Пролог

Он выбрал ее сразу. Застенчивую девочку, только вышедшую из детской: белокурые локоны выбиваются из-под скромного чепца, тонкие нежные пальцы теребят тесьму шали, а огромные синие глаза поглядывают на мир испуганно и доверчиво. Ее хотелось защитить, ее хотелось унести и спрятать в уютном безопасном доме – его доме! – под крепкие запоры и неусыпную охрану преданных слуг. Уберечь от этого мира. От опасностей жизни, жадных взглядов, нечестивых помыслов других мужчин – а он не сомневался, что мужчины всего мира не устоят перед обаянием этого нежного французского цветка. И даже то, что девица принадлежит к иной нации, его не останавливало. Как и вялое сопротивление ее родственников – благо, родителей Натали Мартель унесла болезнь, когда девочка была еще маленькой, а тетушка, за ней присматривающая, и без того была перегружена собственными многочисленными отпрысками. Да что там – его не остановил даже громкий ропот его собственной родни. Дон Рикардо Диего де Аламеда желал эту девочку со всем пылом сорокалетнего мужчины, знающего, чего он хочет, да что там – с неистовой жаждой мореплавателя, увидевшего наконец долгожданный берег.

Короткая помолвка, огромный собор, новые платья, венчание, чужой язык, чужие лица, чужие обычаи – и всегда рядом чужой, суровый, страстный, но такой сильный и надежный мужчина. Муж. Неудивительно, что Натали обвилась вокруг него, точно тонкая цветущая лиана, слишком слабая, чтобы самостоятельно противостоять жизненным бурям и невзгодам. Страх, уважение, граничащее с поклонением, – вот что испытывала юная женщина по отношению к испанцу. А тот баловал свою жену как умел: драгоценности, изысканные угощения, платья, развлечения, приличествующие замужней сеньоре из знатной кастильской семьи. Взамен Натали радовала его кротким нравом, послушанием и красотой.

Огорчила лишь однажды – когда вместо долгожданного наследника родила ему дочь.

Но кровь есть кровь, и девочка как старшая получила все необходимые имена: имя матери, имя бабушки, имя благословенной и милосердной девы Марии, а также фамилии отца и матери. Наталия Росио Мария Мартель де Аламеда приняла крещение молча и стойко, со свойственным ей внимательным и недоверчивым выражением темных отцовских глаз.

Казалось, этой смуглой крохе не передалось от французской матери ничего, кроме признаков пола. Крепкое здоровье, черные кудри, густые брови, неукротимая энергия, упрямый и вспыльчивый нрав: Исабель, вдовствующая сестра дона Рикардо, не раз качала головой, узнавая в «дочери этой еретички» фамильные черты де Аламеда. Таким был в детстве ее старший брат, таким был ее единственный, безумно любимый сын Алонсо.

Росший в доме Рикардо подросток, почти юноша, стоически сносил все приставания, игры и ревнивую любовь малолетней кузины. Он уже не раз ходил в море со своим дядей, участвовал в сражении с наглыми выскочками-англичанами, и на таких веских основаниях считая себя взрослым мужчиной, играл в лошадки и кораблики лишь в отсутствие бесстрастных взглядов слуг, умиленно смеющихся – дона Рикардо и неодобрительных – матери. Исабель не без основания полагала, что, не завладей француженка сердцем и телом ее благородного брата, Алонсо стал бы единственным претендентом на наследство. А дон де Аламеда своими умелыми торговыми и военными эскападами в несколько раз приумножил семейные владения и богатство.

Умная и коварная Исабель в присутствии брата обращалась с невесткой с преувеличенным вниманием и сердечностью. Наедине же превращалась в беспощадную фурию, только что ядом не брызгала: критиковала слабое здоровье француженки, которое не позволяло родить мужу долгожданного наследника; ошибки в произношении, незнание традиций, мелкие промахи в ведении хозяйства и приеме гостей. Натали пыталась пожаловаться мужу. Но кто из мужчин вникает в женские глупости, да еще рассказанные столь путано, неубедительно и нерешительно? Дон Рикардо только смеялся да отмахивался, а однажды еще и вспылил, раз и навсегда запретив оговаривать его драгоценную сестру, которая ввиду долгого отсутствия у него супруги достойно вела хозяйство и дом, а сейчас тратит столько сил, помогая чужестранке освоиться в семье де Аламеда. Нерешительная француженка отступилась, как всегда покорно принимая волю мужа, и понесла свой тяжкий, не заметный никому крест дальше – не как благородная донна из гордого и знатного кастильского рода, а как забитая и равнодушная ко всему крестьянская кляча.

Зато Нати (или Чио, как уменьшительно называл ее отец по второму имени Росио) с самой колыбели, от самой груди кормилицы твердо знала, что мать разрешит ей что угодно, лишь бы только ее оставили в покое; отца она может обвести вокруг любого из своих пухлых пальчиков; кузен ее любит, хоть и стесняется показать это взрослым… А вот от тетушки Исы следует держаться подальше. Не по возрасту сообразительная племянница переняла манеру поведения у самой донны Исабель де Аламеда де Эррера: почтительность и послушание в присутствии родителей и посторонних. В отсутствие их девочка старалась лишний раз не попадаться тете на глаза, а если попадаться, только в безопасной компании Алонсо.

Настало время, когда дела колоний в Новом Свете потребовали пристального внимания дона Рикардо. Он и так уже два года не выходил в море. Вместе с ним уплывал и Алонсо. Натали до самого последнего дня не верила, что она остается одна (крошка-дочка не в счет), без любящего мужа, в чужой стране, среди чужих недружелюбных людей, в огромном мрачном старинном доме. А дон Рикардо покидал родину с легким сердцем: он верил, что его хрупкая жена и драгоценная дочь будут под надежным присмотром и защитой сестры и многочисленной родни. Натали рыдала до самой последней минуты расставания. Если Исабель и плакала, провожая надолго единственного сына и любимого брата, то лишь в пределах своей комнаты, и хотя выглядела бледной и осунувшейся, сохраняла обычное надменное спокойствие.

Напрасно наивная француженка думала, что расставание с любимыми мужчинами разрушит стену отчуждения: Исабель словно не заметила ее рук, протянутых в поисках и предложении утешения, и прошла мимо, точно невестки и не было.

Так продолжилось дальше. Казалось, Натали просто перестала существовать. Нет, ее не морили голодом или отсутствием заботы – только лишили общения, тепла и поддержки. Посетителям, исправно являвшимся в дом де Аламеда с визитами вежливости, говорилось, что донна слишком слаба для приемов. Единственными лицами, которые Натали видела, были лица слуг, домашнего исповедника и дочери. Неудивительно, что несчастная действительно чувствовала себя слабеющей и больной. Иногда Исабель невольно сравнивала невестку с бледной и нежной лилией, слишком чувствительной для того, чтобы выдержать яркое беспощадное кастильское солнце.

Но благородная донна лишь крепче сжимала узкие губы. Она делает все, о чем ее просил дорогой брат: его жена не знает ни в чем отказа, никаких забот и тревог. Остальное ее не касается. Если Натали предпочитает беспрерывно плакать и чахнуть, а не вести себя как положено женщинам рода де Аламеда, то тому виной – порченая французская кровь.

Нати, как и всякий ребенок, любила свою маму, но с тех пор как отец отправился в море, с мамой просто не было никакого сладу: она то беспрерывно плакала, то смотрела куда-то в пространство, не замечая пытающуюся развеселить или привлечь к себе внимание дочь. Она постоянно болела и постоянно печалилась, а еще часами молилась, заставляя молиться вместе с ней и Чио.

Поэтому Нати теперь с ней было скучно и грустно. Иногда к ним приходили гости с детьми, но девочки были скучны и хотели играть лишь в куклы, а мальчики не желали играть с девочками и глядели на них так снисходительно, словно были уже взрослыми сеньорами. Одного она даже побила – за этот невыносимый взгляд. Потом, правда, пришлось стоять в часовне на коленях в искупление своего дурного поступка и в назидание того, как полагается вести себя благородным сеньоритам.

Зато с побитым Хуаном Миро она подружилась. Нати показала ему ручей, где они с кузеном Алонсо пускали кораблики, а Хуан подарил ей игрушечный галеон – на таком ее отец, дон Рикардо, поплыл за золотом в Новый Свет. На игрушке даже можно было поднимать и опускать паруса! Слугам пришлось расчистить ручей и сделать маленькую запруду: теперь корабль мог плавать беспрепятственно, не садясь на мели и не преодолевая течения. Тетя Иса, конечно, поджимала тонкие губы так, что они были уже совсем не видны, но не запрещала играть племяннице в мальчишеские игры – Миро приходились им дальними родственниками и были очень уважаемой семьей. Мало ли, может, дон Рикардо посмотрит благосклонно на будущий союз с этим родом!

А малютка Нати меж тем уже успела в первый раз обручиться. Пятилетний дон Хуан, покоренный ее прямым и метким ударом в нос, а также тем, что она в отличие от других сеньорит разделяет его страсть к кораблям и морским баталиям, как-то принес колечко, утащенное из шкатулки его сестры, и сделал предложение руки и сердца по всем правилам этикета. Недолго думая Нати согласилась выйти за него замуж – потому что любимый кузен Алонсо был так далеко и уже так долго, что она от него уже отвыкла. Они даже серьезно обменялись поцелуями в щеку. Колечко, оказавшееся слишком большим для пальцев сеньориты де Аламеда, Нати засунула в свой детский кошелек.

Время шло.

Исабель не показывала, что волнуется все сильнее, лишь становилась нетерпимее и сварливее. Когда вышли все мыслимые и немыслимые сроки, а вестей о возвращении или хотя бы о судьбе вышедших в море мужчин так и не поступило, Натали укрепилась в мысли, что ей, Натали Мартель де Аламеда, скоро придется подписывать счета и письма как Натали Мартель вьюда (вдова) де Аламеда. Она, конечно, недолго задержится на этом свете, но раз уж ей суждено уйти вслед за возлюбленным супругом, как оставить в земной юдоли скорби несчастного ребенка? На кого надеяться? Кому довериться?

Натали даже тайком отправила письмо родственникам во Францию с описанием своего бедственного положения. Ответ не замедлил себя ждать и был сухим, коротким и определенным: раз уж она сделала свой выбор вопреки советам родным, вопреки своей истинной вере и предпочла жизнь на чужбине с папистом, то родня не желает знать ее и уж тем более ее испанское отродье. Пусть обратится за советом к Богу: он милосерден, он наставит, убережет и поможет своей заблудшей дочери…

Исабель чуть ли не возненавидела француженку – за ее бурное отчаяние и показную, как она считала, набожность. Что страдать и биться в рыданиях – ее ребенок вот он, рядом, не пожран язычниками или акулами, не казнен иноверцами, не утоплен внезапным штормом и не повешен кровожадными пиратами… Видно, много грехов у этой женщины, раз она так их замаливает!

Бог сжалился однажды или ему попросту надоели ее бесконечные мольбы: в минуту просветления Натали вдруг вспомнила, что родной брат ее отца Жан Жак Мартель очень давно уехал в Новый Свет и открыл прибыльное торговое дело во французской колонии. Молодая женщина послала дядюшке письмо, в котором описала весь настоящий и вымышленный ужас своего положения. Жан Жак понял письмо так: его племянница томится среди испанцев, испытывая голод, холод, лишения, преследования, и вместе с малюткой-дочерью готовится вот-вот отдать Богу душу. Мартель смутно припомнил тихую худенькую бледненькую девочку, валившуюся с ног при малейшем ветерке, – конечно, разве она может выдержать хотя б каплю бедствий, что выпали на ее долю? Нимало не раздумывая, Жан Жак дал согласие на немедленный приезд племянницы с ребенком; порекомендовал надежного судовладельца и даже заплатил за то, чтобы их доставили на остров Омори.

Его ответ пришелся на самую темную пору жизни Натали – один из знакомых капитанов принес страшную весть о гибели торгового каравана дона де Аламеда.

Натали слегла окончательно. Исабель бродила по дому, молчаливая и бледная, словно призрак; слуги и домочадцы поспешно исчезали с ее пути. Глаза ее всегда были сухи и неумолимы – глаза карающего ангела, каким представляла его себе француженка. Тень смерти легла на дом де Аламеда. Даже неунывающая и шумная Нати вела себя тихо и незаметно: всякие визиты прекратились, ей оставалось либо играть с детьми слуг, либо листать книги в отцовском кабинете. Дон Рикардо не видел ничего страшного в том, что женщина разумеет грамоту в пределах Библии и счетов зеленщиков и портних, и потому девочку учили читать. Хотя больше всего, конечно, Нати привлекали в книгах гравюры и картинки.

Получившая ответ от дядюшки Мартеля Натали радостно обнимала дочь, целовала, говорила без умолку, путая французские и испанские слова. Но главное Нати уяснила: они поедут далеко, за море, в гости к ее дедушке Жану Жаку, в края, где всегда тепло и весело.

– А мы там встретим папу? Папа же туда уплыл?

Лицо матери омрачилось.

– Все может быть, все может быть, моя деточка. Может быть, он ждет нас там. На все воля Божья.

Хотя Натали от души надеялась, что все-таки они встретятся не на дне морском, где сейчас покоится тело ее ненаглядного Рикардо.

Поначалу француженка решила уехать тайком. Однако, прожив всю жизнь за спиной родственников, а следом и мужа, поняла, что не знает самого простого: как собрать вещи, добраться до порта, сколько денег и драгоценностей следует взять с собой… Поэтому в конце концов она решилась на разговор с Исабель. До того был силен ее страх перед золовкой, что Натали даже не сознавала, что после гибели мужа она стала главной наследницей и полновластной хозяйкой этого дома и всех его слуг и домочадцев.

Исабель выслушала ее молча, выражение ее смуглого костистого лица нисколько не изменилось. Натали ожидала возражений, готова была настаивать на своем, а если не удастся – умолять на коленях. И растерялась, услышав произнесенное сухим тоном:

– Вы действительно хотите покинуть наш дом, донна Наталия? Вы действительно хотите уехать за море и жить на островах с вашим дядюшкой?

– Да.

Исабель склонила голову.

– Ваше желание для меня закон. Однако отъезд должен быть тихим и незаметным, чтобы никто не мог обвинить семью де Аламеда в том, что вас выгнали с дочерью вон. Я все сделаю сама. Будьте спокойны.

И ушла быстрыми большими шагами – торопилась покинуть удивленную дурочку, чтобы не показать улыбку торжества на своем лице. Глупая еретичка по своей собственной воле делала то, чего донна Исабель желала все годы этого злополучного брака. Она уходит и оставляет всё – всё! – в руках Исабель! А если, то есть когда вернется Алонсо… Еретичка с французским отродьем исчезнет из жизни возлюбленного брата, а мальчик получит то, что он и должен получить по людской и божественной справедливости.

Не прошло и недели, как Натали обнаружила, что к ее отплытию (или побегу, если судить по спешности и секретности) все уже готово: доверенный дядюшкин судовладелец предъявил письма и патент, на судно спешно погрузили все, что может понадобиться в долгом путешествии, подобрали и обновили весь гардероб. Шкипер получил щедрую плату; его заверили, что он получит такую же, если доставит пассажиров и вручит прямо в руки сеньору Мартелю живыми и невредимыми. Несмотря на всю свою неприязнь к невестке, Исабель вовсе не желала, чтобы та оказалась на невольничьем рынке, и постаралась, чтобы алчность не затуманила христианскую совесть судовладельца.

Но вместо облегчения Натали ощутила не только неуверенность, которая преданной сестрой рука об руку шла с ней всю жизнь, но и первые сомнения: а права ли она, предпринимая столь смелый шаг? Права ли, заставляя покинуть отчий дом Нати, наполовину испанку, подвергая свою жизнь и жизнь ребенка превратностям долгого морского пути – шторма́, пираты, язычники… Разве одобрил бы ее решение дон Рикардо? Словом, Натали, как всегда, была готова сдаться и продолжать жить в тоске и отчаянии, доводя себя молитвами до исступления и строгими постами – до болезней, но…

Донна Исабель увильнуть ей не позволила.

Наступил поздний вечер, почти ночь, когда они должны были отправиться на корабль. Кошелек, набитый золотом и серебром, драгоценности в шкатулке – Исабель не поскупилась, да и с чего бы, раз невестка оставляет все ее сыну? Нати спала на руках у чернокожей рабыни-няньки. Донна Исабель в последний раз заглянула в лицо ребенка, так напоминавшее маленького Алонсо: пухлые щечки, длинные черные ресницы, сросшиеся брови, кудри, спадавшие на смуглую чистую кожу… Как бы она ни относилась к француженке, ребенок был еще безгрешен. Но Исабель ожесточила свое сердце – а в чем же виноват ее бедный мальчик? Тетка прикрыла личико Нати углом дорогой шали и сказала нетерпеливо:

– Пора!

…А через несколько часов пришло невероятное известие: дон де Аламеда вместе с доном де Эррера передавали привет и сообщали, что они возвращаются, хоть и пережив всяческие приключения, в добром здравии и с предвкушением близкой встречи. После пароксизма радости первым порывом Исабель было послать гонца на корабль, с которым на рассвете отбывала ее невестка.

Но женщина подумала.

И еще раз подумала.

А ведь известие могло и запоздать, прийти уже после отъезда француженки…

Конечно, дон Рикардо расстроится и даже разгневается на свою сестру, слабую женщину, которая не смогла противостоять желанию донны Наталии воссоединиться с родными. Но разве могла Исабель ослушаться невестку, ставшую хозяйкой дома де Аламеда после отъезда супруга?..

Исабель знала мужчин: они переменчивы, точно морская погода, – сегодня без тебя жить не могут, чахнут и страдают, а назавтра уже и думать забыли. Когда Рикардо позабудет о своей недолговечной страсти к чужестранке, поймет, что та вместе с ребенком потеряна для него навсегда, он обратит свой взгляд на того, кто поистине достоин стать его наследником.

На ее ненаглядного Алонсо.

Капитан «Морской звезды» был расстроен. Если б он знал, ни за что бы не взялся за оказание этой, пусть и хорошо оплачиваемой услуги – доставки племянницы с внучатой племянницей хорошему приятелю Жан Жаку Мартелю. Женщина на борт корабля поднялась уже больной. А тяготы долгого пути лишь усилили ее недомогание. От морской болезни Натали начала страдать еще до отплытия – и даже в штиль с трудом выбиралась на палубу: бледная, слабая, похудевшая до прозрачности. Конечно, никаких особых яств на корабле не водилось, но капитан заботился, чтобы его матросы не голодали, а пассажиры не испытывали ни в чем нужды. Казалось, однако, что сеньора и в пище-то не нуждается: ела она как птичка, а зловещий кашель, который шкипер приметил еще при выходе из порта, съедал ее почище голода.

Нати же от морской болезни не страдала вовсе. Ее нянька, возможно, слегла бы, если б девочка предоставила ей такую возможность. Но так как неугомонная малышка не желала проводить в тесной каюте и лишней минуты, Доре приходилось следить и следовать за ней постоянно: корабль, неспокойное море, мужчины… Моряки поначалу бранились и пугались, заставая или натыкаясь на девочку в самых неожиданных местах, но вскоре забавная и упрямая малышка их просто покорила.

Для Нати корабль стал просто большой игрушкой – вроде подаренного галеона. Или это она уменьшилась и вместе с мамой и няней попала на кораблик, где живут и работают кукольные матросы? И вокруг вовсе не море, а запруда в ручье? А шторм – это волны, которые они с Миро нагоняют ладошками? Как бы то ни было, играть в новую игру и в новые игрушки Нати нисколько не надоедало. Слова «вант-путенсы», «фал», «ют», «квартердек», «гафель», «фок» звучали колдовскими заклинаниями, посылавшими игрушечных матросов то туда, то сюда. А по вантам было так интересно лазить и висеть на них. И причитания няньки и чертыханья моряков (негромкие из-за присутствия на «Морской звезде» благородной сеньоры) не могли удержать ее от бега по палубе от фальшборта до фальшборта и головокружительных подъемов и спусков по трапам. Единственным, кого Нати научилась слушаться, был капитан. Но так и положено в игре: всегда слушаться капитана. А если кораблей несколько – адмирала. Адмиралом был ее отец дон Рикардо. Таким будет она сама – когда вырастет и купит или построит свой корабль.

Так что в отличие от своей бедняжки мамы Нати наслаждалась долгим плаваньем – сказалась-таки кровь испанских мореходов: военных, торговцев, а то и вовсе (тс-с!) пиратов… Сезон был удачным. Ласковое солнце позолотило и без того смуглую кожу, выжгло на нежных щеках постоянный румянец; пассат, ровный и сильный, обтесал с тельца младенческую припухлость, а постоянное движенье и лазанье укрепило руки-ноги и придало выносливость, цепкость и гибкость мышцам. Донна Исабель разгневалась бы, увидев, во что превратилась сеньорита из рода де Аламеда: куда подевалось строгое воспитание маленькой донны? Морской чертенок – вот самое верное определение, данное командой.

Когда они добрались до Карибских островов, морякам было даже грустно расставаться с малышкой. Жалели девочку и по другой причине – все видели, что ее мать вряд ли поправится. Оставалось надеяться только на то, что благодатный климат тропиков сможет продлить ее дни, и умрет она хотя бы на твердой земле, на руках заботливых родственников, а ее дядюшка станет добрым опекуном внучатой племяннице.

Так что бедный Жан Жак Мартель однажды с ужасом и неверием лицезрел у себя на пороге исхудавшую, рано постаревшую, явно умирающую племянницу, которую в последний раз видел еще в детской.

– Дядюшка! Наконец-то мы добрались! – тонкие руки обняли его крепкую шею, горячие слезы оросили лицо.

Шкипер «Морской звезды», самолично проводивший своих пассажирок (даже раньше, чем закончили выгружать товары), улыбался ему сочувственно и подбадривающе. И с немалым облегчением: он выполнил поручение, доставил хрупкий живой груз, хоть и изрядно попорченный – но уж точно не по его вине. А вот у приятеля Мартеля заботы только начинаются…

Усадив в кресло изнемогающую от жары племянницу, Жан Жак обнаружил за спиной шкипера крупную негритянку, недоверчиво наблюдавшую за ним. Левой рукой она прижимала к груди укутанную в шаль шкатулку, правой крепко держала за руку девчушку лет пяти, таким же настороженным взглядом рассматривавшую нового родственника и новый дом.

– А это, я полагаю, моя внучатая племянница! – сказал Жан Жак с суетливым радушием. – И как же тебя зовут, моя душечка?

Девочка насупилась, разглядывая французского дядю-дедушку жгучими темными глазами. Натали, повернув голову на спинке кресла, повторила вопрос по-испански, негритянка дернула девочку за руку, и маленькая испанка пробормотала свое полное имя.

– Натали Розали Мари? – повторил Жан Жак на французский манер. – Как же мне тебя называть, крошка? Розетт, Роз, Мариэтт, Манон, Марион?

– Мы зовем ее Нати, – устало сказала мать. – И она хорошо понимает по-французски, хоть и говорит не чисто. Дядюшка, у вас не будет лишних хлопот, Дора умеет с ней управляться и заставит ее слушаться…

Родственники обменялись взглядами: я знаю, что умираю, сказал взгляд женщины, но что ж поделать; я знаю, что ты умираешь, сказал взгляд мужчины, и что же теперь делать…

Натали умерла через три недели. Она и не мучилась даже – просто таяла на глазах, как снежная дева, теплым течением принесенная в лето. Она исполнила свой долг, доставив дочь в безопасное место, и теперь просто уходила – в мире сама с собой.

Пришлось пригласить приора Модестуса из мужского монастыря. Нати внимательно и зорко следила за священником, заучивала-повторяла наизусть весь обряд, словно правила новой игры: исповедь-елеосвящение-причастие… Было очень интересно, хоть и страшновато.

На похоронах рыдала одна негритянка. Жан Жак смаргивал слезу – когда вспоминал, что он уже не молод, а Франция и родственники так далеко и никто не сможет прийти к нему на похороны. Маленькая испанка стояла рядом – в траурной одежде, с торжественным видом.

Придя пожелать дедушке доброй ночи, Нати уточнила, правильно ли все поняла:

– Мама теперь на небе, да?

– Да. Но она приглядывает за тобой, девочка.

– И за тобой? – уточнила Нати.

– Ну и за мной тоже…

– Значит, она проследит, чтобы ты меня не обижал? – сделала правильный вывод Нати. – Доброй ночи, дедушка.

Не сказать, чтобы Жан Жак был счастлив, поневоле став опекуном своенравной маленькой испанки, но драгоценности и крупная сумма денег, которые благополучно довезла несчастная племянница, примирили его с положением вещей. Судя по красоте матери, заметной даже в призрачном облике умиравшей, да приложив небольшое приданое, подросшую Нати легко будет сбыть с рук – то есть выдать замуж за того, кого подберет ей дед. А до того девчонка будет подспорьем в доме и в лавке.

Жан Жак Мартель был взрослым разумным человеком, хитрым и удачливым торговцем, но он и представить не мог, насколько же ошибается…

 

Часть первая

Испанское отродье

– Эй, кудрявая, эй!

Нати оглянулась и скривилась – опять этот дурак Аньел Бове со своими беспутными друзьями Габеном и Тома́! Что бы им делом не заняться? Хотя она и сама хороша: пошла на рынок за рыбой, а на обратном пути на корабли загляделась. При покупке рыба была еще живой, сейчас уже уснула. Хорошо, догадалась переложить ее листьями, а то Дора опять бы бранилась, как ей трудно чистить подсохшую и размякшую макрель.

– Куда заторопилась, кудряшка?

На прошлой исповеди Нати искренне обещала своему духовнику бороться с одним из смертных грехов – Ira, как он называл его на латыни, а попросту с гневом. «Гордыня и гневливость – вот твои главные грехи, дочь моя, – толковал отец Модестус. – И противопоставить ты им можешь лишь терпение и смирение, прощение от всего сердца, молитвы за недругов своих». Молиться за Бове – еще чего недоставало! А вдруг Господь как раз в этот момент преклонит ухо к молитве гневливой дочери своей, да ниспошлет на парня какую-нибудь благодать: например, очистит его лицо от угрей, фе! Нет уж, пусть ходит какой есть, раз никак не оставляет ее в покое!

Нати шла вдоль берега, чутко прислушиваясь к происходящему за спиной: может, покричат вслед какие-нибудь гадости да отстанут? И ей не придется вновь подвергать свою душу опасности погибели?

Но троица бездельников, эти посланники ада, упорно сбивали ее с благочестивого настроя. Наступали на пятки, болтали всякие глупости, придумывая прозвища, на которые они были большие мастера. Терпение кончилось как раз, когда она дошла до вырезанных в крутом склоне ступеней – самом коротком пути до дедушкиной лавки. Нати развернулась, продолжая держать одной рукой корзину с рыбой, другой уперлась в бок.

– Это я-то черномазая кудряшка? – выпалила насмешливо. – А кто у нас тогда беленький ягненочек?

Друзья глянули на обильные светлые кудри Бове и покатились со смеху.

– А ты и правда барашек! Может, сведем вас в одно стадо: ты баран, да она – курчавая овечка, а? Вот и договоритесь между собой…

Аньел (по-французски – ягненок, барашек) мгновенно залился краской. Он с детства постоянно сталкивался с Нати в словесном, да и в кулачном поединке тоже и поэтому наедине ее задирать не решался: хорошо, если выходила ничья. Но он нашел слабое место девчонки: та терпеть не могла, когда ее называли испанкой – война и ненависть к испанцам добрались и до французских колоний в Новом Свете. Аньел вдобавок выучил пару испанских ругательств, которые тут же продемонстрировал восхищенным приятелям:

– Puta, ramera!

Таких слов в своем детстве в доме де Аламеда Нати не слышала – может, садовник, обиженный невниманием кокетливой пышнотелой кухарки, и приговаривал это, но только себе под нос. Но, судя по выражению, с каким произнес их Аньел, и по тому, с каким ожиданием и ухмылками уставились его болваны-приятели, ее перевод с испанского был верным. Она деловито заглянула в корзину, выбрала макрель побольше и пожирнее, ловко ухватила за хвост и отвесила смачные «рыбные» пощечины своему прыщавому обидчику. Когда Аньел бросился на нее, Нати уклонилась, сделав умелую подсечку; развернувшись, толкнула хохотавшего Габена – тот шлепнулся прямо в набегавшую волну. Тома, пытавшийся ухватить ее за руки, получил удар в нос.

Убегая вверх по ступеням – вслед неслись и ругательства и смех, – Нати сокрушенно думала: опять епитимья! И добро бы прочесть тридцать раз Pater Noster, а то ведь духовник заставит еще и покаяться перед проклятым Бове!

Бове!

Дора, конечно, побранила Нати: вот и будем теперь поститься, пока солнце не сядет – точно некрещеные мавры во время их поста Рамадан! Да и дедушка тебя заждался – он что, сам должен перемерять отрезы? То ли у него других дел нету?

А и впрямь нет, кроме как чесать языком под ямайский ром! Жан Жак давно уже передоверил почти всю мелкую торговлю ушлой и расторопной внучатой племяннице: та никогда не путалась в унциях, футах и ярдах и тем более – в денье и фартингах, лиардах и пенсах, су и шиллингах. А если уж и ошибалась ненароком, то только в нужную сторону. Нати всегда помнила, кто им за что должен и когда обязался этот самый долг вернуть. Да и приходо-расходные книги проверяла, а то и подбивала сама.

Конечно, важные, крупные сделки Жан Жак заключал сам, в дальней комнате лавки. Некоторые посетители приходили-проскальзывали в лавку ночью, когда уже все почтенные люди отходили ко сну после многотрудного дня и вечерней молитвы. Судя по тому, как они прятали лица под платки и шляпы, дела у них с дедушкой были такими же – скрытными, тайными и темными. У Нати редко получалось подслушать, но ее наблюдательности и сообразительности хватало, чтобы понять, что помимо почтенной торговли дед занимается то ли контрабандой, то ли покупкой и сбытом награбленного пиратами. А то и выполняет еще какие-нибудь щекотливые поручения – Нати пока не могла догадаться или придумать какие. Может, продает сведения о том, когда, куда и с каким грузом выходят с Омори торговые суда?

У Жан Жака тоже имелся свой корабль – небольшая шхуна «Ласточка» для доставки мелких грузов, правда, лишь по островам французских и английских колоний. Выходить в открытый океан и уж тем более торговать с испанским Мэйном Мартель не рисковал и в молодые годы еще при худом мире с Испанией. Сам он бывал в плаванье редко: морская болезнь, которая счастливо избегала Нати, безжалостно преследовала всю французскую половину ее семьи. Корабль водил то нанятый, заслуживающий доверия капитан, а то и торговый партнер Рене Бове – да-да, отец того самого Аньела!

Утренняя стычка возымела свои последствия еще даже до исповеди у отца Модестуса.

Жан Жак поманил Нати к выходу из лавки:

– Подойди-ка, девочка моя, тут к тебе пришли.

Нати выглянула из двери и, смешавшись, застыла на пороге. Перед входом, грозно подбоченившись, стояла мадам Петит. Фамилия казалась насмешливой кличкой этого бочонка жира с длинными руками и громадными красными кулаками. Если б у ее сына были такие кулаки, Нати в утренней схватке несдобровать бы! Из-за спины матери выглядывал Габен с носом, похожим на спелую сливу – и по форме, и по цвету.

– Говорю вам, – пронзительным голосом торговки рыбы вопила мадам, – уймите свою бешеную цыганку, пока я сама ею не занялась!

– Не цыганку, а испанку, – машинально поправил дед.

Это только подлило масла в огонь. Мадам Петит встрепенулась, необъятные ее груди заколыхались, словно волны на море.

– Это ж еще хуже! Ее проклятые родственники топят наши корабли – слыхали, опять пропало рыбачье судно? – а она тут, на берегу, калечит наших французских мальчиков!

– Мама… – басом позвал искалеченный французский мальчик. Мать не обратила на него никакого внимания.

– Видите, видите, что она с ним сделала?! Сломала ему нос, месье Мартель, а он у меня, бедняжечка, и так никогда не был красавцем!

– Мам…

Жан Жак окинул взглядом сгорающего со стыда парня и пошамкал морщинистыми губами. Будь у него внук, он бы только гордился таким забиякой. Но внучку следовало приструнить – прошла уже пора детских драк, Нати следует становиться взрослой благовоспитанной девицей. А то лишь какой-нибудь отчаянный пират осмелится взять ее в жены!

– Что случилось-то, а, Габен?

Парень отвернулся. Ответила за него, разумеется, мадам Петит:

– Что случилось, что случилось, а то вы не видите! Идет мой мальчик себе на работу на пристань, а тут налетает на него эта дикая… обезьяна, и – бах! Нос набок!

После того как ее обозвали бешеной обезьяной, Нати мгновенно перестала чувствовать себя виноватой. Возразила запальчиво:

– Их было трое!

– Кого, носов? – В бледно-голубых глазах деда мелькали смешинки.

– Парней. Габен, твой любимый Аньел и еще Тома! Они обзывались и толкались. И щипались!

– Это что же, значит, мне придется принимать сегодня еще и остальных родителей? Что ты сломала остальным?

– Тома вроде бы ничего… – осторожно сказала Нати.

Мадам смотрела на нее, открыв рот. Грузно повернулась к сыну:

– Это правда? Вас правда было трое?

Габен, глядя в землю, кивнул. Мадам Петит отвесила ему натренированную затрещину, от которой у ее ненаглядного сыночка теперь наверняка распухнет еще и ухо.

– А ну пошел домой, я с тобой там разберусь! А вы простите за беспокойство, месье Мартель! Пошел домой, говорю!

Нати полюбовалась, как мадам Петит гонит перед собой сына, словно сбежавшего со двора козла. Еще и приговаривает при этом:

– Пристали к девчонке втроем, словно какие-то проклятые испанцы, что, одному пороху не хватает? А если и втроем справиться не можете, какого дьявола… ох, прости меня, Господи… хватаешь ее за юбку? А туда же, к шлюхам нацелился бегать! Быстро домой, я тебе сказала!

Жан Жак вздохнул:

– И долго это будет продолжаться, Марион?

– Я Натали, – пробурчала внучка, предусмотрительно отступая.

– Натали была моей племянницей, тихой, скромной, вежливой девушкой, а ты не достойна имени своей почтенной матери! Разве она когда-нибудь полезла бы в драку с тремя парнями?

– А чего они ко мне пристают?!

– Почему мальчишки задирают симпатичных девчонок?

Нати сощурилась, сквозь черные ресницы поблескивая гневными темными глазами.

– И обзывают их при этом испанскими шлюхами?

Мартель вскинулся:

– Это кто же тебя так посмел назвать?

– Да твой любимый Аньел и назвал! – припечатала его внучка. И пока дед хватал воздух ртом, придумывая оправдание сыночку компаньона, укрылась у Доры на кухне. Пожаловалась: – Мадам Петит, мать этого дурачка Габена, обозвала меня взбесившейся макакой!

– Она за свои слова ответит, моя деточка, – привычно отозвалась негритянка. – Подай мне муку.

Зная, что Жан Жак сегодня не вернется, Нати пристала к няньке:

– Дора, покажи мне мамины украшения!

Та заругалась. Нати не отступала, зная, что рано или поздно негритянка сдастся. Занавесив все окна и надежно закрыв все засовы, они пробрались в дальнюю комнату лавки. Тут Дора велела Нати отвернуться: та терпеливо рассматривала стену, слушая шорохи за спиной, вздохи няньки, скрип досок и металлический скрежет. Сама Нати тайник пока не нашла. В следующий раз возьмет с собой зеркальце или начищенный поднос, чтобы подглядеть, откуда же Дора достает драгоценности.

Жан Жак овдовел рано. Пожив со сварливой и драчливой супругой, которую Господь прибрал к себе весьма вовремя (пусть простят ему столь немилосердные мысли!), детей он не завел, но и второй раз жениться не собирался. А тут племянница привезла ему не только деньги и внучку, но и молодую негритянку. Днем – нянька и кухарка, ночью – наложница, дело-то обычное! Мартель знал, как она предана Нати, а потому предана ему, и во многом доверял ей. Мало-помалу хитрой служанке удалось выведать, где он хранит драгоценности семьи де Аламеда.

Как-то, когда Нати взгрустнула и расхворалась (а нянька впадала в панику при малейшем недомогании подопечной, опасаясь, что та унаследовала хилое здоровье матери – кто, кроме любящей негритянки, мог вообразить такое, глядя на пышущую здоровьем девчонку?), Доре вздумалось утешить ее видом рубиновых украшений. Она уже не раз пожалела об этом. Единственное, что удалось вбить в упрямую головку Нати: если об этом узнает дед, то никому не поздоровится, и драгоценностей они больше не увидят.

Дора цокала языком, раскладывая по дощатому столу ожерелье, браслеты и серьги.

– Ох, старый дурак – прости, деточка, – хоть бы раз их почистил! Видишь, как золото-то потемнело!

Нати не видела. Перед ней лежали удивительной красоты драгоценности, мрачно мерцающие и переливающиеся кровавыми бликами в свете пламени свечей. Перстень все еще был широковат – разве что надеть его на большой палец, а вот серьги… Нати качнула головой, и камни засияли горячими лучами.

– Ах! – сказала Дора, полушутливо-получерьезно прикрывая глаза ладонями. – Сверкают-то как, я просто ослепла! А уж ты-то как в них хороша, моя деточка!

Нати опустила пониже ворот и рукава блузы, приложила ожерелье к шее. Рубины, оправленные в массивное золото, великолепно смотрелись на ее смуглой коже. Нати важно прошлась перед восхищенной зрительницей, изображая из себя знатную даму: осанка гордая, ресницы надменно припущены, в руке – воображаемый веер, которым благородные донны спасаются от духоты и нескромных взглядов. Дора уже в который раз подумала: а ведь в Испании ходила бы ненаглядная деточка в тафте и бархате, носила это ожерелье невозбранно, щеголяла в сафьяновых туфельках и не дралась с мальчишками, а осаживала молодых сеньоров одним взглядом гордых темных глаз. Ну да что теперь! Негритянка и знать не знала, что исповедует философию греческих ученых мужей, сама жизнь была ей лучшим учителем: чему быть, того не миновать, а печалиться о том, чего не изменишь, и вовсе незачем.

– А сколько они могут стоить, а, Дора?

– Думаю, немало, – бормотала негритянка, бережно складывая драгоценности в старую шкатулку с гербом де Аламеда на крышке. – Думаю, нету на острове таких богатых господ, которые дали бы за них настоящую цену!

Нати задумчиво смотрела на шкатулку.

– Как думаешь, а когда дедушка отдаст их мне? Наверное, только на свадьбу подарит?

Дора знала, что Мартель намеревался при случае продать украшения и вложить деньги в дело; но все прятал, все приберегал до этого никак не подворачивающегося случая. Может, продешевить боялся, а может, того, что отберут их – да еще и с жизнью в придачу.

– Если будешь так колотить парней по всей округе, ни о какой свадьбе и речи быть не может! – проворчала негритянка. – Иди спать, я пока все спрячу. И помни, ты о них…

– Знать не знаю, ведать не ведаю, видеть никогда не видела! – привычно подхватила Нати.

Дора прятала шкатулку и бранила себя. Ах, в недобрый час она проболталась! Верно говорят: многие знания – многие печали. Жила бы себе девчонка спокойно, ничего о своем наследстве не зная…

– И зачем мне этот испанский? – ворчала Нати. – Я же теперь француженка!

– Никто не знает, как повернется жизнь, – добродушно отзывался отец Модестус. Он уже привык к приступам упрямства у своей ученицы. – Да и грех забывать язык своего отца!

– Уф! – Нати разочарованно склонилась над фолиантом. – Да на что мне басни!

– Читай и заучивай, дочь моя, – был ответ от окна, где отец Модестус занимался совершенно неподобающим ему делом: любовался на хорошеньких мулаток. Приор с прискорбием сознавал, что и сам он грешен. Девушки, блестя белыми зубками, переругивались с кастеляном небольшого мужского монастыря, который и возглавлял приор Модестус. Они принесли продукты на продажу, но задерживались, не только желая сбыть товар подороже, но и улучить минутку, чтобы поболтать и посмеяться с симпатичными молодыми послушниками.

Если б его духовная дочь была такой же, как эти смешливые мулатки, – беззаботной, веселой и кокетливой! Он мог бы тогда ее упрекнуть разве что только в чрезмерном легкомыслии – да и то слегка, ибо к юной девушке и требования иные, нежели к почтенной матроне. Приор оглянулся на Нати: склонив голову над столом, выпятив нижнюю губу, та отважно сражалась с испанскими глаголами.

При монастыре существовала школа, где обучались за небольшую плату, а то и вовсе бесплатно сыновья рыбаков, моряков и буканьеров. Счет, грамота, Катехизис – потом родители забирали детей, чтобы приспособить лоботрясничающих мальчишек к делу. Однако девочка и без того умела читать и однажды поразила отца Модестуса до глубины души, когда, забравшись с ногами на скамью, водя пальчиком по строчкам, прочла вслух полстраницы книги.

Три десятка лет назад отец Модестус был полон честолюбивых намерений обращения в христианскую веру дикарей и усмирения мятежных настроений сосланных преступников. Жаркая полусонная атмосфера тропиков, остров, на котором не происходит никаких событий, кроме традиционных пьяных драк моряков в таверне, маленький монастырь с пятью монахами да четырьмя послушниками, десяток школьников, не проявляющих никакого интереса к учебе, бутылочка канарского вина, иногда по вечерам распиваемого с приятелем Жан Жаком Мартелем (а ведь тот протестант!), – вот и все, что осталось от грандиозных планов молодого священника.

Приор начал заниматься с Нати разве что ради забавы, но жадный, пытливый – совсем не женский – ум маленькой испанки подтолкнул его к дальнейшему обучению: латынь, история, языки, арифметика. Они изучали небесные тела и даже, с помощью брата Ионы, однорукого моряка, пытались освоить компас, квадрант, обсервацию и счисление пути судна по карте.

Иона, бывший пират, славился своим нелюдимым нравом. Некоторые полагали даже, что отец Модестус наложил на него покаяние в виде молчания. Но Нати сумела разговорить и Иону. Девочка и старик частенько сидели на низкой каменной стене монастыря, наблюдая за кораблями в гавани. Моряк отвечал на бесчисленные вопросы, иногда и сам увлекался, рассказывая истории, приключившиеся с ним самим, а также с его другом, а также с другом его друга…

Подперев подбородок кулаками, Нати слушала про шторма, кровожадных язычников-индейцев и не менее кровожадных пиратов, секретные клады, Летучего Голландца, Морского Змея, иногда появляющегося из моря и уносящего с палубы зазевавшихся моряков. С какой же неохотой ей приходилось возвращаться потом к урокам латыни, испанского и английского! Правда, отец Модестус часто хитрил и привязывал учебу к корабельным и торговым делам: он уже убедился, что перечисление товаров, которые нужно продать в Мэйне – непременно расхвалив их на испанском, – гораздо лучше укладывается в ее голове, чем просто список заданных слов…

Со временем приор не на шутку озаботился судьбой своей духовной дочери: такое сокровище не должно достаться простому лесорубу или рыбаку! Ведь отец ее, пусть и испанец, был грандом, да и мать тоже дворянка. Впрочем, когда Жан Жак раскрыл ему свои планы, отец Модестус успокоился. Хотя планируемый брак сочли бы мезальянсом во Франции и уж тем более в Испании, принятое решение было разумным и практичным. Оставалось лишь укротить вспыльчивый нрав девицы.

Не подозревая, что судьба ее давно решена, Нати размышляла совершенно о других вещах. Ох, не зря женщинам не следует учиться, чем только они не забивают свои хорошенькие пустые головки!

Со временем – из обмолвок и рассказов – Нати сообразила, что брат Иона не обычный моряк. На прямой вопрос, который Нати догадалась задать наедине, она получила такой же прямой ответ. Правда, бывший пират добавил, оправдываясь:

– Но я раскаялся, и отец Модестус разрешил мне остаться здесь, укрыв от моих собратьев и от суда людского. Я был послушником четыре полных года! И каждый день молил Господа простить меня за все злодеяния, которые я совершил. А сейчас молю о том, чтобы мои бывшие сотоварищи одумались тоже… Хотя наверняка их мало осталось. В живых то есть.

Нати смотрела на брата Иону круглыми блестящими глазами. Она пропустила мимо ушей все, что касалось грехов и покаяния (и без того регулярно выслушивала это от отца Модестуса), и готова была трясти его, точно копилку, из которой вот-вот посыплются долгожданные монетки.

Все радуются, когда пираты грабят испанцев. Ведь и французы, и англичане уверены, что имеют все права на земли в Новом Свете, которые испанцы считают своими. Кроме того, пираты часто сбывают захваченные товары и ценности в тавернах торговцам и у них же закупают парусину, доски, пеньку и порох. Такая торговля ведется прямо под носом у губернаторов и милиции, но те предпочитают закрывать глаза – к своей выгоде и к процветанию своих колоний. Да и сами губернаторы, плантаторы и торговцы вкладывают деньги и даже снаряжают корабли для корсарских рейдов – часть от награбленного тогда отходит в долю судовладельца. Нати уже не сомневалась, что чем-то подобным занимается и ее дядюшка-дедушка Жан Жак. Лишь при пропаже собственных кораблей или по указу королевских чиновников власть имущие начинают действовать и организовывать эскадры, охотящиеся на пиратов: иногда те возвращаются с удачей, и тогда совершается показательная казнь несчастливцев.

В детстве Нати с мальчишками часто играли в пиратов: дрались на «абордажных саблях», захватывали «корабли», закапывали и путем сложных примет, стрелок и загадок находили пиратские клады. Часть парней ее возраста и сейчас готовы были податься в пираты. Хвастались, какую бы они тогда вели веселую и богатую жизнь; жизнь, полную победных схваток, разгула с ромом и с женщинами – всем известно, коль у тебя много денег и ты силен и молод, всего этого у тебя будет предостаточно! Более разумные, кто не очень-то верил в развеселые приключения, подумывали присоединиться к Береговому братству, чтобы после нескольких удачных рейдов вернуться с хорошей добычей и прикупить себе лавку, собственный корабль, а то и вовсе какую-нибудь плантацию.

А пират-монах представлял такую жизнь не понаслышке и мог своими рассказами и увлечь, и отвадить любого из юнцов. Иона ничего не старался приукрасить, но в его историях все равно невольно проскальзывала тоска по времени, когда он был молод и здоров, и море ему было по колено, и сам черт не брат…

Он рассказывал, как едва не умер на заштилевавшем судне – неделя шла за неделей, а в парусах не было и намека на ветерок, запасы еды и пресной воды заканчивались прямо на глазах. За последние глотки и зачервивевшие сухари люди убивали друг друга – у кого на это еще хватало сил… Когда наконец появился предатель-ветер, от команды едва ли четверть осталась.

Рассказал, как бежал из испанского плена, из тюрьмы, в которой безвестно сгинули его товарищи. Пытки инквизиторов могли сравниться жестокостью разве что с пиратскими захватами испанских колоний и городов на побережье Мэйна: пленных испанцев тоже безжалостно пытали, чтобы добиться от них, где находятся спрятанные сокровища и деньги.

А еще Иона рассказывал о легендарных пиратах. В прошлом веке бывший фермер Фрэнсис Дрейк, чуть ли не первый англичанин (до того на Карибах хозяйничали французские пираты), наводил ужас на испанцев: как истинный протестант Дрейк ненавидел испанских католиков. Захват Панамы, Картахены, других городов побережья… И что в итоге: английская королева пожаловала ему рыцарский титул и звание вице-адмирала! Знаменитый Генри Морган начинал как корабельный слуга, а теперь у него богатейшие плантации на Ямайке, он дружен с самим губернатором английских колоний Модифордом! И до сих пор стоит только кинуть клич – и все пойдут в его эскадру, потому что рейды под его рукой принесут такую добычу, о которой в одиночку остается только мечтать!

– А кто идет в пираты, брат Иона?

– Разные люди, дочка. И каторжники, и беглые рабы, и торговцы, и плантаторы, и военные моряки. И дворяне имеются, а как же!

– А женщины среди пиратов бывают?

Брат Иона засмеялся, помотал головой:

– Знаешь пословицу: женщина на корабле – к беде? Да не надувай ты губы! Это просто из-за того… ну вот как запрещено играть в море в карты или в кости, так и женщин брать, пусть она там хоть трижды твоя жена иль подружка. Это чтобы мы промеж собой в походе не ссорились… Ох, да неужели из-за твоих хорошеньких глазок парни друг другу еще морды не чистили?

Нати глянула с недоумением. Она и сама была готова любому парню начистить морду. Главное – потом очень быстро убежать.

– Да я не про жен и не про подружек. Я про женщин-капитанов!

– Вон ты к чему клонишь! Не по бабским это силам!

– А я слыхала о таких! – ответила уязвленная Нати. – Вернее, читала! Вот ты знаешь про Алвильду?

– Ну так расскажи мне! Страсть как я сказки люблю!

Нати похмурилась, подулась, но все же рассказала ему историю, которую поведал миру древний монах Саксон Грамматик и которую она перечитывала раз за разом. Была Алвильда готской принцессой, и придумал отец выдать ее замуж за Альфа, сына короля Дании. Не желавшая выходить замуж за принца девушка сговорилась с другими молодыми женщинами – они стали гребцами на ее корабле – и занялась грабежом у берегов Дании. Через множество походов корабль Алвильды встретился с другим кораблем пиратов, только что потерявшим своего капитана. Так две команды объединились, и стало их поровну – мужчин и женщин. Воевали они под началом Алвильды. После того, как они навели ужас на всех мореплавателей, принц Датский Альф снарядил боевой корабль и выступил против пиратов. После жестокой схватки солдаты захватили корабль Алвильды и убили большую часть команды. А предводительница, все еще в шлеме и латах, предстала перед судом принца. Когда сняли шлем и обнаружилась под ним девичья светлая коса, Альф долго смотрел на своего врага. А потом предложил ей руку и сердце. На этот раз Алвильда согласилась – ведь он доказал свою силу, а она любила сильных мужчин…

Старый пират слушал внимательно. В его выцветших, но по-прежнему зорких глазах светилось веселье.

– А что больше нравится тебе в этой сказке: эта твоя Алвильда-пиратка или тот, кто сильнее, кто ее победил? А?

Нати помрачнела.

– Да я тебе про то говорю, что женщина тоже может быть капитаном!

Монах махнул на нее единственной рукой. Примирительно.

– Знаю я, дочка, знаю. Редко, но бывает. И тогда уж нет им никакого удержу… Знавал я одну такую… Звали ее Дэниэль, и плавала она по морю со своим отцом чуть не с самого рождения. А потом уже водила свой корабль… Злая была, что бешеная кошка! Красивая. Рыжая…

Нати нетерпеливо вглядывалась ему в лицо:

– И что было дальше? Где она теперь? Ее поймали? Она погибла?

Брат Иона закряхтел:

– Нет, не погибла. Но того хуже – или лучше, тут уж как посмотреть. Один из ее офицеров как-то убил индейца, а тот оказался колдуном или… – пират воровато оглянулся, – …ихним священником, вроде нашего приора. Когда помирал, призвал своего бога смерти (много у них богов, что с них, язычников, возьмешь!) и проклял корабль вместе со всем экипажем. И теперь плавает моя рыжая кошка на своем бриге «Королева» навроде Летучего Голландца – и вход в любой порт им заказан, и на землю они уже столько лет не ступали…

Старый пират говорил задумчиво и печально, и Нати не могла понять – не очередная ли это сказка.

– А отец Модестус говорит, нет никакого колдовства, нет никаких других богов! Только ересь и дьявольские козни.

– Отец Модестус мудрый человек, да только я-то повидал гораздо больше его и говорю тебе: не повторяй такого в присутствии индейцев. Язычники они, конечно, но в их земле таится то, что нашему приору и не снилось. А еще упаси тебя Бог, дочка, обидеть чем жреца вуду, этого демона черномазых! – Старый пират перекрестился истово, поцеловал палец, еще и плюнул для верности. – Вот где пляшут все черти преисподней, аж волосы на голове шевелятся! Захотят – и мертвого сумеют воскресить да пошлют его, беднягу, делать какое-нибудь черное дело. Зомби такой живой мертвец называется. А как против него бороться, против мертвого-то, не знаешь? – Нати зачарованно мотнула головой, и старый пират вздохнул. – Вот и я не знаю. Еще раз его не убьешь…

– А если порубить на куски саблей? – предложила Нати. Глаза ее азартно горели.

Брат Иона словно очнулся. Огляделся.

– Ох и задаст мне отец Модестус жару, если услышит наши разговоры! Поди домой, дочка, хватит уже мои старые грехи ворошить!

Его грехи Нати интересовали мало. А вот все, что он рассказывал… есть, от чего голове закружиться. Схватки, корабли, сокровища, шторма. А эта Дэниэль! Ведь она командует экипажем, состоящим из одних мужчин! Да еще и сражается наравне с ними! Правда, она в пиратах с самого детства, ко всему уже привычная…

Но и она, Нати, ничем не хуже. До самого девичества ходила с рыбаками в море – пока нянька не напомнила Жан Жаку, что у него все-таки внучка, а не внук. Конечно, ничего зазорного в том, что женщина выходит в море на ловлю рыбы, вон как Мари, глава семьи Бланже. Но Нати совсем для другой жизни предназначена. К неудовольствию девчонки они постановили, что матросские штаны Нати под платье больше не надевает, а из морских путешествий ей позволяются лишь недалекие плаванья по торговым делам. Мартель согласился на последнее скрепя сердце: если это испанское отродье долго не выпускать из дому, то энергия в ней кипит-кипит, да и выплескивается либо на его голову, либо в какую-нибудь дикую, совсем не девическую выходку…

…Нати пробежала по темным коридорам монастыря, разыскивая брата Иону: монахи лежали у себя в кельях, спасаясь от полуденного жара. Старый пират сидел на обычном месте в тени деревьев, и размахиваясь, кидал что-то. Нати подкралась. Тяжелый металлический нож втыкался раз за разом в дерево, росшее туазах в пяти от них. Брат Иона дергал за веревку, пропущенную в кольцо в ручке ножа, подтаскивал его обратно и вновь кидал.

– Ух, как у тебя хорошо получается!

Монах резко развернулся – Нати даже отпрыгнула. Брат Иона опустил нож, сказал хмуро:

– Не подходи так, окликни сначала!

Нати с любопытством разглядывала нож – монах протянул его на ладони, не дожидаясь неизбежной просьбы. Был нож немного странным, плоским, обоюдозаточенным, почти без гарды. Чем-то напоминал он профиль акулы.

– Метательный, – пояснил брат Иона.

– Дай я попробую?

В детстве они с мальчишками на спор кидали ножики – правда, не такие большие и не такие тяжелые. Сосредоточенно хмурясь, Нати примерилась и кинула – нож завертелся в полете и шлепнулся в паре туазов от них. Расстроенная Нати подтянула его за веревку.

– Этот слишком тяжел для тебя, – сказал монах. – Пока рука не окрепнет и не научишься попадать в цель, лучше тренироваться с легким.

– А ты можешь меня научить?

Видимо, бесконечные расспросы девочки породили в брате Ионе тоску по прежним неспокойным временам. Монах неожиданно засмеялся, показав еще крепкие желтые зубы.

– Если только не скажешь отцу Модестусу на исповеди! Да и вообще никому не рассказывай: меня накажут, а тебя засмеют. Есть у меня нож полегче, сейчас принесу…

Вскоре он уже показывал, как лучше стоять, когда учишься: левым боком к мишени, ноги на ширине плеч, нож в правой руке. Левая рука вытягивается в сторону мишени, замах правой рукой, нож на уровне головы или чуть выше. Потом толчок правой ногой, разворот тела и мах правой рукой до полного ее выпрямления. В момент броска нож находится на уровне цели. Если раз за разом попадает выше или ниже мишени, нужно сделать шаг вперед или назад.

Нати послушно отступала, подходила, замахивалась, метала…

Нати промахивалась, роняла, а иногда нож вместо того, чтобы воткнуться, рикошетил и летел обратно, к своей хозяйке, что не вызывало у той прилива бурной радости. Старый пират посмеивался и поправлял. Так и не дождавшись, когда девчонка попросит пощады, сказал наконец:

– Хватит на сегодня, дочка.

Нати отдала ему нож, потрясла гудевшими запястьями.

– А долго этому учатся?

– Кто как, может, и целую жизнь. Смотря какая у тебя сила и меткость.

– Уф! – Но Нати была бы не Нати, если б не кинулась расспрашивать дальше: – А в бою это может пригодиться?

– Ну, если у тебя десяток таких ножей, а у врага только шпаги да сабли, несколько минут ты продержишься. А лучше иметь в пару боевой нож: один метнул, вторым ударил. И беги-и-и… Если есть куда бежать, понятно, по кораблю-то много не набегаешь!

– А сабли или шпаги у тебя нет?

Брат Иона усмехнулся:

– Вон что у тебя в голове-то! Нет, поклялся я приору больше к ним не прикасаться – ну разве что для спасения жизни. А вот про ножи и забыл как-то… Ты давай беги до лавки, дедушка твой и так уже ворчит на отца Модестуса – мол, отлыниваешь, занимаешься ученой ерундой, девице совсем ненужной. Если еще и про ножи узнает…

– Не узнает! – пообещала Нати, неохотно сползая со стены. Уж что-что, а тайны она хранить умела. – Когда будешь учить меня дальше?

– Завтра разве что пальцами сможешь пошевелить… Денька через три.

К вечеру пальцы действительно распухли, Нати с трудом подсчитала дневную выручку. Составляла список, что нужно прикупить в лавку, а утомленные глаза видели одно и то же: стойка, замах, метнуть, подобрать нож, стойка, замах, метнуть, подобрать… Пару раз ей удалось воткнуть нож, да и то неглубоко и мимо нарисованной мишени. Надо попробовать в своей комнате. Только бы не разбудить дедушку и Дору.

Как много у нее от них секретов!

Тайны Нати действительно хранить умела. Никто не знал о ее давнем знакомстве, потому что никто бы его не понял и не одобрил.

…Если толчешься у пристани без дела, нарвешься на неприятности. Парням хорошо – кто-то да наймет их загрузить-выгрузить-перенести или сбегать по мелкому поручению. От девушек же моряки и приезжие торговцы требуют лишь одну службу, о которой доброй католичке и подумать-то грех. Поэтому если Нати и ускользала от присмотра Доры на берег, тащила с собой корзину – то с фруктами, то с лепешками, то с пресной водой в запотевшем кувшине. Местные разносчики косились и здоровались, но не прогоняли – мало ли с каким поручением послал уважаемый месье Мартель свою внучку на пристань? Тем более что часто она уходила, так ничего и не продав, а потому была им не конкуренткой.

Только эта девушка рассудила иначе.

Сидя в тенечке, Нати предавалась своему любимому занятию – безделью, как поговаривал ее дедушка – а попросту глазела на суда, прибывшие на Омори. Подбирала себе будущий корабль. Барк вместителен, но тихоходен. Шхуна хороша, на ней можно плавать по мелководью. Бриг? Фрегат – но это уже военный корабль и просто сказка… Ах, да и то, о чем она думает, – тоже детская сказка. Разве что торговля будет увеличиваться и удастся прикупить старую шхуну в пару дедушкиной. Компаньоны все примеривались к покупке второго корабля, кряхтели, да не решались рискнуть… Старики, что с них возьмешь!

Проходивший мимо хорошо одетый моряк (шкипер, офицер?) подмигнул кудрявой девчонке, и Нати машинально улыбнулась в ответ.

Сильная рука легла на ее плечо, сжала больно. Нати задрала голову: на нее смотрела незнакомая девушка. Очень красивая и очень сердитая девушка.

– Ты что здесь делаешь, а, цыганочка?

Нати дернула плечом, но пальцы впились еще сильнее. Больнее.

– Я не цыганка! – Нати вывернулась из цепкой руки и вскочила. Девушка была рослой, но сейчас наклонилась, так что ее лицо оказалось напротив лица Нати: темные мрачные глазищи мерцали в тени ресниц. Казалось, она готова вцепиться ей в волосы. С девчонками Нати не приходилось драться с самого детства: те давно поняли, что с «бешеной испанкой» лучше не связываться, иначе быть битой и битой безо всякой пощады. Потому как Натали не признавала девчачьего варианта драк – вцепиться в волосы, расцарапать лицо, – а била коротко, сильно, метко, быстро выводя из строя противницу, а то и противниц (случалось, накидывались втроем-вчетвером)…

Но эта девица была куда опытней в драках. Да еще выше, старше и сильнее Нати.

– Пусти меня! – потребовала Нати. – Чего прицепилась?

– Что это ты здесь отираешься?

– А тебе что за дело?

– Который день сидишь, глазки морячкам строишь да зубы скалишь! Хочешь переманить моих клиентов?

Нати решительно ничего не понимала.

– Ничего я не строю и не скалю, каких еще клиентов?! Пусти, говорю, пока я тебе нос не разбила!

– Ого, гляди, кошечки нас делят!

Рядом остановилась пара матросов, потом подтянулись еще – поглазеть и поучаствовать в чужой сваре-драке всегда охотников и бездельников хватает. Девица кинула на моряков мрачный взгляд, зашипела в точности как кошка. Или, скорее, как змея. Потащила Нати в щель между стеной таверны и ветхим забором.

– Слушай и запоминай меня, цыганка!

– Я не…

– Шкипера, капитаны и все офицеры – мои, поняла? Увижу, что ты с ними заигрываешь, все волосы повыдергаю и глаза выцарапаю! Да не хлопай ты ими, будто ничего не понимаешь! Тебе и матросиков хватит, из сил выбьешься, обслуживая!

Тут Нати и впрямь перестала хлопать глазами, а попросту вытаращила их. Спросила с любопытством:

– Ты что, шлюха?

Дора называла таких непотребными девками, а дедушка – так вот прямо и грубо.

– Ну да, шлюха, – сказала девица. – Самая лучшая на вашем вшивеньком острове. Так что, пока я здесь, все богатенькие морячки – мои. А вы, оморские шлюшки, довольствуйтесь остальными. Мои-то после меня на вас и не посмотрят! А будете путаться под ногами, вот вам что будет!

Нати и моргнуть не успела, как обнаружила приставленный к щеке кинжал.

– Ну что? – спросила девица почти нежно. – Давай распишем твое личико? Или, может, тебе глаз выколоть, чтобы пуще другим дорожила и дорогу мне не перебегала?

Острие укололо кожу. Нати поморщилась.

– Да не нужны мне твои шкипера и офицеры! – сказала с досадой. – И матросы тоже, забирай их всех себе. Я не для того на пристань хожу.

– Ну-ну! – с угрозой сказала девица. Но кинжал убрала, да так шустро, что не углядеть куда – то ли за пояс, то ли под нижние юбки.

Нати вытерла кровь на месте укола и с любопытством уставилась на напавшую девицу. Высокая, красивая креолка. Громадные глазищи, чуть горбатый тонкий нос, смуглая кожа. Возле накрашенного рта – родинка. На длинной шее – коралловые бусы, в глубоком вырезе платья среди высоких грудей терялся католический крестик. В ушах – крупные золотые серьги. Вот уж кто похож на цыганку…

– Ну что? – недовольно спросила креолка. По ее расчетам, девчонка давно должна была подобрать корзину и юбки и улепетывать быстрее собственного визга.

– Скажи, а шлюхой тяжело работать?

– Да ты, никак, надо мной смеешься?! – поразилась девица.

Нати заторопилась, пока та вновь не схватилась за нож.

– Наверно, не очень приятно, да? Мужчины бывают разными, не все тебе нравятся, а…

– Да при чем тут «нравятся»? Это же работа, за нее деньги платят. Я бесплатно обслуживаю только коменданта да начальника милиции. Но уж поверь, настоящего удовольствия они от меня не получат! Э, да что я тут с тобой болтаю? Запомнила? Чтоб я тебя здесь больше не видела!

Девушка шла, так вызывающе покачивая бедрами, что у моряков головы сами собой заворачивались ей вслед. Пронесся восхищенный свист. Креолка оглянулась и очень удивилась, обнаружив за спиной Нати:

– Ты еще здесь?!

– Да хватит уже тебе браниться! Я просто хочу поговорить…

– Это о чем же?

– Ну… вот откуда ты к нам приехала?

Девушка резко остановилась. Прищурилась недобро:

– А тебе-то какое дело?

– Никакого, – смиренно согласилась Нати. С каким трудом давалось ей это смирение! Но не проявишь терпения – ничего не узнаешь. Это она усвоила в детстве, ожидая, пока нянька покончит со своими дневными хлопотами и расскажет ей свои странные негритянские сказки. – Просто у нас все одно и то же. И люди одни и те же. А ты, наверное, много что видела и много где побывала. Расскажи мне, а? Хоть что-нибудь?

Креолка смотрела на Нати со странным выражением. Почти с любопытством. И сомнением – точно не понимала, что с ней делать – прогнать или применить к какой-нибудь своей пользе.

– Я и к пристани-то хожу со скуки – хоть какие-то новые люди…

– Бог мой, – сказала креолка с изумлением. – Такой чистенький маленький цыпленочек – и туда же, рвется из своего гнездышка! Не ходи ты на пристань, не разговаривай со шлюхами, а не то плохо кончишь! Или крылышки тебе подрежут, или попросту заклюют!

Нати не послушалась.

И потому у нее появилась подруга. Тайная подруга, потому что осторожная Карла (не уверена была Нати, что это настоящее имя) запрещала приходить в таверну и даже здороваться с ней на улице: «Водишь дружбу с портовой шлюхой, что о тебе люди подумают!» Карла и сама немало веселилась над тем, как она бережет доброе имя «цыпленочка».

Когда в гавань не приходили корабли, у Карлы появлялось много времени, свободного от ее занятий. Позорных, как считали (или говорили) все почтенные люди вокруг. Но Карла такого могла порассказать об этих «почтенных»! Да и рассказывала, лишь иногда смягчая подробности и словечки, которые совсем уж не подходят девчоночьим ушам. Поначалу Нати ежилась и прятала красное лицо в колени. Потом пообвыклась, прислушалась и, глядя теперь на солидного коменданта, не могла иной раз удержаться от смеха, представляя, как, взвизгивая не то от боли, не то от удовольствия, он бегает по комнате, а Карла угощает его ударами плетки по голой жирной вздрагивающей заднице:

Они уходили из городка куда-нибудь повыше в горы, устраивались в тени деревьев и болтали обо всем, перекусывая принесенными с собой фруктами и едой.

Карла себя грешницей не считала. Даже гордилась, рассказывая о множестве мужчин, имен которых она не то чтобы не помнила, а даже и знать не знала.

– Мужчины так устроены, цыпленочек, что, пока они не всунут в тебя свою штуку, не успокоятся. У кого она действует еще, конечно! А дело умной женщины – дать им и взять с них за это вовремя и сполна. Хоть деньгами, хоть услугой, хоть женитьбой… Что ты там бормочешь? Ой, а для чего, ты думаешь, женится мужчина? Ради тарелки похлебки и кучи сопливых детишек? И ради этого, конечно, но больше из-за того самого, зачем они ко мне шастают! Ты не отворачивайся, не отворачивайся, слушай меня, цыпленок, и подороже продай свою девственность! Не отдавай ее задаром и кому попало – так говорит тебе тетушка Карла!

Эти разговоры и смущали, и волновали. Совсем уж невинной – в смысле ума, а не тела, – Нати не была и представляла, хотя б в общих чертах, что происходит в спальне между дедушкой и няней Дорой. А Карла то и дело пускалась в подробности, которые не то чтобы вызывали замешательство – пугали, а иногда были просто отвратительны.

Где только она не побывала: и на островах, принадлежащих Англии, и на французских, и даже на испанских – не только островах, но и на самом побережье.

– И как там? – с замиранием сердца спрашивала Нати.

Карла только поводила круглым плечом. Отвечала равнодушно:

– Мужчины везде одинаковы, цыпленочек. Кто-то щедрый, кто-то скупой, а кто-то и вовсе норовит взять тебя бесплатно. Лучше всего встречать моряков после удачного плаванья. А уж кто не скупится – так это пираты, каких бы они ни были мастей, народов и вероисповеданий! Как сойдут на берег, так не успокоятся, пока не потратят все на выпивку, роскошную одежду и женщин. Еще и приговаривают: неизвестно, как завтра повернется к нам фортуна – лицом или задом, может, нас вздернут на рее или пойдем мы в рундук Дэви Джонса рыб кормить. Так чего скупиться и откладывать деньги, живем и веселимся сегодня, да так, чтоб чертям в аду было жарко!

Офицеры тоже погулять любят, но среди них много кто думает заграбастать побольше, взять приз побогаче, да осесть где-нибудь на берегу – может, здесь, а может, в самой Европе! И знаешь что, цыпленочек?

Креолка, склонив голову, глядела на Нати горячими темными глазами.

– Я хочу того же. С матросней я завязала – денег с них особых не поимеешь. Офицеры платят больше, а потом еще и возвращаются и опять платят больше – потому что я лучшая. Кое-кто после рейда еще и драгоценности дарит, о, они у меня надежно запрятаны! Знаешь, цыпленочек, я как тот старый пират… не смейся!.. скоплю деньги, да и стану важной госпожой. Еще и замуж выйду удачно за какого-нибудь немолодого плантатора… а там, – Карла загадочно улыбнулась, – мало ли, что с ним может случиться… И буду я красивой молодой богатой хозяйкой – самой себе и своим деньгам. Все будут со мной считаться и меня бояться.

Нати помалкивала. Она иногда сама побаивалась своей старшей подруги – особенно когда та вела такие вот речи про внезапные смерти старых плантаторов. Уж не оттого ли Карла кочует по островам и имена меняет, что подобное уже случалось? А может, и драгоценности вовсе не подарены, а украдены?

Даже Дора однажды ее испугалась.

Жан Жак с большой неохотой, стонами и жалобами решился-таки ехать выручать своего компаньона: то ли за доставленный груз заплатили меньше, чем ожидалось, то ли вообще товар арестовали. Месье Мартель весь извелся и извел слуг и домашних нытьем и указаниями, которыми следует руководствоваться в его отсутствие. Еще и с палубы корабля пытался прокричать распоряжения, но Нати с нянькой даже вслушиваться не стали, только кивали понятливо и с облегчением махали руками на прощание.

Едва шхуна двинулась из бухты, они переглянулись и не смогли удержаться от радостных улыбок. Каждая предвкушала отдых в отсутствие Жан Жака. Нати не будет торчать в лавке целыми днями, даже во время сиесты, когда самый работящий стремится отдохнуть в тени. А Дора могла вести хозяйство, не суетясь день-деньской под бдительным и придирчивым взглядом Мартеля.

Негритянка подмигнула круглым веселым глазом:

– А пойдем-ка мимо таверны! Я знаю, Пьеру подвезли хорошее винцо, не то пойло, которым он потчует матросов. И устроим-ка мы вечерком праздник! Выпьем, чтобы море перед хозяином стелилось ровною дорогою, чтобы не сильно он маялся, бедняжечка, и каждый ветер был попутным. А ты подожди здесь, нечего тебе делать в кабаке среди пьяных мужиков!

Нати стояла поодаль, когда увидела, что к таверне своей танцующей походкой идет Карла. В дверях девушка столкнулась с Дорой. Видимо, сильно, потому что Карла зашипела и сказала что-то резкое на языке, которого Нати не знала. Негритянка шарахнулась, едва не уронив завернутую в передник бутылку. Заметив ее испуг, Карла насмешливо усмехнулась, добавила что-то да еще сделала рукой странный быстрый жест – словно нарисовала что-то в воздухе.

Едва девица вошла в таверну, Дора кинулась следом, несколько раз плюнула на порог, очертила босой ногой круг в пыли и бросилась к Нати.

– Идем отсюда скорее!

Ее темное лицо просто посерело от испуга. Дора подталкивала Нати, а сама то и дело оглядывалась, точно боялась, что вот-вот выскочит страшная Карла и бросится за ними в погоню. Нати лишь у самого дома сумела вырваться из ее железной хватки.

– Что случилось-то, Дора? Зачем мы так бежали?

Запыхавшаяся негритянка вытерла мокрое лицо.

– Не ходи ты больше той дорогой, деточка! Обходи таверну и эту… девку далеко стороною. А если она заговорит с тобой, не вздумай отвечать, даже не смотри на нее, уходи быстрее.

Нати едва не засмеялась. Знала бы нянька!

– Что, крепко она тебя обругала, Дора?

– Ох, да ведь она не только ругаться умеет. Она… – непонятное слово, произнесенное скороговоркой, точно Дора боялась, что их подслушают. – Она умеет такие вещи… темные вещи, деточка моя драгоценная, и твой белый бог не сумеет от них защитить. Захочет – проклянет, захочет – будешь слизывать пыль с ее ног, захочет – ты умрешь в муках, и никто никогда не узнает, от чего да почему… Заклинаю: избегай ее, коли тебе твоя жизнь дорога!

Заинтригованная Нати ничего больше добиться от няньки не сумела: та только причитала, вздыхала да раз за разом умоляла Нати никогда не сталкиваться с девкой из таверны.

Не больше она добилась и от самой Карлы. Та с интересом выслушала рассказ о предупреждении Доры.

– Так это твоя нянька? Глупая черномазая! Нужна она мне была, тратить на нее силу!

– Ты что… ты и впрямь какая-то… колдунья?

