Мало еще знакомый чин из Наркомзема, — зовут его, помнится Тихон Михайлович Руднев, и занимает он пост заместителя начальника управления в Совхозцентре, — сначала прислушивается к нашему разговору с Серебровским, а потом бросает реплику:

— Золото, конечно, штука полезная, только ведь золотом страну не накормишь.

— К чему это вы, Тихон Михайлович? — оборачиваюсь к нему.

— А к тому, что надо было нажать вовремя на создание крупных зерносовхозов, технику дать в первую очередь туда, а не разбрасывать по МТС, и завалили бы вас сейчас зерном, — с некоторой запальчивостью заявляет он.

— Это вы про американский метод? — уточняю. — Мелкая вспашка, за счет этого – быстрая обработка почвы, и все прочее, как у Кэмпбелла в Штатах?

— Именно! — подтверждает он. — С имеющейся техникой можно было бы поднять огромные площади, и не зависеть уже от капризов хлебозаготовок.

Стоящий рядом с ним человек, — кажется, тоже из Наркомзема? — поморщился, и резко бросил:

— Тебе же и Осинский, и Макаров, сколько долбили, что нам эта американская показуха не годится! Они же на истощение почвы работают, сливки снять, карман набить, — а там хоть трава не расти…

— Ты что же, Федор Михайлович, не веришь, что в наших, советских условиях, природа этой американской системы изменится, что мы заставим ее работать на пользу социалистического строительства? — не уступал Руднев. — Ты же, помнится, сам за эту систему ратовал?

— Ратовал, — не стал отказываться новый собеседник. Федор Михайлович… Кто же это?

— Дурак был, вот и ратовал, — продолжал между тем названный Федором Михайловичем. — При мелкой вспашке такие требования к агротехнике и к очистке семенного материала, что нам, с нашими возможностями, этого пока не поднять. Ни кадров хороших не хватает, ни техники нужной. А нахрапом можно землю загубить – сорняки пойдут, истощение почв, падение урожайности. Не получится зерном завалить-то! И правильно меня за это из замнаркомов поперли. Теперь вот в Трактороцентре обретаюсь.

Уж не Полащук ли? Как раз его вроде с замнаркома снимали… Точно! А сейчас – начальник планового отдела Трактороцентра.

— Виктор Валентинович! — неожиданно Полащук переводит разговор на меня. — Вот вы в ВСНХ Планово-экономический отдел возглавляете. Никак в толк взять не могу, зачем такую сложную конструкцию с МТС придумали?

— Чем же сложную-то? — интересуюсь.

— Ну, как же! Вместо нормального государственного предприятия – акционерка. Да еще правление так хитро завертели, что там как к севу или уборке дело идет – раздоры одни. Не проще ли было бы МТС сделать госпредприятием, да и обслуживать окрестные хозяйства по обычным договорам?

Хороший вопросик. Тем более что сам к его решению руку приложил. Проще-то, оно, конечно, может и проще, но иная простота она, как известно, хуже воровства. Недаром же весь 1926 и 1927 год пришлось биться за то, чтобы не превратились МТС в местных монополистов, не слишком озабоченных урожайностью и соблюдением правил агротехники.

Пауза в разговоре с Полащуком затянулась. Спохватываюсь, и от своих мыслей возвращаюсь к беседе:

— Так, говорите, раздоры одни?

— Спорят до хрипоты, к партийному начальству бегают, в арбитраж жалобы несут… — подтверждает Федор Михайлович.

— Так это же хорошо! — отвечаю.

— Чего же хорошего? — удивляется мой собеседник.

— Хорошо то, что имеют возможность свои интересы отстаивать, и искать общее решение, которое более или менее устроило бы всех, — объясняю ему. — Вот в Средней Азии есть такое должностное лицо – мираб. Его задача – распределять воду для орошения. Так должность эта является выборной. И все равно, раньше на эту должность кто-нибудь из местных баев пролезал, чтобы всех односельчан в кулаке держать. Ты что же, хочешь по советской стране тракторных баев насажать?

— Ну, ты сравнил! — возмутился чиновник Трактороцентра. — Советского директора с каким-то азиатским баем равняешь!

