыл контейнер со сливочным картофельным салатом и протянул ей вилку. Приняв его, она погрузила вилку в толстый слой картофельно-яичной смеси.

– Вот, – он вытащил из другого пакета пару литров спортивных напитков, – взбодрись.

– Ага, – пробормотала она. – Этим можно взбодрить небольшую деревушку.

– Давай, – настаивал он.

Кит подняла тяжелый кувшин и немного отпила. Первый же маленький глоток жидкости поразил ее, насколько сильной была жажда. Под его взглядом она жадно пила воду, не думая об аккуратности, с обоих уголков ее рта стекала вода.

Его пристальный взгляд проследил струйку жидкости, стекающую вниз по ее шее, темные глаза вспыхнули, зрачки раскалились почти добела, в то время как его взгляд блуждал по ее плоти. Щеки Кит запылали.

Прочистив горло, она справилась с жаром, все сильнее охватывающим ее лицо, и пробормотала:

– Я думала, мы собирались поговорить о том, что сегодня произошло. На парковке. Этот ублюдок Локхарт подстрелил меня. – Руки ее опустились к животу. – Или нет, – промямлила Кит, тряхнув головой и слегка фыркнув. – Полагаю, что нет. Тот парень настоящий мазила, если не смог в меня попасть. Я упала и стукнулась головой или что?

Как еще могла она объяснить тот факт, будто представила, что ее ранили? Представила горячий асфальт под спиной, Рэйфа, склонившегося над ней, легкое прикосновение холодной ладони смерти к своей щеке?

– Или что, – пробормотал Рэйф едва слышно, что она с трудом разобрала.

– Что?

– Не сегодня, – произнес Рэйф все тем же едва слышным голосом. – Сегодня в тебя никто не стрелял.

Кит подалась вперед, мотая головой, она была в замешательстве оттого, что он придает такое значение этому «сегодня».

– Но меня подстрели?

Рэйф провел пальцами по волосам, локоны его вновь упали на свое место так, будто он и вовсе не прикасался к ним.

– Слушай, Кит, это сложно. – Он вытянул шею и покрутил ею.

Подняв свой сэндвич, она откусила кусочек. Проглотив, Кит вытерла соус барбекю с уголка рта и изучающе взглянула на Рэйфа.

– С тех пор, как я тебя встретила, все стало сложным. Так что ничего нового.

Отложив сэндвич, она одарила его суровым взглядом, на который только была способна, из разряда тех, каким, бывало, смотрела на них с Гидеоном бабушка, если вдруг они смели вести себя как дети, кем собственно тогда и являлись, и вмешивались в ее жизнь. Если они смели быть чем-то большим, что просто невидимками.

– Давай уже, выкладывай.

Тяжело вздохнув, он заговорил:

– Сегодня ничего не произошло. А ты ничего не делала, лишь спала… сегодня. – Он указал на измятую кровать, словно этого доказательства было достаточно.

– Да о чем ты говоришь? – То как он говорил все это, заставляло ее нервничать.

Рэйф поерзал на стуле:

– Ты проспала целый день. И вчера ты тоже спала. И позавчера. Сегодня среда.

– Чушь. – Она мотнула головой и издала нервный короткий смешок. – Быть такого не может. – Но от его непреклонного выражения в ее груди все туже затягивался узел.

– Я бы проснулась, невозможно спать так долго.

– Да, – согласился он, – обычно так бы и было.

– Что ты хочешь сказать этим обычно? О чем ты вообще говоришь, Рэйф?

– Ты больше не обычная. – Легкость уже давно исчезла из его взгляда. Глубокая чернота глаз взирала на нее. Его глаза были столь темны, что Кит могла бы увидеть в них свое отражение. Суровый, лишенный надежды взгляд.

Она бросила салфетку на стол и откинулась на спинку стула, прищурившись. Кит смотрела на его невозмутимое лицо, на жесткие черты, ее ладонь так и чесалась влепить ему пощечину.

– Да о чем ты?

– Хорошо. – Он скрестил руки на широкой груди, лицо его посуровело, будто ему предстояло выполнить какую-то неприятную работу. – Причина, по которой ЕФАЛ желает твоей смерти, заключается вовсе не в том, что ты неконтролируемый охотник.

Она подалась вперед, готовая к тому, что наконец-то услышит правду, которую он с самого начала скрывал от нее. Наконец она получит ответы на свои вопросы.

– Нет? – Живот Кит свело, беспокойная дрожь забилась внутри. Внезапно она уже не была столь уверена, что хочет услышать правду.

– Было проще позволить тебе верить в это. – Он тяжело выдохнул. – Проще говоря, ЕФАЛ даже и не подумала бы посылать своих специальных агентов, чтобы те устранили парочку надоедливых охотников. У них имелась жертва позначительнее.

Кит всегда думала о том же самом. Всегда считала, что это скорее глупо столь сильно беспокоиться о ней и Гидеоне. Требовать их смерти, когда они охотились как враги. Жертва поважнее. Значит ли это, что эту более важную жертву они видели в ней? Дрожь пробежала по ее спине. Почему?

– Но они хотели, чтобы я умерла. И Гидеон.

– Да. – Слова словно тяжелые камни упали с его губ.

– Но почему?

– Ты потомок рода Маршан, притом ты потомок женского пола. Исходя из этого, ЕФАЛ считает тебя опасным объектом. – Смотрящие на нее глаза сузились. – И ты опасна вдвойне, поскольку связала свою жизнь с ликанами.

Кит тряхнула головой.

– Это должно что-то для меня значить?

