В Интеллидженс сервис трагедию в военно-морской базе Скапа-Флоу связывали с исчезновением из Керкуолла мало кому известного белобрысого, очкастого и на вид тщедушного часовщика-ювелира Альфреда Вахринга. На протяжении более десяти лет этот агент, как казалось руководящим деятелям «ювелирной фирмы», приносил «неоценимые услуги короне его величества». На деле же все оказалось наоборот…

В высших сферах «фирмы» и стоящих над нею ведомствах возникло замешательство. Мнения о причинах, толкнувших главу абвера нанести Британии столь ощутимый материальный и моральный ущерб, разделились. Одни деятели утверждали, что после заключения договора о ненападении между Германием и Россией возникла новая ситуация, которую Канарис решил использовать, чтобы окончательно порвать с «фирмой». А на случай, если последуют шаги к разоблачению его связей с «фирмой», он постарался солидно приумножить свои заслуги перед рейхом и этим доказать свою безграничную преданность нацистским властителям. Другие полагали, что Канарис решился на этот крайне рискованный для него лично выпад против Британии только потому, что в противном случае он мог потерять расположение и доверие к себе фюрера и вместе с этим лишиться поста начальника абвера.

В конечном счете было решено воздержаться от поспешных выводов, касающихся деятельности начальника германского абвера, занять выжидательную позицию…

Но так или иначе, катастрофа в Скапа-Флоу вынудила англичан принять крутые меры против числившихся в Великобритании двадцати тысяч организованных национал-социалистов из которых четыре тысячи триста человек принадлежали к высшим слоям общества — к аристократической знати, крупным финансистам, промышленникам и коммерсантам. Большая часть этих людей входила в различные «общества» и «клубы», формально призванные расширять и углублять англо-германские дружественные связи, а в действительности преследовавшие совершенно иные цели, диктуемые Берлином. Маскировались эти общества безобидными вывесками — «Связи» или «Англо-германское товарищество» — и располагали собственными изданиями, например «Германские новости», «Англо-германское обозрение» или даже «Англо-германская информационная служба»… Бюджет последней в канун объявления войны достиг почти полумиллиона фунтов стерлингов, из которых едва ли десять процентов составили поступления от членских взносов, остальные же средства были плодом особых забот правителей германского рейха. Во главе этих еженедельных и ежемесячных изданий стояли почтенные лорды, именитые ученые, известные в мире искусства люди, прославленные адмиралы.

Немало хлопот доставила детективам Скотланд-Ярда и работникам отдела контрразведки МИ-5 вся эта пронацистски настроенная публика. Из ее среды к исходу первой ночи вступления Великобритании в войну были препровождены в камеры Вормвудской тюрьмы четыреста тридцать шесть «чистокровных» немецких шпионов. Однако, после того что произошло в Скапа-Флоу, список «потенциальных нацистских агентов» превысил семьдесят три тысячи человек, среди которых было выявлено шестьдесят девять иностранных лазутчиков, работавших на различные ведомства германского рейха…

Существенные изменения были внесены в структуру и методы работы «фирмы», называвшей себя «ювелирной»… Целый ряд должностных лиц, прямо или косвенно повинных в том, что Соединенное Королевство оказалось зараженным пронацистскими настроениями и опутано немецкой шпионской сетью, был смещен со своих постов. Этими энергичными и суровыми мерами нельзя было, однако, наверстать так быстро упущенное за многие годы. Возможность сохранить военные и государственные тайны оставалась маловероятной.

В адмиралтейство поступил полный текст речи Адольфа Гитлера, в которой он утверждал, что располагает секретным оружием, способным уничтожить британский флот. В комитете имперской обороны Великобритании, в адмиралтействе и в отделе МИ-6 (военная разведка, действующая за пределами страны) долго и трудно искали ответ на вопрос — о каком оружии идет речь и почему германский диктатор грозит этим оружием только морскому флоту? Не блеф ли это? Ведь по данным Интеллидженс сервис, точнее, отдела, основанным на информации резидентуры, осевшей в Бремене, Киле, Вильгельмсгафенне, где имелись судостроительные верфи и арсеналы, военно-морской флот Германии не располагает какими-либо новыми средствами ведения войны, если не считать принятых на вооружение кригсмарины усовершенствованных подводных лодок и так называемых «карманных» линкоров, обладающих большей быстроходностью, маневренностью и, стало быть, боеспособностью.

