Глава 1

Противостояние двух миров было и будет утилитарным и идеологическим

Французский писатель и моралист Ларошфуко писал: «Беда порядочных людей в том, что они с подлецами обращаются как с порядочными людьми, а подлецы с порядочными людьми обращаются как с подлецами». Русские люди и люди Запада не понимают друг друга по одной простой причине: понятия о порядочности у них изначально разные.

Реальное взаимоотношение между Россией и Западом характеризуется таким понятием, как «западнизация», то есть постоянное навязывание нашей стране режимов, которые во всех отношениях соответствуют интересам Запада. Идеологически это изображается как гуманная, бескорыстная и освободительная миссия Запада, являющего-де вершину развития цивилизации и средоточие всех мыслимых добродетелей. А в действительности это является противостоянием интересов и идей. Идеи, внушаемые нам Западом, ведут к деградации России, а исконно русские всячески замалчиваются, искажаются.

Нам следует расстаться с иллюзией, что нас, русских, любят все. За последние триста-четыреста лет пропаганда «мирового сообщества» сделала все, чтобы нас ненавидели и презирали в каждом закутке земного шара. А за последние двадцать лет в этой области пропагандой сделано больше, чем за предыдущее время. В результате случилось так, что над нашей простотой смеется весь мир. Нашему падению радуются наши недруги всей планеты, потому что без военного поражения могучая и жизнестойкая сверхдержава, суперимперия, управлявшая половиной земного шара, в одночасье расчленилась на части, убежала со всех завоеванных земель с позором, бросая боевую технику, обрекая десятки стран-союзниц, стран-вассалов на разгром и завоевание недавним противником. Уничтожение своей армии, разгром промышленности, уход с большинства рынков сбыта и изо всех сфер влияния по всему миру, в том числе и на некогда собственных территориях, – это результат идеологического противостояния – разгром России «мировым сообществом» в союзе с правящей верхушкой России. Весь бред о «победе демократии», «крушении тоталитаризма», «приоритете общечеловеческих ценностей», «гармоничном вхождении России в мировую экономику и международные структуры», о «свободе слова» и пр. оказался гнусной ложью, когда покоренный обстоятельствами народ испытал шок от перенесенного потрясения.

Не так давно у нас было модно сравнивать жизнь в России и в Америке. Поглядите, насколько там лучше живут. Мол, их система эффективнее, тягаться русским с янки никак нельзя. В это поверил почти каждый. Но при этом игнорируют, что необходимо поставить сравниваемые объекты в равные условия. Для такого равенства следовало бы подвинуть США к Северному полюсу, покрыть 70 процентов их территории вечной мерзлотой, а Россию поместить посредине океана, чтобы не было сухопутных границ с врагами. Учесть, как Америка грабила весь мир. Если бы по дорогим нашему сердцу американцам прошлась хоть одна война, подобная нашей Гражданской, развязанная, кстати, ими же с еще более любимыми нами англичанами, и если бы в банки России за какие-нибудь пять лет вложили миллиардов триста долларов, вот тогда можно было бы сравнивать…

Еще в начале 1900-го года сенатор Альберт Беваридж с трибуны американского сената заявил, что из всей человеческой расы Всевышний выделил американцев как нацию, избранную руководить духовным возрождением мира. С тех самых пор молодые американские монополии могли без помех развивать деятельность по поиску новых сфер приложения капитала и рынков сбыта производимой в США продукции. Эту погоню за новыми сферами прибыльного вложения капитала сами американские газеты сравнивали с рысканием хищников в джунглях в поисках новых жертв. И не стало удержу. Штаты еще недавно преимущественно фермерские и провинциальные, объявили себя и широко разрекламировали как страну свободного предпринимательства и свободной конкуренции, самолично присвоили себе титул земли обетованной для всех обездоленных и угнетенных, а на самом деле цепко ухватились за завоеванные или отторгнутые территории на американском континенте (и продолжали завоевывать и отторгать), построили государство наивысшей концентрации производства и централизации финансового капитала, гигантских монополистических объединений, приобретавшее неразрешимые противоречия, экономические и социальные проблемы, которые оно решало, решает и будет решать с помощью внешнеполитических неблаговидных акций.

Американской гегемонии нет альтернативы с тех пор, как президент Вильсон предложил нациям принять доктрину Монро в качестве доктрины всего человечества. Американцы заработали на поставках в Первую мировую 10 миллиардов долларов (цифра неточная) и превратили русскую революцию 1917 года в выгодное коммерческое предприятие. Выкачивание русских богатств в широком масштабе началось до всяких коммунистов, еще до Февральской революции.

Стремление «улучшить всю планету» начиналось для США с раздачи продовольствия в начале 1920-х годов голодающим Поволжья, а сейчас заключается во вмешательстве во внутренние дела независимых стран, включая «ковровые» бомбардировки их территорий и в навязывание военной доктрины, дающей возможность применения Соединенными Штатами атомного оружия в нарушение всех договоренностей, если «появится необходимость обеспечить устойчивый мировой порядок», каким они его представляют. Сюда входит также непринятие конвенции по биологическому оружию, отказ от ратификации договора о полном запрещении ядерных испытаний и многое другое. В 1922 году в России разразился ужасный голод. Советское правительство в целях помощи голодающим начинает массовую реквизицию сокровищ Русской православной церкви. Эти деньги в размере более двух миллиардов золотых рублей, свыше 20 миллиардов долларов по нынешним меркам, уходят в основном… куда? Правильно – тоже за рубеж. Это с учетом денег за закупки оборудования, технологий. Вывозится из страны по бросовым ценам ценнейшее сырье: бакинская нефть, марганец из Мингечаура, казахстанский хром и цинк, русский уголь.

Авторы, муссирующие тему спонсирования Октябрьской революции Германией и еврейством США, преследуют цель умалить роль Великой Октябрьской социалистической революции и исказить существо вопроса. Денег тех ни на какую революцию не хватило бы. И в заострении внимания на этом факте необходимо просматривать попытку исказить всю историческую правду. Правда заключается в том, что, наоборот, Запад, и в первую очередь США, наживались на всем и всяком. А сдерживавшая на протяжении четырех с лишним десятилетий Америку вторая сверхдержава – Советский Союз, оказавшись в руках доморощенных борцов за благополучие «у нас и во всем мире», начала терять мировое влияние с 1989 года с ослаблением позиций в Центральной и Восточной Европе. Затем советские позиции начали ослабевать в Латинской Америке, Африке, Азии и на Ближнем Востоке. В результате для Соединенных Штатов были созданы возможности глобального доминирования, не имеющие параллелей в мировой истории.

Русские демократы между февралем и октябрем 1917-го довели страну до ручки. При таком кошмарном положении вещей состоятельные люди принялись переводить свои деньги за рубеж. Русские банки превратились в пункты по перегону личных состояний на Запад. И промышленники гнали прибыли от своих предприятий за кордон. Утечка богатств за рубеж была столь колоссальной, что уже правительство Керенского летом 1917 года решило проводить вполне коммунистическую политику: отменить конвертируемость рубля, пресечь вывоз денег из России, покончить с тайной банковских операций. Этот беспредел зашел так далеко, что объективно это могло прекратиться только так, как это прекратилось на самом деле, – власть больше чем на семьдесят лет захватили коммунисты. Но порядок навести удалось не сразу.

Большевики-интернационалисты, скинув никчемное правительство Керенского, сначала отнюдь не рассчитывали удовлетвориться одной Россией. Они думали о мировой революции и потому смотрели на страну как на жертву, которую надо как можно скорее выпотрошить, переведя изъятые деньги и ценности в известные надежные загашники – в Швейцарию и в американские банки. Так они и поступали аж до середины 1918 года, в те несколько месяцев безвременья, когда единой страны уже не существовало, а другой еще не существовало. Шли грабежи и конфискации состоятельных людей, богатых «выпускали» за рубеж за выкуп в 400 тысяч золотых рублей с человека. Тогда же за границу шли пароходы с русскими товарами, выручка от которых оседала на личных зарубежных счетах некоторых большевистских вождей. Запад, и прежде всего США, реагировали на это двояко: они поддерживали и большевиков, и их врагов – Белое движение. Расчет их казался беспроигрышным: победившим большевикам для восстановления растерзанной, порушенной страны все равно пришлось обращаться к Америке – за машинами и оборудованием, за технологиями, инвестициями и кредитами.

Расплачиваться коммунистам пришлось золотом, экспроприированным со всей России, потоками дешевого хлеба и ценного сырья, отдавать в концессию иностранному капиталу лучшие железные дороги и месторождения полезных ископаемых. И точно так же было бы в случае победы белых над большевиками, приди в Москву Колчак или Деникин, а в Питер, скажем, Юденич. Ведь белые, нуждаясь в средствах, заложили-перезаложили акции лучших русских предприятий, запродав Западу и нефть Баку, и сибирское сырье, и заводы с рудниками Урала, и даже трамвайные концессии в Петрограде. Тот же сибирский правитель Колчак финансировался Америкой, он расплачивался за бросовый товар, который спихивали ему, – мундиры, винтовки, пулеметы и патроны – золотым запасом России. После Первой мировой весь этот хлам девать было некуда – а Колчак исправно платил за все драгоценным металлом.

Не отставали от него и южные его коллеги – Деникин и Врангель. Пусть русские уничтожают русских – в любом случае финансовая система Запада с центром в США только выигрывает.

Здесь следует отметить, что отнюдь не коммунисты первыми начали «разбазаривать» золотой запас России. Вывоз золота России начался уже во время Первой мировой войны царским правительством. Поскольку страна вступила (ее просто втравили) в войну, испытывая недостаток винтовок, патронов и снарядов, она кинулась закупать все это в США, Англии, Японии и Франции, отправляя туда золото. Кстати союзники, взяв наши денежки, поставили России всего от 2 до 25 процентов от заказанного. Большевики не стали требовать эти деньги назад. Ведь они, в свою очередь, отказались возвращать царские займы.

В 1918 году правительство большевиков, подписав Брестский договор с Германией, начало делать ей царские подарки. Правда, коммунистам достался изрядно подъеденный золотой запас: всего на 1,1 миллиарда золотых рублей.

Половину запаса захватил чехословацкий корпус, и в Чехословакию ушло примерно 63 миллиона золотых рублей. Коммунисты транжирили лишь остатки былого богатства. 27 августа 1918 года большевики Красин и Иоффе подписали Берлинский секретный протокол, по которому мы обязались немцам отправить 250 тонн золота. И еще до окончания Первой мировой войны в Германию из России ушло два эшелона с драгоценным металлом. Позже это золото захватили французы и отправили в Париж, а в 1924 году поделили его поровну с англичанами. Они всячески заметали следы украденного ими золота, чтобы не отдавать его.

По Версальскому договору 1919 года Германия должна была вернуть золото в Россию. Только возвращать было нечего, а французы не только не возвратили золотишко, но имеют наглость 80 лет требовать уплаты долгов по царским займам. Русское правительство, которое стояло тогда перед Западом на задних лапках, послушно платило по царским долгам.

С Японией тоже полная ясность. «Царское золото» оказалось и там, в «Иокогама спешел бэнк», в залог кредита. Там и сейчас действует чрезвычайно важная статья 8 соглашения: «Государственный банк России остается распорядителем золотого депозита и по первому требованию может возвратить его из Осаки во Владивосток».

Из России тогда выкачали не только золото. Огромна и недвижимость империи за рубежом. Где-то на триста миллиардов нынешних долларов. Это без недвижимости бывшего СССР. Между тем до сих пор даже в Мингосимуществе РФ не существует какого-либо реестра собственности России за рубежом. Слишком долго перечислять, что это за недвижимость, и рассказывать о том, как она попала в частные руки. Но так уж случилось, что эти соблазнительные кусочки земли вместе с шикарными строениями в одночасье за бесценок приобрели новые хозяева. Юридически чаще всего дело обстоит безупречно, так что сегодня от них требовать что-то назад бессмысленно.

На наших деньгах жирела вся западная финансовая система, особенно Соединенные Штаты. Вновь хочется сравнить те жалкие крохи, которые якобы выделили финансовые тузы США на революцию в России, с несметными русскими богатствами, перекачанными в Америку хотя бы через то же Совбюро в Нью-Йорке, скажем, через сыночка знаменитого богача Арманда Хаммера – Юлиуса. Но лучше всего удалась США финансовая операция в связи с интервенцией. За океаном и сегодня лежит почти четверть тысячи тонн царского золота. Нашего, русского, по-бандитски выкачанного из нас в ходе Первой мировой войны и последующей смуты.

У Америки появились беспрецедентные инструменты воздействия на мир, в котором ей уже не противостоит коммунистический блок. Именно в это время американцы заново осмотрели мировой горизонт и увидели, что в отсутствие какого бы то ни было цивилизованного международного консенсуса пред Америкой открываются невероятные, немыслимые прежде возможности. Они увидели, что даже те, кто боялся Америки и противостоял ей, либертанцы справа и остатки новых левых, множество людей от Парижа до Багдада и Пекина определяют с тех пор будущие международные отношения, исходя из преобладания американской мощи. Мощь Америки покоится на колоссальном военном основании. США расходуют на военные нужды на 20 процентов больше всех европейских и азиатских партнеров и союзников вместе взятых.

Выше было показано, как Россия наращивала свою мощь и вышла на второе место в мире по экономической силе. Но нам пришлось закупать оборудование, технологии – накопленный нашим государством потенциал и несметные богатства ушли на Запад, напитав американскую экономику, поддержав долларовую систему. Дядя Сэм и впредь просчитывал наперед каждый шаг. Например, в начале 1980-х США не скрывали и даже очень гордились тем, что поддерживали афганских душманов. Этим они заставляли СССР тратить на Афганскую войну 3–4 миллиарда долларов ежегодно. Они знали, что это те деньги, которые русские могли бы вложить в свои передовые технологии, в современную промышленность.

В 1990 году Горбачев подписал в Париже соглашение, по которому СССР выступил правопреемником царской России. В 1992-м, когда правопреемником стала Россия, ее президент Ельцин тоже подписал в Париже бумагу, по которой наша страна выступает как правопреемник не только СССР и Российской империи, но и всех режимов, которые существовали на нашей территории в 1918–1920 годы, то есть правительств Колчака, Деникина, Врангеля и т. д. Юридически мы можем потребовать возврата тех денег. Однако Горби не пожелал требовать кровные русские назад. Например, в британском «Бэрриш Бразерс бэнк» лежат пять с половиной тонн личного золота Николая II. Но в 1986 году по «нулевому варианту» Горбачева и Тэтчер, подписанному от нас шефом МИД СССР Шеварднадзе, мы подарили это золото англичанам.

В 1996–1998 годах и без того избитая, полуразрушенная Россия понесла ущерб, сравнимый с годами афганской кампании! Развал СССР шел параллельно с закабалением нашей страны, превращением ее в донора Запада, в его «дойную корову». С конца 1980-х и начала 1990-х годов из России стали вывозиться ежегодно приблизительно 25 миллиардов долларов. В мировой экономике вращаются триллионы долларов, но эти 25 миллиардов – чистые деньги, неучтенный «нал». Эти деньги образовались у российских бизнесменов в результате продажи ресурсов, собственности, товаров и ноу-хау по бросовым ценам. Они обеспечивают западную экономику нужными факторами роста. Ко времени распада Союза наш золотой запас равнялся 2300 тоннам «солнечного металла», вдвое превосходя царский. И сразу же он уменьшился в 10 раз. Все оказалось вывезенным и проеденным на закупки лежалых западных товаров. Горбачев первым загоняет страну в долговую ловушку. Вместо того чтобы мобилизовать ресурсы собственной страны, он кидается брать иностранные займы. Ни много ни мало – на 80 миллиардов долларов. Сумма, скажем прямо, немаленькая. Но весь трагизм ситуации заключался в том, что эти деньги ушли незнамо куда, без всякого смысла и цели, повиснув на нас тяжким, набухшим от процентов долгом. Часть кредитов вообще были связанными – то есть нам давали не деньги, а оборудование, которое при горбачевском беспорядке во множестве проржавело на складах.

В стране сгноили, разворовали и пропили такое количество оборудования и средств, которых хватило бы на оснащение производства нескольких латиноамериканских стран и Африки вместе взятых, и еще и Новой Зеландии. Деньги либо спустили на скверный ширпотреб, либо попросту украли, положив на заграничные счета. В эпоху Ельцина страна нахватала долгов еще на 70 миллиардов долларов – все с нулевым результатом. Долг рос, росли проценты. К этому плюс еще более 17 миллиардов долларов, занятых у МВФ, около 12 миллиарда долларов – от Всемирного банка (которые неизвестно куда ушли), 3 с лишним миллиарда составили долги Европейскому банку реконструкции и развития.

Когда наши умники, очевидно по указке того же Запада, пустили в оборот еврооблигации, это явилось одной из самых гениальной операцией по выдавливанию на Запад наших национальных богатств руками нашей «пятой колонны». Пресловутые ГКО – это такая обдираловка, какой свет не видывал. Механизм этот рухнул в августе 1998 года. С самого начала было ясно, что ни одна экономика на свете не может выдержать системы, при которой государство берет в долг у своих и западных банкиров рубль, а должно возвращать за этот рубль полтора. Было сделано так, что курс ГКО был предусмотрен плавающим, и сторублевую, образно говоря, бумагу, стая финансистов могла на открытых торгах покупать, скажем, за шестьдесят целковых. А государство, обдирая нас налогами, обязано было возвращать им полновесные сто рублей, да еще и с начисленными процентами. То есть с самого начала была заложена подлянка и бомба замедленного действия. Сталина в стране, как вы знаете, не было. По ушам таким шутникам дать было некому, и поэтому – пошло-поехало. Беды, принесенные ГКО русским, неисчислимы. Конечно, никто деньги в заводы и фабрики не вкладывал. Промышленность продолжала хиреть. А ублюдочные (те, что у блюда) спекулянты ГКО тотчас меняли шальные рубли на доллары и вывозили их из России – ведь две трети ГКО держали иностранцы и так называемые «уполномоченные банки», в которых государство хранило свои деньги. За 1996–1998 годы западные финансовые структуры выкачали из России через ГКО почти 72 миллиарда долларов. Разум мутится от этих цифр. Запад, таким образом, только с помощью ГКО почти полностью вернул себе то, что дал в виде кредитов (а хотите – понимайте – в виде подачки) господам «реформаторам» на инвестиции в контрреволюцию в России 1989–1991 годов.

Реальная «цена», которую заплатила Россия и россияне за непрофессиональное решение 17 августа 1998 года, была огромной. Объем ВВП, несмотря на оптимистические прогнозы, начал сокращаться еще до событий 17 августа: в мае 1998 года – на 4,5 процента (наибольшее сокращение с конца 1994 года), в августе – более чем на 8 процентов, а в сентябре – уже до 10 процентов. Спад промышленного производства в июле составил 9,4 процента, а после событий 17 августа – в сентябре достиг 14,5 процента. Объем инвестиций резко сократился – на 23–25 млрд рублей. Возросли неплатежи. Банковская система оказалась в полном параличе, попросту перестала функционировать. Только прямые потери коммерческих банков составили порядка 45–48 млрд рублей. Косвенные потери в результате девальвации рубля и выплат по «форвардным» контрактам превзошли эту сумму еще миллиардов на 10. Инфляция в первую неделю сентября превысила 15 процентов, а затем подскочила до 38 и более процентов. Страна входила в режим гиперинфляции. После дефолта в стране произошел фактический передел собственности. Посредством спекулятивных сделок с ГКО был задействован механизм личного обогащения ряда высших должностных лиц государства. Теперь, по истечении многих лет, становится ясным, ради чего замышляли всю эту «перестройку». Речь ведь идет о больших деньгах, тоннах золота и килограммах бриллиантов. Это – так называемое «золото партии». Нынешняя РФ будет видимостью государства до тех пор, пока все мы не осознаем, что страну у нас украли. Обчистили до нитки. Так называемым «демократам» с «реформаторами» по законам собственности через одного место на тюремных нарах. Они совершили самый наглый и грандиозный грабеж в человеческой истории, перегнав украденное на Запад.

Вряд ли мы узнаем, сколько денег было в кубышке КПСС. Понятно, что пополнялась она не только за счет партийных взносов и прибыли от издательской деятельности. Кто может сказать, что вытворяло Политбюро семьдесят лет с золотым запасом страны? На каких условиях КПСС помогала братским партиям и диктаторским режимам? Куда подевались несчитанные-немеренные ценности, конфискованные после революции, малая толика которых красуется на стендах Алмазного фонда? Думается, что это в денежном выражении – фантастические суммы. В 1991 году в трех крупных городах России появилось около десятка коммерческих банков. Никто не мог заподозрить банкиров-демократов в связях с КПСС. Но связь была. Именно в эти банки от предприятий и организаций ручейками начали стекаться денежки КПСС, не стихийно, а по заранее составленному графику. Эти банки финансировали создающиеся надежными людьми фонды, фирмы, компании. Эти структуры, используя связи в верхах, быстро становились на ноги. Большинство из них процветают и сегодня. Кроме всего прочего, эти банки проводили бойкое кредитование небольших липовых кооперативов, малых предприятий и т. п., в каждом из которых имелись два-три человека от партии. На полученные деньги они покупали валюту и вывозили за границу. Доллары оседали на счетах, открытых членами таких подпольных групп в швейцарском банке. Спустя некоторое время кооперативы становились банкротами. Выяснялось, что взыскивать деньги не с кого.

Идеологическая обработка советских людей и партийной элиты в частности осуществлялась по пресловутому сценарию Аллена Даллеса и в соответствии с его словами, произнесенными якобы им в 1945 году. Произнес он их или нет, неизвестно, но известно, что оболванивание и одурачивание осуществлялось. Хаос был посеян. Подлинные ценности заменены фальшивыми. Эпизод за эпизодом разыгрывалась грандиозная по своему масштабу война на уничтожение самого непокорного народа, окончательного, необратимого изменения его самосознания. Посмотрите на Россию сегодня: из литературы и искусства почти полностью вытравлена их социальная сущность, отражение процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино – все изображают и прославляют самые низменные человеческие чувства. Всячески насаждается и вдалбливается в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства – словом, всякой безнравственности. Наблюдается самодурство чиновников, засилье взяточничества, беспринципности, бюрократизма и волокиты. Честность и порядочность высмеиваются и считаются пережитком прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражда между народами, прежде всего вражда и ненависть к русскому народу, – все ловко и незаметно культивируются. Но основная задача была – искоренить духовные корни большевизма, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности, расшатывать таким образом поколение за поколением, вытравлять «этот ленинский фанатизм». С детских, юношеских лет молодежь разлагают, развращают, растлевают. Делают из молодых циников, пошляков, космополитов.

Главный упор в борьбе с коммунизмом в России делался на вытравливание альтруизма, честности, если хотите – советского фанатизма. Поэтому становится ясным: со времен начала «холодной войны» и до последнего времени нам радио, пресса и экран преподносят чисто американский продукт – фальшивки. И цели наших недругов ясны. Первоначально, создавая СМИ, капитал получал доступ к нужной ему информации, позже использовал ее в своих интересах, формируя нужные ему наклонности, потребности людей. Дезинформация приобрела большие права, чем сама информация. Врожденная способность интеллекта манипулировать словами, с приобретением капитала его владельцами, была многократно усилена, что позволило им, имея доступ к 80 % идеологической продукции, совершить информационно-идеологическую оккупацию всех, без исключения, стран мира. С открытием радио и телевещания, с внедрением Интернета эта оккупация усилилась многократно, т. к. стала по времени осуществляться почти мгновенно. Заполонив СМИ нужной им информацией, идеологические оккупанты фактически создали для правды условия того же вакуума, что был при коммунистах. Эпизод за эпизодом все разыгрывали как по нотам. Несостоятельность буржуазной демократии Запада русскими была понята достаточно рано. Переход от прямой демократии (которая и является собственно демократией) к представительной демократии означал передачу власти из рук народа в руки выборных представителей. Этими представителями могут стать только люди денежные. Без денег ни в какую власть хода нет. Она и отражает интересы денежных, то есть богатых. Но скажем больше. Когда говорят, что выборные политические лидеры выражают (или должны выражать) волю народа, имеется в виду воля большинства. Но социальная дробность современного западного общества, множественность противоречивых интересов зачастую делают вообще невозможным вычленение такого понятия, как «большинство». Плюрализм ведет к тому, что «большинство» исчезает – каждая группа интересов оказывается «в меньшинстве». В этих условиях любое решение, принимаемое политическим лидером, не устраивает многие группы и подвергается критике. То, что критика эта ведется с разных, порой диаметрально противоположных позиций, не меняет самой сути ситуации. В плюралистическом мире, где каждая группа находится в меньшинстве по отношению к остальному обществу, власть имущие сами оказываются порой одной из таких «групп меньшинства». Вполне логично, что они, как и остальные, руководствуются в своих действиях собственными интересами и целями. То есть забота о процветании народа лежит вне интересов лидеров. Демократический лидер при выборах выдает вексель о том, что, придя к власти, он будет творить волю народа. Но, достигнув цели, к которой так стремился, он чаще всего обнаруживает свое бессилие сделать то, что обещал. Нужно было иметь большой жизненный опыт, чтобы заметить, не без иронии, как это сделал однажды Уинстон Черчилль: «Демократия – наихудшая форма правления, кроме всех других форм, к которым люди уже обращались время от времени». Многие «клюнули» на эту самую «демократию», а может быть, просто совершили предательство. А остальным не заметить это предательство помогла их недавно принятая новая мораль.

 

Глава 2

Мораль «новых русских» и нерусских появилась не на пустом месте

Мораль «новых русских» нисходит к временам, когда, по мнению ушедшего от нас не так давно историка Юрия Дмитриевича Петухова, дикие племена семитов в Аравийской пустыне, которые даже коз доить не умели, а просто сосали, подлезая под них, питались отходами, нападали на поселения земледельцев, добывали себе пропитание воровством и грабежами, так как трудиться не хотели. В его чрезвычайно любопытном, равно как и спорном исследовании «Сверхэволюция и высший разум мироздания. Суперэтнос русов: от мутантов к богочеловечеству», среди рассуждений на тему «кто мы?» и утверждений, что мы происходим от тех русов-индоевропейцев, находим: «С 7–4 тысячелетий до н. э. история русов перестала быть сплошным созидательным процессом, она стала, скорее, борьбой созидающего и разрушающего начал, производящего способа хозяйствования и присваивающего – вековечной борьбой родов суперэтноса созидателей и размножившихся племен предэтносов, не способных к созиданию, но алчущих присвоить созданное другими… Традиции, в которых бесспорным считалось “ сам помирай, но землю засевай” , столкнулись с моралью “ укради, обмани, угони, умыкни…” »

В цитате содержится упоминание о самом раннем в истории человечества противостоянии определенного рода. Противостоянии, которое позже присутствовало в каждой цивилизации, – постоянно боролись две линии развития (уже упомянутые нами ранее): одна – производящая, творящая, другая – грабительская, присваивающая. Вторая превратилась со временем в дорогой некоторым сердцам капитализм. В основе духа «охотников за трофеями» всегда лежит психология разделения человечества на «избранных», «элиту» и на говорящий двуногий скот. Для «трофейщиков» совершенно неважно, что будет с теми несчастными, у которых они отбирают плоды их труда как трофей.

Мораль преуспевающих людей, имевших в генах вирус «трофеизма» (у нас их стали называть «новыми русскими»), нашла желаемую подпитку в советское время, когда они попали в услужение сильным мира сего. Имеются в виду коррумпированные бюрократы в центре и на местах. Природа бюрократа такова, что он просто обязан быть жадным, циничным, подлым и невежественным человеком. Поэтому благодаря бюрократам и настало такое время, когда строительство коммунизма в отдельно взятой стране, попав в руки партократии, неизбежно пошло к тому, чем должно было закончиться, – его полным крахом и переходом к капитализму, то есть к полной противоположности коммунизму.

Партократия как каста, обособленная от общей партийной массы, складывалась, во многом повторяя историю развития и даже нравы бюрократии царской. Имущими они стали и легально, и нелегально, но следует сказать, что победа Ельцина в августе 1991 года была бы невозможной, если бы Октябрьская революция 1917 года не выполнила своей исторической задачи – не осуществила бы трансформацию пролетариев в имущих. А «трофейщики» вообще стали богатыми. Они знали: при рынке деньги «идут» к деньгам. Поэтому, как идти к лучшей жизни, становилось для них все яснее и яснее. И это, конечно, не был путь построения коммунизма.

И корпоративность не подвела. Это таинство и клановость одновременно поддерживались во времена Брежнева-Черненко. Да и при Горбачеве тоже. Все номенклатурные работники, независимо от того, где они числились – в ЦК КПСС, в КГБ, в коллегии министерства, в «Правде» или в «Известиях», имели в своих кабинетах «вертушки», т. е. телефоны правительственной связи. У членов и кандидатов в члены ЦК таких аппаратов могло быть до пяти и больше, включая аппараты высокочастотной связи (ВЧ). Рядом с этими «вертушками» и ВЧ цвета слоновой кости, украшенными гербами СССР, стояли и обычные переговорные устройства, по которым бюрократы высшего эшелона могли легко соединиться друг с другом. Имелись у них также внутренние и городские телефоны, по которым они тоже могли пообщаться. Обычные средства связи они использовали только для общения с подчиненными. С «равными себе» и с непосредственным начальством говорили только по «вертушке». На самый верх звонили по ВЧ. Они никогда даже кофе не пили с теми своими коллегами, у которых не было «вертушек» и… «кормушек». «Кормушка» – это когда вся семья получает, все что нужно, по ценам 1900 затертого года. На работе питались они в «спецбуфетах».

В «спецмире» советской номенклатуры существовала, конечно, и своя мораль, и свое мировоззрение, не имевшее, однако, ничего общего с реальностью. Обитатели этого мира понимали, что любые их тайны, в том числе и тайну пропитания и доступа к дефициту, лучше не рекламировать в стране хронических нехваток. Круговая порука и взаимовыручка у номенклатуры формировалась годами, как и «телефонное право» (это когда по звонку могли остановить любой уголовный процесс).

Потеряв, казалось бы, все свои позиции, с распадом СССР бюрократия, тем не менее, восстала из пепла и чудовищно расплодилась в России и бывших союзных республиках. В России армия государственных чиновников превысила численность бюрократического контингента в СССР. Прежние структуры слились с новыми, и в результате этого симбиоза родилась новая, тотально коррумпированная бюрократическая «демократия». Конечно, коммунисты-оборотни не переменились, выбросив свои партбилеты. У них остались те же манеры, те же привычки. Точно так же они верят в силу «Авторитета» и «Решения», и что с того, что «авторитеты» все больше воровские, а решения – незаконные? Главное – они сумели сделать свои антигосударственные цели действительными целями Российского государства. Для них народ годится только для того, чтобы высасывать из него жизненные соки, обирать его и грабить. Новое русское чиновничество жадное, ленивое и лживое, не хочет ничего знать, кроме служения собственным интересам, потому что заражено «трофеизмом».

Во всем мире поступление на государственную службу обязывает чиновника отказываться от какого-либо участия в бизнесе, или передавать в управление доверенному лицу имеющиеся у него активы. В постсоветской России все наоборот – чем выше пост занимает чиновник, тем в большее число правлений разного рода государственных и смешанных предприятий он входит. И там получает такие добавки к зарплате, которые в разы превышают его должностной оклад. История приватизации и залоговых аукционов дает бесчисленное множество подтверждений тому, что государственные чиновники специально занижали цену предприятий, чтобы получить взятку у «приватизаторов», никоим образом не смущаясь притом, что грабят таким образом нанявшее их на службу государство, обирают собственный народ.

После смерти Сталина исчезла смертельная боязнь лишиться головы, и на верх стали пробиваться не толковые управленцы, а умелые интриганы, которые прикрываясь в своих карьеристских устремлениях лозунгом «догнать и перегнать», в стране в сфере управления ввели, наряду с официальной, теневую власть, причем от последней зависело уже принятие и таких ключевых решений, как, например: догонять или не догонять.

Чудовищный кризис веры в коммунистические идеалы, падение нравов и общественной морали, засилье кумовства и коррупции начались после смерти Сталина, и в приватизированном им государстве бюрократ почувствовал полную свободу от всякой ответственности за свои действия. Повторюсь: чем больше имеешь денег, тем легче справляешься и с моралью и с законом. И законы за деньги поручаешь законодателю «стряпать», какие тебе нужно. Поэтому понятна заинтересованность во всякого рода «ручных» партиях и «свободных» выборах.

Советские бюрократы высшего и среднего звена – партийные, советские, профсоюзные, комсомольские, военные, судебные, правоохранительные и прочие номенклатурные работники – в массе своей не только безболезненно пережили отлучение от того, чему они же учили массы, но, как говорят французы, «вывернули пиджак наизнанку» и очень грамотно и быстро образовали новую российскую бюрократию, поменяв лишь вывески своих кабинетов либо сами кабинеты, увеличив при этом денежное содержание в разы. Почти все они оказались в числе тех самых 15 % населения России, которых статистика относит к числу самых богатых в стране. Имена их известны, неоднократно приводились в прессе, озвучивались Счетной палатой РФ и т. д. Они и их потомки никогда в России не будут чувствовать себя как дома, так как знают, что русский мужик их не простит. Предателей и воров не прощают.

Их можно представить в виде изгоев в «этой стране». Мне их искренне жаль, так как как они просто жертвы пандемии под названием «рынок». Жаль, но симпатии они не вызывают – слишком нечеловеческая у них мораль. После смерти Сталина многих партократов, зараженных вирусом «трофеизма», мировоззренческие проблемы мучить перестали. Куда больше их заботил вопрос качества жизни. Теперь партийный бюрократ уже мог не бояться ночного звонка в дверь, за которой стояли чекисты с понятыми для обыска и ареста его и его семьи. Теперь в набор «дефицитов», положенных партократу по «чину», попадают и «доверие», и «право расслабиться» после трудового дня, а то и во время оного. В это трудно поверить, но для «особо ответственных» существовал и такой «дефицит», как проститутки. Конечно, их так не называли. На одной из правительственных дач в Сочи они состояли в должности «цветочниц». И все знали, когда высокие гости должны на свою дачу приехать, потому что за три дня до их визита все «цветочницы» строем шли на прием к городскому гинекологу. Падение нравов, как известно, происходит постепенно. Но гибель любой империи начинается именно с этого. Когда вслед за «спецбуфетами», «спецсвязью» и «спецбольницами» появилась и «спецмораль», партэлита отвернулась от партии.

В Советском Союзе существовала целая система поощрений «особо отличившихся» партработников. В строгом соответствии с «табелью о рангах» каждому «выдвиженцу» отдавали «на прокорм» соответствующий его заслугам «удел». От него требовалось только «воровать по чину» и делиться со своими покровителями наверху. Разного рода карточек и спецталонов было великое множество. Вся система строилась на дефиците и взятках. Аппетиты номенклатуры росли, полуофициального партийного «пакета» стало недоставать. И тогда произошло сращение партийного аппарата с уголовным миром.

Произошло это не сразу. Вначале в районных, областных и краевых «уделах» начал складываться свой неофеодальный быт, на местах формировались свои кланы представителей местной власти. На партийном языке это называлось «партийно-хозяйственным активом». В области или крае безраздельно властвовал «Хозяин» – первый секретарь обкома (крайкома) партии. У него были в подчинении все местные органы власти – от советской до административной. Ему подчинялись местные отделения КГБ, милиции, включая следственный отдел, ОБХСС, органы прокуратуры, начальники тюрем и лагерей, судьи, руководители местных газет, радио и телевидения, университетов, больниц, психиатрических клиник, директора фабрик, заводов, мастерских, руководители колхозов, совхозов и т. д. В портовых городах «под ним ходили» капитаны судов и начальник порта.

Там, где стояли воинские части, – командиры частей, у которых было, конечно, и свое, флотское и армейское, начальство, «Хозяина» тоже игнорировать не могли. «Хозяин» рассматривал все перечисленные властные и хозяйственные структуры как свои. При этом редко кто не путал государственный карман со своим, т. е. использовал фонды и средства подопечных предприятий для своих собственных нужд, для организации приемов столичных и республиканских чиновников, иностранных гостей и т. д. Для приема гостей у каждого «Хозяина» был свой «набор» услуг: баня с баром, ресторан, личный катер, если в «уделе» была большая вода, или охотничьи угодья с егерями, собаками и т. д. Несколько раз мне в составе команды таких «гостей» тоже приходилось быть.

И – обслуга, обслуга. Кто верой и правдой служил «делу», тот не бедствовал. Но если вдруг кто-нибудь хотел побороться за правд у… Партийно-бюрократическая структура легко могла раздавить кого угодно, так как была государством в государстве, практически никому неподконтрольным. Там были свои законы и свои правила игры. И если допущенный туда (естественно, партийный) их не нарушал и служил «Хозяину» верой и правдой, то из этой структуры не выпадал, даже если его снимали с занимаемой должности как «несправившегося». Номенклатурщика берегли и пестовали. С одной номенклатурной должности его «перекидывали» на другую. Партократы сумели обеспечить себя не только «дефицитами», но еще и создали неписаный «спецзакон», защищавший их надежно от ответственности за преступления, в том числе и за весьма тяжкие.

Была проиграна «холодная война» и развалена страна под руководством именно таких партийных руководителей, которые подбирались по известному принципу: начальники, как правило, должны быть членами партии, а члена партии нельзя было привлечь к судебной ответственности, если он не исключен из партии.

Более 18 млн «коммунистов» из 19 отнеслись безразлично к ликвидации социализма и СССР, практически без сожаления предали идеалы, за которые погибали бойцы и офицеры Советской Армии, отдавали здоровье труженики тыла. И поскольку советское общество сверху (под диктовку Запада) заражали «ленинскими принципами материальной заинтересованности» и социалистические предприятия (об этом писалось выше) становились кормушкой для «рыночных» недобросовестных руководителей-стяжателей, в партию в массовом порядке хлынули прохиндеи. А истинные коммунисты за малочисленностью вынуждены были плестись в хвосте (с авто-ярлыками приспособленцев).

Такая структура неизбежно должна была выродиться в мафию. Прежде всего, это произошло там, где существовал так называемый «байский социализм» – в республиках Средней Азии и на Кавказе. В Узбекистане, например, у одного из главарей местной партийной мафии была даже своя тюрьма, где непокорному «рабу» в наказание могли поставить клеймо на лбу, могли его пытать, могли замучить. Жаловаться там было некому. Да и жаловаться было бесполезно: ведь такого рода симбиоз партийно-государственных и уголовных структур позволил партократам вкупе с профессиональными преступниками баснословно разбогатеть, создать крупные фонды в иностранной валюте, золоте и рублях. Это богатство гарантировало беспредел. Когда он, беспредел, распространился по всей России, по поводу установления или восстановления справедливости стали говорить: «Сопротивление бесполезно – там такие “ бабки” крутятся…»

Дав свободу «трофейщикам», пустили козла в огород. Аппетиты возрастали, и по всей стране стали появляться подпольные фабрики и заводы, причем их продукция нередко реализовывалась через государственную торговлю. Так в рамках «черного рынка» появился ранее немыслимый рынок.

