Стрела вошла удачно – в миллиметре от печени. Закусив деревяшку, я с силой потянул за древко, вынимая снаряд из тела. Судорога охватила ноги, руки, перед глазами все потемнело, заискрилось, но, после стольких лет войны, казалась уже привычной. Оглянувшись назад, подождав некоторое время, я смог разглядеть волчью стаю, что идет по кровавому следу.

– Отлично, просто замечательно. Лучше не придумаешь.

Попытка встать на ноги оказалась делом не из простых – сознание покидало мою голову так же быстро, как и кровь цвета местного вина, которое изредка подают неразбавленным в местном трактире, что окрасила землю, покрытую снежной пеленой. Эх, а какие там женщины… одна краше другой, грудь что надо, как два винных бочонка, про филейную часть так и говорить нечего – как на подбор, иногда и перебор. А уж если выпил, так и никаких претензий – только радость да эстетическое удовольствие. Судя по запаху – стая близко. Достав меч трясущейся рукой и вспоминая былую жизнь, я сдаваться намерен не был. Слышны мелкие шаги, мягкие, тихие, но все же шаги. Чей-то голос… человека… почему тут человек? Ведется охота? Да нет, не может быть – это все неправда, просто видения после потери крови.

Ноги тонули в снегу, заплетались и я, как мешок с картошкой, неуклюже падал, хватая ртом ледяной воздух. Кончиков пальцев совсем не чувствую, носа, кстати, тоже… Опять все темнеет, деревья танцуют местные танцы, небо и земля периодически меняются местами. Это конец. Я больше и шага сделать не могу. Ноги перестали слушаться, как бы я ни пытался, но и ползти смысла не было, боль от стрелы и полученных ран своей пульсацией затмевала разум. Медленно сползая по стволу дерева, моя единственная рука, пока еще способная совершать движения, выставила меч перед собой.

Там кто-то стоит.

Рядом.

Совсем рядом.

Человек?

Вроде бы да… волки… непонятное рычание, не такое глубокое, как у той стаи, что следовала за мной… Это была человеческая девушка. Укутанная в волчьи меха, она смотрела на меня испуганным, совершенно безумным взглядом. Выставив перед собой охотничий нож, она спустила стаю псов… Перед глазами стояла лишь белая пелена и какие-то очертания. Не в силах держать больше меч и испытывать позор за бесчестную смерть, настигшую меня в глуши, а не на поле боя, я потерял сознание. Боль от полученных ран была настолько сильна, что укусов этих тварей и человеческого ножа, воткнутого прямо в сердце, я не почувствовал. Но по запаху, сталь у этой девицы отменная, если нюх меня вконец не подвел… Даже и не знаю, есть ли жизнь после смерти, если есть, то я явно не в самой лучшей компании.

Открыв опухшие глаза, я понял, что нахожусь в непонятном помещении, полностью завешанном шкурами убитых животных. Рядом со мной, что удивило меня еще больше, лежал огромный белый пес с яркими, как молодая зелень, глазами. Он смотрел на меня пронзающим взглядом, словно ждал чего-то. Видимо, сидит тут для охраны. И уж вряд ли охраняет меня, скорее всего от меня…

Осмотревшись чуть более детально, я с трудом смог узнать свой потрепанный дорожный плащ, меч, предусмотрительно отставленный в самый дальний угол и привязанный непонятными, хитроумными узлами прямо к стене, руки мои, между прочим, точно так же были привязаны к кровати.

– Крепкие, – прошептал я, полностью провалив попытку к освобождению. Ну вот, теперь и на опыты попал, лучше бы сдох под тем деревом… – Что уставилась, псина?

Псина промолчала в ответ, только клыки обнажила, случайно так, ненароком.

– Просто замечательно. И какая моя часть пойдет на суп? Рога на дверь повесите? Нечисть всякую отгонять и похвалу принимать по поводу пойманного да убиенного меня?

В комнате было темно и тесно, затхлый воздух и везде шерсть, что лезла и в глаза, и в нос, если не в уши… все мое тело было перебинтовано, причем явно делали это первый раз, но учитывая объем работы и глубину поражения – долго, упорно, и непонятно зачем. Человеком пахло отовсюду, словно он был рядом, если не под боком… В соседней комнате раздался звук бьющегося стекла, какие-то крики и, если не изменяет память на некоторые человеческие высказывания, явно нецензурная брань. Дверь тихо распахнулась, я напрягся. В комнату вошла девушка, держа поднос в руке. Судя по запаху – яд. Увидев, что я очнулся и открыл глаза, она замерла, как мышка, напряглась, немного попятилась назад, но дверь покосилась, преграждая путь к отступлению. Немного задержавшись, она сделала глубокий вдох и медленно, с осторожностью, подошла ко мне.

– Ну и на кой я тебе сдался? – прохрипел я в ответ, – запасов на зиму не хватило? Животине корм понадобился?

