Герой Российской Федерации подполковник Ларин Дмитрий Вячеславович

Родился 19 июня 1969 года в городе Богородске Нижегородской области. Окончил Новосибирское военное училище в 1990 году. Службу начинал заместителем командира парашютно-десантной роты в Закавказском военном округе. С апреля 1994 года - в Эриволжском округе внутренних войск МУД России. У 1994-1996 годы четырежды направлялся в долгосрочные командировки в Чеченскую республику.

Звание Героя Российской Федерации присвоено 26 января 1998 года.

В ИСТОРИИ последней чеченской войны самые драматические страницы связаны с Грозным. Даже в названии этого города слышится что-то зловещее, предостерегающее. Вспомним: новогодний ночной штурм, расстрел майкопской бригады, мартовские бои, августовский ад 96-го...

Оперативная часть Приволжского округа внутренних войск, занявшая позиции в чеченской столице после покушения на генерала Романова, оказалась в эпицентре многих страшных событий, щедро окропив грозненские улицы кровью своих солдат и офицеров. Одним из них был капитан Дмитрий Ларин.

Сразу после вывода части из Грозного “наверх” ушли наградные документы на представление офицера к званию Героя Российской Федерации. Больше года командование и сослуживцы Дмитрия терпеливо ждали, когда в высоких инстанциях проект указа рассмотрят и утвердят. И вот свершилось! В соответствии с Указом Президента России от 26 января 1998 года во внутренних войсках появился еще один Герой.

Получилось так, что первые поздравления он принял от журналиста еще до того, как в часть пришла официальная телеграмма из столицы. А потому долго смотрел на меня с недоверием. Лишь после того как я несколько раз повторил ему номер и дату президентского указа, сославшись на надежность источника информации, недоверие это сменилось радостью и волнением. И на просьбу вспомнить о событиях того грозного августа Герой, достав сигарету и глубоко затянувшись, выдохнул:

— Ну раз такое дело, слушай...

***

— ВСЯ ЭТА августовская карусель для нас началась пятого числа, когда, возвращаясь со спецзадания, подорвался на фугасе ЗИЛ с бойцами. Тогда погиб майор Славгородский, еще несколько человек получили серьезные ранения. И в тот же день мы меняли личный состав на КПП и взводных опорных пунктах.

Парни из моего батальона (а я в ту командировку “рулил” за комбата) держали Минутку. Уже к вечеру пошли доклады: обстреливают. Сначала это воспринималось как само собой разумеющееся. Минутка — она и есть Минутка. Там не одна броня сгорела, не один боец свою кровь пролил. Редкий день обходился здесь без стрельбы.

Поэтому своим по связи передал: не паниковать, службу организовать по усиленному варианту, силы напрячь и держаться. Утром видно будет, что и как.

На следующий день интенсивность обстрелов возросла, кое-где предпринимались попытки штурма. Из гранатометов долбили сильно. Бетонные блоки, которыми обложены КПП, лишь создают иллюзию стопроцентной надежности. Но лежат-то они просто друг на друге, без цемента. Четыре попадания подряд из “граника” по одному и тому же блоку рассыпают его в пыль. Это в лучшем случае. В худшем — сбрасывают на землю.

Так вот, вечером шестого августа после очередного обстрела такой плитой придавило рядового Дмитрия Андреева. Ноги переломало, кости таза раздробило. Других солдат осколками посекло. К тому же пора было пополнять боеприпасы на ВОПах и КПП, медикаменты и продукты подвозить. Уже стало ясно, что бои предстоят серьезнее, чем в марте.

Седьмого с утра на четырех БТРах выехали из пункта временной дислокации на Минутку. Я — на командирском месте во второй “коробочке”, которая под завязку была забита боеприпасами. Только подо мной около двадцати “Мух” лежало.

Выскочили из городка. Скорость хорошая, не меньше восьмидесяти. Но дорогу видно только первому. У всех остальных перед глазами сплошная пыльная завеса. Я сижу высоко, голова из люка торчит. И вот представь картину: с обеих сторон к БТРу будто шаровые молнии летят. Рыжие огненные мячики в раскаленном, наполненном пылью и чадом воздухе. Красиво и страшно...