– Тс-с! – Карла огляделась с притворным испугом. Вокруг, конечно, никого не было: птицы да цикады. – Никогда не говори таких слов! Ты же не хочешь, чтобы у меня были неприятности?

Она внезапно стала очень серьезной, уставилась темными мерцающими глазами. Нати уже знала, что самая большая радость (после денег) в жизни Карлы – пугать людей. И потому научилась выдерживать ее тяжелый взгляд, не моргая.

– Скажем, цыпленочек, я кое-что умею. А что именно – лучше тебе и не знать, будешь крепче спать. Что до колдовства… Ты же не против амулетов? Все их носят – что черномазые, что мы. А уж моряки ими просто увешаны! Давай я сделаю тебе амулет, цыпленок? Лишняя защита еще никому не помешала.

– А это… – начала было Нати, но не осмелилась продолжить.

– …колдовство? – продолжила Карла. – Конечно. Но даже твой ангел-хранитель не будет против, если мы ему немножко поможем. Согласна? Дай мне тогда… – Она достала нож и отмахнула прядь Натиных волос – Нати и моргнуть не успела. – Можно взять любую вещь, но волосы к нам ближе, согласна, цыпленочек? Через пару-тройку дней твой гри-гри будет готов.

Гри-гри оказался красным замшевым мешочком. Карла растянула шнурок, стягивающий горлышко, перечислила:

– Твои волосы, красный перец, соль, базилик, коралл и топаз. И еще земля могильная.

Нати, с любопытством заглядывающая внутрь, отпрянула.

– Ф-фу-у!

– Что «фу»? Да, из-за могильной пыли лучше не носить его с собой постоянно, можно себе навредить. Пусть полежит на алтаре…

– А где алтарь?

– У меня в комнате за ширмой. Служанку я давно отвадила совать ко мне свой любопытный нос, так что твой гри-гри будет там в безопасности.

– И что, вот так напихаешь в мешок что попало, и это будет талисманом?

– Что попало! – передразнила Карла. – Запихаешь что попало – и выйдет что попало! Для каждой цели нужны свои компоненты – один, три, пять, семь, девять или тринадцать. Для любви – одни, для здоровья – другие, для смерти – третьи. Даже если ты все это сама в какой-нибудь мешок засунешь, толку не будет. Нужен алтарь и освящение четырьмя элементами: землей, воздухом, водой и огнем. А как это делается, я тебе не расскажу и не покажу. У нас, у (снова непонятное слово) свои секреты, и такому цыпленку рядом с ними и делать-то нечего.

Нати и сама не испытывала никакого желания вникать в тонкости колдовского обряда. Загляни подольше и поглубже в этот темный глубокий колодец – и не будет уже надежды ни на человеческое, ни на небесное спасение.

Она лишь зачарованно повторила:

– Для смерти?!

– Мешочек для такого гри-гри шьют из савана человека, который умер десять дней назад. Туда кладут сухую одноглазую жабу, мизинец руки черного человека, покончившего с собой, высушенную ящерицу, крылья летучей мыши, кошачий глаз, печень совы и сердце петуха. Если такой гри-гри спрятать в подушку жертвы, несчастный обязательно умрет, – заученно пропела Карла.

Нати отодвинулась подальше. Пробормотала:

– Уж и не знаю, нужен ли мне твой амулет…

Карла от души рассмеялась:

– Не бойся, цыпленочек! У меня нет причин желать тебе зла, ведь ты меня не обижала.

У старого пирата оказался целый арсенал ножей – по привычке он хранил их бережно почищенными и заточенными. Правда, пользовался ими теперь в сугубо хозяйственных целях. Брат Иона показал, как носится оружие: мелкие – в специальных ножнах-кассетах крепятся к голени и прикрываются юбкой или штанами (Нати вспомнила кинжал, которым при первой встрече ей грозила Карла), или к предплечью под рукава рубахи. А еще можно сделать перевязь для нескольких ножей и носить ее на груди или за спиной.

Нати уже справилась с хлестом кистью, когда нож беспорядочно вращается в полете. Уже усвоила – чтобы кидать дальше, нужно браться за более тяжелую часть ножа: хотя у метательного балансировка близка к середине, у любого другого она может быть смещена к краю лезвия или ручки. Поняла, что чем медленнее вращается нож в полете, тем на большее расстояние он улетит. Если нож удерживать за рукоятку, то метнуть можно как без оборота, так и с одним полным оборотом, при метании же хватом за клинок нож делает пол-оборота… Теперь она не промахивалась.

Брат Иона все равно был недоволен.

– Ты швыряешь нож, точно разгневанная женщина – горшок. Он – продолжение твоей руки. Ты должна просто наносить удар, понимаешь?

Нати не понимала.

– Представь, что ты «вколачиваешь» его по самую рукоятку. И делаешь это в голове до того, как выпустишь нож! Тогда полет ножа на результат уже никак не повлияет.

Запыхавшаяся Нати откинула со лба взмокшие кудри.

– Вообразил – и потому попал? Так, что ли?

– Так-так…

Нати прищурилась, сжала челюсти, вздохнула – и с громким выдохом, почти со стоном, метнула нож. Тот аккуратно вошел в землю прямо под мишенью. Нати действительно застонала и упала на траву, ругаясь всеми понятными и не совсем понятными словами, которые она подцепила на пристани. Старый пират, посмеиваясь, переждал приступ злости и отчаяния и скомандовал:

– Вставай и повторяй все сначала!

Красная и встрепанная Нати села. С тоской уставилась на мишень.

– До каких же пор я буду это повторять?

Брат Иона невозмутимо пожал плечами.

– Ты сама просила. Раз передумала, давай прекратим. И тебе, и мне легче.

С долгим вздохом Нати поднялась на ноги.

– Нет, я буду учиться дальше!

– А повторять будешь, пока это не станет таким же привычным и легким, как держать ложку. Ты же не родилась прямо с ложкой в руке?

Вместо ответа Нати метнула в дерево нож.

– Какие парни тебе нравятся, Нати?

– Да никакие, – лениво ответила она, глядя в голубое небо, куполом накрывшее Омори. В небе так же лениво паслись редкие облачка-овечки, у их пастуха-ветра, наверное, сейчас тоже была сиеста.

– Да уж пора бы тебе думать о парнях! – со знанием дела заметила Карла. – А ты все кораблями бредишь, латынь учишь и ножички метаешь… Ну и на что тебе это все?

Нати вытянула перед собой руки. Запястья окрепли, и руки не так болели после упражнений с ножами. Хотя и гудели-и-и… Жаль, что у старого пирата нет с собой шпаги! Да если б и была, помешала бы клятва, данная когда-то отцу Модестусу.

– А на что мне они? Все как один хвастуны да болваны.

– Ух ты, фу ты, ну ты! Какие мы гордые! Никак, ты внебрачная королевская дочь?

– Короля, не короля… – лениво проговорила Нати. – Но законная испанского дворянина – точно.

Карла выслушала рассказ Нати. Помолчала, усваивая, и спросила недоверчиво:

– Ты – дочка знатного испанского кабальеро и торчишь во французской дыре, да еще и вкалываешь в этой вшивенькой лавке?

– Она не вшивенькая! – возразила уязвленная Нати. – У дедушки хороший оборот, и если бы он так не боялся рисковать…

– Да я не про то! Ты ведь знатная сеньора!

– Дедушка Жан Жак тоже дворянин…

– Он-то сам выбрал такую судьбу! Видно, не мог во Франции разбогатеть никак, вот и отправился искать удачи в Новый Свет! А ты была совсем малышкой, все решили за тебя. А твоя мать, похоже, была просто редкостной дурой!

Теперь подскочила Нати.

– Почему это дурой?!

– Она же после смерти мужа стала хозяйкой и главной наследницей! Надо было остаться в Испании, а не тащить тебя за моря и страны! Если уж так не жилось среди испанцев, взяла бы денежки да вернулась во Францию. С деньгами любая родня примет! А если нет – прожила бы и без родни. С деньгами везде хорошо.

Мама в их семье была кем-то вроде святой великомученицы: она бежала от жестоких испанцев, спасая ее, Нати, и умерла от тягот нелегкого пути. Дора постоянно нахваливала свою умершую хозяйку – какой та была нежной и доброй и какой послушной, не то что ее своенравная дочь, видать, дурная испанская кровь сказывается. Взглянуть на прошлое с другой стороны Нати и в голову не приходило. А ведь действительно, останься они в Испании, сейчас бы…

Нати вспомнила то, что редко теперь вспоминала, точно старый запутанный сон. Темные гулкие длинные коридоры… журчание струй фонтана… французская песенка мамы… сильные руки, подхватывающие ее, визжащую… мужской голос, приговаривающий: «Ах ты, моя Чио, проказница!» Если судить по рубиновому ожерелью, они были очень богаты. А может, мама привезла сюда, кроме драгоценностей, еще и деньги?

Или после смерти отца ее выгнали злые родственники? Нати помнила лицо женщины: недоброе, с вечно поджатыми губами. Где бы она ни встречала Нати, всегда за что-нибудь ее ругала – кажется, она приходилась ей тетей. Сестра отца? Жена его брата? А еще там был мальчик, почти взрослый мальчик, тоже родственник… как же его звали?

Нати была готова поклясться, что Карла просто читает ее мысли – подруга сказала деловито:

– Знаешь, что бы я на твоем месте сделала? Хорошенько расспросила деда и эту безмозглую черномазую. Пусть выложат все, что знают и помнят. Не может быть, чтобы твоя мать приехала сюда совсем без денег – ведь чем-то же она заплатила за проезд?

– Дедушка заплатил, – сказала Нати. Об этом Жан Жак напоминал ей при случае и без всякого случая – тоже.

– Уверена, он прикарманил все, что твоя мать привезла с собой!

– Даже если и так, – нерешительно возразила Нати, – он ведь столько лет меня растил и кормил…

– Ой, брось! Много ты его объела? Да и все уже давно отработала в лавке. Разве он платит тебе жалованье? Нет? А будь ты какой-нибудь посторонней Мэри-Сью, ему бы пришлось это делать! А знаешь, что бы я сделала еще? Забрала бы все, что привезла с собой мать (если твой дед еще не растратил), да и махнула бы в саму Испанию – а вдруг там что от твоего наследства осталось?

– Но ведь испанцы, они же…

– Звери? Ах, брось ты! Были у меня испанские мужчины. Люди как люди. Все как у других мужиков устроено. Испанская кровь в тебе заметна, язык ты со своим святым отцом вызубрила. Католичка. Чего ж тебе еще?

У Нати перехватывало дыханье. Это было еще рискованнее и страшнее, чем податься в пираты. И так… увлекательно.

– Конечно, девчонке одной путешествовать опасно, – вновь угадала Карла ее мысли. – Я б нашла себе какого-нибудь лихого или богатого покровителя, но ничего ему не рассказала, а то мало ли – еще вздумает содрать за меня выкуп с моей же испанской родни! Ну а ты… Вряд ли у тебя такое получится. – Девушка помолчала. – Ну-ка, встань, пройдись… Ну конечно! – Карла даже захлопала в ладоши. – Ты могла бы переодеться в паренька. Ухватки у тебя мальчишеские. Грудь перетянуть, штаны пошире, ткань поплотнее. Только придется быть очень осторожной! – Карла подмигнула. – Особенно когда по нужде пойдешь.

Нати смотрела на нее во все глаза.

– Карла, ты это всерьез?!

Та внезапно погрустнела.

– Да нет… Ведь невозможно доказать, что ты – это ты. Там же наверняка налетели наследники-стервятники, все давно поделено-переделено. Может, у тебя есть какая-нибудь особая примета, медальон там или бумаги, доказывающие твое рождение?

Нати вновь подумала о материнских рубинах. Она не рассказывала о них подруге. Может, потому что знала, как Карла любит драгоценности. А вдруг она… нет, не выкрадет, но задурит голову деду, и тот подарит их молодой красивой любовнице? Конечно, Жан Жак расчетлив, прижимист и осторожен, как каждый торговец, но… Нет, лучше помолчим.

– Давай вспоминай, что можешь! – скомандовала Карла. Слушала она со вниманием, задавала уточняющие вопросы, и мало-помалу Нати обнаружила, что помнит гораздо больше, чем ей казалось.

– А этот мальчишка, с которым ты играла (так вот откуда у тебя страсть к кораблям!), он тебе кто?

Нати неуверенно хмурилась.

– Друг?.. Родственник?

– А может, жених? – посмеиваясь, предположила Карла. – Может, ты уже с колыбели обручена с каким-нибудь грандом? Вот явишься и спросишь: «Ну и где тут мой женишок?» Хотя первый вопрос, конечно, должен быть: «Ну и где тут мои денежки?» Давай-ка расспроси обо всем своих – до самой последней капелюшечки! Глядишь, что-нибудь мы с тобой и придумаем.

По заведенному обычаю возвращались они по отдельности. И чем ниже Нати спускалась, чем ближе становились дома и яснее виднелись корабли в гавани, тем больше теснило ей сердце чувство, до того незнакомое, хотя и привычное пожившим уже людям: а ведь все могло быть совершенно иначе! И сейчас она бы не шлепала босыми ногами по пыльной тропинке, а прогуливалась по Аламеде, а то и вовсе несли бы ее в каком-нибудь… портшезе быстроногие рабы. И эти несносные мальчишки кланялись ей издалека с превеликим почтением, а она бы с презрением воротила от них нос… Чем бы еще она, знатная дама, занималась, Нати представляла с трудом – но уж явно чем-то более приятным и интересным, чем торговля в лавке.

Жан Жак мало что знал про испанскую родню; расспросы няньки были более успешными. Нати все добросовестно пересказывала подруге.

– Значит, тот парень с корабликами твой кузен Алонсо?

– Да, Алонсо погиб вместе с моим отцом…

– А кто вообще сказал, что они погибли? – внезапно спросила Карла. – Разве вам предъявили их тела? А вдруг это все происки твоей тетки, как ее, Изабель? Может, она, наоборот, получила известие об их скором возвращении, и соврала твоей матери, чтобы та учудила что-нибудь… ну вроде того, что и учудила?

Нати решительно замотала головой:

– Ты что! Это же великий грех! Она ни за что бы не сказала такое про своего сына, побоялась беду накликать!

– Ну… может, и так. Хотя, если б не ты, ее ненаглядный Алонсо стал бы главным наследником дона Рикардо. Давай рассказывай, что ты там еще выудила у Доры? А помнишь какие-нибудь комнаты в доме? Украшения матери? Как звали слуг? Были у вас в доме собаки?

– Да это-то зачем?

– А как ты собираешься доказывать, что ты – это ты? Нужно как можно больше узнать и вспомнить. Ведь все хранится в твоей кудрявой глупенькой головке, осталось только добыть это оттуда!

Карла говорила так, словно Нати на днях отплывала в Испанию для получения своего изрядно залежавшегося наследства. Они даже обсуждали способы добраться до Европы. План Карлы, поначалу казавшийся фантастическим, разбитый на мелкие детали, внезапно начал выглядеть вполне осуществимым. И даже разумным!

– Лучше всего добраться до Ямайки. Там порт не чета вашему, приходят корабли со Старого Света. До Европы можешь доплыть на каком угодно судне: хоть на французском, хоть на английском, хоть на голландском. Все деньги сразу не отдавай, скажешь, тебя ожидает родня, она и заплатит вторую половину. Лучше с кем-нибудь объединиться, чтобы не так боязно было… Испанцы воюют с французами и англичанами, так что порты для судов этих стран закрыты. В Европе попробуешь добраться на голландце или по суше – там определишься. Ну а в самой Испании… все зависит от тебя и твоего ангела-хранителя. Нужно еще раздобыть денег на дорогу. Да и в отчий дом ты должна явиться не какой-нибудь бродяжкой-оборванкой, а достойной сеньоритой. Но с чем-чем, а с монетами у тебя проблем быть не должно: ты же работаешь в лавке и всегда можешь припрятать су, а то и ливр-другой? Да еще и знаешь, поди, куда месье Мартель прячет выручку, а?

Нати сделала вид, что не поняла прозрачного намека. Ей не нравилось, что подруга часто заговаривает о дедушкиных деньгах. Карла поняла, что больше от «испаночки» сегодня ничего не добьешься – на девчонку накатил очередной приступ упрямства, – и отступилась, памятуя о том, что капля точит камень.

Только она не подозревала, что у «капли» совсем не осталось времени…

– Послушай, там тебя какой-то англичанин разыскивает!

– Прям-таки меня? Так и спрашивает: а подайте-ка мне девушку Карлу? И как он, хорош собой? А кошелек имеется?

Нати и сама не поняла, чем ее встревожили расспросы незнакомца: она даже бросила присматривать за разгрузкой дедушкиной шхуны и вихрем взбежала прямо на второй этаж в комнату Карлы, не обращая внимания на изумленного хозяина и слуг.

– Ярко-рыжий, высокий, хорошо одетый, возможно, и деньги имеются, – серьезно перечисляла Нати. – Назвался Бартоломью Ольстером…

Карла аж подскочила.

– Барти?! О, дьявол!

Нати смотрела, как подруга мечется по комнате. Закончила упавшим голосом:

– …вот я и подумала, надо тебя предупредить…

Она никогда не видела Карлу такой испуганной. Казалось, та не знает, что предпринять. Наконец, решившись, нырнула в свой изукрашенный сундучок, напоминавший матросский рундук.

– А кто он, Карла?

– Кто он? – спросила та, продолжая лихорадочно рыться в вещах. – Мой старый приятель. Обиделся, что я его бросила, вот теперь и ищет меня по всему архипелагу. Ну ничего страшного, я с ним поговорю, он и успокоится…

Наконец вытащила из сундука тряпичную куколку, похожую на ту, что делают маленькие девочки: перевязанные ручки-ножки-голова… Нашла время в куклы играть!

– Что ты делаешь?

Карла вспомнила, что в комнате есть кто-то еще, начала торопливо выпихивать Нати за порог.

– Давай-ка уходи отсюда, да побыстрее, чтобы не застукали! Беги, цыпленок, беги, Карла таких услуг не забывает!

Выходя из таверны, Нати столкнулась в дверях с англичанином. Услышала за спиной голос хозяина:

– Чем могу служить, месье?

Сэр Ольстер повторил свой вопрос:

– Я ищу девушку – высокую, красивую, с родинкой над губой…

Озабоченная Нати вернулась обратно к пристани. Наверняка грузчики успели что-нибудь стянуть во время ее отсутствия, но предупредить подругу все же стоило…

На следующее утро город был потрясен страшным известием: в таверне был найден мертвым приезжий англичанин, оказавшийся секретарем губернатора с Антильских островов. Шлюха, принимавшая его, бесследно исчезла. Всего же страннее и загадочней была смерть сэра Ольстера. Эскулап и милиция только руками развели: казалось, все тело мужчины истыкано множеством иголок, от которых остались красные следы-точки… Чернокожие обитатели Омори упорно толковали про колдовство вуду. Слухи подтверждало и наличие языческого алтаря, обнаруженного в комнате Карлы. Сама же Карла наверняка скрылась на вышедшем под утро «купце».

Меж тем хозяин таверны вспомнил, что незадолго до прибытия англичанина к девице забегала внучка месье Мартеля. Нати была призвана к ответу. Стоя посреди разоренной комнаты, она подтвердила, что приходила сказать про ищущего Карлу англичанина.

– То есть ты водила дружбу со шлюхой? – уточнил милиционер.

– Я ее знала, – кратко ответила Нати. Ей не понравились выразительные взгляды, которыми обменялись мужчины.

Нет, они лишь здоровались и иногда разговаривали. Нет, она ничего не знает про колдовские обряды, которые проводила девица, именовавшая себя Карлой. Нет, ей неизвестно, что произошло между той и англичанином.

Выходя, Нати как бы споткнулась и незаметно подобрала валявшийся на полу гри-гри. Вещи были разбросаны по всей комнате, точно Карла собиралась в спешке и никак не могла решить, что же ей взять с собой. Может, на него и обратили внимание, но побоялись взять в руки, как побоялись разрушить языческий алтарь, скрытый за занавеской в углу комнаты – пока отец Модестус не провел над ним очищающий обряд.

Нати несла гри-гри к себе домой. Голова ее шла кру́гом. Так вот про что говорила Карла! Она владела про́клятым знанием, смертельной магией чернокожих! Наверняка по всему архипелагу ее разыскивают готовые мстить родственники и друзья умерших.

Дома Нати ждал большой скандал.

Она и не подумала, что оморские доброхоты первым делом кинутся докладывать дедушке, что его внучатая племянница водит знакомство с непотребной девкой из таверны, которую к тому же обвиняют в убийстве и колдовстве! Месье Мартель был на острове уважаемым человеком, и оттого слухи были еще слаще. Сгоряча Жан Жак отвесил пару пощечин Доре – за то, что не углядела за своей воспитанницей. Негритянка в кухне гневно гремела сковородками и утирала слезы фартуком. Прочие слуги благоразумно старались не попадаться хозяину на глаза, оставаясь в пределах слышимости, чтобы явиться по первому зову.

Но Жан Жак не стал больше размениваться на мелочи, а копил свой гнев для главной виновницы его позора. И обрушился на внучатую племянницу, едва та переступила порог.

Чего только Нати не выслушала: упреки в неблагодарности (ее растили и кормили с самого младенчества, а она вон чем отвечает!), и в своевольстве, и в том, что она позорит не только свое доброе имя, но и почтенную фамилию Мартелей, а всему виной грамота, которая не подобает женщине, больше в монастырь, да и вообще за порог дома и лавки ни ногой! Найдется ли теперь глупец и слепец, который возьмет замуж девицу, якшающуюся со шлюхами из таверны… Ведь какие у тебя друзья, таков ты сам!

Тут Нати не удержалась:

– А раз ты имеешь дела с пиратами, значит, ты и сам пират, да, дедушка?

Жан Жак задохнулся, побагровел так, что внучка испугалась – его хватит удар, – и разразился бранью. Тут она узнала много нового о своем происхождении, о папских святошах, которые только корчат из себя паинек, о дурной испанской крови, которую надо выжигать каленым железом, о… Нати перестала слушать. На ее лице появилось выражение, которое всегда выводило месье Мартеля из себя: нет, чтобы каяться, оправдываться и просить прощения, кажется, девчонка вообще ничего не слышит, не видит, угрюмый взгляд – в стену. И в позе никакой покорности.

Жан Жак от души отхлестал Нати по щекам, чего не случалось с тех пор, как та вошла в пору девичества (и зря, пороть надо было каждый день!). Объявил свой приговор:

– На два дня на хлеб и воду. Из дому и лавки – ни ногой. Попрошу отца Модестуса наложить на тебя епитимью. Уйди с глаз долой!

В кухне Дора, перемежая увещевания с утешениями, подсовывала воспитаннице сладкую маисовую лепешку, Нати не взяла, ушла в свою комнату. Тут спрятала гри-гри под подушку, села на постель и напряженно уставилась в стену, будто сквозь нее пыталась разглядеть свое будущее.

Будущее не сулило ничего хорошего.

С вольницей покончено. Теперь Жан Жак будет следить за каждым ее шагом. Потом, конечно, гнев остынет, будут послабления… но это потом. Теперь же она лишена возможности ходить на уроки отца Модестуса и брата Ионы. Если о первых Нати вовсе не сожалела, то вторые… У нее ведь только-только начало получаться!

И подруги теперь тоже нет. Не то чтобы она рвалась дружить с убийцей, но Карла всегда рассказывала такие интересные истории… и не только про мужчин! А еще заставляла взглянуть на любую привычную вещь другими глазами… Взять хотя бы испанское наследство!

Жан Жак был доволен: внучатая племянница вела себя как велено. Никуда не выходила, трудилась в лавке да на кухне помогала; стихающие от времени и от ее примерного поведения упреки слушала, не прекословя. Отец Модестус тайну исповеди не нарушил, но намекнул, что Натали избегла совращения – как духовного, так и телесного, – и при должном добром, но твердом обращении порядочной девушкой и останется.

К тому времени, как месье Бове вернулся с торговой поездки, Жан Жак находился уже во вполне благодушном настроении. И готов был обсудить тему, которую компаньон уже не раз поднимал, но твердого ответа так и не получил: о слиянии капитала через обручение единственных наследников – Аньела и Нати. Да и пора – и по возрасту, и потому, что девчонке надо дать укорот, раз не стесняется якшаться со шлюхами. Он, Жан Жак Мартель, был слишком снисходителен и не наказывал внучатую племянницу за своеволие, проявляемое с детства. Молодой же муж непокорности не потерпит, живо задаст ей трепку! Да и свекор, месье Бове, не будет терпеть испанских выкрутасов.

Так что компаньоны определили доли, приданое, проценты и ударили по рукам. Осталось объявить все счастливым детям.

…Нати и не подозревала, зачем Дора велела ей принарядиться в лучшее платье. Негритянка, подмигивая лукаво, объявила, что сегодня будут гости, и Нати решила, что к Жан Жаку явится важный клиент. Когда она увидела обоих Бове, даже фыркнула: и было ради кого наряжаться! Аньел косился на нее настороженно и прятался за спину отца. Одетый в новый камзол парень обильно потел – то ли от духоты, то ли от предстоящего.

Компаньоны обменялись учтивыми приветствиями. Месье Бове долго распространялся о многолетнем взаимовыгодном сотрудничестве, о том, что настало время укрепить их союз родственными связями, но Нати, как дурочка, не понимала ничего до самого последнего момента – пока Жан Жак, предпочитавший краткость, не воспользовался тем, что его компаньон перевел дух:

– Дети, волей родителей ваших, вы обручены! Жених, иди поцелуй невесту!

Жених с невестой уставились друг на друга с одинаковым испугом. Никто из них не шевельнулся и не сказал ни слова. Месье Бове рассмеялся:

– Ну же, дурачок, поцелуй ее, не бойся, тебя не укусят!

Аньел именно этого, похоже, и опасался. Боком, точно краб, подобрался к Нати (пот стекал по его лицу крупными каплями), вытянул губы и чмокнул невесту в щеку. Та дернулась, но смолчала, уставилась на деда круглыми неверящими глазами.

– А теперь колечко! – продолжал подсказывать месье Бове.

Аньелу удалось надеть кольцо с первой попытки – ошеломленная своим счастьем нареченная не сопротивлялась. Нати отпустила глаза, разглядывая кольцо. Тонкий золотой ободок, неплохой жемчуг в корнеровой оправе. Бове и впрямь высоко оценил свою невестку.

Вернее – ее приданое.

Месье Мартель довольно потер руки.

– Ну вот и славно! Помолвку мы решили не затягивать, поженим вас в начале следующего месяца, потом Аньел с отцом отправятся по островам, проверят, как там наши дела, прикупят подходящую шхуну или барк, а мы с его молодой женой, так уж и быть, присмотрим за нашими лавками здесь.

Пару месяцев назад Жан Жак обещал эту поездку ей! Они даже совещались, какой корабль лучше купить… Нати до боли сжала челюсти – чтобы не закричать, не затопать ногами, не наброситься с кулаками на новоявленного жениха. Будь умнее, будь хитрее, учила ее Карла. Если не удается человека запугать, ты всегда можешь обвести его вокруг пальца…

Она даже выпила вместе с мужчинами в честь помолвки хорошего канарского вина.

– Ну-ка, покажи мне колечко, моя сладенькая! – Дора, тоже нарядившаяся в лучшее платье и новый передник, восхищенно зачмокала губами. – Может, тебе подарят на свадьбу еще и сережки с жемчугом!

Нати машинально дотронулась до своих еще детских сережек, золотых колечек, которые ей надевали далеко отсюда, в отцовском доме, в Испании.

Нянька знала свою подопечную куда лучше, чем Жан Жак. Вглядываясь с тревогой в лицо Нати, Дора разразилась тирадой о том, что по сравнению с другими парнями Аньел вовсе не плох: и пьет умеренно, и работает прилежно, и сын состоятельного отца. А что гонор, так молод еще; а без мужа женщине, ой, как плохо, всякий обидеть норовит, или Нати надеется выскочить замуж за какого-нибудь губернаторского сыночка? А коли нет, так пусть и выкинет всякую дурь из головы, стерпится – слюбится! Будешь терпеливее, умнее и хитрее, так и приберешь муженька к рукам!

Нати молча слушала. Нянька, как и дед, все говорила правильно, но откуда же на сердце такая тоска? Словно поманили большим и ярким миром, а после заперли в душной темной клетке и выглянуть не дают даже глазочком…

Оставался еще Аньел. Особой радости от их помолвки он тоже не испытывал. Может, поговорить с ним начистоту, найти вместе какой-нибудь выход, потянуть помолвку подольше? Или запугать его веселой жизнью, которую она ему устроит?

Пирушка меж тем продолжалась, Аньела она нашла уже на улице, вышедшего охладиться. Нати оглядела его критически и решила, что давний недруг, а нынешний жених, еще в состоянии разговаривать. Поманила его подальше от двери. Аньел завернул вслед за ней за угол, настороженный и на всякий случай хорохорящийся:

– Чего тебе?

Нати подступила к делу без околичностей:

– Аньел, ты же не хочешь на мне жениться?

– Хочешь – не хочешь! – буркнул тот с досадой. – Кому это интересно?

– Ну так и я не хочу!

Нати думала его этим обрадовать, но парень насторожился.

– А чего это? Поди завела себе уже дружка? Из оморских или приезжих? Недаром ты постоянно в порту отиралась, да с этой девкой, Карлой, дружила! Говори быстро, кто он? Ну, кто он?!

Нати опешила – на жениха напал такой приступ ревности, что он даже схватил ее за плечи. Кажется, Аньел был пьян больше, чем она думала.

– Да нет у меня никакого дружка! Что привязался!

– Смотри у меня! – рычал он, брызжа слюной и дыша вином. – Думаешь, спущу тебе? Вся синяя будешь ходить; вон, отец мать постоянно плеткой учит, чтоб была тише воды, ниже травы!

Еще и притиснул Нати к стене, целуя больно и неумело и больно же ощупывая груди через платье. Приговаривал при этом:

– Чего вырываешься? Все обрученные этим… занимаются… не́чего, поди все уже знаешь, пошли… туда, что ли?

И потащил ее к ближайшим кустам. Нати обманчиво расслабилась, а потом выскользнула у него из рук, изо всех сил толкнула в грудь. Нетвердо стоявший на ногах незадачливый жених взмахнул руками и шлепнулся в кусты, к которым так стремился. Нати не стала выслушивать его проклятия и ждать, пока он выберется из зарослей.

Еще одна надежда провалилась.

Нати не рискнула говорить с изрядно набравшимся дедом. Протрезвеет, а к утру и она, может, что-нибудь придумает. Но мысли не шли, полночи Нати просто провалялась, глядя в темноту. Кольцо мешало, пришлось его снять и засунуть под подушку.

Если отбросить детские обиды, Аньел не так уж плох. Дора права: католик, работящ, во хмелю не буен и отцу послушен. Только сегодня – что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, – сегодня он выложил то, чего от него ждать в супругах. Чуть покажешь свое непокорство или просто так ему покажется, вот тебе угощение плеткой! Нати вспоминала мадам Бове – молчаливую, маленькую, тихую, ну чисто мышка! А может, когда-то она была такой, как сама Нати: любопытной, бойкой и храброй?

Храброй! И где теперь ее храбрость? Ни слова поперек, на все согласная… Нати вновь вспомнила Карлу. Конечно, смертоубийство, да еще и с помощью колдовства, – это грех, и Господь за это покарает, но… изворотливости Карлы только позавидуешь. Если уж она смогла скрыться от правосудия, то избежать нежеланного замужества для нее раз плюнуть!

И что? Выйти замуж и потом отравить Аньела, если тот будет почем зря размахивать плеткой? Ох, Господи! Нати даже закрестилась, отгоняя греховные мысли. Верно говорят – пообщаешься с бесом разок, потом всю жизнь не отмоешься! Чем-то Карла, видно, ее заразила…

Утром все казалось не таким страшным. Подумаешь, припугнул Аньел спьяну, пусть только попробует хоть раз огреть плеткой, живо ему руку сломает! Осталось обсудить с дедом детали брачного договора: как бы Жан Жак чего не упустил ненароком.

Нати велела Доре поднести маявшемуся с похмелья месье Мартелю вина и легкий завтрак. Выждала, пока он поправит здоровье, и приступила к расспросам. Отошедший от вчерашних возлияний Жан Жак был доволен удачной сделкой, настроен благодушно и отвечал на вопросы охотно. Зато вскоре его внучка готова была рвать и метать.

– А где же моя доля?

– Так я даю за тобой хорошее приданое, – великодушно отвечал Жан Жак. – С таким не стыдно будет войти в дом мужа.

– Приданое приданым, а где моя доля? – продолжала допытываться бестолковая внучка.

– Мы с месье Бове выделили Аньелу части поровну…

– Аньелу? А мне?!

– Думаешь, твой муж оставит жену без куска хлеба и крыши над головой? Не беспокойся, Натали, будут у тебя и новые платья, и кое-какие побрякушки!

– Дедушка! Разве я мало работала? Разве я хуже Аньела? Почему ты не выделил мне хоть какую-то часть? Хоть маленькую – но мою? Чтобы я могла распоряжаться ею сама?

Жан Жак искренне забавлялся ее возмущением.

– Как женщина может распоряжаться деньгами? У нее на это мозгов не хватит. Да, ты работаешь в лавке, ну и что? Разве не должна ты трудиться, помогая мне, деду, или своему мужу?

Нати поразилась самой себе: она умудрилась сдержаться, не напомнить, что все приходо-расходные книги ведет именно она со своими женскими мозгами, еще и подсказывает, какие товары следует прикупить, а какие – придержать до подъема цен в сезон. Но слова Жан Жака про «побрякушки» напомнили ей… Может, дед просто хочет ей сделать другой подарок? Нати выбрала обходной маневр:

– Знаешь, дедушка, я вот вспоминаю, как мы с мамой плыли сюда, на Омори…

– Да что ты там помнить-то можешь? – благодушно спросил Жан Жак. – Ты же совсем крохой была!

– Дети много что помнят! Так вот, я помню большую резную шкатулку…

Нати внимательно наблюдала за дедом и сразу заметила, как тот насторожился.

– Мама везла в ней украшения. И давала мне поиграть и примерить. Я помню, там было ожерелье, серьги, диадема с красными камнями… рубинами?

Нати вопросительно замолчала, но так как Жан Жак молчал тоже, решила добавить на всякий случай:

– Мама говорила, как я вырасту, они станут моими.

Жан Жак слушал ее, снисходительно подняв седые брови. Покачал благообразной головой.

– Рубины, говоришь? Да, бедная племянница привезла парочку золотых вещиц, видно, ее муженек-испанец был скуповат, хе-хе! А те камни – просто рубиновый шпат, розовый орлец, вон в Колумбии его – наклоняйся да подбирай с земли. Сбыл я их по дешевке, чуть доплачивать не пришлось, чтобы только взяли!

Скупец-то в этой комнате только ты, старый врун, и не француз ты, а просто жид-христопродавец! Нати показалось, что эти слова она произнесла вслух, потому что они бились в ее голове и звучали в ушах. Но видимо, не сказала, Жан Жак глянул вопросительно и, слегка занервничав под немигающим взглядом внучки, прикрикнул:

– А что это ты полдня языком чешешь? Вон мадам Петит пришла за нитками, целый час тебя дожидается!

Нати вышла, неплотно притворив за собой дверь, остановилась и вернулась, сделав несколько длинных неслышных шагов. Заглянула в щель между стеной и дверью. Жан Жак, видимо, решил немедленно проверить наличие своего сокровища. Вытянув шею, Нати проследила, на какую доску нужно надавить и какую отодвинуть. Месье Мартель, ворча под нос, перебрал драгоценности, закрыл крышку и вновь спрятал шкатулку. Нати едва успела ускользнуть, как раздался зычный голос хозяина:

– Дора! Иди сюда!

Нати сказала устремившейся на зов няньке:

– Ты мне ничего не показывала, я ничего не видела!

Дора поняла правильно. Вскоре Нати услышала высокий визгливый голос няньки, многословно все отрицающей, да еще и упрекающей хозяина в недоверии.

Дед – вор. Все они воры! Они украли у нее ее долю; ее деньги, драгоценности ее матери. Даже мама… царствие ей небесное… лишила свою дочку не только родни, но и всех почестей и богатств благородной доньи из рода де Аламеда! Карла права – что ей делать на этом проклятом острове?

На этом вшивеньком острове!

Ах, если бы Карла была здесь! Сейчас бы Нати, не раздумывая, сговорилась с подругой и поплыла с ней в далекую Испанию!

А что ее удерживает?

Будущее представлялось темным и беспросветным – юности свойственно преувеличивать несчастья, и Нати была не исключением. Зато юность строит лучезарные планы, не заботясь о степени их осуществимости, и потому часто преодолевает препятствия, перед которыми отступает умудренная зрелость. А гремучая смесь французской изворотливости и практичности с испанской фанатичностью в достижении цели внушала Нати уверенность в своих силах.

Итак, прежде всего нужно попасть на корабль. Дождаться, когда Аньел пойдет за новым судном, и упросить взять ее с собой? Но тогда придется проходить через свадьбу… и через все остальное. Нати поморщилась и этот вариант отвергла.

Надо узнать, какие корабли идут с Омори сразу до Кубы или Ямайки, не пускаясь в долгое плавание с заходом во все встречные порты. А там пересесть на судно, направляющееся в Европу, а то и прямо в Испанию. Цену наверняка заломят немалую, но Нати за годы работы в лавке (с подсказки Доры) все же кое-что припрятала. Да, еще нужно забрать мамины драгоценности – не украсть, а именно забрать! А ехать, по совету Карлы, следует все-таки переодевшись парнем: значит, нужна мужская одежда…

Нати зачастила в монастырь. На недовольство деда отвечала кротко: мол, следует подготовиться к таинству брака. «Видать, много грехов у тебя накопилось!» – кряхтел тот и отправлял вместе с внучкой раба. А черномазому что – проводил и отдыхай в тени монастырских деревьев! Тем более Нати подгадывала так, что приора на месте не оказывалось. Коротая время его ожидания, она оживленно беседовала с братом Ионой.

Но если раньше просила его рассказать просто что-нибудь интересное, то теперь вопросы были конкретными и практичными: сроки, цены, что брать с собой, как избежать обмана и еще тысячи разных мелочей, какие только может измыслить женский и торговый ум… Старый пират отвечал, хоть быстро сообразил, что к чему, и посматривал хмуро.

Нати еще и тренировалась – истово и упрямо, пока хватало сил шевелить руками. Брат Иона нехотя признавал, что гибель от голода ей теперь не страшна – всегда может подбить голубя или чайку. Жаль, что нет у него пистолета, а то, может, и на стрельбу у девицы оказался бы такой же верный глаз и твердая рука?

Нати ускользала из монастыря перед самым приходом приора, чтоб был повод прийти на следующий день. В этот раз брат Иона задержал ее. Сказал, вглядываясь в ее лицо из-под седых клочковатых бровей:

– Не в моей привычке советы давать, да и грехов на мне столько, что не должен я никого поучать – свои бы отмолить. Но прежде чем кинуться в шторм на всех парусах, помолись да испроси совета у…

Нати полагала, он скажет – у духовника, но старик закончил:

– У Господа нашего. Пусть он подаст тебе знак, что благословляет твое начинание.

Нати призадумалась. И впрямь, у всех, кого могла, она выспросила полезные советы, а у Отца Небесного ни помощи, ни знамения не попросила!

…Дора ворчала:

– Другие невесты к свадьбе наряды шьют, а эта молиться да поститься вздумала! Вон, одни глазки на лице и остались! Смотри, не возьмет тебя замуж твой женишок!

– И хорошо бы, – неизменно отвечала Нати, нянька ругалась и уходила жаловаться Жан Жаку.

Тот отмахивался. Пусть лучше молится, чем задает вопросы о наследных рубинах! Да и отец Модестус одобрял невиданное рвение духовной дочери: к любому таинству, в том числе и таинству брака, человек должен подходить просветленным.

Нати «просветлилась» до того, что забралась на любимый холм, запыхавшись, на дрожащих ногах и с теменью в глазах – точно не цветущая девица, а старушка дряхлая. С облегчением плюхнулась в траву. В желудке и в голове было одинаково пусто и легко. Отдохнув, Нати со всей серьезностью приступила к делу – к молитвам. Прочла и Pater Noster, и Великое Славословие, и Молитву святого Бернарда, обращенную к Деве Марии. Молилась истово, в конце каждой прося послать сон или знак, что она приняла правильное решение. Ежели не будет никакого знака, то придется избрать противный ее натуре путь – путь смирения.

Нати сидела, прислушиваясь и приглядываясь. Вокруг был тот же обыкновенный вечер, снизу доносились привычные звуки близкого человеческого жилья. Небо было ясным, звезды – яркими. Брат Иона утверждал, что над Европой совсем иные созвездия, что не укладывалось в голове Нати: как же так, ведь небо для всех одно? Старик улыбался и говорил, что в небе, как и на земле, есть свои острова, рифы и гавани. И чтобы не заблудиться, надо уметь пользоваться и небесными, звездными картами.

А в детстве Нати думала, что звезды – это глаза ангелов, присматривающих в темноте за своими нерадивыми подопечными. Наверняка среди них и любящие глаза ее матери, вознесшейся в рай.

Ослабевшая от многодневного поста и взволнованного ожидания Нати задремала. Сон ее был коротким, но ярким: приснилась ей огромная падающая звезда, расчертившая все небо огненным росчерком – с востока на запад…

Увидев горящие глаза девчонки, брат Иона вздохнул. Он-то надеялся, что никакого ответа с небес не будет. Но со значением видения согласился – знак недвусмысленный и ясный, словно день. Он даже предложил сам выбрать судно и договориться со шкипером, который довезет Нати до Ямайки. Одобрил и переодевание в мужское платье, подсказал, как избежать разных неприятных моментов. Предложил назваться послушником монастыря – это объяснит, почему парень держится особняком, не пьет и в азартные игры не играет. Нати поначалу испугалась – кощунство! – старый пират только посмеялся, сказав, что этот грех он возьмет на себя, да и послушник ведь еще не монах. С монастырской жизнью она знакома не понаслышке, благочестивых фраз у нее припасено на все случаи жизни…

Дора меж тем готовилась к свадьбе, будто сама замуж собралась: подрубала простыни, чистила серебро, таскала невесту к швее. Как же нянька расстроится, когда поймет, что никакой свадьбы не будет! Потому Нати терпеливо сносила все предсвадебные хлопоты. Порою Дора приглядывалась к ней с подозрением: так послушно Нати ведет себя, когда что-то замышляет или уже что-то натворила.

А Жан Жак верил, что внучка достигла «просветления», а попросту – взялась за ум, и благодушествовал.

За неделю до свадьбы брат Иона сказал, что договорился с голландцем-шкипером торгового судна «Чайка». Он загружается сахаром и табаком, через пару дней отходит на Ямайку. Старый пират наплел, что отец Модестус отправляет очень смышленого парнишку-послушника к тамошнему приору.

Нати так ждала, мечтала и надеялась – и вот теперь, растерявшись, уставилась на брата Иону.

– Уже?!

Тот улыбнулся понимающе.

– Ну, дочка, может, передумаешь, никто ведь тебя из родного дома плетью не гонит…

Напоминание о плетке живо привело Нати в чувство.

– Ну уж нет! Я готова.

Брат Иона подсказал, что взять с собой. Возможно, «Чайка» зайдет еще в пару портов по дороге, там будет возможность прикупить свежего мяса и фруктов. Еще он показал, как лучше хранить деньги и ценности, и предложил проводить ее на корабль.

Нати в последний раз проверила содержимое мешка и оглядела свою комнату. Та была такой маленькой, такой уютной и безопасной… Дом спал. Звучно похрапывали рабы, из-за жары укладывающиеся во дворе – и москиты им не помеха. Ни одна дверь, ни одна ступенька не скрипнули, когда Нати спустилась в лавку и открыла замок стащенными у деда ключами. Доска поддалась не сразу, Нати испугалась, что придется возиться с ней до самого утра, а голландец ждать не будет – заплачено ему там или не заплачено… Но, видно, драгоценности так хотели вернуться к своей законной хозяйке, что вскоре Нати уже заворачивала их в тряпицу и укладывала в пояс. Засунула шкатулку обратно, прищелкнула доску. Помедлила над выручкой, потом решила, что Жан Жак изрядно задолжал ей за десяток лет работы в лавке, и пересыпала деньги в свой кошелек.

Она переоделась уже у пристани – чтобы не пришлось никаким встречным объяснять, почему это внучка месье Мартеля шастает в мужской одежде. Дожидаясь брата Иону, Нати задумчиво закручивала и дергала прядь волос. Их она тоже оставила напоследок…

Движущийся фонарь со свечой внутри был виден издалека – улицы Омори ночью освещены лишь звездами да луной, – но Нати не шевелилась до тех пор, пока не различила, чья рука несет фонарь.

– Ага, ты уже здесь! – Брат Иона слегка запыхался. – Дай-ка на тебя погляжу. Хорошо, да. Я принес подрясник, остался после дурачка Натанаэля… рясу ты в любом случае еще не заслужила. Надевай, она тебе как раз в рост будет. И вот еще…

Нати пригляделась к тому, что ей протягивал старый пират в единственной здоровенной лапе. Потрясенно вскинула глаза.

– Брат Иона!

– Мне-то они ни к чему, – ворчливо отозвался монах. – А ремень я под твою руку подогнал.

Он пристегнул ей на предплечье ножны с узким кинжалом, одернул рукав.

– Вот, и не видно, привыкай так всегда ходить. Остальные кладу тебе в мешок. И парочку метательных, потом пристроишь, как тебе удобно будет. Только знаешь, дочка… ежели, не дай Господь, попадешься ты в руки моим приятелям, богомерзким пиратам, и если они прознают, что ты девица, лучше перережь себе горло этим самым ножом! Когда с тобой позабавится вся команда, сама будешь умолять выбросить тебя за борт… А с этой-то красотой что будем делать? – спросил он совсем другим тоном, дернув ее за кудрявую прядь.

– А вот что! – сказала Нати бодро, хотя от мрачного совета ее даже дрожь пробрала. – Возьми их в руку, натяни, да, вот так!

И чиркнула новоприобретенным кинжалом по волосам, обкорнав их по шею.

– Эх… – только и сказал брат Иона с жалостью, рассматривая черный кудрявый хвост, зажатый в пятерне.

– Ничего, новые отрастут! Только ты их сожги.

– Это еще зачем?

– Мы всегда сжигаем: нянька говорит, нельзя оставлять обрезанные волосы и обрезанные ногти, злые люди могут навести порчу…

– Возьми вот еще что, дочка. Мне это ни к чему теперь, а ты, может, и разберешься…

– Что это?

– Карта. Половина карты.

– Но карта чего?

– Разберешься, – вновь туманно заверил старый пират и встрепенулся: – Ветер крепчает, пошли на пристань, прослежу, чтобы шкипер не заартачился. А то глаз у него уж больно шустер!

Шустрый, не шустрый, но голландский шкипер принял Нати на борт беспрепятственно.

– Запомни – парнишку ждут на Ямайке! – напутствовал брат Иона зычно. – Письмецо для тамошнего приора везет.

Шкипер добродушно отмахнулся.

– Не беспокойся, монах! Не обижу!

– Ну прощай… Натанаэль. Может, и свидимся.

– Спасибо, брат Иона.

Тускло освещенный причал медленно отдалялся. Нати еще долго помнила выражение лица старого пирата – ах, как манили его за собой и скрип снастей, и трепет расправлявшихся парусов, и плеск волн, звали. Звали…

Старик ушел с пристани, когда барк голландца и двухмачтовая шхуна, следовавшая совсем другим курсом, растаяли в глубине моря и неба.

Нати хватились не сразу. Сначала решили, та заспалась. Потом, не обнаружив в комнате, – что ушла к своему духовнику. После обеда Дора разослала черномазых бездельников (как она называла рабов месье Мартеля) поискать на пристани и по городу. А если не найдут – в холмах. Тревога ее росла. Похлебка выкипала на плите, но, забыв про нее, Дора металась от окна к двери, а то и в комнату Нати – вдруг девчонка проскользнула незамеченной?

Наконец Жан Жак начал проявлять громкое неудовольствие: в честь чего это ему целый день приходится работать в лавке одному? Доре пришлось сообщить, что Натали не могут найти: в монастырь она не приходила, к швее на примерку не наведывалась, склад не проверяла, на пристани ее тоже нет, в таверне (Жан Жак скривился) никто ее не видел. Слуги вернулись с безрезультатных поисков с холмов.

– Ну придет она у меня! – пригрозил месье Мартель.

Дора сокрушенно молчала. Она уже обыскала комнату Нати и обнаружила пропажу вещей. Кажется, беспокойная подопечная выкинула что-то куда серьезнее, чем приятельство с непотребной девкой. Дора даже добралась по самому солнцепеку до пристани и, обмахиваясь пальмовым листом, небрежно поинтересовалась, выходили ли ночью-утром какие-нибудь корабли. Узнав, что целых два, и вовсе пала духом.

До самого вечера она старалась не попадаться месье Мартелю на глаза. А вечером тот решил пересчитать выручку…

Сначала он не поверил своим глазам. Потом заорал так, что дом содрогнулся:

– Дора!!

Когда перепуганная негритянка прибежала, он уже сообразил, что ключи есть только у него и у внучки. Но все одно зловеще потряс перед носом няньки собранными в горсти жалкими остатками вчерашней выручки:

– Что это? Что, я тебя спрашиваю?!

Прижав к пышной груди руки, Дора только беспомощно разевала рот. Жан Жак, пораженный страшной мыслью, разжал пальцы. Монеты покатились по полу, Дора бросилась их подбирать и вдруг застыла – хозяин с лихорадочной поспешностью вскрывал тайник. Он даже не стал доставать шкатулку, открыл крышку, и…

– Господи боже мой! – рассказывала потом негритянка с ужасом и с восторгом. – Я думала, у меня или у него от крика сердце остановится! А таких ругательств я в жизни не слыхала! Как он богохульствовал!

Разговоры на Омори умолкли не скоро: весь остров с интересом ждал, что выйдет из поисков внучки-воровки. Поиски затрудняло то, что никто не знал, на каком из судов уплыла неблагодарная девчонка. Пришлось искать по двум направлениям. Капитан французской шхуны поклялся на Библии, что никаких пассажиров, тем более девиц, на борт он не брал. В отношении девицы мог бы поклясться и шкипер «Чайки». Да вот беда – его судно как в воду кануло, до Ямайки барк так и не добрался…

Общественное мнение предлагало различные версии дальнейшей судьбы воспитанницы Мартеля, но все сходились в одном: La caque sent toujours le haring – селедочный бочонок всегда пахнет селедкой и Le fruit ne tombl jamais loin de l arbre – плод от дерева недалеко падает…

Одним словом – испанское отродье!

 

Часть вторая

Нэтти и Фокс

Пассажир-послушник держался вежливо, под ногами не мешался. Да еще, чтобы скоротать скуку дороги, предложил свою помощь. Наблюдая, как сноровисто паренек носится по вантам, понимая команды с полуслова, торговец Ван Дейк решил, что тот из рыбацкой семьи. Повезло какому-то бедняку обучить сынка грамоте, да еще и сбыть лишний рот в монастырь…

Ван Дейк был в затруднении. С одной стороны, заплатили ему добросовестно и обещали еще, как доставит послушника на Ямайку. С другой стороны – не выручит ли он больше, если доставит Натанаэля совсем в другое место?

Мало кто, кроме его надежной команды, знал, что почтенный шкипер промышляет еще и работорговлей. Конечно, на плантации от пацана вряд ли будет большой толк, хотя именно такие тощие, но жилистые и шустрые зачастую оказываются куда выносливее своих рослых и крепких собратьев. Но сообразительный и грамотный раб высоко ценится как торговцами и управляющими, так и губернаторами… А с другой стороны – может, не связываться с этими в сутанах? Вон парень вроде известие какое-то везет на Ямайку, а тамошние святоши куда влиятельнее и деловитее оморских. Начинаешь с ними торговаться – гляди, чтобы вместе с товаром тебе еще пальцы не откусили.

Не подозревая, какие сложные расчеты в отношении ее судьбы одолевают добродушного краснощекого голландца, Нати, вернее, Нэтти, как вскоре сократили ее новое имя Натанаэль, просто наслаждалась настоящим. Если и царапали ее воспоминания об оставленном за спиной родном доме – а именно дом Жан Жака был для нее родным, а не тот, отцовский, в Испании, – то Нати успешно от них отмахивалась. Понятно, что дед обиделся, но если б он прислушался к ее словам, как прислушивался всегда, когда дело касалось торговли…

Будущее было неясным и, хоть и пугало, одновременно манило. Нати даже подумывала, не явиться ли ей в самом деле к ямайскому приору да не пожить при монастыре до тех пор, пока не подвернется корабль, уходящий в Европу. Нати даже взяла имя Натанаэля Дюпре, которого не так давно то ли отец Модестус выгнал за бестолковость, то ли родитель забрал. Только бы на Ямайке ей не угодить на исповедь!

С другой стороны, ведь сам Господь подал ей знак и благословил этот путь, иначе с чего бы побег так легко устроился? Конечно, отец Модестус нашел бы многое, что возразить – в частности, как искусно сбивает с пути неопытных и юных враг человеческий…

Но приор-духовник остался далеко позади.

Нати не сразу заметила тревогу, охватившую экипаж «Чайки». Уже несколько часов Ван Дейк расхаживал туда-сюда, поглядывал на север, обмениваясь редкими фразами по-голландски с рулевым. Моряки глазели туда же, на палубе теперь толпилось куда больше народу, чем нужно при хорошем попутном ветре и спокойном море.

Наконец и Нати разглядела хоть и зоркими, но неопытными глазами то, за чем экипаж «Чайки» так напряженно наблюдает: паруса корабля, идущего параллельным курсом.

Встречи на море всегда чреваты неожиданностями. Друг? Враг? Пират? Пройдет ли мимо, пренебрегая таким мелким судном, или остановит? А остановит – для чего? Попросить еды или воды, если давно в плавании? Обменяться новостями? Или обменяет барк на жизни его экипажа?

Опытный голландец недаром тащился вдоль цепи островов: там имелись укромные бухточки, где он надеялся в случае чего переждать опасность. Но сейчас Ван Дейк медлил – казалось, ничто не предвещало, что их заметили или хотя бы решили уделить им нежеланное внимание. Рулевой несколько раз спрашивал, не пора ли ему менять курс, на что Ван Дейк отвечал: «Рано!» Он различал уже Крест Святого Георгия на флаге корабля. Англичане. Может, подобно ему, идут на Ямайку?

Так он успокаивал себя до тех пор, пока нестройные выкрики матросов не сообщили, что внезапно стало слишком поздно. Корабль изменил курс и теперь переходил на траверз «Чайки».

Резкие команды, топот множества босых ног по палубе… Нати, покрутив головой, поспешно убралась на ют; матросы работали слаженно, сосредоточенно, со своей неопытностью она только бы им помешала.

– Это что… пираты?

Ван Дейк, всматривающийся в английский корабль, и сам для себя решал этот вопрос. Шхуна. Быстроходная. Во всяком случае, куда быстрее его хоть и трехмачтового, но изрядно нагруженного барка, сейчас пытавшегося добраться до ближайшего необитаемого островка с удобными укромными бухтами. Хотя осадка у шхуны меньше – возьмет и просто войдет в бухту следом…

– Сигналят!

Нати, как и все остальные, легко расшифровала сигнал: от них потребовали лечь в дрейф. Ван Дейк пробормотал под нос нечто по-голландски – судя по интонации, выругался. Ругательства стали еще громче и длиннее, когда английский вымпел дрогнул и пополз вниз – взамен ему к небу взмыл флаг с нарисованной огненно-красной звериной мордой.

– Шкипер, это Лис! – крикнул сверху моряк, зависший на вантах.

– Вот только его мне недоставало! – простонал голландец от волнения по-французски.

С пиратского корабля вновь поступил приказ остановиться. Очень недвусмысленный и четкий приказ: борт шхуны окутался белым дымом, что-то пролетело и рухнуло по левому борту «Чайки», подняв вверх фонтан брызг. Барк ощутимо подбросило.

– Дьявол, дьявол, дьявол! – Ван Дейк оглянулся. Матросы, задрав головы, смотрели на него с палубы. Рулевой флегматично глядел прямо перед собой, выдерживая заданный капитаном курс.

Ван Дейк махнул рукой и прокаркал команду, которую Нати даже переводить не пришлось, – с той же готовностью, что и раньше, матросы кинулись убирать паруса.

Нати не понимала, что происходит. Почему они не пытаются удрать, маневрировать, выстрелить из пушек, наконец? Конечно, на торговце пушек куда меньше, чем на шхуне, но даже один удачный выстрел может переломить судьбу – Нати столько слышала об этом от брата Ионы!

– Мы что, так и сдадимся на их милость? – крикнула она. Ван Дейк кинул косой взгляд и лишь плечами пожал: объяснять что-то бестолковому юному монашку… Сказал только:

– Молись, монах, да как следует, чтобы Лис не скушал тебя на завтрак!

Нати тоже не стала поправлять шкипера: мол, не монах вовсе, а только послушник… Расширившимися глазами следила за приближавшейся шхуной: идя в крутом бейдвинде, та, казалось, была готова просто протаранить барк. Так они и берут на абордаж? Матросы с «Чайки» подумали так же – с криками дружно отхлынули на правый борт.

Однако в сегодняшние планы пиратов абордаж не входил.

Нати просто раскрыла рот от неуместного сейчас восхищения, наблюдая слаженную работу пиратской команды: когда все паруса были спущены, шхуна по инерции описала полукруг вокруг «Чайки» и остановилась буквально борт о борт на расстоянии полукабельтова.

Орудийные порты были открыты, да и пушки на верхней палубе, как и моряки с мушкетами, выглядели неприветливо. Пауза показалась Нати просто зловещей. Потом со шхуны зычно крикнули по-английски:

– Эй, на «Чайке», встречайте гостей!

– Да чтоб ты сдох, Лис! – вполголоса пожелал Ван Дейк тоже по-английски и запыхтел давно угасшей трубкой, чего, впрочем, он даже не заметил. Краски медленно возвращались на его круглое лицо.

Негромко переговаривающиеся голландцы наблюдали, как со шхуны спускают шлюпку. Вскоре по перекинутому через борт штормтрапу легко поднялся мужчина. Нати уставилась на него во все глаза: не считая брата Иону, она впервые видела пирата так близко. Вернее, того, кто не скрывает, что он – пират. А то мало ли кто наведывался к Жан Жаку в лавку…

Мужчина был рыжим, и волосы его просто сияли на солнце. Понятно, откуда взялась кличка этого самого Лиса… Лицо в отличие от обычно легко сгорающих на солнце рыжеволосых было смугло-загорелым. Обветренным. Тонкий горбатый нос, насмешливые губы. Он окинул взглядом стоявших у противоположного борта голландских матросов. Сказал с язвительной улыбкой:

– Добрый день!

За его спиной быстро поднимались и рассредоточивались по барку пестро одетые, вооруженные пистолетами и короткими – абордажными – саблями пираты. Команда «Чайки» угрюмо следила за ними.

– Был добрый, – сказал Ван Дейк с юта. – Пока тебя не встретили!

Лис легко взбежал к ним по трапу. Раскинул руки, точно намереваясь принять голландца в братские объятия. Под полурасстегнутым зеленым камзолом виднелась белая тонкая рубашка с кружевами.

– Ба, да это Ван Дейк, дружище! Как же я рад тебя видеть!

Он с силой охлопал шкипера по могучему корпусу, точно выбивая из него пыль: тот с кислым видом снес это пылкое приветствие. Живые светло-карие глаза Лиса оглядели Нати с ног до головы, и он с удивленным видом продолжил:

– Как? Неужели ты, старый еретик, наконец обратился в истинную христианскую веру? Даже возишь с собой монаха!

Голландец вяло отмахнулся:

– Пассажир… Так ты остановил меня выстрелом из пушки, чтобы поприветствовать старого приятеля?

– Конечно! Разве много в море встретишь таких верных и преданных друзей? Как тут пройдешь мимо, а? Я же не поблагодарил тебя еще за услугу!

Сердечности в голосе Лиса прибавилось. Насмешки – тоже. Нати видела: как бы голландец ни хорохорился и ни подыгрывал дружескому тону капитана пиратов, он ждет и боится, когда разговор свернет на главное. Вот и сейчас – шкипер вновь запыхтел погасшей трубкой, сказал благодушно:

– Какие счеты между приятелями? Я – тебе, ты – мне.

– И это правильно, – согласился Лис. – Что везешь, мой старый друг?

– Ничего для тебя интересного: так, сахар, табак…

Моряк, вернувшийся из трюма, кивком подтвердил слова шкипера.

– Нет, ты не прав, – задумчиво произнес Лис. – Нет неинтересных грузов… Ты же знаешь: птичка по зернышку…

Ван Дейк подобрался:

– Но я действую как представитель Голландской Вест-Индской компании! Могу показать патент.

Улыбка пирата не предвещала ничего хорошего.

– Ты и сдашь товары представителю Вест-Индской компании! Только Французской. У меня тоже есть патент.

– Патент на грабеж голландских судов?!

– Разве мы грабим? – делано удивился Лис. – Разве мы взяли вас на абордаж? Сам убрал паруса! Ты просто решил вернуть мне должок.

– Должок? За что?

Лис склонился к лицу низенького голландца. Глаза его сузились.

– Помнишь, ты обещал мне довезти моих раненых людей на берег после той заварушки у Кюрасао, помнишь? Мы еще дрались с испанцами за вас, неблагодарных голландцев!

– Я и довез их! – повысил голос Ван Дейк. – В целости и сохранности! Кто угодно это подтвердит!

– Довез, – кивнул пират. – Довез и тут же продал их… И кто угодно это подтвердит.

– Клевета! – чуть не взвизгнул Ван Дейк. – Подлая клевета! Я довез, проследил, чтоб их хорошо устроили, перевязали, даже позвал священников для умирающих…

– Ах-ах! – сказал Лис. Губы его по-прежнему улыбались. Глаза – нет. – А мои бестолковые друзья предпочли добровольно умирать на плантациях или взойти на испанский костер. Что и говорить – неблагодарные сволочи эти корсары! Пересказать тебе, сколько ты получил за каждого? У меня есть подробный отчет секретаря губернатора Кюрасао. Ваша нация счет деньгам ведет точный. Хотя думаю, тридцати сребреников тебе бы было достаточно!

Голландец всем своим видом выражал возмущенный протест, но из осторожности молча. Лис еще мгновение буравил его тяжелым взглядом, потом, словно потеряв к нему интерес, повернулся спиной.

– Голландцев запереть. Ван Дейка – тоже в трюм… Груз пересчитать. Призовую команду – на барк. Идем на Тортугу!

Поглядев вместе с Лисом, как пираты быстро и умело обыскивают голландцев, отбирая у них оружие и кошельки, Нати шагнула вперед и осторожно тронула его за рукав камзола.

– А что со мной?

Казалось, предводитель пиратов просто забыл о пассажире. Оглянулся с удивлением. Насмешливая улыбка вновь зажглась в его желтых глазах.

– А что бы вы хотели для себя, святой отец?

Нати мгновенно ощетинилась:

– Так до́лжно называть лишь Его Святейшество Папу Римского!

– А как прикажете обращаться к вам? Брат…

– Я только послушник! – отрезала Нати. – А хочу я всего лишь попасть, куда направлялся, – на Ямайку.

Лис сокрушенно развел руками:

– Считайте, что сейчас вмешались обстоятельства неодолимой силы. То есть я. Может быть, вам повезет, и кто-нибудь на Тортуге согласится доставить вас туда, куда зовет ваше сердце.

– А если нет?

– А если нет, то придется задержаться на острове. Думаю, вы не пожалеете, это дивное и дружелюбное место. Да и нашим душам так не хватает благочестивых бесед!

Он откровенно над ней издевался, а Нати нечем ему было отплатить – да и пример Ван Дейка не вдохновлял на пререкания. Она вновь посмотрела на палубу и задохнулась от возмущения:

– Эй, это же мои вещи!

Громадный одноглазый пират, вытащивший ее сумку из пассажирской каюты (так пышно называлось помещение размером с гроб, отгороженное переборкой от капитанской каюты), гнусно заржал, потрясая скомканными в громадной лапе юбкой и блузой:

– Твои? Гляди-ка, святоша любит переодеваться в женское платье!

Лис, облокотившийся о релинги юта, произнес весело:

– Может, везет подарок своей подружке? Они совсем новые.

Еще бы. Нати сшила их перед самым побегом – надеялась, будет во что переодеться, когда благополучно доберется до места.

Пират хмыкнул, прикладывая блузку к своему могучему торсу.

– Да? Ну тогда уж больно тоща подружка, моей милашке это на одну грудь!

Одежда полетела в сторону. Одноглазый, подняв мешок, вытряс его содержимое на палубу. Кружка, ложка, чашка, куртка, сухари и мясо, кошелек с мелкими деньгами, и… Лис неожиданно выпрямился и легко спрыгнул с юта. Меж тем как одноглазый пират озадаченно рассматривал ножи, завернутые в потертую кожу, его капитан схватил туб с картой.

– Что тут у нас такое?

Он достал карту, развернул – и метнул удивленный взгляд в Нати.

– Откуда это у тебя?

– Это мое! – угрюмо повторила та – и про карту и про ножи, которые одноглазый пробовал пальцем. Метнул один: нож задрожал, войдя в древесину мачты.

– Глянь-ка, Лис! Вот это ножички! Где ты их украл, парень?

– Они мои!

– Теперь – мои!

Не отрываясь от карты, Лис произнес рассеянно, как будто пирату требовалось его разрешение:

– Забирай-забирай, Джонни, мальчишка все равно не умеет с ними обращаться.

Ах, не умею?! Тяжелый (испанский, как говаривала Дора) гнев пеленой заволок глаза Нати. Не помня себя, она выхватила из скрытых рукавом ножен кинжал и метнула в уходящего с картой – ее картой! – Лиса.

Брат Иона мог бы ею гордиться – нож воткнулся в плечо пиратского предводителя. Со шхуны донесся крик. Лис вздрогнул и обернулся, точно не понимая, что происходит. Джонни так и застыл на коленях над разбросанными вещами, выпучив на нее единственный глаз.

Замерев, Нати таращилась ответно, медленно осознавая, что натворила. Капитан зажал карту под мышкой и, морщась, вынул из плеча нож. Оценил взглядом причиненный ущерб.

– Ах ты ж… обезьяна в сутане! – взревел пришедший в себя Джонни. Нати попятилась, наткнулась на релинги и затравленно огляделась. Бежать некуда, оставалось только броситься в море…

До́ того, как это сделают пираты.

Лис успел быстрее своего рассвирепевшего подчиненного – большим прыжком оказался на юте и, схватив одной рукой Нати за шиворот, нещадно затряс в воздухе.

– Ты что наделал, щенок? А? Ты что наделал?!

Полузадушенной Нати казалось, что она сейчас просто рассыплется по косточкам. Голос Лиса гремел над ее головой, отдаваясь в ушах и в голове:

– Испортил мой любимый камзол!

Нати и сама не поняла, что за звук у нее вырвался – то ли жалобное блеяние, то ли неожиданный сдавленный смешок. Так же за шиворот, пересчитав ею все ступени, Лис стащил Нати на палубу и толкнул к штормтрапу.

– Спускайся в шлюпку! Джонни, дай-ка ты мне сюда эти ножички, давай-давай, мне спокойнее будет. Господи Иисусе, ведь засмеют – Лиса подрезал дохлый монашек!

– Я не… – Нати шлепнулась на зад и, вякнув, заткнулась.

Скорчившись на сиденье, она во все глаза рассматривала приближавшуюся шхуну. «Красотка». Лис уже стянул камзол и теперь зажимал пальцами рану.

– Давайте я перевяжу, – несмело предложила Нати.

Капитан глянул исподлобья.

– И откуда ты только взялся на мою голову, а? Такой заботливый и такой… меткий!

Была бы меткой, он бы сейчас не разговаривал. Нати длинно вздохнула. Неизвестно еще, какое наказание ей придумает Лис…

Чувствительно подталкивая Нати кулаком в копчик, пират заставил ее подняться на борт шхуны. Там их обступили взволнованные члены команды.

– Куда он тебя?

– Ах ты, папский гаденыш!

– Вздернуть его?

– Давай перевяжу…

– Перевяжи. Монаха ко мне в каюту, да поаккуратнее с ним!

Пираты и впрямь были аккуратны: взяв под локти, поволокли ее до каюты, втихомолку по дороге насовав под ребра. Пинок – и Нати влетела в гостеприимно раскрытую дверь. Пока она поднималась, кряхтя и потирая ушибы, явился и хозяин. Плечо было уже перехвачено повязкой, рубашка накинута на широкие плечи.

Лис поглядел прореху на камзоле на свет и огорченно поцокал языком.

– Я могу заштопать, – почти виновато предложила Нати.

Лис отбросил камзол.

– В твоем монастыре учат обращению и с ножом, и с иголкой? Полезные навыки!

Он налил себе рому, выпил, косясь насмешливым глазом на поникшего послушника. И в чем только душа теплится, очи долу, руки смиренно сложены у пояса. У пояса… глаза Лиса сузились.

– Давай-ка, что там у тебя?

Монах вскинул недоуменные темные глаза: ну чисто ангелочек… Папский агнец.

Капитан оперся о стол здоровой рукой, уставился пронзительным взглядом. Повторил негромко:

– Выкладывай, что у тебя есть еще. Или кликнуть ребят, чтобы они взяли тебя за ноги и вытрясли все, что под сутаной запрятано?

Если ее начнут обыскивать, то найдут не только ценности, но и нечто неожиданное… Нати тяжело сглотнула и развязала пояс. Лис присвистнул, увидев аккуратно зашитый столбик монет. А когда на стол лег еще один сверток и камни разбросали по потолку красные блики, даже затряс головой.

– Оказывается, мы не тех обыскивали! Ты обчистил монастырскую казну?

– Я не крал! – отчеканил послушник. Он был едва ли не краснее своих рубинов, но скорее от злости, чем от стыда. – Они мои! – И в ответ на скептический взгляд Лиса поправился: – Вернее, моей матери. Она умерла.

Лис пропустил через пальцы сложное плетение ожерелья. Он многое понимал в драгоценностях.

– Твоя мать была испанкой?

– Француженкой.

– А работа испанских ювелиров…

Нати промолчала. Ни к чему уточнять все подробности своего генеалогического древа.

– Ну что ж, брат… послушник. Считай это платой за свою жизнь.

– Но… – беспомощно начала она.

Лис вперил в Нати неподвижный взгляд.

– Моя команда будет рада отвести душу – мы ведь взяли хорошую добычу без единой капли крови. Не считая моей, конечно. Как именно ты предпочитаешь окончить свои недолгие дни? Быть вздернутым на рее или прогуляться по доске?

Нати сокрушенно молчала. Да он просто соблюдал видимость справедливости: ее нападение на капитана – и выкуп с помощью материнских рубинов. Ах ты ж… Лис!

– Можешь сесть, – предложил капитан после недолгой паузы, во время которой он с легкостью читал на смуглом упрямом лице монашка все его нехитрые мысли. – И представиться.

Нати была бы не Нати, если б удержалась:

– А может, сначала представиться самому хозяину?

Лис вскинул брови и слегка поклонился:

– Ах, как я невежлив! Просто я не предполагал, что есть люди, которые обо мне не слышали. Но ты же наверняка всю жизнь провел в монастыре. Я Эндрю Фокс… да, мое прозвище в том числе и отсюда. А ты, мой юный друг?..

Имя сорвалось с губ уже привычно:

– Натанаэль Дюпре.

– Итак, Натанаэль Дюпре, откуда же ты взял эту карту? Или она тоже досталась тебе в наследство?

Врать причин не было.

– …Значит, брат Иона. – Лис вновь окинул расстеленную карту жадным взглядом. – А как его звали в миру?

– После пострижения мы оставляем свое имя и прошлую жизнь…

– Да-да-да! Но что он еще сказал, кроме этого «воспользуйся, если сможешь»? Что он имел в виду? Какие ориентиры? Где вторая половина карты? Не знаешь? Эх, хорошо бы посмотреть на этого твоего брата Иону…

Нати представила, как Фокс наносит визит на мирный Омори, и содрогнулась. Форт – одно название, гарнизон спит на посту, а комендант давно уже не интересуется ничем, кроме рома…

Пират вновь легко угадал ее мысли – по его лицу скользнула улыбка. Он бережно свернул карту и засунул в туб. Сказал с сожалением:

– Но не сейчас.

Нати следила, как он складывает карту вслед за рубинами в неподъемный рундук и запирает его.

– А мои… ножи?

– Что, тоже подарок матери? Или твоего брата Ионы? Он тебя и научил? Неужели ты думаешь, что после этого, – Лис кивнул на свое раненое плечо, – я рискну тебе довериться? Да и вообще не уверен, что ножи на самом деле твои. Сумеешь доказать?

– Как?

Шхуна с барком шли полным курсом, людей на парусах было задействовано мало, и команда скучала. Тем более что и пить в море запрещалось. Так что развлечение – метание ножей – было предложено вовремя. А Фокс еще и пообещал победителю гинею.

Нати смотрела, как пираты кидают ножи в нарисованную мишень. Ну точь-в-точь выросшие и заматеревшие оморские мальчишки: шутки-прибаутки, расстройство из-за промаха, азартное переругивание… Стоявший рядом с ней Лис посмеивался. Победитель определился быстро – светловолосый парень ненамного старше самой Нати. Он кидал ножи в мишень так метко и с такой скоростью, что ей (как, впрочем, и всем остальным) оставалось только завидовать и восхищаться.