К началу 1970—1980-х годов партийно-мафиозная структура стала настолько разветвленной и мощной, что вопрос о дележе социалистической собственности между республиканскими и региональными кланами уже был лишь вопросом времени. Хозяйственники советского образца решили стать хозяйственниками образца западного. По мере накопления капитала в рамках «теневой экономики» рано или поздно должен был наступить такой момент, когда дельцы «черного рынка» потребуют себе политической власти. Именно это было одной из движущих пружин «Августовской революции» 1991 года. Революция это была или контрреволюция, понимают кто как, но совершилась она не только в интересах «теневиков». В результате номенклатурные работники в массе своей сохранили власть на всем пространстве бывшего СССР.

Добавлю, что «новые русские», «младотурки», российские «государственники», компрадорствующие либералы-космополиты – это люди без глубоких российских корней. И дело тут даже не в национальном, нерусском происхождении многих из них. Дело в социальном происхождении. В подавляющем своем большинстве они – дети, внуки и правнуки высокопоставленных зажравшихся коммунистов. Конечно, тем, кто был коммунистом по убеждению, а не по карьерным соображениям, наблюдать все это постсоветское «выворачивание пиджаков» было нелегко, особенно тем, кто понимал, что безоглядное введение рыночных отношений в нашей централизованной системе планирования – это, по сути, внесение хаоса в экономику, что политические последствия проведенных экспроприаторами реформ катастрофичны, что либералы ельцинского призыва, внезапно получившие власть, думали об условиях жизни и труда только для 10 % россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма, то есть забыли про остальные 90 %.

Несмотря на то что практика русского коммунизма привела и к разочарованию в идеалах коммунизма, и в самих коммунистах, и к немалой деградации, и к тотальному пьянству, рано или поздно русскому человеку придет в голову расквитаться за то, что его опять, как при царе, сделали нищим. Когда у русского терпение иссякает, он и голову проломить может, хотя вряд ли каждый раз понимает, кто виноват. Похоже, что в этот раз бить он будет «новых русских». Что они у него «не отмоются» никогда, всем ясно. Рано или поздно русский мужик пойдет громить. Безразличие сменится великим возмущением. Но прежде должно произойти понимание, почему произошел развал нашего великого государства на национальные провинции, где остались без прав и без будущего 25 миллионов русских, как партийная, комсомольская советская бюрократия, выползки из КГБ, сумев приватизировать государство, сделали его своей частной собственностью.

С определенного момента у нас в стране стали игнорироваться элементарные правила здорового национализма. Игнорировались при коммунистах, игнорируются и сейчас. Если мы, потеряв коммунизм, не вернемся к здоровому национализму, не обращая внимания на крики о том, что «национализм – последнее прибежище негодяев» и недостоин «цивилизованного человека», тогда то, что с нами случилось, не пойдет ни в какое сравнение с тем, что еще может случиться. Посмотрим на сказанное непредвзято. Легко заметить, что многие светлые идеи и ценности, которые, казалось бы, могли принести нам пользу, каким-то немыслимым образом оборачивались против России. Именно поэтому, чтобы развеять тьму, разобраться и необходимо.

А разобравшись, принять и следовать простой идее – идее русского национализма. Тогда это явится необходимым (но не достаточным) условием возврата к подобному сталинскому национально-государственному, условно назовем, социализму. Сталину, как государственнику, не могли импонировать идеи Маркса – Энгельса об отмирании государства и наций. Еще в 1929 году он заявил, что строительство социализма не только не ликвидирует национальные культуры, но, напротив, укрепляет их. То есть он был против марксистского положения об отмирании наций при коммунизме. В работе «Марксизм и вопросы языкознания» Сталин утверждал, что нация и национальный язык являются элементами высшего значения и не могут быть включены в систему классово анализа, созданную марксизмом. Они стоят над классами и не подчиняются диалектическим изменениям, которые являются следствием борьбы классов. Более того, именно нация сохраняет общество, раздираемое классовой борьбой. Лишь благодаря нации «классовый бой, каким бы острым он ни был, не приводит к распаду общества». Нация и язык связывают в единое целое поколения прошлого, настоящего и будущего. Поэтому они переживут классы и благополучно сохранятся в «бесклассовом обществе» (тут же скажу: разговоры о бесклассовом обществе – это блеф).

Существуют страны, для самобытности и национального единства которых этническое начало не важно. Швейцарская нация, например, составлена из трех разноязычных племен. Основа их единства – общий исторический ландшафт, но никак не этническая история. Справедливости ради отметим, что разнузданный либерализм кое-где, например в Бельгии, приводит и к межнациональным трениям. Но существуют страны, относительно которых этническое начало очень важно. Невозможно себе помыслить Японию без японцев, Германию без немцев или Францию без французов. Немыслима и Россия без русских. К сожалению, дело ведут к тому, что Россия может оказаться без русских. Поэтому именно теперь русский национализм приобретает колоссальное значение. С исчезновением идеи русского коммунизма подрыв в жизни России русского начала может привести к тому, что сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабнет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекала в строительство России иные народы. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станет невозможным и государство.

Русский народ сосредоточивает в себе культурную и религиозную жизнь, развивает язык, которые определяют своеобразие и отличие России от любой другой страны. Путем взаимодействия с иными народами, включившимися в территорию России, создавался русский мир, то общественное и культурное пространство, в котором носители иного языка, иной веры, иной культуры приобщались к тому, что составляет основу русской жизни. История, пожалуй, не знает примера столь широко раскинувшейся в пространстве и проводимой столь мирными средствами культурной революции, превращавшей иные народы не только в граждан империи, не только в членов русской нации, но и в органическую часть русского народа, русского этноса.

Русская государственность никогда не требовала от оказавшихся на территории России народов непременного включения в русский народ, ассимиляции, и тем удивительней то, что эта ассимиляция успешно шла, причем добровольно. И никому (до сравнительно недавнего времени) не приходило в голову оспаривать тот факт, что Россия – это страна русских, что русская политическая нация образуется на базе русского этноса.

Можно было родиться в каком угодно племени, но принять в себя русскую культуру и русскую жизнь и стать русским. Веками русский народ пестовал инородцев, и эти инородцы становились столь же верными сыновьями, как и «гордые внуки славян».

Принявший Россию и все русское инородец не чувствовал ни в чем ущерба и не испытывал никакой униженности, если даже на первенствующих местах были «чистокровные» русские. Его это не оскорбляло и не удивляло, как не удивляло и самих русских. В империи никого из русских не смущали ни генерал Багратион, ни министр Каподистрия, ни верховный распорядитель Лорис-Меликов. Национальное возмущение у русских возникало лишь тогда, когда русские чувствовали иноплеменное противодействие, осуществляемое в интересах чужого племени, а не России.

Великая Россия спасала соседние малые народы от уничтожения и вымирания. Спасла вырезаемых турками армян. Можно еще привести пару примеров. 31 января 1801 года был обнародован Высочайший манифест о добровольном присоединении Грузии к России. Это привело к неслыханному процветанию грузин (средний уровень жизни в Советской Грузии в десятки раз превышал жизненный уровень в русских областях).

А сейчас «суверенная» и агрессивная Грузия без дотаций и рабочих рук России постепенно деградирует, проедает накопленное, вымирает в холоде, голоде и беззаконии. Просится в колонию к Штатам.

31 января 1819 года Россия приняла в подданство киргизскую Большую Орду. За годы попечительства над киргизско-казахскими ордами Россия вложила в развитие, образование и благосостояние этих вымиравших народов сотни миллиардов рублей золотом, непомерный труд русских рук. Став теперь полноценными нациями в мире, они ушли в «самостоятельное плавание», прихватив с собой тысячи гектаров русских земель, миллионы русских (без которых им не выжить), гигантские заводы, фабрики, рудники, космодромы.

Сталин, развивавший идею одной социалистической нации в СССР, тем самым являлся не просто формальным продолжателем российской государственности, но и делал это исходя из национального опыта России. Формирование народа заняло на первой стадии в древнерусском государстве примерно 400 лет, а на второй – 250 лет. Улучшение коммуникационных связей ускорило процесс создания наций. Однако в Петровский период было приостановлено дальнейшее сплочение народов в единую общность. Петровская империя, пришедшая на смену Московскому государству, предопределила тем самым свой конец. Последствия разделения России на «наших» и «не наших» очень скоро проявили себя. Конгломерат народов и территорий, стянутый после Петра I воедино военно-бюрократическим управлением, не смог стать приемлемой формой развития российской государственности. По мере расширения границ империи, увеличения количества народов и этнотерриториальных образований, усложнения социальных процессов управляемость этого механического соединения разнородных элементов социума резко упала.

Мировая война ускорила его распад, распад империи. Отказ правителей царской России от курса на демократизацию и консолидацию народов страны в единую нацию привел Россию к тенденции потери национальной государственности. Но большевики смогли принять приемлемое решение национального вопроса, адекватное времени, сохранив при этом историческую преемственность. Лучшего решения, чем курс Сталина на национальную консолидацию в одну социалистическую нацию, в то время не существовало.

После смерти Сталина правители СССР, не поняв исторической преемственности этого курса в национальном вопросе, перешли к тактике Петра I, воссоздав его конгломерат народов и территорий в виде партийно-государственного управления на военно-полицейской основе и отказавшись от унитарности государства и нации. Лишь Брежнев в 1970-е годы приступил к практической реализации сталинского замысла, что завершилось принятием Конституции СССР 1977 года, содержащей директивные нормы о необходимости упрочения и развития единой общенародной общности – советского народа. Но потом наступил в национальных делах полный развал.

Развалу способствовало то обстоятельство, что начиная с ХХ века Россия получила мощнейшую дозу агрессивного иноплеменничества. На русских просторах стали множиться племена, готовые под видом инородцев получать выгоды от пользования благами и возможностями русской культурной и общественной жизни, от усвоения русской цивилизации, но не желающие меняться, становиться русскими. Сейчас такой процесс особенно обострился: теперь они доходят не только до отрицания русского племени, но при этом отрицании пытаются претендовать на политическую власть, на экономическое или культурное доминирование.

Ранее русские колонизовали окраины и создавали державу, теперь новое «великое переселение народов» двинуло эти народы на колонизацию русского центра, центра не только географического, но и символического. Появилась нерусская «русская интеллигенция», нерусская «русская литература» и даже нерусский «русский язык». Да не подумает никто, что речь ведется лишь об одном племени, – проблема иноплеменничества в России давно уже не сводится к евреям. Да и выдвижение таких племен чаще всего происходит под личиной «самовыражения». Фактически рычаги и механизмы русской культуры используются для порабощения русских, для превращения их в добытчиков пресловутого капитала для других народов. И не всегда русские имеют возможность хотя бы просто работать на Россию. Их труд, и материальный, и умственный, «уходит» на сторону, а порой и обращается против самой России.

Бесчисленные декларации о «многонациональном» характере России, о необходимости «толерантности» к другим народам и культурам служат в современной России цели ограждения иноплеменничества от критики и попыток его ограничения. Россия веками существовала как многоплеменная империя и многоплеменная нация – в ней шли процессы ассимиляции и эмансипации, и все это время вопрос о «многонациональности» ее не ставился. Россию понимали как русское государство. Понимали, что при всей разноплеменности она – единый национальный и политический организм. И вопрос о том или ином племени решался на основе привилегий, а не наделения особыми «правами» иноплеменников. Единственным полновесным исключением была Польша, автономия которой охранялась именно на основе признания прав польского племени, и, как и следовало ожидать, эта выделенность привела лишь к постоянной «польской крамоле», терзавшей Россию ХIХ века. И советская национальная политика, заложившая бомбу замедленного действия под государственное единство страны, была все-таки далека от поощрения иноплеменничества. Всем более или менее крупным народам давалась возможность вести свое автономное, политически оформленное существование. Такие племена в СССР развивали собственные культурные начала, не стремясь разрывать культурные связи с Россией. В советский период развития национальных культур был возвышен ни с чем не сравнимый статус русской культуры. Первенство русских в СССР никто не оспаривал, все были согласны, что «союз нерушимый республик свободных сплотила навеки» именно Великая Русь.

 

Глава 3

На Руси еврейству противостояли искони

Если вам, читатель, в очередной раз будут подсовывать идейку о иудейском рабочем союзе и марксизме евреев на том основании, что Карл Маркс не Карл Генрих Маркс, а Мордехай Маркс Леви, внук двух ортодоксальных раввинов (обстоятельство, которое он особенно не скрывал), почитайте перевод его статьи «К еврейскому вопросу», напечатанной в журнале «Deutch-Franzosische Jahrbucher» в 1844 году. Маркс, сам еврей, еврейству дает оценку (практицизм, своекорыстие, торгашество и т. д. и т. п.), от которой не отказался бы и антисемит. Классик высказал простую мысль, актуальную в наше время, как никогда: как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства (торгашество и его предпосылки), еврей станет невозможным, ибо не будет больше иметь шанса для удовлетворения своей субъективной основы существования. Вперед! Построим новый коммунизм! Но строить, извините, начнем, только обнаружив, оценив и устранив прошлые ошибки…

И не будем отрицать, что каждая оригинальная религия – это отражение души народа, отражение его сути, истории, способа мышления и нравственных и умственных качеств. В религиозной жизни наших предков отражалась необыкновенно тесная связь с природой во всех ее проявлениях. Из ряда источников видно: наша исконная языческая религия была непохожа на религию классового общества. Как и религия родового строя, которая не знала классов и не требовала подчинения одного человека другому, не освящала господство одного человека над другим.

У древних русов считалось позорным что-то выпрашивать или вымаливать у кого бы то ни было. Хотя слово «молим» – наше, исконное, но означало оно не «молить», как теперь, а «пожалуйста». Считалось, что человек, обладающий разумом, должен быть достоин разумного, поэтому позорно для человека поклонение кому-то или чему-то, в чем он не удостоверился путем объективного познания. Своих многочисленных богов русы только славили и благодарили.

Оторвав русского человека от его природы, с которой были неразрывно связаны его родные ведийские боги, христианство открыло путь в наш мир силам еще более разрушительным, чем оно само. Христианство, как известно, на протяжении всей истории было орудием закабаления людей, поэтому искони русское родноверие и противостояло христианству (иудохристианству). Святослав Великий, последний ведический правитель Восточной Руси, видел свое предназначение в объединении славянского мира, чтобы общими усилиями противостоять Византии, впавшей в одну из форм иудаизма, как рассматривали искони на Руси греко-римское христианство.

Можно понять опасения Святослава, если сделать небольшой экскурс в историю возникновения самого христианства и в историю насаждения христианства на Руси. Очень много написано об ужасах испанской инквизиции, поскольку она сжигала не только «ведьм» и прочих еретиков, но и многих иудеев, а последние как бы одной из своих непременных профессий сделали горестные рассказы о вечных страданиях еврейского народа, бедного, несчастного, всюду преследуемого и отовсюду гонимого, конечно, совершенно безвинно.

Византийская инквизиция, однако, отличалась свирепостью не меньшей, чем испанская, но к иудеям она относилась весьма лояльно, так как большинство еврейских купцов Царьграда, занимавшихся торговлей со странами варваров, по договоренности с патриархом одновременно являлись и проводниками христианства, не отрекаясь, разумеется, от собственного вероисповедания. Навязывая Руси христианство (вместе с кириллицей и не вполне еще славянским болгарским языком – в качестве «общеславянского»), византийские эмиссары преследовали цель: не просто добиться крещения Руси и тем поставить ее в зависимость от цареградского патриарха. Само по себе крещение заведомо не имело бы никакого успеха без подрыва, а если удастся, то и уничтожения, как теперь сказали бы, интеллектуального потенциала Руси.

Для этого в первую очередь необходимо было изменить ее письменность и сделать официальным язык болгарский, который среди славянских народов был наименее понятен. Народ и не должен был обязательно понимать все то, что ему читали с церковных амвонов. А лучше всего, чтобы вообще ничего не понимал, как это мы сейчас можем наблюдать в мечетях тюркоязычных стран, где и не всякий мулла понимает во всех подробностях весь Коран, если не знает арабского языка. Он просто механически его заучил, знает, когда какой номер суры читать, то и дело молитвенно восклицая: «О, бисмулля, рахмани рахим!» На Руси прекрасно понимали и далеко идущие замыслы Византии, и саму Библию. Не случайно в нашей дохристианской летописи сделаны из Библии выписки, раскрывающие суть ее идеологии. Главнейшая израильская заповедь: «Тебя избрал Господь твой, чтобы ты был собственным его народом из всех народов, которые на земле».

В середине X века под ударами войск Святослава была разгромлена Хазария. Неправы историки, которые утверждают, что Русь два века находилась под хазарским экономическим игом. Но все-таки разорительное влияние хазар сказывалось: при хазарах Русь лишилась почти всей своей торговли с Востоком. Выручали экономические связи с Западом, да и то в основном со скандинавами и балтийскими славянами. Но Хазария создавалась надиудейским и иудейским жречеством не только для того, чтобы подмять под себя руссов экономически, используя для этого несправедливо организованную торговлю и запредельный ссудный процент, но, главное, для того, чтобы иудеи пришли к власти, а их рабами стали христиане.

Хотя авторам этого проекта уже тогда было ясно, что Хазария, как иудейское государство, в окружении ведического мира жизнеспособным не будет. Но они думали так: чем хуже – тем лучше. Вспомните предшественницу Хазарии – Палестину.

Как ни странно, но по замыслу создателей хазарского феномена, их детище не должно было стать долгожителем. Но и при коротком веке оно должно было сыграть свою решающую роль в деле низвержения ведической Руси. Чтобы понять черный замысел иудейского жречества, необходимо вспомнить, как была устроена Хазария. Как и ее предшественница Палестина, Хазария возникла на перекрестке путей: в проходе между Уралом и Каспием. Ее богатства привлекали, а талмудическая идеология вызывала ненависть. В государстве – иудейская элита: первый – каган (царь), второй – бек, главный полководец и, собственно, правитель иудеи. Иудеями были и военачальники. Войско – наемное, набранное из тюрок. А население в основном славянское, из тех славян, которые жили по берегам Волги, Каспия и Яика. Хазария в IX веке крестила всех своих ведических подданных (скорее всего, русы были язычниками).

Между прочим, крестили хазарских руссов знаменитые братья Кирилл и Мефодий (в своих мемуарах братья категорически отказывались от того, что они якобы подарили славянам азбуку). Эти христианские граждане после разгрома Святославом Хазарии, будучи по крови славянами, не остались в Хазарии, а стали переселяться на Русь. Все целиком, как есть. Христиане-хазары искали на Руси новую родину. Их объединял с ведическими руссами язык и многое от культуры. Разделяла религия. Но по замыслу иудейского жречества, с их помощью Русь обязательно должна перейти в истинную веру. Русь будет завоевана идеологически. Создать в ней непримиримую пятую колонну и, опираясь на нее, полностью искоренить ведическое мировоззрение, а на его месте вырастить рабскую покорность власти. Что мы сейчас и видим.

Владимиру I было на кого опереться. Вся Хазария была с ним, поэтому он и назвал себя не князем, а по-хазарски – Каганом. Россичи, 135 лет насмерть стоявшие против крестителя Руси Владимира и его кровавых последователей, вынуждены были прекратить вести собственные летописи, после чего потомки их стали думать, что Ярослав-де, не разрушал, а и вправду строил города на Руси. Однако не Мудрым, а кровавым остался в памяти россичей зиждитель величественной киевской Софии хромой Ярослав, как и отец его Владимир, воспитанный в иудействе горбоносый ряженый хазарин. Тот креститель пьянством, развратом, идолами и дымом ладана одурманивать Русь начавший, разрушил с ненавистью Голунь – бывшую столицу Руси.

Ни народ, ни тем более жрецы его, не приняли кровавые жертвоприношения на Русской земле. Тогда Владимир распорядился искоренить непокорное ему жречество, сжечь все древние летописи и книги и силой заставить народ принять родившееся из иудаизма христианство. Но, несмотря на великую смуту 998 года, вековая борьба солнечной Руси с идеологией Запада продолжалась. Уже в XIV веке из религиозного ведического и христианского дуализма усилиями Сергия Радонежского родилось новое жизнеутверждающее христианское православие. Правда, русская древняя ведическая вера перешла на христианскую лексику.

Да не подумает читатель, что я являюсь приверженцем какой-либо веры, пусть даже более светлой, жизнеутверждающей. Отнюдь. Являясь атеистом, автор хочет привлечь внимание читателя к такому факту: всякая религия несет в массы, так сказать, кроме всего прочего, свою идеологию, и что, несмотря на все усилия Запада перекроить человечество на свой лад, в сердце именно русского народа долго продолжало жить солнечное мировоззрение, и он оставался человеком с совестью, честью, благородством. Для него сакральным являлся труд. Это разделение на поклоняющихся Солнцу и Луне осталось навсегда и перешло в противостояние менталитетов, идеологий, экономик, партий и всего иного.

Римский философ-стоик Луций Анней Сенека одним из первых среди крупных римских ученых I века понял подлинный смысл и цели христианства, как выработанной иудеями идеологии сначала для духовного развращения, а затем и нравственного порабощения иудеев. Сенеке было ясно, что фигура Иисуса Христа именно с этой целью использовалась как пропагандистское знамя. Люди, подобные Иешуа из Назарета, которого апостол Петр нарек Машиахом (Помазанником или Мессией), что в сочетании с греческой транскрипцией его личного имени и переводом на греческий язык древнееврейского слова «машиах» звучит как Иисус Христос, были во все времена у всех народов. Есть они и теперь. Сейчас их называют экстрасенсами, то есть людьми, от рождения наделенными относительно сильной биоэнергетикой.

Долгие века, не имея никакого постоянного пристанища, сыны Израиля вели бродячий, пастушеский образ жизни по самым захудалым, не занятым другими, более цивилизованными народами местам Передней Азии. Это было одно из наиболее отсталых в своем развитии азиатских племен, которого все остальные по этой причине чурались, и поэтому ему пришлось скитаться по тем землям, которые никого больше не соблазняли. Остановиться где-нибудь для более-менее оседлой жизни у них не было возможности, поскольку нигде эти скудные земли не могли долго прокормить их стада.

С другой стороны, ни высокоразвитые по тем временам египтяне, ни шумеры, ни какие-то еще народы Северной Африки или Передней Азии подолгу терпеть их соседство не желали. Поэтому где-то что-то создать у племени не возникало потребности, а следовательно, не возникало потребности познавать тайны природы, за исключением разве что умения находить источники воды. Да и природа в течение этих долгих веков окружала их слишком однообразная и угрюмая, чтобы остановить на себе очарованный взгляд человека и побудить в нем какой-то творческий интерес, как, скажем, у эллина, попытавшегося найти средство воспроизводить всю гамму птичьих голосов и в результате создавшего семиструнную лиру, соответствующую семи творческим принципам Природы. У израильского племени вообще не было и не могло появиться никаких музыкальных инструментов, кроме трубного рога, ибо оно-то и пения птиц не слышало. Там же, где изначально нет музыки, не могут возникнуть и никакие иные виды искусства, ибо в основе любого искусства лежит гармония, а гармония есть музыка. С искусства же начинаются и науки.

При этом не надо забывать, что, хотя это племя и вело номадный, то есть кочевой образ жизни, оно оставалось в полной изоляции от других народов, «ибо Египтяне не могут сесть с Евреями, потому что это мерзость для Египтян» (Бытие. 43:32). Никто не мог принести израильскому народу большего зла, чем Иосиф и тот легкомысленный египетский фараон или фараоны, которые позволили бродячим пастухам, не знавшим душевной радости совести, поскольку им неведома была радость созидательного труда, стать господами в цивилизованной стране, как бы перепрыгнув через самый важный этап в человеческом развитии. Сами предвидеть трагические последствия подобного прыжка они были просто не в состоянии, как со своим уровнем мышления не могли и осмыслить противоестественность своего нежданного положения.

Благодаря изворотливости библейского Иосифа в Египте евреи, вчерашние пастухи, стали хозяевами целой страны и познали сладость власти, не познав, увы, радости созидательного труда. Поэтому, когда египтяне поняли, отчего погибли их плодородные почвы, евреев снизвели до статуса рабов. Легендарный Моисей сумел их оттуда вывести, причем с немалыми сокровищами. Затем им, благодаря чудовищной жестокости таких своих сынов, как Иисус Навин, удалось завоевать Ханаан. Жестокость и обман, с помощью которых выманили сокровища у египтян, они возвели в культ, а себя вообразили народом «богоизбранным» и не допускали сомнения в том, будто среди всех народов мира они и впрямь самые благородные, стоят выше всех иных народов, достойных быть лишь их рабами. Никакая сила отныне не могла заставить племя израильтян отказаться от того, что однажды возвысило их прежде всего в собственных глазах. Не имевшие никаких реальных заслуг в развитии цивилизации и поэтому неспособные чем-то более-менее конкретным подкрепить свою репутацию, они предпочли не требующий доказательств мистический фанатизм – исступленно уверовали в то, что они «богоизбранны». Узнав в Египте цену деньгам, за которые все можно купить, они решили: если Бог создал человека по своему подобию, то и от него можно как-то откупиться, по крайней мере это куда более приемлемо, чем отдавать ему в жертву своих первенцев.

Начиная с порабощения Египта, иудеям еще не раз удавалось навязывать различным народам свою идеологию и захватывать господствующее положение в той или иной стране, упорно действуя при этом под двумя неизменными лозунгами: «Цель оправдывает средства» и «Все, что выгодно, то нравственно». Именно поэтому они всегда были заведомо обречены, ибо нет на свете еще такого народа, который мог бы принять жестокость как средство, оправдывающее цель, а выгоду, то есть корысть, – как нечто, соответствующее общечеловеческим нормам морали.

Истребление Иисусом Навином всего живого в Иерихоне и завоевание таким образом всего Ханаана в конечном итоге привело иудеев к вавилонскому пленению. Аварский и Хазарский каганаты, несмотря на богатейшие природные ресурсы на Дунае и Волге, просуществовали: первый – 220 лет, второй – 213, тюрские каганаты, Западный и Восточный, едва продержались каждый по полтора века. Дольше всех продлился союз иудеев с маврами, завоевавшими Пиренеи и образовавшими там в 756 году Кордовский халифат, – 275 лет.

Конец его, однако, был таким же, как у польско-еврейского союза на Украине. Там после освобождения от польской шляхты русско-украинскими войсками Галичины под командованием Богдана Хмельницкого и бывшего царского посла на Переяславской раде Василия Васильевича Батурлина Хмельницкий (тоже хорош) явился в 1655 году в Богуслав с полусотней казаков и несколькими старшинами, чтобы объявить всю Богуславщину своей личной вотчиной, то есть всех богуславчан и жителей 30 сел Богуславщины сделать своими крепостными. При этом он ссылался на так называемые Мартовские статьи, подписанные в Москве 23 марта – 6 апреля 1654 года, по которым за Украиной закреплялась полная автономия и определялось ей 60 тысяч реестровых, то есть военнослужащих и потому вольных казаков. А поскольку на Богуславщине таковых не нашлось, то Хмельницкий и решил приписать их к своему претерианскому Корсуньскому полку как собственных холопов. Но в таком случае в Мартовских статьях относительно Богуславщины должна была быть хотя бы какая-то приписка, отменяющая грамоту царя Алексея Михайловича, который при восшествии на престол в 1645 году подтвердил, как и все его предшественники, статус Богуславщины, дарованной ей великим князем владимирско-суздальским Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо на основании расписки великого князя Рюрика Ростиславовича, что он-де получил от великого князя Всеволода III означенную сумму золотыми гривнами, выверицами, кунами и прочим майном в выкуп за Поросье и Каневщину, почему и обязуется, что он сам и наследники его, за которых он настоящим ручательствует, впредь на упомянутые волости не претендовать, а считать их принадлежащими княжеству Владимирско-Суздальскому.

Никаких таких приписок богуславчанам Богдан Хмельницкий предъявить не смог, и те из города его со всей гетманской свитой попросту выгнали, произнося и выкрикивая при этом такие слова, которые приводить здесь автор не решается. Это несмотря на то, что теперь все признают Богдана Хмельницкого гениальным полководцем. При Желтых Водах в 1648 году польско-немецкие латники в десятеро превосходили запорожских казаков. Если учесть к тому же громадное количество пушек у тех против казацких пукалок, то получается и более чем в десятеро, но у ляхов жалкая горсточка уцелела – те, кто в плен поспешили Хмелю сдаться. А в случае с богуславчанами сам Хмель сдался.

Когда умер Хмельницкий в 1657 году, только от одного осознания этого факта воспряла шляхта и посунула вновь на Украину с Россией. Десять лет с переменным успехом продолжались баталии, однако понял царь Алексей Михайлович: не одолеть ему гонористых ляхов. Пришлось в 1667 году заключить так называемое Андрусское перемирие на тридцать с половиной лет, по которому за Россией оставался Смоленск и Северская земля, которых издавна добивалась Речь Посполитая, а Украину поделили по Днепру, к Польше отошло все Правобережье, кроме Киева. Царю удалось «выторговать» для Правобережной Украины наказное гетманство со своим реестровым казачеством. Потом в 1699 году Польша заключила мир с Туреччиной, воспользовавшись которым польский сейм принял решение о ликвидации украинского казачества в Киевском и Брацлавском воеводствах, а значит, ликвидации подлежало и наказное гетманство.

Все клейноды – булаву, бунчук и печать – у Самиила Ивановича Самуся, наказного гетмана в резиденции в Богуславе, не замедлили отобрать. Но богуславский дух у Самуся полякам отобрать не удалось. Лишившись гетманской булавы, Самусь предложил богуславчанам свои услуги в качестве полковника. Сейчас, когда Богуславщина формально Московскому царству не принадлежала и потому не обязана была придерживаться его перемирия с Речью Посполитой, ничего не мешало ей начать восстание против польской шляхты и сделать это более организованно. А в том, что ее поддержит вся Правобережная Украина, никто не сомневался.

Вот какие неожиданные повороты приобретали события. После упразднения казачества в Киевском и Брацлавском воеводствах ненависть к польской шляхте стала безмерной, ибо это означало, что испокон веков вольные казаки отныне должны превратиться в крепостных холопов. Случилось так, как и предполагал Самусь. К Богуславщине немедленно присоединились Корсунь и Лысянка, а затем и вся Правобережная Украина. Началась новая освободительная война украинского народа, известная в истории как первая Колиивщина. Речь идет о противостоянии еврейско-польскому союзу.

Опускаю описание предательства Мазепы – гетмана Левобережной Украины, входившей в состав российского государства, Полтавской битвы и пр., а вернусь в 1113 год, когда из Киевской Руси Владимиром Мономахом были изгнаны все иудеи-хазарцы, наводнившие Русь при Владимире I, внуке Любечского раввина Малка, и семи его единоверцах, сидевших на золотом столе в Киеве после него. Но проникать в пределы Руси, а затем России они все же, несмотря на грозившие им опасности, стремились всеми способами, особенно при Петре I, который официально въезд евреям в Россию хотя и запретил, однако как раз при нем им удалось создать в Москве так называемую «немецкую» слободу под видом лютеранцев.

Рядясь то в голландских, то в германских, то в «гишпанских», то еще в каких-то негоциантов, оседали они и в других городах и селениях нашей страны. Под разными ликами и в разных ипостасях находились они и при царском дворе. Например, известный петровский дипломат барон Петр Павлович Шафиров – сын крестившегося ради карьеры при российском Посольском приказе французского, но, судя по фамилии, скорее, какого-то восточного еврея Берко-Псахия и жены его Ревекки.

Но поскольку большинство евреев, называвших себя христианами, продолжали тайно исповедовать иудейство, занимались ростовщичеством и другими недозволенными в России вещами, императрица Елизавета Петровна в 1742 году издала Указ, в котором говорилось, что всех евреев немедленно выслать за границу и впредь их ни под каким видом в Россию ни для чего не впускать. Но Екатерина II, взошедшая на престол благодаря дворцовому перевороту, скоро Указ 1742 года дочери Петра забыла. Вопреки всем существовавшим в России настроениям и предрассудкам относительно евреев новая императрица, укрепившись на троне, в ноябре 1769 года послала Киевскому генерал-губернатору Воейкову предписание, в котором не столько разрешала, сколько требовала поселять евреев во вновь созданной Новороссийской губернии в качестве колонистов. Из евреев, сами понимаете, колонисты получались не очень чтобы. Природные жители Малороссии не особенно радовались такому повороту событий. Екатерина, поняв, что даже ей, самодержавной монархине, так просто свой замысел не осуществить, нашла другой путь, чтобы поставить Россию, так активно не желавшую принимать сие племя, перед свершившимся фактом: евреи – подданные империи. С этой целью, собственно, стараниями Екатерины и был осуществлен в 1772 году первый раздел Польши между Пруссией, Австрией и Россией, в результате чего Россия сразу получила более трех миллионов не особенно желательных для нее подданных. Часть из них проживала в принадлежавшей ранее Польше Белоруссии и на Правобережной Украине, в том числе в Богуславе. Однако все евреи из Богуслава были выгнаны во время второй Колиивщины в 1768 году и впредь в город не допускались, хотя народное восстание польской шляхте помогала жестоко подавить Екатерина II.

Теперь, став подданными Российской империи, евреи обратились к императрице с петицией, в которой жаловались, что, будучи изгнанными из Богуслава, потеряли там подаренного польской короной имущества общей стоимостью 284 тысячи золотых, что по тем временам составляло сумму громадную, и всеподданнейше просили ее величество изыскать возможность понесенные ими убытки как-то возместить.

Екатерина II, наслышанная о своенравной Богуславщине, нашла, казалось, соломоново решение: милостиво подарила Богуслав со всеми прилегающими к нему 30 селами своему бывшему любовнику, последнему королю польскому Станиславу Августу Понятовскому, предложив ему вернуть евреев в Богуслав и возместить им упомянутые 284 тысячи золотых за счет взыскания означенной суммы с местного населения.

Но, несмотря на обещанную Екатериной в случае необходимости военную помощь, Станислава Августа, не понаслышке знавшего богуславчан, райский уголок над Россью нисколько не прельстил. Он тут же «великодушно» передарил его своему тезке и однофамильцу князю Станиславу Понятовскому. Однако и тот, не будь простаком, счел за лучшее небрежно проиграть королевский подарок польскому же графу Ксавению Браницкому. Тот шальной выигрыш принял, но, чтобы закрепить его за собой, обратился к той же Екатерине с просьбой о постоянном расквартировании батальона охранительных войск в Богуславе и роты – в Медвине, желательно нероссийской национальности. Эту просьбу «милостивая» и нынешними демократами так почитаемая императрица положила удовлетворить, прислав в распоряжение графа Ксеверия Браницкого 700 вооруженных лифляндцев и к тому же письмо, дававшее право графу или его уполномоченным пользоваться услугами Киевской жандармерии по мере надобности.

Но самое интересное, читатель, тебя ждет впереди. Тоже неплохо осведомленный о вольном духе богуславчан, граф Браницкий в городе поселиться желания не изъявил. С помощью лифляндцев и киевских жандармов он водворил в Богуславе три тысячи евреев, предоставив им все права по управлению Богуславщиной, определив для себя сумму дохода и велев в кратчайший срок возвести на самом высоком месте в городе за счет, разумеется, богуславчан и их усилиями католический костел, хотя ни в ближайшей, ни в более отдаленной перспективе прихожан для него не ожидалось, так как поляки объезжали Богуслав десятой дрогой, а надеяться на привлечение в лоно богоспасительной католической церкви закоренелых «язычников» и воинственно настроенных вместе с ними против реформ патриарха Никона тысячи-другой православных было бы иллюзорным. Одновременно строилось в Богуславе семь синагог, средняя общеобразовательная и средняя духовная еврейские школы. Прибывшие сюда первыми 3000 евреев рассматривались только передовым авангардом.

Для Богуславщины начались веселые времена. Поп Онисий платил за всякую службу в православном храме по одному золотому с головы прихожанина главноуправляющему Богуславщиной Моше Срулю Бродскому, память о котором и сегодня в Богуславе жива, и полсотни золотых некоему Бурд-Грановскому, потому что это был его законный маленький гешефт – благочестивый Бурд-Грановский тот храм арендовал у самого графа.

Поп Онисий в конце концов с возложенной на него обязанностью не справился – задолжал уважаемым лицам, и его пришлось немножечко посадить на кол. Жители долго помнили, как он «делал шум» на весь Богуслав. В истории Богуслава и это зафиксировано.

Сам Бродский был большим шалуном, любил ездить по городу и селам на бричке, запряженной не лошадьми, а двенадцатью занузданными и празднично одетыми, в лентах, венках, вышитых сорочках и цветастых плахтах, красивыми молодыми россичками. У кучера пана Бродского Лейзика Глускина они бежали так же резво, как хорошо накормленные добрым овсом лошади. Девушки резво бежали от ударов плетки-семихвостки Глускина.

Противостояние иудейству, следует подчеркнуть, рассматривается нами, прежде всего, как противостояние идеологическое, нравственное. Забегая вперед, отмечу, что пройдут годы, и иудейство станет пронизывать нашу страну вдоль и поперек. Иудейская этика станет конкурировать с нашей и выиграет это соревнование. Евреи не хотели играть по правилам русской этики и стали зарабатывать явно больше тех, кто их, эти правила, соблюдал. Евреи стали рекламировать свой товар, давать скидки, банкротить конкурентов. Когда их упрекали в бессовестном ведении дел, они вопили о преследовании и антисемитизме так искренне, что соблюдавшим честность и порядочность русским становилось неловко. Со временем и русские торговцы стали подражать иудеям, чтобы не обанкротиться. Так Россия оказалась в мире, управляемом по еврейским правилам.

 

Глава 4

Но к евреям все не сводится

В предыдущих книгах я пытался воссоздать, как выстраивалась небожественная религия – теория коммунизма, и как она претворялась на практике. Начиналось все с идеалов. Но сами идеалы страдали неидеальными умозаключениями. Чтобы не загонять проблему в долгий ящик, скажу еще раз, что по формуле «прибавочного продукта» Маркса эксплуатирует рабочих и доморощенный капиталист – государство. Таким эксплуататором было и наше родное социалистическое государство – СССР.

В изложенном выше я обращал внимание на несуразности в самой доктрине коммунизма и вынужденные неувязки с теорией в практических делах большевиков. На такие вещи, отметим справедливости ради, раньше внимания старались не обращать. А если и была критика со стороны самих марксистов, например, левых, западных (Дьердь Лукач), то она не затрагивала фундаментальных основ. С другой стороны, следует сказать, что опыт строительства коммунизма (социализма) был настолько притягательным для трудящихся всего мира и его сторонников в среде интеллигенции Запада, что до гибели СССР и лагеря социализма мало кто ставил под сомнение теорию и практику правого дела, даже при тех ужасающих репрессиях в стране, которые позволили западной пропаганде дать ей название «империя зла». Существовало огромное количество бескорыстных друзей Советского Союза. Это немного удивляет, тем более что они оставались такими долгое время и после краха коммунизма и распада лагеря социализма. Но остается несомненным: сама теория была небезукоризненной.

Утешительным для сторонников идеи сносной жизни для трудящихся и тех, кто считает марксизм-ленинизм вершиной мировой философской мысли, является то, что после распада СССР и разгрома коммунистического социального строя в России настало время явной тотальной социальной реакции, важнейшими компонентами которой являются искусственно создаваемое помутнение умов, искусственная реанимация дремучих идеологий прошлого и изобретение новых. Эта деградация стала такой явной, что различие в идеологических подходах не вызывает сомнений – теряется что-то достаточно ценное. В ход шли и идут самые изощренные технологии обмана людей, начиная от критики самой идеи коммунизма, замалчивания марксизма-ленинизма и кончая сведением сложнейшей проблемы классового неравенства и несправедливости распределения богатств в бренном мире к каким-то проискам евреев.

