Приступая к изложению вопросов, связанных с развитием древнерусских сознания, познания и мышления, следует напомнить содержание первых трех книг, касающихся изменения социально-экономических («Мир человека»), эстетических и этических представлений Древней Руси («Добро и Зло», «Бытие и быт»).
Уже в древнерусскую эпоху нашей истории (до XIII в.) происходило расширение текста: из отдельной словесной формулы путем подстановок, замен, изъяснений возникали легенды, сказания, мифы — произведения, которые донесли до нас смысл древних слов, синкретично емких, в символическом подобии вещам, и тем самым создали основу для создания новых понятий. Знак как вещественный смысл стал нечто значити, получил значение как образ самого знака, а в наше время, время точных научных понятий, выработал совершенно абстрактные понятия: значимость от значить и знаковость от знак. Древние словесные образы постепенно наполнялись новыми признаками, сплетались с расхожими (знак как знамя именует вещь подобно имени), сменялись более точными, а следовательно, все более отвлеченными именованиями понятий о человеке и мире, в котором он жил.
В кажущейся неподвижности средневековой культуры есть своя логика (она состоялась в словах) и динамика (она отразилась в делах). И та и другая держится двойственностью символических понятий об одном и том же реальном отношении, явлении или факте. Конкретно житейское, бытовое отраженным светом предстает в абстрактно высоком, в книжном, что по тем временам казалось одухотворенным неземной мудростью. Мудрость эта получена извне — в слове, в Логосе, основана на готовых образцах византийской культуры. Постоянное перетекание книжного символа в народный образ, как и обратно, истолкование символа народным образом создают напряженность духовного и интеллектуального тонуса русской средневековой мысли в той мере, какая находит отражение в слове и тексте.
Так и случилось, что в наши времена мы живем совершенно по другим законам языка и речи, чем наши предки; мы иначе думаем (когда думаем), иначе говорим (когда нам позволено), иначе делаем (а что тут скажешь?). Длительный путь эмоционального и интеллектуального развития полностью изменил человека, так что сегодня, например, интеллектуальное и чувственное развиваются параллельно, взаимно проверяя друг друга и смыслы обслуживающих их слов.
Время же, описанное в этой книге, почти на всем протяжении связано со схваткой язычества и христианства за умы людей, за их волю и чувства. Таков основной водораздел в текстах того времени и в слове, которое изменялось под напором новых идей и общественных настроений. Дело историков показать, как это происходило в философии и политике, какие еретические и глубинно народные («языческие») силы тут противоборствовали. Наша задача иная.
Основная задача исследования остается прежней: показать культурную историю восточных славян «изнутри», через оставленное ими Слово в духовности общественного сознания, еще не сложившегося в ментальность современного типа. Особо хотелось подчеркнуть воздействие классической греческой культуры на этот процесс.
Главный герой повествования — простой русич, преимущественно древнерусской эпохи, но отчасти уже и Московского государства, т. е. уже собственно великорус до начала XVII в. Сложение этических и эстетических норм как осознанной системы поведения и действия происходило в условиях конфронтации-сотрудничества языческого и христианского мировоззрений, борьбы с иноземными захватчиками и государственного строительства при почти полном отсутствии экономических, идеологических и информационных ресурсов. Исторический опыт поколений был заложен в нашей ментальности, сохраняется в народном русском языке, известен по классическим текстам. Изучение такого опыта становится насущной задачей. Многое пришлось испытать русскому народу в его стремлении выжить и сохраниться, одновременно не теряя надежды на то, что Правда всегда победит.
* * *
Искреннюю мою благодарность хочу выразить всем, кто тратил свое время и силы, чтобы помочь мне, автору, донести эти мысли и чувства до читателя.
25 декабря 2003 г.
Санкт-Петербург