Фокс подтолкнул ее в спину – легонько, но все равно Нати вылетела на середину палубы.

– Вот монашек уверяет, что ножи – его. Дадим ему шанс доказать это?

Нати даже затрясло от волнения. Со всех сторон на нее смотрели пираты, и никакого дружелюбия в их взглядах не было. Оно и понятно: напасть на их капитана! Она и жива-то еще только из-за непонятного благодушия Лиса. А еще вернее, из-за его любопытства – наверняка думает, что она знает про карту куда больше, чем говорит. Пусть и дальше так думает!

– И чего ты нянчишься с этим гаденышем, Фокс?

– Он будет паинькой, – усмехнулся Лис. – Ведь правда, а, Нэтти? Хочешь посостязаться с нашим Реми?

– Нет, – сказала Нати – пираты разочарованно зашумели, – она облизнула губы и продолжила: – Пусть Реми забирает гинею себе, он все равно лучший. Я просто хочу, чтобы ты вернул мои ножи.

– Докажешь, что они твои, – пожалуйста.

– Но только ты смотри, святоша! – Нати оглянулась на хриплый голос. Одноглазый Джонни выразительно качнул на руке здоровенный тесак – таким рубят сахарный тростник на плантациях. – Ежели опять попробуешь…

Лис лениво прислонился спиной к грот-мачте. Сказал, улыбаясь:

– Первый твой бросок уже зачтен – в цель попал. Если ты, конечно, хотел не убить, а только ранить.

Нати окинула взглядом его широкоплечую фигуру.

– В такую крупную мишень промахнуться трудно…

Кто-то засмеялся.

– Ну же, вперед, монашек! – подбодрил Фокс.

Я не монах, привычно возразила Нати – про себя. Накинула через шею перевязь, чувствуя насмешливые и недоброжелательные взгляды. Ну и… пусть их.

Первый нож, пущенный дрожащей рукой, чиркнул по мишени и упал на палубу. Нати прикрыла глаза, пережидая громогласные насмешки. Брат Иона говорил: ты не бросаешь нож. Ты просто наносишь им удар и отпускаешь. Нати подняла ресницы. Все очень просто.

Очень.

Просто.

Ножи торчали в мишени – под разными углами, на разной глубине, но все поразили самый центр. В ушах гудели недоверчиво-восторженные вопли и свист пиратской команды. Мало соображая, что делает, Нати дошла до мишени и начала извлекать ножи. Некоторые поддавались легко, другие приходилось раскачивать…

– Отлично, монашек!

От дружеского удара по плечу у нее даже колени подогнулись. Но Лис, казалось, был доволен ее успехом. Улыбался от уха до уха.

– И что, теперь я могу забрать ножи?

– Конечно. Но только когда сойдешь на берег. Я больше не собираюсь рисковать своим здоровьем, имея под боком столь смиренного брата по вере!

– Не мир я вам принес, но меч… – пробормотала Нати. Уложила ножи в ножны, свернула перевязь и с сожалением отдала Фоксу.

– А не хочешь ли пойти к нам в команду, а, монашек? Верный глаз и сильная рука лишними не бывают.

Нати пожала плечами и сказала просто:

– Мне нужно на Ямайку.

– А что там такого, чего нет у нас на Тортуге? Епископ?

Лис явно поговорил с Ван Дейком – разузнал, что смог, об его пассажире. Нати чопорно поджала губы и смиренным жестом, подсмотренным у монахов, сложила на животе руки, спрятав кисти в рукава. Пальцы нащупали опустевшие ножны на предплечье.

– То дела церковные, – сообщила уклончиво.

– Церковные? Ну-ну…

Нати сидела рядом с капитанской каютой – далеко она отходить не рисковала, памятуя о том, что команда в отличие от капитана настроена не столь благодушно. На ленивые вопросы и подначки молчала или отделывалась пустыми односложными ответами.

У фальшборта остановился Реми. Крепкий, невысокий парень поглядывал недобро, играя своим кинжалом – тот стремительно мелькал в его пальцах, будто серебристая рыбка. Нати подумала-подумала и решилась на искреннюю похвалу:

– Как ты быстро ножи кидаешь! Не успеваешь и глазом моргнуть!

– Еще бы! – отозвался Реми с готовностью. – В бою, пока целишься да примериваешься, тебе успеют сто раз брюхо вспороть! Тебе еще учиться и учиться… щенок!

Воистину пираты посланы ей Господом Богом для усмирения ее главных грехов! Нати решила, что сегодня она уже достаточно погубила свою душу, и потому не стала отвечать парню, как следовало бы… Лишь смиренно кивнула:

– Ты прав.

Реми, видимо, жаждал ссоры с посягателем на его законное место лучшего метателя ножей, потому что презрительно фыркнул и развернулся, бормоча скабрезности про католических священников. Нати очень старалась не вслушиваться.

* * *

В каюте капитана по сравнению с торговыми кораблями, на которых ей только и приходилось плавать, было поистине роскошно. Бархат, резное дерево, начищенная медь, за планками шкафа – хрустальная посуда и серебряные блюда. Нати с тоской поглядывала на рундук: она и мысли не допускала, что рубины потеряны для нее навсегда. Что бы там себе ни думал этот наглый рыжий Лис.

Наглый Лис подкрутил фитиль у лампы и сказал:

– Можешь ложиться спать.

– Здесь? – уточнила Нати, оглядываясь.

– Здесь, – Лис оскалил зубы. – Можешь постелить мой камзол, все равно его теперь выкину…

Нати не спала, слушая звучный храп Фокса. Ей давно уже не давал покоя полный мочевой пузырь. На «Чайке» она пользовалась темнотой, а то и вовсе проскальзывала в трюм, здесь еще придется приноравливаться. «Особенно будь осторожной, когда захочешь оправиться», – как-то со смехом посоветовала Карла. Как в воду глядела. Нати осторожно поднялась и, бесшумно ступая босыми ногами по мягкому ковру, двинулась к двери.

Храп Лиса мгновенно прервался, капитан сказал ясным голосом – точно и не спал вовсе:

– Если хочешь помочиться – ведро у двери. Нечего симпатичному мальчишке шляться среди матросни ночью.

И девчонке – тоже. Она застыла, точно застигнутый хозяином вор, но Лис перевернулся на бок и безмятежно засопел дальше.

Нати воспользовалась ведром и, улегшись на бархат камзола, подумала, что ближайшие дни до Тортуги ей придется поменьше пить.

И есть – тоже.

* * *

Даже у Жан Жака сундуки и шкатулки открывались куда легче – а казалось бы, кто осторожнее торговцев? Нати научилась вскрывать их с детства; не для воровства, а лишь из любопытства: а что же там дед прячет? Но здесь не было ни шпильки, ни ножа – Фокс предусмотрительно не оставлял рядом с ней режуще-колющих предметов. Прижав ухо к боковине рундука, Нати внимательно слушала пощелкивание внутренних запоров, уговаривая упрямый замок поддаться…

– И говоришь, что ты не вор!

Съежившись, она оглянулась через плечо. Фокс закрывал дверь в каюту.

– Правда, неопытный вор. Дверь не закрыта, никого на стреме…

Нати осторожно поднялась и опустила зад на драгоценный рундук. Ноги не доставали до пола.

– Я не вор! Я просто хочу забрать мое по праву.

– И только?

– И деньги, да. Без них я не попаду на Ямайку.

– Если будешь продолжать в том же духе, сумеешь попасть только на тот свет, – беззлобно сообщил Фокс. – А твое по праву теперь по праву мое.

– По какому же праву – праву сильного? Как и груз этих бедных голландских торговцев?

– Эти бедные голландские торговцы в море уже не первый год и всегда готовы к таким вот неприятным встречам: у них имеются пушки, мушкеты, пистолеты и сабли!

– Но у вас пушек больше, – слабо возразила Нати, вспомнив, как она удивлялась, что голландцы даже не пытаются отбиться.

– У нас больше храбрости! Просто Ван Дейк знал: малейшее сопротивление – и мы его не пощадим. А теперь убирайся из моей каюты!

– Куда?

– На палубу! Мы подплываем к Тортуге.

Кайонская бухта словно самой природой создана была для пиратского убежища. Отвесные скалы с обеих сторон ограждали маленький залив, и только опытные лоцманы могли провести корабли в гавань. А чтобы защитить и без того малодоступную бухту, французы возвели на скале еще и Горный форт.

Стоявший рядом с Нати Фокс вполголоса рассказывал историю Тортуги. Казалось, он позабыл на время прегрешения не то пленника, не то невольного пассажира и теперь с удовольствием знакомил любопытствующего новичка с историей легендарного Черепашьего острова, отнятого когда-то у испанцев, хотя они несколько раз пытались его вернуть. Сейчас-то в эти воды не посмеет зайти не то что какой-нибудь испанский фрегат, но и целая военная эскадра! Подобно Ямайке, распахнувшей двери английским пиратам, французский остров стал домом для корсаров всех национальностей и исповеданий. Здесь они могли отпраздновать свою победу, сбыть награбленное, запастись продуктами, водой и боеприпасами, откренговать корабли для ремонта или очистки днища, починить рангоут и такелаж, а еще пересидеть сезон муссонных штормов.

Входя в воды бухты, шхуна поприветствовала родной дом залпом из пушек. В ответ с форта раздался выстрел – громкий и дымный, но слава Богу, одним порохом – с такого расстояния промахнуться по кораблю очень мудрено.

Сколько народу собралось поприветствовать команду «Красотки»: и моряки, и торговцы, и женщины, и просто праздношатающиеся! Оглушенная толчеей и громогласным разноязычием, пестротой и разнообразием одежд и цветов кожи Нати шла в кильватере капитана, точно шлюпка на лине. Тот, не останавливаясь, дружески хлопал кого-то по плечу, получая взамен такие же звонкие хлопки, жал руки, принимал и возвращал поцелуи смеющихся женщин, но двигался неуклонно, прокладывая курс к дому, стоявшему в отдалении от бухты в тени апельсиновых деревьев. Нати оглянулась. Команда «Красотки» рассеялась – их ждал веселый приморский квартал Бас-Тер с его тавернами, лавочками, ростовщиками и девицами, всегда готовыми освободить корсаров от лишнего золотишка. Дольше всех задержался Реми – он, казалось, следил, куда же Фокс определит пленного послушника.

Нати вошла в дом вслед за капитаном – благословенная тень обняла ее – и вздрогнула от зычного крика Лиса:

– Джим! Ты где, бродяга?! Где моя ванна? Где мой обед?

Из глубин дома принесся негр в холщовых штанах и рубахе. Блеснул белозубой улыбкой и с поклоном подобрал скинутые Фоксом сапоги.

– Сейчас, хозяин, сейчас все будет готово!

Фокс со вздохом облегчения потянулся всем своим длинным телом и упал на обшитую парчой кушетку. Сказал доверительно, точно Нати это должно было волновать:

– Сейчас и будет! Иногда кажется, что этому парню просто нашептывают о моем прибытии морские ветры: всегда накрыт стол и нагрета вода.

– Это твой дом?

– Да. Иногда здесь останавливаются и мои гости. Так что если у тебя нет никаких других знакомств на Тортуге, располагайся. Джим приготовит тебе комнату.

– А у меня есть выбор? – подумав, спросила Нати.

Лис любезно улыбнулся.

– Конечно. Можешь прямо сейчас отправляться в гавань и искать попутный транспорт на Ямайку.

Нати оглянулась на слепящее солнце улицы. Возвращаться назад не было никакой охоты. Нет, надо немного отдохнуть, оглядеться… и обдумать, где взять деньги за проезд. Разве что наняться матросом на корабль? Мысли ее вновь вернулись к заветному рундуку в Лисьей норе… то есть каюте.

– А что, на корабле никто не остался?

– Остались вахтенные. И никого чужого они на шхуну не запустят.

Конечно, он с легкостью угадал направление ее мыслей…

– А как же груз? – удивилась практичная Нати. Жан Жак первым делом по прибытии распоряжался выгрузкой товара да еще следил тщательным образом, чтобы ни грана, ни дюйма его не пропало.

Лис широко зевнул.

– Неужели ты думаешь, что я буду таскать на своей спине мешки с сахаром или стоять над грузчиками с абаком в руке? Только в море капитан первый после Бога – а при прибытии на берег все заботы переходят боцману и помощнику. Они и займутся разгрузкой, заодно еще раз пересчитают приз и уточнят долю каждого в команде. Джим, ну где ты там, ленивец!

По доскам пола простучали босые пятки.

– Идите принимайте ванну, хозяин. А маленький испанский священник будет жить здесь?

– Я не священник… – безнадежно возразила Нати. Уходивший Лис обернулся, блеснул улыбкой не менее яркой, чем у его чернокожего слуги:

– А насчет испанского возражений нет? Неужели вы не француз, а испанец, сеньор?

– Нет, сеньор, – ответила Нати по-испански, прежде чем поняла, что вопрос тоже задан не на английском. Фокс на миг задержался, приглядываясь с интересом.

– Ну что ж, мне давно пора освежить свой кастильский… Джим, выдели малышу-несвященнику комнату, горячей воды и попробуй найти одежду по росту.

Эндрю отмокал в воде, попивая вино, смотрел в окно на гавань. Кудрявый малыш в сутане был забавным. Непуган еще, конечно, дерзит там, где стоит помолчать, и… размахивает ножом там, где нужно быть тише воды, ниже травы. Хотя он сам виноват, конечно, отвлекся на карту, забыл, что ни одного пленника не следует оставлять за спиной. Даже если этот пленник – монастырский послушник.

Но ему нравилось, что паренек не сдается и наверняка что-то знает про эту странную полукарту. Может, в самом деле махнуть на Омори… с дружественным визитом? А потом уж позаботиться о том, чтобы парня доставили до Ямайки целым и здоровым и не продали в рабство, как наверняка планировал этот сукин сын Ван Дейк.

– Устроил малыша? – спросил Фокс у поливающего ему спину слуги. Лицо Джима, и без того круглое, как луна, расплылось еще больше.

– Конечно, хозяин!

– Проследи, чтобы парень был доволен и ни в чем не нуждался. Мне он еще нужен… некоторое время.

Джим поклонился, давя смех.

– Еще бы не нужен, хозяин! Я сделаю все, как вы приказываете.

Заворачиваясь в простыню, Фокс глянул на него с подозрением:

– Что-то ты много сегодня хохочешь, парень! Ох, давно я тебя не порол!

Джим быстро собрал грязную одежду и, пробормотав: «Простите, хозяин!», вылетел с ней за дверь. Фокс никогда не порол его, хотя пугал часто. Это потому что он, Джим, очень расторопный, сообразительный и умеет держать язык за зубами.

А еще он умеет ходить бесшумно. Поэтому раздевающийся монах… вернее, монашка, не заметила его, когда он принес чистую одежду в его… ее комнату. Но раз капитану Лису угодно выдавать девицу за парнишку, он, Джим, умрет, но никому не намекнет об этом даже взглядом. А то где он еще найдет такого хозяина?

Какое наслаждение просто быть чистой! Джим и впрямь был расторопным: и воду нагрел, и даже подобрал одежду, хоть и не новую, но чистую, хорошего качества, и главное – почти по росту.

Одевшись, она критически оглядела себя. К счастью для себя и к неодобрению Доры (та все пыталась ее откормить), пышными формами Нати не обладала. Так что просторные штаны с рубашкой и застегнутый жилет вполне скрывали предательские округлости. Хотя… может, не стоит уже скрывать свой пол? На Тортуге и без нее оказалось немало женщин – не только определенной профессии, но и вполне почтенных матрон. Решив не торопиться, она застегнула последнюю пуговицу жилета. А потом подумала и надела еще сверху рясу на всякий случай.

– Ну наконец-то. – Лис, уже сидевший за накрытым столом, сделал приглашающий жест. – В твоем возрасте я постоянно хотел есть, а ты, кажется, и пару сухарей за день не сгрыз… Или сейчас какой-нибудь пост? Так ты напомни, какой именно, – и я, как добрый католик, к тебе присоединюсь.

Нати фыркнула. Да, на груди Фокса действительно имелся католический крест, но вряд ли Лис-пират мог называться добрым католиком. Под его насмешливым взглядом она сотворила крестное знамение и молитву перед едой:

– Благослови, Господи, нас и дары Твои, которые по Твоим щедротам мы будем вкушать. Через Христа, Господа нашего…

– Аминь! – закончил Лис, вгрызаясь крепкими зубами в куриную ножку. – Приступай, а то остынет.

После скудного корабельного рациона – сухари, вода и вяленая рыба – еда казалась райской пищей. Но в самый разгар пира их отвлек парень в ливрее. Пока Нати размышляла, на сколько мог бы потянуть его наряд, лакей учтиво поклонился Лису:

– Месье Фокс, вас приглашает к себе губернатор!

Хозяин со звоном отбросил приборы. Спросил с досадой:

– Что, прямо сейчас? Я же только что прибыл!

Слуга вновь поклонился, но ответил уверенно:

– Дело не терпит отлагательства!

Фокс допил бокал до дна, пробормотал:

– Видно, и впрямь не терпит!

С сомнением глянул на послушника. Парень шустрый, вряд ли Джим за ним уследит, еще вляпается в очередную историю…

– Натанаэль… Как, кстати, тебя лучше звать? Натан? Нат?

– Голландцы называли меня Нэтти.

– Нэтти? Подходит. Так вот, Нэтти, не желаешь ли познакомиться с губернатором Тортуги, а?

Лис принарядился: новый камзол, брабантские кружева рубашки у шеи и на рукавах. Поправляя на пальце перстень с крупным бриллиантом, окинул критическим взглядом запылившуюся рясу Нэтти.

– Не хочешь переодеться? Там будут очень милые девушки, дочери господина де Ожерона.

– Тем более, – кратко ответила Нати.

Лис рассмеялся:

– Маленький святоша! Думаешь, этот наряд убережет тебя от кокетливых взглядов? Плохо же ты знаешь женщин!

– Да уж куда лучше, чем вы, месье пират! – пробормотала Нати. Она надеялась, что одеяние послушника не даст заглянуть под рясу. Женщины гораздо наблюдательнее, чем о них думают…

Дом месье де Ожерона был куда больше и богаче, чем у правителя Омори. Оно и понятно, ведь губернатор Тортуги сотрудничает с пиратами в открытую. Правда, именуя их по-иному: корсары. Так что не вся эта роскошь привезена прямо из Европы, думала Нэтти, разглядывая обстановку.

Месье де Ожерон оказался невысоким приятным мужчиной. Он с искренним радушием поприветствовал Фокса. Выслушав историю юного послушника, ставшего невольным гостем «Красотки», сочувственно покачал головой: нужно помочь мальчику попасть на Ямайку. Если по дороге в дом губернатора Нэтти подумывала кинуться к тому с жалобой, то теперь придержала язык – видно было, что де Ожерона и Фокса связывают давние дружба и уважение. Вряд ли он прикажет пирату вернуть рубины…

Лис посмотрел поверх ее головы, и Нэтти увидела, что глаза его засветились мягким золотом: в комнату вошли дочери губернатора. С непринужденностью давних знакомых они поприветствовали капитана, с дружелюбным интересом – послушника. Обе были хороши, лишь младшая с еще не до конца сформировавшейся фигурой уступала старшей – роскошной высокой брюнетке. Девушки открыто флиртовали со смеющимся Фоксом, он не уступал им в искусстве намеков и остроумия, так что Нати вскоре и впрямь почувствовала себя мрачным и неуклюжим отшельником, только что вылезшим из своей пещеры. Де Ожерон наблюдал за ними, искренне развлекаясь. Он баловал своих дочерей, а мягкий климат Карибов смягчал сословные и иные предрассудки.

– Ну, достаточно на сегодня, – наконец заметил он. – Месье Фокс еще не отдохнул как следует, а тут сразу две такие трещотки! Мы попросим его еще раз нанести нам визит. Дела – прежде всего. А вы прихватите-ка с собой месье Дюпре…

Эндрю поймал полный отчаянья взгляд послушника и, откровенно веселясь, качнул головой.

– Не стоит! Боюсь, у юного Нэтти не хватит сил и опыта поддержать с вами приличную беседу. Дайте парню прийти в себя. Не сегодня.

Старшая засмеялась, стрельнув глазами в Нэтти, младшая надулась, но обе удалились – когда отец говорил о делах, спорить и уговаривать было бесполезно.

– Вероятно, вы хотите получить отчет о моем призе? – спросил Фокс, когда они остались одни, не считая притихшей на кушетке Нати. – Голландский торговый барк, сахар и табак в трюме, сорок человек команды.

Де Ожерон качнул головой. Между бровей у него появилась морщинка.

– Да, об этом, мой друг, я и хотел с вами поговорить! Мы не воюем с Голландией, и вы меня удивили. Ведь вы – не просто пират, который охотится на всех купцов без разбора, а корсар, имеющий патент от его величества короля Франции… Объяснитесь же!

– Ван Дейк – особый случай. Вы, конечно, помните эту историю: «Красотка» вместе со шлюпом «Отважным» приняли бой с испанцами у Кюрасао. Нам тогда здорово досталось. Шлюп пошел ко дну… вместе с испанским бригом мы подобрали всех тонувших и раненых, в том числе и испанцев. Тут как раз подвернулся Ван Дейк. Нужно было продолжать преследование, и я попросил его доставить раненых на Кюрасао. Даже пообещал ему вознаграждение. И что я услышал, когда через полмесяца прибыл за ними на остров? – Фокс налил полный кубок и выпил его точно воду – жадно, залпом. – Ван Дейк продал моих людей Бичу пиратов! Вы понимаете, что это значит?

Де Ожерон покачал головой – сочувственно.

– Кое-кого – поздоровее – наш почтенный шкипер продал на плантации. Мы сейчас их разыскиваем. Поэтому я бы не хотел отпускать Ван Дейка за выкуп, который он, несомненно, предложит. Просто дождусь возвращения моих людей – и пусть они сами решают, что с ним делать!

Некоторое время мужчины молчали. Потом губернатор произнес задумчиво:

– Не могу сказать, что не понимаю вашу жажду справедливости. Ну что ж… Карибское море так глубоко… мало ли что может произойти с торговцем, в том числе и с голландским…

Они обменялись понимающими улыбками. Губернатор поставил бокал и продолжил:

– Но я вызывал вас не только по этому поводу. У меня к вам дело деликатного… конфиденциального свойства.

Фокс оглянулся:

– Нэтти, не желаешь ли прогуляться по саду?

Нати, конечно, не желала, но кого это волновало?

Сад был хорош, ухожен. Апельсиновые деревья, пальмы, магнолии, гибискусы, бегонии… Нати медленно продвигалась вдоль губернаторского дома, пытаясь определить окна гостиной. Кажется, здесь. Оглядевшись, она скользнула к белой стене и обратилась в слух.

Невнятное бормотание, точно мужчины разговаривали с губ в ухо. Потом громкий, совершенно непочтительный возглас Фокса:

– Месье Де Ожерон, да вы с ума сошли!

Тихий, почти виноватый голос губернатора:

– Да, мой друг, вы совершенно правы… но мне просто не к кому, кроме вас, обратиться… конечно, за вознаграждением дело не станет, а вы умеете проворачивать совершенно безнадежные предприятия… и хранить чужие секреты.

– Да я даже не могу понять, как вы с ней!..

– Прошу вас, мой друг, тише!

Лис, к большому сожалению Нати, послушался, и больше ничего она различить не смогла.

После разговора – очень неожиданного разговора – с губернатором Эндрю вышел в сад через французское окно. Некоторое время пустыми глазами смотрел, как монашек кидает палку гончей – собака азартно отыскивала ее среди клумб и притаскивала обратно.

– Идем, Нэтти. Хвала Господу, нам здесь больше нечего делать!

Лис рано радовался. На выходе из парка их окликнула старшая из дочерей де Ожерона. Фокс оглянулся, поспешно снимая шляпу:

– Мадемуазель?

– Месье Фокс, не могли бы вы выполнить мою маленькую просьбу?

– Все, что в моих силах, мадемуазель!

– Это в ваших силах, месье. Не могли бы вы найти одного человека и передать ему… послание?

Фокс задумчиво смотрел на письмо, которое ему протягивала девушка.

– Вы могли бы просто послать слугу, – полувопросительно произнес он.

– Ах, но все слуги в доме так опасаются гнева отца!

– То есть господин губернатор считает неподобающим поддерживать знакомство с этим человеком? – задумчиво произнес Фокс.

Мадемуазель де Ожерон зарделась. Протянутая рука ее дрожала.

– Да…

– В таком случае, мадемуазель… – Фокс низко поклонился.

– Ах, но ведь в письме нет ничего неподобающего! – воскликнула девушка. – Там лишь сообщение, что наша встреча отменяется… и мои сожаления по этому поводу. Вот, вы можете прочесть сами, оно не запечатано!

Фокс молча смотрел на нее – внимательный и настороженный. Мадемуазель де Ожерон вдруг всхлипнула:

– Он может подумать, что я тоже от него отвернулась, а я не могу… Ах, простите меня, месье Фокс, и забудьте о моей дерзкой просьбе!

– Господи Иисусе! – воскликнул Фокс нетерпеливо. – Мадлен, давайте же сюда ваше письмо!

Девушка мгновенно улыбнулась ему сквозь слезы:

– Вы ведь знаете, кому оно адресовано, правда?

– Естественно. – Нати услышала, как он пробормотал себе под нос: – Как и все Карибы! Вытрите ваши прекрасные глазки и бегите, пока отец вас не хватился.

– Спасибо, спасибо! – Девушка чуть ли не вприпрыжку направилась домой.

Нати почти бежала, чтобы успеть за размашисто шагавшим Фоксом.

– Они что думают? – вопрошал тот на ходу, потрясая смятым конвертом. – Я им кто, доверенная камеристка, таскать туда-сюда любовные записки? Или, может, они полагают, что я – Купидон?

Он внезапно остановился и сунул письмо в руки Нати.

– Вас ведь учат сохранять тайну исповеди?

– Конечно, но я еще не…

– Не священник, я понял! Просто взгляни и скажи: есть там что-либо, что может навредить месье де Ожерону или его дочери?

Нати пробежала глазами послание. Витиеватость слога и описание немыслимых страданий ее рассмешили – даже чернила кое-где расплылись от пролитых горьких слез. Она сама бы ограничилась кратким: «Очень жаль, прийти не могу, запрещает папа».

– Ничего сверх того, что она нам сказала.

Фокс забрал письмо. Пробормотал, как оправдание:

– Не могу устоять, когда на меня смотрят умоляющими прекрасными глазами!

Надо запомнить! Правда, Нати не видела, как эти сведения можно применить к своей пользе – в ее нынешнем обличье. И еще неизвестно, сочтет ли Фокс ее глаза прекрасными. Да и умоляющий взгляд надо отработать…

– Когда влюбишься, не вздумай терять голову… как эта сумасшедшая семейка. Куда ни глянь – везде affaire de Coeur, сердечное дело! Французы, что с вас возьмешь! Кстати, как тебе понравились эти милые девушки?

Нати пожала плечами и сказала чистую правду:

– Они меня не интересуют.

Фокс неожиданно засмеялся:

– Ой ли? А я вот заметил, что ты не сводил глаз с их корсажей… Краснеешь, маленький святоша?

И впрямь заалев и ушами, и щеками, Нати сердито отвернулась. Не объяснять же ему, что она просто старалась запомнить крой платьев!

Фокс велел Джиму сбегать в гавань приостановить разгрузку корабля и вызвать боцмана и старшего помощника.

– И еще, – сказал он, притягивая пальцем за ворот рубашки слугу, приплясывающего от нетерпения бежать исполнять приказ, – это письмо передашь… – дальше неразборчивое имя. – Да только не при всех, имей деликатность!

Моряки не заставили себя ждать. Правда, боцман, уже изрядно навеселе, пришел в обнимку со здоровенной бутылкой рома – видимо, не смог с ней расстаться.

– Что за пожар, что за напасть? Почему нельзя разгружать корабль? Что, наш губернатор велел вернуть товар голландцам обратно?

Невысокий сухопарый помощник – француз Шарль Берни – молча сел за стол напротив капитана. Лис улыбнулся.

– В некотором роде.

– Что-о?! – взревел Джонни. – Да ведь мы… мы же по́том и кровью!..

Нати насмешливо фыркнула – кровью!

– Сядь, – негромко посоветовал Лис. Странно, но громадный боцман моментально послушался, плюхнулся на затрещавший стул и с мрачным ожиданием уставился на Фокса.

– Товар грузим обратно, запасаемся водой и едой и завтра выходим на голландце.

– Завтра?

– Как завтра, мы же только что пришли! Лис, да народ еще только гулять начал…

– Не на что ему пока гулять! Губернатор возместит команде стоимость груза и еще много сверх того – если мы выполним его поручение. – Лис обвел глазами помощников и задержал взгляд на Нэтти. – Конфиденциальное поручение.

– Куда идем, капитан? – негромко спросил Берни.

Лис улыбнулся.

– В Гавану.

Нати чуть не подпрыгнула. Берни молча ждал продолжения, а боцман перегнулся через стол, спрашивая жадно:

– Готовится рейд? Сколько кораблей? Ты поведешь эскадру?

Лис откинулся на спинку стула, вытянул длинные ноги. Сказал лениво:

– Джонни, ты не понял. Мы идем одни. На голландском судне. Мы просто хотим продать эти товары в Гаване.

– И все? – через паузу спросил Берни, пока боцман с пьяной сосредоточенностью морщил лоб, утрамбовывая в голове эту новость.

– Нет. При уходе мы захватим одну… крайне нужную нашему любезному губернатору вещь.

– Что-то ценное? – очнулся Джонни.

– Очень ценное – для месье де Ожерона, – Фокс улыбнулся почти с издевкой, – и потому он готов выложить за это крупную сумму. Так что команда должна быть трезва и готова завтра к ночи. Кто не придет, может догуливать на берегу. До выхода в море никто не должен знать, куда именно мы идем.

Берни стремительно сорвался с места:

– Отлично! Джонни, пошли, дел полно!

Боцман сделал глоток из бутылки и, с сожалением побулькав ею – оставалась еще добрая половина, – со стуком выставил на стол.

– Да допивайте уж, чего там!

– Я сберегу ее для тебя, Джонни, – мягко сказал Фокс. Боцман с досадой отмахнулся и потопал за помощником.

Фокс задумчиво обирал воск с подсвечника, Нати исподволь рассматривала его острое хищное лицо.

– Что-то хочешь спросить? – не глядя на нее, поинтересовался Фокс.

Нати откашлялась.

– Верно ли я понимаю, что вы, корсары, сами собираетесь явиться в испанский порт и предложить купить награбленные товары?

– Я сразу заметил, что ты сообразительный малый! – восхитился Лис.

– Капитан, тогда вы просто… да у вас летучие мыши на колокольне! – убежденно выпалила Нати.

– Ну почему же? – Пират оживленно развернулся к ней. – Давай все обсудим, может, ты заметишь свежим взглядом какие-нибудь огрехи в моем безупречном плане?

План был таков: войти в гавань Гаваны как голландский купец, команде начать разгружать «Чайку», Фокс тем временем в течение пары дней отыскивает нужную губернатору вещь, и барк с ней на борту благополучно отчаливает.

– Патент на торговлю с Испанией у меня в кармане…

– Торговый патент? – невольно повторила Нати.

– Чему ты удивляешься? У меня имеется много патентов от разных государств – и торговых, и каперских.

– Поддельных?

– Далеко не все. Некоторые слегка подправлены, некоторые немного просрочены… но ведь истинная служба не может иметь временны́х и государственных границ, а? Так что мы даже не обращаем внимания на мирные договоры, заключенные где-то там, в Европе: рано или поздно вновь начинается война, и мы вновь готовы к услугам наших монархов. Но вернемся к моему плану. Что тебя в нем так смущает?

– Ваша наглость, – пробормотала Нати. – А ты знаешь голландский?

– Неплохо. Главное – я хорошо знаю испанский. Не стоит ведь утруждать алькальда болтовней на голландском? А команда просто посидит пару дней на барке. Мы его переименуем. Как тебе нравится «Дельфин»?

Лис говорил так иронично-спокойно, что невольно верилось в успех этого самоубийственного предприятия.

– А ты раньше бывал в Гавани?

– Поблизости, – уклончиво сказал Лис. – Кстати, если удастся выгодно продать сахар и табак, можно прикупить какой-нибудь товар, чтобы не гонять барк с пустым трюмом.

Нати задумалась. Раз уж она все равно собиралась в Испанию, чем плох другой испанский порт?

– Я верно понимаю, что вы хотите провернуть все без шума и драки?

– Все будет очень тихо и благочинно, – уверил ее Лис.

– Тогда можно… я поплыву с вами? Я знаю испанский и разбираюсь в торговле. Мне с Жан… с моим дедом приходилось возить товары, хоть и не испанцам, конечно.

А он-то как раз ломал голову, кому поручить приглядывать за пареньком!

– Почему бы и нет?

Не вся команда собралась к назначенному сроку – часть пиратов так и не пришла в себя после вчерашней пьянки. Лис скомандовал отплытие, никого не дожидаясь. Кроме еды и воды, корсары прихватили с собой лишь личное оружие, а пороха и ядер на «голландце» и так хватало.

Присутствие послушника на корабле встретили шуточками: не решил ли капитан подстраховаться и наладить постоянную связь с Господом Богом? Но неприязни к новому члену команды (если не считать таковым молчаливое презрение Реми) моряки не проявляли. Правда, Лис с самого начала предупредил, что пассажиров – если те не заплатят – они не возят. Так что придется Нэтти побыть громметом.

Боцман встретил юнгу удовлетворенным урчанием. Он так и не простил Нэтти нападения на капитана, а пуще всего – того, что не успел это нападение предотвратить. Кто же знал, что перепуганный монашек так взбеленится из-за своих жалких пожиток!

Так что Джонни оторвался на мальчишке на славу. Если Нэтти не драил палубу, то начищал все медные и металлические детали и порты пушек; растапливал и следил за печкой, на которой моряки разогревают свои горшки с едой; чинил такелаж и латал паруса… и все это – под беспрерывный аккомпанемент команд и ругательств боцмана. Сколько раз ей хотелось запустить чем-нибудь тяжелым в его лысую голову, перехваченную выгоревшим на солнце платком, но Нати напоминала себе: терпеть уже недолго. Лис посмеивался, но в воспитание громмета не вмешивался, да и палубная команда не сидела без дела, когда начинал меняться ветер. Единственное, чего Фокс требовал неукоснительно, – чтобы парень ночевал не на палубе и не в кубрике, а в капитанской каюте.

По этому поводу Нати даже подслушала разговор Лиса с боцманом.

В ее обязанности входила и готовка для капитана – причем последний во всеуслышание расхваливал стряпню «монашека». Нати фыркала: что можно приготовить из таких скудных продуктов, но втайне была довольна.

…Подхватив тряпкой горячий горшок с похлебкой, Нати приостановилась, чтобы открыть дверь в капитанскую каюту, и услышала голос боцмана:

– Команда недовольна, Лис…

Начало ей понравилось.

– И чем же недовольна команда на этот раз? – лениво откликнулся Лис. Она представила, как тот полулежит на подушках, наброшенных на рундуки, вытянув длинные ноги, и щурит смешливо глаза.

– Ну, некоторые поговаривают, что ты нарушаешь закон – не брать на борт женщин и мальчиков.

Молчание.

Боцман откашлялся.

– Слов нет, парень мне нравится, – Нати чуть не уронила от неожиданности похлебку, – упрямый, жилистый, пупок рвет, хотя видно, что от злости готов мне горло перегрызть… только на кой ты его с собой потащил-то? К нашему делу он не годится, а команда поговаривает…

Молчание капитана было сильнее всяких окриков и ответов, потому что голос Джонни делался все тише и неразборчивее, пока не стих совсем.

– Давненько меня не обвиняли в содомии, – задумчиво сказал Лис. – Если бы это сделали наши враги-испанцы, но мои собственные люди…

– Ну, не вся же команда, – пробурчал Джонни, – знаю я, что ты на передок слабоват, но только на баб… но ты должен знать, есть недовольные…

– Джонни, – раздельно сказал капитан, – иди и сообщи… команде… хотя я могу назвать имена этих двоих недовольных… если б парень был взят для того, про что они думают, его бы никогда не увидели на палубе. И уж тем более я не дал бы тебе над ним измываться. Он мне нужен. А для чего – это вовсе не их собачье дело. И даже не твое, понял, Джонни? А теперь – проваливай.

Нати бесшумно отступила и вновь вернулась, намеренно топая босыми ногами. Из капитанской каюты вышел красный и злой боцман. Рявкнул, завидев юнгу:

– Где шляешься? Капитан уже с голоду подыхает!

Нати благоразумно отступила, пропуская Джонни, и вошла в каюту.

– А, вот и обед! – поприветствовал Лис. Не поднимая на него глаз, Нати сноровисто накрыла на стол, налила вина и отступила к двери. – Ты сам поел?

– Да.

Лис отложил приборы и серьезно уставился на юнгу.

– Я никогда тебя не спрашивал… Нэтти, команда тебя не обижает?

Нати криво усмехнулась:

– Не считая пинков, подзатыльников и проклятий? Нет.

От затрещин и пинков она научилась увертываться, ругательства – пропускать мимо ушей, а истинное отношение к ней грозного боцмана уяснила только что. Лис кивнул.

– Это ясно. Но если кто начнет к тебе приставать или делать… а-а-а… непристойные предложения, разрешаю сразу бить в зубы или… а, куда получится! И жаловаться мне, разумеется. Можешь идти.

Нати с облегчением вылетела из каюты. Про содомию ей все объяснила Карла. Помнится, Нати никак не могла понять: ведь у женщины для этого существует самим Богом сотворенное отверстие, а у мужчин? Карла посмеялась над ее отвращением: есть мужчины, которые занимаются тем же и с женщинами. Сейчас Нати вспоминала, не проскальзывало ли в поведении пиратского капитана что-нибудь подобное? Нет, он и не коснулся ее ни разу во время плаванья – даже мимолетно. И держался с ней, как со своей командой: слегка высокомерно и шутливо.

…А уж не потому ли этот гордец Реми взирает на нее с таким презрением?

С этими мыслями она решилась подойти к Реми.

– А ты можешь поучить меня хватам, которыми кидаешь ножи?

Парень взглянул на нее с недоумением. Обвел полупустую палубу взглядом, словно призывая ее в свидетели.

– С какой это стати?

– Ну… я взамен подучу тебя испанскому.

– Меня? И на кой дьявол мне это нужно?

– Вот это-то я и упустил, – сказали сверху. Оба задрали головы: на них с юта смотрел Лис. Неспешно спускаясь по трапу, капитан продолжил: – В оставшееся время нам следует подучить голландский – не может же вся команда притвориться глухонемой? На счастье, у нас есть наш Вирт! – Он хлопнул по плечу низенького Себальда – единственного голландца в команде, состоявшей почти поровну из французов и англичан. Еще тут была пара негров, до того схожих, что Нати даже считала их братьями. А еще – молчаливый индеец, всегда одетый единственно в набедренную повязку. Нати побаивалась его, да и остальные пираты, по ее наблюдениям, не донимали того ни насмешками, ни разговорами. Лис как-то сказал, что держит на корабле индейца, потому что тот виртуозно умеет добывать пищу на любом островке, куда им выпадает пристать.

– Это что же? – громогласно вопросил боцман. – Я и команды должен отдавать невесть на каком языке?

– Подумай, Джонни, на каком языке командуют на голландском судне? А что касается испанского, то его знаю я и наш юный ученый друг. Так что в оставшиеся дни вам придется поднапрячь мозги, хоть это и непривычно. Это – приказ.

Нати уже заметила: хоть пираты огрызаются и ворчат, но всегда выполняют приказы Лиса. Она даже поделилась своим удивлением с боцманом, когда тот был в благодушном настроении: мол, толкуют о пиратской вольнице, о том, что на кораблях часто вспыхивают бунты и капитанов выбирают из самых отчаянных и жестоких головорезов… Джонни расхохотался:

– Ну да, Лис таков и есть! А нам повезло – не каждый капитан заботится о команде и редко кому так прет удача. Невелика трудность слушаться такого капитана, раз уж он привык к военной дисциплине. А кому не нравится – тот может валить с корабля ко всем чертям! А чего это ты со мной языком чешешь, палубу драй!

Так что теперь вечера Нати были заняты беседами с Лисом на испанском. Изъяснялся он довольно бегло, оставалось лишь поправлять произношение и кое-какие обороты. А меры веса и деньги на многоязычных Карибах, привыкших и торговать, и воевать друг с другом, были одинаково понятны и испанцу, и англичанину, и французу.

– Откуда такое прекрасное кастильское произношение, Нэтти? – вопросил как-то Лис. – А не выдать ли нам тебя за испанца? Испанскому юноше куда легче проникнуть в места, куда меня – голландца – могут просто не пустить.

Нати промолчала. Она вовсе не собиралась принимать участия в его пиратских делишках. По прибытии в Гавану сойдет на берег – только ее и видели. Жаль, конечно, что драгоценности матери остались на Тортуге. Но при продаже груза бывшей «Чайки» она сумеет прибрать кое-что к рукам… Лишь бы у Лиса все сошло гладко и никто из испанцев не заподозрил ее в связи с корсарами!

– Боцман говорит, за тобой гоняется какой-то Бич пиратов. Вроде как он поклялся очистить Карибское море от всех пиратов.

– А, любезный испанский дон! – Фокс блеснул улыбкой и глазами. – Мы пару раз от него ускользали, и он с отчаяния даже назначил награду за мою голову. Так что можешь подработать и сдать меня в порту испанцам!

Нати с изумлением взглянула на него.

– Спасибо, я обдумаю твое щедрое предложение! А что, если в Гаване как раз стоит эскадра этого самого Бича пиратов?

– Так что же? – Фокс легкомысленно пожал плечами. – Мы ведь не собираемся поднимать ни Роджера, ни Лиса на мачте, а с благородным идальго я еще никогда не встречался лицом к лицу.

Нати выразительно взглянула на его рыжую шевелюру, и Фокс ответил на безмолвный вопрос:

– Рыжие – не такая уж редкость среди голландцев, но по прибытии в порт я надену парик, как и полагается почтенному преуспевающему торговцу. Мы же не пираты какие-нибудь, прости Господи, а?

Когда на горизонте появились туманные очертания Кубы, экипаж переоделся в чистые, добротные, хоть и изрядно помятые одежды. Кое-кто даже побрился. Лис отсоветовал Нати вновь влезать в свою рясу: мол, испанцы религиозный народ, будешь привлекать лишнее внимание.

Голландский барк не вызвал подозрений у кораблей гвардо костас, береговой охраны, их никто не останавливал, и «Дельфин» беспрепятственно вошел в гавань. Привычные деньги за швартовку, налог за право торговли, указание цели прибытия: казалось, капитан Фокс только и делает, что водит торговые суда, в том числе и в испанские колонии.

Лис велел не торопиться, не продавать товар по дешевке первым же скупщикам. Так что Нати вместе с бойким де Виртом торговались отчаянно. Посещали и местные склады, где лежали превосходные гаванские кожи, которые вывозят в Европу, – тут уже Нати проявила свои знания, придирчиво выбирая и отвергая пересушенные или перетянутые. Они с Себальдом решили закупить в Гаване еще и гаванский табак – правда, некрученый, но качества хорошего. Иногда Нати казалось, что они и впрямь заявились сюда по торговым делам…

Лис же целыми днями пропадал в городе, строго-настрого запретив команде сходить на берег и даже лишний раз маячить на палубе. Поэтому корсарам оставалось только с вожделением разглядывать так доверчиво принявший их богатый испанский город. Нати не сомневалась, что и команда и сам Лис давно уже пересчитали все пушки и всех солдат форта и изобрели несколько вариантов нападения на Гавану: она даже слышала, как они прикидывают размер добычи и долю каждого в команде…

Эндрю вернулся на «Дельфин», когда на город уже обрушились густые и влажные карибские сумерки. Он был недоволен собой: несмотря на всю изворотливость и хитроумие, которыми он частично заслужил свою кличку, ему так и не удалось проникнуть в дом коменданта. Дон Хосе Рамирес де Лейва был любезен до ледяной учтивости, но, судя по порядку в форте и порту, правил своим маленьким государством железной рукой. Подарки он принял как должное, но это ни на дюйм не приблизило Фокса к цели. Де Лейва не собирался приглашать в свой дом какого-то мелкого голландского купца. С отчаяния Эндрю решил проникнуть туда тайно, но после прогулки мимо дома коменданта, бросающегося в глаза многочисленными колоннами, эту мысль пришлось оставить: де Лейва ревностно охранял свое сокровище. Пусть его бдительность и несколько запоздала…

Фокс даже собрался привлечь в помощь Нэтти. Всем известно, что благочестивые испанские дамы постоянно посещают церковь. Что стоит мальчишке, проходя мимо, уронить в руки донны Анны записку? Но, к великому сожалению, выяснилось, что жена коменданта Гаваны предпочитает возносить молитвы Господу исключительно в своей домашней часовне…

А время шло. Не то чтобы Эндрю действительно опасался прихода военной эскадры под предводительством Бича пиратов – хотя, по слухам, испанский адмирал не страдал излишней доверчивостью и мог придирчиво проверить все пришедшие в Гавану суда. Но даже появление другого голландского корабля могло грозить катастрофой – не будет же он изъясняться с «соотечественниками» на ломанном голландском!

Невеселые мысли одолевали и Нати. Выяснилось, что поскольку близок сезон муссонов, никто из находящихся сейчас в гавани кораблей не планирует вскорости отправляться в Европу. Еще одна отсрочка! Что же ей делать?

Она следила за непривычно мрачным Лисом: тот только рассеянно кивал на отчет де Вирта об успешных продажах-покупках, которые ему удалось провернуть с помощью «монашека»: «Наш Нэтти выдавил из этих скряг-испанцев все до последнего даюта».

– Молодцы-молодцы, – отвлеченно хвалил капитан.

– Ну и долго нам еще здесь торчать? – ворчливо поинтересовался боцман, лишь слегка понизив свой рокочущий бас.

– Трусишь, а, старый краб? – подначил его Лис.

Боцман со скрипом поскреб волосатую шею. Признал неожиданно спокойно:

– Есть немного. Непривычно мне торчать среди этих поганцев и ничего не делать!

– В этом рейде самая главная наша доблесть – терпение и умение ждать. Вон попроси Нэтти, он прочтет тебе наставление на тему христианских добродетелей…

– Тьфу, Лис, да я же протестант!

– Еще не поздно проникнуться истинной верой, старый еретик!

* * *

На следующий день Фоксу наконец повезло. Обедая в таверне, он разговорился с хозяином: тот, расхваливая свою кухню, поведал, что сам дон комендант заказывает у него кушанья: вон как раз собирают корзину с готовыми блюдами…

Эндрю встрепенулся. Дождался, пока молоденькая мулатка в опрятном платье и белом переднике и чепце выйдет из таверны с корзиной. Нагнал ее за углом. Слово за слово – и любезный голландский капитан предложил помочь поднести тяжелую корзину. Хорошенькая Лавиния была не прочь перекинуться шуточками и лукавыми взглядами с симпатичным кабальеро. Как чуть позже выяснилось, не прочь и подработать, оказывая совершенно пустяковую услугу – передать записку хозяйке дома.

Лавиния приняла подготовленное письмо, нащупала сквозь толстую бумагу очертания массивного перстня и томно вздохнула:

– Ах, уж и не знаю, стоит ли так рисковать любезному дону? В Гаване есть и другие, не столь строгие дамы, которые вполне оценят его достоинства…

– Та же сумма за ответ от донны де Лейва, – быстро сориентировался Фокс. – Только большая просьба…

– Только вы, донна Анна, да еще Господь узнают об этом! – истово перекрестилась Лавиния и спрятала письмо за корсаж с такой сноровкой, что Лис заподозрил за ней большую практику в доставке тайных записок скучающим благородным сеньорам.

Ужинал Эндрю в той же таверне. Улыбавшаяся Лавиния, проходя мимо, обронила ему на колени свернутое трубочкой письмо. Фокс неспешно расплатился и, лишь вернувшись на корабль, развернул послание. Бумага была тисненой и пахла духами. Ответ, написанный крупным уверенным почерком, гласил, что донна Анна ждет посланника дона де Ожерона в три часа завтрашней ночи. Ее муж отбывает на несколько дней на охоту, слуги будут отосланы, а замки – открыты.

Эндрю вздохнул с облегчением и велел заканчивать погрузку на «Дельфин» приобретенных товаров. «Корсары мы тебе или купцы?», – ворчали матросы, но, повеселев, шевелились быстрее. Всем было не по себе от близости такого количества заклятых врагов-испанцев.

…Приказав команде быть наготове, поскольку они снимаются с якоря, едва он вернется, Лис надел черный камзол, перевязь со шпагой, зарядил пару пистолетов.

– Может, возьмешь с собой людей? – спросил Берни, наблюдавший за его экипировкой. – Мало ли какая случится заварушка…

– Все пройдет тихо и гладко, – заверил его Фокс. – Главное – будьте наготове. И еще, – он стрельнул взглядом в одиноко сидевшего на носу Нэтти, – проследи-ка за монашком. Как бы чего не учудил.

– Учудит больше, чем ты? – усмехнулся Берни. – Успокойся, юнга не сделает с корабля ни шагу!

Нэтти пребывала в нерешительности. Мешок, в котором лежала ее ряса, немного еды, припрятанная выручка, был давно готов – оставалось только кинуть его на причал и исчезнуть под покровом темноты. Но что она будет делать в Гаване до окончания сезона муссонов?

Краем уха Нати слышала, как команда рассуждает, что за ценную вещь сегодня должен добыть Лис. Если казну гаванского губернатора, то взял бы с собой людей, вряд ли та поместится в один маленький сундучок. Значит, что-то мелкое: какие-нибудь драгоценности? Информацию, когда и где должен пройти следующий Казначейский флот? А может, какую-нибудь карту, указывающую, где находятся испанские золотые прииски, или где зарыт клад?

Нати насмешливо усмехнулась – легенды о пиратских и индейских кладах не сходили и с уст оморских мальчишек. Однако корсары, на ее удивление, дружно поддержали эту идею. Еще и размечтались, как бы потратили свою долю от найденного клада. Да и сам Лис весьма серьезно отнесся к карте брата Ионы… Нати вновь подумала о награде, назначенной Бичом пиратов за голову англичанина. Отобрав ее карту и ее драгоценности, Фокс заслужил, чтобы она сдала его испанцам!

Пора решаться! Или она остается с пиратами, и тогда неизвестно, когда наступит благоприятный момент, – или сейчас же делает решительный шаг к своей цели!

Наблюдавший за юнгой Берни в который раз уже убедился в чутье своего капитана: монашек явно намылился свинтить с корабля. Вот он достает из рундука припрятанный заранее мешок и направляется к шторм-трапу…

– Эй, Нэтти! – негромко окликнул старший помощник. Юнга вздрогнул и, замерев на месте, вскинул голову. В свете кормового фонаря белело его лицо.

– Капитан поручил тебе одно маленькой дельце.

– Какое?

– Иди в его каюту.

С мгновение парень, казалось, колебался – не броситься ли наутек. Берни знал, что удрать ему не удастся – на пристани затаились несколько человек с «Дельфина», которых он послал вопреки воле капитана. Незаметно рассыпавшись по всей широкой мощеной набережной, они готовы были оказать Лису помощь, если все-таки поднимется шум.

– Иду, – наконец сказал Нэтти.

В дверях каюты помощник пропустил ее вперед и захлопнул дверь. Нати услышала звук поворачивающегося в замке ключа и спокойный голос Берни:

– Вот это поручение: посиди-ка здесь до возвращения капитана!

Нати с мгновение неверяще смотрела на запертую дверь. Следующее мгновение она провела в отчаянной борьбе с собой, чтобы не броситься на дверь с кулаками и ужасными проклятиями. Хитрый Лис провел ее! Он наверняка не случайно подкинул ей сведения о награде за свою голову: хотел проверить ее реакцию и был готов именно к такой… Чтобы отвести душу, Нати сорвала ковер со стены, испинала подушки и даже налила себе вина из хрустального графина. С бокалом в руке она принялась изучать иллюминаторы капитанской каюты.

Мимо них мелькнул силуэт, и Нати услышала все тот же ненавистный ровный голос старшего помощника:

– Будь настороже, Реми. Следи за кормой и капитанской каютой. Никто без моего приказа не должен ни взойти, ни покинуть барк!

Ее обложили со всех сторон. Оставалось только плюхнуться на постель и предаться мрачным мыслям о своей дальнейшей судьбе.

Фокс двигался по темным улицам: он уже наизусть изучил дорогу к дому коменданта и прикинул несколько вариантов отхода. Лишь возле набережной горели огни и шумели люди – чем дальше двигался он к центру, тем тише становились улицы. Гавана спала. Лис издалека слышал размеренные шаги патрулей и укрывался за стенами домов или в зарослях кустарника.

Вот и дом коменданта. Эндрю некоторое время посидел в кустах у ограды, наблюдая. Тихо. Лишь ветер иногда шевелил траву и листву. Все, как ему и обещали, никаких часовых, свет лишь на втором этаже, видимо, в комнате хозяйки. Из-за приоткрытой двери черного хода пробивалась тонкая полоска света. Лис легко подтянулся, перемахивая кованый забор – сверху его украшали острия, годящиеся на абордажные пики.

Фокс прошел по траве вдоль мощеной дорожки. Заботливо смазанные петли не издали ни малейшего звука, когда он потянул дверь на себя: ровно настолько, чтобы проскользнуть внутрь. Источником света была лампа у входа, остальное пространство холла таяло в темноте. Лис, обутый в мягкие индейские мокасины, бесшумно двинулся по великолепному ковру. Оглядевшись, позвал тихонько:

– Эй?

Слуги действительно отосланы или опоены сонным отваром и потому так крепко спят?

– Донна Анна! – позвал Эндрю погромче. Чертова кукла! Не могла дождаться прямо в холле или хотя бы чутко прислушиваться к ночным шорохам? Решив больше не рисковать окликами, чтобы не разбудить прислугу, он направился к лестнице, ведущей на галерею.

– Добрый вечер, благородный дон!

Отскакивая и оборачиваясь, Фокс выхватил шпагу. В этот миг – как и Берни на корабле – он убедился в правильности суждений своего помощника: ведь тот советовал взять с собой хотя бы пару человек! Лампы вспыхнули одновременно, и ослепленный Фокс различил несколько силуэтов, появившихся из разных углов комнаты. Блики заплясали и на покрытой золотым узором кирасе выступившего вперед человека.

– Посмотрите-ка, кто пожаловал в гости! Неужели сам капитан Ван Дейк почтил нас своим неожиданным визитом?

Дверь черного хода заслонил еще один испанец – хоть он был без лат, но пистолет в его руке исключал надежду на легкое бегство.

– Дон Хосе Рамирес де Лейва! Какая встреча! – удивился Фокс, отступая к лестнице. – Неужели это ваш дом? Значит, я ошибся!

– И еще как ошиблись! – Мрачный лик коменданта нисколько не изменился. – И за свою ошибку вы поплатитесь жизнью.

– Давайте же обсудим обстоятельства…

– Нам нечего обсуждать, Ван Дейк! Вы поспели как раз вовремя – к ужину. И главное блюдо для вас сегодня – добрая толедская сталь!

Эндрю отпрыгнул от выпада, сумев оценить длину и смертоносность клинка из этой самой стали. Комендант вовсе не намерен был продолжать дальнейшую беседу, из чего стало ясно, что письма перехвачены и ответы на вопросы – кто и для чего организовал этот ночной визит – его уже не интересуют. Четверо испанцев со шпагами и пистолетами наготове – да его сейчас просто нашпигуют свинцом, точно буйвола… Славная у коменданта сегодня получилась охота – доверчивая дичь сама припожаловала в ловчую яму!

Фокс сорвал портупею и швырнул ее в лицо де Лейву – тот отмахнулся шпагой. Это дало возможность Лису спустить курок – солдата, целившегося в капитана, отбросило на стену.

Эндрю отступил к лестнице – по крайней мере испанцы будут вынуждены сражаться здесь по одному. Впрочем, пока ему хватало и одного яростного де Лейвы. Остальные двое попросту стояли наготове – или ждали приказа коменданта, чтобы пустить в ход свои пистолеты? Ах, как бы ему сейчас пригодился монашек Нэтти со своими ножами – никто из людей де Лейвы не надел лат. Шпага Фокса лишь бессильно скрежетала по кирасе коменданта: доступными оставались только руки, ноги и шея… Относительно доступными, конечно, – фехтовальщиком испанец был отменным.

– А каково это, любезный дон… когда голова клонится под тяжестью… рогов?

Фокс едва успел отпрыгнуть от яростного выпада, отделавшись располосованным камзолом. Как их всех тянет испортить его одежду!..

Вытирая кровь, сочившуюся из пореза на щеке, Лис вихрем пронесся по галерее, пиная все двери, попадавшиеся на его пути, и громогласно окликая:

– Донна Анна! Где вы? Отзовитесь!

Сочтя ответом слабый возглас, раздавшийся из-за одной двери, Фокс остановился. Ключ любезно торчал в замке снаружи. Эндрю повернул его, рванул дверь, отскакивая на всякий случай – а вдруг оттуда полезет толпа озверевших слуг дона де Лейва?

За дверью обнаружился лишь один человек – женщина. Слабо вскрикнув, она отступила, во все глаза уставившись на высокого мужчину со шпагой в руке, разорванном камзоле и лицом, залитым кровью.

– Вы донна Анна де Лейва? – уточнил человек мрачно.

Женщина закивала.

– Отлично. Я Эндрю Фокс, посланник сеньора де Ожерона, надеюсь, вы все-таки получили его письмо.

– Да… – Женщина со страхом глядела в темноту за его спиной. – Но ведь мой муж…

– Он нам больше не помешает.

Мгновенно уяснив смысл его слов, женщина побледнела.

– Он…

– Мадам, шевелитесь! Хотите, чтобы сюда сбежались ваши слуги вместе со всей стражей Гаваны?

– Слугам запретили выходить до утра из своих комнат.

– И то хлеб! Мадам, мадам, побыстрее берите деньги, вещи, драгоценности – вы ведь наверняка все приготовили – и бежим!

– Но я же… в домашнем платье!

Эндрю на мгновение вскинул глаза к небу, моля его о терпении.

– Некогда ждать! У вас будет столько платьев, сколько вы пожелаете, только умоляю – быстрее!

Испанка наконец вышла из ступора – она проворно накинула плащ с капюшоном и подхватила весьма увесистую сумку. Лис предоставил нести вещи женщине, поскольку ему нужны были свободные руки. Еще одна заминка случилась на лестнице: донна Анна остановилась как вкопанная, увидев лежащие поперек ступеней и холла тела убитых.

– Вы же не собираетесь падать в обморок? – осведомился Лис, заглянув ей в лицо. – Отвернитесь к стене, чтобы не смотреть, и спускайтесь!

Он испытывал острое желание дать благородной донне пинка под зад, чтобы та двигалась быстрее. К чему сейчас проявлять ужас или жалость, если все это – закономерный результат их любовной связи с де Ожероном! По счастью, женщина начала двигаться; хоть и осторожно, но без задержек, отвернувшись, прошла мимо тела собственного мужа и тел его преданных слуг.

Фокс придержал ее за плечо на выходе, почувствовав, как донну Анну бьет крупная дрожь, огляделся и вслушался.

– А теперь – бегом!

Эндрю пришлось вновь схватиться за пистолет, когда на освещенную набережную с разных сторон выскользнули проворные тени. Впрочем, тихий свист и приглушенный возглас: «Лис, это мы!» – его успокоили. Он толкнул вновь окаменевшую женщину.

– Вперед, вперед!

Фокс весьма непочтительно подталкивал ее филейную часть, пока донна Анна неловко взбиралась по трапу. Впрочем, протянутые навстречу руки помогли и ей, и Лису – только сейчас он почувствовал, как подкашиваются у него ноги.

– Ну вот, – скорбно сказал боцман. – Я так и знал! Где Лис, там и баба!

Команда столпилась на шканцах, с любопытством рассматривая «сокровище» де Ожерона. А они-то еще гадали, сумеет ли капитан донести его до барка! Никто не подозревал, что у «ценной вещи» окажутся ноги…

– Как все прошло? – спросил Берни.

– Удачно, как видишь… но не совсем… гладко…

– Значит, отплываем?

– Ну что столпились, что глазеем, бездельники! – немедленно рявкнул боцман. – Ставить паруса, поднять якоря!

Барк и без того приплясывал под свежим бризом, как засидевшийся на цепи пес.

– Прошу вас, донна Анна, – с наивозможной почтительностью обратился к женщине Лис. – Моя каюта к вашим услугам.

Еле переставляя ноги по покачивающейся палубе, испанка, поддерживаемая им под локоть, двинулась к юту.

Услышав поворачивающийся в замке ключ, Нати вскочила. Она представляла, как сейчас появится разгневанный капитан и… И вовсе не ожидала увидеть перед собой бледную растрепанную женщину, которую почти волочил на себе Лис. Да и у самого Фокса вид был еще тот: располосованный на груди камзол, засохшая кровь на щеке…

Эндрю совсем не удивился, обнаружив в своей каюте Нэтти. Даже обрадовался, потому что женщина разумно выбрала вполне подходящее место, чтобы упасть без чувств.

– Как раз вовремя, – одобрил он ее поведение, укладывая довольно увесистую пассию губернатора на постель. – А то бы пришлось тащить на себе от самого дома коменданта! Нэтти, подай-ка воды и вина… Надо постелить белье и… – Он оценивающе оглядел собственную каюту (вернее, каюту Ван Дейка) и поморщился: – Нэтти, придется тебе побыть кают-юнгой при сеньоре де Лейва.

Нэтти, проворно вытиравший лицо женщины намоченной салфеткой, даже воду пролил. Недоверчиво вытаращил на Эндрю темные глазищи.

– Ты похитил жену коменданта де Лейва?!

Лис зачарованным взглядом следил за струйкой воды, заливающейся за корсаж испанки. И какой роскошный корсаж! Спохватившись, капитан отвел глаза.

– Вернее, уже вдову. Но тут еще надо разобраться, кто кого из нас похитил!

Свежеиспеченная вдова пришла в себя через несколько минут. Слабо застонав, приподнялась и присела. Влажный взгляд испуганной газели устремился на почтительно стоящего перед ней капитана. Тот уже успел смыть кровь с лица и расцарапанного плеча и даже переоделся. (Нати начала подозревать, что Лис возит с собой бесконечные запасы прекрасных камзолов.)

– Приветствую вас на борту моего судна, мадам, – сказал Фокс учтиво. – Надеюсь, что при попутном ветре и благоприятной погоде мы вскоре окажемся на Тортуге, где вас с таким нетерпением дожидаются! Этот малыш, – он похлопал по плечу Нэтти, тот недовольно дернулся, – наш строптивый юнга Нэтти к вашим услугам. Вот вино, свежая вода и еда.

– А скажите, капитан Фокс… – нерешительно начала женщина. – Вы удостоверились, что мой муж… он…

– At rest… Мертв? – легко подхватил Фокс. – Разумеется, удостоверился. Зачем оставлять за спиной такого грозного противника? Также мертвы и трое его людей. Так что если это единственные, кто был посвящен в ваш… секрет, для остальных вы просто растворились в воздухе. А сейчас, с вашего позволения, мне надо следить за отплытием. – Он поклонился и поспешил выйти.

Кажется, донна Анна опять собиралась плакать, а Лис, как он сам всегда признавался, не выносил женских слез.

Нати разглядывала испанку. Та произнесла что-то среднее между: «Слава Богу» и «Благослови, Господи, их несчастные души…» На критический – женский – взгляд в ней не было ничего такого, ради чего стоило гонять пиратский барк аж в испанскую Гавану. Женщина, что называется, в самом соку, с яркой, вызывающей красотой креолки и пышными формами. Но таких немало среди потомков первых поселенцев и метисов.

– Мальчик… подай мне мою сумку.

Нати подвинула ногой сумку поближе к испанке. Если капитан и донна думают, что она будет на побегушках, то они жестоко просчитались, Нати не нанималась еще и в слуги к пассажиркам! Женщина отыскала в сумке зеркальце и с миной неудовольствия оценила состояние своего лица и прически.

– Мне нужно нагреть воды… умыться… ты говоришь по-испански?

С мгновение Нати колебалась, не сказать ли, что очень плохо – тогда бы можно было понимать распоряжения донны через раз… Но ее тут же разоблачит Фокс. Нати вздохнула:

– Отлично понимаю, донна Анна.

Пораженная четкостью произношения женщина вскинула глаза:

– Ты… испанец?

– Спаси Боже!

Обратная дорога на Тортугу показалась Нати куда длиннее, чем до Гаваны. Воду приходилось греть в день два раза, один – убирать каюту, три – готовить свежую еду. Оно и понятно: разве могла пассия губернатора, жена, пусть и бывшая, испанского кабальеро, питаться обычной пищей моряков – сухарями, соленой рыбой да вяленым мясом? По счастью, в Гаване прикупили свежего мяса, ямса, фруктов… Правда, Лис посулил громмету по возвращении заплатить жалованье как на обычном торговом судне.

– И как юнге, и как коку, и как слуге? – поинтересовался практичный Нэтти.

– Хорошо, двойное, – благодушно согласился капитан, и Нэтти с обреченным вздохом направился к плите. Эндрю забавляло, что громмет явно недолюбливает пассажирку, в то время, как вся команда в той или иной мере поддалась ее чарам. Даже не терпящий женщин на корабле боцман заметил как-то, что у де Ожерона хороший вкус.

Нати же и смешили, и раздражали все те хитрости, которые мужчины даже не замечают, но реагируют, а женщины считывают на раз: и взгляды из-под ресниц, и мимолетное показывание то лодыжки, то белого беззащитного запястья, кручение заботливо уложенного локона… А еще духи и ароматические масла – ими донна себя умащивала неутомимо. В то же время никто – и сама Нати в первую очередь – не смог бы обвинить ее в прямом заигрывании и распущенности. Просто глаза капитана при взгляде на испанку светились, точно начищенное золото, а команда была непривычно брита, мыта, приодета и так надежно удерживалась от сквернословия, что иногда казалась просто немой…

– Итак, счастливое соединение наших возлюбленных состоялось!

Нати сморщила нос.

– И чему это ты так радуешься? Трупу ее мужа? Потворству смертному греху – блуду?

– Маленький святоша! – Лис, потянувшись через стол, легонько щелкнул ее по носу. – В твоем юном возрасте ты должен мечтать о любви и сочувствовать влюбленным! А что до дона Хосе де Лейва… Все должно было пройти тихо. Кто же знал, что он прочтет письмо, прежде чем переслать его дальше по назначению? Не следует быть таким бдительным и ревнивым!

Нати тяжело вздохнула. Плохой из нее миссионер, несущий пиратам слово Божие! У рыжего капитана на все найдется беспечный и мнимо логичный ответ. Отца бы Модестуса сюда! Того не собьешь с толку лживыми увертками.

– Вот, кстати, твое жалованье. Громмет.

Нати понятия не имела, каким может быть жалованье юнги, но сумма все же показалась ей чрезмерной. В ответ на ее вопросительный взгляд Фокс пояснил:

– Тут еще доля и от награды губернатора, и от приза.

– Приза?

– Захваченного голландского барка. Ты можешь возразить, что вовсе не состоял тогда в нашей команде и некоторым образом тоже пострадал от нашей встречи. Но раз ты помог Себальду при продаже и покупке товаров в Гаване, никто не стал возражать. Вернее, как юнге тебе полагается половина доли. У нас в команде все честно, без обмана.

Нати уставилась на кучку монет – были там и английские, и французские, и испанские, – но со своим торговым опытом она легко могла прикинуть общую сумму. По совести, она должна вернуть награбленное – она же не пират! – но ведь дедушка Жан Жак не гнушался вкладывать деньги в корабли и набеги корсаров; видимо, это часть современной торговли… Да и вообще ей нужно заплатить за место на корабле – уж сезон муссонов она как-нибудь на этом пиратском острове продержится!

Короткая схватка с совестью закончилась полным поражением. Совести. Нати решительно сгребла монеты со стола.

Так она получила свою первую долю в добыче.

Тогда Нати не знала, что далеко не последнюю.

Фокс был доволен двумя своими бескровными и прибыльными походами. Единственное, что огорчило: в его отсутствие голландцы подпилили решетки тюрьмы и удрали на украденном в гавани шлюпе. Ван Дейк опять счастливо избежал наказания.

Казалось, Лис с удовольствием вводит новичка в жизнь Тортуги. В любимой таверне «Белая лошадь» – количество пьяных драк там достигало приемлемого уровня – он рассказывал Нати про того или иного капитана, сидевшего за соседним столом. Особенно запомнилось ей имя Монбарна Истребителя. Младший сын из порядочной семьи в Лангедоке, Монбарн славился среди пиратов как кровавый аскет: ни вино, ни карты, ни женщины его не интересовали. Узнав в ранней юности, как испанцы угнетают и уничтожают индейцев, он поклялся, что посвятит всю свою жизнь борьбе с алчными испанцами. Теперь большинство его команды составляют индейцы, которых он освободил из рабства. Выкупов они не приемлют, уничтожают испанцев прямо на месте, а золото, товары – все отправляется за борт.

Часто к Фоксу присоединялись приятельствующие с ним офицеры: кто хвастался добычей, кто вспоминал минувшие денечки, а кто и предлагал будущее сотрудничество. Да, испанцы очень прогадали, если не завели на Тортуге шпионов! С частью капитанов Лис только обменивался вежливыми приветствиями, а с некоторыми – лишь взглядами.

Француза, бесцеремонно подсевшего как-то за их стол, Нати в «Белой лошади» увидела впервые.

– Капитан Фокс, какая встреча! – Мужчина раскинул руки, как бы готовясь принять Лиса в свои дружеские объятья. Тот холодно улыбнулся:

– Ле Баск! Какими судьбами!

– Вот, захотелось горло промочить! Не составите мне компанию?

Лис, казалось, был готов отказаться, но, приглядевшись к ле Баску, сказал:

– Почему бы и нет!

– Вот и прекрасно! – Ле Баск громогласно сделал заказ. Исподтишка разглядывающая его Нати решила, что мужчина, пожалуй, красив, вернее, смазлив, – не будь он так пьян то ли с самого утра, то ли еще со вчерашнего вечера. Синие, будто подведенные глаза с покрасневшими белками, аккуратный нервный рот, тонкие черты загорелого лица, буйные каштановые кудри…

– Слышал, вы очень угодили нашему губернатору! – сказал ле Баск развязно. Он выпил свое вино, не дожидаясь, – Лис едва пригубил свое. – Вы у него теперь наверняка в фаворе!

Лис молча улыбался. Казалось, он выжидает.

– А как там поживает моя малышка Мадлен? – громко, чуть ли не на всю таверну, спросил француз. Завсегдатаи за соседними столами повернули головы. Лис обвел их медленным взглядом – и любопытствующие вновь погрузились в свои разговоры, лишь иногда посматривая исподтишка. Фокс ровно ответил:

– Насколько я знаю, неплохо.

– А я – страдаю! – объявил ле Баск.

– Как неприятно! – учтиво заметил Лис.

– И еще как неприятно! Кто-то настраивает де Ожерона против меня. Вы не знаете, кто это может быть?

– А может быть, вы сами, Мишель? – мягко спросил Фокс.

– Что?

– Может, не следует быть таким… напористым?

Ле Баск почти прилег на стол, заглядывая в лицо собеседника. Сказал громким шепотом:

– А может, вы выручите нас еще раз, капитан Фокс? Передадите от меня весточку Мадлен?

– Нет.

Сказано это было вежливо, но как-то так, что было ясно – «нет» окончательное. Даже пьяный француз это понял.

Да он передал бы, подумала Нати весело, если б ле Баск догадался расплакаться… или мужские слезы не оказывают такого действия на чувствительное сердце Лиса? Ле Баск отвалился на спинку стула. Постукивая по столу пальцами, сказал, сосредоточенно разглядывая лицо англичанина:

– Ну что же: на нет и суда нет! Только как бы самому месье де Ожерону тоже вскоре не стало неприятно…

Длинная рука Лиса, прерывая, легла на пальцы ле Баска. Фокс сказал негромко:

– Подумайте хорошенько, Мишель, стоит ли ради одной смазливой мордашки портить отношения с нашим губернатором!

Француз вырвал руку, заявил с апломбом:

– Да при чем тут она! Никто не смеет обращаться с ле Баском, как… как с грязью! Он выгнал меня из своего дома!

– А я бы даже и не впустил! – пробормотал Лис еле слышно. Встал, сказал примирительно: – Уверен, когда вы выспитесь и протрезвеете, Мишель, все покажется вам не таким уж важным. Желаю здравствовать!

– Попутного ветра! А все-таки зря вы отказались передать письмецо моей милой подружке!

Нати спросила, едва они вышли из таверны:

– Так это ему писала тогда губернаторская дочка?

