Миха. Кандидат физ. — мат. наук Михаил Нудельман.
Колян приехал вечером, фирменным севастопольским поездом. Я встретил друга на Курском вокзале и все пытался ухватить его элегантный чемодан, который он мне не отдавал. Николай, что называется, заматерел — в нем чувствовался человек, который привык отдавать приказы и не сомневался в их исполнении. Я собирался нырнуть с ним в метро, чтобы добраться до остановки четырехсотого у «Речного вокзала». На, что он твердо сказал:
— Миха, я работаю в Заполярье и платят мне вполне достаточно, чтобы я ценил не бумажки, а свое отпускное время. — Заявил он и уверенно махнул кому-то рукой в стороне от стоянки такси.
Авто, стоявшее с желтым огоньком, не спеша покатило к выезду с вокзальной площади и туда же поспешил Николай, уверенно раздвигая толпу своей массивной фигурой и чемоданом, как ледокол на его северах. Я же скромно пристроился ему в кильватер.
Таксист было затянул свою привычную песню, мол он на заказе, только ради вас и если по пути и недолго… Однако Колян без слов засунул чемодан в багажник и мы сели на заднее сиденье.
— Давай гражданин начальник, отчаливай и держи курс на Зеленоград, — коротко скомандовал мореман.
— Но…
— По кольцу и на Ленинградское шоссе. Не срезай углы, дружище, — двусмысленно намекнул Колян.
— Так я оттуда никого не возьму, пустой прогон будет…
— Захочешь, найдешь. И счетчик то включай, ты ведь честный таксер, а никакой-то там столичный кидала. Я заплачу по договоренности, но мне всегда интересно на сколько меня хотят нае…ть. Любознательный я, с самого своего трудного детства. — Бутафорил Николай.
Всегда ему завидовал, его умению жестко, но не грубо и обидно поставить хамовитых на место. Причем даже не словами, а больше интонацией, выражением лица… Аурой? Этому поверил бы кто другой, но не физик-теоретик. А с таксистом мы, одним словом — договорились.
На выезде за МКАД нас остановил патруль ГАИ. Таксист скривился, а Николай только спросил:
— Сколько?
— Трояк за глаза… — ответил водитель.
— Вот, возьми пятерик и порадуй друга автолюбителей. Может жене и детям подарки купит, тещу порадует. Так сказать.
После этого водитель окончательно успокоился и далее не волновался о своем заработке. Он даже поинтересовался, можно ли приобрести чеки, боны или еще что… у знакомых, знакомого такого щедрого морячка.
— А может лучше сразу развернемся и поедем на Лубянку, — заржал… Псих, а за ним захихикал и таксист.
Рассчитался с ним Николай вдвойне, внимательно посмотрел на счетчик, отсчитал купюры и сказал:
— Сверху еще десять процентов, все как Там… в стране бесплатного сыра и засилья зеленых бумажек.
В моей квартире он внимательно обследовал все углы и заключил:
— Вполне на уровне, по крайней мере много лучше моей каюты на судне и одноместного номера в мурманской гостинице «Моряк».
Пошли на кухню, где быстро разогрели мою заготовку рагу из баранины.
— Для голодавшего сутки человека вполне съедобного, — заявил Колян, комментируя мое поварское умение.
Тем не менее все смял с видимым удовольствием. Приняли по стописят коньяка и окончательно созрели для разговора. Номером один пошли новости из дома, о друзьях и людях с которыми я был знаком. В основном. А за тем перешли на присутствующие личности, уже развернуто и конкретно.
— Доходили слушки, что тебе закрыли визу. — Прямым текстом брякнул я другу.
— Ты, как всегда прям и категоричен… Это профессия накладывает такой непосредственный стиль получения информации? — Поинтересовался Колян. — А если по существу вопроса… После почти двух лет плавания в южной части Тихого и Атлантического океанов: Южная Америка, Центральная Америка, Мексика, юг США, меня повысили до третьего помощника капитана и отправили на Север. В Мурманское пароходство, где в эту навигацию я принимаю должность второго помощника и снова здравствуй Северный морской путь, а так же все остальное, что есть в северной Атлантике. Исландия, Норвегия, Шпицберген и даже Гренландия. Делаю карьеру, туды ее етит. Так, что вроде и не закрыли, а по сути перекрыли кислород и Южные моря, теперь не для меня.
— Что-то случилось, тебе можно об этом говорить?
