Гарнизон наш находится, можно сказать, на краю света, за тридевять земель от большого города. Почти три месяца здесь длится холодная полярная ночь. Шумит-гуляет пурга по снежным просторам, ледяной ветер валит с ног. Но мы привыкли ко всему — и к снегу и к ветру.

Правда, новичку на первых порах трудно приходится: скучает по Большой земле, солнечные дни и березовые рощи вспоминает. Тем более, если у него любимая девушка где-нибудь, на селе или в городе, осталась. Со временем, разумеется, все это проходит.

У младшего лейтенанта Стукалова совсем особая история вышла. Еще в Ленинграде познакомился он с Катей Гордеевой, девушкой своенравной и капризной. Познакомился и влюбился. Училась она на последнем курсе медицинского института. Если судить по фотографии, очень красивая девушка: белокурые кудряшки на лоб падают, глаза большущие, насмешливые, в уголках пухлых губ лукавинка затаилась. Видел ту фотографию лейтенант Соловейко и чистосердечно сказал Стукалову:

— Дело твое, Игорь Петрович, табак. Нельзя нам в таких кисейных барышень влюбляться. Да разве она за тобой на Север поедет? У нее небось в Ленинграде отбоя от женихов нет!

Ничего не ответил Стукалов, только брови сдвинул. Вспомнил, наверное, как перед отъездом попытался в своем чувстве Кате объясниться. Рассмеялась она тогда и этак самонадеянно заявила, что, дескать, замуж пока выходить не собирается ввиду большой склонности к научной работе. Ну а если и выйдет, то только за человека, способного на героические подвиги.

С тем и уехал младший лейтенант, а любовь, как заноза, в сердце засела.

А тут еще полярная ночь надвинулась. Пурга гудит за окном, домик от порывов ветра сотрясается. Совсем скверно на сердце у младшего лейтенанта, но виду не подает. Кажется, все ему нипочем. Особое пристрастие появилось у него к лыжам. Даже лучший ходок ефрейтор Коржиков не мог за ним угнаться.

— Слабак я в сравнении с товарищем младшим лейтенантом, — сокрушенно говорил Коржиков. — И откуда только сила у человека берется? Прирожденный спортсмен! Вчера тридцать километров отмахал — и ничего! Сегодня опять приглашает на вылазку. Машина!..

Ефрейтору Коржикову и невдомек, что младший лейтенант таким способом сердечную боль заглушить старается. А нужно вам сказать, что этот самый Коржиков неоднократно брал первенство на окружных соревнованиях по лыжам. Спортивная честь его была уязвлена, и все же он очень привязался к Стукалову. Без восторга не мог говорить о младшем лейтенанте, то и дело восклицал:

— Попомните мое слово: товарищ младший лейтенант все союзные и мировые рекорды побьет! У меня на такие дела глаз наметанный.

В этих словах был свой резон — спортсмены гарнизона готовились нынешней зимой участвовать в лыжных соревнованиях. Вот почему Коржиков всюду следовал за младшим лейтенантом, как за будущей гордостью части, оберегал его.

Но иногда младший лейтенант становился вялым, подавленным, усаживался на диван и говорил Коржикову:

— Сегодня тренировка отменяется. Заведите-ка «Дунайские волны».

Не любил такие часы Коржиков. Он вздыхал, заводил патефон и с досадой слушал «Дунайские волны». Он знал, что теперь младший лейтенант будет грустить и молчать. О тренировке нечего и думать…

«Сломать бы этот патефон — и вся недолга!» — думал Коржиков, но сам устрашался подобной мысли.

Особую заботу о будущих соревнованиях проявлял командир части капитан Коробков. От него не укрылось плохое настроение Стукалова. Следует заметить, что капитан был человеком нрава веселого, обладал тонким юмором и исключительной проницательностью.

Однажды он вызвал Стукалова к себе, похвалил за успехи в службе, а потом сказал:

— Вот лейтенант Соловейко едет в отпуск в Ленинград. Семья у него там: жена и двое детей. Слышал, есть у вас знакомые в этом городе. Возможно, передать что желаете: письмо или там привет?

Младший лейтенант бросил укоризненный взгляд на Соловейко, стоявшего здесь же в кабинете, густо покраснел и ответил:

— Спасибо за чуткое отношение, товарищ капитан. Да только нет у меня близких знакомых в Ленинграде. Друзья разъехались кто куда, а родные на Смоленщине живут.

Капитан усмехнулся в усы, переглянулся с Соловейко и нарочито сердито произнес:

— Амбиция. Мелкое самолюбие. Сейчас же садитесь и пишите письмо Кате. И не просто письмо, а прочувствованное, с искрой! Она же поймет, что нелегко вам здесь. А вы за все время ни одного письма ей не написали, даже адреса своего не оставили.

