На Яве возникло новое государство — «Земля Свободы». Оно занимало большую территорию — от побережья Индийского океана на юге до вулкана Мерапи на севере; западная граница тянулась от Пекалонгана до Чилачапа; на востоке неприступной крепостью на пути народной армии встала Суракарта. В Суракарте засел генерал-лейтенант де Кок со своим штабом.

Разгром Сентотом и Киаем Моджо отрядов лейтенанта И. Б. Губерта, который до этого отличился в боях во Франции и в Испании, произвел на де Кока сильное впечатление. В штабе, в Соло, находились сын де Кока и зять офицер Стуерс. Напрасно убеждали они генерала не падать духом. Де Кок был подавлен, уничтожен.

— Объявите любую награду за голову этого Дипонегоро, или как там его теперь называют… — стонал генерал. — Ван Геен и майор ле Брон разбиты в Бантуле и Кедживане. В Бантаме восстание, на Восточной Яве восстание. Мы потеряли Демак, Пекалонган, Баньюмас, Ледок, Кеду, земли Мантьянегары. На севере под Семарангом объявился принц Серанг, который наносит большой ущерб нашим войскам… В Ледоке крестьяне делят землю. Руководят ими два имама — Мас Лурах и Мусба. Скоро и нас выкинут из Соло…

Де Кок не мог смириться с позором поражения и даже подумывал о самоубийстве. Он бросал Смиссерта и Шевалье на самые тяжелые участки, всячески издевался над ними. Ему казалось, что во всем виноваты только эти двое.

Де Кока окружали верные слуги: сусухунан, принц Вира Иуда; Данининграт, бупати Магеланга; Ария Сумодилага, бупати Минореха; Мангкусентика, Мертадивара, Мангкунегоро, Виронегоро, Натакусума, Суменеп и другие. Они поклялись, что никогда не пустят народную армию в Соло.

Человек незнатный, некто Виронегоро, стремящийся выслужиться перед голландцами, предложил де Коку:

— Нужно выделить людей, которые бы во время боя специально охотились на Дипонегоро. Убьем вожака — остальные разбегутся. Важно не бой выиграть, а разделаться с этим «избранником мархаэна»…

Мысль понравилась генералу.

— Вот и возьмите на себя благое дело!

Зятю он сказал:

— От одних имен этих коричневых «братьев» можно сойти с ума: Виронегоро, Мангкунегоро… И все на одно лицо.

— Еще один пожаловал — Мангкувиджайя. Внук Сецуха. Перебежал к нам в Плендигане.

— Введите его!

Мангкувиджайя чувствовал себя перед голландцем уверенно:

— Я привел своего брата и еще шесть человек, недовольных самозванным султаном Абдуллхамидом, или же Дипонегоро. В стане Дипонегоро у меня остались верные люди, мой сын.

— Вы поступили мудро, великий пангеран. Как нам справиться с Дипонегоро? Он уже угрожает Суракарте…

— Как справиться с мятежником? Чтобы разобраться в делах настоящих, нужно изучить дела прошлые. Трава, у которой остались корни, отрастает снова. Я говорю о своем деде Сепухе. Следует вернуть из ссылки законного султана Джокьякарты Сепуха — и все его потомки покинут незаконнорожденного принца Онтовирьо.

Генерал де Кок даже подскочил от восторга:

— Изумительная идея! Немедленно вернуть старого орангутанга!.. С почестями, с триумфом… Несчастная жертва политического недоразумения… Мы совсем забыли, что Сепух все еще жив и коротает дни на Пинанге. Довезти знатную развалину в сохранности, обложить ватой. Дельце поручаю вам, Стуерс!.. Возьмите в помощники Иуду и еще кого-либо из туземных принцев, хотя бы того же Мангкувиджайя.

— Будет выполнено!

Гнетущая тревога не покидала генерала де Кока. Последним ударом явилась полная отставка ван дер Капеллена: его просто вышвырнули, как нашкодившего мальчишку, — ведь он не смог задушить восстание в самом начале!

К ван дер Капеллену де Кок уже приспособился, а тут пожаловал вместо него новый хозяин — генеральный уполномоченный Висконт дю Бюс де Гисиньи, человек мелочный и злой. Он бестактно вмешивался в дела командующего, самолично смещал не понравившихся ему людей, своими распоряжениями вносил путаницу и сутолоку.

