Мысль по поводу наведения порядка у себя в отделе меня не оставляла, и новый рабочий день я начал прямо с визита в Рабкрин. Ха! Вы думаете, там, у себя, они уже бюрократию вывели? Как же! Пока я путешествовал из кабинета в кабинет, будучи, где вежливо, где не очень, посылаем от Понтия к Пилату, чего я только не наслушался! И что обследование Наркомвнешторга у них на ближайшие месяцы не запланировано, а на будущий год планируется проверка представительств Наркомвнешторга за границей. И что с письмом о внеочередном проведении соответствующих работ за подписью своего наркома мне надо войти в коллегию РКИ, добиться включения в повестку дня очередного заседания коллегии и ждать соответствующего разрешения этого вопроса. И что все ответственные работники РКИ и так перегружены сверх всякой меры, а я еще хочу взвалить на них внеплановую нагрузку…
Наконец, какой-то хитроватый мужичок в управлении по счетоводству и отчетности, где я в очередной раз излагал свою просьбу, вдруг встрепенулся и пробормотал себе под нос:
— А в этом что-то есть… Внеплановое обследование… Ведь и сверху такие указания частенько спускают. Вот! Нам надо еще одну, специальную инспекцию завести! Как раз для внеплановых обследований! Штаты под нее получить…
Потом мужичок в опрятном, но несколько поношенном френче поднял на меня глаза и с ходу предложил:
— Услуга за услугу! Я вам, так и быть, подкину троих студентов из числа практикантов Свердловского университета. Ребятки молодые, горячие, даром, что опыта маловато, зато они готовы горы своротить! Но вы уж меня тоже не подведите. Леонид Борисович Красин человек весьма уважаемый, и если вы притащите письмецо за его подписью на имя нашего наркома – так, мол, и так, очень мы благодарны за внеплановую помощь, и видим большую пользу в том, чтобы и впредь РКИ могла выделять бригады для необходимых и срочных внеплановых обследований, — это нам очень даже поможет.
— Если ребятки ваши будут не совсем безрукие, — отозвался я, — то почему бы и не помочь столь душевному человеку. (К слову сказать, вскоре я узнал, что инспекция внеплановых обследований в НК РКИ таки была создана, а уж какую там роль сыграло подписанное мною у Красина письмо – не выяснял).
На том и порешили, и вскоре я уже знакомился с тройкой студентов Коммунистического университета им. Я.М.Свердлова. Мы быстро договорились с ними, что со следующего дня, прямо с утра, я введу их в курс дела, и мы приступим к работе.
В среду утром они сидели напротив меня в моем кабинете. Я постарался обрисовать им задачу, а сам присматривался к студентам, изредка заглядывая в блокнот, где в кадрах Рабкрина мне надиктовали их краткие характеристики.
— Наша задача не в том, чтобы искоренить бюрократизм в системе Наркомвнешторга, или хотя бы в моем отдельно взятом отделе. Искоренение бюрократизма – дело долгих лет упорной работы, и одними организационными мерами тут не справиться. Для этого нужно обеспечить множество социальных, политических и, главное, культурных предпосылок, как писал по этому поводу Владимир Ильич, — начал я. — Наша задача в том, чтобы, по крайней мере, не дать бюрократу и волокитчику спрятаться за неразберихой в учете и отчетности, не дать ему пользоваться путаницей в прохождении дел. Задача в том, чтобы было прозрачно ясно – кто какую работу и в какие сроки должен сделать, и кто за что отвечает. Поэтому наша первая задача – регистрация документов, картотека документов, система контроля за движением документов. Вторая задача – распределение функций и ответственности: кто, что, в какие сроки должен сделать, кому что передать, от кого что получить.
— Кто из вас работал на производстве? — задал я вопрос, внезапно прерывая свою речь.
— Я! — поднял руку невысокий жилистый паренек в сильно потрепанной гимнастерке. — На Коломенском паровозостроительном. Полгода… — добавил он уже несколько тише. Я заглянул в свой блокнот: "Семенов Павел Аристархович, 22 года, из рабочих, в ЧОН с 1918 года, в Красной Армии – с 1919, ранен на колчаковском фронте, после демобилизации поступил в Свердловский университет. Член РКСМ с 1918 года. Образование начальное".
— Значит, должен знать, что на производстве все будет работать нормально, если каждый участок свою работу выполняет вовремя и точно в срок передает нужные детали и узлы на следующий участок или в следующий цех, — назидательно произнес я. — И если у вас в заводоуправлении ушами не хлопают, у них должны быть графики, где расписано время, когда какие детали должны быть поставлены с участка на участок, от цеха к цеху. Вот нечто подобное надо сделать и у нас.
