Глава 32. Противоречия социалистического строительства в СССР и раскол в коммунистическом движении. Троцкизм и сталинизм

32.1. Перспективы социализма в СССР и внутрипартийная борьба

Социально-экономическая политика советской власти в первые пятнадцать лет ее существования претерпела несколько серьезных и крутых поворотов.

В 1917-1918 гг. произошел кратковременный взлет, а затем упадок органов рабочей самодеятельности, начавшийся с осуществления рабочего контроля над производством и попыток наладить непосредственное рабочее управление. Этот же период был периодом наибольшей активности Советов, опиравшихся на социалистическую многопартийность. Гражданская война нанесла удар как по рабочему самоуправлению, так и по советской демократии. В течение 1918 года произошли перемены, заставившие В.И.Ленина охарактеризовать Советскую Россию как рабочее государство с бюрократическим извращением. К концу гражданской войны сначала фактически, а затем и формально была ликвидирована советская многопартийность.

Политика «военного коммунизма», введенная под влиянием гражданской войны, имела своим первоначальным импульсом необходимость концентрации всех материальных ресурсов на решении военных задач и обеспечила выживание советской власти. Одновременно, однако, эта политика породила иллюзии, что жесткая всеохватывающая централизация управления экономикой - это и есть прямой путь к социализму. Несостоятельность этой сверхцентрализации и отказа от использования денежных экономических критериев хозяйствования для решения задач мирного экономического развития стала очевидной сразу по окончании гражданской войны. Особенно резкое недовольство политика «военного коммунизма» (политика продразверстки) вызывала у крестьянства. Поэтому переход к новой экономической политике стал неизбежным.

Новая экономическая политика стала в определенном смысле возвратом к той линии, которая намечалась в конце 1917 - начале 1918 года. Эта политика признавала развитие товарных отношений и капитализма под государственным контролем, допускала в ограниченных масштабах частную собственность на средства производства при сохранении командных высот (крупная промышленность, банки, связь, железнодорожный транспорт, национализация земли) в руках государства.

Однако НЭП не привела ни к восстановлению советской демократии, ни к оживлению органов рабочего управления производством. Многопартийность была ликвидирована, а линия на отстранение рабочих от участия в управлении получила официальную санкцию. Фактически оформилась концентрация управления политическими и хозяйственными делами в руках бюрократии, что неизбежно вело к дальнейшему отстранению пролетариата от экономической и политической власти. В правящей большевистской партии эти тенденции не встретили серьезного сопротивления. Отстранение рабочих от решения хозяйственных вопросов последний, раз стало предметом внутрипартийной полемики на X съезде ВКП(б), во время так называемой дискуссии о профсоюзах, когда с критикой официальной линии выступили «рабочая оппозиция» и группа демократического централизма, оказавшиеся в незначительном меньшинстве.

Политическая власть, представляющая классы, составляющие меньшинство общества (если оно не заключает с большинством устойчивого социального компромисса), не может опираться на последовательную демократию. Компромисс между городскими средними слоями, рабочим классом и крестьянством, достигнутый в ходе революции, исчерпал себя к началу НЭПа, а сделанная НЭПом уступка крестьянству делала его терпимым к власти бюрократизированного рабочего государства, но не делала его политическим союзником этой власти.

Однако свертывание демократии в условиях власти меньшинства, если принять во внимание социальную структуру этого меньшинства в условиях СССР начала 20-х годов, имеет свою неумолимую логику. Политический контроль внутри правящих классов сосредотачивается в руках бюрократии, чтобы не допустить какого-либо размывания твердости политической власти, возможного в силу борьбы разных течений внутри пролетариата и между этим последним и бюрократией. Власть рабочего класса подменяется властью его авангарда, о чем политические вожди СССР как-то раз даже неловко проговорились, заведя речь о диктатуре партии.

32.2. Формирование левой оппозиции

Свертывание политической и хозяйственной демократии в Советском государстве неизбежно вело к тому, что объективно существовавшие конфликты социальных интересов стали отражаться в политической борьбе внутри правящей (и единственной) большевистской партии. А необходимость политической консолидации партии, представляющей меньшинство общества, предотвращения глубоких разногласий внутри нее, чтобы не утратить власть, неизбежно вела к свертыванию и внутрипартийной демократии (запрет фракций, переход от выборности к фактическому назначению секретарей парторганизаций «сверху»).

Только когда это свертывание внутрипартийной демократии вполне определилось, протест против него принял довольно массовые масштабы, получив отражение в «письме 46-ти» и статье Л.Троцкого «Новый курс». По вопросу о внутрипартийной демократии и бюрократизации партии в 1923 году развернулась острая дискуссия. Руководство партии с трудом сумело одержать в этой дискуссии организационную победу над «критиками» лишь ценой формального признания правомерности большинства их требований.

Другим предметом острых разногласий послужил выдвинутый И.В. Сталиным тезис о возможности строительства социализма в СССР независимо от революций в развитых странах капитализма. Этот тезис легитимизировал пребывание большевиков у власти, оправдывал ее образом «светлого будущего». В самом деле, зачем нужна у власти коммунистическая партия, если она не собирается вести страну к социализму?

Оппоненты И.В. Сталина, несмотря на их обращение к достаточно основательным традиционным марксистским аргументам против возможности социализма в изолированной Советской России, не нашли убедительного ответа именно на последний вопрос. Сталин, кроме того, оказался убедительнее и в ответе на вопрос о том, какова должна быть экономическая политика коммунистической партии в мелкокрестьянской стране. Все другие ответы на этот вопрос, предлагавшиеся как внутри ВКП(б) - сторонниками левой оппозиции и бухаринцами - так и вне ее (меньшевики, сменовеховцы, евразийцы...), оказались недостаточно прагматичными, недостаточно учитывавшими реальные социально-экономические условия и реальную расстановку социально-политических сил.

Однако значительной частью партии линия И.В.Сталина - отчасти осознанно, отчасти интуитивно - оценивалась как стратегическая угроза социалистическим целям. Создавая под вывеской «социализма» то общество, которое реально можно было создать на основе линии партийного большинства, Сталин был готов делать это любой ценой, осуществляя тем самым дискредитацию «социалистического эксперимента». Грандиозные исторические последствия этой дискредитации мы можем в полной мере оценить только сегодня, но многие в ВКП(б) уже тогда испытывали обоснованные опасения по поводу того, каков будет результат проекта «социализм в отдельно взятой стране». Главное сомнение заключалось в том, а что же останется от социализма в случае реализации - пусть и успешной - сталинской линии?

Разумеется, сомнения партийного меньшинства вовсе не означали его отказа от борьбы за социализм в СССР. Однако перспективы этой борьбы для оппозиции не только ставились в контекст международных условий, но и были обусловлены последовательной опорой на использование собственных преимуществ социализма, что приводило ее к резкому неприятию политики движения вперед «любой ценой». Чисто мифологические обвинения оппозиции в том, что она готова-де превратить СССР в дрова для костра мировой революции, были позднейшим изобретением сталинистов, подхваченным и растиражированным позднее монархистами и право-консервативными националистами.

Тем не менее, большая часть и партийного руководства, и рядовых членов партии стояла за проект «строительства социализма в отдельно взятой стране», видя в нем единственную осуществимую возможность как для укрепления социально-экономических позиций страны, так и для своей личной самореализации. Надо сказать, что и в теоретической оценке этого проекта так же не все было однозначно. Партийное большинство могло опереться на признанный авторитет В.И. Ленина, поскольку его позиция в этом вопросе оказалась довольно расплывчатой. Не отказываясь от прежней точки зрения, обусловливающей возможность движения России к социализму революцией в развитых странах, В.И. Ленин в своих последних работах (особенно в статье «О кооперации») сделал ряд заявлений, которые можно было интерпретировать, по меньшей мере, как поиск путей самостоятельного движения Советской России к социализму.

32.3. Раскол ВКП(б)

Столь полярный характер воззрений на условия строительства социализма в СССР не мог не привести к острой внутрипартийной борьбе и к расколу большевистской партии.

Взгляд на перспективу строительства социализма в отдельно взятой стране при этом не стал центральным пунктом разгоравшейся полемики. Баталии вспыхивали так же вокруг ряда конкретных вопросов аграрной и промышленной политики, оценки эволюции НЭПа, вокруг политики Коминтерна. А наиболее острыми оказались вопросы бюрократизации партии и государства. И это не случайно - бюрократическая консолидация партии и государственного аппарата, укрепление бюрократического централизма в хозяйственном и политическом управлении по существу рассматривались лидерами партийного большинства как необходимое и желаемое (или хотя бы неизбежно допускаемое) политическое условие форсирования хозяйственного развития и решения неотложных задач экономики. Для оппозиции же именно это тенденция свидетельствовала об опасности вообще сойти с социалистического пути.

В течение 1923-1927 годов происходила борьба партийного большинства за последовательное ограничение внутрипартийной демократии. Одновременно происходила консолидация несогласных с этой линией, приведшая к оформлению «левой оппозиции» во главе с Л.Д. Троцким, затем к появлению отколовшейся от прежнего партийного большинства «новой оппозиции» во главе с Г.Е. Зиновьевым и Л. Б.Каменевым. Однако слабым местом этих оппозиционных течений была неспособность отчетливо сформулировать свою особую линию в сфере социально-экономической политики. Хотя в ряде случаев разногласия носили четко выраженный характер, многие конфликты между оппозицией и большинством выглядели как надуманные споры при принципиальной общности их платформ (особенно это касается выступления «новой оппозиции» на XIV съезде).

Партийное большинство легко пошло на свертывание внутрипартийной демократии и передачу монополии на политическую власть в руки партийной бюрократии ради борьбы с оппозиционными течениями под флагом «единства партии» (что было непререкаемым тезисом и для оппозиции). В результате борьба завершилась вытеснением «левой оппозиции» из партии, что в условиях однопартийности ставило оппозицию вообще вне рамок легальной политической борьбы и открывало дорогу для репрессий против несогласных из числа бывших товарищей по партии. Представители партийного большинства еще не подозревали, что они тем самым подготовили почву для собственной политической (а для многих - и физической) гибели.

Таким образом, у вождей партийного большинства были развязаны руки для произвольного манипулирования «волей партии» и «генеральной линией». Это сразу же проявилось в «год великого перелома» (1929 год), когда вопреки всем прежним решениям съездов партии и Пленумов ЦК была провозглашена политика проведения в кратчайшие сроки массовой коллективизации и раскулачивания, что неизбежно влекло за собой применение силовых методов в отношениях с крестьянством и означало фактическое сворачивание НЭПа. Начала НЭПа были ликвидированы так же в промышленности и в кооперативном движении (а значительная часть кооперативного сектора - крестьянская кооперация, ссудно-сберегательные товарищества, потребительская кооперация, жилищно-арендная кооперация и т.п. - вскоре была просто ликвидирована).

Победа над левой оппозицией позволила сталинской группе в руководстве партии сравнительно легко преодолеть и возникший в связи с отказом от НЭПа раскол внутри правящего большинства по вопросу уже не о возможности строительства социализма в одной, отдельно взятой стране, а по вопросу о том, каким путем идти к социализму. Концепция Н.И. Бухарина, предполагавшая длительную эволюцию НЭПа и движение к социализму через государственный капитализм, была отвергнута и заклеймена как «правый уклон» (тем более что вожди этого течения не решились на организованное политическое сопротивление и быстро капитулировали).

В течение 1929-1933 годов еще возникали более мелкие оппозиционные выступления внутри партийного большинства, но полный отказ от внутрипартийной демократии позволил партийному руководству легко раздавить их, даже и формально уже не считаясь с нормами партийного Устава.

Победа Сталина и стоявшей за его спиной партийной и советской бюрократии была не случайна. На дилемму, принявшую вид спора о строительстве социализма в одной стране - и построить нельзя, и не строить тоже нельзя - он нашел прагматический ответ.

Поскольку для Сталина на первом месте стояли задачи захвата и удержания личной власти, а затем и укрепления величия (в его собственном, конечно, понимании) той державы, в которой он эту власть захватил, постольку вопрос о реальной социально-экономической природе советского строя был для него второстепенным. Над ним не тяготела необходимость воплощать в жизнь какие бы то ни было теоретические постулаты или идейные принципы. В этом смысле Сталин не был доктринером, и это была его сильная сторона в борьбе с соперниками, у которых доктринерство оказалось существенной частью их мировоззрения.

В тоже время идеологическое оформление своей власти не было для него вопросом второстепенным. Он понимал, или, во всяком случае, догадывался, что легитимность власти правящей бюрократии, а вместе с нею - и его самого, освящается революцией, совершенной под социалистическими лозунгами. Поэтому позиция Троцкого, убедительно доказывавшего, что вне мировой революции перспектив победы социализма в СССР нет, Сталина категорически не устраивала. Только демонстрация победоносного движения к социализму могла обеспечить ему статус признанного народного вождя.

Вопрос о формировании подлинно социалистических общественных отношений никогда не волновал Сталина сам по себе. Какая разница, что строить - лишь бы это строительство укрепляло его власть и мощь державы, которой он руководил. Но при этом надо непременно уверять, что строишь именно социализм, а затем - заявить об успешном завершении его строительства. Можно решать задачи догоняющей индустриализации любыми, сколь угодно варварскими методами, разумеется, доступными в тех своеобразных условиях, когда рабочий класс составляет одну из важнейших социальных опор власти, но обязательно уверять, что это и есть движение к социализму.

Таким образом, поскольку чисто буржуазная модернизация в СССР была уже невозможна, а социалистическая самодеятельность рабочего класса, да еще и с прицелом на международную социалистическую революцию была труднодостижимым идеалом, и к тому же категорически отвергалась бюрократическим прагматизмом, Сталин сделал единственно возможный для него выбор. Выбор был таков: индустриализация на основе бюрократической централизации экономики, при отстранении рабочего класса от реальных рычагов политической и экономической власти, при экспроприации не только капиталистического класса, но и мелкой буржуазии, и даже добуржуазного крестьянства. Это создавало возможность как максимальной концентрации хозяйственных ресурсов на задачах индустриализации, так и дополнительной мобилизации этих ресурсов за счет всех основных социальных слоев советского общества. Таким образом, Сталин нашел реалистический ответ на вопрос, как завершить широкомасштабный капиталистический промышленный переворот в государстве без буржуазии.

Противники Сталина и слева, и справа не имели такого прагматического ответа. Программа Бухарина - программа движения к социализму через широкое развитие государственного капитализма - тут же оборачивалась риском капиталистической реставрации в условиях неизбежного роста буржуазных социальных слоев. Кроме того, она существенно ограничивала возможности обеспечить догоняющую модернизацию принудительной мобилизацией хозяйственных ресурсов, как за счет крестьянства, так и за счет рабочего класса.

Программа Троцкого (которая к тому же еще не была внятно сформулирована к середине 20-х гг.) - ограничивать рост буржуазных слоев, а основную ставку сделать на форсированное развитие социалистического сектора на основе развития инициативы и самодеятельности пролетариата (увлекающего за собой и крестьянство) - была довольно выверенной с точки зрения теории социализма, но практически, в условиях России, не реалистичной. Не было в тогдашней России (да и не могло быть) столько и такого рабочего класса, который смог бы поднять задачу, возложенную на него идеологами «левой оппозиции». Некоторые из их лидеров позднее начали догадываться об этом обстоятельстве. В одном из писем Христиана Ваковского можно найти довольно верный (хотя и не очень глубокий) анализ состояния советского рабочего класса, объясняющий его неспособность противостоять сталинской бюрократии. Однако эти обстоятельства еще не осознавались лидерами оппозиции как объективные препятствия для самостоятельного исполнения рабочим классом ведущей роли в социалистическом преобразовании общества по линии не только политического, но и экономического господства.

Сталин политически победил не только на поле идеологических споров, призванных обосновать выбор курса дальнейшего развития страны. Сталин победил и вопросе выбора баланса тех социальных сил, на которые он мог бы опереться в своей политике. Его программа опиралась на компромисс двух наиболее влиятельных социальных групп, одинаково заинтересованных и в индустриализации, и в недопущении буржуазной реставрации. Это был компромисс рабочего класса с бюрократией при ведущей роли последней.

Сталинская власть была во многом схожа с бонапартистским режимом, как власть, смиряющая разрушительное противоборство различных социально-классовых сил, создающая принудительный компромисс между ними, а потому и приобретающая относительную самостоятельность (благодаря опоре на пассивные социальные слои, опасающиеся развертывания социально-классового конфликта). Отражая интересы в первую очередь бюрократии, Сталин не был ее послушной марионеткой, воплощая в своей фигуре необходимость для бюрократии искать для себя более широкой социальной опоры в лице рабочего класса (что выразилось в создании и постепенном наращивании системы социальных гарантий). Подчас он натравливал рабочий класс на бюрократию, чтобы обеспечить себе возможность политического балансирования и не нести прямой политической ответственности перед выдвинувшим его к власти социальным слоем. Оба этих слоя (и рабочие, и бюрократия) были объединены также своим неприятием любой возможности социального и политического выдвижения буржуазных и мелкобуржуазных слоев.

Линия Бухарина требовала компромисса с мелкобуржуазными, а отчасти и с буржуазными элементами. А такой компромисс был весьма неустойчив и непрочен, ибо буржуазная и мелкобуржуазная его стороны были заведомо против любых игр в «строительство социализма», да и просто против форсированной индустриализации на спине крестьянства.

Линия Троцкого требовала опоры на рабочий класс против бюрократии. Но эта позиция была нереалистичной в условиях, когда, как констатировал В.И.Ленин, «поголовная организация пролетариата диктатуры его осуществить не может», так как рабочие были не только меньшинством в обществе, но вдобавок еще и необразованным, малокультурным в своей основной массе меньшинством, подвергшимся, кроме того, значительной люмпенизации и деклассированию в ходе гражданской войны. Противостоящая же рабочим бюрократия концентрировала в своих рядах наиболее энергичные и организованные (а нередко и высокообразованные) элементы различных социальных групп.

Бюрократия в социальной структуре общества, осуществлявшего программу «строительства социализма» (а фактически - буржуазной модернизации в социалистической оболочке), была своеобразным субститутом буржуазии. Но она не была «служилой буржуазией», и, соответственно, советское общество 20-х - 30-х годов не было обществом государственного капитализма. Для тех, кто видит во власти Сталина государственно-капиталистическую диктатуру, должно быть совершенно необъяснимым расхождение линии Сталина и линии Бухарина (разве что с точки зрения политического соперничества). Однако советская бюрократия сталинского образца отнюдь не была чистым выражением господства государственного капитализма. В классовом же отношении это вообще не была буржуазная или капиталистическая бюрократия.

Однако какова была природа этой бюрократии? Была ли она, как и любая бюрократия, лишь обслуживающим интересы господствующего класса слоем, пусть и приобретшим некую относительную самостоятельность?

На этот вопрос следует ответить отрицательно. Национализация основных средств производства и сосредоточение руководства экономикой в руках государства создали ситуацию, приближающуюся к той какая сложилась в азиатском способе производства: советская бюрократия совпала (но, в отличии от азиатского способа производства, только в тенденции) с господствующим классом.

Однако в 20-е годы советская бюрократия еще не может быть названа классом в собственном смысле слова, и даже классом, выступающим в форме сословия. Административная власть этой бюрократии не была следствием занимаемого ею социально-экономического положения, наоборот - ее социально-экономическое положение вытекало из занимаемых административных постов и с утратой моментально менялось. Административные прерогативы бюрократии не передавались по наследству. Лишь к концу существования советской системы бюрократия приблизилась к превращению в класс, но так и не перешла этой грани.

Такая ситуация не возникла бы в условиях социалистической революции, если бы государство сразу стало превращаться в не государство в собственном смысле слова (то есть система управления обществом формировалась бы не как отдельная от остального общества структура, а была бы продуктом общественной самодеятельности граждан, результатом их социального творчества).

Необходимой предпосылкой для этого было бы завоевание условий, при которых государственный аппарат формировался бы рабочим классом и функционировал при его прямом участии и контроле. Однако в ходе экономической и политической борьбы 1917-1922 годов выявилось поражение рабочего класса в схватке с бюрократией за рычаги экономической и политической власти. Бюрократия, хотя и пойдя на компромисс, и уступив, в порядке этого компромисса, некоторые второстепенные каналы влияния рабочему классу, получила реальную возможность претендовать на политическую монополию и монополию экономического управления.

Таким образом, советская бюрократия сделала шаг к образованию своеобразного господствующего класса, занимающего это место благодаря сосредоточению в ее руках как функций управления экономикой, так и фактического распоряжения средствами и результатами производства. Политическим лидером, наиболее последовательно выразившим эти стремления новой советской бюрократии, и оказался И.В. Сталин.

Советская бюрократия и политически, и по составу была тесно связана со своим союзником (рабочим классом), но все же преимущественно ее составляли выходцы из низших и средних слоев старых служилых сословий, выдвинувшиеся на высшие должности в ходе революции. Главной социально-экономической детерминантой ее позиции стало, в таких условиях, не столько ее происхождение, сколько ее фактическое положение как центрального звена экономического и политического управления. В этом ее положении присутствовала и буржуазная (государственно-капиталистическая) составляющая - но только как элемент (и даже осколок) в ряду других. Свою эксплуататорскую функцию (которая к тому же была не основной, второстепенной для данного социального слоя) эта бюрократия осуществляла преимущественно не капиталистическими методами. И в любом случае она была кровно заинтересована воспрепятствовать реставрации частнохозяйственного капитализма.