— Дык просто все, стукнул замполит, но это второй пласт событий, а первопричина не нашего ума дела. Там такое намешано и окрошка, и солянка, и даже борщ. Не бери в голову — меньше знаешь, крепче спишь.
Я понял, что эта тема разговора исчерпана и уже расспрашивал его об этих таинственных заграницах, таких привлекательных для советских людей. Куда нас тянет, как ребенка в старый чулан и куда мама не разрешает заходить.
Николай говорил откровенно и не уходил от сложных вопросов.
— Миха, рая на земле там нет, если ты об этом. Да его вообще нет на земле, как ты сам догадываешься. Но, как там красиво… Я был во многих странах Южной Америки и то, что там сплошь и рядом соседствуют контрасты блеска и нищеты — абсолютная правда. Такие суждения: «А вот там, такой же инженер, рабочий, служащий, ученый, как и я зарабатывает столько…», — являются полной чепухой, высказываемой людьми не знающими реального положения вещей. Первое — высшее образование можно получить, в подавляющем большинстве случаев, исключительно за огромные деньги. Огромные, это не изыск речи, это железный факт. Второе — людей с добротным образованием там много меньше, чем у нас… примерно раз в десять и это в процентном отношении ко всему населению. Кроме того, на серьезных и денежных должностях работают лучшие из них, остальные перебиваются. Кто как может. У нас конкуренция, это не более, чем слово, а там образ жизни и вопрос выживания. Строго по Дарвину, так сказать. Поэтому социальное положение родителей в обществе, их профессиональная принадлежность, играет определяющую роль в карьере молодых спецов, равных по знаниям и способностям. Кланы, касты, социальные группы и это все в явном виде.
— Так и у нас это бывает, — крамольно высказался я.
— Бывает, и нередко, — согласился Николай, — но это не закон жизни. Не так ли? Могу тебе достоверно сказать, что большинство населения государств Южной Америки, Центральной Америки и Мексики включительно — живут на грани нищеты. И она для них привычна, а большинство нашего люда — там бы не выжило. И только часть из них приспособилась бы к существующему образу жизни, а лишь небольшой процент, существенно повысил бы свой уровень жизни. Бандиты, к примеру.
Заходили мы и в порты США, на погрузке-разгрузке у них работают профессионалы высокого класса, докеры, получают до хрена… и больше. И находятся под присмотром надсмотрщиков, которые получают с них свой приличный процент.
— Ты шутишь?
— Какие шутки, это так называемые профсоюзы, а по сути организации формируемые политиками и бандитами. Симбиоз, где три в одном. Поскользнулся работник и ему еще поджопник дадут для ускорения падения. Миха, там сурово живут, может и богато, но… мы лишние на этом празднике жизни. Мы другие… нет это нужно самому видеть.
— А…
— Понял, как там ваша ученая братия существует? Ты знаешь, я познакомился с одним профессором университета в Монтевидео. Армянином по национальности, у них там приличная по численности община. Работал мужик и в Республиканском университете, главном учебном заведении Уругвая, и Техническом колледже, этаком все уругвайском монстре и отовсюду он ушел. Причина простая — заработок, не продвинулся в срок по должностной лестнице — сосешь лапу, а на твое место уже не одного голодного и борзого молодого ученого присмотрели. Пошел, чувак, работать в инженерную академию на грант от правительства Уругвая. Пока идет финансирование, у него все нормально. А дальше по любому может быть… Там не расслабишься, не запьешь-загуляешь. Люди хорошо живут до первой ошибки и это принцип, условия игры.
— Мне рассказывали совсем другое, — засомневался я.
— И кто?
— Мои коллеги, кто там побывал.
— Ты добавь, что бывали по приглашению от своих коллег. Чуешь разницу?
— Да не особо.
— Не знаю Миха, каждому видится свое. Но вот тебе объективный факт — наша компашка. Мы все из разных социальных слоев, наши родители — рабочие, учителя, служащие, инженеры, военные. Каждый из нас выбрал свой путь в жизни, именно тот, который сам пожелал для себя. И на выбранный курс мы легли все, без исключения, что дальше случилось или случится, это уже будут флуктуации. Так в вашей научной среде говорят? Там… этого нет, для подавляющего большинства людей. У них только спрос рождает предложения, а не твои желания. Эффективно, конечно, а выводы сделай сам.
— С чужих слов выводы не делаю. Это уже привычка, которая вторая натура, — упрямо сказал я.
