В Зеленодольске Калашников провел две недели, натаскивая Настю перед экзаменами. Он был озабочен главным образом тем, чтобы загрузить ее как следует, чтобы девушка не слишком отвлекалась на собственные горести. Опасался он и возможных ее встреч с Николаем, которые вполне могли снова выбить Настю из колеи. Вопреки его опасениям, Настя дошла до экзаменов без происшествий. Да и сами экзамены она с грехом пополам сдала. Виктор вздохнул было с облегчением.

Но уже на следующий день, когда Настя в компании одноклассников решила отметить торжественное событие, нехорошие предчувствия Калашникова сбылись. В компании оказался Николай.

Едва войдя в дом, где происходила вечеринка, и выйдя из прихожей в гостиную, Настя заметила, что среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Увидев Николая, девушка замерла. Сердце екнуло, и забилось чаще. Она покачнулась, прислонившись к дверному косяку, горло ее перехватило спазмом. Николай заметил направленный на него взгляд и поднял глаза. Веселая улыбка, с которой он обнимал за плечи сидящую рядом девчонку, сползла с его лица, сменившись тревожным выражением, как только он узнал Настю.

Настю уже не терзало былое сожаление, что такой видный парень, к которому льнуло ее сердце, оказался для нее потерян. Теперь она ясно видела, что от него и не приходилось ожидать какоголибо чувства верности. Но обида, нанесенная тем майским вечером в Городе, вспыхнула с новой силой. Затянувшаяся было душевная рана вновь открылась.

Через несколько мгновений, вновь обретя дыхание, Настя, ни на кого не глядя, оттолкнулась от косяка и пошла к выходу, не обращая внимания на недоуменные возгласы подруг. Ктото из них пытался догнать ее и остановить, но она лишь молча вырвала руку и выскочила за дверь. Нет, она не отправилась бродить бесцельно по Зеленодольску и проливать безутешные слезы. Глаза ее были сухими. Но когда Калашников увидел ее, вернувшуюся домой гораздо раньше, чем он ожидал, он на мгновение прикусил губы.

Настей овладело безразличие. Она не отмалчивалась, не упрямилась, не рыдала и не закатывала истерик. Но на его вопросы она отвечала односложно, слова слетали с ее губ с какимто механическим, безжизненным выражением, а на лице была написана лишь тупая покорность судьбе — и ничего более. Виктор испугался.

Психиатр Зеленодольской клиники, которого Калашников пригласил к себе будто бы как знакомого на чай, высказал после своего визита простое и достаточно категорическое суждение:

"Не сумеете встряхнуть, разовьется аутизм. Она замкнется, перестанет реагировать на окружающее. Тогда прогноз будет паршивый. Очень паршивый".

Калашников в отчаянии бросился к своему лучшему другу, Юрке Сухоцкому.

Юрий велел ему немедленно приходить в Совет, сразу же после его телефонного звонка, едва услышал его взволнованный голос. Калашников кратко обрисовал ситуацию. Сухоцкий вздохнул:

"Понимаешь, делото ей найти — не фокус. И загрузить ее можно выше головы. Да вот встряхнет ли это ее? Так и будет тянуть лямку, ни на что не реагируя, ни во что особо не вникая… А Надька моя с детским домом и так зашивается, ее уже ни на какие больше подвиги подписать невозможно. Может, Таню Гаврилину побеспокоишь?"

Калашников нервно мотнул головой:

"Сколько раз тебе говорить — нет у меня с нею связи. Как она год назад с Мильченко ушла, так и пропала. Сережку расспрашивать бессмысленно. Он говорит только — она в Городе, жива, здорова, детей воспитывает. Ну и что мне с его слов — я и сам почти все время в Городе!" — Виктор подавил вздох, нервно сжимая пальцы. — "Допросить бы его с пристрастием, да как его за хоботто взять?"

Виктор замолчал на несколько секунд, потом рубанул воздух ладонью:

"Что толку рассуждать — если бы, да кабы. Ты же знаешь, она и раньше не особенното ко мне прислушивалась. Родила мне троих, а даже в дом ко мне не захотела перебираться. Надо нам тут, на месте, решение искать. Пропадет же девчонка!"

"Ладно, я тебе из рукава решение не выну", — немного раздраженно ответил Сухоцкий. — "Буду думать. И ты думай, с людьми поговори".

"Поговорю…" — вздохнул Виктор и встал с места, понимая, что разговор окончен.

После ухода Калашникова Юрий несколько минут нервно покусал губы, но ничего подходящего в голову так и не приходило, и он засел за текущие дела. Рабочий день уже подходил к концу, когда вдруг зазвонил телефон внутренней спецсвязи.

"Откуда бы это?", — тревожно подумал Юрий. — "Если из штаба… Не стряслось ли что опять с литовцами? Или нападение на нефтепромыслы?"

Подняв трубку, он сразу узнал голос Сергея Мильченко.

"Привет, Юрий! У меня важные новости".

"Выкладывай!" — все еще обеспокоенный, бросил Сухоцкий. Сережка редко приносил приятные известия.

"Я тут совершил интересное турне по области. Все соль пытался купить".

"И как, купил?" — чуть насмешливо спросил Юрий.

"Нет. Нету нигде соли. Даже в Беляховске нет".

"И это все новости?" — несколько успокоившись, спросил Сухоцкий.

"Нет, это вообще не новости. Подлые дела творятся на Восточной магистрали. Этот хмырь, командир Центральных, подбирает всю тамошнюю братву под себя. Они прочесывают окрестности, подбирают все остатки оружия. К ним перебегают люди из Восточной дивизии и Южной бригады. Вся центральная часть области уже под контролем этой группировки. Они отбили соляные месторождения у Восточных, — вот почему соли нет, — стали взимать пошлину за проезд по железной дороге, захватили кусок южной границы и там во всю торгуют с Польшей — запасают боеприпасы. Мелкие бандгруппы стали подозрительно часто крутиться вокруг нефтяных вышек в Залесье. Их разведка несколько раз наведывалась в Город".

"И что ты предлагаешь? Опять воевать?" — в сердцах бросил Юрий.

"Я не предлагаю. Четыре дня назад они совершили налет на стоянку бронетехники Южной бригады. Две бронемашины увели, остальные пожгли с обеих сторон в ходе боя. В тот же день они подбили из засады танк Восточной дивизии. А позавчера я собственными глазами видел группу с гранатометом в засаде у шоссе близ Ольховки. Я их спугнул, но сам едва ноги унес".

Сухоцкий коротко выматерился, потом буркнул — "извини, это к тебе не относится".

"Я не предлагаю воевать", — повторил Мильченко. — "Но чтобы нас не втянули в новую войну в очень невыгодных для нас условиях, надо, во — первых, всю тяжелую технику и авиацию взять под усиленную охрану. Эта новая группировка — буду называть ее для краткости по — прежнему — Центральная — явно стремится сначала выбить у своих противников тяжелое оружие. Бронетехники у них самих маловато, вот и стремятся уравнять шансы. Но одной охраной тут не обойтись. Надо им хвост маленько прищемить, чтобы не лезли".

