Вместо академии Светлана утром поехала на станцию метро «Щелковская», откуда ходили автобусы до Владимира. Надела новое белье, голубые джинсы, синий свитер под горло, полчаса провела у зеркала в своей комнате, выбирая тушь, помаду и тени. Знала, что Саня ее любит и ненакрашенной, но хотелось доставить ему удовольствие, быть рядом с ним красивой и не вульгарной. Мать была еще дома, когда она пришла на кухню выпить кофе. Внимательно посмотрела, одобрительно кивнула:
— Отлично выглядишь, дочка. Достойный ухажер появился?
— Тебе какое дело? — ответила она.
— Самое простое. Приятно видеть, что дочь — красавица. Познакомишь со своим ухажером?
— Когда-нибудь — да.
— И на том спасибо. Только не забудь, ладно? Если это тот мальчик, который подвозил тебя на иномарке…
— Следишь за мной?
— Да нет, просто стояла у окна и видела. Машина солидная, парень галантный, одобряю.
— Спасибо.
Светлана выпила растворимый кофе, надела сапоги, кожаную куртку и вышла из квартиры. На «Щелковской» купила билет на автобус до Владимира. Продукты купит во Владимире, там все дешевле, чем в Москве, знала это по собственному опыту, пятый раз ехала на свидание с Саней.
За три с половиной часа бело-красный «Икарус» доставил ее в древний русский город, ныне бедный областной центр. Там Светлана купила две большие пачки крупнолистового цейлонского чая, два блока сигарет «LD», два батона сырокопченой колбасы. Уже знала, почему все нужно покупать в двойном количестве. Половина пахану, чтоб не давал в обиду, вторая половина — Саньке и его друзьям. Купила еще и пирожные, Санька любил сладкое, зефир в шоколаде, упаковку соленых крекеров. Билет на обратный рейс тоже купила, на пять вечера. До автобуса в Дорохин оставалось еще время, и она отправилась бродить по городу. Постояла под «Золотыми воротами», прошлась по главной улице и, тяжело вздохнув, вернулась на автостанцию.
В комнате с зелеными стенами, где был стол и два стула, она просидела минут двадцать, прежде чем туда вошел Саня. Уже привыкла к его короткой стрижке, уже знала, что это место встреч, а не свиданий, но все равно вскочила со стула, бросилась к нему, обняла, жадно поцеловала потрескавшиеся губы.
— Санька… — прошептала потом, глядя в его красивые зеленые глаза. — Я так рада видеть тебя…
— Я тоже, Светланка. А папа не смог?
— Я вчера была у него, он извинился, срочный заказ, работает над статьей, хорошие деньги обещают. Но дал мне тысячу рублей, я вот купила тебе… — Она протянула ему пластиковый пакет. — Все тебе, Саня… и я тоже…
— Хорошо, что папа снова работает, — сказал он.
Светлана села на стул. Малышев взял пакет, оставил его на столе, приблизился к ней, опустился на колени, прижался губами к ее животу. Опустил губы чуть ниже, обхватил ее ягодицы. Она вздрогнула.
— Саня, если ты хочешь… я тоже хочу.
— Нет, Светланка, нет, моя любимая, — прошептал он. — Здесь есть камеры наблюдения, я не хочу, чтобы мою любимую видел кто-то еще.
Он сжимал пальцами ее ягодицы и целовал джинсы чуть пониже «молнии», а она нервно гладила его короткие волосы. Прежде она приезжала с Владимиром Сергеевичем, это был первый раз, когда они остались одни в этой комнате с зелеными стенами.
— Саня… Саня!
— Светланка…
— Са-а-а-ня…
— Да, моя хорошая, согласен с тобой. — Тяжело дыша, он сел на полу у ее раздвинутых колен.
— Ты сумасшедший, Санька…
— Да нет, просто соскучился по тебе.
— Видно, что я вся мокрая?
— Нет, не видно.
— И то хорошо. Ох, Саня, я так скучаю по тебе!
— Подожди еще немного, моя хорошая. Два года… Как в армии.
— Я жду, Саня.
— Вадим не дает тебя в обиду?
— Нет, даже приглашал поработать стриптизершей в его дискотеке.
— Вадим? Тебя?
— Ну да, я сказала — спасибо, не хочу.
