Глава 4

Воссоединение

Перед тем как они покинули кабинет, доктор Грант дала маме ксерокопию статьи из медицинского справочника и страницу с перечнем ссылок на веб-сайты. Пока они шли к машине, Энджи понуро плелась сзади. Она не поверила ни единому слову доктора и считала, что существует более разумное объяснение тому, почему в ее памяти образовался провал и почему эта самая память местами была чистой, как белый лист бумаги. Они ведь, черт побери, говорили о турпоходе, и поэтому нет ничего удивительного в том, что Энджи назвала себя девочкой-скаутом. Доктор просто запуталась, неправильно поняла что-то из того, что она говорила. В следующий раз Энджи обязательно ей все объяснит. Ей понравилась доктор Грант, понравилось также говорить правду, и поэтому не хотелось спорить с ней.

– Как ты думаешь… – неуверенно пробормотала мама, включая зажигание.

– Смелей, мама! Это просто ни в какие ворота не лезет! Я думала, что мы уже все выяснили, – у меня временная амнезия, вызванная тяжелой психической травмой. В это я могу поверить, а вот в эту муть – как же это называется? Раздвоение личности! – нет.

– Это понятно, доктор Грант сказала, что такое случается довольно редко.

– Понятное дело. В справочнике, который она мне показала, было написано что-то про особый вид насилия, которому человек подвергался в раннем детстве или младенчестве. Я хочу сказать, что со мной ничего такого не случалось. У меня было совершенно нормальное детство, ведь так? Вы с папой, конечно же, не связывали меня по рукам и ногам, не закрывали в кладовой и не избивали до полусмерти? – засмеялась она.

Мама попыталась подхватить ее шутливый тон, но у нее не получилось. Ее голос сорвался на крик, чуть ли не до визга.

– Конечно нет! Что за бредовые фантазии! Да попробуй еще найди родителей, которые бы любили… любят своего ребенка сильнее, чем мы.

Она быстро поправилась, но ее оговорка снова причинила Энджи нестерпимую боль. Казалось, что ей всадили нож в самое сердце. Посмотрев на располневшую талию мамы, Энджи пыталась подсчитать, сколько у нее осталось времени, чтобы привыкнуть ко всем произошедшим с ней переменам и окончательно прийти в себя до того, как родится ребенок и в их жизни снова воцарится полнейший хаос. Она не решилась спросить об этом у матери.

Энджи отложила гитару в сторону, у нее дрожали пальцы. Только глядя на себя в зеркало, она явственно осознавала, как много времени прошло. Больше ей об этом ничто не напоминало. Раньше ее пальцы были гибкими и послушными, она с легкостью брала любые аккорды. Теперь же они стали слишком длинными и проскальзывали мимо струн. Не имело никакого значения то, что на ее ладонях неизвестно откуда появились мозоли. Она четыре года обучалась игре на гитаре, и ее пальцы были настолько натренированы, что автоматически становились в нужное положение; они, так сказать, помнили каждый аккорд. Теперь же все эти навыки были утрачены.

Мама крикнула снизу, что ужин готов, и ее звонкий голос разнесся эхом по всему дому. Энджи подошла к лестнице, но остановилась, услышав громкие голоса. Голос отца – нет, сказанное им поразило ее настолько, что она буквально приросла к месту.

– Нет, в ней что-то изменилось, – говорил он. – Посмотри в ее глаза. В них чего-то не хватает. Она озлоблена, она… Ну как бы это сказать… У нее душа мертвая. Она вялая, хмурая, какая-то подавленная. Да я, если уж на то пошло, не видел, чтобы она хотя бы раз заплакала.

А чего он от нее ожидал? Что она повиснет у него на шее и будет рыдать взахлеб? Он никогда не был добреньким и любвеобильным папочкой, а теперь и вообще стал каким-то отстраненным, холодным. Ей даже казалось, что он ее стесняется. Она чаще видела его спину, чем лицо.

Мама зашикала на него, а потом что-то ответила, но она говорила так тихо, что Энджи не уловила смысл сказанного. Зато как отреагировал отец на ее слова, Энджи хорошо расслышала – он говорил так громко, как будто кричал в мегафон:

– Я не знаю! Просто что-то в ней сломалось. Словно искра погасла, исчез задор, она больше не радуется жизни.

На этот раз ей удалось разобрать несколько слов из того, что сказала мама:

– Ей нужно время, чтобы прийти в себя… Если бы она помнила немного больше… К тому же ты знаешь, что думает об этом доктор Грант…

– Все это просто чушь собачья, и ты сама понимаешь это! – прокричал отец.

Энджи никогда не слышала, чтобы он так орал и использовал в разговоре с мамой подобную лексику.

Она нарочно громко топала ногами, спускаясь по лестнице буквально вприпрыжку. Чтобы они услышали. Голоса сразу смолкли. Энджи вошла в столовую, направив взгляд куда-то между отцом и матерью. В столовой повисла напряженная тишина. Сами они создали эту неловкую ситуацию, сами пусть и выкручиваются, она им помогать не будет.

Мама сразу положила Энджи полную тарелку картофельного пюре.

– Мы опять говорили о школе, – сказала она притворно спокойным голосом.

Половник, который она держала в руке, со звоном ударился о край кастрюли.

Явная отговорка. Они уже обсудили эту тему вдоль и поперек и решили, что учебный год для Энджи начнется в новой, частной школе. Что называется, начнется новая жизнь на новом месте. Однако, к несчастью, оказалось, что это невозможно. Отец развеял все ее надежды, пояснив, что мама теперь работает, а та школа слишком далеко от дома, и возить ее туда будет некому. Энджи посмотрела на отца. У него на лбу залегла глубокая складка, и она поняла, чем на самом деле он озабочен: родители потратили на ее поиски слишком много денег, и теперь они не могут оплачивать ее учебу в частной школе. Школа «Священного сердца» не рассматривалась по той же причине, плюс ко всему это была католическая школа. Оставалась только школа «Ла Каньяда», где все знали, что она именно та девочка, которая когда-то пропала. Несмотря на то что старшеклассники (то есть ученики девятого-двенадцатого классов) и ученики седьмого и восьмого классов учатся в разных корпусах и преподают у них разные учителя, они все равно принадлежат к одному довольно тесному мирку, в котором все друг друга знают. Школьный двор один на всех, и он довольно маленький.

Осталось только решить, в какой класс она пойдет. Слава богу, доктор Грант поддержала ее. Она сказала, что если больше не возникнет никаких проблем, то, даже несмотря на столь необычный диагноз, Энджи должна вернуться в школу и начать учебу в том классе, в котором будет чувствовать себя наиболее комфортно. И сделать это следует как можно быстрее, так как она уже пропустила довольно много уроков.

– Я уже решила, – сказала Энджи, набирая полную ложку пюре. – Я пойду в девятый класс.

– Но… – попыталась возразить мама.

Энджи не дала ей договорить:

– Смотрите, все мои прежние друзья будут рядом. Правда, они уже старшеклассники. Мы в любом случае будем учиться в разных классах, ведь даже если я буду заниматься с репетиторами, то все равно не смогу догнать их.

Так как она на целый год опережала своих сверстников по математике, то уже могла изучать алгебру, а значит, легко справится с программой девятого класса. Она всегда была отличницей по языковым предметам и поэтому не боялась перепрыгнуть через класс. Но не больше. Она понимала, что перепрыгнуть сразу через два класса не сможет – ей придется много заниматься дополнительно, и она просто не выдержит такой нагрузки.

– А мне все-таки кажется, что ты хочешь учиться со своими друзьями, – засомневалась мама. В ее голосе слышались жалобные нотки.

Отец молча жевал свиную отбивную, очевидно, решив не высказывать своего мнения.

Мама же никак не могла успокоиться и продолжала настаивать на своем:

– Я действительно уверена в том, что, если ты будешь находиться в кругу своих сверстников, это поможет тебе… поможет снова почувствовать себя самой собой, что ли. Это твои слова.

– Прошло всего два дня, мама. Я всего два дня пытаюсь привыкнуть к мысли (странной и нелепой), что мне, как все вокруг считают, уже шестнадцать лет.

Тяжело вздохнув, мама поставила локти на стол, а потом прижалась лбом к своим рукам.

– Прости. Согласись, что все это очень странно. Мне кажется, что ты повзрослела, стала старше, а ты по-прежнему считаешь себя тринадцатилетней, – сказала она, грустно усмехнувшись. – Все эти годы, пока тебя не было с нами, я даже зажигала свечи на каждый твой день рождения.

– Правда? Так где же все мои подарки? – спросила Энджи и, увидев округлившиеся от удивления глаза матери, лукаво улыбнулась. – Где красный кабриолет с откидным верхом, о котором я так долго мечтала?

– Вот теперь я узнаю моего Ангела! – сказал отец.

Его лицо смягчилось, и морщины, появившиеся у него на лбу от беспокойства и забот, казались уже не такими глубокими. Слегка наклонившись вперед, он ослабил узел на галстуке.

Робкая улыбка, появившаяся на лице Энджи, стала широкой и довольной. Теперь все было как раньше.

Энджи никак не могла понять, почему она боится встретиться со своими старыми друзьями, почему не может заставить себя поднять телефонную трубку и позвонить кому-нибудь из них. Труднее всего продолжать прерванные отношения, намного легче начинать все с самого начала. Она будет чувствовать себя гораздо спокойнее и комфортнее, если смешается с тремя сотнями девятиклассников, которые не знают ее и ничего от нее не ждут.

– Значит, мы договорились, – сказала Энджи. – Я иду в девятый класс.

Мама кивнула, отец пожал плечами.

– А может, вы хотите, чтобы я побыстрее закончила школу и свалила куда-нибудь из этого дома? – спросила Энджи.

– Что за чушь! Конечно нет! – воскликнула мама, подавая на стол зеленые бобы.

О школе они больше не говорили.

В среду утром она вошла в двери школы «Ла Каньяда». За спиной у нее висел рюкзак, под завязку набитый учебниками, тетрадями и прочими школьными принадлежностями. Энджи так и не позвонила никому из своих прежних друзей, и поэтому никто о ней ничего не знал. Только администрации школы было известно о том, что потерявшаяся девочка нашлась и возвращается в школу. Школьному руководству, так же как и Чепменам, не хотелось превращать школу в место паломничества репортеров. Детектив Броуган совершил настоящее чудо – представители прессы до сих пор ничего не знали о возвращении Энджи.

Мама ей сообщила, что всех учителей попросили отнестись к возникшей ситуации с пониманием и не привлекать к Энджи излишнего внимания. Так как никто из учителей не был с ней знаком лично – в седьмом классе у нее были другие учителя, – ее загадочное возвращение не должно было вызвать у них каких-то особых эмоций. Они будут считать ее не более чем просто любопытным экземпляром. По крайней мере она надеялась, что все будет именно так.

Ей почему-то казалось, что она сможет незаметно проникнуть в школу и раствориться в огромной толпе девятиклассников. Однако любопытная младшая сестра Стейси Томпкин, Мэгги, которая теперь училась в девятом классе, узнала Энджи, когда та, стараясь остаться незамеченной, вошла в класс и осторожно протиснулась за последнюю парту. Случилось это на первом же уроке. По расписанию у них был английский язык. Мэгги постоянно вертела головой, то глядя на доску, то, вытаращив свои круглые зеленые глаза, рассматривая Энджи. Стейси была с Энджи в том турпоходе, и ее долговязая сестрица знала всех «больших девочек», с которыми дружила Стейси.

Она только пять минут в школе, а ее уже узнали!

После урока Мэгги сразу подбежала к Энджи и уселась за соседнюю парту. Все произошло так быстро, что Энджи даже не успела сложить в портфель свои вещи.

– Ты – Энджи Чепмен, ведь так? – задыхаясь, выпалила Мэгги. – Ты исчезла, потерялась…

Энджи старалась говорить как можно тише.

– Да, но я уже вернулась.

– Ну, это я вижу! – сказала Мэгги. – Но почему ты теперь в моем классе?

Что она должна была ответить? Энджи понимала, что ей не раз будут задавать этот вопрос.

– Я три года не ходила в школу, – сказала она.

– Повезло же тебе! – воскликнула Мэгги. – В смысле…

Она поняла, что ляпнула что-то не то, и замолчала, смущенно и в то же время с любопытством глядя на Энджи.

– Не совсем повезло. Теперь мне придется догонять вас. Я очень много пропустила.

Лицо Мэгги засветилось от радости.

– Я могу тебе помочь. Я сделаю для тебя копии всех своих конспектов, – сказала она, схватив Энджи за руку. – И еще я могу приходить и заниматься с тобой дома, ну, как репетитор. Но только английским и историей. Может быть, Джессика сможет подтянуть тебя по математике, а Алан – по физике и химии.

Она посмотрела на выходящих из класса учеников и крикнула:

– Эй, Джесс, Алан, идите сюда. Есть дело!

Высвободив свою руку, Энджи сказала:

– Все нормально, мне не нужны…

Однако было уже поздно. Двое ребят, судя по всему, Джессика и Алан, шли к ним, а еще один парень, которого за их спинами не было видно, вдруг прокричал:

– Да это же Энджи Чепмен! Та девочка, которая пропала.

Что после этого началось! Все, кто не успел выйти из класса, моментально столпились вокруг Энджи. Она поняла, что от нее уже ничего не зависит. Кто-то положил ей руку на плечо, кто-то обнял за талию.

– Давай я понесу это, – сказал какой-то парень и забрал у нее рюкзак. – Куда ты сейчас пойдешь? В смысле, какой у тебя следующий урок?

Эта толпа, окружив ее плотным кольцом, шла вместе с ней по коридору до самого кабинета математики, протискиваясь через шесть дверей. Энджи освободилась от двух девчонок, державших ее за руки с обеих сторон, – так Страшила и Железный Дровосек, сопровождали Элли на встречу с Волшебником.

– Ребята, теперь я сама найду дорогу, – сказала Энджи. – Спасибо вам.

Половина группы рассеялась, а вторая половина осталась на урок математики. Подождав, пока Энджи сядет за парту, ребята снова окружили ее, словно телохранители. Весь урок она обдумывала план побега и поэтому не услышала ни единого слова из того, что говорил учитель. Однако это ее совершенно не беспокоило, ведь ей передали целых две записки одинакового содержания – ей предлагали подготовиться вместе к тестированию, которое было назначено на следующую пятницу.

Дверь класса открылась, и она увидела огромную толпу. Все дети держали в руках мобильные телефоны, которыми, похоже, не разрешалось пользоваться во время уроков, и читали сообщения с экранов. Они ждали, когда выйдут ученики из класса математики. Сквозь шум и гам она услышала свое имя, его произносили и громко, и почти шепотом. Должно быть, теперь все уже всё знали. Гул голосов возбужденной толпы был просто оглушающим.

Она схватила Мэгги за руку.

– Быстро отведи меня в туалет, – прошипела Энджи ей на ухо.

– Разойдитесь, дайте пройти! – крикнула Мэгги и, расталкивая локтями учеников, принялась прокладывать дорогу к женскому туалету.

К концу дня Энджи хотелось только одного: оказаться дома и принять душ, чтобы смыть с себя следы множества рук, бросить свою одежду в стиральную машину и посидеть немного в полной тишине. Она бежала к автобусной остановке, держа в руках целую охапку книг. За плечами у нее висел рюкзак, который подпрыгивал при каждом шаге и бился о спину. Именно в этот момент сзади раздался голос Ливви (в том, что это был именно ее голос, Энджи не сомневалась ни секунды):

– Эй ты, новенькая, ну-ка притормози!

Энджи ускорила шаг, чувствуя, что от волнения у нее сводит живот. До сих пор она общалась только с девятиклассниками. Интересно, что скажут старые друзья, когда увидят ее?

– Эй, подожди! – крикнули ей. Это был другой, более низкий голос.

Сзади раздался громкий топот. За ней кто-то бежал. Потом ее схватили за плечо, пытаясь остановить.

– Эй, ты уронила… – сказал парень, пытаясь разглядеть ее лицо. – О господи, ты очень похожа на одну девочку, которую я когда-то знал. Вот это да!

В протянутой руке Грег держал словарь. Энджи выхватила у него книгу. Она смогла бы его узнать, где бы и когда бы они ни встретились. Его глаза, обрамленные длинными черными ресницами, совершенно не изменились, и волосы у него по-прежнему были густыми и вьющимися (они выдавали его итальянское происхождение). Однако теперь перед ней стоял уже не тринадцатилетний подросток. Грег заметно вырос и повзрослел, превратившись в невероятно…

Он уже отвернулся от нее и снова смотрел на Ливви.

– Эй, Лив, глянь-ка сюда! Кого она тебе напоминает? – крикнул он ей и, снова повернувшись к Энджи, спросил:

– Как тебя зовут?

Энджи открыла рот, но ничего не смогла сказать. Ливви застыла на месте как громом пораженная, глядя на нее во все глаза. Она стала бледной как полотно. Протянув руку, она убрала с лица Энджи длинную прядь светлых волос, а потом провела пальцем по светлому шраму под подбородком (он появился у нее после того, как они с Ливви в бассейне учились делать прыжки с переворотом вперед). Энджи стояла, боясь пошелохнуться.

– Нет, этого не может быть! Это… Наваждение какое-то! – прошептала Ливви. – Это действительно ты?

Энджи кивнула, закусив губу. От волнения у нее перехватило дыхание.

– О господи! Господи! – испустила Ливви пронзительный вопль. – Грегори, ты идиот! Это Энджи. Откуда ты взялась, восстала из мертвых, что ли? – Она бросилась к Энджи и с такой силой сжала ее в своих объятиях, что у той даже ребра затрещали (в этот момент Энджи поняла, что чувствует несчастная жертва, когда ее душит огромный питон). – Ты не позвонила… Тогда ты… Где… О черт, я хочу узнать все и прямо сейчас! Немедленно расскажи мне обо всем. Слышишь, немедленно! Я настаиваю!

Энджи с облегчением выдохнула, она даже не заметила, что все это время не дышала.

– Ливви! – воскликнула она и тоже крепко обняла подругу.

Ее лицо расплылось в счастливой улыбке. С тех пор как она вернулась, это был первый по-настоящему радостный момент в ее жизни. Мама была права. Она должна была позвонить друзьям.

Грег изумленно таращился на нее и хватал ртом воздух, словно рыба, которую вытащили из воды.

– Ты… Но… Бред какой-то! – пробормотал он и своими длинными руками обнял обеих подруг. – Обалдеть можно… Ну просто не верю своим глазам!

Энджи прижалась к нему, погрузившись в его теплоту. Как же он все-таки вырос! Его сердце билось прямо возле ее уха – в таком же сумасшедшем ритме, что и ее собственное. Еще будучи тринадцатилетним молоденьким жеребчиком, он уже был горячим, темпераментным. В шестнадцать лет он превратился в черноглазого жеребца, знойного, обжигающе-страстного.

Его рука лежала на ее талии, и ей это нравилось. Даже очень нравилось. Он буквально пожирал ее глазами.

– Мы были уверены, что ты погибла. Так все думали. Ты просто исчезла!

– Видишь, я вернулась, – сказала Энджи. Ей было так трудно дышать, что она ничего больше не смогла сказать.

– Я… мы зажигали свечи в память о тебе. – Он нахмурился.

– Это было так красиво! – подхватила Ливви. – Тебе бы наверняка понравилось. В смысле, если бы ты все это видела.

Грег громко расхохотался.

– Если бы она все видела? Лив, ну и глупость же ты сморозила! – воскликнул он, давясь от смеха, и погрозил Энджи пальцем. – Знаешь, ты ведь меня тогда сильно подвела. Я думал, что мы вернемся домой вместе, что у нас будет свидание. Я не имел бы к тебе никаких претензий, если бы ты действительно умерла, но так как ты жива, я требую, чтобы ты извинилась передо мной. И немедленно все объяснила. Ну что, будешь извиняться? – спросил он, пальцем приподняв подбородок Энджи.

Она прыснула.

– Прости меня. Да, я постараюсь все объяснить, – сказала она, заметив, что два или три человека, повернув головы в их сторону, с любопытством разглядывают ее. Она снова стала магнитом, который притягивал к себе любопытных. – Но только не здесь. Лучше в каком-нибудь месте, где нет посторонних глаз.

– Конечно, – согласилась Лив. – Например, дома у Грега. Мы можем дойти туда пешком. Там нам никто не помешает и ты сможешь все рассказать!

Грег одной рукой обнял за плечи Ливви, а другой – Энджи. От радости ее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Ей казалось, что для них, так же как и для нее самой, время остановилось, и они не виделись не три года, а всего несколько дней. Они по-прежнему были ее друзьями. И то, что Грег, как бы случайно, запустил пальцы в ее волосы, означало, что она, вполне возможно, все еще нравится ему, так же как и он ей. «Не волнуйся, дорогая. Мы знаем, как это можно выяснить, не так ли» – раздался в ее голове чей-то низкий, смеющийся голос.

Она удивленно фыркнула.

– Что? – спросил Грег. – Что тебя так рассмешило? Поделись с друзьями.

– Нет, ничего особенного. Просто муха чуть не залетела в мой нос, – солгала она. – Эй, а где Кейти? Почему она не с вами?

Ответ Лив стал для нее полнейшей неожиданностью:

– Кейт? Ну, мы с ней больше не общаемся. Она ведет себя как маленький ребенок. К тому же она ханжа и притворщица. Прошлой осенью мы как-то устроили посиделки возле костра, и старший брат Курта принес нам бочонок пива, а она рассказала об этом.

– Кому рассказала?

– Своим родителям, копам, учителям. Потом такое началось! Самый настоящий кошмар. Курта на три дня отстранили от занятий, так как именно он устроил ту вечеринку.

Энджи внезапно охватила тревога.

– Но нельзя же предавать своих друзей! Это очень и очень плохо. Она за это будет гореть в аду, – сказала она, удивляясь тому, с каким жаром и благоговейным ужасом произнесла эти слова. Ад? Она, по правде говоря, не верила в существование ада. Тогда почему она так сказала?

– Да, она действительно спалилась, – со смехом произнес Грег. – Теперь с ней никто не разговаривает. Теперь она изгой.

Быть заклейменным своими школьными товарищами – это хуже смерти. Такого никому не пожелаешь. «Бедная Кейт! – подумала Энджи. – Но она сама во всем виновата. Взять и выдать своих друзей. Неужели она не понимала, что делает?»

Небо над ними было затянуто облаками, поднялся легкий ветерок. Нет, это был не обжигающе-горячий ветер Санта-Аны, а тот, который предвещает похолодание. Энджи поежилась от холода – на ней был только тонкий коричневый свитерок. Когда они с мамой покупали ей одежду, Энджи почему-то не сообразила, что понадобится новая куртка. Грег еще крепче прижал ее к себе, и она подумала, что ради этого готова дрожать от холода всю дорогу до его дома. Он то и дело поворачивался и смотрел на нее. Она чувствовала его взгляд на своей покрасневшей (в этом она даже не сомневалась) щеке.

Отомкнув дверь своего дома, Грег сразу же отправил девчонок в кухню.

– Берите все, что найдете съедобного. А я должен убедиться в том, что берег чист, – сказал он и исчез.

– Он обычно бросает под кровать свою грязную одежду, – объяснила Ливви. – Дома он ведет себя как законченный неряха.

Заглянув в холодильник, она вытащила оттуда какую-то банку.

– Хочешь диетической колы?

Энджи взяла банку.

– Спасибо. Как же замечательно, что я снова с вами! – воскликнула она. – Ты себе даже не представляешь, какой у меня сегодня был денек! Вокруг меня постоянно толпились, не давали и шагу ступить самостоятельно. Просто сумасшествие какое-то!

– Понятно. Хочешь добавить в колу немного рома? – спросила Лив. – Я знаю, где он у них стоит. – Она взяла еще две баночки и ногой захлопнула дверцу холодильника.

Энджи была в шоке. Какая разительная перемена – та Лив, которую она знала, была ответственной, дисциплинированной девочкой и круглой отличницей. Однако она ничем не выказала своего удивления, сказав только:

– Нет, спасибо, не нужно. Мне сегодня столько всего задали, что просто голова идет кругом. Ты же понимаешь: первый день в школе после возвращения.

– Я понимаю! – воскликнула Ливви, положив руки на плечи Энджи, причем в каждой руке она держала по банке колы. Обычно Лив всегда смотрела на нее сверху вниз, так сказать, с высоты своего метра шестидесяти пяти. Однако сейчас их глаза оказались на одном уровне. – После возвращения откуда, моя таинственная девочка?

– Это пока остается загадкой, – сказала Энджи таким голосом, как будто посвящала подругу в страшную тайну. – У меня полнейшая амнезия.

– Ты разыгрываешь меня. Нет, в самом деле, где ты была? Следуй за мной, – скомандовала Лив, направившись, судя по всему, в комнату Грега. – Может быть, это какое-то телевизионное реалити-шоу? Может быть, у тебя есть скрытая камера? Запомни: мой зад далеко не самая привлекательная часть моего тела, – сказала она. Обернувшись, она через плечо посмотрела на Энджи, и ее лицо расплылось в улыбке.

Вот это уже было больше похоже на прежнюю Лив.

Комната Грега выглядела так, как будто ее наспех, буквально за пять минут, привели в относительно пристойный вид. Кресло качалось под тяжестью книг и тетрадей. На полу, возле мусорной корзины, валялись обертки от конфет. Стеганое одеяло в темно-зеленую клетку криво свисало с низкой, размерами напоминавшей королевское ложе, кровати. На ней, растянувшись во весь рост, лежал Грег (он уже успел разуться). Спиной он опирался о лежавшую возле стены черную подушку-валик. Ливви отдала ему две банки, а потом, выскользнув из своих туфель, шагнула в самый центр кровати и уселась, скрестив ноги по-турецки. Энджи повторила ее действия, стараясь не расплескать свой напиток.

Сделав большой глоток, Грег громко отрыгнул.

– Но куда пропал весь ром? – спросил он нарочито небрежным тоном, придав голосу британский акцент.

Лив захихикала. Энджи недоуменно посмотрела на нее.

– Это из «Пиратов», – пояснила Лив, увидев удивленное лицо Энджи. – Джек Воробей это сказал, помнишь?

Энджи беспомощно покачала головой.

– Что?

– Фильм. – Лив говорила так, будто обращалась к четырехлетнему ребенку. – «Пираты Карибского моря».

– А-а! Я его не видела, – сказала Энджи. – Хороший фильм?

– Ни разу не видела? – удивился Грег. – Ты что, жила в глубокой пещере?

Бросив на него укоризненный взгляд, Ливви шлепнула его по ноге.

– Грег, ты конченый придурок, – сказала она, обняв Энджи так, словно брала ее под свою защиту. – Прошу тебя, проявляй больше чуткости и такта.

– Может быть, и в пещере, – ответила ему Энджи. – Полная амнезия, – сказала она, решив, что этими двумя словами вполне можно заменить длинный рассказ о том, что с ней случилось.

– Ну надо же! – воскликнул Грег. От удивления его черные глаза стали большими и круглыми, как блюдца. – Это круто! В смысле, ты ведь могла быть где угодно и с кем угодно.

