Сегодня снова иду в знакомый тир "Динамо", и туда же подходит Лида. Уже не первый день привыкаем к стрельбе из наших новых Зауэров. Мои результаты остаются примерно теми же, каких достиг, используя Наган. Ствол пистолета при стрельбе заметнее, чем у Нагана, пытается уйти вверх и вправо, но отдача у него не настолько резкая. В результате так на так и выходит.

Сняв очередную мишень, изучаю пулевые отверстия и, не сдерживая вздох (эта дурная привычка – вздыхать по любому поводу – увязалась за мной еще из той жизни), говорю:

— Результаты что-то не очень растут.

— А ты, парень, что, на соревнования готовишься? — раздается у меня над ухом.

Оборачиваюсь. Увиденное несколько озадачивает. Передо мной стоит довольно пожилой человек, лет на пятнадцать-двадцать старше меня нынешнего (и примерно ровесник прежнего). По возрасту может быть военспецом. Но по виду – скорее пожилой рабочий, однако не из простых. Вполне подойдет ему и роль образцово-показательного ветерана гражданской войны из красных командиров. Стоит боком, демонстрируя потертый рукав своей старенькой кожаной куртки, и повернув ко мне лишь голову в кожаной же "шоферской" кепке. Его кулаки, в которых устроились два Люгера, опущены на деревянную полку барьера, испещренную бороздами и царапинами, и кое-где запятнанную ружейным маслом. Не дождавшись от меня немедленного ответа, пожилой поднимает руки и – трах-тах-тах… Скоростная стрельба с обеих рук. Видно, как дырявится черный центр у двух мишеней. По подвалу плывет пороховой дымок.

Не сразу понимаю, что с этими стволами не так, и лишь немного присмотревшись, соображаю, что у них разный калибр. В правой, похоже, — 9 мм, а в левой – 7,65.

Опустошив магазины, пожилой кладет пистолеты и поворачивается ко мне, повторяя свой вопрос иными словами:

— Так ты спортсмэн, что ли?

— Нет, — отрицательно мотаю головой, — так… для практических целей тренируюсь.

— И какие же у тебя практические цели? — не отстает ветеран.

— Самозащита, — пожимаю плечами.

— Тогда зря патроны палишь, — резюмирует мой собеседник.

— Почему зря? — возмущенно вклинивается моя спутница. Ну, как же – это ведь ее инициатива по обеспечению безопасности моей тушки сейчас поставлена под сомнение.

Не обращая на нее никакого внимания, пожилой задумчиво говорит мне:

— Тебя бы на полигоне ОСНАЗа поднатаскать… Но там только наши кадры занимаются, посторонним хода нет. — И после секундного раздумья добавляет:

— Однако я тебе и здесь могу кое-что подсказать. Перво-наперво, если на тебя какие бандюки налетят, они-то будут уже с оружием в руках, а тебе свой пистолетик еще доставать придется. И если ты не сумеешь это сделать очень быстро, то он тебе уже и не потребуется… Понял?

— Понял, — отвечаю. — И что надо делать, чтобы его побыстрее выхватывать?

— Так тренироваться, что еще? — удивляется моей непонятливости ветеран. — Раз за разом выхватывай оружие, пока в привычку не войдет доставать пистолет, не мешкая, ни за что не цепляясь, и сразу правильным хватом. Где ты его носишь-то? В кармане?

Отгибаю полу пиджака и показываю кобуру, пристроившуюся у меня в районе талии.

— Удобная вещь… — тянет пожилой стрелок. — У кого шил-то?

Отвечаю честно (а чего скрывать?):

— Купил в Берлине.

— Удобная вещь… — снова тянет он.

— А что значит – "правильный хват"? — задаю очередной вопрос.

— Для начала брось ты эту свою пижонскую стойку. Пока ты таким манером встанешь, тебя свинцом нашпигуют. Тебе что, отбиваться надо, или перед барышнями красоваться? — подначивает меня владелец двух Люгеров.

— Ну, а как вставать? — интересуюсь я.