— Верь после этого людям… Вернусь и с Вадимом разберусь. Но ты молодец.
— Сань, мне так хорошо с тобой, даже здесь…
— Мне тоже, ты понимаешь, тут у нас проблемы по части женщин…
— Понимаю.
— Но если бы мне предложили на выбор — две голые телки или просто поговорить с тобой, я бы выбрал второе. И ни минуты бы не сомневался. Я люблю тебя, Светланка.
— Я тебя тоже. С учебой у меня все нормально, получаю даже стипендию, повышенную, все экзамены пока сдаю на пятерки.
— Я рад за тебя. Поклонники, наверное, достают?
— Ну… иногда. Недавно у нас был вечер, посвященный Дню милиции, так меня подвез сын колбасного короля на «БМВ» с водителем. Но это все чепуха, Саня.
— Понятно…
Голос из стены, там, наверное, был динамик, возвестил, что свидание окончено. Она обняла Саню, крепко поцеловала в губы, с тоской посмотрела в его красивые зеленые глаза.
— Саня…
— Я верю тебе, Светланка, — с улыбкой сказал он.
Она вдруг поняла, что все время хотела спросить его: какая же причина вынудила Саню избить начальника? Но так и не решилась, не хотела подводить Владимира Сергеевича.
А потом, шагая к автостанции, поняла другое — неправильно она вела себя. Нужно было бодро сказать: «Да, пытаются ухаживать, да мне плевать на них! А особо настойчивым говорю, кто мой парень, — и как ветром сдувает». Вместо этого невнятно промямлила, что да, есть, про то, что в «БМВ» домой ехала… А Саня что должен думать, сидя за решеткой?
Ну дура, и все тут. И ведь не исправишь свою оплошность сразу… Нет, уж лучше приезжать вместе с Владимиром Сергеевичем, он умный, знает, что говорить, всегда может исправить любую ее оплошность. Правда, такого сексуального наслаждения не получит, но с этим можно подождать. Два года — разве это срок? Санька вернется, и тогда они все наверстают…
Но почему-то не верилось в это. И сама не знала почему. Наверное… два года все-таки срок, и немалый, за это время все может измениться. Она не хотела никаких изменений, но… не верила себе.
Вот автовокзал, вот старый автобус до Владимира, она встретилась с любимым человеком, ей было хорошо, а теперь — плохо.
Воронина провела совещание со своими помощниками, решила судьбы семи человек, правда, суд может кое-что изменить, учитывая доводы дорогих адвокатов, но не очень. Судьи знали, что, если дело ведет Воронина, доказательства будут представлены более чем убедительные и требования прокурора — вполне обоснованны. Адвокаты тоже знали это, но с удовольствием брались защищать подсудимых. Деньги им платили немалые, но не они играли решающую роль. Адвокаты понимали — в случае проигрыша им ничего не грозит. Дело свое сделали, но Воронина оказалась сильнее. А вот если переиграть Воронину — статус, а значит, и гонорары повысятся как минимум вдвое.
Да только никто пока не мог переиграть в суде суровую прокуроршу. И поэтому желающих выступать по делу, которое ведет Воронина, становилось все больше в среде адвокатов. Ставки росли. Это знали и криминальные авторитеты, нанимавшие адвокатов. Если выиграешь дело — гонорар увеличивается… до небесных вершин. А там и другие дела на подходе…
Но сегодня Воронина была мрачной и не очень-то вдавалась в тонкости дел, по которым ее подчиненным надлежало в скором будущем выступать в судах государственными обвинителями.
Уединившись в своем кабинете, она снова подумала о дочери. С утра накрасилась, как на свидание… С кем? Неужто снова поехала во Владимир? Вдруг стало ясно, что хотела понравиться не парню, подвозившему ее на иномарке, могла бы так старательно краситься вчера, ведь он подвозил ее из института, после празднования Дня милиции! Вместе учатся, значит… А она вчера ушла в академию с минимумом косметики на лице, во всяком случае, не такой, какая была сегодня утром… И для чего же так старалась? Вернее, для кого? Ответ был один, но чтобы убедиться в своей правоте, следовало позвонить ректору академии. Что она и сделала.
— Добрый день, Петр Петрович, Воронина вас беспокоит. Как там моя дочь?
