1. Остаться в игре

В Варшаве Речницкий, как можно догадаться, в первую очередь занимали отнюдь не спортивные дела. Его беспокоило наметившееся охлаждение в отношениях с группой генералов, которые вынашивали замысел военного переворота и отводили ему самому в этой игре не последнюю роль. В чем тут была причина? Ему оставалось только догадываться. Система прослушивания разговоров в британском посольстве при помощи «забытого» портсигара не могла дать ответ на все вопросы, ибо далеко не в каждом помещении посольства портсигар можно было оставить. Да и злоупотреблять таким приемом было нельзя, ибо это могло поставить под удар не только прослушивание посольства в Варшаве, но и целый ряд аналогичных операций, которые проводились в других местах.

А между тем второй секретарь британского посольства именно в это время имел беседу, содержание которой могло бы многое объяснить Якубу. Расположившись во внутренних апартаментах резиденции посла, начальник штаба Сухопутных войск генерал Людовик Мотт даже в этих стенах старался не называть вещи своими именами:

— …Пан секретарь, Речницки не внушает нам полного доверия. Белый орел с красными перьями в хвосте…

— Но ведь это соответствует цветам вашего национального флага? — решил немного пошутить «дипломат». Однако Людовик так на него посмотрел, что посольский секретарь немедленно проклял свое чувство юмора.

— Мы пока не решили окончательно, до какой степени следует вовлекать его в наши дела, — генерал не стал ничего отвечать на оскорбительную шутку англичанина, ограничившись только тяжелым, исподлобья, взглядом.

Второй секретарь подхватил мысль своего собеседника, поскольку она отвечала его собственным намерениям:

— Да, пожалуй, не стоит рисковать. Надежнее будет держать его в стороне.

— Именно, — кивнул генерал Мотт. — Тем более, сейчас намечается его перемещение с должности командующего округом на пост генерального инспектора пехоты, и под его прямым началом не будет собственных войсковых соединений. Хотя в плане дезинформации своих советских коллег он может быть весьма нам полезен.

— С той стороны контрразведка не даром ест свой хлеб, — обеспокоился британец. — Если ваша дезинформация будет вскрыта, вы провалите не только его, но и себя.

— Не волнуйтесь, — усмехнулся начальник штаба Сухопутных войск, — мы запустим эту дезу только в самый критический момент, когда уже все карты будут сданы.

— Ну что же, — неуловимо пожал плечами опытный сотрудник СИС, — в конце концов, решение за вами.

Во время сентябрьского приема в посольстве Великобритании протокольная беседа Якуба Речницки с военным атташе, перешедшая в ничего не значащую болтовню в курительной комнате, вдруг изменила свое течение. В комнате появился второй секретарь посольства и перехватил у военного атташе его собеседника.

Генерал не стал дожидаться, на какую тему заведет разговор этот джентльмен в штатском, и, едва они устроились во внутренних апартаментах, сам проявил инициативу:

— Пан секретарь, у меня есть довольно полная информация о подпольных отрядах, которые пока избегли ликвидации силами Министерства общественной безопасности. Возможно, это лишь продублирует имеющиеся у вас сведения. Однако насколько мне удалось выяснить, по крайней мере часть этих отрядов не имеет связи со своим руководством, и потому, возможно, о них нет известий. Записывайте! — и, дождавшись, когда в руках его визави появятся блокнот и авторучка, Якуб начал лишенным выражения голосом, но четко артикулируя слова, монотонно перечислять:

— Во-первых, это подразделения Народового Объединения Войскового , куда вошли отряды бывших Народовых Сил Збройных, Народовой Организации Войсковой, а также группы, сформированные из остатков структур, создававшихся после роспуска Армии Крайовой — Делегатуры Сил Збройных, Руха Опоры Армии Крайовой, Конспиративного Войска Польского и других. Главный комендант Народового Объединения Войскового — полковник Бронислав Банасик, крипто «Стефан»; начальник штаба — майор Юзеф Дрелиховски, крипто «Хен», — добавлять, что руководство NZW доживает последние недели, если не дни, генерал Речницкий не стал — зачем зря расстраивать собеседника?

— Далее: Мазовецким округом NZW командует хорунжий Юзеф Козловски, крипто «Вис»; начальник жандармерии округа — Витольд Сечковски, крипто «Бялы». В округе, в повятах Остроленка, Прасныш, Цеханув, Пултуск, Маков-Мазовецки действуют отряды подхорунжего Витольда Боруцкего, крипто «Бабинич»; старшего сержанта Мечислава Дземешкевича, крипто «Рой»; хорунжего Иеронима Рогиньскего, крипто «Рог» — последний действует в районе Луков. Люблинским округом командует майор Кароль Шенк, крипто «Ролка». Отряд Ромуальда Райса, крипто «Буры», базируется в повяте Бяльск-Подляски, — на этом Якуб прервал перечисление и посмотрел на своего собеседника. Почувствовав взгляд, «дипломат» оторвал взгляд от блокнота и поднял голову.

— Отметьте особо, — с нажимом произнес генерал, — хотя информация о дислокации этих отрядов очень приблизительная, тут есть и положительный момент. Данные группы не подверглись инфильтрации агентами Министерства общественной безопасности. Относительно следующих далее в моем списке такой полной уверенности нет, — и Речницкий снова начал перечислять: — Отряд NZW поручника Александра Млынскего, крипто «Дрангал». Оперирует в повятах Радомском, Козеницком, Опочинском. Базируется, вероятно, в гминах Пжытык и Радзанув. Командование NZW в округе Белосток — поручник Казимерж Жебровски, крипто «Банк», действует без связи с главным командованием. Его отряды оперируют в повятах Ломжа, Острув-Мазовецка и Высоке-Мазовецке. Кроме того, в повяте Высоке-Мазовецке действует отряд Казимержа Каминьскего, крипто «Хузар», уцелевший после разгрома WiN. Так же к остаткам структуры WiN относится отряд поручника Мечислава Прушкевича, крипто «Кедзёрек», действующий южнее Люблина. Связаны со структурами WiN отряды бывшего Виленского командования АК, ныне действующие на Подлясье — майора Жигмонта Шендзеларжа, крипто «Лупашек», и подполковника Антония Олехновича, крипто «Погорецки». Силы АК с территории Виленщины вытеснены полностью.

Якуб перевел дух и снова взялся за диктовку:

— Отряды, принадлежность которых не установлена. Отряд Антония Шелиги, крипто «Вихор», в районе Радома; отряд поручника Владислава Лукашика, крипто «Млот», в районе Белостока, базируется предположительно в Беловежье; отряд капитана Здислава Бронскего, крипто «Ускок», базируется около Новогруда в районе Домбрувка…

Когда генерал Речницкий закончил, наконец, перечислять все эти отряды, второй секретарь британского посольства произнес:

— Благодарю вас за предоставленную информацию, пан генерал. Мы самым внимательным образом ее изучим.

Речницкий кивнул в ответ. «Изучайте, изучайте, — подумал он. — Информация-то подлинная. Вот только куда она вас приведет…»

— Пан Речницки! — теперь подача перешла на сторону англичанина. — Как опытному, смею надеяться, специалисту в своем деле, позвольте мне дать вам дружеский совет. Вам следует быть осторожнее в своих контактах с представителями старого польского генералитета. Эту шляхту хонорову частенько заносит очень далеко, и не хотелось бы, чтобы их привычка нерасчетливо рисковать головой подвергла опасности наше с вами плодотворное сотрудничество.

«А вот этот совет Иван Иванычу очень не понравится, зуб даю! — подумал Якуб, бросая взгляд на свои начищенные до блеска ботинки, чтобы скрыть промелькнувшее у него в глазах выражение недовольства. Быстро совладав с эмоциями, он взглянул на британского разведчика уже с ровным, спокойным выражением на лице, и с едва заметным ироничным оттенком в голосе произнес:

— Совсем исключить риск из нашей жизни невозможно, пан секретарь. Но я имею привычку к хорошо рассчитанному риску.

 

2. Ищи ходы!

Вызов в Москву не был неожиданностью — настала пора отчитаться о проделанной работе. Получив от Речницкого подтверждение, что информация о действующих подпольных отрядах ушла к англичанам, Иван Иваныч с нажимом произнес:

— В этом деле вы свою роль сыграли. Дальше отслеживанием шпионских игр вокруг этих бандитов займется ведомство Судоплатова. Сразу предупреждаю: с командированной в Польшу группой полковника Мирковского не должно быть никаких контактов, даже случайных! Кроме ваших официальных функций в рамках Комиссии по борьбе с бандитизмом — больше никакой работы с вооруженным подпольем. Ваши главные цели, Яков Францевич, лежат за пределами Польши, — и он внимательно посмотрел на Речницкого, убеждаясь, насколько тот понял и принял к исполнению его приказ.

Конечно, Иван Иванычу было до какой-то степени обидно оставлять операцию «Цезарь» целиком в руках смежников. Так заманчиво было бы ловить английских и американских агентов, пытающихся восстановить связь с вооруженным подпольем в Польше. Особенно большие перспективы сулила игра, позволяющая выманить закордонных посланцев на контролируемое советской разведкой и польским Министерством общественной безопасности полуфиктивное V-е руководство WiN. Первые успехи уже были — перехваченные и перевербованные агенты, радиостанции с кодами для связи и даже золото. Но опыт говорил ему о том, что завидовать не следует: развертывающийся сейчас этап операции кадрам его ведомства был не под силу, хотя бы ввиду их немногочисленности и отсутствия подразделений силовой поддержки. А для операции «Цезарь» сплеталась огромная ловчая сеть по всей стране.

Слова Иван Иваныча о главных целях за пределами Польши позволяли генералу Речницкому приблизительно представить, какие новые задачи может поставить перед ним руководство. Получая вводные к своим прежним заданиям, по косвенным признакам он уже смог догадаться, что у Москвы есть довольно подробная информация о работе СИС и потому его не нацеливают на поиск ниточек, ведущих к кадровым сотрудникам этой организации, а делают упор на дезинформацию. Вот с информацией о внутренней кухне ЦРУ дело обстояло не так хорошо, и тут любые, даже мельчайшие, зацепки высоко ценились. Точно такая же установка давалась и по французам. Что касается организации Гелена, то у Якова возникло впечатление, что его руководство прекрасно ориентируется в кадровой структуре этой организации, но вот о содержании проводимых ею операций сведения значительно более отрывочные.

Однако Иван Иваныч сумел его удивить.

— Так… Да-с, — пробарабанил он пальцами по столу, — за пределами Польши… Но и собственно по Польше задачки все же есть. Вот, извольте взглянуть, — и он развернул перед своим подчиненным не слишком подробную карту Мазовецкого воеводства. — Здесь значками молний отмечены запеленгованные нами выходы в эфир радиостанции с одними и теми же позывными, — оторвав взгляд от карты, он вопросительно посмотрел на Речницкого.

