Из записных книжек Виктора Калашникова:

   - "Почему-то недавно вспомнилось, как после уничтожения банды Коменданта мы хоронили четверых погибших в том бою. Тогда на братском кладбище в Рыбаково насчитывалась 61 могила. И все погибли в бою или от ран. Потом, к счастью, нам не пришлось столько воевать. Но все-таки сейчас, когда я оглядываюсь на прошедшие семь лет, я вижу, как много ребят мы потеряли. Из трех с половиной сотен первых Рыбаковских коммунаров, пришедших с нами из Города, сейчас осталось всего сто девяносто восемь человек. Из старших возрастов большинство полегло в боях.

   Теперь военные мускулы коммуны ослабли. Мы должны кормить почти шесть сотен малышей. Все силы тратим на производство нефтепродуктов, чтобы обменивать на продовольствие, да кое-как подлатываем рассыпающиеся машины. На охрану территории людей едва хватает. Впрочем, после того, как мы разделались с Комендантом, крупные банды нам уже не докучали. Но мелких стычек хватало. Теперь у нас почти что мир. Они не трогают нашу территорию, мы не лезем к ним. Да и тронуть нас мудрено. Все же у нас танки, самолеты и вертолеты. Мы тогда вовремя спохватились и смогли собрать по полям сражений в радиусе полусотни километров вокруг Города практически все мало-мальски пригодное для восстановления тяжелое вооружение, так что после нас остался только металлолом или стрелковые мелочи. Ни одна банда с тех пор не может потягаться с нами в технической оснащенности. Да что банда! Мы и с армией северного нашего соседа готовы побороться: кто - кого...

   ...Мы надеялись, что Большая Земля нам поможет. Но там и до сих пор дела идут наперекосяк. На третьем году обосновалось было в Городе представительство Правительства. Из Питера несколько раз пришли танкеры с горючим и суда с кой-какими товарами. А теперь это представительство занято только тем, что охраняет само себя, да несколько кварталов Города поблизости - вот и вся от него польза. Да и что они могут сделать, если в России, что ни год, то какой-нибудь вооруженный конфликт.

   Была у меня надежда, что державы, оставшиеся в стороне от конфликта, - скандинавы, Австралия, Новая Зеландия, Япония - чем-нибудь, да помогут. Пусть на кабальных условиях, но помогут. Не тут-то было.

   Упадок мировой торговли погрузил эти страны в кризис. У нас под боком, в Прибалтике, дело дошло до настоящей гражданской войны. А на Востоке вспыхнула Вторая Великая Тихоокеанская война между Китаем и японо-австралийской коалицией, которая теперь уже распалась...

   Теперь им самим бы кто помог. А мы тут перебиваемся, как сможем. Несмотря на все напасти, налаживается кое-какая торговлишка - с поляками, с литовцами, иной раз от шведов кое-что доходит. Обмениваемся продовольствием, вторсырьем, наша коммуна торгует нефтепродуктами. Банда, засевшая в Ясногорске, контролирует добычу янтаря и приторговывает им. В общем, жизнь как-то идет..."

   Калашников захлопнул тетрадь со своим дневником и некоторое время сидел неподвижно, глядя в окно, на зеленые сосны, шумевшие под ветром, да на серое апрельское небо. Погода для этого сезона стояла прохладная, из затянувшей весь горизонт пелены туч то и дело начинал капать мелкий дождик. В дверь постучали.

   "Не заперто!" - машинально бросил он, погруженный в свои мысли.

   "Дежурный по гарнизону капитан Пяльцин! Товарищ майор, разрешите доложить?"

   Виктор повернул голову к вошедшему. У дверей стоял Генка Пяльцин, один из немногих уцелевших рыбаковских коммунаров-старшеклассников. Теперь он, конечно, давно уже вышел из школьного возраста, был женат, имел четверых детей и командовал отдельным бронетанковым батальоном, дислоцировавшимся в Зеленодольске, в котором была сосредоточена половина имевшихся у рыбаковцев видов бронетехники. В составе батальона была рота боевых машин пехоты, рота танков и ремонтно-эвакуационный взвод. Колесные бронетранспортеры входили в состав двух пехотных рот, а самоходные артиллерийские установки вместе с четырьмя реактивными установками залпового огня и двумя минометными батареями образовывали артиллерийский батальон. Экипажи и расчеты всех этих видов тяжелого вооружения поглотили людские ресурсы коммуны и на собственно пехоту осталось совсем немного людей. Да еще десятка два ребят, после потерь, понесенных людьми из погранотряда Айтуллина в боях у Народного, пришлось отдать в пограничники... Виктор вздохнул.

   На Генке красовалась полевая камуфляжная форма с капитанскими погонами. За короткий период более или менее регулярных связей с Большой Землей воинские единицы рыбаковских ополченцев получили официальный статус, а их командиры были аттестованы на офицерские звания. Сам Калашников был теперь майором, а их сосед - пограничник Зият Айтуллин поднялся до полковника, будучи утвержден в должности командира Северо-Западной Земландской сводной территориальной дивизии (куда входила и Рыбаковская сводная бригада, как она теперь именовалась). Айтуллин оставался также и представителем Верховного комиссара Федерального правительства в области.

   Кроме Айтуллина, подобным статусом обладали командир Восточной Земландской сводной территориальной дивизии и командир Южной отдельной сводной территориальной бригады. Во всех этих воинских единицах существовали (или были созданы заново) крупные пограничные отряды. Однако даже вместе с батальоном охраны Верховного комиссара, дислоцировавшимся в северных районах Города, они полностью контролировали в общей сложности едва ли треть территории области. Bпрочем, крупные бандформирования были рассеяны, и вылазки вооруженных групп с сопредельных территорий также пресекались.