Она лишь подняла левую бровь, говоря тем самым, что и слова не поняла из сказанного мною. Достав из-за спины все тот же охотничий нож, она направила его острием в мою сторону, прямо в проекцию сердца. Уж не знаю, что отразилось на моем лице, но орал я нецензурно и очень громко, хотя, скорее всего, это был рев зверя, явно нежелающего отправиться на тот свет.

– Вот тварь, да чтоб ты … – Но договорить проклятия я не успел…

Разрезав кровавые бинты на моей груди, она со злостью отодрала их от кожи, несмотря на запекшиеся корочки по краям ран.

– Аааааа! – вновь заорал я, – Да чтоб тебя, зараза…

Часто дыша и морщась от боли, я все же терпел и ждал, когда она закончит с перевязками. Не знаю, сколько я так пролежал, пока человеческая женщина не давала мне спокойно умереть, но желание забрать на тот свет ее с собой почему-то никуда не исчезло, а очень даже усилилось. После экзекуции над моим телом, она принялась меня кормить. Вот ненормальная, психованная женщина… она меня для бойни откармливает? Ну нет, уж лучше голодная смерть, чем такая перспектива… Плотно сжав губы, я с ненавистью уставился на тарелку с чем-то зловонным и нелицеприятным как по консистенции, так и по цвету. Видимо, туда кого-то стошнило по дороге …

Девушка явно не любила, когда ее не слушались, либо очень сильно хотела поставить надо мной эксперимент, так что, схватив за больную рану, вставила ложку полную этой жижи мне в рот прямо в момент моего боевого клича.

На вкус еще отвратительней, чем на вид. Были бы силы, разорвал бы на части несчастную повариху.

– Кто ж тебя готовить-то на свою голову учил? – прохрипел я между позывами рвоты. Она промолчала, только с силой воткнула деревянную ложку, по напоминающую мне половник, прямо в рот. После этого я отключился. Проснувшись вновь, я увидел достаточно интересную картину. Девушка склонилась над моим телом, что-то изучая и записывая углем на пергаменте. Моя кожа, к собственному ужасу, покрылась черной пигментной сыпью аллергического происхождения и все это, естественно, из-за той зловонной дряни, что попала в мой организм. Только сейчас до меня дошло, что по запаху один из компонентов – корень желтянки, на которую у меня аллергия. А если эта человеческая девка еще и в отвар для перевязок его внесла, то умру я очень скоро и очень болезненно, потому что теперь, вместо боли, все тело зудит и ноет. И это только начало. Поймав на себе мой гневный, грозный и ненавистный взгляд, она что-то скомандовала своему псу, опять намазала меня какой-то дрянью и вышла. Постепенно я почувствовал облегчение – легкий холодок по всему телу, но вот потом… потом я рычал и, с силой пытаясь освободиться от пут, высказывал все, что думаю о человеческом роде в целом. Что за очередной отвар она приготовила – не знаю и, если честно, когда выберусь, заставлю все это выпить ее саму. Так продолжалось очень долго. Не знаю, сколько дней прошло – комната моя была без окон. Понять, что на дворе ночь можно было только по трепыханию свечи из соседней комнаты. Девушка все-таки разобралась с травами, исключила из рецепта те, которые вполне могли меня убить, постоянно кормила уже нормальной пищей, но так и не отвязывала от кровати, при этом унизительно для меня самого меняла пеленки. Готов был сойти с ума от такого… Со временем пес ко мне привык, как и я к нему, так что, часто просыпаясь, я видел его на моей кровати у стенки, мирно посапывающим и поскуливающим во сне.

– Приснилось что… – прошептал я, наблюдая за дергающимися во сне лапами. Совсем потеряв рассудок, собака разлеглась пузом кверху, придавив при этом мне живот. Виляя хвостом, он задевал шерстинками меня по носу, так что начихался я еще на одну жизнь вперед. Услышав странные звуки, девушка, безумно уставшая, вошла в комнату. Еле разлепив сонные глаза, она долго смотрела на то, как пес с удовольствием заставляет меня чихать и всячески вертеться (насколько это возможно, с моими-то путами) в кровати. Ей это явно не понравилось.

– Бьер! – позвала она пса, возмущенная таким поведением к моей персоне.

Ну да, я же монстр для нее, так какого лешего меня тут держишь?

– Бьер! – уже более властно приказала она.

Это был самый настоящий приказ, такого бы и я послушался, не завидую ее мужу, явно по струнке ходит, ежели не ползает. А учитывая то, что кличка пса совпадает с моим собственным именем, так совсем становится печально от самого факта наличия такого неприятного совпадения. Пес с неохотой сполз с нагретой кровати, подбежал к хозяйке и с удовольствием лизнул ту в щеку. Ну прям телячьи нежности. А голос, кстати, у нее приятный оказался, не думал, что вообще обращу на это внимание. Застыв в дверях еще на несколько секунд, она посмотрела на меня совершенно непонятным взглядом, сказала что-то на своем, человеческом, да вышла…

На следующее утро мои руки были свободны. Ноги тоже. Одежда лежала рядом, а вот все колюще-режущие предусмотрительно убраны. Меч, прикованный непонятными узлами к стене, был конфискован и, судя по всему, обмену и возврату не подлежит.

