Ладони ветра. Сборник стихотворений

Колесникова Наталья

В сборник «Ладони ветра» известной поэтессы Н. Колесниковой вошли стихотворения, написанные в разные годы. Вся глубина и сила лирики автора раскрывается в поэтических произведениях о любви к родному краю, в теплых воспоминаниях о детстве и отчем доме, в восхищении природой с ее меняющейся в каждом времени года красотой, в гордости за историческое прошлое страны и тревоге за судьбы людей в настоящее время.

Особой нежностью, искренностью, глубоким лиризмом отличаются стихотворения о любви, проникнутые желанием чувства страстного, чистого, разделенного или даже безответного, но тем не менее прекрасного.

Сборник рассчитан на широкий круг читателей.

Об авторе

Родилась 5 октября 1977 г. в городе Знаменске Астраханской области.

В 2000 г. окончила Астраханский Государственный педагогический университет по специальностям: педагогика и методика начального обучения; ИЗО и черчение.

В 1996 г. была принята в Союз писателей России.

Лауреат литературной премии им. К. Холодовой (Астрахань, 2000 г.)

Автор поэтических сборников: «Прозрение» (Астрахань, 1996 г.), «Капелька дождя» (Астрахань, 1998 г.), «Чаша снов» (Астрахань, 1999 г.), «Звездные тени» (Астрахань, 2004 г.), «Твоя жена ведьма…» (Москва, 2009 г.)

Публиковалась в коллективных сборниках г. Астрахани: «Астраханский Парнас» (2001 г.), «Ойкумена» (2002 г.), «За грани века» (2003 г.), «Мосты» (2003 г.). А также в местной и российской прессе: «Дебют», «Орбита», «Дэкор», «Надежды», «Волга», «Телесемь», «Пульс Аксарайска», «Комсомолец Каспия», «Хлебниковская веранда», «Астраханская литература», «Литературная Россия».

Была членом жюри детских литературно-музыкальных и художественно-краеведческих конкурсов г. Астрахани.

В 1997–2003 гг. – работала в должности старшего научного сотрудника при литературном Доме-музее им. Велимира Хлебникова.

Художественный редактор газет «Астраханская литература» (2003–2006 гг.) и «Хлебниковская веранда» (1998–2013 гг.)

Работала в жанре иллюстрации детских книг и поэтических сборников: «Миражи провинциального города» Евгения Ефремова (1998 г.), «Детский рюкзачок» Марии Шапошниковой (2000 г.), «Неотправленные письма» Ларисы Сатаровой (2000 г.), «Светлячок» Анны Евгеньевой (2002 г.). А также иллюстрировала газеты: «Дебют» (1998–1999 гг.), «Дэкор» (1998–1999 гг.), «Хлебниковская веранда» (1998–2007 гг.)

В 2004 г. состоялась первая персональная фотовыставка «Современная девушка: профессии и лица» (г. Астрахань)

В 2007 г. – фотовыставка «Пепел памяти. Астраханские кладбища» в рамках европейского фестиваля «Мистика и спецэффекты» (Чехия, г. Падебрады).

В 2008 г. – фотовыставки «Астраханская ведьмочка» (Чехия, г. Падебрады) и (Россия, г. Астрахань)

В 2010 г. – фотовыставка «Гламурное оружие» (г. Астрахань)

Я выпала из времени традиций

Я выпала из времени традиций, Статичных форм и тихого движенья, Но, проходя сквозь стены униженья, Я только здесь хотела бы родиться. Где каждый день я чувствую спиною Суровый взгляд обиженных столетий, Холодных ливней камерные плети С небес свисают тусклой пеленою. Когда опять кидают в мои двери Пустые слухи, мелочные сплетни, Я вспоминаю тёплый ветер летний И, сбросив плен ненужных суеверий, Иду бродить по улицам знакомым, Заплаканную память взяв в подруги. И льётся колокольный звон упругий, Мечты и чувства выводя из комы. Устоев старых празднуя паденье, Мятежный дух дробит лучами площадь, И свежий ветер облака полощет… Я в мир вхожу, как в первый миг рожденья.

Детство

Вспоминая детский лепет, Нежно-сладкое дыханье, – Ощущаю в сердце трепет, Начинаю жить стихами… Детство – солнечные блики, Любопытство глаз весёлых, Пальцы в пятнах от клубники, Босоногость в летних сёлах. Визги, крики, смех знакомый, Лёгкий взлёт ресниц пушистых. Вязко-горький след оскомы От черёмухи душистой. Куклы, зайчики, скакалки, Плюшевые тени в детской. Змеи – ленты, шпаги – палки, Жесты вместо речи светской. Чудо бабушкиных сказок, Колыбельный тёплый ветер, Яркий мир цветочных красок, Каждый день лазурно-светел… Вспоминая детский лепет, Нежно-сладкое дыханье, Ощущаю в сердце трепет, Начинаю жить стихами.

Колыбельная

«На деревьях снег, снег, Бьётся в окна снег, снег. На комоде – снег старинный, На столе – бумажный снег. Тает вечер мандаринный. Утром будет свет, свет, Чистый, чудный свет, свет — Сказки самое начало. Засыпай, мой ясный свет». Нежно мать дитя качала. «Звёзды видят сон, сон, Мыши слышат сон, сон. Над подушкой – сон голубки, Под подушкой – чёрный сон. На полу – луны скорлупки. Утром будет свет, свет, Чистый, чудный свет, свет. Дни бегут оторопело… Ты уже уснул, мой свет?» Мать у колыбели пела.

Просто ребёнок – как это ловко придумано

Просто ребёнок – как это ловко придумано. Какая сноровка – дурачить людей ясноглазыми всплесками; Красиво входить под светлую музыку Шумана, Наивно, беспечно шалить, как ветер шалит с занавесками. Просто ребёнок… А если не просто, а сложно так. Душа научилась взбираться на кручи, огнём светозарствовать. Глаза, словно окна, настежь открыты… Возможно, там, В незримой стране васильковых звёзд, суждено детям царствовать!

У неба есть время – Синее

У неба есть время – Синее, С жемчужным пятном на краю. В большой кувшин Абиссинии Я Жёлтое время налью. Фантазии детства – яркие: Их время – Оранжевый сон, Когда раздают подарки и… Цвет грусти совсем невесом. Зелёное время отдано Траве, и стремятся весной, Как бабочки, верноподданно, Надежды к поляне лесной! Но осень, лишаясь бремени, Бросает в оконный проём Листву. Лишь Любовь – вне времени — В цветном королевстве моём.

Ты алеющую радость

Ты алеющую радость На губах своих принёс — И стареющее небо Лепестками облетело. И рассвет казался звонким От незримых тёплых слёз, Звёзды трепетно мигали. Розовело в дымке тело Каждого цветка на ветке В завитках слепящих брызг. Надо мной смеялось солнце, Белкой прыгая по стенам. Ты поймал её подарок — Золотой орех – разгрыз, И шалеющие блики Спрятались в шкафу почтенном. Ты торжественно и важно Окна бледные открыл — И чарующая нежность Белой бабочкой влетела. Всколыхнулись вдруг гардины От дыханья тонких крыл… На губах моих весенних Твоя радость звонко рдела.

Испытание дорогой – дорогое наказанье

Испытание дорогой — Дорогое наказанье. Звёзды льдистыми глазами Наблюдают за тобой. По спирали закрутилось Стародавнее сказанье: То, что было лунной пылью — Стало пламенной судьбой. Ожиданье плавит свечи И протягивает нити Золотистых сновидений Между телом и душой. И тревога отступает По следам твоих наитий, Но дрожат тихонько веки В свете грусти небольшой. Так торжественно и плавно Обволакивают тени. Чувства – словно продолженье Детских лучезарных слёз. Встречи созданы из смеси Счастья, веры и смятений… Ты сегодня в путь далёкий Мои сны с собой увёз.

