Глава 1

Коммунизм как стереотип

Русский коммунизм потерпел катастрофу. Но именно когда рушатся под ударами какие-либо конструкции, на короткое время открывается глазу их внутреннее строение, обнаруживаются слабые точки. И в этот момент можно многое понять. Можно по-другому оценить и деяния «конструкторов». За суетой бытия, в пылу борьбы коммунисты – строители нового мира – не замечали слабые стороны теории правого дела. Хотя у Ленина есть ссылка на такие слова Маркса и Энгельса: «Наше учение не догма, а руководство для действия». Сам он на практике часто «ревизовал» марксизм. Но боязнь потерять авторитет, власть, услышать критику оппонентов по существу приводили Ленина и других марксистов ни к чему иному, как к догматизму и начетничеству (не так ли верующие ищут страницу, стих Писания, чтобы возразить или ответить приставучим атеистам). «Победоносное шествие» марксизма-ленинизма по планете остановилось, а пророчество Ленина о триумфе учения пролетариата в грядущую историческую эпоху так и не сбылось.

В том коммунизме, который был у нас, что-то было не так, раз он приказал долго жить. Если бы удалось из всего, что касается коммунизма, убрать весь мусор инсинуаций, догматизма и предубеждений! И с мифами бы покончить! Знаменитый английский философ Фрэнсис Бэкон считал причиной заблуждений разума ложные идеи – «идолы». Эти «идолы» мертвой хваткой берут людей за горло, душат мысль. Иногда эти «идолы» не стоят выеденного яйца, а за горло держат. При коммунизме были одни «идолы», теперь – другие.

Словечко «стереотип» придумали американцы. Стереотип – это предвзятое мнение о чем-либо. Например, житель Южных штатов США раньше «точно знал» (и от этой памяти американцам не избавиться никогда), что негры ленивы, прожорливы, похотливы и глупы, что они не способны научиться грамоте и что высшее счастье для них – быть рабами белого человека. Позже людей с темным цветом кожи стали «проталкивать» на видные руководящие посты в целях демонстрации пресловутой «демократии». Теперь вот въелся в сознание людей стереотип, что коммунизм – это плохо. Этот стереотип стал сейчас таким стойким, что нет возможности даже начинать разговор на эту тему – «Коммунизм». Тем более – пытаться преодолеть этот стереотип. Сложно жить в мире, в котором живучи (искусственно внедряемые в сознание людей) неверные оценки крупных событий, явлений прошлого, стереотипы мышления, перекосы теоретического, идеологического порядка.

Люди часто далеки от понимания существа вопроса, так как находятся в плену этих самых стереотипов, своих убеждений, являющихся результатом воспитания, образования, влияния окружающих людей, иногда явного зомбирования, но чаще всего – вследствие «твердых знаний». И чем увереннее человек в дискуссии себя чувствует, тем нагляднее демонстрирует неспособность понять и принять альтернативу оппонента. А ведь твердое убеждение, извините, это признак глупости… Все течет и меняется…

Некоторые считают (назовем это первым заблуждением), что доктрина коммунизма, изложенная классиками марксизма-ленинизма, была законченной, целостной, гениальной. На это есть возражение: все как раз с точностью до наоборот. Все там было сырое, «сваренное» наспех. Интересно, что, вооружившись «всепобеждающей теорией Маркса», никто, как ни странно, не отважился на бумаге описать коммунизм – то, что строили миллионы. Сомнительным является безапелляционное отрицание Марксом и Энгельсом частной собственности, равно как и утверждение, что возможно материальное производство в обществе без эксплуатации трудящихся.

Заблуждение второе: если творец теории гений, то и возражать ему, так сказать, нельзя. Гений-то он гений, но он гений ХIХ века, а на дворе XXI…

Заблуждение третье: необходим, мол, научный подход в разработке новой доктрины коммунизма, его экономической модели. Оно рассыпается в прах, так как трудно назвать хотя бы двух-трех современных ученых-экономистов, кормящихся за счет рынка, которым это можно было бы доверить.

Заблуждение четвертое: без конкуренции, безработицы, кризисов никак нельзя – они-де являются стимулом роста производства, улучшения качества продукции; в конечном счете – производительности труда; плановая экономика совершенно неприемлема, только рынок и ничего более. Ерунда! Качество сейчас диктуется или конъюнктурными соображениями, или «придерживается» до последующих модернизаций. Производительность труда как бы отошла на задний план, на переднем плане – сокращение издержек. Плановая экономика была, есть и будет.

Заблуждение пятое. Народ, мол, сам все понимал, понимает и будет понимать. Никогда всего никто не понимает, так как сознанием людей манипулируют. Вообще-то, сколько людей – столько и мнений. И дело вовсе не в том, что надо идти в ногу и стройными рядами, – людей надо учить понимать действительность. Хотя это очень деликатный вопрос, но чем раньше начать народу говорить правду, тем лучше.

В начале мая 1919 года Ленин принял анархиста князя Кропоткина (между прочим – Рюриковича). Тогда страна переживала отчаянный период. Надвигался голод.

– Что же является главной опасностью текущего исторического момента? – спросил Кропоткин. – Угроза интервенции, свержение Советской власти, голод, разруха?

– Это серьезные трудности, – согласился Ленин с князем. И продолжил: – Но мы с ними справимся, и вы скоро убедитесь в этом. Не они главные.

Петр Алексеевич неожиданно для себя услышал, что есть проблема поважнее – как переделать то, что в человеческом черепе.

Речь шла о том, как человека-индивидуалиста преобразовать в коллективиста. А ведь это было тогда, когда идеи равенства импонировали народу. Опорой революционного правительства стали фабрично-заводские рабочие, бывшие крестьяне, объединившие вокруг себя многомиллионные слои тех, кому нечего было терять, кроме своих цепей. Но Ленину не удалось предвидеть, что станется с людьми, когда они заживут лучше. Современный человек горой за частную собственность, своего не отдаст, за доллары отца родного продаст. Сейчас мало кто захочет взглянуть на наше ближайшее прошлое (когда мы жили относительно достойно) хотя бы из чистого любопытства, не отдавая предпочтения никакой априорной доктрине, не становясь на позиции какой-либо социальной категории людей, не выдвигая никаких программ избавления людей от зла коммунизма или построения некоего «подлинного социализма с человеческим лицом». Современному человеку это просто не надо.

Заблуждение шестое. Ничего не надо предпринимать – все само собой «устаканится». Самое гнилое заблуждение. Необходимо давать по ушам недобросовестным, конъюнктурщикам-доброжелателям, всяким борцам за «правду», оплачиваемую подачками из-за бугра. В народе говорят: плохое быстро забывается. Утверждение такое связано с житейскими отношениями. Сложнее обстоят дела в общественной жизни, особенно если в ней живучи неверные оценки крупных событий, явлений прошлого. Тут забывчивость приведет к тому, что в будущих энциклопедиях и учебниках истории будут описаны события, далекие от исторической реальности.

Заблуждение седьмое – полное отрицание идеи коммунизма. Если рассматривать его абстрактно, то он – ни благо и ни зло, так как в нашей стране возник закономерно. Приписывать ему только то, чем он должен был быть согласно политической демагогии, или, наоборот, понимать его только как объективно существовавший факт, на который одни смотрят глазами пострадавших, а другие – выгадавших, значит, не быть в ладах с диалектикой и объективностью. Независимо от того, насколько правы были марксисты.

Благодаря Октябрю, пока существовал Советский Союз, все угнетенные народы мира имели наглядный пример, как им обустраивать свою жизнь, а капиталисты мало-помалу вынуждены были отпускать вожжи («дабы и у нас такого, как у них, тоже не случилось»), пока не дошли до пресловутых «демократических» свобод с пособиями наркоманам и нежелающим работать.

Главное – мы потеряли общество социальной справедливости. Хотя каждый знает, что абсолютной справедливости в мире просто нет. Ее и быть не может: один умный, красивый и здоровый, а другой – ленивый, да еще и кривой.

Являются, к тому же, и относительными сами критерии оценки явлений, как справедливых, так и несправедливых. Поэтому правильнее говорить о том, как нормы справедливости реализуются в тенденции. С тенденцией в СССР все было в порядке.

Утверждение, что при коммунизме общий жизненный уровень был гораздо ниже, чем в обществах другого типа, не совсем верно. Если при сравнении с западным обществом принимать во внимание ряд специфических факторов – гарантированный оплачиваемый отпуск, оплату времени болезни, бесплатное медицинское обслуживание, пенсии по старости и инвалидности, дешевое жилье, практически бесплатные детские сады, образование, обучение профессиям и др., то можно и поспорить. Основные жизненно важные потребности советских граждан так или иначе удовлетворялись. Действительно, работающие граждане у нас получали меньше, чем представители соответствующих профессий «там». Но и трудились они меньше. Степень эксплуатации есть отношение вознаграждения за труд к трудовым усилиям, затрачиваемым при этом. При коммунизме степень эксплуатации ниже. И следствием этого является и более низкий жизненный уровень.

В брежневский период общий жизненный уровень в Советском Союзе был самым высоким за всю историю России. А в некоторых районах (например, в Грузии) он был выше, чем в западных странах.

В стране никто (за редким исключением) не думал ни о каком возврате к капитализму. Даже жулики не помышляли об этом, поскольку имели возможность жить нечестным путем именно в условиях советского общества.

Итак, с коммунизмом не все ясно. Если мы скажем, что знаем подлинную историю нашей страны, то мы, конечно, скажем неправду. В России нет истории, а есть некие легенды, мифы, в которых история постоянно искажается в угоду то одному, то другому режиму. Историю перевирали и переписывали, как хотели, исходя из сиюминутной конъюнктуры, имея социальный заказ. В нашем случае идет неприкрытое искажение нашего революционного прошлого. Не пощадили даже декабристов.

 

Глава 2

Декабристы и революционные демократы, которые были

С дерзкой фантазией неутомимый Александр Бушков в очередной серии «России, которой не было» с подзаголовком «Блеск и кровь гвардейского столетия», покопавшись в архивах и найдя несколько ответов на чисто бытовые загадки того периода, в одночасье лишил декабристов исторического ореола мучеников. «Восстановив» таким образом историческую правду, сей популяризатор отечественной истории добавил к характеристике Ленина («узок круг был этих революционеров и страшно далеки они были от народа») несколько словечек из современного русского языка: паханы и т. п. Этим самым он добился своей цели – свел на нет цепочку: Пушкин – Одоевский – «из искры возгорится пламя» – ленинская «Искра».

Отказываясь присягать императору Николаю I, 14 декабря 1825 года часть войск Санкт-Петербургского гарнизона подняла мятеж. Офицеры-заговорщики воспользовались невежеством своих солдат и их привычкой к повиновению и подняли восстание против самодержавия и крепостничества.

Все, без исключения, заговорщики являлись членами тайных обществ. Завершившаяся победой война с Наполеоном, как это ни парадоксально, пошатнула царский режим: молодые впечатлительные русские офицеры столкнулись с развитой и неизмеримо более свободной, нежели в России, культурой Запада.

Спустя более сотни лет после победы Советской армии в 1945 году, советское правительство делало все возможное, чтобы оградить страну от проникновения западных идей и изолировать от общества тех, кто был готов к восприятию этих идей.

А тогда русские офицеры не могли не обратить внимание на то, что, несмотря на поражение, во Франции не прекращалась культурная и общественная деятельность. Для России же было характерно крепостничество, попрание индивидуальных прав и свобод.

Первое тайное общество в России появилось в 1816 году.

Оно было построено по типу масонских лож, в то время весьма активизировавших свою деятельность в стране.

За девять лет своего существования это общество неоднократно преобразовывалось и меняло название. В конечном счете оно разделилось на два общества: Северное, с центром в Санкт-Петербурге, и Южное – на базе Тульчинской управы, с центром в войсках 2-й армии на Украине. Северное общество склонялось к идее конституционной монархии с ограничением привилегий. Членам Южного общества, придерживающимся более радикальных взглядов, был ближе пример якобинцев времен Великой французской революции.

Радикальная философия Южного общества базировалась на идеях одного человека, полковника Павла Ивановича Пестеля.

Немец по происхождению, лютеранин по вероисповеданию, Пестель был ярым русским националистом, сторонником централизованного государства. Пестель был как бы прообразом некоторых большевистских лидеров. Отличался от них только тем, что готов был рассматривать православие в качестве государственной религии, да евреев хотел выдворить из России, а Польшу превратить в государство-сателлит. Некоторые идеи Пестеля явно опережали время и производили ошеломляющее впечатление. Он намеревался уничтожить крепостничество и покончить с классовыми различиями, связанными с происхождением.

Считал, что должна быть проведена национализация земель, и давал гарантию, что каждый гражданин сможет получить в пользование земельный надел, достаточный для поддержания семьи. Мало того – предвидел период диктатуры (чем не пророк?) до наступления в России реальной демократии.

Пестель был ярым противником самодержавия и твердо придерживался мнения о необходимости не только полного уничтожения института самодержавия, но и физического истребления действующего императора, всех претендентов на трон и всего царствующего дома. Болезненно-обостренное чувство насилия, развитое в Пестеле как в политическом мыслителе и теоретике, будет характерно для развивающегося революционного движения в России. О том, почему мятеж 14 декабря 1825 года продолжался всего один день и был легко подавлен, написано достаточно много. Но нас больше интересует то, как восстание декабристов и его подавление сказались на тридцатилетнем царствовании нового царя Николая I, присягать которому мятежники отказались. А все это послужило началом новой эры политических бескомпромиссных противостояний в России. Казнь и ссылка революционеров-дворян развеяла миф о ХVIII веке как эпохе российского просвещенного абсолютизма. Царизм начал преобразовывать Россию в полицейское государство. Нововведением явилось создание Третьего отделения Имперской канцелярии – прототипа печально известных учреждений, процветавших в России (и в период самодержавия, и в советские времена) и дошедших до наших дней. Охранка, ВЧК, КГБ разделяли с Третьим отделением грандиозную моралистическую концепцию охраны государства; прозаичные функции обычной полиции не шли ни в какое сравнение с деятельностью этих организаций.

Третье отделение должно было заниматься крупномасштабным политическим шпионажем, доносительством и пресекать в корне любую подрывную деятельность, чтобы (как это произошло 14 декабря) она не могла перерасти в государственную измену. Поскольку прежние административные органы проявили преступную небрежность, тайной полиции следовало действовать в обход обычных каналов, ее шеф становился доверенным лицом монарха и одним из наиболее высокопоставленных имперских сановников. Вскоре функции Третьего отделения были значительно расширены и включали решение таких, казалось бы, не связанных с его деятельностью вопросов, как политика в области культуры, статистика и т. п. Это очень показательно. И при Сталине секретная служба, занимая иерархическое место непосредственно за ним, так же «вникала» во все дела. Например, не только охраняла государственные архивы, но и создавала их в каком-то смысле по указке вождя.

Третье отделение заложило основы будущей системы российских спецслужб с их своеобразным подходом к таким понятиям, как государственная измена и подрывная деятельность в отношении государства. Многие государства, имеющие тайную полицию, к услугам агентов-провокаторов, конечно же, прибегают. Однако Россия была первым государством, где под действия спецслужб подводилась философская база. Логика была такая. Как зло является составляющей каждого человека, так и в обществе всегда зреет потенциальная измена; она может быть обнаружена и в литературной критике, и в исторических трудах, и в живописном полотне, на первый взгляд абсолютно безобидном.

Поэтому спецслужбы должны не просто предотвращать или карать явные действия, направленные на подрыв государства, но раскрывать неосуществленные преступления и сурово наказывать за возможность их совершения. Позже агенты спецслужб не только проникали в секретные организации, но и провоцировали членов их на противоправные действия. При таком подходе к делу всякого рода «органам» безработица никогда не грозит.

Со временем и революционное движение приобрело психологическое сходство со своими преследователями: дух инквизиторства, постоянный поиск «изменников» и уважение к законным нормам и правилам.

Посеянные Николаем I на русской почве семена тоталитаризма наиболее явно проявились в культурной сфере. До 1825 года основным источником тревоги являлись приходящие с Запада политические идеи, подвергавшиеся жестоким гонениям со стороны правящего режима. Французская революция положила конец идеям просвещения, с которыми носилось русское самодержавие. В 1815 году был сделан очередной шаг к реакционной политике, символом которой стал Священный союз, созданный по инициативе русского самодержца Александра I. Восстание декабристов заставило правительство осознать важность идей, как философских, так и политических, высказываемых представителями писательского люда. Теперь журналистика и литература подвергались особенно пристальному изучению. Под строжайшую цензуру попал Пушкин. Величайшему поэту России, связанному узами дружбы с декабристами, словно школьнику, пришлось выносить оскорбительное обращение, выслушивать то похвалу, то ругань в адрес своих произведений. Власть старалась подкупить литераторов и журналистов. Возникла новая популяция журналистов, так называемая продажная «желтая» пресса, оплачиваемая правительством.

Зарождавшаяся тогда русская культура формировалась в атмосфере крайней подозрительности. Попытка применения государством репрессивных мер при формировании культурной ткани России спровоцировала неизбежное: когда в основе этой ткани были искусственно удалены отдельные нити, русская литература активно включилась в решение политических и социальных вопросов, а высокопрофессиональная критика превратилась в один из основных способов революционной пропаганды.

Официальное преследование часто превращало рядовых мыслителей в «борцов за свободу», а очередную новость – в важнейшее событие в культурной жизни. Например, именно такой была судьба «Философских писем» Петра Яковлевича Чаадаева, взгляды которого сложились под влиянием идей католического провиденционализма и социального христианства. Сомнительное творение отставного офицера, не владевшего в достаточной мере русским языком, сыграло злую шутку с режимом: подвергнув критике «Философские письма» как работу сумасшедшего, власти только подлили масла в огонь.

Но было и иное. Известный критик Виссарион Григорьевич Белинский, проникшийся материализмом немецкого мудреца Фейербаха, выдвинул тезис о социальной направленности искусства. А Михаил Александрович Бакунин и Александр Иванович Герцен уже становятся у истоков русского научного социализма. Свои радикальные идеи они высказывали в салонах Санкт-Петербурга и Москвы, выступали с ними на европейской сцене, тем самым заложив начало революционной борьбы на родине. Наследие Бакунина является в основном частью западного анархизма. В России Бакунин имел не много последователей. Его жизнь была воплощением идеала радикализма, примером настоящей революционной деятельности. А Герцена с полным правом можно считать основателем народничества – специфической русской версии социализма. Он ратовал за развитие русских общинных начал, сочетая это с критикой буржуазного, «мещанского» Запада. Герцену очень симпатизировал столп русского консерватизма Константин Николаевич Леонтьев. И Герцен, и Леонтьев считали самым большим злом буржуазную западную демократию, которая опошляет человека. Герцен был близок к идеологам славянофильства, которые брали под защиту общину и артель, считая их залогом сохранения русской самобытности.

Социалистичность общины Герцену виделась в ее самоуправлении. В ней русские люди живут некоторым демократизмом (народоправство схода) и даже коммунизмом. Последний заключается в общем владении землей, которое Герцен считал зародышем коллективной общественной собственности.

Между последними годами правления Николая I и началом царствования Александра II лежит период наибольшей активности Николая Гавриловича Чернышевского, который, по словам американского историка Адама Улама, ни много ни мало, стоит у истоков большевизма. Книга Чернышевского «Что делать?» известна многим. Молодые радикалы запоем читали появившийся в начале 1860-х годов роман. Даже спустя десять-двадцать лет, когда уже удалось объяснить все туманные намеки, коими изобиловал роман, читатели все еще подпадали под его очарование. В романе просматривается влияние социальной среды, глубоко отличной от той, к которой принадлежали Герцен и Бакунин. Чернышевский был сыном православного священника. В этой среде духовный сан был фактически наследственным. Условия жизни рядового духовенства, которое не могло рассчитывать на высокое положение, не сильно отличались от условий жизни прихожан (основную часть их в ХIХ веке в России составляли крестьяне). С той лишь разницей, что священники должны были быть хотя бы минимально образованными людьми. Эта смесь бедности и образованности создавала основу для зарождения радикальной революционной интеллигенции.

Период с 1861 по 1881 год совпал с наибольшей революционной активностью; просвещенные классы были буквально пропитаны идеями социализма и революции. Лихорадкой было охвачено не только студенчество и молодая интеллигенция, но и часть бюрократического аппарата и офицерства. На эти же годы приходится усиление реакции и русского шовинизма. Это был непростой исторический период, когда произошло разделение общества на два лагеря: реакционный и революционный. Освобождение крестьян – всего лишь одно из значительных событий, произошедших в общественной и экономической жизни России ХIХ века. В этот период была заложена основа местного и регионального самоуправления. На фоне отставания большинства институтов государства шагнули далеко вперед реформы в системе судебных органов. Военные реформы избавили солдат от векового ужаса перед бесконечной службой. Эти фундаментальные реформы возбудили аппетит либеральных слоев общества. Стали раздаваться голоса (чаще всего представителей привилегированных классов) о необходимости учреждения народного собрания; в адресованных царю прошениях говорилось о необходимости ослабления или отмены цензуры, об отказе от произвола власти, налагающей взыскания без суда и следствия. Но решительный шаг к конституционализму сделан не был. Объясняется это не только сопротивлением режима, а главным образом невероятной активизацией революционного движения. Таким образом, сама революция нанесла реформам полное поражение и усилила реакцию в стране.

 

Глава 3

О роли личности Николая II в истории февральской революции

Люди, интересующиеся отечественной историей, наверняка задают себе вопрос: что произошло бы с Россией, если бы во главе ее в начале XX века стоял не Николай II, а другой, более решительный и способный к управлению государством монарх? Такое могло произойти. Известно, что отец Николая, Александр III, очень не хотел, чтобы царем стал его старший сын, предпочтение отдавал младшему – Михаилу, хотя был еще Георгий – следующий по старшинству из четырех сыновей. Но он болел туберкулезом и скончался в 1899 году. К 1894 году, когда умер император Александр III, он был еще цесаревичем. Скорее всего, на трон Георгий не сел бы. К тому времени он безвылазно находился на Кавказе. Врачи категорически запрещали ему жить в сыром и холодном Петербурге.

Михаил был любимцем родителей. Характер имел добрый, покладистый. Мог бы ужиться со всеми министрами, которых его брат Николай, став императором, лишь терпел и от которых избавлялся при первой же возможности. Но Михаил был еще молод, и Александр III, не веривший в способность Николая править страной, взял с него слово, что тот откажется от трона в пользу Михаила, когда тот подрастет. Но Николай II отказался от своего обещания отцу. Россия получила безвольного и не очень умного монарха. Николай Александрович Романов, тогда еще не царь, а наследник престола, едва не стал жертвой покушения во время путешествия по Японии. По настоянию родителей цесаревич Николай в конце 1890 года отправился в морской поход на Дальний Восток на борту броненосного крейсера «Память Азова». Вместе с ним в поисках восточной экзотики отплыли родной брат Георгий и двоюродный брат – греческий принц Георг. Августейшие путешественники посетили Египет, Индию, французский Индокитай. И даже приняли участие в охоте на слонов и тигров в индийских джунглях. Особенно Николаю понравилось в Японии. Там, в Нагасаки, он с греческим кузеном посетил заведение, которое в наше время носит название «Салон тату». Не удержался и попросил сделать на правой руке шикарную цветную татуировку дракона, чем весьма удивил сопровождавших их японцев.

В то время в Японии с помощью татуировок клеймили преступников, а добровольно их делали только представители местных преступных кланов. Кузены этим не ограничились и оказались в ресторане «Волга», часто посещаемом русскими моряками. Не обошлось и без девушек в номерах. Вернулись они на борт крейсера лишь в четыре часа утра. А потом произошло чрезвычайное происшествие. Посетив Киото, где Николая и его спутников встретили по высшему разряду, путешественники отправились на рикшах в город Оцу, расположенный на берегу озера Бива. После созерцания живописных пейзажей Николай уселся в повозку мощностью в одну человеческую силу. Кортеж путешественников растянулся на несколько сотен метров. Поскольку охранникам, сопровождавшим их, по японскому этикету запрещалось поворачиваться спиной к царственным особам, они проворонили фанатика, который нанес Николаю два удара мечом – катана. Раны оказались неопасными. Ему не суждено было погибнуть от руки японского самурая. Николаю II на роду было написано процарствовать 23 года и закончить свою жизнь в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге.

Николай II оказался однолюбом. Будущий император в Виндздорском замке встретил Алису из великого герцогства Гессен-Дармштадта и влюбился в нее. Английская королева Виктория весьма благосклонно отнеслась к зарождавшимся чувствам своей любимой внучки и молодого наследника российского престола. Но царь Александр III, зная, что гемофилия (несворачиваемость крови) из поколения в поколение поражала членов гессенского дома, решительно воспротивился планам этого брачного союза. Но любовь победила, и царь вынужден был уступить. При православном крещении Алиса приняла имя Александры Федоровны.

Несмотря на взаимную любовь коронованной четы, брак не стал очень счастливым – очаровательная Алиса стала причиной будущих бедствий. Веселой и радостной принцессе суждено было стать на Русской земле мрачной царицей и фанатичной приверженкой православной церкви. Вместе со склонностью к мистицизму она унаследовала от своей матери способность передавать наследникам по мужской линии гемофилию. Поначалу она родила четырех дочерей, что подорвало ее здоровье, но никак не могла родить наследника престола.

Случилось так, что безвольный царь попал под влияние своей жены. «Я не верю никому, кроме своей жены», – признавался он другу детства князю Александру. Такое преклонение перед женой имело свои причины. В первые же дни стало проявляться соперничество молодой русской императрицы с овдовевшей императрицей Марией Федоровной. Желая облегчить горе овдовевшей матери, Николай в первые месяцы после смерти отца значительную часть времени уделял ей. Этому способствовало то, что после бракосочетания молодые жили в Аничковом дворце, хозяйкой которого оставалась вдовствующая императрица. У молодых не было даже своей столовой, поэтому кормились они у Марии Федоровны. Александра (Алиса) воспринимала это как ущемление своего законного главенства.

Жена усопшего монарха, пользовавшегося большим авторитетом подавляющей части российского общества, заслуживала большего почитания, чем молодая императрица, еще едва говорившая по-русски. Да и по официальному протоколу русского двора вдовствующая императрица имела преимущество перед молодой царицей. При всяких церемониях Мария Федоровна должна была идти впереди, опираясь на руку сына, а молодая государыня – сзади, с одним из великих князей. С этим следовало смиряться, не показывая своего недовольства. К церемониям можно было привыкнуть, гораздо труднее Александре было переносить реальное влияние на царя его матери. В первые годы царствования Николая II Мария Федоровна часто замечала затруднения своего сына, давала ему советы. Да и сам он обращался к ней с вопросами, как бы на его месте поступил его отец в той или иной ситуации. Материнские наставления императору раздражали молодую царицу, ей казалось, что свекровь обращается с мужем как со школьником. В борьбе за влияние на императора победила жена. Этой победой утвердилось то значительное влияние Александры на мужа, которое со временем стало одним из важных мотивов критики царской власти со стороны всех оппозиционных сил.

Страстное желание родить сына побудило царицу постоянно искать помощи у шарлатанов, авантюристов и «чудотворцев». Лишь после десяти лет супружеской жизни царица родила сына. Но наследник престола Алексей, увы, был подвержен гемофилии, болезни страшной и неизлечимой. Любая рана вызывала у мальчика кровотечение, которое долго не останавливалось. Царица, убежденная, что вера способна помочь горю, была одержима идеей найти святого человека, который молился бы за нее и за ее сына. И тут подвернулся Распутин. Все слухи о моральной распущенности «старца» отвергались как клеветнические, а он, зная, что кровотечение часто прекращается само собой, появлялся у постели больного мальчика всегда вовремя, и ему удавалось «остановить» кровотечение. Григорий Распутин стал для царицы рукой Провидения. Через царицу Распутин влиял на царя и добился многого, преследуя какие-то свои цели. В Петербурге вокруг Распутина сложился кружок влиятельных лиц. В нем были редактор газеты «Россия» Г. П. Сазонов, графиня Игнатьева, великая княгиня Милица Николаевна, фрейлина императрицы Анна Вырубова. Этот первоначально узкий круг людей, позже значительно расширившийся, являлся «тайной властью императора, или конспиративной партией императрицы», которая подбирала кандидатуры членов кабинета министров.

Сам император с большим трудом «отбивался» от дядей – четырех братьев отца. Все они были, одни более, другие менее, старше его и, занимая высокие посты в государстве, считали своей священной обязанностью наставлять малоопытного государя. Но вместе с наставлениями они постоянно что-нибудь требовали от него. Каждый из них имел своих любимцев из генералов и адмиралов, которых они хотели повышать в чине и должности вне очереди, а своих балерин, жаждавших устроить себе «русский сезон» в Париже, облагодетельствовать. Николай буквально боялся оставаться в своем кабинете с ними наедине, в этом случае они почти всегда что-нибудь «урывали» у него.

Не без влияния Распутина был сменен Верховный главнокомандующий князь Николай (дядя царя). Без сомнения, это стало ключевым моментом в кризисе верхов в годы Первой мировой войны, что положило начало последнему этапу разложения русской монархии – так называемой «министерской чехарде». Суть ее состояла не столько в частой смене министров, сколько в их качественной замене. Прежних сановников, так или иначе противившихся воле проходимца, заменяли откровенными ставленниками «старца». Как и при каждой революции, канун русской ознаменовался тем, что государственная власть была развращена стремлением к личной выгоде, беспринципным карьеризмом, открытым цинизмом и пренебрежением к нуждам народа.

Редким исключением был Петр Аркадьевич Столыпин, который предпринимал попытки предотвратить революционные выступления путем реформирования порядков в стране. Он пытался создать в политическом плане какую-то связь между царем, правительством, обществом и представительными институтами. Но царь был далек от понимания этого и мало в чем ему помогал.

Но так как он затмевал своей решительностью безвольного царя, то оказался ему ненужным, как и многие другие, менее значимые государственные деятели, назначаемые и снимаемые с должностей царем по указке Распутина. Столыпин был убит левыми террористами при явном попустительстве охранки.

Раздраженный создавшейся обстановкой в стране и все больше поддающийся влиянию жены, Николай II стал совершать труднообъяснимые поступки.

Узнав, что в Лондоне король и палата представителей устроили прием в честь председателя ненавистной ему Думы, он стал размышлять, не стоит ли ему в качестве ответной меры принять ирландскую делегацию террористов из партии Шин фейн (шинфейнеры – члены ирландской политической организации, возглавившей национально-освободительную борьбу против английского господства). По разумению Николая II, виноватыми были все. Царь совершенно не ориентировался в ситуации.

Благодаря Думе политика стала доступна выборным представителям всех граждан. Но как раз об этом Николай II не желал и слышать. И это при том, что Четвертая Дума, избранная в 1912 году на пять лет, была намного более консервативной, чем предыдущие. Если в Первой Думе заседало 190 крестьян, то в этой подавляющее число депутатов были дворянами и 48 – священниками. Правое, левое крыло и центр находились примерно в равном соотношении, но при этом следует учитывать, что левые были в основном представлены кадетами. Крайне левые, сила которых проявилась во время забастовок 1905 года и позже – в 1912 и 1913 годах, получили право только на 15 депутатских мест.

В деревнях тяжело восприняли роспуск Первой и Второй Думы: крестьяне возлагали все свои надежды на предложения, направленные царю, а Николай II распустил собрания представителей, поддерживавших их просьбы и требования. «Кровавое воскресенье» разорвало священную связь царя с народом… Быстрому созреванию революции способствовало ощущение того, что в верхах «завелась гниль». А для такого государства, как Россия, где вся легитимность власти стоит на авторитете, эта болезнь была смертельной.

Конкретная историческая особенность положения России заключалась в том, что во время правления Николая II российская монархия окончательно выродилась, деградировала. О том, каков был царь по своему психологическому и мировоззренческому складу, что происходило в царской фамилии и во всей «придворной камарилье», сейчас опубликовано достаточно. Из многих источников явствует, в настроениях высших кругов при дворе господствовали суеверия, мистицизм, антиинтеллектуальные течения.

И как было не случиться революции, если самым богатым помещиком и собственником в России был царь. При назначении Столыпина премьером встал вопрос о том, где жить главному министру страны. Весной 1907 года Николай II предложил Столыпину перебраться в один из пустующих (!) дворцов царской семьи на Елагином острове – это очаровательный большой белый дворец со стройными колоннами, высокими вековыми деревьями в саду, многочисленными флигелями, лужайками и конюшнями.

Участвуя в убийстве Распутина в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года, князь Юсупов предполагал, что разыгрывается первое действие «возрождения» России.

Избавившись от старца, царь услышит, мол, голос народа, то есть Думы, соберется с силами, выиграет войну и возродит страну. На самом деле «возрождение» выразилось в революции, самой тотальной из всех, когда-либо имевших место.

Буржуазные масонские круги, земские деятели, военное командование, предчувствуя приближающуюся революцию, в самый разгар войны подготавливают выступление против Николая II как бездарного царя. Создаются различные общества, которые под видом оказания помощи правительству в спасении России постепенно берут в свои руки управление всеми делами страны. Ощущается нехватка продовольствия.

В феврале 1917 года для свержения царизма понадобилось пять дней. Все началось с того, что в Петрограде к середине сентября почти не осталось муки. Командующий военным округом генерал Хабалов решил ввести продовольственные карточки. Сведения об этом дошли до толпы, и на другой день у булочных выстроились очереди, а затем и у всех продовольственных лавок. Опустошенные за несколько часов, некоторые из них закрылись. Люди собирались толпами, били витрины. Беспорядки продолжались и в последующие дни, они происходили обычно после многочасовых ожиданий на морозе, после того, как толпа слышала неизбежное «ничего нет».

14 февраля Дума собралась на сессию, и несколько депутатов назвали в своих выступлениях министров «неспособными». Они призвали их уйти со своих постов, говоря, что во Франции народ в свое время сумел «смести трон». Однако новый председатель Совета министров князь Голицин и его министры вынудили депутатов произносить свои речи в пустое пространство: они не явились в Думу, демонстрируя свое презрение к ней.

Предчувствуя бурю, левые депутаты пытались установить связь с нелегальными организациями.

В доме Максима Горького собрались для переговоров депутаты, в частности Керенский и большевик Шляпников, однако прийти к единому соглашению они не смогли: одни верили в революционное движение, другие – нет, и все ограничилось перебранкой между «оборонцами» и «интернационалистами». В это время социалистические партии и профессиональные союзы пытались организовать демонстрацию 23 февраля, в так называемый «день рабочих». Однако к соглашению прийти не сумели. И тогда решили выступить самостоятельно женщины.

Утром 23 февраля, когда работницы и некоторые присоединившиеся к ним рабочие строились в ряды, революционные организации обратились с призывом ко всем принять участие в демонстрации. В этот первый день женская демонстрация пополнилась рабочими, которых уволила дирекция Путиловского завода. За ними вскоре последовали тысячи других трудящихся. Опасаясь беспорядков в центре города, власти распорядились закрыть конторы и магазины. Это было ошибкой: служащим предложили не выходить на работу, и они отправились посмотреть на демонстрацию, и многие присоединись к ней. Впервые в истории России рабочий класс вылез на свет божий из своего гетто, а другие социальные слои проявили к нему симпатию. Настроение в городе было довольно веселое. Казалось, что это праздничный день. Трамваи остановились, разъезжали казачьи патрули, которых приветствовала толпа. Всех поражала пассивность полиции.

На второй день, 24 февраля, снова основную роль играли работницы: они поставили перед собой задачу пройти по Невскому проспекту и привлечь к себе как можно больше внимания. В 8 часов утра к работницам присоединились рабочие, и все вместе двинулись с окраин города к центру. Однако на этот раз полиция оказалась на месте, пытаясь помешать демонстрантам пересечь мосты на Неве. Тогда демонстранты пересекли Неву по льду и выстроились в ряды на другом берегу реки. Во главе колонны несли красные флаги, демонстранты распевали «Марсельезу».

В конце Невского, на Знаменской площади, в огромной толпе уже раздавались крики: «Да здравствует Республика!» Казаки гарцевали на конях, толпа их приветствовала. Затем появилась конная полиция с криками «Разойдись!». Раздались выстрелы, демонстранты стали разбегаться, однако полиция, не имевшая на то указаний, их не преследовала. Поражало отношение к демонстрантам казаков.

На третий день, 25 февраля, основными организаторами забастовок и демонстраций стали большевики. Военный министр Беляев снова отдал распоряжение помешать демонстрантам пересечь Неву, однако стрелять не разрешалось «из-за неблагоприятного впечатления на союзников», но предписывалось заранее взломать на реке лед. Однако генерал Хабалов не отдал никаких указаний, и, так же, как накануне, люди с окраин смогли прорваться в центр города. На Знаменской площади произошел случай, то ли закономерный, то ли знаковый, но повернувший колесо истории: когда один из ораторов произносил перед манифестантами речь, появилась конная полиция. Полицейские намеревались разогнать демонстрантов, но никто со своих мест не двинулся. Один из полицейских прицелился в оратора, толпа закричала. В это время из снежного облака возник казак и сразил блюстителя порядка саблей. Толпа остолбенела от удивления.

Вечером в Совете министров происходила бурная дискуссия. Министр внутренних дел был вне себя от того, что Председатель Совета Министров в его отсутствие встречался с председателем Думы Родзянко. Он кричал: «Я прикажу арестовать вашего Родзянко и распущу Думу!» Это заседание оказалось особенно примечательным после того, как на него прибыл генерал Хабалов и зачитал полученную телеграмму царя: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай».

Четвертый день выпал на воскресенье. Петроградцы встали позже обычного. Выйдя из дому, они обнаружили солдат на боевых постах. Генерал Хабалов, считая, что с революцией уже покончено, послал телеграмму императору: «Сегодня, 26 февраля, с утра в городе спокойно». А в полдень окраины пришли в движение, и в центре население вышло на улицу.

Солдаты сооружали заграждения на мостовой, вели наблюдения за тротуарами; приказы отдавали издали звуками горна. Однако люди подходили к солдатам, вели с ними мирные беседы, и солдаты отвечали им тем же. Офицеры неоднократно отдавали распоряжения прекратить переговоры с толпой. Командование нервничало, чувствуя, что теряет авторитет.

Пятый день, 27 февраля. Возмущенные приказом стрелять в толпу, полученным накануне, солдаты перехватили инициативу у рабочих. Они заперли в казармы своих офицеров, кое-кого из них расстреляли и присоединились к демонстрантам. Пристроившись к колонне рабочих, они вместе направились к Таврическому дворцу, где заседала Дума. Революция победила. Унтер-офицеры ведут солдат к Зимнему дворцу. Часовые их приветствуют. Медленно ползет вниз императорский флаг, и тут же над дворцом взмывает красное полотнище.

Спросить бы у господ «демократов»: почему вы отменили Красное знамя, поднятое народом в Феврале, и почему вы упразднили Советы, установленные буржуазной революцией в России в 1917 году? Тенденциозное отрицание Октября, равно как и замалчивание Февраля, – одного поля ягоды.

Нас хотят отбросить не только в дооктябрьский период, не только в дофевральский период, а просто – в средневековье.

Николай II, спасаясь в Ставке в Могилеве от столичных хлопот и ненавистных министров, в злополучный день 23 февраля ничего не знал о том, что произошло в Петербурге. Он писал воздыхательные письма жене. На второй день событий он по-прежнему ничего не знал о демонстрациях и узнал о них лишь тогда, когда царица ему об этом написала. Но потом Ставка и царь были официально извещены о беспорядках в Петрограде.

Хабалов направил генералу М.В. Алексееву, начальнику штаба Верховного главнокомандующего (по некоторым источникам – масону и причастному к заговору против царя еще в 1915 году), подробное сообщение о первых днях мятежа, а министр внутренних дел Протопопов дал телеграмму дворцовому коменданту Воейкову, который обычно ездил вместе с царем и находился с ним в одном вагоне, о том, что события носят хаотический характер и что «принимаются решительные меры для подавления беспорядков». Генеральный штаб и царь реагировали на сообщения аналогичным образом: первый отдал распоряжение командующему Северным фронтом сделать все возможное для ускорения прибытия надежных войск. А царь направил телеграфом Хабалову приказ, который мы приводили, – «завтра же прекратить в столице беспорядки».

А когда события стали приобретать угрожающий оборот, император принял решение о подавлении мятежа. Он наделяет генерала Иванова неограниченными полномочиями и объявляет о своем отъезде в Царское Село. Ничего из этого не получилось. Генерал Иванов не сумел добраться до столицы. И царь не доехал до Царского Села – железнодорожники перерезали ему путь, так же, как и Иванову. Пришлось царю вернуться в Псков, где он узнал, что армия и правительство требуют от него отречься от престола.

 

Глава 4

«Есть такая партия!»

2 марта, в день отречения царя, в результате переговоров Временного комитета Думы с Исполкомом Петроградского совета было создано Временное правительство. Великий князь Михаил, к которому перешла корона, также отрекся от престола в пользу Временного правительства.

Временное правительство соединило в своем лице законодательную и исполнительную власть, заменив царя, Госсовет, Думу и Совет Министров и подчинив себе высшие учреждения (Сенат и Синод). Оно считало себя преемником монархического государства и стремилось сохранить старый государственный аппарат. Однако на волне демократизации в состав ведомств и учреждений включались представители Советов, профсоюзов и других общественных организаций.

Овладеть ситуацией Временное правительство не смогло и переживало все более тяжелые и длительные правительственные кризисы. Временное правительство не было действенным. Тактикой его было не разрешение проблем, а оттяжка вопросов до созыва Учредительного собрания. Либерализация по всем направлениям и «двоевластие» усугубляли ситуацию.

И вдруг 3 июля – расстрел демонстрации, шедшей под советскими лозунгами. 3 июля нарушило неустойчивое равновесие сил между Временным правительством и Петроградским советом. Сформированный новый состав правительства стал сдвигаться вправо, его председатель Керенский (перешедший в партию эсеров) занял еще посты военного и морского министра; в третьем правительстве он был председателем и Верховным главнокомандующим.

Взяв курс на продолжение войны «до победного конца», Временное правительство столкнулось с созданными им самим трудностями: армия стала неуправляемой, началось массовое дезертирство. Чтобы загнать солдат в окопы, пришлось снова ввести военно-полевые суды. Это предельно озлобило солдат и ничего не дало для укрепления власти. После короткого периода общего ликования на «празднике революции» Временное правительство стало испытывать нарастающее отчуждение, а потом и сопротивление не только крестьян и рабочих, но и части имущих классов.

Противоречивость политики Временного правительства становилась вопиющей. Концы с концами не вязались ни в одном вопросе. Но главное – были отпущены вожжи.

Незрелость капитализма в России, которая оказалась препятствием к консолидации народа на основе «третьего сословия», как это было в западной части Европы, создала ряд специфических условий в формировании новых элит. Одной из таких элит оказалась руководящая верхушка рабочего движения.

В названии их партии (РСДРП) прослеживается влияние западноевропейских традиций. При численности аграрного и промышленного пролетариата, составлявшего менее одного процента населения России, первоначально партия имела в своих рядах не более 3000 членов. И то, что произошло с февраля по октябрь в России было нелогичным, неожиданным и единственным в своем роде. Причем большевикам удалось взять власть по той причине, что у них оказался Ленин.

Владимир Ильич Ульянов (псевдонимы: Ленин, В. Ильин, К. Тулин, Карпов и др.) родился в семье директора народных училищ Симбирской губернии. Теперь вполне точно по документам можно установить, что дед Ленина (по линии отца), Николай Васильевич Ульянов, был крепостным крестьянином деревни Андросово Сергачского уезда Нижегородской губернии. Отпущенный в 1791 году помещиком на оброк, этот, по-видимому, весьма вольнолюбивый человек спустился вниз по Волге до устья и не захотел возвращаться и в конце концов стал «вольным» астраханским мещанином. Здесь, в Астрахани, он женился на молодой, восемнадцатью годами его моложе, девушке, которая – хотя точных документальных сведений об этом нет – была, по всей вероятности, крещеной калмычкой. Ее опекал астраханский иерей о. Николай Ливанов, который помог ее сыну Илье Ульянову, в пятилетнем возрасте оставшемуся без отца, получить гимназическое, а затем и университетское образование. В результате за два поколения совершился невероятный, но все же возможный для России «скачок» от беглого крепостного крестьянина до действительного статского советника.

В последнее время гораздо большее внимание привлекает материнская ветвь родословной Ленина. Отец его деда, то есть прадед Ленина, Давид Бланк, не только принял православие, но и отправил в 1848 году послание «на высочайшее имя», призывавшее создать такое положение, при котором все российские евреи откажутся от своей национальной религии.

Тогдашний министр внутренних дел Л. А. Перовский счел необходимым сообщить Николаю I о предложениях этого ленинского прадеда. Сын Давида, Израиль Бланк, еще за полвека до рождения своего внука (Ленина), в 1820 году, крестился с именем Александр Дмитриевич, окончил Императорскую медико-хирургическую академию, женился на дочери российского чиновника германского происхождения Ивана Федоровича Гросшопфа, потомственного дворянина. В 1847 году, выйдя в отставку, он купил имение в глубине России, в приволжской деревне Кокушкино, где и жила до своего замужества его дочь Мария – мать Ленина.

Отец Ленина, Илья Ильич, учился в Казани, в том числе и у Лобачевского, знаменитого математика. Здесь он в 1863 году женился на Марии Александровне Бланк. С 1874 года – директор народных училищ в Симбирской губернии, был «генералом» от образования с огромной для того времени зарплатой (5000 рублей годовых плюс дом, свечи, дрова, выезд и прислуга бесплатно). За счет этого будущий вождь и жил. Владимир был очень похож на отца. У обоих – небольшие, чуть косо поставленные темные глаза и выдающиеся скулы, свидетельствовавшие о том смешении русской и татарской или монгольской крови, что нередко встречалось в неспокойном регионе между Волгой и Уралом, где в недалеком прошлом зарождались крупные крестьянские и казачьи восстания. Володя был живым и одаренным ребенком и рано обнаружил примечательную способность к систематическим занятиям.

В семье Ульяновых было шестеро детей. Отец рано умер, и мать старалась дать детям разностороннее образование, как и покойный муж, она продолжала воспитывать детей трудолюбивыми, честными, скромными и чуткими. Но отсутствие отца сказалось на детях – они попали под влияние революционных идей. Старший брат Александр, который был для Володи примером для подражания, принимал участие в подготовке покушения на царя Александра III. Саша входил в небольшую террористическую группу в качестве специалиста по взрывчатым веществам и сочинил прокламацию, с которой хотел обратиться к народу. По чистой случайности заговор раскрыли. На квартире Александра была арестована его сестра Анна, зашедшая к брату, а потом и он сам. Александр взял на себя всю вину. Сын и преемник убитого царя Александра II, Александр III попал под влияние реакционного окружения и нетерпимо относился ко всякого рода свободам и заговорам. 8 мая 1887 года Александр Ульянов был повешен вместе с четырьмя своими товарищами.

Казнь брата потрясла Владимира. В эпигонской партийной литературе советских времен утверждалось, что молодой Ульянов тут же решил посвятить свою жизнь революционной борьбе. Это не так. И никаких слов «мы пойдем другим путем» он не произносил. Владимир Ульянов стал на путь профессионального революционера значительно позже. Юноша очень интересовался общественными науками, стремился глубоко изучить их. Явная ненависть старших детей Ульяновых к царю, его бюрократии и Церкви привела к поруганию в городе всей их семьи. Понимание проявил лишь отец будущего противника Ульянова в революции, Федор Михайлович Керенский, директор Симбирской гимназии, который порекомендовал молодому человеку, окончившему его гимназию с золотой медалью, поступить на юридический факультет университета в Казани. В 1887 году семья Ульяновых переехала в Казань, Володя поступил в университет.

А в начале декабря того же года за участие в студенческой сходке он был исключен из университета и арестован. Ульянов выделялся среди других студентов только потому, что обладал рыжими волосами. Оказавшись среди задержанных, Владимир два дня провел в тюрьме. Владимиру Ульянову обратный путь в университет был закрыт на три года, и не потому, что он был виновен больше других, а только лишь за то, что был братом Александра.

Вместе с матерью Ульянов уехал в имение в Кокушкино – восхитительное место для летнего отдыха. Но зимой там было скучновато. Владимир еще никогда не читал так много и увлеченно, как во время вынужденного пребывания в Кокушкине. Он читал специальную литературу, поскольку надеялся на восстановление в университете. Тогда же он впервые увлекся литературой по социальным и политическим вопросам. До смерти брата он не выказывал интереса к политике. Хотя, как и большинство его ровесников-гимназистов, читал запрещенную литературу. Юноша смолоду выработал привычку к методичному изучению, нечто вроде зубрежки, тех предметов, с которыми сталкивался впервые. Вынужденное бездействие дало возможность погрузиться в многообразие русской литературы по заинтересовавшим его вопросам. В домашней библиотеке имения Владимир обнаружил не только книги, но и подшивки таких известных литературных и общественных журналов, как «Современник» и «Европейский вестник». Это было зимой 1887/1888 года. Он попал под чары Чернышевского, побудившие многих предшественников и современников Ульянова вступить на революционный путь.

Исключение из университета явилось для Владимира первым личным опытом столкновения с несправедливой и грубой политической системой России. Надо понимать, какой удар был нанесен юношескому самолюбию. Если до исключения из университета Владимир Ульянов уклонялся от политики и, принимая участие в студенческих беспорядках, как, впрочем, и большинство студентов, не преследовал никаких целей, то теперь он попал под наблюдение полиции и оказался под домашним арестом. Да еще, в отличие от большинства виновных в студенческих беспорядках, которым позволили продолжить учебу, в течение трех лет неизменно получал отказы на прошения о пересмотре дела. Лишь попав в списки «неблагонадежных лиц», самой судьбой он был обречен активно включиться в революционное движение.

К этому времени марксистская идеология завоевала господствующее положение в западноевропейском рабочем движении и начала распространяться и в России. Первым выдающимся пропагандистом марксизма в России был Георгий Валентинович Плеханов. Вынужденные скрываться за границей от царского преследования, Плеханов и его товарищи организовали в Женеве в 1883 году первую русскую марксистскую группу «Освобождение труда». Ее участники переводили книги Маркса и Энгельса на русский язык и тайно пересылали их в Россию. У истоков зарождения российской социал-демократии, помимо Плеханова, были Вера Засулич, Л.Г. Дейч и П.Б. Аксельрод. Насмотревшись в разных городах Европы на революционеров из России, Плеханов позже почти пророчески писал, что, если им удастся захватить власть, им придется вводить социализм путем издания соответствующих декретов, после чего «совершившаяся революция может привести к политическому уродству, вроде древней китайской или перувианской империи, то есть к обновленному царскому деспотизму на коммунистической подкладке», так как декреты повлекут за собой насильственное разрушение веками сложившегося жизненного уклада русского народа, и его ответную реакцию начнет обуздывать свирепый деспотизм. Поэтому, прекрасно зная свою Родину и желая предотвратить неизбежную кровавую бойню и разорение страны, Плеханов считал, что исконно русская община должна послужить «исходным пунктом для организации всех сторон экономической жизни народа на социалистических началах». Однако никаким «аграрником» при этом он никогда не был, будущее России, как и Ленин, связывал с ведущей ролью ее растущего рабочего класса. Но пока она оставалась страной преимущественно крестьянской, Георгий Валентинович видел чрезвычайную опасность в том, что ее станут переделывать на социалистический лад революционеры, знающие русскую жизнь в теории и не принимающие во внимание русский патриотизм. О последнем Плеханов предупреждал особенно, но совсем не потому, что сам был коренной русак и свой народ ставил выше других. Российская империя веками держалась, собственно, на России и за счет России, русский мужик нигде не вел себя так, как англичанин в Индии или голландец в Индонезии. При этом по своей численности русские всегда составляли в Российской империи подавляющее большинство, никого, однако, не подавляя. Плеханов, судя по всему, это понимал. Потому и заклинал не посягать на русский патриотизм.

В 1880-х годах в России появились марксистские кружки и группы. Организовав в 1892 году в Самаре первый марксистский кружок, молодой Ульянов никогда уже не сворачивал с тернистого пути революционной борьбы с неизбежными арестами, ссылками, нелегальным положением и эмиграцией.

Ульянов в августе 1893 года приехал в Петербург, а в 1895 году создал Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». За это был сослан на три года в село Шушенское Енисейской губернии. В 1900 году он выехал за границу, где стал издавать первую общерусскую нелегальную марксистскую газету «Искра». В это время в России стало нарастать революционное движение, во главе которого оказались наиболее передовые рабочие. Множились забастовки на фабриках и заводах, поднимались против помещиков крестьяне, волновалась студенческая молодежь. Объективно нужна была сильная, организованная партия, чтобы возглавить это движение. Борьбу за партию и повела ленинская «Искра».

С конца 1901 года Владимир Ильич стал подписывать некоторые свои работы псевдонимом «Ленин». Подлинное происхождение этого имени установить невозможно. Хотя некоторые авторы проводят аналогию с Плехановым, который подписывал свои работы «Волгин», по названию русской реки Волги. Но река Лена, протекающая в Восточной Сибири, привлекла внимание революционного мира только в 1912 году в связи с известными событиями. Сам Ленин никогда там не был.

В 1902 году вышла в свет книга Ленина «Что делать?», сыгравшая громадную роль в создании партии. Ленин мыслил создать, в отличие от рабочих партий Западной Европы, которые уживались с оппортунизмом, совершенно иную, подлинно революционную пролетарскую партию, способную организовать и повести рабочий класс России на штурм царского самодержавия и капитализма. Чтобы возглавить рабочее движение, стать его руководящей силой, партия должна быть вооружена передовой революционной теорией – марксизмом. Эту теорию она должна внести в рабочее движение и тем самым придать ему социалистическую сознательность. Ленин считал, что пролетариат собственными силами может достичь лишь профсоюзного сознания, а современное социалистическое сознание может быть привнесено ему только извне и является результатом научного познания. Этим самым Ленин хотел наделить партию (верхушка которой являлась интеллигенцией) монополией на идеологию и руководство рабочим движением. Противоречивость его позиции теперь, задним числом, можно увидеть в том, что, с одной стороны, он к русской интеллигенции относился с недоверием, а с другой – как бы не замечал ее засилья в руководстве партии. Однако он выдвинул требование централизованного иерархического построения партийной организации, которая должна быть подчинена «пролетарской дисциплине» и обучена не хуже армии.

Вопрос об идеологической приверженности решался сам собой: каждый человек на земле, независимо от имущественного положения, образования, происхождения и воспитания, хотя бы для себя самого постоянно решает вопрос, на чьей он стороне: трудящихся или тунеядцев. Итак, нужно было создать партию трудящихся и вооружить ее революционной теорией. Некоторых смущает вопрос: почему в партии и в ее руководстве оказалось такое большое количество евреев? На этот вопрос можно дать такой ответ. Евреи всегда были неизмеримо динамичнее других, они меньше связаны традициями, условностями, предрассудками.

Евреи практически достигли поголовной грамотности. Легко заметить, что существуют два обстоятельства, делающих еврея более активным и более умным, чем окружающие. Во-первых, это сама по себе жизнь в диаспоре, за которой стоит жесткое давление окружающего мира, постоянная и беспокойная борьба за жизнь. Еврей совершенно точно знает, что он должен быть не просто умным и хорошо помнить Талмуд. Он должен уметь делать что-то такое, за что ему заплатят деньги. Причем он должен уметь делать это так хорошо, чтобы деньги заплатили именно ему. Во-вторых, еврей волей-неволей знает несколько языков. Живя среди других народов, он вынужден говорить на языках тех, кто вокруг.

И как итог, евреи – это передовой народ на протяжении огромного периода истории. Умные и ученые есть у всех народов, но ученых у других народов в процентном отношении меньше. А у евреев – грамотные многие. Евреи очень стремились к образованию. Этим отличались все 4 или 5 млн евреев Российской империи, заселявших Малороссию, Белоруссию, Молдавию, Польшу и Литву.

Ветер странствий и гонения привели их предков в эти земли достаточно давно. Еще в Х – ХIII веках на Киевской Руси существовали кланы славяноязычных евреев (кенааним). В ХVI – ХVII веках они были поглощены пришедшими с Запада евреями (ашкенази), говорящими на идиш. Это было нацменьшинство, «инородцы», каких на Руси были десятки, причем «инородцы», не свалившиеся с Луны, а оказавшиеся в пределах империи вследствие разделов Польши и других завоеваний. Беднота занималась ремеслами, богачи – коммерцией. Землей евреи не владели. Это запрещалось законами, охраняющими земли коренного населения от ловких и безжалостных евреев.

В первом десятилетии ХХ века в русском еврействе произошел, применяя терминологию Гумилева, «пассионарный толчок», самый мощный, может быть, со времен Иудейских войн. Этот толчок разделил русское еврейство по нескольким направлениям.

Первая, самая талантливая и миролюбивая часть, пошла в науку и культуру. По итогам ХХ века результаты следует признать впечатляющими: более двух десятков Нобелевских лауреатов, несколько десятков академиков, лауреатов Сталинских, Ленинских и Государственных премий, Героев соцтруда, сотни докторов наук, звезд искусства, шахматистов, скрипачей и т. д.

Вторая часть – около 2 млн человек – рискнула эмигрировать в США в поисках лучшей доли, не надеясь на Россию.

Третья часть, самая малочисленная, занялась революцией профессионально. Это были в основном недоучившиеся студенты, переполненные эмоциями и готовые жертвовать всем молодые люди и девицы, интеллигенция. Евреи кожей чувствовали приближение грозы и пополняли ряды революционеров. Больше всего евреев было в партии эсеров.

Неравноправие, еврейские погромы, ограничения свободы выбора местажительства вызвали в евреях враждебность к власти. Когда российскому пролетариату понадобилась своя интеллигенция, кадры административных и технических работников, то неудивительно, что оппозиционно настроенное еврейство пошло ему навстречу. Пребывание евреев на административных постах новой России – совершенно естественная и необходимая вещь. Сама партия фактически произошла из еврейского Бунда – первой в Европе социал-демократической организации, съезд которой состоялся в 1897 году. В сентябре того же года на организационном его съезде в социалистическом Бунде возобладала идеология сионизма.

Через 6 месяцев, в марте 1898 года, в Минске состоялся I организационный съезд Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), на котором российские социал-демократы отпочковались от Бунда. Ко времени революции Бунд совсем поссорился с РСДРП. Бунд вел пропаганду на идиш и даже одно время отстаивал право любого еврея, где бы он ни жил, вести на идиш любые деловые документы. Из восьми делегатов I съезда РСДРП пятеро были евреями. В образованный на съезде Центральный комитет партии из трех человек вошли А. Крамер и Б. Эйдельман. Задолго до всех русских революций, начиная с глубокой Античности, евреи стремились проникать во власть, в финансовые сферы, проявляли сплоченность своей диаспоры, всегда держали нос по ветру и всегда стремились оказаться там, где пахло жареным.

Кажущееся засилье евреев при дворе и в русском обществе при царях действительно только кажущееся. Такое впечатление производят фамилии. Но это – русские немцы. Они начали появляться при Петре I в процессе «прорубания окна в Европу». Сюда следует причислить многочисленных прибалтийских немцев. И необходимо учесть непрерывное породнение русских царей, великих князей и княжон с немецкими владетельными домами – Мекленбургским, Брауншвейгским, Гессен-Дармштадтским, Голштейн-Готторпским, Ольденбургским, Лейхтенбергским и др.

Созыв II съезда РСДРП Ленин считал настоятельной и неотложной задачей.

На II съезде в Брюсселе (потом из-за преследования со стороны бельгийской полиции заседание съезда продолжалось в Лондоне) в 1903 году РСДРП раскололась на большевиков и меньшевиков. Произошло это так. Продолжительному и бурному обсуждению на съезде подвергся проект программы партии. Ленин и его сторонники отстаивали революционную программу, положение о диктатуре пролетариата, необходимость союза рабочего класса и крестьянства, право наций на самоопределение и пролетарский интернационализм. Против этих основных марксистских положений выступали открытые оппортунисты: бундовцы, «экономисты» и другие антиленинцы. Их поддерживал и Троцкий.

Большинством голосов II съезд партии утвердил революционную программу, подготовленную редакцией «Искры». Тогда это была единственная в мире партийная программа, в которой борьба за диктатуру пролетариата выдвигалась в качестве основной задачи пролетарской партии. Руководствуясь этой программой, партия боролась за победу социалистической революции в России. Несмотря на лишения и жертвы, эту программу партия выполнила.

Резкие разногласия на съезде произошли при обсуждении устава. Ленин хотел создать единую боевую партию, каждый член которой участвовал бы активно в революционной борьбе и подчинялся железной партийной дисциплине. Это затрудняло бы доступ в партию непролетарским неустойчивым элементам, способствовало бы созданию партии организованной, дисциплинированной. Но незначительным большинством голосов было принято оппортунистическое предложение Мартова Ю. О. (настоящая фамилия – Цедербаум): считать достаточным для члена партии признание программы партии и оказание ей материальной помощи, не обязывая его входить в партийную организацию и подчиняться партийной дисциплине. Как говорят сейчас, почувствуйте разницу: с партией, созданной на таких основах, рабочие никогда не смогли бы победить своих классовых врагов. И опять против ленинского организационного плана построения партии выступал Троцкий. На последних заседаниях съезда (Ленин на съезде просил слова сто раз), при выборе центральных органов, соотношение сил изменилось в пользу сторонников Ленина. При выборах в Центральный Комитет и редакцию центрального органа партии, которой была признана «Искра», сторонники Ленина получили большинство голосов. С тех пор их стали называть большевиками, а оппортунистов, оставшихся в меньшинстве, меньшевиками. Ленин, который стал тогда единственным непререкаемым авторитетом и лидером партии, слово «большевики» не любил.

Второй съезд РСДРП явился поворотным пунктом не только в российском, но и в мировом рабочем движении. Его историческое значение заключается в создании пролетарской партии нового типа – могучей силы, способной поднять рабочий класс и всех трудящихся России на свержение власти помещиков и капиталистов, на построение социализма (коммунизма). Чтобы осуществить эту историческую задачу, партия должна была иметь свою революционную теорию. За разработку такой теории взялся Ленин. Он начал с глубокого изучения марксизма – революционного учения, названного так по имени его основателя – Карла Маркса.

Всю свою жизнь Карл Маркс и его друг Фридрих Энгельс думали, как освободить рабочий класс и всех трудящихся от власти капитала. На земле нет человека, который не понимал бы, что если у одних сосредоточено все богатство, а у других ничего нет, то что-то здесь не так. Наверное, всю историю люди с совестью в той или иной мере возмущались несправедливостью устройства общества. Действительно, нормальному человеку всегда трудно было согласиться с положением, когда тысячи окружающих его людей живут впроголодь, в тяжелейшем труде ради того, чтобы обеспечить явным бездельникам праздную жизнь. Люди с совестью хотели перестроить мир, особенно те, у которых особых богатств не было. И планы у них имелись, но не было того, что дает безусловную уверенность в действиях – осознания правоты своего дела. Дела справедливого, но очень трудного, очень опасного и неблагодарного. Вспомните участь Максимилиана Робеспьера. Марксизм давал новую надежду. Революционеры, для которых борьба за лучшую долю трудящихся стала смыслом жизни, получили благодаря Марксу осознание своей правоты.

Ленин, изучая капитализм и его империалистическую стадию, пришел к выводу о возможности победы социалистической революции (то есть о возможности для революционной партии захватить власть и направить развитие по пути к коммунизму) первоначально в одной (разумеется, в капиталистически развитой) стране.

Что касается России, то он считал, что даже свержение царского самодержавия возможно лишь в отдаленном будущем. Это он утверждал менее чем за два месяца до Февральской революции 1917 года, в январе, выступая в Цюрихе. Да и позднее он говорил в кругу своих соратников-эмигрантов, что они вряд ли доживут до революции в России.

Материальные условия жизни Ленина в эмиграции в Швейцарии были исключительно тяжелыми. Основным средством существования Ленина и его жены Надежды были литературные гонорары (Крупская приехала к нему в ссылку в сибирское село Шушенское, стала там его женой и до конца жизни мужа была его соратником, другом и верным помощником). Политические антивоенные статьи и книги издавать было невероятно трудно. Помогала материально мать Ленина.

В Цюрихе они жили на узкой улице, в старом мрачном доме с тесным двором. Комната, которую они снимали у сапожника, была полутемная и неудобная. В этих условиях Ленин вел напряженную теоретическую работу. К тому времени, когда в России произошла буржуазно-демократическая революция, Ленин сформулировал для себя понимание большевистской революции как попытку создать новый мир на обломках старого, который разваливался как бы сам собой в результате логики своего развития.

Накануне решающих событий Ленин удачно отреагировал на ситуацию «Апрельскими тезисами». Позже, уже в советское время, ради придания тезисам Ленина научной основы, под этим названием были объединены несколько разных документов. Многие положения «Апрельских тезисов» сегодня кажутся устаревшими, но восхищает их пафос. Ленин – большой энтузиаст. И куда-то в сторону отходят досужие рассуждения о деньгах кайзера, равно как и кажутся несостоятельными теперешние выдумки (Брагин А. П.): евреи придумали «отравленную идею классовой борьбы, скормили ее народам России с целью свергнуть руками толпы национальную элиту государства и сесть на ее место».

Приехав 3 апреля ночью в Петроград, Ленин смог выступить уже 4 апреля на собрании большевиков. Вождь большевиков присутствовал и на открытии I Всероссийского съезда Советов 10 (23) июня 1917 года. Ленин потребовал забрать всю полноту власти из рук Временного правительства, ему возразил Церетели, один из министров-меньшевиков: «Нет такой политической партии, которая была бы способна, действуя самостоятельно, покончить с хаосом и взять в свои руки власть».

«Нет, – раздалась знаменитая реплика Ленина, – такая партия есть! Наша партия каждую минуту готова взять власть целиком».

Эсеро-меньшевистский зал над этими словами Ленина долго хохотал. Возможно поэтому после таких слов Временное правительство Ленина не арестовало. Хотя Церетели, почувствовав и осознав опасную решимость Ленина и его людей, потребовал разоружить «заговорщиков». Ему казалось, что Ленин способен прямо во время съезда, при поддержке массовых демонстраций, свергнуть посредством путча Временное правительство и захватить власть именем Советов.

Ленина не арестовали. Но ЦК партии от решительных действий отказался, Ленин отправился на финские озера (по официальной версии – подальше от рук Временного правительства, а по версии его немецкого биографа Георга фон Рауха – просто отдыхать). Трудно представить, что было бы с Россией и как развивались бы события, если бы Керенский арестовал тогда Ленина… Ленин ровно 111 дней, с 6 июля по 25 октября, имел возможность сосредоточиться на теоретических вопросах революции. В Разливе, в поселке и на станции Приморской железной дороги, в 32 км от Петрограда, жили рабочие Сестрорецкого оружейного завода. Сюда в ночь на 10 (23) июля 1917 года Ленин приехал к рабочему Н. А. Емельянову. Несколько дней он провел на чердаке сарая, а затем под видом финна-косца поселился в шалаше у стога сена на берегу озера Сестрорецкий Разлив. Там он работал над тезисами «Политическое положение», двумя статьями – «К лозунгам» и «Уроки революции», над книгой «Государство и революция». В связи с наступившими холодами и угрозой обнаружения его местонахождения, по решению ЦК РСДРП (б) – Ленин в августе выехал из России в Финляндию.

В водовороте революции книга «Государство и революция» сразу не нашла читателей, так как была издана только после Октября. В ней Ленин в основном работал над проблемой государства. Прежде всего для собственной внутренней уверенности и для будущего. Кстати, в этой книге было одно положение: всякий партийный и советский руководитель не может иметь больше материальных благ, чем любой другой руководитель, например технический или хозяйственный. Если бы этот принцип всегда соблюдался, то Советская власть существовала бы в России и по сей день.

А вот что касается роли и отмирания государства, положения книги были спорными. Даже тогда – вскоре после захвата власти – одной из постоянных забот Ленина было сохранение преемственности системы управления страной. Советская же эпигонская литература, увы, упор делала на стремлении Ленина сохранить идейную преемственность. Но поезд тогда уже ушел.

Ради исторической правды и из желания отдать должное Ленину-революционеру приведу цитату из его письма Каменеву, датированного июлем 1917 года: «…Если меня укокошат, я вас прошу издать мою тетрадку “ Марксизм о государстве” (застряла в Стокгольме). Синяя обложка, переплетенная… Собраны все цитаты, из Маркса и Энгельса, равно из Каутского против Паннекука. Есть ряд замечаний и заметок. Формулировать. Думаю, что в неделю работы можно издать. Считаю важным, ибо не только Плеханов и Каутский напутали. Условие: все сие абсолютно еще “ entre nous” (фр. – между нами)».

Революционный вождь, травимый как агент враждебного государства, ожидающий возможного покушения со стороны врагов, заботится об издании «синей» тетради с цитатами Маркса – Энгельса – таково его секретное завещание. Словечко «укокошат» должно служить противоядием ненавистной патетике: поручение по своему существу имеет патетический характер.

Ожидая удара в спину, Ленин сам должен был нанести удар в грудь. Пока он между чтением газет и писанием инструктивных писем приводил в порядок полученную наконец из Стокгольма драгоценную тетрадь, жизнь не стояла на месте, и близился час, когда вопрос о власти предстояло решать практически. Как только большевики получили возможность влиять на оба столичных совета, Ленин сказал: «Наше время пришло», хотя оставался сторонником всемирной пролетарской революции. Само завоевание власти в России он рассматривал прежде всего как толчок к европейской революции, которая для судеб человечества должна была иметь несравненно большее значение, чем революция в отсталой стране. Об этой исходной позиции Ленина наша эпигонская историография предпочитала молчать, так как этот расчет Ленина был опровергнут последующими событиями, и, согласно позднейшим теориям, русская революция, при всех условиях, оказалась самодовлеющей. Между тем ленинская оценка международной обстановки не была иллюзорной. Симптомы, которые он наблюдал сквозь сито военной цензуры всех стран, действительно знаменовали приближение революционной бури. Революция на Западе, правда, не поставила у власти пролетариат – реформисты спасли буржуазные режимы, – но оказалась все же достаточно существенным фактором, чтобы оградить Советскую республику в первый, наиболее опасный период ее существования. Ситуация была такова, что на основе глубокого и всестороннего анализа внутренней и международной текущей обстановки Ленин созрел для постановки перед РСДРП (б) вопроса подготовки и организации вооруженного восстания.

В брошюре «Уроки революции», написанной в Разливе, он пишет, что февральская полоса революции в России окончилась неудачей.

По его мнению, революционный взрыв, произошедший в конце февраля 1917 года и положивший начало Февральской революции, свержению самодержавия и крушению Российской империи, был не тем, что надо.

Февральская революция носила буржуазно-демократический характер. Свергнув царизм, она фактически не решила ни одной из насущных задач. Продолжалась империалистическая война, оставался нерешенным вопрос о земле, не были удовлетворены основные требования рабочего класса (восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы и др.), оставался крайне острым национальный вопрос. Правящая буржуазная партия – кадеты – была согласна на те реформы, которые не затрагивали бы коренные интересы и привилегии капиталистов и помещиков. Кадеты были экономически заинтересованы в сохранении помещичьего землевладения и возражали против экспроприации этой формы частной собственности. И точно так же правящая буржуазия не могла отказаться от продолжения войны, которая давала громадные барыши на военных поставках. Вследствие этого Временное правительство лишалось поддержки широких масс населения. Оно могло управлять страной лишь до созыва Учредительного собрания, поэтому всячески саботировало его созыв, заняв в условиях «полевения» общества позицию: «сначала успокоение, потом реформы».

 

Глава 5

Троцкий и Ленин в октябре

Ленин поразительно быстро оценил представившуюся возможность захватить власть и использовал ее. Мало того, он успел разработать идеологию социалистической революции в России, которая позже стала называться марксизм-ленинизм. К этому времени у большевиков имелась организация, которая превратила возможный вариант в историческую реальность. Возможно, самым большим творением Ленина и его соратников – Троцкого, Каменева, Зиновьева, Сталина, Дзержинского – было создание партии, сумевшей собрать и нацелить энергию, волю и веру революционеров на создание образа новой реальности, вовлечь в этот процесс миллионы и миллионы людей по всей России.

Множество авторов умаляют роль Ленина в Октябрьском перевороте 1917 года, а советскими историками она, наоборот, преувеличивалась. Некоторые же методом сравнения количества лиц, приехавших с Лениным и с Троцким, а также по наличию у них денег предпочтение отдают все же Троцкому.

Для соблюдения «нейтралитета» в этом вопросе нам не остается ничего другого, как сослаться на самого Троцкого, который предпочтение отдает Ленину. Возможно – из-за скромности, а скорее потому, что считал – чистокровному еврею нельзя отдавать верховную власть в такой стране, как Россия.

Нелегко из нагромождения доступного теперь исторического и псевдоисторического материала выделить более или менее достоверную картину развития событий в России в те месяцы лета и осени 1917 года. От Троцкого в этом, конкретном, случае можно было бы ожидать, что он с учетом «личного участия в описываемых событиях» будет тянуть одеяло на себя, то есть выставлять себя в самом лучшем свете. Но читатель сам может определиться, делает это Троцкий или нет, почитав его уникальнейшую «Историю русской революции», которая до 1997 года никогда не издавалась в СССР, и представляет для нас тот интерес, что в ней содержатся откровения одного из главных действующих лиц.

Страстный борец за мировое социальное переустройство, с юных лет посвятивший свою жизнь революции, Лев (Лейба) Давидович Троцкий (Бронштейн), по многим свидетельствам, был приобщен к марксизму своей невестой, потом супругой Александрой Соколовской. Обвенчал их раввин в Таганской тюрьме Москвы, откуда молодожены отправились в сибирскую ссылку. Пробыл там Троцкий недолго и без сожаления оставил Александру с двумя маленькими дочками, совершив побег.

Через Цюрих молодой папаша отправился в Лондон для встречи с Лениным. Из-за трудностей, возникших в связи с печатанием «Искры» в Лейпциге, а потом и в Мюнхене, в апреле 1902 года Ленин принял решение перенести издательскую деятельность в Лондон. Ленин принял Троцкого в редакционную коллегию «Искры». После завершения 23 августа 1903 года лондонской части II съезда РСДРП Ленин постоянно подвергался огромному количеству нападок со стороны своих бывших товарищей. Сильнее других донимал его Троцкий: «Ленин деспот и террорист, который хочет превратить центральный комитет в “ комитет общественной безопасности” , чтобы играть роль Робеспьера. Если бы якобинцы остались у власти, то, пожалуй, под нож гильотины попала бы и львиная голова Маркса». (Отмечу, что последовавшая спустя некоторое время жестокость самого Троцкого совершенно не соответствовала тем его первоначальным «ангельским» заявлениям.)

После II съезда РСДРП, расколовшего партию на две фракции, Троцкий примкнул к меньшевикам, принял активное участие в их борьбе против большевиков, правда, ненадолго. Лев Давидович несколько отошел от своих сторонников, но связи с ними не порывал, объявив о «внефракционной» позиции, ибо озаботился примирением враждующих сторон. Не все меньшевистские вожди отнеслись к нему дружелюбно, особенно неприязненное отношение всегда демонстрировал Г. В. Плеханов. В работе «Наши политические цели», вышедшей в Женеве в 1904 году, Троцкий предсказал: централистское понимание Лениным роли партии неизбежно приведет к тому, что диктатура пролетариата в конце концов выродится в диктатуру одного человека.

Новый этап карьеры партфункционера Троцкого начался уже в первые дни русской революции 1905–1907 годов. В 1905 году Троцкий вернулся в Россию задолго до Ленина и тотчас же вдохновился идеей Советов. Очевидно не без влияния Троцкого, Ленин после некоторого колебания уверовал в Советы (старая идея Аксельрода). В октябре 1905 года возник Петербургский совет рабочих депутатов. Руководящим органом его стала Исполнительная комиссия во главе с беспартийным адвокатом Хрусталевым-Носарем. Видную роль в нем играли меньшевики Мартов, Мартынов, Дейч, их сторонники – Парвус и Троцкий. После ареста Петербургским охранным отделением Носаря на заседании 27 ноября было избрано исполнительное бюро в составе Троцкого, рабочего Обуховского завода Петра Злыднева и Введенского-Сверчкова, которое коллегиально должно было исполнять обязанности председателя. Но уже 3 декабря все они также подверглись аресту. Однако Троцкого почему-то впоследствии стали именовать председателем Совета, а сам он тоже выдавал за действительный факт руководство Петросоветом, хотя на этом посту находился меньше недели.

Троцкий на суде свою руководящую роль в этом органе, конечно, отрицал. По дороге в ссылку Троцкий бежал. Когда царское правительство арестовало исполнительный комитет Петроградского совета, революционная ситуация в Москве, где большевики имели сильные позиции в рабочей среде, обострилась. Призыв к всеобщей забастовке нашел горячий отклик среди трудящихся. Без какого-либо четкого плана сооружались баррикады. 9 декабря начались уличные бои.

В 1914 году в среде социал-революционеров и меньшевиков произошел раскол на патриотов (война до победного конца) и интернационалистов (мир любой ценой), в число последних входили Аксельрод, Мартов и Троцкий. Оказавшись за границей, Троцкий не мог получить визы для проезда в Россию. Высланный из Франции в 1916 году, он с января 1917 года жил в Нью-Йорке. Официально заработав несколько сотен долларов, Троцкий жил в США небедно: у него была своя машина с шофером, дом с холодильником и пылесосом (большая роскошь по тем временам). Некоторые утверждают, что паспорт для возвращения в Россию вручил ему сам президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон. Родной дядя Троцкого, Абрам Животовский – биржевик и миллионер, член «Русско-Азиатского банка», торговал металлом в США. Трое его братьев жили в разных странах и пытались позже наладить деловые отношения с большевиками.

Троцкий 26 марта 1917 года с большой группой революционеров на пароходе отплыл в Россию. В канадском Галифаксе его было арестовали английские власти как возможного германского агента. Однако очень быстро освободили по просьбе английского посольства в Вашингтоне. Это дает право предполагать, что Троцкий имел поддержку в высших политических кругах США. Кстати, об американцах. Немцам революция в России была нужна, чтобы спастись. А вот с американцами дело обстояло гораздо сложнее. В России того времени посол Соединенных Штатов был, пожалуй, самым безоговорочным сторонником Февральской революции. Он отзывался о ней как о «самой изумительной революции в истории». А президент США Вильсон осуждал «автократию, которая увенчала вершину русской политической структуры и столь долго прибегала к столь ужасным методам, что не была русской ни по происхождению, ни по характеру, ни по своим целям. Теперь она от рынка (курсив мой. – В.К. ), и великий благородный русский народ примкнул со всем своим естественным величием и мощью к силам, которые сражаются за свободу, справедливость и мир».

Можно подумать, читатель, что эти слова не почти столетней давности, а произнесены сегодня. Американцы решали в Первой мировой войне свои собственные задачи. И важнейшей из них было одновременно и Германию сокрушить, и ослабить Британскую империю заодно с Францией. В связи с этим США рассматривали послефев-ральскую Россию как своего естественного союзника, как младшего партнера, этакого «младшего братца» в роли сырьевого придатка и бездонного рынка для сбыта американской продукции. Ну совсем как сейчас. Но было и отличие: американцы выступали против царизма по причине «еврейского вопроса». Но здесь следует добавить, что политика Америки в отношении России всегда была коварной. Вспомним, как Теодор Рузвельт натравливал Японию на Россию. Вначале Англия и США вооружили ее, самурайскую, до зубов. Не давали покоя североамериканским капиталистам залежи угля и нефти на Сахалине. Тайный агент «Стандард-ойл» безвылазно торчал в Александровске, делая вид, что образует нефтяной синдикат, а в действительности собирал разведданные для американской, японской и… германской разведок. Рузвельт желал, чтобы японцы и русские основательно потрепали друг друга; предполагалось после войны между ними сохранить в Азии спорные районы, в которых постоянно возникали бы опасные трения, и тогда Япония, соперничая с Россией, не стала бы распространять свое влияние на районы, куда простираются американские интересы.

Итак, обратимся к Троцкому, к его видению событий, изложенному в упомянутой выше книге «История русской революции». Троцкий пишет, что на заседании Совета республики, которое 7 октября 1917 года открыл премьер Керенский, именно ему, Троцкому, на основании перенятого по наследству от Государственной думы регламента дали десять минут для внеочередного заявления от имени большевистской фракции.

Троцкий в книге о себе пишет в третьем лице.

В зале воцарилось напряженное молчание. Оратор начал с констатации, что власть сейчас столь же безответственна, как и до Демократического совещания, созывавшегося, видимо, для «обуздания» Керенского, и что представители имущих классов вошли во Временный совет в таком количестве, на какое они не имеют ни малейшего права. Если бы буржуазия действительно готовилась к созыву Учредительного собрания через полтора месяца, ее представители не оправдывали бы сейчас с таким рвением безответственность власти. Вся суть в том, что буржуазные классы поставили себе целью сорвать Учредительное собрание. Удар попадает в цель.

Наиболее бурно протестует правое крыло. Не отрываясь от текста, оратор бичует промышленную, аграрную и продовольственную политику Временного правительства. Говорит, что создается впечатление, что правительство ведет дело не иначе, как если бы поставило себе цель толкать массы на путь восстания. И тогда в зале протесты перерастают в бурю. Крики о Берлине, о немецком золоте, о пломбированном вагоне, и на этом общем фоне – уличная брань. Прокладывая себе дорогу через взрывы ненависти, чередующиеся с моментами затишья, оратор заканчивает словами: «Мы, фракция большевиков, заявляем: с этим правительством народной измены и этим Советом контрреволюционного попустительства мы не имеем ничего общего… Покидая Временный совет, мы взываем к бдительности, мужеству рабочих, солдат и крестьян всей России. Петроград в опасности! Революция в опасности! Народ в опасности!.. Мы обращаемся к народу. Вся власть Советам!»

Оратор сходит с трибуны. Несколько десятков большевиков покидают зал под напутственные проклятия. С уходом большевиков «цвет нации» остается на посту. Только левый фланг соглашателей пригнулся под ударом, направленным, казалось, не против него.

При разгорающейся крестьянской войне, обостряющемся национальном движении, углубляющейся разрухе, распадающемся фронте, расползающемся правительстве советы становились единственным оплотом радикальных сил. И всякий возникавший вопрос превращался в вопрос о власти, а проблема власти вела к съезду Советов. Он должен был дать ответ на все вопросы, в том числе и на вопрос об Учредительном собрании.

Ни одна партия не снимала еще лозунга Учредительного собрания, в том числе и большевики. Но в ходе событий революции главный демократический лозунг, в течение полутора десятилетий вдохновлявший героическую борьбу масс, потерял свою актуальность. Динамика революции поставила на повестку дня борьбу за власть между двумя основными классами общества: буржуазией и пролетариатом. Ни буржуазии, ни пролетариату Учредительное собрание уже ничего дать не могло. Мелкая буржуазия города и деревни могла в этой схватке играть лишь второстепенную роль, так как брать в собственные руки власть она была не способна, а в Учредительном собрании она могла еще получить – и действительно получила впоследствии – большинство. Только не знала, какое употребление из него сделать. В этом и выражалась несостоятельность формальной демократии на глубоком историческом переломе. Сила традиций сказалась в том, что даже накануне последней схватки от Учредительного собрания ни один из лагерей еще не отрекался, но фактически буржуазия апеллировала к Корнилову, а большевики – к съезду Советов. Тогда довольно широкие слои народа, даже члены большевистской партии, питали в отношении съезда Советов конституционные иллюзии и связывали с ним представление об автоматическом и безболезненном переходе власти из рук коалиции в руки Советов. На самом деле власть надо было отнять силой, голосованием этого сделать было нельзя: только вооруженное восстание могло решить вопрос.

Координируя революционные усилия рабочих и солдат всей страны, давая им единство цели и намечая сроки, лозунг съезда Советов прикрывал в то же время полуконспиративную, полуоткрытую подготовку восстания постоянной апелляцией к легальному представительству рабочих, солдат и крестьян. Обличая собирание сил для переворота, съезд должен был затем санкционировать его результаты и сформировать новую власть, «бесспорную для народа» (стиль Троцкого. – В.К .).

В расстановке сил решающая роль отводилась петроградскому гарнизону. Несмотря на начавшийся в конце июля перелом, в обновленном петроградском гарнизоне в течение августа еще господствовали эсеры и меньшевики. Некоторые воинские части не испытывали доверия к большевикам. Пролетариат не имел оружия: в руках Красной гвардии имелось всего несколько тысяч винтовок. Восстание в этих условиях могло закончиться жестоким поражением. Но в течение сентября положение начало меняться. После мятежа генералов соглашатели быстро теряли опору в гарнизоне. Недоверие к большевикам сменялось сочувствием, но не более. Гарнизон был по-мужицки подозрительным: не обманут ли большевики, дадут ли на самом деле мир и землю? Бороться за эти задачи под знаменами большевиков большинство солдат еще не собиралось. А так как в составе гарнизона сохранялись враждебные большевикам 5–6 тысяч юнкеров, три казачьих полка, батальон самокатчиков, броневой дивизион, то исход столкновения представлялся и в сентябре сомнительным.

Ход развития событий принес один предметный урок: судьба революции и большевиков оказалась неразрывно связанной с настроением солдат. Право распоряжаться отрядами вооруженных людей есть основное право государственной власти. Первое временное правительство, навязанное народу Исполнительным комитетом, обязалось не разоружать и не выводить из Петрограда воинские части, принимавшие участие в февральском перевороте. Такое формальное начало военного дуализма по существу означало двоевластие в стране. Крупные политические потрясения следующих месяцев – апрельская демонстрация, июльские дни, подготовка корниловского восстания и его ликвидация – неизбежно упирались каждый раз в вопрос о подчиненности петроградского гарнизона. И в ряде провинциальных городов дело обстояло примерно так же, как и в столице. В течение июля и августа обновленные гарнизоны подверглись большевизации. Реформирование петроградского гарнизона становилось неотложным, так как ожидаемый съезд Советов должен был по логике событий довести борьбу за власть до развязки. Чтобы противостоять попытке большевиков изменить соотношение сил в гарнизоне, Временное правительство подготовило хитрый ход – выставило аргументы патриотического и стратегического порядка.

После падения Риги и потери Моонзундских островов штаб разослал приказы о переформировании петроградских частей с целью отправки их на фронт. Одновременно вопрос был внесен в солдатскую секцию Совета. Ход противников революции был продуманным: предъявив Совету стратегический ультиматум, можно было вырвать у большевиков одним ударом военную опору из-под ног, либо же, в случае сопротивления Совета, вызвать острый конфликт между петроградским гарнизоном и фронтом, нуждающимся в пополнении и смене частей. Руководители Совета, отдававшие себе отчет в подготавливаемой для них западне, намеревались хорошо прощупать почву, прежде чем сделать опрометчивый шаг. Отказаться от выполнения приказа можно было только при уверенности, что мотивы отказа будут правильно поняты фронтом. В противном случае могло оказаться более выгодным произвести, по согласованию с окопами, замену частей гарнизона более революционными фронтовыми частями, нуждающимися в отдыхе. В таком духе уже высказался Ревельский совет.

Пытаясь разогреть патриотизм масс угрозой потери Петрограда, меньшевики внесли 9 октября в Совет предложение создать Комитет революционной обороны, который имел бы своей задачей участвовать в защите столицы при активном содействии рабочих. К величайшему удивлению меньшевиков, большевики приняли идею «Комитета обороны». Патриотическая инициатива соглашателей была как нельзя кстати, так как облегчала создание революционного штаба. Вскоре он стал называться Военно-революционным комитетом и стал главным рычагом переворота. Как только приказ о передислокации частей был из штаба округа передан Исполнительному комитету Петроградского совета, идея восстания начала приобретать плоть.

Троцкий пишет, что он свой доклад на одном из заседаний Совета закончил возгласом: «Да здравствует прямая и открытая борьба за революционную власть в стране!» И сам же поясняет, что это был перевод на язык светской легальности лозунга: «Да здравствует вооруженное восстание!» Потом, ради объективности, пишет, что только на следующий день, 10-го, Центральный комитет большевиков принял на тайном заседании резолюцию Ленина, прибывшего на заседание из Выборга. После десятичасового совещания, продлившегося до утра, десятью голосами против трех было решено осуществить восстание и назначить его на 20 октября, день открытия съезда Советов. Затем Ленин вновь вернулся в окрестности Выборга, а в Петрограде вся ответственность, как признал даже Сталин в одной из статей в ноябре 1918 года, была возложена на Троцкого.

Исполнительный комитет Петроградского совета опубликовал извещение об организации при нем особого отряда Красной гвардии, создание которой с ее традициями восходит к событиям 1905 года. Старая рабочая гвардия возродилась вместе с Февральской революцией и разделяла в дальнейшем превратности ее судьбы. К описываемому периоду подозрительное отношение солдат к Красной гвардии осталось далеко позади. Наоборот, почти во всех резолюциях полков выдвигались требования вооружить рабочих. Красная гвардия и гарнизон становятся отныне рядом. Вскоре они будут еще теснее связаны общим подчинением Военно-революционному комитету. Вот тут-то Временное правительство и обеспокоилось. Утром 14-го у Керенского состоялось совещание министров. Власти гадали: ограничится ли на этот раз дело вооруженной демонстрацией или же дойдет до восстания? Командующий округом говорил представителям печати: «Во всяком случае, мы готовы». Троцкий по этому поводу обобщает: «Обреченные нередко испытывают прилив сил накануне своей гибели». Взяв в свои руки вооружение рабочих, Совет действовал по всем направлениям.

Через четыре года после описываемых событий Троцкий об одном эпизоде из той поры рассказывал на вечере воспоминаний, посвященном Октябрьской революции, так: «Когда прибыла делегация от рабочих и сказала, что им нужно оружие, я говорю: “ Но ведь арсенал не в наших руках” . Они отвечают: “ Мы были на Сестрорецком оружейном заводе… Там сказали: если Совет прикажет, мы дадим” . Я дал ордер на 5000 винтовок, и они получили их в тот же день. Это был первый опыт. Враждебная пресса немедленно завопила о выдаче государственным заводом оружия по ордеру лица, состоявшего под обвинением в государственной измене и выпущенного под залог из тюрьмы».

Керенский в ожидании непредвиденных последствий сделал, как он думал, ход конем – подчинил петроградский гарнизон главнокомандующему Северным фронтом Черемисову. Изымая столицу в военном отношении из собственного ведения как главы правительства, Керенский тешил себя надеждой, что подчиняет ее себе как Верховному главнокомандующему. В свою очередь генерал Черемисов, которому предстояла нелегкая задача, стал искать помощи у комиссаров и комитетчиков. Попытались выработать план совместных действий. Штаб фронта вместе с армейскими организациями вызвал на 17-е представителей Петроградского совета, чтобы «прямо в окопах» в упор им и предъявить свои требования. Петроградскому совету не оставалось ничего другого, как принять вызов. Делегации, состоявшей примерно пополам из членов Совета и представителей полков, был предложен проект заявления, составленный Свердловым.

Для оказания давления на делегацию в Пскове была создана помпезная обстановка: вокруг столов, покрытых внушительными картами, восседали господа генералы, высокие комиссары и представители армейских комитетов, начальники отделов штаба выступали с докладами о военном положении на суше и на море. Резюме всех докладчиков сходилось в одной точке: необходимо немедленно вывести Петроградский гарнизон для защиты подступов к столице. Но поскольку уроки корниловских дней были еще в памяти у всех, делегации удалось легко противостоять натиску штаба, и она вернулась в Петроград более единодушной, чем до отъезда. Борьба за гарнизон переплелась с борьбой из-за съезда Советов. До намеченного первоначального срока его созыва оставалось четыре-пять дней. «Выступление» увязывалось с началом съезда. Предполагалось, что, как и в июльские дни, движение должно развернуться по типу вооруженной массовой демонстрации с уличными боями. Настроение рабочих было таким, что они были готовы двинуться в любой момент.

18-го впервые было созвано Гарнизонное совещание, которое телефонограммами воинским частям хотело рекомендовать воздерживаться от самочинных выступлений и выполнять лишь те распоряжения штаба, которые будут одобрены солдатской секцией. Совет таким образом получал контроль над гарнизоном. Президиум ЦИКа, считавший себя хозяином Смольного, сделал попытку приостановить рассылку телефонограмм, чем лишний раз скомпрометировал себя. На состоявшемся собрании представителей полковых и ротных комитетов Петрограда и окрестностей ЦИКу было отказано в доверии. Было принято решение: никакие приказы без скрепы Совета не действительны. Не ограничиваясь формальным опровержением слухов о восстании, Совет открыто назначил на воскресенье, 22-е, мирный смотр всем силам, но не в виде уличных шествий, а в виде митингов на заводах, в казармах, во всех больших помещениях столицы.

22 октября весь Петроград, за исключением «верхних слоев населения» (стилистика Троцкого. – В.К. ), представлял сплошной митинг. Взбудораженные большевиками массы увидели себя и своих вождей, вожди увидели и услышали массы. Сотни тысяч людей поднимали руки и клялись довести борьбу до конца. Но Военно-революционный комитет все еще не дает сигнала к открытому восстанию. А Керенский в течение двух дней совещается то с вождями ЦИКа, то со своим штабом: не следует ли арестовать Военно-революционный комитет? Соглашатели не советовали: они сами попробуют урегулировать вопрос. Когда съезд Советов решили перенести с 20 на 25 октября, Ленин вначале не хотел и слышать об изменении дня проведения восстания. В действительности же именно эта отсрочка дала большевикам тот дополнительный срок для подготовки, необходимость в которой Троцкий распознал с большей проницательностью, чем Ленин.

Подготовка к восстанию большевиками была проведена колоссальнейшая (см. последний том книги Троцкого «История русской революции»). Поскольку сама идея восстания вытекала спонтанно из новой ситуации и поворот мыслей Ленина в сторону немедленного захвата власти застиг руководство партии врасплох, в самом ЦК план вооруженного восстания тогда совершенно не нашел поддержки. Но настроенный решительно Ленин никому не позволял уклоняться и лавировать. А таких было большинство. Против восстания были и его ближайшие соратники: Бухарин, Каменев и Зиновьев, будущий «всероссийский староста» Калинин, ставшие позже видными деятелями советского государства Молотов, Орджоникидзе, Фрунзе и другие. Ленин не ограничивается свирепой критикой, а в виде протеста подает в отставку из ЦК по тем мотивам, что ЦК не отозвался на его настояния относительно захвата власти, а редакция «Правды» (Сталин), мол, печатает его статьи с намеренным промедлением и произвольным сокращением текстов.

Держа про запас свою отставку, но не выходя полностью из границ партийной легальности, Ленин уже с большей свободой действий стал входить в контакты с Петроградским, Московским комитетами и с наиболее надежными руководителями районных комитетов. Он всегда считал, что массы левее партии. Ленин, как никогда действенный, вечером 24 октября пишет известное письмо членам ЦК партии. Там были такие строки: «Промедление в восстании смерти подобно». А далее вообще сплошная романтика: «Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами…, а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя потерять много завтра, рискуя потерять все…»

Многие современные люди, одураченные демагогией «демократов», не знают, а если и знают, то неспособны понять революционную страсть этих строк Ленина. Вечером 24 октября Ленин покинул конспиративную квартиру и решил добраться до штаб-квартиры большевиков. Поскольку он до сих пор не был уверен в своих соратниках, ему следовало находиться в штабе. Вначале потребовал себе охрану: «Спросите, есть ли у них сто верных солдат или красноармейцев с винтовками, мне больше ничего не надо!» Но, не дождавшись охраны, он подвязал щеку платком, напялил парик и кепку и отправился (то ли на трамвае, то ли пешком) через весь Петроград в Смольный. Этот путь был далеко не безопасным. Город патрулировался юнкерами. Ленина могли узнать и арестовать, а это значительно усложнило бы положение.

В это время Временное правительство допустило ошибку – отдало приказ занять редакционное помещение «Правды», чем и дало повод большевикам для нанесения решительного удара. Перед рассветом вооруженные отряды начали занимать стратегические объекты: мосты, электростанции, вокзалы, телефонную станцию, телеграф. Сопротивления оказано не было. У Временного правительства остались только юнкера и женский батальон.

Рано утром Керенский, сбежав из Зимнего дворца, отправился на фронт, чтобы привести в столицу войска для подавления восстания.

Но генералы указали ему на дверь, и он был вынужден довольствоваться несколькими сотнями казаков. Обезглавленное правительство засело в Зимнем. К полдню бывшая царская резиденция была единственным островком законной власти в большевистском Петрограде и имела в защитниках только юнкеров и женщин.

Триумвират, непосредственно руководивший восстанием (Антонов-Овсеенко, Чудновский и Подвойский), решил, что не стоит по дворцу открывать стрельбу, уж слишком это было рискованно. Принято было такое решение – стрелять болванками с крейсера «Аврора» и с Петропавловской крепости.

«Штурм» Зимнего дворца, длившийся весь день, заключался практически в следующем: небольшие группы солдат и матросов проникали в здание и разоружали юнкеров, объясняя им всю бессмысленность сопротивления. Звучали отдельные выстрелы. Ленин дожидался результатов в Смольном, он сильно нервничал. II съезд Советов уже шел, а он не мог сказать делегатам, что с министрами, засевшими в Зимнем дворце, возникли проблемы, что Керенский может вернуться с казаками. Ленин выходил из себя и ругал соратников за задержку.

Только ночью 26-го Ленин и Троцкий объявили делегатам съезда о «взятии» дворца. Съезд на это ответил овацией.

Наконец Ленин позволил себе покинуть Смольный и отправиться на квартиру Бонч-Бруевича, где мог отдохнуть в спокойной обстановке. Очевидно, его отдых был кратким, так как Ильич потратил утро на составление первых декретов – о земле и о мире. Установлено, что в ходе Октябрьского переворота с обеих сторон погиб 41 человек.

А в ходе переворота 1993 года – 1500 человек.

 

Глава 6

Первые шаги советской власти

Стремление к власти у Ленина было не на последнем месте. Об этом написано немало. Ему, конечно, далеко было до Бисмарка, которому приписывают такую акцию: он, чтобы прийти к власти, организовал увольнение всех немецких государственных мужей старше 65 лет. Поскольку сам был чуть моложе – прорвался к кормушке.

Получив власть, Ленин достиг цели. Ленина привлекала власть партийного лидера, а, став во главе государства, он не знал, как этой властью распорядиться. Во время восстания Ленин должен был оставаться на нелегальной квартире, но он потому рвался в Смольный, что опасался: среди большевиков не найдется никого, кто способен арестовать Временное правительство. Троцкий, говоривший, что, не будь Ленина у руководства восстанием, октябрьский переворот так и не произошел бы, был совершенно прав. Это был именно тот момент в истории, когда ее ход в большой мере зависел от того, найдется ли человек, способный на самые решительные меры. В этот час и в этом месте в полной мере проявились личные качества Ленина как вождя. Он оказался единственным, кто мог подвигнуть большевиков на немедленный захват власти. И это при том, что к руководству построением социализма в России сам Ленин был абсолютно не готов. Даже одно только свержение царского самодержавия Ленин считал возможным только в отдаленном будущем.

И вот он – на самой вершине власти. На Втором Всероссийском съезде Советов Ленин выступил с докладами по самым животрепещущим вопросам – о мире и о земле. И если по вопросу о мире большевики занимали позицию, в наибольшей степени отвечающую народным чаяниям, то их аграрная программа была далека от народных нужд. Пока в партии спорили, что принять за главный принцип – национализацию или муниципализацию земли, Ленин, чутко уловивший чаяния крестьянства, не смущаясь, предложил от имени большевиков проект декрета о земле, разработанный… эсерами. Вследствие этого разразился всероссийский скандал: эсеры сетовали на то, что большевики украли у них аграрную программу, на что Ленин отвечал так: вы составили свою программу на основе крестьянских наказов, но ведь вы столько времени были у власти, кто же мешал вам провести этот декрет в жизнь? А мы взяли власть и в первый же день дали крестьянам землю, на что вы так и не решились.

Вопрос о земле играл доминирующую роль в России, которая была крестьянской страной. Крестьяне страдали от безземелья. Поэтому неурожайный год сразу оборачивался голодом. На почве безземелья все время возникали крестьянские восстания, цель которых – захват помещичьих земель. Боевой лозунг, что от безземелья крестьян спасет раздел помещичьих земель, распространяли все левые партии: кадеты и все, кто левее их. Но одни партии считали, что для этого необходим декрет Учредительного собрания, другие предлагали создать комиссии для справедливого раздела. Одни большевики предложили немедленный раздел. Это и обеспечило им широкую первоначальную поддержку во время борьбы за власть.

Естественно, Ленин, как лидер партии, захватившей власть, возглавил первое правительство Советской России – Совет Народных Комиссаров. Это правительство впервые в истории объявило на весь мир о своем намерении строить самое справедливое общество на Земле – коммунизм. Попытки большевиков построить справедливое общество сопровождались вынужденными нелицеприятными и непопулярными делами. Большевики потому и удержались у власти, что сразу же показали, что взяли власть «всерьез и надолго», и не остановились перед самыми крутыми мерами, чтобы ее удержать. Они не только разогнали Учредительное собрание, отказавшееся утвердить их декреты, но и расстреляли демонстрацию питерских рабочих, выступивших в защиту «учредилки».

Большевики в течение длительного времени вынуждены были бороться вовсе не за социализм-коммунизм, а за удержание и упрочение власти, – хотя мало кто из них ясно осознавал это. То, что было названо периодом «военного коммунизма» (1918 – начало 1921 года), на деле являло собой отчаянную борьбу за сохранение и утверждение власти, а не создание определенной социально-экономической системы. Не следует упускать из виду и следующее. С самого начала своего возникновения на исторической арене коммунисты рассчитывали на некие добрые прирожденные качества в людях. Марксисты, объявившие материальное производство базисом общества, рассчитывали на высокий уровень сознания и нравственности людей при коммунизме, считая это непременным условием реализации принципа «по потребности» и установления идеальных отношений между людьми.

Разочарование Ленина в «простых» людях, так сказать, наступило немедленно. Но это было еще не все. В Кремле в первые годы после революции стали устраивать свои дела аристократы эмиграции – Троцкий, Зиновьев (Радомысльский), Каменев (Розенфельд) и другие. Они насмотрелись за свою эмигрантскую жизнь на быт правящей верхушки западного общества, и для них первым завоеванием революции была возможность устроить с максимальным удобством и достаточно высокой роскошью свою жизнь. Они не отказывали себе ни в чем. Выбирали себе дворцовые квартиры, обставляли их самыми дорогими вещами. Чего стоило Ленину это терпеть? О роскошном бронепоезде, в котором ездил Троцкий по фронтам, знали все.

Итак, создатель большевистской партии – партии нового типа, человек, вовремя оценивший Советы как новую форму государственности, первоначально к руководству огромной страной был абсолютно не готов. Под стать председателю оказалось и первое Советское правительство. В число народных комиссаров входили Рыков, Антонов-Овсеенко, Луначарский, Троцкий, Сталин и другие. Это «самое образованное правительство в мире» состояло из людей, никогда прежде не управлявших даже маленькой конторой, а теперь взявших в свои руки судьбу громадного государства. Успешно проходили заседания СНК, на которых распределялись средства и решались организационные вопросы, а сложные задачи, где нужен был творческий подход, направлялись в комиссии. Все было впервые, все делалось на ощупь. Надо понимать, что строительство социализма в нашей стране шло бы несравненно успешнее, если бы не навязанная нам Гражданская война. Во время Первой мировой войны Ленин, как известно, занимал открыто пораженческую позицию. Он призывал социалистов всех стран превратить войну империалистическую в войну гражданскую. Большевики немало сделали для разложения царской армии, для пропаганды братания солдат (хотя решающий удар по старой армии нанесло Временное правительство). Когда Ленин стал главой правительства, он в обход СНК обратился к немцам с предложением о мире. А немцы предъявили такие требования, которые нельзя было бы предъявить и к полностью побежденной стране. Условия мира были настолько унизительны, что они до сих пор у нас не опубликованы. Ленин на них согласился (ввиду его ошибочной уверенности в скорейшей революции в Германии). Для многих русских патриотов это стало как бы доказательством того, что Россию возглавил немецкий агент, и они подались на Дон – к Каледину, Краснову, Корнилову, Деникину.

А у Ленина для согласия на унизительный Брестский мир была веская причина. Дело в том, что «триумфальное шествие Советской власти» по стране привело к тому, что власть центра оказалась минимальной. В стране воцарились хаос и анархия. Украина, Грузия (видите, еще тогда) и другие окраины заявляли о своем отделении от России, возникали даже мелкие суверенные республики в пределах отдельных сел. Но самой страшной и потенциально разрушительной силой стала уходящая с фронта армия – миллионы солдат снялись с позиций и, вооруженные винтовками, а порой и пулеметами, ехали домой, силой захватывая поезда, добывая себе пропитание как удастся. Брошенный якобы Лениным лозунг «Грабь награбленное!» был воспринят в стране в буквальном смысле. Большевикам пришлось принимать самые крутые меры для наведения порядка, прежде всего в столицах, где в их подчинении были отряды латышских стрелков, рабочих и матросов. Но что они могли поделать с грозной стихией миллионов демобилизовавших самих себя солдат? Поэтому заключение мира стало для новой власти условием выживания. Но это – с одной стороны. А с другой… Хотя Октябрьская революция логически предполагала гражданскую войну, таковая, уже с большой буквы, была навязана контрреволюционными генералами и Антантой. И, вопреки желанию первых и последней, стала процессом «собирания России» новой властью. И в победе красных над белыми сыграли роль следующие обстоятельства.

Первое. Предательское поведение Запада в отношении Белой армии. Политика Запада исходила, во-первых, из чисто прагматических соображений, которые для него всегда играли определяющую роль: стоит ли вкладывать деньги и усилия в Белую армию, «окупится» ли это? И когда к концу 1918 года Деникину удалось объединить антибольшевистские (в частности, белоказачьи) силы на юге России, Запад стал достаточно щедрым. Англичане боевое снабжение подвозили исправно, и Деникин начал триумфальный поход на Москву. В октябре 1919 года он дошел до Орла.

Второе. Запад издавна и даже извечно был категорически против самого существования великой – мощной и ни от кого не зависящей – России и никак не мог допустить, чтобы в результате победы Белой армии такая Россия восстановилась. Запад, в частности в 1918–1922 годах, делал все возможное для расчленения России, всемерно поддерживал любые сепаратистские устремления. Белое движение, ориентированное на Антанту, понимало, что в случае победы белых иностранные силы подчинят Россию своим интересам.

Третье. Война между Белой и Красной армиями как таковая имела в конечном счете гораздо менее существенное значение, чем воздействие и на белых, и на красных всеобъемлющего «русского бунта». Крестьяне воевали против любой власти. И этим самым помогали то одним, то другим. Восстание весной 1919-го донского казачества, позволило Деникину дойти до Орла. Точно так же Красная армия не сумела бы в конце 1919 – начале 1920 года менее чем за два месяца выбить армию Колчака из Сибири, если бы не мощное народное восстание против власти белых, основную массу участников которого явно неадекватно большевики называли «красными партизанами»: ведь многие из этих самых «партизан» менее чем через год взбунтовались уже против большевистской власти. Те же самые люди, которые стремились свергнуть власть красных, не менее яростно выступали и против власти белых, если тем удавалось взять верх. Это совершенно наглядно предстает, например, в поведении народной «вольницы» в Новороссии, возглавленной Нестором Махно: он с равным воодушевлением сражался на оба фронта. Деникинские войска долго не могли продвинуться с южной окраины России к ее центру и только после мощного восстания против красных на Дону, начавшегося в марте 1919 года, осуществили свой победный поначалу поход на Москву. Однако именно тогда Деникина атаковали с юго-запада, круша его тылы, махновцы. Без этого удара Махно Деникин, возможно, захватил бы Москву.

Как повествует в своей книге «Правда сталинских репрессий» Вадим Валерианович Кожинов, ему посчастливилось в 1960-х годах услышать рассказ вернувшегося из мест заключения видного большевика И.М. Гронского. Гронский свидетельствовал: когда Деникин был в трехстах километрах от Москвы, на Брестском (ныне – Белорусском) вокзале под парами стоял состав, который должен был спасти от расправы большевистские верхи, уже снабженные заграничными паспортами.

Избежавший участи Робеспьера, не без участия Нестора Ивановича, Ленин в Кремле мечтал о подлинно народной революции, которую представлял себе как шествие когорт сознательных пролетариев, естественно, прежде всего в развитых странах, которым русские пролетарии дадут только первый толчок. Но действительный поворот событий был для Ленина неожиданным. Толпы дезертировавших вояк с винтовками, в любой момент готовых поддаться агитации горячих голов и двинуться в любом направлении, чтобы установить тот порядок, какой им казался единственно правильным, вселяли в Ленина ужас. Поэтому первой и главной задачей Ленина стало разоружение разложившейся русской армии, представлявшей потенциальную угрозу большевистской власти. Этим и объясняется его готовность принять неслыханно позорные условия капитуляции, предъявленные Германией. Тем более что на оккупированной российской территории немцы (он это знал) уж никакого беспорядка не допустят.

После того, как был заключен этот «позорный и похабный мир», на Ленина вскоре было совершено покушение. Руководство страной фактически перешло в руки Совета Рабоче-Крестьянской обороны (впоследствии – Совет труда и обороны) и Реввоенсовета Республики. Ленину, по сути, оставили лишь роль председателя Совнаркома, власть которого распространялась только на тыловые районы Московской губернии (войска Деникина подходили к Туле), а его влияние на принятие решений партии сильно уменьшилось. Все руководство боевыми действиями перешло в руки Реввоенсовета Республики во главе с Троцким. Ленин во время Гражданской войны как бы оставался в тени, занимаясь больше политическими и хозяйственными вопросами. Покушение на Ленина вызвало волну сочувствия главе правительства, которое дало крестьянам землю. И это еще раз показало большевикам, кем для них является Ильич. Тогда начинает складываться и крепнуть культ Ленина, хотя сам он не прилагал к этому усилий. Была тяга многих людей подчиниться некоей стоящей над ними личности. Это наблюдалось и при Сталине. Позиция Ленина еще больше укрепилась, когда началась революция в Германии. Потом за Германией поднялась Венгрия, и это показалось Ленину и его соратникам началом нового «триумфального шествия Советской власти» теперь уже по всему земному шару. Коминтерн тогда воспринимался как штаб мировой революции, а его руководители уже видели себя распорядителями судеб планеты. Казалось, нужно совсем немного – подтолкнуть европейскую революцию. Чтобы взрастить коммунистические партии на Западе, был образован III Коммунистический Интернационал (вначале это были группки маргиналов, не пользовавшиеся влиянием и авторитетом в своих странах).

Из Советской России, где миллионы людей умирали от голода, потекли в Европу и Америку потоки золота, бриллиантов, иностранной валюты. Руководители Коминтерна и лично Ленин наставляли своих агентов, чтобы они тратили деньги, не скупясь. Но эта колоссальная финансовая подпитка не привела к революции на Западе. Оказалось, что Ленин, проведший почти 17 лет в эмиграции и плохо знавший Россию, плохо знал и Запад. Там пролетариат вовсе не хотел расставаться с тем уровнем жизни, какого добился в результате стачечной борьбы. Неудавшаяся авантюра с установлением Советской власти в Польше окончательно подорвала экономику Советской России, и без того дышавшую на ладан. Но жизнь не стояла на месте и заставляла советскую власть творить великие дела.

Большевикам надо было удержать власть. Государственный аппарат царской России в основном был сломан Февралем. Новый порядок после Февраля не сложился, его заменяли «временные конструкции», так как вожди либерально-буржуазной революции заняли позицию «непредрешенчества». Временному правительству пришлось, однако, нарушить этот принцип, объявив 1 сентября 1917 года Россию республикой, то есть присвоив себе функции законодательного собрания. Это – при наличии Советов. Когда Советы взяли на себя полноту власти, в России в большинстве систем царил хаос. Это создавало для новой власти трудные проблемы в жизнеобеспечении страны, но в то же время облегчало государственное строительство, поскольку сопротивление старых структур было ослаблено. Сложным оказалось то, что процессы слома буржуазного государственного аппарата и создание нового были взаимосвязаны. Для советского государственного строительства было важным недопущение разрывов непрерывности в наличии власти. Из естественного чувства самосохранения появилось «чувство государственности» на всех, даже низовых, уровнях власти. Это чувство, сложившееся стихийно, из обыденного здравого смысла, явилось доктриной советской государственности – особой главы в истории русской культуры.

Учитывая материальные и кадровые возможности Советского государства в первый период, историки оценивают проделанную им работу как не имеющую прецедентов. Новая власть была создана. Но как ее удержать? Первая задача любой революционной власти – предотвратить ее ликвидацию военным путем, пока новая власть не повсеместно оформилась и не получила минимума поддержки населения.

Острота борьбы заставила поднять вопрос о создании органа госбезопасности. 7 декабря 1917 года СНК организовал Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем (ВЧК). Она была задумана прежде всего как орган борьбы с саботажем в связи с готовящейся всеобщей забастовкой служащих правительственных учреждений. Впоследствии слова «и саботажем» в названии комиссии были заменены на «и преступлениями по должности». В момент образования ВЧК на нее смотрели как на временный орган. Это отразилось в названии комиссии – чрезвычайная, хотя в момент создания она не наделялась чрезвычайными полномочиями (она начала их приобретать при осуществлении борьбы с общеуголовным преступлением – спекуляцией).

11 декабря 1917 года для борьбы со спекуляцией был создан специальный отдел. Особую опасность представляла спекуляция в связи с заключением Брестского мира. Поскольку он предусматривал обязательство правительства России безоговорочно оплатить все ценные бумаги, предъявленные Германией, началась широкая спекуляция акциями промышленных предприятий (в том числе уже национализированных). Акции продавались немецким подданным, от них они поступали в посольство Германии, а оно предъявляло их к оплате. На борьбу с этим были брошены большие силы ВЧК. Особенность русского коммунизма проявилась в том, как большевикам пришлось поступать не по науке, вопреки науке, но потом получилось – почти по науке.

Вопрос национализации банков и промышленности требует разъяснения, так как причины и ход национализации, особенно промышленных предприятий, официальной советской историографией искажены. Начнем с банков.

По декрету ВЦИК от 14 декабря 1917 года была осуществлена национализация банков. Банки – главный системообразующий элемент капитализма (при рыночной экономике в товар превращаются деньги, продаются земля и рабочая сила). Отмена «продажи денег» – принципиальное условие для обобществления хозяйства в масштабе страны. Поэтому вопрос о национализации банков ставился, начиная с «Апрельских» тезисов Ленина, и вошел в документы VI съезда партии в августе 1917 года. Причем в России положение банков было особым, они контролировались иностранным финансовым капиталом. И национализация банков была менее связана с теорией, она была сугубо политической и даже конъюнктурной. Банки объявили финансовый бойкот Советской власти, перестали выдавать деньги для выплаты зарплаты рабочим, а чиновникам госаппарата выдали зарплату за 3 месяца вперед, с тем, чтобы те могли бойкотировать новую власть. Кроме того, по негласной договоренности с фабрикантами банки перестали выдавать деньги тем заводам, на которых был установлен рабочий контроль. Национализация промышленности нам преподнесена как закономерный, вытекающий из теории марксизма процесс. На самом деле этот шаг Советского государства был сделан вопреки намерениям правительства и совершенно вопреки теории, которая предполагала прохождение довольно длительного этапа государственного капитализма. Даже представление о рабочем контроле буквально накануне Октября предполагало образование совместного «совещания» предпринимателей и рабочих. Показателен и тот факт, что до марта 1918 года Госбанк выдал очень крупные средства в виде ссуд частным предприятиям.

Взяв власть при полном распаде и саботаже госаппарата, Советское правительство и помыслить не могло взвалить на себя функцию управления всей промышленностью. Эта проблема имела и важное международное измерение, так как основной капитал главных отраслей промышленности принадлежал иностранным банкам. Конечно, в собственность нового государства автоматически перешли все казенные железные дороги и предприятия. В январе 1918 года был национализирован морской и речной флот. В апреле национализируется внешняя торговля. Для управления и контроля в этих отраслях имелись ведомства, кадры и традиции. Многое было заимствовано новой властью. Забегая вперед, скажу, что в конце концов и аппарат Советской России бюрократически стал очень похож на царский. (А сейчас он очень похож на бывший, коммунистический.) Увы, в промышленности события пошли не так, как задумывалось, – начался процесс двух типов – «стихийная» и «карательная» национализация. Наблюдался стихийный захват промышленных предприятий рабочими (по аналогии со стихийным захватом земель крестьянами). Часто, стремясь саботировать производство, владельцы не закупали сырье и переставали выплачивать зарплату. Рабочие обращались в Совет, в профсоюз или в правительство, требуя национализации. Трудно разграничить случаи «стихийной» национализации от «карательной», поскольку юридическим поводом в обоих случаях был отказ предпринимателей подчиниться требованиям рабочего контроля.

Рабочий контроль начал стихийно возникать на многих предприятиях сразу после Февральской революции. А после Октября на II Всероссийском съезде Советов было заявлено, что Советская власть повсеместно устанавливает рабочий контроль над производством. 14 ноября 1917 года ВЦИК утверждает «Положение о рабочем контроле». Во ВЦИК этот декрет проходил непросто (24 голоса – «за», 10 – «против»). Да еще докладчик от профсоюзов требовал: «Нужно оговорить с полной ясностью и категоричностью, чтобы у рабочих каждого предприятия не получалось такого впечатления, что предприятие принадлежит им». Рабочий контроль вводился над производством, куплей-продажей продуктов и сырья, хранением их, а также над финансами предприятия. Наиболее часто реальная причина (не повод) национализации заключалась в том, что владельцы крупных предприятий вели дело к распродаже основного капитала и ликвидации производства. Саботаж крупных предприятий и спекуляция продукцией, заготовленной для обороны, начались еще до Февральской революции. Царское правительство с этим справиться не могло – «теневые» тресты организовали систему сбыта в масштабах страны, внедрили своих агентов на заводы и в государственные учреждения.

С весны 1918 года в случаях, если не удавалось договориться с предпринимателями о продолжении производства, ВСНХ ставился вопрос о национализации предприятий. В целом в основу политики ВСНХ была положена ленинская концепция «государственного капитализма», готовились переговоры с промышленными магнатами о создании крупных трестов с половиной государственного капитала (иногда – с большим участием американского капитала). После заключения Брестского мира положение резко меняется.

Во-первых, было снято предложение о «государственном капитализме» и одновременно отвергнута идея «левых» об автономизации предприятий под рабочим контролем. После ряда совещаний с представителями рабочих и инженерно-технических работников был взят курс на немедленную планомерную и полную национализацию.

Во-вторых, после того как немецкие компании начали массовую скупку акций главных промышленных предприятий России, а посол Мирбах получил инструкции выразить Советскому правительству протест против национализации «германских» предприятий и возникла угроза утраты всей базы российской промышленности, состоялось совещание СНК, которое продолжалось всю ночь 28 июня 1918 года и на котором было принято решение о национализации всех отраслей промышленности, о чем был издан соответствующий декрет. Если внимательно почитать этот декрет, то после риторических заявлений о национализации как средстве «упрочения диктатуры пролетариата и деревенской бедноты» можно обнаружить следующее: до того, как ВСНХ сможет наладить управление производством, национализированные предприятия передаются в безвозмездное арендное пользование прежним владельцам, которые по-прежнему осуществляют финансирование производства и извлекают из него доход. То есть, юридически закрепляя предприятия в собственности РСФСР, декрет не предусматривал никаких практических последствий в экономической сфере. Он лишь в спешном порядке отвел угрозу германского вмешательства в хозяйство России. Вскоре, однако, Советскому правительству, вопреки его намерениям, пришлось сделать и второй шаг – установить реальный контроль над промышленностью. Это заставила сделать Гражданская война.

20 ноября 1920 года были национализированы все промышленные частные предприятия с числом рабочих свыше 5 (при наличии механического двигателя) или 10 рабочих (без оного).

Никакого свержения капитализма и установления социализма не произошло ни в октябре 1917-го, ни в последующие годы – осуществленная после продолжительных переговоров с предпринимателями национализация и была свержением капитализма.

 

Глава 7

Смена вех, то есть НЭП

«Капиталистическое окружение» прекратило уже не только военную, но и торговую блокаду и фактически признало существование СССР де-факто. Раньше всех это заметили и оценили русские эмигранты-державники. В частности, Василий Витальевич Шульгин, образованный монархист, окончивший юридический факультет Киевского императорского университета, в котором читал лекции о «термидорианском перерождении» французских якобинцев проф. И.В. Лучицкий. Шульгин, отталкиваясь от лекций своего преподавателя, проецировал «интернационал» якобинцев на III Интернационал и предсказывал, что большевики своими красными армиями (сделанными «по-белому») будут двигаться во все стороны до тех пор, пока не дойдут до пределов, где начнется крепкое сопротивление других государственных организмов. И там будут установлены естественные границы будущей России. Интернационал «смоется», а границы останутся. Они, мол, льют кровь для того, чтобы восстановить «Богохранимую Державу Российскую». Шульгин, собственно говоря, озвучил идею, носившуюся в эмигрантском воздухе со времени начала советско-польской войны 1920 года. С этим веянием совпал и практический призыв группы бывших царских генералов во главе с А. Брусиловым вступать в ряды РККА для борьбы с Польшей. Обращаясь к тем генералам и офицерам бывшей царской армии, которые отсиживались по кухням, утешая себя своим «нейтральным статусом» (ни с белыми, ни с красными и даже ни с «зелеными»), генералы-патриоты взывали: иначе «наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что из-за эгоистических чувств классовой борьбы мы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли родной русский народ и погубили свою матушку-Россию». Воззвание было подписано генералами А. Брусиловым, А. Поливановым, А. Зайончковским, А. Верховским, В. Клембовским, Д. Парским, П. Балуевым, А. Акимовым и адмиралом А. Гутором. Воззвание «брусиловцев» имело широкий отклик среди бывших офицеров. Десятки тысяч «военспецов» перешли к большевикам.

Николай Васильевич Устрялов, молодой юрист и приват-доцент Московского университета, в прошлом активист кадетской партии, идеолог военной диктатуры Колчака, равно как и пресловутый Павел Милюков, стал выступать в печати (естественно – зарубежной) с такой же идеей. Устрялов изобрел термин «национал-большевизм». Этот термин впервые ввел в 1919 году в политический оборот Карл Радек, причем применительно не к русским, а к германским коммунистам.

В канун II Всемирного конгресса Коминтерна Ленин выпускает свою знаменитую брошюру «Детская болезнь “ левизны” в коммунизме», в которой уже широко использует этот термин, опять же, адресуя его не русским, а иностранным коммунистам. Но очень скоро Устрялов запустил его вновь в ноябре 1921 года в Париже в своей статье «Национал-большевизм» (еженедельник «Смена вех»). И имелся ввиду не германский или французский, а именно русский национал-большевизм. Так с 1921 года в белой эмиграции и в Советской России возникает и быстро набирает силу т. н. «сменовеховское движение», названное по сборнику статей «Смена вех» (Прага, февраль 1921 г.). Сборник объединил авторов, до Февральской революции политически далеко отстоявших друг от друга. Но здесь на одной платформе разделения «русского большевизма» и «интернационального коммунизма» наряду с бывшими кадетами Н. Устряловым и уже служившими «спецами» в НКИД РСФСР Ю. Ключниковым и Ю. Потехиным выступили бывший обер-прокурор Св. Синода религиозный философ врач С. Лукьянов, монархический публицист А. Бобрищев-Пушкин (псевдоним «Громобой», объект язвительных дореволюционных нападок Ленина), молодой физиолог, ученик И. Павлова С. Чахотин и др. Первых «сменовеховцев активно поддержали большевистские «термидорианские прагматики» Чичерин и Красин, а также активный участник-эксперт советской делегации на Генуэзско-Гаагской международной конференции Ю. Ключников, которые пытались втянуть их в работу на «большевистский термидор».

Лидеры «пролетарских доктринеров» замечают эту тенденцию и на ХI съезде РКП (б) в 1922 году уделяют «сменовеховству» и «устряловщине» много внимания. Что же так взволновало Ленина, Троцкого, Зиновьева, Бухарина и других? Как это ни покажется странным – доктринальная правота «сменовеховцев». Дело в том, что, начиная с внутрипартийной дискуссии о профсоюзах, открытой, как известно, Троцким, и через выступления фракционных групп РКП (б) – «децистов» («демократических центристов»), «левых коммунистов» и особенно «рабочей оппозиции», поставившей под сомнение руководящую роль партии в профдвижении и единственной дошедшей в своих разногласиях с Политбюро ЦК РКП (б) до высшего форума мирового коммунизма – III Всемирного конгресса Коминтерна летом 1921 года в Москве, – все они выходили на проблемы «сменовеховства» (хотя сам термин у этих оппозиционеров еще отсутствовал), обострившейся в связи с переходом Советской России к НЭПу.

На Х съезде РКП (б) в марте 1921 года было принято решение о замене продразверстки продналогом. Но вскоре после съезда это «фискальное мероприятие», как один из шагов по улучшению положения в хозяйстве страны, стали расширять до «новой экономической политики» – НЭПа. Во всей России начался переход на товарно-денежные отношения, которые, как всегда у нас бывает, стали без разбора вводить и тут и там. По сути своей НЭП был не чем иным, как «сменой вех» («коренной переменой всей нашей точки зрения на социализм», по Ленину) в большевистской партии.

Современные сторонники капиталистического способа производства готовы за эту уступку Ленина вчерашнему дню простить ему все остальные «прогрешения». Еще бы – на деле НЭП открывал дорогу частному капиталу во всей системе общественного производства послереволюционной России. Спрашивается: зачем тогда нужно было весь огород городить, такие жертвы приносить? И для самого Ленина переход к НЭПу представлялся все-таки во многом сменой самих основ социализма. Судите сами: если сравнить два имеющихся в нашем распоряжении архивных документа – его выступление на III съезде комсомола 2 октября 1920 года и его же проект постановления ЦК РКП (б) о роли и задачах профсоюзов в условиях НЭПа от 12 января 1922 года – можно увидеть, что вождь говорит об одном и том же совершенно противоположные слова (оба раза, мягко говоря, не совсем правильные).

В 1920-м молодежь Ленин поучал так: если крестьянин возделывает вдвое больше хлеба, чем ему нужно, и излишком хлеба спекулирует, то это дает повод снова восстановиться власти капиталистов и буржуазии, «для этого нужно торгашества не допустить» (в кавычках – подлинная стилистика вождя).

В году 1922-м уже говорится так: «Теперь допущены и развиваются свободная торговля и капитализм, которые подлежат государственному регулированию, а, с другой стороны, государственные предприятия переводятся на так называемый хозяйственный расчет, т. е. на коммерческие и капиталистические начала… чтобы добиться безубыточности и прибыльности каждого предприятия».

Улавливаете разницу? И впоследствии, как только наша политика и экономика упирались в эти две крайности (то помидорную ботву с грядок выдирали, то всякие хозрасчеты вводили), преодолевать эту дурь с каждым разом было все труднее и труднее. Ленин «вляпался» в НЭП по той причине, что стремление в отсталой России построить новый, справедливый мир, а если удастся, то и распространить этот строй на всю планету, показалось теперь Ленину авантюрой. Даже в самой последней своей работе «Лучше меньше, да лучше» (1923) он сомневается: «удастся ли нам продержаться, при нашем мелком, мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму?»

До конца своих дней Ленин думал лишь о том, как России продержаться до мировой революции, которая, по его мнению, зрела уже не только на Западе, но и на угнетенном Востоке. В этом заблуждении – вся трагедия гения. Но – не он один. Это было тогда общепринятым положением, его разделяли и ленинское окружение, и второе лицо в партии – Троцкий. Но в напасти НЭПа, который задержал развитие страны, а потом долго еще будоражил умы, виноват в основном Ильич. Ну, там еще Бухарин и др. Вот власть уже взята. Что делать? Авантюре (с точки зрения Ильича) построения социализма в одной стране он и противопоставил свой план: «К социализму – через отступление в капитализм, через новую экономическую политику (НЭП)!» В действительности НЭП не был ни гениальным маневром, которым принято было восхищаться в советское время, равно как и ни злонамеренной капитуляцией, как порой это выставляют не в меру ретивые критики. В незаурядной голове Ленина, не знавшего достаточно хорошо Россию и обладавшего обычным для человека европейской культуры образом мыслей, мог, вероятно, сложиться такой ход рассуждений: в отсталой стране социализм невозможен; революция в передовых странах запаздывает; остается провести Россию, которая была недостаточно развита капиталистически, через капитализм; но провести не через стихийное развитие, а при сохранении контроля со стороны советского государства. И вся недолга. То есть здесь налицо поворот Ленина от революционера и коммуниста к социал-демократу в идеологии и к либеральному реформатору – на практике.

Ленина к смене экономического и политического курса подстегнули также крестьянские восстания, прокатившиеся почти по всей стране и жестоко подавленные ВЧК и армией. Большим ударом для большинства членов партии стало восстание моряков в Кронштадте под лозунгом «Власть Советам, а не партиям!». И даже не сами восстания смущали Ленина, а выразивший суть народных требования лозунг «За Советскую власть, но без коммунистов!». Народ считал Советскую власть своей, родной (хотя она порой и круто с ним обращалась), но отказывался поддерживать курс на мировую революцию в ущерб развитию собственной страны.

Сама идея коммунизма как «царства изобилия» отходила как-то на задний план. Поворот к НЭПу у Ленина, как у умного человека, вызвал некий психологический надлом. Поэтому его переход к НЭПу можно рассматривать как акт отчаяния, разочарования в человеке. В советское время не принято было осмысливать его слова о том, что большевики рассчитывали войти в коммунистическое общество на волне энтузиазма, порожденного в народе революцией, и то, что этот расчет оказался ошибочным. Вот и пришлось ему пойти на введение материальной заинтересованности, чтобы строить социализм. Ошибки Ленина, и прежде всего введение им НЭПа, ставят его в один ряд с другими могильщиками коммунизма.

Груз его ошибок 70 лет тяготел над деяниями коммунистов и всех советских людей. Взяв власть, большевики национализировали промышленность и банки, установили рабочий контроль над производством и, присвоив эсеровский проект Декрета о земле, отдали помещичьи земли крестьянам. Многие постановления тех дней открывали дорогу народной инициативе, перед «низами» открылся путь к вершинам знания и культуры. Но Ленин и его окружение плохо знали Россию и русский народ. Они считали Россию дикой страной. Это было общим с пониманием своей страны всей русской интеллигенцией. Народ воспринял революцию как свободу, но интеллигенция – как ужас и хаос. Поэтому попытки развития самобытной русской культуры не только не поощрялись, но и часто пресекались. Но даже в таких рамках народное творчество било через край. Подобного творческого накала, обилия и разнообразия новых идей, как у нас в те годы, никогда не бывало прежде в истории России. Многие новаторские решения встречали неприятие бюрократов, людей, чуждых русской культуре, были забыты, но позже были подхвачены интеллектуалами Запада.

То, что переход к НЭПу для Ленина не был абсолютной случайностью, видно из его представления о том, как строить социализм, изложенного в первоначальной редакции статьи «Очередные задачи советской власти». Он дал такую формулу: «Черпать обеими руками хорошее из-за границы: Советская власть + прусский порядок железных дорог + американская техника и организация трестов + американское народное образование…= социализм». Разумеется, все хорошее надо брать из-за рубежа, но нужно поступать так, чтобы оно накладывалось на русскую основу, а вот ей Ленин не придавал должного значения. Установку на развитие государственного капитализма в городе и на «справного мужика» в деревне Ленин вырабатывал еще в 1918 году, но только три года спустя она была положена в основу его государственной политики.

По Ленину, стержнем социализма советского образца должен стать государственный капитализм, то есть восстановление капиталистических отношений в народном хозяйстве и борьба социализма с капитализмом по принципу «кто кого?». На первый план у коммунистов, по Ленину, выдвигается умение торговать и побеждать частника в конкуренции. Вначале Ленин назвал НЭП временным отступлением, но позже стал убеждать партию, что это «всерьез и надолго». Ленин, вводя НЭП, мог лишь предугадывать, как пойдет развитие страны. Объективные итоги НЭПа оказались удручающими. Рост производства продолжался лишь до 1927 года, затем он остановился. С принятием НЭПа жизнь в Советской России несказанно изменилась. Вновь вступила в свои права частная собственность. Неизвестно откуда появившиеся нэпманы с огромными капиталами непонятного происхождения («новые русские» того времени) торжествовали, спекулировали, кутили в ресторанах и все больше чувствовали себя «солью земли», хозяевами жизни. Потакая их вкусам, процветала пошлая «массовая культура».

В деревне, ставшей после Октября почти сплошь середняцкой, снова вырос и стал задавать тон жизни «кулак». На фоне голода прилавки магазинов, давно не видевшие никаких товаров, стали ломиться от их изобилия. Но купить их могли немногие. В стране царили разруха, безработица, нищета, беспризорщина. Нэпманы вовсе не стремились развивать производительные силы России, они занимались больше аферами и спекуляцией. Жизнь рабочего люда ничуть не улучшилась. Возобновилась эксплуатация одних другими. И чем жизнь трудящихся была хуже, тем легче было нэпманам навязывать им нищенскую оплату труда и звериные условия быта. С несчастными женщинами, нанимаемыми на работу, работодатели творили что хотели, а те не могли противиться, потому что получить любую работу считали за счастье.

Поворот к НЭПу – эта первая попытка «перестройки» в Советской России – тут же вызвал глубокий кризис в партии. Идейные коммунисты, не согласные с НЭПом, внешние проявления которого были для них омерзительными, тысячами выходили из рядов РКП, а то и кончали жизнь самоубийством. Идеи, что большевикам необходимо учиться торговать, идти на выучку к купцу и приказчику, не находили отклика у членов партии. Ведь Ильич никак не мог сказать народу о том, что Советской России, не ожидая революции на Западе, своими силами нужно пробиваться в клуб индустриальных держав.

Статьи Ленина с изложением новых задач партии, написанные, когда он уже находился на лечении в Горках, ЦК печатать не разрешал, а если вождь настаивал, то на места они направлялись с явно издевательскими инструктивными письмами, в которых указывалось на утрату им понимания происходящего и предписывалось не принимать его идеи всерьез. Это было полное политическое фиаско признанного вождя.

 

Глава 8

Почему проиграли Троцкий и Бухарин

Взяв власть, все большевики оказались заложниками – поражение им всем грозило смертью. Дела их усложнялись еще и тем, что опасность для них исходила не только от прямых врагов, но и от своих однопартийцев – противников по идейным направлениям. Вначале идейные разногласия смертельной опасности для власти предержащей не представляли, но позже борьба обострилась, и с разгулом репрессий вопрос уже стоял так: кто кого?

Репрессии решали сложные вопросы противостояния хотя и не сразу, но кардинально. Репрессии (карательные меры) и терроризм (подавление противников насильственным путем) являются вполне легитимными мерами принуждения любого государства. Революции, осуществляемые насильственным путем, тем более без массовых репрессий не обходятся.

Те, кто стремится осуществить переворот, имеют, как правило, для этого веские основания, и в их намерениях ничего миролюбивого ожидать не приходится. Те, кто противится этому насилию, боясь потерять все, настроены также очень решительно. И тут получается борьба не на жизнь, а на смерть.

Беспощадность, которая была присуща всем революциям, когда они сталкивались с каким-либо сопротивлением, поистине несравнима ни с чем. Вот типичные факты. После победы Английской революции в 1648 году часть тогдашней Великобритании, Ирландия, не признала новой власти. Началась жесточайшая борьба. Англичане прибегли к таким средствам, как выкуривание (поджог мелколесья) и голодная блокада (поджог и истребление всего, что могло служить повстанцам продовольствием). После трех лет борьбы Ирландия лежала в развалинах. Население ее сократилось почти вдвое.

Через полтораста лет, во время Французской революции, примерно то же самое произошло в своеобразной области страны – Ванде, которая тоже сопротивлялась новой власти. Погиб 1 млн человек.