– Ага, ты еще скажи, что ее похитили инопланетяне, – сказала Ливви.

– Она могла жить на дереве, в домике, сплетенном из веток, или в каком-нибудь замке, – предположил Грег.

Ливви сжала руку Энджи.

– Когда ты тем утром не вернулась в палатку, я разбудила взрослых и рассказала им о том, что ты пропала. Я испугалась до смерти, понимаешь?

Ливви испугалась. Интересно, как долго она выжидала, прежде чем рассказать о том, что Энджи пропала? А если бы она об этом раньше рассказала, то, может быть, ее смогли бы быстро найти? Нет, лучше об этом вообще не думать.

У Грега в глазах загорелись озорные огоньки. Он легонько шлепнул ее ладонью по голове.

– Ну как, это помогло? Может быть, мы сможем вылечить тебя. Ну-ка скажи, на чем обрываются твои воспоминания? Что последним запечатлелось в твоей голове?

Энджи напрягла память.

– Слова «полная амнезия».

– Нет, перед этим, – слегка ущипнув ее за руку, сказал Грег.

– Перед этим ничего.

– Нет, такой ответ мы принять не можем, – заявила Лив. – Ты ведь нас помнишь.

Энджи вздохнула.

– Вот все, что я помню: девочка-скаут пошла в поход, утром проснулась в палатке, поговорила с Лив – помнишь? – потом пошла «в кустики» и потерялась в лесу. С тех пор прошло три года. Меня считали мертвой. Потом я оказалась на своей улице. И вот я с вами… Не очень страшно, правда?

– Лично я совершенно разочарована, – сказала Лив, недовольно скривив губы. – Я ожидала чего-то более захватывающего, брутального и пикантного, типа похищения, соблазнения, обольщения, совращения.

– Что значит «обольщение»? – спросила Энджи.

– Нет, серьезно! – не унималась Лив. – Как ты думаешь, может, с тобой действительно случилось что-то ужасное? Может, ты попала в рабство или тебя продали в гарем?

Энджи моментально вспомнила о шрамах, которые были скрыты под свитером и носками.

– Я… Нет. Я не помню.

«Разговор принимает слишком опасный оборот. Нужно сменить тему», – подумала она.

– В гарем попадают только те, у которых вот такие пышные формы, – сказала Энджи и для того, чтобы добавить объема своим вновь приобретенным округлостям, приставила ладони сначала к груди, а потом к бедрам.

Грег следил глазами за движениями ее рук. Он улыбнулся, но не потому, что ему было смешно. Здесь было что-то другое.

– Подожди, – сказал он. – Может быть, ты мертвая? В смысле, стала призраком. Давай-ка проверим.

Протянув руки, он начал щекотать Энджи.

Что же, хотя бы это осталось неизменным. Она по-прежнему смертельно боялась щекотки. Громко хохоча, она свалилась на кровать, чувствуя, как по всему ее телу пробежала нервная дрожь.

Грег не унимался, его пальцы были везде.

– Только мы можем видеть тебя. Ты вернулась для того, чтобы мучить нас и не давать нам покоя, а еще потому, что у тебя на земле остались незаконченные дела, – сказал он.

Лив схватила его за руки, пытаясь остановить.

– Дай нашему несчастному привидению отдышаться. – Она недовольно поморщилась. – Мне кажется, что она сделана из довольно плотной материи и совсем не похожа на невесомый призрак.

– Значит, она зомби! – заявил Грег. Он медленно провел пальцем по надписи, вышитой на свитере Энджи, которая располагалась как раз на уровне груди. Энджи почувствовала, как у нее внутри что-то зазвенело. – Зомби! – воскликнул он и, перевернувшись, согнулся пополам, прижав голову к ее коленям.

– Не ешь меня, Энджи! Не выгрызай мой мозг! – взмолился он.

Его черные локоны щекотали руки Энджи, и ей вдруг захотелось наклониться и поцеловать его. Но на них смотрела Лив, и она сдержала свой порыв.

– Что за бред ты несешь, Грег! – Лив сердито поджала губы. – Ведешь себя, как конченый дебил.

Зазвонил телефон Лив.

– Что случилось, мама? – вытащив его из кармана, спросила она недовольным тоном. – Ой… я… Я сейчас приеду! – нахмурившись, сказала она и пояснила друзьям: – Совсем вылетело из головы. Я ведь сегодня должна сидеть с детьми. Кстати, Энджи, я могу подвезти тебя домой. Школьный автобус уже уехал.

Энджи поймала взгляд Грега. По его глазам она поняла, что он сейчас думает о том же, о чем и она. У них осталось одно незаконченное дело.

– Ничего страшного. Я могу…

– Я сам отвезу ее, – перебил Энджи Грег. – Мне не трудно, а ты уже и так опаздываешь.

Схватив свой ранец, Лив перебросила его через плечо. Дойдя до двери, она остановилась.

– Ну, я пошла, – сказала она. – Позвони мне, Энджи, когда приедешь домой, – помахав своим телефоном, добавила она. – Номер прежний. Помнишь его?

Еще бы! Энджи набирала его миллион раз.

– Никогда не забуду, – сказала она.

– Тогда, может быть, и все остальное сможешь вспомнить. Ладно. Позвони мне, – снова попросила Лив.

Постояв еще немного, она бросила сердитый взгляд на Грега, развернулась и вышла из комнаты. Через минуту громко хлопнула входная дверь.

Грег снова откинулся на подушку, сцепив руки за головой и вытянув ноги.

– Так это правда? – спросил он. – То, что ты сказала? Или ты просто не хотела при Ливви рассказывать о том, как все было на самом деле? Я тебя понимаю, она такая сплетница!

Энджи хотелось сказать что-нибудь в защиту Ливви – та никогда не выдавала чужие секреты, за ней такое не водилось. Однако Лив ведь тоже могла измениться.

– Да, это правда. У меня в голове образовалась огромная пробка. Я хожу к психотерапевту, она помогает мне избавиться от этой проблемы.

Вспомнив весь тот медицинский бред, все те непонятные слова и фразы, которые она услышала, Энджи поняла, что ей просто не хочется думать об этом, не говоря уже о том, чтобы кого-нибудь посвящать в эти подробности.

– Ты выглядишь просто потрясающе, – сказал Грег. – Должно быть, тебе жилось не так уж плохо.

Она потрясающе выглядит? Это был уже не первый услышанный ею комплимент по поводу ее новой внешности, но он был самым важным, имел для нее особое значение. Ведь эти слова сказал ей он. Может быть, со временем и ей самой начнут нравиться ее большие глаза и узкие скулы.

– С длинными волосами тебе намного лучше, – продолжил он, проведя рукой по ее волосам от затылка до середины спины. – Они похожи на льющийся мед.

Она никогда больше не будет стричься!

Прижав ладонь к ее спине, он чуть притянул ее к себе.

– Я скучал, – сказал он. – Мне было чертовски плохо без тебя. Господи, мы все ужасно расстроились. Никто не мог понять, что с тобой приключилось. Мы все думали, прикидывали, размышляли. Это был настоящий кошмар. Знаешь, когда мы заканчивали восьмой класс, то в последний день занятий в память о тебе по всей школе тринадцать раз звонил звонок. Мне казалось, что этим звоном они проводили тебя в последний путь и ты навсегда исчезла из этого мира.

Его глаза были грустными. Похоже, он мысленно перенесся в далекое прошлое.

– Я не хотел верить в то, что тебя больше нет, – сказал он, намотав на пальцы прядь ее волос. – И вот ты снова появилась.

Энджи очень хотелось обнять его, успокоить, приласкать, чтобы как-то сблизиться с ним, сократить расстояние, разделявшее их. Она не знала, как это сделать.

Однако знал кое-кто другой. Тебе, Энджи, просто нужно было немного помочь, и я поняла, кого нужно послать. Сладкая боль обожгла твое сердце, потом живот, а потом опустилась еще ниже, и ты вздрогнула. Мы слегка подтолкнули тебя, и ты, приподнявшись, расставила ноги и села на его бедра, обняла Грега обеими руками за шею и, проведя языком по его губам, заставила его открыть рот. Он проглотил тебя, как сладкую конфету, а потом были поцелуи, еще поцелуи и еще больше поцелуев. Ты прижималась к нему все сильнее и сильнее до тех пор, пока по твоему телу не пробежала горячечная дрожь. За тебя двигала руками она, зная, что нужно делать, чтобы он понял, как сильно ты его любишь.

А потом он разрушил это чудесное наваждение, которое овладело вами.

– Энджи, – не прошептал, а скорее выдохнул он твое имя. – Энджи! – Второй раз это прозвучало громче, голос стал более резким и уверенным.

И ты моментально вскочила, словно очнулась, испуганная и смущенная. Твои глаза распахнулись, и лицо, которое ты увидела, не было похожим на запомнившееся тебе лицо красивого мальчика, плывущего по медленной реке. Ты увидела красное от напряжения лицо, расширенные зрачки, потный лоб.

– Энджи, я не могу, – сказал он. – Прости, но дело в том, что мы с Лив, ну, ты понимаешь? Мы с ней…

Ты спрыгнула с кровати, изумленно уставилась на свои руки, так, словно они принадлежали кому-то другому. Вообще-то так оно и было. Они жили своей собственной жизнью, не подчиняясь тебе. Если можно так сказать.

 

Глава 5

Приглашение

– Они пытаются управлять мною и моей жизнью, доктор Грант, – пожаловалась Энджи.

Сначала она сидела на столе, но, подумав, что это может быть воспринято как акт открытого неповиновения, решила пересесть на диван. Ей не хотелось вести себя дерзко, вызывающе.

На этот раз доктор была в светло-голубом свитере. Он гармонировал с цветом ее глаз, таких же голубых, как ясное весеннее небо. Гневная тирада Энджи заставила ее удивленно поднять свои аккуратно выщипанные, имевшие безупречную форму брови.

– Твои родители? Дети в школе?

– Ну да, и они тоже. Нет, это… двойники. Альтеры, так, кажется?

Доктор почти никак не отреагировала на эти слова, только едва заметно кивнула.

– Значит, ты уже убедилась в том, что они существуют? При нашей первой встрече ты сомневалась в этом.

Эти великолепные, яркие глаза обладали замечательной способностью – они заставляли человека говорить правду, обнажать свою душу. «Хорошее качество для психотерапевта», – подумала Энджи.

– Да, во время нашей первой встречи я категорически отрицала это. Я думала, что у меня просто затуманилось сознание на некоторое время, и поэтому я не все помню. Вы же понимаете, что когда из памяти выпадает какой-то короткий промежуток времени – несколько минут вчера, пару минут сегодня, – то я могу объяснить это другим людям и самой себе, – сказала Энджи. Она по-прежнему смотрела прямо в глаза доктору, заставив себя не отводить взгляд. – Я имею в виду, что каждый человек время от времени отключается и перестает замечать окружающую действительность. Правильно?

– Конечно, – согласилась доктор Грант, слегка прищурившись и снова едва заметно кивнув. Это означало, что она ждет продолжения рассказа.

– Однако сейчас происходят намного более странные вещи. И это наводит меня на мысль о том, что вы… вы, похоже, правы.

– Что, например? – спросила доктор ровным, спокойным, но небезразличным тоном.

Конечно же, доктору Грант все это знакомо. Двойники. Диссоциативное расстройство. Расщепление сознания.

Возможно, все это показалось бы Энджи безумно интересным, занимательным, если бы подобные вещи происходили не с ней, а с кем-то другим, и не портили ей жизнь, создавая массу проблем. Однако при сложившихся обстоятельствах мысль о том, что ее тело говорит и делает то, что она не может контролировать (иногда она говорила и делала даже то, о чем раньше не знала и чего не умела), приводила ее в ужас. Самым мерзким из всего произошедшего помимо ее воли было то, как она опозорилась перед Грегом. Она до сих пор не могла понять, как это произошло, однако выяснять это у нее не было никакого желания. Такого унижения ей еще никогда не приходилось переживать. То, что она сделала, так шокировало Грега, что он попросил ее уйти. Ух! Каждый раз, когда она об этом вспоминала, ей было так стыдно, что она становилась красной как рак и готова была провалиться сквозь землю.

Она уже два дня избегала встреч с Грегом и Лив, прячась в огромной толпе девятиклассников. И это было совершенно нетрудно. Они обступали ее плотным кольцом и ходили за ней с утра и до конца занятий. Это ужасно утомляло ее и действовало ей на нервы. Когда же она перестанет быть центром всеобщего внимания и всем надоест обсуждать ее историю?

– Анжела, – обратилась к ней доктор, прервав ее размышления, – ты все еще со мной? Или я беседую с кем-то другим?

– О-о, простите! Да, это всего лишь я, – сказала она, улыбнувшись немного натянуто.

Доктор похлопала ее по руке, чтобы подбодрить.

– Ты должна рассказать мне о тех странных вещах, которые заставили тебя поверить в то, что у тебя ДР, то есть диссоциативное расстройство.

Энджи удивленно выкатила глаза.

– Хорошо. Пример первый: кто-то вытер пыль в моей комнате и аккуратно сложил все мои вещи, пока я спала.

– Может быть, это твоя мама? – предположила доктор.

– Нет, я спрашивала у нее.

– Хм-м.

– Пример второй: кто-то постоянно передвигает мое кресло-качалку. Это не я и не моя мама.

– Это беспокоит тебя, так как…

– Она сидит в нем часами и качается. Каждое утро я замечаю на ковре новые вмятины и следы ног, – сказала Энджи и подняла третий палец. – Пример третий: два или три дня назад я легла спать очень рано, так как очень устала, наверное, от этого дурацкого качания, и когда я утром проснулась, то увидела, что кто-то сделал мое домашнее задание по математике.

– Однако… какое невероятное трудолюбие и усердие! – заметила доктор.

– У нее ужасный почерк. К тому же половину заданий она решила неправильно. Прямо скажем, от этого мне мало пользы.

– О-о! – Доктор одернула рукава своего свитера. – Возможно, один из твоих двойников думает, что помогает тебе. В конце концов, твое подсознание создало их как твоих защитников. Ты все еще инстинктивно чувствуешь опасность, страх прочно засел у тебя вот здесь, – сказала она, указав пальцем на висок Энджи. – Хотя мы считаем, что никакой угрозы физического насилия уже не существует.

– Минуточку. Вы считаете, что это «он»? – прищурившись, спросила Энджи. – Вы ведь как-то назвали ее Девочкой-скаутом. Вы думаете, что в моей голове живет какой-то парень?

Доктор Грант едва заметно улыбнулась.

– Все в порядке, Энджи. Мы пока не знаем, как там все происходит. Вообще-то двойники могут быть как женского, так и мужского пола, и любого возраста, – объяснила она. – Все определяется тем, какую именно роль они играют. А вдруг тебе понадобится здоровенный, крепкий детина, который сможет выстоять в жестокой драке? – спросила она и, согнув руку в локте, напрягла ее, как это обычно делают борцы, чтобы продемонстрировать свою мускулатуру. Однако из-за того, что на ней был пушистый свитер нежно-голубого цвета, нужного эффекта не получилось. – Даже такая маленькая и худенькая девочка, как ты, может иметь в качестве двойника мускулистого парня огромного роста.

– Ин-те-рес-но, – протянула Энджи. – Мне кажется, что в моей одежде он будет себя чувствовать не совсем комфортно.

Это замечание вызвало у доктора искренний смех.

– Иногда люди находят в своем гардеробе одежду, которая принадлежит их двойникам и отражает их вкусы и предпочтения.

Энджи показалось, что лопнула электрическая лампочка.

– Так вот, оказывается, в чем дело!

– Что такое?

Покраснев от смущения, Энджи призналась:

– Когда я вчера переодевалась перед уроком физкультуры, то увидела такое, что чуть не умерла от ужаса. На мне было какое-то мерзкое нижнее белье. Я такое вообще не ношу.

Брови доктора едва заметно приподнялись, и она спросила:

– Поясни, пожалуйста, что в твоем понимании означает «мерзкое нижнее белье»?

– Черное кружевное белье, почти прозрачное, весьма вульгарное, – прошептала Энджи. – Сплошные кружева и ничего больше. Я уверена, что ничего подобного себе не покупала. Да и мама не могла мне купить такое белье.

– Значит, тебя беспокоит то, что двойники выбирают за тебя одежду, выполняют за тебя кое-какую каждодневную работу и делают домашние задания. Например, тебя раздражает, что приходится всю ночь качаться в кресле-качалке, тогда как тебе хотелось бы спокойно спать в своей постели. Может быть, тебе будет легче, если ты поймешь, почему они так поступают? Выяснишь, так сказать, причины, побуждающие их к этому.

– Мне будет намного легче, если они прекратят все это. Как мне остановить их?

Наклонившись к Энджи, доктор Грант подперла обеими руками подбородок.

– Для этого нужно будет пообщаться с ними и попытаться договориться. Ты же сейчас просто требуешь, чтобы тебя снова сделали главной, и они, естественно, сопротивляются.

– О господи! Вы говорите о них так, как будто они живые люди.

Доктор кивнула. Она рассеянно перебирала пальцами жемчужины своего ожерелья.

– Энджи, ты должна полностью, до конца осознать это. Они – реальные люди, которые используют совместно с тобой твое мозговое пространство, и каждый из них отображен в разных нервных клетках твоего мозга. Они – материальные существа, а не плод твоего воображения. У тебя с ними много общего – у вас одно на всех тело, одни родители, ну и так далее. Однако у тебя может быть совершенно другой характер и желания твои могут кардинально отличаться от того, что нужно им.

Энджи молчала, задумавшись над словом «желания».

Доктор Грант терпеливо ждала.

– О чем ты думаешь? – спросила она после длительной паузы.

Сквозь прозрачные шторы в комнату проникал солнечный свет, рисуя на полу причудливые узоры. Энджи сосредоточенно рассматривала их.

– Я боюсь, что из-за них у меня будет много проблем. Я… Со мной произошел один очень неприятный случай. Вы, я надеюсь, не расскажете об этом маме?

Доктор жестами изобразила, как закрывает свой рот на замок и выбрасывает ключ.

– Ты, Энджи, мой пациент, а не твои родители.

Она сделала глубокий вдох. Признания облегчают душу. Точнее, души. Ведь так?

– Хорошо. Во-первых, я подозреваю, что это откровенно сексуальное белье было украдено из магазина, что само по себе ужасно, а еще у меня возникли проблемы с одним парнем.

– Что, дорогая, нежелательные ухаживания? – спросила доктор Грант.

– Еще какие! – Ей было очень стыдно рассказывать об этом. – Только не с его, а с моей стороны. Одна из моих, так сказать, двойников набросилась на него. Я… Ну, в общем, пыталась склонить его к физической близости. Я себя так никогда не веду с парнями. Это вообще черт знает что такое! – Она сорвалась на крик, не сумев сдержать своего негодования, а потом перешла на шепот: – Они слышат меня? Двойники?

– А ты слышишь их? – ответила доктор вопросом на вопрос.

Энджи вздохнула.

– Может быть, раза два и слышала. Мне казалось, что я слышу чей-то голос, но в этот момент рядом со мной никого не было. Однако я решила, что мне это просто показалось. А как это обычно происходит?

– О-о, это безумно интересно! – отозвалась доктор Грант, ее голубые глаза заблестели от возбуждения (обычно человек, достигший определенных высот в своей профессии, получает истинное удовольствие, рассказывая о том деле, которым занимается). – В центрах памяти, которые находятся в твоем мозгу, разные группы нервных клеток содержат отдельные узоры памяти двойников, причем всех, сколько бы их там ни было.

– Сколько бы их там ни было? – прошептала Энджи.

Однако доктор продолжила свой рассказ, проигнорировав ее вопрос:

– Они почти никак не связаны между собой. Именно это и позволяет двойникам, или альтерам, хранить свои секреты от тебя, главная, доминирующая Энджи, а также и друг от друга. Когда ты слышишь их голоса, то речевые центры в твоем мозгу активируются точно так же, как если бы ты слышала голоса извне. Мы все это наблюдали, когда проводили функциональное МРТ исследование, а также на снимках, полученных с помощью ПЭТ.

Энджи почувствовала, что ее лицо окаменело от ужаса.

Доктор Грант нахмурилась.

– Это помогло тебе лучше понять, что с тобой происходит? Я имею в виду научное объяснение.

– Думаю, да.

Однако это было не совсем так. Она просмотрела огромное множество веб-сайтов. Все это казалось странным, непонятным и неправдоподобным: какие-то люди рассказывали о том, что они пережили, о своих ощущениях. И все это было реальным, не вымышленным. Это и ее реальность. Ее жизнь. И сейчас она живет в режиме разделения времени: делит свою жизнь с кем-то еще, и этот кто-то любит красть в магазинах сексуальное нижнее белье.

– У тебя есть вопросы?

– Всего один миллион, не больше, – сказала Энджи. – Однако самый важный из них – как мне справиться с этим и привести в порядок свою голову. Я не хочу, чтобы у меня были провалы в памяти. Я не хочу находить странные вещи в своем шкафу или на своем теле. Я не хочу делать оскорбительные, унизительные вещи, не хочу, чтобы мне было стыдно за свое поведение. Я хочу вернуть себе свою жизнь. Я хочу сама управлять своей жизнью и поступать так, как считаю нужным.

– Я понимаю. Конечно хочешь. Ты хочешь контролировать ворота, и это вполне естественно.

– Какие ворота?

– Обычно один из персонажей-двойников стоит в сторонке и наблюдает, запоминает и решает, кто должен выйти, появиться в той или иной ситуации, – это привратник или сторож. Он как хозяин и самый большой начальник в главном офисе, который принимает решение, чей выход.

– Великолепно. Как мне получить эту должность? – спросила Энджи. – Чтобы я могла закрыть эти чертовы ворота.

– Тебе поможет терапия, моя дорогая, – сказала доктор Грант, положив на стол блокнот, а потом опустила руки на колени.

– Так поговорите с привратницей! Скажите, что ей самое время уйти в отставку и уступить место новому начальнику.

– Как бы мне хотелось, чтобы все было так просто, Энджи! Все привратники – отшельники, они ведут уединенный, затворнический образ жизни. А твоя привратница никогда не контактирует с нами напрямую, но тем не менее слушает, запоминает и направляет движение.

– Она наблюдает? Слушает?

– Надеюсь, что да, – сказала доктор Грант, заставив себя улыбнуться.

– Это страшно, безумно страшно!

– Я понимаю, почему тебе страшно. Однако помни, что она снова вытолкнула тебя наружу для того, чтобы ты очутилась в реальном мире. Она руководствуется исключительно твоими интересами и искренне считает, что так будет лучше и что ты уже готова к этому.

– Потрясающе! – воскликнула Энджи. Она вдруг поняла, что начала сомневаться. – А я действительно готова?

– Именно поэтому мы здесь, моя дорогая. Мы вместе пытаемся это выяснить.

– Все мы? – едва слышно пробормотала Энджи, подняв руки к голове.

Доктор Грант улыбнулась, и ее улыбка была очень искренней. Она взяла ручку.

– Энджи, сколько тебе лет?

– Тринад… четыр… Черт, я не знаю! На самом деле должно быть шестнадцать.

– Как ты думаешь, что с тобой происходило в течение тех трех лет, которые стерлись из твоей памяти? Есть какие-нибудь… догадки?

Скосив глаза, Энджи посмотрела на серебряное кольцо со странной надписью. Что там было выгравировано? Что-то очень важное. Она попыталась сосредоточиться, стараясь вспомнить это, и сразу почувствовала, как густой туман заволакивает ее мозг. Она покрутила кольцо, подняв его до костяшки пальца, однако ее левая рука резко дернулась в сторону. Она предприняла еще одну попытку, потом еще одну, но ее рука все время увертывалась, отклоняясь в сторону.

– Вы видели это? Доктор, вы видели? – испуганно воскликнула Энджи. – У меня такое чувство, как будто мое тело мне уже не подчиняется, им управляет кто-то другой. Вы должны мне помочь. Прошу вас!

Доктор Грант схватила ее левую руку за запястье.

– Мы не должны снимать кольцо, – совершенно отчетливо произнесла она.

Энджи положила руки на колени, ее сердце по-прежнему лихорадочно билось.

– Кто-то очень боится того, что тайна, связанная с этим кольцом, будет раскрыта, – тихим, мягким голосом сказала доктор Грант. Она смотрела Энджи в глаза. Казалось, что этот пристальный взгляд, словно луч лазера, проникает прямо в ее мозг. – Однако кому-то нужно удостовериться в том, что ты готова к общению, что ты страдаешь от того, что отделилась от общей группы.

Доктор, пристально глядя Энджи в глаза, качалась вперед-назад, то наклоняясь к ней, то отдаляясь от нее. Энджи напряженно следила за ней, стараясь не отрывать взгляд от ее глаз, и вскоре у нее закружилась голова. Она тоже начала качаться в одном ритме с доктором.

Доктор говорила очень тихо, шепча какие-то приятные слова. Энджи пыталась не упустить ни единого слова, и от напряжения у нее звенело в ушах.

– Кто-то должен поговорить с остальными. Позволь мне помочь тебе, и тогда ты сможешь помочь Энджи. Я прошу тебя выйти. Нам нужно поговорить. Энджи может постоять рядом и подождать.

Энджи качалась вперед-назад; она не отрываясь смотрела на яркий голубой свет, который излучали глаза доктора, и уносилась все дальше и дальше. Она смотрела на эти два круга до тех пор, пока они не слились в одну точку. На темном небе светилась только одна эта точка, и Энджи продолжала вглядываться в эту крошечную искорку света. Под ней едва слышно заскрипело кресло-качалка, стоявшее на шатких досках старого крыльца. Крыльца? Да, там было крыльцо. Она не видела его, но знала, что сидит именно на дощатом крыльце. У нее возникло ощущение дежавю – ей казалось, что она уже когда-то была здесь. Очень и очень давно. За ее спиной находилась старая серая хижина с окнами, заплетенными паутиной, с торчавшими из стен ржавыми гвоздями. Она качалась, глядя прямо перед собой. Энджи не видела хижину, но знала, что она находится сзади. Она спиной ощущала старые, ветхие, расшатавшиеся доски невидимой хижины.

И вот крошечная голубая точка мигнула, и Энджи поняла, что кресло-качалка, стоявшее на крыльце, пустое. Кто-то качался в нем, так же как и она когда-то, однако сейчас оно было пустым и, качнувшись в последний раз, остановилось. Пояс цвета хаки (такой обычно носили девочки-скауты) висел на одной из его ручек. В ночной тьме Энджи не могла видеть его, но она знала, что он там, пояс цвета хаки, а на кресле лежит иголка с ниткой. Ее оставила та, которая ушла с крыльца. И где-то сзади, где было еще темнее, она различила силуэты других кресел, и в них тоже качались какие-то девочки. Какое, однако, многолюдное и тихое место это старое крыльцо!

В стене хижины была какая-то дыра. Нет, не дыра, а дверь. Кто-то стоял в дверном проеме, потом дверь за этим человеком захлопнулась, а она продолжала вслушиваться и всматриваться. Энджи почувствовала, как чья-то рука, дотянувшись до спинки стула, на котором она сидела, толкнула ее.