Таким образом, советское общество можно интерпретировать как своеобразное «буржуазное общество без буржуазии». Речь в данном случае идет не об известных словах Ленина из «Государства и революции» о буржуазном праве и охраняющем его буржуазном государстве без буржуазии. Речь не идет о неизбежных элементах преемственности между буржуазным и социалистическим обществом. Речь идет о глубоко противоречивом сочетании буржуазных и небуржуазных (антибуржуазных) элементов в советском строе. Своеобразие ситуации состояло в том, что наличие элементов буржуазных отношений, в силу их нецелостного характера, не обеспечивало существования адекватных им классов и социальных групп. Более того, к середине 30-х годов эти социальные группы практически полностью исчезли.

32.6. Противоречия НЭПа и выход из них

Не следует думать, что обрисованные выше контуры сталинского подхода к социалистическому строительству в СССР были сколько-нибудь внятно сформулированной Сталиным (хотя бы для себя самого) теоретической концепцией. В своем отношении к перспективам социализма Сталин действовал (как и всегда) чисто эмпирически, ощупью, реагируя на насущные хозяйственные и политические проблемы по мере их возникновения.

Итак, сложившаяся в нэповский период в СССР социально экономическая структура имела два основных уклада - государственную промышленность и мелкобуржуазное (а во многом и добуржуазное) крестьянское сельскохозяйственное производство. Кроме того, существовал капиталистический уклад (представленный мелким производством и торговлей), кооперативный и государственнокапиталистический. Уклад государственной промышленности представлял собой плод определенного союза между бюрократией и пролетариатом при ведущей роли первой. На этом же союзе, дополненном еще и компромиссом с крестьянством и мелким капиталом, покоилась и вся социально-экономическая система СССР начала 20-х годов. Но как долго могла продержаться эта конструкция?

Пока НЭП обеспечивал быстрое восстановление народного хозяйства СССР, Сталин был горячим поклонником и защитником линии Бухарина, и вместе с ним активно выступал против Троцкого, требовавшего форсировать рост социалистических-элементов в экономической системе Советской России, и Преображенского, считавшего невозможным избежать экономического нажима на крестьянство. Когда же Сталин столкнулся с объективными противоречиями нэповской эволюции, что нагляднее всего выразилось в трудностях с хлебозаготовками, он первоначально не ставил вопрос об изменении всей экономической стратегии, а реагировал непосредственно на возникшие затруднения. В основе этих затруднений лежало желание крестьянства получать именно тот товарный эквивалент продаваемому зерну, который нужен ему, а не мириться с заниженными хлебными ценами и завышенными ценами на товары крестьянского спроса ради роста тяжелой промышленности. Кроме того, не получая желаемой отдачи от продажи зерна, крестьянство не имело стимулов и далее расширять производство товарного хлеба.

Чтобы получить крестьянский хлеб для целей индустриализации, надо было или менять структуру промышленного роста в пользу наращивания производства предметов потребления, сельхозинвентаря и сельхозмашин, сокращая тем самым возможности роста тяжелой промышленности, либо обеспечить откачку этого хлеба не через обычную куплю-продажу или товарообмен. Сталин первоначально испробовал известный по гражданской войне метод - чрезвычайные меры при хлебозаготовках, принуждение крестьян продавать необходимое количество хлеба по фиксированным государством ценам. Однако ответ крестьян на применение таких методов также был известен по гражданской войне - страна встала перед призраком крестьянской «хлебной стачки» (то есть сокращения посевов).

Встав перед фактом неэффективности чрезвычайных мер, Сталин в 1928-1929 гг. без колебаний пошел на плагиат у левой оппозиции, сделав ставку на социалистическое преобразование деревни, т.е. на производственное кооперирование крестьянства. Однако, уже в 1929 г. ему стало ясно, что этот подход не даст немедленных результатов, ибо чтобы вовлечь крестьян в производственные кооперативы (артели) путем хозяйственного примера, нужно обеспечить приток в деревню машинной техники в таких размерах, которые в ближайшие годы были не под силу советской промышленности, обеспечить массовую подготовку кадров, способных управлять крупным механизированным сельскохозяйственным производством и т.д. Именно поэтому произошел переход к политике принудительной форсированной коллективизации, крестьянские кооперативы были уничтожены и замещены колхозами, сконструированными как полугосударственные предприятия, ставшие составной частью государственного механизма, обеспечивающего не только принудительное изъятие, но принудительное производство сельхозпродуктов.

Достаточно ясно, что этот переход нисколько не зависел от социалистических лозунгов, которыми он прикрывался. Ведь одновременно со сталинской коллективизацией уничтожались те социализированные формы экономических отношений в деревне (и не только в деревне), которые были продуктом усилий по ее социалистическому преобразованию в предшествующее десятилетие. Были ликвидированы коммуны, ТОЗы, все сбыто-снабженческие, кредитные (ссудносберегательные), машинопрокатные и иные крестьянские кооперативы, а кадры крестьянской кооперации подведены под раскулачивание. В городах была ликвидирована система потребительской и жилищно-арендной кооперации.

Хозяйственный нажим осуществлялся не только на крестьянство, но и на рабочих. Инфляционное финансирование индустриализации, как и сокращение производства продовольствия и сельскохозяйственного сырья, привели к падению реального жизненного уровня не только крестьянства, но и рабочего класса. Однако та часть крестьянства, которая переходила в ряды рабочих, выигрывала как в уровне потребления, так и в социальном статусе.

32.7. Социализм или государственный капитализм?

Одним из сильных возражений против концепций, отрицающих социалистический характер советского общества, является указание на тот существенный социальный прогресс, который был достигнут в ходе его развития, - прогресс, выходящий за рамки того, что было возможно и допустимо в буржуазном обществе.

Однако если трезво вычленить именно те составляющие социального прогресса, которые выходят за рамки буржуазнодопустимого, то окажется, что СССР добился многого - и все же не настолько, чтобы заслужить звание социалистического общества.

Бесплатное школьное образование? Это мера вполне буржуазнодемократическая. Бесплатное высшее образование за государственный счет? Да, до сих пор почти ни в одной буржуазной стране эта мера не была распространена на всех студентов. Бесплатное здравоохранение? То же самое - оно есть, но в ограниченных масштабах. Отсутствие безработицы? Вот здесь отличие коренное. Ни одна буржуазная страна до сих пор была не в состоянии подчинить процесс накопления капитала в национальных масштабах задаче обеспечения полной занятости, поскольку это противоречит коренным основам капиталистического строя.

Другая сторона вопроса заключается в том, что вся экономическая и социальная эволюция советского общества представала перед нами в социалистической оболочке. Безжалостное снижение потребления широких масс ради индустриализации, и варварская экспроприация крестьянства для этих же целей - "социализм". Новые отрасли промышленности - "социализм". Снижение уровня неграмотности - "социализм". Начало роста потребления во второй половине 30-х годов - "социализм".

Таким образом, действительно социалистические меры и действительно социалистические формы развития оказались соединены с чисто буржуазным прогрессом и окрасили его в собственные "красные" тона.

Лидер "децистов" Т.В. Сапронов в 1931 году характеризовал социально-экономический строй СССР как "уродливый госкапитализм", однако его аргументация была скорее эмоциональной, чем теоретической. Отстранение рабочих от реального владения и распоряжения средствами производства и наличие эксплуататорских черт в деятельности бюрократии он считал достаточным основанием для своего утверждения. Но была ли эта эксплуатация именно капиталистической? Пока никто не доказал, что бюрократия в СССР эксплуатировала трудящихся, прежде всего, ради производства прибавочной стоимости.

Поэтому я отказываю советскому строю в праве называться также и государственным капитализмом, хотя и признаю наличие элементов госкапитализма в советском строе.

Был ли это элементы государственного капитализма в виде контроля и ограничения частного предпринимательства пролетарским государством? Да, в той мере и поскольку, поскольку на начальном этапе своего развития последнее отчасти сохраняло пролетарский характер, а частнокапиталистические элементы не были полностью экспроприированы.

Был ли это элементы государственного капитализма, основанные на экспроприации частных капиталистов и замене их государственными чиновниками? Да, в той части, в какой государственные предприятия были организованы на капиталистических принципах (конкуренция, коммерческий расчет, наемный труд, сдельщина...). Однако уже в 30-е годы мы имеем не нечто вроде частнопредпринимательской экономики, управляемой государственными чиновниками, а национальный капитал, преобразованный на принципах единого общественного хозяйства. Экономический расчет в СССР, как и распределение труда между отраслями производства, во всяком случае, не были подчинены критерию прибыльности, да и сама прибыльность не была следствием слепой игры стихийных сил рынка.

Конечно, можно найти в экономической системе СССР многие атрибуты товарного хозяйства, и некоторые из них даже не были формальными. Можно назвать эту систему вырожденной формой рынка. Но с таким же успехом можно и товарное хозяйство представить как вырожденную форму планомерной организации всего общественного производства.

Социалистические элементы были представлены в советском строе в нецелостном, усеченном, деформированном виде, и точно также дело обстояло и с объективно рождавшимися на почве индустриального (а отчасти и доиндустриального) производства капиталистическими элементами. Они тоже были нецелостными, усеченными, деформированными и причудливо переплетались с социалистическими элементами.

В этих условиях само существование такой «мозаичной» системы, состоявшей из смешанных, разнородных (гетерогенных), да к тому же еще и деформированных элементов, как и вектор ее развития, определялись силой политической и идеологической надстройки. А эта надстройка была представлена пролетарскими и мелкобуржуазными элементами (главным образом «служащими» из рядов городской мелкой буржуазии), и в политическом отношении, во всяком случае, антикапиталистическими элементами. Существенную роль играло также формирование антибуржуазной культурной традиции. Существенную потому, что эта культурная тенденция играла важнейшую компенсаторную роль, восполняла недостаток материально-технических, экономических, социальных и политических предпосылок социализма.

Исключительная роль политической надстройки в условиях, когда классовой опорой государства было меньшинство населения, да к тому же в социально-культурном отношении не готовое к самоорганизации в формах, адекватных социалистическим общественным отношениям, породила неизбежную и глубокую бюрократизацию политического строя. Бюрократия оказалась ведущей цементирующей социальной силой и для экономического строя, и для социальных отношений.

32.8. Советский строй 30-х годов как разновидность бонапартизма

В более широком контексте разрушение обоих компромиссов бюрократии - с крестьянством и с пролетариатом - стало следствием объективной логики задач поздней буржуазной революции, функцию решения которых приняла на себя советская бюрократия. Напомню, это были задачи догоняющей модернизации, понимавшиеся тогда в терминах индустриализации и перехода к крупному общественному земледелию.

Бюрократия встала перед необходимостью жесткой концентрации хозяйственных ресурсов для проведения догоняющей модернизации (что получило позднее отражение в термине «мобилизационная экономика»). Такая концентрация и материальных ресурсов, и трудовых усилий была возможна лишь за счет сильнейшего нажима - как на рабочий класс, так и на крестьянство. Экономическое соревнование с капиталистическим укладом было прекращено, и остатки буржуазии, допущенной НЭПом, были ликвидированы административным давлением, а мелкобуржуазное крестьянство сметено коллективизацией. Угроза с этой стороны была ликвидирована - но вовсе не ради интересов рабочего класса и «строительства социализма».

Прежние формы компромисса были отброшены - не без ожесточенной политической борьбы, занявшей почти все 20-е годы, - и политика, проводившаяся с 1929 года, знаменовала собой окончательный переход к своеобразному советскому бонапартизму. Правда, для этого пришлось серьезнейшим образом ревизовать прежние установки большевизма - как идейные (например, партийная программа была просто забыта), так и организационные (стремительный отказ от внутрипартийной демократии), - и основательно изменить персональный состав большевистской партии, в конечном итоге превратив ее в период второй половины 20-х - начале 30-х годов в иную политическую организацию, хотя и под старым названием.

Как и любые разновидности бонапартизма, советский был основан на лавировании между противоположными интересами классов и социальных слоев - в данном случае между интересами разросшегося слоя бюрократии и трудящихся классов (как рабочих, так и крестьян). Своеобразие советского бонапартизма заключалось в том, что здесь бюрократия не только превращалась в арбитра борющихся классов, стоя как бы над ними, а на деле достигая компромисса между ними, но в пользу одной из сторон. Она сама была одной из сторон компромисса и арбитром в своем собственном деле. Это было бы невозможно, если бы в советском строе не действовали некоторое время механизмы самоограничения бюрократии, степень которого не стоит преувеличивать, но которое было реальным фактом, на котором только и могла основываться мобилизующая роль бюрократии в деле модернизации. Это самоограничение, вместе с успехами модернизации, постепенно стало все больше и больше предаваться забвению, и на бюрократию к середине 30-х гг. закапал золотой дождичек строго отмеренных привилегий - одновременно с радикальной кровавой чисткой ее от носителей старых большевистских традиций.

Победа сталинской линии не была простым следствием объективно более прагматического решения проблемы перспектив развития СССР. Это решение было чревато серьезными идейными, политическими и социальными конфликтами. Ведь программы его противников также не были ошибочными от начала до конца, и содержали в себе рациональные элементы, от которых Сталин во многом отказался.

Если программа Бухарина не могла быть надежной основой для строительства социализма, не решая вопрос о социально-политических последствиях хозяйственного подъема буржуазных и мелкобуржуазных слоев, то содержавшиеся в ней стремление к поддержанию баланса экономических интересов между пролетариатом и крестьянством, и в связи с этим - выбор экономически сбалансированных темпов индустриализации, и опора на принципы добровольности и экономической заинтересованности в деле кооперирования крестьянства, были вполне рациональными. Если программа Троцкого переоценивала готовность тогдашнего капитализма даже в наиболее развитых странах к социалистической революции, то делавшийся в ней упор на инициативу и самодеятельность рабочего класса и необходимую для этого политическую демократию, хотя вряд ли мог привести страну к подлинному социализму, все же мог послужить важным фактором большей устойчивости и гибкости советского строя, его способности к дальнейшей прогрессивной эволюции. По своему объективному смыслу именно эта программа могла заложить основы для дальнейшей эволюции советского строя в сторону действительного социализма (по мере накопления необходимых социально-экономических и социально-культурных предпосылок и изменения международных условий).

Однако Сталин, выражая в первую очередь интересы бюрократии, не мог принимать таких установок. Более того, по своим личным качествам он был достойным представителем того социального слоя, интересы которого выражал. Неглупый и начитанный, обладавший прекрасной памятью, способный быстро учиться и вникать в довольно сложные практические вопросы, он умел также быстро реагировать на изменявшиеся обстоятельства общественной жизни и был мастером политической интриги, обладал упорством в достижении цели, умел располагать к себе людей. В тоже время Сталин отличался маниакальной подозрительностью и злопамятностью, был склонен к упрощенчеству в области теории и практически полностью неспособен к овладению наиболее фундаментальными теоретическими дисциплинами. Теория никогда не была для него руководством к действию, а служила лишь идеологическому оформлению принимаемых политических решений. Однако некоторые постулаты марксизма (нередко в своеобразной интерпретации) Сталин воспринимал как полезные и действенные принципы, необходимые для руководства государством и массами, а потому и превращавшиеся для него в обязательные догмы.

Разумеется, такой подход сталкивал Сталина с представителями как правой, так и левой оппозиции, обладавшими значительным авторитетом в партии, а потенциально - и с большинством представителей старой партийной гвардии, которые могли расценить действия Сталина как предательство идеалов революции (что во многом соответствовало действительности).

Поэтому все двадцатые годы были для Сталина временем ожесточенной схватки за власть, окончательная победа в которой была достигнута лишь в середине 30-х гг. Для этого Сталину потребовалось политическое, а в значительной мере - и физическое истребление как реальной, так и потенциальной оппозиции в ходе развязывания кампании всеобщей политической подозрительности. Поскольку большинство ВКП(б) смирилось со свертыванием внутрипартийной демократии и передало монополию на принятие решений централизованной партийной бюрократии, оно тем самым открыло дорогу к собственному уничтожению в ходе инспирированных сверху кровавых чисток.

Масштаб репрессий определялся не только задачами борьбы за власть, но и личными качествами Сталина, болезненно опасавшегося любой потенциальной возможности инакомыслия. Поэтому он не смог обойтись без организации в 1937 - 1938 годах разнузданной политической истерии по поиску «врагов народа», унесшей заодно мимоходом и жизни множества верных приверженцев Сталина. Эта истерия была приостановлена Сталиным только тогда, когда она стала угрожать полным развалом всей системе партийногосударственного управления.

Гораздо сложнее было справиться с социальным недовольством сначала крестьянства, а затем и пролетариата, уязвленных наступлением на их интересы в ходе индустриализации. Если рабочие хоть как-то могли мириться с временным падением жизненного уровня, поскольку индустриализация действительно открывала перед ними дополнительные перспективы (что касается и кадровых рабочих, и, в особенности, хлынувшего в 30-е годы потока выходцев из деревни), то гораздо сложнее передовой части рабочего класса было смириться с выхолащиванием их статуса господствующего класса, с глушением или бюрократической формализацией любой инициативы, с отстранением от решения любых производственных вопросов. Короткий всплеск в начале 30-х гг. инициатив рабочего класса, связанных с надеждами, порожденными ускоренной индустриализацией, был либо задавлен (встречное планирование, бригадная организация труда), либо формализован бюрократией (как это произошло с социалистическим соревнованием и стахановским движением).

В совокупности эти проблемы предопределили выбор бюрократией и ее лидером - Сталиным - антидемократической, тяготеющей к тоталитаризму модели общественно-политического устройства СССР.

32.9. Бюрократический бонапартизм и социалистическая революция

Итак, бюрократия приступила к решению задач буржуазной модернизации... Постойте! Но как же с социалистической революцией, о перспективах которой так много было рассуждений выше?

Характер фактически происходившей российской революции можно сформулировать следующим образом. Советская Россия осуществляла две революции одновременно, но они носили по отношению друг к другу не равнозначный характер. Одна из них - раннесоциалистическая - послужила оболочкой для другой - позднекапиталистической - в силу своеобразной расстановки классовых сил.

Попытки проведения раннесоциалистической революции постигла именно та судьба, которая и должна была их постигнуть. Постольку, поскольку для социалистических преобразований все же были некоторые, хотя и очень незрелые, предпосылки в виде капиталистического промышленного уклада, возникли весьма значимые социалистические формы, охватывающие некоторые стороны социально-экономических отношений. Классовый, политический и идеологический импульс Октября был достаточно силен, и к тому же он подкреплялся заинтересованностью советской бюрократии в сохранении идейно-политической оболочки великой революции, служащей оправданием власти бюрократии. Кроме того, использование этих форм позволяло мобилизовать энергию и энтузиазм рабочего класса. Да и формы государственного централизованного управления национализированной промышленностью, обладая определенной схожестью с предполагаемыми чертами социалистического планового хозяйства, позволяли отождествлять одно с другим.

Некоторая устойчивость этих форм определялась еще и международным положением СССР. Их наличие позволяло СССР занять особое место в мировом хозяйстве и в мировой политике, провести линию твердого внешнеторгового протекционизма в социалистической плановой оболочке, да еще и опереться на поддержку международного рабочего движения, противопоставив себя, как «форпост социализма», «капиталистическому окружению» (тем более что наличие реальных социалистических элементов давало на это основания и было действенным средством давления на мировую буржуазию). Однако эти социалистические формы не развились, да и не могли развиться в основы социально-экономического строя, сложившегося в СССР. Более того, имевшиеся элементы социализма сложились в уродливом, деформированном виде (что может служить оправданием применению образного выражения «мутантный социализм» - но не по отношению ко всему советскому строю, а только по отношению к этим элементам).

Если все это обстояло так, то откуда же взялся ожесточенный конфликт двух мировых систем, и убежденность обеих враждующих сторон в их несхожести и непримиримости? Почему СССР именовался социалистической страной? Неужели все это было лишь обманчивой внешней формой, чистой иллюзией?

Нет. Можно смело утверждать, что социально-экономическая форма производства, свойственная социализму (социалистические производственные отношения), с одной стороны, не соответствовала уровню производительных сил СССР, и постольку ее существо подрывалось, выхолащивалось (особенно при попытке сделать эти отношения всеобъемлющими), сами отношения уродовались, деформировались. Однако, с другой стороны, это насильственное, неадекватное материальным условиям производства развитие социалистических отношений вширь придавливало свободное развертывание буржуазных отношений, не давало им сложиться в адекватных формах и приобрести господствующий характер. С этой точки зрения советский строй можно назвать «запертым» капитализмом.

Такое положение, разумеется, не могло сохраняться вечно (и, в конце концов, зависимость производственных отношений от уровня и характера производительных сил проявила себя с непреодолимой силой). Но поскольку такое положение сохранялось, СССР не мог стать буржуазным государством, а его строй не мог сложиться как строй капитализма, хотя бы даже и государственного. С точки же зрения социально-политической и вовсе не было никаких оснований считать СССР буржуазным государством (хотя и пролетарский его характер также сомнителен).

Социалистическая форма длительное время играла активную роль по отношению к буржуазному содержанию. И, как я уже сказал, во многом эта роль поддерживалась своеобразной классовой и политической природой советского государства.

Таким образом, советский «социализм» сложился первоначально как незавершенное переходное общество с бонапартистской надстройкой, социально-экономической основой которого было решение задач догоняющей буржуазной модернизации без буржуазии и в оболочке социалистических форм хозяйствования.