Между тем тоннаж торгового, отчасти и военного флота противников Германии таял, как лед, попавший в теплое течение. Только в октябре пошло ко дну около пятидесяти таких судов. Обстоятельства гибели многих из них свидетельствовали о том, что немцы применяют какие-то необычные мины, конструкция которых оставалась для англофранцузских союзников полнейшей загадкой. Стало очевидным, что сказанное германским фюрером о новом оружии — не пустое бахвальство, а попытка запугать действительно существующим, весьма эффективным оружием.

Новый военно-морской министр Великобритании Уинстон Черчилль, занимавший этот пост более четверти века тому назад, был вне себя. Никогда прежде он не мыслил, чтобы всесильная Интеллидженс сервис, которой на всем протяжении своей политической деятельности он отдавал предпочтение перед подобными организациями в других странах, была не в состоянии раздобыть хотя бы самые общие данные об этой мине немцев. Только теперь становилось понятным, почему Адольф Гитлер настойчиво требовал от начальника абвера подробные сведения о новой глубинной мине, принятой на вооружение англичанами. Он хотел знать, не стал ли секрет немецкой мины достоянием противников Германии.

Гитлер берег секрет этой мины настолько тщательно и строго, что даже начальник абвера не знал о ее существовании в арсеналах рейха. Гитлер берег ее, чтобы использовать в наиболее критический момент. Приказ о применении ее против флота Великобритании он отдал в день завершения кампании в Польше, то есть более чем через полтора года после начала массового ее производства.

Когда заместитель военно-морского министра первый морской лорд адмирал Дудли Паунд прошел в комнату, примыкавшую к кабинету первого лорда адмиралтейства, Черчилль сидел за обеденным столом с повязанной под самый подбородок накрахмаленной салфеткой и с аппетитом ел свой любимый бифштекс с кровью. Увидев адмирала, он буквально застыл с полным ртом. Лицо вошедшего было чернее тучи, глаза выражали тревогу.

Черчилль не выдержал, проглотил неразжевавный кусок и зарычал:

— Говорите же сразу, черт побери! Что еще стряслось?

Срывающимся голосом адмирал доложил, что шесть большого водоизмещения торговых судов, накануне вечером подошедших к устьям Темзы, в результате взрывов, возникших при неизвестных обстоятельствах в разное время в течение ночи, пошли ко дну вместе с грузами и экипажами…

— Мы стоим перед фактом наличия у немцев какого-то действительно дьявольского оружия… — растерянно произнес первый морской лорд. — Да, сэр!

Бифштекс остался недоеденным. Волна тревоги, еще раньше охватившая адмиралтейство и правительственные круги Великобритании, вздымалась все выше. Но вместе с ростом тревоги росло и убеждение в среде английских политических деятелей всех оттенков в том, что если в конечном итоге Гитлер все же нападет на Россию и разгромит ее (а в этом не было сомнений!), то он обрушит свой бронированный кулак и на страны Западной Европы… И после победы на Востоке для экспансии нацистских правителей Германии вообще не будет сколько-нибудь надежных преград. Ни Франция, ни тем более малые страны Европы порознь и даже вместе не в состоянии будут успешно и длительно сопротивляться натиску зарвавшегося и сильного, уверенного в своих возможностях и беспощадного противника. А Великобритания? Этот устаревший корабль уже дал основательный крен, и флаг его достаточно подмочен… Что же будет с ним, когда с моря и воздуха немцы обрушат на него всю свою мощь?! Его вспомогательные «суда» и «суденышки», называемые в Соединенном Королевстве «доминионами», разбредутся кто куда…

И английские политики приходили к малоприятному для них выводу: пока существует такая глыба, как Россия, у британского корабля есть шансы заслониться ею и обрести если не прежний приоритет на морях и океанах, то хотя бы реальную возможность остаться на поверхности с реющим на ветру флагом…

Аналогично, хотя и с иным оттенком, рассуждал начальник германского абвера.