— А вот это, Миха, слова не мальчика, а мужа. Полностью одобряю.
Помолчали, думая каждый о своем.
— Миха, расскажи, что здесь произошло с Димоном. Его что-то очень тревожит.
— Я это тоже заметил. Он работал в Гохране и как оказалось это очень серьезное заведение, по уровню секретности и наш Центр отдыхает. А ведь мы совсем не последние в этом деле. Даже в их общагу, посторонних не пускают.
— Это я знаю, Костян рассказывал про те драконовские порядки. И то, что Димка про свою работу в Гохране ничего не рассказывает.
— Вот именно. Сто процентов — он на серьезной подписке. Мы с ним в Москве исходили все музеи, выставки, вернисажи… и отдыхали, таким образом, от повседневной суматохи непривычного нам ритма жизни. Все-таки Москва — для москвичей.
— Это неоспоримый факт, — согласился Колян, — я здесь меньший псих из них всех.
Вполне серьезно добавил он.
— Я тогда работал на износ и он, видимо, тоже. — Продолжил я. — И каждый был погружен в свои заботы. Когда я стал работать в Зеленограде, он часто приезжал ко меня на все выходные. Бродил один по природе, по городу — ему здесь нравилось. У меня есть знакомый, который работает с искусственными кристаллами, так он был поражен сколь много Димон о знает о минералах.
— Ты знаешь, я тоже это заметил, — подтвердил Николай.
— А когда он принес, Димке, отбраковку монокристаллов. Хлам для переплава, так он говорил. То Димон, погладил их руками…
— Он и булыжники гладит, — заржал Колян.
— … сказал, что они неживые и потерял к ним интерес.
И здесь мы задумались, над природой знаний нашего необычного друга. А затем, хлебнули еще по стопарику коньяка. За него. Похорошело и я поставил бобину с любимыми композициями.
— Ты все такой же меломан? — Усмехнулся друг.
— Люблю это дело, послушать, расслабиться…. Настраивает. — Ответил я.
— Вот эта техника, бытовуха, у них на высоте. Твои коллеги хотят бабки получать сравнимые с загранкой, а как сделать что-то приличное для народа — так им слабо. — Съехидничал мореман.
— Здесь много всяких причин, не зависящих от нас, — я вступился за корпоративную честь.
— Ну конечно, плохому танцору яйца мешают, это мы проходили, — ответил… Псих.
Коля притащил из прихожей свой здоровенный красивый чемодан, думаю только благодаря ему мы взяли левое такси и достал из него красивую коробку.
— Бери, вскрывай сам, правда таможня с упаковкой уже повеселилась, но я ее восстановил.
Это была фантастика… Портативный кассетный магнитофон National Panasonic RQ-512S 1972 года выпуска.
— Это тебе подарок от нас, за защиту диссертации. Твои успехи — наши успехи. Владей. И вот тебе блок фирменных кассет, учти — половина с песнями, наш радист писал. Оцени, писал с пластов, тоже меломан пробитый насквозь.
На кассетах были аккуратные печатные вкладки с названиями песен на языке оригинала: Битлз, Ролинг Стоунс, Том Джонс, Луис Армстронг, Элвис Пресли, Манкис, Дорс, Диана Росс…
— Ты знаешь сколько это стоит, — вот все, что я мог произнести.
— Я то знаю, а ты вряд-ли. В Рейкьявике аппарат продали за 130 долларов и еще сунул кое-кому… уже у нас. В Исландию забросили приличные товары, перед матчем Спасский — Фишер. Повезло.
— Колян, мало того, что таких аппаратов в Союзе просто нет. Скорее всего. В комиссионке его более, чем за тыщу поставят.
— Миха, объясни, за чем ты это мне говоришь. Молчишь? Правильно делаешь. Лучше поставь что-нибудь, на свой выбор.
Я включил свою любимую композицию, в последнее время: Род Стюарт, Мегги Мей, она звучала…. прекрасно. Я только забыл, что Псих отлично знает английский.
— У тебя проблемы, — сразу заявил он.
Я наткнулся на его испытующий взгляд и отвел свои глаза. А проблема выглядела великолепно… Брюнетка с грудью 3-го размера имела гармоничную семью, была старше меня на пять лет и ее супруг был моим начальником. Вот такой затянутый узелок, выпытал из меня Псих.