Я тебя дорогам не отдам

Я тебя дорогам не отдам, – Пусть, как волки, воют на луну И глотают горькую слюну, – На их шкурах не бывать следам… Золотые и стальные дни, Чередуясь, расчертили путь, Чётко зная, что когда-нибудь Не минуешь этой западни. Вырвешься на волю, сбросишь быт, Вызовом наполнив каждый шаг… Но однажды загрустит душа О Судьбе, вместившей две судьбы. Ты очнёшься, от дождя седой. Прожитое время не простит Всех дорог. Не сможет прорасти Твоя юность влажной резедой. Горизонт покажется чужим, Не согреет солнечный рассвет… И тогда ты вспомнишь о родстве Наших душ. Но чёрные чижи Унесут к заброшенным садам И любовь, и счастье, и покой… Не хочу Судьбы для нас такой – Я тебя дорогам не отдам!

Ветер, ветер, не гарцуй

Ветер, ветер, не гарцуй Над грустящими мостами И холодными устами Не сцеловывай пыльцу С тополей, что не успели Слёзы высушить у зданий. Дождь неспешными следами Затуманил дни апреля. Тучи, тучи… и ажур Горделивых старых арок… Этот город, как подарок, На ладонях я держу. Фонари устало прячут Тихий свет от глаз случайных. Грязный цвет напитком чайным По стенам домов незрячих Пробежался и … затих Под скамейками у сквера. Безразличье – это вера В то, что счастье позади. Небо вырваться не может Из знобящего запоя. Буйный дождь в запале боя Город мой в безумии гложет.

Есть цитаты – с запахом цитрина

Есть цитаты – с запахом цитрина, Есть цитаты – запах ацетона… Раньше солнце пряталось в витринах, А теперь из окон дым и стоны. Гоголевский образ Украины — Звонкий смех красавицы Оксаны — Поглотили страшные руины. Не поют там ангелы «осанну». Пламенные всполохи на поле Площади, засеянной телами. Снайперские пули, крики боли! Эти игрища задуманы не нами! У политики оскал смертельный: Цель оправдывает средства – старый Лозунг… Я целую крест нательный — Господи, спаси свои отары! Как из жуткой сказки, крест когтистый Катится по сердцу Украины! Вешняя страна в венке цветистом, Не поддайся натискам звериным! Чтобы правда, шедшая с экранов, Радостной была, как в полдень море! Чтобы дети не взрослели рано, Видя из-за штор войну и горе! Есть цитаты – с отблеском цитрина. Есть цитаты – запах ацетона… Раньше солнце пряталось в витринах, А теперь лишь смерть и стоны.

Есть мир, где воздух солнцем не согрет

Есть мир, где воздух солнцем не согрет, Поля не помнят радости цветения, Не видят дети радости в игре… Входя в тот мир, меняюсь местом с тенью я. Коварный мир, расчётливо немой, Засасывает дни в воронку узкую. И хочется кричать: «Ты – мир не мо-о-ой!» Но вороны всё так же битвы лузгают. Не в бой, а в небо армии идут: Как зомби – отрешённо и доверчиво… О, если б только вычеркнуть беду Из жизни каждой куклы гуттаперчивой! Сердца наполнить нежностью, такой, Чтоб даже звёзды впали в изумление… Тогда тот мир откупится тоской, И солнце вспыхнет в новом поколении!

Давайте споём о главном

Давайте споём о главном, Давайте споём о вечном И, двигаясь в танце плавном, За светом пойдём беспечно. И к небу подняв ладони, И ветру подставив губы, Забудем, что встречи тонут В прощаньях безмолвно-грубых. Давайте расправим плечи, Представив, что сзади крылья, Поверим, что время лечит, Следы посыпая пылью. Наполнив себя любовью, Заполнив собой пустоты, Вольёмся в многовековье Ликующе-звонкой нотой!

Солнечные зёрнышки

Солнечные зёрнышки я сжала в кулачке и шагами лёгкими песок поцеловала. Письмена из паутины взяв на чердачке, я прочла прибоя имя звуком камневала. Падали, пенились морской воды слова. Стайками вдоль берега взлетала чаек пена. Стуком сердца – волн разбег. Кружилась голова. Вальсом солнечным плыла ликующая Вена. Водопадом, волнопадом шорох моря пал. Каменистый берег звал в подарок дал монисто. Знойным сгустком лета в руки мне упал опал. Волосы запутал ветер — буен и неистов. Я ракушку бережно зажала в кулачке, словно бездну синюю в себя влила ковшами. Поплыла по волноводью в пенном челночке. Солнечные слоники мне хлопали ушами.

Лето

Лето влетело в тело столетий Тёплой молитвой листвы паутинной И отворило тусклые клети, Выпустив таинства стаи утиной. Переболело небо парное Ранними песнями пряных рассветов. Травам и трелям – Лето виною, Что затаилось от пыльных наветов. Ветром на ветви, тюлем на плечи Юное Лето незримо спустилось. Тенью поспешной в поле кузнечик Вспрыгнул повыше – прославить светило Одой медовой дальнего дола, Ладаном дали, миндалиной следа… И опустили голову долу Дети былого пред голосом Лета.

След Золотой Орды

Что же за той чертой, За горизонтом тем? Солнца ли шар литой, Прошлых веков ли темь?.. Звёзды зовут к себе — Кони уходят прочь В край золотых степей. Их поглощает ночь, Их не пугает гром. Кони уносят день… Что же за тем бугром — Жизнь или смерти тень?.. Звёздные искры глаз, Топот копыт и пыль Мгла поглощает враз. Кланяется ковыль. Вечность плетёт венок. Капает в травы ртуть. Жизнь – это сила ног. Не ограничен путь: Вправо – степной песок, Влево – песок степей. Ветер стучит в висок. Прошлое?.. Нет, теперь Не возвратить табун И не взрастить травы! Кони подняли бунт… Может, они правы? Может, и вправду нет Чёткой сплошной черты, Где бы кончался след Их Золотой Орды?..

Мне сегодня приснились кони

Мне сегодня приснились кони: Солнцеглазые, тонконогие. Там, где ветер травинки клонит, К небу шли они, одинокие. Одичалые, вечер пили, Тихо ржали, тянулись мордами К заколдованной звёздной пыли. Были кони безумно гордыми. Теплотою ржаной дышали, Чуть косясь на тени кудлатые. Кони прятались в чёрной шали И считали себя крылатыми. Быстроногие недотроги… Вспоминая преданья старые, Ветер гривы сплетал в дороги, По которым ушли усталые, Мои сны – неземные кони.

Вглядываясь в сонные глубины

Вглядываясь в сонные глубины, Отражаясь в памяти ничейной, Коломбина с Книгой Голубиной Загрустила в тишине ручейной. Замечталась – вышептала имя, Словно гладью вышила на глади Озера. Льняная берегиня Спелой боли и поющей лади. Выплеснула имя – Миловэллэр И в ладони ветра лоб склонила. Покатились по щекам новеллы. Коломбина Книгу уронила: Развернулись длинный страницы, И запели пламенные руны, Раскрывая образ милолицый. Зазвенели арфовые струны, Заметались звёзды, замигали Яркой пылью с солнечной короны. И исчезли тени, что слагали Сумрачный портрет небесной кроны. И века замёрзшие проснулись, Заструились росными слезами. Призрачные двери распахнулись — Лунный рыцарь на пороге замер. «Миловэллэр…», – травы прошептали, Вглядываясь в сонные глубины… Две души в немую даль взлетали — Две страницы Книги Голубиной.

