Глава 1

Там, где свободный рынок, там и кризисы

«Мене, текел, фарес…» Существует легенда, что такие слова на неизвестном языке, появившиеся на стене роскошных покоев вавилонского царя Балтасара и написанные огненными буквами, встревожили пировавших у царя гостей, но никто из них не мог прочитать и истолковать надпись. И лишь один мудрец расшифровал ее.

«Царь, – сказал он, – слова эти означают: “ взвешено, подсчитано, отмерено” и предвещают конец твоему царству и смерть тебе самому». Так оно, впрочем, и случилось. С тех пор эти слова стали символом грозящих несчастий, предостережением об ожидающем кого-либо бедствии.

С леденящим души американцев постоянством эта надпись с определенного момента в истории США, а именно, когда капитализм набрал обороты и стал исправно следить за поступлением нетрудовых доходов в карман, стала появляться то на одной, то на другой стене нью-йоркской «Улицы стен».

Самым значительным и всеобщим несчастьем после очередного такого предупреждения оказался спад на американской фондовой бирже с 1929 по 1932 год.

Но американцы капитализм менять не стали. Они и биржу-кормилицу не упразднили. А она разоряет слабых, а во время паники – и сильных. Ничего не дает, разве только «стричь купоны». Надписи долго себя ждать не заставили, и на стенах появлялись, появляются и будут появляться.

Финансовые потрясения так же стары, как сам капитализм. В 1624 году в Голландии была «Тюльпановая мания». Восемнадцатый век видел «бум Южных морей» в Англии (когда спекуляция шла вокруг акций Компании Южных морей, имевших привилегию на работорговлю и рыбную ловлю в Южных морях) и «бум Миссисипи» во Франции (когда центром внимания была земельная собственность во французской Луизиане в США).

Девятнадцатое столетие тоже не обошлось без финансовых паник, которые кажутся небольшими лишь по сравнению с «большой» паникой в 1929-м. Во второй половине XX века мировая экономика опять пережила ряд малых и больших финансовых паник. О них пишет один из ведущих американских экономистов Лестер К. Туроу в книге «Будущее капитализма. Как сегодняшние экономические силы формируют завтрашний мир». Туроу на основе детального анализа фундаментальных социально-экономических сдвигов в мире (распад коммунистической системы, перемены в странах бывшего социалистического лагеря, возникновение глобальной экономики, развитие интеллектуальных технологий, радикальное изменение демографической картины мира) приходит к определенным выводами, с которыми можно соглашаться или не соглашаться, но с одним его утверждением, что мир стал многополярным, сразу же не соглашаюсь.

Современный мир однополярен. Об этом свидетельствует всеобщий характер нынешнего финансового кризиса, разразившегося, конечно же, не внезапно. Еще совсем недавно буржуазная пропаганда с особым упоением возвещала, что пророчество, данное более полутора веков назад основателями «научного» коммунизма, о неминуемом закате капитализма, не имеет под собой оснований, так как последнему удалось создать «общество благоденствия». Имелось в виду прежде всего общество Соединенных Штатов Америки.

На поверку оказалось, что глобальный экономический кризис, неизбежность которого всегда, как дамоклов меч, висела над капиталистическим миром, начался именно в стране всеобщего блаженства и железной поступью шагает по планете. Россия, которой никогда прежде эта напасть не касалась, тоже чешет затылок. Раньше, в бытность коммунизма, СССР кризисы обходили как-то стороной. Туроу не отрицает, а, наоборот, подчеркивает экономическую неустойчивость капитализма и неизбежность кризисов. Деловые циклы столь же внутренне присущи капитализму, как землетрясения присущи геологии Земли. Они всегда были при свободном рынке и всегда будут. Факты этих спадов Туроу объясняет разными причинами. Являясь апологетом капитализма, объясняет предвзято. Тенденциозно объясняя и инфляцию, он определяет одним из главных средств ее снижения безработицу, которая даже как бы планируется. Туроу не находит надежных рецептов для возможного избавления «свободного мира» и от грядущих финансовых потрясений.

Рассмотрим хотя бы несколько причин кризисов.

Первая. Кризисные явления присущи капитализму, так как отражают его коренное противоречие, знание о котором не является монополией марксизма. На это противоречие, начиная с XIX века, указывали и указывают единодушно все политэкономисты, стоящие на позициях трудовой теории стоимости. Продукт труда, по их мнению, неравномерно распределяется между трудом и капиталом. Капитал, в соответствии с его базовыми принципами функционирования, рассматривает продукт труда как свою частную собственность, и, как следствие, сам труд, производитель этого продукта, не получают необходимого возмещения. Разница оседает в кармане капиталиста. Отсюда конечный спрос всегда отстает от роста капитала. Вследствие указанного отставания происходит обесценивание капитала, его инфляция, как непосредственно – в виде залежалости товаров, так и опосредованно, как снижение эффективности производства из-за постоянно нарастающего износа основных фондов. Но если мы понятие «залежалость товара» и объясним банальным и неизбежным перепроизводством (рынок не регулирует ни производство, ни спрос) или скажем, что, раз современная экономика имеет глобальные черты, поэтому и кризис получился мировой, то мы еще никак или почти никак не объясним причины современного кризиса (и предыдущих).

Для анализа истоков кризисов необходимо рассматривать эволюцию хозяйственной деятельности человека как исторический процесс. Тогда настоящий или любой другой кризис предстанет перед нами как финал кризиса всего товарного производства в целом, а не только капитализма, который является лишь его высшей и последней стадией.

Нам следует вспомнить, что товарное производство сформировалось в недрах натурального хозяйства и развивалось исключительно за его счет. А вытеснив натуральное хозяйство окончательно, оно заложило и предел: беспредельно «натуральную периферию» оно расширять не может.

Объясним, что такое «натуральная периферия». Сбой в натуральном хозяйстве происходит в момент, когда кто-то из мастеров-производителей достаточно узкого направления (гончар, кузнец или кто-то другой, работающий в общинном хозяйстве) создает больше продукции, чем община может потребить. В этом случае весь созданный продукт разделяется на общественно признанную часть, за которую община поделится своей общинной продукцией, и на общественно непризнанную продукцию, которую община оставит без внимания. Это возможно при условиях: или продукт создан из материалов, не представляющих для общины особой ценности (глина, болотная руда и пр.), или он должен быть результатом какого-либо усовершенствования, которое резко увеличило производительность (например, замена одноярусной обжиговой печи на многоярусную).

Возникшая коллизия может решиться двояко: или приостановить изготовление излишнего продукта, или вывезти его в соседнюю общину («натуральную периферию»), где обменять на что-то приемлемое для производителя. Естественно, полученный в ходе обмена продукт соседней общины будет присвоен частным образом, так как его эквивалент не был признан своей общиной. Грубо говоря, если отбросить ряд несущественных деталей, полученный в результате обмена продукт составит товарную прибыль, но при условии, что обе общины не составляют между собой единое хозяйственное целое.

Смысл этого процесса, который можно назвать процессом товаризации, заключается в том, что возникшее таким образом товарное производство, чтобы не зачахнуть, стремится расширить сферу своего воздействия. За первичным актом товарного обмена должны последовать следующий акт и последующие акты. Получаемая в результате прибыль стимулирует нечто, которое, образно говоря, служит стимулом последующего расширения, источником товаризации смежных, а потом и дальних хозяйств. И так без конца. Но если расширение по какой-либо причине стало невозможным, если нельзя вывезти свою продукцию за пределы сложившейся сферы товарного производства, то, по определению, нет и товарной прибыли. То есть товарное хозяйство, развивавшееся до того как открытая система, замкнется в себе. В момент замыкания, в момент бифуркации частнособственнический способ присвоения общественного продукта в лице капитала войдет в противоречие с общественным характером труда, а то, что было раньше товарной прибылью, переродится в своеобразную отработанную ренту, многократно перераспределенную между различными собственниками.

По теории товаризации, кризис капитализма начался более ста лет назад, когда произошел раздел мира между колониальными державами. Особенно циничный механизм грабежа народов капиталисты стали осуществлять в начале XX века. Трудности с получением товарной прибыли толкнули эти державы в пучину Первой мировой войны. В 1916 году лондонский Сити Банк созвал совещание, где предложил проект отмены приоритета золота с целью передачи мерила стоимости английскому фунту стерлингов.

Став господином на мировом рынке, бумажный фунт, благодаря ловким махинациям, стал рассматриваться как золотой – ведь никто не спрашивал о его золотом покрытии. По окончании Первой мировой лишь десять лет длилось торговое оживление, связанное с ретоваризацией послевоенного мирового рынка. Затем последовали Великая депрессия и Вторая мировая война. Но еще не отгремели ее последние залпы, как начала завязываться новая война – «холодная». Война за максимально возможное расширение единого рынка, контролируемого США. Ее политическим предвестником были слова, брошенные с пафосом и с солдатской прямотой генералом Патоном в 1944 году перед высадкой в Нормандии: «Наступает Pax Americana».

Золотой фунт стерлингов вызывал зависть банкиров США, оборот которых на мировом рынке имел большие размеры. Включились тайные и явные рычаги, и в июле 1944 года в Бреттон-Вудсе состоялась «Юнайтед Нейшен Монетари и финансовая конференция», где было принято решение, что «приоритет» в мировой торговле от фунта стерлингов переходит к доллару. На этой конференции были организованы Международный валютный фонд и Международный Банк реконструкции и развития. СССР не стал их членом. Более того, с 1 марта 1950 года Постановлением Советского правительства было запрещено определение курса рубля по отношению к иностранным валютам на базе доллара.

Бреттон-Вудская валютная система устанавливала за золотом статус средства окончательного урегулирования международных расчетов, подводила базу под использование доллара США в качестве единого мерила в мировой торговле, так как только он мог напрямую обмениваться на золото. Все остальные валюты менялись на золото через доллар. Политически это означало превращение всех стран в американскую провинцию.

Отказ принимать эту систему рядом стран (СССР, Китай и др.) вынудил англо-американцев говорить о «железном занавесе» (для доллара), который им хотелось во что бы то ни стало сломать. Естественное американское лидерство в глобальном капитализме после Второй мировой войны было обусловлено военным и финансовым положением Америки. И у бывших союзников США, и у бывших врагов валютные резервы были истощены затратами, необходимыми для ведения войны. Америка, не разрушенная войной, была единственным местом в мире, где можно было приобрести оборудование для восстановления разоренных войной экономик. Чтобы заработать деньги на закупку требуемого оборудования, эти страны должны были что-то продавать американцам. Для этого надо было изготавливать продукцию, которую американцы захотели бы купить, а это можно было сделать только с помощью новых технологий и нового оборудования.

Система попала в замкнутый круг. У этих стран просто не было способа достать деньги, чтобы купить оборудование, а без покупки его они не могли возобновить производство. Ответом был толчок со стороны США – так называемый план Маршалла. Штаты решили дать своим бывшим союзникам и бывшим врагам финансовые средства, нужные для покупки оборудования, чтобы перестроить их разоренные войной заводы. И только Америка обладала военной силой для сопротивления распространению глобального коммунизма. Если какая-либо страна хотела остаться вне коммунистического блока, то вряд ли у нее был иной выбор, чем присоединиться к американскому блоку и принять американское руководство. В соответствии с планом Маршалла и шла ретоваризация разрушенных войной Европы и Японии. Далее пошла ретоваризация бывших колоний Европейских стран. В 1960-х годах США, пытаясь сломить сопротивление СССР, приступили к выполнению ряда амбициозных и высокозатратных планов в области ядерных и ракетных вооружений, а также в космосе.

Но одновременно, под прикрытием американского оборонного зонтика, используя свои сравнительно малые расходы на вооружение, ФРГ и Япония совершили свое промышленное чудо. Этим положение Америки осложнилось. Появились конкуренты. В эти годы платежный баланс США в основном сводился с отрицательным сальдо, а это означало, что количество долларов, находящихся на руках у иностранцев, быстро возрастало, при истощении золотых резервов США. Способность США сохранять обратимость доллара в золото становилась невозможной. В 1971 году был официально объявлен дефолт, то есть отказ на государственном уровне от обмена долларов на золото, что означало крах Бреттон-Вудской валютной системы.

При такой ситуации США на тот момент «холодную войну» проигрывали с треском. Вот когда можно было форсировать давление на Штаты. Но вы помните, читатель, как развивались события. Проявилась предательская сущность советской партийной номенклатуры, которая считала, что своими уступками Западу она сохранит привычный для нее порядок вещей, что не иссякнет для нее нефтегазовая кормушка. Справедливости ради следует сказать, что другого выхода у партноменклатуры не было: в гипотетически возможном новом порядке интеллектуальное ее убожество не оставляло ей места под солнцем. В отличие от советского руководства американцы действовали решительно и напрягли все имеющиеся у них интеллектуальные ресурсы. И решение проблемы вроде было найдено. Увы, парадоксальное. Решили не уменьшать денежную накачку за счет эмиссионных долларов, а, наоборот, увеличить ее. И направить не на поддержку капитала (ради чего, собственно, и был создан в США в 1913 году частный центральный банк – Федеральная резервная система), а на прямое стимулирование конечного спроса, как государственного, так и частного. С точки зрения описанного выше механизма разделения труда это решение можно описать так: если невозможно расширить рынки сбыта, нужно увеличить эффективность потребления каждого участника доступных рынков.

Это смертельное решение для экономики Штатов позволяло резко поднять жизненный уровень американцев и было в духе «холодной войны» – оно подавалось как несомненное преимущество капитализма, и тем самым они привлекали на свою сторону верхушку партноменклатуры в СССР, убоявшуюся отстать от якобы уходящего поезда под названием «Великое информационное общество». Таким образом, экономическая модель Запада, из-за которой все теперь валится, возникла как ответ на страшный кризис 1970-х годов. То был кризис избытка капитала.

Итак, повторимся: капитал растет быстрее, чем получает свое возмещение труд. В результате известные проблемы с недостатком спроса. В классическом капитализме это выливается в кризис перепроизводства и решается за счет него. При империализме этот кризис можно оттянуть за счет вывоза капитала. Но к 1970-м годам оба способа исчерпали себя. Пойти на кризис перепроизводства Западу было невозможно из-за наличия системы социализма – страшно. А вывозить капитал было некуда. В соцлагерь не повезешь! А Индия и Китай еще не были рынками капитала. Мировая обстановка требовала именно от США (кто заказывает музыку, тот и платит) принятия мер. Теперь можно двигать дальше научно-технический прогресс, развязать очередную войну или хотя бы принять военную программу, например программу «Звездных войн», или помогать… домохозяйкам. Но на все нужны деньги. Свои, кровные, запомните, капиталисты никогда не дают. Администрация президента Картера пошла на хитрость: впервые в истории капитализма стали не только капиталистам одним помогать, а и стимулировать всеобщий спрос за счет эмиссии денег. То есть не привязывать печатный станок к обеспеченности доллара золотом.

Сейчас долларов напечатано столько, что они, в сущности, ничего не стоят. Вот вам вторая причина – дутый доллар. Раз не стало привязки его к золоту, то пошли сплошь кредиты. Хорошо живут люди в Штатах, но только за счет кредитов. Имеют по четыре автомобиля в семье, но все они куплены в кредит. За счет искусственного избыточного спроса США сделали очередной виток научно-технического прогресса и сумели развалить СССР.

Америка играла уникальную роль в мировой экономике. Производила около 20 процентов, а потребляла около 40 процентов мирового ВВП, потому что покупала дешево, а продавала дорого. В результате, как пылесосом, высосала ресурсы со всего мира. Но кризис в стране мог грянуть еще в 1980-х. Янки чудом удержались в 1987-м. Потом выскочили за счет распада СССР и захвата рынков, которые мы контролировали. Большое счастье им привалило. Но если бы в начале 1990-х США направили ресурсы, захваченные на территории бывших стран социализма, на погашение своих долгов, сделанных в 1980-х, можно было бы растянуть пиршество лет на тридцать. Но они делали новые долги.

Базовый принцип существования рынка – прибыль любой ценой – гнал вперед. За счет безотказного действия стимула получения прибыли они добились многих хороших результатов, но проели ресурсы, которые необходимо было бросить на обеспечение процветания в будущем.

Страна проела свои ресурсы на два поколения вперед. Постоянно стимулируя потребительский спрос, американцы создали государство с невероятно высоким уровнем жизни, в котором целые поколения людей не знают, что значит жить бедно или в чем-то себе отказывать, поскольку имеют дополнительный источник ресурсов – кредиты. Хотя надо сказать и такое: там есть и люди, живущие на пособия уже в третьем поколении.

Но вечно жить взаймы нельзя. Получается пирамида. Росли долги граждан и государства. Объем долга стал слишком велик, долги домохозяйств превысили объем экономики стран – более 14 триллионов долларов. Возникла ситуация, когда текущая доходность капитала оказалась ниже ставки привлеченных инвестиций. Долги отдавать никто не хочет, да и не может. Чтобы произвести выплаты по процентам на вклады инвесторов, реальных денег нет. Если выплаты и производятся, то не из прибыли, а по законам финансовой пирамиды, из средств новых инвесторов.

Закономерным итогом такого положения является банкротство финансовых институтов и инвесторов. Из-за недостатка финансирования катится вниз и реальное производство. Фиктивные финансовые активы, присущие только рынку, – петля на шее Уолл-стрит. Во время кризисов она затягивается с невероятной быстротой. Фиктивные – значит под них нет реального конечного спроса. Ими можно сколько угодно обмениваться между финансовыми институтами, но конкретному человеку или государству их продать нельзя.

И как бы лихорадочно ни пытались эту «фикцию» сбыть, никакая спешка не поможет. Можно крах отодвинуть, но избежать его нельзя. Был выход. Вернее, даже два. Первый – прекратить эмиссию, то есть выключить печатный станок и оздоровить экономику. Но в этом случае все финансовые активы – триллионы и триллионы долларов – мгновенно обесценятся. Рухнет вся финансовая система. Это вариант 1929 года. Великая американская депрессия. Тогда производство в США упало на треть, потребление – на 50 процентов. Сейчас же потребление может сократиться и больше. И кризис будет уже в масштабах планеты. Ибо доллар – главная мировая валюта, после 1971 года – единая мера стоимости.

Вариант второй – устроить гиперинфляцию, чтобы долги сгорели. Вариант кое для кого чудесный. Но не для всех. Суть: вы должны кому-то 100 рублей, а инфляция составляет 100 процентов. Через год ваш долг превращается в 50 рублей в фиксированных ценах, через два – в 25. А еще через несколько лет про этот долг вообще можно забыть. Так можно искусственно стимулировать банки, производство. Вот и делали Штаты все, чтобы не дать исчезнуть той части экономики, продукция которой не имеет спроса. Но все равно кризис масштаба Великой депрессии неизбежен. Самый опасный фактор – паника. Не должны все одновременно бежать в банки и требовать наличные. Наличные можно требовать только при плановой экономике, при коммунизме. При капитализме в тревожные времена (а кризис – именно такое время) надо менять психологию общества, сплачивать его. Лучший способ – найти врага, угрозу.

Для США это не впервые. В 1898 году, чтобы начать войну с Испанией, по итогам которой они отобрали у нее Филиппины и Кубу, американцы взорвали свой собственный броненосец «Мэн» на рейде Панамы. В 1941 году был Пёрл-Харбор. В начале 1960-х – знаменитый инцидент в Тонкинском заливе. Чтобы влезть во Вьетнам, американцы взорвали свой собственный крейсер. Оказывается, взрывы небоскребов 11 сентября 2001 года тоже были отвлекающим маневром – биржа была закрыта на несколько дней, так как экономические показатели августа в стране были очень плохими. Благодаря терактам американцы под шумок отказались от либеральных методов управления экономикой и перешли к прямому управлению со стороны государства и Федеральной резервной системы.

Но и эти маневры мало помогали. Гипотетически существует еще один действенный способ – отказ от рынка и переход к преимущественно плановому ведению хозяйства, характерному для коммунизма. Но это не для Соединенных Штатов, так как плановая экономика с ее справедливым подходом к делу не способна обеспечить желаемых высот благосостояния по определению – другие приоритеты, цели, нет поползновений грабить мир. Для Штатов отказ от существующей грабительской системы хозяйствования приведет к тому, что жизненный уровень населения этой страны резко упадет. Еще не было в истории случая, чтобы падение жизненного уровня, какого можно ожидать в США, произошло в таком масштабе. Будущее США – все, что угодно, но только не коммунизм.

Коренное отличие коммунизма от капитализма заключается в том, что при коммунизме ни о каком либерализме, являющемся третьей причиной кризисов (разрешено все, что приносит сиюминутную прибыль), не может быть и речи. Родоначальником современного либерализма – идеологии промышленной и финансовой олигархии – стал кальвинизм – идеология аристократической или купеческой олигархии XVI века. В те времена в Европе возникали все новые центры Реформации. Если профессор богословия Виттенбергского университета Мартин Лютер отвергал все, что, по его мнению, противоречило Священному Писанию, то в Швейцарии Цвингли создал еще более радикальное учение, принимая только то, что прямо подтверждается Писанием. Развил его теорию Жак Кальвин. Он утвердил идею предопределения. Дескать, одни люди заведомо предназначены Богом к спасению, а другие заведомо осуждены. А отличить «избранников» очень просто – одни богатеют, другие нищенствуют. Материальное богатство и было признано критерием любви Господа к тому или иному человеку. А долг «неизбранной» черни – повиноваться «избранным». Утверждалось, что, если человек имел возможность урвать деньги и упустил ее, это тяжкий грех. Он отверг дар от Бога. А тратиться на пустяки и развлекаться – разбазаривание дара Бога. Поэтому из жизни изгонялось все «лишнее»: искусство, музыка, танцы. Кальвин учил, что надо предавать смерти даже ребенка, если в нем «говорит дьявол» – дух непослушания, веселости, легкомыслия. Вместо Церкви был утвержден «национальный синод» – консистория пасторов, имевших право в любое время дня и ночи зайти в каждый дом и проследить за «праведностью» жизни.

Кальвинизм, породив теорию «общественного договора между властью и народом», дал современному либерализму рецепт достижения мира там, где о согласии, по сути, не могло быть и речи. Ссылаясь на библейские тексты об избрании царей Израилевых по воле Бога, кальвинисты приходили к выводу, что раз основатели династии были избраны народом, то и являются они лишь слугами народа. И обязаны править в рамках изначального «договора», охраняя права и вольности «общества», иначе они – тираны, и их свержение или убийство не только допускается, но и становится обязанностью подданных. Но только «народ» подразумевался отнюдь не буквально. Имелись в виду лишь «избранные».

Французский теоретик кальвинизма Юний Брут без обиняков указывал: «Когда мы говорим о народе, то подразумеваем под этим словом не весь народ, а лишь его представителей – герцогов, принцев, оптиматов, нобилей и вообще всех деятелей на государственном поприще». И как раз эти «представители» должны были оценивать действия властей и диктовать им свою волю.

Бытует мнение, что Запад менее идеологизирован, чем, например, бывший СССР. Но это отнюдь не так. Почти четыре века назад европейская наука (ее еще называют «наукой нового времени») поставила перед собой цель – выработать мировоззрение нарождающейся буржуазии. В результате была выработано то, что мы называем идеологией, – комплекс идей, с помощью которого человек понимает общество, социальный порядок и самого себя в этом обществе и в мире. Идеология быстро стала паразитировать на науке, а наука, став «сестрой» идеологии и заменив Церковь как высший авторитет, легитимирующий и освящающий политический строй и социальный порядок, пошла намного дальше в обмане масс и стала инструментом господства буржуазии в этом бренном мире.

Поражение СССР в «холодной войне» во многом обусловлено тем, что влиятельные круги нашей интеллигенции перешли на позиции буржуазной идеологии, не ставшей менее лживой после того, как стали утверждать, что идеология основывается на науке или даже составляет базу самой науки. Во всех странах Запада, где произошли великие буржуазные революции, ученые, философы и гуманитарии внесли свою лепту в программирование поведения масс посредством идеологии (читай – науки). В Англии – Ньютон и его последователи, которые из новой картины мира выводили идеи о «естественном» (природном) характере конституции, что должна ограничить власть монарха («ведь Солнце подчиняется закону гравитации»).

Ученый и философ Томас Гоббс развил главный и поныне для буржуазного общества миф о человеке как эгоистическом и одиноком атоме, ведущем «войну всех против всех». В Англии революция почти слилась с протестантской Реформацией, так что в идейном багаже английских революционеров преобладали религиозные мотивы. И как Ленин ни предсказывал революцию в Англии, она все никак не совершалась.

В более чистом виде манипуляция сознанием как большая организованная кампания проявилась во Франции. Здесь общество было подготовлено к слому «старого порядка» полувековой миссией Просвещения. Помимо великого дела по освобождению мышления человека и освоению им нового научного мировоззрения, деятели Просвещения осуществили глубокое промывание мозгов в чисто политическом плане, подготовив поколение революционеров, с чистой совестью затопивших Францию реками крови. Поскольку во Франции «властители дум» сплотили общество, в нем быстро возникло «самосознание». Началась теоретическая работа. Слово «идеология» впервые появилось именно здесь. Появилась влиятельная организация – «Институт», которым заправляли идеологи. Тогда же общество стало создавать важнейший для будущего господства класса собственников механизм – школу нового типа. Эта школа с первого класса делила поток учеников на два «коридора» – одни воспитывались и обучались так, чтобы быть способными к манипуляции чужим сознанием, а другие (большинство) – чтобы быть готовыми легко поддаваться манипуляции. Ну совсем как наши «школы для президентов». Просто потрясающе! Учебники по одному и тому же предмету были написаны одними и теми же блестящими французскими учеными, но для разных «коридоров». Школа стала фабрикой, «производящей» классовое общество.

Весь ХIХ век – это история того, как идеологи всех направлений (но все они в рамках одной общей платформы – индустриализма, основанного на вере в прогресс и законы общественного развития) черпают доводы из неиссякаемого источника – науки. И любая идеология стремилась объяснить и обосновать определенный социальный и политический порядок, который она защищает, через апелляцию к естественным законам.

«Так устроен мир» и «такова природа человека» – вот конечные аргументы, которые безотказно действуют на обычную публику. Разумеется, для современного человека убедительнее всего звучат фразы, напоминающие смутно знакомые со школьной скамьи научные формулы и изречения великих ученых. А если под такими фразами стоит подпись академика, а то и Нобелевского лауреата, то тем лучше. Чем больше идеолог и демагог похож на ученого, тем он убедительнее. Недаром Энгельс советовал Марксу писать «Капитал» как можно наукообразнее. Друзья знали, как немцы любят ученых.

Вообще взаимодействие науки и идеологии – очень большая тема. О воздействии идеологии на науку сказано достаточно много. Приведу несколько примеров. Для того чтобы проследить воздействие идеологии на поведение ученого, заглянем в далекое прошлое. Почему Джордано Бруно стал страстным проповедником системы Коперника? Еще до ознакомления с этой системой Бруно был радикальным политиком и религиозным реформатором и в своей идеологии отталкивался от древних египетских культов, важнейшим из которых был культ Солнца. Теория Коперника, поставившая Солнце в центре Вселенной, была воспринята им как абсолютная истина, дающая неопровержимое и научное обоснование его идеологической цели.

Как пишет Мирча Элиаде в своей книге «Космос и история», «Коперник видел свое открытие глазами математика, Бруно же воспринимал его как иероглиф божественной мистерии». Страсть Бруно обязана своей силой синергизму научных и идеологических убеждений. Синергизм (или кооперативный эффект) – важное понятие, без которого трудно верно представить себе реальные процессы в природе и обществе. Оно означает такое взаимодействие факторов, при котором эффект намного превышает сумму эффектов от каждого фактора, если бы они действовали порознь. Ученые употребляют наглядный для понимания этого пример: если смешать водку с портвейном, то получится «ерш», усиленное действие которого не вызывает никаких сомнений.

Созданная Дарвином теория происхождения видов, попав в грязные руки идеологов западного капитализма, сыграла свою роковую роль в затуманивании мозгов. Начнем с того, что на Дарвина мощное влияние оказали труды Мальтуса – идеологическое учение, объясняющее порождаемые рыночной экономикой неравенство и страдания. Представив как необходимый закон общества борьбу за существование, в которой уничтожаются «бедные и неспособные» и выживают наиболее приспособленные, Мальтус дал Дарвину вторую центральную метафору его теории эволюции – «борьбу за существование». Это научное понятие, приложенное к дикой природе, пришло из идеологии, оправдывающей поведение людей в обществе. А уже из биологии вернулось в идеологию, но снабженное ярлыком научности.

Отметим, что влияние идеологических факторов дарвинизма в разных культурах не одинаково. В России дарвинизм был исключительно быстро, практически не встретив оппозиции, воспринят как биологами, так и широкой общественностью. Но воззрения культурной среды России в 60—70-х годах ХIХ века были идеологически несовместимы с мальтузианской компонентой дарвинизма. В своих комментариях русские ученые предупреждали, что это чисто английская теория, которая вдохновляется политэкономическими концепциями либеральной буржуазии. Адаптация дарвинизма к русской культурной среде произошла под лозунгом «Дарвин без Мальтуса». Так что концепция межвидовой борьбы за существование у нас была дополнена, а порой и заменена теорией межвидовой взаимопомощи. Вспомните Кропоткина и его книгу «Взаимопомощь как фактор эволюции», изданную в Лондоне в 1902 году. На Западе же было восславлено самоутверждение индивидуума и стало подсознательной частью их культурного наследия. Там Русская идея взаимопомощи была забыта и отвергнута.

Притязания науки как социального института на доминирующую роль в культуре и общественной жизни стали очевидны уже в викторианской Англии. В дальнейшем становление науки шло параллельно с формированием рыночной экономики капитализма. Но еще до того, как возникла политэкономия – специальная наука, исследующая и обосновывающая «естественные законы» рыночной экономики, мощное идеологическое влияние было оказано и на естественные науки. Сама политэкономия формировалась под сильным влиянием механистической модели Ньютона, воспроизводя четыре ключевых принципа этой модели: зависимость от скрытых сил, выражение взаимодействия на математическом языке, унифицированный предмет исследования и установление равновесия как основной тенденции системы. Политэкономия, подобно механике, предполагала наличие «невидимой направляющей руки» (сейчас предпочитают говорить о «магии рынка»). Здесь субъект экономических отношений свободен, но подчиняется естественным законам.

«Атомизированный» человек приобрел право на свободное передвижение как в географическом, так и в социальном пространстве, на предпринимательскую деятельность и продажу своей рабочей силы. Важнейшими основаниями естественного права в рыночной экономике является индивидуализм людей-«атомов» и их рационализм. Выполнять рациональные расчеты и быть эгоистами входит в саму сущность человека, и с этим, мол, ничего нельзя поделать.

Первобытные люди в традиционно-архаичных обществах не понимали, что это за птица – «свободный индивид». В традиционном обществе у человека «я» и «мы» не разделены. Он – всегда частица рода или племени. Люди родоплеменного общества кажутся современному человеку неотличимыми друг от друга, типовыми. Архаичный человек не мог отделить себя от коллектива. Оскорбление, нанесенное роду или племени, становилось оскорблением, нанесенным ему лично. И наоборот. Об этом – в книге Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Средние века принесли человеку освобождение от родоплеменных уз. Но, отрываясь от них, он становится не суверенно-самовластной личностью, а членом корпорации (цеха или гильдии). Средневековые города были корпорациями корпораций.

Существовали корпорации купцов и юристов, горшечников и башмачников, оружейников и кузнецов, столяров и слесарей, музыкантов. Человек являлся частицей таких корпораций. У корпораций были свои органы самоуправления, выступавшие от лица всех, свои суды, церкви, система взаимопомощи и социального обеспечения. Внутри старинной корпорации не было конкуренции. Там все были один за всех и все – за одного.

Капитализм безжалостно разрушил старые цеха и даже украл имя «корпорация» для своих новых объединений. А личность стала отвечать сама за себя, конкурируя на рынке с себе подобными. Родилось всеобщее избирательное право. И так далее…

Вернемся во времена Аристотеля, который сформулировал основные понятия, на которых базируется сегодня видение хозяйства. Одно из них – экономика, что означает «ведение дома», домострой, материальное обеспечение экоса (дома) или полиса (города). Эта деятельность не обязательно сопряжена с движением денег, ценами рынка и т. д. Другой способ производства и коммерческой деятельности он назвал хрематистика (рыночная экономика). Это изначально два совершенно разных типа деятельности.

Экономика – это производство и коммерция в целях удовлетворения потребностей. А хрематистика – это такой вид производственной и коммерческой деятельности, который нацелен на накопление богатства вне зависимости от его использования, то есть накопление, превращенное в высшую цель деятельности. Это считалось и считается в любом традиционном обществе вещью необъяснимой и ненормальной. В древности доминировала именно экономика. Существовала, правда, и некоторая аномалия. Был тип людей, который действовал ради накопления. Если верить некоторым авторам, такими были, как правило, евреи. А люди с органичным восприятием мира справедливо считали, что на тот свет богатство с собой не возьмешь. Зачем же его копить?

Рыночная экономика – относительно молодая социальная конструкция, возникшая как глубокая мутация в определенной специфической культуре. Чтобы замутить людям мозги, рынок представлен его идеологами просто как механизм информационной обратной связи, стихийно регулирующий производство в соответствии с общественной потребностью через поток товаров. То есть как механизм контроля, альтернативный плану. Казалось бы, наивная уловка, но от этого не менее коварная.

Обман осуществить не так-то легко: были предприняты большие усилия либеральных идеологов, чтобы совершить глубокий переворот в традиционном мышлении людей. Первым камнем в основании этой искусственной конструкции стал индивидуализм собственника, на котором зиждется современное общество. Его заложила Реформация. Второй «корень» политэкономии – почти слившаяся во времени с Реформацией научная революция ХVI – ХVII вв. Из этих корней выросла новая антропологическая модель, включившая в себя несколько мифов, а потом, по мере появления на основе «науки» свежего и убедительного материала, получала все новый и новый материал для мифотворчества.

Для иллюстрации сказанного необходимо очень кратко остановиться на некоторых этапах истории науки. Так и хочется сказать, «истории лженауки», но и это будет неправильно: авторитет науки никак не умаляется от того, правильно или неправильно видит мир или его проявления ученый в данный момент. Печально только то, что результаты его трудов недобросовестный идеолог использует для своей выгоды.

Вначале, в эпоху триумфа ньютоновской картины мира, антропологическая модель базировалась на метафоре механического (даже не химического) атома, подчиняющегося его, Ньютона, законам. Концепция индивида, развитая целым поколением философов и философствующих ученых, получила как бы естественно-научное обоснование.

Современное общество так и осталось с той концепцией человека-«атома» (индивид – от лат. individuum – неделимое, латинский перевод гр. слова «атом»). Каждый человек является неделимой целостной частицей человечества. При таком подходе разрываются все человеческие связи, в которые раньше он был включен. Происходит атоматизация общества, его разделение на свободных индивидуумов. Заметим, что в традиционном обществе смысл понятия «индивид» широкой публике даже неизвестен. Здесь человек в принципе не может быть атомом – он «делим». В России человек представляет собой соборную личность, средоточие множества человеческих связей. Он «разделен» в других и вбирает их в себя. Здесь отсутствует сам дуализм: индивид – общество. Здесь человек всегда включен в солидарные структуры (патриархальной семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива, пусть даже шайки воров).

А у «них» из понятия человека-«атома» вытекало новое представление о частной собственности как естественном праве. Именно исходное ощущение неделимости индивида, его превращения в обособленный, автономный мир породило глубинное чувство собственности, приложенное прежде всего к собственному телу. Произошло отчуждение тела от личности и его превращение в собственность. До этого понятие «я» в себя включало и дух, и тело как неразрывное целое. Теперь стали говорить «мое тело». Это словосочетание появилось в языке не так давно, с возникновением рыночной экономики.

Заметим, что в мироощущении русских, которые не пережили такого переворота, этой проблемы, как видим, не существовало, зато на Западе это один из постоянно будируемых вопросов. Причем, будучи вопросом фундаментальным, он встает во всех плоскостях общественной жизни, вплоть до политики. Если мое тело – это моя священная собственность, то никого не касается, как я им распоряжаюсь (показательны дискуссии о проституции, гомосексуализме, эвтаназии). Запомни, читатель, что всякое проявление «свободы» на Западе – это цена завуалированного рабства, заключающегося в том, что бедный там никогда не станет богатым. Превращение тела в собственность обосновало возможность свободного контракта и обмена на рынке труда путем превращения рабочей силы в особый товар.

Далее. Превращение человека в атом, обладающий правами и свободами, меняло и идею государства, которое раньше было построено иерархически и обосновывалось, приобретало авторитет через божественное откровение. Государство представлялось патерналистским, и не классовым, а сословным. Лютер легитимировал возникновение классового государства, в котором представителем Бога становится не монарх, а класс богатых. Богатые становятся носителями власти, направленной против бедных.

Адам Смит так и определил главную роль государства в гражданском обществе – охрана частной собственности. Смит перевел ньютоновскую модель мира как машины в сферу производственной и распределительной деятельности. Это было органично воспринято культурой Запада, основанием которой был механицизм. Метафора мира как равновесной машины, приложенная к экономике, не была ни научным, ни логическим выводом. Иллюзия, будто все в мире предопределено, как в часах, что мир детерминирован, до сих пор лежит в основании механистического мироощущения Запада.

Не могу удержаться от следующего суждения: мне представляется, что перенос действия любых законов механики, природы на жизнь людей (как бы ни был Человек един с Природой) является ошибкой, объясняющейся желанием дать обоснование необоснуемого, побыстрее найти энциклопедическое описание и обоснование революционной идеи в жизни людей, приучить людей к убеждению в прогрессивности человеческой мысли вообще.

Не избежал ошибки этого перекоса и Карл Маркс. Менялась научная картина мира. В ХIХ веке был сделан важнейший шаг от ньютоновского механицизма, который представлял мир как движение масс и оперировал двумя главными категориями: массой и силой. Когда в рассмотрение мира была включена энергия, возникла термодинамика, движение тепла и энергии. Двумя универсальными категориями стали энергия и работа – вместо массы и силы. Это было важное изменение. В картине мира появляется необратимость, нелинейные отношения.

Сади Карно создал теорию идеальной тепловой машины, что опять повлекло за собой огромные культурные изменения. Новую трансформацию научного образа мира и перенес в политэкономию Маркс. Он ввел в основную модель политэкономии цикл воспроизводства – аналог разработанного Карно идеального цикла тепловой машины. Вместо элементарных актов обмена «товар – деньги» Марксом вводился полный цикл (как у Карно) возвращения в исходное состояние – воспроизводство. И, чтобы получить полезную работу, в одном случае надо было изымать энергию из топлива, а в случае Маркса для получения прибавочной стоимости надо вовлекать в этот цикл совершенно особый товар – рабочую силу, платя за нее цену, эквивалентную стоимости ее воспроизводства.

Мысль Маркса правильная, но натяжка имела место: рабочая сила была таким товаром, созданным «природой», который позволял производить «полезную работу». Но, по сути, в переходе от цикла Карно к циклу воспроизводства был осуществлен неосознанный скачок к неравновесной термодинамике, скачок через целую научную эпоху.

А далее Маркс сделал еще один важный шаг, соединив модель политэкономии с идеей эволюции во время завершающей стадии работы над «Капиталом», когда появилась теория происхождения видов Дарвина. Маркс тут же оценил ее как необходимое естественно-научное обоснование всей своей теории. Он немедленно включил концепцию эволюции в модель политэкономии в виде цикла интенсивного воспроизводства, на каждом витке которого происходит эволюция технологической системы. И так далее и тому подобное. Там было и непринятие концепции энтропии и неадекватная реакция в отношении второго начала термодинамики, и многое другое, что автор сейчас не готов рассматривать. Ограничимся выделением у Маркса главного, что дает основание говорить о нем как о человеке, значительно опередившем свое время, прежде всего – о законе прибавочной стоимости.

В конце ХIХ века Эмиль Дюркгейм предсказал, что старые корпорации вот-вот вернутся в другом обличье, на более высоком техническом уровне, – в виде профессиональных объединений людей с общей этикой и общим делом. Он фактически предсказал рождение корпораций: партии большевиков (партии нового типа) в 1903 году, равно как и корпоративистских режимов Муссолини и Гитлера.

Если подытожить все, что было сказано нами выше о дуализме западной политэкономии (экономика и хроматистика), и добавить, что рыночную экономику совершенно не интересует экологическое разрушение мира (я не оговорился – не только планеты, а и околоземного пространства), то рынок можно представить как совершенно аморальную, искусственно созданную комбинацию всевозможных средств организации жизненного процесса паразитирующей частью общества, прежде всего в экономике, и всевозможных способов управления им, при которой фундаментальная функция экономики – снабжать общество средствами существования – отошла на задний план или перешла в значительной мере к явлениям неэкономическим. На первое место вышло получение прибыли, чаще – сверхприбыли, инвестиции с целью извлечения доходов из экономик низших уровней, глобализация экономики. Например, вынос предприятий в страны, где сырье и рабочая сила в десятки раз дешевле, чем дома.

В современном западном мире денежный механизм из подручного средства экономики превратился в ее доминирующий фактор. Благодаря этому в сферу экономики стали включать сферы культуры, образования, развлечения, спорта и все другие, ранее таковыми не являвшиеся. Денежный механизм приобрел власть над экономикой, но не смог выработать противоядия от кризисов. Мешали пресловутый либерализм и человеческая жадность.

 

Глава 2

Есть еще и плановая экономика без кризисов

Поскольку капитализм приводит к не поддающейся контролю экономической власти (господство на рынке крупных монополий, которые реализуют свои интересы за счет потребителей, поставщиков и конкурентов; господствующая власть капитала над людьми в процессе труда и на рынке труда; возможность превращать экономическую власть в политическую; дискриминационная инвестиционная политика), в будущем экономическом порядке России не исключена смешанная экономика, в которой органически сочетались бы государственное регулирование и рыночная конкуренция. В этом экономическом порядке, иногда называемом социально-рыночным хозяйством, превалировать должно все-таки государственное регулирование.

Первым исходным условием для такого утверждения следует взять то, что в истории постоянно борются две линии (подмечено профессором Кара-Мурзой С. Г.): одна – производящая, творящая; другая – грабительская, присваивающая.

Второе: необходимо уяснить также, что не всякая организация производства и деловой жизни общества осуществляется в соответствии с экономическими принципами. Экономические критерии основываются на соотношении затрат на какое-то дело и его результатов. Социальные же критерии основываются на том, в какой мере деятельность людей соответствует интересам общества в целом. Третье: в природе не существует абсолютно положительных или отрицательных вещей. Что-то преобладает, но чаще – одно переходит в другое. Так и в экономике.

Для простоты рассуждений рассмотрим деятельность предприятия. Советскому предприятию устанавливались определенные рамки деятельности, включая перечень выпускаемой продукции, источники сырья и сферу сбыта продукции. И эффективность предприятия характеризовалась тем, насколько успешно оно придерживалось установленных правил и норм, а не его экономическими показателями. Тем, кто хочет возразить или оспорить необходимость такого подхода, сразу же напомню: они сами же будут бранить собственников продовольственного магазина рядом с их домом, если хозяева перепрофилируют его на продажу, например, антиквариата или оружия.

Сегодня нам говорят, что рынок решит все проблемы. Тогда следует еще раз определиться, что такое рынок. В современной России рыночной называют экономику Запада. При этом ей не дают реалистическое описание, хотя специалистов, способных сделать это, более чем достаточно. Не хотят давать. Не говорят о том, что идеи рыночной экономики играют не столько экономическую, сколько идеологическую и политическую роль.

Забегая вперед скажем: при рынке легче криминалу. По большому счету рынок это и есть криминал. Непонятно? Объясню. Либерализм штука обоюдоострая. Вы не задумывались над таким вопросом? Как это получается? Я, к примеру, окончил институт, даже два. Начало моей трудовой деятельности (до того, как меня «вытолкали» на якобы соблазнительную стезю – быть руководителем) характеризовалось ответственной работой и умственным напряжением.

Но деваться было некуда – «отрабатывай» диплом. Это неприкрытое насилие над личностью, но насилие благородное, разумное и действенное. Таких «закабаленных» в СССР был легион. И они были «трудоголиками», творцами, не понимающими своей «кабалы», свободными и счастливыми людьми. А что при рынке? Каждый волен податься туда, где ни мозгами, ни руками работать не надо: тут купил – там продал, тут прикинулся «чайником», обманул, обокрал, соврал, а там, глядишь, – лауреат и уважаемый человек. Либеральное общество, отлучающее людей от труда, хуже каторги, так как идет и ведет людей в никуда. Тех, кто прошел такое отлучение, уже не повернешь в былую «кабалу»: «За мою свободу кто-то отвечает наверху? Хрен вам!»

Итак, рынок. Только наивные люди могут поверить, будто эта важнейшая сфера жизни западного общества пущена на самотек, предоставлена самой себе или какой-то мифической «невидимой руке». Самоорганизующийся рынок – идеологический миф. При таком понятии легче воровать.

При рынке денежный механизм в его высшей функции власти над экономикой определяет судьбы стран, отраслей экономики, народов и даже целых регионов планеты. В этих условиях СМИ становятся одной из сфер приложения и активности капитала. Они не только вторгаются во все сферы общества, но и получают колоссальную власть над умами и чувствами людей. С другой стороны, современные «рыночные» попытки превратить информацию в «товар» с помощью разного рода патентов, копирайтов и прочих охранных мер препятствуют широкому внедрению в современную экономику инноваций, по сути, являются скрытым, но мощным источником инфляции.

Апологет свободного рынка Дэвид Хендерсон в книге «Радость свободы, или Рынок без тормозов» утверждал, что рынок решает все проблемы, особенно если государство не вмешивается. Полнейшая свобода даже в употреблении наркотиков. Никто не может запретить делать то, что я хочу. Но кризис опровергает все аргументы Хендерсона. В действительности везде и всюду никаких проблем рынок не решает. И все потому, что он нацелен не на производство и удовлетворение потребностей общества, а преследует цель – получение максимально возможной прибыли. И никак не мотивирует честный труд.

Огромные пространства России, особенно привлекающие алчущих «соседей» в приграничных областях, никогда не будут освоены без этой мотивации (даже путем дотации) и будут постоянно привлекать внимание наших экспансивных «друзей».

Установлено, что рыночные механизмы за всю историю человечества ничего, кроме хищничества не породили. Нигде и никогда капитал добровольно не защищал окружающую среду, используя ее только исключительно ради все той же прибыли и истребляя ее. В мировой практике гидротехники не было таких катастроф, как на Саяно-Шушенской ГЭС в августе 2009 года. В последние четыре месяца по распоряжению хозяев ГЭС турбины, даже требующие ремонта, во имя прибыли крутили с бешеной нагрузкой. А на техперевооружение и повышение безопасности СШГЭС ни рубля из прибыли не было израсходовано. Вот и произошла катастрофа, стоившая 75 человеческих жизней.

Вот что значит рынок… Природа мстит рынку за уничтожение жизни на земле. Кризис носит системный характер. Темпы и моды диктовал Запад. Несколько веков история цивилизации шла по его сценарию. И если описать результат кратко, то получается «развитие через разрушение». Создавая промышленность, капиталы и высокий уровень жизни, лидеры планеты все время разрушали – природу, другие цивилизации и культуры, общество и даже самого человека.

И вот произошел трагический надлом. Разрушать больше нечего. Земля балансирует на грани экономического коллапса. Демографический кризис налицо. Мировая война между стареющим богатым Севером и нищим, бурно развивающимся Югом – вот она, родимая, уже идет на всех фронтах. Некогда благополучный Запад, раскалываясь изнутри, стремительно распадаясь на бесконечно чуждые друг другу человеческие миры, стал устраивать глобальные финансовые казино. Обрабатывая мозги, они внушили всему миру мысль, что пришла эра «новой экономики», вечного роста котировок американских Кайтек и Интернет-компаний. Вкладывайте в них! И пошли вкладывать. Но разразился всемирный финансовый кризис. Начавшийся в США финансовый кризис распространился на всю мировую экономику, которая постепенно скатывается в рецессию.

При рынке эффективность производства – это не полезность продукции, а соотношение между издержкой и выручкой. Конкуренция лишь тогда действенна, когда она разоряет и губит отстающих. Основной принцип рынка: если производители соревнуются в «эффективности», то удовлетворение потребностей населения происходит автоматически, само собой.

Когда-то так и было, и предприятие, приносящее прибыль, богатело, но медленнее, чем его прибыльный конкурент. Ситуация изменилась с появлением фондовой биржи, когда появилась возможность относительно свободно и анонимно перемещать капиталы из предприятия в предприятие, из отрасли в отрасль.

Более прибыльное предприятие имеет большую инвестиционную привлекательность. Отток капитала из отстающей фирмы и ее разорение стали неизбежными. Это происходит и на уровне национальных экономик. Система свободного перемещения капитала в более прибыльные отрасли обескровливает некоторые из них, причем не убыточные, а просто менее конкурентоспособные. И где же выход? Опять план? Нет возражений против плана: когда речь идет о сравнении экономик стран, в качестве критериев используется не конкурентоспособность, а уровень гражданских свобод, наличие свободы печати, совершенство законодательной власти и т. д. На основании этих, непонятно как рассчитываемых показателей, ведется рейтинг инвестиционной привлекательности стран.

Конкурентоспособность. Критерий конкурентоспособности – это превышение доходов над расходами. В мировой рыночной экономике в конкурентной борьбе не обязательно побеждает тот, кто первый внедряет новые изобретения, новые технические решения, технологии. Выигрывает иногда тот, кто «внедряет» всякие нечистоплотные приемы. Коррупция и взятки играют более значительную роль, чем все остальное. Часто предложение более низких цен ведет не к победе в конкуренции, а к разорению.

И как тут не вспомнить рассуждения Явлинского? Достигаем качества в авиации так: строим три авиационных завода. Два разоряются, а третий выживает, но выпускает хорошие самолеты. Хорош гусь! Разорившиеся заводы – это разве не народное добро? В плановой экономике при планируемой прибыли снижение цен к разорению производителя не приводит. Оно приводит к увеличению спроса (см. ниже, главу о Косыгине).

Инвестиции – это долгосрочные вложения капитала в промышленность. Главное отличие инвестиций от дачи денег в долг состоит в том, что инвестор рассчитывает только на прибыль от производства. Опять неувязочка получается.