– Да ну… – не поверил я, – неужели отпустит… вот сумасшедшая, мы враги, а она … и как я выйду? К местным жителям? Здрасьте, люди добрые, я тут мимо пробегал, вы уж не убейте ненароком… Да первая же стрела, если нож не обгонит, вонзится прямо в горло, если не в мою многострадальную печень. Пух у нее в голове и перья. Ну хоть жизнь сохранила и на том спасибо.

Быстро переодевшись, я вышел, наконец, в ту заветную, до сего дня мне неизвестную, комнату, что преграждала мой путь к свободе. Обычная комната. Печь, стул и большой стол, заставленный травами сушеными и разными ступками. На стенах везде пучки травки висят, ароматы источают те, что посвежее… чан с водой, кирка пустая. Полки на стенах уже еле держатся, упадут – мало не покажется. Как в воду глядел. Только подумал, как тут же одна, что всякими корзинами завалена, скрипнула, да так бы и упала на девицу, что на скамье у стены лежала. Испугалась девчонка, взвизгнула, да так и заехала коленом по больному бедру, меня перед собой увидев. Коли не сообразил, так и по другому месту бы попала, не отделался простым синяком, соловьем бы запел… Боль не сильная, но рана открылась… с этим бедром у меня были очень большие проблемы, в лесу думал, что вообще без ноги останусь.

Крепко держа полку с корзинами, из которых благополучно посыпались какие-то фрукты да прочая еда, я тихо поставил ее на пол…

– Кто ж такую тяжесть на полки ставит? Смерти ищешь? Так попросила бы – в долгу не останусь… Она все равно не поняла, что я сказал, оглянулась только по сторонам, сообразила, что произошло, да почему-то коленки поджала под себя, на меня с ужасом уставилась.

– Сама боишься меня, как чумы, неужели мы такие страшные? – вздохнул я, на спасительницу свою взглянув уже при дневном свете. Волосы в косу заплетены, темно-русые, бледная кожа, как полотно, глаза большие, зеленые. Сама худющая и как только дотащила до дома из лесу или помог кто? Но это уж точно не возможно. Одна она. За все время, что я тут провел – к ней только днем заходили, она тогда дверь на засов мою закроет да пса снаружи для охраны выставит, а сама с гостями о своем разговор ведет. Судя по звону монет – продает что-то… шкурки да травы, может и отвары сама мастерит на продажу… Судя по собранной сумке – собиралась уйти до того, как я проснусь. Либо думала, что я просплю до позднего вечера, либо совсем дуреха. Но что-то в ней было такое… непонятное. Смотрю на нее, а ненависти нет совсем… и дело не в том, что она спасла меня… Закрыв на засов дверь, да окна тканью завесив, я почему-то получал наслаждение от того, что девушка, потеряв дар речи, от страха забилась в угол да трясется как осиновый лист. Бьер при этом рычал, но явно не понимал причину страха хозяйки, чувствовал, что и пальцем ее не трону. Подняв с пола полку, осмотрев со всех сторон, мне понадобилось некоторое время, чтобы прибить ее на место. Прибивал я чугунной сковородкой (за неимением инструментов), кстати, что вызвало у хозяйки дома предобморочное состояние, нежели радость за починку имущества. Подошел к девушке, ухмыляясь так, клыки обнажая, взял под руки да перед полкой поставил взглядом показывая – проверяй, так сказать. Смотрела она не долго, плакать начала да в комок сжиматься, а я тем временем поймал себя на мысли, что от нее очень приятно пахнет, не пойму, чем – молоком? Яблоками? Что за запах… очень приятный… Отпустив ее, я попытался объяснить, что скоро уйду, как стемнеет, но из этого ничего не вышло, она лишь недоуменно на меня смотрела да ресницами хлопала. Я перешел на язык жестов и воли случая, пытаясь объяснить, что очень благодарен за спасенную жизнь, но дабы ее труды напрасно не канули в лету, при свете дня нет никакого смысла рисковать, поэтому в покое я ее оставлю в ночное время суток, когда все злые люди лягут спать. Как мое объяснение выглядело со стороны представить сложно, но, судя по тому, что девушка очень долго смеялась на пару с собакой, я решил немного обидеться да повозмущаться, опять же жестами, отчего истерика посетила сей дом повторно. Кое-как придя в себя, девушка так же жестами попыталась мне что-то сказать, отчего ржал как конь уже я – со стороны действительно смешно – в итоге разрешила до вечера остаться. Судя по попыткам найти общий язык, она собиралась уйти, действительно думала, что проснусь я к вечеру, как обычно. Так, по крайней мере, я понял ее жестикуляции. Бьер, сидя на печи да наблюдая за приехавшим маскарадом, следил за нашими движениями, при этом вертя головой вслед за руками, о чем тогда думал этот пес совершенно непонятно, но ясно было одно – история, в которую я попал, достойна внимания. Желая хоть чем-то отплатить за труды спасительницы, я прибил все полки, починил сломанный стул, подлатал кровать, на которой сам же и лежал и рогами дерево исцарапал. Девушка вроде и перестала бояться, просто сидела и наблюдала, как я, заморская живность, ее хозяйство укрепляю. И в самом деле – что я делаю? Там война, а я тут страдаю совестью… да еще к кому? К человеческой девице… Интересно, а она о чем сейчас думает? И почему от нее все время так пахнет? Что же за запах…