Де Кок предлагал генеральному уполномоченному великолепный план разгрома повстанцев: нужно разъединить провинции мощными укреплениями, построить новые форты, крепости.

Гисиньи визжал от гнева и скупости: — Вы с Капелленом разорили казну! Я не желаю тратиться на всякие там укрепления. Позор вам… Не можете справиться с кучкой туземцев. Я буду ходатайствовать, чтобы вас сняли и разжаловали… Денег вы не получите. Выпутывайтесь, как знаете.

Де Кок приходил в отчаяние. Жалкий крохобор Гисиньи…

Финансовый чиновник Гунс пометил в дневнике: «Мы истратили на Дипонегоро уже десять миллионов гульденов. И это лишь за два года войны! А конца ей что-то не видно. Де Гисиньи, конечно же, прогорит, несмотря на свою потрясающую скупость…»

И все же нужно отдать справедливость генеральному уполномоченному де Гисиньи: он сумел перебросить из всех «внешних владений» войска на Яву, даже махнул рукой на Суматру и на Имама Бонджола, насильственно произвел мобилизацию, согнал в Соло китайских ремесленников, жителей горных районов, подростков и даже малярийных больных, реквизировал оружие у китайских купцов, обратился за помощью к англичанам.

В августе 1826 года армия Дипонегоро, разбив отряды майора ле Брона и генерала ван Геена в Кедживане и Бантуле, вышла на склоны вулкана Мерапи. Отсюда в подзорную трубу хорошо просматривалась столица султаната Суракарта, до нее было не больше двадцати пяти километров. Голландцы и солдаты сусухунана возводили укрепления вокруг города.

28 августа развернулись бои уже на подступах к Соло. Народная армия взяла Делангу, Калитан, заняла, окрестные кампонги. Киай Моджо вышвырнул голландцев из своей родной деревни Моджо, овладел Менангом южнее Суракарты.

Дипонегоро обходом с севера и юга намеревался зажать Соло в клещи, а затем окружить. Штаб он перенес в населенный пункт Сукореджо. В этих боях снова отличились Сентот, сын Мангкубуми Натадининграт, сын Беи Правиракусума и командир большого отряда Басах Усман, который с самого начала взял под покровительство юного Сентота.

Здесь расправил крылья молодой орел — сын Дипонегоро Аном. Второй сын — Дипокесума — никакими подвигами не прославился. Как-то после боя он пришел к Дипонегоро и с таинственным видом передал письмо.

— Кто тебе его вручил?! — вскричал Дипонегоро.

— Нотопроджо. Он не посмел явиться тебе на глаза. Ведь его отец перешел к сусухунану…

Дипонегоро тер кулаками глаза и все не верил: письмо было от деда Сепуха. Он, хвала аллаху, все еще жив и находится в гостях у своего державного друга сусухунана в Суракарте. Голландцы относятся к нему с большим почтением, вернули несуществующий трон в Джокьякарте.

Сепух призвал внука положить конец войне, отказаться от титула султана, вернуть корону ему, Сепуху, и сдаться на милость голландцев. Разумеется, необходимо сразу же приостановить наступление на Соло. В противном случае Сепух обещал обратиться к народу и пангеранам с воззванием, объявить Дипонегоро захватчиком власти, предать его проклятью, И хотя время было горячее, Дипонегоро сразу же собрал свой штаб.

Мангкубуми и Беи были сыновьями Сепуха. Как они отнесутся к его письму? Будут ли вести войну против престарелого отца? Среди остальных принцев также насчитывалось немало прямых потомков Сепуха.

В острых умных глазах Беи пряталась усмешка.

— Наш отец султан Сепух слишком дряхл, и ему не следовало бы утомлять себя мирскими делами. Смешно, когда девяностолетний старец рвется к власти. Ненасытная жажда жизни — великий грех. И можем ли мы поручиться, что человек, находящийся в руках наших врагов, действует по собственной воле? Сепуху нужен престол, народу нужна Свобода. Я выбрал народ…

— Дитя мое, султан Абдуллхамид, слишком великие, жертвы принесли мы общему делу, чтобы отступать перед волей одного человека, если даже этим человеком является наш отец. Я — за Свободу, — сказал Мангкубуми.