Этот результат вполне подтверждает высказанную в общей форме мысль Ф. Энгельса, приведенную им в письме Вере Засулич, по поводу возможной революции в России: «Люди, хвалившиеся тем, что сделали революции, всегда убеждались на другой день, что они не знали, что делали - что сделанная революция совсем не похожа на ту, которую они хотели сделать. Это то, что Гегель называл иронией истории, той иронией, которой избежали немногие исторические деятели».

Это была неустойчивая, разнородная, «несбалансированная» конструкция, элементы которой удерживались вместе силой политической надстройки, и которая со временем неизбежно начала разлагаться, выхолащивая и вытесняя менее прочные социалистические формы, впрочем, отчасти сохраняя то из них, что диктовалось общими условиями развития позднеиндустриальной стадии развития производительных сил общества (и что параллельно, хотя и в несколько других социально-экономических формах, развивалось в странах капиталистического «ядра»). Такое развитие социально-экономических последствий российской революции с точки зрения имевшихся материальных предпосылок было наиболее вероятным. Что же касается политической формы этого процесса, сопряженной с произволом времен сталинской диктатуры, то здесь как раз были возможны варианты, борьба вокруг которых, собственно, и была реальной подоплекой политических конфликтов 20-х - 30-х годов.

32.10. Социально-экономические основы советского строя: некоторые итоги «строительства социализма»

Советский опыт был исторически не случайной попыткой формирования альтернативной капитализму системы, и в своеобразной форме выражал необходимость разрешения назревших противоречий развития мирового капитализма (особенно периферийного), причем уже не в чисто буржуазных формах. Возможность появления таких небуржуазных форм (хотя и в ограниченных пределах, не дающих им развернуться в целостную систему) уже была создана развитием мирового капитализма и его противоречий в начале XX века и его отсталого варианта в России: с одной стороны, - сверхэксплуатация рабочих, колониальные захваты, мировая война за передел рынков и территорий и т.д.; с другой - рост обобществления производства, доходящий до образования международных монополий, рост боевитости, организованности и классового самосознания рабочего класса.

Буржуазия в значительной мере утратила социальный потенциал разрешения этих противоречий не в разрушительных, гибельных для нее самой формах, что проявилось в кошмаре Первой мировой войны и особенно гротескные формы приняло как раз в России. Поэтому импульс разрешения данных противоречий исходил от международного рабочего и социалистического движения (которое само есть одно из следствий развития капитализма).

В большинстве стран этот импульс лишь заставил буржуазию искать формы серьезного, не поверхностного социального компромисса с пролетариатом. И только в Российской империи в силу исторически случайного (с точки зрения всемирно-исторического процесса) сочетания обстоятельств капиталистическая буржуазия полностью утратила социальную инициативу, потеряла политическую власть и вообще была изжита как социальный слой (мелкая же буржуазия была сначала поставлена в неравноправное политическое положение, а затем были ликвидированы условия ее воспроизводства как таковой).

Если бы речь шла о социалистической революции, опирающейся не то чтобы на адекватные, а хотя бы на более или менее зрелые социально-экономические предпосылки (хотя бы на развитый индустриальный капитализм), то ведущую роль в процессе преобразования общественного строя заняли бы пролетарские и (если будет позволено употребить такой неологизм) постпролетарские слои. Однако для российского пролетариата (хотя бы в силу его малочисленности, не говоря об уровне его социальной зрелости) такая задача оказалась не по плечу. Стоит вспомнить, что свержение власти буржуазии в России было бы невозможно силами одного пролетариата, без крестьянской революции. И в условиях недостаточной силы основных противоборствующих классов на первый план исторической сцены неизбежно выдвинулась бюрократия.

Руководители большевиков догадывались об опасности такого поворота событий, и довольно близко подошли к осознанию его причин. В.И. Ленин, например, в ходе дискуссии о профсоюзах прямо говорил, что рабочий класс в России не способен самостоятельно осуществлять своего классового господства, не решаясь, однако, сделать вывод о том, что в подобных условиях классовое господство вообще рискует ускользнуть из рук пролетариата. Еще ближе к пониманию этой проблемы Ленин подошел в одном из писем, где сформулировал мысль о том, что пролетарский характер большевистской партии определяется не ее классовым составом, а идеологией ее тонкой руководящей прослойки, и что любой конфликт в среде этого тонкого слоя способен привести к поражению революции.

Вообще проблема бюрократического перерождения Советской власти сделалась на короткий период конца гражданской войны и начала НЭПа навязчивой идеей многих большевистских лидеров. Об этом писали и Ленин, и Бухарин, и Троцкий. Но чем ближе к безраздельной власти приближалась сталинская фракция в партии, тем менее популярной становилась эта тема, сведясь, в конце концов, к редким дежурным заклинаниям о борьбе с бюрократизмом, каковой дозволялось толковать исключительно как неисполнительность государственных служащих.

Хотя для социалистических отношений по существу не было достаточных предпосылок, классовая база революции сделала возможным появление форм социалистических отношений (не имевших под собой адекватного содержания). Появление форм этих отношений означало и наличие некоторых, усеченных элементов формального освобождения труда, которые проявляли себя в советской действительности (сначала прямые, а затем совещательные формы участия в управлении, сохранение контроля профсоюзов над условиями и режимом труда и отдыха рабочих, настойчивые попытки поиска более самостоятельных форм организации труда). Ростки социального творчества работников постоянно пытались пробиться через асфальтовую корку бюрократического господства, особенно тогда, когда бюрократия маневрировала, идя на частичные уступки и компромиссы.

В дальнейшем развитии революции происходило - в острой социально-политической борьбе - постепенное исчезновение, либо, в большинстве случаев, вырождение этих форм. Однако многие из них оставались официально признаваемыми общественными атрибутами (роль профсоюзов в контроле над условиями труда и отдыха, «социалистическое соревнование», социальные льготы рабочему классу и др.) и, более того, вытесняли собой все остальные социально-экономические формы. Вот почему социально-экономическое развитие 20-х - 30-х годов могло идеологически оформляться как строительство социализма.

Итак, сталинская модель социализма выступает как переходная экономическая структура, но весьма своеобразная. В чем же ее своеобразие? В том, что это было не просто сочетание капиталистических и социалистических производственных отношений (и соответствующих укладов), а более пестрая структура со значительным удельным весом докапиталистических отношений и укладов. Кроме того, социалистические отношения не имели в этой структуре адекватной социально-экономической базы, поддерживаясь в значительной мере политической и идеологической инерцией революции. Соответственно, социально-экономические противоречия сложившихся переходных отношений не толкали систему в сторону превращения в социалистическую целостность. Они толкали ее к превращению в буржуазную целостность, чему некоторое время препятствовала политическая и идеологическая надстройка, как и некоторые довольно глубоко укоренившиеся элементы социализма. Буржуазная социально-экономическая эволюция влекла за собой и формирование потенциала буржуазной политической эволюции. И угроза утраты имевшихся классово-политических позиций, угроза утраты власти вела к тому, что этот путь развития некоторое время политически блокировался.

Движение к социализму становилось в таких обстоятельствах возможным только в том случае, если бы был преодолен рубеж, за которым прекратилось бы развитие основ индустриального капитализма и началось накопление адекватных социально-экономических предпосылок социализма, то есть разложение капиталистических отношений и массовое образование переходных форм. Однако этот рубеж в СССР в основном не был достигнут.

Следует отметить, что концепция советского общества как незавершенного переходного периода восходит к работам Троцкого. Отличие моего взгляда заключается в признании советской переходной модели неспособной самостоятельно придти к социализму (или, во всяком случае, в оценке шансов такого перехода как крайне малых). Поэтому в моей интерпретации советскую социальноэкономическую систему скорее следует именовать не переходной, а промежуточной.

Бюрократия выступала в сталинской модернизации как социальный субститут устраненной буржуазии. Те задачи модернизации, которые ставила бюрократия, объективно отвечали национальным интересам. Они были по содержанию задачами национального буржуазного государства (промышленный переворот, защита территории и территориальная экспансия, защита позиций в мировой экономике), однако в специфическом преломлении, ибо включали существенный элемент классового компромисса как с рабочим классом, так и, в меньшей степени, с крестьянством (в меньшей - потому, что мелкобуржуазные и патриархальные слои в большинстве своем являются неизбежной жертвой промышленного переворота). Буржуазные цивилизационные задачи облекались постольку в оболочку социалистических лозунгов, а отчасти и социалистических форм, особенно в сфере распределения.

Система пребывала в результате в неустойчивом состоянии, сохраняя некоторое равновесие за счет балансирования между ее разнородными элементами и насильственного примирения этих элементов.

Однако объективная экономическая эволюция (технический прогресс, изменения в отраслевой структуре, разбухание и окостенение бюрократического аппарата, сокращение удельного веса сельского хозяйства, урбанизация, рост благосостояния и культурного уровня и т.д.) неизбежно расшатывала и подмывала сложившийся баланс. Он не мог быть сохранен в неизменном виде, и когда эволюция зашла достаточно далеко, он рухнул.

Фактически следует признать, что успешное завершение сталинского проекта создания «социалистической державы» в принципе не могло создать социально-экономическую и социально-политическую ситуацию, из которой открывался бы путь к «высшей фазе коммунизма». Сталинская модель переходного общества оказалась тупиковой, не содержащей в себе механизмов эволюции в коммунистическом направлении, и, более того, неадекватной даже задачам развития позднего буржуазного общества, позднего капитализма («позднее индустриальное общество» с элементами постиндустриализма).

Но возможен ли был выход (революционный? эволюционный?) из сталинской системы, открывавший путь к социализму?

К сожалению, такой выход был крайне маловероятен. Если некоторое накопление материальных и отчасти экономических предпосылок социализма и происходило в ходе эволюции советского общества, то вот социальные и идейно-политические предпосылки парадоксальным образом не укреплялись, а утрачивались. Советское общество опиралось на «патернализированный» (контролируемый и опекаемый) бюрократией рабочий класс, разочаровавшийся в «социализме» сталинского образца, и на бюрократическую элиту, в которой все сильнее прорастал импульс буржуазного перерождения.

Вопросы для самостоятельного изучения:

1. В каких условиях был поставлен вопрос о строительстве социализма «в одной, отдельно взятой стране»? Как вы оцениваете этот тезис?

2. Почему вокруг вопроса о строительстве социализма в одной стране развернулась острая полемика?

3. В чем состояли социально-политические причины бюрократизации советской власти и большевистской партии?

4. Каковы причины формирования «левой оппозиции» в ВКП(б)?

5. В чем заключалась привлекательность ставки на строительство социализма в СССР во что бы то ни стало?

6. Почему политический и организационный раскол в ВКП(б) не привел к формированию «второй партии»

7. Как бы вы могли оценить выдвигавшиеся в 20-е годы концепции движения к социализму (платформу партийного большинства, платформу «левой оппозиции», платформу группы сторонников Н.И.Бухарина)?

8. На какую социально-классовую базу опиралась советская власть в 20-е годы?

9. Какова была социально-экономическая роль бюрократии в СССР в 20-е годы? Можно ли назвать советскую бюрократию классом?

10. С какими противоречиями столкнулось развитие СССР на основах новой экономической политики? Какие предлагались варианты выхода из этих противоречий?

11. Можно ли охарактеризовать советскую социально-экономическую систему как государственный капитализм? Какие элементы государственного капитализма существовали в советском строе?

12. Какие основания есть для характеристики социально-политического строя СССР 20-х годов как разновидности бонапартизма?

13. Видите ли вы какие-либо основания для таких характеристик социально-экономического строя СССР 20-х - 30-х годов, как:

- «запертый» капитализм;

- буржуазная революция в оболочке раннесоциалистической;

- социалистические по форме отношения, охватывающие неадекватное им содержание;

- нецелостная система из разнородных социально-экономических элементов (каждый из которых так же носит нецелостный характер);

- промежуточная между капитализмом и социализмом социально-экономическая система, неспособная обеспечить переход к коммунистическому обществу?

Литература для самостоятельного изучения:

Протоколы и стенограммы съездов РКП(б) - ВКП(б):

• X съезд РКП(б). 8 марта — 16 марта 1921 г. Протоколы. Партиздат, 1933.

• XIII съезд РКП(б). Май 1924 года. Стенографический отчёт. М.: Госполитиздат, 1963.

• XIV съезд ВКП(б) 18-31 декабря 1925 г.: Стенографический отчет. М.-Л., 1926.

• XV конференция ВКП(б) 26 октября — 3 ноября 1926 г.: Стенографический отчет. М.-Л., 1927.

• XV съезд ВКП(б). Декабрь 1927 г. Стенографический отчет. М.: Госполитиздат, 1961.

• XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). Стенографический отчет. М.-Л.: Госиздат, 1930.

• (все эти стенограммы, кроме стенограммы XVII съезда, можно найти на сайте http://publ.lib.ru/ARCHIVES/K/KPSS/_KPSS.html#014)

• XVII съезд ВКП(б). Стенографический отчёт. М.: Партиздат, 1934. http://soviet-history.com/conspects/17syezd_vkpb_part1.php

Выступления и статьи Бухарина посвященные проблемам первой пятилетки, коллективизации и политической линии Сталина:

• Бухарин Н.И. Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз. // Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1988.

• Бухарин Н.И. Заметки экономиста (1928) // Бухарин Н. И. Избранные произведения. М.: Экономика, 1990

• (Либо: Бухарин Н.И. Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года. 30 сент. 1928 г. // Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1988).

• Бухарин Н.И. Выступление на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 18 апреля 1929 г. // Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989.

Выступления и статьи Сталина против левой оппозиции:

• Сталин И.В. Троцкизм или ленинизм? Речь на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС 19 ноября 1924 г. // Сталин И.В. Соч. т.6.

• Сталин И.В. О возможности построения социализма в нашей стране. 10 февраля 1926 г. // Сталин И.В. Соч. т.9

• Сталин И.В. Об оппозиционном блоке в ВКП(б). 26 октября 1926 г. // Сталин И.В. Соч. т.9

• Сталин И.В. Троцкистская оппозиция прежде и теперь. Речь на заседании объединенного пленума ЦК и ЦИК ВКП(б) 23 октября 1927 г. // Сталин И.В. Соч. т.10

• Партия и оппозиция. Речь на XVI Московской губернской партконференции 23 ноября 1927 г. // Сталин И.В. Соч. т.10

Выступления и статьи Сталина против «правого уклона», по вопросам коллективизации и ликвидации кулачества:

• О правой опасности в ВКП(б). Речь на пленуме МК и МКК ВКП(б) 19 октября 1928 г. // Сталин И.В. Соч. т.11

• Группа Бухарина и правый уклон в нашей партии. Из выступлений на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК ВКП(б) в конце января и в начале февраля 1929 г. (Краткая запись) // Сталин И.В. Соч. т.11

• О правом уклоне в ВКП(б). Речь на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. (Стенограмма) // Сталин И.В. Соч. т.12

• Год великого перелома. К XII годовщине Октября. // Сталин И.В. Соч. т.12

• Сталин И.В. К вопросам аграрной политики в СССР. Речь на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. // Сталин И.В. Во просы ленинизма. Изд. 11-ое. М.: Госполитиздат. 1952.

• Головокружение от успехов. К вопросам колхозного движения // Сталин И.В. Соч. т.12

• К вопросу о политике ликвидации кулачества, как класса. // Сталин И.В. Соч. т.12

• Ответ товарищам свердловцам. // Сталин И.В. Соч. т.12 Все тома Сочинений И.В.Сталина смотри на сайте: http://www.hrono.m/libris/stalin/

Статьи Преображенского, посвященные закономерностям становления социализма:

• Преображенский Е. Экономические заметки // Большевик. 1926. №6.

• Преображенский Е.А. Новая экономика (теория и практика): 1922 -1928 гг. т. I. Опыт теоретического анализа советского хозяйства; т. II. Конкретный анализ советского хозяйства / Сост. М.М. Горинов, С.В. Цакунов. - М.: Изд-во Главархива Москвы, 2008

• Преображенский Е.А. Основной закон социалистического накопления // Вопросы экономики. 1988. № 9.

Полемические работы Троцкого:

• Троцкий Л.Д. Новый курс. http://magister.msk.ru/librarv/trotskv/trotl015.htm

• Троцкий Л.Д. Уроки Октября (с приложением критических материалов 1924 года). СПб.: Лениздат, 1991.

• Троцкий Л.Д. К социализму или к капитализму? М.-Л. 1926.

• Троцкий Л. Преданная революция (Что такое СССР и куда он идет?). М.: НИИ Культуры, 1991.

• Троцкий Л.Д. Классовая природа советского государства. Проблемы Четвертого Интернационала.

http://revkom.com/index.htm?/biblioteka/bulleteni/36-37/01soderzhanie.htm

Другие сочинения Троцкого можно найти в следующих источниках:

• http://роiit-kniga.narod.ru/trotsky_book.html

• http://www.1917.com/Marxism/Trotskv/CW/

• http://magister.msk.ru/library/trotsky/trotsky.htm

Еще ряд работ Троцкого можно найти в этом источнике:

• Архив Троцкого в 9 томах. Редактор-составитель Ю.Г.Фельштинский. http://www.lib.ru/TROCKIJ/

Материалы левой оппозиции:

• Бюллетень Оппозиции (Большевиков-ленинцев)

• http://web.mit.edu/people/fik/BO/index.html

Материалы и документы по истории коммунистического сопротивления в СССР:

• Коммунистическая оппозиция в СССР, в 2-х т. М.: 1990.

Воспоминания французского анархиста, участника русской революции и оппозиции Сталину:

• Серж В. От революции к тоталитаризму. Воспоминания революционера. М.: НПЦ «Праксис», Оренбург: Оренбургская книга, 2001.

Известный венгерский историк-русист, с марксистских позиций предлагает анализ альтернативных концепций развития СССР в 20-е годы XX века с объяснением причин победы сталинской линии:

• Краус Т. Советский термидор. Духовные предпосылки сталинского поворота (1917-1928). Венгерский институт русистики. Будапешт, 1997.

Самая известная биография Троцкого, раскрывающая его политическую позицию и причины его поражения:

• Исаак Дойчер. Троцкий. Безоружный пророк. 1921-1929. М.: ЗАО Центрполиграф, 2006.

• Исаак Дойчер. Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940. М.: ЗАО Центр-полиграф, 2006.

Эти книги с различных сторон анализируют существо социально-экономических проблем, вызвавших внутреннюю борьбу в большевистской партии:

• Колганов А.И. Путь к социализму: трагедия и подвиг. М.: Экономика, 1990.

• Мандел Э. Власть и деньги. Общая теория бюрократии. М.: Экономическая демократия, 1992.

• Роговин И.З. Серия книг «Была ли альтернатива?» (Первые две: Троцкизм: взгляд через годы,. М.: Терра, 1992; Власть и оппозиции. М.: Товарищество «Журнал Театр», М.: 1993).

О «бюрократическом коллективизме»:

• Роговин И.З. Конец означает начало. Часть 2, гл. XVII - XVIII. М.: 2002

Воспоминания одного из немногих уцелевших участников левой оппозиции:

• Абрамович И.Л. Воспоминания и взгляды. В двух книгах. М.: ООО студия "КРУК". 2004

• http://www.lib.ru/MEMUARY/ABRAMOWICH/abramowich1.txt

• http://www.lib.ru/MEMUARY/ABRAMOWICH/abramowich2.txt

Концепция строя СССР как госкапитализма (основоположником этой концепции был известный немецкий левый коммунист Отто Рюле, высказавший ее еще в 1921 году, затем на этих позициях стояла «рабочая оппозиция», «децисты» и группа Смирнова-Сапронова, однако развернутого теоретического обоснования они не дали):

• Тони Клифф. Государственный капитализм в России

• http://www.marksizm.info/content/view/5155/60

• или: http://revsoc.org/archives/891

Этот автор «открыл» госкапитализм в СССР независимо от Тони Клиффа:

• Здоров АЛ. Государственный капитализм и модернизация Советского Союза: Марксистский анализ советского общества. Серия "Размышляя о марксизме". Изд. 3-е. М.: URSS, 2007.

 

Глава 33. Эволюция советского строя от раскола ВКП(б) до конца Второй мировой войны

33.1. Раскол в ВКП(б) и «большой террор»

Раскол в ВКП(б), выразившийся в массовых политических чистках, набиравших обороты с 1927 года, усилившихся в 1933-35 гг., дополнившихся постановкой политических процессов против оппозиции с 1936 года и «большим террором» 1937-1938 гг., сначала сильно изменил лицо правящей партии, а затем привел к ее полному перерождению.

К 1939 году, как персональный состав партии, так и ее уставные и программные принципы претерпели радикальные изменения. Старая «партийная гвардия» была полностью уничтожена если не физически, то, во всяком случае, политически. Партийная программа фактически была отправлена в мусорную корзину, а неоднократно пересматривавшийся устав партии (и в еще большей степени - внутриорганизационные инструкции) делал ее послушным орудием в руках бюрократической верхушки, превратившейся в самоназначенную касту.