Никогда прежде она не слышала этого имени, да и о своем роде она толком ничего не знала. Ее бабушку совершенно точно этот предмет не интересовал. А если ее родители и интересовались семейной генеалогией, то не прожили достаточно долго, чтобы поделиться с ней своими знаниями.

– Будет значить. И сейчас уже значит.

Пожав плечом, Кит спросила:

– И что из того, что я происхожу от рода Марсан?

– Маршан, – поправил он ее.

– Еще раз, что все это должно для меня значить?

– Ты никогда не слышала о Пророчестве Маршана?

– Нет.

– Купер знал. Ему было известно, что твоя семья потомки рода Маршана. В этом и заключается причина, почему он спас тебя и твоего брата много лет назад. По этой же причине он сейчас мертв.

Ее горло сжалось от его слов.

– Он умер, защищая меня?

Рэйф кивнул.

Кит судорожно выдохнула. Часть ее всегда испытывала негодование по отношению к Куперу: его близость с Гидеоном, временами заставляющая ее чувствовать свою незначительность, одиночество, второстепенное значение для них обоих. Но именно Купер был причиной того, что она и ее брат сейчас живы. Он был там, появившись за мгновение до того, как их мать обернулась, чтобы убить их обоих. И сейчас его нет. Купер мертв. Убит.

И Рэйф верил в то, что причина, по которой его не стало – это она. Потому что существует какое-то пророчество, о котором ей ничего не известно.

– Почему? – требовательно спросила Кит. – Что страшного в том, чтобы быть потомком этого рода?

– Ты происходишь от Этьена Маршана, родившегося приблизительно в тридцатом году нашей эры. Ты происходишь от его рода до того, как он стал первым в мире ликаном. Ты потомок его сына, Кристофа Маршана, единственного ребенка, кто не был инфицирован и избежал проклятья своего отца.

Кит неотрывно смотрела на него, не в силах произнести ни слова, она пыталась изо всех сил понять смысл того, о чем он говорил ей.

Рэйф подался вперед:

– Ты слышишь то, что я говорю тебе, Кит?

Она молча кивнула.

– Ты разделяешь ДНК с каждым существующим в этом мире ликаном. – Его голос прорезал воздух, раздражая и без того взвинченные нервы Кит.

– Потомок рода Маршана женского пола может успешно спариваться с ликанами и иметь потомство, произведя на свет новый вид. Рожденное от такого союза существо не является полностью ни человеком, ни ликаном – дуве нату, что означает двойная натура. Общими словами можно перевести как двурожденный.

– Чушь! – выпалила она.

– Ты хочешь, чтобы я поверила в то, что я потенциальный… – Кит в уме подыскивала подходящее слово, – носитель для какого-то предреченного вида?

Чертова племенная кобылица для кровожадных чудовищ, охоту на которых она сделала целью своей жизни? Кит закрыла глаза и замотала головой, внезапно почувствовав, что больше не в силах смотреть на его красивое лицо. Смотреть в его глаза и видеть в них правду.

Рэйф продолжил так, словно она ничего и не говорила, проникая сквозь стену, которую она старательно воздвигала между ним и его ужасными словами.

– Дувенату может обладать сильными сторонами обоих видов: и человека, и ликана.

Мягко он добавил:

– К несчастью, дувенату также может иметь и все слабости тоже. Недостатки.

Недостатки. У ликанов много недостатков. Несметное количество ужасающих недостатков.

Открыв глаза, она резко спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Дувенату могут быть злом.

– Могут быть?

– Они обладают свободной волей, как и любой человек. Возможно, что дувенату мог бы быть бичом человечества, и из-за этой возможности ЕФАЛ решила, что пророчество никогда не осуществиться.

Образ ее матери, какой она видела ту в последний раз, единственный, который Кит помнила – чудовище, убившее своего мужа и пытавшееся убить ее и Гидеона – вспыхнул в ее сознании. И Рэйф говорит ей о том, что она может произвести на свет одно из таких существ? Дать жизнь тому, на кого охотиться? Никогда.

Он кивнул.

– Но дувенату также могут быть хорошими. Свобода воли, помнишь об этом? Им нет необходимости уподобляться ликанам.

Хорошими? Ни в ком, даже отдаленно похожим на ликана, не может быть ничего хорошего. Что касается ее, то Кит считала, что дувенату настолько же плохи, что и ликаны, и она никогда не произведет на этот свет ни одного из них. Не важно, что он сказал, Кит никогда не позволит себе родить подобное дитя. Ни за что, даже если ей собственноручно придется вырвать его из своего лона.

Поток жара опалил ее щеки, обжигая. Пульс бешено бился на шее, кровь громко, словно барабан, стучала в ушах. Чувство отвращения охватило ее.

Она яростно замотала головой, отвергая его объяснения.

– Я ни о чем таком раньше не слышала. Ты ждешь, что я поверю…

– Кит, я знаю, о чем говорю, – прервал он ее. Голос его был настойчивым и жестким, темные глаза быстро и внимательно, подобно ястребиным, изучали ее лицо.

Она выдержала его пристальный взгляд, во рту все пересохло, тошнота подкатилась к самому горлу, а крошечные волоски на затылке встали дыбом.

– Откуда? Откуда ты можешь знать?

Глаза Рэйфа впивались в нее, тьма просачивалась в самую душу Кит, сжимая ее сердце подобно тискам.

– Я знаю, – произнес он вновь. – Знаю, потому как я то самое существо, которое ЕФАЛ так боится, что ты произведешь на свет. Я и есть дувенату.