К ТОМУ времени, когда прибыла высланная по тревожному сигналу бронегруппа, выстрелов в районе фермы уже не было слышно. Боевики ретировались, отказавшись от намерения атаковать заставу. После непредвиденной стычки с разведчиками они утратили свое единственное преимущество — фактор внезапности. А переть в лоб, зная, что военные приготовились к встрече непрошеных гостей и наверняка вызвали подкрепление, — не дураки же они.

Утром, прочесывая местность, бойцы нашли изуродованное до неузнаваемости тело лейтенанта Рындина. В бедре две пулевые раны. Почерневшая, обугленная от страшных ожогов кожа...

Как действовал он, прикрывая отход тяжелораненого сержанта? Как вел себя перед гибелью? Подробности неизвестны, о них можно только догадываться. Оставшиеся в живых участники того боя и мучители отважного лейтенанта — противники. Своих поблизости не было. Кривоконь, скрепя сердце подчинившийся приказу командира, помнит только одно: лейтенант какое-то время вел огонь... Что произошло потом, Александр, то и дело терявший сознание от боли на бесконечно длинном пути к заставе, видеть не мог.

И все же есть доказательства высокого мужества и героизма Евгения Рындина, в одиночку вступившего в неравный бой с целой стаей матерых “волков” — потери противника. Одиннадцать уничтоженных боевиков, взорванная машина с боеприпасами. Цифры, которые опровергают утверждение о том, что один в поле не воин. И дают право скупыми штрихами дорисовать картину боя. Возможно, это будет похоже на легенду. Что ж, пусть. Женя ее заслужил.

“Все, кажется, Саня спасен. Как-нибудь доберется до заставы. Удержать “духов”, пока Сашка отползет подальше”, — с этой мыслью он достал из “лифчика” вторую гранату и, стремительным броском приблизившись к грузовику, послал гостинец в кузов. Оглушительный взрыв разметал стрелявших из-за машины боевиков, ослепил нестерпимо яркой вспышкой.

“Вот это бабахнуло! — удивился Евгений, не подозревавший, что в кузове сложены боеприпасы. — Так их!”.

Воспользовавшись замешательством дудаевцев, он открыл прицельный огонь. Ползком, перекатом меняя позиции, короткими злыми очередями бил по припадавшим к земле силуэтам, мгновенно реагируя на ответные выстрелы, садил свинцом по огненным посверкам бандитских стволов. Бил плотно, стараясь внушить противнику, что бой ведет как минимум отделение.

Минут десять это ему удавалось. Не подпускал близко “духов”, пока были патроны. А когда пристегнул к автомату последний заряженный магазин, ослабил огонь, отползая к заставе, почувствовал: дело дрянь. “Волки” обложили его со всех сторон. Кольцо неумолимо сжималось.

Он метнул еще одну гранату.

Рывок. Экономная очередь.

Враги все ближе.

Словно огнем опалило бедро. Лютая боль.

Сцепив зубы, он нажал на спусковой крючок. Дернувшись два раза, автомат умолк. Магазин пуст.

Рядом — чужая речь.

Удары тяжелыми ботинками. В живот, в лицо, в поясницу. Соленый вкус во рту. Глубокая беззвучная темнота...

Дудаевские садисты долго пытали его, жгли, наслаждаясь муками офицера. Не ведая того, что он умирает непобежденным. Ибо невозможно сломить дух воина, который остается на поле боя, жертвуя жизнью за други своя.