— Далее. Для облегчения поиска документов, помимо регистрации их в журнале учета, на каждый должны составляться несколько карточек для картотеки, — продолжаю инструктаж.
— А почему несколько? — поинтересовался светловолосый, широкоплечий и несколько полноватый парень в косоворотке и поношенном пиджачке. Снова скашиваю глаза в свой блокнот: "Войцеховский Адам Витольдович, 23 года, электромонтер из Вильно, член РКП (б) с 1917 года, в Красной Армии с 1919 года, секретарь партячейки факультета. Закончил в Вильно реальное училище".
— А потому, — поясняю, — чтобы была возможность вести поиск по нескольким признакам. Во-первых, по дате поступления либо отправки. Во-вторых, по входящему или исходящему номеру. В-третьих, по типу документа: то ли это директивный документ, то есть приказ, распоряжение, постановление и т. п. То ли это письмо, запрос, заявка, прошение и т. д. В-четвертых, по содержанию документа – к какой сфере нашей работы он относится: контингентирование товаров, выдача удостоверений на ввоз, выдача разовых лицензий, контроль исполнения договоров поставки, оплата поставки через банк и т. д. В-пятых, от кого или куда направляется документ. И в-шестых, рабочий ли это документ, или же он отправлен на хранение в архив.
— Так у нас целых шесть картотек получится! — встрепенулась девица с пронзительным взглядом карих глаз и со скуластым волевым лицом, не лишенным, впрочем, некой миловидности. И платьице на ней простенькое, но довольно изящное. Глянем-ка в блокнотик, что я там про нее в РКИ нацарапал: "Лагутина Лидия Михайловна, 1900 года рождения, дочь владельца книгоиздательского заведения ("Как же она попала в Коммунистический университет?" — удивился я), члена РКП (б) с 1891 года ("Ого! Тогда понятно"). Закончила гимназию в Самаре. С 1918 по 1920 год – сотрудник Московской ЧК. Член РКСМ с 1921 года". Занятная биография.
— Вы правы, — отвечаю безо всякой паузы, ибо все изложенное в предыдущем абзаце пролетело в моей голове за доли секунды. — Вот и займитесь тем, чтобы выделить из перечисленных признаков два-три наиболее полезных для нашей работы. К концу дня жду вашего обоснования вместе с проектом формы регистрационной карточки. А пока представлю вас своему секретарю, которого вы будете терзать всеми вопросами по порядку работы нашего отдела и нашего наркомата. Ну, а что он не сможет объяснить – выпытывайте у меня.
После беседы со студентами опять завертелись текущие дела. Рассмотрение заявок от различных хозорганов по поводу выписки удостоверений на ввоз товаров из-за рубежа. Улаживание споров по поводу распределения между ведомствами выделенных контингентов на импорт товаров. Выписка разовых лицензий на ввоз не контингентированных товаров. Бесконечные споры по поводу того, на какую долю импорта может претендовать частник. Впрочем, главный фильтр, обеспечивающий укрепление внешнеторговых позиций государственной и кооперативной торговли, которые пока держали едва ли половину внутреннего товарного оборота (а в рознице – и того меньше), стоял не у нас. Частника отсеивало, прежде всего, Валютное управление Наркомфина, потому что на собственную валюту (как за счет экспорта, так и за счет покупки валюты на рынке за червонцы) частнику было не разгуляться. Ну, и контингентированные товары частнику практически не доставались. В результате из общего числа удостоверений и лицензий на ввоз товаров из-за границы частник получал что-то около 8 %.
Хорошо это или плохо? Я считал, что плохо, потому как то, что частник недополучал по линии Наркомвнешторга, он добирал контрабандой. Контрабандными товарами торговали везде и почти в открытую. Контрабанда была сущим бедствием, с которым упорно, но пока без решающих успехов, боролись таможенные органы и пограничные войска ГПУ. Впрочем, мое мнение на этот счет особой поддержки не находило, хотя некоторое число сторонников подобной позиции все же имелось.
За всей этой текучкой день незаметно подошел к концу, и ко мне в кабинет заявилась троица мобилизованных мною студентов.
— Ну как, есть ли у нас первые успехи в деле научной организации труда? — поинтересовался я.
— А вы какую школу НОТ предпочитаете, Виктор Валентинович, — Керженцева или Гастева? — ответил вопросом на вопрос Адам Войцеховский, старательно пряча огонек лукавства в глазах, пока ребятки рассаживались у стола.