В каждый из наших четырех БТРов попало до пяти выстрелов. Попало! А сколько всего по нам тогда зарядов выпустили, можно лишь догадываться.

Мой бэтр — “двести сорок четвертый”, как сейчас помню, оказался самым везучим в колонне. Ну суди сам. “Ловим” первую гранату — она срывает защитный щиток с брони, отрывает правый выпускной коллектор. Тут же, через секунду, со стороны водителя “принимаем” вторую. Ох, спасибо капитану Юре Самокишу, зампотеху второго батальона. Это он технику готовил. Наварил на каждой “коробочке” сетку из железных прутьев.

Граната попадает в нее, кумулятивная струя рассеивается, не прожигая брони. Этот залп сносит по левому борту все — ящики с песком, бордюрный камень — будто корова языком слизнула. БТР (тринадцать тонн!) подбрасывает, как пушинку, метр — вверх, два

— вперед. Но мы живы!

Правда, сильно бьюсь лбом о край люка. А водила мой начинает на руль заваливаться. Контузило пацана, да и мне по ушам долбануло прилично.

Вперед глянул: горящая БМП на перекрестке прямо перед нами, вот-вот врежемся. Начинаю руль выворачивать. Водитель в себя пришел, помогает, хотя глаза еще мутные, но уже соображает. Или на автопилоте работает. И только бээмпэшку объезжать начали, к нам в корму прилетает третья “дура”. Справа, с моей стороны. Ящик с песком делает свое дело, гасит огненную струю. Но правый борт тоже остается голым. Машину опять бросает вперед и вверх.

Но самое интересное, чему я до сих пор удивляюсь, тот склад с боеприпасами, который мы везли, не сдетонировал ни при первом, ни при втором, ни при третьем попадании! Повезло...

Дмитрий на секунду замолкает, как будто ежась от холода, быстро поводит сильными плечами и спокойно заканчивает мысль:

— Тогда бы не то что тело — в дым, и душа — в клочья. До Бога ничего бы не долетело.

В его словах ни малейшей бравады. Просто трезвый и взвешенный расчет военного профессионала, не раз глядевшего в глаза опасности, да и самой смерти. Между тем самое интересное в его рассказе только начинается.

— С боем, с кровью, потеряв один БТР, колонна прорвалась к своим на Минутку. Чуть позже подошло еще три машины с ребятами из нашей ГСН. Пока шла разгрузка, я к солдатам своим пригляделся. Смотрю — парни мои бодрые. Хоть и устали очень, но блеск и злость в глазах не потухли и суеты нет нисколечко. Что ж, думаю, полный порядок. Сейчас заберем раненых — и в обратный путь.

На одном посту боезапас пополнили, ко второму подъехали. Андреева Димку уже внутрь БТРа уложили. И тут вспоминаю, что связисты просили еще прибор спецсвязи забрать. Он хоть и разбит, но даже и в таком виде для “духов” слишком дорогой подарок.

Забежал внутрь поста, схватил этот железный ящик, возвращаюсь к БТРу. Ящик перед собой держу... Это меня и спасло. Подхожу к машине — на нижней крышке люка вертится эргэшка и на моих глазах скатывается на землю. Сначала подумал, что мои воины при выгрузке потеряли. Потом доходит: запал в гранату ввинчен... и кольца с чекой нет... и рванет сейчас эта зараза... Успел только присесть и руки с тем железным ящиком перед собой вытянуть.

Как она грохнула — мама дорогая!!! Первые минуты после взрыва ничего не слышал и не соображал. Это была уже вторая контузия за день. Но опять не задел ни один осколок. Через некоторое время попытались вывезти раненых. Их у нас было уже пять человек. Но только сунулись — наши БТРы очень плотно обстреляли из гранатометов. Пришлось вернуться. Загнали машины под “романовский” мост, заняли круговую оборону. Держимся. Огрызаемся на огонь “духов”.