— Кого боится по-настоящему Эмиль, так это, к сожалению, России, — с огорчением сказал адмирал Канарис своему другу и заместителю полковнику Гансу Остеру. — Я говорю «к сожалению» не потому, что нет оснований для опасений, а потому, что всякая оттяжка неизбежного военного столкновения с Россией (о котором он всегда твердил и к которому все мы на протяжении ряда лет готовились) в конечном счете лишь затруднит разгром Красной Армии и искоренение коммунистической угрозы! Слов нет, Россия — орешек покрупнее Великобритании и покрепче Франции, не говоря уже о взятых с ними вместе Австрии, Чехословакии и Польше… Достаточно вспомнить ее просторы, неиссякаемые резервы, численность населения и не столь уж малую боеспособность армии! И все же при существующем сегодня соотношении сил победа вермахта, как мне думается, не вызывает сомнений… А наш евнух (так адмирал называл своего фюрера, когда был особенно недоволен им) колеблется, заключает с Москвой пакт о ненападении и тем самым дает возможность русским подготовиться к решающей схватке! Так ведь?!

Ганс Остер сосредоточенно смотрел на адмирала и во всем соглашался с ним. Эти слова были прямым ответом на вопросы, которые не раз и он сам задавал себе.

Канарис продолжал в том же духе:

— Чем же объяснить такие действия Эмиля? Абсурдно было бы полагать, что Кремль уверовал в нерушимость пакта и блаженно бездействует… Договор есть, но доверия к нему у большевиков нет! Они в настоящий момент несколько ослабли вследствие перемещений среди командного состава армии и руководящих деятелей партии, их разъедают внутренние разногласия, распри и всякого рода неполадки… И Сталину нужно выиграть время, чтобы восполнить пробел… А Эмиль пошел на сближение с ним тоже ради того, чтобы на время обеспечить себе тыл на Востоке и разделаться с соседями на Западе… Это ясно как божий день любому здравомыслящему политику, но не долговязому, как жираф, и столь же проницательному, как это животное, британскому премьеру. Только тупицы вроде Чемберлена и его коллег по Уайт-холлу не способны понять, что сами же они подкладывают горящую спичку под бочку с порохом, на которой сидят!

С обидой в голосе Канарис говорил о том, как на протяжении длительного времени англичане всячески изощрялись, чтобы ускорить вторжение вермахта в СССР, а добились обратного — заключения пакта о ненападении между Берлином и Москвой…

— Сев в лужу, эти твердолобые все еще барахтаются в ней, надеются, что Эмиль все же повернет вермахт против большевиков, тогда как он и шага не сделает в этом направлении, пока не расправится с ними! А какая у них армия и каковы их возможности обороняться, мы с вами прекрасно знаем…

Канарис делился с Остером соображениями о плохом состоянии английских вооруженных сил, приводил конкретные факты, которыми оперирует Рейнгардт Гейдрих в своих докладах фюреру.

— Кстати, — продолжал не без горечи начальник абвера, — вот любопытная и весьма показательная деталь, характеризующая обороноспособность Британии. Черчилль приказал срочно создать разведывательно-ударные группы хорошо обученных диверсантов общей численностью до двадцати тысяч, а когда приступили к формированию этих групп, то во всей Англии не смогли наскрести более двадцати автоматов!

— Эти сведения фигурируют в сводке, представленной Гейдрихом Эмилю? — спросил Остер.

— Да.

— Вполне вероятно, — со вздохом огорчения заметил Остер, — хотя звучит как анекдот…

— К сожалению, Ганс, это не анекдот, а достоверный факт… И Гейдрих с величайшим удовольствием докладывал на днях об этом и о многом другом подобном Эмилю. Тот был в восторге! Чуть ли не хлопал в ладоши, утверждал, что голыми руками положит на лопатки гордый Альбион… Вот так-то!