— Вообще-то я вас сюда не для научных дискуссий о преимуществах той или иной школы пригласил, — немного суховато парировал я. — Но все же отвечу. У обеих школ есть свои сильные стороны. Но для данной, конкретной задачи, которую мы с вами должны решить сейчас, я бы предпочел школу Керженцева. И не потому, что я по своей работе соприкасаюсь с Платоном Михайловичем как с полпредом в Швеции. И не потому, что он по вашему ведомству также проходит, как член Президиума Всесоюзного совета по НОТ при ЦКК-РКИ. Гастев ведь тоже там состоит. А потому, что нам сейчас не разработки гастевского Центрального института труда нужны, сколь бы они ни были полезны на производстве: не думаю, что внедрение рациональных с психофизиологической точки зрения приемов перекладывания бумажек работниками наркомата сильно улучшит нашу работу и поможет укоротить бюрократизм. Нам надо, прежде всего, организовать продуманное и четкое взаимодействие членов нашего коллектива для бесперебойного решения возложенных на нас задач – а тут надо обращаться именно к концепциям Керженцева.
Ребятки переглянулись с многозначительными минами на лицах, и, как мне показалось, не без некоторого удовлетворения.
— Так я жду результатов, — с некоторым нажимом произнес я.
Инициативу на себя взял, к некоторому моему удивлению, Паша Семенов:
— По картотеке. Сортировку по датам, входящим и исходящим номерам мы отвергли сразу, потому что это будет простое повторение данных регистрационных журналов. По типу документов – тоже. Слишком много этих типов, и не всегда точно можно сказать, какой документ как назвать…
— Не получится классификации по ясному и однозначному критерию, — слегка покачав головой, вклинилась в разговор Лида, при этом, казалось, целиком погруженная в какие-то свои мысли. Паша бросил на нее косой взгляд и продолжил:
— Поэтому мы предлагаем оставить две картотеки: первая – по содержанию рассматриваемых вопросов, и вторая – по наименованию учреждения, откуда прибыл или куда убыл документ. Однако мы решили также, что все перечисленные вами признаки документа на карточку тоже надо заносить – пригодится в случае каких-либо неясностей. Но картотеки держать все-таки только две.
— С картотекой по содержанию документов будет больше всего проблем, — заметно волнуясь, снова вступила в разговор Лида. — Мы еще не знакомы со спецификой работы вашего отдела, да и наркомата в целом. Потребуется время, чтобы понять круг функций вашего отдела, и, соответственно, содержание вопросов, отражаемых в документации. Только после этого можно будет составить правильный классификатор документов.
— Разумеется, — подтвердил я. — Поэтому пока такой классификатор вы делать не будете, а будете как раз изучать содержание решаемых вопросов, кто из сотрудников какие вопросы готовит, кто принимает окончательные решения, будете отслеживать, так сказать, маршруты движения документов в отделе, между нашим отделом и другими отделами и управлениями нашего же наркомата, взаимодействие с другими ведомствами. Вот когда вы все это усвоите, тогда и с классификатором будет больше ясности. А к этому моменту вы уже сможете и должностные инструкции подготовить с конкретным распределением функций, сроков исполнения, порядка получения и передачи документов и т. д.
Я замолчал, и тогда Адам Войцеховский протянул мне листок бумаги:
— Вот ту мы набросали проект регистрационной карточки…
Быстро пробежав глазами аккуратно разграфленный листок с надписями, так же довольно аккуратно выполненными чертежным шрифтом, пожимаю плечом:
— На первый взгляд все нормально. Должен вообще сказать, что по первому дню впечатление вы оставляете неплохое. Но пока возьмите эту заготовку себе, а окончательно будем решать этот вопрос, когда вы лучше познакомитесь с нашей работой.
По окончании рабочего дня, проделав уже знакомый маршрут, — Охотный ряд – магазины и лавочки – Малый Левшинский переулок, — я оказался у себя в коммуналке. Поскольку первый решительный шаг был уже обдуман, оставалось лишь достать из портфеля, который я раньше на работу не носил, а использовал для хранения канцелярских принадлежностей, несколько листков бумаги и вечное перо (которое теперь чаще именовали просторечным словом "самописка"), пристроиться у стола и приступить к сочинению некоего документа.
На это ушло всего около сорока минут, заставивших меня изрядно поволноваться. Дело было не в содержании документа, которое уже оформилось у меня в уме. Хотя я имел возможность убедиться в том, что вполне справляюсь с задачей выводить подпись Осецкого, практически неотличимую от прежних образцов, у меня отнюдь не было уверенности, что с воспроизведением почерка в целом письме все пройдет настолько же гладко. Однако – получилось. Притерлись наши личности, притерлись – его знаний и навыков я не потерял, а вот явно господствующее положение в этом тандеме моей собственной личности меня вполне устраивало.