"Так это все равно война!" — раздраженно выпалил Сухоцкий.

"Это смотря как к делу подойти. Если ты мне дашь пяток ребят, я их одену в обычный камуфляж без знаков различия, поднатаскаю, и мы осторожненько будем Центральных пощипывать, чтобы им стало не до походов на Город или на Залесские нефтепромыслы. Будем выбивать главарей, нападать на склады боеприпасов, вообще устроим им веселую жизнь". — Быстро, на одном дыхании проговорив все это, Мильченко замолчал.

Юрий тоже молчал некоторое время, обдумывая сказанное. "Ладно", — сказал он наконец, — "трех, ну, может, четырех человек я, пожалуй, дам. Может, из этой затеи что и выйдет".

"Ребят подбери не самых хилых, но не из разведки. Чтобы не было разговоров — куда это, мол, разведчиков послали, то да се… Жду их второго июня близ станции у Комсомольского курорта, у известных тебе складов, там, где, помнишь, на первом году нас твоя Надька с пулеметом здорово выручила. Дашь им задание — скажем, обследование западной оконечности Земландского полуострова для уточнения карты радиационного загрязнения". — Сережкин голос в телефонной трубке на мгновение замер. — "О нашем разговоре — больше никому ни слова. Даже Калашникову. Об активизации Центральных — предупреди, а о моем плане, пожалуйста, молчок. По телефону больше связываться не будем. Со старшим группы передай, когда и на какой волне ваша радиостанция будет меня слушать. Связь кончаю".

"Да, а откуда же ты звонишь? Это же спецсвязь!" — спохватился Сухоцкий.

"Много будешь знать — скоро состаришься!" — весело ввернул Сережка и в трубке зазвучали короткие гудки.

Сергей уже не был уверен в надежности телефонной связи. Поэтому говорил он с Сухоцким из подвала здания Зеленодольского Совета, подключившись к линии спецсвязи напрямую.

"Если у Ольховки уже была засада, то действовать придется немедленно". — Теперь Юрий уже сам схватился за телефон спецсвязи, соединяясь со штабом дивизии. Нужно было переходить на усиленный режим охраны.

Людей Сережке Сухоцкий решил подобрать сам, чтобы не было лишних разговоров. Но кого послать? Все специалисты на счету. Офицеров и действующий резерв ополченцев использовать невозможно — там вообще людей катастрофически не хватает, да и слишком очевидно. Придется посылать мальчишек первого призыва, только с начальной подготовкой.

"О! Коменская!" — вдруг мелькнуло у Юрия в голове. — "У Мильченко она про все забудет. Этот сорванец им такую жизнь устроит — мало не покажется. Тем более, что им, похоже, под пули лезть придется. Там будет не до несчастной любви".

Сухоцкий крутанулся на кресле и потянулся к компьютеру. Несколько щелчков мышкой, мелькание цветных таблиц, и вот:

"Коменская Анастасия… Год рождения… Место рождения… Коммунарка с… года… Гражданская специальность — биолог (медсестра — агроном — ветеринар)… Начальная военная подготовка — санинструктор, снайпер…"

"Годится", — решил Сухоцкий. — "Санинструктор им не помешает. И для прикрытия подходит, и вообще". — Юрий снова снял телефонную трубку и позвонил Калашникову.

"Виктор?" — его голос был сух и официален.

"Это ты, Юрка?", — несколько удивленно переспросил Калашников.

"Здесь Сухоцкий", — так же сухо отозвался Юрий. — "Передай бойцу допризывного резерва Анастасии Коменской, что штаб территориальной дивизии приказывает ей явиться завтра в 8.00 в комендатуру Зеленодольского гарнизона для получения мобилизационного предписания".

"Вас понял", — по прежнему удивленно отозвался Калашников. — "Но… ведь для нее срок призыва будет только осенью?"

"Тебе могу сказать — обстановка накаляется, и мы потихоньку, скрытно вынуждены начинать досрочный призыв. Решение будет принято не сегодня — завтра. Для нее же будет лучше, если все будет официально и безо всяких предварительных разъяснений", — несколько мягче добавил Сухоцкий. — "До свидания, Виктор".

В 8.00 Настя, еще немного сонная, но уже приобретшая способность соображать, стояла рядом с тремя незнакомыми молодыми парнями перед дверью комендатуры. Через минуту к дверям подошел Сухоцкий в полевой офицерской форме и, бросив часовому — "это ко мне" — провел всю четверку в здание. Там, в кабинете военного комиссара Зеленодольского района, он объявил им:

"Сегодня будет подготовлен и подписан приказ военкома о досрочном призыве вас на действительную военную службу. Однако проходить ее вы будете не в нашем гарнизоне, не в погранотряде и не в ополчении Города. У нас остро не хватает людей, а необходимость заставляет провести детальную разведку радиационной обстановки западнее Города. Для этой цели мы формируем отдельную группу. С завтрашнего дня вы поступите в распоряжение старшего группы, вашего командира.

Приказываю: сегодня до 14.00 подготовить одежду, смену белья, обувь и предметы личной гигиены для работы в полевых условиях. В 14.00 явиться сюда же, для получения карт, сухого пайка, личного оружия и для краткого инструктажа. О приказе не болтать! Вопросы есть? Вопросов нет. Свободны до 14.00".

Настроение Насти вовсе не изменилось после получения этого приказа. Она приплелась домой и бесцветным голосом спросила Калашникова: "Вы не поможете мне собраться?"

"Куда?" — удивился Виктор. После телефонного звонка Сухоцкого он понемножку начал догадывался, что затеял его друг, но весьма приблизительно, еще не представляя себе деталей.

"Для работы в полевых условиях", — так же, без интонаций, пояснила Настя. — "Смена белья, одежда, обувь. Паек дадут".

"Так", — быстро произнес Виктор, — "а что, форму вам не выдадут?"

"Не знаю", — равнодушно пожала плечами девушка, — "приказано одеваться в свое".

"Тогда берешь свою плотную хлопчатобумажную куртку, джинсы, кроссовки на ноги и одну пару на смену, фланелевую рубашку, две футболки. Смену белья сама сообразишь". — Он подумал немного и добавил — "Паек пайком, а возьмика ты с собой шоколад и глюкозу с аскорбинкой. Я тебе соберу пакетик".

В 14.00 четверка снова собралась перед зданием комендатуры. Все трое ребят дружно бросали на девушку быстрые взгляды, что ее, впрочем, никак не волновало, даже не раздражало. Глядят? Ну и пусть глядят.

Из дверей выглянул какойто офицер в лейтенантских погонах и жестом пригласил их внутрь. На этот раз разговор состоялся в каптерке.

Лейтенант проверил содержимое их вещмешков:

"Имя? Фамилия?"