Любимая тень от любимых ресниц

Любимая тень от любимых ресниц Большим мотыльком на щеке затаилась. И юная ночь, звонко падая ниц, Нашу любовь приняла, словно милость. Пророчащий шелест взволнованных трав Впитали озёра и пылкие губы; И руки твои, как морские ветра, Жаждали плоти нежности грубой. Полынная горечь грядущих утрат И чудо восьмое пришедшего счастья Поили, ласкали сердца до утра. Мир разделился на яркие части, Мозаикой звёздной мерцая в глазах. Тебя я поймала в пленительный невод Небесных глубин, где смеялась слеза; Ритм облаков затихал в глубине вод… Любимая сказка любимого сна Опять завершилась – светло и печально: Начало мелодии спела весна — Песни торжественной, песни венчальной.

Хочется выбежать в час фонарей на тихую улицу

Хочется выбежать в час фонарей на тихую улицу. Пусть из распахнутых настежь дверей торшеры сутулятся, И удивляются стулья, столы нежданному подвигу, Пусть возмущаются скрипом полы… Бетховену Людвигу Я бы открыла все тайны свои, сокрыв всё нетайное. Были бы слёзы одни на двоих, а небо – сутаною Нас укрывало. И россыпи звёзд звенели б над городом. Птицы бы пели о счастье из гнёзд, и пели бы горы о том. Пили бы чёрные бабочки нас, но мы бы не таяли. Вы бы владели теплом моих глаз, совиными стаями, Людвиг Бетховен!.. Распахнута дверь — торшеры сутулятся. Дом одинок. Утопает в листве забытая улица.

Вы уходите? Ну что же, вам никто не запрещает

Вы уходите? Ну что же, Вам никто не запрещает. Только – лезвием по коже — Лёд ненужных обещаний. Ваше сердце плачет… Знаю — Грустно расставаться с прошлым. Оставайтесь! Заклинаю! Мир рыдает – Вами брошен. Вопль цепляется за стены, Пробивает тяжесть крыши, И летит стрелой с антенны В небо луч безумно-рыжий… Параллельность, полосатость Уводящей Вас дороги. Где же чувств былая святость?! След остался на пороге… Жизнь рассыпалась звёздной Пылью под ногами. Раны Те оплакивать уж поздно. Возрождать – пожалуй – рано Души… Прочь скупые слёзы!.. Уходите!.. Вы – свободны!.. Только… память сном белёсым Серебрит мой дом холодный.

Пустота

Обещаний и прощаний пустота. Не пишите завещаний просто так. Не беснуйтесь от избытка чувств и сил (Как смешон порыв холодный, мёртвый стиль). Отречение – защита от толпы: Прикрываем веки, закрываем лбы От ударов пальцами дрожащих рук. Рвётся сердце на свободу: тук… тук… тук… Падает гранитной глыбой смех веков На минуты и мгновенья. Так легко Заблудиться, затеряться, кануть в ночь, Расколоться на кусочки. Не помочь Плачущему отраженью в зеркалах: Разлетится мир на части. Крикнешь: «Ах!» И уже бессильным шёпотом: «Постой…». Отзовётся сердце хрупкой пустотой.

За окном, за огромным оком – вороньё

За окном, за огромным оком — вороньё. Отрекаться от звёзд жестоко. Всё – враньё. Прозреваем мы, умирая навсегда. Спросят зори: «Достойны Рая?» Крикнем: «Да!» И предания станут роком, разодрав Жизнь романтика ненароком. Руки трав Обречённо хватают ветер за полы Рваной рясы. В грустящем свете спит полынь. Обретая черты рептилий, жалкий страх Превращает огонь идиллий в бренный прах. И ревущее море ранит ступни ног… Мой герой у последней грани о-ди-нок.

Посмотри, богиня Гера

Посмотри, богиня Гера, Твой сынишка черномазый — Просто мусорщик на свалке Ржавых жизней, жалких судеб; Просто накипь на посуде, Труп, лежащий в катафалке, Посох Вечности безглазой, Слёзы старого партера. Твой детёныш слишком грязен Для больших дворцовых кресел, Слишком облачен и светел Для промозгло-липких сплетен. Его подвиг мимолётен, Словно лёгкий летний ветер. Но, возможно, в колкой прессе Вспомнят о герое в рясе. «Прожуёт» его читатель, Поперхнётся и… забудет О жонглёре на канате, О заброшенном артисте. Станет мир ещё цветистей, Слово выучит «пинайте!». Но в иудовой простуде Обессиленный мечтатель Вдруг заплачет о Герое. И воскреснет некий символ, Предначертанный богами На границе чёрно-белой. Мусорщик оторопело Снова меч возьмёт руками… Скажут: «Умер он красиво…» И в степную пыль зароют.

Коварный ветер стреляет в спину

Коварный ветер стреляет в спину. У солнца в небе круги под глазами… Ваш грустный взгляд чуть тревожно вскинут. Ваш мир незримо пред выбором замер… Ладони листьев к ботинкам жмутся: Им так надёжнее, может, теплее. Проплыли тучи (ещё вернутся, Приклеят лужи тоскливые клеем). Больные окна, не видя света, Седые тени кладут на прохожих. Стекают капли с колючих веток На тротуар… Вы на призрак похожи. В большом кармане стальные гвозди — Причина ран на ладонях шершавых. А сердце просится к небу в гости: Там нет сомнений, от времени ржавых. Не кошки плачут – рычат тигрята, Когтями сердце отважное раня… Себя в себе вы устали прятать И находить – на краю хрупкой грани.

Кто сказал, что герои не плачут

Кто сказал, что герои не плачут, Что их жизнь ничего не стоит? Что страданья приносят удачу Тем, кто в сердце хранит святое… В день, когда желтоглазая осень Острижёт золотые косы, Для героя весь мир в вопросе: Честь жива? Или – вниз, с откоса. Знак «равно» между «быть» или «не быть», Как начало извечной драмы. Бесконечность нетленного неба Кто-то вставил в смешные рамы. И напрасно бесцветные окна Солнце тянут в свой тихий омут. Все герои под ливнем мокнут — Их учили совсем иному: Пить шампанское, петь серенады Даме сердца, ловить драконов. И винить их за это не надо (Романтизм разрешён законом…) Но опять, убивая святое, Дождь осенний по лицам скачет. Жизнь героев чего-то да стоит. И герои, конечно, плачут.

Я нарисую ваш портрет

Я нарисую ваш портрет — На нём вы будете счастливым… Мелькнёт задумчивый берет В саду, где зацветали сливы Давным-давно. Когда клялись Всегда идти за облаками, И в ритме вальса падал лист, Ловимый нашими руками. Когда в заснеженных полях Искрился зимний день от смеха, Забыв о царствах и царях, Мы слушали шальное эхо. Мы падали в траву реки, Не соблюдая ложных правил. И звёзды были велики, Вмещая тысячи Аравий. И защищал от мира лес, Зовущий в сказочную небыль, Где в ласку превращалась лесть, Лаская ландышами небо… На зарубцованной коре, Когда пройдёт холодный ливень, Я нарисую ваш портрет — На нём вы будете счастливым.