— Чтобы свободно работать пистолетом, не надо его на вытянутой руке держать. Так рука зажатая получается, как деревянная, — пояснил мой самозваный наставник. — Согни руку малость в локте. Так и отдачу легче погасить. А левой рукой поддержи, чтобы мизинец с безымянным снизу легли… Вот-вот, примерно так, — и с этими словами он слегка подправил положение пальцев левой руки, обхватывающих кулак правой.

— Теперь второе дело, — продолжал он, — забудь про то, что тут наши инструкторы всем подряд про ровную мушку рассказывают. Не до ровной мушки тебе будет, если серьезная сшибка начнется. В сшибке действовать надо так: вскинул ствол – попал, и тут же лови стволом следующего. А иначе ты покойник.

— Как же тогда целиться? — мое недоумение вполне искренне. Нет, конечно, доводилось читать и слышать про умельцев, которые навскидку могли отстрелить сигарету во рту. Но страшно даже представить, сколько для такого результата надо тренироваться!

— Очень просто. Глазами, — с хитрым прищуром отвечает ветеран. Да, насчет ветерана тут двух мнений быть не может – пострелял этот дядя в своей жизни немало. Ой, немало!

— Глазками, глазками, — повторяет пожилой, — только не на мушку ими надо смотреть, а ухватить цель, одновременно и глазами, и стволом, и не отпускать. Ведешь взгляд за целью – и туда же ствол доворачиваешь, следуя за своим взглядом. Только не руками, а всем корпусом поворачиваешься, чтобы стойку не нарушать. Если немного надо повернуться, просто скручиваешься слегка. Если больше – поворачиваешь обе стопы, не отрывая от земли. Надо двигаться – тогда шагай короткими шагами, не резко, а плавно, ноги широко не расставляя, но и не сближая их совсем, и стопу старайся почти от земли не отрывать. И все время глазами и стволом держишь цель. Одну поразил – тут же другую захватываешь. Вот как научишься этому, тогда, считай, большая часть нужного умения у тебя есть.

Со стороны Лиды больше не последовало никакого возмущения, да и вообще как-либо возражать она уже не порывалась. Больше того, она сама напросилась, чтобы ветеран и ее поучил этой манере стрельбы. Пользуясь тем, что кроме нас троих в подвале никто в данный момент не тренировался, наш новый наставник заставил меня повесить новые мишени, и, используя только что показанный хват пистолета, попробовать поразить несколько мишеней, смещаясь при этом вдоль барьера.

— Да не по линеечке двигайся! — прикрикивал он на меня. — А шагай то туда, то сюда, то вперед, то назад. Да так, чтобы просчитать тебя не могли, куда ты дальше в следующий момент двинешься. И без рывков! Не дергайся! Плавно двигайся, плавно… Но и не медли. Вальс-то, небось, умеешь танцевать? — с легкой усмешкой поглядывая то на меня, то на Лиду, внезапно спросил он.

— Умею, — киваю ему в ответ.

— Вот и тут надо двигаться, примерно, как в вальсе. Мягкими, размеренными движениями, но не как сонная муха, а как в танце летишь. И стопой скользишь, как будто по паркету. Понял?

В результате после двадцати минут таких "танцев" и трех израсходованных обойм я порядком взмок, а в моем активе было всего два попадания в цель, но, как нетрудно догадаться, отнюдь не в черную серединку. У Лиды результат был предсказуемо лучше – аж девять попаданий, из них две восьмерки. И двигалась она явно красивее…

— А из тебя, барышня, толк может быть, — поощрительно заявил пожилой, обратив, наконец, свое благосклонное внимание на девушку. — По всему видать, ты не только бумажки в тире дырявила.

— Не в одном ли мы с тобой, дедушка, ведомстве служили? — нахально поинтересовалась Лида.

— Цыц, внучка! — отозвался "дедушка". — Лишнего-то не стоит болтать.

Да, тот еще конспиратор. Как раз после такого ответа сложно усомниться насчет ведомства. Но вот урок стрельбы мне понравился. Было понятно, что практическую стрельбу именно так и нужно разучивать. В самом деле, в стычке спортивную стойку принимать не станешь, да и научиться правильно двигаться в ходе боестолкновения тоже не помешает. В общем, надо было нарабатывать навыки, и я обратился к "деду":

— Как вас величать-то прикажете?