— Жалкая уловка голландцев, — определил Киай Моджо. — Что может быть выше интересов народа?

— Мы созовем всех пангеранов и выслушаем их… — предложил Дипонегоро. — Но решающее слово остается не за ними, а за такими, как Абдулла, за мархаэном.

На глазах у повстанцев враг возводил укрепления, следовало спешить. О письме Сепуха можно было бы сообщить после того, как будет взята Суракарта. И все же пришлось заниматься этим делом; Дипонегоро понимал, что Сепух направил, письмо не только ему. Что думают пангераны? От них можно ожидать всего: измены, вероломства. Он собрал пангеранов.

Конечно же, все знали, что объявился Сепух. Завязался спор. Единства мнений не было. Некоторые даже предлагали похитить Сепуха.

— Вы провозгласили меня султаном, присягнули на верность, — сказал Дипонегоро. — Сотни наших людей уже поплатились жизнью за Свободу. Кому по нраву рабство, кто хочет прислуживать голландским чиновникам, пусть уходит. Очистившись от колеблющихся, мы станем крепче… Сепух стар. Что будет с вами, если аллах призовет его в свой деван?..

— Все-таки лучше было бы захватить Сепуха, — посоветовал кто-то.

— Этим делом займусь я, — вызвался Киай Моджо.

Пангераны были в нерешительности, и все-таки никто не пожелал сдаваться на милость голландцев. А Сепух?.. За девяностолетним старцем можно идти только в рай.

Конные отряды Киая Моджо и Сентота совершили дерзкий налет на Соло. Но прорваться в кратон не удалось.

— Возьмем Сепуха в другой раз, — пообещал Сентот.

Дипонегоро с ходу занял деревню Гавок. Теперь до Соло оставалось всего шесть километров. Так как разведчики донесли, что генералу ван Геену удалось пробраться в тыл к повстанцам, Дипонегоро решил перейти к круговой обороне. И это была непростительная, если не роковая, ошибка.

Отряды голландского офицера Кохиуса, сусухунана, Натакусумы, а также голландского резидента Суракарты двинулись на Гавок. Со стороны Джокьякарты подходил ван Геен. Под Суракартой скопилось не менее тридцати тысяч войск, подвластных голландскому штабу. Де Кок стянул сюда всю артиллерию и кавалерию. Вмешательство де Гисиньи на сей раз носило для голландского штаба благоприятный характер: он подбросил из Батавии резервы. Сусухунан Паку Бувоно сам лично повел отряд на Гавок.

15 октября 1826 года разгорелось сражение. Столкнулись две силы, и одна из них должна была победить. Особенно большой урон наносила народной армии голландская артиллерия.

Густой дым трепетал над потемневшей листвой панданусов и бананов. Женщины — добровольные санитары — не успевали относить в укрытия раненых. Небольшой отряд из крестьян беспрестанно закладывал камнями глубокие пробоины в стенах. Дыхание пожара обжигало лица. И высокие обугленные пальмы, и стена кратона, и холмы — все было залито медно-розовым светом.

…Высокая фигура Дипонегоро в белой чалме словно застыла. Он наблюдает за ходом боя. Мангкубуми, Сентот, сыновья Аном и Дипокесума — на конях. С яростным воем, выкриками «амой» врезаются они в ряды голландцев. Особенно отважен Аном. Он уверен, что пуля его не берет. Дипонегоро передал ему наследственный амулет с красной землей.

…Генерал де Кок положил у Гавока почти половину своих войск. Вот-вот повстанцы прорвутся к Суракарте. Сусухунан уже давно укрылся за стенами кратона. Де Кок решил отступить. И в это время пришло сообщение от начальника штаба туземных войск Виронегоро: Дипонегоро убит!..

— Всевышний на нашей стороне! — воскликнул генерал.

Адъютант иронически улыбнулся.

— Его укокошили туземцы, засланные нашим штабом.

— Историю вершат штабы, — сурово произнес де Кок.

…Окровавленный Дипонегоро лежал на горячей земле. Враги метили в сердце. На левой стороне груди расплывалось красное пятно. Другая пуля угодила в правую руку. Третья — задела левую ногу.