Тёплый полдень погремушкой рыжей

Тёплый полдень погремушкой рыжей Простучал под окнами зимы. Хмурились растроганные крыши… Строчками стихов дышали мы. За спиной шептались тихо стены — Мудрые седые старики. Из каких-то неземных растений Лёг кораблик на пролив руки. И ракушкой хрустнул под ногами День, зовущий в солнечную даль. В небо мы ушли, за облаками, Не оставив бренного следа. Пролетали пчёлами печали. Ландыши ликующих земель Ароматом радости встречали… Мы ушли, не вспомнив о зиме.

Астраханские витражи

Зовущая спелость ягод рябины Наполнена страстью жаркого лета. Мосты интригующе выгнули спины, Похожие чем-то на лебедя Леды. Тобою любуюсь снова и снова, К тебе возвращаюсь нежностью жгучей. Осенние всхлипы ветра сквозного Не смогут разжалобить былью плакучей Ни сердца, ни взгляда. Звонко смеются Горячие листья клёнов и вязов. И в облаке каждом черты узнаются Лица твоего. Новый век не навязан, А связан из ярких сказок и песен; И солнце целует рыжие чёлки Задумчивых ив. Поднебесно-чудесен Мой город цветочный, где прячутся пчёлки; Где пляшут фонтаны брызгами строчек, Слышны голоса истории давней. Где край горизонта звездой оторочен, Шаманят старинные двери и ставни. Восточные ткани. Западный ветер. Чешуйками света сотканы сети… Жемчужнее города нету на свете. Янтарнее край не придумают дети.

Осень

Осень осенила сени синей выси Письменами песен северных селений. Вновь поля лелеют мысли своих лысин, И седеют сосны от вселенской лени. Росным перезвоном прослезился ясень — Силуэтом ясным сонного ребёнка, И с сумой босячьей в стихотворной рясе Засиял, осину одарив гребёнкой. Высекают грозы на каменьях символ Семиструнной арфы, истину поющей. А в лесах трясины. А в садах – красиво От листвы восточной, золото дающей. Осиянный вечер грусть хмельную сеет, И стареют тени в восковых беседах. Осень источает аромат музеев В час, когда в гробницах стонут тайны Сета. Сердце вспоминает звёздные капризы, Живопись Матисса, томный шарм актрисы. Осень в одночасье знойной тканью ризы Высушила слёзы и сожгла ирисы.

Возвращение

Мне тесно в застенках осеннего рая, Где спелые кущи сочатся ванилью… И даже скрипящие двери сараев Нас в детстве сильнее и слаще манили… Запретные яблоки старого сада Беспечно срывала и морщилась – кисло… Костры листопада, как пламя распада… Над степью туманом молчанье повисло… …Сливовые липкие капли на пальцах — Сочится сироп из прозрачной бутылки. И детство заботливо втиснуто в пальцы. Но ссадины снова, вихры на затылке Никак не желают покорно ложиться, Вплетаться волнами в атласные ленты. И снова бегу я в поля, где душица И клевер, и хмель… Вечных сказок моменты Казались важнее послушных концовок, Касались словами сердец распростёртых. Герои себя не вели образцово, И были их шпаги до блеска натёрты. Свобода была и концом, и началом Волшебных фантазий… Мне снова не спится. Опять мне из детства зовуще кричала Когда-то спасённая синяя птица.

Я задумчиво смотрю на собственный портрет

Я задумчиво смотрю на собственный портрет, Что ещё хранит тепло, прикосновенье кисти. То ли лунный свет пролился, то ли сладкий бред: Мне в лицо летят с картины золотые листья. Солнечные листья засыпают влажный след Маленьких ручных лошадок, уносящих детство. Почему-то на губах ванильный вкус галет. Мне даны дожди грибные и снега в наследство; Мне даны леса и лоси, слава и слова, Радуги и радости, печати и печали. Хочется глазами звёздный мир поцеловать, Чтобы астры алые стеблями укачали. И горит душа моя в берёзовом костре, Помогая отличить ошибку от призванья… Я смотрю задумчиво на собственный портрет, Синей птицей улетая в сказку без названья.

Недосказанная сказка

Недосказанная сказка Одуванчиком мохнатым Улетела незаметно В безмятежность, в безоглядность… Лишь на миг в глазах блеснули Юной нежности пушинки, И задумчивые крылья Тень оставили на крышах. Беглых линий, лилий белых Очертания несмелы. Языком колюче лижет Месяц раненое небо. Ветер гладит лица окон В лунно-призрачном сиянье. Я сегодня – не богиня И не голубь, и не лань я. Сквозь снега – цветок тюльпана — Пламя, рвущее одежды. И глазастые надежды По-русалочьи наивны. Как Снегурочка, растаю, Раздарив себя росою. Лебединых песен стаи Разлетятся роем писем. Чудотворные иконы Я с печалью повенчаю И, отчаявшись, отчалю, Расточая чувств молитвы. Я сейчас не отвечаю На звучанье слов обидных, Что летят с другой орбиты Искрами звезды разбитой… Я сегодня – Королева В прошлом прожитого бала. Я когда-то улыбалась, А сегодня, вот, устала Издеваться над собою И брести в бреду по полю, Где трава по самый пояс, Где отравой дышат горы На измученную душу; Где шагов своих не слышу, Ощущая привкус пепла На вишнёвой ране сердца. Не царица, не царевна, Не цикада и не цапля. Холодеют мои пальцы, Что несут любви корону На старинную могилу, Где руины ночью стонут. Нет серебряного трона. И не тронут меня тролли, Если я засну в пещере. И не съест зубастый ящер: Ящеркой исчезну в чаще Среди пёстрых сновидений, Где гуляют только тени Тонкие от вечных бдений, Тусклые от вечных странствий… И я тоже стану Тенью Невозможного безумства… Одуванчиком мохнатым Улетела незаметно Недосказанная сказка.

Королева теней

Жгущим пальцы углём на кирпичной стене нарисуйте меня Королевой теней. Поместите меня в чёрно-белый экран, чтобы белая кровь вытекала из ран. На холодной щеке нарисуйте слезу, и я глупо поверю, что плачу в лесу… Но, почувствовав зов моей вечной стены, я очнусь, награждённая сном ледяным. И, устало вздохнув, я зажгу две свечи. Нарисуйте молчанье, и мы помолчим, вырывая сердца из тисков прошлых лет. Подарите мне день! Подарите мне свет! Нарисуйте восход и траву, и росу, чтобы я их с восторгом Несла навесу… Расписавшись осколком луны на стене, уведите в рассвет Королеву теней.

Мне холодно: тепла хочу – челом в плечо

Мне холодно: тепла хочу — челом в плечо; Погреться у огня чуть-чуть, чтоб жизнь ключом Живительным забилась вдруг в моей душе. Рукам плескаться на ветру пора уже… Вливаясь каплей в океан, вином в кувшин, Свой мир средь чувственных лиан сочту чужим. И не пролью в печальном сне ненужных слёз, Услышав песню о весне и скрип колёс… Мне одиноко: люди спят, а я иду По кромке трав в плаще до пят искать звезду, Далёкую от всех обид, от всех потерь. От страсти горизонт знобит — откройте дверь! В окно впустите лунный луч — он так устал Плутать среди безмолвных туч, средь птичьих стай… Я затеряюсь в поздний час и пропаду В проливах нежного плеча в чужом саду.