Конкретно для России с рынком все еще сложнее. В России чистый рынок – это еще большая утопия, чем коммунизм. Мы находимся в той зоне планеты, где для поддержания жизнедеятельности нужны гораздо большие затраты, чем в любом другом заселенном регионе Земли. Резко континентальный климат с долгой студеной зимой и коротким засушливым летом, огромные массивы земель, скованные вечной мерзлотой, громадные сухопутные расстояния, которые приходится преодолевать не на дешевом морском транспорте, а на дорогом наземном, – вот извечные проблемы русской экономики. Поэтому прибавочного продукта и ресурсов для развития в России всегда получали меньше, чем в других цивилизациях. Ресурсы, конечно, можно было бы у кого-нибудь отнять, воспользовавшись методами «добывателей трофеев». Но это все не для нас. Мы в последние годы не славились агрессивностью, хотя неразумно иногда грозили всем всемирной революцией. А сами на Севере уперлись в Ледовитый океан, где у моржей и белых медведей ничего не возьмешь. На востоке, слава богу, вышли к Тихому океану. Аляску задарма отдали Америке. В Европе русским противостоит объективно более сильная в экономическом и более устойчивая в политическом плане цивилизация, которая понимает, что вкладывать в нашу экономику деньги, – себе дороже будет. Можно, конечно, вкладывать, если платить работающим меньше или преследовать какие-то другие цели.

Существует ли альтернатива западному рынку? Существует. Даже в том виде, в каком коммунизм сложился в Советском Союзе, он стал реальной альтернативой западному образу жизни во всех основных его аспектах. Особенно если выделить в реальном коммунизме то, что образует сущность его социальной организации, что обусловлено его объективными социальными законами, и отбросить то, что было исторически случайным, поверхностным, ошибочным, обусловленным необычайно трудными условиями выживания, внешним влиянием и т. д.

Требуются, естественно, некоторые корректировки теории и практики. Это задача непростая. Но если исходить из исторического опыта русского коммунизма, то эта сложность может теперь быть сведена к минимуму. Ведь мы прошли колоссальный поисковый путь. Многое уже проверено временем. Вспомните: понадобилось несколько десятков лет на то, чтобы в государстве, уже живущем по экономическим законам социализма, сформулировать эти законы.

Почему я применяю слово «коммунизм», а не «социализм»? А применяю это скомпрометированное сейчас слово с целью отмежеваться от разрешенных для пользования терминов «социал-демократия» и разного рода «социализмов», например, хотя бы такого, как бывший шведский или какой другой, в которых от капитализма гораздо больше, чем от социализма.

Чтобы вернуться к прежнему нашему экономическому величию, к нашему свободному труду, к труду на благо тех, кто трудится, нужны героические усилия и историческое терпение. Но какие бы планы по улучшению жизни людей мы ни строили, Россия как точка отсчета роста мировой идейности существовать не будет до тех пор, пока на разговоры о коммунизме наложено табу. Даже на тот коммунизм, который был насквозь пропитан зловонной жижей конвергенции. Но сдаваться не следует, так как будущее за плановой экономикой. Говорят: так это уже было. В том-то и дело, что плановой экономики у нас как раз и не было. Почему – смотри ниже.

По мнению многих аналитиков, шансы Запада по преодолению неизбежных проблем сейчас и в будущем сомнительны, а шансы России (при возрождении) более обнадеживающие. Будущее русской нации неразрывно связано с возможностями российской экономики и с тем, насколько страна сможет дистанцироваться от Запада.

Наша «отсталость», наша естественная невозможность обустроить всю нашу территорию в обозримом будущем могут в очередной раз спасти Россию, поскольку нет ни одного явления в природе и обществе, которое нельзя применить с пользой для человека разумного. И еще раз заостряю внимание читателя на одном нюансе: если бы в России в посткоммунистическое время возобладали тенденции «нормального» капиталистического развития, то на идее «реставрации коммунизма» можно было бы поставить крест раз и навсегда. Но поскольку в стране продолжает твориться, при всей благопристойной видимости, экономический беспредел (наличие коррупции, а главное – криминальная фора для одних и невероятные поборы для других), а все «новые» с их награбленным никогда не получат легитимности, проблема смены ориентиров в экономике рано или поздно созреет до необходимости радикальных мер. Не обязательно это должен быть революционный взрыв со множеством жертв. Мы знаем, что Октябрьский переворот был почти бескровным.

У нас теперь коммунизм еще не победил в умах, но практически начал осуществляться в делах. В первой книге я показал, как в России капитализм долго не «прекращался» до тех пор, пока не произошла национализация промышленности, земли и банков. Только при вмешательстве государства в важнейшие сферы управления, в том числе – промышленностью, и при национализации собственности в стратегических отраслях нам можно выкарабкаться из кризиса.

Нет! Я не призываю «закрыться» полностью. Такая изоляция от внешнего мира, или самодостаточность, или изоляционализм, или полное самообеспечение, по-научному называется «автаркия». Ни одна сколько-нибудь разумная экономическая теория не отрицает, что самостоятельная экономика возможна. Но полная автаркия практически невозможна. Самый первейший недостаток автаркии – повышенный расход ресурсов из-за невозможности увеличить серийность производства. Выгодно было бы выменять побольше чего-то «у них» на часть крупной серии, производимой «у нас». Да и невозможно иметь все виды полезных ископаемых. Средства обороны и нетрадиционные виды производств в полной изоляции развивать крайне затруднительно. Но общий принцип должен быть таким: если уж продаем, то только те товары, в которых наименьшая доля стоимости определяется затратами на борьбу с неблагоприятными условиями, а покупаем то, что изготавливать приходится с большими издержками.

Россия, стремящаяся без ущемления своих национальных интересов интегрироваться в мировую хозяйственную систему, встречает и еще встретит на этом пути огромное количество проблем. И стремление скорейшего вступления в ВТО является не самым лучшим решением. Так как выгоды от международной торговли часто нейтрализуются нежелательными последствиями, являющимися следствием нестабильности западных экономик как таковых. Международная торговля является выгодной или невыгодной в тех же пределах, как и любая другая акция в экономиках капиталистического мира, основана эта выгода – на чем? Правильно: на конкуренции, выгоде, манипуляциях трудовыми, финансовыми, сырьевыми ресурсами и т. д. и т. п. Страны с менее эффективной экономикой (а в случае с Россией – с повышенным затратным механизмом) могут обеспечить конкурентную способность своей продукции только за счет более низкой заработной платы. Бывает так, что сдача в аренду спортивного сооружения для проведения, например, международного футбольного матча выгоднее, и хлопот меньше. Естественно, нам нужно избегать подпитки западных «друзей» такими активами, как облигации и акции. Но это мы уже «проходили» и осудили (жаль, что никого за это еще не посадили). Помня, что мы живем в мире всеобщей глобализации, мы наряду с отказом от буржуазной идеологии рынка должны выстроить такую модель плановой экономики, которая не помешала бы вписаться нам в мировую экономику, независимо от того, нравится она нам или нет.

Попытаемся разобраться в современной теории мировой экономики: что в ней является приемлемым, а что нет. Международная экономика может быть разделена на две основные области, одна из которых включает международную торговлю, а другая – оборот денег между государствами. Международная торговля соотносится с реальными сделками международной экономики, т. е. с теми операциями, которые подразумевают реальное перемещение товаров или фактическое вложение экономических ресурсов. Международная монетарная область содержит денежный аспект международной экономики, т. е. финансовые сделки, в частности приобретение американских долларов иностранными фирмами. И тут возникают проблемы. Примером одной из таких проблем международной торговли являлся конфликт между США и Европой по поводу европейских субсидий экспортерам сельхозпродукции. Примером международной монетарной проблемы служит спор по поводу того, должен ли курс доллара для внешних операций быть свободно плавающим или его следует стабилизировать правительственными решениями.

Страны участвуют в международной торговле по двум причинам. Во-первых, они занимаются внешней торговлей потому, что не похожи друг на друга. Они могут извлечь выгоду из своих различий за счет заключения договоренностей, согласно которым каждый должен производить то, что он умеет производить лучше других. И примеры таких договоренностей имеются. Во-вторых, страны занимаются торговлей для того, чтобы добиться экономии, обусловленной ростом масштаба производства. Другими словами, если каждая страна выпускает лишь ограниченный ассортимент продукции, то она может изготавливать товары этого вида в большем количестве, а значит, и более эффективно. Другие товары она покупает у торговых партнеров. Эффект увеличивается за счет того, что это получится дешевле, чем если бы она пыталась производить все необходимое самостоятельно. Против таких доводов возражений быть не может.

Сейчас в результате борьбы с кризисом Россия как держава начинает приобретать мировое значение как духовное понятие, с ее историей, великой культурой. А что ей противостоит? Даже до кризиса в развитых западных странах в режиме глобализации в ближайшие 10–20 лет ожидалось, что половина трудоспособного населения окажется без работы. А у нас работа будет всегда. Замечено, что дороги у нас разрушаются быстрее, чем на Западе, и не потому, что мы не умеем их строить. И дома, и коммуникации тоже разрушаются здесь быстрее. Виной тому континентальный климат на большей части страны и глубокое промерзание почв, вызывающее подвижки и разрушение строений и дорог. И чем больше мы строим, тем больше придется ремонтировать.

Только не следует пытаться догнать и перегнать Запад в «идиотизме» производства и потребления. У нас своя дорога не потому, что мы не хотим жить как все, а потому, что условия не позволяют нам делать это. Житель севера не потому пасет оленей, что не хочет выращивать бананы: на это есть множество причин, носящих естественный характер. И рынок не преемлим для нас, потому что оленеводу нужно постоянно помогать – при чистом рынке он не выживет.

В кризисных ситуациях капиталисты постоянно хватаются за плановые начала экономики как утопающий за соломинку. И это помогает. События 17 августа 1998 года подвели Россию к пропасти. Ельцин вынужден был, спасая себя и страну, во главе Правительства Российской Федерации поставить Евгения Примакова, который согласился на этот пост при условии, что его первым заместителем станет Юрий Маслюков. Неуверенность Ельцина в своей безопасности, желание вывести страну из катастрофически тяжелой ситуации и выиграть время заставили его согласиться ввести в Кабинет министров вторым человеком члена фракции КПРФ в Госдуме. Восемь месяцев Примаков и Маслюков боролись с кризисом и коварством Ельцина. Им удалось удержать ситуацию в руках, хотя они и не ставили своей целью очередной передел собственности или полную замену той экономической модели, которая тогда установилась в России.

Подобно зарубежной практике Ф. Д. Рузвельта в кризисный 1929-й в США, они стали проводить властное вмешательство государства в экономическую жизнь во имя общности интересов различных групп граждан, регионов и отраслей народного хозяйства. Но в борьбе с коррупцией они не смогли противостоять Семье, и все вернулось на круги своя.

Нехватка энергоносителей, нефти и газа сейчас, и особенно в будущем, поменяют правила игры. Никакого рынка в распределении нефти и газа в будущем не будет. Будет только план. Их распределение попадет в руки касты сверхгоспод, в руки тех, кто будет контролировать последние крупные запасы углеводородов в Персидском заливе, на Каспии, в дельте Оби и на востоке Сибири. Для США не будет задачи важнее, чем пробиться к этим запасам. А задача всего человечества – противостоять этим планам.

Итак, в плановой экономике имеются известные плюсовые стороны. Их не отрицают и даже используют. Расхожее мнение, что в крахе русского коммунизма «повинны» объективные минусы планового способа производства, не совсем верно.

Гипотетическая плановая экономика минусов, по определению, иметь не может, так как предполагает плановое же самосовершенствование. Самосовершенствование без предела (если, конечно, нет волюнтаризма).

Научно-технический прогресс и современное состояние электроники, при разумном планировании, способны решать задачи любой сложности. Я иногда ловлю себя на мысли, когда, задрав голову, смотрю на бесконечный ряд окон в каком-нибудь огромном офисе: что могли бы «напланировать» все эти робяты, если бы не протирали штаны с посредническими бумагами по спекуляции, а взялись за настоящее мужское дело – планирование производства в разрезе, скажем, отрасли.

Ошибки при планировании могут быть (и они были), но это были ошибки субъективного характера. О них поговорим ниже.

Это на практике, а в теории…

Давайте, читатель, разберемся с вопросами теоретического порядка.

 

Глава 3

Отрицая коммунизм, мы не знаем, что отрицаем

Нежелание многих людей даже слышать о коммунизме есть не что иное, как боязнь потерять статус-кво или получить заслуженное наказание за личный вклад в доведение человеческого общества до тех нелепостей, которые не укладываются в голове. Вот эти нелепости: первая – большинство людей на Земле или верят, или делают вид, что верят, в абсурдную идею, что мир (и антимир) сварганил Создатель; нелепость вторая – человек терпит, яки скот (доколе?), положение, когда богатые богатеют, а бедные беднеют; нелепость третья – человечество уничтожает самое себя, равно как и свою среду обитания.

Итак – коммунизм… Несмотря на все нападки на него и его отрицание, никто сегодня не может сказать (без ссылок на «липовые» авторитеты), что это такое. Почему же с завидным постоянством нечистоплотные люди это нечто отрицают? Да только потому, что коммунизм (любой) хочет избавить трудящихся от пут капитализма! Капитализм, глобализм и фашизм (национал-социализм) настолько дискредитировали себя в глазах населения планеты Земля, что ни один ответственный государственный деятель не будет объявлять их (без оговорок) национальной идеей.

И вот начинают мудрить. Путин сделал хитрый ход конем: он во всеуслышание заявил, что в России никогда не будет государственного капитализма. Он, конечно, имел в виду государственный капитализм советского периода. Но оболваненный и недостаточно политически грамотный русский обыватель подумал: «Ура! Братцы! Путин сказал, что треклятого капитализма не будет!». Ну и ну!

Трудность усугубляется тем, что в случае с коммунизмом идет смешение понятий: коммунизма с тем проектом, который был изложен Марксом и Энгельсом, самой идеи коммунизма и социализма, который был построен, который мы или видели, или нам о нем рассказывали, или о котором мы читали. Возможно, нам в обозримом будущем не удастся сформулировать, что такое коммунизм. Опасение такого рода оправдано по той причине, что, однажды сформулированная, такая формула обязательно окажется неокончательной, так как совершенствованию коммунизма нет предела. И он должен уточняться на основе согласия большинства (в этом неизбежность торжества самой идеи коммунизма, так как бедных всегда больше, чем богатых).

Следует, пожалуй, согласиться с теми авторами, которые считают, что Иисус, названный Христом, – историческая личность, а не легенда. Похоже, что он действительно нес в мир свое учение, которое не заглохло, как тысячи других сектантских выдумок, а проросло могущественными церквами. Вопрос лишь в том, что это было за учение? Поскольку в существующих на сегодняшний день Евангелиях это учение извращено до такой степени, что сам Иисус не узнал бы его, интересно знать, кто записал его идеи. А это ученики Иисуса, его единомышленники и соратники. Когда Иисус был казнен, они потерпели поражение и фанатично были настроены внедрить его идеи в умы людей.

Для того чтобы эти идеи впечатляли, самому Иисусу нужно было придать божественный облик, которого он при жизни, естественно, не имел. Известно, что Иисус не настаивал на своем божественном происхождении, хотя и не мешал людям так думать. Когда он погиб, этот вопрос для последователей Христа стал принципиальным, и ученики из благих побуждений в пропаганде в Евангелиях превратили его в Бога.

Имеющее место (это видно невооруженным глазом) несогласование легенд Матфея, Луки, Иоанна и других было компенсировано единым и примиряющим чудом о воскресении Христа. А Иисус в наших глазах предстает как коммунист-идеалист. Коммунист, верящий в божественные истоки коммунизма (коммунист в нашем понимании ни в коем разе не должен верить в божественные истоки чего бы то ни было). Иисус свой коммунизм (Царство Божие, Волю Божию) собирался установить в Иудее (не на небе) уже при своей жизни. Это сейчас трактуют так, что Царство Божие на земле он собирался установить во второе свое пришествие. И в основной молитве христиан «Отче наш» прямым текстом так и звучит: «да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»

И руководствоваться в духовной (гражданской) сфере Иисус должен был законами Моисея. Гражданская и социальная суть законов Моисея (я их не привожу в целях экономии места) имела такую направленность, что массы еврейского народа первоначально пошли за апостолами христианства, но позже евреи, проявив свою, известную нам сущность, так перетолковали законы Моисея, что исказили их до неузнаваемости.

Коммунистические идеи законов Моисея при тех евреях стали немодными. Возобладали низменные порывы, на первом месте из которых – фанатичная ненависть к другим народам. Пройдут века, появятся другие евреи, пассионарность которых приведет к возрождению идеи о построении коммунизма.

ХХ век отличался тем, что в это время во многих странах осуществлялась попытка построить государство на основе социалистической (коммунистической) идеи. Само по себе это в истории не новость. Государства, построенные по такому принципу, существовали в разное время в Месопотамии, Древнем Египте, Древнем Китае, в Перу до испанского завоевания, в государстве, организованном иезуитами в Парагвае и т. д. Но именно в ХХ веке коммунистические революции потрясли весь мир. Конечно, центральным событием была революция в России. Но одновременно революции были в Баварии и Венгрии, позже – в Китае, на Кубе, во Вьетнаме и в Камбодже. Насколько эти революции были коммунистическими, вопрос непростой, так как само слово «коммунистический» или «социалистический» еще ни о чем не говорит.

Попытаемся воссоздать, как выстраивалась теория коммунизма. Начиналось все с идеалов. Сейчас на Маркса вешают всех собак. А вот норвежский писатель Кнут Гамсун в начале XX века устами одного из своих героев говорил, что про Карла Маркса ничего дурного сказать нельзя. Тогда еще Гамсун был в здравом уме, и искренности его героя можно верить, так как тот произносил свою речь в приличном подпитии.

Ну так вот! Этот Маркс сидел, мол, за своим письменным столом, писал и уничтожал на свете (пока на бумаге) всевозможную бедность – теоретически. Описывал все виды бедности, все степени нужды, все страдания человеческие. Маркс макал перо в чернильницу и мысленно весь пылал и исписывал одну страницу за другой, заполнял целые листы цифрами, отнимал у богатых и наделял бедных, распределял громадные суммы, пересоздавал экономику всего света и осыпал миллиарды изумленных бедняков богатствами – все только научно, только теоретически!

И в конце концов оказывается, что в своем наивном увлечении люди взяли за исходную точку совершенно ложный принцип: равенство людей! Ну что тут скажешь? Умные слова. И Гамсун Маркса понял правильно и непредвзято. Вот именно – непредвзято. Чтобы понять коммунизм как таковой, нужно к этому применять, причем добросовестно и непредвзято, самые передовые методы познания. Результатом этого должно явиться описание некоего абстрактного, идеального, или идеализированного, коммунизма. И то тогда мы познаем только формулу теоретического, а не реального коммунизма.

Вообще-то коммунизм представлялся как мир счастья, в котором исполняются все желания, где прекратятся происки всяких сатрапов и издевательства богатых над бедными, где честным людям будет жить хорошо. Все учения о коммунизме имеют одно общее ядро – они основываются на полном отрицании современного им строя жизни, призывают к его разрушению, рисуют картину более справедливого и счастливого общественного строя, в котором найдут разрешение все основные проблемы современности, и предлагают конкретные пути для достижения этого строя. Если согласиться, как принято считать, что коммунистическая идеология зародилась, предположим, несколько столетий назад, и связывать ее с именами Т. Мора и Т. Кампанеллы и с тем обществом, которое они описали, то нужно признать, что большей нелепицы придумать нельзя… Говорить, что все это было хотя бы подобие коммунизма, – значит думать о коммунизме очень плохо.

«Утопия» Томаса Мора была опубликована в 1516 году. Ее полное название: «Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии». Тогда ее автор был влиятельным английским государственным человеком, делавшим блистательную карьеру. В 1529 году он стал лорд-канцлером Англии, первым после короля человеком в государстве. В 1535 году он выступил как решительный противник того преобразования Церкви, которое под влиянием Реформации проводил король Генрих VIII, отказался принести присягу королю как главе вновь созданной англиканской церкви, был обвинен в государственной измене и обезглавлен. Четыре столетия спустя католическая церковь приняла Мора в число своих святых.

«Утопия» написана в форме разговора между Мором, его другом Эгидием и путешественником Гитлодеем. Гитлодей повидал весь свет и внимательно наблюдал жизнь. Во время путешествия с флорентийцем Америго Веспуччи он был по его просьбе оставлен с несколькими товарищами «у пределов последнего путешествия». После странствий по морям и пустыням Гитлодей попадает на остров Утопию, где обнаруживает государство, живущее по справедливым законам, установленным мудрым законодателем Утопом.

Содержание «Утопии» призвано показать, что современные европейские государства есть орудия корыстных интересов богачей и каким идеальным является государство на острове Утопии по понятиям того времени. Это «идеальное» государство с современной точки зрения не выдерживает никакой критики. Достаточно сказать, что там царила вопиющая несправедливость в виде строжайшей иерархии и, конечно же, присутствовало рабство. А как же без рабства?

Прошло почти сто лет после первой «Утопии», и появился «Город солнца» Т. Кампанеллы, этого бывшего монаха-доминиканца. Кампанелла был философом, религиозным мыслителем, поэтом. В 1597 году он организовал в Калабрии заговор против испанцев, которым тогда принадлежала страна. Заговор провалился, Кампанелла был арестован, подвергнут пытке и осужден на пожизненное заключение. В тюрьме в 1602 году он и написал свое сочинение. В описываемом Кампанеллой государстве исповедуется религия Солнца. Там управление государством совпадает со священническим служением.

Приведенные выше «учения» были не единственными. До Реформации и после существовало огромное множество «социалистических» движений, в том числе и так называемые учения хилиастического социализма, имевшие религиозную форму. В религиозной литературе «хилиазмом» называется система взглядов, основанная на вере в тысячелетнее Царство Божие на земле. Выходит, хилиастический социализм и большинство других были не чем иным, как либо еретическими движениями, либо борьбой разных религиозных направлений, либо просто борьбой за власть. Случались и восстания. Эти ужасные катаклизмы, порождаемые волей вождей, людей, иногда возникавшие стихийно, имели некоторые общие черты. Недобросовестные люди, противники идеи коммунизма, выделили из этих черт самые радикальные, экстравагантные, возмутительные (по современным понятиям о жизни) и дружным хором вопят: все эти черты – суть, составляющая учение о коммунизме.

Какие же это черты? Приведем некоторые.

1) Глубокая зависимость коммунистической идеологии от религии (христианства). А в других случаях, наоборот, религия отрицалась, так сказать, с порога. Но почти во всех социалистических движениях идея равенства обосновывалась равенством перед Богом, тем, что люди были равными посланы в мир.

2) Необходим коренной перелом, разрушение старого мира, грядет новая эпоха.

3) Насильственный захват власти.

4) Беднейшие слои населения, захватив власть, избивали богатых или изгоняли их, а потом делили их имущество.

5) Отсутствие частной собственности, обобществление имущества, женщин, детей.

6) Стандартизация уклада и унификация образа жизни.

7) Выделение царей, вождей, иерархия, лояльные законы для верхов и жесткие для низов.

8) Смертная казнь как очень частая мера наказания.

9) Армия оказывает сопротивление иноземному врагу, но и имеет еще одну функцию – установление такого же строя в других странах.

10) Те или иные формы рабства.

Как видите, из этого набора мало что является бесспорным.

Чтобы превратить всю эту галиматью в ХIХ веке в «величайшую в истории человечества» светскую (нерелигиозную) идеологию, К. Марксу и Ф. Энгельсу надо было допустить определенный авантюризм. В мире, загипнотизированном претензией науки решать любой вопрос и санкционировать любые действия, естественно, для них притягательность науки была очень велика, а сроки поджимали. В 1831 году в Лионе произошло первое рабочее восстание. В период с 1833 по 1842 год – первое национальное рабочее движение. Ширилось движение английских чартистов. На повестку дня была поставлена подготовка теории революции. Необходимо было научно доказать неизбежность гибели капитализма и замены его социализмом. Они не поленились и проштудировали очень большое количество научных трудов из области политической экономии.

Определенное осмысление фактов экономической жизни началось задолго до того, как в ХVII веке выделилась особая область науки – политическая экономия. Многие экономические явления, которые стали объектом исследования этой науки, были известны уже древним египтянам или грекам: обмен, деньги, цена, торговля, прибыль, ссудный процент. И тогда уже люди начинали осмысливать главную черту производственных отношений. В той эпохе это было рабство. А безотносительно к той или иной эпохе – зависимость того, кто трудится, от работодателя.

Следует немного повториться.

Слово «экономия» (греч. – «ойкономиа», от слов «ойкос» – дом, хозяйство и «номос» – правило, закон) является заглавием особого сочинения древнегреческого историка и философа Ксенофонта, где в форме диалога рассматриваются разумные правила ведения домашнего хозяйства и земледелия. А его земляк из города Стагира Аристотель употребил уже термин «экономия» и производный от него «экономика» в том же смысле уже при анализе основных экономических явлений и закономерностей тогдашнего общества и стал, по существу, первым экономистом в истории науки.

Учитель и воспитатель Александра Македонского был сыном своего времени. Рабство представлялось ему естественным и закономерным, раба он считал говорящим орудием. Более того, в некотором смысле он был большим консерватором. Ему не нравилось развитие торговли и денежных отношений в Греции его времени. Идеалом для него было небольшое земледельческое хозяйство (в котором работают, разумеется, рабы). Это хозяйство должно обеспечивать себя почти всем необходимым, а немногое недостающее можно получить путем «справедливого обмена» с соседями.

Заслуга Аристотеля-экономиста состоит, однако, в том, что он первым установил некоторые категории политической экономии и в известной мере показал их взаимосвязь. Если мы сравним собранную из фрагментов «экономическую систему» Аристотеля с пятью первыми главами «Богатства народов» Адама Смита и с первым разделом первого тома «Капитала» К. Маркса, то обнаружим поразительную преемственность мысли. Правда, у последних она поднимается на новую ступень, опираясь именно на предыдущее.

Ленин писал, что стремление найти закон образования и изменения цен (то есть закон стоимости) проходит от Аристотеля через всю классическую политическую экономию к Марксу. Аристотель установил две стороны товара – потребительскую и меновую и пытался анализировать процесс обмена. Он ставил тот самый вопрос, который будет всегда волновать политическую экономию: чем определяются соотношения обмена, или меновые стоимости, или, наконец, цены – их денежное выражение. Ответа на этот вопрос он не получил, но высказал соображения о происхождении и функции денег и по-своему выразил мысль об их превращении в капитал – в деньги, порождающие для собственника новые деньги. Такой посыл великого грека позволил Марксу позже сформулировать важнейшую часть его экономического учения – трудовую теорию стоимости. Развитая Марксом на базе критического анализа буржуазной классической политической экономии, с представителями которой мы познакомимся ниже, теория состоит в том, что все товары имеют одно коренное общее свойство: все они продукты человеческого труда. Количество этого труда и определяет стоимость товара. Необходимым выводом из трудовой теории стоимости является теория прибавочной стоимости, объясняющая механизм эксплуатации рабочего класса капиталистами.

Напомню, что закон стоимости Маркса имеет простую формулу, которую вы не встретите в современных учебниках и заумных фолиантах: w = c + v + m, где w – стоимость единицы товара; c – материальные затраты, или «прошлый труд»; v – затраты на оплату труда, или «живой труд»; m – прибавочная стоимость, или «прибавочный труд».

Буржуазная политическая экономия нашего времени, опять же, используя те же экономические взгляды Аристотеля, трактует понятие стоимости товара как раз наоборот. Ей выгоднее стоимость товара трактовать как субъективную, то есть зависящую от полезности его. Более того, она меновую стоимость выводит из интенсивности желания потребителя и из наличия рыночного запаса данного товара. Кажется, логика в этом есть, но это кажущаяся объективность. Стоимость становится величиной случайной, «конъюнктурной». Проблема стоимости уводится в сферу субъективных оценок, а стоимость здесь теряет общественный характер, перестает быть отношением между людьми. Субъективная теория стоимости и все связанные с ней представления буржуазной политической экономии в принципе исключают эксплуатацию и классовые противоречия.

Прибавочная стоимость – это та часть стоимости товаров, производимых в капиталистическом обществе, которая создается трудом наемных рабочих сверх оплачиваемой капиталистом стоимости их рабочей силы. Она безвозмездно присваивается классом капиталистов. Прибавочная стоимость составляет цель капиталистического производства, ее создание и присвоение – общий закон капитализма.

Идея Аристотеля – знаменитое противопоставление экономики и хрематистики – была самой первой в истории науки попыткой анализа капитала. Придуманный им термин «хрематистика», не утвердившийся, в отличие от «экономики», в новых языках, обозначал «искусство наживать состояние», то есть такая деятельность, которая направлена на извлечение прибыли, на накопление богатства, особенно в форме денег.

Иначе говоря, хрематистика – это «искусство» вложения и накопления капитала. По Аристотелю, экономика – это естественная хозяйственная деятельность, связанная с производством необходимых для жизни продуктов, потребительных стоимостей. Она включает и обмен, однако, опять-таки, лишь в рамках, нужных для удовлетворения личных потребностей.

В античном мире промышленный капитал отсутствовал, но немалую роль играл торговый и денежный (ростовщический) капитал. Аристотель считал это противоестественным, но был достаточно дальновидным и предвидел, что из экономики будет вырастать злополучная хрематистика.

Политическая экономия как самостоятельная наука возникла лишь в мануфактурный период развития капитализма, когда в недрах феодального строя складывались уже значительные элементы капиталистического производства и буржуазных отношений. Об этом см. ниже в главе «Об истории экономической мысли».

Экономисты домарксова периода, в том числе и классики буржуазной политической экономии (Уильям Петти, Пьер Лепезан Буагильбер, Адам Смит, Франсуа Кенэ, Давид Рикардо), рассматривали капитал как накопленный запас орудий, сырья, средств существования и денег. Получалось, что капитал существовал всегда и будет существовать вечно, ибо без такого запаса невозможно любое производство. Этому пониманию Маркс противопоставил свое понимание капитала как исторической категории, возникающей в тех условиях, когда рабочая сила стала товаром, когда главными фигурами в обществе становятся капиталист, владеющий средствами производства, и наемный рабочий, не имеющий ничего, кроме способности к труду. Капитал выражает собой это общественное отношение. Если капитал и можно рассматривать как массу товаров и денег, то лишь в том смысле, что в них воплощается присвоенный капиталистом неоплаченный (прибавочный) труд наемных рабочих и что они используются для присвоения новых порций такого труда. Какие здесь могут быть возражения? Никаких. А вот вывод Маркса – раз капитал не всегда существовал, то он отнюдь не вечен, – вызывает сомнения. Капитализм, по-видимому, был, есть и будет. Но не везде.

Учение Маркса и Энгельса о коммунизме одним из источников имело утопический социализм, достигший своих высот в трудах Сен-Симона, Фурье и Оуэна. То, что было для них конечным пунктом, для Маркса послужило лишь исходной точкой его теории. Он наметил себе цель – любой ценой доказать, что существует путь революционной замены капиталистического способа производства социализмом и коммунизмом. На пути к этой цели Маркс сделал два важных открытия. Первым из них является совершенный им переворот во всем понимании всемирной истории. Он показал, что вся история человечества есть история борьбы классов, что во всей разнообразной и сложной политической борьбе речь шла всегда об общественном и политическом господстве тех или иных классов общества, о сохранении господства со стороны старых классов, о достижении господства со стороны поднимающихся новых.

Второе важное открытие Маркса состоит в том, что ему удалось выяснить отношения между капиталом и трудом – раскрыть то, каким образом внутри общества, при существующем капиталистическом способе производства, совершается эксплуатация рабочего капиталистом. Тщетно пытались буржуазные экономисты и социалисты дать научно обоснованный ответ на этот вопрос. Маркс ответ дал простой: на службе у капиталиста рабочий не только воспроизводит стоимость своей оплаченной капиталистом рабочей силы, но сверх того производит еще прибавочную стоимость, которая сначала присваивается капиталистом, а в дальнейшем по определенным экономическим законам распределяется среди всего класса капиталистов в целом и образует тот источник, из которого возникает земельная рента, прибыль, накопление капитала, – словом, все те богатства, которые потребляются или накопляются нетрудящимися классами.

Объяснив, как возникает прибавочная стоимость, Маркс попытался построить цельное экономическое учение.

Переход от классово-антагонистического общества, основанного на частной собственности и эксплуатации человека человеком, к бесклассовому обществу подлинного социального равенства и социальной справедливости. Главный момент – переход от стихийного к сознательно направляемому, планомерному развитию.

Проповедуя новый мир, К. Маркс и Ф. Энгельс видели только насильственный путь построения нового общества.

Они писали: «…Революция необходима не только потому, что никаким иным способом невозможно свергнуть господствующий класс, но и потому, что свергающий класс только в революции может сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать новую основу общества» (К. Маркс, Ф. Энгельс. Немецкая идеология. 1845 г.).

«Мирное историческое развитие может оставаться лишь до тех пор, пока те, кто в данном обществе обладает властью, не станут путем насилия препятствовать этому развитию. Если бы, например, в Англии и в Соединенных Штатах большинство в парламенте или в конгрессе получил рабочий класс, то он мог бы законным путем устранить стоящие на пути его развития законы и учреждения, да и то лишь в той мере, в какой это вызывается общественным развитием. И все-таки “ мирное” движение превратилось бы в “ насильственное” , столкнувшись с сопротивлением заинтересованных в старом порядке, а если эти последние оказываются побежденными силой (как в американском движении и французской революции), то они восстают против “ законной» силы”» (К. Маркс. Прения в рейхстаге о законе против социалистов. 1878 г.).

Первое реальное коммунистическое общество в истории было построено в России в результате насильственного захвата власти в октябре 1917 года. На первых порах, в период подготовки к Октябрьской революции и в первые послеоктябрьские годы, теория сыграла положительную мобилизующую роль. Но это продолжалось недолго. Как только русские люди нашли – скорее интуитивно, чем по теории вождей – пути к построению своего самобытного государства, теория устарела, изжила себя. А то, что изживает себя, становится тормозом движения вперед.

Ревизионизм был не в моде, и теория состарилась, не успев повзрослеть. Это привело к гибели всей идеи. Но коммунизм все же был построен. Старый мир был разрушен. Очевидно, новая цивилизация не могла возникнуть внутри старой. Ее в России просто не допустили бы – задушили. Как это случилось с Парижской коммуной и с попытками социалистической революции в Германии и Венгрии.

Построенный позже реальный коммунизм отличался от теоретического коммунизма, тем более – от гипотетического коммунизма. Суть гипотетического коммунизма каждый, особенно тот, кто занят производительным трудом, может, как альтернативу капитализму, сформулировать сколь угодно самостоятельно. Эта формулировка, вероятнее всего, будет отличаться от того коммунизма, который был построен.

Существующие описания коммунизма неполны, имеют ряд существенных неувязок, вскрытие и устранение которых – дело сегодняшнего дня, и хватит работы для будущих поколений. Но главным всегда остается следующее: в истории каждой цивилизации постоянно борются две линии развития. Одна – производящая, творящая. Другая – грабительская, присваивающая. Взаимоотношения этих ветвей развития непросты. Но каждая из них просматривается невооруженным глазом. Вторую, для простоты понимания, некоторые авторы называют «трофейным путем развития», а ее представителей – носителями духа «добычи трофеев», «трофейщиками». Для последних как-то безразлично, что будет с несчастными, у которых они отобрали плоды их труда, взяли их как трофей, добычу. И никто не будет отрицать, что дорогому некоторым сердцам капитализму присущ именно «трофеизм». В основе духа «охотников за трофеями» всегда лежит психология разделения человечества на «избранных», «элиту», и на говорящий двуногий скот. При таком раскладе искать капитализму альтернативу – актуально всегда и благородно.

И чрезвычайно важно отметить, что даже марксовский коммунизм отвергал дух грабежа, мародерства и присвоения. Не надо путать практику экспроприаторов с собственной идеологией коммунизма. Коммунизм стоял на первенстве труда, его важным принципом было: от каждого – по способностям, каждому – по труду. Первоначальный посыл был социальным: фабрики и лаборатории вместо борделей, планетарии и дома культуры вместо кабаков.

Вне зависимости от того, насколько правы были марксисты, и какой бы ни была невыносимой для некоторых их идеология, она давала правильное определение человеческих ценностей. Чему угодно, но только не тому, чтобы пожрать, со всеми переспать и, желательно «на халяву», урвать, учили нас семьдесят четыре года.

В посткоммунистической России имеет место устремленность в прошлое только как искусственно насаждаемая отрицательная реакция на бывший коммунизм. Выход видят в реанимации дореволюционных названий, обычаев, отживших явлений культуры, идей монархизма и т. д. А так как это делается искусственно, сверху, то приводит не к возрождению этих явлений, а к изобретению их вновь. Изобретаются, как идеализация (то есть фальсификация) прошлого, в качестве средства против советизма, как отрицание того эволюционного прогресса, какой имел место в советское время.

Казалось бы, надо искать ростки социализма, которые произрастали на всем протяжении истории русского государства, как об этом пишет А. Елисеев в книге «Социализм с русским лицом».

Но «хватает ума» обращаться к «былому величию России» из тысячелетней истории, то есть к православию. Эта беспрецедентная историческая деградация является очевидной, ибо с высоты исторического прогресса нам предлагают свалиться в пропасть незавидного маразма.

 

Глава 4

«За победу истинной веры!»

Из самой просвещенной страны с самым высоким уровнем идеологии Россия в поразительно короткий (с исторической точки зрения) срок превратилась в страну идеологического беспредела и религиозного умопомрачения, сопоставимого с таковым в исламских странах. Россиянам усиленно навязывается убеждение, будто православная религия и Церковь выражают национальные интересы русского народа. Являющееся «утешительным призом» христианское православие, рьяно поддерживаемое нынешней российской властью, фактически является средством обмана и направлено на поддержание существующего режима и на деидеологизацию населения России.

Имеет ли оно то влияние на души россиян, на которое претендует? Обман всегда имеет ограниченное распространение во времени. Не следует преувеличивать кажущуюся бесповоротность в таком важном деле, как совесть людей. Теперешняя мода на православие у нас пройдет (хотя православие никуда не денется), поскольку оно, православие, на деле не предохраняет от нравственного разложения населения и от преступности, не несет с собой никакого подлинного духовного возрождения и национального единения, создавая лишь имитацию их. Точно так же, как помои западной идеологии нисколько не западнизируют менталитет россиян по существу, способствуя лишь имитации внешних форм поведения на самом примитивном уровне. Несмотря на то, что все понимают, что религия помогает власть предержащим превращать людей в рабов, никто в нынешней России не осмеливается произнести хотя бы слово против Церкви. Но история знает множество примеров, когда смелые люди говорили: религия – мракобесие.

В год восхождения на престол новый папа удостоил чрезвычайной почести французского писателя Лео Таксиля (настоящее имя – Габриэль Антуан Пажес) аудиенции. Папа во время приема сказал Таксилю, что жизнь писателя «нужна для борьбы за католическую веру». Таксиль ушел от папы, ничем не выдав своих намерений, а 19 апреля 1897 года пошел на отчаянный поступок в зале Парижского географического общества на собрании представителей печати и католического духовенства, пришедших, чтобы послушать лекцию о дьявольских и диких проделках масонов. Он сказал собравшимся совершено неожиданные слова: «Папа побуждал всех срывать маску с масонов. А я сорвал маску с католического невежества, фальши и суеверия… Я доказал, что папа и высшие сановники церкви верят в этот абсурд…» Таксиля предали анафеме. А он в тот же год опубликовал давно им подготовленную «Забавную Библию».

Это было в конце ХIХ века. А вот пример ближе к нашим дням. Немецкий писатель, критик историографии и знаток Востока Уве Топпер в своей книге «Великий обман. Выдуманная история Европы», независимо от А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского демонстрирует механизм конструирования церковной и светской истории и «растягивание» хронологии в Европе и на Ближнем и Дальнем Востоке. Топпер, которого называют человеком Вселенной, сразу после гимназии (родился в 1940 году) отправился в шестимесячное путешествие по Египту. Потом поступил в Берлине в Художественную академию (всю жизнь – пусть худо-бедно – его кормили картины). Но любовь к Востоку снова срывает его с места, и он уезжает учиться в Пакистан: языкам, философии, этнографии, увозит туда молодую жену. Через несколько лет, спасаясь от влюбившегося в нее молодого князя, студент с женой оказывается в Северной Африке.

Затем страны Магриба, а также Пиренейский полуостров стали на всю оставшуюся жизнь главной любовью любознательного исследователя, желавшего все увидеть своими глазами. Около двадцати лет семья кочует с племенем берберов, только вместо верблюдов – берберские шатры. Скромный скарб, библиотеку и письменный стол с пишущей машинкой перевозит старый всеядный газогенераторный грузовик. В шатрах Топперы вырастили четырех детей. После воссоединения Германии Топпер, обосновавшийся тем временем сначала в Испании, а потом в Португалии, решает вернуться в Германию, не расставаясь тем не менее с жилой башней посредине виноградника, приобретенного в окрестности Порто. Начинается жизнь на два дома. Дважды в год Топпер с женой пересекает всю Западную Европу, каждый раз по новому маршруту. Каждый такой переезд превращается в исследовательскую экспедицию со сбором материала для новых книг.

Исключительно хорошо зная предмет и став на путь бесстрашного разоблачения искажения исторической картины мира, имея доказательства того, в частности, что датировки, относящиеся к теологии, не имеют ничего общего с действительностью, Топпер, между прочим, пишет: «Даже если Библия возникла на тысячу лет позже, мне-то какая разница? Я не верю содержащимся в ней историям и не признаю Библию ни как исторический документ, ни, тем более, как Слово Божье».

Согражданам, держащим в руках Библию, хотелось бы сказать, что Библия в Америке или в Англии, да и в Ватикане, совсем не такая, как наша. То, что Библия – не первоисточник, известно давно. «Официальный» канон Библии установлен лишь со времени нового Тридентского собора, длившегося с 1545 по 1563 год (во времена Реформации). По распоряжению собора было уничтожено огромное количество книг на ту же тему, признанных апокрифическими (неканоническими), в частности – «Летописи о царях иудейских и израильских», на которые ссылается сама Библия. То есть люди решали, что от Бога, а что нет. Следует осознать, что «летописи», в отличие от Библии, документ более достоверный, проверяемый и менее идеологизированный. А учитывая исторический факт, что Библия начала издаваться до Тридентского собора и что Церковь запрещала мирянам ее читать, следует думать, что она издавалась подпольно, в противовес официальной религии. Борьба за власть (а Реформация была именно такой борьбой) всегда сопровождается фальсификацией истории.

Именно поэтому Собор длился достаточно долго. И поэтому о религии до Реформации не сохранилось никаких свидетельств, ни письменных, ни архитектурных. Они полностью были уничтожены победителями (это древняя человеческая традиция). И не надо удивляться тому, как «демократы» поступают с историей. И еще. Фактически нет никаких археологических данных, подтверждающих события, отраженные в Библии. Практически каждое названное там историческое лицо либо не существовало в природе, либо имело иное имя, либо жило в другую эпоху. Да и текст Библии таков, что искренне и глубоко верующие люди, пытаясь вникнуть в суть сказанного в ней и понять Бога, нередко сходили с ума. И не только потому, что понять написанное почти невозможно, а исключительно вследствие попыток совмещения в одном человеческом сознании несовместимых нравственных категорий, якобы исходящих от единого разума – разума Бога. Невозможно для нормального человека представить, как некто может быть одновременно святым до самоотречения и в то же время убийцей, насильником и жуликом. Невозможно одновременно совместить в одном разуме сознание хищника и жертвы. Пример удручающего несоответствия для психики человека дан в самой основе христианства – Ветхом Завете и его заповедях.

Как сказал древнегреческий философ Эпикур, вера наивных людей во всемогущего и милосердного не выдерживает даже простого логического испытания:

а) Бог желает избавить мир от несчастий – и не может;

б) может, но не хочет;

в) не может и не желает;

г) и желает, и может это сделать.

Первые три варианта не согласуются с представлениями о самом Боге, а последний не согласуется с непрестанными несчастиями, которые преследуют человечество.

Наверняка молодой публицист-историк Егор Холмогоров знает все это, но, следуя моде, уделяет Русской Церкви слишком большое внимание и договаривается до того, что, мол, святость русского человека является потенциальной целью его жизни и «уже реализована в идее “ Святой Руси” , то есть бесчисленного сонма прославленных и непрославленных русских святых, тех, кто уже достиг конца лестницы на Небо» (подлинные слова Егора Станиславовича). Такая лестница, предположим, и существует где-то на краю Земли (Земля, по Холмогорову, наверняка плоская), но как быть со «святыми» типа внебрачного садиста, убившего своих родных братьев, Владимира Красное Солнышко. Этот в прошлом язычник, грешным делом, кроме нескольких законных жен (что обычно для язычников), имел восемьсот наложниц и три гарема. К тому же он приводил к себе и незамужних женщин, и девиц, был «ненасытен в блуде». Подлость этого «святого» не знала границ. В результате его принудительной христианизации Руси погибла (по некоторым источникам) добрая половина народа.

Шибко верующий в Бога Холмогоров утверждает, что «Русь уже прочно укоренилась на небесах, и, возможно, именно это и вызывает остервенелые попытки ее уничтожить». С «остервенелыми попытками» можно согласиться, но назвать хотя бы дюжину русских, которых без взятки могли бы взять на Небо, я не решился бы. Ну, может быть, Сергий Радонежский? А то – вся Россия! Прошу огласить весь список, а я попытаюсь доказать, что никакое отпущение грехов (даже за деньги) не даст право тому или иному кандидату попасть на небеса.

Христианство, как известно, на протяжении всей истории умело приспосабливалось к тем условиям, в которых ему довелось существовать. Католическая церковь была опорой феодального строя, она, по словам Энгельса, «окружила феодальный строй ореолом божественной благодати».

Когда на смену феодализму пришел капитализм, Церковь стала защищать его устои. Уже в период революции 1848 года папство выступило в качестве верного союзника буржуазии, утверждавшей свою диктатуру в Европе. В то же время оно объявило войну всему тому, что могло подорвать незыблемость буржуазного строя.

Опубликованный папой Пием IХ в 1864 году «Перечень главнейших заблуждений нашего времени» («Силлабус») предавал анафеме социализм и коммунизм, отвергал свободу науки и философии, общественный прогресс. Занявший в 1878 году ватиканский престол папа Лев ХIII рьяно доказывал, что главная опасность для империализма заключена в социалистическом рабочем движении и что Церковь располагает широкими возможностями для противоборства с ним. Но не только в рабочем движении видел Ватикан опасность для существующего строя.

Любое проявление свободомыслия, любое отступление от христианских канонов рассматривалось как посягательство на те порядки, которые установлены в обществе. Хотя религия все-таки дает человеку право выбора. Но если выбрал, тогда прощай свобода. Революция права выбора не давала: «Кто не с нами – тот против нас».

Нынешняя наша власть и иже с ними сохранили большевистские замашки: они тоже не имеют права выбора. Лишены элементарного человеческого права, данного каждому при рождении, определить, хотя бы для себя, что хорошо, а что плохо. Не имеют они права быть атеистами, так как стали заложниками своего положения.

Кто будет отрицать, что нехорошо храмы разрушать и в архитектурных памятниках устраивать конюшни. Прочитав о конюшнях, читатель, конечно, сразу подумал о коммунистах. Но задолго до большевиков конюшней в годы упадка Киевской Руси, в XV веке, служил в Киеве храм Св. Софии, удивительное произведение по архитектуре и отделке.

Можно не одобрять варварские действия большевиков в отношении храмов, но…

После Октябрьской революции во главе церкви встал московский митрополит Тихон, 5 ноября 1917 года избранный на Всероссийском церковном соборе Патриархом всея Руси.

Советская власть в первые месяцы своего существования приняла законы о свободе совести и верований и отделила Церковь от государства и школу от Церкви. Религия была признана частным делом граждан, Церковь потеряла право участия в государственной деятельности. Преподавание Закона Божьего в школах отменялось. Устанавливался гражданский брак и развод по суду.

Церковная собственность, в том числе крупные монастырские поместья, декретами Советской власти объявлялась народным достоянием. Эти декреты лишали православную церковь положения государственного института и в значительной степени подрывали источники ее доходов. Реакционные церковники с ожесточением выступили как против этих, так и других декретов Советского правительства. Только от имени Всероссийского священного собора вновь избранный Патриарх Московский и всея Руси Тихон (В. И. Белавин) подписал 16 антисоветских посланий к духовенству и верующим. Советская власть предавалась анафеме. Советские декреты объявлялись «сатанинским гонением».

О церковной антисоветчине подробно пишет Д. Л. Голинков в своей книге «Правда о врагах народа». Он пишет, что многие служители культа являлись непосредственными участниками вооруженных антисоветских выступлений. Но когда против патриарха Тихона, в связи сего публичным раскаянием в своих контрреволюционных выступлениях против власти, судебное дело было прекращено, он призвал верующих и духовенство православной церкви «со спокойной совестью, без боязни погрешить против святой веры, подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть».

После революции массы населения, даже не знакомые с марксистской доктриной, сами и с ликованием ринулись в безбожие как в новую религию, сулившую им рай на земле и в ближайшем будущем. Более того, они ринулись в безбожие даже не ради этого рая, в который они в глубине души никогда не верили, а ради самого безбожия как такового, хотя это стало трагедией для многих людей, которые этого как раз и не приняли.

Но для большинства людей это был беспрецедентный в истории человечества праздник – освобождение от пут религии. Какую бы великую историческую роль религия ни играла, она играла эту роль, накладывая на людей тяжелые обязательства и ограничения в их поведении, взваливала на людей тяжелый груз, служила средством их порабощения. Подобно тому, как многомиллионные массы населения в революцию и в Гражданскую войну сбросили путы социального гнета, не имея ни малейшего представления о том, получат ли они новое социальное закрепощение в будущем или нет, они следом за этим сбросили путы религиозного духовного гнета. И это было бесценным завоеванием революции, равным которому ничего нет. Без поддержки населения власти не смогли бы добиться такой блистательной и стремительной победы над религией, прораставшей в душах людей в течение многих столетий.

Чтобы новое общество, рожденное революцией, выжило и укрепилось, власть должна была определенным образом перевоспитать и воспитать многомиллионные массы населения, она должна была «вытащить на свет» многие миллионы более или менее образованных людей, способных осуществлять бесчисленные и разнообразные функции в обществе. Эти люди (кадры) должны были быть в разных сферах, начиная от простых рабочих и кончая руководителями всех рангов и профилей, в том числе и государственных руководителей. Коммунистическая идеология должна была в этом беспрецедентном в истории социальном, культурном и духовном перевороте сыграть решающую роль.