— Он еще дышит… — сказал Беи. — Принимаю командование. А вы, Виджайя Тяпа, увезите его в горы. Спасите пахлавана.

Священнослужитель, он же лекарь, Виджайя Тяпа понимал, что Дипонегоро не проживет и нескольких минут, но ослушаться Беи не посмел. Очень важно сейчас вывезти вождя с поля боя незаметно, чтобы об этом не знали, ни друзья, ни враги…

Когда султана Свободы стали укладывать на седло, он неожиданно открыл глаза и твердо произнес:

— Дядя Беи, я ранен. Но это скоро пройдет… Не отдавайте им Гавок… Я — мужчина…

Вулкан Мерапи… Его называют «богом огня». Вечно живой, вечно дымящий, он стоит в самом центре Явы. Иногда с неба на селения падают серый пепел и песок. Мерапи — грозный вулкан, самый деятельный и самый опасный из всех вулканов Малайского архипелага. Очень часто огненные снопы и пылающие облака вырываются из расселин — и тогда никому не удается спастись от раскаленных удушливых газов и грязевых потоков. Его коническая вершина всегда окутана аспидно-черной мглой. В исторических хрониках рассказывается об извержении Мерапи в десятом веке. Тогда вся Центральная Ява представляла собой океан огня, потому что лава зажгла леса, покрывавшие склоны вулкана. Была уничтожена столица королевства Хинду.

Священнослужитель Виджайя Тяпа не боялся раскаленных облаков, он страшился за жизнь Дипонегоро и стремился увезти его подальше в горы.

Склоны Мерапи густо населены. Здесь плодородная почва, повсюду видны огороженные террасы, где посажена маниока. Гнев «бога огня» ужасен, но еще ужаснее голод…

Здесь, в глухом ущелье, в крестьянской лачуге остановился Виджайя Тяпа. Султана Свободы осторожно сняли с седла, уложили на циновку.

…Дипонегоро вновь видел гигантскую бабочку, перепархивающую с одной огнедышащей вершины на другую. Теперь он уже мог разглядеть, что передние крылья у бабочки цвета черного бархата с бархатной зеленой каймой; её задние крылья ярко-зеленые; а желтое брюшко, блестит, словно отлитое из золота…

Почти месяц он был между жизнью и смертью. Затем быстро стал поправляться, а 17 ноября поднялся, на ноги. Ликование охватило Яву.

В этот же день генерал де Кок, засевший за прочными стенами военного форта, был свидетелем невиданного зрелища: тысячи яванцев с развевающимися красно-белыми и желтыми знаменами спускались со склонов Мерапи. Впереди на арабском коне ехал Дипонегоро. Он сидел легко и уверенно, и никому не могло прийти в голову, что еще совсем недавно этот человек был близок к смерти.

— Ему, должно быть, помогли целебные травы, — сказал де Кок сусухунану.

— Он бессмертен, и пуля его не берет, — задумчиво отозвался сусухунан. — Говорят, его оберегает волшебный талисман Суварги…

Дипонегоро со своей армией спускался на равнину Кеду, где прочно утвердилась власть народа. Суракарта осталась у голландцев. Но голландская армия была обескровлена, и, по сути, хозяином огромных пространств стал народ. Армия Дипонегоро также понесла большие потери: осталось не больше пяти тысяч человек. Для решительных действий следовало собрать новые силы, привести войска в порядок, пополнить продовольственные запасы.

Повсюду, где проходила народная армия, ее встречали восторженно, новые тысячи крестьян влились в ее ряды.

Рядом с Дипонегоро ехал герой Гавока — сын Адипати Аном, которого теперь любовно называли Дипонегоро-младшим или же Дипонегоро Третьим; тут же по правую руку был принц Беи, совсем недавно удостоенный звания генералиссимуса народной армии. Мангкубуми, Сентот, Киай Моджо, Правиракусума, Натадининграт, Абдулла — верные, надежные соратники… Юный Сентот за свои выдающиеся полководческие способности стал равноправным членом Главного штаба.

Позади всех плелся, понурив голову, конь второго сына Дипонегоро — Дипокесумы. И на этот раз Дипокесума ничем не порадовал отца. Он жестоко завидовал старшему брату, которого называют Дипонегоро Третьим, ненавидел всех и страшился взгляда султана Свободы.