– Ему, – пробормотал Лис. – Зря я в тот раз согласился. Может, сейчас бы ле Баск уже успокоился…

Фокс выглядел озабоченным. Пробормотав, что должен переговорить с де Ожероном, покинул юнгу у своего дома. Нати сидела в тени террасы, глядела на гавань Тортуги и дальше – где на горизонте высились туманные очертания гигантского острова Эспаньолы: Лис грозился свозить ее туда, познакомить со своими друзьями-буканьерами. Похоже, ему и впрямь нечем было заняться в сезон муссонов, кроме как развлекать послушника…

Фокс вернулся скоро, очень раздосадованный.

– И как прошел разговор? – поинтересовалась Нати, хотя все было понятно по лицу капитана.

Лис фыркнул:

– Да он даже не захотел вникнуть в мои слова! Thick in the head… как это по-французски? Больной на голову от любви! Мол, я все преувеличиваю, все пройдет и забудется. Но я-то знаю, какой ле Баск хитрый и злопамятный тип. А-а-а, почему меня должны волновать чужие проблемы? Готовься, Нэтти, завтра мы отправляемся на Эспаньолу! И сними ты ради Бога свою рясу!

Отправились они на Эспаньолу на одномачтовой шхуне буканьеров – охотники на буйволов, кабанов и медведей сбывали на Тортуге кожи и мясо, а потом и вырученные за них деньги… Нати во все глаза разглядывала бородатых мужчин, одетых в одежду из плотного полотна и кожи. Самым ценным у них было оружие: с ним они обращались куда заботливее и внимательнее, чем с собой или со своими товарищами.

Пока они плыли по неспокойному в это время года проливу Тортю, отделявшему Тортугу от Эспаньолы, Лис рассказывал историю буканьеров. Места, где находятся небольшие обработанные поля и жилища охотников, где они солят и коптят мясо добытых животных, сушат шкуры, называются буканами – отсюда и название. Жили они мирно на севере Эспаньолы и близлежащих островках, торговали добытым охотой. Но как-то испанцы вздумали прогнать их с острова, напали без предупреждения, убили часть, кое-кого взяли в плен. Разгорелась война без правил: испанцы нападали ночью, убивали и хозяев и слуг и даже собак. Сами буканьеры объединялись в небольшие отряды, дававшие яростный отпор испанцам, а то и нападавшие на испанские селенья. На помощь буканьерам пришло и подкрепление: французы с Тортуги, с других островов, многие искатели приключений и добычи. Неприятели дрались беспрестанно, и кровь лилась на всем острове. До сих пор многие поля на Сан-Доминго сохранили название «полей убийства»…

Часть буканьеров переселились на Тортугу, присоединившись к корсарам, но самые упрямые так и остались на Эспаньоле или появлялись там в числе надежных, хорошо вооруженных отрядов.

Нати смотрела на приближавшуюся Эспаньолу – берега тянулись вправо и влево, точно и не остров это был, а целый материк. Какой же он огромный! Вот так нежданно выпало ей побывать на островах, куда она никогда не собиралась: Тортуга, Куба, вот теперь Эспаньола или, как ее еще называют, Сан-Доминго… Что же будет завтра?

Возвращались они через неделю. Нати казалось, что она насквозь пропиталась – или правильней будет сказать, прокоптилась? – дымом костров. Ночевали они в шалашах: чуть ли не единственных строениях, возведенных в буканах. Лис учил ее стрелять из буканьерских ружей и свежевать убитых на охоте кабанов, затравленных собаками. А потом еще и мясо коптили.

Буквально в гавани их перехватил Берни.

– Слава Богу, Лис, – сказал старший помощник с облегчением. – Мы уже думали, за тобой придется посылать! Ты срочно нужен де Ожерону!

– Я нужен де Ожерону прямо так вот: не умывшись, не переодевшись, не поев, в конце концов?

– Дело серьезное, капитан.

Фокс хмуро сунул старшему помощнику завернутый в холстину кабаний окорок:

– Угощайся, Шарль! Наш монашек на Эспаньоле завалил кабана!

– Я не…

– Ты не можешь хоть раз, ради разнообразия, не возражать? Берни, идите с юнгой ко мне домой и ждите там!

И Фокс большими шагами отправился к губернаторской резиденции.

Вернулся он через час – Нати успела привести себя в порядок, а Берни – отдать должное окороку.

– Ну что? – спросил старший помощник. Лис скривился и отмахнул ножом изрядный кусок мяса. Несколько минут сосредоточенно жевал, глядя в пространство. Наконец сказал:

– Как я и думал.

– А именно?

– Ле Баск отличился. А я ведь предупреждал губернатора! Теперь только руками разводит: мол, как же это могло случиться!

– То есть ле Баск похитил губернаторскую дочку? – уточнил Берни.

– Или девица сама добровольно кинулась ему в объятия… Like father, like child! Каков отец и так далее… Но месье де Ожерон настаивает, что имело место именно похищение.

– И?

– И я должен вернуть Мадлен быстро и бесшумно – чтобы не опорочить ее драгоценную репутацию.

– Дня два уже не видел ле Баска…

– Ну, еще бы! Он оставил письмо губернатору: или тот соглашается на замужество Мадлен, или выплачивает громадный выкуп. И то, и другое неприемлемо.

– Губернатор что-то уже предпринимал?

Лис вновь скривил губы:

– Ждал свою доверенную дуэнью, то бишь меня! Но ле Баск в такой сезон не мог уйти далеко: наверняка затаился где-нибудь рядом.

Они склонились над картой. Лис нервно барабанил пальцами по столу:

– Жаль, что я избегал ле Баска, хотя он так стремился со мной подружиться! Вот теперь не знаю ни его привычек, ни любимых укрытий…

Нати, о которой давно забыли, спросила:

– А почему ты держался от него подальше?

– Нам тесно не только в одной таверне, но и на Тортуге. Не говоря уже о Карибах в целом. Нет, мы так можем до бесконечности тыкать пальцем в море! – Лис нетерпеливо свернул карту.

– Поговорить с его друзьями?

– Не стоит – могут насторожиться, передать ле Баску. Надо найти тех матросов, кто недавно ушел с «Немезиды». Уж эти-то выложат все как на духу…

Берни медленно кивнул. Глаза его блестели.

– Вроде как мы набираем людей на «Красотку»?

– Хорошая идея!

– Я пошел по тавернам?

– Начинай с «Медузы», а я пойду от «Белой лошади».

– Отлично! – и Берни сорвался с места.

Юнгу Лис оставил дома, туманно объяснив: придется много пить. Насколько много, Нати поняла, когда поздней ночью его приволок на себе хохочущий Джим. Лис еще сумел сфокусировать глаза на Нати и пробормотать:

– Мы… с Шарлем – молодцы…

– Молодцы-молодцы, молодцы устали и спать легли, – ворковал негр, точно добрая нянюшка. Сгибаясь под тяжестью хозяина, поволок его в спальню.

У капитана, видимо, была луженая глотка и здоровая печень: на следующее утро, когда Нати спустилась к завтраку, лишь припухшие веки Лиса указывали на насыщенную возлияниями ночь.

– А, вот и ты! – поприветствовал он юнгу бодрым голосом. – Ешь быстрее, у нас сегодня много дел!

– Опять пить? – съехидничала Нати.

– Всенепременно! Если только ухватим удачу за хвост…

– А, так вы нашли тех, кто что-то знает?

– Губернатор должен дать ответ – или выкуп – еще через пару дней. А мы узнали обычные убежища нашего влюбчивого друга. Возможно, придется их прочесывать одно за другим, а время не… играет на укрепление девичьей репутации. Если не можешь говорить и есть разом, лучше помолчи. У нас мало времени!

Но думать-то он ей запретить не мог! Нати ела и думала, как странно устроена жизнь: она вот убежала из дому из-за нежеланного замужества, а Мадлен – наоборот, чтобы выйти замуж…

Лис окинул сощуренным взглядом небольшую гавань очередного острова.

– Ого! Кажется, у нас здесь есть знакомый!

Старший помощник тоже огляделся.

– «Северная звезда»? Ожье Вайс?

– Да, Ожье. Приятель нашего прекрасного Мишеля. Пойдем поболтаем?

Дружески поприветствовав матросов на палубе, Лис с Берни и Нэтти беспрепятственно поднялись на борт и прошли до капитанской каюты.

– Что, черт возьми… – начал человек, вставший навстречу шумно ввалившейся в дверь троице. И тут же замолчал, опустился на место.

Одного взгляда на растерянное лицо Ожье Лису было достаточно. Он лучезарно улыбнулся, проходя и бесцеремонно усаживаясь за стол напротив:

– Не ждали нас, а, месье Вайс?

Берни последовал примеру капитана, сел сбоку, широко расставив локти, и уставился на Вайса. Нати остановилась за спиной у Фокса и, за неимением лучшего, тоже принялась рассматривать Ожье. Невысокий худощавый блондин среднего возраста усмотрел в их молчаливых взглядах, как и в улыбке Лиса, нечто угрожающее, потому что спросил нервно:

– Что вам надо?

– Ничего особенного. Проплывали мимо этого благословенного острова, думаем, дай завернем, поприветствуем старину Ожье.

Вайс быстро облизнул губы.

– А откуда вы знали, что я тут?

– Мы многое знаем, – сказал Лис. Повисла многозначительная пауза. Ожье с тоской поглядел на такую близкую и такую недоступную теперь дверь.

– Ожье, – перегнувшись через стол, мягко сказал Лис, – вы ведь знаете, где находится ле Баск?

– С чего вы это решили… а зачем он вам?

– Вы знаете, что бывает за пособничество в похищении дочери французского губернатора?

Вайс не знал. Впрочем, как подозревала Нати, и Лис тоже. Просто Ожье боялся, что нечто серьезное. Голубые глаза его забегали.

– С чего вы взяли, что я ему пособничал… – И спохватился. – А разве она похищена?

Лис укоризненно покачал головой:

– Ожье, вы ведь честный человек… (Быстрый скептический взгляд старшего помощника.) Вы мужественный и удачливый член нашего Братства. Неужели из-за свихнувшегося приятеля вам суждено полоскаться, словно белье, на веревке?

Ожье облизнул губы, сказал хрипло:

– Губернатор не посмеет! Мишель сказал, де Ожерон на все согласится…

Нати была уверена, что Фокс действовал вслепую – и все же заставил француза признаться в соучастии. Остальное было только делом времени. Чередуя уговоры с угрозами, он выудил признание, где находится барк «Немезида». Задачей Ожье было доставить туда ответ от губернатора. Лис раздумывал недолго. Вставая, он хлопнул по плечу незадачливого капитана.

– Вы ведь не против дать нам напрокат вашу «Северную звезду»?

– Что?!

«Немезида» стояла в бухте необитаемого островка, каких немало в Карибском море: остров словно вынырнул из лазурной воды, возвышаясь острыми скалами, красуясь белым песчаным берегом и всеми оттенками буйной зелени. Когда «Северная звезда» на всех парусах направилась к нему, на палубе барка началось вялое шевеление. Но матросы встречали знакомый корабль без всяких предосторожностей и опасений: ждали новостей от губернатора.

Лис повторил свой любимый маневр и стал буквально борт о борт с «Немезидой». Мелькнули абордажные кошки – команда с «Красотки», до того притаившаяся за фальшбортом, с воплями и победными криками перепрыгнула на палубу барка.

Не ожидавшие атаки люди ле Баска внезапно оказались в обществе вооруженных до зубов знакомых и мрачных корсаров. Кое-кто, правда, успел выпрыгнуть за борт и теперь стремительно плыл к острову. Кто-то, еще подымавшийся из кубрика, с невнятными ругательствами кинулся обратно – боцман с тройкой людей отправился вниз наводить порядок.

Помощник ле Баска наконец обрел дар речи:

– Вы что… а где Ожье-то?

– Заперт в каюте, – ответил Лис.

Вайс отказался покинуть свою шхуну, но и появиться на палубе не решился: боялся встречи с закадычным приятелем. Охранял его Нэтти.

– Будете вести себя спокойно, и мы, как обычно, разойдемся друзьями, – сказал Фокс. – Где ваш капитан?

Помощник сплюнул себе под ноги.

– А вам-то что? И с каких это пор корсары нападают на корсаров?

– С тех самых пор, – ласково произнес Эндрю, – как корсары похищают дочерей французского губернатора.

– Ну я же говорил! – сказал кто-то из матросов. – Не миновать нам неприятностей!

Его нестройно поддержал еще кто-то, другие посоветовали им заткнуться. Лис прислонился к фальшборту и скрестил на груди руки. Обвел взглядом плененную команду: кто испуган, кто агрессивен, но слушать готовы все. А куда им деваться?

– Я не буду говорить, – начал он медленно, – о том, что де Ожерон дал нам пристанище на своем острове. Что он снабжает нас каперскими патентами. Что закрывает на многое глаза: мы-то с вами знаем, на что именно, а?

– В этом его выгода, – угрюмо пробурчал помощник – ла Буш, вспомнил Эндрю.

– А нам, конечно, никакой выгоды в том, что мы с вами имеем надежное убежище, куда можем вернуться, переждать муссоны или опасность, залатать корабли и собственные раны? – повысил голос Фокс. – Или вы, французы, теперь переметнулись на сторону своих врагов-испанцев?

– С чего это? – вскинулся кто-то из моряков.

– С того, что вдруг начали воевать с французским губернатором! Ну ладно, ле Баск сам не свой от страсти – а пуще всего от уязвленного самолюбия, – а вы-то на что променяли хорошее отношение губернатора? Ле Баск хотя бы обещал равноценную замену тому, что теперь вас не пустят ни в одну французскую колонию, да и на Ямайку – у губернатора Ямайки тоже есть дети? Ну? Сколько вам обещал ваш капитан?

Ла Буш сказал быстро:

– Не твое дело, Лис!

– Да ничего он не обещал! – выступил матрос, который говорил о неприятностях. – Мы-то в большинстве и знать ничего не знали, пока не обнаружили на корабле губернаторскую дочку.

– Пьер! Заткнись!

– Чего заткнись-то, ла Буш? Разве не так было? Он сказал, мол, ждут благословения губернатора. Ну, коли так – то так, поздравили мы его, значит. А потом девица плачет, умоляет вернуть ее папаше, а капитан – мол, либо выкуп, либо хорошее приданое…

Лис насмешливо прервал его:

– Ну да. А вы, так и быть, погуляете на его свадьбе! Если вас туда еще пустят, конечно. Отличный куш вы взяли, ребята! Выгорит у него или нет – в любом случае вы ничего не получите, зато будете занесены in the black books… в черный список. Где же ваша доля, а, приятели? Если капитан не желает с вами делиться деньгами, то почему не делится добычей – самой девицей? А вот губернатор, например, назначил щедрую награду тому, кто разыщет его дочь. Почему бы вам не воспользоваться его милостью и его деньгами? Мол, мы и знать ничего не знали, а узнав, решили вам ее вернуть.

Ла Буш кинул взгляды вправо-влево: команда явно прониклась речами английского капитана, а ему нечем было крыть. Фокс тоже это понял и повторил вопрос:

– Где сейчас ваш капитан и губернаторская дочка?

– Так на острове!

– Они там милуются, значит, а мы тут жарься на палубе!

Удравшие с «Немезиды» моряки уже, конечно, предупредили своего капитана. Эндрю окинул взглядом остров: поиски могут занять не один день. Хотя ле Баск храбр до глупости и уверен в преданности своей команды и прятаться не будет… Лис кивнул Пьеру:

– Отведи меня.

Хижина под пальмами была сработана на славу – видимо, ле Баск уже давно избрал этот безымянный островок своей базой. Лис шел туда по раскаленному белому песку. Позади брела часть команды с «Немезиды» – главным образом поглядеть, чем дело кончится. Хотя Эндрю слышал их рассуждения: мол, чем бы ни кончилось, они все одно будут настаивать на своей законной доле. Да и развлекутся заодно.

Когда до хижины оставалось всего-ничего, откуда-то слева, из зарослей, окликнули:

– Стоять на месте!

Эндрю остановился, медленно повернул голову. Разглядел в густой зелени отблеск пистолетного дула – державший его, впрочем, выходить не торопился. Зато откинулся полог, загораживавший вход в хижину, и оттуда показался ле Баск.

– Так-так-так, неожиданные гости!

Фокс сказал приветливо:

– Разве вы не ждали посланника губернатора?

– А, так старик наконец созрел для ответа?

– Сначала покажите то, из-за чего разгорелся весь сыр-бор! Где Мадлен?

Француз молча за локоть вытащил девушку. На взгляд Эндрю счастливой та не выглядела – заплаканная, да еще и беззвучно изобразила губами: «Помогите!»

– Удовлетворены? – осведомился ле Баск, затолкнув Мадлен обратно в хижину. – Ну и что ответил нам месье де Ожерон?

– Вот его ответ: похититель ничего не получит!

Пауза. Прищурившись, ле Баск разглядывал Фокса, словно пытался понять – не идиот ли перед ним. Сказал медленно:

– Вот как. Значит, старика вовсе не интересует честь и жизнь его доченьки, вы слышите, Мадлен? Tre bien! В любом борделе моряки будут рады губернаторской дочке – после того, как ею попользуется вся моя команда.

Моряки, давно уже подтянувшиеся ближе и выстроившиеся подковой за спиной Лиса, одобрительно зашумели. Фокс поднял руку, сказал звучным голосом:

– Но губернатор готов наградить любого, кто вернет его дочь в целости и сохранности! Это куда выгоднее, ведь так, ребята? За свои денежки вы получите сколько угодно девочек всех мастей!

Одобрительный шум стал еще громче. Ле Баск глянул с презрением за спину Фокса:

– Глупцы! Вам пообещали сущую ерунду, а вы и рады!

– Зато вы вообще ничего не обещали своей команде, – четко произнес Лис. – Не советовались, не обговорили доли в добыче, – он мотнул головой в сторону хижины. – Подставили их шеи под губернаторский гнев и ничего не дали взамен.

– Не ваше дело, как я управляюсь со своей командой!

– Не мое, – согласился Эндрю. – Конечно, разборки с капитаном, как и выборы нового капитана, – право самой команды!

– Выборы нового капитана?! – прорычал ле Баск.

Фокс повернулся боком, приглашающе махнул рукой. Он опасался, что моряки с «Немезиды» замешкаются (Ла Буша он оставил под присмотром на барке), но вперед, прихрамывая, вышел Пьер. Сказал, глядя исподлобья:

– Капитан. А где наши денежки-то?

– Какие деньги? Кто тебе что обещал, дубина?

– Так вот я и думаю – за что мы работаем, коли денег нет?

– Убей его! – скомандовал ле Баск. Стрелок замешкался – скорее всего из-за того, что капитан махнул рукой между Фоксом и Пьером. Промедление стало роковым. Глухой удар – и из зарослей вышел Джонни, в руках его было по пистолету. Боцман сказал, почесывая голову рукоятью пистолета:

– Еще один удрал. Да пусть себе бегает, да, Лис?

Эндрю сбил ле Баска с ног быстрее, чем тот успел метнуться в хижину – то ли за оружием, то ли за живым щитом. Скрутил француза так, что тот от боли куснул песок, и крикнул:

– Мадлен! Выходите скорее!

Девушка все равно сначала выглянула, потом пугливо миновала борющихся на песке мужчин и остановилась в нерешительности перед толпой моряков. Берни без улыбки поманил ее:

– Идите за мной, мадемуазель, мы вернем вас вашему батюшке.

– Идите, Мадлен, идите! – пропыхтел Фокс – он с трудом удерживал бешено извивавшегося француза. Девушка лишь раз обернулась на своего возлюбленного. Моряки с «Красотки» тем временем забрали из хижины все оружие. Эндрю ослабил хватку и мгновенно оказался на ногах чуть поодаль от своего противника. Ле Баск поднимался медленно, отряхивая одежду от песка и беспрерывно ругаясь. Боцман оглядел его:

– А что с этим будем делать?

– Пусть решает его команда.

Моряки смотрели на своего капитана. Кое-кто подходил к Пьеру, сегодняшнему лидеру, шептал ему на ухо. Фокс, отворачиваясь, бросил вскользь:

– Я бы поступил с ним как с любым, кто утаил добычу, – высадил на необитаемом острове.

– А необитаемый остров – вот он! – громко заметил кто-то из матросов.

– Ну что… – сказал Пьер. – Шпага у тебя есть, капитан. На берегу оставим пистолет и пули. Прощай.

Ругательства стали громче. Пьер первым отправился обратно к «Немезиде». За ним – оглядываясь и переговариваясь, потянулись матросы. Эндрю шел неторопливо, прислушиваясь к происходящему за спиной, и потому не прозевал стремительной атаки ле Баска. Он скорее ожидал и даже желал ее…

Моряки стянулись вокруг – и захочешь, не вырвешься из этого вопящего и улюлюкавшего кольца. Но соперники не хотели отступать. Каждый твердо знал – кто-то из них не уйдет отсюда живым. Когда Фокс поскользнулся, на какое-то мгновение ему показалось, что этим кем-то станет он сам.

Но лишь на мгновение…

Нэтти стоял, спрятав руки в рукава рясы, которую напялил вновь, несмотря на раздражение капитана. Эндрю жадно пил, щекой чувствуя укоризненный взгляд юнги.

– Похоронили мы его! – буркнул наконец.

– Без…

– Громмет, я, в конце концов, капитан или кто? Я умею обращаться с Библией! Как там Мадлен?

– Рыдает…

– Ну так иди и поговори с ней, как пастырь с заблудшей овечкой. Только берегись – она обязательно попытается выплакаться на твоей груди!

– Боже упаси! – сказал Нэтти с непритворным ужасом.

 

Часть третья

Город потерянных кораблей

Фокс потирал подбородок, внимательно разглядывая собеседника. Смуглый, с обветренным лицом и прищуренными, но и без того узкими глазами, черной повязкой на лысой голове, тот походил на старого морского волка. А попросту – на пирата. Он хорошо говорил по-английски, но еле уловимый акцент и кое-какие обороты речи подсказывали, что перед Фоксом скорее всего голландец.

– Странное предложение, – пробормотал Эндрю. Он и вправду был несколько… озадачен. Если не сказать – ошарашен. Убить всех нищих на архипелаге – до этого еще надо додуматься! Кому могли помешать несчастные попрошайки: пираты-неудачники; освободившиеся каторжники, не сумевшие заработать на дорогу домой; калеки; да просто спившиеся и опустившиеся люди. Человек, отдавший такой приказ, либо не в своем уме, либо… А вот второе «либо» заслуживает самого пристального внимания. Всякая нерешенная загадка обычно не давала ему покоя.

– Хорошо оплачиваемое предложение! – поправил его собеседник. Оливер Траст, торговец, – так он представился. Держится не нагло, но очень уверенно, словно знает, что ему не откажут. Или что в крайнем случае не откажут в другом месте. Кажется, он наслышан о бедственном… нет, не бедственном, быстро поправился Эндрю, а сложном положении Лиса и его людей. Последнее время им никак не удавалось взять приз. Можно было поправить положение торговлей, как он и делал обычно в «мертвый сезон», но «Красотке» требовалась срочная очистка днища – скорость уже снизилась до черепашьей. А при килевании выяснилось, что шхуне необходим еще и приличный ремонт. Это минимум месяц.

Эндрю машинально оглянулся, точно ожидая увидеть сморщенный благочестивый нос Нэтти. Юнга всегда кривится, когда ощущает гнилой душок предстоящего дела. Хотя Эндрю и сам прекрасно чувствовал, что в воздухе воняет серой…

– Да за такие деньги вы можете в любом порту сами набрать головорезов, вооружить целую эскадру и пройтись карающим мечом по всем колониям – английским, французским и испанским! И, – легкий поклон собеседнику, – голландским тоже.

Траст сделал нетерпеливый жест. Похоже, ему не понравилось, что Лис угадал его национальность.

– Не важно, что мог бы и чего не мог бы мой наниматель за свои собственные деньги! Я просто посредник между заказчиком и исполнителем! Так вы согласны?

Эндрю не припоминал, чтобы он так долго медлил и колебался, прежде чем принять решение.

– Мой корабль сейчас в «килебанке»…

– Я знаю. Мы дадим вам небольшое судно, возьмете с собой несколько доверенных решительных людей…

– Нужно еще посоветоваться с командой.

Траст сощурил и без того узкие глаза.

– А я слышал, что у вас на корабле военная дисциплина и слово капитана – закон!

– Еще поучите меня, как вести себя с собственной командой! – огрызнулся Эндрю. – Три дня на раздумье.

Траст смотрел оценивающе. Сказал холодно:

– День на раздумье, капитан Фокс! Готовых на все людей хватает и без вас.

Развернулся и исчез в безлюдном узком переулке; он и появился-то внезапно, словно сидел в засаде, поджидая Фокса. Ведь не пришел к нему домой или в любимую таверну, где, как известно, всегда строятся планы и заключаются договора. Очень не хотел, чтобы кто-нибудь услышал об этом странном предприятии…

Эндрю шагал домой в раздумье. Он лукавил, говоря Трасту, что хочет посоветоваться с командой: знал наверняка, что предложение поддержат большинство, если не все; против будет разве что юнга да вечно настороженный старший помощник. Нечего крутить носом, когда не сегодня-завтра не на что будет купить не только доски для ремонта корпуса, но даже еду. Конечно, всегда лояльный и практичный губернатор ссудит его деньгами… под хорошие проценты. Да и корсарские капитаны не откажутся помочь, памятуя, как помогал им Фокс, когда они сами сидели на мели. Только Эндрю предпочитал не одалживаться.

Он и сам не понимал своей реакции на странный заказ. Обычно он либо соглашался, либо говорил «нет» – и тогда моментально выбрасывал из головы мысли о неподходящем предложении. Это все от безделья. Пойти своим парням помочь, что ли? Работа и жаркое солнце мигом выгонят из пустой головы сомнения и… лишние раздумья, да.

Дома его ждал Нэтти. Гордо продемонстрировал свою добычу – троих подстреленных чаек, связанных за лапы. Боцман хвалил парня за зоркий глаз и твердую руку и постоянно натаскивал его, не скупясь при этом на ругательства и подзатыльники, когда юнга промахивался.

Эндрю состроил постную физиономию, скорбно разглядывая тушки чаек.

– Бедные птички! – сказал печально. – Погибнуть из-за того, что какому-то громмету нечем было заняться в погожий денек, кроме как пойти пострелять по живым мишеням!

Сияющая физиономия Нэтти вытянулась.

– Да ну тебя! – сказал он неуверенно.

– Что – «ну тебя»? Ты чуть ли не панихиду устроил, когда я прострелил тому мулату руку… за дело, между прочим, за воровство! И радуешься, когда тебе удалось лишить жизни безвинных божьих тварей!

Нэтти выглядел и сердитым, и пристыженным. Не дай Бог, наложит на себя какую-нибудь епитимью за убийство чаек! Эндрю, не выдержав, засмеялся, сгреб юнгу локтем за шею, потряс.

– Шучу я, Нэтти, успокойся! А Джим сотворит из этих жирных тварей очень вкусное жаркое, он на это мастак! Отнеси их на кухню.

…Эндрю и сам не понял, зачем рассказал юнге про «хорошо оплачиваемое предложение». Он ожидал от маленького святоши взрыва негодования, но услышал только:

– Скверная история. И странная. А ты не хочешь разузнать… про все это потихоньку, прежде чем дать окончательный ответ? Ну, тех же нищих расспросить?

Эндрю привычно потер подбородок. Сказал, посмеиваясь:

– А почему нет? Берем твою зажаренную чайку, бутылку дешевого рома и идем к ним в гости! Да, прямо сейчас! И запомни – это была твоя идея!

Как ни странно, найти бродяг оказалось не так-то просто. А ведь обычно они всегда маячат на глазах: кто вертится в порту, чтобы подработать, кто подпирает стены таверн в надежде на великодушие пьяных и удачливых корсаров, кто просто спит на берегу в старых бочках и остовах разбитых лодок, прикрытых пальмовыми листьями. Эндрю уже начал подумывать, что Траст нашел таки нового подрядчика, который немедленно привел план в исполнение, как они наткнулись на целую группу нищих.

На предложение выпить откликнулись все, кто сидел у костра. Из темноты подползли и до того спавшие. Когда прикончили бутылку Фокса, бродяги великодушно извлекли свои запасы. Некоторые напитки были так хороши и дороги, что было ясно – стащены у зазевавшихся кабатчиков или торговцев. Компания бродяг оказалась веселой и дружелюбной. Но ответов Лис так и не получил, как ни варьировал вопросы: мол, не притесняют ли его новых друзей, не происходит ли чего необычного, не пропадал ли кто недавно? Кто быстро надрался и захрапел, кто распевал себе песни, а кто тихо ускользал в ночь – не то от поднадоевшей компании, не то не желая отвечать на вопросы.

Возвращались следопыты налегке: и без рома, и без ответов. Несколько раз Эндрю слышался шорох за спиной, но лишь у самого дома его окликнул тихий голос:

– Капитан!

Резко обернувшись, Эндрю схватился за шпагу, вглядываясь в темноту. Лишь когда человек доковылял до них, он узнал старого нищего, молча просидевшего весь вечер у костра.

– Капитан, я знаю, про что вы спрашивали. Мы боимся, потому и собираемся вместе…

Неверная тактика. Что даже большая группа нищих может противопоставить наемным убийцам? Им бы по норам попрятаться, пересидеть, переждать…

– Вы знаете, почему вас приказали уничтожить?

Старик твердо оперся о палку.

– Они не хотят, чтобы мы говорил об Острове.

– Острове?

– Мы по всему архипелагу разносим слухи об Острове справедливости, о земле обетованной, полной бесконечных сокровищ. Там побывал один из нас, Тизер Дэн. Но теперь он пропал – то ли его схватили, то ли он сбежал и прячется…

– Где находится этот остров?

– Никто не знает. Но Тизер дал мне ключ. Я отдам его вам – мне-то он ни к чему, а вы взамен нам поможете.

– Как? Я и имя заказчика-то не знаю!

Попрошайка тихо рассмеялся:

– Зато мы знаем. Это генерал-губернатор Кюрасао.

– Стэвезант? Питер Стэвезант? Да зачем ему это?

– Наверное, они хотят захватить Остров сами. Думают, мы знаем, где он находится, и расскажем кому-нибудь. Или ищут Тизера. Капитан, мы вам верим. Помогите нам…

Нищий вложил ему в руку ключ, повернулся и вновь растворился в темноте. Для калеки он двигался неожиданно быстро и почти бесшумно.

– Эй, постой, а ключ-то от чего?

– Не знаю, – донесся до них затихающий голос.

– Плыви туда – не знаю куда, открой то – не знаю что! – раздраженно подвел итог Фокс. – И откуда, интересно, простым оборванцам все это известно? Я-то всегда считал, что новости по архипелагу разносят торговцы… Что будем делать дальше, а, Нэтти?

– Как что? Поплывем на Кюрасао!

Эндрю рассмеялся, подкидывая на ладони массивный ключ с множеством хитрых зубчиков: наверняка замок, для которого он сделан, не взломаешь обычной воровской фомкой…

– Или ты заскучал на берегу, или мы на тебя очень скверно влияем! Ты становишься настоящим авантюристом!

Нати и рада была бы списать все на дурное окружение, но настоящей авантюристкой она стала еще до знакомства с корсарами – когда удрала от своего деда. Наверное, жажда странствий и приключений всегда была в ее крови, лишь до поры до времени дремала.

На следующий день Лис нанял одномачтовый шлюп. Объяснил своим людям, что направился на Кюрасао: намечается выгодный фрахт, так что пусть они поторопятся с ремонтом.

Еще в плавании они начали разрабатывать дальнейшие планы.

– И что, ты вот так запросто заглянешь к губернатору и спросишь – не он ли приказал убить всех бродяг в колониях?

– Я, конечно, загляну к нему, но только не днем, а ночью…

Нати встревожилась.

– Хочешь обыскать его резиденцию? А с чего ты взял, что там можно что-то найти?

– Голландцы – большие педанты в отношении сделок. Наверняка у Ван Стэвезанта в каком-нибудь ящичке или сундуке хранятся интересные бумаги.

– Но если тебя поймают?

– Тогда ты сядешь в шлюп и отправишься за помощью. Не беспокойся, Нэтти, мне не впервой выполнять деликатные поручения. Думаешь, я принимаю заказы только на пышнотелых красоток?

На Кюрасао вряд ли кто особо заметил их прибытие: голландцы – нация торговая и деловая и компаньонов их не счесть.

Наказав трактирщику разбудить их пораньше, Эндрю с показательным грохотом и тщательностью запер комнату изнутри. Чтобы случайно не уснуть, он до глубокой ночи травил байки Нэтти. Потом вылез из узкого окошка, спустился по шаткому козырьку и отправился к дому губернатора. На Кюрасао он бывал не раз, заплутать было сложно. А уж проникновение в дом Стэвезанта они обсуждали с ребятами еще в прошлый раз – просто так, для разминки мозгов и воображения.

Он вернулся еще до того, как в трактире начали просыпаться слуги.

– Слава Богу! – Нати помогла ему забраться в окно. Выглядел Лис усталым.

– Ничего особенного не нашел, хотя кое-какие бумаги могли бы взволновать голландских законников. Понравился мне один сундучок, но там замок такой хитрый, я не смог открыть его своими «пальчиками». – Лис потряс связкой изогнутых железок. – Даже сдвинуть его не смог, видно, прибит к полу. Пальнуть по замку из пистолета – так вся охрана сбежится. Ты что, даже и не прилег? Спать, юнга, это приказ!

– А что будем делать дальше? – Нэтти улегся поверх одеяла.

– Что-нибудь да сделаем…

Юнга и впрямь выполнил приказ и через пару мгновений уже крепко спал: вот что значит молодость и чистая совесть! Его не разбудили даже увесистые удары в дверь – трактирщик честно будил своих постояльцев.

Поразмыслив, Фокс решил обратиться к трактирщику: мол, есть у меня деликатное дело, потерял ключ от одной шкатулки, а взламывать ее не хочу – слишком дорогая вещица…

Трактирщик остановил его, выставив ладонь.

– Все, капитан, подробностей мне не нужно, а помочь я вам помогу! Видите вон того пьянчугу у окна? Корнер, лучший ключник в Кюрасао. А, может, и на всех Карибах. Вы только налейте ему, чтобы не маялся с похмелья, и он вас выслушает.

После пивного подношения Корнер и впрямь пришел в себя очень быстро. Дыша богато замешенным перегаром, не чинясь, согласился, что может сделать любой ключ от любого замка на свете.

– А где, говорите, находится эта самая шкатулочка? Ах, вон где! – Ключник задумался. Эндрю подумал, что испугался, но Корнер сказал просто: – Тогда это будет стоить…

– Куда так много?

Корнер поковырялся в зубах и перечислил равнодушно:

– Проникнуть в дом – раз. Снять мерки и сделать болванку – два. Выйти незамеченным – три. Сделать ключ – четыре. И все это сегодня, потому что завтра возвращается губернатор. Где же много?

Эндрю живо представил, как этим поистине золотым ключом он открывает сундук и обнаруживает любовные письма губернатора к своей подружке… Поморщился, как от зубной боли, но сказал:

– По рукам! Тебе еще кружечку?

– Нет, – серьезно сказал Корнер. – Больше сегодня нельзя, а то о работе забуду.

Целый день парочка корсаров слонялась по острову. Эндрю провел Нэтти по обширным и богатым складам Голландской Вест-Индской компании. Слушая, как юнга с увлечением рассуждает о дефектах, достоинствах и ценах разнообразных товаров, Фокс сделал вывод:

– Тебе бы не монахом быть и не корсаром, Нэтти, а купцом!

– Да. Я знаю, – кратко ответил громмет.

Что ли и впрямь пристроить парня на корабль к порядочному торговцу, пусть ремеслу обучается? Хотя здесь, на Карибах, не всегда и разберешь, кто купец, а кто пират…

Вечером от Корнера принесли весточку: явиться в резиденцию губернатора к двум часам ночи. Лис снова ушел через окно.

Но в этот раз вернулся куда быстрее. Пропыхтел, протискиваясь в комнату:

– Нэтти, собирайся, уносим ноги!

Юнга метнулся по комнате, собирая вещи. Подошел к окну и только сейчас разглядел Фокса.

– У тебя кровь!

– Не моя… хотя и моя тоже есть, а, не страшно…

Оказывается, вместе с Корнером у губернаторского дома Лиса ожидали четверо весьма недовольных его заказом солдат. Недовольных настолько, что они готовы были разделаться с клиентом прямо на месте, без суда и следствия. Лис – вот странно – был против, поэтому ключ в конце концов оказался у него, а солдаты, бездыханные, – на земле. В сундуке обнаружилось письмо, написанное милашкой Оливером Трастом. В нем говорилось, что нищие скоро будут уничтожены (не иначе, как мной, а, Нэтти?) и слухи об Острове Справедливости прекратятся. И было еще одно письмо – с указанием местонахождения острова.

Лис разбудил нанятых моряков, и шлюп «Верный» тихо и незаметно покинул гостеприимный Кюрасао.

Нати еще никогда не случалось попадать в такой шторм: как правило, шкиперы успевали вовремя заметить признаки приближающейся опасности и увести судно в укрытие, в тихую гавань. А пережитые в открытом море не имели такой сокрушительной силы и крепкому кораблю с опытной командой были не страшны.

Этот шторм, казалось, вылетел из самой преисподней…

Чуть ли не с самого начала Лис загнал ее в трюм – на помпы. Темнота, невнятная божба и молитвы моряков, что работали с ней бок о бок; корабль то вставал на дыбы, то обрушивался вниз. Вскоре Нати уже не понимала, то ли она еще работает, то ли просто цепляется за рычаг, чтобы ее не размазало по переборкам. Казалось, это длится целую вечность: может, они давно попали в ад и отрабатывают свои грехи в геенне не огненной, но водяной? А рядом, за страшно скрипящими стенами-скорлупками, вьются, воют и ревут злобные бесы…

Когда ужасающий треск раздался прямо над головами, моряки даже перестали работать. Подняли головы – сверху сквозь незадраенные люки обрушился целый галлон морской воды.

– Мачта… – сдавленно сказал кто-то. Удар о палубу, потрясший судно до самого киля, подтвердил его слова; шлюп сразу резко накренился. Через мгновение распахнулся люк и с ревом ветра в трюм ворвался мокрый до нитки Лис. Прокричал, с трудом перекрывая рев бури:

– Нэтти… ко мне… быстро…

Ее отшвырнул устремившийся наверх моряк. С трудом поднявшись, по колено в воде, Нати добрела до протянутой руки Лиса. Вылезая из трюма, оглянулась: оставшиеся моряки работали с остервенением людей, уже утративших надежду. Ухватив ее одной рукой за плечо, другой цепляясь за все подряд, Лис тяжело выбрался вместе с ней на палубу. Несколько моряков рубили ванты, удерживающие мачту, – под ее тяжестью судно дало опасный крен. На их глазах обрушившийся на палубу огромный вал смыл людей за борт. Лис, оскалившись от усилия, удержал их обоих. Нати не сразу поняла, что он делает: Лис обвязал вокруг ее талии линь, затянул, второй конец завязал на себе. Прокричал:

– Все бесполезно… прыгаем… СЕЙЧАС!

То ли повинуясь команде, то ли просто поскользнувшись на мокрой накренившейся палубе, Нати шагнула за капитаном прямо в бушующее море…

Им повезло – или, как обычно, повезло Лису. Несчастные моряки, видимо, успели завершить начатое, а может, следующий вал попросту вырвал мачту из сети вант. Как Лис сумел разглядеть плывущую мачту среди стен волн, а уж тем более как сумел добраться, уму непостижимо! Сама Нати только и могла иногда судорожно хватануть воздуха, выныривая из кипящей и обрушивающейся со всех сторон воды. Ее резко потянули за веревку, потом Нати ударилась лбом обо что-то твердое – руки рефлекторно ухватились за деревянное бревно… мачту! Вновь оказавшийся рядом Лис крикнул ей в ухо:

– Держись, а то убью!

Шторм стихал.

Подкидываемые волнами, они и представления не имели, куда и как далеко их могло унести от суши и затонувшего шлюпа. Фокс посматривал на юнгу – прочно прихваченный линем к мачте Нэтти хоть и был в сознании, но казался безучастным. Эндрю иногда наваливался на мачту, чтобы приподняться из воды – надеялся увидеть близкий берег.

Наконец ему показалось… нет, не показалось! Берег? Скала в море? Корабль? Корабль! Волны стихали, будто, доставив потерпевших крушение к безопасному месту, сочли свою задачу выполненной. Мягко поднесли мачту с двумя вцепившимися в нее людьми прямо к борту корабля… нет, множества кораблей.

Целой флотилии.

Эндрю увидел машущего им рукой человека: значит, спасся еще кто-то, кроме них! Но когда человек склонился с полузатопленной палубы, помогая ему взобраться, Фокс понял, что тот не из его команды. Вместе они вытащили из воды юнгу – тот даже и встать не смог, свернулся клубком на палубе, дрожа от холода. Губы его посинели. Эндрю и самого трясло. Выпрямившись, он огляделся. Множество разбитых, полузатонувших и вполне еще крепких на вид кораблей, согнанных вместе то ли причудами течений, то ли штормами, а то и вообще неизвестными ему силами в огромный, странный… остров.

Остров?

– Что это за место? Куда мы попали? – хрипло спросил Эндрю у сочувственно рассматривающего их мужчины. Хотя ответ он, кажется, уже знал и сам.

Мужчина ответил со странной усмешкой:

– Добро пожаловать на Остров Справедливости! Может, слыхали о таком? Правда, уже давно его так не называют… В шторм попали? Здесь такое бывает: налетит невесть откуда среди ясного неба, волны до небес…

– …и от шлюпа одни щепки, – мрачно закончил Эндрю.

Человек сочувственно сморщился.

– И что, больше никто не спасся?

– Навряд ли. Мы покидали корабль, когда он полностью лег на борт.

Оба машинально окинули глазами волны до горизонта: ни человека, ни даже досточки. Море, получив свою дань, удовлетворенно и сыто стихало. Даже начало заигрывать с людьми, пуская в их усталые глаза отблески выглядывающего из туч солнца.

– Ох, чего ж это я? – спохватился мужчина. – Вас же надо согреть и переодеть в сухое!

Вскоре они сидели в каюте Джорджа Стоукса, закутанные в одеяла, а одежда сохла на веревке. Старая шхуна с давно стершимся названием скрипела, вздыхала и покачивалась. Хозяин судна – или дома? – казался ей под стать: много повидавший и много поплававший моряк. Он, как Лис с Нэтти, да и большинство жителей Острова, попал сюда, чудом спасшись в шторм. Живет здесь уже года три… да, три, а что такого? Здесь есть, кто уже больше десяти лет, взять хотя бы чудаковатого мастера-механика Ведекера… давно что-то его не видно, может, помер старик? Жить можно, еды хватает, в основном рыба, конечно. Когда прибивается судно, кроме новых людей и новостей, в городе появляются новые продукты. Да, так теперь его и называют: Город потерянных кораблей. Может, когда-то и была здесь справедливость, да только он, Стоукс, ее уже не застал. Все как на земле – мэр, милиция, налоги. Есть трактир, лавка. Падре свой…

– Падре? – Эндрю подтолкнул юнгу локтем. – Эй, Нэтти, давно ли ты был на мессе? Возрадуйся, здесь есть кому исповедаться!

Нэтти слабо улыбнулся. Закутанный в ворох одеял до самой головы, он согрелся и после пережитого и пары глотков рома клевал носом. Фокс давно скинул одеяло с плеч и сидел полуголый. Ненавязчиво отхлебывая хозяйский ром, пытался уяснить диспозицию в городе. И зачем же так настойчиво сюда стремились голландцы – вплоть до того, что готовы были перебить несчитанное количество болтливых бродяг? Что тут ценного, кроме целого флота старых лоханок да нескольких сотен людей, давно потерянных, оплаканных и похороненных? И если никто не выбирался с Острова уже много лет, как Стэвезант с Трастом смогли вообще узнать о его существовании? И кто такой Тизер Дэн?

– Тизер-то? – Стоукс махнул рукой. – Был у нас такой. Смутьян известнейший. Все они с мэром Чаком Каппером чего-то делили да выясняли. Каппер был просто в ярости, запретил даже имя Тизера произносить. Одно время шум был большой – искал его Чак со своей милицией по всем кораблям, нашли кучу старых захоронок, про которые мы и сами уже позабыли. А вот Тизера не нашли. Я-то думаю, все-таки потонул он, может, оступился в темноте на трапе или провалился в дыру – все тут подгнило, – а крабы его тело обглодали да по косточкам растащили. И такое случается. Да, крабы, что смеешься? Ты еще наших крабов не видел! Во-от такенные! Откормленные. Что говоришь? Может, Тизер все-таки сбежал? Куда сбежал, Эндрю, дружище?! В альбатроса, что ли, превратился? Ну и что, что вокруг столько кораблей? Во-первых, куда он один, без команды? Во-вторых, ты еще найди хоть один годный к плаванию… На лодке или пинасе? А лодки у нас строить запрещено!

Странные, говоришь, порядки? Ну какие есть.

Ладно, парнишка-то уж твой спит. И меня штормит. А ты здоров пить, вроде и не хмелеешь совсем! Ложитесь спать у меня, завтра пойдете поутру к мэру. Зарегистрируетесь. Да, вот такие у нас порядки…

Назавтра они никуда не пошли – шторм вернулся с новой силой, дождь молотил по палубе и бортам, точно град, а хозяин только радовался, подставлял всяческие бочки, лоханки и горшки – запасался питьевой водой. Толковал о каком-то изобретении старого механика, вроде опреснителя, только уж больно он маломощный. Потерпевшие крушение были уже сыты любой водой по самое горло и подниматься на палубу не спешили. Фокс с благодарностью принимал ром, Нэтти на все попытки напоить и накормить его только ворчал и уползал в свой кокон из одеял.

Дождь стих под утро. Эндрю проснулся; глядя в потолок, тускло подсвеченный сочащимся в иллюминатор жидким рассветом, соображал, что же его разбудило. Повернул голову, увидел в сумраке каюты смутный силуэт неслышно спящего Нэтти. Стоукс сочно храпел на своей лежанке. Вновь повторился шум, который, видимо, и разбудил его: точно рядом плеснулась большая рыбина. Огромная. Дельфин, что ли?

Зевая, Эндрю выбрел на палубу. Над Городом потерянных кораблей плыл туман: плотный, белый – укутывал, скрывал, точно Город и без того еще недостаточно потерялся. Город призраков, давно уже схороненных на большой земле; город-призрак…

Снова плеск. Эндрю повернул голову и замер.

Это была не рыбина. Женщина, судя по гладкому стройному телу, молодая. Она выбиралась из воды, отводя с лица прилипшие довольно короткие волосы – Эндрю непроизвольно откачнулся под прикрытие юта, – и вновь плюхнулась в воду. До него донесся ее негромкий смех: уж не над ним ли, подглядывающим, она смеется? Нет, девушка просто наслаждалась купанием, ныряя и выныривая из воды, точно завтракающий дельфин.

Ах, какие здесь водятся женщины, даже позавидуешь местным беднягам! Девушка вновь взобралась на палубу, подобрала одежду – и, вильнув круглым задом, исчезла. Шаги ее стихли неожиданно быстро. Наверное, живет на каком-нибудь соседнем судне. Фокс и сам почувствовал немедленную необходимость окунуться – чтобы остыть… Вид обнаженного женского тела оказал на него известное действие; Эндрю даже пожалел, что так мало времени провел в объятиях своей постоянной подружки Марго на Тортуге.

Вернувшись в каюту, Эндрю обнаружил уже проснувшегося Нэтти: тот, заплетший волосы в матросскую косичку, чистил его шпагу: будем надеяться, не заржавела… Стоукс, взявшись за голову, мрачно смотрел в сегодня, заполненное вчерашним похмельем. На предложение поправиться остатками рома скривился. Но выпил, и вскоре взгляд его слегка прояснел. Эндрю немедленно поинтересовался:

– У тебя тут в соседках девица обитает?

– Какое там! – отмахнулся Стоукс. – Живу на отшибе. Надоели мне все, одни и те же рожи да столько лет!

– Жаль-жаль, а я-то размечтался: уж больно аппетитная девчонка тут под твоим бортом плескалась!

Перехватив быстрый взгляд Нэтти, Эндрю истолковал его как укоризненный и широко ухмыльнулся в ответ: ну да, он такой и меняться из-за какого-то кораблекрушения не собирается! Впрочем, и Стоукс оживился:

– Да ну? Завтра подстерегу, погляжу, кто это! Может, наша красавица Арно? Ух, какая девочка, жаль, парень у нее ревнивый. А вы давайте двигайте к мэру. А то разузнает о вашем появлении, милицию пришлет – под конвоем пойдете… Да, вот такие у нас порядки!

– Странные порядки, – ворчал Эндрю, шагая по трещащим и поддающимся под ногами палубам, трапам и мосткам, проброшенным с судна на судно, – местами приходилось брести по колено в воде. – Мэр, милиция… уплывать нельзя… и где же тут тогда бродяжий Остров Справедливости? Судя по всему, мы с тобой пленники, Нэтти!

Нати помалкивала. Она, как и вся команда «Красотки», давно уже свято верила, что Лис выберется и выведет их из любой передряги, и ломала голову исключительно над тем, узнал ли Фокс ее в «аппетитной девчонке». Хотя был такой туман, что она даже боялась отплывать подальше от борта Стоуксовой шхуны, чтобы не потеряться… Нет, навряд ли, но почему тогда он так издевательски улыбнулся в ответ на ее панический взгляд?

Не подозревая, что за мысли роятся в голове громмета, Эндрю остановился:

– Да тут целый лабиринт!

Остров – нет, город! – производил странное впечатление. Было в нем что-то от верфи, что-то от нищенских закоулков, а пуще всего – от кладбища. Медленно гниющие остовы искалеченных кораблей; пробоины в бортах – то ли следы кораблекрушения, то ли горожане потихоньку разбирали корабли на свои нужды; вылинявшие краски корпусов и названий… За верхушки мачт все еще цеплялись клочья тумана; солнце, тускло пробивающееся сквозь поднимавшийся туман, не оживляло унылого пейзажа.

– Мы заблудились? – спросила Нати, оглянувшись.

Уже и не найти среди силуэтов кораблей шхуну Стоукса. Да, отшельник и впрямь далеко забрался, они уже столько идут, а до сих пор не встретили на «улицах» ни единого человека!

– Может, залезть на мачту, оглядеться? – предложила она.

Эндрю многозначительно постучал себя по острому носу.

– Я же Лис! Я не могу заблудиться, нюх меня повсюду выведет!

Нос, однако, вывел его вовсе не на мэра, а туда, куда стремится всякий моряк по прибытии в любой порт.

В таверну.

Здешняя располагалась на выкрашенном свежей веселенькой краской трехмачтовом барке «Флерон». На гроте развевался самодельный флаг с кружкой и ложкой – точно цеховой знак всем необходимого ремесла. По случаю утра посетителей еще не было, и хозяин, Хилл Брюннер, был приятно удивлен визитом двух новичков. На радостях он даже накормил их вчерашней рыбой и налил по маленькой порции местного пойла. Испробовав его, передернулся даже видавший виды Фокс. А побледневший громмет отставил кружку подальше, чтобы и не нюхнуть ненароком.

Румяный Хилл рассмеялся:

– Лихо, да? Понравилось?

Еле продышавшийся Фокс поинтересовался:

– Из чего вы его делаете?! Из досок? Из чернил осьминога? Яда мурены?

Хозяин поднял толстый палец.

– Секрет мастерства! Есть тут у нас один умелец…

Хилл принадлежал к тем людям, которые мало расположены слушать, зато готовы трещать весь день, выдавая нужные и ненужные сведения. Вот и сейчас, наскоро расспросив о новостях большого мира, кабатчик охотно начал делиться знаниями и опытом с любопытствующими новичками.

Тут наконец выяснилось, почему же никому нельзя покидать «остров». Кольцо из останков кораблей удерживается на плаву лишь тогда, когда все его составляющие связаны между собой. Стоит вывести хотя б один, и все – город потеряет устойчивость, начнет двигаться, оборвутся все мосты и трапы. К тому же неизвестно, как поведут себя разъединенные корабли: могут затонуть или перевернуться, а внутри этих разбитых лоханок ведь люди живут, правильно? Да, можете выбрать себе любой свободный корабль, только оглядитесь на предмет трупов… а чего вы удивляетесь? Люди пропадают, люди умирают, правильно?.. И даже (кабатчик понизил голос) кое-кого убивают. Кто? Ну, слухи ходят, сама милиция по приказу мэра Каппера, да и мало ли головорезов прибило сюда в разное время, поэтому мы, честные люди, должны держаться вместе, правильно?

Нэтти обнаружила, что машинально кивает на каждое «правильно?» Хилла; речь его лилась непрерывным плавным усыпляющим потоком, даже глаза начали слипаться. Бросила взгляд на капитана и обнаружила, что у того отвисла челюсть.

Такое идиотское выражение лица и мягкий золотистый блеск в глазах Фокса появляется лишь в одном случае – если рядом возникает очередная красотка.

Нати обреченно оглянулась. И скрепя сердце вынуждена была признать, что девушка, легко взбежавшая по трапу и приблизившаяся к ним танцующей походкой, и впрямь была красавицей. Золотистые пушистые волосы, медовая кожа, синие улыбающиеся глаза… Брюннер заметил произведенное впечатление и довольно ухмыльнулся:

– А вот и наша пташка! Видишь, какие гости у нас дорогие?

– Новенькие? – с восторгом спросила девушка. – Неужели? Расскажите же, о, расскажите, что происходит в мире? Кто вы? Как сюда попали?

Фокс, спохватившись, вскочил и поклонился. Кинул недовольный взгляд на нелюбезного юнгу – тот ядовито улыбнулся, но так и не оторвал зад от скамьи.

– Капитан Фокс к вашим услугам, мисс! А вы?..

– Это наша первая красавица, – с удовольствием объяснил Хилл, – и она работает у меня. А зовут ее…

– Арно?

– …Арно Дюлин.

Арно сделала книксен, и на ее щеках появились миленькие ямочки. За эти ямочки Эндрю немедленно простил ей то, что ее волосы слишком светлы и длинны для того, чтобы она была его утренней сиреной.

– К вашим услугам, месье!

– О, если бы так… – пробормотал Эндрю и тут же услышал неприятный голос своего вредного громмета:

– Капитан, а не пора ли нам уже к мэру регистрироваться?

– И правильно! – спохватился хозяин. – Мэр-то крут, когда не в настроении, не стоит его лишний раз сердить, правильно? Представьтесь – и постарайтесь потом подольше не попадаться на глаза ему и милиции. Арно, а ты давай к плите, успеете, наболтаетесь! А не хотите ли еще чарочки, ах нет, пора?

Послав новичкам еще одну ослепительную улыбку, девушка удалилась к плите, устроенной у грот-мачты «Флерона». Эндрю с неохотой оторвал взгляд от танцующих бедер Арно.

– И как нам разыскать вашего мэра? Здесь же настоящий лабиринт!

– Сейчас объясню.

Набросав угольком на досках палубы путь к мэровско-адмиральскому фрегату (а что, у нас тут целая флотилия, вот он и адмирал, правильно?), Хилл придержал Фокса за локоть. Сказал серьезно:

– Шпага, я смотрю, у тебя хороша. Припрячь-ка ты ее на всякий случай. И деньги, да, и деньги тоже – если есть. Они тебе и самому пригодятся, правильно?

– А что, отнимают?

Хилл взмахнул рукой:

– Ничего не знаю, если что и болтаю – так это не со зла, а потому что язык у меня как помело… Идите уже. Да потом приходите, не забывайте, я-то, Хилл, кабатчик на весь город один, и продукты у меня не порченные и нетраченные. А каких крыс я готовлю – м-м-м, пальчики оближешь!

– С-спасибо… – пробормотал совсем позеленевший громмет, а Фокс, которому в жизни приходилось есть кое-что похуже, чем запеченные крысы, кивнул:

– Обязательно попробуем!

К совету Хилла он отнесся серьезно: едва кабак скрылся из виду, начал подыскивать подходящую посудину для «захоронки». Выбрав крепко державшийся на плаву шлюп, обследовал, убедился в его необитаемости и остойчивости. Как и всякий капитан, Фокс знал укромные местечки на судне, где можно спрятать контрабанду. Сложив в тайник шпагу и большую часть содержимого кошелька, протянул руку к Нэтти:

– Сдавай-ка свое имущество!

Громмет попятился с угрюмым:

– Ну что еще? Нет ничего у меня!

– А то я не знаю, что ты всегда таскаешь все свои деньги с собой! Отдавай, маленький скряга!

Надувшийся Нэтти расстегнул куртку и снял зашитый пояс.

– Что за скверная привычка вечно меня грабить!

– Не грабим, а сберегаем, – бормотал Эндрю, укладывая кошелек юнги к своим ценностям. – Как-то уж слишком справедлив к нам Остров Справедливости!

Когда верзилы, лениво поигрывающие дрянными, по мнению Фокса, шпагами, пропустили их в кают-компанию «Сан-Августина», мэр даже не удосужился выйти из-за своего стола, заваленного картами и какими-то схемами и чертежами. Эндрю бросил на бумаги любопытный взгляд и поприветствовал мэра.

Чак Каппер оказался мужчиной средних лет с волевым лицом. Голос у него был звучным – таким бы командовать с юта корабля. Уж наверняка человек с такой характерной внешностью был не простым матросом или пассажиром. Каппер оценивающе смотрел на новичков.

– У нашего города есть законы, и вы должны их соблюдать. Нельзя убивать жителей, нельзя воровать у них…

– Смотри десять заповедей Божьих, – пробормотал Фокс, и Каппер мгновенно смолк. Спросил холодно:

– Вы что-то сказали, капитан?

– Да так, вспомнил Библию: не убий, не укради… Правила вашего города прекрасно с ней согласуются.

– Мы – христиане, а не какие-нибудь язычники, капитан Фокс! Дальнейшие законы: у всех есть право на жизнь, и нам совершенно все равно, кем вы были в прошлом, лишь бы не вредили нашему Городу. Также нельзя разбирать затонувшие корабли, чтобы что-то построить, потому что Город может разрушиться. Это ясно?

Новички синхронно кивнули.

– Есть еще одно правило: все, что было твоим, стало общим. Так что сдавайте имущество, моряки!

Да уж, прав был болтливый кабатчик! Фокс кинул взгляд на привалившегося к переборке головореза (тот осклабился) и молча выложил на стол мэра несколько соверенов. Громмет выудил завалявшиеся в карманах куртки пару-тройку шиллингов. Каппер окинул добычу недовольным взглядом серых прищуренных глаз.

– И это все?

Фокс развел руками:

– Когда во время шторма покидаешь тонущий корабль, как-то не до капитанской казны, господин мэр! И не до кирасы.

– Оружие?

Фокс с готовностью выложил на стол свой кинжал. Мэр пожевал губами, задумчиво разглядывая добычу, и махнул рукой:

– Ладно, забирайте, нож вам и самому пригодится.

И еще как, судя по обстоятельствам! Фокс взял со стола кинжал (совершив при этом несколько лишних, не замеченных Каппером движений), заткнул за сапог и, выпрямившись, обнаружил, что мэр сверлит взглядом Нэтти. Но уж вовсе не потому, что заподозрил за рукавами его куртки скрытые наручи с метательными ножами. Каппер еще раз задумчиво пожевал губами и заметил:

– Симпатичный мальчонка. Из твоей команды?

Эндрю среагировал мгновенно. Обхватил юнгу за плечи, прижал (Нэтти только глазами недоуменно хлопал) и сказал с вызовом:

– Да, из моей команды. Это мой мальчик!

Каппер осклабился. Зубы у него были острыми и длинными, и потому казалось, что ухмыляется сухопутная акула.

– Тогда держи своего мальчика при себе, капитан! У нас тут женщин мало, еще не хватает драк из-за смазливых мальчишек. Проваливайте, ребята, и помните – я слежу за вами! Постарайтесь не причинять мне лишних хлопот. Иначе – суд и приговор короток. Кругом одно море!

Про море они уже заметили…

Они прошли по трапу мимо очередного головореза – Эндрю так и не понял, держит их мэр по необходимости или просто ради престижа. Скорее уж второе: те жители города, которых они встретили по дороге, выглядели испуганными или апатичными. Если Каппер и опасается бунта, вряд ли он скоро назреет.

Нэтти сразу спросил:

– А с чего это вдруг из-за меня будут драться?

Фокс поглядел на юнгу сверху и незаметно вздохнул. Несмотря на немалое время, проведенное на корсарском судне, парень оставался еще до ужаса невинным. Не понимающим элементарных (для остальных) вещей.

– Если женщин мало, мужчины живут друг с другом. А любой мальчишка воспринимается ими как женщина. Это – понятно?

– Да.

Нэтти отвернулся – нос вверх, но кончики ушей его порозовели.

…Да уж, в своем мальчишеском обличье она почему-то вызывает у мужчин больше интереса. Если вычесть Аньела, понятно. Сейчас Нати вспоминала своего незадачливого жениха чуть ли не с умилением – с чего она так боялась, что он пустит в ход кнут? Да если бы и пустил, она бы с легкостью дала ему укорот! Кажется, она, как и бедная мамочка, большая паникерша! Аньел и впрямь просто агнец, безобидный ягненочек по сравнению с теми, кого она встретила в этот год… Вот если бы – Нати искоса взглянула на острый профиль Лиса – она смогла укротить такого мужчину, как…

Да о чем она думает, Господи помилуй!

– Знаешь, – сказала Нати серьезно, – мне и впрямь стоит повидаться с местным падре!

Фокс ухмыльнулся:

– Да уж, наш маленький громмет немало нагрешил в южных морях, не избежать ему хорошей исповеди и епитимьи! Ладно, сейчас отыщем мы твоего исповедника!

Примостив зад на трухлявый фальшборт очередного судна, он развернул какую-то бумагу. Нати сунула туда нос: карта Города?

– Откуда?

– Позаимствовал у нашего любезного мэра, а то бы мы плутали в этих старых калошах до скончания века! А ты и не заметил, а? Хорошо, что и Каппер не заметил, так что учись, пока я жив!

– Не пойму, то ли ты фокусник, то ли просто вор!

– Я – твой капитан, маленький наглец! Советую это запомнить. Ну и где же наша родная таверна с разговорчивым Хиллом и красоткой Арно? Ага, вот она… А здесь, значит, резиденция Каппера, мы могли бы дойти до нее куда быстрее. Вот торговая лавка, а здесь «Тартарус» – хм, тюрьма? – здравствуй, цивилизация! А вот и часовня с твоим вожделенным исповедником… Эй, ты что делаешь?

Нати углядела у него под курткой еще одну безжалостно смятую, похищенную со стола Каппера бумагу и вытащила ее на свет божий. Развернула. Лис навис над ней. Протянул:

– Да-а…

– Что это? – спросила Нати, рассматривая странные черточки и линии.

– Насколько я понимаю – чертеж корабля. А это значит, что кто-то – возможно, и сам Каппер – вопреки запретам собирается или уже строит корабль, чтобы убраться отсюда. И мы с тобой, Нэтти, готовы оказать в этом ему или им самое горячее содействие. Только вот беда, на карте не указана местная верфь. Так что нам предстоит найти ее и попасть на корабль – по желанию строителей или даже без оного!

* * *

Судя по всему, дела кабатчика Хилла шли ни шатко ни валко – в таверне была всего пара посетителей, которые поглядывали на них, но подходить то ли не решались, то ли вовсе не желали. Островитяне, по меткому замечанию Нэтти, напоминали зимних мух. Мало кто из встретившихся горожан поддерживал дружелюбный разговор Лиса, все стремились ускользнуть в свои норы-корабли, хотя потом долго смотрели новичкам вслед. Запуганные какие-то…

Хозяин, убедившись, что у завсегдатаев полны тарелки и кружки, с чистой совестью уселся поболтать с новичками. Лис правильно определил характер Брюннера: тот просто не мог молчать, даже для собственной пользы. Потому удалось разговорить его и на запретную в Городе тему – Тизера. Фокс подогрел Брюннера тем, что слышали они о Дэне и об Острове Справедливости аж на архипелаге.

– Неужто у него получилось добраться до Большой земли? – и восхитился и не поверил Хилл.

Брюннер припомнил, что Дэн частенько посещал флейт «Фернандо Диффундур». Корабль не соединен с Городом, потому что развалился на две части и скорее всего вот-вот утонет. Никто не рискует его посещать, что там Тизер делал – неизвестно.

– А мэру ты об этом говорил?

Брюннер заюлил от такого прямого вопроса: мол, никто его и не расспрашивал, что да как делал Дэн, да и вообще его, Брюннера, дело маленькое – на стол подавать, да кружки заполнять, а что и кто там болтает, пусть вон священника спрашивают, правильно?

Хилл подхватил брошенную монету и, потрясая ею, посоветовал не тратить силы и время на добычу еды и уж тем более ничего не покупать из продуктов в лавке. Он-то, Брюннер, по крайней мере знает, из чего он готовит, да и Арно мастерица придумывать новые блюда, так что приходите, тут вам всегда будет готов и обед, и ужин, и вы ничем не отравитесь. А это же главное, правильно?

Тут из трюма поднялась вышеупомянутая Арно, одарила одинаково солнечной улыбкой Фокса и Нэтти. Следовавший за ней темноволосый крепыш глянул мрачно и по-хозяйски обнял девушку за талию. Наверное, это и есть ее ревнивый парень. Нати ожидала, что Лис будет, как обычно, глазеть красавице вслед, но с облегчением обнаружила, что мысли капитана по-прежнему заняты Тизером.

– Пошли-ка, Нэтти, поищем себе пристанище! – сказал Фокс с нажимом.

Скрывшись на нескольких переходов от любопытных глаз кабатчика, Лис вновь развернул карту.

– «Фернандо Диффундур»… – бормотал он. – Флейт «Диффундур»… У них корабли – что дома на твердой земле, только вместо номера название судна. Где этот чертов «Фернандо»?

– Не чертыхайся, – привычно сказал юнга, скользя пальцем по бумаге. – Хилл сказал, он должен быть на отшибе… ага, вот!

Флейт действительно находился на отшибе – внутри кольца сцепленных между собой кораблей. Развалина даже не дрейфовала, наверное, зацепилась за рифы. Только безумец мог вообразить, что там может храниться нечто важное.

– Отличный тайник, – оценил Фокс. – Надо посмотреть, что Тизер там прятал.

– И как мы туда доберемся?

Досок и рангоута, полузатонувших и болтающихся на воде, вокруг было немало. Но плот решили не мастерить – слишком долго, да и внимание ни к чему привлекать. Фокс разделся. Нати поглядывала на него краешком глаза: жизнь среди одних мужчин давно излечила ее от лишней стыдливости, да и на капитана было приятно посмотреть.

Везде.

Кроме разве что спины, исполосованной старыми шрамами.

– Кто это тебя так? – спросила Нати, тронув пальцами особо выделявшийся – осторожно, – но капитан все равно крупно вздрогнул. Изогнулся, заглядывая себе за плечо.

– Ты про который? А, это еще на флоте, «девятихвостка».

– Но ты же был лейтенантом, а не простым матросом! А офицеров капитан наказывает только по решению Морского суда!

– Какие познания! – насмешливо отозвался Фокс, спускаясь в воду. – Капитаны в английском военном флоте тоже бывают разными!

– А…

– Если ты хочешь узнать про каждый мой шрам, мы еще долго не сдвинемся с места! Так что давай оптом: часть я получил на флоте, часть на сахарной плантации и часть – на пыточной скамье испанцев… Ты плыть собираешься?

Юнга последовал за ним, скинув лишь куртку да башмаки. Эндрю крякнул с досадой:

– Смотри, переодеваться не во что, скромник ты наш!

Нэтти ответил тем, что вразмашку поплыл к «Диффундуру». Осторожно, с опаской, они забрались на флейт. Тайник – если можно так назвать то, что долгие месяцы болталось на виду у всего Города, – обнаружился аккурат в проломе меж двух половин корабля.

Нати и не поняла, чему капитан обрадовался больше: найденному оружию или нескольким бутылкам вина. Во всяком случае, первым делом он вскрыл бутылку, сделал большой глоток и блаженно закатил глаза:

– Ну уж это я никому не отдам! Хочешь попробовать, Нэтти?

Она с опаской приняла темную бутылку, покрытую пылью. Понюхала – пахло фруктами. Виноградом? Осторожно глотнула. Горло не обожгло, как она опасалась, вкус был и терпким, и сладким одновременно, на языке остался маслянистый след. Нати глотнула еще. И еще.

Фокс со смехом отобрал бутылку:

– Вошел во вкус, а? Хватит, а то с непривычки вырубишься, потом тащи тебя на себе!

Сам, прихлебывая щедро, рассматривал найденное. Оружие хранилось аккуратно: смазанное, завернутое, никакой ржавчины. Немного чистки – вот и все, что ему нужно. А вино превосходное! Наверняка попало сюда с каким-нибудь торговым судном или капитан был сибаритом и любил себя побаловать. А потом вино припрятал Тизер…

В сундучке обнаружились кошелек с небольшими деньгами и бумаги: письма, карты города и известных только картографу мест… Сундучок был не заперт, и бродяжий ключ, слишком большой для такого мелкого замка, не пригодился. Интересно, где же находится ожидающий его замо́к, вернее, сундук, рундук или массивная дверь?

Эндрю отхлебнул еще вина, проглядывая бумаги.

– Тут пару раз упоминается имя здешнего плотника: Андре Лабор. Наверняка это он помог Тизеру соорудить какую-нибудь посудину! Надо поинтересоваться у нашего всезнайки, есть ли такой в городе. Хотя я весьма удивлен, что плотник не удрал вместе с Дэном…

Нати пришлось сплавать за своей курткой, в которую Фокс сунул пару бутылок вина, пистолет и саблю, чтобы потом, поставив узел на голову, доставить их в Город. Отжав предательски облепившую тело одежду, Нати поволокла груз за капитаном в таверну.

Их поистине бесценный справочник и путеводитель Брюннер согласился, что без плотника побег бы не выгорел. А найти Лабора легко, живет он там-то и там-то, хотя и дел у него полно: то мостки чинит, то корабли – не всем же нравится жилье менять, если его судно тонет.

– Значит, плотник здесь так и остался. Интересно, почему, а? Кстати, ты говорил о пропавших людях. Кто исчез примерно в то же время, что и Тизер?

Хилл подумал, почесал голову, позагибал толстые пальцы и выдал единственное имя:

– Кажись, Лейтон Декстер. Вроде как пират, постоянно вздорили они с Каппером, все чего-то делили – то ли власть в городе, то ли деньги какие…

– Да зачем здесь вообще нужны деньги? – вырвалось у Нати. – Что тут покупать?

– Ну, не скажи, парень, деньги – они и… в Городе потерянных кораблей деньги!

Фокс согласился с этой житейской мудростью. Поразмышлял.

– А этот Декстер… Когда он сюда попал? Как выглядел? Что рассказывал?

– Ты что, его знаешь? – шепотом спросила Нати, пока кабатчик ворошил завалы своей бездонной памяти.

– Сейчас узна́ю… С Ямайки? Такой маленький, чернявый? Ах нет, высокий, мощный, лысый? Татуировка на запястье в виде игральных карт? Ну точно, знаю! Мы часто приговаривали с ним бутылочку доброго рома. Удачливый был, черт! Пока сюда не попал, понятно. И что он еще рассказывал? Хвастался много, ну да, хвастун Лейтон изрядный! Ах, как приятно встретить старого друга! И как хочется его немедленно повидать! А давай-ка, Нэтти, навестим снова нашего любезного мэра.

Нати припустила за капитаном по улицам корабельного кладбища: да если бы Лис попал на настоящее кладбище, он бы и там заставил покойников шевелиться и бегать по его поручениям!

Каппер явно не ожидал увидеть их так скоро. Выслушав вдохновенное вранье Лиса о том, как тот желает немедленно лицезреть и обнять своего закадычного друга Лейтона Декстера, привычно уже пожевал губами.

– Капитан Фокс, вижу, вы парень не промах! Первый день в городе, а уже отыскали старого знакомца! Так я и думал, вы – не просто торговец?

Вопрос повис в воздухе. Лис тонко улыбнулся и процитировал мэру его же слова:

– Нам все равно, кем вы были в прошлом: каждый имеет право на жизнь!

Зеленые глаза Каппера сузились.

– Да, если вы не нарушаете законы нашего Города!

– И что Декстер нарушил?

– Пытался украсть мое… то есть наше золото.

– Н-да, старика Декстера только могила исправит! К золотишку он всегда был неравнодушен… Его казнили?

– Нет, – безразлично ответил Каппер. – Он всего лишь охраняет то, что так хотел украсть. Надеюсь, остальные ваши знакомцы, которых вы здесь… внезапно обнаружите, будут все же более законопослушными. Прощайте.

* * *

Нати пыталась уразуметь планы Лиса. По ее мнению, он то и дело уклонялся в сторону от основного вопроса – как выбраться с этого проклятого Острова. К чему им все эти тайны и все эти пропавшие люди?

– А зачем нам Декстер?

– Любопытство и нюх, громмет, любопытство и нюх! Они всегда ведут меня по жизни. И если я чем-то заинтересовался, значит, это обязательно пригодится в дальнейшем.

– Сейчас разыскиваем плотника, да? Как там его? Лебор?

– Лабор.

Лис двигался ленивой расслабленной походкой – размышлял. Приостановился, рассматривая очередную развалюху.

– Как думаешь, а где в Городе могут держать попавшихся воришек?