Стукалов совсем дара речи лишился, только безнадежно махнул рукой: мол, где уж нам!.. Очень-то нужны ей мои письма…

Письмо все-таки написал. Дескать, будь что будет! Рассказал в нем и про пургу, и про полярную ночь, и про северное сияние. А главное — о своих товарищах, которые в эту суровую ледяную ночь оберегают родную землю. Много в письме было всяких возвышенных слов. Умел, оказывается, младший лейтенант Стукалов говорить и мечтать красиво. А в конце сделал такую приписку:

«Мне бы только услышать ваш голос, и я был бы самым счастливым человеком на свете! Но, увы, это лишь мечта. Когда она исполнится, я не знаю и даже не смею надеяться на это…»

Увез лейтенант Соловейко письмо в далекий Ленинград, а Стукалов стал ответа ждать. Волновался очень. Бывало, усядется на диван, устремит свой задумчивый взор в одну точку, скажет ефрейтору:

— Крути-ка, Коржиков, «Дунайские волны»…

Коржиков только руками разводил. Слова младшего лейтенанта он истолковывал по-своему: дескать, потерял младший лейтенант уверенность в успехе на лыжных соревнованиях. А это — самое скверное дело! До соревнований же считанные дни остались!

— Помните мое слово, — говорил теперь Коржиков солдатам, — дорого нам обойдется пристрастие товарища младшего лейтенанта к музыке!

Как бы то ни было, но случилось так, что неизвестно по чьей вине патефон вышел из строя. Пытались своими силами отремонтировать пружину, но ничего не получилось. Кончилось дело тем, что неисправный патефон капитан Коробков забрал к себе в канцелярию.

От такой ситуации Коржиков повеселел. Если раньше младший лейтенант Стукалов в музыке душу отводил, то теперь для «отвода души» одни лыжи остались.

— Идем к финишу без музыки, — улыбаясь, говорил Коржиков, — зато с уверенностью в победе!

31 декабря ознаменовалось двумя событиями: во-первых, в этот день начались лыжные соревнования, и в части царило радостное оживление. Во-вторых, из отпуска вернулся лейтенант Соловейко. В этом совпадении не было ничего случайного: лейтенант считался самым ярым болельщиком на всех состязаниях, и сейчас он специально вернулся из отпуска на два дня раньше.

— Ну, а у невесты Стукалова удалось вам побывать? — спросил капитан, выслушав рапорт лейтенанта Соловейко.

— Так точно. Девушка с понятием. Прислала Стукалову письмо. И не простое, а говорящее. Свои новогодние пожелания на пластинку записала.

Коробков закусил ус от досады:

— Вот незадача: и угораздило же кого-то сломать патефон! Впрочем…

Хитрая искорка мелькнула в серых глазах Коробкова. Он взял телефонную трубку:

— Младшего лейтенанта Стукалова ко мне!

Когда Стукалов вошел, Соловейко протянул ему плотный конверт с говорящим письмом. Трясущимися от нетерпения руками младший лейтенант вскрыл конверт и застыл изумленный.

— Говорящее письмо! — пояснил Коробков. — Ведь вы хотели услышать голос Кати. Так вот… Жаль, что патефон сломан и вы не сможете услышать его сейчас. Но дело поправимое: пойдете на дистанцию — в Доме офицера прослушаете.

Капитан знал, что говорил. Он увидел, как на лице младшего лейтенанта отразилось нетерпение. «Теперь его можно пускать на старт!..» — подумал капитан и улыбнулся.

…Стоя у стартовой черты, младший лейтенант Стукалов не замечал ничего вокруг. Он то и дело прижимал руку к груди, где под свитером была спрятана драгоценная целлулоидная пластинка.

Скорее бы команда!..

Тревожная радость охватила его сейчас. Говорящее письмо!.. Да, да, еще немного — и он услышит ее голос… Есть чудеса на свете! Что в этом письме? Вернет ли оно ему надежду или, быть может…

Вот подошел ефрейтор Коржиков, страстно зашептал:

— Главное — набирать темп постепенно. Особенно не следует рвать на половине дистанции, перед приходом «второго дыхания». Я иду за вами…

— Ищите меня в Доме офицера, — проговорил Стукалов рассеянно.

Коржиков покрутил головой:

— Эхма! Что-то неладное творится с младшим лейтенантом. Погубит его страсть к музыке…

Болельщики заволновались. Глухо хлопнул выстрел.