— Да как хошь! Хоть горшком назови, только в печку не ставь, — ухмыльнулся пожилой.

— Ну, горшком вас обзывать вроде не за что, — улыбаюсь в ответ. — Давай, дедом буду звать? — предложил я, запомнив обращение, которое употребила моя спутница.

— А зови! — покладисто согласился "дед". — Ну, теперь ясно, что ты и в самом деле патроны зазря сжигал? — снова уколол он меня.

— Теперь, после ваших уроков, не зазря жечь будем! — бодро отзываюсь на его укор.

— Э, куда спешишь, молодежь? — "дед" незлобиво погрозил мне пальцем. — Сам же видишь, боец из тебя пока никакой. А потому, слушай сюда. Тренироваться пока будешь без патронов. Сначала научись выхватывать оружие, правильным хватом брать и правильную стойку принимать. Потом двигаться с оружием научись, при этом цель не упуская. А уж затем – можно и пострелять. И сперва холостыми – неча боевые переводить бестолку.

В общем, после этого дня наши с Лидой стрелковые тренировки приняли новое направление…

Начиная с последних дней августа, меня регулярно тормошил Лазарь Шацкин – дела с хозрасчетными бригадами пошли, уже на нескольких десятках заводов этих бригад насчитывалось не по одной и не по две, и среди них было немало молодежных. Но дело двигалось медленно, с натугой.

— Администрация не хочет доверять молодежным бригадам, — горячился Лазарь, сидя за чашкой чая за столом на квартире у Лагутиных, где мы обычно с ним встречались. Он не хотел обсуждать наши общие дела в суматошной и прокуренной атмосфере ЦК РКСМ. — Мало того! Даже там, где вроде бы согласны пойти навстречу нашей инициативе, могут через несколько недель отказаться от данных обещаний. Все дело ломается, у ребят опускаются руки. — Шацкин осторожно поставил недопитую чашку на блюдце и посмотрел мне в глаза. — Я уже не и знаю, что делать в таком случае. Пытаемся, конечно, нажимать через партячейки, но те тоже от нас часто отмахиваются. Директив сверху, видите ли, нет! — Комсомольский вожак на несколько секунд в досаде закусил губы, потом отпустил, продолжая молча смотреть на меня с затаенной надеждой.

— Так я же тебе специально про договор подряда толковал, чтобы была прочная юридическая основа у бригадного хозрасчета, — объясняю ему. — И профсоюзы советовал к этому делу привлечь. Неужели забыл?

— Не забыл… — цедит Шацкин. — Думаешь, директора этого не понимают? Они-то как раз и не хотят подрядный договор подписывать, чтобы на себя никаких обязательств не брать.

— А как насчет кампании в прессе?

— Готовим! — немного оживляется Лазарь. — С Сашей Слепковым и Тарасом Костровым уже полное взаимопонимание есть, и хотя Стецкий что-то мнется, в "Комсомолке" на днях еще одну статью тиснем. В местных газетах две или три статьи уже вышло. Но, конечно, тут тяжелая артиллерия нужна. Я на неделе с Бухариным встречусь, попробуем в "Правду" пробиться, если удастся его убедить.

— И еще один вопрос – учеба. — Вопрос действительно важный, без определенного уровня грамотности хозрасчет в бригаде не наладишь, и договор подряда как следует не подготовишь. Потому и не забываю обратить на него внимание.

— С этим посложнее, — мотнул головой собеседник. — Рабочих ребят ведь в Москву не потащишь, чтобы они тут на курсах учились с отрывом от производства. Но мы уже сколотили выездную команду, куда привлекли молодых студентов и преподавателей из Коммунистического университета, Комакадемии и Института красной профессуры. Рязанов нам толковых ребят порекомендовал. Скоро организуем первый выезд, чтобы провести хотя бы ликвидацию экономической неграмотности среди актива хозрасчетных бригад прямо на местах. Будем работать вечерами и по выходным.