– Ну, наверное, как обычно, в тюрьме…

Лис молча ткнул пальцем. На изрядно давшем крен корабле виднелись недавно почищенные золотые буквы. «Тартарус».

– Отличное название для тюремного судна! Говорящее. Ну что, попробуем поболтать с узником?

Он забрался на борт, мягко двинулся по палубе. Но пробраться тишком не удалось – с бака поднялась голова дремавшего, похоже, часового.

– Ну, кто там? Чего надо? – спросил часовой лениво и протяжно зевнул.

– Добрый день, приятель! – отозвался Лис. – Мэр сказал, тут у вас мой дружок сидит, Декстер. Вот, поболтать с ним хотел.

Часовой сел.

– Поболта-ать? – протянул с недоверчивой усмешкой. – Прямо так и поболтать, да? И все?

– Ну, могу еще бутылочку передать, – согласился Фокс. – И тебе одну – за услугу.

– А предъяви-ка ты разрешение мэра, парень! А коли нет – вали, пока я милицию не кликнул. Им, бездельникам, заняться нечем, так что мигом прибегут, насуют под ребра за милую душу!

– Ну, попытка не пытка! – дружелюбно сказал Лис, перебираясь обратно на мостки. – Пока, служивый!

Перегруженный службой охранник прилег обратно, ворча что-то вроде: «Поболтать, гляди, какой заклинатель ду́хов нашелся!»

Лис приложил палец к губам, пальцами показал Нати – иди, мол. Сам бесшумно перебрался обратно на корабль и, пригибаясь, кинулся к внешнему борту. Часовой его прозевал (во всех смыслах) – в этот самый момент он вновь душераздирающе зевнул. Нати двинулась по мосткам, напряженно наблюдая за капитаном. Вот он повис на фальшборте, вытянувшись во всю свою немалую длину, и полусполз-полуспрыгнул в воду…

Судя по крену «Тартаруса», в корпусе имелись пробоины, и Эндрю решил обследовать наружный борт. То ныряя, то подтягиваясь, он искал подходящую дыру, в которую можно было протиснуться.

А нашел нечто совсем подходящее: пробоина вела прямо в запертую камеру. Негромко окликнув сидевшего в углу заключенного, чтобы тот не испугался, Эндрю подтянулся и оказался в камере. Сделал несколько осторожных шагов – и понял слова часового про «заклинателя духов».

К переборке был прикован скелет. Видимо, неудачливый вор сторожил «золото Каппера» уже несколько месяцев. Время и крысы отлично очистили кости от мяса, а свежий ветер, проникавший в пролом, – от смрада гниющего тела.

– «Нет, мы его не казнили», – прошептал Эндрю, присаживаясь на корточки напротив скелета. – Не повезло тебе, бедняга!

Зато, кажется, повезло им.

Потому что в замке рундука под скелетом Эндрю узнал тот, что наконец подойдет ключу Дэна. Да, недаром Каппер так бесновался, «потеряв» ключ от этого сундука. На опытный взгляд такой не вскроешь ни багром, ни топором, вытащить его в дверь невозможно, да еще он наверняка прикреплен к доскам пола. Разве что подорвать с помощью пороха, но неизвестно, что при этом случится с содержимым и с самим дышащим на ладан «Тартарусом»…

Эндрю от души обругал себя за то, что перед вылазкой отдал все содержимое карманов и пояса (в том числе и ключ) Нэтти – чтобы быть налегке. А то сейчас он мечтает о сокровищах, а под тазовыми костями мертвеца хранятся чистые подштанники мэра Каппера, без которых ему и жизнь не в жизнь!

Хотя, если подсчитать, сколько в Город могло занести торговых кораблей, да и у любого уважающего себя капитана рундук тоже пустым не бывает – от корабельной казны до средств, отложенных «на старость»… И если почти все прибирает к рукам Каппер… Фокс чуть не присвистнул, прикинув размер награбленного, ах, извините, «экспроприированного».

Придется вылазку повторить!

– Сторожи золото хорошенько, приятель, – напутствовал Эндрю скелетообразного Декстера на прощание. – Не дай Капперу так просто забрать наши с тобой сокровища!

* * *

За Лабором пришлось побегать: вроде его видели тут совсем недавно и вроде он пошел туда, а там его опять только что видели… Наконец, обнаружив на своем пути мужчину, подправляющего навесной мост, Фокс спросил безо всякой надежды:

– Это вы Лабор?

Тот выправил покривившийся гвоздь, вогнал его в старые доски двумя меткими ударами молотка. И лишь потом выпрямился, разглядывая новичков безо всякого интереса.

– Ну, я. Чего надо?

– Нам нужен корабельный плотник…

– Ну, я плотник.

– …который сумел бы построить корабль или починить старый, чтобы тот смог добраться до земли, – сказал Лис без обиняков.

Лабор окинул деревянные окрестности прищуренным взглядом.

– Ну а я при чем тут?

– Это ведь вы помогли выбраться отсюда Тизеру Дэну?

Плотник прикусил бледные губы. Помедлил и процедил, кивнув на юнгу:

– Один человек – наговор, а двое – уже свидетели…

– Нэтти, отойди подальше.

Нати ушла на соседний корабль. Посидела, а потом улеглась на теплую палубу, рассматривая прозрачную воду. Даже на глубине видны были сновавшие среди рифов разноцветные рыбки. Залюбуешься… На аквамарин воды пала тень – Нати даже оглянулась, не встал ли кто за ее спиной. Но тень слишком быстро двигалась по дну, рыбки разбегались перед ней, точно всполошенные курицы. Напряженно вглядываясь, Нати чуть не сползла с борта…

– Нэтти.

Она вскочила, возбужденно вскрикнув:

– Тут водятся крабы, просто гигантские крабы, ты только посмотри, Лис!

Фокс без интереса глянул за борт.

– Да, похоже на краба… крупноват, правда…

– И до чего вы договорились?

– Лабор – перестраховщик. Заявил, что будет разговаривать со мной вдалеке от чужих ушей – ты видишь тут любопытные уши, а, Нэтти? – на корвете «Протектор». Вечером.

– Ну а я, – заявил юнга, отряхивая безнадежно замызганные штаны, – тогда все-таки отправлюсь к священнику!

– Замолви словечко перед Господом Богом и за бедного Лиса!

Падре Доминик был просто на седьмом небе. Прихожане не так уж часто собирались на мессы, исповедовались и того реже: да и в чем тут исповедоваться? Кто у кого стянул старую веревку? В гневе, который вызывают своими чересчур ретивыми действиями мэр Каппер и его подручные? Мэр и у самого падре вызывал такие же чувства. Мало того что не дал забрать для украшения прихода золотой иконостас, который нашли на прибившемся испанском судне, так даже свечи жалеет: мол, покупайте в лавке, падре, как все остальные… забывает свой долг перед Богом!

Поэтому новенького отрока, явившегося с подарками в виде двух свечей, падре встретил весьма благосклонно. А когда тот еще пожелал исповедаться… хотя в чем может исповедоваться юноша с такими чистыми глазами? Разве что в греховных мыслях о женских прелестях… Падре Доминик аж подпрыгнул, услышав сквозь самодельную частую решетку:

– Падре, я не мужчина, я девушка…

Священник слушал историю Нати, словно увлекательный светский роман или сказку странствий. Они как-то незаметно выбрались из кабинки для исповеди, падре даже плеснул в кружки вина, предназначенного для причастия.

– Вот и вся моя история, – сказала наконец Нати осипшим голосом. Падре Доминик молчал. Исповедей на своем веку он выслушал немало, но такой еще не случалось; нужно было хорошенько подумать, прежде чем изречь свое пасторское слово…

Фокса тем временем тоже готовили к исповеди. Своего рода.

Только он об этом еще не знал и, чертыхаясь, пробирался к «Протектору» в темноте ночи по неверным, покачивающимся и трещащим под ногами трапам и навесным мосткам. Лишь кое-где на жилых посудинах горели фонари. Эндрю уже знал, что свечи здесь непомерно дороги, просто так их никто не тратит, лучше спать ляжет пораньше, а значит, в лампах теплится вытопленный рыбий жир.

Неудивительно, что тут люди пропадают, решил он, вытаскивая ободранную ногу из капкана, подстроенного гнилой доской мостка. Сверзился вот так в темноте, выбраться не смог, кричи не кричи, никто не услышит! А если уж возвращаются по ночи из таверны Брюннера, накаченные его ядовитым пойлом, – вообще пиши пропало! Кабатчик может так всех своих клиентов лишиться.

Эндрю оглянулся: ночь безлунная, яркие низкие звезды, и не поймешь – то ли звезда мерцает на горизонте, то ли дотлевает путеводный фонарь на улицах Города… И чего это плотник так осторожничает? Боится гнева Каппера? Или приготовил уже второй корабль для побега и подстраховывается? А ты по его милости смотри, как бы тут шею не свернуть!

– Эй, на «Протекторе»! – подняв голову, позвал он.

На палубе появился силуэт, махнул рукой.

– Поднимайтесь!

Следующая команда была:

– Спускайтесь!

Фокс вошел в офицерскую каюту: Лабор, скрестив руки, сидел у стола; единственная тусклая плошка еле-еле освещала его лицо.

– Ну? – сказал привычно. Фокс едва не огрызнулся, но плотник был ему куда нужнее, чем он – плотнику. Эндрю сел на табурет и резко обернулся, заслышав шорох.

– Крысы, – равнодушно сказал Лабор. – Говорите, чего надо-то от меня?

Эндрю пожал плечами.

– Корабль.

– Корабль?

– Корабль.

– Какой еще корабль?

– Который вы строите.

Плотник откинулся назад, точно стараясь держаться от него подальше.

– Ну… А с чего вы взяли, что кто-то его строит?

– Вот с этого! – Эндрю выложил на стол чертеж корабля.

Лабор только взгляд кинул.

– Где взял?

– Там уже нет.

– У мэра?

– А что?

Эндрю, внимательно следивший за лицом плотника, вскочил и развернулся прежде, чем за спиной раздалось густое:

– То-то Чэд обрадуется!

Плотник привел с собой милиционера. Мерзкая крыса!

Зато милиционера никто бы таким мелким зверьком не назвал. Он походил на большую обезьяну. Очень большую. Раза в два шире его, Лиса. Обезьяна стояла у входа в каюту и улыбалась. Такая довольная обезьяна со шпагой в руке. Неизвестно, как она фехтует, но длинная шпага в длинной руке против человека без шпаги…

– То-то Чэд обрадуется…

Не обращая внимания на Эндрю, Лабор схватил со стола драгоценный чертеж.

– Ну, помял все! Волоки его в тюрьму, а завтра доложимся Капперу.

Эндрю, прикидывающий, застрянет ли он, выпрыгнув в кормовой иллюминатор, заинтересовался:

– Так мэр еще про меня не знает?

– Завтра узнает, – проворчал плотник, направляясь к выходу.

– Не так быстро!

Милиционера, как потом решил Фокс, подвела привычка общения с вялыми жителями Города: может, он попросту ожидал, что пленный сам себя повяжет и сам же отправится в тюрьму? Увидев в руке новичка то, чего у него ни в коем случае не должно быть – пистолет, – он так удивился, что даже не шарахнулся в сторону. И тем более не догадался применить шпагу.

Выстрелом милиционера отбросило назад – и он повалился, цепляясь за косяк, за дверь. За жизнь. Но жизнь выскользнула у него из вялых пальцев вместе со шпагой. Лис подхватил шпагу и метнул вслед убегавшему Лабору. Плотник тоненько вскрикнул – в точности, как крыса, – и повалился навзничь. Фокс сделал несколько шагов, подобрал чертеж корабля. Повторил:

– Я же сказал – не так быстро!

Обыскав плотника и милиционера (очень мертвая обезьяна), Фокс застыл над ними в раздумье.

– И?..

– Привязал я к ним груз да выбросил за борт.

Трое заговорщиков (Лис, Нэтти и Брюннер) шептались в винном погребе, куда встревоженный трактирщик предложил им спуститься для соблюдения тайны.

– Скверно, – шептал Хилл. – Скверно, правильно?

– Еще бы не правильно, – буркнул Лис. – Узнай Каппер о нашем разговоре, да еще и об убийстве – и я тоже отправлюсь на дно к Дэви Джонсу!

– У нас в Городе просто так не убивают. Ну, драки там пьяные, женщину если не поделили… А тут и плотник, и милиционер пропали разом… прочешут весь Город и найдут, правильно ведь?

– Да не найдут, – неуверенно подал голос юнга. – Тут у вас такие крабы – быстро все кости обглодают! Еще и акулы наверняка поблизости крутятся.

– Не-ет, мэр так просто это дело не оставит, нет, – бормотал трактирщик. – Нам бы ему глаза отвести, мол, сами по пьяной лавочке подрались… да откуда у Лабора пистолет? Он бы скорее с топором или молотком кинулся! Разве что…

Хилл надолго задумался. Фокс с ожиданием глядел на кабатчика, а Нати – на Лиса. Стыдно признаться, но она обрадовалась, когда в ответ на ее неуверенное: «Фокс, мне нужно тебе кое-что рассказать», – тот только отмахнулся: «Потом, Нэтти! Я только что прикончил плотника с милиционером!»

Признаться своему капитану немедленно велел ей падре Доминик. И долго бы после этого он остался ее капитаном? Нати уже не боялась тех ужасов, которые могли случиться с женщиной на корсарском судне, но остаться ей Лис точно бы не позволил.

Священник велел потом доложить, как все прошло. Нати подозревала, что у падре Доминика здесь очень скучная жизнь, и он хочет развлечься, хотя сам искренне полагает, что лишь приглядывает за своей паствой.

– «Касперы»! – неожиданно сказал Хилл. – Если все свалить на «Касперов», мэр с ними и связываться побоится, правильно?

– А что это еще за Касперы? Семья?

– Можно и так сказать…

Море не выбирало, кого заносило в Город штормами и течениями. Одни были приличными людьми, мирными моряками и торговцами, а вот другие (быстрый взгляд на улыбнувшегося Лиса) – пиратами. Последние очень плохо уживались с первыми, поэтому мэр решил выделить им в полную собственность корабль «Сан-Габриэль». Так появился клан «Каспер». Что делают на своем корабле эти пираты, никого не касается. У них там свои законы. Горожане не лезут в их дела, а клан более-менее соблюдает законы Города, вон даже деньги за выпивку иногда приносят. Правда, женщинам и (теперь взгляд на Нэтти) мальчишкам лучше держаться от них подальше. Что с них возьмешь, с морских разбойни…

Хилл, спохватившись, раскашлялся. Фокс вежливо похлопал его по спине и осведомился:

– А нам они на кой?

– Мэр с Касперами считается и навряд ли будет так уж доискиваться виноватых – мало ли что они там с плотником не поделили, правильно?

– Ну, не знаю, – скептически заметил Фокс. – Плотник-то все-таки единственный. И если в Городе происходит то, что мы подозреваем…

– Происходит-происходит! – закивал кабатчик.

Мэр частенько заглядывает в таверну – Хилл для него придерживает хорошее вино, потчуя остальных местным пойлом. Иногда у Каппера здесь бывают встречи, не предназначенные для других глаз и ушей. Но как ни пытался кабатчик в последние разы подглядеть и подслушать – все бесполезно. И мужчину рассмотреть не удается, и собеседники замолкают, едва он к ним приближается. Заговор, в Городе явно зреет заговор!

Хилл был так встревожен, что и не заметил, как проболтался, что следит за своими гостями. И тут же предложил заняться Фоксу тем же самым: спрятаться в винном погребе, в который он превратил трюм, и подслушать, о чем беседуют таинственные гости. Мэр обычно приходит далеко за полночь, когда завсегдатаи расходятся по домам, то есть кораблям. Нужно только засесть пораньше в укрытии…

Разговор и впрямь оказался интересным.

Эндрю устроился в темноте за трюмным пиллерсом. Он приготовился к долгому, а то и бесплодному ожиданию (неизвестно, явятся ли «заговорщики» именно сегодня), но Каппера недаром называли адмиралом – он привык к точности. И явился со своим приятелем ровно в полночь.

Эндрю услышал шаги нескольких человек, отодвигаемые лавки – поздние посетители усаживались за стол, – стук посуды, потом голос Каппера:

– Все, Хилл, можешь идти.

– Может, закуску какую подать?

– Этого достаточно. Позовем, когда понадобишься.

– Ну, я тут… наверху буду.

Мужчины молчали, пока кабатчик поднимался на палубу.

– Все бы ему подслушивать да вынюхивать… Как дела на «Сан-Габриэле»?

– Любопытных нам не надо, разберемся. Лабор наш куда-то пропал, запил, что ли? Работа вон встала.

– Давно не наблюдалось за ним такого, появится, куда денется. А механик на что?

Собеседник Каппера – Эндрю осторожно выглянул, но тот сидел к нему спиной, – громко фыркнул. Сказал пренебрежительно:

– Этот чокнутый старикашка? Он все свой железный костюм на нас норовит нацепить – будете, мол, в нем ходить по дну морскому аки по суше. Дураков нет! Иногда послушаешь его, послушаешь, и так хочется его самого на дно отправить – без костюма!

– Э, нет, Ведекера не трогай! Он нам еще пригодится! Займись вон… остальными. А то что-то много людей в Городе развелось, скоро не продыхнуть будет, никакой еды-воды на них не напасешься!

– Ах ты! – с усмешливым уважением сказал «каспер». – Заботливый мэр! И правильно, на что они теперь нужны – все имущество и сокровища уже у тебя. Выпьем за твою редкую доброту, Чэд!

– Лучше давай выпьем за мое губернаторство на каком-нибудь благодатном острове! С такими-то деньгами мы легко его получим!

И собеседники, засмеявшись, с громким стуком сдвинули кружки.

Больше ничего существенного они не сказали, так, вспоминали минувшие славные денечки. Да-а, недаром так спелись мэр и глава «касперов»…

Фокс подвел итоги. Корабль все-таки строится. Сейчас, когда Лабор «пропал», работа замедлилась, но Каппер надеется еще на неведомого механика. На построенный корабль будет нагружено «экспроприированное» и часть «касперов» с мэром во главе. Судьба остальных жителей Города Чэда не волнует – лишь бы не мешались под ногами и раньше времени не прознали про корабль. И он, кажется, только что дал свое согласие на «прореживание» горожан – если у пиратов возникнет на то желание.

Симпатичная выходит картинка!

Когда он развернул эту «картинку» перед Брюннером, тот просто готов был куда-то немедленно бежать: то ли предупредить остальных, то ли самому укрыться… Где тут укроешься? Если понадобится, «касперы» обыщут все до последней лоханки.

– И что же нам делать?

– Сколько их там, на «Сан-Габриэле»?

– Пара десятков, наверное.

Скверно. Когда-то он с парой десятков своих ребят взял хорошо укрепленный форт, охранявший испанский серебряный рудник… Навряд ли среди горожан наберется хотя б десять решительных людей, хорошо обращающихся с оружием.

Брюннер обещал подумать, с кем можно поговорить. Вот жених Арно, Томас Бойл, – парень отчаянный, это да. Как приревнует свою девушку, так до смерти готов драться! Может, и друзья у него такие же.

– И еще – Ведекер, – напомнил Фокс. – Нам нужен этот… механик. Может, он вообще наша единственная надежда, недаром его мэр так ценит.

– Поспрашиваю… уж про такого я точно не слыхал, – с сомнением заметил Хилл, – а я-то каждого в Городе в лицо знаю, сам понимаешь!

Эндрю рассмеялся, расталкивая прикорнувшего Нэтти:

– Всех пьющих, хочешь сказать? А может, этот мастер золотые руки трезвенник, каких мало! Эй, Нэтти, пошли-ка уже домой, хватит на лавке крючиться!

Следующий день в Городе выдался еще насыщенней. Правда, просыпаясь, Фокс об этом не знал. И занимали его совершенно другие заботы, которые в любое иное время ему самому показались бы смешными и не важными. А вот сейчас были невероятно насущны…

Поскольку было утро.

И под боком у него спал юнга.

С некоторых пор Эндрю с прискорбием сознавал, что картины однополой любви, которая раньше его занимала мало, теперь частенько крутились в его извращенном сознании. И всегда в этих картинках присутствовал Нэтти. То так, то эдак… а можно еще вот так… Эндрю втянул его запах – запах чистоты, юности… И еще веяло от парнишки чем-то неуловимым, но будоражащим. Навряд ли он пользуется духами…

Ч-черт! Как вернется, надо будет закатиться к девочкам на несколько деньков, чтобы не принюхиваться и не… реагировать так на собственного юнгу.

Нэтти спал на боку, к нему спиной. Очень… э-э-э… удобно. Эндрю некоторое время разглядывал жесткий завиток волос над ухом со следом прокола для серьги… подарить ему, что ли, пускай носит, да хоть его любимый рубин!

Не в силах сдержаться, Фокс скользнул пальцами по шее юнги: ах, какая нежная кожа! Пробормотал:

– Нэтти?..

Нэтти вздрогнул. Задрожали черные длинные – просто девичьи! – ресницы.

– М-м-м?

Эндрю приподнялся на локте. Нэтти со вздохом перевернулся на спину.

– Что? Вставать?

Кое-кто уже встал, мрачно подумал Эндрю. Нэтти сонно улыбался ему снизу, и Фокс вновь провел вздрагивающими пальцами по нежному подбородку – еще и бриться не начал… Как соблазняют мальчишек? Тоже начать с поцелуев? А, разберемся как-нибудь…

Нэтти поежился от прикосновения и, кажется, только сейчас по-настоящему проснулся: туманный взгляд его прояснился, глаза панически округлились… с невнятным возгласом юнга дернулся в сторону – и сверзился с лежанки. Несмотря на свое состояние, Эндрю рассмеялся: с таким очумелым видом мальчишка вскочил и закрутился на месте:

– Что? Как я… как мы здесь?..

– Ты вчера уснул в таверне, – нарочито размеренно пояснил Фокс. – Я тебя растолкал, мы пришли сюда. Мы на «Доблести», помнишь? Я здесь прятал твои и мои запасы. И еще шпагу.

– А. Ну да.

Юнга смотрел куда угодно – на переборки, в иллюминатор, в пол, – только не на своего капитана. Скверно.

– Послушай, Нэтти… – начал Эндрю, садясь на лежанке. Юнга его перебил:

– Что ты вчера подслушал? Что-нибудь интересное? Я пойду умоюсь, и ты мне все расскажешь, хорошо?

Эндрю проводил взглядом метнувшуюся наружу фигуру. Совратитель хренов! Юнга теперь будет обходить его на крутых галсах… Ну нет, выберутся из этой дыры – и пора прощаться с мальчишкой. А то быть тому как-нибудь изнасилованным собственным капитаном!

Нати плескала в разгоряченное лицо воду и ежилась. Как так она умудрилась улечься спать с Фоксом чуть ли не в обнимку?! Прижмись она к нему ночью покрепче (разумеется, совершенно случайно), и вся ее маскировка насмарку! Сегодня, еще не очнувшись как следует ото сна, она увидела близкое лицо Эндрю и представила вдруг, как тот наклоняется и ее целует… Ну хороша!

Тут Нати вспомнила, что все равно должна во всем признаться, но малодушно отложила разговор до «послезавтрака», памятуя, что голодные мужчины злы. Тем более что и хмурый Фокс явно был нерасположен к беседам: всю дорогу до таверны они шли молча.

А в таверне все утренние проблемы вылетели у обоих из головы.

На месте Брюннера хозяйничал совсем другой человек. Рядом вяло вытирала тарелки заплаканная Арно.

– О! – сказал Фокс. – А где наш Хилл? Приболел?

Мужчина ненужно протер и без того выдраенный до блеска стол. Сказал хмуро:

– До́ смерти!

Арно разрыдалась. Невозможно было разобрать ни слова – лишь когда Фокс усадил ее, отпоил водой, удалось выяснить, что случилось. Сегодня с утра Хилл первым делом задал вопрос о каком-то механике. Арно о нем и знать не знает. Потом он ушел в винный погреб – и больше уже не появлялся. Арно, спохватившись, покричала-покричала, потом спустилась и обнаружила хозяина с перерезанным горлом. Кто-то сидел в засаде там, его ожидая…

На Эндрю точно мачту уронили. Хилл был их единственным проводником в городе, теперь они предоставлены сами себе. Наверняка это дело рук Каппера или его подшефного клана. Недаром ночью они говорили о любопытствующем кабатчике…

– «Касперы»? – предположил Нэтти.

– «Касперы»? – Арно шмыгнула носом. – А им это зачем?

Эндрю заметил, что новый кабатчик тут же отошел от стола и, демонстративно повернувшись к ним спиной, принялся изучать запасы Хилла. Удобная позиция: я – заяц, ничего не знаю! Но вовсе не гарантирует безбедной и долгой жизни.

Эндрю наскоро пересказал все, что им удалось выяснить. У француженки моментально высохли слезы. Она сжала кулачки.

– И они собираются бросить нас здесь? Вот сволочи! Не бывать этому!

Нати бросила косой взгляд на капитана: Лис явно любовался хорошенькой Арно. Той шли и улыбка, и слезы. И даже гнев.

Фокс сказал мягко:

– Для начала: «касперы» вооружены, умеют и готовы драться. Готовы ли к этому горожане – еще вопрос. Наверняка кто-нибудь поумнее припрятал оружие, но их еще надо найти. И переговорить со всеми: чем больше людей знает о заговоре, тем меньше шансов у «адмирала» и его команды.

– Беру это на себя.

– И еще – не надо провоцировать пиратов! Так, в лоб, их не возьмешь. Разве что отлавливать поодиночке…

Арно уставилась в стол. На щеках ее вновь появились улыбчивые ямочки.

– Что такое? – тут же спросил Фокс.

– Только не говорите Томасу! Он у меня ужас какой ревнивый! Знаете, за мной ухлестывает один из «касперов» – Денис Хопфер. Что, если я приглашу его на свиданье, а вместо меня придет…

– Приду я! – подхватил Фокс. Он во все глаза смотрел на француженку. – Вы очень храбрая девушка, Арно!

Капитан взял ее руку и поцеловал. Нати аж дернулась, Арно заалелась:

– Ну, никакой особой храбрости тут не нужно… Что вам подать на завтрак?

– Что угодно, лишь бы было приготовлено вашими ручками! А… – Фокс показал пальцем вниз. – Что будем делать с беднягой Хиллом?

– Его с утра уже унесли в часовню. Падре подготовит все для завтрашнего погребения.

Несмотря на происшедшее, Лис аппетита не потерял. А Нати ковырялась в каше с неизвестно чьим – или понятно с чьим? – мясом. А восхитится ли ею Фокс, когда обо всем узнает? Или для восхищения храбростью девушки от девушки требуются еще и белокурые локоны, точеный профиль и соблазнительная фигурка? Запив не лезущий в рот завтрак разведенным вином, Нати сказала:

– Мне кажется, про Ведекера упоминал тот парень, Стоукс, что выудил нас из воды. Помнишь?

– Кстати, да… ну что, снова прогуляемся? Только надо вооружиться, а то что-то в этом благословенном Городе становится неспокойно.

Нати нехотя вылезла из-за стола. Снова беготня, а у нее ноги после вчерашнего дня еще гудят. Хотя лучше, чтобы эта Арно не маячила перед глазами у ее влюбчивого капитана. Да и епитимью от падре Доминика следует-таки выполнить.

Юнга брел где-то позади, точно утомился. Эндрю думал о плане Арно. Отчаянная девчонка! Но она лучше знает, с кем в Городе можно разговаривать, а кто адмиральский прихвостень.

– Ну что ты там плетешься? – наконец раздраженно окликнул он. Нэтти быстро догнал его, пристроился рядом. Начал нерешительно:

– Знаешь, Лис, мне надо тебе кое-что сказать…

Эндрю даже не пришлось поднимать руку, чтобы тот замолчал, – юнга и сам услышал, закрутил головой. Крик повторился.

Женский крик.

– Кажется, там! – Нэтти припустил так быстро, что Фокс даже не сразу его догнал. Поймал за ремень.

– Погоди! Пошли осторожней!

Теперь они различали и мужские голоса. Смех. Что-то разбилось. Ругательства.

Вся эта какофония доносилась со старой шхуны под названием «Эва». Они неслышно забрались на чисто выскобленную палубу. На натянутых веревках сушились потрепанные юбки.

– Чтоб вам гореть в аду! – с отчаянием воскликнул женский голос.

Нижняя палуба? Каюта?

– Ты что, красотка, да я уже почти в раю! Ну, не кусайся, и тебе понравится!

– Я – первый, – одними губами произнес Фокс.

Двери оказалось достаточно хорошего пинка – та сорвалась с проржавевших петель и огрела одного из мужчин. Оценив обстановку – на полу барахтаются двое (голые разведенные женские колени), третий стоит наготове со спущенными штанами, еще один медленно выбирается из-под двери – Фокс не стал тратить слов. Пуля вошла стоявшему прямо в голый жирный живот. Оглушенный дверью шарил у пояса, нащупывая свою саблю, но уж очень медленно…

Два выпада шпагой – и сабля ему так и не пригодилась.

Эндрю стремительно развернулся и увидел чудную картинку: монашек Нэтти оседлал не успевшего подняться насильника, вздернул его голову за волосы и полоснул ножом по выгнутой шее – точно резал овцу. Причем так деловито, будто проделывал это каждый день.

Кровь хлынула на женщину фонтаном, та взвизгнула и, перебирая руками-ногами, выбралась из-под придавившего ее мертвеца.

Нэтти поглядел вниз. Задумчиво слез с трупа и уселся рядом, обхватив руками колени. Даже в полумраке каюты было видно, как резко он побелел. Ну ничего, блевать ему нечем, утром юнга и не ел почти.

Раненный в живот, придерживаясь одной рукой за брюхо, а другой – за все попадавшееся на пути, скулил и продвигался к выходу. Он не понял, что уже умер, и даже умудрился дойти до ступеней. Там и упал.

Женщина в разорванной одежде стояла, держась обеими руками за стол. Длинные растрепанные волосы свешивались на ее склоненное лицо.

– Мисс… мадам… вы как?

Та молчала.

– Надеюсь, – Фокс обвел шпагой поле битвы, – это были не ваши приятели?

Женщина откинула с лица волосы. Приятная, среднего возраста. Только свежие ссадины и своя и чужая кровь портили общее впечатление.

– Это «касперы»…

– Ага. Минус три.

– Вы… кто?

– Капитан Фокс и юнга Нэтти к вашим услугам, – представился Эндрю. – Мы новички. Это ваш дом, мадам?

– Сесиль Галард. Да. Дом. Уже почти десяток лет.

– Мы тут немного намусорили. Куда их можно деть, чтобы у нас с вами не было неприятностей? Только для начала вот этого надо завернуть во что-то, чтоб не осталось кровавого следа. Эй, Нэтти. – Он подтолкнул носком сапога неподвижного юнгу. Нэтти выглядел ненамного лучше трупов. – Надо помочь мадам убраться! Вставай, парень, вставай! Ты был просто молодцом!

Сесиль показала практически затонувшее судно: еще один хороший шторм – и оно скроется под водой окончательно. Втроем они перетаскали и спустили в трюм мертвых «касперов»: теперь не всплывут и вонять особо не будут. Предварительно Эндрю обыскал их, забрав оружие и кое-какие ценные вещи.

От помощи в наведении порядка Сесиль категорически отказалась, сказала, передохнет и сама займется. Юнга с облегчением уселся в сторонке, свесив ноги с борта. Хозяйка налила себе и капитану вина.

– «Касперы» совсем обнаглели! Такое было поначалу, но мэр вроде как-то с ними договорился. А тут все заново!

– Что же вы на отшибе живете, Сесиль? Да еще совершенно одна?

– Муж умер год назад, а снова я замуж не захотела. Хоть меня и уговаривали. Я уже лет десять на этом Острове. Видела, как он… появился.

Эндрю подобрался.

– Десять лет?! А вы слышали такое имя – Ведекер?

Женщина слабо улыбнулась:

– Наш сумасшедший механик? Да с него-то все и началось!

…Когда-то к рифам прибило четыре корабля, а людей на них набралось хорошо если десяток. Среди них был и изобретатель Ведекер. Поначалу корабли плавали по отдельности, но он нашел способ их соединить и закрепить, чтобы не двигались. Корабли все прибывали и прибивались. А потом ни с того ни с сего Хенрик начал кричать о какой-то опасности для Города. Но так как он с самого начала был немного не в себе, на него мало кто обращал внимания. А потом в Городе появился Каппер, установил свои законы, и механик куда-то запропал. Сесиль даже думала, что он умер, если бы сегодня… эти… не сказали: мол, будешь хорошо себя вести, возьмем тебя с собой, когда сумасшедший Ведекер доделает корабль.

– Значит, механик у «касперов»?

– Да, на «Сан-Габриэле».

Скверно. Попробуй-ка его оттуда выуди. Хотя если отлавливать «касперов» поодиночке… да хоть бы так, как предложила Арно…

– А вы хотите уплыть отсюда, Сесиль?

Женщина покачала головой.

– Я об этом давно уже думать перестала!

– Ну, если мы все-таки найдем Ведекера и его корабль, то позовем вас. А сейчас… может, вы все-таки переселитесь поближе к остальным? «Касперов» еще много.

– Нет уж. – Женщина спокойно заплетала растрепанные волосы. – Они застали меня врасплох. В следующий раз я и близко не подпущу их к своему дому!

– У вас есть оружие? – понял Эндрю.

Сесиль кивнула.

– Есть. Мушкет припрятан и пистолет. Почищу – и буду наготове. Я стреляю метко. Могу поделиться пулями и порохом.

Фокс аж подскочил, поклонился:

– Будем очень вам благодарны!

– Это я вам благодарна.

Сесиль скрылась в недрах шхуны. Эндрю поразился ее спокойному достоинству: если б мужчины в этом Городе были такими, разве прибрал бы Каппер целый Остров в свои загребущие руки!

Пожелав друг другу удачи, они расстались. Фокс нес увесистые мешочки со свинцовыми пулями и порохом. Нэтти молча шагал рядом. Капитан подтолкнул его локтем:

– Ну что, громмет? С крещением тебя?

Юнга повернул голову и сказал запальчиво:

– А для начала им надо было отрезать яйца!

– Э-э-э… да, – Эндрю, содрогнувшись, вспомнил свои утренние желания. Слава Господу, что не попустительствовал греху содомии! И что его… гм… family yewels, семейные ценности остались на месте.

Чары Арно не подвели, и первое «свидание» прошло успешно. Чуть за полночь на борт «Церес Смитти» явился влюбленный «каспер». Даже когда Эндрю окликнул его вполголоса, неосторожный пират, все мысли которого были заняты исключительно предстоящей встречей, не насторожился, не сообразил, что голос позвавшего слишком груб для его возлюбленной. Пошел на зов – и получил пулю в грудь. Жаль только, что Хопфер пришел не вооруженный, и из трофеев им ничего не досталось…

Вернувшись, Фокс отчитался в удачном свидании. Довольная Арно кровожадно пообещала пригласить следующей ночью еще одного. Выберет самого противного, вот так-то! А завтра в таверну заглянут Томас с парой-тройкой надежных людей, только смотрите не проговоритесь ему о нашем плане, капитан!

Громмет не спал, ожидая его возвращения. Фокс не стал комментировать то, что тот устроил отдельную лежанку. Целее будут.

Оба.

– Ну, дело пошло веселее, малыш! – сказал Эндрю, с облегчением обрушиваясь на постель. – Если так и дальше будет продолжаться, пиратский клан быстро поредеет.

Нэтти сидел, обхватив колени руками. Размышлял. Наверное, мается из-за сегодняшнего убитого им «каспера». Эндрю пробормотал, почти засыпая:

– Сходил бы ты к местному падре, что ли… Он тебе все грехи отпустит, ты и успокоишься.

– Я вот думаю, – сказал Нэтти неожиданно. – Может, и мне, как Арно, попробовать?

– А? Ты о чем?

– Ну, ты говорил, некоторые мужчины любят… мальчиков.

В том числе и он сам. Как выяснилось.

– Зазову кого-нибудь и ножом его…

Сон как рукой сняло. Эндрю резко сел на лежанке.

– Ни в коем случае!

– Почему это?

– Ты неопытный боец! Думаешь, достаточно ткнуть «каспера» ножом? А если просто ранишь? А если он поднимет тревогу? А если они заявятся вдвоем-втроем? Нет, не будем рисковать!

– Какой-то смазливой девчонке ты доверяешь больше, чем мне! – с обидой заявил Нэтти. – Она ведь тоже рискует!

– Арно рискует, да, но она – взрослая женщина, и она…

– Что она?

– …не мой юнга! А ты по-прежнему повинуешься приказам капитана! Никуда не пойдешь! – отрезал Фокс. Он приготовился к продолжению спора, но громмет отвернулся и молча лег, с головой накрываясь курткой. Эндрю не мог поручиться, но, кажется, парень даже всплакнул с досады: дыхание его было неровным. А туда же – дай сопляку сразиться с взрослым мужиком! Да его любой «каспер» по переборкам размажет!

Кажется, сцена на борту «Эвы» разбудила дремлющую в монашеке кровожадность. Подрастет еще малость – и дай Бог какой корсар получится!

Компания, собравшаяся на следующий день в таверне, встретила их настороженными взглядами. Тут же присутствовала и Сесиль. Фокс едва успел обменяться приветствиями с ней и с новыми знакомцами, как Томас открыл «прения»:

– Ты сказал, что «касперы» строят корабль!

– Так и есть.

– Да где, как? Мы ничего такого не видели!

– Совсем ничего?

– Нет, они вроде ремонтируют свой «Сан-Габриэль». Так оно и понятно – все корабли со временем выходят из строя.

– А вы давно бывали поблизости от «Сан-Габриэля»?

– Так они никого туда не пускают! Говорят, их территория. И мэр велел к ним не соваться.

– Вот именно, – внушительно заметил Фокс. – Никто не знает, чем они там занимаются. А разговор одного из «касперов» с вашим уважаемым мэром я слышал собственными ушами. И после этого разговора убили беднягу Хилла. Вас это не наводит ни на какие размышления?

Арно со стуком поставила перед женихом кружку с пивом. Сверкнула глазами:

– А я ему верю! – и отошла к совершенно оглохшему и ослепшему кабатчику Слоту.

– Я тоже, – заявила Галард. С вызовом обвела взглядом напряженные лица. – Да что вы за мужики? Столько лет Каппер со своими пиратами вьют из нас веревки! А теперь, обобрав нас до нитки, удрать намыливаются! И вы им это позволите? Да в одном этом парнишке смелости больше, чем в десятке взрослых мужчин! Он-то не побоялся перерезать «касперу» горло!

Нэтти заерзала на скамье под изумленными взглядами. Тяжелая рука капитана легла на ее плечо.

– Да, – серьезно сказал Фокс. – Нэтти у нас pocket Hercules! Мал, да удал. Не будем вдаваться в подробности, но за вчерашний день количество «касперов» уменьшилось на четверых человек.

– Четверых?!

Один из мужчин привстал, опираясь о стол кулаками. Сказал внушительно:

– Я Уоркман. Джон. Милиционер.

Лис моргнул. Спасибо, Арно, ты привела кого следует! И сразу туда, куда следует. Краем глаза заметил движение Нэтти – парень опустил руки под стол, плавно вынимая нож. Милиционер откашлялся и продолжил:

– Ну так вот: я с вами! Если вы возьмете меня на этот корабль.

Фокс с облегчением засмеялся:

– Конечно! Думаю, на него вместятся все желающие. Только чур – без «касперов»!

– Что будем делать дальше?

Под ожидающими взглядами горожан – они, похоже, единогласно возвели его в ранг командира – Фокс наклонился к Нэтти и сказал:

– Для начала юнга уберет свой нож!

– Ах ты ж… дьяволенок! – Милиционер, поняв, что сейчас могло произойти, зашелся в приступе смеха. Нэтти невозмутимо повел плечами и демонстративно открыто сунул нож в наручные ножны.

– А теперь подумаем, как проредить «касперов», не вступая с ними в открытый конфликт. Нужно собрать все имеющееся оружие в Городе, привести его в порядок. Ну и найти надежных людей, умеющих с ним обращаться.

– Гранаты, – подал голос внимательно слушавший юнга.

– Что? Да, неплохо бы приготовить гранаты. Бутылки у нас есть… Нужен порох, дробь, да вообще любые маленькие куски железа или свинца. Когда мы брали испанский форт… но об этом в следующий раз.

Нати восхитилась оговоркой, сделанной Лисом, – та должна была дать понять, что боевой опыт у него имеется. И не только военный. Когда пиратам противостоят другие пираты, отлично знающие все их хитрости и увертки, еще неизвестно, чем закончится схватка.

– Гранатами могут заняться Нэтти и Сесиль.

Женщина молча кивнула, Нэтти глянул скептически:

– А ты пойдешь прореживать «касперов»?

– Проведу рекогносцировку, – поправил Лис.

Ночная «рекогносцировка» вновь прошла успешно. На следующий день Лис с Нэтти шатались по Городу, выспрашивая хозяек, нет ли у тех лишней парусины, остатков такелажа, излишков провианта и лекарств. Возможно, у пиратов и без того все готово к плаванию, но в любом случае запас карман не тянет. В Городе преобладал натуральный обмен, но и деньги были в ходу – на них кое-что можно было приобрести в лавке. Которую опять же контролировал Каппер…

Эндрю совершенно оказался не готов к тому, что на третье «свидание» явится не один, а сразу несколько человек.

– Ага! – сказал рослый, темноволосый «каспер». – Так вот кто назначил нам свидание!

– Хуан-Хуан! – укоризненно покачал головой Фокс. – Ну кто же ходит на свидания целой компанией? Не слышал поговорку про третьего лишнего? И уж тем более лишний четвертый… Или у тебя храбрости не хватает заняться любовью один на один?

Хуан довольно заржал:

– Зато свидание у нас будет таким жарким! Жаль, твоя шлюшка Арно не сможет прийти, а то было бы еще веселее…

Эндрю похолодел, но спросил беспечно:

– Ну почему же? Можно ее позвать. Она будет рада полюбоваться на мою победу.

– Да потому что с того света не возвращаются! И любопытного Хилла тоже я пришил – все крутился вокруг нас с адмиралом, подслушивал!

…Пару дней назад его дружок Денис Хопфер похвастался, что красотка Арно наконец не выдержала осады и даже пригласила его на свидание. Хуану оставалось только позавидовать – ведь он и сам не раз подкатывал к блондиночке. Когда приятель не вернулся, Хуан подумал, что Арно, однако, горячая штучка. Но сегодня Арно начала строить глазки и ему и предлагать ночное свидание… Хуан заподозрил неладное, наведался днем на «Церес Смитти» и нашел следы того, что здесь недавно кого-то убили. Тогда он взял в оборот девчонку – ну кто же знал, что та отбросит ласты так быстро? И разойтись-то как следует не успел, а уж он наловчился допрашивать пленных, вон приятели могут подтвердить! Мигом начинали петь про все свои секреты и спрятанные денежки – что твои соловьи!

Бедняжка Арно… Храбрая, прекрасная Арно! Слушая пирата, смакующего кровавые подробности, Эндрю медленно перемещался в сторону юта. Ничего, они еще отомстят ублюдкам. Но для этого ему нужно сейчас как минимум выжить.

– А ты куда это собрался? – спохватился Хуан. – Удрать думаешь? Ну-ка, ребята, подрежьте-ка ему пятки, чтоб так быстро не бегал!

Эндрю взлетел по трапу на ют и широко улыбнулся:

– Да, ребята, давайте-ка спляшем!

Большой ошибкой «касперов» было то, что они не взяли с собой пистолетов. А против их сабель и шпаг у Эндрю имелась своя верная шпага…

…Он повис на фальшборте – переводя дыхание и прислушиваясь. Ничто не указывало на то, что на близком «Сан-Габриэле» кто-то поднял тревогу или ждет возвращения троицы, отправившейся на кровавое свидание. Ну что ж, минус еще трое…

А сейчас он должен найти Томаса Бойла и рассказать ему о гибели невесты.

* * *

Штурмовать решили той же ночью. Странно, что «касперы» еще не насторожились и не начали поиски – а ведь пропало уже восемь человек! Дисциплина у них та еще, Лис на своем корабле снял бы голову боцману и первому помощнику уже за первого загулявшего матроса!

У них имелось несколько гранат, изготовленных трудолюбивой Сесиль и недовольным Нэтти – юнга справедливо считал, что капитан специально нашел ему занятие, чтобы тот не путался под ногами и не предлагал новых самоубийственных планов. Остального оружия у заговорщиков оказалось даже в избытке.

Они легко захватили и допросили часового – если и остальные такие же ленивые и сонные, то проблем быть не должно. Судя по всему, «касперы» не считали горожан серьезными противниками.

Эндрю огляделся. С ним пошли аж три человека. Будь они его людьми, этого бы было достаточно.

– Две гранаты – в кубрик. Потом вы двое – с пистолетами. Потом идем мы. Всем все ясно?

Ясно было всё и всем. Поэтому все пошло наперекосяк.

Взорвалась лишь одна граната, вторая упала в угол кубрика и подожгла валявшееся там тряпье. Поэтому бой проходил на фоне разгоравшегося пламени – точно все сражавшиеся уже оказались в аду. Фокс немного поторопился с выводами насчет пиратской дисциплины: минимум трое держали заряженные пистолеты под рукой. И все трое выстрелили в Томаса, оттолкнувшего его на входе – уж так велика была его жажда мести. Но парень устоял на ногах и даже смог еще биться на шпагах. Раненный в ногу горожанин укрылся за поваленным столом и, судя по редким выстрелам, занялся охотой. Шедший в арьергарде милиционер, точно мясник на бойне, деловито дорезал раненых и оглушенных пиратов.

…В какой-то момент Эндрю обнаружил, что перед ним нет никого – кроме подросшей стены пламени. Пожара еще только не хватало! Если огонь дойдет до крюйт-камеры, наверняка забитой порохом… Он начал сбивать пламя подобранным одеялом, кто-то пришел ему на помощь, кто принес песка, кто – воды. Когда огонь был затушен, Фокс обнаружил рядом тяжело дышащего пирата с пустым ведром в руках. «Каспер» вяло отмахнулся: ладно, мол, чего там…

Оба оглянулись на поле боя, в которое превратился кубрик. По тому, как лежал навзничь Томас, было видно, что парень мертв. «Мясник» Уоркман обходил лежавших, отыскивая недобитых. В углу кто-то вяло ругался. На ребре поваленного стола сидел горожанин и, кряхтя, перевязывал ногу.

– Посмотри, – показал шпагой Фокс, – тут все?

«Каспер» даже с места не сдвинулся. Вытер локтем закопченное лицо, сказал хмуро:

– Да все! Часовой еще. И с Кабо двое ушли…

– Этих уже не считаем! В трюмах никого?

– Во как! – Пират поглядел на Фокса с уважением. – Откуда вы взялись… на нашу голову?

– Из преисподней, приятель. Ну так что?

– В трюме еще сумасшедший старик заперт. А так вроде все…

– Где? Веди!

Хенрик Ведекер смотрел на Эндрю, моргая бледными глазками. Был он худ, малого роста, на взлохмаченную седую шевелюру сдвинуты увеличивающие линзы.

– О! – сказал механик без всякого восторга. – Наконец вижу кого-то еще, кроме Каппера и его пиратов! Вы и есть тот храбрец, который ко мне пробился?

– Я и есть, – подтвердил Фокс очевидное.

Выгороженная в трюме комната была забита всякими механическими штуковинами, на столах – столярные и слесарные инструменты вперемежку с алхимическими ретортами и склянками.

– И что вам от меня нужно?

– Да ничего особенного. Теперь вы свободны, Хенрик. Можете заниматься вашими изобретениями где хотите. А нам нужно разобраться с Каппером и его прислужниками и выбрать нового мэра-адмирала… – Выразительная улыбка. – В моем лице.

Ведекер в отчаянии всплеснул руками.

– Да что ж такое? Меня так никто и не услышал?! Какие изобретения? Какие выборы? У нас совершенно не осталось времени! Городу грозит страшная опасность!

Эндрю пригляделся: сумасшедшим изобретатель вовсе не казался, хотя многолетняя жизнь взаперти кого угодно может свести с ума. Фокс позволил увлечь себя к столу, на котором механик разложил уже потертую от старости схему. Оказывается, весь Город держится на трех кораблях, зацепившихся за рифы. Поврежденные корабли не могут самостоятельно плавать, цепляются друг за друга, и первый же сильный шторм может разорвать ненадежную цепочку… А ведь Каппер верил этому «сумасшедшему» – недаром так старался ускорить строительство корабля!

– Но ведь у нас… у вас имеется корабль, – сказал Эндрю, испытующе глядя на Ведекера. – Судя по чертежу – корвет. Туда поместится немало народу. Да и можно починить-перебрать и другие крепкие суда…

Механик побарабанил себя по губам.

– Деньги, – заявил неожиданно.

– Что?

– Мне нужны деньги! Что я, зря столько времени разрабатывал проект этого корабля? А какую скорость он может развить, хотя корпус у него куда крепче, чем у обычных корветов! А пушек он может нести на четверть больше!

– Больше двадцати четырех?

– Куда больше! – торжествующе воскликнул механик и спохватился: – Мне деньги нужны!

Справедливо, конечно.

– И сколько?

– Миллион дублонов!

– Э-э-э…

– Путем простых арифметических подсчетов, учитывая количество кораблей, прибитых к нашему острову, умножая на количество лет и на то, что у них было в трюме… словом, в Городе имеется куда больше денег! – Механик умолк, мелко моргая.

– Зачем вам здесь, в Городе, такие деньжищи, а, приятель? – вяло поинтересовался Фокс, прикидывая, достаточно ли будет того рундука на «Тартарусе». Судя по размерам – вполне может хватить. – Добрались бы до земли, там бы с вами и расплатились.

Механик упрямо стоял на своем: еще бы, впервые за столько лет его не заставляют, а уговаривают. Ну да пусть его! Купить новехонький, прямо с верфи, малый фрегат с такими ходовыми характеристиками, да за чужие деньги – удивительная сделка!

Фокс, как и всякий нормальный человек, не хотел привлекать к месту хранения золота лишнего внимания – даже своих новых соратников. Пришлось-таки согласиться на помощь Нэтти: юнга отвлекает, а капитан потихоньку тащит. Правда, Фокс откорректировал план, который ему совсем не нравился: отвлекать часового Нэтти будет не собственным телом, а кое-чем другим, не менее ценимым мужчинами во все времена.

…Солнце было неярким, небо заволокло плотной белесой пеленой, кажется, опять назревает шторм – что за напасть в последнее время! Часовой навалился грудью на релинги, прищурившись, рассматривал маленькую фигурку, плетущуюся по мосткам и переходам. А, кажется, новичок, что со своим рыжим капитаном недавно добрался до Острова! Мальчишка нес что-то, завернутое в куртку. Проходя мимо «Тартаруса», вдруг оступился и выронил это «что-то»: по доскам покатилась весьма внушительная темная бутылка. С заполошным криком юнга бросился за ней в погоню, поймав буквально в дюйме от падения в море. Крайне переживавший за судьбу бутылки часовой вытянул шею, а потом и вовсе спустился со сходен: мальчишка рассматривал бутыль на свет, выискивая повреждения. Не найдя, с облегчением вздохнул и прижал к груди.

– Эй, чего у тебя там?

Мальчишка завертелся в попытке обнаружить источник голоса (опять чуть не упустил бутыль, раз-зява!). Заулыбался:

– Капитан послал в лавку – продать или обменять на продукты!

– А что там у тебя?

Мальчишка поглядел на бутылку.

– Ром.

– Ро-ом?.. – Давненько не приходилось пробовать, мэр, как водится, все лучшее забирал себе. – Точно ром?

– Точно. Ну, я побежал!

– Э, э, э! Стоять! Сколько он хочет?

Названная сумма заставила его крякнуть. Но опять же он только вчера получил жалованье…

– Иди сюда, малец! Я заплачу!

– Э, нет! – Юнга закутал бутылку покрепче. – Велено – в лавке, значит, в лавке!

– Да иди, дурачина, и с меня монету получишь!

– Деньги вперед!

Часовой чуть не сплюнул: вот ведь какой… ушлый! И припустит ведь – не догонишь! Вместе с ромом.

Нати, вытянув шею, бдительно проследила, как солдат выложил на сходни монеты, добежала, ухватила и выставила ром на палубу:

– Вот вам, пейте, дядечка!

И посвистывая, пошагала обратно. Оглянулась: часовой с просветленным лицом принюхивался к открытой бутылке: и правда ром. Не обманули!

Только кое-что добавили.

Эндрю, давно уже проникший в камеру со стороны моря, услышал в коридоре легкие шаги. Загремел ключ в замке, медленно, натужно провернулся: да уж, нечасто Каппер проверяет свои сокровища! Или у него немало таких захоронок по всему Городу?

Нэтти засунул в камеру голову, позвал душераздирающим шепотом:

– Ли-и-ис? – взгляд его упал на скелет бедняги Декстера: – Ай!

– Что, любуешься на моего сокамерника? – спросил Фокс, выступая из-за двери. – Не бойся, парень он смирный, молчаливый и всегда в хорошем настроении! Видишь, как улыбается?

Нати кинула еще один взгляд на вечный оскал Декстера и побыстрее перевела глаза на что-нибудь другое. Это «что-то другое» было…

– Ты чего голый?!

– Сейчас оденусь, скромник ты наш! Я же не знал, получится ли у тебя, может, пришлось бы уходить через море.

– Получилось, часовой спит, как младенец! – похвастался Нэтти. – Ну, давай открывай быстрее, может, там и нет ничего!

– Определись, что вперед – штаны или замок, – бормотал Лис, одеваясь. – Ну, брат Декстер, придется тебе немного посторониться… да, вот так хорошо…

Ключ вошел и провернулся идеально – даже извечная сырость не смогла испортить хитрый механизм, уж не сам ли Ведекер его делал? Когда наконец они вдвоем подняли тяжелую крышку, Эндрю услышал, как юнга ахнул. Он и сам на время потерял дар речи.

Золото, серебро, медь – вперемешку песо, ливры, фунты… снизки жемчуга, поломанные золотые оправы – видимо, из перстней и серег выковыривали камни, а вот и сами камни – с огранкой и без нее… церковная утварь, подсвечники, серебряные блюда…

Фокс осел на пятки и беззвучно засмеялся, наблюдая, как ошеломленный громмет запускает руки в сокровища и вновь ссыпает их с ладоней.

– Ах, Нэтти, если б мы взяли такой приз, я счел бы рейд очень удачным! Ну как, на твой опытный торговый взгляд, здесь хватит заплатить Ведекеру за корвет, а?

– Шутишь? Да тут на три корвета хватит! И одну шхуну в придачу.

– Но механик говорил именно о деньгах, – напомнил Фокс, пытаясь вернуть трезвость ума себе и юнге. – Так что берем монеты.

Развернув припасенные сумки, они начали горстями грузить деньги. Если туда попадали пара-тройка камешков, тоже не фильтровали.

– Так. – Фокс прикинул вес мешков. – На сегодня достаточно. Поднимись наверх, проверь часового и по сторонам оглянись… Эй, Нэтти!

Юнга неподвижно застыл над сундуком. Фокс прекрасно понимал громмета, вся его натура тоже противилась оставлению сокровищ: а вдруг они сюда больше не попадут? Но пора идти.

– Нэтти, ты оглох?

– Сколько, говоришь, он запросил?

– Миллион дублонов.

– Миллион пистолей?!

– Ну да, если по-французски. Думаешь, многовато?

– Дублон весит около унции, – медленно начал Нэтти. – Если умножить это на миллион, подожди, прикину…

Лис начал смеяться раньше, чем юнга закончил расчеты. Может, назначить юнгу своим квартирмейстером?

– Да уж, тут на помощь хоть целый город зови! Ну что, тогда меняем монеты на камни? Надеюсь, механик не заартачится… Остальные мешки отнесем к себе на «Доблесть».

– Я в камнях мало что понимаю.

– Зато я немало!

Механик не заартачился. Более того, он лишь бросил невнимательный взгляд в развязанные мешки, и Эндрю подумал, что совершенно спокойно можно было золото заменить серебром, да и камни подсунуть не чистые. Ну да дело сделано.

Как оказалось, дела были сделаны не все. Механик был просто ведьмой из детской сказки: выполни три моих задания, и я отдам тебе то, что ты ищешь! Заплатив за корабль, Эндрю узнал, что его еще нужно освободить из плена других лоханок. У Хенрика готова лебедка, чтобы оттащить корвет, но он уронил шестеренку в воду, а спускаться за ней боится: мол, там расплодились какие-то твари, которые жрут людей. И естественно, спуститься на дно предстояло самому Фоксу.

Третьим условием, наверное, будет отыскать для Ведекера источник вечной молодости…

Но делать нечего, другого выхода нет. Эндрю вздохнул:

– Показывай, куда именно уронил!

Пройдя по платформе, нависшей над водой, Фокс покосился вверх, на трехногое сооружение из рангоута и металла.

– Уж очень виселицу напоминает!

– Это лебедка. Сначала мы тебя опустим, потом поднимем… а потом с помощью этой лебедки высвободим «Пса войны».

– Отличное название! – похвалил Эндрю. Прилег на край платформы, заглядывая в воду. Такая глубина, что и дно-то различается с трудом! – Я учился нырять у ловцов жемчуга, но… Ты не мог уронить свою железяку где-нибудь помельче, а?

Механик, потирая руки, пояснил довольно:

– Я все продумал! Тебе и нырять не придется! Смотри!

Ведекер вытащил на платформу странное подобие большеголового человека, из которого вытряхнули все потроха – вместе с телом. Эндрю сразу вспомнил фразу ночного гостя в кабаке Хилла: «Он все свой железный костюм на нас норовит нацепить, говорит – будете в нем ходить по морскому дну аки по суше». Сейчас этот костюм будут цеплять на некоего безотказного рыжего капитана…

Механик любовно разложил свое изобретение на краю платформы, Эндрю уставился на него без всякого энтузиазма. Штаны, куртка и сапоги из нескольких слоев промасленной кожи сшиты вместе, залезать придется через прорезь на груди. А вот эту кастрюлю, похоже, придется надевать на голову. На месте «лица» было прикреплено стекло иллюминатора.

– И? – спросил Эндрю после тщательного осмотра.

– Надеваешь. Ныряешь. Находишь. Дергаешь за трос. Я тебя поднимаю на лебедке.

– Она же сломана…

– На твой вес хватит! Запас воздуха в этом… шлеме на шесть минут, хватит. Нет – спустишься еще раз.

Блестящая перспектива!

– А давай-ка я лучше попробую нырнуть по старинке, а?

Ведекер прижал к груди свои окаянные мастеровитые руки.

– Тут очень большая глубина! Я его опускал, забив камнями, и поднимал. Достает до дна. Сам сидел в шлеме, время засекал по часам! Хочешь, дам с собой? Чтоб за временем следил?

– Нет уж, лучше ты следи. Наверху. И внимательно!

Фокс неохотно стянул одежду. Сидя, влез в костюм, попытался встать и охнул:

– Да что там у тебя в сапогах, камни, что ли?

– Железные подошвы, – поправил довольно Ведекер, – чтобы сразу на дно и не всплывать…

Добрый человек! Эндрю спохватился, вспомнив о «тварях» на дне: взял шпагу в правую, кинжал – в левую руку-перчатку. Смогут ли акулы прокусить эту… броню?

– Дальше что?

Ведекер прицепил трос за крючок где-то на спине у Эндрю. Завинтил «шлем» – Фокс мгновенно оглох. Неуклюже поворачиваясь, следил за механиком: тот жестами показывал, что Эндрю должен прыгнуть в воду. А не хочешь ли сам пойти ко дну, Ведекер? Я передумал!

Фокс ощутил сильный толчок в спину и повалился головой вперед. И так – практически до самого дна. Только там, оттолкнувшись руками, сумел занять более-менее вертикальное положение. Проклятый шлем весил больше, чем железные сапоги. Но дышать и впрямь было можно. Если забыть, что воздуха в этом… чане всего на несколько минут.

Он уловил краем глаза какое-то движение и повернулся: движения тоже были странно замедленными, плавными. Точно он нырнул даже не в густой кисель – в пудинг…

Это были не акулы.

Крабы. Как сказал Нэтти: «Какие огромные крабы!» Он тогда не обратил внимания, а зря! Крабов было много: они сбегались к нему, точно рыбы-пираньи, почуявшие добычу. Явно выросли на объедках и трупах, периодически падающих сверху. Странно, что еще не начали сами выбираться за добычей на палубы!

Потому что ближайший краб немедленно ухватил его за ногу. Шпага тут, у дна, двигалась замедленно, но была все так же остра. Так, а замах и удар здесь должны быть короткими, чтобы сила удара не размазывалась толщей воды…

Он рубил, колол, когда получалось, пинал – а противников все прибывало, точно какой-то проклятый крабий капитан скомандовал им: «На аборда-аж!» В тот момент, когда Эндрю решил, что пора уже дергать трос, клешнястая армия неожиданно схлынула – то есть уцелевшие принялись улепетывать. Йехо-о!!!

В шлеме стало душно, он слишком часто дышал в пылу схватки и съел драгоценный воздух. Будем надеяться, Ведекер следит наверху за песком в часах! Где может находиться эта его… железяка? Вокруг – камни, кораллы, остатки затонувших кораблей, вон даже двенадцатифунтовая пушка лежит… Неловко и медленно оглядываясь, Эндрю шел по дну. Под ногами сновали шустрые яркие рыбки – просто лови рукой на уху! Шестеренка должна быть крупной, но как тут найдешь, еще и пот стекает со лба и копится на бровях, ресницах, никакой возможности смахнуть его. Стекло иллюминатора запотевало от дыхания. Легкие обжигало огнем. Как же он не догадался – проклятый механик попросту захотел его утопить!

Эндрю споткнулся за кораллы, упал. Заскреб руками-ногами по дну, как тот краб, хотя знал уже, что не подняться. А это… что? Неповоротливые толстые пальцы перчаток сомкнулись на чем-то темном, ребристом…

И Эндрю почувствовал, как его дернуло кверху. Дернуло и сначала рывками, а потом плавно начало поднимать наверх, к свету, солнцу.

К воздуху.

…Мокрый от пота и от протекшей воды, он глубоко, с наслаждением втягивал воздух и наблюдал за механиком, ползающим по расстеленному на платформе костюму: Ведекер тщательно ощупывал и оглядывал свое драгоценное изобретение. Бормотал:

– Вот здесь протекло, ясно, надо крепче швы… и болты не выдерживают давления…

– Вон твоя шестеренка. – Эндрю показал на драгоценную деталь, лежавшую в опасной близости от края платформы.

Механик рассеянно поглядел на нее, сказал: «Да-да», – и вновь принялся обследовать костюм. Это заставило Фокса крепко призадуматься: уж не столкнул ли ее Ведекер специально? А может, шестеренка вообще ему не нужна? И если б не подвернулся дурачина Фокс, нашелся бы другой дурак… да тот же Хуан Кабо – чтобы испытать новое ведекерово детище.

Оставив механика наедине с его сокровищем (уже двумя сокровищами, если учесть миллион дублонов), Эндрю побрел в Город.

Похороны «касперов», Хилла, Арно и ее Томаса назначили на завтра. А сегодня Уоркман пообещал объявить все горожанам. Очень хотелось надеяться, что те не хлынут разом на новехонький корвет и от радости его не потопят. А еще предстояло проверить и обновить все запасы – от еды и воды до снастей и такелажа… Вызвать на переговоры Каппера, что ли? На корабль-то он теперь попадет только на его, Фоксовых, условиях.

Но оказалось, что большого паломничества на корвет не предвидится: наберется разве что минимальная команда. Часть горожан уже не представляла себе другой жизни, часть не верила, что Город может затонуть в следующий шторм – с чего это вдруг? Те, кто собрался уплывать, понесли свои нехитрые пожитки и запасы на «Сан-Габриэль». Сесиль вызвалась обеспечить уплывающих едой и водой, пара моряков – проверить состояние и вооружение «Пса войны».

Эндрю заглянул на «Доблесть»:

– Давай-ка прогуляемся, Нэтти, к нашему милейшему мэру.

Парень с явной неохотой оторвался от сумок, за которыми бдительно присматривал.

– Обговорим наши доли, громмет, – предложил Эндрю на ходу.

– Что, мне опять половину обычной доли?

– Раз мы не обговаривали заранее распределение добычи, думаю, будет правильным, если мы с тобой все поделим поровну.

Нэтти чуть не подпрыгнул на шатком мостике.

– Да!

– Поровну, – повторил Эндрю с нажимом. – Знаешь, что это значит, Нэтти? Что ни один не утаит от другого ни гинеи, ни камешка. А кто утаит, у того следует вырвать ноздри и уши!

Нэтти шел рядом, но смотрел в сторону, Эндрю было видно его покрасневшую щеку.

– Таковы наши законы, Нэтти.

Юнга неожиданно остановился, пошарил в кармане куртки и протянул на ладони крупную молочно-белую жемчужину. Сказал тихо:

– У меня кольцо обручальное с жемчугом… было. Почему сразу не сказал, когда заметил?

Фокс покатал двумя пальцами жемчуг и широко ухмыльнулся:

– А я и не заметил! Просто тебя проверял. Но в следующий раз соблюдай закон, ребята тебе не простят.

Двинулся дальше и спохватился:

– Нэтти, ты что, обручен?!

Нэтти моргнул и сказал:

– Разве я сказал, мое кольцо? Мамино!

Чэд Каппер, похоже, ожидал визита. Не сидит же он целый день за своим громадным столом под скрещенными на стене шпагами в ожидании, когда кто-нибудь заглянет к нему на огонек?

– Добрый день, Чэд! Слышали о переменах в Городе?

Мэр сомкнул на столе громадные кулаки. Сказал, помедлив:

– Да. И кажется, я знаю, кто тому причиной. Недооценил я вас… Фокс.

– Это просто потому что вы обо мне не слышали! – искренне посочувствовал ему Эндрю. – Я ведь появился на Карибах позже, чем вы решили сделаться здесь адмиралом. А как вы относитесь к предсказанию Ведекера?

– Его давно следовало запереть в тюрьме! От его кликушества никому нет покоя!

– Но зато как много пользы в строительстве корабля! Хотите присоединиться к нам, а, Чэд?

– К вам?

– Там, – Эндрю махнул рукой, – снаряжают купленный мной корвет «Пес войны». Плывете с нами?

– Купленный. Вами, – эхом повторил Каппер.

Нати понимала, что сейчас идет битва характеров, и очень боялась, что словесная битва перерастет в настоящую. А потому зорко следила за руками мэра – ведь всего в футе от него на столе лежал пистолет. Наверняка заряженный.

Фокс лучезарно улыбался.

– Разумеется, не на мои деньги! Я взял средства из городской казны, так называется тот тюремный сундук, казна, да? Ведь вы всегда так заботитесь о процветании своих горожан и сами бы выделили оттуда деньги? Не печальтесь, Чэд, там еще немножко осталось!

Рука мэра дернулась, Нэтти с невнятным криком нырнул вперед, проехался на пузе по громадному столу и столкнул пистолет на пол. Каппер ударом кулака отправил юнгу следом. И набросился на Фокса словно ураган: оказывается, под столом он держал наготове шпагу.

Эндрю оценил его технику и опыт – хоть и тяжеловатый, двигался мэр стремительно и легко. Ярость его атаки заставила Фокса отступать и маневрировать в большой, заполненной мебелью каюте. Прогремел выстрел, Эндрю отскочил и увидел, как на пол повалился убитый милиционер, до того неслышно стоявший за шкафом. Засада!

Перепрыгивая через поваленные стулья, Фокс краем глаза увидел, что юнга, отбросив дымящийся пистолет, скользнул под стол. И правильно, целее будет!

Но, оказалось, у Нэтти другие планы: еще один милиционер закрутился с воем на месте, держась за ягодицу, в которую вонзился нож. Да, совсем воевать разучились, подумаешь, нож в заднице!

На белой рубахе Каппера появились кровавые следы, да и Фокс перебросил шпагу из раненной правой руки в левую. На крохотную долю секунды Каппер замешкался, не успев перестроиться, и Эндрю этим воспользовался…

– Сидеть! – рявкнул на перемещавшегося к двери милиционера, и тот испуганно завалился на пол. Фокс пнул от него оружие подальше, проверил тела Каппера и второго милиционера.

Нэтти сидел у стола, осторожно трогая пальцами распухающую половину лица.

– Красавчик! – заметил Фокс. – Теперь все тортугские девчонки твои!

– Ты его специально… да? Специально раздразнил? – спросил Нэтти снизу. – Хотел, чтобы он кинулся драться?

– Конечно. Он мне не нравился и наверняка устроил бы на корабле какой-нибудь мятеж… Как бы то ни было, я не дал мечтам Каппера сбыться: губернатором на Карибах ему не быть.

– Ох, ну ты и идиот! – вздохнул Нэтти без всякого почтения. – А если б он тебя убил?

Фокс, засмеявшись, потрепал его по голове:

– Я же знал, что с тобой, Нэтти, никому не справиться!

Прощание с Городом оказалось торопливым. За день моряки обследовали корабль и признали его состояние отличным, перетаскали на корвет припасы, вещи и оружие. Ночью устроили грандиозную попойку на весь Город. Поглядывая на хмурившееся небо, выстояли утром заупокойную мессу. При свежевшей волне сгрузили убитых на местное кладбище – одинокий корабль на самой окраине города (наверняка мертвецов снизу радостно принимали крабы). Отец Доминик, кстати, оставался: что овцы без пастыря, что пастырь без овец… Наскоро благословил побитого Нэтти, напомнил строго: «Епитимья!», юнга истово закивал. Фокс с удовольствием представил, как будет донимать его этой самой епитимьей…

Перед лицом надвигавшегося шторма к отплывающим присоединились еще несколько человек.

Зато в Городе неожиданно решил остаться механик Ведекер. Ему как ученому очень захотелось проверить свою теорию. Но даже если Город не утонет, он начнет здесь новую жизнь с теми, кто остался. Уже, конечно, без адмирала, кланов и прочих негодяев. Времени на уговоры не было, шторм набирал силу, и Фокс решил махнуть на механика рукой.

«Пес войны» уже медленно и осторожно выходил из лабиринта деревянных прогнивших лоханок, когда Фокс хлопнул себя ладонью по лбу и издал длинную богохульственную тираду. Нати, тоже только сейчас вспомнившая про оставшиеся на «Тартарусе» ценности, печально сказала:

– Да, пропали наши дублоны!

– Да при чем тут они! – с досадой сказал Фокс. – Надо было забрать с собой ведекеровский водолазный костюм! Мы могли бы поднять сокровища Моргана!

– Смотрите! – закричал кто-то, и все бросились на корму.

Механик оказался прав: Город кренился, разваливался, лопались связи, мосты; волны, радостно добравшись наконец до долгожданной игрушки, подкидывали дряхлые суда, разбивая друг о друга в щепы… Уже половина Города лежала под водой. Впрочем, некоторые корабли успешно противостояли шторму…

Фокс отозвал людей на паруса, женщин послал в трюм – подальше от шторма, поближе к помпам. На корме задержался лишь Нэтти. Капитан мимоходом коснулся его плеча:

– Не печалься, Нэтти. Кто знает, может, Остров со временем опять «обрастет» кораблями…

 

Часть четвертая

Чио и Бич пиратов

Ловушка захлопнулась.

От люссановского брига «Непобедимый» остались одни щепки. «Пес войны», на который Фокс пару месяцев назад пересадил своего второго помощника и часть команды, тонул, немногие уцелевшие моряки плыли к «Красотке». А из пяти испанских фрегатов удалось потопить только один. Очень невыгодный обмен!

…Капитан Люссан пришел к нему с предложением консорства, от которого просто невозможно было отказаться: по верным сведениям, в Гавану вскоре отправляется испанский галеон, везущий серебро с материкового рудника, – ждать основного казначейского каравана. Практически без конвоя, так, парочка люггеров. Фокс знал Люссана как человека серьезного и основательного, призы тот брал небольшие, но стабильные, команда была им довольна. И источники информации у него всегда были надежными. Лис согласился, не раздумывая.

Как оказалось – зря. Вместо серебряного галеона их поджидала эскадра Бича пиратов. Самым правильным было удирать, что они и попытались сделать. Но несколько метких залпов с фрегатов угодили в крюйт-камеру «Непобедимого», а когда «Красотка» и «Пес войны» пошли на прорыв, попытка тоже кончилась плачевно. Ну что ж, он уже два раза уходил от Бича пиратов, третий оказался неудачным…

…Нацеленные с фрегатов множество мушкетов и пушек. Почти затертая среди могучих кораблей шхуна, только что не взятая на абордаж. И на палубе – они. Изрядно прореженные картечью и ядрами, оскалившиеся, ощетинившиеся пистолетами, саблями и шпагами.

– Сколько у нас осталось ядер? – почти не поворачивая головы, спросил Лис.

– Лучше спроси, сколько у нас осталось пушек, – проворчал канонир Дарби. – Хватит, чтобы этому их… флагману засадить ниже ватерлинии. Но только раз.

Лис потер подбородок.

– А больше нам и не надо!

С испанского флагмана «Санта Мария» вновь донесся звучный голос. Говорил испанец по-английски.

– Адмирал Рикардо де Аламеда второй раз предлагает вам сдаться! Он гарантирует, что вас не казнят на месте, а довезут до берега и передадут в руки суда!