— А чем наш бюрократ лучше бая? — возражаю ему. — Сядет такой "советский директор" на МТС, и, если ему укорот не давать, будет считать своим долгом побыстрее отпахать-отсеяться, а что там после на поле вырастет – уже не его забота. Так что уж лучше поспорить до хрипоты, но сделать дело как надо, а не как начальнику МТС удобнее.

Федор Михайлович задумался – видимо, крыть ему было нечем. Однако затем все же пробормотал:

— И все же система с одним директором работала бы более четко и оперативно.

— Возможно, — киваю ему. — Но нам важна не столько оперативность работы в механизме управления, сколько результат, на который этот механизм нацелен. А нужного результата мы никогда не получим, если руководитель не будет ответственным прежде всего не перед начальством, а перед теми, для кого он работает! Отчеты для начальства мастеров писать у нас много. Ты перед людьми ответь, для которых ты дело делаешь: устраивает их качество твоей работы или нет? Уж перед ними-то ваньку не поваляешь: раз-другой, может, и сумеешь пыль в глаза пустить, но уж затем они за руку схватят – не отвертишься!

После этого монолога, в котором мне едва удалось не сорваться на патетический тон, Полащук решил перевести разговор на менее щекотливую тему:

— Эх, вот нам бы техники и специалистов побольше, куда как проще было все по уму организовать! — воскликнул он.

— Вы с этими-то разберитесь, — безо всякого милосердия кидаю ответную реплику. — Чтобы все работало без простоев, без ежечасных поломок, чтобы агротехнические нормы соблюдались, и чтобы можно было осуществлять маневр техникой во время посевной и уборочной с юга на север.

— Вот не хотите вы меня понять! — Федор Михайлович в сердцах перешел на повышенный тон. — Маневр техникой вам подавай! Это при наших-то дорогах? Да трактора их вообще перекопают! А на роскошь с пневматическими колесами ВСНХ пока не расщедрился. По железной-то дороге далеко не везде переброску можно сделать. Вот я говорю: единственный выход – это везде трактора и прочую технику иметь в достатке.

— Милый вы мой! — не собираюсь прогибаться под этим напором. — Да через пять лет промышленность вас этими железяками завалит по самое не могу! Вон уже сколько заводов в строй вошли. А ваше дело – не клянчить подаяние, а обеспечить нормальную организацию работы МТС. Чтобы и техника была в порядке, и колхозы-совхозы довольны. Вам агрономические силы надо холить и лелеять, с каждого специалиста пушинки сдувать: ведь техника потоком пошла, а урожайность на этой основе поднять слабо?

— Вы, Виктор Валентинович, прямо как профессора в Научно-техническом совете Наркомзема рассуждаете! — кипятится Полащук.

— Так они дело говорят! Их слушать надо, а не нос воротить. Или вы там, в Трактороцентре, уже совсем в бюрократизме погрязли? Вам уже никто не указ, что хочу, то и ворочу, так что ли? — ой, еще хлебнем мы с этими ведомственными амбициями горюшка!

Видя, что мой собеседник потупился и молчит, сбавляю пыл и лишь назидательно бросаю:

— Вот то-то же…

Да, и трактора в МТС пошли, и прочая техника, и не мало. Меньше, чем хотелось бы, но немало. И специалисты есть – опять-таки, не столько, сколько надо, но и тут дело обстоит гораздо лучше, чем было в моей истории. От тракторов с "русским дизелем" Мамина (или, проще говоря, с "нефтянкой") мы отказываемся, благо и мощности по их производству – капля в море. Занятые всякими "Запорожцами", "Гномами", да "Коломенцами" заводы переходят на выпуск стационарных двигателей для механизации сельскохозяйственных работ – примитивных, но дешевых и неприхотливых. Самого же Мамина ВСНХ переводит с завода в Марксштадте в конструкторское бюро по двигателестроению – с его головой и руками пусть лучше поставит на прочную основу разработку и производство нормальных дизельных двигателей и газогенераторов для отдаленных районов, где есть в избытке органическое топливо.