Некоторые видят причину победы большевиков в Гражданскую войну в той жестокости, с которой они вершили свое дело. Но на примере Ярославского мятежа, на примере Киевского, Тамбовского и многих других мятежей видно, что жестокости было не занимать и белым. Большевикам было у кого поучиться. И виселицы тогда не красные придумали. Но почему босая и необученная Красная армия била белогвардейцев на всех фронтах, во всех мятежах? Самое главное было вот в чем. Мятежникам, конечно, было за что бороться. «Белая кость» шла на все, чтобы вернуть свою привольную жизнь господскую. И, как шелуха, слетало с нее и благородство, и воспитание. Традиции, мораль, понятие о чести и совести – все улетучивалось бесследно, когда речь шла об утерянном сытом благополучии. Россия всегда делилась на бедных и богатых. На слуг и господ. Народ в подавляющем большинстве своем был беден и, естественно, оказывался в разряде слуг. И редко, очень редко, кто мог выбиться из этого состояния. И вот впереди забрезжило совсем невероятное: «Кто был никем – тот станет всем!» Последние реально становятся первыми! Верное это дело, раз противятся этому с невероятной необузданной жестокостью.

И второе: нужно было поддерживать элементарный порядок. Преступные элементы быстро развернулись вовсю. У большевиков инстинкт государственности проснулся удивительно быстро, контраст с демократами (после Февраля, да и с теперешними) разительный.

Ситуация была аховая. Армия Деникина стремительно приближалась к Москве. Уже взят Курск, под угрозой Тула. Генерал Юденич готовит новый поход на Петроград. Из-за отчаянного положения большевиков начинается паника, и у большинства уже нет прежнего сочувствия Советской власти: земля действительно в руках крестьян, но хлеб, выращенный на ней, тут же отбирается. Главное сейчас – хлеб! А хлеб на хлебном юге. Большевикам нужен срочный перелом на Южном фронте. Там и хлеб, и там должна решиться судьба революции. Должна там присутствовать сильная рука. Теперь уже альтернативы нет – только Сталин. Сталин давно был замечен Лениным как человек реального дела. Один из членов ЦК РСДРП с 1912 года. Он уже проявил себя при нейтрализации первого похода Юденича. Вместе с Петерсом они в Питере поработали как две бездушные безотказные машины. За три недели навели там порядок: предателей и паникеров смели с лица земли, воинство Юденича отбили. В Царицине полит-комиссар Сталин вместе с командующим армией Ворошиловым тоже отличился.

Сталин обратил на себя внимание революционеров еще в дореволюционный период. С трудом, со значительным акцентом говоривший по-русски молодой грузин вдруг подверг критике ЦК РСДРП, возглавляемый Лениным, за потерю связи с партийными организациями и широкими массами рабочих после поражения революции 1905–1907 годов. Он высказал убеждение, что центр руководства партией должен находиться в России и что в ее руководящих органах ведущее место должно принадлежать рабочим, а не журналистам-эмигрантам. Был период, когда Джугашвили был единственным членом ЦК, который работал в России в условиях подполья.

Перед Февральской революцией Сталин находился в своей последней, четырехлетней, ссылке в далекой Курейке Туруханского края. Пожалуй, это была самая трудная полоса в его жизни. Он подходил к своему 40-летию, не имея никакой специальности, не получив законченного образования, с подорванным, как у многих профессиональных революционеров, здоровьем. Дело революции, которому он посвятил себя с юных лет, казалось, было отодвинуто мировой войной на неопределенно далекое время.

Товарищи на воле его почти забыли. Даже Ленин, который оказывал ему несколько раз некоторую помощь. Когда Сталина ссылали в Туруханский край, он в связи с плохим здоровьем неоднократно обращался к своим товарищам по партии с просьбой оказать ему материальную помощь. Ленин из Кракова направил ему денежным переводом 120 франков (по тогдашнему курсу большие деньги – 60 рублей). Но затем, судя по одному из его писем, даже забыл фамилию этого «чудесного грузина», который занимался марксистской разработкой национального вопроса. Партийную кличку Сталин Джугашвили взял в 1913 году.

Февральская революция освободила Сталина, как и всех политических заключенных. Сталин возвратился из ссылки 25 марта 1917 года. После приезда в Петроград он, как имеющий наиболее длительный стаж членства в Центральном Комитете, избранном в январе 1912 года на конференции в Праге, немедленно взял на себя руководство «временным бюро Центрального комитета», отодвинув Молотова, а также редакцией «Правды». До приезда Ленина 16 апреля он фактически был первым лицом в партии, несмотря на то, что был известен лишь в самых узких партийных кругах. В конце марта на всероссийской конференции большевиков, первом собрании такого рода после отречения царя от престола, Сталин председательствовал в условиях всеобщего смятения, царившего на конференции. И доказал, насколько он уже в то время владел искусством политического лавирования, при полном отсутствии опыта, и еще не полностью определившись в принципиальных вопросах. Впрочем, определенные принципы не всегда являются верными, даже в определенный промежуток времени. На конференции в зависимости от мнений, высказываемых участниками, Сталин менял свою позицию прямо на ходу, ничуть не смущаясь того, что ранее заявлял обратное. Недаром при его жизни протоколы этой конференции советской общественности были недоступны. Совершенно неготовый к поставленному внезапно вопросу об объединении большевиков с меньшевиками, Сталин разыграл настоящий спектакль: с одной стороны, не возражал противникам объединения, а с другой – пытался успокоить сторонников объединения, заявляя о том, что переговоры с меньшевиками будут вестись, но с крайней осторожностью. Они в действительности были начаты, однако затем, по прибытии Ленина в Петроград, немедленно прекращены.

В этот период Сталин (по многим источникам это просматривается) временно отходит от дел. Но именно Сталина Ленин без всякого колебания посылает в Царицын с неограниченными полномочиями: нужен хлеб любой ценой.

И тогда из серой, почти безымянной ломовой лошадки революции там он превращается в несгибаемую личность, как никто, соответствующую отчаянному моменту. Ленин и на этот раз в Сталине не ошибся. Сравнивая Троцкого со Сталиным, Ленин постоянно убеждался, что именно Сталин в конкретных ситуациях какой-то нечеловеческой интуицией находил оптимальный вариант.

Многочисленные авторы нам твердят о страшных преступлениях параноика и мегаломаньяка Сталина, о кошмарах его террора. Некоторые утверждают, что у него не было выбора. Пишут, что неоднократно производились расчеты хода событий при различных альтернативах сталинскому курсу и все, мол, просчитываемые варианты указывают на еще большие жертвы, чем это случилось в реальности.

Можно ли согласиться, что гигантские жертвы были обязательным условием реальной российской динамики? Правда ли, что эти жертвы должны были обязательно положены на алтарь материализации новой реальности, строительства нового мира? Не знаю ответа. Но бесспорным является то, что Сталину удалось сделать невозможное. Он не только удержал страну на краю пропасти, но и бросил ее в прорыв. И начал он с самого главного – с человеческого фактора. Итак, нужно было из ничего создать новую страну. Но с кем? Конечно, были пламенные энтузиасты, были рыцари без страха и упрека. Но ведь рядом с ними существовало огромное большинство совсем других людей. Во-первых, явных врагов. Необходимо понимать, что ленинский принцип диктатуры нес в себе ту опасность, что открывал прямую дорогу во власть социально опасным и преступным элементам. То был народ, привыкший убивать, насиловать и грабить. Еще недавно он предавался погрому своей же страны. Это был народ, не только искореженный трехвековым господством династии Романовых, но его формировала и страшно кровавая Первая мировая.

По современным меркам, в 1917 году в России произошло нечто отвратительное. Озверели буквально все, без исключения. То была агония раздробленного еще при поздних Романовых общества, осколки которого упоенно пошли войной друг на друга. Война всех против всех. На бескрайних просторах бывшей империи воцарилось беспредельное насилие. Наблюдались немыслимые зверства. Эти вырванные глаза, клизмы из толченого стекла, отрезанные члены и истерзанные половые органы женщин. На юге России орудовали «народные» ватаги, попеременно сражавшиеся и с красными, и с белыми.

Большевикам противостояли силы, представлявшие собой совершенно разложившиеся части сгнившего напрочь организма. Казаки плевать хотели на единую и неделимую матушку-Россию с высокой колокольни. Донцы начали рвать на части Россию еще до Деникина. Атаман Краснов просил помощи кайзера в расчленении России и создании отдельного государства – Великого войска Донского. В обмен на помощь оружием атаман обещал немцам поставки в Германию продовольствия, скота и лошадей. Донские казачки, которые до сих пор плачут по поводу того, как их еврейские большевики уничтожали после своей победы в Гражданской войне, даже в деникинских мемуарах предстают шайкой самых разнузданных мародеров. Рабочих и крестьян, когда шли освобождать их от таких-сяких коммунистов, грабили. Грабили даже на территории Войска Донского. Да и женщин там же насиловали. Потом этот грабеж боком вышел казакам – хорошо помнившие казачий беспредел люди не только приняли большевиков, но и помогли им расправиться потом с казаками.

Еще была другая армия – так называемая интеллигенция всех цветов и оттенков, которая до этого лет сто воспитывалась в ненависти к России и которая не умела делать ничего, кроме как ниспровергать и уничтожать все, что попадется под руку: империю, христианскую веру, «устарелую мораль», старое искусство.

Сразу после революции надломилась психическая структура русского народа. Ее хватило, чтобы выдержать прыжок из старого мира в новый, но вместо счастья, радости творчества и богатства возможностей обнаружилась страшная, голодная и несправедливая повседневность. Народ ушел из Вчера, но счастливое Завтра так и не наступило. Нигде в мире не было такого высокого процента самоубийств, как в Москве и Питере.

Сладить с таким одичанием и разложением можно было только железной рукой. Но Сталину было необходимо на что-то опереться. И опора у него нашлась только одна – тот блестящий, манящий и по-прежнему прекрасный, особенно для молодежи, идеал новой реальности завтрашнего мира – мира, в котором главными станут труд и творчество. Мира созидания, мира, в котором нет места эксплуатации. Мира, где каждый может получить то, что заработал. Мира, где за счет труда, творчества, раскрытия духовных способностей человека и эффективной организации хозяйства будет достигнут неизмеримо более высокий, чем в старом мире, уровень развития. Возникнет сверхновый мир, где желания человека будут разумными, в котором духовность возьмет верх над материальным, а ответственность перед коллективом превысит эгоизм. Конечно, с вершины теперешних знаний видна и наивность этой мечты – мир без эксплуатации невозможен.

Не следует забывать, что сопротивление Советской власти было огромнейшим. Этого не отрицают и критики Сталина, и всего советского. Но тогда опасность подстерегала нас еще и с другой стороны. Реальность сопротивлялась титаническим усилиям Сталина и тех, кто верил ему, трансформировала их новый мир, привносила в него чужеродные черты. Сталинисты, боясь потерять все, даже свои жизни, из-за хронической и трагической нехватки времени пускали в ход не эффективные в нормальных условиях психо-исторические технологии, а самые экстремальные методы. Это когда оправдано все – лишь бы не случилось непоправимого.

Непоправимое могло произойти и из-за идей, вокруг которых в 1921–1927 годах в РКП (б) и в Коминтерне развернулась ожесточенная идеологическая борьба между «коммунистами» (доктринерами мировой пролетарской революции) и «национал-большевиками» (термидорианскими прагматиками). Эта борьба в зарубежной историографии для простоты обозначения стала называться борьбой «троцкистов» со «сталинистами». Она началась с внутрипартийной дискуссии о профсоюзах, открытой Троцким его речью на V Всероссийской конференции профсоюзов в начале ноября 1920 года, и через выступления других фракционных групп в РКП (б) – «децистов» и «левых коммунистов».

Сталин вначале, в 1921 году, довольно сочувственно относился к «сменовеховству» с целью своей лояльностью к нему понравиться Ленину, но потом, в 1928–1933 годах, пускает его под нож на процессах вредителей.

Когда стало очевидным, что болезнь Ленина смертельна, в верхушке РКП (б) ожидалась борьба за лидерство в стране. На власть, мол, претендовали Троцкий – народный комиссар по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета Республики, Зиновьев – глава Коминтерна и руководитель Петроградской партийной организации (выступавший обычно в связке с Каменевым – руководителем парторганизации Москвы), Бухарин – главный идеолог и теоретик партии, и Сталин, по предложению Ленина назначенный генеральным секретарем РКП (б) (вместо жены Свердлова – Новгородцевой К.Т.). Многие считали тогда этот пост чисто канцелярским, и для них оказалось неожиданностью, что он на этом посту сосредоточил впоследствии в своих руках необъятную власть. Скорее всего, за самый высокий пост в стране драчки не было. Отметим, что Сталин не раз отказывался от поста генерального секретаря, Троцкий был уверен, что только ему будет предложено возглавить все и вся, а остальная шатия-братия любила болтать, сытую жизнь и никак не хотела работать, а тем более за все отвечать, хотя каждый из «претендентов» боролся за определенный политический курс, за свое видение будущего страны.

Об отрицательном отношении Сталина к Троцкому и другим «революционерам в смокингах» нам известно. Известно и то, что Сталин мог затаить злобу на человека очень надолго. Троцкий Сталину был ненавистен всегда. С самых первых встреч на съездах – в Стокгольме, Лондоне, Вене. Все раздражало Сталина в Троцком. Надменный хлыщ, любимец истеричных дамочек, которому так много в жизни удается. Сталин не мог себе признаться, что просто завидует этому баловню судьбы. Блестящий оратор, виртуозный публицист. На V съезде в Лондоне Сталин был буквально потрясен той легкостью, с какой Троцкий в перерыве между заседаниями увлеченно разглагольствовал в окружении молодых людей о философии и поэзии.

Объективно Троцкий симпатии вызывать к себе не мог. Не буду здесь приводить достаточно непривлекательный литературный портрет «демона революции», нарисованный писателем А.И. Куприным. Когда Троцкий обосновался в Вене, и немцы, и Троцкий предпринимали энергичные шаги по преодолению раскола в РСДРП. Примирения большевиков с меньшевиками настойчиво добивалась и созданная Троцким в Вене небольшая газета «Правда» (1908–1912), тайно доставлявшаяся в Россию. Выходила она нерегулярно и существенной роли сыграть не могла, но успела посеять семена недовольства среди отдельных соратников Ленина, обособившихся в отдельную группу большевиков-примиренцев.

В Вене вокруг Троцкого сложился круг идейно близких ему друзей в лице С. Семковского (Бронштейна), М. Скобелева, А. Иоффе, В. Коппа, М. Урицкого и Х. Раковского. Близко к ним стоял Л. Б. Каменев, женатый на сестре лидера, хотя позднее они не раз демонстрировали неприязненные отношения. А между Троцким и Лениным тогда велась ожесточенная полемика. Скобелев по возвращении в Россию был избран от меньшевиков в IV Государственную думу и вскоре сделался масоном по рекомендации Чхеидзе, с которым Троцкий поддерживал деловые контакты. Троцкий начал также тесное сотрудничество с редакцией популярной леволиберальной газеты «Киевская мысль», посылавшей его корреспондентом на театр военных действий между Турцией и балканскими государствами. В его материалах проскальзывали подчас протурецкие взгляды. Безнаказанной осталась очередная подлость Троцкого, когда он «украл» у своего друга Парвуса теорию перманентной революции, согласно которой буржуазно-демократическая революция перерастает в социалистическую, а потом переходит во всемирную.

После провала всех надежд экспорта мировой революции в борьбе Сталина с Троцким дело упрощалось тем, что последний не пожелал ввязываться в открытую борьбу. Очевидно, он уверовал в силу и непоколебимость своего авторитета, хотя состоял в партии большевиков не так давно и имел репутацию человека, не всегда согласного с ее линией. Но Ленину всегда нравилось его блестящее перо, и, помните, несмотря на молодость Троцкого (23 года), он принял его в качестве седьмого члена в редакционную коллегию «Искры». Начиная с 1917 года Троцкий занимал командные посты только благодаря постоянной поддержке Ленина. Он сильно надеялся на свой авторитет – все образуется. Но теперь, после смерти Ленина, он оказался без поддержки. Поэтому Зиновьев, Каменев и Сталин сразу объединили усилия, чтобы не дать Троцкому упрочить свое положение.

Сталин вместе с Зиновьевым и Каменевым «свалил» Троцкого, а потом расправился и с этими двумя. И в этой схватке просматривается непримиримая и принципиальная идеологическая борьба. А поскольку эта борьба была только на словах, хотя позже некоторым стоила жизни, позиции и сторонники борющихся менялись постоянно.

Дискуссия о профсоюзах шла вокруг вопроса, какова должна быть их роль в советском обществе. Ленин, Зиновьев и Рудзутак выступали за подчинение профсоюзов партии, при сохранении у них некоторой степени независимости в вопросах защиты интересов рабочих. Троцкий считал необходимым включить профсоюзы в систему государства. Он утверждал, что государству трудящихся не нужны специальные органы для защиты экономических интересов рабочих. Бухарин пытался предложить компромиссное решение. И наконец, «Рабочая оппозиция» считала, что профсоюзы должны сами контролировать производство, без вмешательства государства.

Несмотря на то что дискуссия была очень острой, в то время все вопросы обсуждались свободно и открыто. Никто тогда не боялся репрессий, если в силу своих взглядов он окажется «не на той стороне». Сталин вел себя еще вполне лояльно, что дает повод утверждать, что он не столько стремился к личной власти, сколько старался не допустить победы тех, кто, как он считал, поведет партию не тем путем. Но, с другой стороны, не будем отрицать, что он повел дело так, что вскоре в глазах людей стал выглядеть человеком, который твердо отстаивает единственно верную линию партии от линии тех, кто хочет ее приспособить для достижения неблаговидных целей.

Не обошлось, естественно, и без подковерных игр. Еще когда Ленин был жив, Троцкий, отстаивая свой план конного броска на Германию через Польшу, в последний день работы сентябрьского пленума ЦК РКП (б) (1923) выступил с пламенной речью против руководства Германской коммунистической партии, которое якобы совершенно не готово к революции у себя в стране и лишь вводит Исполком Коминтерна в заблуждение. Но это настроило многих против самого Троцкого. 23 августа на секретном заседании Политбюро решался вопрос о помощи германской революции.

В «разном», как бы между делом, утверждается директива о реорганизации РККА и приостановке ее демобилизации в связи с этой помощью (как же, сам Троцкий предлагает подтянуть красную конницу к границам Польши и Литвы, значит, надо усилить ее политсостав). Предложение Сталина о полном обновлении Реввоенсовета не проходит, и Сталин предлагает усилить РВС за счет включения в него шести новых фигур (Ворошилова, Лашевича, Пятакова, Орджоникидзе, Муранова) во главе с самим Сталиным. Никто не стал возражать против «усиления», особенно членами ЦК.

Пленум утверждает новых членов. Не каждый и не сразу раскусил тактику Сталина. Мол, под крики о помощи германской революции и угрозе новой войны с Антантой Троцкий своим броском через Польшу в Восточную Пруссию хочет втравить СССР в авантюру, поэтому нужно убрать его с ключевого поста. Ленин, будучи тогда недееспособным, не смог пресечь эту аппаратную интригу Сталина. И Троцкий был вынужден в одиночку броситься в бой против всего аппарата. Он пишет «совершенно секретную» записку членам ЦК и ЦКК партии. В ней в духе предоктябрьских «писем издалека» самого Ильича разоблачает интриги «тройки». Та вначале пытается отписаться, поручив председателю ЦКК В. Куйбышеву ответить на письмо. Но эта отписка вызвала второе, еще более яростное письмо Троцкого. Здесь уже «демон революции» не стесняется в выражениях, разоблачая аппаратные интриги Сталина.

«Тройка» оказалась перед тяжелым выбором. Сталин, Зиновьев и Каменев поняли: просто так заткнуть рот Троцкому не удастся, он ведь и в открытой печати выступить может! Он может навязать «тройке» новую широкую дискуссию в партии, к которой они не были готовы, – «троцкизм» еще не был изобретен. И «тройка» решила устроить Троцкому партийную ловушку: пустить всю дискуссию с «демоном революции» по каналам закрытых «партийных писем» только для членов ЦК и ЦКК, благо и сам «жалобщик» обращается только к ним (а не к рядовым членам партии) и только совершенно секретно. Всех и всегда удивлял этот гриф большинства партийных документов.

После смерти вождя Каменев и Зиновьев (Сталин тогда внешней активности в этом не проявлял) решили вспомнить старые разногласия Троцкого с Лениным и стали применять новое изобретение – слово «троцкизм». Отметим, что из всех ближайших соратников Ленина тогда только Троцкий продолжал ленинский поиск путей мировой революции как практически (бросок в Германию в 1923 году), так и теоретически (брошюра «Новый курс», январь 1924 года). В книге «Уроки Октября» Троцкий писал, что русская и германская революции проданы «правыми», а потому Сталина, Зиновьева и Каменева нельзя считать ленинцами.

В ответ Каменев обвинил Троцкого в меньшевистском прошлом. Поскольку рядовые члены партии устали ждать мировую революцию, обещанную Лениным и Троцким, Сталин предложил теорию построения «социализма в отдельно взятой стране». Эта теория импонировала национальным чувствам, парировала упреки «демона революции» в отсутствии революционного порыва и свидетельствовала, что мечты Троцкого о мировой революции есть, в сущности, неверие в возможности русского народа и в родную коммунистическую партию. Книга была изъята из обращения, а послушная пресса, партийные органы и собрания коммунистов обрушили на Троцкого шквал обвинений.

В январе 1925 года Зиновьев предложил исключить Троцкого из Политбюро и снять с поста председателя Реввоенсовета. Сталин пока оставил «демона революции» в Политбюро, а вот пленум ЦК ВКП (б) заочно снимает Троцкого с поста председателя Реввоенсовета. А уже в ноябре 1927 года на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) и Троцкий, и Зиновьев накануне ХV съезда, теперь уже по предложению Сталина, были исключены из Политбюро и из партии. Троцкий был выслан в Алма-Ату.

Объективности ради скажем, что выбор истории был (устранение Троцкого от власти) все-таки в пользу России. Останься «демон революции» со своей «левой дорогой» у власти – многое шло бы еще через пень-колоду.

Достаточно вспомнить, как Троцкий отрицательно относился к начавшимся вполне нормальным попыткам большевиков укрепить семью, возродить уважение к родителям, ввести офицерские звания в армии и т. д. «Демон революции» страшно возмущался тому, что «государство оказалось вынуждено пойти на очень большие уступки собственническим и индивидуалистическим тенденциям деревни…».

По правой дороге впереди шагал «левый коммунист» Николай Иванович Бухарин. Бухарин пришел в ряды революционеров в 17 лет, был арестован и сослан, бежал из ссылки, в эмиграции познакомился с Лениным, с которым часто спорил, но в конечном итоге всегда соглашался с вождем партии. После Октябрьской революции он благодаря своим разносторонним дарованиям занимал выдающееся место в руководстве партии.

В 1927 году, когда Бухарин был одним из двух руководителей партии, вышел очередной том Большой советской энциклопедии. В статье, посвященной Бухарину, утверждалось, что Бухарин – выдающийся теоретик коммунизма, который не уступает по своей значимости Ленину, а подчас и превосходит его, что он первым сказал о возможности социалистической революции в России и что в планах этого светоча теории – продолжение исследований Маркса и т. п. Тогда даже такая формула появилась: «Маркс, Энгельс, Ленин, Бухарин».

Мы не будем останавливаться на теоретических изысканиях Бухарина в области противоречий между классами, «гуманного» пути строительства социализма и т. п. Представляет интерес позиция Бухарина по НЭПу. Казалось бы, Бухарин, отрицавший возможность товарного производства при социализме, должен был решительно выступать и против ленинского НЭПа. Но в это время развернулась такая ожесточенная идеологическая схватка, что в пылу борьбы с троцкистами Бухарин выдвинул неожиданный для самого себя лозунг «Обогащайтесь!», вызвавший справедливый гнев у многих членов партии. Вот как он звучал в контексте: «В общем и целом всему крестьянству, всем его слоям нужно сказать: обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство. Только идиоты могут говорить, что у нас всегда должна быть беднота; мы должны вести такую политику, в результате которой у нас бедность исчезла бы. Общество бедных – это «паршивый социализм».

Для современных горе-экономистов такие слова – елей для их грешных душ, поэтому они и отметили торжественно в 1988 году столетие со дня рождения Бухарина. Но тогда такой лозунг вызвал множество справедливых вопросов: как обогащаться, например, безлошадному крестьянину, который не может выбиться из кабалы у кулака? А если надо обогащаться, то почему только крестьянину, а не нэпману, например? И зачем тогда совершали революцию? Нэпманы и кулачество так и обогащались, но беднота нищала еще больше и попадала в зависимость от богатых. Но это была уже не безропотная беднота, мирившаяся со своей зависимостью от кулака. Среди бедняков были участники Гражданской войны, знавшие, за что они боролись и проливали кровь. Многие из них имели опыт работы в комбедах, в свое время основательно прижавших кулаков. Они не хотели, чтобы плодами их победы пользовались новоиспеченные хапуги.

И дураку ясно, что обогатиться можно только за счет кого-то. Других источников богатства, кроме как недодать или отнять, просто не существует. Словом, если следовать умонастроениям Бухарина, не избежать было в деревне снова гражданской войны. Бухарин перед решающей схваткой, боясь уже Сталина, в пылу борьбы на заседании ЦК в январе 1929 года вновь не удержался и стал пороть горячку – пошел в открытый бой с большинством ЦК, призывая партию идти к социализму через развитие НЭПа. Но наговорил при этом много и верных слов. Главное условие победы социализма Бухарин видел в том, чтобы сохранить союз пролетариата и крестьянства, причем союзником пролетариата он считал все крестьянство, а не только бедноту. Сославшись на то, что производительность труда еще низкая, Бухарин делает вывод, очень сходный с ленинским: «Мы еще находимся на чрезвычайно низкой, полуварварской ступени развития. Нам нужна особая осторожность в подходе к крестьянству – только его поддержка может обеспечить нам победу в неизбежной войне империалистов Запада против СССР. Поэтому и средства на индустриализацию страны надо искать не в чрезмерном налогообложении крестьянства, а в максимальном сокращении непроизводительных расходов (особенно расходов на быстро разрастающийся бюрократический аппарат) и в повышении производительности труда».

Как будто бы все правильно. Но примечательно, что Бухарин не только сам не говорил здесь об опасности для социализма со стороны кулачества, но и подчеркивал, что об этом нет ни слова и в последних работах Ленина. «Убежден, что кулак может “ мирно врастать” в социализм при правильной политике партии. Пусть будут бедняцкие колхозы и кооперативы и кулацкие объединения, ведь все они останутся под контролем пролетарского государства».

По существу, в своих работах того периода Бухарин, прикрываясь лозунгом пропорционального развития всех отраслей народного хозяйства, критикует курс на индустриализацию, которая якобы ведет к сокращению внутреннего рынка, а это, в свою очередь, ударит по индустрии. Поэтому, снова и снова повторял он, надо начинать с развития легкой промышленности, которая даст товары для населения, прежде всего для крестьянства, и быстрый оборот капитала позволит накопить средства для развития тяжелой индустрии. А пока время для создания тяжелой промышленности не настало. Если окажется, что государству не удается заготовить достаточно хлеба, то надо будет недостающее количество закупить за рубежом, используя для этого ту валюту, которая выделена на приобретение промышленного оборудования.

Начавшееся в стране колхозное строительство Бухарин подверг критике. Основания для критики были. Коллективизация проводилась иногда негодными способами – виновато в этом было руководство партии, которое плохо знало страну, народ, его традиции, образ жизни и мышления. Оно пренебрегло опытом общинной жизни русского крестьянства и суждениями тех отечественных мыслителей, которые еще в конце ХIХ века высказались за обобществление сельского хозяйства, а приняло за образец кибуц – поселение еврейских колонистов, где обобществление было доведено до крайности. Там человек не имел права даже пообедать у себя дома – нужно было непременно идти в общественную столовую. В итоге первые опыты коллективизации с обобществлением всего, вплоть до кур, к тому же проводившиеся варварскими методами, надолго посеяли у русских крестьян недоверие к колхозам.

Сталину пришлось писать статью «Головокружение от успехов». Она появилась в «Правде» 2 марта 1930 года. Сталин писал о значительных успехах колхозного движения и о том, что «коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным». Но он отдавал себе отчет, что на этом крутом повороте можно напрочь разорвать связь партии и рабочих с крестьянами. Вряд ли он верил в головокружительные успехи, нормальные достижения вскрыли поистине головокружительные проблемы и противоречия. Поэтому он подчеркнул необходимость добровольной коллективизации с учетом местных особенностей.

«Дразнить крестьянина-колхозника “ обобществлением” жилых построек, всего молочного скота, всего мелкого скота, домашней птицы, когда зерновая проблема еще не решена, когда артельная форма колхозов еще не закреплена, – разве не ясно, что такая “ политика” может быть угодной и выгодной лишь нашим заклятым врагам?.. Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, “ революционерах” , которые дело организации артели начинают со снятия церковных колоколов».

Спустя ровно месяц Сталин вновь вернулся к поднятой теме, еще определеннее подчеркивая перегибы в ходе колхозного строительства, а также необходимость своевременно произвести сев. Руководители на местах умерили свой «колхозный энтузиазм», и многие крестьяне, воспользовавшись принципом добровольности, покинули артели. Так или иначе, но посевная кампания прошла успешно, а год 1930 оказался благоприятным для урожая зерновых. За счет целины в ряде совхозов были получены неплохие урожаи, подтвердившие рентабельность крупных хозяйств. Однако в дальнейшем укрупнение совхозов стало давать отрицательный результат, а общее производство зерна уменьшилось.

При первых же недородах (а неурожайным стал уже 1931 год) колхозы стали расшатываться, а колхозники – заботиться о личном благосостоянии, при случае присваивая обобществленную собственность. В противовес этому процессу был принят жесткий закон, направленный против хищений в колхозах и совхозах, в котором предусматривались самые жесткие кары – вплоть до расстрела.

Наиболее страшным испытанием стал голод зимой 1932/1933 года. Количество погибших от голода и болезней составило, вероятно, около 3 млн (называют цифры от 1 до 6 млн). Это бедствие было вызвано не только объективными природными факторами и другими (указываемыми ниже) причинами, но и политикой коллективизации и административного давления на крестьян. Это была, можно сказать, малая крестьянская война. Участвовали в ней все – от Сталина до самых бедных крестьян. Но действия всех их определялись исключительно объективными обстоятельствами. Строительство общества нового типа было неизбежно сопряжено с немалыми жертвами. Отказ от этого строительства и возврат к НЭПу, как мы уже говорили, грозил еще более страшными последствиями. Из двух (или трех) зол было выбрано наименьшее. При страшных невзгодах страна выстояла, разруху и развал удалось предотвратить.

Создавалось впечатление, что Сталин был готов насмерть загнать русский народ в этой сумасшедшей гонке. А его противники, и прежде всего Бухарин, пытались противостоять столь губительной линии. Выступления Бухарина были преподнесены им как исполнение завещаний Ленина, но встретили резкую критику на страницах партийной печати. Критику человека, который еще недавно считался главным теоретиком партии. Если учитывать положение в стране, то позиция Бухарина действительно была явно несвоевременной.

Хотя и борьба «генеральной линии партии», которую возглавлял Сталин, с различными «оппозициями» на ХIII, ХIV, ХV и ХVI съездах была тоже не вполне последовательной. На ХIII съезде оппозиция была троцкистской, а ЦК представлял «триумвират» – Зиновьев, Каменев и Сталин. На ХIV съезде оппозицию возглавляли Зиновьев и Каменев, а от ЦК выступали Сталин, Бухарин, Угланов и другие. На ХV съезде выступала «объединенная оппозиция», возглавляемая Троцким, Зиновьевым и Каменевым, а от ЦК выступали Сталин, Рыков, Угланов, Каганович и другие. На ХVI съезде положение было еще сложнее.

Определенные разногласия и раньше проявлялись на Политбюро и пленумах ЦК. Но на съезде некоторой группе, названной «бухаринской», было предъявлено обвинение в «правом уклоне». Никакого столкновения двух точек зрения на съезде не было. Обвиненные в «правом уклоне» Рыков, Томский, Угланов признавали свои ошибки. Бухарин на съезде не присутствовал. Выступавшие часто называли свою прошлую деятельность «оппозиционной». Им противостояла противоположная позиция «от ЦК», озвучиваемая Сталиным, Кировым, Куйбышевым и другими. То есть наглядно видно, как менялись лица, занимавшие позицию то «оппозиции», то «генеральной линии партии».

На ХV партсъезде борьбы с оппозицией не было: ее избивали. Из числа ее вождей Троцкий и Зиновьев уже были исключены из ЦК и на съезде не выступали. Нескольких других, пытавшихся выступать, прерывали, освистывали, сгоняли с трибуны. Но и сквозь улюлюканье съезда ораторы оппозиции пытались донести крик своей ненависти к крестьянству, облеченной, конечно, в форму предупреждения о «кулацкой опасности».

Резолюция ХV съезда оставляла общую цель «перехода к коллективной обработке земли», подчеркивая слабую реализацию этого положения в ближайшем будущем: констатировалось, что существуют лишь «ростки обобществленного сельскохозяйственного труда». На съезде оппозицию победила группа, возглавляемая Сталиным, Бухариным, Рыковым и Томским. Но тут начались трения в победившей группе. Но до открытого противостояния дело не доходило. Это была «драка бульдогов под ковром». Реальная борьба происходила на пленумах ЦК, материалы которых не публиковались. После открытия многих архивов сейчас можно составить представление о сути конфликта: Сталин в принципе стал шаг за шагом реализовывать основные положения «левых оппозиций», с которыми он до этого вместе с Бухариным, Рыковым и другими боролся. Сейчас можно заметить, что этот сдвиг начался втихомолку даже до ХV съезда. Через Политбюро, где он располагал большинством, через Секретариат и ГПУ (фактически возглавлявшееся его сторонником Ягодой), Сталин начал проводить ряд конкретных мер, которые только позже стал оформлять в виде цельной программы.

Сейчас очень трудно судить, насколько глубоко продуманы и прочувствованы были действия Сталина. О том, что это произошло лишь благодаря его жестокости, можно предполагать, только совершенно не зная, какими методами при случае пользовались Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин… Все они были, можно сказать, одного поля ягоды (тут впору и Ягоду Генриха вспомнить). Да и Ленина вряд ли можно назвать гуманистом. С этой поры Сталин как бы принял эстафету у тех, кого он собирался физически уничтожить. Начавшиеся затем репрессии можно будет называть уже сталинскими, так как он стал брать всю полноту власти, равно как и всю ответственность на себя за все, что будет происходить в стране.

В стране нагнеталась и нарастала атмосфера страха перед нависшей «интервенцией». В печати освещались сведения о военных столкновениях с Китаем, убийстве советского полпреда в Польше Войкова и взрыве бомбы в Ленинграде. Ответственность возлагалась на «консервативные круги Англии» и «белогвардейское подполье». Сталин рекомендовал взять заложников и «расстрелять пять или десять монархистов… дать ОГПУ директиву о повальных обысках», произвести «повальные аресты», провести показательные процессы.

Это было лето 1927 года, и Бухарин и Рыков еще входили в комиссию по борьбе с «белогвардейщиной и ролью в этом иностранных правительств». А в это самое время остальной мир уходил стремительно вперед. В мире вступала в самый расцвет индустриальная эра. Там, за границей, стремительно новый мир набирал силу, готовый проглотить Советскую Россию, как когда-то промышленная Британия проглотила Индию. И Сталин понял: сейчас или никогда.

 

Глава 9

Сталин спас коммунизм, используя идеи Форда

Ленин оставил после себя пустую казну и совершенно небоеспособную армию, расколотую, разлагающуюся и на глазах деградирующую партию, разоренную, разграбленную и расползающуюся в разные стороны страну с темным, забитым и неграмотным населением, разрушенную до основания промышленность, приведенную в полный хаос финансовую систему, парализованный транспорт, почти полностью уничтоженную квалифицированную рабочую силу и частично уничтоженную, частично рассеянную по всему миру интеллигенцию. Наследство, прямо скажем, ужасное. Врагу такого наследства не пожелаешь.

Если говорить современным языком, Сталину оставалась совершенно конченная, безнадежно отсталая страна. По всем аналитическим выкладкам выходило, что впереди – недолгая, но мучительная агония Советской России. И дальше – конец. Либо после военного поражения, либо из-за экономической катастрофы.

Города с устаревшей, неконкурентоспособной промышленностью были не в силах дать селу нужные товары – деревня отказывалась продавать городу хлеб. С 1927 года в стране начался кризис хлебозаготовок.

Приходилось вводить продовольственные карточки. Повсюду безработица, нищета, разгул криминала, засилье бюрократии, чудовищно разросшейся вширь и вглубь. Ни одного нового завода. Ни одной крупной электростанции. Ни одного мало-мальски значимого транспортного проекта.

Огромные материальные ценности и деньги вывезены из страны ленинской гвардией, белогвардейцами и западниками. Отброшенное почти на триста лет назад сельское хозяйство, где вместо тракторов и механических плугов использовались в лучшем случае лошади, а в худшем – собственный или батрацкий горб.

Восемьдесят процентов хозяйств России работало только на самопрокорм. Ленин оставлял своим преемникам разбалансированный, не способный к развитию хозяйственный механизм, представляющий собой уродливый симбиоз бессильного административного планирования и спекулятивного рынка, лишающих всякой надежды на эффективное хозяйствование и с неизбежностью толкающих страну к голоду. А главное – над страной снова вставал леденящий кровь призрак войны крестьян с городом.

И самым непостижимым являлось то, что в последние годы жизни Ленин, несмотря на ухудшающееся здоровье, ни о каком своем преемнике не думал. Он всегда очень хорошо относился к Сталину, но стоило ему увидеть в своем ближайшем соратнике угрозу для своего собственного авторитета, как тут же умирающий вождь сочинил известное «завещание», в котором обращал внимание партии на недостатки Сталина. Другие ведущие фигуры в ЦК тоже не избежали критики в ленинском «завещании». Явно впадая в маразм, вождь смертельно не желал отдавать власть кому бы то ни было.

История распорядилась так, что во главе огромной страны оказался именно Сталин – карлик-криворучка, с лицом, изъеденным оспой, но с масштабом мышления гения. Сталин заявил о себе еще на VI съезде РСДРП (б), который открылся без Ленина. Он заявил о себе как политик тогда столь же неожиданно, как и весьма и весьма самобытно. Дело в том, что среди разных дел на съезде обсуждался и вопрос о перспективе революционных преобразований в России. Теоретик Преображенский предложил резолюцию, суть которой была в том, что с взятием революционным классом государственной власти построение социализма в России будет возможным лишь «при наличии пролетарской революции на Западе».

Эта идея разделялась тогда многими, в том числе и Лениным. И в резолюции, поддержанной Бухариным и уже одобренной съездом, свержение капитализма в России связывалось обязательно с мировой революцией. И вот тут неожиданно поднялся Сталин и выступил категорически против. Четыре долгих года жизни в диком Туруханском крае, общение с простыми людьми вселили в него уверенность в том, что именно Россия и явится той страной, которая проложит путь к социализму. Неожиданное сумбурное выступление не очень-то известного по части марксистской теории революционера. Однако делегаты съезда, как ни странно, поддержали не блестящего теоретика Бухарина, а Сталина. И Ленин, узнав об этом, всю ночь ворочался в своем шалаше в Разливе.

О масштабах мышления человека легче всего судить по его литературным или научным трудам. Если они, конечно, имеются. О Сталине нельзя судить, увы, по его книге «Вопросы ленинизма». Он не может отойти от догм, так как был уязвим со всех сторон. Но уже в этой книге через частокол ленинских цитат просматриваются нетривиальные мысли: «историческая наука, если она хочет быть действительно наукой, не может больше сводить историю общественного развития к действиям королей и полководцев, к действиям “ завоевателей” и “ покорителей” государств, а должна, прежде всего, заняться историей производителей материальных благ, историей трудящихся масс, историей народов. Значит, ключ к изучению законов истории общества нужно искать не в головах людей, не во взглядах и идеях общества, а в способе производства, практикуемом обществом в каждый данный исторический период, – в экономике общества».

Вторая неожиданность. Сталин через союз «и» соединяет два понятия – «русский революционный размах» и «американская деловитость», ставя их как бы на одну доску (если не как равные по значимости, то, по крайней мере, как вполне сопоставимые). Хотя Сталин и был марксистом, но марксистом он был творческим, то есть плевал на Маркса, когда это требовалось. Сталин понял, что учение Маркса не пригодно для строительства государства, которого по Марксу не должно было быть вообще. Но без государства (еще Ленин это понял) никак нельзя.

По Марксу, при коммунизме будет действовать принцип: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». В нашем мире, как известно: «Каждому по его деньгам». Но если «по потребностям», то зачем деньги? Маркса «осенило» – при коммунизме денег не будет. Большевики сразу после революции попробовали организовать этот простой товарообмен без денег и тут же ужаснулись получаемому маразму.

Короче, Маркс так наколбасил, что Сталин к концу жизни неоднократно говорил: «Без теории нам смерть!» Но, как умный человек, не имея реальной теории, он не отказывался от марксизма – страшно оставить людей вообще без веры. Жизнь советских людей потеряла бы смысл, а это хуже новой войны. Сталин лавировал, выжидал, уворачивался от неудобных вопросов и пытался как-то за уши подтащить Маркса к практике жизни. В конце концов плюнул еще раз на Маркса и стал пользоваться идеями… Форда – «отца наиболее современных и ясных принципов экономики… наиболее яркого выразителя морали в экономике и производстве» (Мухин Ю.И. «За державу обидно»).

Убежденный капиталист, американский автомобильный магнат Генри Форд родился в обыкновенной фермерской семье и окончил обычную сельскую школу. Очень рано увлекся техникой. Умея работать руками, он буквально из металлолома собрал первый автомобиль, потом еще, потом организовал фирму, которая благодаря методам его хозяйствования стала по тем временам королевской в мире бизнеса.

Его принципы приемлемы и для коммунизма: а) всякая погоня за наживой – зло; б) если ты ничего не дал обществу, то и требовать тебе от него нечего; в) спекуляция – наиболее пристойный вид воровства; г) в цивилизации нет места тунеядцам. В своей книге «Моя жизнь, мои достижения» Форд открыто провозглашал, что в основе производства должен лежать план – мозги хозяина, а не придурочное «регулирование посредством спроса на рынке». Если внимательно прочитать его книгу, то можно убедиться, что Форд – ярый социалист.

Гонения на Форда начались не из-за этого, а за его другую книгу «Международное иудейство». Международное еврейство считает Форда ограниченным антисемитом, хотя и с деньгами. Как только Сталин стал пользоваться идеями Форда, у него появлялась возможность улучшить жизнь народа, в составе которого было 56 млн горожан и 115 млн крестьян. При Сталине на основе завоеваний революции формировалось общество, которому еще предстояло развиться на пути к совершенству. Возможность обратить внимание на крестьян появилась позже, и они это оценили.

Какой бы вой ни несся о тяжкой жизни крестьян при социализме, об ужасах коллективизации и т. д., но во время Великой Отечественной войны советские крестьяне были, пожалуй, единственным сословием в СССР, которое советскую власть не предало. При наступлении немцев советское колхозное крестьянство безропотно сдавало лошадей отступающей армии, отгоняло на восток сельскохозяйственную технику, скот, уходило само. Нигде не было никаких бунтов и восстаний против Советской власти, как ни старались немцы их вызвать. Крестьяне составили и основную массу партизан.

А вот прародители Советской власти, ивановские ткачи, подняли бунт, когда в 1941 году власти начали вывозить оборудование ткацких фабрик на восток, и тамошний пролетариат нагло заявил, что ему все равно, на кого работать – на немцев или на советскую власть. Это надо понять. Надо понять и мудрость Сталина, развивавшего промышленность и знавшего, что она не может работать без покупателя. Созданный ею товар должен быть куплен, иначе она не в состоянии произвести следующий. Чем больше покупают, тем быстрее развивается, растет промышленность. Если кто-либо хочет развивать свою промышленность, ему нужны не инвестиции, не займы, не надо ходить по миру с протянутой рукой, а нужно позаботиться о своих покупателях товаров. Сталин рассматривал несколько путей поиска покупателей для промышленности нашей страны – путей развития рынка СССР. Существует, например, прусский путь, предусматривающий аннексию других стран, создание препятствий для их промышленности и за счет их рынка, их покупателей развитие собственной промышленности. Или английский путь. Захват колоний и использование их рынка для развития промышленности метрополий. Разумеется, эти пути не подходили Советскому Союзу, и Сталин выбрал американский путь развития промышленности. Путь развития собственного рынка, создание покупателей прежде всего внутри собственной страны.

Вспомним, как Генри Форд – основатель автомобильной индустрии США, создавал себе покупателей. Он стал платить рабочим своих заводов неслыханную по тем временам заработную плату – 5 долларов в день – и этим спровоцировал профсоюзы и в других отраслях на требования по повышению зарплаты. Когда разъяренные его коллеги-капиталисты выразили свое негодование, он вполне резонно возразил им: «А кто будет покупать мои автомобили?»

Чтобы увеличить производство чего-либо, нужно сначала дать деньги покупателю. Создав средний класс, класс людей, для которых покупка автомобилей стала обычным делом, США развили свою автомобильную промышленность. При Сталине, начиная с 1930-х годов, вводились в строй тысячи заводов и фабрик. Они были готовы давать продукцию, но покупателя в нищей стране не было. И Сталин, пусть за счет эмиссии, выбросил деньги на рынок. И народ зажил лучше. Курс на иностранные концессии тогда себя не оправдал. Некоторые капиталисты, пытавшиеся пустить корни в Советской России и для этого даже умерявшие свои аппетиты в отношении размеров прибыли, устанавливали рабочим зарплату намного выше, чем на государственных заводах и фабриках. Эти производства властями были закрыты (вот сейчас бы так!), так как разлагающе действовали на российский пролетариат.

Но главное – страна оказалась перед угрозой голода. Уже в 1928 году Сталин, сосредоточивший в своих руках всю власть и ответственность за судьбу страны, столкнулся с трудностями в заготовке хлеба. Зерно в стране было, но кулаки (которых еще в царское время называли бессердечными и жестокими, «нравственными чудовищами», мироедами) не хотели продавать его по ценам, установленным государством. Стало ясно, что с вольницей для кулаков, каковой была НЭП, надо кончать. И тогда стало очевидным, что для индустриализации СССР десять лет были потеряны и страна не готова к отражению нападения со стороны империалистов Запада, угроза которого становилась очевидной. Вождь поставил вопрос предельно четко и жестко: мы отстали от передовых стран Запада на 50—100 лет; либо мы пробежим этот путь за 10 лет, либо нас сомнут. Расчет его оказался точным: до нападения гитлеровской Германии на СССР оставалось чуть больше десяти лет. Вот тут НЭПу и пришел конец – совершенно объективно. А вместе с этим кончилось и время «тончайшего слоя партийной гвардии», который рассматривал Россию как вечного ученика передовой Европы. «Гвардейцы» еще оставались в строю, громко, со скандалами, выясняли между собой, у кого из них больше партийный стаж и кто дольше сидел в тюрьмах и больше побегов совершил с каторги, а курс партии определяли уже не они.

«Ленинский призыв» в партию, этот посмертный «подарок» Ильичу, привел к тому, что «старая гвардия» совершенно утонула в этом мощном потоке. Отметим, что этот мощный новый поток оказался и достаточно мутным. Новая установка на построение социализма в одной, отдельно взятой стране, причем, по мнению «верных ленинцев», стране отсталой, некультурной, казалась им нарушением самых основ марксизма и ленинизма и объективно толкала их в оппозицию сталинскому режиму.

Ведь даже поэты писали о «всемирной революции». Вспомните стихи помешанного на революционной тематике Эдуарда Багрицкого:

Наличие оппозиции трактовалось как обострение классовой борьбы. Последовавшие затем чистка партийных кадров и репрессии против оппозиционеров вылились, фактически, в государственный переворот. При этом перевороте оказалось много жертв. Но курс на индустриализацию, на превращение страны в великую мировую державу, казавшийся оппозиции профанацией марксизма, был с энтузиазмом встречен большинством советского народа, особенно его передовой частью, поэтому репрессии воспринимались тогда более лояльно, чем позже. При Сталине наша экономика добилась невероятных успехов. Другой вопрос: какой ценой?

Его система ГУЛАГа была малоэффективна. Хотя и дополняла, присутствовала и почти естественно сливалась с трудом передовиков и стахановцев. Можно посмеяться над тем, как выдающиеся ученые, конструкторы и вообще умные люди, по велению вдохновителя новой жизни, вкалывали и, что самое смешное, – крайне добросовестно, в так называемых шарашках. Тогда почти каждый советский вольнонаемный мог неожиданно для себя оказаться в «зоне» как враг трудового народа.

И все-таки спорным кажется расхожее определение Сталина как диктатора. Он объективно являлся подлинно народным вождем, так как выражал глубинные интересы и чаяния трудящихся. При советском строе, и особенно в сталинский период, была установлена впервые подлинная демократия, которая прежде всего заключалась в том, что государство сознательно и целенаправленно развивало активность, самостоятельность и творчество масс. Другое дело, что выполнения поставленных целей и задач Сталин добивался путем жесточайшей требовательности и слишком строгого персонального спроса со всех, от кого зависело дело. Государственная дисциплина при нем была поистине железной, исключений не делалось никому. И прежде всего самому вождю, который и «пахал» больше всех, и требования предъявлял к себе большие. Успехи страны ни с чьим именем, кроме имени Сталина, связывать не приходится. Равно как с плановостью и массовым трудовым энтузиазмом, то есть с коммунизмом.

В чем заслуга Сталина? Главное в Сталине-государственнике – это его умение понять глубинные чаяния, устремления народа, назвать их и сплотить понявших и непонявших, колеблющихся на исполнение этих помыслов. Это объясняется тем, что Сталин был одним из вождей, кто происходил из самых низов. Не всегда он понимал все сразу, не так уж редко шел путем проб и ошибок, но у него была редкая черта – он умел быстро уловить ошибку и исправить ее, уточнить тактику. И очень жаль, что ему не удалось перенести все свои государственные открытия на бумагу. Видимо, это связано со сверхнапряженным ритмом его эпохальной работы.

Что же должно было прозвучать в той теории, которую не успел сформулировать Сталин? Думается, что в ней должны были обязательно освещены вопросы о роли организованности в экономике, о трудовом энтузиазме, о плане, об автаркии и изоляционизме и о роли энергетики. Собственно, план – это и есть основная форма организованности. Организованность включает и массовый энтузиазм. Хотя энтузиазм хорош в меру.

Сталин стал вождем, занимая пустяшную должность Генерального секретаря ЦК ВКП (б) – организатора партии. Он на ней стал тем, без кого ни партия, ни народ уже не могли обходиться. А сама должность была такова, что генеральному секретарю (до Хрущева) не полагалось даже председательствовать на заседаниях высшего рабочего органа партии – на Политбюро (Президиуме) ЦК. Председательствовал на заседаниях Политбюро ВКП (б) глава правительства СССР: сначала Ленин, затем Рыков, после него Молотов.

Сталин сел на место председательствующего Политбюро только в 1941 году, когда стал вместо Молотова председателем Совета народных комиссаров. Ему пришлось сосредоточивать в своих руках всю полноту власти, когда Родина оказывалась в опасности. Трудность положения Сталина усугублялась тем, что неплохой экономист, никем не превзойденный в истории хозяин, твердой рукой развивавший экономику СССР, как марксист, он должен был утверждать, что страна идет к коммунизму по Марксовому пути: денег скоро не будет, товарооборота не будет, а кто способен произвести, тот будет передавать это другому по потребности. То есть Сталин вынужден был говорить прямо противоположное тому, что фактически делал.

К 1950 году экономика СССР стала настолько не соответствовать марксизму, что только авторитет Сталина мог примирить критикующих. Правоверные марксисты утверждали, что, согласно Марксу, уже давно пора заменить товарооборот продуктообменом, а деньги упразднить. И по Марксу, они были правы. Другие утверждали, что пора упразднить самого Маркса, и предлагали свое видение путей в коммунизм.

Перед Сталиным стояла нерешаемая задача: отбить атаки догматических придурков на деньги и товарооборот и, соответственно, на хозрасчет и творчество, но при этом утверждать, что марксизм – это наука и что ею нужно руководствоваться.

Сталину приходилось уворачиваться от неудобных вопросов и пытаться за уши тащить Маркса к своей практике. Да, были у Сталина явные нелады с марксизмом. При Сталине колхозы и совхозы не имели своей тяжелой техники: тракторов, комбайнов, жаток, автомобилей и т. п. Вся эта техника сосредоточивалась в МТС (машинно-тракторных станциях), которые обрабатывали землю и убирали урожай сразу нескольким десяткам колхозов. Это сталинское решение имело хозяйственные выгоды.

Во-первых, сама сельскохозяйственная техника тем экономичнее, чем она мощнее. Но, предположим, среднему колхозу достаточно одного мощного комбайна, чтобы успеть и хлеб убрать, и обмолотить. Но никакой председатель колхоза не рискнет ограничиться одним таким комбайном, поскольку в случае его поломки будет потерян урожай – результат работы за целый год. Поэтому, если передать технику из МТС колхозам, то упомянутое нами хозяйство купит для подстраховки два комбайна, что будет разумно, но в целом неверно – вся масса лишних затрат на неэффективно используемую технику ляжет на стоимость продовольствия, и она возрастет.

Во-вторых, в колхозе комбайн будет работать месяц в году, а комбайнер перейдет на другую работу в том же колхозе. Но комбайн будет простаивать на машинном дворе хозяйства. МТС же способны маневрировать техникой, т. е. переводить ее из южных районов в более северные, убирая там созревающие зерновые. В этом случае получается явная экономия за счет снижения количества единиц техники.

В-третьих, государство при помощи перехода на денежную оплату труда работников МТС за обработку земли и уборку урожая может стимулировать повышение их производительности труда и снижать затраты. Ну и как это объяснить с точки зрения марксизма? Но цепляться за марксизм надо было, потому что речь шла о вещах, значительно более важных, нежели экономика и материальное благополучие граждан СССР, речь шла о цели их жизни, о смысле их жизни. Вся жизнь советских людей была осмысленной – они строили для своих детей светлое, справедливое будущее – коммунизм. Ради этого ограничивали себя, ради этого шли на жертвы, ради этого гибли на фронтах. Все, что ни делалось, – делалось для детей, для потомков, и сама эта мысль делала жизнь и осмысленной, и радостной. Средний советский человек не интересовался ни подробностями теории коммунизма, ни путями к нему, он предпочитал просто знать, что коммунизм возможен потому, что великий ученый Карл Маркс его обосновал. И представить себе не мог: а если вдруг выяснится бред марксизма, что тогда будет с коммунизмом? Тогда во имя чего жертвы, во имя чего лишения? Жизнь советских людей потеряла бы смысл, а это хуже новой войны.

Перед Сталиным даже вопрос не стоял – до тех пор, пока не будет разработана новая теория коммунизма, от марксизма нельзя было отказываться ни в коем случае! Дальнейший опыт показал, что, кроме самого Сталина, новую теорию никто разработать не мог. Не имел, если хотите, права. Он, подобно Робеспьеру, все теоретические разработки замкнул на себя. А хозяйственные дела не оставляли на это времени. Экономику сталинского периода задним числом можно назвать государственным капитализмом, и, как упрек Сталину, можно вменить ему в вину нежелание вовремя это осознать и теоретически сформулировать. А тому, что наш государственный капитализм, имея на вооружении плановую экономику, не сумел полностью реализовать ее преимущества перед рынком, есть причины. Весь сталинский период экономика СССР была полностью подчинена задачам обороны и выживания. Это была мобилизационная, а не социалистическая экономика, не гармонично сбалансированная, решающая задачи, обусловленные внутренними тенденциями развития общества, а экономка, полностью подчиненная задачам выживания, навязанным извне капиталистическим окружением.

Она имела искаженную структуру производства (преобладание промышленности группы А над группой Б и подчиненное положение деревни). Имела завышенные темпы роста, кстати, характерные для России и в прежние времена. Не может ничем быть оправдано то, что уже со времен Сталина она стала управляться не научно обоснованными, а волевыми решениями. Русские советские люди строили Советское социалистическое государство, ошибочно полагая, что созидают коммунистическое общество по планам Маркса. На самом деле они строили свой коммунизм, который стал воплощением русской идеи на новом историческом этапе, и эта их практическая деятельность не имела никакого отношения к идее коммунизма, как ее понимал Маркс. Хотя идеологи внушали, что идут они по пути, указанному Марксом. Ошибочно понимая цель своего строительства, допуская невероятнейшие потери из-за бюрократии и преклонения перед властью, русские советские люди достигли выдающихся успехов во всех областях. Мировая история не знает другого такого примера превращения за какие-нибудь 10–15 лет отсталой и разоренной аграрной страны в могучую индустриальную державу. СССР по объему производимой товарной продукции вышел на второе место в мире и на первое – в Европе.

 

Глава 10

За удар кулаком по голове вождь расквитался в 1937-м

Хрущев преподнес советскому народу однобокую картину культа личности Сталина и репрессий в СССР и этим самым нанес сокрушительный удар по советской системе. Это произошло так неожиданно, что у современников сразу создалось впечатление, что им что-то навязывают. Каждый понимал, что следовало более объективно разобраться в сложнейшей обстановке, в которой происходило строительство нового общества, в расстановке классовых сил в стране и сил на международной арене, показать народу, как проходили наиболее важные судебные процессы, чего добивались осужденные оппозиционеры на самом деле, а не по их показаниям на процессах.

Репрессии были продолжением Гражданской войны, а такие войны всегда бывают наиболее ожесточенными и кровавыми. Ну и, конечно, следует понимать, какой океан мерзости выплеснулся в то время. Документально установлено, что в основе более чем трети всех дел лежали элементарные доносы, порожденные завистью, карьеристскими устремлениями, желанием устранить конкурентов или начальников, чтобы занять их место. А начальниками хотели стать многие.

Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы представить такое: ну, скажем, сидел типичный (ну совсем как теперь) государственный рэкетир и требовал справку за справкой, и все не бесплатно, естественно, такие тоже увеличивали число репрессированных. Нынешним государственным и негосударственным рэкетирам, ну и другим тунеядцам, по своему статусу и менталитету, самой судьбой предначертано присоединяться к дружному хору лиц, безоговорочно осуждающих репрессии. Можно задать банальный вопрос: а могут ли возобновиться сейчас массовые репрессии? Ответ последует такой – конечно могут, если подходить по меркам того времени или хотя бы по логике постепенно забываемого уголовного кодекса РСФСР. Тогда у нас точно не хватит лагерей и тюрем для исправления «заблудших». Кстати, и сейчас все забито. Процент невинных никак не меньше, чем тогда.

ХV съезд ВКП (б) провозгласил курс на коллективизацию сельского хозяйства. В стране началась подготовка к этой важнейшей политической кампании, призванной перевести деревню на рельсы социалистического хозяйствования. Сам Сталин в порядке инспекции и оказания помощи местным руководителям в январе 1928 года посетил Сибирь – достаточно зажиточный регион государства. Увидев на месте положение дел с хлебозаготовками, Сталин немедленно принял меры, согласно которым, если кулаки не сдавали хлеб в тех объемах, какие для них были установлены, к ним применялись репрессивные меры.

Только за три месяца 1928 года (январь – март) к судебной ответственности в Сибири было привлечено около тысячи человек. К маю того же года там были описаны (раскулачены) около восьми тысяч крестьянских хозяйств. Но, с другой стороны, в глухих деревнях отдельных «комиссаров» по хлебозаготовкам иногда просто убивали. Естественно, начались репрессии. А на репрессии властей сибирское село ответило коллективными отказами сдавать хлеб, «бабьими бунтами», растаскиванием конфискованного зерна из амбаров и даже вооруженными выступлениями крестьян.

Одной из причин этого являлось то, что при проведении хлебозаготовок в ряде районов применялись негуманные методы: угрозы лишения свободы, высылка в другие места, конфискация имущества за задержку со сдачей хлеба, физическое насилие над жителями деревень, закрытие церквей, различные ограничения для крестьянских семей и т. п. На эти «перегибы» местное начальство изредка реагировало – снимало слишком ретивых. Но и новым заготовителям пришлось решать ту же самую задачу – выбивать хлеб в селах, во что бы то ни стало выполняя контрольные цифры. А раз так, то по-прежнему сохраняли силу те же методы давления, шантажа и прямого террора.

Были случаи, когда организаторы «мероприятия» вели себя как разбойники с большой дороги: забирали себе реквизируемое имущество, избивали и раздевали людей, выгоняли их голыми на мороз. И так поступали не только с кулаками, но и с середняками. Документы свидетельствуют, что были случаи и изнасилования «кулацких» жен и дочерей. В целом, естественно, отношение населения по всему Советскому Союзу, а оно было преимущественно представлено крестьянством, к мероприятиям партии и правительства в области сельского хозяйства в подавляющей массе было негативным. Волна мятежей и восстаний прокатилась по Северному Кавказу, Средней Волге и Сибири. Взбудораженная деревня бурлила, стреляла, горела, митинговала. Расслоение прежде достаточно прочной сельской общины достигло невиданных размеров.

Зажиточный крестьянин, так называемый кулак, всеми способами сопротивлялся изъятию у него хлеба вообще, а не только излишков. Середняк стремился сохранить нейтралитет. Незаконные реквизиции, бесчинства раскулачивающих стремительно пополняли ряды ярых противников Советской власти. А это усиливало репрессии. Массовые репрессии Советской власти против крестьян не поддаются описанию и осмыслению. Документы показывают, что и в городе это напоминало охоту на ведьм.

В 1931 году были созданы Центральная контрольная комиссия ВКП (б) и Наркомат рабоче-крестьянской инспекции. ЦКК и РКИ были задействованы в политических кампаниях по борьбе с ослаблением дисциплины на промышленных предприятиях, очистке торговой сети от спекулянтов и ликвидации бюрократов. Все будто бы правильно. Но все постепенно стали соизмерять свои действия с мнением товарища Сталина. Зимой 1933 года он на слете колхозников высказал озабоченность нечеткой работой МТС. В работе ремонтных мастерских, естественно, были трудности, как, например, отсутствие запчастей, а может быть, кто-то и саботировал работу. Те, кто сильно прогибался перед властью, нашли-таки классового врага в лице ремонтника сельскохозяйственной техники. Оказалось, он не только портит советский трактор в поле, но и всячески старается задержать его ремонт. Кроме того, он коварно срывает и дезорганизует работу мастерских.

Допускаю, что так как в ряде случаев к ремонту техники мог быть допущен только грамотный, знающий человек, могли иметь место и наветы со стороны ленивых бездарей, которых эти «вредители» заставляли вкалывать. Естественно, перед контрольными органами была поставлена экстренная задача: разоблачить кулака и его пособников, пролезших в реммастерские. ЦКК и РКИ взяли под свое неусыпное наблюдение 21 МТС. Время до посевной еще оставалось, контроль ширился. По выявленным фактам саботажа были возбуждены уголовные дела, а также арестованы государственные служащие в системе Наркомзема и Наркомсовхозов – люди из буржуазных и помещичьих семей.

Коллегия ОГПУ постановила: «За организацию контрреволюционного вредительства в машинно-тракторных станциях и совхозах ряда районов Украины, Северного Кавказа и Белоруссии, нанесшего ущерб крестьянству и государству, выразившийся в порче и уничтожении тракторов и сельскохозяйственных машин, умышленном засорении полей, поджоге машинно-тракторных мастерских и льнозаводов, дезорганизации сева, уборки и обмолота с целью подорвать материальное положение крестьянства и создать в стране состояние голода, – приговорить к высшей мере социальной защиты – расстрелу».

Привел цитату, дабы не исказить подлинную орфографию и показать нелепость документа. Такое пересказать своими словами просто невозможно. Логика не позволяет. Оказывается, виновники голода – это саботажники. Дальше – больше. 28 апреля 1933 года было принято Постановление ЦК и ЦКК ВКП (б) о чистке партии. Согласно этому документу, из партии «вычищались»: классово чуждые и враждебные элементы, например обманным путем пробравшиеся в партию и оставшиеся там для разложения партийных рядов, или двурушники, живущие по двойным стандартам, скрывающие от партии свои действительные намерения; открытые и скрытые нарушители железной дисциплины партии; перерожденцы, сросшиеся с буржуазными элементами; карьеристы, шкурники и бюрократы; морально разложившиеся коммунисты.

Как видно, «ассортимент» широкий, но, по большому счету, если задача по выявлению всех «элементов» и была очень сложной, то она была, возможно, уместной, т. к. таким людям в партии, конечно, не место. Но война всех против всех приводила к перегибам. На местах и в «органах» было много усердствующих. Дело руководства чисткой во всесоюзном масштабе было поручено Центральной комиссии по чистке под руководством бывшего наркома РКИ Я. Э. Рудзутака. Его на этом посту вскоре сменил Л. М. Каганович. В комиссию вошли С. М. Киров, Е. М. Ярославский, Н. И. Ежов, М. Ф. Шкирятов, И. А. Пятницкий и другие. Были определены сроки и последовательность мероприятий. Несомненно, существовала разнарядка, регламентирующая минимальное количество неблагонадежных.

Все шло по плану. С 1 июня чистку должны были начать в Московской, Ленинградской, Уральской, Киевской и других областях. Существовали графики чисток в районах, на предприятиях. И комиссии на местах по чистке составлялись. Но, не доверяя местным коммунистам, в состав каждой местной комиссии ЦКК включал для «укрепления» своих сотрудников. Началась вакханалия. Но это по современным меркам. А тогда это воспринималось как должное.

В стране иногда доходило до курьезного: газеты сообщали о партийной чистке только что возвращенных на Большую землю челюскинцев – «Челюскинцы на партийной проверке». Чистки проходили везде по одинаковому сценарию, с большей или меньшей долей неизбежного, как бы сейчас сказали, «стриптиза».

Предполагалось, что на обсуждении «очищавшемуся» в глаза откровенно говорится о его грехах и недостатках. Он же, в свою очередь, должен быть предельно самокритичен.

Какие уродливые формы все это массовое «покаяние» принимало, несложно представить. Те, кто в партийных ячейках выступал против чистки или каким-то образом сочувствовал исключенным, тут же клеймились позором, им приклеивали ярлыки и называли «кулацкими пособниками», «окопавшимися беспринципными группами», «содействующими исключенным из партии троцкистам» и т. д. Везде витала удушливая атмосфера страха. На собраниях обязательно присутствовал представитель из центра, нагоняя страх еще больше. У честного человека не было никакого шанса сохранить лицо.

Можно с уверенностью сказать, что в результате вакханалий на собраниях «незапятнанными» оказывались не те, то есть выживали не лучшие. Когда начались массовые аресты, кое-где явно перестарались: на некоторых заводах вообще не осталось парторгов. Не из кого было выбирать: все более или менее опытные специалисты подпадали под ту или иную категорию, перечисленную в постановлении. Некоторые партийные организации на местах были полностью обескровлены. Кроме того, арестам подвергались и тысячи беспартийных специалистов – инженеров, хозяйственных работников. На место «выбывших»

поспешно выдвигались новые руководители, в прошлом рядовые рабочие. Хорошо, если это были бывшие «стахановцы», а вообще, выдвигались всякие. Им было слишком трудно полноценно заменить опытных и сведущих специалистов, обеспечить выполнение плана. И поэтому стал намечаться откат. Вся ответственность за «перегибы» и «ошибки» была, естественно, возложена на местных руководителей. Да так оно, наверное, и было.

Теперь уже создавались комиссии для разбирательства результатов самих «чисток» и наведения «большевистского порядка». Но это была еще не кульминация репрессий. Роковую роль сыграло убийство Сергея Мироновича Кирова 1 декабря 1934 года. Киров был сторонником курса Сталина на индустриализацию, и это делало его противником Бухарина. Но он отчасти разделял теорию «пролетарского гуманизма», которую проповедовал Бухарин, так и не изживший в себе переживаний, вызванных сценами насилия во время коллективизации. Киров уже завоевал большой авторитет в партии и осмеливался выступать сторонником более лояльного и мягкого отношения к общественности, поскольку у партии, по его мнению, не было больше непримиримых врагов. Очевидно, это мнение было ошибочным.

Но главным являлось следующее – многим функционерам руководства партии в случае более мягкого отношения к своим противникам и с принятием нового курса было бы несдобровать за их прошлые жестокости. Сталин находился под прессом желания партноменклатуры продолжать репрессии (на этой версии настаивает А. Б. Мартиросян). Так или иначе, после убийства Кирова события развивались очень стремительно и словно по написанному сценарию. После ХVII съезда партии Киров, избранный членом Политбюро и секретарем ЦК, должен был переехать в Москву и взять на себя руководство идеологической работой в партии. Теория «пролетарского гуманизма», возможно, имела шанс воплотиться в политике ВКП (б). Если бы это случилось, то Сталин, возможно, не смог бы единолично распоряжаться судьбами и жизнями людей. Но Кирова убрали. Кто? Убил Кирова некто Николаев. Говорят, на почве ревности. Но дело достаточно запутанное. Возможно, к этому причастна и немецкая разведка. Но ни один из авторов, пишущих на эту тему, не сумел с полной убедительностью распутать этот клубок сплошных загадок. Всякие разговоры о причастности Сталина к смерти Кирова смехотворны.

Итак, Киров должен был переехать в Москву. Но его переезд все откладывался. Наконец Киров приехал в Ленинград, чтобы сдать дела своему преемнику, и тут его настигла пуля убийцы. Как бы ни хотелось злопыхателям приписать убийство Кирова «проискам» Сталина, даже они открыто этого не говорят. Факты свидетельствовали о другом: убийство члена Политбюро и секретаря ЦК в самом центре парторганизации Ленинграда, в Смольном, на глазах охранника, показало всем членам руководства ВКП (б), что даже при наличии охраны никто из них не может быть застрахован от подобной участи.

Это исторический факт, и не миф, что до этого Сталин, например, ходил и ездил свободно, без какой-либо охраны. Однажды дело даже дошло до того, что во время праздничной демонстрации 7 ноября 1927 года некто Охотников на трибуне Мавзолея ударил Сталина кулаком по голове. Существует такая версия этого, совершенно немыслимого в наше время происшествия. Начальник Военной академии им. Фрунзе Р. П. Эйдеман вручил трем свои питомцам специальные пропуска для участия в охране высших руководителей страны на трибуне Мавзолея.

Ретивая тройка со всех ног кинулась на Красную площадь. На территорию Кремля они проникли беспрепятственно, но у деревянной калитки туннеля, ведущего на трибуну Мавзолея, вышла заминка. Охранник-грузин отказался их пропустить. Горячие парни, участники Гражданской, не спасовали перед наглостью чекиста. Они отшвырнули его, сломав при этом калитку, и бросились вперед. Через несколько секунд они были за спинами стоявших на трибуне. Охрана, естественно, накинулась на новоприбывших. Один из тройки, Охотников, подскочил к Сталину, которого счел виновником всей этой неразберихи, и кулаком ударил его по затылку.

Ни Эйдеман, ни Охотников не были наказаны. Можете представить, какие «строгости» были в стране. Каждого видного большевистского деятеля можно, получается, запросто ударить по голове, а то и пустить в расход.

А чего стоили разного рода «дискуссии» и возня с всякими там уклонами? Эта тягомотина была явно не для слабонервных, но и у них нервы сдавали. Естественно, Сталин, чувствовавший полноту власти, не мог оставаться благодушным, если на съезде буквально все выступавшие клялись ему в верности и славословили его, а при тайном голосовании оказалось, что против него были поданы сотни голосов. Значит, все они – лицемеры. И все это перед лицом смертельной опасности. Благодушие непростительно!

Немаловажное значение сыграло отношение Сталина к Кирову. Киров был его любимцем. Да и как можно было не любить этого обаятельного, очень отзывчивого человека, с открытым, таким русским лицом?! Сталин встретился с Кировым еще в октябре 1917-го. И сразу его потянуло к этому энергичному, крепко сбитому человеку. К его улыбке, к душе нараспашку. Ни с кем Сталину не было так легко, как с Миронычем. Они дружили семьями. Дети Сталина – Светлана и Василий – радовались, когда Сергей Миронович бывал у них. Это было еще тогда, когда у Сталина – хлебосольного хозяина – постоянно гостили родственники, друзья, земляки.

С Кировым всегда легко было говорить. Говорить о чем угодно. В любой аудитории – в военной, студенческой, рабочей – он был своим. Когда жена Кирова Мария стала прихварывать, Сталин сам хлопотал и о врачах, и о лекарствах. Он действительно любил Кирова как брата. Доказывает это надпись на книге «О Ленине и ленинизме», подаренной Кирову Сталиным: «С. М. Кирову. Другу моему и брату любимому. От автора».

Друзей-соратников у Сталина было немало. Но между ним и теми же Серго Орджоникидзе, Ворошиловым, Молотовым, Кагановичем стало появляться какое-то пространство, прохлада. И особенно после неожиданного ухода из жизни жены Надежды. Этим самоубийством жена как бы нанесла вождю оскорбление. Так ему казалось. С того момента в душе Сталина произошел заметный перелом. Только к Кирову отношение вождя оставалось прежним. Знал ли Сталин, что Сергей Миронович очень любил женщин и что у него были любовницы, как в Большом театре, так и в Ленинградском театре оперы и балета, и что рыжая красавица Мильда Драуле, жена Николаева, тоже была его любовницей? Наверное, знал.

Уже через час после страшного известия Сталин спецпоездом выехал в Ленинград, чтобы разобраться во всем на месте. В ночь с 1-го на 2-е декабря по его инициативе было принято срочное постановление ЦИК СССР, в соответствии с которым были внесены изменения в уголовно-процессуальный кодекс. Органам Комиссариата внутренних дел предписывалось приводить в исполнение смертные приговоры обвиняемым в подготовке и проведении террористических актов немедленно после вынесения этих приговоров.

В декабре Николаев, его бывшая жена и еще несколько человек, обвиненные в прямом соучастии, были расстреляны. Если до убийства Кирова Сталин еще колебался в выборе линии по отношению к старым большевикам, то теперь он убедился, что, так как они в большинстве своем враждебны ему, настало время проявить твердость. Следуя своей логике, он считал так: все они сформировались в условиях борьбы против царского режима, в подполье, и их деятельность была преимущественно разрушительной. Они и настроены были неизменно оппозиционно, и склонны были к критике складывающихся порядков. Поэтому Сталин посчитал, что им уже не место в партии.

Убийство Кирова явилось очень хорошим поводом для решительных действий, которым необходимо воспользоваться незамедлительно. А тут еще ему был подготовлен материал, свидетельствующий о наличии сети заговоров, нити которых тянулись к Троцкому. По всей стране репрессии усилились.

Не буду развивать здесь мысль о «еврейском следе» в мировой политике, о тенденциозном отношении Сталина к евреям, равно как и подробно описывать усилия Генриха Ягоды и Николая Ежова по ориентированию Сталина в этом направлении. Сошлюсь только на такой факт: Каганович предлагал Сталину обнародовать данные о еврейском происхождении Ленина. Сталин отклонил такое предложение. 5 ноября 1934 года ЦИК и СНК СССР было принято постановление «Об Особом Совещании при народном комиссаре внутренних дел СССР», наделившее этот орган правом применения внесудебных репрессий к любым гражданам, кого НКВД причислял к категории общественно опасных лиц. Идея создания внесудебных органов расправы для рассмотрения дел арестованных без суда, так называемых троек, была предложена тоже Кагановичем. И через месяц карательные органы советского государства получают новую поддержку.

С 1 декабря резко возросло значение НКВД. Комиссариат стал еще быстрее численно расти. Его полномочия заметно расширяются. Органы НКВД с тех пор становятся вровень с партийными органами. Пройдет какое-то время, и они начнут заслонять партийные органы. А потом и совсем выйдут из-под контроля. Это произойдет года два-три спустя, когда Ежов по указанию Сталина подготовит зловещий приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов» (от 30 июля 1937 года).

По этому позорнейшему для нашей страны документу уже предусматривались «контрольные цифры» по репрессируемым (отдельной строкой планировались расстрелы). И, как и следовало ожидать, такое «планирование» привело и к «встречным планам», и к рвению подлых людей по их выполнению и перевыполнению. Рапортовали как о трудовых победах. Тот же Хрущев запрашивал у Сталина повышение «лимита на расстрелы». Если под репрессии «чрезвычайных троек» первыми попали уголовники-рецидивисты, то далее круг репрессированных расширялся.

Возвращаясь к 1913–1918 годам, вспомним, что большинство профессиональных революционеров-интернационалистов находились долгое время за границей, были связаны с масонскими и еврейскими кругами, а то и с разведками иностранных государств. Избрав курс на строительство сильного государства, Сталин понимал, какую опасность они представляют для его планов. Борьба с такими людьми была очень непростой. К 1930-м годам почти каждый профессиональный революционер и деятель революции 1917–1920 годов оброс кланом связанных с ним лиц, обязанных ему карьерой, различными благами и поддержкой. При каждом складывалась своего рода «семья»: жены, родственники, соратники, друзья, коллеги, разные знакомые и просто челядь, приживалы и приживалки.

Механизм ОСО и был направлен на то, чтобы ликвидировать противников именно целыми семьями, кланами. Убирая того или иного деятеля, мало было расстрелять его самого, следовало нейтрализовать весь его клан. И для этого не нужно было искать доказательств настоящей вины представителей этого клана, ибо «вина» их – в самой принадлежности к нему. По этой логике 5 июля 1937 года Политбюро принимает решение: «Установить впредь порядок, по которому все жены изобличенных изменников Родины – правотроцкистских шпионов – подлежат заключению в лагеря не менее как на 5–8 лет». Репрессиям подвергались также и взрослые дети «врагов народа». Были такие процессы, в которых вовсе не преследовалась цель справедливого судебного разбирательства – они являлись только поводом для ликвидации «пламенных революционеров ленинской гвардии».

Сейчас стали достоянием гласности такие подробности: приговоренных к смерти убивали в подвалах выстрелом в затылок. Чтобы было меньше шума, их приканчивали не из боевого оружия, а из малокалиберного. Тут же, в подвале, открывалась дверь в мертвецкую, где лежали штабелями трупы уже расстрелянных. По ночам трупы на грузовиках вывозили за город, сваливали в общие могилы, заливали известью и засыпали вровень с землей. Потом такое «кладбище» оцепляли колючей проволокой и ставили предостерегающую надпись: «Опасность эпидемии сибирской язвы! Вход воспрещен!»

Сталин не был бы Сталиным, если б не рассматривал членов партии ленинского призыва как предателей. Логика такая: эти люди не смогли осуществить свой проект «Мировая революция» и, потерпев поражение в борьбе за нее, совсем не спешили признать свои ошибки и добровольно работать на благо страны, изо всех сил цеплялись за власть и ради ее сохранения могли пойти на сделку с самим дьяволом, в роли которого выступали закрытые центры финансовой власти за рубежом. Потерпев крах, они стали бесполезными и превращалась, по его мнению, в смертельную опасность для страны.

Добавим сюда еще одну из основных русских традиций – стремительное коррумпирование власти, быстрое обрастание элиты имуществом и связями, превращение ее в «трофейщиков». Террор мешал элите воровать, часто «косил» и виноватых, и правых, и власть имущие стали временщиками и старались хоть что-то урвать. Мы уже отмечали, что коммунизм отвергал дух грабежа, присвоения и спекуляции. Здесь нет и тени сомнения в правильности посылки. Какие могут быть возражения?

«Труд, активность, созидание» – эти надписи горели на наших знаменах. Главное – коммунизм изначально был против паразитизма. А сейчас? Езжайте на любой автомобильный или другой рынок Москвы. Вы увидите массу товаров и огромное множество продавцов в палатках. Товары куплены по одной цене, а продаются по другой. Продают их молодые люди, которые ничего не производят, людям, которые тоже ничего не производят, но те и другие хотят хорошо жить и ездить в хороших автомобилях, ничего не производя. Наиболее везучие из них сидят в шикарных офисах.

При коммунизме их функции выполняли снабженцы, получавшие скромную государственную зарплату. Советские госснабовцы об автомобилях могли только мечтать. Труд их считался не очень квалифицированным. Русский коммунизм, взявший из марксизма многое (часто ошибочное), в главном стоял на правильном выборе: все будут работать, и паразитов не будет.

С легкой руки Хрущева стало общим местом утверждение о том, будто сталинские процессы – это только параноидальные издержки борьбы за власть, что это последствия кровожадности Сталина и его дьявольской сущности. Но многие процессы под собой имели вполне реальную основу. И основа эта состояла в двойной игре, которую вела значительная часть элиты новой России, общавшаяся со сторонними силами как за океаном, так и в Германии. Архивные документы подтверждают наличие заговоров и подготовку и осуществление диверсий и террористических актов на всей территории СССР. Поэтому жесткие меры объяснимы.

Но трагедия не в этом: Сталин ведь знал, что жертвами репрессий становятся и невинные люди. Но считал, пусть пострадают невинные, чем где-нибудь накануне войны не будет устранен враг. Весь ужас в этом. Многие, например Бухарин и Рыков, шпионами и диверсантами не являлись. Пятаков и Радек, правда, были связаны с Троцким, встречались с ним. Органам это было известно. А вот Бухарин, даже снятый со всех важных постов, стал знаменем, вокруг которого могли объединиться все недовольные сталинским режимом, и в этом качестве он представлял большую опасность.

При Сталине многих судили как «изменников родины», к коим он причислял и тех, кто рассматривал Россию как базу для мировой революции. Догадка у него была такая: эти силы после поражения идеи мировой революции и отката ее к границам СССР должны были обязательно встать на путь совместных усилий с ведущими западными финансистами. На путь, который привел их к служению мировому финансовому капиталу. Их следовало ликвидировать даже по тогдашним законам о валютных операциях. К марту 1938 года Сталин физически уничтожил всех соратников Ленина, всех, кто помнил, что Ильич так и умер доктринером мировой пролетарской революции, ради которой и было создано первое «Отечество мирового пролетариата» – СССР. Все, мечтающие о возрождении Советского Союза, ратуют за возрождение империи мирового пролетариата. Это сегодня звучит несерьезно.

 

Глава 11

Хозяин страны и истины в последней инстанции

Планирование – стратегическое преимущество коммунизма. Благодаря ему социалистическая экономика развивается без кризисов и поступательно. Это если план разрабатывается на научной основе, ориентируя производство на потребности населения. Тогда ошибки будут незначительными. А если же выдвигать постоянно «сверхзадачи», продиктованные сиюминутными политическими приоритетами, то общество будет постоянно сталкиваться с кризисами.

Уже итоги первой пятилетки пришлось фальсифицировать. Заодно тогда из общественно-экономической и партийной литературы изгнали термин «кризис» применительно к социализму. И постепенно планирование стало «насиловать» экономику. Такое «издевательство» над планом имело место в Стране Советов по объективным причинам. Ибо нам, справедливости ради, приходится соглашаться с таким утверждением: объективный ход истории, хотя и выражается, проявляется в действиях вождей, но всегда имеет свою логику. Причем только такая логика и диктует действия вождей. Вожди всегда поступали не так, как им хотелось бы поступать, а принуждались к тем или иным действиям обстоятельствами.

Сталину с каких-то пор, как никому другому, удавалось выглядеть человеком, единолично формирующим политику партии и государства. Хотя это было совсем не так. К примеру: вопрос о необходимости коллективизации решен был задолго до того, как он был категорически озвучен Сталиным. Но коллективизацию приписали только ему. Да и само назначение Сталина Генеральным секретарем партии в 1922 году произошло неосознанно вначале, но потом приобрело для него невозвратный характер: он трижды после смерти Ленина отказывался от этого поста, но ему каждый раз отвечали: «Работай!» Никто – ни Рыков, ни Бухарин, ни коммунист-барин Каменев – не пожелал вкалывать и нести колоссальную ответственность, они решили ни за что не отвечать, а льготы и привилегии и так у них были. Власть называлась «Советской», но в чистом виде этой власти нигде не было, так как немедленно после взятия власти большевики были вынуждены установить над чиновничьим аппаратом России (к которому немедленно примазались всякие проходимцы) контроль. Сначала при помощи представителей коммунистического правительства – комиссаров. Но это была полумера, поскольку комиссары действовали в одиночку и им не на кого было опереться. И вот тогда большевики вынуждены были пойти на единственно возможную меру: они реорганизовали свою партию во всеобъемлющую организацию контроля над властью. Этим нарушалась основа любой власти – единоначалие. Только при единоначалии у власти есть ответственные. При двух начальниках над одним делом – официальном и контролере над ним – называй их хоть тысячу раз ответственными, ответственность за дело исчезает.

Контроль – это наиболее яркий признак бюрократизации системы управления. Ни Троцкому, ни Ленину, ни самому Сталину в 1922 году не приходило в голову, что если партия берется контролировать госаппарат, то в этом случае не технический руководитель госаппарата – глава страны, а технический руководитель партии становится главой страны. Таким образом, на Сталина свалился груз ответственности за все, что будет происходить в стране, равно как и «вина» за все издержки еще не проверенного дела: и за нарушение принципа плановости, единоначалия и т. п. С ним сыграл также злую шутку и умышленно доведенный до абсурда культ личности.

Следует отметить, что Сталин не прилагал усилий к созданию культа своей личности. Он поступил более хитро или, если угодно, мудро, формируя культ Ленина, а себя называя его скромным учеником. Но уже его 50-летний юбилей в 1929 году прошел с необычайной помпой. Много было восторженных резолюций, приветствий, десятки статей в «Правде», в которых многие авторы объявляли себя учениками Сталина. И здесь было больше преклонения перед авторитетом, чем раболепия.

Причины появления «вождизма» в советском обществе объяснимы. Победив в Гражданской войне, русский народ, а конкретнее – рабочий класс, превратился в заложника своей победы. Вступив на не изведанный в истории путь развития, ему пришлось опираться на веру в авторитеты и вождей. Такова стратегия в неопределенности. Для общества данного типа и на данном этапе его развития культ личности был объективно необходим.

За первую «сталинскую» пятилетку, пусть даже недовыполненную, страна сделала мощный рывок вперед, и ее достижения стали очевидны и для ее трудящихся, и для многочисленных приезжих – предпринимателей, журналистов, писателей, делегаций. И все это – на контрастном фоне экономического кризиса, обрушившегося на развитые индустриальные державы! И чем ощутимей и неопровержимей становились успехи СССР на этом пути, тем выше поднимался авторитет Сталина.

Характерно, что в последние годы жизни Сталина, когда он окружением фактически был отстранен от управления страной (а некоторое время его уже и не было в живых), грандиознейший спектакль с культом личности «вождя всех времен и народов» достиг своего апогея. Интересно то, что именно во время этой вакханалии вождь был не у дел. Как только не рассматривали Сталина историки! Как политика. Как стратега. Как идеолога. Как партийного деятеля. Как воплощение абсолютного немотивированного зла. Но, бесспорно, он – величайшая фигура ХХ века, еще не понятая, не разгаданная. И трагическая.

К спорам о роли Сталина в истории, по-видимому, прежде всего, следует подходить в соответствии с его прозвищем в кремлевских кругах – Хозяин. Хозяин, которому досталась страна в полном развале и которой никто не собирался давать кредиты. Сталин на вопрос «где взять средства?» знал ответ – только внутри самой страны. Деньги можно было взять двумя способами.

Во-первых, найти накопления и изъять их.

Во-вторых, свести к минимуму всякие издержки. Первым источником накоплений стала ленинская большевистская гвардия, которая, дорвавшись до власти, тут же реквизировала сокровища царской России. И хотя она основную массу их перебросила за рубеж, кое-что у нее осталось. Сталин направил на эту гвардию мародеров каток репрессий, пытками вырывая у них номера банковских счетов, адреса тайников и имущих родственников, после чего ленинцев он уничтожил физически, как отработанный материал, который впредь ничего, кроме неприятностей, не сулил.

Некоторые авторы (их, правда, немного) утверждают, что в жестокие годы репрессий Сталин истреблял и самых крупных воров, коррупционеров. Там оказались и чекисты, замаранные неблаговидными делами. Этот мусор уничтожался по надуманным самим Сталиным обвинениям, так как он болезненно не хотел обвального крушения коммунистических идеалов. Было просто опасно говорить народу правду, рассказывать об истинных мотивах преступлений репрессированных. И арестовывали их часто под предлогами, ничего общего не имевшими с действительными преступлениями.

Выжатых из ленинцев денег оказалось слишком мало. И тогда Сталин провел жесткую коллективизацию в деревне, преследуя конкретные цели и убив одним махом трех зайцев: добыл деньги для проведения индустриализации, получил дешевую рабочую силу для подъема промышленности и наладил сельское хозяйство таким образом, чтобы оно устойчиво могло снабжать продуктами город. Это был долгий, трудный, голодный путь. Но другого пути у Сталина не было. К счастью, в дальнейшем новая советская индустрия обеспечила некоторое возрождение русской деревни, хотя коллективизация шла очень болезненно.

Недоброжелатели предрекали обреченность колхозов, некоторые считали, что будущее русской деревни в том, чтобы стать сельскохозяйственными предприятиями, подобно городским фабрикам и заводам. Говорили, что колхозников должны заменить сельскохозяйственные рабочие, а мелкие деревушки – большие поселки городского типа. Создание таких агрогородов требовало колоссальных средств, которых в стране не было. Хотя они уже существовали в виде больших совхозов.

Были такие, которые считали, что одним из путей улучшения жизни крестьян (и, как следствие, городских жителей) является создание вокруг городов сети фермерских хозяйств, снабжающих городские рынки и магазины сельскохозяйственными продуктами без всяких посредников. Этот путь не годился для отдаленных от городов деревень, а для окологородских районов он таил скрытые опасности в виде усиления преступности и взвинчивания цен на рынках. Экономическая выгодность этого пути выглядела иллюзорной. На этом пути высокая производительность, как известно, достигается за счет каторжного труда на маленьких личных участках. На участках большого размера это уже невозможно. К тому же молодежь стремилась избавиться именно от такого образа жизни.

Русский народ к этому времени уже избрал свой «исторический» путь. И никакими силами его нельзя было заставить вернуться в прошлое. Каким бы жестоким и трагическим ни был путь сталинской коллективизации, с социологической точки зрения он гораздо больше соответствовал уже сложившейся исторической тенденции эволюции народа, чем всякие попытки удерживать его в положении трудолюбивого производителя дешевой картошки и капусты для города.

Сталин нашел еще один источник первоначального накопления – природные ресурсы. Пока не было техники и современного оборудования, Сталин бросил на их добычу целые армии зэков, бывших крестьян и рабочих. Лагерники обеспечивали добычу важнейших полезных ископаемых, столь востребованных мировым рынком, – золота, платины, серебра, редких металлов. Все это приходилось вырывать из вечной мерзлоты, вкалывая в условиях марсианских холодов. Заключенные добывали то, что в последующем продавалось за рубеж и давало стране валюту, возвращавшуюся современными заводами, новыми электростанциями, линиями электропередачи. С огромным трудом и жертвами добывалось золото на Чукотке и Колыме. Сталину удалось не только восстановить размеры царского золотого запаса, разграбленного белогвардейцами, ленинцами и Западом, но и превзойти его.

Труд политзаключенных в концлагерях играл значительную роль и на крупных стройках, таких как Хибиногорск, Магнитогорск, Беломорско-Балтийский канал. Но даже лагеря с двухмиллионным «населением» еще не давали снижения издержек до нужного уровня. Поэтому применялась еще одна система: те, кто работал на свободе, регулярно отдавали часть зарплаты, покупая облигации сталинских займов. Кстати, все облигации были погашены государством.

Сталин по максимуму использовал возможности сотрудничества с Америкой. Инвестиций от нее он не ждал. Это было невозможно, особенно в условиях мирового кризиса, который длился почти все 1930-е годы. Сталин на деньги, вырученные за счет запредельно жестких методов хозяйствования, покупал технику, технологии и услуги американских специалистов. Специалисты продавались не так уж дорого, так как выбирать им было не из чего – во всех странах царил спад производства, и только в России производство росло.

Американцы чувствовали себя у нас неплохо. План первой пятилетки в Советском Союзе разрабатывался с их помощью. При помощи США мы построили почти все крупнейшие производства первых пятилеток. Сталин не брезговал и промышленным шпионажем. В дело шли все способы для добывания экономических и технологических секретов. Доходило до совершенно детективных историй с фиктивными фирмами, подставными лицами и фиктивными «туристами». А те нерадивые советские специалисты, которые, будучи им командированными за рубеж за техническими новшествами, там немного расслаблялись и недобросовестно его задания выполняли, по возвращении на родину научно-технический прогресс вперед вынуждены были двигать уже в «шарашках».

Коммунизм предполагает наличие коллегиальности. Но случилось так, что Сталин сосредоточил всю власть в своих руках. Иное казалось (ему и другим) просто немыслимым. Нетрудно обнаружить, что бюрократизм в Стране Советов набирал обороты уже при Сталине. Он в конце концов погубил правое дело. Приложил к этому руки Сталин тем, что все текущее руководство замкнул на себя.

Известно, что лучше тот руководитель, который работу больше организует и меньше руководит. Но в нашем конкретном случае к этому привели обстоятельства. И Сталин большинство вопросов решал сам – его мнение стало истиной в последней инстанции. Сталин, естественно, должен был подбирать нужных хозяйственников. Имея тяжелейший опыт борьбы с врагами всех мастей, он возле себя оставлял таких, кто не способен был не только составить ему конкуренцию, но и на самом верху изменить курс. Хотя утверждать с полной уверенностью, что такие планы не вынашивались, не стану, равно как и утверждать, что человек, знающий себе цену, слишком «гордый» или умный, оказаться вблизи вождя не мог. Много примеров, говорящих об обратном.

Мудрость и коварство Сталина, увы, состояли в том, что, если он видел, что кто-то исчерпывал свой потенциальный ресурс, выдыхался или, наоборот, «зажирался», он (часто – несразу) избавлялся от такого человека. Характерным примером, когда попал в опалу чуть ли не самый приближенный к Сталину человек, не справившийся с возросшими требованиями времени, является случай с Климом Ворошиловым. К описанию этого случая мы еще вернемся. Настало время, когда вторым лицом в государстве стал Молотов. Человек, по характеристике У. Черчилля, выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный. Вопрос о преемнике Сталина всегда подспудно обсуждался среди членов партии и в народе. И каковы бы ни были различия и оттенки в мнениях, абсолютно все сходились на том, что в руководящем ядре партии есть один преемник Сталина, подготовленный всем предшествующим ходом развития революции и внутрипартийной борьбы, – это Молотов. После Х съезда партии, когда платформа Троцкого и его группа потерпели поражение, был создан новый Секретариат ЦК, и в его состав избрали Молотова. Он стал не только секретарем ЦК, но и кандидатом в члены Политбюро.

Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин) родился в слободе Кухарка Вятской губернии в обеспеченной семье. Свое «политическое крещение» Вячеслав принял в 16 лет, когда, обучаясь в Казанском реальном училище, вступил в местную большевистскую группу. За свою революционную деятельность Молотов многократно арестовывался. Свои «университеты» прошел не только в училище и Петербургском политехническом институте, но и в многочисленных тюрьмах, в вологодской и сибирской ссылках. Молотов был делегатом большинства съездов партии, одним из создателей газеты «Правда» и секретарем ее редакции. Он никогда не отличался выдающимся ораторским талантом, но с самого начала своей политической карьеры показал себя исполнительным и корректным партийным работником. Дисциплинированность Молотова доходила до абсолюта, до фетиша! Всякое решение, указание ЦК, даже порой телефонный звонок отвественного работника ЦК, были для Молотова святыней. Все подлежало точному и безукоризненному исполнению в назначенный срок и любой ценой.

В оргработе Сталин когда-то сам сильно поднаторел и благодаря этому поднялся до невообразимых высот и в Молотове это очень ценил. Ленина крайне раздражали люди, питавшие страсть к рутинной бюрократии. Но Сталин был совершенно иного мнения на этот счет: он не мог не отметить старательного молодого партийца, который не претендовал на первые роли и выказывал по отношению к нему полную и безусловную лояльность. Молотов был человеком невзрачным и маленького роста. Это тоже являлось большим плюсом. Лучше иметь рядом такого скромнягу, чем крупного, высокого и красивого. Такие люди всегда (и это естественно) вызывали неприязнь низкорослого и рябого вождя, который на глазах у всех из-за низкопоклонства превращался в диктатора.

В 1920-е годы и позже Молотов почти всегда находился рядом со Сталиным, был ему верным помощником. Как Сталин всегда старался угодить Ленину, так и Молотов старался изо всех сил угодить Сталину. Молотов принимал активное участие сначала в кампании против троцкистской, а затем и зиновьевской «объединенной» оппозиции. В 1928–1929 годах он, уже будучи полноправным членом Политбюро, без колебаний поддержал генсека в борьбе с так называемым «правым уклоном».

За 130 дней пребывания на посту первого секретаря МГК Молотов разрубил «тугой узел» столичной парторганизации и «сплотил» коммунистов столицы вокруг вождя. Из шести заведующих отделами МГК четверо были освобождены, из шести секретарей райкомов столицы продолжали исполнять свои обязанности лишь двое. Из членов МГК выбыли Бухарин и Рыков, а стали членами Каганович и другие сторонники Сталина. Сухой, деловитый, как бы лишенный эмоций, Молотов беспрекословно выполнял любые указания и директивы своего начальника. И тот ценил эту преданность. После отставки Рыкова с поста Председателя Совнаркома Молотов занял его место. В 1930–1931 годах он выезжал в отдельные районы страны в качестве уполномоченного по хлебозаготовкам, наделенного неограниченными правами. И не брезговал применением «особых мер». В результате такой «аграрной политики» и по другим причинам (крестьяне резали скот) случился страшный голод, унесший миллионы жизней. Потом судьба сыграла с ним злую шутку.

В 1936 году, когда в Москве началась подготовка первого открытого судебного процесса над группой Зиновьева – Каменева, над Вячеславом Михайловичем нависла, возможно мнимая, опасность. Сталин любил испытывать своих ближайших помощников на лояльность и в этот раз решил испытать Молотова. Это была немного садистская шутка: как человек поведет себя в щекотливой ситуации? Сталин собственноручно вычеркнул фамилию Молотова из протокола показаний некоего Рейнгольда, в котором лидеры оппозиции обвинялись в подготовке покушения на Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Кирова и других вождей. Поскольку в этом «ликвидационном» списке Молотова не оказалось, НКВД тут же включил его в другой список – ликвидации. Сталин держал Молотова в таком невеселом напряжении шесть недель, хотя, скорее всего, и не думал с ним поступать жестоко – он его готовил на место Литвинова.

С «англофилом» Литвиновым ни Гитлер, ни Риббентроп не желали иметь дело. 23 августа 1939 года Риббентроп прибыл в Москву. Переговоры вели лично Сталин и Молотов. Позже человека «номер два» дискредитировали арестом его жены, старой коммунистки Полины Жемчужиной, обвиненной в причастности к идее создания еврейского государства в Крыму. О том, как и почему, несмотря на все заслуги Молотова перед государством, в конце концов Сталин на известном Пленуме выразил ему политическое недоверие, обвинив его во всех смертных грехах, и предложил не вводить Молотова в состав Бюро Президиума ЦК, будет сказано ниже. Здесь только отмечу, что такую оценку заслуг Молотов принял без единого слова протеста.

А когда Хрущев начал свою необузданную, доведенную до крайностей, лишенную всякого учета общепартийных и государственных интересов СССР дискредитацию мертвого Сталина, Молотов ни на секунду не поддался чувству личной обиды и ранее допущенной в отношении него глубокой несправедливости со стороны Сталина. Казалось бы, никакая сверхчеловеческая воля при аналогичных обстоятельствах не смогла бы предотвратить самую острую критику Сталина. Но Молотов обладал именно такой сверхчеловеческой выдержкой. Он решительно возражал против односторонней оценки и критики Сталина, которая причиняла вред Коммунистической партии, Советской стране, мировому рабочему и коммунистическому движению. И совершенно не заботился о том, чтобы в благоприятный для него момент повысить свои собственные политические акции.

Иллюстрацией того, как Сталин использовал своих соратников, является и история жизни «железного» сталинского наркома Лазаря Моисеевича Кагановича, не менее интересная, чем судьба героя, на жизни которого мы кратко остановились выше. Когда-то Каганович обладал огромной властью и столь же великой популярностью. Он всегда отличался отменным здоровьем. Как и Молотов, Каганович – долгожитель; он прожил полных 97 лет, несколько месяцев не дотянув до своего 98-летия. Молодость Кагановича была овеяна революционной романтикой. Он влился в большевистские ряды в 1911 году. На решение молодого сапожника повлиял пример старшего брата, который вступил в партию в 1905 году. С самого начала Лазарь проявил свою активность: создавал нелегальные большевистские кружки и профсоюзы кожевников и сапожников в Киеве, Мелитополе, Екатеринославле и других городах. Весной 1917 года, призванный в армию, он находился в саратовском пехотном полку, где выказал неплохие способности агитатора и оратора и вследствие этого занял заметное место в саратовской большевистской организации. За участие во Всероссийской конференции большевистских военных парторганизаций он был арестован, но бежал из-под стражи и нелегально перебрался в Гомель, в прифронтовую полосу. Вскоре Лазарь стал председателем Полесского комитета большевиков. В декабре 1917 года он был избран делегатом III Всероссийского съезда Советов. В Петрограде был избран во ВЦИК РСФСР. Стремительный и закономерный взлет. И конечно, талантливый молодой партиец был замечен наркомом по делам национальностей Сталиным и направлен на работу в Среднюю Азию.

После избрания Генеральным секретарем ЦК РКП (б) Сталин отозвал Кагановича из Туркестана и поставил его во главе организационно-инструкторского отдела. Через этот отдел шли все назначения на ответственные посты в РСФСР и позже – в СССР. Это определяет степень доверия Сталина к своему выдвиженцу-еврею. Оба они отличались схожими волевыми и властными характерами. Но Лазарь умел проявить лояльность и никогда не вступал в пререкания со своим шефом.

Сталин, который вначале своей политической карьеры был буквально «задавлен» сопротивлением своему курсу и вынужден был участвовать в глупых, с его точки зрения, дискуссиях, эти качества своего ближайшего помощника оценил очень высоко. И Каганович стал одним из наиболее доверенных людей своеобразного «теневого кабинета», существовавшего до тех пор, пока Сталин не добился полной власти в партии и советском правительстве.

В 1925 году по рекомендации Сталина Каганович был избран Генеральным секретарем ЦК КП (б) Украины. В республике национальная обстановка была очень сложной, особенно на западных территориях. Каганович проводил политику, направленную на уничтожение «украинизации» и «буржуазного и мелкобуржуазного национализма». Он так преуспел в своей деятельности, что довел ЦК КПЗУ до раскола и добился ареста некоторых руководителей. В этот период у него часто возникали конфликты с председателем Совнаркома Украины В. Я. Чубарем и наркомом просвещения республики А. Я. Шумским. Последний добился в 1926 году приема у Сталина и настаивал на отзыве Кагановича из Украины, а Чубарь, выступая на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК КП (б)У, охарактеризовал обстановку, созданную Кагановичем в партийном руководстве республики, как нарушившую взаимное доверие и контроль.

Сталину надоели постоянные жалобы украинских деятелей на Кагановича, и, чтобы не обострять обстановку, он отозвал Лазаря обратно в Москву. Тогда Сталин поступал еще так. А поскольку Каганович вполне устраивал своего высокого покровителя, он вскоре стал секретарем ЦК ВКП (б) и был избран членом Президиума ВЦСПС. А в начале 1930 года он становится первым секретарем Московского областного, а позже и городского комитета партии, а также полноправным членом Политбюро ЦК ВКП (б).

В годы коллективизации в те районы, где возникали наибольшие трудности, направлялся именно Каганович. Когда Сталин уезжал в отпуск к Черному морю, именно он оставался в столице в качестве временного главы партийного руководства. К 1935 году, после того как Каганович принял самое активное участие в реконструкции Москвы, строительстве Московского метрополитена (названного его именем), он взобрался уже на такую вершину своей популярности, с которой, по негласным законам того времени, должно было неизбежно начаться медленное или стремительное падение. На этом примере подтверждается предположение, что Сталин не терпел помощников, которые могли затмить его личную славу. В последний день зимы 1935 года произошла частичная «рокировка» должностей: нарком путей сообщения А.А. Андреев стал секретарем ЦК ВКП (б), а Каганович был поставлен на его место. Руководство Московской городской и областной партийной организацией Сталин передал Н. С. Хрущеву. И вовремя: в глазах народа Каганович тогда уже стал «ближайшим соратником» и «лучшим учеником» вождя. На первый взгляд назначение Кагановича на один из сложнейших хозяйственных участков, каким является железнодорожный транспорт в огромной стране, не выглядело как опала. Да и оно было преподнесено едва ли не как повышение: всюду подчеркивалось, что железнодорожникам оказана большая честь; на вокзалах были вывешены портреты нового наркомпути и без конца повторялось: «Под руководством тов. Л. М. Кагановича выведем транспорт на широкую дорогу побед».

В действительности новая должность никак не могла способствовать росту политической карьеры Кагановича. И уже не за горами было то время, когда он, оставаясь наркомом путей сообщения, навсегда уйдет во «вторую шеренгу». Как ни усердствовал Каганович в восхвалении вождя и в репрессиях, дистанция между ним и Сталиным все больше и больше увеличивалась. Сталин лично вникал во все вопросы и дела, в чем переплюнул даже Петра I и Екатерину II. Нет ни одной области производства, техники, науки и искусства, куда бы не дотянулась его железная рука. Это имело свои минусы. Положительное явление централизации власти и жесткой дисциплины в своем развитии перешло грань разумного и стало приобретать отрицательные черты. Судите сами. Важнейшие хозяйственные вопросы решались на заседаниях Оргбюро Центрального Комитета партии. С формальной точки зрения Оргбюро было так же важно, как и Политбюро. Первое должно было заниматься вопросами управления, а второе – политики. В Оргбюро входили пять секретарей ЦК, секретарь ЦК профсоюзов и секретарь ЦК комсомола. Присутствовал и представитель Красной Армии. К заседаниям «докладчики» готовились месяцами, так как очень боялись опростоволоситься перед вождем.

Его рабочий кабинет в Кремле – это просторная светлая комната, стены которой обшиты мореным дубом. Самая существенная часть здесь – длинный, покрытый зеленым сукном стол. В глубине у закрытого окна – рабочий стол самого Сталина. Но хозяин, обычно покуривая, прохаживается по кабинету медленно, широким шагом, чуть вразвалку. Когда трубка прогорала до конца, он направлялся к своему столу у зарытого окна. Медленно брал коробку папирос «Герцоговина флор», медленно разрывал несколько и, так же не спеша, набивал трубку табаком.

Сталин обладал нюхом на слабые места в докладе или в документе. Слабость тут же обнаруживал и тогда сердито выговаривал за нечеткость, за не проверенность до конца. Обладал редкой памятью. И никогда не упускал случая резко отчитать за забытое. Иногда неожиданно подходил вдруг к докладчику или собеседнику. Остановится и уставится глаза в глаза. Взгляд острый, желтый, пронизывающий. Многие не выдерживали. Но он обычно долго не смущал этим желтоватым взглядом. Секунд пять-шесть, – и этого было достаточно. И вот уже дальше спокойно идет по кабинету. Зачем он это делал – никому было неясно. Так как этот взгляд не влек никаких последствий за собой. Пронзил человека, прожег снизу доверху – и все.

Докладчику председательствующий давал всего несколько минут, другим ораторам отводилось по две-три минуты, а некоторые, кто усиленно готовился и хотел что-то сказать неординарное, мог вообще не получить права выступить. На заседания в Кремле люди приглашались заранее и находились все вместе в большом зале. Приглашенные на разное время ждали своей очереди часами. Приглашались, как правило, причастные к рассматриваемому вопросу и крупные деятели советского и партийного аппарата, руководители наркоматов. Поскольку большое начальство часами дожидалось своей очереди, а подчиненные знали, что они поехали к Сталину, заинтересованные учреждения простаивали в ожидании решения. Высокие чиновники, ожидая, обменивались правительственными сплетнями и слухами, ели бутерброды с ветчиной и сыром, пили чай и курили бесчисленные папиросы (сигарет тогда не было). Тех, кого в конце концов приглашали в зал заседаний Политбюро, уже трудно было чем-нибудь удивить – так они изматывались долгим ожиданием.

За столом обычно сидели Ворошилов, Молотов и другие члены высшего руководства партии. Сталин, с неизменной трубкой во рту, сцепив руки за спиной, прохаживался взад и вперед у окна. Он редко председательствовал на этих заседаниях, предпочитая оставлять это Калинину, Кагановичу или Молотову.

Сталин и его коллеги с трудом вникали в суть рассматриваемых вопросов, так как для понимания сугубо технических дел даже специалистам, чтобы разобраться, понадобилось бы несколько дней. Но вопрос каждый раз окончательно и бесповоротно решался. Иногда было достаточно одной реплики, чтобы принять то или иное решение. Особенно это было пагубным, когда касалось сроков исполнения. Каждый хотел выслужиться перед товарищем Сталиным, поэтому обещанное ему выполнялось любой ценой.

Внешне создавалась видимость коллективной работы, дискуссии. Сталин не командует, а предлагает. Решение подписывалось всеми членами Политбюро.

Но все знали, что есть только один Хозяин. Формулировки отражали обычную партийную фразеологию; за ними стояло слово Сталина, которое являлось законом.

Социалистическая экономика стала неповоротливой и почти неуправляемой. Страх попасть в немилость выработал привычку избегать ответственности.

Каждый на своем уровне ждал указаний свыше. И поскольку тысячи важных и даже совсем неважных решений должны были обязательно пройти через Сталина, наверху всегда наблюдался затор. Недели уходили на ожидание: наркомы ждали в приемной Сталина, директора заводов – в приемных наркомов и т. д.

В результате такой глупой сверхцентрализации управления на решение любого вопроса уходила уйма времени. Такая система не могла не приводить к авралам, срывам, просчетам и катастрофам, местным и самых больших масштабов.

И тогда находили виновных, судили их, а некоторых, наиболее незаурядных, легко обвинив в преднамеренности, лишали жизни.

Те, кто ничего не делал, обычно выходили сухими из воды, а страдали самые самоотверженные и честные. А приспособившийся привилегированный советский обыватель преобразился, стал наглым, ненасытным, зажрался. Заимел кухарок.

 

Глава 12

Тайна взлета и падения Михаила Тухачевского

Сплошные загадки… До сих пор не обнаружено так называемое «досье Бенеша» («Красная папка»). На уровне слухов осталась версия, что 8 мая 1937 года президент Чехословакии Бенеш передал Сталину (естественно, через посредников) копии документов о существовании в СССР военного заговора, с именами главных заговорщиков – Тухачевского, Якира, Гамарника и других. Версий на этот счет существует немало. Равно как и о причинах падения Тухачевского. Одни из авторов утверждают, что Тухачевский был невиновен, но приводимые ими при этом аргументы неубедительны, другие утверждают обратное – хотя и они не могут привести безукоризненных данных о существовании факта измены маршала, так стремительно вознесшегося чуть ли не на самую вершину военного Олимпа.

Репрессиям против военных и трагическим судьбам военной элиты в ленинские и сталинские времена посвящена книга военного историка полковника Николая Семеновича Черушева «Невиновных не бывает…». Интрига книги заложена уже в названии. Можно подумать, что все якобы виновны. Когда прочтешь книгу, можно прийти к выводу, что как раз большинство и невиновны. Хотя некоторое противоречие в этом выводе автора книги все-таки замечается. По материалам судебных разбирательств и следственных действий, приводимых автором книги, складывается впечатление, что не все так однозначно. Наговоры были? Были. Была и тенденциозность, и спешка. Однако присутствовало и желание честных людей оправдать невинных. Справедливости ради скажем, что перевешивало желание засудить, нагнать страху.

К чести Черушева, он отрицательно отнесся к некоторым историкам-любителям, которые нынче в погоне за сенсацией вешают читателям лапшу на уши в таком важном деле, как доброе имя тех, кого нет в живых. Черушев свидетельствует, что репрессии против личного состава вооруженных сил Советского государства (Красной Армии) начались почти одновременно с их созданием. Рабоче-Крестьянская Красная Армия (РККА) была создана для защиты от нападения извне и борьбы с вооруженными силами той части России, которая выступала против большевиков. Как она формировалась и из кого состояла, нам известно. О том, какие в ней существовали порядки (вернее, беспорядки), тоже известно. Поэтому большевики не ограничились созданием ВЧК, предназначенной для борьбы с контрой.

С июля 1918 года стали действовать фронтовые, а затем и армейские ЧК, которым ВЧК вменялось ограждение частей, соединений, штабов и учреждений РККА от проникновения туда явных дегенератов, агентов иностранных разведок, представителей различных антисоветских организаций, проводивших работу по сбору разведывательной информации, по разложению личного состава путем антисоветской агитации и пропаганды, распространения провокационных, панических слухов, сплетен, измышлений. Одновременно с ЧК борьбой со шпионажем в армии и на флоте занимались и специально созданные органы военного контроля Реввоенсовета Республики. Такое «двоевластие» распыляло силы, создавало совершенно ненужные межведомственные трения. 19 декабря 1918 года бюро ЦК РКП (б) приняло решение о слиянии фронтовых ЧК и аппарата военного контроля. Созданный орган – Особый отдел ВЧК – сыграл большую роль в организации и повышении эффективности работы подразделений военной контрразведки в частях и соединениях Красной Армии.

С первого дня своего существования особые отделы, этот боевой отряд ВЧК, находились под пристальным вниманием партийных органов. С участием военных контрразведчиков в годы Гражданской войны был вскрыт ряд глубоко законспирированных контрреволюционных организаций в ряде регионов страны, в том числе такие, как «Тактический центр» и «Добровольческая армия Московского района», имевшая в своем составе более 700 бывших офицеров.

По заданию иностранных спецслужб и разведок Колчака, Деникина и Юденича участники таких подпольных, широко разветвленных групп и организаций проникали (пишет Черушев) в штабы соединений и объединений (бригад, дивизий, армий, фронтов) Красной Армии, занимались сбором секретных данных, готовили вооруженные выступления в крупных центрах Республики. Армейским чекистам (особистам) вменялся в качестве важнейшей задачи контроль за деятельностью бывших офицеров и генералов царской армии, добровольно или по мобилизации поступивших на службу в Красную Армию (их называли военспецами).

Не является секретом тот факт, что среди последних было немало таких, кто отрицательно относился к власти большевиков и диктатуре пролетариата, выжидая удобного случая для перехода на сторону белых. А были и такие военспецы, которые вступали в Красную Армию, уже имея от белогвардейских центров конкретные задания разведывательного или вредительского характера. Недоверие к «бывшим» со стороны особого отдела, естественно, подогревали и случаи измены, перехода на сторону белых военспецов, занимавших крупные посты – командующих общевойсковых армий, начальников штабов армий и др. Имена этих людей известны. Известно и то, что в годы Гражданской войны нередки были случаи, когда карающая десница пролетарского правосудия опускалась на головы невиновных людей, честных командиров Красной Армии, бывших офицеров, оболганных и оклеветанных подлыми доносчиками, завистниками, недоброжелателями.

Аресту и следствию подверглись по обвинению к принадлежности к контрреволюционной офицерской организации Главком Вооруженных Сил Республики И. И. Вацетис (полковник старой армии), помощник руководителя Высшего Военного Совета С. Г. Лукирский (генерал-майор старой армии), военрук Северо-Кавказского военного округа А. Е. Снесарев (генерал-лейтенант старой армии), бывший руководитель инженерной обороны Петрограда К. И. Величко (генерал-майор старой армии), помощник начальника Организационного управления и Центрального управления военных сообщений Полевого штаба Реввоенсовета Республики К. И. Бесядовский (полковник старой армии) и др. Названных выше лиц после недолгого разбирательства оправдали, и они продолжали свою службу в Красной Армии на различных должностях, в основном преподавателями в военных академиях. Но стали появляться и смертные приговоры.

Первому объявили смертный приговор выходцу из потомственных дворян, имевшему боевой опыт, капитану 1-го ранга Алексею Михайловичу Щастному, после октябрьских событий перешедшему на службу Советской власти. Щастный с 27 декабря 1917 года по 9 января 1918 года исполнял обязанности 1-го заместителя начальника военного отдела Центробалта. Затем стал начальником Морских Сил Балтийского моря. В 1918 году руководил ледовым походом кораблей Балтийского флота. Спустя месяц после похода, при активном участии Троцкого, Щастный был арестован. Через два дня после ареста, обеспокоенная судьбой своего командующего, в Морскую коллегию обратилась команда линкора «Андрей Первозванный».

Троцкий знал, на что способны «революционные» матросы, как они могут «наводить порядок» и что они могут натворить в случае их мятежа или недовольства действиями властей. Поэтому нарком сразу же после ареста поспешил заручиться поддержкой законодательного органа Республики (ЦИК). Расправа с бывшим капитаном 1-го ранга А. М. Щастным получила широкую огласку на флоте и послужила поводом для ухода со службы значительной массы флотских офицеров. Кронштадтский мятеж в марте 1921 года послужил новым поводом для эскалации репрессий против командиров на флоте. Тогда впервые была названа «Петроградская боевая организация» (ПБО). Из числа арестованных по делу ПБО большую группу (61 человека) расстреляли в августе 1921 года, остальных приговорили к различным срокам заключения. Но это было только начало. Аресты командного состава флота в 1921 году прошли в Петрограде и Кронштадте, в Мурманске и в Крыму. Моряки подвергались не только аресту, но и другим видам дискриминации. Например, так называемой фильтрации, цель которой была прежде всего политическая аттестация командного состава флота. Эта своеобразная сортировка всех «бывших» на категории политической благонадежности была большим подспорьем в работе особых отделов ВЧК. Всегда можно было наметить лиц, предназначенных к «изъятию», т. е. аресту органами ВЧК.

Эту зверскую «позицию» значительной части руководства ВЧК предельно четко выразил уполномоченный Особого отдела в Морских Силах Балтийского моря А. Грибов в своей докладной от 9 сентября 1921 года (приведенной Черушевым): «Я полагаю, что чем больше их (бывших флотских офицеров. – Прим. Черушева) будет изъято, тем быстрее будет строиться наш Красный Флот. А старых военспецов использовать в тылу по специальностям, а когда встретится нужда, мы всегда сможем их заставить работать так, как захочет пролетарская диктатура».

Позиция явно циничная, но, с другой стороны, и ситуация была довольно сложной своей неопределенностью: можно доверять военспецам или нет? Всего за участие в Кронштадтском мятеже к высшей мере наказания были приговорены 2103 человека, а к различным срокам лишения свободы – 6459 человек. С определенного момента целенаправленное уничтожение бывших генералов и офицеров старой армии, начатое в годы Гражданской войны, в конце 1920-х и начале 1930-х годов набирает обороты. Гонениям в эти годы подверглись как действующие командиры РККА, так и находившиеся в запасе и отставке (нахождение в запасе тогда именовалось долгосрочным отпуском).

ОГПУ одну за другой проводило операции по «зачистке» бывших военспецов, которые, как отработанный материал, уже оказались ненужными. Разработка ОГПУ некоторых из этих операций так или иначе связывалась с именем Михаила Николаевича Тухачевского.

Происходя из небогатой дворянской семьи, из которой некоторые служили когда-то на военной службе, Тухачевский блестяще вице-фельдфебелем окончил кадетский корпус и был назначен для прохождения курса наук в Александровском военном училище. С 1 сентября 1912 года он числился в списках училища юнкером 2-й роты. Отличаясь незаурядными способностями, призванием к военному делу, рвением к несению службы, он очень скоро стал выделяться из среды прочих юнкеров. К 19 годам стал фельдфебелем и был на хорошем счету у начальства, но, к сожалению, не пользовался любовью своих товарищей, чему виной (по свидетельству сослуживца) являлся он сам, так как сторонился товарищей и ни, с кем не сближаясь, ограничивался лишь служебными, чисто официальными отношениями. На одном из тактических учений юнкер младшего курса Тухачевский проявил себя как отличный служака, понявший смысл службы и требования долга. Назначенный часовым в сторожевое охранение, он, по какому-то недоразумению, не был своевременно сменен и, забытый, остался на своем посту. Он простоял на посту сверх срока более часа и не пожелал смениться по приказанию, переданному ему посланным юнкером. Он был сменен самим ротным командиром, который поставил его на пост сторожевого охранения. На все это потребовалось еще некоторое время. О Тухачевском сразу заговорили, ставили в пример его понимание обязанностей по службе и духу устава. Его произвели в портупей-юнкера без должности, в то время как прочие еще не могли и мечтать о портупей-юнкерских нашивках. Великолепный строевик, стрелок и инструктор, Тухачевский с течением времени стал слепо преданным службе, фанатиком в достижении своей цели, поставленной им себе как руководящий принцип достигнуть максимума в служебной карьере, хотя бы для этого принципа пришлось рискнуть.

При переходе в старший класс он получает приз-награду за первоклассное решение экзаменационной тактической задачи. Позже за глазомерное определение расстояний и успешную стрельбу получает благодарность по училищу. Будучи великолепным гимнастом и бесподобным фехтовальщиком, он получил первый приз на турнире училища весной 1913 года – саблю только что вводимого образца в войсках для ношения по желанию вне строя.

По службе у него не было жалости к другим. Став фельдфебелем на старшем курсе, Тухачевский не знал пощады провинившимся: он наказывал самой высокой мерой наказания за малейший проступок новичков, только что поступивших на службу и еще не свыкшихся с обстановкой и не втянувшихся в училищную жизнь. Беспощадный фельдфебель оставил болезненный след в жизни училища: произошел целый ряд конфликтов и инцидентов, имевших тогда печальные последствия.

По докладу Тухачевского два юнкера 2-й роты были переведены в Алексеевское военное училище: Евгений Немчинов – за то, что позволил себе заметить фельдфебелю его излишнюю придирчивость, выразившуюся в ряде мелких замечаний, которые наконец вывели из терпения упомянутого юнкера, и отчислен из училища Георгий Маслов (впоследствии был убит в бою с немцами) – за то, что, не в силах выдержать режима в роте, создавшегося под действием Тухачевского, выразил желание пожаловаться на излишнюю требовательность фельдфебеля. Эти два конфликта, в результате имевшие лишь перевод из училища в училище, закончились благополучно. Трое же других юнкеров – Красовский, Яновский и Авдеев – по докладу фельдфебеля были переведены начальником Александровского училища генерал-майором Геништой в третий разряд по поведению; несчастные юноши, самолюбивые и решительные, один за другим поочередно в короткий период (в течение двух месяцев) покончили с собой. Во всех трех случаях до этой крайности довел их Тухачевский.

Жестокость Тухачевского проявилась и при подавлении бунта тамбовского крестьянства – «антоновщины». К июню 1921 года бунт был уже полностью подавлен, тем не менее командовавший войсками Тамбовской губернии Тухачевский приказал леса, где прячутся восставшие, очистить ядовитыми газами.

По окончании Александровского военного училища Тухачевский был переведен в подпоручики лейб-гвардии Семеновского полка, назначен в 6-ю роту, которой тогда командовал капитан Веселаго – один из достойных и боевых офицеров гвардии, по собственному желанию участвовавших с отличием в русско-японской кампании. Прекрасная подготовка, полученная Тухачевским в первоклассном училище, была подкреплена участием в начавшихся боевых действиях на театре Первой мировой. Он быстро показал свои блестящие способности начиная с первого же боя. Особенно отличилась 6-я рота в бою под фольварком Викмундово. Капитан Веселаго получил орден Св. Георгия 4-й степени, а подпоручик Тухачевский, как младший офицер роты, – Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом. Эта награда его совершенно не удовлетворяла. Ему хотелось Георгия, как у капитана. Но… В бою 5 ноября 1914 года под посадом Скала Тухачевский был ранен и эвакуирован в Москву. А потом – опять фронт. В ломжинских боях, в ночь с 20-го на 21-е февраля 1915 года, Тухачевский, при невыясненных до настоящего времени обстоятельствах, попадает в плен.

Читаю воспоминания бывшего офицера Русской армии Владимира Никитича Посторонкина: «Немцы окружили с тыла 6-ю роту семеновцев, положение коей усугублялось поднявшейся метелью, ветром и ночной порой. При внезапном появлении противника, что называется “ на носу” и с тыла, постепенно и решительно окружавшего железным кольцом указанную роту, люди вначале достаточно растерялись от неожиданности, но потом оправились и вступили в отчаянную схватку, упорно отбиваясь штыковым боем от численно превосходящих их немцев. Командир роты, капитан, на ходу вступает в командование группой людей и в страшном штыковом бою пал смертью героя: он был убит, на его теле, найденном нами впоследствии и опознанном по тому лишь признаку, что на трупе был нетронутым Георгиевский крест, было обнаружено 20 пулевых и штыковых ран, что указывает на упорную личную борьбу капитана Веселаго. Подпоручик Тухачевский лежал в легком наносном окопчике и спал, завернувшись в свою черную бурку, по-видимому, в ужасный момент появления врага он спал или дремал. Пробужденный шумом, он с частью людей принял участие в штыковом бою, но не будучи раненным и, вероятно, не использовав всех средств для ведения боя, был захвачен в плен…»

Когда Тухачевский вернулся из плена на Родину, терзаемую смутами и беспорядками, то примкнул к лагерю, где, по его расчетам, было легче сделать карьеру и без особого риска достичь высокого положения и широкой известности. В недрах ОГПУ материалов агентурной разработки оказалось достаточно для формирования дела под названием «Генштабисты». В этом деле были сосредоточены данные на более чем 350 человек. На оперативном учете, наряду с Вацетисом и Каменевым (Сергеем Сергеевичем), оказался и командующий Западным фронтом Тухачевский.

Негативную роль бумеранга в этом деле сыграли материалы, вброшенные в западные средства массовой информации в ходе операций «Трест» и «Синдикат». Дело в том, что с целью показать участие в заговорщической организации старого офицерства ОГПУ вкупе с Разведуправлением РККА с помощью своих зарубежных агентов активно распространял сведения о существовании в СССР нелегальных антисоветских организаций с участием в них офицеров и генералов старой армии. Накопленные в ОГПУ материалы агентурной разведки спустя некоторое время послужили основой для создания группового дела под названием «Весна», основные события которого происходили в 1930–1931 годах. Только аресту по этому делу подверглось более 3000 бывших офицеров и генералов – военспецов Красной Армии. Они бездоказательно, на основании только показаний сексотов, обвинялись в принадлежности к различного рода антисоветским офицерским организациям, в проведении вредительской и шпионской деятельности.

Характерно то, что какие-либо колебания и неустойчивость по отдельным вопросам политики ВКП (б) и правительства страны теперь однозначно квалифицировались как преступная организованная деятельность, направленная на продрыв Советской власти. В те годы вновь существовала реальная угроза ареста для ряда руководителей РККА – бывших офицеров: М. Н. Тухачевского (командующего Ленинградским военным округом), Б. М. Шапошникова (начальника штаба РККА), С. С. Каменева (заместителя наркома по военным и морским делам).

Я уже писал, что для Сталина играла роль и личная симпатия или антипатия к том или иному человеку. Тухачевский у Сталина был уже на прочном крючке со времени нашей авантюры в Польше. В возрасте 27 лет Тухачевский имел большой авторитет и занимал в РККА немыслимо высокие посты. Вспышки революции в Европе были подавлены, перспектива мирового освободительного пожара отодвинулась на неопределенное время, и большевистская власть пошла на авантюру – попыталась «прощупать штыком» панскую Польшу. Предполагалось через «труп белой Польши» выйти на границу с Германией, где вновь можно было ожидать восстания рабочих.

Ленин предполагал, что польский пролетариат восстанет против своей буржуазной власти. Так он 6 мая 1920 года обращается к красноармейцам, отправляющимся на польский фронт: «Пусть ваше поведение по отношению к полякам там покажет, что вы – солдаты рабоче-крестьянской республики, что вы идете к ним не как угнетатели, а как освободители. Да здравствуют крестьяне и рабочие свободной независимой польской республики! Долой польских панов, помещиков и капиталистов!»

Ленин считал, что при столкновении социалистической республики с капиталистической страной рабочие и крестьяне последней должны обязательно выступить с оружием в руках против своих угнетателей и встретить советских воинов как братьев по классу. Ставка делалась на военный гений Тухачевского и конницу Буденного. На случай взятия Варшавы была и кандидатура на должность главы польского правительства – Ф. Дзержинский.

Но, к величайшему удивлению российских марксистов, польские крестьяне и рабочие не только не встретили наших красноармейцев хлебом-солью, а сплотились вокруг пана Пилсудского и поднялись на защиту только что завоеванной независимости страны. А Красная Армия, руководимая главнокомандующим Михаилом Тухачевским, откатилась далеко на восток, понеся огромные потери.

О причинах нашего поражения в войне с Польшей бытует такая версия. Пилсудскому помогал в военных делах генерал Вейган, глава французской военной миссии в Польше. Для поляков это было большой удачей, поскольку лучшего советника трудно было представить. Вейган сыграл очень важную роль в успехе Пилсудского.

Намереваясь разгромить конницу Буденного, Пилсудский направил значительную часть своей армии на юг. Он рассчитывал быстро разгромить Буденного и перебросить войска к Варшаве до того, как Тухачевский начнет свое наступление. Однако наши войска на Западном фронте пришли в движение. Поляки не выдержали натиска превосходящих сил, и Красная Армия заняла Вильно, Минск и Оссовец.

Красноармейцы продвигались так быстро, что их тылы отставали иногда на 100–120 километров. Первоначально наступление имело такой успех, что в ряде случаев резервы начинали двигаться вперед, не дожидаясь приказа, что само по себе, конечно, было серьезным нарушением дисциплины и создавало путаницу.

Противник избегал соприкосновения. Население было настроено враждебно. Начались перебои с подвозом снарядов. Доставлять и доставать продовольствие становилось все труднее. Тем временем под Варшавой концентрировалась французская артиллерия.

Тухачевский предложил приостановить наступление на рубеже Брест-Литовска для того, чтобы перегруппировать войска, подтянуть отставшие резервы и тылы.

На это разумное предложение Ленин отреагировал так: давайте рискнем – до Варшавы оставалось 20 километров. И в этот момент Вейган нанес удар по нашим растянутым коммуникациям на левом фланге в направлении Бреста. Тогда Тухачевский дал команду Буденному двинуться на север в направлении Люблина. Но вместо того чтобы прийти на помощь Тухачевскому, Буденный продолжал двигаться на запад в направлении Львова. Это развязало Пилсудскому и Вейгану руки, и они смогли перейти в контрнаступление.

На вопрос, почему кавалерия Буденного не пришла на помощь Тухачевскому, сегодня можно дать ответ, который проясняет многое. Дело в том, что комиссарами в армии Буденного были Сталин и Ворошилов. И Сталин решил не подчиняться приказу Тухачевского. Он приказал (комиссар в то время был главнее) Буденному наступать и брать Львов. Сталин считал, что самостоятельное наступление его армии и взятие Львова укрепит его престиж. Сталина можно понять. Он был не последним лицом в руководстве партии, но его затмевали более молодые. Особенно ему не нравилось, что в военных вопросах ему отводилась второстепенная роль. Он не смог смириться с тем, что ему приходилось подчиняться ненавистному Троцкому или новичкам в партии вроде Тухачевского. Поэтому он хотел одержать свою победу отдельно от главных сил армии.

В том, что Тухачевский возьмет Варшаву, никто не сомневался. Результатом же явились два поражения и проигранная война. Поляки атаковали наш левый фланг 16 августа. Наши войска не были готовы оказать сопротивление. Даже после того, как стратегический замысел поляков стал всем ясен, Сталин продолжал «давить» на Буденного в попытках взять Львов. Таким образом, пока армия Буденного бесполезно топталась на юге, поляки вышли к Брест-Литовску и Белостоку и при поддержке французской артиллерии начали наступление. Мы у стен Варшавы несли тысячные потери, и Тухачевский отдал приказ об отступлении. Отступление было хаотичным, временами превращаясь просто в бегство.

В последовавшей партийной дискуссии вина за поражение была возложена на Сталина. И тот уже никогда не смог простить этого и Троцкому, и Тухачевскому. Идея чистки, которую Сталин провел в Красной Армии в 1937 году, наверное, была навеяна и тем, что Сталин знал: пока жив Тухачевский, не вытравить из памяти людей ту неблаговидную роль Сталина в войне с Польшей. В деле «Весны» значительную роль в развенчивании лжи и клеветы вокруг бывших офицеров и генералов старой армии, в том числе и Тухачевского, сыграли Ян Борисович Гамарник, Иона Эммануилович Якир и Иван Наумович Дубовой. Они хорошо представляли, на что идут, вступаясь за своих соратников. Состоялась встреча Якира и Дубового со Сталиным и другими членами Политбюро ЦК ВКП (б) по вопросу обвинения в адрес Тухачевского.

Семь лет назад Сталин с удовлетворением отмечал, что очень хорошо, что Тухачевский оказался «чистым на все 100 %». Тогда, в 1930-м, генсек не был заинтересован в раздувании истерии вокруг командующего войсками Ленинградского военного округа. Может, «калибр» Тухачевского тогда был не тот, что требовалось? А вот в 1937 году по тем же самым обвинительным позициям Михаил Николаевич легко, как по маслу, пошел по пути к эшафоту.

Что же изменилось за этот период? Изменилось само время, как изменился и сам Сталин. Изменилась обстановка как в партии (было покончено со всеми оппозициями, фракциями и группировками), так и в стране (индустриализация и коллективизация достаточно прочно утвердились в городе и деревне). На VIII Съезде Советов СССР была принята новая Конституция, сразу же получившая название Сталинской. Изменилась международная обстановка – СССР вышел из изоляции, с каждым годом наращивая дипломатические и торговые связи со странами мира. Произошли крупные изменения в Рабоче-Крестьянской Красной Армии (возросла техническая мощь, с каждым годом крепли боевая выучка и слаженность частей и соединений).

Казалось бы, вождю партии и страны надо радоваться достигнутым успехам, награждать и всемерно поощрять достойных военнослужащих, одновременно и сурово взыскивать с нерадивых. В определенной мере так и было. Власть и авторитет Сталина в эти годы достигли огромных высот, и всем в стране и в партии было ясно, что реальных соперников на эту власть у него нет. И тем не менее в эти годы своего триумфа Сталин был неспокоен. Уборевич, Якир и Дубовой попали в немилость также тем, что выражали большие сомнения в правильности курса руководства партии относительно коллективизации на селе. Они и другие военные считали, что из-за коллективизации сильно разорилось сельское хозяйство.

Ни для кого не было тайной, как в некоторых регионах страны крестьяне «реагировали» на происходящее. С 1928 по 1930 год произошли вооруженные выступления крестьян в Забайкалье и Зырянском районе Томской губернии, в некоторых районах Закавказья, в НижнеВолжском крае, выступления большого количества групп «кулаков и белогвардейцев» в Поволжье, Центрально-Черноземной области, в Западной Сибири, на Северном Кавказе и на Дону. 1931 год – повстанческое движение в Тамбовской губернии, восстание на Алтае, в Сальском районе на Дону, в Дагестане, массовые волнения на Урале.

1932 год – войска ОГПУ ведут борьбу с повстанцами на Алтае. Затем восстание перекидывается с Алтая в Западную Сибирь, а осенью того же года восстают казаки на Кубани (станица Тихорецкая). Лето 1933 года – восстания на Северном Кавказе и в Закавказье. Восстают рабочие на Урале, на рудниках и заводах Донбасса. Забастовка ивановских ткачей. Марш голодных ткачей под руководством бывшего красного партизана Шубина в Иванове и в Москве. Осень 1934 года – массовый выход молодежи из комсомола.

Итак, республики, края и области, входившие в состав Советского Союза, в конце 20-х и начале 30-х годов были объяты пламенем восстаний, пассивных и активных выступлений против курса ВКП (б) на коллективизацию сельского хозяйства.

А что же армия, состоявшая в большинстве своем из представителей крестьянства, в особенности красноармейцы и младшие командиры, в основной своей массе выходцы из села и деревни? Как они реагировали на события на своей малой родине? Неужели так и молчали, имея оружие в руках? А если и была у них реакция в виде недовольства политикой правящего режима, то в какой форме они это выражали?