Сегодня эти процессы оцениваются различным образом. Для либеральных антикоммунистов разгром Сталиным старой ВКП(б) является воздаянием большевикам за все их прегрешения перед «Россией, которую мы потеряли», и одновременно одним из лучших свидетельств кровожадной натуры коммунистического режима. Для националистов-державников уничтожение большевиков (главный грех которых - и в этом «красные» националисты согласны с «белыми» - заключался в их интернационализме) так же является воздаянием за Октябрь и несомненным благом для России, которую Сталин стал превращать в «нормальную» великую державу, отстаивающую в первую очередь свои национальные интересы. Для догматических наследников КПСС остается в силе сталинская легенда о «врагах народа» (которую не прочь использовать и националисты).

Однако реальный смысл этих процессов невозможно понять в том случае, если игнорировать - как это делают представители всех перечисленных выше точек зрения - социально-экономическую эволюцию СССР в этот исторический период и связанную с нею внутреннюю борьбу в ВКП(б).

Политическая проблема для сталинской фракции в ВКП(б) заключалась в том, что для нее фактически произошедший отказ от многих фундаментальных целей, связанных с попыткой строительства социализма, не мог сопровождаться отказом от политического и идеологического наследства великой революции. В результате в одной партии на какой-то период времени оказались сведены вместе и сторонники курса на модернизацию страны методами бюрократической централизации ради построения «великой державы», и сторонники активной поддержки мирового революционного движения ради создания условий для социалистического строительства в СССР при опоре на инициативу рабочего класса.

Однако и те, и другие выдвигали свои цели примерно в одной и той же идейно-политической оболочке (что подчас вызывает у некоторых дилетантов искушение заявить, что реальных серьезных разногласий между Сталиным и оппозицией не было, а была лишь грызня за власть).

Поэтому Сталин не мог устранить своих политических конкурентов внутри ВКП(б) путем открытого противопоставления им своей программы, которая на деле резко отличалась от официальной 2-й программы партии. Он вынужден был идти путем политической интриги (1922-1926 гг.), к которой, после завоевания монополии во всех средствах пропаганды, добавилась массированная компания очернения противников. Затем, с конца 20-х годов - эпизодически, а с начала 30-х годов - все шире и шире Сталин стал применять методы полицейской провокации и инквизиторские методы судебного преследования.

Однако эти методы привели лишь к тому, что наиболее радикальная часть оппозиции продолжала работать вне ВКП(б), а более пассивные члены партии, недовольные сталинским курсом, не решаясь проявлять свои настроения открыто, продолжали занимать видное место в партийной структуре. Грубые просчеты Сталина, совершенные им в экономической политике в период 1929-1933 годов, вызвали глухое брожение и среди этой пассивной части, время от времени прорываясь в оппозиционных выступлениях бывших верных соратников товарища Сталина. Эволюция политической практики сталинского руководства, отходящая от идеалов Октября, - насаждение внутри партии режима личной власти, выстраивание системы льгот и привилегий для бюрократии, бюрократическое удушение любых инициатив снизу, ликвидация последних элементов демократии вне партии и т.д. - все это также вызывало чувство протеста у так называемой старой партийной гвардии.

Таким образом, политическое положение в первой половине 30-х годов характеризовалось наличием потенциальной оппозиции, тем более опасной, что невозможно было предсказать, кто именно, в каких масштабах и когда может вновь предпринять оппозиционные выступления. Кроме того, «левая оппозиция», загнанная в подполье, не была разгромлена полностью, и нельзя было исключить, что она решится воспользоваться участившимися в начале 30-х годов вспышками недовольства в рабочем классе (на что она самом деле не решилась). Опасался Сталин и оппозиционной деятельности представителей прежних господствующих классов, особенно тех из них, кто занимал позиции в государственном аппарате.

Сталин нашел выход в проведении массовой превентивной чистки против всех слоев, в которых могли находиться потенциальные оппозиционеры. Создание предлога для такой чистки было облегчено Сталину тем, что общественная атмосфера уже была подготовлена целым рядом процессов против «вредителей» (дело Промпартии, дело Трудовой Крестьянской партии, дело Союзного бюро ЦК РСДРП, дело «Весна» против старых военных специалистов и т.д.). Для объяснения собственных ошибок и неудач искусственно раздувались масштабы вылазок классовых врагов. Чтобы оправдать расширение репрессий, был выдвинут и соответствующий теоретический тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Коллективизация, серьезно ударившая по интересам значительной части крестьянства, и озлобившая многих пострадавших в ходе раскулачивания, привела к тому, что мнимые предлоги для этих репрессий отчасти превратились в реальные.

Однако готовых предлогов, чтобы повернуть репрессии против массы своих соратников по партии, еще не имелось, и даже убийства С.М.Кирова оказалось недостаточно, ибо к нему невозможно было пристегнуть всех потенциальных противников. И тогда Сталин пошел на развязывание поистине всеобщей истерии по поиску «врагов народа», лиц, связанных с «врагами народа», не проявивших бдительность к «врагам народа», или недостаточно активно боровшихся с «врагами народа».

Чем шире развертывалась кампания доносительства и террора, чем больше вовлекалось жертв в ее орбиту, тем больше оказывалась оснований расширять круг вовлеченных. Обвинений во вредительстве или в антисоветской контрреволюционной деятельности оказалось для этого уже недостаточно, и в ход пошли «измена родине» и «террористическая деятельность». За исключением небольшого круга представителей верхушки партийно-государственного руководства (по отношению к которым Сталин персонально испытывал ревнивые опасения - отчасти небезосновательно), эта кампания не была направлена против конкретных личностей. Было необходимо создать атмосферу страха и всеобщей подозрительности, при которой самая мысль о каких-либо выступлениях против Сталина была бы парализована.

То, что при таком подходе жертвами «большого террора» стало множество искренних сторонников самого Сталина, нисколько его не волновало. Главное, что цель была достигнута. И, когда нарастающая волна доносов и арестов стала грозить развалу всей системе партийно-государственного управления, Сталин выступил в роли благодетеля, остановившего кровавые чистки, и поставил к стенке некоторых из тех, кто верно исполнял его руководящие указания по разоблачению «шпионов» и «убийц», взвалив на них ответственность за развязанный им самим террор.

Политическая цель была достигнута. Те факты, что в стране посеяно недоверие к руководителям и специалистам, что взаимная подозрительность, доносительство и сведение счетов получили широчайшее распространение, что кадры хозяйственников, инженерно-технических специалистов, военачальников, а также кадры разведки и контрразведки, выполнявшие действительную работу по защите СССР, в значительной степени обескровлены, были лишь «допустимыми издержками» политического успеха.

33.2. Эволюция советского строя в 30-е годы

Период политических чисток и последовавшего за ними «большого террора» совпал со значительной эволюцией советского строя. Были ликвидированы основы существования остатков как капиталистических классов, так и мелкой буржуазии. Была создана современная крупная промышленность и в связи с этим резко выросла численность рабочего класса, технических специалистов и городского населения вообще. Была в общем ликвидирована неграмотность.

Быстрые и глубокие сдвиги в социальной структуре населения привели к широкому распространению явлений социальной маргинализации - множество людей было вырвано из привычной среды обитания, утратило прежние социальные ориентиры и с трудом осваивало новые. Это явление касалось не только миллионов крестьян, вырванных из деревни и пополнивших ряды городского рабочего класса. Аналогичные проблемы были и у быстро растущего слоя новых советских специалистов, многие из которых вступали на свой жизненный путь вне прямой связи со сложившимися старыми научными и техническими школами. Черты маргинальности были свойственны и молодой поросли советской бюрократии, внезапно, в ходе «большего террора», призванной занять освободившиеся посты, перепрыгивая сразу через несколько служебных ступенек. Стоит заметить, что практически все предперестроечное (брежневское) Политбюро ЦК КПСС состояло из таких выдвиженцев.

Эти социальные сдвиги облегчали бюрократической верхушке манипулирование населением, не приобретшим еще устойчивого классового положения и классового самосознания, и потому склонным ориентироваться на навязываемые «сверху» нормы, правила, и текущие политические установки.

В этой обстановке вполне можно было принимать «самую демократическую в мире конституцию» и объявлять социализм в СССР в основном построенным. При всем скептическом отношении к реальности провозглашаемых конституцией 1936 года прав и свобод, принятие нового основного закона имело и вполне практические последствия. Изменилась конструкция государственной власти в сторону движения от советской системы к парламентской. Высшим законодательным органом государственной власти стал не Съезд Советов, а Верховный Совет. Это изменение отодвинуло от участия (пусть уже практически декоративного) в деятельности высших органов государственной власти тех депутатов Советов, которые работали на местах и имели некоторую связь с рядовыми гражданами. Их заменили прямо избираемые депутаты Верховного Совета, многие из которых не имели никаких корней в системе местных Советов, и зависели только от организующей их избрание партийной верхушки.

Провозглашение социализма в основном построенным означало, что Сталин выписал сам себе индульгенцию за все грехи, совершенные в ходе социалистического строительства. Ведь все делалось ради победы социализма - не так ли? - а раз она достигнута, то победителей не судят. Сдвиги в социально-экономической системе СССР за 1929-1936 годы, действительно, произошли глубочайшие. Но какое отношение они имели к построению социализма, я уже пытался показать выше.

33.3. Сдвиги в международном положении СССР

За этот же период произошли весьма существенные сдвиги в международном положении СССР. С одной стороны, несомненные успехи в создании современной промышленности (особенно на фоне Великой депрессии) привели к укреплению авторитета СССР в мире и позволили значительно укрепить вооруженные силы. С другой стороны, с приходом к власти в Германии нацистов стала расти военная угроза.

Проводимая Сталиным через Коминтерн линия на отказ от всякого сотрудничества с социал-демократами, и более того, объявление главной опасностью в рабочем движении левых социал-демократов, эксплуатация тезиса о «социал-фашизме», препятствовали сплочению рабочего движения перед лицом фашистской опасности, сыграв свою роль в политическом успехе Гитлера. Лишь когда продолжение сектантской тактики перед лицом угрозы фашизма привело к тяжелым политическим поражениям, а агрессивный характер замыслов нацистов стал проявляться все отчетливее, начался пересмотр прежних установок. На VII конгрессе Коминтерна в 1935 году была провозглашена тактика единого фронта с социал-демократами для борьбы с фашизмом, а на дипломатическом уровне стали предприниматься попытки создания антинацистской коалиции.

Однако потенциальные союзники по антигитлеровской коалиции преследовали свои собственные интересы и не хотели доверять друг другу. Это достаточно ясно проявилось во время гражданской войны в Испании в 1936-39 годах и аннексии Чехословакии в 1938 году.

Западные державы во время гражданской войны в Испании заняли позицию «невмешательства», введя эмбарго на поставки оружия, как республиканскому правительству Испании, так и мятежникам генерала Франко. Фактически, в условиях неприкрытой военной поддержки Франко со стороны фашистских правительств Италии и Германии, это была линия на военно-политическую изоляцию законного правительства Испании. Муссолини послал в Испанию целый экспедиционный корпус, Гитлер поставлял оружие и прислал авиационные части («Легион Кондор»). Англия и Франция в 1939 году открыто перешли на сторону Франко, ускорив падение правительства Народного фронта.

Коминтерн и некоторые участники социал-демократического движения организовали приезд в Испанию добровольцев, из которых были сформированы интернациональные бригады. СССР направлял в Испанию военных советников, военных специалистов (летчиков, танкистов, диверсантов и т.д.), поставлял оружие и военную технику. На эффективности советской и интернациональной военной помощи резко негативно сказалось вмешательство Сталина во внутриполитические дела Испании, привнесение атмосферы подозрительности против инакомыслящих, что привело к обострению отношений между компартией Испании, организацией ПОУМ и анархистами. Применение методов террора, полицейской провокации и судебных подлогов против не устраивавших Сталина политических течений и их лидеров на самом левом фланге, при поддержке наиболее примиренческих фракций испанских социалистов, ослабляло революционный потенциал Народного фронта.

В вопросе о территориальных претензиях Гитлера к Чехословакии Англия и Франция заняли крайне недальновидную позицию, пытаясь использовать Чехословакию как разменную монету для удовлетворения аппетитов нацистов. При этом преследовались две цели.

Первая - снять непосредственную угрозу столкновения интересов Германии с интересами Англии и Франции на европейском континенте и отвести тем самым угрозу войны. Вполне понятное желание избежать войны, покоилось, однако, в данном случае, на грубом политическом просчете: одна Чехословакия не могла удовлетворить Гитлера - ему нужен был глобальный пересмотр баланса сил в Европе, и каждая уступка лишь укрепляла его в этом желании.

Вторая цель, которая не ставилась непосредственно, но реализация которой имелась в виду как вероятность ближайшего будущего - канализировать агрессивные устремления Гитлера на Восток.

Поэтому Англия и Франция (которая открыто нарушила свои союзнические обязательства перед Чехословакией) под угрозой применения совместно с Гитлером военной силы заставили Чехословакию принять Мюнхенский договор 1938 года. Этот договор не только отдавал Германии Судетскую область, но и привел вскоре к аннексии Гитлером всей Чехии и образованию на месте Словакии марионеточного прогерманского государства. Англия и Франция предпочли забыть о тех гарантиях целостности Чехословакии, которые они давали по Мюнхенскому договору.

Правящие круги Чехословакии в этих условиях не решились воспользоваться предложенной СССР военной помощью даже для того, чтобы использовать ее возможность как предлог для выторговывания для себя уступок и гарантий на переговорах.

Вскоре растущие аппетиты Гитлера стали вызывать беспокойство правящих кругов Англии и Франции. Аншлюс (поглощение) Австрии в 1937 году, захват Чехословакии в 1938 году, открытая демонстрация военных мускулов в Испании, территориальные претензии, предъявляемые Польше - все это свидетельствовало об опасности дальнейшего развития нацистской агрессии в Европе. Масла в огонь подливала и итало-эфиопская война. И на вопрос о том, против кого будет направлен очередной выпад Гитлера или Муссолини, не было однозначного ответа. Поэтому весной 1939 года Англия и Франция вступили в военные переговоры с СССР.

Эти переговоры с самого начала развивались в атмосфере взаимного недоверия. Англия и Франция стремились получить от СССР односторонние обязательства в случае их конфликта с Германией, но при этом не шли на серьезное решение вопроса о пропуске советских войск через польскую территорию. Кроме того, их правящими кругами не было принято окончательного политического решения о союзе с СССР, о чем свидетельствовали инструкции, данные военным делегациям. Сталин стремился зажать своих потенциальных союзников в угол, навязывая им скорейшее принятие всеобъемлющего соглашения, что позволяло ему представить любые проблемы в ведении переговоров как стремление к их оттяжке и срыву.

Каждая сторона защищала на переговорах свои интересы, пытаясь подставить под возможный удар Гитлера прежде всего своих союзников.

Заключение в августе 1939 года пакта «Риббентроп-Молотов» было логичным шагом в защите национальных интересов СССР. Однако Сталин использовал возможности, вытекавшие из этого договора, таким образом, что чрезвычайно осложнил отношения с сопредельными странами, что ослабляло потенциал отпора агрессии, и создало значительные и исторически долгосрочные проблемы в межнациональных отношениях.

СССР имел право занять территорию Западной Украины и Западной Белоруссии в условиях распада польского государства. Но совсем ни к чему было сопровождать это антипольскими политическими выпадами.

В условиях лишь временно отсроченного противостояния с Германией СССР не мог допустить вовлечения стран Прибалтики в орбиту влияния «третьего рейха», тем более что значительная часть населения этих стран поддерживала присоединение к СССР. Но грубо аннексионистские приемы интеграции балтийских стран в СССР крайне обострили отношения с населением этих республик.

СССР должен был решить проблему уязвимости границы вблизи Ленинграда, хотя бы даже и военным путем. Но совсем ни к чему было сопровождать эти меры демонстрацией намерения уничтожить независимость Финляндии.

СССР был заинтересован в дипломатическом и экономическом сотрудничестве с Германией (которое позволяло, помимо всего прочего, модернизировать военную промышленность СССР). Но совсем ни к чему было едва ли не полностью переходить на нацистскую точку зрения в своей внешнеполитической пропаганде, да еще и навязывать эту точку зрения партиям Коминтерна,

Но и позиция западных держав в отношении агрессии Гитлера отнюдь не была безупречной. Давая Польше военные гарантии, которые они на деле не собирались выполнять (обещание Франции на 15-й день войны начать наступление главными силами своих сухопутных войск), они подталкивали Польшу к тому, чтобы не покупать мир ценой уступок Гитлеру. Фактически эта политика привела к тому, что Польша стала жертвой нацистов и тем самым Германия получила возможность непосредственного военного соприкосновения с СССР.

Могут возразить - но ведь Франция и Англия объявили войну Германии и вели военные действия на суше, на море и в воздухе, пусть и не слишком интенсивные. Они же не стали на этот раз избегать прямого военного столкновения с Гитлером? Да, не стали. Однако их участие в военных действиях носило лишь характер предупредительной демонстрации - Гитлер может делать, что хочет, на Востоке, реально не опасаясь удара в спину, но ему не следует обращать свои устремления на Запад. Там его ждет решительный военный отпор.

Это опять был просчет - одной лишь демонстрацией силы Гитлера было не остановить, а для действительного отпора ему Англия и в еще большей мере - Франция, оказались не готовы ни в военном, ни в идеологическом, ни в морально-психологическом отношении.

33.4. СССР в условиях нацистской агрессии

Агрессия нацистской Германии против СССР, начавшаяся 22 июня 1941 года, высветила как сильные, так и слабые стороны советского общества.

Проведенная индустриализация и создание системы планового хозяйства, в том числе в аграрном секторе, существенно увеличили военно-мобилизационные возможности советского государства. Была создана достаточно современная военная промышленность, позволившая оснастить РККА военной техникой и вооружением, сопоставимым по качеству с вооружением германской армии. Плановое управление экономикой позволяло достичь небывалой для других воющих стран степени концентрации хозяйственных ресурсов на обеспечении военных нужд.

Однако полностью преодолеть военно-техническое отставание от Германии не удалось. Еще в меньшей степени удалось решить задачу подготовки военных кадров и мобилизационного контингента на уровне, который был бы достаточен для противостояния вермахту. Эти препятствия носили в основном объективный характер и были обусловлены краткостью исторических сроков, отпущенных СССР для решения указанных задач.

Следует обратить внимание также на тот факт, что методы проведения индустриализации и коллективизации сельского хозяйства, методы укрепления государственной власти, применявшиеся в предвоенное десятилетие, привели к значительному обострению социально-политической напряженности в СССР. Значительная часть крестьянства относилась к проведенным преобразованиям отрицательно. Немалое число людей, затронутых политических чистками и различными формами политической дискриминации, так же образовало слой потенциальных недоброжелателей советской власти.

В то же время нельзя отрицать и значительного влияния официальной советской идеологии, и высокого уровня сплочения большинства населения вокруг существующей власти, или, по крайней мере, лояльности его к этой власти. Заметный слой советских людей был активным приверженцем коммунистической идеологии и видел в официальных партийных руководителях, прежде всего в Сталине, олицетворение всех тех реальных успехов, которые были достигнуты СССР под коммунистическими лозунгами.

Значительный запас экономической и политической прочности советской системы, равно как и образование широкой антигитлеровской коалиции были главными факторами, обеспечившими СССР победу в войне. Материальная помощь западных союзников имела для СССР существенное значение. Но не следует забывать, что оборотной стороной этой помощи был тот факт, что СССР вынес на себе основную тяжесть военных действий против гитлеровской Германии. Ленд-лизом США и Великобритания оплачивали свое неучастие в войне против Гитлера в Европе в наиболее напряженные периоды боевых действий.

33.5. Влияние Победы на внутренне и внешнее положение СССР после войны

Победа СССР и активное участие коммунистических партий в движении Сопротивления в годы войны заметно изменили баланс социально-политических сил в мире. Авторитет СССР, равно как и влияние коммунистических партий, существенно выросли, и это сказалось на послевоенном устройстве мира.

Победа в войне не могла не сказаться и на внутреннем социально-политическом положении в СССР. Политическая система, основанная на подавлении инициативы и самостоятельности граждан, на мелочном идеологическом контроле, уже во время войны пришла в противоречие с задачами мобилизации всех сил на отпор нацистской агрессии. Поэтому во время войны происходит ослабление некоторых крайностей сталинского режима, фактически допускается несколько большая мера инициативы и самостоятельности в тех вопросах, от решения которых непосредственно зависело выживание страны в схватке с агрессором.

Народ, одержавший победу в великой войне, был проникнут закономерными ожиданиями, что это достижение встретит отклик со стороны власти в виде более высокой меры доверия и внимания к «простому человеку». Однако власть, напротив, стремилась ужесточить контроль над гражданами. Это нашло отражение в новой волне репрессий, поводом к которым служили не только карьерные интриги в политической верхушке («ленинградское дело» и т.п.), но и подавление инакомыслия. Именно в этот период в СССР появляются небольшие молодежные подпольные группы, выступающие против сталинского режима под коммунистическими лозунгами. Их реальная роль была ничтожна, но они были симптомом более широкого недовольства, распространявшегося среди граждан СССР.

Вопросы для самостоятельного изучения:

1. Почему политический раскол в ВКП(б) сопровождался глубокими переменами в персональном составе, уставных нормах и фактических программных установках в оставшейся части ВКП(б)?

2. Какие существуют вёрсии для объяснения широкого размаха политического террора в СССР в 30-е годы? Почему острие этого террора было направлено против членов ВКП(б)?

3. В чем причины вспышки «большого террора» в 1937-38 годах?

4. Каковы были изменения в социальной базе советского строя в 30-е годы XX века? Как они повлияли на состояние политической системы СССР?