Струна дрожала на ветру

Струна дрожала на ветру, Гранича с Вечностью… Дорогу я с щеки сотру — Дорогу млечную. И отпущу свою звезду В полёт неведомый. Средь быстрых дней, тревожных дум Степей отведаю. Песочный ветер будет петь, И пряжей ветхою Обвяжет жалобный репей, Качнётся веткою… И тишина… лишь тишина И трав шуршание. Благая даль обнажена. Души прощание С босыми сказками шагов, Зовущих иволгу. Река ивовым кушаком Связала нивы гул… И сердца жар вливался в шар Небесно-солнечный… Я чёрной кошкой, не спеша, Ушла за полночью.

Чёрные кудри ночи на землю упали ливнем

Чёрные кудри ночи На землю упали ливнем. Лунные песни мира Рассыпались лаской лета. Образ Судьбы неточен: Слонёнок с огромным бивнем? Из белых ромашек лира? Иль город из звёздных клеток? Сердце не знает страха, Стучится ладошкой в окна Дома, где настежь двери, И ветер срывает шторы. Сыростью веет, прахом. Сплетает паук венок на Свечку, что спичке верит И вечному солнцу вторит. Взгляд убегает в нежность, Впадая то в страсть, то в святость. Сумрак наполнен морем И пенистым криком чаек. Жалкая безнадёжность Слезой обнажает вмятость… В проруби тонет горе. Отчаянье тонет в чае… Чёрные кудри ночи На землю упали ливнем. Лунные песни мира Рассыпались лаской лета. В сердце свеча пророчит. Весенние сны взошли в нём Запахом сладким мирра, Божественной тайной света.

Ночь

Небо плачет васильковым снегом И водой целует вечер глаз, Вкрадчиво заходит в сердце негой. А потом – лишь мгла… седая мгла… Потому что Ночь скрывает лица, Путает следы чужих утрат. Ночью не поют о солнце птицы, Дожидаясь светлого утра. Не хотят со звоном падать звёзды, Зажигая счастьем фонари. Мчатся поезда, вгрызаясь в вёрсты. Не звонят зарёю звонари. И метель скрывает очертанья Глаз и губ, и рук, стучащих в дверь. Крестик золотой держу у рта я, Вновь кусаю губы в Ночь потерь… В Ночь уходят радужные кони, Окунаясь в облачную суть. Тучи – занебесные драконы — В тайниках веков Зарю пасут. От Луны не жду святого чуда, Не стремлюсь к жемчужным берегам. Ночь целует – поцелуй Иуды. Ночь ласкает – плёткою врага. На висках фиалковые тени, Бледность на щеках – от всех берёз. Ночь – пора потерь и вечных бдений. Ночь – перо невыплаканных грёз… В небе тает снег. В руке – распятье. Нарекусь Свечой (пусть каплет воск!) Ночь мудра, и буду я внимать ей До утра, до песни жёлтых ос.

Поэты, тонкие, как травы

Поэты, тонкие, как травы, Испив из лунных глаз отравы, Летят на крик полночной птицы, Рисуют крылья, жгут страницы Святыми строчками пророчеств. Морошкой звёздной Ночь морочит, Седыми тайнами знамений Поэтов, вставших на колени Перед грядущими веками, Перед зовущими руками. Лесной слезой на лист стекают Поэты – чтобы стать стихами!

Поэзии нужна трагедия

Поэзии нужна трагедия: Придуманная или реальная – неважно. Без этого горького пития Жить не хотят стихи. И каждый момент, фрагмент бытия Поэт отвоёвывает отважно Для непредсказуемого наследия У всех четырёх стихий… Поэзия не знает жалости, Сжигая жизнь, – так пламя кидается на книги Во время пожара. Буйство в крови! Кто же вовлёк слова В магический танец и отравил Ритмичным звучаньем? Трагично вещают вериги Рожденье Поэта. Припомнят шалости Тому, кто Смерть целовал. Поэзия достойна смелости — Напишут мученики о том на чистых страницах. Морозные звёзды подскажут путь — Тайных напевов нить. Останется только небу шепнуть О храбрости сердца и навсегда отстраниться От счастья… Поэты не просят милости, Не в праве Судьбу винить! В Поэзию врастаю нервами. Стремительными или смущёнными словами Пророчу… Черчу фигурки времён, Чувствуя чёткий ритм. Пугают меня не звуки имён, А их трагедийность вещая над головами Поэтов, познавших безумье первыми… Оно и во мне горит!

Я устала молчать, ощущая, как холоден лист

Я устала молчать, ощущая, как холоден лист. В бесприютные дни не рождаются лёгкие строки. Скучный блюз мне играет слепой пианист, И в слезах саксофона звучат золотые упрёки. Ледяные уста запоздалой весны снова лгут О бескрайних морях, о небесных мирах вне закона… Спят слова. Тонкий лист, словно поле в снегу, Как сухая доска, из которой не вышла икона… Умирают стихи. Я устала их в гробики класть, Каждый день вспоминать в безвременье ушедшие звуки. Я бессонным ночам даровала жестокую власть — Даже отклик души превращать в бессловесные муки… На белеющий лист я со страхом смотрю в темноте — Сколько холода в нём. От молчания губы немеют. Я не вижу, не слышу себя… я теперь, словно тень Незаконченных строк, что, рождаясь, дышать не умеют.

Где же синь небесная?

Где же синь небесная? Где же синь? Я стою над бездною. Упаси, Зимний ветер, странницу. Вознеси! Серость дней не нравится. Не проси Быть слепой и старенькой, и глухой. Хлопну сердца ставенькой. И рукой Помашу корабликам и коням, Даже красным крабикам от меня Лёгкий взмах достанется. Я – добра. Снова снег сметанится до утра. В зимний мрак вжимаются фонари… До зари мне маяться, до зари.

Не говори со мной, печальная Баньши

Не говори со мной, печальная Баньши [1] , Не пой тоскливых песен, умоляю! Слова твои слезами наполняют Глаза, как чаши ландышей больших… Чужие дети кажутся родней, Друзья изменой образа увечат… Баньши, поверь, рыданьями не лечат В извечном лазарете ждущих дней. Твой облик птичий жертвенно красив, Ты вместо платья носишь обречённость. Мелодии и плача обручённость Найдут приют, мне сердце поразив… Не вечна страсть, и страхов лабиринт. Пройду ли в новой роли Осуждённой? Где вороны горланят возбуждённо, — Предсмертных криков в горсти набери. Твой пыльный плащ раскованно обвил Зелёных листьев яростную лаву, — Баньши, возьми мою больную славу, Но не лишай безудержной любви

Мои глаза сегодня – две большие лодки

Мои глаза сегодня – две большие лодки, Плывущие по океану грусти. Я пью солёный дождь с сиропом из солодки. Усталых мыслей рой роняет хруст и Мятущимся огнём сжигает неба купол. Безжизненно повисли песен перья (Ждать утешения от райских птичек глупо). Расту ромашкой белою теперь я… Опять промашка вышла. Виноватых — мало. Себя винить не хочется, поверьте. Но в предзакатном небе, нереально алом, Мелькает образ первозданной смерти. Холодный ветер, как оборванный бродяга, С опаской шарит в ветках оголённых… Ромашкой белою в тени седого стяга Расту на старом кладбище влюблённых.

Молчать? Скрывать себя в себе?

Молчать? Скрывать себя в себе? Ходить, звеня от чувств ключами? Ночами плакать о судьбе И осушать печаль свечами? Очами серыми кричать В пустое сумрачное небо И ради смерти жизнь начать?.. Как это страшно и нелепо! Как это грустно и грешно… Я так слепа и так бессильна! Я синей бабочкой смешной Во сне приснюсь себе в росе льна. Потом рассеюсь, словно дым, Растаю утром первым снегом И стану капелькой воды, Весенней сказкой, лёгкой негой. Слезой исчезну навсегда В глазах мечтальных лунной ночью. К земле склонится резеда, Назвав меня небесной дочью. Но я звездою упаду, Молчанье раздарив свечами… А через двести лет найдут Русалку с грустными очами.