"Боец Галактионов! Алексей…"

"Вот что Алексей, — вторая куртка и мясная тушенка, тем более, что в стеклянной банке, — лишнее. Оставить здесь. Ясно?"

"Ясно… Так точно!" — поправился высокий, немного грузноватый Галактионов, тряхнув пшеничным чубом.

"Так… Сойдет… А что здесь?"

"Шоколад и глюкоза", — равнодушно бросила Настя.

"Имя? Фамилия?"

"Боец Коменская. Анастасия", — так же равнодушно ответила девушка.

"Годится, Анастасия", — слегка передразнивая ее равнодушный тон, заключил лейтенант.

Следующим был рюкзак крепко сбитого паренька с грубоватым лицом.

"Так… Здесь порядок. Имя? Фамилия?"

"Боец Виталий Захария!" — четко отрапортовал паренек.

Лейтенант только кивнул в ответ.

"Следующий!.. А это что тут у нас? Одеколон? Лишнее. Два свитера? Лишнее. Носовые платки? Да вы куда собрались? Имя? Фамилия?"

Невысокий щуплый паренек густо покраснел, косясь на кучу вещей, которую лейтенант выгреб из его рюкзака:

"Таланкин… Боец Таланкин Константин. Это мне все мама положила!" — произнес он извиняющимся, чуть не плачущим голосом.

Лейтенант осмотрел его критическим взглядом с головы до ног и заявил:

"Что маму слушаетесь — хорошо. Но с сегодняшнего дня извольте привыкать к самостоятельной жизни, обо всем думать самому, за все отвечать самому и за маму не прятаться! Ясно?"

"Так точно!" — выдохнул Таланкин.

"Теперь получите личное оружие. Воевать вам в проекте не намечается, поэтому оружие только для самозащиты. Боец Галактионов!"

"Я!" — чуть замешкавшись, откликнулся Алексей.

"Вы у нас стрелок — гранатометчик. Ну, гранатомет вам ни к чему, а автомат мы вам дадим. Получите, проверьте номер и распишитесь. Вот ремень, подсумок, три снаряженных магазина".

"Боец Коменская!"

"Я!"

"Вы у нас санинструктор — снайпер. Снайперская винтовка там опять же ни к чему. Держите пистолет Стечкина и к нему два снаряженных магазина. И ремень с кобурой. Вот еще вам сумка с медицинской укладкой. Проверьте номер и распишитесь в журнале выдачи. Проверьте укладку сумки и также распишитесь".

"Боец Захария!"

"Я!"

"Так, вы у нас механик — водитель и радист. Вам тоже пистолет Стечкина, два снаряженных магазина и ремень с кобурой. Плюс к тому УКВ — радиостанция. Радиус действия — 40 км. К ней один запасной аккумулятор. Сверьте номера и распишитесь".

"Боец Таланкин!"

"Я!"

"А — а-а, так это вы у нас дозиметрист. Тогда получайте: пистолет Макарова, две запасные обоймы, ремень с кобурой, радиометр — рентгенметр, запасные аккумуляторы к нему, командирский планшет, журнал наблюдений, комплект карт, цветные карандаши "Тактика". Все проверьте и распишитесь".

Затем лейтенант открыл какуюто коробку и полез в нее рукой:

"Каждому получить еще и индивидуальный медицинский пакет с противорадиационными средствами. За пакет распишитесь вот тут".

Когда последняя подпись была поставлена, лейтенант объявил:

"Сухпаек получите в соседней комнате. Да, боец Таланкин, сегодня же карты радиационной обстановки поднять — слегка оттушевать лесные массивы, водоемы и реки, показать цветом источники, обозначить названия населенных пунктов. Карта Генштаба у вас в комплекте есть, возьмете все сведения оттуда. Завтра всем явиться к 6.30 на платформу железнодорожной станции. Вольно, исполняйте!"

Вечером, в доме у Калашникова, Настя окончательно укладывала свой нехитрый багаж перед сном. Когда она положила рядом со своей кроватью ремень с кобурой, в которой лежал только что полученный пистолет, в ее глазах чтото мелькнуло. Она опустилась на колени, вытащила изпод кровати небольшой чемодан, раскрыла его, и, недолго порывшись в нем, извлекла на свет брезентовый ремень, к которому были подвешены кожаные ножны с десантным ножом. Через несколько минут эти ножны вместе с ножом перекочевали на ремень с кобурой.

Виктор смотрел на это с некоторым удивлением. Настина история в подробностях была ему неизвестна. Хотя девушка и рассказывала ему, что она пришла в коммуну из Прямоторовки, где ее родителей убили бандиты, присутствие десантного ножа в личных вещах совсем еще молодой девушки было довольно необычным. Однако Калашников быстро сообразил, что с этим ножом связаны какието давние воспоминания, и даже обрадовался, что в его подопечной проявились хоть какиенибудь чувства, кроме пугающего его тупого безразличия, из которого она так и не выходила последние двое суток.

На следующее утро в 6.30 Настя исправно явилась на платформу у железнодорожной станции. Там уже стоял Виталий Захария, нисколько, казалось, не смущенный ни ранним утром (заставлявшим Настю то и дело позевывать и сонно щуриться), ни утренней прохладой (заставлявшей Настю, которой было лень доставать куртку из рюкзака, то и дело поеживаться). Виталий, не стесняясь, в упор разглядывал Настю, которая игнорировала столь пристальное внимание и лишь время от времени косилась на него с ироничным прищуром. Через несколько минут подошел Галактионов, а сразу вслед за ним, запыхавшись, прибежал Таланкин.

Юрий Сухоцкий появился неожиданно. Никто не видел, как он подошел. Лишь Настя почемуто вдруг оглянулась и увидела Сухоцкого, который стоял в двух шагах у них за спиной.

"Боец Галактионов! Боец Таланкин! Каждому — по выговору за опоздание".

"Есть выговор…" — смущенно пробормотал Алексей.

"Есть выговор…" — как эхо, повторил за ним Костя Таланкин.

"Времени на торжественное принятие присяги перед строем у нас нет" — продолжал подполковник. Он достал несколько листков бумаги и раздал их новобранцам. — "Повторяйте за мной…"

Когда фраза за фразой присяга была произнесена, Сухоцкий вытащил авторучку:

"Каждый поставьте под текстом присяги фамилию, дату, и подпись".

Уладив формальности с присягой, подполковник произнес:

"Получите свои военные билеты и командировочные предписания" — и он достал из командирского планшета пачку документов. Когда бумаги были вручены, он добавил — "Старшим группы до прибытия под начало вашего командира назначается боец Захария".

"Есть!" — ответил Виталий.

"Вручаю вам конверты N1 и N2. Конверт N1 вскроете по прибытии в Комсомольский. Конверт N2 вручите нераспечатанным вашему командиру".

"А кто будет наш командир?" — спросил Захария.

"Тот, кто встретит вас в пункте, указанном в конверте N1", — пояснил Сухоцкий. — "Ровно в 7.00 вас заберет мотодрезина и доставит в Комсомольский. До подхода дрезины старшему группы еще раз проверить одежду, оружие и снаряжение бойцов. Выполняйте!"