Почти четверо суток длилась наша подмостная эпопея. День на день не приходится. То за один час выстрелов двадцать из “граников” положат и свинцовым дождем зальют, а то за сутки две-три очереди шмальнут для профилактики, и все остальное время тихо. Боеприпасов у нас хватало. Тяжелее было с продуктами. И совсем худо с медикаментами. Раненые ребята в одном БТРе лежали. Когда промедол закончился, мы им как обезболивающее коньяк из НЗ давали. Затихнет боль на час-полтора, забудутся они в полудреме. Потом опять стоны и скрежет зубов. Раны гноиться начали. Внутри брони запах стоит, как в братской могиле.

Одиннадцатого числа кто-то из них ко мне обратился: “Командир, давайте попробуем вырваться. Здесь-то все равно загнемся. Может, проскочим... А нет, так хоть в бою... Все веселее”. Надо было видеть глаза того парня!

А, думаю, была не была! Стали готовиться. Главное было — с площади целыми выскочить. Потом, когда уж скорость наберем, меньше вероятности, что подожгут. Чтобы создать для боевиков эффект неожиданности, решили использовать дымовые отстрелы на БТРе. Пару раз из-под моста выкатились, посмотрели, куда заряды ложатся, куда ветер дым сносит. Прикинул, где надо выстрелить, чтобы площадь задымить. Потом вспомнил, что у нас еще есть ручные дымовые гранаты. Тоже, думаю, пригодятся. С их помощью постараемся изобразить подбитый БТР, еще несколько секунд выиграем.

Ребята нас в дорогу собирают, делятся, кто чем может. Я по карманам: хлоп-хлоп, боевых гранат нет. “Мужики, — говорю, — подарите одну. Для меня лично. Если не прорвемся, то уж больно мне не хочется к “духам” живым попасть”. — “Типун тебе на язык”, — говорят. Но гранату дали.

Собрались. Заняли места в БТРе. Водитель и я контужены, в десантном отделении пять раненых. Один лишь наводчик более-менее нормально себя чувствует. Вот такой подобрался “экипаж машины боевой”.

Сдаем задним ходом до первого поста, чтоб скорость набрать. Водителю говорю:

“Сначала — первая, потом плавно — вторая. Поднимаемся в горку — третья, на кольцо на Минутке выходим — четвертая. И на предельной идем в сторону Ханкалы. В свой городок не пойдем, там на Гудермесской у пятиэтажек точно сожгут. Будем счастья искать другой дорогой”.

Разогнались под мостом, идем в гору. Чувствую, “коробочка” наша еле вытягивает.

У нее, родимой, еще когда сюда прорывались, редуктор гранатометом разбило. Вот-вот заглохнем. Водителя за руку хватаю: пока не переключайся, подожди.

Не слышно ни черта! Двигатель орет, голова звенит. Друг друга по шевелению губ понимали. Выскочили на площадь. Наводчика бью по колену: давай, родной. Хлопки раздались — пошли дымы. Смотрю: одна на крышу дома упала, вторая вообще непонятно куда улетела. Третья вроде легла как надо. Должна прикрыть, успела бы только разгореться.

Стучу опять наводчику по колену. Он дымовую гранату поджигает и на броню кладет.

А дальше получается так. Выскакиваем из дыма. По нам бьют из гранатомета. У меня голова в люке торчит, вижу: летит огненный шар. По траектории прикидываю: в корму ударит. Водителю кричу: “Прибавь!”.

Граната проходит впритирку над двигателем, ударяет в каменный забор. Взрыв, грохот, огонь, стена дыма и пламени. Когда она осела, разгорелась дымовая граната на броне. Эффект подбитого БТРа полный! Как они купились на это!

Слышу крики: “Аллах акбар, Аллах акбар!”. Выбегают человек пятнадцать. В зеленых повязках, с оружием. И неторопливой трусцой направляются к нам. Конечно, куда спешить. Подбитый БТР для них такая добыча! Вот сейчас он встанет, люки откроются... Ага, дождетесь! Водителю говорю: “Прибавляй, но не быстро”. И наводчику: “Твои!” Он башню развернул и из ПКТ... Кажется, из этих “бегунов” ни один не поднялся.