— Либо мы имеем дело с кочующей группой, либо на связь в разных местах выходит кто-то из Варшавы («как я из Быдгощи», — мелькнула мысль на краю сознания), либо работают несколько раций, использующих одни и те же позывные, чтобы ввести нас в заблуждение. Впрочем, это можно проверить по почерку радистов, — теперь уже Яков вопросительно глянул на Иван Иваныча.

— А правильного ответа мы пока не знаем, — широко улыбнулся тот, и затем сразу же вернул своему лицу прежнее, сосредоточенно-серьезное выражение. — Но не в этих деталях гвоздь вопроса. Есть предположение, что, судя по характеру используемых кодов, эти радиостанции обслуживают резидентуру СИС.

— Зачем же резиденту эта возня с подпольными передатчиками, если он может использовать и радиостанцию посольства, и дипломатическую почту? — не понял Речницкий.

— Хорошо тебе знакомому второму секретарю посольства — действительно, ни к чему, — согласился с его сомнениями начальник.

— То есть вы хотите сказать… — начал Яков, но Иван Иваныч, не дав ему договорить, сделал вывод сам:

— То есть, помимо легальной резидентуры СИС, в Польше действует и нелегальная. К сожалению, никакой информации у нас больше нет. Похоже, Стюарт Мензис держит канал связи с резидентом исключительно в своих руках, не допуская к нему более никого. И только сам «мистер Си» знает резидента. Скажу больше: вероятно, он вообще не информирует кого бы то ни было о самом факте наличия в Польше нелегальной резидентуры, — и добавил, как отрезал: — Ее необходимо вскрыть!

Уточнять, понял ли подчиненный задание, Иван Иванович не стал. В самом деле, чего тут непонятного? Обычное разведывательное задание: «Поди туда, не знаю куда…» Так что он сразу перешел к следующей задаче:

— Вот вы сообщали, Яков Францевич, что известная группа генералов свернула свои контакты с вами, сведя их к минимуму, и даже никаких намеков на подготовку переворота от них более не слышно?

— Да, — подтвердил Речницкий, — и одновременно второй секретарь британского посольства также рекомендовал мне воздержаться от контакта с этой группой.

— И как вы расцениваете такое совпадение?

— Не доверяют. Боюсь, я попал под серьезное подозрение. А как еще это можно понимать? — пожал плечами генерал.

— Не доверяют… — задумчиво протянул Иван Иванович. — Не доверяют… Это само собой разумеется. Но у господина из посольства просматривается и другой резон. Вполне возможно, что он выдал вам истинную мотивировку своего совета и контакт с вами британская разведка ценит выше, чем сомнительную генеральскую авантюру. Тем более что вы входите в ближний круг друзей маршала Рокоссовского, а за такой подход они наверняка готовы дорого заплатить.

На какое время повисла пауза. Начальник задумчиво размешивал ложечкой остатки давно остывшего чая в стакане с подстаканником, изредка позвякивая металлом о стекло. Подчиненный же, поскольку свой чай он уже давно выпил, внимательно следил за движениями ложечки в руке начальника.

— Возвращаясь к заговору, — внезапно оживился Иван Иванович. — Благодаря вам некоторые фигуранты этой операции нам известны. Но наблюдение, которое ведут за ними соседи, выявляет только обычные служебные контакты. Боюсь, это говорит лишь об одном: паны достаточно хитры, чтобы провернуть свое дело неожиданно и в кратчайшие сроки, так что мы не успеем схватить их за руку, — и тут начальник перешел на «ты», что свидетельствовало о его желании придать дальнейшему разговору более высокую степень доверительности:

— Яков Францевич! Ты — наш единственный внутренний контакт в этой шайке…

Сразу поняв, куда клонит Иван Иванович, Яков, подпустив в голос самую чуточку язвительности, напомнил:

— Мы же с вами только что обсуждали, как меня самым старательным образом оттерли от этого дела, — но чутье ему подсказывало, однако, что любые аргументы тут роли не сыграют.

— Ищи ходы! — таков был вполне предсказуемый ответ.

 

3. Итальянские страсти

С ноября 1948 года генерал Якуб Речницки был утвержден в должности главного инспектора пехоты Войска Польского. Ему с семьей был выделен отдельный домик на окраине Варшавы, и теперь Нина значительную часть времени стала проводить под одной крышей с семьей отца, или, точнее говоря, ее время распределялось между домом, школой-интернатом и дельницей ZWM.

Состав семьи генерала Речницкого получил пополнение. Нет, никто больше не родился — нашелся младший брат Янки, интернированный в сентябре 1939 года вместе с частями польской армии, оказавшимися на территории, занятой советскими войсками. Затем Юзек вступил в армию Андерса и ушел вместе с ней в Иран. На этом его след обрывался, и вот теперь он объявился в Польше, да не один, а с итальянской женой Гретой и новорожденным младенцем.

Вскоре после ухода армии Андерса в Иран капрал Юзеф Лучак очутился в Египте, где-то в Палестине. Многие поляки рвались в Европу, сражаться с немцами, а тут торчи в этих песках да гоняй местных арабов, имевших большой зуб на англичан и досаждавших союзничкам вооруженными налетами, в том числе на нефтепромыслы и нефтепроводы. Поймать такие летучие отряды удавалось редко, и англичане частенько отыгрывались на местном населении.

Другие поляки уже воевали с немцами либо в небе над Британией, либо выбрасывались с парашютом над территорией Польши, и немногим подразделениям 2-го корпуса (как теперь стала именоваться армия Андерса) повезло схлестнуться лицом к лицу с итальянцами и немцами в Северной Африке. Товарищи Юзека, как и он сам, потихоньку роптали, и однажды накапливающееся недовольство переросло в разговор на повышенных тонах с распоряжавшимся их подразделением английским офицером. Взыскание было простое — Юзеку и его приятелю всыпали две дюжины плетей и бросили на песке под солнцем, предварительно посыпав рубцы на спине солью, чтобы раны не загноились. Пушечное мясо тоже надо беречь, особенно в этих глухих местах, где пополнений ждать не приходится.

Ночью капрал вместе с товарищем бежали, а попросту говоря — дезертировали. Они ухитрились уйти через синайские пески на запад, переплыть Нил, обойти линию боевого соприкосновения английских и итало-германских войск, а затем в порту, занятом итальянцами, тайком пробраться на борт транспортного судна, следовавшего в Италию.

Там, в Европе, Юзек довольно быстро установил контакт с местными партизанами и пристроился у них. Итальянские партизаны нравились ему своей веселостью и бесшабашностью и не нравились страшным разгильдяйством и преувеличенным представлением о значимости своих военных подвигов. Впрочем, один раз именно разгильдяйство спасло отряд, где воевал (иногда) капрал, от больших неприятностей.

Отряд собирался устроить засаду на немецкую автоколонну, которая должна была пройти по одной из горных дорог в Аппенинах. Но, заглянув по пути в деревню, партизаны наткнулись на свадьбу. Да вдобавок женился какой-то родственник одного из бойцов отряда. Пропустить такое дело было никак невозможно, и партизаны всем составом загудели до утра.

Утром, естественно, тоже никуда не пошли, потому что автоколонна уже проехала и устраивать на нее засаду было бестолку. Больше всех раздосадованы были немцы: получив от своего информатора сигнал о месте и времени партизанской засады, они прождали там весь вечер, ночь и утро, и в конце концов ушли, не забыв в отместку повесить незадачливого предателя.

В Италии Юзек довольно было сошелся с местной девицей по имени Грета и сам не заметил, как оказался женатым — противостоять ораве родственников, тут же взявшихся его окрутить, как положено по местным обычаям, бравый капрал не смог. К моменту, когда закончилась война, он был уже женат, но его путь в Польшу оказался осложнен тем, что никакими документами Юзеф Лучак не располагал, да и не знал, как примет его Польша.

С одной стороны, он боец, дезертировавший из армии. С другой — он служил у Андерса, являющегося злостным врагом новой Польши. Как ни поверни, со всех сторон плохо. Тем не менее долго ли коротко ли, но в Польшу он все-таки пробрался, достиг родных мест, а там узнал, что средняя сестра Янка вышла замуж не абы за кого, а за целого генерала и теперь обретается в Варшаве. Потратив еще некоторое время, он отыскал и дом генерала Речницкого…

После наблюдений за семейной жизнью Янкиного брата ни одна итальянская кинокомедия не могла бы показаться Нине гротеском или преувеличением. Сцены, которые закатывала своему супругу Грета, полностью соответствовали всем законам жанра: душераздирающие вопли, приличествующие разве тому, кто воочию столкнулся с Концом Света, поток изощренных ругательств и еще более изощренных проклятий, посылаемых на голову всех родных и близких незнамо до какого колена, битье посуды, таскание друг друга за волосы и за одежду… В общем, нормальная итальянская семья. Поругались, спустили пар, притихли, через пять минут смотришь — воркуют, как голубки, и бросают друг на друга умильно-влюбленные взоры.

Привыкла Нина к таким манерам быстро — пусть их, коли им так нравится, — но понять глубинный смысл такого способа общения между собой так и не смогла.

Янка, несмотря на превращение в столичную жительницу, продолжала вести себя все так же, как и в прежние годы. Драгоценности, платья, шубы, которые генерал покупал одновременно и дочке, и жене, чтобы никого не обидеть и не выделить, Янка складывала в сундук. Извлекались они оттуда лишь по особо торжественным случаям и при выходе на люди, а остальное время генеральская жена шастала по дому в одном и том же затрапезном халате (хотя и разных красивых халатов у нее тоже хватало).

При том, что до Янки-младшей жене генерала в общем-то дела не было, она проявляла неумеренную заботу о ее поведении, которое, по мнению генеральши, просто обязано было соответствовать ее представлениям о том, что приличествует, а что нет генеральской дочери.

С очередного дела боевка ZMP возвращалась за полночь. Транспорт уже не ходит, все устали, как черти, да еще практически весь день на голодный желудок. Нина размышляла недолго — взяла да и притащила всех к себе домой. Пробравшись потихоньку в свою комнату и разместив там ребят, она взяла с собой двух помощников и устроила налет на подвал, где в огромном количестве были запасены всякие соленья, колбасы да окорока, и на кухню, где их главным образом интересовал хлеб.

Перекусив как следует, стали устраиваться спать. Ребята по-рыцарски уступили кровать девушке, хотя она настаивала, что на этом широченном ложе можно валетом уместить сразу четверых. Тем не менее ее товарищи улеглись вповалку на полу. Уснули лишь посреди ночи и, понятное дело, рано поутру глаза еще продрать не успели. Янке, заглянувшей в спальню к падчерице, предстало зрелище, от которого она чуть не упала в обморок.

— Как! — возмущалась она, когда Нина, напоив ребят кофе, отправила их по домам. — Мужчины! В девичьей спальне! Что я скажу твоему отцу?!

— А что ты ему должна сказать? — не поняла девушка.

— Но репутация! — всплеснула руками пани генеральша. — Кто же поверит после такого, что ты сберегла свою невинность до свадьбы?!