5. Как изменилась в середине 30-х годов XX века позиция ВКП(б) и Коминтерна по отношению к социал-демократии?

6. Как во второй половине 30-х годов XX века менялось международное положение СССР?

7. Какие сильные и слабые стороны советского строя выявились в ходе отпора нацистской агрессии?

8. Какое влияние оказала Победа в Великой Отечественной войне на внешнее и внутреннее положение СССР?

Литература для самостоятельного изучения:

Материалы съездов ВКП(б):

• XVII съезд ВКП(б). Стенографический отчёт. М.: Партиздат, 1934. http://soviet-history.com/conspects/17syezd_vkpb_part1.php

• XVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М.: Госполитиздат, 1939. [Div-ZIP] http://publ.iib.ru/ARCHIVES/K/KPSS/KPSS.html#014

Сталин о «большом терроре»:

• О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года // Сталин И.В. Соч. т.14

• Заключительное слово на Пленуме Центрального Комитета ВКП(б) 5 марта 1937 года (стенографический вариант). // Сталин И.В. Соч. т.14

• http://www.hrono.ru/libris/stalin/

Анализ Троцким природы социально-экономического и политического строя СССР 30-х годов:

* Троцкий Л.Д. Классовая природа советского государства. Проблемы Четвертого Интернационала

• http://revkom.com/index.htm7/biblioteka/bulleteni/36-37/01soderzhanie.htm

• Троцкий Л. Преданная революция (Что такое СССР и куда он идет?). М.: НИИ Культуры, 1991.

Наиболее детальное изложение истории левой оппозиции в связи с развитием социально-экономических и политических противоречий советского строя:

• Роговин И.З. Серия книг «Была ли альтернатива?» (Последние пять: Сталинский неонэп. М.: 1994; «1937». М.: 1996; Партия расстрелянных. М.: 1997; Мировая революция и мировая война. М.: 1998; Конец означает начало. М.: 2002).

Самая известная биография Троцкого, раскрывающая его политическую позицию и причины его поражения:

• Исаак Дойчер. Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940. М.: ЗАО Центр-полиграф, 2006.

Материалы и документы по истории коммунистического сопротивления в СССР:

• Коммунистическая оппозиция в СССР, в 2-х т. М.: 1990.

Воспоминания французского анархиста, участника русской революции и оппозиции Сталину:

• Серж В. От революции к тоталитаризму. Воспоминания революционера. М.: НПЦ «Праксис», Оренбург: Оренбургская книга, 2001.

Эти книги с различных сторон анализируют существо проблем, вызвавших внутреннюю борьбу в большевистской партии. В двух последних, кроме того, содержится анализ некоторых вопросов, связанных с Великой Отечественной войной:

• Шубин А. АнтиТеррор Сталина. М.: Яуза: Эксмо, 2010.

• Бузгалин А.В., Колганов А.И. Сталин и распад СССР. М.: URSS, 2007.

• Бузгалин А.В., Колганов А.И. 10 мифов об СССР. М.: Яуза: Эксмо, 2010.

Здесь вы найдете неплохую документальную базу по историческим событиям первых двух третей XX века:

• Гафурова Б.Г., Зубока Л.И. Хрестоматия по Новейшей истории в трёх томах. Том 1 (1917-1939). Москва: Издательство социально-экономической литературы, 1960. http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000129/index.shtml

• Гафурова Б.Г., Зубока Л.И. Хрестоматия по Новейшей истории в трёх томах. Том 2 (1939-1945). Москва: Издательство социально-экономической литературы, 1960. http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000022/index.shtml

• Гафурова Б.Г., Зубока Л.И. Хрестоматия по Новейшей истории в трёх томах. Том 3. Часть 1 (1945-1960). Москва: Издательство социально-экономической литературы, 1961. http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000020/index.shtml

Следующая группа источников освещает не только деятельность Коминтерна, но и те исторические обстоятельства, в которых эта деятельность осуществлялась:

• Коммунистический Интернационал. Краткий исторический очерк. — М.: Издательство политической литературы, 1969.

• Коминтерн против фашизма. Документы. — М.: Наука, 1999

• Коминтерн и гражданская война в Испании. Документы. — М.: Наука, 2001.

 

Глава 34. Социалистические и социал-демократические движения в XX веке

34.1. «Мировая реформа» или мировая революция? Социальный компромисс или «класс против класса»?

В период между двумя мировыми войнами социалистическое и социал-демократическое движение явным образом эволюционировало в сторону классового сотрудничества с капиталистами. Участие социал-демократов в буржуазных правительствах уже не ставилось под сомнение, а лозунг конструктивного сотрудничества с буржуазным государством провозглашался открыто, как естественный шаг в политической защите интересов рабочих в обстановке, когда нет условий для революции.

Тем не менее, поскольку буржуазные правительства без острой нужды не стремились предоставлять министерские посты социал-демократам, последние вели и оппозиционную политику, прибегая к средствам давления на свою буржуазию (крупные стачки, организация массовых полувоенных формирований). Часть социал-демократии еще не отказалась полностью и от революционных методов борьбы, о чем наглядно свидетельствуют попытки вооруженных выступлений в 1927 и в 1934 годах, возглавленные военизированной организацией австрийских социал-демократов - шуцбундом (которые, однако, не получили поддержку лидеров социал-демократии).

До середины 30-х годов, даже в условиях обострения бедствий рабочего класса в условиях «Великой депрессии» 1929-1933 годов, социал-демократы почти нигде не прибегали к совместным действиям с коммунистами. Причина этого лежала не только в сектантской политической линии Коминтерна, но и во встречном нежелании вождей социал-демократии сотрудничать с коммунистами, что доходило вплоть до запрещения членам социал-демократических партий вступать с коммунистами в какие-либо контакты.

Лишь победа нацистов в Германии побудила социал-демократию (как и коммунистов) перейти к попыткам совместных действий. Наиболее известные примеры политических коалиций социал-демократов и социалистов с коммунистами, пришедших к государственной власти - республиканское правительство в Испании в 1936-1939 годах и правительство Народного фронта во Франции в 1936-1938 годах. Однако эти правительства, хотя и организовавшие отпор наступающему фашизму, и проведшие ряд реформ в интересах рабочего класса, оказались неспособными вести борьбу за социалистические цели.

В ряде социал-демократических партий была не просто провозглашена политика конструктивного сотрудничества с буржуазией, а выдвинут принцип конструктивного служения буржуазному обществу даже в случае прихода социал-демократов к власти. Это был еще один шаг на пути отказа от социалистических целей. Теперь под сомнение ставилась уже не социалистическая революция, а фактически даже сколько-нибудь глубокие социальные реформы, серьезно задевающие интересы буржуазии.

Однако если революционность социал-демократии уходила в прошлое, то социал-реформизм еще не был сдан на слом, и давление организованного рабочего класса побуждало социал-демократов бороться за реформы. Для такой борьбы возникли довольно благоприятные обстоятельства по мере того, как СССР на фоне Великой депрессии демонстрировал впечатляющие темпы роста. Затем советская экономика начала выбираться из первоначальных трудностей ускоренной модернизации и во второй пятилетке (1933-1937 гг.) обеспечила дальнейшие успехи проводимой политики индустриализации и сдвиги к лучшему в коллективизированном сельском хозяйстве. Пример СССР оказался мощным рычагом давления на буржуазные правительства, которые в ряде случаев вынуждены были идти на реформы, чтобы удержать свой рабочий класс от искушения последовать по советскому пути.

Советская система в СССР была обременена множеством проблем, и на деле не столь уж далеко продвинулась по социалистическому пути (как я попытался показать выше). Однако даже такая, усеченная, внутренне неоднородная, деформированная альтернатива мировой капиталистической системе оказала на развитие последней колоссальное влияние. Одна лишь демонстрация возможности существования жизнеспособной альтернативы, создающей социальные преимущества для класса наемных работников, заставляла капитализм меняться. Тем более, что эта осязаемая альтернатива подкреплялась давлением классовой борьбы внутри капиталистических стран.

Если символом альтернативы мировой капиталистической системе был СССР, то ее персонифицированным выражением стал Сталин. Именно этим объясняется его огромный авторитет в левом движении всего мира, даже среди социал-демократии, не питавшей симпатий ни к большевизму вообще, ни к репрессивным методам сталинской власти в особенности.

Давление примера СССР подталкивало буржуазные правительства к поиску классового компромисса с пролетариатом, и тем самым укрепляло антиреволюционные, реформистские элементы в социал-демократии, позволяя им демонстрировать осязаемые успехи своей реформистской тактики. Тот факт, что успех реформизма был побочным продуктом революции, оставлялся без внимания.

34.2. Победа буржуазного реформизма в социал-демократическом движении

Буржуазия ряда развитых стран стала продвигаться все дальше и дальше по пути компромисса с пролетариатом. И социал-демократия оказалась весьма действенным социально-политическим инструментом этого компромисса. С одной стороны, она использовала и альтернативу СССР, и борьбу рабочих капиталистических стран в качестве рычага давления на буржуазные правительства. С другой стороны, она демонстрировала готовность не подвергать сомнению основы капиталистического порядка, а ограничиваться лишь теми или иными - пусть и весьма существенными - уступками в пользу наемных работников. Тем самым рабочие получали возможность практически улучшить свое положение, буржуазия - отвести угрозу революционного взрыва, а социал-демократия - закрепить за собой достойное место в политическом истэблишменте.

Дальнейшие успехи в борьбе за частичные уступки привели укреплению позиций социал-демократии, а так же и к эволюции ее собственной политической и идейной платформы. Происходил дрейф от наследия революционности к социал-реформизму - на левом фланге социал-демократии, и от социал-реформизма к буржуазному реформизму - на правом.

Политика компромисса буржуазии с рабочим классом не везде была связана с политическим влиянием социал-демократии. Так, например, в крупнейшей и ведущей стране капиталистического мира - США - сколько-нибудь заметное социал-демократическое движение так и не сложилось. И в период между двумя мировыми войнами проводником курса социального компромисса там стала демократическая партия во главе с президентом США Ф.Д. Рузвельтом, избранным на пике Великой Депрессии - в 1932 году.

Окончательно направление дрейфа социал-демократии в направлении буржуазного реформизма определилось после Второй мировой войны. В какой-то мере выбор политической позиции социал-демократии определялся условиями, схожими с условиями Первой мировой войны: социал-демократам предстояло еще раз определить свое отношение к сотрудничеству со своими буржуазными государствами. И они сделали свой выбор: социал-демократия в целом поддержала позицию противостояния ведущих капиталистических держав «советскому блоку», внеся вклад в развитие «холодной войны».

Соответственно этому выбору менялись и идейно-политические установки социал-демократии. С остатками революционности и традиционными марксистскими формулами в программных документах социал-демократических партий было в основном покончено в конце 40-х - начале 50-х годов XX века. Был провозглашен открытый отказ от марксизма как идейной платформы социал-демократии. Большинство социал-демократических партий в своих идейных ориентирах сделало явный или неявный выбор в пользу концепций в духе «этического социализма». Эти концепции сводили социализм к набору морально-нравственных принципов, приближение к которым может продолжаться бесконечно, и порывали с прежними взглядами, согласно которым социализм понимался как определенная общественная система, приходящая на смену капитализму.

Такой подход делал стратегические ориентиры социал-демократии сколь угодно расплывчатыми и тем самым позволял принимать тактические решения по существу произвольным образом. Тем самым открывалась в перспективе малопочтенная возможность полного перехода на позиции обыкновенного буржуазного реформизма и фактической утраты самоидентификации социал-демократии.

Тем не менее, в середине XX века этот процесс еще только начинался, и у буржуазии, напуганной формированием мировой социалистической системы, социал-демократия и другие отряды организованного рабочего движения могли вырвать немалые уступки. Именно к послевоенному периоду относится полное развертывание политики уступок и компромиссов, начатой после Октября 1917 года - того, что можно назвать «мировой реформой», заменившей и отсрочившей мировую революцию, но в то же время бывшей прямым продуктом этой революции, пусть и не удавшейся.

Капитализм, опираясь на социальные компромиссы, сформировав «государство всеобщего благосостояния», и введя в действие разнообразные рычаги регулирования движения частного капитала, обеспечил довольно быстрый рост в 50-е - начале 70-х годов XX века. А вместе с этим ростом росли и возможности увеличения благосостояния наемных работников и увеличения социальных расходов буржуазного государства.

34.3. Отношения между различными политическими течениями в рабочем движении

Отношения между коммунистами и социал-демократами испытывали на протяжении последних трех четвертей XX века неоднократные эволюции. Взаимное отчуждение, нараставшее во второй половине 20-х - начале 30-х годов, сменилось с середины 30-х осторожными попытками проведения тактики единого фронта. С началом Второй мировой войны сближение коммунистов и социал-демократов перед лицом общего врага (особенно в странах, оккупированных нацистами), получило мощный толчок на основе реальной совместной борьбы против гитлеровской агрессии. Однако это сближение оказалось непрочным.

Социал-демократы, как было сказано выше, вскоре оказались перед выбором - следовать ли вновь за политикой «своих» буржуазных государств, развязавших «холодную войну», возглавивших антикоммунистический крестовый поход и начавших кровавое подавление национально-освободительного движения в колониях?

Выбор был сделан однозначный. Социал-демократы и социалисты изгнали своих недавних союзников-коммунистов из коалиционных правительств во Франции и Италии, и практически повсеместно поддержали политику их выдавливания из аппарата профсоюзного движения. Ряд социал-демократических и социалистических правительств нисколько не чурался ведения колониальных войн. Антикоммунизм стал их официальной идеологической линией.

Лишь в 70-е - 80-е годы XX века в ряде стран вновь наметились попытки союза коммунистов и социалистов (социал-демократов), но нигде они не продвинулись далее создания парламентских коалиций, поддерживающих социалистические правительства (Чили в 1970-1973, Франция в 80-е гг.).

Авторитет коммунистов, значительно укрепившийся благодаря активной антинацистской борьбе в годы Второй мировой войны, стал постепенно ослабевать. Это происходило как под влиянием очевидной неспособности коммунистов завоевать на свою сторону симпатии большинства рабочего класса и взять власть в свои руки, так и под влиянием систематической антикоммунистической кампании.

Последняя опиралась не только на пропаганду и средства административно-политического давления, но и на прямое насилие - как, например, агрессия Великобритании против руководимой коммунистами антинацистской повстанческой армии в Греции в 1944 году.

Не способствовали росту авторитета коммунистических партий и реальные проблемы тех стран, где коммунисты пришли к власти при поддержке Советского Союза. Если в ряде стран «западного блока» гонениям подвергались коммунистические партии (запрет компартий и репрессии против их членов в Испании, Португалии, Греции, Западной Германии), то в «восточном блоке» самостоятельной политической роли лишались социалисты и социал-демократы (иногда путем объединения их с коммунистами).

Значительный урон авторитету коммунистов, равно как и авторитету СССР, был нанесен разоблачением преступлений Сталина после XX съезда КПСС. К сожалению, самокритика КПСС не пошла далее не слишком искреннего отмежевания от репрессивных крайностей сталинской эпохи. В то же время ослабление жесткости политической системы во многом свелось к эмансипации бюрократии от какого бы то ни было контроля сверху. Не произошло сколько-нибудь значительного изменения социально-экономической и политической системы СССР, которое позволяло бы восстановить привлекательный образ социализма. А компартии западных стран вольно или невольно продолжали ориентироваться на опыт СССР, и лишь некоторые из них время от времени пытались заявить о своих разногласиях с КПСС.

Вмешательство СССР в венгерские события 1956 года (которое, несмотря на ряд неправомерных шагов советского руководства, я считаю в целом неизбежным) и совершенно неоправданное вторжение в Чехословакию в августе 1968 года значительно испортили репутацию советского социализма и ориентированного на него международного коммунистического движения. В этом же ряду стоял ввод советских войск в Афганистан в конце 1979 года.

С другой стороны, авторитет СССР и коммунистического движения укреплялся их позицией поддержки национально-освободительных движений, противодействия колониальным вой нам и империалистической политике в целом, что особенно проявилось во время агрессии США во Вьетнаме в 1965-1973 годах.

Коммунистическое движение ощущало все недостатки односторонней ориентации на пример СССР, особенно в условиях нарастания внутренних трудностей в мировой системе социализма, и ряд компартий вел поиск самостоятельной идейно-политической платформы. Одним из отражений таких поисков явилось появление в 70-е годы XX века концепции «еврокоммунизма», содержащей попытку совместить традиционные установки коммунистического движения с широко понимаемыми демократическими ценностями, утраченными в практике советского «социализма».

Внутренние проблемы советских коммунистов, приведшие к формированию левой оппозиции и расколу ВКП(б), отразились и на международном коммунистическом движении. В нем, при активном участии Л .Д. Троцкого, выделилось течение, образовавшее IV Интернационал («троцкисты»). Несмотря на расколы, поразившие уже само троцкистское течение, лево-коммунистические партии и группы в ряде стран стали довольно влиятельными, подчас заметно потеснив компартии, ориентирующиеся на Москву.

Во второй половине 60-х - начале 70-х годов XX века произошел относительно кратковременный подъем активности и влияния разнообразных левых группировок и движений, независимых как от международной социал-демократии, так и от международного коммунистического движения. Эти левые группировки (среди которых заметную роль играли уже имевшие длительные организационные традиции анархисты и троцкисты) опирались в основном на молодежную, и в первую очередь на студенческую среду.

Пиком активности этих движений стал 1968 год (особенно выделялся май 1968 года во Франции). В качестве наиболее общей причины активизации независимых левых течений в молодежной среде можно назвать социальный кризис позднеиндустриального капитализма. В этот период капитализм уже создал и реализовал необходимость формирования широкого слоя высококвалифицированных специалистов, но не предоставил этому слою поле деятельности и уровень доходов, которые бы вполне соответствовали бы изменившимся социально-культурным притязаниям этого слоя.

В этой ситуации молодежь наиболее остро реагировала на неопределенность (или, напротив, на явно не устраивавшую ее определенность) своих жизненных перспектив. Дополнительными факторами, обострявшими реакцию молодежи на эти проблемы, было нарастание т.н. глобальных проблем капитализма - милитаризма, экологического кризиса, упадка морали и культуры вместе с ростом социального отчуждения, обострения противостояния богатых и бедных стран («Севера» и «Юга»).

Спад этого движения был обусловлен наличием у него не слишком глубокой и прочной социальной базы, и тем, что не сложился союз этого движения с другими, более массовыми - коммунистическим, социал-демократическим, профсоюзным. Слишком уж разными оказались идейно-политические традиции этих движений, как и их реальные политические интересы. В этих условиях большинство молодежи «образца 1968 года» постепенно перешло на путь приспособления к капиталистической системе, или, в более редких случаях, к тактике пассивного ее неприятия. Тем более что капитализм так же постепенно менялся, предоставляя молодым интеллектуалам более заманчивое и более высокооплачиваемое жизненное поприще. Лишь небольшая часть активистов 1968 года влилась в ряды постоянных участников различных левых партий и группировок, экологического и других общественных движений.

Дальнейшая эволюция различных социалистических течений происходила в конце XX века и была связана уже с распадом мировой системы социализма, неоконсервативным реваншем и неолиберальной глобализацией.

Вопросы для самостоятельного изучения:

1. Почему социал-демократическое движение продолжало дрейф от революционности к реформизму? Какие объективные условия способствовали успехам реформистской тактики?

2. Как революция в России, формирование советского строя и успехи СССР в социально-экономическом развитии влияли на позицию социал-демократии?

3. Как была связана послевоенная эволюция капитализма и деятельность социал-демократии?

4. Какие перемены происходили во взаимоотношениях различных течений в международном социалистическом движении?

5. С чем связана вспышка движения «новых левых» во второй половине 60-х - начале 70-х годов XX века? Почему это движение оказалось кратковременным?

Литература для самостоятельного изучения:

Здесь содержится характеристика социал-демократического движения в межвоенный период:

• Идеология международной социал-демократии в период между двумя мировыми войнами. М.: Наука, 1984.

• Кривогуз И. М. Рабочий социалистический интернационал (1923-1940). М.: Высшая школа, 1979.

Эти работы дают представление о послевоенной эволюции социал-демократии:

• Вилли Айхлер. Этический реализм и социальная демократия. Избранные труды. М.: ИВФ Антал, 1996.

• От Женевы к Стокгольму: материалы конгрессов Социалистического интернационала. В 2-х частях. М., 1992.

Здесь вы найдете неплохую документальную базу по историческим событиям первых двух третей XX века:

• Гафурова Б.Г., Зубока Л.И. Хрестоматия по Новейшей истории в трёх томах. Том 1 (1917-1939). Москва: Издательство социально-экономической литературы, 1960. http://hlstoric.ru/books/item/f00/s00/z0000129/index.shtml

• Гафурова Б.Г., Зубока Л.И. Хрестоматия по Новейшей истории в трёх томах. Том 2 (1939-1945); Том 3. Часть 1 (1945-1960). Москва: Издательство социально-экономической литературы, 1960,1961. http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000022/index.shtml http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000020/index.shtml

Данные работы освещают с различных сторон идейные предпосылки и проблемы нового левого движения второй половины 60-х - начала 70-х годов XX века:

• Даниэль Бенсаид. 1968 год во Франции // «Альтернативы», 1998, №4. http://scepsis.ru/librarv/id_722.html

• Герберт Маркузе. К ситуации новых левых. http://scepsis.ru/librarv/id_2570.html

• Герберт Маркузе. Конец утопии. http://scepsis.ru/librarv/id_2671.html

• Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии Развитого Индустриального Общества / Пер. с англ. - М.: REFL-book, 1994.