Внезапно она решилась подойти ближе. Наблюдая за этим, я не мог не ухмыльнуться, что спасительница естественно увидела. Надув щеки, сжав губы, она, возмущенная моим оскалом, подошла совсем вплотную и указала рукой на еще кровоточащее бедро. Я не понял. Она сделала глубокий вдох, жестами объяснила, что раз я такой хороший и дом ей починил, то могу, ради своего же благополучия, остаться на еще один день, пока рана снова не затянется. И почему я этому обрадовался? Не понимаю… Ближе к вечеру, когда она опять достала ту самую зеленую гадость из своих тайных запасов, я быстро выхватил из ее рук тарелку и выбросил все к лешему в ведро. И вроде бы она возмущаться начала, да увидев ужас в моих глазах, тут же пыл свой усмирила. Даже улыбнулась, глянув, как мой хвост нервно дергается при любом упоминании этого пойла. Я забрался на печь, уселся рядом с псом, потрепал его по холке, тот так и обомлел… да почувствовал неладное. Девица, что внизу сидела, вначале просто на хвост смотрела, так теперь еще и руками, видите ли, потрогать захотелось…

– Эй, – возмутился я, при этом играя с девчонкой как с котом, только вместо клубка собственный хвост, – Я вам взамен животины домашней? Пса мало уже?

Она лишь улыбнулась, да за хвост все-таки схватилась, полностью осмелев да стыд потеряв. И сам не понимаю, почему позволяю человеку к себе прикасаться в сознательном состоянии… хотя чего она только уже не видела, когда пеленки меняла… стыд да срам, честное слово…

Так и рассматривала со всех сторон, пока на печь не залезла да на рога покушаться не стала, тут я напрягся, уставился гневно, а она, вроде как, и не замечает, рога рассматривает, пальцем по кончику водит да изумленно что-то спрашивает. Как я ответить-то могу, коли языка твоего не знаю, дуреха? А она улыбается. И ведь враги же, война за окном, а тут, вот в этой самой комнате, словно и мир отдельный, где нет боев, крови, ненависти… теперь и страх ушел… И запах, чем же от нее пахнет? Не в силах больше сдерживаться, я чуть-чуть прислонился к ее косе… нет, не волосы, те ромашкой пахнут… Кожа? Прислонившись к шее, я почувствовал, как она напряглась от моего дыхания… Да, от кожи… это ее запах, запах тела… Повезло ее мужу… ну или повезет… Покраснела девушка аж до самых кончиков ушей, ну прям котенок, честное слово…

– Больше не буду, – сказал я, сопровождая речь жестами для общего понимания, – но ты тоже хороша, мне щекотно, между прочим!

Пока она возмущалась по поводу моего поведения (может быть, ведь из жестов мало что понятно), я заметил под покрывалом книгу. Твердый переплет, темно-коричневая обложка с золотыми письменами. Красивые письмена с какими-то завитушками. От руки написана. Открыв на середине, я увидел изображение корня непонятного мне растения на одной половине листа, на другой, видимо, его описания и, судя по цифрам, скорее всего способ приготовления.

– Твое? – спросил я.

– Моей мамы, – объяснила девушка, – это рецепты настоев целебных… есть еще кое-что из медицины, но не очень много.

– Понятно.

Со временем, сопровождая каждое слово жестами, мы с легкостью стали понимать друг друга хотя бы в мелочах, да обыденных вещах сего мира. Таким вот совершенно непонятным образом я остался в этом доме еще на несколько дней. Раны на ногах почти затянулись, левая рука уже полностью восстановилась и была способна держать меч, правая пока не так хорошо слушалась, но после тренировок так же придет в норму. Я понимал, что больше не могу тут находиться. Если раньше от меня было бы мало пользы на поле боя из-за невозможности сражаться, то сейчас я обязан вернуться в лагерь. Теперь я хотя бы могу ходить. А уходить почему-то не хотелось, несмотря на то, что за стенами этого ветхого домика меня поджидает вполне реальная смерть. Если раньше от прикосновений этой девушки я вздрагивал, то со временем привык, понимаю – любопытно, да и когда еще ей удастся лицезреть эрра так близко, разве что перед собственной смертью. На вид ей, кстати, лет двадцать. Может меньше, трудно сказать. И, казалось бы – хрупкая, слабая, да не тут-то было – за себя постоять может, всегда после охоты с добычей, да иногда с такой, что диву даешься, откуда в этом хрупком теле столько силы? Пару раз даже наших саблезубых притащила, да мантихору, отчего я пришел в ужас, пытаясь объяснить, чем это существо опасно и какого лешего она полезла? Девушка лишь тихо стояла, смотрела на то, как я возмущаюсь и пытаюсь отжестикулировать лекцию по поводу строения мантихоры, шипа в хвосте с ядом да кожистых крыльев, и просто улыбалась. Даже как-то мило улыбалась, глядя на меня, как на яйцо, что курицу пытается учить.