Начиналась битва за души и умы людей. А для этого необходимо было менять условия жизни и учиться, учиться и еще раз учиться. Чему? Да этому же самому – марксизму-ленинизму и всему прочему, что может пригодиться в земной жизни. Коммунисты получили такой человеческий материал, какой получили.

И после революции 1917 года проблема воспитания «нового человека», необходимого для реального коммунизма, встала перед творцами нового общества как проблема первостепенной важности. Коммунисты в беспрецедентных масштабах развернули работу по воспитанию, образованию, просвещению и идеологической обработке широких слоев населения всех возрастов и сословий, и молодых поколений – в первую очередь.

Для руководства этим грандиозным процессом и для его организации в повседневной жизни и была создана «религия» и «церковь» коммунизма – единая безальтернативная государственная идеология и сложный механизм идеологической обработки населения. Не буду вдаваться в суть гносеологических корней марксизма (это читатель может легко найти в литературе советского периода), но хочу сказать, что идеология систематизировала наши представления об окружающем мире, давала правильное определение человеческих ценностей и воспитывала нас в духе «человек человеку друг и брат». И настолько успешным было это воспитание, что по результатам оно не шло ни в какое сравнение с лицемерной моралью, насаждаемой религией. Хотя заповеди-правила одни и те же, но религия человеку их навязывает, а атеист их принимает добровольно. А то, что принято добровольно, всегда более твердо.

Отдавая должное религии, которая веками была социо-культур-ным механизмом, обеспечивающим единство всякой цивилизации, преодолевающим местную, этническую и хозяйственную разделенность наций и народов (в этом ее положительная роль в истории человечества), не следует забывать, что она приводила и к ужасным войнам на религиозной почве. Число жертв было ужасающим. В этих войнах не щадили ни стариков, ни детей. Наше православие здесь не является исключением.

Напомню читателю о неблаговидной роли Филофея с его идеей «Третьего Рима». В сочинении эпистолярного жанра, датируемом 1523–1524 годами, этот инок изложил «концепцию», краткая суть которой заключалась в следующем. Москва – последний оплот истинной веры. Сначала светоч ее горел в Древнем Риме, потом в Риме Втором – Константинополе. Но вот Константинополь, пойдя на сговор с Западом, утратил истинную веру и в наказание в 1453 году пал под ударами турок-османов. Значит, русские – это единственные подлинные христиане, а все остальные – еретики поганые и враги. Филофей и его последователи объявили нас богоизбранным народом, что, в общем, очень смахивало на ортодоксальный иудаизм с его идей исключительности евреев. Видимо поэтому некоторые острословы и называют нашу религию иудеохристианством. Отныне – мы Крепость Божия. Русь становится святой, но при одном условии: теперь главный авторитет – светская власть, а не духовная. Филофей произвел подмену того, чему учил Сергий Радонежский: самое главное – это дух, любовь и созидание. По Радонежскому, деятельность человека священна. Сакрален труд земледельца, ремесленника, ратный труд воина. Все они через свой труд выполняют божественное предназначение, охраняют и укрепляют веру. А по Филофею, отныне главным для русских стало не налаживание богоугодной жизни, а борьба с мечом в руках «за победу истинной веры». У русских не может быть союзников. Все кругом – неверные нехристи и еретики: немцы, татарва и прочие. Соответственно, ради осуществления христианского идеала Россия должна начать расширение – на восток и запад, север и юг. А во главе этой экспансии встанет царь, который понесет Божье слово другим народам на острие русских мечей.

Было бы неплохо, да задача для России оказалась неимоверно трудной. Климат был суровее, чем в Европе. Негров ввозить было неоткуда, крестьянских рабочих рук остро не хватало. Почвы – дрянь. Бояре за крестьян дрались друг с другом, переманивая их, старались всячески затруднить переход землепашцев из одной вотчины или поместья в другие. Это привело к тотальному закрепощению крестьян, которое началось с 1649 года.

Первой катастрофической неудачей проекта «Третий Рим» стала Ливонская война 1558–1583 гг. Молодое Московское царство решило прорваться к берегам Балтики, уничтожить одряхлевшее государство ранее могучего Ливонского ордена, а заодно и продвинуться на запад, отбив древнерусские земли, попавшие под власть Литвы, – Полоцк и его окрестности. Ивана Грозного «бес попутал»: вместо того, чтобы тягаться с Европой, он мог бы продолжить движение на восток и, вслед за покорением Астрахани и Казани, отрядить войско на завоевание Урала и Сибири. Его соблазняло западное направление, так как при благоприятном исходе дел это позволяло решить три безумно сложные задачи: во-первых, можно было отвоевать у литовцев и поляков благодатные юго-западные земли бывшей Киевской Руси – то, что потом назовут «Украиной», во-вторых, обеспечить прямой транспортный коридор через Балтийское море в Европу – Англию, Голландию, Северную Германию, выступавшие основными торговыми партнерами России; в-третьих, жизненно важно было ослабить Речь Посполитую – не только главного экспортера зерна в Европу, но и основного геополитического противника Московии.

Сначала все шло как нельзя лучше. Распался переживший свое время рыцарский орден. Русские войска заняли Нарву и Ревель. Наша мощная артиллерия «щелкала» старые замки рыцарей словно семечки. Но тут на помощь распадающемуся Ливонскому ордену выступила Речь Посполитая. Затем к ней присоединилась одна из сильнейших военных держав того времени – Швеция. Не остались в стороне могущественная Турция и Крымское ханство. А потом к ним добавились и венгерские отряды, сражавшиеся под знаменем Стефана Батория. На полях сражений против русских войск действовали наемники из Англии, Шотландии, Италии и немецких княжеств. Это была первая мировая война Запада против Востока. Начавшись как экономическая, война превратилась в схватку цивилизаций, в войну католиков и протестантов-лютеран против православных. Именно в результате этой войны русским навсегда отказали в праве войти в Европейскую цивилизацию. Это пришлось осознать нашим старым «западникам», и чем раньше осознают и новые, тем лучше.

Именно тогда, во время трагической для России Ливонской войны, которая была спровоцирована нашей православной церковью, сформировался архетип европейского воззрения на русских как на жестокую бородатую варварскую орду, как на вечных агрессоров, врагов «свободного мира». Этот образ вот уже много веков определяет взаимоотношения наших цивилизаций. Родился тот самый образ русских, который так умело использовали потом и Гитлер, и Рейган. Истинные агрессоры воспрянули духом.

Задолго до того, как родились и Гитлер, и автор плана «Ост» Альфред Розенберг, и Геббельс, и Рейган, и все другие, с их воплями о «советской угрозе», то есть более четырех веков назад, из-за маленькой шалости – идеи создания «Третьего Рима», стали вынашиваться планы подчинить, завоевать, покорить, навсегда лишить права на независимость этот легендарный библейский народ Мосх, с нападением которого на Европу связывались предсказания конца света.

Столкнувшись с объединенными силами Европы, изнуренная неурожаями, застуженная морозами, обескровленная внутренними усобицами, Московия потерпела сокрушительное поражение. Отпали от Московского царства исконно русские земли. Был отдан Смоленск, территориальные уступки пришлось сделать на севере. Русские ушли с Балтики. Унизительный мир не останавливал падение нашей страны в пропасть. Пройдет еще два десятилетия – польские войска войдут в Кремль, а на царском троне будут сменять друг друга самозванцы – люди без рода, без племени, посаженные польскими шляхтичами и католическими иезуитами. Страна погрузится в пучину разрухи и запустения. На нашу страну надвинется страшная Смута – гибрид гражданской войны, иностранной интервенции и диких рейдов по Руси жестоких казацких шаек, грабящих православных братьев наряду с поляками и другими иноверцами.

 

Глава 5

Воцарение Романовых

Между московскими боярами шла драчка за кандидатуру польского королевича Владислава Сигизмундовича. Эту кандидатуру и бояре вроде бы восприняли с облегчением: надеялись, что королевич положит конец кровопролитию и разрушению страны, вызванным появлением Тушинского вора (Лжедмитрия II), а также вражде боярских родов и их приверженцев, и сплотит вокруг себя все партии.

После свержения Василия Шуйского созванный «совет всей земли» окончательно избрал Владислава в цари. Сочувственно к кандидатуре относился и митрополит Филарет (отец будущего первого царя из Романовых), о чем свидетельствуют его грамоты. В последних числах августа 1610 года стали приводить жителей Москвы к присяге королевичу. В первый же день, 27 августа, присягнуло 10 000 человек. Присягали открыто в Успенском соборе. После этого разосланы были по городам известительные грамоты о выборе Владислава в цари, с приложением крестоцеловальных записей, по которым должна была совершаться ему присяга. Даже подозрительный к полякам и не сочувствующий воцарению иноземца патриарх Гермоген соглашался признать Владислава царем при условии, если от выбранного в цари королевича не будет никакого нарушения православной церкви.

Желание видеть Владислава царем московским объясняется взаимной завистью бояр и убеждением, что никто из бояр не удержится на престоле и не сумеет внушить к себе уважение. Но неожиданно появился новый претендент на московский престол в лице самого короля Сигизмунда. Подстрекаемый недальновидными своими католическими советниками, мечтая о соединении Польши и Москвы в одно государство под одним общим скипетром и опасаясь, как бы москвичи не уговорили Владислава принять православие, Сигизмунд отстранил кандидатуру королевича (который уже был номинально московским царем) и потребовал престол для себя, без всяких уступок в пользу русской церкви.

Это была его роковая историческая ошибка. Она частью возбудила, частью усилила настроение против поляков как со стороны бояр, так и народа, а в особенности духовенства; она дала толчок тем событиям, которые поляки предвидеть не могли и которые завершились избранием на царство Романова и возвышением Москвы.

Польша же с той поры стала постоянно утрачивать свои позиции сильной державы.

Второй ошибкой Сигизмунда явилось преждевременное празднование победы над Россией. В то время, когда в Польше гремели торжества по поводу победы над русским государством (сколько раз случалось: Москва – это еще не Россия), в Вильно в открытых тележках везли пленного царя Василия с братьями, Шеина, послов – Галицина и Филарета, тащили под восторженные вопли трофейные пушки, телеги с награбленным барахлом, в России русская земщина начала предпринимать решительные меры.

Отечественные историки были сторонниками поверхностной западной концепции, согласно которой Россия XVII века представляла собой централизованную абсолютную монархию. Из-за этого процессы Смуты воспринимались не вполне верно. Достаточно достоверно выглядит это время в описании Валерия Евгеньевича Шамбарова в его впечатляющей обилием имен и событий книге «Тайна воцарения Романовых». Времена Смуты предстают перед читателем как время колоссальнейшей неразберихи, вероломнейших предательств, постоянных грабежей, насилия, интриг, массовых убийств, зверств. Что характерно: страдал постоянно простой люд; высокопоставленных лиц, как правило, оставляли живыми – для обмена или продажи, а низших всегда убивали или съедали в голодные времена.

Государственностью и не пахло. Дело в том, что Россия была не абсолютистским, а земским государством! В каждом городе и уезде существовали органы земского самоуправления, обладавшие очень большими полномочиями. Земства представляли огромную силу. Во многом из-за этого города в одночасье то предавались «ворам», то отлагались от них, свергая назначенных воевод. А когда рухнула вся «вертикаль власти», «горизонтали» сохранились, что обеспечило живучесть государства.

Против казаков и поляков стал настраивать народ в Нижнем Новгороде некий Козьма Сухорук, прозванный Мининым, по имени своего отца. Для спасения Отечества ему не требовалось, подобно Жанне д’Арк, сверхъестественными явлениями убеждать кого-либо в своем предназначении. Он был земским старостой, какие и до него и после не раз избирались. И действовал в рамках своих полномочий.

В октябре 1611 года в Нижний пришла очередная грамота Троице-Сергиева монастыря о бедственном состоянии страны и необходимости мобилизовать все силы. Был созван общий сход, где Минин предложил формировать второе ополчение. Получил от «мира» согласие и начал реализовывать принятый «приговор», энергично возглавив сбор средств. Будучи торговцем мясом, из личных сбережений выложил огромную сумму – 500 рублей.

Минин следовал обыкновенному порядку мирской раскладки, по которому «окладчики могли грозить нерадивым и строптивым различными мерами взыскания и имели право просить у воеводы приставов и стрельцов для понуждения ослушников». Некоторые обвиняли Минина в исключительной жестокости и крутости и даже в том, что он «пустил в торг бедняков», т. е. продавал бедняков в рабство… на благо отчизны.

На призыв нижегородцев о сборе ратников первыми откликнулись смоленские дворяне, лишенные своих имений Сигизмундом. Стали искать предводителя – «честного мужа, которому заобычно ратное дело, кто б был в таком деле искусен и который бы в измене не явился». Подходящей кандидатурой явился стольник Пожарский, пользовавшийся безупречной репутацией и лечившийся от раны, полученной от поляков, неподалеку, в своем селе Мугреево. Нижегородцы послали смолян бить челом князю Пожарскому, который вел свой род от седьмого сына великого князя Всеволода Юрьевича Большое Гнездо, князя Ивана Всеволодовича, получившего в 1238 году в удел город Стародуб.

Весь Нижний Новгород встретил князя с великой честью, причем для ополченских дел им было составлено особое от городского управления правительство, которое должно было заменить как московское боярское в осажденном Кремле, так и подмосковное казацкое. Пожарский распорядился об обеспечении ратных людей жалованьем, назначив им от 30 до 50 рублей в год, что по тем временам составляло весьма большие деньги. А при переговорах он поставил необычное условие – дать ему в помощники «посадского человека». Я хотел было написать – «не комиссара ли для контроля?», но читаю у Валерия Евгеньевича: «И сам назвал Минина, чья деловитость и ум ему понравились. То есть выбрал себе толкового “ начальника тыла” . Кстати, это было новое в военном искусстве. В европейских армиях органов снабжения еще не существовало».

Совместно с ополчением «поганых» уничтожали и изгоняли и «самодеятельные» русские крестьяне, которые повсюду брались за топоры и вилы. Они составляли полчища так называемых «шишей». Зима дала им преимущества. Дороги занесло снегом, конница поляков вязла в сугробах. А шиши налетали из лесных чащ на лыжах, били врага и скрывались. Фуражисты пробивались в голодающую Москву, обоз охраняли 700 человек. Но им нельзя было разводить огня – тотчас, откуда ни возьмись, появлялись шиши, отнимали запасы и быстро исчезали.

А в осажденной столице поляки питались уже кониной, ели ворон и воробьев, падаль. Чтобы продержаться до прихода короля, полковники приказали вывести из тюрем заключенных и пленных и забить на съедение. Потом стали есть своих умерших. Потом – убивать друг друга. Но это после того, как сожрали гулящих девок, отиравшихся при воинстве. Потом принялись за слуг. Даже торговали в открытую человечиной. И здесь страдали в первую очередь бедные и беззащитные. Людей хватали на улицах, заготавливали мясо впрок. Бояр не ели, держали в качестве заложников, поэтому те, недосчитываясь слуг и служанок, вышедших за ворота, сидели по домам в ужасе – как бы и до них не дошла очередь.

И в Китай-городе, и в Кремле освободители столицы увидели жуткие картины загаженных церквей, разграбленных дворцов, обворованных гробниц. И повсюду в жилых помещениях находили чаны с засоленной человечиной, распотрошенные и недоеденные части трупов. В общем, было видно – и впрямь «поганые».

С лета 1612 года и по 1 февраля 1613 года происходил выбор кандидатуры на царский престол. Для избрания нового царя был созван собор. Земский Собор из представителей знатных родов, городов (торговцы, посадские люди) выбрал царя. Простой люд мало имел выгод от этих выборов…

На царский престол претендовали многие, в том числе шведский принц Карл-Филипп и «тушинский боярин» Дмитрий Трубецкой, но царем выбрали Михаила Захарьева-Юрьева, который при избрании на престол взял фамилию Романов. То есть Римский. Кандидатом на престол его выдвинула так называемая «польская партия» русских дворян и бояр. Те, кто в Смуту служил полякам, в целях собственной безопасности за предательство, «протолкнули» теперь на царство лояльного к своим прошлым деяниям царя.

Нынешняя власть явно поторопилась, заменив всенародный праздник Октябрьской революции на какие-то непонятные праздники – День народного единства и День согласия и примирения. Примирение тех, кто шел против поляков, с теми, кто был за поляков? Вопрос непраздный и, наверное, когда-нибудь будет решен по-другому, если будут учтены другие версии времен Смуты.

Хотя бы такая – из умной книги Ярослава Кеслера «Русская цивилизация».

«Очевидно, что в 1605–1620 гг. с внешней стороны в Московии происходила отчаянная борьба за власть и имущественные права между “ польско-литовской” и “ шведской” партиями. Борьба эта шла с переменным успехом: на первом этапе преимущество получила “ польская” партия, посадившая в Москве своего ставленника в 1605 г., затем “ шведская” партия сначала было взяла реванш с приходом к власти Василия Шуйского в 1606 г., но “ польская” уравняла шансы с выдвижением “ Тушинского вора” в 1608 г. и даже добилась, путем устранения Шуйского “ разменом” его на “ тушинца” в 1610 г., признания Владислава великим князем Московским. “ Шведская” партия при этом получила некоторую компенсацию в виде Смоленска в 16011 г. Новгородцы в это же время вели со шведами переговоры о приглашении на московское княжение шведского наследника Карла-Филиппа. А что же с внутренней, русской стороны? Юго-западные русские города-республики (т. е. Белая Русь-Литва) весь этот период поддерживали “ польско-литовскую ” партию и в конце концов не признали Романовых! Северо-западные русские города-республики (Новгородия) весь тот же период поддерживали “ шведскую ” партию и также не признали Романовых! Казаки выступали на стороне и тех и других: например, запорожцы были в союзе с поляком Жолкевским, у донцов были свои вожди типа “ Петра Федоровича” , Ивана Болотникова и т. д.

Города Поволжья от Твери до Астрахани и северные провинции до 1611 г. занимали выжидательную позицию. В частности, Дмитрий Пожарский исправно служил и царю Борису, и Дмитрию I, и Шуйскому, не нарушая при этом присяги. Характерно и то, что все временщики в Москве (не исключая и утвердившегося наконец Михаила Романова!) давали на себя “ запись” , т. е. обязательство ограничения своей власти республиканским Земским собором!

В 1611 г., когда наконец ярославская часть Новгородии и Володимерия поддержали польскую партию, оставшиеся не у дел при «польско-шведском» разделе влияния москвичи (лидер – Трубецкой), рязанцы, также долго выжидавшие (лидеры – братья Ляпуновы), и часть казаков (лидер – Заруцкий) бросились за своей долей в Москву, где переругались и их «ополчение» распалось.

Принципиальный момент 1611 г. – выход на обескровленную долгими разборками московскую сцену английской партии. До 1610 г. основная деятельность английских колонизаторов Поволжья не прерывалась – они исправно вывозили через Архангельск в Англию позарез необходимое Британии стратегическое сырье: селитру и серу с Нижней Волги для изготовления пороха, лен для изготовления канатов, необходимых как такелаж строившегося флота, скупавшийся ими на корню, сыромятную кожу для конских сбруй и т. д.

Когда же смена власти в Москве всерьез стала угрожать английской монополии на Волге, именно английская «Московская компания» дала деньги на вооружение наемной армии, которую позже назвали «народным ополчением».

Страной фактически правил отец новоиспеченного царя, получивший патриаршество из рук Лжедмитрия I и духовно откормивший второго Лжедмитрия – Тушинского вора.

Филарет долго сидел в Польше в плену. Там он неистово углублял свои богословские познания, и не где-нибудь, а в иезуитской академии в городе Мариенбурге. Целых 20 лет Михаил Федорович без папы не подписывал ни одной серьезной государственной бумаги.

Потом появляется Лжедмитрий Третий. По происшествии какого-то времени начинается полоса уже лжесыновей Лжедмитрия. Так, в 1644 году в Константинополе появляется вдруг царевич Иван Дмитриевич. Еще один мнимый сын Лжедмитрия объявился в Польше. При Василии Шуйском в Астрахани объявился царевич Август, якобы сын Ивана Грозного. С ним конкурировал в тех же краях царевич Лаврентий, но не «сын», а «внук» Ивана Грозного. В это же время в степных юртах Поволжья один за другим появляются новые «царевичи» – «сыновья» бездетного (!) царя Федора Иоанновича: царевич Федор, царевич Клементий, царевич Савелий, царевич Семен, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврила, царевич Мартын и другие.

Не хитрость, не лукавство, не легковерие порождали этих мнимых царей. В этом необходимо видеть проекцию извечной схемы «доброго царя и злых бояр». Эта надежда, эта вера в доброго царя как бы воплощалась, персонифицировалась, едва появлялся персонаж, пригодный для такой роли, и обстоятельства, которые благоприятствовали бы этому. Характерно, что все выступления, все движения эти были не просто против царя – некая устойчивая структура в сознании не допускала этого, они были против плохого царя, но непременно за хорошего царя.

Все самозванцы и являли такой образ – хорошего царя. Неудивительно, что, когда на Волге началось крестьянское восстание под руководством Степана Разина, при самом Разине находился мнимый сын царя Алексея Михайловича. Для многих современников донской казак Емельян Пугачев был не кем иным, как царем Петром III.

Но царь он и есть царь. При Алексее Михайловиче новый царствующий дом Романовых вместе с православием упился кровушкой паствы своей. В стране, покончившей со Смутой, происходил стихийный, подхваченный народом возврат к старым религиозным традициям, заветам Сергия Радонежского. Естественно, у романовской знати и народившейся государственной бюрократии старая вера сочувствия не имела. Государство для уничтожения «старых обрядов» и насаждения единого официально-казенного православия (которое существует у нас и по сей день) использовало патриарха Никона, наделив его полномочиями для проведения «реформы». Пресловутый Никон раскрепощенной, живой и разнообразной, как сам окружающий мир, вере «старообрядцев» противопоставил фанатичное ожидание конца света, сплавленное с буквальным следованием греческому книжному православию.

Не будем терять время на такого рода ерунду, как описание того, кто как крестился, а скажем главное – о чем умалчивает наша Церковь. Романовы навязали народу то, чего на Руси никогда не было: повелев креститься по-новому и запретив старые духовные книги, власть, может быть, впервые принялась преследовать людей за веру. Романовы начали казнить, жечь, насиловать, истязать. Никон освящал эту войну Романовых против собственного народа. После спровоцированного удара по своим патриарх Никон стал уже не нужен Романовым. Будучи обвиненным в претензиях на высшую власть в государстве, этот зловещий патриарх был низложен и отправлен в далекую ссылку. Дальше процесс пошел без него.

Восемь лет, с 1666 по 1674 год, царские войска осаждали оплот старой русской веры, крепость русского духа – Соловецкий монастырь. Смогли взять его только благодаря измене. Ворвавшись в монастырь, войска не только физически уничтожили монахов, героически сражавшихся за свою обитель, но и подвергли их страшным пыткам: заживо подвешивали на мясных крюках, вмораживали в лед, сдирали кожу.

Спустя некоторое время Романовы заживо сожгли духовного вождя «старообрядцев» – протопопа Аввакума – и десятки его последователей.

Параллельно с церковной реформой пошло закабаление крестьянства. Это всколыхнуло народные массы. Опорой крестьянских волнений стали казачьи поселения Дона и Урала. Восстание Степана Разина 1670–1671 годов на практике реализовывало славяно-казачью «демократическую» традицию и по своему значению было сравнимо со Смутным временем. Разина поддержала значительная часть стрелецких полков. В силу этого самодержавие выставило против восставших солдатские наемные полки и поместное дворянское ополчение. Борьба была тяжелой. Однако благодаря лучшему техническому оснащению самодержавию удалось одержать победу. После этой победы самодержавный абсолютизм укрепился. Романовы поняли, что в борьбе с собственным народом лучшими помощниками являются иностранцы. Неудивительно, что в царствование Федора Алексеевича Романова иностранцы при дворе находятся уже в значительном количестве.

Именно в это время, не без подсказки иностранцев-масонов, сжигается основная масса родовых книг русского дворянства. Так были уничтожены последние массовые источники истории русского народа. Православие, увы, искаженно трактует всю русскую историю. Оно подлейшим образом «обработало» души славян. Ведь именно из-за него и ради православия урезана наша история до смехотворно краткого периода, начинающегося с введения христианства. До этого русской истории как бы не было. Не было другой истории и при коммунистах: кроме истории партии и истории Петра I.

Именно потому, что христианство – чужая вера, основанная на чужой истории, само православие в России превратилось в религию исключительно догматически-ортодоксальную, не зовущую русский народ никуда, кроме конца света. И в наше время хитрая толстая старуха Русская православная церковь избрала в партнеры власть. А радикальные партии даже не удосужила взглядом за все более чем десять лет любовных отношений с этой самой властью.

И образно сказано болезненно уязвленным и уязвляющим Эдуардом Лимоновым: «Неприлично и глупо клясться в верности толстой старухе, которая вас, ребята, не хочет».

 

Глава 6

Один царь и два народа

У России всегда существовал гипотетический выбор: Запад или Восток. Западнизация, как национальный выбор, наносящий вред России, и прежде всего ее простому люду, определилась уже у предшественницы Петра, царевны Софьи. Этот курс твердо вводил в жизнь первый министр царевны князь Василий Голицин. Но именно при Петре I вестернизация стала необратимой – стала преобладать логика: чем дальше от основ русской народной жизни, тем лучше. Уничтожим патриаршество и сделаем Церковь государственным департаментом. Не братство, а иерархия. Не соборность, а господство. С той поры государство и его хозяева – императорская фамилия и ее приближенные – поставили себя выше общества, Русской цивилизации. Они отныне сами себя определили призванными изменить Россию, «цивилизовать» ее.

Будучи далекими от народа, не понимая основу основ бытия русских, они взялись перекодировать их на европейский лад. Невозможно без омерзения читать, каким образом «первый русский император» вторгался в святая святых русской цивилизации – в ее культуру, религию. И бороды он боярам брил, и в камзолы обряжал тогдашнюю элиту, и собрания-ассамблеи вводил. А водку вливал в своих приближенных насильно, так же, как насильно стремился насадить новую культуру, буквально вбить европейскую цивилизованность в подвластную ему державу. Положил сотни тысяч подданных на стройке пугающе-привлекательного, зловеще-пленительного и построенного не там, где следовало бы (постоянные наводнения), Санкт-Петербурга.

Суть петровских преобразований содержится в словах самого царя: он имеет дело с животными, которых предстоит превратить в людей. Саму страну он рассматривал как особо погрязшую в страстях да пороках, отсталости и мерзости. Для Петра Россия была страной, которую, подобно преступнику, предстояло провести через процесс жестокого исправления и жестокой переделки. Такой взгляд на Родину сложился у него под влиянием иностранных «специалистов», которых тогда у нас в стране насчитывалась целая армия в десятки тысяч человек. Его воспитывали швейцарец Гордон и немец Лефорт. Именно они привили Петру жажду необъятной власти, неуважение ко всему русскому, стремление все переделать по европейскому образцу.

Заставив русских людей преклоняться перед малограмотными иностранцами, Петру удалось заковать в кандалы русское общество. Все общество оказалось бесправным. Крестьянство было превращено в рабочий скот. С Петра оно стало работать на барских полях по пять дней в неделю, да еще и выделять даточных людей для службы в армии. Не раз Петр I своими безграмотными и недальновидными действиями ставил страну в положение тяжелейшее, буквально на грань катастрофы, хотя непосредственные побудительные мотивы петровских преобразований (необходимость срочно модернизировать армию и обзавестись военно-морским флотом) были объективны. Для этого надо было развить торговлю, поднять промышленность. Но за модернизацию была заплачена непомерная цена. Ресурсов для реформ Петра I в стране просто не было, и тогда Петр (а последующие Романовы это продолжили) решил добывать нужную энергию, разделив русских на два народа – господ и закрепощенное население. Развиваться, обладать культурой и жить в цивилизованных условиях должны и могут только господа-дворяне, а население низводилось до роли рабов, которые за все это должны платить – потом, кровью, имуществом. Народу уготовили эту незавидную участь: прозябать в унижении, погружаться в неизбежную бедность. Дворяне отделились от русского народа буквально всем – и языком (сначала немецким, а потом французским), и одеждой, и стилем жизни. Это было похоже на то, как цивилизованные европейцы вели себя в азиатских и африканских колониях.

Россия никогда колоний не имела. Романовы в колонию превратили собственную страну. На протяжении всей истории романовской империи народ подвергался беспрецедентной эксплуатации. Причем эксплуатация на протяжении полутора веков все усиливалась. От беспросветной жизни и тяжелого труда массы деградировали, существовала поголовная неграмотность, распространялось пьянство. В стране фактически устанавливается положение скрытой войны верхов и низов, открывается прямая дорога к Октябрю 1917 года. Вот и верь теперь тем шутникам, которые говорят, что революция в России, мол, – это случайность. Нечто подобное, между прочим, было и во Франции. Там дворянство тоже жировало и шиковало за счет собственного народа. Такая политика привела к революционному взрыву 1789 года и к безжалостному истреблению дворян.

В России издевались над собственным народом значительно больше, чем в Европе. И на то были известные причины. Малочисленный по сравнению с коренным населением России новый класс «еврорусских дворян» вобрал в себя множество кровей. В него вошли и собственно русские, чьи достаток и влияние полностью зависели от государства, и иностранные «специалисты», и остзейское (по-современному – прибалтийское) немецкоязычное дворянство. Кстати, последние имели огромный опыт господства над «нелюдьми» – покоренными еще в тринадцатом веке эстонцами и латышами.

«Еврорусские» жили в постоянном страхе перед перспективой быть поднятыми на вилы или спаленными в собственном доме. В этих условиях правящая элита Российской империи была вынуждена теснейшим образом взаимодействовать внутри себя, используя машину государственного насилия. Это взаимодействие было намного более сильным, чем в элите любой другой страны мира того времени. И все воровали. Несмотря на то, что в государстве правящая династия и петербургская элита в составе «прирученной» аристократии и высшего чиновничества владели основными богатствами России. Крали прежде всего у государства. И кто ближе был к власти – тот брал больше. Кто подальше – тот меньше. Воровали, конечно, больше всех русские аристократы. В итоге – хроническая отсталость, подчиненное положение России в мировой экономике и углубляющийся разрыв между Россией и технологическими лидерами. И проект Петра по европеизации России потерпел провал: в европейскую систему она вошла не как один из лидеров, а как ее сырьевой придаток, поставщик дешевых ресурсов, и как потребитель дорогой европейской продукции.

Тогда ничтожное меньшинство страны получило возможность жить «как на Западе», а подчас даже лучше. Во всяком случае, таких роскошных дворцов и балов, как в России, более богатая Европа не знала. Дворяне хотели иметь все самое лучшее. И все добывалось ценой неимоверного барского издевательства над русскими крестьянами.

Тупому русскому помещику, например в Рязани, хотелось жить так же роскошно, как и его французскому собрату по классу где-нибудь в Шампани. Наш господин тянулся к западному уровню потребления, но ему было невдомек, что климат во Франции мягче русского, что из-за этого французский крестьянин производит впятеро больше товарной продукции, чем наш мужик. Поэтому нашему помещику, чтобы купить всякие картины, скульптуры, клавесины и гобелены, нужно и эксплуатировать нашего мужика впятеро больше.

Недалеко ушел от дворян и новый класс промышленников, использовавших рабский труд намертво приписанных к уральским заводам полукрестьян-полурабочих. Он выжимал из людей все, до полного их оскотинивания. Когда нас призывают возрождать «славные» традиции романовской империи под двуглавым орлом (заимствованным у Батыя), хочется плеваться в ответ на такие идеи. Омерзение вызывают сцены крепостнической жизни с помещиками-мотами, с бешенством «от жира», с пустой и никчемной жизнью правящего класса. То, что делает нынешняя российская псевдоэлита, есть лишь концентрированное повторение строя мысли, образа жизни и поступков их предшественников прошлых веков. Каким надо обладать лукавством, чтобы, не краснея, утверждать (этим сейчас грешат все, без исключения (!), политики, общественные деятели и журналисты), что царская Россия – это рай на земле.

Если при Петре I дворяне и под пули ходили в атаку, и на крепостные стены бросались, и морское дело осваивали, и на верную смерть в дальние экспедиции ходили, то позже династия Романовых уже не мобилизует дворянство: ему даруются вольности, делающие государственную службу не обязательной, а добровольной. Помещик, с точки зрения мужика, превращается в сущего паразита, кровопийцу. Ведь он ничего не делает, а лишь жрет водку, устраивает балы да охоты, таскает в постель девок, в карты режется и покупает невесть что. В палатах барских – бабы каменные в раздетом виде да картины с голыми телесами. Срам один!

Как тут было не появиться «избавителю народа» – Пугачеву. А дальше – и того больше. У мужика появляется крамольная мысль: то, что в собственности у дворянина, все это на самом деле мое, моим потом политое, и я это должен себе вернуть. Мысль, вообще-то, справедливая породила исконную взаимную ненависть между верхами и низами в России. Дух «добывания трофеев» и мародерства, вначале сверху, а потом и снизу – глубокое неприятие между «европейскими» и массой собственного народа – вот что стало смертным приговором царизму.

И в России стали появляться силы, которые решили построить иную реальность, преодолев роковые пороки романовского государства. Разговоры о том, что никаких причин для революции в России не было, ничего не стоят. Я не прав? С чего бы это в «сытой и обильной» России крестьяне восстали и яростно сражались против власти еще в 1905–1907 годах. От хорошей жизни, что ли? Как и сейчас, тогда царская Россия по уши завязла в иностранных кредитах и выплачивала за них тяжелейшие проценты. В это очень «благополучное» время в стране не хватало капиталов, и поэтому приходилось приглашать иностранных инвесторов, которые, вовсю используя природные ресурсы и дешевую рабочую силу, ежегодно вывозили из России свои прибыли на совершенно законных основаниях. До сих пор на слуху названия дореволюционных предприятий, содержащие иностранные фамилии.

В восемнадцатом веке Россия хоть и расширялась, но не могла решить свои геополитические задачи. Мы гордимся славными победами русского оружия, гениями Румянцева и Суворова, Ушакова и Синявина. Мы знаем, что русская армия в ту эпоху стяжала себе славу непобедимой. За короткое историческое время империя занимает Северное Причерноморье, Крым, Приднестровье, Кавказ и Закавказье. Но какое воровство и транжирство распространится в армии! Правящие круги России профукали на дворцы и поместья, на фаворитов и развлечения средства, которые могли бы пойти на новое военно-техническое оснащение армии. И Россия терпит одно военное поражение за другим.

В Крымскую войну 1853–1856 годов Запад бросает против России солдат с дальнобойными винтовками, паровые винтовые корабли и даже первые броненосцы. Русский солдат вынужден был противостоять им с примитивными гладкоствольными ружьями, парусными кораблями и горсткой устаревших колесных пароходов. Уже тогда российский генералитет показывает себя косным и неспособным вести современную войну. А Русско-турецкая война 1877–1878 гг. велась так неумело, с такими потерями русских войск, что принципиально не изучалась в русских военно-учебных заведениях. Следующая крупная война, Русско-японская 1903–1905 гг., заканчивается позорнейшим поражением. Затем разражается Первая мировая война, в ходе которой царские генералы и чиновники допускают снарядный голод в армии, отступления, падение крепостей в Польше, сотни тысяч сдавшихся в плен.

Ожидание грядущей катастрофы царило среди передовых людей русского общества, которое со времен реформ Александра II верило в обновление и которое было глубоко разочаровано неукротимой реакцией, последовавшей за убийством царя в 1881 году. Оно созрело для категорических политических требований. Об этом свидетельствуют бесчисленные проекты, программы, литературные произведения, каждое – некий знак или обвинительный акт. Умами людей правили Бакунин, Белинский, Лев Толстой. А такие люди искусства, как Достоевский, Чернышевский, Михайловский, Леонтьев, Вл. Соловьев и Плеханов, сходились в одном: империя доживает последние годы.

Все наиболее влиятельные силы раздираемого противоречиями предреволюционного общества ждали скорого свержения царизма. Тем, кто хоть сколько-нибудь сомневается в неизбежности революции в то время, советую почитать великого сына России Максима Горького, который был не только современником и участником тех исторических событий, но в своих произведениях не оставлял места сомнениям в том, что надо было освободить русского человека от морального и социального угнетения и помочь ему всесторонне развивать свои способности и таланты.

И не надо вешать всех собак на коммунистов: царя в 1917 году сбросили не они, а те, кого с полным основанием величают «буржуазной демократией». Господа «демократы», ответьте: почему вы не призываете за свержение законной власти царя покаяться в содеянном своих братьев по классу, а делаете дурацкие нападки на коммунистов? Не комиссары и не красногвардейцы вынудили Николая II отречься в феврале, а генералы и министры.

Скажу больше: эпигонские историки советского времени, описывая общественные движения кануна революции, упоминают радикальные кружки типа «Народной воли», неонародничества или марксистские группки, представляя их лучом света в темном царстве. Фактически же их влияние до революции 1905 года, когда, собственно, появились первые контакты революционеров с рабочими, было ничтожным. Идеология основной массы русского народа и высших кругов ограничивалась православной религией, причем в умеренном звучании, и верой в доброго, справедливого царя. Такой идеологии соответствовала триединая формула, выдвинутая «Союзом русского народа» в 1905 году: «Самодержавие, православие, народность».

Но значительная часть интеллигенции к началу ХХ века интерес к религии утратила. Негативные образы священников у Л. Толстого в «Воскресении» и у Лескова в «Полунощниках», по-видимому, соответствовали таким настроениям. Стала создаваться легальная сеть политических организаций умеренных и не очень умеренных либералов. Либералам противостояли по своему духу и методам группы социалистической направленности: социал-демократы, социалисты-революционеры и анархисты, превратившиеся в партии к 1905 году.

После падения Порт-Артура 22 декабря 1904 года в стране наступило всеобщее уныние, озлобление. Люди были восприимчивы к антиправительственной пропаганде. Левые пророчествовали победу Японии и утверждали, что война ведется в интересах жадных капиталистов, захвативших концессию на реке Ялу. Социалистические и революционные идеи начали завоевывать симпатии у населения, не исключая даже помещиков. Началось забастовочное движение в Санкт-Петербурге.

А когда на крещенском параде в столице одна из пушек, оказавшаяся заряженной шрапнелью, пальнула в то место, которое было рядом с императором, и это могло стоить ему жизни, многим это показалось прелюдией к революции. Еще через несколько дней печально известный поп Гапон, имевший связи с Плеве и Зубатовым, повел огромную толпу рабочих к Зимнему дворцу, чтобы «донести» до царя чаяния народные. Как утверждают, царя в то время не было в городе, но принято считать, что именно он в Кровавое воскресенье стрелял в безоружный народ. Это явилось началом первой русской революции.

Революцию 1905 года Ленин оценил как генеральную репетицию. В ней уже присутствовали основные элементы революции 1917 года: поражение в войне, враждебное отношение образованных классов к монархии, уличные демонстрации под красными флагами. Советские историки писали, что тогда рабочие массы возглавляли большевики. Известно, что это не так. Ленин, несмотря на драматизм событий, проявлял осмотрительность и в Россию не спешил. Социал-демократы – и меньшевики, и большевики – еще не пользовались доверием рабочих. Первые попытки социал-демократов встать во главе забастовочного движения и придать ему политическую направленность рабочими резко пресекались. И начало забастовочного движения, и размах его застали врасплох и правительство, и революционные партии, да и самих рабочих, не предвидевших размаха движения и не имевших плана действий. Не было у забастовщиков и единого руководящего центра. Поэтому вскоре забастовщики оказались в сфере влияния «общества Гапона».

Георгий Аполлонович Гапон приехал в Петербург из Полтавщины, имея сан священника и диплом семинариста. Он был человеком амбициозным, и карьера священнослужителя с медленным продвижением вверх его не устраивала. Уже в полтавской кдадбищенской церкви он почувствовал силу своего влияния на массы. У него был незаурядный ораторский талант, и на его проповедях кладбищенская церковь заполнялась до отказа. Поэтому ему кто-то дал рекомендательное письмо к самому Победоносцеву. Письмо позволило Гапону в Петербурге поступить в духовную академию. Однако учеба в ней Гапону показалась скучной, его отчислили с третьего курса за неуспеваемость. Но Гапон сумел так себя поставить в академии, что, несмотря на отчисление, ему выдали диплом кандидата богословия. Гапон устроился священником в церкви Галерной гавани, посетителями которой были в основном рабочие. Проповеди рабочие слушали с превеликим вниманием. Им он внушал не верить социал-демократам, так как «все они евреи и иноверцы». Об этом прослышал Зубатов, выходец из охранки. С помощью Зубатова было создано «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», основанное на религиозно-патриотических началах. Собрание имело все: чудесное помещение, внимание властей и т. д. Это «общество» было костью в горле для Ленина и Ко.

С лета 1905 года, когда начали разгораться угольки будущего костра революции, и до 1907-го, когда он был уже погашен, режим придерживался стратегии «кнута и пряника»: реформы сменялись репрессиями. Царь объявил о своем намерении учредить «урезанную» законодательную Думу, которая будет выполнять функции совещательного органа. Это заявление только возбудило аппетит радикалов. Правительство предоставило большую независимость университетам, что привело к усилению беспорядков в студенческой среде. Полиция беспомощно наблюдала, как конференц-залы и студенческие аудитории превращались в места проведения политических митингов, где высказывались крамольные мысли и слышались призывы к свержению самодержавия.

Из докладов министра внутренних дел, «со всей покорностью представленных для августейшего рассмотрения», император узнавал о новых беспорядках в различных частях его обширной империи. Летом стали поступать сообщения о волнениях в армии, об отказе солдат стрелять в демонстрантов.

Из многочисленных революционных событий, предшествовавших пику революции 1905–1907 годов – декабрьскому вооруженному восстанию, выделим матросский мятеж на броненосце «Потемкин». По революционной легенде, восстание на «Потемкине» вспыхнуло из-за протухшего мяса, с которым был сварен борщ, 14 июня 1905 года в море, когда броненосец шел из Севастополя в Одессу. Офицерам не удалось его погасить, и почти все они были убиты и выброшены за борт. На броненосце был поднят красный флаг. По заранее согласованному плану вспыхнуло восстание одесских рабочих. Придя в Одессу, «Потемкин» стал на якорь. Его матросское руководство, которое возглавил Афанасий Матюшенко, выставило властям и гарнизону города ультиматум: «При сопротивлении город будет разрушен».

Часть команды сошла на берег, чтобы похоронить убитого в стычке с офицерами матроса Вакуленчука, бывшего старшим во время начала восстания. Залпы и одиночная стрельба в Одессе то возобновлялись, то затихали. Военные власти Одессы, желая избежать стычек с матросами «Потемкина» и поддерживающими их портовыми рабочими, вывели все войска из порта и перекрыли все выходы из него. К концу дня в порту начались погромы винных складов. Погромы начали портовые босяки, потом к ним присоединились все бывшие там и сумевшие проникнуть через кордоны и со стороны моря, и со стороны города. Открывали и разбивали бочки с водкой и вином и пили хлещущий струями алкоголь. Большая часть спиртного ручьями стекала в море. Затем начались грабежи продовольственных и товарных складов. Где-то вспыхнул огонь. Загорелись склады, портовые здания. У берегов вода покрылась пламенем, загорелись корабли у пристаней, не успевшие отчалить от берега.

По официальным данным, во время пожара в Одесском порту погибли 1200 человек. Раненные, обожженные и искалеченные исчислялись тысячами. Но на «Потемкине» началось брожение. Роль вожака незаметно перешла к К. Фельдману. После заседания судового комитета он огласил на палубе предложенный им план действий. Дать три холостых предупредительных выстрела, чтобы население укрылось от огня. Дать два боевых выстрела по театру, где заседали военные и городские власти, готовившие подавление восстания в городе. Направить делегацию к командующему с ультиматумом о немедленном освобождении всех политических, прекращении преследования жителей Одессы, выводе из города всех войск и передаче арсеналов народу. В случае неисполнения требований «Потемкина» броненосец начнет бомбардировку города.

На палубе установилась гнетущая тишина. Но скоро ее нарушил голос из матросской массы: «По городу нам нельзя стрелять». Затем это повторили несколько голосов в разных местах палубы. И вот уже большинство матросов закричали: «Нельзя стрелять! Долой вольных! Не пойдем на поводу у вольных!»

Под вольными матросы понимали пребывавших на корабле представителей разных партий, подстрекавших матросов к восстанию. Положение восстановилось после гневного выступления Матюшенко, сказавшего, что если матросы не хотят выполнять постановление комитета, то пусть тогда убивают или вяжут всех комитетчиков и социал-демократов и выдают их властям. За это им дадут чины и навесят кресты. Толпа сразу стихла.

В тот же день, 16 июня, орудия броненосца произвели холостые выстрелы по городу и два боевых. Снаряды почему-то в цель не попали, сделав большой перелет, и здание красивейшего театра в Европе не пострадало. Больше команд стрелять по городу комитетчики не давали, поняв, что их и в самом деле могут связать. Но и неприцельные выстрелы подняли в городе панику, и многие жители бежали из него.

А утром 17 июня к Одессе подошла эскадра из трех броненосцев и четырех крейсеров для подавления мятежа на «Потемкине». Но карательная акция не состоялась. «Потемкин» командам адмиралов с эскадры не подчинялся. Вместо того чтобы стоять на якоре, он вошел в строй эскадры, на некоторых кораблях ее матросы кричали «Ура!» мятежникам. Поняв, что в «Потемкина» стрелять не будут, адмиралы увели эскадру в Севастополь. Одесса пополнилась войсками. Восстание одесских рабочих было подавлено. «Потемкин» ушел в Румынию. Матросы оставили свой корабль и растеклись по румынским городам. Позже их стали преследовать, боясь, что они и вне России могут быть источником революционных идей.

Осенью 1905 года произошли новые мятежи и волнения в армии и на флоте: в Кронштадте, Севастополе, Владивостоке, Петербурге, Киеве, Харькове, Баку. После восстания на «Потемкине» революционная пропаганда в войсках и на флоте значительно усилилась. К концу 1905 года только местными организациями РСДРП было создано 27 военных групп в армии и на флоте. Комитеты выпускали много листовок, предназначенных для солдат и матросов. В листовках их призывали отказываться от подавления революционных действий рабочих и переходить на сторону восставших с оружием в руках.

Перед Николаем II встала сложная задача – совершить то, что он никак не хотел совершать. И была достигнута самая главная цель революции 1905 года – принуждение монарха создать в России основы правового государства. Но, с другой стороны, дав некоторые «свободы», царский манифест от 17 октября только возбудил аппетит экстремистов.

В октябре 1905 года в Петербурге в Технологическом институте собрался Совет рабочих депутатов. Председателем исполкома совета был избран адвокат Георгий Хрусталев-Носарь. Он прошел в совет по мандату рабочего Хрусталева, а когда из совета попал в правительственную комиссию, рассматривавшую требования рабочих, там подмена была обнаружена: Носаря выдала интеллигентская речь. Хрусталев-Носарь был арестован и из Петербурга выслан. Тогда его заменил в совете Троцкий. Помимо Троцкого, в руководстве совета состояли евреи Бревер, Эдилькен, Голдберг, Фейт, Мациев, Брулер и др. Некоторые авторы этим засильем евреев в руководстве Петросовета объясняют отрицательное отношению к нему питерских рабочих.

Центр подготовки всероссийского восстания был перемещен из Петербурга в Москву, где в это время многие предприятия еще бастовали. Но революционных сил Москвы даже для победы в ней одной было явно недостаточно. К началу восстания в Москве находилось всего около двух тысяч обученных дружинников. В ходе боев к ним присоединилось около 10 тыс. человек, не имевших хорошего вооружения. Войска были на стороне царского правительства. В ответ на действия армейско-полицейских сил в Москве началось сооружение баррикад. Не выдерживая напора карателей, кольцо баррикад сжималось вокруг центра. 13 декабря восставшие удерживали только Пресню.

Как только стало ясно, что дело проиграно, заварившие кашу изменили свою внешность, как могли, достали запасные паспорта, те, кто успел засветиться, собрали свои саквояжи, «прыгнули в скорые, и – привет» (Глушков Е.Ф).

Поражение революции 1905 года не только предоставило кратковременную передышку царскому правительству, но и сохранило большевизм и меньшевизм как политические движения.

Наступает, по расхожей характеристике, так называемая «столыпинская реакция». Петр Аркадьевич Столыпин предпринимал попытки предотвратить революционные выступления в стране путем реформирования порядков в России. Нужно отдать должное его настойчивости – он долго сохранял в неприкосновенности обреченный режим, так стремительно вознесший его на самую вершину власти. Он пытался создать в политическом плане какую-то связь между царем, правительством, обществом и представительными институтами. Но царь был далек от понимания чего бы то ни было и мало в чем ему помогал. Однако, помимо всего прочего, стараниями Столыпина впервые в России, наряду с законом, гарантировавшим права личности, свободу слова, собраний, свободу совести, Земской реформой, вводившей местное самоуправление, появились законы, ограничивающие использование детского труда, вводилось медицинское страхование для рабочих и лечение пострадавших на производстве.

Столыпин был из состоятельной и родовитой старой дворянской семьи. Являясь владельцем литовского имения Колноберже, предводителем уездного дворянства в Ковенской губернии, а потом став губернатором Гродно, он попал под влияние хозяйственного опыта Восточной Пруссии – образцовых немецких хозяйств – и тогда уже заразился идеей заменить русскую общину хуторами.

Столыпин считал, что крестьяне-единоличники, выйдя из общины и получив землю, будут за нее держаться, выжимать из нее максимум, что и даст толчок сельскохозяйственному производству в России. Как истинный российский бюрократ, он решил, что стоит осуществить его план наделения крестьян землей и переселения их за Урал – и капитализм в России будет построен всего за 20 лет. Увы, гладко было только на бумаге. Столыпин не учел ни волчьих нравов капитализма, ни менталитета русского крестьянина. В результате его реформа провалилась: более 60 % переселенных за Урал крестьян вернулись в свои края ни с чем, а хуторян-единоличников разорили перекупщики.

Цивилизованный капитализм с многомиллионным средним классом Столыпину построить не удалось. Социалистическую революцию 1917 года его реформы не только не предотвратили, но, наоборот, спровоцировали. И основным «пушечным мясом» революции стали разоренные в ходе его реформы крестьянские массы.

Земельная реформа Столыпина современниками оценивалась неоднозначно: Лев Толстой ее осуждал, Ленин – критиковал. Идея Столыпина была обречена.