– Возвращайся! – услышала она чей-то громкий крик.

Энджи прошла на цыпочках вперед и упала в голубое мерцание; оно притягивало ее к себе с неимоверной силой. Вскоре все пространство вокруг нее засияло лазурным светом. Этот свет был таким ослепительно ярким, что ей пришлось прищуриться. Сначала перед ней возникло лицо доктора Грант, а за ним появился и ее кабинет. Поток света сузился, превратившись в два голубых глаза, которые смотрели на нее с добротой и состраданием.

Наконец Энджи смогла заговорить:

– Я что, потеряла сознание?

Доктор покачала головой.

– Нет. Ты довольно легко поддаешься гипнозу. Это очень поможет в нашей работе.

У Энджи кружилась голова.

– Что случилось? Что я сказала?

Доктор Грант наклонила голову и сразу стала похожа на птицу.

– Не ты, моя дорогая. Я снова разговаривала с Девочкой-скаутом. Энджи, я знаю, это прозвучит несколько странно, но она попросила меня не рассказывать тебе, о чем мы с ней беседовали. Она хочет сама все рассказать тебе, но ты не позволяешь ей сделать это. Очевидно, между вами такая толстая стена, которую она не может пробить. Я попросила, чтобы она все-таки постаралась найти способ сделать это. Она хочет первой рассказать тебе свою историю. До того, как это сделают остальные.

– О боже! – воскликнула Энджи. – Остальные? Все это весьма странно. Она сказала, сколько их?

– Она назвала несколько имен.

У Энджи заныло под ложечкой.

– Несколько – это сколько?

– Кроме себя самой она назвала еще троих.

– Четверо! О господи! У меня в голове полнейшая неразбериха, – сказала она, уронив голову на руки. Она почувствовала, как щиплет в глазах, и поняла, что сейчас расплачется. Однако слезы так и не появились. – Что мне делать? Как избавиться от всего этого?

Доктор Грант обняла ее за плечи, стараясь подбодрить.

– Внимательно во все всматривайся и вслушивайся, тебе обязательно подадут какой-нибудь знак. Будь открытой, готовой к общению. Пока ты больше ничего не можешь сделать. Нам необходимо продвинуться как можно дальше по этой дороге открытий. Только тогда мы сможем говорить о выздоровлении.

– А я смогу? Смогу выздороветь? – Энджи ухватилась за это слово, как за спасательный круг.

– Конечно сможешь, – ответила доктор. – У тебя будет несколько вариантов, но только они появятся немного позже. Сейчас же ты должна слушать свои внутренние голоса. Они, возможно, пытаются напрямую установить контакт с тобой, Анжела.

– Как сегодня все прошло? – спросила мама и, поправив одеяло, поцеловала Энджи на ночь. Этот ритуал у них появился недавно, хотя она, вероятно, была уже слишком взрослой для подобных нежностей. Однако, несмотря ни на что, ей это нравилось. Мама пригладила ей волосы. – Ну, как успехи?

Огромные. Маме хочется, чтобы она моментально выздоровела, а Энджи, между прочим, вот только сегодня узнала о том, что с ней происходят такие невероятные вещи, которые даже трудно себе представить. Она покачала головой.

– Кажется, что мы роем яму, и она с каждым разом становится все глубже и глубже, а я нахожусь на самом дне этой ямы, – сказала она, вскинув вверх руки (этаким театральным жестом отчаяния). – Эй, кто-нибудь, бросьте мне веревку! Прошу вас!

Может быть, кто-нибудь услышит и сжалится над ней.

Мама поцеловала ее в нос.

– Я схожу в хозяйственный магазин и куплю длинную-предлинную веревку, – пообещала она.

– Ха! Тогда не забудь прихватить еще и лестницу, – сказала Энджи.

Она перевернулась на бок и уставилась на просвет между оконными шторами, через который в комнату проникал лунный свет. Мама выключила ночник, стоящий на прикроватном столике, и на цыпочках вышла из комнаты.

Энджи проснулась очень рано. Во всем теле ощущалась какая-то свинцовая тяжесть, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Она сидела в кресле-качалке, скрутившись калачиком. Горела настольная лампа, ее плечи были укутаны теплым пушистым одеялом. Может быть, она читала, сидя в кресле, и не заметила, как заснула? Постойте, она заснула, лежа в кровати и наблюдая за тем, как луна плывет по залитому серебристым светом небу. Это она хорошо помнила.

Ее дневник лежал под креслом. Очень странно. После возвращения она только раз открывала дневник – ведь все, что там написано, принадлежит ее прошлому. Однако металлический замок был сломан и все кому не лень могли его прочитать. Она наклонилась, чтобы поднять его, и тут же почувствовала, как сильная судорога свела шею.

Открытая страница была исписана аккуратным мелким почерком – совершенно не похожим на ее легкий, волнообразный, с мягкими завитушками. Прищурившись, она вгляделась повнимательнее, – это послание было адресовано ей.

Она затаила дыхание. У нее появилось какое-то нехорошее предчувствие и от волнения неприятно заныло в животе. Она вытянула шею и, повертев головой из стороны в сторону, начала читать.

Дорогая Энджи,

Девочка-скаут

меня зовут Девочка-скаут. Жаль, что нам с тобой раньше не удалось поговорить. Я могла бы рассказать тебе много интересного, но ты не давала мне такой возможности. Ты не поверишь, как много мне пришлось узнать и сколькому научиться для того, чтобы справляться с делами, пока тебя не было.

Хочу, чтоб ты знала: это из-за меня у нас такие сильные руки. Именно меня ты можешь поблагодарить за это. Носить воду из колодца, рубить дрова для печки – все это тяжелая работа, которая развивает и укрепляет мускулатуру.

Понимаешь, когда этот мужчина впервые привел тебя в свой дом (хотя я думаю, что к этому времени ты уже успела спрятаться и он привел туда именно меня), он был очень спокойным и вежливым. Он надел на мои ноги тяжелые кандалы, потому что не доверял мне и боялся, что я могу убежать. Я очень хотела уйти, ты знаешь, однако быстро поняла, что сильно завишу от него, как и он зависит от меня. Мне пришлось очень долго завоевывать его доверие, чтобы он снял с меня оковы. Это случилось, только когда он наконец понял, что я не собираюсь уходить от него.

Как бы то ни было, когда он впервые привел меня туда, я дрожала от страха. Я не знала, смогу ли вернуться в лагерь, если сбегу от него, ведь мы с ним невероятно долго шли по лесу. Я совершенно потеряла ориентир, даже несмотря на то, что все время пыталась замечать, с какой стороны на деревьях растет мох [5] . Плюс ко всему лес был таким густым и непролазным, что я смогла увидеть нашу хижину, только когда оказалась прямо перед ней.

Посадив меня на старый растрескавшийся стол, в центре которого стоял коричневый керамический кувшин, он рассказал мне, что никогда не умел ухаживать за женщинами, но ему нужна жена. И еще он сказал, что мне очень повезло, ведь из всех девочек-скаутов он выбрал именно меня. Ему всегда хотелось заполучить в жены именно девочку-скаута, сказал он, потому что мы многое знаем и умеем, нас обучают множеству полезных вещей, например разводить костер, готовить еду, шить и так далее. Он хотел именно девочку-скаута, которая могла бы растапливать печь, находящуюся в хижине (потому что там нет электричества), и готовить ему еду.

Я очень вежливо объяснила ему, что он выбрал не ту девочку, что я смогу приготовить только то, что упаковано в пластиковую коробочку или пакет, на обратной стороне которых написано: «Просто добавьте воды». Я была искренне уверена в том, что он поймет, что ошибся, и отпустит меня. Ведь я уже упоминала, что он был очень спокойным и вежливым, несмотря на то что заковал меня в кандалы с цепями, которые тянулись до самой чугунной плиты. Он сказал, что у меня будет неделя на то, чтобы научиться готовить, и дал мне старую поваренную книгу, которая, как он сказал, принадлежала его матери.

– Ты умеешь зажигать масляную лампу? – спросил он и показал мне, как нужно подрезать фитиль лампы и зажигать его. – Тебе нужно быть очень осторожной, – предупредил он меня. – Если ты собьешь лампу со стола, то сгоришь вместе с моим домом, – добавил он и улыбнулся такой зловещей улыбкой, что я вжала голову в плечи.

Ты же знаешь, как мы все боимся пожара. О-о, наверное, не знаешь. Однако этой фобией страдают все наши девочки. Понять нас сможет только тот, кто когда-либо жил в лесной хижине, из которой невозможно уйти.

Я спросила, есть ли у него огнетушитель, и он, погладив меня по голове, сказал что-то типа «Всегда будь готова». Это, как ты знаешь, девиз не девочек, а мальчиков-скаутов. Так или иначе, у него не было огнетушителя, и он не собирался его покупать.

– Просто соблюдай осторожность, – сказал он.

Если бы на моем месте оказалась ты, тебя тоже все это привело бы в ужас. В доме нет ни водопровода, ни холодильника, ни электричества, а ему, видите ли, нужна домработница. Он сказал, что ему нужно идти на работу и что я должна быть хорошей девочкой и к его приходу приготовить ужин.

– И когда это будет? – спросила я.

Мне нужно было выяснить, сколько у меня времени для того, чтобы освободиться и сбежать. Да, в тот первый день я действительно была уверена в том, что смогу убежать. Ты представляешь это?

Он указал на висевшие на стене старые пружинные часы с двумя тяжелыми гирями. В заводной механизм часов был вставлен ключ.

– В семь часов. В кладовой стоит бочка с соленой свининой. Ты сможешь дойти до нее. Я специально измерил расстояние до бочки и сделал цепи нужной длины. Как тебя зовут? – наконец спросил он.

Сначала я не знала, стоит ли назвать ему твое имя. Однако потом сообразила, что он может где-нибудь случайно упомянуть его. Я была уверена в том, что тебя уже начали искать. И я сказала, что тебя зовут Анжелой.

Он положил в карман ключ от моих кандалов и поцеловал меня в щеку.

– Следи за огнем, хорошо? Не позволяй ему разгораться очень сильно. Хорошего тебе дня, Анжела, – сказал он и ушел.

Я никогда не слышала шума мотора машины. Я не знала, как он исчезает и как появляется.

«Я попала в лапы к сумасшедшему», – подумала я, пока его поцелуй высыхал на моей щеке, и начала размышлять над тем, как мне освободиться. Чугунная печь была уже горячей, но я, схватившись за ее ножки, попыталась приподнять их, чтобы снять с одной из них железное кольцо, к которому были прикреплены мои цепи. С таким же успехом я могла бы попытаться поднять слона. Мне не удалось сдвинуть ее с места даже на миллиметр. Я была мокрой от пота, лицо мое горело от напряжения. И только окончательно выбившись из сил, я оставила это занятие. Я так усердно старалась поудобнее схватиться за ножки печи, что обожгла себе ладони, и они покрылись волдырями. Можешь себе представить такое?

Я подумала, что мне стоит попытаться высвободить ступни ног из железных браслетов, охватывавших лодыжки. Когда я истерла ноги в кровь, то поняла, что ничего не получится. Тогда я подумала, что смогу расплющить браслеты с помощью железной сковороды (девочки-скауты всегда отличались изобретательностью и находчивостью). Однако я знала, что, даже если не потеряю сознание от боли и смогу это сделать, мне все равно не удастся далеко уползти на коленях. Я была уверена в том, что он хороший следопыт и быстро найдет меня.

Я села на стол и заплакала. Я довольно долго не могла успокоиться, а потом, утерев слезы, стала звать на помощь. Я кричала до тех пор, пока не почувствовала во рту вкус крови. Прости меня за то, что рассказываю тебе все эти ужасные подробности, но я хочу, чтобы ты знала, что, начиная с самого первого дня, я испробовала все возможные способы освободиться из плена. Я не хочу, чтобы ты обвиняла меня в бездействии.

От печи я могла ходить во все стороны, но не дальше, чем на три метра, и этого было достаточно для того, чтобы я могла осмотреть всю хижину. Стены были обиты серыми досками. В ней было две комнаты. Туалета не было, имелся только ночной горшок с нарисованными на нем алыми розами. Водопровода тоже не было. Рядом с печью стоял ящик с дровами, чтобы я могла поддерживать огонь. С другой стороны находилась узкая дверь, ведущая в кладовую. Там я нашла бочку с соленой свининой. Ее было довольно много, и она вся, сверху донизу, была засыпана солью. Глиняные горшки, стоявшие на полках, были наполнены овсяной крупой, рисом, фасолью и какими-то бобами. На полках я также увидела несколько баночек с выцветшими наклейками, которые были заполнены какими-то специями. Я понюхала их, но, поскольку была далека от кулинарии, не смогла понять, что именно находится в этих баночках. Кроме этого довольно скудного ассортимента продуктов в моем распоряжении были еще два огромных мешка – один с мукой, другой с сахаром.

Я взяла в руки железную сковороду. «Интересно, смогу ли я использовать ее в качестве оружия?» – подумала я. И несколько раз мысленно прокрутила в голове эту сцену, однако исход всегда был один: я лежу на полу с пробитой головой в луже собственной крови. Я решила, что нужно найти что-нибудь более подходящее. Ножей нигде не было. Я не нашла их даже в той банке, в которой стояли столовые приборы. Я понимала, что вилкой не смогу с первого удара заколоть его насмерть, придется ударить несколько раз, а на это времени у меня не будет.

Мне не хотелось бы расстраивать тебя или пугать, но я подумала о том, что можно разбить один из глиняных горшков и острым осколком перерезать себе вены. Я умру еще до того, как он вернется домой. Мне даже понравилась эта мысль, я понимала, что таким образом одурачу его. Однако я не могла так поступить с тобой, Энджи. Я решила, что буду защищать тебя, но не таким способом. И я снова разрыдалась и рыдала до тех пор, пока не начало темнеть. Тогда я зажгла масляные лампы, открыла поваренную книгу и принялась читать. Стрелки часов двигались все быстрее и быстрее, неумолимо приближаясь к цифре семь.

За задней дверью я увидела длинный рычаг водяного насоса. Я побежала к нему, но цепи натянулись и меня отбросило назад. Металлические браслеты царапали свежие раны на моих лодыжках. И как же мне теперь набрать воды?

В тот первый день мне повезло. Кувшин, стоявший на кухонном столе, был доверху наполнен водой. Если бы не эта вода, то я не смогла бы приготовить свиное рагу, потушить фасоль и сварить рис. Я даже не стала промывать свинину, чтобы очистить ее от соли, как того требовал рецепт, который я нашла в книге, потому что воды у меня было очень мало.

Наконец этот мужчина вернулся. Он был возбужден и выглядел счастливым. Потерев руки, он снова поцеловал меня в щеку. Отодвинув стул, он усадил меня на него.

– Как прошел день, Анжела? – спросил он.

– Было много дел, – осторожно ответила я, и он довольно усмехнулся.

Его лицо было добрым и спокойным.

– У меня тоже. В офисе сегодня было настоящее светопреставление, – сказал он.

У меня возникло ощущение сюрреалистичности происходящего. Мне казалось, что я смотрю какое-то телевизионное шоу, в котором мы с ним принимаем участие в качестве приглашенной супружеской пары.

Он хотел налить воды в две жестяные кружки, которые попросил меня поставить на стол, но кувшин, конечно же, оказался пустым. Он с грохотом поставил кувшин на стол и швырнул мою кружку в противоположный угол.

Его охватила ярость, и тогда я впервые заподозрила, что внутри него скрывается настоящий дьявол. Он вскочил из-за стола, его лицо было ужасным, багровым от гнева.

– Анжела, ты меня ужасно расстроила. Стол накрыт не так, как нужно! – прокричал он и ударил кулаком по столу так, что его вилка упала на пол.

Он подошел ко мне, его рука по-прежнему была сжата в кулак.

– Простите меня! – выпалила я и, моментально опустив глаза, уставилась на свои колени. – Я не могла дойти до колодца. Он находится слишком далеко, – объяснила я, беспомощно разведя руками, и указала на свои цепи.

Выражение его лица моментально изменилось. Теперь оно выражало совершенно противоположные чувства.

– О моя дорогая, бедная девочка! Это моя вина. Я не подумал об этом, – сказал он и упал на колени возле моего стула.

Взяв за подбородок, он заставил меня поднять голову. Я сидела тихо, как мышка, боясь пошелохнуться. Он посмотрел мне в глаза, а я продолжала испуганно молчать.

Потом он заметил раны на моих лодыжках и погладил их пальцами. Я при этом оцепенела от ужаса.

– Бедные, несчастные твои ножки. Как же трудно тебе пришлось, сколько же ты сил потратила, пытаясь дотянуться до воды! Какая же ты хорошая девочка! После ужина я перевяжу твои раны.

Пока я сидела, дрожа от страха, он сходил к колодцу и с помощью насоса накачал воды, наполнив ею кувшин до краев. Налив воды в мою кружку, он подал ее мне, любезно улыбаясь. Он смотрел на меня до тех пор, пока я не выпила всю воду, всю до последней капли, а потом снова наполнил мою кружку. Набрав полную ложку соленого рагу, он попробовал его, и его глаза округлились от восторга.

– За тебя, моя дорогая маленькая женушка, – сказал он, подняв свою кружку.

Я не знаю, что бы со мной случилось в тот первый вечер, если бы я не смогла приготовить вкусный ужин и мне нечем было бы наполнить обе тарелки. Я была абсолютно уверена в том, что этим я спасла свою жизнь.

Конечно же, я не была ему женой. Нельзя жениться на девушке, украв ее и заперев в доме. И если он хотел иметь «маленькую женушку», то ею должна была стать не я. Кто-то другой должен был выполнять эту работу.

И такой человек нашелся. Она сможет рассказать тебе об этом. Меня там уже не было. Я отказалась.

На следующее утро, когда этот мужчина ушел, я начала делать нож из старой ложки. Всего было девять ложек, причем восемь из них были совершенно одинаковыми, а одна отличалась от остальных. Я надеялась, что он не заметит пропажи. Я думала, что, может быть, новая девочка, Маленькая женушка, сможет воспользоваться ею, пока он будет спать. Однако к тому времени, когда мне удалось сделать ее достаточно острой, она не смогла взять в руки это оружие. И воспользоваться им тоже не смогла. Не смогла убить ни себя, ни его. И мне пришлось задуматься над тем, как жить дальше.

С уважением,

Дневник выскользнул из рук Энджи. Значит, это и есть тот самый двойник, с которым разговаривала доктор Грант во время их первой встречи. Та девочка, которая так беспокоилась о ней. Она такая живая, энергичная, деятельная, исполнительная. По крайней мере, такой она выглядела в глазах Энджи. Изранить себе ступни железной сковородой? Заколоть его вилкой? Если это она качается в кресле по ночам, ну что ж, за это на нее нельзя было сердиться.

Она пыталась установить контакт с Энджи единственным известным ей способом. В ее послании (какая, однако, великолепная идея – написать его!) содержалось много интересной и полезной информации. Однако, прочитав это послание, Энджи поняла, что Девочка-скаут далеко не все ей рассказала. «Стоит ли показывать дневник родителям, доктору Грант и детективу Броугану?» – задумалась Энджи. В нем не было никаких конкретных сведений, которые могли бы помочь расследованию: там не называлось имя «этого мужчины», давалось весьма приблизительное описание места (хижина, в которой две комнаты и нет ни электричества, ни водопровода), и лишь вскользь упоминалось о том, что этот человек работает в каком-то офисе. Но последнее, судя по всему, не может быть правдой. Сумасшедшие похитители детей не могут работать в офисах, не так ли?

Тем не менее, прочитав это послание, она узнала о том, как жила последние три года. Она сидела взаперти и выходила из дома только для того, чтобы нарубить дров или принести воды. Ее заставили играть до ужаса странную роль тринадцатилетней жены и хозяйки дома, и играть эту роль Энджи должна была безупречно. Ей приходилось ублажать того мужчину, балансируя на грани разумного, боясь, что в один прекрасный день весь этот кошмар сведет ее с ума. Только необходимо внести одно маленькое уточнение: не она все это делала – Девочка-скаут проживала за нее ее жизнь. Прочитанное послание не вызвало у нее никаких эмоций, да и вспомнить что-либо оно ей не помогло. У нее было ощущение, что все это происходило не с ней, просто кто-то из ее друзей рассказал ей историю о том, что случилось с подругой его друга. Удастся ли ей когда-нибудь самой вспомнить все? И хочет ли она этого?

 

Глава 6

Подавление

Сев на кровать, Энджи занялась замком на дневнике. Она точно не будет показывать дневник Девочки-скаута отцу. Его может хватить удар или он впадет в кому. Может быть, стоит показать это маме. Похоже, она действительно очень хочет помочь Энджи, сделать для нее нечто большее, чем просто регулярно возить ее на сеансы к доктору Грант. Энджи знала, что мама сильно любит ее и будет любить всегда, что бы с ней ни случилось. Но сможет ли она полюбить Девочку-скаута или других девочек, с которыми Энджи еще предстоит познакомиться? Наверное, ей следует дать маме шанс. Пусть она узнает, что с Энджи случилось.

– Мама, ты где? – крикнула Энджи.

Однако ответа не последовало. Сбежав по лестнице вниз, она направилась в кухню. Там было темно. Похоже, завтрак даже не начинали готовить. Ни свежесваренным кофе, ни жареными тостами оттуда не пахло.

– Мама! – позвала она, входя в кухню.

Там никого не было. Она побежала в спальню родителей.

– Мама, ты здесь? – крикнула она, постучавшись в незапертую дверь, и дверь слегка приоткрылась.

– Она ушла в магазин, – отозвался отец из ванной. – Готовится к приезду мамы и Билла.

– Понятно. Спасибо!

Энджи уже хотела закрыть дверь, но в этот момент на глаза ей попался толстый альбом в коричневой кожаной обложке, который лежал на прикроватном столике. Это был мамин столик. Интересно, что там может быть?

Повернув голову, она посмотрела через плечо и, убедившись, что в коридоре никого нет, осторожно вошла в спальню родителей и взяла альбом. Как оказалось, это был альбом для наклеивания газетных вырезок. Мама очень любила вырезать из газет и журналов различные интересные статьи и прочую ерунду. Может быть, просмотрев этот альбом, Энджи узнает, чем родители занимались последние три года, например, где они проводили свой отпуск, пока ее не было.

Сжимая в руках альбом в кожаной обложке, она вдруг начала сомневаться, стоит ли открывать его. Может быть, это мамин дневник? У нее было такое чувство, как будто она собиралась совершить преступление. Ее бросило в жар, на лбу выступила испарина. Она тряхнула головой. В конце концов, мама ведь прочитала ее дневник! Так что око за око, зуб за зуб. И это будет честно. Она осторожно закрыла дверь и, сделав глубокий вдох, словно собиралась прыгнуть в воду с высокой скалы, открыла альбом.

И сразу увидела…

Страница 1. Газетная статья, датированная третьим августа, заголовок: «Девочка-скаут исчезла из палаточного лагеря в Национальном лесном заповеднике Лос-Анджелеса. Есть опасения, что она заблудилась в лесу». Рядом со статьей была помещена большая фотография их седьмого класса.

Страница 2. Шестое августа, заголовок: «Отряды лесных спасателей расширили зону поиска. Они ищут пропавшую девочку-подростка. В том районе заповедника, где работают поисковые группы, были замечены кугуары». Здесь же была напечатана схема палаточного лагеря, несколько мест на этой карте были отмечены кружками, похожими на бычьи глаза.

Энджи прикоснулась к хрустящей желтоватой станице. Ее бледные руки покрылись гусиной кожей. Мама, оказывается, сохранила все газетные статьи, в которых писали о ней. Энджи почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, а в низу живота разливается неприятный холодок. Однако она все-таки перевернула страницу, и…

Страница 3. Семнадцатое августа: «Отряд скаутов посетил поминальный молебен, который был отслужен в память о пропавшей девочке». На цветном фото, помещенном рядом со статьей, она увидела печальные лица Ливви, Кейти и миссис Велс, освещенные пламенем свечей, которые они держали в руках. Сзади в темноте были только неясные, расплывчатые светящиеся точки. Их было очень много.

Страница 4. Пятнадцатое сентября: «Продолжаются поиски пропавшей девочки. Отряд горных спасателей из Сан-Димас поднимается еще выше в горы, чтобы начать широкомасштабную поисковую операцию. Назначено вознаграждение за любую информацию, касающуюся этого случая».

Страница 5. Двадцать второе ноября: «След остывает в прямом смысле этого слова – в горах Сан-Габриел в этом году очень рано выпал снег. Спасательный отряд прекратил поиски пропавшей девочки». Вот это да! Ее искали больше трех месяцев, а только потом поиски прекратили. Приблизительно сто дней.

Страница 6. Четвертое декабря: «В школе Флинтриджа устроили вечер памяти, посвященный пропавшей ученице». Энджи прочитала статью о том, какие речи там произносились и какие песни пели, с каким-то странным чувством: ей казалось, что все это написано не о ней, а о ком-то другом. Потом она еще некоторое время рассматривала фотографии, пытаясь найти на них знакомые лица учителей, родителей и друзей.

Страница 17. Третье августа: «Годовщина со дня исчезновения Анжелы Чепмен. В этот день в школе Ла Каньяда Флинтридж объявлен траур».

Дрожащими руками Энджи переворачивала оставшиеся листы, читая каждую пожелтевшую, выцветшую страницу, до тех пор пока не…

Страница 22. Газетных вырезок здесь не было, а имелась только одна красивая фотография. Деревья с оранжево-красными листьями, растущие в центре поляны, образовывали красивую дугу. Вдалеке были видны серо-белые прямоугольники, что придавало всему пейзажу несколько нереальный, фантастический вид. На переднем плане красовался цветочный горшок с белыми хризантемами. Что эта фотография делает в альбоме с газетными вырезками?

Энджи задумалась, сощурившись. Что это значит, мама? Какое-то поле? И… Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это кладбище? Сомнений быть не могло, это оно. На последней странице альбома наклеена фотография могилы. О боже! Это же ее могила!

О боже мой, о господи! Она почувствовала, как сжимается горло, и поняла, что сейчас расплачется. Теперь Энджи знала, что родители все-таки смирились с тем, что ее никогда не найдут, и поверили в то, что она мертва, хотя мама пыталась убедить ее в обратном. Они остановили поисковые работы и объявили ее мертвой. И надо же такому случиться! Она неожиданно вернулась, причинив им столько беспокойства, когда они уже начали новую жизнь без нее и в этой их жизни все уже было распланировано!

Дрожащими руками она положила альбом на место, открыла дверь и, словно зомби, ничего не видя и не слыша, медленно побрела в свою комнату. Как живой мертвец. Да, это как раз про нее.

Она вспомнила о письме, которое оставила ей Девочка-скаут, и о том, что хотела показать его матери. Какая же она идиотка! Ей действительно придется одной разбираться во всей этой странной истории.