Что равнозначно. Лис почувствовал, как вздрогнул стоявший с ним плечом к плечу Нэтти, глянул мельком: тот, нервно кусая губы, уставился на испанцев на палубе флагмана. Жалко мальчишку.

Лис набрал полную грудь воздуха:

– Передайте дону де Аламеда благодарность за столь любезное предложение и скажите ему…

Старший помощник шагнул к нему, заслоняя спиной от испанцев. Сказал, почти не шевеля губами – привычно берег авторитет капитана:

– Подумай, Лис. Адмирал, по слухам, держит свое слово. А пока мы живы – все еще возможно.

Эндрю обвел взглядом свою маленькую потрепанную армию. Они ждали его отказа и готовились умереть так, как умеют корсары, – сражаясь до последнего вздоха.

Лис окончил свои слова совсем не так, как намеревался. Не так, как от него ожидали:

– …передайте, что мы сдаемся!

Высоко подняв шпагу, Фокс отсалютовал своему удачливому противнику – и аккуратно положил ее на палубу. Он не смотрел на своих людей, но слышал, как над шхуной разнеслось:

– Лис… Лис-с… Лис!

Но знал, как изумленно они переглядываются, как медленно, дожидаясь друг друга, кидают под ноги оружие: кто неохотно, кто с недоумением, кто с облегчением…

Ему показалось, что Нэтти сошел с ума. Только что тот стоял рядом – и вот уже рванулся вперед, крича пронзительно:

– Отведите меня к дону Рикардо де Аламеда! У меня к нему срочное и важное сообщение!

Солдат цепко ухватил его за ворот, но не зашвырнул обратно в толпу корсаров. Подняв голову, вопросительно смотрел на офицеров – а мальчишка, готовый вывернуться не только из собственной одежды, но и из собственной шкуры, продолжал верещать, упрашивая, грозя и раздавая от имени дона де Аламеда награды за свою жизнь. И все это – на чистом испанском, да еще с безупречным кастильским произношением!

– Парень свихнулся от страха, – прошептал стоявший за Фоксом боцман. – Сейчас они его прикончат…

– Чего он там кричит, а, Лис?

Фокс еле повел плечом. Ответил мнимо спокойно:

– Всякий бред. Тянет время, похоже.

Берни, хорошо понимавший испанский, быстро взглянул на него, но ничего не сказал. Меж тем офицеры, вполголоса посовещавшись, приняли решение. Один махнул рукой:

– Мальчишку – к адмиралу. Остальных – в трюм.

Подгоняемые ударами мушкетов и ругательствами пленные побрели к люку. Задрав голову, Фокс следил за Нэтти: юнга легко взбежал по трапу. На них он даже не оглянулся.

…Точно во сне она вошла в большую, богато убранную каюту. Высокий, одетый во все черное мужчина стоял к ней спиной, задумчиво глядя в большие кормовые окна. Нати уставилась на него, чувствуя, как у нее просто подгибаются ноги. Волосы цвета воронова крыла – он нисколько не поседел! – спускаются на прямые плечи…

– Итак, – услышала она бархатный голос. – И что же ты хотел мне сообщить, юный пират?

Человек обернулся, и у Нати просто перестало биться сердце. Прямой профиль, густые ровные брови, темные пронзительные глаза, строгий рот, испанская бородка – все, как она и помнила…

Но этот человек не был ее отцом!

Отцу было уже далеко за пятьдесят. А этот был ровесником Лиса.

Испанец вскинул брови.

– Я слушаю?

– Это вы… дон Рикардо де Аламеда? – кашлянув, уточнила Нати сорванным голосом.

– Тебе нужны мои верительные грамоты?

– Не помешало бы на них взглянуть! – сорвалось с ее губ прежде, чем Нати успела убрать из голоса ноты вызова.

В пронзительных глазах испанца блеснуло нечто, похожее на вспышку веселья.

– Клянусь честью, я – действительно адмирал дон Рикардо де Аламеда!

– О, ваша честь, ну конечно! – с презрением воскликнула Нати. – Отличное доказательство! С нею-то вы всегда можете договориться!

Услышала шевеление за спиной, но испанец вскинул руку прежде, чем солдат успел поучить пленного почтительности. Так что Нати беспрепятственно сделала пару шагов вперед, оперлась о стол кулаками и уставилась на адмирала с возмущением.

– Ведь вы, сударь, просто самозванец!

Солдат даже дышать перестал. Адмирал некоторое время серьезно рассматривал пылающее праведным гневом юное лицо, потом решил, что, пожалуй, имеет дело с безумцем. Сказал учтиво:

– Вот как? Как меня только не называли враги Испании, язычники и еретики, но вот звания самозванца я удостоился впервые! И что же подвигло тебя сделать столь поразительный вывод?

В данный момент французскую практичность пинком под зад прогнал испанский фанатизм – Нати уже не заботила ни своя судьба, ни судьба команды.

– Просто я знаю дона Рикардо де Аламеда с самого моего рождения! И вы, мой неизвестный кабальеро, – вовсе не он! И все, что я хотел сказать, я хотел сказать лишь ему – настоящему… А теперь, солдат, веди меня в вашу кордегардию, тюрьму или как там она у вас называется! Надеюсь, она не такая поддельная, как ваши фальшивые адмиралы!

Ее просто трясло от разочарования, от крушения надежд вновь увидеть своего отца – живым. Она даже топнула ногой на солдата, застывшего у двери:

– Давай веди меня к остальным!

Тот глянул поверх ее головы на адмирала и не сдвинулся с места. Нати сердито вытерла слезы и нос, обернулась, услышав спокойный голос:

– Вижу, что имеет место некоторое недоразумение. Я действительно из семьи де Аламеда, но имя своего дяди Рикардо взял из уважения к нему – когда тот признал меня своим наследником. Дядя заменил мне отца, и я не вижу препятствия к тому, чтобы…

– Дядя? – перебила Нати. Она бессознательно шагнула к испанцу, пытаясь разглядеть красивого и ласкового… почти забытого мальчика в этом пугающем, хотя и, безусловно, красивом взрослом мужчине. – Тогда вы, должно быть… Алонсо?

– Вижу, ты отлично выучил мою родословную, – улыбнулся адмирал одними губами. – Наверное, ты знаешь и имена моих родителей?

– Вашу мать – безусловно. Донна Исабель де Аламеда де Эррера. Вашего отца, к сожалению, не помню. Он погиб еще до моего рождения. Да и вашего полного имени не знаю… иначе бы не случилось этой путаницы.

– Да, я полагаю, не случилось бы, – любезно согласился адмирал, рассматривая ее во все глаза. – И откуда ж такая осведомленность?

– Дело в том, что… – Нати набрала воздуха и выпалила, – дон Рикардо Диего Мигель де Аламеда – мой отец.

Долгая пауза. Дон Алонсо сделал короткий жест, выпроваживая солдата из каюты. Мягким кошачьим шагом двинулся в обход стола, задумчиво прикасаясь пальцами к губам.

– Не знал, что дядя наплодил бастардов в Новом Свете. Обычно мужчины из рода де Аламеда весьма ревностно относятся к своему семени. Или он даже не слышал о вашем существовании?

Нати отметила, что кузен – бессознательно или сознательно – перешел на «вы». И что в его голосе появилась явная издевка.

– Я не бастард.

– А, так вы были рождены в законном браке? И кто же в таком случае ваша мать?

– Натали Мартель.

Алонсо приостановился, склонил голову и поднял брови. Вновь двинулся вдоль стола: казалось, что кружит большая хищная кошка – пантера? – выбирая, когда удобнее броситься на жертву: на нее, Нати. А круги все сужаются…

Остановившись напротив, сказал почти сочувственно:

– Ну что ж, попытка была хороша! Настолько хороша, что я даже допустил возможность существования моего неизвестного кузена. Мне неинтересно, где вы разжились сведениями о моей семье, хотя если понадобится, вы ответите и на этот вопрос. Игра окончена. Солдат!

– Но…

– Вам, видимо, неизвестно, что в браке с француженкой Натали Мартель у дяди родилась дочь, а не сын. А теперь…

Нати чуть не расхохоталась.

– Видимость не всегда сущность, кузен Алонсо! Разве я хоть раз сказала, что я – юноша?

Адмирал замер с приподнятой рукой. Казалось, он не сразу понял: взгляд его растерянно скользнул от лица наглого пирата по его многослойной просторной одежде и вновь вернулся к смуглому большеглазому лицу. В темных глазах юного «родственника» зажегся лукавый огонек.

Нати услышала за спиной лязг металла: несчастный солдат по короткому жесту адмирала вновь покинул каюту.

– И как вы собираетесь это доказать? – с опасным спокойствием спросил Алонсо.

Нати серьезно задумалась.

– Я не собираюсь перед вами раздеваться, но если у вас на корабле есть женщина…

– У меня на корабле женщин нет! – прервал ее кузен. – Наверное, стоит расспросить ваших приятелей-пиратов? Ведь вы наверняка предъявляли им, и неоднократно, эти достоверные доказательства?

Нати поначалу не поняла, что Алонсо имеет в виду: лишь встревожилась, что он выдаст ее команде. Потом бордово зарделась и даже не смогла внятно дать отпор своему… этому… проклятому, заносчивому…

– Да они даже не подозревают, что я…

– Позвольте вам не поверить! – ледяным тоном перебил ее кузен. – Вы плаваете в команде мужчин, и они не знают, что среди них – женщина?

– Но ведь вы разговаривали со мной, и вам даже в голову не пришло…

– Полчаса – не… Сколько вы находитесь на пиратском корабле?

– Больше полугода.

– Полчаса – не полгода, сеньорита! И вы полагаете, что распутная женщина гораздо лучше впишется в род де Аламеда, чем неизвестно с кем прижитый бастард?!

Звук пощечины раздался прежде, чем дон Алонсо или сама Нати успели остановить ее руку. Голову адмирала откинуло в сторону, у Нати загорелась ладонь – вместе со смуглой щекой ее кузена. Нати внутренне ахнула, но сумела произнести твердо:

– Простите, кузен Алонсо, но вы это заслужили! Не давая ни секунды для рассказа, вы только и делаете, что беспрерывно меня оскорбляете!

Испанец коснулся пальцами щеки и криво усмехнулся.

– Кое-кто начал родственный разговор с того, что обвинил меня в самозванстве! Ну что ж, благодаря пощечине я вполне верю, что вы женщина…

Потому что мужчина бы ударил иначе? Нати мысленно поблагодарила себя и Господа, что она не провела свой любимый прямой удар в нос.

– У меня сейчас нет времени, да и настроения уточнять степень нашего родства, – продолжил Алонсо. – Возможно, позже, если у меня появится такое желание…

Уже выходя, Нати услышала вслед его бормотание:

– Как много развелось родственников!..

Вместо того чтобы отправить ее в трюм к остальным пленным, намаявшийся солдат по приказу дона де Аламеда запер ее в каюте по соседству. Куда меньшего размера и меньшей роскоши, чем адмиральская, она все же превосходила каюту Лиса. Да и то сказать, фрегат – это вам не шхуна… Нати приготовилась терпеливо ждать: пока она сделала что могла.

А ведь она даже не успела расспросить Алонсо об отце…

* * *

В трюме меж тем разгорались страсти. Обеспокоенные выходкой Нэтти корсары поначалу строили различные версии дальнейшей судьбы юнги и вариантов его смерти от рук испанцев: своя-то гибель отодвинулась до прибытия на берега Мэйна. Если, конечно, не подвернется возможность и вовсе избежать встречи с ней…

Лис вступил в долгие и многоречивые переговоры с охранником, ближе всех находившимся к решетке люка. Испанец поначалу высокомерно не обращал внимания на его призывы, потом принялся ругаться на приставалу и пригрозил как следует отделать его, если тот не заткнется. Лис отстал, но ненадолго: посулил гинею, оставшуюся после обыска, если солдат сообщит о судьбе юнги-француза.

Корсары слушали проклятия, обрушившиеся на их головы.

– Согласится? – тихонько спросил Реми.

Лис хмыкнул:

– Конечно! Мысленно он уже положил гинею в свой кошелек и побоится, что я попробую договориться с кем-нибудь другим.

Спустя час сапоги испанца остановились прямо на решетке люка.

– Эй, rojo!

Лис подошел и задрал голову. Солдат, наклонившись, делал вид, что поправляет сапог. Продолжил негромко:

– Давай-ка сюда свою гинею!

– Давай-ка сюда свою новость! – отозвался Лис с готовностью.

– Покажи ее, – настаивал часовой. – И побыстрее!

Корсары приподняли капитана, так что пальцы, в которых была зажата гинея, проникли сквозь решетку. Испанец выдохнул речитативом:

– Адмирал долго говорил с мальчишкой, а потом велел запереть в гостевой каюте! – и выхватил из пальцев Лиса монету.

– Что там, Педро? – услышал Фокс голос второго часового. – Las ladrones шумят?

– Да не особо… Сапог вон, похоже, прохудился, – и солдат с кряхтением выпрямился.

Лиса опустили вниз, и корсары переглянулись.

– И что это значит? – озвучил всеобщее недоумение Джонни. Взгляды устремились на капитана. Тот пожал плечами.

– Нэтти как-то не успел посвятить меня в свои планы!

Обсуждение пошло по новой. Берни втихомолку следил за мрачнеющим капитаном. Наконец все угомонились. Часть философски решила, что близкая смерть отдыха не отменяет, и завалилась поспать. Часть играла в сохранившиеся у кого-то карты, азартно проигрывая и выигрывая будущую добычу. Лис рассеянно следил за игроками. Счет уже пошел на миллионы, когда пробравшийся к капитану Берни тронул его за плечо. Лис тихо отозвался на немой вопрос в глазах первого помощника:

– Я ведь, грешным делом, подумал… У Нэтти в рукавах по ножу. Но раз так… Ты ведь понял, что он тогда кричал?

– Да. Думаешь?.. Кто-то ведь заманил Люссана и нас в эту ловушку…

Фокс вздохнул.

– Я слишком много думаю… Но по крайней мере одной головной болью меньше – за Нэтти можно не беспокоиться.

* * *

– Тебе сказано привести себя в порядок. – Слуга (слуга, не солдат!) отчетливо и медленно выговаривал слова – боялся, юный пират не поймет.

– Спасибо, – машинально отозвалась Нати. Испанец принес таз с подогретой водой. Наверное, она отвратительно выглядит – а как иначе, когда побываешь в самой гуще боя? Грязь, пороховая гарь; кровь своя и чужая – Нати оттаскивала раненого Себальда в укрытие. Хотя бедняге это все равно не помогло: его просто изрешетило картечью…

Она засучила рукав и поспешно опустила, пока слуга не увидел ножа. Ножны уже натерли кожу, но Нати решила пока их не снимать: может, не заметят и впредь? Шипя от жжения в ссадинах, вымыла лицо, шею и по мере возможности – руки. Промокнула кожу полотенцем, пальцами разодрала волосы.

– Все.

Слуга оглядел ее с отвращением. Нати вздохнула смиренно:

– Что, наверное, надо еще духами побрызгаться? Так давай, я не против.

Испанец молча посторонился, пропуская ее в дверь.

Кажется, ожидается семейный ужин.

Так решила Нати, войдя в капитанскую каюту. Накрытый стол, хрусталь и серебро, яркие свечи в тяжелых подсвечниках. И никого, кроме адмирала, вставшего при ее появлении. Алонсо учтиво указал на стул из черного дерева.

– Присаживайтесь, сеньорита!

Слуга с презрительно оттопыренной губой уложил на ее колени салфетку – видимо, чтобы ее изгвазданные штаны не замарались. Алонсо продолжал непринужденно:

– Обожаю ужины в семейном кругу – они так редко случаются! А раз вы, сеньорита…

– Зовите меня Нати, – перебила та, – как вы меня звали в детстве.

– Ах, ну с тех пор вы немного подросли! Каково же ваше полное имя?

– Наталия Росио Мария Мартель де Аламеда. Отец называл меня Чио. Скажите, он… жив?

– Дон де Аламеда скончался пять лет назад, – сказал Алонсо, протягивая руку к блюду с фруктами. – Мармелад из гуаявы превосходен, попробуйте.

Из-под густых бровей метнул пронзительный взгляд в Нати.

– Что-то не вижу скорби на вашем лице!

Нати задумчиво смотрела на мармелад.

– Не поймите меня неправильно, я и сама не знаю, что чувствую. Всю жизнь я считала, что отец и вы, дон Алонсо, давно погибли. Всего несколько часов назад назвали ваше имя, и я… Ну что ж, я рада, что живы хотя бы вы.

Спохватившись, она оглянулась на слугу, молчаливой тенью застывшего за ее спиной. Алонсо понял ее взгляд.

– Не стоит смущаться! Хуан всю жизнь служит нашему дому. Его, без сомнения, можно назвать одним из столпов, на которых держится род де Аламеда. Кстати, может, вы и его помните?

Нати серьезно нахмурилась. Дон Алонсо наблюдал за ней с интересом.

– К сожалению, я плохо помню слуг. Дора, моя нянька, она и до сих пор со мной… то есть живет на Омори. Еще я помню повариху, она всегда угощала меня печеньем и давала лизнуть крема, когда я проникала на кухню. Кажется, ее звали… Тереза! Да, так ее звали!

– Отличная деталь! – похвалил Алонсо.

Нати поглядела на него внимательно. Кузен был безупречно вежлив, и в то же время в его взгляде, интонации, фразах проскальзывала ирония, почти издевка. Вкусно приготовленная еда неожиданно встала в горле сухим комом. Пришлось запить ее вином, прежде чем Нати сумела произнести, как она сама полагала – с достоинством:

– Мне кажется, кузен Алонсо, вы мне не верите!

Получилось с жалобным вызовом. Алонсо растянул губы в улыбке.

– Что вы… кузина! Мне просто не терпится услышать рассказ о ваших злоключениях!

– Злоключениях?

– О том, как вы оказались на Омори. И как вы оказались среди пиратов – тоже.

Нати принялась очищать апельсин. Нахмурилась.

– О том, что предшествовало нашему отъезду на Омори, я знаю только со слов матери… Начать с этого?

– Как вам будет угодно, – любезно отозвался Алонсо.

Адмирал слушал молча, сложив у губ пальцы; лишь пару раз задал уточняющие вопросы. В целом же у Нати сложилось впечатление, что рассказ об отплытии из Испании и дальнейшей жизни на Омори его нисколько не заинтересовал. Зато вторая часть… Он даже подался вперед, внимая.

– По вашему повествованию, сеньорита, вас можно счесть жертвой несчастливых обстоятельств!

От долгого рассказа у нее пересохло в горле, Нати допила бокал. Видимо, вино ударило ей в голову, иначе с чего бы она вдруг стала такой откровенной?

– Поначалу – да. Но позже… я уже не могу ссылаться на непреодолимые препятствия, кузен. Я осталась с ними добровольно.

Адмирал откинулся на высокую спинку стула. С его губ сорвалось что-то вроде «ах» или длинного вздоха. Алонсо спросил мягко:

– Понимаете ли вы, что этим признанием вы сами подписываете себе смертный приговор?

Нати метнула на него горячий взгляд, на мгновение Алонсо показалось, что он узнает его – упрямый пылкий взгляд маленькой девочки. Но он тут же одернул себя: в темноте все кошки черны…

– Хотя если вы согласны свидетельствовать в суде о преступных деяниях, которым вы были свидетельницей… думаю, судьи будут смягчены вашим чистосердечным признанием, вашим юным возрастом и вашим полом.

Нати уставилась на него. Вот уж чего не ожидала! Чтобы она собственными руками, то есть показаниями, топила свою команду?! Понятно, что суд будет чисто номинальным: все корсары, охотящиеся за испанскими кораблями, заочно признаны пиратами и приговорены к смертной казни, но… Шевели-шевели мозгами, Чио, иначе этот адмирал-инквизитор с бархатным голосом заставит тебя плясать под свою дудку!

– И вы допустите, чтобы ваша кузина свидетельствовала на суде как пиратка?

– В отношении кузины я бы такого не допустил.

Нати нахмурилась.

– То есть вы все-таки мне не верите?

– Почему я должен вам верить? Рассудите сами: пленная француженка, плавающая на пиратском корабле, заявляет о том, что она моя давно пропавшая без вести сестра… Вам еще придется доказать наше родство.

– Но как? Я же рассказала чистую правду!

– Мне нужны доказательства.

– Но какие?! – тоном выше спросила Нати. – У меня нет никаких бумаг, фамильного медальона, родимого пятна, наконец, по которому меня можно было бы опознать! Одни детские воспоминания! Расспросите меня хорошенько, и вы поймете, что я не лгу!

Алонсо, опустив ресницы, невозмутимо перебирал четки из андалузита. Отполированные зеленые камни отсвечивали стеклянным блеском, на поверхности явственно проступали знаки креста. Недаром его еще называют крестовик-камень, мальтийский крест. Камень монахов, путешественников и воинов…

Воинов. Адмирал носит на груди орден Сантьяго: высший орден испанского рыцарства. Крест посверкивал в свете свечей рубинами… Рубинами?

– Дон Рикардо, мой отец, подарил моей матери в день свадьбы набор драгоценностей из рубинов. Мать привезла их с собой на Омори.

Адмирал поднял удивленные глаза:

– Наконец что-то новенькое, ты слышишь, Хуан? Продолжайте.

– Когда я собралась в Европу искать свою испанскую родню, я взяла их с собой.

– И где же они?

– Когда Лис… капитан Фокс захватил голландский барк, он забрал их у меня.

– И сейчас они?..

– На Тортуге. Хранятся у губернатора де Ожерона.

Адмирал приподнял брови:

– Ах, как обидно! И как удобно!

– В каком смысле? – растерялась Нати.

– Ведь мы не сможем до них добраться, чтобы выяснить – существуют ли они на самом деле!

– Но я говорю правду!

Алонсо неожиданно быстро поднялся.

– Всю вашу так называемую правду я уже слышал. Оцените терпение, с которым я выслушал эту тщательно подготовленную выдумку. Возвращайтесь в свою каюту.

– Но…

– Немедленно, сеньорита! Не стоит проверять мою выдержку. Она и без того на пределе!

С длинным вздохом разочарования девица в мужской одежде вышла за Хуаном. Не забыв, впрочем, прихватить полные горсти сладостей.

Адмирал вновь занял свою вахту у окон, хотя единственное, что он мог разглядеть, был лишь свет огромных кормовых фонарей. Спросил, не оборачиваясь, у вернувшегося слуги:

– Что думаешь, Хуан?

– По-моему скромному мнению, – сказал слуга, – у вас нет никаких оснований верить этой молодой особе… – Переждал возглас хозяина «Вот именно!» и добавил: – Как, впрочем, и не верить. Повариху, служившую в доме во времена вашего детства, действительно звали Терезой. Но это весьма распространенное имя. С таким же попаданием в цель она могла бы назвать повариху Марией. Кстати, насчет попадания в цель… – Адмирал невольно обернулся на многозначительную паузу. – Осмелюсь доложить: у этой молодой особы под рубашкой имеются ножны, а в ножнах – весьма серьезные метательные ножи. Так что она вполне могла бы вонзить их вам в грудь еще в первую встречу.

В голосе адмирала смешались изумление, гнев и веселье:

– И ты говоришь мне об этом только сейчас?!

– Я весьма прилежно следил за ее руками, уверяю вас. У нее просто не было никаких шансов.

Нати жевала мармелад и размышляла. Она так устала, как будто побывала в когтях сытого кота: тот поиграл с мышкой мягкими лапами и вместо того, чтобы откусить ей голову, отбросил до времени, когда проголодается…

Не в ее правилах было долго предаваться негодованию на мир и несовершенство людской природы. Она сделала, что могла, теперь следует возблагодарить Господа за этот день и попросить помощи на следующий. А еще попытаться вспомнить как можно больше подробностей, чтобы убедить Алонсо. Но каким он стал! Грозный Бич пиратов, адмирал, кавалер Великого военного ордена Меча святого Иакова Компостельского… И какой… взрослый.

Красивый мужчина!

Нати так и не увиделась со своей командой: адмирал, прихватив ее с собой, сошел с корабля до того, как из трюма начали выводить пленных. Ошеломленная шумом, яркостью, многолюдностью большого города, она шла между солдатами и только успевала вертеть головой, рассматривая множество кораблей в гавани, мощеные улицы, высокие дома – в некоторых было целых три этажа! – склады, магазины, сияющие кресты на шпилях собора… Она уже начала спотыкаться, когда они наконец добрались до цели: большого двухэтажного белого дома, выстроенного в щемящем сердце знакомом стиле.

Нати не знала, какие распоряжения отдал Алонсо в отношении нее, но что отдал, было понятно – встретившая их мулатка без вопросов и восклицаний провела Нати в левое крыло. Там уже была приготовлена ванна с нагретой водой, различные притирания и масла и даже… мыло! Нати с наслаждением вдохнула его лавандовый аромат. Кажется, Жан Жак говорил, что его производят в Венеции… Нати смущали любопытные взгляды служанки, и, раздевшись, она поспешила укрыться от них в воде. Но мулатка все равно не отставала – помогала, натирала, поливала, будто Нати сама бы не справилась. Оставалось только расслабиться и наслаждаться горячей водой и ароматами – пожалуй, блаженство длилось целый час…

После ванны ей предложили белую блузу с открытыми плечами и широкую юбку. Отвыкшая от женской одежды Нати с удовольствием чувствовала, как скользит по телу мягкая чистая ткань. Едва служанка отлучилась, Нати поспешно перестегнула ножны на лодыжки – благо, юбка длинная.

Служанка заколола гребнями ее еще влажные кудри. Ну что ж, может, Алонсо теперь сочтет ее облик более достойным для сеньориты из семьи де Аламеда…

Через некоторое время Нати надоело чинно сидеть на стуле, наблюдая в окно за раскаленной солнцем пустынной дорогой. Нати выглянула в двери, убедилась, что снаружи нет часового, и почти на цыпочках отправилась в путешествие по дому. Видимо, уже была сиеста, потому что ей не встретились ни хозяин, ни даже слуги. Нати брела по роскошным коврам, замирала перед картинами, проводила пальцами по деревянным резным барельефам, украшавшим балки и перила уходящих на второй этаж лестниц. Неужели Алонсо все это привез с собой из Европы? Безошибочно она нашла внутренний дворик – святая Мария, в точности как дома! Перила террас, скамьи возле тихо журчащего фонтана… Нати присела на его бортик, принялась ловить прозрачные струи.

…Не то чтобы адмирал ее не узнал. Скажем, узнал не сразу. Не обнаружив свою так называемую кузину в ее комнате, он неслышным шагом отправился на розыски, ведомый легким любопытством: что-то она еще предпримет? Алонсо не опасался, что авантюристка сбежит: стража в саду была наготове. Одной осечки достаточно, второй уже не будет…

Адмирал остановился на ступенях террасы, с легким сомнением рассматривая присевшую на бортик фонтана девицу: она? Или кто-то из служанок – он не запоминал их, разве что те были исключительно красивы. Эта была миловидна – и только. Девица плескалась и играла со струями фонтана, точно ребенок, что-то напевала вполголоса. Кажется, по-французски. Мелодия показалась ему знакомой. Вслушиваясь, он шагнул вперед, девушка оглянулась и замолчала. Вскочила.

– Кузен Алонсо!

Надо запретить ей так его называть.

– Ну, наконец-то я вижу, что вы действительно девушка!

Та улыбнулась уже знакомой озорной улыбкой сорванца.

– Я всегда говорю правду!

– Тогда я крайне изумлен, что вы сумели дожить до столь преклонных лет!

– Ох, кузен Алонсо, вы меня смутили! – сказала она, не выказывая никакого смущения или замешательства. – Хорошо, я стараюсь чаще всего говорить правду.

– Вы католичка?

Пожалуй, блуза была ей большевата, слишком уж открывала юные плечи и грудь. Такая гладкая красивая кожа требует более дорогих украшений, чем простенький крестик, притаившийся в очень привлекательной смуглой ложбинке. Нати приподняла крест пальцами.

– Вас это удивляет?

Алонсо взял ее за запястья, повернул, разглядывая потертости на предплечьях.

– Могу я вам задать вопрос?

– Конечно.

– Когда вы прибегнете к следующему, более действенному варианту убеждения?

– Я не понимаю…

– Ой ли? – недоверчиво усмехнулся он. – Когда вы поймете, что больше не сможете морочить мне голову, вы попытаетесь меня убить и удрать? Таков ведь был ваш план?

– Что?! – Глаза девушки округлились. – Да вы… с ума сошли?

– Конечно, сошел, – согласился адмирал, – когда позволил маленькой мерзавке сохранить при себе оружие. Где они, Наталия? Где ваши ножи? Вы оставили их у себя в комнате? Или они здесь?

Одной рукой продолжая удерживать ее за запястья, другой он бесцеремонно начал ощупывать девичий стан, потом бедра, колени, наконец ухватился за голень, издав торжествующий возглас:

– Ага, вот они!

Слуга, заглянувший на шум во внутренний дворик, увидел, что хозяин задирает новой девушке юбку, и благоразумно удалился. Конечно, не замедлив оповестить всю прислугу, что хладнокровный дон Алонсо просто без ума от маленькой кудрявой француженки…

Девица, рыча от злости, успела пару раз лягнуть его, прежде чем он освободил ее от смертоносного груза. Слегка запыхавшийся Алонсо потряс в воздухе добытыми ножнами.

– Скажите, что я не прав!

Нати потирала покрасневшие от его железной хватки запястья. Огрызнулась:

– Пожалуйста: ты не прав! В детстве ты был куда вежливее! Знала бы, что ты вырастешь таким, разбила бы нос тебе, а не Хуану Миро!

Алонсо перестал разглядывать ножны и уставился на девушку. Спросил негромко:

– Что вы сказали?

– Что ты хам и негодяй! – Нати замешкалась, подыскивая ругательство покрепче, но так как ее запас испанских ругательств был ограничен детскими знаниями и литературно-классическими отца Модестуса, пришлось добавить по-французски: – Merde!

Адмирал даже не поморщился. Отшагнул назад и сел на скамью у фонтана, на которой несколько минут назад сидела Нати.

– Если б я хотела тебя убить, я бы сделала это еще в море! – продолжала бушевать та. – Твои доблестные солдаты очень плохо обыскивают!

Алонсо нетерпеливо отмахнулся.

– Это правда, они будут наказаны… Откуда вы знаете Хуана Миро?

– Этого мальчишку, который приходил к нам в гости? А ведь это ты научил меня бить сразу в нос, так что нечего было твоей матери отчитывать меня за неподобающее поведение! Впрочем, потом мы с ним подружились, хотя дружба и началась с драки… – Нати неожиданно засмеялась. – Между прочим, он сделал мне предложение, и я даже согласилась! Так что, кузен, нравится вам это или нет, я фактически обручена!

Адмирал задумчиво смотрел в пространство перед собой, по-прежнему крепко сжимая в руках ножи. Нати никак не могла сообразить, что за мысли роятся за этим высоким нахмуренным лбом, потому что Алонсо спросил неожиданно:

– Что за песенку вы сейчас напевали?

– А… Я вспомнила: дома, когда мы сидели у такого же фонтана, мама часто напевала французскую песню. Мелодию я помню до сих пор, а слова… едва ли я вспомню сейчас хотя бы куплет. Что-то про маленьких птичек…

Алонсо порывисто поднялся. Приостановился на ступенях террасы, что-то хотел сказать и, передумав, ушел.

– А мои… ножи? – спросила Нати у воздуха. Мало того что ей так неловко и странно в женской одежде, так теперь, без привычной тяжести оружия, она чувствует себя просто голой.

– Добрый день, любезный дон!

Конечно, ему не ответили, хотя он просто старался быть учтивым. Эндрю перенес вес с больной ноги на здоровую. Зазвенели кандалы. К сожалению, стул в помещении был единственным и уже занят.

Человек, сидевший у стола, молча рассматривал его. Наверняка то еще зрелище! Эндрю изрядно помяли, хотя серьезных ран он не получил, синяки и ссадины обильно украшали физиономию. Да и порванная одежда и босые ноги (сапоги испанцы отобрали уже в тюрьме) элегантности не прибавляли.

– Вы – английский пират Эндрю Фокс, называемый также Лис? – спросил испанец. Голос его был негромким и мягким.

– Не отпираюсь насчет имени и национальности, хотя в отношении «пирата» мог бы и поспорить!

– Вас сюда привели не для споров.

– Догадываюсь, – пробормотал Эндрю. – Наверняка для исключительно приятной беседы…

Испанец поднялся, двинулся по комнате, заложив за спину руки. Рассматривающий его Фокс поменял первое мнение: не алькальд. Слишком роскошен черный с серебром камзол и… рубиновый крест! Эндрю во все глаза уставился на своего давнего противника. Кажется, они с Бичом пиратов ровесники. Адмирал пониже, изящно сложен, движения его кажутся ленивыми и грациозными… но обветренное лицо, выправка военного и сильные кисти, видневшиеся из дорогих кружев, ломают образ праздного щеголя с Аламеды.

– Какая честь! – произнес Эндрю почти без насмешки. – Меня будет допрашивать сам дон де Аламеда!

Испанец вяло отмахнулся.

– Для этого у нас имеется Святая палата и алькальды! И вам не удастся их одурачить, все ваши грехи давно сосчитаны и записаны.

– Так что же, вам просто захотелось на меня посмотреть?

– Не обольщайтесь! Вы не первый пират, которого я взял в плен. И, к сожалению, не последний.

– Тогда я не понимаю, – вежливо сообщил Эндрю, – почему меня вывели из моей уютной крысиной ямы и поставили под ваши прекрасные очи. Чем обязан честью знакомства?

На миг ему показалось, что он зарвался. Испанец остановился прямо перед ним, уставился темными… странно знакомыми глазами.

– Я хочу задать вам несколько вопросов.

– И ожидаете, что я на них отвечу?

У этого дона де Аламеда терпение поистине ангельское. Обычно испанцы выходят из себя очень быстро.

– На вашем корабле плыл юнга…

Да! У Эндрю язык так и чесался спросить. Но раз испанец заговорил сам…

– Как там поживает наш малыш Нэтти?

– Хорошо поживает.

– Вы его не обижаете?

– Расскажите, как он у вас появился.

– А что он сам рассказал?

– Я хочу услышать вашу версию.

Что Нэтти им наплел? Или, наоборот, какую рассказал правду? Эндрю помолчал, потом начал – без обычного ерничанья – рассказывать, внимательно следя за реакцией испанца. Тот по-прежнему выглядел задумчивым.

– Это все?

– Все.

Совпало? Не совпало?

– Юнга говорил, что вы отобрали у него некие драгоценности…

– Рубины?

– Дайте их описание.

Эндрю дал – вплоть до количества камней и качества огранки. Добавил, подумав:

– Нэтти утверждает, что он не украл эти драгоценности, они принадлежат его матери.

Он все еще хотел защитить громмета, хотя тому, кажется, пока никакая опасность не грозила.

– Он рассказывал что-либо о своей семье?

– Сказал, сирота. А к чему все эти вопросы?

Естественно, ответа он не получил. Зато получил вопрос, который его слегка огорошил:

– Скажите, а какие отношения связывают вас и… Нэтти?

Отношения? Связывают? Эндрю подумал и спросил – изысканно учтиво:

– Не хотелось бы быть невежливым, отвечая вопросом на вопрос, но какие отношения связывают вас и Нэтти?

Показалось ли, что испанец метнул взгляд в сторону часовых? Взмахнул рукой:

– Пока все. Уведите его.

– Передавайте привет юнге, а я так благодарен вам за эту содержательную беседу… – Эндрю получил чувствительный толчок в поясницу, но все же договорил: – До встречи, дон де Аламеда.

– О нет, следующей встречи не будет.

– Не зарекайтесь!

Значит, Нэтти все-таки не шпион испанцев, как они было решили. Но тогда какую же историю он сочинил, что им заинтересовался сам Бич пиратов?

– Вы должны понять мое недоверие. Много лет мы считали вас погибшими…

Они ужинали вдвоем. Прислуживал им все тот же казавшийся немым Хуан.

– Погибшими? Но ведь донна Исабель знала, что мы поплыли на Омори!

– Нет. Она сказала, что ваша мать списывалась со своими родными с Карибов. Но куда именно вы направились – не знала.

– То есть… когда вы вернулись…

– Когда мы вернулись, вы просто исчезли без следа, – мягко сказал Алонсо. – Мой дядя, а ваш отец, разыскивал вас долгое время. Он даже написал письмо вашим родственникам во Францию, но ответа не получил. Вы как в воду канули.

Нати нервно рассмеялась:

– Да, прямо в Атлантический океан! Но как же… ведь мама… она говорила… Ох! – Она подперла голову руками. – Какие-то сплошные случайности! Если б не было ложного сообщения о вашей гибели, если б вы вернулись чуть раньше, если бы моя мама хоть кому-то сказала… Но я просто уверена, что донна Исабель все прекрасно знала и даже помогала нам!

– Это невозможно! – категорически отозвался Алонсо.

Попробуй установи сейчас истину! Кажется, ее милая мамочка была достаточно… бестолковой, чтобы действительно никому не сообщить, куда собралась. С другой стороны, по ее детским воспоминаниям, тетя Исабель недолюбливала невестку настолько, что могла помочь ей уехать, а потом – от страха перед братом или нежелания, чтобы тот их нашел, – соврать и ему, и собственному сыну… Алонсо, конечно, в это не поверит. Да и так ли уж это теперь важно?

– В конце концов мы решили, что вы погибли – раз столько лет не подаете о себе известий. И тут являетесь вы – прямо с палубы пиратского корабля! Естественно, первое, что я подумал…

– Что за время преследования и боя мы придумали некий дьявольский план и роль для меня? И заодно каким-то образом узнали историю семьи де Аламеда?

– Есть кое-что еще, – Алонсо откинулся на стуле, вновь взявшись за четки, – отчего я отнесся к вам с таким недоверием. Некоторое время назад ко мне явилась некая особа. Молодая, весьма привлекательная. И заявила, что она моя кузина.

Так вот о чем его фраза: «Слишком много родственников»!

– Все ее рассказы и воспоминания о детстве были подробными и весьма меня впечатлили. Причем ваш рассказ и рассказ той девушки идентичен – до того времени, как вы обе покинули Омори. Она собралась искать своих родственников в Европе, но неожиданно в одной из наших колоний услышала мою фамилию и решила выяснить – не родственники ли мы.

Нати привстала, села… снова встала. Это невозможно, немыслимо, но это…

– Карла!

– Что?

– Высокая, красивая, темноволосая и темноглазая? Над верхней губой вот здесь, слева, родинка?

– Так вы с ней знакомы?

– Знакомы? Ну конечно! – Нати хлопнула ладонями по столу так, что приборы подпрыгнули. Алонсо, подняв брови, придержал зазвеневший бокал. – Так вот почему она заставляла меня расспрашивать Дору и Жан Жака, мол, мне нужно все вспомнить, прежде чем податься на поиски, иначе чем я могу доказать… Она сама подсказала мне такую идею, я бы, наверное, никогда не додумалась… Где она? – Нати оглянулась на дверь, на Хуана, стоявшего с профессионально застывшим лицом «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». – Мне нужно с ней поговорить! Я ей покажу, как присваивать чужих кузенов!

Улыбка скользнула в уголках губ украденного кузена.

– Успокойтесь и сядьте. Ее здесь нет.

– А где она?

– Не знаю. Я могу закончить свою историю? – Получив энергичный кивок в качестве согласия, Алонсо продолжил: – Я уже начал склоняться к тому, что действительно случилось чудо… хотя я не очень склонен верить в чудеса. Однажды Хуан заметил, что она подсыпает мне что-то в бокал. Схватил за руку, так сказать. Девица не смогла ответить, что она делает, – попросту все отрицала. Ее заперли, чтобы утром вызвать альгвазила, но к утру она уже исчезла. Прихватив, между прочим, с собой кое-какие ценности. Никто ничего не видел и не слышал. А чему вы улыбаетесь? Радуетесь, что ваша подружка ушла безнаказанной?

Нати поспешно прикусила губу. Перед ее глазами стояла потешная картина, как до зубов вооруженные испанцы с недоумением разглядывают пустую комнату и подсчитывают убытки.

– Пожалуй, да. Я иногда ей просто завидую – Карла, кажется, ничего не боится. Я рядом с ней страшная трусиха.

– Это вы-то? Которая столько времени провела на пиратском судне?

– Н-ну… – осторожно начала Нати, – они называют себя корсарами…

– Корсары, буканьеры, пираты… Все едино!

– Раз наши страны, то есть Англия, Франция и Испания, находятся в состоянии войны, и у Лиса есть каперский патент, они все-таки военнопленные, а не…

– Моя милая кузина! – перебил ее адмирал. – Словоблудие оставьте иезуитам. Las ladrones – разбойники, пираты – остаются таковыми вне зависимости от названия, мира или войны. И разговор с ними во все времена одинаков: виселица или костер!

Ледяной голос, сверкающие гневные глаза… Нати благоразумно не стала продолжать, понадеявшись, что приговор свершится все-таки не завтра. Перевела беседу в шутку:

– А, вы все-таки признали во мне кузину?

Алонсо отпил вина. Глаза его блеснули иронически.

– Еще нет, но, кажется, я все-таки к этому склоняюсь… Просто вы упомянули о том, что Миро как-то поведал мне совсем недавно. Расскажите о своем детстве что-нибудь еще.

Нати вздохнула:

– Святая Мария, неужели экзамены еще не закончены?

– Я очень недоверчив! Итак, продолжайте, я вас внимательно слушаю!

Адмирал привычно глядел в ночь с полным бокалом в руке. Нет, он не пристрастился к местному напитку – контрабандному ямайскому рому, – как и не приобрел новомодной привычки к курению табака. Испанские вина с оказией, а то и по его заказу по-прежнему привозили с родных берегов. Хотя, надо признаться, французские тоже неплохи…

От французских вин мысли самым естественным образом перекинулись на еще одно творение французов – Нати. Ничего не поделаешь, чем бы он ни занимался, решение задачи с неизвестной девушкой не давало ему покоя. Если доказательства первой, Карлы, он счел вескими, то и слова Нати казались ничуть не менее убедительными. Она даже – тут Алонсо улыбнулся – напомнила ему кое-какие забавные эпизоды детства, которые он практически забыл. Однако ее появление… просто фантастическое появление на захваченном пиратском корабле… Что, если эта француженка просто захотела выжить? Что, если они с Карлой в сговоре? Да, но откуда они знают столь многое об их семье?

А может, существует (или существовала) еще одна – настоящая, от кого они все узнали?

Можно ли считать доказательством наличие… хм, наличие?.. фамильных драгоценностей? Ведь и они могли быть украдены или отняты у женщин из семьи де Аламеда…

Из сада повеяло ветерком, охлаждая разгоряченную сомнениями голову. Что ж, придется признать, что сумасшедшая маленькая француженка с крохой-дочерью все-таки смогла добраться до Карибов. Кто бы мог ожидать такого безумного поступка от столь робкого и слабого существа? Эта… вторая кузина, кажется, унаследовала все ее безумие вместе с решительностью и характером дяди…

Алонсо потряс головой. Верить? Не верить? Состояние раздвоенности было очень непривычным.

Обе девицы сходились в одном – в проживании на острове Омори под крылом у торговца Жан Жака Мартеля. Что ж, у него есть возможность проверить их слова… В любое время – и в дни мира, и в дни войны – всегда найдутся люди, добывающие необходимые сведения: торговцы, контрабандисты, готовые оказать небольшую услугу за немалые деньги.

– Итак, я все обдумал.

– Звучит пугающе! – сказала Нати. – Да еще такое серьезное выражение лица! Вы решили отправить меня в тюрьму ко всем остальным?

Расхаживающий по комнате адмирал сверкнул взглядом.

– Вы этого желаете? Соскучились?

Нати тщательно обдумала ответ.

– Пожалуй, что и да. Вы знаете… они меня не обижали. И я многому у них научилась.

Алонсо криво усмехнулся:

– Представляю себе! Чему же? Сквернословить, играть в карты и пить ром?

– Ох нет, пить ром – нет! Он просто отвратителен.

– То есть от первых двух навыков вы не отрекаетесь?

Нати мило улыбнулась. Ей нравилось поддразнивать Алонсо: он был таким… серьезным.

– Я знаю ругательства на трех языках. Моряки были так любезны, что даже перевели мне их значения. Некоторые очень забавны. Могу процитировать самые интересные, желаете?

– Кузина! – Он и возмущался, и забавлялся, но с каждым разом выговаривать это слово было все легче. – Та, первая… кузина вела себя хотя бы паинькой!

– Да, до тех пор, пока не подсыпала вам в бокал одурманивающего зелья! Вы не понимаете, какой страшной опасности подвергались! Быть обманутым – ничто перед…

– Перед чем? Опасностью быть отравленным?

– Околдованным.

Она рассказала все, что узнала после бегства Карлы и о магии вуду, о чем неохотно, под нажимом, поведала ей нянька. Алонсо слушал, задумчиво поднеся к губам пальцы.

– Что ж, похоже, мне и впрямь очень повезло! Как, впрочем, и вашей подруге – иначе бы ей пришлось познакомиться с инквизицией. Жаль, что я принял недостаточно мер для ее поисков…

Потому что очень боялся показаться смешным. Бич пиратов, кавалер ордена Святого Сантьяго, одураченный смазливой аферисткой! Алонсо взглянул на вторую вероятную аферистку. Девушка сидела, сложив на коленях руки с заметными потертостями от ножен и загрубевшими ладонями – все смягчающие масла не в состоянии были справиться с отметинами, которые на ней оставили море и жизнь среди пиратов.

– Итак, чему же вы у них еще научились?

Нати начала загибать пальцы, словно отчитывалась перед строгим учителем:

– Метать ножи… или нет, меня этому научил брат Иона, еще на Омори. Стрелять из пистолета, управлять парусами, кораблем, чинить такелаж и паруса, прокладывать курс…

– Весьма полезные навыки…

– Да, раз я хочу иметь собственные торговые суда! – обрадовалась девушка.

Алонсо поднял бровь и закончил свою мысль:

– …для шкипера, рыбака и солдата. Я смотрю, вы вовсе не тяготились жизнью на пиратском судне?

– Конечно, трудности были, вы же понимаете. Но я думаю, мне повезло, что я попала именно на «Красотку».

– Повезло? – пораженным эхом отозвался Алонсо.

– У Лиса на корабле налажена дисциплина – он раньше был военным моряком. Никаких пьянок, драк, даже азартных игр во время плавания. Послушание и выполнение команд с первого слова.

Алонсо услышал в голосе Наталии что-то вроде гордости – за пиратов? За пиратского капитана? Это вновь возвращало его к неизбежному вопросу…

– В каких отношениях вы находитесь с капитаном Фоксом?

– Отношениях? – непонимающе переспросила девушка. Под ее прямым взглядом адмирал смешался, не зная, как лучше сформулировать свой вопрос.

– Если женщина плавает на пиратском корабле, не правильно ли было предположить, что она принадлежит капитану или всей команде…

– Ах, в этом смысле! – к его облегчению, поняла Нати. Щеки ее слегка покраснели, но глаз она не отвела. – Но ведь они даже не знают, что я не мужчина!

– Да, Фокс ни разу не упомянул о вас как о женщине… – пробормотал Алонсо.

Нати невероятно оживилась:

– Вы виделись с ним? Допрашивали? Ну и как он там? Их не бьют? А как кормят? Когда будет объявлен приговор?

– Остановитесь!

Нати даже вздрогнула – оказывается, Алонсо умеет рявкать не хуже боцмана! Кузен заглянул ей в глаза. Сказал – уже тише, но все тем же тоном:

– Мою кузину не должны волновать какие-то там пираты! Их судьба уже решена, подумайте о себе, о своем положении!

– Ну мое положение гораздо лучше: я не сижу в тюрьме, нашла родственника…

– И вам совершенно плевать на свою репутацию? Вы собираетесь вот так просто шагнуть в семью де Аламеда прямо с палубы пиратского корабля? Вам все равно, что я буквально скрываю вас от властей, которые имеют полное право отправить вас на виселицу вместе со всей шайкой?

Нати смотрела смущенно, но вовсе не испуганно.

– Ох, Алонсо, вы из-за меня нарушаете законы? Простите, я действительно не подумала…

– Я сам себе закон! – буркнул Алонсо. – Их Католическое Величество призвало меня уничтожить пиратство в наших водах и в наших землях. Несмотря на то что так называемые каперы потрясают своими патентами, на самом деле они даже не обращают внимания, воюют наши страны или нет. Разве это не пиратство? И я не успокоюсь, пока все они не окончат жизнь на виселице.

– «Нет мира за этой чертой…»

Адмирал сверкнул глазами:

– Да, не правда ли, как удобно: сто лиг к западу от Азорских островов и островов Зеленого Мыса – и все мирные договора утрачивают силу? И это несмотря на то, что все эти земли указом Папы отданы во владение Испании!

Нати глядела в его жесткое лицо – ледяной блеск таких красивых темных глаз пугал и завораживал. Действительно – Бич пиратов! Хотя натура толкала ее на дальнейшую дискуссию, например, напомнить, что воды и земли в Вест-Индии давно принадлежат не только Испании, благоразумие приказывало держать язык за зубами.

– Так что же насчет меня?

– Вы прибыли из Гаваны пару дней назад – за вами ездили мои доверенные люди. Я не объявлял о вашем прибытии, потому что в тот момент еще был в море.

– А откуда я прибыла в Гавану?

– Из Испании, конечно.

– А зачем? – продолжала допытываться Нати. – Поглядеть Новый Свет? Потому что безумно соскучилась по своему кузену?

– Обе причины представляются мне вполне убедительными, – серьезно согласился Алонсо. – Осталось сообразить, почему с вами не приехала ваша дуэнья.

– Дуэнья?

– Компаньонка. Женщина в возрасте, повсюду сопровождающая девушку из хорошей семьи. Полагаю, на Омори у вас таковой не было?

Нати представила, как за ней повсюду – и в гору, и в порт – таскается Дора… Бедняжка!

– Французы так легкомысленны! – вынес вердикт Алонсо. Его тон подразумевал, что именно из-за отсутствия дуэньи Нати сумела убежать из-под дедушкиного присмотра и связалась с пиратами. – И что же там произошло с вашей предполагаемой дуэньей?

Нати поколебалась между двумя вариантами: она сама столкнула в воду надоедливую старуху, всюду сующую свой любопытный нос, и тем, что, прельстившись ее перезрелыми прелестями, дуэнью похитили индейцы. Предложила:

– Может, она всю дорогу мучалась от астмы, потому что морской климат ей вреден, и по прибытии в Гавану местный доктор велел немедленно возвращаться домой, если она не желает отдать Богу душу? А так как в Гаване я никого не знаю, найти новую дуэнью мне не удалось.

– Отлично, – сосредоточенно кивнул Алонсо. – Так и порешим. Но вам все же следует ею обзавестись. Я посоветуюсь с супругой губернатора… Видимо, вам в скором времени придется познакомиться с ней и со всеми достойными сеньорами. Я же не собираюсь держать свою кузину в тайне и взаперти?

Нати нахмурилась. Обзаведение в скором времени дуэньей ею не предусматривалось – не хватает быть под неусыпным надзором еще одной пары глаз!

– Но как же донна Исабель? Она-то ведь прекрасно знает, что я не приезжала…

– Моя мать далеко, – мягко сказал Алонсо.

О-о-о, и он еще называет ее авантюристкой! Кажется, с несгибаемым кузеном Алонсо у них куда больше общего, чем фамильные глаза! Во всяком случаи, выдумщики и лгуны они оба отменные!

– А я могу гулять по городу?

– Зачем?

– Вы же только что говорили, что не собираетесь держать меня взаперти! Я никогда не была в таком большом городе!

Алонсо оглядел ее, сказал с легким отвращением:

– Но не в этом же тряпье?

Нати провела ладонью по подолу юбки. Засмеялась.

– После… да мне эта одежда кажется просто роскошной! Но раз я пока никому не представлена, вполне могу прогуляться и так!

– Ни в коем случае! Теперь уже я буду приглядывать за вами, кузина, и как следует! Посмотрим, что тут можно сделать.

Это его «посмотрим» ознаменовалось прибытием на следующее утро умелой портнихи, шьющей на самых знатных и богатых женщин города. Если она и удивилась неизвестной девушке в доме адмирала де Аламеда (ни в чем подобном до того он не был замечен), щедрая плата за скорость очень помогла справиться с этим удивлением. Жаль, что сеньорита умудрилась не ответить ни на один вопрос, зато задавала свои и охотно выслушивала все сплетни и новости, какие только способна переносить городская портниха. Так что в конце бесконечных примерок и подгонок они расстались добрыми друзьями – портниха с убеждением, что адмирал нашел себе любезную и веселую подружку, а Нати – со сведениями, где находится тюрьма и на какой день, по слухам, назначена казнь пиратов. Теперь осталось взглянуть на эту самую тюрьму собственными глазами. Да и поглядеть, можно ли как-то добраться до «Красотки».

Нет, она вовсе не собирается вновь пускаться в странствия на корсарском корабле! Хотя это отвечает какой-то – видимо, весьма обширной – части ее души. Ей и вправду следовало родиться парнем, как поговаривал когда-то дедушка Жан Жак… Но сейчас, когда исполнилась ее мечта, когда в лице Алонсо она вновь обрела свою испанскую семью – благодарю покорно, но она остается здесь!

Осталось только спасти свою команду.

* * *

Быть знатной испанкой оказалось очень приятно: встаешь, когда захочешь; всегда наготове горячая вода и масла́ для ухода за кожей, свежая одежда и свежая вкусная еда. Не приходится глотать затхлую воду и вычищать червей из порченых сухарей: повар готов приготовить твое любимое блюдо по первому желанию. Кожа и волосы чистые, в ушах новые сережки с жемчугом, подарок кузена, и целая куча платьев – опять же от Алонсо. Служанки сбиваются с ног, чтобы угодить, в саду любой фрукт готов упасть в твою ладонь – только руку протяни. Не приходится драить палубу и чинить паруса и такелаж, ломая ногти и расцарапывая руки в кровь. Сиеста в тени деревьев, под легким бризом с моря, с книгой на коленях куда приятнее, чем дремота в душном кубрике или вахта на самом солнцепеке…

Быть знатной испанкой оказалось очень скучно. Никто тебе не дает ничего сделать самой, совершенно нечем заняться – кроме как смотреть на дорогу да листать страницы книги. Алонсо пропадает целыми днями и ничего не рассказывает о своих занятиях: «Это мужские дела, зачем вам вникать в них, кузина!» Считаешь часы до его возвращения, потому что ужинает он всегда дома, с ней. Тогда она может расспрашивать его о чем и о ком угодно – кроме своих пленных друзей…

Еще в доме появилась дуэнья, рекомендованная губернаторшей, – вдова разорившегося купца, женщина бедная, но достойная. Сеньора Алисия приняла свою новую должность близко к сердцу. Она следовала за своей подопечной буквально по пятам, так что Нати уже в первый день почувствовала себя овцой, которую до изнеможения пасет то ли добросовестный пастух, то ли бдительная овчарка. Алонсо посмеялся над этим сравнением – да, он научился смеяться, и она считала это своим большим достижением! – и посоветовал сеньоре Алисии немного умерить свое рвение, потому та теперь не считала необходимым следовать за Нати по всему дому. Да и в парк выходила не всегда, хотя Нати и не сомневалась, что за ней присматривают из какого-нибудь окошка.

Нати даже с нетерпением начала ждать встречи с местными дворянами. Тут Алонсо тоже проявил предусмотрительность: он предупредил, что его кузина очень застенчива, и потому первое знакомство состоялось лишь с губернаторшей донной Розалией Гранадос-и-Кампинья и ее золовкой, дамой почтенных годов, состоявшей в браке с богатым испанским купцом.

На взгляд Алонсо, встреча прошла успешно. Нати очень старалась обуздать свою живость и свой язык, на вопросы отвечала с осторожностью, так что ее сочли вполне благовоспитанной, хотя и излишне робкой. Он с удовольствием посматривал на кузину – отличное платье, почти отбеленная, гладкая и нежная кожа лица и рук, драгоценные гребни, с трудом удерживающие буйные кудри: сам Лис не узнал бы в этой знатной кастильской девушке замарашку-юнгу Нэтти!

Алонсо и не заметил, как его мысли вернулись к пирату, поимка которого была в последний год его навязчивой идеей. И также не успел уловить момент, когда разговор свернул на ту же тему.

– Какое счастье, что наш доблестный адмирал поймал-таки этого английского разбойника! Представить только, Наталия, вы бы тоже могли попасть в его грязные руки!

Нати спросила с любопытством:

– Да! И что бы тогда произошло? Когда я оказалась бы в его руках?

– Святая Мария! – Пожилая золовка вскинула глаза к небу и размашисто перекрестилась.

– Наверняка он предложил бы моему брату выкупить меня? – деловито предположила Нати.

– Вполне возможно. – Донна Розалия энергично обмахивалась веером. – Но только представьте – эти грязные жестокие разбойники берут на абордаж ваш корабль! Выстрелы, крики, кровь, и вы, совершенно беззащитная, перед сворой свирепых мужчин…

Губернаторша осеклась, вспомнив, что имеет дело с невинной девушкой, и оставила все остальное на волю воображения присутствующих. А Нати подумала: уж не представляет ли донна Розалия на ее месте самое себя? Какие события, какие страсти, какой абордаж! Наверное, и сеньора губернаторша тоже влачит здесь очень скучное существование…

Алонсо с беспокойством заметил, как глаза его кузины сверкнули – то ли смехом, то ли азартом.

– Донна Розалия, не стоит пугать мою кузину…

Но Нати перебила его:

– Вы знаете, а ведь я уже наслышана об этом Лисе! Я знаю… то есть слышала, что он очень галантен с женщинами. Просто до… идиотизма. Одна история сделала его посмешищем для всех корса… то есть пиратов Карибского моря.

Алонсо увидел, как почтенные матроны с интересом подались к его внезапно разговорившейся кузине, и подавил вздох.

Как-то Лис захватил испанский галеон «Святой Росарио». Забрав с корабля вино и сундуки с серебряными монетами, его люди обнаружили в трюме слитки какого-то белого металла, который они приняли за олово. Корсары уже собирались погрузить его на свой корабль, когда англичанин заметил на захваченном корабле испанскую даму. Та упросила его отпустить корабль без дальнейшего разграбления. Лис ограничился сундуками с монетами и взял только один слиток, чтобы лить из него пули. Первый же человек, увидевший слиток в Антигуа, понял, как обманули Лиса: в трюмах «Святого Росарио» был… крупнейший груз серебра, когда-либо попадавший пиратам в руки. Говорили также, что прекрасная дама получила от хозяев серебра богатое вознаграждение…

– Интересно, каким же образом храбрая сеньора умудрилась уговорить его отказаться от своих намерений? – задумчиво произнесла губернаторша.

Нати скромно опустила глазки.

– Ну… говорят, этот Лис весьма любвеобилен!

– Ах! Вот как!

Веер заработал энергичнее.

– И говорят, он очень интересный мужчина. – Быстрый взгляд на донну Гранадос-и-Кампинья. – Вы ведь его еще не видели, сеньора Розалия?

– Конечно, мы все пойдем смотреть на казнь! Развлечение весьма редкое… извините, дон де Аламеда, это не в укор вам… просто не часто увидишь конец такого знаменитого морского разбойника!

– Нет, но до казни? Разве вам не хочется увидеть живую легенду?

Адмирал вмешался в беседу, чуть не скрипя зубами:

– Ничего интересного! Обычный разбойник, грязный пират!

– О нет! – воскликнула Нати. – Он английский дворянин и в прошлом – военный моряк!

– В глубоком прошлом! – отрезал адмирал и обратился к губернаторше: – Разве приличия позволяют знатным сеньорам проявлять интерес к разбойнику?!

– Конечно, нет… – упавшим голосом отозвалась та.

– Но как же дела милосердия! – воскликнула Нати. – Разве не сказано в Катехизисе: обрати грешника…

Адмирал саркастично рассмеялся:

– И вы собираетесь обратить этого самого Лиса?!

Нати быстро продолжила:

– …накорми голодного, напои жаждущего, посети заключенного!

Донна Розалия, переводившая взгляд со споривших брата и сестры де Аламеда, с громким щелчком захлопнула веер. Молодые люди от неожиданности замолкли и оглянулись на нее.

– Думаю, – величественно произнесла достойная дама, – посещение тюрьмы – это мой христианский долг.

Нати едва не захлопала в ладоши.

– Донна Розалия, вы – воплощенное милосердие!

– Это будет пренеприятным зрелищем! – не сдавался Алонсо. – Грязные, оборванные, дурно пахнущие еретики, многие больны, каждый норовит вас оскорбить…

– Дон Алонсо! – внушительно сказала сеньора Гранадос-и-Кампинья. – Я – католичка. Мое благочестие и крепость духа станут мне защитой. Долг доброй христианки нести милосердие и свет Господень даже еретикам!

Алонсо чуть не сказал, что свет Господень разбойники узрят очень скоро и без ее помощи, но сдержался: не стоит спорить с госпожой губернаторшей. Во многих вещах она была всесильнее своего мужа.

Дамы расстались очень довольные друг другом: Нати – тем, что она добилась своего, дона Розалия – тем, что девочка предложила ей новое развлечение.

Нати настояла, чтобы в дом губернатора они отправились пешком, ей хочется движения и воздуха. Возвращаясь, она готова была бежать по склону холма просто вприпрыжку – сдерживали ее вовсе не правила приличия, а железная рука кузена. Алонсо был разгневан. Нати покосилась на его четкий профиль и вздохнула: она вовсе не хотела его сердить, но что поделаешь, если он такой… упрямец?

– Итак, что это было? – негромко спросил Алонсо, когда наконец смог разжать сведенные гневом челюсти. Лукавая кузина обвела его и госпожу губернаторшу вокруг пальца. – К чему вы завели этот разговор о пиратах?

Нати непонимающе захлопала ресницами.

– Разве я его завела? Я не могу (по вполне понятным причинам) поддержать тему кастильских мод, но зато смогла поддержать разговор о пиратах. – Девушка мило улыбнулась. – В них я разбираюсь гораздо лучше.

– Ну еще бы, – пробормотал Алонсо. И – резко: – Вы так хотите его увидеть?

– Кого? Лиса? Ну конечно. И всю команду – если повезет – тоже.

Своей откровенностью она озадачивала его даже больше, чем хитрыми уловками. Как отвечать на такую прямоту?

– А вы хотели бы, чтобы он… и команда увидели вас в таком виде?

– А?

– В этом платье, – пустился на хитрость Алонсо. – В виде женщины? Не думаете, что они сочтут себя не только обманутыми – но и преданными?

– Кузен, вы считаете, они могут решить, что это я подстроила ловушку?

– Я бы именно так и подумал. Вы – единственная, кто избежал тюрьмы и скорой казни. Вы являетесь в тюрьму в своем настоящем обличье, в окружении знатных испанских сеньор… Что бы вы сами решили на их месте?

Кажется, он всерьез озадачил ее. Нати нахмурилась. Скверно, но, положа руку на сердце, она бы так и подумала. Но раз нет никакой другой возможности увидеть Фокса и кое-что передать…

Алонсо, еще недостаточно изучивший характер Нати, подлил масла в огонь:

– Кроме того, я не желаю, чтобы моя кузина якшалась с разбойничьим сбродом, и запрещаю вам идти в тюрьму!

Ах, он запрещает?! Нати оправила кружева манжет и устремила на кузена ясный спокойный взгляд.

– Мы с донной Розалией уже обговорили день и час посещения несчастных узников.

– Несчастных узников! – повторил адмирал сдавленным голосом.

– Вы же не хотите, кузен Алонсо, чтобы я нарушила слово, данное сеньоре губернаторше! Это опорочит не только мою, но и вашу репутацию! И – нет – я не могу сказаться больной и не дам вам этого сделать. – Нати подумала и добавила чопорно: – Ничто не отвратит меня от выполнения моего христианского долга!

Алонсо невольно улыбнулся – так точно она скопировала выражение лица и интонацию донны Гранадос-и-Кампинья. Лишь насмешливый взмах ресниц показал, что Нати заметила его улыбку. Алонсо понял, что от него ждут дальнейших запретов и увещеваний.

– Ну что ж, тогда я пойду с вами сам. Думаю, в моем присутствии пираты будут вынуждены вести себя с дамами почтительно.

И вы под моим присмотром не натворите никаких глупостей… Это не прозвучало, но подразумевалось. Нати отвернулась от его испытующего взгляда, притворившись, что рассматривает цветы на обочине дороги. Это все очень осложняло. Ну что ж, как-нибудь да выкрутимся! Она неожиданно подарила кузену сияющую улыбку:

– А мы можем спуститься до самой бухты? Я так давно не видела моря!

Да лучше бы она его вообще никогда не видела! Другая девушка уже давно бы скисла на жарком солнце, эта же была свежа и деятельна, чуть ли не пританцовывала от желания куда-то бежать. Да, Нати засиделась дома, надо вывозить ее куда-нибудь. Между прочим, госпожа губернаторша на прощание милостиво сообщила, что его кузина очень достойная и приятная девица, и она готова ввести ее в здешний круг. Особенно рады будут, добавила донна Гранадос-и-Кампинья, многозначительно подмигивая, молодые холостые испанцы, о, она проследит, чтобы знакомство состоялось лишь с самыми достойными из них! Алонсо поблагодарил ее, как и следовало, но ощутил нечто вроде раздражения или беспокойства. Женщин – особенно из знатных старинных родов – в колониях явно не хватает, а молодых честолюбивых людей, устремившихся в Новый Свет, чтобы сделать быструю карьеру и сколотить состояние, даже избыток. Конечно, все они будут виться вокруг его Нати, точно мотыльки вокруг пламени свечи!

Он только-только обрел свою давно потерянную кузину, а ее уже хотят у него отнять!

О посещении тюрьмы госпожой губернаторшей и другими милосердными дамами тюремное начальство было извещено заранее, но лишь Алонсо в состоянии был оценить спешно произведенные перемены: кое-где здание было подкрашено, камеры вычищены, наиболее одиозные заключенные убраны подальше от дамских деликатных глаз. Но все равно еще по приближении к тюрьме сеньоры начали морщить носики, а потом им пришлось воспользоваться и надушенными кружевными платками.

– Что за вонь! – с чувством сказала донна Розалия.

Нати едва не пожала плечами: а чего она ожидала? Что заключенных здесь обливают духами после ежедневных горячих ванн с ароматическим мылом? Если сюда добавить еще гниющие раны… имеется ли при тюрьме хоть какой-нибудь лекарь, или пленники справляются – и не справляются – собственными силами? Она оделась в черное платье, надела густую длинную мантилью и старалась держаться в тылах почтенных дам. Может, ей чудилось, но молчаливо сопровождавший их Алонсо то и дело пытался вывести ее из арьергарда в авангард.

Алькальд шествовал впереди с тростью.

– Кого вы желает навестить, донна Розалия?

Нати оценила дипломатический такт госпожи губернаторши – та произнесла неопределенно:

– О, нам бы хотелось осмотреть тюрьму в целом!

В результате их ознакомили с рационом преступников (на недоверчивый взгляд Нати – слишком уж свежим и вкусно пахнущим), с камерами – заполненными и ожидающими следующих временных жильцов. Алькальд быстро, не задумываясь, перечислял прегрешения заключенных. Нати даже засомневалась, действительно ли он помнит их в лицо или просто называет все существующие преступления.

В каждой камеры дамы оставляли по корзинке с едой, фруктами и разбавленным вином. Едва они выходили в коридор, за закрывающейся дверью начинался смутный шум – заключенные устраивали потасовку, спешно деля приношение.

– А вот здесь – пленные (поклон в сторону адмирала) пираты!

Сначала, как обычно, вошли солдаты, послышались команды «встать, встать!», звон цепей. После этого в темноту камеры отважно шагнули дамы. Немного замешкавшаяся (Алонсо властно взял ее под руку) Нати тоже переступила порог. Камера не отличалась от остальных: зарешеченное окошко под самым потолком, на полу – солома и тростник; запах множества немытых тел и испражнений. Но, видимо, нежное обоняние дам притерпелось к неприятному запаху, а зрение – к сумраку узилища. Потому что здесь милосердные посетительницы задержались куда дольше, чем в камерах обычных воришек и беглых каторжников. Впрочем, и заключенных здесь было немало: даже за вычетом убитых, раненых и сумевших бежать вести шхуну такой экипаж может без проблем.

Дамы пошли вдоль выстроенных у стены заключенных, одаривая каждого сахарным тростником, фруктами и свежими лепешками. Кое-кого солдаты не могли поднять и подбадривали тычками, пинками и приглушенными ругательствами. Одно такое увещевание оказалось слишком чувствительным, и заключенный болезненно вскрикнул. В тот же миг к нему метнулась рослая фигура, заслоняя раненого от следующего удара.

– Не трогай его, он болен, он просто не может встать!

Стражник замер с занесенной плеткой, не решаясь ни ударить, ни отступить. Алькальд, поморщившись, махнул рукой. Защитник сделал шаг вперед, произнес приятным баритоном:

– Прошу прощения, добрые сеньоры, что не можем вас приветствовать как должно, но многие мои товарищи больны и ранены…

Тут он смолк, потому что одна из испанок молча обогнула его и опустилась на колени рядом с раненым. Его давний недруг адмирал, казалось, хотел удержать девушку, но не успел. Ноздри Лиса дрогнули, ощутив почти забытые запахи – свежести, духов, женской кожи…

Реми уставился на Нати широкими лихорадочными глазами, хотя вряд ли ее отчетливо видел. Рана на ноге скверная, впрочем, до гангрены Реми, может, и дожить не успеет…

– Сеньорита Наталия! – шокированно окликнула одна из дам, но девушка даже не оглянулась, спешно занимаясь раной. Лис понял, что надо отвлечь внимание сеньор от их слишком милосердной товарки: Нати краем уха слушала его непринужденную болтовню. Реми молчал, дыша сквозь зубы, и лишь иногда еле слышно постанывал. Все не так страшно, если б кандалы не тревожили рану постоянно, не давая ей зажить…

– Сеньор алькальд! – окликнула Нати.

Тот подошел. Продолжая сидеть на грязном полу, Нати показала на ногу Реми.

– Через несколько дней они все равно умрут. Так ли необходимо увеличивать их страдания? Прикажите снять с него кандалы.

– Сеньорита, вы забываете, сколько страданий причинили пираты испанцам!

– Речь сейчас идет об одном человеке и об его ране! – упрямо заявила кузина адмирала.

Алькальд ищуще глянул на дона де Аламеда. Тот стоял, отсутствующе устремив взгляд в окошко под потолком: не хватает еще военным вмешиваться в дела альгвазилов! Алькальд оглянулся на губернаторшу и ее подруг. Дело решило то, что пират оказался так молод и красив. В большом сердце сеньоры Розалии вскипели материнские – а может, и не только материнские чувства, – и она произнесла внушительно:

– Действительно, нет нужды в излишних строгостях! Снимите же с него кандалы!

Стражник разомкнул оковы. Нати еще раз нанесла мазь, обернула ногу Реми чистой тряпкой и, достав из своей корзины сверток, отчетливо произнесла по-французски:

– Вот здесь мазь и бинты! Занимайся раной каждый день, и тебе станет легче. Ты понимаешь меня?

– Я прослежу за этим, сеньорита, – вмешался Лис, потому что Реми молчал, прикрыв глаза.

– Мазь и бинты, – не обращая внимания на пиратского капитана, повторила девушка. Она опустила горячую руку француза на сверток и сжала пальцы, чтобы тот почувствовал, что сверток слишком тверд и тяжел. – Ты понимаешь меня?

– Мерси, – пробормотал Реми тихо.

Не ответив, девушка собралась встать и увидела протянутые для помощи руки – кузена и Лиса. Адмирал метнул поверх ее головы гневный взгляд, Фокс ответил безмятежно-насмешливым. Мгновение поколебавшись, Нати оперлась на обе. Алонсо тут же буквально оттащил ее подальше от пирата.

– Мы так вам благодарны, сеньоры, – меж тем серьезно говорил Фокс. – Вы, презрев разногласия и старые обиды, проявили милосердие к врагам…

Нати чуть не хмыкнула: поет, что твой соловей! На красивом лице адмирала появилось странное выражение – казалось, его вот-вот стошнит. Но сеньора Гранадос-и-Кампинья с подругами восприняли прочувствованные речи пиратского капитана близко к сердцу.

– Это вы знаменитый англичанин Фокс?

– Не знаю, насколько я знаменит, но я действительно англичанин и моя фамилия действительно Фокс. Приношу извинения за свой внешний вид – если бы я мог вымыться и переодеться, я бы непременно это сделал к вашему приходу.

Засмеявшись, губернаторша переглянулась со своими подругами и заявила:

– Что ж, у вас будет такая возможность. Сеньор…

Выслушав нелепое, на его взгляд, распоряжение донны Розалии, алькальд сморщился, как от лимона без сахара, но, видимо, от губернатора поступило распоряжение ублажать его супругу, известную своим крутым нравом, потому что алькальд покорился.

Развеселившаяся и раскрасневшаяся, точно молоденькая девушка, сеньора Гранадос-и-Кампинья на выходе из тюрьмы сказала Нати:

– Сегодня у нас будет незабываемая сиеста, моя дорогая!

– Воистину, – пробормотал адмирал.

– Сейчас этого Лиса приведут в порядок, чтобы он не оскорблял наших глаз во время беседы…

Нати заморгала, и адмирал с издевательской любезностью пояснил для нее:

– Донна Розалия решила пообщаться напоследок со знаменитым пиратом. Желаете присутствовать, дорогая кузина, или, – с нажимом закончил он, – вы слишком устали?