Не отрицаю, что сама постановка «еврейского вопроса» правомочна. На эту тему сейчас написано много книг. Я проштудировал некоторые книги, в которых авторы выступают сторонниками взгляда, что мировая история – результат еврейского заговора. Не более и не менее! Но не надо упрощать неупрощаемое. Согласившись с тем, что испокон веку евреи правят миром и от них все зависит, мы, получается, отбрасываем мысль, что эволюционный процесс человечества происходил под знаком мировоззренческой борьбы между трудом и капиталом, коммунизмом и капитализмом.

Но и все написанное на тему «коммунизма» в Советском Союзе к настоящему времени устарело и с учетом опыта реального русского коммунизма подлежит пересмотру. При этом требуется сугубо научный подход, так как официальная наука о коммунизме была далека от науки и носила сугубо догматический характер.

Автор не ставит перед собой такой цели ввиду серьезности проблемы. Такая работа под силу целому поколению истинных ученых. И под это необходим социальный заказ. Пока его нет. Поэтому автор ограничивается здесь краткими тезисами по существу вопроса с высоты печального опыта неудач. Равно как я и не ставлю себе целью разоблачить все случаи лжи, клеветы и практики двойных стандартов западных СМИ, начало которых можно отнести ко времени Йозефа Геббельса и Херста, а может быть и раньше. Эти двое и многие западные авторы очень преуспели, например, в распространении мифа о голодоморе на Украине в начале 1930-х годов. Благодаря их стараниям все знают также и о двух миллионах перемещенных коммунистами «кулаков». Но наши «спецпереселенцы» худо-бедно обеспечивались в местах переселения либо землей, либо работой. И мало кто знает о пяти миллионах американских фермеров, точно в это же время согнанных банками с земель за долги, но не обеспеченных правительством США ни землей, ни работой, ни социальной помощью, ни пенсией по старости. Тогда каждый шестой американский фермер тоже попал под каток голодомора.

Хочу только обратить внимание читателя на то, что в наше время СМИ – наши доморощенные и западные – «переплюнули» даже Геббельса с Херстом. Тогда, более 80 лет назад, это были старания наших потенциальных врагов, но что удивляет и поражает: некоторые современные наши писаки (что бы вы думали?) дают такую же оценку марксизма: это, мол, универсальный враг – еврейство, а марксизм – еврейские происки, главный враг – большевистско-еврейская система.

Эти откровения полностью, слово в слово, совпадают с теми, которые произнес Иозеф Геббельс в речи под названием «Ленин и Гитлер», произнесенной в Цвиккау в 1926 году. Если читатель мне не верит, то может в этом удостовериться, почитав книгу Вальтера Лангера «Мышление Адольфа Гитлера: секретный доклад американской разведки». Хочу только предупредить, что в книге очень трудно отыскать что-либо по части мышления Гитлера. Книга, разрекламированная как продвинутый психологический доклад, в 1943 году подготовленный доктором Вальтером Лангером по заказу пресловутого Уильяма Доновера, возглавлявшего во время Второй мировой войны американскую внешнюю разведку, почти сплошь состоит из описания половых отклонений фюрера.

Возникает вопрос (он адресован нашим «извращенцам» в части марксизма-ленинизма): насколько правы партайгеноссе Геббельс и отрицатели коммунизма, молящиеся на партии национал-социализма? Ответов, как всегда, не два, а три. Если мнения Геббельса и наших доморощенных геббельсов совпадают и неверны, то это значит, что они одного поля ягоды. Если Геббельс не прав, а правда – в другом, тогда все нормально. Если и Геббельс прав, и «наши» правы, тогда – такого просто не может быть никогда.

ХХ век отличался тем, что в это время во многих странах осуществлялась попытка построить государство на основе социалистической (коммунистической) идеи. Само по себе это в истории – не новость. Государства, построенные по такому принципу, существовали в разное время в Месопотамии, Древнем Египте, древнем Китае, в Перу, до испанского завоевания, в государстве, организованном иезуитами в Парагвае и т. д.

Но именно в ХХ веке коммунистические революции потрясли весь мир. Конечно, центральным событием была революция в России. Но одновременно революции произошли в Баварии и Венгрии, позже – в Китае, на Кубе, во Вьетнаме и в Камбодже. Насколько эти революции были коммунистическими, вопрос непростой, так как само слово «коммунистический» или «социалистический» еще ни о чем не говорит.

Дело в том, что фундаментальная идея коммунистической идеологии заключалась в следующем: частная собственность на средства производства и частное предпринимательство являются основными источниками всех социальных зол, и если их ликвидировать, то можно построить общество всеобщего благополучия. Такая радикальность коммунистической идеи, особенно в ее марксистской форме, теперь вызвала бы справедливое и категорическое порицание, но в свое время сыграла решающую роль в возникновении и выживании советского (русского) коммунизма. Можно признать, что, не будь марксизма, не будь Ленина и его соратников, русского коммунизма не было бы. А не будь русского коммунизма, человечество пошло бы по совершенно другому пути развития. Этот путь был бы менее прогрессивным, а мир – менее справедливым, чем случилось на самом деле.

Русский коммунизм, зародившись, начал складываться во многом совсем не так, как рассчитывали революционеры и их идеологи. Он и возник не по теории, а в результате исторических усилий миллионов людей, которые либо вообще понятия не имели о марксизме, либо знали о нем весьма смутно и истолковывали его на свой лад. Первое коммунистическому общество в истории было построено в России в результате насильственного захвата власти в октябре 1917 года. Построено, кстати, не сразу и, возможно, не только благодаря, а вопреки марксизму.

Большевики сломали старое и построили совершенно новое общество. Какой ценой – это другой вопрос. И именно на периферии западной цивилизации, в России, сложились условия для осуществления коммунистического эксперимента. Эксперимента в общем и целом удачного. Кроме существования широко известных объективных причин этой удачи были и субъективные, чисто русские: невыносимо тяжелые условия жизни народа, и появление Ленина со своей партией большевиков.

Взяв в октябре власть, большевики в течение длительного времени боролись вовсе не за социализм-коммунизм, а за удержание и упрочение власти. Если хотите: за свои жизни. Реальное строительство социализма (коммунизма) началось лишь к концу 1920-х годов. Сталину пришлось бороться еще и с еврейством, вернее, с идеологией еврейства. Об этом я писал выше.

* * *

Советская идеология считала коммунистическое общество бескризисным. Это убеждение разделяли даже критики коммунизма. О кризисе коммунизма или хотя бы о его возможности серьезно никто не говорил.

Но кризисы в жизни всякого общества неизбежны. Переживали кризисы античное, феодальное и капиталистическое общество. И нынешнее состояние Запада является кризисным. Каждому типу общества свойственен свой, характерный для него тип кризиса. Для капиталистического общества свойственны так называемые экономические кризисы, которые проявляются в перепроизводстве товаров, избыточности капиталов и дефиците сфер их приложения. Причина нынешнего кризиса – банальная спекуляция. Тотальная, безоглядная спекуляция привела к наступлению эпохи воровства, на любом уровне, во всем мире. Респектабельные воры, безнаказанно занимаясь спекуляцией и наживаясь на ней, и не заметили, как воспитали в себе уверенность и жадность, не ограниченные ни чем. Все состоятельные люди, как за рубежом, так и в России, несмотря на внешний лоск и лицемерный либерализм, потеряли совесть. Это должно было неизбежно привести к практике двойных стандартов.

Кризис коммунизма существенным образом отличается от капиталистического. Он проявляется в дезорганизации всего общественного организма: всей системы власти и управления и охватывает все части и сферы общества, включая идеологию, экономику, культуру, общественную психологию, нравственное состояние населения.

В 1941–1942 годы Советский Союз был на грани гибели. Но это не был кризис коммунизма как социального строя. Наоборот, именно в эти тяжелые годы коммунизм обнаружил свою жизнеспособность. В результате победы над Германией Советский Союз навязал свой строй странам Восточной Европы и колоссально усилил свое влияние в мире. Усилились коммунистические партии в Западной Европе.

Кризис коммунизма произошел неожиданно и для политиков, и для специалистов, и для масс населения. Он назревал уже в брежневские годы. Но никому, даже Горбачеву, не приходило в голову, что кризис у нас возможен. Горбачев начал свои реформы в полной уверенности в том, что советское общество покорно подчинится его воле и призывам. Он больше, чем кто бы то ни было, способствовал развязыванию кризиса, не ведая о том. После того, как на факт кризиса уже стало невозможно закрывать глаза, его пытались называть по-разному, ставя истину с ног на голову. А именно как некое обновление, выздоровление общества, как некую «перестройку». В советском руководстве и его интеллектуальном обслуживании не нашлось ни одного человека, кто открыто назвал бы эту «реформацию», как на характерный признак именно кризиса. Вместо выяснения сущности и реальных причин кризиса все бросились искать виновников нарастающих трудностей и козлов отпущения. И нашли их там, где указали западные наставники, – в лице Сталина, Брежнева, консерваторов, бюрократов, органов государственной безопасности и т. д.

Это были приемы из арсеналов холодной войны. Главным оружием в холодной войне были средства идеологии, пропаганды и психологии. В ходе холодной войны «мозговые центры» в США под руководством ЦРУ разрабатывали и применяли против нас различные средства, в том числе и методы непосредственного воздействия: вербовка агентуры, внешнеполитическое давление, выборные технологии, дезинформация, дискредитация коммунизма, использование каналов культурного и научного обмена и т. д.

Когда был сломан «железный занавес» (заодно с советской пропагандистской машиной), к нам хлынули не только долгожданные запрещенные «шедевры» западной культуры, но и пропагандистский ширпотреб. Но самыми опасными стали талантливые произведения, проникнутые по тем или иным причинам русофобией.

Запад начал оказывать огромное влияние на советское общество, начал превращаться в постоянно действующий раздражительный фактор жизни советских людей. Он вторгался в сознание советских людей по множеству каналов, включая пропаганду западного образа жизни, элементы западной технологии, предметы одежды, книги, фильмы, музыку. В Советский Союз устремились многочисленные западные туристы, ученые, деятели культуры. Так стремительно расширялись контакты с ними советских людей, что никакие запреты и наказания уже не могли остановить этот процесс.

Именно тогда появилось беспрецедентное доселе внимание Запада к бунтарским настроениям в СССР. Западные радиостанции работали с учетом того, что происходило в нашей стране, и имели огромный успех. Они реагировали на все факты репрессий, причем даже на самые мелкие, поддерживали все формы протеста хотя бы уже тем, что предавали их гласности. На Западе стали издаваться книги советских неофициальных авторов, печататься статьи о советских деятелях культуры, вступавших в конфликт с советским обществом и властями. Таким образом, отметим, что советский интеллигентский бунт и культурный протестный взрыв произошел благодаря именно Западу. Некоторые советские люди ломали свою привычную жизнь и шли на риск и жертвы, надеясь на то, что на Западе им окажут поддержку, хотя бы самим фактом внимания за их агрессивную не дружественность советскому режиму. Более того, многие усвоили чужой взгляд на собственную страну, не понимая, что это первый шаг к цивилизационному краху. Это была идеологическая победа Запада.

О диссидентском движении и массовых волнах эмиграции советских людей на Запад написано немало. Мы опускаем эту тему. Замечу только, в сталинские годы подавляющая часть творческой интеллигенции была советской, хотя чуть ли не каждый второй был инакомыслящим. Не надо путать инакомыслие с диссидентством. Инакомыслие – состояние духа. Диссидент – профессия, как правило, неплохо оплачиваемая, хотя временами рискованная.

Горбачев, первым пошедший на поклон к Западу, простил американцам (не правительству, а народу, безжалостному на генетическом уровне) и Доктрину Монро, и индейцев, и Филиппины, и Хиросиму, и Нагасаки, и подлую роль по отношению к нам в Великой Отечественной войне. Во имя чего? Чтобы многое отдать и ничего не взять? Так, к сожалению, потом и случилось. Горбачев в деле идеологического предательства активно продолжал недоделанное Хрущевым, системе управления в стране наносился один удар за другим. Почему было возможно повторение «организационной чехарды», практика которой заложена раньше, в 1980-е? Да потому, что во времена Брежнева не был проведен четкий анализ, не изучен исторический опыт, не были даны рекомендации, как избежать допущенных ошибок.

Первый удар был нанесен по руководству сельским хозяйством. 22 ноября 1985 года был образован Госагропром СССР – управленческий монстр, состоявший из шести ведомств министерского уровня, в одном из которых пришлось работать автору. У руля этого монстра был поставлен В. С. Мураховский, никому неизвестный (но известный Горбачеву по Ставропольскому краю) секретарь обкома, педагог по образованию. Горбачев у агропромовцев авторитетом не пользовался, и мы не понимали, как он не понимает, что такое объединение функций в одних руках приведет к перегрузке любого, даже опытного человека, который не сможет решать все вопросы. Мураховский быстро слетел с поста.

Одного Агропрома было недостаточно, и 8–9 июня 1987 года было проведено совещание в ЦК КПСС по вопросам коренной перестройки управления экономикой. А 25–26 июня состоялся Пленум ЦК с аналогичной повесткой дня. Сущность замысла по «коренной перестройке управления» потеряла смысл, так как вскоре госаппарат сверху донизу охватила кадровая и организационная чехарда. Он был занят не своими привычными обязанностями, а больше думал, как уцелеть в этот период.

Наиболее ощутимым ударом по народному хозяйству вызвали операции с Правительством СССР. Первый удар состоялся в результате выборов в Верховный Совет СССР летом 1989 года, когда, скопировав парламентские процедуры Запада, было решено устроить на первой сессии избрание министров парламентариями; при этом процедура затянулась и одновременно была проведена реорганизация правительства. Затем через полтора года, на рубеже 1990–1991 годов, когда после отставки доведенного до инфаркта Н. И. Рыжкова Совет Министров СССР был реорганизован в Кабинет Министров при Президенте СССР (под руководством В. С. Павлова).

Мотив был традиционный: слепое копирование западных образцов. Второй раз, после ареста премьера Павлова (как члена ГКЧП) – в конце августа 1991 года Кабинет был преобразован в Межреспубликанский Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР. Из некогда целостной системы были выбиты фундаментальные звенья.

Если бы коммунисты чуть повнимательнее читали классиков марксизма-ленинизма, они смогли бы выявить взаимосвязь между катастрофой первой из попыток создать социализм и организационными вопросами. В опубликованном письме адвокату из Турина Карло Герцаги Ф. Энгельс писал: «Именно недостаток централизации и авторитета стоил жизни Парижской Коммуне».

Сегодня нас коробит от единодушного «одобрям-с», почетных президиумов, телеграмм-отчетов вождям и т. д. Очень многое из этой мишуры сохранилось и поныне.

ГЛАВА 5 «ПРИМИТЕ НАС В ИМПЕРИЮ»

Памятуя о том, что марксизм-ленинизм все же вершина научной философской мысли, объективности ради обратим внимание на несостоятельность некоторых основ теории «правого дел». Начнем с самого огорчительного. О воссоздании СССР не может быть и речи, так как он изначально мыслился как империя – Союз Советских Социалистических Республик, в который входили бы все новые и новые республики всемирного государства рабочих и крестьян. Сейчас такое предположение вызывает по крайней мере усмешку.

Автор по линии СЭВ был в служебной командировке в Народной Республике Болгарии. Болгарские коллеги нас спрашивали, почему мы не приняли Болгарию в состав СССР? Тогда я не мог ответить на их вопрос. Позже я узнал, что в состав СССР первыми попросились Монгольская народная республика и Китай. Причем МНР подала заявление о вступлении в СССР еще в 1944 году, практически ордновременно с Тувой. Туву мы приняли, а Монголию нет. Одна из африканских стран (Ангола) стремилась тоже войти в состав Советского Союза. Нет сомнений, что решение о расширении империи – Советского Союза – вначале принимал Сталин. Но Сталин был разумным человеком и на авантюры шел неохотно. Был ли он прав? Судить сложно. Но причины были. По отношению к Монголии можно сказать, что руководству Советского Союза не нужна была территория с практически неразвитой инфраструктурой, промышленностью, сельским хозяйством, населенная племенами, живущими по средневековым законам. Такими проблемами мы всегда были обременены, как говорят, выше головы. Идея Мао Цзедуна о присоединении Китая к СССР Сталину могла сразу не понравиться: «отец народов» опасался, возможно, что молодой и очень авторитетный в коммунистическом движении Цзедун в перспективе захочет заменить старого советского вождя и возглавить СССР. Шутка? Возможно. А не проскальзывает в голове такая мысль: как только создадим Союзное государство Белоруссии и России, сразу же поставим во главе Лукашенко? За Болгарию уже Хрушев, очевидно, не захотел платить репарации грекам по итогам Второй мировой войны. А если бы мы в состав Советского Союза включили Анголу, то, понятное дело, могла разразиться и третья мировая. Настоящая. Следует понять одно: Советский Союз никогда не был «тюрьмой народов». В тюрьму не рвутся.

Итак, почему коммунизм не завоевал весь мир? На это вопрос ответить не так сложно, если из всего, что касается коммунизма, убрать весь мусор инсинуаций, догматизма и предубеждений.

Рассмотрим теоретический вопрос большевиков об обязательной победе коммунизма во всем мире. Идея перманентной революции принадлежала члену РСДРП, другу Троцкого Парвусу. Троцкий, как это часто бывает, эту идею у Парвуса, если сказать по-простому, стибрил. Ленин тоже был за всемирную революцию.

Личность Парвуса весьма интересна. Настоящее имя Парвуса – Гельфанд Александр Лазаревич. Выходец из семьи еврейского ремесленника Минской губернии после участия в нелегальных кружках Одессы эмигрировал в Швейцарию. В тамошнем Базельском университете получил степень доктора философии, перебрался в Берлин, вступил в социал-демократическую партию Германии (СДПГ), через Каутского сблизился с ее руководителями. Отличался от них более радикальными взглядами. Печатался в партийных газетах. Общался с русскими революционными эмигрантами и левыми социалистами Царства Польского Ю. Мархлевским и Р. Люксембург, чем обратил на себя благосклонное внимание Ленина.

Тяжелый удар авторитету царской власти нанесло Кровавое воскресенье (по данным историков, было убито около 1500 и ранено около 5000 человек). Бунич Игорь Львович, автор нескольких политических триллеров детективного порядка, прямым текстом внушает читателю мысль, кто были провокаторами побоища: «парвусовские боевики с деревьев Александровского парка начали стрелять по солдатам из оцепления Зимнего дворца и привели к знаменитому Кровавому воскресению!» Согласно уже эпигонской советской легенде, когда весть о жестокой расправе над рабочими дошла до Женевы, русские эмигранты пришли в сильное волнение, а квартира Ленина стала штабом революции, где он якобы ежедневно наносил на карту обстановку и отдавал распоряжения. Такая «правильная» версия истории революции тоже маловероятна: события накладывались друг на друга, сменялись с чрезвычайной быстротой: ход военных действий, политические маневры правительства, устремления либерально-конституционных кругов, а также спонтанные выступления трудящихся складывались в такую обширную картину событий, что не могли находиться в сфере влияния Ленина. Любая попытка какого-либо воздействия из Женевы была бы невозможной из-за недостатка и случайного характера информации. Поэтому в действительности Ленин был очень сдержан в советах товарищам, прибывающим из России. В состоянии возбуждения он по-прежнему работал в публичной библиотеке.

Известно, что священник Гапон, спровоцировавший кровавые события в Петербурге, посетил Ленина в Женеве. В Европе Гапон оказался популярным. Его даже кто-то явно хотел перелицевать в революционеры. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, Ленин принял его неохотно и холодно, разговаривал с ним почти брезгливо. По другим источникам, к разговору с ним Ленин отнесся серьезно: убедился в том, что крестьянство представляет собой весьма значительную революционную силу и может стать важнейшим союзником пролетариата. Ленин менял оценку крестьянства. Именно тогда якобы Ленин пришел к выводу, что в случае удачного исхода революции и установления республики она будет представлять собой революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства. Ленин видел, что события в России происходят в значительной мере спонтанно. По-видимому, пришло время действовать, несмотря на то что революционное движение развивалось стихийно и интенсивность его не поддавалась механически-рационалистическому управлению.

Накануне решающих событий энергия Ленина сконцентрировалась на одной мысли: назад в Россию. Он метался, как пишет Троцкий, взад и вперед по своей цюрихской «клетке», ища выхода, и проявлял неиссякаемую энергию, налаживал связь с революционерами в России. С помощью корреспонденции он собирал эмигрантов, рассеянных по разным странам, давал рекомендации, вырабатывал тезисы и резолюции. Он не очень надеялся на своих соратников в Петербурге. Там Молотов и Шляпников руководили небольшим бюро большевиков и намеревались выступить в «Правде» с нападками на Временное правительство. Каменев, Свердлов и Сталин, вернувшиеся из ссылки, стали проводить курс на примирение и сотрудничество с другими группами социалистического направления. В этой ситуации появились «Письма издалека», заставившие революционеров посмотреть на ситуацию совсем по-иному. В «Письмах» Ленин призывал к свержению Временного правительства и составил программу действий для Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов; требовал отмены всех договоров с союзниками и освобождения колоний. Это были первые громовые раскаты ожидаемой мировой революции.

Узнав, что Ленин собирается в Россию, Временное правительство не выразило протеста против возвращения его на Родину. Однако у Ленина возникли трудности при получении транзитной визы через Англию и Францию. Поневоле возникла идея ехать через неприятельскую Германию. Именно благодаря усилиям Парвуса высшее армейское руководство Германии дало согласие на проезд Ленина, Крупской, Зиновьева, Радека, Инессы Арманд, других большевиков, а также 20 эмигрантов, не принадлежавших к большевикам, всего около 60 человек, поездом (который не был в буквальном смысле слова «опломбирован», хотя его остановок в Германии не предусматривалось) через Германию в Россию. Правительство Германии в связи с возвращением русских революционеров в Россию ожидало значительного ослабления сопротивления царской армии и подрыва внутреннего фронта. Было известно, что Ленин – сторонник свержения царизма.

По логике вещей и согласно имеющейся практике за участие Ленина в деятельности в таком направлении вполне допустимо, что финансовые субсидии имели место. В литературных источниках упоминается: когда поезд прибыл в Швецию, Парвус тут же просил передать Ленину, что существует настоятельная необходимость незамедлительного проведения мирных переговоров, на что Ленин якобы ответил: «Моя специальность – политическая агитация, а не дипломатия».

Каждый раз, когда непримиримость Ленина и критические дискуссии приводили к принципиальному разрыву между большевиками и другими социалистическими партиями, используя примитивный пропагандистский штамп, Ленина объявляли агентом Германии. Имели место даже демонстрации против вождя большевиков по этому поводу. Но приехав 3 апреля ночью в Петроград, Ленин смог выступить уже 4 апреля на собрании большевиков.

То, что произошло с февраля по октябрь в России, было нелогичным, неожиданным и единственным в своем роде. Причем большевикам удалось взять власть только по одной причине – у них был Ленин. Ленин – организатор революционной партии большевиков. Однако он оказался заложником не только ситуации, но, еще раньше – и доктрины мировой революции. Вождь большевиков считал, что свержение царского самодержавия возможно лишь в отдаленном будущем. Это он утверждал менее чем за два месяца до Февральской революции 1917 года, в январе, выступая в Цюрихе. Да и позднее он говорил в кругу своих соратников эмигрантов, что они вряд ли доживут до революции в России. Но ситуация складывалась так, что Ленин вынужден был «прийти к выводу» о возможности победы социалистической революции (то есть о возможности для революционной партии захватить власть и направить развитие по пути к коммунизму) первоначально в одной стране.

О невероятных трудностях экономического, политического и оборонительного характера, с которыми столкнулась новая власть, подробно написано выше. Не менее сложными оказались трудности теоретического порядка. Я уже писал, что в России строили коммунизм не по Марксу.

Строительство новой жизни в России происходило в условиях очень сложной идеологической борьбы. В 1921–1927 годах в РКП (б) и в Коминтерне развернулась ожесточенная борьба между «коммунистами» (доктринерами мировой пролетарской революции) и «национал-большевиками» (термидорианскими прагматиками), которая в зарубежной историографии для простоты обозначения стала называться борьбой «троцкистов» со «сталинистами». Эта борьба началась с внутрипартийной дискуссии о профсоюзах, открытой Троцким его речью на V Всероссийской конференции профсоюзов в начале ноября 1920 года, и через выступления других фракционных групп в РКП (б) – «децистов» и «левых коммунистов».

Об этой борьбе – см. в предыдущих книгах трилогии. Но коль скоро мы вновь коснулись здесь этой темы, обращу внимание читателя на одно немаловажное обстоятельство: Сталину пришлось возглавить небывалый социальный эксперимент, который был продуман и начат отнюдь не им, и он оказался в положении сказочного витязя, перед которым были открыты три дороги, каждая из которых по-своему опасна и требует идти на жертвы.

Левая дорога – к продолжению революционной агрессии и в идеале – к разжиганию глобального революционного пожара. На такой путь звал Троцкий. Здесь даже в случае успеха (очень сомнительного или, вернее, практически невероятного) надо было пожертвовать русским народом. Его, только еще возрождавшегося после чудовищных потерь и лишений в братоубийственной Гражданской войне, надлежало бы перемолоть в мясорубке мировой революции.

Правая дорога – к сближению с капиталистической системой по форме хозяйствования, но при сохранении диктатуры партии. Приблизительно на такой путь перевели советское общество партийные верхи под руководством Горбачева и Ельцина. Результаты, как видим, для государства и народа просто катастрофические, при необычайном выигрыше тех, кто пристроился на вершине общественной пирамиды или обрел криминально-спекулятивные капиталы. В далекие 1930-е годы катастрофа была бы значительно губительней потому, что страна была бедна, а мировая капиталистическая система испытывала кризис, и все индустриально развитые государства постарались бы выйти из него за счет России.

Оставалась, как видим, единственная возможность уцелеть стране и народу: двигаться прямо по избранному пути, совершая неизбежные незначительные отклонения вправо и влево, но стараясь продолжать строительство невиданного еще в истории общества.

Сталин развил теорию о возможности построения полноценного социалистического общества в отдельно взятой стране на основе имеющихся человеческих и природных ресурсов и военной силы, которую следовало укреплять ввиду капиталистического окружения, ожидая более благоприятных для мировой революции обстоятельств. Эта, в общем-то довольно примитивная, теория имела успех, так как: первое – тешила националистические чувства и второе – приспосабливалась к психологии рядового члена партии, уставшего дожидаться мировой революции.

Конечно, основная масса беспартийного населения Страны Советов ничего не понимала в полемике «левого» и «правого» уклонов 1920-х годов. Да и сейчас нам трудно определиться, какой уклон правый, а какой левый. Витязю на развилке дорог и то проще: левая дорога – это та, что идет влево…

С высоты прошедших десятилетий вся авантюра большевиков с «всемирной революцией» кажется сегодня нормальному человеку каким-то шизофреническим бредом. Но хорошо рассуждать теперь.

Тогда, при общей неразберихе и пустозвонстве, трудно было простому смертному пристать к берегу с твердым грунтом. Теория марксизма трещала по всем швам. Сопротивление масс нарастало. Не случайно Зиновьев незадолго до своего изгнания с поста председателя Коминтерна, блокируясь с Троцким против концепции Сталина-Бухарина «о социализме в одной отдельно взятой стране», с тревогой говорил «демону революции»: «При отсутствии мировой революции наша партия держится на честном слове».

А «капиталистическое окружение» прекратило уже не только военную, но и торговую блокаду и фактически признало существование СССР де-факто. Итак, теория всемирной революции оказалась несостоятельной.

С учетом других теоретических и практических ошибок тех, кто хотел сделать всех людей счастливыми, можно констатировать, что сама идея коммунизма (не без участия ее злейших врагов, конечно) была дискредитирована. Но как быть с несправедливостью на земле? И коммунизм дискредитирован, и альтернатива ему неприемлема.

В том коммунизме, который был у нас, многое было не так, раз он приказал долго жить. Но вообще-то, сейчас мало кто хочет взглянуть на наше ближайшее прошлое (когда мы жили относительно достойно) даже просто из любопытства, не отдавая предпочтения никакой априорной доктрине, не становясь на позиции какой-либо социальной категории людей, не выдвигая никаких программ избавления людей от зол коммунизма или построения некоего «подлинного социализма с человеческим лицом».

После событий 1989–1991 годов марксистский социализм оказался в глубочайшем кризисе. Хотя кризис марксизма начался еще до крушения советской системы. Уже к концу 1970-х годов живые дискуссии в левом движении на Западе, например, сменяются более или менее однообразным повторением одних и тех же позиций. А когда один за другим ушли из жизни выдающиеся мыслители, властители дум «взбунтовавшегося поколения» 1960-х годов – Герберт Маркузе, Эрих Фромм, Жан-Поль Сартр, Дьердь Лукач – на их место не пришел никто, хоть сколько-нибудь способный заполнить образовавшийся вакуум.

Несмотря на то что большая часть западных левых (включая крупнейшие коммунистические партии) критически относилась к советскому опыту, распад СССР и последовавшая затем попытка реставрации капитализма в России спровоцировали острейший кризис в левом движении.

О том, как в фундамент Империи всемирной революции закладывалась бомба замедленного действия, читатель узнает ниже.

 

Глава 6

Интернационализм и национальный вопрос

Братство во Христе в его греко-римском варианте отрицало то, что сегодня мы называем патриотизмом и национальным характером или сознанием, откуда вытекало соответствующее отношение к Отечеству и долгу гражданина, а с другой стороны, призывало к непротивлению злу, что, как все знают, обещает рай покорным и кротким и укрепляет власть предержащую.

Марксистский интернационализм как таковой также предполагает в сознании энтузиаста «правого дела» отсутствие банального национализма. А с другой стороны, в таком тонком деле, как национальный вопрос, даже такая, казалось бы, мелочь, – на каком языке говорит и думает человек, имеет немалое значение.

Приведу интересный пример. Во время войны 1812 года много русских офицеров погибло совершенно по-дурацки. В темноте русские солдаты из простых крестьян, определяя врагов, ориентировались на французскую речь, а некоторые наши офицеры говорили только по-французски, чисто и грамотно, а русского-то толком и не знали. Солдаты открывали огонь на поражение.

Однако Сталин, с трудом говоривший на русском, считал себя русским грузинского происхождения. Он чаще проявлял себя как националист, чем как интернационалист. Но, говоря откровенно, следует признать, что большевики национальный вопрос часто ставили с ног на голову. Правда, если проанализировать ход событий 1917 года, то невозможно не восторгаться гениальностью Ленина как революционного стратега, который учел в февральско-октябрьской политической ситуации важность именно национального вопроса. Если буржуазные и социалистические лидеры России не выделяли тогда каких-либо особенностей русского народа и призывали прямо копировать опыт западных европейцев, то Ленин, несмотря на то что был в изгнании 17 долгих лет и, по мнению многих, не знал русских, высоко оценил способность русского народа на самопожертвование ради защиты государственности и высоких духовных ценностей – их можно было трансформировать в мессианские настроения устройства «нового» мира – «Мы наш, мы новый мир построим». Он усмотрел, что за русскими пойдут на борьбу и другие нации, которые увидели в этом лозунге возможность избавления от чувства ущемленного национального достоинства, от обиды угнетенных, но, так сказать, не титульной нацией, а царской машиной власти. Мессианское настроение народа, считай, крестьянства, находило свое отражение в большевистской концепции общенародного государства.

Идея государства как большого дома народов России являлось в действительности русским архетипом и поэтому не нуждалось в особой пропаганде. Достаточно было обратиться к чувству народа, чтобы из области коллективного бессознательного эта идея стала политически эффективной. Вся история российской государственности, начиная с IХ века, основана на практической реализации этой идеи.

В отличие от других политических партий большевики последовательно проводили и развивали программные установки партии по национальному вопросу. Так, уже на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (июль 1917 года) Ленин заявил о необходимости превращения многонациональной России в Союз добровольно объединившихся республик. Отметим, что большевики всегда и везде увязывали решение национального вопроса с борьбой за диктатуру пролетариата, за республику Советов. Эта политика дала должные и заметные результаты. Так, в Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украине, на Кавказе, в Средней Азии и Казахстане, национальных районах Поволжья, Урала и Сибири проходило масштабное становление Советской власти в русле единства по большинству вопросов политической действенности РСДРП (б) и национальных движений.

Известный русский спор между сторонниками западного и отечественного пути развития с Октября 1917-го решался в боях гражданской войны. Но Ленин думал поначалу, что революция в России должна стать частью мировой пролетарской революции. И даже после того, как стало ясно, что мировой пролетариат не спешит последовать примеру российского, мировая революция все равно готовилась. «Рука Москвы» помогала создавать и укреплять компартии во всех более или менее крупных странах. Для координации революционных действий в марте 1919 года и был создан Коминтерн. Ленин выделил на эти цели гигантские средства, хотя самим не хватало.

Весьма значительный контингент профессиональных революционеров приезжал в Москву «за опытом». Планировался гигантский передел мира. Экспроприация экспроприаторов готовилась в глобальных масштабах. И это не скрывалось. В большевистской партии образовалось достаточно сильное леворадикальное крыло, представленное прежде всего Троцким, с его политикой экспорта революции, вплоть до военных акций. Естественно, что богатые добровольно ни власть, ни богатства отдавать не собирались. Опасность вмешательства извне толкала национальную буржуазию западных стран к активной самозащите, к поискам сил, способных погасить революционную волну любой ценой, даже с помощью фашизма. Поэтому прежде всего они стали формировать по отношению к Стране Советов такое понятие, как «империя зла». А в большевистских утопических планах не оставалось места ни национальным различиям, ни государственным границам. Человечество должно было объединяться на базе социальной справедливости и все свои разногласия решать мирно, добровольно соблюдая все правила социалистического общежития. Ленин считал, что «сопротивление эксплуататоров будет постепенно ослабевать».

В советской историографии внешняя политика СССР 1920-х годов лишена сколько-нибудь правдивой информации. Одно сплошное мирное сосуществование двух систем и борьба за коллективную безопасность. Идеи экспорта революции и Коминтерн позже начисто исчезли из трудов советских историков международных отношений и дипломатии.

А когда со времен Хрущева начали публиковать труды о Коминтерне – в них ничего не говорилось о застарелом конфликте между НКИД и ИККИ. В действительности в первом отстаивали национально-государственные интересы и боролись за мирное сосуществование, а во втором – подрывали эту миролюбивую политику и постоянно мешали нормальной работе советской дипломатии: сначала химерическими идеями мировой революции, а позже – бездумным вмешательством в национально-освободительное движение. По идеологическим соображениям делили афро-азиатские страны на надуманные категории – «идущие по социалистическому пути», страны «некапиталистического развития», «неприсоединившиеся» к военно-политическим блокам и т. д. С точки зрения «внешников», все это была чушь собачья: они делили страны и дипломатические посты, исходя из интересов собственного кармана, лишь на две группы: где платили в твердой валюте (долларах, дойчемарках и т. п. – США, ФРГ, Югославия и др.) и где государства расплачивались «бумагой» – сертификатами (страны СЭВ, Вьетнам, Гана и др.).

Теория интернационализма, вопросы о войне и мире, вообще национальный вопрос у большевиков в основе своей содержали концепцию Маркса о непримиримой классовой борьбе эксплуатируемых (пролетариев) и эксплуататоров (буржуа, в русском просторечии). Подобно французским якобинцам, считавшим, что они начинают новую эру человечества с «чистого листа», большевики с первых дней Октября также заявляли о начале новой эры трудящегося человечества. Якобинцы, как известно, ввели новый «революционный календарь», в котором отвергался религиозный принцип летоисчисления от Рождества Христова: новая эра человечества начиналась с 1 сентября 1792 года – года провозглашения республики. Нечто подобное при переходе с григорианского на юлианский календарь хотели в 1918 году сделать и деятели Наркомпроса – датировать новую «пролетарскую эру» с 7 ноября 1917 года. Помешал тогда этому НКИД.

Активнейшим популяризатором доктрины мировой пролетарской революции выступал «любимец партии» и нынешних «демократов» Бухарин. В ноябре 1922 года на IV конгрессе Коминтерна, повторяя свой тезис о правомерности экспорта революции, он договорился до следующего: «Каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию», поскольку «распространение Красной Армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции».

Если тактику мировой революции определяли большевистские лидеры первого плана – Бухарин, Ленин и Троцкий, а за ними уже стояли деятели помельче: Зиновьев, Каменев, Радек, Раковский и др., то начертание стратегии первых ударов в 1918–1920 годах брали на себя Ленин и Троцкий. Ни тот ни другой не были профессионалами в сфере международных отношений и дипломатии. И если у Троцкого был еще хотя бы какой-то опыт пребывания на Балканах в 1912–1913 годах в качестве военного корреспондента на театре военных действий двух балканских войн, то Ленин в эмиграции вообще судил о мировой геополитике только по книгам и газетам.

Знанию сложнейшей конкретной историко-географической и этнической обстановки на Балканах Ленин мог противопоставить только пресловутый «классовый подход». Раз царская Россия за свободу балканских славян и вообще за православных – долой «свободу славян», все истинные социалисты Европы должны встать на защиту турок. Такова позиция Ленина в статье «Ко всем гражданам России» (конец октября 1912-го). Там он пишет: «только революционное низвержение царизма может обеспечить свободное развитие и России, и всей Восточной Европы. Только победа федеративной республики на Балканах наряду с победой республики в России в состоянии избавить сотни миллионов людей от бедствий войны…»

Для Ленина создание III Интернационала было не просто исполнением клятвы, данной им летом 1914 года, когда он узнал о предательстве французских и германских социалистов. С помощью нового Интернационала он собирался свести счеты с лидерами II Интернационала, которые многие годы покровительственно относились к русским социалистам, вызывая у них ярость и негодование. Сколько ему самому приходилось обращаться к немецким и австрийским товарищам за различной помощью, будь то деньги, документы или защита от полиции? Сколько ему пришлось выслушать высоких наставлений, что большевики излишне вспыльчивы, что они должны действовать вместе с другими социалистическими и прогрессивными силами своей страны? А чего стоят замечания, что большевики не могут решать свои споры цивилизованными методами? Пусть в своем труде «Пролетарская революция и ренегат Каутский», написанном в ноябре 1918 года, Ленин сполна отплатил Каутскому, но Каутский в течение многих лет был для Ленина светочем марксизма, истинным преемником Учителя, победителем ревизионизма.

У Ленина не было ни времени, ни здоровья, чтобы серьезно заняться проблемами Коминтерна. Ему трудно было сосредоточиться на проблемах всемирного коммунизма – не мог вырваться из пут проблем Советской России. И Коминтерн приказал долго жить.

Сталин в «Кратком курсе истории ВКП (б)» лишь бегло упомянул о создании в 1919 году Коминтерна. Такое ничтожное значение он ему придавал. А сколько бесполезной мышиной возни было инсценировано этой надуманной организацией, созданной по той ошибочной теории Ленина, Троцкого и Бухарина! Но что было, то было. В киноархиве под Москвой сохранились кадры кинохроники самого экстремистского, ультралевого II конгресса Коминтерна, проходившего в Большом театре в Москве в июле – августе 1920 года. На сцене висела огромная карта «мировой революции», и, по воспоминаниям Зиновьева, тогдашнего председателя Исполкома Коминтерна, делегаты каждое утро «с замиранием сердца» отмечали на ней флажками путь Красной Армии к Варшаве и далее на Берлин – центр мировой революции.