Эту колыбельную Энджи часто пела бабушка, когда она была совсем маленькой. «Все милые маленькие лошадки, вороные и гнедые, пятнистые и серые». Энджи тогда еще не все слова понимала. Например, что значит «пятнистые»? Это все равно что в яблоках? Однако, несмотря на это, мотив песенки она запомнила на долгие годы.

Он звучал в ее голове, пока она ждала приезда бабушки, бесконечно повторяя припев. «Тише, тише, баю-бай. Не плачь и поскорее, крошка, засыпай». Странные слова. Эта навязчивая мелодия еще больше испортила ей настроение. Однако Энджи так и не заплакала.

Услышав внизу громкие и радостные голоса, она моментально повеселела. Она узнала голос бабушки. Все родственники наперебой повторяли ее имя.

– Я иду! – крикнула Энджи. Она пригладила руками волосы, но в зеркало смотреться не стала. То, что она там видела, ей по-прежнему казалось странным.

– Спускайся к нам, дорогая! – крикнула бабушка. Она стояла у подножия лестницы, уперев руки в бока. – Неужели ты не хочешь обнять меня?

Энджи бросилась к ней и обвила обеими руками ее шею. От бабушки по-прежнему пахло лавандовым мылом, и это несказанно обрадовало Энджи.

Они долго обнимались, а потом бабушка, отстранившись на расстояние вытянутой руки, смерила ее оценивающим взглядом.

– Что же, мне кажется, что за то время, пока мы с тобой не виделись, я усохла сантиметров приблизительно на пять, – сказала она. – У меня появилось несколько новых морщин и седых волосков. А ты осталась такой же красоткой, как и была.

– Это точно, – произнес незнакомый мужской голос. – Такая же красивая. Ты обнимешь своего любимого модю?

Подняв голову, Энджи посмотрела на говорившего. Коротко остриженные волосы. Массивная нижняя челюсть. Незнакомое лицо сначала было каким-то расплывчатым, потом его очертания стали более четкими. Она прищурилась. Когда же она в последний раз видела модю Билла? Ему едва исполнилось восемнадцать, когда он ушел в армию. Энджи тогда было десять лет. Ей казалось, что с тех пор прошло три года, а на самом деле целых шесть лет. И за эти годы он из щуплого юноши превратился в крепкого, мускулистого парня.

Энджи попыталась представить вместо юноши, который сейчас смотрел на нее с нескрываемым любопытством, того модю. Он подошел к Энджи и, обняв ее обеими руками, которые стали больше и сильнее, чем те, которые она помнила, прижал к своей мускулистой груди.

– Вы только посмотрите, как она выросла! – воскликнул он, прижавшись губами к ее волосам.

Его тело было горячим, и от него пахло мужским одеколоном с пряным ароматом. Он погладил ее по спине, и она вздрогнула.

В ее голове снова зазвучала тихая мелодия колыбельной «Все милые маленькие лошадки», и высокий детский голосок пропел ей в самое ухо:

– Тише, тише, баю-бай, не плачь и поскорее, крошка, засыпай.

Откуда-то издалека раздался мамин голос:

– Обед готов! Я накрыла стол на кухне.

– Пойду разолью напитки, – сказала бабушка, уходя. – Надеюсь, все успели проголодаться?

– Я просто умираю от голода! – отозвался модя Билл, и Энджи услышала глухой рокот в его груди.

Приподняв пальцами подбородок Энджи и разглядывая ее лицо, он сказал:

– Ты действительно похорошела.

Он прикоснулся пальцем к кончику ее носа. Второй рукой он по-прежнему прижимал ее к себе. В улыбке пополз вверх один уголок его рта. Что-то в этой улыбке было такое…

Энджи почувствовала, как, без всякой на то причины, лихорадочно забилось ее сердце. Она попыталась высвободиться из его объятий, но он не отпускал ее.

– Все… все уже пошли в… – заикаясь, пробормотала она, указав рукой в сторону кухни.

Он приложил палец к ее губам:

– Ш-ш-ш! Об этом никому нельзя говорить.

Модя Билл подмигнул ей. Так, словно это была шутка, которую знали только он и она. Его глаза как-то по-особенному заблестели, и в этом блеске Энджи почудилось что-то знакомое, а потом его лицо стало расплывчатым, закружилось, словно в водовороте, потемнело и вплотную приблизилось к ее лицу. У Энджи задрожали колени. Она едва дышала. Сильные руки крепко сжали ее.

Потом она услышала голос какой-то маленькой девочки:

– Скорее прячься, Энджи!

Энджи повернула голову, пытаясь увидеть ту, которая произнесла эти слова, но было слишком темно, и она ничего не смогла разглядеть. Что-то случилось с ее глазами. Энджи закрыла их и потерла веки. И вдруг она услышала оглушающий топот. Топот копыт. Перед ней предстал образ маленькой девочки с длинными светлыми волосами, уносящейся куда-то вдаль. Эта маленькая девочка скакала верхом на огромной гнедой лошади.

– Вернись! – взмолилась Энджи. – Скажи, кто ты?

Сквозь громкий топот копыт до нее донесся детский голосок:

– Не могу. Я дала слово молчать.

Открылась парадная дверь дома. Топот копыт стих. Энджи резко открыла глаза и вздохнула с облегчением. Во рту ощущался вкус шоколадного мороженого.

– Как все-таки замечательно, что они смогли к нам приехать! – сказала мама.

Оглядевшись, Энджи поняла, что, кроме них с мамой, в комнате больше никого нет.

– Что? Они уже уехали?

– Я понимаю: время летит невероятно быстро! – Мама широко улыбнулась. – Так как бабушка помогла мне помыть посуду после ужина, пока вы с Биллом гуляли, мы с тобой теперь можем проваляться весь вечер на диване, задрав ноги.

– После обеда, – пробормотала Энджи, посмотрев в окно. На улице было совершенно темно.

– Ну же, прекращай грустить! Давай посмотрим какой-нибудь фильм. Кроме нас, девочек, сегодня вечером здесь больше никого не будет, – сказала мама и, взяв Энджи за руку, потащила ее в гостиную. – Ты нашла кортизон? Нужно смазать эту сыпь. Кажется, она начала распространяться по всему телу.

Правая рука Энджи была покрыта крошечными бледно-розовыми точками. А одно пятнышко было ярко-красным. Оно болело так, словно это был свежий ожог. Сыпь, которая появляется и исчезает? Интересно, что будет дальше?

– Как ты думаешь, это может быть из-за креветок? – спросила мама. – Раньше у тебя не было аллергии.

– Не знаю, мама, – ответила Энджи слегка раздраженно. Она точно что-то ела. В желудке бурлило и ощущалась неприятная тяжесть. Но что она ела? Энджи так и не смогла вспомнить. – Куда подевался папа?

– Он в кабинете. Просматривает какие-то документы. Разве ты не слышала, как он жаловался на то, что у него масса дел в связи с какой-то грандиозной презентацией?

– Прости. Кажется, у меня снова образовался провал в памяти, – сказала Энджи. Она совершенно не помнила, что делала последние восемь часов. Разве такое возможно?

– Выбирай что хочешь, – сказала мама, передав ей пульт управления.

Энджи быстро схватила его. Ей не хотелось, чтобы мама заметила, что у нее дрожат руки. Пробежав глазами названия фильмов, она поняла, что большинство из них были помечены буквой «R», а это значит, что все это пока не для нее. В любом случае Энджи не хотелось смотреть вместе с матерью ни фильм ужасов, изобилующий сценами насилия, ни откровенную эротику.

– Может быть, укрыть тебя пледом? – спросила мама. – У тебя на руках «гусиная кожа».

Встав с дивана, мама подошла к комоду, на котором лежали пледы. Взяв два из них, она снова села на диван, придвинувшись к Энджи.

– Вы с Биллом хорошо погуляли? Наверное, все время болтали. Говорили и не могли наговориться.

Они с Биллом ходили гулять? Когда? Энджи погрузилась в размышления, пытаясь найти ответ на свой вопрос. Она развернула зеленый шерстяной плед и прикрыла им свои колени, отметив, что они измазаны какой-то коричневой пылью, а когда подогнула под себя ноги, увидела, что края ее джинсов в паутине.

Мама продолжала тараторить:

– Вы с Биллом всегда очень любили друг друга. Были просто не разлей вода. Он был твоей любимой няней. Он даже отказался от денег, которые мы предлагали ему за то, что он присматривал за тобой.

Энджи пыталась вспомнить детство. Ей почему-то казалось, что Билл приезжал к ним довольно редко. Может быть, родители возили ее к нему? Она помнила, как он приходил и как уходил, а все, что происходило в промежутке между этими двумя событиями, совершенно стерлось из памяти. Может быть, вместо того чтобы укладывать ее спать, он разрешал ей смотреть телевизор? Те программы, которые запрещали смотреть родители?

Ее сердце по-прежнему бешено колотилось, ей трудно было дышать, в животе ощущался полнейший дискомфорт, руки покраснели и ужасно болели ноги. Что с ней такое происходит?

– Какой замечательный парень! – не унималась мама. – Я знаю, что ты ужасно скучала, когда он ушел в армию. Ты проплакала всю неделю.

Странно. Энджи почему-то этого абсолютно не помнила. Ей казалось, что она совершенно спокойно пережила его отсутствие.

 

Глава 7

Предложение

– «Я широк, я вмещаю в себе множество разных людей», – продекламировала на уроке литературы мисс Стренг специально для новой ученицы.

Когда Энджи услышала это, ее сердце едва не выпрыгнуло из груди.

– Кто-нибудь знает, что хотел сказать этим Уолт Уитмен? – спросила учительница. – Это строка из заключительного станса его поэмы «Песня о себе», которую вы все должны были прочитать к сегодняшнему дню. Есть желающие?

Энджи очень хотелось ответить. Она любила эту поэму. Ей нравился язык, которым она была написана, образы, созданные поэтом, нравились даже те части поэмы, которые были ей совершенно непонятны. Она постоянно повторяла их в уме. Энджи почувствовала, что ее рука сама начала подниматься, и моментально опустила ее.

– Это образное выражение, – прошептала она себе самой. – Это просто метафора.

– Прошу прощения, Анжела, но не могла бы ты говорить громче? – обратилась к ней мисс Стренг. У нее, похоже, слух был, как у летучей мыши.

Весь «фан-клуб» Энджи дружно уставился на нее, ожидая, что она ответит. Интересно, что скажет «пропавшая» девочка?

Она собралась с мыслями. Со своими собственными мыслями.

– Я думаю, что Уитмен хотел сказать, что он объединяет в себе всех своих предков, которые жили до него, – как огромное генеалогическое древо, все ветви которого сходятся в одной точке, и этой точкой является он сам. И он также объединяет в себе весь мир, все, что в нем было создано. Потому что он является частью этого мира и неразрывно связан с ним, – сказала она, и пятнадцать пар широко раскрытых глаз теперь уставились на учительницу, желая узнать, правильно ли она ответила. – Это не означает, что он страдал от раздвоения, точнее, размножения личности. Это просто метафора, – добавила Энджи. Зачем она вообще это ляпнула? Кто ее за язык тянул?

«Однако во мне самой действительно содержится множество разных людей», – подумала она. И это не метафора, а констатация факта. Уитмен, наверное, посчитал бы ее версию тоже довольно крутой. Может быть, она даже напишет свою «Песню о себе», когда получше узнает всех своих двойников.

Однако, к несчастью, в этом направлении они с доктором так и не смогли продвинуться вперед. Почти две недели они проговорили впустую, а потом Энджи принесла на сеанс свой дневник, надеясь, что он сможет чем-нибудь помочь.

– Только ничего не говорите об этом дневнике моей маме, – потребовала она, передавая его доктору Грант. – Она сойдет с ума.

Доктор Грант несколько минут молча читала. Ее лицо при этом оставалось совершенно спокойным. На нем не отразилось никаких чувств.

– О-о, значит, версия о похищении подтверждается, – осторожно заметила она.

Энджи была безмерно благодарна доктору Грант за то, что она так спокойно отреагировала на это. Гораздо легче обсуждать сложившуюся ситуацию в спокойной обстановке, без лишних эмоций.

– Да, но я этого не помню, – сказала Энджи.

– Ничего страшного, Энджи. Тебе не стоит беспокоиться по этому поводу.

– Кандалы, попытка самоубийства. Жуть какая-то! – Энджи передернула плечами. – Я не хочу, чтобы мама, глядя на меня, каждый раз вспоминала все эти ужасы. Договорились?

– Я понимаю тебя, – отозвалась доктор Грант. – А как насчет детектива Броугана? Это очень ценные сведения, можно даже сказать, показания свидетеля.

Энджи задумалась.

– Там нет ничего конкретного. Нет подробных описаний или чего-нибудь в этом роде.

– И все-таки этого может быть вполне достаточно для того, чтобы он понял, в каком направлении нужно вести расследование, и не тратил бы время, отрабатывая ложные версии, – сказала доктор Грант.

Что же, звучало это вполне убедительно. Энджи пожала плечами.

– Хорошо. Сделайте копию и покажите ему. Оригинал я отдать не могу. Он мне нужен.

– Конечно. Скажи мне, какое впечатление на тебя произвел рассказ Девочки-скаута? Что ты думаешь по поводу того, что ей довелось испытать?

Энджи закатила глаза.

– Все это вызвало у меня сильное отвращение. И понятно почему. Однако ее стойкость и сила воли вызывают восхищение.

Доктор позволила себе улыбнуться.

– Любой человек, которому удалось выжить в тяжелых условиях и выдержать суровые испытания, достоин восхищения, не так ли?

Энджи вдруг стало завидно. На некоторых сеансах доктор Грант не беседовала с Энджи, а почти сразу погружала ее в состояние гипноза и выводила из него только в конце. Интересно, чем именно это помогает ей?

– Итак, о чем эти ребята беседуют? Когда меня, так сказать, «здесь нет», – спросила Энджи и, согнув пальцы, показала, что берет эти слова в кавычки.

– Девочка-скаут обычно сама решает, о чем ей нужно рассказать. У нее тоже возникают кое-какие проблемы, которые ей приходится решать.

– Великолепно! – воскликнула Энджи, обдумывая услышанное. Оказывается, у ее проблем тоже есть проблемы. Невероятно, потрясающе, просто с ума сойти можно! – Кстати, она упоминала еще один персонаж. Маленькая женушка, так, кажется, она ее называла? Знаете ли вы, о ком она говорила? У нее тоже есть проблемы? – спросила Энджи, машинально почесав левую руку.

Поморщившись, она посмотрела на серебряное кольцо. С ним было что-то не так. У нее вдруг возникло неприятное ощущение, как будто сдавило грудь.

– Я еще с ней не познакомилась, – сказала доктор Грант. – Как, собственно, и с остальными персонажами.

– Что за чертовщина! Все это похоже на какую-то странную игру в прятки, затеянную в моей голове. Как я смогу вылечиться, если вы даже не можете найти всех этих альтеров-двойников? – Энджи вскочила с кушетки и подбежала к окну.

Она раздвинула прозрачные шторы и прижалась лбом к холодному стеклу. От безысходности и отчаяния у нее разрывалось сердце.

– О-ох! – выдохнула она, и на стекле появился мокрый кружок.

В комнате воцарилась тишина. Смахнув навернувшиеся на глаза слезы, Энджи снова повернулась к доктору:

– Ну, что скажете?

Грудь доктора слегка приподнялась, и Энджи поняла, что та тоже вздохнула.

– Энджи, такие расстройства, как ДР, требуют длительного лечения. Для того чтобы достичь окончательного объединения (если это, конечно, то, чего ты хочешь), придется приложить невероятно много усилий, надо будет забыть обо всем остальном и сконцентрироваться на этой проблеме, сделать выздоровление своей первостепенной задачей. Это касается не только тебя, но и меня.

Энджи снова подошла к столу. Она была так взволнована, что у нее даже дрожали ноги.

– Что значит «если это, конечно, то, чего ты хочешь»? Разве есть какая-то альтернатива? Оставить все как есть? Я хочу быть цельной личностью. Самой собой.

– Я понимаю, – сказала доктор. – Однако обусловленное (то есть такое, на которое согласны все участники процесса) смешение отдельных, причем самостоятельных, личностей может привести к тому, что ты получишь, кроме себя самой, еще кое-что.

– Что именно?

– Воспоминания, чувства, ощущения и еще какие-нибудь нюансы, качества, свойственные твоим двойникам. Они тоже являются тобой.

Энджи молча обдумывала услышанное. Каблуки ее туфель буквально вонзились в деревянный пол.

Доктор Грант улыбнулась спокойной, доброй улыбкой.

– Как я уже сказала, это очень медленный процесс. Все должно происходить постепенно и в определенной последовательности. И все, кто участвует в этом процессе, будут неразрывно связаны друг с другом. Ты снова почувствуешь себя единым целым, самой собой, еще очень нескоро.

– Нескоро? Я уже хожу к вам целый месяц! Так когда же я снова стану единым целым? Через полгода? Может быть, через год?

– Энджи, дорогая, на это может уйти не год и не два. Все будет зависеть от того, насколько тесно все участники процесса смогут взаимодействовать друг с другом, насколько сильно они хотят сотрудничать друг с другом, работать в одной команде, помогать друг другу.

– Вы шутите! – воскликнула Энджи, ударив рукой по столу.

Удар получился сильнее, чем она того хотела. Ко всем прежним ее неприятностям добавилась новая. Она понимала, что медицинская страховка отца не сможет покрыть огромные расходы на лечение. Она случайно увидела счет за три недели лечения, то есть за девять сеансов (в понедельник, среду и пятницу): сумма превышала тысячу триста долларов. Отец и мать не смогут оплачивать такую дорогую терапию. Ни сейчас, ни, тем более, после того, как родится ребенок.

– Я не могу ждать несколько лет. Я хочу снова стать единым целым прямо сейчас. Почему лечение такое длительное?

Положив ручку на стол, доктор Грант пожала плечами.

– Гипноз и разговорная терапия, то есть та работа, которой мы с тобой начали заниматься вместе, – это постепенный процесс выявления, анализа и устранения тех психических травм и нарушений, которые ты как главная персоналия не можешь помнить. И ты не можешь ускорить этот процесс. Однако, должна признаться, ты делаешь грандиозные успехи. Я совершенно уверена в том, что ты сможешь вылечиться, ведь ты не употребляешь алкоголя и не подвержена депрессиям. Энджи, ты личность очень жизнерадостная, решительная и энергичная.

Энджи возмущенно фыркнула.

– Я – личность. Хозяин, босс, – сказала она, подавив смех. – Нет, я, конечно, восхищаюсь Девочкой-скаутом и очень благодарна ей за то, что она всех двойников собрала в единую команду, но пришло время этой команде, так сказать, расформироваться. Я вернулась в себя саму.

Доктор Грант снова села за стол и начала перебирать пальцами жемчужины своего ожерелья.

– М-да. Я понимаю тебя. Однако мы еще не пообщались с остальными членами этой команды, не так ли?

– Почему мы должны предоставить им право голоса? – спросила Энджи, глядя прямо в широко раскрытые от удивления глаза доктора.

– Потому что они – люди. Граждане твоего тела, твоего естества. Неужели тебе, Энджи, не интересно пообщаться с ними?

Нормально, черт побери! Почему она отвечает вопросом на вопрос?

– Интересно? А не лучше ли оставить прошлое в прошлом? Я хочу сказать, что в школе дела у меня идут очень хорошо. Дома тоже все замечательно. Я даже успела обзавестись новыми друзьями. Я начинаю новую жизнь. Зачем мне вытягивать на свет божий из мутного омута моего сознания всех этих ужасных персонажей? Зачем мне вспоминать о них? Я хочу, чтобы все они исчезли навсегда и я смогла бы стать прежней Энджи.

Ее глаза наполнились слезами. Это были слезы гнева. Лицо доктора Грант расплылось, превратившись в розовое пятно.

Это пятно протянуло ей пачку бумажных платочков «Клинекс».

– Ты знаешь, что моя самая главная задача – помочь тебе выздороветь. Но я хочу задать один вопрос. Как насчет полицейского расследования? Неужели ты не хочешь помочь разыскать похитителя? Ведь могут быть и другие жертвы. Или потенциальные жертвы.

Энджи сразу представила еще одну девочку-скаута, прикованную цепью и до смерти напуганную. Что-то заставило ее моментально стереть этот образ.

– Нет! – крикнула она. Этот крик вырвался из горла помимо ее воли. – Я хотела сказать: нет, этого не будет, – пояснила она уже обычным тоном.

Энджи была уверена в своей правоте, однако не знала, откуда у нее взялась эта уверенность.

Ее истошный крик так удивил доктора Грант, что брови у нее буквально подскочили на лоб.

Энджи шумно вздохнула, выражая возмущение и раздражение.

– Прекрасно. Я поняла вас. Я хочу, чтобы они просто рассказали вам все, что знают. Они будто призраки, которые никак не могут удалиться в мир иной, потому что на земле у них еще остались неоконченные дела. Я хочу, чтобы они выложили все, облегчили свои души и испарились. Пусть убираются вон из города! Они мне теперь не нужны. Я не хочу больше общаться с ними! – воскликнула она, снова сорвавшись на крик.

– Энджи!

– Вы слышите меня? – крикнула она, ударив себя ладонями по лбу. – ВЫ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ НУЖНЫ! УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА!

– Энджи! – Доктор Грант схватила ее за руки. – Энджи, ты можешь покалечить себя…

От волнения у нее на лбу собрались морщины. Казалось, что она о чем-то размышляет.

– О чем вы думаете? О чем? – спросила Энджи требовательным тоном.

Теперь они с доктором поменялись ролями.

Доктор Грант снова опустилась в свое крутящееся кресло.

– Прежде всего хочу сказать, что я очень рада появлению в твоем облике более ярких красок. Такого всплеска эмоций я еще ни разу не видела.

– Прекрасно! – воскликнула Энджи. – Я постараюсь почаще веселить вас подобным образом. Однако вы сейчас думали о чем-то другом.

– У меня есть к тебе одно… одно предложение. Ты должна хорошо обдумать его, – запинаясь, сказала она. Такая нерешительность была ей совершенно не свойственна.

– Я обдумаю все что угодно. Так в чем дело?

– У меня есть знакомый психиатр, который работает в университетской клинике Лос-Анджелеса. Он начал проводить клинические исследования одного экспериментального метода. Он несколько раз спрашивал меня, нет ли у меня таких пациентов, которых я могла бы направить к нему.

– Перейти к другому врачу? О-о! Но… – пробормотала Энджи. Она совершенно растерялась и не знала, что сказать. – Начать все сначала с новым доктором? Я уже как-то к вам привыкла.

Доктор Грант всплеснула руками.

– Спасибо, Энджи. Я боялась, что этого никогда не произойдет. Я приму непосредственное участие в этой работе и все время буду рядом с тобой. Он сконструировал очень необычный прибор.

– Прибор?

– Я должна признаться тебе, что почти не знакома с этим методом, мне еще никогда не доводилось применять его. Честно говоря, он вызывает у меня противоречивые чувства. Суть его состоит в том, чтобы устранять двойников, а не объединять их в единое целое. Однако его пациенты вылечиваются не за несколько лет, а буквально за несколько недель.

Устранять двойников? И всего за несколько недель? О да! Это как раз то, что нужно. Энджи наклонилась к доктору, ее глаза горели от возбуждения.

– Звучит заманчиво. Скажите, это лечение очень дорого стоит?

Доктор Грант улыбнулась.

– Эти исследования проводятся в рамках специальной научной программы и финансируются из особого фонда. Пациенты, естественно, подвергаются определенному риску. Ведь этот метод имеет пока только экспериментальный статус, он еще в стадии разработки. Однако в обмен на риск они получают необходимую помощь.

– И все-таки, это дорого?

– Совершенно бесплатно, – заверила ее доктор Грант.

– Меня это очень заинтересовало, – сказала Энджи. – Когда можно начать лечение?

– Сначала мы должны поговорить с твоими родителями.

На следующем сеансе присутствовали ее мама и отец. Сидя на краю кушетки, они жадно ловили каждое произнесенное доктором слово. Энджи с комфортом развалилась в большом и мягком кресле-подушке.

– Это просто идеальный вариант, – сказала мама.

– Взаимовыгодное сотрудничество, от которого обе стороны остаются в выигрыше, – добавил отец. – Она сможет избавиться от этих посторонних, так называемых чужеродных личностей.

Доктор нахмурилась.

– Я, конечно, уважаю вашу точку зрения, мистер Чепмен, но я бы на вашем месте не стала называть их чужеродными. Они являются составными частями психики вашей дочери, и благодаря этим частям ей удалось выжить и не лишиться рассудка во время того ужасного кошмара, в котором ей пришлось существовать. Они заслуживают уважения.

«Даже та, которая крадет нижнее белье в магазине?» – подумала Энджи.

Это язвительное замечание заставило ее усмехнуться. Однако буквально через несколько секунд ей было уже не до смеха. Боль, вонзившаяся, словно острый нож, между лопатками, начала распространяться по всему телу, и Энджи согнулась пополам. Никто не заметил, что она корчится в углу, прижав голову к коленям. Голоса взрослых стихли.

Перед ее мысленным взором вдруг возникла странная картина. Она лежит на какой-то кровати. Ее тело выглядит так, как оно выглядело, когда ей было тринадцать лет. Она совершенно голая и ей очень холодно. Запястья растерты до крови грубой веревкой. Прямо над своим лицом она видит два черных, близко посаженных глаза.

На какое-то мгновение она ощутила тяжесть его тела. На какое-то мгновение она услышала его тяжелое дыхание. На какое-то мгновение она почувствовала запах его пота. На какое-то мгновение ужас сковал все ее тело.

А потом и видение, и страх исчезли, остались только дрожь и холодная испарина. Так обычно бывает, когда рассеивается ночной кошмар. Однако слова, произнесенные низким мужским голосом, похожим на злобное рычание, все еще звучали в ее ушах: «Больше никогда не груби и не перечь мне, красотка! Я ведь столько сделал для тебя. Я спас твою гребаную жизнь».

– Что такое, дорогая? – Мама схватила ее дрожащую руку. Она сидела на полу рядом с Энджи. – Что ты сказала?

– Они спасли мне жизнь, – прошептала Энджи.

Словно эхо, она услышала хриплый, гортанный смех и возглас:

– Добро пожаловать!

Этот голос поверг ее в ужас. Ей казалось, что в ее голове поселился какой-то злобный демон. Энджи с силой сжала руку матери и, глядя на нее с мольбой, спросила:

– Когда мы сможем начать? Когда мы сможем испробовать новый метод?

Из-за того что Энджи задержалась на сеансе, она вернулась в школу позже, чем предполагала, как раз к обеденному перерыву. Она уже не дрожала, ей удалось побороть страх, вызванный ужасным видением. Да и само это видение постепенно стерлось из ее памяти. Осталось лишь какое-то неясное беспокойство.

Кафетерий был наводнен жующими, смеющимися, шумными школьниками. Ей нужно было только найти столик, за которым сидят те, кто не знает ее, и тогда она сможет спокойно поесть. Она обманула доктора. Точнее, сказала ей полуправду. Новых друзей у нее не появилось. Да, за ней бегали толпы, так сказать, поклонников, фанатов. Однако ни с одним из них ей не хотелось завязывать близкие отношения. Уф-ф. Все они похожи на надоедливых блох. Прыгают все время вокруг, трогают ее руками, высасывая из нее энергию.