Вот что пишут Сергей Валянский, Дмитрий Калюжный в книге «О Западе, который пыжился, пыжился, а Россия сама по себе»: «Для половины территории России (севернее линии Петербург – Вятка – Ханты-Мансийск – Магадан) ни о каком сельском хозяйстве, кроме оленеводства и мелких огородов, говорить не приходится. В России в средней полосе сельхозработы идут с мая по октябрь, а, например, во Франции – фактически круглый год. Французский крестьянин мог прокормить семью из 4 человек с 5 гектаров пашни, а русский – хорошо если с 20, а то и с 30. Урожай у русских бывал на нечерноземной почве сам-2 или сам-3, а в Западной Европе еще в ХVII веке сам-12. Поэтому французский крестьянин мог себе, к примеру, позволить быть единоличником-фермером, а русский испокон веку кучковался в общины, где царил дух артельности, ибо только при взаимопомощи во время пахоты, уборки и продажи урожая можно было как-то выкрутиться, а старики и больные только и могли выжить с помощью «обчества».

Этим объяснялось нежелание большинства крестьян выходить из общины (на отруба, несмотря на все усилия Столыпина, перешло не более трети русских крестьян в южных районах России и Сибири).

Александр II, освобождая крестьян, не спешил отменять общинное землевладение. Существо же столыпинской реформы и заключалось в том, чтобы вынудить крестьян выйти из общины и закрепить за ними тем или иным путем наделенную землю, выделяемую им в наследуемую частную собственность. Столыпин был в одном прав: иначе они сами отнимут эту землю у помещиков. Предполагалось экономическими методами побудить помещиков продавать свою землю крестьянам, а также использовать государственные и иные земли для наделения ими крестьян. Подразумевалось, что постепенно число крестьянских собственников и площадь земли в их руках будут возрастать, а община и помещики будут ослабевать. На поверку произошло обострение социальной напряженности.

Своей аграрной реформой Столыпин парализовал действия либералов. Своей политикой он вызвал «полевение» оппозиции: произошло сближение некоторых октябристов с кадетами и наиболее радикальных членов партии кадетов с наиболее умеренными социалистами, в то время как левое крыло социалистов стало еще радикальнее.

Пытавшийся спасти погрязшего в обывательщине и часто пьяного подкаблучника Николая II, Столыпин вошел в историю как «душитель» революции.

Прелюдией к Октябрьской революции явился вошедший в историю Ленский расстрел.

Золотодобычей на Лене занималось «Ленское золотопромышленное товарищество». «Лензолото» принадлежало сыновьям богатого барона Гинцбурга. В правление акционерного товарищества кроме Гинцбургов входили еще знаменитый А. И. Путилов (Путиловский завод в Петербурге), А. И. Вышнеградский, а в числе крупных акционеров состояли граф С. Ю. Витте и императрица Мария Федоровна – мать Николая II.

Условия жизни и труда на приисках: 15—16-часовой рабочий день, система штрафов, скверное питание, очень низкая зарплата. 29 февраля 1912 года нечеловеческая эксплуатация вызвала стихийную забастовку на Андреевском прииске. Поводом к забастовке стала выдача гнилого мяса в лавке. Забастовщики требовали не так уж много – восьмичасового рабочего дня, отмены штрафов, повышения зарплаты на 30 %… В общем, никакого покушения на основы основ. Но администрация никаких шагов в сторону улучшения условий труда не сделала, и забастовка распространилась на остальные прииски Лены, Витима и Олекмы. Правление «Лензолота», имея вышеупомянутую «крышу», не нашло ничего умнее, как договориться о посылке войск. Власти арестовали почти всех членов стачечного комитета. 4 апреля толпа рабочих, больше двух тысяч человек, двинулась к правлению Надеждинского прииска, чтобы вручить чиновникам прокуратуры свой протест и потребовать освобождения товарищей.

По команде жандармского ротмистра Терещенкова солдаты открыли огонь; около 270 человек были убиты или скончалось потом от ран; порядка 250 были ранены.

Ленский расстрел вызвал по всей стране стачки и митинги протеста, в которых участвовало не меньше 300 тысяч человек. Либеральная и революционная интеллигенция усилила критику политического строя Российской империи и правительства. Интересно, что главные акционеры приисков в прессе не фигурировали.

Основным требованием забастовщиков поначалу было повышение заработной платы, однако постепенно забастовки приобретают все больше форму настоящих бунтов против подневольного режима и различных форм притеснения на заводах и фабриках. Это ставило царский режим, притеснявший до этого времени непосредственно лишь передовые слои общества и угнетавший национальные меньшинства, в притеснителя миллионов русских людей, которые, работая на заводах, это реально осознали с помощью революционной пропаганды и агитации, проводившейся всеми партиями.

Столыпинская реформа, начатая после поражения революции 1905 года, усугубила раскол между монархическим строем и крестьянством. И как только многомиллионные массы крестьян были организованы в армию, получили оружие и были достаточно измучены на войне, был запущен процесс быстрого созревания революции, и при малейшем толчке в феврале 1917 года армия вместе с рабочими Петрограда упразднила монархию без всякого насилия.

Часто раздается плач по утраченным экономическим вершинам царской России. Эта оценка не соответствует действительности. Современники «чудесной поры» империи Романовых не заходились в восторге от состояния дел, а наоборот, предрекали страшный финал России.

Хотя благодаря усилиям премьеров Витте и Столыпина к 1913 году Россия начала преодолевать отставание (по сравнению с Западом) в росте экономики страны, но еще ввозила около трети или половины необходимых ей промышленных товаров.

Она уже достигла (с участием, конечно, иностранного капитала – а как же иначе?) больших успехов в строительстве железных дорог. Осваивала производство некоторых видов вооружения. Но это производство не покрывало всех нужд.

И подлинная проблема заключалась – уже тогда – в том, что плохо спланированный выпуск промышленной продукции не мог удовлетворить требований потребителей.

«Слишком высокая себестоимость и плохая система распределения» – этот диагноз, который и сегодня звучит очень актуально, относится к 1899 году. От этого страдали народные массы как в городе, так и в деревне. При существовавших ценах и весьма низком уровне заработной платы люди питались лишь хлебом. При этом биржевые сделки и высокие доходы породили класс финансовых магнатов, роскошная жизнь которых еще резче оттеняла несчастья бедняков. Никогда еще Санкт-Петербург не отличался таким блеском – по крайней мере на набережной Невы, – как это было накануне трехсотлетия дома Романовых в 1913 году. Разделенный надвое Невой, город поражал контрастами, таящими в себе огромную опасность. На Выборгской стороне жилища рабочих и высившиеся здания заводов являли собой печальное зрелище нищеты и запустения. На другой стороне города жили на широкую ногу меценатствующие магнаты вроде Н. Рябушинского. Здесь, в парках и на набережных каналов, длинноволосые студенты без конца обсуждали Гегеля и Маркса.

В начале 1914 года поднималось и ширилось революционное и пацифистское движение, готовое затопить собой все вокруг. Большинство революционеров сплотились и выступили в защиту отечества во главе с марксистом Плехановым и анархистом Кропоткиным. Ленин обратился с призывом к революционерам, чтобы они, каждый в своей стране, добивались поражения своего правительства. Однако никто во II Интернационале за ним не последовал. В Четвертой Думе большевики были единственными, кто отказался голосовать за военные кредиты, – по сути, единственными социалистами в Европе вместе с сербами и Карлом Либкнехтом в Германии. Но велик ли был их вес? В целом неожиданно восторжествовал священный союз. Царизм на волне ура-патриотизма снова обрел свою силу и законность. Но как только придет поражение – а оно уже вырисовывалось в конце первого года войны, – как только выявится неспособность экономики обеспечивать потребности армии или появится острая нехватка продовольствия, вновь возникает революционная ситуация. Ленин еще тогда угадал, что для наступления революции необходимы два условия: действительное недовольство масс и неуверенность господствующих классов в своей способности на ответные действия.

Эта неуверенность господствующих классов проявилась в 1915–1917 годах.

После бурных событий 1905 года часть интеллигенции предчувствовала приближение «катаклизма», некоторые даже ждали его с нетерпением. С 1915 года возникает новая ситуация: и сам господствующий класс, и правительство, и оппозиция в Думе со страхом ожидали наступления грозных событий. Между правительством и народом доверия больше не было. Что касается Думы, то во время Февральской революции 1917 года думцы не знали, выступают ли демонстранты против нее или в ее защиту; не понимали, что надо делать, чтобы предотвратить военную катастрофу, подъем забастовочного движения и городские демонстрации. Дума хотела бы избавиться от «неспособного» правительства, но не знала как. Все сходились в одном: козел отпущения – Распутин. Однако после его убийства в конце 1916 года все убедились в том, что никаких перемен не произошло. Поражение на фронте, понесенное в 1915 году, замена великого князя Николая Николаевича на посту главнокомандующего самим царем, тяжелое положение с продовольствием в тылу, нехватка боеприпасов на фронте, тревога за такое безобразное положение вещей вызвали бунт среди «активных слоев населения». Буржуазные деловые круги, земские деятели, военное командование, предчувствуя приближающуюся опасность, – прежде всего, революции в самый разгар войны, – подготавливают выступление против Николая II как бездарного царя. Чтобы спасти Россию и царизм, его надо заменить.

И началось как бы с малого. «Нерадение» правителей, как говорили в то время, приводит к созданию различных обществ, которые получают у царя или правительственных деятелей разрешение оказывать правительству помощь в спасении России. Естественно, им приходилось действовать с большой осторожностью, дабы не обидеть высшее чиновничество, ревниво оберегавшее свои права. Первым показал пример «Красный Крест»: эта поначалу скромная организация постепенно берет в свои руки управление всеми медико-санитарными делами страны. Земства также объединились в возглавляемый князем Г. Е. Львовым Всероссийский земский союз, который занимался делами беженцев, размещением военнопленных и т. д. Затем был организован Центральный военно-промышленный комитет, созданный и возглавляемый Гучковым. Целью его было «рационализировать» производство продукции, предназначаемой для фронта. Одновременно из-за нехватки продовольствия и товаров в тылу образовалась большая сеть потребительских кооперативов: в 1917 году функционировали 35 тысяч кооперативов, охватывавших 10 миллионов членов. Правительственная администрация видела, как постепенно ее функции переходят в другие руки, но была бессильна затормозить это движение. Не отдавая себе в этом отчета, русские люди начали управлять собой сами: и армия, и промышленники, и даже потребители. Революция еще не победила в умах, но начала осуществляться в делах.

Легальная оппозиция, так же как и различные общества и земства, оставалась довольно нерешительной, и люди, вынашивавшие одинаковые идеи, начали консолидироваться, чтобы действовать в одном направлении, в частности в Думе, когда пришло к концу временное прекращение ее деятельности, объявленное в 1914 году. По инициативе октябристов большинство депутатов объединились в «прогрессивный блок», к которому примкнуло несколько членов Государственного совета и министры. Цели деятельности блока оставались довольно умеренными, поскольку он даже не осмеливался потребовать ответственности министров перед Думой и заявлял лишь о доверии или недоверии правительству. Присутствовали, конечно, и требования изменения методов управления, прекращения преследования лиц, не совершавших преступлений, возвращения административных ссыльных, прекращения преследований по религиозным мотивам, отмены мер, принятых против евреев, восстановления украинской прессы, деятельности профсоюзов, а также различных видов взаимопомощи и т. д.

Одновременное проведение различных демонстраций говорило о наличии (уже) централизованной организации: между подпольными кружками в России – большевиков, меньшевиков, эсеров и анархистов – и их руководством за границей. «Военные неудачи помогают расшатывать царизм, – писал Ленин из Швейцарии Шляпникову, находившемуся в России, – и облегчают союз революционных рабочих России и других стран».

Ленин трудился в это время над книгой «Империализм как высшая стадия капитализма», где впервые показал, что, вопреки представлениям социалистов до 1914 года, революция разразится не в той стране, где капитализм наиболее силен, а в экономически слабо развитом государстве, которое не сможет выдержать военных усилий. Это опрокидывало догматические установки марксизма. Более вероятной становилась революция в России, чем в какой-либо иной стране.

ГЛАВА 7 КТО ТОЛКАЛ ПАРОВОЗ?

Осуществленный в России коммунистический эксперимент можно назвать русским, поскольку это происходило на территории России. Но это не был узконациональный, этнически русский эксперимент. Он был интернациональным по многим признакам – по идеологии, по составу инициаторов и организаторов, по устремленности, по мировой поддержке, по влиянию на ход человеческой истории.

Идеи коммунизма были занесены в Россию с Запада. Но многие русские христиански настроенные мыслители выступали также горячими адептами социализма (коммунизма).

Тот вариант, что во всем, мол, виноваты евреи, а раз замешаны евреи, вся идея революции – дрянь (Брагин, Буровский, Н. Н. Островский, Платонов, Шафаревич и др.), требует более подробного анализа.

Как все просто! Но не для дотошных людей…

К моменту революции 1917 года в России проживало около 6 млн евреев, то есть в то время самая большая еврейская группа в пределах одного государства, и в тоже время около половины всего еврейского народа. Конечно, это обстоятельство сыграло и играет до сих пор громадную роль в истории России.

Главная масса евреев в России жила в XIX веке в так называемой «черте оседлости», то есть в областях, отошедших к России в результате «разделов Польши», где они жили уже несколько веков. К этим землям было добавлено еще 15 губерний (по теперешним разделениям – Белоруссии, Украины, Молдавии, России), по своим размерам превосходивших любое европейское государство. Вне «черты оседлости» имели право жить лица иудейского вероисповедания с высшим образованием, купцы первой гильдии и т. д.

Основная часть еврейского населения России была организована в религиозные общины (кагалы), находившиеся под жестким руководством богатой верхушки и раввинов. И их тип жизни в основном соответствовал укладу средневековых еврейских общин.

Политика русского правительства по отношению к евреям России была в XIX веке непоследовательной, в ней сменялись противоположные принципы.

То правительство пыталось опереться на кагалы и их администрацию (в духе «поддержки народной традиции»), то старалось привить евреям стиль жизни остального населения страны (в духе «насаждения просвещения»).

Как и в других странах, влияние евреев на жизнь России осуществлялось прежде всего через их роль в экономике, в основном в финансах. Как и повсюду, еврейское влияние было особенно сильно в банковском деле.

С другой стороны, следует взять во внимание такие высказывания, как «…евреи бедны, а в России особенно… только самая верхушка евреев богата, банкиры и “ цари бирж” , а из остальных чуть ли не девять десятых их – буквально нищие, мечутся из-за куска хлеба, предлагают куртаж, ищут, где бы урвать копейку на хлеб».

Весомая роль еврейского капитала сказывалась, прежде всего, в его влиянии на дореволюционную прессу. Естественно, это вызывало возмущение: «Вся литература (теперь) “ захватана” евреями. Им мало кошелька: они пришли “ по душу русскую” ».

В чем же выражалось влияние еврейского капитала на русскую прессу?

Во-первых, подавляющая часть прессы была «оппозиционной», то есть враждебной существовавшему тогда в России укладу как в его принципах, так и в большинстве частных проявлений. Во-вторых, непрерывно раздавались протесты евреев против их положения в России. Эти яростные протесты исходили далеко не только от евреев России и были слышны по всему миру. Финансовые отношения русского правительства с иностранными банками почти всегда сопровождались призывами или требованиями, обращенными к русскому правительству изменить существующее положение евреев в России. В ряде случаев еврейские банкиры отказывались от выгодных для них соглашений в знак протеста против положения евреев в России. Наиболее яростные протесты вызывали следующие основные факторы тогдашней жизни евреев:

а) Прежде всего юридически неравноправное положение евреев в России – протесты формировались как требования «равноправия». Основных ограничений для лиц иудейского вероисповедания было два: запрет проживания вне «черты оседлости» (кроме указанных выше исключений) и «процентная норма». Последняя мера заключалась в том, что была предписана доля еврейских учащихся в казенных гимназиях и в университетах.

б) Было еще одно явление в тогдашней русской жизни, отталкивавшее евреев в России, да и во всем мире, от русской государственности, а часто и вообще от России. Это то, что называлось «погромы». О таких выступлениях масс пресса стала говорить с начала 1880-х годов. Происходили они в деревнях, расположенных в пределах «черты оседлости». Отклик на них занимает большое место в публицистике Ивана Аксакова. Он пишет, что либеральная пресса единодушно характеризует эти беспорядки как «избиение евреев». Но, говорит он, «именно избиения и не было». Хотя крестьяне имели и топоры, и ломы, но число побитых евреев не перевешивало число побитых русских. Беспорядки Аксаков объясняет исключительно экономическими причинами: тяжелым положением, в котором оказались крестьяне, да и многие помещики Юго-Западного края. Согласно правилам кагальной организации, право вести дела в том или ином месте кагал с железным посостоянством распределял между живущими там евреями. Поэтому крестьянин или мелкий помещик не мог обратиться к любому перекупщику, ростовщику… и обязан был соглашаться с условиями того, кого указал кагал.

Беспорядки усмирялись войсками. Знаменитый кишиневский погром 1903 года носил вначале характер обычных беспорядков: было разгромлено несколько еврейских лавок и домов. Полиция произвела много арестов, и к вечеру беспорядки утихли. Однако на следующий день волнения расширились. Начались столкновения между группами евреев и христиан, вооруженных чем попало. Полиции не удалось ликвидировать беспорядки (хотя попытки были). Волнения приняли более агрессивный характер. Были разгромлены многие сотни еврейских домов. Появились человеческие жертвы (45 убитых евреев и 4 христиан). Были вызваны войска, и к вечеру погром затих. Произведено много арестов, состоялись суды; признанные виновными в убийствах и погромах были приговорены к каторге и другим наказаниям.

Все подобные насилия с 1880-х годов и до начала XX века не шли ни в какое сравнение с жесточайшими столкновениями, которые сравнительно незадолго до этого происходили при Гайдаматчине, Богдане Хмельницком и т. д. на тех же землях, когда они принадлежали Польше. Тогда казаками вырезались целые еврейские селения (и усмирялись поляками с подобными же жестокостями – украинских повстанцев во множестве сажали на кол и поджаривали на кострах).

В то же время евреи все шире входили в русское образованное общество и влияли на развитие русской культуры. Всякий знает художника Исаака Львовича Левитана, скульптора Антокольского, музыкантов из бессарабского местечка братьев Антона и Николая Рубинштейнов, основавших Петербургскую и Московскую консерватории, собирателя русского фольклора Шейна и многих других.

Участие евреев в русской революции широко известно и часто обсуждается. Но большей частью обсуждение сводится к одной из крайностей. Либо утверждается, что речь идет о незначительном, непринципиальном факторе; число евреев, участвовавших в революции, было-де не так велико, как утверждается, да они были и не евреями, а интернационалистами, порвавшими со своими национальными корнями. Либо, наоборот, участие евреев в революции трактуется как определяющий фактор, ее главная или даже единственная причина.

Процесс подготовки, проведения русской революции очень сложный, и одной какой-то единой характеристикой даже сейчас определить его невозможно.

Вполне приемлемо утверждение некоторых авторов о том, что само зарождение революционного движения, революционного процесса в России никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими идеологами, зажигавшими сердца революционной молодежи, были Герцен, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них не было евреев.

Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом Веры Засулич. Душой террористов были Желябов и Михайлов. Но постепенно в революционный поток террористов начинает вливаться еврейская струйка. К началу 1880-х годов среди руководства террористов евреев стало появляться еще больше. А после убийства Александра II, отката русского революционного движения и начала эмиграционного периода преобладающее еврейское влияние в руководстве стало заметным прежде всего в партии эсеров.

Преодолевая официальную мифологию КПСС, выделим и кратко опишем в качестве решающей революционной силы замалчиваемое советской литературой политическое масонство. О факте его участия в движении декабристов мы уже упоминали.

Мобилизуя силы на переустройство общества, выступая за демократию и равенство (при самом недемократичном внутреннем устройстве), масонство привлекало под свои знамена многих энергичных людей, которые не находили себе места в современном им социуме. Именно поэтому в масоны шли личности пассионарные. В ХVIII – ХIХ веках их ряды активно пополняли евреи – они были чужими для христианской цивилизации, а пассионарный запал у некоторых из них достигал высокого накала. Сюда же подтягивалась часть дворянской элиты, недовольная существующим порядком. Так зарождалась гремучая революционная смесь.

Русские масоны с конца ХIХ века начинают вступать в парижские ложи, а в начале ХХ века в Москве и Петербурге утверждаются ложи «Возрождение» и «Полярная звезда», для чего из Парижа прибывают члены совета Великого Востока Франции.

Главное направление деятельности лож лежало в русле буржуазно-либеральной оппозиции самодержавию. В 1910 году была проведена реорганизация и создана ассоциация лож Великий Восток народов России (ВВНР). Для большинства членов лож характерной была ненависть к трону, к монарху лично за то, «что он ведет страну к гибели».

В 1912 году в масоны был принят Александр Федорович Керенский, который в 1915 году стал руководителем ВВНР (вместе с левым кадетом, впоследствии заместителем председателя Государственной думы Н. В. Некрасовым). Адвокат Керенский в свое время защищал обвиняемых на крупных политических процессах. В конце 1905 года подвергся аресту в связи с делом боевой дружины эсеров, но вскоре был освобожден. Избранный в Госдуму от трудовиков, поддерживал связь с кадетами и другими группировками.

Охранка считала Керенского человеком политически неблагонадежным, но не слишком опасным. По версии охранки, Керенский всего-навсего стремился «объединить все радикальные интеллигентные силы» вокруг левонароднических журналов «Заветы» и «Русское богатство», запрещенных властями на период военных действий.

При новом руководстве русское масонство наращивает влияние на политическую жизнь страны. Руководители ВВНР первым делом занялись селективным привлечением перспективных лиц и формированием новых братств, инспирированием выступлений в Думе и через печать по вопросам внутренней и внешней политики, расширением влияния на земства и кооперативы, проникновением в профсоюзы и легальные общества, что шло довольно успешно и полностью ускользнуло от бдительного ока Департамента полиции. Руководители масонов создают буржуазно-либеральный блок в Думе и имеют достаточно большое влияние в действиях левых фракций. Особое влияние имели масоны среди кадетов.

Вступление России в мировую войну на стороне Антанты в августе 1914 года и открытое выступление большевиков за поражение царизма в надежде на развязывание новой революции, тогда как остальные партии единодушно поддержали курс самодержавия по форсированию боевых операций против Германии, Австро-Венгрии и Турции, изменило подход к делу.

Тем, кто требовал войны до победного конца, было разрешено создать крупные организации помощи фронту, например во главе с прогрессистом Г. Е. Львовым, октябристом А. И. Гучковым, при заместителе Коновалове, кадетом М. В. Челноковым и октябристом М. В. Родзянко. Никто из них к масонам не принадлежал, хотя в числе заместителей и других крупных фигур их было немало.

У подавляющего большинства членов Верховного Совета ВВНР существовали настроения патриотического толка и сознание необходимости борьбы с элементами пораженчества, т. е. с большевиками. Осенью 1916 года от ВВНР откололась радикальная часть, которая готовила дворцовый переворот и одновременно «террористические действия» против рабочего движения.

Когда 25 февраля 1917 года массовые демонстрации под лозунгами «Хлеба!» и «Долой самодержавие!» переросли во всеобщую политическую стачку, а на другой день к ней стали присоединяться войска, тут же последовала ошеломляющая активность масонов.

И проведение Н. С. Чхеидзе председателем Петроградского Совета рабочих депутатов, а других масонов – членами его Исполкома, и формирование корпуса эмиссаров Временного комитета Государственной думы, и создание самого Временного правительства, а также нажим на П. М. Милюкова с целью немедленного провозглашения республики в ночь на 3 марта 1917 года – все это дело рук членов ВВНР.

После Февраля в ложу «Истинные друзья» был принят эсер Б. В. Савинков. Сразу после Октябрьской революции большинство масонов присоединились к Белому движению. В РСФСР масонские организации были запрещены. Буквально накануне краха, темного хаоса, войны всех со всеми вырабатывались варианты прорыва России в будущее. Таких вариантов было много. Один из них победил.

Это был вариант большевиков. Он в корне отличался от остальных тем, что решительно порывал с прошлым. Он соответствовал логике развития российского имперского социума, который кончал свою жизнь самоуничтожением. Большевики и не пытались реанимировать этот социум. Напротив, они создавали принципиально новую реальность, совершенно иной мир, в корне отличный от старого мира – от мира, погибшего на их глазах. Действия большевиков в связи со сложившимися благоприятными обстоятельствами совпали с логикой перемен. Они использовали неодолимую силу истории для того, чтобы прийти к власти. Причем прийти именно в нужный момент в стране, которая была именно к социалистической революции совершенно не готова.

Масонам в Феврале удалось быстро разрушить государство, но затем они оказались бессильными и менее чем через восемь месяцев потеряли власть, не сумев оказать, по сути дела, ровно никакого сопротивления новому, Октябрьскому, перевороту.

Реальность той поры являлась неопределенной и даже запутанной, историческая ситуация была слишком сложной и напряженной. Можно по-разному трактовать факты и документы того времени. Одно можно с уверенностью утверждать – большевики оказались единственной силой, которая после фактической гибели российского имперского социума попыталась наладить жизнь на пепелище и в конце концов создала реальность, в чем-то связанную со старым, но все же в корне отличную от мира, существовавшего ранее. Эта реальность была создана, мы ее и называем русским коммунизмом.

Ситуация в России в то время была такой, что, если бы не большевики, Ленин, их решительные действия, мир столкнулся бы с худшим – с последствиями распавшейся (не по вине большевиков) России. Здесь оказалось главным то, что большевики восстановили жесткую власть. Никто до них этого сделать не смог.

Великая Октябрьская социалистическая революция началась как революция в сфере высшей власти, но переросла в революцию массовую, народную в самом широком смысле слова, направленную против классовой эксплуатации и деспотизма власти. В результате складывалось общество, которому еще предстояло развиться на основе завоеваний революции.

 

Глава 8

«Неуд» марксизму за крестьянский урок

История русской революции констатирует, что вырабатывалось несколько вариантов прорыва России в будущее. Из всех вариантов, более или менее сформулированных, просматриваются три.

Первый вариант – это вынашиваемый масонами либерально-демократический путь России по западным образцам. По этому проекту экономическая принадлежность России к западной цивилизации, которая сложилась в романовскую эпоху империи, должна была усилиться новой экономической, культурной и идеологической интеграцией с Западом. Внешне это предполагало создание в России общества, отличительными чертами которого стали бы: политическая демократия парламентского типа, независимая судебная власть, рыночная экономика, политический плюрализм, светский характер общества, наличие развитой системы социального обеспечения. А по сути, предполагалось, что демократия парламентского типа должна была опираться на строго иерархическую систему тайной власти в орденских и подобных им масонских и парламентских структурах. А независимость судебной власти должна была базироваться на корпоративных договорах и системе третейского разрешения споров всегда в пользу избранного круга реальных хозяев общества. Рыночная экономика должна была стать основанием и питательной средой для монополистических структур финансового и промышленного капитала, концентрирующего в себе основные финансовые потоки и центры прибыли. Идеологический плюрализм – кажущийся: он должен был обернуться манипуляцией общественным сознанием. Развитая система социального обеспечения должна была быть противоядием против возможных социальных беспорядков. Этот проект не имел шанса на успех, так как исторический опыт показывал, что интеграция России с Западом и ранее была неприемлемой для русских. Это вело к утрате Россией своей национальной самобытности, в значительной степени определяло трагическое расхождение «цивилизационного» и национального проектов и в конечном счете вело к краху российского общества. Предполагаемое светлое будущее не могло наступить ни тогда, ни теперь по одной простой причине: Запад Россию иначе, как сырьевым придатком, никогда не воспринимал и не воспримет.

Второй вариант был проектом народной вольницы. Главным фактором русской истории всегда было противостояние народа и власти. Все разговоры о любви народа к царю можно подвергнуть сомнению. Наш народ (крестьянство), при малейшем ослаблении власти, всегда стремился скинуть, уничтожить эту чужеродную силу. Противостояние народа и власти в годы Первой мировой войны обострилось до предела. Власть бросила народ воевать за непонятные и чуждые ему цели. Русскому крестьянину было наплевать на Босфор и Дарданеллы, ему было все равно, на кого ориентируется Петербург – на Лондон, Париж или на Берлин. Для него это была чужая война. Она обострила тяготы крестьянской жизни, отрывая от земли здоровых и сильных мужчин, оставляя матерей без сыновей и делая русских баб безутешными вдовами, ничего не давая взамен. Первые поджоги дворянских усадьб совпали по времени с убийствами офицеров на фронте и братанием русских и немецких солдат. Это было в первые месяцы 1917 года. Затем вспыхнула эпидемия крестьянского неповиновения, грабежи усиливались с февраля по октябрь. А уж после Октября, когда две власти – красная и белая – сошлись в смертельной схватке между собой, крестьянин делал все, чтобы уничтожить на территории империи государственность как таковую.

Проект, вынашиваемый тогда крестьянством, был уникальным, не имеющим аналогов в истории. Особенно по политическому устройству общества. Он предполагал осуществление утопического идеала жизни простых хлебопашцев: дайте нам землю, и мы установим простые и понятные отношения соседства обрабатывающих ее. В условиях тотального ослабления власти (а затем фактической ликвидации ее) наше крестьянство наконец-то хотело воплотить патриархальную утопию в мире окружающего их индустриализма. Но история распорядилась так, что оно заплатило страшную цену – 17 миллионов жизней.

И третий – красный проект. Идея революции стала набирать силу на основе теории, идеологии и языка, заданных своевременным трудом Ленина «Развитие капитализма в России» (1899). И хотя в нем Ленину не удалось избежать ошибок, он актуален и сегодня, и вся история его переосмысления самим Лениным, вплоть до его работ о НЭПе, дает нам сильные, проверенные временем уроки. Приходя шаг за шагом к пониманию сути крестьянской России (а Ленин вначале был очень далек от этого), создавая «русский большевизм», Ленин сумел осуществить и политическую задачу, не войдя в конфликт с общественным сознанием. Ему, как прозорливому человеку, постоянно приходилось принижать оригинальность своих гениальных тезисов, прикрываться Марксом, пролетариатом и т. п. И всегда он поначалу встречал сопротивление почти всей верхушки партии, но умел убеждать товарищей, обращаясь к здравому смыслу. Поэтому и партия формировалась из тех, кто умел сочетать «верность марксизму» со здравым смыслом, а остальные откалывались. Плеханов, меньшевики, Бунд, троцкисты.

Нельзя не преклоняться перед прозорливостью Ленина: он, понимая жизненную важность момента для собирания России после Февраля 1917 года, не побоялся переосмыслить ход революции 1905–1907 годов, сумел понять реакционную сущность Столыпинской реформы и ошибочность главных выводов своего труда «Развитие капитализма в России» – о капитализме в русской деревне.

В России нужно построить капитализм. Россия сильно, мол, отстала, в ней много еще крепостничества и «азиатчины», но сейчас она наверстает упущенное. В это течение сразу не вписались наследники славянофилов – и консерваторы (из них выделились черносотенцы), и революционеры (народники). Против них встали и либералы, и марксисты.

Их идейный разгром молодой Ленин и считал в то время одной из главных своих задач. В работе 1897 года «От какого наследства мы отказываемся» он так определил суть народничества, две его главные черты: «признание капитализма в России упадком, регрессом» и «вера в самобытность России, идеализация крестьянина, общины и т. п.». В 1880-е годы экономисты-народники развили концепцию некапиталистического («неподражательного») пути развития хозяйства России. Один из них, В. П. Воронцов, писал: «Капиталистическое производство есть лишь одна из форм осуществления промышленного прогресса, между тем мы его приняли чуть не за самую сущность». Это была сложная концепция, соединяющая формационный и цивилизационный подход к изучению истории. В чем-то они были правы.

Народники прекрасно знали марксизм, многие из них были лично знакомы с Марксом или находились с ним и Энгельсом в оживленной переписке. Они давали Марксу достаточно достоверные сведения о России, чем и объясняется то, что самым дальновидным из марксистов (извините за каламбур) в отношении русской общины оказался сам Маркс. Маркс увидел в общине то зерно, которое могло превратить ее в двигатель социализма, дать возможность перейти к крупному земледелию и в то же время избежать мучительного пути через капитализм. К таким выводам Ленин пришел только в 1920-х годах.

В советское время мы получали сведения о взглядах народников в урезанном виде, в основном через критику их Лениным. Сейчас важнейшее понятие в концепции «неподражательного» пути развития – народное производство, представленное прежде всего крестьянским трудовым хозяйством, помогает нам разобраться в проекте народников, иногда называемом «общинно-государственным социализмом».

В конце 1870-х годов в крестьянско-общинное производство на надельных и арендованных у помещиков землях было вовлечено почти 90 % земли России, и лишь 10 % использовалось в рамках капиталистического производства. Народники считали, что при национализации крупной промышленности возможно техническое вооружение общины и ее развитие. Более того, они считали, что община в состоянии даже организовать крупную промышленность так, что преобразует ее из капиталистической формы в общественную. А Ленин слишком «затвердил» установки марксизма, не вскрыв рациональное зерно взглядов народников. Что крупное предприятие в земледелии несравненно эффективнее («прогрессивнее») мелкого крестьянского, для марксистов было настолько непререкаемой догмой, что об этом и спора не могло быть. И в рамках этой догмы Ленин, плохо зная общину, ошибался – не верил в общину, а община показала удивительную способность сочетаться с кооперацией и таким образом развиваться в сторону крупных хозяйств. В 1913 году в России было более 30 тыс. кооперативов с общим числом членов более 10 млн человек. Ленин не дожил до того времени, когда русская община, хотя и с травмами, смогла восстановиться в облике колхозов – крупнейших кооперативных производств.

Долго текущий, иногда не явно проявляемый «спор» о земледельческой общине завершился после двух исторических экспериментов: реформы Столыпина и Октябрьской революции 1917-го. Реформа Столыпина показала наглядно всему русскому обществу, что насильно создаваемое с ее помощью типично капиталистическое землевладение, которое, казалось бы, давало возможность организовать крупные фермы, нанять сельскохозяйственных рабочих и получать предусмотренную марксизмом прибавочную стоимость, не дало желаемых результатов. Жизнь показала ошибочность выводов и Ленина: в России, вопреки мощному политическому и экономическому давлению, крестьянство не исчезло. Получив землю, крестьяне повсеместно и по своей инициативе восстановили общину. В 1927 году 91 % крестьянских земель в РСФСР находился в общинном землепользовании.

Как только история дала русским крестьянам короткую передышку, они определенно выбрали общинный тип жизнеустройства. И если бы не грядущая война и жестокая необходимость в форсировании индустриализации, возможно, более полно сбылся бы проект государственно-общинного социализма народников.

Говоря о русском коммунизме, следует выделить особенности русской революции. Все социалисты (и коммунисты) до 1917 года были убеждены в том, что социалистическая революция произойдет сначала в Западной Европе, а уже потом перекинется на другие страны. Сам Ленин буквально за несколько дней до Февральской революции говорил, что социалистическая революция сначала произойдет на промышленно развитом Западе, где есть сильный рабочий класс, а не в отсталой крестьянской России с малограмотным населением. Это убеждение вполне соответствовало марксистской доктрине. И в момент написания «Развития капитализма в России», и даже в первый период после революции 1905–1907 годов Ленин следовал евроцентристскому тезису о неизбежности прохождения России через господство капиталистической формации.

Отсюда вытекало, что и назревающая русская революция, смысл которой виделся в расчистке стартовой площадки для прогрессивной формации, должна быть революцией буржуазной.

В статье «Аграрный вопрос и силы революции» (1907) Ленин писал: «Все с.-д. убеждены в том, что наша революция по содержанию происходящего общественно-экономического переворота буржуазная. Это значит, что переворот происходит на почве капиталистических отношений производства и что результатом переворота неизбежно станет дальнейшее развитие именно этих отношений производства».

А в предисловии ко второму изданию «Развития капитализма в России» (1908) он дает две альтернативы буржуазной революции: «На данной экономической основе русской революции объективно возможны две основные линии ее развития и исхода: либо старое помещичье хозяйство… сохраняется, превращаясь медленно в чисто капиталистическое, “ юнкерское” хозяйство… Весь аграрный строй государства становится капиталистическим, надолго сохраняя черты крепостнические… Либо старое помещичье хозяйство ломает революция… Весь аграрный строй становится капиталистическим, ибо разложение крестьянства идет тем быстрее, чем полнее уничтожены следы крепостничества».

Таким образом, Ленин исходит из того постулата, который мы находим уже в предисловии к «Капиталу» Маркса – капиталистический способ производства может охватить все пространство («весь аграрный строй государства становится капиталистическим»). Отсюда категоричность суждения, что вся сельская Россия в принципе может стать капиталистической, и к этому направлена русская революция.

А народники утверждали, что, в силу самобытности русской деревни, это невозможно в принципе. Для людей же, воспитанных под сильным влиянием евроцентризма, доводы народников были неубедительными.

Сегодня на основании исследований «третьего мира», вовлеченного в мировую систему капитализма, можно обнаружить, что капитализм по сути своей не всегда полностью капитализм. Россия в начале ХХ века могла обеспечить средствами для интенсивного хозяйства лишь малую толику капиталистических хозяйств помещиков (дающих 20 % товарного хлеба). Остальной хлебушек добывался горбом крестьян.

Если это так, то прогноз исхода русской революции был неверен. Этот прогноз ошибочно предопределял выбор между двумя западными путями развития – «прусским» или «американским». Исходя из сказанного выше, по-иному следует рассматривать и движущие силы русской революции. Именно здесь зарыта та собака, которая объясняет загадку: почему наша революция открыла дорогу вовсе не рыночной экономике и буржуазному государству, а совершенно иному жизнеустройству – советскому строю?

В официальном советском обществоведении сознательно игнорировался тот факт, что главным действующим лицом в революции были крестьяне, которые представляли самое большое сословие (85 % населения). К ним примыкала значительная прослойка тех, кто вел «полукрестьянский» образ жизни.

В России, в отличие от Запада, не произошло длительного «раскрестьянивания», сгона крестьян с земли и превращения их в городской пролетариат. Напротив, к началу ХХ века крестьянская община почти «переварила» помещика и стала «переваривать» немногочисленных хозяев типа капиталистического фермера. Почему и провалилась попытка быстро создать на селе классовое общество в виде фермеров и сельскохозяйственных рабочих через «революцию сверху» (реформа Столыпина). Наоборот, дело обернулось так, что подавляющее большинство населения России подошло к революции, соединенное в огромное сословие крестьян, сохранивших особую культуру и общинное мировоззрение – «архаический аграрный коммунизм».

Архаический аграрный коммунизм в России вытекал не из религиозных или идеологических доктрин, а из исторически данных русскому крестьянству условий жизни. Одной из причин консолидации российского крестьянства в рамках поземельной общины был страх перед голодом.

В течение столетий в условиях налогового гнета государства, помещичьей кабалы община удерживала массу крестьянских хозяйств от разорения. В общине традиционно существовала взаимоподдержка крестьян в случае голода. Хроническое недоедание крестьян создавало в России социальную базу для распространения уравнительных коммунистических идей.

Главные ценности буржуазного общества – индивидуализм и конкуренция – в среде русских крестьян не находили отклика, а значит, и институты буржуазного государства и буржуазного права для подавляющего большинства народа привлекательными не были. Крестьяне четко определили свое отношение к помещикам как к классовому врагу.

Революция 1905–1907 годов была не чем иным, как первой из цепи крестьянских войн ХХ века, в которых община противостояла наступлению капитализма, означавшего «раскрестьянивание». Если перед Октябрем Петроград и Москва играли руководящую роль в движении рабочих и солдат, то первое место в крестьянском движении надо отвести отсталому великорусскому земледельческому центру и Среднему Поволжью. Здесь пережитки крепостничества сохранили особенно глубокие корни, дворянская собственность на землю носила наиболее паразитический характер, дифференциация крестьянства отставала, тем более обнажая нищету деревни. Вспыхнув в этой полосе, движение сразу окрашивается террором. Усилиями правящих партий оно, однако, иногда вводится в русло примиренческой политики.

Сельское хозяйство Украины, работавшее на экспорт, развивалось так, что приобрело более капиталистический характер. Это обстоятельство и присутствовавшие там элементы борьбы за национальную самостоятельность до поры до времени не давали такого роста крестьянского движения, как в Великороссии. Но ближе к осени 1917 года территорией крестьянского восстания становится почти вся страна. Из 624 уездов, составлявших старую Россию, движением было охвачено 482 уезда, или 77 %, а без окраин, отличавшихся особыми аграрными условиями – Северного района, Закавказья, Степного края и Сибири – из 481 уезда в крестьянское восстание было вовлечено 439 уездов, или 91 %. Способы борьбы различались, смотря по тому, идет ли дело о пашне, лесе, пастбищах, об аренде или наемном труде. Отличительной особенностью являлось и то, что мужикам почти не приходилось непосредственно сталкиваться с государственной властью. Органы правительственной власти на местах отсутствовали, Милицией распоряжались волостные комитеты. Суды находились в расстройстве. Местные комиссары были бессильны. «Мы тебя выбрали, – кричали им крестьяне, – мы тебя и выгоним!». Бывали случаи, когда чины милиции участвовали вместе с толпой в насилиях.

По сообщениям земельных собственников Таганрогского округа, крестьяне самовольно захватывали сенокос, отбирали землю, препятствовали запашкам, назначали произвольные арендные цены, устраняли хозяев и управляющих. По донесению комиссара Нижегородской губернии, насильственные действия и захваты земель и лесов участились.

Некоторые уездные комиссары боялись оказаться в глазах крестьян защитниками крупных землевладельцев. В Шлиссельбургском уезде волостной комитет запретил землевладельцам рубить собственный лес. Мысль крестьян озвучивалась так: «Никакое Учредительное собрание не сможет возродить из пней срубленные деревья». В Курской губернии крестьяне поделили между собой удобренные паровые поля министра иностранных дел Терещенко.

Комиссар министерства двора жаловался на захват покосов: сено для дворцовых лошадей приходится покупать! Коннозаводчику Орловской губернии Шнейдеру крестьяне заявили, что не только выкосят в его имении клевер, но и самого его будто бы «сдадут в солдаты». В начале сентября Керенский в качестве Верховного главнокомандующего в своем приказе повторяет недавние доводы и угрозы своего предшественника Корнилова против «насильственных действий» со стороны крестьян. Через несколько дней Ленин напишет: «Либо… вся земля крестьянам тотчас… Либо помещики и капиталисты… доведут дело до бесконечно свирепого крестьянского восстания». В течение ближайшего месяца это стало фактом.

А что же рабочий класс? К моменту революции 1917 года общая численность рабочего класса в России оценивалась в 15 млн человек – примерно 10 % всего населения. Но кого относить к рабочему классу? Подсчитано, что рабочих фабрично-заводской промышленности с семьями было 7,2 млн человек, из них взрослых мужчин – 1,8 млн. Но главное даже не в количестве. Рабочий класс России, не пройдя через горнило протестантской Реформации и длительного раскрестьянивания, не приобрел мироощущения пролетариата – класса утративших корни индивидуумов, торгующих на рынке своей рабочей силой. В подавляющем большинстве русские рабочие были рабочими в первом поколении и по своему типу мышления оставались крестьянами. Половина рабочих-мужчин имела землю, и они возвращались в деревню на время уборки урожая.

Очень большая часть рабочих жила холостяцкой жизнью в бараках, а семьи их оставались в деревне. В городе они себя чувствовали «на заработках». Городской рабочий начала ХХ века говорил и одевался примерно так же, как и крестьянин, в общем, был близок к нему по образу жизни и по типу культуры. Даже и по сословному состоянию большинство рабочих были записаны как крестьяне. Сохранение общинной этики и навыков жизни в среде рабочих проявилось в форме мощной рабочей солидарности и способности к самоорганизации, которая не возникает из одного только классового сознания.

* * *

Декрет о земле, принятый на Втором Всероссийском съезде Советов, – такой интересный документ, что хотя бы вкратце с ним стоит ознакомиться.

Тем декретом была отменена помещичья собственность на землю. Имения, равно как все земли, удельные, монастырские, церковные, со всем их живым и неживым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями, переходили в распоряжение волостных и уездных властей. Там говорилось: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом. Уездные Советы крестьянских депутатов принимают все необходимые меры для соблюдения строжайшего порядка при конфискации помещичьих имений, для определения того, какого размера участки и какие именно подлежат конфискации, для составления точной описи всего конфискованного имущества и для строжайшей революционной охраны всего переходящего к народу хозяйства на земле со всеми постройками, орудиями, скотом, запасами продуктов и проч.». До окончательного решения вопроса кардинальных земельных преобразований Учредительным собранием следовало руководствоваться упомянутым ранее крестьянским наказом о земле. Декрет о земле был справедливой акцией новой власти и шел к давним традициям России с ее общинными землями. Но не так все оказалось просто.

Конфликт, возникший между новой коммунистической властью и деревней, имел две стороны: идеологически-юридическую и практически-жизненную. Идеологически большевики всегда были решительными противниками передачи земли крестьянам: они были сторонниками национализации земли, передачи ее в распоряжение государства. Еще в резолюции VII партконференции РСДРП (б) в апреле 1917 года говорилось: «…означая передачу права собственности на все земли в руки государства, национализация передает право распоряжаться землей в руки местных демократических учреждений». Но прямое провозглашение и проведение такой программы вызвало бы сопротивление всей крестьянской России. Из тактических соображений Ленин соглашался пойти на временный отказ от нее: «Мы становимся таким образом – в виде исключения и в силу особых исторических обстоятельств – защитниками мелкой собственности, но мы защищаем ее лишь в ее борьбе против того, что уцелело от старого режима».

Слова об отмене частной собственности в упомянутом наказе к Декрету о земле могли (как и было впоследствии) служить оправданием перехода ее под контроль государства. А вскоре после Декрета о земле, 19 февраля 1918 года, был опубликован «Основной закон» о земле, где подтверждалась отмена «всякой собственности» на землю, недра, воды и леса. Все они передавались «трудовому народу». При этом земля для занятия сельским хозяйством отводится: в первую очередь сельскохозяйственным коммунам, во вторую – сельскохозяйственным товариществам, в третью – сельским обществам и лишь в четвертую – отдельным семьям и лицам. А еще через год – 14 февраля 1919 года – издается положение ВЦИК «О социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию». В нем говорилось, что «вся земля в пределах РСФСР, в чьем бы пользовании она ни состояла, считается единым государственным фондом и находится в распоряжении соответствующих народных комиссариатов». «Необходим переход от единоличных форм землепользования к товарищеским. На все виды единоличного землепользования следует смотреть как на переходящие и отживающие. В основу землеустройства должно быть положено стремление создать единое производственное хозяйство, снабжающее Советскую Республику». Таким образом, идея национализации, создания единого общегосударственного земледельческого хозяйства была не оставлена, а со временем формулировалась все более четко.

Конечно, средний крестьянин вряд ли следил за резолюциями партконференций, декретами и законами. Реально деревня и новая власть столкнулись в вопросе о хлебе в связи с продразверсткой. Продразверстка – обязательство крестьян продавать определенную часть урожая – была, как мера военного времени, введена еще до Февральской революции, а монополия государства на торговлю хлебом была установлена Временным правительством.

Продразверстка, проводившаяся после Октябрьской революции, являла собой попытку власти конфисковать практически весь хлеб, ничего не давая взамен. Продразверстка осуществлялась очень крутыми методами. Теперь большинство архивов доступны, и были обнаружены многочисленные жалобы, из которых явствует, что продразверстка накладывалась совершенно произвольно, непропорционально возможностям, а отобранные продукты расхищались или не вывозились и сгнивали. Такие факты историки связывают с чередой непрекращающихся восстаний крестьян против большевиков. Другой причиной резкого отпора крестьян была мобилизация их в Красную Армию. Еще одной причиной были репрессии против Церкви. Объективное изучение хода событий 1918–1921 годов убеждает, что крестьянин сопротивлялся не столько конкретной «программе» большевиков и их действиям, сколько власти как таковой, то есть любой власти. После крушения в феврале 1917 года многовековой государственности все и всякие требования новых властей (будь то власти красных, белых или так называемых зеленых) воспринимались как ничем не оправданное и нестерпимое насилие. В народе после Февраля возобладало всегда жившее в глубинах его сознания (и широко и ярко воплотившееся в русском фольклоре) стремление к ничем не ограниченной воле.

Впоследствии война между Белой и Красной армиями имела гораздо менее существенное значение, чем воздействие и на белых, и на красных всеобъемлющего «русского бунта». Крестьяне воевали против любой власти. И тем самым помогали то одним, то другим.

НЭП не был ни гениальным маневром, которым принято было восхищаться в советское время, равно как и ни злонамеренной капитуляцией, как порой это выставляют не в меру ретивые критики.

Ленина к смене экономического и политического курса подстегнули крестьянские восстания, прокатившиеся почти по всей стране и жестоко подавленные ВЧК и армией.

В деревне, ставшей после Октября почти сплошь середняцкой, снова вырос и стал задавать тон жизни «кулак».

С раскрытием архивов обнаруживаются новые факты. Например, из времен борьбы Сталина с «ленинской гвардией». Появляются и новые толкования этой борьбы. Мне сразу же хочется отбросить как несерьезную такую версию: Ленин собрал вокруг себя много людей без рода и племени, чуждых России и даже враждебных русской национальной традиции. Они смотрели на Россию лишь как на материал, как на «спичку», при помощи которой можно разжечь пожар мировой революции. Но после революции в партию, мол (как нам здорово повезло!), вступило много людей, духовно связанных с Россией. Опираясь на этот слой, Сталин-де победил «ленинскую гвардию» во время столкновения с различными «оппозициями», физически их уничтожил. Только избавившись от них, он смог восстановить могущество России. За что, собственно, шла борьба?

Легко убедиться, что «оппозиция», хотя и состояла из разных лиц, высказывала примерно одну и ту же систему взглядов. Их требования были таковы. Прежде всего, ускорение темпов индустриализации («сверхиндустриализация», по Троцкому). Но где взять для этого капитал? Ответ: индустриализация должна быть проведена за счет крестьянства. Колоний нет. Близкий единомышленник Троцкого Преображенский Е. А. построил даже по этому поводу стройную теорию «социалистического первоначального накопления». Преображенский, апеллируя к «повивальной бабке истории» – насилию, заранее готовил новую атаку на деревню. Хотя опыт крестьянской войны был еще свеж. Так как крестьянская война называлась войной «против кулаков и бандитов», то возбуждаемая «оппозициями» агрессивность по отношению к крестьянству формально адресовалась «кулакам». Если не внимать этой логике «переадресованной агрессии», то есть попросту замене слова «крестьянство» на «кулак», то ситуация окажется совершенно нелепой. Вожди государства заинтересованы в индустриализации. Капитал для нее получается продажей хлеба за границу.