Между тем болезнь почек у Янки стала прогрессировать, отчего молодая женщина, и без того отнюдь не худенькая, начала заметно полнеть. Ей все сложнее становилось управляться по дому, и Нина все больше и больше брала на себя возню с братишками.

Однажды в доме генерала произошло событие, не на шутку перепугавшее всех его обитателей. Внезапно обнаружилось исчезновение старшего из малолетних сводных братишек Нины — Юрки. Когда больше часа поисков ничего не дали, Янка позвонила мужу на работу. Вскоре обеспокоенный донельзя Якуб примчался домой и сразу поднял на ноги войска и полицию.

— Я должен предполагать самое худшее, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Моего сына похитили, чтобы добиться чего-то шантажом от меня.

Повторный тщательный обыск дома не обнаружил никаких следов. Во время поисков Нина заметила, что охотничья собака Норма пытается привлечь к себе внимание, тычась во всех носом и порываясь куда-то тащить зубами сновавших по дому людей. От нее нетерпеливо отмахивались. А Норма, надо сказать, была весьма умной собакой. Она могла даже отвечать на телефонные звонки. Когда никого не было дома, она снимала зубами трубку зазвонившего телефона, клала ее на стол, гавкала несколько раз, а потом клала на место, хотя никто ее этому не учил.

Поэтому Нина, устав от суеты, истерических криков и слёз жены генерала, решила обратиться к Норме:

— И куда же ты меня тянешь?

Собака, словно отвечая на вопрос, решительно двинулась к лестнице на не раз уже обысканный чердак. Девушка отправилась за ней.

— Во всяком случае, там хотя бы не будет слышно этих воплей… — пробормотала она под нос.

Войдя на чердак, Норма улеглась напротив плетеной корзины с грязным бельем, а девушка устроилась на плетеной крышке. Вскоре Нина почувствовала, что под ней что-то шевелится, откинула крышку и…

— Юрка! Мерзавец! Его все обыскались, уж невесть что думают, а он тут спрятался и дрыхнет! — возмущению Нины не было предела. Как оказалось, он наткнулся на чердаке на банку домашней вишневой наливки, выудил оттуда и съел все вишни. Естественно, после столь внушительной дозы проспиртованных ягод его стало клонить в сон. Юрка устроился в корзине с бельем, закрыл крышку, чтобы избавиться от света, и быстро уснул, а в доме поднялся переполох…

 

4. Кем был Печорин?

Не стоит думать, будто домашние дела, поручения отца и вылазки с товарищами по ZWM заставили Нину совершенно забросить занятия в школе. В общей сложности, она проводила там, пожалуй, большую часть времени. Однако из-за того, что регулярность занятий нарушалась частыми отлучками, а на восполнение образующихся пробелов в знаниях времени уже не оставалось, по многим дисциплинам (особенно естественным) девушка безнадежно отстала. Тем не менее она все же не оставляла учебу и старалась получить от уроков максимум возможного.

В этот день урок литературы был посвящен лермонтовской прозе. Учитель литературы, старенький эмигрант (тот самый, про которого ходил слух, будто он «из графьев») поставил перед классом задачу:

— Дайте, пожалуйста, характеристику главного героя романа Лермонтова «Герой нашего времени». А ответить нам попробует… э-э-э… Людмила Хвалей. Прошу вас!

Люся поднялась из-за парты, успев шепотом бросить своим соседкам:

— Это про кого он спрашивает?

Сидевшая рядом Нина успела шепнуть ей в ответ:

— Про Печорина!

— Печорин… — бойко начала было Люся, но запнулась, едва произнеся фамилию литературного персонажа.

— Что же вы остановились? — покачал головой седенький учитель. — Смелее! Рассказывайте!

— Да что про него рассказывать? — искренне удивилась ученица. — Ну, был Печорин гусарем, бабником и пьяницей. Чего еще тут скажешь-то?

Несчастный знаток и любитель классической русской литературы обхватил руками остатки своей былой шевелюры и уставился в никуда с тоскливым выражением на лице.

— Девушка, милая! — с трудом выдавливая из себя слова, проговорил он. — Зачем же я перед вами распинался весь предыдущий урок? Неужели было настолько трудно если уж не понять, то хотя бы запомнить?

— Я вам не милая! — гордо отрезала Люся и села на свое место, с грохотом захлопнув крышку парты, чем вызвала на лице учителя еще одну страдальческую гримасу. Он долго нервно поправлял пенсне, прежде, чем смог продолжить урок.

Это пенсне вдруг напомнило Нине недавнюю командировку в Москву. Там она получила вызов на Лубянку, где, пройдя в кабинет, номер которого был указан в ее пропуске, она имела беседу с человеком в штатском, с пенсне на носу и с мягкими манерами. Почему-то внешность его ассоциировалась у девушки с врачом, а не с Лаврентием Павловичем, которого этот человек, несомненно, напоминал. С всесильным членом Политбюро Нине встречаться не доводилось, но портреты его она видела не раз.

Между тем человек в штатском вкрадчиво ворковал:

— Вы, дорогая, сейчас входите в такой возраст, что вправе рассчитывать на работу поинтереснее, чем нынешняя. Ваши данные позволяют вам легко манипулировать практически любым мужчиной. Вас ждут разные страны, шикарные наряды, драгоценности…

На этом месте девушка прервала его и заявила:

— Нарядов и драгоценностей мне и в Польше хватает, а другие страны меня не интересуют.

— Ну, а самостоятельная работа интересует? — не отставал человек в пенсне.

— Нет, не интересует! — отрезала Нина.

— Почему же? — удивился штатский.

— Боюсь, — с обескураживающей простотой ответила девушка, — мне лучше с папой, — и тут Нина сама перешла в атаку и напрямик спросила: — Вы что, меня вербуете?

Штатский немного замялся, но ответил:

— Можно и так сказать.

Нина продолжала напирать:

— А откуда я знаю, кто вы такой и для чего меня вербуете? Может, вы шпион?

Штатский буквально ужаснулся столь нелепому предположению:

— Шпион? Здесь, на Лубянке!?

Но Нина не отступалась:

— А что? Разве не могут заслать шпиона именно сюда, чтобы легче было вербовать агентов-осведомителей?

После такого заявления штатский резко свернул беседу:

— Ну, знаете! Наш разговор окончен. Можете идти на все четыре стороны! Выйдите в коридор и отправляйтесь к своему папочке!

Когда девушка доложила об этом разговоре Иван Иванычу, тот в сердцах воскликнул:

— Вот змей подколодный! За счет чужих кадров хочет в рай въехать! — и, обращаясь уже прямо к Нине: — А ты молодец, правильно разговор провела. Под дурочку сработать — это, пожалуй, был единственный выход. Не то шельмец этот затаил бы злобу, мстить бы стал. Ладно, думаю, он без приказа сверху инициативу проявил, иначе бы не отстал так просто. Так что не беспокойся, все обойдется.

Среди своих дел в русской школе-интернате не забывала Нина и о работе пионервожатой со школьниками 5-го класса. После Нового года, во время январских каникул, она организовала для них поездку в Закопане. Зимние развлечения там были в достатке — и лыжи, и коньки, и игра в снежки, строительство снежных городков, катание на санях… Однажды вместе со всеми школьниками она забралась на горку, с которой начиналась трасса лыжного спуска. И тут тренер, наставлявший новичков, впервые вставших на горные лыжи, предложил девушке попробовать спуститься вместе со всеми по лыжной трассе с горы.

Мамочка моя! Она и так-то на лыжах стояла не слишком уверенно, то и дело опрокидываясь на спину, а тут с горки спускаться! Однако, похоже, другого выбора не было. Во-первых, нельзя ударить в грязь лицом пред своими подопечными. И, во-вторых, на горку, где начиналась слаломная трасса, она кое-как вскарабкалась, но спускаться вниз пешком по заснеженному склону ей уже не улыбалось.

Но пуститься с этой горы на лыжах?!

— Боюсь, этот спуск мне не одолеть. Не выйдет у меня ничего… — высказала она вслух свои сомнения.

Поглядев, как лихо летят под гору лыжники, и как лихо некоторые из них слетают с трассы кувырком, поднимая тучи снежной пыли, Нина поежилась от страха и попробовала замаскировать свою растерянность шуткой:

— Видно, вам вертолет придется вызывать, чтобы снять меня отсюда! — как раз незадолго до этого она посмотрела какой-то итальянский фильм, где фигурировала эта техническая новинка.

Видя ее затруднения, местный инструктор спросил:

— Танцуешь хорошо?

— Говорят, что да, — пожала плечами девушка.

Получив утвердительный ответ, тренер предложил:

— Встань сзади меня ногами на лыжи, держись за мой пояс. Ноги чуть согни в коленях, чтобы они пружинили. Ну, а дальше все будет зависеть от того, как тебе удастся держать равновесие. Если не соврала насчет танцев, ноги тебя не подведут.

Отступать под взглядами десятков школьников было уже некуда, и, чувствуя противный холодок страха, Нина устроилась позади лыжника. Но настоящего страху она натерпелась, когда тот оттолкнулся палками и они вдвоем все быстрее заскользили под уклон, то и дело закладывая крутые виражи. Однако ноги и в самом деле не подвели, и спуск прошел благополучно.

Вскоре в Закопане их навестил кто-то из высокопоставленных родителей одного из школьников. Когда он понял, кто тут выступает за старшего, негодованию его не было предела:

— Кто это придумал послать черт-те куда детей под присмотром одной девчонки!? Она сама еще ребенок! — возмущался он. — Сейчас такое время, всякое может случиться. Как можно было доверить этой пигалице такое ответственное дело?! — монолог на повышенных тонах продолжался еще долго и порядком надоел Нине.

— Да, случиться может всякое, — выпалила она в ответ на последние фразы. — И потому детей (некоторые из которых были и старше ее, и выше ростом) сопровождает боец Добровольного резерва гражданской милиции.

— И где же он? Почему я не вижу его рядом? — строго спросил большой начальник.

— Перед вами, — просто ответила девушка. — Предваряя ваш следующий вопрос, сразу скажу — оружие у меня с собой и пользоваться им я умею.

 

5. Поручение министра

Вызов в канцелярию Министра национальной обороны, маршалека Михала Жимерского (генерал «Роля» по криптониму в Гвардии Людовой), был для Якуба Речницкого совершенно неожиданным. Столь же неожиданным оказалось и дело, по которому желал его видеть пан маршал.

— Пан Речницки! Я решил доверить вам это дело не из личного расположения к вам, а потому, что нахожу вас наиболее соответствующим для исполнения данной миссии, — первые слова министра нисколько не прояснили ситуацию.

«Какое дело? — подумал Якуб. — Ни о каком деле я и полслова еще не слышал!» Но внешне его удивление ни в чем не проявилось: он продолжал внимательно слушать и есть глазами начальство.

— Как вы знаете, комиссия по репатриации уже прекратила свое существование, поскольку большинство офицеров и генералов, изъявивших желание служить новой Польше, уже возвратилось в страну. Однако за рубежом осталось еще несколько человек, обладающих немалыми военными знаниями и опытом, которые очень пригодились бы для укрепления наших высших офицерских кадров.