Исследования этого периода показывают, что армейскую массу командирам, политсоставу, партийным и комсомольским организациям удалось в значительной мере нейтрализовать, что открытых и массовых выступлений красноармейцев и младших командиров против сталинского режима не наблюдалось. Отдельные выступления индивидуального порядка, разумеется, имели место, а вот массовые – нет. Тем более такого противостояния не наблюдалось со стороны командно-начальствующего состава. Сталин это знал. Скажем больше, командно-начальствующий состав Красной Армии он хорошо знал лично в лицо. Особенно высший эшелон. Но почему тогда не ценил их? Почему одна волна арестов сменяла другую?

Свою концепцию по этому вопросу вождь изложил в выступлении 2 июня 1937 года на заседании Военного совета при НКО. Сталин начал так: «Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами. …Прежде всего, обратите внимание, что за люди стояли во главе военно-политического заговора. Я не беру тех, которые уже расстреляны, а беру тех, которые недавно еще были на воле. Троцкий, Рыков, Бухарин – это, так сказать, политические руководители. К ним я отношу также Рудзутака, который также стоял во главе и очень хитро работал, путая все, а всего-навсего оказался немецким шпионом. Карахан, Енукидзе. Дальше идут Ягода, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник – 13 человек. Что это за люди? Это очень интересно знать. Это – ядро военно-политического заговора, ядро, которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам со стороны германских фашистов. Что это за люди?»

Сталин пытается дать каждому из них соответствующую характеристику. Из тринадцати человек, названных им в качестве ядра заговора, десять персон Сталин зачислил в шпионы. Этого обвинения избежали только А. И. Рыков, Н. И. Бухарин и Я. Б. Гамарник, которых оратор, однако, назвал организаторами и потакателями шпионажа в пользу германского рейхсвера. Особенно гневно Сталин клеймил арестованных военачальников. Тухачевский, по его словам, немецкий шпион, «он оперативный план наш, оперативный план – наше святое святых передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера…». Якир, по Сталину, «систематически информировал немецкий штаб… Уборевич – не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно сам лично информировал… Эйдеман – немецкий шпион…».

Предвосхищая вопрос о причинах такого падения советских военачальников, к тому же коммунистов, Сталин не нашел (если верить подлинности слов, приписываемых докладчику) ничего более оригинального, как вербовка «по бабской части» и боязнь разоблачения. Далее в докладе просматривается циничная демагогия на тему о том, что необходимо по-марксистски подходить к оценке деятельности выходцев из непролетарских сословий: «Когда говорят о дворянах, как о враждебном классе трудового народа, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу… Из этих прослоек всегда могут быть лица, которые могут служить делу рабочего класса не хуже, а лучше, чем чистые кровные пролетарии».

Сталин призывал всякого коммуниста и беспартийного сообщать («сигнализировать») о любом недочете и недостатке в работе в любые инстанции, наркоматы и даже в ЦК ВКП (б) – «Центр должен все знать». В то, о чем далее говорил публично вождь, поверить трудно, ибо он повел такие речи, которые у каждого нормального человека должны были вызвать недоумение, если не протест. Вождь, увы, заявил, что не надо смущаться тем, что среди подозреваемых могут оказаться невиновные: «Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда на 5 %, то и это хлеб…» Это его истинные слова, и только за них ему уже нет никакого прощения.

На этом заседании Военного совета Сталин почти в прямой постановке вопроса заявил о том, что репрессии (аресты) будут и далее продолжаться, и поэтому необходимо в каждой части, в каждом соединении иметь замену – не менее двух заместителей (кандидатов на замещение) соответствующему командиру и политработнику. И началась эпоха «выдвиженцев», когда дивизиями стали командовать вчерашние командиры батальонов, корпусами – командиры полков.

Сталин в своей речи 2 июня, перечисляя руководителей заговора по военной линии, первым назвал имя маршала Тухачевского. Основным поводом для такого заявления послужили собственные показания арестованного о его антисоветской деятельности. Сторонники наличия заговора в РККА в качестве основного аргумента приводят именно эти показания маршала. Вторая часть показаний под названием «План поражения» доступна сейчас широкому читателю. Прочитав этот «План», можно разглядеть среди прочего и серьезную озабоченность одного из руководителей Красной Армии агрессивными планами и устремлениями гитлеровской Германии.

В советской юриспруденции 1930-х и 1940-х годов признание арестованным своей вины называли «царицей доказательств». А раз так, то эту самую «царицу» старались добыть любой ценой, невзирая на государственные награды, чины и ранги подследственного. Не щадили, как известно, и маршалов, счет которым открыл М. Н. Тухачевский. В документах следствия красной нитью проходит, что Тухачевский был связан с разведкой Германии, т. е. шпионил в ее пользу, являясь, по существу, особо ценным ее агентом в советских силовых структурах. Из истории разведок всех стран известно, как тщательно оберегали они таких агентов, до мелочей продумывая систему связи и передачи информации, стараясь никоим образом не засвечивать его. Это азбука разведки. В данном случае удивляют действия руководителей Германии по отношению к своему ценнейшему агенту – они выдают его Сталину. Тогда напрашивается один вывод – Тухачевский не предатель, и Гитлеру надо было нейтрализовать молодого перспективного военачальника. Папка в деле не фигурировала, но свою роль сыграла.

Необходимо отдать должное уму сатрапа в данном случае – он не дал хода этой «совершенно секретной» фальшивке. Черушев в книге «Невиновных не бывает…» пишет, что Тухачевский в своих показаниях называет в числе лиц, якобы завербованных им в военный заговор, только тех, кто уже был до этого арестован органами контрразведки и давал там «признательные» показания.

Я совсем было поверил Черушеву, что Тухачевский открыто ставил вопрос о смене руководства Наркомата обороны (речь идет о Ворошилове). Делается ссылка на генерал-лейтенанта В. А. Кирпиченко, в течение двадцати лет руководившего советской внешней разведкой: «…Я думаю, что в кругу единомышленников Тухачевского велись разговоры и о диктаторских устремлениях Сталина, и о некомпетентности руководства Красной Армии. Критика, конечно, справедливая. Но с точки зрения Сталина и «первого маршала» Ворошилова, это были разговоры криминального характера и могли рассматриваться как попытка заговора».

Это Черушев называет «открыто ставить вопрос». Но, посмотрев по «ящику» надуманный фильм о маршале-заговорщике, я стал искать в книге невозвращенца Александра Бармина «Соколы Троцкого» более объективные сведения о Тухачевском тех времен. Бармин «выбивал» оружие для экспорта. И прочитал я такое: «На последнем этапе, перед тем как передавать материалы в Политбюро, нужно было получить согласие Комиссии по экспорту вооружений Высшего совета обороны под председательством К. Е. Ворошилова, двумя заместителями которого были Тухачевский и Гамарник. Я должен был постоянно поддерживать тесный контакт с нашими военными руководителями. В решении этих вопросов я надеялся на помощь своего друга и бывшего командира Тухачевского. Он делал все, что мог, но мог он не так уж много. Армия тоже погрязла в бюрократизме. Моя первая встреча с Тухачевским после долгой разлуки прочно осталась в моей памяти. Маршал вышел из-за стола мне навстречу с непринужденной вежливостью, с какой он всегда обращался с младшими. Он пополнел, виски его были тронуты сединой. Но лицо его было по-прежнему молодым и оживленным. Он был так же уверен в себе, так же внимателен к собеседнику. Во время беседы зазвонил телефон. Маршал спокойно взял трубку, но вдруг неожиданно вскочил на ноги и заговорил совсем другим голосом: “ Доброе утро, Климентий Ефремович… Так точно, как вы скажете, Климентий Ефремович… Будет выполнено, Климентий Ефремович…” Так он говорил с Ворошиловым. Этот случай произвел на меня тяжелое впечатление. Глядя, как этот замечательный военачальник получает и реагирует на приказы, я стал понимать, почему на то, чтобы дать ответ на мой вопрос, требуется несколько дней. Даже Тухачевский уже не мог принимать решения, он просто выполнял приказы. Ему тоже приходилось спрашивать и спрашивать, все его действия должны были соответствовать, с одной стороны, указаниям Ворошилова и, с другой – решениям Политбюро. В ходе последующих контактов с ним я сделал вывод, что его воля была сломлена, в огромной бюрократической машине он стал простым винтиком. Из лидера он превратился в простого служащего. В другой раз я получил от Тухачевского свою объемистую докладную записку с многочисленными пометками на полях. Посвящена она была сугубо техническим аспектам поставки танков Турции. Оказалось, что пометки, замечания, рекомендации и указания по каждому параграфу были сделаны рукой Ворошилова! Я же полагал, что Тухачевский поручит кому-то из своих подчиненных подготовить мне ответ. Вот до какой степени централизации все дошло. Всякая инициатива, даже на самом высоком уровне, была задавлена. В большинстве случаев и Ворошилов не решался принимать самостоятельное решение, не посоветовавшись со Сталиным. Однажды возникла проблема с самолетами, которые были ранее поставлены в Персию. Я должен был вынести ее на рассмотрение Тухачевского и Гамарника, поскольку Ворошилов был в отпуске. Вопрос сам по себе имел второстепенное значение. Самолеты уже были проданы, и сейчас речь шла о поставке некоторых запчастей, на что требовалось согласие Наркомата обороны. Мои переговоры с двумя военачальниками продолжались две недели, а остро необходимые запчасти тем временем лежали без движения. Проблема заключалась в том, что до возвращения Ворошилова с курорта этот вопрос никто решить не мог. Наконец по моей просьбе Гамарник позвонил в санаторий, но получил ответ адъютанта: “ Ждите возвращения наркома” .

В этот период я часто встречался с двумя старыми друзьями, с которыми познакомился еще в Академии Генштаба, – генералами Я.И. Алкснисом и А. И. Геккером.

Я часто думаю о их трагических судьбах. Алкснис – известный летчик, установил много воздушных рекордов, стал командующим Военно-Воздушными Силами, которые он практически и создавал. Это был высокоорганизованный человек, сторонник строгой дисциплины. Он часто сам инспектировал летные части, и горе тому летчику, который попадался ему на глаза небритым или небрежно одетым. Не потому, что он был просто придирой или педантом, но, как он сам объяснял мне, авиация требует постоянного внимания к деталям. Отсюда и его требования строгой дисциплины. Несмотря на свою прямолинейность, он был хорошим методистом и много сделал для воспитания боевого духа советских летчиков. В том, что сегодня советская авиация является таким мощным оружием, безусловно, есть его большая заслуга. Главком ВВС Алкснис был расстрелян вместе с ближайшими помощниками. Это был страшный удар по авиации, от которого она долго не могла оправиться. Генерал Геккер в то время был начальником протокола у Ворошилова и отвечал за все контакты с иностранными военными атташе – работа, требующая очень большой тонкости. В нем дипломат оттеснил на второй план солдата.

Несколько раз я приглашал его на приемы в честь турецкой и литовской делегаций, с которыми мы вели переговоры о продаже вооружений. Он давал мне полезные характеристики на некоторых участников переговоров, раскрывая некоторые секреты этой специфической отрасли психологии, следил за тем, чтобы я неуклонно соблюдал протокол. Поднимая бокал с тостом, я видел, как он внимательно и с некоторым беспокойством наблюдал за мной. Я чувствовал, что для него я все еще был “ Бенджамином” из академии. Хотя уже стал на двенадцать лет старше, но я все еще был самым младшим из тридцати внешнеторговых президентов. И я его никогда не подводил.

В 1935 году, уезжая в Грецию, я нанес Геккеру прощальный визит. Он только что получил ранг комкора и был одет в расшитую золотом новую военную форму. Эта награда за многолетнюю и безупречную службу, несомненно, была ему приятна. Он попросил меня прислать ему пару метров хорошего золотого шитья для парадной формы, что я с удовольствием выполнил. Это была нетемнеющая позолота. Он получил ее незадолго до своего ареста… Я хочу привести в этой главе мои воспоминания о последнем съезде Советов, на котором я присутствовал, и о последнем параде Красной Армии, который я видел.

Когда на трибуне съезда, проходившего в Большом Кремлевском дворце, появился Тухачевский, весь зал встал и разразился громовыми аплодисментами. Эта овация отличалась от других своей силой и искренностью. Выступление Тухачевского также отличалось от выступлений других ораторов – он ни разу не заглянул в свои записи. Это был стиль старых большевиков той героической эпохи, но после изгнания Троцкого и начала кампании по борьбе с уклонистами страх допустить ошибку стал так велик, что практически все стали читать свои заготовленные выступления. Тухачевский был хорошим оратором, и его выступление произвело глубокое впечатление на делегатов.

Приведенные им данные о росте численности и совершенствовании вооружения Красной Армии показывали растущую мощь наших вооруженных сил. Его речь была выслушана в полном молчании и с огромным вниманием. Я видел, как Сталин нарочито громко аплодировал Тухачевскому.

Военный парад был для меня последним в ряду этих великолепных зрелищ, в которых я принимал участие сначала как слушатель военной академии, а потом как зритель. В отсутствие Ворошилова парад принимал исполнявший обязанности наркома Тухачевский…

Ровно в десять, с первым ударом кремлевских курантов, цокот копыт нарушил напряженную тишину Красной площади, на которой были построены войска. Из ворот Спасской башни верхом выехал Тухачевский.

Командующий войсками Московского гарнизона Корк, старый друг и соратник Тухачевского, отдал ему краткий рапорт. Трибуны были заполнены до отказа. Сталин стоял на трибуне Мавзолея, опираясь рукой на гранитную балюстраду.

Тухачевский и Корк в сопровождении своих заместителей заняли место рядом с ним, и мимо этих двух обреченных генералов стали проходить нарядным строем войска: пехота с примкнутыми штыками, грузовики с установленными на них зенитными орудиями, танки и амфибии.

Небо заполнили самолеты, ведомые Алкснисом. Это был зенит славы. Только абсолютный безумец мог предположить, что человек, стоявший на Мавзолее, хранившем останки Ленина, скоро обвинит в предательстве и будет уничтожать людей, которые создали всю эту мощь и теперь командовали ею».

Так писал Александр Григорьевич Бармин, советский военачальник, дипломат-«невозвращенец», один из очень немногих, кому удалось избежать мести Сталина. Массовые репрессии среди дипломатов, даже те, которые были обоснованы (некоторые дипломаты занимались преступным присвоением государственных денег и вели по законам метрополии не совсем приличный образ жизни), ни при каких обстоятельствах не могут быть оправданы, так как Сталин стал практиковать международный террор: если очередная жертва не желала возвращаться на родину, ее сталинская агентура уничтожала в любой точке земного шара, и от этого не было спасения.

Бармину чудом, ценой предательства, удалось спасти свою жизнь, так как он попал под защиту США. Он очень преуспел в Америке, даже женился на внучке экс-президента США Теодора Рузвельта.

Тем не менее правдивая информация Бармина о Тухачевском как о человеке, как говорят, из первых уст, быть может, поможет читателю самому приблизиться к объективной оценке всего в загадочном «деле Тухачевского».

Из сказанного Барминым видно, что Тухачевскому приходилось «прогинаться» перед Ворошиловым. Это при его-то тщеславии! А вообще-то он не умел грамотно сформулировать даже тривиальные мысли. Для подтверждения этого приведу пример. На XVII съезде ВКП (б), выступая 4 февраля 1934 года, он завершил свою речь такими перлами: «Товарищи! Я уверен, что мы сумеем овладеть чертежным и контрольно-измерительным хозяйством и правильным, дисциплинированным техническим контролем… И я не сомневаюсь, что под напором нашей партии, под напором Центрального Комитета, под руководящим и организационным воздействием товарища Сталина мы эту труднейшую задачу выполним и в случае войны сумеем выдвинуть такие гигантские технические ресурсы, которыми обломаем бока любой стране, сунувшейся против нас».

Речь маршала! Тем не менее многие биографы Тухачевского с восторгом отзывались о его культуре, образованности, военно-стратегических талантах. И Бармин – туда же. Однако все это – голословные утверждения. Как стратег и полководец он вообще себя не проявил, поднимаясь с головокружительной быстротой по служебной лестнице благодаря протекции Троцкого, Енукидзе и умению угодить начальству.

О его способности менять убеждения в угоду целесообразности говорит отзыв о нем ответственного сотрудника штаба сухопутных войск рейхсвера полковника Х. Миттельбергера: «Он является коммунистом исключительно по соображениям карьеры. Он может переходить с одной стороны на другую, если это будет отвечать его интересам. Здесь отдают себе отчет в том, что у него хватит мужества, способности и решимости пойти на риск разрыва с коммунизмом, если в ходе дальнейшего развития событий ему это покажется целесообразным».

Определенно можно сказать, что Тухачевский, лелея честолюбивые мечты и боясь, что Сталин рано или поздно расправится с ним, понимал: произвести военный переворот силами одних лишь военных опасно и невозможно.

Он понимал также и то (этого нельзя было не понять), что и устранение Сталина ничего не даст. Нужно было искоренить то явление, которое Сталин олицетворял, – сталинскую систему и всех тех, кто осуществляет руководство страной. Это было одной из причин того, что успешного покушения на Сталина так и не произошло. Его спасала созданная им система.

На сталинизм успешное покушение организовать было значительно трудней, чем на Сталина. И трудности эти усугублялись по мере успехов социалистического строительства и улучшения жизни народа. В этот самый загадочный период в истории нашей родины за невиданно короткий срок Россия из страны, пережившей мировую войну, две революции, гражданскую кровавую междоусобицу и последующую разруху, превратилась в сверхдержаву.

 

Глава 13

Жестокий экзамен в великой войне

Многие историки, анализируя непростой довоенный этап существования СССР, сознательно или невольно отстраняются от последующих событий, не учитывают их. В этом случае бесконечные дискуссии по поводу запутанных проблем, успехов и неудач 1930-х годов в СССР теряют смысл, так как без учета важного этапа их завершения и разрешения – победы в Великой Отечественной войне – невозможно по достоинству оценить идейную и экономическую мощь той общественной системы, которая была создана под руководством Сталина. Победа русского народа над врагом в жестоком кровопролитном открытом противоборстве показала, что плановая экономика, созданная в СССР и являющаяся альтернативой рыночной экономике капитализма, оказалась самым важным фактором в мобилизационных мероприятиях военной поры.

Мы, конечно, к войне с Германией были еще не готовы. Но уже с начала 1930-х годов США готовились к новой мировой схватке, то есть тогда, когда немцы не рассчитывали воевать. Янки, конечно, крупно рисковали, заваривая кашу мировой войны, но у них не было иного выбора. Подготовка к войне велась и явно, и завуалированно. Вопиющие факты и фактики говорят сами за себя. Беспримерный по тяжести и глубине экономический кризис обрушился на американцев в 1929 году. И Соединенным Штатам пришлось вести опаснейшие игры с войной, чтобы не допустить ужасный, грозящий гражданской войной развал американской экономики и, возможно, распад всей политической и социальной американской системы. Ситуация была аховая: 15 млн безработных, товары и еду приходилось сжигать, потому что у населения не было денег на покупки. Толпы людей громят банки и требуют «сделать так, как в Советской России». Казалось, наступил конец света – ведь экономический кризис охватил и Западную Европу. В то время в Америке были и пулеметы против демонстрантов, и «Новый курс», но все это не помогало. В 1937 году накатывает вторая волна кризиса, и Рузвельт, преодолевая противодействие изоляционистов и пацифистов, начинает подготовку к всемирной войне. Новая глобальная междоусобица становится последней надеждой США.

Всю вторую половину 1930-х годов Вашингтон делает все, чтобы разрушить всякие попытки создать систему коллективной безопасности в Европе, которая могла бы остановить Гитлера. Рузвельт приветствует Чемберлена, когда тот едет в Мюнхен «умиротворять» Гитлера и подталкивать его на Восток. С 1934 по 1938 год военный бюджет США удваивается. В результате Первой мировой США опутали Англию и Францию долгом в 21 млрд долларов. Но англичане и французы с началом всемирного экономического кризиса объявили дефолт, и без возврата этих долгов экономика США получила дополнительный к кризису удар. Рузвельт понимал, что, не будучи мировым гегемоном, США никак не могут заставить европейские державы раскошелиться.

С 1934 года экономика «миролюбивой» Америки вовсю пашет на грядущую мировую войну. «Новый курс» заставил всех американцев сократить потребление, они работают как проклятые. Помимо общественных работ, «новый курс» создал крупные государственные предприятия. Авиационная и судостроительная отрасли были сплошь национализированы. Правительство объясняло все просто: надо создавать рабочие места. В конце концов Рузвельту удалось получить полуплановую экономику, низкие издержки производства и относительно здоровый бюджет. В итоге вышла мобилизационная экономика, которая по многим статьям превосходила и гитлеровскую, и сталинскую. Почему сталинскую? Это объясняется тем, что Америка была и богаче нас, и по мощи индустрии всех в мире затмевала. И Америка вооружилась как никто.

Англичане, отношения которых с янки после Первой мировой войны ухудшились, вплоть до возникновения угрозы войны на Тихом океане, поддерживали Гитлера, думая использовать его против поднимающихся США, но и, конечно, против усиливающихся русских. Англичане и французы изо всех сил толкали Гитлера на русских, но их игра была намного примитивнее американской. Ни в одной из западных работ по истории до сих пор нет ответа на простой вопрос: почему Англия и Франция не раздавили Гитлера в 1936–1938 годах, не скрутили ему шею? Ведь в те годы в военном отношении режим фюрера был слаб, как никогда. Америка же ставила целью подчинить себе Европу, и прежде всего – Англию. Гитлер, абсолютно не готовый к войне, за счет невероятной дерзости и при попустительстве Англии и Франции, смог присоединить к своей империи Рурскую зону (за это нарушение Версальского договора англичане и французы имели право оккупировать Германию, Австрию, Чехословакию, Мемель-Клайпеду). Война официально началась в сентябре 1939 года, когда немцы напали на Польшу. Англичане и французы объявили немцам войну. Но по-настоящему мировой схватка стала лишь в 1941-м, когда немцы напали на нас, а японцы полгода спустя – на США.

Убирая ненадежную, по его мнению, часть высших военачальников, Сталин «зацепил» и внешнюю разведку. Центр срочно отзывал руководителей резидентур из всех самых важных стран. Они попадали в лагеря. На их место прибывали не имевшие опыта работы партийные выдвиженцы. Террор неизбежно вел к деморализации людей, к предательству. Росло число перебежчиков. Накануне войны в Западной Европе было провалено несколько наших резидентур. Но, тем не менее наша разведка знала о противнике многое. И 22 июня 1941 года не стало для нас внезапным. О реакции Сталина на информацию о планах Гитлера к вторжению проливает свет свидетельство П. Фитина, в то время возглавлявшего нашу внешнюю разведку: «16 июня 1941 года из нашей берлинской резидентуры пришло срочное сообщение о том, что Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР 22 июня 1941 года. Эти данные тотчас же были доложены в соответствующие инстанции… Вызов к Сталину не застал нас врасплох. Нас пригласили в кабинет. Сталин поздоровался кивком головы, но сесть не предложил, да и сам за все время разговора не садился. Подойдя к большому столу, который находился слева от входа и на котором стопками лежали многочисленные сообщения и докладные записки, а на одной из них сверху было наше сообщение, И. В. Сталин, не поднимая головы, сказал: “ Прочитал ваше донесение… Выходит, Германия собирается напасть на Советский Союз?”

Мы молчим. Ведь всего три дня назад – 14 июня – газеты опубликовали заявление ТАСС, в котором говорилось, что Германия также неукоснительно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз. И. В. Сталин продолжал расхаживать по кабинету, изредка попыхивая трубкой. Наконец, остановясь перед нами, он спросил: “Что за человек, сообщивший эти сведения?”

Мы готовы были к ответу на этот вопрос, я дал подробную характеристику нашему источнику… После окончания моего доклада вновь наступила длительная пауза. Сталин, подойдя к своему рабочему столу и повернувшись к нам, произнес: “ Дезинформация! Можете быть свободны” ». Нет возможности проникнуть в черепную коробку Сталина, но можно предположить такую его реакцию на полученные сведения: поскольку из разных источников поступает одна и та же информация (не имеет значения, ложная она или нет), это значит, что Гитлер обеспокоен сейчас тем, чтобы именно эта информация легла на стол Сталину. А для чего? Фюрер уже покорил Европу, демонстрируя незаурядные способности по организации провокаций, заговоров, блефа и других казуистических тонкостей. И все ему удавалось. Почему же он так хочет, чтобы Сталину стало известно, что именно 22 июня 1941 года германские войска атакуют западные границы Советского Союза? Сталина и осенило: раз Гитлер так хочет, значит, ему, Сталину, надо поступить так, как если бы он этой информации не знал.

И Сталин не бросил к границе все силы, а пожертвовал саперами, которые были заняты на строительстве оборонительных сооружений на западных границах (они все попали в немецкий плен), пожертвовал жизнями пограничников и героев Брестской крепости, пожертвовал многими – отдал на заклание и поругание, но сохранил, подобно Кутузову, главные вооруженные силы страны, не дав их уничтожить в первые дни войны, на что и рассчитывал Гитлер. Конечно, были и предательство, и большие просчеты. Например, как с нашими аэродромами. Тогда месяца на полтора Гитлер заболел. Возможно именно в этот момент бывший ефрейтор, который смог выбраться на верх в кастово-аристократической Германии, подталкиваемый Западом на восток, понял, что начал эту войну против коммунистической России напрасно. Идол немецкого народа, неординарный полководец и искусный дипломат, не упускавший ни одного мало-мальски благоприятного шанса для авантюр, с определенного момента начал допускать ошибку за ошибкой, раз за разом теряя шансы на победу.

Создается впечатление, что им кто-то управлял не в его пользу. Началось еще с Африки. Например, он почему-то не дал Роммелю пару дополнительных дивизий – и тот лишился возможности перерезать Суэцкий канал, чтобы вывести тем самым Англию из войны. Он вопреки логике бросает воздушно-десантные войска на Крит, а не на Мальту, только усложняя положение Роммеля. Он не использует восстание против англичан в Ираке. А там ведь нефть. И так далее. Буквально накануне Гитлер с поразительным чутьем угадывал «точки перелома» и самые потаенные слабины противника – и тут кто-то вдруг лишил его этой способности.

Первым сбоем в череде фантастических успехов Гитлера в Европе стала воздушная война против Британии в июле – сентябре 1940 г. Англичан воздушный натиск немцев летом – осенью так и не сломил. Потеряв свыше 20 тыс. человек в ходе отражения натиска люфтваффе, сыны Альбиона не вышли из войны. Дело в том, что Гитлер всерьез бить британцев не пожелал. Он выбивал в основном английскую авиацию, только потом переключившись на города. Он не пытался по-настоящему парализовать английскую экономику и утопить флот Британии в гаванях. И вообще, в воздушной войне со злейшим врагом России Гитлер предпочитал не напрягаться – выпуск самолетов не наращивал, не развертывал новую аэродромную сеть во Франции, Бельгии и Голландии. Англичане производили тогда самолетов больше, чем Германия. Разгадка такой политики Гитлера кроется в его планах. Разгромив Францию, он ожидал, что англичане запросят мира. Их главными союзниками на континенте были французы, а СССР (не в пример царской России) не собирался воевать за интересы туманного Альбиона. Более того, заключил с Германией договор о ненападении. Поэтому Гитлер имел все основания надеяться: джентльмены с островов пойдут на мир с Берлином. Прекрасный союз между Британской империей, обладающей колониями и сильным флотом, и мощной, индустриально развитой Германией, имеющей в распоряжении сильную сухопутную армию, мог стать хорошим противовесом и выскочкам-американцам, и этим непредсказуемым русским.

Но Гитлер не учел, что к власти в Лондоне пришли круги, желающие сражаться уже не за интересы Британии, а за будущее, где глобальная власть будет принадлежать финансовым магнатам. Новый премьер Уинстон Черчилль, сменивший Чемберлена, стал ставленником будущего Золотого интернационала. С центром, естественно, за Атлантикой. Британии в этой ставке отводилась роль жертвы: подрывая самое себя, не дать немцам стать конкурентами США. В этом положении Германию могла спасти только последовательная массированная атака на Англию с уничтожением ее флота и ВВС, уничтожением с воздуха электроэнергетики и транспортных узлов, блокадой островов подводными лодками, минированием Ла-Манша и десантной операцией. Не получив просьб о мире, Гитлер стал лихорадочно импровизировать. Известно, что импровизации хороши только в джазе.

Вместо того чтобы напрячься, Гитлер стал все делать нахрапом, залихватски-легкомысленно. Гитлер повел себя уже совсем немыслимым образом. Не наращивая выпуска боевых самолетов, он бросил в операцию всего 818 средних бомбардировщиков, 240 двухмоторных истребителей Ме-110 и всего 760 исправных одномоторных «мессеров». А англичане противопоставили всему этому не менее мощные истребители, ПВО с центральным управлением и сеть радарных станций. Сил Гитлеру явно не хватало. В операции немцы не смогли перед бомбардировщиками поставить приоритетные цели. А разбомбить надо было две важные цели: чтобы сорвать выпуск британских истребителей, достаточно было уничтожить завод моторов «Роллс-Ройс Мерлин» в Дерби и для нарушения производства самых сильных истребителей англичан типа «Спитфайр» стереть с лица земли завод «Супермарин» в Саутгемптоне. Потерявший терпение Гитлер приказал начать террористические бомбежки Лондона, чем только побудил волю британцев к сопротивлению и вызвал большие потери своей авиации.

С 1941 года Гитлер превращается почти в идеальное оружие для достижения американских целей. То есть шансы выиграть войну он упускает, но зато изо всех сил разит будущих конкурентов США в послевоенном мире: Британскую империю и СССР. Мы победили и благодаря, и… вопреки… дяде Сэму. Хотя американцы и тянули со вторым фронтом, но ранее они невольно спровоцировали своим нейтралитетом Гитлера на несвоевременное для него развязывание войны, они «отвлекли» Японию от нападения на СССР. Понятно, что Гитлер, нападая на СССР, надеялся, что японцы бросятся бить русских. В Маньчжурии, вплотную к русским границам, была развернута миллионная Квантунская армия, обладающая своими военными заводами и неисчерпаемыми ресурсами рабочих из числа покоренных китайцев. Россия на Дальнем Востоке была уязвима – перерезав Транссибирскую магистраль южнее Байкала и захватив гавани Владивостока, Находки и Николаевска-на-Амуре, можно дальше не воевать, так как СССР после тяжелых поражений на Западе вынужден был начать переброску войск с Дальнего Востока под Москву. Наш флот там был мизерным.

Но японцы надежд фюрера не оправдали. Они колебались, так как в геостратегическую игру вступил президент США Рузвельт. Он понимал, что столкновение русских и немцев – это то, что нужно. Но поражение России под совместными ударами немцев и японцев крайне опасно для Америки. Нужно другое – затяжная война России с Германией, которая обескровит и тех и других во имя интересов США. Таким образом, дядя Сэм тогда один раз Россию спас. Спас, спасая себя. Рузвельт предпринимает сильнейших ход, достойный занесения в хрестоматии по стратегии непрямых действий, – провоцирует Японию на войну с Америкой. Он вводит эмбарго на поставки нефти в Японию, требует от Токио вывести войска из Индокитая. Причем знает, что у самураев никакой возможности победить США нет.

Существует мнение, что и нападение японцев на главную базу американского флота на Гаваях в Пёрл-Харборе было спровоцировано. Блестяще спланированный удар, хотя и нанес большие потери в технике и живой силе, стратегического значения для японцев не имел: из Пёрл-Харбора заранее была выведена главная сила американского флота – авианосцы. А для Рузвельта – имел. Рузвельту нужно было выставить Японию наглым агрессором в глазах всех американцев, нанести удар по самолюбию американской нации, а затем спокойно начать заведомо победоносную для США войну на Тихом океане, пользуясь поддержкой электората.

Завязнув в борьбе с американцами, японцы даже не помышляли о нападении на русских. А немцы в Европе действовали тоже по американскому плану, к вящей выгоде дяди Сэма, старательно перемалывая в пыль и пепел огромные ресурсы Советской и Британской империй. С началом войны США обчистили англичан до нитки. В 1940–1941 годах Британия все свои золотовалютные резервы отдала американцам, заказав у них крупную партию боевой техники. Более того, англичане отдали США даже золотой запас оккупированной немцами Бельгии – его успели вывезти загодя.

Мало того, в конце 1940 года американский крейсер забрал в Южной Африке последние остатки британского золота на 42 млн фунтов стерлингов. Потом американцы вынудят англичан продать все принадлежащие им акции США. Такие «военные действия» наших союзников можно перечислять до бесконечности.

Ближе и больнее нашему сердцу то, что они ужасно тянули высадку англо-американских сил в Европе аж до 6 июня 1944 года. Поняв, что так и без Европы можно остаться, они снизошли. Пока под руководством Сталина, преодолевая бешеное сопротивление Гитлера, русский солдат шел до Берлина, американцы легко оккупировали Западную Европу. А тянули резину ужасно.

Отношение правящих кругов Запада к Советскому Союзу было самым вероломным. Они хотели, чтобы СССР и Германия обескровили друг друга, дабы США и Англия впоследствии уничтожили бы их обоих. Будущий президент США Г. Трумэн на следующий день после нападения Гитлера на СССР заявил, что если они увидят, что выигрывает Германия, то следует помогать России, а если Россия, то надо помогать Германии, и, таким образом, пусть немцы и русские убивают друг друга как можно больше. Влиятельная американская газета «Нью-Йорк дейли ньюс» изобразила СССР и фашистскую Германию в виде двух змей, образовавших клубок и пожирающих друг друга. Под рисунком надпись: «Не мешайте им съесть друг друга».

Стараясь использовать войну в своих интересах, англо-американские союзники всеми возможными способами стремились, с одной стороны, как можно дольше затягивать открытие второго фронта, рассчитывая на окончательное истощение главных воюющих держав, а с другой – убедить советское руководство отвести войска с тех территорий, которые Англия и США считали сферой своих национальных притязаний (Закавказье, Иран, Приполярье). В этих стремлениях отчетливо чувствовалось желание ослабить как можно сильнее не только Германию, но и СССР. Дядя Сэм, например, стремился вступить в войну лишь в тот момент, когда обе стороны будут измотаны до крайности или одна из них станет решительно побеждать другую. Роль США в войне, стоившей России огромных жертв, американский президент Рузвельт рассматривал в категориях циничного стороннего наблюдателя, для которого жестокие страдания десятков миллионов русских людей ничего не стоили.

Уже с осени 1941 года США и Англия имели все возможности открыть второй фронт в Европе. Но вместо этого они неоднократно предлагали нашей стране заменить советские войска в Иране, Закавказье и Заполярье. Удивляешься терпению Сталина, вынужденного играть трудную роль при общении с Рузвельтом и Черчиллем. Единственной реальной помощью союзников России до открытия второго фронта в 1944 году стали поставки продовольствия и вооружения. Однако вклад этих поставок в общую победу был очень скромен. Советские солдаты иронически называли консервы и другие продукты, присылаемые из США, «вторым фронтом». Все поставки по ленд-лизу составляли незначительную часть по отношению к тем военно-экономическим ресурсам, которые Советский Союз производил самостоятельно. Общие англо-американские поставки в сопоставлении с объемом отечественного производства составляли во время войны всего лишь около 4 %.

Как вспоминает Жуков, с назначением Сталина Верховным Главнокомандующим все сразу же почувствовали его твердую руку. Своей жесткой требовательностью Сталин добивался невозможного. В стратегической обстановке он умел найти главное звено и, ухватившись за него, наметить пути для оказания противодействия врагу, успешного проведения той или иной операции. Весь советский народ – от простого солдата и крестьянина до министра – оказался скованным железными обручами военной необходимости. Людей могли наказать, чаще всего расстрелять, за любую провинность. Сталин в сложных ситуациях со своими свирепыми шуточками был действительно незаменим, когда вновь сосредоточил всю власть в своих руках. Сталин был крут с высокими начальниками. В начале войны он так напутствовал наркома нефтяной промышленности Николая Константиновича Байбакова: «Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. Имейте в виду, если это случится, то будет очень плохо для нас. Поэтому я вас предупреждаю: если вы оставите хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы, а немец не придет, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем». Будет справедливым отдать должное тем качествам Сталина, которые обеспечили нашу победу в Великой Отечественной войне. Ведь во главе государства в те годы мог оказаться человек другого калибра и другой прочности. Он мог бы пролить столько же крови, что и Сталин, но при этом проиграть войну. Понятно, что это означало бы для всех нас. В самый отчаянный момент, когда немцы стояли под Москвой, Сталин нашел мужество ловко блефовать перед Гопкинсом, Гарриманом и Бивербруком, излучая олимпийское спокойствие, непринужденность и уверенность в победе. Посланцы Рузвельта и Черчилля, ранее считавшие, что советское сопротивление иссякнет через 4–5 недель, после беседы убеждали своих шефов оказать Сталину военную и техническую помощь.

Было время, когда сильно преувеличивали роль Георгия Константиновича Жукова. Всемерно восхваляли его полководческий талант, провозглашая его творцом победы. Конечно, в его военном гении сомневаться не приходится. Не случайно Сталин доверял ему ответственейшие операции. Но разве можно не воздать должное другим советским полководцам? А роль Сталина не то, чтобы принижалась, а фактически до настоящего времени еще неполностью осознана. Был задуман и остался в голове у Сталина (так как до сих пор не был освещен) план заманивания немцев в глубину России. Немцев начали заманивать с начала лета 1942 года, воспользовавшись стремлением Гитлера соединиться с турками.

Ранний Жуков, будущий маршал, был прекрасным партийцем, но имел партийный выговор за многоженство. На фронтах Жуков никогда не носил личного оружия, но при нем всегда была любовница. Сталин терпимо относился к «любовным» делам своих соратников (вспомните Кирова), но не к их алчности, которой сам не страдал. После победы над Германией Сталин, зная законы войны, разрешил своим маршалам некоторую вольность – вывозить из Берлина на родину кое-какие дорогие вещички: картины, там, и прочее. На всякий случай, для будущего компромата. Пусть повольничают! Будет потом у Жукова на даче секретный обыск, при котором обнаружат шестнадцать норковых шуб, четыре тысячи метров панбархата, сорок гобеленов и всякое другое барахло.

Под руководством Жукова людей не жалели. В операциях по завершению войны и при штурме Берлина потери наших солдат были соизмеримы со всеми предыдущими во всей войне. Надо подчеркнуть, что война нанесла тяжелейший удар по настоящим коммунистам. На фронт, на передовую шли лучшие, и гибли они гораздо чаще. А были и такие: если и не смогли остаться в тылу, то добывали себе должности подальше от фронта, а по окончании войны бросились вывозить из Германии добро. Некоторые генералы и маршалы вывозили его вагонами. Имели фору в этих делах офицеры КГБ и всякие прихлебатели при высоких начальниках. С тех пор в руках такой нечисти оказались огромнейшие богатства, которые их обладатели должны были скрывать от посторонних глаз. Эти люди могли продолжать жить, только надеясь на те времена, когда можно будет пустить в «дело» все то, что они украли у советского народа, понесшего огромнейшие потери и вынесшего на своих плечах невероятные тяготы войны. И эти люди дождались-таки своего часа; живут теперь их потомки среди нас.

Не терялись и американцы. Во время Второй мировой войны значительную роль играли флоты стратегических бомбардировщиков, «летающих крепостей» США, базирующихся в Англии. Армадами в сотни (иногда – свыше тысячи) воздушных кораблей они налетали на немецкие города, сбрасывали на них сотни тонн взрывчатки за ночь и превращали их в подобие лунных пейзажей. Бомбардировки «проклятыми тевтонцами» английского города Ковентри унесли жизни 30 тысяч человек. Бомбежки немецких городов союзной авиацией лишили жизни 3 млн человек. Насколько необходимо было бомбить жилые кварталы Дрездена, Кёльна, Гамбурга, Лейпцига, Берлина, совершенно не ставя целью разрушить только находившиеся в них промышленные и военные объекты? Апофеозом налетов стала трагедия Дрездена в феврале 1945-го. Там находились испытательные ядерные реакторы. Но была еще одна цель – озлобить немецкого солдата.

В результате военное противостояние рейха стало «до последнего солдата». Немецкие солдаты, у которых в тылу погибали семьи, дрались упорно до самого конца. Узнавая о гибели своих родных и родимых очагов, часто дрались, чтобы отомстить. А где шли самые главные наземные сражения войны? На Востоке, с русскими. Именно там немцы понесли 80 процентов всех своих потерь во Второй мировой. Тем самым американцы перебрасывали волны ненависти немцев на нас. Обреченные гитлеровцы наносили русским большие потери, и это устраивало США. Ведь они не хотели слишком далекого продвижения России в Западную Европу. Эти налеты как бы показывали русским: если вы столкнетесь с нами после победы над Гитлером, наши воздушные армады доломают все у вас, что не доломали немцы.

Ковровые бомбежки вынудили немцев после сорок пятого года обратиться за помощью к американцам и надолго попасть в экономическую и геополитическую зависимость от них. «Летающие крепости» растерли в порошок Германию, стремившуюся к мировому господству. Это позволило создать ФРГ – государство невоинственных бюргеров. США по результатам войны получили мощный технологический толчок. Его обеспечили огромные военные заказы и поток трофейных изобретений и специалистов из побежденной нами Германии. Благодаря немцам США обрели ракетную промышленность и вырвались в космос. Черчилль в середине 1942 года соглашается на перевод британских ядерных испытаний в США, а чуть позже они с Рузвельтом заключают ядерный союз, обязуясь монопольно создавать ядерное оружие и не передавать его другим. Было это не более чем «подслащением горькой пилюли» для обобранных англичан. Горько осознавать, что вся русская доблесть в Великой Отечественной войне нашего народа поневоле стала частью, одной из козырных карт в большой игре дяди Сэма, что, сражаясь за Родину с лютым врагом, русские невольно сражались за мировое господство доллара, за власть хозяев Америки над миром, за их прибыли и за их контроль над Западной Европой.

Ни одна страна мира за всю свою историю не имела таких хозяйственных потерь и разрушений, которые понесла Россия в результате войны. Гибель десятков миллионов людей в самом трудоспособном возрасте, уничтожение огромной части заводов, фабрик, предприятий, организаций и учреждений поставили нашу страну на грань экономической катастрофы. Казалось, что экономический потенциал СССР подорван на многие десятилетия, а чтобы покончить с той разрухой, которую принесло нам германское нашествие, понадобятся многие годы. Западные эксперты полагали, что восстановительный период у нас затянется не менее чем на 20 лет. Однако они не могли предвидеть огромного патриотического энтузиазма победившего народа (мало кто задумывался, какой ценой далась нам победа), наиболее сознательные представители которого готовы были идти на лишения и трудности, чтобы поднять страну из руин и пепла.

Это были оставшиеся в живых люди, вернувшиеся к мирной жизни и готовые в который раз пройти все невзгоды и лишения. Но были и такие, которые не пошли на фронт, а после окончания войны оставались на «тепленьких» местах, занимались скупкой картин и других ценностей. Сталину было очень трудно отличить одних от других. Он, естественно, знал, что советские воины повидали, как люди живут на Западе. Те, кто за годы войны разбогател, врастали в круги себе подобных: входили в элиту идеологического фронта, репрессивных органов, советских бюрократов. Такие люди сейчас составляют большинство преуспевающих. Только существенным является то, что в советское время они были фактически гонимыми, могли существовать только полулегально, так сказать, а сейчас в связи с новой идеологией (рынка) они полностью реабилитированы, легальны и почитаемы.

Тогда восстановление народного хозяйства начиналось в условиях тяжелейшего голода, охватившего страну в результате засухи и последствий войны. В 1945 году колхозы собрали урожай зерновых наполовину меньше довоенных лет. Хотя в 1947 году карточки на продукты питания были отменены, твердые цены на хлеб повысились в 2,5–3,5 раза. Многие люди недоедали, были даже случаи голодной смерти. По призыву Сталина началась перестройка экономики на мирный лад. Благодаря огромному напряжению сил эта перестройка завершилась в 1946 году. Советский Союз к 1948 году восстановил все разрушенные войной предприятия и по объему валового продукта превысил довоенный уровень. В марте 1949 года было проведено очередное снижение цен. В мае был принят Указ Президиума Верховного Совета «Об отмене смертной казни». Все подумали, что с репрессиями покончено. Несмотря на то что Сталин вел затворнический образ жизни, никогда не бывал на заводах, стройках, фабриках или в колхозах, редко кого принимал, он на основе обширной информации, аккумулировавшейся в ЦК и правительстве, был хорошо информирован о положении дел внутри страны и за ее пределами. Народ был настроен на подвиг, и он его совершил. И Сталин спокойно, неторопливо, тщательно взвешивал все назревшие вопросы, выдвигал новые задачи и идеи. Весь механизм управления великим государством, несмотря на отмеченные ранее недостатки в управлении, функционировал размеренно и безотказно.

Но появились другие проблемы. Вождь был уже немолод. За его спиной стали более активно действовать силы, которые хотели заранее, в предвидении возможной смерти кормчего, стоять ближе всех к штурвалу государственного корабля. Им было важно заблаговременно исключить всякие неожиданности, оттеснить, а, если можно, то и уничтожить тех, кого они считали для себя опасными. И давно отлаженная Сталиным репрессивная машина и с ним могла сыграть злую шутку. В силу своей засекреченности она была неподконтрольна даже ему. Достаточно было «органам» сформировать компромат на одного, как за этим сразу могла потянуться цепочка. «От сумы и тюрьмы не зарекайся» – гласит русская пословица. Было такое время и такие люди, которым тюрьма снилась по ночам. Особенно тем, кто в свое время нажился на людском горе, жилось не вполне уютно.

О так называемом «Ленинградском деле» материалов стало более чем достаточно. Меня интересуют экономические взгляды одного из фигурантов этого дела – Николая Алексеевича Вознесенского. Это был молодой, полный энергии, образованный и талантливый человек. Он был близок к Жданову и Молотову. Время от времени Сталин оказывал ему предпочтение перед всеми другими. Еще в начале 1930-х годов Вознесенский выступил с серией статей, в которых пытался раскрыть закономерности развития советской экономики. Использование экономических законов социализма он, по мере возможности, внедрял в своей практической плановой работе. В 1935 году Вознесенскому была присвоена степень доктора экономических наук, а в 1943-м он избирается академиком. В 1947 году вышла его книга «Военная экономика СССР в период Отечественной войны». Известно, что рукопись этой книги была с карандашом в руках прочитана Сталиным. Он сделал к ней некоторые вставки и редакционные поправки. Книга получила Сталинскую премию 1-й степени. Всю премию Вознесенский пожертвовал на содержание детских домов, в которых воспитывались дети воинов, партизан и советских работников, погибших от рук оккупантов.

Вознесенский был на взлете, поэтому Берия и Каганович, нашептывали Сталину о том, что Вознесенский выходит в вожди и превышает свои права председателя Госплана, и довели «вождя всех народов» до того, что он занял в отношении книги и самого автора резко отрицательную позицию. Люди умны задним числом, и мы тоже: теперь можно сказать, что активнейший сторонник введения товарно-денежных отношений в народном хозяйстве СССР в форме хозрасчета, Вознесенский был автором таких взглядов, которые впоследствии получили широкую известность и сыграли зловещую роль в истории нашей страны. Сталин, возможно, это предвидел еще тогда. Вождь всегда видел в преследуемых им людях прежде всего врагов идеологических, то есть людей капиталистического толка. Когда Вознесенский оказался не у дел и ожидал своего смертного часа, книга его была изъята из библиотек как антимарксистская и вражеская. Некоторыми современными «экономистами» она оценивается сейчас хорошо. Дело против Вознесенского формировалось по отработанному сценарию. На него попросту донесли. Проверяющая комиссия установила, что в аппарате Госплана какой-то недотепа засунул не туда несколько документов, имеющих гриф «секретно». Это возвели в ранг государственного преступления и инкриминировали лично Вознесенскому. Далее все вертелось и строилось вокруг своеобразия города на Неве.

Своеобразие Петербурга заключается в создании миражей властного плана. Столетие правления случайных девок, дворянские мятежи с цареубийствами Петра III и Павла I, дворянская реакция на правовую реформу и отмену крепостничества при Александре II, три русские революции, правление «единственного и незаменимого» Григория Зиновьева и прочие инсинуации. Даже такой гений альтернативы, как Ленин, моментально покинул Петербург, едва только представилась возможность. В 1920-е годы партийная организация Ленинграда почти поголовно состояла из сторонников «левого» марша. Поэтому отношение Сталина ко второй столице страны было предвзятым.

Летом 1948 года партийная организация города Ленинграда и области в лице ее руководителя П. С. Попкова обратилась к первому заместителю председателя Совета Министров СССР, члену Политбюро ЦК ВКП (б) Н. А. Вознесенскому с предложением (не подумав, конечно) взять «шефство» над Ленинградом. Вознесенский ответил отказом, однако не доложил в Политбюро об «инциденте». Как оказалось, такие же разговоры велись и с А. А. Кузнецовым, членом Оргбюро, секретарем ЦК по кадрам. Эти переговоры были негласно зафиксированы и легли в основу материалов «Ленинградского дела». Даже с позиций дня нынешнего подобные действия нельзя признать полностью безобидными и абсолютно нравственными. Дело в том, что после смерти Жданова, любимца и преемника Сталина, генсек известил членов Политбюро и других высших партийных лидеров, что считает А. А. Кузнецова своим преемником по партийной линии, а Н. А. Вознесенского – по государственной. Это решение необходимо было утвердить на партийном съезде, который не собирался в связи с войной уже больше десяти лет.

В свете этих «фактов» закулисные переговоры претендентов на верховную власть в стране, да еще подкрепленные «авторитетом» всегда готовой к сепаратизму мощной объединенной парторганизации города и области, были неприятным сюрпризом для Сталина. Вознесенский имел право без доклада входить к генсеку. Но потом еще одно деликатное дело получилось. 14 октября 1948 года бюро Совмина СССР рассмотрело вопрос о разработке мероприятий по реализации остатков товаров народного потребления на сумму 5 млрд рублей, скопившихся на складах Министерства торговли СССР.

Некоторое время спустя бюро принимает постановление об организации в декабре межобластных торговых ярмарок. Совет Министров РСФСР в лице его председателя Н. И. Родионова организует в Ленинграде в январе 1949 года Всероссийскую оптовую ярмарку с привлечением торговых организаций союзных республик. В этом «бдительные» люди усмотрели превышение должностных полномочий организаторов (не соблюдены были сроки и привлечены союзные республики). В связи с недостаточным спросом на товары на них были понижены цены, что инкриминировалось потом, как разбазаривание государственных товарных фондов. Промышленная ярмарка Российской Федерации была преподнесена Сталину как заговор против руководства партии и Союза ССР. Сам Вознесенский, бывший секретарь Ленинградского обкома и горкома, а в 1949 году секретарь ЦК ВКП (б) Кузнецов и многие другие обвинялись слишком предвзято: они ставили-де своей целью под видом ярмарки отторгнуть Ленинград от Советского Союза.

Известно, что у Сталина были расхождения с Лениным по поводу устройства СССР: Сталин считал, что Советский Союз должен быть федеративным, т. е. республики не должны по Конституции иметь право выхода из СССР. Но Ленин настоял на этом их праве. Тем не менее к вопросу о федерации Сталин больше не возвращался. Причиной могло быть то, что целостность СССР определяла правящая партия – ВКП (б), а она по национальному признаку не могла разделиться технически. В ее составе были национальные компартии всех республик, кроме России. У России своей компартии не было, коммунисты России – это и была ВКП (б), коммунисты России являлись коммунистами всего СССР сразу. Они были цементом, скрепляющим ВКП (б) и, следовательно, СССР. Было такое, или это были только слухи, но якобы Вознесенский и Кузнецов хотели тайно созвать в Ленинграде съезд и объявить отдельную российскую компартию, т. е. восстановить справедливость в отношении русского народа. О такой несправедливости и сейчас некоторые вспоминают. Но любая попытка вычленения из ВКП (б) российской компартии всегда рассматривалась как прямая подготовка к расчленению СССР. Так оно, между прочим, и случилось. 5 марта 1949 года Вознесенский был снят со всех занимаемых им постов, через несколько дней и выведен из состава Политбюро, а затем и из членов ЦК. Он пишет письмо Сталину. В нем клянется, что всегда был честен перед партией и ни в чем не повинен. Никакого ответа на это не последовало. Вознесенский пытается поговорить со Сталиным хотя бы по телефону, тот оказывается недоступным. Вознесенский, как доктор экономических наук и академик, просит, чтобы ему разрешили вести работу в системе Академии научным сотрудником. Эта просьба повисла в воздухе. Вознесенский не опускает рук. Сразу же после отстранения от работы он садится за исследования по экономике. Семь месяцев вынужденной безработицы для него стали месяцами напряженного труда – он пишет капитальное теоретическое исследование «Политическая экономия коммунизма». За семь месяцев он отстукал на машинке труд в 822 страницы. К сожалению, рукопись не сохранилась. А в это время Берия и Абакумов (которые вообще-то между собой не ладили) приложили все усилия и сформировали «Ленинградское дело». Там были и вредительство, и шпионаж, и измена Родине. Вознесенский после 7 месяцев вынужденной безработицы был арестован. В Ленинград направили новых партийных руководителей В. М. Андрианова и Ф. Р. Козлова. Началась поголовная чистка. Гордое слово «ленинградец» превращено было в политическое ругательство. Всем ленинградским кадрам выражено было политическое недоверие. «Ленинградское дело» родило океан человеческих страданий. Желание режиссеров «Дела Вознесенского» изобразить все так, будто тот везде имел своих «сторонников» и «последователей», породило «Дело журнала «Большевик». Журнал на своих страницах довольно широко пропагандировал книгу Вознесенского «Военная экономика». Но теперь Вознесенский объявлен государственным преступником. Все, что ранее считалось хорошим, стало плохим. Все знали, что книга апробирована Сталиным и получила Сталинскую премию 1-й степени. Но доброе слово о книге стало криминалом, и редактор журнала «Большевик» П. Н. Федосеев отрекся от прежнего.

 

Глава 14

«Экономические проблемы социализма в СССР»

Когда Сталин разменял восьмой десяток лет своей жизни и стал ощущать неимоверную физическую усталость, все стали понимать, да и он сам, что его надо бы разгрузить. Разгрузить по-настоящему, снять с него какое-либо из дел полностью, вместе с ответственностью за него. Было совершенно очевидно, какое – ВКП (б). Уход из правительства не освобождал вождя от ответственности за судьбу страны, поэтому он продолжал бы работать как глава правительства, и не являясь им. А будучи предсовмина, он продолжал бы председательствовать на Политбюро, но партийная работа с него была бы снята. Следовательно, требовалось найти нового лидера ВКП (б). Сталин его искал и наконец нашел. Это был Жданов. Жданову он, видимо, доверял. Во-первых, Сталин как только мог приветствовал второй брак дочери Светланы с сыном Жданова Юрием.

Во-вторых, сам Жданов был очень близок по духу ему самому. Андрей Александрович Жданов считался разносторонне образованным марксистом, так как марксизм он изучал не по шпаргалкам и цитатническим хрестоматиям, а по первоисточникам. Постоянно и капитально. Он, как никто, обладал способностью использовать законы и категории марксистской диалектики для освещения, анатомирования и обобщения самых различных явлений духовной жизни. С высоты настоящего, бросая ретроспективный взгляд в прошлое, можно не соглашаться с некоторыми существенными положениями Жданова по ряду идеологических проблем, но, по мнению знавших его людей, в нем всегда присутствовала страстность, с которой он относился к изучаемому в данный момент вопросу, словно более важного вопроса не было на свете.

Он слыл человеком, который живет своим умом. Никогда не зачитывал кем-то подготовленные доклады, не подписывал кем-то написанные статьи. Людей к работе привлекал, в отличие почти от всех высокопоставленных лиц страны, не по блату, а по деловым качествам. Но идеологией в партии руководил, как мог, то есть боясь далеко выходить из-под шефа Сталина. Любил Сталин Жданова и за поведение у себя как гостя. Андрей Александрович не придерживался меры. Пили тогда все, в том числе и сам Сталин, но хозяин умеренно, Берия, Маленков и Микоян, в отличие от Щербакова и Жданова, оставались трезвыми. Секрет был прост – пили они, по договоренности с официантками, минеральную воду, а не водку.

Сталину был глубоко симпатичен Юрий Жданов, окончивший в 1941 году химический факультет Московского государственного университета. Именно Сталин поддержал его в продвижении и назначении в 1947 году заведующим отделом науки ЦК. Дочь Сталина Светлана и сын Жданова Юрий полюбили друг друга. Но, как часто бывает, дети известных людей несут на себе бремя своих родителей очень тяжело: быть не самим собой, а всего лишь сыном кого-то. Молодой доктор химических наук очень хотел заявить о себе как о вполне самостоятельной личности, чтобы никто не подумал, что он женится на Светлане исключительно из корыстных соображений. Его, возможно, и спровоцировали, наверное, с целью дискредитировать отца в глазах Сталина. Никто из партноменклатуры не хотел, чтобы Сталина даже частично заменил кто-нибудь.

В 1948 году молодой Жданов высказал то, что было на языке у многих. Он обозначил противостояние сторонников генетики и советского биолога Трофима Денисовича Лысенко, противостояние новой науке, входившей в моду в развитых капиталистических странах. В то время Лысенко с завидным упорством объявлял новую западную гипотезу о генах, как единственных причинах наследственности, несостоятельной. И Лысенко был уже авторитетом. Он начинал свою деятельность агронома-новатора на Украине, сначала в Уманской школе садоводства, затем на Белоцерковской селекционной станции, в Одесском селекционно-генетическом институте. Его поддержал и рекламировал Хрущев. С его слов и рекомендаций составил свое мнение о Лысенко и Сталин, который был нетороплив и осторожен, прежде чем прийти к определенному мнению, но, сформировав его, считал уже абсолютным. Конечно, важно было и то, какое значение каждому сталинскому слову придавало его окружение.

Молодой украинский агроном все теоретические положения Грегора Менделя и Томаса Моргана объявляет идеализмом и буржуазными выдумками. Как практик, «человек от сохи», он противопоставлялся оторванным от земли кабинетным ученым, подхватившим на вооружение генетику, занимаясь которой годами можно было ничего конкретного не предлагать сельскохозяйственному производству. Дела и разработки Лысенко, наоборот, дают большой практический результат. И Лысенко становится академиком и директором Института генетики Академии наук СССР, президентом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина. Ему трижды присваивается звание лауреата Сталинской премии. Находят поводы вручить ему шесть орденов Ленина. Он становится Героем Социалистического Труда и бессменным депутатом Верховного Совета СССР.

И вот против такого авторитетного ученого открыто выступает сын Жданова. Это произошло на семинаре лекторов. Содержание критики Лысенко дошло до Сталина. Через день Сталин созывает Политбюро и говорит на заседании то, чего ожидала партноменклатура: в этом выступлении Ю. Жданова виноват не сын, а отец. Спустя некоторое время после упомянутого заседания Политбюро наступает резкое ухудшение здоровья А. А. Жданова. Сталин отправил Жданова в санаторий на Валдай отдохнуть и подлечиться. Вскоре Жданов умер. В головах людей так и отразилось (как было на самом деле, никто не знает): сын выступил с антипартийным заявлением, вождь устроил разнос отцу, и тот, расстроившись, скончался от сердечного приступа.

В постсоветское время Жданова перестали считать выдающимся человеком. На пленуме ЦК после ХIХ съезда партии Сталин с волнением и большой убежденностью говорил, что Жданова убили врачи: они де сознательно ставили ему неправильный диагноз и лечили умышленно неправильно. Конечно, это были измышления. Элитный брак распался. После снятия с должности в ЦК Юрий Жданов достойно устоял. Многие годы плодотворно работал ректором Ростовского университета. Спровоцировав сына Жданова на выступление против академика Лысенко, партноменклатура добилась своего – Сталин остался у власти, но сама она попала в трудное положение: необходимо было нейтрализовать негативное влияние на общество выступления Юрия Жданова. Выступления, по ее понятиям, вредного.

Объяснять народу то, что сами с трудом понимали, сочли нецелесообразным. Решили оставить в стороне научную суть менделизма-морганизма, а на основе «классового подхода» показать, что собой представляют ученые, считающие этот менделизм наукой. Поступили так, как поступали всегда. Помните анекдот с элементами графики? Рисуются две параллельные прямые, а между ними накручивается без отрыва ручки от бумаги огромное множество зигзагов, спиральных линий и прочих закорюк. Задается вопрос: что это такое? Тогда слева пишется уже словами: уклон слева, справа – уклон справа. И ответ дается такой: это генеральная линия партии. Просто и понятно.

Итак, в 1948 году ЦК ВКП (б) нужно было нейтрализовать негативное влияние на советское общество выступления Ю. Жданова и заодно дать бой явно «ненародной» науке, которая дала фашизму идеологическую основу – расизм. От биологической науки требовались и требуются новые сорта растений, животных, новые лекарства, а морганисты-менделисты, называвшие себя «генетиками», деньги большие для опытов тратят, но новых сортов всяких культур не дают и не обещают, потому что изменить, мол, наследственность нельзя, так как это противоречит хромосомной теории наследственности.

Что это такое? Прервитесь, читатель, и почитайте немецкого зоолога А. Вайсмана, чешского монаха Г. Менделя и американского ученого Т. Моргана. Почитали? Не стали? Не стали их читать и высокие партийные руководители. Сталин, возможно, и почитал. Остальные читали мало – все равно за них думает Хозяин. Да и образование у них было, как говорят, ниже среднего. Кроме шуток, в рассматриваемый период ни один из членов Политбюро высшего образования не имел.

Ученые Менделя с Морганом читали. Факт. Те, кто читал, в частности Лысенко и мичуринцы, утверждали, что изменения наследственных признаков возможны с изменением условий жизни организмов. Не только утверждали, но и подтверждали практическими делами. И все было бы не так страшно, если бы после выступления Ю. Жданова Лысенко не подал заявление об отставке с поста президента ВАСХНИЛ. Раз публично выражены сомнения в его научной компетенции, значит, он не соответствует занимаемой должности. ЦК ВКП (б) поступил так. Давайте, мол, истину выявим в очередной дискуссии. Пусть Лысенко на сессии ВАСХНИЛ в своем докладе устроит очередной погром менделизму-морганизму. А «генетики» пусть защищаются. На сессии дали выступить «генетикам», и эти «истинные ученые», чувствуя, куда ветер дует, дружно кляли и хаяли менделизм-морганизм, каясь в своих ошибках и заблуждениях. Они, естественно, боялись репрессий, а вообще-то эти люди готовы были за деньги исповедовать все, что угодно.

Справедливости ради следует сказать, что ни один из «генетиков», кроме Вавилова, репрессивным действиям не подвергся. Чем занимался Вавилов Николай Иванович, директор Всесоюзного института растениеводства (в Ленинграде), знают многие. Он занимался изучением и улучшением (селекцией) сортов полезных растений, главным образом хлебных злаков. Составил уникальную коллекцию семян, собранную со всего мира. Но поскольку Вавилов был обвинен в антисоветском заговоре и умер в тюрьме, родился миф о том, что Лысенко «сгноил» Вавилова (у нас любят жалеть обиженных), загубил «генетику». Возможно, противостояние Лысенко – Вавилов можно наполнить каким-то содержанием, но это другая тема.

До недавнего времени специалисты во всем мире считали советскую систему образования самой совершенной и противопоставляли ей западную систему, не вылезавшую из состояния кризиса. Наша система образования была единой, планируемой, управляемой. Советский Союз с поразительной с исторической точки зрения быстротой наладил всеобщее образование населения и подготовку профессиональных кадров для стремительно расширявшейся и усложнявшейся жизни страны. Практически страна не испытывала дефицита в образованных людях. Советская система образования давала широкое фундаментальное образование, на основе которого граждане имели возможность быстро приобретать узкую специализацию или, в случае необходимости, переучиваться. Школьное образование было универсальным, позволяющим выпускникам школ делать выбор дальнейшего образования в широком диапазоне. Независимо от социального происхождения способные и усердные молодые люди имели преимущества в массе обучающихся в отношении жизненного успеха. Случаи использования социального положения родителей в деле образования бывали, но не определяли общую ситуацию в системе вертикальной динамики населения. До определенной поры, конечно, когда такая дифференциация стала наблюдаться, особенно в высших эшелонах власти. Советский строй с самого начала включал науку в качестве важнейшей производительной и духовной силы. На его зрелой стадии все общественное бытие было в большой степени «пропитано наукой», что существенно отличало СССР и от Запада, и от Азии. В Советской России с самого начала государственная идеология создала в массовом сознании очень высокий престиж науки, так что, несмотря на высокий еще уровень неграмотности, в России тех лет не возникло антинаучных настроений.

Основа советской системы организации науки была заложена уже в 1918 г. Она продолжила старые принципы организации науки в России – науки как части державного государства. В выборе типа научной системы активное участие принимал В. И. Ленин, которому пришлось оказать жесткое противодействие «левым» в их попытках реформировать «императорскую» Академию наук. Советское государство сделало Академию наук главным ядром всей системы. С первых лет существования Советского государства его научная политика поражала своей необычностью. В самый трудный момент оно выделило крупные средства на науку. В 1918 году было открыто 33 крупных научных института, ставших впоследствии основой всей сети прикладных НИИ. Было организовано большое число крупных экспедиций, самая значительная из них, в районе Курской магнитной аномалии, не прекращала работы даже в зоне боевых действий. В 1919–1923 годах Комиссия по улучшению быта ученых организовала снабжение ученых особыми пайками. Это предотвратило возможный в условиях революции разрыв непрерывности развития русской науки.

Концентрация средств в Академии наук позволила собрать и сохранить научные кадры, привлечь к сотрудничеству ведущих ученых, а потом сделать из Академии «генератор» научных институтов прикладного профиля, но «выросших» из фундаментальной науки. Эти особенности советской системы дали государству возможность развить сильную науку при очень скромных средствах. И можно было теперь говорить не только о русской, но и о советской науке. Общеизвестно, что успехи ее грандиозны. На весь мир прославили нашу науку М. В. Ломоносов, Н. И.Лобачевский, Д. И. Менделеев, К. А. Тимирязев, И. М. Сеченов, К. Э. Циолковский, И. П. Павлов и другие. Но история русской науки переживала и переживает разные периоды: то пытаются умалить ее роль, то наступали периоды, когда русские как бы заново открывали историю своих предков, их вклад в мировую культуру и науку. За всю историю России в борьбе за реабилитацию русской истории, и в частности науки, время Сталина стоит особняком. Это был период, когда русские устанавливали справедливость и для себя, и для других, отвергая национальный нигилизм.

Историками русской науки тогда были, в частности, выявлены следующие факты: приоритет изобретения паровоза принадлежит русским – Черепановым, а не англичанам – Стефенсону, производство стали осуществлено Д. К. Черновым, а не Бессемером. Это у нас впервые была осуществлена вольтова дуга (В. В. Петров и Л. Ю. Крафт). Академик Б. С. Якоби открыл и разработал технику гальванопластики, построил оригинальный телеграф, первую моторную лодку, разработал систему электрического минирования и сделал другие важные технические открытия. В России изобретены первые практические электрические источники света: дуговая свеча П. Н. Яблочкова, первая лампа накаливания А. Н. Лодыгина. Приоритет открытия радио принадлежит М. А. Попову. Этот список можно продолжить.

Считается, что к концу 1980-х годов наша научная система позволила СССР достичь военного паритета с Западом, невзирая на то, что обеспеченность приборами одного советского исследователя была в среднем в 80—100 раз ниже, чем в США. А начиналось-то с чего? Бывшие конники Гражданской войны по направлению партии и прочие «кухаркины дети», немного подучившись, оказывались в окружении коллег – буржуазных специалистов, которых везде и всегда оказывалось подавляющее большинство. Поэтому в области наук, особенно естественных, появились два типа научных работников-коммунистов. Одни, «кавалеристы», готовы были идти на штурм твердынь буржуазной науки так же, как шли в бой с белогвардейцами, с саблей в руке. Увы, кроме цитат из Маркса и Ленина, они не могли ничего противопоставить данным опытов или теоретических изысканий своих оппонентов. Другие, сразу «ушибленные» ученостью буржуазных «спецов», спешили войти в их круг, нахватавшись хотя бы поверхностных знаний, и полностью подпадали под чужое влияние. Естественно, такой люд скоро окажется не на той стороне баррикад и быстро пополнит списки репрессируемых. Были и исключения.

В области народного образования улучшение наметилось только в 1930-х годах. Вместо групповых экспериментов 1920-х годов, в результате которых образование деградировало, а школы выпускали безграмотных учеников, в обучение ввели традиционные русские учебные программы. Была восстановлена предметная система обучения, введен точно определенный круг систематизированных знаний и единые стабильные учебники. Доля молодых людей, успешно справлявшихся со стандартными заданиями по физике и математике при поступлении в вузы страны, стала выше, чем это было в России 1880-х годов.

Главным хроническим недостатком преподавания общественных наук являлось то обстоятельство, что там процветали догматизм и начетничество. Будучи неспособными, вернее, не имеющими такого права – творчески менять марксизм в соответствии с изменяющейся исторической обстановкой, – идеологи РКП (б) ставили себе более скромную задачу – хотя бы не допустить его искажения или отрицания. Основанная в 1918 году Социалистическая академия общественных наук, в 1924 году переименованная в Коммунистическую академию, начинала с критики всех основ буржуазной науки, в том числе и физики, и математики, но сколько-нибудь значительных научных результатов не добилась и уже в 1936 году слилась с Академией наук СССР. В гуманитарных науках, несмотря на несравнимый ни с какой буржуазной теорией познания метод диалектического материализма, можно было бы ожидать большего. Но советская историческая наука, например, и это очень странно, не может похвалиться ничем существенным. Под давлением Сталина в Великую Отечественную поднимали на щит «великих» царей. Но ничего крупного, нового советская историческая наука миру не дала. А могла бы…

Между курсом истории Платонова и, скажем, историей Киевской Руси Бориса Грекова разница небольшая. Зарубежный русский историк Сергей Лесной утверждает, что если сравнить взгляды русского историка В. Н. Татищева (ум. в 1750 г.) со взглядами советских историков сталинских времен, то окажется, что советские ученые даже регрессировали по сравнению с Татищевым. Парадокс? А как вы думали? Советские историки только выпячивали каждый раз социологическую сторону проблем, но сама история, написанная, как теперь многие считают, под диктовку Романовых, как таковая, почти не претерпела в их интерпретации изменений. Скажем больше: советская историческая наука совершенно изолировалась от науки Запада. Там уже давно, например, некоторые ученые полностью отказались от норманнской теории. Норманнская теория появилась в 1-й половине ХVIII века (около 1729–1730 годов) сначала как шведская теория, по которой, призванные словенами Новгорода, совместно с кривичами, мерей, весью и чудью, варяги-князья Рюрик, Синеус и Трувор были шведами и привезли с собой из Швеции все свое племя по имени «Русь», в результате чего династия Рюрика объединила все русские племена в единое государство, положив начало культурной жизни, и вывела эти племена на путь прогресса, якобы дав новому государству свое имя – «Русь». Основоположники этой теории – немцы Байер, Миллер, Шлейцер и русские – Татищев, Щербатов, Карамзин и другие развили эту теорию и добились признания ее тогдашней Академией наук. Несмотря на сильные и обоснованные протесты со стороны меньшинства наших историков (включая Ломоносова), на основании этой теории была написана «официальная история» России, которая просуществовала более 200 лет, не будучи ни разу доказана научно.

Далее в хронологическом порядке за «шведской теорией», уже теряющей свое былое значение, появляется теория «датская», более известная как собственно «норманнская теория». По этой теории летописный Рюрик – не швед, а «данфриз» по имени Рорех, лицо историческое и отмеченное в Бертинских хрониках в весьма нелестных выражениях за его разбои и грабежи. Еще в бюллетенях Российской академии наук за 1848–1851 годы имеется весьма обоснованная критика «норманнской теории». Сейчас же – в начале ХХI века – норманнская теория по-прежнему остается в академических кругах практически официальной и как таковая безраздельно доминирует в учебниках, энциклопедических и справочных изданиях. И западные ученые первыми сказали, что только сами славяне создали и свою государственность, и свою культуру и что никакие скандинавы и германцы тут ни при чем. Наши только тогда спохватились. А случилось это потому, что советским историкам, до определенного момента, были совершенно недоступны иностранная научная литература и архивы Запада, хранящие колоссальное количество неизученных документов, касающихся прямо или косвенно истории Руси.

Молодые советские историки, «дети Октября», в подавляющем числе не знали ни греческого, ни латинского языков, на которых написаны эти источники, и избегали прямых контактов с русскими историками за рубежом. Такие контакты могли дорого стоить им: вдруг такой историк «враг народа», и очередь для реабилитации его еще не наступила? Советские ученые, как и простые советские люди, сталкивались, естественно, с цензурой при переписке с заграницей. Не все люди знали, какие шалости допускал СССР по отношению к Международному Почтовому Союзу. При цензуре ни о каком свободном обмене информацией, мнениями, сведениями и научными фактами между учеными Запада и их советскими коллегами не могло быть и речи. Западные почтовые отделения принимали заказные бандероли, отправляемые в СССР, с такой оговоркой, что они отвечают за сохранность их только до границ с Советским Союзом. Мог ли западный историк послать своему советскому коллеге редкую книгу или рукопись, будучи уверенным, что он получит их обратно? Нет конечно. Изоляция советской науки сказалась на результатах.

Самым важным тормозом развития науки был культ личностей. Все сказанное классиками марксизма рассматривалось как священная истина. Боже упаси высказать мысль, что тот же Маркс в чем-то не совсем прав, – тотчас же поднимется крик: ревизионизм!.. Но ведь ревизионизм – основной двигатель науки, ни один истинный ученый не останавливается на достигнутом, а стремится вперед, а это «вперед» означает всегда переделку, изменение старого. Ревизионизм – это душа науки, ее основной фактор. Если бы марксизм-ленинизм периодически подвергался ревизии, он здравствовал бы и по сей день.

Попытки сдвинуть догматизм в сторону творческих исканий предпринимались. Сталин добросовестно пытался овладеть экономической теорией, так как политическая экономия социализма создавалась под его непосредственным руководством. Еще задолго до войны с фашистской Германией Сталин вынашивал планы создания простого, но добротного учебника по политической экономии. Эта работа была поручена члену-корреспонденту Академии наук СССР Л. А. Леонтьеву.

На протяжении десятка лет Леонтьев подготавливал один вариант учебника за другим. Но ни один из них не удовлетворял Сталина, и он требовал дальнейшего его усовершенствования. Война прервала работу над учебником.

После войны работы возобновились, но результат остался прежним – Сталину учебник все не нравился. Состоялось формальное решение Президиума ЦК, которым вменялось группе ученых-экономистов в конце концов такой учебник разработать. В эту группу были включены: академик К. В. Островитянов, академик П. Ф. Юдин, член-корреспондент Академии наук Д. Т. Шепилов, член-корреспондент Л. А. Леонтьев, а несколько позже – действительный член Академии сельскохозяйственных наук И. Д. Лаптев и член-корреспондент А. И. Пашков.

По указанию Сталина в мае 1950 года участников группы освободили от всех работ и общественных обязанностей и направили в прекрасный особняк в подмосковных Горках. Дали срок в течение одного года подготовить учебник. Составив план работы, группа напросилась на беседу со Сталиным. Как вспоминал один из участников группы, при общении со Сталиным создавалось впечатление, что вождь владеет темой лучше всех. По мере подготовки глав их посылали на редактирование Сталину. Тот редактировал с поражающей тщательностью. Никаких мелочей для него не существовало, он «придирался» ко всему. Правки были исключительно ценными. После правок Сталин, как правило, еще очень долго разъяснял авторам свои мысли.

16 февраля 1952 года в Кремле состоялось широкое совещание, в котором приняли участие члены Политбюро ЦК, авторы учебника и наиболее видные экономисты страны. Присутствующие экономисты задавали вопросы, а Сталин сам отвечал на них. После обсуждения он предложил авторам поработать над учебником еще год.

Незадолго до смерти Сталина была закончена книга «Экономические проблемы социализма в СССР», которая явилась, можно сказать, его завещанием. Это было время развязанной США и их союзниками «холодной» войны против СССР и только что закончившегося разбирательства по «ленинградскому делу», главным фигурантом которого являлся бывший Председатель Госплана СССР Н. Вознесенский, активнейший сторонник введения товарно-денежных отношений в народном хозяйстве СССР в форме хозрасчета. Мы знаем, что взгляды Вознесенского получили широкую известность и сыграли впоследствии зловещую роль в истории СССР.

Увы, Сталин в книге «Экономические проблемы социализма в СССР» не смог полностью оторваться от марксизма: «мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения…» – «немарксистский – следовательно, глубоко ошибочный» и т. д. В ней, как обычно, – длиннейшие цитаты из Маркса, Энгельса, Ленина (одна цитата из Маркса длиной в две страницы). Последовательно придерживаясь известных принципов, Сталин указывает на противоречие, существующее в социалистическом обществе СССР: это наличие денег и товарного производства. И он «предсказывает» переход к «прямому продуктообмену».

Странная складывалась картина! Выросла сложнейшая экономика, сам Сталин ежегодно утверждал бюджет и в то же время оставался сторонником старого марксистского «отмирания денег». Выводы о просчетах вождя нам легко делать с высоты прошедших лет. Правда, в своей работе Сталин высказал такие положения, которые не потеряли актуальности, особенно в свете разразившегося ныне всемирного финансового кризиса. Представляют интерес как сама книга, так и дискуссия, имевшая место при обсуждении макета нового учебника по политэкономии.

Я хотел бы еще раз кратко вернуться к этой теме. Как и предполагал Сталин, та дискуссия вылилась в обсуждение дальнейшего экономического развития страны. Часть ее участников призывала к форсированному переходу на «товарную» основу в хозяйствовании, как предлагал Вознесенский, другие категорически выступали против товарных отношений при социализме. Сталин высказал мысль об объективности экономических законов. Он пояснял участникам дискуссии: законы политической экономии, как и законы естествознания, отражают закономерности процессов, совершающихся независимо от воли людей. «Можно ограничить сферу действия тех или иных экономических законов, можно предотвратить их разрушительные действия, если, конечно, они имеются, но нельзя их «преобразовать» или «уничтожить». Он, конечно, имел в виду закон соответствия общественных (производственных) отношений уровню развития производительных сил, а также основные экономические законы капитализма и социализма. Основным экономическим законом капитализма, по Сталину, является «обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей». А основным экономическим законом социализма является «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Говоря о товарном производстве при социализме, Сталин так учил «рыночников» уму-разуму: «Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о “ найме” рабочих: как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продает свою рабочую силу. Столь же странно теперь говорить о “ необходимом” и “ прибавочном” труде: как будто труд в наших условиях, отданный обществу на расширение производства, развитие образования, здравоохранения, на организацию обороны и так далее, не является столь же необходимым для рабочего класса, стоящего ныне у власти, как и труд, затраченный на покрытие личных потребностей рабочего и его семьи…» Не сдерживается и произносит, на мой взгляд, небезупречные мысли: «…Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старыми понятиями и новым положением вещей. Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие». Забудем, мол, о «прибавочном» труде. Здесь Сталин кривил душой, но, по большому счету, был прав.

Главные страсти на дискуссии развернулись вокруг действия закона стоимости, главного экономического закона товарного хозяйства. По этому закону происходит обмен товаров, где определителем их менового соотношения выступает количество затраченного на их производство общественно необходимого труда. Колебания цен, их отклонения от общественной стоимости под влиянием спроса и предложения представляют собой (по Марксу) стихийный механизм регулирования общественным производством. «Рыночники» на дискуссии утверждали, что этот закон является постоянно действующим, обязательным для всех периодов исторического развития. Используя это утверждение как таран, они пропагандировали систему хозяйственного расчета между обществом в целом и отдельными его производственными единицами на основе общественно необходимых затрат труда и распределения дохода предприятий. Суть его состоит в том, что каждое предприятие и его подразделения в денежной форме соизмеряют затраты на производство и результаты своей хозяйственной деятельности, покрывают свои расходы денежными доходами от реализации продукции, тем самым, обеспечивая рентабельность и самоокупаемость всего общественного производства. Чтобы создать видимость соответствия хозрасчета основному закону социализма «рыночники» демагогически заявляли, что он принципиально отличается от коммерческого расчета капитализма, так как базируется на общественной собственности на средства производства и осуществляется в интересах всего общества. Якобы он позволяет сочетать интересы общества с интересами отдельных коллективов, предприятия и каждого трудящегося. В приведенных соображениях ключевым словом является «рентабельность».

Сталин, отвечая на это «рыночникам», в грязь лицом не ударил и сказал: «Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10–15 лет, что было бы единственно правильным подходом к вопросу, временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий или отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства, избавляя нас от периодических экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство и наносящих обществу колоссальный материальный ущерб, обеспечивая непрерывный рост народного хозяйства с его высокими темпами. Если идти начертанным “ рыночниками” путем, то надо закрыть «ряд пока еще нерентабельных предприятий тяжелой промышленности, где труд рабочих не дает «должного эффекта», а открыть «новые предприятия, безусловно рентабельной легкой промышленности, где труд рабочих мог бы дать «больший эффект»… «отказаться от примата производства средств производства в пользу производства средств потребления. А что значит отказаться от примата средств производства? Это значит уничтожить возможность непрерывного роста нашего народного хозяйства, ибо невозможно осуществлять непрерывный рост народного хозяйства, не осуществляя вместе с тем примата производства средств производства».

 

Глава 15

Главный идеолог нации

На страницах трилогии я пытаюсь показать читателю, как светлую мечту человечества – коммунизм западным и нашим недругам помогали закапывать сами его творцы и энтузиасты, товарищи-друзья. К этому вольно или невольно приложили руки известные «революционеры» прошлого и настоящего. Вот явно неполный список: Маркс, Ленин, Троцкий, Бухарин, Сталин, Берия, Хрущев, Косыгин, Горбачев, Ельцин и другие. Как видите, люди несопоставимые по личностным достоинствам, но, что делать, – такими были эти вожди. Сами мы их не выбирали, за исключением последнего. Но, как говорил Марк Твен, нужно быть очень осторожным, когда выбираешь себе родителей. К могильщикам коммунизма я причислил бы и рабочий класс СССР, которому не хватило ума разглядеть котрреволюционную сущность изменений, начавшихся в середине 1980-х годов. Он «купился» на красивые мыльные пузыри: демократию, социализм с человеческим лицом, самоуправление, хозрасчет и выделенный подряд.

Но были и пассивные «могильщики» идеи коммунизма. Вечно вторым, но очень значимым в последние времена в Политбюро ЦК КПСС был Михаил Андреевич Суслов. Он не пытался занимать видных государственных постов, никогда не был ни министром, ни заместителем Предсовмина и лишь в Верховном Совете исполнял «скромную», незаметную должность председателя Комиссии по иностранным делам Совета Союза.

Суслов слишком хорошо знал и природу, и механизм политической власти. Почти всю свою жизнь он трудился в аппарате партии. Поднимался вверх по ступеням партийной иерархии медленнее и упорнее других. Был подчеркнуто скромен в личной и общественной жизни. Но умел, если это было нужно, потакать тщеславию других.

Достаточно высокого роста, сутулый (может, сказывалась привычка, выработавшаяся у многих из окружения Сталина, – стараться казаться ниже ростом), худой, даже суховатый, с неярким, мало запоминающимся лицом. Одевался всегда скромно и невызывающе. В последнее время предпочитал двубортные пиджаки с широкими отворотами, траурно-черного или безлико-серого цветов, смотревшиеся на его фигуре как-то неуклюже, словно сшитыми на вырост, а также темные галстуки. Какого-либо раскрепощения или фривольности в своем внешнем виде Суслов не позволял. Неизменной деталью были небольшие очки в строгой старомодной оправе.

Никто не мог упрекнуть Михаила Андреевича в жадности к материальным благам и наградам, в стяжательстве, в каких-либо излишествах, дорогу к которым открывала власть. Аскетизм Суслова был отражением его мудрой уверенности в том, что настоящая и подлинная власть «равнодушна» к внешней мишуре. Такому аскетизму был привержен у нас только еще один человек – Сталин. Аскетизм Суслова не означал его нетерпимости к излишествам его партийных соратников. Если речь шла о вопросах идеологии, Суслов был догматически непримирим. Но хитрый Суслов проявлял крайнюю снисходительность к тем видным партийным и государственным чиновникам, которые нередко путали собственный карман с государственным, погрязли в коррупции, взятках и прочих материальных злоупотреблениях.

В многочисленных сейфах кабинета Суслова «оседало» немало бумаг и докладных записок, которым он ни разу не дал ход. Такие бумаги вполне могли служить поводом для немедленного судебного разбирательства и последующего сурового наказания отдельных министров, секретарей обкомов и даже руководителей республик. Может быть, это и было одной из причин его власти и могущества? Подобные скрытые «нити влияния» являлись самыми надежными и прочными в годы, когда коррупция в стране расцвела в полную силу. В аппарате ЦК КПСС давным-давно прозвали Суслова «серым кардиналом». Имелись в виду не только масштабы его власти, но и тщательно скрываемые источники влияния, а также стремление формировать и направлять политические события из-за кулис.

Конечно, это стало возможным после Сталина. Такое при Сталине было просто немыслимо. Вождь не потерпел бы никакого «теневого» лидера. Да и сам Суслов при Сталине вел себя совершенно иначе, поэтому и избежал участи многих, когда-то пригретых вождем, но потом потерявших чувство меры и, естественно, голову. Сталин был крут со всеми. Перепадало от него и Михаилу Андреевичу. Но какими же нужно было обладать «достоинствами», чтобы больной Сталин, обремененный тяжелым чувством, что некому оставить страну в наследство, мыслил на своем месте Суслова? В чем была тайна политической карьеры этого партийного функционера? В чем личная заслуга его перед «отцом народов»?

Вступившему на тернистый путь партийной карьеры в начале 30-х годов прошлого века Михаилу Андреевичу Суслову не пришлось преодолевать в себе никаких моральных барьеров. Время требовало людей преданных идее, желающих подчиняться ей и обстоятельствам, скромных, способных на самопожертвование. Он все это делал добровольно и сознательно. Может возникнуть вопрос: насколько Суслов был искренен в отстаивании идеологических догм на протяжении своей длительной карьеры? Ответ достаточно прост: это не было актуальным. Авторитарной идеологии неважно, насколько искренна вера человека, главное – форма, демонстративная преданность и не знающая сомнений беспощадность в борьбе с врагами.

Позднее, с годами, ревностно служа тоталитарной идее, Михаил Андреевич настолько сросся и слился с ней, что она стала для него естественной и единственной реальностью. Хорошо помнивший тексты «классиков», Суслов мог на любой случай привести нужную цитату, а точнее, подогнать под авторитетное высказывание жизнь. В этом заключалась трагедия этого человека, как и многих других людей во власти. То, что думаешь, сказать не можешь. А говоришь то, что надо говорить. Иначе не сносить головы. Сутью власти была борьба за власть – а здесь требовались хитрость, расчет, такт и гибкость, умение «плести интриги». И в этом Михаил Андреевич с годами преуспел.

Мы не будем подробно пересказывать биографию Суслова, а остановимся коротко на некоторых обстоятельствах его жизни. Например, на истории его знакомства и взаимоотношений с его будущими непосредственными начальниками, которые, кроме Сталина, вначале были его подчиненными. Анкетные данные Михаила Андреевича Суслова были безупречными: родился в бедной крестьянской семье, отец во время Февральской, а затем и Октябрьской революции избирается в Советы рабочих и солдатских депутатов, а в 1919 году вступает в члены ВКП (б). Сам Михаил стал коммунистом в 19-летнем возрасте в 1921 году. По путевке Хвалынской городской партийной организации был направлен в Москву на учебу и успешно окончил в 1924 году Пречистинский рабфак. С 1924 по 1928 год Суслов учился в Московском институте народного хозяйства имени Плеханова, одновременно ведя педагогическую работу в Московском химическом техникуме имени Карпова и в Московском текстильном институте.

С учетом того, что он окончил еще и Экономический институт красной профессуры, можно считать, что он получил неплохую экономическую подготовку. В 1929 году молодой ассистент Суслов начал читать курс политэкономии в Московском университете и в Промышленной академии. В этой академии в 1929–1930 годах учился Хрущев. Хрущев и Суслов, очевидно, знали тогда друг друга. Между студентами академии, пришедшими непосредственно с партийной работы, и преподавателями были совсем иные, менее официальные отношения. К тому же Хрущева избрали секретарем партийной организации академии и по должности он контактировал с преподавателем одной из ведущих дисциплин.

В период активных боевых действий на Северном Кавказе Суслову, как члену Военного совета группы войск, подчинялся и полковник Леонид Ильич Брежнев, который был тогда начальником политотдела 18-й армии и помогал Суслову в налаживании гражданской и хозяйственной жизни в регионе. Но это было лишь мимолетное знакомство, так как 18-я армия после взятия Новороссийска ушла на запад. Через десять лет Брежнев, уже в звании генерал-лейтенанта, был назначен заместителем начальника Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского Флота. В этот период он также должен был выполнять директивы секретаря ЦК КПСС Суслова.

7 июля 1977 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР – наградить город Ставрополь орденом Октябрьской Революции. Для вручения этой награды туда прибыл бывший первый секретарь краевого комитета КПСС М. А. Суслов. На площади аэровокзала были собраны трудящиеся города, партийные и советские работники, ветераны, передовики, юноши и девушки, пионеры и школьники.

…Суслов медленно спускается по трапу. Навстречу ему – первый секретарь краевого комитета КПСС М. С. Горбачев, председатель исполкома краевого Совета народных депутатов И. Т. Тарасов, первый секретарь Карачаево-Черкесского обкома КПСС В. С. Мураховский и другие должностные лица. На следующий день на торжественной церемонии вручения ордена, взобравшись на трибуну, Михаил Андреевич, под громкую овацию собравшихся, оглашает личное приветствие Л. И. Брежнева. Брежнев теперь над Сусловым. Потом выступает Горбачев. Он хвалит Суслова. Горбачев еще под Сусловым.

8 1944–1946 годах Суслов был председателем Бюро ВКП (б) по Литовской ССР. Бюро, в соответствии с планом Сталина, должно было установить советскую власть на «неспокойной» территории Литвы. Задача была не из легких. Суслов работал председателем Бюро в самое трудное время (впоследствии этот пост занял В. Щербаков). Только что была освобождена Красной Армией большая часть Литвы. Во главе партийной организации встал опытный подпольщик, еще в конце 1920-х годов избранный секретарем ЦК коммунистической партии Латвии, – А. Снечкус. Внутреннее положение в освобожденной республике было сложным и напряженным. Включение Литвы в состав СССР в соответствии с советско-германским договором 1939 года, надо понимать, не всеми литовцами воспринималось как естественное благо. По крайней мере литовской буржуазии это представлялось как насильственный захват суверенного государства. И поэтому коммунисты как носители коммунистической идеи не пользовались здесь поголовным влиянием и популярностью. Значительная часть католического литовского населения выступала против советизации Литвы.

С другой стороны, страшные годы немецкой оккупации и будни Второй мировой войны повлияли на взгляды и представления многих литовцев. Симпатии к СССР усилились, и все больше людей смотрели на Советскую власть в надежде получить защиту и гарантию от возвращения фашистских порядков. Но сразу же после ухода немцев проявилось и упорное сопротивление новой власти – движение так называемых «лесных братьев». В сущности, в Литве началась гражданская война, в которой часть литовского населения поддерживала Красную Армию и Советскую власть, а другая часть с оружием в руках выступила против установления советских порядков. Состав отрядов «лесных братьев» был сложным и неоднородным. Здесь были лица, сотрудничавшие с оккупантами, богатые крестьяне, противившиеся начавшейся коллективизации, дети литовской буржуазии. Но было немало и простых литовцев, выступавших за независимость Литвы. Борьба была очень суровой и кровопролитной. Естественно, в таких условиях Сталин применял свой испытанный метод борьбы – непримиримость и насилие. И Суслов стал верным проводником такой политики.

Начались чистки партийных рядов, выявление «врагов народа», гонения на строптивую интеллигенцию. В ходе этого жестокого противостояния значительная часть населения республики была депортирована в Сибирь. Из городов высылались представители буржуазии и других «чуждых классов», члены бывшей литовской администрации, лидеры национальных партий, представители литовской интеллигенции. Из сельских областей депортировались крестьяне, обвиненные в помощи «лесным братьям». Ситуация с «лесными братьями» не поддается однозначной оценке, она сложна и запутанна. Нельзя видеть в этом движении только деятельность «бандитских формирований», «отщепенцев», оторванных от своего народа. Все гораздо сложнее, и помогает поставить точки над «i» такой факт: большую роль здесь играли националисты, ориентированные на Запад и связанные с английской, американской и шведской разведками.

Суслов с задачей, поставленной ему Сталиным, справился. Некоторые историки считают, что последствия жестоких мер Суслова в отношении Латвии могли бы иметь более трагический характер, если бы им не противостояла гибкая дипломатическая позиция А. Снечкуса, посильно стремившегося вырабатывать всякий раз хоть какое-то компромиссное решение. Сталин был вполне удовлетворен результатами «миссии» Суслова в Литве. Советкая Литва стала цветущей индустриальной республикой. В 1946 году Суслов был переведен в Москву и вскоре на очередном пленуме избран секретарем ЦК. В Секретариат в тот период входили Жданов, Кузнецов, Маленков, Попов и сам Сталин. Как секретарь ЦК, Суслов курировал важнейший участок идеологической работы – печать. Атмосфера первых послевоенных лет была наполнена пьянящим воздухом победы, чувством освобождения, верой в силу государства и ожиданием обязательных будущих перемен. Этим был проникнут и одухотворен тяжелейший труд по возрождению разоренной страны. Но подспудно, в безвестной глубине, сталинский режим продолжал пополнять список своих жертв. Сюда теперь попали сотни тысяч репатриированных после войны советских граждан, бывшие советские военнопленные, возвращавшиеся и возвращаемые (некоторые – насильно) на родину. Вернувшиеся с войны домой советские солдаты, повидавшие Европу, по мнению Сталина, требовали очередного «промывания мозгов». Разворачивались мощные политические кампании. И Запад не остался в стороне от конфронтации. Бывшие союзники превратились в новых врагов. Так как ничего нового идеологи типа Суслова придумать не могли, они ринулись на борьбу с идеологическими противниками. Движение началось в сфере культуры. Полный мощный «разящий» удар по «отщепенцам» и «перерожденцам» был нанесен известным «ждановским» постановлением «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Далее последовали новые погромные директивы, коснувшиеся кинематографии («О кинофильме «Большая жизнь») и музыки («Об опере «Великая дружба»).

Казалось бы, совершив такой успешный карьерный скачок, Суслов ринется в бой. Но Суслов не был бы Сусловым, если бы поступил так даже в этом случае. В те годы страницы печатных изданий щедро отводились разного рода теоретическим «изысканиям» в области идеологии. Слово «изыскания» мной взято в кавычки, так как это, как правило, были тяжеловесные и обстоятельные обзоры, «исследования» международного рабочего движения и ошибок западной социал-демократии, и не более того. Немного менялся «язык» идеологии, но ничего нового и существенного не происходило. Тем не менее идеология расширяла свое влияние и контроль над всеми сферами общественной жизни, общественного сознания. С рассуждениями о произведениях культуры и размышлениями над ленинским и сталинским наследием начал выступать в печати Шепилов. Стали появляться «труды» с именами Поспелова и Пономарева. В печати выступали также будущий вице-президент АН СССР Федосеев, секретарь ЦК КП (б) Латвии по пропаганде Пельше, философ Митин и другие.

Но Суслов публично с теоретическими сочинениями не выступал. А надо было бы. Он избегал суеты, огласки и излишней ответственности, однако тонко улавливал и усваивал выработавшийся новый «язык». По своей высокой должности он принимал теперь участие во всех официальных мероприятиях. Впервые в ложе правительства рядом со Сталиным Михаил Андреевич появился 20 июня 1947 года на открытии сессии Верховного Совета РСФСР. В восторженном порыве российские депутаты стоя приветствовали всенародного избранника и первого депутата, а также его «верных соратников»: Молотова, Берию, Жданова, Микояна, Маленкова, Булганина и – впервые – Суслова. В определенном смысле Суслов был учеником и восприемником Жданова. Андрей Александрович Жданов был «идеологом» опытным и искушенным. Во времена их сотрудничества Суслов высказывал Жданову подчеркнутое уважение, признавая старшинство. В отличие от Жданова, Суслов-идеолог избегал публичности и конкретики. Вряд ли в его устах можно представить, подобные ждановским, характеристики Зощенко, Ахматовой и Шостаковича. Суслов был осторожнее и хитрее, предпочитал тайные и более могущественные нити влияния и контроля. В марте 1948 года Суслов участвовал в совещании деятелей советского музыкального искусства, обсуждавшего итоги «общественного просмотра» оперы Вано Мурадели «Великая дружба». Во второй половине июня того же года в Румынии проходило совещание представителей Информационного бюро коммунистических партий. В повестке дня стояло обсуждение вопроса о положении в Компартии Югославии. По настоянию советской стороны был осужден отход от марксизма Тито, Карделя и Джиласа. Была раскритикована «теория мирного врастания капитализма в социализм» (идея, как у оппортуниста Бухарина), вопреки учению о классах и классовой борьбе. Были отвергнуты как ошибочные: понятие об индивидуальном крестьянстве как едином целом, уменьшение роли партии и другие ошибки югославов. Советскую делегацию, в состав которой вошли Жданов, Маленков и Суслов, возмутил отказ КПЮ отчитаться о своих действиях перед Информбюро. Был провозглашен курс на фактический подрыв КПЮ изнутри, ставка делалась на «здоровые» просталинские силы югославской компартии.

В конце августа скончался Жданов. Смерть Жданова укрепляла позиции Суслова. Но прежде произошла неприятная для Суслова упоминавшаяся нами ранее, история с сыном Жданова. В то время Агитпроп (отдел агитации и пропаганды ЦК) возглавлял Суслов, который случайно избежал немилости Сталина за такой «прокол» в своей работе. Вождь даже дал указание создать специальную комиссию по «делу Лысенко». Комиссию возглавил Маленков. Позже это дело было спущено на тормозах, но предвзятое отношение Маленкова к Суслову сохранилось. В 1949 году Суслов, назначенный главным редактором «Правды» (одновременно он работал заведующим Агитпропа), на ее страницах развернул кампанию против «безродных космополитов». Космополитизм громили в литературе, театре и кино. Тоталитарная идеология в очередной раз укрепляла свои позиции не разработкой новых подходов, осмыслением ошибок, а расправой с «врагами». Общественная атмосфера в стране была удобной именно для такой недальновидной политики. Начавшаяся «холодная война» давала возможность использовать для этой цели естественные патриотические чувства людей, окрепшие после победы. Их и направили в нужное русло. Была и другая нечистоплотная, практически неафишируемая сторона этого «патриотизма» – антисемитизм. Большинство «антипатриотов» составили евреи. По долгу службы и характеру полученного образования Суслову бы и принять участие в разработке политэкономической теории, а если сказать проще – в создании упомянутого учебника по политэкономии социализма. Но Суслову досталась роль погонялы. Он в конце каждой недели докладывал Сталину, как идут дела. Сталин в последние годы жизни – это надорвавшийся от сверхчеловеческой ноши лидер. На его поступки все более и более накладываются болезни и ледяное одиночество. Он уже не может обеспечить контроль над разросшимся бюрократическим аппаратом. У вождя развивается мучительная подозрительность и иссушающая душу жестокость. Понимая, что время его истекает, Сталин самокритично проанализировал недостатки сотворенной им политической системы и попытался найти пути их устранения.

Главной своей болью он считал неспособность партии выполнять самую главную функцию, функцию постоянных исканий. Вместо этого партия принялась подминать под себя исполнительную власть и экономические структуры, дублировать их, заниматься мелочным контролем. Сталин понял: утратив способность создавать новые идеи, партия погубит себя и пустит под откос плоды всех его трудов. Стараясь усилить роль смыслового, идеологического блока партии по отношению к администраторам и хозяйственникам, он решил назначить своим преемником идеолога. И первоначально эта роль отводилась Жданову. После скоропостижной смерти Жданова роль идеологического наследника, хранителя сталинской традиции и своеобразного душеприказчика, по мысли многих авторов, Сталин отвел Суслову.

Но после смерти Сталина начались страшные времена борьбы за власть. И опытный идеолог и аппаратчик Суслов всей предыдущей карьерой был подготовлен и к переменам, и к неожиданным поворотам. Он, возможно, уже считал себя преемником Сталина, так как у гроба последнего позволил такую вольность, которая раньше для него просто была немыслима.

…У тела покойного вождя в Колонном зале Дома Союзов в почетном карауле стоят его верные соратники. Оркестр играет «Меланхолическую серенаду» Чайковского. Дирижирует оркестром Гаук, Давид Ойстрах играет на скрипке. И вдруг от группы высших руководителей партии отделяется Суслов и медленно идет к оркестрантам. Подходит к Ойстраху и тихо что-то ему говорит. Музыкант, продолжая играть, полуобернулся и выслушал. И тотчас темп игры чуть ускорился, скрипка зазвучала быстрее. Суслов, по-прежнему бледный как полотно, возвратился в строй почетного караула. Но дела закрутились так, что Суслов даже не вошел в новый состав Президиума ЦК, хотя остался секретарем ЦК. В старом противостоянии Суслова и Маленкова, всех против всех, в то время победил последний. Позже фигуры были расставлены по-иному. Недостаточно грамотный, чрезвычайно энергичный, склонный к переменам и реформам, Хрущев по своему характеру и политическому темпераменту был прямой противоположностью осторожному Суслову. В своей администрации Хрущев сам был и главным идеологом, и министром иностранных дел. Он непосредственно сносился с руководителями других коммунистических партий. И хотя энергии Никите Сергеевичу хватало на все, ему нужен был член Президиума ЦК, который руководил бы повседневной деятельностью многочисленных идеологических учреждений. Выбор Хрущева пал на Суслова, несмотря на то что авторитарный, закосневший в узком догматизме стиль идеологического мышления Суслова с трудом вписывался в живую, устремленную к переменам политику Хрущева. Суслову пришлось проявить особую тактическую гибкость, изменить свои прежние позиции и взгляды. Способности к мимикрии у Михаила Андреевича были выработаны годами партийной и аппаратной работы. Он изменился, но не настолько, чтобы осознать, что идеология партии требует ревизии. Ревизионизм нужен был партии как воздух. Но по сложившейся традиции он отождествлялся с оппортунизмом, а последний всегда и везде скатывался в болото конвергенции. Не надо скатываться в болото. Потом были Брежнев, Черненко, Андропов, Горбачев. И всегда – второй Суслов. Человек, от которого зависело, быть коммунизму или нет, – ничего не сделал такого, что могло опровергнуть первую часть его прозвища: «серый». Серый – он и есть «серый», серая личность. Хотя похоронен рядом со Сталиным. За всю свою 35-летнюю деятельность на ответственных постах в ЦК Суслов не написал ни одной книги, не внес в марксистскую теорию ничего нового. Все его «труды» уместились в трех не слишком больших по объему томах (это его речи, выступления по разным поводам). Рой Медведев и Дмитрий Ермаков явно льстят ему, когда в политическом портрете Суслова под названием «Серый кардинал» пишут: «Многие юбилейные кампании, организатором которых как член Политбюро ЦК КПСС, отвечающий за вопросы идеологии, был Михаил Андреевич, проводились с такой вызывающей примитивностью и сопровождались столь грубой ложью, лестью, что люди нередко задавались мыслью: чего же на самом деле добивается Суслов – поднять или уронить авторитет восхваляемых им лидеров партии?» Вопрос, как говорится, становится излишним, если вспомнить, как дорогой нам Михаил Андреевич лобызал любимого всем народом Леонида Ильича.

 

Глава 1

Там, где свободный рынок, там и кризисы

«Мене, текел, фарес…» Существует легенда, что такие слова на неизвестном языке, появившиеся на стене роскошных покоев вавилонского царя Балтасара и написанные огненными буквами, встревожили пировавших у царя гостей, но никто из них не мог прочитать и истолковать надпись. И лишь один мудрец расшифровал ее.

«Царь, – сказал он, – слова эти означают: “ взвешено, подсчитано, отмерено” и предвещают конец твоему царству и смерть тебе самому». Так оно, впрочем, и случилось. С тех пор эти слова стали символом грозящих несчастий, предостережением об ожидающем кого-либо бедствии.

С леденящим души американцев постоянством эта надпись с определенного момента в истории США, а именно, когда капитализм набрал обороты и стал исправно следить за поступлением нетрудовых доходов в карман, стала появляться то на одной, то на другой стене нью-йоркской «Улицы стен».

Самым значительным и всеобщим несчастьем после очередного такого предупреждения оказался спад на американской фондовой бирже с 1929 по 1932 год.

Но американцы капитализм менять не стали. Они и биржу-кормилицу не упразднили. А она разоряет слабых, а во время паники – и сильных. Ничего не дает, разве только «стричь купоны». Надписи долго себя ждать не заставили, и на стенах появлялись, появляются и будут появляться.

Финансовые потрясения так же стары, как сам капитализм. В 1624 году в Голландии была «Тюльпановая мания». Восемнадцатый век видел «бум Южных морей» в Англии (когда спекуляция шла вокруг акций Компании Южных морей, имевших привилегию на работорговлю и рыбную ловлю в Южных морях) и «бум Миссисипи» во Франции (когда центром внимания была земельная собственность во французской Луизиане в США).

Девятнадцатое столетие тоже не обошлось без финансовых паник, которые кажутся небольшими лишь по сравнению с «большой» паникой в 1929-м. Во второй половине XX века мировая экономика опять пережила ряд малых и больших финансовых паник. О них пишет один из ведущих американских экономистов Лестер К. Туроу в книге «Будущее капитализма. Как сегодняшние экономические силы формируют завтрашний мир». Туроу на основе детального анализа фундаментальных социально-экономических сдвигов в мире (распад коммунистической системы, перемены в странах бывшего социалистического лагеря, возникновение глобальной экономики, развитие интеллектуальных технологий, радикальное изменение демографической картины мира) приходит к определенным выводами, с которыми можно соглашаться или не соглашаться, но с одним его утверждением, что мир стал многополярным, сразу же не соглашаюсь.

Современный мир однополярен. Об этом свидетельствует всеобщий характер нынешнего финансового кризиса, разразившегося, конечно же, не внезапно. Еще совсем недавно буржуазная пропаганда с особым упоением возвещала, что пророчество, данное более полутора веков назад основателями «научного» коммунизма, о неминуемом закате капитализма, не имеет под собой оснований, так как последнему удалось создать «общество благоденствия». Имелось в виду прежде всего общество Соединенных Штатов Америки.

На поверку оказалось, что глобальный экономический кризис, неизбежность которого всегда, как дамоклов меч, висела над капиталистическим миром, начался именно в стране всеобщего блаженства и железной поступью шагает по планете. Россия, которой никогда прежде эта напасть не касалась, тоже чешет затылок. Раньше, в бытность коммунизма, СССР кризисы обходили как-то стороной. Туроу не отрицает, а, наоборот, подчеркивает экономическую неустойчивость капитализма и неизбежность кризисов. Деловые циклы столь же внутренне присущи капитализму, как землетрясения присущи геологии Земли. Они всегда были при свободном рынке и всегда будут. Факты этих спадов Туроу объясняет разными причинами. Являясь апологетом капитализма, объясняет предвзято. Тенденциозно объясняя и инфляцию, он определяет одним из главных средств ее снижения безработицу, которая даже как бы планируется. Туроу не находит надежных рецептов для возможного избавления «свободного мира» и от грядущих финансовых потрясений.

Рассмотрим хотя бы несколько причин кризисов.

Первая. Кризисные явления присущи капитализму, так как отражают его коренное противоречие, знание о котором не является монополией марксизма. На это противоречие, начиная с XIX века, указывали и указывают единодушно все политэкономисты, стоящие на позициях трудовой теории стоимости. Продукт труда, по их мнению, неравномерно распределяется между трудом и капиталом. Капитал, в соответствии с его базовыми принципами функционирования, рассматривает продукт труда как свою частную собственность, и, как следствие, сам труд, производитель этого продукта, не получают необходимого возмещения. Разница оседает в кармане капиталиста. Отсюда конечный спрос всегда отстает от роста капитала. Вследствие указанного отставания происходит обесценивание капитала, его инфляция, как непосредственно – в виде залежалости товаров, так и опосредованно, как снижение эффективности производства из-за постоянно нарастающего износа основных фондов. Но если мы понятие «залежалость товара» и объясним банальным и неизбежным перепроизводством (рынок не регулирует ни производство, ни спрос) или скажем, что, раз современная экономика имеет глобальные черты, поэтому и кризис получился мировой, то мы еще никак или почти никак не объясним причины современного кризиса (и предыдущих).

Для анализа истоков кризисов необходимо рассматривать эволюцию хозяйственной деятельности человека как исторический процесс. Тогда настоящий или любой другой кризис предстанет перед нами как финал кризиса всего товарного производства в целом, а не только капитализма, который является лишь его высшей и последней стадией.

Нам следует вспомнить, что товарное производство сформировалось в недрах натурального хозяйства и развивалось исключительно за его счет. А вытеснив натуральное хозяйство окончательно, оно заложило и предел: беспредельно «натуральную периферию» оно расширять не может.

Объясним, что такое «натуральная периферия». Сбой в натуральном хозяйстве происходит в момент, когда кто-то из мастеров-производителей достаточно узкого направления (гончар, кузнец или кто-то другой, работающий в общинном хозяйстве) создает больше продукции, чем община может потребить. В этом случае весь созданный продукт разделяется на общественно признанную часть, за которую община поделится своей общинной продукцией, и на общественно непризнанную продукцию, которую община оставит без внимания. Это возможно при условиях: или продукт создан из материалов, не представляющих для общины особой ценности (глина, болотная руда и пр.), или он должен быть результатом какого-либо усовершенствования, которое резко увеличило производительность (например, замена одноярусной обжиговой печи на многоярусную).

Возникшая коллизия может решиться двояко: или приостановить изготовление излишнего продукта, или вывезти его в соседнюю общину («натуральную периферию»), где обменять на что-то приемлемое для производителя. Естественно, полученный в ходе обмена продукт соседней общины будет присвоен частным образом, так как его эквивалент не был признан своей общиной. Грубо говоря, если отбросить ряд несущественных деталей, полученный в результате обмена продукт составит товарную прибыль, но при условии, что обе общины не составляют между собой единое хозяйственное целое.

Смысл этого процесса, который можно назвать процессом товаризации, заключается в том, что возникшее таким образом товарное производство, чтобы не зачахнуть, стремится расширить сферу своего воздействия. За первичным актом товарного обмена должны последовать следующий акт и последующие акты. Получаемая в результате прибыль стимулирует нечто, которое, образно говоря, служит стимулом последующего расширения, источником товаризации смежных, а потом и дальних хозяйств. И так без конца. Но если расширение по какой-либо причине стало невозможным, если нельзя вывезти свою продукцию за пределы сложившейся сферы товарного производства, то, по определению, нет и товарной прибыли. То есть товарное хозяйство, развивавшееся до того как открытая система, замкнется в себе. В момент замыкания, в момент бифуркации частнособственнический способ присвоения общественного продукта в лице капитала войдет в противоречие с общественным характером труда, а то, что было раньше товарной прибылью, переродится в своеобразную отработанную ренту, многократно перераспределенную между различными собственниками.

По теории товаризации, кризис капитализма начался более ста лет назад, когда произошел раздел мира между колониальными державами. Особенно циничный механизм грабежа народов капиталисты стали осуществлять в начале XX века. Трудности с получением товарной прибыли толкнули эти державы в пучину Первой мировой войны. В 1916 году лондонский Сити Банк созвал совещание, где предложил проект отмены приоритета золота с целью передачи мерила стоимости английскому фунту стерлингов.

Став господином на мировом рынке, бумажный фунт, благодаря ловким махинациям, стал рассматриваться как золотой – ведь никто не спрашивал о его золотом покрытии. По окончании Первой мировой лишь десять лет длилось торговое оживление, связанное с ретоваризацией послевоенного мирового рынка. Затем последовали Великая депрессия и Вторая мировая война. Но еще не отгремели ее последние залпы, как начала завязываться новая война – «холодная». Война за максимально возможное расширение единого рынка, контролируемого США. Ее политическим предвестником были слова, брошенные с пафосом и с солдатской прямотой генералом Патоном в 1944 году перед высадкой в Нормандии: «Наступает Pax Americana».

Золотой фунт стерлингов вызывал зависть банкиров США, оборот которых на мировом рынке имел большие размеры. Включились тайные и явные рычаги, и в июле 1944 года в Бреттон-Вудсе состоялась «Юнайтед Нейшен Монетари и финансовая конференция», где было принято решение, что «приоритет» в мировой торговле от фунта стерлингов переходит к доллару. На этой конференции были организованы Международный валютный фонд и Международный Банк реконструкции и развития. СССР не стал их членом. Более того, с 1 марта 1950 года Постановлением Советского правительства было запрещено определение курса рубля по отношению к иностранным валютам на базе доллара.

Бреттон-Вудская валютная система устанавливала за золотом статус средства окончательного урегулирования международных расчетов, подводила базу под использование доллара США в качестве единого мерила в мировой торговле, так как только он мог напрямую обмениваться на золото. Все остальные валюты менялись на золото через доллар. Политически это означало превращение всех стран в американскую провинцию.

Отказ принимать эту систему рядом стран (СССР, Китай и др.) вынудил англо-американцев говорить о «железном занавесе» (для доллара), который им хотелось во что бы то ни стало сломать. Естественное американское лидерство в глобальном капитализме после Второй мировой войны было обусловлено военным и финансовым положением Америки. И у бывших союзников США, и у бывших врагов валютные резервы были истощены затратами, необходимыми для ведения войны. Америка, не разрушенная войной, была единственным местом в мире, где можно было приобрести оборудование для восстановления разоренных войной экономик. Чтобы заработать деньги на закупку требуемого оборудования, эти страны должны были что-то продавать американцам. Для этого надо было изготавливать продукцию, которую американцы захотели бы купить, а это можно было сделать только с помощью новых технологий и нового оборудования.

Система попала в замкнутый круг. У этих стран просто не было способа достать деньги, чтобы купить оборудование, а без покупки его они не могли возобновить производство. Ответом был толчок со стороны США – так называемый план Маршалла. Штаты решили дать своим бывшим союзникам и бывшим врагам финансовые средства, нужные для покупки оборудования, чтобы перестроить их разоренные войной заводы. И только Америка обладала военной силой для сопротивления распространению глобального коммунизма. Если какая-либо страна хотела остаться вне коммунистического блока, то вряд ли у нее был иной выбор, чем присоединиться к американскому блоку и принять американское руководство. В соответствии с планом Маршалла и шла ретоваризация разрушенных войной Европы и Японии. Далее пошла ретоваризация бывших колоний Европейских стран. В 1960-х годах США, пытаясь сломить сопротивление СССР, приступили к выполнению ряда амбициозных и высокозатратных планов в области ядерных и ракетных вооружений, а также в космосе.

Но одновременно, под прикрытием американского оборонного зонтика, используя свои сравнительно малые расходы на вооружение, ФРГ и Япония совершили свое промышленное чудо. Этим положение Америки осложнилось. Появились конкуренты. В эти годы платежный баланс США в основном сводился с отрицательным сальдо, а это означало, что количество долларов, находящихся на руках у иностранцев, быстро возрастало, при истощении золотых резервов США. Способность США сохранять обратимость доллара в золото становилась невозможной. В 1971 году был официально объявлен дефолт, то есть отказ на государственном уровне от обмена долларов на золото, что означало крах Бреттон-Вудской валютной системы.

При такой ситуации США на тот момент «холодную войну» проигрывали с треском. Вот когда можно было форсировать давление на Штаты. Но вы помните, читатель, как развивались события. Проявилась предательская сущность советской партийной номенклатуры, которая считала, что своими уступками Западу она сохранит привычный для нее порядок вещей, что не иссякнет для нее нефтегазовая кормушка. Справедливости ради следует сказать, что другого выхода у партноменклатуры не было: в гипотетически возможном новом порядке интеллектуальное ее убожество не оставляло ей места под солнцем. В отличие от советского руководства американцы действовали решительно и напрягли все имеющиеся у них интеллектуальные ресурсы. И решение проблемы вроде было найдено. Увы, парадоксальное. Решили не уменьшать денежную накачку за счет эмиссионных долларов, а, наоборот, увеличить ее. И направить не на поддержку капитала (ради чего, собственно, и был создан в США в 1913 году частный центральный банк – Федеральная резервная система), а на прямое стимулирование конечного спроса, как государственного, так и частного. С точки зрения описанного выше механизма разделения труда это решение можно описать так: если невозможно расширить рынки сбыта, нужно увеличить эффективность потребления каждого участника доступных рынков.

Это смертельное решение для экономики Штатов позволяло резко поднять жизненный уровень американцев и было в духе «холодной войны» – оно подавалось как несомненное преимущество капитализма, и тем самым они привлекали на свою сторону верхушку партноменклатуры в СССР, убоявшуюся отстать от якобы уходящего поезда под названием «Великое информационное общество». Таким образом, экономическая модель Запада, из-за которой все теперь валится, возникла как ответ на страшный кризис 1970-х годов. То был кризис избытка капитала.

Итак, повторимся: капитал растет быстрее, чем получает свое возмещение труд. В результате известные проблемы с недостатком спроса. В классическом капитализме это выливается в кризис перепроизводства и решается за счет него. При империализме этот кризис можно оттянуть за счет вывоза капитала. Но к 1970-м годам оба способа исчерпали себя. Пойти на кризис перепроизводства Западу было невозможно из-за наличия системы социализма – страшно. А вывозить капитал было некуда. В соцлагерь не повезешь! А Индия и Китай еще не были рынками капитала. Мировая обстановка требовала именно от США (кто заказывает музыку, тот и платит) принятия мер. Теперь можно двигать дальше научно-технический прогресс, развязать очередную войну или хотя бы принять военную программу, например программу «Звездных войн», или помогать… домохозяйкам. Но на все нужны деньги. Свои, кровные, запомните, капиталисты никогда не дают. Администрация президента Картера пошла на хитрость: впервые в истории капитализма стали не только капиталистам одним помогать, а и стимулировать всеобщий спрос за счет эмиссии денег. То есть не привязывать печатный станок к обеспеченности доллара золотом.

Сейчас долларов напечатано столько, что они, в сущности, ничего не стоят. Вот вам вторая причина – дутый доллар. Раз не стало привязки его к золоту, то пошли сплошь кредиты. Хорошо живут люди в Штатах, но только за счет кредитов. Имеют по четыре автомобиля в семье, но все они куплены в кредит. За счет искусственного избыточного спроса США сделали очередной виток научно-технического прогресса и сумели развалить СССР.

Америка играла уникальную роль в мировой экономике. Производила около 20 процентов, а потребляла около 40 процентов мирового ВВП, потому что покупала дешево, а продавала дорого. В результате, как пылесосом, высосала ресурсы со всего мира. Но кризис в стране мог грянуть еще в 1980-х. Янки чудом удержались в 1987-м. Потом выскочили за счет распада СССР и захвата рынков, которые мы контролировали. Большое счастье им привалило. Но если бы в начале 1990-х США направили ресурсы, захваченные на территории бывших стран социализма, на погашение своих долгов, сделанных в 1980-х, можно было бы растянуть пиршество лет на тридцать. Но они делали новые долги.

Базовый принцип существования рынка – прибыль любой ценой – гнал вперед. За счет безотказного действия стимула получения прибыли они добились многих хороших результатов, но проели ресурсы, которые необходимо было бросить на обеспечение процветания в будущем.

Страна проела свои ресурсы на два поколения вперед. Постоянно стимулируя потребительский спрос, американцы создали государство с невероятно высоким уровнем жизни, в котором целые поколения людей не знают, что значит жить бедно или в чем-то себе отказывать, поскольку имеют дополнительный источник ресурсов – кредиты. Хотя надо сказать и такое: там есть и люди, живущие на пособия уже в третьем поколении.

Но вечно жить взаймы нельзя. Получается пирамида. Росли долги граждан и государства. Объем долга стал слишком велик, долги домохозяйств превысили объем экономики стран – более 14 триллионов долларов. Возникла ситуация, когда текущая доходность капитала оказалась ниже ставки привлеченных инвестиций. Долги отдавать никто не хочет, да и не может. Чтобы произвести выплаты по процентам на вклады инвесторов, реальных денег нет. Если выплаты и производятся, то не из прибыли, а по законам финансовой пирамиды, из средств новых инвесторов.

Закономерным итогом такого положения является банкротство финансовых институтов и инвесторов. Из-за недостатка финансирования катится вниз и реальное производство. Фиктивные финансовые активы, присущие только рынку, – петля на шее Уолл-стрит. Во время кризисов она затягивается с невероятной быстротой. Фиктивные – значит под них нет реального конечного спроса. Ими можно сколько угодно обмениваться между финансовыми институтами, но конкретному человеку или государству их продать нельзя.

И как бы лихорадочно ни пытались эту «фикцию» сбыть, никакая спешка не поможет. Можно крах отодвинуть, но избежать его нельзя. Был выход. Вернее, даже два. Первый – прекратить эмиссию, то есть выключить печатный станок и оздоровить экономику. Но в этом случае все финансовые активы – триллионы и триллионы долларов – мгновенно обесценятся. Рухнет вся финансовая система. Это вариант 1929 года. Великая американская депрессия. Тогда производство в США упало на треть, потребление – на 50 процентов. Сейчас же потребление может сократиться и больше. И кризис будет уже в масштабах планеты. Ибо доллар – главная мировая валюта, после 1971 года – единая мера стоимости.

Вариант второй – устроить гиперинфляцию, чтобы долги сгорели. Вариант кое для кого чудесный. Но не для всех. Суть: вы должны кому-то 100 рублей, а инфляция составляет 100 процентов. Через год ваш долг превращается в 50 рублей в фиксированных ценах, через два – в 25. А еще через несколько лет про этот долг вообще можно забыть. Так можно искусственно стимулировать банки, производство. Вот и делали Штаты все, чтобы не дать исчезнуть той части экономики, продукция которой не имеет спроса. Но все равно кризис масштаба Великой депрессии неизбежен. Самый опасный фактор – паника. Не должны все одновременно бежать в банки и требовать наличные. Наличные можно требовать только при плановой экономике, при коммунизме. При капитализме в тревожные времена (а кризис – именно такое время) надо менять психологию общества, сплачивать его. Лучший способ – найти врага, угрозу.

Для США это не впервые. В 1898 году, чтобы начать войну с Испанией, по итогам которой они отобрали у нее Филиппины и Кубу, американцы взорвали свой собственный броненосец «Мэн» на рейде Панамы. В 1941 году был Пёрл-Харбор. В начале 1960-х – знаменитый инцидент в Тонкинском заливе. Чтобы влезть во Вьетнам, американцы взорвали свой собственный крейсер. Оказывается, взрывы небоскребов 11 сентября 2001 года тоже были отвлекающим маневром – биржа была закрыта на несколько дней, так как экономические показатели августа в стране были очень плохими. Благодаря терактам американцы под шумок отказались от либеральных методов управления экономикой и перешли к прямому управлению со стороны государства и Федеральной резервной системы.

Но и эти маневры мало помогали. Гипотетически существует еще один действенный способ – отказ от рынка и переход к преимущественно плановому ведению хозяйства, характерному для коммунизма. Но это не для Соединенных Штатов, так как плановая экономика с ее справедливым подходом к делу не способна обеспечить желаемых высот благосостояния по определению – другие приоритеты, цели, нет поползновений грабить мир. Для Штатов отказ от существующей грабительской системы хозяйствования приведет к тому, что жизненный уровень населения этой страны резко упадет. Еще не было в истории случая, чтобы падение жизненного уровня, какого можно ожидать в США, произошло в таком масштабе. Будущее США – все, что угодно, но только не коммунизм.

Коренное отличие коммунизма от капитализма заключается в том, что при коммунизме ни о каком либерализме, являющемся третьей причиной кризисов (разрешено все, что приносит сиюминутную прибыль), не может быть и речи. Родоначальником современного либерализма – идеологии промышленной и финансовой олигархии – стал кальвинизм – идеология аристократической или купеческой олигархии XVI века. В те времена в Европе возникали все новые центры Реформации. Если профессор богословия Виттенбергского университета Мартин Лютер отвергал все, что, по его мнению, противоречило Священному Писанию, то в Швейцарии Цвингли создал еще более радикальное учение, принимая только то, что прямо подтверждается Писанием. Развил его теорию Жак Кальвин. Он утвердил идею предопределения. Дескать, одни люди заведомо предназначены Богом к спасению, а другие заведомо осуждены. А отличить «избранников» очень просто – одни богатеют, другие нищенствуют. Материальное богатство и было признано критерием любви Господа к тому или иному человеку. А долг «неизбранной» черни – повиноваться «избранным». Утверждалось, что, если человек имел возможность урвать деньги и упустил ее, это тяжкий грех. Он отверг дар от Бога. А тратиться на пустяки и развлекаться – разбазаривание дара Бога. Поэтому из жизни изгонялось все «лишнее»: искусство, музыка, танцы. Кальвин учил, что надо предавать смерти даже ребенка, если в нем «говорит дьявол» – дух непослушания, веселости, легкомыслия. Вместо Церкви был утвержден «национальный синод» – консистория пасторов, имевших право в любое время дня и ночи зайти в каждый дом и проследить за «праведностью» жизни.

Кальвинизм, породив теорию «общественного договора между властью и народом», дал современному либерализму рецепт достижения мира там, где о согласии, по сути, не могло быть и речи. Ссылаясь на библейские тексты об избрании царей Израилевых по воле Бога, кальвинисты приходили к выводу, что раз основатели династии были избраны народом, то и являются они лишь слугами народа. И обязаны править в рамках изначального «договора», охраняя права и вольности «общества», иначе они – тираны, и их свержение или убийство не только допускается, но и становится обязанностью подданных. Но только «народ» подразумевался отнюдь не буквально. Имелись в виду лишь «избранные».

Французский теоретик кальвинизма Юний Брут без обиняков указывал: «Когда мы говорим о народе, то подразумеваем под этим словом не весь народ, а лишь его представителей – герцогов, принцев, оптиматов, нобилей и вообще всех деятелей на государственном поприще». И как раз эти «представители» должны были оценивать действия властей и диктовать им свою волю.

Бытует мнение, что Запад менее идеологизирован, чем, например, бывший СССР. Но это отнюдь не так. Почти четыре века назад европейская наука (ее еще называют «наукой нового времени») поставила перед собой цель – выработать мировоззрение нарождающейся буржуазии. В результате была выработано то, что мы называем идеологией, – комплекс идей, с помощью которого человек понимает общество, социальный порядок и самого себя в этом обществе и в мире. Идеология быстро стала паразитировать на науке, а наука, став «сестрой» идеологии и заменив Церковь как высший авторитет, легитимирующий и освящающий политический строй и социальный порядок, пошла намного дальше в обмане масс и стала инструментом господства буржуазии в этом бренном мире.

Поражение СССР в «холодной войне» во многом обусловлено тем, что влиятельные круги нашей интеллигенции перешли на позиции буржуазной идеологии, не ставшей менее лживой после того, как стали утверждать, что идеология основывается на науке или даже составляет базу самой науки. Во всех странах Запада, где произошли великие буржуазные революции, ученые, философы и гуманитарии внесли свою лепту в программирование поведения масс посредством идеологии (читай – науки). В Англии – Ньютон и его последователи, которые из новой картины мира выводили идеи о «естественном» (природном) характере конституции, что должна ограничить власть монарха («ведь Солнце подчиняется закону гравитации»).

Ученый и философ Томас Гоббс развил главный и поныне для буржуазного общества миф о человеке как эгоистическом и одиноком атоме, ведущем «войну всех против всех». В Англии революция почти слилась с протестантской Реформацией, так что в идейном багаже английских революционеров преобладали религиозные мотивы. И как Ленин ни предсказывал революцию в Англии, она все никак не совершалась.

В более чистом виде манипуляция сознанием как большая организованная кампания проявилась во Франции. Здесь общество было подготовлено к слому «старого порядка» полувековой миссией Просвещения. Помимо великого дела по освобождению мышления человека и освоению им нового научного мировоззрения, деятели Просвещения осуществили глубокое промывание мозгов в чисто политическом плане, подготовив поколение революционеров, с чистой совестью затопивших Францию реками крови. Поскольку во Франции «властители дум» сплотили общество, в нем быстро возникло «самосознание». Началась теоретическая работа. Слово «идеология» впервые появилось именно здесь. Появилась влиятельная организация – «Институт», которым заправляли идеологи. Тогда же общество стало создавать важнейший для будущего господства класса собственников механизм – школу нового типа. Эта школа с первого класса делила поток учеников на два «коридора» – одни воспитывались и обучались так, чтобы быть способными к манипуляции чужим сознанием, а другие (большинство) – чтобы быть готовыми легко поддаваться манипуляции. Ну совсем как наши «школы для президентов». Просто потрясающе! Учебники по одному и тому же предмету были написаны одними и теми же блестящими французскими учеными, но для разных «коридоров». Школа стала фабрикой, «производящей» классовое общество.

Весь ХIХ век – это история того, как идеологи всех направлений (но все они в рамках одной общей платформы – индустриализма, основанного на вере в прогресс и законы общественного развития) черпают доводы из неиссякаемого источника – науки. И любая идеология стремилась объяснить и обосновать определенный социальный и политический порядок, который она защищает, через апелляцию к естественным законам.

«Так устроен мир» и «такова природа человека» – вот конечные аргументы, которые безотказно действуют на обычную публику. Разумеется, для современного человека убедительнее всего звучат фразы, напоминающие смутно знакомые со школьной скамьи научные формулы и изречения великих ученых. А если под такими фразами стоит подпись академика, а то и Нобелевского лауреата, то тем лучше. Чем больше идеолог и демагог похож на ученого, тем он убедительнее. Недаром Энгельс советовал Марксу писать «Капитал» как можно наукообразнее. Друзья знали, как немцы любят ученых.

Вообще взаимодействие науки и идеологии – очень большая тема. О воздействии идеологии на науку сказано достаточно много. Приведу несколько примеров. Для того чтобы проследить воздействие идеологии на поведение ученого, заглянем в далекое прошлое. Почему Джордано Бруно стал страстным проповедником системы Коперника? Еще до ознакомления с этой системой Бруно был радикальным политиком и религиозным реформатором и в своей идеологии отталкивался от древних египетских культов, важнейшим из которых был культ Солнца. Теория Коперника, поставившая Солнце в центре Вселенной, была воспринята им как абсолютная истина, дающая неопровержимое и научное обоснование его идеологической цели.

Как пишет Мирча Элиаде в своей книге «Космос и история», «Коперник видел свое открытие глазами математика, Бруно же воспринимал его как иероглиф божественной мистерии». Страсть Бруно обязана своей силой синергизму научных и идеологических убеждений. Синергизм (или кооперативный эффект) – важное понятие, без которого трудно верно представить себе реальные процессы в природе и обществе. Оно означает такое взаимодействие факторов, при котором эффект намного превышает сумму эффектов от каждого фактора, если бы они действовали порознь. Ученые употребляют наглядный для понимания этого пример: если смешать водку с портвейном, то получится «ерш», усиленное действие которого не вызывает никаких сомнений.

Созданная Дарвином теория происхождения видов, попав в грязные руки идеологов западного капитализма, сыграла свою роковую роль в затуманивании мозгов. Начнем с того, что на Дарвина мощное влияние оказали труды Мальтуса – идеологическое учение, объясняющее порождаемые рыночной экономикой неравенство и страдания. Представив как необходимый закон общества борьбу за существование, в которой уничтожаются «бедные и неспособные» и выживают наиболее приспособленные, Мальтус дал Дарвину вторую центральную метафору его теории эволюции – «борьбу за существование». Это научное понятие, приложенное к дикой природе, пришло из идеологии, оправдывающей поведение людей в обществе. А уже из биологии вернулось в идеологию, но снабженное ярлыком научности.

Отметим, что влияние идеологических факторов дарвинизма в разных культурах не одинаково. В России дарвинизм был исключительно быстро, практически не встретив оппозиции, воспринят как биологами, так и широкой общественностью. Но воззрения культурной среды России в 60—70-х годах ХIХ века были идеологически несовместимы с мальтузианской компонентой дарвинизма. В своих комментариях русские ученые предупреждали, что это чисто английская теория, которая вдохновляется политэкономическими концепциями либеральной буржуазии. Адаптация дарвинизма к русской культурной среде произошла под лозунгом «Дарвин без Мальтуса». Так что концепция межвидовой борьбы за существование у нас была дополнена, а порой и заменена теорией межвидовой взаимопомощи. Вспомните Кропоткина и его книгу «Взаимопомощь как фактор эволюции», изданную в Лондоне в 1902 году. На Западе же было восславлено самоутверждение индивидуума и стало подсознательной частью их культурного наследия. Там Русская идея взаимопомощи была забыта и отвергнута.

Притязания науки как социального института на доминирующую роль в культуре и общественной жизни стали очевидны уже в викторианской Англии. В дальнейшем становление науки шло параллельно с формированием рыночной экономики капитализма. Но еще до того, как возникла политэкономия – специальная наука, исследующая и обосновывающая «естественные законы» рыночной экономики, мощное идеологическое влияние было оказано и на естественные науки. Сама политэкономия формировалась под сильным влиянием механистической модели Ньютона, воспроизводя четыре ключевых принципа этой модели: зависимость от скрытых сил, выражение взаимодействия на математическом языке, унифицированный предмет исследования и установление равновесия как основной тенденции системы. Политэкономия, подобно механике, предполагала наличие «невидимой направляющей руки» (сейчас предпочитают говорить о «магии рынка»). Здесь субъект экономических отношений свободен, но подчиняется естественным законам.

«Атомизированный» человек приобрел право на свободное передвижение как в географическом, так и в социальном пространстве, на предпринимательскую деятельность и продажу своей рабочей силы. Важнейшими основаниями естественного права в рыночной экономике является индивидуализм людей-«атомов» и их рационализм. Выполнять рациональные расчеты и быть эгоистами входит в саму сущность человека, и с этим, мол, ничего нельзя поделать.

Первобытные люди в традиционно-архаичных обществах не понимали, что это за птица – «свободный индивид». В традиционном обществе у человека «я» и «мы» не разделены. Он – всегда частица рода или племени. Люди родоплеменного общества кажутся современному человеку неотличимыми друг от друга, типовыми. Архаичный человек не мог отделить себя от коллектива. Оскорбление, нанесенное роду или племени, становилось оскорблением, нанесенным ему лично. И наоборот. Об этом – в книге Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Средние века принесли человеку освобождение от родоплеменных уз. Но, отрываясь от них, он становится не суверенно-самовластной личностью, а членом корпорации (цеха или гильдии). Средневековые города были корпорациями корпораций.

Существовали корпорации купцов и юристов, горшечников и башмачников, оружейников и кузнецов, столяров и слесарей, музыкантов. Человек являлся частицей таких корпораций. У корпораций были свои органы самоуправления, выступавшие от лица всех, свои суды, церкви, система взаимопомощи и социального обеспечения. Внутри старинной корпорации не было конкуренции. Там все были один за всех и все – за одного.

Капитализм безжалостно разрушил старые цеха и даже украл имя «корпорация» для своих новых объединений. А личность стала отвечать сама за себя, конкурируя на рынке с себе подобными. Родилось всеобщее избирательное право. И так далее…

Вернемся во времена Аристотеля, который сформулировал основные понятия, на которых базируется сегодня видение хозяйства. Одно из них – экономика, что означает «ведение дома», домострой, материальное обеспечение экоса (дома) или полиса (города). Эта деятельность не обязательно сопряжена с движением денег, ценами рынка и т. д. Другой способ производства и коммерческой деятельности он назвал хрематистика (рыночная экономика). Это изначально два совершенно разных типа деятельности.

Экономика – это производство и коммерция в целях удовлетворения потребностей. А хрематистика – это такой вид производственной и коммерческой деятельности, который нацелен на накопление богатства вне зависимости от его использования, то есть накопление, превращенное в высшую цель деятельности. Это считалось и считается в любом традиционном обществе вещью необъяснимой и ненормальной. В древности доминировала именно экономика. Существовала, правда, и некоторая аномалия. Был тип людей, который действовал ради накопления. Если верить некоторым авторам, такими были, как правило, евреи. А люди с органичным восприятием мира справедливо считали, что на тот свет богатство с собой не возьмешь. Зачем же его копить?