— Пожалуй, так оно и будет, — мрачно ответил Остер, если господа из Уайт-холла по-прежнему будут исходить из того, что только Эмиль и его сподвижники способны выкорчевать русский большевизм…

— Совершенно верно, Ганс! В этом ключ решения всех проблем… И наша с вами задача — попытаться еще и еще раз вразумить этих джентльменов, внушить им, что промедление для них — смерти подобно! Не допустить этой катастрофы, повернуть штыки вермахта с Запада на Восток теперь, в создавшейся ситуации, можно только так, как это не раз мы им предлагали… Разумеется, наши возможности ослабить силу ударов, которые вот-вот обрушатся на Францию и Британию, существенны, но отнюдь не безграничны… Надо, чтобы не очень мудрые островитяне хорошенько усвоили это и не вставляли нам палки в колеса… Больше того! Не мешало бы им убрать с нашего пути пенек, о который мы нередко спотыкаемся…

— Развенчать и отдалить «скрипача» от Эмиля?

— Именно!..

Канарис и Остер понимали друг друга с полуслова, придерживались единой, совместно выработанной позиции, стремясь к одной цели: отвести кулак вермахта от западных стран, направить его на большевистскую Россию, избавить Германию от нацистских правителей, этой шайки безродных выскочек и проходимцев с уголовным прошлым, стяжателей и карьеристов, садистов и шизофреников, узурпировавших бесспорное право высших слоев немецкого общества на власть в государстве.

Канарис и Остер то и дело возвращались к Советской России, к политике ее деятелей, к мощи ее армии. Неожиданно глава абвера сказал:

— Русский медведь испокон веков известен своей неповоротливостью, хотя сюрпризы необычайной оперативности, энергичности и решительности он нет-нет да и преподносит миру… Это тоже факт! И пожалуй, никакой другой народ не дает столько примеров курьезов и головотяпства, сколько русские. Мы и это знаем… И тем не менее мне рассказывал итальянский генерал Монти, присутствовавший на маневрах русских в качестве гостя вместе с другими военными атташе и представителями ряда государств, как в течение десяти минут был выброшен десант на парашютах и две тысячи пятьсот красноармейцев приземлились с полной боевой выкладкой, с ходу открыв огонь из автоматических винтовок!

— Знаю, — подтвердил Остер. — Осенью тридцать пятого года это было… Под Киевом.

— Вот вам и «русский колосс на глиняных ногах»…

— Верно, герр адмирал… Однако согласитесь и вы, что все это имело место до проведенной большевиками чистки в армии и в государственном аппарате!

— Именно это я и имел в виду, когда говорил об оттяжке Сталиным времени! — поспешил Канарис ответить. — Этот азиатский монах в своей неизменной гимнастерке немногословен, но поступает продуманно и, как правило, довольно загадочно…. Кстати, вы слышали когда-нибудь его выступления?

— Нет.

— Очень любопытно! Он никогда не кричит, не размахивает кулажами, не позирует и не выходит из себя, как наш евнух. Говорит тихо, сдержанно, однако его слышит весь мир… Что касается англичан, то они и здесь глубоко ошибаются, недооценивая сегодняшние возможности большевиков, которые завтра уже будут совершенно иными…

Начальник абвера и его заместитель действовали рука об руку, с той лишь разницей, что адмирал Канарис отлично подставлял «шары», а его ближайший сподвижник столь же отлично загонял их в «лузы».

Полковник Ганс Остер был человек конкретного дела. Он не замедлил довести до сведения англичан все, что подсказал ему адмирал, а вслед за этой информацией, с его же благословения, переправил небезызвестной «ювелирной фирме» копию досье на Рейнгардта Гейдриха…

Реакция Лондона на эту информацию, содержавшую настойчивый совет санкционировать и поддержать начальника абвера и его единомышленников в намерении устранить Гитлера, последовала не скоро и в форме, весьма неожиданной. Не сразу там пришли к заключению, что Вильгельм Канарис остается верен «фирме» и если порою выходит из-под контроля, поступает вопреки интересам Британии, то к этому его вынуждает главным образом деятельность начальника главного имперского управления безопасности обер-группенфюрера СС Рейнгардта Гейдриха, человека влиятельного в рейхе и более, чем кто-либо в национал-социалистской верхушке, опасного для Соединенного Королевства.