Когда вспышки революции в Европе были подавлены и перспектива «мирового освободительного пожара» отодвинулась на неопределенное время, большевистская власть пошла на авантюру – попыталась «прощупать штыком» панскую Польшу. Провал польской авантюры впервые заставил Ленина и его окружение усомниться в действенности идей пролетарского интернационализма и крепко задуматься над национальным вопросом. Хотя и крепко усвоил Ленин мысль Маркса и Энгельса, высказанную еще в «Манифесте Коммунистической партии», что вся предыдущая история человечества была историей борьбы классов, и он последовательно проводил в жизнь классовый подход, он пришел к выводу, что эта мысль небесспорна. История – это, скорее, история борьбы государств, в которой классы выступают вместе, с национальных позиций, что и доказала панская Польша. Скажем больше: борьба между классами сосуществует с борьбой внутри классов, даже внутри семьи, и классовая борьба приобретает антагонистический характер лишь в переломные моменты истории. Мы знаем, что вовсе не пролетариат становится могильщиком буржуазного строя, как и сама буржуазия не была могильщиком феодализма.

Несмотря на это, Ленин успел сделать глупость, увы, не единственную – настоял на федеративном (скорее, конфедеративном) устройстве создаваемого СССР. Сталин, считавшийся тогда крупнейшим знатоком национального вопроса, предлагал, чтобы национальные республики вошли в состав РСФСР на правах автономий. Ленин же требовал, чтобы они вошли равноправными членами нового Союза, с признанием их права на самоопределение, вплоть до отделения. Чисто теоретически Ленин был прав – в свете перспектив мировой революции: другие страны, в которых если бы была установлена власть по типу Советской, видели бы, что их принимают в Союз на равных с Россией. Но если смотреть на то, в каком состоянии пребывали тогда национальные республики, то надо признать, что у них просто не было выбора. Сами они с восстановлением разрушенного хозяйства, а тем более с развитием культуры и обеспечением своей обороноспособности не справились бы и с положением автономий согласились бы. После долгого сопротивления Сталин, знавший, что на Политбюро все равно окажется в меньшинстве, уступил Ленину (и в основание СССР была заложена бомба замедленного действия – когда-нибудь должен был последовать взрыв национализма).

Индия как путеводная «звезда Востока» давно манила русских царей. В 1800 году Павел I наладил туда донских казаков, но преждевременная насильственная смерть гроссмейстера Мальтийского ордена, мечтавшего обратить «святую Русь» в католичество, спасла ее от конфуза и затяжной войны с Англией – владелицей этой жемчужины британской короны». В 1808 году в том же направлении толкал Александра I Наполеон в период Тильзитского союза, но «властитель слабый и лукавый» благоразумно уклонился от такой чести.

У пришедших к власти большевиков, особенно у Троцкого, такого благоразумия было поменьше. Восток в начале ХХ века давно полыхал – в Китае, Афганистане, Индии, Персии, Османской империи разгорался огонь национально-освободительной борьбы против колониального ига. В мае 1919 года в Афганистане – «воротах в Индию» – началось очередное восстание против англичан под руководством Амманулы-хана. И хотя хану уже через месяц пришлось заключать военное перемирие с вооруженными до зубов сынами туманного Альбиона, новому командующему Туркестанского фронта Михаилу Фрунзе уже чудились приоткрывающиеся через афганский Памир «врата в Индию». Еще не доехав до Ашхабада, где размещался штаб Туркфронта, Фрунзе направил председателю Реввоенсовета Троцкому записку о своем видении задач фронта. Среди этих задач фигурировала и такая: «Подготовка похода на Индию и Персию в целях удара [по] английскому империализму, являющемуся самым свирепым врагом Советской России и строящему свое благополучие на указанных восточных странах». Троцкий, всегда немедленно реагировавший на все, что касалось практической реализации доктрины мировой революции, развил военно-организационные задачи Туркфронта в целую стратегию продолжения «экспорта революции» на… Востоке, так как Германская революция была задушена, советские Венгерская и Словацкая республики пали, а в бывших царских прибалтийских губерниях и в «русской» Польше свирепствовали местные националисты. Украина по-прежнему пока потеряна: ее черноморские порты, особенно Одесса, заняты военно-морскими десантниками Антанты, а Добровольческая армия Деникина прет через Киев и Харьков на Москву.

Совсем иная ситуация на Востоке. В Сибири РККА успешно бьет Колчака. На Дальнем Востоке – очевидное противостояние между американскими и японскими оккупационными войсками. Троцкий предвидит «активность по азиатским линиям». Развивая предложение Фрунзе, он в секретной записке в ЦК РКП 5 августа 1919 года пишет о «конном корпусе (30 000—40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». В январе – феврале 1920 года войска Туркфронта под командованием Фрунзе без боя занимают Хивинское ханство (со времен «белого генерала» Михаила Скобелева оно обладало статусом автономии на манер Финляндии), и в апреле там провозглашается Хорезмская народная советская республика.

К марту наступает очередь Северного Кавказа и Азербайджана. Идеология идеологией, но здесь присутствует крайне необходимая вещь – нефть. 28 февраля Ленин секретным шифром телеграфирует членам РВС Кавказского фронта Смилге и Орджоникидзе: «Нам до зарезу нужна нефть, обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы и, наоборот, даруем жизнь всем, если Майкоп и особенно Грозный передадут в целости». Члены РВС «обдумали»: и 22 марта Майкоп взяли красные партизаны, а 23-го Грозный взяла ХI армия Кавфронта.

Вскоре на Северном Кавказе создается Горская советская республика. Но там еще не решена проблема – независимые «буржуазные» республики Закавказья – Азербайджан, Армения, Грузия, 16 января 1920 года признанные Антантой дипломатически как суверенные государства. Надо сказать, что с 1918 года международная обстановка в Закавказье была очень сложной и запутанной. Вначале закавказские националисты провозгласили объединенную Закавказскую республику, но очень скоро перессорились из-за спорных территорий, причем настолько, что армяне-националисты пригласили в Нагорный Карабах для охраны там «зеленой линии» (город Шуша) большевистские войска как своеобразные «голубые каски» ООН. Кроме того, Закавказье было наводнено эмиссарами, разведчиками и даже войсками кайзеровской Германии, Англии, Турции, Персии. В конце 1918 года из игры вышли кайзеровская Германия и султанская Турция. В обеих странах произошли революции. Но если веймарской постреволюционной Германии было не до Закавказья, то младотурецкая революция генерала Мустафы Кемаль-паши (Ататюрка) в качестве военно-политического союзника избрала не этнически близкий Азербайджан, а «безбожную» Советскую Россию. Дальше все пошло по наезженному «коминтерновскому» сценарию, который будет применяться вплоть до советско-финской войны 1939—40 годов.

Произошла советизация Азербайджана. Ататюрк за благожелательный нейтралитет был признан советско-турецким договором о дружбе и братстве. Военно-политический союз с кемалистами и ослабление военной активности Антанты в черноморском регионе после бегства Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года существенно облегчили процессы советизации Туркестана и Закавказья. 2 сентября 1920 года Фрунзе ликвидировал последнюю «царскую автономию» Туркестана – Бухарский эмират. На его месте была учреждена Бухарская народная советская республика. 2 декабря 1920 года была провозглашена советская Армения. Несколько сложнее шла советизация Грузии.

Во-первых, в ее государственном руководстве в 1918 году прочно окопались такие меньшевики, имевшие всероссийскую и международную известность, как Чхеидзе, Церетели и др. (к ним приезжал даже сам Карл Каутский). Во-вторых, меньшевистская Грузия успела с января 1920 года установить дипломатические отношения со многими Странами Антанты. С Грузинской демократической республикой в мае 1920 года Советская Россия могла только усилить дипломатические связи, но не более. Первым советским послом в Тбилиси был направлен Киров. Согласно союзному договору, на территории республики разрешалась деятельность прокоммунистических организаций. И этого было достаточно – советизация Грузии свершилась. 25 февраля 1921 года ХI армия без боя взяла Тбилиси. Большевики проявили благородство – они дали возможность правительству меньшевиков и ряду крупных банкиров и фабрикантов Грузии эмигрировать на британских военных судах.

А вот советизация Персии и «бросок на Индию» не получились.

Став полновластным хозяином положения, Сталин еще долго исповедовал интернационализм, что часто приводило к издержкам. Бессмысленным для нас было участие в войне в Испании в 1936–1938 годах. В эту войну нас втянули последователи Троцкого, мечтавшие о «пожаре мировой революции». Мы помогали вовсе не пламенным революционерам. Испанское республиканское правительство на Москву не особенно ориентировалось, допустило восстание троцкистов в Барселоне, не смогло пресечь анархии в рядах своих защитников, а потом и вовсе отказалось от нашей помощи. Троцкисты еще прочно держали в руках внешнюю политику, а Сталин еще не полностью контролировал ситуацию в стране. Главой МИДа был Максим Литвинов (Мейер Валлах), который повторял худшие образцы царской дипломатии: вовсю ссорился с Германией – нашим главным торгово-промышленным партнером, но зато изо всех сил льнул к Франции и США, от которых нам никакого проку не было. Эти страны не давали нам кредитов, зато умело стравливали с немцами. Сталин это понял и Валлаха-Литвинова спровадил в отставку – внешняя политика СССР изменилась. Мы наконец стали больше блюсти свой интерес.

Но и враг не дремал. Первой пробой сил Запада против успешно развивающейся России стала инспирированная им война с Финляндией. Западная разведка и военные круги старательно провоцировали финское правительство на конфликт с СССР. В 1939 году с инспекционными поездками в Финляндию приезжает сначала начальник Генштаба Германии, а затем начальник Генштаба Великобритании. Этим поездкам предшествовали русофобские акции финского правительства. В 1938 году там проходило торжественное празднование двадцатой годовщины выхода Финляндии из состава России, приобретшее явно антирусский характер. На фоне этих событий можно признать оправданным опасение Сталина, что Германия вот-вот заключит договор с Финляндией, который будет, конечно, направлен против СССР. Советская разведка располагала данными о планировании Германией использовать Финляндию в качестве плацдарма для нападения на нашу страну. С целью избежать такое развитие событий советское руководство пытается взять инициативу в свои руки, предлагая Финляндии заключение военного соглашения, исключающего возможность оккупации Финляндии Германией и предусматривающего передачу СССР в аренду некоторых территорий Финляндии, имевших стратегическое значение для обороны СССР. Финляндия посчитала эти соображения неприемлемыми.

30 ноября 1939 года по приказу Сталина войска Красной Армии вошли на территорию Финляндии на всем протяжении ее границ. Вероятно, можно согласиться с теми авторами, которые считают, что такая акция была оправданной. Хотя победа далась нам с большим трудом и потерями, но мы не только отодвинули границу, но и получили реальное представление о состоянии нашей армии и авиации, об их готовности к боевым действиям в сложных условиях. Взятие линии Маннергейма заставило пограничные с Советским Союзом страны покорно склонить головы. Безропотно вошли в состав СССР прибалтийские страны, Румыния покорно уступила Бессарабию. Западные страны после финских событий стали использовать их как повод для подготовки мировой войны против СССР. 14 декабря 1939 года руководство Лиги Наций исключило СССР из числа ее членов.

На Гитлера финские события повлияли следующим образом. 23 августа 1939 года в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, имея директиву фюрера как можно скорее подписать договор о ненападении (и дополнительный секретный протокол). Спешка в этом вопросе германской стороны объяснялась готовящимся нападением на Польшу. Гитлер понимал, что, оккупировав эту страну, он вторгается в сферу национальных интересов России, и боялся спровоцировать ее ответные действия. Он строил дальние планы – рассчитывал позднее отыграться – не стал торговаться с нами и заключил договор на выгодных для нашей страны условиях. Согласно секретному протоколу договора, при расчленении Польши к России отходили исконно русские территории, принадлежавшие ей до 1917 года и отторгнутые от нее после иностранной интервенции: Западная Малороссия, Западная Белоруссия, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия. Перед битвой гигантов страны Прибалтики, Буковина и Бессарабия оказались разменной монетой. Родившись в смутное время революции, они должны были исчезнуть, как исчезают астероиды в поле тяготения больших планет. Случилось иначе. В августе 1940 года в Советский Союз вошли 4 новые Советские Социалистические Республики – Литовская, Латвийская, Эстонская, Молдавская.

Сталин в итоге сделки с Гитлером передвинул границы страны на запад на 200–300 км, увеличил население СССР на 23 млн человек, получил общую границу с Германией, морские базы в Прибалтике и приблизился к нефтяным источникам в Румынии, питающим всю Европу, включая Германию. У Сталина не было никаких иллюзий по поводу подписания пакта о ненападении. Но его надежды на то, что Гитлер не будет нападать на СССР хотя бы в первой половине 1940-х годов, были довольно основательны.

Оправданным следует считать и наше скрытое участие в борьбе Китая с японцами. В Поднебесной военные действия оттягивали силы самураев от прямого столкновения с нами, отвлекали их от нападения на наши растянутые рубежи в Южной Сибири и в Приморье, сковывали прекрасные дивизии Ямато. В Европе пахло новой войной, и России было смертельно опасно получить сразу два фронта – на Востоке и на Западе.

Наши бои с японцами на Хасане и Халхин-Голе в 1938–1939 годах чаще расцениваются как ненужные. Дело в том, что тогда определенные силы втравили Россию в тяжелую войну с Японией, добившись нашего поражения в Приморье. Такая война в преддверии войны в Европе русским была скорее не нужна, чем нужна. Ключевая роль отводилась герою Гражданской войны Блюхеру – командующему Дальневосточным фронтом в Приморье. Японцы, с 1931 года завязнув в Китае, колебались, куда направить свою агрессию: на север, на сибирские просторы России, или же повернуть в сторону Южных морей, Индии и тихоокеанских островов.

В 1938 году самураи решили ударить по нам. В мае – июне в японской прессе началась массированная кампания по поводу якобы спорных территорий на юге Приморья, в районе озера Хасан. Японцы потребовали их возращения – но не Японии, а ее вассалу, созданному в Маньчжурии марионеточному государству Манчжоу-го, которое на самом деле являлось просто базой для миллионной Квантунской армии японцев.

Самураи стянули к Хасану не так уж много войск – 12 тысяч. Только полная неспособность Блюхера руководить войсками привела к поражению и тяжелым потерям русских. За это Сталин Блюхера расстрелял (в новом телевизионном сериале «Московская сага» не понятно, за что был расстрелян Блюхер). Но сам Сталин прекрасно понимал, что японцы легкой победой воодушевлены на дальнейшие подвиги и над нами нависла угроза большой восточной войны. Это в час, когда войной пахло уже и в Европе. Поэтому Сталин решил воспользоваться первым же удобным случаем и преподать японцам урок, заодно обезопасив восточные рубежи России.

Такой случай вскоре представился. Когда летом 1939 года, ободренные Хасаном японцы решили вторгнуться в подконтрольную нам Монголию, мы предприняли короткую, но ожесточенную войну на Халхин-Голе.

Русские войска под командованием Жукова наголову разбили сильную квантунскую группировку. Поражение японцев было столь сокрушительным, что они не решатся напасть на Россию даже когда Гитлер подойдет к Москве, Кавказу и Волге.

Уже с начала 1930-х годов США готовились к новой мировой схватке, когда немцы вовсе еще не рассчитывали воевать. Янки, конечно, крупно рисковали, заваривая кашу мировой войны, но у них не было иного выбора. Беспримерный по тяжести и глубине экономический кризис обрушился на американцев в 1929 году. И дяде Сэму пришлось вести опаснейшие игры с войной, чтобы не допустить ужасный, грозящий гражданской войной развал американской экономики и, возможно, распад всей политической и социальной американской системы.

США по результатам войны получили мощный технологический толчок. Его обеспечили огромные военные заказы и поток трофейных изобретений и специалистов из побежденной нами Германии.

После 1945 года наше противоборство с Западом перешло в форму борьбы за сферы влияния. И мы, и они старались заполучить в союзники как можно больше стран в Африке, Азии и Южной Америке. Этот процесс не исключал применение военной силы. В СССР на это уходило денег и ценных ресурсов как в настоящей мировой войне. Самое примечательное, что траты эти были бросовыми: мы пошли на поводу у марксистско-ленинских догм, вместо того чтобы следовать национальным интересам. Заболели «социалистическим идеализмом», вместо того чтобы поступать по-имперски, прагматично. На практике получалось так, что мы то и дело упускали шанс наладить взаимовыгодные отношения с перспективными с точки зрения сотрудничества странами по совершенно глупым основаниям, вплоть до того, что кидались помогать коррупционерам, убийцам и ворам, а в двух случаях (в Уганде и Центрально-Африканской Республике) – даже подозреваемым в людоедстве руководителям, стоило им только заявить о «твердом социалистическом выборе».

При таком подходе к международным делам мы терпели колоссальные убытки, так как избегали сугубо деловых побуждений для проникновения в другие страны. Это, конечно, было нашей ошибкой. Мы в обмен на свою помощь никогда не использовали полезные ископаемые, порты и заводы наших партнеров. Тем самым мы приобретали только нахлебников, а Соединенные Штаты всегда извлекали выгоду.

Хотя был единственный случай – богатая Южно-Африканская Республика. С ЮАР и мы, и американцы одинаково промахнулись. С этой региональной сверхдержавой, обладавшей ядерным потенциалом, мощным индустриальным потенциалом, военной промышленностью, огромными запасами золота, алмазов, ценнейших металлов, мы не захотели иметь дело, потому что там правили белые потомки голландских переселенцев – буры. Буров в Советском Союзе рисовали исчадиями ада, современными нацистами и прочая и прочая. Буры, де, били негров.

На самом деле чернокожих буры не били, а проводили политику апартеида – раздельной жизни белых и цветных. Как было установлено впоследствии, политику весьма разумную, которая обеспечивала порядок, богатство и процветание ЮАР. Запад требовал от буров отдать неграм власть. Запад душил буров экономическими санкциями, не поставлял им многие технологии, вводил запреты на покупку ими оружия. В итоге в ЮАР пришел к власти Деклерк (тамошний Горбачев), который уступил всю власть чернокожим. И теперь ЮАР уже меньше блещет экономическими успехами, зато там полно воровства, коррупции, межплеменных драк, преступности, мракобесия и прочих прелестей независимости.

Мы повторили такую же ошибку и в Центральной Америке. Большие силы и средства оказались истраченными на поддержку партизанских движений в самых нищих странах: Никарагуа и Сальвадоре. Некоторые считают (вопрос спорный), что нам вместо этого следовало бы поддержать антиамерикански настроенного панамского диктатора, генерала Торрихоса. В результате мы получили бы контроль над стратегически важным Панамским каналом и могли бы претендовать на часть доходов от эксплуатации канала в виде панамских заказов на оружие, технику и энергоносители.

Особняком стоит не рассматриваемое нами здесь и сейчас искусственное образование восточно-европейских социалистических стран с различной степенью лояльности к СССР – государству, возглавлявшему систему, отличную от когда-либо существовавших. Эта часть «лагеря социализма» была подвержена ударам – от «бархатных» революций до кровавых переворотов.

Последняя война Сталина, Корейская кампания 1950–1953 годов, безусловно, относится к нашим стратегически верным войнам. В ней русские нанесли серьезное поражение Америке в воздушной войне, похоронив все надежды генералитета США на удачную войну против России. Война показала, что и в сухопутной битве с русскими воинство недавно созданного НАТО не имеет шансов победить.

В русских интересах была и война во Вьетнаме (1964–1975), которая дала нам сильнейшую позицию в Юго-Восточной Азии, великолепную базу флота в Камрани (брошенную Путиным в 2002-м) и доступ к нефтяным месторождениям на вьетнамском шельфе.

Тысячи советских солдат и офицеров дрались в ближневосточных войнах 1950—1970-х годов. Большинство из них выступали в качестве военных советников. Но многие, и прежде всего летчики и бойцы системы противовоздушной обороны, дрались буквально лицом к лицу с Израилем. В 1969–1970 годах именно русские пилоты и ракетчики отражали налеты на Египет, уничтожив десятки машин ВВС Израиля.

Поставки русского оружия на многие миллиарды долларов и героизм русских солдат в стране фараонов, по трезвому размышлению, были напрасными: уже в начале 1970-х годов все советские советники были выдавлены из Египта. Более того, в середине 1970-х Египет превратился по сути дела в форпост американского влияния на Ближнем Востоке.

Немногим больше проку принесло участие советских инструкторов в боях между Южным и Северным Йеменом. В результате в Южном Йемене – одной из самых бедных арабских стран, разыгралась братоубийственная война, которая закончилась полным уничтожением политической элиты, ориентировавшейся на СССР. Затем это привело к поглощению Южного Йемена Северным и к полной утрате влияния Советского Союза в этом регионе арабского мира.

Не снискали мы сколько-нибудь заметных экономических (и политических) дивидендов, поддерживая Сирию и экстремистские движения палестинцев, ориентированные на Дамаск. Косвенно наша поддержка палестинцев подстегнула исламский фундаментализм и спровоцировала арабский терроризм. Эти движения в последующем дали кадры инструкторов для обучения афганских душманов и чеченских сепаратистов. США вскармливали агрессивный антирусский ислам, и это стало возможным благодаря нашей политической косности.

А как искусно американцы спровоцировали наше вторжение в Афганистан! Это была прекрасная операция ЦРУ по дезинформации противника, выдержанная в духе стратегии непрямого действия. Мы попались как кур в ощип. Многие помнят о том, как муссировался слух, что янки хотят поставить в Афганистан свои ракеты средней дальности и крылатые низколетящие «томагавки», с которыми наши ПВО тогда просто не умели бороться. Внешне все было правдоподобно. «Деза» забрасывается в Москву через Первое главное управление КГБ СССР, и Андропов попался на эту удочку. Ему на стол попадают и схемы размещения новых ракетных баз, и «липовые» контракты на проведение аэрофотосъемки и геодезических исследований в Афганистане. За небольшие деньги покупается и окружение Амина, и теперь «достоверная информация» течет оттуда.

Последствия нашего вторжения в Афганистан неоценимо трагичны: это оттуда мы получили все наши беды. Самым подлым нашим шагом был следующий: в 1992 году, когда в Северном Афганистане еще держался верный нам, боеспособный режим Наджибулы, который мог еще много лет жить и сражаться, оттягивая на себя силы душманов, «демократическая» Москва прекратила поставки топлива Кабулу – и Наджибула пал. Вывод наших войск из Афганистана был еще большим преступлением, чем их ввод. Волна «зеленой» агрессии с тех пор накатилась на Россию, и кровь лилась то в Чечне, то в Дагестане, то в Средней Азии.

Особая тема – вопрос с Кубой. О Карибском кризисе известно все или почти все. Но вот возникает вопрос: почему янки дали возможность Фиделю Кастро укрепиться на Острове Свободы в 1959–1962 годах? Все утверждения о том, что Соединенные Штаты пытались всерьез бороться с Кастро, – это ложь. Да, были попытки физически уничтожить великого оратора. Так это же только попытки. В Штатах понимали, что никакой реальной угрозы им он не представляет. Но Куба могла стать тем активным фактором, который можно было привязать к уже дряхлеющему Советскому Союзу и тем самым – к своей упряжке привязать Латинскую Америку, постоянно стремящуюся уйти из-под влияния дяди Сэма. Наблюдавшийся невиданный рост враждебности к Соединенным Штатам, ненависть к североамериканцам захватили прежде всего правящие классы, а отнюдь не местных коммунистов. Один аргентинский режим Хуана Перона чего стоит! Выбирала свой путь и Бразилия. Южная Америка искренне желала скинуть ярмо гринго. Короче говоря, созревал настоящий противовес доктрине Монро.

Куба стала средством пугать латиноамериканскую аристократию коммунизмом. Вы видите, мол, до чего может довести враждебность к Штатам! До конфискации собственности у элиты! Вы этого хотите? Именно поэтому во второй половине 1960-х годов у «латиносов» происходит серия военных переворотов, ставящих у власти проамериканские режимы. Куба стала пугалом, которое позволило Вашингтону создать Организацию американских государств с откровенной антикубинской направленностью. А Межамериканский банк выстроил инфраструктуру господства США в Южной Америке.

К тому, как решался национальный вопрос в советское время, следует относиться не только с точки зрения хорошо он решался или не очень, а и с учетом оценки влияния этих решений на необратимые процессы и развал СССР. Национально-государственное устройство СССР было сформировано под влиянием конкретных обстоятельств и интересов и сейчас вызывает большие неудобства, а иногда – и неразрешимые проблемы на постсоветском пространстве.

Два ярких примера. Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО). Большинство населения автономии было армянским, а руководство назначили из Баку. Из экономических соображений НКАО была передана Азербайджану, в то время как отделенная от Азербайджана полосой армянской земли Нахичеванская АО также оставалась в составе этой республики. Периодически это вызывало конфликты, иногда массовые. Интеллигенция Армении при каждом удобном случае напоминала властям о нагорно-карабахском вопросе. Советское руководство могло бы внять этим тревожным предупреждениям и пересмотреть решения 1920-х годов. Но это не соответствовало принципам брежневской политики, при которой изменения проводились лишь в направлении интеграции народов. В годы своего правления Хрущев под видом тех или иных невинных на первый взгляд решений допускал вопиющие извращения национальной политики, таившие в себе опасный потенциал межнациональных проблем. Здесь и передача Крыма (и Севастополя) Украинской ССР в 1954 году и восстановление 9 января 1957 года Чечено-Ингушской АССР, в которую включили три русских района: Наурский, Каргалинский и Шелковский, зато часть Пригородного района осталась в составе Северо-Осетинской АССР. Были и другие, не удавшиеся Никите, начинания. Но и с тем, что он успел сделать, хватает мороки до сих пор.

 

Глава 7

От Берии до Горбачева

Советское руководство после Сталина так и не поняло или делало вид, что не понимает: идет не соревнование двух систем, а война на уничтожение коммунизма как системы. Капиталистам надо было уничтожить жупел – коммунизм – и чем раньше, тем лучше. Революция в России насмерть перепугала капитал. Возникла необходимость противостоять Советам, нужно было доказывать снова и снова, что капитализм тоже способен, если захочет, дать работникам сносную жизнь. Пришлось капиталу отрывать у себя свое кровное и кормить этот ненасытный средний класс. А поскольку коммунизм подлежал уничтожению, против коммунизма без устали работала западная пропаганда. Западная буржуазная идеология в бытовом, практическом применении оказалась гораздо мощнее коммунистической. Уже потому, что она примитивна до ужаса и рассчитана на самые низменные инстинкты, на потребительство. И она имела успех в СССР в том числе и потому, что запрещалась. Посеянные семена постепенно всходили, пока не рвануло. Лидеры же СССР все пытались договориться с Западом о «мирном сосуществовании».

Дело в действительности состояло в том, что все 70 лет, между 1917 и 1987 годами, человечество выбирало между социально-экономической моделью плановой экономики, на базе которой наиболее преуспел Советский Союз, и моделью рыночной экономики, где больше всего преуспели США. У человечества был выбор. Люди могли склоняться в своих симпатиях к одной или другой системе, могли выбирать ту или иную либо отказаться от той, которая не сработала в их стране, в пользу другой. Две системы, соревнуясь друг с другом, могли вскрывать свои недостатки, учитывать преимущества конкурента, стремиться к самосовершенствованию.

Запад менялся, а установившаяся и более или менее нормально функционировавшая система власти и управления советского общества не менялась, хотя и стала неадекватной новым условиям. А конвергенция была неприемлемой, ввиду разной направленности двух экономик. Необходимо было усовершенствовать систему планирования, ужесточить наказания за плохое планирование. Необходимо было повысить квалификацию работников системы власти и управления (именно как работников коммунистической системы), совершенствовать централизацию экономики. Ни в коем случае нельзя было нарушать фундаментальные принципы управления, а там, где они нарушались или еще не возникли, необходимо было вводить их заново, но на научной основе.

Высшее советское руководство, которое польстилось на лавры диссидентов, стало проявлять непонимание своего собственного общества, западного общества, намерений Запада и общей ситуации в мире. Появились «новаторы», которые приняли «подачки» капиталистов своим доморощенным трудящимся и тунеядцам за «преимущества» капиталистической системы. Одним из них оказался… Лаврентий Берия, который взошел на советский политический Олимп достаточно поздно, когда руководящее ядро партии и государства уже сформировалось, поэтому он имел более глубокие знания реальной жизни, чем давно уже засидевшиеся в своих кремлевских кабинетах соратники Сталина. Раньше других увидел несовпадение радужной картины успехов страны и подлинного ее состояния. Такое знание не оставило его равнодушным, но привело к скоропалительным выводам: он первым из высоких руководителей почти открыто провозгласил, что западная демократия открывает больше возможностей для всестороннего прогресса, чем общественная система, установившаяся в СССР. Он первым предложил ликвидировать социалистическую ГДР и осуществить объединение Германии как миролюбивого демократического буржуазного государства. Мотивировал он это тем, что ГДР нам дорого обходится, а объединенная Германия будет навеки благодарна СССР, да еще станет противовесом США и Великобритании.

Против этого мнения выступил Молотов, поддержанный Хрущевым. Мотивы – подкармливаемая ГДР будет служить привлекательной витриной, демонстрирующей преимущества «социалистического образа жизни». Но получилось наоборот: Западная Германия стала витриной для Восточной. Началось массовое бегство немцев с востока на запад, а не в обратном направлении. Более того, в июне 1953 года в Восточной Германии началось восстание, подавленное советскими войсками.

Берия считал, что и в других странах Восточной Европы не следует насаждать социализм советского образца. В частности, он отговорил Сталина проводить в Польше коллективизацию. Самым лучшим решением Берия считал объединение славянских стран народной демократии в две федерации – вокруг Польши и Болгарии. Полагал, что разрыв с Тито был ошибкой. Видел цивилизационную несовместимость России и народов «стран народной демократии». Непрекращающуюся «холодную войну» ставил в вину Сталину. Считал ошибкой проарабскую позицию СССР в арабо-израильском конфликте и предлагал сделать ставку на Израиль, что обеспечило бы нам поддержку всей мировой еврейской диаспоры. Он всерьез считал возможной помощь еврейского капитала в восстановлении разрушенной войной экономики СССР.

Берия настоял на прекращении «великих строек коммунизма», которые, как он считал, истощали экономику и лишь служили дымовой завесой усиливавшейся милитаризации страны. По его подсчетам, если бы десятую долю расходов на военные нужды пустить на производство товаров народного потребления, жизненный уровень трудящихся можно было бы поднять в четыре раза. Для чего строить сотни километров каналов, если народ голоден, разут и раздет? И прежде чем рыть каналы в пустыне, следовало бы поднять Нечерноземье. И заодно со стройками, отдававшими гигантоманией, были прекращены и вполне оправданные работы из «сталинского плана преобразования природы». Например, прекратилось насаждение полезащитных лесополос, которые гарантировали от мертвящих засух большие территории в европейской части страны. Берия поручил группе специалистов составить подлинную историю СССР и партии с целью десталинизации ее, оценивая события и деятелей без ярлыков. Например, троцкизм предлагалось рассматривать как идейное течение, а не как засилье шпионов иностранных государств. Он даже успел распорядиться об издании трудов Бухарина, Троцкого, Столыпина, Витте.

Такое изменение оценок бывших оппозиционных течений должно было, по его разумению, способствовать привлечению еврейского капитала в советскую экономику. Это было явным просчетом: исторический опыт России говорит о том, что, встав на позицию сначала идейной, а затем и политической борьбы, оппозиция, опасаясь репрессий и поражения, всегда готова идти «до конца» и способна встать на путь прямого предательства национальных интересов. Много спорного было в идеях Берии, но было и явное предательство: Берия заложил основы развала Советского государства предложениями по его реорганизации.

В качестве первого шага он считал необходимым передать управление экономикой и культурой союзных республик в руки национальных кадров и придать на местах национальным языкам статус государственного. Это, дескать, будет выражением доверия национальных республик Центру. Далее предполагалось создавать национальные воинские формирования (против чего возражал Жуков), учредить национальные ордена.

У Берии были тесные связи с руководителями Татарской АССР, и у него были планы сделать ее союзной республикой и обеспечить ей выход к Каспийскому морю, обосновывая это тем, что Астрахань-то ведь не русский, а татарский город. В Татарстане сепаратистские настроения имели глубокие корни. Блок поволжских мусульманских территориальных образований получил бы прямой выход к мусульманским странам, к Ирану. Берия, имея тайную необъятную сеть по всей стране, ошибочно верил в свою несокрушимость и поэтому оставил Хрущева живым. Ничем нельзя объяснить, почему он ждал, когда Хрущев на заседании Президиума ЦК нажмет тайную кнопку, чтобы ворвались генералы.

Были ренегаты и другого толка, которые говорили о коммунизме очень много, но и много сделали для развала СССР. Самообливание помоями началось со знаменитого доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году. С появлением «Архипелага ГУЛАГ» Солженицына стало настойчиво внедряться в сознание людей представление о сталинском периоде как о периоде злодейства, как о черном провале в русской истории, а о самом Сталине – как о самом ужасном злодее из всех злодеев в человеческой истории. Запад уцепился за идею разоблачения сталинизма, стал через некоторое время открыто руководить «разоблачением язв» сталинского периода.

Сталин умер. Но в стране ничего не изменилось. Те изменения, которые он осуществил незадолго до смерти и которые были направлены на сокращение влияния коррумпированной партийной верхушки, после смерти Сталина были ликвидированы. Была восстановлена прежняя структура высших органов власти. После смерти Сталина сталинисты (горстка высших партийных руководителей, сотни тысяч руководителей и миллионы активистов во всех учреждениях и на предприятиях страны и десятки миллионов людей, которые воспринимали смерть Сталина как свое личное горе) не стали продолжателями его дела, так как устали от него. От Сталина устали прежде всего те, кто был от него недалеко.

1953–1956 годы явились годами ожесточенной борьбы с наследием Сталина, так называемая десталинизация. Борьба поначалу не носила особо ожесточенного характера. Репрессии прекратились. Это, к сожалению, означало и то, что теперь так жестоко не карали за те прегрешения, которые Сталин не простил бы. Борьба с наследием Сталина под влиянием Запада (ранее это влияние частично нейтрализовалось его репрессиями) носила определенную направленность, которая была озвучена Хрущевым в его упомянутом докладе на ХХ съезде КПСС. Хрущев инспирировал ожидавшуюся десталинизацию страны в интересах личной власти. Хотя десталинизация была сложным историческим процессом и никак не может быть приписана воле одного человека с интеллектом среднего партийного чиновника и с повадками циркового клоуна.

Десталинизация с социологической точки зрения имеет плюсы и минусы. Начнем с плюсов. Сталинизм исторический, как определенная совокупность принципов организации деловой жизни страны, принципов управления и поддержания порядка и принципов идеологической обработки населения, сыграл свою великую преобразующую роль и исчерпал себя. Он стал помехой для нормальной жизни страны и дальнейшей ее эволюции. В силу исторической инерции он еще сохранял свои позиции. Миллионы людей, которые были оплотом сталинизма, привыкли и не умели жить по-иному, сохраняли свои руководящие позиции и влияние во всех структурах общества.

Вместе с тем в стране отчасти благодаря сталинизму и отчасти вопреки ему созрели силы и возможности для его устранения. В годы войны и в послевоенные годы предприятия и учреждения страны уже во многом стали функционировать не по-сталински. Благодаря культурной революции изменился человеческий материал. И потери в войне не остановили этот процесс. В массах назрела потребность жить иначе, назрел протест против сталинских методов, ставших бессмысленными. В сфере управления обществом сложился новый государственный чиновничий аппарат, который стал играть более важную роль по сравнению с аппаратом сталинского народовластия и сделал последний ненужным.

Сталинский уровень идеологии перестал соответствовать интеллектуальному уровню населения и его настроениям. К этому времени в стране выросли (не на самом верху) кадры идеологически подготовленных людей, которым сталинские идеологи казались примитивными и мешали делать то же дело лучше, чем раньше. Десталинизация страны происходила вопреки всему и несмотря ни на что, происходила объективно, явочным порядком, как естественный процесс созревания, роста, усложнения, дифференциации социального организма. Так что хрущевский «переворот» означал приведение официального состояния общества в соответствие с его фактическими тенденциями и возможностями. Он и случился, прежде всего в интересах мощного слоя руководящих работников всех сортов и уровней (начальников и чиновников), которые стремились сделать свое положение стабильным, обезопасить себя от правящей сталинской диктатуры, опиравшейся на органы государственной безопасности и массовые репрессии, и от диктатур такого рода на всех уровнях социальной иерархии. Этот правящий слой советского общества при Сталине чувствовал себя неуверенно, так как больше всех был подвержен контролю народовластия. Теперь он фактически занял господствующее положение в стране и хотел иметь личные гарантии своего привилегированного положения.

В хрущевские годы в среде советской интеллигенции стали приобретать влияние люди, выглядевшие либералами в сравнении с людьми сталинского периода. Они отличались от своих предшественников и конкурентов лучшей образованностью, большей инициативностью, более свободной формой поведения, идеологической терпимостью. Они вносили известное смягчение в образ жизни общества, стремились к западноевропейским формам культуры.

Они стимулировали критику недостатков советского образа жизни, но вместе с тем были вполне лояльны к советской системе, выступали от ее имени и в ее интересах. Но они уже были подвержены началу перерождения, так как заботились лишь о том, как бы получше устроиться в рамках этой системы и саму систему сделать более удобной для своего существования.

Несправедливо отрицать и положительную роль, которую «либералы» сыграли в советской истории. Это было движение, в которое было вовлечено огромное число людей. Деятельность «либералов» проявлялась в миллионах мелких поступков и дел, в совокупности оказавших влияние на весь образ жизни советского общества. Но по большому счету, это было началом конца.

Хрущев и его либеральные помощники, официально признав очевидные недостатки советского общества, приняли решение осуществить перестройку всех аспектов жизни страны, более чем на четверть века предвосхитив горбачевское «новаторство». Это еще тогда решили усовершенствовать работу предприятий, начав переводить многие из них на пресловутые «самофинансирование» и «самоокупаемость». В результате число нерентабельных предприятий возросло и о лозунге «самоокупаемость» пришлось забыть.

О «художествах» Хрущева в области сельского хозяйства автор знал не понаслышке (см. выше). Хрущев успел еще и основательно подорвать финансовую систему СССР. При Сталине, какие бы трудности ни переживала страна, ее финансовая система, построенная на совсем иных основах, чем финансовые системы Запада, была устойчива и в целом обеспечивала потребности развивающейся экономики, обороны страны, широкого культурного строительства.

Хрущев провел в 1961 году денежную реформу, которая самым губительным образом отразилась на советских финансах. Катастрофические последствия хрущевской реформы проявились лишь после экономической реформы 1965 года, когда Хрущев был уже отстранен от власти.

Вершиной той кучи дров, которых наломал Хрущев, были, конечно, так называемые совнархозы, в результате создания которых бюрократический аппарат увеличился. Потом их ликвидировали, и бюрократический аппарат увеличился еще больше. И впредь, сколько бы ни делили, объединяли или переименовывали министерства, комитеты, управления, тресты и т. п., число бюрократов росло и росло.