• Тарасов Александр. 1968 год в свете нашего опыта. Полный авторский текст, http://scepsis.ru/librarv/id_2274.html

 

Глава 35. Фашизм и социализм

Переход буржуазии развитых капиталистических государств к тактике социального компромисса, обозначившийся между двумя мировыми войнами и достигший широких масштабов в послевоенный период, поначалу был крайне непоследовательным. Была испробована в широких масштабах и попытка бескомпромиссного решения противоречий между трудом и капиталом - через фашизм. Но она (тактика фашизма) оказалась чревата для буржуазии серьезным риском и дополнительными проблемами (такими, как уничтожение не только десятков миллионов «рядовых граждан», но и значительной части собственной элиты, радикальное расширение «мировой социалистической системы», угроза победы левых в ряде развитых капиталистических стран и др.).

35.1. Проблема сходства фашизма и социализма

Массовый всплеск в 20-е - 40-е годы XX века различных фашистских движений породил множество идейных спекуляций на тему сходства фашизма и социализма, попытки отождествления советского строя и германского нацизма как двух близких разновидностей тоталитаризма и т.п. Здесь я сосредоточусь главным образом на проблеме сходства и различия фашизма и социализма в первую очередь не как двух идейных течений, а как двух реальных социальных движений и двух реальных общественных структур XX века.

При всех различиях между итальянским фашизмом, германским нацизмом, и франкизмом, в них прослеживается типологически общая основа. Она заключается в:

□ замене механизмов буржуазной демократии бюрократическим централизмом с ликвидацией основных буржуазных демократических свобод;

□ замещении институтов буржуазного гражданского общества принудительной (государственной) корпоративностью и официальной идеологией (что часто выражается через более широкое понятие «(тоталитаризм»);

□ создании системы жесткого государственного контроля над частным предпринимательством.

С этой точки зрения нацизм может быть отнесен к разновидности фашизма с радикальной расистско-экспансионистской составляющей, а франкизм - к умеренным, «стертым» формам фашизма.

Указанные черты фашизма как раз и используются для утверждений о значительном сходстве фашизма и социализма. Убедительность этих утверждений подкрепляется перечислением сходности множества конкретных форм социального бытия при той и другой системе. Однако общественные науки не могут удовлетворяться перечислением признаков сходства или различия. Для нас важно, прежде всего, историческое понимание этих феноменов, понимание причин и движущих сил их возникновения и эволюции. И только на этой основе можно приблизиться и к пониманию основ как сходства, так и различия, не ограничиваясь констатацией фактов, а стремясь к выяснению того, почему это сходство или различие образовалось.

35.2. Фундаментальное различие фашизма и социализма

Распространенное объяснение феноменов и фашизма, и «реального социализма» через концепцию догоняющей модернизации не соответствует исторической истине. Если для России такое объяснение имеет определенный смысл, то оно совершенно неприменимо к Германии.

Прежде всего, социалистический и фашистский проекты решали разные задачи, и решали их разными способами. Путь России к социализму ориентировался первоначально на получение помощи от более передовых держав в рамках общего социалистического проекта мировой революции. А когда этот проект не реализовался, «строительство социализма» было переориентировано на мобилизацию внутренних ресурсов для модернизации. Парадоксальным образом идеология мессианской роли СССР стала навязываться именно тогда, когда реальные надежды на мировую революцию были отброшены (ибо в таких условиях эта мессианская идеология стала едва ли не единственным оправданием поддержки СССР со стороны мирового антикапиталистического движения).

Фашистский проект, как Германии, так и в Италии, делал главную ставку не на внутреннюю модернизацию (и уж тем более - не на международную солидарность), а на пересмотр занимаемого места в мировом хозяйстве путем внешней экспансии, в первую очередь - силовой (а некоторые элементы модернизации рассматривались как средство достижения этой цели). Германия пыталась создать свою новую колониальную империю в Европе, в условиях, когда колониальный проект в мире стал близиться к исчерпанию даже по отношению ко многим слаборазвитым странам (30-е - 40-е годы - время зарождения массовых антиколониальных движений). Италия вела экспансию на Балканах и в Африке. Франкизм, пережив кровавую гражданскую войну, не ставил целей военной экспансии (что во многом обусловило постепенное смягчение характера политического режима), но не преуспел и во внутренней модернизации.

Фашизм и советский социализм имеют разную экономическую основу. Советский социализм основывался на ликвидации господства частной собственности и рынка, на почти полном огосударствлении средств производства и создании централизованной плановой системы управления хозяйством. Фашизм не покушался на господствующую роль частной собственности и рынка (в том виде, как они сложились в эпоху монополистического капитализма), несмотря на значительное расширение государственного сектора, ужесточение административного контроля над частным предпринимательством, и создание - на время войны - широкомасштабного механизма рационирования хозяйственных ресурсов.

Социализм, опираясь на исторически длительную традицию антикапиталистического (социалистического) движения, использовал кризис капиталистической системы в первой трети XX века. Фашизм так же возник как реакция на этот кризис, но одновременно - и как реакция на социалистическую альтернативу капитализму, и как способ выйти из кризиса, не разрушая основ системы.

Социализм и фашизм имеют разное политическое происхождение. Социализм родился как радикальный антикапиталистический (в этом смысле - антисистемный) проект. Фашизм возник в борьбе с социалистическим проектом, иногда внешне проявляясь как иной вариант антикапиталистического движения, но на деле выступая как проект защиты системы радикальными методами, и вне этой борьбы никогда не мог бы осуществиться. Фашизм получает шансы на осуществление в связи с неудачами социалистического проекта и слабостью социалистического движения.

Из сказанного выше можно сделать вывод, что социализм сформировался как естественно-историческое следствие противоречий капитализма. Фашизм, так же имея объективные социально-экономические корни в этих противоречиях, уже в исходном пункте несет в себе значительный заряд специально сконструированной политической технологии эпохи массового общества. «Реальный социализм» так же широко использовал технологии манипулирования эпохи массового общества, но это не было его генетическим признаком.

Социалистическое движение опиралось в первую очередь на пролетарские слои. Среди сторонников фашизма так же было много представителей пролетариата, но и люмпенские и вообще маргинальные слои играли очень большую роль. Однако маргинализованные слои, на которые опирался фашизм, это в первую очередь не люмпены. 1-я мировая война, революционные события 1918-1920 гг., кризис 1922-23 гг., и затем кризис 1929 года выбили социальную опору из под миллионных масс населения Германии (аналогичные процессы проходили также в Италии и Испании). Причастность к корпоративному государству восстанавливала социальную устойчивость, социальное самоопределение, и открывала широкий путь для индивидуальной социальной мобильности, для реализации индивидуальных социальных притязаний.

Социализм решал ту же проблему, но иначе - через массовые сдвиги в социальной структуре, через формирование новых массовых социальных слоев (новый слой рабочего класса, советские специалисты и т.п.). Им обеспечивалась не только индивидуальная, но и классовая мобильность (хотя маргинализация в ходе этих социальных сдвигов также использовалась для формирования опоры режима).

В отличие от социализма, фашизм, имея широкую массовую базу, все же получил свои шансы на приход к власти, только сформировав союз с крупным капиталом.

Протест против капитализма был канализирован фашизмом в протест лишь против данной формы капитализма путем создания иллюзорно-некапиталистического общества. Поэтому неизбежной была борьба, например, против «левого» крыла в нацизме, против течений Штрассера и Рема. Однако и уступки со стороны капитала, на которых фашизм строил свою социальную политику, были вполне весомы (например, были сделаны многомиллионные вложения в программу летнего отдыха для рядовых немецких рабочих «Сила через радость»).

Фашизм начинает с полного отрицания всякой демократии и либерализма (начиная с принципа фюрерства в построении собственной партии). Социализм начинает с борьбы за выход за рамки буржуазной демократии, стремясь расширить ее для представителей неэксплуататорских классов. Даже когда эта тенденция поворачивает вспять, «реальный социализм» до конца сохраняет внешние демократические атрибуты и элементы реальной демократии и либеральных ценностей в ряде общественных структур.

Социализм в исходном пункте опирается на принцип добровольной ассоциации. Лишь постепенно этот принцип начинает разъедаться принудительным коллективизмом. Фашизм с самого начала опирается на принудительную корпоратизацию населения.

Соответственно этим подходам социализм в творчестве новых форм социального бытия начинает с широкого использования социального творчества «снизу», не блокируя его полностью даже в последующем. Фашизм сразу устанавливает принцип социального творчества только «сверху».

Социализм стремится к осуществлению равенства через уничтожение социально-экономических основ существования общественных классов. Фашизм признает равенство только в смысле равенства обязанностей перед государством, отрицая сам факт существования различных общественных классов.

И «реальный социализм», и фашизм носят черты идеократических обществ, но по-разному. Если фашизм разрывает с европейской традицией Просвещения и возрождает средневековую и языческую архаику, то социализм так же разрывает идейную традицию, однако не полностью, наследуя очень многое, как из европейского Просвещения, так и из российского «мужицкого демократизма».

И фашизм, и социализм относят общественный идеал в будущее. Но если общественный идеал социализма, это конструктивная утопия, то идеал фашизма является нереалистичным, но не утопическим, а одновременно и вполне приземленным (Lebensraum для немцев), и совершенно неконструктивным (тупиковая идея расового превосходства в нацистской Германии, или господства «средиземноморского духа» и распространения римской культуры в фашистской Италии).

Что же касается идейных основ фашизма и социализма, то замечу лишь, что фашизм недаром рассматривал марксизм в качестве своего смертельного врага на идеологическом фронте.

35.3. Элементы сходства между фашизмом и социализмом

Глубинным основанием для формирования черт сходства в фашизме и социализме является их обусловленность кризисом капиталистической системы. Раннесоциалистическая революция оказывается с фашизмом в общей для них ситуации, когда накал противоречий капиталистической системы ставит ее под угрозу распада, но для выхода из этих противоречий на пути создания либо полноценного социалистического общества, либо добровольного классового компромисса капиталистов и наемных рабочих (по примеру «нового курса» Рузвельта или европейской социал-демократии), не имеется достаточных социально-экономических предпосылок.

Черты сходства фашизма и социализма начинают зримо проявляться главным образом в связи с неудачей первоначального социалистического проекта и его существенной корректировкой (если не заменой на другой проект). Эти черты сходства, однако, не выходят за рамки некоторых внешних политических и идеологических форм.

Имеющиеся черты сходства социализма и фашизма определяются наличием некоторого типологического сходства устройства фашистского государства, и государства, формирующегося в результате изолированной раннесоциалистической революции. И то, и другое государство обладает чертами бонапартизма, то есть государства, в котором бюрократический аппарат приобретает относительную независимость от господствующих классов, поскольку исполняет функции арбитра между борющимися классами в условиях неустойчивого баланса сил.

Хотя природа этого принудительного компромисса классовых сил при фашизме и при «реальном социализме» различна, но сам факт обретения государственным аппаратом относительной независимости в условиях формирования так называемого массового общества предает соответствующим государствам черты сходства.

Эти черты сходства заключаются в:

• развитии тенденции к всеобъемлющему политическому и идеологическому контроля государства над населением;

• отрицании либеральных прав и свобод;

• репрессивном характере режима;

• создании структур «принудительной коллективности», заменяющих в одном случае буржуазное гражданское общество, в другом - свободную ассоциацию тружеников;

• развитии принудительного социального патернализма;

• маргинализованных социальных слоях, как одной из главных опор режима;

• распространении идеологии «вождизма»;

• специфической идеократии, выносящей высшую цель существования общества за пределы настоящего.

Показной «антикапитализм» фашизма предает ему черты «реакционного социализма», то есть поиска избавления от господства мира наживы и чистогана в добуржуазном прошлом. Отсюда, кстати, архаически-реакционные черты в идеологии фашистского государства (вплоть до возрождения средневековой и языческой мистики). Поскольку социалистический проект, натолкнувшись на пределы недостаточных социально-экономических предпосылок, тоже использовал некоторые черты добуржуазных экономических форм (общинные традиции, полуфеодальные черты в колхозной системе на ее ранних этапах), здесь так же можно найти элементы сходства между «реальным социализмом» и фашизмом.

35.4. Причины сходства и различия фашизма и социализма. Выводы

Дпя меня наиболее важным является выяснение вопроса: почему социалистический проект привел к формированию общества, обладавшего чертами тоталитаризма, политического и идеологического сходства с фашистской системой?

Этот парадоксальный результат оказывается на деле совсем не парадоксален. Советское государство сталинской эпохи оказывается схожим с фашизмом в той мере, в какой оно решает сходные задачи - в той мере, в какой реальный «социализм», построение которого провозгласил Сталин, нуждался в демонтаже социалистического проекта. Существенные же различия «реального социализма» и фашизма определялись тем, что сталинский проект не мог основываться на полном отказе от импульса социалистической революции, и вынужден был использовать этот импульс, опираться на него.

Когда я говорю - Сталин - это вовсе не значит, что черты советского тоталитаризма были рождены злой волей одного человека, или даже одного партийного течения, избравшего его своим лидером. Объективные задачи социально-экономического развития, стоявшие перед Россией в условиях неизбежного спада волны мировой революции, не могли быть решены на путях создания полноценного социалистического общества, поскольку для него не было необходимых предпосылок (не говоря уже о достаточных...). Поэтому частичный демонтаж социалистического проекта оказался неизбежен. (Было ли такое развитие событий фатально? Для социалистического проекта - не обязательно, поскольку зрелость предпосылок социализма существенно различалась в разных странах. Одно дело Кампучия, другое дело страны Центральной Европы).

Такой демонтаж происходил в условиях решения задач догоняющей модернизации через построение экономики мобилизационного типа, узкой социальной базы этого проекта, что неизбежно сопровождалось резкими сдвигами в социальной структуре, приводящими к высокой степени социальной маргинализации. Страна уже пережила одну волну такой маргинализации, вызванную 1-й мировой и гражданской войной, и поэтому вторая волна создала социальные предпосылки для того, чтобы резкий политический и идейный поворот 20-х гг. стал осуществляться через тоталитарные формы общественного устройства.

Как только этот резкий поворот был совершен и закреплен, стали размываться и тоталитарные черты советской системы, сменяясь более мягкими формами господства бюрократии.

Вопросы для самостоятельного изучения:

1. На каких основаниях можно объединить под общим типологическим понятием «фашизм» различные конкретные общества (итальянский фашизм, германский нацизм, испанский франкизм)?

2. Каковы фундаментальные отличия социально-экономических и политических основ фашистских обществ и общества «реального социализма»?

3. В чем заключаются различия в причинах возникновения фашистских обществ и обществ «реального социализма»?

4. Как различные причины формирования социалистических и фашистских обществ повлияли на различие их социально-экономической природы?

5. В чем заключаются и на чем основаны элементы сходства фашизма и «реального социализма»?

6. Оправдано ли суждение, что элементы сходства фашизма и реального социализма связаны с тем, что оба этих социальных проекта явились отражением специфики кризиса капитализма в первой трети XX века?

7. Определяются ли элементы сходства между фашизмом и «реальным социализмом» чертами общности их социальных и идейных проектов, или же, напротив, эти элементы сходства возникли благодаря неудаче и частичному демонтажу первоначального социалистического проекта?

Литература для самостоятельного изучения:

Статья Троцкого, некоторые положения которой были затем воспроизведены в решениях VII Конгресса Коминтерна:

• Троцкий Л.Д. Что такое национал-социализм? http://revkom.com/biblioteka/marxism/trotckii/1933ns.htm

Советские источники о природе и истории фашизма:

• История фашизма в Западной Европе. Академия наук СССР, Институт всеобщей истории. М.: Наука, 1978. (1987?)

• Рахшмир П.Ю. Происхождение фашизма. М.: Наука, 1981.

Работа известных представителей Франкфуртской школы, где фашизм рассматривается как неизбежное проявление присущей капитализму тенденции к отчуждению человека от общества, к утрате им контроля над организацией людей в общество и противопоставлению им этой организации как чуждой, враждебной силы:

• Макс Хоркхаймер, Теодор В. Адорно. Диалектика просвещения. Философские фрагменты. Пер. с нем. М. Кузнецова. М. - СПб.: Медиум, Ювента, 1997.

Современные российские источники по теории и истории фашизма:

• Мазуров И. В. Фашизм как форма тоталитаризма // Общественные науки и современность. 1993, № 5.

• Тоталитаризм в Европе XX века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления. М.: Памятники исторической мысли, 1996.

• Коминтерн против фашизма. Документы. М.: Наука, 1999

• Галкин А.А. Размышления о фашизме // Социальные трансформации в Европе XX века. М.: 1998.

• Фашизм как болезнь общества. Лекция Александра Галкина, прочитанная 4 мая 2004 года в клубе — литературном кафе «Bilingua». http://www.polit.ru/lectures/2006/05/08/galkin.html

• Дамье В.В. Тоталитарные тенденции в XX веке // Мир в XX веке. М.: Наука, 2001.

• Вадим Дамье. Фашизм. Онлайн Энциклопедия Кругосвет. http://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/FASHIZM.html

• Александр Тарасов. Фашизмов много. И чем дальше, тем они все менее отличимы от "обычного капитализма", http://saint-iuste.narod.ru/fash-tip.htm (Опубликовано в журнале "Новая модель”, 2003, № 2 под названием ”Много фашизмов. Весьма нехороших, но разных").

• Умланд А. Старый вопрос, поставленный заново: что такое «фашизм»? (теория фашизма Роджера Гриффина) // Политические исследования, № 1 (31), 1996.

Работа наиболее популярного западного специалиста по фашизму, в которой он рассматривает фашизм как разновидность политики модернизма и идеологию «нового рождения нации»:

• Roger Griffin, Matthew Feldman. Fascism: The nature of fascism. Routledge, 2004.

Еще один западный специалист по фашизму, с не столь экзотическими концепциями, как у Гриффина:

• Вольфганг Випперман. Европейский фашизм в сравнении. 1922-1982. Перевод с немецкого А. И. Федорова. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. http://lib.ru/POLITOLOG/fascio.txt

По этой работе можно получишь представление о позиции любимого идеолога русских националистов. Здесь любимец Владимира Путина и Никиты Михалкова оправдывает фашизм необходимостью борьбы с социализмом:

• Иван Ильин. О фашизме, http://www.hrono.ru/statii/2009/ilin_fashizm.php

 

Глава 36. «Мировая система социализма». Развитие противоречий общества советского типа

36.1. Возникновение и развитие «мировой системы социализма»

После Второй мировой войны в Западной Европе коммунистические партии в ряде случаев вошли в правительства (Франция, Италия) и заметно расширили свои парламентские фракции, а в Восточной Европе пришли к власти. Однако эти сдвиги во многом определялись дипломатическим торгом СССР с западными союзниками. Одним из шагов такого характера, предопределенным внешнеполитическими интересами, был роспуск Коминтерна, проведенный еще до окончания войны и при полном пренебрежении к Уставу этой организации. СССР (при слабых словесных порицаниях со стороны западных союзников) навязал Польше просоветское правительство, которое отнюдь не пользовалось поддержкой явного большинства народа. И в то же время СССР не оказал существенной помощи греческим коммунистам, пользовавшимся такой поддержкой, бросив их на произвол судьбы перед лицом британской агрессии.

В Восточной Европе СССР использовал свои военнополитические возможности, чтобы содействовать приходу к власти коммунистических партий, в некоторых случаях (Венгрия, Польша, Германская Демократическая республика) способствовав их объединению с социал-демократами. Образовалась группа государств, тесно связанных с СССР в политическом, а затем и в экономическом отношении. Аналогичная группа государств, хотя и в меньшей мере ориентированных на СССР, образовалась в Азии - Китай, Северная Корея, Северный Вьетнам.

Укрепление политических позиций СССР в мире вызвало противодействие ведущих капиталистических держав, что получило выражение в политике «холодной войны», которая поддерживалась обеими конфликтующими сторонами. После того, как не удалась попытка США через оказание экономической помощи по «плану Маршалла» втянуть в орбиту своего влияния страны Восточной Европы, противоборство приобрело более жесткий характер. Спецслужбы западных стран поддерживали вооруженные подпольные группы в Восточной Европе и в западных регионах СССР, стремились вызвать конфликт между государственным руководством СССР и восточноевропейских стран. Имеются свидетельства, что спецслужбы США и Великобритании своими провокациями содействовали развязыванию репрессий против национально-ориентированной части партийногосударственного руководства ряда стран Восточной Европы (Чехословакии, Венгрии, Польши, Болгарии), а так же раздуванию конфликта между СССР и Югославией.

В 1949 году западные страны организовали военнополитический блок НАТО, где ключевые позиции занимали США. Этот блок очевидным образом был ориентирован против СССР и его союзников. После того, как в него была включена Западная Германия, СССР в 1955 году сформировал противовес в виде организации Варшавского договора.

В конечном итоге, в результате влияния и прямого давления советского руководства, в большинстве стран Восточной Европы сложилась политическая и экономическая модель, близкая к сталинской модели, восторжествовавшей в СССР. В азиатских странах, провозгласивших строительство социализма, эта модель приобрела еще более жесткие формы. В то же время в Югославии экономическая система включала в себя элементы экономической демократии, сочетала плановые и рыночные регуляторы, допускала относительно большую степень свободы слова и свободы печати там, где это не затрагивало политические вопросы и основы официальной идеологии.