— Что же, на местах никого грамотных нет, что ли? Те же профсоюзники должны разбираться…

— Должны-то они должны, только большинству из них тоже подучиться не мешало бы! — бросает в ответ Лазарь. — Они же сами из простых рабочих, и с грамотой у многих не очень. Что уж тут говорить про юридические и экономические знания! Кой-какие статьи из законов о труде помнят – и то хлеб.

Да, медленно, очень медленно движется это дело, на которое я возлагал столь большие надежды. И все же перспектива у бригадного подряда есть. Несмотря на все трудности. Щацкин, лучась гордостью, взахлеб рассказывал мне о том, что на Харьковском паровозостроительном заводе им. Коминтерна почин комсомольцев, поддержанный партийной организацией и райкомом РКП(б), привел к созданию более сотни хозрасчетных бригад.

— И это еще не все! — Лазарь по мере рассказа проникался все большим воодушевлением, которое у него напрочь отсутствовало в начале нашего разговора. — Когда бригады своей работой доказали, что их организация – дело стоящее, когда сократились сроки ремонта паровозов, когда почти изжили брак, когда вырос выпуск тягача "Коммунар", директор стал регулярно собирать бригадиров хозрасчетных бригад, и теперь без совета с ними не решает никаких важных вопросов! Сейчас как раз идет подготовка к широкому применению в котлостроительном цехе, а затем и в других цехах завода, метода электрической сварки. Ребята говорят, скоро по заводу будет издан приказ об организации Совета бригадиров. Вот туда мы свою команду из студентов и преподавателей комвузов и зашлем! И они рабочих подучат, и самим будет чему поучиться, а потом распространить этот опыт!

Мы расстались с Шацкиным после того, как он заручился моим твердым обещанием написать статью для "Правды", которую комсомольский вожак намеревался протолкнуть в печать через Николая Ивановича. Однако второго сентября наша инициатива получила неожиданный удар.

В этот день (обычный рабочий вторник) Лазарь неожиданно ворвался в мой кабинет в наркомате, потрясая зажатой в руке газетой:

— Виктор Валентинович! Виктор Валентинович! — затараторил он с порога. — Тут такое написано! Такое… — не находя слов для вразумительного объяснения, он протянул газету мне. — Вот, сами почитайте!

Взяв в руки газету, вчитываюсь в строки довольно большой статьи, в которую нервно тычет пальцем Шацкин. Да-а, нехороший от этой статьи идет запашок. Автор… а кто у нас автор? Ага, секретарь Смоленского губкома РКП(б). И этот ответственный партработник с прискорбием констатирует, что полезный почин по организации хозрасчета в бригадах усилиями некоторых молодых политических авантюристов ("Это не на меня ли он намекает?" — негодует Шацкин) получил левацкое извращение. Автор ссылается на опыт организации хозрасчетной бригады в паровозном депо в Смоленске, приходя к выводу, что там процветают рвачество и уравниловка ("что, одновременно?" — удивляюсь я), насаждается групповщина. В конечном итоге инициаторам бригады секретарем губкома был приписан анархо-синдикалистский уклон. Да не просто так – оказывается, соответствующую резолюцию уже протолкнули через бюро тамошнего райкома РКП(б)!

Так, а что это у нас за газета? "Гудок". Не самого крупного калибра издание, однако же, газета общесоюзная, а издающий ее НКПС – весьма авторитетное ведомство. О, так тут и Харьковский паровозостроительный пропесочили: те же рвачество и групповщина, противопоставление узкогрупповых интересов общественным, а погоня за длинным рублем ведет к спешке и забвению о качестве ремонта… И фактик к делу подшит – выход из строя недавно отремонтированного в Харькове паровоза. Тут даже и директору досталось: за попустительство анархо-синдикалистским тенденциям и подрыву единоначалия.

Итак, нам преподнесли целый букет политических обвинений. Просто так смоленский секретарь бросаться ими бы не стал. Значит, чувствует поддержку кого-то из фигур посильнее. Такие нападки по нынешним временам без ответа оставлять нельзя. Не почувствовав отпора, эти навешиватели ярлыков осмелеют и заплюют так, что вовек не отмоешься.