– Она была почти мертвая, – объяснила та, – попала в капкан и истекла кровью.

– Все равно они очень опасны! – прорычал я в ответ, – Наши войны не всегда могут справиться со взрослой особью, а тут девушка хилая!

– На хилую ведь обидеться могу, снова будешь ту зеленую гадость есть!

– Откуда вообще эта мерзость? Ты меня убить хотела?

– Нет, на человека она действует как противовоспалительное средство, не знала, что у тебя аллергия… вот только на что конкретно из состава я не поняла…

– На корень желтянки… – объяснил я, показывая девушке злополучное растение, засушенное на подоконнике, – и только посмей меня им напоить, если на тот свет отправить захочешь – используй более быстрый метод…

– Ладно, я подумаю.

Интересно, что будет, когда она узнает кто я на самом деле? Кем являюсь на поле боя? Думаю, что возненавидит.

* * *

Среди ночи раздался крик. Звук хлопнувшей двери и вой Бьера. Выйдя из своей комнатушки, я понял, что в доме остался один… Она ушла не просто выяснить, что случилось и почему раздался крик женщин, она ушла в полном обмундировании, прихватив при этом охотничий нож. Снова крик, уже ребенка. Пронзительный вопль резко обрывается и затем наступает тишина. Вновь крик…

– Нет, наши так не действуют, – я выглянул в окно, стараясь при этом находиться в тени. Люди вышли из своих домов кто в чем был, что-то крича, они все хватали своих детей, какие-то вещи и с ужасом и криками бежали прочь. Вдалеке я заметил белый хвост Бьера. Он, его хозяйка и еще несколько женщин направлялись прямо в центр непонятной мне бойни.

– Смерти ищешь, глупая женщина!

Оставаться в доме смысла не было. Незнание врага начинало раздражать, а мысли о том, что причиной бойни могли стать мои подчиненные, выводили на не свойственные мне ранее эмоции. Накинув плащ и скрыв свой хвост да рога, насколько это было возможно, я вышел на улицу. Держась в тени деревьев, я обходил людей, в панике не видевших ничего вокруг себя. Эта паника была похожа на стихийное бедствие. Все кричат, где-то загорелись дома, вой собак и визг детей. И вот, что странно, не слышно звука клинков, нет сражения… только запах крови. На середину улицы выбежал паренек, лет пятнадцати, совсем хилый. Он придерживал разодранную окровавленную руку и просто плакал, о чем-то прося. Появилась та самая девушка. Она о чем-то спросила этого мальчика, держась от него на расстоянии. Он указал на рану, плакал, рыдал, молил о чем– то… Девушка кивнула в знак согласия, парень улыбнулся и подставил шею. Потом она легким движением руки снесла ему голову.

Тут я понял, что случилось. На деревню напали те самые мертвые твари, от укуса которых ты сам подыхаешь в страшных муках, а после, не помня ничего и не чувствуя боли, только лютый голод и желание убивать, отправляешь в свои ряды своих же товарищей, любимых и просто незнакомцев. Если нас защищали стены замка, то эта деревня обречена. Девушка перекрестила мертвое тело незнакомым мне символом, вытерла нож и вновь отправилась в гущу событий. Эти твари наступали прямо с главной дороги, не боясь ничего, они просто шли вперед, сжирая все живое. Женщины сражались, как могли, убивали их, отрубая головы. Раненые, что были обречены все равно стояли в рядах и шли вперед, защищая при этом еще не тронутых товарищей, прекрасно осознавая свою дальнейшую судьбу.

Она не справилась. Потеряла меч. Его выбили прямо из рук. Я не думал тогда, не соображал. Выскочив перед упавшей девушкой, я накинул на раскрытую пасть плащ и свернул твари шею. Те из людей, кто еще остался, остолбенели, как впрочем и враги, истекающие слюной. Видимо, один вид моих рогов и хвоста выводил из равновесия и пугал куда больше, чем вероятность стать нежитью. Схватив кем-то потерянный меч, я поднял упавшую с земли девушку.

– Я думаю, что мой долг уплачен, – жестами указал я.

– Да, думаю, что уплачен.