   Последней крупной стычкой была попытка прорыва на территорию области с юга, из Польши. Тогда только соединенными силами Южной дивизии (понесшей основные потери и превратившейся после этого в бригаду), Восточной дивизии и подкреплений белорусских союзников, ударивших нападавшим во фланг и тыл, удалось отразить вторжение. Рыбаковская бригада тоже участвовала в этих боях, но только своей авиационной группой (к двум вертолетам и экраноплану морской разведки добавилось еще два мощных Су-37 и три легких гражданских самолета разных типов, переделанных в штурмовики).

   Надо сказать, что и на долю Северо-Западной дивизии тоже выпали нелегкие испытания, когда она своими силами нанесла удар по литовцам, оккупировавшим Народный. Успех был достигнут за счет внезапности удара. Казармы литовцев ночью были скрытно окружены и на них обрушился шквал огня. Их подкрепления не смогли преодолеть Большую Реку, еще на подходах к мосту попав под удар артиллерийской засады. У причала был захвачен сторожевик (один из шести, составлявших костяк ВМС Литвы), а другой потоплен огнем безоткатных орудий. Это был чувствительный удар, на который литовцы ответили длительным артиллерийским обстрелом Народного. Но сил на вторую оккупацию у них уже не нашлось - в стране шла вялотекущая гражданская война.

   Пяльцин тогда командовал танковой ротой, которую использовали в той же роли, что и самоходки - чтобы растрепать в пух и прах резервный батальон литовцев на том берегу. Литовцы, конечно, пытались отвечать, но Сухоцкий настолько удачно руководил боем, заставляя танки и самоходки бить только с закрытых позиций и постоянно менять расположение, четко корректируя их огонь с новых позиций, что потерь артиллерийская группа не имела.

   Воспоминания неясной чередой промелькнули в сознании Виктора, он тряхнул головой, отгоняя видения прошлого, и произнес:

   "Слушаю".

   "Состав с нефтью благополучно прибыл из Залесья в Город. Оттуда только что получена радиограмма".

   "Происшествия были?"

   "В одном месте восстанавливали поврежденный путь. Но нападения не произошло".

   "Пронесло, значит, на этот раз", - задумчиво пробормотал под нос Калашников. - "А как у нас с полевыми работами? Я имею в виду, с поставками горючего для крестьян и кооперативов, и с организацией охраны на это время?"

   Пяльцин бодро отрапортовал:

   "График поставки горючего составлен, наливники выделены, группы охраны сформированы и проинструктированы, боевые машины из состава моего батальона для дежурства назначены".

   Калашников покачал головой, в которой поблескивало немало седых прядей:

   "Смотрите... А то будет как в прошлом году, когда в Пуликово увели у нас из-под носа две цистерны с соляркой!"

   Пяльцин промолчал, считая ниже своего достоинства пускаться в оправдания, затем промолвил:

   "Есть еще новости. Мильченко передал. По его информации, какие-то катера, - предположительно, литовские, - несколько раз крутились по ночам у буровой платформы, правда, на почтительном расстоянии. Вообще, он полагает, что литва активизировала разведку вдоль морского побережья".

   "Плохо!" - отрывисто бросил Виктор, сразу посерьезнев. - "Из-за посевной мы вряд ли сможем усилить патрулирование берега. А если с севера и вправду готовят какую-нибудь пакость? В лоб они уже не полезут - ученые. Да и сил у них сейчас не густо. Пакость же какую-нибудь сотворить исподтишка - с них станется". Он дернул щекой и сказал:

   "На буровой ведь у нас два крупнокалиберных пулемета?"

   "Один, но в бронированной башне от БТР".

   "Надо бы поставить еще один. Да подкинуть им туда гранатомет - и не разовый, а РПГ-16 или РПГ-29. Распорядись немедленно. И еще - все-таки оторви от себя еще троих бойцов и поставь там круглосуточное наблюдение на опорах у самой воды".

   Уже через два дня информация Сергея подтвердилась. Целая флотилия катеров, поддерживаемая сторожевиком, в предрассветных сумерках, с моторами, работающими тихонько, на пониженных оборотах, пыталась подобраться к буровой. Часовой вовремя поднял тревогу. Началась суматошная пальба, и литовские катера, уже не скрываясь, рванулись на полном ходу к буровой. Однако когда крупнокалиберные пулеметы разнесли в щепки один из катеров и серьезно повредили несколько других, когда сумерки прорезал огненный след противотанковой ракеты (впрочем, не поразившей никакой цели), литовцы почли за благо отойти. Ретировалась и черная надувная лодка с подвесным мотором, с которой трое аквалангистов уже собрались было подобраться к опорам, чтобы заминировать их.

   Напоследок сторожевик стал обстреливать буровую из 57-мм пушки, успев нанести ей порядочный ущерб. Однако вскоре сторожевик (гордо именовавшийся в литовском флоте фрегатом ) вынужден был больше заботиться о собственном спасении, нежели об атаке на буровую. Поднятый по тревоге экраноплан выскочил на несколько секунд из-за береговых дюн, обстрелял самое мощное судно литовцев и тут же скрылся. На этом сражение по существу закончилось. Очередь из авиационной пушки повредила управление, и сторожевик вынесло на мель. Узнав об этом, Калашников поднял последний имевшийся у него в Зеленодольске резерв - два отделения пехотинцев - и через 2 часа сторожевик, оказавшийся под прицелом самоходки пограничников, был брошен командой и занят пехотинцами, подобравшимися к нему на шлюпке.

   Над морем вставало солнце, окрашивая песок пляжа и дюны в розоватые тона. День обещал быть солнечным и теплым.