«Ах, вот какое дело он имеет в виду! — отметил про себя Речницки. — Не оставляет попыток постепенно заменить как можно больше советских генералов своими, доморощенными».

— Почему я счел именно вас наиболее подходящим для ведения переговоров о возвращении этих лиц в Польшу? — министр решил объяснить свои действительно отнюдь не очевидные мотивы подчиненному. — Вы направлены в Войско Польское советским командованием и с этой стороны будете, несомненно, самым строгим образом оценивать тех, с кем будете вести переговоры о возвращении, с точки зрения их возможной лояльности как принципам новой Польши, так и нашему союзнику — СССР. С другой стороны, вы — единственный из советских генералов, который принят в среде довоенного кадрового офицерства и сумел установить с этой средой доверительный отношения. Поэтому вы более других, надеюсь, окажетесь способны понять людей подобного сорта, не поддаваясь влиянию стереотипов и заблуждений, которые могут быть свойственны тем, кто хуже знает эту среду.

«Ох, не одобрят наши мое участие в этом деле. Наверное, придется искать пристойный предлог для отказа», — генералу не хотелось портить отношения с маршалеком Жимерским своим отказом, но и пойти поперек мнения своего Министерства обороны было чревато отзывом отсюда. А вот этого ему не простил бы уже Иван Иванович. Да, и как тут выкручиваться?

— Мне известно, что советские руководители смотрят на привлечение офицеров и генералов прежней Речи Посполитой к службе на командных должностях в Войске Польском с нескрываемым подозрением, — как будто читая мысли Якуба, произнес министр. — Поэтому вы, разумеется, можете отказаться от этой миссии, что будет воспринято мною с пониманием.

— Мне хотелось бы оправдать ваше доверие, пан маршалек. Однако в Министерстве обороны СССР могут категорически воспретить мне принимать участие в подобном деле, — решил открыто расставить точки над i Речницкий.

— Если вы готовы принять на себя исполнение моей просьбы («Просьбы? Вот даже как!» — мелькнула у Якуба мысль), то я, в свою очередь, позабочусь о том, чтобы избавить вас от претензий Советского командования, — едва заметно усмехнулся генерал «Роля». — Официально вы будете выезжать за границу совсем с другим поручением, — и Жимерски протянул Якубу официальную бумагу с польским гербом:

«Настоящим удостоверяется, что Якубу Францу Речницкему, главному инспектору пехоты Войска Польского, поручено, в ранге специального и полномочного посланника, инспектирование службы военных атташе Польской Народной Республики.

Президент Польской Народной Республики Болеслав Берут

— А вот эту бумагу вы можете не показывать, — промолвил Жимерски, доставая из папки другой столь же официальный документ, — если не возникнет случай крайней необходимости:

«Настоящим удостоверяется, что Якуб Франц Речницки, главный инспектор пехоты Войска Польского, является специальным и полномочным представителем Польской Народной Республики по вопросам репатриации военнослужащих, принадлежащих к польскому офицерскому корпусу и находящихся за рубежом.

Президент Польской Народной Республики Болеслав Берут

«Вот ведь подпольщик! — с некоторым оттенком уважения подумал Речницкий. — Не растерял еще навыки конспирации. Надо соглашаться! Есть, конечно, риск нарваться на скандал со своим Министерством обороны, но зато ведь это легальный выход за рубеж под дипломатическим прикрытием». А вслух произнес:

— Приложу все силы, чтобы оправдать ваше доверие, пан маршалек, и не дать в то же время повода для конфликта с советским командованием.

— Что же, мне всегда вас аттестовали как крайне надежного в служебных делах офицера. Надеюсь, у меня не будет случая разочароваться, — произнес Михал Жимерски, протягивая руку для прощания.

 

6. Париж, Париж…

Якуб Речницки и раньше выезжал из Польши по делам. Если не считать регулярных командировок в Москву, то Нина гоняла машину в Калининград, в Прагу, в Вену, в Берлин. Вот и сегодня поездка предстояла в бывшую столицу ныне поверженной и расколотой Германии. Ровное полотно немецких автобанов послушно ложилось под колеса автомобиля, и, если бы не нудный осенний дождик, который требовал от водителя повышенного внимания на дороге, то путь от Варшавы до Берлина, на который ушло полдня, мог бы пролететь почти незаметно.

Генерал, руководствуясь старой, довоенной схемой города, которую он держал на коленях, подсказывал путь среди незнакомых улиц. Впереди показались шлагбаум и солдаты в касках у КПП. Даже если девушке не довелось бы и раньше видеть форму американской армии, ошибиться в данном случае было невозможно — один из солдат был чернокожим.

«Это что же, мы выезжаем из советской зоны в американскую?» — мелькнула у Нины мысль и тут же ушла куда-то на задворки сознания. Выезжаем и выезжаем — значит, так надо.

Но эта поездка оказалась не единственной, когда довелось покидать пределы территорий, отмеченных присутствием советских войск. Помимо неоднократных визитов в Западный Берлин, где она хотя бы исполняла роль шофера, ей запомнились и авиаперелеты, смысла участия в которых она не понимала. В самом деле, приезжаешь на аэродром, сажает тебя отец в закрепленный за ним самолет. Потом летишь неведомо куда. В иллюминатор видно сначала равнину с полями и лесами, потом горы, иногда опять появляется равнина, иногда — морской простор и снова горы… В один из таких полетов ей запомнились симпатичные беленькие домики, над самыми красными черепичными крышами которых самолет прошел на посадку.

Прилетели, и что дальше? Либо сиди, как дура, в самолете, дожидайся, когда генерал вернется после своих секретных дел. Либо, в лучшем случае, повезут куда-то в машине с занавешенными окнами, отведут в какую-нибудь комнатку, и снова сиди там одна. Хорошо, если чаю дадут и поставят печенье в вазочке.

Но были поездки, в которые Речницкий вовсе не брал с собой дочку. Он стал частенько летать в Париж без ее сопровождения. Однако в этом случае у девушки оказывалась, по крайней мере, вполне понятная функция: если в доме раздастся звонок из Москвы, она должна была под любыми предлогами не звать его к телефону, в то же время создавая впечатление, что он тут, под рукой. Как бы в порядке компенсации за эти вылазки в одиночку из Парижа Якуб привозил для Нины французское белье из натурального шелка и американские нейлоновые чулки — предмет отчаянной зависти варшавских модниц.

Для прикрытия родного папочки девушка прибегала к различным уловкам. Варианты отговорок придумывались самые разнообразные, начиная с самой примитивной, первой пришедшей в голову — вышел в туалет. Когда раздался следующий звонок, Нина ляпнула:

— Генерала нельзя будить! Он только что лег спать.

— В десять утра? — не поверил властный начальственный голос на другом конце провода.

— Это у вас в Москве десять утра, а в Варшаве только восемь! — с претензией парировала девушка. — Я еще не сошла с ума — поднимать его с постели, когда он только-только уснул. Он тут с генералами до утра в преферанс резался и водку пил.

Последнюю отговорку властный собеседник почему-то воспринял с полным пониманием — видимо, звонивший хорошо себе представлял по собственному опыту, что такое утро после ночной попойки.

Нина сразу догадалась: ни в коем случае нельзя допустить создания впечатления, что генерала не зовут к телефону потому, что на самом-то деле он в отлучке. Поэтому несколько раз, когда генерал был дома, Нина также отказывалась приглашать его к телефону под разными предлогами, но после настойчивых просьб все же подзывала. Особенно эффектным был случай, когда Якуб собственноручно занимался приготовлением колбасы из только что подстреленного кабана. Подняв трубку, Нина сначала тупо отказывалась звать генерала:

— Генерал Речницки не может подойти к телефону.

— Это еще почему? — голос в трубке явно не привык получать отказы.

— Он занят! — отрезала девушка.

— Чем это он таким занят!? — возмутился голос в трубке. — Чем бы он ни был занят, пусть немедленно берет телефон — его начальство требует!

Нина начала делать завуалированные намеки, потешаясь в душе над начальственным собеседником:

— Поймите же… никак не может он подойти…

— Да какого черта?! — загрохотало в трубке, но девушка, нисколько не пугаясь перехода на повышенные тона, продолжала мямлить:

— Ну, в конце концов, он же ведь мужчина…

На другом конце провода намеки понимать категорически отказывались. Тогда Нина, наконец, поднесла трубку к генеральскому уху, поскольку у ее отца руки были полностью измазаны кровью. В результате абонент из Москвы получил из уст Якуба вместо приветствия поток отборного мата. Затем, разумеется, Речницкий извинился перед собеседником, но нужное впечатление было создано: московское начальство стало приучаться к тому, что если генерала не зовут, то лучше и не настаивать, чтобы не нарваться на неприятности.

 

7. Совещание в Гданьске

Дипломатическая миссия генерала Речницкого не осталась без внимания соответствующих британских ведомств. Уже знакомый нам второй секретарь посольства Великобритании в Варшаве адресованные ему радиограммы из Лондона расшифровывал сам. Вот и сегодня, отложив в сторону шифровальные таблицы и мельком глянув на серое январское небо, посыпающее столичные улицы мелкими каплями дождя, он пробежал глазами получившийся текст: «Сведения, полученные от источника «Кассий», находят полное подтверждение. Попытки изолировать источник от контактов с конкурирующими службами вряд ли будут успешны и посему признаны нецелесообразными. В связи с открывшимися возможностями легального перемещения источника за пределами Польши принято решение использовать его в мероприятиях по международной координации сдерживания коммунизма. Соответствующие конкретные инструкции получите с очередной дипломатической почтой. Си».

Бронированный «Студебекер» летел по мокрому шоссе по уже знакомому Нине маршруту — из Варшавы в Гданьск. Привычно мелькали деревья на обочинах, а девушка прокручивала в голове фразу, сказанную отцом перед выездом:

— Я бы тебе посоветовал попрощаться со своими товарищами по боевке ZWM. Мы либо не вернемся, либо, вернувшись, отправимся очень далеко…

Что же он имел в виду? К опасностям, таящимся за каждым заданием, Нина уже привыкла. Но впервые Якуб высказывал столь пессимистические мысли вслух.

Подрулив в Гданьске к дому, дорогу к которому указал отец, девушка припарковала автомобиль и обратила внимание, что сюда на дорогих машинах прибывают и другие посетители. Несколько человек в штатском, расположившиеся вокруг дома — у подъезда, на ближнем перекрестке, за столиками в кафе наискосок, — явно представляли собой охрану. Большинство прибывших имело и своих охранников, но их, как и Нину, пропустив в дом, до зала заседаний, куда проходили солидно одетые джентльмены, не допустили. Все вместе они, в полном молчании, коротали время в кулуарах…

На обратном пути в Варшаву отец вдруг завел разговор о ее учебе:

— Слушай, Нина, ты скоро должна окончить школу. Пора подумать о высшем образовании, — но за этими банальными словами почему-то ощущалось нешуточное беспокойство.