Виталий придирчиво осмотрел обувь, ремни, оружие, содержимое вещмешков и рюкзаков, заставил подтянуть ремни и подогнать лямки. Затем обратился к Сухоцкому, вытянувшись перед ним по стойке "смирно":

"Товарищ подполковник, разрешите доложить?"

"Докладывайте".

"Оружие и снаряжение в порядке. Группа к выходу на задание готова. Докладывает старший группы боец Захария".

"Хорошо", — кивнул Сухоцкий. — "Боец Коменская!"

"Я", — Настя повернулась к подполковнику.

"Правила дезактивации помните? Схемы применения противорадиационных препаратов помните?"

"Так точно, помню".

"Поверю вам на слово. Учтите, там можно нарваться на сильно зараженные участки. Так что от вас будет зависеть здоровье, а не исключено, что и жизнь ваших товарищей. Может быть, даже больше, чем от автомата Алексея", — Сухоцкий чуть улыбнулся.

"Я постараюсь", — не по уставному ответила Настя.

"Вольно", — Юрий махнул рукой. — "Боец Захария! Когда встретите командира, передашь по рации сигнал — тройка, тройка, тройка. Рация уже настроена на нужную волну. Дальнейшая связь — только по приказу командира. Ясно?"

"Так точно", — отозвался Захария.

"Тогда — до свидания и счастливого пути!". — Сухоцкий козырнул, повернулся кругом и зашагал прочь от станции. Его мысли были не столь бодрыми, как его слова. Всетаки он посылал этих необстрелянных птенцов совсем не на прогулку и даже не на учения…

Дрезина подошла в назначенное время. Ее вел неразговорчивый пожилой железнодорожник в старой камуфляжной форме, места перепачканной машинным маслом. Он неодобрительно косился на компанию совсем еще сопливых, с его точки зрения, ребятишек, уже получивших в руки оружие.

Дорога на Комсомольский всем ребятам была знакома. Доводилось по ней ездить и Насте. Но ни один из них еще не доезжал до самого Комсомольского. Если по пути до Пуликово все в основном клевали носом и лишь изредка посматривали сонными глазами по сторонам, то проехав этот поселок, сразу оживились и стали внимательнее рассматривать окружающий пейзаж.

Железная дорога сначала шла полем, затем нырнула в лесок, где пересекла глубокий, заросший черной ольхой овраг, на дне которого тек ручей. Затем дорога снова пошла среди лугов, перемежающихся рощами. Справа по ходу мотодрезины вдали за деревьями мелькнула верхушка маяка, что стоял у Комсомольского, но почти сразу же после этого дорога вновь пошла лесом, и маяк скрылся из виду. Вдоль полотна почти непрерывно тянулись заросли дикой малины и ежевики.

Вскоре слева показались заброшенные, частью почти целые, частью ободранные окрестными жителями домики на бывших садовых участках, оплывшие валы — остатки старинного немецкого стрельбища, а потом стала видна и железнодорожная ветка, подходящая к Комсомольскому от Города. Впереди уже виднелись дома, здание станции, платформы и станционные склады. Дрезина замедлила ход и остановилась, не доезжая станционного здания, близ которого стояло несколько телег с впряженными в них лошадьми и одна тележка на пневматическом ходу, запряженная здоровенным битюгом с густой длинной гривой.

Высадившись на платформу, ребята наперебой поблагодарили молчаливого железнодорожника, который буркнул чтото в ответ, и столпились вокруг Виталия.

"Витька, не тяни!" — не выдержал Галактионов.

"Чего — не тяни?" — переспросил тот.

"Да вскрывай конвертто!" — Алексей нервно переминался с ноги на ногу и теребил правой рукой ремень автомата, закинутого за спину.

"Не дергайся. Никуда этот конверт от вас не денется", — с этими словами Захария нарочито медленно вытащил конверт из — за пазухи и так же неторопливо вскрыл его.

В конверте на листе бумаге была грязноватая ксерокопия карты Комсомольского, на которой красным карандашом был обозначен маршрут, а в углу листа — более подробная схема какихто строений, возле одного из которых был поставлен карандашом красный крестик.

Ребята несколько минут разглядывали карту, тесно сгрудившись вокруг нее и чуть не отпихивая друг друга плечами. Затем Захария не очень уверенно произнес:

"Ну, вроде бы все ясно…" — и, перейдя на более уверенный и властный тон, — "Слушай мою команду! В колонну по одному, по росту, становись!".

Суетясь и толкаясь, Настя, Алексей и Костя разобрались по росту.

"За мной, шагом — марш!" — и глянув с досадой, как ребята безбожно путают ногу, упавшим голосом бросил — "не в ногу!.."

И четверка пошла по улицам Комсомольского. Едва они отошли метров сто от станции, имевшей мало — мальски обжитой вид, как им стали попадаться свидетельства запустения и разорения. Недалеко от станции чернели развалины сожженного нефтехранилища, ржавели покореженные емкости изпод горюче — смазочных материалов. Дальше шли дома, имевшие совершенно заброшенный вид — выбитые окна, заросли бурьяна вокруг, непомерно разросшийся кустарник под окнами, вылезающий на дорожки, едва угадывающиеся в густой траве.

Поворот на шоссе, указанный на карте, было мудрено пропустить — шоссе было неширокое, но добротное, обсаженное по обеим сторонам старыми массивными деревьями. Такими были в этих местах большинство шоссе, построенных еще при немцах. Ребята вслед за Виталием свернули направо и двинулись по шоссе. Вдоль этой дороги тянулись какието здания, видно, некогда принадлежавшие воинским частям. Здесь печать запустения была еще более отчетливой. За заборами торчали полуразрушенные бараки с сохранившимися кое — где остатками крыши, с пустыми глазницами окон. Рядом с ними, усугубляя зрелище развала, торчали местами посреди бурьяна и кустарника остовы и отдельные узлы какихто машин.

Затем строения стали реже, дорога пошла среди травянистых пригорков, на которых кое — где росли высокие и толстые старые деревья, пересекла вившийся между ними небольшой ручеек. Наконец, невдалеке от шоссе показалось и место, обозначенное на карте как конечный пункт их маршрута. Немного на взгорочке стояло здание, когдато бывшее магазином — на нем даже сохранилась вывеска. А за ним торчало здание склада.

Ориентируясь по схеме, нарисованной в углу карты, Захария повел ребят во двор магазина.

"Вроде бы здесь…" — неуверенно произнес он, оглядываясь. Вокруг никого не было.

"Дайка карту, Сусанин!" — и Галактионов нетерпеливо рванул карту у него из рук. Посмотрев на нее с минуту, он таким же неуверенным голосом подтвердил:

"Да, должно быть, здесь…"

Ребята еще поозирались по сторонам, но вокруг было тихо и пустынно.