Автору пришлось «пережить» три ликвидации союзных аппаратов разных наименований «Сельхозтехники». И получалось, что каждый раз очередная «ликвидация» сопровождалась сокращением численности, но с ростом зарплаты чиновников во вновь организуемом ведомстве. Случалось, меня приглашали и каждый раз как бы вновь принимали на работу по найму, а вот мои коллеги сами суетились, прогибались, просили кого-то позвонить. Знаете, бывают такие звоночки, ради которых и штатное расписание могут изменить. Ведь создали же новый Главк для одного из моих непосредственных начальников – ему надо было из Киева переехать в Москву («по состоянию здоровья сына»). Тогда я хоть и был молодым, но думал так: «Зачем эта мышиная возня с сокращением численности управленческого аппарата? Уменьшите чиновникам зарплату, и они сами побегут в подведомственные организации».

В 1982 году умер Суслов, а это означало, что освободилось место второго человека в партии, то есть возможного кандидата на пост Генсека. В многочисленных источниках, иногда явно тенденциозных, авторы внушают читателям мысль, что дорогу к высшему посту государства исподволь прокладывал Юрий Владимирович Андропов, разными способами нейтрализуя возможных конкурентов.

Интерес и загадку представляет время, когда в ходе перестановки руководящих кадров он, выдвиженец из рядов комсомола, успевший поработать в МИДе и послом в Венгрии, где отличился при подавлении контрреволюционного мятежа 1956 года, занял пост председателя Комитета госбезопасности, будучи секретарем ЦК (дело ранее просто немыслимое). Считая главной внутренней задачей борьбу с диссидентами, новый шеф КГБ воссоздал в системе своего ведомства 5-е управление во главе с генерал-майором Ф. Д. Бобковым. Через пятнадцать лет тот переметнется в стан бывших противников и возглавит службу безопасности олигарха Гусинского.

Андропов умело выдавал себя за демократа на словах, на деле же покровительствовал националистам от интеллигенции. В своем учреждении сразу отличился ликвидацией внутренней тюрьмы, куда перевел библиотеку. Приблизил к себе отдельных научных работников. Не без его подачи в системе Академии наук был основан Институт США и Канады, выполнявший также задания госбезопасности и военного руководства. Возглавил его любимый консультант Брежнева, срочно увенчанный лаврами академика Г. А. Арбатов, который взял на должность заведующего сектором получившего некоторую известность трудами по американистике Н. Н. Яковлева. Только много позже стало известно о регулярном общении Андропова и сына маршала артиллерии. Это были «ученые беседы» на тему «Солженицын» например. Яковлев не ограничивался «просвещением» Андропова, он принимал живейшее участие в советской контрпропаганде: в еженедельнике «Голос Родины», органе, курируемом Бобковым, Комитета по культурным связям с соотечественниками за рубежом.

Еще будучи руководителем КГБ, Андропов готовился к роли главы партии и государства, хотя в те времена традиционно считалось, что руководитель службы госбезопасности не имеет шансов стать в ряд высших политических руководителей страны. Начиная с Андропова, это положение изменилось. Но Андропов, хотя и стал с подачи Брежнева кандидатом в члены Политбюро, а с 1973 года и полноправным членом этого высшего руководящего органа, все же оставался «чужим среди своих». Прогрессировавшая болезнь почек заставляла его вести жизнь аскета, придерживаться строгой диеты, а поэтому он оказывался «белой вороной» в среде высших руководителей партии и страны, любивших охоту, застолья и прочие радости жизни. Возможно, если Брежнев и другие члены высшего руководства ощущали себя частицами единого коллектива, то Андропов считал себя личностью более высокого порядка. В душе он, видимо, презирал своих недалеких коллег по Политбюро и ставил себя выше их в интеллектуальном и культурном отношении.

Главным оружием Андропова в борьбе за власть была выборочная борьба с коррупцией в высших эшелонах власти. Он чувствовал, что в обществе, страдавшем от всеобщей коррумпированности власти, существовал запрос на борьбу с этим злом, и потому кое-какие не слишком решительные действия в этом направлении не могли вызывать серьезного неудовольствия в руководстве партии. Наиболее безопасными для Андропова объектами нападения были криминальные структуры в национальных республиках, где система взяток и поборов приобрела поистине всеобъемлющий размах. Для проведения этой своей кампании Андропов нашел идеальных исполнителей – Гейдара Алиева в Азербайджане и Эдуарда Шеварднадзе в Грузии. Эти два ставленника Андропова развернули самый настоящий террор в своих республиках. За короткий период были сняты и отданы под суд сотни руководящих работников Азербайджана и Грузии. Алиев и Шеварднадзе делали карьеру на костях своих жертв. Их успехи не остались незамеченными. В 1969 году Алиев стал первым секретарем ЦК КП Азербайджана, а в 1972 году Шеварднадзе возглавил парторганизацию Грузии.

Разумеется, борьбу будущих «демократических» президентов своих республик за власть ни в коем разе не следует считать борьбой за нравственное очищение общества. Глубинные причины коррупции не устранялись, и новые руководители, пришедшие на место снятых и осужденных, включались в сложившуюся систему, суть которой – бери взятки с нижних и давай соответствующую долю вышестоящим.

Создав себе репутацию непримиримого борца с коррупцией на кампаниях в Азербайджане и в Грузии, Андропов решил применить то же оружие в России. Для начала он попытался свалить такую крупную фигуру, как первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Медунов. Андропов вынашивал планы добраться и до окружения самого Брежнева.

Коррупция в Краснодарском крае была всеобъемлющей. Брежнев почувствовал, что в данном случае борьба с ней может зацепить и его самого, и потому он поначалу не отдавал Андропову Медунова. Тогда Андропов пошел на рискованный шаг, дав согласие на «утечку информации» за рубеж. КГБ может все. Шум, поднятый в западной прессе по поводу коррупции в окружении Медунова, привел к тому, что тот был освобожден от обязанностей первого секретаря крайкома и переведен на другую работу, а затем и исключен из КПСС. Андропов играл с огнем. Как бы низко ни пали советские руководители из окружения Брежнева, никто из них не решился бы прибегнуть к помощи зарубежной буржуазной прессы, к дискредитации страны для решения своих карьерных задач. А Андропов смог.

С легкой подачи Андропова потом это станет в порядке вещей. Но тогда для советской верхушки престиж государства оставался святыней, на которую нельзя посягать. Андропов первый пренебрег такими сентиментальными соображениями. Ради карьеры он мог пойти на все. Хотя, повторяю, он играл с огнем. В данном случае этот риск был оправдан еще и потому, что коррупция в стране приобрела такие масштабы, что борьбу с ней поддержал не кто иной, как блюститель чистоты партии Суслов. Брежнев с Сусловым ссориться не хотел, пока речь шла о периферии.

Как США спровоцировали наше вторжение в Афганистан, я писал выше. К этой авантюре приложил руку и Андропов. Главная цель заключалась в том, чтобы за счет блицкрига в Афганистане расширить зону влияния СССР и заодно сорвать наметившуюся тенденцию к разрядке международной напряженности. В этом была заинтересована и группа высших военных руководителей страны.

Расчищая себе путь наверх, Андропов через свое ведомство распространял слух, будто сам он противился вводу войск в Афганистан, а вина за этот трагический шаг лежит на Брежневе. Когда из триумвирата, пришедшего к власти в 1964 году, остался один Леонид Ильич (Подгорный был в 1977 году выведен из состава Политбюро и отправлен на пенсию, а Косыгин скончался в 1980 году), в новом составе Политбюро возможными конкурентами Андропова на пост Генсека оставались – первый секретарь ленинградской партийной организации Романов и руководитель московской – Гришин. Для их нейтрализации Андропов использовал уже отработанные приемы дискредитации.

Скандалом обернулась свадьба сына Романова в Ленинграде. Все слухи о фарфоровых сервизах Екатерины II были только слухами, но Романова удалось скомпрометировать. А с Гришиным дело обстояло так. Он был не без греха – прикрывал московскую торговую мафию. Органы КГБ арестовали директора ведущего столичного гастронома «Елисеевский» Соколова, которого позднее, уже при генсеке Андропове, после суда расстреляли. Такая жесткая мера наказания была применена потому, что Соколов, при расследовании его афер, указал на ниточки, ведущие на самый верх столичной власти. Мафия такое не прощает. Но Гришин был сильно скомпрометирован.

12 ноября 1982 года смертельно больной Андропов был избран генеральным секретарем ЦК КПСС, а в июне 1983 года – Председателем Верховного Совета СССР. Цель, которую ставил перед собой снедаемый честолюбием Андропов, была достигнута. Но что ему было делать с высшей властью, к которой он так стремился? Как бывший шеф КГБ, Андропов хорошо знал и видел, какие процессы разложения охватили всю страну.

Экономика в связи с внедрением в нее противопоказанных социализму «новшеств» стала неэффективной. Андропов ничего предлагать не собирался, так как сам экономикой никогда не занимался. Государственного опыта работы по управлению у него тоже не было. Вывод в необходимости что-то делать вылился у него в памятную всем москвичам кампанию по отлавливанию на улицах, в магазинах, в банях и парикмахерских людей, которые в это время должны были находиться на работе. К этому можно относиться по-разному, но создалось впечатление, что Андропов взял курс на укрепление законности в стране, начал борьбу с коррупцией, в том числе в высших органах власти. Были сняты с постов Щелоков, зять Брежнева Чурбанов, отдан под суд Медунов, началось расследование «хлопкового дела» в Узбекистане. Из аппаратов ЦК КПСС и Совета Министров было уволено около трети высокопоставленных чиновников, из 150 руководителей партийных организаций краев и областей 47 были сняты со своих постов. Тюрьма на Лубянке была переполнена арестованными по подозрению в коррупции, несколько преступников были расстреляны. Суровой чистке подверглись и кадры милиции.

Правление Андропова ознаменовалось резким усилением международной напряженности. Увидев, что СССР оказался в международной изоляции, Андропов предпринимает шаги по налаживанию отношений с ведущими странами Запада путем прежде всего удовлетворения их экономических интересов. Ударными темпами ведется строительство газопровода Сибирь – Европа. Вот когда мы уже были готовы поставлять газ нашим идейным противникам. Это усиливало их возможности в повышении эффективности производства и качества жизни. Джазист (это кличка Андропова) перед смертью, как и Ленин, сделал подлянку. Он пришел к власти, опираясь на КГБ. Своих людей в Политбюро и в ЦК у него не было. Один человек у него все-таки появился – Горбачев.

Алчная партийная и комсомольская элита (в центре и на местах) желала жить во дворцах и иметь такие блага и богатства, которые при коммунизме не могли быть по определению ни в коем разе. И они решили поставить над собой такого человека, который воспринял бы их желание, если не естественно, то хотя бы достаточно лояльно. Такой человек элиты мог получиться из Михаила Сергеевича. Но их было двое – Романов и Горбачев.

Когда Андропов умер, ни Романов, ни Горбачев не имели шансов получить единодушную поддержку в Политбюро. Горбачеву пришла в голову спасительная мысль: он предложил избрать генсеком Константина Черненко, за что старцы из Политбюро, боявшиеся жесткого Романова, уже были Горбачеву благодарны. И каждый из них подумал: слава Богу, что это не я. Лучше остаться при кормушке и ни за что не отвечать.

Горбачев набрал предварительные очки, а во главе партии и страны оказался старый, безнадежно больной инвалид. К слову сказать, народу, как всегда, было наплевать на то, кто там, наверху. Оба претендента на высший пост предпочли поддержать Черненко, чтобы не голосовать за соперника. Каждый из них надеялся за время до ожидаемой кончины старца, основательно подготовиться к решающей схватке. Вторым секретарем ЦК, по предложению Устинова, был избран Горбачев. Но вскоре маршал умер, и шансы Михаила Сергеевича, вероятно, опустились бы до нуля, если бы не его поездка в Англию.

Чета Горбачевых представляла собой типичный образец нового советского барства, как я их называю – зажравшейся элиты, забывшей о том, что своему восхождению наверх они обязаны народу, вернее, идее – сделать народ счастливым. Они были из нового поколения руководителей, не знавших сталинской строгости и воспринимавших свои привилегии как нечто само собой разумеющееся. Горбачевых отличали заискивание перед людьми, стоящими выше их, и в то же время грубость в общении с подчиненными, стремление к роскоши, к знакомствам с сильными мира сего. Еще когда Горбачев был первым секретарем крайкома, ему и его супруге удалось побывать в некоторых странах Европы. А в качестве члена Политбюро Горбачев выезжал в Канаду (где останавливался в доме посла Александра Яковлева) и в Великобританию (уже вместе с Яковлевым как советником).

Этот визит в Англию можно считать историческим, поскольку встреча с премьер-министром Маргарет Тэтчер стала как бы «смотринами», на которых «железная леди» от лица руководителей ведущих стран Запада оценивала Горбачева в качестве желательного для них претендента на роль руководителя СССР. Супруги Горбачевы произвели на Тэтчер самое благоприятное впечатление. Особенно понравилась общественности Запада Раиса Максимовна, которая традиционному посещению могилы Маркса предпочла светские развлечения и осмотр королевских драгоценностей, меняла платья по несколько раз в день, делала сногсшибательные покупки и вообще вела себя вызывающе раскованно.

Если бы такое случилось во времена Иосифа Виссарионовича, то Горбачеву и его жене точно не сносить бы голов. Можете себе представить, сколько в современной России людей, ненавидящих Сталина только за это? Но тогда, после смерти Черненко, не сразу, конечно, в решающей схватке, при поддержке Громыко, который был давним поклонником западного образа жизни и вместе с супругой давно вкусил все блага западного быта, победу одержал Горбачев. Вскоре Громыко получил пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Многие престарелые члены Политбюро были отправлены на пенсию.

Избрание Горбачева партноменклатуре было на руку – появилась возможность легализовать свое небедное житье и тот шик, которому мешали уже красные книжечки в карманах. Первые его выступления и поездки по стране народом были встречены с воодушевлением. Наконец-то во главе партии оказался человек цветущего возраста, говорящий без бумажки, настроенный на перемены, которых давно ждали в стране. Горбачев прежде никогда ни одним производством не руководил и начинал с поездок по стране: считается, что «на месте» можно что-то увидеть, что-то понять.

Экономика у нас могла бы петься как песня, если бы ею занимались на самом верху правильно. «Они» уже не гнались за валовыми показателями, а используя разделение труда, даже сократили производство («им» не нужно было никого догонять и перегонять) некоторых видов продукции (угля, нефти, цемента), покупая это за рубежом. Зато мощно нарастили электронную и химическую промышленность, развили авиакосмический комплекс. За счет этого они свели на нет все наши старания, обеспечив себе одновременно снижение затрат, повышение эффективности экономики, использование ресурсосберегающих принципов производства (и все это – даже при рынке?).

Мы оказались в тяжелом экономическом положении с нашими отраслями-монстрами, требующими все новых и новых вложений. Не понимая, что эффективность нашей экономики, ставшей на сложный, но правильный путь, зависит только от строжайшей дисциплины и четкости в планировании, хозяйственные руководители страны не нашли в себе смелости признать свою вину, а настроились (не без помощи советников из-за бугра) использовать опыт капиталистических государств.

Советников по иностранному опыту у Горбачева было много, они предлагали венгерскую, австрийскую, швейцарскую модели, но ни одна из них полностью к нашим условиям не подходила. Получалось, если выхватить из тех целостных моделей отдельные элементы, то при внедрении их в наше хозяйство лишь усиливается разбалансировка. И в конце концов оно неизбежно должно было (так думали многие) привести к реставрации капитализма. Причем в самых отсталых первоначальных его формах, которых в современном мире уже нигде не осталось.

В самом конце своей бесславной карьеры Горбачев попытался предложить китайскую модель, но ему не удалось даже внятно изложить ее. А зачем нам китайская модель, когда у нас семьдесят лет была своя советская, русская. Довольно-таки плодотворная. Если рассуждать гипотетически, то осознанность, контроль и твердость власти – это то, что нам было нужно тогда и всегда.

Горбачев ставил перед советским народом задачу ускорения экономического развития страны, для чего, по его мнению, нужно было убрать препоны на пути творческой инициативы трудящихся. Отметим, что трудящиеся к этому времени стараниями могильщиков коммунизма были развращены в духе мелкобуржуазной идеологии до предела. Горбачев этого не видел или не хотел видеть. Ведь знал же он, что у нас была одна правда на кухне, а другая – на собрании. Он считал, что все должно происходить под лозунгом «Больше социализма, больше демократии!». Больше, чем что? Насколько? Какое ускорение? Это была, как сказали бы сейчас, обычная пиаровская акция, игра в слова. Постоянно повторяя эти слова, хотели внушить нам, что есть какая-то экономическая концепция перестройки, стратегия ускорения, где, как и положено, расписано по пунктам, чего мы хотим, как этого добиваться, какие нужны последовательные шаги. Естественно, ничего похожего не было. Только в 1991 году, в год отставки Горбачева и распада СССР, появилось хоть что-то, смутно напоминающее экономическую концепцию. Это были так называемые программы в виде «500 дней», которые в настоящее время не представляют даже исторического интереса. Конкретные меры, которые предлагал Горбачев, вызывали возражения хозяйственных руководителей, справедливо опасавшихся, что их реализация приведет к нарушению производственных связей, а в дальнейшем – и к слому общественного строя. Так оно и произошло на самом деле. Помните слезы Рыжкова?

Вышедшие при Горбачеве законы «О кооперации» и «О государственном предприятии» привели к полному развалу экономики страны. Закон «О кооперации» давал предпринимателям слишком много излишней свободы и не предусматривал должного контроля. Кооператоры «из народа» занялись было пирожками, шитьем кепок и прочей мелкой, но нужной чепухой. Но доходы их были низкими, а поборы со стороны чиновничества местных распорядительных органов – высокими. И это направление кооперативного движения быстро выродилось в полуподпольное кустарничество. Народ не смог улучшить свое положение через свободный труд «на себя».

Иные, более ушлые предприниматели, обратились к спекулятивно-посреднической деятельности. Они, имея доступ к продукции госпредприятий по низких ценам и в условиях хронического дефицита товаров, перепродавая их, стали мгновенно обогащаться. Около государственных предприятий тут же возникло скопище всевозможных кооперативов, единственной задачей которых был увод дохода, номинально принадлежавшего государству, в частный карман. Это привело к росту цен, ухудшило жизнь народа и породило устойчивую неприязнь к кооперативам вообще.

Но появился пример: на крупных предприятиях тоже захотели таких же, как у кооператоров, плохо отрегулированных отношений с государством. И такую возможность дал закон «О государственном предприятии». Этим законом государство фактически само себя вывело из управления государственными предприятиями. Они продолжали называться государственными, но директоров там уже не назначали, а выбирали; взаимоотношения с государством становились столь же неопределенными, как у кооперативов. Никто не мог толком объяснить, что государственные предприятия должны государству, а что – оно им. Этот закон, пожалуй, в большей степени содействовал уходу государства из управления экономикой, чем даже приватизация, проведенная позже правительством реформаторов.

На смену старым хозяйственникам приходили молодые голодные волки либерального толка и шибко охочие до наживы. И горбачевский лозунг о социализме побольше и о демократии покруче привел к тому, что молодые да ранние быстренько развалили производство, а «ускорение» незаметно переросло в «перестройку». Что во что перестраивать, оставалось неясным. И до сих пор неясно, что такое перестройка.

Заслуженная награда, Нобелевская премия мира, по указке дяди Сэма была вручена Горби в 1990 году. Заслужил он ее честно: к концу 1990 года объем производства в СССР упал на 20 процентов. Форсированное развитие «кооперативного» сектора экономики (перекачка средств предприятий на счета этих, с позволения сказать, кооперативов) и другие новшества привели к инфляции.

Инфляция привела к быстрому росту цен и опустошению рынка, люди вынуждены были подолгу стоять в очередях за самыми необходимыми товарами, понадобилось вводить талоны на продовольствие. Возникла безработица, что прежде в СССР было немыслимым. Стали привычными забастовки шахтеров и работников других профессий. Позиции, сданные Горбачевым Западу без боя, удивили даже тех, кто принимал эти «подарки».

Горбачев и его сообщники перешли к новому этапу развала страны, который должен был завершиться роспуском КПСС. Для этого дядей Сэмом была осуществлена очередная хитрая комбинация. В стране формировалась, по сценарию из-за рубежа, оппозиция Горбачеву, во главе которой встал Борис Ельцин. Ельцин установил режим, благоприятствующий людям, все меньше и меньше склонным следовать государственным интересам. Лоббировались интересы кого угодно: коммерческих структур, иностранных инвесторов, бандитов, личные – бесчестных лиц. Ельцин при принятии решений исходил из потребностей семейного клана, а не государства. Ориентировка на наших «западных партнеров» усилилась.

 

Глава 8

Их колониализм и наш колониализм

Наши отечественные профессора XIX века были ярыми западниками, обуянными комплексами «национальной неполноценности», поэтому приняли теорию «евроцентризма» с распростертыми объятиями. И в качестве главного критерия достижений России ставили наши «успехи» в том, насколько удавалось «догонять» Европу. Но на самом деле история Европы представляла собой невеселое зрелище. Чтобы осознать бездну, из которой она выкарабкалась, целесообразно сперва отступить назад во времени и хотя бы бегло взглянуть на мир XIV–XVI веков. Или рассмотреть XVII век.

Время в Европе, знаменуемое эпохой Возрождения и Великих открытий, было ужаснейшим временем. И не следует подпадать под очарование этих звучных названий: не было некоего прекрасного мира художников, ученых, мыслителей, и «великие открытия» не должны ассоциироваться с отважными капитанами и отчаянными моряками, обуянными географическим азартом и наносящими на карты контуры неведомых берегов, населенных дикарями…

На самом деле все было более прозаично.

На Балканах догнивала некогда великая Византийская империя. Умирала она тяжело и некрасиво. Погрязла в интригах и коррупции, и когда в 1204 году небольшое, всего в 20 тысяч, войско крестоносцев напало на Константинополь, выяснилось, что адмиралы разворовали и распродали собственный флот (вам, читатель, это ничего не напоминает?), армии нет, а из полумиллионного населения города никто не подумал браться за оружие. А над ограбленными уцелевшими жителями, бегущими из столицы, периферийные соплеменники смеялись и издевались, поскольку ненавидели богатый Константинополь, высасывавший соки из провинции. Такое впечатление создается, что это мы уже где-то видели или нам предстоит это еще увидеть…

Латинская империя, созданная на Балканах крестоносцами, продержалась недолго. Византийцы все же организовались и вышибли грабителей. Но дальше дело не пошло: Византия не воскресла, распавшись на независимые и полунезависимые области. Греки, болгары и сербы воевали друг с другом и между собой. Национальные богатства утекали в карманы венецианских и генуэзских купцов – греческие правители попали в полную финансовую зависимость от них. А в Малой Азии усиливались турки-османы, которых византийские власти, за неимением войск, сами приглашали поучаствовать в междуусобицах и войнах с соседями. Никакого турецкого «завоевания» империи фактически не было. Османы просто занимали земли, опустошенные во внутриимперских драках, и селились на них. На свои окраины императоры, погрязшие в расточительстве и разврате, давно плюнули. И крестьяне, разоряемые налогами, но не получавшие ни малейшей защиты от набегов соседей, добровольно переходили в ислам и становились турками. И дворяне переходили к туркам на службу, сохраняя веру, – османы, уловив момент, в этот период относились к православным лояльно. Наконец от всей империи остались лишь Константинополь и несколько клочков на Балканском полуострове и островах, причем цари уже вынуждены были платить дань турецким султанам.

Карта Западной Европы была совершенно не похожа на нынешнюю. На месте Германии существовало около 350 государств. На месте Италии – 15 «больших» и множество микроскопических. На месте Великобритании – 4, на месте Франции – 6. Французы, англичане, шотландцы, бургундцы, бретонцы сцепились в Столетней войне, которая велась методами, далекими от цивилизованных. Англичане живьем сожгли Жанну д’Арк, приторговывали знатными пленными, а незнатным просто выпускали кишки. Французы вели себя аналогично, юный Людовик XI после побед пировал, любуясь на то, как слуги колотушками проламывают черепа пленникам-англичанам. На Пиренеях горцы-христиане из Португалии, Кастилии, Наварры, Каталонии, Валенсии, Арагона с переменным успехом пытались мечом отвоевать богатые равнины, населенные мусульманами.

Среди этого хаоса материально преуспели два региона: Германия и Италия. Германские императоры и их вассалы нужду в деньгах удовлетворяли тем, что продавали вольности и привилегии подвластным городам, превращавшимся в ремесленные и купеческие центры. А приток богатств в Италию начался со времен добыч от Крестовых походов и когда Венеция, Генуя, Пиза занялись морскими перевозками между Европой и Ближним Востоком. Добро перепадало и местным властителям, и папам римским, которым пересылалась еще и соответствующая мзда от других католических государств.

Здесь пересекались культурные влияния арабского Востока и Византии. Да и в самой Италии находили древнеримские статуи, мозаики, развалины зданий, рукописи. Приток капиталов и эти влияния как раз и стали основой «Возрождения». Богачам хотелось жить покрасивее, и эталоном для подражания они сделали Древний Рим. Термин «возрождение» вошел в обиход от льстецов: магнатам говорили, что в Средние века произошел, видите ли, упадок по сравнению с Римской империей, теперь, мол, ее величие возродится, если вы поднимитесь до уровня цезарей и августов. Оные магнаты стали швырять деньги на строительство дворцов и украшение их статуями и картинами. А спрос на искусство позволил выдвинуться и развиться талантам. Но гениев в ту эпоху было всего ничего, и со всеобщим процветанием «Возрождение» не имело ничего общего. Итальянские государства ожесточенно дрались между собой, шли войны между гвельфами и гибеллинами (сторонниками приоритета пап римских или германских императоров), между «черными» и «белыми» гвельфами (аристократией и купцами-нуворишами), бунты черни. Сжигались города, победители варварски истребляли побежденных. И большая часть шедевров, созданных в эпоху Возрождения, тогда же и погибла. А на материально-технической базе Италии приток богатств и придворная роскошь совершенно не сказались. Здешние воротилы предпочитали быть только перекупщиками и финансистами, а деньги чаще вкладывали в предприятия Германии, это было безопаснее, чем на родине. По той же причине многие итальянские мастера уезжали в другие страны. Опять ты, читатель, ищешь аналогии…

Эпоха Возрождения действительно «возродила» в духовном плане времена разложения Древнего Рима. Тяга к наслаждениям и богатство сломали нравственные устои Средневековья. «Декамерон» заменил людям Библию. Разница между знатными дамами и проститутками определялась только их ценой. Вельможи хвастались количеством побочных детей, пресыщались обычными излишествами. Входили во вкус извращения. Но главным следствием этого упадка стало разрушение католической церкви. Ее особенностью, сложившейся исторически, была значительная «мирская» составляющая. В раздробленной Европе и папы, и многие архиепископы и епископы были суверенными правителями своих владений. А бенефиции (пожалования) монастырей и церковных должностей рассматривались в первую очередь с точки зрения доходов. Из-за этого Церковь периодически переживала кризисы, порожденные соблазнами Возрождения. Сохранились декреты пап и епископов, открытым текстом запрещавшие священнослужителям держать мясные лавки, кабаки и публичные дома, призывающие их прекратить блуд и пьянство. Однако проку было мало, поскольку главным рассадником гниения стал сам Рим.

Папа Сикст IV был взяточником, гомосексуалистом и убийцей. Папа Александр VI в молодости, сожительствуя с некоей Еленой Ваноцци, предпочел ее дочь Розу и вместе с ней отправил мамашу на тот свет. Прижил с Розой детишек – Франческо, Чезаре и Лукрецию, подвизался у Святого престола и выбился в кардиналы. А затем, не поскупившись на взятки (престарелому венецианскому кардиналу за голос при избрании дал 5 тысяч золотых и свою 12-летнюю дочь), пролез в папы. Сыновьям потом дал герцогства и кардинальские титулы, а Лукреция стала любовницей и отца и братьев, причем Чезаре из ревности убил Франческо. Мамаша Роза благоразумно отошла в сторону, а отец, сын и дочь зажили втроем благополучной семейкой.

Я бы мог развлекать читателей такими подробностями из жизни пап и далее, например, упомянуть, как Чезаре командовал папской армией, огнем и мечом сколачивал в Италии собственное королевство, но в начале главы было заявлено о Великих открытиях… Так вот. Генуэзец Колумб носился с идеей поиска западной дороги в Индию. Португалия эту идею отвергла, боялась, что такое может нарушить ее монополию в… пиратстве. Но в это время благодаря браку Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской произошло объединение Испании. И войны Реконкисты покатились к завершению, под ударами христиан погибал последний оплот мавров – Гранада. Испанцы были народом воинов, крутых и суровых. Более высокую мусульманскую культуру они в меньшей мере унаследовали, а в большей – разрушили, изгоняя или обращая в рабство побежденных. Свирепствовал генерал-инквизитор Торквемада, за 18 лет отправивший на костры более 10 тысяч «еретиков» и выкрестов из евреев и мусульман, заподозренных в тайной приверженности прежним верованиям.

И когда Колумб обратился со своей идеей теперь уже к Фердинанду и Изабелле, находившимся на вершине успехов, его предложение их заинтересовало. В 1492 году, как известно, состоялось открытие Америки, принятой за Индию. Христофор Колумб, став генерал-губернатором открытых им стран, для привлечения переселенцев ввел систему «репартимонто» – раздавал земли вместе с индейцами в полную собственность новых владельцев. Индейцам это, конечно, не нравилось, они восставали, а их за это истребляли.

Так, на остров Эспаньола (Гаити) специально для охоты на индейцев завезли множество собак. С применением собак их загнали в непригодные для жизни места и заморили голодом всех до единого человека. В результате подобных действий население Вест-Индских островов, насчитывавшее около 1 миллиона, за полвека исчезло, и сюда стали завозить рабов.

На материке убиенных было гораздо больше: там к массовым истреблениям колонизаторами местного населения добавлялись жертвы аборигенов в результате спровоцированных «открывателями» междоусобных войн. И грабили, грабили все подряд, переплавляя в слитки великолепные ювелирные изделия и произведения искусства вроде садов храма Коринанга в империи инков, где растения и животные были сделаны из серебра в натуральную величину.

В процесс дележки мира, кроме португальцев и испанцев, которые поделили его между собой, пробовали влезть и другие. Но испанцы и португальцы строго следили, чтобы в каждую «половину мира» не проникали посторонние – корабли конфисковывали, а экипажи ждала смерть. Бороться с ними на морях, к примеру у французов или англичан, была еще кишка тонка – им приходилось довольствоваться старым и проверенным способом наживы – пиратством.

В результате из Америки, Азии и Африки хлынули такие потоки богатств, что и не снились прежней Европе. И как раз они-то создали финансовые излишки, обеспечившие дальнейший расцвет эпохи Возрождения, и образовали фундамент всей нынешней западной цивилизации. Русские, которые жили на планете Земля в то время, не могли не знать, что и как там у них происходит. Тогда не было ни телеграфа, ни Интернета, да и сами открыватели новых земель не очень распространялись о своих военных «победах» по уничтожению мирных людей, но земля «полнится слухами», и все всегда становится достоянием многих.

Тогда перспективы войти в описанное выше «европейское сообщество» русских совершенно не соблазняли. Как видим, не только потому, что Европа была вся во вшах. Ярым западникам и всем тем, кто является сторонником теории, что люди, мол, живут настолько хорошо, насколько они умеют преуспевать в жизни, забывать не следует, что хорошо живет прежде всего бандит с большой дороги.

Гораздо позже и с другой миссией отправится в дальние страны Миклухо-Маклай.

У русского человека совсем другой менталитет. И как мы знаем, русская колонизация шла иным путем…

Если ранее Ивана Грозного, последнего Рюриковича, «бес попутал» – он пошел тягаться с Европой – а мог бы продолжить движение на Восток и, вслед за покорением Астрахани и Казани, отрядить войско на завоевание Урала и Сибири, то теперь России пришлось больше обороняться, чем наступать.

Один из Шейбанидов, сын бухарского правителя Кучум, пришел из Средней Азии с войском и напал на хана Едигера, добровольно вместе с башкирами и ногаями после присоединения к России Астраханского ханства перешедшего в подданство царю в 1555 году. Едигер взывал о помощи, но Иван Грозный воевал в Ливонии и не мог поддержать его. Едигер был разгромлен, взят в плен и умерщвлен. Кучум еще в течение 7 лет покорял сибирских вассалов Едигера. Обложил их более высокой данью. Начал проводить исламизацию Сибири, из Бухары сюда поехали шейхи и сеиды, хотя Москвы Кучум побаивался и на первых порах тоже признал себя вассалом царя.

Восточная экспансия России вызывала раздражение Турции. Она сочла справедливыми аргументы Бахчисарая, что раз в империю вошел Крым (Крымское ханство перешло от зависимости генуэзцев к зависимости от турков), значит, она является наследницей и других частей Золотой орды. В 1555 году, не добившись решающих успехов в войнах с Ираном, султан заключил мир, поделив с шахом пополам Грузию и Армению. В 1568 году турки замирились и с Габсбургами, поделив с ними пополам Венгрию, и решили повернуть агрессию на север. Возник грандиозный проект прорыть канал между Доном и Волгой, провести туда флот и подчинить Казань и Астрахань. А потом обходным путем через Каспий снова ударить по Ирану.

Война началась в 1569 году. Турецко-татарское войско под командованием Касым-Паши численностью в 57 тысяч бойцов двинулось от Азова вверх по Дону. С армией шла масса землекопов, на судах везли артиллерию. Все русские войска воевали на западе, с ними ушла и основная часть донских казаков. Оставшиеся в городках разбегались по речным зарослям.

Но когда враг подошел к переволоке Дона и Волги и начал земляные работы, казаки повели партизанскую войну. К ним на помощь прибыли 5 тысяч запорожцев. Стали тревожить лагерь врага нападениями, пересекали коммуникации. Касым-паша после двух недель работ понял, что прорыть канал – дело нереальное. Отправил корабли с осадными орудиями и запасами обратно в Азов, а сам понадеялся захватить Астрахань с налета, но не вышло. И прямой путь на Азов по Манычу оказался перекрыт казаками. Туркам и татарам пришлось выбираться в обход безводными степями Северного Кавказа, и из всей армии вернулось лишь 16 тысяч.

В 1571 году, оправившись от поражения, крымский хан Девлет-Гирей устремился прямо на Москву. Пользуясь бездарностью опричных начальников, сжег ее, увел 60 тысяч пленных, сотни тысяч погибли. В следующем году начался еще более грандиозный поход. Татары были усилены турецкими стрелками и артиллерией. Иван Грозный готов был даже поступиться Астраханью в обмен на мир. Но хану и Порте было этого мало. Они надеялись полностью сокрушить Россию. Даже города уже поделили между мурзами, а мусульманские купцы заранее наделялись грамотами на привилегии в торговле по Волге. Но в июле – августе 1572 года в кровопролитных боях на Пахре и Рожайке воеводы Воротынский и Хворостинин и прибывшие им на помощь донцы атамана Черкашенина наголову разгромили вражеские полчища. Как видите, первая в истории русско-турецкая война началась отнюдь не по инициативе России и кончилась не в пользу Турции, хотя Порта находилась на вершине могущества. Несмотря на морское поражение от испанцев и венецианцев при Лепанто, турки вскоре перешли в наступление, отобрали у венецианцев Кипр, изгнали их из морей, разгромили германского императора и поляков, пытавшихся вторгнуться в Валахию. А в Иране умер шах Тахмасиб. Кызылбашская (азербайджанская) знать, составлявшая опору его престола, начала склоки и междоусобицы. Турки не заставили себя ждать, вторглись в Закавказье, заняли Азербайджан, Шемаху, Дербент, Западную Персию.

Но и Россия продолжала укрепляться на Кавказе. В 1577 году «по челобитию кабардинского Темрюка князя Черкасского» был построен Терский городок, ставший торговым, политическим и административным русским центром в этом регионе. Чуть позже был возведен Сунженский острог, а по просьбе шамхала Тарковского – Койсинский острог. Терский воевода подчинялся Астраханскому, а гарнизоны крепостей составились из стрельцов и казаков. В подданство попросились грузинские цари Имеретии и Картли.

Лезть в Закавказье и ввязываться в масштабную войну с Портой Россия не стала, но формально взяла под опеку и стала оказывать поддержку грузинским монархам и Церкви.

Война России с Крымом и Турцией не могла не аукнуться и в Сибири. После сожжения ханом Москвы Кучум счел, что русские не так уж сильны, убил царского посла Третьяка Чебукова и начал враждебные действия. Была уничтожена зауральская русская слобода Тахчеи. Начались набеги на Пермь, на владения Строгановых. В 1582 году последовало особенно масштабное нападение, сын Кучума Алей разгромил Соль Камскую, Кай-городок, осадил Чердынь. На свои деньги Строгановы нанимают шайку разбойников во главе с Ермаком Тимофеевичем. Отряд по сибирским меркам был сильным – 500–800 бойцов, 3 пушки, 300 пищалей. Момент был выбран удачно – основные силы Кучума, его бухарская и ногайская гвардия с присоединенными к ним вассальными или союзными хантами, манси, башкирами ушли в поход с Алеем. Ермак нанес удар прямо по вражеской столице Кашлык (Сибирь), и взял ее. Кучум после поражения бежал в Ногайскую Орду, где спокойно жил по крайне мере до 1598 года. Ермак поклонился царю «Сибирским царством», что оказалось очень кстати после неудачной войны на Западе. На этом война в Сибири с Кучумом не закончилась. Ермак, попав в засаду, погиб.

Вслед за историей частной экспедиции Ермака любая последующая экспедиция гражданских «первопроходцев» в Сибирь в XVII веке в официальной историографии считается «присоединением новых земель к Московскому государству», как будто туда ранее не ступала нога человека. Это «столбление сибирских участков» похоже на «освоение» Америки: аборигены (индейцы ли, коренное ли население Сибири) – дикари, поэтому появление «белого человека» (первопроходца, миссионера) на их земле – это уже акт присоединения.

А как еще ширились связи России с Сибирью? Поморские судакочи бороздили Баренцево и Карское моря. Для плаваний на восток их специально делали плоскодонными, они шли вдоль берега, из Карского моря по внутренним рекам и волокам пересекали полуостров Ямал и попадали в Обскую губу. И на реке Таз основали город Мангазею (по названию одного из ненецких племен). Сведения о Мангазее просочились к англичанам и голландцам, вызвав зависть и попытки самим проникнуть в сказочно богатые края.

Экспедиции следовали одна за другой – Бэрроу, Пэта и Дэкмена, два плавания Баренца. Но хотя на картах море стало называться Баренцевым, стоит помнить, что европейцы путешествовали в краях с оживленными морскими сообщениями. И когда Баренц погиб при «открытии» Новой Земли, давно освоенной русскими, остатки его экспедиции спасли те же поморы.

А восточнее Новой Земли ни англичане, ни голландцы пройти не смогли, так как их суда к плаваниям во льдах были не приспособлены. Русские плавали в Сибирь постоянно, от Мангазеи по реке Таз попадали в Турухан, оттуда доходили и до Енисея, и до Нижней Тунгуски.

Без войн не обходилось, и чаще всего «знакомство» пришельцев с тем или иным народом иногда сопровождалось применением оружия. Но затем устанавливался взаимовыгодный симбиоз, который надежно обеспечивался тем, что в отличие от американцев и европейцев русские отнюдь не считали жителей тайги и степей неполноценными «дикарями».

Само слово «дикарь» применительно к народам Сибири появляется только у «культурных» отечественных авторов XIX века (в том числе и у Пушкина). А в документах, отписках, челобитных XVII века оно не встречается ни разу!