— Так я уже подумала, — беспечно бросила девушка. — Буду поступать в Москве в медицинский.

— А может быть, тебе лучше продолжить образование за рубежом? — внезапно спросил генерал Речницкий. — Ты могла бы поехать учиться в Соединенные Штаты. Или, например, в какой-нибудь британский университет, либо в другую европейскую страну.

— Это еще зачем? Не хочу я туда, — с чего бы это папа решил отправить ее за границу? Или речь идет об очередном задании?

— Ну, если уж так не хочется, то, как самый крайний случай, можешь получить высшее образование в Варшаве, — предложил Якуб.

— Не понимаю. Объясни, зачем? — Нина никак не могла принять такой позиции.

И тут Якуб Речницкий, совершенно неожиданно для нее и против всяких правил конспирации, которые уже давно въелись ей в плоть и кровь, поведал дочери, о чем шла речь на совещании.

Это было одно из тех сборищ, где представители западных стран, а также «угнетенных народов» (Советским Союзом «угнетенных», ясное дело), вырабатывали свои планы по подрывной деятельности против СССР. Генерал Речницкий выступал там в роли представителя Польши. Нина не увидела в этом совещании ничего необычного или слишком уж пугающего:

— Да мало ли всяких таких замыслов вынашивалось против Советского Союза! И где они? Руки у них коротки! Вон, Гитлера обломали, и этих обломаем, — решительно заявила она.

Но отец был не на шутку обеспокоен:

— Пойми, — втолковывал он дочери, которая могла разглядеть в зеркальце заднего вида, насколько мрачное у него выражение на лице, — там собрались не политиканы, умеющие только болтать, или вояки, вечно строящие наполеоновские планы. Этим собранием руководили деловые люди, собирающиеся вложить в разрушение СССР сотни миллионов своих собственных денег. Уж что-что, а деньги они считать умеют и на безнадежное дело тратить их не будут.

— Когда фашисты затевали свой поход, ихние буржуи тоже, небось, деньги считали! — возразила девушка.

— Уж поверь мне, — голос его звучал донельзя устало, — эти делают ставку не на бесноватого фанатика. Те планы, которые они обсуждали, рассчитаны на кропотливую поэтапную работу в течение десятилетий и выглядят более чем серьезно. Так что угроза существованию СССР вырисовывается совсем не детская. Тем более боюсь, что наши руководители будут реагировать точно так же, как ты, и эту опасность проспят.

— Отобьемся! — решила приободрить его Нина.

— Ты-то, может быть, и отобьешься, — с печальным вздохом произнес генерал Речницкий. — Вот только рыба — она с головы гниет…

Нина начала интуитивно догадываться, что беспокоит Якуба. Ее опыт общения с высоким начальством сформировал у нее не слишком лестное мнение о руководящей верхушке, хотя она по-прежнему верила в то, что высшее политическое руководство во главе со Сталиным всегда видит верный путь. А вот в отце она подобного пиетета по отношению к Сталину не ощущала. Как-то раз он даже обронил в ее присутствии, явно имея в виду Иосифа Виссарионовича, — «власть очень сильно портит людей». Похоже, у него не было полной убежденности в том, что Родина сумеет противостоять разрушительному действию замыслов, о которых он узнал.

К сожалению, в долгосрочном аспекте генерал оказался прав… Позднее, уже в начале 50-х, соприкоснувшись с околокремлевской публикой, Нина не раз вспоминала этот разговор. Но сегодня она была настроена решительно:

— Как бы то ни было, учиться я поеду в Москву!

 

8. Заговор

В Варшаве генерал Речницкий не переставал размышлять о полученных от Иван Иваныча заданиях. Положим, контакты с западными спецслужбами не только успешно завязались, но и выходят на новый уровень. Здесь есть о чем отчитаться. Имена, словесные портреты, адреса конспиративных квартир и офисов, номера телефонов и автомобилей, коды для связи, характер интересующей западных «партнеров» информации…

А вот с внутрипольскими проблемами — тупик. Ну как, скажите на милость, ловить этого таинственного британского резидента, если даже по единственной зацепке — радиоперехвату — будут работать другие люди? А генералы-заговорщики? «Ведь чую, что прямо у меня под носом, в Министерстве национальной обороны, заваривается какая-то нехорошая каша, а выяснить ничего не могу! — Якуб со злостью стиснул кулаки. — Что, мне под дверями у них подслушивать или в бумагах на столах копаться?» — какие только мысли не полезут в голову от отчаяния! Но… И в самом деле — почему бы не покопаться? И ушки тоже можно навострить. Только не самому…

Генерал продолжал обсасывать эту мысль с разных сторон до самого вечера, не только на работе, но и дома. Теперь оставалось дождаться, когда заявится домой Нина.

Якуб Речницкий и до этого не забывал использовать необычайно точную и емкую зрительную и слуховую память своей дочери. Приобретение широких знакомств в высшем свете — как среди высшего польского офицерства, так и в дипломатических кругах, особенно в британском посольстве, — позволяло Нине очень многое видеть и слышать. Кто к кому подошел, кто и кому что именно сказал, какой номер был у машины, в которую сел тот или иной человек, — такая информация, пусть и обрывочная, могла служить для генерала неплохим довеском, позволяющим уточнять данные, собранные им самим. Но теперь ставки были гораздо выше, и довольствоваться случайно увиденным и услышанным уже не приходилось.

Когда Нина поздно вечером появилась дома, Якуб терпеливо дождался, пока она отужинает, а потом пригласил к себе в кабинет. Нина отправилась за ним, уже привыкшая к тому, что почти каждый разговор с глазу на глаз означает новое задание. Так и оказалось.

— Есть для тебя задачка, — начал генерал, — и задачка очень непростая. Шляхетное паньство в Министерстве национальной обороны что-то затевает. И нужно любым способом выведать, что именно. Любым! У меня практически никаких данных нет. Могу назвать несколько фамилий, которым следует уделить особое внимание, и это все. Пропуск в министерство у тебя есть, а дальше — действуй по обстановке, — и на этом Якуб завершил инструктаж.

Хорошее заданьице! Впрочем, как и все они. Что именно надо узнать, совершенно ясно. «Что-то»! Как узнать, тоже понятно — «любым способом». Но, раз задание получено, его надо выполнять. Можно было бы, конечно, пойти по стандартному пути — подложить себя под одну из ключевых фигур и в постели потихоньку разузнать все, что нужно. Но, во-первых, пока не ясно, кто тут ключевая фигура, а кто — не очень или вообще не при делах. И, во-вторых, Нина никогда еще таким методом не пользовалась — противно. Конечно, если бы это был прямой приказ или иного выхода не было… Но лучше обойтись без этого.

А что если сыграть в хорошо уже освоенную ею игру — в глуповатую, наивную, капризную, взбалмошенную, надменную, ни с чем и ни с кем не привыкшую считаться панночку?

Вскоре после появления генерала Речницкого в Министерстве национальной обороны в качестве генерального инспектора пехоты сотрудники министерства стали замечать, что его дочка то и дело заявляется к папочке в кабинет, а если тот занят и выставляет ее за дверь, то от нечего делать шляется по коридорам. И не только по коридорам… Постепенно это стало привычным зрелищем. Да и ладно, пусть себе панночка шляется, если ей так охота.

Та маска, которой Нина обычно пользовалась в свете, уже приносила кое-какие крохи информации, когда, пользуясь своим знакомством с посольской первой леди, она без всякого стеснения заглядывала в любые помещения посольства, путь в которые ей не успевала преградить охрана или дрессированные доги. Теперь то же самое предстояло проделать в военном министерстве, но с еще более высоким уровнем наглости. Все же в посольстве вовсе не обязаны были считаться с проявляемой хорошей знакомой супруги посла рассеянностью и безалаберностью, даже если и принимали их за чистую монету. А вот генеральской дочке в Министерстве национальной обороны могли простить гораздо больше.

И девушка отправилась в путешествие по министерским кабинетам, вторгаясь туда даже тогда, когда там шли разного рода совещания. Ну кто, скажите, подумает что-то плохое, когда в кабинет заходит симпатичная панночка с глуповато улыбающейся мордашкой и, мило краснея и запинаясь, спрашивает, почти шепотом, подходя для этого к самому столу:

— Извините, вы мне не подскажете, а где здесь дамская комната? Я никак найти не могу…

Разумеется, этот дурацкий предлог мог сработать только поначалу, а потом надо было изобретать что-то другое. И вот панове офицеры лицезрели, как в кабинет к ним влетает генеральская дочка и прытко подскакивает к окну, вереща:

— Ой, смотрите, вон там, на сосне, белочка поскакала! А у вас с собой орешков нет, чтобы ей дать?

Впрочем, и белочку тоже нельзя было эксплуатировать до бесконечности. Так ведь, кроме белочек, за окном можно много чего углядеть.

— Там птичка полетела, я ее еще с лестницы увидела! Надо же, она на ветку села! Ну, посмотрите, посмотрите же, какая красивая птичка! — и штабное шляхетное воинство, хотя бы на секунду-другую, дружно поворачивало головы к окну, чтобы не обидеть наивную, но весьма капризную панночку.

А панночке хватало нескольких мгновений, для того, чтобы, проходя вдоль письменного стола, бросить мимолетный взгляд на разложенные там документы. И этого было достаточно, чтобы увиденный текст полностью запечатлелся в ее памяти, как на фотографической пластинке, и затем мог быть точно воспроизведен. По большей части, наверное, с оперативной точки зрения это были пустышки, но и в разведке действуют законы диалектики — количество переходит в качество и из разрозненных, самих по себе вроде ничего не значащих данных, иной раз может сложиться весьма занимательная картинка…

Шел уже май 1949 года, когда генерал Речницкий открыл свой сейф, затем отпер другим ключом внутреннюю дверцу и достал тоненькую папочку. Надо еще раз проверить те интуитивные заключения, которые постепенно стали созревать у него в голове.

Итак, что же удалось подсмотреть дочке на столах в служебных кабинетах министерства?

Накладные на полученную конскую упряжь… Мимо! Акты списания утраченного имущества… Мимо! Отчет за 1948 год о ремонте казарменного фонда в Силезском военном округе… Не то. Список готовящихся к изданию военно-исторических трудов… Тоже не то.

План проведения летних учений сухопутных войск «Одра — Ныса». Пустышка, с этим документом он знаком и сам принимал участие в его составлении. Будет отрабатываться защита западной границы Польши.

А это что? Записка к плану учений. Предлагается проверка самостоятельной работы польского командного состава без участия генералов и офицеров, прикомандированных из СССР. Занятно. Насчет этого замысла он не в курсе. Странно, что не поставили в известность. Хотя виза начальника штаба сухопутных войск есть.