Рыночная экономика – относительно молодая социальная конструкция, возникшая как глубокая мутация в определенной специфической культуре. Чтобы замутить людям мозги, рынок представлен его идеологами просто как механизм информационной обратной связи, стихийно регулирующий производство в соответствии с общественной потребностью через поток товаров. То есть как механизм контроля, альтернативный плану. Казалось бы, наивная уловка, но от этого не менее коварная.

Обман осуществить не так-то легко: были предприняты большие усилия либеральных идеологов, чтобы совершить глубокий переворот в традиционном мышлении людей. Первым камнем в основании этой искусственной конструкции стал индивидуализм собственника, на котором зиждется современное общество. Его заложила Реформация. Второй «корень» политэкономии – почти слившаяся во времени с Реформацией научная революция ХVI – ХVII вв. Из этих корней выросла новая антропологическая модель, включившая в себя несколько мифов, а потом, по мере появления на основе «науки» свежего и убедительного материала, получала все новый и новый материал для мифотворчества.

Для иллюстрации сказанного необходимо очень кратко остановиться на некоторых этапах истории науки. Так и хочется сказать, «истории лженауки», но и это будет неправильно: авторитет науки никак не умаляется от того, правильно или неправильно видит мир или его проявления ученый в данный момент. Печально только то, что результаты его трудов недобросовестный идеолог использует для своей выгоды.

Вначале, в эпоху триумфа ньютоновской картины мира, антропологическая модель базировалась на метафоре механического (даже не химического) атома, подчиняющегося его, Ньютона, законам. Концепция индивида, развитая целым поколением философов и философствующих ученых, получила как бы естественно-научное обоснование.

Современное общество так и осталось с той концепцией человека-«атома» (индивид – от лат. individuum – неделимое, латинский перевод гр. слова «атом»). Каждый человек является неделимой целостной частицей человечества. При таком подходе разрываются все человеческие связи, в которые раньше он был включен. Происходит атоматизация общества, его разделение на свободных индивидуумов. Заметим, что в традиционном обществе смысл понятия «индивид» широкой публике даже неизвестен. Здесь человек в принципе не может быть атомом – он «делим». В России человек представляет собой соборную личность, средоточие множества человеческих связей. Он «разделен» в других и вбирает их в себя. Здесь отсутствует сам дуализм: индивид – общество. Здесь человек всегда включен в солидарные структуры (патриархальной семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива, пусть даже шайки воров).

А у «них» из понятия человека-«атома» вытекало новое представление о частной собственности как естественном праве. Именно исходное ощущение неделимости индивида, его превращения в обособленный, автономный мир породило глубинное чувство собственности, приложенное прежде всего к собственному телу. Произошло отчуждение тела от личности и его превращение в собственность. До этого понятие «я» в себя включало и дух, и тело как неразрывное целое. Теперь стали говорить «мое тело». Это словосочетание появилось в языке не так давно, с возникновением рыночной экономики.

Заметим, что в мироощущении русских, которые не пережили такого переворота, этой проблемы, как видим, не существовало, зато на Западе это один из постоянно будируемых вопросов. Причем, будучи вопросом фундаментальным, он встает во всех плоскостях общественной жизни, вплоть до политики. Если мое тело – это моя священная собственность, то никого не касается, как я им распоряжаюсь (показательны дискуссии о проституции, гомосексуализме, эвтаназии). Запомни, читатель, что всякое проявление «свободы» на Западе – это цена завуалированного рабства, заключающегося в том, что бедный там никогда не станет богатым. Превращение тела в собственность обосновало возможность свободного контракта и обмена на рынке труда путем превращения рабочей силы в особый товар.

Далее. Превращение человека в атом, обладающий правами и свободами, меняло и идею государства, которое раньше было построено иерархически и обосновывалось, приобретало авторитет через божественное откровение. Государство представлялось патерналистским, и не классовым, а сословным. Лютер легитимировал возникновение классового государства, в котором представителем Бога становится не монарх, а класс богатых. Богатые становятся носителями власти, направленной против бедных.

Адам Смит так и определил главную роль государства в гражданском обществе – охрана частной собственности. Смит перевел ньютоновскую модель мира как машины в сферу производственной и распределительной деятельности. Это было органично воспринято культурой Запада, основанием которой был механицизм. Метафора мира как равновесной машины, приложенная к экономике, не была ни научным, ни логическим выводом. Иллюзия, будто все в мире предопределено, как в часах, что мир детерминирован, до сих пор лежит в основании механистического мироощущения Запада.

Не могу удержаться от следующего суждения: мне представляется, что перенос действия любых законов механики, природы на жизнь людей (как бы ни был Человек един с Природой) является ошибкой, объясняющейся желанием дать обоснование необоснуемого, побыстрее найти энциклопедическое описание и обоснование революционной идеи в жизни людей, приучить людей к убеждению в прогрессивности человеческой мысли вообще.

Не избежал ошибки этого перекоса и Карл Маркс. Менялась научная картина мира. В ХIХ веке был сделан важнейший шаг от ньютоновского механицизма, который представлял мир как движение масс и оперировал двумя главными категориями: массой и силой. Когда в рассмотрение мира была включена энергия, возникла термодинамика, движение тепла и энергии. Двумя универсальными категориями стали энергия и работа – вместо массы и силы. Это было важное изменение. В картине мира появляется необратимость, нелинейные отношения.

Сади Карно создал теорию идеальной тепловой машины, что опять повлекло за собой огромные культурные изменения. Новую трансформацию научного образа мира и перенес в политэкономию Маркс. Он ввел в основную модель политэкономии цикл воспроизводства – аналог разработанного Карно идеального цикла тепловой машины. Вместо элементарных актов обмена «товар – деньги» Марксом вводился полный цикл (как у Карно) возвращения в исходное состояние – воспроизводство. И, чтобы получить полезную работу, в одном случае надо было изымать энергию из топлива, а в случае Маркса для получения прибавочной стоимости надо вовлекать в этот цикл совершенно особый товар – рабочую силу, платя за нее цену, эквивалентную стоимости ее воспроизводства.

Мысль Маркса правильная, но натяжка имела место: рабочая сила была таким товаром, созданным «природой», который позволял производить «полезную работу». Но, по сути, в переходе от цикла Карно к циклу воспроизводства был осуществлен неосознанный скачок к неравновесной термодинамике, скачок через целую научную эпоху.

А далее Маркс сделал еще один важный шаг, соединив модель политэкономии с идеей эволюции во время завершающей стадии работы над «Капиталом», когда появилась теория происхождения видов Дарвина. Маркс тут же оценил ее как необходимое естественно-научное обоснование всей своей теории. Он немедленно включил концепцию эволюции в модель политэкономии в виде цикла интенсивного воспроизводства, на каждом витке которого происходит эволюция технологической системы. И так далее и тому подобное. Там было и непринятие концепции энтропии и неадекватная реакция в отношении второго начала термодинамики, и многое другое, что автор сейчас не готов рассматривать. Ограничимся выделением у Маркса главного, что дает основание говорить о нем как о человеке, значительно опередившем свое время, прежде всего – о законе прибавочной стоимости.

В конце ХIХ века Эмиль Дюркгейм предсказал, что старые корпорации вот-вот вернутся в другом обличье, на более высоком техническом уровне, – в виде профессиональных объединений людей с общей этикой и общим делом. Он фактически предсказал рождение корпораций: партии большевиков (партии нового типа) в 1903 году, равно как и корпоративистских режимов Муссолини и Гитлера.

Если подытожить все, что было сказано нами выше о дуализме западной политэкономии (экономика и хроматистика), и добавить, что рыночную экономику совершенно не интересует экологическое разрушение мира (я не оговорился – не только планеты, а и околоземного пространства), то рынок можно представить как совершенно аморальную, искусственно созданную комбинацию всевозможных средств организации жизненного процесса паразитирующей частью общества, прежде всего в экономике, и всевозможных способов управления им, при которой фундаментальная функция экономики – снабжать общество средствами существования – отошла на задний план или перешла в значительной мере к явлениям неэкономическим. На первое место вышло получение прибыли, чаще – сверхприбыли, инвестиции с целью извлечения доходов из экономик низших уровней, глобализация экономики. Например, вынос предприятий в страны, где сырье и рабочая сила в десятки раз дешевле, чем дома.

В современном западном мире денежный механизм из подручного средства экономики превратился в ее доминирующий фактор. Благодаря этому в сферу экономики стали включать сферы культуры, образования, развлечения, спорта и все другие, ранее таковыми не являвшиеся. Денежный механизм приобрел власть над экономикой, но не смог выработать противоядия от кризисов. Мешали пресловутый либерализм и человеческая жадность.

 

Глава 2

Есть еще и плановая экономика без кризисов

Поскольку капитализм приводит к не поддающейся контролю экономической власти (господство на рынке крупных монополий, которые реализуют свои интересы за счет потребителей, поставщиков и конкурентов; господствующая власть капитала над людьми в процессе труда и на рынке труда; возможность превращать экономическую власть в политическую; дискриминационная инвестиционная политика), в будущем экономическом порядке России не исключена смешанная экономика, в которой органически сочетались бы государственное регулирование и рыночная конкуренция. В этом экономическом порядке, иногда называемом социально-рыночным хозяйством, превалировать должно все-таки государственное регулирование.

Первым исходным условием для такого утверждения следует взять то, что в истории постоянно борются две линии (подмечено профессором Кара-Мурзой С. Г.): одна – производящая, творящая; другая – грабительская, присваивающая.

Второе: необходимо уяснить также, что не всякая организация производства и деловой жизни общества осуществляется в соответствии с экономическими принципами. Экономические критерии основываются на соотношении затрат на какое-то дело и его результатов. Социальные же критерии основываются на том, в какой мере деятельность людей соответствует интересам общества в целом. Третье: в природе не существует абсолютно положительных или отрицательных вещей. Что-то преобладает, но чаще – одно переходит в другое. Так и в экономике.

Для простоты рассуждений рассмотрим деятельность предприятия. Советскому предприятию устанавливались определенные рамки деятельности, включая перечень выпускаемой продукции, источники сырья и сферу сбыта продукции. И эффективность предприятия характеризовалась тем, насколько успешно оно придерживалось установленных правил и норм, а не его экономическими показателями. Тем, кто хочет возразить или оспорить необходимость такого подхода, сразу же напомню: они сами же будут бранить собственников продовольственного магазина рядом с их домом, если хозяева перепрофилируют его на продажу, например, антиквариата или оружия.

Сегодня нам говорят, что рынок решит все проблемы. Тогда следует еще раз определиться, что такое рынок. В современной России рыночной называют экономику Запада. При этом ей не дают реалистическое описание, хотя специалистов, способных сделать это, более чем достаточно. Не хотят давать. Не говорят о том, что идеи рыночной экономики играют не столько экономическую, сколько идеологическую и политическую роль.

Забегая вперед скажем: при рынке легче криминалу. По большому счету рынок это и есть криминал. Непонятно? Объясню. Либерализм штука обоюдоострая. Вы не задумывались над таким вопросом? Как это получается? Я, к примеру, окончил институт, даже два. Начало моей трудовой деятельности (до того, как меня «вытолкали» на якобы соблазнительную стезю – быть руководителем) характеризовалось ответственной работой и умственным напряжением.

Но деваться было некуда – «отрабатывай» диплом. Это неприкрытое насилие над личностью, но насилие благородное, разумное и действенное. Таких «закабаленных» в СССР был легион. И они были «трудоголиками», творцами, не понимающими своей «кабалы», свободными и счастливыми людьми. А что при рынке? Каждый волен податься туда, где ни мозгами, ни руками работать не надо: тут купил – там продал, тут прикинулся «чайником», обманул, обокрал, соврал, а там, глядишь, – лауреат и уважаемый человек. Либеральное общество, отлучающее людей от труда, хуже каторги, так как идет и ведет людей в никуда. Тех, кто прошел такое отлучение, уже не повернешь в былую «кабалу»: «За мою свободу кто-то отвечает наверху? Хрен вам!»

Итак, рынок. Только наивные люди могут поверить, будто эта важнейшая сфера жизни западного общества пущена на самотек, предоставлена самой себе или какой-то мифической «невидимой руке». Самоорганизующийся рынок – идеологический миф. При таком понятии легче воровать.

При рынке денежный механизм в его высшей функции власти над экономикой определяет судьбы стран, отраслей экономики, народов и даже целых регионов планеты. В этих условиях СМИ становятся одной из сфер приложения и активности капитала. Они не только вторгаются во все сферы общества, но и получают колоссальную власть над умами и чувствами людей. С другой стороны, современные «рыночные» попытки превратить информацию в «товар» с помощью разного рода патентов, копирайтов и прочих охранных мер препятствуют широкому внедрению в современную экономику инноваций, по сути, являются скрытым, но мощным источником инфляции.

Апологет свободного рынка Дэвид Хендерсон в книге «Радость свободы, или Рынок без тормозов» утверждал, что рынок решает все проблемы, особенно если государство не вмешивается. Полнейшая свобода даже в употреблении наркотиков. Никто не может запретить делать то, что я хочу. Но кризис опровергает все аргументы Хендерсона. В действительности везде и всюду никаких проблем рынок не решает. И все потому, что он нацелен не на производство и удовлетворение потребностей общества, а преследует цель – получение максимально возможной прибыли. И никак не мотивирует честный труд.

Огромные пространства России, особенно привлекающие алчущих «соседей» в приграничных областях, никогда не будут освоены без этой мотивации (даже путем дотации) и будут постоянно привлекать внимание наших экспансивных «друзей».

Установлено, что рыночные механизмы за всю историю человечества ничего, кроме хищничества не породили. Нигде и никогда капитал добровольно не защищал окружающую среду, используя ее только исключительно ради все той же прибыли и истребляя ее. В мировой практике гидротехники не было таких катастроф, как на Саяно-Шушенской ГЭС в августе 2009 года. В последние четыре месяца по распоряжению хозяев ГЭС турбины, даже требующие ремонта, во имя прибыли крутили с бешеной нагрузкой. А на техперевооружение и повышение безопасности СШГЭС ни рубля из прибыли не было израсходовано. Вот и произошла катастрофа, стоившая 75 человеческих жизней.

Вот что значит рынок… Природа мстит рынку за уничтожение жизни на земле. Кризис носит системный характер. Темпы и моды диктовал Запад. Несколько веков история цивилизации шла по его сценарию. И если описать результат кратко, то получается «развитие через разрушение». Создавая промышленность, капиталы и высокий уровень жизни, лидеры планеты все время разрушали – природу, другие цивилизации и культуры, общество и даже самого человека.

И вот произошел трагический надлом. Разрушать больше нечего. Земля балансирует на грани экономического коллапса. Демографический кризис налицо. Мировая война между стареющим богатым Севером и нищим, бурно развивающимся Югом – вот она, родимая, уже идет на всех фронтах. Некогда благополучный Запад, раскалываясь изнутри, стремительно распадаясь на бесконечно чуждые друг другу человеческие миры, стал устраивать глобальные финансовые казино. Обрабатывая мозги, они внушили всему миру мысль, что пришла эра «новой экономики», вечного роста котировок американских Кайтек и Интернет-компаний. Вкладывайте в них! И пошли вкладывать. Но разразился всемирный финансовый кризис. Начавшийся в США финансовый кризис распространился на всю мировую экономику, которая постепенно скатывается в рецессию.

При рынке эффективность производства – это не полезность продукции, а соотношение между издержкой и выручкой. Конкуренция лишь тогда действенна, когда она разоряет и губит отстающих. Основной принцип рынка: если производители соревнуются в «эффективности», то удовлетворение потребностей населения происходит автоматически, само собой.

Когда-то так и было, и предприятие, приносящее прибыль, богатело, но медленнее, чем его прибыльный конкурент. Ситуация изменилась с появлением фондовой биржи, когда появилась возможность относительно свободно и анонимно перемещать капиталы из предприятия в предприятие, из отрасли в отрасль.

Более прибыльное предприятие имеет большую инвестиционную привлекательность. Отток капитала из отстающей фирмы и ее разорение стали неизбежными. Это происходит и на уровне национальных экономик. Система свободного перемещения капитала в более прибыльные отрасли обескровливает некоторые из них, причем не убыточные, а просто менее конкурентоспособные. И где же выход? Опять план? Нет возражений против плана: когда речь идет о сравнении экономик стран, в качестве критериев используется не конкурентоспособность, а уровень гражданских свобод, наличие свободы печати, совершенство законодательной власти и т. д. На основании этих, непонятно как рассчитываемых показателей, ведется рейтинг инвестиционной привлекательности стран.

Конкурентоспособность. Критерий конкурентоспособности – это превышение доходов над расходами. В мировой рыночной экономике в конкурентной борьбе не обязательно побеждает тот, кто первый внедряет новые изобретения, новые технические решения, технологии. Выигрывает иногда тот, кто «внедряет» всякие нечистоплотные приемы. Коррупция и взятки играют более значительную роль, чем все остальное. Часто предложение более низких цен ведет не к победе в конкуренции, а к разорению.

И как тут не вспомнить рассуждения Явлинского? Достигаем качества в авиации так: строим три авиационных завода. Два разоряются, а третий выживает, но выпускает хорошие самолеты. Хорош гусь! Разорившиеся заводы – это разве не народное добро? В плановой экономике при планируемой прибыли снижение цен к разорению производителя не приводит. Оно приводит к увеличению спроса (см. ниже, главу о Косыгине).

Инвестиции – это долгосрочные вложения капитала в промышленность. Главное отличие инвестиций от дачи денег в долг состоит в том, что инвестор рассчитывает только на прибыль от производства. Опять неувязочка получается.

Конкретно для России с рынком все еще сложнее. В России чистый рынок – это еще большая утопия, чем коммунизм. Мы находимся в той зоне планеты, где для поддержания жизнедеятельности нужны гораздо большие затраты, чем в любом другом заселенном регионе Земли. Резко континентальный климат с долгой студеной зимой и коротким засушливым летом, огромные массивы земель, скованные вечной мерзлотой, громадные сухопутные расстояния, которые приходится преодолевать не на дешевом морском транспорте, а на дорогом наземном, – вот извечные проблемы русской экономики. Поэтому прибавочного продукта и ресурсов для развития в России всегда получали меньше, чем в других цивилизациях. Ресурсы, конечно, можно было бы у кого-нибудь отнять, воспользовавшись методами «добывателей трофеев». Но это все не для нас. Мы в последние годы не славились агрессивностью, хотя неразумно иногда грозили всем всемирной революцией. А сами на Севере уперлись в Ледовитый океан, где у моржей и белых медведей ничего не возьмешь. На востоке, слава богу, вышли к Тихому океану. Аляску задарма отдали Америке. В Европе русским противостоит объективно более сильная в экономическом и более устойчивая в политическом плане цивилизация, которая понимает, что вкладывать в нашу экономику деньги, – себе дороже будет. Можно, конечно, вкладывать, если платить работающим меньше или преследовать какие-то другие цели.

Существует ли альтернатива западному рынку? Существует. Даже в том виде, в каком коммунизм сложился в Советском Союзе, он стал реальной альтернативой западному образу жизни во всех основных его аспектах. Особенно если выделить в реальном коммунизме то, что образует сущность его социальной организации, что обусловлено его объективными социальными законами, и отбросить то, что было исторически случайным, поверхностным, ошибочным, обусловленным необычайно трудными условиями выживания, внешним влиянием и т. д.

Требуются, естественно, некоторые корректировки теории и практики. Это задача непростая. Но если исходить из исторического опыта русского коммунизма, то эта сложность может теперь быть сведена к минимуму. Ведь мы прошли колоссальный поисковый путь. Многое уже проверено временем. Вспомните: понадобилось несколько десятков лет на то, чтобы в государстве, уже живущем по экономическим законам социализма, сформулировать эти законы.

Почему я применяю слово «коммунизм», а не «социализм»? А применяю это скомпрометированное сейчас слово с целью отмежеваться от разрешенных для пользования терминов «социал-демократия» и разного рода «социализмов», например, хотя бы такого, как бывший шведский или какой другой, в которых от капитализма гораздо больше, чем от социализма.

Чтобы вернуться к прежнему нашему экономическому величию, к нашему свободному труду, к труду на благо тех, кто трудится, нужны героические усилия и историческое терпение. Но какие бы планы по улучшению жизни людей мы ни строили, Россия как точка отсчета роста мировой идейности существовать не будет до тех пор, пока на разговоры о коммунизме наложено табу. Даже на тот коммунизм, который был насквозь пропитан зловонной жижей конвергенции. Но сдаваться не следует, так как будущее за плановой экономикой. Говорят: так это уже было. В том-то и дело, что плановой экономики у нас как раз и не было. Почему – смотри ниже.

По мнению многих аналитиков, шансы Запада по преодолению неизбежных проблем сейчас и в будущем сомнительны, а шансы России (при возрождении) более обнадеживающие. Будущее русской нации неразрывно связано с возможностями российской экономики и с тем, насколько страна сможет дистанцироваться от Запада.

Наша «отсталость», наша естественная невозможность обустроить всю нашу территорию в обозримом будущем могут в очередной раз спасти Россию, поскольку нет ни одного явления в природе и обществе, которое нельзя применить с пользой для человека разумного. И еще раз заостряю внимание читателя на одном нюансе: если бы в России в посткоммунистическое время возобладали тенденции «нормального» капиталистического развития, то на идее «реставрации коммунизма» можно было бы поставить крест раз и навсегда. Но поскольку в стране продолжает твориться, при всей благопристойной видимости, экономический беспредел (наличие коррупции, а главное – криминальная фора для одних и невероятные поборы для других), а все «новые» с их награбленным никогда не получат легитимности, проблема смены ориентиров в экономике рано или поздно созреет до необходимости радикальных мер. Не обязательно это должен быть революционный взрыв со множеством жертв. Мы знаем, что Октябрьский переворот был почти бескровным.

У нас теперь коммунизм еще не победил в умах, но практически начал осуществляться в делах. В первой книге я показал, как в России капитализм долго не «прекращался» до тех пор, пока не произошла национализация промышленности, земли и банков. Только при вмешательстве государства в важнейшие сферы управления, в том числе – промышленностью, и при национализации собственности в стратегических отраслях нам можно выкарабкаться из кризиса.

Нет! Я не призываю «закрыться» полностью. Такая изоляция от внешнего мира, или самодостаточность, или изоляционализм, или полное самообеспечение, по-научному называется «автаркия». Ни одна сколько-нибудь разумная экономическая теория не отрицает, что самостоятельная экономика возможна. Но полная автаркия практически невозможна. Самый первейший недостаток автаркии – повышенный расход ресурсов из-за невозможности увеличить серийность производства. Выгодно было бы выменять побольше чего-то «у них» на часть крупной серии, производимой «у нас». Да и невозможно иметь все виды полезных ископаемых. Средства обороны и нетрадиционные виды производств в полной изоляции развивать крайне затруднительно. Но общий принцип должен быть таким: если уж продаем, то только те товары, в которых наименьшая доля стоимости определяется затратами на борьбу с неблагоприятными условиями, а покупаем то, что изготавливать приходится с большими издержками.

Россия, стремящаяся без ущемления своих национальных интересов интегрироваться в мировую хозяйственную систему, встречает и еще встретит на этом пути огромное количество проблем. И стремление скорейшего вступления в ВТО является не самым лучшим решением. Так как выгоды от международной торговли часто нейтрализуются нежелательными последствиями, являющимися следствием нестабильности западных экономик как таковых. Международная торговля является выгодной или невыгодной в тех же пределах, как и любая другая акция в экономиках капиталистического мира, основана эта выгода – на чем? Правильно: на конкуренции, выгоде, манипуляциях трудовыми, финансовыми, сырьевыми ресурсами и т. д. и т. п. Страны с менее эффективной экономикой (а в случае с Россией – с повышенным затратным механизмом) могут обеспечить конкурентную способность своей продукции только за счет более низкой заработной платы. Бывает так, что сдача в аренду спортивного сооружения для проведения, например, международного футбольного матча выгоднее, и хлопот меньше. Естественно, нам нужно избегать подпитки западных «друзей» такими активами, как облигации и акции. Но это мы уже «проходили» и осудили (жаль, что никого за это еще не посадили). Помня, что мы живем в мире всеобщей глобализации, мы наряду с отказом от буржуазной идеологии рынка должны выстроить такую модель плановой экономики, которая не помешала бы вписаться нам в мировую экономику, независимо от того, нравится она нам или нет.

Попытаемся разобраться в современной теории мировой экономики: что в ней является приемлемым, а что нет. Международная экономика может быть разделена на две основные области, одна из которых включает международную торговлю, а другая – оборот денег между государствами. Международная торговля соотносится с реальными сделками международной экономики, т. е. с теми операциями, которые подразумевают реальное перемещение товаров или фактическое вложение экономических ресурсов. Международная монетарная область содержит денежный аспект международной экономики, т. е. финансовые сделки, в частности приобретение американских долларов иностранными фирмами. И тут возникают проблемы. Примером одной из таких проблем международной торговли являлся конфликт между США и Европой по поводу европейских субсидий экспортерам сельхозпродукции. Примером международной монетарной проблемы служит спор по поводу того, должен ли курс доллара для внешних операций быть свободно плавающим или его следует стабилизировать правительственными решениями.

Страны участвуют в международной торговле по двум причинам. Во-первых, они занимаются внешней торговлей потому, что не похожи друг на друга. Они могут извлечь выгоду из своих различий за счет заключения договоренностей, согласно которым каждый должен производить то, что он умеет производить лучше других. И примеры таких договоренностей имеются. Во-вторых, страны занимаются торговлей для того, чтобы добиться экономии, обусловленной ростом масштаба производства. Другими словами, если каждая страна выпускает лишь ограниченный ассортимент продукции, то она может изготавливать товары этого вида в большем количестве, а значит, и более эффективно. Другие товары она покупает у торговых партнеров. Эффект увеличивается за счет того, что это получится дешевле, чем если бы она пыталась производить все необходимое самостоятельно. Против таких доводов возражений быть не может.

Сейчас в результате борьбы с кризисом Россия как держава начинает приобретать мировое значение как духовное понятие, с ее историей, великой культурой. А что ей противостоит? Даже до кризиса в развитых западных странах в режиме глобализации в ближайшие 10–20 лет ожидалось, что половина трудоспособного населения окажется без работы. А у нас работа будет всегда. Замечено, что дороги у нас разрушаются быстрее, чем на Западе, и не потому, что мы не умеем их строить. И дома, и коммуникации тоже разрушаются здесь быстрее. Виной тому континентальный климат на большей части страны и глубокое промерзание почв, вызывающее подвижки и разрушение строений и дорог. И чем больше мы строим, тем больше придется ремонтировать.

Только не следует пытаться догнать и перегнать Запад в «идиотизме» производства и потребления. У нас своя дорога не потому, что мы не хотим жить как все, а потому, что условия не позволяют нам делать это. Житель севера не потому пасет оленей, что не хочет выращивать бананы: на это есть множество причин, носящих естественный характер. И рынок не преемлим для нас, потому что оленеводу нужно постоянно помогать – при чистом рынке он не выживет.

В кризисных ситуациях капиталисты постоянно хватаются за плановые начала экономики как утопающий за соломинку. И это помогает. События 17 августа 1998 года подвели Россию к пропасти. Ельцин вынужден был, спасая себя и страну, во главе Правительства Российской Федерации поставить Евгения Примакова, который согласился на этот пост при условии, что его первым заместителем станет Юрий Маслюков. Неуверенность Ельцина в своей безопасности, желание вывести страну из катастрофически тяжелой ситуации и выиграть время заставили его согласиться ввести в Кабинет министров вторым человеком члена фракции КПРФ в Госдуме. Восемь месяцев Примаков и Маслюков боролись с кризисом и коварством Ельцина. Им удалось удержать ситуацию в руках, хотя они и не ставили своей целью очередной передел собственности или полную замену той экономической модели, которая тогда установилась в России.

Подобно зарубежной практике Ф. Д. Рузвельта в кризисный 1929-й в США, они стали проводить властное вмешательство государства в экономическую жизнь во имя общности интересов различных групп граждан, регионов и отраслей народного хозяйства. Но в борьбе с коррупцией они не смогли противостоять Семье, и все вернулось на круги своя.

Нехватка энергоносителей, нефти и газа сейчас, и особенно в будущем, поменяют правила игры. Никакого рынка в распределении нефти и газа в будущем не будет. Будет только план. Их распределение попадет в руки касты сверхгоспод, в руки тех, кто будет контролировать последние крупные запасы углеводородов в Персидском заливе, на Каспии, в дельте Оби и на востоке Сибири. Для США не будет задачи важнее, чем пробиться к этим запасам. А задача всего человечества – противостоять этим планам.

Итак, в плановой экономике имеются известные плюсовые стороны. Их не отрицают и даже используют. Расхожее мнение, что в крахе русского коммунизма «повинны» объективные минусы планового способа производства, не совсем верно.

Гипотетическая плановая экономика минусов, по определению, иметь не может, так как предполагает плановое же самосовершенствование. Самосовершенствование без предела (если, конечно, нет волюнтаризма).

Научно-технический прогресс и современное состояние электроники, при разумном планировании, способны решать задачи любой сложности. Я иногда ловлю себя на мысли, когда, задрав голову, смотрю на бесконечный ряд окон в каком-нибудь огромном офисе: что могли бы «напланировать» все эти робяты, если бы не протирали штаны с посредническими бумагами по спекуляции, а взялись за настоящее мужское дело – планирование производства в разрезе, скажем, отрасли.

Ошибки при планировании могут быть (и они были), но это были ошибки субъективного характера. О них поговорим ниже.

Это на практике, а в теории…

Давайте, читатель, разберемся с вопросами теоретического порядка.

 

Глава 3

Отрицая коммунизм, мы не знаем, что отрицаем

Нежелание многих людей даже слышать о коммунизме есть не что иное, как боязнь потерять статус-кво или получить заслуженное наказание за личный вклад в доведение человеческого общества до тех нелепостей, которые не укладываются в голове. Вот эти нелепости: первая – большинство людей на Земле или верят, или делают вид, что верят, в абсурдную идею, что мир (и антимир) сварганил Создатель; нелепость вторая – человек терпит, яки скот (доколе?), положение, когда богатые богатеют, а бедные беднеют; нелепость третья – человечество уничтожает самое себя, равно как и свою среду обитания.

Итак – коммунизм… Несмотря на все нападки на него и его отрицание, никто сегодня не может сказать (без ссылок на «липовые» авторитеты), что это такое. Почему же с завидным постоянством нечистоплотные люди это нечто отрицают? Да только потому, что коммунизм (любой) хочет избавить трудящихся от пут капитализма! Капитализм, глобализм и фашизм (национал-социализм) настолько дискредитировали себя в глазах населения планеты Земля, что ни один ответственный государственный деятель не будет объявлять их (без оговорок) национальной идеей.

И вот начинают мудрить. Путин сделал хитрый ход конем: он во всеуслышание заявил, что в России никогда не будет государственного капитализма. Он, конечно, имел в виду государственный капитализм советского периода. Но оболваненный и недостаточно политически грамотный русский обыватель подумал: «Ура! Братцы! Путин сказал, что треклятого капитализма не будет!». Ну и ну!

Трудность усугубляется тем, что в случае с коммунизмом идет смешение понятий: коммунизма с тем проектом, который был изложен Марксом и Энгельсом, самой идеи коммунизма и социализма, который был построен, который мы или видели, или нам о нем рассказывали, или о котором мы читали. Возможно, нам в обозримом будущем не удастся сформулировать, что такое коммунизм. Опасение такого рода оправдано по той причине, что, однажды сформулированная, такая формула обязательно окажется неокончательной, так как совершенствованию коммунизма нет предела. И он должен уточняться на основе согласия большинства (в этом неизбежность торжества самой идеи коммунизма, так как бедных всегда больше, чем богатых).

Следует, пожалуй, согласиться с теми авторами, которые считают, что Иисус, названный Христом, – историческая личность, а не легенда. Похоже, что он действительно нес в мир свое учение, которое не заглохло, как тысячи других сектантских выдумок, а проросло могущественными церквами. Вопрос лишь в том, что это было за учение? Поскольку в существующих на сегодняшний день Евангелиях это учение извращено до такой степени, что сам Иисус не узнал бы его, интересно знать, кто записал его идеи. А это ученики Иисуса, его единомышленники и соратники. Когда Иисус был казнен, они потерпели поражение и фанатично были настроены внедрить его идеи в умы людей.

Для того чтобы эти идеи впечатляли, самому Иисусу нужно было придать божественный облик, которого он при жизни, естественно, не имел. Известно, что Иисус не настаивал на своем божественном происхождении, хотя и не мешал людям так думать. Когда он погиб, этот вопрос для последователей Христа стал принципиальным, и ученики из благих побуждений в пропаганде в Евангелиях превратили его в Бога.

Имеющее место (это видно невооруженным глазом) несогласование легенд Матфея, Луки, Иоанна и других было компенсировано единым и примиряющим чудом о воскресении Христа. А Иисус в наших глазах предстает как коммунист-идеалист. Коммунист, верящий в божественные истоки коммунизма (коммунист в нашем понимании ни в коем разе не должен верить в божественные истоки чего бы то ни было). Иисус свой коммунизм (Царство Божие, Волю Божию) собирался установить в Иудее (не на небе) уже при своей жизни. Это сейчас трактуют так, что Царство Божие на земле он собирался установить во второе свое пришествие. И в основной молитве христиан «Отче наш» прямым текстом так и звучит: «да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»

И руководствоваться в духовной (гражданской) сфере Иисус должен был законами Моисея. Гражданская и социальная суть законов Моисея (я их не привожу в целях экономии места) имела такую направленность, что массы еврейского народа первоначально пошли за апостолами христианства, но позже евреи, проявив свою, известную нам сущность, так перетолковали законы Моисея, что исказили их до неузнаваемости.

Коммунистические идеи законов Моисея при тех евреях стали немодными. Возобладали низменные порывы, на первом месте из которых – фанатичная ненависть к другим народам. Пройдут века, появятся другие евреи, пассионарность которых приведет к возрождению идеи о построении коммунизма.

ХХ век отличался тем, что в это время во многих странах осуществлялась попытка построить государство на основе социалистической (коммунистической) идеи. Само по себе это в истории не новость. Государства, построенные по такому принципу, существовали в разное время в Месопотамии, Древнем Египте, Древнем Китае, в Перу до испанского завоевания, в государстве, организованном иезуитами в Парагвае и т. д. Но именно в ХХ веке коммунистические революции потрясли весь мир. Конечно, центральным событием была революция в России. Но одновременно революции были в Баварии и Венгрии, позже – в Китае, на Кубе, во Вьетнаме и в Камбодже. Насколько эти революции были коммунистическими, вопрос непростой, так как само слово «коммунистический» или «социалистический» еще ни о чем не говорит.

Попытаемся воссоздать, как выстраивалась теория коммунизма. Начиналось все с идеалов. Сейчас на Маркса вешают всех собак. А вот норвежский писатель Кнут Гамсун в начале XX века устами одного из своих героев говорил, что про Карла Маркса ничего дурного сказать нельзя. Тогда еще Гамсун был в здравом уме, и искренности его героя можно верить, так как тот произносил свою речь в приличном подпитии.

Ну так вот! Этот Маркс сидел, мол, за своим письменным столом, писал и уничтожал на свете (пока на бумаге) всевозможную бедность – теоретически. Описывал все виды бедности, все степени нужды, все страдания человеческие. Маркс макал перо в чернильницу и мысленно весь пылал и исписывал одну страницу за другой, заполнял целые листы цифрами, отнимал у богатых и наделял бедных, распределял громадные суммы, пересоздавал экономику всего света и осыпал миллиарды изумленных бедняков богатствами – все только научно, только теоретически!

И в конце концов оказывается, что в своем наивном увлечении люди взяли за исходную точку совершенно ложный принцип: равенство людей! Ну что тут скажешь? Умные слова. И Гамсун Маркса понял правильно и непредвзято. Вот именно – непредвзято. Чтобы понять коммунизм как таковой, нужно к этому применять, причем добросовестно и непредвзято, самые передовые методы познания. Результатом этого должно явиться описание некоего абстрактного, идеального, или идеализированного, коммунизма. И то тогда мы познаем только формулу теоретического, а не реального коммунизма.

Вообще-то коммунизм представлялся как мир счастья, в котором исполняются все желания, где прекратятся происки всяких сатрапов и издевательства богатых над бедными, где честным людям будет жить хорошо. Все учения о коммунизме имеют одно общее ядро – они основываются на полном отрицании современного им строя жизни, призывают к его разрушению, рисуют картину более справедливого и счастливого общественного строя, в котором найдут разрешение все основные проблемы современности, и предлагают конкретные пути для достижения этого строя. Если согласиться, как принято считать, что коммунистическая идеология зародилась, предположим, несколько столетий назад, и связывать ее с именами Т. Мора и Т. Кампанеллы и с тем обществом, которое они описали, то нужно признать, что большей нелепицы придумать нельзя… Говорить, что все это было хотя бы подобие коммунизма, – значит думать о коммунизме очень плохо.

«Утопия» Томаса Мора была опубликована в 1516 году. Ее полное название: «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Тогда ее автор был влиятельным английским государственным человеком, делавшим блистательную карьеру. В 1529 году он стал лорд-канцлером Англии, первым после короля человеком в государстве. В 1535 году он выступил как решительный противник того преобразования Церкви, которое под влиянием Реформации проводил король Генрих VIII, отказался принести присягу королю как главе вновь созданной англиканской церкви, был обвинен в государственной измене и обезглавлен. Четыре столетия спустя католическая церковь приняла Мора в число своих святых.

«Утопия» написана в форме разговора между Мором, его другом Эгидием и путешественником Гитлодеем. Гитлодей повидал весь свет и внимательно наблюдал жизнь. Во время путешествия с флорентийцем Америго Веспуччи он был по его просьбе оставлен с несколькими товарищами «у пределов последнего путешествия». После странствий по морям и пустыням Гитлодей попадает на остров Утопию, где обнаруживает государство, живущее по справедливым законам, установленным мудрым законодателем Утопом.

Содержание «Утопии» призвано показать, что современные европейские государства есть орудия корыстных интересов богачей и каким идеальным является государство на острове Утопии по понятиям того времени. Это «идеальное» государство с современной точки зрения не выдерживает никакой критики. Достаточно сказать, что там царила вопиющая несправедливость в виде строжайшей иерархии и, конечно же, присутствовало рабство. А как же без рабства?

Прошло почти сто лет после первой «Утопии», и появился «Город солнца» Т. Кампанеллы, этого бывшего монаха-доминиканца. Кампанелла был философом, религиозным мыслителем, поэтом. В 1597 году он организовал в Калабрии заговор против испанцев, которым тогда принадлежала страна. Заговор провалился, Кампанелла был арестован, подвергнут пытке и осужден на пожизненное заключение. В тюрьме в 1602 году он и написал свое сочинение. В описываемом Кампанеллой государстве исповедуется религия Солнца. Там управление государством совпадает со священническим служением.

Приведенные выше «учения» были не единственными. До Реформации и после существовало огромное множество «социалистических» движений, в том числе и так называемые учения хилиастического социализма, имевшие религиозную форму. В религиозной литературе «хилиазмом» называется система взглядов, основанная на вере в тысячелетнее Царство Божие на земле. Выходит, хилиастический социализм и большинство других были не чем иным, как либо еретическими движениями, либо борьбой разных религиозных направлений, либо просто борьбой за власть. Случались и восстания. Эти ужасные катаклизмы, порождаемые волей вождей, людей, иногда возникавшие стихийно, имели некоторые общие черты. Недобросовестные люди, противники идеи коммунизма, выделили из этих черт самые радикальные, экстравагантные, возмутительные (по современным понятиям о жизни) и дружным хором вопят: все эти черты – суть, составляющая учение о коммунизме.

Какие же это черты? Приведем некоторые.

1) Глубокая зависимость коммунистической идеологии от религии (христианства). А в других случаях, наоборот, религия отрицалась, так сказать, с порога. Но почти во всех социалистических движениях идея равенства обосновывалась равенством перед Богом, тем, что люди были равными посланы в мир.

2) Необходим коренной перелом, разрушение старого мира, грядет новая эпоха.

3) Насильственный захват власти.

4) Беднейшие слои населения, захватив власть, избивали богатых или изгоняли их, а потом делили их имущество.

5) Отсутствие частной собственности, обобществление имущества, женщин, детей.

6) Стандартизация уклада и унификация образа жизни.

7) Выделение царей, вождей, иерархия, лояльные законы для верхов и жесткие для низов.

8) Смертная казнь как очень частая мера наказания.

9) Армия оказывает сопротивление иноземному врагу, но и имеет еще одну функцию – установление такого же строя в других странах.

10) Те или иные формы рабства.

Как видите, из этого набора мало что является бесспорным.

Чтобы превратить всю эту галиматью в ХIХ веке в «величайшую в истории человечества» светскую (нерелигиозную) идеологию, К. Марксу и Ф. Энгельсу надо было допустить определенный авантюризм. В мире, загипнотизированном претензией науки решать любой вопрос и санкционировать любые действия, естественно, для них притягательность науки была очень велика, а сроки поджимали. В 1831 году в Лионе произошло первое рабочее восстание. В период с 1833 по 1842 год – первое национальное рабочее движение. Ширилось движение английских чартистов. На повестку дня была поставлена подготовка теории революции. Необходимо было научно доказать неизбежность гибели капитализма и замены его социализмом. Они не поленились и проштудировали очень большое количество научных трудов из области политической экономии.

Определенное осмысление фактов экономической жизни началось задолго до того, как в ХVII веке выделилась особая область науки – политическая экономия. Многие экономические явления, которые стали объектом исследования этой науки, были известны уже древним египтянам или грекам: обмен, деньги, цена, торговля, прибыль, ссудный процент. И тогда уже люди начинали осмысливать главную черту производственных отношений. В той эпохе это было рабство. А безотносительно к той или иной эпохе – зависимость того, кто трудится, от работодателя.

Следует немного повториться.

Слово «экономия» (греч. – «ойкономиа», от слов «ойкос» – дом, хозяйство и «номос» – правило, закон) является заглавием особого сочинения древнегреческого историка и философа Ксенофонта, где в форме диалога рассматриваются разумные правила ведения домашнего хозяйства и земледелия. А его земляк из города Стагира Аристотель употребил уже термин «экономия» и производный от него «экономика» в том же смысле уже при анализе основных экономических явлений и закономерностей тогдашнего общества и стал, по существу, первым экономистом в истории науки.

Учитель и воспитатель Александра Македонского был сыном своего времени. Рабство представлялось ему естественным и закономерным, раба он считал говорящим орудием. Более того, в некотором смысле он был большим консерватором. Ему не нравилось развитие торговли и денежных отношений в Греции его времени. Идеалом для него было небольшое земледельческое хозяйство (в котором работают, разумеется, рабы). Это хозяйство должно обеспечивать себя почти всем необходимым, а немногое недостающее можно получить путем «справедливого обмена» с соседями.

Заслуга Аристотеля-экономиста состоит, однако, в том, что он первым установил некоторые категории политической экономии и в известной мере показал их взаимосвязь. Если мы сравним собранную из фрагментов «экономическую систему» Аристотеля с пятью первыми главами «Богатства народов» Адама Смита и с первым разделом первого тома «Капитала» К. Маркса, то обнаружим поразительную преемственность мысли. Правда, у последних она поднимается на новую ступень, опираясь именно на предыдущее.

Ленин писал, что стремление найти закон образования и изменения цен (то есть закон стоимости) проходит от Аристотеля через всю классическую политическую экономию к Марксу. Аристотель установил две стороны товара – потребительскую и меновую и пытался анализировать процесс обмена. Он ставил тот самый вопрос, который будет всегда волновать политическую экономию: чем определяются соотношения обмена, или меновые стоимости, или, наконец, цены – их денежное выражение. Ответа на этот вопрос он не получил, но высказал соображения о происхождении и функции денег и по-своему выразил мысль об их превращении в капитал – в деньги, порождающие для собственника новые деньги. Такой посыл великого грека позволил Марксу позже сформулировать важнейшую часть его экономического учения – трудовую теорию стоимости. Развитая Марксом на базе критического анализа буржуазной классической политической экономии, с представителями которой мы познакомимся ниже, теория состоит в том, что все товары имеют одно коренное общее свойство: все они продукты человеческого труда. Количество этого труда и определяет стоимость товара. Необходимым выводом из трудовой теории стоимости является теория прибавочной стоимости, объясняющая механизм эксплуатации рабочего класса капиталистами.

Напомню, что закон стоимости Маркса имеет простую формулу, которую вы не встретите в современных учебниках и заумных фолиантах: w = c + v + m, где w – стоимость единицы товара; c – материальные затраты, или «прошлый труд»; v – затраты на оплату труда, или «живой труд»; m – прибавочная стоимость, или «прибавочный труд».

Буржуазная политическая экономия нашего времени, опять же, используя те же экономические взгляды Аристотеля, трактует понятие стоимости товара как раз наоборот. Ей выгоднее стоимость товара трактовать как субъективную, то есть зависящую от полезности его. Более того, она меновую стоимость выводит из интенсивности желания потребителя и из наличия рыночного запаса данного товара. Кажется, логика в этом есть, но это кажущаяся объективность. Стоимость становится величиной случайной, «конъюнктурной». Проблема стоимости уводится в сферу субъективных оценок, а стоимость здесь теряет общественный характер, перестает быть отношением между людьми. Субъективная теория стоимости и все связанные с ней представления буржуазной политической экономии в принципе исключают эксплуатацию и классовые противоречия.

Прибавочная стоимость – это та часть стоимости товаров, производимых в капиталистическом обществе, которая создается трудом наемных рабочих сверх оплачиваемой капиталистом стоимости их рабочей силы. Она безвозмездно присваивается классом капиталистов. Прибавочная стоимость составляет цель капиталистического производства, ее создание и присвоение – общий закон капитализма.

Идея Аристотеля – знаменитое противопоставление экономики и хрематистики – была самой первой в истории науки попыткой анализа капитала. Придуманный им термин «хрематистика», не утвердившийся, в отличие от «экономики», в новых языках, обозначал «искусство наживать состояние», то есть такая деятельность, которая направлена на извлечение прибыли, на накопление богатства, особенно в форме денег.

Иначе говоря, хрематистика – это «искусство» вложения и накопления капитала. По Аристотелю, экономика – это естественная хозяйственная деятельность, связанная с производством необходимых для жизни продуктов, потребительных стоимостей. Она включает и обмен, однако, опять-таки, лишь в рамках, нужных для удовлетворения личных потребностей.

В античном мире промышленный капитал отсутствовал, но немалую роль играл торговый и денежный (ростовщический) капитал. Аристотель считал это противоестественным, но был достаточно дальновидным и предвидел, что из экономики будет вырастать злополучная хрематистика.

Политическая экономия как самостоятельная наука возникла лишь в мануфактурный период развития капитализма, когда в недрах феодального строя складывались уже значительные элементы капиталистического производства и буржуазных отношений. Об этом см. ниже в главе «Об истории экономической мысли».

Экономисты домарксова периода, в том числе и классики буржуазной политической экономии (Уильям Петти, Пьер Лепезан Буагильбер, Адам Смит, Франсуа Кенэ, Давид Рикардо), рассматривали капитал как накопленный запас орудий, сырья, средств существования и денег. Получалось, что капитал существовал всегда и будет существовать вечно, ибо без такого запаса невозможно любое производство. Этому пониманию Маркс противопоставил свое понимание капитала как исторической категории, возникающей в тех условиях, когда рабочая сила стала товаром, когда главными фигурами в обществе становятся капиталист, владеющий средствами производства, и наемный рабочий, не имеющий ничего, кроме способности к труду. Капитал выражает собой это общественное отношение. Если капитал и можно рассматривать как массу товаров и денег, то лишь в том смысле, что в них воплощается присвоенный капиталистом неоплаченный (прибавочный) труд наемных рабочих и что они используются для присвоения новых порций такого труда. Какие здесь могут быть возражения? Никаких. А вот вывод Маркса – раз капитал не всегда существовал, то он отнюдь не вечен, – вызывает сомнения. Капитализм, по-видимому, был, есть и будет. Но не везде.

Учение Маркса и Энгельса о коммунизме одним из источников имело утопический социализм, достигший своих высот в трудах Сен-Симона, Фурье и Оуэна. То, что было для них конечным пунктом, для Маркса послужило лишь исходной точкой его теории. Он наметил себе цель – любой ценой доказать, что существует путь революционной замены капиталистического способа производства социализмом и коммунизмом. На пути к этой цели Маркс сделал два важных открытия. Первым из них является совершенный им переворот во всем понимании всемирной истории. Он показал, что вся история человечества есть история борьбы классов, что во всей разнообразной и сложной политической борьбе речь шла всегда об общественном и политическом господстве тех или иных классов общества, о сохранении господства со стороны старых классов, о достижении господства со стороны поднимающихся новых.

Второе важное открытие Маркса состоит в том, что ему удалось выяснить отношения между капиталом и трудом – раскрыть то, каким образом внутри общества, при существующем капиталистическом способе производства, совершается эксплуатация рабочего капиталистом. Тщетно пытались буржуазные экономисты и социалисты дать научно обоснованный ответ на этот вопрос. Маркс ответ дал простой: на службе у капиталиста рабочий не только воспроизводит стоимость своей оплаченной капиталистом рабочей силы, но сверх того производит еще прибавочную стоимость, которая сначала присваивается капиталистом, а в дальнейшем по определенным экономическим законам распределяется среди всего класса капиталистов в целом и образует тот источник, из которого возникает земельная рента, прибыль, накопление капитала, – словом, все те богатства, которые потребляются или накопляются нетрудящимися классами.

Объяснив, как возникает прибавочная стоимость, Маркс попытался построить цельное экономическое учение.

Переход от классово-антагонистического общества, основанного на частной собственности и эксплуатации человека человеком, к бесклассовому обществу подлинного социального равенства и социальной справедливости. Главный момент – переход от стихийного к сознательно направляемому, планомерному развитию.

Проповедуя новый мир, К. Маркс и Ф. Энгельс видели только насильственный путь построения нового общества.

Они писали: «…Революция необходима не только потому, что никаким иным способом невозможно свергнуть господствующий класс, но и потому, что свергающий класс только в революции может сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать новую основу общества» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. 1845 г.).

«Мирное историческое развитие может оставаться лишь до тех пор, пока те, кто в данном обществе обладает властью, не станут путем насилия препятствовать этому развитию. Если бы, например, в Англии и в Соединенных Штатах большинство в парламенте или в конгрессе получил рабочий класс, то он мог бы законным путем устранить стоящие на пути его развития законы и учреждения, да и то лишь в той мере, в какой это вызывается общественным развитием. И все-таки “ мирное” движение превратилось бы в “ насильственное” , столкнувшись с сопротивлением заинтересованных в старом порядке, а если эти последние оказываются побежденными силой (как в американском движении и французской революции), то они восстают против “ законной» силы”» (К. Маркс. Прения в рейхстаге о законе против социалистов. 1878 г.).

Первое реальное коммунистическое общество в истории было построено в России в результате насильственного захвата власти в октябре 1917 года. На первых порах, в период подготовки к Октябрьской революции и в первые послеоктябрьские годы, теория сыграла положительную мобилизующую роль. Но это продолжалось недолго. Как только русские люди нашли – скорее интуитивно, чем по теории вождей – пути к построению своего самобытного государства, теория устарела, изжила себя. А то, что изживает себя, становится тормозом движения вперед.

Ревизионизм был не в моде, и теория состарилась, не успев повзрослеть. Это привело к гибели всей идеи. Но коммунизм все же был построен. Старый мир был разрушен. Очевидно, новая цивилизация не могла возникнуть внутри старой. Ее в России просто не допустили бы – задушили. Как это случилось с Парижской коммуной и с попытками социалистической революции в Германии и Венгрии.

Построенный позже реальный коммунизм отличался от теоретического коммунизма, тем более – от гипотетического коммунизма. Суть гипотетического коммунизма каждый, особенно тот, кто занят производительным трудом, может, как альтернативу капитализму, сформулировать сколь угодно самостоятельно. Эта формулировка, вероятнее всего, будет отличаться от того коммунизма, который был построен.

Существующие описания коммунизма неполны, имеют ряд существенных неувязок, вскрытие и устранение которых – дело сегодняшнего дня, и хватит работы для будущих поколений. Но главным всегда остается следующее: в истории каждой цивилизации постоянно борются две линии развития. Одна – производящая, творящая. Другая – грабительская, присваивающая. Взаимоотношения этих ветвей развития непросты. Но каждая из них просматривается невооруженным глазом. Вторую, для простоты понимания, некоторые авторы называют «трофейным путем развития», а ее представителей – носителями духа «добычи трофеев», «трофейщиками». Для последних как-то безразлично, что будет с несчастными, у которых они отобрали плоды их труда, взяли их как трофей, добычу. И никто не будет отрицать, что дорогому некоторым сердцам капитализму присущ именно «трофеизм». В основе духа «охотников за трофеями» всегда лежит психология разделения человечества на «избранных», «элиту», и на говорящий двуногий скот. При таком раскладе искать капитализму альтернативу – актуально всегда и благородно.

И чрезвычайно важно отметить, что даже марксовский коммунизм отвергал дух грабежа, мародерства и присвоения. Не надо путать практику экспроприаторов с собственной идеологией коммунизма. Коммунизм стоял на первенстве труда, его важным принципом было: от каждого – по способностям, каждому – по труду. Первоначальный посыл был социальным: фабрики и лаборатории вместо борделей, планетарии и дома культуры вместо кабаков.

Вне зависимости от того, насколько правы были марксисты, и какой бы ни была невыносимой для некоторых их идеология, она давала правильное определение человеческих ценностей. Чему угодно, но только не тому, чтобы пожрать, со всеми переспать и, желательно «на халяву», урвать, учили нас семьдесят четыре года.

В посткоммунистической России имеет место устремленность в прошлое только как искусственно насаждаемая отрицательная реакция на бывший коммунизм. Выход видят в реанимации дореволюционных названий, обычаев, отживших явлений культуры, идей монархизма и т. д. А так как это делается искусственно, сверху, то приводит не к возрождению этих явлений, а к изобретению их вновь. Изобретаются, как идеализация (то есть фальсификация) прошлого, в качестве средства против советизма, как отрицание того эволюционного прогресса, какой имел место в советское время.

Казалось бы, надо искать ростки социализма, которые произрастали на всем протяжении истории русского государства, как об этом пишет А. Елисеев в книге «Социализм с русским лицом».

Но «хватает ума» обращаться к «былому величию России» из тысячелетней истории, то есть к православию. Эта беспрецедентная историческая деградация является очевидной, ибо с высоты исторического прогресса нам предлагают свалиться в пропасть незавидного маразма.

 

Глава 4

«За победу истинной веры!»

Из самой просвещенной страны с самым высоким уровнем идеологии Россия в поразительно короткий (с исторической точки зрения) срок превратилась в страну идеологического беспредела и религиозного умопомрачения, сопоставимого с таковым в исламских странах. Россиянам усиленно навязывается убеждение, будто православная религия и Церковь выражают национальные интересы русского народа. Являющееся «утешительным призом» христианское православие, рьяно поддерживаемое нынешней российской властью, фактически является средством обмана и направлено на поддержание существующего режима и на деидеологизацию населения России.

Имеет ли оно то влияние на души россиян, на которое претендует? Обман всегда имеет ограниченное распространение во времени. Не следует преувеличивать кажущуюся бесповоротность в таком важном деле, как совесть людей. Теперешняя мода на православие у нас пройдет (хотя православие никуда не денется), поскольку оно, православие, на деле не предохраняет от нравственного разложения населения и от преступности, не несет с собой никакого подлинного духовного возрождения и национального единения, создавая лишь имитацию их. Точно так же, как помои западной идеологии нисколько не западнизируют менталитет россиян по существу, способствуя лишь имитации внешних форм поведения на самом примитивном уровне. Несмотря на то, что все понимают, что религия помогает власть предержащим превращать людей в рабов, никто в нынешней России не осмеливается произнести хотя бы слово против Церкви. Но история знает множество примеров, когда смелые люди говорили: религия – мракобесие.

В год восхождения на престол новый папа удостоил чрезвычайной почести французского писателя Лео Таксиля (настоящее имя – Габриэль Антуан Пажес) аудиенции. Папа во время приема сказал Таксилю, что жизнь писателя «нужна для борьбы за католическую веру». Таксиль ушел от папы, ничем не выдав своих намерений, а 19 апреля 1897 года пошел на отчаянный поступок в зале Парижского географического общества на собрании представителей печати и католического духовенства, пришедших, чтобы послушать лекцию о дьявольских и диких проделках масонов. Он сказал собравшимся совершено неожиданные слова: «Папа побуждал всех срывать маску с масонов. А я сорвал маску с католического невежества, фальши и суеверия… Я доказал, что папа и высшие сановники церкви верят в этот абсурд…» Таксиля предали анафеме. А он в тот же год опубликовал давно им подготовленную «Забавную Библию».

Это было в конце ХIХ века. А вот пример ближе к нашим дням. Немецкий писатель, критик историографии и знаток Востока Уве Топпер в своей книге «Великий обман. Выдуманная история Европы», независимо от А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского демонстрирует механизм конструирования церковной и светской истории и «растягивание» хронологии в Европе и на Ближнем и Дальнем Востоке. Топпер, которого называют человеком Вселенной, сразу после гимназии (родился в 1940 году) отправился в шестимесячное путешествие по Египту. Потом поступил в Берлине в Художественную академию (всю жизнь – пусть худо-бедно – его кормили картины). Но любовь к Востоку снова срывает его с места, и он уезжает учиться в Пакистан: языкам, философии, этнографии, увозит туда молодую жену. Через несколько лет, спасаясь от влюбившегося в нее молодого князя, студент с женой оказывается в Северной Африке.

Затем страны Магриба, а также Пиренейский полуостров стали на всю оставшуюся жизнь главной любовью любознательного исследователя, желавшего все увидеть своими глазами. Около двадцати лет семья кочует с племенем берберов, только вместо верблюдов – берберские шатры. Скромный скарб, библиотеку и письменный стол с пишущей машинкой перевозит старый всеядный газогенераторный грузовик. В шатрах Топперы вырастили четырех детей. После воссоединения Германии Топпер, обосновавшийся тем временем сначала в Испании, а потом в Португалии, решает вернуться в Германию, не расставаясь тем не менее с жилой башней посредине виноградника, приобретенного в окрестности Порто. Начинается жизнь на два дома. Дважды в год Топпер с женой пересекает всю Западную Европу, каждый раз по новому маршруту. Каждый такой переезд превращается в исследовательскую экспедицию со сбором материала для новых книг.

Исключительно хорошо зная предмет и став на путь бесстрашного разоблачения искажения исторической картины мира, имея доказательства того, в частности, что датировки, относящиеся к теологии, не имеют ничего общего с действительностью, Топпер, между прочим, пишет: «Даже если Библия возникла на тысячу лет позже, мне-то какая разница? Я не верю содержащимся в ней историям и не признаю Библию ни как исторический документ, ни, тем более, как Слово Божье».

Согражданам, держащим в руках Библию, хотелось бы сказать, что Библия в Америке или в Англии, да и в Ватикане, совсем не такая, как наша. То, что Библия – не первоисточник, известно давно. «Официальный» канон Библии установлен лишь со времени нового Тридентского собора, длившегося с 1545 по 1563 год (во времена Реформации). По распоряжению собора было уничтожено огромное количество книг на ту же тему, признанных апокрифическими (неканоническими), в частности – «Летописи о царях иудейских и израильских», на которые ссылается сама Библия. То есть люди решали, что от Бога, а что нет. Следует осознать, что «летописи», в отличие от Библии, документ более достоверный, проверяемый и менее идеологизированный. А учитывая исторический факт, что Библия начала издаваться до Тридентского собора и что Церковь запрещала мирянам ее читать, следует думать, что она издавалась подпольно, в противовес официальной религии. Борьба за власть (а Реформация была именно такой борьбой) всегда сопровождается фальсификацией истории.

Именно поэтому Собор длился достаточно долго. И поэтому о религии до Реформации не сохранилось никаких свидетельств, ни письменных, ни архитектурных. Они полностью были уничтожены победителями (это древняя человеческая традиция). И не надо удивляться тому, как «демократы» поступают с историей. И еще. Фактически нет никаких археологических данных, подтверждающих события, отраженные в Библии. Практически каждое названное там историческое лицо либо не существовало в природе, либо имело иное имя, либо жило в другую эпоху. Да и текст Библии таков, что искренне и глубоко верующие люди, пытаясь вникнуть в суть сказанного в ней и понять Бога, нередко сходили с ума. И не только потому, что понять написанное почти невозможно, а исключительно вследствие попыток совмещения в одном человеческом сознании несовместимых нравственных категорий, якобы исходящих от единого разума – разума Бога. Невозможно для нормального человека представить, как некто может быть одновременно святым до самоотречения и в то же время убийцей, насильником и жуликом. Невозможно одновременно совместить в одном разуме сознание хищника и жертвы. Пример удручающего несоответствия для психики человека дан в самой основе христианства – Ветхом Завете и его заповедях.

Как сказал древнегреческий философ Эпикур, вера наивных людей во всемогущего и милосердного не выдерживает даже простого логического испытания:

а) Бог желает избавить мир от несчастий – и не может;

б) может, но не хочет;

в) не может и не желает;

г) и желает, и может это сделать.

Первые три варианта не согласуются с представлениями о самом Боге, а последний не согласуется с непрестанными несчастиями, которые преследуют человечество.

Наверняка молодой публицист-историк Егор Холмогоров знает все это, но, следуя моде, уделяет Русской Церкви слишком большое внимание и договаривается до того, что, мол, святость русского человека является потенциальной целью его жизни и «уже реализована в идее “ Святой Руси” , то есть бесчисленного сонма прославленных и непрославленных русских святых, тех, кто уже достиг конца лестницы на Небо» (подлинные слова Егора Станиславовича). Такая лестница, предположим, и существует где-то на краю Земли (Земля, по Холмогорову, наверняка плоская), но как быть со «святыми» типа внебрачного садиста, убившего своих родных братьев, Владимира Красное Солнышко. Этот в прошлом язычник, грешным делом, кроме нескольких законных жен (что обычно для язычников), имел восемьсот наложниц и три гарема. К тому же он приводил к себе и незамужних женщин, и девиц, был «ненасытен в блуде». Подлость этого «святого» не знала границ. В результате его принудительной христианизации Руси погибла (по некоторым источникам) добрая половина народа.

Шибко верующий в Бога Холмогоров утверждает, что «Русь уже прочно укоренилась на небесах, и, возможно, именно это и вызывает остервенелые попытки ее уничтожить». С «остервенелыми попытками» можно согласиться, но назвать хотя бы дюжину русских, которых без взятки могли бы взять на Небо, я не решился бы. Ну, может быть, Сергий Радонежский? А то – вся Россия! Прошу огласить весь список, а я попытаюсь доказать, что никакое отпущение грехов (даже за деньги) не даст право тому или иному кандидату попасть на небеса.

Христианство, как известно, на протяжении всей истории умело приспосабливалось к тем условиям, в которых ему довелось существовать. Католическая церковь была опорой феодального строя, она, по словам Энгельса, «окружила феодальный строй ореолом божественной благодати».

Когда на смену феодализму пришел капитализм, Церковь стала защищать его устои. Уже в период революции 1848 года папство выступило в качестве верного союзника буржуазии, утверждавшей свою диктатуру в Европе. В то же время оно объявило войну всему тому, что могло подорвать незыблемость буржуазного строя.

Опубликованный папой Пием IХ в 1864 году «Перечень главнейших заблуждений нашего времени» («Силлабус») предавал анафеме социализм и коммунизм, отвергал свободу науки и философии, общественный прогресс. Занявший в 1878 году ватиканский престол папа Лев ХIII рьяно доказывал, что главная опасность для империализма заключена в социалистическом рабочем движении и что Церковь располагает широкими возможностями для противоборства с ним. Но не только в рабочем движении видел Ватикан опасность для существующего строя.

Любое проявление свободомыслия, любое отступление от христианских канонов рассматривалось как посягательство на те порядки, которые установлены в обществе. Хотя религия все-таки дает человеку право выбора. Но если выбрал, тогда прощай свобода. Революция права выбора не давала: «Кто не с нами – тот против нас».

Нынешняя наша власть и иже с ними сохранили большевистские замашки: они тоже не имеют права выбора. Лишены элементарного человеческого права, данного каждому при рождении, определить, хотя бы для себя, что хорошо, а что плохо. Не имеют они права быть атеистами, так как стали заложниками своего положения.

Кто будет отрицать, что нехорошо храмы разрушать и в архитектурных памятниках устраивать конюшни. Прочитав о конюшнях, читатель, конечно, сразу подумал о коммунистах. Но задолго до большевиков конюшней в годы упадка Киевской Руси, в XV веке, служил в Киеве храм Св. Софии, удивительное произведение по архитектуре и отделке.

Можно не одобрять варварские действия большевиков в отношении храмов, но…

После Октябрьской революции во главе церкви встал московский митрополит Тихон, 5 ноября 1917 года избранный на Всероссийском церковном соборе Патриархом всея Руси.

Советская власть в первые месяцы своего существования приняла законы о свободе совести и верований и отделила Церковь от государства и школу от Церкви. Религия была признана частным делом граждан, Церковь потеряла право участия в государственной деятельности. Преподавание Закона Божьего в школах отменялось. Устанавливался гражданский брак и развод по суду.

Церковная собственность, в том числе крупные монастырские поместья, декретами Советской власти объявлялась народным достоянием. Эти декреты лишали православную церковь положения государственного института и в значительной степени подрывали источники ее доходов. Реакционные церковники с ожесточением выступили как против этих, так и других декретов Советского правительства. Только от имени Всероссийского священного собора вновь избранный Патриарх Московский и всея Руси Тихон (В. И. Белавин) подписал 16 антисоветских посланий к духовенству и верующим. Советская власть предавалась анафеме. Советские декреты объявлялись «сатанинским гонением».

О церковной антисоветчине подробно пишет Д. Л. Голинков в своей книге «Правда о врагах народа». Он пишет, что многие служители культа являлись непосредственными участниками вооруженных антисоветских выступлений. Но когда против патриарха Тихона, в связи сего публичным раскаянием в своих контрреволюционных выступлениях против власти, судебное дело было прекращено, он призвал верующих и духовенство православной церкви «со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть».

После революции массы населения, даже не знакомые с марксистской доктриной, сами и с ликованием ринулись в безбожие как в новую религию, сулившую им рай на земле и в ближайшем будущем. Более того, они ринулись в безбожие даже не ради этого рая, в который они в глубине души никогда не верили, а ради самого безбожия как такового, хотя это стало трагедией для многих людей, которые этого как раз и не приняли.

Но для большинства людей это был беспрецедентный в истории человечества праздник – освобождение от пут религии. Какую бы великую историческую роль религия ни играла, она играла эту роль, накладывая на людей тяжелые обязательства и ограничения в их поведении, взваливала на людей тяжелый груз, служила средством их порабощения. Подобно тому, как многомиллионные массы населения в революцию и в Гражданскую войну сбросили путы социального гнета, не имея ни малейшего представления о том, получат ли они новое социальное закрепощение в будущем или нет, они следом за этим сбросили путы религиозного духовного гнета. И это было бесценным завоеванием революции, равным которому ничего нет. Без поддержки населения власти не смогли бы добиться такой блистательной и стремительной победы над религией, прораставшей в душах людей в течение многих столетий.

Чтобы новое общество, рожденное революцией, выжило и укрепилось, власть должна была определенным образом перевоспитать и воспитать многомиллионные массы населения, она должна была «вытащить на свет» многие миллионы более или менее образованных людей, способных осуществлять бесчисленные и разнообразные функции в обществе. Эти люди (кадры) должны были быть в разных сферах, начиная от простых рабочих и кончая руководителями всех рангов и профилей, в том числе и государственных руководителей. Коммунистическая идеология должна была в этом беспрецедентном в истории социальном, культурном и духовном перевороте сыграть решающую роль.

Начиналась битва за души и умы людей. А для этого необходимо было менять условия жизни и учиться, учиться и еще раз учиться. Чему? Да этому же самому – марксизму-ленинизму и всему прочему, что может пригодиться в земной жизни. Коммунисты получили такой человеческий материал, какой получили.

И после революции 1917 года проблема воспитания «нового человека», необходимого для реального коммунизма, встала перед творцами нового общества как проблема первостепенной важности. Коммунисты в беспрецедентных масштабах развернули работу по воспитанию, образованию, просвещению и идеологической обработке широких слоев населения всех возрастов и сословий, и молодых поколений – в первую очередь.

Для руководства этим грандиозным процессом и для его организации в повседневной жизни и была создана «религия» и «церковь» коммунизма – единая безальтернативная государственная идеология и сложный механизм идеологической обработки населения. Не буду вдаваться в суть гносеологических корней марксизма (это читатель может легко найти в литературе советского периода), но хочу сказать, что идеология систематизировала наши представления об окружающем мире, давала правильное определение человеческих ценностей и воспитывала нас в духе «человек человеку друг и брат». И настолько успешным было это воспитание, что по результатам оно не шло ни в какое сравнение с лицемерной моралью, насаждаемой религией. Хотя заповеди-правила одни и те же, но религия человеку их навязывает, а атеист их принимает добровольно. А то, что принято добровольно, всегда более твердо.

Отдавая должное религии, которая веками была социо-культур-ным механизмом, обеспечивающим единство всякой цивилизации, преодолевающим местную, этническую и хозяйственную разделенность наций и народов (в этом ее положительная роль в истории человечества), не следует забывать, что она приводила и к ужасным войнам на религиозной почве. Число жертв было ужасающим. В этих войнах не щадили ни стариков, ни детей. Наше православие здесь не является исключением.

Напомню читателю о неблаговидной роли Филофея с его идеей «Третьего Рима». В сочинении эпистолярного жанра, датируемом 1523–1524 годами, этот инок изложил «концепцию», краткая суть которой заключалась в следующем. Москва – последний оплот истинной веры. Сначала светоч ее горел в Древнем Риме, потом в Риме Втором – Константинополе. Но вот Константинополь, пойдя на сговор с Западом, утратил истинную веру и в наказание в 1453 году пал под ударами турок-османов. Значит, русские – это единственные подлинные христиане, а все остальные – еретики поганые и враги. Филофей и его последователи объявили нас богоизбранным народом, что, в общем, очень смахивало на ортодоксальный иудаизм с его идей исключительности евреев. Видимо поэтому некоторые острословы и называют нашу религию иудеохристианством. Отныне – мы Крепость Божия. Русь становится святой, но при одном условии: теперь главный авторитет – светская власть, а не духовная. Филофей произвел подмену того, чему учил Сергий Радонежский: самое главное – это дух, любовь и созидание. По Радонежскому, деятельность человека священна. Сакрален труд земледельца, ремесленника, ратный труд воина. Все они через свой труд выполняют божественное предназначение, охраняют и укрепляют веру. А по Филофею, отныне главным для русских стало не налаживание богоугодной жизни, а борьба с мечом в руках «за победу истинной веры». У русских не может быть союзников. Все кругом – неверные нехристи и еретики: немцы, татарва и прочие. Соответственно, ради осуществления христианского идеала Россия должна начать расширение – на восток и запад, север и юг. А во главе этой экспансии встанет царь, который понесет Божье слово другим народам на острие русских мечей.

Было бы неплохо, да задача для России оказалась неимоверно трудной. Климат был суровее, чем в Европе. Негров ввозить было неоткуда, крестьянских рабочих рук остро не хватало. Почвы – дрянь. Бояре за крестьян дрались друг с другом, переманивая их, старались всячески затруднить переход землепашцев из одной вотчины или поместья в другие. Это привело к тотальному закрепощению крестьян, которое началось с 1649 года.

Первой катастрофической неудачей проекта «Третий Рим» стала Ливонская война 1558–1583 гг. Молодое Московское царство решило прорваться к берегам Балтики, уничтожить одряхлевшее государство ранее могучего Ливонского ордена, а заодно и продвинуться на запад, отбив древнерусские земли, попавшие под власть Литвы, – Полоцк и его окрестности. Ивана Грозного «бес попутал»: вместо того, чтобы тягаться с Европой, он мог бы продолжить движение на восток и, вслед за покорением Астрахани и Казани, отрядить войско на завоевание Урала и Сибири. Его соблазняло западное направление, так как при благоприятном исходе дел это позволяло решить три безумно сложные задачи: во-первых, можно было отвоевать у литовцев и поляков благодатные юго-западные земли бывшей Киевской Руси – то, что потом назовут «Украиной», во-вторых, обеспечить прямой транспортный коридор через Балтийское море в Европу – Англию, Голландию, Северную Германию, выступавшие основными торговыми партнерами России; в-третьих, жизненно важно было ослабить Речь Посполитую – не только главного экспортера зерна в Европу, но и основного геополитического противника Московии.

Сначала все шло как нельзя лучше. Распался переживший свое время рыцарский орден. Русские войска заняли Нарву и Ревель. Наша мощная артиллерия «щелкала» старые замки рыцарей словно семечки. Но тут на помощь распадающемуся Ливонскому ордену выступила Речь Посполитая. Затем к ней присоединилась одна из сильнейших военных держав того времени – Швеция. Не остались в стороне могущественная Турция и Крымское ханство. А потом к ним добавились и венгерские отряды, сражавшиеся под знаменем Стефана Батория. На полях сражений против русских войск действовали наемники из Англии, Шотландии, Италии и немецких княжеств. Это была первая мировая война Запада против Востока. Начавшись как экономическая, война превратилась в схватку цивилизаций, в войну католиков и протестантов-лютеран против православных. Именно в результате этой войны русским навсегда отказали в праве войти в Европейскую цивилизацию. Это пришлось осознать нашим старым «западникам», и чем раньше осознают и новые, тем лучше.

Именно тогда, во время трагической для России Ливонской войны, которая была спровоцирована нашей православной церковью, сформировался архетип европейского воззрения на русских как на жестокую бородатую варварскую орду, как на вечных агрессоров, врагов «свободного мира». Этот образ вот уже много веков определяет взаимоотношения наших цивилизаций. Родился тот самый образ русских, который так умело использовали потом и Гитлер, и Рейган. Истинные агрессоры воспрянули духом.

Задолго до того, как родились и Гитлер, и автор плана «Ост» Альфред Розенберг, и Геббельс, и Рейган, и все другие, с их воплями о «советской угрозе», то есть более четырех веков назад, из-за маленькой шалости – идеи создания «Третьего Рима», стали вынашиваться планы подчинить, завоевать, покорить, навсегда лишить права на независимость этот легендарный библейский народ Мосх, с нападением которого на Европу связывались предсказания конца света.

Столкнувшись с объединенными силами Европы, изнуренная неурожаями, застуженная морозами, обескровленная внутренними усобицами, Московия потерпела сокрушительное поражение. Отпали от Московского царства исконно русские земли. Был отдан Смоленск, территориальные уступки пришлось сделать на севере. Русские ушли с Балтики. Унизительный мир не останавливал падение нашей страны в пропасть. Пройдет еще два десятилетия – польские войска войдут в Кремль, а на царском троне будут сменять друг друга самозванцы – люди без рода, без племени, посаженные польскими шляхтичами и католическими иезуитами. Страна погрузится в пучину разрухи и запустения. На нашу страну надвинется страшная Смута – гибрид гражданской войны, иностранной интервенции и диких рейдов по Руси жестоких казацких шаек, грабящих православных братьев наряду с поляками и другими иноверцами.

 

Глава 5

Воцарение Романовых

Между московскими боярами шла драчка за кандидатуру польского королевича Владислава Сигизмундовича. Эту кандидатуру и бояре вроде бы восприняли с облегчением: надеялись, что королевич положит конец кровопролитию и разрушению страны, вызванным появлением Тушинского вора (Лжедмитрия II), а также вражде боярских родов и их приверженцев, и сплотит вокруг себя все партии.

После свержения Василия Шуйского созванный «совет всей земли» окончательно избрал Владислава в цари. Сочувственно к кандидатуре относился и митрополит Филарет (отец будущего первого царя из Романовых), о чем свидетельствуют его грамоты. В последних числах августа 1610 года стали приводить жителей Москвы к присяге королевичу. В первый же день, 27 августа, присягнуло 10 000 человек. Присягали открыто в Успенском соборе. После этого разосланы были по городам известительные грамоты о выборе Владислава в цари, с приложением крестоцеловальных записей, по которым должна была совершаться ему присяга. Даже подозрительный к полякам и не сочувствующий воцарению иноземца патриарх Гермоген соглашался признать Владислава царем при условии, если от выбранного в цари королевича не будет никакого нарушения православной церкви.

Желание видеть Владислава царем московским объясняется взаимной завистью бояр и убеждением, что никто из бояр не удержится на престоле и не сумеет внушить к себе уважение. Но неожиданно появился новый претендент на московский престол в лице самого короля Сигизмунда. Подстрекаемый недальновидными своими католическими советниками, мечтая о соединении Польши и Москвы в одно государство под одним общим скипетром и опасаясь, как бы москвичи не уговорили Владислава принять православие, Сигизмунд отстранил кандидатуру королевича (который уже был номинально московским царем) и потребовал престол для себя, без всяких уступок в пользу русской церкви.

Это была его роковая историческая ошибка. Она частью возбудила, частью усилила настроение против поляков как со стороны бояр, так и народа, а в особенности духовенства; она дала толчок тем событиям, которые поляки предвидеть не могли и которые завершились избранием на царство Романова и возвышением Москвы.

Польша же с той поры стала постоянно утрачивать свои позиции сильной державы.

Второй ошибкой Сигизмунда явилось преждевременное празднование победы над Россией. В то время, когда в Польше гремели торжества по поводу победы над русским государством (сколько раз случалось: Москва – это еще не Россия), в Вильно в открытых тележках везли пленного царя Василия с братьями, Шеина, послов – Галицина и Филарета, тащили под восторженные вопли трофейные пушки, телеги с награбленным барахлом, в России русская земщина начала предпринимать решительные меры.

Отечественные историки были сторонниками поверхностной западной концепции, согласно которой Россия XVII века представляла собой централизованную абсолютную монархию. Из-за этого процессы Смуты воспринимались не вполне верно. Достаточно достоверно выглядит это время в описании Валерия Евгеньевича Шамбарова в его впечатляющей обилием имен и событий книге «Тайна воцарения Романовых». Времена Смуты предстают перед читателем как время колоссальнейшей неразберихи, вероломнейших предательств, постоянных грабежей, насилия, интриг, массовых убийств, зверств. Что характерно: страдал постоянно простой люд; высокопоставленных лиц, как правило, оставляли живыми – для обмена или продажи, а низших всегда убивали или съедали в голодные времена.

Государственностью и не пахло. Дело в том, что Россия была не абсолютистским, а земским государством! В каждом городе и уезде существовали органы земского самоуправления, обладавшие очень большими полномочиями. Земства представляли огромную силу. Во многом из-за этого города в одночасье то предавались «ворам», то отлагались от них, свергая назначенных воевод. А когда рухнула вся «вертикаль власти», «горизонтали» сохранились, что обеспечило живучесть государства.

Против казаков и поляков стал настраивать народ в Нижнем Новгороде некий Козьма Сухорук, прозванный Мининым, по имени своего отца. Для спасения Отечества ему не требовалось, подобно Жанне д’Арк, сверхъестественными явлениями убеждать кого-либо в своем предназначении. Он был земским старостой, какие и до него и после не раз избирались. И действовал в рамках своих полномочий.

В октябре 1611 года в Нижний пришла очередная грамота Троице-Сергиева монастыря о бедственном состоянии страны и необходимости мобилизовать все силы. Был созван общий сход, где Минин предложил формировать второе ополчение. Получил от «мира» согласие и начал реализовывать принятый «приговор», энергично возглавив сбор средств. Будучи торговцем мясом, из личных сбережений выложил огромную сумму – 500 рублей.

Минин следовал обыкновенному порядку мирской раскладки, по которому «окладчики могли грозить нерадивым и строптивым различными мерами взыскания и имели право просить у воеводы приставов и стрельцов для понуждения ослушников». Некоторые обвиняли Минина в исключительной жестокости и крутости и даже в том, что он «пустил в торг бедняков», т. е. продавал бедняков в рабство… на благо отчизны.

На призыв нижегородцев о сборе ратников первыми откликнулись смоленские дворяне, лишенные своих имений Сигизмундом. Стали искать предводителя – «честного мужа, которому заобычно ратное дело, кто б был в таком деле искусен и который бы в измене не явился». Подходящей кандидатурой явился стольник Пожарский, пользовавшийся безупречной репутацией и лечившийся от раны, полученной от поляков, неподалеку, в своем селе Мугреево. Нижегородцы послали смолян бить челом князю Пожарскому, который вел свой род от седьмого сына великого князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, князя Ивана Всеволодовича, получившего в 1238 году в удел город Стародуб.

Весь Нижний Новгород встретил князя с великой честью, причем для ополченских дел им было составлено особое от городского управления правительство, которое должно было заменить как московское боярское в осажденном Кремле, так и подмосковное казацкое. Пожарский распорядился об обеспечении ратных людей жалованьем, назначив им от 30 до 50 рублей в год, что по тем временам составляло весьма большие деньги. А при переговорах он поставил необычное условие – дать ему в помощники «посадского человека». Я хотел было написать – «не комиссара ли для контроля?», но читаю у Валерия Евгеньевича: «И сам назвал Минина, чья деловитость и ум ему понравились. То есть выбрал себе толкового “ начальника тыла” . Кстати, это было новое в военном искусстве. В европейских армиях органов снабжения еще не существовало».

Совместно с ополчением «поганых» уничтожали и изгоняли и «самодеятельные» русские крестьяне, которые повсюду брались за топоры и вилы. Они составляли полчища так называемых «шишей». Зима дала им преимущества. Дороги занесло снегом, конница поляков вязла в сугробах. А шиши налетали из лесных чащ на лыжах, били врага и скрывались. Фуражисты пробивались в голодающую Москву, обоз охраняли 700 человек. Но им нельзя было разводить огня – тотчас, откуда ни возьмись, появлялись шиши, отнимали запасы и быстро исчезали.

А в осажденной столице поляки питались уже кониной, ели ворон и воробьев, падаль. Чтобы продержаться до прихода короля, полковники приказали вывести из тюрем заключенных и пленных и забить на съедение. Потом стали есть своих умерших. Потом – убивать друг друга. Но это после того, как сожрали гулящих девок, отиравшихся при воинстве. Потом принялись за слуг. Даже торговали в открытую человечиной. И здесь страдали в первую очередь бедные и беззащитные. Людей хватали на улицах, заготавливали мясо впрок. Бояр не ели, держали в качестве заложников, поэтому те, недосчитываясь слуг и служанок, вышедших за ворота, сидели по домам в ужасе – как бы и до них не дошла очередь.

И в Китай-городе, и в Кремле освободители столицы увидели жуткие картины загаженных церквей, разграбленных дворцов, обворованных гробниц. И повсюду в жилых помещениях находили чаны с засоленной человечиной, распотрошенные и недоеденные части трупов. В общем, было видно – и впрямь «поганые».

С лета 1612 года и по 1 февраля 1613 года происходил выбор кандидатуры на царский престол. Для избрания нового царя был созван собор. Земский Собор из представителей знатных родов, городов (торговцы, посадские люди) выбрал царя. Простой люд мало имел выгод от этих выборов…

На царский престол претендовали многие, в том числе шведский принц Карл-Филипп и «тушинский боярин» Дмитрий Трубецкой, но царем выбрали Михаила Захарьева-Юрьева, который при избрании на престол взял фамилию Романов. То есть Римский. Кандидатом на престол его выдвинула так называемая «польская партия» русских дворян и бояр. Те, кто в Смуту служил полякам, в целях собственной безопасности за предательство, «протолкнули» теперь на царство лояльного к своим прошлым деяниям царя.

Нынешняя власть явно поторопилась, заменив всенародный праздник Октябрьской революции на какие-то непонятные праздники – День народного единства и День согласия и примирения. Примирение тех, кто шел против поляков, с теми, кто был за поляков? Вопрос непраздный и, наверное, когда-нибудь будет решен по-другому, если будут учтены другие версии времен Смуты.

Хотя бы такая – из умной книги Ярослава Кеслера «Русская цивилизация».

«Очевидно, что в 1605–1620 гг. с внешней стороны в Московии происходила отчаянная борьба за власть и имущественные права между “ польско-литовской” и “ шведской” партиями. Борьба эта шла с переменным успехом: на первом этапе преимущество получила “ польская” партия, посадившая в Москве своего ставленника в 1605 г., затем “ шведская” партия сначала было взяла реванш с приходом к власти Василия Шуйского в 1606 г., но “ польская” уравняла шансы с выдвижением “ Тушинского вора” в 1608 г. и даже добилась, путем устранения Шуйского “ разменом” его на “ тушинца” в 1610 г., признания Владислава великим князем Московским. “ Шведская” партия при этом получила некоторую компенсацию в виде Смоленска в 16011 г. Новгородцы в это же время вели со шведами переговоры о приглашении на московское княжение шведского наследника Карла-Филиппа. А что же с внутренней, русской стороны? Юго-западные русские города-республики (т. е. Белая Русь-Литва) весь этот период поддерживали “ польско-литовскую ” партию и в конце концов не признали Романовых! Северо-западные русские города-республики (Новгородия) весь тот же период поддерживали “ шведскую ” партию и также не признали Романовых! Казаки выступали на стороне и тех и других: например, запорожцы были в союзе с поляком Жолкевским, у донцов были свои вожди типа “ Петра Федоровича” , Ивана Болотникова и т. д.

Города Поволжья от Твери до Астрахани и северные провинции до 1611 г. занимали выжидательную позицию. В частности, Дмитрий Пожарский исправно служил и царю Борису, и Дмитрию I, и Шуйскому, не нарушая при этом присяги. Характерно и то, что все временщики в Москве (не исключая и утвердившегося наконец Михаила Романова!) давали на себя “ запись” , т. е. обязательство ограничения своей власти республиканским Земским собором!

В 1611 г., когда наконец ярославская часть Новгородии и Володимерия поддержали польскую партию, оставшиеся не у дел при «польско-шведском» разделе влияния москвичи (лидер – Трубецкой), рязанцы, также долго выжидавшие (лидеры – братья Ляпуновы), и часть казаков (лидер – Заруцкий) бросились за своей долей в Москву, где переругались и их «ополчение» распалось.

Принципиальный момент 1611 г. – выход на обескровленную долгими разборками московскую сцену английской партии. До 1610 г. основная деятельность английских колонизаторов Поволжья не прерывалась – они исправно вывозили через Архангельск в Англию позарез необходимое Британии стратегическое сырье: селитру и серу с Нижней Волги для изготовления пороха, лен для изготовления канатов, необходимых как такелаж строившегося флота, скупавшийся ими на корню, сыромятную кожу для конских сбруй и т. д.

Когда же смена власти в Москве всерьез стала угрожать английской монополии на Волге, именно английская «Московская компания» дала деньги на вооружение наемной армии, которую позже назвали «народным ополчением».

Страной фактически правил отец новоиспеченного царя, получивший патриаршество из рук Лжедмитрия I и духовно откормивший второго Лжедмитрия – Тушинского вора.

Филарет долго сидел в Польше в плену. Там он неистово углублял свои богословские познания, и не где-нибудь, а в иезуитской академии в городе Мариенбурге. Целых 20 лет Михаил Федорович без папы не подписывал ни одной серьезной государственной бумаги.

Потом появляется Лжедмитрий Третий. По происшествии какого-то времени начинается полоса уже лжесыновей Лжедмитрия. Так, в 1644 году в Константинополе появляется вдруг царевич Иван Дмитриевич. Еще один мнимый сын Лжедмитрия объявился в Польше. При Василии Шуйском в Астрахани объявился царевич Август, якобы сын Ивана Грозного. С ним конкурировал в тех же краях царевич Лаврентий, но не «сын», а «внук» Ивана Грозного. В это же время в степных юртах Поволжья один за другим появляются новые «царевичи» – «сыновья» бездетного (!) царя Федора Иоанновича: царевич Федор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семен, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврила, царевич Мартын и другие.

Не хитрость, не лукавство, не легковерие порождали этих мнимых царей. В этом необходимо видеть проекцию извечной схемы «доброго царя и злых бояр». Эта надежда, эта вера в доброго царя как бы воплощалась, персонифицировалась, едва появлялся персонаж, пригодный для такой роли, и обстоятельства, которые благоприятствовали бы этому. Характерно, что все выступления, все движения эти были не просто против царя – некая устойчивая структура в сознании не допускала этого, они были против плохого царя, но непременно за хорошего царя.

Все самозванцы и являли такой образ – хорошего царя. Неудивительно, что, когда на Волге началось крестьянское восстание под руководством Степана Разина, при самом Разине находился мнимый сын царя Алексея Михайловича. Для многих современников донской казак Емельян Пугачев был не кем иным, как царем Петром III.

Но царь он и есть царь. При Алексее Михайловиче новый царствующий дом Романовых вместе с православием упился кровушкой паствы своей. В стране, покончившей со Смутой, происходил стихийный, подхваченный народом возврат к старым религиозным традициям, заветам Сергия Радонежского. Естественно, у романовской знати и народившейся государственной бюрократии старая вера сочувствия не имела. Государство для уничтожения «старых обрядов» и насаждения единого официально-казенного православия (которое существует у нас и по сей день) использовало патриарха Никона, наделив его полномочиями для проведения «реформы». Пресловутый Никон раскрепощенной, живой и разнообразной, как сам окружающий мир, вере «старообрядцев» противопоставил фанатичное ожидание конца света, сплавленное с буквальным следованием греческому книжному православию.

Не будем терять время на такого рода ерунду, как описание того, кто как крестился, а скажем главное – о чем умалчивает наша Церковь. Романовы навязали народу то, чего на Руси никогда не было: повелев креститься по-новому и запретив старые духовные книги, власть, может быть, впервые принялась преследовать людей за веру. Романовы начали казнить, жечь, насиловать, истязать. Никон освящал эту войну Романовых против собственного народа. После спровоцированного удара по своим патриарх Никон стал уже не нужен Романовым. Будучи обвиненным в претензиях на высшую власть в государстве, этот зловещий патриарх был низложен и отправлен в далекую ссылку. Дальше процесс пошел без него.

Восемь лет, с 1666 по 1674 год, царские войска осаждали оплот старой русской веры, крепость русского духа – Соловецкий монастырь. Смогли взять его только благодаря измене. Ворвавшись в монастырь, войска не только физически уничтожили монахов, героически сражавшихся за свою обитель, но и подвергли их страшным пыткам: заживо подвешивали на мясных крюках, вмораживали в лед, сдирали кожу.

Спустя некоторое время Романовы заживо сожгли духовного вождя «старообрядцев» – протопопа Аввакума – и десятки его последователей.

Параллельно с церковной реформой пошло закабаление крестьянства. Это всколыхнуло народные массы. Опорой крестьянских волнений стали казачьи поселения Дона и Урала. Восстание Степана Разина 1670–1671 годов на практике реализовывало славяно-казачью «демократическую» традицию и по своему значению было сравнимо со Смутным временем. Разина поддержала значительная часть стрелецких полков. В силу этого самодержавие выставило против восставших солдатские наемные полки и поместное дворянское ополчение. Борьба была тяжелой. Однако благодаря лучшему техническому оснащению самодержавию удалось одержать победу. После этой победы самодержавный абсолютизм укрепился. Романовы поняли, что в борьбе с собственным народом лучшими помощниками являются иностранцы. Неудивительно, что в царствование Федора Алексеевича Романова иностранцы при дворе находятся уже в значительном количестве.

Именно в это время, не без подсказки иностранцев-масонов, сжигается основная масса родовых книг русского дворянства. Так были уничтожены последние массовые источники истории русского народа. Православие, увы, искаженно трактует всю русскую историю. Оно подлейшим образом «обработало» души славян. Ведь именно из-за него и ради православия урезана наша история до смехотворно краткого периода, начинающегося с введения христианства. До этого русской истории как бы не было. Не было другой истории и при коммунистах: кроме истории партии и истории Петра I.

Именно потому, что христианство – чужая вера, основанная на чужой истории, само православие в России превратилось в религию исключительно догматически-ортодоксальную, не зовущую русский народ никуда, кроме конца света. И в наше время хитрая толстая старуха Русская православная церковь избрала в партнеры власть. А радикальные партии даже не удосужила взглядом за все более чем десять лет любовных отношений с этой самой властью.

И образно сказано болезненно уязвленным и уязвляющим Эдуардом Лимоновым: «Неприлично и глупо клясться в верности толстой старухе, которая вас, ребята, не хочет».

 

Глава 6

Один царь и два народа

У России всегда существовал гипотетический выбор: Запад или Восток. Западнизация, как национальный выбор, наносящий вред России, и прежде всего ее простому люду, определилась уже у предшественницы Петра, царевны Софьи. Этот курс твердо вводил в жизнь первый министр царевны князь Василий Голицин. Но именно при Петре I вестернизация стала необратимой – стала преобладать логика: чем дальше от основ русской народной жизни, тем лучше. Уничтожим патриаршество и сделаем Церковь государственным департаментом. Не братство, а иерархия. Не соборность, а господство. С той поры государство и его хозяева – императорская фамилия и ее приближенные – поставили себя выше общества, Русской цивилизации. Они отныне сами себя определили призванными изменить Россию, «цивилизовать» ее.

Будучи далекими от народа, не понимая основу основ бытия русских, они взялись перекодировать их на европейский лад. Невозможно без омерзения читать, каким образом «первый русский император» вторгался в святая святых русской цивилизации – в ее культуру, религию. И бороды он боярам брил, и в камзолы обряжал тогдашнюю элиту, и собрания-ассамблеи вводил. А водку вливал в своих приближенных насильно, так же, как насильно стремился насадить новую культуру, буквально вбить европейскую цивилизованность в подвластную ему державу. Положил сотни тысяч подданных на стройке пугающе-привлекательного, зловеще-пленительного и построенного не там, где следовало бы (постоянные наводнения), Санкт-Петербурга.

Суть петровских преобразований содержится в словах самого царя: он имеет дело с животными, которых предстоит превратить в людей. Саму страну он рассматривал как особо погрязшую в страстях да пороках, отсталости и мерзости. Для Петра Россия была страной, которую, подобно преступнику, предстояло провести через процесс жестокого исправления и жестокой переделки. Такой взгляд на Родину сложился у него под влиянием иностранных «специалистов», которых тогда у нас в стране насчитывалась целая армия в десятки тысяч человек. Его воспитывали швейцарец Гордон и немец Лефорт. Именно они привили Петру жажду необъятной власти, неуважение ко всему русскому, стремление все переделать по европейскому образцу.

Заставив русских людей преклоняться перед малограмотными иностранцами, Петру удалось заковать в кандалы русское общество. Все общество оказалось бесправным. Крестьянство было превращено в рабочий скот. С Петра оно стало работать на барских полях по пять дней в неделю, да еще и выделять даточных людей для службы в армии. Не раз Петр I своими безграмотными и недальновидными действиями ставил страну в положение тяжелейшее, буквально на грань катастрофы, хотя непосредственные побудительные мотивы петровских преобразований (необходимость срочно модернизировать армию и обзавестись военно-морским флотом) были объективны. Для этого надо было развить торговлю, поднять промышленность. Но за модернизацию была заплачена непомерная цена. Ресурсов для реформ Петра I в стране просто не было, и тогда Петр (а последующие Романовы это продолжили) решил добывать нужную энергию, разделив русских на два народа – господ и закрепощенное население. Развиваться, обладать культурой и жить в цивилизованных условиях должны и могут только господа-дворяне, а население низводилось до роли рабов, которые за все это должны платить – потом, кровью, имуществом. Народу уготовили эту незавидную участь: прозябать в унижении, погружаться в неизбежную бедность. Дворяне отделились от русского народа буквально всем – и языком (сначала немецким, а потом французским), и одеждой, и стилем жизни. Это было похоже на то, как цивилизованные европейцы вели себя в азиатских и африканских колониях.

Россия никогда колоний не имела. Романовы в колонию превратили собственную страну. На протяжении всей истории романовской империи народ подвергался беспрецедентной эксплуатации. Причем эксплуатация на протяжении полутора веков все усиливалась. От беспросветной жизни и тяжелого труда массы деградировали, существовала поголовная неграмотность, распространялось пьянство. В стране фактически устанавливается положение скрытой войны верхов и низов, открывается прямая дорога к Октябрю 1917 года. Вот и верь теперь тем шутникам, которые говорят, что революция в России, мол, – это случайность. Нечто подобное, между прочим, было и во Франции. Там дворянство тоже жировало и шиковало за счет собственного народа. Такая политика привела к революционному взрыву 1789 года и к безжалостному истреблению дворян.

В России издевались над собственным народом значительно больше, чем в Европе. И на то были известные причины. Малочисленный по сравнению с коренным населением России новый класс «еврорусских дворян» вобрал в себя множество кровей. В него вошли и собственно русские, чьи достаток и влияние полностью зависели от государства, и иностранные «специалисты», и остзейское (по-современному – прибалтийское) немецкоязычное дворянство. Кстати, последние имели огромный опыт господства над «нелюдьми» – покоренными еще в тринадцатом веке эстонцами и латышами.

«Еврорусские» жили в постоянном страхе перед перспективой быть поднятыми на вилы или спаленными в собственном доме. В этих условиях правящая элита Российской империи была вынуждена теснейшим образом взаимодействовать внутри себя, используя машину государственного насилия. Это взаимодействие было намного более сильным, чем в элите любой другой страны мира того времени. И все воровали. Несмотря на то, что в государстве правящая династия и петербургская элита в составе «прирученной» аристократии и высшего чиновничества владели основными богатствами России. Крали прежде всего у государства. И кто ближе был к власти – тот брал больше. Кто подальше – тот меньше. Воровали, конечно, больше всех русские аристократы. В итоге – хроническая отсталость, подчиненное положение России в мировой экономике и углубляющийся разрыв между Россией и технологическими лидерами. И проект Петра по европеизации России потерпел провал: в европейскую систему она вошла не как один из лидеров, а как ее сырьевой придаток, поставщик дешевых ресурсов, и как потребитель дорогой европейской продукции.

Тогда ничтожное меньшинство страны получило возможность жить «как на Западе», а подчас даже лучше. Во всяком случае, таких роскошных дворцов и балов, как в России, более богатая Европа не знала. Дворяне хотели иметь все самое лучшее. И все добывалось ценой неимоверного барского издевательства над русскими крестьянами.

Тупому русскому помещику, например в Рязани, хотелось жить так же роскошно, как и его французскому собрату по классу где-нибудь в Шампани. Наш господин тянулся к западному уровню потребления, но ему было невдомек, что климат во Франции мягче русского, что из-за этого французский крестьянин производит впятеро больше товарной продукции, чем наш мужик. Поэтому нашему помещику, чтобы купить всякие картины, скульптуры, клавесины и гобелены, нужно и эксплуатировать нашего мужика впятеро больше.

Недалеко ушел от дворян и новый класс промышленников, использовавших рабский труд намертво приписанных к уральским заводам полукрестьян-полурабочих. Он выжимал из людей все, до полного их оскотинивания. Когда нас призывают возрождать «славные» традиции романовской империи под двуглавым орлом (заимствованным у Батыя), хочется плеваться в ответ на такие идеи. Омерзение вызывают сцены крепостнической жизни с помещиками-мотами, с бешенством «от жира», с пустой и никчемной жизнью правящего класса. То, что делает нынешняя российская псевдоэлита, есть лишь концентрированное повторение строя мысли, образа жизни и поступков их предшественников прошлых веков. Каким надо обладать лукавством, чтобы, не краснея, утверждать (этим сейчас грешат все, без исключения (!), политики, общественные деятели и журналисты), что царская Россия – это рай на земле.

Если при Петре I дворяне и под пули ходили в атаку, и на крепостные стены бросались, и морское дело осваивали, и на верную смерть в дальние экспедиции ходили, то позже династия Романовых уже не мобилизует дворянство: ему даруются вольности, делающие государственную службу не обязательной, а добровольной. Помещик, с точки зрения мужика, превращается в сущего паразита, кровопийцу. Ведь он ничего не делает, а лишь жрет водку, устраивает балы да охоты, таскает в постель девок, в карты режется и покупает невесть что. В палатах барских – бабы каменные в раздетом виде да картины с голыми телесами. Срам один!

Как тут было не появиться «избавителю народа» – Пугачеву. А дальше – и того больше. У мужика появляется крамольная мысль: то, что в собственности у дворянина, все это на самом деле мое, моим потом политое, и я это должен себе вернуть. Мысль, вообще-то, справедливая породила исконную взаимную ненависть между верхами и низами в России. Дух «добывания трофеев» и мародерства, вначале сверху, а потом и снизу – глубокое неприятие между «европейскими» и массой собственного народа – вот что стало смертным приговором царизму.

И в России стали появляться силы, которые решили построить иную реальность, преодолев роковые пороки романовского государства. Разговоры о том, что никаких причин для революции в России не было, ничего не стоят. Я не прав? С чего бы это в «сытой и обильной» России крестьяне восстали и яростно сражались против власти еще в 1905–1907 годах. От хорошей жизни, что ли? Как и сейчас, тогда царская Россия по уши завязла в иностранных кредитах и выплачивала за них тяжелейшие проценты. В это очень «благополучное» время в стране не хватало капиталов, и поэтому приходилось приглашать иностранных инвесторов, которые, вовсю используя природные ресурсы и дешевую рабочую силу, ежегодно вывозили из России свои прибыли на совершенно законных основаниях. До сих пор на слуху названия дореволюционных предприятий, содержащие иностранные фамилии.

В восемнадцатом веке Россия хоть и расширялась, но не могла решить свои геополитические задачи. Мы гордимся славными победами русского оружия, гениями Румянцева и Суворова, Ушакова и Синявина. Мы знаем, что русская армия в ту эпоху стяжала себе славу непобедимой. За короткое историческое время империя занимает Северное Причерноморье, Крым, Приднестровье, Кавказ и Закавказье. Но какое воровство и транжирство распространится в армии! Правящие круги России профукали на дворцы и поместья, на фаворитов и развлечения средства, которые могли бы пойти на новое военно-техническое оснащение армии. И Россия терпит одно военное поражение за другим.

В Крымскую войну 1853–1856 годов Запад бросает против России солдат с дальнобойными винтовками, паровые винтовые корабли и даже первые броненосцы. Русский солдат вынужден был противостоять им с примитивными гладкоствольными ружьями, парусными кораблями и горсткой устаревших колесных пароходов. Уже тогда российский генералитет показывает себя косным и неспособным вести современную войну. А Русско-турецкая война 1877–1878 гг. велась так неумело, с такими потерями русских войск, что принципиально не изучалась в русских военно-учебных заведениях. Следующая крупная война, Русско-японская 1903–1905 гг., заканчивается позорнейшим поражением. Затем разражается Первая мировая война, в ходе которой царские генералы и чиновники допускают снарядный голод в армии, отступления, падение крепостей в Польше, сотни тысяч сдавшихся в плен.

Ожидание грядущей катастрофы царило среди передовых людей русского общества, которое со времен реформ Александра II верило в обновление и которое было глубоко разочаровано неукротимой реакцией, последовавшей за убийством царя в 1881 году. Оно созрело для категорических политических требований. Об этом свидетельствуют бесчисленные проекты, программы, литературные произведения, каждое – некий знак или обвинительный акт. Умами людей правили Бакунин, Белинский, Лев Толстой. А такие люди искусства, как Достоевский, Чернышевский, Михайловский, Леонтьев, Вл. Соловьев и Плеханов, сходились в одном: империя доживает последние годы.

Все наиболее влиятельные силы раздираемого противоречиями предреволюционного общества ждали скорого свержения царизма. Тем, кто хоть сколько-нибудь сомневается в неизбежности революции в то время, советую почитать великого сына России Максима Горького, который был не только современником и участником тех исторических событий, но в своих произведениях не оставлял места сомнениям в том, что надо было освободить русского человека от морального и социального угнетения и помочь ему всесторонне развивать свои способности и таланты.

И не надо вешать всех собак на коммунистов: царя в 1917 году сбросили не они, а те, кого с полным основанием величают «буржуазной демократией». Господа «демократы», ответьте: почему вы не призываете за свержение законной власти царя покаяться в содеянном своих братьев по классу, а делаете дурацкие нападки на коммунистов? Не комиссары и не красногвардейцы вынудили Николая II отречься в феврале, а генералы и министры.

Скажу больше: эпигонские историки советского времени, описывая общественные движения кануна революции, упоминают радикальные кружки типа «Народной воли», неонародничества или марксистские группки, представляя их лучом света в темном царстве. Фактически же их влияние до революции 1905 года, когда, собственно, появились первые контакты революционеров с рабочими, было ничтожным. Идеология основной массы русского народа и высших кругов ограничивалась православной религией, причем в умеренном звучании, и верой в доброго, справедливого царя. Такой идеологии соответствовала триединая формула, выдвинутая «Союзом русского народа» в 1905 году: «Самодержавие, православие, народность».

Но значительная часть интеллигенции к началу ХХ века интерес к религии утратила. Негативные образы священников у Л. Толстого в «Воскресении» и у Лескова в «Полунощниках», по-видимому, соответствовали таким настроениям. Стала создаваться легальная сеть политических организаций умеренных и не очень умеренных либералов. Либералам противостояли по своему духу и методам группы социалистической направленности: социал-демократы, социалисты-революционеры и анархисты, превратившиеся в партии к 1905 году.

После падения Порт-Артура 22 декабря 1904 года в стране наступило всеобщее уныние, озлобление. Люди были восприимчивы к антиправительственной пропаганде. Левые пророчествовали победу Японии и утверждали, что война ведется в интересах жадных капиталистов, захвативших концессию на реке Ялу. Социалистические и революционные идеи начали завоевывать симпатии у населения, не исключая даже помещиков. Началось забастовочное движение в Санкт-Петербурге.

А когда на крещенском параде в столице одна из пушек, оказавшаяся заряженной шрапнелью, пальнула в то место, которое было рядом с императором, и это могло стоить ему жизни, многим это показалось прелюдией к революции. Еще через несколько дней печально известный поп Гапон, имевший связи с Плеве и Зубатовым, повел огромную толпу рабочих к Зимнему дворцу, чтобы «донести» до царя чаяния народные. Как утверждают, царя в то время не было в городе, но принято считать, что именно он в Кровавое воскресенье стрелял в безоружный народ. Это явилось началом первой русской революции.

Революцию 1905 года Ленин оценил как генеральную репетицию. В ней уже присутствовали основные элементы революции 1917 года: поражение в войне, враждебное отношение образованных классов к монархии, уличные демонстрации под красными флагами. Советские историки писали, что тогда рабочие массы возглавляли большевики. Известно, что это не так. Ленин, несмотря на драматизм событий, проявлял осмотрительность и в Россию не спешил. Социал-демократы – и меньшевики, и большевики – еще не пользовались доверием рабочих. Первые попытки социал-демократов встать во главе забастовочного движения и придать ему политическую направленность рабочими резко пресекались. И начало забастовочного движения, и размах его застали врасплох и правительство, и революционные партии, да и самих рабочих, не предвидевших размаха движения и не имевших плана действий. Не было у забастовщиков и единого руководящего центра. Поэтому вскоре забастовщики оказались в сфере влияния «общества Гапона».

Георгий Аполлонович Гапон приехал в Петербург из Полтавщины, имея сан священника и диплом семинариста. Он был человеком амбициозным, и карьера священнослужителя с медленным продвижением вверх его не устраивала. Уже в полтавской кдадбищенской церкви он почувствовал силу своего влияния на массы. У него был незаурядный ораторский талант, и на его проповедях кладбищенская церковь заполнялась до отказа. Поэтому ему кто-то дал рекомендательное письмо к самому Победоносцеву. Письмо позволило Гапону в Петербурге поступить в духовную академию. Однако учеба в ней Гапону показалась скучной, его отчислили с третьего курса за неуспеваемость. Но Гапон сумел так себя поставить в академии, что, несмотря на отчисление, ему выдали диплом кандидата богословия. Гапон устроился священником в церкви Галерной гавани, посетителями которой были в основном рабочие. Проповеди рабочие слушали с превеликим вниманием. Им он внушал не верить социал-демократам, так как «все они евреи и иноверцы». Об этом прослышал Зубатов, выходец из охранки. С помощью Зубатова было создано «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», основанное на религиозно-патриотических началах. Собрание имело все: чудесное помещение, внимание властей и т. д. Это «общество» было костью в горле для Ленина и Ко.

С лета 1905 года, когда начали разгораться угольки будущего костра революции, и до 1907-го, когда он был уже погашен, режим придерживался стратегии «кнута и пряника»: реформы сменялись репрессиями. Царь объявил о своем намерении учредить «урезанную» законодательную Думу, которая будет выполнять функции совещательного органа. Это заявление только возбудило аппетит радикалов. Правительство предоставило большую независимость университетам, что привело к усилению беспорядков в студенческой среде. Полиция беспомощно наблюдала, как конференц-залы и студенческие аудитории превращались в места проведения политических митингов, где высказывались крамольные мысли и слышались призывы к свержению самодержавия.

Из докладов министра внутренних дел, «со всей покорностью представленных для августейшего рассмотрения», император узнавал о новых беспорядках в различных частях его обширной империи. Летом стали поступать сообщения о волнениях в армии, об отказе солдат стрелять в демонстрантов.

Из многочисленных революционных событий, предшествовавших пику революции 1905–1907 годов – декабрьскому вооруженному восстанию, выделим матросский мятеж на броненосце «Потемкин». По революционной легенде, восстание на «Потемкине» вспыхнуло из-за протухшего мяса, с которым был сварен борщ, 14 июня 1905 года в море, когда броненосец шел из Севастополя в Одессу. Офицерам не удалось его погасить, и почти все они были убиты и выброшены за борт. На броненосце был поднят красный флаг. По заранее согласованному плану вспыхнуло восстание одесских рабочих. Придя в Одессу, «Потемкин» стал на якорь. Его матросское руководство, которое возглавил Афанасий Матюшенко, выставило властям и гарнизону города ультиматум: «При сопротивлении город будет разрушен».

Часть команды сошла на берег, чтобы похоронить убитого в стычке с офицерами матроса Вакуленчука, бывшего старшим во время начала восстания. Залпы и одиночная стрельба в Одессе то возобновлялись, то затихали. Военные власти Одессы, желая избежать стычек с матросами «Потемкина» и поддерживающими их портовыми рабочими, вывели все войска из порта и перекрыли все выходы из него. К концу дня в порту начались погромы винных складов. Погромы начали портовые босяки, потом к ним присоединились все бывшие там и сумевшие проникнуть через кордоны и со стороны моря, и со стороны города. Открывали и разбивали бочки с водкой и вином и пили хлещущий струями алкоголь. Большая часть спиртного ручьями стекала в море. Затем начались грабежи продовольственных и товарных складов. Где-то вспыхнул огонь. Загорелись склады, портовые здания. У берегов вода покрылась пламенем, загорелись корабли у пристаней, не успевшие отчалить от берега.

По официальным данным, во время пожара в Одесском порту погибли 1200 человек. Раненные, обожженные и искалеченные исчислялись тысячами. Но на «Потемкине» началось брожение. Роль вожака незаметно перешла к К. Фельдману. После заседания судового комитета он огласил на палубе предложенный им план действий. Дать три холостых предупредительных выстрела, чтобы население укрылось от огня. Дать два боевых выстрела по театру, где заседали военные и городские власти, готовившие подавление восстания в городе. Направить делегацию к командующему с ультиматумом о немедленном освобождении всех политических, прекращении преследования жителей Одессы, выводе из города всех войск и передаче арсеналов народу. В случае неисполнения требований «Потемкина» броненосец начнет бомбардировку города.

На палубе установилась гнетущая тишина. Но скоро ее нарушил голос из матросской массы: «По городу нам нельзя стрелять». Затем это повторили несколько голосов в разных местах палубы. И вот уже большинство матросов закричали: «Нельзя стрелять! Долой вольных! Не пойдем на поводу у вольных!»

Под вольными матросы понимали пребывавших на корабле представителей разных партий, подстрекавших матросов к восстанию. Положение восстановилось после гневного выступления Матюшенко, сказавшего, что если матросы не хотят выполнять постановление комитета, то пусть тогда убивают или вяжут всех комитетчиков и социал-демократов и выдают их властям. За это им дадут чины и навесят кресты. Толпа сразу стихла.

В тот же день, 16 июня, орудия броненосца произвели холостые выстрелы по городу и два боевых. Снаряды почему-то в цель не попали, сделав большой перелет, и здание красивейшего театра в Европе не пострадало. Больше команд стрелять по городу комитетчики не давали, поняв, что их и в самом деле могут связать. Но и неприцельные выстрелы подняли в городе панику, и многие жители бежали из него.

А утром 17 июня к Одессе подошла эскадра из трех броненосцев и четырех крейсеров для подавления мятежа на «Потемкине». Но карательная акция не состоялась. «Потемкин» командам адмиралов с эскадры не подчинялся. Вместо того чтобы стоять на якоре, он вошел в строй эскадры, на некоторых кораблях ее матросы кричали «Ура!» мятежникам. Поняв, что в «Потемкина» стрелять не будут, адмиралы увели эскадру в Севастополь. Одесса пополнилась войсками. Восстание одесских рабочих было подавлено. «Потемкин» ушел в Румынию. Матросы оставили свой корабль и растеклись по румынским городам. Позже их стали преследовать, боясь, что они и вне России могут быть источником революционных идей.

Осенью 1905 года произошли новые мятежи и волнения в армии и на флоте: в Кронштадте, Севастополе, Владивостоке, Петербурге, Киеве, Харькове, Баку. После восстания на «Потемкине» революционная пропаганда в войсках и на флоте значительно усилилась. К концу 1905 года только местными организациями РСДРП было создано 27 военных групп в армии и на флоте. Комитеты выпускали много листовок, предназначенных для солдат и матросов. В листовках их призывали отказываться от подавления революционных действий рабочих и переходить на сторону восставших с оружием в руках.

Перед Николаем II встала сложная задача – совершить то, что он никак не хотел совершать. И была достигнута самая главная цель революции 1905 года – принуждение монарха создать в России основы правового государства. Но, с другой стороны, дав некоторые «свободы», царский манифест от 17 октября только возбудил аппетит экстремистов.

В октябре 1905 года в Петербурге в Технологическом институте собрался Совет рабочих депутатов. Председателем исполкома совета был избран адвокат Георгий Хрусталев-Носарь. Он прошел в совет по мандату рабочего Хрусталева, а когда из совета попал в правительственную комиссию, рассматривавшую требования рабочих, там подмена была обнаружена: Носаря выдала интеллигентская речь. Хрусталев-Носарь был арестован и из Петербурга выслан. Тогда его заменил в совете Троцкий. Помимо Троцкого, в руководстве совета состояли евреи Бревер, Эдилькен, Голдберг, Фейт, Мациев, Брулер и др. Некоторые авторы этим засильем евреев в руководстве Петросовета объясняют отрицательное отношению к нему питерских рабочих.

Центр подготовки всероссийского восстания был перемещен из Петербурга в Москву, где в это время многие предприятия еще бастовали. Но революционных сил Москвы даже для победы в ней одной было явно недостаточно. К началу восстания в Москве находилось всего около двух тысяч обученных дружинников. В ходе боев к ним присоединилось около 10 тыс. человек, не имевших хорошего вооружения. Войска были на стороне царского правительства. В ответ на действия армейско-полицейских сил в Москве началось сооружение баррикад. Не выдерживая напора карателей, кольцо баррикад сжималось вокруг центра. 13 декабря восставшие удерживали только Пресню.

Как только стало ясно, что дело проиграно, заварившие кашу изменили свою внешность, как могли, достали запасные паспорта, те, кто успел засветиться, собрали свои саквояжи, «прыгнули в скорые, и – привет» (Глушков Е.Ф).

Поражение революции 1905 года не только предоставило кратковременную передышку царскому правительству, но и сохранило большевизм и меньшевизм как политические движения.

Наступает, по расхожей характеристике, так называемая «столыпинская реакция». Петр Аркадьевич Столыпин предпринимал попытки предотвратить революционные выступления в стране путем реформирования порядков в России. Нужно отдать должное его настойчивости – он долго сохранял в неприкосновенности обреченный режим, так стремительно вознесший его на самую вершину власти. Он пытался создать в политическом плане какую-то связь между царем, правительством, обществом и представительными институтами. Но царь был далек от понимания чего бы то ни было и мало в чем ему помогал. Однако, помимо всего прочего, стараниями Столыпина впервые в России, наряду с законом, гарантировавшим права личности, свободу слова, собраний, свободу совести, Земской реформой, вводившей местное самоуправление, появились законы, ограничивающие использование детского труда, вводилось медицинское страхование для рабочих и лечение пострадавших на производстве.

Столыпин был из состоятельной и родовитой старой дворянской семьи. Являясь владельцем литовского имения Колноберже, предводителем уездного дворянства в Ковенской губернии, а потом став губернатором Гродно, он попал под влияние хозяйственного опыта Восточной Пруссии – образцовых немецких хозяйств – и тогда уже заразился идеей заменить русскую общину хуторами.

Столыпин считал, что крестьяне-единоличники, выйдя из общины и получив землю, будут за нее держаться, выжимать из нее максимум, что и даст толчок сельскохозяйственному производству в России. Как истинный российский бюрократ, он решил, что стоит осуществить его план наделения крестьян землей и переселения их за Урал – и капитализм в России будет построен всего за 20 лет. Увы, гладко было только на бумаге. Столыпин не учел ни волчьих нравов капитализма, ни менталитета русского крестьянина. В результате его реформа провалилась: более 60 % переселенных за Урал крестьян вернулись в свои края ни с чем, а хуторян-единоличников разорили перекупщики.

Цивилизованный капитализм с многомиллионным средним классом Столыпину построить не удалось. Социалистическую революцию 1917 года его реформы не только не предотвратили, но, наоборот, спровоцировали. И основным «пушечным мясом» революции стали разоренные в ходе его реформы крестьянские массы.

Земельная реформа Столыпина современниками оценивалась неоднозначно: Лев Толстой ее осуждал, Ленин – критиковал. Идея Столыпина была обречена.

Вот что пишут Сергей Валянский, Дмитрий Калюжный в книге «О Западе, который пыжился, пыжился, а Россия сама по себе»: «Для половины территории России (севернее линии Петербург – Вятка – Ханты-Мансийск – Магадан) ни о каком сельском хозяйстве, кроме оленеводства и мелких огородов, говорить не приходится. В России в средней полосе сельхозработы идут с мая по октябрь, а, например, во Франции – фактически круглый год. Французский крестьянин мог прокормить семью из 4 человек с 5 гектаров пашни, а русский – хорошо если с 20, а то и с 30. Урожай у русских бывал на нечерноземной почве сам-2 или сам-3, а в Западной Европе еще в ХVII веке сам-12. Поэтому французский крестьянин мог себе, к примеру, позволить быть единоличником-фермером, а русский испокон веку кучковался в общины, где царил дух артельности, ибо только при взаимопомощи во время пахоты, уборки и продажи урожая можно было как-то выкрутиться, а старики и больные только и могли выжить с помощью «обчества».

Этим объяснялось нежелание большинства крестьян выходить из общины (на отруба, несмотря на все усилия Столыпина, перешло не более трети русских крестьян в южных районах России и Сибири).

Александр II, освобождая крестьян, не спешил отменять общинное землевладение. Существо же столыпинской реформы и заключалось в том, чтобы вынудить крестьян выйти из общины и закрепить за ними тем или иным путем наделенную землю, выделяемую им в наследуемую частную собственность. Столыпин был в одном прав: иначе они сами отнимут эту землю у помещиков. Предполагалось экономическими методами побудить помещиков продавать свою землю крестьянам, а также использовать государственные и иные земли для наделения ими крестьян. Подразумевалось, что постепенно число крестьянских собственников и площадь земли в их руках будут возрастать, а община и помещики будут ослабевать. На поверку произошло обострение социальной напряженности.

Своей аграрной реформой Столыпин парализовал действия либералов. Своей политикой он вызвал «полевение» оппозиции: произошло сближение некоторых октябристов с кадетами и наиболее радикальных членов партии кадетов с наиболее умеренными социалистами, в то время как левое крыло социалистов стало еще радикальнее.

Пытавшийся спасти погрязшего в обывательщине и часто пьяного подкаблучника Николая II, Столыпин вошел в историю как «душитель» революции.

Прелюдией к Октябрьской революции явился вошедший в историю Ленский расстрел.

Золотодобычей на Лене занималось «Ленское золотопромышленное товарищество». «Лензолото» принадлежало сыновьям богатого барона Гинцбурга. В правление акционерного товарищества кроме Гинцбургов входили еще знаменитый А. И. Путилов (Путиловский завод в Петербурге), А. И. Вышнеградский, а в числе крупных акционеров состояли граф С. Ю. Витте и императрица Мария Федоровна – мать Николая II.

Условия жизни и труда на приисках: 15—16-часовой рабочий день, система штрафов, скверное питание, очень низкая зарплата. 29 февраля 1912 года нечеловеческая эксплуатация вызвала стихийную забастовку на Андреевском прииске. Поводом к забастовке стала выдача гнилого мяса в лавке. Забастовщики требовали не так уж много – восьмичасового рабочего дня, отмены штрафов, повышения зарплаты на 30 %… В общем, никакого покушения на основы основ. Но администрация никаких шагов в сторону улучшения условий труда не сделала, и забастовка распространилась на остальные прииски Лены, Витима и Олекмы. Правление «Лензолота», имея вышеупомянутую «крышу», не нашло ничего умнее, как договориться о посылке войск. Власти арестовали почти всех членов стачечного комитета. 4 апреля толпа рабочих, больше двух тысяч человек, двинулась к правлению Надеждинского прииска, чтобы вручить чиновникам прокуратуры свой протест и потребовать освобождения товарищей.

По команде жандармского ротмистра Терещенкова солдаты открыли огонь; около 270 человек были убиты или скончалось потом от ран; порядка 250 были ранены.

Ленский расстрел вызвал по всей стране стачки и митинги протеста, в которых участвовало не меньше 300 тысяч человек. Либеральная и революционная интеллигенция усилила критику политического строя Российской империи и правительства. Интересно, что главные акционеры приисков в прессе не фигурировали.

Основным требованием забастовщиков поначалу было повышение заработной платы, однако постепенно забастовки приобретают все больше форму настоящих бунтов против подневольного режима и различных форм притеснения на заводах и фабриках. Это ставило царский режим, притеснявший до этого времени непосредственно лишь передовые слои общества и угнетавший национальные меньшинства, в притеснителя миллионов русских людей, которые, работая на заводах, это реально осознали с помощью революционной пропаганды и агитации, проводившейся всеми партиями.

Столыпинская реформа, начатая после поражения революции 1905 года, усугубила раскол между монархическим строем и крестьянством. И как только многомиллионные массы крестьян были организованы в армию, получили оружие и были достаточно измучены на войне, был запущен процесс быстрого созревания революции, и при малейшем толчке в феврале 1917 года армия вместе с рабочими Петрограда упразднила монархию без всякого насилия.

Часто раздается плач по утраченным экономическим вершинам царской России. Эта оценка не соответствует действительности. Современники «чудесной поры» империи Романовых не заходились в восторге от состояния дел, а наоборот, предрекали страшный финал России.

Хотя благодаря усилиям премьеров Витте и Столыпина к 1913 году Россия начала преодолевать отставание (по сравнению с Западом) в росте экономики страны, но еще ввозила около трети или половины необходимых ей промышленных товаров.

Она уже достигла (с участием, конечно, иностранного капитала – а как же иначе?) больших успехов в строительстве железных дорог. Осваивала производство некоторых видов вооружения. Но это производство не покрывало всех нужд.

И подлинная проблема заключалась – уже тогда – в том, что плохо спланированный выпуск промышленной продукции не мог удовлетворить требований потребителей.

«Слишком высокая себестоимость и плохая система распределения» – этот диагноз, который и сегодня звучит очень актуально, относится к 1899 году. От этого страдали народные массы как в городе, так и в деревне. При существовавших ценах и весьма низком уровне заработной платы люди питались лишь хлебом. При этом биржевые сделки и высокие доходы породили класс финансовых магнатов, роскошная жизнь которых еще резче оттеняла несчастья бедняков. Никогда еще Санкт-Петербург не отличался таким блеском – по крайней мере на набережной Невы, – как это было накануне трехсотлетия дома Романовых в 1913 году. Разделенный надвое Невой, город поражал контрастами, таящими в себе огромную опасность. На Выборгской стороне жилища рабочих и высившиеся здания заводов являли собой печальное зрелище нищеты и запустения. На другой стороне города жили на широкую ногу меценатствующие магнаты вроде Н. Рябушинского. Здесь, в парках и на набережных каналов, длинноволосые студенты без конца обсуждали Гегеля и Маркса.

В начале 1914 года поднималось и ширилось революционное и пацифистское движение, готовое затопить собой все вокруг. Большинство революционеров сплотились и выступили в защиту отечества во главе с марксистом Плехановым и анархистом Кропоткиным. Ленин обратился с призывом к революционерам, чтобы они, каждый в своей стране, добивались поражения своего правительства. Однако никто во II Интернационале за ним не последовал. В Четвертой Думе большевики были единственными, кто отказался голосовать за военные кредиты, – по сути, единственными социалистами в Европе вместе с сербами и Карлом Либкнехтом в Германии. Но велик ли был их вес? В целом неожиданно восторжествовал священный союз. Царизм на волне ура-патриотизма снова обрел свою силу и законность. Но как только придет поражение – а оно уже вырисовывалось в конце первого года войны, – как только выявится неспособность экономики обеспечивать потребности армии или появится острая нехватка продовольствия, вновь возникает революционная ситуация. Ленин еще тогда угадал, что для наступления революции необходимы два условия: действительное недовольство масс и неуверенность господствующих классов в своей способности на ответные действия.

Эта неуверенность господствующих классов проявилась в 1915–1917 годах.

После бурных событий 1905 года часть интеллигенции предчувствовала приближение «катаклизма», некоторые даже ждали его с нетерпением. С 1915 года возникает новая ситуация: и сам господствующий класс, и правительство, и оппозиция в Думе со страхом ожидали наступления грозных событий. Между правительством и народом доверия больше не было. Что касается Думы, то во время Февральской революции 1917 года думцы не знали, выступают ли демонстранты против нее или в ее защиту; не понимали, что надо делать, чтобы предотвратить военную катастрофу, подъем забастовочного движения и городские демонстрации. Дума хотела бы избавиться от «неспособного» правительства, но не знала как. Все сходились в одном: козел отпущения – Распутин. Однако после его убийства в конце 1916 года все убедились в том, что никаких перемен не произошло. Поражение на фронте, понесенное в 1915 году, замена великого князя Николая Николаевича на посту главнокомандующего самим царем, тяжелое положение с продовольствием в тылу, нехватка боеприпасов на фронте, тревога за такое безобразное положение вещей вызвали бунт среди «активных слоев населения». Буржуазные деловые круги, земские деятели, военное командование, предчувствуя приближающуюся опасность, – прежде всего, революции в самый разгар войны, – подготавливают выступление против Николая II как бездарного царя. Чтобы спасти Россию и царизм, его надо заменить.

И началось как бы с малого. «Нерадение» правителей, как говорили в то время, приводит к созданию различных обществ, которые получают у царя или правительственных деятелей разрешение оказывать правительству помощь в спасении России. Естественно, им приходилось действовать с большой осторожностью, дабы не обидеть высшее чиновничество, ревниво оберегавшее свои права. Первым показал пример «Красный Крест»: эта поначалу скромная организация постепенно берет в свои руки управление всеми медико-санитарными делами страны. Земства также объединились в возглавляемый князем Г. Е. Львовым Всероссийский земский союз, который занимался делами беженцев, размещением военнопленных и т. д. Затем был организован Центральный военно-промышленный комитет, созданный и возглавляемый Гучковым. Целью его было «рационализировать» производство продукции, предназначаемой для фронта. Одновременно из-за нехватки продовольствия и товаров в тылу образовалась большая сеть потребительских кооперативов: в 1917 году функционировали 35 тысяч кооперативов, охватывавших 10 миллионов членов. Правительственная администрация видела, как постепенно ее функции переходят в другие руки, но была бессильна затормозить это движение. Не отдавая себе в этом отчета, русские люди начали управлять собой сами: и армия, и промышленники, и даже потребители. Революция еще не победила в умах, но начала осуществляться в делах.

Легальная оппозиция, так же как и различные общества и земства, оставалась довольно нерешительной, и люди, вынашивавшие одинаковые идеи, начали консолидироваться, чтобы действовать в одном направлении, в частности в Думе, когда пришло к концу временное прекращение ее деятельности, объявленное в 1914 году. По инициативе октябристов большинство депутатов объединились в «прогрессивный блок», к которому примкнуло несколько членов Государственного совета и министры. Цели деятельности блока оставались довольно умеренными, поскольку он даже не осмеливался потребовать ответственности министров перед Думой и заявлял лишь о доверии или недоверии правительству. Присутствовали, конечно, и требования изменения методов управления, прекращения преследования лиц, не совершавших преступлений, возвращения административных ссыльных, прекращения преследований по религиозным мотивам, отмены мер, принятых против евреев, восстановления украинской прессы, деятельности профсоюзов, а также различных видов взаимопомощи и т. д.

Одновременное проведение различных демонстраций говорило о наличии (уже) централизованной организации: между подпольными кружками в России – большевиков, меньшевиков, эсеров и анархистов – и их руководством за границей. «Военные неудачи помогают расшатывать царизм, – писал Ленин из Швейцарии Шляпникову, находившемуся в России, – и облегчают союз революционных рабочих России и других стран».

Ленин трудился в это время над книгой «Империализм как высшая стадия капитализма», где впервые показал, что, вопреки представлениям социалистов до 1914 года, революция разразится не в той стране, где капитализм наиболее силен, а в экономически слабо развитом государстве, которое не сможет выдержать военных усилий. Это опрокидывало догматические установки марксизма. Более вероятной становилась революция в России, чем в какой-либо иной стране.

ГЛАВА 7 КТО ТОЛКАЛ ПАРОВОЗ?

Осуществленный в России коммунистический эксперимент можно назвать русским, поскольку это происходило на территории России. Но это не был узконациональный, этнически русский эксперимент. Он был интернациональным по многим признакам – по идеологии, по составу инициаторов и организаторов, по устремленности, по мировой поддержке, по влиянию на ход человеческой истории.

Идеи коммунизма были занесены в Россию с Запада. Но многие русские христиански настроенные мыслители выступали также горячими адептами социализма (коммунизма).

Тот вариант, что во всем, мол, виноваты евреи, а раз замешаны евреи, вся идея революции – дрянь (Брагин, Буровский, Н. Н. Островский, Платонов, Шафаревич и др.), требует более подробного анализа.

Как все просто! Но не для дотошных людей…

К моменту революции 1917 года в России проживало около 6 млн евреев, то есть в то время самая большая еврейская группа в пределах одного государства, и в тоже время около половины всего еврейского народа. Конечно, это обстоятельство сыграло и играет до сих пор громадную роль в истории России.

Главная масса евреев в России жила в XIX веке в так называемой «черте оседлости», то есть в областях, отошедших к России в результате «разделов Польши», где они жили уже несколько веков. К этим землям было добавлено еще 15 губерний (по теперешним разделениям – Белоруссии, Украины, Молдавии, России), по своим размерам превосходивших любое европейское государство. Вне «черты оседлости» имели право жить лица иудейского вероисповедания с высшим образованием, купцы первой гильдии и т. д.

Основная часть еврейского населения России была организована в религиозные общины (кагалы), находившиеся под жестким руководством богатой верхушки и раввинов. И их тип жизни в основном соответствовал укладу средневековых еврейских общин.

Политика русского правительства по отношению к евреям России была в XIX веке непоследовательной, в ней сменялись противоположные принципы.

То правительство пыталось опереться на кагалы и их администрацию (в духе «поддержки народной традиции»), то старалось привить евреям стиль жизни остального населения страны (в духе «насаждения просвещения»).

Как и в других странах, влияние евреев на жизнь России осуществлялось прежде всего через их роль в экономике, в основном в финансах. Как и повсюду, еврейское влияние было особенно сильно в банковском деле.

С другой стороны, следует взять во внимание такие высказывания, как «…евреи бедны, а в России особенно… только самая верхушка евреев богата, банкиры и “ цари бирж” , а из остальных чуть ли не девять десятых их – буквально нищие, мечутся из-за куска хлеба, предлагают куртаж, ищут, где бы урвать копейку на хлеб».

Весомая роль еврейского капитала сказывалась, прежде всего, в его влиянии на дореволюционную прессу. Естественно, это вызывало возмущение: «Вся литература (теперь) “ захватана” евреями. Им мало кошелька: они пришли “ по душу русскую” ».

В чем же выражалось влияние еврейского капитала на русскую прессу?

Во-первых, подавляющая часть прессы была «оппозиционной», то есть враждебной существовавшему тогда в России укладу как в его принципах, так и в большинстве частных проявлений. Во-вторых, непрерывно раздавались протесты евреев против их положения в России. Эти яростные протесты исходили далеко не только от евреев России и были слышны по всему миру. Финансовые отношения русского правительства с иностранными банками почти всегда сопровождались призывами или требованиями, обращенными к русскому правительству изменить существующее положение евреев в России. В ряде случаев еврейские банкиры отказывались от выгодных для них соглашений в знак протеста против положения евреев в России. Наиболее яростные протесты вызывали следующие основные факторы тогдашней жизни евреев:

а) Прежде всего юридически неравноправное положение евреев в России – протесты формировались как требования «равноправия». Основных ограничений для лиц иудейского вероисповедания было два: запрет проживания вне «черты оседлости» (кроме указанных выше исключений) и «процентная норма». Последняя мера заключалась в том, что была предписана доля еврейских учащихся в казенных гимназиях и в университетах.

б) Было еще одно явление в тогдашней русской жизни, отталкивавшее евреев в России, да и во всем мире, от русской государственности, а часто и вообще от России. Это то, что называлось «погромы». О таких выступлениях масс пресса стала говорить с начала 1880-х годов. Происходили они в деревнях, расположенных в пределах «черты оседлости». Отклик на них занимает большое место в публицистике Ивана Аксакова. Он пишет, что либеральная пресса единодушно характеризует эти беспорядки как «избиение евреев». Но, говорит он, «именно избиения и не было». Хотя крестьяне имели и топоры, и ломы, но число побитых евреев не перевешивало число побитых русских. Беспорядки Аксаков объясняет исключительно экономическими причинами: тяжелым положением, в котором оказались крестьяне, да и многие помещики Юго-Западного края. Согласно правилам кагальной организации, право вести дела в том или ином месте кагал с железным посостоянством распределял между живущими там евреями. Поэтому крестьянин или мелкий помещик не мог обратиться к любому перекупщику, ростовщику… и обязан был соглашаться с условиями того, кого указал кагал.

Беспорядки усмирялись войсками. Знаменитый кишиневский погром 1903 года носил вначале характер обычных беспорядков: было разгромлено несколько еврейских лавок и домов. Полиция произвела много арестов, и к вечеру беспорядки утихли. Однако на следующий день волнения расширились. Начались столкновения между группами евреев и христиан, вооруженных чем попало. Полиции не удалось ликвидировать беспорядки (хотя попытки были). Волнения приняли более агрессивный характер. Были разгромлены многие сотни еврейских домов. Появились человеческие жертвы (45 убитых евреев и 4 христиан). Были вызваны войска, и к вечеру погром затих. Произведено много арестов, состоялись суды; признанные виновными в убийствах и погромах были приговорены к каторге и другим наказаниям.

Все подобные насилия с 1880-х годов и до начала XX века не шли ни в какое сравнение с жесточайшими столкновениями, которые сравнительно незадолго до этого происходили при Гайдаматчине, Богдане Хмельницком и т. д. на тех же землях, когда они принадлежали Польше. Тогда казаками вырезались целые еврейские селения (и усмирялись поляками с подобными же жестокостями – украинских повстанцев во множестве сажали на кол и поджаривали на кострах).

В то же время евреи все шире входили в русское образованное общество и влияли на развитие русской культуры. Всякий знает художника Исаака Львовича Левитана, скульптора Антокольского, музыкантов из бессарабского местечка братьев Антона и Николая Рубинштейнов, основавших Петербургскую и Московскую консерватории, собирателя русского фольклора Шейна и многих других.