Писали – «остяцкие люди», «тунгусские мужики» и пр. Русские воспринимали их не как «низшую расу», а как таких же людей, как сами. Никогда не «учили их жить». Зато сами не гнушались учиться, перенимать местную одежду, виды жилья, транспорта, хозяйствования, удобные в здешних условиях».

Сибирская губерния Петра I с центром в г. Сибирске (Синбирск, Симбирск), основанном в 1648 году как пограничная крепость, во-первых, территориально не имела ничего общего с нынешней Сибирью и, во-вторых, не имела подразделений, а ее восточными границами Романовская история называет Сибирскую и Закамскую черты (т. е. границы «Казанского ханства»), причем пограничным городом была казацкая Белатырь на слиянии рек Уфы и Белой. Ныне это – Уфа, официальное название которой появилось после разгрома Сибирского Царства Суворовым в 1775–1777 годах.

Почему во второй половине XVIII века Сибирской Орде пришел конец? Глобальной причиной политических изменений, как и всегда, является экономика, а именно появление в XVI веке капитала и бурное развитие в XVII веке капиталистических отношений, которых не было в Орде и которые послужили движущей силой ее распада.

Традиционная концепция развития цивилизации – от первобытнообщинного строя через рабовладельчество и феодализм к капитализму принципиально неверна: и первобытно-общинные, и рабовладельческие, и феодальные отношения существовали с самого начала эпохи неолита (производительной деятельности человека разумного) и существуют до сих пор. Их объединяет одно общее основное экономическое понятие – труд. И только с достижением такого уровня производительных сил, когда появился прибавочный продукт, возникло понятие капитал.

Допетровские Романовы занялись не развитием капиталистических отношений по английскому образцу, а укреплением своей династии путем насаждения бурбоновского абсолютизма, уничтожения свободного («черносошного») крестьянства путем раздачи земель своим дворянам-приспешникам и закрепощения крестьян. В 1649 году царь Алексей Михайлович с уже послушным ему Собором приняли «Соборное Уложение», в котором как раз окончательно и отменялись старые ордынские принципы «соборности» (казачий круг = курултай = дума), «веротерпимости» и какая-либо свобода крестьянина-производителя.

Я не буду подробно писать о том, как в Сибири один за другим стали расти города, о том, как от обороны городков и острожков русские перешли к дальнейшему продвижению на восток. Скажу о другом. Положение России на Востоке становилось прочным, открывались перспективы дальнейшего освоения края, вполне мирного сосуществования пришлых и местных.

Бытующее представление о том, будто Сибирь заселялась в основном ссыльными и беглыми, лишено основания. Костяк русских поселенцев составляли служилые стрельцы, пушкари, казаки, чиновники. Спецификой Сибири было то, что из-за огромных расстояний, удаленности от центра каждому начальнику, а то и отдельному служилому, приходилось решать многие вопросы самостоятельно. Сибирь набирала силу благодаря практике выдвижения способных людей, жалования вольницы, земли, беспошлинной торговли.

Экономическая экспансия Московии на Восток проводилась медленно, но верно: путем скупки и занятия явочным путем земель под заводы и горные разработки. Крупным экономическим изъяном России Петра I было отсутствие собственного золота и серебра. Горное указание Петра от 2 ноября 1700 года предписывало «на Москве и в других городах сыскивать золотых и серебряных и медных руд».

10 декабря 1719 года была опубликована «Горная привилегия» Берг-Коллегии: «соизволяется всем и каждому дается воля, какого б чина и достоинства он не был, во всех местах, как на собственных, так и на чужих землях – искать, копать, плавить, варить и чистить всякие металлы: сиречь – злато, серебро, медь…»

Люди из крепостной Московии бросились в Сибирское Царство (за 50 лет до начала освоения «Дикого Запада» в Америке). В Сибирь в то время не ссылали, а засылали. А вот когда рудные места были захвачены, заводчикам было дано разрешение закрепощать любого «вольного старателя», т. е. не имеющего «московской прописки».

 

Глава 9

Вкусив джаз

Новая реальность требовала и новой культуры. Старую культуру, этот груз предрассудков ненавистного прошлого, необходимо выбросить на свалку. Так считали большевики. Ленин, Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев – профессиональные революционеры, люди энергичного действия – являлись и яркими публицистами, плодовитыми журналистами, свято верившими в силу пропагандистского слова, в идеологическую мощь искусства. И они, эти социал-демократические интеллигенты, очень хотели привлечь на свою сторону творческую интеллигенцию, добиться ее признания и поддержки. Постоянное руководство литературой и искусством стало составной частью планомерной партийной работы русских социал-демократов. Такой задачи не выдвигала перед собой ни одна партия России. Вы чувствуете разницу? Эту задачу активнейшим образом начали реализовывать чуть ли не на следующий день после победы Октябрьской революции. Вопросы литературы и искусства были подняты до уровня важных государственных вопросов уже Лениным, председателем Совнаркома. Сталин продолжил эту традицию с удвоенной силой и размахом, хотя не являлся ни великим теоретиком искусства, ни эталоном высокого вкуса. Но и примитивным его восприятие художественных ценностей назвать нельзя. Многим диктаторам свойственно тщеславное желание прослыть щедрыми меценатами. Но у Сталина не это было главным. Он считал себя последователем левой, прежде всего социал-демократической, идеологии. Много читал, занимался самообразованием и иногда показывал такие познания в этой области, что вызывал удивление даже у чужеземных деятелей литературы и искусства. Сталин был политиком, хотя себя считал больше, чем политиком – авторитетом во всех видах человеческой деятельности.

Это наложило отпечаток на весь эстетический опыт сталинской эпохи. Однако Сталин позволял себе, в определенных пределах, не считаться с ним, отходить от него. Он утверждал, что все богатство культуры должно быть востребовано новой реальностью. Культура должна стать животворящей почвой новой жизни. Все, что было заложено в советскую культуру, свершилось именно в сталинское время, поэтому мы можем с полным основанием считать его творцом имперской культуры нового типа, равно как и гонителем неугодных ему талантов. В то сложное и противоречивое время и культура выступала средством воплощения идеала – образа возможного, вероятного и желаемого будущего.

Она была призвана настраивать психические контуры людей. Именно культура должна была убедить советских людей в реальности нового мира. И прежде всего – молодежь. Все, что мешало этому, искоренялось. Внешне культура и искусство сталинской эпохи имели вполне реалистичный вид. Они представали убедительными почти до документальности, но в глубине своей несли образ не окружающего мира, а становящейся реальности, которой только предстоит появиться на свет. Добро побеждало зло, а взаимопомощь – эгоизм.

Чтобы культура могла выполнить свою миссию, советский народ должен был понимать язык ее сообщений. И поэтому в 1930-х годах во всех мало-мальски значимых населенных пунктах открывались дома и дворцы культуры. Даже в деревнях. В них трудящиеся не просто получали основы знаний по культуре и искусству, а буквально вовлекались в творчество. Играли в народных театрах, занимались в изостудиях, снимали любительские фильмы, творили в литературных кружках. Сегодня это кажется диким, если не сказать – глупым, но в ненавистном некоторым русском коммунизме так оно и было! Потом наступила вторая фаза сталинского культурного плана. Искусство стало технологией превращения текущей реальности в мир Счастливого Завтра.

Отдельная тема – сталинская архитектура. Нынешнему читателю невозможно представить себе то потрясение, которое испытывали люди того времени, впервые попадая на ВДНХ или в столичное метро, оказываясь у гостиницы «Москва» или у здания Университета на Воробьевых горах. Кому-то нравится старая Россия, в основном деревянная и двухэтажная. Если бы не силуэты церквей, оживляющие ее пейзаж, то и глаз положить некуда бы было. А тут – дворцы пионеров, похожие на античные храмы, и огромные, утопающие в зелени парки культуры и отдыха, исполинские стадионы. Попадая в этот мир из коммуналок и бараков, человек воочию убеждался: уже сегодня в Стране Советов удалось обустроить коллективную жизнь.

Не всегда все складывалось гладко. В то время писатель и драматург Михаил Афанасьевич Булгаков был близким Сталину по духу и постигаемым откровениям. Хорошо известно, что Сталин не менее пятнадцать раз побывал на постановках «Дней Турбиных». Популярна история, как вождь предоставил Булгакову должность завлита Художественного театра. Известны нам из воспоминаний современников высокая оценка Сталиным «Собачьего сердца» и весьма сдержанное отношение к «Мастеру и Маргарите». Сталин – великий конспиратор, человек без иллюзий и обладатель сверхчеловеческого чутья, не допускал и намека на раскрытие тайны, лежащей в основе его сверхэффективных технологий и многоходовых комбинаций, поражавших воображение миллионов. В непонятно для чего написанном романе Булгакова многие, в том числе и вождь, увидели ключ к разгадке сталинской тайны. Вождь увидел намек на разгадку самого себя (Воланд – зло, творящее добро) и не хотел, чтобы это увидели другие.

А тут еще изгой и антисоветчик стал любимцем Европы. О том, как Булгаков воспылал любовью к Западу, мы можем узнать только теперь. Биография Булгакова в советское время была скрыта от любопытных глаз. Хоть теперь либеральная шушера и в диком восторге от величайшего из всех великих, полезно напомнить некоторым, что юношей Миша Булгаков любил всякую чертовщину – спиритические сеансы и прочие страсти-мордасти. Папа его, Афанасий Иванович, был магистром богословия и редким специалистом по… демонологии. Вот откуда у мальчика появилась сначала тайная, а потом и явная страсть к мистике, всяческим уродствам типа отрубленных голов, дьяволов и дьяволиц, ведьм и чертей. Всю свою литературную жизнь Булгаков страдал от того, что его якобы не печатают, не ставят, не любят, запрещают и критикуют.

Поначалу он работал врачом и однажды заразился дизентерией от ребенка-пациента. В то время Булгакову было 26 лет, и страдания от болей он решил заглушить… морфием. Через несколько дней наступило привыкание – Михаил стал наркоманом и уже не мог справиться с собой, пребывая в глубокой депрессии. Работали сестры и жена, а сам он жил за их счет. Процесс страданий описан Булгаковым в рассказе «Морфий». К этому периоду и отнесем зарождение страсти к Западу. Есть документальное подтверждение этому – статья «Грядущие перспективы» (1919 год). Рваться на Запад станет для Булгакова хобби, равно как и писать письма во все инстанции с просьбами о помощи.

В одном из таких писем он без обиняков напишет: «Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР». Запад, конечно, с радостью принял бы Булгакова, так как его творчество отвергалось на родине, а буржуазная пресса вопила: «Сенсационная пьеса. Запрещенная и снятая со сцены в Москве». Но пьесы ставили. «Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? – спрашивает Сталин. – Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже “ Дни Турбиных” – рыба». А Булгаков завалил своими жалобами Калинина, Свидерского, Горького, Енукидзе: «Полное запрещение моих произведений в СССР обрекает меня на гибель… повлекло материальную катастрофу».

Но вот какое дело. Какая материальная катастрофа? Если судить по дневнику его супруги (третьей по счету) Елены Сергеевны (правда, это было позже, в конце 1930-х), то у них не жизнь, а сплошные банкеты. И вино, водка, икра, севрюга, налимья печенка, устрицы, спагетти, рижский шоколад. А Михаил Афанасьевич продолжал писать «Мастера и Маргариту». Наконец роман окончен. И что же? Почти никто не понял, о чем это. Ну тупые! Даже Ильф и Петров сказали: «Уберите “ древние” главы – и мы беремся напечатать». Вот какое это было время! Я недавно спросил одного верующего человека: как он относится к «Мастеру и Маргарите»? Ответ был такой: положительно, особенно впечатляют «древние» главы, написано очень правдиво. Правдиво относительно чего?

Это было очень противоречивое время. Одной из величайших заслуг советской эпохи явилась культурная революция. На фоне успехов меркнут кажущиеся гонения на гениев. Доступ к образованию и культуре был мощной компенсацией за относительное бытовое убожество. И люди переносили бытовые трудности – лишь бы получить образование и приобщиться к культуре.

Булгакову тогда не давали возможности покинуть страну. Но чуть позже «за инакомыслие» любому уже предлагали на выбор или психушку, или места не столь отдаленные, или эмиграцию. Причем не считались ни с происхождением, ни с заслугами родителей или родственников перед советской властью. Был выдворен, к примеру, один из самых знаменитых на Западе русских художников и скульпторов Михаил Шемякин. Отец его был из древнего кабардинского рода Кардановых (этот княжеский род упоминается в «Истории государства Российского» Карамзина). Оказавшись сиротой, был мальчишкой усыновлен белым офицером Петром Шемякиным.

Во время революции офицер погиб, и мальчик волею судьбы стал «сыном полка» Красной Армии. Две войны – Гражданскую и Великую Отечественную – прослужил в кавалерии, награжден шестью (!) орденами Красного Знамени. Мать – профессиональная актриса – Юлия Предтеченская. Но Михаил вынужден был уехать в 1971 году в Париж, так как оказался в Советском Союзе «не ко двору».

Еще долго будут спорить специалисты по российскому двадцатому веку: что разрушило советскую власть, сгубило коммунизм и избавило человечество от перспективы (для одних страшной, а для других светлой)?

Выдающийся советский джазовый саксофонист Алексей Семенович Козлов в книге воспоминаний «Козел на саксе» высказывает на этот счет свою точку зрения. Суть ее в следующем: не рухнул бы коммунизм, если бы в пятидесятых не появились в СССР стиляги – молодые люди в американских пиджаках, сфарцованных у дверей «Националя», в кустарных ботинках-«тракторах», помешанные на джазе, приникавшие по ночам к трофейным радиоприемникам в надежде услышать «Час джаза» Уиллиса Коновера по «Голосу Америки». К этому приобщился и Козлов.

Я также был очарован джазом тогда, остался ему верен и сейчас, написал с десяток компилятивных книг о любимом предмете (не изданных, но это дело обычное – как-то Алексей Николаевич Баташев, известный популяризатор джаза, показал мне не менее двадцати неизданных книг о биг-бендах, написанных им по материалам не переведенных на русский язык источников), но совершенно не разделяю ненависть Козлова к коммунизму, вернее, к тому, что ему кажется чудовищным, особенно – идея. Мы с Алексеем Семеновичем одногодки, но люди разного менталитета. Да и происхождение у нас разное: мой дед был кузнецом, а прадед – печником, а его больше – священниками.

Я никак не мог ослушаться отца, а он – мог… и стал великим. Поэтому на события сталинской эпохи мы смотрим по-разному. Я, возможно, недостаточно верно, в силу своей некомпетентности. Откровения Алексея Семеновича более ценны.

Мы с ним сходимся во мнении: когда Советская власть, воюя со стилягами, клеймя их в «Крокодиле», выгоняла из институтов, ссылала за сотый километр от Москвы, она хотела упредить события – коммунистические начальники чуяли опасность, исходящую от этой пятой колонны из «свободного мира», ощущали ее враждебный дух. Одолеть это оказалось труднее, чем любую интервенцию. Да и сами они потом попались на эту удочку. Это разложило целое поколение советских людей.

А началось все с дивной и каким-то необъяснимым образом близкой нам музыки. Вначале это была одинаковая – что у Козлова, что у меня, ценнейшая коллекция довоенных пластинок с записями джаза и эстрады, после 1948 года запрещенных. Не будем уточнять здесь, был ли это настоящий джаз. Это были щеллачные граммофонные пластинки с записями оркестров Леонида Утесова, Александра Цфасмана, Александра Варламова, Эдди Рознера, Львовского Теа-джаза, записи Лаци Олаха, песни Вадима Козина, Петра Лещенко, Александра Вертинского, Изабеллы Юрьевой. Среди них попадались также записи американской музыки, издававшиеся в СССР до войны, – Дюк Эллингтон, братья Милз, Рэй Нобл, Гарри Рой, Эдди Пибоди, оркестры Криша, Джеральдо. После войны русские офицеры и солдаты привезли более современные пластинки – настоящий американский джаз – оркестры Гленна Миллера, Бенни Гудмена.

Слово «стиляга», вошедшее в обиход с 1948 года с легкой руки некоего Беляева, автора фельетона в «Крокодиле», и напоминавшее другие малоприятные слова типа «доходяга», «бродяга», «бедняга», что должно было внушать презрительное сожаление с оттенком брезгливости. Но не тут-то было! Молодежь, зажатая в тиски смертельной скуки на санкционированных властями школьных вечерах, полностью подконтрольных учителям и пионервожатым в части одежды, причесок и танцев, естественно, ударилась в новую моду.

Виновата была, конечно, не молодежь, а отделы народного образования (РОНО), которые в пылу коммунистического рвения утверждали даже перечни танцев, допускаемых на вечерах (из прошлого века): падекатр, падепатинер, падеграс, краковяк, мазурка, полонез, полька, вальс. Фокстрот и танго были не то чтобы запрещены, – не рекомендованы.

К этому периоду нашей истории относятся появившиеся на грампластинках этикетки: «быстрый танец», «медленный танец». Написал эти строки и вспомнил такое. В истории человечества был период, когда все стали покупать и слушать граммофоны, такой пластиночный бум. Начался он в США, когда 8 октября 1895 года в Филадельфии появилась «Граммофонная компания Берлинера». Три года спустя компания «Граммофон» организуется в Лондоне. В 1902 году вступает в строй под тем же названием первая русская фабрика в Риге (никто тогда не сомневался, что Рига – город России). В Варшаве, которая тоже, как и Рига, входила в Российскую империю, в 1907 году начал работать завод фирмы «Сирена-рекорд», который «погнал» пластинки огромными тиражами.

Но революция нанесла этому делу значительный урон. Если в России граммофонная промышленность до Октябрьской революции 1917 года бурно развивалась, то большевистским руководителям граммофонную промышленность поставить на ноги никак не удавалось. Отмечу: именно с этих самых пластинок начальство стало внедрять в жизнь практику двойных стандартов. Получилось так: они говорили «откуда пришел фокстрот – там пусть и остается – пролетариату таким «искусством» дурманить голову мы не позволим». А сами думали: то, чего нельзя даже показывать массам, всегда немножко можно дать избранным. Трудящиеся слушали альбом грампластинок «В. И. Ленин. Речи», а партэлита для себя заказала втихаря заграничные пластинки «по особому списку» (и это было в то время, когда РАПМ «докопался» до корней джаза: «Джаз-банд – особый вид музыки из американских ночных притонов»).

В список попали 50 наименований популярных за границей танцевальных пьес, в том числе «Сен Луис блюз» и «Чай на двоих». Первая на первом месте у коллекционеров джаза, вторая – у любителей эстрады. Так начинались закрытые распределители, колбасные цеха для слуг народа и прочие охотничьи домики. А в грамзаписи с тех пор и пошла эта никчемная практика – не указывать на этикетках ни композиторов, ни дирижеров оркестров, ни солистов – концы надо было прятать в воду.

Это хулиганское действие с «закрытой» музыкой для элиты было благословлено, наверное, в очень высоких инстанциях, так как на этот счет даже появилось указание Главреперткома Главлита.

Из книги Козлова явствует, что он откровенно стремился стать и стал стилягой. Я стилягой не стал, так как всегда стеснялся одеваться вызывающе. Всякие выверты с серьгами в пупках и многократно проколотыми ушами, губами и другими органами напоказ мне понять не дано. Я ограничился любовью к джазу и «Арсеналу» Козлова. А Алексей, чтобы достать настоящие фирменные вещи, вынужден был идти на всяческие увертки.

Одним из безопасных, но малоэффективных способов «прибарахлиться» был ежедневный обход ряда центральных комиссионных магазинов, куда прибывавшие в Москву иностранцы сдавали свои вещи, чаще всего поношенные. Появление в комиссионке любой иностранной шмотки было событием. Естественно, что в главных «комках» появлялись знакомые продавцы, которые «закапывали» поступавшую вещь, то есть прятали ее от взора обычных покупателей, также шатавшихся по магазинам. Продавцы шли на риск, когда имели дело с «доверенными» людьми. «Знакомство» поддерживалось постоянными взятками, «парносами».

По некоторым источникам, наша мафия и началась с дефицита. Чиновники не реагировали на желания молодежи и не давали взбучку руководителям планирующих органов и промышленности за «неповоротливость» в животрепещущих вопросах, молодежь шла на взятки, продавцы на преступления, дефицит порождал мафию… Кто виноват? Виновата партноменклатура и элита. Сыночкам ответственных работников, известных деятелей искусства и крупных ученых по «комкам» ходить было не надо. Они сами иногда туда шмотки сдавали. Они имели все, что было недоступно простой молодежи. Доставать одежду и пластинки, информацию о западной культуре они вынуждали своих отцов и матерей, а сами проводили время в ресторанах и на «хатах», пользовались автомобилями родителей. Они слушали ту музыку, которую играл для них Алексей Козлов со товарищи. Нам, простым смертным, вход туда, где они играли, был заказан. Несмотря на то что Козлов их просто ублажал, на коммунизм он смотрит не так, как я, а как и сыночки советских выскочек.

Вследствие кратковременной эйфории от хрущевской политики разоблачения культа личности Сталина партноменклатура, не задумываясь о последствиях, стала совершать одну ошибку за другой. Одним из решающих обстоятельств, повлиявших на дальнейшую судьбу коммунизма, стал Московский международный фестиваль молодежи и студентов 1957 года. Власти недооценили всю силу последствий приоткрывания хоть на миг «железного занавеса», так как были уверены во всепобеждающей силе советской идеологии. А мы, по большому счету, к такому стрессу были еще не готовы.

Первый прорыв к нам духа западной культуры, имевший место между 1945 и 1947 годами, был несколько нейтрализован при помощи ряда идеологических кампаний по борьбе с космополитизмом, низкопоклонством и т. п. Это делалось коряво, но, вероятно, было необходимой мерой. Миллионы советских людей проникли за «железный занавес» во время Великой Отечественной войны, советские солдаты и офицеры прошли по Европе, а в конце войны познакомились с американцами. И увиденное ими привело их в недоумение.

Вернувшимся с войны воинам-победителям уже трудно стало доказывать, что жизнь в Советском Союзе – самая благоустроенная и счастливая в мире. Сталин всех, побывавших в плену, подверг репрессиям.

Но злой гений понимал, что одними репрессиями из голов «западное влияние» не вытравишь, поэтому продолжал вникать во все дела, что приводило к крайностям и облыжной хуле в адрес целого ряда выдающихся деятелей советской культуры, прошедших со своим народом все тернистые пути созидания новой жизни, верой и правдой служивших ему. В их числе оказались советские писатели – М. Зощенко и А. Ахматова, выдающиеся кинорежиссеры – С. Эйзенштейн, В. Пудовкин, Г. Козинцев, Л. Трауберг. Крупнейшие советские композиторы – Д. Шостакович, С. Прокофьев, М. Мясковский, А. Хачатурян, составляющие славу и гордость советской и мировой музыкальной культуры, заклеймены были как представители «антинародного направления в музыке».

Музыкальные вкусы Сталина – это вполне нормальные вкусы среднего человека, не очень искушенного в музыкальном искусстве. И ничего, конечно, не было плохого в том, что он любил народные песни и оперу предпочитал симфонии. Плохим оказалось то, что эти музыкальные вкусы диктатора облеклись в форму тоталитарной музыкальной политики, в форму беспощадного полицейского террора в области музыкального творчества. Ненавидел он, например, популярную музыку Запада. Ненавидел венскую оперетту, американский джаз, французские песенки, аргентинское танго. Его, в общем-то, средние, безобидные, обывательские вкусы оказывали скорее отрицательное, чем положительное, влияние на музыкальную культуру России.

После смерти Сталина до 1957 года инерция мышления, привитого народу в сталинские времена, еще была достаточно велика. Венгерские события 1956-го оказались первым экзаменом для нашего общества: реакция была, но довольно вялой и скрытой, не такой, как позже – в 1968 и 1980 годах, в случае с Чехословакией и Афганистаном.

То есть фестиваль 1957 года стал неким рубежом в формировании нового отношения части советских людей ко всему происходящему как в СССР, так и за рубежом. Именно после него к нам хлынул новый информационный поток, так как в крупных городах страны появилась возможность подписываться на некоторые зарубежные газеты и журналы, главным образом из стран народной демократии. Но и этого было достаточно, чтобы быть в курсе культурной и политической жизни Запада. Идеологические границы между странами народной демократии и Западом были гораздо более прозрачными, чем «железный занавес», отделявший СССР от остального мира. И достаточно было иметь информацию, шедшую из польских или югославских газет, чтобы знать о том, что творится в мире.

Для жителей Москвы фестиваль стал чем-то вроде шока, настолько неожиданным оказалось все, что они тогда увидели, узнали и почувствовали при общении с иностранцами. Сейчас даже бесполезно пытаться объяснять людям новых поколений, что крылось тогда за словом «иностранец». Недостаточная информация по всему зарубежному привела к тому, что само это слово вызывало у любого советского гражданина смешанное чувство страха и восхищения. До 1957 года в СССР никаких иностранцев никто в глаза не видел, только – на страницах центральных газет и журнала «Крокодил» в виде жутких карикатур. Американцы изображались двумя способами – либо бедные безработные, худые, небритые люди в обносках, вечно бастующие, либо – толстопузый буржуй во фраке и в цилиндре, с толстой сигарой в зубах, этакий «Мистер Твистер, бывший министр». Была еще и третья категория – это негры, сплошь жертвы ку-клукс-клана. Кукрыниксы, Борис Ефимов и другие карикатуристы, набили руку на изображениях «кровавой собаки Тито» с топором, Чан Кайши на тонких ножках, толстой свиньи Черчилля, Де Голля, Аденауэра, Эйзенхауэра и других.

Поэтому, когда жители Москвы вдруг увидели на улицах сотни, если не тысячи иностранцев, с которыми можно было свободно общаться, некоторых охватило чувство, подобное эйфории. Иностранцы эти оказались совсем не такими, какими до этого представлялись. Прежде всего, все были одеты по-другому, не «стильно», а обычно – удобно, пестро, спортивно и нарочито небрежно. Чувствовалось, что люди, приехавшие к нам «оттуда», вовсе не придают такого значения своей внешности, как это было у нас, поставленных в условия глобального дефицита и закрытости общества. Ведь в СССР только за узкие брюки, длину волос, цвет пиджака или толщину подошвы ботинок можно было вылететь из комсомола и института, внешность была делом принципа, носила знаковый характер. Западные модники разных периодов, по признанию Козлова, так называемые «хипстеры», противопоставляющие себя поколению родителей, тоже имели кое-какие проблемы в своих странах, но для них это была скорее игра, романтическая, безопасная и никак не влиявшая на дальнейшую судьбу.

Через некоторое время, приглядевшись к иностранцам, многие москвичи осознали, что это и есть «то самое», это и есть неотъемлемая часть современного образа жизни. Но тогда же они увидели и более утонченную западную моду, присущую молодежи более старшего возраста, называвшей себя «битниками». Это течение продолжало эстетические традиции так называемого потерянного поколения, людей, потерявших молодость в годы войны. «Битники» выглядели по-другому и вели себя совсем иначе, чем новомодные рок-н-ролльские плейбои.

Атмосфера фестиваля, несмотря на его строгую регламентированность властями, оказалась легкой и непринужденной. Энтузиазм – неподдельный, все замешано на лозунге «Мир и дружба», повсюду из громкоговорителей – музыка и песни, специально подготовленные к этому событию, типа «Мы все за мир, клятву дают народы…» или «Если бы парни всей Земли…». Весь город в эмблемах, плакатах, лозунгах, изображениях Голубя Мира Пикассо, гирляндах, повсюду иллюминация. Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий разного типа и просто неорганизованного и неподконтрольного общения людей на улицах в центре Москвы и в местах проживания гостей.

Днем и вечером делегации, подчиняясь распорядку фестиваля, находились на местах встреч и выступлений. Но поздним вечером и ночью они желали свободного общения с москвичами. Естественно, власти пытались как-то ограничивать и контролировать эти контакты, но у них не хватало рук, так как следящие оказались каплей в море. Фестиваль вызвал у москвичей массовое желание общаться, причем не только с иностранцами, но и между собой.

Ближе к ночи народ собирался в центре Москвы, на проезжей части улицы Горького, у Моссовета, на Пушкинской площади, на проспекте Маркса и в других местах. В основном это была молодежь, хотя иногда в толпе можно было встретить и пожилых людей, любителей поспорить. Доморощенные дискуссии возникали на каждом шагу и по любому поводу, кроме, пожалуй, политики. Во-первых, боялись, а главное – в чистом виде ей не очень-то интересовались. А на самом деле политический характер окрашивал любые споры, будь то литература, живопись, мода, не говоря уже о музыке, особенно о джазе. Джаз, возникший в начале двадцатого века в самых низах общества Соединенных Штатов, в негритянских кварталах, в портовых публичных домах, потом исполнявшийся на похоронах и на свадьбах, в кабачках и на дешевых дансингах, уже к 1960-м годам достиг высот филармонического искусства, перешагнув расовые и национальные рамки, став явлением мировой культуры. Но в сознании обывателей, незнакомых с самобытным наследием джаза, он оставался развлекательным, прикладным искусством. И для людей, склонных по тем или иным причинам причислять себя к элитарной части общества, джаз долго был музыкой второго сорта по сравнению с классической музыкой.

До фестиваля многие профессиональные советские композиторы и музыковеды ругали джаз, в общем-то не имея о нем представления. В этом вопросе они полностью были под влиянием советской пропаганды и относились к нему как к вредному и чуждому явлению или, в лучшем случае, как к низкосортной ресторанной музыке.

«Проклятие» на весь джаз наложил еще в 1928 году Максим Горький, назвав его «музыкой толстых», подразумевая буржуев. Пролетарский писатель довольно рано связал себя с большевистской фракцией РСДРП, по его словам, единственных и до конца последовательных революционеров. Своим творчеством Горький утверждал коммунистическую идеологию, хотя во многом не соглашался с экстремизмом большевизма. Всем известны его споры с Лениным. Еще в1903 году Горький разорвал свой брак с первой женой Е. П. Пешковой. Его гражданской женой стала актриса МХАТа Андреева (псевдоним Марии Федоровны Юрковской), вхожая в узкий круг большевиков (Ленин, Красин, Бауман и др.) и способствовавшая тому, что ее поклонник и меценат Савва Морозов давал бесконечные денежные субсидии большевикам. У Горького тогда присутствовал меркантильный интерес: он хотел, чтобы во МХАТе шли его пьесы. Того же хотели и большевики исходя из общественной направленности его произведений. И этого Андреева добилась, хотя многие актеры противились горьковскому репертуару.

Далее я себе позволю привести еще одну выдержку из книги «Козел на саксе».

«Возьму на себя смелость утверждать, что фестиваль 1957 года положил начало процессу врастания джаза в советскую действительность. С точки зрения изменения взглядов советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни он тоже сыграл громадную роль. Ведь до него вся страна жила по инерции, в некотором оцепенении и страхе, несмотря на то, что эра Сталина как бы ушла в прошлое. Косность и враждебность советского общества по отношению ко всему новому, особенно западному, нельзя рассматривать лишь как результат массированной советской пропаганды. Я на своем опыте давно убедился в том, что и без нее российской массе свойственна нетерпимость ко всему чужому, а также нежелание узнать получше и разобраться – а вдруг, чем бог не шутит, понравится? Эта природная лень, смешанная с самоуверенностью великой державы, и была всегда причиной такого чудовищного разрыва во вкусах, да и просто в уровнях культуры между большинством и кучкой, выражаясь по Гумилеву, “ пассионариев” , а проще – эстетов, пижонов, снобов, стиляг, штатников, хиппи и др.

При этом надо заметить, что здесь деление общества на интеллигентных и неинтеллигентных не срабатывает. Я знал множество представителей интеллигенции, типичных “ образованцев” , с дипломом, но абсолютных жлобов в отношении к современной культуре, причем жлобов добровольных, на которых никто никогда не оказывал никакого давления…»

На этой сентенции Козлова хочу прервать его цитату, дабы не вступать в заочную дискуссию с ним и не напоминать, что именно разделило культуру русского народа еще при первых Романовых на две неравные части.

Осень 1961 года, пик хрущевской «оттепели», вызвала у людей, причастных к искусству, культуре, надежды на «послабление и улучшение». Но эйфория эта длилась недолго. Всем памятен день, который вошел в историю советской культуры как «черная пятница». Хрущев, подстрекаемый художниками-академистами, посетил выставку советских авангардистов в Манеже, был крайне возмущен этими «пидарасами» и даже вступил в грубую полемику с некоторыми из них: с Эрнстом Неизвестным, Борисом Жутовским и другими. В результате этого визита «оттепель» приказала долго жить. Вновь начались культурные репрессии. А призывом к ним стал ряд статей в «Правде», «Известиях» и «Советской культуре». Не вдаваясь в существо возникших противостояний и мнений, отметим, что судьбу культуры и в данном случае решал один человек, а официальные СМИ безропотно поддержали это самоуправство. У нас так часто бывает: то не очень компетентный дурак решает, что хорошо, а что плохо, то другой умник предлагает брать суверенитета столько, сколько можно заглотнуть, будто бы его личным правом является – суверенитеты раздавать. С Хрущевым это получилось так некрасиво! Но потом, гораздо позже, стало еще некрасивее, когда, по желанию нашей интеллигенции, культура стала самоокупающейся, а культурная роль нашего государства выразилась в выходе на геополитическую панель.

Владимира Познера за неутомимый американизм на ОРТ наградили орденом «За заслуги перед Отечеством». История повторяется. Помните, как «пламенные революционеры», которые запустив в 1920-е годы маховик репрессий, в 1930-х проиграли схватку со Сталиным и отправились из просторных арбатских квартир в подвалы Лубянки. Точка зрения выживших и воротившихся в элиту арбатских детей была сначала робко обозначена «шестидесятниками», а позже, в 1990-е, стала государственной идеологией.

А ведь была же культурная политика Советского государства. Нельзя не восхищаться такими важными направлениями, как борьба за грамотность, развитие образовательной системы, музейного дела, библиотечной сети, театра, кинематографа, народного творчества. Но не следует забывать, что были и взорванные храмы, и разрушенные усадьбы, что в те 1920-е, на которые пришелся пик революционного варварства и классовой нетерпимости, культурой зачастую распоряжались «постмодернисты» в кожаных тужурках, презиравшие традиционную Россию и всерьез болевшие мировой революцией. Кстати, последовавший тяжелый академизм соцреализма следует рассматривать как жесткую реакцию на тот период, когда «авангард» по-кавалерийски командовал культурным процессом. Надо понять, что тогда люди, уставшие от деструкции, готовы были простить власти многое за ее решимость воплотить в действительность созидательный процесс. Бывало всякое. Только вот никто не торопится обнародовать, как советские писатели доносили друг на друга. Нынешним фанатам «Черного квадрата» хотелось бы забыть о комиссарских художествах Казимира Малевича, о связях их гуру с советской внешней разведкой. В то же время мы все понимаем, что талантливый человек гораздо сильнее зависит от своего времени, нежели бездарный.

Мы знаем, что культура – это комплекс приемов и средств выживаемости, который складывался веками и тысячелетиями. То, что навязывается современными СМИ, никакого отношения к культуре России не имеет. В многонациональном, многоконфессиональном государстве каждый народ заботился о себе и природе, о ближнем и дальнем, помня о прошлом и думая о будущем; это и есть культура. В российской человеческой многообразности – залог нашей устойчивости. При любых катаклизмах и перемене внешних условий всегда найдется культура, которая обеспечит выживаемость популяции в целом. Сохранение национальных культур – основа совместного выживания.

Нравственные ценности есть важнейший элемент культуры каждого народа. Это и бытовые правила: уважительное отношение к старшим, забота о стариках и детях, милосердие. Это и общепринятые элементы организации труда, включая трудолюбие и взаимопомощь. Это и такие качества человека, как честь и долг, правдивость, нестяжательство.

И опять мы приходим к противостоянию двух начал.

 

Глава 10

Из истории экономической мысли

Если сталинская (фордовская) модель экономики создавала условия для постоянного снижения цен, а рыночная ведет к неизбежному их росту, инфляции, кризисам, то в чем вопрос? Вернемся к плановой экономике и заживем сытой жизнью. Но не все так просто… Прежде чем приступить к анализу сценариев возможного бескризисного развития России, надо понять, как развивался мир, что в нем происходило и происходит, чему нам предстоит противостоять. Россия – фрагмент мировой системы.

Когда в конце второго тысячелетия до нашей эры век бронзы уступил место железному веку, человечество содрогалось от бесчисленных бед. Под ударами варваров пали крито-микенская и хеттская культуры. В Египте произошла катастрофа городской жизни. По всему Средиземноморью наблюдались кровь и пожарища. Погибала Античность. Уходила эра имперского Рима. На смену шло Средневековье. С севера и востока накатывались волны свирепых завоевателей. Империя трещала по швам, ее сотрясали внутренние смуты – восстания и гражданские войны. Экономика деградировала, вкусы грубели, жестокость росла. На смену изысканной учености приходили дремучая дикость и религиозный фанатизм. После падения Западного Рима под ударами германских племен наступают Темные века. Триста лет мир содрогается от нападений хунну, аваров, венгров, викингов-скандинавов, от набегов славян, от арабских завоеваний. И все – кровь, кровь.

И индустриализм появлялся на свет в родовых муках. С шестнадцатого века Запад раздирали конфликты и войны. Сотни тысяч людей гибли на кострах инквизиции, на английских виселицах, в ожесточенных религиозных войнах. Германия теряет миллионы жизней в Тридцатилетней войне между католиками и протестантами. В Англии власть огнем, петлей и мечом приучает собственный народ к новым правилам жизни. Испания увязает в кровавой войне за Нидерланды. Россия переживает страх первой Смуты. Францию трясет и корчит два с лишним века, начиная с войны между гугенотами и католиками и кончая изуверской эпохой ее революций 1789–1871 годов. Горы мертвых тел на пространствах от Пиренеев до Москвы, от Египта до Скандинавии – как результат Наполеоновских войн. Нарождающийся индустриальный капитализм – это белеющие кости бесчисленных масс индийских хлопкоткачей, разоренных английской промышленностью.

В XX веке циклы сжимаются. Это век с тремя мировыми войнами, русскими революциями, еврейским Холокостом. При соревновании (противостоянии) двух политических систем потребность всякого рода «кровопусканий», вытекающая из сути экономики Запада, и прежде всего США, удовлетворялась. Лишние деньги, как и ранее, толкали капиталистов на преступления. А оправдание сил агрессии облегчалось при дискредитации идеи коммунизма.

И все было бы для империалистов хорошо, если бы не кризисы. С леденящим души постоянством кризисы с определенного момента в истории, а именно, когда капитализм набрал обороты и стал исправно следить за поступлением нетрудовых доходов в свой карман, стали постоянной бедой Запада.

Еще совсем недавно буржуазная пропаганда с особым упоением возвещала, что пророчество, данное более полутора веков назад основателями «научного» коммунизма о неминуемом закате капитализма, не имеет под собой оснований, так как последнему удалось создать «общество благоденствия». Имели в виду прежде всего общество Соединенных Штатов Америки.

На поверку оказалось, что глобальный экономический кризис, неизбежность которого всегда, как дамоклов меч, висела над капиталистическим миром, начался именно в стране всеобщего блаженства и железной поступью шагает по планете. Современная Россия, которой никогда прежде эта напасть не касалась, тоже чешет затылок. Раньше, в бытность коммунизма, СССР кризисы обходили стороной.