Битва была не долгой. Не позволяя подойти мертвым тварям к людям, я убивал их одну за другой до тех пор, пока ни одной не осталось. Укушенных и раненых я не трогал. Это уже не мое дело. Наступила тишина. Я медленно повернулся к людям, ожидая нападения, но они стояли и смотрели. Удивленные, испуганные, но живые. Бьер, нарушая все правила приличия, подбежал ко мне и, встав на задние лапы, завилял хвостом, заливисто лая как щенок, что шокировало народ еще больше, подводя под подозрение девушку, которой этот пес принадлежал. Выше девушки чуть ли не в два раза, подойдя к ней, я вернул меч. Со стороны это смотрелось как красавица и чудовище… мы же для них именно такие…

– Я думаю, что мне стоит уйти именно сейчас…

– Да, так будет лучше.

– Ты сможешь объяснить поведение пса?

– Нет, не смогу, но я выживу. Не беспокойся обо мне.

На этом наши пути расходятся. Но люди уйти не дали, преградив дорогу, а девушка прекрасно понимала, что эти женщины меня не остановят и щадить их я не собирался. Я почувствовал, как девушка взяла меня за руку и потянула обратно. О чем-то споря и возмущаясь, она пыталась что-то объяснить и, что вообще не укладывалось в рамки общественности, встала на мою защиту, хотя подозреваю, что защищала она далеко не меня, а тех несчастных, что преградили путь. Долго о чем-то разговаривая, мне дали понять, что убивать не станут, но и не отпустят. Ну, совсем отлично, а я уж боялся, что кучка слабых испуганных женщин меня покусает.

– Почему не отпустит? – злился я, собираясь разбросать надоедливых особей женского пола по разным сторонам света.

– Потому что хотят отблагодарить за спасение деревни. Ты спас нас, мы перед тобой в долгу.

Суть сказанного я понял раза с десятого, а принять за правду так совсем отказывался. Повторили мне это жестами еще энное количество раз. Я решил, что тут меня точно по-тихому либо отравят (женщины коварны), либо еще что-нибудь придумают. Резко отказавшись, я направился вот из деревни. Но не тут-то было, эта девица, в конец обнаглев, схватила меня за хвост и дернула. И благо, что люди слабые, хотя эта и быка уложит одной левой. Моему возмущению не было предела, а бранной речи и конца. Наблюдая за картиной происходящего, жители были обескуражены и задавали вопросы этой девушке. Видимо, главный из них – почему после содеянного она была еще жива… Я еще долго рычал, пинком под хвост отгонял Бьера и его хозяйку, что-то глаголил нецензурное на своем родном, пока до меня наконец не дошло…

– Перемирие… – объяснили мне жители, – перемирие. Конец войне. Возможность прекратить военные действия на ближайших территориях…

А они не дуры, как оказалось в итоге.

Соображают.

* * *

Подробный отчет о том, что произошло, я отправил незамедлительно. До этой деревни два дня пути с учетом всех сборов, заторов на дорогах и возможных возмущениях военных по поводу моего решения. Мы долго пытались объяснить людям причину своего появления и отсутствие всякого желания сражаться… Все в пустую. И вот теперь… может все получится? Люди меня действительно не трогали, боялись и обходили стороной, разве что дети в силу своего любопытства пару раз пытались повторить подвиг с хвостом. К счастью, безрезультатно.

– Как тебя зовут? – спросил я у девушки.

– Вэса, можно просто Вэс. А твое имя?

– Эм… только не удивляйся… Бьер.

– Что? Нет, не имя собаки, твое!

– Бьер мое имя…

Пауза, потом сдавленный смех и мелкие слезы.

– Теперь я понимаю, почему вначале при каждом моем приказе псу, ты вздрагивал и злился…

– Да у тебя приказы, как смертельный приговор, таким тоном только солдат строить… Люди проходили мимо и, наблюдая, как мы ведем непонятные беседы на своих родных языках, при этом понимая друг друга, сильно удивлялись всему происходящему. Меня сторонились, кто-то гневно посылал далеко не дружелюбные взгляды, но все понимали – это шанс вернуть мужей и сыновей домой хотя бы полуживыми…

– Почему ты всегда одна?

Вэса о чем-то задумалась, огорченно вздохнула, но все же ответила.

– Потому что лучше я буду одна, чем с кем попало. В этой деревне из мужчин мне никто не по нраву. Раньше со мной был отец, но он погиб, защищая меня от мантихоры, когда они впервые появились в наших лесах. Он обучил меня охотничьему мастерству, так что я сильная девочка, пока могу и сама справиться. А потом, может, и судьба подарок преподнесет.

То, как она все это объясняла было забавно, немного комично, но в итоге грустно.

– Ну а как же подруги?

– Нежить.

– Ясно. Прости, если расстроил.

Вэс лишь улыбнулась.