Подавляющую часть товарного хлеба дают зажиточные крестьянские хозяйства (те, кто в более узком смысле назывался «кулаками»). Казалось бы, их-то и надо поддерживать. Но государство, наоборот, с ними борется. С ума сойдешь! А позиция понукает бороться еще энергичнее. Всеми мерами – и экономическими, и политическими – зажиточные крестьяне выталкиваются из жизни. В результате деревня, очевидно, должна обеднеть и давать меньше хлеба и, значит, капитала для индустриализации. При этом никакой политической опасности для власти ни зажиточные крестьяне («кулаки»), ни крестьяне вообще не представляли: тогда не было ни малейших следов какой-либо попытки организации их борьбы с властью.

И вот опять возникает идея «внесения Гражданской войны в деревню». Вспомним, что идея гражданской войны принадлежит к числу основных концепций, принятых руководством большевистской партии, – это, собственно, была та форма, которую классовая борьба принимала в эпоху пролетарской революции. Вот что говорят «истинные революционеры»: «Мы должны дать знать бедноте, что мы не позволим кулаку раздевать и грабить ее» (Зиновьев на ХIV съезде, то есть в оппозиции). «Дело идет к использованию НЭПа некоторыми слоями крестьянства в очень сильной мере в направлении сопротивления нашим планам» (Каменев на ХIV съезде, в оппозиции). Линия ЦК объявляется отходом от ленинизма, «термидорианским уклоном». «Складывающаяся теперь в партии теория, школа, линия, не находящая теперь должного отпора, гибельна для партии»; «Речь идет о судьбах нашей революции»; «Крестьянин держит нас за руки в деле расширения и восстановления нашей промышленности» (Каменев, в оппозиции).

Руководство во главе со Сталиным обвиняется в недостаточно жестком администрировании. На ХIV партконференции была отвергнута поправка Пятакова к резолюции: «Управление всем государственным хозяйством как объединенной системой… Задача проведения планового начала в нашем хозяйстве должна быть поставлена во главу угла всей нашей экономической политики». Раз дело идет уже о судьбах революции, то на верховное руководство началась настоящая атака. Оно обвинялось в бюрократизме, «перерождении», делались намеки, что места наверху могут быть заняты новыми, по большей части молодыми партийцами.

Сторонники «генеральной линии» приняли бой, нигде не делая уступок. «В деревне власть скорее поддерживают зажиточные кулаки»; «Мы должны были держать курс на мужика – исправного хозяина. Задача остается» (Зиновьев на ХIII съезде, еще против оппозиции). Оппозицию обвиняли: «Уклон в сторону переоценки кулацкой опасности»; «На деле этот уклон ведет к разжиганию классовой борьбы в деревне, к возврату к комбедовской политике раскулачивания, к провозглашению, стало быть, гражданской войны в нашей стране» (Сталин, ХIV съезд). Сталин, объединяя идеи Ларина с положениями Зиновьева (то есть оппозиции), называет его сторонником «второй революции» в деревне. «Крестьянин, сдающий сегодня землю в аренду, превращается завтра в самостоятельного хозяина… Облегчение найма и аренды развязывает производительные силы деревни» (Яковлев, будущий организатор коллективизации, на ХIV съезде – против оппозиции).

Резолюция ХV съезда уже поставила общую цель «перехода к коллективной обработке земли».

Сталин, увы, в принципе стал шаг за шагом реализовывать основные положения «левых оппозиций», с которыми он до этого вместе с Бухариным, Рыковым и другими боролся. Через Политбюро, где он располагал большинством, через Секретариат и ГПУ (фактически возглавлявшееся его сторонником Ягодой) Сталин начал проводить ряд конкретных мер, которые только позже стал оформлять в виде цельной программы. Первым шагом Сталина было «овладение информацией», столь понятное теперь, в «информационный век». Это выразилось в разгоне верхушки ЦСУ (Центрального статистического управления). Новое руководство ЦСУ дало новые, значительно большие цифры имеющегося у крестьян хлеба («невидимые запасы»), которые, следовательно, было возможно у них изъять. Второй шаг заключался в подключении ГПУ к проведению хлебозаготовок, на первых порах – для сбора информации о «причинах, задерживающих выпуск хлеба на рынок его держателями».

Уверовав в коллективизацию и видя противостояние ей, Сталин на пленуме ЦК в июле 1928 года высказал положение, на десятилетия повлиявшее на судьбу наше страны: «По мере нашего продвижения вперед… классовая борьба будет обостряться». Сталину при такой постановке вопроса было легче, поскольку ему пришлось принимать очень нелегкие решения. Накануне в стране произошел мощный взрыв новых идей в области экономики деревни. Он был подготовлен десятилетиями напряженной и многогранной работы, шедшей еще с начала ХХ века. В области изучения сельского хозяйства появились такие выдающиеся ученые, как Чаянов, Кондратьев, Чилинцев, Минин, Макаров, Бруцкус, С. Булгаков, Литошенко, Студенский. К тому же поколению (и в близкой области исследований) относятся Н. И. Вавилов (учившийся на одном курсе с Чаяновым в Петровской сельскохозяйственной академии) и Питирим Сорокин (учившийся с Кондратьевым в церковно-учительской семинарии). Каковы бы ни были их политические взгляды (по большей части, видимо, скорее «народнического», чем эсеровского направления), но явно для них гораздо важнее были их исследования и самый объект их – русская деревня. Поэтому несколько человек из них эмигрировали во время Гражданской войны, а потом вернулись, два-три эмигрировали окончательно, так как подавляющая часть работавших на родине была уничтожена в 1930-е годы. Выжили единицы.

Для этих людей важнее была возможность что-то делать, чем реагировать на то, какое правительство у власти. Общим для всего этого направления можно считать убеждение, что основой экономики России является сельское хозяйство. Причем, основой земледелия является семейно-трудовое индивидуальное хозяйство. Труд крестьянина имеет творческий характер и не терпит указаний свыше. Можно сказать, что все искусство сельского хозяина заключается в умении использовать частности. Только сам хозяин, за долгие годы практики изучивший свое хозяйство, может успешно вести его. Но это не значит, что сельское хозяйство в целом не способно использовать преимущества крупного хозяйства. Ряд звеньев сельскохозяйственного производства только выигрывают от объединения. Такое объединение создается кооперацией.

Кооперация плодотворна для таких, например, звеньев земледельческого производства, как молотьба, сливкоотделение, приготовление масла, трепка льна, продажа сельхозпродукции, получение кредитов, и других. Чтобы их работа была эффективнее, крестьяне должны объединяться во множество кооперативов разных размеров по тому или иному профилю их деятельности. Так называемая «вертикальная» кооперация, в отличие от «горизонтальной», когда одна и та же группа крестьян объединяет все свои хозяйства, все звенья своего организационного плана, и при этом для большинства из них не достигается оптимума. Типичный пример «горизонтальной» кооперации – колхоз.

По-видимому, в ХХ веке Россия оказалась в эпицентре столкновения двух всемирно-исторических стратегий развития. Одна стратегия связана с наступлением города на деревню. Это индустриализация за счет экспроприации деревни, превращение крестьян в пролетариат, рост городского населения за счет притока бегущих из деревни крестьян, постепенное обезлюдение деревни и концентрация горожан в многомиллионных городах-мегаполисах. Другая стратегия – это устойчивое равновесие между городом и деревней как двумя необходимыми частями народного хозяйства и культуры. В борьбе этих двух путей развития путь, ориентирующийся на сохранение деревни, имел два героических достижения: отражение атаки на деревню в крестьянской войне 1918–1921 годов и создание Чаяновым и «организационно-производственной школой» плана развития экономики России. Это была программа, альтернативная коллективизации и раскрестьяниванию. Но в ней не находилось места партии. В случае ее принятия роль партии в жизни страны постепенно ослабевала бы. В результате победила установка на раскрестьянивание и ускоренную индустриализацию.

Ситуация стала «совершенно ясной», когда на Всесоюзной конференции аграрников-марксистов в 1929 году Сталин сказал: «Непонятно только, почему антинаучные теории “ советских” экономистов типа Чаяновых должны иметь хождения в нашей печати?» На процессе «Промпартии» и на пленуме ЦК в декабре 1930 года упоминаются Кондратьев, Макаров, Чаянов, Литошенко и ряд «буржуазных профессоров», вредителей. Они были арестованы ОГПУ в 1930 году и обвинялись в принадлежности к «Трудовой крестьянской партии», в попытке свержения Советской власти и восстановления буржуазно-помещичьего строя.

«Шутки» в аграрном секторе страны продолжались и позже. Став у кормила, Хрущев развернулся вовсю. Первым крупным его мероприятием стал сентябрьский (1953 года) Пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Нарисованное в докладе Хрущева состояние агропромышленного комплекса выглядело угрожающе плачевным. Он узрел три главные причины такого положения дел: во-первых, в стране долго проводилась неправильная сельскохозяйственная политика – государственные заготовительные цены на продукты были слишком низкими; во-вторых, слишком широко, мол, была распространена колхозно-кооперативная собственность и, тем более, личная собственность (приусадебное хозяйство), которые, по его убеждению, были низшим этапом развития по сравнению с собственностью государственной, в-третьих, был допущен отход от ленинского принципа материальной заинтересованности работников в результатах труда.

Хрущев добился того, что Пленум одобрил предложенные им меры, направленные на ликвидацию этих недостатков.

Чтобы нейтрализовать возможное сопротивление своих коллег по Президиуму ЦК, Хрущев направил некоторых из них, давно уже не покидавших кремлевские кабинеты, в колхозы. Когда Ворошилов увидел колхоз под Смоленском, где царили грязь и нищета, он, в духе некоторой либерализации взглядов, сказал буквально так: «Маркса бы туда. Попробовал бы он поправить дела в этом колхозе».

В разумном повышении заготовительных цен необходимость, конечно, была. Но дорогой наш Никита Сергеевич проводил все меры своего плана «в одном флаконе». Началось необоснованное укрупнение хозяйств и преобразование колхозов, которые обладали хоть какой-то экономической самостоятельностью, в полностью зависящие от государства совхозы.

Тут и свою мечту Хрущев получил возможность осуществить – он стал насаждать «агрогорода», точнее, поселения из пятиэтажек посреди полей. Это был как бы второй виток коллективизации. Начинания на первый взгляд неплохие, но получилось вот что. Образовались, с одной стороны, крупные поселения полугородского типа, где жители многоэтажных домов лишились приусадебных участков вблизи своего жилища и должны были после рабочего дня в общественном хозяйстве добираться до дома, чтобы поужинать, после чего снова тащиться на свои огороды.

А с другой стороны, появились «неперспективные» деревни, обреченные на умирание. Уже одно это мероприятие неизбежно должно было со временем привести сельское хозяйство к краху. Человек, так полюбившийся на Западе за грядущую «оттепель», начал подрывать экономику страны как ярый большевик. По инициативе Хрущева колхозникам предложили отказаться от собственных коров, за что им было обещано обеспечить снабжение молоком из общественного хозяйства. Крестьяне обещаниям не поверили и предпочитали не сдавать коров в колхоз, а пускать их на мясо. А тех коров, которых они все же сдали в колхоз, некуда было ставить, животноводческих помещений и без того не хватало. В итоге и крестьяне остались без своего молока, и производство молока и мяса в стране упало. Когда эта ошибка была осознана, попытались снова убедить колхозников обзавестись коровами, но было уже поздно.

Во сколько нужно проснуться, чтобы подоить корову, знаете? Наши старушки убедились, что и без молока со своего подворья прожить можно, а смотреть телевизор куда приятнее, чем возиться со скотиной. Еще Хрущев додумался лошадей отправить на мясокомбинаты. Дескать, в эпоху механизации сельского хозяйства лошадь – это некий архаизм. Между тем в высокомеханизированных хозяйствах США тогда числилось 10 миллионов лошадей.

С подачи Хрущева в колхозах отказывались от трудодней и переходили на денежную оплату труда. Причем деньги платили не за законченную работу, а за каждую отдельную операцию. В итоге денег на сельское хозяйство стало уходить больше, а ожидаемого эффекта не добились, потому что в реальном подъеме производства колхозники не были заинтересованы.

Это не помешало Хрущеву выдвинуть лозунг – «догнать и перегнать США по производству мяса и молока». Особое место в решении этой задачи он отводил расширению посевов кукурузы, в великих возможностях которой его убедили встречи с американским фермером Гарстом. Ему говорили, что Кострома – не Айова. Но Хрущев эти доводы не слушал. Помимо повсеместного насаждения посевов кукурузы, программа «зеленой революции» Хрущева включала еще и освоение целинных и залежных земель. О том, как убранный хлеб гнил в буртах, и о том, как плодородный слой земли уносило ветрами, без горечи вспоминать невозможно.

С самого начала коллективизации сельского хозяйства в СССР основная тяжесть механизированных работ посевной и уборочной кампаний возлагалась на машинно-тракторные станции (МТС), с которыми колхозы расплачивались частью урожая. На этой связке колхозов и МТС держалась вся колхозная система.

Хрущев, испытывая трудности с наполнением бюджета, решил в начале 1958 года продать технику МТС колхозам, мотивируя это тем, что тогда хозяйства получат самостоятельность и не будут зависеть от МТС. Купив технику, колхозы оказались в больших долгах. В МТС техника была под навесом, в боксе, при механической ремонтной базе, под присмотром опытных и материально заинтересованных в общественно-необходимом результате специалистов. А в колхозах ремонтировать, грамотно эксплуатировать и содержать ее было некому. Она стала как бы бесхозной. Плюс – долги колхозов. Технике стало тесно на полях одного колхоза. Пошли разговоры об укрупнении колхозов. А потом, мы знаем, началась трагедия «неперспективных деревень». Чуть пораньше на все, нажитое населением в сталинскую эпоху, – на личное подворье, сады, на численность личного скота – были введены высокие налоги. Это из той поры, когда крестьянин вырубал плодовые деревья.

В результате крестьянин лишился привычного образа жизни, привычного ритма труда и отдыха, привычной структуры и величины доходов. Была предана анафеме и всячески искоренялась «травопольная система земледелия».

Общий итог экспериментов Хрущева над сельским хозяйством страны вылился в необходимость закупать зерно в Соединенных Штатах Америки, в стране, которую он стремился догнать и перегнать, и в Канаде.

Автор помнит: объективно зерно закупать уже было и не надо, но аграрное руководство страны (министр сельского хозяйства СССР Полянский) так приучило всех к мысли, что летать со «свитой» «на халяву» за океан для заключения контрактов на закупку зерна надо, что все были убеждены: закупали, закупаем и будем закупать.

И сегодня еще ничегошеньки, господа-товарищи, неясно с русским крестьянством.

 

Глава 9

Недозрелое народовластие

Осуществив страшной ценой индустриализацию и коллективизацию страны, большевики до предела вымотали людские силы, и казалось, что народный организм окончательно убит. Однако уже в первые месяцы 1935 года жизнь в городах стала заметно улучшаться, а к лету наступила стабилизация. Отменили карточки, наладили государственную торговлю. Для многих это служило самым главным доказательством того, что жертвы времен коллективизации были ненапрасны и что в конечном счете Сталин оказался прав, круто поменяв уклад страны и направив ее по пути индустриализации и обобществления сельского хозяйства.

Понять историческую эпоху такого масштаба – это значит понять сущность того нового общественного организма, который созревал у нас. Но, к сожалению, недозрел. И мы имели несчастье вкусить зеленый плод. Кислятину. Опять-таки, из-за постоянного противостояния внутренних и внешних антагонистических сил Сталин был поставлен в такие рамки, что не мог ни на йоту отступить от догм марксизма-ленинизма. Естественно, он понимал, что эту теорию надо подправлять. Хотя, казалось бы, он мог поступать как заблагорассудится, но какого-либо отступлении от ортодоксальных взглядов Сталин ни себе, ни другим не позволял. Не будем отрицать и его непримиримую реакцию на любое проявление мелкобуржуазной сущности людей, так как всегда имелись скрытые и явные «страстные революционеры», готовые повернуть колесо истории вспять. И Сталин знал, что Запад обязательно им поможет.

Сталинскую эпоху надо рассматривать объективно в том смысле, что нужно смотреть не только глазами пострадавших, как принято теперь, но и глазами преуспевших, а их было неизмеримо больше, чем первых. Особняком стоит вопрос о массовых репрессиях. Нет однозначного и ясного ответа на него. Но с уверенностью можно отметить, что тех, кого репрессии никак не коснулись, было несравнимо больше, чем пострадавших и родственников пострадавших. Автор этих строк застал это время и ни о каких репрессиях понятия не имел. Я научился читать задолго до школы. Одним из моих первых серьезных познавательных литературных произведений был чудесный рассказ Гаршина «Лягушка-путешественница». Эту книжечку дала мне почитать соседа по лестничной клетке – интеллигентная дама, мать директора завода. Тогда такое вполне могло быть: директор завода жил в одном подъезде с прорабом-монтажником, коим был мой отец. Так вот, из этого шедевра я в раннем детстве почерпнул, чему можно было следовать в жизни: особенно не высовываться. А позже добавилось – стремиться быть полезным и первым в том деле, которое тебе поручают.

Люди, придерживающиеся в государстве рабочих и крестьян такого принципа, сами понимаете, никогда никаким репрессиям подвергнуты быть не могли. Я не встречал репрессированных среди моих ближних и дальних родственников, среди моих друзей и среди друзей моих друзей. Возможно, это было потому, что я жил тогда и не в Москве и не в Ленинграде. Под жернова репрессий, естественно, чаще попадали люди амбициозные, с претензиями, иногда нечистые на руку, незаурядные, может быть, недовольные порядками.

Репрессии – это насилие. Но возможность властей совершить насилие над своим народом есть показатель здорового общества. Невозможность такого действия приводит к разложению и исчезновению общества. Объяснить такое утверждение довольно просто. В любом обществе есть довольно большая категория людей, ориентированная в первую очередь на личное благо. Эти люди стремятся построить свое благо за счет общества. Заставить их отказаться от своих устремлений можно только насилием или угрозой насилия. Если насилие невозможно, эти люди начинают плодиться с невероятной скоростью, забивая собой все поры общества. Демократическая власть, например, не в состоянии взять под контроль это явление именно из-за неспособности совершить насилие над собственным народом. При «демократии» можно разделить судьбу Милошевича.

Невозможность власти совершить насилие следует из-за отсутствия доверия людей к правителям. Или происходит из-за вредного влияния извне. В СССР доверие народа к Сталину имелось, поэтому советскую власть террор не мог дискредитировать полностью, как внутри страны, так и за ее пределами. Объективно здесь играла роль главная идея – все члены советского общества были участниками единого процесса, и процесс был созидательным. Коммунизм строили миллионы людей. И занятые созиданием, советские люди не понимали, насколько они были пособниками палачей, палачами и жертвами палачей. В таком случае совершенно не важно, были ли виновными жертвы репрессий или нет. Палач – он всегда палач. Советские люди были и объектом, и субъектом беззакония. Мало того, они были и властью, и сферой приложения власти. Это от их имени совершалось все в стране.

Основным доказательством того, что предпосылки установления народовластия в СССР существовали, служит то, что советские люди дошли до такого «абсурда» (по современным меркам) – до понимания, что сама работа на благо общества есть уже награда. Такое понимание смысла жизни возможно только при нарождающемся народовластии. На Западе, при существующей там «демократии», такое понимание просто немыслимо. Советские люди отдавали силы своему кровному, родному обществу за скромную плату. Современного человека на такое самоотречение настроить невозможно.

Прежде чем приступить к оценке советского народовластия, хотел бы совершить хотя бы беглый экскурс в историю становления управления государством. Институт управления во все времена и у всех народов создавался и развивался почти одинаково. То есть здесь имели место определенные закономерности. Власть – тяжелое бремя, и его не под силу нести только одному человеку. Более того, власть всегда выливалась в стройную систему, все звенья которой были тесно взаимосвязаны и переплетены друг с другом.

Политические силы притяжения схожи с теми, что существуют в природе. Они не допускают безболезненного выпадения какого-либо звена. При таком выпадении нарушается естественный баланс всей политической системы. Для наглядности приведем пример Солнечной системы. В ее центре – Солнце, светило первой величины. Вокруг него вращаются по заданным орбитам большие и малые планеты, а также их спутники. И они между собой связаны так, что какие-либо нарушения связывающих их законов попросту невозможны.

В политической жизни эти связи менее категоричны, но стабильность положения вещей тоже является достаточно постоянной. Такое, правда, диктуется прежде всего необходимостью. При всей непредсказуемости, как кажется на первый взгляд, и жизнь политических элит формируется и развивается тоже по своим, особым законам.

Самая справедливая форма общественного устройства – демократия, то есть форма государственно-политического устройства общества, основанная на признании народа в качестве источника власти, известна с давних времен. Еще в Античности власть правителей сдерживалась народными собраниями и контролировалась верховным правящим органом – ареопагом. Ареопаг – холм в Афинах, место заседаний древнего судилища, происхождение которого относится к мифическому периоду. В этот орган входили лишь избранные авторитетные аристократы. Они наблюдали за исполнением законов, могли привлекать к ответственности тех, кто обходил закон себе в угоду. Они могли также протестовать против решений совета и народных собраний.

В 594 году до н. э. Солон ввел в состав ареопага бывших архонтов – ежегодно избиравшихся высших должностных лиц в Афинах. Он же создал Совет четырехсот, в противовес уходящему корнями в царский период аристократическому совету ареопага. Этот орган был преобразован Клисфеном в более демократичный Совет пятисот, который рассматривал все предложения, направлявшиеся на обсуждение народного собрания. В зависимости от принадлежности к одной из десяти местных фил он подразделялся на десять секций-пританий, по пятьдесят членов в каждой. Каждая притания в течение десятой части года курировала дела данного высшего государственного органа власти. Председатель притании избирался на один день из состава всех ее членов и был обязан проводить в служебном здании целые сутки.

У викингов власть королей также не являлась безграничной, поскольку большинство общин были верны своему местному вождю. Король проводил религиозные ритуалы и вел в бой своих подданных, а также был обязан сохранять силу постоянного войска и флота, чтобы защищать народ и его имущество от нашествия врагов. На местах огромным влиянием пользовалось народное самоуправление. Все свободное население, имевшее право голоса, собиралось под открытым небом на тинг. Такие собрания, на которых обсуждались любые злободневные вопросы, решались споры и наказывались преступники, проводились каждые два-три года.

В Римской республике благо народа считалось высшим законом. С возникновением империи Рим не стал самодержавной монархией со всемогущим государем во главе. Империя не отменила республику, а как бы дополнила ее. Имперские учреждения налегли на республиканские сверху, придавили, но не уничтожили их. Получившийся институт управления в Римской империи явился как бы эталоном, в соответствии с которым стала строиться такая система в других, а также в современных государствах. Каждый политик при такой системе занимает строго определенную нишу в политической структуре и обязан строго соответствовать ей. Однако на самом деле существовавшее положение вещей в империи поддерживалось, с одной стороны, неукоснительным следованием традиции, а с другой – волей жребия, и чаще – симпатией императора к избраннику. Считалось, что римский император пользуется своей властью просто в силу своего высокого морального авторитета – как «первый человек» в государстве. Однако, кроме этого морального, весьма сомнительного авторитета, он обладал верховной властью над всеми войсками римского государства. Это, конечно, было гораздо важнее морального права.

С расширением империи и, соответственно, растущими амбициями государственный аппарат стал увеличиваться. Управлять большой державой только с помощью лично подобранного штата императору было невозможно. Поэтому император опирался на государственный аппарат, оставленный ему республикой. Сенат – «совет старейшин» – насчитывал около 600 человек. Считалось, что в сенат входят потомки древнейших и знатнейших римских родов. Но на практике он постоянно обновлялся и укреплялся «новыми людьми». Сенат контролировал Рим, Италию и центральные провинции государства. Он распоряжался основной казной, издавал постановления и законы, сначала – по собственной инициативе, а позже – по указанию императора. Пополнялся сенат преимущественно отслужившими свой сорок должностными лицами, обычно из сенаторских сыновей. На протяжении сенаторской карьеры человек сменял несколько служебных должностей. Восхождение по служебной лестнице осуществлялось постепенно. Молодой человек состоял в какой-нибудь комиссии по городскому судопроизводству и благочинию и через некоторое время становился одним из двадцати квесторов, чиновников – в Риме или в провинции – по финансовым делам. Еще через некоторое время – одним из десяти трибунов или четырех эдилов, которые отвечали за благоустройство города и развлечения. Затем одним из восьми (или больше) преторов, занимавшихся преимущественно судебными делами. И наконец – одним из двух консулов, которые считались высшими правителями государства на текущий год. Чтобы больше народа успело пройти через эту высокую должность, при императорах стали назначать «сменных консулов» – по нескольку пар в год.

Существовали и иные пути для того, чтобы римлянин-аристократ мог добиться высокого положения в обществе. Одним из них являлась успешная военная карьера. Кроме гражданской и военной службы, в политической жизни Рима играла большую роль также жреческая служба. Жрецы обеспечивали покровительство богов римскому государству, они избирались, но не на год, а в основном пожизненно. Организованный таким образом и сам себя пополняющий сенат образовывал высшее сословие римского общества – сенатское сословие.

Вторым, средним сословием, были так называемые всадники (данное название сохранилось с тех времен, когда член этого сословия должен был иметь средства на содержание боевого коня). Между первым и вторым сословием существовала тесная связь. Сенаторы увеличивали свои доходы из откупов всадников, пополняли из их числа свои кадры.

Третьим, и низшим, сословием римского общества был народ – крестьяне, ремесленники, городская чернь. Многие из них, будучи неимущими, составляли свиту сенаторов и имущих людей и кормились их подачками. Они назывались «клиентами» своих патронов. О существовавших рабах при оценке такой «демократии» скромно умалчивается. Жители Рима и его окрестностей периодически собирались на народные собрания, которые проходили на Марсовом поле перед городской стеной. Здесь путем народного голосования выбирались все должностные лица, вплоть до консулов. Известно, что в эпоху империи эта процедура напоминала фарс, так как народное вече лишь подтверждало кандидатуры, назначенные императором и одобренные сенатом.

А если в период Республики низшее сословие и обладало реальной возможностью проявить свою политическую волю при подобных «выборах», то и тогда ничего демократического в этом усмотреть нельзя было, так как голоса за кандидатов они отдавали за взятки. Наиболее приближенным к этим «демократическим» нормам и принципам по своей сути считается президентский институт США. О рабах и при этой демократии из демократий тоже скромно умалчивается.

За свою более чем двухсотлетнюю историю этот институт власти претерпевал различные изменения, знал взлеты и падения, испытывал кризисы, но оставался непоколебимым бастионом лживой демократии и влиял на ход мировой истории так серьезно, как никакой другой политический институт. Не буду доказывать здесь правоту своих слов, но отмечу: достижением американской системы признаю успехи в культивировании в американцах сознания того, что «Америка – превыше всего».

В единственной стране в мире начало создаваться подлинно демократическое общество, когда впервые в букварях напечатали слова: мы не рабы, рабы не мы. В СССР создавалось новое общество, которое отличала прежде всего организация населения в стандартные коллективы. Организация жизни этих образований осуществлялась по образцам, которые впервые «изобретались» в гигантском массовом процессе путем проб и ошибок. Осуществлялось преобразование общества путем воспитания людей, формирование такого типа человека, который сам, без подсказки властей и без насилия, становился носителем новых общественных отношений. И, немаловажный факт, – двигало людьми нестяжательство. Процесс происходил в непрерывной борьбе многочисленных тенденций. И побеждали принципы, насаждаемые коммунистической идеологией. И получилось то, от чего современного человека, воспитанного на принципах демократии, воротит до тошноты. Ему претит, конечно, такое общество, шагающее в ногу, равнодушное к стяжательству.

И именно в этом обществе случилось и неизбежное, и непоправимое. Накладка факторов различного рода, связанных не только с сущностью коммунистического строя, но и с недружественным окружением, наличием обиженных, конкретными местными и историческими традициями, природными условиями, наличием характерного человеческого материала, и привели к репрессиям.

В США, к примеру, их конкретные исторические, природные и социальные условия привели к ку-клукс-клану, судам Линча, к тому, что в этой стране получила наибольшее распространенное и всеобъемлющее влияние мафия как таковая. А что было у нас? Была мировая война. Рухнула царская империя, причем коммунисты в этом были меньше всего повинны. Произошла революция. В стране разгорелась война всех со всеми, дезорганизация, наступили разруха, голод, расцвет преступности. Потом – новая революция, на сей раз – социалистическая. Гражданская война, интервенция, восстания. Никакая власть не могла бы установить элементарный общественный порядок без массовых репрессий.

Формирование нового общественного строя сопровождалось немалым ростом преступности во всех сферах общества. Причем во всех регионах огромной страны. Преступность имела место на всех уровнях формирующейся иерархии, включая сами органы власти, управления и наказания. Коммунизму пришлось входить в жизнь под знаком освобождения от пут старого строя. Ему предстояло избавить массы людей от элементарных негативных факторов: халтуры, очковтирательства, саботажа, воровства, коррупции, пьянства, злоупотребления служебным положением, кумовства и партчванства. Большинство из этих явлений, процветавших в дореволюционное время, перешли в новые условия и превратились в норму жизни советских людей. Этому необходимо было противостоять. Чтобы помешать таким явлениям, были задействованы партийные организации, комсомол, коллективы, пропаганда, органы воспитания и т. д. Они многого добивались, но в ряде случаев были бессильны без органов наказания. Нам крупно повезло, что Сталин оказался альтруистом. Сталинская система массовых репрессий первоначально произрастала как самозащитная мера нового общества от рожденной совокупностью обстоятельств эпидемии преступности. А так как альтруистов оказалось не так уж много, она сохранилась как постоянно действующий фактор нового общества, воспринимаемый населением (в основном нестяжателей, ибо они большей частью были из голытьбы) как необходимый элемент самосохранения нации.

Строители нового общества имели перед собой прежде всего задачи, осознаваемые как задачи установления общественного порядка, позволяющего честно трудиться. Позже уже на повестку дня можно было ставить задачи создания школ и больниц, обеспечения городов продуктами питания, организации транспортной системы, создания фабрик и заводов для производства необходимых для жизни населения и для обороноспособности страны предметов. Это, в свою очередь, привело к тому, что, независимо от воли и сознания людей, создавался новый общественный организм с его необходимой структурой и новыми социальными отношениями, что потом стало основой неистребимости русского патриотизма (например, в борьбе с фашизмом).

Это, как поется, плюс. Но был и минус. Революция 1917 года ликвидировала классы капиталистов и помещиков. Земля, фабрики и заводы были национализированы, огосударствлены. Правда, вследствие обстоятельств, а не по доктрине. Этим вынужденным, но правильным действием коммунисты создали огромную армию непримиримых врагов. Ликвидация частной собственности на средства производства оказалась негативной акцией революции – она уничтожила один из фундаментальных элементов базиса старого общества. Этим самым новое общество было расколото на две антагонистические силы.

Ликвидация чего-то не всегда может стать основой чего-то нового. Но в нашем случае начало создаваться такое новое, настолько позитивное, которое могло бы оправдать такие издержки. И хотя издержки, которые измеряются человеческими жизнями, невосполнимы, все-таки в Советском Союзе была построена такая социальная организация, которая могла сложиться в результате именно того конкретно-исторического варианта по объективным социальным законам. В сталинские годы практически все предприятия были построены заново; во всяком случае, то, что было построено, по объему во много раз превосходило то, что досталось по наследству и по социальному статусу изначально было государственной собственностью. Государственные учреждения, некоторые муниципальные органы, больницы, учебные заведения и т. п., как правило, и раньше (при царе) не были частными.

Но теперь государственной собственности стало больше. Появились государственные чиновники, выполнявшие функции работодателя, они имели некоторые преимущества, в том числе и материального плана.

Важным, с нашей точки зрения, является не столько то, что исчезло в результате революции, сколько то, что развилось взамен. Ведь ситуация была такой, что могло произойти черт знает что, а может быть и хуже. А взамен пришли стандартные первичные деловые коллективы с определенной структурой сотрудников, соотношениями начальствования и подчинения, причем с иерархией и сетью таких отношений. Эти отношения стали неустранимой основой социального и материального неравенства граждан общества – основой для нового классового структурирования населения.

Эксплуатировало ли новое государство трудящихся? Эксплуатировало. Это был, как бы сказали теперь, государственный капитализм. Со своими достоинствами и недостатками.

Жизнь заставляла Сталина форсировать выход в свет труда, известного под названием «Экономические проблемы социализма в СССР». Конечно, там никакого упоминания о государственном капитализме нет. Преимущественная сторона нового государственного образования проявилась в том, что со временем конкретно-исторические задачи, вынуждавшие строителей нового общества осуществлять коллективизацию сельского хозяйства, индустриализацию страны и т. д., отошли на задний план или исчерпали себя, а неосознанный и незапланированный социальный аспект заявил о себе как одно из самых главных достижений русского коммунизма.

Советский период нашей истории начался с беспрецедентной заботы о детях и молодежи. Создавались детские ясли и сады, школы, профессиональные училища, техникумы, институты. Ликвидировали беспризорность. Проводилась тотальная борьба с безграмотностью и религиозным мракобесием. Образование, просвещение, медицина, гигиена систематически внедрялись в жизнь миллионов людей. Одной из величайших заслуг сталинской эпохи явилась культурная революция. Новое общество нуждалось в миллионах образованных и профессионально подготовленных людей. И оно получило возможность удовлетворить эту потребность в первую очередь.

Это поразительный феномен, не имеющий прецедентов в истории: самым доступным для нового общества оказалось то, что было самым труднодоступным для прошлой истории, – образование и культура. Оказалось, что гораздо легче дать людям хорошее образование и открыть им доступ к достижениям культуры, чем дать им приличное жилье, одежду и пищу. Доступ к образованию и культуре был мощной компенсацией за бытовое убожество. Люди переносили бытовые трудности, лишь бы получить какое-то образование и приобщиться к культуре. Тяга миллионов людей к этому была настолько сильной, что ее не могла остановить никакая сила в мире. Всякая попытка вернуть страну в дореволюционное состояние воспринималась как страшная угроза этому завоеванию революции.

Может быть, современным людям покажется странным, но следует подчеркнуть, что именно образование коллективов, благодаря которым люди приобщались к публичной социальной жизни, оказалось самым важным завоеванием революции, привлекшим массы на сторону нового строя. По крайней мере подавляющее большинство населения страны через них ощутило заботу о себе общества и власти. Сейчас можно этот опыт истории интерпретировать и так: русские крестьяне, вытесненные в город в ходе коллективизации, восстановили общину на стройке и на заводе в виде «трудового коллектива». Именно этот уникальный уклад со многими крестьянскими атрибутами (включая штурмовщину) во многом определил «русское чудо» – необъяснимо эффективную форсированную индустриализацию СССР.

Тяга людей к коллективной жизни, причем – без хозяев и с активным участием всех, была неслыханной ранее нигде и никогда. Далее – демонстрации и собрания, которые были делом добровольным и очень желанным. На демонстрации ходили обязательно семьями. Иллюзия того, что власть в стране принадлежит народу, была в те годы всеподавляющей. И все явления коллективной жизни воспринимались советскими людьми как показатель именно народовластия. С одной стороны, это было народовластие, с его системой вождей, активистами, волюнтаризмом, призывами, репрессиями и прочими атрибутами. А с другой стороны, это была машина партийно-государственной власти, с ее бюрократизмом, рутиной, профессионализмом и прочими атрибутами этого бюрократизма. Первый аспект играл главную роль и достиг в те годы наивысшего уровня. Второй был подчинен первому, служил орудием первого. Он постоянно формировался, частично видоизменялся, набирал силу. Уже в сталинские годы второй аспект зачастую доминировал над первым, проявлял тенденцию к господствующей роли вообще.

Здесь отмечу: принятие массами репрессий тех лет в какой-то мере отражало не что иное, как стремление народных масс помешать превращению партийно-государственного аппарата власти в новых господ. Известно, что в конце своей жизни Сталин вынашивал планы ограничить власть партноменклатуры (об этом будет сказано ниже). На фоне этого у народа не вызывало никакого неприятия стремление Сталина ограничивать эту власть как возможную угрозу лично ему.

Так как первый аспект народовластия вначале (в сталинские годы) все же преобладал, раннюю сталинскую систему власти и управления можно считать периодом подлинного народовластия, вершиной народовластия. Народовластие не есть нечто идеальное, и пусть слово «народ» не сеет на этот счет иллюзий. Но то нарождающееся народовластие было действительно народным, так как существовало для народа, от имени народа, и все, что происходило, было, по задумке Сталина, направлено на благо народа. Поэтому одобрение большинством населения страны репрессий и всего такого прочего – это суть признаки именно народовластия. Власть при Сталине была народовластием еще и в том смысле, что это была не профессиональная, а дилетантская власть. Она с самого начала многими, прежде всего – интеллигенцией, воспринималась отрицательно.

Подавляющее большинство постов в ней с самого низа до самого верха заняли выходцы из низших слоев населения и люди, никогда раньше даже не помышлявшие о том, чтобы кем-то управлять. Это факт очень примечательный. Миллионы людей, и по образу жизни, и по имущественному положению, мало чем отличавшихся от управляемой массы, живших ранее в толще прочего населения, часто в большой бедности, трудясь, как все, по настоянию коллективов и вышестоящих властей вдруг получили эту нелегкую обязанность, не совсем понятную, сложную и рискованную. Поэтому люди менялись на всех постах с неслыханной быстротой. И дело здесь было не в репрессиях: кто совсем не имел данных быть управленцем, кто не умел еще управлять, кто тут же погряз в коррупции, кто не смог избежать бытового разложения, а кто столкнулся с невозможностью решить проблемы, которые заставляли решать. Естественно, процент репрессированных в этой среде был очень высоким.

Сталинское народовластие имело такую характерную черту: вышедший из народа руководитель обращался в своей руководящей деятельности непосредственно к самому народу, игнорируя официальный государственный аппарат, но игнорировал его так, что тот ему служил и средством власти, и козлом отпущения в случаях «проколов» деятельности власти в целом.

Вот и складывалось у народных масс представление, что государственный аппарат является чем-то если не враждебным, то по крайней мере помехой в работе вождя-руководителя. Этот аппарат тогда имел такой кадровый состав, что вполне заслуживал подобного отношения. Человеческий материал, доставшийся от прошлого, был неадекватен новой системе по психологии, образованию, культуре, профессиональной подготовке и опыту. А позже во власть стали проникать уже другие люди.

Постоянно складывались, как бы мы их теперь назвали, мафиозные группы, процветали склоки, жульничество. Одним словом, сама система власти и управления нуждалась в контроле со стороны еще какой-то системы сверхвласти, стоящей над ней. Вначале такой системой сверхвласти стала сама партия.

Потом эту функцию хотели возложить на народовластие сталинских времен. В это народовластие должны были входить и репрессии. Не будь этого, миллионы случайных людей, привлеченных в государственные органы, сожрали бы все общество с потрохами, разворовали бы все, развалили бы страну.

Для народовластия, увы, были характерны волюнтаристские методы управления.

Высший руководитель мог по своему произволу манипулировать чиновниками нижестоящего аппарата официальной власти, назначать и смещать их, предавать суду, арестовывать. Руководитель выглядел народным вождем, революционным трибуном.

Власть над людьми ощущалась непосредственно, безо всяких промежуточных звеньев и каких бы то ни было маскировок. Власть как таковая, не ограниченная ничем, кроме еще более высокой инстанции (если таковая имелась). Чтобы вожди могли руководить народом по своей воле, народ должен был быть определенным образом организован. Воля вождя – ничто без соответствующей подготовки и организации масс. Такие средства организации населения, как партийные, комсомольские и профсоюзные организации, общие собрания, митинги, другие коллективные мероприятия, были полностью «пропитаны» идеологической работой. Особо следует отметить такой важный элемент народовластия, как феномен активистов.

Негативным элементом сталинского народовластия был институт открытых и тайных доносов. Открытое доносительство и разоблачительство в среде коммунистов было распространено больше и эффект имело больший, чем среди беспартийных. Люди, ставшие на путь доносов, естественно, в каком-то смысле деградировали, но имели какие-то материальные выгоды, равно как и люди, попавшие в номенклатуру.

В самой системе власти и управления сложился особый институт номенклатурных работников. Сейчас слово «номенклатура» употребляется в ином смысле. Тогда в номенклатуру включались особо отобранные и надежные с точки зрения высшей партийной власти, лица, которые имели опыт руководства большими массами людей в различных районах страны и в различных сферах общественной жизни. Эти люди имели очень большой потенциал доверия. И часто были неподконтрольны. Но стоило кому-то из них хоть чуть-чуть запятнать себя, как их настигала жестокая кара.

Социалистическая революция закончилась, когда было объявлено о завершении строительства социализма. Тогда появился единственный кандидат в избирательном бюллетене и произошел отказ от производственного (и регионального) принципа выдвижения кандидатов. Этот принцип и многоступенчатые выборы действовали в земстве еще в 60-х годах ХIХ века. С введением одного кандидата Советская власть в определенном смысле была ликвидирована. Фактически были заложены основы отчуждения социализма (коммунизма), т. е. превращение его в закамуфлированный капитализм. Капитализм без буржуазной демократии.

Подготовка к отчуждению началась в 1930 году, когда не стало выборов по платформам, что сделало бессмысленным искусство политической борьбы. Где-то в начале 1930-х территориальные парткомы превратились в своеобразные органы власти.

Руководящая партия стала терять выборность, ответственность перед избирателями и юридический статус административных руководителей. В этом проявлялась главная ошибка большевиков: они считали, что госсобственность автоматически, без многовариантных выборов руководителей партии, поддержит сбалансированное экономическое равновесие, социальную справедливость и демократию.

Революция победила, когда избиратели несколько раз проголосовали за большевиков и левых эсеров. Диктатура пролетариата – это диктатура социальная, а не политическая. Диктатура партии и была проявлением диктатуры пролетариата.

Большевики побеждали, так как могли убеждать массы поддерживать советскую власть. «Рядовые» граждане России долго понимали под Советами не столько государственное управление, сколько общественное самоуправление.

В реальности проходил эксперимент, причем вначале удачный – произошла организация всей многомиллионной массы населения в грандиозную систему власти и управления, которая могла закончиться подлинным народовластием и самоуправлением.

На пути к этому преступность была сведена к минимуму, продолжительность жизни увеличилась, наркомании не было, зарегистрированные случаи венерических заболеваний – 1–2 случая на область. Даже недостроенный коммунизм был благом для миллионов рабочих и крестьян.

Было благом то, что принесли им революция и народовластие. Многие крестьяне переселялись в города, приобщались к образованию и культуре, получали более легкие условия жизни.

Но мы помним: Ленин и Сталин вынуждены были совершить ошибку, равную преступлению, – они из аппарата управления партией создали второй, параллельный аппарат управления. Им некуда было деваться – государственный аппарат был на то время укомплектован либо старыми, либо случайными кадрами, никак не способными качественно управлять Россией.

А в партийном аппарате (хотя люди там по качеству – умению управлять – были такими же) кадры жизнью отвечали за плохое управление страной: в случае потери большевиками власти из-за своего плохого управления страной в ходе войны или мятежей эти кадры были бы уничтожены.

Когда же быть большевиком с возросшим авторитетом СССР и ВКП (б) в мире стало безопасно и престижно, контроль партаппарата за государственным аппаратом стал не просто лишним, но и убийственным для самой государственной власти, идеи коммунизма, демократии.

 

Глава 10

Мнимые и реальные враги Сталина

В последние годы жизни вождя очень близкие к Сталину люди стали замечать нарастание у него психопатологических явлений. В разгар веселого ужина на даче с самыми приближенными к нему людьми – членами Президиума ЦК – Сталин вдруг вставал и скорым шагом выходил из столовой в вестибюль. Оказавшись за порогом, он круто поворачивался и, стоя у прикрытой двери, напряженно и долго вслушивался, о чем говорят без него. Конечно, все знали, что Сталин стоит за дверью и подслушивает, но делали вид, будто бы не замечают этого. Сталин всегда подозрительно присматривался ко всякому, кто по каким-либо причинам был задумчив и невесел. Почему он задумался? О чем? Что за этим кроется? У себя на даче за ужином он всегда требовал, чтобы все присутствующие были веселы, пели и даже танцевали. Положение каждого было не из легких, так как, кроме Микояна, никто из членов Президиума танцевать не умел, но, желая угодить хозяину, все, кто как мог, имитировали танец.

Всевозможные страхи, маниакальные представления Сталина явно прогрессировали. Он, терзаемый страхами, обычно всю ночь проводил за работой: рассматривал бумаги, писал, читал. Читал он невероятно много: и научной, и художественной литературы. Ложился спать, как правило, лишь с наступлением рассвета. Перед тем как лечь спать, Сталин нередко пристально всматривался через окна: нет ли на земле или на снегу следов человеческих ног, не подкрадывался ли кто к окнам. Он даже запрещал сгребать свежий снег под окнами – ведь на снегу скорее увидишь следы. Одержимый страхами, он часто ложился спать не раздеваясь, в кителе и даже в сапогах. А чтобы свести мнимую опасность к минимуму, ежедневно менял место сна: укладывался то в спальне, то в библиотеке на диване, то в кабинете, то в столовой. Зная это, ему с вечера стелили в нескольких комнатах одновременно. При выездах в Кремль и обратно Сталин сам назначал маршрут движения по улицам и постоянно менял его.

На фоне всеобщей «охоты на ведьм» прихлебатели всех мастей, зная эти нарастающие паталогические черты Сталина, умышленно ему сыпали соль на раны. Они изобретали и докладывали ему всяческие фантастические истории о готовящихся покушениях, измене Родине и т. д. В этом – одна из причин не уменьшавшихся в СССР репрессий. Истории известны правители, цезари, диктаторы, пришедшие к единоличной власти в результате молниеносного переворота. В сравнении со Сталиным все они являются баловнями судьбы, ибо его путь наверх был сложным и трудным. Положение Сталина многими авторами характеризуется как роль лидера меньшинства в Политбюро, играющего в политическую игру по собственным рискованным и изощренным правилам.

Он действительно очень умело манипулировал враждующими группировками, ослабляя то одну, то другую из них, всегда оставаясь при этом высшим арбитром. В основе успешного пути Сталина к сияющим вершинам диктатуры лежали кажущееся преданным окружение, НКВД и теория заговоров. Фоном являлась огромная страна с простодушным народом, поверившим в построение коммунизма. А так как ему все время мерещились враги, заговоры и внешние недруги, то подлое окружение подогревало этот бредовый жар. Чего Сталину стоило держать этот удар – не знает никто.

Некоторые авторы считают, что смерть Дзержинского наступила в неблагополучный для подозрительного Сталина момент и что покойный наверняка несколько ослабил бы преследование в партии инакомыслящих. С первой русской революции развитый не по летам польский революционер Феликс Эдмундович Дзержинский руководил борьбой пролетариата Польши против царского самодержавия. За свою революционную деятельность Дзержинский шесть раз подвергался аресту, три раза бежал из ссылки и вновь целиком отдавался революционной работе. Лучший сын партии, Дзержинский возглавил важный орган – ВЧК. С 1924 года он руководил работой высшего хозяйственного органа страны – ВСНХ и совмещал эту работу с руководством ОГПУ. После смерти Дзержинского пост главы ВСНХ занял В. В. Куйбышев. А в ОГПУ на смену Железному Феликсу пришел человек в золотом пенсне с мягкими манерами, владеющий 12 языками, страдающий астмой и стенокардией, – В. Р. Менжинский, который часто принимал посетителей лежа на кушетке и отдавал приказания в непривычной форме: «Я покорнейше прошу Вас…» Первые боссы ВЧК, Дзержинский и Менжинский, «романтики революции», «люди глубокой культуры, с нежными сердцами», имели еще и возвышенную любовь к расстрелам врагов революции.

В результате инфаркта, случившегося в 1929 году, и последующей болезни Менжинский отошел от репрессивных дел. Власть перешла к первому заместителю наркома агрессивному еврею Г. Г. Ягоде, о котором все, кто его знал, отзывались резко отрицательно. Сталин попытался внедрить в ОГПУ преданного ему партаппаратчика А. И. Акулова. Но тот был отторгнут верхушкой коллектива ОГПУ. Это свидетельствует об ограниченности власти Сталина. Ему все давалось непросто и не сразу, поэтому Сталин мог часто затаить обиду надолго и ждать того часа, когда можно будет за эту обиду, превращавшуюся всегда в злобу, расквитаться. Подобно тому как Троцкий как бы являлся автором теории «перманентной революции», Сталин становился автором теории непрерывных заговоров. Она вытекала из хронического чувства неуверенности Сталина перед лицом классовых врагов внутри страны и империалистов за границей. Это чувство, по-видимому, было единственным искренним движением его души. Благодаря ему Сталин стал главным движителем всеобъемлющего террора, никогда не испытывавшим жалости и угрызений совести. Благодаря ему Сталин стал человеком, не имевшим себе равных в деле защиты завоеваний Октября, олицетворением справедливости и борьбы за правое дело, сплотившим вокруг себя партию, армию, карательные органы и, наконец, народ. Но поскольку методы репрессий были варварскими, то дело, которому он служил, тоже можно представить как дело жестокое и бессмысленное. А будь методы борьбы за правое дело другими, глядишь, и коммунизм как идея не так был бы дискредитирован.

Убийство Кирова и преждевременная смерть очень перспективного политического и государственного деятеля Валериана Владимировича Куйбышева в 1935 году укрепили позиции Сталина в партии и государстве. В Политбюро ввели сторонника Сталина Микояна А. И. и умеренного Чубаря В. Я. Хрущев Н. С. и Жданов А. А. становятся первыми секретарями Московской и Ленинградской парторганизаций, соответственно, и кандидатами в члены Политбюро. Слепо преданный вождю Ежов Н. И. избирается Председателем ЦКК и секретарем ЦК, а его заместителем в партии становится Маленков Г. М. Меньшевик в прошлом, угодливый Сталину Вышинский А.Я. назначается Генеральным прокурором СССР.