Ей было бы гораздо легче, если бы она могла спокойно проходить мимо них, сохраняя инкогнито, и держать их на почтительном расстоянии. Тогда ей не нужно было бы ничего объяснять, ничего рассказывать о себе.

Она все еще высматривала походящий столик, держа в руках поднос с едой, когда кто-то схватил ее за локоть.

Крепко сжав руками поднос, чтобы не уронить его, она быстро оглянулась и увидела Кейти. Точнее, не прежнюю Кейти, а ту девушку, в которую она превратилась, повзрослев на три года.

Быстро перекрестившись, Кейти испуганно прошептала:

– Значит, это ты.

Она похлопала Энджи по плечу, желая удостовериться, что она не призрак.

– О боже! Я видела тебя всего пару раз, да и то издалека. Я не была уверена в том, что это действительно ты. Точнее, я слышала всякие разговоры, но мне хотелось самой убедиться. Пойдем туда, – сказала она и, забрав у Энджи поднос, подошла к столику, за которым могли уместиться только два человека.

– Садись, – сказала она и наклонилась так близко, что ее лоб почти касался лба Энджи. – Я не могла в это поверить. В новостях ничего не сообщали об этом. Где они нашли тебя? Где ты была? Что случилось?

– Похоже, я сама себя нашла, – ответила Энджи. – Появилась дома и ничего не помню. Полная амнезия.

От изумления Кейти широко разинула рот.

– О боже! Прости меня. Ты знаешь, кто я такая?

Энджи удивленно посмотрела на нее.

– Конечно знаю. Ты – Кейти-Лейти. Ты была одной из моих лучших подруг, – сказала она, заметив, что невольно употребила прошедшее время.

Неужели у нее уже начало появляться ощущение времени? Тогда и сейчас. Она больше не чувствовала себя тринадцатилетней. Однако полной определенности насчет своего возраста у нее пока не было.

Кейти вытащила кусочек моркови из салата Энджи. Похоже, ее привычки не изменились.

– Ты, наверное, не знаешь, что если тебя увидят рядом со мной, то тебя ожидает общественная смерть. С тобой никто не будет общаться. Должна предупредить, что я теперь изгой, – сказала она таким спокойным, будничным тоном, что Энджи приняла это за шутку.

– Я не шучу, – продолжала Кейти. – Если ты не хочешь…

Энджи пожала плечами.

– Это из-за той бочки с пивом? – спросила она.

Кейти удивленно уставилась на нее.

– Вот видишь, даже ты, которая вернулась с того света, знаешь об этом. Кто тебе сказал?

– Грег и Ливви, – ответила Энджи.

– Так почему ты сейчас не с ними? – спросила Кейти, сморщив нос. – Они вон там сидят.

Энджи посмотрела в ту сторону, куда кивнула Кейти. Лив с кислым выражением лица наблюдала за Энджи и Кейти. Что же, в этом не было ничего удивительного. Если Грег рассказал ей о том, что произошло в его комнате, то у Лив есть отличный повод смотреть на Энджи подобным образом. Как только Энджи вспомнила о том досадном случае, сразу почувствовала, что ее щеки начали краснеть.

Однако если он все сохранил в тайне, то она, похоже, просто выражает им свое презрение. В тот день Энджи так и не позвонила Лив. Энджи заблокировала ее номер после того, как Лив в пятый раз попыталась ей дозвониться. Ей не хотелось начинать новую жизнь с серьезных разборок из-за нелепой случайности. Она ведь действительно не понимала, что делает. Однако такое объяснение, как «это сделал мой двойник», вряд ли устроит Лив.

И вот теперь Энджи обедает со всеобщим врагом.

Глядя на лицо Грега (оно было напряженным), Энджи так и не смогла понять, о чем тот думает. Однако, что бы сейчас ни занимало его мысли, стоило ей посмотреть на него, как у нее внутри все закипело и задрожало.

– Ха! Оказывается, произошли большие изменения, – сказала она.

Кейт посмотрела на нее, удивленно вскинув бровь.

– Ты легко сможешь вернуть его, если захочешь.

– Это не спортивные соревнования. – Энджи недовольно поджала губы.

– Нет, это именно соревнования, – возразила Кейт. – Вся наша жизнь – сплошные соревнования. За популярность, за любовь, за оценки, за успех. Просто нужно знать правила, по которым они проводятся.

Правила. Это слово задело Энджи за живое.

– Почему ты нарушила эти правила? Почему ты сдала их? – спросила она.

Кейт почему-то улыбнулась.

– Возможно, я проиграла соревнование за популярность, но получила награду за честность. Если бы кто-нибудь из них, сев пьяным за руль, разбился, спускаясь по той извилистой горной дороге, которая ведет от дома Курта к городу, то меня всю жизнь мучила бы совесть. Да и с Куртом я больше не смогла бы встречаться. Поэтому я и решила их выдать. Зато никто не пострадал.

– Никто, кроме тебя.

– Да, кроме меня. Вполне приемлемая потеря.

Несмотря на то что они сидели по разные стороны стола, Энджи захотелось протянуть руки и обнять ее. Однако она этого не сделала, боясь испачкать свою дорогую футболку соусом, которым был заправлен салат. Вместо этого она схватила Кейт за руку.

– Курт ведь был твоим парнем.

Кейт усмехнулась.

– Да, был.

– И ты, несмотря на это, выдала его? Я слышала, что его даже на несколько дней отстранили от уроков.

– Это было нелегко, – тяжело вздохнув, призналась Кейт. – Однако он поступил мерзко. Подверг опасности не только свою жизнь, но и жизни своих друзей. Да, я рассказала про них, нарушив тем самым первое правило нашей песочницы, которое гласит: никогда не выдавай своих друзей. Однако тогда я не могла поступить иначе. Я бы в таком случае нарушила другое правило и потеряла бы уважение к себе самой.

«Нельзя предавать друзей». Эти слова, словно эхо, прозвучали в ее голове. «Но мне пришлось это сделать. Он поступил мерзко». История, рассказанная Кейт, вызвала у Энджи очень странные чувства. Ей почему-то показалось, что ей тоже пришлось пережить нечто подобное. Эта история не давала ей покоя.

– Давай мы с тобой вдвоем будем прокаженными? – предложила она.

Кейт улыбнулась. Такой радостной, сияющей улыбки Энджи уже давно не видела.

Прекрасное субботнее утро началось с громкого звонка будильника, который был заведен на шесть часов утра (в это время Энджи обычно просыпалась, когда ей нужно было идти в школу), но ей не хотелось выбираться из мягкой постели. Однако снова заснуть Энджи так и не смогла. Этот день был особенным. Она очень волновалась, ведь именно сегодня должно было начаться экспериментальное лечение. Энджи вскочила с кровати и потянулась. Вверх, к потолку. А потом наклонилась к полу. Ее руки коснулись пальцев ног, и она вдруг заметила черные пятна на среднем и указательном пальцах левой руки. Такие следы обычно остаются от карандаша. Странно. Она ведь не левша, она всегда писала правой рукой. Энджи потерла пальцы друг о друга, и пятна посветлели. На столе она увидела смятый лист бумаги, усыпанный розовыми крошками. Такие крошки обычно появляются, когда что-то стирают ластиком. Энджи расправила листок и застыла от изумления.

Слова, написанные детским размашистым почерком, расползались по странице, в конце каждой строки резко съезжая вниз. Некоторые слова были стерты, потом написаны заново, более ровно, с наклоном вправо. Так обычно пишут левши. Из-за стертых слов текст казался еще более неразборчивым. Должно быть, автор, закончив работу, от досады скомкал свое письмо. Опустившись в кресло-качалку, Энджи начала читать.

Дарагая Энджи,

Мне очень трудно песать, но большие девочки сказали, что я должна это сделать. Я нодеюсь, что ты сможешь прочитать мое песьмо. Я была первой девочкой, которую ты услышала. Было это всего несколько раз. Но я прячус от страшной леди доктора. Я хочу, чтобы ты взяла касетный магнитафон. Песмо песать очень трудно и медлено. С уважением, Болтушка. Большая девочка возле двери скозала, что все хорошо, что я должна расказать тебе все, чтобы больше некому не было плохо.

Прочитав письмо, Энджи почувствовала, как по спине пробежал холодок. Левой рукой она судорожно схватила карандаш и попыталась скопировать письмо на чистый лист бумаги. Это точно был не ее почерк. Ей с трудом удавалось выводить буквы левой рукой. Почерк ребенка по сравнению с ее собственным почерком казался более ровным и гладким.

Первая, которую она услышала? Что это значит? И кто такая эта большая девочка возле двери? Может быть, это Девочка-скаут, а может, кто-то другой. Может быть, привратник?

Ее жизнь – это сплошные вопросы, ответы на которые найти сможет только она сама. И чем дальше, тем тайн и загадок становится все больше и больше. Удивительно. Количество ее двойников тоже увеличивается. И все они заперты в ее голове.

Что же такое страшное и ужасное случилось, о чем она не может рассказать даже себе самой? Она, в конце концов, смогла выжить!

То, что маленькая девочка темной ночью сидела, согнувшись над столом, и усердно трудилась над письмом для нее, взволновало ее до глубины души. Даже объяснения доктора Грант, облеченные в словесную форму, никогда не вызывали в ней такого волнения. Он реально существует, этот ребенок, со своими мечтами и страхами. «Страшная леди доктор». Энджи улыбнулась.

Улыбка моментально исчезла с ее лица, когда она вспомнила о новой терапии. Доктор Грант пообещала, что все двойники-альтеры будут иметь возможность поговорить с Энджи, прежде чем их «сотрут». Это им, альтерам, решать, что из того, что они знают, следует рассказать Энджи. А Энджи придется решить, как много ей хочется узнать.

Она смотрела на помятый лист бумаги в своей руке и думала о маленькой девочке, которая хотела поговорить с ней лично, прямо сейчас, пока еще есть время.

Может быть, они знают о том, что сегодня днем ее начнут лечить новым методом? Возможно, они все слышат и понимают, и эта смятая записка – последняя отчаянная попытка маленькой девочки найти способ поговорить с Энджи перед тем, как ее «сотрут»?

Энджи представила эту девочку, которая называла себя Болтушкой. Невидимый ветер развевает ее длинные светлые волосы. В своей маленькой ручке она сжимает карандаш.

И она приняла решение. Пришло время раскрыть все тайны, вытащить на свет божий все, что было скрыто в глубинах подсознания. Готова она к этому или нет, уже не имеет никакого значения.

 

Глава 8

Общение

Двадцать прозрачных пластиковых коробок стояли в гараже возле одной из стен. Они были сложены одна на другую в пять рядов (по четыре коробки в каждом). Одежда, книги, игрушки, рисунки и еще бог знает что. Как хорошо, что мама оказалась такой бережливой хозяйкой! Энджи нашла ее в кухне. Она взбивала яйца, собираясь приготовить отцу субботний завтрак.

– Мама, скажи, ты еще не выбросила старый кассетный магнитофон, который я когда-то так любила?

– Посмотри в коробке, на которой написано: «Ребенок начинает ходить 2», с левой стороны, – сказала мама. – Во втором ряду.

Бережливая хозяйка с великолепно разработанной системой регистрации единиц хранения, которую она держит в своей голове.

Энджи вернулась в гараж, оставив открытой дверь, соединяющую его с кухней. Она разобрала штабель, достала нужную коробку и начала поиски. Она почему-то представляла, что старый добрый магнитофон с красно-желтым микрофоном лежит возле коробки с маленькими пластиковыми зверушками. Так оно и было. Взяв в одну руку розового поросенка, а в другую петушка, она погрузилась в детские воспоминания.

– Зачем он тебе, дорогая? – крикнула из кухни мама.

– Я сочиняю песню и хочу записать ее, пока не забыла, – крикнула в ответ Энджи. Бросив поросенка и петушка обратно в коробку, она захлопнула крышку и снова поставила пластиковые коробки одну на другую в том же порядке.

Мама улыбнулась, увидев, что она молча дует в микрофон.

– Батарейки разрядились? – спросила она и, отвернувшись от яиц, открыла ящик. – Новые лежат здесь. Из твоей комнаты доносились гитарные переборы. Я рада, что ты снова взяла в руки инструмент.

На самом деле она не сочиняла песню, но опять подружилась со своей гитарой. Время от времени она перебирала струны, заново учась брать нужные аккорды. Чтобы приобрести необходимые навыки и заставить пальцы автоматически становиться в нужное положение, ей когда-то пришлось потратить немало усилий и времени. Играя на гитаре, она отдыхала. Это отвлекало ее от… от мыслей о том, что происходит в ее голове.

Заглянув матери через плечо, она увидела на сковороде желтый, исходящий паром пушистый омлет.

– Добавь туда немного тимьяна и паприки, – посоветовала она. – Папе это понравится.

– С каких это пор ты у нас стала шеф-поваром? – спросила мама, усмехнувшись, и на ее правой щеке появилась ямочка. Она, похоже, не ожидала услышать подобный совет.

– Понятия не имею, – ответила Энджи весело, непринужденным тоном. – Может быть, вспомнила рецепт, который освоила, будучи в неволе.

– О господи! Ты больше так не шути, – попросила мама; у нее испуганно вытянулось лицо.

Энджи не сомневалась в том, что за этот кулинарный совет должна благодарить Девочку-скаута.

– Мама, если я не буду относиться к тому, что со мной случилось, с юмором, то просто не смогу с этим жить.

– Только прошу тебя, не шути на эту тему в присутствии отца. Ему и без этого сейчас тяжело.

– Неприятности на работе? – спросила Энджи.

Мама молчала.

Резкая боль пронзила грудь Энджи.

– Это из-за меня? Из-за того, что я вернулась домой?

Мать упорно продолжала молчать.

– Но почему? – воскликнула Энджи. Слова и страхи, которые она держала в себе, выплеснулись наружу. И сдержать этот безобразный порыв она уже не могла. – Он считал меня мертвой и уже мысленно похоронил, правда? Я для него привидение, призрак из прошлого. Он даже не смотрит на меня!

– Что за бред ты несешь, Энджи!

– Я видела это. Я все знаю. Я видела фотографию! – выпалила она, у нее задрожал подбородок, но она не заплакала. – Я нашла альбом с газетными вырезками и увидела там фотографию могилы.

Мамино раскрасневшееся лицо мгновенно побледнело.

– Нет, Энджи. Это было ошибкой.

– Там должны были похоронить мое тело. Мое искалеченное, изуродованное мертвое тело. Скажи мне наконец правду!

Мама в ужасе прижала ладонь ко рту.

– Все совсем не так, – прошептала она. – Наш психолог-консультант посоветовала нам сделать это. Для того чтобы мы смогли справиться со своим горем и жить дальше. Мне было очень трудно, я не могла поверить в то, что тебя больше нет, я просто не хотела в это верить. Клянусь, мы не предавали тебя, мы всегда верили в то, что ты вернешься!

Энджи прошиб холодный пот с головы до ног.

– Ты верила, мама, а отец – нет, – сказала она холодным, равнодушным тоном. – Он начал новую жизнь. И решил обзавестись новым ребенком. У вас будет девочка? Или мальчик? Он уже выбрал имя для ребенка?

За прошедший месяц живот мамы вырос от размера, который можно было бы назвать «ем очень много сладких десертов», до размера «блузу в брюки я уже заправить не могу». Все было предельно ясно, и Энджи не могла больше делать вид, что ничего не понимает. Им нужно было поговорить. Но только не сейчас. Она к этому пока не была готова.

– Энджи, прошу тебя… – пробормотала мама, качая головой, и протянула руку, чтобы взять деревянную лопатку. – Все совсем не так.

Энджи швырнула лопатку на пол.

– Неужели ты не замечаешь, что за этот месяц он чаще прикасался к твоему животу, чем ко мне? Он теперь ненавидит меня.

Опустив голову, мама посмотрела на свою белую, забрызганную жиром блузу. Потому что смотреть в глаза Энджи она не могла.

– Господи, какая ты глупенькая, девочка моя! Он ошеломлен, потрясен, раздавлен. Неужели ты не видишь этого? От одной мысли о том, что мог сделать с тобой этот неизвестный маньяк, его бросает в дрожь. Ему плохо. Он чувствует себя больным. Он не может спать по ночам.

Энджи буквально вскипела от злости.

– Из-за того, что его драгоценная доченька теперь испорченный товар? – воскликнула она. – Он, наверное, считает, что было бы лучше, если бы я умерла!

Мама вытянулась, как струна, во весь свой рост (хотя в ней было-то всего метр пятьдесят, не больше).

– Нет. Потому, что он не смог защитить тебя. Он потерял тебя. Он просто сгорает со стыда. Этот стыд иссушает его душу, – сказала она. Ее голос дрогнул, и она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы. – Ты будешь есть этот омлет? Я на него вообще смотреть не могу. Этот запах просто убивает меня.

– Это вы, ребята, убиваете меня, – сказала Энджи. – У меня и без вас проблем выше крыши.

Влетев в свою комнату, она захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной. Энджи дышала так, как будто пробежала марафонскую дистанцию, а не один лестничный пролет. Это уж точно не ее забота – сделать так, чтобы отец снова стал счастливым. Эту проблему наверняка можно решить как-нибудь без нее.

Энджи швырнула магнитофон на кровать. Упав лицом в подушку, она попыталась заплакать. Потом задержала дыхание, насколько смогла. Однако ни то ни другое не помогло. От наволочки исходил легкий, свежий запах стирального порошка. Он был таким приятным, что Энджи просто не смогла ни разрыдаться, ни совершить самоудушение. Она встала с кровати и начала настраивать гитару. Этот процесс она могла контролировать, запросто устраняя любой диссонанс. Приступ гнева постепенно прошел, оставив после себя только уныние, тоску и подавленное состояние. Словом, легкую депрессию.

Дерево цвета меда постепенно стало теплым под ее руками. Она сыграла нисходящую и восходящую гаммы, а потом принялась подбирать старую мелодию – ту колыбельную, которую ей пела бабушка. «Когда ты проснешься, то получишь всех этих милых маленьких лошадок…» Закрыв глаза, она повторяла эту мелодию до тех пор, пока не смогла сыграть ее без запинки. Она растворилась в музыке.

Услышав громкое шипение, она очнулась. Неужели она случайно нажала на кнопку и включила магнитофон? Кассета сама перематывалась. Она минут пятнадцать играла «маленьких лошадок». Должно быть, все это записалось на кассете.

Энджи положила на колени игрушечный магнитофон и нажала на большую зеленую кнопку «Воспроизведение». Кассета была старой и «заезженной». Несколько долгих секунд она слышала только шорохи и треск. Энджи уже хотела нажать на кнопку «Стоп», когда услышала: «Привет! Привет! Я думаю, что эта штука работает».

Эти слова были произнесены высоким, мелодичным, срывающимся от восторга детским голоском. Энджи вздрогнула, моментально узнав этот голос. Ей показалось, что ее ударило током и электрический разряд прошел через все ее тело, от макушки до пяток.

– Большая девочка считает, что я должна сказать тебе огромное спасибо за магнитофон, – снова заговорила малышка. – Оказалось, что это совсем не трудно, и я быстро научилась его включать. Он мне очень нравится.

Услышав такое официальное выражение благодарности, Энджи не смогла сдержать улыбку. У девочки был очень милый, сладкий голосок.

– Вот моя история, – продолжала девочка. – Она очень страшная. Он заставил меня дать слово, что я никому ничего не расскажу. Люди, которые нарушают свои обещания, попадают прямиком в ад и там горят в огне целую вечность. Я не хочу гореть целую вечность, – сказала она. – Он зажег спичку, поднес ее к моей руке, и я почувствовала, как бывает больно, когда обожжешься. Ведь это только одна спичка, сказал он, а представь, каково это, когда весь мир охвачен пламенем. И еще он сказал, что друзья никогда не выдают друг друга. Он ведь не рассказал папе о том, что я разбила его любимую кофейную кружку. И я пообещала, что никогда его не выдам. А потом он сказал, что волшебный мир – это одна огромная тайна.

Потом снова наступила короткая пауза. Кофейная кружка. Какое-то смутное воспоминание всплыло из глубин памяти. Энджи увидела огромную, коричневую в черную крапинку кружку. Теперь были слышны лишь шорохи и потрескивание, и Энджи представила, как маленькая девочка собирает всю свою волю в кулак, готовясь нарушить священный обет молчания.

Она снова заговорила:

– Мы несколько раз играли в чаепитие, а потом оделись пиратом и принцессой. Это было так интересно! Он знал столько забавных игр. Мы играли в них, пока мама и папа одевались. Каждую пятницу они ходили ужинать в ресторан. Они обычно целовали меня перед уходом, желали мне спокойной ночи и просили, чтобы я была хорошей девочкой и во всем слушалась модю. Во всем… – детский голосок задрожал. – Во всем, – печально добавила она, и снова раздалось шипение.

«Нельзя же все понимать так буквально», – подумала Энджи. Впрочем, маленькие дети всегда все понимают буквально. Модя? Почему двойник по имени Болтушка рассказывает о моде Билле? Все это было очень и очень давно. Только после того, как ее грудь начала конвульсивно вздрагивать, Энджи сообразила, что все это время сидела затаив дыхание, и стала лихорадочно хватать ртом воздух.

– Значит, в тот день модя сказал, что кое-что придумал. Он сказал, что ему надоело играть в пиратов и что принцессы больше любят лошадей, чем пиратов. «Ты любишь лошадей, принцесса Анжела?» – спросил он, и я ответила: «Да, конечно, я люблю лошадей. Все девочки любят лошадей». После этого он долго смеялся. Он предложил мне запрыгнуть к нему на спину и, опустившись на четвереньки, пополз по полу. Он ползал так до тех пор, пока я не закричала, что у меня кружится голова. И он сказал, что самые лучшие наездники обычно ездят на лошадях без седел, и нам с ним пришлось снять рубашки, чтобы у нас были голые спины. И я скакала на его голой спине, но теперь мне было трудно удержаться на нем.

Энджи почувствовала, что у нее пересохло во рту. От ужаса сдавило горло. Ей хотелось остановить кассету, но голосок девочки был таким чистым и невинным, что она заставила себя дослушать до конца.

– Он сказал: «Я боюсь, что ты можешь упасть с лошади, моя принцесса», и он засмеялся, и мы оба упали на пол. Я хихикала над ним, ведь он лежал, задрав вверх свои копыта. А потом он сказал, что знает игру поинтереснее. Он спросил, хочу ли я, чтобы он мне показал, как на лошадях ездят большие девочки. Я сказала, что хочу, потому что мне уже становилось скучно. И он показал мне. А потом сказал, что я теперь тоже стала большой девочкой.

После этого наступила долгая пауза. У Энджи в голове теснилось множество вопросов. Модя? Как он мог сделать это? Вот ублюдок! Она почувствовала, как слезы покатились по ее щекам. Она оплакивала несчастную маленькую девочку с ее ужасной, мучительной тайной.

Энджи снова услышала голос девочки. Он был тихим и необычайно серьезным:

– Мне не очень понравилась новая игра. Он сказал: «Перестань плакать, как маленький ребенок. Принцессы не плачут. В следующий раз уже не будет больно». А потом он обжег меня маленьким кусочком ада и заставил пообещать, что я никому не расскажу про нашу игру. И то же самое повторилось в следующий раз, а потом еще и еще.

Запись закончилась. В конце пленки снова послышались шипение и треск.

В следующий раз, а потом еще. О боже! Сколько же раз все это повторялось? Каждую пятницу в течение четырех лет? Прямо под носом у ее родителей?

Энджи закатала рукав блузы и посмотрела на небольшую ранку, которая неизвестно откуда появилась в тот день, когда к ним приезжали бабушка и модя Билл. Кожа вокруг набухшего волдыря, из которого сочилась сукровица, покраснела. Ранка была как раз размером со спичечную головку.

И Энджи моментально все поняла – он снова сделал это! Тем вечером. После обеда. Этот мерзкий ублюдок повел ее на прогулку, чтобы полюбоваться закатом, и овладел ею. Точнее, не ею, а той несчастной, запуганной девочкой, которую он превратил в свою сексуальную игрушку. Бедная беззащитная Болтушка, она не могла никому пожаловаться, потому что вынуждена была хранить свою тайну.

Интересно, где все это произошло? В его машине? В сарае? На грязной земле, среди паутины и пыли? Она совершенно ничего не помнила. Казалось, что ее сознание просто отмыли дочиста от этих липких следов преступных действий.

Ее буквально трясло от злости, внутри у нее все клокотало. Да чтоб ты сам провалился в ад и горел там в огне! Ее руки потянулись к невидимому оружию, к острому клинку – ей хотелось защитить малышку. И тут она услышала громкий шум. Казалось, что целая сотня голубей машет крыльями. Из-за этого шума она едва расслышала голос мамы.

– Нам пора идти, Энджи! – крикнула она.

О да, Энджи! Наш Ангел был очень зол. Болтушка прижалась к его мантии, она боялась, что, рассказав тебе обо всем, сделала что-то плохое. Наверное, было еще слишком рано. Ты, возможно, пока еще недостаточно сильная. Однако ты должна была узнать обо всем. Так я им сказала. Если ты хочешь защищать себя, то должна все знать. Я закрыла перед ним ворота. Пришло твое время. Он в ярости бросился прочь, его прекрасное лицо потемнело от праведного гнева, ведь ему не позволили совершить месть, не дали исполнить то, для чего он был создан.

Пока они ехали в машине, Энджи молчала, погрузившись в раздумья. Возможно, ее родители и заметили это, но не стали ни о чем расспрашивать. Они, по всей вероятности, думали, что Энджи просто волнуется из-за того, что ей сегодня в первый раз будут проводить процедуру сканирования головного мозга. Доктор Грант убедила их в том, что это необходимо сделать. Энджи пыталась как-то разозлиться, сохранить это состояние раздражения и ожесточенности, но не смогла. Весь ее гнев постепенно испарился, и тупое, унылое, серое спокойствие окутало ее, словно туман. Казалось, что ее голову накрыли толстым, тяжелым одеялом, сквозь которое не проникал свежий воздух, и она уже ничего не чувствовала. Ей все было безразлично. Она ощущала полнейшую апатию, пребывала в оцепенении. Ее глаза были болезненно сухими.

Неужели родители ничего не замечали? Неужели они не поняли, что их дочь подвергается сексуальному насилию? Может быть, она сама в этом виновата? Слишком глубоко все в себе спрятала, затолкала в самый дальний, тайный уголок своего подсознания. Как бы то ни было, но моде Биллу все сходило с рук в течение нескольких лет. Потому что она верила ему, потому что не могла никому рассказать. Невозможно даже представить, сколько боли заперто в ее голове! Там же покоится и гниющий труп ее невинности, ее чистоты. Это похоже на братскую могилу. Боже, избавь и упаси от того, чтобы когда-нибудь разрыть эту могилу и осматривать этот труп! Вздрогнув, она мысленно помолилась о том, чтобы сканирование помогло.