Так, что еще тут у нас? Этот документ к учениям отношения не имеет, но почему-то оказался рядом с планом учений. Список генералов и офицеров. Похоже, это приложение именно к той записке — здесь перечисляются советские офицеры и генералы. Нет, не только советские. Тут и природные граждане Польши значатся — вон, все командование Корпуса внутренней безопасности перечислено. Стоп! А это еще зачем? Напротив каждой фамилии в списке — не только звание и должность, но еще и домашний адрес. Это уже очень интересно…

Снова записка к плану учений. Вводные, которые будет давать группа посредников. Интересно ознакомиться — ведь по замыслу учений эти вводные должны остаться неизвестными всем, кроме начальника штаба сухопутных войск, и даже посредники получат их в запечатанных конвертах непосредственно в начале учений. И что же за вводные? Ага, рубежи, на которые выводятся участвующие в учениях части и соединения. Так, все верно, войска в ходе учений сосредотачиваются у западной границы. Только вот подбор этих рубежей какой-то странный…

Генерал подошел к подробной карте Польше, висевшей на стене его кабинета. Ну и ну, чуть ли не каждая четвертая часть выводится в окрестности Легницы. А остальные? Сосредотачиваются вблизи населенных пунктов Борне-Сулиново, Сыпнево, Бялогард, Щецин, Колобжег, Светощов, Страхов, Бжег, Шпротава, Ключево…

Что-то такая дислокация совсем не похожа на защиту западной границы. Но эти рубежи подозрительно хорошо подошли бы для блокады штаба Северной группы войск в Легнице, 38-й гвардейской танковой дивизии в Борне-Сулиново и Сыпнево, 20-й танковой в Светощове и Страхове, подразделений обеспечения в Бялограде, частей ВМФ СССР в Щецине и Колобжеге, а также аэродромов 4-й воздушной армии в Легнице, Бжеге, Шпротаве…

Однако это еще не все вводные. Вот отдельный документ касательно участия в учениях инженерно-саперных частей и подразделений в сопровождении мотострелковых полков, танковых батальонов, дивизионов артиллерии… Их куда? Бранево, Сувалки, Августов, Сокулки, Хайнувка, Тересполь, Влодава, Хелм, Хрубещув, Белжец, Пшемысль, Кросьценко… Логично, по замыслу учения они должны отрабатывать условное обеспечение проводки колонн советских войск из наших западных округов — Прибалтийского, Белорусского, Киевского, Прикарпатского — на помощь соединениям Войска Польского. Но зачем им придаются артиллерия и танки?

Ага, кажется, ответ кроется в следующем документе, записанном со слов дочки. Еще один списочек, занятный такой: тол, аммонал, огнепроводной шнур, взрыватели, противотанковые мины… И все в немалых количествах, как на крупную фронтовую оборонительную операцию. И все предназначено к выдаче инженерно-саперным частям на учения.

Так, панове. Дурно пахнет от этих ваших учений. Странно, что к Варшаве ничего не намечено перебрасывать. Или этот замысел даже секретным документам доверить опасаются? Или… Кто у нас сейчас командует Варшавским округом? Ян Роткевич. И фамилия его — в том самом списочке, что с домашними адресами. А начальник штаба? Его фамилии в списочке нет… На него, значит, расчет?

Начало учений — в августе. Добиться отмены? Нет, так можно вспугнуть ретивых шляхтичей. Лучше постараться замотать малость это дело да перенести на следующий год. Ничего не поделаешь — не готово пока Войско Польское к таким масштабным учениям. А там — разберемся потихоньку, с кем надо. Для начала постепенно передвинем с командных должностей: кого — в Военную академию, кого в — Исторический отдел Генштаба, кого — еще куда. Осталось выяснить досконально, кто еще, кроме подписавших эти любопытные документы, причастен к заварившейся каше.

 

9. «Пан Вацлав»

Пока Нина бродила по коридорам министерства, время от времени нагло влезая в кабинеты, ей случалось замечать, что дверь в ту или иную комнату прикрыта неплотно, и тогда можно было осторожно прислушаться к тому, что обсуждается за этой дверью. Но однажды ей удалось подслушать разговор, не на шутку взволновавший генерала Речницкого, как только он получил ее доклад.

Началось все с того, что в коридоре, там, где размещались кабинеты работников Генерального штаба, перегорели лампочки сразу в двух подряд потолочных плафонах. Войдя в неосвещенное пространство, Нина машинально притормозила, и в этот момент в противоположном конце коридора показались два силуэта. Толком разглядеть, кто это такие, ей не удалось, но насторожило поведение одного из них, одетого в военную форму — как-то воровато оглянувшись, он пропустил в кабинет своего спутника в штатском и быстро юркнул вслед за ним, тщательно прикрыв за собой дверь. Приблизившись на несколько шагов, девушка услышала, как в замке поворачивается ключ.

Столь странное поведение разожгло ее любопытство, и она, подойдя поближе к кабинету, постаралась прислушаться. Несмотря на то, что дверь была плотно закрыта, кое-что все-таки расслышать удавалось…

— …Хорошо, места дислокации и состав вы мне дали. Но когда я, наконец, получу исчерпывающие сведения? Где характеристики командного состава частей и соединений Северной группы? Где данные о группировке военно-морских сил Советов по каждой базе? Что происходит со строительством новых сооружений в портах? Наконец, мы не получили от вас ничего о 4-й воздушной армии, кроме названия нескольких аэродромов! А? Не слышу ответа! — голос был негромким, и смысл улавливался с большим трудом, но властности этому голосу было не занимать. Он явно давил на своего собеседника, и тот начал возмущенно, но при этом не без некоторой робости, оправдываться:

— Не все сразу, пан Вацлав, не все сразу!

— Что значит — не все сразу? У тебя под рукой целый штаб, есть доступ к документам… — продолжал давить первый собеседник.

— Доступ!.. Доступ есть, но отнюдь не полный, — снова оправдывался второй. — Воздушная армия вообще не входит в Северную группу…

— Вот как? Раньше вы об этом ничего не сообщали! — голос прозвучал зло, но все же без перехода на повышенные тона.

— Не сообщал, так теперь сообщаю! — огрызнулся второй собеседник. — Прошу заметить, что к кадровым делам, особенно на советских, так просто не подберешься. А начнешь проявлять неуместное любопытство — тобой заинтересуются. И военно-морской флот — это вообще не моя епархия. Приходится выуживать такие сведения потихоньку, по кусочкам…

— Я уже который раз слышу подобные отговорки! — первый не повышал голос, но в нем прорезались явно угрожающие нотки. — Мне нужен результат! А ты только клянчишь деньги. Какого дьявола ты меня вытащил на личную встречу? Тебе все мало? В конце концов, за что я тебе плачу — только за радость видеть твою физиономию?

— Так тебе жалко денег? Но ты рискуешь только деньгами, и то не своими, а я рискую своей собственной головой! — голос второго сорвался чуть ли не на истерику.

— Не кричи, идиот! Хочешь, чтобы тебя было слышно по всему зданию?! — тут в кабинете послышались шаги, похоже, по направлению к двери, и Нина поспешила юркнуть на расположенную поблизости лестничную площадку. Раздался звук распахиваемой двери, затем она снова захлопнулась, поворот ключа в замочной скважине — и удаляющиеся шаги. Девушка решилась выглянуть с площадки в коридор, но, увы, разглядеть удалось только две спины.

В тот же день Речницкий по своим каналам установил хозяина кабинета, в котором проходила столь занимательная беседа: подполковник Казимеж Буяк. Стал известен и человек, для которого подполковник заказывал пропуск — внештатный переводчик Министерства национальной обороны Вацлав Матысик. За ними обоими было решено установить наблюдение, но по домашнему адресу, указанному в личном деле переводчика, его не оказалось. Почему-то в деле отсутствовал не только правильный адрес, но и фотография. Поэтому внимание пришлось сконцентрировать на подполковнике. В течение четырех дней наблюдение ничего интересного не давало, а на пятый день утром подполковник Буяк не вышел на работу. Когда была вскрыта запертая дверь его квартиры, Казимеж Буяк был обнаружен в своей постели с пулевым отверстием в виске, а под свесившейся с кровати правой рукой валялся служебный пистолет.

Что касается «пана Вацлава», то он как в воду канул. Попытка установить, с кем еще общался в министерстве «внештатный переводчик», была успешной лишь отчасти — к трупу подполковника Буяка прибавилось еще два. Оставалась, правда, зыбкая надежда на негласную агентуру — вдруг им удастся что-то выведать об этой загадочной фигуре? Генерал Речницкий не сомневался, что столкнулся если и не с британским резидентом, то с кем-то очень близким к нему. Но просвета в поисках пока не намечалось. Сплошные потемки…

 

10. Ипподром

Нина, разумеется, о большинстве обстоятельств этого поиска ничего не знала, да и не пыталась узнать. Не положено. Что надо — отец доведет в части, ее касающейся. Да и других забот у нее хватало — в школе, с боевкой ZWM (ах, да, теперь они именуются ZMP, но со своим прежним названием ребята не спешили расставаться) и на ипподроме. С ранней весны девушка начала вплотную заниматься подготовкой Гвяздки к соревнованиям. Хотя ей уже удалось хорошо поладить с конем при взятии препятствий, все же она предпочла испытывать его силы не в стипль-чезе, а в дерби, в так называемой гладкой скачке.

Самолюбивый, но ласковый и игривый конь превращался на беговом поле в комок стальных мышц, перекатывавшихся под тонкой кожей и стремительно несших Гвяздку к финишу. В нем все подчинялось этому порыву, как у самых лучших представителей английской чистокровной породы — Гвяздка летел вперед, выкладываясь полностью, отдавая все свои силы. Первые же пробные заезды с участием соперников только подтвердили необузданный характер жеребца, не терпевшего во время скачек впереди себя никого. И если кобылы удостаивались от него только комьев земли, летевших из-под копыт обгонявшего их Гвяздки, то при виде жеребцов он злобно храпел и норовил лягнуть или укусить соперника. Нине приходилось прикладывать немало усилий, чтобы не допускать подобных инцидентов.

Пробные заезды сразу же определили место Гвяздки как одного из фаворитов приближающихся скачек. И, вероятно, именно роль фаворита, на которую претендовал этот конь, вызвала покушение на него. Во время одного из заездов, очутившись на дальнем конце ипподрома, Нина вдруг заметила блеснувшую поперек дорожки перед самым носом у своего коня стальную проволоку. Но умный жеребец сам разглядел препятствие и перемахнул через него, не дав себя искалечить.

Между тем над головой генерала Речницкого начинали сгущаться тучи. Не следует думать, что в MI-6 сидели сплошь дураки и недоумки, проморгавшие и «кембриджскую пятерку» у себя под носом, и операцию «Цезарь» в Польше. Этих крепких профессионалов тайной войны можно было переиграть, но не всегда и не во всем. Постепенно в секретной службе Его Величества стали накапливаться сомнения и в той роли, которую играет Якуб Речницки в своих отношениях с польским подпольем, и в той информации, которую он предоставляет британской (и не только) разведке.