Хорошо, что сработала в свое время одна из моих "закладок" – лейбористы не провалились на выборах в конце 1924 года, и уже к концу 1925 года у них удалось выторговать приличный кредит. Мы смогли за этот счет начать строительством на год-два раньше, чем в моей истории, — если считать только крупные заводы, — новый металлургический комбинат, тракторный завод, комбайновый завод, и завод строительно-дорожных машин. Вот со станкостроением и вообще точным машиностроением дело шло гораздо более туго – не желали господа империалисты нам самые современные станки продавать. Если бы не другая моя закладка, которую удалось протащить через Трилиссера, так бы ничего до 1929 года и не вышло. А теперь, за счет нескольких подставных фирм, организованных в Европе и в самих США, уже удалось купить кое-что из нужного оборудования и запутанными кружными путями вывезти в СССР. Ну, а как кризис грянет, по этой дорожке, будем надеяться, хлынет куда более полноводный поток и техники, и патентов, и специалистов

В начале второй декады мая поезд подошел к перрону довольного красивого железнодорожного вокзала в Иркутске. Встречали нас – точнее, конечно, не нас, а руководство Союззолота – руководители Сибирского края. Не поленились, первые лица пожаловали: и знакомый мне еще по поездке на Дальний Восток 1-й секретарь Сибирского краевого комитета ВКП(б) Сергей Иванович Сырцов, и председатель Исполкома Сибирского краевого Совета Роберт Индрикович Эйхе, и, естественно, хозяйственный руководитель края – Василий Степанович Корнев, председатель Сибирского краевого Совнархоза. Первым делом поручкались с председателем правления Союззолота Александром Павловичем Серебровским. Ну, заодно и нашей команде, прикатившей по сельскохозяйственным делам, уважение оказали. Сырцов, оказывается, не забыл еще дальневосточную комиссию, посланную разбираться с проблемами контрабанды, наши с ним разговоры в общем купе, и первым подошел ко мне на перроне.

Пока мы покидали здание вокзала, успели переброситься парой слов.

— …Вот не верил я тогда, в 1924 году, что ваши разговоры насчет повышения закупочной цены на золото и льгот старателям будут иметь практическое продолжение, — партийный руководитель края помотал головой на массивной шее. — Но получилось ведь, и сдача золотишка очень неплохо пошла.

— Так два года на это ушло! — восклицаю в ответ. — Эх, Сергей Иванович, если бы вы знали, сколько это крови мне стоило, да и не только мне! Но здесь я не по золотым делам, — напоминаю ему.

— Знаю, знаю! Но и по сельскому хозяйству у нас есть, чем похвастать. Вы ведь в Мархинский зерносовхоз собираетесь? — уточнил он.

— И туда тоже. Но нас ведь не только образцово-показательные хозяйства интересуют.

— Да, — слегка помрачнел Сырцов, — не везде еще дело как следует налажено. Ах, как не хватает грамотных кадров!

— Самим надо было озаботиться заранее! Ведь еще на XIV партконференции о кадрах толковали! — напоминаю ему прописную истину. — "Кадры решают все!".

— Так готовим! Курсы трактористов-механиков уже в 1927 году открыли – раньше никак нельзя было, потому что преподавать некому. Как первые наши люди обучились, сразу их инструкторами поставили. Вон, в этом году на базе того самого Мархинского зерносовхоза сельхозтехникум развернули! А все равно не хватает! — с досадой воскликнул секретарь крайкома.

Да, понять его можно. Это ведь не Центральная Россия – в таком глухому углу, как Якутия, и на самом деле преподавателей и инструкторов тогда, в 1925–1926 годах было днем с огнем не найти.

Наш перелет в Якутск начался из гидроаэропорта, расположенного рядом с местом впадения в Ангару речки Ушаковка. В трехстах метрах отсюда располагалась пароходная пристань, а совсем рядом на берегу стояли строения Знаменского монастыря, часть которых использовалась для нужд авиации. От ангара, вмещавшего несколько гидросамолетов, к речке были проложены бетонные дорожки, по которым осуществлялся спуск летательных аппаратов на воду. У стен упразднённого монастыря было четыре причала, где пассажиры грузились на воздушные суда.

Устроившись в самолете "Юнкерс" Ju F.13 "Моссовет" под номером RR-DAA, который пилотировал летчик А. С. Демченко, наблюдаю через иллюминатор, как от причала выруливает на гладь реки второй такой же гидроплан под управлением М. Т. Слепнёва. Разбег по едва заметной ангарской волне – и мы начинаем медленно набирать высоту. Пассажирский салон весьма комфортабельный, даже, пожалуй, получше, чем у того "Юнкерса", на котором я летал в Кёнигсберг. Да и герметизация салона здесь явно надежнее.