Надо бы поторопиться, чтобы не придти слишком поздно. Поэтому быстренько переодеваюсь – на этот раз надеваю приличный костюм, чистую выглаженную сорочку, повязываю галстук, достаю из шкафа не ботинки, а туфли, и, выйдя в коридор, навожу на них глянец сапожной щеткой.
На улице было еще довольно светло и многолюдно. Правда, трамваи уже не были так набиты, как сразу после рабочего дня, и до "Метрополя" удалось доехать с относительным комфортом. В подъезде меня встретил консьерж, которому я предъявил служебное удостоверение.
— Я к своему наркому, к товарищу Красину.
— Лев Борисович и так занятой человек, а вы его еще и дома беспокоите! — Консьерж глядел на меня с явным неодобрением, оставаясь стоять у меня на пути.
— Ничего, на меня товарищ Винтер в обиде не будет, — отвечаю с твердой уверенностью, с нажимом произнеся одну из подпольных кличек Красина.
Не знаю, понял ли консьерж, почему я вдруг назвал наркома Красина "товарищ Винтер", но, когда я решительно двинулся вперед, отступил немного в сторону, хотя взгляд его так и оставался неодобрительным.
Поднимаясь по лестнице гостиницы, я вспоминал, как сам (ага, как же, сам!) жил в "Метрополе" с 1918 по 1920 год, когда был заместителем наркома торговли и промышленности (а наркомом у нас был все тот же Красин). Вернувшись в июле 1923 года в Москву, я уже не смог попасть сюда, потому что все номера были заняты важными партийными и государственными чиновниками. Мне предлагали номер в одном из Домов Советов в Москве (ранее известном как дом Нирензее в Большом Гнездниковском переулке), но этот дом, помимо партийных и советских работников, облюбовало ВЧК, а затем ГПУ, привлеченное полной телефонизацией номеров. Меня такое соседство, собственно, не пугало, но уже тогда, вероятно, сработал (еще подсознательно) мотив "попаданца" — не торчать на виду у работников данного ведомства. Поэтому я предпочел снять комнату для себя сам.
К счастью для задуманного мною дела, Красин был в эти дни еще в Москве. Постучав в дверь номера Леонида Борисовича, и будучи допущен в апартаменты, я сразу взял быка за рога:
— Добрый вечер, Леонид Борисович! Готов принести всяческие извинения за неурочный визит, но у меня к вам дело, которое, к моему глубокому сожалению, не терпит отлагательств. Вот вам и вашему семейству в порядке компенсации, — и с этими словами я протянул коробку с набором шоколадных конфет фабрики товарищества "Эйнемъ", которое уже перекрестили в "Красный Октябрь".
— Ах, голубчик, — страдальчески произнес Красин, после того, как вежливо поздоровался в ответ, — вы же знаете, что мне доктора сладкое не рекомендуют. — Однако коробка конфет была принята и тут же оприходована домочадцами.
— Прошу вас в мой кабинет – сделал широкий жест хозяин квартиры, и мы направились в одну из комнат довольно роскошного гостиничного номера, которую Красин приспособил под свой домашний кабинет. — Вечно вы, Виктор Валентинович, со всякими инициативами. И не надоело вам за это сверху шишки получать?
Ничего не ответив на эту сентенцию, я вынул из портфеля и протянул Красину листок бумаги с текстом:
— Как вы думаете, Леонид Борисович, это может сойти за обычную официальную бумагу? — Я решил не играть с Красиным в прятки, во всяком случае, не до конца.
Красин сел за письменный стол и углубился в чтение:
"Народный комиссариат внешней торговли СССР
Исх. N_____"…"_________ 192… г.
Председателю РВС СССР
товарищу Троцкому Л.Д.
Уважаемый Лев Давидович!
Опыт работы Уполномоченного Военведа в моем наркомате и деятельность представителей Спотэкзака привели меня к убеждению, что лица, привлеченные к данной работе, в силу специфики их прежнего рода деятельности не обладают достаточными познаниями в деле ведения коммерческих операций за рубежом. Это приводит к многочисленным ошибкам, как юридического, так и коммерческого характера при заключении контрактов, что неизбежно оборачивается экономическим ущербом для СССР. Неоднократные трения, которые возникали по этому поводу между моими подчиненными и Главным начальником снабжения Вашего ведомства, не послужили к удовлетворительному разрешению сложившегося положения.