Смогут ли они пробраться во все тайники ее мозга, освободить, опустошить их и навсегда закрыть? Доктор Грант обещала, что будет именно так. Это, в конце концов, было их целью. Первая стадия экспериментального лечения – выявление причины недуга, а за этим должно последовать полное излечение.

План был таким: доктор Грант введет ее в состояние гипноза и установит контакт с одним из ее двойников, и в этот момент МРТ сделает снимок ее мозга. В это время будут активными те отделы мозга, которые используются этим конкретным двойником, и компьютер сможет зафиксировать их точное местоположение. Доктор Грант договорилась в университетском медицинском центре, и им назначили такое время, чтобы они могли пять дней подряд приезжать на процедуры. Она понимала, что Энджи не сможет выдержать больше одного часа внутри шумного и тесного, вызывающего приступы клаустрофобии сканера, и все же это занимало немало времени: один час уйдет на то, чтобы доехать по оживленной, перегруженной машинами трассе до медицинского центра, еще час придется потратить на обратную дорогу, плюс время на проведение сканирования.

Отец беспокойно расхаживал по приемной радиологического отделения, пока они ждали, когда освободится врач. Они специально решили начать процедуры в выходные, чтобы Энджи не пропускала уроки.

– Это совсем не больно, в этом нет ничего страшного, – заверил он Энджи. – В установке используются электромагнитные поля.

Ничего нового, однако, он ей не сообщил. Энджи уже была знакома с принципом работы сканера. Отец похлопал ее по спине, как-то неуклюже, неловко, напряженными, онемевшими руками. Вместо того чтобы успокоить, он тем самым передал ей свое волнение. Почему он приехал сюда? Ведь обычно он игнорировал ее, делал вид, что ее проблемы его не касаются.

Энджи закусила губу, пытаясь сдержать слезы, которые сдавливали ей горло всю дорогу до медицинского центра. Она впала в оцепенение. После того как мама рассказала ей о переживаниях отца, Энджи уже не могла открыть ему правду о его брате.

Эй, папа, у меня есть для тебя интересная новость! Я наконец поняла, почему мое сознание перестало быть цельным. Я должна была возвести защитную стену, разделив свою жизнь на две части: на обычную, повседневную жизнь и на ту, в которой я вынуждена была терпеть сексуальные домогательства твоего брата. Это происходило снова и снова. Только так я могла держать в себе боль и страх – накрепко запертыми в отдаленном уголке моего сознания.

О да! Нетрудно представить, чем бы закончился такой разговор.

Энджи кусала свою щеку до тех пор, пока не почувствовала во рту вкус крови. Ей нужно было заставить себя ощутить боль. Ей нужно было успокоиться и привести в порядок мысли, пока она шла по коридору за своими родителями к кабинету врача.

– Энджи, ты готова? – спросила доктор Грант.

Посмотрев на ее красивое, радостное лицо, Энджи окончательно вернулась в действительность, и тихий голосок Болтушки, эхом звучавший в ее голове, смолк.

– Позвольте мне познакомить вас с доктором Хиршем. Это тот самый парень, который руководит исследованиями, – сказала доктор.

«Парень» выглядел как типичный «мозгокопатель»: черная козлиная бородка и такие же черные кустистые брови. Взгляд его поразительных черных глаз с огромными зрачками был острым и пронизывающим. Казалось, что эти глаза, словно рентгеновские лучи, просвечивают насквозь мозг собеседника.

Пока он улаживал формальности с ее родителями, которые должны были дать свое письменное согласие на проведение исследований, Энджи погрузилась в раздумья. Интересно, кто из ее двойников появится сегодня? Девочка-скаут, похоже, спокойна, она не боится доктора Грант. Однако Болтушка сейчас ближе всех к поверхности. Кто такая Маленькая женушка, Энджи пока не знала. О ней ничего не было известно, кроме имени. И еще кто-то злобно ворчал, Энджи отчетливо слышала это. Значит, всего двойников четверо. По крайней мере Девочка-скаут назвала доктору Грант четверых. Может быть, это Маленькая женушка ворчит? Или существует еще кто-то, кого она пока не знает? Да она не человек, а какое-то лоскутное одеяло, кусочки которого соединила вместе беда!

Доктор Грант будет вызывать ее двойников, так называемых альтеров, по одному, устанавливать с ними контакт и постарается как можно дольше задержать их для того, чтобы можно было отследить, где именно в мозге они прячутся. Она попросит их рассказать ей свои истории, как это уже сделала Девочка-скаут, это и будет приманкой. Нет, доктор не позволит им травмировать Энджи, обрушив на нее поток своих страшных воспоминаний, она просто, так сказать, с близкого расстояния рассмотрит те события, которые стерлись из ее памяти. Доктор Грант, естественно, пока еще не знает о Болтушке и о той тяжелой травме, которая была нанесена психике Энджи, тогда как ей самой об этом уже известно.

Она оторвалась от своих мыслей и вернулась в действительность как раз в тот момент, когда доктор Хирш сказал:

– Затем, если все пойдет как нужно, мы сможем выяснить степень расщепления и после этого начнем лечение.

– И в чем оно заключается? – спросила Энджи.

– Мы будем стирать все ненужное. Этот процесс будет проходить в два этапа. Сначала мы заблокируем, то есть деактивируем, те нервные клетки, которые используются только альтерами, а после этого прикрепим к ним специальные гены, которыми можно управлять. И на этом все закончится, мы получим твое единое, цельное сознание, твое истинное «я», которое будет постоянно находиться под контролем. С помощью этого метода мне уже удалось вылечить пятерых пациентов. Причем результаты были просто потрясающие.

Именно этого она и хотела, не так ли? Получить ответы на мучившие ее вопросы, заполнить пробелы и избавиться от всех двойников. Девочка-скаут и Болтушка уже рассказали ей страшную правду, и она смогла справиться со своими эмоциями, ей удалось выдержать эти ужасные удары. Нет, сама она, конечно, не чувствовала всего того, что чувствовали они, и смогла принять правду.

Комната, в которой стоял аппарат, была жуткой, внушающей страх, – подходящее место для того, чтобы напугать до смерти ее основное, доминирующее над всеми двойниками «я» и заставить спасаться бегством. Огромная установка с круглым отверстием занимала почти всю комнату. По всей вероятности, голова Энджи будет находиться именно в этом отверстии. Она представила, как невидимые лучи проникают сквозь ее череп и исследуют все, что находится внутри него. Судя по всему, эта установка представляет собой огромный магнит.

В раздевалке она сняла свою одежду и надела больничную рубашку. Ее отражение смотрело на нее из зеркала. Оно было бледным и испуганным. Какие тайны она выболтает, находясь под гипнозом? То, что их узнает доктор Грант, ее не беспокоило, но наблюдать за ходом процедуры будет еще и доктор Хирш. Он ее не знает. Она тоже его не знает. А что, если Болтушка снова появится и расскажет доктору Грант о моде Билле? Расскажет ли доктор обо всем ее родителям? Энджи знала, что существует закон, который обязывает всех учителей и социальных работников сообщать в полицию обо всех случаях насилия над несовершеннолетними, как об уже совершенных преступлениях, так и о предполагаемых. Объявления об этом были расклеены по всей школе. Интересно, этот закон распространяется на психотерапевтов?

– Болтушка, ты должна сидеть очень тихо, – прошептала Энджи, глядя на себя в зеркало. – Твое время еще не пришло. Прошу тебя, спрячься от страшного доктора.

Так оно и было на самом деле или Энджи просто показалось, но она вдруг ощутила огромное облегчение, словно ее просьбу услышали и согласились выполнить.

Когда она вошла в комнату, доктор Грант стояла возле двери. Она дала Энджи маленькие радионаушники и слегка похлопала ее по спине.

– Ничего не бойся, Энджи. Я буду разговаривать с тобой с помощью этих наушников, так как аппарат при работе сильно шумит. В них также встроен микрофон, поэтому я смогу слышать тебя. К сожалению, мне придется сидеть в другой комнате. А теперь пойдем туда, где тихо, где ты сможешь расслабиться, и узнаем, кто захочет рассказать свою историю.

Доктор Грант привела тебя в затемненную комнату и усадила в кресло. Ты вся дрожала. Она говорила тихим, приятным голосом, просто произносила какие-то слова для того, чтобы успокоить тебя. Потом она достала прибор с двигающимся лучом света и попросила тебя смотреть на этот луч. И ты смотрела до тех пор, пока не отключилась и не позволила нам выглянуть в окна, которыми для нас были твои глаза.

– Девочка-скаут, нам нужно поговорить, – сказала доктор. – Мы должны помочь Энджи избавиться от боли.

На этот раз вместо Девочки-скаута пришел поговорить совершенно другой персонаж. Я послала ее, открыв ворота. Это была Маленькая женушка. Пришло время и ей облегчить свою душу, поговорить с доктором. Пришло время и тебе узнать обо всем.

Энджи, я думаю, что мы сделали правильный выбор. Доктор сумела расположить к себе наших маму и папу и завоевать их доверие. Они хотели только одного – чтобы их Тринадцатилетняя Красотка вернулась обратно. Для них было важно вернуть три потерянных года. Впрочем, как и для тебя. Но они не желали знать обо всех тех ужасах, которые тебе довелось пережить, а также о том, как на твоем теле появились шрамы. Однако ты должна узнать об этом.

Был понедельник, третий день сканирования. Девочка-скаут так и не согласилась выйти, даже под гипнозом. Другой двойник требовал внимания к себе, настаивая на том, чтобы во время сеансов слушали только его. «Ага», – едва слышно пробормотала доктор Грант. Казалось, что она давно ждала, когда появится именно этот персонаж, который больше других знал о том, какая именно травма спровоцировала расщепление сознания Энджи.

– Я с самого начала была уверена в том, что существует еще кто-то, и именно она взяла на себя эту роль, – сказала доктор Энджи после того, как та провела два часа в гремящем и лязгающем аппарате. – Это та самая альтера, которая подвергалась физическому насилию. Я думаю, что это она называет себя Маленькой женушкой и именно она была, так сказать, в самом центре событий, – объяснила она и задумалась, наморщив лоб и скривив свои розовые губы. – Мне до сих пор все это кажется удивительным и очень странным. Я все еще не могу поверить в то, что в твоем возрасте одно-единственное событие смогло привести к такой обширной диссоциации сознания. Это совершенно нетипичный случай.

Сомнения доктора Грант, конечно же, были оправданы, однако Энджи пока не собиралась раскрывать ей свою тайну. В третий раз готовясь к исследованию на установке, она не рассказала доктору о существовании Болтушки, ее двойника, который появился первым. Она знала, что отцу сейчас очень плохо, что у него в любую минуту может случиться нервный срыв. У мамы был уже довольно большой срок беременности. Бабушка полностью зависела от моди Билла. Да и сама Энджи еще не была готова к той буре страстей, которая разразится после того, как она публично обвинит своего «любимого дядю» в совершении инцеста. Отец после этого, наверное, просто задушит своего младшего брата голыми руками.

Она пообещала себе, что больше никогда и ни за что не останется с ним наедине. Когда она снова станет цельной личностью и почувствует себя достаточно сильной, обязательно разберется с этим негодяем. Подумав об этом, она улыбнулась – неожиданно перед ее глазами предстал образ карающего ангела с мечом в руках. Засыпая под действием гипноза, Энджи представляла, как будет резать на куски модю Билла, и эта приятная картинка вытеснила из ее сознания все остальное. Перед тем как отключиться, она услышала шелест крыльев.

После сеанса доктор Грант была необычайно радостной и напоминала полководца, который одержал важную победу.

– Мы нашли еще одного! – воскликнула она. – Это юноша – очень серьезный и воинственный, он готов защитить любого, кто нуждается в помощи. Кроме того, он, так сказать, очень компактный, с неврологической точки зрения. Похоже, это совершенно новый персонаж. Он был создан последним и совсем недавно. Нам за один сеанс удалось узнать, в какой именно области мозга находятся нервные клетки, которые он использует. Прекрасная работа, Энджи!

Благодарить ее было совершенно не за что, она не имела к этому никакого отношения. Оказывается, внутри нее есть еще и какой-то юноша. Замечательно! Может быть, это признак того, что она би? Доктор поспешила успокоить ее, сказав, что пол ее двойников не имеет никакого отношения к ее сексуальной ориентации. Слава богу! Это было бы уже слишком. Еще одного потрясения она просто не переживет.

Несмотря на то что всю обратную дорогу Энджи проспала на заднем сиденье автомобиля, она чувствовала себя очень уставшей и попросила, чтобы ей разрешили не идти в школу, а побыть дома. Мама обняла ее и сказала, понимающе глядя на нее:

– Я должна пойти на работу, всего на пару часов. Я не успела расставить книги по полкам.

– Я и не рассчитывала, что ты останешься дома вместе со мной, – сказала Энджи. – Тем более что тебя ждут груды книг, взывая о помощи. Не волнуйся, мне просто нужно немного поспать.

Еле волоча от усталости ноги, она поднялась по лестнице и, упав на кровать и укрывшись одеялом, свернулась калачиком. Все звуки стихли, краски потускнели, на душе стало спокойно и легко. Ей казалось, что она уплывает в какую-то далекую страну. Энджи засунула руку под подушку. Она так всегда делала, когда чувствовала, что засыпает. Неожиданно ее пальцы коснулись какого-то твердого предмета. Вздрогнув, она открыла глаза. Кто-то положил под подушку ее дневник, открыв его и помяв листы. Первая страница была пустой, но сквозь нее проступали слова, написанные крупными буквами.

Она приподнялась, опершись на локти, и быстро перевернула страницу. Как только она прочитала первые четыре слова, ее бросило в жар. В самом центре страницы было написано заглавие: «Первый дневник Маленькой женушки». Маленькой женушки? Подняв левую руку к лицу, Энджи посмотрела на нее. Она сразу вспомнила надпись, выгравированную на внутренней стороне широкого серебряного кольца. Как она могла забыть такую простую вещь? Она сняла кольцо с пальца и снова прочитала надпись: «ЛЮБИМОЙ АНЖЕЛЕ, МОЕЙ МАЛЕНЬКОЙ ЖЕНУШКЕ». Внутри у нее что-то дрогнуло, и она снова надела кольцо на палец. Туда, где ему самое место. Эти слова взволновали ее. Значит, ее кто-то любит и очень дорожит ею. Но ей всего шестнадцать лет. Она не может быть ничьей женой. Тогда что это может означать?

Сквозь чистый лист проступили еще какие-то слова, написанные мелким, убористым почерком.

Дрожа от нетерпения, она перевернула еще одну страницу. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Начав читать, она уже не смогла оторваться.

Привет, Энж.

Я знаю, что ты познакомилась с Девочкой-скаутом. По крайней мере, у тебя была возможность поговорить с ней. Умница-разумница Девочка-скаут о многом умолчала. Например, она не рассказала тебе о том, как она испугалась и мне пришлось спасать тебя. Слушая ее, ты, наверное, подумала: «О да, она смогла одной рукой (потому что вторая была привязана веревкой к спине) приготовить вкусный обед из четырех блюд, используя всего два ингредиента. Это спасло мне жизнь». Как бы не так! То, что мужчина набил себе желудок, конечно, помогло. Но посмотри правде в глаза, сучка. От своей «маленькой женушки» он хотел еще кое-чего. Девочка-скаут хозяйничала только в большой комнате, оставив мне комнату, которая находилась за ней. То есть спальню. Хочешь знать, как это было? Конечно хочешь. Ты прямо вся горишь от нетерпения, так тебе хочется узнать об этом. Каждая девушка мечтает о своей первой брачной ночи, не так ли?

Я тебе сейчас такое расскажу, что ты просто обалдеешь, дорогуша. Это не история Тринадцатилетней Красотки. Тебе понятно это, милочка? Мы спрятали тебя в надежное место, и поэтому ты пропустила самое интересное. А теперь в тебе проснулось любопытство? Ты действительно хочешь это узнать? Уверена? Ну что же, тогда слушай.

Итак, хорошая Девочка-скаут и этот мужчина поужинали вместе. Потом он ей рассказал о том, что на улице очень темно, а хижину окружают скалы и глубокие расщелины. В тот вечер койоты выли, как сумасшедшие, и он сказал:

– Слышишь это? Слышишь, как они воют? Помни, что пумы подкрадываются очень тихо, ты сможешь обнаружить этого зверя только тогда, когда он уже вцепится тебе в горло.

Ему больше ничего не нужно было говорить. Ты сразу поняла, что ночью убежать не сможешь.

Потом он снял железные браслеты с ее окровавленных лодыжек и, взяв на руки, перенес ее в другую комнату. Именно в ту самую комнату, на которую она весь день старалась не смотреть и не думать о том, для чего она предназначена. Эта комната была маленькой и темной. Он положил ее на жесткую кровать, которая впоследствии станет местом моего рождения. Я имею в виду, что именно на ней в ту ночь я и появилась на свет. Ты знаешь об этом? Конечно же не знаешь. Пока не знаешь. Я подготовлю для тебя сцену, и ты сможешь оценишь то, что я для тебя сделала, точнее, сделала для всех вас.

Девочка-скаут ничего не видела, только слышала, как он ходит по комнате. Она сидела, затаив дыхание.

Он зажег масляную лампу, которая стояла на полке. В ее мерцающем свете лицо мужчины казалось оранжевым. Не говоря ни слова, он протер влажной тряпкой ступни твоих ног и смазал раны какой-то мазью, имевшей сладковатый запах. Он поцеловал наши прекрасные ножки. Он обращался с ней как с настоящей королевой, а она лежала на кровати, как бревно, сжавшись от страха. Перевязав ей ступни, он склонился над ее перекошенным от ужаса лицом и поцеловал в губы.

– Ничего не бойся, моя маленькая женушка, – сказал он. – Все будет хорошо. А теперь скажи, как сильно ты любишь меня.

Она лежала, как последняя идиотка, боясь пошелохнуться. Он легонько шлепнул ее по щеке.

– Скажи мне, Анжела.

– Я люблю тебя, – выдавила она из себя. Она даже не знала его имени.

– Покажи мне, – прошептал он. – Покажи мне, как сильно ты меня любишь.

Она беспомощно смотрела в его черные глаза.

– Я… я не… я…

– Не любишь меня? – спросил он ледяным тоном и ударил нас по второй щеке. Довольно сильно ударил, щека моментально стала красной и горячей.

Она заплакала. Ее слезы возбудили его еще больше, и он снова отвесил ей пощечину. В мерцающем желтом свете было видно, как его глаза потемнели от злости, и он грозно сдвинул брови. Она отползла на другой конец кровати, а он, схватив нас за волосы, заставил ее посмотреть ему прямо в лицо.

– Анжела, дорогая, – процедил он сквозь зубы. – Я хотел, чтобы эта ночь стала особенной для тебя, но ты не хочешь мне помогать, моя маленькая женушка.

Она вырвалась и закричала. Он снова ударил ее по щеке. Она умоляла отпустить ее. Он разорвал на ней одежду. Она сжалась в комок, чтобы он не видел ее дрожащего голого тела. Когда он протянул руку, чтобы взять веревку, которую предусмотрительно повесил на столбик кровати, Девочка-скаут спряталась.

Итак, Энж, ты появилась там всего на одну секунду и испугалась до смерти, не понимая, как оказалась в том месте. Потом появилась Болтушка. Она открыла глаза и, увидев совершенно незнакомого человека, поняла, что это не игра «в лошадки». О нет! Громко крича, она убежала, оставив после себя пустое место. Именно там я и появилась, накрепко привязанная к жесткой кровати, а на мне лежал мужчина, который насиловал меня. Он пыхтел и стонал, вдавливая меня в матрас. Что же, в первый раз все это закончилось довольно быстро. Вздрогнув, он навалился на меня всем своим потным телом и спросил:

– Ты любишь меня, моя маленькая женушка?

Мне не хотелось, чтобы меня снова ударили, и поэтому я сказала:

– Конечно, я люблю тебя.

Скатившись с меня, он улыбнулся. О-о, какая это была нежная, блаженная улыбка!

– Вот видишь, я знал, что так и будет! – сказал он. – Ты просто немного испугалась, правда, моя скромница?

И я таким же нежным и ласковым голоском спросила:

– Не могли бы вы развязать мне руки?

И он так же ласково ответил:

– Не сегодня. Посмотрим, как ты будешь вести себя завтра.

А потом, так как я лежала на середине кровати, он лег на меня и заснул и сразу стал громко храпеть. Я же не смогла сомкнуть глаз до самого утра, мне трудно было дышать, и я думала о том, как бы мне развязать свои руки.

Когда за окном стало светло, он поднялся и вышел на улицу, чтобы сделать пи-пи. Я спросила: «А как же я? Пожалуйста, прошу вас, позвольте мне выйти из дома!»

Он развязал меня и указал на ночной горшок, который стоял в углу комнаты.

Потом он положил меня на кровать и снова сделал со мной это. На этот раз он не торопился, делал все медленно, продлевая удовольствие и заставляя меня умолять его делать это. Он сказал, что мне очень повезло, потому что мой муж так сильно хочет меня.

– О да, я знаю, что мне очень повезло, – отозвалась я. – Я так сильно люблю тебя!

– Ты такая невероятно нежная и милая! – сказал он и, отвязав меня, отвел в кухню для того, чтобы я приготовила ему завтрак.

Это была ее работа. Я ушла, оставив ее с этими тяжелыми браслетами на ногах.

Я понимала, что если буду говорить ему ночью те слова, которые он хочет услышать, то смогу сделать нашу жизнь лучше. Я знала, что если буду делать в постели то, что ему приятно, то смогу сделать нашу жизнь лучше. А эта приличная, благовоспитанная Девочка-скаут сказала мне:

– Только не делай вид, что тебе это не нравится. Ты просто потаскуха.

Да. Именно так она и называла меня с того самого дня, как я появилась на свет. Она называла меня Потаскухой.

Неблагодарная сука.

У Энджи бешено колотилось сердце и шумело в ушах. Она прикоснулась к своему шраму на запястье так, словно видела его впервые. Она совершенно ничего не помнила – ни боли, ни страха, ни насилия. Она осталась невинной и чистой. Целомудренной, непорочной, нетронутой. И это было настоящим чудом.

– Спасибо тебе, – тихо сказала она.

 

Глава 9

Соперничество

Два последних сеанса сканирования, каждый из которых длился один час, можно было назвать пустой тратой времени. Болтушка оказалась весьма сообразительной и спряталась так, что ее не смогли найти. И это хорошо. В этом деле у нее было гораздо больше опыта, чем у других персонажей. А Девочка-скаут проявила упрямство. Доктор Грант несколько раз пыталась установить с ней контакт, но все ее попытки не увенчались успехом. Похоже, Девочка-скаут догадывалась, что с ней сделают после того, как закончится сканирование. Энджи не знала, насколько существенной была та часть ее жизни, которую видели альтеры. Они напоминали ей кинокритиков, которые сидят в темном зале, смотрят фильм и высказывают свое мнение по поводу увиденного.

Доктор Хирш предложил немедленно перейти к следующему этапу и удалить тех альтеров, которых они уже нашли. Мама и папа наблюдали за тем, что он делает, с благоговейным ужасом, а Энджи – с восторгом и любопытством. Наконец он вывел на экран своего компьютера красивый снимок, трехмерную вращающуюся модель.

– Неужели это я? – спросила Энджи.

Разноцветные кластеры под прозрачной оболочкой, которая, по всей вероятности, была поверхностью головного мозга, обозначали области гиппокампа, используемые различными двойниками.

– Там, где красный цвет, там ты, Энджи, доминирующий персонаж. Эта область, безусловно, самая большая, – пояснил доктор Хирш. – Фиолетовым цветом отмечена область, принадлежащая Потаску… прошу прощения, Маленькой женушке. А желтая область принадлежит персонажу мужского пола, которого назвали э-э… Ангелом. Теперь мы поместим модифицированные светочувствительные гены в те нервные клетки, которые используют двойники.

Энджи была в полном восторге. Неужели ее сознание, ее «я», представляет собой всего несколько кубических сантиметров клеток, находящихся в центре ее головы?

– А что будет, если вы не попадете в нужную клетку? – спросила мама. – Есть ли риск того, что вы удалите не двойника, а саму Энджи? Я хочу сказать, что это совершенно недопустимо, правда, Митч?

– Совершенно недопустимо, – без колебаний подхватил отец.

Энджи испустила легкий вздох облегчения. Отец по-прежнему переживает за нее, хотя и боится смотреть ей в глаза.

– Насколько безопасна эта процедура? – спросил он.

Доктор Хирш тряхнул головой. Похоже, он начинал нервничать. Он все объяснил родителям Энджи, когда те подписывали официальные бумаги, давая свое согласие на проведение исследования.

– Оптико-генетический метод широко используется для лечения нервных клеток при болезни Паркинсона, эпилепсии, травмах спинного мозга и даже при некоторых формах слепоты. Использование этого метода для управления памятью пока носит экспериментальный характер. Это, так сказать, новые горизонты науки. Как я вам уже объяснял, переносчик вируса будет введен только возле тех клеток головного мозга, в которые мы хотим поместить новые гены. Абсолютная точность попадания гарантирована.

Отец понимающе кивнул, а мама спросила:

– Вирус? Это не опасно?

– Совершенно безопасно, – заверил ее доктор Хирш. – На самом деле он выполняет одну-единственную функцию – помогает ввести гены в клетку. А мы уже выбрали эти гены, не так ли? Риск состоит только в том, что у нас может не получиться заставить двойников замолчать, а повредить мозг Энджи или ее основное «я» мы никак не сможем. Сами по себе нервные клетки даже не будут затронуты. Мы просто лишим их способности посылать сигналы, изменяя мембранные кальциевые каналы и протонные помпы.

Мама беспомощно хлопала глазами. Отец, подняв руки, запустил пальцы в волосы.

– Я совершенно ничего не понял, – сказал он.

А Энджи все было ясно, ведь в седьмом классе на уроках биологии им рассказывали о процессах, происходящих в мозге.

– А как вы собираетесь ввести мне этот вирус? Как внутрь меня попадут гены-переключатели, которые дают команду убивать? – спросила она.

Доктор Хирш погладил свою козлиную бородку.

– Ты знаешь, а мне понравилось это название, – сказал он. – Я, пожалуй, смогу использовать его. Хм, «гены-переключатели». Для того чтобы ввести их, нам нужно будет просверлить всего три маленьких отверстия.

– Отверстия! – воскликнул отец, вскочив на ноги. Стул, на котором он сидел, с глухим стуком опрокинулся на ковровое покрытие, устилавшее пол кабинета. – В ее голове? Я не помню, чтобы в тех бумагах, которые мы подписали, упоминалось о том, что придется сверлить ей голову! Вы сказали «будем вводить». Я думал, что вы имели в виду обыкновенные уколы.

В маминых глазах застыл ужас.

– Вы собираетесь побрить ее налысо? Я к этому не готова, – сказала мама. Она разгладила рукава блузы, а потом провела ладонями по щекам. – Мы должны подобрать ей подходящий парик, чтобы ничего не было заметно. На это уйдет довольно много времени.