Участие евреев в русской революции широко известно и часто обсуждается. Но большей частью обсуждение сводится к одной из крайностей. Либо утверждается, что речь идет о незначительном, непринципиальном факторе; число евреев, участвовавших в революции, было-де не так велико, как утверждается, да они были и не евреями, а интернационалистами, порвавшими со своими национальными корнями. Либо, наоборот, участие евреев в революции трактуется как определяющий фактор, ее главная или даже единственная причина.

Процесс подготовки, проведения русской революции очень сложный, и одной какой-то единой характеристикой даже сейчас определить его невозможно.

Вполне приемлемо утверждение некоторых авторов о том, что само зарождение революционного движения, революционного процесса в России никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими идеологами, зажигавшими сердца революционной молодежи, были Герцен, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них не было евреев.

Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом Веры Засулич. Душой террористов были Желябов и Михайлов. Но постепенно в революционный поток террористов начинает вливаться еврейская струйка. К началу 1880-х годов среди руководства террористов евреев стало появляться еще больше. А после убийства Александра II, отката русского революционного движения и начала эмиграционного периода преобладающее еврейское влияние в руководстве стало заметным прежде всего в партии эсеров.

Преодолевая официальную мифологию КПСС, выделим и кратко опишем в качестве решающей революционной силы замалчиваемое советской литературой политическое масонство. О факте его участия в движении декабристов мы уже упоминали.

Мобилизуя силы на переустройство общества, выступая за демократию и равенство (при самом недемократичном внутреннем устройстве), масонство привлекало под свои знамена многих энергичных людей, которые не находили себе места в современном им социуме. Именно поэтому в масоны шли личности пассионарные. В ХVIII – ХIХ веках их ряды активно пополняли евреи – они были чужими для христианской цивилизации, а пассионарный запал у некоторых из них достигал высокого накала. Сюда же подтягивалась часть дворянской элиты, недовольная существующим порядком. Так зарождалась гремучая революционная смесь.

Русские масоны с конца ХIХ века начинают вступать в парижские ложи, а в начале ХХ века в Москве и Петербурге утверждаются ложи «Возрождение» и «Полярная звезда», для чего из Парижа прибывают члены совета Великого Востока Франции.

Главное направление деятельности лож лежало в русле буржуазно-либеральной оппозиции самодержавию. В 1910 году была проведена реорганизация и создана ассоциация лож Великий Восток народов России (ВВНР). Для большинства членов лож характерной была ненависть к трону, к монарху лично за то, «что он ведет страну к гибели».

В 1912 году в масоны был принят Александр Федорович Керенский, который в 1915 году стал руководителем ВВНР (вместе с левым кадетом, впоследствии заместителем председателя Государственной думы Н. В. Некрасовым). Адвокат Керенский в свое время защищал обвиняемых на крупных политических процессах. В конце 1905 года подвергся аресту в связи с делом боевой дружины эсеров, но вскоре был освобожден. Избранный в Госдуму от трудовиков, поддерживал связь с кадетами и другими группировками.

Охранка считала Керенского человеком политически неблагонадежным, но не слишком опасным. По версии охранки, Керенский всего-навсего стремился «объединить все радикальные интеллигентные силы» вокруг левонароднических журналов «Заветы» и «Русское богатство», запрещенных властями на период военных действий.

При новом руководстве русское масонство наращивает влияние на политическую жизнь страны. Руководители ВВНР первым делом занялись селективным привлечением перспективных лиц и формированием новых братств, инспирированием выступлений в Думе и через печать по вопросам внутренней и внешней политики, расширением влияния на земства и кооперативы, проникновением в профсоюзы и легальные общества, что шло довольно успешно и полностью ускользнуло от бдительного ока Департамента полиции. Руководители масонов создают буржуазно-либеральный блок в Думе и имеют достаточно большое влияние в действиях левых фракций. Особое влияние имели масоны среди кадетов.

Вступление России в мировую войну на стороне Антанты в августе 1914 года и открытое выступление большевиков за поражение царизма в надежде на развязывание новой революции, тогда как остальные партии единодушно поддержали курс самодержавия по форсированию боевых операций против Германии, Австро-Венгрии и Турции, изменило подход к делу.

Тем, кто требовал войны до победного конца, было разрешено создать крупные организации помощи фронту, например во главе с прогрессистом Г. Е. Львовым, октябристом А. И. Гучковым, при заместителе Коновалове, кадетом М. В. Челноковым и октябристом М. В. Родзянко. Никто из них к масонам не принадлежал, хотя в числе заместителей и других крупных фигур их было немало.

У подавляющего большинства членов Верховного Совета ВВНР существовали настроения патриотического толка и сознание необходимости борьбы с элементами пораженчества, т. е. с большевиками. Осенью 1916 года от ВВНР откололась радикальная часть, которая готовила дворцовый переворот и одновременно «террористические действия» против рабочего движения.

Когда 25 февраля 1917 года массовые демонстрации под лозунгами «Хлеба!» и «Долой самодержавие!» переросли во всеобщую политическую стачку, а на другой день к ней стали присоединяться войска, тут же последовала ошеломляющая активность масонов.

И проведение Н. С. Чхеидзе председателем Петроградского Совета рабочих депутатов, а других масонов – членами его Исполкома, и формирование корпуса эмиссаров Временного комитета Государственной думы, и создание самого Временного правительства, а также нажим на П. М. Милюкова с целью немедленного провозглашения республики в ночь на 3 марта 1917 года – все это дело рук членов ВВНР.

После Февраля в ложу «Истинные друзья» был принят эсер Б. В. Савинков. Сразу после Октябрьской революции большинство масонов присоединились к Белому движению. В РСФСР масонские организации были запрещены. Буквально накануне краха, темного хаоса, войны всех со всеми вырабатывались варианты прорыва России в будущее. Таких вариантов было много. Один из них победил.

Это был вариант большевиков. Он в корне отличался от остальных тем, что решительно порывал с прошлым. Он соответствовал логике развития российского имперского социума, который кончал свою жизнь самоуничтожением. Большевики и не пытались реанимировать этот социум. Напротив, они создавали принципиально новую реальность, совершенно иной мир, в корне отличный от старого мира – от мира, погибшего на их глазах. Действия большевиков в связи со сложившимися благоприятными обстоятельствами совпали с логикой перемен. Они использовали неодолимую силу истории для того, чтобы прийти к власти. Причем прийти именно в нужный момент в стране, которая была именно к социалистической революции совершенно не готова.

Масонам в Феврале удалось быстро разрушить государство, но затем они оказались бессильными и менее чем через восемь месяцев потеряли власть, не сумев оказать, по сути дела, ровно никакого сопротивления новому, Октябрьскому, перевороту.

Реальность той поры являлась неопределенной и даже запутанной, историческая ситуация была слишком сложной и напряженной. Можно по-разному трактовать факты и документы того времени. Одно можно с уверенностью утверждать – большевики оказались единственной силой, которая после фактической гибели российского имперского социума попыталась наладить жизнь на пепелище и в конце концов создала реальность, в чем-то связанную со старым, но все же в корне отличную от мира, существовавшего ранее. Эта реальность была создана, мы ее и называем русским коммунизмом.

Ситуация в России в то время была такой, что, если бы не большевики, Ленин, их решительные действия, мир столкнулся бы с худшим – с последствиями распавшейся (не по вине большевиков) России. Здесь оказалось главным то, что большевики восстановили жесткую власть. Никто до них этого сделать не смог.

Великая Октябрьская социалистическая революция началась как революция в сфере высшей власти, но переросла в революцию массовую, народную в самом широком смысле слова, направленную против классовой эксплуатации и деспотизма власти. В результате складывалось общество, которому еще предстояло развиться на основе завоеваний революции.

 

Глава 8

«Неуд» марксизму за крестьянский урок

История русской революции констатирует, что вырабатывалось несколько вариантов прорыва России в будущее. Из всех вариантов, более или менее сформулированных, просматриваются три.

Первый вариант – это вынашиваемый масонами либерально-демократический путь России по западным образцам. По этому проекту экономическая принадлежность России к западной цивилизации, которая сложилась в романовскую эпоху империи, должна была усилиться новой экономической, культурной и идеологической интеграцией с Западом. Внешне это предполагало создание в России общества, отличительными чертами которого стали бы: политическая демократия парламентского типа, независимая судебная власть, рыночная экономика, политический плюрализм, светский характер общества, наличие развитой системы социального обеспечения. А по сути, предполагалось, что демократия парламентского типа должна была опираться на строго иерархическую систему тайной власти в орденских и подобных им масонских и парламентских структурах. А независимость судебной власти должна была базироваться на корпоративных договорах и системе третейского разрешения споров всегда в пользу избранного круга реальных хозяев общества. Рыночная экономика должна была стать основанием и питательной средой для монополистических структур финансового и промышленного капитала, концентрирующего в себе основные финансовые потоки и центры прибыли. Идеологический плюрализм – кажущийся: он должен был обернуться манипуляцией общественным сознанием. Развитая система социального обеспечения должна была быть противоядием против возможных социальных беспорядков. Этот проект не имел шанса на успех, так как исторический опыт показывал, что интеграция России с Западом и ранее была неприемлемой для русских. Это вело к утрате Россией своей национальной самобытности, в значительной степени определяло трагическое расхождение «цивилизационного» и национального проектов и в конечном счете вело к краху российского общества. Предполагаемое светлое будущее не могло наступить ни тогда, ни теперь по одной простой причине: Запад Россию иначе, как сырьевым придатком, никогда не воспринимал и не воспримет.

Второй вариант был проектом народной вольницы. Главным фактором русской истории всегда было противостояние народа и власти. Все разговоры о любви народа к царю можно подвергнуть сомнению. Наш народ (крестьянство), при малейшем ослаблении власти, всегда стремился скинуть, уничтожить эту чужеродную силу. Противостояние народа и власти в годы Первой мировой войны обострилось до предела. Власть бросила народ воевать за непонятные и чуждые ему цели. Русскому крестьянину было наплевать на Босфор и Дарданеллы, ему было все равно, на кого ориентируется Петербург – на Лондон, Париж или на Берлин. Для него это была чужая война. Она обострила тяготы крестьянской жизни, отрывая от земли здоровых и сильных мужчин, оставляя матерей без сыновей и делая русских баб безутешными вдовами, ничего не давая взамен. Первые поджоги дворянских усадьб совпали по времени с убийствами офицеров на фронте и братанием русских и немецких солдат. Это было в первые месяцы 1917 года. Затем вспыхнула эпидемия крестьянского неповиновения, грабежи усиливались с февраля по октябрь. А уж после Октября, когда две власти – красная и белая – сошлись в смертельной схватке между собой, крестьянин делал все, чтобы уничтожить на территории империи государственность как таковую.

Проект, вынашиваемый тогда крестьянством, был уникальным, не имеющим аналогов в истории. Особенно по политическому устройству общества. Он предполагал осуществление утопического идеала жизни простых хлебопашцев: дайте нам землю, и мы установим простые и понятные отношения соседства обрабатывающих ее. В условиях тотального ослабления власти (а затем фактической ликвидации ее) наше крестьянство наконец-то хотело воплотить патриархальную утопию в мире окружающего их индустриализма. Но история распорядилась так, что оно заплатило страшную цену – 17 миллионов жизней.

И третий – красный проект. Идея революции стала набирать силу на основе теории, идеологии и языка, заданных своевременным трудом Ленина «Развитие капитализма в России» (1899). И хотя в нем Ленину не удалось избежать ошибок, он актуален и сегодня, и вся история его переосмысления самим Лениным, вплоть до его работ о НЭПе, дает нам сильные, проверенные временем уроки. Приходя шаг за шагом к пониманию сути крестьянской России (а Ленин вначале был очень далек от этого), создавая «русский большевизм», Ленин сумел осуществить и политическую задачу, не войдя в конфликт с общественным сознанием. Ему, как прозорливому человеку, постоянно приходилось принижать оригинальность своих гениальных тезисов, прикрываться Марксом, пролетариатом и т. п. И всегда он поначалу встречал сопротивление почти всей верхушки партии, но умел убеждать товарищей, обращаясь к здравому смыслу. Поэтому и партия формировалась из тех, кто умел сочетать «верность марксизму» со здравым смыслом, а остальные откалывались. Плеханов, меньшевики, Бунд, троцкисты.

Нельзя не преклоняться перед прозорливостью Ленина: он, понимая жизненную важность момента для собирания России после Февраля 1917 года, не побоялся переосмыслить ход революции 1905–1907 годов, сумел понять реакционную сущность Столыпинской реформы и ошибочность главных выводов своего труда «Развитие капитализма в России» – о капитализме в русской деревне.

В России нужно построить капитализм. Россия сильно, мол, отстала, в ней много еще крепостничества и «азиатчины», но сейчас она наверстает упущенное. В это течение сразу не вписались наследники славянофилов – и консерваторы (из них выделились черносотенцы), и революционеры (народники). Против них встали и либералы, и марксисты.

Их идейный разгром молодой Ленин и считал в то время одной из главных своих задач. В работе 1897 года «От какого наследства мы отказываемся» он так определил суть народничества, две его главные черты: «признание капитализма в России упадком, регрессом» и «вера в самобытность России, идеализация крестьянина, общины и т. п.». В 1880-е годы экономисты-народники развили концепцию некапиталистического («неподражательного») пути развития хозяйства России. Один из них, В. П. Воронцов, писал: «Капиталистическое производство есть лишь одна из форм осуществления промышленного прогресса, между тем мы его приняли чуть не за самую сущность». Это была сложная концепция, соединяющая формационный и цивилизационный подход к изучению истории. В чем-то они были правы.

Народники прекрасно знали марксизм, многие из них были лично знакомы с Марксом или находились с ним и Энгельсом в оживленной переписке. Они давали Марксу достаточно достоверные сведения о России, чем и объясняется то, что самым дальновидным из марксистов (извините за каламбур) в отношении русской общины оказался сам Маркс. Маркс увидел в общине то зерно, которое могло превратить ее в двигатель социализма, дать возможность перейти к крупному земледелию и в то же время избежать мучительного пути через капитализм. К таким выводам Ленин пришел только в 1920-х годах.

В советское время мы получали сведения о взглядах народников в урезанном виде, в основном через критику их Лениным. Сейчас важнейшее понятие в концепции «неподражательного» пути развития – народное производство, представленное прежде всего крестьянским трудовым хозяйством, помогает нам разобраться в проекте народников, иногда называемом «общинно-государственным социализмом».

В конце 1870-х годов в крестьянско-общинное производство на надельных и арендованных у помещиков землях было вовлечено почти 90 % земли России, и лишь 10 % использовалось в рамках капиталистического производства. Народники считали, что при национализации крупной промышленности возможно техническое вооружение общины и ее развитие. Более того, они считали, что община в состоянии даже организовать крупную промышленность так, что преобразует ее из капиталистической формы в общественную. А Ленин слишком «затвердил» установки марксизма, не вскрыв рациональное зерно взглядов народников. Что крупное предприятие в земледелии несравненно эффективнее («прогрессивнее») мелкого крестьянского, для марксистов было настолько непререкаемой догмой, что об этом и спора не могло быть. И в рамках этой догмы Ленин, плохо зная общину, ошибался – не верил в общину, а община показала удивительную способность сочетаться с кооперацией и таким образом развиваться в сторону крупных хозяйств. В 1913 году в России было более 30 тыс. кооперативов с общим числом членов более 10 млн человек. Ленин не дожил до того времени, когда русская община, хотя и с травмами, смогла восстановиться в облике колхозов – крупнейших кооперативных производств.

Долго текущий, иногда не явно проявляемый «спор» о земледельческой общине завершился после двух исторических экспериментов: реформы Столыпина и Октябрьской революции 1917-го. Реформа Столыпина показала наглядно всему русскому обществу, что насильно создаваемое с ее помощью типично капиталистическое землевладение, которое, казалось бы, давало возможность организовать крупные фермы, нанять сельскохозяйственных рабочих и получать предусмотренную марксизмом прибавочную стоимость, не дало желаемых результатов. Жизнь показала ошибочность выводов и Ленина: в России, вопреки мощному политическому и экономическому давлению, крестьянство не исчезло. Получив землю, крестьяне повсеместно и по своей инициативе восстановили общину. В 1927 году 91 % крестьянских земель в РСФСР находился в общинном землепользовании.

Как только история дала русским крестьянам короткую передышку, они определенно выбрали общинный тип жизнеустройства. И если бы не грядущая война и жестокая необходимость в форсировании индустриализации, возможно, более полно сбылся бы проект государственно-общинного социализма народников.

Говоря о русском коммунизме, следует выделить особенности русской революции. Все социалисты (и коммунисты) до 1917 года были убеждены в том, что социалистическая революция произойдет сначала в Западной Европе, а уже потом перекинется на другие страны. Сам Ленин буквально за несколько дней до Февральской революции говорил, что социалистическая революция сначала произойдет на промышленно развитом Западе, где есть сильный рабочий класс, а не в отсталой крестьянской России с малограмотным населением. Это убеждение вполне соответствовало марксистской доктрине. И в момент написания «Развития капитализма в России», и даже в первый период после революции 1905–1907 годов Ленин следовал евроцентристскому тезису о неизбежности прохождения России через господство капиталистической формации.

Отсюда вытекало, что и назревающая русская революция, смысл которой виделся в расчистке стартовой площадки для прогрессивной формации, должна быть революцией буржуазной.

В статье «Аграрный вопрос и силы революции» (1907) Ленин писал: «Все с.-д. убеждены в том, что наша революция по содержанию происходящего общественно-экономического переворота буржуазная. Это значит, что переворот происходит на почве капиталистических отношений производства и что результатом переворота неизбежно станет дальнейшее развитие именно этих отношений производства».

А в предисловии ко второму изданию «Развития капитализма в России» (1908) он дает две альтернативы буржуазной революции: «На данной экономической основе русской революции объективно возможны две основные линии ее развития и исхода: либо старое помещичье хозяйство… сохраняется, превращаясь медленно в чисто капиталистическое, “ юнкерское” хозяйство… Весь аграрный строй государства становится капиталистическим, надолго сохраняя черты крепостнические… Либо старое помещичье хозяйство ломает революция… Весь аграрный строй становится капиталистическим, ибо разложение крестьянства идет тем быстрее, чем полнее уничтожены следы крепостничества».

Таким образом, Ленин исходит из того постулата, который мы находим уже в предисловии к «Капиталу» Маркса – капиталистический способ производства может охватить все пространство («весь аграрный строй государства становится капиталистическим»). Отсюда категоричность суждения, что вся сельская Россия в принципе может стать капиталистической, и к этому направлена русская революция.

А народники утверждали, что, в силу самобытности русской деревни, это невозможно в принципе. Для людей же, воспитанных под сильным влиянием евроцентризма, доводы народников были неубедительными.

Сегодня на основании исследований «третьего мира», вовлеченного в мировую систему капитализма, можно обнаружить, что капитализм по сути своей не всегда полностью капитализм. Россия в начале ХХ века могла обеспечить средствами для интенсивного хозяйства лишь малую толику капиталистических хозяйств помещиков (дающих 20 % товарного хлеба). Остальной хлебушек добывался горбом крестьян.

Если это так, то прогноз исхода русской революции был неверен. Этот прогноз ошибочно предопределял выбор между двумя западными путями развития – «прусским» или «американским». Исходя из сказанного выше, по-иному следует рассматривать и движущие силы русской революции. Именно здесь зарыта та собака, которая объясняет загадку: почему наша революция открыла дорогу вовсе не рыночной экономике и буржуазному государству, а совершенно иному жизнеустройству – советскому строю?

В официальном советском обществоведении сознательно игнорировался тот факт, что главным действующим лицом в революции были крестьяне, которые представляли самое большое сословие (85 % населения). К ним примыкала значительная прослойка тех, кто вел «полукрестьянский» образ жизни.

В России, в отличие от Запада, не произошло длительного «раскрестьянивания», сгона крестьян с земли и превращения их в городской пролетариат. Напротив, к началу ХХ века крестьянская община почти «переварила» помещика и стала «переваривать» немногочисленных хозяев типа капиталистического фермера. Почему и провалилась попытка быстро создать на селе классовое общество в виде фермеров и сельскохозяйственных рабочих через «революцию сверху» (реформа Столыпина). Наоборот, дело обернулось так, что подавляющее большинство населения России подошло к революции, соединенное в огромное сословие крестьян, сохранивших особую культуру и общинное мировоззрение – «архаический аграрный коммунизм».

Архаический аграрный коммунизм в России вытекал не из религиозных или идеологических доктрин, а из исторически данных русскому крестьянству условий жизни. Одной из причин консолидации российского крестьянства в рамках поземельной общины был страх перед голодом.

В течение столетий в условиях налогового гнета государства, помещичьей кабалы община удерживала массу крестьянских хозяйств от разорения. В общине традиционно существовала взаимоподдержка крестьян в случае голода. Хроническое недоедание крестьян создавало в России социальную базу для распространения уравнительных коммунистических идей.

Главные ценности буржуазного общества – индивидуализм и конкуренция – в среде русских крестьян не находили отклика, а значит, и институты буржуазного государства и буржуазного права для подавляющего большинства народа привлекательными не были. Крестьяне четко определили свое отношение к помещикам как к классовому врагу.

Революция 1905–1907 годов была не чем иным, как первой из цепи крестьянских войн ХХ века, в которых община противостояла наступлению капитализма, означавшего «раскрестьянивание». Если перед Октябрем Петроград и Москва играли руководящую роль в движении рабочих и солдат, то первое место в крестьянском движении надо отвести отсталому великорусскому земледельческому центру и Среднему Поволжью. Здесь пережитки крепостничества сохранили особенно глубокие корни, дворянская собственность на землю носила наиболее паразитический характер, дифференциация крестьянства отставала, тем более обнажая нищету деревни. Вспыхнув в этой полосе, движение сразу окрашивается террором. Усилиями правящих партий оно, однако, иногда вводится в русло примиренческой политики.

Сельское хозяйство Украины, работавшее на экспорт, развивалось так, что приобрело более капиталистический характер. Это обстоятельство и присутствовавшие там элементы борьбы за национальную самостоятельность до поры до времени не давали такого роста крестьянского движения, как в Великороссии. Но ближе к осени 1917 года территорией крестьянского восстания становится почти вся страна. Из 624 уездов, составлявших старую Россию, движением было охвачено 482 уезда, или 77 %, а без окраин, отличавшихся особыми аграрными условиями – Северного района, Закавказья, Степного края и Сибири – из 481 уезда в крестьянское восстание было вовлечено 439 уездов, или 91 %. Способы борьбы различались, смотря по тому, идет ли дело о пашне, лесе, пастбищах, об аренде или наемном труде. Отличительной особенностью являлось и то, что мужикам почти не приходилось непосредственно сталкиваться с государственной властью. Органы правительственной власти на местах отсутствовали, Милицией распоряжались волостные комитеты. Суды находились в расстройстве. Местные комиссары были бессильны. «Мы тебя выбрали, – кричали им крестьяне, – мы тебя и выгоним!». Бывали случаи, когда чины милиции участвовали вместе с толпой в насилиях.

По сообщениям земельных собственников Таганрогского округа, крестьяне самовольно захватывали сенокос, отбирали землю, препятствовали запашкам, назначали произвольные арендные цены, устраняли хозяев и управляющих. По донесению комиссара Нижегородской губернии, насильственные действия и захваты земель и лесов участились.

Некоторые уездные комиссары боялись оказаться в глазах крестьян защитниками крупных землевладельцев. В Шлиссельбургском уезде волостной комитет запретил землевладельцам рубить собственный лес. Мысль крестьян озвучивалась так: «Никакое Учредительное собрание не сможет возродить из пней срубленные деревья». В Курской губернии крестьяне поделили между собой удобренные паровые поля министра иностранных дел Терещенко.

Комиссар министерства двора жаловался на захват покосов: сено для дворцовых лошадей приходится покупать! Коннозаводчику Орловской губернии Шнейдеру крестьяне заявили, что не только выкосят в его имении клевер, но и самого его будто бы «сдадут в солдаты». В начале сентября Керенский в качестве Верховного главнокомандующего в своем приказе повторяет недавние доводы и угрозы своего предшественника Корнилова против «насильственных действий» со стороны крестьян. Через несколько дней Ленин напишет: «Либо… вся земля крестьянам тотчас… Либо помещики и капиталисты… доведут дело до бесконечно свирепого крестьянского восстания». В течение ближайшего месяца это стало фактом.

А что же рабочий класс? К моменту революции 1917 года общая численность рабочего класса в России оценивалась в 15 млн человек – примерно 10 % всего населения. Но кого относить к рабочему классу? Подсчитано, что рабочих фабрично-заводской промышленности с семьями было 7,2 млн человек, из них взрослых мужчин – 1,8 млн. Но главное даже не в количестве. Рабочий класс России, не пройдя через горнило протестантской Реформации и длительного раскрестьянивания, не приобрел мироощущения пролетариата – класса утративших корни индивидуумов, торгующих на рынке своей рабочей силой. В подавляющем большинстве русские рабочие были рабочими в первом поколении и по своему типу мышления оставались крестьянами. Половина рабочих-мужчин имела землю, и они возвращались в деревню на время уборки урожая.

Очень большая часть рабочих жила холостяцкой жизнью в бараках, а семьи их оставались в деревне. В городе они себя чувствовали «на заработках». Городской рабочий начала ХХ века говорил и одевался примерно так же, как и крестьянин, в общем, был близок к нему по образу жизни и по типу культуры. Даже и по сословному состоянию большинство рабочих были записаны как крестьяне. Сохранение общинной этики и навыков жизни в среде рабочих проявилось в форме мощной рабочей солидарности и способности к самоорганизации, которая не возникает из одного только классового сознания.

* * *

Декрет о земле, принятый на Втором Всероссийском съезде Советов, – такой интересный документ, что хотя бы вкратце с ним стоит ознакомиться.

Тем декретом была отменена помещичья собственность на землю. Имения, равно как все земли, удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и неживым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями, переходили в распоряжение волостных и уездных властей. Там говорилось: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом. Уездные Советы крестьянских депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискованного имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства на земле со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч.». До окончательного решения вопроса кардинальных земельных преобразований Учредительным собранием следовало руководствоваться упомянутым ранее крестьянским наказом о земле. Декрет о земле был справедливой акцией новой власти и шел к давним традициям России с ее общинными землями. Но не так все оказалось просто.

Конфликт, возникший между новой коммунистической властью и деревней, имел две стороны: идеологически-юридическую и практически-жизненную. Идеологически большевики всегда были решительными противниками передачи земли крестьянам: они были сторонниками национализации земли, передачи ее в распоряжение государства. Еще в резолюции VII партконференции РСДРП (б) в апреле 1917 года говорилось: «…означая передачу права собственности на все земли в руки государства, национализация передает право распоряжаться землей в руки местных демократических учреждений». Но прямое провозглашение и проведение такой программы вызвало бы сопротивление всей крестьянской России. Из тактических соображений Ленин соглашался пойти на временный отказ от нее: «Мы становимся таким образом – в виде исключения и в силу особых исторических обстоятельств – защитниками мелкой собственности, но мы защищаем ее лишь в ее борьбе против того, что уцелело от старого режима».

Слова об отмене частной собственности в упомянутом наказе к Декрету о земле могли (как и было впоследствии) служить оправданием перехода ее под контроль государства. А вскоре после Декрета о земле, 19 февраля 1918 года, был опубликован «Основной закон» о земле, где подтверждалась отмена «всякой собственности» на землю, недра, воды и леса. Все они передавались «трудовому народу». При этом земля для занятия сельским хозяйством отводится: в первую очередь сельскохозяйственным коммунам, во вторую – сельскохозяйственным товариществам, в третью – сельским обществам и лишь в четвертую – отдельным семьям и лицам. А еще через год – 14 февраля 1919 года – издается положение ВЦИК «О социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию». В нем говорилось, что «вся земля в пределах РСФСР, в чьем бы пользовании она ни состояла, считается единым государственным фондом и находится в распоряжении соответствующих народных комиссариатов». «Необходим переход от единоличных форм землепользования к товарищеским. На все виды единоличного землепользования следует смотреть как на переходящие и отживающие. В основу землеустройства должно быть положено стремление создать единое производственное хозяйство, снабжающее Советскую Республику». Таким образом, идея национализации, создания единого общегосударственного земледельческого хозяйства была не оставлена, а со временем формулировалась все более четко.

Конечно, средний крестьянин вряд ли следил за резолюциями партконференций, декретами и законами. Реально деревня и новая власть столкнулись в вопросе о хлебе в связи с продразверсткой. Продразверстка – обязательство крестьян продавать определенную часть урожая – была, как мера военного времени, введена еще до Февральской революции, а монополия государства на торговлю хлебом была установлена Временным правительством.

Продразверстка, проводившаяся после Октябрьской революции, являла собой попытку власти конфисковать практически весь хлеб, ничего не давая взамен. Продразверстка осуществлялась очень крутыми методами. Теперь большинство архивов доступны, и были обнаружены многочисленные жалобы, из которых явствует, что продразверстка накладывалась совершенно произвольно, непропорционально возможностям, а отобранные продукты расхищались или не вывозились и сгнивали. Такие факты историки связывают с чередой непрекращающихся восстаний крестьян против большевиков. Другой причиной резкого отпора крестьян была мобилизация их в Красную Армию. Еще одной причиной были репрессии против Церкви. Объективное изучение хода событий 1918–1921 годов убеждает, что крестьянин сопротивлялся не столько конкретной «программе» большевиков и их действиям, сколько власти как таковой, то есть любой власти. После крушения в феврале 1917 года многовековой государственности все и всякие требования новых властей (будь то власти красных, белых или так называемых зеленых) воспринимались как ничем не оправданное и нестерпимое насилие. В народе после Февраля возобладало всегда жившее в глубинах его сознания (и широко и ярко воплотившееся в русском фольклоре) стремление к ничем не ограниченной воле.

Впоследствии война между Белой и Красной армиями имела гораздо менее существенное значение, чем воздействие и на белых, и на красных всеобъемлющего «русского бунта». Крестьяне воевали против любой власти. И тем самым помогали то одним, то другим.

НЭП не был ни гениальным маневром, которым принято было восхищаться в советское время, равно как и ни злонамеренной капитуляцией, как порой это выставляют не в меру ретивые критики.

Ленина к смене экономического и политического курса подстегнули крестьянские восстания, прокатившиеся почти по всей стране и жестоко подавленные ВЧК и армией.

В деревне, ставшей после Октября почти сплошь середняцкой, снова вырос и стал задавать тон жизни «кулак».

С раскрытием архивов обнаруживаются новые факты. Например, из времен борьбы Сталина с «ленинской гвардией». Появляются и новые толкования этой борьбы. Мне сразу же хочется отбросить как несерьезную такую версию: Ленин собрал вокруг себя много людей без рода и племени, чуждых России и даже враждебных русской национальной традиции. Они смотрели на Россию лишь как на материал, как на «спичку», при помощи которой можно разжечь пожар мировой революции. Но после революции в партию, мол (как нам здорово повезло!), вступило много людей, духовно связанных с Россией. Опираясь на этот слой, Сталин-де победил «ленинскую гвардию» во время столкновения с различными «оппозициями», физически их уничтожил. Только избавившись от них, он смог восстановить могущество России. За что, собственно, шла борьба?

Легко убедиться, что «оппозиция», хотя и состояла из разных лиц, высказывала примерно одну и ту же систему взглядов. Их требования были таковы. Прежде всего, ускорение темпов индустриализации («сверхиндустриализация», по Троцкому). Но где взять для этого капитал? Ответ: индустриализация должна быть проведена за счет крестьянства. Колоний нет. Близкий единомышленник Троцкого Преображенский Е. А. построил даже по этому поводу стройную теорию «социалистического первоначального накопления». Преображенский, апеллируя к «повивальной бабке истории» – насилию, заранее готовил новую атаку на деревню. Хотя опыт крестьянской войны был еще свеж. Так как крестьянская война называлась войной «против кулаков и бандитов», то возбуждаемая «оппозициями» агрессивность по отношению к крестьянству формально адресовалась «кулакам». Если не внимать этой логике «переадресованной агрессии», то есть попросту замене слова «крестьянство» на «кулак», то ситуация окажется совершенно нелепой. Вожди государства заинтересованы в индустриализации. Капитал для нее получается продажей хлеба за границу.

Подавляющую часть товарного хлеба дают зажиточные крестьянские хозяйства (те, кто в более узком смысле назывался «кулаками»). Казалось бы, их-то и надо поддерживать. Но государство, наоборот, с ними борется. С ума сойдешь! А позиция понукает бороться еще энергичнее. Всеми мерами – и экономическими, и политическими – зажиточные крестьяне выталкиваются из жизни. В результате деревня, очевидно, должна обеднеть и давать меньше хлеба и, значит, капитала для индустриализации. При этом никакой политической опасности для власти ни зажиточные крестьяне («кулаки»), ни крестьяне вообще не представляли: тогда не было ни малейших следов какой-либо попытки организации их борьбы с властью.

И вот опять возникает идея «внесения Гражданской войны в деревню». Вспомним, что идея гражданской войны принадлежит к числу основных концепций, принятых руководством большевистской партии, – это, собственно, была та форма, которую классовая борьба принимала в эпоху пролетарской революции. Вот что говорят «истинные революционеры»: «Мы должны дать знать бедноте, что мы не позволим кулаку раздевать и грабить ее» (Зиновьев на ХIV съезде, то есть в оппозиции). «Дело идет к использованию НЭПа некоторыми слоями крестьянства в очень сильной мере в направлении сопротивления нашим планам» (Каменев на ХIV съезде, в оппозиции). Линия ЦК объявляется отходом от ленинизма, «термидорианским уклоном». «Складывающаяся теперь в партии теория, школа, линия, не находящая теперь должного отпора, гибельна для партии»; «Речь идет о судьбах нашей революции»; «Крестьянин держит нас за руки в деле расширения и восстановления нашей промышленности» (Каменев, в оппозиции).

Руководство во главе со Сталиным обвиняется в недостаточно жестком администрировании. На ХIV партконференции была отвергнута поправка Пятакова к резолюции: «Управление всем государственным хозяйством как объединенной системой… Задача проведения планового начала в нашем хозяйстве должна быть поставлена во главу угла всей нашей экономической политики». Раз дело идет уже о судьбах революции, то на верховное руководство началась настоящая атака. Оно обвинялось в бюрократизме, «перерождении», делались намеки, что места наверху могут быть заняты новыми, по большей части молодыми партийцами.

Сторонники «генеральной линии» приняли бой, нигде не делая уступок. «В деревне власть скорее поддерживают зажиточные кулаки»; «Мы должны были держать курс на мужика – исправного хозяина. Задача остается» (Зиновьев на ХIII съезде, еще против оппозиции). Оппозицию обвиняли: «Уклон в сторону переоценки кулацкой опасности»; «На деле этот уклон ведет к разжиганию классовой борьбы в деревне, к возврату к комбедовской политике раскулачивания, к провозглашению, стало быть, гражданской войны в нашей стране» (Сталин, ХIV съезд). Сталин, объединяя идеи Ларина с положениями Зиновьева (то есть оппозиции), называет его сторонником «второй революции» в деревне. «Крестьянин, сдающий сегодня землю в аренду, превращается завтра в самостоятельного хозяина… Облегчение найма и аренды развязывает производительные силы деревни» (Яковлев, будущий организатор коллективизации, на ХIV съезде – против оппозиции).

Резолюция ХV съезда уже поставила общую цель «перехода к коллективной обработке земли».

Сталин, увы, в принципе стал шаг за шагом реализовывать основные положения «левых оппозиций», с которыми он до этого вместе с Бухариным, Рыковым и другими боролся. Через Политбюро, где он располагал большинством, через Секретариат и ГПУ (фактически возглавлявшееся его сторонником Ягодой) Сталин начал проводить ряд конкретных мер, которые только позже стал оформлять в виде цельной программы. Первым шагом Сталина было «овладение информацией», столь понятное теперь, в «информационный век». Это выразилось в разгоне верхушки ЦСУ (Центрального статистического управления). Новое руководство ЦСУ дало новые, значительно большие цифры имеющегося у крестьян хлеба («невидимые запасы»), которые, следовательно, было возможно у них изъять. Второй шаг заключался в подключении ГПУ к проведению хлебозаготовок, на первых порах – для сбора информации о «причинах, задерживающих выпуск хлеба на рынок его держателями».

Уверовав в коллективизацию и видя противостояние ей, Сталин на пленуме ЦК в июле 1928 года высказал положение, на десятилетия повлиявшее на судьбу наше страны: «По мере нашего продвижения вперед… классовая борьба будет обостряться». Сталину при такой постановке вопроса было легче, поскольку ему пришлось принимать очень нелегкие решения. Накануне в стране произошел мощный взрыв новых идей в области экономики деревни. Он был подготовлен десятилетиями напряженной и многогранной работы, шедшей еще с начала ХХ века. В области изучения сельского хозяйства появились такие выдающиеся ученые, как Чаянов, Кондратьев, Чилинцев, Минин, Макаров, Бруцкус, С. Булгаков, Литошенко, Студенский. К тому же поколению (и в близкой области исследований) относятся Н. И. Вавилов (учившийся на одном курсе с Чаяновым в Петровской сельскохозяйственной академии) и Питирим Сорокин (учившийся с Кондратьевым в церковно-учительской семинарии). Каковы бы ни были их политические взгляды (по большей части, видимо, скорее «народнического», чем эсеровского направления), но явно для них гораздо важнее были их исследования и самый объект их – русская деревня. Поэтому несколько человек из них эмигрировали во время Гражданской войны, а потом вернулись, два-три эмигрировали окончательно, так как подавляющая часть работавших на родине была уничтожена в 1930-е годы. Выжили единицы.

Для этих людей важнее была возможность что-то делать, чем реагировать на то, какое правительство у власти. Общим для всего этого направления можно считать убеждение, что основой экономики России является сельское хозяйство. Причем, основой земледелия является семейно-трудовое индивидуальное хозяйство. Труд крестьянина имеет творческий характер и не терпит указаний свыше. Можно сказать, что все искусство сельского хозяина заключается в умении использовать частности. Только сам хозяин, за долгие годы практики изучивший свое хозяйство, может успешно вести его. Но это не значит, что сельское хозяйство в целом не способно использовать преимущества крупного хозяйства. Ряд звеньев сельскохозяйственного производства только выигрывают от объединения. Такое объединение создается кооперацией.

Кооперация плодотворна для таких, например, звеньев земледельческого производства, как молотьба, сливкоотделение, приготовление масла, трепка льна, продажа сельхозпродукции, получение кредитов, и других. Чтобы их работа была эффективнее, крестьяне должны объединяться во множество кооперативов разных размеров по тому или иному профилю их деятельности. Так называемая «вертикальная» кооперация, в отличие от «горизонтальной», когда одна и та же группа крестьян объединяет все свои хозяйства, все звенья своего организационного плана, и при этом для большинства из них не достигается оптимума. Типичный пример «горизонтальной» кооперации – колхоз.

По-видимому, в ХХ веке Россия оказалась в эпицентре столкновения двух всемирно-исторических стратегий развития. Одна стратегия связана с наступлением города на деревню. Это индустриализация за счет экспроприации деревни, превращение крестьян в пролетариат, рост городского населения за счет притока бегущих из деревни крестьян, постепенное обезлюдение деревни и концентрация горожан в многомиллионных городах-мегаполисах. Другая стратегия – это устойчивое равновесие между городом и деревней как двумя необходимыми частями народного хозяйства и культуры. В борьбе этих двух путей развития путь, ориентирующийся на сохранение деревни, имел два героических достижения: отражение атаки на деревню в крестьянской войне 1918–1921 годов и создание Чаяновым и «организационно-производственной школой» плана развития экономики России. Это была программа, альтернативная коллективизации и раскрестьяниванию. Но в ней не находилось места партии. В случае ее принятия роль партии в жизни страны постепенно ослабевала бы. В результате победила установка на раскрестьянивание и ускоренную индустриализацию.

Ситуация стала «совершенно ясной», когда на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов в 1929 году Сталин сказал: «Непонятно только, почему антинаучные теории “ советских” экономистов типа Чаяновых должны иметь хождения в нашей печати?» На процессе «Промпартии» и на пленуме ЦК в декабре 1930 года упоминаются Кондратьев, Макаров, Чаянов, Литошенко и ряд «буржуазных профессоров», вредителей. Они были арестованы ОГПУ в 1930 году и обвинялись в принадлежности к «Трудовой крестьянской партии», в попытке свержения Советской власти и восстановления буржуазно-помещичьего строя.

«Шутки» в аграрном секторе страны продолжались и позже. Став у кормила, Хрущев развернулся вовсю. Первым крупным его мероприятием стал сентябрьский (1953 года) Пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Нарисованное в докладе Хрущева состояние агропромышленного комплекса выглядело угрожающе плачевным. Он узрел три главные причины такого положения дел: во-первых, в стране долго проводилась неправильная сельскохозяйственная политика – государственные заготовительные цены на продукты были слишком низкими; во-вторых, слишком широко, мол, была распространена колхозно-кооперативная собственность и, тем более, личная собственность (приусадебное хозяйство), которые, по его убеждению, были низшим этапом развития по сравнению с собственностью государственной, в-третьих, был допущен отход от ленинского принципа материальной заинтересованности работников в результатах труда.

Хрущев добился того, что Пленум одобрил предложенные им меры, направленные на ликвидацию этих недостатков.

Чтобы нейтрализовать возможное сопротивление своих коллег по Президиуму ЦК, Хрущев направил некоторых из них, давно уже не покидавших кремлевские кабинеты, в колхозы. Когда Ворошилов увидел колхоз под Смоленском, где царили грязь и нищета, он, в духе некоторой либерализации взглядов, сказал буквально так: «Маркса бы туда. Попробовал бы он поправить дела в этом колхозе».

В разумном повышении заготовительных цен необходимость, конечно, была. Но дорогой наш Никита Сергеевич проводил все меры своего плана «в одном флаконе». Началось необоснованное укрупнение хозяйств и преобразование колхозов, которые обладали хоть какой-то экономической самостоятельностью, в полностью зависящие от государства совхозы.

Тут и свою мечту Хрущев получил возможность осуществить – он стал насаждать «агрогорода», точнее, поселения из пятиэтажек посреди полей. Это был как бы второй виток коллективизации. Начинания на первый взгляд неплохие, но получилось вот что. Образовались, с одной стороны, крупные поселения полугородского типа, где жители многоэтажных домов лишились приусадебных участков вблизи своего жилища и должны были после рабочего дня в общественном хозяйстве добираться до дома, чтобы поужинать, после чего снова тащиться на свои огороды.

А с другой стороны, появились «неперспективные» деревни, обреченные на умирание. Уже одно это мероприятие неизбежно должно было со временем привести сельское хозяйство к краху. Человек, так полюбившийся на Западе за грядущую «оттепель», начал подрывать экономику страны как ярый большевик. По инициативе Хрущева колхозникам предложили отказаться от собственных коров, за что им было обещано обеспечить снабжение молоком из общественного хозяйства. Крестьяне обещаниям не поверили и предпочитали не сдавать коров в колхоз, а пускать их на мясо. А тех коров, которых они все же сдали в колхоз, некуда было ставить, животноводческих помещений и без того не хватало. В итоге и крестьяне остались без своего молока, и производство молока и мяса в стране упало. Когда эта ошибка была осознана, попытались снова убедить колхозников обзавестись коровами, но было уже поздно.

Во сколько нужно проснуться, чтобы подоить корову, знаете? Наши старушки убедились, что и без молока со своего подворья прожить можно, а смотреть телевизор куда приятнее, чем возиться со скотиной. Еще Хрущев додумался лошадей отправить на мясокомбинаты. Дескать, в эпоху механизации сельского хозяйства лошадь – это некий архаизм. Между тем в высокомеханизированных хозяйствах США тогда числилось 10 миллионов лошадей.

С подачи Хрущева в колхозах отказывались от трудодней и переходили на денежную оплату труда. Причем деньги платили не за законченную работу, а за каждую отдельную операцию. В итоге денег на сельское хозяйство стало уходить больше, а ожидаемого эффекта не добились, потому что в реальном подъеме производства колхозники не были заинтересованы.

Это не помешало Хрущеву выдвинуть лозунг – «догнать и перегнать США по производству мяса и молока». Особое место в решении этой задачи он отводил расширению посевов кукурузы, в великих возможностях которой его убедили встречи с американским фермером Гарстом. Ему говорили, что Кострома – не Айова. Но Хрущев эти доводы не слушал. Помимо повсеместного насаждения посевов кукурузы, программа «зеленой революции» Хрущева включала еще и освоение целинных и залежных земель. О том, как убранный хлеб гнил в буртах, и о том, как плодородный слой земли уносило ветрами, без горечи вспоминать невозможно.

С самого начала коллективизации сельского хозяйства в СССР основная тяжесть механизированных работ посевной и уборочной кампаний возлагалась на машинно-тракторные станции (МТС), с которыми колхозы расплачивались частью урожая. На этой связке колхозов и МТС держалась вся колхозная система.

Хрущев, испытывая трудности с наполнением бюджета, решил в начале 1958 года продать технику МТС колхозам, мотивируя это тем, что тогда хозяйства получат самостоятельность и не будут зависеть от МТС. Купив технику, колхозы оказались в больших долгах. В МТС техника была под навесом, в боксе, при механической ремонтной базе, под присмотром опытных и материально заинтересованных в общественно-необходимом результате специалистов. А в колхозах ремонтировать, грамотно эксплуатировать и содержать ее было некому. Она стала как бы бесхозной. Плюс – долги колхозов. Технике стало тесно на полях одного колхоза. Пошли разговоры об укрупнении колхозов. А потом, мы знаем, началась трагедия «неперспективных деревень». Чуть пораньше на все, нажитое населением в сталинскую эпоху, – на личное подворье, сады, на численность личного скота – были введены высокие налоги. Это из той поры, когда крестьянин вырубал плодовые деревья.

В результате крестьянин лишился привычного образа жизни, привычного ритма труда и отдыха, привычной структуры и величины доходов. Была предана анафеме и всячески искоренялась «травопольная система земледелия».

Общий итог экспериментов Хрущева над сельским хозяйством страны вылился в необходимость закупать зерно в Соединенных Штатах Америки, в стране, которую он стремился догнать и перегнать, и в Канаде.

Автор помнит: объективно зерно закупать уже было и не надо, но аграрное руководство страны (министр сельского хозяйства СССР Полянский) так приучило всех к мысли, что летать со «свитой» «на халяву» за океан для заключения контрактов на закупку зерна надо, что все были убеждены: закупали, закупаем и будем закупать.

И сегодня еще ничегошеньки, господа-товарищи, неясно с русским крестьянством.

 

Глава 9

Недозрелое народовластие

Осуществив страшной ценой индустриализацию и коллективизацию страны, большевики до предела вымотали людские силы, и казалось, что народный организм окончательно убит. Однако уже в первые месяцы 1935 года жизнь в городах стала заметно улучшаться, а к лету наступила стабилизация. Отменили карточки, наладили государственную торговлю. Для многих это служило самым главным доказательством того, что жертвы времен коллективизации были ненапрасны и что в конечном счете Сталин оказался прав, круто поменяв уклад страны и направив ее по пути индустриализации и обобществления сельского хозяйства.

Понять историческую эпоху такого масштаба – это значит понять сущность того нового общественного организма, который созревал у нас. Но, к сожалению, недозрел. И мы имели несчастье вкусить зеленый плод. Кислятину. Опять-таки, из-за постоянного противостояния внутренних и внешних антагонистических сил Сталин был поставлен в такие рамки, что не мог ни на йоту отступить от догм марксизма-ленинизма. Естественно, он понимал, что эту теорию надо подправлять. Хотя, казалось бы, он мог поступать как заблагорассудится, но какого-либо отступлении от ортодоксальных взглядов Сталин ни себе, ни другим не позволял. Не будем отрицать и его непримиримую реакцию на любое проявление мелкобуржуазной сущности людей, так как всегда имелись скрытые и явные «страстные революционеры», готовые повернуть колесо истории вспять. И Сталин знал, что Запад обязательно им поможет.

Сталинскую эпоху надо рассматривать объективно в том смысле, что нужно смотреть не только глазами пострадавших, как принято теперь, но и глазами преуспевших, а их было неизмеримо больше, чем первых. Особняком стоит вопрос о массовых репрессиях. Нет однозначного и ясного ответа на него. Но с уверенностью можно отметить, что тех, кого репрессии никак не коснулись, было несравнимо больше, чем пострадавших и родственников пострадавших. Автор этих строк застал это время и ни о каких репрессиях понятия не имел. Я научился читать задолго до школы. Одним из моих первых серьезных познавательных литературных произведений был чудесный рассказ Гаршина «Лягушка-путешественница». Эту книжечку дала мне почитать соседа по лестничной клетке – интеллигентная дама, мать директора завода. Тогда такое вполне могло быть: директор завода жил в одном подъезде с прорабом-монтажником, коим был мой отец. Так вот, из этого шедевра я в раннем детстве почерпнул, чему можно было следовать в жизни: особенно не высовываться. А позже добавилось – стремиться быть полезным и первым в том деле, которое тебе поручают.

Люди, придерживающиеся в государстве рабочих и крестьян такого принципа, сами понимаете, никогда никаким репрессиям подвергнуты быть не могли. Я не встречал репрессированных среди моих ближних и дальних родственников, среди моих друзей и среди друзей моих друзей. Возможно, это было потому, что я жил тогда и не в Москве и не в Ленинграде. Под жернова репрессий, естественно, чаще попадали люди амбициозные, с претензиями, иногда нечистые на руку, незаурядные, может быть, недовольные порядками.

Репрессии – это насилие. Но возможность властей совершить насилие над своим народом есть показатель здорового общества. Невозможность такого действия приводит к разложению и исчезновению общества. Объяснить такое утверждение довольно просто. В любом обществе есть довольно большая категория людей, ориентированная в первую очередь на личное благо. Эти люди стремятся построить свое благо за счет общества. Заставить их отказаться от своих устремлений можно только насилием или угрозой насилия. Если насилие невозможно, эти люди начинают плодиться с невероятной скоростью, забивая собой все поры общества. Демократическая власть, например, не в состоянии взять под контроль это явление именно из-за неспособности совершить насилие над собственным народом. При «демократии» можно разделить судьбу Милошевича.

Невозможность власти совершить насилие следует из-за отсутствия доверия людей к правителям. Или происходит из-за вредного влияния извне. В СССР доверие народа к Сталину имелось, поэтому советскую власть террор не мог дискредитировать полностью, как внутри страны, так и за ее пределами. Объективно здесь играла роль главная идея – все члены советского общества были участниками единого процесса, и процесс был созидательным. Коммунизм строили миллионы людей. И занятые созиданием, советские люди не понимали, насколько они были пособниками палачей, палачами и жертвами палачей. В таком случае совершенно не важно, были ли виновными жертвы репрессий или нет. Палач – он всегда палач. Советские люди были и объектом, и субъектом беззакония. Мало того, они были и властью, и сферой приложения власти. Это от их имени совершалось все в стране.

Основным доказательством того, что предпосылки установления народовластия в СССР существовали, служит то, что советские люди дошли до такого «абсурда» (по современным меркам) – до понимания, что сама работа на благо общества есть уже награда. Такое понимание смысла жизни возможно только при нарождающемся народовластии. На Западе, при существующей там «демократии», такое понимание просто немыслимо. Советские люди отдавали силы своему кровному, родному обществу за скромную плату. Современного человека на такое самоотречение настроить невозможно.

Прежде чем приступить к оценке советского народовластия, хотел бы совершить хотя бы беглый экскурс в историю становления управления государством. Институт управления во все времена и у всех народов создавался и развивался почти одинаково. То есть здесь имели место определенные закономерности. Власть – тяжелое бремя, и его не под силу нести только одному человеку. Более того, власть всегда выливалась в стройную систему, все звенья которой были тесно взаимосвязаны и переплетены друг с другом.

Политические силы притяжения схожи с теми, что существуют в природе. Они не допускают безболезненного выпадения какого-либо звена. При таком выпадении нарушается естественный баланс всей политической системы. Для наглядности приведем пример Солнечной системы. В ее центре – Солнце, светило первой величины. Вокруг него вращаются по заданным орбитам большие и малые планеты, а также их спутники. И они между собой связаны так, что какие-либо нарушения связывающих их законов попросту невозможны.

В политической жизни эти связи менее категоричны, но стабильность положения вещей тоже является достаточно постоянной. Такое, правда, диктуется прежде всего необходимостью. При всей непредсказуемости, как кажется на первый взгляд, и жизнь политических элит формируется и развивается тоже по своим, особым законам.

Самая справедливая форма общественного устройства – демократия, то есть форма государственно-политического устройства общества, основанная на признании народа в качестве источника власти, известна с давних времен. Еще в Античности власть правителей сдерживалась народными собраниями и контролировалась верховным правящим органом – ареопагом. Ареопаг – холм в Афинах, место заседаний древнего судилища, происхождение которого относится к мифическому периоду. В этот орган входили лишь избранные авторитетные аристократы. Они наблюдали за исполнением законов, могли привлекать к ответственности тех, кто обходил закон себе в угоду. Они могли также протестовать против решений совета и народных собраний.

В 594 году до н. э. Солон ввел в состав ареопага бывших архонтов – ежегодно избиравшихся высших должностных лиц в Афинах. Он же создал Совет четырехсот, в противовес уходящему корнями в царский период аристократическому совету ареопага. Этот орган был преобразован Клисфеном в более демократичный Совет пятисот, который рассматривал все предложения, направлявшиеся на обсуждение народного собрания. В зависимости от принадлежности к одной из десяти местных фил он подразделялся на десять секций-пританий, по пятьдесят членов в каждой. Каждая притания в течение десятой части года курировала дела данного высшего государственного органа власти. Председатель притании избирался на один день из состава всех ее членов и был обязан проводить в служебном здании целые сутки.

У викингов власть королей также не являлась безграничной, поскольку большинство общин были верны своему местному вождю. Король проводил религиозные ритуалы и вел в бой своих подданных, а также был обязан сохранять силу постоянного войска и флота, чтобы защищать народ и его имущество от нашествия врагов. На местах огромным влиянием пользовалось народное самоуправление. Все свободное население, имевшее право голоса, собиралось под открытым небом на тинг. Такие собрания, на которых обсуждались любые злободневные вопросы, решались споры и наказывались преступники, проводились каждые два-три года.

В Римской республике благо народа считалось высшим законом. С возникновением империи Рим не стал самодержавной монархией со всемогущим государем во главе. Империя не отменила республику, а как бы дополнила ее. Имперские учреждения налегли на республиканские сверху, придавили, но не уничтожили их. Получившийся институт управления в Римской империи явился как бы эталоном, в соответствии с которым стала строиться такая система в других, а также в современных государствах. Каждый политик при такой системе занимает строго определенную нишу в политической структуре и обязан строго соответствовать ей. Однако на самом деле существовавшее положение вещей в империи поддерживалось, с одной стороны, неукоснительным следованием традиции, а с другой – волей жребия, и чаще – симпатией императора к избраннику. Считалось, что римский император пользуется своей властью просто в силу своего высокого морального авторитета – как «первый человек» в государстве. Однако, кроме этого морального, весьма сомнительного авторитета, он обладал верховной властью над всеми войсками римского государства. Это, конечно, было гораздо важнее морального права.

С расширением империи и, соответственно, растущими амбициями государственный аппарат стал увеличиваться. Управлять большой державой только с помощью лично подобранного штата императору было невозможно. Поэтому император опирался на государственный аппарат, оставленный ему республикой. Сенат – «совет старейшин» – насчитывал около 600 человек. Считалось, что в сенат входят потомки древнейших и знатнейших римских родов. Но на практике он постоянно обновлялся и укреплялся «новыми людьми». Сенат контролировал Рим, Италию и центральные провинции государства. Он распоряжался основной казной, издавал постановления и законы, сначала – по собственной инициативе, а позже – по указанию императора. Пополнялся сенат преимущественно отслужившими свой сорок должностными лицами, обычно из сенаторских сыновей. На протяжении сенаторской карьеры человек сменял несколько служебных должностей. Восхождение по служебной лестнице осуществлялось постепенно. Молодой человек состоял в какой-нибудь комиссии по городскому судопроизводству и благочинию и через некоторое время становился одним из двадцати квесторов, чиновников – в Риме или в провинции – по финансовым делам. Еще через некоторое время – одним из десяти трибунов или четырех эдилов, которые отвечали за благоустройство города и развлечения. Затем одним из восьми (или больше) преторов, занимавшихся преимущественно судебными делами. И наконец – одним из двух консулов, которые считались высшими правителями государства на текущий год. Чтобы больше народа успело пройти через эту высокую должность, при императорах стали назначать «сменных консулов» – по нескольку пар в год.

Существовали и иные пути для того, чтобы римлянин-аристократ мог добиться высокого положения в обществе. Одним из них являлась успешная военная карьера. Кроме гражданской и военной службы, в политической жизни Рима играла большую роль также жреческая служба. Жрецы обеспечивали покровительство богов римскому государству, они избирались, но не на год, а в основном пожизненно. Организованный таким образом и сам себя пополняющий сенат образовывал высшее сословие римского общества – сенатское сословие.

Вторым, средним сословием, были так называемые всадники (данное название сохранилось с тех времен, когда член этого сословия должен был иметь средства на содержание боевого коня). Между первым и вторым сословием существовала тесная связь. Сенаторы увеличивали свои доходы из откупов всадников, пополняли из их числа свои кадры.

Третьим, и низшим, сословием римского общества был народ – крестьяне, ремесленники, городская чернь. Многие из них, будучи неимущими, составляли свиту сенаторов и имущих людей и кормились их подачками. Они назывались «клиентами» своих патронов. О существовавших рабах при оценке такой «демократии» скромно умалчивается. Жители Рима и его окрестностей периодически собирались на народные собрания, которые проходили на Марсовом поле перед городской стеной. Здесь путем народного голосования выбирались все должностные лица, вплоть до консулов. Известно, что в эпоху империи эта процедура напоминала фарс, так как народное вече лишь подтверждало кандидатуры, назначенные императором и одобренные сенатом.

А если в период Республики низшее сословие и обладало реальной возможностью проявить свою политическую волю при подобных «выборах», то и тогда ничего демократического в этом усмотреть нельзя было, так как голоса за кандидатов они отдавали за взятки. Наиболее приближенным к этим «демократическим» нормам и принципам по своей сути считается президентский институт США. О рабах и при этой демократии из демократий тоже скромно умалчивается.

За свою более чем двухсотлетнюю историю этот институт власти претерпевал различные изменения, знал взлеты и падения, испытывал кризисы, но оставался непоколебимым бастионом лживой демократии и влиял на ход мировой истории так серьезно, как никакой другой политический институт. Не буду доказывать здесь правоту своих слов, но отмечу: достижением американской системы признаю успехи в культивировании в американцах сознания того, что «Америка – превыше всего».

В единственной стране в мире начало создаваться подлинно демократическое общество, когда впервые в букварях напечатали слова: мы не рабы, рабы не мы. В СССР создавалось новое общество, которое отличала прежде всего организация населения в стандартные коллективы. Организация жизни этих образований осуществлялась по образцам, которые впервые «изобретались» в гигантском массовом процессе путем проб и ошибок. Осуществлялось преобразование общества путем воспитания людей, формирование такого типа человека, который сам, без подсказки властей и без насилия, становился носителем новых общественных отношений. И, немаловажный факт, – двигало людьми нестяжательство. Процесс происходил в непрерывной борьбе многочисленных тенденций. И побеждали принципы, насаждаемые коммунистической идеологией. И получилось то, от чего современного человека, воспитанного на принципах демократии, воротит до тошноты. Ему претит, конечно, такое общество, шагающее в ногу, равнодушное к стяжательству.

И именно в этом обществе случилось и неизбежное, и непоправимое. Накладка факторов различного рода, связанных не только с сущностью коммунистического строя, но и с недружественным окружением, наличием обиженных, конкретными местными и историческими традициями, природными условиями, наличием характерного человеческого материала, и привели к репрессиям.

В США, к примеру, их конкретные исторические, природные и социальные условия привели к ку-клукс-клану, судам Линча, к тому, что в этой стране получила наибольшее распространенное и всеобъемлющее влияние мафия как таковая. А что было у нас? Была мировая война. Рухнула царская империя, причем коммунисты в этом были меньше всего повинны. Произошла революция. В стране разгорелась война всех со всеми, дезорганизация, наступили разруха, голод, расцвет преступности. Потом – новая революция, на сей раз – социалистическая. Гражданская война, интервенция, восстания. Никакая власть не могла бы установить элементарный общественный порядок без массовых репрессий.

Формирование нового общественного строя сопровождалось немалым ростом преступности во всех сферах общества. Причем во всех регионах огромной страны. Преступность имела место на всех уровнях формирующейся иерархии, включая сами органы власти, управления и наказания. Коммунизму пришлось входить в жизнь под знаком освобождения от пут старого строя. Ему предстояло избавить массы людей от элементарных негативных факторов: халтуры, очковтирательства, саботажа, воровства, коррупции, пьянства, злоупотребления служебным положением, кумовства и партчванства. Большинство из этих явлений, процветавших в дореволюционное время, перешли в новые условия и превратились в норму жизни советских людей. Этому необходимо было противостоять. Чтобы помешать таким явлениям, были задействованы партийные организации, комсомол, коллективы, пропаганда, органы воспитания и т. д. Они многого добивались, но в ряде случаев были бессильны без органов наказания. Нам крупно повезло, что Сталин оказался альтруистом. Сталинская система массовых репрессий первоначально произрастала как самозащитная мера нового общества от рожденной совокупностью обстоятельств эпидемии преступности. А так как альтруистов оказалось не так уж много, она сохранилась как постоянно действующий фактор нового общества, воспринимаемый населением (в основном нестяжателей, ибо они большей частью были из голытьбы) как необходимый элемент самосохранения нации.

Строители нового общества имели перед собой прежде всего задачи, осознаваемые как задачи установления общественного порядка, позволяющего честно трудиться. Позже уже на повестку дня можно было ставить задачи создания школ и больниц, обеспечения городов продуктами питания, организации транспортной системы, создания фабрик и заводов для производства необходимых для жизни населения и для обороноспособности страны предметов. Это, в свою очередь, привело к тому, что, независимо от воли и сознания людей, создавался новый общественный организм с его необходимой структурой и новыми социальными отношениями, что потом стало основой неистребимости русского патриотизма (например, в борьбе с фашизмом).

Это, как поется, плюс. Но был и минус. Революция 1917 года ликвидировала классы капиталистов и помещиков. Земля, фабрики и заводы были национализированы, огосударствлены. Правда, вследствие обстоятельств, а не по доктрине. Этим вынужденным, но правильным действием коммунисты создали огромную армию непримиримых врагов. Ликвидация частной собственности на средства производства оказалась негативной акцией революции – она уничтожила один из фундаментальных элементов базиса старого общества. Этим самым новое общество было расколото на две антагонистические силы.

Ликвидация чего-то не всегда может стать основой чего-то нового. Но в нашем случае начало создаваться такое новое, настолько позитивное, которое могло бы оправдать такие издержки. И хотя издержки, которые измеряются человеческими жизнями, невосполнимы, все-таки в Советском Союзе была построена такая социальная организация, которая могла сложиться в результате именно того конкретно-исторического варианта по объективным социальным законам. В сталинские годы практически все предприятия были построены заново; во всяком случае, то, что было построено, по объему во много раз превосходило то, что досталось по наследству и по социальному статусу изначально было государственной собственностью. Государственные учреждения, некоторые муниципальные органы, больницы, учебные заведения и т. п., как правило, и раньше (при царе) не были частными.

Но теперь государственной собственности стало больше. Появились государственные чиновники, выполнявшие функции работодателя, они имели некоторые преимущества, в том числе и материального плана.

Важным, с нашей точки зрения, является не столько то, что исчезло в результате революции, сколько то, что развилось взамен. Ведь ситуация была такой, что могло произойти черт знает что, а может быть и хуже. А взамен пришли стандартные первичные деловые коллективы с определенной структурой сотрудников, соотношениями начальствования и подчинения, причем с иерархией и сетью таких отношений. Эти отношения стали неустранимой основой социального и материального неравенства граждан общества – основой для нового классового структурирования населения.

Эксплуатировало ли новое государство трудящихся? Эксплуатировало. Это был, как бы сказали теперь, государственный капитализм. Со своими достоинствами и недостатками.

Жизнь заставляла Сталина форсировать выход в свет труда, известного под названием «Экономические проблемы социализма в СССР». Конечно, там никакого упоминания о государственном капитализме нет. Преимущественная сторона нового государственного образования проявилась в том, что со временем конкретно-исторические задачи, вынуждавшие строителей нового общества осуществлять коллективизацию сельского хозяйства, индустриализацию страны и т. д., отошли на задний план или исчерпали себя, а неосознанный и незапланированный социальный аспект заявил о себе как одно из самых главных достижений русского коммунизма.

Советский период нашей истории начался с беспрецедентной заботы о детях и молодежи. Создавались детские ясли и сады, школы, профессиональные училища, техникумы, институты. Ликвидировали беспризорность. Проводилась тотальная борьба с безграмотностью и религиозным мракобесием. Образование, просвещение, медицина, гигиена систематически внедрялись в жизнь миллионов людей. Одной из величайших заслуг сталинской эпохи явилась культурная революция. Новое общество нуждалось в миллионах образованных и профессионально подготовленных людей. И оно получило возможность удовлетворить эту потребность в первую очередь.

Это поразительный феномен, не имеющий прецедентов в истории: самым доступным для нового общества оказалось то, что было самым труднодоступным для прошлой истории, – образование и культура. Оказалось, что гораздо легче дать людям хорошее образование и открыть им доступ к достижениям культуры, чем дать им приличное жилье, одежду и пищу. Доступ к образованию и культуре был мощной компенсацией за бытовое убожество. Люди переносили бытовые трудности, лишь бы получить какое-то образование и приобщиться к культуре. Тяга миллионов людей к этому была настолько сильной, что ее не могла остановить никакая сила в мире. Всякая попытка вернуть страну в дореволюционное состояние воспринималась как страшная угроза этому завоеванию революции.

Может быть, современным людям покажется странным, но следует подчеркнуть, что именно образование коллективов, благодаря которым люди приобщались к публичной социальной жизни, оказалось самым важным завоеванием революции, привлекшим массы на сторону нового строя. По крайней мере подавляющее большинство населения страны через них ощутило заботу о себе общества и власти. Сейчас можно этот опыт истории интерпретировать и так: русские крестьяне, вытесненные в город в ходе коллективизации, восстановили общину на стройке и на заводе в виде «трудового коллектива». Именно этот уникальный уклад со многими крестьянскими атрибутами (включая штурмовщину) во многом определил «русское чудо» – необъяснимо эффективную форсированную индустриализацию СССР.

Тяга людей к коллективной жизни, причем – без хозяев и с активным участием всех, была неслыханной ранее нигде и никогда. Далее – демонстрации и собрания, которые были делом добровольным и очень желанным. На демонстрации ходили обязательно семьями. Иллюзия того, что власть в стране принадлежит народу, была в те годы всеподавляющей. И все явления коллективной жизни воспринимались советскими людьми как показатель именно народовластия. С одной стороны, это было народовластие, с его системой вождей, активистами, волюнтаризмом, призывами, репрессиями и прочими атрибутами. А с другой стороны, это была машина партийно-государственной власти, с ее бюрократизмом, рутиной, профессионализмом и прочими атрибутами этого бюрократизма. Первый аспект играл главную роль и достиг в те годы наивысшего уровня. Второй был подчинен первому, служил орудием первого. Он постоянно формировался, частично видоизменялся, набирал силу. Уже в сталинские годы второй аспект зачастую доминировал над первым, проявлял тенденцию к господствующей роли вообще.

Здесь отмечу: принятие массами репрессий тех лет в какой-то мере отражало не что иное, как стремление народных масс помешать превращению партийно-государственного аппарата власти в новых господ. Известно, что в конце своей жизни Сталин вынашивал планы ограничить власть партноменклатуры (об этом будет сказано ниже). На фоне этого у народа не вызывало никакого неприятия стремление Сталина ограничивать эту власть как возможную угрозу лично ему.

Так как первый аспект народовластия вначале (в сталинские годы) все же преобладал, раннюю сталинскую систему власти и управления можно считать периодом подлинного народовластия, вершиной народовластия. Народовластие не есть нечто идеальное, и пусть слово «народ» не сеет на этот счет иллюзий. Но то нарождающееся народовластие было действительно народным, так как существовало для народа, от имени народа, и все, что происходило, было, по задумке Сталина, направлено на благо народа. Поэтому одобрение большинством населения страны репрессий и всего такого прочего – это суть признаки именно народовластия. Власть при Сталине была народовластием еще и в том смысле, что это была не профессиональная, а дилетантская власть. Она с самого начала многими, прежде всего – интеллигенцией, воспринималась отрицательно.

Подавляющее большинство постов в ней с самого низа до самого верха заняли выходцы из низших слоев населения и люди, никогда раньше даже не помышлявшие о том, чтобы кем-то управлять. Это факт очень примечательный. Миллионы людей, и по образу жизни, и по имущественному положению, мало чем отличавшихся от управляемой массы, живших ранее в толще прочего населения, часто в большой бедности, трудясь, как все, по настоянию коллективов и вышестоящих властей вдруг получили эту нелегкую обязанность, не совсем понятную, сложную и рискованную. Поэтому люди менялись на всех постах с неслыханной быстротой. И дело здесь было не в репрессиях: кто совсем не имел данных быть управленцем, кто не умел еще управлять, кто тут же погряз в коррупции, кто не смог избежать бытового разложения, а кто столкнулся с невозможностью решить проблемы, которые заставляли решать. Естественно, процент репрессированных в этой среде был очень высоким.

Сталинское народовластие имело такую характерную черту: вышедший из народа руководитель обращался в своей руководящей деятельности непосредственно к самому народу, игнорируя официальный государственный аппарат, но игнорировал его так, что тот ему служил и средством власти, и козлом отпущения в случаях «проколов» деятельности власти в целом.

Вот и складывалось у народных масс представление, что государственный аппарат является чем-то если не враждебным, то по крайней мере помехой в работе вождя-руководителя. Этот аппарат тогда имел такой кадровый состав, что вполне заслуживал подобного отношения. Человеческий материал, доставшийся от прошлого, был неадекватен новой системе по психологии, образованию, культуре, профессиональной подготовке и опыту. А позже во власть стали проникать уже другие люди.

Постоянно складывались, как бы мы их теперь назвали, мафиозные группы, процветали склоки, жульничество. Одним словом, сама система власти и управления нуждалась в контроле со стороны еще какой-то системы сверхвласти, стоящей над ней. Вначале такой системой сверхвласти стала сама партия.

Потом эту функцию хотели возложить на народовластие сталинских времен. В это народовластие должны были входить и репрессии. Не будь этого, миллионы случайных людей, привлеченных в государственные органы, сожрали бы все общество с потрохами, разворовали бы все, развалили бы страну.

Для народовластия, увы, были характерны волюнтаристские методы управления.

Высший руководитель мог по своему произволу манипулировать чиновниками нижестоящего аппарата официальной власти, назначать и смещать их, предавать суду, арестовывать. Руководитель выглядел народным вождем, революционным трибуном.

Власть над людьми ощущалась непосредственно, безо всяких промежуточных звеньев и каких бы то ни было маскировок. Власть как таковая, не ограниченная ничем, кроме еще более высокой инстанции (если таковая имелась). Чтобы вожди могли руководить народом по своей воле, народ должен был быть определенным образом организован. Воля вождя – ничто без соответствующей подготовки и организации масс. Такие средства организации населения, как партийные, комсомольские и профсоюзные организации, общие собрания, митинги, другие коллективные мероприятия, были полностью «пропитаны» идеологической работой. Особо следует отметить такой важный элемент народовластия, как феномен активистов.

Негативным элементом сталинского народовластия был институт открытых и тайных доносов. Открытое доносительство и разоблачительство в среде коммунистов было распространено больше и эффект имело больший, чем среди беспартийных. Люди, ставшие на путь доносов, естественно, в каком-то смысле деградировали, но имели какие-то материальные выгоды, равно как и люди, попавшие в номенклатуру.

В самой системе власти и управления сложился особый институт номенклатурных работников. Сейчас слово «номенклатура» употребляется в ином смысле. Тогда в номенклатуру включались особо отобранные и надежные с точки зрения высшей партийной власти, лица, которые имели опыт руководства большими массами людей в различных районах страны и в различных сферах общественной жизни. Эти люди имели очень большой потенциал доверия. И часто были неподконтрольны. Но стоило кому-то из них хоть чуть-чуть запятнать себя, как их настигала жестокая кара.

Социалистическая революция закончилась, когда было объявлено о завершении строительства социализма. Тогда появился единственный кандидат в избирательном бюллетене и произошел отказ от производственного (и регионального) принципа выдвижения кандидатов. Этот принцип и многоступенчатые выборы действовали в земстве еще в 60-х годах ХIХ века. С введением одного кандидата Советская власть в определенном смысле была ликвидирована. Фактически были заложены основы отчуждения социализма (коммунизма), т. е. превращение его в закамуфлированный капитализм. Капитализм без буржуазной демократии.

Подготовка к отчуждению началась в 1930 году, когда не стало выборов по платформам, что сделало бессмысленным искусство политической борьбы. Где-то в начале 1930-х территориальные парткомы превратились в своеобразные органы власти.

Руководящая партия стала терять выборность, ответственность перед избирателями и юридический статус административных руководителей. В этом проявлялась главная ошибка большевиков: они считали, что госсобственность автоматически, без многовариантных выборов руководителей партии, поддержит сбалансированное экономическое равновесие, социальную справедливость и демократию.

Революция победила, когда избиратели несколько раз проголосовали за большевиков и левых эсеров. Диктатура пролетариата – это диктатура социальная, а не политическая. Диктатура партии и была проявлением диктатуры пролетариата.

Большевики побеждали, так как могли убеждать массы поддерживать советскую власть. «Рядовые» граждане России долго понимали под Советами не столько государственное управление, сколько общественное самоуправление.

В реальности проходил эксперимент, причем вначале удачный – произошла организация всей многомиллионной массы населения в грандиозную систему власти и управления, которая могла закончиться подлинным народовластием и самоуправлением.

На пути к этому преступность была сведена к минимуму, продолжительность жизни увеличилась, наркомании не было, зарегистрированные случаи венерических заболеваний – 1–2 случая на область. Даже недостроенный коммунизм был благом для миллионов рабочих и крестьян.

Было благом то, что принесли им революция и народовластие. Многие крестьяне переселялись в города, приобщались к образованию и культуре, получали более легкие условия жизни.

Но мы помним: Ленин и Сталин вынуждены были совершить ошибку, равную преступлению, – они из аппарата управления партией создали второй, параллельный аппарат управления. Им некуда было деваться – государственный аппарат был на то время укомплектован либо старыми, либо случайными кадрами, никак не способными качественно управлять Россией.

А в партийном аппарате (хотя люди там по качеству – умению управлять – были такими же) кадры жизнью отвечали за плохое управление страной: в случае потери большевиками власти из-за своего плохого управления страной в ходе войны или мятежей эти кадры были бы уничтожены.

Когда же быть большевиком с возросшим авторитетом СССР и ВКП (б) в мире стало безопасно и престижно, контроль партаппарата за государственным аппаратом стал не просто лишним, но и убийственным для самой государственной власти, идеи коммунизма, демократии.

 

Глава 10

Мнимые и реальные враги Сталина

В последние годы жизни вождя очень близкие к Сталину люди стали замечать нарастание у него психопатологических явлений. В разгар веселого ужина на даче с самыми приближенными к нему людьми – членами Президиума ЦК – Сталин вдруг вставал и скорым шагом выходил из столовой в вестибюль. Оказавшись за порогом, он круто поворачивался и, стоя у прикрытой двери, напряженно и долго вслушивался, о чем говорят без него. Конечно, все знали, что Сталин стоит за дверью и подслушивает, но делали вид, будто бы не замечают этого. Сталин всегда подозрительно присматривался ко всякому, кто по каким-либо причинам был задумчив и невесел. Почему он задумался? О чем? Что за этим кроется? У себя на даче за ужином он всегда требовал, чтобы все присутствующие были веселы, пели и даже танцевали. Положение каждого было не из легких, так как, кроме Микояна, никто из членов Президиума танцевать не умел, но, желая угодить хозяину, все, кто как мог, имитировали танец.

Всевозможные страхи, маниакальные представления Сталина явно прогрессировали. Он, терзаемый страхами, обычно всю ночь проводил за работой: рассматривал бумаги, писал, читал. Читал он невероятно много: и научной, и художественной литературы. Ложился спать, как правило, лишь с наступлением рассвета. Перед тем как лечь спать, Сталин нередко пристально всматривался через окна: нет ли на земле или на снегу следов человеческих ног, не подкрадывался ли кто к окнам. Он даже запрещал сгребать свежий снег под окнами – ведь на снегу скорее увидишь следы. Одержимый страхами, он часто ложился спать не раздеваясь, в кителе и даже в сапогах. А чтобы свести мнимую опасность к минимуму, ежедневно менял место сна: укладывался то в спальне, то в библиотеке на диване, то в кабинете, то в столовой. Зная это, ему с вечера стелили в нескольких комнатах одновременно. При выездах в Кремль и обратно Сталин сам назначал маршрут движения по улицам и постоянно менял его.

На фоне всеобщей «охоты на ведьм» прихлебатели всех мастей, зная эти нарастающие паталогические черты Сталина, умышленно ему сыпали соль на раны. Они изобретали и докладывали ему всяческие фантастические истории о готовящихся покушениях, измене Родине и т. д. В этом – одна из причин не уменьшавшихся в СССР репрессий. Истории известны правители, цезари, диктаторы, пришедшие к единоличной власти в результате молниеносного переворота. В сравнении со Сталиным все они являются баловнями судьбы, ибо его путь наверх был сложным и трудным. Положение Сталина многими авторами характеризуется как роль лидера меньшинства в Политбюро, играющего в политическую игру по собственным рискованным и изощренным правилам.

Он действительно очень умело манипулировал враждующими группировками, ослабляя то одну, то другую из них, всегда оставаясь при этом высшим арбитром. В основе успешного пути Сталина к сияющим вершинам диктатуры лежали кажущееся преданным окружение, НКВД и теория заговоров. Фоном являлась огромная страна с простодушным народом, поверившим в построение коммунизма. А так как ему все время мерещились враги, заговоры и внешние недруги, то подлое окружение подогревало этот бредовый жар. Чего Сталину стоило держать этот удар – не знает никто.

Некоторые авторы считают, что смерть Дзержинского наступила в неблагополучный для подозрительного Сталина момент и что покойный наверняка несколько ослабил бы преследование в партии инакомыслящих. С первой русской революции развитый не по летам польский революционер Феликс Эдмундович Дзержинский руководил борьбой пролетариата Польши против царского самодержавия. За свою революционную деятельность Дзержинский шесть раз подвергался аресту, три раза бежал из ссылки и вновь целиком отдавался революционной работе. Лучший сын партии, Дзержинский возглавил важный орган – ВЧК. С 1924 года он руководил работой высшего хозяйственного органа страны – ВСНХ и совмещал эту работу с руководством ОГПУ. После смерти Дзержинского пост главы ВСНХ занял В. В. Куйбышев. А в ОГПУ на смену Железному Феликсу пришел человек в золотом пенсне с мягкими манерами, владеющий 12 языками, страдающий астмой и стенокардией, – В. Р. Менжинский, который часто принимал посетителей лежа на кушетке и отдавал приказания в непривычной форме: «Я покорнейше прошу Вас…» Первые боссы ВЧК, Дзержинский и Менжинский, «романтики революции», «люди глубокой культуры, с нежными сердцами», имели еще и возвышенную любовь к расстрелам врагов революции.

В результате инфаркта, случившегося в 1929 году, и последующей болезни Менжинский отошел от репрессивных дел. Власть перешла к первому заместителю наркома агрессивному еврею Г. Г. Ягоде, о котором все, кто его знал, отзывались резко отрицательно. Сталин попытался внедрить в ОГПУ преданного ему партаппаратчика А. И. Акулова. Но тот был отторгнут верхушкой коллектива ОГПУ. Это свидетельствует об ограниченности власти Сталина. Ему все давалось непросто и не сразу, поэтому Сталин мог часто затаить обиду надолго и ждать того часа, когда можно будет за эту обиду, превращавшуюся всегда в злобу, расквитаться. Подобно тому как Троцкий как бы являлся автором теории «перманентной революции», Сталин становился автором теории непрерывных заговоров. Она вытекала из хронического чувства неуверенности Сталина перед лицом классовых врагов внутри страны и империалистов за границей. Это чувство, по-видимому, было единственным искренним движением его души. Благодаря ему Сталин стал главным движителем всеобъемлющего террора, никогда не испытывавшим жалости и угрызений совести. Благодаря ему Сталин стал человеком, не имевшим себе равных в деле защиты завоеваний Октября, олицетворением справедливости и борьбы за правое дело, сплотившим вокруг себя партию, армию, карательные органы и, наконец, народ. Но поскольку методы репрессий были варварскими, то дело, которому он служил, тоже можно представить как дело жестокое и бессмысленное. А будь методы борьбы за правое дело другими, глядишь, и коммунизм как идея не так был бы дискредитирован.

Убийство Кирова и преждевременная смерть очень перспективного политического и государственного деятеля Валериана Владимировича Куйбышева в 1935 году укрепили позиции Сталина в партии и государстве. В Политбюро ввели сторонника Сталина Микояна А. И. и умеренного Чубаря В. Я. Хрущев Н. С. и Жданов А. А. становятся первыми секретарями Московской и Ленинградской парторганизаций, соответственно, и кандидатами в члены Политбюро. Слепо преданный вождю Ежов Н. И. избирается Председателем ЦКК и секретарем ЦК, а его заместителем в партии становится Маленков Г. М. Меньшевик в прошлом, угодливый Сталину Вышинский А.Я. назначается Генеральным прокурором СССР.

Совершенно нелогичным было, что, получив столь большое влияние на дела страны, Сталин не прекратил неслыханный по масштабу террор. Оправдать нельзя, но понять можно. К концу жизни Сталин был очень одинок. Его окружали одни враги. Он это понимал и знал, что Робеспьера обезглавили враги (как только он оставил без работы гильотину всего на один миг). Сталин, когда в семье все было хорошо, был хлебосольным хозяином, нежным отцом (по отношению к дочери). Но личная жизнь у вождя не сложилась. В первый раз Сталин женился в двадцать шесть лет на Екатерине Сванидзе, женщине невысокого роста, с черными бровями и волосами, оттенявшими ее удивительно красивые черты лица. Любовь была взаимной, но очень несчастной. Она умерла в 1907 году, оставив мужу шестимесячного сына.

Обычно революционерами становятся не просто так. Наверное, и Сталин от тяжкого горя полностью отдался революционной деятельности, за которую его многократно арестовывали и высылали, что не давало ему возможности заниматься воспитанием сына Якова, которого он сразу невзлюбил, считая ребенка причиной ранней смерти матери. Второй раз Сталин женился в тридцативосьмилетнем возрасте на Надежде Сергеевне Аллилуевой. Вернувшийся из ссылки Сталин был тепло встречен ее родителями на квартире в Петербурге, в которой в тревожные июньские дни 1917 года скрывался Ленин. Надежда увлеклась Сталиным вскоре после октябрьских событий, что было замечено домашними и самим революционером, ответившим ей взаимностью. Женой Сталин был доволен. Она была для Сталина человеком, которому он доверял, который был в курсе его практических дел и к советам которого он прислушивался. Многие новости, что называется из первых рук, Сталин узнавал от жены.

Тогда (в 1932 году) она училась в Промышленной академии, считавшейся в то время «инкубатором правых, рассадником микробов правого толка, правого направления». Аллилуева, возможно, разделяла взгляды, царившие там, но посчитала нужным передать мужу содержание так называемого обращения Всесоюзной конференции Союза «Защиты ленинизма», подброшенного ей.

Мало кого могло оставить равнодушным обвинение мужа в том, что он завел партию и страну в тупик, в том, что он с помощью обмана, клеветы и одурачивания, насилия и террора отсек и устранил от руководства лучшие партийные силы, тысячи людей посадил в тюрьмы, сослал в ссылки, установил свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом. Если раньше Надежда Сергеевна страдала только от грубости мужа (он редко повышал голос, но мог и тихим голосом довести человека до истерики), то теперь она не могла не ужаснуться, поняв масштабы произвола и насилия. Можно предположить, что бурные и непримиримые объяснения с мужем были не один раз. Много, видно, накопилось в душе молодой женщины горького, печального и страшного, если жизнь показалась ей невозможной. В ночь с 8-го на 9-е ноября 1932 года она, скорее всего, застрелилась. Но в официальном сообщении о смерти об этом сказано не было. Все советские газеты вышли с некрологом. Из траурной рамки смотрело лицо молодой симпатичной женщины, которая, как писали, «скончалась от приступа аппендицита». Среди подписей жен членов Политбюро под текстом соболезнования почему-то отсутствовали подписи жен Кирова и Куйбышева. Возможно, причина была в том, что им была известна причина смерти Аллилуевой: самоубийство.

Есть и другие версии об образе жены Сталина Надежде. Некоторые авторы пишут, что она была плохой матерью своих детей. Поговаривали, что она была лесбиянкой. Близкие к Сталину люди передавали такие слова вождя: «Я не могу уделять своим детям время, сплю по два-три часа, а Надежда ими заниматься не хочет». Принято считать, что надлом в нормальном восприятии Сталиным действительности произошел именно после смерти Надежды Сергеевны. Можно считать, что пуля, убившая жену, была нацелена в Сталина. Ведь, судя по всему, причина самоубийства была главным образом политической. Так проявилось либо категорическое неприятие сталинского курса перехода к коммунизму путем укрепления, а не отмирания государства, либо осознание силы и правоты тех оппозиционеров – и левых, и правых, которые стали объединяться против Сталина в стремлении отстранить его от власти.

Неудивительно, что 1933 год начался с жестких мер против оппозиционеров. Вождь не пощадил и Аллилуевых, проявивших по отношении к нему когда-то столько теплоты. Судьба близких Надежды Сергеевны трагична. В 1938 году был арестован муж ее сестры Анны, бывший начальник ОГПУ Украины Реденс. Позже выяснилось, что он был причастен ко многим процессам, в которых репрессиям были подвергнуты многие десятки людей. Реденс незадолго до ареста был откомандирован к новому месту службы в Казахстан, через некоторое время отозван оттуда и вскоре расстрелян. Из-за этого произошла стычка между Сталиным и братом Надежды, Павлом Сергеевичем Аллилуевым. Вернувшись из очередного отпуска, Павел обнаружил в Автобронетанковом управлении РККА, где он был военным комиссаром, что среди его подчиненных произведены многочисленные аресты. В своем кабинете он умер от сердечного приступа.

Анна Сергеевна Аллилуева и жена Павла Сергеевича были заключены в тюрьму по обвинению в «шпионской деятельности». Освобождены они лишь в 1954 году. Причем Анна Сергеевна, проведшая несколько лет в «одиночке», вышла из тюрьмы с тяжелым расстройством психики. Она умерла в 1964 году в загородной Кремлевской больнице. После тюрьмы она боялась запертых дверей. Однажды ее закрыли на ночь в палате, а утром обнаружили мертвой.

Ее брат Федор, в молодости склонный к математике, физике, химии, сошел с ума. В годы Гражданской войны работал с Камо, который любил устраивать садистские «испытания верности» своим бойцам. Со времени очередной такой «проверки» Федор тронулся умом, пережив жуткую картину: связанные товарищи, окровавленный труп командира и рядом – его сердце (факт взят из книги Александра Колесника «Хроника жизни семьи Сталина»).

Несмотря на то что в борьбе Сталина с «ленинской гвардией» просматриваются некоторые этапы, я бы согласился с тем мнением, что не Сталин управлял ситуацией, а она им. Судите сами.

На ХVII съезде, на так называемом «съезде победителей», который проходил в 1934 году, Сталин в отчетном докладе уже признал факт:

«Если на ХV съезде еще приходилось доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на ХVI съезде добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде – и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого».

Это мнение Сталина. Но репрессивная машина работает, получается, без него.

И вот из 1956 делегатов этого съезда 1108 арестованы, из 139 членов и кандидатов ЦК, избранных на нем, арестованы были 98 человек. «Террор 37-го года» имел целью уничтожение «ленинской гвардии» – это не что иное, как выдумка западных советологов. Если даже говорить только о членах партии, то репрессии были скорее направлены против «сталинской гвардии», чем против «ленинской гвардии».

Репрессии продолжались, так как поводов для репрессий хватало. В 1936-м поводом явилась серия взрывов в сентябре на кемеровских шахтах. В октябре были арестованы заместитель наркома тяжелой промышленности Пятаков Г. В., ряд ответственных работников транспорта, угольной и тяжелой промышленности. На декабрьском пленуме ЦК Пятаков с выбитыми зубами давал показания на присутствовавших там Бухарина и Рыкова. 23 января 1937 года начался 2-й московский процесс по «троцкистско-зиновьевскому центру», состоявшему из 17 человек. Им была инкриминирована попытка свержения правительства, покушения на вождей, восстановления капитализма, расчленения СССР на подчиненные империалистам, зоны с отдачей Украины Германии, а Восточной Сибири – Японии. Они также обвинялись в организации повсеместного и всеобщего саботажа. Через несколько дней после казни Пятакова его непосредственный начальник Орджоникидзе покончил с собой при невыясненных обстоятельствах.

Поскольку создавалось впечатление об организации всеобщего саботажа «центром», то охота на саботажников развернулась во всех отраслях народного хозяйства, в государственных учреждениях, на всех уровнях и во всех коллективах. Все строчили доносы, обличали, требовали казни, каялись и занимались самобичеванием. Такого массового психоза страна ранее не переживала.

На Пленуме (1937 г.) Сталин обрисовал обстановку в стране как крайне опасную из-за происков саботажников, диверсантов, шпионов и беспечности «благодушных и наивных руководящих товарищей». Тут же на Пленуме были арестованы Рыков и Бухарин. Их судили на 3-м московском процессе 2—13 марта 1938 года в компании с Крестинским, Раковским, Ягодой и другими. Есть авторы, которые утверждают, что Сталин, как всегда, вникал во все дела и даже диктовал Ежову тексты признаний, которые должны были быть произнесены обвиняемыми публично на открытом для прессы суде. Много ли правды в таком утверждении, неизвестно, но известно, что почти все соратники Ленина вели себя на процессе трусливо, обвиняя себя и других в предписанных злодеяниях, спасая, как им было обещано, свои жизни. Все они одобряли политику вождя во имя единства родной партии и призрачной надежды снова вступить в нее. Следует отметить, что режиссура открытых процессов и уровень сценического воплощения были достаточно высокими.

Многие известные западные историки, журналисты и писатели поверили достоверности обвинений. Среди них американский посол Дж. Дэвис, корреспондент «Нью-Йорк таймс» У. Дьюранти, историк Б. Пере, социалист С. Вебб, немецкий писатель Л. Фейхтвангер. Не поверил А. Жид. С тревогой и горечью писали о терроре в СССР зарубежные писатели Р. Роллан, С. Цвейг и Т. Манн.

Народ верил в существование заговоров, элита заговорам не верила, так как сама в заговорах не участвовала – жила в напряженном страхе. Было не до заговоров. Поскольку заговорщики «обнаруживались» везде, аресты шли повсеместно. Были ли пытки? Скрее они были, чем нет. Арестованные признавались, а суды-«тройки» приговаривали их к расстрелу. Приговоры приводились в исполнение немедленно. Трудящиеся в газетах и на митингах одобряли казни и требовали еще крови.

В 1937–1939 годах были расстреляны члены Политбюро Чубарь, Косиор, секретари ЦК, кандидаты в члены Политбюро прошлых лет Рудзутак, Эйхе, Постышев, Косарев. В репрессиях случались спады. Это происходило, когда хаос жизни, вызванный террором, достигал апогея. Тогда Сталин лицемерно призывал к бережному отношению к кадрам. Затем вождю вновь что-то мерещилось, и его верные помощники разъезжались по провинциям, «чтобы выкурить и разорить гнезда троцкистско-фашистских клопов» (стилистика тех лет. – В.К.). Берия выкуривал и разорял их в Грузии, Каганович – в Смоленске и Иванове, Маленков – в Белоруссии и Армении, Молотов, Ежов и Хрущев – на Украине, Жданов – в Ленинграде.

Шпиономания и боязнь заговоров в послевоенные годы преследовали Сталина с еще большей силой, чем до войны. Он искусно маневрировал, сохраняя баланс между конкурирующими группировками Маленкова, Берии, Кагановича, с одной стороны, и Жданова, Вознесенского, Доронина и Кузнецова – с другой. Одно время Сталин поддерживал жесткого идеолога Жданова и его протеже по Агитпропу Суслова, поощряя их погромы в среде творческой интеллигенции. В 1946 году Сталин даже снял Маленкова с поста Секретаря ЦК. Но после скоропостижной смерти своего любимца Жданова в августе 1948 года Сталин неожиданно предоставил Маленкову возможность расправиться с личными врагами, благословив так называемое «Ленинградское дело».

Последним громким делом при жизни Сталина стало «дело врачей». Это дело следует рассматривать в контексте антисемитизма Сталина, приписываемого ему Хрущевым и рядом авторов. Вопрос об антисемитизме вождя следует считать спорным. Сталин истребил троцкистов, меньшевиков, эсеров, среди которых было много евреев, но это истребление шло по идеологическому, а не по национальному признаку. Сталин понимал, что большевики-евреи ничуть не хуже на своих местах при строительстве социализма (до допустимого предела – прежде чем они станут жить кланами или обрастут родственниками), и держал их в ЦК, НКИД, НКВД, ВСНХ, Совнаркоме и других руководящих органах страны вплоть до 1950 года.

Перелом во взглядах и, следовательно, в политике Сталина по отношению к евреям наступил в связи с созданием Израиля. Когда в ноябре 1947 года ООН рассматривала план создания еврейского государства в Палестине, Советский Союз поддержал этот план. Сталин считал, что Израиль станет во главе антиимпериалистической революции на Ближнем Востоке и поможет СССР закрепиться на Средиземном море. И мы в то время оказывали дипломатическую, пропагандистскую и военную поддержку молодому государству, без которой неизвестно, как сложилась бы его судьба. Израильская партия МАПАМ заявила, что является «неотъемлемой частью мирового революционного лагеря, возглавляемого СССР».

Но в истории случайности влияют на ее ход. Вдруг произошли события, круто изменившие ориентацию «вождя народов» по отношению к Израилю. В Московской хоральной синагоге 4 октября 1948 года, в празднование еврейского Нового года, 30-тысячная толпа евреев восторженно приветствовала израильского посла Голду Меир. Это случилось на фоне разрешенной властями дозированной эмиграции советских евреев на свою «историческую родину». Такое восторженное приветствование кого бы то ни было Сталину не понравилось. К этому времени обрисовался и внешнеполитический курс Израиля. Оказалось, что его руководители укрепляют связи с Западом, и прежде всего с Соединенными Штатами Америки.

Около года Сталин пытался с помощью дипломатии и спецслужб повернуть политику Израиля в нужное русло и продолжал оказывать ему всяческую помощь. Когда выяснилось, что усилия, затраченные на это, напрасны, политика СССР на Ближнем Востоке повернулась на 180 градусов. Израильтяне из друзей превратились во врагов. Советский Союз стал поддерживать арабов, а советская пропаганда стала посылать проклятия теперь уже не в адрес арабов, а в адрес евреев.

С этого времени сионизм официально рассматривается как главная компонента широкомасштабного империалистического заговора против СССР. Целью заговора объявляется подрыв единства социалистического лагеря изнутри силами живущих в лагере евреев. Сталин находит в своей мрачной, истерзанной подозрениями душе мощный аккорд, который будет звучать до смертного его часа. Под конец жизни борьба с сионизмом, очевидно, станет его навязчивой идеей.

В годы «холодной войны» вождь народов устроил чистку руководству Венгрии, Чехословакии и Польши, предпринятую в связи с происками «агента империализма» Тито, сионистов и спецслужб западных стран. В Венгрии проводниками политики Сталина являлись Матиаш Ракоши и Янош Кадар. С их помощью и под «присмотром» генерала МГБ Ф. Белкина, еврея, курирующего Юго-Восточную Европу, было инспирировано «дело Райка» – министра внутренних дел Венгрии, ярого сталиниста, популярного героя Сопротивления и единственного из пяти руководителей компартии Венгрии, кто не отсиживался в Москве в годы войны. За это Райк и был принесен в жертву. Его заставили признаться в связях с «цепным псом империализма» Тито и расстреляли в сентябре 1949 года. Во время казни, как это часто бывало, он кричал: «Да здравствует коммунизм!»

А чехословацкий президент Клемент Готвальд вместе с генсеком КПЧ Р. Сланским сам попросил Сталина прислать «советников» из МГБ, имеющих опыт допросов, для того, чтобы сфабриковать дело против «чехословацкого Райка». Поскольку Сталин уже «заболел» сионизмом, то «охота на ведьм» приобрела явный антисемитский привкус. Главным «охотником» от МГБ был назначен генерал В. Боярский, начавший с того, что стал внушать чехословацким товарищам мысль о растущем влиянии иудаизма на международной арене. Но начавшиеся в Чехословакии аресты касались евреев лишь на уровне обкомов. Сталин был недоволен таким ходом борьбы с сионизмом в Чехословакии. Осенью 1951 года арестовали Абакумова. Новым министром госбезопасности СССР был назначен партаппаратчик С. Игнатьев. Сталин направил к Готвальду А. Микояна и потребовал через него голову Сланского. «Недотепу» Боярского заменили энергичным генералом МГБ А. Д. Бесчастным – и дело закрутилось. Сланский и еще 10 обвиняемых были казнены.

И в СССР чистки евреев среди советской номенклатуры набирали обороты и достигли апогея к концу 1952 года. Формальным выражением этого апогея и стало «дело врачей», хотя сами врачи и врачи-евреи явились лишь незначительным эпизодом в сложной борьбе за власть в Кремле. Стареющий вождь испытывал подозрение ко всем, без исключения, членам Политбюро. Еще в 1942 году заместитель Берии в НКВД Кобулов установил по приказу Сталина подслушивающую аппаратуру в квартирах Ворошилова, Буденного, Жукова, а в 1950 году – в квартирах Молотова и Микояна. Понимая опасность, сталинские друзья-соратники предпочитали дома держать язык за зубами, общаясь друг с другом «по интересам» где-нибудь на лоне природы.

В последней схватке Сталин стал проигрывать своим ученикам, прошедшим его же школу репрессий и политических убийств, выпестованных им по своему образу и подобию. Каждый из победителей – Берия, Хрущев, Маленков, Булганин – так же, как и Ворошилов, Молотов, Каганович, Микоян, имели руки, запятнанные кровью своего народа. Сталин их побаивался. Но его они боялись смертельно. Боялись и его новшеств, которые он осуществить просто не успел.

И убрали все-таки его потому, что он, подобно Робеспьеру, допустил слабинку – из благородных побуждений – отказался от поста генсека. Он стал просто Секретарем ЦК, сохранив за собой пост Председателя Совмина.

Первым секретарем ЦК КПСС был избран Г. М. Маленков. Причина такого решения: Сталин чувствовал, что власть у партийцев, многие из которых потеряли совесть, обуржуазились, нужно отобрать. Это было началом больших планов Сталина по преобразованию управления страной, по демонополизации власти партийной верхушки.

 

Глава 11

Закон воспроизводства бюрократии

Но, как ни крути, главным врагом все-таки оказался бюрократ: любой – партийный, советский, профсоюзный, в спорте, в искусстве и т. д. Как Сталин ни старался отбирать в органы управления партией людей честных, порядочных (возможно, не очень амбициозных), как бы жестоко он ни наказывал подонков, соблазн партноменклатурной «халявы» был так велик, что любители легкой и сытой жизни так и лезли в органы управления партии с отчаянной решимостью. Не неся ответственности по существу, партийный аппарат стал чисто паразитическим, и Сталин это понимал.

Совершенно невероятно, чтобы Сталин не увидел и не задумался над угрозой, возникшей от управления страной двумя аппаратами одновременно.

Для победы над этими паразитами, для спасения страны нужно было отстранить партаппарат от государственной власти, от управления советами. Эту операцию Сталин и решил начать с XIX съезда ВКП (б). С Политическим отчетом ЦК на ХIХ съезде по поручению Сталина выступил Маленков.

Георгий Максимилианович Маленков – полусостоявшийся «наследник» Сталина. К этому «племяннику» и даже «приемному сыну Ленина» наиболее применимо словосочетание «темная лошадка». Главным основанием для возникновения легенды о родственных взаимоотношениях Маленкова и вождя мирового пролетариата послужило то обстоятельство, что мать его носила фамилию Ульянова. Она работала директором санатория на станции Удельная Казанской железной дороги. Других оснований для появления легенды не было.

Георгий Маленков родился в семье служащего, в ранней молодости ушел добровольцем на фронт, где в апреле 1920 года вступил в большевистскую партию. Был политработником эскадрона, полка, бригады и даже Политуправления Восточного и Туркестанского фронтов. После окончания гражданской войны Маленков приехал в Москву и поступил в Высшее техническое училище. Стремясь ускорить партийную карьеру, он женился на Валерии Голубцовой, которая занимала высокую должность в аппарате ЦК РКП (б). Но, увы, всегда, вплоть до последних лет жизни Сталина, оставался в партии на вторых ролях.

Избрание Маленкова на пост Председателя Совета Министров СССР явилось настоящей сенсацией не только для простых советских людей, но также и для тех представителей партийной элиты, которые были хорошо осведомлены о подлинном развитии событий в верхних эшелонах власти. Он не был главным лицом в небольшом техническом аппарате партии; подчинялся личному секретарю Сталина А. Поскребышеву. Позже его патронами были (каждый в свое время) Каганович, Ежов, Берия. Само перечисление этих фамилий дает основания предположить, почему у Маленкова всегда проявлялась известная пассивность, склонность к рутинным занятиям и явно отсутствовало стремление к ответственным постам.

Когда началась «чистка» партии от неугодных Сталину, появилась необходимость в «свежих» силах. Кандидатура Маленкова показалась Сталину наиболее подходящей для назначения на должность заведующего отделом руководящих партийных работников ЦК. Стремительному взлету Маленков был обязан прежде всего Кагановичу. Вскоре в полную меру проявились такие качества его натуры, как непостоянство, способность к предательству и коварство. Почти одновременно с ним Сталин выдвинул на ответственный пост в партийном аппарате и Н. И. Ежова, который стал секретарем ЦК ВКП (б) и заменил Кагановича на посту Председателя Комиссии партийного контроля. Два «соратника» по общему делу, Каганович и Ежов, вели между собой скрытую войну из-за влияния на Сталина. Для вождя их вражда не являлась тайной, и он не только не противился этому, но в своем духе даже поощрял ее. Маленков принял сторону Ежова и вскоре стал его ближайшим другом. С Кагановичем у него теперь стали складываться крайне неприятные взаимоотношения.

В октябре 1936-го Ежов стал наркомом НКВД. Этому событию предшествовало другое событие, имевшее трагические последствия для судеб многих членов партии. В первой половине 1936 года под руководством Ежова и при активном содействии Маленкова проходила канцелярская подготовка террора. Официально она предполагала проверку партийных документов, и поэтому на каждого члена партии заводилось подробное «личное дело».

Чтобы замаскировать масштабы преступных репрессий, в начале 1938 года в Москве состоялся Пленум ЦК. На нем рассматривался вопрос «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии». Доклад делал Маленков, хотя он еще не был тогда членом ЦК. Этот факт указывает на необычайное расположение к нему если не самого Сталина, то его доверенного окружения. Но пленум не остановил репрессий, поскольку это не входило в планы Сталина. Наоборот, темп узаконенных злодеяний не снижался. С 1936 по 1939 год было репрессировано более 10 миллионов человек. В этой мясорубке многие мучители занимали места своих жертв. Казнивший Ягоду Ежов был арестован, долго испытывал «прелести» политического заключения и был расстрелян в подвале на Никольской улице 4 февраля 1940 года.

Маленков, ближайший друг и соратник опального наркома, не разделил его участи. Как когда-то он предал Кагановича, так он изменил и Ежову. Понял, что мощь набирает Берия. И вот много лет спустя на ХIХ съезде ВКП (б) доклад делает не Сталин, а Маленков. На съезде Сталин говорил всего несколько минут, а на состоявшемся вскоре пленуме ЦК – полтора часа.

Историки пишут, что решение Сталина созвать съезд было неожиданным для аппарата партии. Сталин принял это решение в июне 1952 года, а уже в августе был опубликован проект нового устава ВКП (б). Сталин созвал съезд именно для изменения статуса партии и ее организационной структуры. А речь Сталина на пленуме была еще более конкретной: он предупреждал поползновения партноменклатуры к провозглашению (после его смерти, разумеется) нового вождя. Чтобы не было никаких сомнений, что он против введения после него в партии единоначалия, он, как когда-то Ленин, обрушился на возможных преемников – Молотова, Микояна и Ворошилова – с неуважительной и резкой критикой.

Интересно и то, что, несмотря на трехмесячное обсуждение нового устава, партноменклатура, похоже, совершенно не догадывалась о том, что задумал Сталин. Свое намерение подчинить партию Советской власти он держал в тайне от аппарата ЦК, и, когда на пленуме он достал из кармана список и зачитал пленуму свои предложения по персональному составу Президиума, для партаппаратчиков это было шоком. Они увидели, что их в Президиуме меньшинство и что им теперь предстоит завоевывать авторитет у рядовых членов партии конкретными делами.

Забегая вперед, скажу, что, когда Сталин умер, номенклатура окрепла, оскотинилась до криминала, выбилась на задворки Запада и поменяла кители на фраки.

В последнее время появилось много публикаций, уделяющих внимание выдающейся роли Сталина в деле превращения некогда отсталой страны во вторую сверхдержаву мира. Но мне бы не хотелось, чтобы у читателя сложилось мнение, что Сталин непричастен к «внутренним» причинам краха коммунизма: бюрократизму, партчванству, барству и т. п.

Уточним, что тенденции к развалу основ коммунизма были заложены при Сталине. Наш путь вспять начался с разрастающегося подобно плесени советского барства. Это барство было детищем Сталина, так как он был щедрым на льготы людям, по его мнению, значимым: квалифицированным специалистам, героям, выдающимся ученым, артистам, высшим военачальникам и т. д. и т. п. Они имели шикарные квартиры, настоящие дачи, слуг и могли лечиться и отдыхать в лучших здравницах и санаториях. Иногда это делалось Сталиным в провокационных целях. Вспомним хотя бы, как он разрешил Жукову и другим маршалам после победы над фашистской Германией вывозить трофеи вагонами. Потом это кое-кому (не всем, конечно) вышло боком. Но это из другой оперы.

В октябре 1942 года сын Сталина Василий, задумав снять фильм о летчиках, пригласил к себе известных режиссеров и сценаристов. Среди них были Роман Кармен, Михаил Слуцкий, Константин Симонов и Алексей Каплер. Каплер – соавтор сценариев прославленых фильмов о Ленине. Располневший к сорока годам ловелас, увидев на этой встрече шестнадцатилетнюю дочь вождя Светлану, задался небескорыстной целью соблазнить неискушенную в любовных делах девочку. Были пущены в ход проверенные приемы: он стал показывать школьнице заграничные фильмы с «эротическим» уклоном, сумел всучить ей машинописный текст тогдашнего перевода хемингуэевского романа «По ком звонит колокол» (где десятки страниц занимали впечатляющие воображение сцены «любви» в американском стиле), танцевал с ней игривые фокстроты и т. п. Сталину все, естественно, стало известно. Ожидалась чисто грузинская реакция – не сносить «влюбленному» головы (окажись на месте Сталина любой другой грузин). Но последовавшее наказание удивило всех – Каплера всего-навсего отправили в Воркуту заведовать литературной частью драмтеатра.

Приведенный эпизод указывает не только на то, что Сталин был вовсе не так жесток, как об этом принято думать, но и на то, что советское общество (пусть пока начиная с «сыночков» и их друзей) стало меняться в моральном плане. Это положило начало дальнейшему разложению низов и обуржуазиванию верхов. Цинизм заключался в том, что с трибуны говорили одно, а на деле к жизни относились как к своей рубашке, что ближе к телу. Может быть, люди были даже и не виноваты. Так как налицо проявлялась несовместимость возрастающих стандартов жизни с идеологическими установками.

Необходимо было переосмыслить теорию, соизмерить ее с практикой. Но идеология стояла на месте. Люди разочаровались в нашей идеологии. Они в основной массе (не баре, конечно) не хотели прекращать жить в идеологическом поле. Необходимо было сменить идеологию, и немедленно. Вообще, время от времени любую идеологию рекомендуется менять, в том числе и марксизм-ленинизм, прежде всего потому, что, увы, были явные «проколы». Заостряю внимание: что значит удовлетворение всех потребностей? Во-первых, все потребности удовлетворить невозможно. Во-вторых, удовлетворить всех – тем более.

Скажем больше: любая идеология, по большому счету, – это всегда ложь по определению, и ничего здесь поделать нельзя. Другое дело, если идеолог постоянно внушает обманутому: то, что я тебе предложил, имеет преимущества по сравнению с другими предложениями, в тенденции, в устремлении, в результатах. Разве коммунизм не имел преимуществ перед капитализмом? Жизнь обнаружила, что добродетели и дефекты коммунизма имеют один и тот же источник – марксизм-ленинизм. Более того, издержки теории коммунизма, приведшие к его кризису в Советском Союзе, являлись неизбежным следствием того, что на первый взгляд выглядит и многими воспринимается как достоинства ее.

В соответствии с теорией, в глубине сознания, а то уже и в подсознании множества людей, жила вера в то, что коммунизм будет царством справедливости и равенства. Люди поверили сказке о том, как люди будут как братья. Но сразу же произошло разрушение этого идеала, что вызывало приступы недовольства у советских людей, которое невозможно было компенсировать доводами рассудка (да их и не пытались высказать). Проект русского коммунизма был изначально основан на утопии, по которой директор завода или секретарь райкома обязан быть нам братом, а не наемным менеджером (по современной терминологии). А брат, который объедает твою семью, вызывает большую ненависть, чем уличный вор, ибо он – изменник. Назови их не родственниками, а как-то иначе, и все было бы в рамках правил.

Идем дальше. Главным критерием оценки работы трудовых коллективов было выполнение того, что предписано их статусом и планом. Для выполнения своих функций коллектив получал от общества материальные средства, которые не были его собственностью. Члены коллектива социально не различались по отношению к средствам деятельности, будь то директор или уборщица. Они различались лишь в системе организации работы. Если одной фразой определить коммунизм с этой точки зрения, то можно сказать, что описываемое общество было обществом, в котором все работающие граждане – суть служащие государства. Все сотрудники – суть наемные рабочие или наемные служащие. Они принимались на постоянную работу по профессии на неограниченный срок и увольнялись только в исключительных случаях. Причем в этих случаях требовалось согласие профсоюзной организации. Заработная плата устанавливалась законом. Размер ее зависел от занимаемой должности и уровня квалификации. Тем, кто захочет продолжить участие в нашем исследовании, следует запомнить это положение. Оно наиболее важное и положительное в системе русского коммунизма, но здесь уже присутствует негативный аспект – сотрудники коллектива гарантированно получают основную зарплату независимо от результатов деятельности его.

Сотрудники коллективов, независимо от дела, каким они заняты, образуют единую социальную ячейку. Основная жизнь работающих граждан проходила в этих коллективах или в зависимости от них. В них люди не только трудились, но и проводили время в обществе знакомых и друзей, обменивались неделовой информацией, развлекались, занимались спортом, участвовали в самодеятельных творческих группах. От них получали жилье, места в детских садах, путевки в дома отдыха и т. д. Очень приветствовалась так называемая общественная работа. Активисты имели некоторые льготы.

Коллектив выполнял функции идейного и морального воспитания граждан. Он вовлекал людей в активную общественную жизнь и осуществлял, таким образом, косвенный контроль за их поведением в быту. Государство и идеологический аппарат имели различные средства воздействия на людей, но прежде всего через их первичные коллективы. Коллектив, с другой стороны, нес ответственность за своих членов. Но этим накладывались некоторые ограничения на свободы граждан. Если провести сравнение жизни трудящихся России в дореволюционное время с их жизнью, когда они попадали в трудовые коллективы, то, конечно, никто не сможет отрицать, что это небо и земля. Жизнь людей в условиях коммунистической организации формально была проста, жизненные линии ясны и определенны. Для большинства имелись возможности добиваться сравнительного благополучия, улучшения бытовых условий и служебного успеха за счет личного труда по профессии и способности. Всем работоспособным гражданам государство гарантировало работу. Всем работающим были гарантированы оплачиваемый отпуск, оплата времени болезней, бесплатное медицинское обслуживание, обучение профессиям, пенсии по старости, бесплатное образование и многое другое. Это было, бесспорно, большим завоеванием трудящихся.

Трудоспособные граждане коммунистического общества обязаны были быть членами каких-то первичных коллективов, т. е. работать. Не работать нельзя было. Моя жена рассказывала об одном эпизоде своего советского детства. Только она окончила десять классов, как к ним домой пришел участковый милиционер и стал спрашивать, устроилась ли девочка на работу. Для сравнения – теперь никому из нынешних управленцев нет дела до того, чем занимается молодежь. Обязанность трудиться в коллективе при коммунизме была обусловлена тем, что люди тогда не имели никаких иных источников существования, кроме как зарабатывать в первичных коллективах.

«Ну и ну! – восклицает современный продвинутый индивид, – Нет никакого источника дохода, кроме как трудового?! Да я вас, всех коммуняк, только за это живьем в землю зарою вместе с вашими трудовыми доходами!»

Учитывая такой разброс мнений о трудовых и нетрудовых доходах, из двух зол выбираю меньшее и прощаю русскому коммунизму лозунг: «Интересы коллектива выше интересов индивида», несмотря на то что этот лозунг есть лозунг коммунального закрепощения индивида. Коллектив стремился сделать индивида максимально зависимым от себя. И он имел для этого силы. От него зависел успех индивида по работе, материальные блага, получение жилья, всякие награды и наказания, отдых по путевкам, детские учреждения и т. д. Все это – только при лояльном отношении к Советской власти.

Потом у нас сложилось неправильное мнение, что к Советской власти следовало относиться нелояльно: она такая и сякая. Нет! Неверно! К Советской власти, хлебнув прелестей «дерьмократии», нельзя уже относиться нелояльно – она беспокоилась (в лице упомянутого милиционера) очень бережно и даже трепетно о молодежи. И как бы симпатично не выглядели нынешние лидеры на всякого рода встречах с журналистами, с народом, они никогда в моих глазах не поднимутся до уровня того милиционера.

Но я хочу сказать о другом. Проявление закона единства и борьбы противоположностей никто отменить не может. А коммунизм обещал безбедную жизнь в будущем. Еще даже больше – каждому по потребности. Но мы же поняли, что потребности человека неограничены. Как быть? Есть противоречие, но нет единства. Но хорошо жить не запретишь, так как хорошо жить – это по коммунизму. А раз так, то часто индивид стремился урвать, а то и разбогатеть, по возможности, стать независимым от коллектива, приобрести какие-то привилегии, поддержку и источник дохода вне коллектива. И появились две правды: одна на кухне, а другая на собрании.

А если мы проанализируем такое понятие, как «подоходный налог», то сразу обнаружим циничный обман. Каждый раз, подвергаясь обману, человек становится циничнее. Откуда появилось выражение «содрать три шкуры»? Неужели с чикагских боен, где шкуру срывают с живой коровы? Да нет! У меня версия другая. Находящиеся у власти капиталисты, социалисты и коммунисты стали одной шайкой с тех пор, как последние стали применять этот финансовый термин «подоходный налог».

Понимаете в чем дело? Человек наемного труда, неважно какого – физического, интеллектуального или вдохновенно-творческого – оказывается, имеет доход (!). Это после того, как работодатель по закону прибавочной стоимости ободрал его как липку (опять живодерня), а та часть, что он милостиво ему оставил, называется «доходом». Какой же, к дьяволу, это доход? Ведь это сплошной убыток! И как только эти живодеры с него, законопослушного, продающего кто руки, а кто голову и сердце, начинают взимать так называемый «подоходный налог», так в одночасье этот раб, продающий свой труд, превращается в бессловесное быдло, так как безропотно позволяет совершенно бессовестно сдирать с себя вторую, третью и т. д. шкуру, после того как первую уже содрал работодатель. Государству проще обидеть обиженного, чем бодаться с сильным и нахальным, – с него бы содрать часть его дохода, благо это не его шкура… Поэтому в Советском Союзе, увы, был не социализм, а государственный капитализм, который также эксплуатировал трудящихся, «как у них».

Главная составляющая развала и запуска механизма разрушения видится в заложенной еще Сталиным практике управления экономикой страны. Не в самой плановой системе, а в системе управления этой системой. Об этом я уже говорил. Здесь речь пойдет о послесталинском времени. Социализм (с его важнейшим экономико-управленческим атрибутом – планом), по сравнению с капитализмом (рынком), требует более грамотных, подготовленных, не случайных руководителей, особенно верхнего звена. Во всяком обществе имеет место управление людьми. Чем лучше верхи управляют, тем лучше живут низы. При рынке (по определению) управление вообще отсутствует. В коммунистическом обществе управление приобретает особое значение, ибо оно является главным средством не только «ведения хозяйства», но и объединения людей в группы и в целое общество, а также средством регулирования их повседневной жизнедеятельности. Система управления коммунистического общества грандиозна – огромная армия начальников и обслуживающих их лиц. Сюда необходимо причислить руководителей общественных организаций (партийных, комсомольских и других). Добавьте и граждан, так или иначе вовлеченных в систему руководства. Цифры получаются огромные. И сократить это число ниже некоторого минимума в принципе невозможно. Можно устранить некоторые официальные учреждения и должности, но они так или иначе восстановятся явочным порядком (неофициально).

У нас нарушались основные управленческие принципы. Так, отсутствие института надежной обратной связи между субъектом и объектом управления обернулось в конечном итоге катастрофой. Надежная обратная связь правительства с массами – вот залог того, что информация будет доведена до нужного участка, что будет корректировка курса, будет решение проблемы. Ни одно правительство не способно само по себе «объять необъятное» море информации. Только народ в массе своей способен дать широкое, подлинно свободное толкование происходящих процессов. А у нас в управлении страной принцип адекватности в многообразии субъекта управления и объекта управления не соблюдался. На беду, со временем система управления превратилась в нечто самодовлеющее. Было естественным увеличение числа начальников и руководителей – оно обусловливалось усложнением общества. Управление стало образом жизни для пятой части населения страны, а с учетом теневых структур – и того больше. А в связи с тем, что «управлять», как мы управляли, и проще, и выгоднее, чем работать под началом управляющего, управленцев становилось все больше и больше. В современной России даже так, как управляли при коммунистах, не стали управлять, а их стало неимоверно много.

Если управлять как положено, то их было бы недостаточно. Вы обратили внимание на то, чем заняты современные русские управленцы высшего звена? Они не успевают отмахиваться от президента и премьера как от назойливых мух: поручение за поручением. Вы знаете, читатель, что нет ничего неприятнее, чем поручение вышестоящего начальника. И когда прикажете, в таком разе, заниматься собственно управлением?

Ой, извините, при рынке управлять не надо… А почему же в государственном аппарате США работает от 17 до 20 процентов населения страны? А в СССР было всего 12. Наиболее важные решения принимались аппаратом ЦК КПСС. Несмотря на то что в его структуре были отражены все стороны жизни государства, в полной мере управление было недостаточным. Неадекватным было прежде всего соотношение между числом объектов управления и числом управленцев. А все аспекты жизни общества усложнялись. Во всем аппарате ЦК КПСС было всего две тысячи работников-функционеров. Для сравнения приведу цифру: количество работников в одном из зданий международного валютного фонда – восемь тысяч функционеров. Нам нужно было для выполнения возникавших задач увеличить главный штаб страны на порядок. Удивительно: каким колоссальным потенциалом обладает плановая экономика, если при недостатке управленцев, их перестраховке, массе искусственных препятствий новшествам, безответственности и ничегонеделании властей и всех бюрократических препонах, страна существовала, кого-то догоняла и перегоняла?

История свидетельствует, что аппарат любого государства в той или иной мере подвержен бюрократической трансформации. В результате бюрократия неизменно оказывается «встроенной» в систему власти и управления, в административный, хозяйственный, правоохранительный и прочие аппаратные структуры. Административно-бюрократический аппарат, призванный жестко, централизованно («сверху») регулировать поведение каждого человека, что имело место и при Сталине, и после, постепенно начинал терять содержательную сторону своей деятельности. Социализм, впервые в истории цивилизации дававший возможность резко сократить проявление в деле управления бюрократизма, максимально использовать государственный аппарат во имя созидательных целей – свободного развития личности, роста материального и духовного богатства общества, ввиду объективных обстоятельств (на первом месте из которых – борьба за власть) не в полной мере использовал такую возможность. Неудачи в этих попытках были сведены к «проискам контрреволюции», что открывало беспредельные возможности для развития карательной части госаппарата, а на этой базе – для формирования всесильной бюрократии.

Из суждений классиков марксизма следует, что коммунизм в принципе отрицает бюрократию. Не случайно Ленин писал, что в борьбе с бюрократизмом мы сделали то, чего ни одно государство в мире не сделало: «Тот аппарат, который насквозь был бюрократическим и буржуазно-угнетательским, который остается таковым даже в самых свободных буржуазных республиках, – мы его уничтожили до основания». Это, однако, не исключило возможности появления у нас новой бюрократии. В декрете ВЦИК «О государственном контроле» (1919) записано: «Старый бюрократизм разбит. Но бюрократы остались. Войдя в советские учреждения, они внесли туда дух косности и канцелярской волокиты, бесхозяйственности и распущенности».

Многодесятилетняя история самовоспроизводства коммунистической бюрократии высветила такие черты, свойственные ей как социальному явлению, которые получили «прописку» даже там, где ее присутствие, казалось бы, лишено всякого смысла, иррационально, – например, в сфере производств, где создаются материальные ценности, или в сфере обслуживания, где все должно быть подчинено интересам человека. Сама по себе бюрократия может поставить дело так, что человек сам будет подчинен сфере обслуживания, и ему придется обеспечивать интересы этой сферы и работающих в ней людей.

Есть основания утверждать, что угасание темпов экономического роста, появление и быстрое развитие механизма торможения, усложнение многих проблем социально-культурного развития СССР связаны с интенсивным нарастанием в обществе бюрократических процессов. Коммунистическая система управления должна была совершенствовать свои плановые начала, но, увы, ее стали раздирать противоречия.

Причины такие.

Первая – в управленцы попадали люди, которых к управлению людьми нельзя было подпускать и на пушечный выстрел. Стяжателям никогда не должно быть места в управленцах.

При отборе кандидатов на посты в аппаратах власти и в контролирующих органах всегда рассматривалось несколько кандидатур, но предпочтение отдавалось «позвоночным» кандидатурам, рекомендованным телефонным звонком.

Вторая – руководящие работники коммунистической системы, с одной стороны, стремились к мелочному контролю за всем, как к самому простому средству, не требующему никаких интеллектуальных усилий, а с другой стороны, они стремились избавиться от всякой ответственности за ход дел и пустить все на самотек, зная, что внизу «сами знают, как лучше». Главным было – выглядеть умным и покладистым в глазах начальства и строгим – в глазах подчиненных.

Третья причина – коллегиальность, родная сестра партийности. Руководила всем все-таки партия, а в ее руководстве сосредоточивались серые и посредственные люди. Давно известно, что в политику идут не преуспевшие в других делах.

Четвертая – монополизм КПСС. Рассматриваемая система власти сложилась не потому, что будто бы одна партия захватила власть и установила однопартийную систему. КПСС вообще никакую власть не захватывала, она сложилась после захвата власти другими, сложилась как явление государственности, не вследствие, а вопреки (известно, что марксизм предсказывал отмирание государства за… ненадобностью). Сложилась как результат специфически коммунистического творчества. И следует признать, что это изобретение в системе государственности и в социальной организации населения было не самым плохим из того, что придумали коммунисты. Пагубная роль монополизма КПСС заключалась в том, что не допускалось инакомыслие во всех сферах общественной жизни, в том числе и в системе управления (вспомните слезы Рыжкова, который понимал, что рынок – туфта).

И пятая причина – монополизм в единоначалии. Уж так повелось в России (а при Сталине приобрело необратимую тенденцию): если где-то прорвало трубу, то чем больше ее диаметр, тем больше чин того начальника, который должен дать команду ее залатать. Думаю, что есть у нас такие трубы, которые подпадают под компетенцию только президента. И если ему вздумается с кем-нибудь уединиться, да еще и мобильник отключить, то из этих труб до-о-о-лго будет хлестать…

Поскольку у нас было государство рабочих и крестьян, главный лозунг его: «Все для человека, все для блага человека», эти слова не были пустыми в главном – отсутствовала безработица, и основы советского общества позволяли многим миллионам людей, ранее бесправным и бедным, жить достойно. И поначалу это определяло высокий уровень самосознания советского человека и наделяло его стремлением жить лучше. Причем многие были тогда очень далеки от желания разбогатеть, особенно, за счет других. Значит, все было, как надо. Если бы не эта пресловутая бюрократия…

Со временем стал действовать своего рода «закон воспроизводства» – бюрократия воспроизводила саму себя. Бюрократические порядки насаждались под лозунгами укрепления порядка, дисциплины, контроля, защиты общественных и государственных интересов. Постепенно человек оказывался вытесненным из сферы заботы и внимания общества – того общества, которое провозгласило своей основной задачей заботу о человеке. Формально все вроде бы делалось в интересах человека, на деле же он превращался в беззащитное и слабое существо пред исполинской мощью государства, управляемого всесильной и бесконтрольной бюрократией. Первоначально одной из главных причин бюрократизма являлись сильнейшие пережитки феодально-крепостнического прошлого, теснейшим образом связанные с неграмотностью и бескультурьем трудовых классов, особенно крестьянства, их вековым бесправным положением. Грубость, хамство, высокомерие, некомпетентность, бездушие – типичные черты царского чиновника на фоне чуть ли не сплошной безграмотности населения – были перенесены в формирующийся новый госаппарат, его учреждения. Играло здесь роль и то обстоятельство, что «вожди» были наделены громадной властью. Дальше – больше. Бюрократизм стал многоликим и многообразным. При улучшении внешних атрибутов жизни он стал проявляться в виде административного произвола, чиновничьего высокомерия, «коммунистического чванства» и волокиты.

Абсолютизация власти центральных органов управления, при зависимости судеб людей от узкого круга лиц, сосредоточивших в своих руках всю полноту политической и административной власти, способствовала формированию гигантского и разветвленного аппарата, оторванного от народа, жестко руководствующегося «указаниями сверху». Именно здесь корневая основа формирования всесильной и послушной центру бюрократии, административно-бюрократической системы. Раз сформировавшись, эта система получила внутренние импульсы развития, внутреннюю логику, автономные тенденции к экспансии, усилению, к тотальному контролю над всеми сферами жизни и деятельности общества. Бюрократия также стала одним из могильщиков коммунизма. Хотя она и не являлась детищем именно коммунизма или плановой экономики, при плановой экономике бюрократия приносила намного больший вред, чем при рынке.

Любое общество характеризуется прежде всего деятельностью. Деятельность – это работа, которая может быть плохой и хорошей. При планировании, в котором бюрократизм допускает «пробуксовывание» управляющей работы, есть плохое, некачественное или неполное планирование. К сбоям здесь приводят субъективные и объективные причины. Носителем бюрократизма в каждом случае выступает конкретное лицо, наделенное определенными правами (большими или малыми, в зависимости от статуса планирующей организации). Но поди разберись, где бюрократ, где небюрократ. Всякий ли неважный исполнитель – бюрократ? Где грань, отделяющая нормального работника аппарата от бюрократа? Не так-то просто ее провести. А если бюрократ точно выполняет указания начальства, то это дело совсем безнадежное. Бюрократ подчиняет интересы дела интересам карьеры. Суметь понравиться руководителю – вот единственная цель карьериста, которая нередко прячется за мнимым усердием. Иногда сверхусердный планирующий бюрократ наносит колоссальный вред.

Плановость коммунистической экономики вызывала зависть и особое раздражение на Западе, так как Запад в ней видел неистребимость коммунизма. И дело здесь было вот в чем. Коммунистическая экономика имела недостатки, но они были не в плановости как таковой. Наоборот, плановость не допускала кризисов, позволяла преодолевать трудности. В чем состояла суть планирования экономики? Это не был субъективный произвол высших властей. Планирующие органы исходили из того, что уже имелось в наличии, каковы возможности существующих предприятий. А при планировании новых затрат исходили из реальных потребностей страны. Их можно критиковать за то, что они плохо справлялись со своими обязанностями. Но это не являлось основанием для дискредитации самой системы планирования. Последняя была средством сохранения единства общества, ограничения коммунальной стихии и тенденций к хаосу.

Планирование – стратегическое преимущество коммунизма. Благодаря планированию социалистическая экономика развивается без кризисов и поступательно. Это – если план разрабатывается на научной основе, ориентируя производство на потребности населения. Тогда ошибки будут незначительными. А если же выдвигать постоянно «сверхзадачи», продиктованные сиюминутными политическими приоритетами, общество будет постоянно сталкиваться с кризисами. Так и было. Уже итоги первой пятилетки пришлось фальсифицировать. Заодно из общественно-экономической, партийной литературы изгнали термин «кризис» применительно к социализму. И постепенно планирование стало «насиловать» экономику. Это отразилось на ее первичном, основном звене – предприятии. Рынок как таковой был полностью ликвидирован. Увеличился дефицит. Были созданы основы для дефицитной экономики и уравниловки.

«План любой ценой» – главный ошибочный постулат нашей плановой экономики – не только постоянно приводил страну в состояние экономического стресса, но еще и на долгие годы создал кризисную экологическую ситуацию. План тем и отличается, от чего бы то ни было иного, что всегда может быть откорректирован. И отвечает за его невыполнение необязательно тот, кому планируют, а, скорее, тот, кто планирует.

Бюрократический подход к планированию привел к тому, что план приобрел черты тотальной системы. Он постепенно «отрывался» от реальных индивидуальных и общественных потребностей, развивался как бы сам по себе. При этом повсеместно развивалась система официальной и неофициальной подтасовки выполнения плана, показатели его выполнения всегда должны были превышать 100 %.

Фактически экономика не справлялась с заданиями ни по эффективности производства, хотя и эти задания никогда не отражали истинных потребностей людей, ни даже по количественным параметрам плановых заданий. В основе «отрыва» плана была абсолютизация принципа централизма, доведение его до уровня бюрократической сверхцентрализации.

Казалось бы, нелепо пытаться планировать из Москвы каждому предприятию всю номенклатуру продукции. Заводов и фабрик было, к примеру, около 50 тысяч, выпускали они продукцию 20–25 миллионов наименований. Число хозяйственных связей измерялось миллиардами. Госплан, не оснащенный необходимыми средствами, был не в состоянии держать в поле зрения этот сложнейший клубок деловых отношений. А если его оснастить необходимым количеством ЭВМ?

В русском коммунистическом обществе отсутствовала частная собственность как социальная категория отношений, т. е. как средство власти одного класса над другим классом, как средство управления одних людей другими людьми. А власть же была! Только место власти собственности занимали отношения начальствования и подчинения между людьми. При коммунизме настала такая всеобщая организация населения страны, при которой главными являлись отношения субординации – отношения начальствования и подчинения. В каждом разрезе общества, по каждой линии, в каждом подразделении, на каждом предприятии и учреждении имела место иерархия отношений начальствования и подчинения как отдельных лиц, так и их групп, организаций, учреждений. Для управления это неплохо. Но плохо то, что эта сложная социальная иерархия людей стала пагубным источником социального, материального и других форм неравенства, основой разделения людей на различные слои и категории. При наличии частной собственности формально неравенство имеет более логичную причину, чем при коммунизме. При коммунизме неравенство имеет менее веские основания, то есть является случайным, нелогичным. Для отношений субординации положение начальника было лучшим, чем положение подчиненного. Труд начальника считался более квалифицированным, поэтому и оплачивался лучше, чем труд подчиненных.

Начальник стремился к максимальному подчинению нижестоящих, а последние – к максимально возможной независимости от начальства. Стремясь сохранить свое место, начальство всегда сводило к минимуму риск и ответственность. Это легло в основу тенденции к безответственности за ход дел, к уклонению от риска, к безынициативности. Так как иерархические отношения стали основой русского коммунизма, на их сохранение фактически направлялась вся идеологическая работа среди населения. Это делалось под разными лозунгами, но только не под лозунгом борьбы за власть.

Известный лозунг «Вся власть советам!» был исчерпан и больше был не нужен, так как важнейшим фактором коммунистической организации населения стала КПСС. Члены партии были наиболее активными в социальном отношении гражданами коммунистического общества. Некоторые из них вступали в партию с корыстными и карьеристскими целями, ибо без этого, как правило, нельзя было занимать ответственные, престижные и выгодные посты, нельзя было успешно продвигаться по служебной лестнице. Однако большинство членов партии никакую карьеру не сделало и никаких преимуществ от своей партийности не имело. Они безвозмездно выполняли общественную работу сверх своих деловых обязанностей, что само по себе имело ценность как элемент их альтруизма. Такие члены партии были ничуть не хуже беспартийной части населения, а во многих отношениях – лучше. Увы, наличие партийного билета в кармане помогало им легче принимать за чистую монету демагогию, связанную с борьбой в верхах за власть.

Но поскольку истинных коммунистов было меньше чем всякого рода попутчиков и приспособленцев, в конце концов, партия претерпела свое очередное перерождение и в угоду совершенно сомнительному тезису, когда большинство подчиняет волю меньшинства и даже индивида, положила начало такому пагубному явления советской действительности, как двойная мораль. Определенная иерархия социальных слоев отражалась и в соответствующих уровнях благополучия советских людей.

Не все жили одинаково хорошо. По советским, не по западным, меркам многие жили превосходно (до пяти процентов населения), многие – хорошо (до десяти процентов), большинство – терпимо (до шестидесяти процентов), остальные – ниже среднего и плохо. В мировой социологии принято измерять степень неравенства так: вычисляется жизненный уровень десяти процентов высшего уровня и десяти процентов – низшего, и результаты сопоставляются. В Советском Союзе отношение высших десяти процентов к уровню десяти процентов низших было четыре к одному. В постсоветской России – тридцать пять к одному (!).

Но и при незначительном соотношении уровней жизни между руководителями и подчиненными, с учетом коррупции, взяточничества и просто воровства, такая несправедливость стала одной из причин краха народовластия, суть которой была в эволюционном переломе в сознании советских людей: в связи с улучшением благосостояния общества и образованием слоев благополучных и богатых призошло расслоение общества, смещение системы ценностей в сторону материальных интересов, к росту материальных аппетитов высших и средних слоев, к появлению все большего и большего количества сытых людей, в которых просыпалось мелкобуржуазное нутро. Стала появляться элита. А тут недалеко и до предательства того дела, которое вывело эту элиту «в люди».

При определенном попустительстве народа (все захотели жить лучше) по своей социальной сущности русский коммунизм привел к установлению в стране господства класса чиновников аппарата власти и управления, а всех прочих граждан превратил в людей, проявляющих услужливость этому господству, скрываемую за услужливостью государству. Неравенство в распределении благ превратило труд добровольный в труд принудительный, снизило уровень деловой активности, подорвало дисциплину труда, породило безответственность и т. д.

Не следует забывать, что жизненные блага и при коммунизме не даются людям сами собой. Они, как и везде, приобретаются в нелегкой борьбе всех против всех. Единственно, что при коммунизме законы коммунальности как бы регулируют этот процесс. Люди изобрели общественно значимые средства в виде системы правил и организаций для защиты своих интересов, а также системы и организации, следящие за соблюдением этих правил. Так появляются партийные, профсоюзные и комсомольские организации, а также всякого рода контрольные органы. Эти средства изобретаются на основе явлений коммунальности и как их продолжение. Но бюрократия постаралась эти средства нейтрализовать.