– Ни в коем случае! – спохватилась Нати. – Как я могу пропустить такое событие?

– Желаете сесть поближе, чтобы рассмотреть его досконально? И чтобы рассмотрели вас? – с ядовитой насмешкой продолжал спрашивать Алонсо.

– Ах, оставьте в покое бедное дитя, дон Алонсо! – добродушно скомандовала госпожа губернаторша. – Конечно, она смущена, пусть садится, где ей удобно!

Для сеньор и не пожелавшего покинуть их адмирала – хотя всем было видно, как не по душе ему эта затея, – накрыли в тени сада стол с легкими закусками, напитками и фруктами. Через полчаса привели Лиса. Кандалы с него не сняли, да и госпожа губернаторша не решилась на этом настаивать. Слегка прихрамывающий и похудевший (на взгляд Нати), сейчас он выглядел очень прилично: чист, брит, переодет. Капитан отвесил низкий поклон – волосы, забранные в хвост, блеснули яркой медью – и взмахнул воображаемой шляпой. Получилось это у него отнюдь не шутовски, а очень уверенно и элегантно.

– Рад приветствовать вас снова, прекрасные сеньоры!

Губернаторша окинула его взглядом – в нем было одобрение, разделяемое и ее верными подругами. Несмотря на кандалы, ничего преступного в англичанине не наблюдалось. Прямая посадка головы, осанка, высокий рост, широкие плечи, яркие глаза цвета меда и яркая улыбка.

А еще отлично подвешенный язык и любезные манеры, кисло отметил про себя Алонсо. И наглый взгляд, добавил он, когда пират с любопытством посмотрел на полуотвернувшуюся Нати: девушка, склонив голову, ковырялась в печенье.

Да, думала меж тем Нати: Лис действительно может быть очаровательным, когда пожелает! Достойные сеньоры слушали его рассказы разинув рот – в фигуральном смысле, конечно. Аура приключений, силы и некоторой… преступности в сочетании с обаянием и безупречными манерами, проявляемыми Лисом в присутствии женщин, оказались сокрушительной смесью, пробившей брешь в и без того слабой защите скучавших испанок. А что касается его рассказов… да это же просто морские байки, изложенные высоким стилем! Фокс отвечал и на вопросы о своем прошлом, ловко обходя те события, которые можно было счесть преступным деянием. Алонсо наверняка в бешенстве.

Нати взглянула на кузена. Тот казался невозмутимым, смотрел в пространство, точно и не слушал пирата – профиль просто отчеканен на медной монете… Они с Лисом были очень похожи: не внешне, нет. Решительность, сила, ответственность за своих людей и за свои решения – вот качества, присущие им обоим. Пожалуй, в иной ситуации они могли бы стать друзьями…

Да, в ином месте, в иное время.

В ином мире.

Два часа пролетело незаметно: для дам. У Фокса от беспрерывной болтовни на языке, кажется, появились мозоли. Если честно, то он планировал некое самоубийственное действо: взятие губернаторши в заложницы. Но бдительность стражников не ослабевала, да и адмирал, хоть и казался впавшим в прострацию, наблюдал за пленником очень внимательно. Когда Эндрю чересчур резко взмахнул рукой, то заметил незаконченное движение дона Алонсо к шпаге: да, не из тех, кто замешкается…

Наконец донна Гранадос-и-Кампинья взмахнула веером.

– Ну что ж, сеньор… Лис, я должна с прискорбием признать, что нашла в вас весьма занимательного и светского собеседника. Жаль, что наша встреча состоялась в столь неблагоприятных… для вас… обстоятельствах.

Лис прижал к груди руку. Учтиво поклонился:

– Считаю их не такими уж неблагоприятными, раз мне удалось познакомиться со столь достойными и прекрасными сеньорами.

Госпожа губернаторша сжала губы – но лишь для того, чтобы скрыть улыбку. Сказала милостиво:

– Можете забрать этот обед и это вино к себе в камеру. Пусть они хоть немного скрасят ваше заключение. И – прощайте.

Лис поклонился всем дамам. Взгляд его остановился на поднявшей голову Нати и замер – точно в изумлении. Но тут его подтолкнул конвоир:

– Бери еду и шагай!

Дамы провожали глазами высокого англичанина.

– Ах, как жаль! – с истинным сожалением произнесла донна Розалия. – Как жаль! Такой приятный человек, сильный мужчина…

Подкравшаяся Нати с надеждой заглянула ей в лицо.

– Так, может, стоило бы…

Госпожа губернаторша качнула головой, отвечая то ли на незаконченный вопрос девушки, то ли собственным мыслям:

– Вы совершенно правы, дон Алонсо! Этот англичанин – очень умный, ловкий и опасный человек. Нельзя оставлять его в живых. Дамы, мы можем ехать по домам. Нам больше здесь нечего делать. Ты что-то сказала, моя милая?

Нати, прикусив до боли губу, помотала головой и отвернулась от Алонсо, шепнувшего ей на ухо:

– Но попытка была хороша, дорогая кузина!

Фокс ввалился в камеру, нагруженный припасами и слегка пьяный.

– С какими приятными доннами мне пришлось пообщаться! Ну, давай налетай, разбирай!

Корсары с шутками и смехом освободили его от еды.

– И как же ты все это заработал? Чья на тебе одежка?

– Уж не совратили ли тебя эти испанские дамочки?

– Да я для них вроде новой редкой зверюшки в зверинце!

– Он их заболтал вусмерть, – ворчал боцман, – вот они и откупились, не чаяли уж, как от него отделаться! А это что за красавчик был с ними, все рожу кривил?

– А это, Джонни, великий адмирал дон де Аламеда!

– И чем он велик? – Боцман внимательно оглядывал грушу, прежде чем взять ее в рот, точно боялся, что испанцы начинили ее ядом.

– Тем, что взял в плен Лиса и его команду, конечно! А сеньорита, пожалевшая нашего Реми, его родственница или невеста – уж очень он над ней трясется…

– Кстати, насчет Реми, – негромко сказал старший помощник. – Подойди сюда, капитан.

Лис послушно опустился на колени рядом с Реми. Парень дрожал в ознобе – ухудшение или просто лихорадка, вызванная растревоженными ранами? Лис стянул с плеч куртку, укрыл раненого.

– Как ты? На-ка выпей.

Реми жадно сделал несколько глотков вина губернаторши. Сказал слабым голосом:

– Та девушка… испанка… она оставила мне…

– Лучше взгляни! – нетерпеливо перебил обычно выдержанный Берни. Он развернул сверток и… Лис осел на пятки. Перед ним лежали четыре метательных ножа. Ножи Нэтти.

– И записка. – Берни даже не стал подносить ее к глазам – похоже, за время отсутствия капитана он выучил ее наизусть. – «Ждите и будьте наготове. «Красотка» у ближнего причала».

Фокс огляделся. Его команда радостно и шумно наслаждалась импровизированным пиром. Трое – над Лисом завис еще и боцман, продолжавший жевать грушу, – выжидательно смотрели на него.

– Что это значит, капитан? – не выдержал Берни.

Эндрю пожал плечами и сказал, как само собой разумеющееся:

– Значит, Нэтти действует и пытается нам помочь. А мы теперь в любой момент можем избавиться от кандалов и от стражников.

– Гм, в отношении юбок юнга, похоже, от тебя заразился! – глубокомысленно заметил боцман. – Мог бы передать через свою испанскую подружку пистолет какой-нибудь, что ли…

– А фрегат тебе в корзинке принести не надо?

Засмеявшись, Лис легко вскочил. Энергия и радость просто переполняли его. Широко улыбнулся старшему помощнику:

– Ну что, мы с тобой ошибались в отношении Нэтти?

Не склонный так быстро менять свою точку зрения Берни пробормотал:

– Может, это ловушка…

– Зачем, скажи, строить ловушки, если нас и без того не сегодня-завтра вздернут?

Возразить на это было нечего, и корсары начали проверять, насколько быстро они могут справиться с оковами.

Нет, она не могла ошибиться!

– Карла!

Высокая девушка в рыночной толпе мимолетно оглянулась на оклик и двинулась дальше.

– Карла! – Подобрав юбки, Нати кинулась за ней, сразу оставив далеко позади почтенную дуэнью. Толпа гомонила, торговала, клубилась и расступаться не спешила. Подпрыгивая, Нати видела, что девушка с некоторой поспешностью направилась с площади прочь. За ней не успеть!

Изрядно потрепанная и помятая Нати вырвалась за пределы рыночной площади и сразу увидела отступавшую перед двумя мужчинами Карлу. Один из них сделал странный жест – что-то вроде отдания чести. Сказал внушительно:

– Сеньорита де Аламеда желает с тобой поговорить! Ведь так, сеньорита?

– Да, благодарю вас, – пробормотала Нати. Мужчины отошли в сторону, но поглядывали бдительно. Ах вот как, кузен?! Значит, кроме дуэньи, ты прикрепил ко мне еще и переодетых в гражданское солдат? Теперь придется еще и их за нос водить…

С площади вырвалась и сеньора Алисия – рукав порван, мантилья набок. Укоризненно качая головой и отдуваясь, толстенькая испанка спешила к ним.

– Ах, сеньорита, ну нельзя же быть такой… неожиданной! Почему вы не остановились и не подождали меня, когда я вас окликала? – Ее глаза настороженно прищурились. – А кто эта сеньора?

Нати поглядела на Карлу – та стояла молча, посверкивая по сторонам глазами, похоже, соображала, как себя вести. Или куда бежать.

Нати непринужденно взяла ее под руку:

– Это моя подруга Кар… Каролина Лопес. Когда ты прибыла из Гаваны? Почему сразу не дала о себе знать?

– Да только сегодня, – мгновенно подхватила новоявленная Каролина. – А когда ты окликнула меня на рынке, я решила, что мне просто чудится. Как ты добралась и устроилась, моя милая?

Она крепко обняла Нати. Когда та пробормотала ей в ухо: «Я тебя убью!» – поспешно разжала объятия и с сияющей улыбкой поглядела на Алисию. Та, удовлетворенная приличным видом девушки и радостью, с которой ее приветствовала сеньорита де Аламеда, расслабилась.

– Я вижу, твоей спутнице нужно отдохнуть, – заметила Карла. – Здесь недавно открылась кофейня, где пекут вкусные пирожные. Ты еще не пристрастилась к этому напитку? Он просто превосходен! Сеньора?

Алисия промокнула кружевом мантильи раскрасневшееся лицо. Ответила вяло:

– Да, конечно, если это приличное заведение. Хотя я не люблю кофе.

– Там есть лимонад! – заверила Карла.

Нати осторожно отпила кофе. Напиток странно и сильно пах и казался горьким. Карла заказала себе уже вторую чашечку. Хотя губы ее улыбались, глаза смотрели настороженно.

– Вижу, встретилась со своим красавчиком кузеном?

– Конечно, – в тон отозвалась Нати. – А ты на это и не надеялась?

Обе взглянули на дуэнью: сеньора Алисия, утолив жажду лимонадом, клевала носом в тени деревьев. Однако телохранители, оставшиеся за пределом маленького сада, бдели.

Карла наклонилась через столик. Сказала приглушенно:

– Я думала, ты так и не решишься, цыпленочек! Но ты храбрее, чем я считала. Как ты узнала, что твой кузен здесь?

– А ты? – О, она вовсе не собиралась поведать авантюристке весь свой странный и бестолковый путь к Алонсо.

– Услышала однажды имя адмирала и решила: а чем черт не шутит!

– Сначала я думала: никогда не прощу, что ты воспользовалась моим именем! Но знаешь, чего я тебе действительно не прощу? Что ты хотела отравить Алонсо!

– Отравить Алонсо? – Карла покачала головой. Она казалась удивленной. – Отравить такого красавчика, когда он мог мне быть полезным? Одурманить, цыпленочек, – только и всего!

– Для чего?

Карла улыбнулась.

– Раз он вступил в наследство взамен меня… то есть тебя, почему бы ему не жениться на своей бедняжке кузине? Что ты так смотришь? Думаешь, я была бы плохой сеньорой де Аламеда? Я умею себя прилично вести, а твой кузен мне приглянулся: молод, красив, а главное – богат! Так бы и случилось, если бы не этот старый… cabron! Он-то мне не верил, шпионил с самого первого часа! А как он относится к тебе, цыпленочек?

Нати пресекла попытку Карлы взять прежний покровительственный тон.

– Карла, ты – мошенница, убийца и колдунья! Даже одного из этих обвинений достаточно, чтобы ты попала в руки альгвазилов, а то и вообще Инквизиции! – Она мимолетно оглянулась на охранников.

– Тише! – взмолилась Карла. Смуглая кожа ее посерела. – Только не Святой палате! Прошу тебя, цыпленочек! Только не им! Я клянусь, что никогда не причиню вреда ни тебе, ни твоему кузену! Только не отдавай меня им – и я сделаю все, что ты захочешь! Вот смотри, что у меня есть!

Словно ниоткуда – Нати уже забыла, как ловко, точно фокусник или воришка, действует Карла, – девушка извлекла маленький сверток, торопливо развернула тряпицу.

– Как тебе это?

Подобных золотых божков ацтеков, помнится, показывал ей Лис: «Если увидишь где-нибудь такие индейские поделки, покупай, не скупясь, Нэтти! Я отплачу сторицей!» Нати придирчиво поцарапала ногтем божка.

– Позолоченный?

– Чистое золото! – возмутилась Карла. – Не веришь? Да разве ж я стала бы кра… а-а-а… приобретать дешевую подделку?

– И что ты хочешь за эту безделицу?

– Взамен этой дорогой золотой вещицы отпусти ты меня, цыпленочек! – Карла навалилась грудью на стол, шепча с отчаянной надеждой: – Отпусти, и я клянусь – я никогда уже не окажусь на твоем пути! Вспомни, разве я обижала тебя, цыпленочек? Я сделала тебе амулет, да в конце концов ты благополучно соединилась со своей семьей! Разве без меня тебе в голову пришла бы такая идея?

Божок был старым и страшным. Нати водила по нему пальцем, внутренне соглашаясь с Карлой, но внешне выглядела задумчивой.

– Хорошо, – согласилась наконец, и Карла с облегчением перевела дух. – Будем считать, это плата за то, что ты пыталась обмануть Алонсо. Но ты мне должна еще за ту услугу – помнишь, я тебя предупредила, и в результате погиб несчастный англичанин?

– Несчастный англичанин! – прошипела Карла. – Да он шел за мной, пес псом, по всем Карибам!

– Интересно, чем же ты так прищемила этому псу хвост?

Но Карла спохватилась, что слишком уж разоткровенничалась.

– Чего ты хочешь?

– Знаешь, что в тюрьме сидят пираты?

– Да, их казнят через пару дней. Хочешь веревку, на которой их повесят? Или ногти и мизинцы мертвецов? Могу тебя научить, что делать с этими вещицами…

– Прекрати!

От возмущенного возгласа проснулась дуэнья. Карла засмеялась:

– Да я просто дразню тебя, цыпленочек! Что нужно сделать?

– Помочь им сбежать.

Карла задумчиво выпятила и без того пухлые губы. Нати видела, как она просчитывает в голове версии, варианты и собственную выгоду.

– Зачем тебе это? Тебе заплатили? Или ты завела себе дружка пирата?

– Думай – как, а не зачем! Ты же столько лет удачно убегаешь от тюрьмы!

– Ну, я одна… а тут, сколько их, ты говоришь? О-о-о, они не смогут уйти незамеченными!

– Твоя задача – вызволить их из тюрьмы. С остальным они справятся – или не справятся – сами.

– Да, пираты – ребята отчаянные! – кивнула Карла. – Сколько, говоришь, ты мне за это заплатишь?

Нати усмехнулась:

– Платой будет твоя жизнь и свобода! Тебе надо уходить из города – пока тебя не опознал какой-нибудь стражник или слуга из дома адмирала.

– Да, я и так здесь долго задержалась, вот и столкнулась с тобой. Хотя тебе это только на пользу, да?

– Пользы пока не вижу, одни слова. Думай, Карла, думай!

– Мне надо покрутиться вокруг тюрьмы, – проворчала девушка. – Посмотреть, что там и как…

– Их камера – последняя справа. Они предупреждены и будут наготове. Действовать лучше ночью или под утро…

– Ох, не учи ученого, цыпленок! Я посмотрю и скажу тебе – когда. Обмениваемся посланиями или встречаемся?

– Лучше встречаемся. Мы завтра вновь придем сюда, да, сеньора Алисия? Вам ведь здесь понравилось?

Сеньора была согласна даже на отвратительный напиток кофе, лишь бы не таскаться за неугомонной подопечной по раскаленным улицам.

– Тогда я пойду, да, цыпленочек? – Карла привстала, настороженно наблюдая за лицом бывшей подружки – подросла, стала умной и жесткой. Ну да она, Карла, куда хитрее и увертливее: сейчас уйдет – и поминай как звали!

Самое трудное: удержать воду в решете, а Карлу – под контролем. Нати тоже привстала, протянула руку – и резким движением вырвала несколько волос из растрепавшейся косы Карлы. Та даже подпрыгнула от боли и неожиданности.

– Ты что делаешь?!

Нати с удовлетворенным видом помахала зажатым в пальцах пучком волос.

– Задумаешь обмануть – у меня остается вот это! Знаешь, я тоже кое-чему научилась.

– И что ты такого можешь сделать с моими волосами? – презрительно спросила Карла, потирая саднящую кожу головы.

– Рассказать тебе?

Нати, опершись о стол, тихо и подробно пересказала ритуал, которому Дора в детстве была свидетельницей. Со стороны, наверное, казалось, что они шепчутся о своих девичьих секретах. Видимо, нянька была очень точна, потому что по мере слушанья губы Карлы сжимались все сильнее. Когда она улыбнулась, вместо улыбки получился оскал.

– Но ты не посвящена, ты не можешь…

Нати легко улыбнулась.

– Ты так в этом уверена?

Она демонстративно бережно уложила волосы в бархатный кошелек на запястье – Карла провожала их задумчивым взглядом.

– Так что ты можешь обмануть меня и бежать, но я тебя все равно догоню! А мне ты вреда принести не можешь – у меня твой гри-гри!

– А потом… ты мне их отдашь?

– Я никогда не клянусь именем Господа нашего, но считай, что сейчас поклялась.

– А я бы не отдала… – пробормотала Карла. – Ну тогда до завтра, цыпленочек!

Нати опасалась, что дуэнья сочтет своим долгом доложить кузену о неожиданной подруге, прибывшей из Гаваны. Но донна Алисия, видимо, нашла сеньориту Лопес достойной молодой особой, а может, ей понравились пирожные в кофейне – разговор о встрече так и не зашел.

Зато состоялся совершенно другой разговор – очень неожиданный. Для Нати.

Сам Алонсо вынашивал его уже давно, чуть ли не с самых первых дней, когда он признал ее своей давно пропавшей маленькой кузиной. Кузина выросла, превратилась в очаровательную, хотя и очень… своевольную, даже где-то опасную молодую особу. Но опасности Алонсо не пугали, скорее притягивали и искушали: а сможешь ли ты устоять, не устрашишься, одолеешь ли? Иначе бы он мирно жил в родной Испании, выступая как арматор судов, направляющихся в Новый Свет. И уж точно никогда бы не возглавил эскадру, ведущую войну с пиратами, какими бы именами или флагами они ни прикрывались.

Опасность всегда горячила ему кровь, придавала пряности его жизни. А тут – просто девушка-перец с веселыми и ласковыми глазами, детским простодушием, которое не могло скрыть ее сногсшибательные планы спасения друзей-пиратов!

Алонсо наконец признал, что он, дон де Аламеда, кавалер ордена Сантьяго, адмирал флота Его Католического Величества, в конце концов, разумный и хладнокровный мужчина тридцати с лишним лет, влюбился, словно бестолковый мальчишка. Никто из знакомых и родных не одобрил бы его увлечения, его выбора. Это он прекрасно сознавал собственным рассудком. А кровь при взгляде на Нати (нет, Чио!) или даже при мыслях о ней бежала быстрее, и учащалось и замирало сердце…

Ужинали они поздно. Каждый из молодых людей был настолько озабочен своими мыслями, что не замечал напряженности другого. Нати как раз перешла от практических проблем к моральным – скрывая встречу с мошенницей Карлой и готовя побег, она обманывает доверие собственного кузена…

– А можно задать вопрос, кузен Алонсо?

Это должно было быть его репликой! Алонсо оторвал глаза от свечи, которую он гипнотизировал уже несколько минут, будто ожидая, что та погаснет под его взглядом.

– Откуда такая нерешительность? Вы ведь обычно задаете вопросы, не считаясь с правилами приличия или чьими-то чувствами!

Только ради интересов дела Нати пренебрегла этим явно несправедливым обвинением.

– Вы не могли бы… если это в ваших силах… отменить казнь?

Чего-то в этом роде он и ожидал.

– Нет.

– В смысле, не совсем, а заменить на рудники или плантации?

Оттуда (Нати не сомневалась в хитроумии Лиса) можно убежать, но куда убежишь с виселицы или из костра?

– Нет.

Трудно отказывать, глядя в эти распахнутые, молящие… милые глаза. Хорошо, что Нати не прибегла к исконно женскому оружию – слезам. Она вообще редко плакала. Лишь только из-за этого Алонсо решил объяснить:

– Я передал пленных в руки инквизиции и светских властей. Вынесение приговора – в их юрисдикции. Хотя теперь я жалею, что не казнил их сразу же после боя, а ведь был в своем праве! Успокойтесь, кузина, вы сделали все, что могли! Ваш демарш с госпожой губернаторшей был поистине превосходен. Донна Розалия так и не поняла, что вы не просто пытались ее развлечь, а действовали с определенной целью…

Алонсо изобразил легкие аплодисменты. Негодуя на него, Нати сердито допила бокал вина. Сделала что могла! Не тут-то было, дорогой кузен! Вы просто еще не знаете, на что способна ваша кузина. И правильно, что она не рассказывает ему про встречу с Карлой! Адмирал должен быть наказан за свою неуступчивость, ведь предприми он хотя бы малейшие усилия (а его власть в здешних водах очень велика) – и ее команде не угрожала бы смертная казнь!

Для великолепного тактика и стратега Алонсо выбрал очень неподходящий момент: Нати была раздражена и расстроена. Но что поделаешь, военные навыки и успехи не всегда гарантируют победу в любви.

– Мы еще не говорили об… Так как вас считали погибшей, все наследство по завещанию дона Рикардо отошло ко мне. Вы знаете об этом?

– Догадываюсь. Отец не мог выбрать себе более достойного наследника… Но все равно как же вы несносно упрямы!

Алонсо слегка улыбнулся.

– В этом мы друг друга стоим! Но теперь передо мной встает дилемма. По закону я чист перед вами, но по совести…

– Кузен Алонсо, я уверена, вы не оставите меня без куска хлеба и крыши над головой. Вы подарили мне уже столько платьев и украшений… Но если вы опасаетесь, что я стану для вас обузой, то зря: я могу вести хозяйство, дом, делать закупки для кухни и… Что вы так на меня смотрите, кузен? У меня есть опыт, мне не всучат порченый товар или протухшие продукты. О, вы не знаете, на что способны эти торговцы мелким оптом!

Алонсо и впрямь уставился на нее во все глаза. Перебил с нетерпеливым смешком:

– Если вы считаете, что я заставлю свою кузину работать… вы еще большая сумасшедшая, чем мне казалось!

Нати серьезно задумалась:

– Даже не знаю, считать ли это комплиментом или наоборот…

– Ни комплиментов, ни… «наоборот» не хватит, чтобы описать ваш невозможный характер!

Не перебрал ли Алонсо сегодня? Ведет себя и впрямь странно: ни обычного подтрунивания, ни занимательных рассказов, которые так красят их вечера; впрочем, и ей сегодня не до них. Хмурится да перебирает свои четки. Чем-то озабочен? Она так разозлила его своими просьбами о помиловании Лиса и команды?

– Нати… вы очень хотите вернуться в Испанию?

Ну вот! Значит, она ему уже надоела, и он хочет поскорее отправить ее домой! А там его мать, эта ужасная… не стоит так говорить и даже думать в присутствии Алонсо, но если б не донна Исабель, отец сразу бы разыскал их на Омори. Эти мужчины! По-настоящему женщину знает только другая женщина.

– Я, конечно, скучала по родине, по дому, – осторожно начала Нати. – Но я вовсе не настаиваю… Если можно, я бы еще пожила здесь, с вами. Да ведь я же только что познакомилась с милейшей госпожой губернаторшей!

Когда она смеется, у нее такие лукавые ямочки на щеках… Погладить их кончиками пальцев, ощутить нежность кожи, а потом скользнуть по следу пальцев губами…

Алонсо с усилием вернул себя в русло разговора:

– То есть вам здесь нравится, и вы не против задержаться?

– Конечно!

– Я раздумывал над тем, как соблюсти справедливость в отношении вашего потерянного наследства…

– Ну, вы могли бы, допустим, выплачивать мне ежегодное содержание размером… ах, посоветуйтесь насчет размера со своей недремлющей совестью! Алонсо, не стоит так расстраиваться и быть таким серьезным! Я же не считаю себя нищей – я обрела свою семью, вас, свой дом, свою родину, наконец! Ну хорошо, дайте мне приданое, приличное для девицы моего положения, – и мы в расчете! Как вам это?

Смеясь, она заглянула ему в глаза и слегка растерялась: что она такого сказала? Теперь его взгляд, кроме озабоченного, стал еще и тревожным.

– Нати, надеюсь, вы еще не отдали никому свое сердце?

– Сердце? Кому?

– Ну откуда мне знать? Какому-нибудь пирату, например?

Так вот почему он так часто и таким странным тоном спрашивает про Лиса! Думает, она влюбилась в этого рыжего прохвоста, который просто тает, завидев любую смазливую мордашку! Как Алонсо только мог такое заподозрить? Это же просто смешно!

Она не знала, что сегодня у Алонсо состоялась еще одна приватная встреча с пиратским капитаном – испанец вышел после нее со странным ощущением, что лишь сегодня одержал над Фоксом решительную и окончательную победу…

Нати демонстративно задумалась. Протянула:

– Я не хотела вам говорить, но у нас на корабле был один… Такой милашка!

– Кто он?

Нати пропустила этот вопрос, заданный весьма напряженным тоном. Закатила глаза в экстатическом восторге.

– Ах, какой мужчина! Меня просто в дрожь бросает при воспоминаниях о нем! – Кинула взгляд на помрачневшее лицо Алонсо и быстро закончила: – Жаль, что ему уже семьдесят пять лет, и он остался на Тортуге! Вряд ли мне удастся снова свидеться с моим пылким возлюбленным!

Пауза. Потом Алонсо спросил с досадой:

– Да вы смеетесь надо мной?!

– Увы, да. – Чопорно поджав подозрительно вздрагивающие губы, Нати смотрела на него блестящими глазами. Нахальная девчонка!

Он быстро встал, двумя большими шагами обошел стол и, наклонившись, поцеловал ее в смеющийся рот. Нати издала что-то вроде «ох», губы ее доверчиво раскрылись. От них пахло вином, и пьянили они не меньше вина.

Едва оторвавшись от нее, Алонсо оперся о стол и выпалил:

– Выходите за меня замуж!

Нати зачарованно и испуганно смотрела на него вверх: ее лицо раскраснелось. Да и его тоже пылало. Девушка часто заморгала, приходя в себя.

– Простите, что?..

– Я предлагаю вам руку и сердце, Нати.

– Ох!

Он ожидал чего угодно – согласия, отказа, кокетства, – но только не того, что его предполагаемая невеста уткнется, точно в отчаянии, лицом в ладони. Нати с надрывом сказала в руки:

– Вот и она так же сказала!

Теперь была его очередь спрашивать:

– Что?.. Вы о ком?

Нати опустила руки, привстала, села, снова встала.

– Я очень благодарна вам, кузен. Вы настолько жаждете справедливости, что даже делаете мне предложение…

– Что за бред! – с отвращением перебил ее Алонсо.

– А? А разве не из-за этого?..

– Разве мой поцелуй не сказал все за меня? Ну так я скажу – я вас люблю, Нати, нет, моя Чио!

Нати смотрела на него, прикусив губу. Сила его страсти, которая пылала в темных глазах, плавилась в близком сильном теле, потрясла ее, мешая думать, мешая даже дышать… И пугала, и манила одновременно. Еще никто никогда так на нее не смотрел.

– Я… мне… ох, Алонсо, я не знала!

Алонсо едва не усмехнулся – растерявшаяся кузина напоминала маленькую девочку, говорящую: «Ой, простите, я больше так не буду!»

– Ну так теперь знайте. – Он отступил, но не прежде чем поцеловал ее запястья. – И подумайте над моим предложением. Надеюсь, вы все решите правильно.

А в этом весь Алонсо! Как бы ни волновался и ни колебался он прежде, чем объявить ей о своих чувствах, сделав шаг, он уже не сомневается в успехе. Но его предложение было хоть и очень неожиданным, но лестным, прикосновение губ таким приятным, а сам Алонсо нравится ей чуть ли не с младенчества… И «раз он вступил в наследство взамен меня, почему бы ему не жениться на своей бедняжке кузине?». Проклятая Карла! Почему она, Нати, вынуждена идти по следам этой паршивки? Почему сейчас видит ее усмешечку: «Не ожидала такого от тебя, цыпленочек, думала, ты так и не насмелишься!»

– Да… спокойной ночи, кузен.

Алонсо не пытался удержать ее – в воздухе витало напряжение и замешательство, которое не смогла бы снять пустая болтовня «как будто ничего и не было».

– Сладких снов, моя Чио.

А что бы он сказал, если б узнал, что Нати помогает сбежать злейшим врагам – его и Его Католического Величества? По-прежнему бы предложил ей выйти за него замуж или отправил в ту же камеру, а то и на виселицу? Нати передернулась. Нет, с ней он так поступить не может!

Или может?

Ох, будем надеяться, что Алонсо ничего и никогда не узнает! Только бы Карла не подвела…

Девица словно соткалась из ночи и ветра – секунду назад ее не было, но вот она, стоит, улыбаясь, перед вздрогнувшим от неожиданности стражником.

– Что за… – Он повысил голос, стыдясь своего испуга и того, что не заметил, как она подкралась. – Какого дьявола тебе здесь надо?!

– Что там, Бруно? – окликнул второй.

– Да вот, девчонка! Пошла отсюда, цыганка проклятая!

Девушка засмеялась: при свете факелов, вставленных в крепления у двери, было видно, как блеснули ее белые зубы, как колыхнулись низко открытые груди.

– Ой, не ругайся, не гони меня, солдатик! Или вам здесь не скучно?

Второй подошел поближе, с любопытством рассматривая девушку. Бруно покосился на него и прибавил в голосе властности:

– Убирайся отсюда! Или тебе в порту уже клиентов мало?

– Мало, не мало, да вот о вас задумалась – и пожалеть-то вас, солдатиков, некому, все служба да караул… – Она протянула руку, ласково провела пальцами по лицу Бруно, по шее, по груди… Рука спустилась ниже, но Бруно отбросил ее.

– Отстань, шлюха, не положено здесь болтаться посторонним! Проваливай!

Девушка вновь засмеялась, ничуть не обиженная:

– Ну какая я вам, солдатики, посторонняя? Я ваша – хоть по одиночке, хоть сразу вдвоем!

Бруно покосился на товарища, слабо отталкивая настойчивую руку девушки, путешествующую по его телу.

– А дорого ли даешь? – спросил тот.

– Для вас бесплатно, солдатики!

– А что – сегодня день милосердия у шлюх, что ли?

– Да дружок мой у вас сидит, вор Оспа. Видали, вся морда рябая?

Солдаты не помнили, но кивнули – воров много, рябых тоже не мало… Девушка подняла корзинку:

– Подкормить хочу, уж больно тощий он у меня. Как на рудник отправят, так и вовсе концы отдаст. Да ты проверь, проверь – ни ножей там, ни пистолетов!

Стражники деловито пошарили в корзинке, ничего запрещенного, кроме бурдюка с вином, не обнаружили. Вино, по обоюдному молчаливому согласию, посчитали конфискованным.

– Ну так что же?

– Не положено… – растерянно повторил бдительный Бруно. Мигель, сделав хороший глоток вина, вытер рот. Подмигнул:

– Да ладно, кто узнает-то! Давай, ты первый, а корзинку с утречка этому Рябому отдадим.

Девица неожиданно отступила, прижав к груди корзину.

– Э, нет! Сами все сожрете, обманете, не отдадите! Плату вперед! Да и девушка я честная, на улице никогда не работаю!

– Это как же тогда…

– Да проведи ты ее внутрь, пусть отдаст все своему Рябому. Там и… Не в караулку же ее вести?

Бруно заколебался, да девица, посмеиваясь, прижалась к нему всем своим жарким телом.

– У, как я люблю солдатиков!

Мигель вырвал из нерешительной руки товарища ключ и открыл дверь. Подтолкнул внутрь обоих:

– Давайте, только быстро! Раз, два, три – следующий!

Прислонил к стене мушкет Бруно, прикрыл дверь и встал, поглядывая бдительно – не дай Бог, начальство с проверкой заявится! А сам все ухо к двери клонил. Сначала внутри было тихо, потом послышались возгласы. Оно и понятно, надо и бедолагам заключенным в таком деле поучаствовать – хотя бы в качестве зрителей! Но шум становился все громче. Мигель не выдержал, приоткрыл дверь и рявкнул:

– Тихо вы там! Бруно, ты все?

Как ниоткуда, явилась из темноты девица. Улыбнулась, сдувая влажную прядь с лица, поправила лиф блузки.

– Следующий!

– А Бруно где?

– Да вон он, не видишь, штаны надевает! – Девица отступила, поводя рукой, Мигель машинально шагнул следом и…

Когда часовой обмяк, Лис отпустил цепи кандалов, послужившие удавкой. Скомандовал:

– Часовых в камеру! Куда, разденьте сначала! Где их мушкеты?

Выпустившая их девица уже протягивала ему оба мушкета.

– Спасибо… кто тебя послал?

– А то не знаешь?

– Нэтти?

Девушка засмеялась:

– Можно и так назвать! Сказано: бегите к ближнему причалу, там стоит ваша «Красотка». Паруса не сняты, вода есть…

Шум из соседних камер все нарастал: заключенные колотили в дверь и вопили на множество голосов. Лис откинул окошко, прикрикнул:

– Чего разорались?

– Выпусти и нас, добрый человек!

– Выпусти, что тебе, жалко?

– А не выпустишь, будем так шуметь, что все альгвазилы сбегутся! – пригрозил кто-то.

Да уж, хотя побег в такой большой компании не предусматривался, чем больше дичи – тем занятей охотник.

– Сейчас открою, только тихо!

Но выпущенные на волю заключенные все равно издали оглушительный радостный вопль. Лис махнул на них рукой. Оглянулся – девушка уже уходила, бросив на прощание:

– Передай: мы – в расчете, но пусть больше не попадается мне на пути!

Освобожденные выбегали из тюрьмы и бесшумно таяли в темноте. Кое-кто пристроился к команде корсаров: эти-то лихие парни явно знают, что делать и куда бежать! Вооружившись мушкетами, пистолетами, ножами Нэтти, а кому не досталось оружия – тяжелыми кандалами, – моряки бросились в порт.

Когда впереди забрезжили огни пристани, Лис наспех натянул на себя одежду альгвазила – ограбленному испанцу явно не хватало роста, ну да по темноте сойдет. Прихватил с собой переодетого Шустрика – сейчас бы Реми с его умением, но метальщик ножей едва мог ковылять на одной ноге… Парочка заткнула пистолеты за пояс, взяла ножи в ладони и спокойным шагом вышла на слабо освещенную пристань. Вот и «Красотка» – не обманула девица, – ни единого огонька, наверное, ни охраны, ни вахтенного… Поднимайся на борт – и плыви.

Но чуть дальше… Господи Боже!

– Ты куда, Лис? – прошипел Шустрик, поймав капитана за рукав.

– Да к дьяволу эту каракатицу… – медленно, точно зачарованно произнес Лис. – Ты смотри, какой красавец!

Поодаль в темноте смутно виднелся мощный корпус фрегата.

– Ты рехнулся? – Шустрик в панике теребил его за рукав. – Берем «Красотку» и сваливаем!

Но капитан уже уверенным широким шагом двинулся к фрегату. В темноте прозвучал его зычный голос:

– Эй, на «Мiséricorde»!

Видно было, как с кормы на нос, покачиваясь, двинулся фонарь.

– Чего орешь? – недовольно спросили сверху.

– Офицеры на палубе есть?

– Нет, я один. Чего они тебе понадобились среди ночи?

Лис подбавил в голос нетрезвых нот:

– Да не нужны мне никакие офицеры, приятель! Выпить хочешь?

– Что?

– Мы тут по соседству дежурим – на пиратской черепахе. – Лис махнул рукой на шхуну.

– Не знал, что ее охраняют…

– Вот и мы не понимаем, кому эта развалина нужна! Тоска смертная, мы с Хосе друг другу до смерти надоели, даже бурдюк одолеть не можем.

Пауза.

– Поди бурда какая?

Лис вновь рассмеялся.

– Бурда, не бурда – какое уж у папаши Карлоса имеется… Хосе, сбегай-ка за вином!

Шустрик и в мыслях был шустрым – сразу поняв, он побежал в кусты за корзиной, которую прихватили с собой рачительные корсары. Бурдюк уже изрядно похудел – команда тоже не теряла времени даром.

Когда Шустрик вернулся, прижимая к себе вино, вполне можно было по темноте представить, что он прибежал с «Красотки». Испанцы – истинный и мнимый – меж тем вели дружелюбную беседу. Лис уже успел выяснить, что завтра «Мiséricorde» выходит в море: вода, еда и порох с ядрами уже на борту, осталось догрузить товары…

– Ну что? – Лис призывно потряс бурдюком. – Мы к тебе или ты к нам?

Вахтенный, как и бедняга Бруно, был солдатом честным, хотя тоже не мог противиться искушению. Сказал извинительно:

– Не положено, братцы, подниматься на борт посторонним.

– Никаких обид! Спускай сходни и иди к нам! Тут до утра всем хватит.

Фокс с показательным удобством уселся под бортом у корабля, сделал громкий глоток из бурдюка, правда, проливая больше, чем глотая. Вино точно бурда, но после полуголодной недели сразу дает в голову. Тишина… В ночном безмолвии громко заскрипели сдвигаемые сходни.

И Лис хлебнул еще раз – за свою удачу.

Нати подвело собственное беспокойство. Нет бы продолжать тревожно метаться и грызть пальцы от волнения – но дома! А она начала воображать, что Карла все-таки ее обманет, или что не обманет, но не сумеет задурить голову стражникам, или что поднимется шум, или что на «Красотке» сняли за день паруса…

Желание удостовериться в благополучном исходе становилось все невыносимее. Нати и сама до сих пор не замечала, насколько размеренное и спокойное существование ей так… осточертело!

Дело решило то, что она вспомнила про ацтекский божок Лиса. Надо успеть подкинуть его на шхуну!

Нати откинула крышку сундука, извлекла из-под кучи новой одежды (дай, Господи, здоровья ее щедрому кузену!) штаны, рубашку и куртку. Их она стянула в первый же день прямо с веревки, на которой они сушились после стирки. Не то, чтобы Нати сразу замышляла побег – да она и сейчас никуда не убегает! – просто ей было не по себе без мужской одежды.

Штанины и рукава надо будет подвернуть, да и башмаков-сапог у нее нет, придется идти прямо в сафьяновых туфельках…

Если вообще удастся выбраться.

Удалось. Наверное, потому что с самого первого дня Нати изучила досконально весь дом и весь сад – даже свечи не понадобилось, хотя ночь была темной, безлунной. Самая удачная ночь для осуществления воровских замыслов. Ну что ж, она только до порта и обратно, и рассветать еще не начнет…

Передвигаться в темноте оказалось трудновато. Пару раз она свернула не туда, потом разбила коленку – дерево у дороги подставило ей подножку-корень. А когда пошли широкие улицы, приходилось жаться к домам и оградам, чтобы не попасться на глаза патрулю. Счастье, что их было мало – какой же все-таки испанцы беззаботный народ, хотя во врагах у них чуть ли не все Карибы!

Говорят, в далекой стране Италии все дороги ведут в Рим. В приморских же городах все дороги ведут к морю – можно и не выбирать, если не торопишься, конечно. Нати торопилась, но город еще знала плохо и потому опоздала к триумфальному побегу заключенных из тюрьмы.

Зато поспела к бескровному и бесшумному захвату фрегата.

Поначалу она чуть было не вскрикнула машинально: «Эй, вы куда?! Это же не то судно!» И выдохнула из легких весь набранный воздух: Лис поступил умно, куда умнее ее! Впрочем, как всегда. На фрегате больше шансов уйти от погони: больше парусность, скорость, да и пушек тоже.

– Ты чего здесь высматриваешь, а?

Подпрыгнув от голоса, раздавшегося за спиной, Нати, не оборачиваясь, саданула локтем по ребрам неслышно подкравшегося человека и бросилась прочь. Не тут-то было! Ее ухватили за шиворот, развернули (напавший ухнул от пинка в живот) и – оглушили прямым ударом в подбородок.

– Ну ты что, с нами или нет? – окликнули примкнувшего к корсарам воришку.

– Да тут какой-то парень за вами подглядывал…

Шустрик, сбежавший со сходен, наклонился над потерявшим сознание парнем и неожиданно громко присвистнул. Его шепотом обругали с фрегата.

– Да это же наш Нэтти! – пораженно сказал моряк, подхватывая парня на руки. – Если ты его зашиб насмерть, Лис тебе голову оторвет! А мы – все остальное!

– Да кто ж знал! – оправдывался воришка, торопливо взбираясь следом на палубу. – Я думал – сейчас шум поднимет!

– Поднять парус на бушприте, – вполголоса приказал Лис. – Ветер хорош, выйдем на одном блинде.

– Отдать швартовы! – зашипел боцман страшно, как змея: эх, как ему не хватало его дудки! – По местам стоять!

Боцману даже и командовать не надо было – каждый моряк знал свое место. Из бухты вышли, как сказал Джонни, на цыпочках: никто из вахтенных на остальных кораблях, пришвартованных к пристани и стоявших на рейде, то ли не заметил, то ли не придал значения неспешно выходящему в море фрегату. Лишь когда поставленные паруса заполнились бризом, на суше поднялся шум, отдаленный расстоянием чуть ли не в пять кабельтовых. Корсары скалились и делали непристойные жесты огням, суматошно метавшимся на пристани. А еще грянули стройное «Виват» – себе, своему капитану и жизни, которая вновь, безбрежная, как море, открылась перед ними.

– Ух ты ж, какой корабль! – вопил боцман, норовя поймать и поцеловать край туго натянутого паруса. – Птица, чисто птица!

Лис хохотал, смеялся и Берни, хоть и приговаривал при этом: мол, рано радоваться, еще уйти надо, быстроходных линейных кораблей в бухте хватает…

К капитану подобрался Шустрик, деликатно похлопал его по плечу и шепнул на ухо нечто, от чего Лис изумленно приоткрыл рот.

– Нэтти? В капитанской каюте? Так чего ж ты раньше…

В каюте – Шустрик уже успел оценить ее испанский шик, да и содержимое некоторых ящичков – лежал на покрывале бессознательный Нэтти. Бывалый Шустрик положил юнгу на бок, чтобы тот, в случае чего, не задохнулся в собственной блевоте. Лис быстро наклонился над Нэтти, оценивая бледность и назревающий огромный черный синяк на подбородке.

– Кто его так, испанцы?

Шустрик доложил о перестаравшемся новичке, добавил, что у юнги наверняка черепушка стрясена, водой он его уже поливал, а толку никакого, пусть полежит в покое, авось и очнется.

Фокс отослал его с наказом не беспокоить без особой надобности. Пока боцман и старший помощник прекрасно справятся и сами.

Сам развернул стул и уселся напротив юнги. Кто бы мог подумать, на вид просто симпатичный невысокий мальчишка, у которого вот-вот только начал пробиваться пушок над губой. Такой имеется у многих темноволосых креолок… Руки – Эндрю потянулся, осторожно взял холодную безвольную руку Нэтти – небольшие, но крепкие; разве что впервые за многое время как следует отмытые. Провел большим пальцем по тыльной стороне кисти – кажется, кто-то пытался смягчить маслом или жиром загрубевшую обветренную кожу. Темные пряди волос прилипли к влажному лбу, спустились мелкими кудрями по шее. Рот, слава тебе, Господи, старательный воришка не разбил, полные губы приоткрыты и подрагивают, словно и без сознания Нэтти страдает от боли. Эндрю поймал себя на том, что все еще гладит руку собственного юнги, воровато оглянулся – точно кто-то наблюдал за ним – и осторожно уложил ее поверх покрывала.

Возле постели лежала сумка. Фокс заглянул в нее и с изумлением извлек ацтекского божка.

– Майяуэль!

Все тотемы, которые ему были нужны или хотя бы имена которых он знал, были собраны. Держа в руках богиню плодородия, агавы и спиртного напитка из нее октли (приходилось его у индейцев пробовать), Эндрю задумчиво и смущенно глядел на Нэтти.

– И что же мне прикажешь с тобою делать, а, малыш?

Юнга не мог приказать, ибо был без сознания.

Очнулся, когда окончательно рассвело.

Эндрю в который раз уже заглянул в свою новую каюту. На этот раз глаза у громмета были открыты. Он смотрел на Фокса, словно не узнавая. Или соображая – откуда тот здесь взялся.

Эндрю прикрыл за собой дверь, сказал бодро:

– Эй, герой, как самочувствие?

Нэтти потрогал подбородок, потом голову и поморщился.

– Как я…

– Тебя оглушил наш новый член команды – думал, ты сейчас шум поднимешь, кликнешь испанцев. Приложил от души, как видишь. Пить хочешь? Если тошнит – вон ведро.

– А как я…

Эндрю понял и на этот раз.

– Шустрик принес тебя на корабль. Понимаю, ты бы хотел очутиться на старой доброй «Красотке», но мы решили заграбастать вот этого красавца. – Эндрю похлопал ладонью по переборке. – Как тебе наше «Милосердие»?

Нэтти попробовал приподняться и с жалкой гримасой опустился обратно.

– Отличный фрегат, – сказал квело. – Куда идем?

– Пока на Ямайку.

Нэтти, подбирая обе руки под щеку, только молча кивнул. Кажется, ему было все равно, куда направляется фрегат…

Ей и впрямь сейчас было все равно. Теперь между Алонсо и нею лиги и лиги. Сейчас кузен, наверно, переживает все скверные чувства по очереди: сначала тревогу, потом осознание, потом… Нати даже боялась представить, что Алонсо решит потом. Что она очередная обманщица? Или что она настоящая кузина, которая воспользовалась их родством, чтобы спастись самой, а потом спасти своих сообщников? Уж лучше бы тогда первое… А если вспомнить, что он предложил ей выйти за него замуж… Нати застонала и зарылась лицом в подушку: бедный, бедный Алонсо!

Лис принял ее стон за признак боли и подошел, встревоженный.

– Нэтти, что? Позвать нашего костоправа?

– Лучше исповедника! – проныла Нати в подушку. Почувствовала, как ладонь Лиса успокаивающе погладила ее по голове.

– Ну, ты не так уж плох! Тебе просто надо почаще драться и ты привыкнешь. Хочешь, покажу кое-какие удары, чтобы ты мог давать сдачи?

– Самое время!

Лис засмеялся.

– Оживаешь на глазах! Вся команда рвется к тебе, чтобы выразить тебе свое почтение – они знают, кому обязаны свободой. Ты герой, Нэтти!

Нати сжалась. А ведь будут расспрашивать, как же все это ей удалось провернуть. И что отвечать? Знаете, мой кузен адмирал, безжалостный Бич пиратов, был настолько доверчив и… влюблен, что я смогла пронести ножи в тюрьму и организовать ваш побег? Надо быстро придумать какую-нибудь убедительную историю для команды, а потом… потом что? Сбежать на первой же стоянке, вернуться к Алонсо и упасть ему в ноги – прости свою вероломную сестрицу? Он отдаст ее инквизиции или сразу отрубит ей голову, не ожидая суда, как захваченному в сражении пирату… Сладчайшая Дева Мария, что же ей теперь делать?

Придумать историю оказалось проще простого: да, отправился к Бичу пиратов, чтобы продать ему информацию, которую тот давно, по слухам, ищет, – задурить голову, потянуть время. Какую такую информацию? А что, вы тоже согласны за нее заплатить? Ну вот и не спрашивайте тогда! Испанец выслушал и решил оставить его при себе, чтобы потом на берегу устроить настоящий допрос. Причем повел не в тюрьму, а к себе домой. Именно в тот момент Нэтти и сбежал. Думаете, так уж трудно укрыться в городе среди нескольких тысяч жителей, ну вы же слышали, как я болтаю на испанском! Выдал себя за моряка с торгового судна. Что за девушка альгвазилам голову заморочила? А что, понравилась? Не по зубам тебе эта девушка, у тебя их и без того уже маловато! Договорился с ней, а сам проверил состояние «Красотки» – наличие воды, парусов; порох и ядра еще на борту, представляете, никакого порядка у этих испанцев! Следил со стороны, ну и… (Нати задумчиво потерла подбородок) схлопотал за это. Громкий хохот; дружеское хлопанье, тычки кулаком в плечо или в бок; обещание налить на берегу лишнюю кружку рома пронырливому юнге-хвату были благодарностью за достаточно связный, а порой и увлекательный рассказ. Последним бочком подошел незадачливый вор Ужик, бормоча извинения. Нати простила, хоть и не от души, решив считать его удар перстом воли Божией. А Бога можно умолять, даже укорять, но спорить с ним, как известно, бесполезно!

Фокс слушал, веря и не веря – старший помощник тоже посматривал на него вопросительно. В конце концов решил, что многое в рассказе было правдой, но многое…

Про остальное «многое» он узнал от Нэтти уже наедине. Когда задал прямой вопрос, на который не ожидал получить ответа:

– Нэтти, а откуда ты все-таки знаешь дона де Аламеда?

Громмет то ли до сих пор был не в себе, то ли не было у него никакого желания врать капитану, потому что он просто ответил:

– Он мой кузен.

Эндрю едва не промахнулся мимо стула: пришлось придержаться за его высокую резную спинку.

– Господи Иисусе!

– Я и уехал с Омори, чтобы разыскать свою испанскую родню. Я, правда, не знал, что Алонсо так близко, а вовсе не в Европе.

– И он тебя узнал?

– Узнал и признал, – устало подтвердил Нэтти. – И потому не отдал меня в тюрьму.

– Тогда ты определенно спятил! Найти своего кузена – могущественного, богатого, готового тебе помочь, и – бросить все это ради неверной корсарской удачи! Ты псих, точно!

Нэтти вздохнул перед вторым признанием:

– Я и не собирался бросать, думал, прослежу, чтобы вы удачно ушли, и вернусь. А тут этот… Ужик подвернулся.

– Да-а, скверно же мы тебя отблагодарили! Хочешь, ссажу тебя в первом же порту? Вернешься к Алонсо, объяснишь…

– Что объясню? – горько спросил Нэтти. – Как я украл его победу? Украл его доверие?

…И его невесту.

По лицу юнги текли крупные слезы – Нэтти даже не старался скрыть их или утереть.

Фокс поглядел-поглядел на это молчаливое горе, сказал мягко:

– Тогда напиши ему письмо, расскажи, как все было. Даже если он разозлится, все лучше, чем бесцельно гадать, куда делся его брат, или обвинять того в предательстве. А уж я прослежу, чтобы письмо дошло до адресата. И, Нэтти… – Он поколебался, но все-таки сказал не то, что намеревался: – Хочешь, я верну тебе твои рубины?

Нэтти скривил в улыбке губы:

– И карту?

– Ну, не стоит желать от жизни так много! – укорил его Лис. – Да, и спасибо за тотем, Нэтти. Кажется, это последний.

– И название у него все такое же непроизносимое?

– Ну нет! Это Майя́уэль.

– Мяу-мяу, – передразнил Нэтти. – Ну и чем он занимается?

– Она. Это богиня. Богиня плодородия, жена Патека́тля, бога трав и корней. Оба, кстати, ведают спиртным напитком индейцев.

– Тогда понятно, почему ты ей так обрадовался!

Лис засмеялся:

– Кстати, у Майяуэль должно быть четыреста грудей! Проверь.

Когда он в следующий раз заглянул в каюту, Нэтти вертел в руках золотую фигурку. Сказал сердито:

– Нету у нее четыреста грудей! Да они бы сюда и не поместились!

Лис засмеялся:

– Конечно! Разве может невежественный дикарь сосчитать до четырехсот!

– Ах ты!.. – и Нэтти запустил в него идолом.

 

Часть пятая

Теночтитлан и бог мертвых

Лис прочно осел в таверне Порт-Рояля. Стол, правда, выбрал поодаль от шумящей и гомонящей толпы корсаров. На взгляд Нати – один в один моряки с Тортуги, разве что в основном англичане. И ведут себя так же: кто проматывает недавнюю добычу, традиционно исчезающую в карманах хозяев кабаков и продажных женщин, а кто попросту заливает свои неудачи.

Чуть поодаль сидел один из таких неудачников. Неподвижно глядел в кружку: то ли за неимением линя измерял глубину напитка взглядом, то ли гипнотизировал пустоту, надеясь, что со дна ударит живительный источник. Как ни странно, занимал он целый стол один. Никто из служанок не спешил подлить ему кружку заново, наоборот, огибали, точно его и не было. Да и завсегдатаи не стремились с ним общаться. Нати заметила, как вновь вошедшие устремились было к свободным местам, но, разглядев сидящего за столом, резко сменили галс и приткнулись с краю большой и шумной компании.

Она принялась разглядывать унылого незнакомца: уж не прокаженный ли, в самом деле? Но если человека и поразила проказа, видимых следов болезни заметно не было. Обветренное, изжелта загоревшее лицо, на котором морщины и пороки оставили глубокие следы; обвисший рот и пего-седые сальные волосы, свешивающиеся по обе стороны лица, придавали ему вид унылой старой собаки.

Не так уж интересно было любоваться на завсегдатаев ямайской таверны, но чем-то же надо было заняться, пока ее капитан изволит накачиваться ромом. Лис не то чтобы запил, но неожиданно (для Нати) пал жертвой английской, как с почтением сообщил ей Шустрик, болезни – сплина. Нападает она на капитана раз в год, в одно и то же время, и Лис тогда – хоть продефилируй мимо его носа весь испанский Казначейский флот, и Серебряный, и Изумрудный в придачу – даже с места не сдвинется. На вопрос юнги, с чего такое с капитаном приключается, Шустрик тут же выпустил кота из мешка: мол, мучит Лиса то ли преступная совесть, то ли тяжкие воспоминания о том, кого или что он в прошлом потерял… В последнее Нати могла поверить. Несмотря на всю свою общительность, граничащую с болтливостью, Лис ни разу не ответил на ее расспросы о себе. Единственное, что она узнала: был он в прошлом военным моряком, потом за что-то оказался в тюрьме, сослан как каторжник на плантации и бежал оттуда…

Достаточно изучив своего капитана, команда и не пыталась уговорить его поднять якорь и разбрелась по острову – кто по кабакам, а кто отправился охотиться на одичавших лошадей и быков, расплодившихся на Ямайке без счету. И занятие, и польза опять же – мясо и кожа про запас.

Нати не привлекало ни то, ни другое. Она каждый день плелась за Лисом – чтобы глазеть в окно, подсчитывать мачты кораблей и кружки, выпитые капитаном. И то, и другое было занятием однообразным, тем более что Лис был сейчас невероятно молчалив. Нати иногда уныло сравнивала себя с верной собачкой, которая повсюду бродит за своим хозяином. Иногда ей казалось, что он вообще не подозревает о ее присутствии.

Она очень удивилась бы, узнав, что именно ее присутствие удерживает капитана от достижения обычного для него в такие дни состояния stewed (как кисель) – до каюты Фокс добирался хоть и с помощью юнги, но все же на своих ногах.

Поэтому, когда унылый незнакомец неожиданно взял курс на их стол, Нати даже обрадовалась.

– Ить… – выдохнул Пегий. – Лис? Здорово, рыжий паршивец!

Лис, пропорционально количеству потребленного спиртного, среагировал замедленно, но среагировал. Тусклые, точно вылинявшие его глаза моргнули и сфокусировались на подошедшем.

– Кэллоу? Джеймс Кэллоу…

Тот как-то обидчиво поджал обвисшие губы.

– Ну хоть ты меня узнаешь! Остальные норовят при встрече морды отвернуть.

Лис спросил вяло:

– Выпить хочешь?

Кэллоу сразу оживился, подвинул ногой скамью и поспешно плюхнулся напротив Лиса – точно боялся, что тот передумает.

– Когда это я отказывался от угощения! Эй, девка, рому мне и моему другу Лису!

Лис вяло махнул рукой, подтверждая заказ. Не с первого раза, после пары промашек, но ему все же удалось подпереть подбородок кулаком. Нати с облегчением заметила, что в равнодушном взгляде капитана появилась искорка интереса.

– Мы не виделись с тобой… год? Что с тобой приключилось, старина?

– Вот это? – горько спросил Кэллоу, взмахом руки обозначив свой когда-то прекрасный, а сейчас засаленный, весь в прорехах, камзол, надетый прямо на голое тело. Серьги в ушах, как разглядела Нати, были вовсе не золотыми, а медными. – Невезение, приятель! Просто дьявольское невезение!

– Это, Нэтти, – неожиданно твердо сказал капитан, даже не взглянув на нее, – великий и ужасный Джеймс Кэллоу. Перед его бесчинствами и жесткостью бледнеют все испанцы, а также англичане, французы и голландцы. Да и его команда – тоже. Будь он моим капитаном, я б давно поднял на корабле бунт и высадил его на необитаемом острове!

Кэллоу захихикал, скорее польщенный, чем уязвленный этой характеристикой. С жадностью умирающего от жажды одолел залпом половину поднесенной кружки.

– В прошлом, парень, все в прошлом! Ни корабля, ни команды, ни добычи… все отнял проклятый демон!

– Вы же вроде с дьяволом родные братья, – равнодушно заметил Лис. – Чего не поделили?

Кэллоу стукнул кружкой.

– Индейский демон – вот кто схватил меня за жабры и не дает продохнуть!

И поведал о своем злосчастье: позарился он как-то в индейской деревне на золотого идола, отнял его у индейца и отрубил тому голову. Однако перед смертью индеец, оказавшийся «ихним» колдуном, успел проклясть убийцу и «прицепить» к идолу злых духов. Так что отныне владельца божка преследуют одни неудачи: команду набрать невозможно; та, что набираешь, спивается или сбегает; все предприятия идут прахом, ни «призов», ни купцов; испанцы просто следуют по пятам; один корабль, «ну ты ж помнишь, Лис, мой прекрасный бриг», продырявленный ядрами в бою, затонул, второй так крепко подсадило на рифы, что снять нет никакой возможности… Никто и дела с ним теперь иметь не желает, шарахаются, точно от прокаженного, чуть ли не отплевываются при встрече…

– Так ты продай идола!

– Пробовал! – простонал Кэллоу. – Его невозможно ни продать, ни выбросить: опять возвращается обратно. Можно только кому-то подарить… Так кто возьмет-то, все о проклятье, о демонах знают!

Лис помолчал. Нати заметила, что глаза у него стали почти прежними – золотисто-ясными, несмотря на количество выпитого. К капитану возвращался интерес к жизни. Еще бы! Она знала, как увлеченно он скупает всяческие карты и сведения о пиратских кладах, о спрятанном в джунглях индейском городе с длинным невыговариваемым названием, легендарном втором Эльдорадо. По слухам, открывают вход в этот потерянный город золотые фигурки индейских божков – и Лис обыскал весь архипелаг и большую часть испанского Мэйна, собрав, кажется, всех имеющихся ацтекских богов. А уж их-то у индейцев предостаточно!

– Покажи-ка своего приятеля, – небрежно сказал Лис. – Посмотрим, с кем тебя твоя кровожадность повязала…

С готовностью – может, и он слышал об увлечении Лиса? – Кэллоу достал откуда-то из-под полы идола и, воровато оглянувшись, выставил на стол.

Нати, сморщившись, рассматривала тотем. Индейские боги ее пугали. У этого вместо головы была голова ягуара, вместе ноги – обрубок, в руке – палка и что-то похожее на зеркало с завитком дыма.

– Ого! – сказал Лис. Покрутил божка перед глазами и сделал вывод: – Да, не повезло тебе, старина. Это Тескатлипо́ка, «дымящееся зеркало».

– Да хоть срань Господня, прости, Господи, за мое непочтение! Чего он ко мне привязался?

– Видимо, ты убил индейского жреца, а Тескатлипока – бог-покровитель жрецов, карающий преступников. Так что влип ты, старина! Он не отстанет, пока тебя не доконает, – спокойно закончил Лис и поставил божка на стол.

Кэллоу уставился на идола, раз за разом проводя дрожащими руками по своей и без того грязной шевелюре. Сказал неожиданно:

– Лис, а возьми-ка ты его себе?

Нати под столом почувствовала, как напряглось колено капитана. Но Лис лишь хмыкнул насмешливо:

– А мне он на что? Да еще с оседлавшими его демонами?

– Вон как ты лихо их поганые имена выговариваешь и на раз в морду узнаешь! Я же слышал, ты идолов собираешь, и на корабле у тебя свой краснокожий плавает, тоже, поди, колдун, жрец или как там у них… Твоя удача и твой жрец – уж вы точно справитесь с проклятием!

– Нет, старина. Угостить я тебя, так и быть, угощу, но вози-ка ты своих демонов на горбушке сам!

Лис, казалось, собирался встать. Кэллоу схватил его за рукав, заговорил с отчаянной решимостью:

– Так и быть, для себя берег… Но мертвому она мне все равно без толку! Так что отдаю тебе, если заберешь этого дьявола!

– Что еще? – лениво спросил Лис.

– Карту!

Пауза.

– Карту?

– Карту. Правда, только половину – но это та, что указывает, где находится ихний Золотой город!

– Теночтитлан?

– Ты как с детства на их наречии болтаешь! – восхитился Кэллоу.

– И где карта?

Все свои невеликие богатства Кэллоу хранил на себе: порывшись где-то под полами камзола, выложил перед Лисом свиток. Загородившись кружками, Лис быстро развернул карту, окинул ее взглядом. Нати тоже подалась вперед, капитан рассеянно толкнул ее ладонью в лоб.

– Откуда она у тебя?

– Как-то мы с напарником, Одноруким Билли… хотя не был он еще тогда одноруким… абордажировали одного француза…

– Имя француза? – перебил Лис.

Кэллоу заерзал, но под суровым взглядом Лиса решил, что выгодней сегодня быть откровенным. Оглянулся, проверяя, не слышит ли кто, и перегнулся через стол.

– Рене Ключник.

Нати пораженно взглянула на капитана. Она не слышала раньше, чтобы корсары нападали на своих же! Лис казался невозмутимым, лишь в глубине глаз зажегся нехороший огонек.

– Хотели отнять у него карту?

– Да мы и знать тогда о ней не знали! Прослышали, что Ключник возвращается с богатой добычей, а нам с Билли тогда так долго не везло, ну и… Француз дрался как бешеный. Мы их всех положили. Мертвые кошки не мяукают, ведь так, Лис? А потом нашли в рундуке капитана карту. Мы с Билли парни смекалистые, сразу поняли что к чему. Чтобы не ссориться, разделили карту пополам…

Что-то не верилось, что Кэллоу решил поступить со своим дружком по справедливости. Наверное, Билли и впрямь оказался очень смекалистым…

– Сговорились подготовиться и пойти к тому городу с верными людьми. А пока отправились в рейд с Франсуа Олоне. Там Билли и потерял руку. И вроде как помешался: говорил, ни спать, ни есть ему души убиенных и запытанных не дают; целыми днями только и делал, что молился. Ну, слыхал небось, как Олоне языки своим пленным вырезал и других заставлял их есть? – Кэллоу причмокнул. – Веселый парень, горазд на всякие выдумки! Ну вот тогда и свихнулся мой Билли. И пропал.

– Сбежал с картой?

Кэллоу с сожалением почесал под мышкой.

– Если бы! Тогда б я его отыскал. Утопился он. Нашли на берегу его одежду и все оружие. А уж со своей шпагой он никогда не расставался, знатная была шпага!

Лис вновь расправил карту.

– Хорошо вы ее разделили – чтобы один без другого ничего не нашел. И что я должен делать с одной половиной? Тут же ничего не разберешь!

Кэллоу искательно заглянул ему в глаза, осторожно пододвигая по столу про́клятого божка.

– Возьми, Лис, а? У тебя же удача, все говорят! Ты справишься!

Тот хмурился.

– Ну что ж… жалко мне тебя, старина, хоть ты и сам во всем виноват. Беру. Эй, мисс, наливайте моему приятелю сколько потребует, завтра заплачу!

Кэллоу, чуть не разрыдавшись от облегчения, потер руки. Сказал мечтательно:

– Ох и напьюсь же я! Лис, ты не пожалеешь!

– Надеюсь.

Фокс встал. Нати чуть ли не вприпрыжку направилась за ним из таверны. На пороге оглянулась – возле окна одинокий пират уже допивал первую поднесенную кружку.

Нати догнала Лиса.

– Фокс! Эта половина карты и моя, то есть Ионы…

– Не здесь! – одернул ее капитан.

Большими шагами поднялся по сходням на «Тигра», в который переименовали испанский фрегат «Милосердие». Зычно крикнул:

– Эй, на борту!

Из люка показалась беловолосая голова Шустрика. Через миг матрос заполошно вылетел на палубу.

– Почему дрыхнешь, вахтенный?! Линька захотел?

– Дак…

– Стоишь и вторую вахту! – оборвал начавшиеся объяснения капитан. Большими шагами направился к себе в каюту.

– Я думал, вы только вечером… Чего так рано-то? – жалобным шепотом спросил у Нати Шустрик. Та, устремившись за Лисом, только плечами пожала.

– Входи и закрой за собой дверь! – скомандовал капитан, даже не подняв головы. Он уже успел достать Ионову карту и теперь совмещал две половины. Нати тоже зависла над столом. Исключая разлохматившиеся края, куски сошлись идеально. Лис издал глубокий вздох удовлетворения:

– Ага, так вот где это… Залив Москитов. Интересно-интересно…

– А может, подделка?

– Слишком сложно для подделки. Два давно потерявших друг друга приятеля на разных концах Карибов, каждый со своим куском карты…

Лис, потирая подбородок, задумчиво улыбался. Глаза его светились золотым блеском, точно уже видели несметные сокровища, что, по легендам, хранит затерянный город. Неожиданно протянул руки, схватил Нати за плечи и легонько потряс:

– Мы богачи, Нэтти, мы настоящие богачи! Ты это понимаешь?

– Нужно еще туда добраться, – практично указала Нати.

Лис отмахнулся:

– Доберемся! Так, где все эти бродяги и бездельники? Пьянствуют? По воронам стреляют? Вахтенный! Да он что там, оглох?!

Нати засмеялась. Таким Лис ей нравился куда больше. Ожил!

На следующий день они узнали, что Кэллоу допился в таверне до смерти. Нати встревожилась:

– Неужели этот… Тескатлипока все-таки отомстил на прощание?

Лис сказал просто:

– Пить меньше надо!

За несколько дней фрегат был загружен провиантом и водой, запасами пороха и ядер, пулями для пистолетов и мушкетов, запасной парусиной, веревками, деревом для ремонта корпуса и мачт. Заинтересовавшись неожиданной бурной деятельностью после почти месяца спячки, к Лису подкатывали другие капитаны с предложением помощи и консорства. Фокс отшучивался: мол, просто наудачу идем, а команда честно отвечала, что знать ничего не знает, ибо капитан им еще ничего не говорил.

Сказал лишь, когда вышли в море.

Почти все собрались на шканцах – слушать капитана. Фокс стоял на юте, за спиной рулевого. Обвел взглядом обветренные, задубевшие, загорелые… кажется, уже полжизни знакомые лица.

– В этом рейде не будет схваток и абордажа! Мы не будем штурмовать форты и обчищать рудники. Мы просто идем туда, куда ведет нас карта! – Он высоко поднял свернутую карту Кэллоу – Однорукого Билла.

Команда загудела.

– А карта-то верна?

– Вот и проверим!

– А если там ничего не будет, а, Лис?

– Тогда будем крейсировать и уж точно не вернемся с пустыми руками! Но если карта верна… Мы с вами пойдем по следам испанца Кортеса. А он был парень ушлый, знал, что к чему! Думаю, после него еще немало осталось – и оброненного, и незамеченного.

– Индейское золото? – первым догадался боцман.

– Верно, Джонни, а сейчас – поворачиваем к Мэйну!

Свободные от вахты матросы теперь только и делали, что чесали языками о несметных богатствах, которые сотню лет назад вывозил Кортес из Нового Света. Да и сейчас испанцы продолжают вывозить, пока бедняги индейцы гнут на них спины в серебряных и золотых рудниках и изумрудных копях. А континент велик, а джунгли непроходимы, попробуй найди все индейские тайники, города и могилы… В общем, за время плавания размер добычи перевалил за миллионы пиастров, и моряки устали ломать голову, как их лучше потратить.

Даже боцман сказал как-то:

– Эх, куплю-ка я себе хорошую таверну, да осяду на берегу, Сесиль давно просит. А что? Я еще не старый, и она баба в самом соку. Состряпаем пару детишек и будем жить-поживать!

Лис не поверил, но глядел на боцмана с симпатией:

– Оставайся, конечно, если душа просит, Джонни. Главное – мне потом со скидкой наливай!

– Будут тебе лучшие вина, Лис! – от души пообещал боцман. – Прямо из Европы выпишу!

Да, Сесиль Галард из Города потерянных кораблей и «лучший боцман Тортуги» поженились. Нати даже помнит, как все начиналось, – ну кто, кроме женщины, заметит этот пустяк, этот момент первой симпатии? Когда пораженные моряки встречали новехонький корвет с кучей пассажиров («Вот, смотался за новым судном», – объяснил Фокс), боцман подал руку женщине, тащившей скудный узел. Сесиль сошла на берег, поправила заткнутый за пояс юбки пистолет и, окинув взглядом мощную фигуру одноглазого боцмана, сахарно улыбнулась:

– Спасибо, офицер, вы такой внимательный!

И боцман побагровел – наверное, первый раз в жизни не от гнева, а от смущения.

Да, так у них все началось, и тянуть они не стали – через месяц команда уже гуляла на свадьбе.

Нати, посмеивающаяся над мечтами взрослых мальчишек, получила серьезный ответ Лиса:

– А я верю в удачу, Нэтти. И в свою судьбу. Зря, что ли, я как-то заполучил тебя и твою половину карты?

– А ты сам что собираешься делать с богатством?

– Куплю новый корабль и отправлюсь искать новую добычу: что ж еще? А в размещении оставшегося капитала посоветуюсь с тобой, маленький торгаш!

Он шутил, но лишь отчасти. Нэтти уже всерьез предлагал прикупить торговое судно и начать сбывать добычу не только Французской Вест-Индской компании, платившей корсарам сущие гроши.

– А ты, наверное, купишь билет до Испании и явишься к де Аламеда с дублонами и камешками: тогда тебя никто уже не сочтет бедным родственником, а?

– Теперь мне туда путь заказан! – буркнул юнга, отворачиваясь.

Кажется, он ударил по больному. Письмо Нэтти к кузену Алонсо доставили, но на ответ, естественно, рассчитывать не приходилось…

– Ну, – сказал Лис мягко. – С нами тебе не так уж плохо, а, Нэтти?

Юнга не ответил. Эндрю неожиданно подумал, что он тоже – пусть и невольно – сыграл для Нэтти роль судьбы, злого рока. Может, не встреться он на пути, Нэтти благополучно бы добрался до испанских колоний и нашел своего брата. А не будь необходимости спасать попавшую в плен команду – там бы и остался. Разве это было б не к лучшему?

Для Нэтти – безусловно…

Лис подолгу разговаривал в каюте с индейцем Хосе: частично по-испански, частично на индейском, непонятном, «птичьем» языке. Нати тоже вертелась рядом, но мало что понимала: кажется, индеец рассказывал одни бесконечные сказки. Нати выставляла на стол тотемы ацтекских богов, пытаясь вспомнить или хотя бы выговорить имена, что так легко слетали с губ Хосе и Лиса. Да еще у каждого было не одно имя, а несколько…

И разные воплощения.

И множество обязанностей.

Фокс лишь улыбался на ее стенания:

– Посмотри, как только не называют нашего Христа! И Бог-Сын, и Сын Человеческий, и Иисус… А новообращенные дикари зовут его Белым Богом! Думаешь, легко им запомнить все его имена?

– Богохульник! – обвиняла Нати. – Инквизиция давно по тебе плачет!

– Давно, – соглашался Лис. – Сейчас бы утешилась, если б ты нас не вытащил, Нэтти. Так что в том, что я продолжаю богохульствовать, есть и твоя вина, а? Нет, не кидайся в меня, поставь Тласольтео́тль на место! Помнешь богиню – тебе же хуже!

– Да? – Нати опустила идола с некоторой опаской. Фигурка была голой, на носу – вставка в виде месяца, головной убор из перьев. – А что она такого делает?