— И чего им гадинам не хватает? — Задумчиво сказал Николай. — Есть муж, есть любовник, есть дочка, в конце концов, есть приличный достаток. Но и этого мало — им трагедии нужны. Блеск и нищета куртизанок, серия надцатая. Объясни, почему ты ее просто не пошлешь?
— Она ведь беременна от меня…
— Это она так тебе сказала, голова два уха. Я поставлю свою душу против купюры 1960 года, что она тебе соврала и выиграю. Вот, поставь эту песню, которую поют мужчины, а не эту слезливую херню, какую поставил ты.
Я впервые услышал композицию «Коричневый сахар» в исполнении Роллинг Стоунз, этот яростный рок совсем не похожий на песни Битллз и еще слова Коляна… Одним словом я положил… или отложил свои переживания на потом.
А Псих на этом не успокоился, он продолжил курс молодого бойца и мы погрязли в пучине пьянства и разврата. Причем пьянства умеренного, так как Колян заявил, что он за здоровый образ сексуальной жизни. Наш друг таксист заработал за эти пять дней, как за месяц рьяной работы. У меня появилось полдюжины веселых и не претендующих на исключительность подружек. Наши отношения были просты и незатейливы — если тебе хорошо, то мне отлично. Как Колян их находил, в этой немалой массе московских женщин без претензий и постоянного друга? Этого я не представляю, но Акела ни разу не промахивался.
— Как ты узнаешь, кто из них согласится и что это не скрытая стерва, — как-то, в промежутке действа, спросил я его.
— Обижаешь брат, я не знаю кто из них согласится — я работаю над этим. Девушкам хочется вырваться из обыденности и я доказываю, что мы подходящие и лучшие кандидатуры из… многих. Отношения полов должны быть взаимно уважительными и… твердыми, — заржал он, настоящий Псих.
— Шутишь.
— Отнюдь граф. Здесь все на контрасте: нахамил-извинился, толкнул — поддержал, не заметил — восхитился… А главное я видел, как такие девушки клеят моряков в портовых городах Союза и мира. Влет. Научился, так сказать.
— Аааа…
— Бэээ… Иди подай своей Леночке простынку и не забудь восхититься ее видом. Салага.
И ушел на кухню, которую осваивал с партнершами, как и ванную. Пошел помогать Светику готовить завтрак и я знал, что их не нужно беспокоить минимум полчаса.
Но высшим пилотажем его тренинга было то, как он сумел пригласить в ресторан мою Инну Владимировну. Он рассказывал ей какой я благородный человек. С детства. А когда я их на время покинул, то предупредил Инночку, по секрету, что я сегодня собрался идти к ним домой и просить ее руки и сердца… у ее собственного мужа. Как порядочный человек и мужчина.
После чего Инночка быстренько закруглилась и убежала по своим важным женским делам. После этого, как бабка пошептала, она забыла про свою беременность и мы разошлись с Инночкой красиво и мирно. Я подарил ей на память браслет изготовленный из перламутровых ракушек в далекой Южной Америке. Такого добра у Коляна всегда было вдоволь и он говорил:
— Что годилось для дикарей, подойдет и девушкам. Главное подать это, как нужно.
Завтра мне предстояло доложиться на семинаре у Ильи Михайловича Лифшица, в Институте физпроблем и я по телефону заказал пропуск Коляну.
— Мне хочется… погрузиться в этот волшебный мир науки, — закатывал Псих глаза.
Что у верзилы со сломанным носом получалось очень оригинально, но смешно. Он, в общем, был неплохой актер и в жизни тоже.
— Я последние полгода работал над одной достаточно сумасшедшей идейкой. Для души. Это направление теоретической физики находящееся на еще не освоенной целине, но там уже вовсю копаются первопроходцы. Но они почти все из институтов США и их фамилии на виду мира физики, — информировал я Коляна.
— Так ты замахнулся… на основы, так сказать?
— Не замахнулся, а хочу поправить одного известного господина из Штатов с его диаграммами. Которого наша научная элита обожает и которого, в свое время, даже пристегнули к основателям квантовой электродинамики. И они получили Нобелевскую премию на троих, вместе с ним.
— Парниша, да ты не понимаешь всей своей малости и…. Это же стена.
— Колян, я все понимаю, но сегодня утречком взял и систематизировал материал. С новой точки зрения и осознал, что это мое лучшее. Моя вершина, может единственная в жизни.
— Так вот, чем ты занимался на лоджии. Кропал гениальное.