Конечно же, после смерти султана Абдуллхамида наследником «Земли Свободы» станет Аном!.. Он в милости, он любим, ему бросают цветы… Даже мать Ратнанингсих смотрит на Дипокесуму с жалостью. Разве имеет право сын великого пахлавана быть трусом?..

«Я ненавижу, ненавижу вас всех! — хотелось кричать Дипокесуме. — Я ненавижу нищенскую походную жизнь, ненавижу Свободу, Равенство, Братство и не хочу иметь никаких дел с грязным, голодным мархаэном. Вот возьму и перейду к голландцам… Пусть тогда скажут, что даже родной сын султана Абдуллхамида не захотел драться под красно-белым знаменем Свободы. И, конечно же, тогда все пангераны и раджи покинут Дипонегоро, и он останется один с мархаэном и своим любимчиком Аномом…»

Крестьяне построили большой дом, где и поселилась семья Дипонегоро. Этот дом был прост, как все дома бедняков. Здесь сидели и спали на циновках, купались не в мраморных бассейнах, а в реке, ели рис, маниоку, бобы и бататы. Грубая, здоровая пища… Двери, задернутые лишь занавеской из коры тутового дерева, были всегда открыты для всех. Сюда в любое время приходили и пангераны и земледельцы. Частым гостем стал крестьянский вожак Абдулла. Ратнанингсих подносила гостю жареные бананы, имбирный напиток и ящичек с бетелем. Старик играл с девочкой Раден Айю Густи, дочерью пахлавана.

Абдулла говорил:

— Мы разбили голландцев, и они не скоро оправятся. У нас тоже не густо: всего восемь тысяч воинов. Где твое войско, султан Абдуллхамид? Оно полегло под Гавоком и у подошвы Мерапи. Почему крестьяне сейчас не торопятся вступать в народную армию? А потому, что земля остается у принцев. Крестьянин пока что ничего не получил, кроме красивых слов: Свобода, Равенство, Братство. Он хочет настоящего равенства. Повели раздать землю крестьянам, и мы все умрем за эту землю, но никому не отдадим ее.

— В первый же день пангераны и раджи покинут нас.

— Вот и хорошо. Ты — народный правитель, мы тебя избрали, и ты от нас не откажешься. Разве уйдет от тебя Беи? Разве оставит нас Мангкубуми? Или Дипонегоро-младший переметнется на сторону голландцев? Мы верим и Сентоту и Киаю Моджо, мы верим принцу Ади Сурья и Басах Усману. Отдай землю!..

Дипонегоро задумывался. Он должен сделать выбор между народом и вельможами. Крестьяне самочинно забирали землю и делили ее. Но они также хотели, чтобы земля принадлежала им по закону. Султан должен издать указ, по которому вся земля переходит в руки тех, кто ее обрабатывает.

Пожалуй, даже сам мудрый Сулайман не смог бы разрешить извечный спор между мархаэном и богачами. Это было сложнее самых трудных философских и богословских вопросов. Султану нищих Абдуллхамиду ничего не нужно. У него нет имущества, нет плантаций, нет крепостных. Даже его жилище — общественный дом. Он не носит драгоценных одежд и питается так же скудно, как все крестьяне. Но нищие не хотят больше оставаться нищими. Жизнь аскета хороша для избранника аллаха, а не для детей и жен. Крестьяне хотят немного: трудиться и пользоваться результатами трудов своих.

Дипонегоро собрал штаб и предложил послать в восставший Бантам, а затем на Суматру Киая Моджо. Священнослужитель должен связаться с руководителями повстанцев Бантама и Пидари. На восток, в восставший Мадиун, отправится Сентот. Мадиун — его родина. Правителем Мадиуна был отец Сентота принц Ронго, казненный Дандельсом.

Следовало объединить силы повстанцев и действовать сообща.

В это же самое время в Богоре, или Бейтензорге, генеральный уполномоченный Висконт дю Бюс де Гисиньи созвал военный совет. Голландцам казалось, что они доживают последние дни на Яве. Панике поддались не только мелкие чиновники, но даже сам Гисиньи. О войне знали в метрополии, и король Вильгельм грозился казнить де Гисиньи за нераспорядительность.