Советский политический и идеологический диктат приводил в восточноевропейских странах к вспышкам массового недовольства, которые были использованы крайне правыми силами (волнения в Польше и в ГДР в 1953 году, антисоциалистический мятеж в Венгрии в 1956 году). Несмотря на это, достигнутые в 50 - 60 годы успехи в экономическом развитии позволили стабилизировать внутриполитическое положение в этих странах. Однако стабилизация была непрочной. Если открыто антисоциалистическое силы не имели достаточных возможностей для борьбы, то неудовлетворенность сталинской моделью социализма стимулировала поиск иной модели, что пытались использовать и противники социализма. Этот факт послужил предлогом для грубого силового вмешательства, прервавшего данные поиски - в Чехословакии во время «Пражской весны» 1968 года путем военной интервенции стран Варшавского договора, в Польше во время выступлений «Солидарности» в 1980 году - внутренними силами (во многом для того, чтобы предотвратить интервенцию).

Советский Союз стремился поддерживать не только политическую консолидацию стран Восточной Европы, но и их экономическую интеграцию с СССР. Для этой цели был организован Совет Экономической взаимопомощи (СЭВ). Он действительно сыграл значительную роль в развитии экономического сотрудничества между странами мировой социалистической системы. Однако основы этого сотрудничества, не содержавшие ясных критериев выгодности или невыгодности внешнеэкономических связей (поскольку применялись не цены мирового рынка, а искусственные расчетные, цены), вызывали взаимное недовольство участников СЭВ.

Неудовлетворенность жесткой плановой моделью экономики, заимствованной у СССР, а также стремление учесть национальную специфику своих стран, приводили к формированию в Восточной Европе экономических моделей, включавших значимый сектор производства, основанный на мелкой частной собственности (в сельском хозяйстве, торговле, сфере услуг, в производстве предметов потребления). Довольно успешный опыт инкорпорирования рыночных элементов в плановую систему, имевшийся в Югославии с середины 50-х годов XX века, вызвал подражания (рыночные реформы в Венгрии с 1968 года, реформы в Польше в начале 80-х годов).

Не менее сложно складывались отношения СССР со своими азиатскими союзниками. Несмотря на существенную помощь, в том числе и военную, которую они получали от СССР - передача во второй половине 40-х годов трофейного вооружения Квантунской армии вооруженным силам Компартии Китая (НОАК), военная помощь Северной Корее во время войны 1950-1953 годов, военная помощь Северному Вьетнаму во время антиколониальной войны и сопротивления агресии США (фактически непрерывно с конца 40-х годов до 1973 года) - эти страны стремились политически дистанцироваться от Советского Союза. Этому способствовали попытки довольно бесцеремонного навязывания советскими партийными руководителями своей точки зрения.

Формирование мировой системы социализма отвечало политическим и экономическим интересам советского государства. Несмотря на издержки поддержания контроля и угрозу внутренней нестабильности в странах-союзниках, СССР приобрел широкую военнополитическую коалицию. Поставки продовольствия, предметов потребления, а из наиболее развитых восточноевропейских стран (ГДР, Чехословакии, Венгрии) - и современного промышленного оборудования, позволяли смягчать последствия дефицита на внутреннем рынке. В свою очередь СССР имея в этих странах гарантированный рынок сбыта дпя своих энерго-сырьевых и промышленных товаров.

Однако чем дальше, тем больше наши восточноевропейские партнеры становились заинтересованы в западном рынке сбыта, и в импортировании товаров с мирового рынка, где они находили более выгодные условия купли-продажи и более широкий ассортимент высокотехнологичной продукции, нежели им мог предложить СССР.

36.2. Причины успехов и упадка «реального социализма». Противоречия экономической системы советского типа

«Строительство социализма», предполагавшее передачу средств производства в общественную собственность, а как первый шаг - национализацию основных из них - сконцентрировало колоссальную экономическую и политическую власть в руках бюрократии.

Не демократическая, лишенная сколько-нибудь существенных элементов общественной самодеятельности трудящихся, не создававшая достаточных социально-экономических возможностей для превращения в перспективе труда в творческую деятельность, эта жесткая система в то же время хорошо соответствовала решению задач догоняющей индустриализации. Она обеспечивала возможность высокой концентрации и широкомасштабного перераспределения экономических ресурсов. То же самое касается и осуществления масштабных научно-технических и социальных проектов.

Однако с завершением индустриализации эта система во все меньшей мере стала отвечать задачам обеспечения дальнейшего социально-экономического развития.

Советская модель жесткого централизованного планирования с самого начала обладала рядом недостатков. Среди них - преобладание значения формальных объемных показателей над всеми остальными оценочными критериями; нерешенность не только проблемы сбалансированности выпуска продукции, но и согласования реальных потоков продукции внутри планового периода в соответствии с графиками работы предприятий-смежников; затухание и искажение информации при движении от уровня предприятия на уровень центральных плановых органов; отсутствие ясных критериев для решения вопроса о структуре выпуска конечной продукции; отсутствие действенных каналов обратной связи потребителя с производителем.

При сравнительно небольших масштабах экономики, несложной отраслевой структуре, простой структуре конечного потребления, и пока стояла задача в первую очередь количественного насыщения экономики промышленной продукцией, эти недостатки были терпимы. Более того, они перекрывались достоинствами этой модели - способностью к быстрой и масштабной концентрации ресурсов; способностью к быстрому и масштабному межотраслевому перераспределению ресурсов; более полным, чем в рыночной экономике, использованием ресурсов (именно в силу более слабых экономических ограничений для выпуска продукции).

Однако рост масштабов экономики, усложнение отраслевой структуры и структуры потребления, исчерпание задач (а равно и возможностей) экстенсивного роста промышленности привели к ослаблению достоинств советской плановой модели и к усугублению ее недостатков. Вместе с усложнением экономики возросла громоздкость бюрократического аппарата. Это не только осложнило проблему формирования сбалансированного плана выпуска и распределения продукции, не только усилило затухание и искажение информации на разных уровнях плановой системы, но и породило тенденцию к выделению отраслевых органов управления с подчиненными им предприятиями в обособленные ведомственные системы со своими интересами. Тем самым была ослаблена способность плановой системы маневрировать ресурсами, исходя из народнохозяйственных интересов. Централизованные плановые решения стали все больше превращаться в продукт борьбы и компромисса ведомственных интересов.

Для советской модели централизованной плановой экономики была характерна так же слабость внутренних стимулов научно-технического прогресса. Основной импульс технического прогресса обеспечивался на вершине системы централизованного планового руководства, через формирование и осуществление крупных научно-технических программ и соответствующих инвестиционных решений. Однако на уровне отраслевых структур и предприятий этот импульс резко ослабевал. Нацеленность этих структур на формальные объемные плановые показатели делала техническое обновление производства скорее помехой, нежели средством достижения критериев, задаваемых планом. Поэтому технический прогресс в советской модели принял вид наращивания современного технологического потенциала за счет строительства новых предприятий, и торможения технического обновления производства на уже существующих предприятиях.

Существующая в современных экономических системах технологическая неоднородность при таком способе научно-технического прогресса приводила к отраслевому (ведомственному) сегментированию экономики советского типа на довольно заметно различающиеся технологические уклады. В отраслях, где преимущественно концентрировались инвестиционные ресурсы, а вместе с ними - и новые технологии, формировались высокотехнологичные уклады, в отраслях, относительно обделенных этими ресурсами, консервировалась технологическая отсталость. Особенностью экономики СССР была к тому же повышенная концентрация инвестиций, новых технологий и квалифицированных кадров в оборонном комплексе, что вело к соответствующему обеднению остальных отраслей, в том числе ключевых, определявших техническое лицо экономики - производителей машин и технологического оборудования.

Ослабление эффективности централизованного планового руководства, отмеченное выше (которое особенно сильно проявилось в 60-е - 70-е годы XX века), привело и к затуханию импульсов научно-технического прогресса.

В результате сложившаяся в 30-е годы XX века система воспроизводства стала превращаться в порочный круг. Исчерпание источников экстенсивного наращивания производства (за счет вовлечения в производство новых природных ресурсов, ресурсов рабочей силы, строительства новых предприятий) остро ставило проблему роста эффективности и технического прогресса. Слабость внутренних источников технического прогресса (усугубляемая концентрацией имевшихся ресурсов в военном производстве) привела к поиску решения за счет внешних источников. Энерго-сырьевой экспорт обеспечивал приобретение новых технологий за рубежом.

Однако постепенное истощение месторождений сырья и топливных ресурсов требовало увеличения доли капиталовложений, направляемых в добывающие отрасли. Разработка новых месторождений обходилась все дороже. К 80-м годам практически все капиталовложения, направляемые в добывающую промышленность, поглощались решением задачи поддержания прежнего уровня добычи. Растущая концентрация инвестиционных ресурсов в добывающих отраслях истощала возможности прогрессивного развития обрабатывающего производства, и в первую очередь машиностроения. Внутренние источники технического прогресса приходили в упадок. Зависимость от импорта технологий усугублялась, а это вызывало необходимость в наращивании нефтегазового экспорта. Порочный круг замыкался...

Другой характерной проблемой советской модели воспроизводства была экономика дефицита. Ее наиболее общей причиной было отсутствие встроенных в систему надежных критериев сбалансированности производства и потребления. Рыночный механизм сбалансирования спроса и предложения через равновесные цены не действовал, а адекватный плановый механизм не сложился.

Концентрация экономических решений в руках бюрократии вела и к соответствующему распределению прав собственности. Общественная собственность, вопреки распространенному мнению, не была фикцией. Но распределение правомочий в рамках общественной собственности, как и тот факт, что общественная собственность имела форму, прежде всего, государственной собственности, передавали бюрократии практически все правомочия владения и распоряжения, оставляя трудящимся права пользования и участия в доходе от собственности. Однако и к осуществлению этих прав трудящиеся имели доступ не непосредственно, а через отношения государственного патернализма.

Существо государственного патернализма заключалось в том, что все предоставляемые трудящимся весьма значительные социально-экономические гарантии и льготы они получали только из рук государственных служащих, включая администрацию государственных предприятий. Это касалось и полной занятости, и обеспечения бесплатным или льготным жильем, и субсидирования отдыха и т.д. и т.п. Конфликтный потенциал отношений государственного патернализма особенно остро высвечивался наличием у бюрократии собственной, изолированной системы распределения материальных благ и доступа к социально-экономическим льготам и гарантиям при формально провозглашаемом равенстве. Проблема усугублялась явлениями дефицита на потребительском рынке.

Такой характер отношений собственности вел к нарастающему отчуждению трудящихся от государственной собственности. Она все в меньшей мере воспринималась как своя.

Проблемы советской плановой модели вели к росту бюрократизма, коррупции, теневой экономики. Первоначально эти явления выступали как механизмы, компенсирующие недостатки плановой системы. Рост бюрократического аппарата компенсировал трудности планового управления экономикой в условиях возрастания масштабов и сложности последней. Коррупция компенсировала неповоротливость бюрократии и ее невнимание к реальным нуждам - отдельных людей, или же целых предприятий или организаций. То, что крайне тяжело решалось путем движения дел по официальным каналам, гораздо легче поддавалось решению за взятки. Теневая экономика компенсировала недостатки экономики дефицита, позволяя получить те товары и услуги, которые официальная система снабжения не предоставляла или же предоставляла ценой больших затрат времени и нервов.

Но с течением времени эти явления стали все больше подрывать плановую экономику. Вместе с количественным ростом бюрократической системы возрастала ее громоздкость и неповоротливость, она распадалась на замкнутые ведомственные системы, что лишало плановую экономику ее преимуществ и усугубляло ее недостатки. Коррупция из средства решения повседневных проблем, не решаемых официальным путем, все больше становилась средством продвижения частных интересов в ущерб общественным. Теневая экономика не столько компенсировала недостатки экономики дефицита, сколько паразитировала на них, превращаясь в средство обогащения узкого слоя людей за счет проблем всех остальных.

На почве теневой экономики стало формироваться нелегальное частное предпринимательство, которое, в силу своего нелегального характера, требовало покровительства со стороны государственных чиновников. Эти чиновники, в свою очередь, видели в теневой экономике средство обойти ограничения, накладываемые на них официальной бюрократической иерархией. Произошло смыкание дельцов теневой экономики и коррупционеров-бюрократов. Начался процесс латентного роста частнопредпринимательской экономики в недрах плановой системы.

36.3. Социальные противоречия «реального социализма». Эволюция бюрократии в советском обществе

Сталин составил более устойчивую социальную комбинацию - и победил. Однако его победа означала в перспективе и неизбежную гибель той системы, творцом которой он стал. Успешное осуществление сталинского проекта модернизации СССР означало конец сталинской системы, ибо те же самые формы общественного устройства, которые сделали возможным осуществление этого проекта, сделали невозможной его успешную эволюцию в новых условиях, даже ценой смягчения его наиболее одиозных сторон.

Отказ от претворения в жизнь наиболее прогрессивных черт социалистической модели соответствовал личным наклонностям Сталина и интересам выдвинувшей его бюрократии, хотя и был в достаточной мере вынужденным объективными обстоятельствами. И в тоже время именно отказ хотя бы от попыток постепенного наращивания предпосылок для развития самоуправленческой, социальнотворческой составляющей социалистического проекта сделал сталинскую систему окостеневшей, неспособной к значительным социальным маневрам и приспособительной эволюции.

Это произошло именно потому, что бюрократия играла ведущую роль в советской системе. Поскольку рабочий класс не смог (отчасти по объективным причинам, отчасти из-за активного противодействия бюрократии) самостоятельно овладеть управлением производством и контролем над государственным аппаратом, функции управления монополизировала бюрократия.

Социальный компромисс бюрократии с рабочим классом, предоставлявший последнему значительные социальные гарантии, обеспечивал заинтересованность рабочих в решении задач индустриализации, и, будучи подкреплен активным использованием социалистических лозунгов и атрибутов, в определенный период времени даже порождал феномен массового энтузиазма в ходе «социалистического строительства». Со стороны бюрократии этот компромисс подкреплялся также активным, а подчас и самоотверженным участием партийных и хозяйственных руководителей в решении задач экономического развития страны. Однако столь же самоотверженное участие бюрократии в реализации очевидно ошибочных установок сталинской политики (головотяпское проведение коллективизации, обернувшееся колоссальными хозяйственными потерями; экономически бессмысленная, не давшая никаких позитивных результатов попытка форсирования темпов промышленного роста в первой пятилетке; развязывание огульных массовых репрессий) показывало реальный статус этого слоя, как оторванных от масс и стоящих над массами чиновников.

И вот, с течением времени социальная основа советского строя стала неизбежно размываться. Бюрократия, укрепив свое господство, и начав превращаться в замкнутую наследственную касту, все более обособляла свои интересы от интересов остального общества.

Общая для рабочего класса и бюрократии позиция защиты от буржуазной реставрации потеряла непосредственную актуальность и сохранилась лишь в функции защиты от внешней угрозы (которой было придано гипертрофированное значение). Сам рабочий класс из относительно привилегированного меньшинства с завершением индустриализации превратился в большинство населения (в 1940 году официальная статистика оценивала численность рабочего класса в 23,9 млн. чел. или 38% занятых, а в 1960 году - уже 55,1%), и бюрократия уже не могла поддерживать для него прежний высокий социальный статус.

В результате социальный компромисс, на котором держалось советское общество, стал размываться с двух сторон. С одной стороны, наемные работники (и особенно научно-техническая интеллигенция) испытывали все большее недовольство от выхолащивания социальных гарантий и потери привилегированного социального статуса. Интеллигенция и специалисты в основном утратили более высокий уровень заработков по сравнению с рабочими, а такие важные для этого слоя права, как, например, свобода творчества, были существенно ограничены. Однако и рабочие не приобрели ничего, а их относительно привилегированный статус по сравнению с крестьянством уже не играл сколько-нибудь существенной роли. Реальное наполнение всеобщих социальных льгот и гарантий практически не возрастало, началось их размывание, развитие фактической платности многих формально бесплатных социальных услуг и т.д. Большинство групп наемных работников начинало приближаться к осознанию своей роли как эксплуатируемого социального слоя.

С другой стороны, бюрократия не только реализовала монополию на властно-хозяйственные функции, но и всячески расширяла и укрепляла собственные материальные льготы и привилегии, в том числе и нелегальными путями. Более того, все возрастающей частью бюрократии овладевало стремление превратить чиновничество из условного распорядителя общественного богатства, ограниченного в своих функциях всей остальной бюрократической иерархией, в полноправного собственника.

В советском обществе, вместе с нарастанием разрыва между официальными лозунгами и реальной политикой партийно-бюрократической верхушки стал развиваться кризис нереализованных ожиданий. Происходило развитие «теневой» частной собственности под патронажем бюрократии и одновременно латентная «приватизация государства» по кусочкам, подготавливающая переход к бюрократическому капитализму.

Этапы социальной эволюции советского общества можно кратко резюмировать следующим образом:

1. 1917 - конец 20-х. На этом этапе происходит переход от попыток рабочего класса непосредственно овладеть государственной машиной к постепенной уступке функций управления бюрократии, которая пока еще сохраняет тесную социальную и политическую (например, через выдвиженчество) связь с рабочим классом. Однако от политического контроля со стороны рабочего класса бюрократия к концу данного периода полностью эмансипируется, сохраняя за рабочими лишь некоторые социально-политические привилегии. Государство приобретает бонапартистский характер.

Ядро бюрократии составляют активисты революции, но даже среди них рабочие составляют менее половины. Наряду с этим в новую бюрократию рекрутировано немало представителей старых служилых городских слоев. Еще сохраняются традиции революционной демократии, постепенно сменяемой, однако, на государственный патернализм.

2. 30-е - середина 60-х годов. Период компромисса между рабочим классом и бюрократией. Сдвиг социальной опоры бюрократии в сторону "нового" рабочего класса, формирующегося в ходе индустриализации, обеспечивает укрепление социальной базы советского бонапартизма. Бюрократия продолжает поддержку социальных гарантий рабочему классу, создает условия для роста его численности и квалификационного уровня, оставляет некоторые каналы социальной мобильности (через массовое высшее образование), что не мешает ей прибегать и к жестким административным и репрессивным мерам против своего союзника (ограничения свободной мобильности рабочих, запрет стачек и свободных профсоюзов, аресты активистов подпольного рабочего движения, применение вооруженной силы против стачек и демонстраций рабочих). Поддерживается полная занятость. Политически этому соответствует переход от бонапартизма к превращению бюрократии в господствующее сословие.

Этот этап начинается с социальной «самокритики» бюрократии, выражающейся в вытеснении активистов революционного периода, заменяемых «выдвиженцами» из низшего слоя бюрократии, лишь некоторые из которых участвовали в революции на третьих-четвертых ролях. Затем в ходе массовых кровавых чисток происходит почти полное устранение ветеранов революции, и их место занимают «выдвиженцы», возглавляемые новым слоем партийногосударственного чиновничества, не участвовавшим в революции и воспитанным в недрах аппарата. Этот слой все еще связан с традицией революции, но не лично, а: 1) политически: с точки зрения легитимации (оправдания) их власти; 2) идеологически: с точки зрения лозунгов; и 3) социально, с точки зрения его происхождения из «низов». Для данного слоя традиция патернализма еще сохраняет свое значение, хотя уже и потеснена новыми традициями (привилегии, ритуализация идейного наследия революции как метод идеологического манипулирования и контроля, отказ от идеи достоинства личности и личных прав и свобод вне подчинения целям бюрократии). Патернализм все больше сводится к материальным и идеологическим подачкам.

3. Середина 60-х - конец 80-х годов. Размывание компромисса бюрократии и рабочего класса. Отмирание рудиментов социальной ответственности верхушки бюрократии перед работниками. Расширение масштабов бюрократических привилегий, выхолащивание всеобщих социальных гарантий, торможение роста благосостояния. Конфликт бюрократии с творческой и технической интеллигенцией.

Лишь в начале этого периода классовую природу бюрократии еще можно определять как недавно эмансипировавшийся от пролетарской основы слой государственных чиновников, особенностью которого является монополия управления всеми (формально - только национализированными) средствами производства. Далее происходит превращение бюрократии в замкнутую касту и оформляется стремление бюрократии превратиться из господствующего сословия (социальный статус которого определяется служебным положением) в класс.

Вопросы для самостоятельного изучения:

1. Каковы были международные условия формирования «мировой системы социализма»?

2. Какое влияние оказал СССР на формирование социально-экономической модели, сложившейся в странах «мировой системы социализма»?

3. Каковы были внутренние противоречия в «мировой системе социализма» и как они были связаны с противоречиями между СССР и другими странами этой системы?

4. Каковы были противоречия, свойственные экономической системе советского типа, и какова была их эволюция на разных этапах экономического развития?

5. Как на развитии противоречий экономической системы советского типа сказались: завершение индустриализации, рост масштабов экономики, изменения модели потребностей населения?

6. В чем заключались причины замедления технического прогресса в экономической системе советского типа?

7. Почему в экономической системе советского типа стало происходить латентное (скрытое) развитие капиталистических элементов?

8. Каким образом в социально-экономической системе «реального социализма» происходило размывание социального компромисса, на котором эта система основывалась?