Эта девушка не больна

Эта девушка не больна. Эта девушка влюблена. На глаза цвета неба, льна Облаковая пелена Пала лаской лукавых лун. И пуглива она, как лань, И от страха оделась в лунь. Её грусть у ручья светла. Её руки тревожно льнут К белым лилиям. Лепестки Тянут тело её ко дну. Блики света, как мотыльки, Лёгким бризом летят к лицу. И на ризу похож наряд… С тихой грустью идёт к венцу, Что пророчит ей хор наяд.

Я люблю? Или только кажется

Я люблю? Или только кажется, Что смеются на небе звёзды. Или только чудится Где-то песня чуть спелых вёсен. Я люблю? Почему? Почему забилось так Снова сердце небесной птицей. И, зарёй ведомая, Я лицо уронила в маки. Почему? Далеко Людям дарят веточки, Нежно пахнущие сиренью И смолою северной, И шумит под ногами море Далеко. Так легко Ветер гладит волосы, Осыпает песком колени. Как тюлени вольные, Волны плещут о чёлн Вселенной. Так легко. Может, сплю? Сладко сплю под яблоней В розоватых одеждах лета. Я согрета гроздями Звёздными в колыбели света. Я люблю!

Снежинки корчатся от боли

Снежинки корчатся от боли, Сгорая в святочном костре. Тревожно ветер воет в поле, И месяц кажется острей… Непроходимые границы Твоей измученной души. (И зверь, и птица сторонится Тоской заснеженной глуши…) Я заговариваю травы На счастье до скончанья дней: Бросаю синий пепел вправо. Горит свеча, вода на дне. Сквозь зеркало бежит дорога К порогу дома твоего. Но с неба звёзды смотрят строго На милый профиль теневой. Шепчу запретное желанье И ставлю алую печать… Сгорает снежное посланье, И больше некого венчать.

Быть может, мне накинуть паранджу

Быть может, мне накинуть паранджу И наложить запрет на нежный взгляд? Неужто вправду звёзды так велят? Я призраком по улицам брожу. Брожу по лицам. Брежу пустотой. Слезой тревожу раны кирпичей. Зажгу в соборе тысячу свечей В надежде, что сочтут меня святой. Слова молитв летят, как первый снег, И тихо тают от тепла икон. Стремленье к солнцу слишком велико, Чтоб ясный свет увидеть по весне. Усталых глаз с тоской не подниму, Их серый цвет сродни немым цветам. Мой дух привык под сводами витать… Откуда же такая в сердце муть И жуть такая в шорохе ветвей? Луны холодной фосфорный оскал. О! Только б не упасть с небесных скал. Куда ногой ступать: левей, правей? Немеют пальцы, в пыль роняя прах, Оставшийся от прожитых веков. Я слышу стоны где-то далеко: То плачут ведьмы на святых кострах. Там скачут блики. Лики велики. Лукавы мысли, ласковы глаза… И хочется о многом рассказать Хранителю протянутой руки.

Погоня огня за губами бегонии

Погоня огня за губами бегонии. Кони гнедые в багровой агонии Легко огибают горы грядущего. Гром или голос века бегущего? Тигровые маски стекаются массами В реки страданий, пугая гримасами. Горящие ящеры – рыжие, жирные. Рим прикрывается ржавыми ширмами. Пробитые чаши, чащи дремучие… Страхи картинные душу измучили… Мечется память. И вижу в окне — Шкуру жирафа в карминном огне…

Разноцветье разрозненных крошечных дней

Разноцветье разрозненных крошечных дней Ветер кинул в окно, словно камешков горсть. Ну, зачем так спешить – посмотрите — на дне Моих глаз тает лёд. А вчера странный гость Приходил и стучал, перед дверью молчал; Обронил пару фраз и увядший цветок. Но… отбросим печаль. Я не чей-то причал, И не стоит пока лить мне слёзы в платок. Сколько в мире дорог мне пройти суждено? Сколько радостных дел предстоит совершить? Моё сердце из тёплых лучей сплетено: К солнцу рвусь, словно птица, кричащая: «Жить!» На ресницах – вода: может, дождик идёт? Может, просто растаял искусственный лёд? Всё так странно и грустно… хотя… Вновь цветёт За окном новый день. В небе ветер поёт.

Берегини

Берегини берегом длинным Гордо шли к водопаду душ. Проходя через гор гряду, Собирали солнца маслины. Берегини – неги княгини: В их глазах почивает грусть, И гвоздик ало-диких груз Никогда их губ не покинет. Берегини небо белили Снежным кружевом добрых снов, Создавая букет основ Из ромашек, маков и лилий. Под звучанье песни любимой, Замыкая гармоний круг, Берегини кормили с рук Берег мира красной рябиной.

Говорят, что в начале – слово

Говорят, что в начале – слово… А по мне, так и слов не надо. Горизонт звездой поцелован. Вечер шепчет мне: «Леда… Лада…» На далёкой планете – лето, А на нашей – зима в разгаре. И наложено снегом вето На тепло, словно божья кара. Белокрылость пьянит свободой И дарует перо для строчек. Перевёрнутый бьётся бот о Звёзднокаменный берег ночи. Лунный ветер безмолвно-чуток. И уходит из глаз прохлада, Растворяясь из льдинки в чудо… Вечер шепчет мне: «Леда… Лада…»

Звёзды плачут очень редко

Звёзды плачут очень редко, В вереске глаза скрывая От рассеянных влюблённых, От бездомных кошек рыжих. Звёзды не заманишь в клетку, Когда язвы нарывают На ладонях раскалённых, Когда небо болью брызжет. Звёзды, звёзды… Просто блики, Затуманенные горем, Просто отблески разлуки С горьким привкусом полыни. Кто-то дерзкий и великий Вылил в них шальное море… От вселенской, нежной муки Звёзды плачут и поныне.

Ветер запутался в собственной тени

Ветер запутался в собственной тени. Небо от звёзд беспредельно знобило. Древние замки раздвинули стены. Тяжесть разлуки упала, разбились. Память, манящая пёстрыми снами, Быстрой волной накатилась на разум. Предназначенье смеялось над нами. Мы почему-то поверили сразу В новые истины первого снега, В старые сказки мраморных статуй… Души окутали трепетной негой И поцелуем отметили дату Траурной нежности в рамках традиций, Праведных помыслов о всепрощенье, Прошлых сражений за право родиться В веке ином. И в ином воплощенье.

В мире далёком

В мире далёком (Миридидам) — Мудрые сосны, Реки из грусти… лунные глуби (Лунилилу) — Парусник звёздный Выйдет из устья. Алая роза (Аламире) — У капитана Кровью на блузе Вышита ярко. (Вылуридам) — Смерть неустанно Свяжется в узел… В мире далёком Реки из грусти.