Энджи отошла в сторону, дав им возможность самим справиться с потрясением. Разве стоит волноваться из-за таких пустяков? Они в конце концов согласятся на все, что потребуется делать. Она так и не подстриглась, поэтому у нее на голове было довольно много волос. Ими можно будет прикрыть те крошечные дырочки, которые просверлят в ее голове, чтобы проложить каналы к гиппокампу.

Процесс введения генов оказался долгим и утомительным, однако он не сопровождался такими громкими звуками, как сканирование. Теперь нужно было подождать пару недель для того, чтобы гены внедрились в клетки и начали управлять кальциевыми каналами, или как там они называются, после чего эти каналы можно будет закрыть.

Энджи думала, что две недели она будет отдыхать. Однако она ошиблась.

Просыпаться по утрам ей становилось все труднее и труднее. Она не понимала, что с ней происходит. Она не могла нормально заниматься, на уроках не могла слушать учителей, дома не могла делать домашние задания. А все потому, что у нее в голове стоял постоянный крик и шум. Перед тем как началось это дурацкое сканирование, она чувствовала себя великолепно. В школе она получала хорошие оценки и даже подумывала о том, что после Рождества могла бы начать изучать еще несколько дополнительных предметов. Теперь же в ее голове царил полнейший хаос. Двойники будто торопились проявить себя, иногда они действовали сообща.

Случалось так, что она одевалась и уходила в школу, а потом вдруг обнаруживала, что Потаскуха, пробравшись в ванную комнату, подвела ей глаза, нарисовав жирные стрелки, и накрасила губы темно-красной помадой. Очевидно, Девочка-скаут разрешила ей сделать это. Потом, совершенно случайно, Энджи заметила, что ее блуза спущена с плеч. Так, чтобы были видны бретельки бюстгальтера. А еще Энджи обнаружила, что, пока она спала, Девочка-скаут переписала своим аккуратным почерком все ее домашние задания. По ночам Болтушка скакала на воображаемых лошадях, а утром у Энджи так гудела голова, как будто по ней всю ночь били копытами.

Среди всего этого сумасшествия Кейт была для нее островком здравомыслия и спокойствия. Каждый день они обедали вместе, обсуждая свои дела, и эти беседы, как правило, потом продолжались вечером. Для подружек стали привычны долгие посиделки. И когда Энджи говорила Кейт по телефону: «Я просто умру, если сейчас не съем шоколадное мороженое», то буквально через полчаса она уже была у дома Энджи. Кейт приезжала на старенькой машине (это был третий по счету автомобиль, купленный когда-то ее родителями), и они вместе с Энджи ехали есть мороженое.

– Ты живешь в постоянном стрессе, много нервничаешь, – сказала как-то Кейт после того, как была съедена третья подряд порция мороженого. – Может быть, тебе нужно начать бегать по утрам или заняться какой-нибудь гимнастикой? Я что-то стала толстеть. Ты посмотри, посмотри, как мне приходится ограничивать себя в еде, – пожаловалась она, тыча в тарелку с чахлым салатом, который она заказала себе, а потом согнула вилкой кусочек фиолетовой капусты, словно резиновую ленту.

– Ну а я ем за пятерых, – осторожно, как бы посылая пробный шар, сказала Энджи.

Кейт засмеялась:

– Я знаю, что ты не беременна и не носишь в животе сразу четверых близнецов. Эта отмазка не прокатит.

– Ко мне начала возвращаться память, – прошептала Энджи.

Улыбка моментально исчезла с лица Кейт.

– Энджи, вот это да! – пробормотала она и, привстав, протянула руку через столик и коснулась руки Энджи. – Значит, амнезия постепенно проходит?

– Да, можно сказать и так, – ответила Энджи. – Видишь ли, мы выяснили, что, пока мой мозг был отключен целых три года, в моем теле поселилось множество разных личностей.

Кейт смотрела на нее округлившимися глазами, широко раскрыв от удивления рот.

– Сразу целая компания? Ты шутишь? – Она пристально смотрела на Энджи, пытаясь найти ответ на свой вопрос. – Нет, ты не шутишь. Это так интересно и так… круто!

– Круто, – усмехнувшись, сказала Энджи. – Ну да, типа того. На самом деле они помнят, что со мной случилось. И вот теперь решили рассказать мне об этом. Прямо скажем, все это просто ужасно.

– О-о-о, – протянула Кейт, снова усевшись на свой стул и скрестив на груди руки. – Что же, это стоит того, чтобы съесть целую тонну шоколадного мороженого. Сегодня я плачу, – объявила она и, помолчав немного, спросила: – Ты хочешь… поговорить об этом? Я имею в виду, поговорить с нормальным человеком, а не с врачом.

– Только не сейчас. Возможно, немного позже. Мне до сих пор не верится, что все это было на самом деле – похищение, жизнь в рабстве и так далее. Представляешь, выяснилось, что в моем теле живут три каких-то дамочки и один парень.

– У всех есть свои странности, – заметила Кейт. – Просто у твоих странностей есть еще и имена.

– И каждый из этих персонажей делает то, что считает нужным, – пожаловалась Энджи. – Я не знаю, как заставить их подчиняться мне.

– Понятно, – сказала Кейт. – Например, они решают, кто тебя будет сегодня одевать.

– О нет! – воскликнула Энджи.

Она вспомнила, как один раз напялила на себя голубые джинсы, украшенные вышивкой, и красный свитер, хотя обычно носила эти джинсы вместе с черной блузой. Сейчас на ней была блуза персикового цвета, вся в каких-то цветах, и широкий обод на голове (за это она должна была поблагодарить Девочку-скаута); еще на ней были узкие черные брюки из спандекса и туфли на высоких шпильках (это уже постаралась Потаскуха). А на руке у нее красовался странный браслет из стеклянных бусин – это явно было делом рук Болтушки.

– В конце концов, неужели они не могут договориться друг с другом? – простонала Энджи. – Я выгляжу, как провинциальная шлюха.

– Согласна, – сказала Кейт. – А может, тебе стоит назначить для каждой из них определенный день недели?

– Как это? – спросила Энджи.

– Повесь в своей комнате календарь и отметь на нем, кто в какой день будет тебя одевать.

– Ну это уже будет самое настоящее «ку-ку», – сказала Энджи.

– А ведь так оно есть. Ты не согласна?

– О боже! Ты права. – Энджи была довольна: наконец-то ей дали хоть один дельный совет.

А вот доктор Грант теперь не давала Энджи никаких советов. Похоже, доктором овладела страсть к исследованию. Ей очень нравился этот эксперимент. Вместо того чтобы применять терапию, она всячески способствовала удалению двойников. Энджи была разочарована, ее надежды не оправдались. Пять мучительных сеансов Энджи проторчала в этом аппарате, а смогли они найти только двоих двойников-альтеров. По правде говоря, Энджи сама велела Болтушке спрятаться. Однако что могло случиться с Девочкой-скаутом? Да и двое других тоже затаились. Похоже, они не хотят, чтобы Энджи вылечилась.

– Может быть, это Маленькая женушка запретила им появляться, – размышляла доктор Грант. – Она очень сильная личность. Ей принадлежит ночь. А сейчас ее отодвинули в сторону. Может быть, нам стоит удалить ее как можно быстрее, чтобы освободить место для других? Тех, которые захотят с нами контактировать и смогут нам помочь.

Энджи почувствовала, что к горлу подступает тошнота.

Ее замешательство доктор истолковала по-своему:

– Она уже рассказала тебе свою историю. У полиции есть ее свидетельские показания. Понятно, что именно она пострадала больше всех, ей досталось самое страшное. – Доктор Грант все еще не знала о существовании Болтушки. – Как ты думаешь, может, будет лучше, если мы сотрем все это из твоей памяти? В прямом смысле этого слова.

– Может быть, – сказала Энджи, дотронувшись до шрама, который появился на ее руке совсем недавно.

– Я не настаиваю, Энджи. Надеюсь, ты понимаешь, что это только один из возможных вариантов.

– Существуют и другие? – спросила Энджи.

– Есть альтернатива. Мы можем продолжить традиционную терапию и постараемся разрушить стену, которая существует между тобой и Маленькой женушкой. Мы сделаем так, чтобы все ее воспоминания перетекли, так сказать, прямиком в твою память. Тогда ты сама переживешь и почувствуешь все то, что довелось пережить и почувствовать ей. После этого мы продолжим работу и поможем тебе справиться с этим непомерно тяжелым грузом эмоций, который ты в столь юном возрасте без посторонней помощи не осилишь. В процессе работы, выбрав подходящий момент, мы попробуем с ней договориться, попробуем убедить ее отказаться от своей независимости и каким-то образом соединиться, слиться с тобой в одно целое.

Соединиться с Потаскухой?

– Но после этого я могу сильно измениться, не так ли?

– Наша жизнь – это постоянные изменения, – заметила доктор.

Энджи почувствовала, как кто-то оттолкнул ее в сторону.

– Как ты, мать твою, все красиво описала, Линн! Ну прямо картина маслом, хоть на стену вешай и любуйся. – Эти ужасные слова слетели с ее языка!

– Привет тебе еще раз, Маленькая женушка, – сказала доктор.

– Что бы ты там ни говорила, я знаю, что ты хочешь, чтобы я умерла, ведь так? – спросила Маленькая женушка-Потаскуха, а Энджи в это время улетела куда-то очень далеко, за сотни, за тысячи миль. Она изо всех сил пыталась услышать, о чем они говорят. – Меня никто не любит и не ценит, ни один даже самый паршивый человечишка. Ни внутри, ни снаружи.

Протянув руку, доктор сказала:

– Я ценю тебя. Однако мне кажется, что ты очень несчастна, и эта твоя карма распространяется на Энджи. Ты и ее делаешь несчастной.

– Значит, мне просто придется стать счастливой. По-своему, конечно, – заявила Маленькая женушка-Потаскуха и больно хлестнула доктора по руке.

Когда Энджи пришла в себя, ее ладонь все еще горела после удара.

– Доктор Грант, простите меня, ради бога!

Глаза доктора вспыхнули от радости.

– Ты слышала это? – спросила она.

Энджи кивнула, чувствуя, что ее щеки заливает краска стыда.

– Значит, нам кое-чего удалось достичь. Мы продвигаемся вперед. Стены становятся все тоньше и тоньше.

Нет! Энджи очень нужна была эта баррикада.

– Она мне не нравится. Мне не нравится, как она ведет себя. Как одевается. Я ненавижу ее голос. Я не хочу, чтобы она была во мне. Удалите ее. Сотрите. Прошу вас!

В ее голове раздался такой пронзительный крик, что ей пришлось закрыть ладонями уши. У нее возникло ощущение, что она провалилась в темноту и оказалась в старой лесной хижине. Чьи-то сильные руки пытались усадить ее в кресло-качалку, а она изо всех сил сопротивлялась. Потом темнота рассеялась, и она снова была в кабинете доктора.

– Энджи, Энджи, с тобой все в порядке?

– Да, все нормально, – пробормотала Энджи, тяжело дыша. – Я уже себя контролирую. Но прошу вас, давайте как можно скорее начнем делать то, о чем вы рассказали.

– Я дам тебе немного времени на обдумывание, – сказала доктор Грант. – Это очень серьезный шаг. Обратной дороги уже не будет.

Откуда-то издалека до нее донесся голос:

– Тебе нужно немного поспать, красотка.

Было три часа ночи, а эти слова по-прежнему не давали ей покоя. Энджи боялась закрыть глаза. Она сидела на кровати, в комнате горел свет, причем были включены все имеющиеся светильники и люстра. Глаза у Энджи были красными, воспаленными, она стала моргать, с силой сжимая веки. С каждым разом ей все труднее и труднее было открывать глаза. Веки слипались. Наконец они окончательно сомкнулись, и она впала в какое-то странное состояние – полусон-полубодрствование.

Фигурка ангела, стоявшая на комоде, начала увеличиваться и увеличивалась до тех пор, пока не стала высотой с человека среднего роста. Молочно-белый фарфор наполнился живыми красками – кожа приобрела светло-персиковый оттенок, щеки стали розовыми, кудрявые, развевающиеся волосы – черными, а в черных как уголь зрачках загорелись два ярких огня. Было непонятно, мужчина это или женщина. Он (или она) шагнул вперед. Одна его рука была спрятана за спиной. Зашелестев, раскрылись белые, густо покрытые перьями крылья. Они были такими огромными, что едва вмещались в комнате.

– Кто ты? – спросила Энджи.

– Не бойся. Я – Ангел, ответ на твои молитвы.

– На мои молитвы?

Ангел кивнул.

– Не твои, Энджи. Это была другая девочка.

– Чего ты хочешь? – прошептала она.

– Хочу мира и спокойствия.

– Мы все этого хотим, – сказала Энджи, усмехнувшись.

– Справедливости, отмщения, завершения. – Ангел вытащил руку из-за спины. В ней он держал длинный серебряный меч. Острие меча горело ярким огнем там, где должен быть потолок.

«Как хорошо, что потолок исчез!» – подумала Энджи, погружаясь в сон. Как бы она потом смогла объяснить родителям, откуда на нем появились следы пламени?

Когда зазвонил будильник, Энджи вскочила с кресла-качалки. Она не должна была засыпать. Окинув комнату быстрым взглядом, она убедилась, что все здесь в полном порядке. Она не заметила ни новых писем, ни странных подарков. Ей почему-то казалось, что во сне она видела огромные трепещущие крылья, однако яркий утренний свет быстро развеял это видение.

Она едва стояла на ногах от усталости. В таком состоянии ей пришлось собираться в школу. Прежде чем выйти из дома, она дважды посмотрела на себя в зеркало, чтобы проверить, во что одета и как накрашена. На этот раз никто из ее двойников не своевольничал и все было в полном порядке. Школа находилась всего в каких-нибудь двух километрах от дома, и Энджи могла дойти до нее пешком, не дожидаясь автобуса. Мама настояла на том, что по утрам она сама будет отвозить ее в школу, как будто бы пятнадцатиминутная прогулка пешком в час пик представляла для ее маленькой девочки смертельную опасность. Поздно спохватилась. Раньше нужно было беспокоиться об этом.

Этим утром мама спешила на работу. У них там должно было состояться общее собрание персонала. Энджи была этому несказанно рада. Наконец-то у нее появилась возможность почувствовать себя нормальной и, как все нормальные дети, дойти до школы пешком. На улице дул холодный, пронизывающий ветер, однако Энджи была готова к подобным сюрпризам природы. Выходя из дома, она укуталась в новую длинную куртку.

Как выяснилось, не только Энджи решила прогуляться в такую рань. Она встретила миссис Харрис, которая везла детскую коляску. Она помахала Энджи и, поравнявшись с ней, пошла рядом.

– Как себя чувствует твоя мама? – спросила она. По тону, которым был задан этот вопрос, Энджи поняла, что миссис Харрис знает о том, что ее мать беременна.

Энджи пожала плечами.

– Она не любит говорить об этом. Мне кажется, что по утрам ее уже почти не тошнит. Нужно быть сумасшедшей, чтобы в ее возрасте решиться на подобный шаг. Я имею в виду…

Она замолчала, вспомнив о том, что миссис Харрис была почти ровесницей ее матери.

Миссис Харрис засмеялась.

– Она очень смелая женщина. Мы с Джорджем много лет пытались завести ребенка, но у нас так ничего и не вышло. Наконец и нам улыбнулась фортуна и мы смогли усыновить Сэмми. Он для нас просто дар Божий.

Она откинула одеяльце, и Энджи увидела спящего ангелочка. Длинные светлые ресницы покоились на щеках малыша. Его губки были плотно сжаты, и между ними надулся маленький пузырек. Такого прелестного малыша Энджи еще никогда не доводилось видеть.

– Сколько ему? – спросила она. – Как было бы хорошо, если бы он подружился с маминым малышом и они смогли бы вместе играть!

– Скоро будет девять месяцев, – ответила миссис Харрис. – Он невероятно подвижный ребенок, до ужаса любит ползать, и я думаю, что уже очень скоро начнет ходить. Поверь мне, таким вот тихим, спокойным он бывает крайне редко.

– Вам случайно не нужна няня? – спросила Энджи.

Эти слова вырвались помимо ее воли. Она ведь никогда не нянчила детей, да и на курсы Красного Креста никогда не ходила. Однако она подумала, что это станет для нее хорошей практикой, ведь уже очень скоро ее мама будет просить ее посидеть с маленьким братиком или сестренкой.

Миссис Харрис улыбнулась.

– Конечно нужна. Спасибо, Энджи, – сказала она. – Несмотря на то что мы с Джорджем очень любим этого малыша, все-таки нам бы хотелось иметь возможность хотя бы раз в неделю выбираться вечером из дома. Может быть, ты будешь приходить к нам даже чаще. Мы с тобой обязательно это обговорим. Когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, я тоже радовалась любой возможности заработать немного денег на свои нужды.

– Сэмми, – произнесла Энджи, глядя на то, как дышит малыш. Пузырек чуть подрагивал.

– Сэмюэль означает «дарованный Богом». Мы просили Господа, и Он внял нашим молитвам.

– А что вы о нем знаете? Этот малыш ничем не отличается от обычного американского ребенка, – сказала Энджи. Она знала несколько семей, которые усыновили приемных детей, и всех этих детей привезли из Латинской Америки или из Китая.

– Это было конфиденциальное усыновление. Его мать умерла при родах, а отец очень тяжело переживал ее смерть. Он был так убит горем, что не мог самостоятельно заботиться о малыше.

– Все это очень печально. Бедный маленький красавчик! – Энджи не могла оторвать глаз от ребенка. – Однако ему повезло, ведь теперь у него есть вы и мистер Харрис. Надеюсь, что у моей мамы родится такой же прелестный малыш. О господи! Я уже опаздываю в школу. Вы можете звонить мне в любое время.

Энджи ускорила шаг и быстро дошла до конца улицы. Она понимала, что работа не пойдет на пользу учебе, у нее будет оставаться гораздо меньше времени на подготовку к урокам. Однако у нее будет стабильный заработок, и ради этого можно терпеть кое-какие неудобства. Услышав громкий автомобильный сигнал, она вздрогнула и увидела, что перед перекрестком остановилась синяя машина.

– Тебя подвезти? – высунув голову из окна авто, спросил Грег.

Энджи не знала, как ей поступить. Ведь они с Грегом расстались при, мягко говоря, очень пикантных обстоятельствах и с тех пор больше не общались.

– Что ты раздумываешь? Давай прыгай в машину. На улице очень холодно.

– Спасибо, – сказала Энджи и, обойдя машину, открыла дверцу и села на пассажирское сиденье, а потом затащила внутрь свой рюкзак и поставила его у ног. Она пристегнулась и, опустив голову, принялась рассматривать свои ногти.

Грег тронулся с места.

– Как дела? – спросил он. – Мы с тобой так и не смогли поговорить. Мне показалось, что ты избегаешь меня.

Смущение и стыд как рукой сняло. Энджи просто распирало от злости.

– Конечно не смогли поговорить. Да, собственно, мы с тобой уже практически все сказали друг другу. Я уверена, что Лив теперь не хочет даже смотреть в мою сторону.

– Я ей ничего не рассказал, – тихо произнес Грег. – Неужели ты думаешь, что я полный кретин?

– О-о, спасибо тебе. Я… я просто не знаю, что на меня тогда нашло. Я хотела сказать, что я… – пробормотала Энджи. Она пыталась найти подходящее объяснение, но ничего так и не пришло в голову.

– Энж, все нормально. Если на тебя опять найдет что-нибудь подобное, дай мне знать, – сказал Грег и, убрав руку с руля, положил ее Энджи на колено.

Что он сказал?

– Что?

– Я просто… наверное, немного обалдел и поэтому оттолкнул тебя.

Теперь пришла очередь Энджи удивляться.

– Но ты правильно поступил. Раз вы с Лив…

– Нет, ничего такого между нами нет, – перебил ее он. – В смысле, мы не давали друг другу никаких обещаний. Мы просто гуляем вместе. Так, от нечего делать. Но мне с ней совершенно неинтересно.

Когда до школы оставалось всего несколько кварталов, Грег, подъехав к краю тротуара, выключил зажигание. Он взял ее за руку.

– Энж, я действительно очень скучал по тебе. Потом ты снова появилась в моей жизни, всего на несколько минут, и снова исчезла. Мы могли бы, ну я не знаю, проверить, может быть, старое пламя еще не погасло?

– А как же Лив…

Грег не дал Энджи договорить, закрыв ей рот поцелуем. Она смежила веки, и ей показалось, что она снова плывет по медленной реке и, как когда-то давно, солнце обжигает ее лицо. Трех пропавших лет как не бывало, и ей снова было тринадцать лет, и она испытывала это невероятное чувство первой влюбленности. «Ох», – выдохнула она прямо ему в рот. Обхватив Энджи обеими руками, он притянул ее к себе. Ей пришлось согнуться, наклониться в сторону. Поза была очень неудобной. Рычаг переключения передач воткнулся ей прямо между ребер.

– Ай! – вскрикнула она.

– Здесь очень неудобно, – сказал Грег и, повернув голову, посмотрел на заднее сиденье.

А Энджи, отвернувшись, взглянула на свои часы. До начала уроков оставалось пятнадцать минут. Стоит ли затевать все это? Да, черт возьми, стоит! – убеждал ее голос, звучавший внутри. Что ж, замечательная женщина-доктор посоветовала ей прислушиваться к голосам, которые звучат в ее голове. Почему бы не последовать ее совету?

Открыв дверцы, они вышли из машины, а потом одновременно нырнули на заднее сиденье.

– Утка, – шепнул Грег, нагнувшись так, чтобы его не было видно в окно машины. – Утка.

– Гусь, – пробормотала Энджи, засмеявшись, и притянула его к себе. – Ты просто вылитый гусь.

Она обхватила руками его шею, а ногами – талию. Это было довольно смело. А иначе у них бы ничего не получилось. Машина была очень маленькой.

Он уткнулся лицом в шею Энджи и начал целовать ее, оставляя на коже влажную дорожку вдоль всего V-образного выреза ее блузы. Он опускался все ниже и ниже, до тех пор пока не коснулся губами ее груди.

Она вздрагивала от каждого его прикосновения.

– Мы уже включили зажигание? – спросила она, тяжело дыша. Стоило ей только посмотреть в его черные, похожие на оливки глаза, как по всему ее телу пробежала дрожь.

– Работают все восемь цилиндров, можешь не сомневаться! – Он засмеялся и потерся щекой о ее щеку.

Его щека была немного колючей, и у Энджи вдруг возникло странное ощущение дежавю. Кончиком языка она облизнула его губы. Это еще больше возбудило его. Поцелуи стали более страстными. Его руки скользнули под ее блузу, расстегнули бюстгальтер. А потом поцелуи прекратились. Его лицо стало каким-то напряженным. Он все сильнее и сильнее прижимался бедрами к ее бедрам. Ее блуза была задрана вверх, и его свитер царапал нежную кожу ее живота. Пряжка его ремня глубоко вдавилась в ее тело. Она застонала, и он засмеялся, неправильно истолковав этот стон, и еще сильнее прижался к ней. Ей вдруг стало страшно, и она вздрогнула. Что она делает? Он скоро потеряет над собой контроль. Нет! В школе уже начались уроки. Да! Она должна это сделать, должна подпустить его еще ближе, позволить ему еще больше. Она стонала, издавая тихие гортанные звуки. Это была мольба. Она просила его не останавливаться. Его дыхание стало прерывистым. Он простонал какое-то слово, наверное, ее имя. А потом наступила кульминация. Он откинулся назад, упершись головой в стекло.

– Вот это да! – выдохнул он. – Вот это класс!

Энджи было холодно, она была полуголой, ее бюстгальтер был где-то возле шеи. Ее тело было в смятении, оно дрожало, оно по-прежнему было напряженным, ему хотелось почувствовать нечто особенное, нечто невероятное.

– Что…

Ударив рукой в потолок, он громко воскликнул:

– Анжела Грейси, да ты, оказывается, тайна за семью печатями! Внешне выглядишь, как семейный «шевроле», но под капотом у тебя горячий, мощный мотор, как у скоростного «порша». Какая это была потрясающая поездка!

Наверное, он считал, что отвесил ей комплимент. Энджи не знала, что и сказать.

Грег запустил пальцы в ее волосы.

– И это мы с тобой еще даже не разделись полностью, – сказал он. – Теперь я знаю, что нас по-прежнему тянет друг к другу.

Энджи наконец смогла заговорить:

– Значит, ты… ты теперь расскажешь обо всем Ливви? В смысле, про нас с тобой.

Посмотрев на лицо Грега, она поняла, что он немного смущен.

– Ох, уф-ф… Да. Я… Просто дай мне немного времени для того, чтобы я мог придумать, как это сделать. Я не хочу ее расстраивать. Ну, ты понимаешь. Ты всегда была понятливой, и мне это очень нравилось. Ты же знаешь Лив. – Он поцеловал ее в нос. – Вставай и пересаживайся на переднее сиденье. Мы уже опоздали на уроки.

Он улыбнулся ей такой широкой, такой белозубой улыбкой, что ей показалось, будто через ее тело пропустили электрический ток. У нее даже на ногах подогнулись пальцы.

Энджи села, привела в порядок свою одежду, а потом выбралась из машины. Открыв дверцу, она уселась на переднее сиденье. Она поняла, что Грег по-прежнему любит ее. Однако проблема была в том, что Энджи не могла понять, что она чувствует: ей очень хорошо или она ощущает себя последней дурой? А вот ее тело жаждало его ласк.

 

Глава 10

Стирание

Незаконченное дело. Почему у них с Грегом всегда остаются незаконченные дела?

– Думаю, это ясно как божий день. Он еще ничего ей не сказал, – прошептала Кейт, наклоняясь к Энджи через стол (они сидели в кафетерии). – Только посмотри на них, и сама все поймешь.

– Да нет, я, пожалуй, не буду этого делать, – сказала Энджи, отвернувшись в противоположную сторону.

Она, конечно, очень быстро убедилась в том, что предположение Кейт оказалось верным, – стоило ей только пальцем пошевелить, как Грег тут же захотел, чтобы она к нему вернулась. Однако прошло уже три дня, а он по-прежнему обедал вместе с Лив, искоса поглядывая на Энджи. Эти его мимолетные взгляды как бы говорили: «Я знаю, что ты знаешь, что я еще официально не разорвал отношения с Лив». Уф-ф! И почему все так сложно?

– С каждой минутой оно приближается, – сказала Кейт.

– Что ты имеешь в виду? Их колени под столом?

– Нет, ревнивая созерцательница эротических сцен. Официальное расставание. Я имею в виду, что если он собирается пригласить тебя на вечер, то обязательно должен сказать Лив, что не сможет пойти вместе с ней, ведь так? Завтра мы начнем продавать билеты.

Энджи об этом как-то не подумала.

– Правда начнешь продавать?

– Мне придется это сделать. Я ведь вице-президент ученического совета школы, ну и все такое. Noblesse oblige.

– Что это значит? – спросила Энджи.