– Пойдем в дом, – позвала она, указывая на немного покосившуюся после панической атаки дверь. Дверь, кстати, пришлось чинить, уж не знаю, с чего бы я сам на это подписался, но просто не могу поверить, что это хрупкое существо само способно на такой подвиг. Отряд прибыл через день. Жители деревни все попрятались, кто-то предусмотрительно покинул свой дом и вышел за пределы жилой территории, совершенно не веря в то, что происходило. Солдаты вошли в деревню как-то напряженно, явно ожидая подвоха и стрел со спины, но, увидев меня, нагло развалившегося на лавочке возле дома Вэс, немного успокоились, хоть и сильно удивились. Для жителей мы оказались диковинкой – боевая защита, странное оружие за спиной, блестящие тонкие рога с «гравировкой» как выражались местные, наш рост, цвет кожи… но они совершенно не понимали того, что наш народ боится их точно так же, как и они нас. Мы всегда удивлялись тому, как эти хрупкие существа способны выживать в таких трудных природных условиях, бороться с хищниками и побеждать…

– Капитан, – хором молвили солдаты, поклонившись в знак уважения. Вэс от увиденного округлила глаза, да так и уставилась. Все это время она держала меня за руку, что естественно не скрылось ни от своих, ни от пришедших, но обе стороны предусмотрительно промолчали, дабы друг друга не поубивать.

– Так ты не просто солдат? – спросила девушка разочарованно, отпуская мою руку. Тепло ее ладони все еще ощущалось кончиками пальцев.

– Я капитан этого отряда. Из-за чего конкретно ты расстроилась?

– Сама не понимаю…

Дальше все происходило странным образом. Со стороны солдат, размещенных в большом зале для переговоров (кто-то пожертвовал своим просторным домом) посыпалось множество вопросов относительно того, как я выжил после той битвы, как смог найти общий язык с людьми. Вэс все время сидела поодаль от меня, люди так совсем забились в угол и были уже на грани срыва. Я жестом приказал всем замолчать. Развернулся к местным жителям и к Вэс в частности. Она согласилась выступить в роли переводчика, так сказать, мы с ней играли роли связующего звена. Начались переговоры. Выяснив, чего конкретно хотят обе стороны, что будет в итоге и возможно ли все это задокументировать, мы приступили к действиям. Все это длилось несколько дней. Со стороны людей в эту деревню так же прибыли союзники, как мы поняли по отличительным знакам, не самые слабые из имеющихся. Были стычки, гневные рычания, но до оружия дело не дошло. Вэс серьезно подошла к делу, строила мужиков по струнке и спуску не давала. Их солдаты такое отношение еле терпели, но прекрасно понимали, что она находится под моей защитой, поэтому и не трогали. Весть о том, что происходит в Киримках, разнеслась по ближайшим деревням, так что было выделено несколько воинов с обеих сторон для подписания документа о неприкосновенности. Вэс внимательно слушала, как я и еще один из солдат что-то бурно обсуждаем, сидя в ее доме.

– Нет, я на это не согласен, она никуда не поедет! Кто угодно, но не она.

– Капитан, – возмущению не было предела, – но она единственная, кто сможет понять вас из всех жителей, кто здесь есть, к тому же совсем не боится! Это шанс!

– Да ее прибьют в ближайшей подворотне! Я не смогу все время ее охранять, доверить ее, уж прости, не в обиду сказано, тоже желания не имею – чтобы потом весь день думать – мертва она или еще пока нет?

– А не слишком ли такая забота? Для человеческой девки?

– Эта человеческая девка, как ты сказал, мне жизнь спасла, благодаря ей мы дали начало концу войны и разрушить этот путь я не намерен! Эта деревня была в планах, наши войны бы сюда пришли не сегодня, так завтра, а учитывая, что тут одни женщины да дети – снесли все под чистую!

Вэс, видимо, совсем надоело слушать незнакомую речь. Спустившись с печи, она, игнорируя собеседника, села со мной рядом, дернув за рукав.

– Возьми меня с собой… Ее жесты даже солдат понял.

– Она понимает, о чем мы говорим?

– Да вроде нет…

– Возьми меня с собой, я пригожусь. А постоять за себя сумею. Тебя же приручила…

– Приручила? А не слишком ли много чести для такой малявки?

– Прошу… пожалуйста… Сделаю все, что попросишь…

– Тогда тем более не возьму. Совсем из ума вышла?

Так мы препирались еще долго. Солдат если и пытался объяснить собеседнице, что с капитаном можно говорить только уважительно и никак иначе, то быстро выбросил эти идеи из своей головы, откланялся и оставил нас наедине, взмыленных и уставших от спора да жестов.