Посему обращаюсь к Вам с настоятельной просьбой взять решение этого вопроса на себя, и возможно скорее изыскать возможность лично принять начальника отдела импорта Наркомвнешторга товарища Осецкого Виктора Валентиновича, имеющего представить вам конкретные предложения по обеспечению Спотэкзака квалифицированными в области международной коммерции консультантами. Таковые, безусловно, не будут иметь касательства к решению вопросов о составе закупок для нужд Народного комиссариата по военным и морским делам, равно как и для нужд Главного политического управления, а будут лишь консультировать вопросы надлежащего оформления контрактов и выбора поставщиков, надежных с точки зрения деловой репутации и предлагающих товар нормального качества по приемлемым рыночным ценам.
Ввиду того, что в ближайшие же дни намечается мой отъезд за границу, прошу вас не отказать в скорейшем разрешении этого вопроса и телефонировать мне ваше решение.
Народный комиссар
внешней торговли СССР Л.Б.Красин"
— Чтобы официальная сторона дела сомнений не вызывала, кандидатуры консультантов я уже подготовил, — добавил я, видя, что Красин оторвал взгляд от бумаги.
— Господи! Во что вы опять ввязываетесь?! — Скривился Красин.
— Леонид Борисович, вам что, обязательно нужно это знать? — отпарировал я риторическим вопросом. — Лучше продублируйте эту бумагу по телефону, чтобы организовать встречу как можно скорее, и чтобы меня не сплавили к какому-нибудь из заместителей. Очень вас об этом прошу. — В моем голосе зазвучали умоляющие нотки.
— Да свести-то вас с Троцким труда не составит, — протянул Красин. — Вот чем это вам потом может аукнуться, вы хорошо представляете?
— Лучше, чем вы думаете! — На этот раз в моем голосе зазвучал металл.
— Ладно. Если вы так настаиваете… Можете подставлять голову, — Леонид Борисович предпочел отступить под моей столь явной решимостью.
— В конце концов, это моя голова, — пожал я плечами.
— Как хотите. — Лицо Красина вновь приняло спокойное, сосредоточенное выражение. — Давайте мне завтра эту бумагу на подпись, я сам прослежу, чтобы фельдъегерская служба сработала незамедлительно, и отзвонюсь Льву Давидовичу. — Он покачал головой и добавил с едва заметной иронией в голосе. — Как это вы мой стиль-то скопировали! Почти что как мой собственный секретарь писал…
В этот момент у меня в голове замкнулись какие-то цепи, и я вспомнил, как читал где-то именно об этом периоде: Красин с Троцким нередко садились рядом на заседаниях ЦК (хотя Красин членом ЦК в это время не был, по долгу службы его туда частенько приглашали), и, не обращая внимания на прения, обменивались записочками. Так что, наверное, я просчитал правильно – отношения у них достаточно хорошие, и Красин, скорее всего, сумеет уговорить Троцкого принять меня.
Ну, что же – теперь остается оформить эту бумагу и ждать.
Дома я, наконец, сумел вернуться к мысли, которая за последние дни уже не раз посещала мою голову, но каждый раз оставалась без последствий. "Надо все-таки заняться собой, любимым. А то реципиент свои физические кондиции как-то подзапустил…".
Спортивной формы у меня дома не было, и я поступил просто – повесил в шкаф костюм, сорочку, галстук, и начал понемногу разминаться – повращал руками, торсом, понаклонялся. Затем принял на полу упор лежа, и начал отжиматься… Семь раз. Да-а, не густо. Просто паршиво! Теперь подтянуть половичок, лечь на спину, руки за голову, и из положения лежа – наклоны вперед, стараясь носом достать до коленей. Шестнадцать раз. Тоже не рекорд. Да и дыхание совершенно сбилось. Дав себе отдышаться, попробовал присесть на левой ноге. Облом полный! А на правой? То же самое. Ладно, на двух ногах поприседаем. На двадцать четвертом разе я понял, что если еще как следует поднапрячься, то, наверное, дополнительно пару-тройку раз я присяду, но вот всякое желание напрягаться у меня уже совершенно улетучилось.
Э-э, братишка, так дело не пойдет. Коли уж ты взялся творить великие дела, надо держать себя хотя бы в минимально приемлемой физической форме. Кто знает, как жизнь еще может повернуться? Скажи спасибо, что в этом теле у тебя нет ни гастрита, ни остеохондроза, да и слабым зрением ты не страдаешь. Поэтому не стоит откладывать в долгий ящик свое намерение пристроиться к какому-нибудь спортивному обществу. Ну, а теперь ужинать, разобраться с планом работы на завтра – и на боковую.