В ЧЕЧНЕ весной рано ложатся сумерки. На боевых позициях, на заставах и блокпостах, где военный люд живет в постоянном напряге, это еще заметнее. По московским меркам солнышку вовсю бы еще рдеть над горизонтом, а темнота, волчицей выскользнувшая из горных ущелий, уже приобретает окрас непроницаемой чернильной густоты. И наступает час ночных хищников.

...Вход в землянку заслонил силуэт в неуклюжем коконе брони.

— Золотухин? Докладывай!

— Товарищ лейтенант, возле фермы кучкуются нохчи. Кажись, с оружием. Затевают что-то...

— Опять?!

Начальник заставы, невысокий подвижный крепыш, пружинисто поднялся с ящика, заменявшего стул, взял автомат и шагнул в стылый, дышащий тревогой сумрак. Волглые берцы утонули в жирной, как пластилин, грязи. Лейтенант поморщился, машинально отряхивая ботинки. Он терпеть не мог грязной обуви. Ему еще с первого курса училища нравилось щеголять в начищенных до зеркального блеска ладных сапожках. Особенно на каникулах, в родном уютном городке. Но война заставляет мириться и с грязью, и с продымленными сырыми землянками, и с неизбывным чувством тревоги, из-за которого клешнит сердце даже во сне. А сейчас тревога пульсирует в нервах так, словно его, лейтенанта Евгения Рындина, подсоединили невидимыми нитями к источнику высокого напряжения.

О том, что недалеко от заставы крутятся подозрительные типы, сержант Алексей Золотухин, отвечающий за боевое охранение, докладывал ему несколько раз. Хотя и без докладов подчиненных он, как командир, владел обстановкой — настолько, насколько позволяли возможности визуального наблюдения. И прекрасно понимал: застава, перекрывшая дорогу к Ачхой-Мартану, для дудаевцев как кость в горле. По раскисшему полю на колесных машинах в обход не проехать, а напрямую через посты, где неусыпно бдят солдаты, досматривая пешего и конного, — себе дороже: крепок заслон. Разве что ночью, внезапно обстреляв окопы из минометов и автоматических гранатометов. И то прорвать оборону у недругов вряд ли получится. Короче, глядеть в оба, лейтенант! Поднявшись на наблюдательный пункт, Рындин достал бинокль, нашарил глазами силуэт молочно-товарной фермы, еле различимый в быстро густеющих сумерках. Да, сержант не ошибся: там люди. Наведя резкость, Евгений увидел в руках у мужчин стволы. Подобраться бы поближе да разведать, сколько “духов”, есть ли у них тяжелое вооружение. Если силы приличные скопились, пожалуй, надо будет попросить подмогу на броне.

Мысль о разведке — а это, кстати, одна из задач заставы — настолько захватила лейтенанта, что он, словно на киноэкране, увидел себя там, близ фермы у кромки леса. О чем говорят между собой сгрудившиеся в стаю боевики, сколько у них стволов? Подслушать бы. Посчитать.

Так созрело командирское решение.

Вернувшись к землянке, он позвал сержанта-контрактника Кривоконя.

— Собирайся, Саня, пойдешь со мной на разведку. бается мне, к ферме подтянулись “чехи”, не иначе по наши души. Поглядим, сколько их, выясним намерения и при необходимости вызовем подкрепление... А ты, Золотухин, остаешься за старшего. Мы быстренько — одна нога здесь, другая там. Послал бы пару бойцов, да боюсь, по неопытности вляпаются пацаны.

— Вляпаются как пить дать, товарищ лейтенант. И вы поосторожнее, берегите себя, — озабоченно сказал сержант Золотухин.

— Не волнуйся, Леша, не помрем, — улыбнулся Рындин. — Ну а припечет, дам красную ракету. Тогда действуй, как учили.

— Без вопросов, — вздохнул Золотухин, провожая взглядом удалявшихся разведчиков.

В томительном ожидании прошли полчаса. Потом еще тридцать минут. И еще...