— Не смейся.
— Да я так, из зависти. Ты бы видел свое одухотворенное лицо… Тебе бы еще скрипку, нет гармонь, в руки. — Не унимался Колян и заржал.
А с ним и я, похоже в нашей компашке одним психом стало больше.
Демонстрационный материал у меня был на слайдах, а доклад назывался: «О диаграммах рассеяния квазичастиц в конденсированных средах». Скромненько и со вкусом.
Начал я бодро и по мере подачи материала лицо Ильи Михайловича Лифшица принимало недовольное выражение. А у слушателей доклада выражение лица поменялось от покровительственного до недоуменного и где-то раздражительного. Но это меня не сбило с толку, я был на волне — Остапа несло и заключил доклад словами:
— Таким образом, метод диаграмм с помощью которого можно объяснить превращения элементарных частиц становится частным случаем систематики предложенной в настоящем докладе. Конечно, если физический вакуум корректно интерпретировать, как единое энергетическое информационное поле. А это дело обозримого будущего. Спасибо за внимание.
Сначала в конференц зале повисла тишина, а потом началась буря. После предложения Ильи Михайловича высказаться по докладу, поднялось много рук известных ученых и их свирепые лица говорили мне о многом. И кто я такой, и как я смею, и кто мне позволил… А мне было по хрен, настолько влияние Коляна Психа было заразно.
Вопрос- ответ, вопрос — без ответа потому как не хер, вопрос — на вопрос, вопрос — спасибо за подсказку, учту в дальнейшем. Были и такие замечания.
Илья Михайлович публично поблагодарил меня за интересный доклад и выразил сожаление, что я не предоставил ему, своему учителю, новый вариант доклада. Наедине, я извинился и сказал, что сегодняшняя интерпретация осенила меня только утром и обязался в кратчайший срок передать ему полную рукописную версию доклада.
Через час мы с Коляном сидели в ресторане и отмечали это невозможное событие. Я, который смотрел на большинство присутствующих на докладе снизу вверх, был сегодня с ними на равных. Это было изумительное чувство.
Ну и как тебе, все это показалось? — Поинтересовался я у Николая.
— Фантастично, не нужно билеты в террариум покупать. Столько ядовитых гадов вместе…
— На этот семинар собираются физики-теоретики со всего Союза. Мне повезло выступить на нем, пусть и последним.
— Повезло… Это не то слово, ты хоть понимаешь, что сейчас твои идеи будут спешно развивать и обобщать? И твое, плавно перейдет в наше, а затем в не твое.
— Ты быстро сориентировался в ситуации, но таковы правила игры. Закон клана. Если бы я показал материал своему Учителю, то он бы запретил мне с ним выступать. И я понимаю, что наказание неотвратимо.
— Но ты не жалеешь, ни о чем?
— Именно так, — твердо сказал я.
— Постарайся запомнить это ощущение. Это чувство человека, который преодолел себя. Редкое в нашей жизни.
Вот именно теперь я понимал Психа, как никогда и был с ним полностью согласен.
Еще раз, мы об этом поговорили перед отлетом Николая в Мурманск.
— Как ты Миха, все-таки не жалеешь, что пошумел в Институте физпроблем. Ведь это, как говорят Там, известная Фирма.
— Ты знаешь, Колян, нет. Я как-будто от чего-то освободился, еще раз за эту неделю. Видно, в детстве, ваше окружение дурно подействовало на мальчика из провинциальной еврейской семьи и он…
— Стал этаким ершом, а не рыбой прилипалой, — продолжил Колян, — и потому не нужно ссать в компот, пригодится водицы напиться. Вроде, как «Отряхнем его прах с наших ног.» Херня все это. Просто ты становишься личностью, а это больно. И поверь, тебе будет трудно, но не более того, а вот уважения ты себе прибавил и это дорогого стоит. Так, что работай, учись и служи для народа, советской страны пионер. — И опять заржал. Псих.
— Тебе Инночка привет передавала, хотела встретиться, — попытался ему отомстить я.
На что он просто сплюнул три раза через левое плечо. Так что, у меня не получилось.
Через день он улетел на свои севера, месить компот из льда и черной воды, как он говорил. И я иногда замечал у него в глазах тоску, но он не давал ей волю. Мой, с детства, очень надежный друг. Колян Голован.
А с его подарка бил набатом в сердце Высоцкий:
Теперь я в это верил.