Совершенно нелогичным было, что, получив столь большое влияние на дела страны, Сталин не прекратил неслыханный по масштабу террор. Оправдать нельзя, но понять можно. К концу жизни Сталин был очень одинок. Его окружали одни враги. Он это понимал и знал, что Робеспьера обезглавили враги (как только он оставил без работы гильотину всего на один миг). Сталин, когда в семье все было хорошо, был хлебосольным хозяином, нежным отцом (по отношению к дочери). Но личная жизнь у вождя не сложилась. В первый раз Сталин женился в двадцать шесть лет на Екатерине Сванидзе, женщине невысокого роста, с черными бровями и волосами, оттенявшими ее удивительно красивые черты лица. Любовь была взаимной, но очень несчастной. Она умерла в 1907 году, оставив мужу шестимесячного сына.

Обычно революционерами становятся не просто так. Наверное, и Сталин от тяжкого горя полностью отдался революционной деятельности, за которую его многократно арестовывали и высылали, что не давало ему возможности заниматься воспитанием сына Якова, которого он сразу невзлюбил, считая ребенка причиной ранней смерти матери. Второй раз Сталин женился в тридцативосьмилетнем возрасте на Надежде Сергеевне Аллилуевой. Вернувшийся из ссылки Сталин был тепло встречен ее родителями на квартире в Петербурге, в которой в тревожные июньские дни 1917 года скрывался Ленин. Надежда увлеклась Сталиным вскоре после октябрьских событий, что было замечено домашними и самим революционером, ответившим ей взаимностью. Женой Сталин был доволен. Она была для Сталина человеком, которому он доверял, который был в курсе его практических дел и к советам которого он прислушивался. Многие новости, что называется из первых рук, Сталин узнавал от жены.

Тогда (в 1932 году) она училась в Промышленной академии, считавшейся в то время «инкубатором правых, рассадником микробов правого толка, правого направления». Аллилуева, возможно, разделяла взгляды, царившие там, но посчитала нужным передать мужу содержание так называемого обращения Всесоюзной конференции Союза «Защиты ленинизма», подброшенного ей.

Мало кого могло оставить равнодушным обвинение мужа в том, что он завел партию и страну в тупик, в том, что он с помощью обмана, клеветы и одурачивания, насилия и террора отсек и устранил от руководства лучшие партийные силы, тысячи людей посадил в тюрьмы, сослал в ссылки, установил свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом. Если раньше Надежда Сергеевна страдала только от грубости мужа (он редко повышал голос, но мог и тихим голосом довести человека до истерики), то теперь она не могла не ужаснуться, поняв масштабы произвола и насилия. Можно предположить, что бурные и непримиримые объяснения с мужем были не один раз. Много, видно, накопилось в душе молодой женщины горького, печального и страшного, если жизнь показалась ей невозможной. В ночь с 8-го на 9-е ноября 1932 года она, скорее всего, застрелилась. Но в официальном сообщении о смерти об этом сказано не было. Все советские газеты вышли с некрологом. Из траурной рамки смотрело лицо молодой симпатичной женщины, которая, как писали, «скончалась от приступа аппендицита». Среди подписей жен членов Политбюро под текстом соболезнования почему-то отсутствовали подписи жен Кирова и Куйбышева. Возможно, причина была в том, что им была известна причина смерти Аллилуевой: самоубийство.

Есть и другие версии об образе жены Сталина Надежде. Некоторые авторы пишут, что она была плохой матерью своих детей. Поговаривали, что она была лесбиянкой. Близкие к Сталину люди передавали такие слова вождя: «Я не могу уделять своим детям время, сплю по два-три часа, а Надежда ими заниматься не хочет». Принято считать, что надлом в нормальном восприятии Сталиным действительности произошел именно после смерти Надежды Сергеевны. Можно считать, что пуля, убившая жену, была нацелена в Сталина. Ведь, судя по всему, причина самоубийства была главным образом политической. Так проявилось либо категорическое неприятие сталинского курса перехода к коммунизму путем укрепления, а не отмирания государства, либо осознание силы и правоты тех оппозиционеров – и левых, и правых, которые стали объединяться против Сталина в стремлении отстранить его от власти.

Неудивительно, что 1933 год начался с жестких мер против оппозиционеров. Вождь не пощадил и Аллилуевых, проявивших по отношении к нему когда-то столько теплоты. Судьба близких Надежды Сергеевны трагична. В 1938 году был арестован муж ее сестры Анны, бывший начальник ОГПУ Украины Реденс. Позже выяснилось, что он был причастен ко многим процессам, в которых репрессиям были подвергнуты многие десятки людей. Реденс незадолго до ареста был откомандирован к новому месту службы в Казахстан, через некоторое время отозван оттуда и вскоре расстрелян. Из-за этого произошла стычка между Сталиным и братом Надежды, Павлом Сергеевичем Аллилуевым. Вернувшись из очередного отпуска, Павел обнаружил в Автобронетанковом управлении РККА, где он был военным комиссаром, что среди его подчиненных произведены многочисленные аресты. В своем кабинете он умер от сердечного приступа.

Анна Сергеевна Аллилуева и жена Павла Сергеевича были заключены в тюрьму по обвинению в «шпионской деятельности». Освобождены они лишь в 1954 году. Причем Анна Сергеевна, проведшая несколько лет в «одиночке», вышла из тюрьмы с тяжелым расстройством психики. Она умерла в 1964 году в загородной Кремлевской больнице. После тюрьмы она боялась запертых дверей. Однажды ее закрыли на ночь в палате, а утром обнаружили мертвой.

Ее брат Федор, в молодости склонный к математике, физике, химии, сошел с ума. В годы Гражданской войны работал с Камо, который любил устраивать садистские «испытания верности» своим бойцам. Со времени очередной такой «проверки» Федор тронулся умом, пережив жуткую картину: связанные товарищи, окровавленный труп командира и рядом – его сердце (факт взят из книги Александра Колесника «Хроника жизни семьи Сталина»).

Несмотря на то что в борьбе Сталина с «ленинской гвардией» просматриваются некоторые этапы, я бы согласился с тем мнением, что не Сталин управлял ситуацией, а она им. Судите сами.

На ХVII съезде, на так называемом «съезде победителей», который проходил в 1934 году, Сталин в отчетном докладе уже признал факт:

«Если на ХV съезде еще приходилось доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на ХVI съезде добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде – и доказывать нечего, да, пожалуй, и бить некого».

Это мнение Сталина. Но репрессивная машина работает, получается, без него.

И вот из 1956 делегатов этого съезда 1108 арестованы, из 139 членов и кандидатов ЦК, избранных на нем, арестованы были 98 человек. «Террор 37-го года» имел целью уничтожение «ленинской гвардии» – это не что иное, как выдумка западных советологов. Если даже говорить только о членах партии, то репрессии были скорее направлены против «сталинской гвардии», чем против «ленинской гвардии».

Репрессии продолжались, так как поводов для репрессий хватало. В 1936-м поводом явилась серия взрывов в сентябре на кемеровских шахтах. В октябре были арестованы заместитель наркома тяжелой промышленности Пятаков Г. В., ряд ответственных работников транспорта, угольной и тяжелой промышленности. На декабрьском пленуме ЦК Пятаков с выбитыми зубами давал показания на присутствовавших там Бухарина и Рыкова. 23 января 1937 года начался 2-й московский процесс по «троцкистско-зиновьевскому центру», состоявшему из 17 человек. Им была инкриминирована попытка свержения правительства, покушения на вождей, восстановления капитализма, расчленения СССР на подчиненные империалистам, зоны с отдачей Украины Германии, а Восточной Сибири – Японии. Они также обвинялись в организации повсеместного и всеобщего саботажа. Через несколько дней после казни Пятакова его непосредственный начальник Орджоникидзе покончил с собой при невыясненных обстоятельствах.

Поскольку создавалось впечатление об организации всеобщего саботажа «центром», то охота на саботажников развернулась во всех отраслях народного хозяйства, в государственных учреждениях, на всех уровнях и во всех коллективах. Все строчили доносы, обличали, требовали казни, каялись и занимались самобичеванием. Такого массового психоза страна ранее не переживала.

На Пленуме (1937 г.) Сталин обрисовал обстановку в стране как крайне опасную из-за происков саботажников, диверсантов, шпионов и беспечности «благодушных и наивных руководящих товарищей». Тут же на Пленуме были арестованы Рыков и Бухарин. Их судили на 3-м московском процессе 2—13 марта 1938 года в компании с Крестинским, Раковским, Ягодой и другими. Есть авторы, которые утверждают, что Сталин, как всегда, вникал во все дела и даже диктовал Ежову тексты признаний, которые должны были быть произнесены обвиняемыми публично на открытом для прессы суде. Много ли правды в таком утверждении, неизвестно, но известно, что почти все соратники Ленина вели себя на процессе трусливо, обвиняя себя и других в предписанных злодеяниях, спасая, как им было обещано, свои жизни. Все они одобряли политику вождя во имя единства родной партии и призрачной надежды снова вступить в нее. Следует отметить, что режиссура открытых процессов и уровень сценического воплощения были достаточно высокими.

Многие известные западные историки, журналисты и писатели поверили достоверности обвинений. Среди них американский посол Дж. Дэвис, корреспондент «Нью-Йорк таймс» У. Дьюранти, историк Б. Пере, социалист С. Вебб, немецкий писатель Л. Фейхтвангер. Не поверил А. Жид. С тревогой и горечью писали о терроре в СССР зарубежные писатели Р. Роллан, С. Цвейг и Т. Манн.

Народ верил в существование заговоров, элита заговорам не верила, так как сама в заговорах не участвовала – жила в напряженном страхе. Было не до заговоров. Поскольку заговорщики «обнаруживались» везде, аресты шли повсеместно. Были ли пытки? Скрее они были, чем нет. Арестованные признавались, а суды-«тройки» приговаривали их к расстрелу. Приговоры приводились в исполнение немедленно. Трудящиеся в газетах и на митингах одобряли казни и требовали еще крови.

В 1937–1939 годах были расстреляны члены Политбюро Чубарь, Косиор, секретари ЦК, кандидаты в члены Политбюро прошлых лет Рудзутак, Эйхе, Постышев, Косарев. В репрессиях случались спады. Это происходило, когда хаос жизни, вызванный террором, достигал апогея. Тогда Сталин лицемерно призывал к бережному отношению к кадрам. Затем вождю вновь что-то мерещилось, и его верные помощники разъезжались по провинциям, «чтобы выкурить и разорить гнезда троцкистско-фашистских клопов» (стилистика тех лет. – В.К.). Берия выкуривал и разорял их в Грузии, Каганович – в Смоленске и Иванове, Маленков – в Белоруссии и Армении, Молотов, Ежов и Хрущев – на Украине, Жданов – в Ленинграде.

Шпиономания и боязнь заговоров в послевоенные годы преследовали Сталина с еще большей силой, чем до войны. Он искусно маневрировал, сохраняя баланс между конкурирующими группировками Маленкова, Берии, Кагановича, с одной стороны, и Жданова, Вознесенского, Доронина и Кузнецова – с другой. Одно время Сталин поддерживал жесткого идеолога Жданова и его протеже по Агитпропу Суслова, поощряя их погромы в среде творческой интеллигенции. В 1946 году Сталин даже снял Маленкова с поста Секретаря ЦК. Но после скоропостижной смерти своего любимца Жданова в августе 1948 года Сталин неожиданно предоставил Маленкову возможность расправиться с личными врагами, благословив так называемое «Ленинградское дело».

Последним громким делом при жизни Сталина стало «дело врачей». Это дело следует рассматривать в контексте антисемитизма Сталина, приписываемого ему Хрущевым и рядом авторов. Вопрос об антисемитизме вождя следует считать спорным. Сталин истребил троцкистов, меньшевиков, эсеров, среди которых было много евреев, но это истребление шло по идеологическому, а не по национальному признаку. Сталин понимал, что большевики-евреи ничуть не хуже на своих местах при строительстве социализма (до допустимого предела – прежде чем они станут жить кланами или обрастут родственниками), и держал их в ЦК, НКИД, НКВД, ВСНХ, Совнаркоме и других руководящих органах страны вплоть до 1950 года.

Перелом во взглядах и, следовательно, в политике Сталина по отношению к евреям наступил в связи с созданием Израиля. Когда в ноябре 1947 года ООН рассматривала план создания еврейского государства в Палестине, Советский Союз поддержал этот план. Сталин считал, что Израиль станет во главе антиимпериалистической революции на Ближнем Востоке и поможет СССР закрепиться на Средиземном море. И мы в то время оказывали дипломатическую, пропагандистскую и военную поддержку молодому государству, без которой неизвестно, как сложилась бы его судьба. Израильская партия МАПАМ заявила, что является «неотъемлемой частью мирового революционного лагеря, возглавляемого СССР».

Но в истории случайности влияют на ее ход. Вдруг произошли события, круто изменившие ориентацию «вождя народов» по отношению к Израилю. В Московской хоральной синагоге 4 октября 1948 года, в празднование еврейского Нового года, 30-тысячная толпа евреев восторженно приветствовала израильского посла Голду Меир. Это случилось на фоне разрешенной властями дозированной эмиграции советских евреев на свою «историческую родину». Такое восторженное приветствование кого бы то ни было Сталину не понравилось. К этому времени обрисовался и внешнеполитический курс Израиля. Оказалось, что его руководители укрепляют связи с Западом, и прежде всего с Соединенными Штатами Америки.

Около года Сталин пытался с помощью дипломатии и спецслужб повернуть политику Израиля в нужное русло и продолжал оказывать ему всяческую помощь. Когда выяснилось, что усилия, затраченные на это, напрасны, политика СССР на Ближнем Востоке повернулась на 180 градусов. Израильтяне из друзей превратились во врагов. Советский Союз стал поддерживать арабов, а советская пропаганда стала посылать проклятия теперь уже не в адрес арабов, а в адрес евреев.

С этого времени сионизм официально рассматривается как главная компонента широкомасштабного империалистического заговора против СССР. Целью заговора объявляется подрыв единства социалистического лагеря изнутри силами живущих в лагере евреев. Сталин находит в своей мрачной, истерзанной подозрениями душе мощный аккорд, который будет звучать до смертного его часа. Под конец жизни борьба с сионизмом, очевидно, станет его навязчивой идеей.

В годы «холодной войны» вождь народов устроил чистку руководству Венгрии, Чехословакии и Польши, предпринятую в связи с происками «агента империализма» Тито, сионистов и спецслужб западных стран. В Венгрии проводниками политики Сталина являлись Матиаш Ракоши и Янош Кадар. С их помощью и под «присмотром» генерала МГБ Ф. Белкина, еврея, курирующего Юго-Восточную Европу, было инспирировано «дело Райка» – министра внутренних дел Венгрии, ярого сталиниста, популярного героя Сопротивления и единственного из пяти руководителей компартии Венгрии, кто не отсиживался в Москве в годы войны. За это Райк и был принесен в жертву. Его заставили признаться в связях с «цепным псом империализма» Тито и расстреляли в сентябре 1949 года. Во время казни, как это часто бывало, он кричал: «Да здравствует коммунизм!»

А чехословацкий президент Клемент Готвальд вместе с генсеком КПЧ Р. Сланским сам попросил Сталина прислать «советников» из МГБ, имеющих опыт допросов, для того, чтобы сфабриковать дело против «чехословацкого Райка». Поскольку Сталин уже «заболел» сионизмом, то «охота на ведьм» приобрела явный антисемитский привкус. Главным «охотником» от МГБ был назначен генерал В. Боярский, начавший с того, что стал внушать чехословацким товарищам мысль о растущем влиянии иудаизма на международной арене. Но начавшиеся в Чехословакии аресты касались евреев лишь на уровне обкомов. Сталин был недоволен таким ходом борьбы с сионизмом в Чехословакии. Осенью 1951 года арестовали Абакумова. Новым министром госбезопасности СССР был назначен партаппаратчик С. Игнатьев. Сталин направил к Готвальду А. Микояна и потребовал через него голову Сланского. «Недотепу» Боярского заменили энергичным генералом МГБ А. Д. Бесчастным – и дело закрутилось. Сланский и еще 10 обвиняемых были казнены.

И в СССР чистки евреев среди советской номенклатуры набирали обороты и достигли апогея к концу 1952 года. Формальным выражением этого апогея и стало «дело врачей», хотя сами врачи и врачи-евреи явились лишь незначительным эпизодом в сложной борьбе за власть в Кремле. Стареющий вождь испытывал подозрение ко всем, без исключения, членам Политбюро. Еще в 1942 году заместитель Берии в НКВД Кобулов установил по приказу Сталина подслушивающую аппаратуру в квартирах Ворошилова, Буденного, Жукова, а в 1950 году – в квартирах Молотова и Микояна. Понимая опасность, сталинские друзья-соратники предпочитали дома держать язык за зубами, общаясь друг с другом «по интересам» где-нибудь на лоне природы.

В последней схватке Сталин стал проигрывать своим ученикам, прошедшим его же школу репрессий и политических убийств, выпестованных им по своему образу и подобию. Каждый из победителей – Берия, Хрущев, Маленков, Булганин – так же, как и Ворошилов, Молотов, Каганович, Микоян, имели руки, запятнанные кровью своего народа. Сталин их побаивался. Но его они боялись смертельно. Боялись и его новшеств, которые он осуществить просто не успел.

И убрали все-таки его потому, что он, подобно Робеспьеру, допустил слабинку – из благородных побуждений – отказался от поста генсека. Он стал просто Секретарем ЦК, сохранив за собой пост Председателя Совмина.

Первым секретарем ЦК КПСС был избран Г. М. Маленков. Причина такого решения: Сталин чувствовал, что власть у партийцев, многие из которых потеряли совесть, обуржуазились, нужно отобрать. Это было началом больших планов Сталина по преобразованию управления страной, по демонополизации власти партийной верхушки.

 

Глава 11

Закон воспроизводства бюрократии

Но, как ни крути, главным врагом все-таки оказался бюрократ: любой – партийный, советский, профсоюзный, в спорте, в искусстве и т. д. Как Сталин ни старался отбирать в органы управления партией людей честных, порядочных (возможно, не очень амбициозных), как бы жестоко он ни наказывал подонков, соблазн партноменклатурной «халявы» был так велик, что любители легкой и сытой жизни так и лезли в органы управления партии с отчаянной решимостью. Не неся ответственности по существу, партийный аппарат стал чисто паразитическим, и Сталин это понимал.

Совершенно невероятно, чтобы Сталин не увидел и не задумался над угрозой, возникшей от управления страной двумя аппаратами одновременно.

Для победы над этими паразитами, для спасения страны нужно было отстранить партаппарат от государственной власти, от управления советами. Эту операцию Сталин и решил начать с XIX съезда ВКП (б). С Политическим отчетом ЦК на ХIХ съезде по поручению Сталина выступил Маленков.

Георгий Максимилианович Маленков – полусостоявшийся «наследник» Сталина. К этому «племяннику» и даже «приемному сыну Ленина» наиболее применимо словосочетание «темная лошадка». Главным основанием для возникновения легенды о родственных взаимоотношениях Маленкова и вождя мирового пролетариата послужило то обстоятельство, что мать его носила фамилию Ульянова. Она работала директором санатория на станции Удельная Казанской железной дороги. Других оснований для появления легенды не было.

Георгий Маленков родился в семье служащего, в ранней молодости ушел добровольцем на фронт, где в апреле 1920 года вступил в большевистскую партию. Был политработником эскадрона, полка, бригады и даже Политуправления Восточного и Туркестанского фронтов. После окончания гражданской войны Маленков приехал в Москву и поступил в Высшее техническое училище. Стремясь ускорить партийную карьеру, он женился на Валерии Голубцовой, которая занимала высокую должность в аппарате ЦК РКП (б). Но, увы, всегда, вплоть до последних лет жизни Сталина, оставался в партии на вторых ролях.

Избрание Маленкова на пост Председателя Совета Министров СССР явилось настоящей сенсацией не только для простых советских людей, но также и для тех представителей партийной элиты, которые были хорошо осведомлены о подлинном развитии событий в верхних эшелонах власти. Он не был главным лицом в небольшом техническом аппарате партии; подчинялся личному секретарю Сталина А. Поскребышеву. Позже его патронами были (каждый в свое время) Каганович, Ежов, Берия. Само перечисление этих фамилий дает основания предположить, почему у Маленкова всегда проявлялась известная пассивность, склонность к рутинным занятиям и явно отсутствовало стремление к ответственным постам.

Когда началась «чистка» партии от неугодных Сталину, появилась необходимость в «свежих» силах. Кандидатура Маленкова показалась Сталину наиболее подходящей для назначения на должность заведующего отделом руководящих партийных работников ЦК. Стремительному взлету Маленков был обязан прежде всего Кагановичу. Вскоре в полную меру проявились такие качества его натуры, как непостоянство, способность к предательству и коварство. Почти одновременно с ним Сталин выдвинул на ответственный пост в партийном аппарате и Н. И. Ежова, который стал секретарем ЦК ВКП (б) и заменил Кагановича на посту Председателя Комиссии партийного контроля. Два «соратника» по общему делу, Каганович и Ежов, вели между собой скрытую войну из-за влияния на Сталина. Для вождя их вражда не являлась тайной, и он не только не противился этому, но в своем духе даже поощрял ее. Маленков принял сторону Ежова и вскоре стал его ближайшим другом. С Кагановичем у него теперь стали складываться крайне неприятные взаимоотношения.

В октябре 1936-го Ежов стал наркомом НКВД. Этому событию предшествовало другое событие, имевшее трагические последствия для судеб многих членов партии. В первой половине 1936 года под руководством Ежова и при активном содействии Маленкова проходила канцелярская подготовка террора. Официально она предполагала проверку партийных документов, и поэтому на каждого члена партии заводилось подробное «личное дело».

Чтобы замаскировать масштабы преступных репрессий, в начале 1938 года в Москве состоялся Пленум ЦК. На нем рассматривался вопрос «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии». Доклад делал Маленков, хотя он еще не был тогда членом ЦК. Этот факт указывает на необычайное расположение к нему если не самого Сталина, то его доверенного окружения. Но пленум не остановил репрессий, поскольку это не входило в планы Сталина. Наоборот, темп узаконенных злодеяний не снижался. С 1936 по 1939 год было репрессировано более 10 миллионов человек. В этой мясорубке многие мучители занимали места своих жертв. Казнивший Ягоду Ежов был арестован, долго испытывал «прелести» политического заключения и был расстрелян в подвале на Никольской улице 4 февраля 1940 года.

Маленков, ближайший друг и соратник опального наркома, не разделил его участи. Как когда-то он предал Кагановича, так он изменил и Ежову. Понял, что мощь набирает Берия. И вот много лет спустя на ХIХ съезде ВКП (б) доклад делает не Сталин, а Маленков. На съезде Сталин говорил всего несколько минут, а на состоявшемся вскоре пленуме ЦК – полтора часа.

Историки пишут, что решение Сталина созвать съезд было неожиданным для аппарата партии. Сталин принял это решение в июне 1952 года, а уже в августе был опубликован проект нового устава ВКП (б). Сталин созвал съезд именно для изменения статуса партии и ее организационной структуры. А речь Сталина на пленуме была еще более конкретной: он предупреждал поползновения партноменклатуры к провозглашению (после его смерти, разумеется) нового вождя. Чтобы не было никаких сомнений, что он против введения после него в партии единоначалия, он, как когда-то Ленин, обрушился на возможных преемников – Молотова, Микояна и Ворошилова – с неуважительной и резкой критикой.

Интересно и то, что, несмотря на трехмесячное обсуждение нового устава, партноменклатура, похоже, совершенно не догадывалась о том, что задумал Сталин. Свое намерение подчинить партию Советской власти он держал в тайне от аппарата ЦК, и, когда на пленуме он достал из кармана список и зачитал пленуму свои предложения по персональному составу Президиума, для партаппаратчиков это было шоком. Они увидели, что их в Президиуме меньшинство и что им теперь предстоит завоевывать авторитет у рядовых членов партии конкретными делами.

Забегая вперед, скажу, что, когда Сталин умер, номенклатура окрепла, оскотинилась до криминала, выбилась на задворки Запада и поменяла кители на фраки.

В последнее время появилось много публикаций, уделяющих внимание выдающейся роли Сталина в деле превращения некогда отсталой страны во вторую сверхдержаву мира. Но мне бы не хотелось, чтобы у читателя сложилось мнение, что Сталин непричастен к «внутренним» причинам краха коммунизма: бюрократизму, партчванству, барству и т. п.

Уточним, что тенденции к развалу основ коммунизма были заложены при Сталине. Наш путь вспять начался с разрастающегося подобно плесени советского барства. Это барство было детищем Сталина, так как он был щедрым на льготы людям, по его мнению, значимым: квалифицированным специалистам, героям, выдающимся ученым, артистам, высшим военачальникам и т. д. и т. п. Они имели шикарные квартиры, настоящие дачи, слуг и могли лечиться и отдыхать в лучших здравницах и санаториях. Иногда это делалось Сталиным в провокационных целях. Вспомним хотя бы, как он разрешил Жукову и другим маршалам после победы над фашистской Германией вывозить трофеи вагонами. Потом это кое-кому (не всем, конечно) вышло боком. Но это из другой оперы.

В октябре 1942 года сын Сталина Василий, задумав снять фильм о летчиках, пригласил к себе известных режиссеров и сценаристов. Среди них были Роман Кармен, Михаил Слуцкий, Константин Симонов и Алексей Каплер. Каплер – соавтор сценариев прославленых фильмов о Ленине. Располневший к сорока годам ловелас, увидев на этой встрече шестнадцатилетнюю дочь вождя Светлану, задался небескорыстной целью соблазнить неискушенную в любовных делах девочку. Были пущены в ход проверенные приемы: он стал показывать школьнице заграничные фильмы с «эротическим» уклоном, сумел всучить ей машинописный текст тогдашнего перевода хемингуэевского романа «По ком звонит колокол» (где десятки страниц занимали впечатляющие воображение сцены «любви» в американском стиле), танцевал с ней игривые фокстроты и т. п. Сталину все, естественно, стало известно. Ожидалась чисто грузинская реакция – не сносить «влюбленному» головы (окажись на месте Сталина любой другой грузин). Но последовавшее наказание удивило всех – Каплера всего-навсего отправили в Воркуту заведовать литературной частью драмтеатра.

Приведенный эпизод указывает не только на то, что Сталин был вовсе не так жесток, как об этом принято думать, но и на то, что советское общество (пусть пока начиная с «сыночков» и их друзей) стало меняться в моральном плане. Это положило начало дальнейшему разложению низов и обуржуазиванию верхов. Цинизм заключался в том, что с трибуны говорили одно, а на деле к жизни относились как к своей рубашке, что ближе к телу. Может быть, люди были даже и не виноваты. Так как налицо проявлялась несовместимость возрастающих стандартов жизни с идеологическими установками.

Необходимо было переосмыслить теорию, соизмерить ее с практикой. Но идеология стояла на месте. Люди разочаровались в нашей идеологии. Они в основной массе (не баре, конечно) не хотели прекращать жить в идеологическом поле. Необходимо было сменить идеологию, и немедленно. Вообще, время от времени любую идеологию рекомендуется менять, в том числе и марксизм-ленинизм, прежде всего потому, что, увы, были явные «проколы». Заостряю внимание: что значит удовлетворение всех потребностей? Во-первых, все потребности удовлетворить невозможно. Во-вторых, удовлетворить всех – тем более.

Скажем больше: любая идеология, по большому счету, – это всегда ложь по определению, и ничего здесь поделать нельзя. Другое дело, если идеолог постоянно внушает обманутому: то, что я тебе предложил, имеет преимущества по сравнению с другими предложениями, в тенденции, в устремлении, в результатах. Разве коммунизм не имел преимуществ перед капитализмом? Жизнь обнаружила, что добродетели и дефекты коммунизма имеют один и тот же источник – марксизм-ленинизм. Более того, издержки теории коммунизма, приведшие к его кризису в Советском Союзе, являлись неизбежным следствием того, что на первый взгляд выглядит и многими воспринимается как достоинства ее.

В соответствии с теорией, в глубине сознания, а то уже и в подсознании множества людей, жила вера в то, что коммунизм будет царством справедливости и равенства. Люди поверили сказке о том, как люди будут как братья. Но сразу же произошло разрушение этого идеала, что вызывало приступы недовольства у советских людей, которое невозможно было компенсировать доводами рассудка (да их и не пытались высказать). Проект русского коммунизма был изначально основан на утопии, по которой директор завода или секретарь райкома обязан быть нам братом, а не наемным менеджером (по современной терминологии). А брат, который объедает твою семью, вызывает большую ненависть, чем уличный вор, ибо он – изменник. Назови их не родственниками, а как-то иначе, и все было бы в рамках правил.

Идем дальше. Главным критерием оценки работы трудовых коллективов было выполнение того, что предписано их статусом и планом. Для выполнения своих функций коллектив получал от общества материальные средства, которые не были его собственностью. Члены коллектива социально не различались по отношению к средствам деятельности, будь то директор или уборщица. Они различались лишь в системе организации работы. Если одной фразой определить коммунизм с этой точки зрения, то можно сказать, что описываемое общество было обществом, в котором все работающие граждане – суть служащие государства. Все сотрудники – суть наемные рабочие или наемные служащие. Они принимались на постоянную работу по профессии на неограниченный срок и увольнялись только в исключительных случаях. Причем в этих случаях требовалось согласие профсоюзной организации. Заработная плата устанавливалась законом. Размер ее зависел от занимаемой должности и уровня квалификации. Тем, кто захочет продолжить участие в нашем исследовании, следует запомнить это положение. Оно наиболее важное и положительное в системе русского коммунизма, но здесь уже присутствует негативный аспект – сотрудники коллектива гарантированно получают основную зарплату независимо от результатов деятельности его.

Сотрудники коллективов, независимо от дела, каким они заняты, образуют единую социальную ячейку. Основная жизнь работающих граждан проходила в этих коллективах или в зависимости от них. В них люди не только трудились, но и проводили время в обществе знакомых и друзей, обменивались неделовой информацией, развлекались, занимались спортом, участвовали в самодеятельных творческих группах. От них получали жилье, места в детских садах, путевки в дома отдыха и т. д. Очень приветствовалась так называемая общественная работа. Активисты имели некоторые льготы.

Коллектив выполнял функции идейного и морального воспитания граждан. Он вовлекал людей в активную общественную жизнь и осуществлял, таким образом, косвенный контроль за их поведением в быту. Государство и идеологический аппарат имели различные средства воздействия на людей, но прежде всего через их первичные коллективы. Коллектив, с другой стороны, нес ответственность за своих членов. Но этим накладывались некоторые ограничения на свободы граждан. Если провести сравнение жизни трудящихся России в дореволюционное время с их жизнью, когда они попадали в трудовые коллективы, то, конечно, никто не сможет отрицать, что это небо и земля. Жизнь людей в условиях коммунистической организации формально была проста, жизненные линии ясны и определенны. Для большинства имелись возможности добиваться сравнительного благополучия, улучшения бытовых условий и служебного успеха за счет личного труда по профессии и способности. Всем работоспособным гражданам государство гарантировало работу. Всем работающим были гарантированы оплачиваемый отпуск, оплата времени болезней, бесплатное медицинское обслуживание, обучение профессиям, пенсии по старости, бесплатное образование и многое другое. Это было, бесспорно, большим завоеванием трудящихся.

Трудоспособные граждане коммунистического общества обязаны были быть членами каких-то первичных коллективов, т. е. работать. Не работать нельзя было. Моя жена рассказывала об одном эпизоде своего советского детства. Только она окончила десять классов, как к ним домой пришел участковый милиционер и стал спрашивать, устроилась ли девочка на работу. Для сравнения – теперь никому из нынешних управленцев нет дела до того, чем занимается молодежь. Обязанность трудиться в коллективе при коммунизме была обусловлена тем, что люди тогда не имели никаких иных источников существования, кроме как зарабатывать в первичных коллективах.

«Ну и ну! – восклицает современный продвинутый индивид, – Нет никакого источника дохода, кроме как трудового?! Да я вас, всех коммуняк, только за это живьем в землю зарою вместе с вашими трудовыми доходами!»

Учитывая такой разброс мнений о трудовых и нетрудовых доходах, из двух зол выбираю меньшее и прощаю русскому коммунизму лозунг: «Интересы коллектива выше интересов индивида», несмотря на то что этот лозунг есть лозунг коммунального закрепощения индивида. Коллектив стремился сделать индивида максимально зависимым от себя. И он имел для этого силы. От него зависел успех индивида по работе, материальные блага, получение жилья, всякие награды и наказания, отдых по путевкам, детские учреждения и т. д. Все это – только при лояльном отношении к Советской власти.

Потом у нас сложилось неправильное мнение, что к Советской власти следовало относиться нелояльно: она такая и сякая. Нет! Неверно! К Советской власти, хлебнув прелестей «дерьмократии», нельзя уже относиться нелояльно – она беспокоилась (в лице упомянутого милиционера) очень бережно и даже трепетно о молодежи. И как бы симпатично не выглядели нынешние лидеры на всякого рода встречах с журналистами, с народом, они никогда в моих глазах не поднимутся до уровня того милиционера.

Но я хочу сказать о другом. Проявление закона единства и борьбы противоположностей никто отменить не может. А коммунизм обещал безбедную жизнь в будущем. Еще даже больше – каждому по потребности. Но мы же поняли, что потребности человека неограничены. Как быть? Есть противоречие, но нет единства. Но хорошо жить не запретишь, так как хорошо жить – это по коммунизму. А раз так, то часто индивид стремился урвать, а то и разбогатеть, по возможности, стать независимым от коллектива, приобрести какие-то привилегии, поддержку и источник дохода вне коллектива. И появились две правды: одна на кухне, а другая на собрании.

А если мы проанализируем такое понятие, как «подоходный налог», то сразу обнаружим циничный обман. Каждый раз, подвергаясь обману, человек становится циничнее. Откуда появилось выражение «содрать три шкуры»? Неужели с чикагских боен, где шкуру срывают с живой коровы? Да нет! У меня версия другая. Находящиеся у власти капиталисты, социалисты и коммунисты стали одной шайкой с тех пор, как последние стали применять этот финансовый термин «подоходный налог».

Понимаете в чем дело? Человек наемного труда, неважно какого – физического, интеллектуального или вдохновенно-творческого – оказывается, имеет доход (!). Это после того, как работодатель по закону прибавочной стоимости ободрал его как липку (опять живодерня), а та часть, что он милостиво ему оставил, называется «доходом». Какой же, к дьяволу, это доход? Ведь это сплошной убыток! И как только эти живодеры с него, законопослушного, продающего кто руки, а кто голову и сердце, начинают взимать так называемый «подоходный налог», так в одночасье этот раб, продающий свой труд, превращается в бессловесное быдло, так как безропотно позволяет совершенно бессовестно сдирать с себя вторую, третью и т. д. шкуру, после того как первую уже содрал работодатель. Государству проще обидеть обиженного, чем бодаться с сильным и нахальным, – с него бы содрать часть его дохода, благо это не его шкура… Поэтому в Советском Союзе, увы, был не социализм, а государственный капитализм, который также эксплуатировал трудящихся, «как у них».

Главная составляющая развала и запуска механизма разрушения видится в заложенной еще Сталиным практике управления экономикой страны. Не в самой плановой системе, а в системе управления этой системой. Об этом я уже говорил. Здесь речь пойдет о послесталинском времени. Социализм (с его важнейшим экономико-управленческим атрибутом – планом), по сравнению с капитализмом (рынком), требует более грамотных, подготовленных, не случайных руководителей, особенно верхнего звена. Во всяком обществе имеет место управление людьми. Чем лучше верхи управляют, тем лучше живут низы. При рынке (по определению) управление вообще отсутствует. В коммунистическом обществе управление приобретает особое значение, ибо оно является главным средством не только «ведения хозяйства», но и объединения людей в группы и в целое общество, а также средством регулирования их повседневной жизнедеятельности. Система управления коммунистического общества грандиозна – огромная армия начальников и обслуживающих их лиц. Сюда необходимо причислить руководителей общественных организаций (партийных, комсомольских и других). Добавьте и граждан, так или иначе вовлеченных в систему руководства. Цифры получаются огромные. И сократить это число ниже некоторого минимума в принципе невозможно. Можно устранить некоторые официальные учреждения и должности, но они так или иначе восстановятся явочным порядком (неофициально).

У нас нарушались основные управленческие принципы. Так, отсутствие института надежной обратной связи между субъектом и объектом управления обернулось в конечном итоге катастрофой. Надежная обратная связь правительства с массами – вот залог того, что информация будет доведена до нужного участка, что будет корректировка курса, будет решение проблемы. Ни одно правительство не способно само по себе «объять необъятное» море информации. Только народ в массе своей способен дать широкое, подлинно свободное толкование происходящих процессов. А у нас в управлении страной принцип адекватности в многообразии субъекта управления и объекта управления не соблюдался. На беду, со временем система управления превратилась в нечто самодовлеющее. Было естественным увеличение числа начальников и руководителей – оно обусловливалось усложнением общества. Управление стало образом жизни для пятой части населения страны, а с учетом теневых структур – и того больше. А в связи с тем, что «управлять», как мы управляли, и проще, и выгоднее, чем работать под началом управляющего, управленцев становилось все больше и больше. В современной России даже так, как управляли при коммунистах, не стали управлять, а их стало неимоверно много.

Если управлять как положено, то их было бы недостаточно. Вы обратили внимание на то, чем заняты современные русские управленцы высшего звена? Они не успевают отмахиваться от президента и премьера как от назойливых мух: поручение за поручением. Вы знаете, читатель, что нет ничего неприятнее, чем поручение вышестоящего начальника. И когда прикажете, в таком разе, заниматься собственно управлением?

Ой, извините, при рынке управлять не надо… А почему же в государственном аппарате США работает от 17 до 20 процентов населения страны? А в СССР было всего 12. Наиболее важные решения принимались аппаратом ЦК КПСС. Несмотря на то что в его структуре были отражены все стороны жизни государства, в полной мере управление было недостаточным. Неадекватным было прежде всего соотношение между числом объектов управления и числом управленцев. А все аспекты жизни общества усложнялись. Во всем аппарате ЦК КПСС было всего две тысячи работников-функционеров. Для сравнения приведу цифру: количество работников в одном из зданий международного валютного фонда – восемь тысяч функционеров. Нам нужно было для выполнения возникавших задач увеличить главный штаб страны на порядок. Удивительно: каким колоссальным потенциалом обладает плановая экономика, если при недостатке управленцев, их перестраховке, массе искусственных препятствий новшествам, безответственности и ничегонеделании властей и всех бюрократических препонах, страна существовала, кого-то догоняла и перегоняла?

История свидетельствует, что аппарат любого государства в той или иной мере подвержен бюрократической трансформации. В результате бюрократия неизменно оказывается «встроенной» в систему власти и управления, в административный, хозяйственный, правоохранительный и прочие аппаратные структуры. Административно-бюрократический аппарат, призванный жестко, централизованно («сверху») регулировать поведение каждого человека, что имело место и при Сталине, и после, постепенно начинал терять содержательную сторону своей деятельности. Социализм, впервые в истории цивилизации дававший возможность резко сократить проявление в деле управления бюрократизма, максимально использовать государственный аппарат во имя созидательных целей – свободного развития личности, роста материального и духовного богатства общества, ввиду объективных обстоятельств (на первом месте из которых – борьба за власть) не в полной мере использовал такую возможность. Неудачи в этих попытках были сведены к «проискам контрреволюции», что открывало беспредельные возможности для развития карательной части госаппарата, а на этой базе – для формирования всесильной бюрократии.

Из суждений классиков марксизма следует, что коммунизм в принципе отрицает бюрократию. Не случайно Ленин писал, что в борьбе с бюрократизмом мы сделали то, чего ни одно государство в мире не сделало: «Тот аппарат, который насквозь был бюрократическим и буржуазно-угнетательским, который остается таковым даже в самых свободных буржуазных республиках, – мы его уничтожили до основания». Это, однако, не исключило возможности появления у нас новой бюрократии. В декрете ВЦИК «О государственном контроле» (1919) записано: «Старый бюрократизм разбит. Но бюрократы остались. Войдя в советские учреждения, они внесли туда дух косности и канцелярской волокиты, бесхозяйственности и распущенности».

Многодесятилетняя история самовоспроизводства коммунистической бюрократии высветила такие черты, свойственные ей как социальному явлению, которые получили «прописку» даже там, где ее присутствие, казалось бы, лишено всякого смысла, иррационально, – например, в сфере производств, где создаются материальные ценности, или в сфере обслуживания, где все должно быть подчинено интересам человека. Сама по себе бюрократия может поставить дело так, что человек сам будет подчинен сфере обслуживания, и ему придется обеспечивать интересы этой сферы и работающих в ней людей.

Есть основания утверждать, что угасание темпов экономического роста, появление и быстрое развитие механизма торможения, усложнение многих проблем социально-культурного развития СССР связаны с интенсивным нарастанием в обществе бюрократических процессов. Коммунистическая система управления должна была совершенствовать свои плановые начала, но, увы, ее стали раздирать противоречия.

Причины такие.

Первая – в управленцы попадали люди, которых к управлению людьми нельзя было подпускать и на пушечный выстрел. Стяжателям никогда не должно быть места в управленцах.

При отборе кандидатов на посты в аппаратах власти и в контролирующих органах всегда рассматривалось несколько кандидатур, но предпочтение отдавалось «позвоночным» кандидатурам, рекомендованным телефонным звонком.

Вторая – руководящие работники коммунистической системы, с одной стороны, стремились к мелочному контролю за всем, как к самому простому средству, не требующему никаких интеллектуальных усилий, а с другой стороны, они стремились избавиться от всякой ответственности за ход дел и пустить все на самотек, зная, что внизу «сами знают, как лучше». Главным было – выглядеть умным и покладистым в глазах начальства и строгим – в глазах подчиненных.

Третья причина – коллегиальность, родная сестра партийности. Руководила всем все-таки партия, а в ее руководстве сосредоточивались серые и посредственные люди. Давно известно, что в политику идут не преуспевшие в других делах.

Четвертая – монополизм КПСС. Рассматриваемая система власти сложилась не потому, что будто бы одна партия захватила власть и установила однопартийную систему. КПСС вообще никакую власть не захватывала, она сложилась после захвата власти другими, сложилась как явление государственности, не вследствие, а вопреки (известно, что марксизм предсказывал отмирание государства за… ненадобностью). Сложилась как результат специфически коммунистического творчества. И следует признать, что это изобретение в системе государственности и в социальной организации населения было не самым плохим из того, что придумали коммунисты. Пагубная роль монополизма КПСС заключалась в том, что не допускалось инакомыслие во всех сферах общественной жизни, в том числе и в системе управления (вспомните слезы Рыжкова, который понимал, что рынок – туфта).

И пятая причина – монополизм в единоначалии. Уж так повелось в России (а при Сталине приобрело необратимую тенденцию): если где-то прорвало трубу, то чем больше ее диаметр, тем больше чин того начальника, который должен дать команду ее залатать. Думаю, что есть у нас такие трубы, которые подпадают под компетенцию только президента. И если ему вздумается с кем-нибудь уединиться, да еще и мобильник отключить, то из этих труб до-о-о-лго будет хлестать…

Поскольку у нас было государство рабочих и крестьян, главный лозунг его: «Все для человека, все для блага человека», эти слова не были пустыми в главном – отсутствовала безработица, и основы советского общества позволяли многим миллионам людей, ранее бесправным и бедным, жить достойно. И поначалу это определяло высокий уровень самосознания советского человека и наделяло его стремлением жить лучше. Причем многие были тогда очень далеки от желания разбогатеть, особенно, за счет других. Значит, все было, как надо. Если бы не эта пресловутая бюрократия…

Со временем стал действовать своего рода «закон воспроизводства» – бюрократия воспроизводила саму себя. Бюрократические порядки насаждались под лозунгами укрепления порядка, дисциплины, контроля, защиты общественных и государственных интересов. Постепенно человек оказывался вытесненным из сферы заботы и внимания общества – того общества, которое провозгласило своей основной задачей заботу о человеке. Формально все вроде бы делалось в интересах человека, на деле же он превращался в беззащитное и слабое существо пред исполинской мощью государства, управляемого всесильной и бесконтрольной бюрократией. Первоначально одной из главных причин бюрократизма являлись сильнейшие пережитки феодально-крепостнического прошлого, теснейшим образом связанные с неграмотностью и бескультурьем трудовых классов, особенно крестьянства, их вековым бесправным положением. Грубость, хамство, высокомерие, некомпетентность, бездушие – типичные черты царского чиновника на фоне чуть ли не сплошной безграмотности населения – были перенесены в формирующийся новый госаппарат, его учреждения. Играло здесь роль и то обстоятельство, что «вожди» были наделены громадной властью. Дальше – больше. Бюрократизм стал многоликим и многообразным. При улучшении внешних атрибутов жизни он стал проявляться в виде административного произвола, чиновничьего высокомерия, «коммунистического чванства» и волокиты.

Абсолютизация власти центральных органов управления, при зависимости судеб людей от узкого круга лиц, сосредоточивших в своих руках всю полноту политической и административной власти, способствовала формированию гигантского и разветвленного аппарата, оторванного от народа, жестко руководствующегося «указаниями сверху». Именно здесь корневая основа формирования всесильной и послушной центру бюрократии, административно-бюрократической системы. Раз сформировавшись, эта система получила внутренние импульсы развития, внутреннюю логику, автономные тенденции к экспансии, усилению, к тотальному контролю над всеми сферами жизни и деятельности общества. Бюрократия также стала одним из могильщиков коммунизма. Хотя она и не являлась детищем именно коммунизма или плановой экономики, при плановой экономике бюрократия приносила намного больший вред, чем при рынке.

Любое общество характеризуется прежде всего деятельностью. Деятельность – это работа, которая может быть плохой и хорошей. При планировании, в котором бюрократизм допускает «пробуксовывание» управляющей работы, есть плохое, некачественное или неполное планирование. К сбоям здесь приводят субъективные и объективные причины. Носителем бюрократизма в каждом случае выступает конкретное лицо, наделенное определенными правами (большими или малыми, в зависимости от статуса планирующей организации). Но поди разберись, где бюрократ, где небюрократ. Всякий ли неважный исполнитель – бюрократ? Где грань, отделяющая нормального работника аппарата от бюрократа? Не так-то просто ее провести. А если бюрократ точно выполняет указания начальства, то это дело совсем безнадежное. Бюрократ подчиняет интересы дела интересам карьеры. Суметь понравиться руководителю – вот единственная цель карьериста, которая нередко прячется за мнимым усердием. Иногда сверхусердный планирующий бюрократ наносит колоссальный вред.

Плановость коммунистической экономики вызывала зависть и особое раздражение на Западе, так как Запад в ней видел неистребимость коммунизма. И дело здесь было вот в чем. Коммунистическая экономика имела недостатки, но они были не в плановости как таковой. Наоборот, плановость не допускала кризисов, позволяла преодолевать трудности. В чем состояла суть планирования экономики? Это не был субъективный произвол высших властей. Планирующие органы исходили из того, что уже имелось в наличии, каковы возможности существующих предприятий. А при планировании новых затрат исходили из реальных потребностей страны. Их можно критиковать за то, что они плохо справлялись со своими обязанностями. Но это не являлось основанием для дискредитации самой системы планирования. Последняя была средством сохранения единства общества, ограничения коммунальной стихии и тенденций к хаосу.

Планирование – стратегическое преимущество коммунизма. Благодаря планированию социалистическая экономика развивается без кризисов и поступательно. Это – если план разрабатывается на научной основе, ориентируя производство на потребности населения. Тогда ошибки будут незначительными. А если же выдвигать постоянно «сверхзадачи», продиктованные сиюминутными политическими приоритетами, общество будет постоянно сталкиваться с кризисами. Так и было. Уже итоги первой пятилетки пришлось фальсифицировать. Заодно из общественно-экономической, партийной литературы изгнали термин «кризис» применительно к социализму. И постепенно планирование стало «насиловать» экономику. Это отразилось на ее первичном, основном звене – предприятии. Рынок как таковой был полностью ликвидирован. Увеличился дефицит. Были созданы основы для дефицитной экономики и уравниловки.

«План любой ценой» – главный ошибочный постулат нашей плановой экономики – не только постоянно приводил страну в состояние экономического стресса, но еще и на долгие годы создал кризисную экологическую ситуацию. План тем и отличается, от чего бы то ни было иного, что всегда может быть откорректирован. И отвечает за его невыполнение необязательно тот, кому планируют, а, скорее, тот, кто планирует.

Бюрократический подход к планированию привел к тому, что план приобрел черты тотальной системы. Он постепенно «отрывался» от реальных индивидуальных и общественных потребностей, развивался как бы сам по себе. При этом повсеместно развивалась система официальной и неофициальной подтасовки выполнения плана, показатели его выполнения всегда должны были превышать 100 %.

Фактически экономика не справлялась с заданиями ни по эффективности производства, хотя и эти задания никогда не отражали истинных потребностей людей, ни даже по количественным параметрам плановых заданий. В основе «отрыва» плана была абсолютизация принципа централизма, доведение его до уровня бюрократической сверхцентрализации.

Казалось бы, нелепо пытаться планировать из Москвы каждому предприятию всю номенклатуру продукции. Заводов и фабрик было, к примеру, около 50 тысяч, выпускали они продукцию 20–25 миллионов наименований. Число хозяйственных связей измерялось миллиардами. Госплан, не оснащенный необходимыми средствами, был не в состоянии держать в поле зрения этот сложнейший клубок деловых отношений. А если его оснастить необходимым количеством ЭВМ?

В русском коммунистическом обществе отсутствовала частная собственность как социальная категория отношений, т. е. как средство власти одного класса над другим классом, как средство управления одних людей другими людьми. А власть же была! Только место власти собственности занимали отношения начальствования и подчинения между людьми. При коммунизме настала такая всеобщая организация населения страны, при которой главными являлись отношения субординации – отношения начальствования и подчинения. В каждом разрезе общества, по каждой линии, в каждом подразделении, на каждом предприятии и учреждении имела место иерархия отношений начальствования и подчинения как отдельных лиц, так и их групп, организаций, учреждений. Для управления это неплохо. Но плохо то, что эта сложная социальная иерархия людей стала пагубным источником социального, материального и других форм неравенства, основой разделения людей на различные слои и категории. При наличии частной собственности формально неравенство имеет более логичную причину, чем при коммунизме. При коммунизме неравенство имеет менее веские основания, то есть является случайным, нелогичным. Для отношений субординации положение начальника было лучшим, чем положение подчиненного. Труд начальника считался более квалифицированным, поэтому и оплачивался лучше, чем труд подчиненных.