Джентльмены из «фирмы» и прежде знали о таких качествах Гейдриха, как поражающая работоспособность и необузданный карьеризм, незаурядные организаторские способности и склонность к авантюрам, истинно немецкая педантичность и изощренное изуверство, жажда власти, славы и гиперболическая трусость, боязнь за собственную шкуру и поэтому экзальтированная преданность национал-социализму. Эта общая характеристика теперь была подкреплена документальными материалами, состоявшими из фотокопий личного дела начальника главного имперского управления безопасности третьего рейха, доставленного в Лондон по каналам, известным только главе абвера и его заместителю.

Теперь в массивных сейфах «фирмы» хранились «на всякий случай» данные о происхождении не далее как прадеда Гейдриха от матери-еврейки документы о воровских и прочих аморальных проделках обер-лейтенанта Рейнгардта Гейдриха, за которые офицерский суд чести изгнал его некогда из военно-морского флота Германии.

Английские политики на этот раз не сочли возможным, как прежде, категорически отвергнуть альтернативную постановку Канарисом вопроса о возможности ускорить поход вермахта на Восток. Они еще не потеряли веры в неоднократные клятвенные обещания Адольфа Гитлера обрушиться на Россию, хотя и не были настолько слепы, чтобы не видеть, как над их головами сгущаются грозовые тучи настоящей, а не игрушечной, или так называемой «странной», войны.

Реальность этой опасности заставила их внять голосу главы абвера. Однако они пытались, минуя Вильгельма Канариса, установить связь и контакт с другими представителями рейха, намеренными убрать Гитлера, чтобы таким образом непосредственно убедиться не только в осуществимости задуманного, но прежде всего в том, последует ли за этим вторжение вермахта в Россию. Но случилось так, что джентльмены из «ювелирной фирмы» попали впросак именно потому, что действовали за спиной начальника германского абвера адмирала Канариса и его близких друзей, действовали без их ведома…

…В мюнхенской пивной «Бюргербрау келлер» восьмого ноября происходила традиционная встреча ветеранов «пивного путча». В чаду сигарного дыма «партайгеноссе» один за другим хриплыми голосами произносили речи и тосты, клялись в верности национал-социализму, истерически угрожали его противникам, горланили песни, сопровождая все это звонким чоканьем пивными кружками и непомерным поглощением баварского черного пива. Почтить память павших в далеком тысяча девятьсот двадцать третьем году «камарадов» прибыл, как и в прежние времена, фюрер в сопровождении своих приближенных. Вопреки обыкновению он произнес на редкость короткую речь и, в отличие от прошлых лет, тотчас же покинул пивную, сопровождаемый бурной овацией своих старых друзей и сподвижников.

Вслед за фюрером поспешно удалились и прибывшие с ним приближенные. Лишь рейхсфюрер СС Гиммлер задержался на минуту у порога, чтобы высказать пожелание присутствующим славно провести время.

Столы ломились под тяжестью кружек с пенистым пивом, объемистых супниц и глубоких блюд с отдающими копченостью сосисками. Осоловевшие от табачного дыма, непрерывного гама и обильных возлияний, далеко уже не молодые участники «пивного путча» едва успели затянуть песню бывалых штурмовиков, как таверну потряс мощный взрыв… К потолку взметнулись разодранные доски столов и стульев, осколки пивных кружек и блюд. Рухнула на пол штукатурка с потолка и стен, ливнем посыпались стекла высоких готических окон…

Произошло это через двенадцать минут после того, как рейхсфюрер СС Гиммлер удалился, пожелав всем «партайгеноссе» доброго здоровья и славного времяпрепровождения! А эпицентр взрыва, увлекшего в могилы около десяти и искалечившего более шестидесяти ветеранов (среди которых, как это ни странно, оказались все обойденные чинами и постами и потому наиболее брюзгливые), оказался как раз под пустовавшими столами, за которыми четверть часа назад восседал Гитлер и вся его свита.