Большинство советских людей было уверено в том, что коммунизм самим фактом своего появления автоматически должен был принести с собой социальные права и гарантии, причем как установление некоей справедливости. И идеология фактически поддерживала это заблуждение. На самом деле коммунизм приносит сам по себе лишь лучшие, чем в западном обществе, возможности для этой самой социальной справедливости. Но эти возможности практически реализуются в довольно широком диапазоне неравенства, так как имеет место нарушение норм, противостояние бюрократии и т. д. Рядовым гражданам за социальные права и гарантии приходится постоянно сражаться, на что уходят значительные усилия людей в их повседневной жизни. Они выигрывают то, что им положено, фактически с боем. И получился в сознании людей такой перекос: они привыкли к правам как к чему-то само собой разумеющемуся и не воспринимали их как результат победы коммунизма, а вот нарушения их, отклонения, неравенство и прочие «несправедливости» стали приписывать именно этому социальному строю, обрушивая на него все свое недовольство. И чем больше идеология ударялась в демагогию, тем больше росло возмущение людей. Идеология (и эта ошибка повторялась властями и впредь) уклонялась от объяснения людям сути дела, а сваливала все беды на пережитки прошлого, влияние Запада и т. д. В лучшем случае, она объясняла преходящими, временными обстоятельствами. Немного потерпим, а там будет лучше. А надо было бороться за свои права. Но по существовавшей идеологии, бороться воспрещалось.

В этом запрещении таилась основная опасность. И вот появилось отчуждение людей от собственности на средства производства, отношение к ней как к чему-то чужому. Отсюда бесхозяйственность, порча вещей, воровство, небрежность, отсутствие стремления к сохранению накопленных общественных богатств и другие отрицательные явления. Это из того времени поговорка: «Тащи с завода каждый гвоздь – ты в нем хозяин, а не гость!» Общество за такие действия наказывало в достаточно терпимых рамках. Позже – гораздо строже. Я помню, как в народном суде возле моего дома шли процессы: за 1 кг соды, вынесенной с завода, давали 1 год срока, за 2 кг – 2 года, за 3 кг – 3 года и т. д. И это уже последствия упомянутых издержек.

Рассмотрим тогдашнее отношение к труду. Если гражданин не нарушает норм поведения, его трудно уволить. Его защищает коллектив. Основное назначение трудовых коллективов – обеспечить занятость и средства существования гражданам общества. Причем не ставилась цель обязательно иметь только высокорентабельные в экономическом смысле предприятия.

Интенсификация труда осуществлялась выборочно, так как это могло привести к высвобождению работающих, т. е. к безработице. Следствием этого являлся сравнительно низкий уровень заработной платы. По слухам, «там» зарплата была выше, но мало кто задумывался над тем, как при этом там надо вкалывать.

Когда советские люди почувствовали, что начальству живется намного лучше, они не особенно стали стремиться работать усердно, наоборот, старались всячески уклоняться от работы и работать лишь в той мере, в какой это достаточно для отчетов и видимости работы. Лишь немногие энтузиасты старались повысить свой жизненный уровень за счет героического труда. И большой беды, вероятно, это не представляло, но нежелательным было другое: многие добивались улучшения жизни иными путями, включая нарушение законов.

А когда началась «перестройка», вернее, в ее конце – в 1989–1991 годах, в стране, где не был снят ни один фильм, не издана ни одна книга хотя бы с одним словом против Родины, в стране, которая гордилась патриотизмом своих граждан, вдруг неизвестно откуда повылезали десятки тысяч уродов с воплями: «Патриотизм – это убежище идиотов» и «Жить нужно в той стране, где лучше». Ведь на самом деле в одночасье переубедить человека очень трудно. Значит, эти люди уже были в СССР, их уже были миллионы – несколько поколений. Всю жизнь они говорили одно, а думали совершенно другое. При этом все они считали себя коммунистами и верными сынами великой Родины.

Этих людей отличало от остальных только одно – они хотели «хорошо жить» сейчас, независимо от того, какой ценой эта «хорошая жизнь» им достается. Такая ситуация складывалась вследствие того, что жизнь улучшалась, но только у немногих. Жить стали лучше не только те, кто больше работал. А ведь сама плановая экономика могла давать преимущества только при справедливом осуществлении принципа «каждому по труду» и строгом контроле за злоупотреблениями власти предержащей.

Основной экономический принцип Ленина сводился к тому, что социалистическая экономика только тогда докажет свое право на жизнь, когда будет производить больше лучших товаров с меньшими, чем у капиталистов, затратами. Это и должно было обеспечить трудящимся лучшие условия жизни. Этот принцип оказался ошибочным, потому что при коммунизме производительность труда, и это нужно было предвидеть, всегда ниже, чем при капитализме. Там хозяин следит строже. И поэтому уровень жизни у нас всегда будет ниже. При капитализме он может быть тоже очень низким, так как все зависит от аппетитов работодателя. Законом такие вещи не регулируются.

У нас результаты деятельности трудовых коллективов вливались в общий котел. Коллектив получал из этого «общественного котла» определенную долю средств для вознаграждения трудящихся за труд. Это денежные суммы для выплаты заработной платы, премий и ссуд, оплаты жилищного фонда, домов отдыха и санаториев, средств транспорта и многого другого. Существенным здесь являлось то, что члены коллектива вознаграждались за свою деятельность по установленным нормам, причем независимо от результатов деятельности коллектива. Иногда коллектив вообще мог заниматься никому ненужным делом. Бывало, что продукция отдельного коллектива не была востребована народным хозяйством страны за ненадобностью. Но раз этот коллектив официально признан, имеет устав, план и т. п., члены коллектива обязательно получали свою долю вознаграждения. Для подавляющего большинства граждан такое положение вещей есть благо. Оно освобождало их от всяких тревог за реализацию продуктов деятельности коллектива и давало им простор в сосредоточении усилий на борьбе за увеличение производительности труда совершенно добровольно.

Казалось бы, что в этом – весь кошмар. Но кошмар был не в этом. Сегодня мы видим, как властные структуры искали выход: в новый, по сравнению с капитализмом, хозяйственный механизм пытались вмонтировать «детали» старого, отжившего. И по привычке, как и прежде, решали за трудовые коллективы, на какие нужды направлять заработанную ими, коллективами, прибыль. Те были вынуждены обивать министерские пороги, клянчить средства. Пристрастие к волевым решениям в экономике наносило значительный нравственный ущерб и не имело ничего общего с планированием. На местах приспосабливались и прибегали ко всякого рода лазейкам: руководители предприятий в случае срыва производственных программ кивали на «верхи», оправдываясь ссылками не невыделенные фонды и т. п.

Накопление проблем в народном хозяйстве нашей страны необычайно ускорилось в 1970-е годы. В значительной мере это было связано с научно-технической революцией как явлением для современной цивилизации универсальным. Новинки науки, инженерные и технические разработки стали в то время во всех индустриальных странах мира чуть ли не мгновенно внедряться в производство, в сферу услуг, быт людей. У нас тоже появилось много новшеств. Но все знают, как советские бюрократы тормозили продвижение усовершенствований в производство. Механизм торможения образовался не сам по себе, его «построили» конкретные люди, преследуя при этом конкретные интересы: личные, групповые, коллективные, общественные и т. д. В основе бюрократического мышления – упоение административными, командными методами руководства, вера в сокрушающий эффект приказа, установки, «мнения». Можно отметить, что волюнтаристское планирование, иногда доведенное до абсурда, во многом покоилось на практике гражданской войны. Он усилилось после Великой Отечественной войны и укрепилось в «штабах» отраслей. Беззаконие и произвол, которые так расцвели полным цветом в нынешней постперестроечной России, пустили корни именно в советские времена.

Многое делалось у нас на основе вульгарно-социологических идей. В 1986 году был принят «Закон о борьбе с нетрудовыми доходами». Против кого он зачастую применялся? Против тех, кого общество все последние годы призывало выращивать на своих приусадебных участках картофель, лук, морковь, ягоды, чтобы насытить городские рынки плодами земли. Об этих новшествах Н. С. Хрущева см. ниже. Мгновенно дала о себе знать казенная психология среднего управленческого звена: вся сконцентрированная мощь разветвленного аппарата пришла в действие, ринувшись в атаку на «частника». Мысль была проста до примитива: все, что производится вне государства (неважно, что за счет своего личного труда), – незаконно.

Кроме перечисленных мной выше причин, было великое множество других, не столь очевидных на первый взгляд, но сыгравших свою разрушительную роль. А главной причиной я назвал бы тот разрыв, который наметился между теорией и практикой общественной жизни. За годы Советской власти в стране сформировался мощный слой, как его сейчас называют, среднего класса – образованных, зажиточных, культурных людей. Революции совершаются не для того, чтобы пролетарии оставались, как прежде, угнетенными, голодными и бедными. Пролетарии, их дети, внуки и следующие поколения получили доступ к науке, образованию, культуре и другим благам цивилизации. Они постепенно перешли в новое качество, превратились в средний класс. А что дальше? Как должно развиваться социалистическое общество, общество среднего класса, чтобы не свалиться снова в капитализм, в систему рабства, угнетения и вопиющего неравенства.

Готовых рецептов не было, нужна была теория дальнейшего развития общества. К разработке новой теории коммунизма не приступили, опоздали. Русский коммунизм был молодым и жизнеспособным социальным образованием, находился в самом начале своего исторического бытия, но главная беда в том, что он не развился окончательно. Его погубило то, что он не обновлял себя и одряхлел внутренне. Стали появляться либеральные теории в коммунистической упаковке. В либерализме видится идея свободы, а чья свобода и от кого – не очень-то понимают. Хотя, пардон, понимают: когда Путин однажды приглашенным предпринимателям объявил о намерении ликвидировать кассовые аппараты в «среднем бизнесе» – разразился шквал аплодисментов. Бизнес учуял возможность нажиться на незащищенном потребителе.

И не совсем прав был Ленин, когда говорил, что производительность труда – это самое главное. Вождь имел в виду соревнование коммунизма с капитализмом, а все дело в том, что соревнование это бессмысленно, и не только потому, что оно безнадежно. Крепите оборону и живите как живется. Соревнуйтесь в создании лучшей жизни для людей: нравственной, целесообразной, увлеченной. Ведь при капитализме все накопления, появляющиеся в результате высокой производительности труда, увы, присваиваются алчущим меньшинством, к этому труду рук не прикладывающим.

Установление и постепенное удовлетворение норм социальной справедливости у нас на некотором первоначальном уровне ни к чему плохому не приводило. Все упиралось в запросы. А запросы формировались постоянно. Если народ морально здоров, он всегда поймет, почему сегодня мы не можем позволить себе иметь черный верх и белый низ, а пока ограничимся белым верхом и черным низом. Но такое двуцветие должно распространяться на всех. Многие страны живут так. Или почти так. И в преуспевающих странах утилизируют и бумагу, и бритвенные лезвия, и полиэтиленовые пакеты.

Надо только понимать, что никакое общественное устройство, общество и сверхобщество не может удовлетворить всевозрастающие запросы всех. Русский коммунизм доморощенные хапуги с определенного периода стали втягивать в стадию, когда именно социальные права и гарантии начали превращаться в препятствие в соревновании советского общества с западным, жиреющим прямо на глазах. Запад догнать невозможно и совершенно не нужно. Запад мы стали «догонять» потому, что элите стало удобнее жить по-западному. Мы могли сколько угодно улучшать жизнь трудящихся, и это не имело бы негативных последствий. Но коль скоро мы стали «подтягиваться» к западному уровню (не по организации производства и качеству продукции, а по насыщению нашего рынка товарами и услугами), тут же наше общество еще интенсивнее стало делиться на богатых и бедных.

Кое-что перепадало всем. Уровень жизни вообще-то улучшался, так как технический прогресс давал все новые и новые блага. Но соблазны и соблазнители появились оттуда, из-за бугра. И они овладели нашими душами. Так запланировал Даллес. Утверждать, что коммунизм рухнул только в силу соревновательности с Западом, будет неправильно. Как в природе не существует абсолютно положительных или отрицательных явлений, так и в экономике: что-то превалирует положительное, а что-то – отрицательное. В плановой экономике имеются плюсы, но и минусы планирования не явились причиной краха коммунизма. Причиной краха, скорее, явилось то, что в СССР ни на один год, ни на один час, ни на один миг не были созданы предпосылки реализации преимуществ плановой экономики: как такового плана не существовало, а существовала пародия на план.

О различии коммунистической и западной экономик мы уже говорили. Единственно, что хотелось бы еще раз уточнить: эффективность плановой экономики характеризуется тем, насколько неукоснительно она придерживается установленных норм. Когда же начали неумело и бесконтрольно со стороны государства внедрять неприсущие коммунизму формы организации труда и материального стимулирования в угоду так называемому рынку, тут же стал резко меняться общий климат в коллективах, появилось стремление к увеличению личной доли вознаграждения любым путем. Невзирая на то, что с точки зрения интересов общества главным является дело, в этих случаях индивид начинал преследовать другие цели. Сразу же возникли равнодушие к производству, халтура, очковтирательство, имитация деятельности, т. е. паразитизм. Хотя и эти новые, неестественные явления социальной организации труда при коммунизме (хозрасчет, самоокупаемость и т. п.) ни в коем разе не давали возможности догнать по производительности труда капитализм. Они являлись своего рода прикрытием появления «левых» доходов у руководителей всех уровней. Высшее руководство страны все это поняло, но, почувствовав, что свой собственный кошелек толстеет, закрыло на это глаза, так как решало другую проблему – обогащалось. За послесталинские десятилетия стабильного периода, когда не было войн и особых потрясений, в стране сформировалась устойчивая общность людей власти, своеобразная замкнутая каста – партийно-государственная элита. Известно, что элита всех времен и народов обычно стремится соединиться с богатством, иметь свою частную собственность. Появился заинтересованный в революционном переделе собственности слой людей во власти. Для успеха любой революции важно, чтобы ее хотели именно «верхи».

Новшества, противоречащие сути коммунизма, тормозили дело. Обстояло это так: был работодатель (в лице государства, он же – контрольный орган), он устанавливал правила игры, наемный люд эти правила принимал и по трудовому соглашению работал «от и до». Прибыль планировалась. Ее можно было получить и больше плановой – за счет увеличения выпуска продукции или снижения ее себестоимости. Какие-такие еще хозрасчеты?

Эти хозрасчеты не допускают даже капиталисты. Не должно допускать и государство-капиталист, каким был всеми нами любимый Советский Союз. Как только появляется возможность получать «хозрасчетную» прибавку к зарплате, так производство становится как дите без няньки – его непосредственные участники бросаются в суету за премии и надбавки.

Автор помнит время, когда были в ходу так называемые «Планы новой техники». На предприятиях даже создавали бюро по новой технике (а еще были и бюро НОТ – научной организации труда). Группа привилегированных тунеядцев составляла такой план «новой техники», утверждала его в министерстве. Когда подходил срок «выполнения», эти люди ехали в министерство и там «отчитывались» за выполнение. За каждую позицию полагалась премия. Производственные рабочие работали как и раньше, до этих «планов». Ничего о них не знали и премий за эту новую технику, конечно, не получали. Премией руководство предприятия делилось только с министерскими работниками и со своими прихлебателями, которые варили эту ненужную трудовому народу кашу.

Наш рабочий класс не разглядел контрреволюционную сущность начавшихся в стране изменений, у него не получилось предвидеть катастрофических последствий предлагаемых ему «благ» – акционирования, хозрасчета и вожделенного подряда. Он польстился на красивые мыльные пузыри – «демократию», «социализм с человеческим лицом», «самоуправление». И если говорить о трагедии, постигшей великую державу и ее народ, на языке фактов и проанализировать все принятые руководством КПСС решения, постановления за последние десятилетия прошлого века, то придется признать, что главную роль в разрушении СССР сыграла правящая партия. Именно партия, а не только ее руководство. Она безоговорочно принимала всякую муть, которую ей предлагали для «одобрям-с!». К 1980-м годам она стала аморфной, зараженной мелкобуржуазными вирусами.

Провозгласив СССР общенародным государством, отказавшись от главного в марксизме – диктатуры пролетариата, она утратила ориентацию на стержневую коммунистическую идею – защиту интересов рабочего класса – главной созидательной силы общества. Состоявшийся в 1990 году ХХVIII съезд КПСС вошел в историю коммунистического движения как съезд предателей. В большинстве своем делегаты проголосовали за рынок, сделав поворот в развитии на 180 градусов, направив тем самым страну по капиталистическому пути развития, ибо рынка некапиталистического не бывает. КПССС таким образом сдала рабочих, крестьян и трудовую интеллигенцию буржуазии, уже вышедшей на свет из подполья теневой экономики. Она предала не только советский народ, но и рабочий класс всей планеты, лишив его опоры и поддержки в классовых битвах.

 

Глава 12

Избавь нас, боже, от сверхэнтузиастов

То, что он верный ленинец, Хрущев доказал еще во времена НЭПа. После устранения Хрущева от власти появились сведения о том, что он в начале своей политической карьеры был троцкистом. После короткого периода партийной работы на Царицинском фронте Хрущев начал свою карьеру в Донбассе в годы НЭПа, который, пожалуй, сильнее всего ударил как раз по угольной промышленности. Не все знают, что в марте 1921 года топливную промышленность перевели на хозрасчет. Из 959 работавших шахт Донбасса (не имевших никакой механизации) в собственности государства оставили 288; 400 сдали в аренду, а остальные просто закрыли. За исключением обязательных поставок угля железным дорогам, остальной уголь можно было продавать на рынке. Чаще его приходилось обменивать на хлеб. Шахтеров лишили государственных поставок продовольствия, их увольняли, потому что не было наличных денег на зарплату. На шахтах начался голод, были даже случаи голодной смерти.

Шахтерам пришлось заниматься чем угодно, только не добычей угля. Среди недовольных шахтеров стали распространяться троцкистские взгляды, поскольку из вождей партии в те годы против НЭПа выступал только Троцкий.

Сам Хрущев, видимо, не страдал от голода, так как принадлежал к числу руководителей, поэтому и вспоминал о НЭПе как о времени возрождения страны, когда в магазинах появились продукты. Те же, кто во времена НЭПа были рабочими, тем более безработным, вспоминали о нем как о кошмарном времени. Продукты им были недоступны.

Замеченный Кагановичем, подобно Лазарю Моисеевичу, Хрущев ничего своей рукой не писал, чтобы не выдать своей полной неграмотности. Его автографы-резолюции сохранились. Вот одна из них: «Азнакомица!» Привожу этот пример для того, чтобы показать, какие люди нами управляли на самом верху. Нас больше интересует то, как Никита разваливал Советский Союз. Только был избран первым секретарем Московского обкома партии и секретарем ЦК ВКП (б), а уже начал разваливать. Предложил план коренной реорганизации сельского хозяйства: укрупнить колхозы, создать крупные комбинаты по производству мяса, картофеля и овощей, начать выращивать кукурузу, чумизу, сахарную свеклу и даже арбузы и дыни.

Но главным его новшеством, с которым он выступил в «Правде», была идея постройки в Подмосковье агрогородов, реализация которой в регионе по тем временам была совершенно невозможной. ЦК осудил этот его шаг: в той же «Правде» появилось сообщение о том, что статья Хрущева об агрогородах была напечатана в дискуссионном порядке. Но энтузиазму Хрущева не было удержу: он предложил сократить площадь приусадебных участков колхозников, чтобы люди меньше времени тратили на работу для собственного пропитания и больше внимания уделяли общественному труду. Сталин тогда еще был жив, и такие идеи Хрущева были осуждены. Вождь намекал своим соратникам на то, что Хрущев болен манией вечных реорганизаций, и за ним нужен глаз да глаз.

А став у кормила, Хрущев развернулся вовсю. Первым крупным его мероприятием стал сентябрьский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Нарисованное в докладе Хрущева состояние агропромышленного комплекса выглядело угрожающе плачевным. Он узрел три главные причины такого положения дел: во-первых, в стране долго проводилась неправильная сельскохозяйственная политика – государственные заготовительные цены на продукты были слишком низкими; во-вторых, слишком широко, мол, была распространена колхозно-кооперативная собственность и личная собственность (приусадебное хозяйство), которые, по его убеждению, были низшим этапом развития по сравнению с собственностью государственной; в-третьих, был допущен отход от ленинского принципа материальной заинтересованности работников в результатах труда. Хрущев добился того, что Пленум одобрил предложенные им меры, направленные на ликвидацию этих недостатков.

В 1955 году СССР без всяких условий выводит свои войска из Австрии наряду с войсками трех других оккупационных держав. Небольшой такой нюансик имелся: союзнички установили там угодный им режим, а мы уходили оттуда, даже не получив сполна выплаты по репарациям. Хрущев оказался первым предвестником горбачевских подвигов по сдаче российских внешнеполитических позиций Западу. Хрущев успел еще и основательно подорвать финансовую систему СССР. При Сталине, какие бы трудности ни переживала страна, ее финансовая система, построенная на других основах, чем финансовые системы Запада, была устойчива и в целом обеспечивала потребности развивающейся экономики, обороны, широкого культурного строительства.

Хрущев провел в 1961 году денежную реформу, которая самым губительным образом отразилась на советских финансах. Катастрофические последствия хрущевской реформы проявились после экономической реформы 1965 года, когда Хрущев был уже не у дел.

 

Глава 13

Скрытый сторонник конвергенции

Я не разделяю восторженное отношение к Алексею Николаевичу Косыгину, так как проведенная им экономическая реформа не только нанесла самый сильный удар по советской экономике, но и положила начало краху советского строя.

В 1939 году Алексея Николаевича Косыгина вызвали из Ленинграда в Москву. Купив на вокзале по прибытии в столицу газету, он узнал из нее о своем назначении на пост наркома текстильной промышленности. А в 1940 году он стал заместителем Председателя Совнаркома СССР. В первые дни Великой Отечественной войны был создан Совет по эвакуации промышленности во главе с больным и нерешительным Николаем Михайловичем Шверником, и фактически всей работой в Совете руководили заместители председателя Косыгин и Первухин. Было эвакуировано более 1500 крупных предприятий с 10 миллионами рабочих и членов их семей. Когда советское правительство было эвакуировано в Куйбышев, Косыгин вместе с семьей оставался в Москве. В январе 1942 года Косыгин был направлен в Ленинград в качестве уполномоченного Государственного комитета обороны, и он много сделал для эвакуации жителей города, для строительства Дороги жизни и прокладки трубопровода под Ладогой. С 1943 по 1946 год Косыгин, оставаясь заместителем председателя Совнаркома СССР, возглавлял и правительство РСФСР. В 1948 году был министром финансов СССР, затем министром легкой промышленности СССР. Он сыграл видную роль в подготовке и проведении денежной реформы 1947 года. Она обеспечила устойчивость системы советских финансов после войны и в то же время максимально сохранила сбережения простых тружеников, имевших относительно небольшие вклады в сберкассах, зато основательно ударила по спекулянтам, вынужденным выбрасывать старые деньги мешками.

Несмотря на то что Косыгин был связан дружескими и даже родственными отношениями с опальным секретарем ЦК ВКП (б) Кузнецовым, «Ленинградское дело» его не коснулось. Сталин ценил Косыгина как специалиста, но крупным государственным деятелем не считал. Возможно, это и спасало Алексея Николаевича. Чтобы закончить портрет этого «интеллигента ленинградской закалки», скажем, что он был неким чужаком в правящей советской элите. Много читал, любил музыку и театр, посещал премьеры, музеи, выставки художников, сам неплохо разбирался в живописи. Был он и демократичен, насколько это было возможно при его высоком положении, во время пребывания в санатории обедал в общей столовой, на прогулках запросто общался с другими отдыхающими. Отрицательно относился к борьбе с «низкопоклонством перед Западом», не верил во вредительство членов «Промпартии», считая, что это дело было сфабриковано органами госбезопасности. Но скажем главное: из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции социализма и капитализма. Осмелюсь лишний раз сказать, что это гроб для социализма как такового.

Косыгин вошел в историю нашего государства как автор реформы 1965 года, которая стала первой после войны попыткой всеобъемлющего перевода советской экономики на рыночные рельсы. Скажем сразу, что эта реформа провалилась, как и впредь проваливались у нас все реформы, пытающиеся соединить нашу плановую экономику с рынком. Удивительно, что даже искренние приверженцы социализма и плановой экономики разделяли уважительное отношение к Косыгину и проводимой им экономической реформе, хотя она нанесла самый сильный удар по основам советского строя.

Возможно, это происходило потому, что мало кто знал, что истинным «отцом» реформы был не Косыгин, а харьковский ученый-экономист профессор Евсей Григорьевич Либерман. Либерман еще в 1962 году предлагал сделать главным критерием эффективности работы предприятия прибыль и рентабельность, то есть отношение прибыли к основным и нормируемым оборотным фондам. Тогда Хрущев дал добро на проведение хозяйственного эксперимента в духе концепции Либермана. Для его проведения были выбраны два предприятия швейной промышленности: фабрика «Большевичка» в Москве и «Маяк» в Горьком. Косыгин, будучи заместителем Председателя Совмина СССР и председателем Госплана, долго сопротивлялся проведению реформы по Либерману. Но после Октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС, который снял Хрущева со всех постов, Косыгин стал Председателем Совета Министров СССР и вскоре приступил к проведению этой реформы. Субъективную причину изменения позиции Косыгина надо искать в опыте его предыдущей работы и его приверженности линии ХХ и ХХII съездов партии на либерализацию жизни в стране. Объективная причина – естественная потеря ориентиров человеком, вознесшимся на вершину власти.

Когда в 1964 году снимали Хрущева, некоторые члены ЦК предлагали избрать Первым секретарем Косыгина. Однако это предложение не было принято, поскольку он был известен только как крупный хозяйственный руководитель, но не имевший опыта собственно партийной руководящей работы. Поэтому лидером партии стал Брежнев, а Косыгин возглавил правительство СССР. На Пленуме, на котором снимали Хрущева с занимаемых им высших постов в партии и государстве, в речах обличителей было высказано немало критики недостатков в развитии советской экономики.

Истинная картина у нас частично проясняется только в случаях, когда кого-то снимают. Но и когда снимают, то говорят не то, что надо. Не могу назвать хотя бы одно имя из высоких руководителей страны, кто объективно сумел оценить и озвучить недостатки деятельности партии или наметить пути выхода из кризиса. Слишком далеко мы зашли в сокрытии истины (и тогда, и теперь!).

Косыгин, до этого времени возглавлявший Госплан СССР, знал, что положение в экономике неблестящее. Но для него, вставшего теперь во главе правительства, многое оказалось полной неожиданностью. Советские люди были уверены в том, что экономика страны успешно развивается, поскольку все пятилетние планы выполняются и перевыполняются. Однако они не знали, что планы выполняются лишь благодаря «валу» и что ни один из них и близко не был к выполнению в натуральном выражении. «Вал» – это «валовая продукция» народного хозяйства, исчисляемая по так называемому «заводскому принципу» и отнюдь не всегда готовая, так сказать, к применению. Это когда предприятия, отчитывающиеся о выполнении планов производства по «валу», могли при помощи этого завышать процент выполнения плана. При равнении на «вал» задача заключалась лишь в производстве хоть чего-то, а будет такая продукция куплена потребителем или нет, предприятие мало интересовало. Поэтому в стране угрожающими темпами росли запасы произведенной, но нереализованной продукции. В строительстве, например, было выгодно рыть котлованы и закладывать фундаменты зданий: затраты труда здесь минимальные, а «вал» большой. А отделочные работы были крайне невыгодными: труда много, а стоимость их копеечная. По всей стране – одни вырытые котлованы и заложенные фундаменты, а реальные производственные мощности и жилье прирастали еле-еле. А план всегда был набран!

Косыгину, как и всякому не очень «крутому» руководителю, не хотелось «закручивать гайки», ему проще было пойти путем реформ: необходимо коренное «совершенествование хозяйственного механизма». В первую очередь надо избавиться от диктата «вала». Из множества предложений, нацеленных на улучшение положения вещей, он выбрал концепцию Либермана, которую ранее отрицал. По мысли Либермана, предлагаемая им реформа была воплощением так называемого ленинского принципа (где они такое нашли у Ленина?) материальной заинтересованности трудящихся в успехах социалистического строительства. Мол, система хозяйствования в СССР и до реформы в целом была эффективной и обеспечивала достаточные темпы развития экономики. Однако преимущества социализма использовались при этом не в полной мере. Реформа была призвана создать целостную и эффективную систему хозяйствования. Либерман не отрицал плана производства, но предлагал отказаться от регламентации сверху методов его выполнения. Пусть предприятия сами определяют численность своих работников, среднюю зарплату, производительность труда. Сам Либерман даже полагал, что не следует планировать такой показатель как себестоимость продукции, потому что нередко ради достижения этой цели предприятия преднамеренно шли на ухудшение качества продукции, выпускали товары, ненужные потребителю.

Премии выплачивались, а продукция не реализовывалась. Однако показатель себестоимости сохранили, но в дальнейшем это сыграло свою роль в развале экономики, так как неадекватно ее использовали. Одним из главных моментов реформы являлось то, что фонд материального поощрения работников должен был образовываться только за счет прибыли. Никаких пределов поощрения не устанавливалось. Предприятиям предоставлялось право самим решать, какую часть фонда материального поощрения направлять на премии, а какую – на социально-культурное и жилищное строительство.

Косыгин правильно понимал, что от господства «вала» в экономике нужно уходить. Но ему казалось, что если вместо «вала» установить показатель реализации продукции, то предприятия перестанут изготавливать продукцию, не пользующуюся спросом. Его обнадежили итоги проводившегося хозяйственного эксперимента. На всю страну тогда пропагандировали опыт Щекинского химического комбината. Там уволили значительную часть работников, а сэкономленную от этого зарплату разделили между оставшимися (но так, что начальству досталась самая большая ее часть). Еще более удивительный результат эксперимента был получен в Акчи – в казахстанском совхозе, где «выдающийся» экономист-практик Иван Никифорович Худенко на тех же принципах добился роста производительности труда не на проценты, а в разы. И здесь часть работников уволили. Оставшиеся за одно лето заработали каждый на легковой автомобиль.

Предприятия, переведенные в порядке эксперимента на новые условия хозяйствования, действительно показали неплохие результаты. Но никто не хотел признаваться в том, что эти достижения были во многом следствием искусственно созданных для них благоприятных условий. Остальные предприятия были по-прежнему связаны десятками плановых показателей, а предприятия, переведенные на новые условия хозяйствования, свободные от многих пут, могли «снимать сливки», по сути, паразитируя на этом.

Реформа была встречена в стране неоднозначно. Немало хозяйственных руководителей и просто людей, быстро ориентирующихся в том, на чем в данный момент можно поживиться, сразу же нашли в ней способ улучшить жизнь коллектива предприятия и заодно приумножить собственное состояние. Ведь многое из того, что прежде приходилось делать втайне, теперь можно было совершать открыто и даже получать за это поощрение. Но многие хозяйственники предрекали развал экономики, а когда по предприятиям «новшества» больно ударили, забили тревогу. Но было уже поздно – процесс пошел, как говорил один из главных могильщиков коммунизма.

Что же случилось, по большому счету? Проанализируем. Деньги, как известно, нужны всем. Предприятия, получившие значительную хозяйственную самостоятельность, изыскивали все новые и новые возможности увеличения прибыли и фонда материального поощрения. Но работали-то не лучше. Некоторым нашим только дай идею. Обогащайтесь! У руководства Госплана прибавилось головной боли. Даже частичное введение такого показателя, как прибыль, сразу толкнуло народное хозяйство к инфляции. Ведь зарабатывая прибыль, предприятия могли ее фактически использовать только на увеличение зарплаты. Пустить ее, например, на увеличение производства продукции, на собственную реконструкцию или на строительство жилья часто было невозможно, потому что в планах не было предусмотрено выделение дополнительных ресурсов ни для поставщиков сырья, ни для строительных организаций. Неизвестно было также, найдет ли сбыт дополнительно произведенная продукция. В итоге заплата стала расти гораздо быстрее, чем производительность труда.

В стране еще более обострилась нехватка товаров, или, как говорят, «вырос отложенный спрос». То, что нельзя было купить товары, даже если есть деньги, вызывало растущее недовольство в народе. Больше денег стало оставаться у предприятий – меньше поступало в бюджет государства. А расходы росли, нужно было изыскивать дополнительные ресурсы. Пришлось прибегнуть к испытанной палочке-выручалочке – увеличить производство водки. Высвобождавшуюся рабочую силу надо было куда-то пристраивать, а на создание новых рабочих мест средств не было. Перед страной замаячила угроза безработицы, что тогда казалось советским людям совершенно немыслимым делом.

Таким образом, выбрасывалось коту по хвост все, что с таким трудом было выстрадано в предыдущие годы Советской власти. Как известно, в той экономической системе, которая была создана в СССР в последние годы жизни Сталина, условием быстрого развития страны был механизм ежегодного снижения цен. Непонятно? Объяснение дает М. Антонов в книге «Капитализму в России не бывать». Итак, государственный план предприятию устанавливал на год выпуск продукции (по ее видам) определенного качества и по заданной цене, которая покрывала издержки производства и обеспечивала некоторую прибыль. При этом себестоимость (издержки) и прибыль не были связаны между собой. Прибыль просто означала разницу между ценой и себестоимостью. Разрешалось увеличенную прибыль оставлять в распоряжении предприятия, если она получалась за счет уменьшения себестоимости единицы продукции или за счет увеличения ее выпуска. Руководство и весь коллектив предприятия нацеливались на снижение себестоимости продукции, успехи в этом отношении поощрялись материально. Допустим, предприятие выпускает легковые автомобили, себестоимость каждого из которых составляет 5000 рублей, а доля прибыли государством определена в 20 процентов. Следовательно, продажная цена автомобиля будет 6000 рублей, а прибыль с каждого автомобиля равна 1000 рублей.

Теперь предположим, что коллектив предприятия, введя технические и организационные новшества, снизил себестоимость автомобиля в два раза, и она составила 2500 рублей. По сталинской модели, прибыль определялась как разность между «твердой» на какой-то период ценой и текущей себестоимостью. Прибыль увеличилась бы на эту самую величину снижения себестоимости и достигала бы 3500 рублей.

На этом уровне она сохранялась бы до конца года. В конце года подводились итоги работы предприятия и фиксировалось новое, сниженное, значение себестоимости. К этой величине добавлялась прибыль и получалась новая, уменьшенная, цена продукции. В данном примере новая цена на автомобиль равнялась себестоимости 2500 рублей плюс те же 20 процентов от нее в качестве прибыли, итого – 3000 рублей. Снижение цены на автомобиль ведет к высвобождению денег у покупателя и стимулирует расширенное воспроизводство. Умным экономистом был товарищ Сталин, коль в свое время заимствовал фордовскую модель… Но это же форменный коммунизм!

Уже денежная реформа, проведенная Хрущевым в 1961 году, нанесла по этому механизму сокрушительный удар. Но окончательно этот механизм снижения цен был демонтирован именно в ходе осуществления косыгинской реформы. Это стало таким ударом, от которого страна уже не могла оправиться.

Обращаю внимание на морально-нравственный фактор. В косыгинской модели, по сравнению со сталинской, все было наоборот. В ней главное было получить прибыль. Но сама прибыль образовывалась как жесткая процентная доля от себестоимости. И получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. А значит, стремиться надо не к снижению, а к повышению себестоимости. Заметим, что из всех отрицательных сторон реформы Косыгина эта сохранилась до сих пор. Теряют все: и трудовые коллективы, и потребители продукции, и государство, и население. Когда снижение себестоимости считалось важнейшей задачей и поощрялось, к решению этой задачи подключался весь коллектив. Какими большими ни были бы премии, они так или иначе распределялись между всеми участниками борьбы за совершенствование производства. Когда же премии стали давать, по сути, за дезорганизацию производства, возникла необходимость отстранить коллектив от участия в организации производственного процесса. Ведь среди рабочих и специалистов было еще немало тех, кто привык ставить интересы дела, интересы Родины выше личной выгоды. Стали составлять так называемые планы новой техники, внедрять НОТ (научная организация труда) и прочую ерунду, согласовываемую, опять-таки, с вышестоящими организациями. И теперь возникла возможность весь фонд материального поощрения распределять между узкой группой руководящих обывателей. Вот какая подлянка получилась. Новая модель расколола коллектив предприятия, погасила творческий порыв большинства работников, противопоставила интересы «верхов» и «низов». Все выгоды от «рационализации производства» теперь доставались «верхам», и они направляли деятельность предприятий так, чтобы эти выгоды были как можно большими. По сути, это была уже неформальная приватизация предприятий их руководством, которому уже тогда замаячила цель – ждать, когда этот переход средств производства в их частную собственность будет оформлен законодательно. Вот какая бацилла проникла в советский организм.

Советский человек на протяжении почти сорока лет привык ощущать себя участником героических деяний своей страны, имевших всемирно-историческое значение. Он был строителем невиданной в истории общества высшей справедливости, преобразователем планеты в прогрессивном направлении, его живо интересовало, что происходит в мире, куда идет история и какое место в мировом процессе занимает наша страна. И вот вместо этого планетарного взгляда ему предложили местечковое мировоззрение, призвали его сосредоточиться на поисках выгоды для своего коллектива, превращали его в обывателя.

Косыгина с полным правом можно было бы назвать «верным ленинцем», он сумел незаметно для общественности внедрить новый вариант ленинского НЭПа. Итог ленинского НЭПа нам известен: вместо «смычки» города и деревни получилось восстановление капиталистических отношений, что было потом пресечено Сталиным. Но Сталина теперь на месте не оказалось – в итоге Косыгин, советский патриот и приверженец социализма, открыл дорогу ренегатам Горбачеву и Ельцину. Но и это еще не все. Мало того, что руководящие обыватели могли сделать шаг к приватизации, в результате которой к владению средствами производства могли прийти «настоящие эффективные собственники», они получили возможность хапать прибыль за счет разрушения производственного потенциала. «После нас – хоть потоп».

Косыгинская реформа, таким образом, создавала условия для узаконенного вредительства. Это сколько «врагов народа» получалось, по сталинским понятиям? Если сталинская модель создавала условия для постоянного снижения цен, то косыгинская – делала неизбежным их рост, что в результате привело к тому, что советская экономика пошла вразнос.

Признание прибыли критерием эффективности работы предприятия означало перевод советской экономики на функционирование по тому же закону прибыли, что наблюдается как раз в капиталистической экономике. В наших условиях это было чревато огромнейшими неприятностями. При капитализме действует конкуренция между товаропроизводителями, что ограждает потребителя от произвола. Клиент, потерпевший от произвола товаропроизводителя, может подать на него в суд и получить солидную компенсацию (вспомните про естественное право).

А у нас? Ни тогда, ни позже, ни сейчас не было создано никаких условий для цивилизованной конкуренции, и те, кто наглее, кто выше, оказывались в наибольшем выигрыше. Если нынешний строй у нас называют бандитским капитализмом, то условия для такого его окраса были созданы именно реформой Косыгина. Обыватель может сколько угодно поднимать руки вверх и потрясать ими от возмущения, обвиняя во всем этих «новых русских» или жидов, но надо же когда-нибудь понять, тот виноватее всех виноватых.

Косыгин, расширив самостоятельность предприятий на основе погони за прибылью, по сути, покончил с плановой системой в СССР.

Да, выпуск дамских шляпок и сумочек нельзя планировать по количеству и фасонам, потому что тут действует мода, которую нельзя предугадать. Это производство должно быть поставлено на рыночные основы, равняться на соотношение спроса и предложения. А вот производство самолетов, особенно военных, никак не поставишь на те же основы, что и производство дамских сумочек. Очевидно, что в народном хозяйстве страны должны быть два, три, а может быть, и четыре сектора, живущих по разным экономическим моделям, но подчиняющихся одному экономическому закону, по которому мотив развития производства – не прибыль, а все более полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей общества, то есть здесь конвергенцией и не пахнет.

Приходим к выводу (здесь не может быть двух мнений), что только при коммунизме цены на товары могут ежегодно снижаться, в противовес капитализму, при котором цены и инфляция постоянно растут. Нам очень любят вешать лапшу на уши, когда объясняют причину инфляции. Инфляция появляется, учили нас в советское время, как только появляется один нетрудовой рубль.

 

Глава 14

Ельцин умер, но дело его живет

Горбачев активно продолжал недоделанное Хрущевым. Системе управления наносился один удар за другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды», практика которой была заложена раньше, в 1980-е? Да потому, что во времена Брежнева не был проведен четкий анализ, не был изучен прошлый исторический опыт, не были даны рекомендации, как избежать допущенных ошибок.

Ныне гонимый и опальный Борис Абрамович Березовский в Интернете учит на каком-то философском уровне, отрицая даже материю как таковую, русских предпринимателей тому, как нужно богатеть. Но не каждый (по Березовскому) это может – нужна, мол, соответствующая карма. Но дело не в карме. Борис Абрамович не договаривает: если кто и богатеет, то он это делает только за счет того, что кого-то грабит. Богатеют такие люди не духовно, а материально, то есть получают то, что кому-то недоплачивают, у кого-то самым нахальным образом изымают. Другого пути увеличения состояния в природе не существует. На этот грабеж не каждый способен. Совесть не позволяет. Вот вам и карма!

А Борис, но уже Николаевич – Ельцин установил режим, благоприятствующий березовским. Ельцин умер, но дело его – режим для Березовских – живет. Творец этого режима когда-то был весьма популярен в народе, и многие на него возлагали свои надежды. А он их не оправдал. Теперь при одном упоминании его имени у русского человека появляется на лице гримаса отвращения. Ельцин – символ ренегатства, пренебрежения национальными интересами, беспрецедентного беловежского предательства. И человек, не выдержавший испытания властью.

Ранний Ельцин обладал магическим действием на толпу. Его страстность передавалась людям. Ему поверили, так как он отличался от других номенклатурных работников, и это отличие людей восхищало. Но он поразительно быстро был сломлен тем, что сопутствует неограниченной власти: лестью, материальными благами, полной бесконтрольностью. И все обещанные народу перемены свелись к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причем во власть попадали люди, все меньше и меньше склонные следовать государственным интересам. Они лоббировали интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные. Ельцин все чаще при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства. Если Горбачев был везунчиком, «вытянутым за уши» наверх, то Ельцин сделал себя сам. Ему пришлось хлебнуть невзгод с избытком. Но его Сталин тоже расстрелял бы. Да и если бы дали нашему народу право возмездия, он сразу же вздернул бы Ельцина на первом фонарном столбе.

Дед его был раскулачен, сослан и умер на поселении. Дядю осудили, и он находился в местах лишения свободы. Несколько месяцев провел в заключении и отец. Все детство и отрочество Бориса прошло в бараке. Он испытал и голод, и холод, да еще и тяжелую руку, и ремень отца. Барак праздновал красные даты календаря по возможности широко, с пением песен, овеянных романтикой боев за счастье трудового народа. Русский народный характер Ельцин впитал с молоком матери и духом барака. Он от рождения был наделен качествами лидера и быстро занимал главенствующее положение в любом кругу общества, в который бросала его судьба. Ему с детства было присуще чувство справедливости, и он всегда ее отстаивал, даже многим рискуя. Он видел жизнь не только низов, но и элиты. Видел, что эта жизнь отличается по материальному благополучию многократно. И дал слово матери, что выбьется в начальники. Это был не карьеризм «потомственного элитария», а способ выбиться из нищеты и унижения. И он стал начальником, хотя ему нередко приходилось конфликтовать и с нижестоящими, и с вышестоящими.

Ельцин был трудоголиком, он чувствовал себя в своей стихии, когда решал трудные вопросы, преодолевал препятствия, а в выходные мучился от безделья. Ельцин, достигнув хороших результатов на хозяйственном поприще, согласился перейти на партийную работу. К этому времени он уже приобрел навыки начальника: хамство в отношениях с подчиненными, подхалимство перед вышестоящими. Став первым секретарем Свердловского обкома КПСС и членом ЦК, Ельцин наверху был замечен своей хваткой и умением самостоятельно решать дела. Такие качества всегда замечали на Старой площади.

Когда Горбачев пришел к власти, ему понадобилось, естественно, очистить аппарат ЦК от тех, кого туда привел Брежнев. Их желательно было заменить энергичными руководителями с мест, но таких было немного. С подачи Лигачева Горбачев согласился перевести Ельцина на работу в Москву, так как имел на него определенные виды. С первым конкурентом Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС Гришиным, многолетним руководителем столичной парторганизации, расправились легко. Его удалось скомпрометировать еще Андропову, устроившему показательные судебные процессы над ведущими работниками столичной торговли, уличенными в коррупции, от которых вроде бы шли ниточки к высшим руководителям Москвы.

Горбачев, придя к власти, сумел быстро отправить Гришина на пенсию. Однако на всех ступенях столичной иерархической лестницы остались «люди Гришина», от которых надо было избавиться. Для такой ломки системы руководства Москвы требовался очень крутой и решительный человек, и лучше Ельцина для этого дела было трудно кого-либо подыскать. Ельцин избирается первым секретарем МГК КПСС и кандидатом в члены Политбюро. Он всегда был крут и скор на расправу. Привыкший к тому, что везде – в городе, в районе, на предприятии – должен быть не просто руководитель, а хозяин, он сразу стал предъявлять первым секретарям московских райкомов партии требование навести порядок в их хозяйствах. Но что мог сделать любой первый секретарь райкома с мафией, если он вынужден был «сотрудничать» с ней, а то и прямо поставлен ею на должность?

И началась пресловутая «кадровая революция» Ельцина, которую его противники окрестили «кадровой чехардой».

Дело было отнюдь не простое.

Еще раз повторюсь: как только в стране начался отход от принципов коммунизма, совершенно было бесполезно вытравливать из нашей жизни капиталистические тенденции – зарабатывайте, обогащайтесь. Он снимал, к примеру, первого секретаря райкома, на место которого избирали, допустим, второго секретаря (ведь Ельцин никаких работников с собой из Свердловска не привез), а дело при этом не улучшалось. Оно и не могло улучшиться – мафия давила. Нового руководителя постигала судьба его предшественника. Тюрьмы Москвы, и прежде не пустовавшие, оказались переполненными теми, кто был уличен в коррупции. И по мере того как в недрах партаппарата накапливалась ненависть к новому руководителю московской парторганизации, в народе пошел слух о давно невиданном партийном деятеле.

Но подлинная популярность Ельцина взросла, как свежий росток из плодородной земли, после его выступления перед московскими пропагандистами в зале Дома политпросвещения на Трубной площади. Тогда Ельцин был на вид очень представительным – высокий, статный человек лет пятидесяти с небольшим. Зал был сразу заворожен, после того как он сказал, что доклада делать не будет, так как человек в столице новый, а предполагает познакомиться со своим активом пропагандистов, ответив на их вопросы. Записки сыпались водопадом, их было несколько сотен. Встреча продолжалась несколько часов и произвела на болтливых по долгу своей службы людей неизгладимое впечатление.

Уже на следующий день вся Москва говорила об этом выступлении Ельцина. И с той поры – что бы ни говорил и ни делал Ельцин, его воспринимали как своего. А когда его позже стали обвинять в том, что он ищет дешевой популярности, он легко такое парировал, задав простой вопрос: «А кто мешает другим завоевывать таким же образом народную любовь?» Других таких же, как известно, в высшем руководстве не нашлось, как тогда, так и позже. Вначале Ельцину очень хотелось стать верным помощником Горбачева. Но из этого сразу ничего не вышло – помешали характер и всяческие его «чудачества». Смутил Горбачева, да и многих высоких партийных руководителей, стиль работы нового московского начальника. Они привыкли спокойно работать в тиши своих кабинетов, а затем отправляться домой в бронированных лимузинах под мощной охраной, наблюдая жизнь столицы лишь из окна дома или машины.

С удивлением и опасением они наблюдали за тем, как Ельцин ездит в метро, на трамвае или автобусе, внезапно заходит в магазины и, видя пустые прилавки, вторгается в подсобки, где припрятан «дефицит», предназначенный для руководящих товарищей. Вся страна рассказывала о том, как Ельцин пришел записаться в районную поликлинику. А тут еще и авторитет Горбачева начал падать: его пустые речи, похожие на патефонную пластинку, которую «заело», стали надоедать.

Против Ельцина ополчилось все более или менее значительное начальство. Он стал «белой вороной». Чтобы понять, как мог Ельцин так измениться: от речей типа: «Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка» до Беловежского предательства и опуститься до того, что во всем потакать «Семье», чтобы понять совершенно непостижимое – как русский народ терпел власть человека, не выходившего из запоя неделями и позорившего нас перед всем миром, – следует нам всем признаться в одном: многие в новой паршивой русской действительности согласны были терпеть любого маразматика, любую несправедливость, любой фарс с государственной властью, лишь бы был «гарант» того, что коммунизм не вернется никогда, и того, что все приобретенное в результате спекуляции или какой-то другой махинации, или наворованное, или отнятое у других останется моим, – и как можно дольше. Для роли такого «гаранта» никто лучше предателя не подойдет: предатель будет всегда бояться возмездия, и возврат к прошлому для него равносилен смерти.

К предательству Ельцина привели его властные амбиции, политическая слепота и подлая роль дяди Сэма. Он заслуживает самого строгого осуждения за то, что, стремясь избавиться от главенствующей роли центра в лице СССР и монополии КПСС, стремясь сломать бюрократическую мафиозную структуру управления страной, он вместе с водой выплеснул из купели и ребенка – русский коммунизм.

Я не берусь утверждать, что коммунизм у нас обязательно еще будет или что его необходимо начинать завтра строить заново, но берусь предположить, что он, однажды с муками выстраданный и проживший непродолжительную и непростую жизнь, будет будоражить умы русских людей до тех пор, пока они вновь, в «последний раз», не захотят его еще попробовать.

Возобладавшая неправедность будет торжествовать, кризисы будут людям открывать глаза, и это приведет к тому, что русские люди возобновят гонения на всех государственных рэкетиров, перекроют кислород Березовским, создадут условия для желающих достойно продавать свой труд. Нам необходимо уяснить одну истину: будут еще в России радетели о благе народном, демагоги и перевертыши, но такого, который сегодня говорит одно, а завтра поступает по-другому, вряд ли потерпят (если у народа будет право выбора), по той простой причине, что русский, раз наступив на грабли, долго помнит о шишке, которую он схлопотал в самый неподходящий момент.

Я речь веду о коммунизме. Раньше он был утопией. Но с установлением (при Ельцине) права на частную собственность достигнуто условие для установления действенной экономики. Но не капитализма же?! Не бандитского же?! Ни одна из известных в мировой истории попыток создать общество без частной собственности успеха не имела и заканчивалась большой кровью. Но известно и другое: самые крупные преступления совершаются именно в борьбе за власть и собственность, что, по мнению многих, одно и то же.

История приватизации времен Ельцина в России показательна именно как преступная. Существовало три этапа приватизации. На первом – ваучерном этапе – от всего нашего огромного национального богатства каждому на ваучер досталась разве что бутылка водки. Обещанные каждому держателю ваучера, включая грудных младенцев, два комфортабельных автомобиля так и остались эфемерной мечтой доверчивого обывателя. Второй – денежный этап приватизации – решался не на площадях и трибунах, а в кулуарах и закрытых от посторонних высоких кабинетах, куда доступ имеет отнюдь не каждый.

Серия залоговых аукционов обрушилась на страну как стихийное бедствие. Разрушительная энергия неправедно нажитого капитала в одночасье смела с карты государственных стратегических объектов десятки предприятий мирового значения. А потом прошел третий этап приватизации, который скромно назвали реструктуризацией естественных монополий. Из этого словосочетания ловко исключили само понятие приватизации, чтобы избежать аллергии общества на более понятное слово. Суть положения усугублялась тем, что все, что требовало огромных затрат на обслуживание и не сулило никаких доходов, оставалось государству, а все, что было ориентировано на прибыль, переходило в руки приватизаторов. Как у нас иногда говорят: «Ух! Автомат Калашникова бы!»

По сей день историки спорят, какую дату принимать за точку отсчета распада СССР. Александр Хинштейн, известный множеством журналистских расследований, в своей книге «Ельцин. Кремль. История болезни» называет эту дату – 21 октября 1987 года. Хинштейн пишет: «Именно в тот день, ознаменовавщийся началом разрыва между Ельциным и Горбачевым, полетел вниз первый камень, который приведет через 4 года к невиданному по масштабам горному обвалу. Это падение было тогда еще незаметным, невидимым постороннему взгляду. Михаил Сергеевич с незабвенной Раисой Максимовной искренне полагали, что проблемы с названием “ Ельцин” больше не существует. Она закончилась вместе с постановлением пленума, в котором выступление Ельцина признавалось “ политически ошибочным” , а Политбюро и МГК поручалось “ рассмотреть вопрос” о его освобождении с поста первого секретаря горкома. Но эта победа оказалась пирровой. Потому что, скатившись с Олимпа на грешную землю, Ельцин не только не разбился, но и, напротив, сам превратился в титана. Через много лет Горбачев будет сетовать, что не проявил должной жесткости, пожалел опального бунтовщика и не отправил его послом в какую-нибудь Зимбабве. Это еще Макиавелли учил: врага недостаточно победить. Его нужно еще непременно добить…»

От себя добавим: далеко товарищу Горбачеву до товарища Сталина. Да что там Сталин! Все советские вожди с оппонентами разбирались неизменно круто. Когда на июльском пленуме ЦК 1957-го Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов попытались вякнуть что-то против Хрущева, их мгновенно вывели из ЦК и демонстративно, в назидание прочим, сослали подальше из Москвы на постыдно-низкие должности.

Премьер Маленков уехал директором ГЭС (!) в Усть-Каменогорск. Молотов – послом в Монголию. Каганович – управляющим трестом «Союзасбест» в Свердловск. Также поступил с Шелепиным, Семичастным и Егорычевым миролюбивый Леонид Ильич Брежнев.

Октябрьский пленум взбудоражил, взволновал всю страну. Слухи – один фантастичнее другого – поползли по городам и весям. Если раньше Ельцин был широко известен лишь в Москве и Свердловске, то теперь о нем узнали даже в самых отдаленных закоулках Союза. Из уст в уста передавалась история о каком-то уральском мужике, который наконец-то вывел зажравшихся на чистую воду. О Ельцине заговорили и на Западе. А Ельцин то долго выказывал Горбачеву покорность, то вдруг имитировал попытки к самоубийству, то рвался на люди и изображал из себя национального героя. Одной из ключевых ошибок Горбачева стало непротивление избранию Ельцина депутатом ХIХ Всесоюзной партконференции. Чутье подвело Горбачева. Ведь раньше он поступал хоть и подло, но правильно: он хорошо знал, что Ельцину не удастся победить московскую мафию, а значит, после того, как в нем отпадет нужда, можно будет с треском снять его, как не справившегося с работой, и отправить на пенсию.

И Ельцин (хитрый бывший партийный босс) понимал это – несколько раз писал заявления с просьбой освободить от работы.

По мере того, как для членов партии отступническая деятельность Горбачева становилась очевидной, стихийно возникло желание каким-то образом нейтрализовать излишнее рвение Генсека. Раз пошли в ход «демократические» методы, то и решили повысить роль Секретариата ЦК, который контролировал Лигачев, человек энергичный и принципиальный. Горбачев, почувствовав опасность появления в партии нового лидера, задумал ликвидировать Секретариат. Октябрьский Пленум собрался по чисто формальному поводу – для обсуждения текста доклада Горбачева о 70-летнем юбилее СССР. Ельцину было поручено выступить с критикой работы Секретариата и лично Лигачева. Но Ельцин выступил с такой невнятной речью, что нельзя было понять, о чем он говорит. То, что он критиковал Секретариат и лично Лигачева, входило в планы организаторов кампании. Но дальше Ельцина явно «занесло»: прозвучали намеки на культ личности Горбачева и роль Раисы Максимовны. А просьба Ельцина об освобождении от высокого партийного поста вообще вызвала замешательство. Такого в партии не было давно.

Но Горбачев своего добился – ликвидировали Секретариат ЦК. Ельцина он снял и «трудоустроил» на малозначащий пост заместителя председателя Госстроя СССР. Но дальше дело приняло непредвиденный оборот. Тогда для Ельцина наступила, пожалуй, самая мрачная полоса в его жизни. Хотя люди относились к нему неплохо: узнавали его на улице, выражали ему сочувствие, осведомлялись, не могут ли чем-нибудь помочь. Так как на Ельцина к этому времени уже обратили внимание в высших руководящих кругах Запада (в частности, все та же Тэтчер, ранее первой признавшая Горбачева), Борис Николаевич решил, что не все еще потеряно в его стремлении прийти к власти. Он вновь ощутил себя политиком, способным не только взять реванш за свое поражение, но и побороться за место лидера, по крайней мере в РСФСР. А там, откуда ни возьмись, появился этот Казанник, и Ельцин стал терять совесть. А когда он побывал в Штатах, то вообще из коммуниста превратился в антикоммуниста и американофила. Справедливости ради отметим, что бесконтрольная власть КПСС (а не коммунизм или учение Маркса) и развал СССР – причина и следствие. Ельцин, начав с нужного дела по запрету монополии КПСС, довел его до деструктивного конца – развала СССР. При Ельцине к власти пришли «младореформаторы». Все, как один, либералы, космополиты, западники. Мало того, они еще и консультантов пригласили из США, положив им громадные оклады и допустив их ко всем государственным секретам. Дело доходило до того, что указы Президента России и постановления правительства составлялись или редактировались в США.

Ельцин свою подлость проявлял не на пустом месте. Еще с 1985-х почти все лидеры нашей страны стали мечтать о том, как услужить американцам. Когда впервые в постсталинскую эпоху в СССР появилось «парламентское меньшинство», его лидер Ельцин понял, что настало время и для него услужить Западу, сдать ему что-то очень ценное и получить за свои заслуги его признание. Особую надежду он возлагал на намеченную на 1989 год поездку в США. Этой поездке чинились всяческие препятствия, но Ельцин их преодолел. Поездка вроде бы была частной, якобы для чтения лекций, но она стала такой сенсационной, каким вряд ли стал бы и официальный визит. В течение девяти дней Ельцин побывал в 11 городах США и всюду говорил, говорил. То есть хотел понравиться. Поскольку на Западе Горбачев оставался самым популярным советским лидером, Ельцину пришлось врать: он говорил, что в стратегическом плане они с Горбачевым союзники, расходятся только в тактике. Он, мол, считает, что перестройку можно осуществить быстрее и радикальнее, чтобы предотвратить социальный взрыв, в который может вылиться недовольство народа низким уровнем жизни и удручающим положением в стране.

Эти речи сами по себе уже являлись претенциозными. Главной целью поездки для Ельцина была встреча с президентом Бушем-старшим. Президент уклонялся от этой встречи, так как этим он нанес бы по позициям Горбачева удар. Но Ельцин буквально принудил Буша пойти на компромисс: российского «лектора» принял высокопоставленный чиновник администрации Буша, а президент как бы невзначай заглянул в этот кабинет. Для самого Ельцина этот визит в Штаты стал потрясением, приведшим к полной смене его миропонимания. Как это нередко случалось с советскими туристами, которым бывает доступным к обозрению чужой дом только с парадного крыльца, Ельцин был ошеломлен картиной изобилия, открывшейся ему в супермаркете. Он сам признавался, что впечатления от Америки превзошли все его ожидания, вся поездка – это полное разрушение собственных штампов и стереотипов. Таких восторженных советских поклонников, как Ельцин, Америка не знала.

Первого мая 1990 года произошло событие, которое в прежнем СССР никак не могло случиться. Первомайская демонстрация трудящихся Москвы. Идет трансляция по большинству каналов ТВ. Видно: как обычно, Горбачев и другие руководители страны, стоя на трибуне Мавзолея, приветствуют проходящих по площади демонстрантов. Но вдруг появилась колонна «демократов», которые несут транспаранты с лозунгом «Долой КПСС!» и другие, столь же антипартийные и антисоветские. Горбачев и его приспешники вынуждены срочно с позором покинуть трибуну Мавзолея. Последние колонны демонстрантов проходили мимо пустой трибуны – впервые после сооружения места нахождения вождей во время народных торжеств. Зрелище это было неприглядное и произвело на народ гнетущее впечатление.

Высказывается иногда мнение, что с этого дня Горбачев стал свертывать свой слишком либеральный курс и набирать себе новую команду, которая впоследствии стала ядром ГКЧП. В то время как Горбачев стремительно терял популярность, Ельцин продолжал набирать очки. Вскоре он стал президентом РСФСР, а это было уже суверенное государство, хотя и в составе СССР. В июне 1991 года он уже нанес официальный визит в США и с Бушем встретился на вполне законных основаниях. Слуга получил своего господина.

Ельцин, назвав руководство КПСС узурпаторами, захватившими власть, которую народ им не давал, с самого начала стал разыгрывать «русскую карту». Он понимал, что иначе ему самостоятельной власти не видать. Борясь за пост президента РСФСР, он одновременно выступил за независимость самой большой и экономически наиболее развитой республики СССР. Советников и консультантов, доказывающих, что центр и «националы» («чурки» и пр.) грабят Россию, было у него хоть отбавляй. Декларация о суверенитете России, принятая Верховным Советом РСФСР, создала юридическую основу для разрушения Советского Союза. Ельцин переподчинил все находящиеся на территории РСФСР предприятия и учреждения союзного подчинения соответствующим российским правительственным структурам. Естественно, что другие союзные республики не замедлили пойти по стопам России.

Для Горбачева такой поворот событий был равносилен катастрофе. Власть центра, то есть Горбачева, теперь, по сути, распространялась лишь на территорию Кремля. Хотя… Горбачев еще мог арестовать Ельцина, судить его и лишить жизни. Но он этого не сделал. Почему? Да потому, что сам Горби, как и Ельцин, ориентировался на Запад.

Но Горбачев, цепляясь за власть, воевал только с Ельциным. Ельцин же, вдруг прозревший и уверовавший в то, что СССР – это империя зла, воспринял происходящее как исторически предопределенный и неизбежный процесс. По сути, это было предательство как со стороны Ельцина, так и со стороны Горбачева.

 

Глава 15

«Размазав» коммунизм, мы помогли Западу развязать себе руки

В декабре 1991 года миллионы русских, жаждущих перемен к лучшему, наблюдали за спуском красного флага над Кремлем и даже помыслить не могли о том, что присутствуют отнюдь не при конце «коммунистического эксперимента» или «тюрьмы народов», а при начале конца привычного мира для всей планеты.

Дело в том, что была особая цивилизация, первая в мире, которая решила построить общество без огромного разрыва между нищетой и богатством, без организованной преступности, без растления малолетних, без экономических кризисов и безработицы. Общество высокой культуры, всеобщего образования и величайшей техники.

Пример революции в России сыграл для человечества свою роль: для правителей капиталистических стран он стал жупелом, не позволяющим совершенно игнорировать запросы трудящихся (не дай бог, и у нас такое случится). Пока существовал СССР, были и государства всеобщего благосостояния. Как только погиб коммунизм, капитализм, избавившись от необходимости противостояния и соревнования, очень быстро вернулся к своей старой практике. Опять войны стали служить быстрому перераспределению богатств в пользу крупного бизнеса. Мы стали свидетелями монополизации бизнеса, введения корпорациями безраздельного господства над целыми сегментами рынка. Правда, вскоре это привело ко всемирному финансовому кризису.

От Хрущева до Горбачева лидеры СССР пытались договориться с Западом о «мирном сосуществовании». И это сосуществование, назовем его соревнованием, сработало бы, естественно, только при условии недопущения волюнтаризма на самом верху.

Для иллюстрации пагубности принимаемых у нас неадекватных действительности решений приведу пример из книги А. П. Шевякина «Разгром советской державы. От «оттепели» до «перестройки»: «Косыгин, озабоченный жалобами на ухудшение качества обуви, посетил одну из столичных фабрик, где работала импортная линия, и стал сурово распекать директора за плохую работу. Но расторопный директор ответил: “ Алексей Николаевич, помните, эту импортную линию мы закупили при вашем содействии пятнадцать лет назад. Она была рассчитана на выпуск миллиона пар обуви в год и производила сто операций. Но потом нам увеличили план до полутора миллионов. Для ускорения производственного процесса мы вынуждены были сократить двадцать пять операций. Потом план довели до двух миллионов. На конвейере осталось пятьдесят операций. Но какое может быть качество, если вместо ста операций мы делаем лишь половину?” »

Этот анекдотический пример о чем говорит? Он говорит о такой идеологии планирования, по которой завтра надо выпускать продукции больше, чем вчера. Зачем? За тем, что еще не хватает. И будет не хватать до тех пор, пока наверх будут пробиваться не толковые управленцы, а умелые интриганы, которые, прикрываясь в своих карьеристских устремлениях лозунгом «догнать и перегнать», в стране, в сфере управления, ввели наряду с официальной теневую власть, причем от последней зависело уже принятие и таких ключевых решений, как, например, догонять или не догонять.

Догоняющий всегда отстает. Если взять вооружение, армию, то здесь, если догонять, то «противник» убежит вперед ровно на столько, сколько его будут догонять. На самом верху волюнтаризма избежать не было ни малейшей возможности. Эта братия располагалась в основном на Старой площади. Ей иерархия и чинопочитание не давали никаких шансов преодолеть интеллектуальный кризис в своих рядах. Сменяемость кадров – исходя из этого же принципа. Как таковой проблемы с кадрами не было. Была проблема с качеством кадров. При ЦК существовали четыре научно-исследовательских (учебных) заведения: Институт марксизма-ленинизма, Институт общественных наук, Высшая партийная школа и Академия общественных наук. Как правило, их оканчивали люди уже солидного возраста, больше с целью успешного продолжения карьеры, чем для получения самых современных знаний по управлению. У нас не было своего «Гарварда». А если бы он и существовал, то это тоже мало бы помогло, так как управление при коммунизме – вовсе не то же, что управление при рынке. Управление государством, если это действительно управление, а не послушное выполнение чужих инициатив, – это очень тяжелый труд, и, чтобы им заниматься в полной мере, требуется довольно много энергии, которой не могут похвастаться люди преклонного возраста.

Если появлялись молодые управленцы, то ими руководили все те же люди пожилого возраста, часто некомпетентные во многих вопросах. Теория некомпетентности известна – она применима и для Запада. С развалом СССР и лагеря социализма выбора между моделями экономик не существует. Несмотря на то что Китай не отказался целиком от социалистического пути развития, в том числе и от плановой экономики, выбора все же нет. То, что осталось от мировой социалистической системы, как ее прежде называли, соревноваться с мировым капитализмом не может.

Китай, сохранив многие элементы своей политико-экономической системы, широко открыл двери для мирового капитала. Он располагает богатыми природными ресурсами. Сторонники жесткого государственного регулирования в Китае утверждают, что именно ведущая роль государства помогла Китаю добиться впечатляющих результатов в экономике. Но скажем прямо, успехи Китая не так велики: минимизация расходов стала возможной благодаря относительно низким, по сравнению даже с Россией, уровнем социальных обязательств государства пред населением. А тут еще специфика страны. Чтобы прокормить такое огромное население, китайцам приходится возделывать каждый клочок пахотной земли.

Вообще, Китай – это большая загадка. Там собирают в год три урожая. В Китай сейчас вкладываются десятки миллиардов долларов. Сегодня он играет ведущую роль в огромном Тихоокеанском мире. Даже в странах, которые демонстрируют свою независимость от Пекина, китайский капитал на самом деле играет первую скрипку. В Малайзии и Индонезии китайская община контролирует практически всю деловую жизнь.

У азиатских «драконов» имеются свои козыри для прорыва. Во-первых, плевать они хотели на демократию. Авторитарные режимы обеспечивают стабильность уже тем, что громадные деньги не отвлекаются на выборные балаганы раз в четыре года. Жесткая власть пресекает всякие попытки рабочих бастовать. Во-вторых, чихать они хотели на законы либерального монетаризма. С точки зрения современных азиатских коммунистов, только полные болваны могут исключать участие государства в экономике.

Самое страшное для Запада сегодня – это если полуторамиллиардный Китай завладеет последней кладовой природных ресурсов планеты – Сибирью. Тогда появится действительно непобедимая супердержава, способная покорить весь мир. Именно поэтому Соединенные Штаты пощадили Российскую Федерацию как способную противостоять Китаю, хотя после гибели СССР могли буквально на клочки ее разодрать.

Кстати, китайская карта была уже однажды разыграна Сталиным. 1946–1949 годы были одним из опаснейших периодов русской истории. Страна еще лежала в развалинах после страшной войны. Миллионы людей ютились в землянках, бараках, лачугах. Деревня голодала. Приходилось заниматься болезненной демобилизацией огромной армии, переводить промышленность на мирные рельсы и восстанавливать три сильно разрушенных промышленных района страны из четырех. По всем объективным показателям мы должны были рухнуть под напором США. У США в те годы было, казалось бы, все для победы над нами. Во-первых, громадное богатство и огромная, высокоразвитая, совершенно нетронутая войной промышленность, дававшая четверть всего мирового производства. Во-вторых, монополия на атомное оружие, колоссальный флот дальних бомбардировщиков, мощные авианесущие группировки военно-морских сил и кольцо баз, окруживших СССР со всех сторон. Нам еще только приходилось создавать реактивную авиацию, а у американцев она была. У нас не имелось ни крупных воздушностратегических сил (СССР не обладал сколько-нибудь значимым парком «летающих крепостей»), ни авианосцев, ни баллистических ракет межконтинентального боя. Тем не менее Штаты нас только пугали.

Вторая мировая война положила начало распаду колониальной системы империализма. Получили независимость такие крупные страны, как Египет, Индия, Индонезия, Бирма, Пакистан и Цейлон. Всего за послевоенное десятилетие обрели независимость 25 государств, от колониальной зависимости освободилось больше миллиарда человек. В политическом спектре капиталистических стран Европы произошел заметный сдвиг влево. Сошли со сцены фашистские партии, резко выросло влияние коммунистов. В 1945–1947 годах коммунисты входили в состав правительств Франции, Италии, Бельгии, Австрии, Дании, Норвегии, Исландии и Финляндии.

В апреле – июне 1945 года в Сан-Франциско состоялась учредительная конференция Организации Объединенных Наций при представительстве пятидесяти стран. В уставе ООН были отражены принципы мирного сосуществования государств различных социально-экономических систем, принципы суверенитета и равенства всех стран мира.

Но основное внимание американского бизнеса было приковано к осуществлению плана Госсекретаря США Джорджа Кэтлетта Маршалла, озвученного им 5 июня 1947 года в Гарвардском университете. Помимо чисто пропагандистского эффекта, предполагался и финансовый эффект, что и было реализовано, – в Европе установилось экономическое господство США. История развязывания «холодной войны» США в одностороннем порядке известна. Равно, как известны и планы 1946–1948 годов атомных бомбардировок крупных городов СССР.

Сталин в 1948 году заявил, что «…не рассматривает атомную бомбу в качестве серьезной силы, каковой ее склонны считать некоторые политики. Атомная бомба предназначена для того, чтобы запугать слабонервных, но она не может решить судьбу войны, так как она недостаточно эффективна для этого».

В 1949 году он, взбешенный решением США и Британии создать в своих зонах два немецких прозападных государства (ФРГ со столицей в Бонне и Западный Берлин), блокировал советскими войсками старую немецкую столицу. Войска США и их союзников стояли против русских дивизий. В окруженный Западный Берлин летали американские транспортные самолеты, прорывая сталинскую блокаду. Сталин снял окружение, но ему удалось переиграть американцев, использовав тогда китайскую карту. В это самое время в Китае красные части Народно-освободительной армии громили войска проамериканского режима Чан Кайши и продвигались к Пекину.

США очень не хотели потерять Китай и готовились помочь своему ставленнику атомными ударами по колоннам просоветских войск НОАК. А Сталин этого не хотел. Он прекрасно понимал, что распространение коммунизма по планете – это бред сивой кобылы и что израненный недавней войной СССР не выдержит ни этого, ни военного противостояния с богатым Западом. Он пытался создать сильный евразийский блок между русскими и китайцами, направленный против Запада. Но при всем этом он не мог помешать ядерным ударам США по красному Китаю! У нас была к тому моменту одна-единственная атомная бомба, которую не мог взять на борт ни один бомбардировщик. И тогда Сталин придумал гениальный план. Он просчитал, что запаса атомных бомб у США не хватит для одновременной войны и в Китае, и в Европе. И он решил устроить Берлинский кризис, оттянув к Берлину внимание США.

Американцы были вынуждены подготовить свое ядерное оружие к возможному столкновению в Европе и уже не смогли нанести удары по дивизиям красных китайцев, шедших на Пекин. А когда Сталин в Европе «отступил», дело было сделано: Китай уже стал союзником СССР. Америка в этом случае испугалась, так и не решившись на ядерные удары, – хотя обладала в этом отношении полным превосходством, а ее авиация могла прорвать ПВО нашей страны.

С появлением тяжелых ракет и ядерного оружия мир стал маленьким и донельзя уязвимым, поэтому Запад перешел на другие стратегии. Мы были, есть и будем всегда страшными для Запада, а наши ресурсы его притягивают.

Поскольку на Западе русские рассматриваются как прирожденные (биологические, генетические) носители коммунистической «заразы», давно планируется низведение русских на уровень народов третьестепенных, отсталых, неспособных на самостоятельное существование в качестве суверенного народа. Планируется направить русский народ на путь деградации и вымирания, вплоть до исчезновения как этнически значительного явления.

Не буду называть всем известные цифры, названные Маргарет Тэтчер. Планируется заселение русских городов представителями нерусских народов, противопоставление одних русских другим русским, выделение и денационализация русской элиты, колонизация русских районов представителями других народов. Предполагается использование русских в будущей войне с Китаем, при этом запланировано и количество жертв со стороны русских – тридцать миллионов человек. Запланирована и фальсификация русской истории. Для этого идут на фальсификацию всей истории человечества. Этот процесс уже начался: пересмотрена история Второй мировой войны, в новых учебниках истории (имеющих, к нашему стыду, хождение на территории России) все искажено.

При рассмотрении взаимоотношений России с Западом необходимо иметь в виду следующее: в любом государстве правящий слой (элита) живет только за счет марксовского прибавочного продукта. Причем российская элита была беднее западной, всегда чувствовала себя обделенной. Поэтому она и издевается над народом круче. Даже при неимоверном воровстве ей никогда не достичь того уровня, который свойствен элите Запада. И если люди, производящие блага, не слишком обременены мыслями об этой разнице, то имеющая более обширные контакты с Западом элита может сравнивать.

Комплекс неполноценности особенно сильно возобладал после наших победоносных войн, когда люди в массе своей ознакомились с жизнью Европы: как же так, мы им дали свободу, а живем хуже?! Дело здесь в том, что русское общество было, есть и будет обществом с минимальным объемом прибавочного продукта. Главная особенность нашего образа жизни, при существующих в России природных условиях, в том, что любой результат дается нам труднее, чем жителям других стран.

В ХIХ – ХХ веках российская государственная власть увеличила аппарат управления, доведя его до европейских стандартов. Но прибавочный продукт не обманешь! Этот аппарат все равно был более дешевым. И общественная пирамида у нас не может быть такой сложной, как там, и верхи в нормальных условиях у нас всегда ближе к низам, по сравнению с Западом. То есть мы всегда ближе к коммунизму. Хоть идеология, основанная на социалистическом планировании, оказалась дискредитированной, либеральная идеология (рыночной экономики) для нас очень непривлекательна. Многие до сих пор признают ее неприемлемость для России. И хотя Россия как бы вошла в «цивилизованный мир», у нас по ряду причин экономического, политического и исторического характера нет по-западному демократических традиций в обществе, нет экономически сильного слоя, отстаивающего свои интересы, все ветви власти у нас являются более формальными, чем на том же Западе. И поэтому, несмотря на то, что коммунизм, тот, который декларировался у нас, сам в себе таил вирус самоуничтожения, Запад был, есть и будет главным могильщиком коммунизма. Коммунизм был удобным предлогом, облегчающим прикрытие сути войны против России. Коммунизм был настолько органичен для России, настолько прочно вошел в образ жизни и психологию русских, что разрушение коммунизма считалось равносильным разрушению России и русского народа, как народа исторического. Задача Запада упростилась – начиная с 1985-го лидеры нашей страны стали мечтать о том, как услужить дяде Сэму. За период катастрофического социального эксперимента с 1985 по 2005 год Россия потеряла не только статус сверхдержавы, но и утратила значительную часть своей территории, вернувшись к своим границам примерно ХVII века.

Уровень безопасности нашей все еще державы понизился до едва приемлемого уровня, за которым начинается состояние перманентной неотражаемости агрессии и распада страны (вот почему сейчас власть имущие хоть как-то зашевелились на этот счет). По материальным потерям настоящий период сравним с потерями России в двух мировых войнах (1914–1918 и 1941–1945) и гражданской войне (1918–1920). Крах СССР стал и крахом коммунистической идеологии. Ее просто отменили, не дав ничего взамен.

В политическом отношении произошла планетарная катастрофа, ибо мир потерял свою биполярность. Были призывы на Западе «добить Россию». Но в целях избежания практически неизбежного в таких случаях катаклизма мирового масштаба Запад не стал добивать Россию, но немного все-таки перестарался. Толстосумы, правда, ничего не потеряли. Но пострадали «трудящиеся» Запада. Непонятно? Объясню.

С крахом СССР и коммунистической системы и западный мир, еще до кризиса, стал сильно меняться. Теперь многим очевидно, насколько Маркс и Ленин были правы. Больше века назад они предсказывали, что западный капитализм превратится в мрачный метрополис: кучка сверхбогачей-диктаторов, живущих в роскошных дворцах на одном полюсе, а на другом – миллионы и миллионы бесправных, нищих людей, вынужденных работать на фабриках-казармах за жалкие гроши.

Но Маркс и Ленин не предвидели процесса глобализации рынка и того, что беднейшие массы трудящихся будут образовываться не в самих западных странах, а за их пределами, в «третьем мире». Что участь рабочего, нищего стада отведут азиатским странам, тогда как страны Европы и США превратятся как бы в гигантские управляющие конторы, а их население – в конторских служащих, в белых воротничков с хорошими доходами, которые свысока будут смотреть на чумазых работяг-азиатов.

Маркс, да и Ленин не могли предвидеть, что в последней четверти ХХ века западные рабочие перестанут быть таковыми, а превратятся в некий нижний класс получателей доходов от жестокой эксплуатации рабочих жарких стран, что западным «пролетариям» будут платить неоправданно большие деньги за счет доходов от предприятий, расположенных в «третьем мире». Фантазия классиков не дошла до того, чтобы представить, как на сборке электроники в жаркой Малайзии женщины будут работать совершенно нагими (ради чистоты производства) всего за сорок долларов в месяц, так как западную женщину на такую работу и за тысячу долларов нужно вести под конвоем. И что в таком случае потеряют смысл слова Ленина, что производительность труда это самое главное. Главным будет конъюнктурная цена изделия на международном рынке и то, сколько заплатят женщине, у которой на теле нет даже набедренной повязки.

Просчет Запада оказался в следующем. С распадом СССР перестала существовать особая цивилизация – Советская. Как только погиб Советский Союз, стал умирать и западный мир. Тот рай, в котором капиталисты платили наемным работникам огромные деньги, давали им всякие социальные гарантии, чтобы противостоять влиянию Советского Союза, не допуская того, чтобы свое простонародье глядело на нашу страну с завистью. Тот мир, который был таким стройным и логичным в своем противостоянии коммунизму, без противостояния постепенно тает и распадается. Запад вынужден был срочно искать других непримиримых врагов.

С другой стороны, Запад с «отменой» коммунизма стал практически неподконтрольным, поэтому человечество начинает осознавать, что дискредитация идеи коммунизма – это самое страшное, что могло вообще случиться. Тем более что идею испоганили хоть и искусно, но искусственно. Неубедительны рассуждения типа: раз опыт оказался неудачным и там всякие Пол Поты появились, то сама идея коммунизма, мол, дерьмо. Интересно получается: в огороде бузина, а в Киеве дядька! Кстати, о Киеве. Там так заморочили людям голову дискредитацией всего русского, что приучили украинцев к мысли о неизбежности антиконституционного явочного втягивания Украины в НАТО, в то детище США, которое с момента его создания является преступным.

В 1948–1953 годах США под эгидой НАТО осуществляли военные действия на Филиппинах, следствием чего стала гибель многих тысяч филиппинцев. В 1950–1953 годах – вооруженная интервенция в Корее. В огне этой войны погибли сотни тысяч корейцев. Участие 50 тысяч американских солдат в карательной операции против Республики Лаос. Тысячи погибших. В 1965–1973 годах – гнуснейшая военная агрессия против Вьетнама. Во Вьетнаме американская военщина уничтожала мирные деревни, напалмом выжигала целые территории, осуществляла массовое убийство женщин и детей. Это все позже было названо экоцидом, то есть, преднамеренным уничтожением среды обитания живых организмов, разрушением земной биосферы. Семь миллионов тонн бомб (в три раза больше, чем сбросили западные союзники во время Второй мировой войны!) калечили земли Вьетнама.

Вероломное нападение на Ливию, нанесение бомбовых ударов авиацией по Триполи и Бенгази. А тысячи погибших мирных граждан Ирака? Подсчитано, что общее число жертв натовского терроризма за период 1948–1996 годов составляет более миллиона человек. И все это оправдывается. Создали «музей советской оккупации», мемориалы Мазепы и Бендеры. Советская власть, давшая Украине впервые в истории собственную государственность, пятикратный прирост территории, возможность построить тысячи современнейших предприятий, вхождение в десятку самых развитых стран Европы, охаивается. Борьба с коммунистической идеологией, с «империей зла» за демократию и т. д. и т. п. шита цветными нитками и имеет длинную бороду…

В 1945 году Ален Даллес написал в тезисах своего выступления перед Г. Трумэном, Г. Моргенау, Б. Барухом на заседании Совета по международным отношениям (СМО): «Окончится война, кое-как все утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, – все золото, всю материальную помощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.

Из литературы и искусства мы, например, постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием, что ли, тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и подымать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху…

Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут высмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем выбрасывать духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности.

Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением, вытравлять этот ленинский фанатизм. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов. Вот так мы и сделаем».

Некоторые сомневаются: таких тезисов Даллеса, мол, не было. Эти сомнения напрасны, так как были они или нет, главный упор в действиях имярек против русских делался на вытравливание альтруизма, честности, если хотите – советского фанатизма. Поэтому становится ясным: со времен начала «холодной войны» и до последнего времени радио, пресса и телевидение нам преподносят американские фальшивки.

Как говорят: слова даны людям, чтобы скрыть свои мысли. Как не вспомнить, что человеческая речь вначале возникла как оружие, как элемент управления, подчинения, подавления и только потом развилась как физический обмен информацией. Вначале был властный рык начальника. Эта двойственность речи не только сохранена, но и постоянно прогрессирует. Не только «25-й кадр», но и само отношение корреспондента к происходящему, демонстрируемое в телепередаче, может превратить сюжет в дезинформацию. Так и получилось: свобода, как право выбора, не ограничила право, но ограничила и фальсифицировала выбор.

И стало по Форду: «Каждый может выбрать себе автомобиль любого цвета, при условии, что он будет черным». Следует помнить, что никакой реальной свободы слова, как и демократии, как и свободы вообще никогда и нигде не существовало. Всякая свобода относительна. Свобода получения информации всегда сильно ограничена. В советское время мы жили фактически в условиях информационного голода. При «демократах» свободы ограничены интересами олигархов, капитала и властей. Разве мог без Даллеса Егор Тимурович Гайдар, заведующий отделом журнала «Коммунист», дорасти до главы правительства? Или появиться такой перевертыш, как А. Н. Яковлев? А Волкогонов – начальник политуправления Советской Армии, чем не могильщик?

А что мы противопоставляли Даллесу? Наша система контрпропаганды была малоэффективна. Серьезная политическая работа подменялась глушением «вражеских голосов». Недостатки (родимые пятна) капитализма наши вожди представляли себе очень хорошо. Но, строя новое общество, свободное от этих пороков, вожди не знали, как избежать кризисов, присущих коммунизму, – в истории человечества ранее такого опыта не было. Тем проще западной пропаганде удалось вбить в головы советской правящей и идеологической элиты мысль, что «дальше так жить нельзя». И она в этом добилась известных успехов. В России до сих пор не могут избавиться от этого наваждения. До сих пор люди не могут согласиться с тем, что эта идейная установка по охаиванию всего советского была началом всех последующих бед.

Под влиянием «хороших людей» из-за бугра карьеристы из партийного идеологического аппарата, начавшие успешную карьеру еще в сталинские годы и прошедшие школу хрущевского волюнтаризма, заразились идеологией «нужно что-то делать». Что именно нужно делать, они не знали. Зато это отлично знали их западные наставники и дирижеры. Когда «процесс пошел», последним сильно повезло: дорвавшиеся в 1985 году до высшей власти реформаторы сделали неизмеримо больше того, на что рассчитывали на Западе.

На вопрос, что на самом деле началось в России после 1985 года, ответить не так-то просто, если даже попытаться пробиться через оболочку идеологической лжи, опутывающей все важнейшие события современности, и углубиться до понимания сущности реального эволюционного процесса, даже при искреннем желании говорить правду, только правду и всю правду.

Самый простой прием уйти от правды – вообще не говорить на данную тему. И не говорят. Как в рот воды набрали. Но попытаться разобраться следовало бы. Трагические события в России – закономерная часть мирового процесса, регулируемого Западом. Советская идеология, настаивая на неизбежности кризисов при капитализме, считала коммунистическое общество бескризисным. Это убеждение разделяли даже критики коммунизма. О кризисе коммунизма или хотя бы о его возможности серьезно никто не говорил. Были бесчисленные «предсказания» гибели коммунизма в СССР и в других странах. А о кризисе – молчок. А противостояли нападкам на марксизм-ленинизм такие «шедевры» идеологических проработок, как, например, брошюрка Б. Н. Пономарева «Живое и действенное учение марксизма-ленинизма». Книжечка не содержит никаких новых мыслей, только цитаты товарища Брежнева – что и где он сказал и что он там подчеркнул.

А в ходе «холодной войны» «мозговые центры» в США под руководством ЦРУ разрабатывали и применяли против нас изощренные средства, в том числе и методы непосредственного воздействия: вербовка агентуры, внешнеполитическое давление, выборные технологии, дезинформация, дискредитация коммунизма, использование каналов культурного и научного обмена и т. д. В подтверждение упомянутых выше слов Даллеса, можно констатировать: США дошли до абсурда. Только в этой стране имеется множество законодательных актов, которые касаются других стран, причем вопросов жизни и смерти этих государств. Начиналось со злосчастных намерений Даллеса превратить советских людей из нормально одержимых фанатиков в циников и подонков. А уже через несколько лет Штаты решили брать быка за рога по-другому.

Вышедший «Закон о порабощенных нациях» содержал такие пункты: «…Начиная с 1918 года империалистическая и агрессивная политика русского коммунизма привела к созданию обширной империи, которая представляет собой зловещую угрозу безопасности Соединенных Штатов и всех свободных народов мира… …империалистическая политика коммунистической России привела, путем прямой и косвенной агрессии, к порабощению и лишению национальной независимости Польши, Венгрии, Литвы, Украины, Чехословакии, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Румынии, Восточной Германии, Болгарии, континентального Китая, Армении, Азербайджана, Грузии, Идель-Урала, Тибета, Казакии, Туркестана, Северного Вьетнама и прочих, и прочих… Так как эти порабощенные нации, видя в Соединенных Штатах цитадель человеческой свободы, ищут их водительства в деле своего освобождения… именно нам следует надлежащим официальным образом ясно показать таким народам тот исторический факт, что народ Соединенных Штатов разделяет их чаяния вновь обрести свободу и независимость…

Президент Соединенных Штатов уполномочивается, и его просят обнародовать прокламацию, объявляющую третью неделю июля 1959 года “ Неделей Порабощенных Наций” и призывающую народ Соединенных Штатов отметить эту неделю церемониями и выступлениями.

Президента… просят обнародовать подобную же прокламацию ежегодно, пока не будет достигнута свобода и независимость для всех порабощенных наций мира… Принятие этой резолюции – часть кампании по дискредитации коммунизма и имеет цель нанести удар по коммунизму в одном из самых уязвимых мест – контроль над различными национальными группами» (ясно теперь, почему Ельцин после первого беловежского удара по коммунизму сразу же позвонил президенту США).

«Мозговая атака» Запада на СССР в течение более 50 лет имела преимущество: он наступал, а мы оборонялись. Советские люди и не заметили, как стали жертвами «холодной войны», а руководство страны игнорировало эту опасность – оно в результате полностью обуржуазилось и легко попало в расставленные Западом сети… из шмоток. Жены не давали покоя. А вы сами знаете, кто главнее генерала, – его жена.

Тогда и пошло-поехало. Ради шмоток руководство стало всячески стимулировать увеличение количества эмиссаров в страны Запада. Это делалось в самых разнообразных формах: расширение дипломатических представительств, числа контактов по линии науки, культуры, журналистов, ученых, деловых людей, туристов и т. д. Эта экспансия являлась манной небесной для родственников, своего рода поощрением за хорошую работу нужных людей.

Стал увеличиваться слой счастливчиков, часто бывавших за границей, имевших регулярные контакты с западными людьми, так или иначе связанных с заграничными делами. Они превращались в привилегированную часть населения, испытывали на себе в первую очередь соблазны западного благополучия. Через них под влияние Запада попадала наша правящая верхушка. Вот тогда в кругах интеллектуалов, работавших в идеологических учреждениях, связанных с аппаратом ЦК КПСС и сотрудничавших с КГБ, стало модным утверждать, что Запад есть лучший из миров, когда-либо существовавших и существующих на планете.

Это однако не мешало им публично разоблачать язвы «лучшего из миров» и доказывать преимущества советского социального строя. Но в элитных кругах стали усиленно щеголять западными связями, знакомством с буржуазными деятелями. Хвастались именами, бывшими на слуху, побывавшие за бугром «счастливчики» стали хвастаться западными шмотками.

Рабочим и колхозникам хвастаться было нечем, так как они за бугор не ездили. Население в общей массе своей было настолько далеким от власти, таким равнодушным к делам, непосредственно их не касающимся, что никак не отреагировало на снятие Хрущева и избрание на его место Брежнева. Смена власти произошла как заурядный спектакль в заурядной жизни, как смена одной правящей мафии другой.

Августовскую революцию (контрреволюцию) 1991 года можно как угодно характеризовать в зависимости от политических пристрастий, идеологических предпочтений или гражданских ориентиров, но одно бесспорно – эта революция-контрреволюция показалась всем антиэстетической. Беснующиеся в 1990–1991 годах толпы недоучек, просто придурков или подзаборной рвани, возглавляемые диссидентурой и «прозревшими» партактивистами вроде Ю. Афанасьева, Г. Бурбулиса, Е. Гайдара и т. д., уже в 1992 году не вышли на праздничные демонстрации и шествия в честь победы сброда над Россией. А десятилетний юбилей победителей вообще превратился в посмешище и мучительный позор для власти и вдохновителей погрома российской государственности.

Этим наглядно демонстрируется антинациональный характер августовского переворота и антинародная сущность режима, который с невиданной яростью и тупой жестокостью насаждали в России Ельцин и братва, по недоразумению или злому умыслу именуемая «новой русской элитой». Насаждаемая «демократия» принесла России и ее народам боль, кровь и унижение. Новоиспеченные властители взорвали империю советского типа и продолжают трудиться для полного исчезновения страны из истории.

Чтобы вернуться к прежнему нашему величию, к нашей свободе, нужны героические усилия и историческое терпение. И защита со стороны государства и гражданского общества. Какое у нас государство, мы сказали. А общество у нас какое? У нас начинать и творить некому. И для кого? Никакой настроенности молодежи на тяжелый труд, на открытия ради самих открытий, на самопожертвование. Сегодня люди, для которых социальная справедливость – не пустой звук, могут быть публично отнесены к людям с психологическим отклонением от нормы. Люди с остатками советского менталитета, для которых порядочность и сострадание не на последнем месте, наделяются презрительной кличкой «совок». И тех, кто такие клички раздает, Бог ни громом, ни молнией не поражает. Как он не поражал и тех, кто срывал кресты с церквей.

А тут еще В. А. Истархов мутит воду: «…Нельзя допускать рознь между частями русского народа – это выгодно только евреям. Они мастера сеять рознь, натравливать одну часть русской нации на другую. И сейчас множество русских придурков, поддавшись классовой еврейской пропаганде, борются: кто с “ торгашами” и спекулянтами, кто с капиталистами, предпринимателями и эксплуататорами, кто с чиновниками, кто с банкирами, называя их ростовщиками. Хочется спросить у этих придурков: «Что нам, русским, разве не нужны торговцы, не нужны магазины? Нам что, не нужны предприниматели? Нам что, не нужны грамотные русские чиновники? Нам что, не нужны русские банкиры и финансисты?” ».

Далее идет ссылка на «грамотный подход в этом вопросе» партии Русское национальное единство (РНЕ). Комментарии, как говорят, излишни… При таком подходе Россия, как точка роста идейности, перестает существовать. Имеет место идейный беспредел. Засилье шарлатанов, проходимцев, дилетантов, бездарностей, бандитских идейных погромщиков.

Демократия (у нас – попустительство) создает для дальнейшего роста идейного беспредела самые благоприятные условия. В условиях так называемой свободы (вернее это назвать неподконтрольностью и безавторитетностью) и с нынешними техническими средствами быстрого распространения информации противостоять мутному потоку дезинформации и пошлости просто невозможно.

Образование в этом потоке каких-то чистых и преемственных течений исключено. Молодежи предоставляется всякая свобода, кроме попыток интеллектуального развития в нежелательном для правящих хозяев направлении. Процесс глобализации человечества, в который постсоветская Россия оказалась вовлеченной в качестве придатка и зоны интересов западного сверхобщества во главе с США, вынуждает Россию так или иначе приспосабливаться к условиям этого процесса. В качестве примера скажем, что Россия копирует образцы системы образования западных стран, игнорируя то, что западные специалисты постоянно ссылались на советское образование как на достойное подражания. А мы все его реформируем, реформируем, пожирая немалые денежки, которые не известно куда исчезают.

В течение всего существования СССР против него велась тайная война. Достоверно известно, что США финансировали афганских моджахедов и снабжали их самым современным оружием, включая «Стингеры», с целью добиться поражения СССР в Афганской войне. Тогда США себе на беду и вырастили Усама бен Ладена. Он с 1997 года стал сотрудничать с ЦРУ США; на американские деньги готовил бандформирования для борьбы против советских войск в Афганистане. В 1999 году подручные бен Ладена воевали на стороне косовских албанцев, терроризируя мирных сербов. Выкормыши бен Ладена были задействованы в Чечне. Стало известно, что семьи Буша и бен Ладена были связаны общим бизнесом, приносившим миллионы долларов.

Достоянием гласности стал такой факт: вскоре после событий 11 сентября многочисленная семья бен Ладена была тайно вывезена из США. А за несколько месяцев до терактов бен Ладен лечился в американском госпитале в Дубае (Объединенные Арабские Эмираты). Дело вовсе не в том, кто спланировал и совершил этот теракт. Если бы взрывов не было, то США использовали бы для своих целей что-то другое.

Первый этап глобализации как новой мировой войны завершился подавлением югославского сопротивления ей. Бомбежки Сербии стали первой открытой операцией на пути перехода ко второй стадии. Но это была лишь пробная попытка.

Не было условий для решительного шага в этом направлении, хотя потребность в нем назрела в силу действия внутренних закономерностей западного сверхобщества.

Потребность всякого рода «кровопусканий» вытекает из сути экономики США. Еще не было ясной идеологии, оправдывающей этот шаг и вдохновляющей силы агрессии на него, а лишние деньги, как и ранее, толкали янки на преступление. С дискредитацией самой идеи коммунизма американцы поняли, что возмездия за их преступные действия никогда не последует.

События 11 сентября 2001 года и оказались кое для кого очень кстати. Президент США получил картбланш на ведение «горячей войны» в любом месте планеты с любыми затратами. До 11 сентября 2001 года за границей США находилось 20 процентов наличного армейского персонала; через два года на воинской службе за пределами страны находилась почти половина американской армии. Десять американских дивизий стремятся контролировать огромный мир. И их не хватает. Американская военщина предполагает осуществить более радикальные изменения в размещении американских вооруженных сил за пределами страны. Крупные базы (такие, как Рамштейн в Германии, Мисава и Иокосука в Японии) будут основой для размещения новых баз. Пентагон уже готовит серию новых баз в Азии, Европе, на Ближнем Востоке и в Персидском заливе. В Европе порты, аэродромы и системы ПРО приближаются к границам России.

 

Глава 1

Противостояние двух миров было и будет утилитарным и идеологическим

Французский писатель и моралист Ларошфуко писал: «Беда порядочных людей в том, что они с подлецами обращаются как с порядочными людьми, а подлецы с порядочными людьми обращаются как с подлецами». Русские люди и люди Запада не понимают друг друга по одной простой причине: понятия о порядочности у них изначально разные.

Реальное взаимоотношение между Россией и Западом характеризуется таким понятием, как «западнизация», то есть постоянное навязывание нашей стране режимов, которые во всех отношениях соответствуют интересам Запада. Идеологически это изображается как гуманная, бескорыстная и освободительная миссия Запада, являющего-де вершину развития цивилизации и средоточие всех мыслимых добродетелей. А в действительности это является противостоянием интересов и идей. Идеи, внушаемые нам Западом, ведут к деградации России, а исконно русские всячески замалчиваются, искажаются.

Нам следует расстаться с иллюзией, что нас, русских, любят все. За последние триста-четыреста лет пропаганда «мирового сообщества» сделала все, чтобы нас ненавидели и презирали в каждом закутке земного шара. А за последние двадцать лет в этой области пропагандой сделано больше, чем за предыдущее время. В результате случилось так, что над нашей простотой смеется весь мир. Нашему падению радуются наши недруги всей планеты, потому что без военного поражения могучая и жизнестойкая сверхдержава, суперимперия, управлявшая половиной земного шара, в одночасье расчленилась на части, убежала со всех завоеванных земель с позором, бросая боевую технику, обрекая десятки стран-союзниц, стран-вассалов на разгром и завоевание недавним противником. Уничтожение своей армии, разгром промышленности, уход с большинства рынков сбыта и изо всех сфер влияния по всему миру, в том числе и на некогда собственных территориях, – это результат идеологического противостояния – разгром России «мировым сообществом» в союзе с правящей верхушкой России. Весь бред о «победе демократии», «крушении тоталитаризма», «приоритете общечеловеческих ценностей», «гармоничном вхождении России в мировую экономику и международные структуры», о «свободе слова» и пр. оказался гнусной ложью, когда покоренный обстоятельствами народ испытал шок от перенесенного потрясения.

Не так давно у нас было модно сравнивать жизнь в России и в Америке. Поглядите, насколько там лучше живут. Мол, их система эффективнее, тягаться русским с янки никак нельзя. В это поверил почти каждый. Но при этом игнорируют, что необходимо поставить сравниваемые объекты в равные условия. Для такого равенства следовало бы подвинуть США к Северному полюсу, покрыть 70 процентов их территории вечной мерзлотой, а Россию поместить посредине океана, чтобы не было сухопутных границ с врагами. Учесть, как Америка грабила весь мир. Если бы по дорогим нашему сердцу американцам прошлась хоть одна война, подобная нашей Гражданской, развязанная, кстати, ими же с еще более любимыми нами англичанами, и если бы в банки России за какие-нибудь пять лет вложили миллиардов триста долларов, вот тогда можно было бы сравнивать…

Еще в начале 1900-го года сенатор Альберт Беваридж с трибуны американского сената заявил, что из всей человеческой расы Всевышний выделил американцев как нацию, избранную руководить духовным возрождением мира. С тех самых пор молодые американские монополии могли без помех развивать деятельность по поиску новых сфер приложения капитала и рынков сбыта производимой в США продукции. Эту погоню за новыми сферами прибыльного вложения капитала сами американские газеты сравнивали с рысканием хищников в джунглях в поисках новых жертв. И не стало удержу. Штаты еще недавно преимущественно фермерские и провинциальные, объявили себя и широко разрекламировали как страну свободного предпринимательства и свободной конкуренции, самолично присвоили себе титул земли обетованной для всех обездоленных и угнетенных, а на самом деле цепко ухватились за завоеванные или отторгнутые территории на американском континенте (и продолжали завоевывать и отторгать), построили государство наивысшей концентрации производства и централизации финансового капитала, гигантских монополистических объединений, приобретавшее неразрешимые противоречия, экономические и социальные проблемы, которые оно решало, решает и будет решать с помощью внешнеполитических неблаговидных акций.

Американской гегемонии нет альтернативы с тех пор, как президент Вильсон предложил нациям принять доктрину Монро в качестве доктрины всего человечества. Американцы заработали на поставках в Первую мировую 10 миллиардов долларов (цифра неточная) и превратили русскую революцию 1917 года в выгодное коммерческое предприятие. Выкачивание русских богатств в широком масштабе началось до всяких коммунистов, еще до Февральской революции.

Стремление «улучшить всю планету» начиналось для США с раздачи продовольствия в начале 1920-х годов голодающим Поволжья, а сейчас заключается во вмешательстве во внутренние дела независимых стран, включая «ковровые» бомбардировки их территорий и в навязывание военной доктрины, дающей возможность применения Соединенными Штатами атомного оружия в нарушение всех договоренностей, если «появится необходимость обеспечить устойчивый мировой порядок», каким они его представляют. Сюда входит также непринятие конвенции по биологическому оружию, отказ от ратификации договора о полном запрещении ядерных испытаний и многое другое. В 1922 году в России разразился ужасный голод. Советское правительство в целях помощи голодающим начинает массовую реквизицию сокровищ Русской православной церкви. Эти деньги в размере более двух миллиардов золотых рублей, свыше 20 миллиардов долларов по нынешним меркам, уходят в основном… куда? Правильно – тоже за рубеж. Это с учетом денег за закупки оборудования, технологий. Вывозится из страны по бросовым ценам ценнейшее сырье: бакинская нефть, марганец из Мингечаура, казахстанский хром и цинк, русский уголь.

Авторы, муссирующие тему спонсирования Октябрьской революции Германией и еврейством США, преследуют цель умалить роль Великой Октябрьской социалистической революции и исказить существо вопроса. Денег тех ни на какую революцию не хватило бы. И в заострении внимания на этом факте необходимо просматривать попытку исказить всю историческую правду. Правда заключается в том, что, наоборот, Запад, и в первую очередь США, наживались на всем и всяком. А сдерживавшая на протяжении четырех с лишним десятилетий Америку вторая сверхдержава – Советский Союз, оказавшись в руках доморощенных борцов за благополучие «у нас и во всем мире», начала терять мировое влияние с 1989 года с ослаблением позиций в Центральной и Восточной Европе. Затем советские позиции начали ослабевать в Латинской Америке, Африке, Азии и на Ближнем Востоке. В результате для Соединенных Штатов были созданы возможности глобального доминирования, не имеющие параллелей в мировой истории.

Русские демократы между февралем и октябрем 1917-го довели страну до ручки. При таком кошмарном положении вещей состоятельные люди принялись переводить свои деньги за рубеж. Русские банки превратились в пункты по перегону личных состояний на Запад. И промышленники гнали прибыли от своих предприятий за кордон. Утечка богатств за рубеж была столь колоссальной, что уже правительство Керенского летом 1917 года решило проводить вполне коммунистическую политику: отменить конвертируемость рубля, пресечь вывоз денег из России, покончить с тайной банковских операций. Этот беспредел зашел так далеко, что объективно это могло прекратиться только так, как это прекратилось на самом деле, – власть больше чем на семьдесят лет захватили коммунисты. Но порядок навести удалось не сразу.

Большевики-интернационалисты, скинув никчемное правительство Керенского, сначала отнюдь не рассчитывали удовлетвориться одной Россией. Они думали о мировой революции и потому смотрели на страну как на жертву, которую надо как можно скорее выпотрошить, переведя изъятые деньги и ценности в известные надежные загашники – в Швейцарию и в американские банки. Так они и поступали аж до середины 1918 года, в те несколько месяцев безвременья, когда единой страны уже не существовало, а другой еще не существовало. Шли грабежи и конфискации состоятельных людей, богатых «выпускали» за рубеж за выкуп в 400 тысяч золотых рублей с человека. Тогда же за границу шли пароходы с русскими товарами, выручка от которых оседала на личных зарубежных счетах некоторых большевистских вождей. Запад, и прежде всего США, реагировали на это двояко: они поддерживали и большевиков, и их врагов – Белое движение. Расчет их казался беспроигрышным: победившим большевикам для восстановления растерзанной, порушенной страны все равно пришлось обращаться к Америке – за машинами и оборудованием, за технологиями, инвестициями и кредитами.

Расплачиваться коммунистам пришлось золотом, экспроприированным со всей России, потоками дешевого хлеба и ценного сырья, отдавать в концессию иностранному капиталу лучшие железные дороги и месторождения полезных ископаемых. И точно так же было бы в случае победы белых над большевиками, приди в Москву Колчак или Деникин, а в Питер, скажем, Юденич. Ведь белые, нуждаясь в средствах, заложили-перезаложили акции лучших русских предприятий, запродав Западу и нефть Баку, и сибирское сырье, и заводы с рудниками Урала, и даже трамвайные концессии в Петрограде. Тот же сибирский правитель Колчак финансировался Америкой, он расплачивался за бросовый товар, который спихивали ему, – мундиры, винтовки, пулеметы и патроны – золотым запасом России. После Первой мировой весь этот хлам девать было некуда – а Колчак исправно платил за все драгоценным металлом.

Не отставали от него и южные его коллеги – Деникин и Врангель. Пусть русские уничтожают русских – в любом случае финансовая система Запада с центром в США только выигрывает.

Здесь следует отметить, что отнюдь не коммунисты первыми начали «разбазаривать» золотой запас России. Вывоз золота России начался уже во время Первой мировой войны царским правительством. Поскольку страна вступила (ее просто втравили) в войну, испытывая недостаток винтовок, патронов и снарядов, она кинулась закупать все это в США, Англии, Японии и Франции, отправляя туда золото. Кстати союзники, взяв наши денежки, поставили России всего от 2 до 25 процентов от заказанного. Большевики не стали требовать эти деньги назад. Ведь они, в свою очередь, отказались возвращать царские займы.

В 1918 году правительство большевиков, подписав Брестский договор с Германией, начало делать ей царские подарки. Правда, коммунистам достался изрядно подъеденный золотой запас: всего на 1,1 миллиарда золотых рублей.

Половину запаса захватил чехословацкий корпус, и в Чехословакию ушло примерно 63 миллиона золотых рублей. Коммунисты транжирили лишь остатки былого богатства. 27 августа 1918 года большевики Красин и Иоффе подписали Берлинский секретный протокол, по которому мы обязались немцам отправить 250 тонн золота. И еще до окончания Первой мировой войны в Германию из России ушло два эшелона с драгоценным металлом. Позже это золото захватили французы и отправили в Париж, а в 1924 году поделили его поровну с англичанами. Они всячески заметали следы украденного ими золота, чтобы не отдавать его.

По Версальскому договору 1919 года Германия должна была вернуть золото в Россию. Только возвращать было нечего, а французы не только не возвратили золотишко, но имеют наглость 80 лет требовать уплаты долгов по царским займам. Русское правительство, которое стояло тогда перед Западом на задних лапках, послушно платило по царским долгам.

С Японией тоже полная ясность. «Царское золото» оказалось и там, в «Иокогама спешел бэнк», в залог кредита. Там и сейчас действует чрезвычайно важная статья 8 соглашения: «Государственный банк России остается распорядителем золотого депозита и по первому требованию может возвратить его из Осаки во Владивосток».

Из России тогда выкачали не только золото. Огромна и недвижимость империи за рубежом. Где-то на триста миллиардов нынешних долларов. Это без недвижимости бывшего СССР. Между тем до сих пор даже в Мингосимуществе РФ не существует какого-либо реестра собственности России за рубежом. Слишком долго перечислять, что это за недвижимость, и рассказывать о том, как она попала в частные руки. Но так уж случилось, что эти соблазнительные кусочки земли вместе с шикарными строениями в одночасье за бесценок приобрели новые хозяева. Юридически чаще всего дело обстоит безупречно, так что сегодня от них требовать что-то назад бессмысленно.

На наших деньгах жирела вся западная финансовая система, особенно Соединенные Штаты. Вновь хочется сравнить те жалкие крохи, которые якобы выделили финансовые тузы США на революцию в России, с несметными русскими богатствами, перекачанными в Америку хотя бы через то же Совбюро в Нью-Йорке, скажем, через сыночка знаменитого богача Арманда Хаммера – Юлиуса. Но лучше всего удалась США финансовая операция в связи с интервенцией. За океаном и сегодня лежит почти четверть тысячи тонн царского золота. Нашего, русского, по-бандитски выкачанного из нас в ходе Первой мировой войны и последующей смуты.

У Америки появились беспрецедентные инструменты воздействия на мир, в котором ей уже не противостоит коммунистический блок. Именно в это время американцы заново осмотрели мировой горизонт и увидели, что в отсутствие какого бы то ни было цивилизованного международного консенсуса пред Америкой открываются невероятные, немыслимые прежде возможности. Они увидели, что даже те, кто боялся Америки и противостоял ей, либертанцы справа и остатки новых левых, множество людей от Парижа до Багдада и Пекина определяют с тех пор будущие международные отношения, исходя из преобладания американской мощи. Мощь Америки покоится на колоссальном военном основании. США расходуют на военные нужды на 20 процентов больше всех европейских и азиатских партнеров и союзников вместе взятых.

Выше было показано, как Россия наращивала свою мощь и вышла на второе место в мире по экономической силе. Но нам пришлось закупать оборудование, технологии – накопленный нашим государством потенциал и несметные богатства ушли на Запад, напитав американскую экономику, поддержав долларовую систему. Дядя Сэм и впредь просчитывал наперед каждый шаг. Например, в начале 1980-х США не скрывали и даже очень гордились тем, что поддерживали афганских душманов. Этим они заставляли СССР тратить на Афганскую войну 3–4 миллиарда долларов ежегодно. Они знали, что это те деньги, которые русские могли бы вложить в свои передовые технологии, в современную промышленность.

В 1990 году Горбачев подписал в Париже соглашение, по которому СССР выступил правопреемником царской России. В 1992-м, когда правопреемником стала Россия, ее президент Ельцин тоже подписал в Париже бумагу, по которой наша страна выступает как правопреемник не только СССР и Российской империи, но и всех режимов, которые существовали на нашей территории в 1918–1920 годы, то есть правительств Колчака, Деникина, Врангеля и т. д. Юридически мы можем потребовать возврата тех денег. Однако Горби не пожелал требовать кровные русские назад. Например, в британском «Бэрриш Бразерс бэнк» лежат пять с половиной тонн личного золота Николая II. Но в 1986 году по «нулевому варианту» Горбачева и Тэтчер, подписанному от нас шефом МИД СССР Шеварднадзе, мы подарили это золото англичанам.

В 1996–1998 годах и без того избитая, полуразрушенная Россия понесла ущерб, сравнимый с годами афганской кампании! Развал СССР шел параллельно с закабалением нашей страны, превращением ее в донора Запада, в его «дойную корову». С конца 1980-х и начала 1990-х годов из России стали вывозиться ежегодно приблизительно 25 миллиардов долларов. В мировой экономике вращаются триллионы долларов, но эти 25 миллиардов – чистые деньги, неучтенный «нал». Эти деньги образовались у российских бизнесменов в результате продажи ресурсов, собственности, товаров и ноу-хау по бросовым ценам. Они обеспечивают западную экономику нужными факторами роста. Ко времени распада Союза наш золотой запас равнялся 2300 тоннам «солнечного металла», вдвое превосходя царский. И сразу же он уменьшился в 10 раз. Все оказалось вывезенным и проеденным на закупки лежалых западных товаров. Горбачев первым загоняет страну в долговую ловушку. Вместо того чтобы мобилизовать ресурсы собственной страны, он кидается брать иностранные займы. Ни много ни мало – на 80 миллиардов долларов. Сумма, скажем прямо, немаленькая. Но весь трагизм ситуации заключался в том, что эти деньги ушли незнамо куда, без всякого смысла и цели, повиснув на нас тяжким, набухшим от процентов долгом. Часть кредитов вообще были связанными – то есть нам давали не деньги, а оборудование, которое при горбачевском беспорядке во множестве проржавело на складах.

В стране сгноили, разворовали и пропили такое количество оборудования и средств, которых хватило бы на оснащение производства нескольких латиноамериканских стран и Африки вместе взятых, и еще и Новой Зеландии. Деньги либо спустили на скверный ширпотреб, либо попросту украли, положив на заграничные счета. В эпоху Ельцина страна нахватала долгов еще на 70 миллиардов долларов – все с нулевым результатом. Долг рос, росли проценты. К этому плюс еще более 17 миллиардов долларов, занятых у МВФ, около 12 миллиарда долларов – от Всемирного банка (которые неизвестно куда ушли), 3 с лишним миллиарда составили долги Европейскому банку реконструкции и развития.

Когда наши умники, очевидно по указке того же Запада, пустили в оборот еврооблигации, это явилось одной из самых гениальной операцией по выдавливанию на Запад наших национальных богатств руками нашей «пятой колонны». Пресловутые ГКО – это такая обдираловка, какой свет не видывал. Механизм этот рухнул в августе 1998 года. С самого начала было ясно, что ни одна экономика на свете не может выдержать системы, при которой государство берет в долг у своих и западных банкиров рубль, а должно возвращать за этот рубль полтора. Было сделано так, что курс ГКО был предусмотрен плавающим, и сторублевую, образно говоря, бумагу, стая финансистов могла на открытых торгах покупать, скажем, за шестьдесят целковых. А государство, обдирая нас налогами, обязано было возвращать им полновесные сто рублей, да еще и с начисленными процентами. То есть с самого начала была заложена подлянка и бомба замедленного действия. Сталина в стране, как вы знаете, не было. По ушам таким шутникам дать было некому, и поэтому – пошло-поехало. Беды, принесенные ГКО русским, неисчислимы. Конечно, никто деньги в заводы и фабрики не вкладывал. Промышленность продолжала хиреть. А ублюдочные (те, что у блюда) спекулянты ГКО тотчас меняли шальные рубли на доллары и вывозили их из России – ведь две трети ГКО держали иностранцы и так называемые «уполномоченные банки», в которых государство хранило свои деньги. За 1996–1998 годы западные финансовые структуры выкачали из России через ГКО почти 72 миллиарда долларов. Разум мутится от этих цифр. Запад, таким образом, только с помощью ГКО почти полностью вернул себе то, что дал в виде кредитов (а хотите – понимайте – в виде подачки) господам «реформаторам» на инвестиции в контрреволюцию в России 1989–1991 годов.

Реальная «цена», которую заплатила Россия и россияне за непрофессиональное решение 17 августа 1998 года, была огромной. Объем ВВП, несмотря на оптимистические прогнозы, начал сокращаться еще до событий 17 августа: в мае 1998 года – на 4,5 процента (наибольшее сокращение с конца 1994 года), в августе – более чем на 8 процентов, а в сентябре – уже до 10 процентов. Спад промышленного производства в июле составил 9,4 процента, а после событий 17 августа – в сентябре достиг 14,5 процента. Объем инвестиций резко сократился – на 23–25 млрд рублей. Возросли неплатежи. Банковская система оказалась в полном параличе, попросту перестала функционировать. Только прямые потери коммерческих банков составили порядка 45–48 млрд рублей. Косвенные потери в результате девальвации рубля и выплат по «форвардным» контрактам превзошли эту сумму еще миллиардов на 10. Инфляция в первую неделю сентября превысила 15 процентов, а затем подскочила до 38 и более процентов. Страна входила в режим гиперинфляции. После дефолта в стране произошел фактический передел собственности. Посредством спекулятивных сделок с ГКО был задействован механизм личного обогащения ряда высших должностных лиц государства. Теперь, по истечении многих лет, становится ясным, ради чего замышляли всю эту «перестройку». Речь ведь идет о больших деньгах, тоннах золота и килограммах бриллиантов. Это – так называемое «золото партии». Нынешняя РФ будет видимостью государства до тех пор, пока все мы не осознаем, что страну у нас украли. Обчистили до нитки. Так называемым «демократам» с «реформаторами» по законам собственности через одного место на тюремных нарах. Они совершили самый наглый и грандиозный грабеж в человеческой истории, перегнав украденное на Запад.

Вряд ли мы узнаем, сколько денег было в кубышке КПСС. Понятно, что пополнялась она не только за счет партийных взносов и прибыли от издательской деятельности. Кто может сказать, что вытворяло Политбюро семьдесят лет с золотым запасом страны? На каких условиях КПСС помогала братским партиям и диктаторским режимам? Куда подевались несчитанные-немеренные ценности, конфискованные после революции, малая толика которых красуется на стендах Алмазного фонда? Думается, что это в денежном выражении – фантастические суммы. В 1991 году в трех крупных городах России появилось около десятка коммерческих банков. Никто не мог заподозрить банкиров-демократов в связях с КПСС. Но связь была. Именно в эти банки от предприятий и организаций ручейками начали стекаться денежки КПСС, не стихийно, а по заранее составленному графику. Эти банки финансировали создающиеся надежными людьми фонды, фирмы, компании. Эти структуры, используя связи в верхах, быстро становились на ноги. Большинство из них процветают и сегодня. Кроме всего прочего, эти банки проводили бойкое кредитование небольших липовых кооперативов, малых предприятий и т. п., в каждом из которых имелись два-три человека от партии. На полученные деньги они покупали валюту и вывозили за границу. Доллары оседали на счетах, открытых членами таких подпольных групп в швейцарском банке. Спустя некоторое время кооперативы становились банкротами. Выяснялось, что взыскивать деньги не с кого.

Идеологическая обработка советских людей и партийной элиты в частности осуществлялась по пресловутому сценарию Аллена Даллеса и в соответствии с его словами, произнесенными якобы им в 1945 году. Произнес он их или нет, неизвестно, но известно, что оболванивание и одурачивание осуществлялось. Хаос был посеян. Подлинные ценности заменены фальшивыми. Эпизод за эпизодом разыгрывалась грандиозная по своему масштабу война на уничтожение самого непокорного народа, окончательного, необратимого изменения его самосознания. Посмотрите на Россию сегодня: из литературы и искусства почти полностью вытравлена их социальная сущность, отражение процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – все изображают и прославляют самые низменные человеческие чувства. Всячески насаждается и вдалбливается в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности. Наблюдается самодурство чиновников, засилье взяточничества, беспринципности, бюрократизма и волокиты. Честность и порядочность высмеиваются и считаются пережитком прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражда между народами, прежде всего вражда и ненависть к русскому народу, – все ловко и незаметно культивируются. Но основная задача была – искоренить духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности, расшатывать таким образом поколение за поколением, вытравлять «этот ленинский фанатизм». С детских, юношеских лет молодежь разлагают, развращают, растлевают. Делают из молодых циников, пошляков, космополитов.

Главный упор в борьбе с коммунизмом в России делался на вытравливание альтруизма, честности, если хотите – советского фанатизма. Поэтому становится ясным: со времен начала «холодной войны» и до последнего времени нам радио, пресса и экран преподносят чисто американский продукт – фальшивки. И цели наших недругов ясны. Первоначально, создавая СМИ, капитал получал доступ к нужной ему информации, позже использовал ее в своих интересах, формируя нужные ему наклонности, потребности людей. Дезинформация приобрела большие права, чем сама информация. Врожденная способность интеллекта манипулировать словами, с приобретением капитала его владельцами, была многократно усилена, что позволило им, имея доступ к 80 % идеологической продукции, совершить информационно-идеологическую оккупацию всех, без исключения, стран мира. С открытием радио и телевещания, с внедрением Интернета эта оккупация усилилась многократно, т. к. стала по времени осуществляться почти мгновенно. Заполонив СМИ нужной им информацией, идеологические оккупанты фактически создали для правды условия того же вакуума, что был при коммунистах. Эпизод за эпизодом все разыгрывали как по нотам. Несостоятельность буржуазной демократии Запада русскими была понята достаточно рано. Переход от прямой демократии (которая и является собственно демократией) к представительной демократии означал передачу власти из рук народа в руки выборных представителей. Этими представителями могут стать только люди денежные. Без денег ни в какую власть хода нет. Она и отражает интересы денежных, то есть богатых. Но скажем больше. Когда говорят, что выборные политические лидеры выражают (или должны выражать) волю народа, имеется в виду воля большинства. Но социальная дробность современного западного общества, множественность противоречивых интересов зачастую делают вообще невозможным вычленение такого понятия, как «большинство». Плюрализм ведет к тому, что «большинство» исчезает – каждая группа интересов оказывается «в меньшинстве». В этих условиях любое решение, принимаемое политическим лидером, не устраивает многие группы и подвергается критике. То, что критика эта ведется с разных, порой диаметрально противоположных позиций, не меняет самой сути ситуации. В плюралистическом мире, где каждая группа находится в меньшинстве по отношению к остальному обществу, власть имущие сами оказываются порой одной из таких «групп меньшинства». Вполне логично, что они, как и остальные, руководствуются в своих действиях собственными интересами и целями. То есть забота о процветании народа лежит вне интересов лидеров. Демократический лидер при выборах выдает вексель о том, что, придя к власти, он будет творить волю народа. Но, достигнув цели, к которой так стремился, он чаще всего обнаруживает свое бессилие сделать то, что обещал. Нужно было иметь большой жизненный опыт, чтобы заметить, не без иронии, как это сделал однажды Уинстон Черчилль: «Демократия – наихудшая форма правления, кроме всех других форм, к которым люди уже обращались время от времени». Многие «клюнули» на эту самую «демократию», а может быть, просто совершили предательство. А остальным не заметить это предательство помогла их недавно принятая новая мораль.

 

Глава 2

Мораль «новых русских» и нерусских появилась не на пустом месте

Мораль «новых русских» нисходит к временам, когда, по мнению ушедшего от нас не так давно историка Юрия Дмитриевича Петухова, дикие племена семитов в Аравийской пустыне, которые даже коз доить не умели, а просто сосали, подлезая под них, питались отходами, нападали на поселения земледельцев, добывали себе пропитание воровством и грабежами, так как трудиться не хотели. В его чрезвычайно любопытном, равно как и спорном исследовании «Сверхэволюция и высший разум мироздания. Суперэтнос русов: от мутантов к богочеловечеству», среди рассуждений на тему «кто мы?» и утверждений, что мы происходим от тех русов-индоевропейцев, находим: «С 7–4 тысячелетий до н. э. история русов перестала быть сплошным созидательным процессом, она стала, скорее, борьбой созидающего и разрушающего начал, производящего способа хозяйствования и присваивающего – вековечной борьбой родов суперэтноса созидателей и размножившихся племен предэтносов, не способных к созиданию, но алчущих присвоить созданное другими… Традиции, в которых бесспорным считалось “ сам помирай, но землю засевай” , столкнулись с моралью “ укради, обмани, угони, умыкни…” »

В цитате содержится упоминание о самом раннем в истории человечества противостоянии определенного рода. Противостоянии, которое позже присутствовало в каждой цивилизации, – постоянно боролись две линии развития (уже упомянутые нами ранее): одна – производящая, творящая, другая – грабительская, присваивающая. Вторая превратилась со временем в дорогой некоторым сердцам капитализм. В основе духа «охотников за трофеями» всегда лежит психология разделения человечества на «избранных», «элиту» и на говорящий двуногий скот. Для «трофейщиков» совершенно неважно, что будет с теми несчастными, у которых они отбирают плоды их труда как трофей.

Мораль преуспевающих людей, имевших в генах вирус «трофеизма» (у нас их стали называть «новыми русскими»), нашла желаемую подпитку в советское время, когда они попали в услужение сильным мира сего. Имеются в виду коррумпированные бюрократы в центре и на местах. Природа бюрократа такова, что он просто обязан быть жадным, циничным, подлым и невежественным человеком. Поэтому благодаря бюрократам и настало такое время, когда строительство коммунизма в отдельно взятой стране, попав в руки партократии, неизбежно пошло к тому, чем должно было закончиться, – его полным крахом и переходом к капитализму, то есть к полной противоположности коммунизму.

Партократия как каста, обособленная от общей партийной массы, складывалась, во многом повторяя историю развития и даже нравы бюрократии царской. Имущими они стали и легально, и нелегально, но следует сказать, что победа Ельцина в августе 1991 года была бы невозможной, если бы Октябрьская революция 1917 года не выполнила своей исторической задачи – не осуществила бы трансформацию пролетариев в имущих. А «трофейщики» вообще стали богатыми. Они знали: при рынке деньги «идут» к деньгам. Поэтому, как идти к лучшей жизни, становилось для них все яснее и яснее. И это, конечно, не был путь построения коммунизма.

И корпоративность не подвела. Это таинство и клановость одновременно поддерживались во времена Брежнева-Черненко. Да и при Горбачеве тоже. Все номенклатурные работники, независимо от того, где они числились – в ЦК КПСС, в КГБ, в коллегии министерства, в «Правде» или в «Известиях», имели в своих кабинетах «вертушки», т. е. телефоны правительственной связи. У членов и кандидатов в члены ЦК таких аппаратов могло быть до пяти и больше, включая аппараты высокочастотной связи (ВЧ). Рядом с этими «вертушками» и ВЧ цвета слоновой кости, украшенными гербами СССР, стояли и обычные переговорные устройства, по которым бюрократы высшего эшелона могли легко соединиться друг с другом. Имелись у них также внутренние и городские телефоны, по которым они тоже могли пообщаться. Обычные средства связи они использовали только для общения с подчиненными. С «равными себе» и с непосредственным начальством говорили только по «вертушке». На самый верх звонили по ВЧ. Они никогда даже кофе не пили с теми своими коллегами, у которых не было «вертушек» и… «кормушек». «Кормушка» – это когда вся семья получает, все что нужно, по ценам 1900 затертого года. На работе питались они в «спецбуфетах».

В «спецмире» советской номенклатуры существовала, конечно, и своя мораль, и свое мировоззрение, не имевшее, однако, ничего общего с реальностью. Обитатели этого мира понимали, что любые их тайны, в том числе и тайну пропитания и доступа к дефициту, лучше не рекламировать в стране хронических нехваток. Круговая порука и взаимовыручка у номенклатуры формировалась годами, как и «телефонное право» (это когда по звонку могли остановить любой уголовный процесс).

Потеряв, казалось бы, все свои позиции, с распадом СССР бюрократия, тем не менее, восстала из пепла и чудовищно расплодилась в России и бывших союзных республиках. В России армия государственных чиновников превысила численность бюрократического контингента в СССР. Прежние структуры слились с новыми, и в результате этого симбиоза родилась новая, тотально коррумпированная бюрократическая «демократия». Конечно, коммунисты-оборотни не переменились, выбросив свои партбилеты. У них остались те же манеры, те же привычки. Точно так же они верят в силу «Авторитета» и «Решения», и что с того, что «авторитеты» все больше воровские, а решения – незаконные? Главное – они сумели сделать свои антигосударственные цели действительными целями Российского государства. Для них народ годится только для того, чтобы высасывать из него жизненные соки, обирать его и грабить. Новое русское чиновничество жадное, ленивое и лживое, не хочет ничего знать, кроме служения собственным интересам, потому что заражено «трофеизмом».

Во всем мире поступление на государственную службу обязывает чиновника отказываться от какого-либо участия в бизнесе, или передавать в управление доверенному лицу имеющиеся у него активы. В постсоветской России все наоборот – чем выше пост занимает чиновник, тем в большее число правлений разного рода государственных и смешанных предприятий он входит. И там получает такие добавки к зарплате, которые в разы превышают его должностной оклад. История приватизации и залоговых аукционов дает бесчисленное множество подтверждений тому, что государственные чиновники специально занижали цену предприятий, чтобы получить взятку у «приватизаторов», никоим образом не смущаясь притом, что грабят таким образом нанявшее их на службу государство, обирают собственный народ.

После смерти Сталина исчезла смертельная боязнь лишиться головы, и на верх стали пробиваться не толковые управленцы, а умелые интриганы, которые прикрываясь в своих карьеристских устремлениях лозунгом «догнать и перегнать», в стране в сфере управления ввели, наряду с официальной, теневую власть, причем от последней зависело уже принятие и таких ключевых решений, как, например: догонять или не догонять.

Чудовищный кризис веры в коммунистические идеалы, падение нравов и общественной морали, засилье кумовства и коррупции начались после смерти Сталина, и в приватизированном им государстве бюрократ почувствовал полную свободу от всякой ответственности за свои действия. Повторюсь: чем больше имеешь денег, тем легче справляешься и с моралью и с законом. И законы за деньги поручаешь законодателю «стряпать», какие тебе нужно. Поэтому понятна заинтересованность во всякого рода «ручных» партиях и «свободных» выборах.

Советские бюрократы высшего и среднего звена – партийные, советские, профсоюзные, комсомольские, военные, судебные, правоохранительные и прочие номенклатурные работники – в массе своей не только безболезненно пережили отлучение от того, чему они же учили массы, но, как говорят французы, «вывернули пиджак наизнанку» и очень грамотно и быстро образовали новую российскую бюрократию, поменяв лишь вывески своих кабинетов либо сами кабинеты, увеличив при этом денежное содержание в разы. Почти все они оказались в числе тех самых 15 % населения России, которых статистика относит к числу самых богатых в стране. Имена их известны, неоднократно приводились в прессе, озвучивались Счетной палатой РФ и т. д. Они и их потомки никогда в России не будут чувствовать себя как дома, так как знают, что русский мужик их не простит. Предателей и воров не прощают.

Их можно представить в виде изгоев в «этой стране». Мне их искренне жаль, так как как они просто жертвы пандемии под названием «рынок». Жаль, но симпатии они не вызывают – слишком нечеловеческая у них мораль. После смерти Сталина многих партократов, зараженных вирусом «трофеизма», мировоззренческие проблемы мучить перестали. Куда больше их заботил вопрос качества жизни. Теперь партийный бюрократ уже мог не бояться ночного звонка в дверь, за которой стояли чекисты с понятыми для обыска и ареста его и его семьи. Теперь в набор «дефицитов», положенных партократу по «чину», попадают и «доверие», и «право расслабиться» после трудового дня, а то и во время оного. В это трудно поверить, но для «особо ответственных» существовал и такой «дефицит», как проститутки. Конечно, их так не называли. На одной из правительственных дач в Сочи они состояли в должности «цветочниц». И все знали, когда высокие гости должны на свою дачу приехать, потому что за три дня до их визита все «цветочницы» строем шли на прием к городскому гинекологу. Падение нравов, как известно, происходит постепенно. Но гибель любой империи начинается именно с этого. Когда вслед за «спецбуфетами», «спецсвязью» и «спецбольницами» появилась и «спецмораль», партэлита отвернулась от партии.

В Советском Союзе существовала целая система поощрений «особо отличившихся» партработников. В строгом соответствии с «табелью о рангах» каждому «выдвиженцу» отдавали «на прокорм» соответствующий его заслугам «удел». От него требовалось только «воровать по чину» и делиться со своими покровителями наверху. Разного рода карточек и спецталонов было великое множество. Вся система строилась на дефиците и взятках. Аппетиты номенклатуры росли, полуофициального партийного «пакета» стало недоставать. И тогда произошло сращение партийного аппарата с уголовным миром.

Произошло это не сразу. Вначале в районных, областных и краевых «уделах» начал складываться свой неофеодальный быт, на местах формировались свои кланы представителей местной власти. На партийном языке это называлось «партийно-хозяйственным активом». В области или крае безраздельно властвовал «Хозяин» – первый секретарь обкома (крайкома) партии. У него были в подчинении все местные органы власти – от советской до административной. Ему подчинялись местные отделения КГБ, милиции, включая следственный отдел, ОБХСС, органы прокуратуры, начальники тюрем и лагерей, судьи, руководители местных газет, радио и телевидения, университетов, больниц, психиатрических клиник, директора фабрик, заводов, мастерских, руководители колхозов, совхозов и т. д. В портовых городах «под ним ходили» капитаны судов и начальник порта.

Там, где стояли воинские части, – командиры частей, у которых было, конечно, и свое, флотское и армейское, начальство, «Хозяина» тоже игнорировать не могли. «Хозяин» рассматривал все перечисленные властные и хозяйственные структуры как свои. При этом редко кто не путал государственный карман со своим, т. е. использовал фонды и средства подопечных предприятий для своих собственных нужд, для организации приемов столичных и республиканских чиновников, иностранных гостей и т. д. Для приема гостей у каждого «Хозяина» был свой «набор» услуг: баня с баром, ресторан, личный катер, если в «уделе» была большая вода, или охотничьи угодья с егерями, собаками и т. д. Несколько раз мне в составе команды таких «гостей» тоже приходилось быть.

И – обслуга, обслуга. Кто верой и правдой служил «делу», тот не бедствовал. Но если вдруг кто-нибудь хотел побороться за правд у… Партийно-бюрократическая структура легко могла раздавить кого угодно, так как была государством в государстве, практически никому неподконтрольным. Там были свои законы и свои правила игры. И если допущенный туда (естественно, партийный) их не нарушал и служил «Хозяину» верой и правдой, то из этой структуры не выпадал, даже если его снимали с занимаемой должности как «несправившегося». Номенклатурщика берегли и пестовали. С одной номенклатурной должности его «перекидывали» на другую. Партократы сумели обеспечить себя не только «дефицитами», но еще и создали неписаный «спецзакон», защищавший их надежно от ответственности за преступления, в том числе и за весьма тяжкие.

Была проиграна «холодная война» и развалена страна под руководством именно таких партийных руководителей, которые подбирались по известному принципу: начальники, как правило, должны быть членами партии, а члена партии нельзя было привлечь к судебной ответственности, если он не исключен из партии.

Более 18 млн «коммунистов» из 19 отнеслись безразлично к ликвидации социализма и СССР, практически без сожаления предали идеалы, за которые погибали бойцы и офицеры Советской Армии, отдавали здоровье труженики тыла. И поскольку советское общество сверху (под диктовку Запада) заражали «ленинскими принципами материальной заинтересованности» и социалистические предприятия (об этом писалось выше) становились кормушкой для «рыночных» недобросовестных руководителей-стяжателей, в партию в массовом порядке хлынули прохиндеи. А истинные коммунисты за малочисленностью вынуждены были плестись в хвосте (с авто-ярлыками приспособленцев).

Такая структура неизбежно должна была выродиться в мафию. Прежде всего, это произошло там, где существовал так называемый «байский социализм» – в республиках Средней Азии и на Кавказе. В Узбекистане, например, у одного из главарей местной партийной мафии была даже своя тюрьма, где непокорному «рабу» в наказание могли поставить клеймо на лбу, могли его пытать, могли замучить. Жаловаться там было некому. Да и жаловаться было бесполезно: ведь такого рода симбиоз партийно-государственных и уголовных структур позволил партократам вкупе с профессиональными преступниками баснословно разбогатеть, создать крупные фонды в иностранной валюте, золоте и рублях. Это богатство гарантировало беспредел. Когда он, беспредел, распространился по всей России, по поводу установления или восстановления справедливости стали говорить: «Сопротивление бесполезно – там такие “ бабки” крутятся…»

Дав свободу «трофейщикам», пустили козла в огород. Аппетиты возрастали, и по всей стране стали появляться подпольные фабрики и заводы, причем их продукция нередко реализовывалась через государственную торговлю. Так в рамках «черного рынка» появился ранее немыслимый рынок.

К началу 1970—1980-х годов партийно-мафиозная структура стала настолько разветвленной и мощной, что вопрос о дележе социалистической собственности между республиканскими и региональными кланами уже был лишь вопросом времени. Хозяйственники советского образца решили стать хозяйственниками образца западного. По мере накопления капитала в рамках «теневой экономики» рано или поздно должен был наступить такой момент, когда дельцы «черного рынка» потребуют себе политической власти. Именно это было одной из движущих пружин «Августовской революции» 1991 года. Революция это была или контрреволюция, понимают кто как, но совершилась она не только в интересах «теневиков». В результате номенклатурные работники в массе своей сохранили власть на всем пространстве бывшего СССР.

Добавлю, что «новые русские», «младотурки», российские «государственники», компрадорствующие либералы-космополиты – это люди без глубоких российских корней. И дело тут даже не в национальном, нерусском происхождении многих из них. Дело в социальном происхождении. В подавляющем своем большинстве они – дети, внуки и правнуки высокопоставленных зажравшихся коммунистов. Конечно, тем, кто был коммунистом по убеждению, а не по карьерным соображениям, наблюдать все это постсоветское «выворачивание пиджаков» было нелегко, особенно тем, кто понимал, что безоглядное введение рыночных отношений в нашей централизованной системе планирования – это, по сути, внесение хаоса в экономику, что политические последствия проведенных экспроприаторами реформ катастрофичны, что либералы ельцинского призыва, внезапно получившие власть, думали об условиях жизни и труда только для 10 % россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма, то есть забыли про остальные 90 %.