– Покровительствует разврату. – Лис горестно покачал головой. – Обидишь ее – и никогда не узнаешь радостей любви, так и умрешь скучным монахом-девственником!

К вечеру двадцатого дня они прибыли в залив Москитов. Именно отсюда, если верить карте, должно начаться дальнейшее пешее путешествие. Не зная здешних вод и правильности приливов, решили положить судно в дрейф. Взгляды моряков то и дело устремлялись в сторону близкого берега, сулившего фантастическое богатство. Сказочный берег выглядел неприветливо. Джунгли – густые, непролазные – подступали к самой воде. Иногда из них выпархивали яркие птицы, на лианах висели любопытные обезьяны, разглядывающие людей. Да и звуки, доносившиеся из леса, не обещали легкой и приятной прогулки: особенно раздавший неподалеку громогласный рык…

– Чави, – сказал индеец, простирая руку к берегу.

Лис вздохнул:

– Да понимаю, что ягуар…

– Не понимаешь. Дух этого леса приветствует нас.

– А по-моему, так он просто советует убраться нам куда подальше! – пробормотал Лис.

– Капитан! Берег выглядит так, словно тут сотню лет не ступала нога человека!

– Вот и славно, что не ступала. Очень надеюсь, что не ступала. Не ступала сразу после Кортеса. Ни испанская, ни французская, ни английская, ни индейская…

Эндрю остановился, заметив, что Нэтти заглядывает ему в лицо:

– Лис, что с тобой?

– Золотая лихорадка, – буркнул тот. А индеец знал, что капитан попросту колдует, чтобы никакой дух этого леса не сбил и не погубил их в дороге…

Фокс пошел проверять, как грузится и опускается на воду каноэ. Дальнейшие действия были обговорены офицерами еще во время плавания; для команды же объявление, что все остаются на корабле, а на материк идет лишь небольшая группа, было как снег на голову.

– А если вдруг там испанцы или эти самые… ацтеки?

– Тогда там все давно разграблено, и мы попросту поплывем вдоль побережья в поисках приза. Джонни, ты – старший!

– А может, я с вами? – жалобно пробормотал боцман, наблюдая, как в лодку спускаются индеец, Берни и ле Пикар.

Лис крепко хлопнул его по могучему плечу.

– Нельзя! Кто же будет держать наших с тобой парней в узде?

– А этот что, тоже с вами?

Они обернулись и обнаружили, что юнга легко соскользнул в каноэ. Лис помедлил, потирая подбородок. Нэтти преспокойно уселся на носу, словно иначе и быть не могло и все оговорено с самого начала. Ничего не ответив на возмущенный возглас Ужика, Фокс спустился по шторм-трапу и оттолкнулся от борта корабля.

– Удачи!

Нати с облегчением выдохнула: она очень боялась, что Лис не разрешит ей отправиться с ними. Правда, капитан, усаживаясь в каноэ, пробормотал вполголоса:

– А будешь еще своевольничать, скормлю в жертву какому-нибудь местному богу!

Лодка направилась к впадавшей в залив речушке. Прежде чем нырнуть под полог леса, все как по команде оглянулись: толпившиеся у борта моряки замахали руками и закричали, кто во что горазд: кто пожелания удачи, кто ругательства с тем же смыслом, а кто и просто «Эхой!».

Над головами сомкнулись ветки, стволы и листья, и вода в реке сразу потемнела. Или это прилив заполнил устье, взбаламутив и подняв ил? По берегам росли корявые невысокие деревья, поднимавшие из воды многочисленные ноги-корни. Мангровые заросли, вспомнила Нати.

– Мы поплывем по реке?

– Пока. Сейчас нам помогает прилив, а там поглядим на силу течения. По карте нам с этой речушкой по пути. Возможно, она вытекает из самого озера Тескоко…

– Река вытекает из озера? – с сомнением качнула головой Нати. – Обычно бывает наоборот.

– Да неужели, маленький ученый? – огрызнулся Фокс, и Нати на всякий случай примолкла: отплыли они недалеко, еще отправит обратно на корабль. Прямо по воде.

Хотя вода тут оказалась недружелюбной. Миновав заросли мангров, они ненадолго причалили к берегу, где индеец заготовил пару крепких длинных шестов. Ветки спускались над рекой такой низкой аркой, что Хосе приходилось пригибаться, когда он отталкивался от берегов протоки, становившейся все извилистей. Раз он ткнул шестом корягу, та неожиданно ожила, извернулась, и молниеносно соскользнула в воду. Сидевшие в лодке подскочили от неожиданности.

– Кайман!

Лис ухмыльнулся:

– Да уж, купаться в этой речушке не рекомендуется. А вот еще – глядите!

Он достал из мешка и кинул в воду кусок сушеного мяса. Поверхность воды точно вскипела: наклонившиеся люди видели, как мясо мгновенно разодрали множество неизвестно откуда взявшихся рыб. Ле Пикар передернул плечами и отсел подальше от борта.

– Это пираньи? – с ужасом и восторгом спросила Нати.

– Они самые.

– Но они же должны быть маленькими, а эти в половину моей руки!

– Наверное, порода другая… Вот такой здесь лес, Нэтти, так что зря ты отправляешься с нами. Есть еще время вернуться, а? Неизвестно, что ждет нас в Теночтитлане. Хочешь, доставим тебя прямо к кораблю?

Лис не шутил. Трое моряков тоже смотрели на нее с ожиданием.

– Я буду слушаться, – быстро сказала Нати. – Беспрекословно.

Ле Пикар недовольно хмыкнул: он, как и многие в команде, считал, что капитан дал парню слишком большую волю. В серых глазах невозмутимого Берни ничего не отразилось, помощник просто ждал решения Лиса. Тот торжественно поднял руку:

– Услышано и подписано – при трех свидетелях!

На лодке плыли еще несколько часов, потом встречное течение стало слишком сильным, русло изобиловало камнями, поваленными деревьями и корягами; решено было идти берегом. Лодку вытащили из воды, привалили ветками, прочно привязали, чтобы не унесло, если река вдруг выйдет из берегов из-за сильного ливня.

Продвижение по суше тоже оказалось медленным: духота, жара, под ногами подаются и трещат гниющие ветки и палая листва, корни то и дело норовят подставить подножку, на пути – то заросли, то зеленые цветущие лианы, то лианы одеревеневшие, по толщине напоминающие стволы деревьев… Да еще москиты. Тысячи москитов! Вот почему не то индейцы, не то испанцы назвали так этот залив!

– Хорошо еще, не сезон москитов, – утешал ле Пикар спутников. – А то бы нас уже до костей обглодали!

Нати даже повязала платок на лицо, хотя дышать под ним было трудно. Злилась молча: мужчинам хорошо, у них-то кожа давно просолена и продублена, а у нее лицо от укусов наверняка раздулось раза в три! Корсары шли впереди, разрубая заросли мачете, а на стоянках вспоминали, как пробирались с Морганом через такие же джунгли аж до самой Панамы. Нати на привалах ни болтать, ни есть была не в состоянии, только валялась с задранными на ствол дерева ногами и пила; впрочем, вода тут же исходила вместе с потом. Что ж, ей некого винить, разве что саму себя – за свое окаянное любопытство и желание быть везде рядом с Фоксом. То-то бы Лис посмеялся, если б узнал, что ей не по себе, когда его нет в пределах видимости!

Впрочем, еще больше посмеялась, а скорее подивилась бы сама Нати, узнав, что Лис испытывает сходные чувства по отношении к своему юнге…

Казалось, они пробирались через лес целую вечность. Заночевали, когда стало слишком темно для дальнейшего движения. Всю ночь дежурил Хосе, остальные спали как убитые, не слыша разнообразных звуков ночных джунглей.

…Глухие заросли расступились внезапно, путешественники просто вывалились из них, как будто долго пробирались по узкому коридору и неожиданно оказались в огромной комнате. Кажется, в этих местах кто-то давно и упорно воевал с джунглями, безжалостно вырубая и выжигая деревья, и память об этом до сих пор сохранилась: лес все никак не решался пересечь невидимую границу, лишь кое-где запуская на разведку мелкие ростки деревьев и стелющиеся по земле цветущие лианы.

– Ну? – спросил воинственно ле Пикар, оглядываясь. – И где же твой город? Или хотя бы его развалины?

– Сейчас сверим направление. – Лис полез было за картой, но остановился. Оглянулся. Услышав повторившийся далекий крик, все тоже закрутили головами.

– Вон он!

Вдоль опушки леса по направлению к ним, крича и размахивая руками, бежал мужчина. Увидев, что они не двигаются, замедлил бег, а потом и вовсе перешел на шаг. Остановился поодаль, тяжело дыша и с опаской разглядывая вооруженную до зубов команду.

– Ну что, приятель? – спросил Лис. – И для чего ты нас окликнул? Откуда ты здесь взялся?

Человек заговорил прерывисто, но при первых же его словах моряки подняли опущенные было пистолеты – он говорил по-испански. Берни повернулся к лесу, из которого они только что вышли, обшаривая взглядом заросли: да там могла спрятаться целая сотня врагов! Испанец умоляюще вскинул руки:

– Заклинаю, сеньоры, выслушайте меня! Я здесь совершенно один… вернее, один остался в живых… я в отчаянии, помогите мне!

Некоторое время назад Сильвио – так его звали – нанял некий дон Эстебан. Испанец, как и Лис, искал древний индейский город. Но все пошло не так, как планировал предприимчивый капитан: они и в город-то войти не успели, как часть из них «пожрало пламя», которое возникло на каменном мосту. А потом на них напали индейцы, и из пятидесяти высадившихся на этот проклятый берег в живых остался только он один.

– Индейцы? – повторил ле Пикар. – И много их?

Сильвио беспомощно развел руками:

– Да не счесть! Я удрал – они-то не выходят за пределы города! Скитаюсь много дней по джунглям, но неизменно выхожу обратно. Этот город просто заколдован!

Испанец и впрямь выглядел жалко: ободранная одежда, на лице – царапины и следы копоти…

Фокс жестом отозвал своих людей в сторону. Хосе остался приглядывать за испанцем – Сильвио косился на него испуганно, переминался на месте, но бежать не пытался.

– Ловушка? – мотнул в его сторону подбородком Берни.

– А смысл? Нас могли взять сразу тепленькими, пока мы тут клювом щелкали на опушке…

– А может, он давным-давно нашел сокровища и теперь пытается нас запугать, чтобы мы не ходили в Теночтитлан? – предположил Нэтти.

– Угу. – Ле Пикар держал пистолет на плече, как дубину. – А может, там и впрямь полный город кровожадных индейцев?

– Нет, – звучным голосом сказал прекрасно все слышавший Хосе. – В городе почти не осталось живых.

– А «почти» – это сколько? Как он сказал: «Да не счесть».

– Я Хосе верю: сказал, мало – значит мало, – отрезал Фокс. – Меня больше волнует это… «адское пламя» – скорее всего какая-то хитроумная ловушка. И наверняка не одна.

Хосе молчал, но и так все было ясно: кто же оставляет свой дом без охраны?

– Проверить это можно лишь на месте. – Эндрю обвел глазами своих людей – по счастью, соратников ничуть не смущали индейские ловушки. – Значит, отправляемся в Теночтитлан. Эй, Сильвио, вы ведь с нами?

Испанец в ужасе затряс головой.

– Нет-нет-нет! И вы не ходите, иначе никогда не вернетесь!

– Ну, если не вернемся, пробирайтесь вдоль реки к заливу. Там увидите корабль, назовете имя Лиса и скажете, что нам нужна подмога. Вас не тронут.

Фокс уточнил у испанца направление, тот только кивал сокрушенно. Нати обернулась на ходу: кажется, испанец молился. Если за них, остается надеяться, что Господь не различает наций и отвешивает поровну всем и кар и благодати. Она вот ежедневно в своих молитвах поминает Алонсо…

Направление оказалось верным: через полчаса им встретился индеец с дубиной. Следы крови и еще чего-то неаппетитного на ней свидетельствовали, что именно этого «стражника» встретили люди Эстебана и именно ею он поразбивал им головы. Эндрю покрепче сжал рукоять пистолета, но индеец оказался на удивление дружелюбен. Маленькая команда столпилась вокруг него, глазея на изукрашенные узорами лицо и тело индейца: татуировки или краски? Плащ на его плечах был искусно выделан, а золотые подвески и серьги, браслеты на руках и ногах, пояс с фигурными бирюзовыми вставками заставили корсаров многозначительно переглянуться: если это лишь малая часть тех богатств, что хранит Теночтитлан…

На ломаном английском индеец объяснил, что убил тех людей только потому, что они пытались его ограбить.

– Еще бы не попытались! – проворчал ле Пикар по-французски. – Да вы только взгляните на шлем у него на башке! Похоже, из чистого золота!

Индейца звали Монтесумой, в честь великого древнего вождя, и вопреки их догадкам он не сторожил город, а всего лишь жил рядом с ним. Хранил, так сказать, его историю, которую и поведал пришельцам.

Много веков назад предки Монтесумы пришли на берег озера Тескоко. Вождя племени звали Тено́ч: боги наказали Теночу обосноваться в этих местах. А был он сыном бога Истак-Мишкоа́тля, Белого Облачного Змея (в этом месте Нати машинально продолжила: а братьями его были Уицилопо́чтли и Кецалькоа́тль). Вокруг озера жили и другие племена, некоторые отнеслись к пришельцам очень враждебно. Пришельцы перебрались на небольшой островок посреди озера, укрепили клочок земли и даже построили дамбу. А через некоторое время все озерные племена объединились. Новый народ стал называться ацтеками, по имени их далекой прародины – страны Астлан. В это благодатное время все платили ацтекам подати, а от крови жертв воды Тескоко становились красными…

Нати скривилась – последние слова индеец произнес особенно мечтательно.

Так продолжалось больше столетия, но испанцы во главе с Кортесом разорили ацтекскую столицу и уничтожили древний могучий народ. Теперь в городе хозяйствует бог мертвых – Миктлантеку́тли. Он воскресил воинов для охраны храмов. А еще здесь поселились живые ацтеки, дальние родственники тех, кто сто пятьдесят лет назад погиб от руки Кортеса.

– То есть город все-таки охраняют?

– Охраняют, но я вам все расскажу, и вы пройдете преграды. А главное, помните – мертвых можно убивать, как живых.

– И чего ты хочешь взамен? – деловито спросил Лис.

Монтесуму почему-то изгнали из города, но он очень хотел вернуться. Для этого ему нужен нефритовый череп Миктлантекутли, а взамен он готов рассказать, где спрятано богатство, «которому нет равных».

Корсары отошли посовещаться.

– Мертвые? – переспрашивал ле Пикар недоверчиво. – Что там за мертвые еще?

– Наверное, там похоронили погибших индейцев, а этот свихнулся и вбил себе в голову, что мертвецы его преследуют. Но, судя по всему, знает он город хорошо, про индейские ловушки расскажет, а нам только того и надо.

Если б испанцы вместо того, чтобы грабить индейца, по-хорошему попросили у него совета, корсарской экспедиции оставалось бы только грызть локти в досаде, что Теночтитлан уже очищен от сокровищ…

Они смотрели на лежащий перед ними город. Высокая каменная ограда. Столбы. Странные здания с множеством колонн. Ступенчатые пирамиды. Тусклое темное озеро (красное от крови жертв, вспомнила Нати и передернулась), в котором застыли отражения гор и туманного неба, окружало его со всех сторон.

– А выглядит пустым и заброшенным, – заметил Берни.

– Да, если не считать ватаги воинственных мертвецов! – отозвался Лис. – Но думаю, мертвецы все-таки предпочитают разгуливать ночью, так что время у нас еще есть.

Все это время Хосе и Монтесума негромко переговаривались. Подошедший Фокс успел уловить только сказанное «то́тек», и Хосе, прижав ладонь к груди, почтительно поклонился. Тотек – значит вождь, машинально отметил про себя Эндрю. Ладно, с этим потом разберемся…

– Что посоветует Монтесума? – спросил Фокс, показав на мост. – Как нам миновать огненную стену?

Оказалось, способов справиться с огненной ловушкой целых два. Правда, неизвестно, пригодились бы они оба дону Эстебану – вряд ли тот, как Фокс, запасся всевозможными индейскими идолами. Никакого интереса и уважения к истории тех, кого собрался грабить! Первый способ – рискуя жизнью, перебраться через дамбу и поставить тотем Кама́штли на жертвенный камень. Второй – поставить два тотема на жертвенники перед дамбой.

– Камаштли, значит, – пробормотал Эндрю, засовывая руку в свой мешок. – Как он выглядит, подскажите?

– Он же бог охоты. – Нэтти сел рядом на корточки. – Наверняка с каким-нибудь копьем или копьеметалкой в руках…

Лис не смог на ощупь найти что-нибудь подходящее и, рыкнув от нетерпения, вывалил содержимое мешка на землю. Моряки уставились на валявшихся в пыли божков: даже у обычно невозмутимого Берни отвисла челюсть.

– Так вот что все время упиралось мне в лопатки, когда я нес проклятый мешок! – возмутился ле Пикар. – Таскай на спине всю эту индейскую нечисть, тьфу!

– Не плюй на золото! – предупредил Берни, подбирая увесистый тотем и протирая его рукавом.

– Золото?!

Монтесума меж тем, тихо говоря что-то, по очереди касался своих богов: точно беседовал или убеждал их в чем-то.

Фокс застыл на коленях с найденным Камаштли в руках. Произнес задумчиво:

– Хотя зачем носиться по мосту, как в задницу раненному? Еще морду себе попорчу огнем, женщины любить перестанут! (Перестанут, проворчал ле Пикар, если обожжешь кое-что другое). Поставил парочку с этой стороны – и иди себе спокойно! Какие, говоришь, нужны?

Под присмотром и по указаниям Монтесумы Лис установил на жертвенные камни, небольшие площадки по обе стороны дамбы, двух божков: Тона́тиу – справа, Тласольтеотль слева. Напоследок еще и потер богиню-пожирательницу грязи большим пальцем по голому животу, пообещав ей (если, конечно, они выберутся отсюда живыми) какой-нибудь подарок, коль та поможет ему наконец разобраться с Нэтти. Сколько можно тянуть, совсем на него не похоже!

– Ну, Лис, ты давай быстрее, что ли! – окликнул ле Пикар. – А то мало ли, может, ловушка отключается на короткое время, а нам еще за тобой по мосту топать и топать!

– Ай, как не стыдно, Жюль! – укорил его Лис, поднявшись на дамбу. – Так не терпится увидеть своего капитана зажаренным на барбекю, а?

Он стоял к своей маленькой команде спиной, чтобы те не увидели неуверенность на его лице: мост впереди вдруг показался очень длинным, пожалуй, длиной в целую жизнь, а божки – такими маленькими и такими… бессильными. Да и вообще, с чего он решил поверить этому Монтесуме? Может, тот таким образом отделывается от надоедливых посетителей Теночтитлана? Отключилась ли ловушка, неизвестно, и что самое неприятное – нет способа проверить.

Эндрю шел по мосту очень медленно, а огонь так и не появился. Индеец не обманул, ловушка действительно обезврежена. Оглянувшись, Эндрю махнул рукой – группка на том конце моста взорвалась ответными взмахами и победными криками. Лишь когда они кинулись следом, Фокс запоздало подумал – аж в пот бросило, – что на повторную прогулку по мосту божки могли и не рассчитывать. Но команда благополучно добежала до него, на лицах всех, даже Хосе, сияли широкие улыбки. Ф-фу… ну будем надеяться, что и обратный путь огонь не перекроет!

Монтесума меж тем невозмутимо уселся на той стороне дамбы, собираясь ждать их возвращения и обещанного нефритового черепа.

Пятерка вступила под арку широких ворот. Вошла в город.

Огромное пространство, выложенное подогнанными друг к другу камнями, – такой мостовой позавидуют и европейские столицы! Кое-где между камнями пробивалась неукротимая трава. Дома или храмы, сложенные из обтесанных камней, огромных блоков и кирпича-сырца, выглядели крайне неприветливо. Казалось, даже ветер пасует перед отлично сохранившейся оградой, окружающей город: не в его силах расшевелить напластования времени, заполнившие Теночтитлан до самого края. Тишина здесь царила такая, что можно было услышать, как кровь бежит в твоих собственных жилах.

И уж не услышать звука быстрых шагов было просто невозможно. Индеец вывернул из-за угла и, не обращая внимания на вскинутые пистолеты и шпаги, подошел к пришельцам почти вплотную. Был он одет куда скромнее своего озерного собрата: серьги, ожерелье из металлических пластин на шее, бедра обернуты куском ткани.

Взгляд темных глаз скользнул по морякам и безошибочно остановился на Лисе. Индеец энергично ткнул себя большим пальцем в грудь.

– Я Мешитли!

Лис ответно хлопнул себя по груди.

– Фокс. Как поживаешь, приятель? – И в сторону: – Они нас так и будут встречать по очереди, а? До чего вежливый и гостеприимный народ эти ацтеки!

– А ты хотел, чтобы нас встречало индейцев «да не счесть»? – сквозь зубы пробормотал ле Пикар. – Скажи спасибо, что они не пригвоздили нас к воротам своими стрелами!

Индеец вслушивался внимательно. Поняв часть, сказал, показывая два пальца:

– Двое! Я и брат. Нас двое!

– Уже легче…

– Живых двое.

Уже хуже. И этот все про то же!

– Служим богу.

– А бог у нас?..

– Миктлантекутли.

Лис потер руки:

– Вот и отлично! К нему-то нам и надо. Отведешь?

Мешитли взглянул на человека с лисьими волосами почти сочувственно: такой великий воин, недаром бог смерти к нему присматривается, – и лишился разума! Нет бы в самый разгар боя!

Индеец разразился неожиданно длинной речью, из которой Фокс понимал хорошо если пару слов, а другие и вовсе ничего. Неожиданный перевод обеспечил Хосе. Оказывается, Мешитли рассказывал, как трудно попасть в Миктлан, страну мертвых. Путь туда занимает четыре дня, а состоит она аж из девяти преисподних. Нужно пройти между двумя грозящими раздавить горами, избежать змеи, гигантского аллигатора, пересечь восемь пустынь, подняться на восемь гор, где морозный ветер будет кидать в тебя камнями и обсидиановыми лезвиями… Когда индеец на миг прервался, чтобы набрать воздуха, Лис, ошеломленный излишними подробностями, вклинился в его увлекательный рассказ:

– Да я вовсе не собираюсь так далеко! Я имел в виду – проводишь меня к Миктлантекутли в городе.

– Он и так следит за вами! И появится, когда пожелает. Но если хочешь умилостивить моего бога, принеси ему жертву.

– Э-э-э… жертвенных животных не припас.

– Ты готов? Показать тебе жертвенник?

Лис пожал плечами в ответ на все вопросительные взгляды:

– Ну надо же с чего-то начинать! Прогуляемся?

Мешитли, чуть ли не приплясывая, пустился вперед. На ходу Лис вполголоса рассказывал товарищам об обычаях ацтеков. Например, Тласольтеотль (ты, Нэтти, о ней уже знаешь) жертвовали девушку: из ее кожи шили куртку, которую надевал жрец для ритуального танца. А если год выдавался засушливым, к столбу привязывали мужчину и метали в него дротики: капающая кровь – символ дождя, чем ее больше, тем обильнее выпадут дожди… А во славу Ши́пе-То́теку, богу весенней растительности, посева и сбора урожая, чье имя переводится как «наш вождь ободранный», сдирали кожу с захваченных врагов…

Когда они очутились у жертвенника, с недоверием и, мягко говоря, неприязнью на Мешитли поглядывали уже все. Да и место было жутковатым, хотя и по-своему красивым. Освещало его пламя светильников, расположенных на полу. Лис прошелся по помещению, разглядывал прочные стены: на них были изображены то ли лица, то ли птицы, то ли странные гибриды людей и зверей. Берни осматривал светильники, пытаясь понять, что за масло там налито, потому что огонь был очень ярким и не чадил; а пораженные Нэтти с ле Пикаром подсчитывали количество черепов, грудой наваленных в центре жертвенника. Остановились на «очень много». Часть черепов были нанизаны на металлические вертела в странном сооружении, отдаленно напоминавшем камин.

– Приятное местечко! – Эндрю провел пальцем по желобку жертвенного камня, по которому когда-то стекала кровь в жертвенную чашу. Поднес палец к глазам – сухой и очень пыльный, давненько уже Теночтитлан не получал кровавой дани!

Деловито потер руки, разворачиваясь к своим спутникам:

– Ну что, и кого будем приносить в жертву?

Горящие темные глаза индейца остановились на Нэтти. Мешитли отозвался с готовностью:

– Моему богу нужна молодая кровь!

Нэтти издал странный горловой звук и слегка попятился.

– Юнга у нас малокровный, так что, думаю, Миктлантекутли лучше подойдет могучий зрелый воин! – не согласился Лис, указывая на ле Пикара. Тот посмотрел на капитана с легким сомнением:

– Рехнулся?

На бледных губах Берни зазмеилась улыбка: Лис повернулся к индейцу и дружески хлопнул его по плечу, от чего Мешитли слегка присел.

– Но и кровь верного слуги ему тоже придется по вкусу, а?

Индеец поспешно отшагнул, произнес с опаской:

– Он заберет меня в свой час!

– Думаешь, этот час еще не настал? – Лис качнул головой. – Ай-ай-ай, как неприятно, мы всё никак не можем доставить удовольствие твоему приятелю Миктлантекутли! Досадно, но ничего тут не поделаешь! Пошли отсюда.

Оставив за спиной безутешного Мешитли, корсары бодрым шагом покинули ацтекский жертвенник. Выйдя наружу, не сговариваясь, глубоко вздохнули, вытесняя из легких застоявшийся воздух старой смерти и старого ужаса.

– Ничего себе порядки! – возмутился ле Пикар. – Дикари чертовы!

Лис улыбнулся какому-то старому воспоминанию. Согласился:

– Да, вот такие здесь порядки… Ну что, куда направим свои стопы?

Они осмотрели ближайшие постройки: сооружение с множеством колонн, круглый храм (кажется, Монтесума назвал его Храмом белого человека – уж не потому ли, что в жертву там приносились исключительно европейцы?). Быстроногие Лис и Нэтти сбегали по лестнице наверх, вернувшись, объявили, что входа не обнаружили. Выбрали самый ближний и самый крупный, называвшийся красиво и напыщенно: храм Великой жизненной силы. Но тяжелая каменная дверь не поддавалась даже объединенным усилиям пятерых человек. Попробовали и вторую, нижнюю, – результат тот же.

– Да она весит, наверное, несколько центнеров! – заявил ле Пикар, отступая и разглядывая громадную дверь исподлобья, точно собрался ее таранить головой. Берни оглянулся:

– А где этот… Мешитли? Надо было его допросить как следует, а не беседовать на теологические темы!

– Мы не оправдали его ожиданий, и он наверняка побежал ябедничать на нас своему богу смерти! Ладно, вернемся к другому краснокожему советчику!

Лис вернулся к дамбе и прокричал, сделав руки рупором:

– Эй, тотек! А как попасть в этот твой храм, а?

Монтесума поднялся. Кричать не стал, говорил спокойно, но голос его прекрасно перекрывал разделяющее их расстояние. Он «вспомнил»: чтобы открыть храм Великой жизненной силы, нужно расставить десять тотемов в маленьких храмах по бокам, что у дальней стены.

Лис поднял мешок и потряс его в руке:

– Какие десять? Их же у меня еще до черта!

Монтесума уставился в небеса, словно у него там был заготовлен список, начал звучно перечислять. Лис повторял вслух, и эхом отзывался стоявший рядом Нэтти:

– Шочикеца́ль, Миктлантекутли (ну куда ж без него!), Кецалькоатль, Мышкоатль, Тескатлипока, Чалчиуитлику́э, Уицилопочтли, Тла́лок, Майяуэль, Тонакотеку́тли… Это всё, что ты нам посоветуешь?

– Всё, – отозвался индеец, вновь усаживаясь на землю. – А теперь иди и принеси мне нефритовый череп.

Лис проворчал, обращаясь к Нэтти:

– Если он что-нибудь еще «забыл», напомни, чтобы по возвращении я дал ему по башке его же собственной дубинкой!

Дело оставалось за малым – вернуть тотемы на положенные места и открыть проклятую дверь. Лис разложил на камнях все десять божков и с сомнением уставился на входы в дальние храмы.

– Рассыпаемся или идем вместе?

– Чтобы не терять времени до темноты, можно каждому взять по два храма, – разумно предложил Берни.

– А если там засада? – прогудел ле Пикар.

И такое может быть. Лис глядел на храмы, все глядели на Лиса.

– Идем вместе. Нэтти – сзади.

– Я хорошо стреляю! – возмутился Нэтти.

– Вот и будешь прикрывать нас сзади. Дайте Нэтти еще пистолет. И пули. Ножи, я так понимаю, при тебе?

– А как мы угадаем, какой идол в каком храме ставить?

– Может, в том порядке, как их назвал наш краснокожий… склеротик. Или внутри окажется какая-то подсказка. Разберемся.

Подсказка оказалась даже не внутри, а снаружи – над самым входом виднелся барельеф, напоминающий что-то вроде пера и цветка.

– Эм-м… и кто тут из вас, ребята, оперенный? – Лис опять принялся разбирать свои тотемы – для удобства отсортированные переложили в другой мешок. Из-за его плеча протянулась смуглая рука Хосе, безошибочно ухватила один.

– А, точно, первая пойдет Шочикецаль, «цветочное перо»!

Ле Пикар, вытянув шею, заглядывал в храм.

– А ведь темно…

– Наверняка добросовестные служки Миктлантекутли и там развели храмовые огни, бог-то строг, лентяев не потерпит! Ну, Нэтти, быстро помолись за нас – и вперед!

Корсары серьезно выждали, пока Нэтти пробормочет молитву, дружно сказали: «амен», – и скользнули в храмовый сумрак.

Все-таки их бдительность усыпили тишина и заброшенный вид Теночтитлана. А рассказы индейцев о мертвых воинах они и вовсе приняли за обычные байки-страшилки, которыми моряки с удовольствием пичкают друг друга, коротая тянущуюся ночную вахту.

Ничем другим Эндрю не мог объяснить то, что он пропустил удар, чуть не размозживший ему голову. Хорошо, что тот пришелся большей частью не на затылок, а на загривок, но и этого хватило, чтобы Фокс, оглушенный, повалился на колени.

Берни, как всегда, действовал молча и стремительно: над плечом Лиса сверкнула шпага, и занесенная для следующего удара дубина бессильно скатилась по склоненной спине капитана. Выстрел в пустоте храма был оглушительным, а яркость вспышки ослепила и охранников и корсаров. Топот ног, удовлетворенный вопль ле Пикара: «Три!»

…Вот Нэтти уже тормошит его за плечо, в отставленной руке – дымящийся пистолет (что ты на меня время теряешь, идиот, перезаряди пистолет!). Возвращающийся ле Пикар говорит:

– Только трое было… а ты чего, Лис, молиться, что ли, вздумал? Башка цела?

Не рискуя двинуть гудящей головой, он поднялся, с раздражением отталкивая поддерживающие руки Нэтти.

– Цела, что моей башке сделается?

Берни толкнул ногой лежавшего навзничь индейца.

– Вооружены одними дубинками.

– А вот сюда нужно ставить твою богиню! – Нэтти уже добежал до горящих у дальней стены огней.

На плитах виднелось изображение руки. Основание тотема точь-в-точь входило в эту каменную ладонь. Правда, Лис по какому-то наитию сначала нажал на руку. Корсары настороженно огляделись: ничего не двигалось, не было ничего слышно, кроме их сдерживаемого дыхания.

– Все, что ли? – спросил ле Пикар. – Ну тогда пошли отсюда, а то снова как полезут из какой дыры краснокожие!

Ему тоже, кстати, прилетело дубинкой по плечу, видимо, индейцу просто не хватило роста, чтобы достать до головы здоровяка. Нэтти наконец вспомнил про незаряженный пистолет, Берни задумчиво рассматривал свою шпагу, а Фокс с ле Пикаром потирали ушибы. В городе по-прежнему было тихо и безлюдно.

– Ну, если богиня любви и цветов нас так приложила, то чего ждать от Миктлантекутли, а? – ворчал Лис. – Следующий-то храм наверняка его!

– И такая засада в каждом храме?!

– Если б они все одновременно вывалились из своих нор, – ле Пикар кивнул на храмы, – тут бы нам и каюк! Видать, у каждого отряда задание охранять один храм, а на другие им плевать.

– И слава Богу! – с чувством сказал Нэтти.

– А может, они, как все порядочные мертвецы, не выносят солнечного света? – весело предположил Фокс, отыскивая в мешке тотем Миктлантекутли.

– Наверняка, – спокойно согласился Берни. – Капитан, а крови-то на клинке нет!

Все уставились на его поднятую шпагу, потом – на капитана. Лис сказал задумчиво:

– Мертвые они там или не мертвые, но шпаге и пулям поддаются… Да, Нэтти, не хочешь еще раз как следует помолиться, а? Или твоя молитва многозарядная?

На втором храме были изображены летучая мышь и паук.

– Миктлантекутли, верно? – спросил Лис у Хосе. Индеец кивнул. И без того молчаливый, в Теночтитлане он, казалось, попросту онемел.

Охранников здесь было четверо, Нэтти умудрился пустить в ход свои любимые ножи, и схватка оказалась еще короче. Бога смерти – в давно ожидающую его «руку», – и вновь на свет и воздух. Ле Пикар заметно повеселел, заметил, помахивая прихваченной в храме дубинкой:

– Ну, если так дело пойдет и дальше, мы быстро управимся!

И, конечно, сглазил.

Нет, с охранниками-мертвецами, нападавшими молча, одинаково, не думавшими о своей защите, они справлялись легко, но дальше начали срабатывать древние ловушки. В храме Тескатлипоки Лис, шагнувший к «руке», почувствовал, как плита подается у него под ногами, с криком откачнулся назад – подоспевшие друзья успели ухватить его под руки и за одежду раньше, чем он рухнул в открывшийся колодец. Берни быстро заклинил дубинкой вставшую вертикально плиту, Нэтти подтащил светильник, и корсары разглядели далеко внизу останки тех, кто посетил этот храм раньше. Костей было много…

Лис, сидевший, свесив ноги в колодец, перевел задумчивый взгляд на такую близкую «руку»:

– И что, мне теперь туда по воздуху?

– А давай я брошу идола, как нож? – спросил Нэтти тонким от пережитого испуга голосом. – Может, попаду в «руку».

– А может, нет… и что тогда дальше?

– Каждый бог дает одно испытание, – неожиданно подал голос Хосе.

Все оглянулись. Лис – с явным подозрением.

– Приятель, ты что-то знаешь? И тоже «забыл» сказать?

– Я слышал. Одно испытание. Все разные.

– А какое нам устроит Чалчиуитликуэ?

– Каждый бог – свое, – твердо повторил Хосе. И умолк. Навсегда, наверное.

– Ну, если этот Тескатлипока отвечает за землетрясения… понятно, что у меня «земля» под ногами обрушилась. Ладно, поверим Хосе!

Фокс без всяких происшествий выставил идола на место, быстрым шагом покинул храм и, отойдя подальше, укорил Тескатлипоку:

– Неблагодарная ты сволочь! Я тебя у Кэллоу забрал, домой доставил, а ты хотел меня отправить в преисподнюю! Что вы так на меня все уставились, а? Я привыкаю беседовать с богами! Все, давайте передохнем и подумаем, что за пакость приготовит нам следующий бог. Наверняка и в первых четырех храмах были ловушки, только от старости не сработали.

– Эту вон тоже заело, – утешающе заметил ле Пикар, – так что мы бы тебя все равно вытащили!

– Ну да, с переломанным хребтом! – огрызнулся Лис. – Видал, какая там глубина?

Нэтти уже крутил в руках тотем Чалчиуитликуэ.

– Она богиня пресной воды, озер, рек…

– Колодец, полный воды? – предположил Берни.

– Час от часу не легче! – Лис забрал тотем и серьезно заявил ему: – Почтенная леди, ты покровительница всех, кто путешествует по воде! А мы только этим и занимаемся, так что давай не обижай нас!

– Это что, какая-то индейская молитва? – с подозрением спросил Пикар.

– Нет, но сказано от души, а?

Увещевание не помогло: ступив в храм, корсары обнаружили, что он залит водой до самого порога. Ле Пикар измерил глубину дубинкой – пол резко понижался – и вздохнул:

– А плавать-то я и не умею!

Берни начал раздеваться одновременно с Лисом. Индеец внимательно вглядывался в темноту.

– Хосе? – спросил его Лис, стягивая сапоги.

– Я могу бороться с кайманами. Но если там ждет Сипа́ктли…

– Кайман твой давно сдох с голоду – думаешь, сюда часто заглядывают глупые жирные корсары? А Сипактли… Ну, будешь гордиться тем, что увидел такую красавицу! Нэтти, а ты куда собираешься? От пистолетов толку в воде нет. И не сверкай глазищами! Давай ножи! Это приказ.

Видя строптивое лицо Нэтти, Фокс был готов приказать ле Пикару связать юнгу, но Нэтти, чуть ли не скрипя зубами, стянул ножны, сунул капитану и, отойдя, мрачно уселся на землю.

Ле Пикар, стоя у двери, провожал пловцов взглядом. Чуть поодаль от входа они наткнулись на неожиданное препятствие: каменная стена спускалась до самой воды.

– Придется нырять, – приглушенно сказал Фокс. – Храм небольшой, на минуту нам воздуха хватит.

Три всплеска, колыхание воды, омывшей его сапоги, – и тишина. Ле Пикар постоял еще, вглядываясь и вслушиваясь, и посопев, вышел на свет.

– А кто такой Сипактли?

– Полуаллигатор-полужаба, – мрачно отозвался Нэтти. Француза передернуло.

Под водой оказался целый лабиринт. Хуже всего, что в темноте Эндрю натыкался то на стену, от которой приходилось возвращаться, то на колонну, которую приходилось огибать. Уже не до чудовищ, кайманов, водоплавающих мертвецов – лишь бы воздуха глотнуть… Когда горящая грудь, казалось, сейчас просто разорвется, впереди начало разливаться зеленоватое сияние – пусть даже если они вернулись к выходу… где свет – там воздух!

Эндрю бешено заработал всеми конечностями – и, точно резвящийся дельфин, внезапно вылетел из воды. Несколько благословенных мгновений он мог только часто и жадно глотать воздух. Почти одновременно с ним вынырнул Берни. А Хосе и вовсе оказался здесь раньше всех, убирал прилипшие к лицу длинные мокрые пряди волос.

Впереди виднелась приподнятая площадка с уже знакомыми огнями. Преодолев в несколько взмахов расстояние до алтаря, Фокс, подтянувшись, залез на плиты, предупредил – то ли друзей, то ли саму богиню:

– Ставлю!

Настораживало отсутствие привычных стражей – неужели хранители надеялись, что никто не сумеет преодолеть подводный лабиринт? Лис, вздрогнув, пригнулся от раздавшегося каменного скрежета – но из открывшейся ниши выкатился лишь еще один золотой идол: мужчина с сумкой, полной початков кукурузы. Ага, бог кукурузы, как-то там на «с» называется…

Куда б его пристроить – на нем лишь штаны и перевязь, а Берни вообще голый… Хосе протянул руку с развязанным кожаным мешком:

– Давай, капитан.

– Спасибо, – сказал Фокс богине.

Как оказалось, рано.

Берни коротко вскрикнул и ушел под воду. Хосе закрутился на месте, вглядываясь в воду и держа мачете над головой. Эндрю, не задумываясь, нырнул прямо с площадки.

Это был не кайман и не Сипактли, но металлические челюсти подводного капкана держали ногу старшего помощника не менее крепко. И что хуже всего – цепь укорачивалась, утягивая Берни на дно. Изогнувшийся француз силился освободить ногу, теряя драгоценный воздух. Лис рубанул по цепи – замах шпаги в воде был тягучим и мягким, словно он лупил по вате.

Вынырнув, Фокс рявкнул Чалчиуитликуэ:

– Я на такой обмен не договаривался!

И выхватив у Хосе мачете, нырнул вновь. Цепь рубить было бесполезно. Эндрю вставил лезвие ножа поперек «челюстей» и начал отгибать одно мачете. Воздуха не хватило; Лис сунул мачете подплывшему индейцу, хватанул воздуха, стараясь не думать о том, что Берни уже перестал биться, и нырнул снова.

Общими усилиями они разжали челюсти капкана, раздирая кожу и мясо, вытянули ногу Берни и вытолкнули француза на поверхность. Лис потащил его к площадке, собираясь откачивать, но Берни неожиданно сам выплюнул-выкашлял воду, еле-еле цепляясь за плиту алтаря. Живучий… черт! Друзья поддерживали его, пока он не отдышался. Берни прислонился затылком к алтарю.

С состраданием разглядывая его серое лицо, Эндрю сказал:

– Шарль, нам еще надо разок нырнуть! Иначе никак.

Не раскрывая синих век, Берни слабо улыбнулся:

– Ну так командуй… капитан.

Ле Пикар встретил их громогласным:

– Ну наконец-то! И как там кайманы, имеются?

Берни сделал пару проваливающихся шагов и повалился на спину, широко раскинув руки, словно впитывал всем телом свет, воздух, жизнь. Нэтти подобрался поближе, угрюмо оглядел содранную до мяса икру старшего помощника – казалось, тот и впрямь побывал в зубах дикого зверя, – и без слов начал перевязывать его ногу.

Выслушав безэмоциональный рассказ Лиса, ле Пикар посопел и изрек:

– Ну вот что – в следующий раз идола ставлю я!

В храме Уицилопочтли он получил стрелу из древнего самострела, установленного в нише у святилища. Француз удивленно и сердито поглядел на стрелу, вонзившуюся повыше ключицы, втиснул тотем на место, сказал: «Вот ведь merde!», повернулся к выходу – и стал падать. Друзья подхватили его, в мгновение ока вытащили на солнце.

Ле Пикар был уже почти без сознания – лицо его начало бледнеть, потом синеть, губы стали почти черными. Берни легко извлек стрелу: а рана-то пустяковая!

– Яд?

– Если яд, должно быть и противоядие! Берни, притащи сюда этого… Мешитли! Нэтти – беги к Монтесуме! Ах ты… дружище… напоить его хотя бы водой! Хосе, у тебя есть вода?

Индеец уже стоял на коленях, отстегивая с пояса фляжку. Вернувшийся Берни развел руками; прибежавший Нэтти доложил, что Монтесумы на дамбе нет, на крики не отзывается.

Наверное, прилег отдохнуть в ожидании нефритового черепа…

Нэтти смотрел, как они втроем стараются напоить ле Пикара – тот пытался то ли вздохнуть, то ли просто хрипел; большая часть воды стекала на грудь. Юнга громко всхлипнул и сел к ним спиной. Лис, поддерживавший француза, краем глаза увидел, что Нэтти вытряхивает из мешка божков. Самое время в куклы… играть!

Словно услышавший его Нэтти резко повернулся, пододвигая к ле Пикару тотемы. Сказал угрюмо:

– Вот. Патекатль, «из страны лекарств». И еще Иштли́льтон, «черное личико», бог здоровья.

Лис от отчаяния и злобы чуть не разразился проклятиями, но Берни сказал неожиданно мягко:

– Ты молодец, Нэтти. – И, встретив гневный взгляд капитана, произнес вполголоса: – Видишь, что тут творится? А вдруг да поможет…

Да уж не повредит – точно! Ле Пикара начало бить судорогой, они все вместе с трудом удерживали дергавшееся тело; Нэтти попросту сел ему на ноги, а Хосе с упрямством одержимого пытался влить в стиснутый рот содержимое фляги.

– Он захлебнется!

Индеец крикнул что-то, увидел, что его не понимают, и повторил с интонацией, близкой к отчаянию:

– Надо! Напоить надо! Обязательно надо!

Лис втиснул между сведенными судорогами челюстями лезвие ножа, вытянул язык, приподнял голову ле Пикара.

– Ну, давай!

На губах француза смешались кровь, пена и темный напиток, который вливал ему Хосе… не вода? Тело потрясли последние судороги, и ле Пикар обмяк. Берни быстрым движением осенил себя крестом:

– Отошел?

Опорожнивший фляжку Хосе сел на пятки и, сложив на коленях руки, смотрел на раненого. Нэтти так и сидел на ногах ле Пикара, тоже наблюдая за его лицом. Казалось, что француз умирает, широкая грудь его судорожно поднялась, словно для последнего вздоха… А потом ле Пикар задышал – спокойно и размеренно, точно в своем гамаке в кубрике. На лицо его медленно возвращались краски. Лис не поверил глазам:

– Спит?! Он уснул?

– Живой? – пораженно спросил Берни. Лис с подозрением взглянул на индейца – тот выглядел как человек, полностью удовлетворенный своей работой. Протянув руку над спящим, Фокс поднял флягу, сделанную из маленькой тыквы. Заглянул внутрь, потряс и понюхал.

– Что-то не припоминаю у тебя такой фляжки! Где взял? Что там было?

Хосе быстро выхватил у него флягу.

– Противоядие тоже может быть ядом!

– Где ты взял флягу? У Монтесумы? Что он тебе еще сказал? Какие еще ловушки нас ожидают?

Хосе спокойно смотрел на него.

– Яд был старый. Очень старый. Сто лет как старый. Другие испытания тоже стары.

Лис потер подбородок.

– Испытания! Звучит очень… успокаивающе.

Укрыв куртками спящего товарища, они сидели рядом, собираясь с силами перед штурмом следующих храмов.

Лис перекидывал из рук в руку тотем Тлалока. Рассуждал:

– Уицилопочтли, чертов «колибри-левша», угостил нас ядовитой стрелой! Ну понятно, идол с луком был, бог охоты же… А этот – бог дождя и грома, молнии и съедобных растений… И что, нам теперь предстоит уворачиваться от молний? Гляди, у него клыки, как у ягуара! Может, внутри нас ждет ягуар, а? Будем надеяться, у зверя от дряхлости все зубы повыпали…

– Смотри, а на лбу и на посохе у него змеи! – указал Нэтти. Берни тоже посмотрел, подумал и тщательно подтянул свои сапоги повыше.

– Ну, встаем! Осталось-то всего три храма!

И четверо бойцов. Эту мысль Эндрю придержал при себе, хотя все наверняка подумали о том же. Он подкатил под бока спящего ле Пикара врачей-божков, пояснил, выпрямившись:

– На всякий случай!

Никто и не подумал хмыкнуть или пошутить.

В этот раз оказался прав Нэтти.

И за провидческую мысль Нэтти и досталось.

К «руке» Фокс подходил осторожно, ощупывая ногой плиты, и зарабатывал косоглазие, пытаясь одновременно уследить за стенами и потолком – нет ли ниш, решеток или еще чего подозрительного. Может, проявлением гнева громовержца будет падение сверху металлической плиты весом в несколько тонн? Или огненный язык в лицо?

Эндрю поставил Тлалока и осторожно выпрямился. Ничего не происходило. Отступил. Все спокойно. Кажется, ловушка стухла…

За спиной вскрикнули, и Фокс резко обернулся.

Увидел пятившихся Берни и Хосе. Нэтти застыл на месте с приподнятыми руками, в одной – разряженный пистолет. Смотрел себе под ноги.

Казалось, шевелится сам пол – столько одновременно вылезало змей из незаметных до того отверстий в полу. Темные и пестрые, маленькие и длиной в несколько футов, они беспорядочно ползли, сталкивались, свивались… Наверное, мирно спали в подземелье храма, и тут что-то их разбудило. Или кто-то.

– Не двигайся! – предупредил Фокс. Не дай Бог, потеряет голову и кинется бежать прямо по этому смертоносному живому ковру!

– Не двигаюсь, – отозвался юнга, глядя себе под ноги. Голос его почти не дрожал. – Но что мне делать?

– Просто стой! У тебя высокие сапоги, и…

Небольшая змея проползла по ноге и обвилась вокруг сапога Нэтти не тугим еще кольцом. Словно примеривалась – не взобраться ли ей вверх по этому теплому дереву? Нэтти оскалился, явно из последних сил сдерживаясь, чтобы не затрясти ногой, стряхивая любопытную гадину. Лис зарядил пистолет – Берни молча передал ему еще и свой.

– Нэтти, слушай меня внимательно. Сейчас я попробую отстрелить парочке голову, Берни поработает шпагой, Хосе – мачете. Расчищаем путь, и ты прыгаешь мне в руки! Понял?

– Да. – Нэтти с трудом оторвал взгляд от мирно прикорнувшей на его сапоге ресничной гадюки и посмотрел на Лиса. – Да.

– Ну, с Богом!

Фокс шагнул ближе – одна из кобр мгновенно повернулась, распуская капюшон, особо и целиться не придется… Два выстрела, взмахи шпаги и удары мачете: в воздух полетели ошметки змеиных тел. Лис отбросил пистолеты в стороны.

– Ну!

Протянув длинные руки, он почти выдернул Нэтти из копошащегося смертоносного клубка. Юнга в прыжке ухватился за его плечи, уцепился руками-ногами – в точности как обезьянка, не отдерешь. Лис вынес Нэтти на себе из храма – невелика тяжесть… Следом выскочили товарищи.

Берни с укором помахал пистолетом.

– Один подобрал. Другой улетел куда-то далеко.

– Может, вернешься поищешь, а?

– Что-то нет охоты, – флегматично сказал Берни.

Эндрю слегка наклонился, пытаясь расцепить руки юнги на своей шее.

– Нэтти, все, успокойся, слезай с меня, никаких змей тут нет.

Нэтти очень внимательно оглядел землю вокруг и опустил ноги. Только после этого разжал руки. Словно оправдываясь, взмахнул по-прежнему зажатым в руке пистолетом:

– Зато пистолет у меня с собой!

– Да, и им ты меня огрел по загривку! – проворчал Лис. – А ему и так сегодня досталось.

Ле Пикар спал сном младенца. Пока товарищи обсуждали ловушки, предстоящие в последних храмах (вроде ничего ждать плохого не приходится ни от Майяуэль, ни от Тонатекутли, по всем статьям – добрые боги, хотя что индейцы подразумевают под добром?), Нэтти помалкивал – видимо, на всякий случай, чтобы вновь не оказаться черным провидцем. И даже на приказ капитана оставаться здесь, с ле Пикаром, против своего обыкновения не взъерошился, просто молча кивнул. Фокс мельком оглянулся: сидит, смотрит им вслед…

Нати и сама не поняла, как умудрилась не завизжать, когда у нее под ногами из самого пола полезли эти гладкие, гибкие… Сейчас ее трясло от запоздалого ужаса. Ей приходилось видеть, как люди умирают от укуса змеи в течение минуты. Надо было сразу перепрыгнуть их, пока змей не стало слишком много, но у нее ноги словно в землю вросли… а потом, когда Лис… да она вцепилась в него, как в свою родную мать! Нати застонала и постучалась лбом в собственные колени.

Троица вернулась неожиданно быстро – целая и невредимая, довольная и усталая. Лис издалека издал зычный победный клич:

– Йехо! Идем на последний абордаж!

* * *

Дверь храма Великой жизненной силы пошла удивительно легко, словно кто-то за эти часы смазал маслом невидимые дверные петли. Подействовало!

– Ага, – сказал Лис, заглядывая внутрь. – Не обманул Монтесума! Ну что, в путь?

Обернулся и увидел усевшегося на землю Хосе. Как-то сразу было ясно – никуда индеец с места не стронется. Впрочем, Хосе подтвердил это сам – не отрывая глаз от сумрачного входа, сказал деревянным голосом:

– Я не смею входить. Там бог.

Нэтти присел рядом на корточки.

– Ты что, Хосе? Нас и так мало, а там этих индейцев наверняка целая армия! Чего ты испугался? Ну пожалуйста, Хосе, идем с нами!

– Не надо, Нэтти, – сказал Лис. – Хосе, присмотри за ле Пикаром и золотом.

– Но…

– У всех у нас сложные отношения со своим богом.

– Но нас остается всего трое!

Лис сверху в задумчивости поглядел на Нэтти. Он бы предпочел, чтобы в храм пошли только он и Берни. Нэтти, угадав его мысли, предупредил сквозь зубы:

– Даже и не думай!

– Тогда не забывай вовремя перезаряжать пистолет!

Внутри оказалось множество колонн – за ними и впрямь могла спрятаться целая армия. Но появившаяся обычная четверка мертвых воинов действовала напролом, как и в предыдущих мелких храмах, даже поредевший отряд корсаров легко справился с ними.

Правда, в следующем пролете храма обнаружилась еще одна четверка защитников. И в следующем…

Индейцы нападали кучей на одного, почему-то всегда предпочитая Лиса. Корсары выработали свою тактику: прятались за колоннами, пока Нэтти перезаряжал пистолеты, потом приманкой выходил Фокс, а с флангов на индейцев нападали Берни и Нэтти.

…Казалось, защитников было несчетное количество. «Около двух десятков», – педантично указал Берни позже. Но вдруг как-то разом кончились колонны, а с ними – и мертвые индейцы. Корсары вылетели на открытое пространство и остановились, озираясь.

Кажется, они очутились в самом сердце храма. Огни в знакомых чашах освещали нечто, похожее на алтарь – если алтарь можно представить в виде огромной, украшенной резьбой монеты, стоявшей на ребре. С пилястр колонн, огораживающих алтарь, на пришельцев смотрели мрачные каменные лица.

Эндрю вглядывался в темный небольшой предмет, стоявший перед монетой между двумя светильниками. Кажется, это то, за чем они пришли. Оглянулся на соратников. Нэтти выглядел таким измученным, что казалось, не сделает ни шагу, даже если сейчас явится весь сонм разгневанных индейских богов. Берни и не собирался ступать на открытое пространство, благоразумно предоставив это своему капитану.

Фокс направился к алтарю – эхо его быстрых шагов разлетелось по всему храму, возвращаясь многочисленными отголосками. Поднял темно-зеленый череп – какой тяжелый! Ликующий крик был в этом месте как-то… не к месту. Поэтому Фокс просто приподнял череп над плечом, показывая соратникам. Те так же молча закивали и замахали ему руками: хорошо, мол, хорошо, но пора отсюда убираться!

Он сделал шаг – и замер. Казалось, волосы шевельнулись у него на затылке, словно кто-то провел по ним ледяной рукой. За спиной раздался низкий глухой голос:

– Как ты посмел, смертный?

Очень медленно обернувшийся Фокс увидел темную фигуру с черепом вместо головы. На одежде из кожи или ткани были подробно прорисованы кости скелета. Ряженый или нет – но этот… человек? существо? производил сильное впечатление. Да еще странный голос, от которого в теле просто вибрировали все кости…

– Став хозяином Теночтитлана, я поднимаю мертвых для несения службы, заставляю мертвые тела жить новой жизнью.

Фокс очень медленно опустил череп на место. Сделал скользящий шаг в сторону.

– Ты – Миктлантекутли?

– Я выбрал тебя, но видел, как ты расправился со стражами – а в прошлом они великие воины, – и решил дать тебе шанс выжить!

Поверх его костлявого плеча Эндрю увидел, что Берни удерживает вырывающегося Нэтти, надежно запечатав юнге рот ладонью. Да, бог смерти так внимательно следил за самим Фоксом, что даже не замечал его соратников!

– И этот шанс?..

– Надо всего лишь сразиться со мной. Иначе – смерть.

– И тогда ты снова поднимешь меня – мертвого? – Лис все так же медленно – точно во сне или в воде – вынул свою шпагу.

– И ты будешь вечно охранять этот город!

– Невеселая перспектива!

Фокс даже не успел заметить, как в руке его противника-бога оказался меч. Первая же блокировка удара Миктлантекутли отозвалась гулом во всем теле: ничего себе тяжесть! Меч что, каменный?! На мгновение светильники осветили его грани – темно-зеленый цвет, как у черепа… Нефритовый?!

Казалось, что крепкая сталь сейчас сломается, точно соломинка, хотя Лис и отражал удары бога вскользь. Каждый удар нефритового меча Миктлантекутли по шпаге отдавался дрожью во всем теле. Отскочив, Фокс успел выхватить пистолет и выстрелить: бог смерти и не заметил попадания в упор – не то что его поднятые «великие в прошлом воины».

Но Лис умирать не собирался и отражал удары, как только мог, иногда даже успевая контратаковать. Он вертелся на месте, словно уж, но не мог даже взгляда отвести, чтобы убедиться, что у Берни хватило ума удрать из храма вместе с Нэтти.

Силы уже покидали его, когда бог смерти остановился.

– Ты прошел испытание.

Эндрю с трудом удержался, чтобы опустить, а не просто выронить шпагу. В голове и ушах шумело, ноги подкашивались, пот заливал лицо, и глаза застилало пеленой. Всего один взмах нефритового меча сейчас – и Лис готов.

И в мертвецы, и в слуги бога смерти.

Но Миктлантекутли тоже опустил оружие.

– Можешь забрать нефритовый череп. И все сокровища, которые найдешь в этом городе.

Спасибо, мертвый бог!

– С нефритовым черепом Монтесума наконец найдет вечный покой.

Ну да. Если, допустим, дать ему этим черепом по голове…

– Это как же? – еле выговорил Эндрю. Уж до чего всегда был любопытный, а сейчас желал лишь одного – чтобы этот проклятый Миктлантекутли убрался наконец в свой родной Миктлан. Там, поди, все в запустении – хозяин невесть сколько времени отсутствует, Теночтитлан от корсаров охраняет, заняться ему больше нечем…

Но видимо, богу смерти хотелось поболтать на прощание – да и то, с кем тут ему было беседовать, с мертвяками? Поэтому Лис поневоле узнал о незавидной судьбе индейца у озера. Оказалось, что он действительно тотек, вождь Монтесума II. Почти сто пятьдесят лет назад он отвернулся от своих богов и хотел принять христианство от испанцев в обмен на жизнь. Но сделка сорвалась, а Монтесуму прокляли то ли его собственные боги, то ли его собственные подданные. До конца вечности он должен ходить по берегам Тескоко. Разве что этот нефритовый череп ему поможет…

Лис машинально взглянул на указанный череп, а когда вскинул глаза, Миктлантекутли уже исчез.

К нему бежал Нэтти. За ним следовал озиравшийся Берни.

– Вы его видели? – первым делом спросил Фокс. Нэтти кружил вокруг него, точно обрадованный щенок, не решающийся приветственно ухватить зубами за руку или за одежду долгожданного хозяина, – Лис даже машинально потрепал его по взлохмаченной голове.

– Как тебя! – заверил Берни непривычным для него возбужденным голосом. – Это и вправду был их бог?!

– Ну, во всяком случае, появился и исчез он так, что это свободно можно назвать богоявлением… я правильно говорю, Нэтти?

– Когда вы скрещивали оружие, от него просто искры летели!

– Я бы предпочел осколки нефрита… Так, череп забираем. О, глядите, здесь еще «рука» для тотема!

– Э-э-э… может, не надо, Лис? – поспешно возразил Берни. – Ну его! Хватит нам уже этих индейских богоявлений!

– А спорим, сюда нужно поставить Синтео́тля, того бога кукурузы с водяного храма? – бормотал Фокс, не обращая на него внимания. – Ага, вот!

Берни предусмотрительно отпрыгнул, Лис тоже попятился, тесня Нэтти. Но ничего страшного не произошло – лишь поднялась одна из плит, оказавшаяся крышкой каменного сундука. Не дождавшись появления оттуда никаких опасных зверей, стрел, огненных молний и индейских богов, троица заглянула внутрь.

– Опять нефрит!

– А это нож для их жертвоприношений… смотри, как изукрашен!

Нэтти деловито копался в золотых сосудах и украшениях.

– А вот «крысиные боги»!

– Давайте-ка все это выгрузим и уберемся отсюда, – предложил Лис. – А то мало ли… говорят, у Миктлантекутли скверный характер, передумает еще!

Из храма Великой жизненной силы они вышли бодрым шагом. Хосе, так и просидевший все это время напротив двери, не выразил никакой радости или удивления тому, что его друзья вернулись живыми и невредимыми. Эндрю даже показалось: индеец уязвлен тем, что они выскользнули из рук всесильного бога ацтеков. Правда, когда Берни необычно темпераментно рассказал о бое капитана с Миктлантекутли, Хосе слегка оттаял:

– Миктлантекутли любит хороших воинов!

– Так, несите это все к ле Пикару! – распорядился Лис, задумчиво рассматривая нефритовый нож.

– А ты куда?

– А я должен кое-что проверить…

– Все тебе неймется! – с досадой сказал Берни. Поглядел вслед капитану и Нэтти, сплюнул и все-таки пошел за ними. Конечно, негоже корсару оставлять хоть каплю добычи!

Лестница, ведущая в храм Белого человека, казалась просто бесконечной: да, если индейцы хоть раз в день поднимались по ней, чтобы поклониться очередному богу, понятно, почему они такие выносливые и быстроногие! Потирая онемевшие бедра, Берни наблюдал, как Лис внимательно изучает богатые барельефы круглого храма, пока не выбрал изображение какого-то очень неприятного бога. Вместо рта у бога была прорезь, по размеру совпадавшая с лезвием кинжала. Лис вставил оружие и услышал тихий щелчок. Дверь храма открылась, а за ней…

– Мешков понадобится много, – только и сказал Берни.

Ле Пикар сидел, потирая затылок, и растерянно наблюдал за друзьями, подтаскивающими и подтаскивающими добычу. На последнюю порцию сокровищ мешков не хватило, пришлось высыпать их прямо на каменную мостовую. Ле Пикар подобрал и покрутил в пальцах увесистую золотую подвеску. Спросил жалобно:

– Я что, уже в раю?!

Лис ухмыльнулся:

– Нет, дружище! Для твоего рая тут явно не хватает рома и девчонок! Вот погоди, доберемся до Тортуги…

Было ясно, что в одну ходку всю добычу с Теночтитлана не вывезти. Лис послал Хосе еще за одной лодкой и парой крепких парней.

– Да, и забери с собой этого бедолагу испанца! Ничего не объясняй, скажи – пошел за помощью. Не хватает еще, чтобы кто попало болтался рядом с нашим золотом!

Заложив руки за голову, Эндрю лежал на нагретых солнцем плитах и смотрел на своих спутников.

Один день, проведенный в Теночтитлане, казался длинным, словно несколько недель. И ведь поведай кому про заброшенный город, поединок с богом смерти, скажут – а, обычные корсарские байки! Поди встретили отбившийся испанский галеон, везущий награбленное в Европу…

Обалдевший ле Пикар уже им не очень-то верит. Что не мешает ему мечтать вслух о том, куда он потратит свою долю. Нэтти, нанизавший браслеты на обе руки до самых плеч, смеется и пытается примерить на Жюля здоровенный шлем. Берни – и тот по-хозяйски привалился на золотую груду, крутит в пальцах то ли очередной сложный жертвенный нож, то ли украшение – попробуй разбери, может, и первое, и второе одновременно…

– А ты, Шарль, что собираешься делать со своей долей? – спросил Фокс лениво. Ответ старшего помощника оказался неожиданным:

– Наверное, вернусь во Францию. К семье.

– У тебя есть семья?!

Берни слегка улыбнулся его удивлению:

– Жена и трое детей. В Провансе.

Некоторое время Лис переваривал услышанное. Потом резко сел:

– Да вы что, сговорились с боцманом?! Тот на берег, ты на родину! А как же я? Хотите оставить меня без офицеров?

Берни смотрел на него прямо.

– Думаю, и у тебя будут кое-какие перемены.

Под спокойным взглядом его стальных глаз Эндрю почувствовал себя прозрачным. Очень неудобное ощущение.

Нати не столько радовалась золоту – кто ж ему не радуется? – сколько развлекалась и удивлялась тонкой работе ацтеков. Кроме украшений, храмовой утвари, богато изукрашенного оружия, поясов, в груде золота обнаруживались искусно сделанные фигурки зверей: вот ягуар с маской человека на морде, вот, наоборот, человек с головой ягуара, опять божки, рыба, сверкающая драгоценными камнями, колокольчики, жезлы, диковинные птицы, змеи…

Нати лежала на животе, с восхищением разглядывая золотого паука, откладывающего яички из жемчуга, когда на нее легла тень. Над ней наклонился Лис:

– Пошли, Нэтти, отдадим должок нашему другу. Заждался, наверное! Только сначала стряхни побрякушки – нечего дразнить гусей.

– Ты обязательно спроси, зачем ему череп нужен, – посоветовал Берни. – Я что-то не очень понял этого Миктлантекутли… А то, может, опять приключится какое-нибудь скверное индейское колдовство.

Глядя вслед уходящим, ле Пикар вздохнул:

– Вот ведь черти легконогие! А я больше на сушу не ногой! То ли дело палубу ногами мерить, верно?

Монтесума сидел на той стороне дамбы. Неизвестно, что рассказал ему отправившийся за подмогой Хосе, но древний индейский вождь ждал обещанного невозмутимо – словно обычной дани от своих подданных. Когда пара корсаров дошла до него, он легко поднялся на ноги. Да, парень отлично сохранился – для своих-то двух сотен лет…

– Ну вот, тотек, забирай свой зеленый череп! – приветливо сказал Лис.

Несмотря на всю свою невозмутимость, индеец не смог скрыть алчный блеск глаз. Да и жилистые руки, протянутые за долгожданным черепом, слегка дрожали. Индеец прижал его к груди, прикрыв глаза. Вздох и возглас, который он при этом издал, можно было перевести только как: «Ну наконец-то!»

– Это ты прогнал Миктлантекутли?

Было большое искушение безоговорочно с этим согласиться, но Эндрю ответил дипломатично:

– Скажем, он решил уйти…

– Значит, теперь я могу вернуться в город! – Индеец уже не скрывал своего ликования. Он поднял череп на вытянутых руках, жадно его рассматривая. Солнце отсвечивало от полированного камня и бросало на лицо бессмертного вождя зеленоватые блики, придавая ему не то чтобы потусторонний – покойницкий вид.

Фокс почувствовал, как Нэтти дергает его за рукав.

– Спроси его – зачем! – шепотом сказал Нэтти, указывая глазами на Монтесуму.

Но индеец услышал и ответил сам:

– Нефритовый череп дает власть над мертвыми, белый мальчик.

– Это как?

Монтесума вновь прижал череп к груди. Сказал с легкой печалью, оглядывая пустынные берега:

– Вы не видели Теночтитлан в его расцвете. Сотни и тысячи людей, отважные воины, перед которыми трепетали враги… все кости их тут – спрятаны в земле и в склепах. Они пропитаны кровью жертв и только и ждут, когда их вновь позовут защищать золотой город: тот, что вы, бледнолицые, разграбили и разрушили. Теперь я могу воскресить их!

– Прямо сейчас? – спросил Эндрю. Уточнять, что уничтожили ацтеков испанцы, смысла не было. – Может, подождешь, пока мы уберемся?

– Всех-всех? – ужаснулся Нэтти.

Монтесума рассмеялся. Лис непроизвольно вздрогнул – этот смех и низкий голос, вызывающий вибрацию во всем теле, уж очень напомнили ему Миктлантекутли.

– Конечно, всех! И прямо сейчас!

Да у этого Монтесумы просто непомерные аппетиты, бог смерти был куда скромнее – не больше сотни людей, воскрешенных для охраны храмов! Эндрю оглянулся, представляя, как начинает шевелиться земля, как из-под нее, словно зловещие ростки, появляются истлевшие останки индейцев и наливаются плотью, силой.

И местью…

Действовать корсары начали одновременно: Фокс выхватил пистолеты, а Нэтти прыгнул с места, выбивая из протянутых рук Монтесумы нефритовый череп. Индеец метнулся за ним, поднимая дубинку, Нэтти вскрикнул…

– Монтесума! – рявкнул Лис.

И когда тотек развернулся в замахе, разрядил в него оба пистолета.

Да, недолго длился бой! Затыкая обратно за пояс пистолеты, Лис ворчал:

– Бессмертные лишаются бессмертия и божественного проклятия выстрелом из пары пистолетов, мертвецы – ударом шпаги, а бог сражается с тобой каменным мечом… да кто в это поверит?! Вот, – назидательно сказал он, подбирая увесистую дубинку Монтесумы, – что значит вовремя перезаряжать пистолеты, понял, Нэтти? Нэтти?

Он оглянулся. Грометт лежал поодаль, странно свернувшись клубком и обхватив руками живот. Лис метнулся, упал рядом на колени. Индеец все-таки достал Нэтти? Но когда?! Чем?

– Нэтти… – Он крепко взял юнгу за плечи. – Он тебя ранил? Покажи – куда?

Нэтти пошевелился, медленно поднял лицо – оно было почти серым. Выдохнул с нервным смешком:

– Он мне весь живот отбил… и ребра, кажется… но я его пой-мал…

– Что?

– Череп, – Нэтти с осторожностью разогнулся, являя миру и ошеломленному Лису прижатый к животу череп. Так как капитан молчал, Нэтти решил объяснить:

– Испугался, что он разобьется!

Лис по-прежнему смотрел с очень странным выражением. Нэтти опасливо улыбнулся:

– Вроде цел. Да?

Улыбка Нэтти вкупе с пережитым испугом и огромным облегчением словно подтолкнули Эндрю: он быстро поднял Нэтти на ноги вместе с черепом, молча обнял и молча принялся целовать.

…Когда он наконец оторвался – чтобы отдышаться, – у Нэтти сияли глаза и горели щеки. Но в голосе было огорчение:

– Так ты все-таки любишь мальчиков?!

– Девочек, – поправил Лис. Отвел со лба Нэтти кудрявую прядь и легонько щелкнул по носу. Выражение лица Нэтти его позабавило.

– И давно ты… знаешь?

– С нашего плена. Твой милейший кузен сообщил об этом – хотел, чтобы я почувствовал себя окончательным идиотом. Я и почувствовал. – Лис неожиданно рассмеялся. – А я-то все нервничал, не понимая, почему так на тебя реагирую. Оказывается, реагировал правильно, природу не обманешь!

– Как… реагировал?

– Да вот так. – Лис вновь обнял ее, на этот раз крепче, зарычал, почувствовав больно врезавшийся в ребра нефритовый череп, и одним махом отделался от преграды. Многострадальный череп упал на плиты и опять не разбился.

Но кого сейчас это волновало…

– Между прочим, мой кузен Алонсо после первого же поцелуя сразу предложил выйти за него замуж!

– Я всегда говорил, что Бич пиратов парень не дурак! Нэтти… А как тебя зовут на самом деле?

– Тебе перечислить все мои имена? Наталия Росио Мария Мартель де Аламеда!

– Имя длиннее, чем ты сама… Нэтти, скажи честно – ты обручена?

Нати застенчиво похлопала ресницами.

– Да.

– Да?!

– Три раза. Первый раз – еще в пять лет.

– Да-а-а, ты, оказывается, еще та штучка!

– Не знаю, что вы подразумеваете под этими словами, месье капитан, но ваша рука не должна находиться там… где она сейчас находится…

– По-моему, – проворчал Лис, – там ей самое место! И давным-давно!

 

Эпилог

По случаю триумфального возвращения экспедиции капитан даже разрешил выкатить бочонок рома, до того запертый вместе с порохом в крюйт-камере.

– Ага, так вот где твой тайник! – посмеивались моряки.

Они пили, пели, мечтали – не так часто выпадает такой куш, не так часто все остаются живы!

Даже Берни смеялся – глазами.

Даже испанец веселился вместе с корсарами, хотя мрачнел иногда, представляя, что все могло быть совсем иначе.

Ле Пикар рассказывал про мертвых воинов, про то, как сам чуть не умер, про проклятые ловушки древнего города – ему верили и не верили, но слушали жадно. Хосе уснул крепко-накрепко прямо на палубе после первой порции рома. Зевавший во весь рот Нэтти вскоре тоже отправился спать. Через некоторое время неслышно ускользнул и капитан.

Если бы вахтенный в этот момент ходил по квартердеку, он бы, без сомнения, заинтересовался голосами, доносящимися из капитанской каюты.

– Ну все, хватит, Лис!

– Еще один поцелуй и хватит, – охотно согласился мужской голос.

Долгое молчание. Смех.

– Лис, я добрая католичка!

– И я католик, вот радость-то! А кузен Алонсо целовал тебя… вот так?

– Лис!

– Ладно-ладно… между прочим, я как капитан сам имею полное право обвенчать нас прямо на судне!

– Церковь. Настоящий священник. Платье. Кольцо.

– Колец-то я тебе и сейчас могу несколько фунтов отсыпать… До Тортуги путь длинный, предупреждаю честно, что всю дорогу буду к тебе приставать! И когда это тебя начало смущать отсутствие платья? Мне, например, ты и без платья нравишься, впрочем, как и вообще без одежды…

– Лис!

– Угу.

– Ты куда это?

– Охладиться, – проворчал мужской голос. Громкие жадные глотки. – Кстати, у меня есть еще одна интересная карта…

– Где, покажи!

Пауза.

– Ну милый, подожди, не мешай, я не могу сосредоточиться!

Полусмех-полувздох:

– И зачем я тебе ее показал!..

– Это, кажется, уже тихоокеанское побережье?

Да, интересные разговоры мог бы подслушать вахтенный. Но трезвого вахтенного сегодня не было – Лис против своего обыкновения разрешил отдыхать всей команде. Как ни странно, это никого не огорчило.

На палубе веселились и пели; в каюте смеялись, целовались и строили планы; а волны тихо набегали на берег и шептали, что тайн, сокровищ и чудес в Карибском море хватит еще не одному поколению смельчаков…