А БТР уже пылит по Ханкальской. Перед облвоенкоматом нас еще раз обстреляли, мы ответили. Видел, как два “душка” упали. Ну а там уже поворот к Ханкале, блокпосты армейцев на подходе. Чем встретят — неизвестно. Мы же никого не предупреждали, что будем рвать именно в сторону КП.

Поэтому приказал стволы пулеметов вверх задрать, сам по пояс из командирского люка высунулся, автомат над головой на вытянутых руках держу. Приближаемся к КПП-1.

А там танки вкопанные стоят. Башни разворачивают, пушки на нас наводят. Все, думаю, приехали! 152 миллиметра — это не граната, тут даже собирать нечего будет.

Набрал воздуха в легкие, кричу. Кажется, даже матом. Подпустили нас метров на пятнадцать. Из-за танков выглядывают, на мушке держат. Выходит начальник КПП, лейтенант: “Кто такие, откуда?”

Я ему: “Брат, потом все расскажу, если хочешь — даже написать могу. А сейчас садись на броню и самой короткой дорогой проведи нас к госпиталю. Раненые у меня, четвертые сутки без помощи”. Заглянул он внутрь через десантный люк, назад отпрянул, рукой за горло схватился. Больше ни о чем спрашивать не стал.

Когда подъехали к госпиталю, там уже ждали три бригады медиков. Ребят моих, тех, кто был тяжелый, сразу на операционные столы, остальных — на обработку. Я с ними попрощался, данные переписал, чтоб не потерялись. И опять к БТРу. На командирское место забрался, закурил. Ну, думаю, дело свое сделал. Может, на том свете зачтется...

ОТ АВТОРА. Теми ранеными бойцами, вывезенными Дмитрием Лариным в Ханкалу, были: сержант Александр Чекан, младший сержант Игорь Богданов, рядовые Вадим Корнилов, Дмитрий Андреев и Александр Солдатов. Пять жизней отвоевал офицер у смерти. Она этого не забыла, не простила. И начала за ним охоту...

***

“МОЖНО тебя на минутку?” — эта когда-то ежедневно произносимая без всякой задней мысли фраза для многих во внутренних войсках носит печально-ироничный смысл... Минутка — площадь в центре Грозного, место, проклятое Богом. Сколько солдат и офицеров погибло или было ранено на ней, скольких настигли пуля или осколок на подступах к Минутке!

Дмитрий Ларин дважды невредимым уходил на Минутку и возвращался с нее. Тринадцатого августа ему предстояло сделать это в третий раз... третий раз...

Тринадцатого...

— После того, как доставил ребят в госпиталь, — вспоминает он, — в тот же день вернулся в родной пятнадцатый городок. Доложил, отдохнул малость.

Тринадцатого командир поставил задачу пешей группой пробиться к нашим на Минутку, доставить боеприпасы и продовольствие. Отобрали двадцать пять человек, рассовали весь наш груз по вещмешкам. Пошли.

Поначалу все шло гладко. Без стрельбы и шума добрались до железнодорожного моста, сосредоточились под ним. Связались с нашими на Минутке, сказали, где мы и что. Нам в ответ: сидите и дальше не дергайтесь, высылаем за вами группу, чтоб безопасно провести до места. Ладно, наблюдателей выставили, ждем.

Стрельба началась. И с каждой минутой усиливалась. Похоже, те, кто вышел нам навстречу, нарвались на засаду. Делать нечего, придется двигаться самим. Но уже другой дорогой. Решили отойти чуть назад, взять левее и, перебравшись через “железку” ближе к РОВД, опять продвинуться к Минутке...

Рука Дмитрия совершает движения в воздухе, будто вычерчивает маршрут на невидимой карте. Как знаком этот жест! Переплетения грозненских улиц, проспектов, проулков и площадей так прочно сидят в памяти, что, кажется, многие из нас и через десятки лет смогут пройти по ним, не заблудившись.