9. Какова была эволюция природы бюрократии в обществе «реального социализма»?

Литература для самостоятельного изучения:

Обобщающие исторические исследования по рассматриваемому периоду:

• Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века. В 3-х т. т.1. Становление «реального социализма» (1945-1965). М.: Наука, 2000.

• Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века. В 3-х т. т.2. От стабилизации к кризису (1966-1989). М.: Наука, 2002.

• Международное рабочее движение. Вопросы истории и теории. В 7-ми томах. М.: Мысль, 1976-1985. Тома 6 и 7.

Работы, посвященные наиболее важным историческим событиям, связанным с развитием «мировой системы социализма»:

• Азибеков Г. Коминформ и послевоенная Европа. 1947-1956. М.: 1994.

• Кайдерлинг Г. Берлин 1945-1975. М.: 1976.

• Корниенко Г. М. Новое о Карибском кризисе // Новая и новейшая история. № 3,1991.

• Мусатов В. СССР и венгерские события 1956 г. // Новая и новейшая история. № 3,1993.

• Орлик Г. Запад и Прага в 1968 г. // Новая и новейшая история. № 3, 1996.

• Наринский М. М. СССР и план Маршалла // Новая и новейшая история. №2,1993.

• Политические кризисы и конфликты 50-60-х гг. в Восточной Европе. М.: 1993.

Здесь содержится документальная база по рассматриваемому периоду:

• Гафурова Б.Г., Зубока Л.И. Хрестоматия по Новейшей истории в трёх томах. Том 3. Часть 1 (1945-1960). Москва: Издательство социально-экономической литературы, 1961. http://historic.ru/book/item/f00/s00/20000020/index.shtml

Здесь рассматриваются проблемы и противоречия экономического развития СССР на разных исторических этапах:

• Ханин Г. Десятилетие триумфа советской экономики. Годы пятидесятые // Свободная мысль - XXI. 2002. №5

• Белоусов А., Клепач А. Кризис индустриальной модели советского типа // Альтернативы, 1994, №1(4) и 1995, №1.

В этой работе с современных левых позиций рассматриваются различные проблемы социально-экономического развития позднего СССР:

• СССР: «Застой». М.: Культурная революция, 2009.

 

Глава 37. Анархизм и анархическое движение. Другие немарксистские версии социализма

37.1. Анархизм

Анархистское движение, получившее распространение еще в XIX веке, в первой половине XX века представляло собой заметное и влиятельное течение в социализме, во всяком случае, в некоторых странах (Южная Европа, Россия). Популярность анархизма в США и Западной Европе, бывшая в XIX веке важным фактором пролетарской борьбы, ко второй половине XX века постепенно сводится к очень низкому уровню.

В российской революции анархисты принимали живейшее участие, входя, в том числе, и в Петроградский военно-революционный комитет во время октябрьских событий 1917 года. Хотя анархисты были очень активны и заметны, образовав множество организаций и федераций, их влияние не было очень уж широким. В борьбе за массы они проигрывали и большевикам, и эсерам, и меньшевикам.

Тем не менее, в ряде местностей анархисты сумели приобрести довольно широкое влияние. Особенностью массовых анархистских движений периода революции является тот факт, что это были по преимуществу крестьянские движения. Самое заметное из таких движений - это крестьянское движение под руководством Нестора Махно. Начавшись на Украине как партизанское движение против германской оккупации, оно приняло широкие масштабы под лозунгами крестьянского самоуправления, и стало важным военным фактором борьбы с «белыми» на юго-востоке Украины.

Было бы грубой ошибкой, вслед за официальной советской версией истории, изображать Махно лишь как ловкого демагога, ставшего крупнейшим из сонма многочисленных «батек», наводнивших в то время Украину. Движение, возглавляемое Махно, было, несомненно, наиболее успешной попыткой формирования самостоятельного крестьянского политического движения социалистической направленности с собственной программой, отличавшейся от эсеровской или большевистской. В то же время далеки от реальности попытки идеализировать махновское движение, представлять его как последовательное воплощение анархизма, и приписывать ему некое моральное превосходство над другими политическими силами и движениями.

Аналогичное движение, так же опиравшееся на крестьянскую массу, - в этом случае на антиколчаковские крестьянские партизанские отряды, - и действовавшее в значительной мере в идеологической оболочке анархизма, существовало примерно в этот же период времени и в Южной Сибири. Часть этого движения приобрела затем антибольшевистскую направленность.

Анархизм оказался в тот момент весьма подходящим идеологическим оформлением для защиты интересов мелкобуржуазных слоев крестьянства (то есть самостоятельных хозяев, работающих на рынок) - кулаков и в значительной мере середняков. Свобода хозяйствования и свобода торговли, автономия местного самоуправления, независимость от центральной власти - вот те идеи, которые были созвучны настроениям крестьянства, и которые во многом пересекались с лозунгами анархистов. Фактически под теми же лозунгами, только не получившими внятного идеологического оформления, выступало весьма массовое «зеленое движение» (крестьяне-дезертиры, не желавшие служить ни в Красной, ни в «белой» армии). Некоторые схожие черты можно проследить и в восстании Антонова на Тамбовщине. Влияние анархистов чувствовалось и в Кронштадтском мятеже.

Политическая неудача анархистов в России определялась несколькими факторами. Так же, как и в случае с эсеровским движением, острое противоборство в Гражданской войне не оставляло места никаким промежуточным силам между «красными» и «белыми». Любое движение, опиравшееся на крестьянство, не могло выстроить общенациональную политическую организацию. Кроме того, автономизм и конфедеративные принципы объединения, проповедовавшиеся анархистами, были не слишком хорошим подспорьем для того, чтобы выступить в качестве реальной эффективно организованной силы в гражданской войне в масштабе всей страны. Централизованный государственный аппарат и регулярная армия, в конечном счете, оказались сильнее.

Анархо-коммунистические течения некоторое время выступали как союзники большевиков, и, абстрактно рассуждая, могли бы сохраниться в этом качестве. Однако и здесь против анархистов сработали два фактора. Первый - нарастание неустойчивости, власти большевиков в 1918 году, в условиях ожесточенной гражданской войны, заставило последних повести борьбу за свою фактическую монополию на власть. Любые конкуренты даже внутри социалистического лагеря (левые эсеры, максималисты, меньшевики и т.д.) рассматривались как угроза железному единству диктатуры пролетариата.

Второй фактор - увлечение анархистов работой в маргинальной социальной среде, что создало питательную почву для инфильтрации ряда анархистских групп социально безответственными и прямо преступными элементами, нашедшими себе в анархистских организациях легальное прикрытие. Это создало для большевиков предлог (а подчас и необходимость) разоружить неподконтрольные им анархистские отряды и ограничить деятельность анархистских организаций. Смыкание некоторых анархистов с контрреволюционным подпольем создало новые основания для давления на анархистское движение. В этих условиях часть анархистов перешла в лагерь большевиков, часть отошла от активной политической деятельности, немногие оставшиеся перешли к нелегальной работе.

Как и все небольшевистские социалистические течения, анархизм свелся в СССР в 20-е - 30-е годы к остаточным разрозненным подпольным группам.

Другой пример активного и влиятельного участия анархистов в революционном социалистическом движении - гражданская война 1936-1939 годов в Испании. Анархо-синдикалистское движение, опиравшееся на профсоюзы, пользовалось значительным влиянием в Арагоне и Каталонии. Испанские анархисты достигли немалых успехов (как и потерпели немало неудач и совершили немало ошибок) в практическом применении идей безгосударственного самоуправления. Однако мы не имеем возможности подвести итоги анархистского эксперимента, поскольку в 1937 году анархистское движение пало жертвой сначала внутренней политической борьбы в Народном фронте, во многом инспирируемой и осуществляемой по указке Сталина, а затем попало под удар франкистской диктатуры.

Популярность анархизма на некоторое время выросла в середине и второй половине 60-х годов XX века, вместе со всплеском левого движения в молодежной среде. Анархисты были активными участниками движения «новых левых», в том числе участвовали в создании молодежной левой контркультуры (хиппи, коммуны, различные виды художественного творчества протестной направленности и т.д.).

Хотя реальное участие анархистов в общественной жизни и в левом движении имеет в последние десятилетия значительно меньшие масштабы, чем в первой половине XX века, идейное влияние анархистов на левое движение остается довольно значительным, что объясняется их последовательной приверженностью идеалам безгосударственного самоуправляющегося общества, и существенным как теоретическим, так и практическим вкладом в борьбу за достижение этих идеалов. В других течениях социализма (в том числе и в марксистских течениях) эта сторона социалистического учения была разработана слабее.

Современный анархизм проделал довольно заметную теоретическую эволюцию. В частности, началась проработка вопросов перехода от насильственных методов взятия и удержания власти в ходе революции к организации ненасильственного безгосударственного общества, тогда как прежде вопрос о подобном переходном процессе вообще не ставился и даже принципиально отвергался.

37.2. Муниципальный социализм, гильдейский социализм, кооперативный социализм

Данная группа социалистических концепций выделяется тем, что в их основание положен какой-либо один принцип организации социалистического общества.

Муниципальный социализм (наиболее известными приверженцами которого были основатели Фабианского общества в Великобритании в конце XIX - начале XX века) предполагает передачу основных средств производства в муниципальную собственность. Тем самым общественный контроль над производством должен быть обеспечен на уровне местного самоуправления. Это, по замыслу сторонников муниципального социализма, позволяет избежать концентрации власти в руках бюрократического центрального аппарата, делает управление общественным имуществом приближенным к рядовым гражданам, которые могут непосредственно участвовать в делах местного самоуправления, и эффективно контролировать выборных муниципальных чиновников.

Одной из проблем муниципального социализма, осознаваемой и его сторонниками, является проблема обеспечения общенациональной координации экономической деятельности. В качестве средства такой общенациональной координации в концепции муниципального социализма предлагается объединение всех граждан в общенациональный потребительский кооператив, способный регулировать структуру совокупного спроса (а вместе с этим - и предложения) в национальном хозяйстве.

Концепция гильдейского социализма (так же выдвинутая некоторыми представителями Фабианского общества в Великобритании в начале XX века) основана на объединении граждан в союзы по профессиям, которые и осуществляют регулирование хозяйственной деятельности. Особенностью данной концепции является передача этим союзам так же и функций политического представительства. Авторы концепции гильдейского социализма надеялись таким образом сделать демократическое волеизъявление более компетентным и более связанным с повседневным практическим опытом граждан.

В концепции гильдейского социализма так же существует проблема общенациональной экономической координации, равно как и стремление избежать усиления централизованного бюрократического государства. С этой целью выдвигается идея создания общенациональной коммуны, которой и передается ряд функций общенациональной экономической координации. Однако, при ближайшем рассмотрении, оказывается невозможно отличить набор функций, передаваемых этой коммуне, от функций государства, управляющего совокупной национализированной собственностью.

Если первые две социалистические концепции получили заметное распространение только в Великобритании, и к 20-м годам XX века уже значительно растеряли свою популярность, а затем были почти забыты (хотя и были частично инкорпорированы в идеологию социал-демократии), то концепция кооперативного социализма, зародившись так же в Великобритании, получила значительно более широкое распространение и до сих пор полностью не сошла со сцены.

Кооперативный социализм концентрирует внимание на кооперативных товариществах, которые возникают в рамках капиталистической системы, но основаны на некапиталистических принципах. Предполагается, что эффективность кооперативных товариществ и достигаемая в них социальная справедливость (освобождение от эксплуатации) будет привлекать к ним все больше и больше граждан. Постепенно экономическая система превратится в основном в систему производственных, потребительских, ссудно-сберегательных, жилищных и тому подобных кооперативов.

За полтора века, прошедшие с тех пор, как сложилась концепция кооперативного социализма, сколько-нибудь существенного сдвига в сторону превращения капиталистического общества в общество кооперативное не произошло. Однако сохраняющаяся привлекательность концепции кооперативного социализма основывается на реально существующем кооперативном движении и его отдельных успехах. К кооперативному движению, так или иначе, причастны сотни миллионов людей, оно имеет свои авторитетные международные организации, а отдельные кооперативные предприятия и сети добились довольно впечатляющих результатов.

Все три рассмотренные концепции объединяет так же неприятие революционного пути преобразования капиталистического общества, ставка на его постепенную, «естественную» эволюцию под влиянием примера и убеждения.

37.3. Демократический социализм, этический социализм, христианский социализм

Концепция демократического социализма сформировалась как противовес идеям и практике коммунистического движения, превратившись на некоторое время в нечто вроде официальной доктрины социал-демократии. В политическом отношении демократический социализм основывался на принципах многопартийности, свободных выборов, парламентаризма, широкого развития местного самоуправления, которые противопоставлялись фактической однопартийности и отсутствию свободных выборов в государствах, где к власти пришли коммунистические партии. В экономическом отношении демократический социализм склонялся к смешанной экономике с широким развитием общественных форм собственности, при ограничении бюрократического централизованного планирования и при широком развитии производственного самоуправления.

Демократический социализм предполагал переход к социалистическим формам организации общества исключительно мирным демократическим путем, в рамках буржуазной легальности.

С течением времени, вместе с дрейфом социал-демократии вправо, концепция демократического социализма уже перестала удовлетворять верхушку социал-демократии и в период после Второй мировой войны все больше вытесняется доктриной этического социализма. Этический социализм по существу отказывается от формирования представлений о социализме как об особом общественном строе, особой исторической стадии общественного устройства, приходящей на смену капитализму. Для этического социализма социализм сводится к набору этических принципов (справедливость, солидарность и т.д.), которые должны с течением времени постепенно все более полно реализовываться в существующем обществе.

Как разновидность этического социализма можно рассматривать христианский социализм. Особенностью христианского социализма является критика существующего общества с точки зрения принципов христианской этики, а практическое приближение к принципам христианской этики и рассматривается как задача христианского социализма. Доктрина христианского социализма обычно исповедуется партиями и организациями, не принадлежащими к социалистическому или социал-демократическому движению. Концепции христианского социализма оказали заметное влияние на официальную социальную доктрину современной католической церкви.

Христианский социализм может иметь разную степень радикальности, в зависимости от того, насколько радикальной является критика существующего общества и стремление воплотить на практике христианскую мораль. Одним из наиболее радикальных современных течений христианского социализма является «теология освобождения», зародившаяся в Латинской Америке (о ней будет сказано подробнее в следующем параграфе).

37.4. «Социалистические» движения в отсталых странах, освободившихся от колониальной зависимости

Движения и партии с социалистической идеологической окраской на протяжении всего XX века возникали в больших количествах в колониальных и зависимых странах, особенно в период распада колониальной системы. Однако если классовая база социалистического движения в развитых капиталистических государствах была по преимуществу пролетарской, то в зависимых странах, колониях и бывших колониях оно опиралось преимущественно на крестьянство, городскую мелкую буржуазию, деклассированные элементы и лишь в небольшой степени - на наемных рабочих.

Классовая структура этих стран, как и социально-экономический строй, ее определяющий, исключают или крайне затрудняют в этих странах борьбу за социализм как непосредственную цель движения. Поэтому идеология и политика движений под социалистическими лозунгами в этих странах, как правило, либо приобретает черты, свойственные допролетарскому, утопическому социализму («идеи Чучхэ»), либо является оболочкой или даже сознательным прикрытием по существу иной, не социалистической направленности таких движений.

Фактически подавляющее большинство этих движений на деле носило и носит не социалистический, а национально-освободительный характер, а социалистические идеи выступали оболочкой для буржуазного или мелкобуржуазного национализма (типичный пример - эволюция идеологии Индийского национального конгресса), нередко с примесью реакционной добуржуазной идеологии. Отсюда широкое распространение «национальных» социалистических доктрин, приспосабливающих социалистические идеи к целям местных господствующих классов, стремление согласовать социалистические лозунги с религиозными догмами («исламский социализм», учение Муамара Каддафи и т.п.).

Тем не менее, в такого рода движениях находит отражение и протест угнетенных слоев населения, придающий им утопически-социалистическую окраску, и влияние международного социалистического движения. В странах, где уже получил значительное развитие капитализм, и антагонизм капиталистов и наемных рабочих приобрел очевидные формы, в движение могут проникать идеи современного научного социализма. Соединение всех этих черт особенно характерно для стран Латинской Америки с начала XX века (движение Эмилиано Сапаты и Панчо Вильи в Мексике) и до наших дней (движение сандинистов в 70-е гг. XX века, победа левых коалиций на президентских выборах в Венесуэле, Эквадоре, Боливии в начале XXI века).

Своеобразный сплав антикапиталистического освободительного движения угнетенных масс и концепций христианского социализма (при определенном влиянии вспыхнувшего в эти же годы движения «новых левых» в развитых странах) привел к формированию в конце 60-х - начале 70-х годов в Латинской Америке «теологии освобождения». Ее авторами были католические священники, пришедшие к выводу о совместимости революционной борьбы против бедности и угнетения с идеалами христианства. Ряд идеологов «теологии освобождения» видит совместимость христианских идей с социалистической теорией, в том числе и с марксизмом.

«Теология освобождения» является не только концепцией, но и практикой, опирающейся на десятки тысяч групп верующих, самостоятельно изучающих Священное писание, организующих взаимопомощь и т.д. Ряд священников - сторонников «теологии освобождения» приобрел широкую известность своим активным участием в революционной борьбе.

Католическая церковь, признавая некоторые идеи «теологии освобождения», тем не менее, отвергает это учение. Римская курия с начала 80-х годов (как Кароль Войтыла - Иоанн Павел II, так и его преемник Йозеф Ратцингер - Бенедикт XVI) вела активное идеологическое и административное давление против этой концепции (вплоть до отлучения от сана ряда священников - сторонников «теологии освобождения»). Официальная социальная доктрина католицизма, признавая все те проблемы, из которых исходят авторы «теологии освобождения», выступает категорически против участия священников в политической борьбе, против идей классовой борьбы и революции, проповедуя классовый мир и примирение враждующих классов.

Ослабление привлекательности социализма в мире в начале 90-х годов XX века сказалось и на популярности «теологии освобождения». Однако в начале XXI века ее влияние вновь стало возрастать в связи с явным «полевением» Латинской Америки и неизбежным поиском массой верующих своей идейной дорожки к революционному движению.

Вопросы для самостоятельного изучения:

1. Какую роль сыграл анархизм в русской революции?

2. Каковы наиболее заметные вехи участия анархистов в мировом социалистическом движении на протяжении XX века?

3. Что объединяет между собой доктрины муниципального, гильдейского и кооперативного социализма? Что из идейного багажа этих доктрин используется современной социал-демократией?

4. В чем причина сохранения некоторого влияния идей кооперативного социализма в современную эпоху?

5. Почему идеология социал-демократии испытала эволюцию от демократического социализма к этическому социализму? В чем заключается основное отличие этих доктрин?

6. В чем специфика христианского социализма как разновидности этической концепции социализма?

7. Какова специфика движений под социалистическим лозунгами в относительно слаборазвитых странах? Каково реальное социально-политическое содержание этих движений?

8. В чем состоит содержание и причины формирования концепции «теологии освобождения» в ряде стран Латинской Америки?

Литература для самостоятельного изучения:

О развитии анархистского движения в XX веке пишут его теоретики:

• Дамье В. В. Анархо-синдикализм в XX веке. М.: ИВИ РАН, 2001.

• Дамье В. В. Забытый Интернационал. Мировое анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами. т.1: От революционного синдикализма к анархо-синдикализму: 1918—1930. 2006.; т.2: Международный анархо-синдикализм в условиях «Великого кризиса» и наступления фашизма: 1930—1939 годы. 2007.

• Шубин А. В. Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания. 1917—1939 гг. М.: ИВИ РАН, 1998. http://

О гильдейском социализме:

• Webb S. and В. A Construction for the Socialist Commonwealth of Great Britain. London, 1920

• Коль, Г. Гильдейский социализм / С предисл. Ф. А. Роштейна ; Пер. с англ. Л. И. Раевского. М.: Плановое хозяйство, 1925

О кооперативном социализме:

• Пронин С. В. Что такое современный «кооперативный реформизм». [М.], 1961.

• Пронин С. В. «Демократический социализм» и проблема кооперативной социализации в Англии, М., 1964.

• Бондаренко Н.В., Кущетеров P.M., Кочкарова З.Р. История и теория кооперации: Учебник для студентов кооперативных вузов / Под общ. ред. Кущетерова P.M. Ставрополь:Ставропольский кооперативный институт, 1998 Жид Ш. О кооперации: Пер. с фр. М., 1918.

• Первушин М. А. Кооперативное движение в условиях капитализма (середина XVIII в. - вторая треть XIX в.): Учебное пособие. М.: 1981

Изложение концепции этического социализма:

• Вилли Айхлер. Этический реализм и социальная демократия. Избранные труды. М.: ИВФ Антал, 1996.

О христианском социализме:

• Шенман М. М. Христианский социализм (глава III). М.: Наука, 1969.

• Новиченко И. Ю. Чарльз Кингсли и английский социализм середины XIX века. М.: РОССПЭН, 2001

• Джонсон X. Христиане и коммунизм. М., 1957

• Булгаков С. Н. Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991.

• Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. http://www.patriarchia.ru/db/text/141422.html

О «теологии освобождения»:

• Революция в церкви? (Теология освобождения): Документы и материалы. М., 1991.

• Радугин А. А. Революционно-демократические тенденции в современной латиноамериканской теологии. // Социально-политические науки, 1990, №6