Некоторое время тому назад, примерно с полгода, служба безопасности рейха пронюхала, правда с большим опозданием, о готовившемся, но несостоявшемся покушении на Адольфа Гитлера. Точными сведениями она не располагала и выявить организаторов и исполнителей не смогла. Работники всех отделов имперской службы безопасности, включая гестапо, зипо, крипо со всеми их секциями и подсекциями, сбились с ног в поисках злоумышленников, хватали людей без разбору, но тщетно… Тогда-то и возникла идея инсценировать покушение на германского канцлера… В результате мнимого покушения, по мысли его организаторов, соотечественники проникнутся чувством еще большей преданности своему фюреру и ненависти к англичанам, которые якобы повинны в этом злодеянии. Накаляя страсти и подогревая атмосферу патриотического угара, нацистские вожаки стремились заранее оправдать перед общественным мнением тщательно подготовляемые ими акты провокаций, жестоких расправ с инакомыслящими.

В ночь после взрыва в мюнхенской пивной имперский министр пропаганды Иозеф Геббельс первым поспешил выразить свой гнев. Он продиктовал статью для очередного номера «Фёлькишер беобахтер»:

«Нет сомнения в том, что подлое покушение на жизнь нашего любимого фюрера инспирировано британскими тайными службами. Убедившись, что нет ни малейших шансов выиграть войну честным путем, с оружием в руках, правители Англии дали указание агентуре Интеллидженс сервис убить из-за угла Адольфа Гитлера… Эта мерзкая организация вновь обагрила свои руки немецкой кровью. Так пусть же знают, что наша месть близка и неотвратима!»

Главный вдохновитель и организатор взрыва в мюнхенской пивной, Рейнгардт Гейдрих был теперь зачинщиком операции, цель и значение которой выходили за пределы функций возглавляемого им ведомства. Он намеренно шел на это ради того, чтобы продемонстрировать фюреру, сколь эффективна работа его управления не только в деле обеспечения внутренней безопасности рейха, но и за его пределами.

…Операция готовилась не один месяц. Некий немец, проживавший в Голландии и выдававший себя за эмигранта из Германии, познакомился с неким голландцем, снабжавшим англичан информацией о третьем рейхе.

— Игра стоит свеч или пустая трата времени? — спросил голландца немец. — Сколько англичане вам платят?

— Четыреста гульденов в месяц.

— Это немало, но я готов уплатить вдвое больше, если вы согласитесь помочь мне установить непосредственную связь с англичанами. Я — немецкий эмигрант. С нацистами у меня давние счеты… И я располагаю очень важными для англичан сведениями… Но я должен лично убедиться в том, что это англичане, а не волки в овечьей шкуре… От нацистов всего можно ждать!..

Спустя несколько дней голландец привел англичанина. Это был капитан Пэйн Бест. Сообщение эмигранта заинтересовало его. Речь шла о немцах, оппозиционно настроенных по отношению к Гитлеру, о больших возможностях некоторых из них, занимающих в рейхе ответственные посты.

— Это хорошо, но чем конкретно они могут быть полезны нам? — в упор спросил англичанин.

— Многим, очень многим, — уклончиво ответил немец. — Однако для этого им прежде всего нужна прямая связь с Лондоном, чтобы действовать согласованно, оперативно, эффективно… Кроме того, необходимо организовать встречу высокопоставленного генерала — полномочного представителя оппозиции — с авторитетным, облаченным большими полномочиями представителем влиятельных кругов Великобритании. Для этой цели генерал готов прибыть в Голландию…

Неделю спустя капитан Бест явился на встречу с немцем вместе со своим шефом, майором британской разведывательной службы Стивенсом. Они договорились о дне и времени встречи с полномочным представителем немецкой оппозиции, а также о том, как практически доставить генерала из приграничного района Голландии в Гаагу… После этого обе стороны встречались еще несколько раз, тогда и было обговорено, что из рейха прибудет генерал Шеммель.