"Ну, старшой, что делатьто будем?" — спросил Алексей Галактионов.

В этот момент позади них раздался тихий свист, но когда они резко обернулись на звук, то поначалу никого не увидели. Лишь когда свист повторился, уже заметно громче, Настя обратила внимание на крышу склада. Послышался мягкий стук и ребята обнаружили шагах в четырех от себя, почти у самой стены склада, только что спрыгнувшего прямо с крыши высокого крепкого мужчину не старше тридцати лет, в легкой куртке из плащевой ткани и в серых джинсах, с небольшим рюкзачком за спиной. Оружия, во всяком случае, на виду, у него не было.

"Ну, здорово, воинство! Кто здесь старший?"

Настя во все глаза смотрела на этого человека, с которым судьба ее столкнула более трех лет назад. Но вспыхнувший было в ее глазах интерес быстро погас.

"Старший группы боец Захария!" — отрапортовал Виталий. — "Приказано вручить вам" — и он протянул незнакомцу конверт N2.

Тот взял конверт, опустил его в карман, не распечатывая, и проговорил четко и раздельно:

"Я — сержант Сергей Мильченко. Принимаю вашу группу под свое командование" — и затем уже раскованнее, нараспев произнес — "Да — а, первый блин явно комом. А если бы на крыше сидел совсем не тот, кого вы ждали? Вы даже на свист меня не сразу обнаружили!"

Ребята пристыжено молчали.

"Ладно, ладно, не падайте духом. Дело поправимое — всему научитесь. Ну, а теперь посмотрим, что там пишет Сухоцкий?" — и с этими словами Мильченко извлек и надорвал конверт из плотной коричневой бумаги.

"На самом деле тут большая часть предназначена вам, а не мне. Приказом по Северо — Западной территориальной дивизии создается отдельная боевая группа в составе… Ну, состав вы и так знаете. Командиром назначаюсь я. Боевую задачу также получите от меня".

"У нас задание — радиационная разведка!", — с некоторым вызовом выпалил Костя Таланкин. Мильченко поднял на него глаза и некоторое время молча сверлил его тяжелым, исподлобья, взглядом.

"Во — первых", — разомкнул он наконец губы, — "при обращении к старшему по званию нужно сначала испросить разрешения, назвав себя по званию и по фамилии. Во — вторых, при обращении нужно указывать воинского звание того, к кому обращаетесь".

Таланкин смущенно молчал, потом промямлил — "Виноват, гражданин сержант".

"В — третьих, у вас имеется письменный приказ?"

"Нет", — ответил за всех Захария, — "у нас есть только командировочные предписания".

"И что там сказано?"

Виталий развернул предписание:

"…Командируется для действий в составе отдельной группы для выполнения заданий командования".

"Так", — подытожил Сергей, — "у вас письменного приказа нет. А у меня есть. Прошу личный состав ознакомиться".

Все потянулись к бумаге, которую сержант Мильченко достал из конверта у них на глазах. Там действительно стояла печать штаба Северо — Западной территориальной дивизии и подпись подполковника Сухоцкого. После пунктов, оповещавших о формировании отдельной боевой группы, о ее составе, о назначении сержанта Мильченко их командиром, шел туманный и в тоже время недвусмысленный пункт:

"Боевые задачи группы определяются ее командиром, который подчиняется непосредственно начальнику штаба дивизии и подотчетен только ему".

"Вот так!" — Мильченко вынул приказ у них из рук, щелкнул невесть откуда взявшейся зажигалкой, — "а ктото, кажется, хотел покуситься на полномочия начальника штаба подполковника Сухоцкого и потребовать у меня отчета?".

Приказ ярко вспыхнул и быстро догорел дотла. Сергей растер пепел носком ботинка по земле.

"У кого радиостанция?"

"У меня", — сделал шаг вперед Виталий.

"Так чего же ты ждешь? Три тройки в штаб!"

Захария слегка покраснел, выдернул маленький передатчик из чехла на поясе, включил питание, отщелкнул панельку микрофона… Когда в головном телефоне раздался голос дежурного по штабу, Захария четко, раздельно произнес — "Тройка, тройка, тройка" — и когда дежурный в ответ произнес — "принято" — выключил рацию и вновь спрятал ее в чехол.

"В одну шеренгу — становись!"

Ребята подравнялись по росту. Захария теперь оказался предпоследним, между Настей и Костей Таланкиным. Сержант устроил перекличку, чтобы уяснить, кто есть кто, а затем зычным голосом произнес:

"Слушай мою команду! За мной, по одному, интервал — четыре шага, бего — о-ом — марш!"

И Мильченко побежал легким, пружинистым шагом. Четверка потянулась за ним. Ребята быстро вошли в ритм бега. Вскоре они уже пересекли железнодорожные пути Зеленодольской ветки и начали углубляться по едва заметному, сильно заросшему проселку в лес, держась южного направления

Не прошло и четверти часа, а бежать уже стало тяжело. Алексей Галактионов откровенно сдавал, едва держался и Костя, Настя ухитрялась поддерживать заданный ритм на последних остатках самолюбия…

"Ша — гом!" — вдруг скомандовал сержант, когда Алексея повело из стороны в сторону и он замедлил бег, хватаясь рукой за горло, и пригибаясь, а Таланкин уже ухитрился отстать на добрые два десятка метров. Настя тоже была уже готова остановиться и упасть на землю.

Тяжело дыша, четверка поплелась за свои командиром, пытаясь успокоить дыхание, и совладать с сердцем, выскакивающим из груди. Так, шагом, они протопали еще с полчаса, постепенно успокаиваясь и приходя в норму.

"Бего — о-м, марш!"

На этот раз бойцы начали выбывать из строя уже минут через шесть — семь.

Мильченко обернулся, покачал головой и крикнул:

"Шагом! Шагом, доблестное воинство…"

Минут десять шли молча. Также внезапно, как он отдавал команды переходить на бег и на шаг, сержант скомандовал:

"Привал!"

Усевшись на обочинке лесного проселка, сбросив с ног кроссовки, и растянувшись на траве, бойцы отдыхали. Дав им немного поваляться в полном безделье, Сергей бросил:

"Слушайте сюда".

Ребята стали нехотя приподниматься и поворачивать головы в его сторону.

"Я немного введу вас в курс дела. Радиационной разведкой мы, конечно, заниматься будем и вполне всерьез. А еще мы будем разведывать возможные запасы оружия и боеприпасов в прежде необследованных западных районах. Но и это не главная наша задача. Главная будет посложнее. И нам предстоит прежде всего как следует подготовиться к ее выполнению. А сейчас вы очевидным образом не готовы".

"А что за задача?" — поинтересовался Таланкин.

"Задача будет вам поставлена не раньше, чем вы будете готовы к ее выполнению", — отрезал Мильченко. — "Или когда обстоятельства вынудят", — произнес он уже тише, почти что себе под нос. — "Времени на подготовку у нас не более двух месяцев. А может, и того не будет. Так что не обижайтесь — гонять буду и в хвост, и в гриву".