Летим долго. Обычный рейс до Якутска требует 56 часов чистого полётного времени с множеством промежуточных посадок (всего на трассе было десять промежуточных гидроаэропортов). Но нам можно было обойтись меньшим их числом – только для дозаправки и отдыха экипажа. Поэтому наш рейс занял меньше трёх дней, с семью промежуточными посадками, в том числе с двумя – в Киренске и Олёкминске – на ночевку. Уже на закате наш гидроплан приводнился на Лене у Якутска.

Мархинский зерносовхоз, расположенный совсем рядом с Якутском, на первый взгляд не производил впечатления особо процветающего хозяйства. Ну, поля – довольно большие, не чета полоскам единоличников. Ну, обычные для Сибири крепкие деревенские избы. Правда, машинный двор выглядел весьма неплохо. Большой крытый сарай, или даже, скорее, ангар для хранения техники, капитальное здание ремонтных мастерских, солидное, по всем правилам оборудованное хранилище ГСМ, сам двор покрыт хорошо укатанным щебнем. Все новенькое, видно, что отстроились совсем недавно. А что это рядом за домик? "Почта – Телефон – Телеграф" – гласит вывеска. Цивилизация, однако! Так у них, небось, и в правлении телефон есть?

У здания правления акционерного общества "Мархинская машинно-тракторная станция" нас уже ждали. Председатель правления, после первого знакомства, начал знакомить нас со своим хозяйством:

— Всего у нас сейчас четырнадцать тракторов: три американских "Фордзона" и одиннадцать наших, "Фордзон-Путиловцев". В эту навигацию обещают привезти новые, Харьковского завода, но сколько нам из них достанется – пока не знаю. Тут ведь и другие МТС организовались, — на этом месте председатель сделал паузу и перешел на другую тему:

— Говорят, у нас скоро гусеничные трактора будут?

— Будут, — подтверждаю, — как только Челябинский тракторный пустим.

— Хорошо бы! Нынешними-то целину и залежи поднимать трудновато.

— Как ваши курсы механизаторов работают? — вступает в разговор Федор Михайлович Полащук.

— Работают, что им сделается! — улыбается председатель правления МТС. — Да вот, Павел Алексеевич Марков вам лучше расскажет. Он как раз этими курсами и заведует. — При этих словах к нам подошел молодой мужчина, пожалуй, еще и не вышедший из комсомольского возраста.

— С нынешнего года мы курсы перепрофилируем. Трактористов и механиков на них больше готовить не будем.

— Это от чего же? — удивляется Полащук.

— Так ведь сельхозтехникум открыли! — радостно сообщает Марков. — Теперь кадры готовить будем, как следует, основательно, на отделении механизации. Первых-то наших двух трактористов в 1925 году аж в Харьков посылать пришлось. Они на курсах и стали первыми инструкторами. Ох, тяжело тогда пришлось! — вздохнул он. — Ни учебников, ни инструкций, ни наглядных пособий. Учились по тетрадочкам, что они в Харькове на занятиях завели – молодцы, заранее подумали, что пригодятся.

— А теперь? — не выдержал и снова влез с вопросом Федор Михайлович.

— А теперь для техникума прислали немного, еще в прошлом году. Не хватает, правда, но мы тут местными силами смогли кое-что размножить. Областком помог. Да еще на якутский перевели, — добавил руководитель курсов.

— Сами? — удивился я.

— Сами! — гордо ответил Марков. — Вот, Конон Михайлович Сысолятин постарался. И термины подобрал, и русско-якутский технический словарик составил, и учебную литературу перевел! — с этими словами Павел привлек к себе и обнял за плечи невысокого якута. Конон Михайлович оказался совсем молодым, не старше, пожалуй, Маркова. — И сам с якутами занятия ведет.

— Так, трактористов вы теперь в техникуме готовить будете, а курсы тогда что же? — не отставал Полащук.

Павел Алексеевич охотно пояснил:

— Так и кроме тракторов у нас техники всякой много, попроще малость. Сеялки рядные, молотилки, веялки, крупорушки, сепараторы, локомобили… Мы теперь стараемся через краткосрочные курсы как можно больше рабочих совхоза и колхозников окрестных пропустить, чтобы поднять техническую культуру, чтобы в перспективе все могли знать, с какого бока к технике подступиться и как ее правильно эксплуатировать.