И вот ранним утром девятого ноября оба англичанина отправились на автомобиле в Венло — ничем не выделявшееся местечко на границе с Германией. Англичан сопровождал молодой лейтенант голландской службы информации Дирк Клооп. Заблаговременно из Гааги выехал и немецкий «эмигрант». В его обязанность входило встретить на границе генерала Шеммеля и провести его к условленному месту свидания.

Автомобиль с двумя англичанами и голландцем подкатил к невзрачному кафе «Бахус». Здесь была намечена встреча с представителем немецкой оппозиции. Но едва шофер остановил машину и майор Стивенс, капитан Бест и лейтенант Клооп ступили на тротуар, к ним на большой скорости подыхала многоместная с брезентовым тентом зеленая машина и из нее выскочили молодые люди в спортивных костюмах. Англичане не успели опомниться, как оказались в объятиях незнакомцев. Голландец Дирк Клооп, сообразив, в какую ловушку они угодили, бросился бежать. Очередь из автомата одного из незнакомых молодых людей настигла его…

Операция в Венло продолжалась считанные минуты. Вряд ли кто-либо из местных жителей, услышав стрельбу и выбежав из дома или высунувшись из окна, успел заметить зеленую машину, промчавшуюся к пограничному переезду с заранее поднятым шлагбаумом.

Руководителем операции был подручный Гейдриха штандартенфюрер СС Шелленберг, выдававший себя за Шеммеля. Команду молодых людей в спортивных костюмах возглавлял человек, имевший в подобных делах немалый опыт, Правда, когда ему приказали инсценировать в ночь на первое сентября нападение «польских» солдат на немецкую радиостанцию в Гляйвице, то «польский» офицер, подготовленный им для чтения «воззвания правительства санации», выдал себя ярко выраженным немецким акцентом… По этому поводу было много толков в зарубежной печати. Очень недоволен был такой грубой работой обергруппенфюрер СС Рейнгардт Гейдрих. Не случайно все участники «операции в Гляйвице», за исключением ее руководителя Альфреда Хельмута Науйокса, получили высокие награды рейха. Однако урок не прошел бесследно. Возглавив команду в Венло, Науйокс позаботился о том, чтобы не оставить никаких улик. Даже смертельно раненный лейтенант Клооп был увезен немцами. Прихватили с собой и шофера — голландца Яна Лемманса.

На этот раз штурмбанфюрер СС Альфред Хельмут Науйокс полностью оправдал доверие начальника главного имперского управления безопасности Германии, по ходатайству которого наконец-то был удостоен Железного креста первого класса.

Немцы в газетах подняли шум по поводу случившегося на границе рейха. Выдержки из показаний захваченных офицеров, сотрудников Интеллидженс сервис, майора Стивенса и капитана Беста, а также провокационные комментарии к ним передавались по берлинскому радио. Адольф Гитлер не упустил случая с напускным возмущением упомянуть о коварстве англичан и попутно отметить заслуги перед рейхом службы безопасности. Гейдриху он пожаловал очередную солидную награду.

— Я все же заставлю твердолобых пойти на попятную, — ораторствовал Гитлер, потрясая сжатым кулаком, словно душил кого-то. — И только со мной, только на условиях, которые я им продиктую, будет заключен мир! Иного выхода у них нет… Я припру их к стенке!

К удивлению близких друзей, адмирал Канарис не меньше фюрера восхищался эффектом, достигнутым в Венло. Его единомышленники болезненно переживали каждый промах Лондона, оберегая престиж и авторитет Британии, были готовы к контрмерам. Но Канарис не торопился. Напротив, он был рад случившемуся и не скрывал этого.

Обескураженный такой реакцией своего шефа, полковник Ганс Остер, улучив удобный момент, спросил, чем объясняется столь странное его отношение к спровоцированному Гейдрихом инциденту в Венло?

— Может быть, теперь, — с усмешкой ответил Вильгельм Канарис, — эти оболтусы из «ювелирной фирмы» все же поймут, что представляет собою наш «скрипач» и они сами! Нужно быть абсолютными болванами, чтобы согласиться на переговоры с каким-то «высокопоставленным немцем» в двухстах шагах от шлагбаума на германской границе!