Несмотря на то что практика русского коммунизма привела и к разочарованию в идеалах коммунизма, и в самих коммунистах, и к немалой деградации, и к тотальному пьянству, рано или поздно русскому человеку придет в голову расквитаться за то, что его опять, как при царе, сделали нищим. Когда у русского терпение иссякает, он и голову проломить может, хотя вряд ли каждый раз понимает, кто виноват. Похоже, что в этот раз бить он будет «новых русских». Что они у него «не отмоются» никогда, всем ясно. Рано или поздно русский мужик пойдет громить. Безразличие сменится великим возмущением. Но прежде должно произойти понимание, почему произошел развал нашего великого государства на национальные провинции, где остались без прав и без будущего 25 миллионов русских, как партийная, комсомольская советская бюрократия, выползки из КГБ, сумев приватизировать государство, сделали его своей частной собственностью.

С определенного момента у нас в стране стали игнорироваться элементарные правила здорового национализма. Игнорировались при коммунистах, игнорируются и сейчас. Если мы, потеряв коммунизм, не вернемся к здоровому национализму, не обращая внимания на крики о том, что «национализм – последнее прибежище негодяев» и недостоин «цивилизованного человека», тогда то, что с нами случилось, не пойдет ни в какое сравнение с тем, что еще может случиться. Посмотрим на сказанное непредвзято. Легко заметить, что многие светлые идеи и ценности, которые, казалось бы, могли принести нам пользу, каким-то немыслимым образом оборачивались против России. Именно поэтому, чтобы развеять тьму, разобраться и необходимо.

А разобравшись, принять и следовать простой идее – идее русского национализма. Тогда это явится необходимым (но не достаточным) условием возврата к подобному сталинскому национально-государственному, условно назовем, социализму. Сталину, как государственнику, не могли импонировать идеи Маркса – Энгельса об отмирании государства и наций. Еще в 1929 году он заявил, что строительство социализма не только не ликвидирует национальные культуры, но, напротив, укрепляет их. То есть он был против марксистского положения об отмирании наций при коммунизме. В работе «Марксизм и вопросы языкознания» Сталин утверждал, что нация и национальный язык являются элементами высшего значения и не могут быть включены в систему классово анализа, созданную марксизмом. Они стоят над классами и не подчиняются диалектическим изменениям, которые являются следствием борьбы классов. Более того, именно нация сохраняет общество, раздираемое классовой борьбой. Лишь благодаря нации «классовый бой, каким бы острым он ни был, не приводит к распаду общества». Нация и язык связывают в единое целое поколения прошлого, настоящего и будущего. Поэтому они переживут классы и благополучно сохранятся в «бесклассовом обществе» (тут же скажу: разговоры о бесклассовом обществе – это блеф).

Существуют страны, для самобытности и национального единства которых этническое начало не важно. Швейцарская нация, например, составлена из трех разноязычных племен. Основа их единства – общий исторический ландшафт, но никак не этническая история. Справедливости ради отметим, что разнузданный либерализм кое-где, например в Бельгии, приводит и к межнациональным трениям. Но существуют страны, относительно которых этническое начало очень важно. Невозможно себе помыслить Японию без японцев, Германию без немцев или Францию без французов. Немыслима и Россия без русских. К сожалению, дело ведут к тому, что Россия может оказаться без русских. Поэтому именно теперь русский национализм приобретает колоссальное значение. С исчезновением идеи русского коммунизма подрыв в жизни России русского начала может привести к тому, что сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабнет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекала в строительство России иные народы. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станет невозможным и государство.

Русский народ сосредоточивает в себе культурную и религиозную жизнь, развивает язык, которые определяют своеобразие и отличие России от любой другой страны. Путем взаимодействия с иными народами, включившимися в территорию России, создавался русский мир, то общественное и культурное пространство, в котором носители иного языка, иной веры, иной культуры приобщались к тому, что составляет основу русской жизни. История, пожалуй, не знает примера столь широко раскинувшейся в пространстве и проводимой столь мирными средствами культурной революции, превращавшей иные народы не только в граждан империи, не только в членов русской нации, но и в органическую часть русского народа, русского этноса.

Русская государственность никогда не требовала от оказавшихся на территории России народов непременного включения в русский народ, ассимиляции, и тем удивительней то, что эта ассимиляция успешно шла, причем добровольно. И никому (до сравнительно недавнего времени) не приходило в голову оспаривать тот факт, что Россия – это страна русских, что русская политическая нация образуется на базе русского этноса.

Можно было родиться в каком угодно племени, но принять в себя русскую культуру и русскую жизнь и стать русским. Веками русский народ пестовал инородцев, и эти инородцы становились столь же верными сыновьями, как и «гордые внуки славян».

Принявший Россию и все русское инородец не чувствовал ни в чем ущерба и не испытывал никакой униженности, если даже на первенствующих местах были «чистокровные» русские. Его это не оскорбляло и не удивляло, как не удивляло и самих русских. В империи никого из русских не смущали ни генерал Багратион, ни министр Каподистрия, ни верховный распорядитель Лорис-Меликов. Национальное возмущение у русских возникало лишь тогда, когда русские чувствовали иноплеменное противодействие, осуществляемое в интересах чужого племени, а не России.

Великая Россия спасала соседние малые народы от уничтожения и вымирания. Спасла вырезаемых турками армян. Можно еще привести пару примеров. 31 января 1801 года был обнародован Высочайший манифест о добровольном присоединении Грузии к России. Это привело к неслыханному процветанию грузин (средний уровень жизни в Советской Грузии в десятки раз превышал жизненный уровень в русских областях).

А сейчас «суверенная» и агрессивная Грузия без дотаций и рабочих рук России постепенно деградирует, проедает накопленное, вымирает в холоде, голоде и беззаконии. Просится в колонию к Штатам.

31 января 1819 года Россия приняла в подданство киргизскую Большую Орду. За годы попечительства над киргизско-казахскими ордами Россия вложила в развитие, образование и благосостояние этих вымиравших народов сотни миллиардов рублей золотом, непомерный труд русских рук. Став теперь полноценными нациями в мире, они ушли в «самостоятельное плавание», прихватив с собой тысячи гектаров русских земель, миллионы русских (без которых им не выжить), гигантские заводы, фабрики, рудники, космодромы.

Сталин, развивавший идею одной социалистической нации в СССР, тем самым являлся не просто формальным продолжателем российской государственности, но и делал это исходя из национального опыта России. Формирование народа заняло на первой стадии в древнерусском государстве примерно 400 лет, а на второй – 250 лет. Улучшение коммуникационных связей ускорило процесс создания наций. Однако в Петровский период было приостановлено дальнейшее сплочение народов в единую общность. Петровская империя, пришедшая на смену Московскому государству, предопределила тем самым свой конец. Последствия разделения России на «наших» и «не наших» очень скоро проявили себя. Конгломерат народов и территорий, стянутый после Петра I воедино военно-бюрократическим управлением, не смог стать приемлемой формой развития российской государственности. По мере расширения границ империи, увеличения количества народов и этнотерриториальных образований, усложнения социальных процессов управляемость этого механического соединения разнородных элементов социума резко упала.

Мировая война ускорила его распад, распад империи. Отказ правителей царской России от курса на демократизацию и консолидацию народов страны в единую нацию привел Россию к тенденции потери национальной государственности. Но большевики смогли принять приемлемое решение национального вопроса, адекватное времени, сохранив при этом историческую преемственность. Лучшего решения, чем курс Сталина на национальную консолидацию в одну социалистическую нацию, в то время не существовало.

После смерти Сталина правители СССР, не поняв исторической преемственности этого курса в национальном вопросе, перешли к тактике Петра I, воссоздав его конгломерат народов и территорий в виде партийно-государственного управления на военно-полицейской основе и отказавшись от унитарности государства и нации. Лишь Брежнев в 1970-е годы приступил к практической реализации сталинского замысла, что завершилось принятием Конституции СССР 1977 года, содержащей директивные нормы о необходимости упрочения и развития единой общенародной общности – советского народа. Но потом наступил в национальных делах полный развал.

Развалу способствовало то обстоятельство, что начиная с ХХ века Россия получила мощнейшую дозу агрессивного иноплеменничества. На русских просторах стали множиться племена, готовые под видом инородцев получать выгоды от пользования благами и возможностями русской культурной и общественной жизни, от усвоения русской цивилизации, но не желающие меняться, становиться русскими. Сейчас такой процесс особенно обострился: теперь они доходят не только до отрицания русского племени, но при этом отрицании пытаются претендовать на политическую власть, на экономическое или культурное доминирование.

Ранее русские колонизовали окраины и создавали державу, теперь новое «великое переселение народов» двинуло эти народы на колонизацию русского центра, центра не только географического, но и символического. Появилась нерусская «русская интеллигенция», нерусская «русская литература» и даже нерусский «русский язык». Да не подумает никто, что речь ведется лишь об одном племени, – проблема иноплеменничества в России давно уже не сводится к евреям. Да и выдвижение таких племен чаще всего происходит под личиной «самовыражения». Фактически рычаги и механизмы русской культуры используются для порабощения русских, для превращения их в добытчиков пресловутого капитала для других народов. И не всегда русские имеют возможность хотя бы просто работать на Россию. Их труд, и материальный, и умственный, «уходит» на сторону, а порой и обращается против самой России.

Бесчисленные декларации о «многонациональном» характере России, о необходимости «толерантности» к другим народам и культурам служат в современной России цели ограждения иноплеменничества от критики и попыток его ограничения. Россия веками существовала как многоплеменная империя и многоплеменная нация – в ней шли процессы ассимиляции и эмансипации, и все это время вопрос о «многонациональности» ее не ставился. Россию понимали как русское государство. Понимали, что при всей разноплеменности она – единый национальный и политический организм. И вопрос о том или ином племени решался на основе привилегий, а не наделения особыми «правами» иноплеменников. Единственным полновесным исключением была Польша, автономия которой охранялась именно на основе признания прав польского племени, и, как и следовало ожидать, эта выделенность привела лишь к постоянной «польской крамоле», терзавшей Россию ХIХ века. И советская национальная политика, заложившая бомбу замедленного действия под государственное единство страны, была все-таки далека от поощрения иноплеменничества. Всем более или менее крупным народам давалась возможность вести свое автономное, политически оформленное существование. Такие племена в СССР развивали собственные культурные начала, не стремясь разрывать культурные связи с Россией. В советский период развития национальных культур был возвышен ни с чем не сравнимый статус русской культуры. Первенство русских в СССР никто не оспаривал, все были согласны, что «союз нерушимый республик свободных сплотила навеки» именно Великая Русь.

 

Глава 3

На Руси еврейству противостояли искони

Если вам, читатель, в очередной раз будут подсовывать идейку о иудейском рабочем союзе и марксизме евреев на том основании, что Карл Маркс не Карл Генрих Маркс, а Мордехай Маркс Леви, внук двух ортодоксальных раввинов (обстоятельство, которое он особенно не скрывал), почитайте перевод его статьи «К еврейскому вопросу», напечатанной в журнале «Deutch-Franzosische Jahrbucher» в 1844 году. Маркс, сам еврей, еврейству дает оценку (практицизм, своекорыстие, торгашество и т. д. и т. п.), от которой не отказался бы и антисемит. Классик высказал простую мысль, актуальную в наше время, как никогда: как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства (торгашество и его предпосылки), еврей станет невозможным, ибо не будет больше иметь шанса для удовлетворения своей субъективной основы существования. Вперед! Построим новый коммунизм! Но строить, извините, начнем, только обнаружив, оценив и устранив прошлые ошибки…

И не будем отрицать, что каждая оригинальная религия – это отражение души народа, отражение его сути, истории, способа мышления и нравственных и умственных качеств. В религиозной жизни наших предков отражалась необыкновенно тесная связь с природой во всех ее проявлениях. Из ряда источников видно: наша исконная языческая религия была непохожа на религию классового общества. Как и религия родового строя, которая не знала классов и не требовала подчинения одного человека другому, не освящала господство одного человека над другим.

У древних русов считалось позорным что-то выпрашивать или вымаливать у кого бы то ни было. Хотя слово «молим» – наше, исконное, но означало оно не «молить», как теперь, а «пожалуйста». Считалось, что человек, обладающий разумом, должен быть достоин разумного, поэтому позорно для человека поклонение кому-то или чему-то, в чем он не удостоверился путем объективного познания. Своих многочисленных богов русы только славили и благодарили.

Оторвав русского человека от его природы, с которой были неразрывно связаны его родные ведийские боги, христианство открыло путь в наш мир силам еще более разрушительным, чем оно само. Христианство, как известно, на протяжении всей истории было орудием закабаления людей, поэтому искони русское родноверие и противостояло христианству (иудохристианству). Святослав Великий, последний ведический правитель Восточной Руси, видел свое предназначение в объединении славянского мира, чтобы общими усилиями противостоять Византии, впавшей в одну из форм иудаизма, как рассматривали искони на Руси греко-римское христианство.

Можно понять опасения Святослава, если сделать небольшой экскурс в историю возникновения самого христианства и в историю насаждения христианства на Руси. Очень много написано об ужасах испанской инквизиции, поскольку она сжигала не только «ведьм» и прочих еретиков, но и многих иудеев, а последние как бы одной из своих непременных профессий сделали горестные рассказы о вечных страданиях еврейского народа, бедного, несчастного, всюду преследуемого и отовсюду гонимого, конечно, совершенно безвинно.

Византийская инквизиция, однако, отличалась свирепостью не меньшей, чем испанская, но к иудеям она относилась весьма лояльно, так как большинство еврейских купцов Царьграда, занимавшихся торговлей со странами варваров, по договоренности с патриархом одновременно являлись и проводниками христианства, не отрекаясь, разумеется, от собственного вероисповедания. Навязывая Руси христианство (вместе с кириллицей и не вполне еще славянским болгарским языком – в качестве «общеславянского»), византийские эмиссары преследовали цель: не просто добиться крещения Руси и тем поставить ее в зависимость от цареградского патриарха. Само по себе крещение заведомо не имело бы никакого успеха без подрыва, а если удастся, то и уничтожения, как теперь сказали бы, интеллектуального потенциала Руси.

Для этого в первую очередь необходимо было изменить ее письменность и сделать официальным язык болгарский, который среди славянских народов был наименее понятен. Народ и не должен был обязательно понимать все то, что ему читали с церковных амвонов. А лучше всего, чтобы вообще ничего не понимал, как это мы сейчас можем наблюдать в мечетях тюркоязычных стран, где и не всякий мулла понимает во всех подробностях весь Коран, если не знает арабского языка. Он просто механически его заучил, знает, когда какой номер суры читать, то и дело молитвенно восклицая: «О, бисмулля, рахмани рахим!» На Руси прекрасно понимали и далеко идущие замыслы Византии, и саму Библию. Не случайно в нашей дохристианской летописи сделаны из Библии выписки, раскрывающие суть ее идеологии. Главнейшая израильская заповедь: «Тебя избрал Господь твой, чтобы ты был собственным его народом из всех народов, которые на земле».

В середине X века под ударами войск Святослава была разгромлена Хазария. Неправы историки, которые утверждают, что Русь два века находилась под хазарским экономическим игом. Но все-таки разорительное влияние хазар сказывалось: при хазарах Русь лишилась почти всей своей торговли с Востоком. Выручали экономические связи с Западом, да и то в основном со скандинавами и балтийскими славянами. Но Хазария создавалась надиудейским и иудейским жречеством не только для того, чтобы подмять под себя руссов экономически, используя для этого несправедливо организованную торговлю и запредельный ссудный процент, но, главное, для того, чтобы иудеи пришли к власти, а их рабами стали христиане.

Хотя авторам этого проекта уже тогда было ясно, что Хазария, как иудейское государство, в окружении ведического мира жизнеспособным не будет. Но они думали так: чем хуже – тем лучше. Вспомните предшественницу Хазарии – Палестину.

Как ни странно, но по замыслу создателей хазарского феномена, их детище не должно было стать долгожителем. Но и при коротком веке оно должно было сыграть свою решающую роль в деле низвержения ведической Руси. Чтобы понять черный замысел иудейского жречества, необходимо вспомнить, как была устроена Хазария. Как и ее предшественница Палестина, Хазария возникла на перекрестке путей: в проходе между Уралом и Каспием. Ее богатства привлекали, а талмудическая идеология вызывала ненависть. В государстве – иудейская элита: первый – каган (царь), второй – бек, главный полководец и, собственно, правитель иудеи. Иудеями были и военачальники. Войско – наемное, набранное из тюрок. А население в основном славянское, из тех славян, которые жили по берегам Волги, Каспия и Яика. Хазария в IX веке крестила всех своих ведических подданных (скорее всего, русы были язычниками).

Между прочим, крестили хазарских руссов знаменитые братья Кирилл и Мефодий (в своих мемуарах братья категорически отказывались от того, что они якобы подарили славянам азбуку). Эти христианские граждане после разгрома Святославом Хазарии, будучи по крови славянами, не остались в Хазарии, а стали переселяться на Русь. Все целиком, как есть. Христиане-хазары искали на Руси новую родину. Их объединял с ведическими руссами язык и многое от культуры. Разделяла религия. Но по замыслу иудейского жречества, с их помощью Русь обязательно должна перейти в истинную веру. Русь будет завоевана идеологически. Создать в ней непримиримую пятую колонну и, опираясь на нее, полностью искоренить ведическое мировоззрение, а на его месте вырастить рабскую покорность власти. Что мы сейчас и видим.

Владимиру I было на кого опереться. Вся Хазария была с ним, поэтому он и назвал себя не князем, а по-хазарски – Каганом. Россичи, 135 лет насмерть стоявшие против крестителя Руси Владимира и его кровавых последователей, вынуждены были прекратить вести собственные летописи, после чего потомки их стали думать, что Ярослав-де, не разрушал, а и вправду строил города на Руси. Однако не Мудрым, а кровавым остался в памяти россичей зиждитель величественной киевской Софии хромой Ярослав, как и отец его Владимир, воспитанный в иудействе горбоносый ряженый хазарин. Тот креститель пьянством, развратом, идолами и дымом ладана одурманивать Русь начавший, разрушил с ненавистью Голунь – бывшую столицу Руси.

Ни народ, ни тем более жрецы его, не приняли кровавые жертвоприношения на Русской земле. Тогда Владимир распорядился искоренить непокорное ему жречество, сжечь все древние летописи и книги и силой заставить народ принять родившееся из иудаизма христианство. Но, несмотря на великую смуту 998 года, вековая борьба солнечной Руси с идеологией Запада продолжалась. Уже в XIV веке из религиозного ведического и христианского дуализма усилиями Сергия Радонежского родилось новое жизнеутверждающее христианское православие. Правда, русская древняя ведическая вера перешла на христианскую лексику.

Да не подумает читатель, что я являюсь приверженцем какой-либо веры, пусть даже более светлой, жизнеутверждающей. Отнюдь. Являясь атеистом, автор хочет привлечь внимание читателя к такому факту: всякая религия несет в массы, так сказать, кроме всего прочего, свою идеологию, и что, несмотря на все усилия Запада перекроить человечество на свой лад, в сердце именно русского народа долго продолжало жить солнечное мировоззрение, и он оставался человеком с совестью, честью, благородством. Для него сакральным являлся труд. Это разделение на поклоняющихся Солнцу и Луне осталось навсегда и перешло в противостояние менталитетов, идеологий, экономик, партий и всего иного.

Римский философ-стоик Луций Анней Сенека одним из первых среди крупных римских ученых I века понял подлинный смысл и цели христианства, как выработанной иудеями идеологии сначала для духовного развращения, а затем и нравственного порабощения иудеев. Сенеке было ясно, что фигура Иисуса Христа именно с этой целью использовалась как пропагандистское знамя. Люди, подобные Иешуа из Назарета, которого апостол Петр нарек Машиахом (Помазанником или Мессией), что в сочетании с греческой транскрипцией его личного имени и переводом на греческий язык древнееврейского слова «машиах» звучит как Иисус Христос, были во все времена у всех народов. Есть они и теперь. Сейчас их называют экстрасенсами, то есть людьми, от рождения наделенными относительно сильной биоэнергетикой.

Долгие века, не имея никакого постоянного пристанища, сыны Израиля вели бродячий, пастушеский образ жизни по самым захудалым, не занятым другими, более цивилизованными народами местам Передней Азии. Это было одно из наиболее отсталых в своем развитии азиатских племен, которого все остальные по этой причине чурались, и поэтому ему пришлось скитаться по тем землям, которые никого больше не соблазняли. Остановиться где-нибудь для более-менее оседлой жизни у них не было возможности, поскольку нигде эти скудные земли не могли долго прокормить их стада.

С другой стороны, ни высокоразвитые по тем временам египтяне, ни шумеры, ни какие-то еще народы Северной Африки или Передней Азии подолгу терпеть их соседство не желали. Поэтому где-то что-то создать у племени не возникало потребности, а следовательно, не возникало потребности познавать тайны природы, за исключением разве что умения находить источники воды. Да и природа в течение этих долгих веков окружала их слишком однообразная и угрюмая, чтобы остановить на себе очарованный взгляд человека и побудить в нем какой-то творческий интерес, как, скажем, у эллина, попытавшегося найти средство воспроизводить всю гамму птичьих голосов и в результате создавшего семиструнную лиру, соответствующую семи творческим принципам Природы. У израильского племени вообще не было и не могло появиться никаких музыкальных инструментов, кроме трубного рога, ибо оно-то и пения птиц не слышало. Там же, где изначально нет музыки, не могут возникнуть и никакие иные виды искусства, ибо в основе любого искусства лежит гармония, а гармония есть музыка. С искусства же начинаются и науки.

При этом не надо забывать, что, хотя это племя и вело номадный, то есть кочевой образ жизни, оно оставалось в полной изоляции от других народов, «ибо Египтяне не могут сесть с Евреями, потому что это мерзость для Египтян» (Бытие. 43:32). Никто не мог принести израильскому народу большего зла, чем Иосиф и тот легкомысленный египетский фараон или фараоны, которые позволили бродячим пастухам, не знавшим душевной радости совести, поскольку им неведома была радость созидательного труда, стать господами в цивилизованной стране, как бы перепрыгнув через самый важный этап в человеческом развитии. Сами предвидеть трагические последствия подобного прыжка они были просто не в состоянии, как со своим уровнем мышления не могли и осмыслить противоестественность своего нежданного положения.

Благодаря изворотливости библейского Иосифа в Египте евреи, вчерашние пастухи, стали хозяевами целой страны и познали сладость власти, не познав, увы, радости созидательного труда. Поэтому, когда египтяне поняли, отчего погибли их плодородные почвы, евреев снизвели до статуса рабов. Легендарный Моисей сумел их оттуда вывести, причем с немалыми сокровищами. Затем им, благодаря чудовищной жестокости таких своих сынов, как Иисус Навин, удалось завоевать Ханаан. Жестокость и обман, с помощью которых выманили сокровища у египтян, они возвели в культ, а себя вообразили народом «богоизбранным» и не допускали сомнения в том, будто среди всех народов мира они и впрямь самые благородные, стоят выше всех иных народов, достойных быть лишь их рабами. Никакая сила отныне не могла заставить племя израильтян отказаться от того, что однажды возвысило их прежде всего в собственных глазах. Не имевшие никаких реальных заслуг в развитии цивилизации и поэтому неспособные чем-то более-менее конкретным подкрепить свою репутацию, они предпочли не требующий доказательств мистический фанатизм – исступленно уверовали в то, что они «богоизбранны». Узнав в Египте цену деньгам, за которые все можно купить, они решили: если Бог создал человека по своему подобию, то и от него можно как-то откупиться, по крайней мере это куда более приемлемо, чем отдавать ему в жертву своих первенцев.

Начиная с порабощения Египта, иудеям еще не раз удавалось навязывать различным народам свою идеологию и захватывать господствующее положение в той или иной стране, упорно действуя при этом под двумя неизменными лозунгами: «Цель оправдывает средства» и «Все, что выгодно, то нравственно». Именно поэтому они всегда были заведомо обречены, ибо нет на свете еще такого народа, который мог бы принять жестокость как средство, оправдывающее цель, а выгоду, то есть корысть, – как нечто, соответствующее общечеловеческим нормам морали.

Истребление Иисусом Навином всего живого в Иерихоне и завоевание таким образом всего Ханаана в конечном итоге привело иудеев к вавилонскому пленению. Аварский и Хазарский каганаты, несмотря на богатейшие природные ресурсы на Дунае и Волге, просуществовали: первый – 220 лет, второй – 213, тюрские каганаты, Западный и Восточный, едва продержались каждый по полтора века. Дольше всех продлился союз иудеев с маврами, завоевавшими Пиренеи и образовавшими там в 756 году Кордовский халифат, – 275 лет.

Конец его, однако, был таким же, как у польско-еврейского союза на Украине. Там после освобождения от польской шляхты русско-украинскими войсками Галичины под командованием Богдана Хмельницкого и бывшего царского посла на Переяславской раде Василия Васильевича Батурлина Хмельницкий (тоже хорош) явился в 1655 году в Богуслав с полусотней казаков и несколькими старшинами, чтобы объявить всю Богуславщину своей личной вотчиной, то есть всех богуславчан и жителей 30 сел Богуславщины сделать своими крепостными. При этом он ссылался на так называемые Мартовские статьи, подписанные в Москве 23 марта – 6 апреля 1654 года, по которым за Украиной закреплялась полная автономия и определялось ей 60 тысяч реестровых, то есть военнослужащих и потому вольных казаков. А поскольку на Богуславщине таковых не нашлось, то Хмельницкий и решил приписать их к своему претерианскому Корсуньскому полку как собственных холопов. Но в таком случае в Мартовских статьях относительно Богуславщины должна была быть хотя бы какая-то приписка, отменяющая грамоту царя Алексея Михайловича, который при восшествии на престол в 1645 году подтвердил, как и все его предшественники, статус Богуславщины, дарованной ей великим князем владимирско-суздальским Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо на основании расписки великого князя Рюрика Ростиславовича, что он-де получил от великого князя Всеволода III означенную сумму золотыми гривнами, выверицами, кунами и прочим майном в выкуп за Поросье и Каневщину, почему и обязуется, что он сам и наследники его, за которых он настоящим ручательствует, впредь на упомянутые волости не претендовать, а считать их принадлежащими княжеству Владимирско-Суздальскому.

Никаких таких приписок богуславчанам Богдан Хмельницкий предъявить не смог, и те из города его со всей гетманской свитой попросту выгнали, произнося и выкрикивая при этом такие слова, которые приводить здесь автор не решается. Это несмотря на то, что теперь все признают Богдана Хмельницкого гениальным полководцем. При Желтых Водах в 1648 году польско-немецкие латники в десятеро превосходили запорожских казаков. Если учесть к тому же громадное количество пушек у тех против казацких пукалок, то получается и более чем в десятеро, но у ляхов жалкая горсточка уцелела – те, кто в плен поспешили Хмелю сдаться. А в случае с богуславчанами сам Хмель сдался.

Когда умер Хмельницкий в 1657 году, только от одного осознания этого факта воспряла шляхта и посунула вновь на Украину с Россией. Десять лет с переменным успехом продолжались баталии, однако понял царь Алексей Михайлович: не одолеть ему гонористых ляхов. Пришлось в 1667 году заключить так называемое Андрусское перемирие на тридцать с половиной лет, по которому за Россией оставался Смоленск и Северская земля, которых издавна добивалась Речь Посполитая, а Украину поделили по Днепру, к Польше отошло все Правобережье, кроме Киева. Царю удалось «выторговать» для Правобережной Украины наказное гетманство со своим реестровым казачеством. Потом в 1699 году Польша заключила мир с Туреччиной, воспользовавшись которым польский сейм принял решение о ликвидации украинского казачества в Киевском и Брацлавском воеводствах, а значит, ликвидации подлежало и наказное гетманство.

Все клейноды – булаву, бунчук и печать – у Самиила Ивановича Самуся, наказного гетмана в резиденции в Богуславе, не замедлили отобрать. Но богуславский дух у Самуся полякам отобрать не удалось. Лишившись гетманской булавы, Самусь предложил богуславчанам свои услуги в качестве полковника. Сейчас, когда Богуславщина формально Московскому царству не принадлежала и потому не обязана была придерживаться его перемирия с Речью Посполитой, ничего не мешало ей начать восстание против польской шляхты и сделать это более организованно. А в том, что ее поддержит вся Правобережная Украина, никто не сомневался.

Вот какие неожиданные повороты приобретали события. После упразднения казачества в Киевском и Брацлавском воеводствах ненависть к польской шляхте стала безмерной, ибо это означало, что испокон веков вольные казаки отныне должны превратиться в крепостных холопов. Случилось так, как и предполагал Самусь. К Богуславщине немедленно присоединились Корсунь и Лысянка, а затем и вся Правобережная Украина. Началась новая освободительная война украинского народа, известная в истории как первая Колиивщина. Речь идет о противостоянии еврейско-польскому союзу.

Опускаю описание предательства Мазепы – гетмана Левобережной Украины, входившей в состав российского государства, Полтавской битвы и пр., а вернусь в 1113 год, когда из Киевской Руси Владимиром Мономахом были изгнаны все иудеи-хазарцы, наводнившие Русь при Владимире I, внуке Любечского раввина Малка, и семи его единоверцах, сидевших на золотом столе в Киеве после него. Но проникать в пределы Руси, а затем России они все же, несмотря на грозившие им опасности, стремились всеми способами, особенно при Петре I, который официально въезд евреям в Россию хотя и запретил, однако как раз при нем им удалось создать в Москве так называемую «немецкую» слободу под видом лютеранцев.

Рядясь то в голландских, то в германских, то в «гишпанских», то еще в каких-то негоциантов, оседали они и в других городах и селениях нашей страны. Под разными ликами и в разных ипостасях находились они и при царском дворе. Например, известный петровский дипломат барон Петр Павлович Шафиров – сын крестившегося ради карьеры при российском Посольском приказе французского, но, судя по фамилии, скорее, какого-то восточного еврея Берко-Псахия и жены его Ревекки.

Но поскольку большинство евреев, называвших себя христианами, продолжали тайно исповедовать иудейство, занимались ростовщичеством и другими недозволенными в России вещами, императрица Елизавета Петровна в 1742 году издала Указ, в котором говорилось, что всех евреев немедленно выслать за границу и впредь их ни под каким видом в Россию ни для чего не впускать. Но Екатерина II, взошедшая на престол благодаря дворцовому перевороту, скоро Указ 1742 года дочери Петра забыла. Вопреки всем существовавшим в России настроениям и предрассудкам относительно евреев новая императрица, укрепившись на троне, в ноябре 1769 года послала Киевскому генерал-губернатору Воейкову предписание, в котором не столько разрешала, сколько требовала поселять евреев во вновь созданной Новороссийской губернии в качестве колонистов. Из евреев, сами понимаете, колонисты получались не очень чтобы. Природные жители Малороссии не особенно радовались такому повороту событий. Екатерина, поняв, что даже ей, самодержавной монархине, так просто свой замысел не осуществить, нашла другой путь, чтобы поставить Россию, так активно не желавшую принимать сие племя, перед свершившимся фактом: евреи – подданные империи. С этой целью, собственно, стараниями Екатерины и был осуществлен в 1772 году первый раздел Польши между Пруссией, Австрией и Россией, в результате чего Россия сразу получила более трех миллионов не особенно желательных для нее подданных. Часть из них проживала в принадлежавшей ранее Польше Белоруссии и на Правобережной Украине, в том числе в Богуславе. Однако все евреи из Богуслава были выгнаны во время второй Колиивщины в 1768 году и впредь в город не допускались, хотя народное восстание польской шляхте помогала жестоко подавить Екатерина II.

Теперь, став подданными Российской империи, евреи обратились к императрице с петицией, в которой жаловались, что, будучи изгнанными из Богуслава, потеряли там подаренного польской короной имущества общей стоимостью 284 тысячи золотых, что по тем временам составляло сумму громадную, и всеподданнейше просили ее величество изыскать возможность понесенные ими убытки как-то возместить.

Екатерина II, наслышанная о своенравной Богуславщине, нашла, казалось, соломоново решение: милостиво подарила Богуслав со всеми прилегающими к нему 30 селами своему бывшему любовнику, последнему королю польскому Станиславу Августу Понятовскому, предложив ему вернуть евреев в Богуслав и возместить им упомянутые 284 тысячи золотых за счет взыскания означенной суммы с местного населения.

Но, несмотря на обещанную Екатериной в случае необходимости военную помощь, Станислава Августа, не понаслышке знавшего богуславчан, райский уголок над Россью нисколько не прельстил. Он тут же «великодушно» передарил его своему тезке и однофамильцу князю Станиславу Понятовскому. Однако и тот, не будь простаком, счел за лучшее небрежно проиграть королевский подарок польскому же графу Ксавению Браницкому. Тот шальной выигрыш принял, но, чтобы закрепить его за собой, обратился к той же Екатерине с просьбой о постоянном расквартировании батальона охранительных войск в Богуславе и роты – в Медвине, желательно нероссийской национальности. Эту просьбу «милостивая» и нынешними демократами так почитаемая императрица положила удовлетворить, прислав в распоряжение графа Ксеверия Браницкого 700 вооруженных лифляндцев и к тому же письмо, дававшее право графу или его уполномоченным пользоваться услугами Киевской жандармерии по мере надобности.

Но самое интересное, читатель, тебя ждет впереди. Тоже неплохо осведомленный о вольном духе богуславчан, граф Браницкий в городе поселиться желания не изъявил. С помощью лифляндцев и киевских жандармов он водворил в Богуславе три тысячи евреев, предоставив им все права по управлению Богуславщиной, определив для себя сумму дохода и велев в кратчайший срок возвести на самом высоком месте в городе за счет, разумеется, богуславчан и их усилиями католический костел, хотя ни в ближайшей, ни в более отдаленной перспективе прихожан для него не ожидалось, так как поляки объезжали Богуслав десятой дрогой, а надеяться на привлечение в лоно богоспасительной католической церкви закоренелых «язычников» и воинственно настроенных вместе с ними против реформ патриарха Никона тысячи-другой православных было бы иллюзорным. Одновременно строилось в Богуславе семь синагог, средняя общеобразовательная и средняя духовная еврейские школы. Прибывшие сюда первыми 3000 евреев рассматривались только передовым авангардом.

Для Богуславщины начались веселые времена. Поп Онисий платил за всякую службу в православном храме по одному золотому с головы прихожанина главноуправляющему Богуславщиной Моше Срулю Бродскому, память о котором и сегодня в Богуславе жива, и полсотни золотых некоему Бурд-Грановскому, потому что это был его законный маленький гешефт – благочестивый Бурд-Грановский тот храм арендовал у самого графа.

Поп Онисий в конце концов с возложенной на него обязанностью не справился – задолжал уважаемым лицам, и его пришлось немножечко посадить на кол. Жители долго помнили, как он «делал шум» на весь Богуслав. В истории Богуслава и это зафиксировано.

Сам Бродский был большим шалуном, любил ездить по городу и селам на бричке, запряженной не лошадьми, а двенадцатью занузданными и празднично одетыми, в лентах, венках, вышитых сорочках и цветастых плахтах, красивыми молодыми россичками. У кучера пана Бродского Лейзика Глускина они бежали так же резво, как хорошо накормленные добрым овсом лошади. Девушки резво бежали от ударов плетки-семихвостки Глускина.

Противостояние иудейству, следует подчеркнуть, рассматривается нами, прежде всего, как противостояние идеологическое, нравственное. Забегая вперед, отмечу, что пройдут годы, и иудейство станет пронизывать нашу страну вдоль и поперек. Иудейская этика станет конкурировать с нашей и выиграет это соревнование. Евреи не хотели играть по правилам русской этики и стали зарабатывать явно больше тех, кто их, эти правила, соблюдал. Евреи стали рекламировать свой товар, давать скидки, банкротить конкурентов. Когда их упрекали в бессовестном ведении дел, они вопили о преследовании и антисемитизме так искренне, что соблюдавшим честность и порядочность русским становилось неловко. Со временем и русские торговцы стали подражать иудеям, чтобы не обанкротиться. Так Россия оказалась в мире, управляемом по еврейским правилам.

 

Глава 4

Но к евреям все не сводится

В предыдущих книгах я пытался воссоздать, как выстраивалась небожественная религия – теория коммунизма, и как она претворялась на практике. Начиналось все с идеалов. Но сами идеалы страдали неидеальными умозаключениями. Чтобы не загонять проблему в долгий ящик, скажу еще раз, что по формуле «прибавочного продукта» Маркса эксплуатирует рабочих и доморощенный капиталист – государство. Таким эксплуататором было и наше родное социалистическое государство – СССР.

В изложенном выше я обращал внимание на несуразности в самой доктрине коммунизма и вынужденные неувязки с теорией в практических делах большевиков. На такие вещи, отметим справедливости ради, раньше внимания старались не обращать. А если и была критика со стороны самих марксистов, например, левых, западных (Дьердь Лукач), то она не затрагивала фундаментальных основ. С другой стороны, следует сказать, что опыт строительства коммунизма (социализма) был настолько притягательным для трудящихся всего мира и его сторонников в среде интеллигенции Запада, что до гибели СССР и лагеря социализма мало кто ставил под сомнение теорию и практику правого дела, даже при тех ужасающих репрессиях в стране, которые позволили западной пропаганде дать ей название «империя зла». Существовало огромное количество бескорыстных друзей Советского Союза. Это немного удивляет, тем более что они оставались такими долгое время и после краха коммунизма и распада лагеря социализма. Но остается несомненным: сама теория была небезукоризненной.

Утешительным для сторонников идеи сносной жизни для трудящихся и тех, кто считает марксизм-ленинизм вершиной мировой философской мысли, является то, что после распада СССР и разгрома коммунистического социального строя в России настало время явной тотальной социальной реакции, важнейшими компонентами которой являются искусственно создаваемое помутнение умов, искусственная реанимация дремучих идеологий прошлого и изобретение новых. Эта деградация стала такой явной, что различие в идеологических подходах не вызывает сомнений – теряется что-то достаточно ценное. В ход шли и идут самые изощренные технологии обмана людей, начиная от критики самой идеи коммунизма, замалчивания марксизма-ленинизма и кончая сведением сложнейшей проблемы классового неравенства и несправедливости распределения богатств в бренном мире к каким-то проискам евреев.

Не отрицаю, что сама постановка «еврейского вопроса» правомочна. На эту тему сейчас написано много книг. Я проштудировал некоторые книги, в которых авторы выступают сторонниками взгляда, что мировая история – результат еврейского заговора. Не более и не менее! Но не надо упрощать неупрощаемое. Согласившись с тем, что испокон веку евреи правят миром и от них все зависит, мы, получается, отбрасываем мысль, что эволюционный процесс человечества происходил под знаком мировоззренческой борьбы между трудом и капиталом, коммунизмом и капитализмом.

Но и все написанное на тему «коммунизма» в Советском Союзе к настоящему времени устарело и с учетом опыта реального русского коммунизма подлежит пересмотру. При этом требуется сугубо научный подход, так как официальная наука о коммунизме была далека от науки и носила сугубо догматический характер.

Автор не ставит перед собой такой цели ввиду серьезности проблемы. Такая работа под силу целому поколению истинных ученых. И под это необходим социальный заказ. Пока его нет. Поэтому автор ограничивается здесь краткими тезисами по существу вопроса с высоты печального опыта неудач. Равно как я и не ставлю себе целью разоблачить все случаи лжи, клеветы и практики двойных стандартов западных СМИ, начало которых можно отнести ко времени Йозефа Геббельса и Херста, а может быть и раньше. Эти двое и многие западные авторы очень преуспели, например, в распространении мифа о голодоморе на Украине в начале 1930-х годов. Благодаря их стараниям все знают также и о двух миллионах перемещенных коммунистами «кулаков». Но наши «спецпереселенцы» худо-бедно обеспечивались в местах переселения либо землей, либо работой. И мало кто знает о пяти миллионах американских фермеров, точно в это же время согнанных банками с земель за долги, но не обеспеченных правительством США ни землей, ни работой, ни социальной помощью, ни пенсией по старости. Тогда каждый шестой американский фермер тоже попал под каток голодомора.

Хочу только обратить внимание читателя на то, что в наше время СМИ – наши доморощенные и западные – «переплюнули» даже Геббельса с Херстом. Тогда, более 80 лет назад, это были старания наших потенциальных врагов, но что удивляет и поражает: некоторые современные наши писаки (что бы вы думали?) дают такую же оценку марксизма: это, мол, универсальный враг – еврейство, а марксизм – еврейские происки, главный враг – большевистско-еврейская система.

Эти откровения полностью, слово в слово, совпадают с теми, которые произнес Иозеф Геббельс в речи под названием «Ленин и Гитлер», произнесенной в Цвиккау в 1926 году. Если читатель мне не верит, то может в этом удостовериться, почитав книгу Вальтера Лангера «Мышление Адольфа Гитлера: секретный доклад американской разведки». Хочу только предупредить, что в книге очень трудно отыскать что-либо по части мышления Гитлера. Книга, разрекламированная как продвинутый психологический доклад, в 1943 году подготовленный доктором Вальтером Лангером по заказу пресловутого Уильяма Доновера, возглавлявшего во время Второй мировой войны американскую внешнюю разведку, почти сплошь состоит из описания половых отклонений фюрера.

Возникает вопрос (он адресован нашим «извращенцам» в части марксизма-ленинизма): насколько правы партайгеноссе Геббельс и отрицатели коммунизма, молящиеся на партии национал-социализма? Ответов, как всегда, не два, а три. Если мнения Геббельса и наших доморощенных геббельсов совпадают и неверны, то это значит, что они одного поля ягоды. Если Геббельс не прав, а правда – в другом, тогда все нормально. Если и Геббельс прав, и «наши» правы, тогда – такого просто не может быть никогда.

ХХ век отличался тем, что в это время во многих странах осуществлялась попытка построить государство на основе социалистической (коммунистической) идеи. Само по себе это в истории – не новость. Государства, построенные по такому принципу, существовали в разное время в Месопотамии, Древнем Египте, древнем Китае, в Перу, до испанского завоевания, в государстве, организованном иезуитами в Парагвае и т. д.

Но именно в ХХ веке коммунистические революции потрясли весь мир. Конечно, центральным событием была революция в России. Но одновременно революции произошли в Баварии и Венгрии, позже – в Китае, на Кубе, во Вьетнаме и в Камбодже. Насколько эти революции были коммунистическими, вопрос непростой, так как само слово «коммунистический» или «социалистический» еще ни о чем не говорит.

Дело в том, что фундаментальная идея коммунистической идеологии заключалась в следующем: частная собственность на средства производства и частное предпринимательство являются основными источниками всех социальных зол, и если их ликвидировать, то можно построить общество всеобщего благополучия. Такая радикальность коммунистической идеи, особенно в ее марксистской форме, теперь вызвала бы справедливое и категорическое порицание, но в свое время сыграла решающую роль в возникновении и выживании советского (русского) коммунизма. Можно признать, что, не будь марксизма, не будь Ленина и его соратников, русского коммунизма не было бы. А не будь русского коммунизма, человечество пошло бы по совершенно другому пути развития. Этот путь был бы менее прогрессивным, а мир – менее справедливым, чем случилось на самом деле.

Русский коммунизм, зародившись, начал складываться во многом совсем не так, как рассчитывали революционеры и их идеологи. Он и возник не по теории, а в результате исторических усилий миллионов людей, которые либо вообще понятия не имели о марксизме, либо знали о нем весьма смутно и истолковывали его на свой лад. Первое коммунистическому общество в истории было построено в России в результате насильственного захвата власти в октябре 1917 года. Построено, кстати, не сразу и, возможно, не только благодаря, а вопреки марксизму.

Большевики сломали старое и построили совершенно новое общество. Какой ценой – это другой вопрос. И именно на периферии западной цивилизации, в России, сложились условия для осуществления коммунистического эксперимента. Эксперимента в общем и целом удачного. Кроме существования широко известных объективных причин этой удачи были и субъективные, чисто русские: невыносимо тяжелые условия жизни народа, и появление Ленина со своей партией большевиков.

Взяв в октябре власть, большевики в течение длительного времени боролись вовсе не за социализм-коммунизм, а за удержание и упрочение власти. Если хотите: за свои жизни. Реальное строительство социализма (коммунизма) началось лишь к концу 1920-х годов. Сталину пришлось бороться еще и с еврейством, вернее, с идеологией еврейства. Об этом я писал выше.

* * *

Советская идеология считала коммунистическое общество бескризисным. Это убеждение разделяли даже критики коммунизма. О кризисе коммунизма или хотя бы о его возможности серьезно никто не говорил.

Но кризисы в жизни всякого общества неизбежны. Переживали кризисы античное, феодальное и капиталистическое общество. И нынешнее состояние Запада является кризисным. Каждому типу общества свойственен свой, характерный для него тип кризиса. Для капиталистического общества свойственны так называемые экономические кризисы, которые проявляются в перепроизводстве товаров, избыточности капиталов и дефиците сфер их приложения. Причина нынешнего кризиса – банальная спекуляция. Тотальная, безоглядная спекуляция привела к наступлению эпохи воровства, на любом уровне, во всем мире. Респектабельные воры, безнаказанно занимаясь спекуляцией и наживаясь на ней, и не заметили, как воспитали в себе уверенность и жадность, не ограниченные ни чем. Все состоятельные люди, как за рубежом, так и в России, несмотря на внешний лоск и лицемерный либерализм, потеряли совесть. Это должно было неизбежно привести к практике двойных стандартов.

Кризис коммунизма существенным образом отличается от капиталистического. Он проявляется в дезорганизации всего общественного организма: всей системы власти и управления и охватывает все части и сферы общества, включая идеологию, экономику, культуру, общественную психологию, нравственное состояние населения.

В 1941–1942 годы Советский Союз был на грани гибели. Но это не был кризис коммунизма как социального строя. Наоборот, именно в эти тяжелые годы коммунизм обнаружил свою жизнеспособность. В результате победы над Германией Советский Союз навязал свой строй странам Восточной Европы и колоссально усилил свое влияние в мире. Усилились коммунистические партии в Западной Европе.

Кризис коммунизма произошел неожиданно и для политиков, и для специалистов, и для масс населения. Он назревал уже в брежневские годы. Но никому, даже Горбачеву, не приходило в голову, что кризис у нас возможен. Горбачев начал свои реформы в полной уверенности в том, что советское общество покорно подчинится его воле и призывам. Он больше, чем кто бы то ни было, способствовал развязыванию кризиса, не ведая о том. После того, как на факт кризиса уже стало невозможно закрывать глаза, его пытались называть по-разному, ставя истину с ног на голову. А именно как некое обновление, выздоровление общества, как некую «перестройку». В советском руководстве и его интеллектуальном обслуживании не нашлось ни одного человека, кто открыто назвал бы эту «реформацию», как на характерный признак именно кризиса. Вместо выяснения сущности и реальных причин кризиса все бросились искать виновников нарастающих трудностей и козлов отпущения. И нашли их там, где указали западные наставники, – в лице Сталина, Брежнева, консерваторов, бюрократов, органов государственной безопасности и т. д.

Это были приемы из арсеналов холодной войны. Главным оружием в холодной войне были средства идеологии, пропаганды и психологии. В ходе холодной войны «мозговые центры» в США под руководством ЦРУ разрабатывали и применяли против нас различные средства, в том числе и методы непосредственного воздействия: вербовка агентуры, внешнеполитическое давление, выборные технологии, дезинформация, дискредитация коммунизма, использование каналов культурного и научного обмена и т. д.

Когда был сломан «железный занавес» (заодно с советской пропагандистской машиной), к нам хлынули не только долгожданные запрещенные «шедевры» западной культуры, но и пропагандистский ширпотреб. Но самыми опасными стали талантливые произведения, проникнутые по тем или иным причинам русофобией.

Запад начал оказывать огромное влияние на советское общество, начал превращаться в постоянно действующий раздражительный фактор жизни советских людей. Он вторгался в сознание советских людей по множеству каналов, включая пропаганду западного образа жизни, элементы западной технологии, предметы одежды, книги, фильмы, музыку. В Советский Союз устремились многочисленные западные туристы, ученые, деятели культуры. Так стремительно расширялись контакты с ними советских людей, что никакие запреты и наказания уже не могли остановить этот процесс.

Именно тогда появилось беспрецедентное доселе внимание Запада к бунтарским настроениям в СССР. Западные радиостанции работали с учетом того, что происходило в нашей стране, и имели огромный успех. Они реагировали на все факты репрессий, причем даже на самые мелкие, поддерживали все формы протеста хотя бы уже тем, что предавали их гласности. На Западе стали издаваться книги советских неофициальных авторов, печататься статьи о советских деятелях культуры, вступавших в конфликт с советским обществом и властями. Таким образом, отметим, что советский интеллигентский бунт и культурный протестный взрыв произошел благодаря именно Западу. Некоторые советские люди ломали свою привычную жизнь и шли на риск и жертвы, надеясь на то, что на Западе им окажут поддержку, хотя бы самим фактом внимания за их агрессивную не дружественность советскому режиму. Более того, многие усвоили чужой взгляд на собственную страну, не понимая, что это первый шаг к цивилизационному краху. Это была идеологическая победа Запада.

О диссидентском движении и массовых волнах эмиграции советских людей на Запад написано немало. Мы опускаем эту тему. Замечу только, в сталинские годы подавляющая часть творческой интеллигенции была советской, хотя чуть ли не каждый второй был инакомыслящим. Не надо путать инакомыслие с диссидентством. Инакомыслие – состояние духа. Диссидент – профессия, как правило, неплохо оплачиваемая, хотя временами рискованная.

Горбачев, первым пошедший на поклон к Западу, простил американцам (не правительству, а народу, безжалостному на генетическом уровне) и Доктрину Монро, и индейцев, и Филиппины, и Хиросиму, и Нагасаки, и подлую роль по отношению к нам в Великой Отечественной войне. Во имя чего? Чтобы многое отдать и ничего не взять? Так, к сожалению, потом и случилось. Горбачев в деле идеологического предательства активно продолжал недоделанное Хрущевым, системе управления в стране наносился один удар за другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды», практика которой заложена раньше, в 1980-е? Да потому, что во времена Брежнева не был проведен четкий анализ, не изучен исторический опыт, не были даны рекомендации, как избежать допущенных ошибок.

Первый удар был нанесен по руководству сельским хозяйством. 22 ноября 1985 года был образован Госагропром СССР – управленческий монстр, состоявший из шести ведомств министерского уровня, в одном из которых пришлось работать автору. У руля этого монстра был поставлен В. С. Мураховский, никому неизвестный (но известный Горбачеву по Ставропольскому краю) секретарь обкома, педагог по образованию. Горбачев у агропромовцев авторитетом не пользовался, и мы не понимали, как он не понимает, что такое объединение функций в одних руках приведет к перегрузке любого, даже опытного человека, который не сможет решать все вопросы. Мураховский быстро слетел с поста.

Одного Агропрома было недостаточно, и 8–9 июня 1987 года было проведено совещание в ЦК КПСС по вопросам коренной перестройки управления экономикой. А 25–26 июня состоялся Пленум ЦК с аналогичной повесткой дня. Сущность замысла по «коренной перестройке управления» потеряла смысл, так как вскоре госаппарат сверху донизу охватила кадровая и организационная чехарда. Он был занят не своими привычными обязанностями, а больше думал, как уцелеть в этот период.

Наиболее ощутимым ударом по народному хозяйству вызвали операции с Правительством СССР. Первый удар состоялся в результате выборов в Верховный Совет СССР летом 1989 года, когда, скопировав парламентские процедуры Запада, было решено устроить на первой сессии избрание министров парламентариями; при этом процедура затянулась и одновременно была проведена реорганизация правительства. Затем через полтора года, на рубеже 1990–1991 годов, когда после отставки доведенного до инфаркта Н. И. Рыжкова Совет Министров СССР был реорганизован в Кабинет Министров при Президенте СССР (под руководством В. С. Павлова).

Мотив был традиционный: слепое копирование западных образцов. Второй раз, после ареста премьера Павлова (как члена ГКЧП) – в конце августа 1991 года Кабинет был преобразован в Межреспубликанский Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР. Из некогда целостной системы были выбиты фундаментальные звенья.

Если бы коммунисты чуть повнимательнее читали классиков марксизма-ленинизма, они смогли бы выявить взаимосвязь между катастрофой первой из попыток создать социализм и организационными вопросами. В опубликованном письме адвокату из Турина Карло Герцаги Ф. Энгельс писал: «Именно недостаток централизации и авторитета стоил жизни Парижской Коммуне».

Сегодня нас коробит от единодушного «одобрям-с», почетных президиумов, телеграмм-отчетов вождям и т. д. Очень многое из этой мишуры сохранилось и поныне.

ГЛАВА 5 «ПРИМИТЕ НАС В ИМПЕРИЮ»

Памятуя о том, что марксизм-ленинизм все же вершина научной философской мысли, объективности ради обратим внимание на несостоятельность некоторых основ теории «правого дел». Начнем с самого огорчительного. О воссоздании СССР не может быть и речи, так как он изначально мыслился как империя – Союз Советских Социалистических Республик, в который входили бы все новые и новые республики всемирного государства рабочих и крестьян. Сейчас такое предположение вызывает по крайней мере усмешку.

Автор по линии СЭВ был в служебной командировке в Народной Республике Болгарии. Болгарские коллеги нас спрашивали, почему мы не приняли Болгарию в состав СССР? Тогда я не мог ответить на их вопрос. Позже я узнал, что в состав СССР первыми попросились Монгольская народная республика и Китай. Причем МНР подала заявление о вступлении в СССР еще в 1944 году, практически ордновременно с Тувой. Туву мы приняли, а Монголию нет. Одна из африканских стран (Ангола) стремилась тоже войти в состав Советского Союза. Нет сомнений, что решение о расширении империи – Советского Союза – вначале принимал Сталин. Но Сталин был разумным человеком и на авантюры шел неохотно. Был ли он прав? Судить сложно. Но причины были. По отношению к Монголии можно сказать, что руководству Советского Союза не нужна была территория с практически неразвитой инфраструктурой, промышленностью, сельским хозяйством, населенная племенами, живущими по средневековым законам. Такими проблемами мы всегда были обременены, как говорят, выше головы. Идея Мао Цзедуна о присоединении Китая к СССР Сталину могла сразу не понравиться: «отец народов» опасался, возможно, что молодой и очень авторитетный в коммунистическом движении Цзедун в перспективе захочет заменить старого советского вождя и возглавить СССР. Шутка? Возможно. А не проскальзывает в голове такая мысль: как только создадим Союзное государство Белоруссии и России, сразу же поставим во главе Лукашенко? За Болгарию уже Хрушев, очевидно, не захотел платить репарации грекам по итогам Второй мировой войны. А если бы мы в состав Советского Союза включили Анголу, то, понятное дело, могла разразиться и третья мировая. Настоящая. Следует понять одно: Советский Союз никогда не был «тюрьмой народов». В тюрьму не рвутся.

Итак, почему коммунизм не завоевал весь мир? На это вопрос ответить не так сложно, если из всего, что касается коммунизма, убрать весь мусор инсинуаций, догматизма и предубеждений.

Рассмотрим теоретический вопрос большевиков об обязательной победе коммунизма во всем мире. Идея перманентной революции принадлежала члену РСДРП, другу Троцкого Парвусу. Троцкий, как это часто бывает, эту идею у Парвуса, если сказать по-простому, стибрил. Ленин тоже был за всемирную революцию.

Личность Парвуса весьма интересна. Настоящее имя Парвуса – Гельфанд Александр Лазаревич. Выходец из семьи еврейского ремесленника Минской губернии после участия в нелегальных кружках Одессы эмигрировал в Швейцарию. В тамошнем Базельском университете получил степень доктора философии, перебрался в Берлин, вступил в социал-демократическую партию Германии (СДПГ), через Каутского сблизился с ее руководителями. Отличался от них более радикальными взглядами. Печатался в партийных газетах. Общался с русскими революционными эмигрантами и левыми социалистами Царства Польского Ю. Мархлевским и Р. Люксембург, чем обратил на себя благосклонное внимание Ленина.

Тяжелый удар авторитету царской власти нанесло Кровавое воскресенье (по данным историков, было убито около 1500 и ранено около 5000 человек). Бунич Игорь Львович, автор нескольких политических триллеров детективного порядка, прямым текстом внушает читателю мысль, кто были провокаторами побоища: «парвусовские боевики с деревьев Александровского парка начали стрелять по солдатам из оцепления Зимнего дворца и привели к знаменитому Кровавому воскресению!» Согласно уже эпигонской советской легенде, когда весть о жестокой расправе над рабочими дошла до Женевы, русские эмигранты пришли в сильное волнение, а квартира Ленина стала штабом революции, где он якобы ежедневно наносил на карту обстановку и отдавал распоряжения. Такая «правильная» версия истории революции тоже маловероятна: события накладывались друг на друга, сменялись с чрезвычайной быстротой: ход военных действий, политические маневры правительства, устремления либерально-конституционных кругов, а также спонтанные выступления трудящихся складывались в такую обширную картину событий, что не могли находиться в сфере влияния Ленина. Любая попытка какого-либо воздействия из Женевы была бы невозможной из-за недостатка и случайного характера информации. Поэтому в действительности Ленин был очень сдержан в советах товарищам, прибывающим из России. В состоянии возбуждения он по-прежнему работал в публичной библиотеке.

Известно, что священник Гапон, спровоцировавший кровавые события в Петербурге, посетил Ленина в Женеве. В Европе Гапон оказался популярным. Его даже кто-то явно хотел перелицевать в революционеры. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин принял его неохотно и холодно, разговаривал с ним почти брезгливо. По другим источникам, к разговору с ним Ленин отнесся серьезно: убедился в том, что крестьянство представляет собой весьма значительную революционную силу и может стать важнейшим союзником пролетариата. Ленин менял оценку крестьянства. Именно тогда якобы Ленин пришел к выводу, что в случае удачного исхода революции и установления республики она будет представлять собой революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства. Ленин видел, что события в России происходят в значительной мере спонтанно. По-видимому, пришло время действовать, несмотря на то что революционное движение развивалось стихийно и интенсивность его не поддавалась механически-рационалистическому управлению.

Накануне решающих событий энергия Ленина сконцентрировалась на одной мысли: назад в Россию. Он метался, как пишет Троцкий, взад и вперед по своей цюрихской «клетке», ища выхода, и проявлял неиссякаемую энергию, налаживал связь с революционерами в России. С помощью корреспонденции он собирал эмигрантов, рассеянных по разным странам, давал рекомендации, вырабатывал тезисы и резолюции. Он не очень надеялся на своих соратников в Петербурге. Там Молотов и Шляпников руководили небольшим бюро большевиков и намеревались выступить в «Правде» с нападками на Временное правительство. Каменев, Свердлов и Сталин, вернувшиеся из ссылки, стали проводить курс на примирение и сотрудничество с другими группами социалистического направления. В этой ситуации появились «Письма издалека», заставившие революционеров посмотреть на ситуацию совсем по-иному. В «Письмах» Ленин призывал к свержению Временного правительства и составил программу действий для Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов; требовал отмены всех договоров с союзниками и освобождения колоний. Это были первые громовые раскаты ожидаемой мировой революции.

Узнав, что Ленин собирается в Россию, Временное правительство не выразило протеста против возвращения его на Родину. Однако у Ленина возникли трудности при получении транзитной визы через Англию и Францию. Поневоле возникла идея ехать через неприятельскую Германию. Именно благодаря усилиям Парвуса высшее армейское руководство Германии дало согласие на проезд Ленина, Крупской, Зиновьева, Радека, Инессы Арманд, других большевиков, а также 20 эмигрантов, не принадлежавших к большевикам, всего около 60 человек, поездом (который не был в буквальном смысле слова «опломбирован», хотя его остановок в Германии не предусматривалось) через Германию в Россию. Правительство Германии в связи с возвращением русских революционеров в Россию ожидало значительного ослабления сопротивления царской армии и подрыва внутреннего фронта. Было известно, что Ленин – сторонник свержения царизма.

По логике вещей и согласно имеющейся практике за участие Ленина в деятельности в таком направлении вполне допустимо, что финансовые субсидии имели место. В литературных источниках упоминается: когда поезд прибыл в Швецию, Парвус тут же просил передать Ленину, что существует настоятельная необходимость незамедлительного проведения мирных переговоров, на что Ленин якобы ответил: «Моя специальность – политическая агитация, а не дипломатия».

Каждый раз, когда непримиримость Ленина и критические дискуссии приводили к принципиальному разрыву между большевиками и другими социалистическими партиями, используя примитивный пропагандистский штамп, Ленина объявляли агентом Германии. Имели место даже демонстрации против вождя большевиков по этому поводу. Но приехав 3 апреля ночью в Петроград, Ленин смог выступить уже 4 апреля на собрании большевиков.

То, что произошло с февраля по октябрь в России, было нелогичным, неожиданным и единственным в своем роде. Причем большевикам удалось взять власть только по одной причине – у них был Ленин. Ленин – организатор революционной партии большевиков. Однако он оказался заложником не только ситуации, но, еще раньше – и доктрины мировой революции. Вождь большевиков считал, что свержение царского самодержавия возможно лишь в отдаленном будущем. Это он утверждал менее чем за два месяца до Февральской революции 1917 года, в январе, выступая в Цюрихе. Да и позднее он говорил в кругу своих соратников эмигрантов, что они вряд ли доживут до революции в России. Но ситуация складывалась так, что Ленин вынужден был «прийти к выводу» о возможности победы социалистической революции (то есть о возможности для революционной партии захватить власть и направить развитие по пути к коммунизму) первоначально в одной стране.

О невероятных трудностях экономического, политического и оборонительного характера, с которыми столкнулась новая власть, подробно написано выше. Не менее сложными оказались трудности теоретического порядка. Я уже писал, что в России строили коммунизм не по Марксу.

Строительство новой жизни в России происходило в условиях очень сложной идеологической борьбы. В 1921–1927 годах в РКП (б) и в Коминтерне развернулась ожесточенная борьба между «коммунистами» (доктринерами мировой пролетарской революции) и «национал-большевиками» (термидорианскими прагматиками), которая в зарубежной историографии для простоты обозначения стала называться борьбой «троцкистов» со «сталинистами». Эта борьба началась с внутрипартийной дискуссии о профсоюзах, открытой Троцким его речью на V Всероссийской конференции профсоюзов в начале ноября 1920 года, и через выступления других фракционных групп в РКП (б) – «децистов» и «левых коммунистов».

Об этой борьбе – см. в предыдущих книгах трилогии. Но коль скоро мы вновь коснулись здесь этой темы, обращу внимание читателя на одно немаловажное обстоятельство: Сталину пришлось возглавить небывалый социальный эксперимент, который был продуман и начат отнюдь не им, и он оказался в положении сказочного витязя, перед которым были открыты три дороги, каждая из которых по-своему опасна и требует идти на жертвы.

Левая дорога – к продолжению революционной агрессии и в идеале – к разжиганию глобального революционного пожара. На такой путь звал Троцкий. Здесь даже в случае успеха (очень сомнительного или, вернее, практически невероятного) надо было пожертвовать русским народом. Его, только еще возрождавшегося после чудовищных потерь и лишений в братоубийственной Гражданской войне, надлежало бы перемолоть в мясорубке мировой революции.

Правая дорога – к сближению с капиталистической системой по форме хозяйствования, но при сохранении диктатуры партии. Приблизительно на такой путь перевели советское общество партийные верхи под руководством Горбачева и Ельцина. Результаты, как видим, для государства и народа просто катастрофические, при необычайном выигрыше тех, кто пристроился на вершине общественной пирамиды или обрел криминально-спекулятивные капиталы. В далекие 1930-е годы катастрофа была бы значительно губительней потому, что страна была бедна, а мировая капиталистическая система испытывала кризис, и все индустриально развитые государства постарались бы выйти из него за счет России.

Оставалась, как видим, единственная возможность уцелеть стране и народу: двигаться прямо по избранному пути, совершая неизбежные незначительные отклонения вправо и влево, но стараясь продолжать строительство невиданного еще в истории общества.

Сталин развил теорию о возможности построения полноценного социалистического общества в отдельно взятой стране на основе имеющихся человеческих и природных ресурсов и военной силы, которую следовало укреплять ввиду капиталистического окружения, ожидая более благоприятных для мировой революции обстоятельств. Эта, в общем-то довольно примитивная, теория имела успех, так как: первое – тешила националистические чувства и второе – приспосабливалась к психологии рядового члена партии, уставшего дожидаться мировой революции.

Конечно, основная масса беспартийного населения Страны Советов ничего не понимала в полемике «левого» и «правого» уклонов 1920-х годов. Да и сейчас нам трудно определиться, какой уклон правый, а какой левый. Витязю на развилке дорог и то проще: левая дорога – это та, что идет влево…

С высоты прошедших десятилетий вся авантюра большевиков с «всемирной революцией» кажется сегодня нормальному человеку каким-то шизофреническим бредом. Но хорошо рассуждать теперь.

Тогда, при общей неразберихе и пустозвонстве, трудно было простому смертному пристать к берегу с твердым грунтом. Теория марксизма трещала по всем швам. Сопротивление масс нарастало. Не случайно Зиновьев незадолго до своего изгнания с поста председателя Коминтерна, блокируясь с Троцким против концепции Сталина-Бухарина «о социализме в одной отдельно взятой стране», с тревогой говорил «демону революции»: «При отсутствии мировой революции наша партия держится на честном слове».

А «капиталистическое окружение» прекратило уже не только военную, но и торговую блокаду и фактически признало существование СССР де-факто. Итак, теория всемирной революции оказалась несостоятельной.

С учетом других теоретических и практических ошибок тех, кто хотел сделать всех людей счастливыми, можно констатировать, что сама идея коммунизма (не без участия ее злейших врагов, конечно) была дискредитирована. Но как быть с несправедливостью на земле? И коммунизм дискредитирован, и альтернатива ему неприемлема.

В том коммунизме, который был у нас, многое было не так, раз он приказал долго жить. Но вообще-то, сейчас мало кто хочет взглянуть на наше ближайшее прошлое (когда мы жили относительно достойно) даже просто из любопытства, не отдавая предпочтения никакой априорной доктрине, не становясь на позиции какой-либо социальной категории людей, не выдвигая никаких программ избавления людей от зол коммунизма или построения некоего «подлинного социализма с человеческим лицом».

После событий 1989–1991 годов марксистский социализм оказался в глубочайшем кризисе. Хотя кризис марксизма начался еще до крушения советской системы. Уже к концу 1970-х годов живые дискуссии в левом движении на Западе, например, сменяются более или менее однообразным повторением одних и тех же позиций. А когда один за другим ушли из жизни выдающиеся мыслители, властители дум «взбунтовавшегося поколения» 1960-х годов – Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Жан-Поль Сартр, Дьердь Лукач – на их место не пришел никто, хоть сколько-нибудь способный заполнить образовавшийся вакуум.

Несмотря на то что большая часть западных левых (включая крупнейшие коммунистические партии) критически относилась к советскому опыту, распад СССР и последовавшая затем попытка реставрации капитализма в России спровоцировали острейший кризис в левом движении.

О том, как в фундамент Империи всемирной революции закладывалась бомба замедленного действия, читатель узнает ниже.

 

Глава 6

Интернационализм и национальный вопрос

Братство во Христе в его греко-римском варианте отрицало то, что сегодня мы называем патриотизмом и национальным характером или сознанием, откуда вытекало соответствующее отношение к Отечеству и долгу гражданина, а с другой стороны, призывало к непротивлению злу, что, как все знают, обещает рай покорным и кротким и укрепляет власть предержащую.

Марксистский интернационализм как таковой также предполагает в сознании энтузиаста «правого дела» отсутствие банального национализма. А с другой стороны, в таком тонком деле, как национальный вопрос, даже такая, казалось бы, мелочь, – на каком языке говорит и думает человек, имеет немалое значение.

Приведу интересный пример. Во время войны 1812 года много русских офицеров погибло совершенно по-дурацки. В темноте русские солдаты из простых крестьян, определяя врагов, ориентировались на французскую речь, а некоторые наши офицеры говорили только по-французски, чисто и грамотно, а русского-то толком и не знали. Солдаты открывали огонь на поражение.

Однако Сталин, с трудом говоривший на русском, считал себя русским грузинского происхождения. Он чаще проявлял себя как националист, чем как интернационалист. Но, говоря откровенно, следует признать, что большевики национальный вопрос часто ставили с ног на голову. Правда, если проанализировать ход событий 1917 года, то невозможно не восторгаться гениальностью Ленина как революционного стратега, который учел в февральско-октябрьской политической ситуации важность именно национального вопроса. Если буржуазные и социалистические лидеры России не выделяли тогда каких-либо особенностей русского народа и призывали прямо копировать опыт западных европейцев, то Ленин, несмотря на то что был в изгнании 17 долгих лет и, по мнению многих, не знал русских, высоко оценил способность русского народа на самопожертвование ради защиты государственности и высоких духовных ценностей – их можно было трансформировать в мессианские настроения устройства «нового» мира – «Мы наш, мы новый мир построим». Он усмотрел, что за русскими пойдут на борьбу и другие нации, которые увидели в этом лозунге возможность избавления от чувства ущемленного национального достоинства, от обиды угнетенных, но, так сказать, не титульной нацией, а царской машиной власти. Мессианское настроение народа, считай, крестьянства, находило свое отражение в большевистской концепции общенародного государства.

Идея государства как большого дома народов России являлось в действительности русским архетипом и поэтому не нуждалось в особой пропаганде. Достаточно было обратиться к чувству народа, чтобы из области коллективного бессознательного эта идея стала политически эффективной. Вся история российской государственности, начиная с IХ века, основана на практической реализации этой идеи.

В отличие от других политических партий большевики последовательно проводили и развивали программные установки партии по национальному вопросу. Так, уже на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (июль 1917 года) Ленин заявил о необходимости превращения многонациональной России в Союз добровольно объединившихся республик. Отметим, что большевики всегда и везде увязывали решение национального вопроса с борьбой за диктатуру пролетариата, за республику Советов. Эта политика дала должные и заметные результаты. Так, в Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украине, на Кавказе, в Средней Азии и Казахстане, национальных районах Поволжья, Урала и Сибири проходило масштабное становление Советской власти в русле единства по большинству вопросов политической действенности РСДРП (б) и национальных движений.

Известный русский спор между сторонниками западного и отечественного пути развития с Октября 1917-го решался в боях гражданской войны. Но Ленин думал поначалу, что революция в России должна стать частью мировой пролетарской революции. И даже после того, как стало ясно, что мировой пролетариат не спешит последовать примеру российского, мировая революция все равно готовилась. «Рука Москвы» помогала создавать и укреплять компартии во всех более или менее крупных странах. Для координации революционных действий в марте 1919 года и был создан Коминтерн. Ленин выделил на эти цели гигантские средства, хотя самим не хватало.

Весьма значительный контингент профессиональных революционеров приезжал в Москву «за опытом». Планировался гигантский передел мира. Экспроприация экспроприаторов готовилась в глобальных масштабах. И это не скрывалось. В большевистской партии образовалось достаточно сильное леворадикальное крыло, представленное прежде всего Троцким, с его политикой экспорта революции, вплоть до военных акций. Естественно, что богатые добровольно ни власть, ни богатства отдавать не собирались. Опасность вмешательства извне толкала национальную буржуазию западных стран к активной самозащите, к поискам сил, способных погасить революционную волну любой ценой, даже с помощью фашизма. Поэтому прежде всего они стали формировать по отношению к Стране Советов такое понятие, как «империя зла». А в большевистских утопических планах не оставалось места ни национальным различиям, ни государственным границам. Человечество должно было объединяться на базе социальной справедливости и все свои разногласия решать мирно, добровольно соблюдая все правила социалистического общежития. Ленин считал, что «сопротивление эксплуататоров будет постепенно ослабевать».

В советской историографии внешняя политика СССР 1920-х годов лишена сколько-нибудь правдивой информации. Одно сплошное мирное сосуществование двух систем и борьба за коллективную безопасность. Идеи экспорта революции и Коминтерн позже начисто исчезли из трудов советских историков международных отношений и дипломатии.

А когда со времен Хрущева начали публиковать труды о Коминтерне – в них ничего не говорилось о застарелом конфликте между НКИД и ИККИ. В действительности в первом отстаивали национально-государственные интересы и боролись за мирное сосуществование, а во втором – подрывали эту миролюбивую политику и постоянно мешали нормальной работе советской дипломатии: сначала химерическими идеями мировой революции, а позже – бездумным вмешательством в национально-освободительное движение. По идеологическим соображениям делили афро-азиатские страны на надуманные категории – «идущие по социалистическому пути», страны «некапиталистического развития», «неприсоединившиеся» к военно-политическим блокам и т. д. С точки зрения «внешников», все это была чушь собачья: они делили страны и дипломатические посты, исходя из интересов собственного кармана, лишь на две группы: где платили в твердой валюте (долларах, дойчемарках и т. п. – США, ФРГ, Югославия и др.) и где государства расплачивались «бумагой» – сертификатами (страны СЭВ, Вьетнам, Гана и др.).

Теория интернационализма, вопросы о войне и мире, вообще национальный вопрос у большевиков в основе своей содержали концепцию Маркса о непримиримой классовой борьбе эксплуатируемых (пролетариев) и эксплуататоров (буржуа, в русском просторечии). Подобно французским якобинцам, считавшим, что они начинают новую эру человечества с «чистого листа», большевики с первых дней Октября также заявляли о начале новой эры трудящегося человечества. Якобинцы, как известно, ввели новый «революционный календарь», в котором отвергался религиозный принцип летоисчисления от Рождества Христова: новая эра человечества начиналась с 1 сентября 1792 года – года провозглашения республики. Нечто подобное при переходе с григорианского на юлианский календарь хотели в 1918 году сделать и деятели Наркомпроса – датировать новую «пролетарскую эру» с 7 ноября 1917 года. Помешал тогда этому НКИД.

Активнейшим популяризатором доктрины мировой пролетарской революции выступал «любимец партии» и нынешних «демократов» Бухарин. В ноябре 1922 года на IV конгрессе Коминтерна, повторяя свой тезис о правомерности экспорта революции, он договорился до следующего: «Каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию», поскольку «распространение Красной Армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции».

Если тактику мировой революции определяли большевистские лидеры первого плана – Бухарин, Ленин и Троцкий, а за ними уже стояли деятели помельче: Зиновьев, Каменев, Радек, Раковский и др., то начертание стратегии первых ударов в 1918–1920 годах брали на себя Ленин и Троцкий. Ни тот ни другой не были профессионалами в сфере международных отношений и дипломатии. И если у Троцкого был еще хотя бы какой-то опыт пребывания на Балканах в 1912–1913 годах в качестве военного корреспондента на театре военных действий двух балканских войн, то Ленин в эмиграции вообще судил о мировой геополитике только по книгам и газетам.

Знанию сложнейшей конкретной историко-географической и этнической обстановки на Балканах Ленин мог противопоставить только пресловутый «классовый подход». Раз царская Россия за свободу балканских славян и вообще за православных – долой «свободу славян», все истинные социалисты Европы должны встать на защиту турок. Такова позиция Ленина в статье «Ко всем гражданам России» (конец октября 1912-го). Там он пишет: «только революционное низвержение царизма может обеспечить свободное развитие и России, и всей Восточной Европы. Только победа федеративной республики на Балканах наряду с победой республики в России в состоянии избавить сотни миллионов людей от бедствий войны…»

Для Ленина создание III Интернационала было не просто исполнением клятвы, данной им летом 1914 года, когда он узнал о предательстве французских и германских социалистов. С помощью нового Интернационала он собирался свести счеты с лидерами II Интернационала, которые многие годы покровительственно относились к русским социалистам, вызывая у них ярость и негодование. Сколько ему самому приходилось обращаться к немецким и австрийским товарищам за различной помощью, будь то деньги, документы или защита от полиции? Сколько ему пришлось выслушать высоких наставлений, что большевики излишне вспыльчивы, что они должны действовать вместе с другими социалистическими и прогрессивными силами своей страны? А чего стоят замечания, что большевики не могут решать свои споры цивилизованными методами? Пусть в своем труде «Пролетарская революция и ренегат Каутский», написанном в ноябре 1918 года, Ленин сполна отплатил Каутскому, но Каутский в течение многих лет был для Ленина светочем марксизма, истинным преемником Учителя, победителем ревизионизма.

У Ленина не было ни времени, ни здоровья, чтобы серьезно заняться проблемами Коминтерна. Ему трудно было сосредоточиться на проблемах всемирного коммунизма – не мог вырваться из пут проблем Советской России. И Коминтерн приказал долго жить.

Сталин в «Кратком курсе истории ВКП (б)» лишь бегло упомянул о создании в 1919 году Коминтерна. Такое ничтожное значение он ему придавал. А сколько бесполезной мышиной возни было инсценировано этой надуманной организацией, созданной по той ошибочной теории Ленина, Троцкого и Бухарина! Но что было, то было. В киноархиве под Москвой сохранились кадры кинохроники самого экстремистского, ультралевого II конгресса Коминтерна, проходившего в Большом театре в Москве в июле – августе 1920 года. На сцене висела огромная карта «мировой революции», и, по воспоминаниям Зиновьева, тогдашнего председателя Исполкома Коминтерна, делегаты каждое утро «с замиранием сердца» отмечали на ней флажками путь Красной Армии к Варшаве и далее на Берлин – центр мировой революции.

Когда вспышки революции в Европе были подавлены и перспектива «мирового освободительного пожара» отодвинулась на неопределенное время, большевистская власть пошла на авантюру – попыталась «прощупать штыком» панскую Польшу. Провал польской авантюры впервые заставил Ленина и его окружение усомниться в действенности идей пролетарского интернационализма и крепко задуматься над национальным вопросом. Хотя и крепко усвоил Ленин мысль Маркса и Энгельса, высказанную еще в «Манифесте Коммунистической партии», что вся предыдущая история человечества была историей борьбы классов, и он последовательно проводил в жизнь классовый подход, он пришел к выводу, что эта мысль небесспорна. История – это, скорее, история борьбы государств, в которой классы выступают вместе, с национальных позиций, что и доказала панская Польша. Скажем больше: борьба между классами сосуществует с борьбой внутри классов, даже внутри семьи, и классовая борьба приобретает антагонистический характер лишь в переломные моменты истории. Мы знаем, что вовсе не пролетариат становится могильщиком буржуазного строя, как и сама буржуазия не была могильщиком феодализма.

Несмотря на это, Ленин успел сделать глупость, увы, не единственную – настоял на федеративном (скорее, конфедеративном) устройстве создаваемого СССР. Сталин, считавшийся тогда крупнейшим знатоком национального вопроса, предлагал, чтобы национальные республики вошли в состав РСФСР на правах автономий. Ленин же требовал, чтобы они вошли равноправными членами нового Союза, с признанием их права на самоопределение, вплоть до отделения. Чисто теоретически Ленин был прав – в свете перспектив мировой революции: другие страны, в которых если бы была установлена власть по типу Советской, видели бы, что их принимают в Союз на равных с Россией. Но если смотреть на то, в каком состоянии пребывали тогда национальные республики, то надо признать, что у них просто не было выбора. Сами они с восстановлением разрушенного хозяйства, а тем более с развитием культуры и обеспечением своей обороноспособности не справились бы и с положением автономий согласились бы. После долгого сопротивления Сталин, знавший, что на Политбюро все равно окажется в меньшинстве, уступил Ленину (и в основание СССР была заложена бомба замедленного действия – когда-нибудь должен был последовать взрыв национализма).

Индия как путеводная «звезда Востока» давно манила русских царей. В 1800 году Павел I наладил туда донских казаков, но преждевременная насильственная смерть гроссмейстера Мальтийского ордена, мечтавшего обратить «святую Русь» в католичество, спасла ее от конфуза и затяжной войны с Англией – владелицей этой жемчужины британской короны». В 1808 году в том же направлении толкал Александра I Наполеон в период Тильзитского союза, но «властитель слабый и лукавый» благоразумно уклонился от такой чести.

У пришедших к власти большевиков, особенно у Троцкого, такого благоразумия было поменьше. Восток в начале ХХ века давно полыхал – в Китае, Афганистане, Индии, Персии, Османской империи разгорался огонь национально-освободительной борьбы против колониального ига. В мае 1919 года в Афганистане – «воротах в Индию» – началось очередное восстание против англичан под руководством Амманулы-хана. И хотя хану уже через месяц пришлось заключать военное перемирие с вооруженными до зубов сынами туманного Альбиона, новому командующему Туркестанского фронта Михаилу Фрунзе уже чудились приоткрывающиеся через афганский Памир «врата в Индию». Еще не доехав до Ашхабада, где размещался штаб Туркфронта, Фрунзе направил председателю Реввоенсовета Троцкому записку о своем видении задач фронта. Среди этих задач фигурировала и такая: «Подготовка похода на Индию и Персию в целях удара [по] английскому империализму, являющемуся самым свирепым врагом Советской России и строящему свое благополучие на указанных восточных странах». Троцкий, всегда немедленно реагировавший на все, что касалось практической реализации доктрины мировой революции, развил военно-организационные задачи Туркфронта в целую стратегию продолжения «экспорта революции» на… Востоке, так как Германская революция была задушена, советские Венгерская и Словацкая республики пали, а в бывших царских прибалтийских губерниях и в «русской» Польше свирепствовали местные националисты. Украина по-прежнему пока потеряна: ее черноморские порты, особенно Одесса, заняты военно-морскими десантниками Антанты, а Добровольческая армия Деникина прет через Киев и Харьков на Москву.

Совсем иная ситуация на Востоке. В Сибири РККА успешно бьет Колчака. На Дальнем Востоке – очевидное противостояние между американскими и японскими оккупационными войсками. Троцкий предвидит «активность по азиатским линиям». Развивая предложение Фрунзе, он в секретной записке в ЦК РКП 5 августа 1919 года пишет о «конном корпусе (30 000—40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». В январе – феврале 1920 года войска Туркфронта под командованием Фрунзе без боя занимают Хивинское ханство (со времен «белого генерала» Михаила Скобелева оно обладало статусом автономии на манер Финляндии), и в апреле там провозглашается Хорезмская народная советская республика.

К марту наступает очередь Северного Кавказа и Азербайджана. Идеология идеологией, но здесь присутствует крайне необходимая вещь – нефть. 28 февраля Ленин секретным шифром телеграфирует членам РВС Кавказского фронта Смилге и Орджоникидзе: «Нам до зарезу нужна нефть, обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы и, наоборот, даруем жизнь всем, если Майкоп и особенно Грозный передадут в целости». Члены РВС «обдумали»: и 22 марта Майкоп взяли красные партизаны, а 23-го Грозный взяла ХI армия Кавфронта.

Вскоре на Северном Кавказе создается Горская советская республика. Но там еще не решена проблема – независимые «буржуазные» республики Закавказья – Азербайджан, Армения, Грузия, 16 января 1920 года признанные Антантой дипломатически как суверенные государства. Надо сказать, что с 1918 года международная обстановка в Закавказье была очень сложной и запутанной. Вначале закавказские националисты провозгласили объединенную Закавказскую республику, но очень скоро перессорились из-за спорных территорий, причем настолько, что армяне-националисты пригласили в Нагорный Карабах для охраны там «зеленой линии» (город Шуша) большевистские войска как своеобразные «голубые каски» ООН. Кроме того, Закавказье было наводнено эмиссарами, разведчиками и даже войсками кайзеровской Германии, Англии, Турции, Персии. В конце 1918 года из игры вышли кайзеровская Германия и султанская Турция. В обеих странах произошли революции. Но если веймарской постреволюционной Германии было не до Закавказья, то младотурецкая революция генерала Мустафы Кемаль-паши (Ататюрка) в качестве военно-политического союзника избрала не этнически близкий Азербайджан, а «безбожную» Советскую Россию. Дальше все пошло по наезженному «коминтерновскому» сценарию, который будет применяться вплоть до советско-финской войны 1939—40 годов.

Произошла советизация Азербайджана. Ататюрк за благожелательный нейтралитет был признан советско-турецким договором о дружбе и братстве. Военно-политический союз с кемалистами и ослабление военной активности Антанты в черноморском регионе после бегства Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года существенно облегчили процессы советизации Туркестана и Закавказья. 2 сентября 1920 года Фрунзе ликвидировал последнюю «царскую автономию» Туркестана – Бухарский эмират. На его месте была учреждена Бухарская народная советская республика. 2 декабря 1920 года была провозглашена советская Армения. Несколько сложнее шла советизация Грузии.

Во-первых, в ее государственном руководстве в 1918 году прочно окопались такие меньшевики, имевшие всероссийскую и международную известность, как Чхеидзе, Церетели и др. (к ним приезжал даже сам Карл Каутский). Во-вторых, меньшевистская Грузия успела с января 1920 года установить дипломатические отношения со многими Странами Антанты. С Грузинской демократической республикой в мае 1920 года Советская Россия могла только усилить дипломатические связи, но не более. Первым советским послом в Тбилиси был направлен Киров. Согласно союзному договору, на территории республики разрешалась деятельность прокоммунистических организаций. И этого было достаточно – советизация Грузии свершилась. 25 февраля 1921 года ХI армия без боя взяла Тбилиси. Большевики проявили благородство – они дали возможность правительству меньшевиков и ряду крупных банкиров и фабрикантов Грузии эмигрировать на британских военных судах.

А вот советизация Персии и «бросок на Индию» не получились.

Став полновластным хозяином положения, Сталин еще долго исповедовал интернационализм, что часто приводило к издержкам. Бессмысленным для нас было участие в войне в Испании в 1936–1938 годах. В эту войну нас втянули последователи Троцкого, мечтавшие о «пожаре мировой революции». Мы помогали вовсе не пламенным революционерам. Испанское республиканское правительство на Москву не особенно ориентировалось, допустило восстание троцкистов в Барселоне, не смогло пресечь анархии в рядах своих защитников, а потом и вовсе отказалось от нашей помощи. Троцкисты еще прочно держали в руках внешнюю политику, а Сталин еще не полностью контролировал ситуацию в стране. Главой МИДа был Максим Литвинов (Мейер Валлах), который повторял худшие образцы царской дипломатии: вовсю ссорился с Германией – нашим главным торгово-промышленным партнером, но зато изо всех сил льнул к Франции и США, от которых нам никакого проку не было. Эти страны не давали нам кредитов, зато умело стравливали с немцами. Сталин это понял и Валлаха-Литвинова спровадил в отставку – внешняя политика СССР изменилась. Мы наконец стали больше блюсти свой интерес.

Но и враг не дремал. Первой пробой сил Запада против успешно развивающейся России стала инспирированная им война с Финляндией. Западная разведка и военные круги старательно провоцировали финское правительство на конфликт с СССР. В 1939 году с инспекционными поездками в Финляндию приезжает сначала начальник Генштаба Германии, а затем начальник Генштаба Великобритании. Этим поездкам предшествовали русофобские акции финского правительства. В 1938 году там проходило торжественное празднование двадцатой годовщины выхода Финляндии из состава России, приобретшее явно антирусский характер. На фоне этих событий можно признать оправданным опасение Сталина, что Германия вот-вот заключит договор с Финляндией, который будет, конечно, направлен против СССР. Советская разведка располагала данными о планировании Германией использовать Финляндию в качестве плацдарма для нападения на нашу страну. С целью избежать такое развитие событий советское руководство пытается взять инициативу в свои руки, предлагая Финляндии заключение военного соглашения, исключающего возможность оккупации Финляндии Германией и предусматривающего передачу СССР в аренду некоторых территорий Финляндии, имевших стратегическое значение для обороны СССР. Финляндия посчитала эти соображения неприемлемыми.

30 ноября 1939 года по приказу Сталина войска Красной Армии вошли на территорию Финляндии на всем протяжении ее границ. Вероятно, можно согласиться с теми авторами, которые считают, что такая акция была оправданной. Хотя победа далась нам с большим трудом и потерями, но мы не только отодвинули границу, но и получили реальное представление о состоянии нашей армии и авиации, об их готовности к боевым действиям в сложных условиях. Взятие линии Маннергейма заставило пограничные с Советским Союзом страны покорно склонить головы. Безропотно вошли в состав СССР прибалтийские страны, Румыния покорно уступила Бессарабию. Западные страны после финских событий стали использовать их как повод для подготовки мировой войны против СССР. 14 декабря 1939 года руководство Лиги Наций исключило СССР из числа ее членов.

На Гитлера финские события повлияли следующим образом. 23 августа 1939 года в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, имея директиву фюрера как можно скорее подписать договор о ненападении (и дополнительный секретный протокол). Спешка в этом вопросе германской стороны объяснялась готовящимся нападением на Польшу. Гитлер понимал, что, оккупировав эту страну, он вторгается в сферу национальных интересов России, и боялся спровоцировать ее ответные действия. Он строил дальние планы – рассчитывал позднее отыграться – не стал торговаться с нами и заключил договор на выгодных для нашей страны условиях. Согласно секретному протоколу договора, при расчленении Польши к России отходили исконно русские территории, принадлежавшие ей до 1917 года и отторгнутые от нее после иностранной интервенции: Западная Малороссия, Западная Белоруссия, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия. Перед битвой гигантов страны Прибалтики, Буковина и Бессарабия оказались разменной монетой. Родившись в смутное время революции, они должны были исчезнуть, как исчезают астероиды в поле тяготения больших планет. Случилось иначе. В августе 1940 года в Советский Союз вошли 4 новые Советские Социалистические Республики – Литовская, Латвийская, Эстонская, Молдавская.

Сталин в итоге сделки с Гитлером передвинул границы страны на запад на 200–300 км, увеличил население СССР на 23 млн человек, получил общую границу с Германией, морские базы в Прибалтике и приблизился к нефтяным источникам в Румынии, питающим всю Европу, включая Германию. У Сталина не было никаких иллюзий по поводу подписания пакта о ненападении. Но его надежды на то, что Гитлер не будет нападать на СССР хотя бы в первой половине 1940-х годов, были довольно основательны.

Оправданным следует считать и наше скрытое участие в борьбе Китая с японцами. В Поднебесной военные действия оттягивали силы самураев от прямого столкновения с нами, отвлекали их от нападения на наши растянутые рубежи в Южной Сибири и в Приморье, сковывали прекрасные дивизии Ямато. В Европе пахло новой войной, и России было смертельно опасно получить сразу два фронта – на Востоке и на Западе.

Наши бои с японцами на Хасане и Халхин-Голе в 1938–1939 годах чаще расцениваются как ненужные. Дело в том, что тогда определенные силы втравили Россию в тяжелую войну с Японией, добившись нашего поражения в Приморье. Такая война в преддверии войны в Европе русским была скорее не нужна, чем нужна. Ключевая роль отводилась герою Гражданской войны Блюхеру – командующему Дальневосточным фронтом в Приморье. Японцы, с 1931 года завязнув в Китае, колебались, куда направить свою агрессию: на север, на сибирские просторы России, или же повернуть в сторону Южных морей, Индии и тихоокеанских островов.

В 1938 году самураи решили ударить по нам. В мае – июне в японской прессе началась массированная кампания по поводу якобы спорных территорий на юге Приморья, в районе озера Хасан. Японцы потребовали их возращения – но не Японии, а ее вассалу, созданному в Маньчжурии марионеточному государству Манчжоу-го, которое на самом деле являлось просто базой для миллионной Квантунской армии японцев.

Самураи стянули к Хасану не так уж много войск – 12 тысяч. Только полная неспособность Блюхера руководить войсками привела к поражению и тяжелым потерям русских. За это Сталин Блюхера расстрелял (в новом телевизионном сериале «Московская сага» не понятно, за что был расстрелян Блюхер). Но сам Сталин прекрасно понимал, что японцы легкой победой воодушевлены на дальнейшие подвиги и над нами нависла угроза большой восточной войны. Это в час, когда войной пахло уже и в Европе. Поэтому Сталин решил воспользоваться первым же удобным случаем и преподать японцам урок, заодно обезопасив восточные рубежи России.

Такой случай вскоре представился. Когда летом 1939 года, ободренные Хасаном японцы решили вторгнуться в подконтрольную нам Монголию, мы предприняли короткую, но ожесточенную войну на Халхин-Голе.

Русские войска под командованием Жукова наголову разбили сильную квантунскую группировку. Поражение японцев было столь сокрушительным, что они не решатся напасть на Россию даже когда Гитлер подойдет к Москве, Кавказу и Волге.

Уже с начала 1930-х годов США готовились к новой мировой схватке, когда немцы вовсе еще не рассчитывали воевать. Янки, конечно, крупно рисковали, заваривая кашу мировой войны, но у них не было иного выбора. Беспримерный по тяжести и глубине экономический кризис обрушился на американцев в 1929 году. И дяде Сэму пришлось вести опаснейшие игры с войной, чтобы не допустить ужасный, грозящий гражданской войной развал американской экономики и, возможно, распад всей политической и социальной американской системы.

США по результатам войны получили мощный технологический толчок. Его обеспечили огромные военные заказы и поток трофейных изобретений и специалистов из побежденной нами Германии.

После 1945 года наше противоборство с Западом перешло в форму борьбы за сферы влияния. И мы, и они старались заполучить в союзники как можно больше стран в Африке, Азии и Южной Америке. Этот процесс не исключал применение военной силы. В СССР на это уходило денег и ценных ресурсов как в настоящей мировой войне. Самое примечательное, что траты эти были бросовыми: мы пошли на поводу у марксистско-ленинских догм, вместо того чтобы следовать национальным интересам. Заболели «социалистическим идеализмом», вместо того чтобы поступать по-имперски, прагматично. На практике получалось так, что мы то и дело упускали шанс наладить взаимовыгодные отношения с перспективными с точки зрения сотрудничества странами по совершенно глупым основаниям, вплоть до того, что кидались помогать коррупционерам, убийцам и ворам, а в двух случаях (в Уганде и Центрально-Африканской Республике) – даже подозреваемым в людоедстве руководителям, стоило им только заявить о «твердом социалистическом выборе».

При таком подходе к международным делам мы терпели колоссальные убытки, так как избегали сугубо деловых побуждений для проникновения в другие страны. Это, конечно, было нашей ошибкой. Мы в обмен на свою помощь никогда не использовали полезные ископаемые, порты и заводы наших партнеров. Тем самым мы приобретали только нахлебников, а Соединенные Штаты всегда извлекали выгоду.

Хотя был единственный случай – богатая Южно-Африканская Республика. С ЮАР и мы, и американцы одинаково промахнулись. С этой региональной сверхдержавой, обладавшей ядерным потенциалом, мощным индустриальным потенциалом, военной промышленностью, огромными запасами золота, алмазов, ценнейших металлов, мы не захотели иметь дело, потому что там правили белые потомки голландских переселенцев – буры. Буров в Советском Союзе рисовали исчадиями ада, современными нацистами и прочая и прочая. Буры, де, били негров.

На самом деле чернокожих буры не били, а проводили политику апартеида – раздельной жизни белых и цветных. Как было установлено впоследствии, политику весьма разумную, которая обеспечивала порядок, богатство и процветание ЮАР. Запад требовал от буров отдать неграм власть. Запад душил буров экономическими санкциями, не поставлял им многие технологии, вводил запреты на покупку ими оружия. В итоге в ЮАР пришел к власти Деклерк (тамошний Горбачев), который уступил всю власть чернокожим. И теперь ЮАР уже меньше блещет экономическими успехами, зато там полно воровства, коррупции, межплеменных драк, преступности, мракобесия и прочих прелестей независимости.

Мы повторили такую же ошибку и в Центральной Америке. Большие силы и средства оказались истраченными на поддержку партизанских движений в самых нищих странах: Никарагуа и Сальвадоре. Некоторые считают (вопрос спорный), что нам вместо этого следовало бы поддержать антиамерикански настроенного панамского диктатора, генерала Торрихоса. В результате мы получили бы контроль над стратегически важным Панамским каналом и могли бы претендовать на часть доходов от эксплуатации канала в виде панамских заказов на оружие, технику и энергоносители.

Особняком стоит не рассматриваемое нами здесь и сейчас искусственное образование восточно-европейских социалистических стран с различной степенью лояльности к СССР – государству, возглавлявшему систему, отличную от когда-либо существовавших. Эта часть «лагеря социализма» была подвержена ударам – от «бархатных» революций до кровавых переворотов.

Последняя война Сталина, Корейская кампания 1950–1953 годов, безусловно, относится к нашим стратегически верным войнам. В ней русские нанесли серьезное поражение Америке в воздушной войне, похоронив все надежды генералитета США на удачную войну против России. Война показала, что и в сухопутной битве с русскими воинство недавно созданного НАТО не имеет шансов победить.

В русских интересах была и война во Вьетнаме (1964–1975), которая дала нам сильнейшую позицию в Юго-Восточной Азии, великолепную базу флота в Камрани (брошенную Путиным в 2002-м) и доступ к нефтяным месторождениям на вьетнамском шельфе.

Тысячи советских солдат и офицеров дрались в ближневосточных войнах 1950—1970-х годов. Большинство из них выступали в качестве военных советников. Но многие, и прежде всего летчики и бойцы системы противовоздушной обороны, дрались буквально лицом к лицу с Израилем. В 1969–1970 годах именно русские пилоты и ракетчики отражали налеты на Египет, уничтожив десятки машин ВВС Израиля.

Поставки русского оружия на многие миллиарды долларов и героизм русских солдат в стране фараонов, по трезвому размышлению, были напрасными: уже в начале 1970-х годов все советские советники были выдавлены из Египта. Более того, в середине 1970-х Египет превратился по сути дела в форпост американского влияния на Ближнем Востоке.

Немногим больше проку принесло участие советских инструкторов в боях между Южным и Северным Йеменом. В результате в Южном Йемене – одной из самых бедных арабских стран, разыгралась братоубийственная война, которая закончилась полным уничтожением политической элиты, ориентировавшейся на СССР. Затем это привело к поглощению Южного Йемена Северным и к полной утрате влияния Советского Союза в этом регионе арабского мира.

Не снискали мы сколько-нибудь заметных экономических (и политических) дивидендов, поддерживая Сирию и экстремистские движения палестинцев, ориентированные на Дамаск. Косвенно наша поддержка палестинцев подстегнула исламский фундаментализм и спровоцировала арабский терроризм. Эти движения в последующем дали кадры инструкторов для обучения афганских душманов и чеченских сепаратистов. США вскармливали агрессивный антирусский ислам, и это стало возможным благодаря нашей политической косности.

А как искусно американцы спровоцировали наше вторжение в Афганистан! Это была прекрасная операция ЦРУ по дезинформации противника, выдержанная в духе стратегии непрямого действия. Мы попались как кур в ощип. Многие помнят о том, как муссировался слух, что янки хотят поставить в Афганистан свои ракеты средней дальности и крылатые низколетящие «томагавки», с которыми наши ПВО тогда просто не умели бороться. Внешне все было правдоподобно. «Деза» забрасывается в Москву через Первое главное управление КГБ СССР, и Андропов попался на эту удочку. Ему на стол попадают и схемы размещения новых ракетных баз, и «липовые» контракты на проведение аэрофотосъемки и геодезических исследований в Афганистане. За небольшие деньги покупается и окружение Амина, и теперь «достоверная информация» течет оттуда.

Последствия нашего вторжения в Афганистан неоценимо трагичны: это оттуда мы получили все наши беды. Самым подлым нашим шагом был следующий: в 1992 году, когда в Северном Афганистане еще держался верный нам, боеспособный режим Наджибулы, который мог еще много лет жить и сражаться, оттягивая на себя силы душманов, «демократическая» Москва прекратила поставки топлива Кабулу – и Наджибула пал. Вывод наших войск из Афганистана был еще большим преступлением, чем их ввод. Волна «зеленой» агрессии с тех пор накатилась на Россию, и кровь лилась то в Чечне, то в Дагестане, то в Средней Азии.

Особая тема – вопрос с Кубой. О Карибском кризисе известно все или почти все. Но вот возникает вопрос: почему янки дали возможность Фиделю Кастро укрепиться на Острове Свободы в 1959–1962 годах? Все утверждения о том, что Соединенные Штаты пытались всерьез бороться с Кастро, – это ложь. Да, были попытки физически уничтожить великого оратора. Так это же только попытки. В Штатах понимали, что никакой реальной угрозы им он не представляет. Но Куба могла стать тем активным фактором, который можно было привязать к уже дряхлеющему Советскому Союзу и тем самым – к своей упряжке привязать Латинскую Америку, постоянно стремящуюся уйти из-под влияния дяди Сэма. Наблюдавшийся невиданный рост враждебности к Соединенным Штатам, ненависть к североамериканцам захватили прежде всего правящие классы, а отнюдь не местных коммунистов. Один аргентинский режим Хуана Перона чего стоит! Выбирала свой путь и Бразилия. Южная Америка искренне желала скинуть ярмо гринго. Короче говоря, созревал настоящий противовес доктрине Монро.

Куба стала средством пугать латиноамериканскую аристократию коммунизмом. Вы видите, мол, до чего может довести враждебность к Штатам! До конфискации собственности у элиты! Вы этого хотите? Именно поэтому во второй половине 1960-х годов у «латиносов» происходит серия военных переворотов, ставящих у власти проамериканские режимы. Куба стала пугалом, которое позволило Вашингтону создать Организацию американских государств с откровенной антикубинской направленностью. А Межамериканский банк выстроил инфраструктуру господства США в Южной Америке.

К тому, как решался национальный вопрос в советское время, следует относиться не только с точки зрения хорошо он решался или не очень, а и с учетом оценки влияния этих решений на необратимые процессы и развал СССР. Национально-государственное устройство СССР было сформировано под влиянием конкретных обстоятельств и интересов и сейчас вызывает большие неудобства, а иногда – и неразрешимые проблемы на постсоветском пространстве.

Два ярких примера. Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО). Большинство населения автономии было армянским, а руководство назначили из Баку. Из экономических соображений НКАО была передана Азербайджану, в то время как отделенная от Азербайджана полосой армянской земли Нахичеванская АО также оставалась в составе этой республики. Периодически это вызывало конфликты, иногда массовые. Интеллигенция Армении при каждом удобном случае напоминала властям о нагорно-карабахском вопросе. Советское руководство могло бы внять этим тревожным предупреждениям и пересмотреть решения 1920-х годов. Но это не соответствовало принципам брежневской политики, при которой изменения проводились лишь в направлении интеграции народов. В годы своего правления Хрущев под видом тех или иных невинных на первый взгляд решений допускал вопиющие извращения национальной политики, таившие в себе опасный потенциал межнациональных проблем. Здесь и передача Крыма (и Севастополя) Украинской ССР в 1954 году и восстановление 9 января 1957 года Чечено-Ингушской АССР, в которую включили три русских района: Наурский, Каргалинский и Шелковский, зато часть Пригородного района осталась в составе Северо-Осетинской АССР. Были и другие, не удавшиеся Никите, начинания. Но и с тем, что он успел сделать, хватает мороки до сих пор.

 

Глава 7

От Берии до Горбачева

Советское руководство после Сталина так и не поняло или делало вид, что не понимает: идет не соревнование двух систем, а война на уничтожение коммунизма как системы. Капиталистам надо было уничтожить жупел – коммунизм – и чем раньше, тем лучше. Революция в России насмерть перепугала капитал. Возникла необходимость противостоять Советам, нужно было доказывать снова и снова, что капитализм тоже способен, если захочет, дать работникам сносную жизнь. Пришлось капиталу отрывать у себя свое кровное и кормить этот ненасытный средний класс. А поскольку коммунизм подлежал уничтожению, против коммунизма без устали работала западная пропаганда. Западная буржуазная идеология в бытовом, практическом применении оказалась гораздо мощнее коммунистической. Уже потому, что она примитивна до ужаса и рассчитана на самые низменные инстинкты, на потребительство. И она имела успех в СССР в том числе и потому, что запрещалась. Посеянные семена постепенно всходили, пока не рвануло. Лидеры же СССР все пытались договориться с Западом о «мирном сосуществовании».

Дело в действительности состояло в том, что все 70 лет, между 1917 и 1987 годами, человечество выбирало между социально-экономической моделью плановой экономики, на базе которой наиболее преуспел Советский Союз, и моделью рыночной экономики, где больше всего преуспели США. У человечества был выбор. Люди могли склоняться в своих симпатиях к одной или другой системе, могли выбирать ту или иную либо отказаться от той, которая не сработала в их стране, в пользу другой. Две системы, соревнуясь друг с другом, могли вскрывать свои недостатки, учитывать преимущества конкурента, стремиться к самосовершенствованию.

Запад менялся, а установившаяся и более или менее нормально функционировавшая система власти и управления советского общества не менялась, хотя и стала неадекватной новым условиям. А конвергенция была неприемлемой, ввиду разной направленности двух экономик. Необходимо было усовершенствовать систему планирования, ужесточить наказания за плохое планирование. Необходимо было повысить квалификацию работников системы власти и управления (именно как работников коммунистической системы), совершенствовать централизацию экономики. Ни в коем случае нельзя было нарушать фундаментальные принципы управления, а там, где они нарушались или еще не возникли, необходимо было вводить их заново, но на научной основе.

Высшее советское руководство, которое польстилось на лавры диссидентов, стало проявлять непонимание своего собственного общества, западного общества, намерений Запада и общей ситуации в мире. Появились «новаторы», которые приняли «подачки» капиталистов своим доморощенным трудящимся и тунеядцам за «преимущества» капиталистической системы. Одним из них оказался… Лаврентий Берия, который взошел на советский политический Олимп достаточно поздно, когда руководящее ядро партии и государства уже сформировалось, поэтому он имел более глубокие знания реальной жизни, чем давно уже засидевшиеся в своих кремлевских кабинетах соратники Сталина. Раньше других увидел несовпадение радужной картины успехов страны и подлинного ее состояния. Такое знание не оставило его равнодушным, но привело к скоропалительным выводам: он первым из высоких руководителей почти открыто провозгласил, что западная демократия открывает больше возможностей для всестороннего прогресса, чем общественная система, установившаяся в СССР. Он первым предложил ликвидировать социалистическую ГДР и осуществить объединение Германии как миролюбивого демократического буржуазного государства. Мотивировал он это тем, что ГДР нам дорого обходится, а объединенная Германия будет навеки благодарна СССР, да еще станет противовесом США и Великобритании.

Против этого мнения выступил Молотов, поддержанный Хрущевым. Мотивы – подкармливаемая ГДР будет служить привлекательной витриной, демонстрирующей преимущества «социалистического образа жизни». Но получилось наоборот: Западная Германия стала витриной для Восточной. Началось массовое бегство немцев с востока на запад, а не в обратном направлении. Более того, в июне 1953 года в Восточной Германии началось восстание, подавленное советскими войсками.

Берия считал, что и в других странах Восточной Европы не следует насаждать социализм советского образца. В частности, он отговорил Сталина проводить в Польше коллективизацию. Самым лучшим решением Берия считал объединение славянских стран народной демократии в две федерации – вокруг Польши и Болгарии. Полагал, что разрыв с Тито был ошибкой. Видел цивилизационную несовместимость России и народов «стран народной демократии». Непрекращающуюся «холодную войну» ставил в вину Сталину. Считал ошибкой проарабскую позицию СССР в арабо-израильском конфликте и предлагал сделать ставку на Израиль, что обеспечило бы нам поддержку всей мировой еврейской диаспоры. Он всерьез считал возможной помощь еврейского капитала в восстановлении разрушенной войной экономики СССР.

Берия настоял на прекращении «великих строек коммунизма», которые, как он считал, истощали экономику и лишь служили дымовой завесой усиливавшейся милитаризации страны. По его подсчетам, если бы десятую долю расходов на военные нужды пустить на производство товаров народного потребления, жизненный уровень трудящихся можно было бы поднять в четыре раза. Для чего строить сотни километров каналов, если народ голоден, разут и раздет? И прежде чем рыть каналы в пустыне, следовало бы поднять Нечерноземье. И заодно со стройками, отдававшими гигантоманией, были прекращены и вполне оправданные работы из «сталинского плана преобразования природы». Например, прекратилось насаждение полезащитных лесополос, которые гарантировали от мертвящих засух большие территории в европейской части страны. Берия поручил группе специалистов составить подлинную историю СССР и партии с целью десталинизации ее, оценивая события и деятелей без ярлыков. Например, троцкизм предлагалось рассматривать как идейное течение, а не как засилье шпионов иностранных государств. Он даже успел распорядиться об издании трудов Бухарина, Троцкого, Столыпина, Витте.

Такое изменение оценок бывших оппозиционных течений должно было, по его разумению, способствовать привлечению еврейского капитала в советскую экономику. Это было явным просчетом: исторический опыт России говорит о том, что, встав на позицию сначала идейной, а затем и политической борьбы, оппозиция, опасаясь репрессий и поражения, всегда готова идти «до конца» и способна встать на путь прямого предательства национальных интересов. Много спорного было в идеях Берии, но было и явное предательство: Берия заложил основы развала Советского государства предложениями по его реорганизации.

В качестве первого шага он считал необходимым передать управление экономикой и культурой союзных республик в руки национальных кадров и придать на местах национальным языкам статус государственного. Это, дескать, будет выражением доверия национальных республик Центру. Далее предполагалось создавать национальные воинские формирования (против чего возражал Жуков), учредить национальные ордена.

У Берии были тесные связи с руководителями Татарской АССР, и у него были планы сделать ее союзной республикой и обеспечить ей выход к Каспийскому морю, обосновывая это тем, что Астрахань-то ведь не русский, а татарский город. В Татарстане сепаратистские настроения имели глубокие корни. Блок поволжских мусульманских территориальных образований получил бы прямой выход к мусульманским странам, к Ирану. Берия, имея тайную необъятную сеть по всей стране, ошибочно верил в свою несокрушимость и поэтому оставил Хрущева живым. Ничем нельзя объяснить, почему он ждал, когда Хрущев на заседании Президиума ЦК нажмет тайную кнопку, чтобы ворвались генералы.

Были ренегаты и другого толка, которые говорили о коммунизме очень много, но и много сделали для развала СССР. Самообливание помоями началось со знаменитого доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году. С появлением «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына стало настойчиво внедряться в сознание людей представление о сталинском периоде как о периоде злодейства, как о черном провале в русской истории, а о самом Сталине – как о самом ужасном злодее из всех злодеев в человеческой истории. Запад уцепился за идею разоблачения сталинизма, стал через некоторое время открыто руководить «разоблачением язв» сталинского периода.

Сталин умер. Но в стране ничего не изменилось. Те изменения, которые он осуществил незадолго до смерти и которые были направлены на сокращение влияния коррумпированной партийной верхушки, после смерти Сталина были ликвидированы. Была восстановлена прежняя структура высших органов власти. После смерти Сталина сталинисты (горстка высших партийных руководителей, сотни тысяч руководителей и миллионы активистов во всех учреждениях и на предприятиях страны и десятки миллионов людей, которые воспринимали смерть Сталина как свое личное горе) не стали продолжателями его дела, так как устали от него. От Сталина устали прежде всего те, кто был от него недалеко.

1953–1956 годы явились годами ожесточенной борьбы с наследием Сталина, так называемая десталинизация. Борьба поначалу не носила особо ожесточенного характера. Репрессии прекратились. Это, к сожалению, означало и то, что теперь так жестоко не карали за те прегрешения, которые Сталин не простил бы. Борьба с наследием Сталина под влиянием Запада (ранее это влияние частично нейтрализовалось его репрессиями) носила определенную направленность, которая была озвучена Хрущевым в его упомянутом докладе на ХХ съезде КПСС. Хрущев инспирировал ожидавшуюся десталинизацию страны в интересах личной власти. Хотя десталинизация была сложным историческим процессом и никак не может быть приписана воле одного человека с интеллектом среднего партийного чиновника и с повадками циркового клоуна.

Десталинизация с социологической точки зрения имеет плюсы и минусы. Начнем с плюсов. Сталинизм исторический, как определенная совокупность принципов организации деловой жизни страны, принципов управления и поддержания порядка и принципов идеологической обработки населения, сыграл свою великую преобразующую роль и исчерпал себя. Он стал помехой для нормальной жизни страны и дальнейшей ее эволюции. В силу исторической инерции он еще сохранял свои позиции. Миллионы людей, которые были оплотом сталинизма, привыкли и не умели жить по-иному, сохраняли свои руководящие позиции и влияние во всех структурах общества.

Вместе с тем в стране отчасти благодаря сталинизму и отчасти вопреки ему созрели силы и возможности для его устранения. В годы войны и в послевоенные годы предприятия и учреждения страны уже во многом стали функционировать не по-сталински. Благодаря культурной революции изменился человеческий материал. И потери в войне не остановили этот процесс. В массах назрела потребность жить иначе, назрел протест против сталинских методов, ставших бессмысленными. В сфере управления обществом сложился новый государственный чиновничий аппарат, который стал играть более важную роль по сравнению с аппаратом сталинского народовластия и сделал последний ненужным.

Сталинский уровень идеологии перестал соответствовать интеллектуальному уровню населения и его настроениям. К этому времени в стране выросли (не на самом верху) кадры идеологически подготовленных людей, которым сталинские идеологи казались примитивными и мешали делать то же дело лучше, чем раньше. Десталинизация страны происходила вопреки всему и несмотря ни на что, происходила объективно, явочным порядком, как естественный процесс созревания, роста, усложнения, дифференциации социального организма. Так что хрущевский «переворот» означал приведение официального состояния общества в соответствие с его фактическими тенденциями и возможностями. Он и случился, прежде всего в интересах мощного слоя руководящих работников всех сортов и уровней (начальников и чиновников), которые стремились сделать свое положение стабильным, обезопасить себя от правящей сталинской диктатуры, опиравшейся на органы государственной безопасности и массовые репрессии, и от диктатур такого рода на всех уровнях социальной иерархии. Этот правящий слой советского общества при Сталине чувствовал себя неуверенно, так как больше всех был подвержен контролю народовластия. Теперь он фактически занял господствующее положение в стране и хотел иметь личные гарантии своего привилегированного положения.

В хрущевские годы в среде советской интеллигенции стали приобретать влияние люди, выглядевшие либералами в сравнении с людьми сталинского периода. Они отличались от своих предшественников и конкурентов лучшей образованностью, большей инициативностью, более свободной формой поведения, идеологической терпимостью. Они вносили известное смягчение в образ жизни общества, стремились к западноевропейским формам культуры.

Они стимулировали критику недостатков советского образа жизни, но вместе с тем были вполне лояльны к советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Но они уже были подвержены началу перерождения, так как заботились лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и саму систему сделать более удобной для своего существования.

Несправедливо отрицать и положительную роль, которую «либералы» сыграли в советской истории. Это было движение, в которое было вовлечено огромное число людей. Деятельность «либералов» проявлялась в миллионах мелких поступков и дел, в совокупности оказавших влияние на весь образ жизни советского общества. Но по большому счету, это было началом конца.

Хрущев и его либеральные помощники, официально признав очевидные недостатки советского общества, приняли решение осуществить перестройку всех аспектов жизни страны, более чем на четверть века предвосхитив горбачевское «новаторство». Это еще тогда решили усовершенствовать работу предприятий, начав переводить многие из них на пресловутые «самофинансирование» и «самоокупаемость». В результате число нерентабельных предприятий возросло и о лозунге «самоокупаемость» пришлось забыть.

О «художествах» Хрущева в области сельского хозяйства автор знал не понаслышке (см. выше). Хрущев успел еще и основательно подорвать финансовую систему СССР. При Сталине, какие бы трудности ни переживала страна, ее финансовая система, построенная на совсем иных основах, чем финансовые системы Запада, была устойчива и в целом обеспечивала потребности развивающейся экономики, обороны страны, широкого культурного строительства.

Хрущев провел в 1961 году денежную реформу, которая самым губительным образом отразилась на советских финансах. Катастрофические последствия хрущевской реформы проявились лишь после экономической реформы 1965 года, когда Хрущев был уже отстранен от власти.

Вершиной той кучи дров, которых наломал Хрущев, были, конечно, так называемые совнархозы, в результате создания которых бюрократический аппарат увеличился. Потом их ликвидировали, и бюрократический аппарат увеличился еще больше. И впредь, сколько бы ни делили, объединяли или переименовывали министерства, комитеты, управления, тресты и т. п., число бюрократов росло и росло.

Автору пришлось «пережить» три ликвидации союзных аппаратов разных наименований «Сельхозтехники». И получалось, что каждый раз очередная «ликвидация» сопровождалась сокращением численности, но с ростом зарплаты чиновников во вновь организуемом ведомстве. Случалось, меня приглашали и каждый раз как бы вновь принимали на работу по найму, а вот мои коллеги сами суетились, прогибались, просили кого-то позвонить. Знаете, бывают такие звоночки, ради которых и штатное расписание могут изменить. Ведь создали же новый Главк для одного из моих непосредственных начальников – ему надо было из Киева переехать в Москву («по состоянию здоровья сына»). Тогда я хоть и был молодым, но думал так: «Зачем эта мышиная возня с сокращением численности управленческого аппарата? Уменьшите чиновникам зарплату, и они сами побегут в подведомственные организации».

В 1982 году умер Суслов, а это означало, что освободилось место второго человека в партии, то есть возможного кандидата на пост Генсека. В многочисленных источниках, иногда явно тенденциозных, авторы внушают читателям мысль, что дорогу к высшему посту государства исподволь прокладывал Юрий Владимирович Андропов, разными способами нейтрализуя возможных конкурентов.

Интерес и загадку представляет время, когда в ходе перестановки руководящих кадров он, выдвиженец из рядов комсомола, успевший поработать в МИДе и послом в Венгрии, где отличился при подавлении контрреволюционного мятежа 1956 года, занял пост председателя Комитета госбезопасности, будучи секретарем ЦК (дело ранее просто немыслимое). Считая главной внутренней задачей борьбу с диссидентами, новый шеф КГБ воссоздал в системе своего ведомства 5-е управление во главе с генерал-майором Ф. Д. Бобковым. Через пятнадцать лет тот переметнется в стан бывших противников и возглавит службу безопасности олигарха Гусинского.

Андропов умело выдавал себя за демократа на словах, на деле же покровительствовал националистам от интеллигенции. В своем учреждении сразу отличился ликвидацией внутренней тюрьмы, куда перевел библиотеку. Приблизил к себе отдельных научных работников. Не без его подачи в системе Академии наук был основан Институт США и Канады, выполнявший также задания госбезопасности и военного руководства. Возглавил его любимый консультант Брежнева, срочно увенчанный лаврами академика Г. А. Арбатов, который взял на должность заведующего сектором получившего некоторую известность трудами по американистике Н. Н. Яковлева. Только много позже стало известно о регулярном общении Андропова и сына маршала артиллерии. Это были «ученые беседы» на тему «Солженицын» например. Яковлев не ограничивался «просвещением» Андропова, он принимал живейшее участие в советской контрпропаганде: в еженедельнике «Голос Родины», органе, курируемом Бобковым, Комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом.

Еще будучи руководителем КГБ, Андропов готовился к роли главы партии и государства, хотя в те времена традиционно считалось, что руководитель службы госбезопасности не имеет шансов стать в ряд высших политических руководителей страны. Начиная с Андропова, это положение изменилось. Но Андропов, хотя и стал с подачи Брежнева кандидатом в члены Политбюро, а с 1973 года и полноправным членом этого высшего руководящего органа, все же оставался «чужим среди своих». Прогрессировавшая болезнь почек заставляла его вести жизнь аскета, придерживаться строгой диеты, а поэтому он оказывался «белой вороной» в среде высших руководителей партии и страны, любивших охоту, застолья и прочие радости жизни. Возможно, если Брежнев и другие члены высшего руководства ощущали себя частицами единого коллектива, то Андропов считал себя личностью более высокого порядка. В душе он, видимо, презирал своих недалеких коллег по Политбюро и ставил себя выше их в интеллектуальном и культурном отношении.

Главным оружием Андропова в борьбе за власть была выборочная борьба с коррупцией в высших эшелонах власти. Он чувствовал, что в обществе, страдавшем от всеобщей коррумпированности власти, существовал запрос на борьбу с этим злом, и потому кое-какие не слишком решительные действия в этом направлении не могли вызывать серьезного неудовольствия в руководстве партии. Наиболее безопасными для Андропова объектами нападения были криминальные структуры в национальных республиках, где система взяток и поборов приобрела поистине всеобъемлющий размах. Для проведения этой своей кампании Андропов нашел идеальных исполнителей – Гейдара Алиева в Азербайджане и Эдуарда Шеварднадзе в Грузии. Эти два ставленника Андропова развернули самый настоящий террор в своих республиках. За короткий период были сняты и отданы под суд сотни руководящих работников Азербайджана и Грузии. Алиев и Шеварднадзе делали карьеру на костях своих жертв. Их успехи не остались незамеченными. В 1969 году Алиев стал первым секретарем ЦК КП Азербайджана, а в 1972 году Шеварднадзе возглавил парторганизацию Грузии.

Разумеется, борьбу будущих «демократических» президентов своих республик за власть ни в коем разе не следует считать борьбой за нравственное очищение общества. Глубинные причины коррупции не устранялись, и новые руководители, пришедшие на место снятых и осужденных, включались в сложившуюся систему, суть которой – бери взятки с нижних и давай соответствующую долю вышестоящим.

Создав себе репутацию непримиримого борца с коррупцией на кампаниях в Азербайджане и в Грузии, Андропов решил применить то же оружие в России. Для начала он попытался свалить такую крупную фигуру, как первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Медунов. Андропов вынашивал планы добраться и до окружения самого Брежнева.

Коррупция в Краснодарском крае была всеобъемлющей. Брежнев почувствовал, что в данном случае борьба с ней может зацепить и его самого, и потому он поначалу не отдавал Андропову Медунова. Тогда Андропов пошел на рискованный шаг, дав согласие на «утечку информации» за рубеж. КГБ может все. Шум, поднятый в западной прессе по поводу коррупции в окружении Медунова, привел к тому, что тот был освобожден от обязанностей первого секретаря крайкома и переведен на другую работу, а затем и исключен из КПСС. Андропов играл с огнем. Как бы низко ни пали советские руководители из окружения Брежнева, никто из них не решился бы прибегнуть к помощи зарубежной буржуазной прессы, к дискредитации страны для решения своих карьерных задач. А Андропов смог.

С легкой подачи Андропова потом это станет в порядке вещей. Но тогда для советской верхушки престиж государства оставался святыней, на которую нельзя посягать. Андропов первый пренебрег такими сентиментальными соображениями. Ради карьеры он мог пойти на все. Хотя, повторяю, он играл с огнем. В данном случае этот риск был оправдан еще и потому, что коррупция в стране приобрела такие масштабы, что борьбу с ней поддержал не кто иной, как блюститель чистоты партии Суслов. Брежнев с Сусловым ссориться не хотел, пока речь шла о периферии.

Как США спровоцировали наше вторжение в Афганистан, я писал выше. К этой авантюре приложил руку и Андропов. Главная цель заключалась в том, чтобы за счет блицкрига в Афганистане расширить зону влияния СССР и заодно сорвать наметившуюся тенденцию к разрядке международной напряженности. В этом была заинтересована и группа высших военных руководителей страны.

Расчищая себе путь наверх, Андропов через свое ведомство распространял слух, будто сам он противился вводу войск в Афганистан, а вина за этот трагический шаг лежит на Брежневе. Когда из триумвирата, пришедшего к власти в 1964 году, остался один Леонид Ильич (Подгорный был в 1977 году выведен из состава Политбюро и отправлен на пенсию, а Косыгин скончался в 1980 году), в новом составе Политбюро возможными конкурентами Андропова на пост Генсека оставались – первый секретарь ленинградской партийной организации Романов и руководитель московской – Гришин. Для их нейтрализации Андропов использовал уже отработанные приемы дискредитации.

Скандалом обернулась свадьба сына Романова в Ленинграде. Все слухи о фарфоровых сервизах Екатерины II были только слухами, но Романова удалось скомпрометировать. А с Гришиным дело обстояло так. Он был не без греха – прикрывал московскую торговую мафию. Органы КГБ арестовали директора ведущего столичного гастронома «Елисеевский» Соколова, которого позднее, уже при генсеке Андропове, после суда расстреляли. Такая жесткая мера наказания была применена потому, что Соколов, при расследовании его афер, указал на ниточки, ведущие на самый верх столичной власти. Мафия такое не прощает. Но Гришин был сильно скомпрометирован.

12 ноября 1982 года смертельно больной Андропов был избран генеральным секретарем ЦК КПСС, а в июне 1983 года – Председателем Верховного Совета СССР. Цель, которую ставил перед собой снедаемый честолюбием Андропов, была достигнута. Но что ему было делать с высшей властью, к которой он так стремился? Как бывший шеф КГБ, Андропов хорошо знал и видел, какие процессы разложения охватили всю страну.

Экономика в связи с внедрением в нее противопоказанных социализму «новшеств» стала неэффективной. Андропов ничего предлагать не собирался, так как сам экономикой никогда не занимался. Государственного опыта работы по управлению у него тоже не было. Вывод в необходимости что-то делать вылился у него в памятную всем москвичам кампанию по отлавливанию на улицах, в магазинах, в банях и парикмахерских людей, которые в это время должны были находиться на работе. К этому можно относиться по-разному, но создалось впечатление, что Андропов взял курс на укрепление законности в стране, начал борьбу с коррупцией, в том числе в высших органах власти. Были сняты с постов Щелоков, зять Брежнева Чурбанов, отдан под суд Медунов, началось расследование «хлопкового дела» в Узбекистане. Из аппаратов ЦК КПСС и Совета Министров было уволено около трети высокопоставленных чиновников, из 150 руководителей партийных организаций краев и областей 47 были сняты со своих постов. Тюрьма на Лубянке была переполнена арестованными по подозрению в коррупции, несколько преступников были расстреляны. Суровой чистке подверглись и кадры милиции.

Правление Андропова ознаменовалось резким усилением международной напряженности. Увидев, что СССР оказался в международной изоляции, Андропов предпринимает шаги по налаживанию отношений с ведущими странами Запада путем прежде всего удовлетворения их экономических интересов. Ударными темпами ведется строительство газопровода Сибирь – Европа. Вот когда мы уже были готовы поставлять газ нашим идейным противникам. Это усиливало их возможности в повышении эффективности производства и качества жизни. Джазист (это кличка Андропова) перед смертью, как и Ленин, сделал подлянку. Он пришел к власти, опираясь на КГБ. Своих людей в Политбюро и в ЦК у него не было. Один человек у него все-таки появился – Горбачев.

Алчная партийная и комсомольская элита (в центре и на местах) желала жить во дворцах и иметь такие блага и богатства, которые при коммунизме не могли быть по определению ни в коем разе. И они решили поставить над собой такого человека, который воспринял бы их желание, если не естественно, то хотя бы достаточно лояльно. Такой человек элиты мог получиться из Михаила Сергеевича. Но их было двое – Романов и Горбачев.

Когда Андропов умер, ни Романов, ни Горбачев не имели шансов получить единодушную поддержку в Политбюро. Горбачеву пришла в голову спасительная мысль: он предложил избрать генсеком Константина Черненко, за что старцы из Политбюро, боявшиеся жесткого Романова, уже были Горбачеву благодарны. И каждый из них подумал: слава Богу, что это не я. Лучше остаться при кормушке и ни за что не отвечать.

Горбачев набрал предварительные очки, а во главе партии и страны оказался старый, безнадежно больной инвалид. К слову сказать, народу, как всегда, было наплевать на то, кто там, наверху. Оба претендента на высший пост предпочли поддержать Черненко, чтобы не голосовать за соперника. Каждый из них надеялся за время до ожидаемой кончины старца, основательно подготовиться к решающей схватке. Вторым секретарем ЦК, по предложению Устинова, был избран Горбачев. Но вскоре маршал умер, и шансы Михаила Сергеевича, вероятно, опустились бы до нуля, если бы не его поездка в Англию.

Чета Горбачевых представляла собой типичный образец нового советского барства, как я их называю – зажравшейся элиты, забывшей о том, что своему восхождению наверх они обязаны народу, вернее, идее – сделать народ счастливым. Они были из нового поколения руководителей, не знавших сталинской строгости и воспринимавших свои привилегии как нечто само собой разумеющееся. Горбачевых отличали заискивание перед людьми, стоящими выше их, и в то же время грубость в общении с подчиненными, стремление к роскоши, к знакомствам с сильными мира сего. Еще когда Горбачев был первым секретарем крайкома, ему и его супруге удалось побывать в некоторых странах Европы. А в качестве члена Политбюро Горбачев выезжал в Канаду (где останавливался в доме посла Александра Яковлева) и в Великобританию (уже вместе с Яковлевым как советником).

Этот визит в Англию можно считать историческим, поскольку встреча с премьер-министром Маргарет Тэтчер стала как бы «смотринами», на которых «железная леди» от лица руководителей ведущих стран Запада оценивала Горбачева в качестве желательного для них претендента на роль руководителя СССР. Супруги Горбачевы произвели на Тэтчер самое благоприятное впечатление. Особенно понравилась общественности Запада Раиса Максимовна, которая традиционному посещению могилы Маркса предпочла светские развлечения и осмотр королевских драгоценностей, меняла платья по несколько раз в день, делала сногсшибательные покупки и вообще вела себя вызывающе раскованно.

Если бы такое случилось во времена Иосифа Виссарионовича, то Горбачеву и его жене точно не сносить бы голов. Можете себе представить, сколько в современной России людей, ненавидящих Сталина только за это? Но тогда, после смерти Черненко, не сразу, конечно, в решающей схватке, при поддержке Громыко, который был давним поклонником западного образа жизни и вместе с супругой давно вкусил все блага западного быта, победу одержал Горбачев. Вскоре Громыко получил пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Многие престарелые члены Политбюро были отправлены на пенсию.

Избрание Горбачева партноменклатуре было на руку – появилась возможность легализовать свое небедное житье и тот шик, которому мешали уже красные книжечки в карманах. Первые его выступления и поездки по стране народом были встречены с воодушевлением. Наконец-то во главе партии оказался человек цветущего возраста, говорящий без бумажки, настроенный на перемены, которых давно ждали в стране. Горбачев прежде никогда ни одним производством не руководил и начинал с поездок по стране: считается, что «на месте» можно что-то увидеть, что-то понять.

Экономика у нас могла бы петься как песня, если бы ею занимались на самом верху правильно. «Они» уже не гнались за валовыми показателями, а используя разделение труда, даже сократили производство («им» не нужно было никого догонять и перегонять) некоторых видов продукции (угля, нефти, цемента), покупая это за рубежом. Зато мощно нарастили электронную и химическую промышленность, развили авиакосмический комплекс. За счет этого они свели на нет все наши старания, обеспечив себе одновременно снижение затрат, повышение эффективности экономики, использование ресурсосберегающих принципов производства (и все это – даже при рынке?).

Мы оказались в тяжелом экономическом положении с нашими отраслями-монстрами, требующими все новых и новых вложений. Не понимая, что эффективность нашей экономики, ставшей на сложный, но правильный путь, зависит только от строжайшей дисциплины и четкости в планировании, хозяйственные руководители страны не нашли в себе смелости признать свою вину, а настроились (не без помощи советников из-за бугра) использовать опыт капиталистических государств.

Советников по иностранному опыту у Горбачева было много, они предлагали венгерскую, австрийскую, швейцарскую модели, но ни одна из них полностью к нашим условиям не подходила. Получалось, если выхватить из тех целостных моделей отдельные элементы, то при внедрении их в наше хозяйство лишь усиливается разбалансировка. И в конце концов оно неизбежно должно было (так думали многие) привести к реставрации капитализма. Причем в самых отсталых первоначальных его формах, которых в современном мире уже нигде не осталось.

В самом конце своей бесславной карьеры Горбачев попытался предложить китайскую модель, но ему не удалось даже внятно изложить ее. А зачем нам китайская модель, когда у нас семьдесят лет была своя советская, русская. Довольно-таки плодотворная. Если рассуждать гипотетически, то осознанность, контроль и твердость власти – это то, что нам было нужно тогда и всегда.

Горбачев ставил перед советским народом задачу ускорения экономического развития страны, для чего, по его мнению, нужно было убрать препоны на пути творческой инициативы трудящихся. Отметим, что трудящиеся к этому времени стараниями могильщиков коммунизма были развращены в духе мелкобуржуазной идеологии до предела. Горбачев этого не видел или не хотел видеть. Ведь знал же он, что у нас была одна правда на кухне, а другая – на собрании. Он считал, что все должно происходить под лозунгом «Больше социализма, больше демократии!». Больше, чем что? Насколько? Какое ускорение? Это была, как сказали бы сейчас, обычная пиаровская акция, игра в слова. Постоянно повторяя эти слова, хотели внушить нам, что есть какая-то экономическая концепция перестройки, стратегия ускорения, где, как и положено, расписано по пунктам, чего мы хотим, как этого добиваться, какие нужны последовательные шаги. Естественно, ничего похожего не было. Только в 1991 году, в год отставки Горбачева и распада СССР, появилось хоть что-то, смутно напоминающее экономическую концепцию. Это были так называемые программы в виде «500 дней», которые в настоящее время не представляют даже исторического интереса. Конкретные меры, которые предлагал Горбачев, вызывали возражения хозяйственных руководителей, справедливо опасавшихся, что их реализация приведет к нарушению производственных связей, а в дальнейшем – и к слому общественного строя. Так оно и произошло на самом деле. Помните слезы Рыжкова?

Вышедшие при Горбачеве законы «О кооперации» и «О государственном предприятии» привели к полному развалу экономики страны. Закон «О кооперации» давал предпринимателям слишком много излишней свободы и не предусматривал должного контроля. Кооператоры «из народа» занялись было пирожками, шитьем кепок и прочей мелкой, но нужной чепухой. Но доходы их были низкими, а поборы со стороны чиновничества местных распорядительных органов – высокими. И это направление кооперативного движения быстро выродилось в полуподпольное кустарничество. Народ не смог улучшить свое положение через свободный труд «на себя».

Иные, более ушлые предприниматели, обратились к спекулятивно-посреднической деятельности. Они, имея доступ к продукции госпредприятий по низких ценам и в условиях хронического дефицита товаров, перепродавая их, стали мгновенно обогащаться. Около государственных предприятий тут же возникло скопище всевозможных кооперативов, единственной задачей которых был увод дохода, номинально принадлежавшего государству, в частный карман. Это привело к росту цен, ухудшило жизнь народа и породило устойчивую неприязнь к кооперативам вообще.

Но появился пример: на крупных предприятиях тоже захотели таких же, как у кооператоров, плохо отрегулированных отношений с государством. И такую возможность дал закон «О государственном предприятии». Этим законом государство фактически само себя вывело из управления государственными предприятиями. Они продолжали называться государственными, но директоров там уже не назначали, а выбирали; взаимоотношения с государством становились столь же неопределенными, как у кооперативов. Никто не мог толком объяснить, что государственные предприятия должны государству, а что – оно им. Этот закон, пожалуй, в большей степени содействовал уходу государства из управления экономикой, чем даже приватизация, проведенная позже правительством реформаторов.

На смену старым хозяйственникам приходили молодые голодные волки либерального толка и шибко охочие до наживы. И горбачевский лозунг о социализме побольше и о демократии покруче привел к тому, что молодые да ранние быстренько развалили производство, а «ускорение» незаметно переросло в «перестройку». Что во что перестраивать, оставалось неясным. И до сих пор неясно, что такое перестройка.

Заслуженная награда, Нобелевская премия мира, по указке дяди Сэма была вручена Горби в 1990 году. Заслужил он ее честно: к концу 1990 года объем производства в СССР упал на 20 процентов. Форсированное развитие «кооперативного» сектора экономики (перекачка средств предприятий на счета этих, с позволения сказать, кооперативов) и другие новшества привели к инфляции.

Инфляция привела к быстрому росту цен и опустошению рынка, люди вынуждены были подолгу стоять в очередях за самыми необходимыми товарами, понадобилось вводить талоны на продовольствие. Возникла безработица, что прежде в СССР было немыслимым. Стали привычными забастовки шахтеров и работников других профессий. Позиции, сданные Горбачевым Западу без боя, удивили даже тех, кто принимал эти «подарки».