Причины кризисов найти не так уж трудно, так как кризисы появляются с завидным постоянством. Их найти необходимо, если мы хотим построить такую модель экономики, которой кризисы не присущи. Их причины можно найти в самой экономической теории Запада. Для этого следует покопаться в истории экономической мысли.

«Экономическая теория» начинается с утверждения, что «лучшие свои годы человек проводит в неустанном труде на благо самого себя, своей семьи, страны». И далее – без кавычек. Сколько существует человечество, столько и существуют его потребности. На ранних стадиях развития человеческой цивилизации деятельность человека определялась необходимостью удовлетворения потребностей в пище, одежде, жилище. По мере развития самого человека и человеческой цивилизации, усложнения и совершенствования многих видов человеческой деятельности, все больше и чаще сама человеческая деятельность, в частности в секторе производства, стала порождать все новые, качественно совершенные и немыслимые ранее потребности.

Уже здесь можно отметить противоречие: развитие потребности вызывает к жизни новые виды человеческой деятельности, а последние, в свою очередь, обусловливают появление новых потребностей и т. д. до бесконечности. В аспекте внутренней и внешней неограниченности потребностей проявляется ограниченность ресурсов, необходимых для удовлетворения потребностей, поэтому в современной экономической теории и присутствует понятие «редкие ресурсы» (в производстве товаров и услуг для удовлетворения материальных потребностей).

В связи с этим можно вспомнить очень меткое высказывание основателя кембриджской школы политэкономии англичанина Альфреда Маршалла (1842–1924): «В каждой цивилизованной стране находятся приверженцы буддийской доктрины, которая гласит, что нерушимый покой составляет высший жизненный идеал, что предназначением мудреца является искоренение из своей натуры возможно большего числа потребностей и вожделений, что подлинное богатство заключается не в изобилии благ, а в минимуме потребностей. Крайне противоположной концепции придерживаются те, кто считает, что создание новых потребностей и желаний всегда полезно, так как оно побуждает людей затрачивать больше усилий. Сторонники этого взгляда, очевидно, допускают ошибку, полагая, как отметил Герберт Спенсер, что люди живут, чтобы работать, а не работать, чтобы жить».

Это с одной стороны, а с другой… Еще великий грек Аристотель (384–322 до н. э.) одним из первых исследовал проблему определения пропорции обмена товаров, являющуюся центральной в экономической теории. В зависимости от принципов решения данной проблемы экономисты разделились на два самых крупных течения в истории экономической мысли: представителей трудовой теории стоимости и сторонников различных вариантов теории, исходящей из того, что стоимость является категорией субъективной и выводится из оценки людьми полезности товара. Исходя из сказанного выше, из множества определений того, что изучает экономическая теория, предпочтение следовало бы отдать точке зрения, которая трактует экономическую теорию как науку, изучающую комплекс экономических проблем с позиций ограниченного набора имеющихся ресурсов, которых с каждым годом становится все меньше и меньше. Но весь юмор заключается в том, что апологеты свободного рынка «изловчились», сохранив понятие «редкие ресурсы», не придавать большого значения катастрофическому положению вещей с ресурсами и придать современной экономической теории вполне пристойный вид.

Вот тот же Маршалл, цитатой которого мы выше восхитились, положил начало современному неоклассическому направлению в экономической теории, объединив взгляды как представителей классической политической экономии Адама Смита и Давида Рикардо, так и суждения представителей маржиналистского (неоклассического) направления, в частности «австрийской школы». Маржиналистская теория не признает различия между ресурсами и факторами производства, как это делает марксистская теория. Марксистская теория в качестве факторов выделяет рабочую силу, предмет труда и средства труда, подразделяя их на две группы: личный и вещественный факторы производства. В качестве личного фактора производства всегда рассматривается рабочая сила – совокупность физических и умственных способностей человека и труда, что составляет по Марксу переменный капитал (V). В качестве вещественного фактора принимаются все средства производства (средства труда и предмет труда), образующие постоянный капитал (C). Неоклассическая теория не различает четыре группы факторов производства: капитал (K), труд (L), земля (Z) и предпринимательские способности (П. С.). Капитал (K) объединяет материальные, финансовые и информационные расходы. Земля (Z) в широком смысле означает все природные (естественные) ресурсы. К труду (L) относятся трудовые ресурсы. К предпринимательским способностям (П. С.) – интеллект, талант, способность рисковать и внедрять новшества и т. д. Ими обладают 3–5 % людей. Они относятся к категории «труд» (Почему именно к категории «труд»? – В. К.).

Изучая и анализируя экономические явления в общественной жизни, экономисты прямо или косвенно оценивают побудительные мотивы каждого отдельного индивида, а также их совокупность, делают умозаключения на основе наблюдений за различными сторонами интеллектуальной и духовной жизни каждого человека и всего общества. В этом аспекте большое значение имеют цели, которые преследует индивид, вступая в сложный комплекс экономических взаимоотношений, оценка им реальных ценностей, различных видов вознаграждения за собственную трудовую деятельность, их действие как стимулов к этой самой деятельности и в этом плане выступающих одинаковыми экономическими величинами.

Во многих случаях исследование причинно-следственных связей огромного числа экономических взаимоотношений и взаимообусловленности начинается с изучения этих величин и заканчивается четкой формулировкой причинно-следственных связей, обусловленных действием этих величин.

Экономические явления, обусловленные человеческой деятельностью, накладывают отпечаток противоречивой сущности, с которой постоянно сталкиваются экономисты.

Это проявляется в том, что, с одной стороны, многие индивиды в своей экономической повседневной работе руководствуются какими угодно принципами, но только не целенаправленными, взвешенными, являющимися итогом продуманного расчета. С другой – экономическая наука изучает такие сферы общественной жизнедеятельности, в которых особенно требуется обдуманное поведение от каждого индивида, предполагающее оценку и выбор оптимального варианта экономической деятельности. И кроме того, обычаи и поступки, над которыми человек абсолютно не задумывается и совершает автоматически, обусловлены действиями различных принципов экономической целесообразности.

Экономическая теория изучает проблемы, которые касаются каждого отдельно взятого человека, его семьи, домохозяйств, предприятий, страны и всего человечества в такой важной сфере, как экономика. Одна из главных тем, изучаемых экономической теорией, – осмысление мотивов и разнообразных стимулов, их определение и использование в экономической деятельности всех субъектов. Вследствие все большей коллективности в экономической деятельности граждан экономическая теория изучает экономическую деятельность больших групп людей, таких как трудовые коллективы, общественные классы, население городов и сел, районов, регионов, страны и всего мирового сообщества.

Экономическая теория – наука общественная, так как изучает деятельность людей и экономические процессы, во многом опосредованные их волей и сознанием. Она изучает общественные (социальные) аспекты функционирования экономики, которая представлена системой определенных экономических отношений в их единстве и взаимосвязи с факторами общественного производства. При этом экономические отношения выступают общественной формой функционирования и развития экономики и ее содержанием. Они не сводятся к формальным рассуждениям и техническим приемам, не ограничиваются изучением внешних проявлений экономических процессов, а проникают в их глубокую сущность, изучая экономические интересы и идеологию общества.

В этом процессе возникает, помимо социально-экономических, определенная совокупность организационно-экономических отношений, таких как разделение труда, кооперация производства, организация производства, управление и т. д, которые входят в число экономических отношений, складывающихся в обществе.

Экономическая теория поэтому рассматривает данные промежуточные отношения, выступающие опосредованными элементами экономических отношений.

Экономические законы, несмотря на свой относительно общий характер, имеют различные результаты своего проявления в различных исторических условиях и в различных странах.

Порождаемое рыночной экономикой неравенство и страдание взялись объяснять философией (Мальтус). Переделав эволюционное учение Дарвина в социал-дарвинизм, идеологи рыночной экономики (Герберт Спенсер и др.) черпали оттуда аргументы для обоснования естественного права, предполагающие вытеснение и гибель слабых, неспособных или отстающих в своей эволюции, то есть объяснили необъяснимое: социальное расслоение, мол, – «естественный» порядок и освящен наукой.

Одним из выражений дуалистичности всего мироощущения Запада является дуализм западной политэкономии (в принципе отрицавшийся русскими социальными философами и экономистами; они отрицали и статус политэкономии как науки). Поскольку политэкономия связана с идеологией, показательным является сокрытие западной наукой некоторых исходных постулатов и моделей. И задачей любого мыслящего человека является демистификация моделей и анализ их истоков.

И тогда можно прийти к выводу, что рыночная экономика – относительно недавняя социальная искусственная конструкция, возникшая как глубокая мутация в определенной специфической культуре. Поэтому, чтобы замутить людям мозги, рынок представлен его идеологами просто как механизм информационной обратной связи, стихийно регулирующий производство в соответствии с общественной потребностью через поток товаров, то есть как механизм контроля, альтернативный плану.

Буржуазная политическая экономия нашего времени, используя упомянутые нами экономические взгляды Аристотеля, неправильно трактует понятие «стоимость товара». Ей выгоднее стоимость товара трактовать как субъективную, то есть зависящую от полезности его. Более того, она меновую стоимость выводит из интенсивности желания потребителя и из наличия рыночного запаса данного товара. Стоимость становится величиной случайной, «конъюнктурной». Проблема стоимости уводится в сферу субъективных оценок, а стоимость здесь теряет общественный характер, перестает быть отношением между людьми. Субъективная теория стоимости и все связанные с ней представления буржуазной политической экономии в принципе исключают эксплуатацию и классовые противоречия.

Прибавочная стоимость – это та часть стоимости товаров, производимых в капиталистическом обществе, которая создается трудом наемных рабочих сверх оплачиваемой капиталистом стоимости их рабочей силы. Она безвозмездно присваивается классом капиталистов. Прибавочная стоимость составляет цель капиталистического производства, ее создание и присвоение – общий закон капитализма.

Политическая экономия как самостоятельная наука возникла лишь в мануфактурный период развития капитализма, когда в недрах феодального строя складываются уже значительные элементы капиталистического производства и буржуазных отношений. Человека, который впервые ввел в социально-экономическую литературу термин «политическая экономия», звали Антуан Монкретьен, сьер де Ваттевиль. Его «Трактат политической экономии» вышел в свет в 1615 году в Руане. Труд был предан забвению, а термин сохранился. Монкретьен был также одним из видных представителей меркантилизма. Меркантилизм был главным направлением экономической политики и экономической мысли в ХV – ХVII веках. Если попытаться кратко выразить его сущность, то она сводится к следующему: в экономической политике – всемерное накопление драгоценных металлов в стране и в государственной казне; в теории – поиски экономических закономерностей в сфере обращения (в торговле, в денежном обороте). В эпоху преобладания торгового капитала сформировался принцип – купить, чтобы продать дороже. Разница мыслится в форме желтого металла. О том, что разница может возникнуть только из производства, только из труда, не задумываются. Продать за рубеж больше, чем покупается за границей, – вот верх государственной мудрости меркантилизма.

Меркантилизм представлял собой предысторию буржуазной политической экономии, как эпоха первоначального накопления представляет собой предысторию буржуазного способа производства. Сам термин «первоначальное накопление», видимо? впервые употребил Адам Смит: он писал, что условием роста производительности труда на основе развития многих связанных между собой отраслей производства является первоначальное накопление капитала. Маркс тоже говорит о «так называемом первоначальном накоплении», но ставит под сомнение трактовку Адама Смита. Но со времен Смита этот термин укрепился в буржуазной науке и приобрел особый, благопристойный для буржуазии смысл.

Процесс, в итоге которого в обществе выделились классы капиталистов и наемных рабочих и возникли условия для быстрого развития капитализма, изображался современными Марксу буржуазными учеными как экономическая идиллия: бережливые и разумные избранники накопили богатство, а ленивые оборванцы, прокутившие все, что у них было, стали бедными; у них ничего не осталось для продажи, кроме их собственной шкуры. На самом деле это очень далеко от истины. Не могло быть и речи об идиллии, когда происходило превращение миллионов мелких хозяев, частью еще полукрепостных, частью уже свободных земельных собственников, в городских и сельских пролетариев. Не могло быть и речи об идиллии, когда формировался класс капиталистов-эксплуататоров, религией которого были деньги.

Ранний меркантилизм, который называют еще и монетарной системой, не шел дальше разработки административных мероприятий для удержания денег в стране. Развитой меркантилизм уже ищет источники обогащения нации не в примитивном накоплении сокровищ, а в развитии внешней торговли и активном торговом балансе (превышении экспорта над импортом). Представители развитого меркантилизма одобряют лишь такое вмешательство государства, которое, по их представлению, соответствует принципам естественного права. Философия естественного права оказала важнейшее влияние на развитие политической экономии в ХVII – ХVIII веках. На позициях естественного права стояли гуманисты эпохи Возрождения. Обращаясь к государству, философы и следовавшие по их стопам теоретики меркантилизма рассматривали его как организацию, способную обеспечить природные права человека, в число которых входили собственность и безопасность. Социальный смысл этих теорий состоял в том, что государство должно обеспечивать условия для роста буржуазного богатства.

Связь экономических теорий с естественным правом впоследствии перешла из меркантилизма в классическую политическую экономию. Однако характер этой связи изменился, поскольку в период развития классической школы (физиократы во Франции, смитианство в Англии) буржуазия уже меньше нуждалась в опеке государства и, более того, выступала против чрезмерного государственного вмешательства в хозяйство. Забегая вперед, скажу: современный капитализм возвращается к необходимости влияния государства – государство может брать на себя задачу регулирования экономики. Тем не менее идеология государственно-монополистического капитализма не спасает трудящихся от безработицы, экономику от инфляции, а страны от кризисов.

В экономической теории конца XIX – начала XX века появилось новое направление, последователи которого трактовали человека и его способности как капитал особого рода. Рассмотрение человека как носителя совокупности умственных и физических способностей, выступающих в форме рабочей силы, приводит к узкому, довольно ограниченному пониманию рынка труда. Данный подход более приемлем для статистического и математического анализа аспектов проблемы рабочей силы. С целью более объемлющего анализа человека на рынке труда необходимо рассматривать данный вопрос в более широком плане.

Карл Маркс отмечал, что физические и умственные созидательные силы человека выступают действительно богатством, главной производительной силой общества, а вещественное, в том числе машины и заводы, являются мимолетным моментом общественного производства. Причем наемной силой он определял только часть совокупных способностей работника, а именно включенных в процесс капиталистического производства. В «Капитале» Маркса рассмотрение и анализ процессов производства и воспроизводства совокупных способностей работника носят подчиненный и ограниченный характер, что сделано было сознательно с целью выяснения сущности капиталистических производственных отношений. В настоящее время в связи со специфическими особенностями функционирования современных экономических систем все большее значение получает умственная составляющая в трудовой деятельности отдельно взятого индивида и всего общества. Но неизменной является истина: любой труд, как чисто физический, так и чисто умственный, может быть источником капитала.

Ставя целью – уйти от понятия «прибавочный продукт», апологеты капитализма – творцы буржуазной экономической теории, много внесли разночтения и путаницы в вопросы мотивации труда, теории стоимости и цены товара, антимонопольной политики и др. Но много было и примеров здравого мышления.

Главным мотивом человеческой деятельности Адам Смит (1723–1790) считал своекорыстный интерес. «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму, и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах». Представитель французской экономической мысли Ж. -Б. Сей (1767–1832) считал, в отличие от А. Смита, что стоимость товара зависит от его полезности, издержек его производства, спроса и предложения.

Традиционный подход (теория «Икс») исходит из того, что средний индивид имеет стойкое отвращение к работе и при любом удачном случае старается избежать ее. Поэтому он предпочитает быть руководимым, нести как можно меньшую ответственность, имеет слабые амбиции и стремится к безопасности и покою. Исходя из этих основополагающих черт, средний индивид подлежит регулятивному воздействию с применением различных систем наказания и штрафов, чтобы он трудился с учетом целей работодателя.

Современный подход (теория «Игрек») предполагает такую ситуацию, когда расходование физической и духовной энергии в процессе трудовой деятельности становится таким же естественным явлением, как и их расходование при игре и отдыхе; для того чтобы заставить человека эффективно трудиться, необязательно строго его контролировать или наказывать. Более действенными механизмами выступают самоконтроль и самоуправление самих работников; на первый план выходит функция вознаграждения, ассоциированная с достижением целей предприятия.

Швейцарец Жан-Шарль Сисмонди (1773–1842) выступал против положения А. Смита о полезности своекорыстного интереса и конкуренции, так как считал, что конкуренция имеет гибельные экономические и социальные последствия, приводя к обнищанию основной массы населения и экономическим кризисам. Он считал, что именно наемный труд и конкуренция подрывают основу равенства в экономических системах, приводят к разрушению баланса производства и потребления, поскольку в условиях конкуренции производство увеличивается без конкретных потребителей. Поэтому должна существовать граница расширения производства, соизмеряющая это расширение с социальными доходами. Он выступал за законодательное ограничение свободной конкуренции.

В. И. Ленин, используя положение марксизма, что основой развития общества (как базиса, так и надстройки) является развитие производительных сил, показал, что основой процесса монополизации явилась серия крупных открытий последней трети XIX века, которые привели к изменению структуры народного хозяйства. Основой экономики стала тяжелая промышленность, в которой концентрация производства и капитала несравненно выше, чем в легкой. Производство сосредоточивается на нескольких крупных предприятиях, и возникает возможность договора между ними, в первую очередь договора о поддержании высокого уровня цен. Не случайно первой формой монополии, возникшей на основе концентрации производства, является «ринг» – соглашение юридически и фактически независимых компаний о едином уровне цен на свою продукцию. Процесс концентрации идет и в банковской сфере, также сопровождаясь возникновением банковских монополий. Дальнейшее развитие процесса монополизации ведет к «сращиванию» банковского и промышленного капитала и образованию олигархии. Последняя стремится к мировому экономическому господству, и результатом этого становится борьба за экономический (важнейшее средство – вывоз капитала) и политический раздел мира. На эти изменения в экономической и политической сфере первыми обратили внимание представители исторической школы экономики: ими господство финансового капитала рассматривалось как подчинение промышленности банкам, преимущественное развитие вывоза капитала над вывозом товаров, активное стремление к захвату колоний. Ленин в своих суждениях выходит за пределы рассмотрения процесса монополизации экономики и возможных мер борьбы с ней. Он видит выход в другом – в возможной и необходимой социальной революции.

Из всего многообразия экономических явлений экономическая теория неизбежно должна выделить и выделяет основные, каковыми являются процессы производства, потребления, распределения и обмена. Общий предмет экономической теории подразделяется на микроэкономику и макроэкономику. Первая исследует экономические проблемы, возникающие на уровне экономических объектов и объектов экономических систем. Вторая, как правило, относится к изучению экономических проблем как всей экономики в целом, так и крупных составляющих, таких как государственный сектор, коммерческий и некоммерческий секторы.

Основоположником макроэкономического анализа является англичанин Джон Мейнард Кейнс (1883–1946). Кейнс считал доход основным фактором, определяющим потребление. При этом размеры сбережений являются определенным остатком в виде разницы дохода и уровнем потребления. Относительно размеров сбережений Кейнс отмечал, что «применительно к короткому периоду влияния нормы процента ставок на индивидуальное потребление при данном уровне дохода следует признать второстепенным и сравнительно небольшим». В то же время «люди склонны, как правило, увеличивать свое потребление с ростом дохода, но не в той же мере, в какой растет доход». И далее он объясняет: «Побуждение к удовлетворению неотложных первостепенных нужд человека и его семьи обычно представляет собой более сильный мотив, чем побуждение к накоплению, и последнее только тогда начинает проявляться в полную меру, когда достигнут известный уровень благосостояния. Это ведет к тому, что с ростом реального дохода, как правило, более высоким оказывается удельный вес той части дохода, которая направляется в сбережения».

Какие могут быть возражения против таких справедливых, в общем примитивных рассуждений. Но позже Кейнс становится автором учения, которое рассматривает рынок труда как инертную, статическую систему, в которой цена рабочей силы (заработная плата) достаточно жестко фиксирована. Наличие вынужденной безработицы обусловливается недостатком совокупного эффективного спроса, возникающего вследствие негибкости денежной оплаты за труд в сторону ее понижения. В результате, мол, при падении спроса сокращается объем производства и занятость, а номинальные ставки заработной платы остаются без изменений.

Кейнс и его последователи «подвергли критическому анализу» положение классиков об автоматическом устранении безработицы путем понижения цен и заработной платы. В принципе капиталистическая система никогда не была и не будет совершенно конкурентной, поэтому были и существуют трудности как экономического, так и политического характера, препятствующие эластичности цен и заработной платы.

Представители всех экономических школ Запада признают тот факт, что в условиях, когда государство не предпринимает определенных действий в направлении регулирования рынка, в экономике многих стран отмечается одновременный рост инфляции и безработицы. Подобная ситуация определяется как стагфляция.

Кейнсом были сформулированы основные принципы теории государственного регулирования экономики (кейнсианство). Экономическая программа Кейнса включает всемерное увеличение расхода гос. бюджета, расширение общественных работ, абсолютное или относительное увеличение количества денег в обращении, регулирование занятости и пр. Некоторые положения кейнсианства пересмотрены и развиты представителями неокейнсианства (главным образом в анализе технико-экономических факторов экономического роста) и пост-кейнсианства (достижение «эффективного спроса» зависит от ряда социальных мероприятий).

В связи с тем, что эффективность влияния государства на экономику в ряде случаев не проявилась в ожидаемой мере, разброс мнений о роли и значении государства в современных экономических системах очень широк: от полного отрицания до полного «обожествления».

Хотелось бы сослаться на мнение русского социолога-правоведа Б. А. Кисляковского (1868–1920), профессора Киевского университета Св. Владимира. Отстаивая накануне 1917 года ненасильственный эволюционный путь преобразования общества, он большую роль в решении социальных проблем отводил государству: «Общее благо – вот формула, в которой кратко выражаются задачи и цели государства. Способствуя росту солидарности между людьми, государство облагораживает и возвышает человека. Оно дает ему возможность развивать лучшие стороны своей природы и осуществлять идеальные цели. В облагораживающей и возвышающей роли человека и заключается истинная сущность и идеальная природа государства».

Мнение сторонников свободного рынка о том, что для стран с развитой рыночной экономикой процесс смягчения административного регулирования является жизненно важным и освобождение от административного регулирования дает эффект, жизнью не подтверждается. Есть большое число сторонников возврата к прошлому России, ее религиозным, философским, бытовым истокам как отправной точке движения вперед. Это тоже не выход. Принцип «все возвращается на круги своя», когда возрождаются дворянские собрания, клубы, купечества, ведутся широкие диалоги о необходимости восстановления монархии, является регрессом. Возврат к старому невозможен – человеческое общество развивается по спирали. Но и пассивное наблюдение за происходящими социально-политическими процессами заведет страну в такой тупик, из которого последующие поколения будут выбираться с колоссальными потерями.

Если политик, руководитель страны не принимает конкретных своевременных решений, то все объективные процессы начинают развиваться сами по себе, тащить экономику туда, куда она идет: к спаду производства, инфляции, черному рынку, безработице, упадку дисциплины и трудовой активности.

Русская история знает много примеров решительного реформирования жизни общества. Существуют два подхода к анализу общественного развития: формационный (марксистский) и цивилизационный (неоклассический). Формационный подход не признает наличия экономических систем, а устанавливает существование вместо них способов производства. Формация (общественное устройство) – это совокупность способа производства и надстройки. Способ производства есть совокупность производительных сил и производственных отношений. К надстройке относится политика, идеология, право, национальные, семейные и иные отношения и т. д. и соответствующие им организации и учреждения. Производительные силы – это совокупность средств производства и людей, обладающих определенными знаниями, навыками (квалификация, профессия и т. д.) к труду. К производительным силам следует отнести силы природы и общества, факторы производства и ресурсы, используемые в производстве благ (продуктов). Формой развития производительных сил являются производственные (экономические) отношения. И так далее… По Марксу, существует 5 способов производства.

Цивилизационный подход общественного развития. Впервые понятие «цивилизация» употребил английский ученый Джозеф Тойнби (1889–1975). В основе цивилизационного подхода лежат не производственные отношения, не формы собственности, не классовая борьба, а уровень развития техники и технологии, общечеловеческие ценности (равенство, свобода, демократические принципы, права человека, гуманизм и т. д.). В соответствии с цивилизационным подходом современная экономическая теория различает 4 типа экономических систем (экономики): традиционная, рыночная экономика свободной конкуренции (чистый капитализм), командно-административная и современная (смешанная) рыночная экономика (современный капитализм).

Концепция смешанной экономики возникла в России во второй половине XIX века. В ее философскую основу положен вывод из закона, открытого К. Н. Леонтьевым: неоднородность экономической системы и многообразие форм хозяйствования. Свой вклад в разработку концепции смешанной экономики внесли Н. Я. Данилевский, В. П. Воронцов, Н. Ф. Даниельсон и др. Западная экономическая мысль подошла к пониманию такой системы хозяйствования лишь в конце XX cтолетия (Л. П. Кураков).

Существует еще одна классификация общественного развития, предложенная представителями теории постиндустриального развития (американский экономист Уолт Ростоу), которые выделяют следующие экономические системы:

– доиндустриальную, где главной сферой является сельское хозяйство, главным фактором – земля и главным господствующим классом – земледельцы;

– индустриальную, где главной сферой выступает промышленность, главным фактором – капитал, а главным господствующим классом – собственник капитала;

– постиндустриальную, где, соответственно, выступают: сфера услуг, информация и собственник информации.

Границами, отделяющими экономические системы друг от друга, являются промышленная и научно-техническая революция.

Экономическая мысль развивалась, развивалась и… дошла, как говорят, «до ручки»: ярый апологет свободного рынка Дэвид Хендерсон в книге «Радость свободы, или Рынок без тормозов» утверждает на полном серьезе, что рынок решает все проблемы, особенно если государство не будет вмешиваться. Полнейшая свобода – даже в употреблении наркотиков. Никто не может запретить делать что я хочу.

Но кризис опровергает все аргументы Хендерсона. В действительности везде и всюду никаких проблем рынок не решает. И все потому, что он нацелен не на производство и удовлетворение потребностей общества, а преследует цель – получение максимально возможной прибыли. И этим не мотивирует честный труд. Везде, во всех сферах, – криминал.

Не может противостоять инфляции, безработице и кризисам и современная (смешанная) рыночная экономика (современный капитализм), в которой сочетается частная собственность с государственной. Установлено, что рыночные механизмы за всю историю человечества ничего, кроме хищничества, не породили. Нигде и никогда капитал добровольно не защищал окружающую среду, используя ее только исключительно ради все той же прибыли и истребляя ее. Его совершенно не интересует экологическое разрушение мира, так как при рынке фундаментальная функция экономики – снабжать общество средствами существования – отошла на задний план или перешла в значительной мере к явлениям неэкономическим. На первое место вышло получение прибыли, чаще – сверхприбыли, инвестиций с целью извлечения доходов из экономик низших уровней, глобализация экономики. Например, вынос предприятий в страны, где сырье и рабочая сила в десятки раз дешевле, чем дома.

Кризис носит системный характер. Темпы и моды диктовал Запад. Несколько веков история цивилизации шла по его сценарию. И если описать результат кратко, то получается «развитие через разрушение». Создавая промышленность, капиталы и высокий уровень жизни, лидеры планеты все время разрушали – природу, другие цивилизации и культуры, общество и даже самого человека.

 

Глава 11

В западном мире согласованные антикризисные действия невозможны

С крахом СССР и коммунистической системы кризис западного мира не ослаб, а усилился. Не так давно казалось: история усмирена, введена в культурное русло, зарегулирована военно-политическими и экономическими блоками, американской гегемонией и наднациональными структурами. Теперь, когда капитализму нет необходимости ориентироваться на мир социализма, новый миропорядок становится, наоборот, более непредсказуемым. По мнению многих авторов нас вновь ждут необычайно опустошительные войны и невероятнейшие смуты.

Господство всемирного финансового капитала и транснациональных корпораций не могло не привести к ограничению суверенитета национальных государств. Финансы и сверхкорпорации подчинили себе политику, превратили экономику в фактор, определяющий в современном мире все и вся. Это стержень так называемой постиндустриальной фазы развития человечества.

В современном западном мире денежный механизм из подручного средства экономики превратился в ее доминирующий фактор. Благодаря этому в сферу экономики стали включать сферы культуры, образования, развлечения, спорта и все другие, ранее таковыми не являющиеся.

Хотя денежный механизм приобрел власть над экономикой, он не смог (или не захотел) выработать противоядия против кризисов. И это несмотря на то, что Запад вступает в эпоху ускоряющегося распада. Сегодня все больше сил общества тратится не на то, чтобы удовлетворять самые разнообразные потребности людей и на то, чтобы удержать человеческие сообщества от распада. Если мы посмотрим, из чего состоит валовый внутренний продукт нынешних постиндустриальных стран, то увидим, что самыми быстрыми темпами растет сфера услуг. Как на дрожжах, распухает сектор рекламы и маркетинга, масс-медиа и шоу-бизнес, финансовые услуги и здравоохранение. И также мы замечаем разрастание сферы услуг, связанных с государственным управлением, – включая полицию и т. п. Это свидетельствует о нарастающем кризисе постиндустриального общества. Это строй потребления, потребления и еще раз потребления. Одновременно в постиндустриальном мире идет стремительная интеграция всех основных видов деятельности: экономики, политики, культуры. Сегодня они сливаются в нечто единое, в универсальный поток человеческой деятельности.

Убедить Европу, Китай, Японию и Исламский мир беспрекословно принять американские условия и согласиться на интернационализацию под штатовским контролем недр и основных возобновляемых ресурсов планеты – воды и лесов – никак не удается. Не помогают даже такие «страшилки», как Северная Корея, Сирия и Иран.

В конце XX века прежде всего на Западе обнаружилось, что не только природа не выдерживает техно-хозяйственной нагрузки на нее. Теперь нагрузок не выдерживает общественное сознание, наступает слом культуры. Впервые за всю историю человечества кризис охватил не отдельную цивилизацию или культуру, а весь цивилизованный мир. Из литературы уже давно убрали сюжеты, фабулы, характеры, заменив их потоком бесконечно скучных блужданий по описаниям призрачных впечатлений, игрой в слова, описанием бесконечных катастроф и ужасов при крушениях цивилизаций. В изобразительном искусстве вакханалия идет по возрастающей. Даже самое конкретное из всех видов искусств – архитектура – утратило пластику и выразительность, превратившись в инструмент стандартизации и нивелирования. Свою лепту вносит и Голливуд, приучивший весь мир к фильмам ужасов. Масс-культура прочно обосновалась в России. Нынешняя «культура» стала отражением всеобщей психической эпидемии. Ведь только русские люди имеют сорокалетнюю эпоху выращивания «телевизионных идиотов». Неужели те, кто наживается на картинах садизма, половых извращений, насилия во всех его видах, темных культов и мракобесия, не понимают последствий всего этого?

Некоторые авторы утверждают, что назревает вселенская психологическая катастрофа, когда помутнение рассудка коснется миллиардов человек. Последствия ее не менее трагичны, чем катастрофы экологии, чем перспектива истощения природных ресурсов. XXI век предвещает эпидемию террора, расцвет экстремистских движений, распад старого общества, культурную деструкцию, тотальное поветрие психических расстройств. Из сказанного о западном мире вытекает главный вывод: конвергенция (сближение социалистического и капиталистического общества) невозможна. Так как капитализм аморален по всем статьям.

Деловые циклы и спады столь же внутренне присущи капитализму, как землетрясения присущи геологии Земли. Они всегда были при свободном рынке и всегда будут. С точки зрения гуманизма и здравого смысла капитализм глубоко аморален. Капиталисты не могут, а вернее, не хотят предлагать надежных рецептов для возможного избавления «свободного мира» от грядущих финансовых потрясений. Они никогда не захотят выработать противоядия против кризисов. Мешают пресловутый либерализм и человеческая жадность. При кризисах страдают не все: выдерживают сильнейшие. Капитализм приводит к неподдающейся контролю экономической власти: господство на рынке крупных монополий, которые реализуют свои интересы за счет потребителей, поставщиков и конкурентов; господствующая власть капитала над людьми в процессе труда и на рынке труда; возможность превращать экономическую власть в политическую; дискриминационная инвестиционная политика. Интернациональная финансовая элита не может противостоять кризисам, несмотря на то что финансы – средоточие силы Запада. Эти люди контролируют нервные центры финансовой системы. Контролируя власть над колоссальными деньгами, они сосредоточили в своих руках гиперуправление обществом. Но дело в том, что финансист, преследуя цель – прибыль любой ценой – не может обходиться без создания управляемых конфликтов, без балансирования между разными группировками, без организации тайных и закрытых обществ, без криминала, естественно.

Наука гиперуправления говорит: чтобы победить в конкурентной борьбе, необязательно работать лучше соперника, переманивать у него клиентов более низкими ценами на тарифы, более высокой производительностью труда и прочим. Новый элитарий и криптополитик постарается достойного конкурента просто устранить в экономическом или физическом плане. Так при неограниченных средствах выгоднее. А если такой соперник – целая страна, то в арсенале очень много средств, начиная от прямых военных действий и кончая поддержкой тамошних революционеров, оппозиции.

Можно устраивать и кризисы в глобальных масштабах.

Все экономисты считают, что деньги выполняют «священные» функции – меры стоимости, средства платежа и средства накопления, учетной единицы и сокровища. В экономике деньги – это посредник. Школы экономической науки различаются прежде всего тем, как они определяют, что лежит в основе товара. «Количество труда!» – говорят марксисты. Другие считают, что спрос покупателей. Третьи – что все определяется соотношением кривых спроса и предложения. Кто-то исповедует теорию «предельной полезности». Но самое интересное – все школы исходят из реальных обстоятельств, выгодных постулатов, то есть допускают ошибку.

В начале XX века немецкий физик Вернер Гейзенберг открыл принцип неопределенности. Он доказал, что невозможно измерить одновременно скорость и массу элементарной частицы, то есть нужны два измерения. Отсюда вытекал принцип дополнительности: любое явление надо описывать с разных точек зрения – они не конкурируют, а дополняют друг друга.

А в конце XX века пришли к выводу: все экономические теории дополнят друг друга и просто рассматривают одни и те же явления с разных сторон. И все они в конечном счете исходят из того, что цена – это способ сбалансирования издержек производства, с одной стороны, и потребностей рынка – с другой. Потребности материализуются в спросе, а в основе предложения лежат издержки. Деньги – инструмент, который соединяет, коммутирует все это.

На самом деле с определенного момента начались странные вещи. На поверку оказалось, что главная валюта XX века – доллар – одну за другой начал сбрасывать с себя связь с любыми носителями, стал нарушать зависимость денег от экономических параметров. И прежде всего, привязку денег к производству как таковому. И в итоге к началу 2000-х годов доллар оказался обеспеченным только одним – властью США над миром, политическим, информационным, военным и научно-техническим их могуществом.

Перейдем к «золотому миллиарду». Этот миллиард есть не что иное, как арифметическое сложение численности населения США, Западной Европы, Японии и еще кое-каких стран вроде Канады, Австралии, Новой Зеландии, Израиля. Все, кому не лень, бичуют «золотой миллиард», заявляя: они, гады, жируют за счет бесчеловечной эксплуатации и ограбления других народов планеты. Но стоит только от общих слов перейти к конкретным фактам, то окажется, что современная реальность не соответствует старым идеологическим конструкциям. Вся экономика Японии, США и Западной Европы замыкается на саму себя, страны – производители нефти и Китай.

Несмотря на то что Китай не отказался целиком от социалистического пути развития, в том числе и от плановой экономики, он широко открыл двери для мирового капитала. Он располагает богатыми природными ресурсами, но, чтобы прокормить такое огромное население, китайцам приходится возделывать каждый клочок пахотной земли. Авторитарный режим обеспечивают стабильность уже тем, что громадные деньги не отвлекаются на выборные балаганы раз в четыре года. Жесткая власть пресекает всякие попытки рабочих бастовать. Плюс – с точки зрения современных азиатских коммунистов, только полные болваны могут исключать участие государства в экономике.

Самое страшное для Запада сегодня – это если полуторамиллиардный Китай завладеет последней кладовой природных ресурсов планеты – Сибирью. Тогда появится действительно непобедимая супердержава, способная покорить весь мир. Именно поэтому Соединенные Штаты пощадили Российскую Федерацию как способную противостоять Китаю, хотя после гибели СССР могли буквально на клочки ее разодрать.

Но что мы, товарищ, все твердим: Штаты, Штаты? Каждый знает о том, что Соединенные Штаты, в 1991 году нас победившие, генетически происходят от Британии. Сталин, проводя жесткую индустриализацию 1930-х годов и массово лишая русских крестьян собственности, по сравнению с англичанами сущий агнец божий.

Вспомните XVI век, Генриха VIII. В это время начинается предкапиталистическое развитие Англии. Становится выгодным не хлеб сеять, а разводить овец и поставлять шерсть в соседнюю Голландию, где работает множество текстильных мануфактур. Чтобы получить землю под пастбища на небольшом острове, лорды принимаются сгонять свободных крестьян с земли, захватывая общинные и монастырские угодья. Крестьяне лишаются имущества, превращаются в толпу людей без собственности и средств к существованию. Вскоре появились и законы против бродяг. Английская петля убивала бывших крестьян всех подряд. Такое жестокое обезземеливание крестьян обеспечило самый быстрый путь от старого, традиционно-аграрного общества к индустриальному строю. Те страны, которые не воспользовались английским приемом – Россия, Австрия, Франция, – здорово отстали от британцев в экономическом развитии. Англия становится в итоге «мастерской мира», главным фабрично-заводским и банковским центром планеты. Страну словно перекодировали. Рождается жесткий олигархический режим, скрещенный с разбойничьей, хищнической, типичной экономикой «добычи трофеев».

Уже после Генриха, во второй половине XVI столетия, англичане дают миру пример коммерческого пиратства под государственной «крышей». Сыны туманного Альбиона строят быстроходные, хорошо управляемые парусники, грабят караваны испанских судов, идущие с грузом серебра и золота из американских колоний. Пираты получают звания лордов. Сама королева Елизавета вкладывает деньги в разбой на океанских просторах. Иногда капитаны набирали себе команды, посылая на улицы городов особо обученных головорезов, которые хватали людей.

Рядом с армией рабов-матросов существовали работные дома. Уже ближе к нашим дням, в 1834 году, был издан закон, по которому нищих принудительно заключали в приюты, созданные по образцу и подобию тюрем. Мужей разлучали с женами, матерей – с детьми. Всех сажали за тяжелую работу. Например, дробить камни или расплетать старые канаты на пеньку. Никаких денег за труд не платили. Только кормили. В старой доброй Британии появились и пролетарии, вынужденные вкалывать за гроши и ютиться в трущобах. Их ряды пополняли в огромном количестве угнетенные ирландцы, лишенные земли. Попытки рабочих выступлений в Англии подавлялись пушечным огнем и клинками кавалерии. Справедливости ради заметим, что такое творилось не только в Англии. Восстание лионских ткачей во Франции в 1830-е годы тоже подавлялось артиллерийским огнем и картечью. Добавим к сказанному работорговлю, поставленную англичанами на широкую ногу. Всеобщего избирательного права в Англии не было аж до 1928 года.