Начальник абвера напомнил, как тот же Остер и его друзья посылали в Лондон известных англичанам действительно солидных людей для переговоров об устранении Адольфа Гитлера, однако все попытки заручиться их поддержкой были безрезультатны.

— Тогда они, — продолжал уже с негодованием Канарис, — считали, что никто, кроме Эмиля, не способен повести Германию против большевиков! Потому-то ублажали его и всячески оберегали с помощью «скрипача», который нередко вынуждал нас делать совсем не то, что следовало бы… А теперь, когда наконец-то, кажется, поняли, что устранение Эмиля — единственный для них выход из положения, они, видите ли, не нашли ничего лучшего, как действовать, минуя нас! И вот результат — «скрипач» напакостил им, что называется, по первое число!

Ежедневно мир ошеломляли сенсационные сообщения о потоплении судов не только Великобритании и ее союзников, но и нейтральных стран, корабли которых заходили в территориальные воды британской метрополии.

Гитлер потирал руки от удовольствия и усиливал нажим на Англию. Во что бы то ни стало он хотел склонить ее к компромиссному миру. Англичане были не прочь пойти на такой шаг, но их не устраивали методы, которыми оперировал Гитлер, они не хотели смириться с принижением престижа Великобритании и выжидали такого «модус вивэнди», при котором могли бы заключить почетный мир. Но германский канцлер не отступал. Напротив, он действовал все напористее…

— Я приказал так усеять британское побережье «грибами» со смертоносной начинкой, — говорил он в кругу своих приближенных, — чтобы их флот ежесуточно недосчитывался десятков судов! Я заставлю не только англосаксов хорошенько подумать о последствиях дальнейшего ведения войны со мной, но и их открытых и маскирующихся союзников. И никто из них не разгадает секрета нашего оружия и не сумеет оградить свои флоты от массового уничтожения!

А на следующий день, после окончания совещания в абвере, Канарис попросил полковника Остера остаться в кабинете. Адмирал извлек из ящика стола голубую, потертую по краям папку с материалами для доклада ставке или лично фюреру.

— Хотите? — протягивая ее Остеру, предложил Вильгельм Канарис своим обычным мягким, ничего особенного не предвещавшим голосом. — Полюбуйтесь…

Не первый год Остер знал своего шефа. Прежде чем открыть папку, он пытливо посмотрел на начальника абвера, предчувствуя какой-то сюрприз.

— На меня, Ганс, не смотрите, — улыбаясь, сказал Канарис. — Ни на лбу, ни в глазах ничего не прочтете… Загляните-ка поскорее в папку!

Остер пробежал глазами первые две страницы с известной ему информацией, предназначенной для доклада фюреру, и дошел до сообщения о том, что секрет устройства мины, используя которую Адольф Гитлер не далее как вчера грозился уничтожить морской флот Британии, блокировать ее побережье, обречь метрополию на изоляцию, полностью раскрыт англичанами… Адмиралтейство Великобритании уже уведомило все союзные и нейтральные страны о необходимости немедленно принять меры к размагничиванию металлических корпусов кораблей, «пропустив по килю судна высокое напряжение».

— Вот так штука! — удивленно произнес Остер и вдруг раскатисто рассмеялся, на глазах у него выступили слезы. — Эмиля хватит удар!

Адмирал насупился, опустил голову.

— Посмотрим, что он теперь скажет «скрипачу»!

— О-о-о! — злорадно воскликнул Остер. — «Скрипачу» будет жарко!.. Не миновать ему упреков: и «завелась паршивая свинья», и «повсюду у нас английские агенты», и «я борюсь, а меня кругом предают», и прочее такое…

— И в наш адрес также следует ждать упреков… Не обольщайтесь, Ганс! Эмиль будет рвать и метать… Это слишком чувствительное поражение…

— Несомненно! Что касается упреков в наш адрес — пожалуйста! Мы тут неуязвимы…

Канарис взглянул из-под седых, слегка взлохмаченных бровей на ликовавшего полковника и со свойственной ему сдержанностью заключил:

— Посмотрим… Но так или иначе, спесь с Эмиля и его любимца «скрипача» будет сбита! И надеюсь, надолго…