— Думаю, с такими кадрами у вас работа спориться должна, а? — обращаюсь к председателю правления МТС.

— Должна… — вздыхает тот.

— Что же так невесело? — это снова влезает Полащук, опережая мой вопрос.

— Да есть тут у нас одна язва… — повторно вздыхает председатель, — придирается на каждом шагу, а то и переделывать работу заставляет.

— И кто же это таков? — чуть не хором спрашиваем мы с Федором Михайловичем.

— Главный агроном здешний! — эмоционально, но, похоже, без злобы, выпаливает глава МТС.

— А познакомиться с этой язвой можно? — интересуюсь. Собеседник в ответ молча пожимает плечами.

— Можно. Я его как раз в правлении только что видел, — приходит к нему на помощь Марков.

Действительно, главный агроном зерносовхоза Мархинский оказался в здании правления МТС.

Главный оказался недавним выпускником Омского сельскохозяйственного института (первое в Восточной Сибири высшее сельскохозяйственное учебное заведение открылось в Иркутске только в прошлом году), и сразу после выпуска в 1926 году пошел работать в Мархинский, так как сам был родом из здешних мест. Желая прощупать молодого агронома (надо же, тут везде молодежь!) — ведь не зря у специалистов Наркомзема успел нахвататься кое-чего, — спрашиваю:

— И какую же систему земледелия вы исповедуете? По Вильямсу, Прянишникову или по Тулайкову?

— Система земледелия – не Святое Писание, чтобы ее исповедовать, — степенно отвечает молодой человек. — К любой системе надо со своим умом подходить, да со знанием местных условий. Вот, скажем, зимы тут у нас малоснежные, влаги не хватает. Так мы у Тулайкова берем его систему снегозадержания и расчеты изменения сезонной потребности во влаге для разных культур.

— А как вы к мелкой вспашке относитесь? — вставляет свое слово Тихон Михайлович Руднев из Совхозцентра.

— Хорошее дело. Перспективное, — отвечает агроном.

— Вот видите, что практики-то говорят! — торжествующе поворачивается к нам Руднев.

— Мелкая вспашка влагу в почве помогает задержать, что для нас очень важно, — продолжает наш собеседник, к удовольствию Тихона Михайловича. — Но только подумали мы, прикинули, и решили пока ею не заниматься.

— Что же так? — Руднев на глазах скисает.

— Сами рассудите, — молодой специалист начинает перечислять, каждый раз, называя очередной пункт, встряхивая кистью руки. — Система мелкой вспашки требует очень высокой степени очистки посевного материала, целого комплекса мер по борьбе с сорняками, и правильно организованного севооборота, так? При нашей теперешней технической оснащенности, при недостатке качественных сортовых семян для посева, при том, что севообороты только-только начинаем налаживать, мы эту систему по всем правилам не осилим. Сортировать семена и бороться с сорняками на данном этапе мы можем только за счет массового применения малопродуктивного ручного труда. А где его взять? Вот когда все необходимое будет в наличии, я первый буду эту систему внедрять, — заканчивает он.

— А с урожаями у вас как? — это ведь ключевой вопрос, и не только для меня.

— Не очень, — посуровел лицом агроном. — В прошлом году девять центнеров пшеницы с гектара сняли, правда, в 1927 – уродилось одиннадцать. Сложные тут условия. Заморозки часто посевы бьют, а иной раз пшеница и вызреть не успевает, под снег уходит. Ячмень тут куда как лучше родится, но одним ячменем сыт не будешь. А вот сортов пшеницы, чтобы специально для наших мест, пока еще нет. Правда, Анна Николаевна с позапрошлого года у нас семеноводческой работой занимается на селекционной станции. Но новые-то сорта не в один год выводятся. Эх, — оживился он, — вот под Покровском хорошие земли есть! Там, при правильном подходе, и до тридцати центнеров можно взять, а в урожайный год, пожалуй, и больше.

— А тут не сможете? — мне стало интересно. Ведь по остальной Якутии пшеницы хорошо, если 4–5 центнеров с гектара берут, а то и 1,5–2 выходит. Фактически только семена оправдать.