После короткого привала Сергей снова поднял свою группу:

"В колонну по одному — становись! За мной — шагом марш!"

И они все четверо снова двинулись за сержантом. Когда прошло минут пятнадцать, Мильченко обернулся и крикнул:

"Бегом марш!"

На этот раз он задал менее изнуряющий темп, бежал легко, почти трусцой. Ребята опять смогли продержаться не более четверти часа. Галактионов бежал, спотыкаясь, его шатало из стороны в сторону. Таланкин все чаще стал переходить с бега на шаг и все больше и больше и отставал.

Сержант бегом переместился в хвост колонны и подхватил Костю под руку:

"Бежать! Бежать, я сказал!" — он силой потащил Таланкина вперед, заставляя того принимать темп бега. Затем подошла очередь Галактионова.

На какоето время эти усилия возымели действие и бег продолжался еще три — четыре минуты. Когда Настя почувствовала, что окончательно сдает, что ее легкие разрывает, словно когтями, что рот полон противной липкой слюны, которую она не успевает сплевывать, а ноги перестают повиноваться, она услышала долгожданное — "Ша — гом!"

Теперь четверка не шла, а плелась, коекак переставляя ноги.

"Подтянуться!" — прикрикнул Мильченко. — "Держать интервал, равнение в затылок!"

С грехом пополам четверка подравнялась и пошла более или менее нормальным шагом.

Ребята уже не глазели по сторонам. Дорога шла то лесом, то краем поля, то взбиралась на холмы, то спускалась в лощину.

То вдали, то поблизости время от времени показывались домики близлежащих селений, иногда вполне обжитые, а чаще заброшенные.

Время пешего перехода тянулось, казалось, бесконечно. Солнце уже давно стояло высоко в небе и довольно чувствительно грело, несмотря на прохладный ветерок. Рюкзаки за спиной налились тяжестью, а их лямки немилосердно оттягивали плечи. Поясные ремни со всем, что на них навешано, больно врезались в тело. Четверка, разгоряченная бегом и длинным пешим переходом, начала расстегивать воротники рубах, закатывать рукава. Это, однако, мало помогало. Алексей Галактионов то и дело перебрасывал автомат с одного плеча на другое. Костя Таланкин и вовсе решил стащить с себя рубашку.

Это поползновение Мильченко пресек в зародыше:

"Боец Таланкин! Отставить!" — грозно прикрикнул он и добавил — "Не хватало мне еще хворых — простуженных. Нам болеть нельзя, нам надо задание выполнять!"

Хотя у каждого на запястье были часы, ребята потеряли счет времени. Они не знали, куда они идут, и насколько далека цель их передвижения. Сергей Мильченко, однако, время от времени поглядывал на часы и, наконец, объявил:

"Полдень уже миновал. Большой привал на обед!"

Все повалились на траву буквально там, где стояли. Однако сержант не дал им разлеживаться:

"Э — э, так не пойдет!" — твердо заявил он. — "Прежде всего надо уйти с дороги и найти поляночку, недоступную для наблюдения с проселка. Боец Захария!"

"Я!" — отозвался Виталий, с видимым усилием вставая.

"Быстренько отыщи подходящую полянку для привала".

Захария, сбросив с плеч вещмешок, поплелся выполнять приказание. Меньше, чем через пять минут он вернулся.

"Есть поляночка. Совсем рядом".

Поляночка оказалась вполне ничего. С десяток шагов в поперечнике, она была с трех сторон окружена молодой сосновой порослью метра полтора высотой и практически недоступна для наблюдения с дороги.

"Так, Виталий. Бери Алексея и Костю, заготовьте сушняк для костра, вырубите стоечки и перекладину для котелка. У вас, я вижу, котелков нет?"

"Так точно, нет", — подтвердил Захария.

"Ложек с собой тоже нет?"

"Нет".

"Тогда воспользуемся моим котелком, а ложки… Боец Коменская!"

"Я!" — отозвалась Настя.

"Пойдем, Настя, я покажу, где набрать воды, а сам тем временем придумаю чтонибудь насчет ложек".

Примерно в полусотне шагов от места привала за деревьями блеснула гладь озерка.

"Нука, Настя, сообрази — где мы находимся?"

Настя напрягла память и стала рассуждать вслух:

"Двигались мы… примерно на юг… значит, в сторону Города. Прошли километров пятнадцать — двадцать, во всяком случае, не больше. Озера в этих местах… да это же… наверное…" — она замялась в нерешительности, боясь со своим ответом попасть впросак, — "Колосовецкие пруды?"

"Точно. А который из них?" — снова задал вопрос Сергей.

Настя помнила по карте, что самый большой, нижний пруд, лежал западнее железной дороги, а между железной и шоссейной дорогами находился верхний пруд, чуть поменьше. Они, кажется, все время держались восточнее железной дороги… Нет, постойте… Вроде бы недавно они пересекли железку, а потом и шоссе… Нет, нет! Железку не пересекали. Только шоссе.

"Верхний!" — выпалила Настя.

"Молодец", — похвалил Мильченко, затем вытянулся и официальным тоном произнес — "От лица службы выношу благодарность за хорошие навыки ориентирования на местности!"

"Служу Родине, гражданин сержант!" — также вытянувшись по стойке "смирно" ответила Настя.

"Давно мы с тобой не виделись", — заметил Сергей. — "Уже тому больше трех лет, как ты меня из дюн на себе вытаскивала? Да, здорово ты подросла…"

"Ну, так уж и на себе", — слегка смутилась Настя. — "Вы тогда своими ногами шли. А я все гадала — узнал или не узнал? Я — то вас сразу признала, как только на крыше увидала".

"Я тоже, как вашу четверку увидел, сразу смотрю — знакомое лицо. Подошли поближе — ба, что за встреча! Да это же Настюха!" — Мильченко широко улыбнулся, затем сразу посерьезнел, — "Ну ладно, с воспоминаниями пока закончили. Нужно притащить воду. В самом озере лучше не бери, тут должен быть ручеек, в него впадающий, — зачерпнешь оттуда". — И Сергей протянул ей свой котелок.

Пока Настя носила воду, Мильченко отстегнул от пояса топорик, срубил небольшую осинку, сделал два кротких обрубка и расщепил каждый из них вдоль пополам. С этими заготовками он вернулся на полянку и там принялся торопливыми сноровистыми движениями вырезать из них ложки.

Тем временем котелок с водой был уже подвешен над весело гудящим костерком.

"Ребята!" — поднял голову сержант, — "там, на берегу озерка, вроде щавель растет. Наберитека для заправки супа несколько пучочков. Настя покажет, где".

Когда вода закипела, Сергей заправил варево щавелем, добавил немножко соли, а затем принялся достругивать ложки. Некоторое время спустя он засыпал туда имевшуюся у него с собой домашнюю лапшу и спросил:

"Тушенка имеется?"

"Так точно!" — опять за всех ответил Виталий.