Столкновение

– Милый! – хочется сказать кому-то. – Мимо хрупкое проходит лето. – Звёзды, спойте, как Его зовут-то? – Звёзды падают… и солнце следом. – Будет конь, наверно, белоснежный… – Будни разорвут на клочья сказки. – Верится, что мир не очень грешный. – Вертятся, роятся в окнах маски. – Люди, вы не злые, вы – больные. – Люто лютню растоптали ноги. – Не убьют орла клинки стальные! – Заблуждение присуще многим. – Смилуйтесь! Жестоких слов не надо. – Шкуру волка струсите примерить? – Прочь, виденье дантовского ада! – Слишком прочно в вас желанье верить. – А любовь – нелепость? Или глупость? – Всё пройдёт, исчезнет, испарится. – А зачем огромнейшая лупа? – Посмотреть, что в сердце льва творится. – Но должна же быть в природе тайна. – Кто сказал, что нам нужна природа? – Ах, душа, прошу тебя, слетай на… – Перебью: зачем летать уроду? – Я устала спорить, портить нервы. – Что ж, поздравлю я себя с победой. – Думаешь, ты всюду будешь первым? – Суп с лапшой на первое к обеду. – Мне пора. Настало время верить. – Дело ваше. Эй, откройте двери!

На стене заброшенного дома

На стене заброшенного дома В полумраке горестно-вечернем Я нашла портрет прекрасной донны В паутине древних изречений. Луч последний, чуть касаясь пола, Медленно скользил плащом паяца, Проливался всхлипами виолы, Заставляя даму улыбаться. И глаза, подобные туману Или морю пенно-роковому, Призрачным смиреньем и обманом Втягивали в свой зеркальный омут. Столько тайны в зыбкости былого, Даже тени кажутся живыми. Не напишет время эпилога. Донна, донна… Вечность – ваше имя.

Почему-то грустно-грустно

Почему-то грустно-грустно. Воздух плачет незаметно. Чёрный ворон веткой хрустнул. Взгляд упал монетой медной, Гулко звякнув, в чашу ночи, В полый череп мирозданья. Где-то филин зла хохочет, Облагая звёзды данью. Чуть маячит в тёмном поле Тень сгоревшей в маках ведьмы. И уже никто не волен След её ловить в траве тьмы. И уже никто не скажет, В чём она была повинна… Ветхий дух средь белых кашек С грустью пьёт забвенья вина.

Вы приходите – счастья миг

Вы приходите – счастья миг. Вы уходите – грусти век. И до боли, до дрожи мил Нежный взгляд из-под тихих век. Вы смеётесь – и тает снег. Мне не надо луны и звёзд. Мне без вас даже в сладком сне Праздник чудится вербослёз. День без вас – пустота и тлен, Утомлённость безмолвных рук, Выбирающих вечный плен И мелодию древних рун. Вы глядите куда-то вдаль: И я слышу, как плачет рог, И, дурманя, цветёт миндаль, Расплетая концы дорог. И я с вами – по кромке трав. Я за вами – сквозь боль и страх, И запрет – до дверей утра, До распятия, до костра, До последнего вздоха с губ, До признанья, до дрожи век… Я замёрзну без вас в снегу. Мне без вас и мгновенье – век.

Вы уедете на месяц, на года?

Вы уедете на месяц, на года? А я сяду у окошечка гадать По далёким звёздам, окоёмным снам, Заповедано ли счастье встречи нам… И когда в росе рассветной купола Разопьют ночные страхи в тишине, Я пойму, что просто долго не спала, Окликая Ваше сердце в вышине. И как только досчитаю я до ста, Все дороги разбегутся по местам, По кувшинам разольются струи рек, Разорвётся солнцекружья оберег. Роковое королевство кораблей Примет Вас на голубые берега. Но от этого не станет мне теплей, Звонким смехом не распустится ирга. Под конвоем канонических ночей Я пройду по бликам сломанных мечей. Я отдам Вам все улыбки, все слова, Лунный луч в последний раз поцеловав… И забрезжит бирюзовая заря. Птицей ринусь к золотому кораблю. И, поверив, что гадала я не зря, Обниму Вас и скажу: «Люблю… Люблю».

Шёлковая шаль скрывает плечи

Шёлковая шаль скрывает плечи, Тёмный взгляд ресницами прикрыт. Недотрога в этот вечер лечит Ваше сердце шалостью игры. Недотрога в роковой оправе, Величаво веером взмахнув, Говорит о домике в дубраве, Подводя вас к тёмному окну. Звёзды прожигают храм небесный. Поздно – ваше сердце прожжено. Ярких глаз две огненные бездны… Вы на миг представили женой Эту женщину – надменно ледяную, Снежную… И вспыхнула свеча. Недотрога голову льняную Опустила. И с её плеча Шёлковая шаль скользнула плавно По паркету тенью кружевной… Этот вечер стал ошибкой главной, Каплей воска, тёплой и живой.

На картине в паутине

На картине в паутине, Словно тени, египтяне. Сфинксы вечность проглотили. И меня к ним тянет… тянет… У богов, что воскресают, Губы в звёздной позолоте. Я на жертвенник бросаю Терпкий, пряный пепел плоти. Вот уже в подземных водах Ноги тонут, руки, плечи. И гудят в высоких сводах Духи сонные под вечер. Тянет тиной, медной прелью, Влажной гнилью от болота… Когда сфинксы постареют — Боги сбросят позолоту.

Чёрная дорога расставаний

Чёрная дорога расставаний… Неизбежность длинных расстояний, Обручем сковавшая зарю. Каждому созвездью по царю Даровала высшая планида. Моё царство двойником Аида Матово мерцает за окном, Повторяя роковой излом Небом предначертанной дороги; И зовут холодные остроги Моё сердце погостить в Тени. Кажется, за взглядом потянись, И дорога скрутится спиралью, Чаша в ней почудится Грааля, Влагой исцеляя мой недуг… Призраком петляет между дуг Радуги вчерашней чёрный ветер. Может, я за страшный миг в ответе: Он грифоном бьётся за стеклом. Небо знойным ливнем истекло. Лунная печать кровавит тучи, Травы гнутся от тоски падучей, Прикрывая след звериных лап… Долгий путь сквозь всхлипы звёздных ламп.

Взгляд вертикальный не только у кошек

Взгляд вертикальный не только у кошек. Взгляд вертикальный не только у змей. Женщина есть с тонкой белою кожей, Взгляду её ты перечить не смей! Плавно, упруго и кольцеобразно Руки ее обнимают и ждут Жертвенной страсти. Тягуче-топазной Нежной волной одеяния жгут. Но холодят её тонкие пальцы, И поцелуи её, словно лёд! Может она, чуть дразня, улыбаться, Но сохраняя во взгляде налёт Потустороннего ртутного блеска. «Танец с кинжалами» знает она. Стан её, словно острейшая леска, Весь напряжён, и меняет тона От золотистого до голубого — Светло-небесного, как бирюза. Негой окутает даже слепого — Гибкая Фея, Колдунья – гюрза! Звонко смеётся, но слышится шорох Ровных чешуек, скользящих легко. И на глазах у мужчин, словно шоры, И от рассудка они далеко… И открывают они ей объятья, Не раскрывая коварства её… Тихие всхлипы…немые проклятья Тех, кто навек околдован Змеёй.

Гуляет по городу женщина-вамп

Гуляет по городу женщина-вамп, Скрывая себя в плотной тени из шёлка. Улыбка манящая – повод для шока, А взгляд словно жжёт – не забыть его вам. Незримо Она завлекает в капкан Острейших клыков, ждущих жертвенной плоти, И после – болезненной страсти тепло Тихонько в молитву вплетёт Ватикан. Вишнёвая тайна диковинных глаз И грация кошки в движениях тела… Планету, с которой Она прилетела, Давно затопила кровавая мгла. Отвергнута солнцем, у ночи в плену, Приходит в ваш дом роковою невестой, А после, когда все личины известны, Набросит последней любви пелену… Когда-то впервые я встретилась с Ней На узком мосту между прошлым и вечным… С тех пор не могу я считать человечным Свой облик, продлённый в загадочном сне.