Генеральный уполномоченный чувствовал себя мышью, попавшей в чан с кипятком. Чтобы раздобыть средства на войну, он сократил число чиновников, ввел принудительные займы, свел число резидентств до минимума. Но денег по-прежнему не хватало.

Король Вильгельм решил произвести расследование и направил в Богор некоего ван ден Босха, человека с довольно пестрой биографией. В прошлом Босх, выходец из низов, находился в армии на Яве; затем занялся обработкой заброшенного участка земли близ Батавии, насмерть разругался с Дандельсом, в 1810 году попал в плен к англичанам и был выслан в Европу. Затем стал начальником генерального штаба в королевстве соединенных حèنهًландов. Пресытившись приключениями, ушел в отставку и стал изучать политическую экономию.

Вот этого ван ден Босха король и послал со специальной миссией «восстановить процветание Голландской Индии».

Выслушав доклад де Гисиньи, Босх проворчал:

— Узость мышления. Вас облекли диктаторскими полномочиями, а вы занимаетесь крохоборством. В чем причина беспорядков: запрещение контрактов на аренду земли? Восстановите все, как было, и пангераны сами вернутся к вам. Генерал де Кок прав: нужно немедленно заняться сооружением укрепленных пунктов на территории, отвоеванной у повстанцев. Не жалейте денег! Пункты надо связать хорошими дорогами. Поставьте мощный заслон между мятежным Мадиуном и армией Дипонегоро. На дорогах должны действовать летучие отряды. Дипонегоро следует зажать между реками Прого и Боговонто — и тогда победа на вашей стороне! Не скупитесь на обещания, переманивайте туземных вельмож. С цветными дозволено все. Только вероломством вы сможете сломить их. Желаю удачи!..

Ван ден Босх вернулся в Голландию, а Гисиньи срочно созвал военный совет. Наконец-то генерал де Кок мог торжествовать: его идея удушения повстанческой армии получила поддержку!

Голландцы немедленно приступили к постройке фортов. Между Мадиуном на востоке и Баньюмасом на западе было намечено возвести сто шестьдесят пять военных фортов.

Знал ли о замысле голландцев Дипонегоро? Да, знал. И не сидел сложа руки.

Еще не оправившись как следует от тяжелых ран, он 1 января 1827 года предпринял наступление на крепость Трайем близ реки Прого и разбил голландцев. 10 января сын Дипонегоро Адипати Аном захватил крепость Калибаби. 14 января родственник Дипонегоро принц Ади Сурья захватил Каранг Копек.

Повстанческая армия крепла и одерживала новые победы.

Крестьяне-партизаны понесли тяжелую утрату: во время штурма крепости Трайем получил смертельную рану их руководитель Абдулла.

В сморщенной руке Абдуллы была зажата земля. С трудом удалось разжать пальцы. Иссушенная солнцем белая земля просыпалась на подстилку из пальмовых листьев. Абдуллу бережно накрыли красно-белым флагом Санг Мерах-Путих.

Дипонегоро не мог оторвать взгляда от небольшого сухонького тела Абдуллы, от его темных губ, даже после смерти искривленных в иронической усмешке. Какой страх внушал врагам этот безобидный на вид старец!..

«А ведь он велик, как древние герои — бахадуры, — неожиданно подумал Дипонегоро. — Он боролся за землю и даже сейчас, после кончины, не хочет расставаться с ней…»

Здесь же, у могилы Абдуллы, султан Абдуллхамид подписал документ, по которому вся земля, все поля и плантации Государства Свободы переходили во владение народа. Выбор был сделан…

…Нотопроджо вручил Дипокесуме письмо от Сепуха. «Я уже стар и изумляюсь превратностям судеб. Кто останется моим заместителем на земле? — писал Сепух. — Отец твой пошел против воли аллаха, и нельзя греться у его огня. Я отстранил от правления незаконного султана Мас Менола. Заклинаю тебя, да благословит тебя аллах и да приветствует, приходи нести за меня мою тяжесть. Аллах велит не забывать о доле моих родственников».

Глаза Дипокесумы вспыхнули алчным блеском: вот он, случай, который может больше не представиться! Прадед предлагает ему корону Джокьякарты…

— Я согласен! — крикнул он.