Шацкин тараторит у меня над ухом:

— Мне звонили сегодня в ЦК РКСМ. Эти сволочи там, в Смоленске, мало того, что бригаду разогнали, так еще на ребят выговора повесили. За политическую несознательность! Исключением из комсомола грозили!

— Лазарь, — поднимаю голову от газеты, — к Бухарину, конечно, идти необходимо. Но Николай Иванович – человек мягкий, а тут надо ударить в ответ так, чтобы сразу отбить у тех гадов охоту швыряться политическими обвинениями. Но вот с ходу могу назвать тебе только одного человека, который мог бы нам помочь. Это Дзержинский.

— Слушай, Виктор, ты что, серьезно? — бурчит Шацкин с явным недоумением. — У него же дел выше крыши! На нем, помимо ОГПУ, еще и весь ВСНХ висит. Чего ради Феликс Эдмундович будет разбираться с хозрасчетными бригадами?

— Надеюсь, что будет. По моей информации, — бросаю многозначительный взгляд на собеседника, — Феликс Эдмундович весьма озабочен делом привлечения рабочих к решению хозяйственных вопросов. Так что у него мы должны найти понимание.

— Коли так, — немедленно реагирует комсомольский вожак, — то я в ближайшие же дни прорвусь к нему на прием. Если такого человека удастся убедить оказать нам поддержку… Да, чтобы заполучить его на нашу сторону, стоит постараться.

И с этими словами Лазарь, даже не попрощавшись, торопливо покинул мой кабинет. Известий от него не было до пятницы. И вот, пятого сентября, под самый конец рабочего дня, он снова влетает ко мне, с треском распахнув дверь:

— Есть! Виктор, есть! — радостно кричит он прямо с порога. — С обоими договорился!

— С кем – с обоими? — от неожиданности не сразу догадываюсь, о ком именно говорит Шацкин.

— С обоими! Ну, с Бухариным и с Дзержинским! — объясняет он. — Дзержинский даст статью в "Правду", а Бухарин – в "Большевик". Так что этим… — Лазарь неопределенно машет рукой и каламбурит, — свой гудок прикрутить придется!

— Так что Дзержинский? — меня в самом деле интересует реакция этого человека, к которому я и раньше испытывал глубокое уважение.

— О-о, мировой мужик! — Шацкин плюхается на стул и начинает рассказывать. — Ну, как к нему пробиваться пришлось, это отдельный разговор. Короче, узнал я его прямой телефон в ВСНХ, дозвонился, и он практически сразу среагировал на мою фамилию и принял без проволочек. Когда он услышал всю нашу историю, сразу говорит – я на вашей стороне! Если рабочие сами, по собственному почину, берутся за налаживание хозрасчета, за улучшение организации работы, — то такой почин надо всемерно поддержать. Тем более, — сразу ведь уловил, даром что у него никакого экономического образования нет! — этот ваш бригадный подряд позволяет очень точно увязать реальный вклад рабочих в производство на предприятии с их заработком. В общем, теперь, думаю, этот партийный чинуша из Смоленска язык будет вынужден придержать.

Энтузиазм Лазаря передается и мне. Если все получится, как ему обещали, то это будет выстрел дуплетом из двух главных партийных изданий. Конечно, это еще не официальная партийная директива, но очень близко к этому.

— Так что, статья для "Правды" нужна срочно? — интересуюсь у Шацкина.

— Нет, Николай Иванович заявил, что сам напишет!

Еще лучше. Мне меньше работы. А если серьезно, то никто из партийного руководства ради вопроса о бригадном подряде не станет дезавуировать две такие крупные фигуры, как Бухарин и Дзержинский.

Следующая неделя принесла мне не слишком приятную встречу. На очередном заседании коллегии НКВТ, где в повестке дня стоял вопрос о режиме внешнеторгового оборота для концессионных предприятий и смешанных обществ с участием иностранного капитала, появился глава Главконцесскома ВСНХ Троцкий. Обычно на такого рода заседаниях бывал либо его заместитель Адольф Абрамович Иоффе, недавно вернувшийся из Вены, где он недолго был полпредом и одновременно проходил курс лечения, либо Тимофей Владимирович Смирнов, член Главконцесскома, председатель Малого Совнаркома РСФСР и ярый левый оппозиционер, считавший Троцкого примиренцем и чуть ли не дезертиром с фронта борьбы с бюрократией.