– Но Бьер, ты же мне сам объяснял, что в вашем замке стоит барьер… мы сможем понять друг друга без этой жестикуляции. Я о многом хочу тебя спросить, но совершенно не знаю, как объяснить это на пальцах… ну пожалуйста…

Когда девушка смотрит на тебя огромными слезливыми глазами, почему-то отказать сложно…

* * *

Вэс ехала верхом на рыжем коне. Распустив волосы, выпрямив спину, она улыбалась, смотря на яркое голубое небо, теплое солнце. Волчья шкура явно подходила к ее характеру, внешности, да и образу жизни. Прихватив с собой небольшие сумки, она ехала вместе с еще несколькими девушками в середине строя, на случай нападения. В деревне никого не заставляли ехать с нами, но почему-то эти женщины согласились на такое опасное путешествие, среди тех, кто возможно в прошлом стал убийцей их мужей или сыновей. Солдаты задавали через Вэс вопросы женщинам во время привалов, постепенно стали и жестикулировать, уподобившись нашему примеру, так что цирк, видимо, еще не скоро уедет из этого мира, надеюсь, что за пять дней успеем добраться до дворца, а там король уже не откажет в аудиенции. Ближе к вечеру, когда солнце уже садилось за горизонтом, мы спешились, соорудили привал, привязали коней и принялись за приготовления еды. Вэс уже совсем осмелела, бегала среди солдат, как среди людей, о чем-то договаривалась, собирала в лесу травки, да была ответственная за ужин. Получилось очень вкусно, солдаты довольны, я почему-то горд, хотя понять не могу почему именно и, главное, в чем причина этих эмоций. На охоте Вэс хоть и сдавала позиции по сравнению с нашими солдатами, да чует мое сердце, просто мастерство показывать не желала. Про нее говорить стали, что ходит она будто призрак – не слышно совсем, следов не оставляет, а ведь даже не воин…

Проснулся я от того, что рядом кто-то сопел. Удивленный этим открытием, я повернул голову и увидел следующую картину – Вэс спала рядом со мной, уткнувшись носом в плечо. Мирно посапывая, девушка была похожа на маленького волчонка, свернувшегося калачиком, только ушей в комплекте не хватало. Бормоча во сне и с кем-то споря, она несколько раз произнесла имя Бьер, только вот непонятно, пса она звала или меня. Хотя, при чем здесь я? Дозорный, что все это время не спал и бдел приказ, как-то так странно посматривал в мою сторону. На немой вопрос – какого лешего она тут делает? Был дан такой же немой ответ – не знаю, а что я мог сделать? Напугать не хотелось. Да и злить тоже. Попытка избавиться от такого подарка ни к чему не привела – Вэс лишь еще крепче вцепилась в мою руку. Может с псом меня перепутала?

Запах костра, треск поленьев, где-то пробежала полевка, пролетела сова с добычей. Вэс немного посапывала, отчего я хихикал. Девушке это не нравилось и она начинала хмурить брови. Заснуть было практически невозможно.

Шаги послышались совсем близко, Бьер зарычал, но очень тихо. Крался, судя по всему, человек. И не один. Разбудив Вэс и всех остальных, мы остались на своих местах, дабы не спугнуть пришлых гостей. Как и следовало ожидать – это были люди. Завидев среди нас человеческих женщин, они пришли в ярость, но достать оружие не успели. Солдаты повалили тех на землю, полностью обезвредив. Чертыхаясь и что-то гневно рыча, человек уставился на девушек, те пытались объяснить суть происходящего, но почему-то это лишь разозлило гостей еще больше.

– Сейчас придет их подмога, – прошептал солдат, указывая в глубь леса, – их много, капитан. Судя по звукам, человек десять. Придется принять бой…

– ВСЕМ ПО МЕСТАМ! – скомандовал я, отправляя Вэс к остальным девушкам, – а этих гостей связать. Сражение было недолгим, люди наступали яростно, но неумело. Двое из них были убиты, пытаясь перерезать горло своим же женщинам. Как потом объяснила Вэс, они считали, что раз они с нами, то предатели. И прощения им нет. Выжившие скрылись в лесах. Убивать их смысла не было – все раны были совместимы с жизнью только при одном условии – если будет оказана помощь. Как ни пытались Вэс с остальными им втолковать смысл происходящего – все впустую. Было сразу понятно, что им не важны слова. Главное – нажива. Банда воров не всегда способна на любовь к родине и ее народу.

– Ты не ранена?

– Нет, со мной все хорошо, капитан.

Да вот только слезы блеснули в лунном свете и руки тряслись от увиденного.

– Как можно было напасть на своих же? – удивлялась молодая девушка, обнимая свою сестру за плечи.

– Не знаю, – ответила та, глотая слезы, – если бы не капитан, мне бы уже горло перерезали… спасибо… никогда не думала, что скажу эррам эти слова…

Больше на нашем пути происшествий не было, но настроение откровенно ухудшилось.

В главном городе всех известили о нашем прибытии. Такой тишины я еще не видывал, а уж изумленных взглядов и подавно. Человека так близко тут лицезрели впервые.

– Приятно, когда собеседник тебя понимает, не так ли?

Вэс улыбнулась, глядя на меня в упор.

– Да, ты права, Вэс, – удивленный тому, что радуюсь сам нашей возможности общаться без жестов, мы продолжили наш путь, хоть я и видел, как Вэс боялась.

Это было видно по ее рукам.