— Любовь Георгиевна, очень приятно, так сказать, очень, да. Ваша дочь радует преподавателей отменными знаниями. Она у нас отличница и даже получает…
— Я рада, что она учится именно в вашем вузе, Петр Петрович. Простите за некую странность моего вопроса, но… не могли бы вы узнать, была она сегодня на лекциях или нет.
— Светлана — очень аккуратная студентка, уважаемая Любовь Георгиевна.
— Я объясню. Она приболела, температура поднялась, я напоила дочь лекарствами и попросила не ходить сегодня на учебу. Но она же упрямая. Домой звонить не хочу, может, уснула, зачем же тревожить. Но все беспокоюсь, а вдруг убежала? Тогда сейчас же заеду за ней на машине и увезу домой.
Ректор заверил ее, что немедленно все выяснит и тотчас же перезвонит ей. Он понимает и разделяет ее тревогу, здоровье детей — самое важное, у него самого…
Откинувшись на спинку кресла, Воронина минут пять сидела совершенно неподвижно, глядя на стол, где лежали папки с делами, которые вела она или ее подчиненные. А потом нервно сжала сухие губы. Работа всегда была для нее на первом месте, но сегодня… Могла бы и раньше задуматься, почему дочь так тщательно готовится к лекциям. Особенно тщательно! Могла бы что-то предпринять! Остановить ее, уговорить…
Она уже не сомневалась, что дочь поехала во Владимир.
Через пять минут зазвонил телефон.
— Любовь Георгиевна, это Васютин, Петр Петрович, — послышался в трубке радостный голос. — Все, так сказать, нормально. Светлана послушалась вас и не была сегодня на лекциях. Мы будем считать этот пропуск уважительным, так что лечите Светлану, желаю ей скорейшего выздоровления.
— Спасибо, Петр Петрович.
Идиот! Студентка не приходит на лекции, а он доволен и даже без справки от врача считает пропуск уважительным! Да ведь она сама спровоцировала такую реакцию. Сколько времени прошло, а дочь не забывает этого наглеца! Может, и трахается там с ним, потом принесет в подоле… от бандита! Который отбывает срок в колонии!
Нужно что-то делать, но что? Создать этому поганцу такие условия, чтобы он и думать забыл о Светке? Нет, это уже явный перебор. И так достаточно много сделала для него, вернее, для того, чтобы отправить туда, где его истинное место. Уничтожить его там — это уж слишком. Она все же не бандитка, а прокурор. Хотя… с этими поганцами честными методами не справиться. И все равно, большее давление исключается. Значит, нужно давить на дочь, на… папашу поганца, в конце концов, этого дворянина чертова! Она сняла трубку, быстро набрала номер. Как ни странно, в трубке раздался вполне нормальный голос.
— Владимир Сергеевич? Добрый день, Воронина вас беспокоит. Не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора о наших детях?
— Добрый день, Любовь Георгиевна. А зачем вам спрашивать у меня разрешение? Приходите, как обычно, с автоматчиками и разговаривайте в привычной обстановке.
— Владимир Сергеевич, я к вам с автоматчиками не приходила! Меня волнует судьба моей дочери, она, между прочим, единственный родной человек для меня.
— Мой сын для меня — тоже.
— Вы сами виноваты во всем! — не сдержалась она.
— Любовь Георгиевна, если я отвечу так же, возможно, оскорблю ваши светлые чувства. Почему же вы позволяете себе так говорить с незнакомым человеком?
— Извините. Не возражаете, если приду к вам в семь вечера? Придется задержаться — перезвоню.
— Пошлите автоматчика, я дам расписку о невыходе из дома, — язвительно ответил Малышев.
Она болезненно поморщилась, но ничего не сказала. Вечером придет, тогда и скажет. Сдерживая себя, попрощалась, тяжело вздохнула, положив трубку.
Дворяне они, черт возьми! Даже если никчемный пьянчуга, пустое место — все равно дворянин! Лучше б разозлился, обматерил — проще было бы разговаривать, да и привыкла она к таким разговорам. А этот культурно — мол, с автоматчиками… Ничего плохого не сказала, а понятно, что без автоматчиков, то есть без должности, она пустое место.
И наверное, прав…