Но пока все предпринимавшиеся проверки не давали оснований для каких-либо конкретных подозрений. Наконец пришедшие в движение колесики и винтики MI-6 решились побеспокоить одного из самых законспирированных и ценных агентов (о факте его существования знал только его куратор, и даже сам «мистер Си» был не в курсе), сумевшего сделать карьеру в советских спецслужбах, начиная еще с 20-х годов, а уже в начале 30-х перешедшего на работу в центральный аппарат КРО ОГПУ. Ему удалось уцелеть во время массовых чисток НКВД. В Лондоне из его отчетов было известно, что с 1943 года он был внедрен советской контрразведкой в агентурную сеть, которую создавала советская же разведка в Войске Польском, сначала в России, а затем и на территории Польши. Куратора столь ценной и особо оберегаемой фигуры, конечно, не радовало, что агент оказался переведен из центрального аппарата в Москве в Варшаву. Но раз уж так получилось, британская секретная служба постаралась извлечь максимум выгод из своей осведомленности.

Если советникам из СССР и контролируемым ими польским спецслужбам удалась широкая инфильтрация в ряды опекаемого англичанами и американцами польского подполья, то и британцы не остались в долгу. Установленные агентурные звенья Советов в Польше были взяты под наблюдение, и им скармливалась тщательно подготовленная дезинформация, нацеленная на разжигание недоверия Кремля к своим ставленникам в Польше, а заодно и на провоцирование раздоров в польской политической верхушке. И вот теперь козырная карта британской разведки снова должна была сыграть: на этот раз офицеру секретной службы Его Величества предстояло поделиться итогами своих наблюдений по специальной ориентировке из Лондона — не замечалось ли контактов известной ему советской агентуры с генералом Речницки?

Между тем жизнь Нины в Варшаве шла своим чередом. Поскольку теперь она обитала в доме вместе с отцом и его семьей, неизбежно расширился и круг ее общения среди советских офицеров и генералов, служивших в Войске Польском. Вот и сегодня девушку зазвала в гости жена одного из генералов, Глафира Тарасовна:

— Ты уж дочка, постарайся, пригляди за Милкой-то, — упрашивала ее Глафира.

— Как же, станет она меня слушать! — Мила была старше Нины на год, и хотя отношения у них были вполне приятельские и даже в некоторых вопросах авторитет Нины вполне признавался, но приглядеть за этой барышней было трудновато. По примеру своих родителей она пристрастилась к рюмке, а воспитывать пьяньчужку — затея практически безнадежная.

Однако Глафира Тарасовна продолжала настаивать, потому что Нина была единственным человеком, которого ее дочка хотя бы как-то слушалась:

— Не отнекивайся уж! Тебя она признает, что я, не вижу, что ли! А то ведь девка совсем от рук отбилась. Ишь чего удумала намедни — подай ей чулки со стрелками, а не то застрелиться грозится. А ну как и в самом деле… — и пышнотелая хохлушка малость всплакнула.

— Ну и купите вы ей эти чулки! — выпалила в сердцах Нина.

— Та нешто я знаю, где их взять? Так бы купила! — всплеснула руками Глафира.

— По склепикам на Маршалковской надо поспрошать, — пожала плечами девушка, не слишком доверяя причитаниям. Не тот Глафира Тарасовна человек, чтобы вдруг да и не знать, где что достают. — Не тот так другой склепикаж подскажет, где купить. Эта братия чего хочешь из-под полы достанет. Тетя Глаша, да дайте вы Милке деньги, она сама найдет, где купить!

— Нельзя ей денег давать, — посуровела «тетя Глаша». — Дитына ще нерозумна, — сбиваясь на украинский говор, пробормотала она.

Нина прикусила язык. И в самом деле, любая сумма денег, оказавшаяся у Милы в руках, большей частью, как правило, уходила на выпивку.

В конце концов, обещание поговорить с Милой по душам Глафира все же у Нины вырвала. Однако сеанс воспитательной работы проводить так и не пришлось: уже на следующий день девушка узнала, что дочка Глафиры Тарасовны частично исполнила свою угрозу — в результате очередной пьяной истерики прострелила себе руку из отцовского пистолета. И, как по мановению волшебной палочки, требуемые ею чулки чуть ли не в мгновение ока были найдены. А Мила «на законном основании» две недели не появлялась в школе.

Июнь 1949 года ознаменовался назначением генерала Речницкого командующим войсками Варшавского военного округа. Сразу после этого ему было присвоено звание генерала дивизии, а через несколько дней — и генерал-лейтенанта Советской Армии. Вместе с этим переводом на Нину легла дополнительная нагрузка. Ей пришлось пройти курсы переподготовки. Они включали дополнительные занятия по стрельбе и рукопашному бою, в том числе с выездом на местность (впрочем, от последних она быстро была избавлена, принимая во внимание ее регулярную практику выездов в лес с боевкой ZMP на операции против бандитов). Наряду с этой переподготовкой девушка изучала планировку, систему охраны и пути возможного доступа (например, через сети инженерных коммуникаций) в штаб Варшавского округа и в резиденцию командующего, размещавшиеся в дворцовых помещениях Лазенковского парка. Этой частью занятий руководил хорошо ей знакомый полковник Владислав Леонардович Андруевич. Нина так и не поняла, почему такие проблемы должен решать прокурор Варшавского гарнизона, но, как обычно, никто ей этого объяснять не собирался.

Молодая жена полковника, полька Ванда, крайне ревниво относилась к дружбе своего мужа с юной генеральской дочкой, а их участившиеся встречи лишь подливали масла в огонь. Ссылаться на служебную необходимость было бессмысленно: ревность — это такое чувство, которое частенько вообще не вступает в сопрокосновение с какими-либо рациональными основаниями. Однако Ванда, обладая твердым характером, не позволяла своей ревности слишком уж вырываться наружу и, поскольку прямых поводов ей никто так и не давал, ухитрялась сохранять с Ниной достаточно ровные отношения. Нина же, видя это, со своей стороны старалась сделать все, чтобы не будить неприязнь в жене прокурора, и старательно «не замечала» время от времени проскальзывавшие у Ванды намеки.

Как и в других округах, в Варшаве генерал Речницкий навел в штабе округа истинно военный порядок. Офицеры обязаны были являться на работу за полчаса до ее начала. Пятнадцать минут им отводилось на интенсивную физическую разминку, а после нее — пятнадцать минут на стрельбы в тире. Сам же Якуб — поскольку он вместе с Ниной проделывал все это еще раньше — использовал данные полчаса, чтобы при помощи дочери разобрать бумаги у себя в кабинете. Присутствие Нины в штабе нервировало одного из руководителей контрразведки округа в чине капитана. Однажды он не выдержал и, преодолев едва ли не суеверное почтение к генеральским погонам, впитавшееся в плоть и кровь польских военнослужащих, обратился к Речницкому:

— Пан генерал, я понимаю, что своей дочери вы всецело доверяете, — начал он. — Однако существует определенный порядок допуска к штабным документам, тем более к документам командующего войсками округа! — в волнении он замолчал, не решаясь продолжить. Шутка ли — сделать, по существу, выговор целому генералу дивизии за неправильное обращение с документацией!

— Не стоит так переживать, — с улыбкой успокоил его Якуб. — Разумеется, вы правы в том, что я не озаботился ознакомить вас с соответствующим допуском. Но, поймите, капитан, — Янина не только имеет звание поручника, но и исполняет функции моего личного телохранителя. Было бы глупо пролагать, что, выполняя эту обязанность, она так или иначе не окажется в курсе многих моих дел. Поэтому проще будет, если я сам буду решать, к каким сведениям ее можно допустить, а к каким нет.

Капитан, конечно, не смел оспаривать слова командующего, но отнесся к ним с недоверием. Семнадцатилетняя девчонка — телохранитель? По документам, как оказалось, именно так все и обстояло (через несколько дней он своими глазами увидел и приказ, и оформленный по всем правилам допуск), но можно ли доверяться этой пигалице в столь серьезном деле? Однако при очередном совместном выезде на охоту, где Нина продемонстрировала безошибочную стрельбу по бутылкам, оставшимся от попойки господ офицеров, он был изумлен:

— Где же панна так выучилась стрелять?

— В России, — ответила Нина.

— Но вы же там были совсем маленькой девочкой!

— В России учат стрелять еще в школе, — объяснила она.

Это объяснение, как потом оказалось, породило слухи, что в России детей учат стрелять чуть ли не с пяти лет. Слух, возникший с легкой руки Нины, достиг и ушей леди Дианы Гэйнер. Во время одной из ее совместных с генеральской дочкой верховых прогулок, Диана не выдержала и поинтересовалась:

— Пожалуйста, Янина, развейте мое недоумение. Неужели это правда и в России маленькую девочку действительно заставляли обучаться стрельбе?

— Давайте не будем ворошить грустных воспоминаний… — со вздохом ответила Нина, и леди с понимающим выражением на лице прекратила расспросы.

Хорошие отношения с женой посла сохранились у Нины практически до самого конца ее работы в Польше. Рослая и сухощавая, леди Диана, несмотря на свой уже довольно почтенный возраст и седину, оставалась очень крепкой и, конечно же, хорошо ухоженной леди. Насколько она была крепкой, девушка смогла убедиться во время одной из вечеринок в посольстве. Когда во время дужеского ужина с Яниной Речницкой служанка, прислуживающая за столом, чем-то вызвала серьезное неудовольствие Дианы, леди — а настоящая леди никогда не позволяет себе опускаться до скандалов со слугами — ничем не проявила своего гнева, но серебряная чарка с коньяком, которую она держала в руке, оказалась буквально смята ее пальцами.

 

11. Хеленов

Еще одна перемена в жизни Нины, наступившая с назначением ее отца командующим войсками Варшавского округа, касалась места жительства.

— Собирай вещи, Нина, — сказал теплым июньским вечером Якуб, вернувшись с работы в штабе округа. — Завтра переезжаем.

— Куда? — не сразу поняла девушка.

— Мне как командующему округом предоставили новую резиденцию. Более представительную, — ответил генерал, улыбаясь одними глазами. И было не понять — то ли он иронизирует по поводу тех благ, которые здесь считаются неотъемлемой частью его нового статуса, то ли его забавляет эта ситуация, то ли пытается скрыть раздражение от необходимости предпринимать очередной переезд, то ли он просто доволен своим новым домом.

Утром кортеж из двух легковых автомашин — возглавлял колонну темно-синий «Шевроле Флитмастер», с красно-белым флажком на капоте, с шофером Казиком и генералом Речницким в качестве пассажира, за ним следовал черный «Студебекер Президент» с Ниной за рулем и Янкой с детьми на заднем сиденье — и четырех грузовиков с охраной и вещами выехал из Варшавы. «Шевроле» — а за ним и остальной кортеж — направился на трассу Варшава-Лодзь, но вскоре свернул с нее в сторону городка Прушкув. Машины проследовали сквозь город и уже за его окраиной достигли, наконец, цели своего путешествия.