— Начали выполнять задуманное. Перебежками, от укрытия к укрытию, прикрывая друг друга. Но тут нас стали зажимать. Обстреливают, окружают, ближе подходят. Чувствую

— гиблое дело, надо возвращаться под мост. Дал команду на отход.

Сам пока солдат своих прикрываю и краем глаза смотрю, как парни мои экзамен на выживание сдают. Момент один в мозгу запечатлелся. Не помню, кто из ребят бежал, но бежал быстро. А за ним фонтанчики песчаные встают от вгрызающихся в землю пуль.

У меня сердце замерло: догонят — не догонят? убежит — не убежит? А парень несется, не сбавляя хода. В бронике, с автоматом, вещмешком с патронами за спиной. Упал, перекатился, перепрыгнул через бетонный блок. Я его про себя хвалю: молодец, сынок, хочешь жить, будет из тебя толк. И тут он из-за укрытия высовывается, посылает в “духов” две короткие очереди и вновь исчезает. Я ему мысленно аплодирую: да ты, пацан, не только жить хочешь, ты у меня воевать уже научился! Ай, умница!

Через какое-то время группа вновь закрепилась под мостом. Остались мы вдвоем — я и рядовой Погонин Володя, пулеметчик наш. Хороший солдат, спокойный всегда, рассудительный. Его бойцы за это Дедом прозвали.

Подполз он ко мне. “Ну что, Дед, наш черед? Давай так: на счет “три” бежим сразу вместе. Ребята прикроют. Понял? Раз, два, три”.

Вскакиваем, даем по одной очереди. Я — из “калаша”, Дед — из пулемета. Собираем глаза в кучу и несемся к мосту. На ходу не стреляем, чтоб времени не терять, не тормозиться...

Метра три я до первой опоры не добежал, а то и меньше. Удар в живот... Такое ощущение, будто кто-то со всего маху лом в кишки вогнал, а потом выдернул и в эту дырку кипяток наливает. Боль адская.

Лежу на спине. Перевернулся на бок. Попробовал ползти, как мог. Бронежилет скинул.

Тут и вокруг меня фонтанчики забурлили. “Духи” увидели, что я уползаю, решили добить. Сумел еще автомат одной рукой поднять, пару очередей дал в ответ. И отключаться начал, сознание уходить стало.

Как сквозь туман, слышу, бойцы мои кричат: “Комбата убило!”. Этого мне еще не хватало!.. Голову приподнял, что-то прохрипел. Видел, как четверо солдат ко мне кинулись. Схватили за руки, за ноги, потащили. Из той дороги я мало что помню. Знаю только, что боевики преследовали группу почти все время, обстреливали непрерывно. И потом, уже на шестнадцатом “контроле”, куда мы вышли, выяснилось, что из четверых несших меня бойцов двое были ранены, но молчали. Вот так...

Это действительно так. Рядовой Владимир Погонин получил сквозное пулевое ранение правого плеча, рядовой Рамиль Насыров — касательное ранение левого плеча. Но ни тот ни другой не разжали рук, не выпустили из них ни своего оружия, ни окровавленный камуфляж офицера. Это ли не мужество, не подвиг!

***

МАЛЕНЬКИЙ горячий осколок, ударивший под самый срез бронежилета, едва не навсегда вырвал Дмитрия Ларина из рядов боевых друзей. Но он в очередной раз переборол костлявую, пройдя через несколько госпиталей и выдержав не одну серьезную операцию.

Закончив свой рассказ о грозном лете девяносто шестого, Дмитрий достал из кармана тот смертоносный кусок железа, что когда-то извлекли из его тела ростовские хирурги. Положил на ладонь. Под тяжестью этой метки войны дрогнула рука капитана, опустилась вниз, словно чаша весов. Когда на вторую ладонь офицера ляжет частица более благородного металла, как знать, может быть, эти “весы” выровняются, восстановив равновесие между прошлым и настоящим, между Жизнью и Смертью.

Игорь СОФРОНОВ