— Я последую за тобой несколько позже, — отозвался Нотопроджо негромко. — Меня задерживают здесь кое-какие дела…

7 марта 1827 года Дипокесума с небольшим отрядом перешел на сторону сусухунана Суракарты. А через несколько дней сдались полковнику Клеренсу близ Плерета принцы Нотопроджо и Серанг. Весть об измене сына пахлавана Дипонегоро и еще двух принцев произвела сильное впечатление на всех. Пангераны заволновались. Дипонегоро передал землю беднякам, лишил вельмож многих привилегий. И это в то время, когда голландцы отменили запрет на аренду земли! Султан Сепух призывает своих сыновей, внуков и правнуков, всех пангеранов прекратить пролитие крови и установить мир. «Какая страна хуже всех? — вопрошает он. И отвечает: — Та, где нет ни сытости, ни спокойствия».

Когда Дипонегоро сообщили об измене Дипокесумы, он внешне остался спокоен.

— Я могу ответить словами великого Бабека, сын которого перешел на сторону врага: «Он не мой сын, не я породил его…»

Но тень печали легла на лицо пахлавана. Разве не он брал на руки маленького Дипокесуму? Разве не его учил мужеству, мудрости жизни? Когда царя Хосрова спросили: «Который из твоих сыновей тебе всех милее?» — он ответил: «Тот, который любит дисциплину, страшится бесчестия и стремится достичь более высокого положения в обществе». Положение в обществе — это не титулы, не награды, не высокие должности, а уважение людей. Простой крестьянин Абдулла не стремился к почестям, он любил свободу, и его полет был выше полета орла. А Дипокесума обесчестил себя, хоть и родился принцем.

Пусть жалкие вельможи, ценящие благополучие и спокойствие превыше всего, уходят. Он, Дипонегоро, останется другом для хороших людей, тираном — для людей дурных и будет применять закон по отношению ко всем остальным.

…Вернулся Киай Моджо. Ему так и не удалось пробиться на Суматру к Имаму Бонджолу. Голландцы хватают всех яванцев и сразу же расстреливают. Целые провинции опустошены, выжжены, поля никто не обрабатывает. Трупы казненных валяются на дорогах. Повсюду встречаются брошенные обугленные деревни. Силы народа иссякают…

Рот Дипонегоро перекосился от гнева. Он схватил священнослужителя за рукав и вытащил из дома:

— Вот, смотри!

По склонам холмов и в долинах желтел созревающий рис. Кое-где уже приступили к уборке урожая. Люди, почувствовав себя хозяевами земли, обрабатывали ее теперь так, как это делалось в далекие благодатные времена: сообща. Крестьяне сходились вместе и всем кампонгом трудились на участке каждого: собирали рис, молотили его прямо ногами на пандановых циновках, провеивали и ссыпали в рогожные мешки. Вместе мылись после работы в реке, вместе совершали молитву, а вечером устраивали «праздник урожая».

— «Земля Свободы» живет и будет жить!

— Но пангераны поодиночке уходят от нас, и даже твой сын… Я видел форты, которые построили голландцы. Их силы умножаются…

— Мы должны разрушать форты. Народ вкусил от плода Свободы, и назад дороги нет…

Юный Сентот на своем коне вихрем ворвался в военный лагерь. Он успел побывать на родине, в Мадиуне.

— Восточная Ява сражается! — крикнул он. — Мадиунцы сильны и непобедимы. Они изгнали голландцев и считают себя округом Государства Свободы, признали власть султана Дипонегоро. Мы должны пробиться к ним и соединиться с ними…

В тот же день Дипонегоро повел народную армию на Пасар-Геде и разбил голландцев. Над Пасар-Геде взвился красно-белый флаг Государства Свободы.

Восемь тысяч яванцев, вооруженных копьями, крисами и ружьями, обрушили свою ярость на стены Пасар-Геде. Даже под Плеретом голландцы не испытывали такого могучего натиска народной армии. Кровь текла ручьями. Это было беспощаднее избиение — и голландцы все до единого полегли на поле боя.

Здесь был ранен генералиссимус Беи. Тяжелые раны получили жена и дочь принца Мангкубуми. Их пришлось отправить в деревню, в глухой горный район.