Начальник стремился к максимальному подчинению нижестоящих, а последние – к максимально возможной независимости от начальства. Стремясь сохранить свое место, начальство всегда сводило к минимуму риск и ответственность. Это легло в основу тенденции к безответственности за ход дел, к уклонению от риска, к безынициативности. Так как иерархические отношения стали основой русского коммунизма, на их сохранение фактически направлялась вся идеологическая работа среди населения. Это делалось под разными лозунгами, но только не под лозунгом борьбы за власть.

Известный лозунг «Вся власть советам!» был исчерпан и больше был не нужен, так как важнейшим фактором коммунистической организации населения стала КПСС. Члены партии были наиболее активными в социальном отношении гражданами коммунистического общества. Некоторые из них вступали в партию с корыстными и карьеристскими целями, ибо без этого, как правило, нельзя было занимать ответственные, престижные и выгодные посты, нельзя было успешно продвигаться по служебной лестнице. Однако большинство членов партии никакую карьеру не сделало и никаких преимуществ от своей партийности не имело. Они безвозмездно выполняли общественную работу сверх своих деловых обязанностей, что само по себе имело ценность как элемент их альтруизма. Такие члены партии были ничуть не хуже беспартийной части населения, а во многих отношениях – лучше. Увы, наличие партийного билета в кармане помогало им легче принимать за чистую монету демагогию, связанную с борьбой в верхах за власть.

Но поскольку истинных коммунистов было меньше чем всякого рода попутчиков и приспособленцев, в конце концов, партия претерпела свое очередное перерождение и в угоду совершенно сомнительному тезису, когда большинство подчиняет волю меньшинства и даже индивида, положила начало такому пагубному явления советской действительности, как двойная мораль. Определенная иерархия социальных слоев отражалась и в соответствующих уровнях благополучия советских людей.

Не все жили одинаково хорошо. По советским, не по западным, меркам многие жили превосходно (до пяти процентов населения), многие – хорошо (до десяти процентов), большинство – терпимо (до шестидесяти процентов), остальные – ниже среднего и плохо. В мировой социологии принято измерять степень неравенства так: вычисляется жизненный уровень десяти процентов высшего уровня и десяти процентов – низшего, и результаты сопоставляются. В Советском Союзе отношение высших десяти процентов к уровню десяти процентов низших было четыре к одному. В постсоветской России – тридцать пять к одному (!).

Но и при незначительном соотношении уровней жизни между руководителями и подчиненными, с учетом коррупции, взяточничества и просто воровства, такая несправедливость стала одной из причин краха народовластия, суть которой была в эволюционном переломе в сознании советских людей: в связи с улучшением благосостояния общества и образованием слоев благополучных и богатых призошло расслоение общества, смещение системы ценностей в сторону материальных интересов, к росту материальных аппетитов высших и средних слоев, к появлению все большего и большего количества сытых людей, в которых просыпалось мелкобуржуазное нутро. Стала появляться элита. А тут недалеко и до предательства того дела, которое вывело эту элиту «в люди».

При определенном попустительстве народа (все захотели жить лучше) по своей социальной сущности русский коммунизм привел к установлению в стране господства класса чиновников аппарата власти и управления, а всех прочих граждан превратил в людей, проявляющих услужливость этому господству, скрываемую за услужливостью государству. Неравенство в распределении благ превратило труд добровольный в труд принудительный, снизило уровень деловой активности, подорвало дисциплину труда, породило безответственность и т. д.

Не следует забывать, что жизненные блага и при коммунизме не даются людям сами собой. Они, как и везде, приобретаются в нелегкой борьбе всех против всех. Единственно, что при коммунизме законы коммунальности как бы регулируют этот процесс. Люди изобрели общественно значимые средства в виде системы правил и организаций для защиты своих интересов, а также системы и организации, следящие за соблюдением этих правил. Так появляются партийные, профсоюзные и комсомольские организации, а также всякого рода контрольные органы. Эти средства изобретаются на основе явлений коммунальности и как их продолжение. Но бюрократия постаралась эти средства нейтрализовать.

Большинство советских людей было уверено в том, что коммунизм самим фактом своего появления автоматически должен был принести с собой социальные права и гарантии, причем как установление некоей справедливости. И идеология фактически поддерживала это заблуждение. На самом деле коммунизм приносит сам по себе лишь лучшие, чем в западном обществе, возможности для этой самой социальной справедливости. Но эти возможности практически реализуются в довольно широком диапазоне неравенства, так как имеет место нарушение норм, противостояние бюрократии и т. д. Рядовым гражданам за социальные права и гарантии приходится постоянно сражаться, на что уходят значительные усилия людей в их повседневной жизни. Они выигрывают то, что им положено, фактически с боем. И получился в сознании людей такой перекос: они привыкли к правам как к чему-то само собой разумеющемуся и не воспринимали их как результат победы коммунизма, а вот нарушения их, отклонения, неравенство и прочие «несправедливости» стали приписывать именно этому социальному строю, обрушивая на него все свое недовольство. И чем больше идеология ударялась в демагогию, тем больше росло возмущение людей. Идеология (и эта ошибка повторялась властями и впредь) уклонялась от объяснения людям сути дела, а сваливала все беды на пережитки прошлого, влияние Запада и т. д. В лучшем случае, она объясняла преходящими, временными обстоятельствами. Немного потерпим, а там будет лучше. А надо было бороться за свои права. Но по существовавшей идеологии, бороться воспрещалось.

В этом запрещении таилась основная опасность. И вот появилось отчуждение людей от собственности на средства производства, отношение к ней как к чему-то чужому. Отсюда бесхозяйственность, порча вещей, воровство, небрежность, отсутствие стремления к сохранению накопленных общественных богатств и другие отрицательные явления. Это из того времени поговорка: «Тащи с завода каждый гвоздь – ты в нем хозяин, а не гость!» Общество за такие действия наказывало в достаточно терпимых рамках. Позже – гораздо строже. Я помню, как в народном суде возле моего дома шли процессы: за 1 кг соды, вынесенной с завода, давали 1 год срока, за 2 кг – 2 года, за 3 кг – 3 года и т. д. И это уже последствия упомянутых издержек.

Рассмотрим тогдашнее отношение к труду. Если гражданин не нарушает норм поведения, его трудно уволить. Его защищает коллектив. Основное назначение трудовых коллективов – обеспечить занятость и средства существования гражданам общества. Причем не ставилась цель обязательно иметь только высокорентабельные в экономическом смысле предприятия.

Интенсификация труда осуществлялась выборочно, так как это могло привести к высвобождению работающих, т. е. к безработице. Следствием этого являлся сравнительно низкий уровень заработной платы. По слухам, «там» зарплата была выше, но мало кто задумывался над тем, как при этом там надо вкалывать.

Когда советские люди почувствовали, что начальству живется намного лучше, они не особенно стали стремиться работать усердно, наоборот, старались всячески уклоняться от работы и работать лишь в той мере, в какой это достаточно для отчетов и видимости работы. Лишь немногие энтузиасты старались повысить свой жизненный уровень за счет героического труда. И большой беды, вероятно, это не представляло, но нежелательным было другое: многие добивались улучшения жизни иными путями, включая нарушение законов.

А когда началась «перестройка», вернее, в ее конце – в 1989–1991 годах, в стране, где не был снят ни один фильм, не издана ни одна книга хотя бы с одним словом против Родины, в стране, которая гордилась патриотизмом своих граждан, вдруг неизвестно откуда повылезали десятки тысяч уродов с воплями: «Патриотизм – это убежище идиотов» и «Жить нужно в той стране, где лучше». Ведь на самом деле в одночасье переубедить человека очень трудно. Значит, эти люди уже были в СССР, их уже были миллионы – несколько поколений. Всю жизнь они говорили одно, а думали совершенно другое. При этом все они считали себя коммунистами и верными сынами великой Родины.

Этих людей отличало от остальных только одно – они хотели «хорошо жить» сейчас, независимо от того, какой ценой эта «хорошая жизнь» им достается. Такая ситуация складывалась вследствие того, что жизнь улучшалась, но только у немногих. Жить стали лучше не только те, кто больше работал. А ведь сама плановая экономика могла давать преимущества только при справедливом осуществлении принципа «каждому по труду» и строгом контроле за злоупотреблениями власти предержащей.

Основной экономический принцип Ленина сводился к тому, что социалистическая экономика только тогда докажет свое право на жизнь, когда будет производить больше лучших товаров с меньшими, чем у капиталистов, затратами. Это и должно было обеспечить трудящимся лучшие условия жизни. Этот принцип оказался ошибочным, потому что при коммунизме производительность труда, и это нужно было предвидеть, всегда ниже, чем при капитализме. Там хозяин следит строже. И поэтому уровень жизни у нас всегда будет ниже. При капитализме он может быть тоже очень низким, так как все зависит от аппетитов работодателя. Законом такие вещи не регулируются.

У нас результаты деятельности трудовых коллективов вливались в общий котел. Коллектив получал из этого «общественного котла» определенную долю средств для вознаграждения трудящихся за труд. Это денежные суммы для выплаты заработной платы, премий и ссуд, оплаты жилищного фонда, домов отдыха и санаториев, средств транспорта и многого другого. Существенным здесь являлось то, что члены коллектива вознаграждались за свою деятельность по установленным нормам, причем независимо от результатов деятельности коллектива. Иногда коллектив вообще мог заниматься никому ненужным делом. Бывало, что продукция отдельного коллектива не была востребована народным хозяйством страны за ненадобностью. Но раз этот коллектив официально признан, имеет устав, план и т. п., члены коллектива обязательно получали свою долю вознаграждения. Для подавляющего большинства граждан такое положение вещей есть благо. Оно освобождало их от всяких тревог за реализацию продуктов деятельности коллектива и давало им простор в сосредоточении усилий на борьбе за увеличение производительности труда совершенно добровольно.

Казалось бы, что в этом – весь кошмар. Но кошмар был не в этом. Сегодня мы видим, как властные структуры искали выход: в новый, по сравнению с капитализмом, хозяйственный механизм пытались вмонтировать «детали» старого, отжившего. И по привычке, как и прежде, решали за трудовые коллективы, на какие нужды направлять заработанную ими, коллективами, прибыль. Те были вынуждены обивать министерские пороги, клянчить средства. Пристрастие к волевым решениям в экономике наносило значительный нравственный ущерб и не имело ничего общего с планированием. На местах приспосабливались и прибегали ко всякого рода лазейкам: руководители предприятий в случае срыва производственных программ кивали на «верхи», оправдываясь ссылками не невыделенные фонды и т. п.

Накопление проблем в народном хозяйстве нашей страны необычайно ускорилось в 1970-е годы. В значительной мере это было связано с научно-технической революцией как явлением для современной цивилизации универсальным. Новинки науки, инженерные и технические разработки стали в то время во всех индустриальных странах мира чуть ли не мгновенно внедряться в производство, в сферу услуг, быт людей. У нас тоже появилось много новшеств. Но все знают, как советские бюрократы тормозили продвижение усовершенствований в производство. Механизм торможения образовался не сам по себе, его «построили» конкретные люди, преследуя при этом конкретные интересы: личные, групповые, коллективные, общественные и т. д. В основе бюрократического мышления – упоение административными, командными методами руководства, вера в сокрушающий эффект приказа, установки, «мнения». Можно отметить, что волюнтаристское планирование, иногда доведенное до абсурда, во многом покоилось на практике гражданской войны. Он усилилось после Великой Отечественной войны и укрепилось в «штабах» отраслей. Беззаконие и произвол, которые так расцвели полным цветом в нынешней постперестроечной России, пустили корни именно в советские времена.

Многое делалось у нас на основе вульгарно-социологических идей. В 1986 году был принят «Закон о борьбе с нетрудовыми доходами». Против кого он зачастую применялся? Против тех, кого общество все последние годы призывало выращивать на своих приусадебных участках картофель, лук, морковь, ягоды, чтобы насытить городские рынки плодами земли. Об этих новшествах Н. С. Хрущева см. ниже. Мгновенно дала о себе знать казенная психология среднего управленческого звена: вся сконцентрированная мощь разветвленного аппарата пришла в действие, ринувшись в атаку на «частника». Мысль была проста до примитива: все, что производится вне государства (неважно, что за счет своего личного труда), – незаконно.

Кроме перечисленных мной выше причин, было великое множество других, не столь очевидных на первый взгляд, но сыгравших свою разрушительную роль. А главной причиной я назвал бы тот разрыв, который наметился между теорией и практикой общественной жизни. За годы Советской власти в стране сформировался мощный слой, как его сейчас называют, среднего класса – образованных, зажиточных, культурных людей. Революции совершаются не для того, чтобы пролетарии оставались, как прежде, угнетенными, голодными и бедными. Пролетарии, их дети, внуки и следующие поколения получили доступ к науке, образованию, культуре и другим благам цивилизации. Они постепенно перешли в новое качество, превратились в средний класс. А что дальше? Как должно развиваться социалистическое общество, общество среднего класса, чтобы не свалиться снова в капитализм, в систему рабства, угнетения и вопиющего неравенства.

Готовых рецептов не было, нужна была теория дальнейшего развития общества. К разработке новой теории коммунизма не приступили, опоздали. Русский коммунизм был молодым и жизнеспособным социальным образованием, находился в самом начале своего исторического бытия, но главная беда в том, что он не развился окончательно. Его погубило то, что он не обновлял себя и одряхлел внутренне. Стали появляться либеральные теории в коммунистической упаковке. В либерализме видится идея свободы, а чья свобода и от кого – не очень-то понимают. Хотя, пардон, понимают: когда Путин однажды приглашенным предпринимателям объявил о намерении ликвидировать кассовые аппараты в «среднем бизнесе» – разразился шквал аплодисментов. Бизнес учуял возможность нажиться на незащищенном потребителе.

И не совсем прав был Ленин, когда говорил, что производительность труда – это самое главное. Вождь имел в виду соревнование коммунизма с капитализмом, а все дело в том, что соревнование это бессмысленно, и не только потому, что оно безнадежно. Крепите оборону и живите как живется. Соревнуйтесь в создании лучшей жизни для людей: нравственной, целесообразной, увлеченной. Ведь при капитализме все накопления, появляющиеся в результате высокой производительности труда, увы, присваиваются алчущим меньшинством, к этому труду рук не прикладывающим.

Установление и постепенное удовлетворение норм социальной справедливости у нас на некотором первоначальном уровне ни к чему плохому не приводило. Все упиралось в запросы. А запросы формировались постоянно. Если народ морально здоров, он всегда поймет, почему сегодня мы не можем позволить себе иметь черный верх и белый низ, а пока ограничимся белым верхом и черным низом. Но такое двуцветие должно распространяться на всех. Многие страны живут так. Или почти так. И в преуспевающих странах утилизируют и бумагу, и бритвенные лезвия, и полиэтиленовые пакеты.

Надо только понимать, что никакое общественное устройство, общество и сверхобщество не может удовлетворить всевозрастающие запросы всех. Русский коммунизм доморощенные хапуги с определенного периода стали втягивать в стадию, когда именно социальные права и гарантии начали превращаться в препятствие в соревновании советского общества с западным, жиреющим прямо на глазах. Запад догнать невозможно и совершенно не нужно. Запад мы стали «догонять» потому, что элите стало удобнее жить по-западному. Мы могли сколько угодно улучшать жизнь трудящихся, и это не имело бы негативных последствий. Но коль скоро мы стали «подтягиваться» к западному уровню (не по организации производства и качеству продукции, а по насыщению нашего рынка товарами и услугами), тут же наше общество еще интенсивнее стало делиться на богатых и бедных.

Кое-что перепадало всем. Уровень жизни вообще-то улучшался, так как технический прогресс давал все новые и новые блага. Но соблазны и соблазнители появились оттуда, из-за бугра. И они овладели нашими душами. Так запланировал Даллес. Утверждать, что коммунизм рухнул только в силу соревновательности с Западом, будет неправильно. Как в природе не существует абсолютно положительных или отрицательных явлений, так и в экономике: что-то превалирует положительное, а что-то – отрицательное. В плановой экономике имеются плюсы, но и минусы планирования не явились причиной краха коммунизма. Причиной краха, скорее, явилось то, что в СССР ни на один год, ни на один час, ни на один миг не были созданы предпосылки реализации преимуществ плановой экономики: как такового плана не существовало, а существовала пародия на план.

О различии коммунистической и западной экономик мы уже говорили. Единственно, что хотелось бы еще раз уточнить: эффективность плановой экономики характеризуется тем, насколько неукоснительно она придерживается установленных норм. Когда же начали неумело и бесконтрольно со стороны государства внедрять неприсущие коммунизму формы организации труда и материального стимулирования в угоду так называемому рынку, тут же стал резко меняться общий климат в коллективах, появилось стремление к увеличению личной доли вознаграждения любым путем. Невзирая на то, что с точки зрения интересов общества главным является дело, в этих случаях индивид начинал преследовать другие цели. Сразу же возникли равнодушие к производству, халтура, очковтирательство, имитация деятельности, т. е. паразитизм. Хотя и эти новые, неестественные явления социальной организации труда при коммунизме (хозрасчет, самоокупаемость и т. п.) ни в коем разе не давали возможности догнать по производительности труда капитализм. Они являлись своего рода прикрытием появления «левых» доходов у руководителей всех уровней. Высшее руководство страны все это поняло, но, почувствовав, что свой собственный кошелек толстеет, закрыло на это глаза, так как решало другую проблему – обогащалось. За послесталинские десятилетия стабильного периода, когда не было войн и особых потрясений, в стране сформировалась устойчивая общность людей власти, своеобразная замкнутая каста – партийно-государственная элита. Известно, что элита всех времен и народов обычно стремится соединиться с богатством, иметь свою частную собственность. Появился заинтересованный в революционном переделе собственности слой людей во власти. Для успеха любой революции важно, чтобы ее хотели именно «верхи».

Новшества, противоречащие сути коммунизма, тормозили дело. Обстояло это так: был работодатель (в лице государства, он же – контрольный орган), он устанавливал правила игры, наемный люд эти правила принимал и по трудовому соглашению работал «от и до». Прибыль планировалась. Ее можно было получить и больше плановой – за счет увеличения выпуска продукции или снижения ее себестоимости. Какие-такие еще хозрасчеты?

Эти хозрасчеты не допускают даже капиталисты. Не должно допускать и государство-капиталист, каким был всеми нами любимый Советский Союз. Как только появляется возможность получать «хозрасчетную» прибавку к зарплате, так производство становится как дите без няньки – его непосредственные участники бросаются в суету за премии и надбавки.

Автор помнит время, когда были в ходу так называемые «Планы новой техники». На предприятиях даже создавали бюро по новой технике (а еще были и бюро НОТ – научной организации труда). Группа привилегированных тунеядцев составляла такой план «новой техники», утверждала его в министерстве. Когда подходил срок «выполнения», эти люди ехали в министерство и там «отчитывались» за выполнение. За каждую позицию полагалась премия. Производственные рабочие работали как и раньше, до этих «планов». Ничего о них не знали и премий за эту новую технику, конечно, не получали. Премией руководство предприятия делилось только с министерскими работниками и со своими прихлебателями, которые варили эту ненужную трудовому народу кашу.

Наш рабочий класс не разглядел контрреволюционную сущность начавшихся в стране изменений, у него не получилось предвидеть катастрофических последствий предлагаемых ему «благ» – акционирования, хозрасчета и вожделенного подряда. Он польстился на красивые мыльные пузыри – «демократию», «социализм с человеческим лицом», «самоуправление». И если говорить о трагедии, постигшей великую державу и ее народ, на языке фактов и проанализировать все принятые руководством КПСС решения, постановления за последние десятилетия прошлого века, то придется признать, что главную роль в разрушении СССР сыграла правящая партия. Именно партия, а не только ее руководство. Она безоговорочно принимала всякую муть, которую ей предлагали для «одобрям-с!». К 1980-м годам она стала аморфной, зараженной мелкобуржуазными вирусами.

Провозгласив СССР общенародным государством, отказавшись от главного в марксизме – диктатуры пролетариата, она утратила ориентацию на стержневую коммунистическую идею – защиту интересов рабочего класса – главной созидательной силы общества. Состоявшийся в 1990 году ХХVIII съезд КПСС вошел в историю коммунистического движения как съезд предателей. В большинстве своем делегаты проголосовали за рынок, сделав поворот в развитии на 180 градусов, направив тем самым страну по капиталистическому пути развития, ибо рынка некапиталистического не бывает. КПССС таким образом сдала рабочих, крестьян и трудовую интеллигенцию буржуазии, уже вышедшей на свет из подполья теневой экономики. Она предала не только советский народ, но и рабочий класс всей планеты, лишив его опоры и поддержки в классовых битвах.

 

Глава 12

Избавь нас, боже, от сверхэнтузиастов

То, что он верный ленинец, Хрущев доказал еще во времена НЭПа. После устранения Хрущева от власти появились сведения о том, что он в начале своей политической карьеры был троцкистом. После короткого периода партийной работы на Царицинском фронте Хрущев начал свою карьеру в Донбассе в годы НЭПа, который, пожалуй, сильнее всего ударил как раз по угольной промышленности. Не все знают, что в марте 1921 года топливную промышленность перевели на хозрасчет. Из 959 работавших шахт Донбасса (не имевших никакой механизации) в собственности государства оставили 288; 400 сдали в аренду, а остальные просто закрыли. За исключением обязательных поставок угля железным дорогам, остальной уголь можно было продавать на рынке. Чаще его приходилось обменивать на хлеб. Шахтеров лишили государственных поставок продовольствия, их увольняли, потому что не было наличных денег на зарплату. На шахтах начался голод, были даже случаи голодной смерти.

Шахтерам пришлось заниматься чем угодно, только не добычей угля. Среди недовольных шахтеров стали распространяться троцкистские взгляды, поскольку из вождей партии в те годы против НЭПа выступал только Троцкий.

Сам Хрущев, видимо, не страдал от голода, так как принадлежал к числу руководителей, поэтому и вспоминал о НЭПе как о времени возрождения страны, когда в магазинах появились продукты. Те же, кто во времена НЭПа были рабочими, тем более безработным, вспоминали о нем как о кошмарном времени. Продукты им были недоступны.

Замеченный Кагановичем, подобно Лазарю Моисеевичу, Хрущев ничего своей рукой не писал, чтобы не выдать своей полной неграмотности. Его автографы-резолюции сохранились. Вот одна из них: «Азнакомица!» Привожу этот пример для того, чтобы показать, какие люди нами управляли на самом верху. Нас больше интересует то, как Никита разваливал Советский Союз. Только был избран первым секретарем Московского обкома партии и секретарем ЦК ВКП (б), а уже начал разваливать. Предложил план коренной реорганизации сельского хозяйства: укрупнить колхозы, создать крупные комбинаты по производству мяса, картофеля и овощей, начать выращивать кукурузу, чумизу, сахарную свеклу и даже арбузы и дыни.

Но главным его новшеством, с которым он выступил в «Правде», была идея постройки в Подмосковье агрогородов, реализация которой в регионе по тем временам была совершенно невозможной. ЦК осудил этот его шаг: в той же «Правде» появилось сообщение о том, что статья Хрущева об агрогородах была напечатана в дискуссионном порядке. Но энтузиазму Хрущева не было удержу: он предложил сократить площадь приусадебных участков колхозников, чтобы люди меньше времени тратили на работу для собственного пропитания и больше внимания уделяли общественному труду. Сталин тогда еще был жив, и такие идеи Хрущева были осуждены. Вождь намекал своим соратникам на то, что Хрущев болен манией вечных реорганизаций, и за ним нужен глаз да глаз.

А став у кормила, Хрущев развернулся вовсю. Первым крупным его мероприятием стал сентябрьский (1953 г.) Пленум ЦК КПСС по сельскому хозяйству. Нарисованное в докладе Хрущева состояние агропромышленного комплекса выглядело угрожающе плачевным. Он узрел три главные причины такого положения дел: во-первых, в стране долго проводилась неправильная сельскохозяйственная политика – государственные заготовительные цены на продукты были слишком низкими; во-вторых, слишком широко, мол, была распространена колхозно-кооперативная собственность и личная собственность (приусадебное хозяйство), которые, по его убеждению, были низшим этапом развития по сравнению с собственностью государственной; в-третьих, был допущен отход от ленинского принципа материальной заинтересованности работников в результатах труда. Хрущев добился того, что Пленум одобрил предложенные им меры, направленные на ликвидацию этих недостатков.

В 1955 году СССР без всяких условий выводит свои войска из Австрии наряду с войсками трех других оккупационных держав. Небольшой такой нюансик имелся: союзнички установили там угодный им режим, а мы уходили оттуда, даже не получив сполна выплаты по репарациям. Хрущев оказался первым предвестником горбачевских подвигов по сдаче российских внешнеполитических позиций Западу. Хрущев успел еще и основательно подорвать финансовую систему СССР. При Сталине, какие бы трудности ни переживала страна, ее финансовая система, построенная на других основах, чем финансовые системы Запада, была устойчива и в целом обеспечивала потребности развивающейся экономики, обороны, широкого культурного строительства.

Хрущев провел в 1961 году денежную реформу, которая самым губительным образом отразилась на советских финансах. Катастрофические последствия хрущевской реформы проявились после экономической реформы 1965 года, когда Хрущев был уже не у дел.

 

Глава 13

Скрытый сторонник конвергенции

Я не разделяю восторженное отношение к Алексею Николаевичу Косыгину, так как проведенная им экономическая реформа не только нанесла самый сильный удар по советской экономике, но и положила начало краху советского строя.

В 1939 году Алексея Николаевича Косыгина вызвали из Ленинграда в Москву. Купив на вокзале по прибытии в столицу газету, он узнал из нее о своем назначении на пост наркома текстильной промышленности. А в 1940 году он стал заместителем Председателя Совнаркома СССР. В первые дни Великой Отечественной войны был создан Совет по эвакуации промышленности во главе с больным и нерешительным Николаем Михайловичем Шверником, и фактически всей работой в Совете руководили заместители председателя Косыгин и Первухин. Было эвакуировано более 1500 крупных предприятий с 10 миллионами рабочих и членов их семей. Когда советское правительство было эвакуировано в Куйбышев, Косыгин вместе с семьей оставался в Москве. В январе 1942 года Косыгин был направлен в Ленинград в качестве уполномоченного Государственного комитета обороны, и он много сделал для эвакуации жителей города, для строительства Дороги жизни и прокладки трубопровода под Ладогой. С 1943 по 1946 год Косыгин, оставаясь заместителем председателя Совнаркома СССР, возглавлял и правительство РСФСР. В 1948 году был министром финансов СССР, затем министром легкой промышленности СССР. Он сыграл видную роль в подготовке и проведении денежной реформы 1947 года. Она обеспечила устойчивость системы советских финансов после войны и в то же время максимально сохранила сбережения простых тружеников, имевших относительно небольшие вклады в сберкассах, зато основательно ударила по спекулянтам, вынужденным выбрасывать старые деньги мешками.

Несмотря на то что Косыгин был связан дружескими и даже родственными отношениями с опальным секретарем ЦК ВКП (б) Кузнецовым, «Ленинградское дело» его не коснулось. Сталин ценил Косыгина как специалиста, но крупным государственным деятелем не считал. Возможно, это и спасало Алексея Николаевича. Чтобы закончить портрет этого «интеллигента ленинградской закалки», скажем, что он был неким чужаком в правящей советской элите. Много читал, любил музыку и театр, посещал премьеры, музеи, выставки художников, сам неплохо разбирался в живописи. Был он и демократичен, насколько это было возможно при его высоком положении, во время пребывания в санатории обедал в общей столовой, на прогулках запросто общался с другими отдыхающими. Отрицательно относился к борьбе с «низкопоклонством перед Западом», не верил во вредительство членов «Промпартии», считая, что это дело было сфабриковано органами госбезопасности. Но скажем главное: из всех высших руководителей СССР Косыгин был наиболее склонен к идее конвергенции социализма и капитализма. Осмелюсь лишний раз сказать, что это гроб для социализма как такового.

Косыгин вошел в историю нашего государства как автор реформы 1965 года, которая стала первой после войны попыткой всеобъемлющего перевода советской экономики на рыночные рельсы. Скажем сразу, что эта реформа провалилась, как и впредь проваливались у нас все реформы, пытающиеся соединить нашу плановую экономику с рынком. Удивительно, что даже искренние приверженцы социализма и плановой экономики разделяли уважительное отношение к Косыгину и проводимой им экономической реформе, хотя она нанесла самый сильный удар по основам советского строя.

Возможно, это происходило потому, что мало кто знал, что истинным «отцом» реформы был не Косыгин, а харьковский ученый-экономист профессор Евсей Григорьевич Либерман. Либерман еще в 1962 году предлагал сделать главным критерием эффективности работы предприятия прибыль и рентабельность, то есть отношение прибыли к основным и нормируемым оборотным фондам. Тогда Хрущев дал добро на проведение хозяйственного эксперимента в духе концепции Либермана. Для его проведения были выбраны два предприятия швейной промышленности: фабрика «Большевичка» в Москве и «Маяк» в Горьком. Косыгин, будучи заместителем Председателя Совмина СССР и председателем Госплана, долго сопротивлялся проведению реформы по Либерману. Но после Октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС, который снял Хрущева со всех постов, Косыгин стал Председателем Совета Министров СССР и вскоре приступил к проведению этой реформы. Субъективную причину изменения позиции Косыгина надо искать в опыте его предыдущей работы и его приверженности линии ХХ и ХХII съездов партии на либерализацию жизни в стране. Объективная причина – естественная потеря ориентиров человеком, вознесшимся на вершину власти.

Когда в 1964 году снимали Хрущева, некоторые члены ЦК предлагали избрать Первым секретарем Косыгина. Однако это предложение не было принято, поскольку он был известен только как крупный хозяйственный руководитель, но не имевший опыта собственно партийной руководящей работы. Поэтому лидером партии стал Брежнев, а Косыгин возглавил правительство СССР. На Пленуме, на котором снимали Хрущева с занимаемых им высших постов в партии и государстве, в речах обличителей было высказано немало критики недостатков в развитии советской экономики.

Истинная картина у нас частично проясняется только в случаях, когда кого-то снимают. Но и когда снимают, то говорят не то, что надо. Не могу назвать хотя бы одно имя из высоких руководителей страны, кто объективно сумел оценить и озвучить недостатки деятельности партии или наметить пути выхода из кризиса. Слишком далеко мы зашли в сокрытии истины (и тогда, и теперь!).

Косыгин, до этого времени возглавлявший Госплан СССР, знал, что положение в экономике неблестящее. Но для него, вставшего теперь во главе правительства, многое оказалось полной неожиданностью. Советские люди были уверены в том, что экономика страны успешно развивается, поскольку все пятилетние планы выполняются и перевыполняются. Однако они не знали, что планы выполняются лишь благодаря «валу» и что ни один из них и близко не был к выполнению в натуральном выражении. «Вал» – это «валовая продукция» народного хозяйства, исчисляемая по так называемому «заводскому принципу» и отнюдь не всегда готовая, так сказать, к применению. Это когда предприятия, отчитывающиеся о выполнении планов производства по «валу», могли при помощи этого завышать процент выполнения плана. При равнении на «вал» задача заключалась лишь в производстве хоть чего-то, а будет такая продукция куплена потребителем или нет, предприятие мало интересовало. Поэтому в стране угрожающими темпами росли запасы произведенной, но нереализованной продукции. В строительстве, например, было выгодно рыть котлованы и закладывать фундаменты зданий: затраты труда здесь минимальные, а «вал» большой. А отделочные работы были крайне невыгодными: труда много, а стоимость их копеечная. По всей стране – одни вырытые котлованы и заложенные фундаменты, а реальные производственные мощности и жилье прирастали еле-еле. А план всегда был набран!

Косыгину, как и всякому не очень «крутому» руководителю, не хотелось «закручивать гайки», ему проще было пойти путем реформ: необходимо коренное «совершенествование хозяйственного механизма». В первую очередь надо избавиться от диктата «вала». Из множества предложений, нацеленных на улучшение положения вещей, он выбрал концепцию Либермана, которую ранее отрицал. По мысли Либермана, предлагаемая им реформа была воплощением так называемого ленинского принципа (где они такое нашли у Ленина?) материальной заинтересованности трудящихся в успехах социалистического строительства. Мол, система хозяйствования в СССР и до реформы в целом была эффективной и обеспечивала достаточные темпы развития экономики. Однако преимущества социализма использовались при этом не в полной мере. Реформа была призвана создать целостную и эффективную систему хозяйствования. Либерман не отрицал плана производства, но предлагал отказаться от регламентации сверху методов его выполнения. Пусть предприятия сами определяют численность своих работников, среднюю зарплату, производительность труда. Сам Либерман даже полагал, что не следует планировать такой показатель как себестоимость продукции, потому что нередко ради достижения этой цели предприятия преднамеренно шли на ухудшение качества продукции, выпускали товары, ненужные потребителю.

Премии выплачивались, а продукция не реализовывалась. Однако показатель себестоимости сохранили, но в дальнейшем это сыграло свою роль в развале экономики, так как неадекватно ее использовали. Одним из главных моментов реформы являлось то, что фонд материального поощрения работников должен был образовываться только за счет прибыли. Никаких пределов поощрения не устанавливалось. Предприятиям предоставлялось право самим решать, какую часть фонда материального поощрения направлять на премии, а какую – на социально-культурное и жилищное строительство.

Косыгин правильно понимал, что от господства «вала» в экономике нужно уходить. Но ему казалось, что если вместо «вала» установить показатель реализации продукции, то предприятия перестанут изготавливать продукцию, не пользующуюся спросом. Его обнадежили итоги проводившегося хозяйственного эксперимента. На всю страну тогда пропагандировали опыт Щекинского химического комбината. Там уволили значительную часть работников, а сэкономленную от этого зарплату разделили между оставшимися (но так, что начальству досталась самая большая ее часть). Еще более удивительный результат эксперимента был получен в Акчи – в казахстанском совхозе, где «выдающийся» экономист-практик Иван Никифорович Худенко на тех же принципах добился роста производительности труда не на проценты, а в разы. И здесь часть работников уволили. Оставшиеся за одно лето заработали каждый на легковой автомобиль.

Предприятия, переведенные в порядке эксперимента на новые условия хозяйствования, действительно показали неплохие результаты. Но никто не хотел признаваться в том, что эти достижения были во многом следствием искусственно созданных для них благоприятных условий. Остальные предприятия были по-прежнему связаны десятками плановых показателей, а предприятия, переведенные на новые условия хозяйствования, свободные от многих пут, могли «снимать сливки», по сути, паразитируя на этом.

Реформа была встречена в стране неоднозначно. Немало хозяйственных руководителей и просто людей, быстро ориентирующихся в том, на чем в данный момент можно поживиться, сразу же нашли в ней способ улучшить жизнь коллектива предприятия и заодно приумножить собственное состояние. Ведь многое из того, что прежде приходилось делать втайне, теперь можно было совершать открыто и даже получать за это поощрение. Но многие хозяйственники предрекали развал экономики, а когда по предприятиям «новшества» больно ударили, забили тревогу. Но было уже поздно – процесс пошел, как говорил один из главных могильщиков коммунизма.

Что же случилось, по большому счету? Проанализируем. Деньги, как известно, нужны всем. Предприятия, получившие значительную хозяйственную самостоятельность, изыскивали все новые и новые возможности увеличения прибыли и фонда материального поощрения. Но работали-то не лучше. Некоторым нашим только дай идею. Обогащайтесь! У руководства Госплана прибавилось головной боли. Даже частичное введение такого показателя, как прибыль, сразу толкнуло народное хозяйство к инфляции. Ведь зарабатывая прибыль, предприятия могли ее фактически использовать только на увеличение зарплаты. Пустить ее, например, на увеличение производства продукции, на собственную реконструкцию или на строительство жилья часто было невозможно, потому что в планах не было предусмотрено выделение дополнительных ресурсов ни для поставщиков сырья, ни для строительных организаций. Неизвестно было также, найдет ли сбыт дополнительно произведенная продукция. В итоге заплата стала расти гораздо быстрее, чем производительность труда.

В стране еще более обострилась нехватка товаров, или, как говорят, «вырос отложенный спрос». То, что нельзя было купить товары, даже если есть деньги, вызывало растущее недовольство в народе. Больше денег стало оставаться у предприятий – меньше поступало в бюджет государства. А расходы росли, нужно было изыскивать дополнительные ресурсы. Пришлось прибегнуть к испытанной палочке-выручалочке – увеличить производство водки. Высвобождавшуюся рабочую силу надо было куда-то пристраивать, а на создание новых рабочих мест средств не было. Перед страной замаячила угроза безработицы, что тогда казалось советским людям совершенно немыслимым делом.

Таким образом, выбрасывалось коту по хвост все, что с таким трудом было выстрадано в предыдущие годы Советской власти. Как известно, в той экономической системе, которая была создана в СССР в последние годы жизни Сталина, условием быстрого развития страны был механизм ежегодного снижения цен. Непонятно? Объяснение дает М. Антонов в книге «Капитализму в России не бывать». Итак, государственный план предприятию устанавливал на год выпуск продукции (по ее видам) определенного качества и по заданной цене, которая покрывала издержки производства и обеспечивала некоторую прибыль. При этом себестоимость (издержки) и прибыль не были связаны между собой. Прибыль просто означала разницу между ценой и себестоимостью. Разрешалось увеличенную прибыль оставлять в распоряжении предприятия, если она получалась за счет уменьшения себестоимости единицы продукции или за счет увеличения ее выпуска. Руководство и весь коллектив предприятия нацеливались на снижение себестоимости продукции, успехи в этом отношении поощрялись материально. Допустим, предприятие выпускает легковые автомобили, себестоимость каждого из которых составляет 5000 рублей, а доля прибыли государством определена в 20 процентов. Следовательно, продажная цена автомобиля будет 6000 рублей, а прибыль с каждого автомобиля равна 1000 рублей.

Теперь предположим, что коллектив предприятия, введя технические и организационные новшества, снизил себестоимость автомобиля в два раза, и она составила 2500 рублей. По сталинской модели, прибыль определялась как разность между «твердой» на какой-то период ценой и текущей себестоимостью. Прибыль увеличилась бы на эту самую величину снижения себестоимости и достигала бы 3500 рублей.

На этом уровне она сохранялась бы до конца года. В конце года подводились итоги работы предприятия и фиксировалось новое, сниженное, значение себестоимости. К этой величине добавлялась прибыль и получалась новая, уменьшенная, цена продукции. В данном примере новая цена на автомобиль равнялась себестоимости 2500 рублей плюс те же 20 процентов от нее в качестве прибыли, итого – 3000 рублей. Снижение цены на автомобиль ведет к высвобождению денег у покупателя и стимулирует расширенное воспроизводство. Умным экономистом был товарищ Сталин, коль в свое время заимствовал фордовскую модель… Но это же форменный коммунизм!

Уже денежная реформа, проведенная Хрущевым в 1961 году, нанесла по этому механизму сокрушительный удар. Но окончательно этот механизм снижения цен был демонтирован именно в ходе осуществления косыгинской реформы. Это стало таким ударом, от которого страна уже не могла оправиться.

Обращаю внимание на морально-нравственный фактор. В косыгинской модели, по сравнению со сталинской, все было наоборот. В ней главное было получить прибыль. Но сама прибыль образовывалась как жесткая процентная доля от себестоимости. И получалась зависимость: чем выше себестоимость, тем больше прибыль. А значит, стремиться надо не к снижению, а к повышению себестоимости. Заметим, что из всех отрицательных сторон реформы Косыгина эта сохранилась до сих пор. Теряют все: и трудовые коллективы, и потребители продукции, и государство, и население. Когда снижение себестоимости считалось важнейшей задачей и поощрялось, к решению этой задачи подключался весь коллектив. Какими большими ни были бы премии, они так или иначе распределялись между всеми участниками борьбы за совершенствование производства. Когда же премии стали давать, по сути, за дезорганизацию производства, возникла необходимость отстранить коллектив от участия в организации производственного процесса. Ведь среди рабочих и специалистов было еще немало тех, кто привык ставить интересы дела, интересы Родины выше личной выгоды. Стали составлять так называемые планы новой техники, внедрять НОТ (научная организация труда) и прочую ерунду, согласовываемую, опять-таки, с вышестоящими организациями. И теперь возникла возможность весь фонд материального поощрения распределять между узкой группой руководящих обывателей. Вот какая подлянка получилась. Новая модель расколола коллектив предприятия, погасила творческий порыв большинства работников, противопоставила интересы «верхов» и «низов». Все выгоды от «рационализации производства» теперь доставались «верхам», и они направляли деятельность предприятий так, чтобы эти выгоды были как можно большими. По сути, это была уже неформальная приватизация предприятий их руководством, которому уже тогда замаячила цель – ждать, когда этот переход средств производства в их частную собственность будет оформлен законодательно. Вот какая бацилла проникла в советский организм.

Советский человек на протяжении почти сорока лет привык ощущать себя участником героических деяний своей страны, имевших всемирно-историческое значение. Он был строителем невиданной в истории общества высшей справедливости, преобразователем планеты в прогрессивном направлении, его живо интересовало, что происходит в мире, куда идет история и какое место в мировом процессе занимает наша страна. И вот вместо этого планетарного взгляда ему предложили местечковое мировоззрение, призвали его сосредоточиться на поисках выгоды для своего коллектива, превращали его в обывателя.

Косыгина с полным правом можно было бы назвать «верным ленинцем», он сумел незаметно для общественности внедрить новый вариант ленинского НЭПа. Итог ленинского НЭПа нам известен: вместо «смычки» города и деревни получилось восстановление капиталистических отношений, что было потом пресечено Сталиным. Но Сталина теперь на месте не оказалось – в итоге Косыгин, советский патриот и приверженец социализма, открыл дорогу ренегатам Горбачеву и Ельцину. Но и это еще не все. Мало того, что руководящие обыватели могли сделать шаг к приватизации, в результате которой к владению средствами производства могли прийти «настоящие эффективные собственники», они получили возможность хапать прибыль за счет разрушения производственного потенциала. «После нас – хоть потоп».

Косыгинская реформа, таким образом, создавала условия для узаконенного вредительства. Это сколько «врагов народа» получалось, по сталинским понятиям? Если сталинская модель создавала условия для постоянного снижения цен, то косыгинская – делала неизбежным их рост, что в результате привело к тому, что советская экономика пошла вразнос.

Признание прибыли критерием эффективности работы предприятия означало перевод советской экономики на функционирование по тому же закону прибыли, что наблюдается как раз в капиталистической экономике. В наших условиях это было чревато огромнейшими неприятностями. При капитализме действует конкуренция между товаропроизводителями, что ограждает потребителя от произвола. Клиент, потерпевший от произвола товаропроизводителя, может подать на него в суд и получить солидную компенсацию (вспомните про естественное право).

А у нас? Ни тогда, ни позже, ни сейчас не было создано никаких условий для цивилизованной конкуренции, и те, кто наглее, кто выше, оказывались в наибольшем выигрыше. Если нынешний строй у нас называют бандитским капитализмом, то условия для такого его окраса были созданы именно реформой Косыгина. Обыватель может сколько угодно поднимать руки вверх и потрясать ими от возмущения, обвиняя во всем этих «новых русских» или жидов, но надо же когда-нибудь понять, тот виноватее всех виноватых.

Косыгин, расширив самостоятельность предприятий на основе погони за прибылью, по сути, покончил с плановой системой в СССР.

Да, выпуск дамских шляпок и сумочек нельзя планировать по количеству и фасонам, потому что тут действует мода, которую нельзя предугадать. Это производство должно быть поставлено на рыночные основы, равняться на соотношение спроса и предложения. А вот производство самолетов, особенно военных, никак не поставишь на те же основы, что и производство дамских сумочек. Очевидно, что в народном хозяйстве страны должны быть два, три, а может быть, и четыре сектора, живущих по разным экономическим моделям, но подчиняющихся одному экономическому закону, по которому мотив развития производства – не прибыль, а все более полное удовлетворение растущих материальных и духовных потребностей общества, то есть здесь конвергенцией и не пахнет.

Приходим к выводу (здесь не может быть двух мнений), что только при коммунизме цены на товары могут ежегодно снижаться, в противовес капитализму, при котором цены и инфляция постоянно растут. Нам очень любят вешать лапшу на уши, когда объясняют причину инфляции. Инфляция появляется, учили нас в советское время, как только появляется один нетрудовой рубль.

 

Глава 14

Ельцин умер, но дело его живет

Горбачев активно продолжал недоделанное Хрущевым. Системе управления наносился один удар за другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды», практика которой была заложена раньше, в 1980-е? Да потому, что во времена Брежнева не был проведен четкий анализ, не был изучен прошлый исторический опыт, не были даны рекомендации, как избежать допущенных ошибок.

Ныне гонимый и опальный Борис Абрамович Березовский в Интернете учит на каком-то философском уровне, отрицая даже материю как таковую, русских предпринимателей тому, как нужно богатеть. Но не каждый (по Березовскому) это может – нужна, мол, соответствующая карма. Но дело не в карме. Борис Абрамович не договаривает: если кто и богатеет, то он это делает только за счет того, что кого-то грабит. Богатеют такие люди не духовно, а материально, то есть получают то, что кому-то недоплачивают, у кого-то самым нахальным образом изымают. Другого пути увеличения состояния в природе не существует. На этот грабеж не каждый способен. Совесть не позволяет. Вот вам и карма!

А Борис, но уже Николаевич – Ельцин установил режим, благоприятствующий березовским. Ельцин умер, но дело его – режим для Березовских – живет. Творец этого режима когда-то был весьма популярен в народе, и многие на него возлагали свои надежды. А он их не оправдал. Теперь при одном упоминании его имени у русского человека появляется на лице гримаса отвращения. Ельцин – символ ренегатства, пренебрежения национальными интересами, беспрецедентного беловежского предательства. И человек, не выдержавший испытания властью.

Ранний Ельцин обладал магическим действием на толпу. Его страстность передавалась людям. Ему поверили, так как он отличался от других номенклатурных работников, и это отличие людей восхищало. Но он поразительно быстро был сломлен тем, что сопутствует неограниченной власти: лестью, материальными благами, полной бесконтрольностью. И все обещанные народу перемены свелись к бесконечным перестановкам в высших эшелонах власти. Причем во власть попадали люди, все меньше и меньше склонные следовать государственным интересам. Они лоббировали интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные. Ельцин все чаще при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства. Если Горбачев был везунчиком, «вытянутым за уши» наверх, то Ельцин сделал себя сам. Ему пришлось хлебнуть невзгод с избытком. Но его Сталин тоже расстрелял бы. Да и если бы дали нашему народу право возмездия, он сразу же вздернул бы Ельцина на первом фонарном столбе.

Дед его был раскулачен, сослан и умер на поселении. Дядю осудили, и он находился в местах лишения свободы. Несколько месяцев провел в заключении и отец. Все детство и отрочество Бориса прошло в бараке. Он испытал и голод, и холод, да еще и тяжелую руку, и ремень отца. Барак праздновал красные даты календаря по возможности широко, с пением песен, овеянных романтикой боев за счастье трудового народа. Русский народный характер Ельцин впитал с молоком матери и духом барака. Он от рождения был наделен качествами лидера и быстро занимал главенствующее положение в любом кругу общества, в который бросала его судьба. Ему с детства было присуще чувство справедливости, и он всегда ее отстаивал, даже многим рискуя. Он видел жизнь не только низов, но и элиты. Видел, что эта жизнь отличается по материальному благополучию многократно. И дал слово матери, что выбьется в начальники. Это был не карьеризм «потомственного элитария», а способ выбиться из нищеты и унижения. И он стал начальником, хотя ему нередко приходилось конфликтовать и с нижестоящими, и с вышестоящими.

Ельцин был трудоголиком, он чувствовал себя в своей стихии, когда решал трудные вопросы, преодолевал препятствия, а в выходные мучился от безделья. Ельцин, достигнув хороших результатов на хозяйственном поприще, согласился перейти на партийную работу. К этому времени он уже приобрел навыки начальника: хамство в отношениях с подчиненными, подхалимство перед вышестоящими. Став первым секретарем Свердловского обкома КПСС и членом ЦК, Ельцин наверху был замечен своей хваткой и умением самостоятельно решать дела. Такие качества всегда замечали на Старой площади.

Когда Горбачев пришел к власти, ему понадобилось, естественно, очистить аппарат ЦК от тех, кого туда привел Брежнев. Их желательно было заменить энергичными руководителями с мест, но таких было немного. С подачи Лигачева Горбачев согласился перевести Ельцина на работу в Москву, так как имел на него определенные виды. С первым конкурентом Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС Гришиным, многолетним руководителем столичной парторганизации, расправились легко. Его удалось скомпрометировать еще Андропову, устроившему показательные судебные процессы над ведущими работниками столичной торговли, уличенными в коррупции, от которых вроде бы шли ниточки к высшим руководителям Москвы.

Горбачев, придя к власти, сумел быстро отправить Гришина на пенсию. Однако на всех ступенях столичной иерархической лестницы остались «люди Гришина», от которых надо было избавиться. Для такой ломки системы руководства Москвы требовался очень крутой и решительный человек, и лучше Ельцина для этого дела было трудно кого-либо подыскать. Ельцин избирается первым секретарем МГК КПСС и кандидатом в члены Политбюро. Он всегда был крут и скор на расправу. Привыкший к тому, что везде – в городе, в районе, на предприятии – должен быть не просто руководитель, а хозяин, он сразу стал предъявлять первым секретарям московских райкомов партии требование навести порядок в их хозяйствах. Но что мог сделать любой первый секретарь райкома с мафией, если он вынужден был «сотрудничать» с ней, а то и прямо поставлен ею на должность?

И началась пресловутая «кадровая революция» Ельцина, которую его противники окрестили «кадровой чехардой».

Дело было отнюдь не простое.

Еще раз повторюсь: как только в стране начался отход от принципов коммунизма, совершенно было бесполезно вытравливать из нашей жизни капиталистические тенденции – зарабатывайте, обогащайтесь. Он снимал, к примеру, первого секретаря райкома, на место которого избирали, допустим, второго секретаря (ведь Ельцин никаких работников с собой из Свердловска не привез), а дело при этом не улучшалось. Оно и не могло улучшиться – мафия давила. Нового руководителя постигала судьба его предшественника. Тюрьмы Москвы, и прежде не пустовавшие, оказались переполненными теми, кто был уличен в коррупции. И по мере того как в недрах партаппарата накапливалась ненависть к новому руководителю московской парторганизации, в народе пошел слух о давно невиданном партийном деятеле.