Горбачев и его сообщники перешли к новому этапу развала страны, который должен был завершиться роспуском КПСС. Для этого дядей Сэмом была осуществлена очередная хитрая комбинация. В стране формировалась, по сценарию из-за рубежа, оппозиция Горбачеву, во главе которой встал Борис Ельцин. Ельцин установил режим, благоприятствующий людям, все меньше и меньше склонным следовать государственным интересам. Лоббировались интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные – бесчестных лиц. Ельцин при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства. Ориентировка на наших «западных партнеров» усилилась.

 

Глава 8

Их колониализм и наш колониализм

Наши отечественные профессора XIX века были ярыми западниками, обуянными комплексами «национальной неполноценности», поэтому приняли теорию «евроцентризма» с распростертыми объятиями. И в качестве главного критерия достижений России ставили наши «успехи» в том, насколько удавалось «догонять» Европу. Но на самом деле история Европы представляла собой невеселое зрелище. Чтобы осознать бездну, из которой она выкарабкалась, целесообразно сперва отступить назад во времени и хотя бы бегло взглянуть на мир XIV–XVI веков. Или рассмотреть XVII век.

Время в Европе, знаменуемое эпохой Возрождения и Великих открытий, было ужаснейшим временем. И не следует подпадать под очарование этих звучных названий: не было некоего прекрасного мира художников, ученых, мыслителей, и «великие открытия» не должны ассоциироваться с отважными капитанами и отчаянными моряками, обуянными географическим азартом и наносящими на карты контуры неведомых берегов, населенных дикарями…

На самом деле все было более прозаично.

На Балканах догнивала некогда великая Византийская империя. Умирала она тяжело и некрасиво. Погрязла в интригах и коррупции, и когда в 1204 году небольшое, всего в 20 тысяч, войско крестоносцев напало на Константинополь, выяснилось, что адмиралы разворовали и распродали собственный флот (вам, читатель, это ничего не напоминает?), армии нет, а из полумиллионного населения города никто не подумал браться за оружие. А над ограбленными уцелевшими жителями, бегущими из столицы, периферийные соплеменники смеялись и издевались, поскольку ненавидели богатый Константинополь, высасывавший соки из провинции. Такое впечатление создается, что это мы уже где-то видели или нам предстоит это еще увидеть…

Латинская империя, созданная на Балканах крестоносцами, продержалась недолго. Византийцы все же организовались и вышибли грабителей. Но дальше дело не пошло: Византия не воскресла, распавшись на независимые и полунезависимые области. Греки, болгары и сербы воевали друг с другом и между собой. Национальные богатства утекали в карманы венецианских и генуэзских купцов – греческие правители попали в полную финансовую зависимость от них. А в Малой Азии усиливались турки-османы, которых византийские власти, за неимением войск, сами приглашали поучаствовать в междуусобицах и войнах с соседями. Никакого турецкого «завоевания» империи фактически не было. Османы просто занимали земли, опустошенные во внутриимперских драках, и селились на них. На свои окраины императоры, погрязшие в расточительстве и разврате, давно плюнули. И крестьяне, разоряемые налогами, но не получавшие ни малейшей защиты от набегов соседей, добровольно переходили в ислам и становились турками. И дворяне переходили к туркам на службу, сохраняя веру, – османы, уловив момент, в этот период относились к православным лояльно. Наконец от всей империи остались лишь Константинополь и несколько клочков на Балканском полуострове и островах, причем цари уже вынуждены были платить дань турецким султанам.

Карта Западной Европы была совершенно не похожа на нынешнюю. На месте Германии существовало около 350 государств. На месте Италии – 15 «больших» и множество микроскопических. На месте Великобритании – 4, на месте Франции – 6. Французы, англичане, шотландцы, бургундцы, бретонцы сцепились в Столетней войне, которая велась методами, далекими от цивилизованных. Англичане живьем сожгли Жанну д’Арк, приторговывали знатными пленными, а незнатным просто выпускали кишки. Французы вели себя аналогично, юный Людовик XI после побед пировал, любуясь на то, как слуги колотушками проламывают черепа пленникам-англичанам. На Пиренеях горцы-христиане из Португалии, Кастилии, Наварры, Каталонии, Валенсии, Арагона с переменным успехом пытались мечом отвоевать богатые равнины, населенные мусульманами.

Среди этого хаоса материально преуспели два региона: Германия и Италия. Германские императоры и их вассалы нужду в деньгах удовлетворяли тем, что продавали вольности и привилегии подвластным городам, превращавшимся в ремесленные и купеческие центры. А приток богатств в Италию начался со времен добыч от Крестовых походов и когда Венеция, Генуя, Пиза занялись морскими перевозками между Европой и Ближним Востоком. Добро перепадало и местным властителям, и папам римским, которым пересылалась еще и соответствующая мзда от других католических государств.

Здесь пересекались культурные влияния арабского Востока и Византии. Да и в самой Италии находили древнеримские статуи, мозаики, развалины зданий, рукописи. Приток капиталов и эти влияния как раз и стали основой «Возрождения». Богачам хотелось жить покрасивее, и эталоном для подражания они сделали Древний Рим. Термин «возрождение» вошел в обиход от льстецов: магнатам говорили, что в Средние века произошел, видите ли, упадок по сравнению с Римской империей, теперь, мол, ее величие возродится, если вы поднимитесь до уровня цезарей и августов. Оные магнаты стали швырять деньги на строительство дворцов и украшение их статуями и картинами. А спрос на искусство позволил выдвинуться и развиться талантам. Но гениев в ту эпоху было всего ничего, и со всеобщим процветанием «Возрождение» не имело ничего общего. Итальянские государства ожесточенно дрались между собой, шли войны между гвельфами и гибеллинами (сторонниками приоритета пап римских или германских императоров), между «черными» и «белыми» гвельфами (аристократией и купцами-нуворишами), бунты черни. Сжигались города, победители варварски истребляли побежденных. И большая часть шедевров, созданных в эпоху Возрождения, тогда же и погибла. А на материально-технической базе Италии приток богатств и придворная роскошь совершенно не сказались. Здешние воротилы предпочитали быть только перекупщиками и финансистами, а деньги чаще вкладывали в предприятия Германии, это было безопаснее, чем на родине. По той же причине многие итальянские мастера уезжали в другие страны. Опять ты, читатель, ищешь аналогии…

Эпоха Возрождения действительно «возродила» в духовном плане времена разложения Древнего Рима. Тяга к наслаждениям и богатство сломали нравственные устои Средневековья. «Декамерон» заменил людям Библию. Разница между знатными дамами и проститутками определялась только их ценой. Вельможи хвастались количеством побочных детей, пресыщались обычными излишествами. Входили во вкус извращения. Но главным следствием этого упадка стало разрушение католической церкви. Ее особенностью, сложившейся исторически, была значительная «мирская» составляющая. В раздробленной Европе и папы, и многие архиепископы и епископы были суверенными правителями своих владений. А бенефиции (пожалования) монастырей и церковных должностей рассматривались в первую очередь с точки зрения доходов. Из-за этого Церковь периодически переживала кризисы, порожденные соблазнами Возрождения. Сохранились декреты пап и епископов, открытым текстом запрещавшие священнослужителям держать мясные лавки, кабаки и публичные дома, призывающие их прекратить блуд и пьянство. Однако проку было мало, поскольку главным рассадником гниения стал сам Рим.

Папа Сикст IV был взяточником, гомосексуалистом и убийцей. Папа Александр VI в молодости, сожительствуя с некоей Еленой Ваноцци, предпочел ее дочь Розу и вместе с ней отправил мамашу на тот свет. Прижил с Розой детишек – Франческо, Чезаре и Лукрецию, подвизался у Святого престола и выбился в кардиналы. А затем, не поскупившись на взятки (престарелому венецианскому кардиналу за голос при избрании дал 5 тысяч золотых и свою 12-летнюю дочь), пролез в папы. Сыновьям потом дал герцогства и кардинальские титулы, а Лукреция стала любовницей и отца и братьев, причем Чезаре из ревности убил Франческо. Мамаша Роза благоразумно отошла в сторону, а отец, сын и дочь зажили втроем благополучной семейкой.

Я бы мог развлекать читателей такими подробностями из жизни пап и далее, например, упомянуть, как Чезаре командовал папской армией, огнем и мечом сколачивал в Италии собственное королевство, но в начале главы было заявлено о Великих открытиях… Так вот. Генуэзец Колумб носился с идеей поиска западной дороги в Индию. Португалия эту идею отвергла, боялась, что такое может нарушить ее монополию в… пиратстве. Но в это время благодаря браку Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской произошло объединение Испании. И войны Реконкисты покатились к завершению, под ударами христиан погибал последний оплот мавров – Гранада. Испанцы были народом воинов, крутых и суровых. Более высокую мусульманскую культуру они в меньшей мере унаследовали, а в большей – разрушили, изгоняя или обращая в рабство побежденных. Свирепствовал генерал-инквизитор Торквемада, за 18 лет отправивший на костры более 10 тысяч «еретиков» и выкрестов из евреев и мусульман, заподозренных в тайной приверженности прежним верованиям.

И когда Колумб обратился со своей идеей теперь уже к Фердинанду и Изабелле, находившимся на вершине успехов, его предложение их заинтересовало. В 1492 году, как известно, состоялось открытие Америки, принятой за Индию. Христофор Колумб, став генерал-губернатором открытых им стран, для привлечения переселенцев ввел систему «репартимонто» – раздавал земли вместе с индейцами в полную собственность новых владельцев. Индейцам это, конечно, не нравилось, они восставали, а их за это истребляли.

Так, на остров Эспаньола (Гаити) специально для охоты на индейцев завезли множество собак. С применением собак их загнали в непригодные для жизни места и заморили голодом всех до единого человека. В результате подобных действий население Вест-Индских островов, насчитывавшее около 1 миллиона, за полвека исчезло, и сюда стали завозить рабов.

На материке убиенных было гораздо больше: там к массовым истреблениям колонизаторами местного населения добавлялись жертвы аборигенов в результате спровоцированных «открывателями» междоусобных войн. И грабили, грабили все подряд, переплавляя в слитки великолепные ювелирные изделия и произведения искусства вроде садов храма Коринанга в империи инков, где растения и животные были сделаны из серебра в натуральную величину.

В процесс дележки мира, кроме португальцев и испанцев, которые поделили его между собой, пробовали влезть и другие. Но испанцы и португальцы строго следили, чтобы в каждую «половину мира» не проникали посторонние – корабли конфисковывали, а экипажи ждала смерть. Бороться с ними на морях, к примеру у французов или англичан, была еще кишка тонка – им приходилось довольствоваться старым и проверенным способом наживы – пиратством.

В результате из Америки, Азии и Африки хлынули такие потоки богатств, что и не снились прежней Европе. И как раз они-то создали финансовые излишки, обеспечившие дальнейший расцвет эпохи Возрождения, и образовали фундамент всей нынешней западной цивилизации. Русские, которые жили на планете Земля в то время, не могли не знать, что и как там у них происходит. Тогда не было ни телеграфа, ни Интернета, да и сами открыватели новых земель не очень распространялись о своих военных «победах» по уничтожению мирных людей, но земля «полнится слухами», и все всегда становится достоянием многих.

Тогда перспективы войти в описанное выше «европейское сообщество» русских совершенно не соблазняли. Как видим, не только потому, что Европа была вся во вшах. Ярым западникам и всем тем, кто является сторонником теории, что люди, мол, живут настолько хорошо, насколько они умеют преуспевать в жизни, забывать не следует, что хорошо живет прежде всего бандит с большой дороги.

Гораздо позже и с другой миссией отправится в дальние страны Миклухо-Маклай.

У русского человека совсем другой менталитет. И как мы знаем, русская колонизация шла иным путем…

Если ранее Ивана Грозного, последнего Рюриковича, «бес попутал» – он пошел тягаться с Европой – а мог бы продолжить движение на Восток и, вслед за покорением Астрахани и Казани, отрядить войско на завоевание Урала и Сибири, то теперь России пришлось больше обороняться, чем наступать.

Один из Шейбанидов, сын бухарского правителя Кучум, пришел из Средней Азии с войском и напал на хана Едигера, добровольно вместе с башкирами и ногаями после присоединения к России Астраханского ханства перешедшего в подданство царю в 1555 году. Едигер взывал о помощи, но Иван Грозный воевал в Ливонии и не мог поддержать его. Едигер был разгромлен, взят в плен и умерщвлен. Кучум еще в течение 7 лет покорял сибирских вассалов Едигера. Обложил их более высокой данью. Начал проводить исламизацию Сибири, из Бухары сюда поехали шейхи и сеиды, хотя Москвы Кучум побаивался и на первых порах тоже признал себя вассалом царя.

Восточная экспансия России вызывала раздражение Турции. Она сочла справедливыми аргументы Бахчисарая, что раз в империю вошел Крым (Крымское ханство перешло от зависимости генуэзцев к зависимости от турков), значит, она является наследницей и других частей Золотой орды. В 1555 году, не добившись решающих успехов в войнах с Ираном, султан заключил мир, поделив с шахом пополам Грузию и Армению. В 1568 году турки замирились и с Габсбургами, поделив с ними пополам Венгрию, и решили повернуть агрессию на север. Возник грандиозный проект прорыть канал между Доном и Волгой, провести туда флот и подчинить Казань и Астрахань. А потом обходным путем через Каспий снова ударить по Ирану.

Война началась в 1569 году. Турецко-татарское войско под командованием Касым-Паши численностью в 57 тысяч бойцов двинулось от Азова вверх по Дону. С армией шла масса землекопов, на судах везли артиллерию. Все русские войска воевали на западе, с ними ушла и основная часть донских казаков. Оставшиеся в городках разбегались по речным зарослям.

Но когда враг подошел к переволоке Дона и Волги и начал земляные работы, казаки повели партизанскую войну. К ним на помощь прибыли 5 тысяч запорожцев. Стали тревожить лагерь врага нападениями, пересекали коммуникации. Касым-паша после двух недель работ понял, что прорыть канал – дело нереальное. Отправил корабли с осадными орудиями и запасами обратно в Азов, а сам понадеялся захватить Астрахань с налета, но не вышло. И прямой путь на Азов по Манычу оказался перекрыт казаками. Туркам и татарам пришлось выбираться в обход безводными степями Северного Кавказа, и из всей армии вернулось лишь 16 тысяч.

В 1571 году, оправившись от поражения, крымский хан Девлет-Гирей устремился прямо на Москву. Пользуясь бездарностью опричных начальников, сжег ее, увел 60 тысяч пленных, сотни тысяч погибли. В следующем году начался еще более грандиозный поход. Татары были усилены турецкими стрелками и артиллерией. Иван Грозный готов был даже поступиться Астраханью в обмен на мир. Но хану и Порте было этого мало. Они надеялись полностью сокрушить Россию. Даже города уже поделили между мурзами, а мусульманские купцы заранее наделялись грамотами на привилегии в торговле по Волге. Но в июле – августе 1572 года в кровопролитных боях на Пахре и Рожайке воеводы Воротынский и Хворостинин и прибывшие им на помощь донцы атамана Черкашенина наголову разгромили вражеские полчища. Как видите, первая в истории русско-турецкая война началась отнюдь не по инициативе России и кончилась не в пользу Турции, хотя Порта находилась на вершине могущества. Несмотря на морское поражение от испанцев и венецианцев при Лепанто, турки вскоре перешли в наступление, отобрали у венецианцев Кипр, изгнали их из морей, разгромили германского императора и поляков, пытавшихся вторгнуться в Валахию. А в Иране умер шах Тахмасиб. Кызылбашская (азербайджанская) знать, составлявшая опору его престола, начала склоки и междоусобицы. Турки не заставили себя ждать, вторглись в Закавказье, заняли Азербайджан, Шемаху, Дербент, Западную Персию.

Но и Россия продолжала укрепляться на Кавказе. В 1577 году «по челобитию кабардинского Темрюка князя Черкасского» был построен Терский городок, ставший торговым, политическим и административным русским центром в этом регионе. Чуть позже был возведен Сунженский острог, а по просьбе шамхала Тарковского – Койсинский острог. Терский воевода подчинялся Астраханскому, а гарнизоны крепостей составились из стрельцов и казаков. В подданство попросились грузинские цари Имеретии и Картли.

Лезть в Закавказье и ввязываться в масштабную войну с Портой Россия не стала, но формально взяла под опеку и стала оказывать поддержку грузинским монархам и Церкви.

Война России с Крымом и Турцией не могла не аукнуться и в Сибири. После сожжения ханом Москвы Кучум счел, что русские не так уж сильны, убил царского посла Третьяка Чебукова и начал враждебные действия. Была уничтожена зауральская русская слобода Тахчеи. Начались набеги на Пермь, на владения Строгановых. В 1582 году последовало особенно масштабное нападение, сын Кучума Алей разгромил Соль Камскую, Кай-городок, осадил Чердынь. На свои деньги Строгановы нанимают шайку разбойников во главе с Ермаком Тимофеевичем. Отряд по сибирским меркам был сильным – 500–800 бойцов, 3 пушки, 300 пищалей. Момент был выбран удачно – основные силы Кучума, его бухарская и ногайская гвардия с присоединенными к ним вассальными или союзными хантами, манси, башкирами ушли в поход с Алеем. Ермак нанес удар прямо по вражеской столице Кашлык (Сибирь), и взял ее. Кучум после поражения бежал в Ногайскую Орду, где спокойно жил по крайне мере до 1598 года. Ермак поклонился царю «Сибирским царством», что оказалось очень кстати после неудачной войны на Западе. На этом война в Сибири с Кучумом не закончилась. Ермак, попав в засаду, погиб.

Вслед за историей частной экспедиции Ермака любая последующая экспедиция гражданских «первопроходцев» в Сибирь в XVII веке в официальной историографии считается «присоединением новых земель к Московскому государству», как будто туда ранее не ступала нога человека. Это «столбление сибирских участков» похоже на «освоение» Америки: аборигены (индейцы ли, коренное ли население Сибири) – дикари, поэтому появление «белого человека» (первопроходца, миссионера) на их земле – это уже акт присоединения.

А как еще ширились связи России с Сибирью? Поморские судакочи бороздили Баренцево и Карское моря. Для плаваний на восток их специально делали плоскодонными, они шли вдоль берега, из Карского моря по внутренним рекам и волокам пересекали полуостров Ямал и попадали в Обскую губу. И на реке Таз основали город Мангазею (по названию одного из ненецких племен). Сведения о Мангазее просочились к англичанам и голландцам, вызвав зависть и попытки самим проникнуть в сказочно богатые края.

Экспедиции следовали одна за другой – Бэрроу, Пэта и Дэкмена, два плавания Баренца. Но хотя на картах море стало называться Баренцевым, стоит помнить, что европейцы путешествовали в краях с оживленными морскими сообщениями. И когда Баренц погиб при «открытии» Новой Земли, давно освоенной русскими, остатки его экспедиции спасли те же поморы.

А восточнее Новой Земли ни англичане, ни голландцы пройти не смогли, так как их суда к плаваниям во льдах были не приспособлены. Русские плавали в Сибирь постоянно, от Мангазеи по реке Таз попадали в Турухан, оттуда доходили и до Енисея, и до Нижней Тунгуски.

Без войн не обходилось, и чаще всего «знакомство» пришельцев с тем или иным народом иногда сопровождалось применением оружия. Но затем устанавливался взаимовыгодный симбиоз, который надежно обеспечивался тем, что в отличие от американцев и европейцев русские отнюдь не считали жителей тайги и степей неполноценными «дикарями».

Само слово «дикарь» применительно к народам Сибири появляется только у «культурных» отечественных авторов XIX века (в том числе и у Пушкина). А в документах, отписках, челобитных XVII века оно не встречается ни разу!

Писали – «остяцкие люди», «тунгусские мужики» и пр. Русские воспринимали их не как «низшую расу», а как таких же людей, как сами. Никогда не «учили их жить». Зато сами не гнушались учиться, перенимать местную одежду, виды жилья, транспорта, хозяйствования, удобные в здешних условиях».

Сибирская губерния Петра I с центром в г. Сибирске (Синбирск, Симбирск), основанном в 1648 году как пограничная крепость, во-первых, территориально не имела ничего общего с нынешней Сибирью и, во-вторых, не имела подразделений, а ее восточными границами Романовская история называет Сибирскую и Закамскую черты (т. е. границы «Казанского ханства»), причем пограничным городом была казацкая Белатырь на слиянии рек Уфы и Белой. Ныне это – Уфа, официальное название которой появилось после разгрома Сибирского Царства Суворовым в 1775–1777 годах.

Почему во второй половине XVIII века Сибирской Орде пришел конец? Глобальной причиной политических изменений, как и всегда, является экономика, а именно появление в XVI веке капитала и бурное развитие в XVII веке капиталистических отношений, которых не было в Орде и которые послужили движущей силой ее распада.

Традиционная концепция развития цивилизации – от первобытнообщинного строя через рабовладельчество и феодализм к капитализму принципиально неверна: и первобытно-общинные, и рабовладельческие, и феодальные отношения существовали с самого начала эпохи неолита (производительной деятельности человека разумного) и существуют до сих пор. Их объединяет одно общее основное экономическое понятие – труд. И только с достижением такого уровня производительных сил, когда появился прибавочный продукт, возникло понятие капитал.

Допетровские Романовы занялись не развитием капиталистических отношений по английскому образцу, а укреплением своей династии путем насаждения бурбоновского абсолютизма, уничтожения свободного («черносошного») крестьянства путем раздачи земель своим дворянам-приспешникам и закрепощения крестьян. В 1649 году царь Алексей Михайлович с уже послушным ему Собором приняли «Соборное Уложение», в котором как раз окончательно и отменялись старые ордынские принципы «соборности» (казачий круг = курултай = дума), «веротерпимости» и какая-либо свобода крестьянина-производителя.

Я не буду подробно писать о том, как в Сибири один за другим стали расти города, о том, как от обороны городков и острожков русские перешли к дальнейшему продвижению на восток. Скажу о другом. Положение России на Востоке становилось прочным, открывались перспективы дальнейшего освоения края, вполне мирного сосуществования пришлых и местных.

Бытующее представление о том, будто Сибирь заселялась в основном ссыльными и беглыми, лишено основания. Костяк русских поселенцев составляли служилые стрельцы, пушкари, казаки, чиновники. Спецификой Сибири было то, что из-за огромных расстояний, удаленности от центра каждому начальнику, а то и отдельному служилому, приходилось решать многие вопросы самостоятельно. Сибирь набирала силу благодаря практике выдвижения способных людей, жалования вольницы, земли, беспошлинной торговли.

Экономическая экспансия Московии на Восток проводилась медленно, но верно: путем скупки и занятия явочным путем земель под заводы и горные разработки. Крупным экономическим изъяном России Петра I было отсутствие собственного золота и серебра. Горное указание Петра от 2 ноября 1700 года предписывало «на Москве и в других городах сыскивать золотых и серебряных и медных руд».

10 декабря 1719 года была опубликована «Горная привилегия» Берг-Коллегии: «соизволяется всем и каждому дается воля, какого б чина и достоинства он не был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях – искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь – злато, серебро, медь…»

Люди из крепостной Московии бросились в Сибирское Царство (за 50 лет до начала освоения «Дикого Запада» в Америке). В Сибирь в то время не ссылали, а засылали. А вот когда рудные места были захвачены, заводчикам было дано разрешение закрепощать любого «вольного старателя», т. е. не имеющего «московской прописки».

 

Глава 9

Вкусив джаз

Новая реальность требовала и новой культуры. Старую культуру, этот груз предрассудков ненавистного прошлого, необходимо выбросить на свалку. Так считали большевики. Ленин, Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев – профессиональные революционеры, люди энергичного действия – являлись и яркими публицистами, плодовитыми журналистами, свято верившими в силу пропагандистского слова, в идеологическую мощь искусства. И они, эти социал-демократические интеллигенты, очень хотели привлечь на свою сторону творческую интеллигенцию, добиться ее признания и поддержки. Постоянное руководство литературой и искусством стало составной частью планомерной партийной работы русских социал-демократов. Такой задачи не выдвигала перед собой ни одна партия России. Вы чувствуете разницу? Эту задачу активнейшим образом начали реализовывать чуть ли не на следующий день после победы Октябрьской революции. Вопросы литературы и искусства были подняты до уровня важных государственных вопросов уже Лениным, председателем Совнаркома. Сталин продолжил эту традицию с удвоенной силой и размахом, хотя не являлся ни великим теоретиком искусства, ни эталоном высокого вкуса. Но и примитивным его восприятие художественных ценностей назвать нельзя. Многим диктаторам свойственно тщеславное желание прослыть щедрыми меценатами. Но у Сталина не это было главным. Он считал себя последователем левой, прежде всего социал-демократической, идеологии. Много читал, занимался самообразованием и иногда показывал такие познания в этой области, что вызывал удивление даже у чужеземных деятелей литературы и искусства. Сталин был политиком, хотя себя считал больше, чем политиком – авторитетом во всех видах человеческой деятельности.

Это наложило отпечаток на весь эстетический опыт сталинской эпохи. Однако Сталин позволял себе, в определенных пределах, не считаться с ним, отходить от него. Он утверждал, что все богатство культуры должно быть востребовано новой реальностью. Культура должна стать животворящей почвой новой жизни. Все, что было заложено в советскую культуру, свершилось именно в сталинское время, поэтому мы можем с полным основанием считать его творцом имперской культуры нового типа, равно как и гонителем неугодных ему талантов. В то сложное и противоречивое время и культура выступала средством воплощения идеала – образа возможного, вероятного и желаемого будущего.

Она была призвана настраивать психические контуры людей. Именно культура должна была убедить советских людей в реальности нового мира. И прежде всего – молодежь. Все, что мешало этому, искоренялось. Внешне культура и искусство сталинской эпохи имели вполне реалистичный вид. Они представали убедительными почти до документальности, но в глубине своей несли образ не окружающего мира, а становящейся реальности, которой только предстоит появиться на свет. Добро побеждало зло, а взаимопомощь – эгоизм.

Чтобы культура могла выполнить свою миссию, советский народ должен был понимать язык ее сообщений. И поэтому в 1930-х годах во всех мало-мальски значимых населенных пунктах открывались дома и дворцы культуры. Даже в деревнях. В них трудящиеся не просто получали основы знаний по культуре и искусству, а буквально вовлекались в творчество. Играли в народных театрах, занимались в изостудиях, снимали любительские фильмы, творили в литературных кружках. Сегодня это кажется диким, если не сказать – глупым, но в ненавистном некоторым русском коммунизме так оно и было! Потом наступила вторая фаза сталинского культурного плана. Искусство стало технологией превращения текущей реальности в мир Счастливого Завтра.

Отдельная тема – сталинская архитектура. Нынешнему читателю невозможно представить себе то потрясение, которое испытывали люди того времени, впервые попадая на ВДНХ или в столичное метро, оказываясь у гостиницы «Москва» или у здания Университета на Воробьевых горах. Кому-то нравится старая Россия, в основном деревянная и двухэтажная. Если бы не силуэты церквей, оживляющие ее пейзаж, то и глаз положить некуда бы было. А тут – дворцы пионеров, похожие на античные храмы, и огромные, утопающие в зелени парки культуры и отдыха, исполинские стадионы. Попадая в этот мир из коммуналок и бараков, человек воочию убеждался: уже сегодня в Стране Советов удалось обустроить коллективную жизнь.

Не всегда все складывалось гладко. В то время писатель и драматург Михаил Афанасьевич Булгаков был близким Сталину по духу и постигаемым откровениям. Хорошо известно, что Сталин не менее пятнадцать раз побывал на постановках «Дней Турбиных». Популярна история, как вождь предоставил Булгакову должность завлита Художественного театра. Известны нам из воспоминаний современников высокая оценка Сталиным «Собачьего сердца» и весьма сдержанное отношение к «Мастеру и Маргарите». Сталин – великий конспиратор, человек без иллюзий и обладатель сверхчеловеческого чутья, не допускал и намека на раскрытие тайны, лежащей в основе его сверхэффективных технологий и многоходовых комбинаций, поражавших воображение миллионов. В непонятно для чего написанном романе Булгакова многие, в том числе и вождь, увидели ключ к разгадке сталинской тайны. Вождь увидел намек на разгадку самого себя (Воланд – зло, творящее добро) и не хотел, чтобы это увидели другие.

А тут еще изгой и антисоветчик стал любимцем Европы. О том, как Булгаков воспылал любовью к Западу, мы можем узнать только теперь. Биография Булгакова в советское время была скрыта от любопытных глаз. Хоть теперь либеральная шушера и в диком восторге от величайшего из всех великих, полезно напомнить некоторым, что юношей Миша Булгаков любил всякую чертовщину – спиритические сеансы и прочие страсти-мордасти. Папа его, Афанасий Иванович, был магистром богословия и редким специалистом по… демонологии. Вот откуда у мальчика появилась сначала тайная, а потом и явная страсть к мистике, всяческим уродствам типа отрубленных голов, дьяволов и дьяволиц, ведьм и чертей. Всю свою литературную жизнь Булгаков страдал от того, что его якобы не печатают, не ставят, не любят, запрещают и критикуют.

Поначалу он работал врачом и однажды заразился дизентерией от ребенка-пациента. В то время Булгакову было 26 лет, и страдания от болей он решил заглушить… морфием. Через несколько дней наступило привыкание – Михаил стал наркоманом и уже не мог справиться с собой, пребывая в глубокой депрессии. Работали сестры и жена, а сам он жил за их счет. Процесс страданий описан Булгаковым в рассказе «Морфий». К этому периоду и отнесем зарождение страсти к Западу. Есть документальное подтверждение этому – статья «Грядущие перспективы» (1919 год). Рваться на Запад станет для Булгакова хобби, равно как и писать письма во все инстанции с просьбами о помощи.

В одном из таких писем он без обиняков напишет: «Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР». Запад, конечно, с радостью принял бы Булгакова, так как его творчество отвергалось на родине, а буржуазная пресса вопила: «Сенсационная пьеса. Запрещенная и снятая со сцены в Москве». Но пьесы ставили. «Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? – спрашивает Сталин. – Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже “ Дни Турбиных” – рыба». А Булгаков завалил своими жалобами Калинина, Свидерского, Горького, Енукидзе: «Полное запрещение моих произведений в СССР обрекает меня на гибель… повлекло материальную катастрофу».

Но вот какое дело. Какая материальная катастрофа? Если судить по дневнику его супруги (третьей по счету) Елены Сергеевны (правда, это было позже, в конце 1930-х), то у них не жизнь, а сплошные банкеты. И вино, водка, икра, севрюга, налимья печенка, устрицы, спагетти, рижский шоколад. А Михаил Афанасьевич продолжал писать «Мастера и Маргариту». Наконец роман окончен. И что же? Почти никто не понял, о чем это. Ну тупые! Даже Ильф и Петров сказали: «Уберите “ древние” главы – и мы беремся напечатать». Вот какое это было время! Я недавно спросил одного верующего человека: как он относится к «Мастеру и Маргарите»? Ответ был такой: положительно, особенно впечатляют «древние» главы, написано очень правдиво. Правдиво относительно чего?

Это было очень противоречивое время. Одной из величайших заслуг советской эпохи явилась культурная революция. На фоне успехов меркнут кажущиеся гонения на гениев. Доступ к образованию и культуре был мощной компенсацией за относительное бытовое убожество. И люди переносили бытовые трудности – лишь бы получить образование и приобщиться к культуре.

Булгакову тогда не давали возможности покинуть страну. Но чуть позже «за инакомыслие» любому уже предлагали на выбор или психушку, или места не столь отдаленные, или эмиграцию. Причем не считались ни с происхождением, ни с заслугами родителей или родственников перед советской властью. Был выдворен, к примеру, один из самых знаменитых на Западе русских художников и скульпторов Михаил Шемякин. Отец его был из древнего кабардинского рода Кардановых (этот княжеский род упоминается в «Истории государства Российского» Карамзина). Оказавшись сиротой, был мальчишкой усыновлен белым офицером Петром Шемякиным.

Во время революции офицер погиб, и мальчик волею судьбы стал «сыном полка» Красной Армии. Две войны – Гражданскую и Великую Отечественную – прослужил в кавалерии, награжден шестью (!) орденами Красного Знамени. Мать – профессиональная актриса – Юлия Предтеченская. Но Михаил вынужден был уехать в 1971 году в Париж, так как оказался в Советском Союзе «не ко двору».

Еще долго будут спорить специалисты по российскому двадцатому веку: что разрушило советскую власть, сгубило коммунизм и избавило человечество от перспективы (для одних страшной, а для других светлой)?

Выдающийся советский джазовый саксофонист Алексей Семенович Козлов в книге воспоминаний «Козел на саксе» высказывает на этот счет свою точку зрения. Суть ее в следующем: не рухнул бы коммунизм, если бы в пятидесятых не появились в СССР стиляги – молодые люди в американских пиджаках, сфарцованных у дверей «Националя», в кустарных ботинках-«тракторах», помешанные на джазе, приникавшие по ночам к трофейным радиоприемникам в надежде услышать «Час джаза» Уиллиса Коновера по «Голосу Америки». К этому приобщился и Козлов.

Я также был очарован джазом тогда, остался ему верен и сейчас, написал с десяток компилятивных книг о любимом предмете (не изданных, но это дело обычное – как-то Алексей Николаевич Баташев, известный популяризатор джаза, показал мне не менее двадцати неизданных книг о биг-бендах, написанных им по материалам не переведенных на русский язык источников), но совершенно не разделяю ненависть Козлова к коммунизму, вернее, к тому, что ему кажется чудовищным, особенно – идея. Мы с Алексеем Семеновичем одногодки, но люди разного менталитета. Да и происхождение у нас разное: мой дед был кузнецом, а прадед – печником, а его больше – священниками.

Я никак не мог ослушаться отца, а он – мог… и стал великим. Поэтому на события сталинской эпохи мы смотрим по-разному. Я, возможно, недостаточно верно, в силу своей некомпетентности. Откровения Алексея Семеновича более ценны.

Мы с ним сходимся во мнении: когда Советская власть, воюя со стилягами, клеймя их в «Крокодиле», выгоняла из институтов, ссылала за сотый километр от Москвы, она хотела упредить события – коммунистические начальники чуяли опасность, исходящую от этой пятой колонны из «свободного мира», ощущали ее враждебный дух. Одолеть это оказалось труднее, чем любую интервенцию. Да и сами они потом попались на эту удочку. Это разложило целое поколение советских людей.

А началось все с дивной и каким-то необъяснимым образом близкой нам музыки. Вначале это была одинаковая – что у Козлова, что у меня, ценнейшая коллекция довоенных пластинок с записями джаза и эстрады, после 1948 года запрещенных. Не будем уточнять здесь, был ли это настоящий джаз. Это были щеллачные граммофонные пластинки с записями оркестров Леонида Утесова, Александра Цфасмана, Александра Варламова, Эдди Рознера, Львовского Теа-джаза, записи Лаци Олаха, песни Вадима Козина, Петра Лещенко, Александра Вертинского, Изабеллы Юрьевой. Среди них попадались также записи американской музыки, издававшиеся в СССР до войны, – Дюк Эллингтон, братья Милз, Рэй Нобл, Гарри Рой, Эдди Пибоди, оркестры Криша, Джеральдо. После войны русские офицеры и солдаты привезли более современные пластинки – настоящий американский джаз – оркестры Гленна Миллера, Бенни Гудмена.

Слово «стиляга», вошедшее в обиход с 1948 года с легкой руки некоего Беляева, автора фельетона в «Крокодиле», и напоминавшее другие малоприятные слова типа «доходяга», «бродяга», «бедняга», что должно было внушать презрительное сожаление с оттенком брезгливости. Но не тут-то было! Молодежь, зажатая в тиски смертельной скуки на санкционированных властями школьных вечерах, полностью подконтрольных учителям и пионервожатым в части одежды, причесок и танцев, естественно, ударилась в новую моду.

Виновата была, конечно, не молодежь, а отделы народного образования (РОНО), которые в пылу коммунистического рвения утверждали даже перечни танцев, допускаемых на вечерах (из прошлого века): падекатр, падепатинер, падеграс, краковяк, мазурка, полонез, полька, вальс. Фокстрот и танго были не то чтобы запрещены, – не рекомендованы.

К этому периоду нашей истории относятся появившиеся на грампластинках этикетки: «быстрый танец», «медленный танец». Написал эти строки и вспомнил такое. В истории человечества был период, когда все стали покупать и слушать граммофоны, такой пластиночный бум. Начался он в США, когда 8 октября 1895 года в Филадельфии появилась «Граммофонная компания Берлинера». Три года спустя компания «Граммофон» организуется в Лондоне. В 1902 году вступает в строй под тем же названием первая русская фабрика в Риге (никто тогда не сомневался, что Рига – город России). В Варшаве, которая тоже, как и Рига, входила в Российскую империю, в 1907 году начал работать завод фирмы «Сирена-рекорд», который «погнал» пластинки огромными тиражами.

Но революция нанесла этому делу значительный урон. Если в России граммофонная промышленность до Октябрьской революции 1917 года бурно развивалась, то большевистским руководителям граммофонную промышленность поставить на ноги никак не удавалось. Отмечу: именно с этих самых пластинок начальство стало внедрять в жизнь практику двойных стандартов. Получилось так: они говорили «откуда пришел фокстрот – там пусть и остается – пролетариату таким «искусством» дурманить голову мы не позволим». А сами думали: то, чего нельзя даже показывать массам, всегда немножко можно дать избранным. Трудящиеся слушали альбом грампластинок «В. И. Ленин. Речи», а партэлита для себя заказала втихаря заграничные пластинки «по особому списку» (и это было в то время, когда РАПМ «докопался» до корней джаза: «Джаз-банд – особый вид музыки из американских ночных притонов»).

В список попали 50 наименований популярных за границей танцевальных пьес, в том числе «Сен Луис блюз» и «Чай на двоих». Первая на первом месте у коллекционеров джаза, вторая – у любителей эстрады. Так начинались закрытые распределители, колбасные цеха для слуг народа и прочие охотничьи домики. А в грамзаписи с тех пор и пошла эта никчемная практика – не указывать на этикетках ни композиторов, ни дирижеров оркестров, ни солистов – концы надо было прятать в воду.

Это хулиганское действие с «закрытой» музыкой для элиты было благословлено, наверное, в очень высоких инстанциях, так как на этот счет даже появилось указание Главреперткома Главлита.

Из книги Козлова явствует, что он откровенно стремился стать и стал стилягой. Я стилягой не стал, так как всегда стеснялся одеваться вызывающе. Всякие выверты с серьгами в пупках и многократно проколотыми ушами, губами и другими органами напоказ мне понять не дано. Я ограничился любовью к джазу и «Арсеналу» Козлова. А Алексей, чтобы достать настоящие фирменные вещи, вынужден был идти на всяческие увертки.

Одним из безопасных, но малоэффективных способов «прибарахлиться» был ежедневный обход ряда центральных комиссионных магазинов, куда прибывавшие в Москву иностранцы сдавали свои вещи, чаще всего поношенные. Появление в комиссионке любой иностранной шмотки было событием. Естественно, что в главных «комках» появлялись знакомые продавцы, которые «закапывали» поступавшую вещь, то есть прятали ее от взора обычных покупателей, также шатавшихся по магазинам. Продавцы шли на риск, когда имели дело с «доверенными» людьми. «Знакомство» поддерживалось постоянными взятками, «парносами».

По некоторым источникам, наша мафия и началась с дефицита. Чиновники не реагировали на желания молодежи и не давали взбучку руководителям планирующих органов и промышленности за «неповоротливость» в животрепещущих вопросах, молодежь шла на взятки, продавцы на преступления, дефицит порождал мафию… Кто виноват? Виновата партноменклатура и элита. Сыночкам ответственных работников, известных деятелей искусства и крупных ученых по «комкам» ходить было не надо. Они сами иногда туда шмотки сдавали. Они имели все, что было недоступно простой молодежи. Доставать одежду и пластинки, информацию о западной культуре они вынуждали своих отцов и матерей, а сами проводили время в ресторанах и на «хатах», пользовались автомобилями родителей. Они слушали ту музыку, которую играл для них Алексей Козлов со товарищи. Нам, простым смертным, вход туда, где они играли, был заказан. Несмотря на то что Козлов их просто ублажал, на коммунизм он смотрит не так, как я, а как и сыночки советских выскочек.

Вследствие кратковременной эйфории от хрущевской политики разоблачения культа личности Сталина партноменклатура, не задумываясь о последствиях, стала совершать одну ошибку за другой. Одним из решающих обстоятельств, повлиявших на дальнейшую судьбу коммунизма, стал Московский международный фестиваль молодежи и студентов 1957 года. Власти недооценили всю силу последствий приоткрывания хоть на миг «железного занавеса», так как были уверены во всепобеждающей силе советской идеологии. А мы, по большому счету, к такому стрессу были еще не готовы.

Первый прорыв к нам духа западной культуры, имевший место между 1945 и 1947 годами, был несколько нейтрализован при помощи ряда идеологических кампаний по борьбе с космополитизмом, низкопоклонством и т. п. Это делалось коряво, но, вероятно, было необходимой мерой. Миллионы советских людей проникли за «железный занавес» во время Великой Отечественной войны, советские солдаты и офицеры прошли по Европе, а в конце войны познакомились с американцами. И увиденное ими привело их в недоумение.

Вернувшимся с войны воинам-победителям уже трудно стало доказывать, что жизнь в Советском Союзе – самая благоустроенная и счастливая в мире. Сталин всех, побывавших в плену, подверг репрессиям.

Но злой гений понимал, что одними репрессиями из голов «западное влияние» не вытравишь, поэтому продолжал вникать во все дела, что приводило к крайностям и облыжной хуле в адрес целого ряда выдающихся деятелей советской культуры, прошедших со своим народом все тернистые пути созидания новой жизни, верой и правдой служивших ему. В их числе оказались советские писатели – М. Зощенко и А. Ахматова, выдающиеся кинорежиссеры – С. Эйзенштейн, В. Пудовкин, Г. Козинцев, Л. Трауберг. Крупнейшие советские композиторы – Д. Шостакович, С. Прокофьев, М. Мясковский, А. Хачатурян, составляющие славу и гордость советской и мировой музыкальной культуры, заклеймены были как представители «антинародного направления в музыке».

Музыкальные вкусы Сталина – это вполне нормальные вкусы среднего человека, не очень искушенного в музыкальном искусстве. И ничего, конечно, не было плохого в том, что он любил народные песни и оперу предпочитал симфонии. Плохим оказалось то, что эти музыкальные вкусы диктатора облеклись в форму тоталитарной музыкальной политики, в форму беспощадного полицейского террора в области музыкального творчества. Ненавидел он, например, популярную музыку Запада. Ненавидел венскую оперетту, американский джаз, французские песенки, аргентинское танго. Его, в общем-то, средние, безобидные, обывательские вкусы оказывали скорее отрицательное, чем положительное, влияние на музыкальную культуру России.

После смерти Сталина до 1957 года инерция мышления, привитого народу в сталинские времена, еще была достаточно велика. Венгерские события 1956-го оказались первым экзаменом для нашего общества: реакция была, но довольно вялой и скрытой, не такой, как позже – в 1968 и 1980 годах, в случае с Чехословакией и Афганистаном.

То есть фестиваль 1957 года стал неким рубежом в формировании нового отношения части советских людей ко всему происходящему как в СССР, так и за рубежом. Именно после него к нам хлынул новый информационный поток, так как в крупных городах страны появилась возможность подписываться на некоторые зарубежные газеты и журналы, главным образом из стран народной демократии. Но и этого было достаточно, чтобы быть в курсе культурной и политической жизни Запада. Идеологические границы между странами народной демократии и Западом были гораздо более прозрачными, чем «железный занавес», отделявший СССР от остального мира. И достаточно было иметь информацию, шедшую из польских или югославских газет, чтобы знать о том, что творится в мире.

Для жителей Москвы фестиваль стал чем-то вроде шока, настолько неожиданным оказалось все, что они тогда увидели, узнали и почувствовали при общении с иностранцами. Сейчас даже бесполезно пытаться объяснять людям новых поколений, что крылось тогда за словом «иностранец». Недостаточная информация по всему зарубежному привела к тому, что само это слово вызывало у любого советского гражданина смешанное чувство страха и восхищения. До 1957 года в СССР никаких иностранцев никто в глаза не видел, только – на страницах центральных газет и журнала «Крокодил» в виде жутких карикатур. Американцы изображались двумя способами – либо бедные безработные, худые, небритые люди в обносках, вечно бастующие, либо – толстопузый буржуй во фраке и в цилиндре, с толстой сигарой в зубах, этакий «Мистер Твистер, бывший министр». Была еще и третья категория – это негры, сплошь жертвы ку-клукс-клана. Кукрыниксы, Борис Ефимов и другие карикатуристы, набили руку на изображениях «кровавой собаки Тито» с топором, Чан Кайши на тонких ножках, толстой свиньи Черчилля, Де Голля, Аденауэра, Эйзенхауэра и других.

Поэтому, когда жители Москвы вдруг увидели на улицах сотни, если не тысячи иностранцев, с которыми можно было свободно общаться, некоторых охватило чувство, подобное эйфории. Иностранцы эти оказались совсем не такими, какими до этого представлялись. Прежде всего, все были одеты по-другому, не «стильно», а обычно – удобно, пестро, спортивно и нарочито небрежно. Чувствовалось, что люди, приехавшие к нам «оттуда», вовсе не придают такого значения своей внешности, как это было у нас, поставленных в условия глобального дефицита и закрытости общества. Ведь в СССР только за узкие брюки, длину волос, цвет пиджака или толщину подошвы ботинок можно было вылететь из комсомола и института, внешность была делом принципа, носила знаковый характер. Западные модники разных периодов, по признанию Козлова, так называемые «хипстеры», противопоставляющие себя поколению родителей, тоже имели кое-какие проблемы в своих странах, но для них это была скорее игра, романтическая, безопасная и никак не влиявшая на дальнейшую судьбу.

Через некоторое время, приглядевшись к иностранцам, многие москвичи осознали, что это и есть «то самое», это и есть неотъемлемая часть современного образа жизни. Но тогда же они увидели и более утонченную западную моду, присущую молодежи более старшего возраста, называвшей себя «битниками». Это течение продолжало эстетические традиции так называемого потерянного поколения, людей, потерявших молодость в годы войны. «Битники» выглядели по-другому и вели себя совсем иначе, чем новомодные рок-н-ролльские плейбои.

Атмосфера фестиваля, несмотря на его строгую регламентированность властями, оказалась легкой и непринужденной. Энтузиазм – неподдельный, все замешано на лозунге «Мир и дружба», повсюду из громкоговорителей – музыка и песни, специально подготовленные к этому событию, типа «Мы все за мир, клятву дают народы…» или «Если бы парни всей Земли…». Весь город в эмблемах, плакатах, лозунгах, изображениях Голубя Мира Пикассо, гирляндах, повсюду иллюминация. Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий разного типа и просто неорганизованного и неподконтрольного общения людей на улицах в центре Москвы и в местах проживания гостей.

Днем и вечером делегации, подчиняясь распорядку фестиваля, находились на местах встреч и выступлений. Но поздним вечером и ночью они желали свободного общения с москвичами. Естественно, власти пытались как-то ограничивать и контролировать эти контакты, но у них не хватало рук, так как следящие оказались каплей в море. Фестиваль вызвал у москвичей массовое желание общаться, причем не только с иностранцами, но и между собой.

Ближе к ночи народ собирался в центре Москвы, на проезжей части улицы Горького, у Моссовета, на Пушкинской площади, на проспекте Маркса и в других местах. В основном это была молодежь, хотя иногда в толпе можно было встретить и пожилых людей, любителей поспорить. Доморощенные дискуссии возникали на каждом шагу и по любому поводу, кроме, пожалуй, политики. Во-первых, боялись, а главное – в чистом виде ей не очень-то интересовались. А на самом деле политический характер окрашивал любые споры, будь то литература, живопись, мода, не говоря уже о музыке, особенно о джазе. Джаз, возникший в начале двадцатого века в самых низах общества Соединенных Штатов, в негритянских кварталах, в портовых публичных домах, потом исполнявшийся на похоронах и на свадьбах, в кабачках и на дешевых дансингах, уже к 1960-м годам достиг высот филармонического искусства, перешагнув расовые и национальные рамки, став явлением мировой культуры. Но в сознании обывателей, незнакомых с самобытным наследием джаза, он оставался развлекательным, прикладным искусством. И для людей, склонных по тем или иным причинам причислять себя к элитарной части общества, джаз долго был музыкой второго сорта по сравнению с классической музыкой.

До фестиваля многие профессиональные советские композиторы и музыковеды ругали джаз, в общем-то не имея о нем представления. В этом вопросе они полностью были под влиянием советской пропаганды и относились к нему как к вредному и чуждому явлению или, в лучшем случае, как к низкосортной ресторанной музыке.

«Проклятие» на весь джаз наложил еще в 1928 году Максим Горький, назвав его «музыкой толстых», подразумевая буржуев. Пролетарский писатель довольно рано связал себя с большевистской фракцией РСДРП, по его словам, единственных и до конца последовательных революционеров. Своим творчеством Горький утверждал коммунистическую идеологию, хотя во многом не соглашался с экстремизмом большевизма. Всем известны его споры с Лениным. Еще в1903 году Горький разорвал свой брак с первой женой Е. П. Пешковой. Его гражданской женой стала актриса МХАТа Андреева (псевдоним Марии Федоровны Юрковской), вхожая в узкий круг большевиков (Ленин, Красин, Бауман и др.) и способствовавшая тому, что ее поклонник и меценат Савва Морозов давал бесконечные денежные субсидии большевикам. У Горького тогда присутствовал меркантильный интерес: он хотел, чтобы во МХАТе шли его пьесы. Того же хотели и большевики исходя из общественной направленности его произведений. И этого Андреева добилась, хотя многие актеры противились горьковскому репертуару.

Далее я себе позволю привести еще одну выдержку из книги «Козел на саксе».

«Возьму на себя смелость утверждать, что фестиваль 1957 года положил начало процессу врастания джаза в советскую действительность. С точки зрения изменения взглядов советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни он тоже сыграл громадную роль. Ведь до него вся страна жила по инерции, в некотором оцепенении и страхе, несмотря на то, что эра Сталина как бы ушла в прошлое. Косность и враждебность советского общества по отношению ко всему новому, особенно западному, нельзя рассматривать лишь как результат массированной советской пропаганды. Я на своем опыте давно убедился в том, что и без нее российской массе свойственна нетерпимость ко всему чужому, а также нежелание узнать получше и разобраться – а вдруг, чем бог не шутит, понравится? Эта природная лень, смешанная с самоуверенностью великой державы, и была всегда причиной такого чудовищного разрыва во вкусах, да и просто в уровнях культуры между большинством и кучкой, выражаясь по Гумилеву, “ пассионариев” , а проще – эстетов, пижонов, снобов, стиляг, штатников, хиппи и др.

При этом надо заметить, что здесь деление общества на интеллигентных и неинтеллигентных не срабатывает. Я знал множество представителей интеллигенции, типичных “ образованцев” , с дипломом, но абсолютных жлобов в отношении к современной культуре, причем жлобов добровольных, на которых никто никогда не оказывал никакого давления…»

На этой сентенции Козлова хочу прервать его цитату, дабы не вступать в заочную дискуссию с ним и не напоминать, что именно разделило культуру русского народа еще при первых Романовых на две неравные части.

Осень 1961 года, пик хрущевской «оттепели», вызвала у людей, причастных к искусству, культуре, надежды на «послабление и улучшение». Но эйфория эта длилась недолго. Всем памятен день, который вошел в историю советской культуры как «черная пятница». Хрущев, подстрекаемый художниками-академистами, посетил выставку советских авангардистов в Манеже, был крайне возмущен этими «пидарасами» и даже вступил в грубую полемику с некоторыми из них: с Эрнстом Неизвестным, Борисом Жутовским и другими. В результате этого визита «оттепель» приказала долго жить. Вновь начались культурные репрессии. А призывом к ним стал ряд статей в «Правде», «Известиях» и «Советской культуре». Не вдаваясь в существо возникших противостояний и мнений, отметим, что судьбу культуры и в данном случае решал один человек, а официальные СМИ безропотно поддержали это самоуправство. У нас так часто бывает: то не очень компетентный дурак решает, что хорошо, а что плохо, то другой умник предлагает брать суверенитета столько, сколько можно заглотнуть, будто бы его личным правом является – суверенитеты раздавать. С Хрущевым это получилось так некрасиво! Но потом, гораздо позже, стало еще некрасивее, когда, по желанию нашей интеллигенции, культура стала самоокупающейся, а культурная роль нашего государства выразилась в выходе на геополитическую панель.

Владимира Познера за неутомимый американизм на ОРТ наградили орденом «За заслуги перед Отечеством». История повторяется. Помните, как «пламенные революционеры», которые запустив в 1920-е годы маховик репрессий, в 1930-х проиграли схватку со Сталиным и отправились из просторных арбатских квартир в подвалы Лубянки. Точка зрения выживших и воротившихся в элиту арбатских детей была сначала робко обозначена «шестидесятниками», а позже, в 1990-е, стала государственной идеологией.

А ведь была же культурная политика Советского государства. Нельзя не восхищаться такими важными направлениями, как борьба за грамотность, развитие образовательной системы, музейного дела, библиотечной сети, театра, кинематографа, народного творчества. Но не следует забывать, что были и взорванные храмы, и разрушенные усадьбы, что в те 1920-е, на которые пришелся пик революционного варварства и классовой нетерпимости, культурой зачастую распоряжались «постмодернисты» в кожаных тужурках, презиравшие традиционную Россию и всерьез болевшие мировой революцией. Кстати, последовавший тяжелый академизм соцреализма следует рассматривать как жесткую реакцию на тот период, когда «авангард» по-кавалерийски командовал культурным процессом. Надо понять, что тогда люди, уставшие от деструкции, готовы были простить власти многое за ее решимость воплотить в действительность созидательный процесс. Бывало всякое. Только вот никто не торопится обнародовать, как советские писатели доносили друг на друга. Нынешним фанатам «Черного квадрата» хотелось бы забыть о комиссарских художествах Казимира Малевича, о связях их гуру с советской внешней разведкой. В то же время мы все понимаем, что талантливый человек гораздо сильнее зависит от своего времени, нежели бездарный.

Мы знаем, что культура – это комплекс приемов и средств выживаемости, который складывался веками и тысячелетиями. То, что навязывается современными СМИ, никакого отношения к культуре России не имеет. В многонациональном, многоконфессиональном государстве каждый народ заботился о себе и природе, о ближнем и дальнем, помня о прошлом и думая о будущем; это и есть культура. В российской человеческой многообразности – залог нашей устойчивости. При любых катаклизмах и перемене внешних условий всегда найдется культура, которая обеспечит выживаемость популяции в целом. Сохранение национальных культур – основа совместного выживания.

Нравственные ценности есть важнейший элемент культуры каждого народа. Это и бытовые правила: уважительное отношение к старшим, забота о стариках и детях, милосердие. Это и общепринятые элементы организации труда, включая трудолюбие и взаимопомощь. Это и такие качества человека, как честь и долг, правдивость, нестяжательство.

И опять мы приходим к противостоянию двух начал.

 

Глава 10

Из истории экономической мысли

Если сталинская (фордовская) модель экономики создавала условия для постоянного снижения цен, а рыночная ведет к неизбежному их росту, инфляции, кризисам, то в чем вопрос? Вернемся к плановой экономике и заживем сытой жизнью. Но не все так просто… Прежде чем приступить к анализу сценариев возможного бескризисного развития России, надо понять, как развивался мир, что в нем происходило и происходит, чему нам предстоит противостоять. Россия – фрагмент мировой системы.

Когда в конце второго тысячелетия до нашей эры век бронзы уступил место железному веку, человечество содрогалось от бесчисленных бед. Под ударами варваров пали крито-микенская и хеттская культуры. В Египте произошла катастрофа городской жизни. По всему Средиземноморью наблюдались кровь и пожарища. Погибала Античность. Уходила эра имперского Рима. На смену шло Средневековье. С севера и востока накатывались волны свирепых завоевателей. Империя трещала по швам, ее сотрясали внутренние смуты – восстания и гражданские войны. Экономика деградировала, вкусы грубели, жестокость росла. На смену изысканной учености приходили дремучая дикость и религиозный фанатизм. После падения Западного Рима под ударами германских племен наступают Темные века. Триста лет мир содрогается от нападений хунну, аваров, венгров, викингов-скандинавов, от набегов славян, от арабских завоеваний. И все – кровь, кровь.

И индустриализм появлялся на свет в родовых муках. С шестнадцатого века Запад раздирали конфликты и войны. Сотни тысяч людей гибли на кострах инквизиции, на английских виселицах, в ожесточенных религиозных войнах. Германия теряет миллионы жизней в Тридцатилетней войне между католиками и протестантами. В Англии власть огнем, петлей и мечом приучает собственный народ к новым правилам жизни. Испания увязает в кровавой войне за Нидерланды. Россия переживает страх первой Смуты. Францию трясет и корчит два с лишним века, начиная с войны между гугенотами и католиками и кончая изуверской эпохой ее революций 1789–1871 годов. Горы мертвых тел на пространствах от Пиренеев до Москвы, от Египта до Скандинавии – как результат Наполеоновских войн. Нарождающийся индустриальный капитализм – это белеющие кости бесчисленных масс индийских хлопкоткачей, разоренных английской промышленностью.

В XX веке циклы сжимаются. Это век с тремя мировыми войнами, русскими революциями, еврейским Холокостом. При соревновании (противостоянии) двух политических систем потребность всякого рода «кровопусканий», вытекающая из сути экономики Запада, и прежде всего США, удовлетворялась. Лишние деньги, как и ранее, толкали капиталистов на преступления. А оправдание сил агрессии облегчалось при дискредитации идеи коммунизма.

И все было бы для империалистов хорошо, если бы не кризисы. С леденящим души постоянством кризисы с определенного момента в истории, а именно, когда капитализм набрал обороты и стал исправно следить за поступлением нетрудовых доходов в свой карман, стали постоянной бедой Запада.

Еще совсем недавно буржуазная пропаганда с особым упоением возвещала, что пророчество, данное более полутора веков назад основателями «научного» коммунизма о неминуемом закате капитализма, не имеет под собой оснований, так как последнему удалось создать «общество благоденствия». Имели в виду прежде всего общество Соединенных Штатов Америки.

На поверку оказалось, что глобальный экономический кризис, неизбежность которого всегда, как дамоклов меч, висела над капиталистическим миром, начался именно в стране всеобщего блаженства и железной поступью шагает по планете. Современная Россия, которой никогда прежде эта напасть не касалась, тоже чешет затылок. Раньше, в бытность коммунизма, СССР кризисы обходили стороной.

Причины кризисов найти не так уж трудно, так как кризисы появляются с завидным постоянством. Их найти необходимо, если мы хотим построить такую модель экономики, которой кризисы не присущи. Их причины можно найти в самой экономической теории Запада. Для этого следует покопаться в истории экономической мысли.

«Экономическая теория» начинается с утверждения, что «лучшие свои годы человек проводит в неустанном труде на благо самого себя, своей семьи, страны». И далее – без кавычек. Сколько существует человечество, столько и существуют его потребности. На ранних стадиях развития человеческой цивилизации деятельность человека определялась необходимостью удовлетворения потребностей в пище, одежде, жилище. По мере развития самого человека и человеческой цивилизации, усложнения и совершенствования многих видов человеческой деятельности, все больше и чаще сама человеческая деятельность, в частности в секторе производства, стала порождать все новые, качественно совершенные и немыслимые ранее потребности.

Уже здесь можно отметить противоречие: развитие потребности вызывает к жизни новые виды человеческой деятельности, а последние, в свою очередь, обусловливают появление новых потребностей и т. д. до бесконечности. В аспекте внутренней и внешней неограниченности потребностей проявляется ограниченность ресурсов, необходимых для удовлетворения потребностей, поэтому в современной экономической теории и присутствует понятие «редкие ресурсы» (в производстве товаров и услуг для удовлетворения материальных потребностей).

В связи с этим можно вспомнить очень меткое высказывание основателя кембриджской школы политэкономии англичанина Альфреда Маршалла (1842–1924): «В каждой цивилизованной стране находятся приверженцы буддийской доктрины, которая гласит, что нерушимый покой составляет высший жизненный идеал, что предназначением мудреца является искоренение из своей натуры возможно большего числа потребностей и вожделений, что подлинное богатство заключается не в изобилии благ, а в минимуме потребностей. Крайне противоположной концепции придерживаются те, кто считает, что создание новых потребностей и желаний всегда полезно, так как оно побуждает людей затрачивать больше усилий. Сторонники этого взгляда, очевидно, допускают ошибку, полагая, как отметил Герберт Спенсер, что люди живут, чтобы работать, а не работать, чтобы жить».

Это с одной стороны, а с другой… Еще великий грек Аристотель (384–322 до н. э.) одним из первых исследовал проблему определения пропорции обмена товаров, являющуюся центральной в экономической теории. В зависимости от принципов решения данной проблемы экономисты разделились на два самых крупных течения в истории экономической мысли: представителей трудовой теории стоимости и сторонников различных вариантов теории, исходящей из того, что стоимость является категорией субъективной и выводится из оценки людьми полезности товара. Исходя из сказанного выше, из множества определений того, что изучает экономическая теория, предпочтение следовало бы отдать точке зрения, которая трактует экономическую теорию как науку, изучающую комплекс экономических проблем с позиций ограниченного набора имеющихся ресурсов, которых с каждым годом становится все меньше и меньше. Но весь юмор заключается в том, что апологеты свободного рынка «изловчились», сохранив понятие «редкие ресурсы», не придавать большого значения катастрофическому положению вещей с ресурсами и придать современной экономической теории вполне пристойный вид.

Вот тот же Маршалл, цитатой которого мы выше восхитились, положил начало современному неоклассическому направлению в экономической теории, объединив взгляды как представителей классической политической экономии Адама Смита и Давида Рикардо, так и суждения представителей маржиналистского (неоклассического) направления, в частности «австрийской школы». Маржиналистская теория не признает различия между ресурсами и факторами производства, как это делает марксистская теория. Марксистская теория в качестве факторов выделяет рабочую силу, предмет труда и средства труда, подразделяя их на две группы: личный и вещественный факторы производства. В качестве личного фактора производства всегда рассматривается рабочая сила – совокупность физических и умственных способностей человека и труда, что составляет по Марксу переменный капитал (V). В качестве вещественного фактора принимаются все средства производства (средства труда и предмет труда), образующие постоянный капитал (C). Неоклассическая теория не различает четыре группы факторов производства: капитал (K), труд (L), земля (Z) и предпринимательские способности (П. С.). Капитал (K) объединяет материальные, финансовые и информационные расходы. Земля (Z) в широком смысле означает все природные (естественные) ресурсы. К труду (L) относятся трудовые ресурсы. К предпринимательским способностям (П. С.) – интеллект, талант, способность рисковать и внедрять новшества и т. д. Ими обладают 3–5 % людей. Они относятся к категории «труд» (Почему именно к категории «труд»? – В. К.).

Изучая и анализируя экономические явления в общественной жизни, экономисты прямо или косвенно оценивают побудительные мотивы каждого отдельного индивида, а также их совокупность, делают умозаключения на основе наблюдений за различными сторонами интеллектуальной и духовной жизни каждого человека и всего общества. В этом аспекте большое значение имеют цели, которые преследует индивид, вступая в сложный комплекс экономических взаимоотношений, оценка им реальных ценностей, различных видов вознаграждения за собственную трудовую деятельность, их действие как стимулов к этой самой деятельности и в этом плане выступающих одинаковыми экономическими величинами.

Во многих случаях исследование причинно-следственных связей огромного числа экономических взаимоотношений и взаимообусловленности начинается с изучения этих величин и заканчивается четкой формулировкой причинно-следственных связей, обусловленных действием этих величин.

Экономические явления, обусловленные человеческой деятельностью, накладывают отпечаток противоречивой сущности, с которой постоянно сталкиваются экономисты.

Это проявляется в том, что, с одной стороны, многие индивиды в своей экономической повседневной работе руководствуются какими угодно принципами, но только не целенаправленными, взвешенными, являющимися итогом продуманного расчета. С другой – экономическая наука изучает такие сферы общественной жизнедеятельности, в которых особенно требуется обдуманное поведение от каждого индивида, предполагающее оценку и выбор оптимального варианта экономической деятельности. И кроме того, обычаи и поступки, над которыми человек абсолютно не задумывается и совершает автоматически, обусловлены действиями различных принципов экономической целесообразности.

Экономическая теория изучает проблемы, которые касаются каждого отдельно взятого человека, его семьи, домохозяйств, предприятий, страны и всего человечества в такой важной сфере, как экономика. Одна из главных тем, изучаемых экономической теорией, – осмысление мотивов и разнообразных стимулов, их определение и использование в экономической деятельности всех субъектов. Вследствие все большей коллективности в экономической деятельности граждан экономическая теория изучает экономическую деятельность больших групп людей, таких как трудовые коллективы, общественные классы, население городов и сел, районов, регионов, страны и всего мирового сообщества.

Экономическая теория – наука общественная, так как изучает деятельность людей и экономические процессы, во многом опосредованные их волей и сознанием. Она изучает общественные (социальные) аспекты функционирования экономики, которая представлена системой определенных экономических отношений в их единстве и взаимосвязи с факторами общественного производства. При этом экономические отношения выступают общественной формой функционирования и развития экономики и ее содержанием. Они не сводятся к формальным рассуждениям и техническим приемам, не ограничиваются изучением внешних проявлений экономических процессов, а проникают в их глубокую сущность, изучая экономические интересы и идеологию общества.

В этом процессе возникает, помимо социально-экономических, определенная совокупность организационно-экономических отношений, таких как разделение труда, кооперация производства, организация производства, управление и т. д, которые входят в число экономических отношений, складывающихся в обществе.

Экономическая теория поэтому рассматривает данные промежуточные отношения, выступающие опосредованными элементами экономических отношений.

Экономические законы, несмотря на свой относительно общий характер, имеют различные результаты своего проявления в различных исторических условиях и в различных странах.

Порождаемое рыночной экономикой неравенство и страдание взялись объяснять философией (Мальтус). Переделав эволюционное учение Дарвина в социал-дарвинизм, идеологи рыночной экономики (Герберт Спенсер и др.) черпали оттуда аргументы для обоснования естественного права, предполагающие вытеснение и гибель слабых, неспособных или отстающих в своей эволюции, то есть объяснили необъяснимое: социальное расслоение, мол, – «естественный» порядок и освящен наукой.

Одним из выражений дуалистичности всего мироощущения Запада является дуализм западной политэкономии (в принципе отрицавшийся русскими социальными философами и экономистами; они отрицали и статус политэкономии как науки). Поскольку политэкономия связана с идеологией, показательным является сокрытие западной наукой некоторых исходных постулатов и моделей. И задачей любого мыслящего человека является демистификация моделей и анализ их истоков.

И тогда можно прийти к выводу, что рыночная экономика – относительно недавняя социальная искусственная конструкция, возникшая как глубокая мутация в определенной специфической культуре. Поэтому, чтобы замутить людям мозги, рынок представлен его идеологами просто как механизм информационной обратной связи, стихийно регулирующий производство в соответствии с общественной потребностью через поток товаров, то есть как механизм контроля, альтернативный плану.

Буржуазная политическая экономия нашего времени, используя упомянутые нами экономические взгляды Аристотеля, неправильно трактует понятие «стоимость товара». Ей выгоднее стоимость товара трактовать как субъективную, то есть зависящую от полезности его. Более того, она меновую стоимость выводит из интенсивности желания потребителя и из наличия рыночного запаса данного товара. Стоимость становится величиной случайной, «конъюнктурной». Проблема стоимости уводится в сферу субъективных оценок, а стоимость здесь теряет общественный характер, перестает быть отношением между людьми. Субъективная теория стоимости и все связанные с ней представления буржуазной политической экономии в принципе исключают эксплуатацию и классовые противоречия.

Прибавочная стоимость – это та часть стоимости товаров, производимых в капиталистическом обществе, которая создается трудом наемных рабочих сверх оплачиваемой капиталистом стоимости их рабочей силы. Она безвозмездно присваивается классом капиталистов. Прибавочная стоимость составляет цель капиталистического производства, ее создание и присвоение – общий закон капитализма.

Политическая экономия как самостоятельная наука возникла лишь в мануфактурный период развития капитализма, когда в недрах феодального строя складываются уже значительные элементы капиталистического производства и буржуазных отношений. Человека, который впервые ввел в социально-экономическую литературу термин «политическая экономия», звали Антуан Монкретьен, сьер де Ваттевиль. Его «Трактат политической экономии» вышел в свет в 1615 году в Руане. Труд был предан забвению, а термин сохранился. Монкретьен был также одним из видных представителей меркантилизма. Меркантилизм был главным направлением экономической политики и экономической мысли в ХV – ХVII веках. Если попытаться кратко выразить его сущность, то она сводится к следующему: в экономической политике – всемерное накопление драгоценных металлов в стране и в государственной казне; в теории – поиски экономических закономерностей в сфере обращения (в торговле, в денежном обороте). В эпоху преобладания торгового капитала сформировался принцип – купить, чтобы продать дороже. Разница мыслится в форме желтого металла. О том, что разница может возникнуть только из производства, только из труда, не задумываются. Продать за рубеж больше, чем покупается за границей, – вот верх государственной мудрости меркантилизма.

Меркантилизм представлял собой предысторию буржуазной политической экономии, как эпоха первоначального накопления представляет собой предысторию буржуазного способа производства. Сам термин «первоначальное накопление», видимо? впервые употребил Адам Смит: он писал, что условием роста производительности труда на основе развития многих связанных между собой отраслей производства является первоначальное накопление капитала. Маркс тоже говорит о «так называемом первоначальном накоплении», но ставит под сомнение трактовку Адама Смита. Но со времен Смита этот термин укрепился в буржуазной науке и приобрел особый, благопристойный для буржуазии смысл.

Процесс, в итоге которого в обществе выделились классы капиталистов и наемных рабочих и возникли условия для быстрого развития капитализма, изображался современными Марксу буржуазными учеными как экономическая идиллия: бережливые и разумные избранники накопили богатство, а ленивые оборванцы, прокутившие все, что у них было, стали бедными; у них ничего не осталось для продажи, кроме их собственной шкуры. На самом деле это очень далеко от истины. Не могло быть и речи об идиллии, когда происходило превращение миллионов мелких хозяев, частью еще полукрепостных, частью уже свободных земельных собственников, в городских и сельских пролетариев. Не могло быть и речи об идиллии, когда формировался класс капиталистов-эксплуататоров, религией которого были деньги.

Ранний меркантилизм, который называют еще и монетарной системой, не шел дальше разработки административных мероприятий для удержания денег в стране. Развитой меркантилизм уже ищет источники обогащения нации не в примитивном накоплении сокровищ, а в развитии внешней торговли и активном торговом балансе (превышении экспорта над импортом). Представители развитого меркантилизма одобряют лишь такое вмешательство государства, которое, по их представлению, соответствует принципам естественного права. Философия естественного права оказала важнейшее влияние на развитие политической экономии в ХVII – ХVIII веках. На позициях естественного права стояли гуманисты эпохи Возрождения. Обращаясь к государству, философы и следовавшие по их стопам теоретики меркантилизма рассматривали его как организацию, способную обеспечить природные права человека, в число которых входили собственность и безопасность. Социальный смысл этих теорий состоял в том, что государство должно обеспечивать условия для роста буржуазного богатства.

Связь экономических теорий с естественным правом впоследствии перешла из меркантилизма в классическую политическую экономию. Однако характер этой связи изменился, поскольку в период развития классической школы (физиократы во Франции, смитианство в Англии) буржуазия уже меньше нуждалась в опеке государства и, более того, выступала против чрезмерного государственного вмешательства в хозяйство. Забегая вперед, скажу: современный капитализм возвращается к необходимости влияния государства – государство может брать на себя задачу регулирования экономики. Тем не менее идеология государственно-монополистического капитализма не спасает трудящихся от безработицы, экономику от инфляции, а страны от кризисов.

В экономической теории конца XIX – начала XX века появилось новое направление, последователи которого трактовали человека и его способности как капитал особого рода. Рассмотрение человека как носителя совокупности умственных и физических способностей, выступающих в форме рабочей силы, приводит к узкому, довольно ограниченному пониманию рынка труда. Данный подход более приемлем для статистического и математического анализа аспектов проблемы рабочей силы. С целью более объемлющего анализа человека на рынке труда необходимо рассматривать данный вопрос в более широком плане.

Карл Маркс отмечал, что физические и умственные созидательные силы человека выступают действительно богатством, главной производительной силой общества, а вещественное, в том числе машины и заводы, являются мимолетным моментом общественного производства. Причем наемной силой он определял только часть совокупных способностей работника, а именно включенных в процесс капиталистического производства. В «Капитале» Маркса рассмотрение и анализ процессов производства и воспроизводства совокупных способностей работника носят подчиненный и ограниченный характер, что сделано было сознательно с целью выяснения сущности капиталистических производственных отношений. В настоящее время в связи со специфическими особенностями функционирования современных экономических систем все большее значение получает умственная составляющая в трудовой деятельности отдельно взятого индивида и всего общества. Но неизменной является истина: любой труд, как чисто физический, так и чисто умственный, может быть источником капитала.

Ставя целью – уйти от понятия «прибавочный продукт», апологеты капитализма – творцы буржуазной экономической теории, много внесли разночтения и путаницы в вопросы мотивации труда, теории стоимости и цены товара, антимонопольной политики и др. Но много было и примеров здравого мышления.

Главным мотивом человеческой деятельности Адам Смит (1723–1790) считал своекорыстный интерес. «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах». Представитель французской экономической мысли Ж. -Б. Сей (1767–1832) считал, в отличие от А. Смита, что стоимость товара зависит от его полезности, издержек его производства, спроса и предложения.

Традиционный подход (теория «Икс») исходит из того, что средний индивид имеет стойкое отвращение к работе и при любом удачном случае старается избежать ее. Поэтому он предпочитает быть руководимым, нести как можно меньшую ответственность, имеет слабые амбиции и стремится к безопасности и покою. Исходя из этих основополагающих черт, средний индивид подлежит регулятивному воздействию с применением различных систем наказания и штрафов, чтобы он трудился с учетом целей работодателя.

Современный подход (теория «Игрек») предполагает такую ситуацию, когда расходование физической и духовной энергии в процессе трудовой деятельности становится таким же естественным явлением, как и их расходование при игре и отдыхе; для того чтобы заставить человека эффективно трудиться, необязательно строго его контролировать или наказывать. Более действенными механизмами выступают самоконтроль и самоуправление самих работников; на первый план выходит функция вознаграждения, ассоциированная с достижением целей предприятия.

Швейцарец Жан-Шарль Сисмонди (1773–1842) выступал против положения А. Смита о полезности своекорыстного интереса и конкуренции, так как считал, что конкуренция имеет гибельные экономические и социальные последствия, приводя к обнищанию основной массы населения и экономическим кризисам. Он считал, что именно наемный труд и конкуренция подрывают основу равенства в экономических системах, приводят к разрушению баланса производства и потребления, поскольку в условиях конкуренции производство увеличивается без конкретных потребителей. Поэтому должна существовать граница расширения производства, соизмеряющая это расширение с социальными доходами. Он выступал за законодательное ограничение свободной конкуренции.

В. И. Ленин, используя положение марксизма, что основой развития общества (как базиса, так и надстройки) является развитие производительных сил, показал, что основой процесса монополизации явилась серия крупных открытий последней трети XIX века, которые привели к изменению структуры народного хозяйства. Основой экономики стала тяжелая промышленность, в которой концентрация производства и капитала несравненно выше, чем в легкой. Производство сосредоточивается на нескольких крупных предприятиях, и возникает возможность договора между ними, в первую очередь договора о поддержании высокого уровня цен. Не случайно первой формой монополии, возникшей на основе концентрации производства, является «ринг» – соглашение юридически и фактически независимых компаний о едином уровне цен на свою продукцию. Процесс концентрации идет и в банковской сфере, также сопровождаясь возникновением банковских монополий. Дальнейшее развитие процесса монополизации ведет к «сращиванию» банковского и промышленного капитала и образованию олигархии. Последняя стремится к мировому экономическому господству, и результатом этого становится борьба за экономический (важнейшее средство – вывоз капитала) и политический раздел мира. На эти изменения в экономической и политической сфере первыми обратили внимание представители исторической школы экономики: ими господство финансового капитала рассматривалось как подчинение промышленности банкам, преимущественное развитие вывоза капитала над вывозом товаров, активное стремление к захвату колоний. Ленин в своих суждениях выходит за пределы рассмотрения процесса монополизации экономики и возможных мер борьбы с ней. Он видит выход в другом – в возможной и необходимой социальной революции.

Из всего многообразия экономических явлений экономическая теория неизбежно должна выделить и выделяет основные, каковыми являются процессы производства, потребления, распределения и обмена. Общий предмет экономической теории подразделяется на микроэкономику и макроэкономику. Первая исследует экономические проблемы, возникающие на уровне экономических объектов и объектов экономических систем. Вторая, как правило, относится к изучению экономических проблем как всей экономики в целом, так и крупных составляющих, таких как государственный сектор, коммерческий и некоммерческий секторы.

Основоположником макроэкономического анализа является англичанин Джон Мейнард Кейнс (1883–1946). Кейнс считал доход основным фактором, определяющим потребление. При этом размеры сбережений являются определенным остатком в виде разницы дохода и уровнем потребления. Относительно размеров сбережений Кейнс отмечал, что «применительно к короткому периоду влияния нормы процента ставок на индивидуальное потребление при данном уровне дохода следует признать второстепенным и сравнительно небольшим». В то же время «люди склонны, как правило, увеличивать свое потребление с ростом дохода, но не в той же мере, в какой растет доход». И далее он объясняет: «Побуждение к удовлетворению неотложных первостепенных нужд человека и его семьи обычно представляет собой более сильный мотив, чем побуждение к накоплению, и последнее только тогда начинает проявляться в полную меру, когда достигнут известный уровень благосостояния. Это ведет к тому, что с ростом реального дохода, как правило, более высоким оказывается удельный вес той части дохода, которая направляется в сбережения».

Какие могут быть возражения против таких справедливых, в общем примитивных рассуждений. Но позже Кейнс становится автором учения, которое рассматривает рынок труда как инертную, статическую систему, в которой цена рабочей силы (заработная плата) достаточно жестко фиксирована. Наличие вынужденной безработицы обусловливается недостатком совокупного эффективного спроса, возникающего вследствие негибкости денежной оплаты за труд в сторону ее понижения. В результате, мол, при падении спроса сокращается объем производства и занятость, а номинальные ставки заработной платы остаются без изменений.

Кейнс и его последователи «подвергли критическому анализу» положение классиков об автоматическом устранении безработицы путем понижения цен и заработной платы. В принципе капиталистическая система никогда не была и не будет совершенно конкурентной, поэтому были и существуют трудности как экономического, так и политического характера, препятствующие эластичности цен и заработной платы.

Представители всех экономических школ Запада признают тот факт, что в условиях, когда государство не предпринимает определенных действий в направлении регулирования рынка, в экономике многих стран отмечается одновременный рост инфляции и безработицы. Подобная ситуация определяется как стагфляция.

Кейнсом были сформулированы основные принципы теории государственного регулирования экономики (кейнсианство). Экономическая программа Кейнса включает всемерное увеличение расхода гос. бюджета, расширение общественных работ, абсолютное или относительное увеличение количества денег в обращении, регулирование занятости и пр. Некоторые положения кейнсианства пересмотрены и развиты представителями неокейнсианства (главным образом в анализе технико-экономических факторов экономического роста) и пост-кейнсианства (достижение «эффективного спроса» зависит от ряда социальных мероприятий).

В связи с тем, что эффективность влияния государства на экономику в ряде случаев не проявилась в ожидаемой мере, разброс мнений о роли и значении государства в современных экономических системах очень широк: от полного отрицания до полного «обожествления».

Хотелось бы сослаться на мнение русского социолога-правоведа Б. А. Кисляковского (1868–1920), профессора Киевского университета Св. Владимира. Отстаивая накануне 1917 года ненасильственный эволюционный путь преобразования общества, он большую роль в решении социальных проблем отводил государству: «Общее благо – вот формула, в которой кратко выражаются задачи и цели государства. Способствуя росту солидарности между людьми, государство облагораживает и возвышает человека. Оно дает ему возможность развивать лучшие стороны своей природы и осуществлять идеальные цели. В облагораживающей и возвышающей роли человека и заключается истинная сущность и идеальная природа государства».

Мнение сторонников свободного рынка о том, что для стран с развитой рыночной экономикой процесс смягчения административного регулирования является жизненно важным и освобождение от административного регулирования дает эффект, жизнью не подтверждается. Есть большое число сторонников возврата к прошлому России, ее религиозным, философским, бытовым истокам как отправной точке движения вперед. Это тоже не выход. Принцип «все возвращается на круги своя», когда возрождаются дворянские собрания, клубы, купечества, ведутся широкие диалоги о необходимости восстановления монархии, является регрессом. Возврат к старому невозможен – человеческое общество развивается по спирали. Но и пассивное наблюдение за происходящими социально-политическими процессами заведет страну в такой тупик, из которого последующие поколения будут выбираться с колоссальными потерями.

Если политик, руководитель страны не принимает конкретных своевременных решений, то все объективные процессы начинают развиваться сами по себе, тащить экономику туда, куда она идет: к спаду производства, инфляции, черному рынку, безработице, упадку дисциплины и трудовой активности.

Русская история знает много примеров решительного реформирования жизни общества. Существуют два подхода к анализу общественного развития: формационный (марксистский) и цивилизационный (неоклассический). Формационный подход не признает наличия экономических систем, а устанавливает существование вместо них способов производства. Формация (общественное устройство) – это совокупность способа производства и надстройки. Способ производства есть совокупность производительных сил и производственных отношений. К надстройке относится политика, идеология, право, национальные, семейные и иные отношения и т. д. и соответствующие им организации и учреждения. Производительные силы – это совокупность средств производства и людей, обладающих определенными знаниями, навыками (квалификация, профессия и т. д.) к труду. К производительным силам следует отнести силы природы и общества, факторы производства и ресурсы, используемые в производстве благ (продуктов). Формой развития производительных сил являются производственные (экономические) отношения. И так далее… По Марксу, существует 5 способов производства.

Цивилизационный подход общественного развития. Впервые понятие «цивилизация» употребил английский ученый Джозеф Тойнби (1889–1975). В основе цивилизационного подхода лежат не производственные отношения, не формы собственности, не классовая борьба, а уровень развития техники и технологии, общечеловеческие ценности (равенство, свобода, демократические принципы, права человека, гуманизм и т. д.). В соответствии с цивилизационным подходом современная экономическая теория различает 4 типа экономических систем (экономики): традиционная, рыночная экономика свободной конкуренции (чистый капитализм), командно-административная и современная (смешанная) рыночная экономика (современный капитализм).

Концепция смешанной экономики возникла в России во второй половине XIX века. В ее философскую основу положен вывод из закона, открытого К. Н. Леонтьевым: неоднородность экономической системы и многообразие форм хозяйствования. Свой вклад в разработку концепции смешанной экономики внесли Н. Я. Данилевский, В. П. Воронцов, Н. Ф. Даниельсон и др. Западная экономическая мысль подошла к пониманию такой системы хозяйствования лишь в конце XX cтолетия (Л. П. Кураков).

Существует еще одна классификация общественного развития, предложенная представителями теории постиндустриального развития (американский экономист Уолт Ростоу), которые выделяют следующие экономические системы:

– доиндустриальную, где главной сферой является сельское хозяйство, главным фактором – земля и главным господствующим классом – земледельцы;

– индустриальную, где главной сферой выступает промышленность, главным фактором – капитал, а главным господствующим классом – собственник капитала;

– постиндустриальную, где, соответственно, выступают: сфера услуг, информация и собственник информации.

Границами, отделяющими экономические системы друг от друга, являются промышленная и научно-техническая революция.

Экономическая мысль развивалась, развивалась и… дошла, как говорят, «до ручки»: ярый апологет свободного рынка Дэвид Хендерсон в книге «Радость свободы, или Рынок без тормозов» утверждает на полном серьезе, что рынок решает все проблемы, особенно если государство не будет вмешиваться. Полнейшая свобода – даже в употреблении наркотиков. Никто не может запретить делать что я хочу.

Но кризис опровергает все аргументы Хендерсона. В действительности везде и всюду никаких проблем рынок не решает. И все потому, что он нацелен не на производство и удовлетворение потребностей общества, а преследует цель – получение максимально возможной прибыли. И этим не мотивирует честный труд. Везде, во всех сферах, – криминал.

Не может противостоять инфляции, безработице и кризисам и современная (смешанная) рыночная экономика (современный капитализм), в которой сочетается частная собственность с государственной. Установлено, что рыночные механизмы за всю историю человечества ничего, кроме хищничества, не породили. Нигде и никогда капитал добровольно не защищал окружающую среду, используя ее только исключительно ради все той же прибыли и истребляя ее. Его совершенно не интересует экологическое разрушение мира, так как при рынке фундаментальная функция экономики – снабжать общество средствами существования – отошла на задний план или перешла в значительной мере к явлениям неэкономическим. На первое место вышло получение прибыли, чаще – сверхприбыли, инвестиций с целью извлечения доходов из экономик низших уровней, глобализация экономики. Например, вынос предприятий в страны, где сырье и рабочая сила в десятки раз дешевле, чем дома.

Кризис носит системный характер. Темпы и моды диктовал Запад. Несколько веков история цивилизации шла по его сценарию. И если описать результат кратко, то получается «развитие через разрушение». Создавая промышленность, капиталы и высокий уровень жизни, лидеры планеты все время разрушали – природу, другие цивилизации и культуры, общество и даже самого человека.

 

Глава 11

В западном мире согласованные антикризисные действия невозможны

С крахом СССР и коммунистической системы кризис западного мира не ослаб, а усилился. Не так давно казалось: история усмирена, введена в культурное русло, зарегулирована военно-политическими и экономическими блоками, американской гегемонией и наднациональными структурами. Теперь, когда капитализму нет необходимости ориентироваться на мир социализма, новый миропорядок становится, наоборот, более непредсказуемым. По мнению многих авторов нас вновь ждут необычайно опустошительные войны и невероятнейшие смуты.

Господство всемирного финансового капитала и транснациональных корпораций не могло не привести к ограничению суверенитета национальных государств. Финансы и сверхкорпорации подчинили себе политику, превратили экономику в фактор, определяющий в современном мире все и вся. Это стержень так называемой постиндустриальной фазы развития человечества.

В современном западном мире денежный механизм из подручного средства экономики превратился в ее доминирующий фактор. Благодаря этому в сферу экономики стали включать сферы культуры, образования, развлечения, спорта и все другие, ранее таковыми не являющиеся.

Хотя денежный механизм приобрел власть над экономикой, он не смог (или не захотел) выработать противоядия против кризисов. И это несмотря на то, что Запад вступает в эпоху ускоряющегося распада. Сегодня все больше сил общества тратится не на то, чтобы удовлетворять самые разнообразные потребности людей и на то, чтобы удержать человеческие сообщества от распада. Если мы посмотрим, из чего состоит валовый внутренний продукт нынешних постиндустриальных стран, то увидим, что самыми быстрыми темпами растет сфера услуг. Как на дрожжах, распухает сектор рекламы и маркетинга, масс-медиа и шоу-бизнес, финансовые услуги и здравоохранение. И также мы замечаем разрастание сферы услуг, связанных с государственным управлением, – включая полицию и т. п. Это свидетельствует о нарастающем кризисе постиндустриального общества. Это строй потребления, потребления и еще раз потребления. Одновременно в постиндустриальном мире идет стремительная интеграция всех основных видов деятельности: экономики, политики, культуры. Сегодня они сливаются в нечто единое, в универсальный поток человеческой деятельности.

Убедить Европу, Китай, Японию и Исламский мир беспрекословно принять американские условия и согласиться на интернационализацию под штатовским контролем недр и основных возобновляемых ресурсов планеты – воды и лесов – никак не удается. Не помогают даже такие «страшилки», как Северная Корея, Сирия и Иран.

В конце XX века прежде всего на Западе обнаружилось, что не только природа не выдерживает техно-хозяйственной нагрузки на нее. Теперь нагрузок не выдерживает общественное сознание, наступает слом культуры. Впервые за всю историю человечества кризис охватил не отдельную цивилизацию или культуру, а весь цивилизованный мир. Из литературы уже давно убрали сюжеты, фабулы, характеры, заменив их потоком бесконечно скучных блужданий по описаниям призрачных впечатлений, игрой в слова, описанием бесконечных катастроф и ужасов при крушениях цивилизаций. В изобразительном искусстве вакханалия идет по возрастающей. Даже самое конкретное из всех видов искусств – архитектура – утратило пластику и выразительность, превратившись в инструмент стандартизации и нивелирования. Свою лепту вносит и Голливуд, приучивший весь мир к фильмам ужасов. Масс-культура прочно обосновалась в России. Нынешняя «культура» стала отражением всеобщей психической эпидемии. Ведь только русские люди имеют сорокалетнюю эпоху выращивания «телевизионных идиотов». Неужели те, кто наживается на картинах садизма, половых извращений, насилия во всех его видах, темных культов и мракобесия, не понимают последствий всего этого?

Некоторые авторы утверждают, что назревает вселенская психологическая катастрофа, когда помутнение рассудка коснется миллиардов человек. Последствия ее не менее трагичны, чем катастрофы экологии, чем перспектива истощения природных ресурсов. XXI век предвещает эпидемию террора, расцвет экстремистских движений, распад старого общества, культурную деструкцию, тотальное поветрие психических расстройств. Из сказанного о западном мире вытекает главный вывод: конвергенция (сближение социалистического и капиталистического общества) невозможна. Так как капитализм аморален по всем статьям.

Деловые циклы и спады столь же внутренне присущи капитализму, как землетрясения присущи геологии Земли. Они всегда были при свободном рынке и всегда будут. С точки зрения гуманизма и здравого смысла капитализм глубоко аморален. Капиталисты не могут, а вернее, не хотят предлагать надежных рецептов для возможного избавления «свободного мира» от грядущих финансовых потрясений. Они никогда не захотят выработать противоядия против кризисов. Мешают пресловутый либерализм и человеческая жадность. При кризисах страдают не все: выдерживают сильнейшие. Капитализм приводит к неподдающейся контролю экономической власти: господство на рынке крупных монополий, которые реализуют свои интересы за счет потребителей, поставщиков и конкурентов; господствующая власть капитала над людьми в процессе труда и на рынке труда; возможность превращать экономическую власть в политическую; дискриминационная инвестиционная политика. Интернациональная финансовая элита не может противостоять кризисам, несмотря на то что финансы – средоточие силы Запада. Эти люди контролируют нервные центры финансовой системы. Контролируя власть над колоссальными деньгами, они сосредоточили в своих руках гиперуправление обществом. Но дело в том, что финансист, преследуя цель – прибыль любой ценой – не может обходиться без создания управляемых конфликтов, без балансирования между разными группировками, без организации тайных и закрытых обществ, без криминала, естественно.

Наука гиперуправления говорит: чтобы победить в конкурентной борьбе, необязательно работать лучше соперника, переманивать у него клиентов более низкими ценами на тарифы, более высокой производительностью труда и прочим. Новый элитарий и криптополитик постарается достойного конкурента просто устранить в экономическом или физическом плане. Так при неограниченных средствах выгоднее. А если такой соперник – целая страна, то в арсенале очень много средств, начиная от прямых военных действий и кончая поддержкой тамошних революционеров, оппозиции.

Можно устраивать и кризисы в глобальных масштабах.

Все экономисты считают, что деньги выполняют «священные» функции – меры стоимости, средства платежа и средства накопления, учетной единицы и сокровища. В экономике деньги – это посредник. Школы экономической науки различаются прежде всего тем, как они определяют, что лежит в основе товара. «Количество труда!» – говорят марксисты. Другие считают, что спрос покупателей. Третьи – что все определяется соотношением кривых спроса и предложения. Кто-то исповедует теорию «предельной полезности». Но самое интересное – все школы исходят из реальных обстоятельств, выгодных постулатов, то есть допускают ошибку.

В начале XX века немецкий физик Вернер Гейзенберг открыл принцип неопределенности. Он доказал, что невозможно измерить одновременно скорость и массу элементарной частицы, то есть нужны два измерения. Отсюда вытекал принцип дополнительности: любое явление надо описывать с разных точек зрения – они не конкурируют, а дополняют друг друга.

А в конце XX века пришли к выводу: все экономические теории дополнят друг друга и просто рассматривают одни и те же явления с разных сторон. И все они в конечном счете исходят из того, что цена – это способ сбалансирования издержек производства, с одной стороны, и потребностей рынка – с другой. Потребности материализуются в спросе, а в основе предложения лежат издержки. Деньги – инструмент, который соединяет, коммутирует все это.

На самом деле с определенного момента начались странные вещи. На поверку оказалось, что главная валюта XX века – доллар – одну за другой начал сбрасывать с себя связь с любыми носителями, стал нарушать зависимость денег от экономических параметров. И прежде всего, привязку денег к производству как таковому. И в итоге к началу 2000-х годов доллар оказался обеспеченным только одним – властью США над миром, политическим, информационным, военным и научно-техническим их могуществом.

Перейдем к «золотому миллиарду». Этот миллиард есть не что иное, как арифметическое сложение численности населения США, Западной Европы, Японии и еще кое-каких стран вроде Канады, Австралии, Новой Зеландии, Израиля. Все, кому не лень, бичуют «золотой миллиард», заявляя: они, гады, жируют за счет бесчеловечной эксплуатации и ограбления других народов планеты. Но стоит только от общих слов перейти к конкретным фактам, то окажется, что современная реальность не соответствует старым идеологическим конструкциям. Вся экономика Японии, США и Западной Европы замыкается на саму себя, страны – производители нефти и Китай.

Несмотря на то что Китай не отказался целиком от социалистического пути развития, в том числе и от плановой экономики, он широко открыл двери для мирового капитала. Он располагает богатыми природными ресурсами, но, чтобы прокормить такое огромное население, китайцам приходится возделывать каждый клочок пахотной земли. Авторитарный режим обеспечивают стабильность уже тем, что громадные деньги не отвлекаются на выборные балаганы раз в четыре года. Жесткая власть пресекает всякие попытки рабочих бастовать. Плюс – с точки зрения современных азиатских коммунистов, только полные болваны могут исключать участие государства в экономике.

Самое страшное для Запада сегодня – это если полуторамиллиардный Китай завладеет последней кладовой природных ресурсов планеты – Сибирью. Тогда появится действительно непобедимая супердержава, способная покорить весь мир. Именно поэтому Соединенные Штаты пощадили Российскую Федерацию как способную противостоять Китаю, хотя после гибели СССР могли буквально на клочки ее разодрать.

Но что мы, товарищ, все твердим: Штаты, Штаты? Каждый знает о том, что Соединенные Штаты, в 1991 году нас победившие, генетически происходят от Британии. Сталин, проводя жесткую индустриализацию 1930-х годов и массово лишая русских крестьян собственности, по сравнению с англичанами сущий агнец божий.

Вспомните XVI век, Генриха VIII. В это время начинается предкапиталистическое развитие Англии. Становится выгодным не хлеб сеять, а разводить овец и поставлять шерсть в соседнюю Голландию, где работает множество текстильных мануфактур. Чтобы получить землю под пастбища на небольшом острове, лорды принимаются сгонять свободных крестьян с земли, захватывая общинные и монастырские угодья. Крестьяне лишаются имущества, превращаются в толпу людей без собственности и средств к существованию. Вскоре появились и законы против бродяг. Английская петля убивала бывших крестьян всех подряд. Такое жестокое обезземеливание крестьян обеспечило самый быстрый путь от старого, традиционно-аграрного общества к индустриальному строю. Те страны, которые не воспользовались английским приемом – Россия, Австрия, Франция, – здорово отстали от британцев в экономическом развитии. Англия становится в итоге «мастерской мира», главным фабрично-заводским и банковским центром планеты. Страну словно перекодировали. Рождается жесткий олигархический режим, скрещенный с разбойничьей, хищнической, типичной экономикой «добычи трофеев».

Уже после Генриха, во второй половине XVI столетия, англичане дают миру пример коммерческого пиратства под государственной «крышей». Сыны туманного Альбиона строят быстроходные, хорошо управляемые парусники, грабят караваны испанских судов, идущие с грузом серебра и золота из американских колоний. Пираты получают звания лордов. Сама королева Елизавета вкладывает деньги в разбой на океанских просторах. Иногда капитаны набирали себе команды, посылая на улицы городов особо обученных головорезов, которые хватали людей.

Рядом с армией рабов-матросов существовали работные дома. Уже ближе к нашим дням, в 1834 году, был издан закон, по которому нищих принудительно заключали в приюты, созданные по образцу и подобию тюрем. Мужей разлучали с женами, матерей – с детьми. Всех сажали за тяжелую работу. Например, дробить камни или расплетать старые канаты на пеньку. Никаких денег за труд не платили. Только кормили. В старой доброй Британии появились и пролетарии, вынужденные вкалывать за гроши и ютиться в трущобах. Их ряды пополняли в огромном количестве угнетенные ирландцы, лишенные земли. Попытки рабочих выступлений в Англии подавлялись пушечным огнем и клинками кавалерии. Справедливости ради заметим, что такое творилось не только в Англии. Восстание лионских ткачей во Франции в 1830-е годы тоже подавлялось артиллерийским огнем и картечью. Добавим к сказанному работорговлю, поставленную англичанами на широкую ногу. Всеобщего избирательного права в Англии не было аж до 1928 года.

 

Глава 12

Нужна старая идеология и новая экономическая теория

Глобализация, подтвердившая многие прогнозы Маркса относительно развития капитализма как мировой системы, разрушающей границы и втягивающей в свой оборот все страны и народы, резко оживила интерес к марксизму. Посвященные марксизму книги стали выходить большими тиражами, на Западе началась волна молодежного радикализма. Вписываясь в мировую капиталистическую систему, российское общество неизбежно придет также к радикальному социалистическому движению.

Известный политолог Борис Кагарлицкий в книге «Политология революции» пишет: «Главное историческое достижение капитализма состоит в том, что благодаря ему появляется на свет революционная антикапиталистическая альтернатива».

Но нам бы покончить (а к этому дело идет) с уголовно-мафиозным строем, Россия в соответствии с сутью русской цивилизационной идеи не станет навязывать себя и свое мировоззрение другим странам и народам (с этим, надеюсь, покончено), тем более не будет принуждать их подчиняться ей, подобно тому, как это делает по всему свету «американская мечта». И за это мир даст возможность России идти своим путем. Россия, приняв на себя новую (старую) миссию, предложит миру пример не поклонения золотому тельцу, а пример нравственно-духовной организации общества.

Читатель скажет: «Давно бы так!», но имеет право задать вопрос: а какие люди способны это сделать? Неужели коммунисты-ортодоксы, о которых в коммунистические времена мы вообще не знали, или те коммунисты, которые вынырнули из-под горбачевского предательства, или новые осторожные либерал-коммунисты, или националисты всех мастей – от реликтовых орденских православных братств до откровенных монархистов-государственников, готовых посадить на престол монарха? Не они! Так или иначе, но на «новых русских» и «челноков» ставку тоже делать не стоит.

Как это ни парадоксально прозвучит, но возрождение подлинно русского национального общества возможно только при реставрации социализма с русским лицом. В нем заложена идеологическая основа противостояния тлетворному влиянию морали Запада, естественно, с учетом прошлых ошибок русского коммунизма, обновленного, подверженного ревизии его основных постулатов. Естественно, с учетом исконно русских ценностей, на первом месте из которых – упомянутая русскость. Учитывая генетическую доброту русских, необходимо им обязательно вернуть статус титульной нации. Восстановить 5-ю графу в паспорте. Миграционные законы ужесточить.

Александр Никитович Севастьянов в книге «Время быть русским» дает интереснейшие определения: «Социализм» – есть робкий, стыдливый компромисс между коммунистами и капиталистами, возникающий в ситуации, когда ни одна сторона не может взять решительный верх… Госкапитализм на благо всей нации (он же – национал-капитализм), подобный тому, который был в нацистской Германии, строят в наши дни многие страны (в лидерах – Китай и Вьетнам). Мы должны как можно скорее и тверже встать на этот путь… Социальные программы высшего уровня, осуществляемые за счет природной ренты и справедливого трудового законодательства, – это куда лучше мифического “ социализма” , который можно строить до гробовой доски, так и не узнав, что это такое».

Во многом не соглашаюсь с господином Севастьяновым, но в отрывке, приведенном выше, я увидел наиболее близкую (из всех встреченных мною ранее), по смыслу идею того общества, о котором я толкую на этих страницах. Если даже от старого содержания идеи коммунизма после тщательнейшей ревизии его в будущем останется не так много, все равно необходимо будет сохранить коренной момент и признать за истинные слова из «Манифеста коммунистической партии» образца 1872 года: «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим»; «она создает себе мир по своему образу и подобию»; «деревню она сделала зависимой от города» (кто в этом сомневается – уподобляется умникам, которые отдают предпочтение пролетариату перед крестьянством); «рекрутируется пролетариат из всех классов населения»; «коммунизм ни у кого не отнимает возможность присвоения общественных продуктов, он отнимает лишь возможность посредством этого присвоения порабощать чужой труд»; экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты идет на покрытие государственных расходов; необходима централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

О социалистичности дооктябрьской России писал монархический идеолог Иван Солоневич: «Императорская Россия была страной, в которой “ обобществленный сектор народного хозяйства” был больше, чем где бы то ни было в мире. Государственный Банк контролировал все банки России и имел исключительное право эмиссии кредитных билетов. Большинство железных дорог принадлежало казне, а оставшиеся частные дороги стояли накануне “ выкупа в казну” . Го – сударство владело огромными земельными пространствами, владело заводами и рудниками. Медицина в земствах была поставлена так, как она и сейчас не поставлена нигде во всем мире. Земства стали организовывать свою фармацевтическую промышленность с помощью государственного кредита. Русское кооперативное движение было самым мощным в мире».

А. Севастьянов противопоставлял Россию, в которой отношение к предпринимательству всегда было принципиально иным, еврейскому торгово-финансовому государству, для которого «Прибыль – смысл и цель торговли, любой сделки. Уже в античные времена еврейские предприниматели и банкиры постигли старую мудрость: наша экономическая деятельность есть лишь канализация алчности». Предприниматель, который просто «канализировал свою алчность», преследуя только цель извлечения прибыли только для себя лично, отторгался русским обществом. Для нас экономическая деятельность – есть функция жизнестроительная, творчески креативная, коммуникативная, наконец, и лишь в последнюю очередь – обогащающая купца или промышленника».

Основным политическим и представительным органом должны быть профессиональные и корпоративные Советы. Это хорошее корневое русское слово. В истории страны оно применяется очень давно. Любому человеку нужно защищать интересы своей профессиональной группы и своей территориальной общины. Поэтому, будьте так любезны, верните нам формирование представительства от этих групп (на местном и общенациональном) уровне, как это было в эпоху традиций на Руси.

Русская артель была вполне социалистической организацией, члены которой всегда получали огромный материальный стимул к хорошей работе – приличные заработки. Они во много раз превышали заработки отдельных наемных рабочих (и государственных, и «частных»). Общественная собственность артели отрицала присвоение заработанного одним лицом. Все доходы распределялись между всеми ее представителями, но не уравнительно, а иерархически, в соответствии с конкретным вкладом работника. Артельная этика побуждала каждого рабочего считать свое предприятие действительно своим, чувствовать себя полноценным хозяином, жизненно важной «частью» единого организма.

Самобытным явлением в России – многовековой практикой русского государственного социализма – являлась крестьянская община. Община представляла собой идеальный нравственный и социальный регулятор народной жизни. Общинники, соучаствовавшие в распоряжении землей, устанавливали между собой определенные соседские бытовые отношения. Община способствовала быстрому распространению полезных нововведений. В России крестьянская община еще даст о себе знать, и не исключено, что в форме обновленных колхозов. Но и индивидуальное крестьянское хозяйство нельзя сбрасывать со счетов. Ленин и Сталин игнорировали возможности крестьянина-единоличника. Труд крестьянина имеет творческий характер и не терпит указаний свыше. Можно сказать, что все искусство сельского хозяина заключается в умении использовать частности. Только сам хозяин, за долгие годы практики изучивший свое хозяйство, может успешно вести его. Но это не значит, что сельское хозяйство в целом неспособно использовать преимущества крупного хозяйства. Ряд звеньев сельскохозяйственного производства только выигрывают от объединения. Такое объединение создается кооперацией. Кооперация плодотворна для таких, например, звеньев земледельческого производства, как молотьба, сливкоотделение, приготовление масла, трепка льна, продажа сельхозпродукции, получение кредитов, и других.

Чтобы их работа была эффективнее, крестьяне должны объединяться во множество кооперативов разных размеров по тому или иному профилю их деятельности. Так называемая «вертикальная» кооперация, в отличие от «горизонтальной», когда одна и та же группа крестьян объединяет все свои хозяйства, все звенья своего организационного плана, и при этом для большинства из них не достигается оптимума. Типичным примером «горизонтальной» кооперации может служить колхоз.

Далее я попытаюсь изложить взгляд на возможные пути развития России исходя из русской национальной идеи и опыта последних лет. Сразу же хочу заострить внимание читателя на настоятельной необходимости введения в основу прекращения развала России идеологического начала, чего, к сожалению, до сих пор не сделано. Путь «в никуда» может быть приостановлен, если будет осуществлен поворот в сторону отказа от шкурных интересов, ибо гласит древняя мудрость: с тех пор как гражданин становится собственником, он перестает быть патриотом.

Еще в XIX веке англичанин Маколей Томас Бабингтон сказал буквально такие слова: «хорошее правительство – не то, которое хочет сделать людей счастливыми, а то, которое знает, как этого добиться». Так давно сказано, а звучит актуально. Это мы наблюдаем и сейчас: все, кому не лень, говорят, что счастье и светлое завтра для всех наступит скоро, но как они это сделают, не говорят. Да и не могут, надо быть объективными, потому что по-прежнему будут вначале отнимать и только потом, давать, в пределах того, что позволит государственный бюджет.

Судите сами. Предположим, что нынешняя власть предержащая искренне хочет всех сделать счастливыми, тогда, грубо говоря, у кормушки она может продержаться долго. Но эфемерность ее желания тут же прослеживается, так как она вместе с властью получила в наследство много проблем, главнейшая из которых – криминальный передел собственности, и проблемы эти просто неразрешимы до тех пор, пока не будет провозглашена стратегия, если хотите – идеология нашего движения вперед. Эта идеология должна содержать основной экономический императив, выбивающий почву из под ног у всякого криминала (нелегального, полулегального и легального) не только на законодательном уровне, но и на идеологическом. Иначе никак не вытанцовывается: сами поступаем по-советски, по-коммунистически (иначе последствия мирового экономического кризиса не преодолеешь), а говорим все время, что никакого государственного капитализма у нас не будет. Государственный капитализм (читай, первая стадия коммунизма – социализм) – лучшее из всего возможного, что можно предложить для такой страны, как Россия. Об этом написано и сказано немало. Сразу оговорюсь (и об этом я писал выше): настоящего государственного капитализма с плановой экономикой еще нигде не было, в том числе и в СССР. Но модель СССР вполне приемлема при разработке новой стратегии развития страны. Очевидно, начинать надо с разработки новой идеологии этого развития. Я думаю, возражений не будет, если мы под идеологией в этом конкретном случае будем понимать разработанное на основе консенсуса мировоззренческое понимание целей и путей движения нации в светлое будущее.

Исторические хроники свидетельствуют о том, что наши недруги попытки подрыва мощи России всегда связывали с использованием национального вопроса. И это понятно: страна большая, многонациональная, многоконфессиональная. Эти попытки продолжаются. Замыливание глаз «западной демократией» – не более как уловка. В результате – продолжается развал России.

Но он может быть приостановлен, если будет преодолена идиосинкразия к национальному вопросу. Следует подумать о возвращении русским статуса титульной нации. Только на этом пути возможно возрождение патриотизма. Без возрождения русского патриотизма ни о каком движении вперед не может быть и речи. Дело в том, что с исчезновением идеи русского коммунизма, наша страна стала более уязвимой в идеологическом отношении. Спасение – в русской национальной идее. Подрыв русского национализма и русского начала в жизни России может привести к тому, что сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабнет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекала в строительство России иные народы, ее населяющие. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станет невозможным и государство. Будущее России являются ключевыми для всего человечества. Это нужно понять как аксиому. От того, как будут происходить события в России или как они происходят, зависит ситуация во всем мире. Здесь ключ ко всем проблемам мирового порядка.

И, наконец, самое главное. Как нам вернуться к исходному условию, что в истории производства постоянно борются две линии: одна – производящая, творящая; другая – грабительская, присваивающая. Как нам законодательно (конституционно) установить правила экономического развития страны, которые были бы альтернативой буржуазной экономической теории? Для простоты рассуждений предлагаю заменить дискредитированное слово «коммунизм» на более приемлемое. Условным при этом будет и сохранении основных сущностных свойств коммунизма, так как уже в его энциклопедическом определении содержатся большие противоречия.

Очевидно, целесообразно отказаться от слов «коммунизм» и «социализм» не потому, что «не надо дразнить гусей». Дело созрело для рассмотрения по существу. Понятие «коммунизм» скомпрометировано сейчас, но и «социализм» не подойдет: следует отмежеваться от разрешенных для пользования терминов «социал-демократия» и разного рода социализмов, например хотя бы такого, как бывший шведский или какой-то другой, в которых от капитализма гораздо больше, чем от социализма. Еще раз договоримся: и к конвергенции не апеллировать. Конвергенция нужна загнивающему и загибающемуся капитализму, а мы пойдем другим путем…

Вместо слова «коммунизм» можно предложить почти забытое слово – «регулятивизм». Можно рассмотреть вариант для названия действительно плановой экономики – «регулятивная экономика». [От слова регулятивный (лат.) – направляющий, вносящий порядок, планомерность во что-либо]. Смысловое и буквальное значение слов «регулятивный» и «регулятивизм» встречается в трудах экономистов Джона Кейнса и Роберта Буайе. Предлагается в эти понятия вложить новый, более емкий смысл. Необходимо новое прочтение этих понятий. Естественно, в данной книге, носящей не научный, а историко-публицистический характер, автор не претендует даже на начало разработки соответствующей экономической теории. Здесь слово за учеными-экономистами.

Регулятивизм – сменяющая капитализм социальная общественно-экономическая формация, основанная на консенсусе, преимущественно с государственной и муниципальной собственностью на средства производства в сфере связи, управления, обороны, коммуникаций, культуры, права, образования, здоровья нации, банковского дела и производства средств производства и преимущественно с частной собственностью на средства производства в сфере производства товаров народного потребления и услуг, в которой на основе постоянного развития науки и техники осуществляется великий принцип «от каждого – по способностям, каждому – по труду», в которой производство и труд применяются с наибольшей пользой для народа на основе планомерности и плановости, в которой в законодательном порядке постоянно вносятся ограничения на прибыль от эксплуатации человека государством и частным работодателем, где совершенно исключается получение прибыли «из ничего».

Наших соотечественников можно и нужно объединить на основе взаимопонимания, согласия и всеобщего права на труд и достаток, так как на генном уровне они обладают присущими только им особыми свойствами, отличающими их от других народов. Эти особые свойства, назовем их русскостью, формировались веками и обусловлены историческим условиями существовании народов России.

С давних времен на Руси существовало вечевое правление. Вече, как пишут все энциклопедии, есть народное собрание. Вопреки школьным представлениям, этот демократический институт существовал не только в Новгороде и Пскове, но был распространен в той или иной форме во всех русских княжествах и сохранялся до конца XVII века. Веча действовали даже при таком «тиране и деспоте», как Иван Грозный.

Например, в 1549 году он собрал первую национальную Ассамблею, в 1564 году на Ассамблее он получил одобрение народа на преследование бояр. В 1566 году Собор, который состоял в основном из военных (делившихся, в свою очередь, на три касты) и торговцев, принял решение о войне с Литвой. На Соборах же выбирались цари, например Борис Годунов в 1598 году, затем Шуйский в 1606 году, а также первый Романов – Михаил, выбранный в 1613 году Земским собором, представлявшим (условно) все классы и города.

Последний раз Собор был созван в 1698 году для обвинений и принятия решений относительно царевны Софьи, после чего началось единоличное правление Петра I, а затем и других императоров. Но хотя Соборы и прекратились, формально, юридически они до сих пор в России не отменены.

В императорский период, при отсутствии Соборов, народ потерял возможность корректировать политику легитимно и стал использовать бунты как средство такой корректировки. А на протяжении всего XVIII века и до декабристов включительно высшие слои России пытались установить власть дворянства под вывеской монархии. По сути, императоры назначались дворянами и ими же отравлялись на тот свет.

В Первую Государственную думу, учрежденную Николаем II, пришли уже люди с десятками программ самого революционного свойства. Ее разогнали, и дело кончилось 1917 годом. И хотя, когда в 1905 году в городе Иванове создавали первые Советы рабочих депутатов, никаких коммунистов рядом не стояло, а в 1919 году крестьяне согласились на этот русский вариант демократии – «Советы, но бы без коммунистов», в России к власти окончательно пришли все-таки коммунисты в лице партийной номенклатуры.

Россия покатится в пропасть, когда та же партноменклатура, предав «единственно верное непобедимое учение», стала исповедовать уже другие законы, среди которых главный – закон силы. «Сильные» – это те, кто имеет деньги, – контролируют государство со всей его парламентской атрибутикой. При таком законе выбора у народа не существует – все продается и покупается.

А если бы выбор существовал? Из каких альтернатив состоял бы сейчас выбор народа? Казалось бы, «набор» не так велик. Ведь каждый понимает, что возврат в наше недавнее прошлое, когда мы жили относительно достойно, маловероятен. Но почему так неоднозначна реакция русских людей, когда Медведев и Путин на вопрос, будет ли откат в прошлое, неизменно отвечают: «От рынка мы не отступим!»?

К национальному вопросу мы по-прежнему подходим с интернационалистских позиций. Да и в прочих делах наблюдаются сталинские замашки. Тошно смотреть, как новые вожди замыкают на себя решение всех государственных вопросов и на виду у всех раздают поручения никчемным министрам так, как если бы последние были у них дома челядью. При таком несолидном поведении вождей Россия рано или поздно окажется на пороге социальной революции. По оценкам некоторых, национально-освободительной. А некоторые авторы считают такой и Октябрьскую революцию 1917 года. Вопрос, была ли Октябрьская революция социалистической, конечно, интересный. Хотя бы своей провокационностью.

Нынешней нашей власти и ее прихлебателям хотелось бы, чтобы и Радищева, и декабристов, и революционных демократов в нашей истории как бы не было. Тогда не будет и преемственности в революционной борьбе нашего народа за лучшее будущее. Тогда легче поверить в тенденциозную ложь петербургского лингвиста Александра Драгункина, убеждающего своих читателей в том, что никаких предпосылок для социальной революции в России не существовало. «Так разбойничьи попытки передела собственности, которые предпринимались иногда в слабых государственных образованиях, оканчивались грабежами и массовыми казнями. И только. Все революции, восстания и бунты имели и имеют два направления – борьбу кланов за власть или национально-освободительное. Великая Русская революция 1917 года была национально-освободительной».

Здесь такой замес правды и лжи, что без бутылки не разберешься, что к чему. Ну например. Были, мол, слабые государственные образования (у других – это Великая Россия), были и грабежи, и массовые казни. А с национально-освободительным характером русских революций можно согласиться, если принять на вооружение концепцию Андрея Буровского, изложенную в его книге «Вся правда о русских: два народа». По Буровскому, туземцы (русский народ) освобождали страну от колонизаторов (дворян и помещиков). Согласимся с Буровским – если возникнет спланированная или стихийная заварушка у нас сейчас (Россия всегда на перепутье), разве это не будет национально-освободительной борьбой потомков недавних трудящихся против компрадорской буржуазии? Зомбируемый народ еще не разучился отделять мух от котлет и понимает, что, ставя под сомнение неизбежность и необходимость революции в царской России, «демократы» этим самым пытаются приучить всех к мысли: «все путем», и ныне ситуация не взрывоопасная.

В советский период вопроса, была ли Октябрьская революция социалистической, ни у кого не возникало, так как «творцы» Октября так революцию назвали, а если кто в этом сомневался, то свои сомнения он вынужден был прятать как можно дальше: за провокационные вопросы можно было поплатиться жизнью.

Это сейчас мы можем, ругая нынешнюю власть, все же открыто демонстрировать свои успехи в «открытиях»: «творцами» революций – Февральской и Октябрьской – не являлись социалисты. Теперь все так и пишут (и это действительно так): Февральская революция возникла совершенно спонтанно, и довольно долгое время никто не осмеливался себя назвать причастным к ее свершению. Именно такая ситуация с ничейной победой над царизмом привела к тому, что Февраль перерос в Октябрь. Это немного упрощенное суждение игнорирует, конечно, очень важный фактор – деятельность Ленина и его соратников, прежде всего Троцкого. Но факт остается фактом: эти «товарищи» не только присвоили себе инициативу «революционного переворота», но и обозначили его характер как социалистический, социальный.

Более или менее вероятную версию этих событий, ранее – искажаемых, сейчас – замалчиваемых, а чаще – просто сводимых к пресловутым проискам евреев, я изложил выше.

Здесь я попытаюсь ответить на вопрос: прошла ли Россия переломную точку отсчета, после которой возврат ее к национальной русской государственности уже невозможен? Будет ли еще Россия стоять перед выбором?

Если будет, то истинный трагизм нашей истории заключается в том, что к тому моменту, когда физически мы сможем определять наше будущее, мы окажемся не готовыми идейно.

Только поэтому, как предпосылку создания новой русской действительности, следует нашей первой задачей поставить – отстоять свое право осмысливать и обсуждать наше прошлое, моделировать свою будущую судьбу и историю.

Нужно понимать, что самыми первейшими вопросами являются вопросы разработки идеологии, национальной политики и новейшей экономической теории. Понадобятся колоссальнейшие усилия, чтобы вернуть экономическую мысль в традиционное русло.

И вспомнятся слова писателя-диссидента и философа Александра Зиновьева: «Если даже на планете не останется ни одной коммунистической страны и ни одного коммуниста по убеждениям, это еще не будет означать, что коммунизм исчез навечно! Человечество так или иначе начнет новый цикл борьбы за коммунизм. Возможно, под другим названием, с другими лозунгами, но по сути дела за то же самое».

Новое название выбрано. Из нынешней практики в России видно, что коммунизм (пусть это будет «регулятивизм») имеет тенденцию к тому, чтобы быть востребованным и достаточно скоро будет каким-то образом провозглашен – жизнь требует. О чем говорят самые последние события? Как бы нынешние руководители не уверяли, что курс страны остается неизменным, им никто не верит. Поступают они с точностью до наоборот. Государство наконец-то начинает вмешиваться в экономику. Только социалистический сектор экономики, не озабоченный получением прибыли, без биржевых спекулятивных перепродаж, способен обеспечить товарных производителей поставками сырья по стабильным ценам на многие годы вперед. Стабильные низкие внутренние цены на сырье позволят всем производителям успешно, даже в условиях сурового климата, конкурировать на международном рынке.

Но трудности в стране определяются тем, что никто не предлагает действенной программы, устраивающей всех. Дело усугубляется еще и тем, что положение со времен Ельцина не меняется, а доверие к нынешней власти растет. О чем это говорит? Это говорит о том, что нынешний режим приемлем для превалирующей части народа. Не соглашаясь в частностях – тут большинство кряхтит и проклинает, – а в главном, на чем стоит режим, согласны. Согласны жить, наслаждаясь малыми радостями, даже если знают, что страна «идет в никуда». Режим создает узаконенные «зоны наслаждения», как это было всегда при капитализме.

Противостоять такому «благополучию» может только стремление к ценностям, более привлекательным для человека, чем малые радости, ценностям, ради которых этими радостями можно пожертвовать. Настанет время, когда трудящиеся массы, поняв бесперспективность своего существования при капитализме, будут готовы понять, что такая жертва возвышает и приносит удовлетворение.

Объяснить необходимость такого стремления можно, если рассмотреть две известные концепции:

1). Либерально-демократическая идея. Основные ее положения: крайний индивидуализм, каждый (юридически) свободен делать свой выбор, но не имеет оснований рассчитывать на поддержку других; полная свобода и даже культ конкуренции, рынок как основной регулятор экономики, все продается и покупается – даже СМИ; всеобщее и равное избирательное право; политическая власть как бы делится на миллионы формально одинаковых кусочков, и каждый полноправный гражданин получает свой кусочек – голос на выборах.

2). Коммунистическая идея. Ее принципы: жизнь определяется не как составляющая множества индивидуальных воль и решений, а на основе единого, строгого рационально разработанного плана, которому эти воли должны подчиняться; в самом конкретном виде – экономические планы определяют экономику страны; рыночные отношения допускаются в некоторых отраслях хозяйствования под контролем государства.

Несмотря на то что даже сама идея коммунизма порядочно скомпрометирована, в сознании многих людей, которых не устраивает капитализм, возникает мечта об альтернативной ему социальной организации, т. е. проблема социального идеала.

Понятно, что тот коммунизм, который был в СССР, вновь возрождать нецелесообразно, хотя научные исследования некоторых авторов обнаруживают, что идеал новой социальной организации возможен (исходя из двух вышеизложенных концепций) лишь как коммунистический (в новом значении этого слова).

Естественно, при выработке нового идеала надо принимать во внимание современную социальную структуру населения. Он не может ориентироваться на какие-то четко определенные классы или слои, как это было с марксизмом, ибо таких классов и слоев, которые можно было бы консолидировать какой-то идеологией, в постсоветской России нет.

Новый идеал должен отличаться от марксовского коммунизма хотя бы тем, что должен отбросить все ошибочное, несостоявшееся, быть результатом непредвзятого изучения исторического опыта Советского Союза, естественно, неидеализированного (приукрашенного). Само идеологическое учение не может приобрести убедительность, если будет упрощено ниже некоторого критического уровня, равно как и не будет понято большинством недостаточно подготовленных членов общества, если будет очень заумным.

Только не обещайте рая на земле – удовлетворения всех потребностей. Все потребности человека, по определению, неудовлетворимы, так как беспредельны.

Другое дело – формировать запросы человека. Это более реально, более гуманно и было когда-то осуществлено в СССР. Уничтожить стяжательство, торгашество, мздоимство, мафию и коррупцию можно только в борьбе идей. Необходима такая идея, которая провозглашает все вышеперечисленное вне закона, которая предлагает нечто взамен.

Такая идея – коммунизм (не по названию), а по сути. А это прежде всего – плановая экономика. Во многих развитых странах плановые начала и вмешательство государства в экономику давно оправдали себя.

 

Глава 13

Регулятивная экономика нового типа

Существует ли альтернатива западному рынку? Существует. Даже в том виде, в каком коммунизм сложился в Советском Союзе, он стал реальной альтернативой западному образу жизни во всех основных его аспектах. Особенно если выделить в реальном коммунизме то, что образует сущность его социальной организации, что обусловлено его объективными социальными законами, и отбросить то, что было исторически случайным, поверхностным, ошибочным, обусловленным необычайно трудными условиями выживания, внешним влиянием и т. д. Требуются, естественно, некоторые корректировки теории и практики. Это задача непростая. Но если исходить из исторического опыта русского коммунизма, то эта сложность может теперь быть сведена к минимуму. Ведь мы прошли колоссальный поисковый путь. Многое уже проверено временем. Вспомните: понадобилось несколько десятков лет на то, чтобы в государстве, уже живущем по экономическим законам социализма, сформулировать эти законы.

И название старое можно было бы оставить, если бы не «родимые пятна» коммунизма, о которых я говорил выше. Я предложил общество, альтернативное капитализму, назвать словом «регулятивизм». К этому слову можно привыкнуть, как мы привыкаем ко многим новым словам.

Регулятивизм – общество, которое стоит на том, что защищает людей труда. В нем все рационально. Регулятивная экономика – сугубо плановая. Современные наука и техника позволяют учитывать и предусматривать все варианты возможных путей развития. Регулятивизм – это образ жизни, устремление, процесс. Общество, принявшее регулятивистскую доктрину, можно условно считать коммунистическим, так как оно в корне отличается от капитализма, и его совершенствованию нет предела.

Чтобы вернуться к прежнему нашему экономическому величию, к нашему свободному труду, к труду на благо тех, кто трудится, нужны героические усилия и историческое терпение. Но какие бы планы по улучшению жизни людей мы ни строили, Россия как точка отсчета роста мировой идейности существовать не будет до тех пор, пока на разговоры о коммунизме наложено табу. Даже на тот коммунизм, который был насквозь пропитан зловонной жижей конвергенции. Но сдаваться не следует, так как будущее за новейшей и совершенной плановой экономикой.

Не вдаваясь в научную суть этого понятия, условимся под регулятивизмом понимать:

1) общество, о котором мечтали угнетенные классы и всякого рода прекраснодушные утописты (о таком обществе можно мечтать и сейчас);

2) уточненную теорию «классиков» марксизма-ленинизма и их последователей, прочих «прогрессивных сил» человечества (теория может быть разработана вновь на научной основе);

3) государственный строй, основы которого были построены в стране под названием СССР (этот строй еще жив и вполне может быть обновленным).

Автор считает: только при регулятивизме возможны подлинно свободные люди – люди наемного труда, защищенные государством. При регулятивизме все всех нанимают.

Других отношений в деловой жизни страны просто нет. Управленцы нанимают исполнителей: каждого работника на работу принимает управленец. Самого главного управленца нанимает весь управляемый им коллектив.

Правительство наемное, президент подотчетен, думец может быть вышвырнут на помойку, если не оправдал ожиданий избирателей. Но прежде нужно законодательно обеспечить пропорциональное представительство в выборных и других органах по территориальному, национальному, сословному и профессиональному признакам, а потом уже – по партийным признакам.

И мои рассуждения в пользу обновленного русского социализма (регулятивизма) имеют шанс быть востребованными – вспомните чаадаевское предвидение: «Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники». Ведь были же в советское время такие у людей стимулы к жизни, как творчество, познание мира, труд, учеба, коллективизм и забота о ближнем, которые отвлекали индивида от ненасытности!

Режим, находящийся у власти сейчас в России, с момента распада СССР и до настоящего времени не смог сформулировать русскую национальную идею, равно как и утвердиться в своей лигитимности в глазах народа, так как не определился по поводу имевшего место незаконного передела собственности, поэтому и занимается постоянной реорганизацией управления страной, регионами.

Там, где возвращаются к прежним способам обуздания рынка, обуздания анархии под названием «демократия», обуздания агрессивности Запада, добиваются ощутимых результатов.

Если нам, в конце концов, удастся вернуться к старому уголовному кодексу РСФСР и частично изменить Конституцию, уже станет легче. В том, что сейчас в России строится новое государство, никто не сомневается. Или мы его построим, или грянет революция. А это – кровь, много крови. Есть путь бескровный, конституционный. Но должна быть подготовка, идея, программа.

Для выработки обновленного учения о коммунизме (регулятивизме) должна быть организована новая партия – теоретическая. Партию коммунистической мы уже называть не будем. И не только потому, что это название дискредитировано. Нет! А потому, что светлую мечту человечества (коммунизм), против которой вроде бы и возражений быть не может, дискредитировали конкретные дела, которые были следствием ложных постулатов тех же коммунистов, имярек, живых людей, взявших их на вооружение, что и привело к временному забвению самой идеи. А поскольку ортодоксы, как всегда, тверды как гранит, мы их в теоретическую партию не должны подпускать на пушечный выстрел. Итак, при рассмотрении облика и организации партии будущего мнение ортодоксальных марксистов (коммунистов) как людей не способных отказаться от прежних ошибок, игнорируется. Объективно присутствует у них такой стереотип: любой человек не может представить себе коммунизма не по Марксу. Скорее всего, здесь имеет уже место элемент недобросовестности – желание забыть о коммунизме уводит от здравого смысла.

Почему, например, и КПРФ не является той партией, которая необходима для реставрации коммунизма как идеи и как реальности? Прежде всего потому, что эта партия приспособилась к «новому порядку» (вернее, беспорядку) перераспределения государственного бюджета, и для нее государственная кормушка как была, так и осталась главным идеалом. Не следует забывать о том, как верхушка русских коммунистов внесла свой вклад в разрушение союзной партии и государства.

Нынешний лидер партии Зюганов откровенно не захотел возглавить страну в очень трудные времена. Ему больше нравится быть в оппозиции, то есть вписываться в сферу существующей власти. Зюганов во многом отошел от материализма и классового подхода. Трудно согласится с его концепцией исторического развития России. По Зюганову, в основе этого процесса находится «Русская идея», которая ставит перед русским народом разные задачи в разных исторических условиях. Указанная-де, идея представляет собой «тысячелетнюю мечту, рожденную не прихотью отдельного ума, не откровением проповедника-одиночки, а коллективным опытом нашего народа, вопреки всем наветам творящего свою таинственную, неповторимую, трагическую и героическую историю… Смысл народной жизни можно сформулировать как непрерывное познание – научное, религиозное, творческое, направленное на раскрытие тайн мироздания, в котором России Промыслом (курсив мой. – В. К .) выделена особая роль, особая миссия – защищать попранную справедливость, воплощать в несовершенную земную реальность надмировые идеалы Веры и Любви, милосердия и людского братства». Если это не самый махровый идеализм, то что это? КПРФ не сделала никаких выводов из дел КПСС.

Итак, какой мы должны представлять прогрессивную партию будущего?

Вообще нынешний партийный спектр, когда политическое поле нарезано слева направо, доказал свою непригодность в масштабах России. В последние годы особенно заметно, что люди, имеющие в своем распоряжении бюджеты разных уровней, буквально явочным путем создают себе «партии власти», а мелкие «общероссийские» партейки, состоящие иногда из нескольких десятков членов, объединяются, разъединяются и никак не могут придумать себе «нишу».

Сложность, естественно, заключается в том, что капитализм с его рыночным беспределом не может быть путеводной звездой в лучшее Завтра, а коммунизм сегодня уже по определению не безупречен. Членство в партии нового типа может быть только по идеологическим соображениям, требует определенного самопожертвования, так как никаких жизненных благ принести не может.

Партия нового типа, например под названием «Российская конституционная партия регулятивистов» (РКПР), может быть создана с целью разработки новой конституции и внедрения в массы новой русской регулятивистской идеи – мировоззрения трудящихся. Ее доктрина – новый, постоянно обновляющийся русский социализм (регулятивизм), с преимущественно плановой экономикой, не имеющий догм, разработка которого только предстоит; он постоянно уточняется на основе консенсуса. На основе консенсуса решается вопрос преемственности положений марксизма, ленинизма, опыта других коммунистических и трудовых партий прошлого.

РКПР может быть создана для объединения на идеологической основе наших соотечественников, на генном уровне обладающих присущими только им особыми свойствами, отличающими их от других народов. Эти особые свойства, назовем их русскостью, формировались веками и обусловлены историческими условиями существования этих людей. Членом РКПР может быть любой трудящийся человек самостоятельного или наемного труда, не эксплуатирующий других, неработодатель и не занимающийся бизнесом. Ортодоксальным коммунистам не может быть места в РКПР, так как они не имеют опыта отказа от ошибок прошлого.

РКПР станет одной из многих партий в стране, но будет отличаться от всех других одной «скромнейшей» особенностью: она единственная, неповторимая, действительно – ум, честь и совесть нашей эпохи. Говорит только правду.

РКПР не имеет целью прийти к власти насильственным путем и не добивается отмены частной собственности. Разрабатывает теорию регулятивной экономики, то есть из всех экономических «теорий» предпочтение отдает теории прибавочной стоимости Маркса. Защищает эксплуатируемых. Считает, что бизнес, особенно с его сверхприбылью, подлежит ограничению.

РКПР – партия консервативного толка, так как считает, что любая форма управления (кроме монархии) может совмещаться с регулятивистской доктриной.

РКПР – государственническая партия, так как считает, что только сильная и жесткая власть может преодолеть коррупцию, «трофеизм», преступность и несправедливость, обуздать свободный рынок, препятствующий созданию условий для вознаграждения по труду.

Без сильного государства ни русская, ни какая другая идея не может быть осуществлена по определению.

Б. Кагарлицкий пишет: «В современных условиях национальное государство не только не является пережитком прошлого, но как раз оказывается идеальным инструментом, с помощью которого транснациональные элиты решают свои вопросы. Сетевая Империя как политическая структура корпорациям не нужна, поскольку за последние 10–20 лет национальное государство полностью переналажено: вместо того чтобы обслуживать своих граждан, оно, выражаясь языком Путина, решает проблемы “ конкурентоспособности” , иными словами, ублажает транснациональный капитал».

В России можно до предела совершенствовать государственность. В нынешней России государство функций по поддержанию экономики страны (даже по конституции) на себя не взяло. Главная забота нынешней власти – не решение проблем страны, а разработка и реализация различных политических сценариев по воздействию на население, центральные и региональные органы власти с единственной целью: сохранить свое экономическое господство. Созданный реформаторами последних лет экономический потенциал российской «рыночной» системы в принципе не способен не только создать новые, но даже сохранить имеющиеся национальные системы образования, науки, здравоохранения, вооруженные силы, жилищно-коммунальную инфраструктуру. А дорвавшиеся до «кормушки» – государственных постов – радетели о народе и не мыслят расстаться с ней. Они только играют в государственность. Доказательством этого является нежелание власти предержащей даже и слышать об отказе от рынка.

В нашем понимании государство должно быть для человека, для трудящегося. В регулятивном государстве эксплуатация человека, конечно, будет. Любой работодатель (государство, юридическое или физическое лицо) присваивает себе прибавочный продукт. Иначе он не будет организовывать производство, рабочие места. Но наше новое государство станет защищать прежде всего и всегда лиц, производящих что-то. В нем трудящиеся исправно платят налоги на содержание аппарата государства, законодателя, которые их защищают. В этом случае они, трудящиеся, являются их работодателями. Пусть – «второго порядка», но имеющими полное право отзывать всех и каждого из них, если последние не оправдывают их доверия. В нашем новом государстве налогоплательщики всех нанимают и платят только за наемный труд.

Экономика будет больше плановая, чем рыночная. Надо восстановить Госплан и Госснаб и оснастить их электроникой. Современная техника позволяет прогнозировать любые ситуации, а также выходы из любых ситуаций, в том числе и в случаях злоупотреблений, в том числе и властью. Возможно, надо будет вернуться к прежним советским разработкам, например к отвергнутому когда-то Косыгиным плану директора Института кибернетики АН СССР академика Виктора Глушкова, который предлагал перевести управление народным хозяйством на электронно-кибернетическую основу.

При помощи законов и планирования бизнес будет сориентирован не на получение максимальной прибыли (любой ценой, даже не жалея природы), а на производство материальных благ для всех, для государства.

Первым шагом власти, ставшей на коммунистический путь развития экономики, будет ликвидация безработицы. При таком подходе ясно, что в масштабе государства получение прибыли отходит на второй план. Но в этом нет ничего катастрофического. Хозяйничайте расчетливо, экономно, крепите оборону и живите без запредельных излишеств. Соревнуйтесь с капиталистами в создании лучшей жизни для людей: нравственной, целесообразной, увлеченной.

Все банковское дело должно быть монополией государства. Недопустимо такой прибыльный бизнес, как ростовщичество, отдавать в частные руки. Совершенно не нужны нам и биржи ценных бумаг, кормящие тунеядцев. От них – инфляция.

Внешняя торговля является прерогативой государства. Главное – реализация товаров, сырья и услуг собственному населению по мировым ценам должна преследоваться по закону.

Как мы уже показали выше, все попытки внедрить рынок и хозрасчет без частной собственности заканчивались провалом. Причина тому – глубокий системный недостаток – отсутствие частной собственности на средства производства, то есть для экономики государства жизненно необходимо, чтобы параллельно с государственными предприятиями действовали и частные. Ортодокс может спросить: «А может ли быть такое при коммунизме (регулятивизме)?» Ответ такой: может, если в споре между сторонниками и противниками частной собственности на средства производства во главу угла поставить проблему мотивации к труду. Что лучше – общественная мотивация или корыстная?

Государство, в котором преобладает общественная мотивация к труду и которое горой стоит за защиту прав трудящихся, даже при наличии частных предприятий можно считать коммунистическим (регулятивистским).

Если партия нового типа (РКПР) будет создана, то, я думаю, она способна будет правильно оценить опыт прошлого и подсказать, как построить в России новое общество и регулятивную экономику нового типа.