Стукалов сорвался с места. Для него больше ничего не существовало. Он только видел безграничную заснеженную даль, залитую лунным светом. Она напоминала застывшие беспорядочные морские волны. Наст был прочный, и лыжи скользили легко. Стукалов шел широким шагом. Он и без Коржикова знал, что темп следует набирать постепенно, и все же непроизвольно наращивал скорость. На втором километре он обошел старшину Ефимцева, сильнейшего лыжника соседней части. Метрах в двадцати впереди находился лейтенант Буров. Стукалов догнал его и пошел рядом. Буров был натренированным спортсменом. Со стороны казалось, что этот человек совсем не прилагает никаких усилий и в то же время стремительно летит вперед. Буров рывком подался вперед. Стукалов отстал. С каждым шагом младший лейтенант отставал все больше и больше.

«Пожалуй, мне и в самом деле не следовало развивать с места высокий темп… — подумал младший лейтенант. — Впрочем, до финиша еще далеко…»

Лейтенант Буров превратился в еле заметную точку, чернеющую впереди. Теперь рядом шел Коржиков. Стукалов чувствовал, как у него перехватывает дыхание. Острые кристаллы сухого снега били в лицо. Очки покрылись инеем.

— Защищайте рот!.. — крикнул ему Коржиков.

Постепенно младший лейтенант успокоился, обрел уверенность. Напряжение, владевшее им с самого начала бега, как-то спало. В нем проснулась неукротимая воля к победе. Забыв и о говорящем письме и обо всем на свете, он с каждой минутой наращивал скорость. Дистанция до лейтенанта Бурова неумолимо сокращалась. Вот они снова идут бок о бок. Видно, Буров уже изрядно выдохся, уже нет той легкости и стремительности в его шаге. И все-таки заметно было, что он решил держаться до последнего. Все попытки Стукалова вырваться вперед ни к чему не приводили, Буров не замедлял темпа. Так и бежали они рядом по снежной равнине.

Становилось понятным, что они оба с самого начала взяли слишком высокий темп, неэкономно расходовали силы. Всем своим существом ощущал Стукалов тяжелую, сковавшую мускулы усталость. Будто воздух сделался необычно упругим и сквозь него трудно пробиваться. Мерзнет мокрое лицо, сквозь очки совсем ничего не видно, их то и дело приходится протирать.

Но вот уже в голубоватых лучах прожекторов показалась окраина селения. Еще немного — и лыжник увидел трибуну, судейский стол, покрытый кумачом. У трибуны много людей. Гремит оркестр.

И вдруг Стукалов скорее почувствовал, чем увидел, как мимо него метнулась фигура лейтенанта Бурова. «Перехитрил, сэкономил силы!..»

Кровь ударила в голову. Неужели Буров придет первым? Ведь до финиша — рукой подать. Победить, победить во что бы то ни стало! Перетруженные мускулы налились силой. Словно разжатая пружина, рванулся Стукалов вперед. Последнее волевое усилие. И, к счастью, этого усилия оказалось достаточно, чтобы обогнать Бурова, первым прийти к финишу.

Он не слышал ни грома аплодисментов, ни бравурной музыки. Его мигом окружили, что-то выкрикивали, жали руки, совали плитки шоколада.

— Сердце, поди, зашлось от такого бега! — сказал кто-то.

Сердце!.. Стукалов прижал руку к сердцу. Здесь оно, у самого сердца, ее говорящее письмо! Скорее, скорее в Дом офицера… Сбросив лыжи, он с неожиданной прытью побежал прочь от трибуны и восторженных болельщиков.

И вот он сидит в комнате отдыха. Ноет спина, еще дрожат от перенапряжения икры. Все предметы, словно в тумане, плывут перед глазами. Скорее, скорее!..

Легкое шипение вырывается из-под иглы патефона. Стукалов от волнения прикрывает веки. Мечты уносят его далеко-далеко, к гранитным набережным Ленинграда.

Вот он, такой знакомый, проникновенный, мелодичный голос! Голос Кати Гордеевой. Даже сквозь вой метели он мог бы различить его…

«Дорогой Игорь! Поздравляю тебя и твоих товарищей с наступающим Новым годом. Далеко ваша часть от Ленинграда, но в этот час все мы, простые советские девушки и юноши, мысленно с вами. От всего сердца хочется пожелать вам успехов в вашей трудной и благородной службе.

Не скрою, дорогой Игорь: теперь моя заветная мечта — работать в том же краю, где служишь ты. Закончу учебу и буду проситься на Север. Верю, мы скоро встретимся. Обязательно встретимся!

Мне передавали, что ты готовишься к спортивным соревнованиям. Знаю твой упорный характер и заранее поздравляю с победой! Катя».

— И мы все поздравляем вас, товарищ младший лейтенант!

Стукалов вздрогнул, открыл глаза. Его со всех сторон окружали солдаты и офицеры. Были здесь и лейтенант Буров, и лейтенант Соловейко, и ефрейтор Коржиков.

Они пришли поздравить нового чемпиона с наступающим Новым годом.

Рига.