Моя любовь не исчисляется временем

Моя любовь не исчисляется временем, Не облекается в одежды пространства. В пьянящий час цветущего ревеня Я ей дарю золотое дворянство… Весенний ветер зазывает заманчиво В края, где солнце не уходит за горы, Где разум мой упрямо замалчивал Напев мечты, колдовской и нескорой… Но я не хочу своё прошлое баловать, Соединяя позабытые даты. И мне цветка хватило бы алого Для новой веры, угасшей когда-то. Любовь моя – заговорённая, чистая, — Словно снегами, покрывает дороги. Цветной салют – в полнеба лучи стоят, Целуя плечи смешной недотроги. И сердцу сладостно надеждами полниться. Навстречу ветру, рассвету навстречу Плыть, не давая волнам опомниться, Гипнотизируя мир звёздной речью! Века истлеют, – и легенды расплавятся, Осколки Солнца станут бликами окон… Но будет вечной нежностью славиться Моей любви золотистое око!

Кавалеров кавалькада

Кавалеров кавалькада И монахов вереница У мощей святых толпится. Жажда чуда велика. Да, Слишком мало веры. Своры Грязных псов у храма рыщут. Не духовной пищи ищут Нищенки, цыгане, воры… Дым кадила, шепот свечек, Запах ладана и скорби. Каждый третий спину сгорбил У мощей. Вселенский вечер Окропил святой водою Прихожанок в кринолинах — Мысли их сейчас в долинах, Освещённые звездою Вифлеемской… Бьют поклоны Кавалеры и монахи. Сонного кадила взмахи. На иконах благосклонны Лики ангелов. Струятся Занавеси врат алтарных. Словно рябь морей янтарных Блики на перстнях роятся. Крестятся, целуют мощи, Просят милости у Бога — Жизнь без веры так убога… Ветер синий стяг полощет — А на нём – лучи и око, Голубиных крыльев пара… Каплями цветного пара Дождь рисует одиноко. Витражи мерцают. Звуки Песнопений души лечат. Вниз опущенные плечи, Вместе сложенные руки… Дым кадила, шепот свечек. В воздухе витает чудо… Милостив Господь и чуток В этот майский светлый вечер.

Я сидела на ступеньках храма…

Я сидела на ступеньках храма Маленькой хранительницей веры, А века разыгрывали драму, Обнажая души среди скверны. Верные неверному завету, Проходили мимо прихожане. Я искала путь к святому свету, Представляя мир в небесном жанре. Плакал дождь в задумчивости строгой, Опускаясь птицами на плечи. И никто расспросами не трогал: (А зачем? – от благости не лечат). Я шептала тихие молитвы За продрогших, преданных, забытых. Холодили каменные плиты Древних стен, наветами избитых. И века разыгрывали драму. Стало страшно… Но хромая кошка Села рядом на ступеньку храма, И мы съели наших страхов крошки.

Кошка

По другой стороне улицы, Глядящей в моё окошко, Прошла по асфальту прочному Бесконечно чёрная кошка. Прошла величаво. Презрением Окатила меня, словно ливнем. Мурлыкала или рыкала, Искрясь чернотой вдали?.. В ней ожили предки дикие, Легко проплывавшие реки, Возможно, знавшие путь — Путь из варягов в греки. Наверно, и кошка знала, Что ей поклонялись раньше, И раньше она побеждала, Причём, получая ран шесть… К храму веков – молиться — По улице, пьющей окошко, Прошла лунноокой жрицей Бесконечно чёрная кошка.

Где нимб мой?

Где нимб мой? Крылья временно в стирке… Молитвенник на пыльном столе позабыт. И мнимы Звуки в ветхой квартирке, Где быт инвентарный Заполнил изгибы судьбы. Лампада Тихим светом пророчит. Тревожные мысли В молитвы вплетаю легко. Не надо Ада. Каждый порочен. Неведомо – вниз ли, Иль в выси лететь далеко. Бездомны Кошки, псы и надежды. Устану бродяжить, — Душа к белым крыльям прильнёт. Бес в домны Бросит грязной одежды Чугунную тяжесть, А нимб мой – обратно вернёт.

Я отдам свою жизнь

Я отдам свою жизнь — насовсем, навсегда — Не взаймы, не авансом, а просто – навечно. Пусть сгорают сердца, но струится вода В капиллярах небес. За дорогою млечной Ты дождёшься меня, чтобы вместе прожить Каждый миг, каждый дюйм — наболевший и важный… Мы озвучим, расцветим вдвоём миражи И отпустим слова в тёплый Рай их бумажный… Вновь порывы ветров мой холодный висок Обожгут ядовито под хохот небесный. Насовсем… навсегда… И солёный песок Я прочту на губах — поцелуем над бездной. И когда над землёю застынет рассвет, Ты придёшь, словно воин за траурной данью… Мы давно с тобой были в нездешнем родстве… Навсегда и навечно… Согласно преданью.

Московский снег, как белое вино

Рейс Москва-Прага

Московский снег, как белое вино, Пьянит кристальной лёгкостью шампани, Давно ты не шептал: «ласкава пани…», Тебя не целовала я давно… Седое небо бросится в полёт, Когда стихи проснутся на бумаге. На окнах самолёта плачет лёд, Но знаю – солнцем встретит небо Праги… …Как часто ты писал: «чекам… чекам…» Конечно, ждёшь. И я ждала так долго! Когда с закатом обнималась Волга, Я так скучала по твоим рукам! И по утрам мечталось мне сказать: «Любимый, просыпайся – добре рано». Из наших чувств хотела я связать Узор, подобный сурам из Корана… Транзитный рейс легко соединит Две нитки бус – Времён и Расстояний. Мотив любви, сплетённый из сияний, В ушах моих цимбалами звенит! …Небесный склон. И выкриком – «Агой!» — Посадка на заснеженную землю… – Я по тебе скучала, дорогой… – Ласкава пани… – Внемлю… внемлю… внемлю… [2]

Снова Зима играет в пасьянс

Снова Зима играет в пасьянс — Карты, как смерть, белы. Виден на белом каждый изъян — Резкий разбег пилы. Выпито небо взглядом орла — Чаша веков пуста. Я на заре опять умерла — Холод сковал уста. Снежное море тешит меня Нежностью пустоты. Я не прошу снежинки менять На васильки-цветы. Да, умерла. Ну что же с того? Я не боюсь, ничуть. Вижу сквозь пепел знак верстовой, Вижу свою свечу! Звёзды стекают вниз молоком Прямо на глыбы льда. Я, вопреки законам оков, Крыльям свободу дам! И, вопреки законам земным, Словом раскрашу снег. Снова разрушу чары Зимы Памятью о Весне.

Хочу увидеть небо бирюзовым

Хочу увидеть небо бирюзовым, Услышать тихий звон монеты медной, Открыть замки и ржавые засовы — Пробраться белкой юркой незаметно Сквозь времена – на чистые страницы Заведомо счастливого романа… И будут снова трепетать ресницы От поцелуя, сладкого дурмана. Не обманусь я образом заветным, Торжественно зовущим и манящим. По отблескам и шорохам рассветным Найду дорогу к чувствам настоящим. Чудачества и ветреность излишни — Повсюду чары нежности и неги. И даже лепестки цветущей вишни Мне не напомнят о холодном снеге… Сквозь облака заря легко струится И ласково ложится на ладони — И хочется, как в детстве, помолиться, Увидев крылья бабочки в бутоне.