Дипонегоро вновь оказался хозяином положения. Санг Мерах-Путих по-прежнему развевался над землями Кедири, Рембанга, Мадиуна и другими провинциями. Сын пахлавана Адипати Аном прочно обосновался со своими отрядами в Ченгково на берегу Боговонто и руководил повстанцами Багелена.

Голландцы запросили мира.

— Они хотят выиграть время и закончить постройку фортов в Мингире, Мангиране, Камелоко, Гробьяке, Блиго, Бантуле, Бросоте и Карасане, — сказал Дипонегоро. — И все же… мы никогда не отказывались от мира и готовы выслушать, каким его представляет себе генерал де Кок.

Султан Свободы хорошо знал врагов и не верил им: голландцы по всем дорогам подбрасывали подкрепления.

Встреча делегатов противных сторон была назначена на 23 августа 1827 года в Клатене, на нейтральной территории.

В Клатен повстанческий штаб направил своего дипломата Киая Моджо.

Моджо вновь поверил в мощь народной армии и поклялся отстаивать интересы народа любой ценой.

Де Кок послал в Клатен полковника Клеренса и Виронегоро — представителя сусухунана.

Главный штаб повстанцев привел армию в боевую готовность: от беланда следовало ждать самого неприкрытого вероломства. Киай Моджо в сопровождении небольшого отряда храбро двинулся в дорогу.

Клатен расположен на половине пути между Джокьякартой и Суракартой. Это край табачных плантаций. На выжженной равнине кое-где торчат чахлые пальмы и бананы, конфузливо заявляя, что и здесь тропическая природа. Дожди выпадают редко. Солнце безжалостно печет от восхода до заката.

Обе высокие договаривающиеся стороны пили имбирную воду, ели наси-горенг — жареное мясо и жареные бананы.

— Мы готовы заключить мир, если Дипонегоро распустит свою армию и откажется от титула султана, — говорил Клеренс.

— Мы готовы заключить мир, если голландцы покинут Яву, — отвечал Моджо.

— Ваше дело безнадежное, — встревал в разговор Виронегоро. — Принцы уходят от вас. Скоро они все перейдут на сторону сусухунана. Ваш самозванный султан…

— От нас уходят предатели, а «Земля Свободы» растет с каждым днем. Если наше дело безнадежное, то почему вы запросили мира?

— Мы не хотим бесполезного пролития крови,

— А мы не хотим снова работать на голландцев. Служащий врагу своему не идет ли против воли аллаха? Или ваш сусухунан отрекся от истинной веры и превратился в покорного слугу неверных?

— Он оскорбляет моего повелителя, и я отказываюсь вести переговоры, — заявил Виронегоро.

— Ты оскорбляешь моего повелителя, называя его самозванным султаном, но забываешь, что Дипонегоро провозгласили семьдесят принцев и что за ним — весь народ Явы. А твой повелитель только и держится, что на голландских штыках и трусливо отсиживается под прикрытием заморских пушек. Кто возвел его на престол? Потомки проклянут предателя.

Клеренс пытался кричать на Моджо, но священнослужитель посоветовал ему кричать на своего слугу сусухунана и его раба Виронегоро. С парламентером Государства Свободы следует обращаться вежливо. В знак протеста он гордо покинул Клатен.

— И вы его отпустили?! — завопил генерал де Кок. — Я окружен бездарностями. Это же правая рука мятежного принца, вдохновитель мужичья. Его следовало схватить, скрутить и бить бамбуковыми палками до тех пор, пока он не согласится служить нам.

— Я офицер… Вероломство в подобных случаях может привести к непоправимым последствиям. Благородство всегда остается…

— Вас вышвырнули из Трайема! В открытом бою мы теряем сотни солдат. Следует устроить методичную охоту на вожаков, обезглавить повстанцев. Вы упустили очень крупную рыбу. Приказываю захватить Киая Моджо и обезвредить! Помните: от этого зависит ваша карьера.

О каких непоправимых последствиях вы говорите? Мы и так потеряли все. О благородстве рассуждают лишь шаркуны в салонах. Расстреливайте, вешайте, жгите, обманывайте?.. Помните: вы солдат, и король Вильгельм не требует от вас благородства по отношению к цветным…