Выйдя из машины, Нина оглядела расстилавшийся вокруг обширный довольно запущенный парк, а прямо перед ней стояло здание, которому, судя по всему, и надлежало стать ее домом на ближайшее время. Среди старых высоких деревев парка двухэтажное здание не производило внушительного впечатления, но все-таки это был настоящий дворец. Перед входом, куда с двух сторон вел выдвинутый слегка вперед подъездной пандус для карет, виднелись две большие скульптуры, изображавшие слегка стилизованных под древнеегипетские образцы львов с грустным выражением на морде. Одного из львов уже успел оседлать неугомонный Ванька, а Юрка предпринимал попытки взобраться на другого. Между львами суетился какой-то лысоватый толстячок в военной форме, но без знаков различия, ухитрявшийся что-то обсуждать с отцом и одновременно покрикивать на солдат, занимавшихся разгрузкой вещей, выдавая им какие-то руководящие указания. Девушка подошла к ним и, дождавшись паузы в потоке слов, вклинилась с вопросом:

— Пан…

— Гжегож Тартаковски, к услугам пани, — тут же представился толстячок.

— Янина Речницка, — представилась она ответ. — Пан Тартаковски, не подскажете, что это за дом?

— О, пани Янина, то есть дворец Хеленовски, — принялся объяснять Гжегож и затараторил так, как будто он всю жизнь работал гидом в музее. — Имение Хеленув имеет богатую историю. Им владели столь известные шляхетские фамилии, как Огиньские, Островские и Потоцкие. Сам же дворец, извольте полюбоваться, — и он сделал широкий жест рукой себе за спину, повернувшись в полоборота, — выстроен в 1810 году в стиле классицизма. Последний владелец, Якуб Ксаверий Потоцки, кстати, один из богатейших людей Польши, известный библиофил и собиратель музейных ценностей, скончался в 1934 году, не оставив наследников. Согласно его завещанию дворец был передан в фонд его имени и приспособлен для размещения в нем санатория, но вскоре началась война. Пришли немцы и заняли дворец под военную администрацию. А в 1944-м, когда в Прушкове немцы создали пересыльный лагерь Dulag121 для восставших варшавян, здесь обосновался начальник этого лагеря. Затем немцев прогнали Советы, и им тоже приглянулся этот дворец. Но, хвала Богу, уже второй год он находится в распоряжении Войска Польского…

Не дожидаясь продолжения этой лекции, — а похоже было, что пан Гжегож настроился произносить длинную речь, — Нина заявила:

— Пожалуй, пока идет разгрузка, я не буду путаться под ногами, а пройдусь вокруг, — и с этими словами она пустилась в путешествие по парку. Бросив еще раз взгляд на дворец, она обратила внимание, что его крышу венчает белая квадратная в плане беседка, опирающаяся на классические колонны с некогда золочеными капителями и окруженная балюстрадой. Обогнув здание, девушка увидела лужайку, на которой рассыпал свои прозрачные струйки в круглый бассейн фонтан темной бронзы в виде трех играющих детишек. Дворец с этой стороны выглядел иначе — ни львов, ни пандуса, а на крыше высились четыре полнофигурные скульптуры в античном стиле.

Нина углубилась в парк и вскоре обнаружила, что в стороне от дворца этот парк прорезан длинным прямым каналом, явно в подражание парковому ансамблю Версаля (который она видела как-то в альбоме фотографий). Прогулявшись вдоль канала, девушка увидела проложенный параллельно канал поменьше размером и не столь строго прямой формы и небольшие боковые отводки, через которые были перекинуты горбатые мостики с ажурными перилами. Вплотную к каналам примыкали несколько частично заболоченных прудов, отгороженных от главной водной артерии лишь довольно узкими дамбами, ширины которых, впрочем, хватало, чтобы провести по ним аллейки, обсаженные деревьями.

Конечно, до Версаля парку было далеко. Таких богатых многофигурных скульптурных композиций, как в резиденции французских королей, в Хеленове не было, но вблизи дворца там и сям можно было заметить статуи, принадлежащие мастерам разных периодов — от середины девятнадцотого до первой трети двадцатого века. Вернувшись к дому, Нина заметила, что суета с разгрузкой уже закончилась и даже грузовики покинули территорию имения. Солдаты охраны заняли расположенный неподалеку домик, а дежурная смена была расставлена по постам вокруг и внутри здания. Войдя через главный вход и осматриваясь в холле, девушка заметила пана Гжегожа. Казалось, что пока она глазела по сторонам, шустрый пан ухитрился уже несколько раз прошмыгнуть мимо нее и мелькнуть на самом верху парадной лестницы. Наконец он подскочил прямо к ней:

— Пани Янина, дозволено ли мне будет показать вам ваши апартаменты?

— Да, — немного рассеянно ответила девушка, — и вообще, не могли бы вы мне помочь освоиться в этом здании, а то боюсь здесь с непривычки запутаться.

Перед глазами Нины промелькнула анфилада комнат первого, а затем второго этажа. Не надеясь запомнить все объяснения своего провожатого, она предпочла положиться на свою фотографическую память, фиксируя расположение помещений. Зал приемов с огромной хрустальной люстрой, еще зал — поменьше, где у окна расположилась скульптура обнаженной девушки, стыдливо прикрывающейся руками, столовая, кабинет (или библиотека?) с книжными шкафами, со стенами, отделанными деревянными панелями, мраморные лестницы с ковровыми дорожками, курительная комната, спальни… Одна из комнат была целиком обставлена средневековой мебелью из почерневшего от времени дерева: стол, стулья, диван с жестким деревянным сиденьем, большие напольные часы, огромное хозяйское кресло с высоченной спинкой — все было выдержано в едином стиле. Интерьер дворца был наполнен немалым числом скульптур, размещавшихся в специальных нишах, а малые формы располагались на каминных полках. Камины, как и изразцовые печи, были непременной принадлежностью многих помещений. Несмотря на потери, понесенные при частой смене хозяев в военное время, дворец сохранил большую часть своего убранства — не только скульптуры, но и картины, мебель, портьеры, столовые сервизы, гобелены…

Вот и ее собственная комната с дверью, ведущей в спальню. Широкая кровать с вычурно выгнутыми спинками с инкрустацией, столик со столь же вычурно изогнутыми ножками, прикроватные тумбочки непривычно круглой формы. Следующая дверь вела в ванную комнату, сиявшую белым мрамором и начищенными до блеска бронзовыми кранами.

Новый дом не внес больших перемен в образ жизни Нины — по-прежнему она большую часть времени проводила за пределами Хеленова, а иногда и спать оставалась в интернате. Переезд в настоящий дворец нисколько не изменил и привычек отцовской жены — Янка по своим повадкам так и осталась хлопкой маёнтковой, несмотря на то, что обзавелась поистине королевской спальней с белым, украшенным позолотой спальным гарнитуром и шелковым постельным бельем.

Когда Янка начинала командовать на кухне, можно было сразу предсказать, что на стол будут поданы традиционные деревенские блюда — борщок и пляцки картофляны. Польский борщок представлял собой свекольный отвар с крайне малым количеством мелко наструганной свеклы, но зато обильно сдобренный уксусом. А пляцки картофляны было просто картофельными блинами, зажаренными с минимальным количеством подсолнечного масла (которое Нина терпеть не могла, равно как и уксус).

Со здоровьем у Янки постепенно становилось все хуже и хуже. Поэтому в один из выходных дней, когда в гости к генералу собирались его сослуживцы, Нина под благовидным предлогом — освободить Янку от лишних хлопот — взяла приготовление обеда в свои руки. Несмотря на скептические ухмылки мачехи, на стол был подан настоящий украинский борщ с пампушками. Паны генералы (из которых большинство было советского происхождения) набросились на него так, как будто успели изголодаться и отощать, хотя по их внешнему виду нельзя было сказать, что они испытывают недостаток в еде. Они явно стосковались по привычным блюдам.

В следующие выходные девушка решила обрадовать отца и его приятелей окрошкой. Тут уж скептицизм Янки вырвался наружу:

— Что ты тут такого намешала? — недовольно спросила она свою падчерицу. — Это месиво только свиньи станут есть!

Однако окрошка в жаркий июньский день прошла у генералов на ура, и на комплименты Нине никто не скупился. Впрочем, такой прием, который был оказан окрошке, нисколько не поколебал скептицизма генеральской жены.

— Такое могут есть только русские! — дернув плечом, заключила она.

В этом году больше времени Нина стала проводить со своими сводными братьями: из-за болезни Янки они все чаще оказывались предоставлены сами себе, и даже когда их мать находилась с ними, мальчишкам приходилось лишь чинно восседать с нею рядом — Янке было уже не до подвижных игр. А ведь растущие ребятишки так и рвались затеять что-нибудь. Оставлять их в таком состоянии без присмотра было чревато последствиями. А приехавшая из деревни мать Янки — бабушка Юрки и Ваньки — в силу своего возраста уже не могла поспеть за носившимися по дому мальчишками и уследить за всеми их проказами. Нина, хотя и старалась выкроить для братьев побольше времени, все же большую часть дня проводила вне дома и тоже не могла уследить за всем.

Однажды, придя домой, Нина обнаружила, что братья устроили в гостиной игру в войну да не абы как, а с настоящими ружьями в руках. Хотя развешанное в одном из залов охотничье оружие было пристроено достаточно высоко, но мальчишки есть мальчишки — подтянув к стене стол и взгромоздившись на него, они сумели-таки дотянуться до коллекции охотничих ружей. Вооружившись ими, Ванька с Юркой азартно «обстреливали» друг друга:

— Бах! Бах! Падай, ты убит! — кричал, высовываясь из-за кресла, старший, Юрка, которому не исполнилось еще и пяти лет.

— Нет! Это ты убит! Я в тебя только что попал! — с ноткой обиды в голосе возражал ему младший, прятавшийся за диваном.

«Мама родная! — у Нины при виде этого зрелища чуть не зашлось сердце. — А если им придет в голову нажать на спуск? Правда, курки у ружей вроде бы не взведены, так дурацкое-то дело — оно нехитрое. Долго ли до беды? Хотя патронов в стволах быть не должно, но ведь раз в сто лет и незаряженное ружье стреляет!»

— Эй, Юрка, Ванька! — братишки одновременно повернули головы на зов. — Вы что же, ружья не зарядили?

— Нет, — ответил старший. — А как их зарядить?

— Давайте сюда, покажу, — девушка подошла к братишкам, забрала у них оружие и, незаметно для них нажав на защелку, переломила одно из ружей.

— Смотрите, сюда вставляются патроны, а затем стволы обратно захлопываются — вот так.

К счастью, у обоих ружей стволы оказались пустыми. Объяснять, как ей удалось переломить ружье, Нина не стала — не дай бог, научатся заряжать, доберутся до патронов… «Нет, не доберутся, — решила она. — Патроны заперты в металлическом шкафу. Да и ружья теперь туда же переберутся. Достали со стенки один раз — достанут и другой. Нечего им с оружием баловаться, одного раза хватит!»