"Нужно вывалить в супчик одну баночку. Будет сразу и первое, и второе".

Когда суп был готов, Сергей вручил каждому по деревянной ложке, а Насте отдал свою, алюминиевую — "Хлебайте!"

После обеда, когда костер был погашен, а котелок вычищен и вымыт, ребята растянулись на траве.

"На отдых еще двадцать минут", — объявил сержант, — "и в путь". Затем он спросил:

"Всем, наверное, хочется узнать, куда и зачем мы идем?"

"Хочется! Конечно, хочется!" — не по уставному, наперебой загалдели ребята.

"Объясняю ближайшую задачу. Мы идем на тренировочную базу, расположенную западнее города. И всем, конечно, хочется знать, почему не едем по железной дороге, а отправились на своих двоих?"

Все дружно подтвердили, — "да, интересно было бы узнать, зачем мы этот кросс бежали".

"Ну, положим, не бежали, а бежим", — уточнил Сергей. — "А причин две. Первая и главная — на базу нам лучше попасть без посторонних глаз. Хотя специально скрывать наше пребывание там мы не будем, все же лучше, чтобы об этом знали поменьше. Вторая причина — времени на тренировки нам и так не хватает. Поэтому считайте, что мы их уже начали. На этом пока все".

Второй привал Мильченко, вопреки ожиданиям ребят, организовал в деревне. Часов около семи вечера, когда солнце уже стало прятаться за макушки деревьев, а тени заметно вытянулись, вся пятерка вошла по уже пыльному проселку в деревню. Сергей подошел к одному из домов и, когда на лай цепного кобеля из дома выглянул хозяин, спросил запросто:

"Здорово, хозяин! Не накормишь ребяток? Нас тут пятеро", — и добавил, — "Солью заплачу".

"И вам желаю здравствовать!" — лицо хозяина, до того суровое и неприступное, при упоминании о соли значительно смягчились. — "Ступайте в хату!"

Пока хозяйка хлопотала у плиты, Мильченко, как старший, вел беседу с хозяином. Для начала сошлись, что весь ужин обойдется им в стакан соли. К слову сказать, у Мильченко с собой больше и не было. Затем, видя, что хозяин не слишком удовлетворен состоявшимся торгом, Сергей извлек на свет пачку чая и промолвил:

"А это прими от нас в подарок".

Глаза хозяина блеснули. С чаем давно уже было куда хуже, чем с солью. Чай доходил только контрабандой, очень редко, и неимоверно дорогой.

"Благодарствую", — степенно ответил он, не удержался, понюхал пачку, глубоко вздохнул и тут же убрал пачку в шкафчик под ключ. — "Самито откуда будете?" — наконец полюбопытствовал он, возвращаясь к гостям.

"Посланы из Зеленодольска. Имеем задание провести проверку радиационной обстановки в окрестностях Города" — охотно ответил Сергей.

Хозяин понимающе кивнул:

"И как, велико ли здесь радиоактивное заражение?"

"Здесьто?" — сержант улыбнулся. — "Костя, продемонстрируй!"

Таланкин принялся расстегивать футляр хитрого прибора.

"Да чего же ты в хатето? Давай во двор хоть выйдем!" — предложил Мильченко.

Гурьбой вывалились на двор. Таланкин посмотрел на стрелку, слегка подрагивающую на шкале, и сказал:

"13 микрорентген в час. Даже ниже среднего естественного фона по области. Хорошее место, чистое".

"Ну вот, хозяин", — похлопал мужика по плечу Мильченко, — "можешь ни о чем не беспокоиться. До вас эта зараза не достала".

На ужин хозяин выставил каждому по миске вареной картошки и по хорошему шматку сала.

Когда вся пятерка поела, Мильченко скомандовал:

"Подъем! На выход!" — И, поклонившись хозяину и хозяйке, пояснил:

"Нам еще до Города добраться".

"Добрый путь!" — напутствовал их хозяин от своей калитки.

Сергей вывел пятерку на шоссе и некоторое время они шагали по асфальту. Но когда вдали, на фоне предзакатного неба, уже отчетливо обрисовались фабричные трубы и радиомачты, Сергей снова свернул направо, на проселок. К цели своего путешествия группа подошла уже в сумерках. Солнце село, и темнота быстро опускалась на лес. Миновав полуразрушенную металлическую ограду с косо висящими половинками решетчатых ворот, Мильченко подвел пятерку к мосту, переброшенному через ров с чернеющей в поздних сумерках водой. Надо рвом мрачно стояли приземистые стены из темного кирпича, буквально вросшие в холм, покрытый кустарником и деревьями. Стены были прорезаны узкими черными щелями бойниц.

"Вот в этом форте будет теперь наша тренировочная база", — пояснил Мильченко.

Ребята повалились на железные койки в комнате, освещенной лишь одной свечой, с окном, плотно занавешенным шторой. На койках были матрацы, и тонкие шерстяные одеяла. На матрацах были свежие простыни, а на одеялах пододеяльники. Подушки были заправлены в наволочки. Мильченко успел подготовиться к приему гостей.

Наутро, когда Мильченко поднял свою группу в 6.30, новое место обитания не показалось ребятам таким мрачным, как накануне. Светило утреннее солнце, зелень была яркой, вода во рву блестела. После утренней зарядки умылись, приготовили еду, позавтракали, вымыли посуду и отправились на тренировки.

Мильченко получил "свой" форт четыре года назад, оборудованным в расчете на пребывание по меньшей мере взвода бойцов — какоето время тут размещался склад вооружения и боеприпасов гарнизона Города. Здесь был душ на двенадцать рожков, столько же умывальников, кухня с двумя плитами, туалет. Везде было смонтировано новое оборудование и сантехника. Отремонтированная часть казармы состояла из четырех комнат на восемь человек каждая. В результате Насте досталась отдельная комната. Но удобства недолго занимали ребят. Тренировки сразу же отодвинули все остальное на задний план.

Сергей гонял свою группу с утра до вечера. Они бежали трехкилометровый кросс к старому немецкому стрельбищу и там тратили патроны в количествах, которые по опыту их начальной военной подготовки представлялись немыслимо расточительными. Первые дни ребята, едва отдышавшись после кросса, и держа оружие непослушными руками, которые буквально ходили ходуном, не могли попасть даже в мишень, не то что в "десятку". После стрельб еще кросс — уже на шесть километров — и после него занятия рукопашным боем. Стоить ли говорить, что в первые две недели тренировок никто из юных бойцов так и не смог одолеть шестикилометровую дистанцию, не переходя время от времени на шаг.

После обеда некоторое время занимались чисткой оружия, изучением различных образцов вооружений и боевой техники. Затем снова выходили из форта, занимались ориентированием на местности, закрепляли навыки рукопашного боя, проводили тактические занятия. Иногда сержант позволял им поплавать в прозрачной воде рва, опоясывавшего форт — но тоже не просто так. Отрабатывались навыки плавания под водой, на скорость, метание ножа из воды. Ближе к вечеру возвращались, готовили ужин, после ужина мыли посуду и после короткой прогулки вокруг форта ложились спать. Раз в неделю перед ужином разогревали воду и в две смены принимали душ — сначала Настя, потом все остальные.