Но подлинная популярность Ельцина взросла, как свежий росток из плодородной земли, после его выступления перед московскими пропагандистами в зале Дома политпросвещения на Трубной площади. Тогда Ельцин был на вид очень представительным – высокий, статный человек лет пятидесяти с небольшим. Зал был сразу заворожен, после того как он сказал, что доклада делать не будет, так как человек в столице новый, а предполагает познакомиться со своим активом пропагандистов, ответив на их вопросы. Записки сыпались водопадом, их было несколько сотен. Встреча продолжалась несколько часов и произвела на болтливых по долгу своей службы людей неизгладимое впечатление.

Уже на следующий день вся Москва говорила об этом выступлении Ельцина. И с той поры – что бы ни говорил и ни делал Ельцин, его воспринимали как своего. А когда его позже стали обвинять в том, что он ищет дешевой популярности, он легко такое парировал, задав простой вопрос: «А кто мешает другим завоевывать таким же образом народную любовь?» Других таких же, как известно, в высшем руководстве не нашлось, как тогда, так и позже. Вначале Ельцину очень хотелось стать верным помощником Горбачева. Но из этого сразу ничего не вышло – помешали характер и всяческие его «чудачества». Смутил Горбачева, да и многих высоких партийных руководителей, стиль работы нового московского начальника. Они привыкли спокойно работать в тиши своих кабинетов, а затем отправляться домой в бронированных лимузинах под мощной охраной, наблюдая жизнь столицы лишь из окна дома или машины.

С удивлением и опасением они наблюдали за тем, как Ельцин ездит в метро, на трамвае или автобусе, внезапно заходит в магазины и, видя пустые прилавки, вторгается в подсобки, где припрятан «дефицит», предназначенный для руководящих товарищей. Вся страна рассказывала о том, как Ельцин пришел записаться в районную поликлинику. А тут еще и авторитет Горбачева начал падать: его пустые речи, похожие на патефонную пластинку, которую «заело», стали надоедать.

Против Ельцина ополчилось все более или менее значительное начальство. Он стал «белой вороной». Чтобы понять, как мог Ельцин так измениться: от речей типа: «Пока мы живем так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать ее черной икрой, зная, что у соседки нет аспирина для ребенка» до Беловежского предательства и опуститься до того, что во всем потакать «Семье», чтобы понять совершенно непостижимое – как русский народ терпел власть человека, не выходившего из запоя неделями и позорившего нас перед всем миром, – следует нам всем признаться в одном: многие в новой паршивой русской действительности согласны были терпеть любого маразматика, любую несправедливость, любой фарс с государственной властью, лишь бы был «гарант» того, что коммунизм не вернется никогда, и того, что все приобретенное в результате спекуляции или какой-то другой махинации, или наворованное, или отнятое у других останется моим, – и как можно дольше. Для роли такого «гаранта» никто лучше предателя не подойдет: предатель будет всегда бояться возмездия, и возврат к прошлому для него равносилен смерти.

К предательству Ельцина привели его властные амбиции, политическая слепота и подлая роль дяди Сэма. Он заслуживает самого строгого осуждения за то, что, стремясь избавиться от главенствующей роли центра в лице СССР и монополии КПСС, стремясь сломать бюрократическую мафиозную структуру управления страной, он вместе с водой выплеснул из купели и ребенка – русский коммунизм.

Я не берусь утверждать, что коммунизм у нас обязательно еще будет или что его необходимо начинать завтра строить заново, но берусь предположить, что он, однажды с муками выстраданный и проживший непродолжительную и непростую жизнь, будет будоражить умы русских людей до тех пор, пока они вновь, в «последний раз», не захотят его еще попробовать.

Возобладавшая неправедность будет торжествовать, кризисы будут людям открывать глаза, и это приведет к тому, что русские люди возобновят гонения на всех государственных рэкетиров, перекроют кислород Березовским, создадут условия для желающих достойно продавать свой труд. Нам необходимо уяснить одну истину: будут еще в России радетели о благе народном, демагоги и перевертыши, но такого, который сегодня говорит одно, а завтра поступает по-другому, вряд ли потерпят (если у народа будет право выбора), по той простой причине, что русский, раз наступив на грабли, долго помнит о шишке, которую он схлопотал в самый неподходящий момент.

Я речь веду о коммунизме. Раньше он был утопией. Но с установлением (при Ельцине) права на частную собственность достигнуто условие для установления действенной экономики. Но не капитализма же?! Не бандитского же?! Ни одна из известных в мировой истории попыток создать общество без частной собственности успеха не имела и заканчивалась большой кровью. Но известно и другое: самые крупные преступления совершаются именно в борьбе за власть и собственность, что, по мнению многих, одно и то же.

История приватизации времен Ельцина в России показательна именно как преступная. Существовало три этапа приватизации. На первом – ваучерном этапе – от всего нашего огромного национального богатства каждому на ваучер досталась разве что бутылка водки. Обещанные каждому держателю ваучера, включая грудных младенцев, два комфортабельных автомобиля так и остались эфемерной мечтой доверчивого обывателя. Второй – денежный этап приватизации – решался не на площадях и трибунах, а в кулуарах и закрытых от посторонних высоких кабинетах, куда доступ имеет отнюдь не каждый.

Серия залоговых аукционов обрушилась на страну как стихийное бедствие. Разрушительная энергия неправедно нажитого капитала в одночасье смела с карты государственных стратегических объектов десятки предприятий мирового значения. А потом прошел третий этап приватизации, который скромно назвали реструктуризацией естественных монополий. Из этого словосочетания ловко исключили само понятие приватизации, чтобы избежать аллергии общества на более понятное слово. Суть положения усугублялась тем, что все, что требовало огромных затрат на обслуживание и не сулило никаких доходов, оставалось государству, а все, что было ориентировано на прибыль, переходило в руки приватизаторов. Как у нас иногда говорят: «Ух! Автомат Калашникова бы!»

По сей день историки спорят, какую дату принимать за точку отсчета распада СССР. Александр Хинштейн, известный множеством журналистских расследований, в своей книге «Ельцин. Кремль. История болезни» называет эту дату – 21 октября 1987 года. Хинштейн пишет: «Именно в тот день, ознаменовавщийся началом разрыва между Ельциным и Горбачевым, полетел вниз первый камень, который приведет через 4 года к невиданному по масштабам горному обвалу. Это падение было тогда еще незаметным, невидимым постороннему взгляду. Михаил Сергеевич с незабвенной Раисой Максимовной искренне полагали, что проблемы с названием “ Ельцин” больше не существует. Она закончилась вместе с постановлением пленума, в котором выступление Ельцина признавалось “ политически ошибочным” , а Политбюро и МГК поручалось “ рассмотреть вопрос” о его освобождении с поста первого секретаря горкома. Но эта победа оказалась пирровой. Потому что, скатившись с Олимпа на грешную землю, Ельцин не только не разбился, но и, напротив, сам превратился в титана. Через много лет Горбачев будет сетовать, что не проявил должной жесткости, пожалел опального бунтовщика и не отправил его послом в какую-нибудь Зимбабве. Это еще Макиавелли учил: врага недостаточно победить. Его нужно еще непременно добить…»

От себя добавим: далеко товарищу Горбачеву до товарища Сталина. Да что там Сталин! Все советские вожди с оппонентами разбирались неизменно круто. Когда на июльском пленуме ЦК 1957-го Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов попытались вякнуть что-то против Хрущева, их мгновенно вывели из ЦК и демонстративно, в назидание прочим, сослали подальше из Москвы на постыдно-низкие должности.

Премьер Маленков уехал директором ГЭС (!) в Усть-Каменогорск. Молотов – послом в Монголию. Каганович – управляющим трестом «Союзасбест» в Свердловск. Также поступил с Шелепиным, Семичастным и Егорычевым миролюбивый Леонид Ильич Брежнев.

Октябрьский пленум взбудоражил, взволновал всю страну. Слухи – один фантастичнее другого – поползли по городам и весям. Если раньше Ельцин был широко известен лишь в Москве и Свердловске, то теперь о нем узнали даже в самых отдаленных закоулках Союза. Из уст в уста передавалась история о каком-то уральском мужике, который наконец-то вывел зажравшихся на чистую воду. О Ельцине заговорили и на Западе. А Ельцин то долго выказывал Горбачеву покорность, то вдруг имитировал попытки к самоубийству, то рвался на люди и изображал из себя национального героя. Одной из ключевых ошибок Горбачева стало непротивление избранию Ельцина депутатом ХIХ Всесоюзной партконференции. Чутье подвело Горбачева. Ведь раньше он поступал хоть и подло, но правильно: он хорошо знал, что Ельцину не удастся победить московскую мафию, а значит, после того, как в нем отпадет нужда, можно будет с треском снять его, как не справившегося с работой, и отправить на пенсию.

И Ельцин (хитрый бывший партийный босс) понимал это – несколько раз писал заявления с просьбой освободить от работы.

По мере того, как для членов партии отступническая деятельность Горбачева становилась очевидной, стихийно возникло желание каким-то образом нейтрализовать излишнее рвение Генсека. Раз пошли в ход «демократические» методы, то и решили повысить роль Секретариата ЦК, который контролировал Лигачев, человек энергичный и принципиальный. Горбачев, почувствовав опасность появления в партии нового лидера, задумал ликвидировать Секретариат. Октябрьский Пленум собрался по чисто формальному поводу – для обсуждения текста доклада Горбачева о 70-летнем юбилее СССР. Ельцину было поручено выступить с критикой работы Секретариата и лично Лигачева. Но Ельцин выступил с такой невнятной речью, что нельзя было понять, о чем он говорит. То, что он критиковал Секретариат и лично Лигачева, входило в планы организаторов кампании. Но дальше Ельцина явно «занесло»: прозвучали намеки на культ личности Горбачева и роль Раисы Максимовны. А просьба Ельцина об освобождении от высокого партийного поста вообще вызвала замешательство. Такого в партии не было давно.

Но Горбачев своего добился – ликвидировали Секретариат ЦК. Ельцина он снял и «трудоустроил» на малозначащий пост заместителя председателя Госстроя СССР. Но дальше дело приняло непредвиденный оборот. Тогда для Ельцина наступила, пожалуй, самая мрачная полоса в его жизни. Хотя люди относились к нему неплохо: узнавали его на улице, выражали ему сочувствие, осведомлялись, не могут ли чем-нибудь помочь. Так как на Ельцина к этому времени уже обратили внимание в высших руководящих кругах Запада (в частности, все та же Тэтчер, ранее первой признавшая Горбачева), Борис Николаевич решил, что не все еще потеряно в его стремлении прийти к власти. Он вновь ощутил себя политиком, способным не только взять реванш за свое поражение, но и побороться за место лидера, по крайней мере в РСФСР. А там, откуда ни возьмись, появился этот Казанник, и Ельцин стал терять совесть. А когда он побывал в Штатах, то вообще из коммуниста превратился в антикоммуниста и американофила. Справедливости ради отметим, что бесконтрольная власть КПСС (а не коммунизм или учение Маркса) и развал СССР – причина и следствие. Ельцин, начав с нужного дела по запрету монополии КПСС, довел его до деструктивного конца – развала СССР. При Ельцине к власти пришли «младореформаторы». Все, как один, либералы, космополиты, западники. Мало того, они еще и консультантов пригласили из США, положив им громадные оклады и допустив их ко всем государственным секретам. Дело доходило до того, что указы Президента России и постановления правительства составлялись или редактировались в США.

Ельцин свою подлость проявлял не на пустом месте. Еще с 1985-х почти все лидеры нашей страны стали мечтать о том, как услужить американцам. Когда впервые в постсталинскую эпоху в СССР появилось «парламентское меньшинство», его лидер Ельцин понял, что настало время и для него услужить Западу, сдать ему что-то очень ценное и получить за свои заслуги его признание. Особую надежду он возлагал на намеченную на 1989 год поездку в США. Этой поездке чинились всяческие препятствия, но Ельцин их преодолел. Поездка вроде бы была частной, якобы для чтения лекций, но она стала такой сенсационной, каким вряд ли стал бы и официальный визит. В течение девяти дней Ельцин побывал в 11 городах США и всюду говорил, говорил. То есть хотел понравиться. Поскольку на Западе Горбачев оставался самым популярным советским лидером, Ельцину пришлось врать: он говорил, что в стратегическом плане они с Горбачевым союзники, расходятся только в тактике. Он, мол, считает, что перестройку можно осуществить быстрее и радикальнее, чтобы предотвратить социальный взрыв, в который может вылиться недовольство народа низким уровнем жизни и удручающим положением в стране.

Эти речи сами по себе уже являлись претенциозными. Главной целью поездки для Ельцина была встреча с президентом Бушем-старшим. Президент уклонялся от этой встречи, так как этим он нанес бы по позициям Горбачева удар. Но Ельцин буквально принудил Буша пойти на компромисс: российского «лектора» принял высокопоставленный чиновник администрации Буша, а президент как бы невзначай заглянул в этот кабинет. Для самого Ельцина этот визит в Штаты стал потрясением, приведшим к полной смене его миропонимания. Как это нередко случалось с советскими туристами, которым бывает доступным к обозрению чужой дом только с парадного крыльца, Ельцин был ошеломлен картиной изобилия, открывшейся ему в супермаркете. Он сам признавался, что впечатления от Америки превзошли все его ожидания, вся поездка – это полное разрушение собственных штампов и стереотипов. Таких восторженных советских поклонников, как Ельцин, Америка не знала.

Первого мая 1990 года произошло событие, которое в прежнем СССР никак не могло случиться. Первомайская демонстрация трудящихся Москвы. Идет трансляция по большинству каналов ТВ. Видно: как обычно, Горбачев и другие руководители страны, стоя на трибуне Мавзолея, приветствуют проходящих по площади демонстрантов. Но вдруг появилась колонна «демократов», которые несут транспаранты с лозунгом «Долой КПСС!» и другие, столь же антипартийные и антисоветские. Горбачев и его приспешники вынуждены срочно с позором покинуть трибуну Мавзолея. Последние колонны демонстрантов проходили мимо пустой трибуны – впервые после сооружения места нахождения вождей во время народных торжеств. Зрелище это было неприглядное и произвело на народ гнетущее впечатление.

Высказывается иногда мнение, что с этого дня Горбачев стал свертывать свой слишком либеральный курс и набирать себе новую команду, которая впоследствии стала ядром ГКЧП. В то время как Горбачев стремительно терял популярность, Ельцин продолжал набирать очки. Вскоре он стал президентом РСФСР, а это было уже суверенное государство, хотя и в составе СССР. В июне 1991 года он уже нанес официальный визит в США и с Бушем встретился на вполне законных основаниях. Слуга получил своего господина.

Ельцин, назвав руководство КПСС узурпаторами, захватившими власть, которую народ им не давал, с самого начала стал разыгрывать «русскую карту». Он понимал, что иначе ему самостоятельной власти не видать. Борясь за пост президента РСФСР, он одновременно выступил за независимость самой большой и экономически наиболее развитой республики СССР. Советников и консультантов, доказывающих, что центр и «националы» («чурки» и пр.) грабят Россию, было у него хоть отбавляй. Декларация о суверенитете России, принятая Верховным Советом РСФСР, создала юридическую основу для разрушения Советского Союза. Ельцин переподчинил все находящиеся на территории РСФСР предприятия и учреждения союзного подчинения соответствующим российским правительственным структурам. Естественно, что другие союзные республики не замедлили пойти по стопам России.

Для Горбачева такой поворот событий был равносилен катастрофе. Власть центра, то есть Горбачева, теперь, по сути, распространялась лишь на территорию Кремля. Хотя… Горбачев еще мог арестовать Ельцина, судить его и лишить жизни. Но он этого не сделал. Почему? Да потому, что сам Горби, как и Ельцин, ориентировался на Запад.

Но Горбачев, цепляясь за власть, воевал только с Ельциным. Ельцин же, вдруг прозревший и уверовавший в то, что СССР – это империя зла, воспринял происходящее как исторически предопределенный и неизбежный процесс. По сути, это было предательство как со стороны Ельцина, так и со стороны Горбачева.

 

Глава 15

«Размазав» коммунизм, мы помогли Западу развязать себе руки

В декабре 1991 года миллионы русских, жаждущих перемен к лучшему, наблюдали за спуском красного флага над Кремлем и даже помыслить не могли о том, что присутствуют отнюдь не при конце «коммунистического эксперимента» или «тюрьмы народов», а при начале конца привычного мира для всей планеты.

Дело в том, что была особая цивилизация, первая в мире, которая решила построить общество без огромного разрыва между нищетой и богатством, без организованной преступности, без растления малолетних, без экономических кризисов и безработицы. Общество высокой культуры, всеобщего образования и величайшей техники.

Пример революции в России сыграл для человечества свою роль: для правителей капиталистических стран он стал жупелом, не позволяющим совершенно игнорировать запросы трудящихся (не дай бог, и у нас такое случится). Пока существовал СССР, были и государства всеобщего благосостояния. Как только погиб коммунизм, капитализм, избавившись от необходимости противостояния и соревнования, очень быстро вернулся к своей старой практике. Опять войны стали служить быстрому перераспределению богатств в пользу крупного бизнеса. Мы стали свидетелями монополизации бизнеса, введения корпорациями безраздельного господства над целыми сегментами рынка. Правда, вскоре это привело ко всемирному финансовому кризису.

От Хрущева до Горбачева лидеры СССР пытались договориться с Западом о «мирном сосуществовании». И это сосуществование, назовем его соревнованием, сработало бы, естественно, только при условии недопущения волюнтаризма на самом верху.

Для иллюстрации пагубности принимаемых у нас неадекватных действительности решений приведу пример из книги А. П. Шевякина «Разгром советской державы. От «оттепели» до «перестройки»: «Косыгин, озабоченный жалобами на ухудшение качества обуви, посетил одну из столичных фабрик, где работала импортная линия, и стал сурово распекать директора за плохую работу. Но расторопный директор ответил: “ Алексей Николаевич, помните, эту импортную линию мы закупили при вашем содействии пятнадцать лет назад. Она была рассчитана на выпуск миллиона пар обуви в год и производила сто операций. Но потом нам увеличили план до полутора миллионов. Для ускорения производственного процесса мы вынуждены были сократить двадцать пять операций. Потом план довели до двух миллионов. На конвейере осталось пятьдесят операций. Но какое может быть качество, если вместо ста операций мы делаем лишь половину?” »

Этот анекдотический пример о чем говорит? Он говорит о такой идеологии планирования, по которой завтра надо выпускать продукции больше, чем вчера. Зачем? За тем, что еще не хватает. И будет не хватать до тех пор, пока наверх будут пробиваться не толковые управленцы, а умелые интриганы, которые, прикрываясь в своих карьеристских устремлениях лозунгом «догнать и перегнать», в стране, в сфере управления, ввели наряду с официальной теневую власть, причем от последней зависело уже принятие и таких ключевых решений, как, например, догонять или не догонять.

Догоняющий всегда отстает. Если взять вооружение, армию, то здесь, если догонять, то «противник» убежит вперед ровно на столько, сколько его будут догонять. На самом верху волюнтаризма избежать не было ни малейшей возможности. Эта братия располагалась в основном на Старой площади. Ей иерархия и чинопочитание не давали никаких шансов преодолеть интеллектуальный кризис в своих рядах. Сменяемость кадров – исходя из этого же принципа. Как таковой проблемы с кадрами не было. Была проблема с качеством кадров. При ЦК существовали четыре научно-исследовательских (учебных) заведения: Институт марксизма-ленинизма, Институт общественных наук, Высшая партийная школа и Академия общественных наук. Как правило, их оканчивали люди уже солидного возраста, больше с целью успешного продолжения карьеры, чем для получения самых современных знаний по управлению. У нас не было своего «Гарварда». А если бы он и существовал, то это тоже мало бы помогло, так как управление при коммунизме – вовсе не то же, что управление при рынке. Управление государством, если это действительно управление, а не послушное выполнение чужих инициатив, – это очень тяжелый труд, и, чтобы им заниматься в полной мере, требуется довольно много энергии, которой не могут похвастаться люди преклонного возраста.

Если появлялись молодые управленцы, то ими руководили все те же люди пожилого возраста, часто некомпетентные во многих вопросах. Теория некомпетентности известна – она применима и для Запада. С развалом СССР и лагеря социализма выбора между моделями экономик не существует. Несмотря на то что Китай не отказался целиком от социалистического пути развития, в том числе и от плановой экономики, выбора все же нет. То, что осталось от мировой социалистической системы, как ее прежде называли, соревноваться с мировым капитализмом не может.

Китай, сохранив многие элементы своей политико-экономической системы, широко открыл двери для мирового капитала. Он располагает богатыми природными ресурсами. Сторонники жесткого государственного регулирования в Китае утверждают, что именно ведущая роль государства помогла Китаю добиться впечатляющих результатов в экономике. Но скажем прямо, успехи Китая не так велики: минимизация расходов стала возможной благодаря относительно низким, по сравнению даже с Россией, уровнем социальных обязательств государства пред населением. А тут еще специфика страны. Чтобы прокормить такое огромное население, китайцам приходится возделывать каждый клочок пахотной земли.

Вообще, Китай – это большая загадка. Там собирают в год три урожая. В Китай сейчас вкладываются десятки миллиардов долларов. Сегодня он играет ведущую роль в огромном Тихоокеанском мире. Даже в странах, которые демонстрируют свою независимость от Пекина, китайский капитал на самом деле играет первую скрипку. В Малайзии и Индонезии китайская община контролирует практически всю деловую жизнь.

У азиатских «драконов» имеются свои козыри для прорыва. Во-первых, плевать они хотели на демократию. Авторитарные режимы обеспечивают стабильность уже тем, что громадные деньги не отвлекаются на выборные балаганы раз в четыре года. Жесткая власть пресекает всякие попытки рабочих бастовать. Во-вторых, чихать они хотели на законы либерального монетаризма. С точки зрения современных азиатских коммунистов, только полные болваны могут исключать участие государства в экономике.

Самое страшное для Запада сегодня – это если полуторамиллиардный Китай завладеет последней кладовой природных ресурсов планеты – Сибирью. Тогда появится действительно непобедимая супердержава, способная покорить весь мир. Именно поэтому Соединенные Штаты пощадили Российскую Федерацию как способную противостоять Китаю, хотя после гибели СССР могли буквально на клочки ее разодрать.

Кстати, китайская карта была уже однажды разыграна Сталиным. 1946–1949 годы были одним из опаснейших периодов русской истории. Страна еще лежала в развалинах после страшной войны. Миллионы людей ютились в землянках, бараках, лачугах. Деревня голодала. Приходилось заниматься болезненной демобилизацией огромной армии, переводить промышленность на мирные рельсы и восстанавливать три сильно разрушенных промышленных района страны из четырех. По всем объективным показателям мы должны были рухнуть под напором США. У США в те годы было, казалось бы, все для победы над нами. Во-первых, громадное богатство и огромная, высокоразвитая, совершенно нетронутая войной промышленность, дававшая четверть всего мирового производства. Во-вторых, монополия на атомное оружие, колоссальный флот дальних бомбардировщиков, мощные авианесущие группировки военно-морских сил и кольцо баз, окруживших СССР со всех сторон. Нам еще только приходилось создавать реактивную авиацию, а у американцев она была. У нас не имелось ни крупных воздушностратегических сил (СССР не обладал сколько-нибудь значимым парком «летающих крепостей»), ни авианосцев, ни баллистических ракет межконтинентального боя. Тем не менее Штаты нас только пугали.

Вторая мировая война положила начало распаду колониальной системы империализма. Получили независимость такие крупные страны, как Египет, Индия, Индонезия, Бирма, Пакистан и Цейлон. Всего за послевоенное десятилетие обрели независимость 25 государств, от колониальной зависимости освободилось больше миллиарда человек. В политическом спектре капиталистических стран Европы произошел заметный сдвиг влево. Сошли со сцены фашистские партии, резко выросло влияние коммунистов. В 1945–1947 годах коммунисты входили в состав правительств Франции, Италии, Бельгии, Австрии, Дании, Норвегии, Исландии и Финляндии.

В апреле – июне 1945 года в Сан-Франциско состоялась учредительная конференция Организации Объединенных Наций при представительстве пятидесяти стран. В уставе ООН были отражены принципы мирного сосуществования государств различных социально-экономических систем, принципы суверенитета и равенства всех стран мира.

Но основное внимание американского бизнеса было приковано к осуществлению плана Госсекретаря США Джорджа Кэтлетта Маршалла, озвученного им 5 июня 1947 года в Гарвардском университете. Помимо чисто пропагандистского эффекта, предполагался и финансовый эффект, что и было реализовано, – в Европе установилось экономическое господство США. История развязывания «холодной войны» США в одностороннем порядке известна. Равно, как известны и планы 1946–1948 годов атомных бомбардировок крупных городов СССР.

Сталин в 1948 году заявил, что «…не рассматривает атомную бомбу в качестве серьезной силы, каковой ее склонны считать некоторые политики. Атомная бомба предназначена для того, чтобы запугать слабонервных, но она не может решить судьбу войны, так как она недостаточно эффективна для этого».

В 1949 году он, взбешенный решением США и Британии создать в своих зонах два немецких прозападных государства (ФРГ со столицей в Бонне и Западный Берлин), блокировал советскими войсками старую немецкую столицу. Войска США и их союзников стояли против русских дивизий. В окруженный Западный Берлин летали американские транспортные самолеты, прорывая сталинскую блокаду. Сталин снял окружение, но ему удалось переиграть американцев, использовав тогда китайскую карту. В это самое время в Китае красные части Народно-освободительной армии громили войска проамериканского режима Чан Кайши и продвигались к Пекину.

США очень не хотели потерять Китай и готовились помочь своему ставленнику атомными ударами по колоннам просоветских войск НОАК. А Сталин этого не хотел. Он прекрасно понимал, что распространение коммунизма по планете – это бред сивой кобылы и что израненный недавней войной СССР не выдержит ни этого, ни военного противостояния с богатым Западом. Он пытался создать сильный евразийский блок между русскими и китайцами, направленный против Запада. Но при всем этом он не мог помешать ядерным ударам США по красному Китаю! У нас была к тому моменту одна-единственная атомная бомба, которую не мог взять на борт ни один бомбардировщик. И тогда Сталин придумал гениальный план. Он просчитал, что запаса атомных бомб у США не хватит для одновременной войны и в Китае, и в Европе. И он решил устроить Берлинский кризис, оттянув к Берлину внимание США.

Американцы были вынуждены подготовить свое ядерное оружие к возможному столкновению в Европе и уже не смогли нанести удары по дивизиям красных китайцев, шедших на Пекин. А когда Сталин в Европе «отступил», дело было сделано: Китай уже стал союзником СССР. Америка в этом случае испугалась, так и не решившись на ядерные удары, – хотя обладала в этом отношении полным превосходством, а ее авиация могла прорвать ПВО нашей страны.

С появлением тяжелых ракет и ядерного оружия мир стал маленьким и донельзя уязвимым, поэтому Запад перешел на другие стратегии. Мы были, есть и будем всегда страшными для Запада, а наши ресурсы его притягивают.

Поскольку на Западе русские рассматриваются как прирожденные (биологические, генетические) носители коммунистической «заразы», давно планируется низведение русских на уровень народов третьестепенных, отсталых, неспособных на самостоятельное существование в качестве суверенного народа. Планируется направить русский народ на путь деградации и вымирания, вплоть до исчезновения как этнически значительного явления.

Не буду называть всем известные цифры, названные Маргарет Тэтчер. Планируется заселение русских городов представителями нерусских народов, противопоставление одних русских другим русским, выделение и денационализация русской элиты, колонизация русских районов представителями других народов. Предполагается использование русских в будущей войне с Китаем, при этом запланировано и количество жертв со стороны русских – тридцать миллионов человек. Запланирована и фальсификация русской истории. Для этого идут на фальсификацию всей истории человечества. Этот процесс уже начался: пересмотрена история Второй мировой войны, в новых учебниках истории (имеющих, к нашему стыду, хождение на территории России) все искажено.

При рассмотрении взаимоотношений России с Западом необходимо иметь в виду следующее: в любом государстве правящий слой (элита) живет только за счет марксовского прибавочного продукта. Причем российская элита была беднее западной, всегда чувствовала себя обделенной. Поэтому она и издевается над народом круче. Даже при неимоверном воровстве ей никогда не достичь того уровня, который свойствен элите Запада. И если люди, производящие блага, не слишком обременены мыслями об этой разнице, то имеющая более обширные контакты с Западом элита может сравнивать.

Комплекс неполноценности особенно сильно возобладал после наших победоносных войн, когда люди в массе своей ознакомились с жизнью Европы: как же так, мы им дали свободу, а живем хуже?! Дело здесь в том, что русское общество было, есть и будет обществом с минимальным объемом прибавочного продукта. Главная особенность нашего образа жизни, при существующих в России природных условиях, в том, что любой результат дается нам труднее, чем жителям других стран.

В ХIХ – ХХ веках российская государственная власть увеличила аппарат управления, доведя его до европейских стандартов. Но прибавочный продукт не обманешь! Этот аппарат все равно был более дешевым. И общественная пирамида у нас не может быть такой сложной, как там, и верхи в нормальных условиях у нас всегда ближе к низам, по сравнению с Западом. То есть мы всегда ближе к коммунизму. Хоть идеология, основанная на социалистическом планировании, оказалась дискредитированной, либеральная идеология (рыночной экономики) для нас очень непривлекательна. Многие до сих пор признают ее неприемлемость для России. И хотя Россия как бы вошла в «цивилизованный мир», у нас по ряду причин экономического, политического и исторического характера нет по-западному демократических традиций в обществе, нет экономически сильного слоя, отстаивающего свои интересы, все ветви власти у нас являются более формальными, чем на том же Западе. И поэтому, несмотря на то, что коммунизм, тот, который декларировался у нас, сам в себе таил вирус самоуничтожения, Запад был, есть и будет главным могильщиком коммунизма. Коммунизм был удобным предлогом, облегчающим прикрытие сути войны против России. Коммунизм был настолько органичен для России, настолько прочно вошел в образ жизни и психологию русских, что разрушение коммунизма считалось равносильным разрушению России и русского народа, как народа исторического. Задача Запада упростилась – начиная с 1985-го лидеры нашей страны стали мечтать о том, как услужить дяде Сэму. За период катастрофического социального эксперимента с 1985 по 2005 год Россия потеряла не только статус сверхдержавы, но и утратила значительную часть своей территории, вернувшись к своим границам примерно ХVII века.

Уровень безопасности нашей все еще державы понизился до едва приемлемого уровня, за которым начинается состояние перманентной неотражаемости агрессии и распада страны (вот почему сейчас власть имущие хоть как-то зашевелились на этот счет). По материальным потерям настоящий период сравним с потерями России в двух мировых войнах (1914–1918 и 1941–1945) и гражданской войне (1918–1920). Крах СССР стал и крахом коммунистической идеологии. Ее просто отменили, не дав ничего взамен.

В политическом отношении произошла планетарная катастрофа, ибо мир потерял свою биполярность. Были призывы на Западе «добить Россию». Но в целях избежания практически неизбежного в таких случаях катаклизма мирового масштаба Запад не стал добивать Россию, но немного все-таки перестарался. Толстосумы, правда, ничего не потеряли. Но пострадали «трудящиеся» Запада. Непонятно? Объясню.

С крахом СССР и коммунистической системы и западный мир, еще до кризиса, стал сильно меняться. Теперь многим очевидно, насколько Маркс и Ленин были правы. Больше века назад они предсказывали, что западный капитализм превратится в мрачный метрополис: кучка сверхбогачей-диктаторов, живущих в роскошных дворцах на одном полюсе, а на другом – миллионы и миллионы бесправных, нищих людей, вынужденных работать на фабриках-казармах за жалкие гроши.

Но Маркс и Ленин не предвидели процесса глобализации рынка и того, что беднейшие массы трудящихся будут образовываться не в самих западных странах, а за их пределами, в «третьем мире». Что участь рабочего, нищего стада отведут азиатским странам, тогда как страны Европы и США превратятся как бы в гигантские управляющие конторы, а их население – в конторских служащих, в белых воротничков с хорошими доходами, которые свысока будут смотреть на чумазых работяг-азиатов.

Маркс, да и Ленин не могли предвидеть, что в последней четверти ХХ века западные рабочие перестанут быть таковыми, а превратятся в некий нижний класс получателей доходов от жестокой эксплуатации рабочих жарких стран, что западным «пролетариям» будут платить неоправданно большие деньги за счет доходов от предприятий, расположенных в «третьем мире». Фантазия классиков не дошла до того, чтобы представить, как на сборке электроники в жаркой Малайзии женщины будут работать совершенно нагими (ради чистоты производства) всего за сорок долларов в месяц, так как западную женщину на такую работу и за тысячу долларов нужно вести под конвоем. И что в таком случае потеряют смысл слова Ленина, что производительность труда это самое главное. Главным будет конъюнктурная цена изделия на международном рынке и то, сколько заплатят женщине, у которой на теле нет даже набедренной повязки.

Просчет Запада оказался в следующем. С распадом СССР перестала существовать особая цивилизация – Советская. Как только погиб Советский Союз, стал умирать и западный мир. Тот рай, в котором капиталисты платили наемным работникам огромные деньги, давали им всякие социальные гарантии, чтобы противостоять влиянию Советского Союза, не допуская того, чтобы свое простонародье глядело на нашу страну с завистью. Тот мир, который был таким стройным и логичным в своем противостоянии коммунизму, без противостояния постепенно тает и распадается. Запад вынужден был срочно искать других непримиримых врагов.

С другой стороны, Запад с «отменой» коммунизма стал практически неподконтрольным, поэтому человечество начинает осознавать, что дискредитация идеи коммунизма – это самое страшное, что могло вообще случиться. Тем более что идею испоганили хоть и искусно, но искусственно. Неубедительны рассуждения типа: раз опыт оказался неудачным и там всякие Пол Поты появились, то сама идея коммунизма, мол, дерьмо. Интересно получается: в огороде бузина, а в Киеве дядька! Кстати, о Киеве. Там так заморочили людям голову дискредитацией всего русского, что приучили украинцев к мысли о неизбежности антиконституционного явочного втягивания Украины в НАТО, в то детище США, которое с момента его создания является преступным.

В 1948–1953 годах США под эгидой НАТО осуществляли военные действия на Филиппинах, следствием чего стала гибель многих тысяч филиппинцев. В 1950–1953 годах – вооруженная интервенция в Корее. В огне этой войны погибли сотни тысяч корейцев. Участие 50 тысяч американских солдат в карательной операции против Республики Лаос. Тысячи погибших. В 1965–1973 годах – гнуснейшая военная агрессия против Вьетнама. Во Вьетнаме американская военщина уничтожала мирные деревни, напалмом выжигала целые территории, осуществляла массовое убийство женщин и детей. Это все позже было названо экоцидом, то есть, преднамеренным уничтожением среды обитания живых организмов, разрушением земной биосферы. Семь миллионов тонн бомб (в три раза больше, чем сбросили западные союзники во время Второй мировой войны!) калечили земли Вьетнама.

Вероломное нападение на Ливию, нанесение бомбовых ударов авиацией по Триполи и Бенгази. А тысячи погибших мирных граждан Ирака? Подсчитано, что общее число жертв натовского терроризма за период 1948–1996 годов составляет более миллиона человек. И все это оправдывается. Создали «музей советской оккупации», мемориалы Мазепы и Бендеры. Советская власть, давшая Украине впервые в истории собственную государственность, пятикратный прирост территории, возможность построить тысячи современнейших предприятий, вхождение в десятку самых развитых стран Европы, охаивается. Борьба с коммунистической идеологией, с «империей зла» за демократию и т. д. и т. п. шита цветными нитками и имеет длинную бороду…

В 1945 году Ален Даллес написал в тезисах своего выступления перед Г. Трумэном, Г. Моргенау, Б. Барухом на заседании Совета по международным отношениям (СМО): «Окончится война, кое-как все утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, – все золото, всю материальную помощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников и помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.

Из литературы и искусства мы, например, постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием, что ли, тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и подымать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху…

Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут высмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем выбрасывать духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности.

Мы будем расшатывать таким образом поколение за поколением, вытравлять этот ленинский фанатизм. Будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов. Вот так мы и сделаем».

Некоторые сомневаются: таких тезисов Даллеса, мол, не было. Эти сомнения напрасны, так как были они или нет, главный упор в действиях имярек против русских делался на вытравливание альтруизма, честности, если хотите – советского фанатизма. Поэтому становится ясным: со времен начала «холодной войны» и до последнего времени радио, пресса и телевидение нам преподносят американские фальшивки.

Как говорят: слова даны людям, чтобы скрыть свои мысли. Как не вспомнить, что человеческая речь вначале возникла как оружие, как элемент управления, подчинения, подавления и только потом развилась как физический обмен информацией. Вначале был властный рык начальника. Эта двойственность речи не только сохранена, но и постоянно прогрессирует. Не только «25-й кадр», но и само отношение корреспондента к происходящему, демонстрируемое в телепередаче, может превратить сюжет в дезинформацию. Так и получилось: свобода, как право выбора, не ограничила право, но ограничила и фальсифицировала выбор.

И стало по Форду: «Каждый может выбрать себе автомобиль любого цвета, при условии, что он будет черным». Следует помнить, что никакой реальной свободы слова, как и демократии, как и свободы вообще никогда и нигде не существовало. Всякая свобода относительна. Свобода получения информации всегда сильно ограничена. В советское время мы жили фактически в условиях информационного голода. При «демократах» свободы ограничены интересами олигархов, капитала и властей. Разве мог без Даллеса Егор Тимурович Гайдар, заведующий отделом журнала «Коммунист», дорасти до главы правительства? Или появиться такой перевертыш, как А. Н. Яковлев? А Волкогонов – начальник политуправления Советской Армии, чем не могильщик?

А что мы противопоставляли Даллесу? Наша система контрпропаганды была малоэффективна. Серьезная политическая работа подменялась глушением «вражеских голосов». Недостатки (родимые пятна) капитализма наши вожди представляли себе очень хорошо. Но, строя новое общество, свободное от этих пороков, вожди не знали, как избежать кризисов, присущих коммунизму, – в истории человечества ранее такого опыта не было. Тем проще западной пропаганде удалось вбить в головы советской правящей и идеологической элиты мысль, что «дальше так жить нельзя». И она в этом добилась известных успехов. В России до сих пор не могут избавиться от этого наваждения. До сих пор люди не могут согласиться с тем, что эта идейная установка по охаиванию всего советского была началом всех последующих бед.

Под влиянием «хороших людей» из-за бугра карьеристы из партийного идеологического аппарата, начавшие успешную карьеру еще в сталинские годы и прошедшие школу хрущевского волюнтаризма, заразились идеологией «нужно что-то делать». Что именно нужно делать, они не знали. Зато это отлично знали их западные наставники и дирижеры. Когда «процесс пошел», последним сильно повезло: дорвавшиеся в 1985 году до высшей власти реформаторы сделали неизмеримо больше того, на что рассчитывали на Западе.

На вопрос, что на самом деле началось в России после 1985 года, ответить не так-то просто, если даже попытаться пробиться через оболочку идеологической лжи, опутывающей все важнейшие события современности, и углубиться до понимания сущности реального эволюционного процесса, даже при искреннем желании говорить правду, только правду и всю правду.

Самый простой прием уйти от правды – вообще не говорить на данную тему. И не говорят. Как в рот воды набрали. Но попытаться разобраться следовало бы. Трагические события в России – закономерная часть мирового процесса, регулируемого Западом. Советская идеология, настаивая на неизбежности кризисов при капитализме, считала коммунистическое общество бескризисным. Это убеждение разделяли даже критики коммунизма. О кризисе коммунизма или хотя бы о его возможности серьезно никто не говорил. Были бесчисленные «предсказания» гибели коммунизма в СССР и в других странах. А о кризисе – молчок. А противостояли нападкам на марксизм-ленинизм такие «шедевры» идеологических проработок, как, например, брошюрка Б. Н. Пономарева «Живое и действенное учение марксизма-ленинизма». Книжечка не содержит никаких новых мыслей, только цитаты товарища Брежнева – что и где он сказал и что он там подчеркнул.

А в ходе «холодной войны» «мозговые центры» в США под руководством ЦРУ разрабатывали и применяли против нас изощренные средства, в том числе и методы непосредственного воздействия: вербовка агентуры, внешнеполитическое давление, выборные технологии, дезинформация, дискредитация коммунизма, использование каналов культурного и научного обмена и т. д. В подтверждение упомянутых выше слов Даллеса, можно констатировать: США дошли до абсурда. Только в этой стране имеется множество законодательных актов, которые касаются других стран, причем вопросов жизни и смерти этих государств. Начиналось со злосчастных намерений Даллеса превратить советских людей из нормально одержимых фанатиков в циников и подонков. А уже через несколько лет Штаты решили брать быка за рога по-другому.

Вышедший «Закон о порабощенных нациях» содержал такие пункты: «…Начиная с 1918 года империалистическая и агрессивная политика русского коммунизма привела к созданию обширной империи, которая представляет собой зловещую угрозу безопасности Соединенных Штатов и всех свободных народов мира… …империалистическая политика коммунистической России привела, путем прямой и косвенной агрессии, к порабощению и лишению национальной независимости Польши, Венгрии, Литвы, Украины, Чехословакии, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Румынии, Восточной Германии, Болгарии, континентального Китая, Армении, Азербайджана, Грузии, Идель-Урала, Тибета, Казакии, Туркестана, Северного Вьетнама и прочих, и прочих… Так как эти порабощенные нации, видя в Соединенных Штатах цитадель человеческой свободы, ищут их водительства в деле своего освобождения… именно нам следует надлежащим официальным образом ясно показать таким народам тот исторический факт, что народ Соединенных Штатов разделяет их чаяния вновь обрести свободу и независимость…

Президент Соединенных Штатов уполномочивается, и его просят обнародовать прокламацию, объявляющую третью неделю июля 1959 года “ Неделей Порабощенных Наций” и призывающую народ Соединенных Штатов отметить эту неделю церемониями и выступлениями.

Президента… просят обнародовать подобную же прокламацию ежегодно, пока не будет достигнута свобода и независимость для всех порабощенных наций мира… Принятие этой резолюции – часть кампании по дискредитации коммунизма и имеет цель нанести удар по коммунизму в одном из самых уязвимых мест – контроль над различными национальными группами» (ясно теперь, почему Ельцин после первого беловежского удара по коммунизму сразу же позвонил президенту США).

«Мозговая атака» Запада на СССР в течение более 50 лет имела преимущество: он наступал, а мы оборонялись. Советские люди и не заметили, как стали жертвами «холодной войны», а руководство страны игнорировало эту опасность – оно в результате полностью обуржуазилось и легко попало в расставленные Западом сети… из шмоток. Жены не давали покоя. А вы сами знаете, кто главнее генерала, – его жена.

Тогда и пошло-поехало. Ради шмоток руководство стало всячески стимулировать увеличение количества эмиссаров в страны Запада. Это делалось в самых разнообразных формах: расширение дипломатических представительств, числа контактов по линии науки, культуры, журналистов, ученых, деловых людей, туристов и т. д. Эта экспансия являлась манной небесной для родственников, своего рода поощрением за хорошую работу нужных людей.

Стал увеличиваться слой счастливчиков, часто бывавших за границей, имевших регулярные контакты с западными людьми, так или иначе связанных с заграничными делами. Они превращались в привилегированную часть населения, испытывали на себе в первую очередь соблазны западного благополучия. Через них под влияние Запада попадала наша правящая верхушка. Вот тогда в кругах интеллектуалов, работавших в идеологических учреждениях, связанных с аппаратом ЦК КПСС и сотрудничавших с КГБ, стало модным утверждать, что Запад есть лучший из миров, когда-либо существовавших и существующих на планете.

Это однако не мешало им публично разоблачать язвы «лучшего из миров» и доказывать преимущества советского социального строя. Но в элитных кругах стали усиленно щеголять западными связями, знакомством с буржуазными деятелями. Хвастались именами, бывшими на слуху, побывавшие за бугром «счастливчики» стали хвастаться западными шмотками.

Рабочим и колхозникам хвастаться было нечем, так как они за бугор не ездили. Население в общей массе своей было настолько далеким от власти, таким равнодушным к делам, непосредственно их не касающимся, что никак не отреагировало на снятие Хрущева и избрание на его место Брежнева. Смена власти произошла как заурядный спектакль в заурядной жизни, как смена одной правящей мафии другой.

Августовскую революцию (контрреволюцию) 1991 года можно как угодно характеризовать в зависимости от политических пристрастий, идеологических предпочтений или гражданских ориентиров, но одно бесспорно – эта революция-контрреволюция показалась всем антиэстетической. Беснующиеся в 1990–1991 годах толпы недоучек, просто придурков или подзаборной рвани, возглавляемые диссидентурой и «прозревшими» партактивистами вроде Ю. Афанасьева, Г. Бурбулиса, Е. Гайдара и т. д., уже в 1992 году не вышли на праздничные демонстрации и шествия в честь победы сброда над Россией. А десятилетний юбилей победителей вообще превратился в посмешище и мучительный позор для власти и вдохновителей погрома российской государственности.

Этим наглядно демонстрируется антинациональный характер августовского переворота и антинародная сущность режима, который с невиданной яростью и тупой жестокостью насаждали в России Ельцин и братва, по недоразумению или злому умыслу именуемая «новой русской элитой». Насаждаемая «демократия» принесла России и ее народам боль, кровь и унижение. Новоиспеченные властители взорвали империю советского типа и продолжают трудиться для полного исчезновения страны из истории.

Чтобы вернуться к прежнему нашему величию, к нашей свободе, нужны героические усилия и историческое терпение. И защита со стороны государства и гражданского общества. Какое у нас государство, мы сказали. А общество у нас какое? У нас начинать и творить некому. И для кого? Никакой настроенности молодежи на тяжелый труд, на открытия ради самих открытий, на самопожертвование. Сегодня люди, для которых социальная справедливость – не пустой звук, могут быть публично отнесены к людям с психологическим отклонением от нормы. Люди с остатками советского менталитета, для которых порядочность и сострадание не на последнем месте, наделяются презрительной кличкой «совок». И тех, кто такие клички раздает, Бог ни громом, ни молнией не поражает. Как он не поражал и тех, кто срывал кресты с церквей.

А тут еще В. А. Истархов мутит воду: «…Нельзя допускать рознь между частями русского народа – это выгодно только евреям. Они мастера сеять рознь, натравливать одну часть русской нации на другую. И сейчас множество русских придурков, поддавшись классовой еврейской пропаганде, борются: кто с “ торгашами” и спекулянтами, кто с капиталистами, предпринимателями и эксплуататорами, кто с чиновниками, кто с банкирами, называя их ростовщиками. Хочется спросить у этих придурков: «Что нам, русским, разве не нужны торговцы, не нужны магазины? Нам что, не нужны предприниматели? Нам что, не нужны грамотные русские чиновники? Нам что, не нужны русские банкиры и финансисты?” ».

Далее идет ссылка на «грамотный подход в этом вопросе» партии Русское национальное единство (РНЕ). Комментарии, как говорят, излишни… При таком подходе Россия, как точка роста идейности, перестает существовать. Имеет место идейный беспредел. Засилье шарлатанов, проходимцев, дилетантов, бездарностей, бандитских идейных погромщиков.

Демократия (у нас – попустительство) создает для дальнейшего роста идейного беспредела самые благоприятные условия. В условиях так называемой свободы (вернее это назвать неподконтрольностью и безавторитетностью) и с нынешними техническими средствами быстрого распространения информации противостоять мутному потоку дезинформации и пошлости просто невозможно.

Образование в этом потоке каких-то чистых и преемственных течений исключено. Молодежи предоставляется всякая свобода, кроме попыток интеллектуального развития в нежелательном для правящих хозяев направлении. Процесс глобализации человечества, в который постсоветская Россия оказалась вовлеченной в качестве придатка и зоны интересов западного сверхобщества во главе с США, вынуждает Россию так или иначе приспосабливаться к условиям этого процесса. В качестве примера скажем, что Россия копирует образцы системы образования западных стран, игнорируя то, что западные специалисты постоянно ссылались на советское образование как на достойное подражания. А мы все его реформируем, реформируем, пожирая немалые денежки, которые не известно куда исчезают.

В течение всего существования СССР против него велась тайная война. Достоверно известно, что США финансировали афганских моджахедов и снабжали их самым современным оружием, включая «Стингеры», с целью добиться поражения СССР в Афганской войне. Тогда США себе на беду и вырастили Усама бен Ладена. Он с 1997 года стал сотрудничать с ЦРУ США; на американские деньги готовил бандформирования для борьбы против советских войск в Афганистане. В 1999 году подручные бен Ладена воевали на стороне косовских албанцев, терроризируя мирных сербов. Выкормыши бен Ладена были задействованы в Чечне. Стало известно, что семьи Буша и бен Ладена были связаны общим бизнесом, приносившим миллионы долларов.

Достоянием гласности стал такой факт: вскоре после событий 11 сентября многочисленная семья бен Ладена была тайно вывезена из США. А за несколько месяцев до терактов бен Ладен лечился в американском госпитале в Дубае (Объединенные Арабские Эмираты). Дело вовсе не в том, кто спланировал и совершил этот теракт. Если бы взрывов не было, то США использовали бы для своих целей что-то другое.

Первый этап глобализации как новой мировой войны завершился подавлением югославского сопротивления ей. Бомбежки Сербии стали первой открытой операцией на пути перехода ко второй стадии. Но это была лишь пробная попытка.

Не было условий для решительного шага в этом направлении, хотя потребность в нем назрела в силу действия внутренних закономерностей западного сверхобщества.

Потребность всякого рода «кровопусканий» вытекает из сути экономики США. Еще не было ясной идеологии, оправдывающей этот шаг и вдохновляющей силы агрессии на него, а лишние деньги, как и ранее, толкали янки на преступление. С дискредитацией самой идеи коммунизма американцы поняли, что возмездия за их преступные действия никогда не последует.

События 11 сентября 2001 года и оказались кое для кого очень кстати. Президент США получил картбланш на ведение «горячей войны» в любом месте планеты с любыми затратами. До 11 сентября 2001 года за границей США находилось 20 процентов наличного армейского персонала; через два года на воинской службе за пределами страны находилась почти половина американской армии. Десять американских дивизий стремятся контролировать огромный мир. И их не хватает. Американская военщина предполагает осуществить более радикальные изменения в размещении американских вооруженных сил за пределами страны. Крупные базы (такие, как Рамштейн в Германии, Мисава и Иокосука в Японии) будут основой для размещения новых баз. Пентагон уже готовит серию новых баз в Азии, Европе, на Ближнем Востоке и в Персидском заливе. В Европе порты, аэродромы и системы ПРО приближаются к границам России.