— Ну-у, мы тоже сложа руки не сидим, — парировал он. — Травопольную систему Вильямса начинаем внедрять. А чтобы на первых порах не сократить запашку под хлеба, мы окрестные залежи и целину поднимаем, благо, трактора теперь есть, и с ними можно с такой задачей справиться. Вот мы часть залежи под культурные пастбища и отвели. Правда, из облисполкома на нас нажимать пытались. "Нечего траву сеять, — кричат, — надо все под хлебную запашку пускать! Нам самому товарищу Эйхе в Иркутск рапортовать об увеличении посева хлебов, а вы тут траву разводите!". И никакие доводы на них не действуют. Пришлось до крайкома дойти, ходоков в Иркутск к Сырцову посылали, так он телеграмму в Якутск тут же отбил, чтобы нас в покое оставили. Засеяли мы луговыми травами приличный клин. Заодно малость коровок прикупили и лошадок. Рассчитали, по методу Прянишникова, на какие почвы какие удобрения вносить, и сочетаем минеральную подкормку с внесением навоза и перегноя. Так что мы от всех систем что-нибудь полезное берем, — вернулся он к вопросу, который был задан ему самым первым.

— А где же тут у вас фермы? — поинтересовался Тихон Михайлович. — Я что-то не заметил.

— Пока нету. Коров и лошадей работники совхоза на своих приусадебных хозяйствах содержат.

— Как же так? А обобществление? — удивился Руднев.

— Так они обобществленные! — засмеялся молодой специалист. — Тут у нас такая хитрая матрёшка образовалась. Сам-то зерносовхоз животноводством особо не занимался. А вот приплод от скотины, что в приусадебных хозяйствах держали, мы оформили как паи в мясомолочную артель. Контракт с кооперативными заготовителями заключили, сепаратором обзавелись, сейчас с их помощью и вскладчину с несколькими колхозами мясохладобойню под Якутском собираемся строить. А с прошлого года у нас и свой зоотехник есть, — тут он улыбнулся, вспоминая что-то ему одному ведомое, и продолжил:

— Хороший парнишка. Курсы для односельчан организовал, а сам ко мне плакаться пришел. "Меня, — говорит, — мужики слушать не будут. Скажут – яйца курицу не учат". Это он верно подметил. Даже и своего слушать не стали бы, а уж если бы кто со стороны приехал… В общем, присоветовал я ему. "Пройдись, — говорю, по дворам, уточни, у кого скотина лучше всего содержится, у кого надои хорошие, у кого привесы побольше. Вот пусть они первые у тебя на курсах и выступят, расскажут, как правильно скотину растить". — "Так многие из них складно двух слов связать не могут" – возражает мне он. — "А ты с ними заранее переговори, да все в мелочах выспроси, что да как они делают. Глядишь, у них самих в мозгах все по полчкам и разложится. И на курсах этих, — меньше сам говори, а больше их спрашивай. Так, под сурдинку, глядишь и сам что полезное им втолкуешь".

Интересная выдалась поездка. И люди нам встретились интересные. Но дела настоятельно звали обратно, в Москву.

Обратная дорога в Москву прошла в раздумьях. Очень меня беспокоили перспективы зернового баланса текущего, 1929 года. От успехов хлебозаготовительной кампании этого года зависело, сумеем ли мы обеспечить экспортную программу, и, следовательно, сумеем ли заработать достаточно валюты для импорта оборудования и демонстрации своей кредитоспособности. Кроме того, неуспехи в хлебозаготовках могли укрепить позиции тех, кто призывал к форсированию темпов коллективизации и разворачиванию борьбы с кулачеством вплоть до полной его ликвидации.

Разумеется, экспортная программа зависела не только от хлеба. Вклад лесозаготовок и заготовок разнообразных видов сельскохозяйственного сырья (помимо зерна) в нашу экспортную программу был еще более значительным. Но на зерно падала еще одна важная функция, которую нельзя было заменить ни лесом, ни мехами, ни льном – продовольственное снабжение городов. Вместе с развитием индустриализации росло и городское население. Росло быстрее, чем удавалось поднять производство сельскохозяйственных продуктов. А вытащить дополнительный хлеб из деревенских единоличников можно было только двумя путями – либо силой (в какие бы формы она ни облекалась), либо встречным предложением пользующихся спросом товаров по приемлемым для крестьянина ценам. Однако оба этих пути имели естественный предел в низкой производительности единоличного хозяйства даже у зажиточных крестьян. Поэтому без организации крепких колхозов и крупных совхозных "зерновых фабрик" проблема быстрому решению не поддавалась.