Время от времени Мильченко выводил их к какойнибудь деревне и там, у всех на виду, они занимались проверкой радиационной обстановки. Так прошел месяц.

Нельзя сказать, что за этот месяц Настя воспрянула духом. Но она и не замкнулась в себе, не отгородилась от остальных стеной отчуждения. Высокие нагрузки, сосредоточенность на тренировках сделали свое дело — прошлые горести, обиды и душевные раны понемногу затягивались, ныли все реже и не так болезненно. Хотя все изрядно уставали, Настя нередко ловила на себе изучающие взгляды ребят. Виталий частенько пытался с ней заговорить, пуская в ход галантные комплименты. Пару раз его примеру пытался последовать и Галактионов. Но девушка оставалась равнодушна к этим попыткам, разбивавшимся об стену ее холодности.

Сержант же, казалось, вовсе не обращал на Настю никакого внимания. Точнее сказать, внимание его было достаточно пристальным, но касалось оно только тренировок и мелочей быта. Сергей опекал Настю, пожалуй, даже плотнее, чем прочих, но никаких проявлений его мужского интереса к ней при этом не чувствовалось.

Мильченко понемногу прощупывал сильные и слабые стороны ребят, старался разобраться в их характерах и судьбах. Вечерами их беседы нередко затягивались довольно надолго. И в результате не только Сергей лучше узнавал свою группу, но и сами ребята постепенно знакомились друг с другом.

Витька Захария был родом из Зеленодольска. После войны его семья перебралась в близлежащие Ястребки и занялась

крестьянским трудом. Многие из крестьянских ребятишек в эти годы вовсе не посещали школу, но родители Виктора, как люди по происхождению городские, отправили его учиться, как только на второй год после войны Рыбаковская коммуна открыла в Зеленодольске школу. Витька ежедневно совершал почти полуторачасовые пешие переходы из поселка в школу, а затем обратно. И это при том, что от крестьянских трудов его тоже никто не освобождал. Неудивительно, что эта жизнь закалила его и выковала самостоятельный характер.

И Таланкин, и Галактионов были беженцами. Таланкин жил в Народном, во время войны и послевоенного лихолетья потерял почти всех близких, кроме матери и младшей сестренки. Отец Таланкина погиб в стычке с бандитами на третьем послевоенном году. После временного захвата Народного литовцами его семья перебралась в Зеленодольск. Работы хватало, и Костя жил так же, как и прочие его сверстники — учился в школе, получал профессионально — техническую подготовку, проходил трудовую практику, начальное военное обучение.

Алексей Галактионов был родом и вовсе не из здешних мест. Родители его имели маленькую торговую фирму и оказались в начале войны в Городе по своим коммерческим делам, прихватив с собой маленького Алешку. Война заставила их двинуться на восток, но, как и множество других беженцев, они попали под ракетно — бомбовые удары, наносившиеся по транспортным магистралям, и, чудом уцелев, попытались пробраться в незатронутую войной Литву. До Литвы они не дошли, а после долгих скитаний и попыток прижиться в разных селах, в конце концов осели в Зеленодольске.

Настя долго отмалчивалась, но потом в довольно скупых словах все же поведала о том, что привело ее из Ушакове в Зеленодольск.

Рассказывал о себе и сержант. Хотя история Рыбаковской коммуны была ребятам в общих чертах известна, рассказы Сергея были захватывающе интересны. Он знал множество интересного про смертельную борьбу коммунаров с огромной бандой Коменданта, некогда целиком захватившей Город и державшей в страхе половину области, про схватки с литовцами, про сражение Восточной дивизии на польской границе. Особенно внимательно слушали ребята его рассказы о недавних разведывательных рейдах на крайний восток и запад области…

Тем временем Мильченко менял содержание тренировок. Они стали обучаться вождению автомобиля, минно — подрывному делу, отрабатывали разведку объектов, внезапные нападения и отход, действия из засад, учились нести боевое охранение…

Сергей разбивал их на пары — одна изображала охранение, другая — диверсантов, и они старались перехитрить друг друга. Потом роли менялись.

Насте пришлось вспомнить свою вторую военную специальность. Сергей постоянно следил за тем, как она совершенствует свои навыки в снайперской стрельбе. Иногда ей часами приходилось лежать в какомнибудь болотце, среди комаров, ожидая, когда Сергей на мгновение покажет мишень, которую надо поразить с первого выстрела. Особенно тяжело оказалось учиться вести снайперскую стрельбу не из винтовки Драгунова, а из тяжеленного и здоровенного противотанкового ружья, весившего без малого семнадцать килограмм, и дававшего такую отдачу, что, казалось, вывихнется плечо.

"Ничего", — подбадривал ее сержант, — "зато пулю из этой штуки ни один бронежилет не удержит. А новых крупнокалиберных снайперок у нас нет".

Время от времени Мильченко выводил группу далеко на запад, где действительно встречались зоны сильного радиоактивного загрязнения. Там они проводили детальные замеры уровней радиации и подробно наносили обстановку на карты. Сводная карта уровней радиоактивного заражения Земланда становилась все точнее и точнее.

Это были места самых жарких боев Последней войны, и, поскольку большинство охотников до сих пор отпугивал высокий уровень радиационного загрязнения, здесь можно было неплохо пополнить запасы вооружения, боеприпасов, амуниции. Однако такая работа требовала больших физических усилий — летом в защитном комплекте и так было нелегко провести хотя бы час, а ведь приходилось собирать оружие, заниматься его дезактивацией, затем тащить его на себе, проводить дезактивацию своих защитных костюмов и одежды…

Сергей регулярно слушал радиосообщения Сухоцкого из штаба. Сам он на передачу не выходил, лишь изредка развертывая рацию гденибудь подальше от "своего" форта и передавая в эфир — "тройка, тройка, тройка" — сигнал, что все в порядке. Но девятнадцатого июля обычные, в меру тревожные, в меру спокойные сводки из штаба Северо — Западной дивизии сменились категорическим приказом Сухоцкого:

"Приступай немедленно!"

"Что случилось?" — заволновался Мильченко, впервые переключив рацию на передачу.

"Две наших деревни перешли под контроль Центральных. Позавчера подбит из засады патрульный БТР, двое наших погибло. Сегодня утром внезапным налетом захвачен и разграблен склад боеприпасов на северо — восточной оконечности Города. Один часовой убит, двое тяжело ранены".

"А нефтепромыслы?"

"К счастью, нам удалось перехватить вооруженный отряд неизвестной принадлежности на подступах к Залесью. Позавчера был бой, потери примерно равные".

"То есть вы их не разбили?"

"Не разбили. Нет ни одного пленного".

"Понял. Приступаю. Связь кончаю".