 

Глава 12

Нужна старая идеология и новая экономическая теория

Глобализация, подтвердившая многие прогнозы Маркса относительно развития капитализма как мировой системы, разрушающей границы и втягивающей в свой оборот все страны и народы, резко оживила интерес к марксизму. Посвященные марксизму книги стали выходить большими тиражами, на Западе началась волна молодежного радикализма. Вписываясь в мировую капиталистическую систему, российское общество неизбежно придет также к радикальному социалистическому движению.

Известный политолог Борис Кагарлицкий в книге «Политология революции» пишет: «Главное историческое достижение капитализма состоит в том, что благодаря ему появляется на свет революционная антикапиталистическая альтернатива».

Но нам бы покончить (а к этому дело идет) с уголовно-мафиозным строем, Россия в соответствии с сутью русской цивилизационной идеи не станет навязывать себя и свое мировоззрение другим странам и народам (с этим, надеюсь, покончено), тем более не будет принуждать их подчиняться ей, подобно тому, как это делает по всему свету «американская мечта». И за это мир даст возможность России идти своим путем. Россия, приняв на себя новую (старую) миссию, предложит миру пример не поклонения золотому тельцу, а пример нравственно-духовной организации общества.

Читатель скажет: «Давно бы так!», но имеет право задать вопрос: а какие люди способны это сделать? Неужели коммунисты-ортодоксы, о которых в коммунистические времена мы вообще не знали, или те коммунисты, которые вынырнули из-под горбачевского предательства, или новые осторожные либерал-коммунисты, или националисты всех мастей – от реликтовых орденских православных братств до откровенных монархистов-государственников, готовых посадить на престол монарха? Не они! Так или иначе, но на «новых русских» и «челноков» ставку тоже делать не стоит.

Как это ни парадоксально прозвучит, но возрождение подлинно русского национального общества возможно только при реставрации социализма с русским лицом. В нем заложена идеологическая основа противостояния тлетворному влиянию морали Запада, естественно, с учетом прошлых ошибок русского коммунизма, обновленного, подверженного ревизии его основных постулатов. Естественно, с учетом исконно русских ценностей, на первом месте из которых – упомянутая русскость. Учитывая генетическую доброту русских, необходимо им обязательно вернуть статус титульной нации. Восстановить 5-ю графу в паспорте. Миграционные законы ужесточить.

Александр Никитович Севастьянов в книге «Время быть русским» дает интереснейшие определения: «Социализм» – есть робкий, стыдливый компромисс между коммунистами и капиталистами, возникающий в ситуации, когда ни одна сторона не может взять решительный верх… Госкапитализм на благо всей нации (он же – национал-капитализм), подобный тому, который был в нацистской Германии, строят в наши дни многие страны (в лидерах – Китай и Вьетнам). Мы должны как можно скорее и тверже встать на этот путь… Социальные программы высшего уровня, осуществляемые за счет природной ренты и справедливого трудового законодательства, – это куда лучше мифического “ социализма” , который можно строить до гробовой доски, так и не узнав, что это такое».

Во многом не соглашаюсь с господином Севастьяновым, но в отрывке, приведенном выше, я увидел наиболее близкую (из всех встреченных мною ранее), по смыслу идею того общества, о котором я толкую на этих страницах. Если даже от старого содержания идеи коммунизма после тщательнейшей ревизии его в будущем останется не так много, все равно необходимо будет сохранить коренной момент и признать за истинные слова из «Манифеста коммунистической партии» образца 1872 года: «Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим»; «она создает себе мир по своему образу и подобию»; «деревню она сделала зависимой от города» (кто в этом сомневается – уподобляется умникам, которые отдают предпочтение пролетариату перед крестьянством); «рекрутируется пролетариат из всех классов населения»; «коммунизм ни у кого не отнимает возможность присвоения общественных продуктов, он отнимает лишь возможность посредством этого присвоения порабощать чужой труд»; экспроприация земельной собственности и обращение земельной ренты идет на покрытие государственных расходов; необходима централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и с исключительной монополией.

О социалистичности дооктябрьской России писал монархический идеолог Иван Солоневич: «Императорская Россия была страной, в которой “ обобществленный сектор народного хозяйства” был больше, чем где бы то ни было в мире. Государственный Банк контролировал все банки России и имел исключительное право эмиссии кредитных билетов. Большинство железных дорог принадлежало казне, а оставшиеся частные дороги стояли накануне “ выкупа в казну” . Го – сударство владело огромными земельными пространствами, владело заводами и рудниками. Медицина в земствах была поставлена так, как она и сейчас не поставлена нигде во всем мире. Земства стали организовывать свою фармацевтическую промышленность с помощью государственного кредита. Русское кооперативное движение было самым мощным в мире».

А. Севастьянов противопоставлял Россию, в которой отношение к предпринимательству всегда было принципиально иным, еврейскому торгово-финансовому государству, для которого «Прибыль – смысл и цель торговли, любой сделки. Уже в античные времена еврейские предприниматели и банкиры постигли старую мудрость: наша экономическая деятельность есть лишь канализация алчности». Предприниматель, который просто «канализировал свою алчность», преследуя только цель извлечения прибыли только для себя лично, отторгался русским обществом. Для нас экономическая деятельность – есть функция жизнестроительная, творчески креативная, коммуникативная, наконец, и лишь в последнюю очередь – обогащающая купца или промышленника».

Основным политическим и представительным органом должны быть профессиональные и корпоративные Советы. Это хорошее корневое русское слово. В истории страны оно применяется очень давно. Любому человеку нужно защищать интересы своей профессиональной группы и своей территориальной общины. Поэтому, будьте так любезны, верните нам формирование представительства от этих групп (на местном и общенациональном) уровне, как это было в эпоху традиций на Руси.

Русская артель была вполне социалистической организацией, члены которой всегда получали огромный материальный стимул к хорошей работе – приличные заработки. Они во много раз превышали заработки отдельных наемных рабочих (и государственных, и «частных»). Общественная собственность артели отрицала присвоение заработанного одним лицом. Все доходы распределялись между всеми ее представителями, но не уравнительно, а иерархически, в соответствии с конкретным вкладом работника. Артельная этика побуждала каждого рабочего считать свое предприятие действительно своим, чувствовать себя полноценным хозяином, жизненно важной «частью» единого организма.

Самобытным явлением в России – многовековой практикой русского государственного социализма – являлась крестьянская община. Община представляла собой идеальный нравственный и социальный регулятор народной жизни. Общинники, соучаствовавшие в распоряжении землей, устанавливали между собой определенные соседские бытовые отношения. Община способствовала быстрому распространению полезных нововведений. В России крестьянская община еще даст о себе знать, и не исключено, что в форме обновленных колхозов. Но и индивидуальное крестьянское хозяйство нельзя сбрасывать со счетов. Ленин и Сталин игнорировали возможности крестьянина-единоличника. Труд крестьянина имеет творческий характер и не терпит указаний свыше. Можно сказать, что все искусство сельского хозяина заключается в умении использовать частности. Только сам хозяин, за долгие годы практики изучивший свое хозяйство, может успешно вести его. Но это не значит, что сельское хозяйство в целом неспособно использовать преимущества крупного хозяйства. Ряд звеньев сельскохозяйственного производства только выигрывают от объединения. Такое объединение создается кооперацией. Кооперация плодотворна для таких, например, звеньев земледельческого производства, как молотьба, сливкоотделение, приготовление масла, трепка льна, продажа сельхозпродукции, получение кредитов, и других.

Чтобы их работа была эффективнее, крестьяне должны объединяться во множество кооперативов разных размеров по тому или иному профилю их деятельности. Так называемая «вертикальная» кооперация, в отличие от «горизонтальной», когда одна и та же группа крестьян объединяет все свои хозяйства, все звенья своего организационного плана, и при этом для большинства из них не достигается оптимума. Типичным примером «горизонтальной» кооперации может служить колхоз.

Далее я попытаюсь изложить взгляд на возможные пути развития России исходя из русской национальной идеи и опыта последних лет. Сразу же хочу заострить внимание читателя на настоятельной необходимости введения в основу прекращения развала России идеологического начала, чего, к сожалению, до сих пор не сделано. Путь «в никуда» может быть приостановлен, если будет осуществлен поворот в сторону отказа от шкурных интересов, ибо гласит древняя мудрость: с тех пор как гражданин становится собственником, он перестает быть патриотом.

Еще в XIX веке англичанин Маколей Томас Бабингтон сказал буквально такие слова: «хорошее правительство – не то, которое хочет сделать людей счастливыми, а то, которое знает, как этого добиться». Так давно сказано, а звучит актуально. Это мы наблюдаем и сейчас: все, кому не лень, говорят, что счастье и светлое завтра для всех наступит скоро, но как они это сделают, не говорят. Да и не могут, надо быть объективными, потому что по-прежнему будут вначале отнимать и только потом, давать, в пределах того, что позволит государственный бюджет.

Судите сами. Предположим, что нынешняя власть предержащая искренне хочет всех сделать счастливыми, тогда, грубо говоря, у кормушки она может продержаться долго. Но эфемерность ее желания тут же прослеживается, так как она вместе с властью получила в наследство много проблем, главнейшая из которых – криминальный передел собственности, и проблемы эти просто неразрешимы до тех пор, пока не будет провозглашена стратегия, если хотите – идеология нашего движения вперед. Эта идеология должна содержать основной экономический императив, выбивающий почву из под ног у всякого криминала (нелегального, полулегального и легального) не только на законодательном уровне, но и на идеологическом. Иначе никак не вытанцовывается: сами поступаем по-советски, по-коммунистически (иначе последствия мирового экономического кризиса не преодолеешь), а говорим все время, что никакого государственного капитализма у нас не будет. Государственный капитализм (читай, первая стадия коммунизма – социализм) – лучшее из всего возможного, что можно предложить для такой страны, как Россия. Об этом написано и сказано немало. Сразу оговорюсь (и об этом я писал выше): настоящего государственного капитализма с плановой экономикой еще нигде не было, в том числе и в СССР. Но модель СССР вполне приемлема при разработке новой стратегии развития страны. Очевидно, начинать надо с разработки новой идеологии этого развития. Я думаю, возражений не будет, если мы под идеологией в этом конкретном случае будем понимать разработанное на основе консенсуса мировоззренческое понимание целей и путей движения нации в светлое будущее.

Исторические хроники свидетельствуют о том, что наши недруги попытки подрыва мощи России всегда связывали с использованием национального вопроса. И это понятно: страна большая, многонациональная, многоконфессиональная. Эти попытки продолжаются. Замыливание глаз «западной демократией» – не более как уловка. В результате – продолжается развал России.

Но он может быть приостановлен, если будет преодолена идиосинкразия к национальному вопросу. Следует подумать о возвращении русским статуса титульной нации. Только на этом пути возможно возрождение патриотизма. Без возрождения русского патриотизма ни о каком движении вперед не может быть и речи. Дело в том, что с исчезновением идеи русского коммунизма, наша страна стала более уязвимой в идеологическом отношении. Спасение – в русской национальной идее. Подрыв русского национализма и русского начала в жизни России может привести к тому, что сама Россия как страна прекратит свое существование, поскольку ослабнет и исчезнет та историческая динамика, которая увлекала в строительство России иные народы, ее населяющие. С ослаблением русских рассыплется и русская нация, с исчезновением нации станет невозможным и государство. Будущее России являются ключевыми для всего человечества. Это нужно понять как аксиому. От того, как будут происходить события в России или как они происходят, зависит ситуация во всем мире. Здесь ключ ко всем проблемам мирового порядка.

И, наконец, самое главное. Как нам вернуться к исходному условию, что в истории производства постоянно борются две линии: одна – производящая, творящая; другая – грабительская, присваивающая. Как нам законодательно (конституционно) установить правила экономического развития страны, которые были бы альтернативой буржуазной экономической теории? Для простоты рассуждений предлагаю заменить дискредитированное слово «коммунизм» на более приемлемое. Условным при этом будет и сохранении основных сущностных свойств коммунизма, так как уже в его энциклопедическом определении содержатся большие противоречия.

Очевидно, целесообразно отказаться от слов «коммунизм» и «социализм» не потому, что «не надо дразнить гусей». Дело созрело для рассмотрения по существу. Понятие «коммунизм» скомпрометировано сейчас, но и «социализм» не подойдет: следует отмежеваться от разрешенных для пользования терминов «социал-демократия» и разного рода социализмов, например хотя бы такого, как бывший шведский или какой-то другой, в которых от капитализма гораздо больше, чем от социализма. Еще раз договоримся: и к конвергенции не апеллировать. Конвергенция нужна загнивающему и загибающемуся капитализму, а мы пойдем другим путем…

Вместо слова «коммунизм» можно предложить почти забытое слово – «регулятивизм». Можно рассмотреть вариант для названия действительно плановой экономики – «регулятивная экономика». [От слова регулятивный (лат.) – направляющий, вносящий порядок, планомерность во что-либо]. Смысловое и буквальное значение слов «регулятивный» и «регулятивизм» встречается в трудах экономистов Джона Кейнса и Роберта Буайе. Предлагается в эти понятия вложить новый, более емкий смысл. Необходимо новое прочтение этих понятий. Естественно, в данной книге, носящей не научный, а историко-публицистический характер, автор не претендует даже на начало разработки соответствующей экономической теории. Здесь слово за учеными-экономистами.

Регулятивизм – сменяющая капитализм социальная общественно-экономическая формация, основанная на консенсусе, преимущественно с государственной и муниципальной собственностью на средства производства в сфере связи, управления, обороны, коммуникаций, культуры, права, образования, здоровья нации, банковского дела и производства средств производства и преимущественно с частной собственностью на средства производства в сфере производства товаров народного потребления и услуг, в которой на основе постоянного развития науки и техники осуществляется великий принцип «от каждого – по способностям, каждому – по труду», в которой производство и труд применяются с наибольшей пользой для народа на основе планомерности и плановости, в которой в законодательном порядке постоянно вносятся ограничения на прибыль от эксплуатации человека государством и частным работодателем, где совершенно исключается получение прибыли «из ничего».

Наших соотечественников можно и нужно объединить на основе взаимопонимания, согласия и всеобщего права на труд и достаток, так как на генном уровне они обладают присущими только им особыми свойствами, отличающими их от других народов. Эти особые свойства, назовем их русскостью, формировались веками и обусловлены историческим условиями существовании народов России.

С давних времен на Руси существовало вечевое правление. Вече, как пишут все энциклопедии, есть народное собрание. Вопреки школьным представлениям, этот демократический институт существовал не только в Новгороде и Пскове, но был распространен в той или иной форме во всех русских княжествах и сохранялся до конца XVII века. Веча действовали даже при таком «тиране и деспоте», как Иван Грозный.

Например, в 1549 году он собрал первую национальную Ассамблею, в 1564 году на Ассамблее он получил одобрение народа на преследование бояр. В 1566 году Собор, который состоял в основном из военных (делившихся, в свою очередь, на три касты) и торговцев, принял решение о войне с Литвой. На Соборах же выбирались цари, например Борис Годунов в 1598 году, затем Шуйский в 1606 году, а также первый Романов – Михаил, выбранный в 1613 году Земским собором, представлявшим (условно) все классы и города.

Последний раз Собор был созван в 1698 году для обвинений и принятия решений относительно царевны Софьи, после чего началось единоличное правление Петра I, а затем и других императоров. Но хотя Соборы и прекратились, формально, юридически они до сих пор в России не отменены.

В императорский период, при отсутствии Соборов, народ потерял возможность корректировать политику легитимно и стал использовать бунты как средство такой корректировки. А на протяжении всего XVIII века и до декабристов включительно высшие слои России пытались установить власть дворянства под вывеской монархии. По сути, императоры назначались дворянами и ими же отравлялись на тот свет.

В Первую Государственную думу, учрежденную Николаем II, пришли уже люди с десятками программ самого революционного свойства. Ее разогнали, и дело кончилось 1917 годом. И хотя, когда в 1905 году в городе Иванове создавали первые Советы рабочих депутатов, никаких коммунистов рядом не стояло, а в 1919 году крестьяне согласились на этот русский вариант демократии – «Советы, но бы без коммунистов», в России к власти окончательно пришли все-таки коммунисты в лице партийной номенклатуры.

Россия покатится в пропасть, когда та же партноменклатура, предав «единственно верное непобедимое учение», стала исповедовать уже другие законы, среди которых главный – закон силы. «Сильные» – это те, кто имеет деньги, – контролируют государство со всей его парламентской атрибутикой. При таком законе выбора у народа не существует – все продается и покупается.

А если бы выбор существовал? Из каких альтернатив состоял бы сейчас выбор народа? Казалось бы, «набор» не так велик. Ведь каждый понимает, что возврат в наше недавнее прошлое, когда мы жили относительно достойно, маловероятен. Но почему так неоднозначна реакция русских людей, когда Медведев и Путин на вопрос, будет ли откат в прошлое, неизменно отвечают: «От рынка мы не отступим!»?

К национальному вопросу мы по-прежнему подходим с интернационалистских позиций. Да и в прочих делах наблюдаются сталинские замашки. Тошно смотреть, как новые вожди замыкают на себя решение всех государственных вопросов и на виду у всех раздают поручения никчемным министрам так, как если бы последние были у них дома челядью. При таком несолидном поведении вождей Россия рано или поздно окажется на пороге социальной революции. По оценкам некоторых, национально-освободительной. А некоторые авторы считают такой и Октябрьскую революцию 1917 года. Вопрос, была ли Октябрьская революция социалистической, конечно, интересный. Хотя бы своей провокационностью.

Нынешней нашей власти и ее прихлебателям хотелось бы, чтобы и Радищева, и декабристов, и революционных демократов в нашей истории как бы не было. Тогда не будет и преемственности в революционной борьбе нашего народа за лучшее будущее. Тогда легче поверить в тенденциозную ложь петербургского лингвиста Александра Драгункина, убеждающего своих читателей в том, что никаких предпосылок для социальной революции в России не существовало. «Так разбойничьи попытки передела собственности, которые предпринимались иногда в слабых государственных образованиях, оканчивались грабежами и массовыми казнями. И только. Все революции, восстания и бунты имели и имеют два направления – борьбу кланов за власть или национально-освободительное. Великая Русская революция 1917 года была национально-освободительной».

Здесь такой замес правды и лжи, что без бутылки не разберешься, что к чему. Ну например. Были, мол, слабые государственные образования (у других – это Великая Россия), были и грабежи, и массовые казни. А с национально-освободительным характером русских революций можно согласиться, если принять на вооружение концепцию Андрея Буровского, изложенную в его книге «Вся правда о русских: два народа». По Буровскому, туземцы (русский народ) освобождали страну от колонизаторов (дворян и помещиков). Согласимся с Буровским – если возникнет спланированная или стихийная заварушка у нас сейчас (Россия всегда на перепутье), разве это не будет национально-освободительной борьбой потомков недавних трудящихся против компрадорской буржуазии? Зомбируемый народ еще не разучился отделять мух от котлет и понимает, что, ставя под сомнение неизбежность и необходимость революции в царской России, «демократы» этим самым пытаются приучить всех к мысли: «все путем», и ныне ситуация не взрывоопасная.

В советский период вопроса, была ли Октябрьская революция социалистической, ни у кого не возникало, так как «творцы» Октября так революцию назвали, а если кто в этом сомневался, то свои сомнения он вынужден был прятать как можно дальше: за провокационные вопросы можно было поплатиться жизнью.

Это сейчас мы можем, ругая нынешнюю власть, все же открыто демонстрировать свои успехи в «открытиях»: «творцами» революций – Февральской и Октябрьской – не являлись социалисты. Теперь все так и пишут (и это действительно так): Февральская революция возникла совершенно спонтанно, и довольно долгое время никто не осмеливался себя назвать причастным к ее свершению. Именно такая ситуация с ничейной победой над царизмом привела к тому, что Февраль перерос в Октябрь. Это немного упрощенное суждение игнорирует, конечно, очень важный фактор – деятельность Ленина и его соратников, прежде всего Троцкого. Но факт остается фактом: эти «товарищи» не только присвоили себе инициативу «революционного переворота», но и обозначили его характер как социалистический, социальный.

Более или менее вероятную версию этих событий, ранее – искажаемых, сейчас – замалчиваемых, а чаще – просто сводимых к пресловутым проискам евреев, я изложил выше.

Здесь я попытаюсь ответить на вопрос: прошла ли Россия переломную точку отсчета, после которой возврат ее к национальной русской государственности уже невозможен? Будет ли еще Россия стоять перед выбором?

Если будет, то истинный трагизм нашей истории заключается в том, что к тому моменту, когда физически мы сможем определять наше будущее, мы окажемся не готовыми идейно.

Только поэтому, как предпосылку создания новой русской действительности, следует нашей первой задачей поставить – отстоять свое право осмысливать и обсуждать наше прошлое, моделировать свою будущую судьбу и историю.

Нужно понимать, что самыми первейшими вопросами являются вопросы разработки идеологии, национальной политики и новейшей экономической теории. Понадобятся колоссальнейшие усилия, чтобы вернуть экономическую мысль в традиционное русло.

И вспомнятся слова писателя-диссидента и философа Александра Зиновьева: «Если даже на планете не останется ни одной коммунистической страны и ни одного коммуниста по убеждениям, это еще не будет означать, что коммунизм исчез навечно! Человечество так или иначе начнет новый цикл борьбы за коммунизм. Возможно, под другим названием, с другими лозунгами, но по сути дела за то же самое».

Новое название выбрано. Из нынешней практики в России видно, что коммунизм (пусть это будет «регулятивизм») имеет тенденцию к тому, чтобы быть востребованным и достаточно скоро будет каким-то образом провозглашен – жизнь требует. О чем говорят самые последние события? Как бы нынешние руководители не уверяли, что курс страны остается неизменным, им никто не верит. Поступают они с точностью до наоборот. Государство наконец-то начинает вмешиваться в экономику. Только социалистический сектор экономики, не озабоченный получением прибыли, без биржевых спекулятивных перепродаж, способен обеспечить товарных производителей поставками сырья по стабильным ценам на многие годы вперед. Стабильные низкие внутренние цены на сырье позволят всем производителям успешно, даже в условиях сурового климата, конкурировать на международном рынке.

Но трудности в стране определяются тем, что никто не предлагает действенной программы, устраивающей всех. Дело усугубляется еще и тем, что положение со времен Ельцина не меняется, а доверие к нынешней власти растет. О чем это говорит? Это говорит о том, что нынешний режим приемлем для превалирующей части народа. Не соглашаясь в частностях – тут большинство кряхтит и проклинает, – а в главном, на чем стоит режим, согласны. Согласны жить, наслаждаясь малыми радостями, даже если знают, что страна «идет в никуда». Режим создает узаконенные «зоны наслаждения», как это было всегда при капитализме.

Противостоять такому «благополучию» может только стремление к ценностям, более привлекательным для человека, чем малые радости, ценностям, ради которых этими радостями можно пожертвовать. Настанет время, когда трудящиеся массы, поняв бесперспективность своего существования при капитализме, будут готовы понять, что такая жертва возвышает и приносит удовлетворение.

Объяснить необходимость такого стремления можно, если рассмотреть две известные концепции:

1). Либерально-демократическая идея. Основные ее положения: крайний индивидуализм, каждый (юридически) свободен делать свой выбор, но не имеет оснований рассчитывать на поддержку других; полная свобода и даже культ конкуренции, рынок как основной регулятор экономики, все продается и покупается – даже СМИ; всеобщее и равное избирательное право; политическая власть как бы делится на миллионы формально одинаковых кусочков, и каждый полноправный гражданин получает свой кусочек – голос на выборах.

2). Коммунистическая идея. Ее принципы: жизнь определяется не как составляющая множества индивидуальных воль и решений, а на основе единого, строгого рационально разработанного плана, которому эти воли должны подчиняться; в самом конкретном виде – экономические планы определяют экономику страны; рыночные отношения допускаются в некоторых отраслях хозяйствования под контролем государства.

Несмотря на то что даже сама идея коммунизма порядочно скомпрометирована, в сознании многих людей, которых не устраивает капитализм, возникает мечта об альтернативной ему социальной организации, т. е. проблема социального идеала.

Понятно, что тот коммунизм, который был в СССР, вновь возрождать нецелесообразно, хотя научные исследования некоторых авторов обнаруживают, что идеал новой социальной организации возможен (исходя из двух вышеизложенных концепций) лишь как коммунистический (в новом значении этого слова).

Естественно, при выработке нового идеала надо принимать во внимание современную социальную структуру населения. Он не может ориентироваться на какие-то четко определенные классы или слои, как это было с марксизмом, ибо таких классов и слоев, которые можно было бы консолидировать какой-то идеологией, в постсоветской России нет.

Новый идеал должен отличаться от марксовского коммунизма хотя бы тем, что должен отбросить все ошибочное, несостоявшееся, быть результатом непредвзятого изучения исторического опыта Советского Союза, естественно, неидеализированного (приукрашенного). Само идеологическое учение не может приобрести убедительность, если будет упрощено ниже некоторого критического уровня, равно как и не будет понято большинством недостаточно подготовленных членов общества, если будет очень заумным.

Только не обещайте рая на земле – удовлетворения всех потребностей. Все потребности человека, по определению, неудовлетворимы, так как беспредельны.

Другое дело – формировать запросы человека. Это более реально, более гуманно и было когда-то осуществлено в СССР. Уничтожить стяжательство, торгашество, мздоимство, мафию и коррупцию можно только в борьбе идей. Необходима такая идея, которая провозглашает все вышеперечисленное вне закона, которая предлагает нечто взамен.

Такая идея – коммунизм (не по названию), а по сути. А это прежде всего – плановая экономика. Во многих развитых странах плановые начала и вмешательство государства в экономику давно оправдали себя.

 

Глава 13

Регулятивная экономика нового типа

Существует ли альтернатива западному рынку? Существует. Даже в том виде, в каком коммунизм сложился в Советском Союзе, он стал реальной альтернативой западному образу жизни во всех основных его аспектах. Особенно если выделить в реальном коммунизме то, что образует сущность его социальной организации, что обусловлено его объективными социальными законами, и отбросить то, что было исторически случайным, поверхностным, ошибочным, обусловленным необычайно трудными условиями выживания, внешним влиянием и т. д. Требуются, естественно, некоторые корректировки теории и практики. Это задача непростая. Но если исходить из исторического опыта русского коммунизма, то эта сложность может теперь быть сведена к минимуму. Ведь мы прошли колоссальный поисковый путь. Многое уже проверено временем. Вспомните: понадобилось несколько десятков лет на то, чтобы в государстве, уже живущем по экономическим законам социализма, сформулировать эти законы.

И название старое можно было бы оставить, если бы не «родимые пятна» коммунизма, о которых я говорил выше. Я предложил общество, альтернативное капитализму, назвать словом «регулятивизм». К этому слову можно привыкнуть, как мы привыкаем ко многим новым словам.

Регулятивизм – общество, которое стоит на том, что защищает людей труда. В нем все рационально. Регулятивная экономика – сугубо плановая. Современные наука и техника позволяют учитывать и предусматривать все варианты возможных путей развития. Регулятивизм – это образ жизни, устремление, процесс. Общество, принявшее регулятивистскую доктрину, можно условно считать коммунистическим, так как оно в корне отличается от капитализма, и его совершенствованию нет предела.

Чтобы вернуться к прежнему нашему экономическому величию, к нашему свободному труду, к труду на благо тех, кто трудится, нужны героические усилия и историческое терпение. Но какие бы планы по улучшению жизни людей мы ни строили, Россия как точка отсчета роста мировой идейности существовать не будет до тех пор, пока на разговоры о коммунизме наложено табу. Даже на тот коммунизм, который был насквозь пропитан зловонной жижей конвергенции. Но сдаваться не следует, так как будущее за новейшей и совершенной плановой экономикой.

Не вдаваясь в научную суть этого понятия, условимся под регулятивизмом понимать:

1) общество, о котором мечтали угнетенные классы и всякого рода прекраснодушные утописты (о таком обществе можно мечтать и сейчас);

2) уточненную теорию «классиков» марксизма-ленинизма и их последователей, прочих «прогрессивных сил» человечества (теория может быть разработана вновь на научной основе);

3) государственный строй, основы которого были построены в стране под названием СССР (этот строй еще жив и вполне может быть обновленным).

Автор считает: только при регулятивизме возможны подлинно свободные люди – люди наемного труда, защищенные государством. При регулятивизме все всех нанимают.

Других отношений в деловой жизни страны просто нет. Управленцы нанимают исполнителей: каждого работника на работу принимает управленец. Самого главного управленца нанимает весь управляемый им коллектив.

Правительство наемное, президент подотчетен, думец может быть вышвырнут на помойку, если не оправдал ожиданий избирателей. Но прежде нужно законодательно обеспечить пропорциональное представительство в выборных и других органах по территориальному, национальному, сословному и профессиональному признакам, а потом уже – по партийным признакам.

И мои рассуждения в пользу обновленного русского социализма (регулятивизма) имеют шанс быть востребованными – вспомните чаадаевское предвидение: «Социализм победит не потому, что он прав, а потому, что не правы его противники». Ведь были же в советское время такие у людей стимулы к жизни, как творчество, познание мира, труд, учеба, коллективизм и забота о ближнем, которые отвлекали индивида от ненасытности!

Режим, находящийся у власти сейчас в России, с момента распада СССР и до настоящего времени не смог сформулировать русскую национальную идею, равно как и утвердиться в своей лигитимности в глазах народа, так как не определился по поводу имевшего место незаконного передела собственности, поэтому и занимается постоянной реорганизацией управления страной, регионами.

Там, где возвращаются к прежним способам обуздания рынка, обуздания анархии под названием «демократия», обуздания агрессивности Запада, добиваются ощутимых результатов.

Если нам, в конце концов, удастся вернуться к старому уголовному кодексу РСФСР и частично изменить Конституцию, уже станет легче. В том, что сейчас в России строится новое государство, никто не сомневается. Или мы его построим, или грянет революция. А это – кровь, много крови. Есть путь бескровный, конституционный. Но должна быть подготовка, идея, программа.

Для выработки обновленного учения о коммунизме (регулятивизме) должна быть организована новая партия – теоретическая. Партию коммунистической мы уже называть не будем. И не только потому, что это название дискредитировано. Нет! А потому, что светлую мечту человечества (коммунизм), против которой вроде бы и возражений быть не может, дискредитировали конкретные дела, которые были следствием ложных постулатов тех же коммунистов, имярек, живых людей, взявших их на вооружение, что и привело к временному забвению самой идеи. А поскольку ортодоксы, как всегда, тверды как гранит, мы их в теоретическую партию не должны подпускать на пушечный выстрел. Итак, при рассмотрении облика и организации партии будущего мнение ортодоксальных марксистов (коммунистов) как людей не способных отказаться от прежних ошибок, игнорируется. Объективно присутствует у них такой стереотип: любой человек не может представить себе коммунизма не по Марксу. Скорее всего, здесь имеет уже место элемент недобросовестности – желание забыть о коммунизме уводит от здравого смысла.

Почему, например, и КПРФ не является той партией, которая необходима для реставрации коммунизма как идеи и как реальности? Прежде всего потому, что эта партия приспособилась к «новому порядку» (вернее, беспорядку) перераспределения государственного бюджета, и для нее государственная кормушка как была, так и осталась главным идеалом. Не следует забывать о том, как верхушка русских коммунистов внесла свой вклад в разрушение союзной партии и государства.

Нынешний лидер партии Зюганов откровенно не захотел возглавить страну в очень трудные времена. Ему больше нравится быть в оппозиции, то есть вписываться в сферу существующей власти. Зюганов во многом отошел от материализма и классового подхода. Трудно согласится с его концепцией исторического развития России. По Зюганову, в основе этого процесса находится «Русская идея», которая ставит перед русским народом разные задачи в разных исторических условиях. Указанная-де, идея представляет собой «тысячелетнюю мечту, рожденную не прихотью отдельного ума, не откровением проповедника-одиночки, а коллективным опытом нашего народа, вопреки всем наветам творящего свою таинственную, неповторимую, трагическую и героическую историю… Смысл народной жизни можно сформулировать как непрерывное познание – научное, религиозное, творческое, направленное на раскрытие тайн мироздания, в котором России Промыслом (курсив мой. – В. К .) выделена особая роль, особая миссия – защищать попранную справедливость, воплощать в несовершенную земную реальность надмировые идеалы Веры и Любви, милосердия и людского братства». Если это не самый махровый идеализм, то что это? КПРФ не сделала никаких выводов из дел КПСС.

Итак, какой мы должны представлять прогрессивную партию будущего?

Вообще нынешний партийный спектр, когда политическое поле нарезано слева направо, доказал свою непригодность в масштабах России. В последние годы особенно заметно, что люди, имеющие в своем распоряжении бюджеты разных уровней, буквально явочным путем создают себе «партии власти», а мелкие «общероссийские» партейки, состоящие иногда из нескольких десятков членов, объединяются, разъединяются и никак не могут придумать себе «нишу».

Сложность, естественно, заключается в том, что капитализм с его рыночным беспределом не может быть путеводной звездой в лучшее Завтра, а коммунизм сегодня уже по определению не безупречен. Членство в партии нового типа может быть только по идеологическим соображениям, требует определенного самопожертвования, так как никаких жизненных благ принести не может.

Партия нового типа, например под названием «Российская конституционная партия регулятивистов» (РКПР), может быть создана с целью разработки новой конституции и внедрения в массы новой русской регулятивистской идеи – мировоззрения трудящихся. Ее доктрина – новый, постоянно обновляющийся русский социализм (регулятивизм), с преимущественно плановой экономикой, не имеющий догм, разработка которого только предстоит; он постоянно уточняется на основе консенсуса. На основе консенсуса решается вопрос преемственности положений марксизма, ленинизма, опыта других коммунистических и трудовых партий прошлого.

РКПР может быть создана для объединения на идеологической основе наших соотечественников, на генном уровне обладающих присущими только им особыми свойствами, отличающими их от других народов. Эти особые свойства, назовем их русскостью, формировались веками и обусловлены историческими условиями существования этих людей. Членом РКПР может быть любой трудящийся человек самостоятельного или наемного труда, не эксплуатирующий других, неработодатель и не занимающийся бизнесом. Ортодоксальным коммунистам не может быть места в РКПР, так как они не имеют опыта отказа от ошибок прошлого.

РКПР станет одной из многих партий в стране, но будет отличаться от всех других одной «скромнейшей» особенностью: она единственная, неповторимая, действительно – ум, честь и совесть нашей эпохи. Говорит только правду.

РКПР не имеет целью прийти к власти насильственным путем и не добивается отмены частной собственности. Разрабатывает теорию регулятивной экономики, то есть из всех экономических «теорий» предпочтение отдает теории прибавочной стоимости Маркса. Защищает эксплуатируемых. Считает, что бизнес, особенно с его сверхприбылью, подлежит ограничению.

РКПР – партия консервативного толка, так как считает, что любая форма управления (кроме монархии) может совмещаться с регулятивистской доктриной.

РКПР – государственническая партия, так как считает, что только сильная и жесткая власть может преодолеть коррупцию, «трофеизм», преступность и несправедливость, обуздать свободный рынок, препятствующий созданию условий для вознаграждения по труду.

Без сильного государства ни русская, ни какая другая идея не может быть осуществлена по определению.

Б. Кагарлицкий пишет: «В современных условиях национальное государство не только не является пережитком прошлого, но как раз оказывается идеальным инструментом, с помощью которого транснациональные элиты решают свои вопросы. Сетевая Империя как политическая структура корпорациям не нужна, поскольку за последние 10–20 лет национальное государство полностью переналажено: вместо того чтобы обслуживать своих граждан, оно, выражаясь языком Путина, решает проблемы “ конкурентоспособности” , иными словами, ублажает транснациональный капитал».

В России можно до предела совершенствовать государственность. В нынешней России государство функций по поддержанию экономики страны (даже по конституции) на себя не взяло. Главная забота нынешней власти – не решение проблем страны, а разработка и реализация различных политических сценариев по воздействию на население, центральные и региональные органы власти с единственной целью: сохранить свое экономическое господство. Созданный реформаторами последних лет экономический потенциал российской «рыночной» системы в принципе не способен не только создать новые, но даже сохранить имеющиеся национальные системы образования, науки, здравоохранения, вооруженные силы, жилищно-коммунальную инфраструктуру. А дорвавшиеся до «кормушки» – государственных постов – радетели о народе и не мыслят расстаться с ней. Они только играют в государственность. Доказательством этого является нежелание власти предержащей даже и слышать об отказе от рынка.

В нашем понимании государство должно быть для человека, для трудящегося. В регулятивном государстве эксплуатация человека, конечно, будет. Любой работодатель (государство, юридическое или физическое лицо) присваивает себе прибавочный продукт. Иначе он не будет организовывать производство, рабочие места. Но наше новое государство станет защищать прежде всего и всегда лиц, производящих что-то. В нем трудящиеся исправно платят налоги на содержание аппарата государства, законодателя, которые их защищают. В этом случае они, трудящиеся, являются их работодателями. Пусть – «второго порядка», но имеющими полное право отзывать всех и каждого из них, если последние не оправдывают их доверия. В нашем новом государстве налогоплательщики всех нанимают и платят только за наемный труд.

Экономика будет больше плановая, чем рыночная. Надо восстановить Госплан и Госснаб и оснастить их электроникой. Современная техника позволяет прогнозировать любые ситуации, а также выходы из любых ситуаций, в том числе и в случаях злоупотреблений, в том числе и властью. Возможно, надо будет вернуться к прежним советским разработкам, например к отвергнутому когда-то Косыгиным плану директора Института кибернетики АН СССР академика Виктора Глушкова, который предлагал перевести управление народным хозяйством на электронно-кибернетическую основу.

При помощи законов и планирования бизнес будет сориентирован не на получение максимальной прибыли (любой ценой, даже не жалея природы), а на производство материальных благ для всех, для государства.

Первым шагом власти, ставшей на коммунистический путь развития экономики, будет ликвидация безработицы. При таком подходе ясно, что в масштабе государства получение прибыли отходит на второй план. Но в этом нет ничего катастрофического. Хозяйничайте расчетливо, экономно, крепите оборону и живите без запредельных излишеств. Соревнуйтесь с капиталистами в создании лучшей жизни для людей: нравственной, целесообразной, увлеченной.

Все банковское дело должно быть монополией государства. Недопустимо такой прибыльный бизнес, как ростовщичество, отдавать в частные руки. Совершенно не нужны нам и биржи ценных бумаг, кормящие тунеядцев. От них – инфляция.

Внешняя торговля является прерогативой государства. Главное – реализация товаров, сырья и услуг собственному населению по мировым ценам должна преследоваться по закону.

Как мы уже показали выше, все попытки внедрить рынок и хозрасчет без частной собственности заканчивались провалом. Причина тому – глубокий системный недостаток – отсутствие частной собственности на средства производства, то есть для экономики государства жизненно необходимо, чтобы параллельно с государственными предприятиями действовали и частные. Ортодокс может спросить: «А может ли быть такое при коммунизме (регулятивизме)?» Ответ такой: может, если в споре между сторонниками и противниками частной собственности на средства производства во главу угла поставить проблему мотивации к труду. Что лучше – общественная мотивация или корыстная?

Государство, в котором преобладает общественная мотивация к труду и которое горой стоит за защиту прав трудящихся, даже при наличии частных предприятий можно считать коммунистическим (регулятивистским).

Если партия нового типа (РКПР) будет создана, то, я думаю, она способна будет правильно оценить опыт прошлого и подсказать, как построить в России новое общество и регулятивную экономику нового типа.