Но на этот раз Троцкий пришел сам. Я догадывался, что в последние месяцы Льву Давыдовичу приходилось непросто. Его отказ от дискуссии в конце 1923 года неизбежно вызвал целый вал претензий со стороны тех партийных работников, кто считал себя его сторонником. Наверняка немалое недовольство проявили и те военачальники Гражданской войны, кого покоробила его добровольная отставка с поста Предреввовенсовета – Муралов, Белобородов, Мрачковский, Склянский, Антонов-Овсеенко и другие. Неудивительно, что настроение у Троцкого было подавленное.

После совещания перехватываю Троцкого в коридоре и задаю прямой вопрос:

— Наверное, злы на меня донельзя, Лев Давыдович? Клянете себя, что уступили моему напору?

Троцкий мрачно сверкнул на меня глазами из-под густых бровей, и нехотя проговорил, отвечая вопросом на вопрос:

— Ну, а вы на моем месте, что, прыгали бы от радости?

Пристально смотрю ему прямо в глаза, не отводя взгляд:

— Кажется, я уже говорил вам, что речь идет не о капитуляции, а о перемене тактики борьбы? Так постарайтесь не только сами это осознать, но и донести это до своих товарищей. — Стараюсь говорить четко, размеренно, акцентируя важные мысли, как будто забивая гвозди. — Сейчас борец с бюрократией не тот, кто громче всех будет кричать о развитии пролетарской демократии, самодеятельности масс и об искоренении бюрократизма. Сейчас в деле развития внутрипартийной демократии главное – делать любые, самые малейшие, но реальные, практические шаги по вовлечению партийной массы в решение вопросов партийной жизни. И то же самое относится к массе беспартийной – ее не лозунгами надо оглушать о советской демократии, а бороться за каждый практический шажок в проведении этой демократии на деле, в вовлечении масс в решение насущных вопросов социалистической реконструкции страны.

— Вам легко говорить… — начинает раздражаться председатель Главконцесскома.

— Говорить всегда легко, — невежливо перебиваю его. — Гораздо труднее решать практические вопросы. Если вы и ваши сторонники сумеете доказать, что вы на деле можете привлекать рядовых партийцев и беспартийных к решению деловых вопросов, и решаете эти вопросы лучше, чем они решаются по бюрократически – в этом и будет заключаться ваша политическая победа. Если не сумеете – а кому вы тогда будете нужны, пусть и с самыми распрекрасными и теоретически выверенными лозунгами? Либо вы победите так – либо никак. Задумайтесь над этим. Всерьез задумайтесь! И заставьте задуматься ваших сторонников.

Троцкий долго молчит, все так же исподлобья глядя на меня, но не спешить заканчивать нашу встречу. Ну, что же, добавляю ему еще:

— Я прекрасно понимаю, Лев Давыдович, что когда Политбюро решило поставить вас на Главконцесском, то была у них вполне прозрачная задняя мысль. Капиталисты отнюдь не рвутся наперебой вкладывать капиталы в наше хозяйство, и потому на концессионной работе не удастся добиться впечатляющих успехов.

— Вот-вот, — невесело усмехается он.

— Однако и здесь не все так мрачно. У меня есть несколько идей, как можно извлечь кое-что полезное из иностранного капитала. Но, — слегка развожу руками, — для этого не подходит короткий разговор в коридоре. Надеюсь в ближайшее время встретиться с вами и поговорить на эту тему более обстоятельно. Могу сказать одно – экономическая блокада не вечна. Если у капиталистов сейчас оживление экономики, то пройдет несколько лет, и неизбежно наступит очередной циклический кризис. Вот тогда они готовы будут торговать хоть с чертом с рогами, хоть с большевиками – лишь бы у них хоть что-нибудь купили. Это будет ваше время, Лев Давыдович. Не упустите!