– Что-то типа «мое положение меня обязывает». Кроме того, еще и Али попросил меня. Я не могу сказать «нет» своему президенту!

Неужели только общественный долг и ничего личного? Увидев ямочки на щеках Кейт, она поняла, что ее подозрения небеспочвенны.

Энджи заметила, что Кейт посмотрела на тот столик, за которым сидел Али вместе со своим братом-близнецом Абраимом. Они всегда обедали только вдвоем. В старших классах они были единственными учениками, исповедующими мусульманскую веру. Братья были похожи как две капли воды – оба красавцы-интеллектуалы. Лучшей пары для Кейт и не найти. Энджи решила подразнить ее:

– Тебе он тоже нравится, правда?

Кейт пожала плечами. Она хотела изобразить полное безразличие, но спрятать улыбку ей так и не удалось.

– По крайней мере, мне не придется беспокоиться насчет того, что он может напиться.

Энджи прыснула.

– Ты уже купила себе новое платье? – спросила она.

– Планирую заняться этим в субботу. Пойдем завтра вместе со мной. Мы и тебе подберем что-нибудь.

Замечательно! Маме и папе снова придется потратиться на нее. Однако если она будет каждую пятницу присматривать за соседским ребенком, то сможет вносить и свою лепту в семейный бюджет. Ей обязательно нужно будет позвонить миссис Харрис, как только она вернется домой.

Услышав предложение Энджи, миссис Харрис пришла в полный восторг.

– Дорогая моя, да это просто великолепно! Если я уложу Сэмми спать в семь часов, то мы с мужем сможем где-нибудь быстренько поужинать.

– Я приду к вам в шесть, – предложила Энджи. – У вас тогда целый вечер будет свободным. Вы просто расскажите мне, что нужно делать, и я сама уложу его. Вы сможете не только где-нибудь поужинать, но еще и сходить в кино. Не волнуйтесь, я со всем справлюсь, – пообещала она, понимая, что чем дольше будет сидеть с ребенком, тем больше денег получит.

– Чтобы уложить его спать, требуется проявить кое-какую изобретательность, – инструктировала Энджи миссис Харрис, пока ее муж заводил машину.

Было уже пятнадцать минут седьмого. Она дала Энджи очень подробные наставления относительно того, что нужно делать в том или ином случае, начиная с того, что следует предпринять, если от подгузника у ребенка на коже появится сыпь, и заканчивая тем, как себя вести, если вдруг прилетят марсиане.

– Если возникнет какая-нибудь проблема, сразу звони мне, – сказала она.

Энджи посадила Сэма к себе на колени. Он сразу же дернул ее за волосы, запустив в них свои маленькие пальчики.

– Идите и ни о чем не беспокойтесь, – успокоила ее Энджи.

– Похоже, у тебя уже есть опыт общения с детьми, – отметила миссис Харрис. – Часто приходилось подрабатывать няней?

– Да нет, не часто, – сказала Энджи. По правде говоря, это был ее дебют в роли няни. – Не волнуйтесь, я справлюсь. Если мне вдруг понадобится совет, я просто перейду через улицу и позову маму.

Это окончательно успокоило миссис Харрис.

– О да, ты права. Мне не стоит волноваться. Было бы просто здорово, если бы у моего малыша была такая старшая сестра, как ты. Твоей маме невероятно повезло, ведь у нее будет замечательная помощница. – Сказав это, она наклонилась и поцеловала малыша в макушку, покрытую светлыми взъерошившимися волосиками.

Ребенок протянул ручонку, пытаясь схватить ее за волосы, но у него ничего не вышло. Светлые блестящие волосы миссис Харрис были собраны на затылке и уложены в узел.

– Будь умницей, Сэмми, и не огорчай свою старшую сестру, – усмехнувшись, попросила она.

– Мне кажется, что он очень похож на вас, – сказала Энджи.

– Я рада, что ты заметила это, Энджи. Я, конечно, понимаю, что это всего лишь случайность. Ладно, увидимся через несколько часов.

Энджи оторвала от своих волос ручку малыша и помахала ею миссис Харрис.

– Сэм, скажи «до свидания». Пока-пока, мамочка!

– Ба-ба ма, – пробормотал ребенок, махая ручкой. – Ба-ба ма.

Издав радостный вопль, он уткнулся лицом в шею Энджи и засмеялся. Она еще сильнее прижала малыша к себе, и ей вдруг показалось, что нет ничего ужасного в том, что ее родители решили завести ребенка. Сэм так уютно умостился у нее на руках, как будто был ее собственным сыном.

На следующее утро за ней заехала Кейт. Энджи чувствовала себя совершенно разбитой. Посмотрев в зеркало, она увидела свое усталое, измученное лицо с ввалившимися глазами. Она не могла понять, что с ней случилось. У Харрисов она была не так уж долго – они вернулись домой не очень поздно. К тому же она проснулась утром только в десятом часу. У Энджи, конечно, возникло одно подозрение, когда она увидела, что в ее спальне царит идеальный порядок. Ее кресло-качалку, которое стояло в центре комнаты, снова перетащили к окну. Одеяло аккуратно свернули и положили так, что оно стало напоминать маленький спальный мешок. Судя по всему, Девочка-скаут была просто помешана на чистоте. Убрав в комнате, остаток ночи она наверняка провела, качаясь в кресле. Энджи решила, что на следующем сеансе обязательно попросит доктора Грант выяснить, действительно ли Девочка-скаут является той ненормальной, которая по ночам качается в кресле. Если так оно и есть, то Энджи сможет с ней «пообщаться и договориться».

– Шопинг, шопинг, шоп-пинг! – пропела Кейт, отстукивая ритм ча-ча-ча. – Мы собираемся устроить шоп-пинг.

– О боже! – простонала Энджи.

– В чем дело, Энж?

– В меня вселился качающийся демон. Он заставляет меня среди ночи вставать с кровати.

Кейт приложила ладони ко лбу Энджи.

– Немедленно уходи! Я изгоняю тебя, качающийся демон! – пропела она низким, гортанным голосом. – Изыди! – выкрикнула она и убрала руки. – Ну вот и все. Подействовало?

– Сегодня и выясним, – усмехнувшись, сказала Энджи.

Поначалу охота за платьями не вызывала у нее приятных эмоций. Кейт хотелось найти что-нибудь не очень короткое, сшитое из цельного куска ткани, а не из тоненьких полосок, и без глубокого декольте, чтобы не шокировать добропорядочного Али. Энджи тут же хватала все, что Кейт отбрасывала в сторону, считая неподходящим для себя. В конце концов Энджи сообразила, в чем, собственно, дело. Потаскухе хотелось приобрести вечернее платье. Она планировала устроить что-то типа закрытой вечеринки для себя и Грега. Энджи так и не смогла до конца разобраться в том, когда она превращалась в Потаскуху, а когда была самой собой, и поэтому не понимала, какие чувства испытывает к Грегу. Но ведь вполне возможно, что ее чувства ничем не отличаются от чувств Потаскухи.

– Примерь-ка вот это, – предложила Кейт, протянув Энджи платье из темно-голубого шелка.

– Оно какое-то скучное, – сказала Энджи.

Кейт буквально впихнула платье ей в руки.

– Просто примерь его, а там видно будет.

Выйдя из примерочной, Энджи в очередной раз убедилась в том, что у Кейт великолепный вкус.

– Моя дорогая подруга, а ну-ка посмотри на меня! – потребовала она.

Глядя на себя в трехстворчатое зеркало, Энджи покрутилась, и длинная юбка, закрывавшая колени, вдруг взлетела и надулась, словно купол парашюта, и легкий шелк заиграл, загорелся, засиял! На фоне этого сапфирового мерцания ее кожа казалась молочно-белой, щеки нежно-розовыми, а серые глаза – темно-голубыми.

В этот момент открылась дверца одной из примерочных кабинок и из нее вышла девушка в ярко-красном платье. Это была Ливви. На ней было кроваво-красное мини без бретелей и с умопомрачительным вырезом.

– Кажется, цвета драгоценных камней снова в моде, – сказала она, усмехнувшись. – Красивое платье. С кем ты пойдешь на вечер?

Энджи плотно сжала губы. Прошла целая неделя после того, как Грег пообещал объясниться с Ливви, но он так и не смог сделать это.

Из соседней примерочной вышла Кейт и бросилась спасать Энджи.

– Какой сюрприз, Лив! – воскликнула она. – Какая неожиданная встреча!

– Кого я вижу! Это же наша Добрая Волшебница Севера! – отозвалась Лив.

Это сравнение, однако, было неуместным. Платье Кейт являло собой бледно-голубое уродство из шифона с рукавами-фонариками. Добрая фея ни за что не надела бы подобный наряд.

– Я собираюсь перешить его, – сказала Кейт.

– Ты знаешь, как это сделать? – удивилась Энджи.

– О да. Это проще простого, – ответила Кейт. – Мне тоже очень понравилось твое платье, Лив. Ты в нем похожа на твиззлерс с сиськами.

– Да что ты говоришь! – злобно процедила Лив, глядя на нее через плечо, и пулей влетела в свою примерочную.

– Так мы теперь знаем ее тайну? – прошептала Энджи и захихикала.

Кейт крикнула так громко, чтобы ее было слышно во всех кабинках:

– Только сразу не срезай этикетку!

Энджи толкнула ее локтем.

– Ты очень, очень плохая девочка.

– Странно! – снова громко крикнула Кейт. – Тебе же сказали, что я Добрая Волшебница Севера.

В среду Энджи поняла, что вся эта тягомотина ей до смерти надоела. Грег так и не позвонил ей и по-прежнему продолжал каждый день разыгрывать спектакль под названием «Обед с Лив». Она наконец решила, что нужно поймать его после уроков и поговорить с ним. Энджи уже сидела в его машине, когда он, открыв дверцу, прыгнул на место водителя, собираясь ехать домой.

– Ты что, никогда не закрываешь машину? – спросила она.

– Это очень тихий район. Здесь не угоняют машины, – пояснил он. – Ну, и в чем дело?

Уф-ф. Ей снова стало как-то не по себе.

– Я… ты не… ты так и не позвонил мне, – запинаясь, пробормотала она.

– Ты о чем? Мы видимся с тобой каждый день. Ты тоже мне не звонила.

Энджи нахмурилась.

– Я хотела сказать, что ты… Ты так и не поговорил с Лив?

По его лицу пробежала какая-то тень, и она поняла, что этот разговор ему неприятен.

– Прошло всего несколько дней. Я обязательно с ней поговорю. Только не надо меня доставать и все время напоминать об этом.

Энджи вжалась в сиденье.

– Я просто подумала, что мы вместе могли бы пойти… – пробормотала она.

Он недовольно поджал губы, а потом нарочито громко вздохнул. Энджи затаила дыхание.

– Вот ты о чем. Да, могли бы, – сказал он и повернулся к Энджи, положив на ее руку свою. – Понимаешь, мы с Лив давно договорились, что пойдем на этот вечер вместе. Я заранее заказал для нас столик в ресторане. Она уже купила себе дорогое вечернее платье, ну и прочую ерунду. – Он сконфуженно улыбнулся. – Я уверен, что ты поймешь меня.

– Я тоже купила… – начала было она и осеклась.

– Но сразу после этого я ей все расскажу, обещаю. Сейчас просто момент неподходящий, – сказал он, обхватив ладонями ее лицо. – Я по-прежнему… Ты по-прежнему для меня очень много значишь. Господи, только не надо на меня так смотреть! Ты просто сводишь меня с ума, и я могу потерять над собой контроль.

Посмотрев сначала в одно окно, а потом в другое, он, подобно пчеле, которая, вытянув хоботок, ныряет в бутон цветка, впился губами в ее губы.

Ты открыла рот, давая понять, что хочешь большего. Крепко зажмурившись, ты увидела узоры из танцующих огоньков. О да, он хотел тебя! Ты ощущала запах его желания. Его настойчивость заставила тебя трепетать. Но ведь ты поступила правильно, не так ли? Он должен хотеть тебя больше, чем Ливви. Мы должны были победить. Это было жизненно важно. Ты слышала, как гулко билось его сердце на уровне твоей груди. В твоей голове раздался чей-то низкий, раскатистый голос:

– Посторонись, Красотка! Это мое дело.

Ты пыталась сопротивляться, но ни твои губы, ни твоя кожа уже почти ничего не ощущали. Тебя вырвали из действительности и снова перенесли на старое заброшенное крыльцо. До тебя долетали какие-то едва различимые звуки – вздохи, стоны, треск, щелканье. Ты отвернулась. В этом спектакле ты не принимала участия. Ты сидела в темноте и размышляла, качаясь в кресле, до тех пор, пока…

– Значит, мы договорились? – услышала ты голос Грега.

Энджи была перед своим домом. Она стояла возле открытого водительского окна автомобиля Грега.

Он схватил прядь ее волос и потянул за нее, заставив Энджи наклонить голову. Ее лицо оказалось прямо возле его лица. Он поцеловал ее, засунув ей в рот свой язык.

– Обещаю, что после танцев я обязательно все ей расскажу, – сказал он.

Энджи молча кивнула. Что же произошло? И на что она сейчас согласилась? Понятно, что он не пойдет с ней на вечер. Он пойдет с Лив. Ничего пока не изменилось.

Ей обязательно нужно было позвонить Кейт.

– Вот трусливый сукин сын! – возмутилась та. – Прости. Ты по-прежнему хочешь вернуть его?

Энджи пожала плечами, а потом сообразила, что этот ее жест нельзя передать по телефону, и сказала:

– Думаю, да. Мне все время хочется, чтобы он целовал меня. Я ни о чем другом просто думать не могу.

– Замечательно. Это потому, что сейчас ты думаешь не головой, а совершенно другим местом. Да, он, конечно, горячий парень, и с ним, наверное, приятно проводить время, но знаешь ли ты, как он на самом деле к тебе относится?

Черт! Ей хотелось бы услышать ответ на этот вопрос от него самого.

– Молчишь? – спросила Кейт. – Прошу прощения за то, что я такая зануда, но я все-таки скажу тебе, что думаю по этому поводу. У вас, ребята, когда-то были романтические отношения, первая, так сказать, любовь. Сейчас ты выглядишь так же сногсшибательно, как американская топ-модель, фото которой печатают на обложках всех глянцевых журналов, и он, так сказать, держит тебя в резерве, на тот случай, если ему надоест Лив, если он устанет терпеть ее вздорный характер. Он включил все свое обаяние и заставил тебя по уши влюбиться в него. Он очаровал, приворожил тебя. Я имею в виду, что он подчинил тебя своей воле, сделал своей послушной рабыней.

– Я не его рабыня! – возмутилась Энджи.

– Неужели? Ты не его рабыня, но запросто можешь… прыгнуть к нему в машину и заниматься с ним любовью прямо на автомобильной стоянке, понимая, что у него нет никаких обязательств по отношению к тебе.

Энджи побледнела как полотно. Она рухнула на кровать, прижав к уху телефон, и прошептала:

– Как ты, то есть, почему ты думаешь…

– Я видела тебя, сумасшедшая девчонка. Я узнала тебя, несмотря на то что видела только твой затылок.

– О господи! Этого не может быть. Я бы никогда… Я даже не знаю, как это произошло.

– Энж, я уверена, что все ты знаешь.

Наверняка не она, а кто-то другой. Это проклятая Потаскуха во всем виновата! Очевидно, пришло время закрыть, заткнуть, законопатить ту часть мозга, в которой она живет, пока эта особа не натворила еще больших бед.

Энджи тяжело дышала, но в трубке было тихо.

– Кейт, что мне теперь делать?

– Задай себе такой вопрос: чего стоит парень, который относится к тебе как к вещи? И тебе сразу все станет ясно.

– Ты не пытаешься смягчить удар и всегда режешь правду, какой бы ужасной она ни была, да, Кейт? – сказала Энджи, понимая, что остатки невинности, которые еще сохранялись в ее душе, теперь разорваны в клочья.

Она не хотела бросать Грега. Он был связующим звеном, своеобразным мостом, соединяющим ее с тем временем, после которого все стерлось из ее памяти.

– Я и не должна этого делать, – отозвалась Кейт. – Меня уже объявили изгоем, и это дает мне определенную свободу. Я могу говорить то, что думаю.

Глубоко вздохнув, Энджи сказала:

– Нет, ты моя подруга, и это обязывает тебя быть честной. Черт возьми, ты, конечно, права!

– Пойдем вместе с нами, – предложила Кейт. – Постарайся быть счастливой – это самая лучшая месть. Я приглашаю тебя на двойное свидание со мной и с Али. Ты на самом деле окажешь мне большую услугу, ведь Абраим все равно увяжется за нами. Он может быть твоим кавалером. Так как платье ты уже купила, то можно считать, что с двумя проблемами мы справились.

– Я согласна. Ведь я действительно уже купила платье.

Она, конечно, понимала, что ей не следовало соглашаться, но ей все-таки было интересно посмотреть, будет ли ревновать Грег, когда увидит ее с другим парнем.

– Ладно, поговорим об этом завтра. Пока, – сказала Энджи.

Она улеглась поудобнее и попыталась разобраться в своих чувствах. Что же сейчас творится в ее душе, какое чувство является самым сильным? Безумное счастье из-за того, что у нее есть такая подруга, как Кейт? Может быть, дикая, безудержная злость, которую она испытывает к Грегу? Она даже попыталась заплакать. Ей удалось выдавить из себя всего одну или две слезинки. Оказалось, что над всеми остальными чувствами доминирует апатия. Так, наверное, чувствуют себя люди после контузии – им все абсолютно фиолетово. Если бы Ливви узнала о том, что на самом деле происходит с Энджи, она растрепала бы об этом всему свету.

Утром в пятницу Энджи сказала доктору Грант, что приняла окончательное и бесповоротное решение. Она готова продолжать процедуры. Доктор Грант позвонила доктору Хиршу и обо всем с ним договорилась. Первую процедуру назначили на утро понедельника. Весь день до самого вечера и всю ночь у Энджи в голове что-то стучало и ухало.

В субботу днем приехала Кейт и привезла термобигуди для того, чтобы сделать Энджи прическу.

– У тебя будет потрясающий макияж, – сказала она. – Ты что, опять всю ночь качалась в кресле, как ненормальная?

– Да, а еще у меня ужасно болит голова, – пожаловалась Энджи. – Надеюсь, к вечеру все пройдет.

Кейт улыбнулась.

– Как только начнутся танцы, тебе сразу станет значительно лучше. Парни заедут за нами в шесть, – сообщила она и осмотрелась в поисках розетки. – А пока мы немного поколдуем над тобой.

Она накрутила длинные волосы Энджи, а потом сделала ей маникюр и макияж. Когда Кейт закончила работу, выяснилось, что Энджи совершенно преобразилась: мягкие светлые локоны обрамляли лицо фарфоровой куклы с огромными серыми глазами. Энджи изумленно смотрела в зеркало на красивую девушку, и этой девушкой, похоже, была она сама.

Пока Кейт заканчивала делать себе макияж, Энджи, наконец оторвавшись от зеркала, начала одеваться.

Закончив свой туалет, она покружилась перед Кейт. На ней были ботинки на высоких каблуках и прозрачные черные чулки.

– Ну как тебе? – спросила она.

Кейт одобрительно кивнула.

– То что надо. Образ кардинально изменился, но получилось весьма сексуально. Это должно сработать. А теперь я покажу тебе свой прикид.

Кейт сняла рубашку и выпрыгнула из джинсов, а потом вытащила из чехла для одежды свое платье и влезла в него.

Энджи была поражена, увидев, как преобразилось ее платье.

– Как тебе удалось сделать это? – спросила она.

Исчезли рукава-фонарики и верхняя шифоновая юбка. Бледно-голубой нижний чехол превратился в атласное платье-футляр с открытыми плечами и открытой спиной. Из голубого шифона Кейт сшила накидку, которая закрывала плечи и спину, придавая наряду некую загадочность и в то же время пикантность.

– Оцени вещицу! – сказала Кейт и, взяв чехол для одежды, вытащила из него длинный серебристый шарф. Она обвязала им свои черные волосы, потом, скрестив концы шарфа под подбородком, забросила их за плечи. Они свисали вдоль ее спины подобно двум серебристым крыльям. – Как ты думаешь, ему понравится?

Энджи захихикала.

– Ты еще спрашиваешь! Даже несмотря на то, что ты сделала все возможное, чтобы платье выглядело скромно и пристойно, он (клянусь всеми святыми!) все равно будет думать только о том, как бы поскорее снять с тебя все эти шарфы и накидки.

Кейт довольно улыбнулась.

– Замечательно! – воскликнула она.

– Не могу поверить, что Лив назвала тебя ханжой и притворщицей, – сказала Энджи и прижала пальцы к губам. – Упс. Прошу прощения. Сболтнула лишнее.

Кейт залилась смехом.

– Ливви меня просто убивает. Ей нужно пару раз врезать как следует, чтобы она ослабила хватку и отпустила парня, которого держит на коротком поводке.

Теперь Энджи прыснула от смеха.

– Она не похожа на горячий, мощный, скоростной «порш», – сказала она.

– Что?

– Мне это как-то Грег сказал. И это многое объясняет. Не удивительно, что он пришел в такой восторг от моей внутренней Потаскухи.

Кейт изумленно отрыла рот.

– У тебя есть внутренняя потаскуха?

Энджи недоуменно уставилась на подругу.

– Разве ты не помнишь эти подпольные диверсии с моей одеждой? Кружевное белье и прочую ерунду?

– Ярко-красную губную помаду и глаза, подведенные черным карандашом на манер Клеопатры?

– Да, это ее проделки, – сказала Энджи, возмущенно фыркнув.

– И белый облегающий топ, под который не надели бюстгальтер?

– О нет. Прошу тебя, скажи, что ты это выдумала! – взмолилась Энджи.

Кейт удивленно вскинула брови.

– Прости. Разве ты не знала об этом? – спросила она.

– Это так на нее похоже! – со вздохом произнесла Энджи. – Ладно, как бы то ни было, но в понедельник утром она окончательно останется в далеком прошлом.

– Что ты этим хочешь сказать? Неужели ты начинаешь выздоравливать?

Ах, если бы все было так легко!

– С помощью экспериментального метода… – начала Энджи.

– Подожди. Какие эксперименты? С твоим мозгом? Но ты мне нравишься такой, какая ты есть!

Услышав это, Энджи даже покраснела от удовольствия.

– Эй, не волнуйся. Я буду…

В этот момент позвонили в дверь, и Кейт, втиснувшись в свои туфли, сказала:

– О-о, прости меня, но об этом мы с тобой поговорим позже.

Когда Кейт, голова которой была обвязана блестящим самодельным шарфом, открыла дверь, у Али от удивления глаза едва не выскочили из орбит. По крайне мере, Энджи надеялась, что это был именно Али. Ей не хотелось, чтобы ее кавалер смотрел такими влюбленными глазами на ее подругу. Он должен так смотреть только на нее. А потом парень, конечно же, перевел взгляд на глубокое декольте Кейт. Ну что с него взять? Мужчина всегда остается мужчиной.

Энджи наблюдала за реакцией Абраима. Понравится ли ему это свидание вслепую? Он робко улыбнулся Энджи и вошел в дом. В руке он держал точно такой же миниатюрный букетик (такие букетики дамы обычно прикалывают к корсажу платья), что и его брат-близнец.

– Ты великолепно выглядишь, Анжела! – сказал он. – Спасибо, что спасла меня от ужасной участи быть третьим лишним.

У него был едва уловимый британский акцент.

– Надеюсь, розы подойдут к твоему платью? – спросил он.

Энджи, не задумываясь, протянула ему руку. Она настолько привыкла к своим шрамам, что просто не замечала их. Теперь же, увидев испуганные глаза парня, она снова вспомнила о них. Замешательство длилось не более секунды. Абраим быстро справился со своими эмоциями и протянул ей букетик.

Кейт бросилась подруге на выручку:

– Это случилось довольно давно. Мы тогда были скаутами, и на охоте произошел несчастный случай. – Она импровизировала на ходу. – Энджи угодила в капкан, который поставили на медведя, и чтобы выбраться из него, ей пришлось откусить себе руку.

Энджи решила подыграть ей:

– После того как врач пришил руку на место, остался этот шрам. – Она улыбнулась.

Осторожно взяв ее за пальцы, Абраим повернул ее руку сначала ладонью вверх, а потом вниз.

– Невероятно! Я не знал, что микрохирургия достигла таких высот, – сказал он и привязал ей три розочки на руку, закрыв ими шрам. – Я собираюсь поступать на медицинский факультет. После колледжа.

– В какой университет ты подал заявление? – спросила Энджи.

Парни ответили хором, загибая пальцы на руках:

– В Гарвард, Йель, Стенфорд, Тафтс и в университет Хопкинса.

От удивления брови Энджи поползли на лоб. Вот это списочек!

– А что вы будете делать, если вас примут в разные университеты? – поинтересовалась она.

Братья удивленно переглянулись. Похоже, они даже не думали о том, что такое может случиться.

– А ты куда собираешься поступать? – спросил Энджи Абраим. – Какие у тебя планы на будущее?

– Пережить понедельник. Я, как бы это сказать, живу одним днем. Вот один день прожила, а потом строю планы на следующий. В далекое будущее не заглядываю. Пока не задумывалась над тем, куда буду поступать.

– Я уже проголодалась, – сказала Кейт. – Может, мы все-таки пойдем?

Абраим взял Энджи под руку, так, как это делали настоящие джентльмены лет сто пятьдесят тому назад, и повел ее к машине.

– А как насчет колледжа? – спросил он.

Энджи пожала плечами.

– До этого пока еще далеко. Я только в девятом классе.

Абраим моментально отпустил руку Энджи.

– Правда? – удивился он, бросив сердитый взгляд на Али.

– Мне шестнадцать лет, – быстро ответила Энджи. – Уже шестнадцать.

Ей странно было слышать такие слова от себя самой, но еще более странным было то, что она действительно чувствовала себя шестнадцатилетней. Похоже, она продвинулась вперед.

– Просто я пару лет жила за границей и не ходила в школу. Теперь вот приходится наверстывать упущенное.

Энджи действительно наверстывала упущенное. Она сейчас чувствовала себя абсолютно счастливой (это было совершенно новое, незнакомое ощущение), и от этого у нее кружилась голова.

Ужин был просто потрясающим. Этакий банкет в стиле «все, чего душа пожелает». Ближневосточная кухня была представлена во всем ее разнообразии. До этого кафе им пришлось довольно долго ехать, но парни сказали, что оно того стоит. И они оказались правы. Энджи ела медленно, чтобы как следует распробовать каждое блюдо и определить, какие туда добавлены специи. «Помоги мне запомнить все это», – обратилась она мысленно к тому, кто находился где-то очень глубоко в ее подсознании. Она представила, как скрипит дерево, трущееся о дерево. Должно быть, это скрипело стоявшее на крыльце кресло-качалка.

Потом она снова из мира внутреннего перенеслась в мир внешний. Это тмин. Это куркума. А это кардамон, у него сладковатый вкус. Ну и, конечно, чеснок.

– Спасибо, – сказала Энджи, пытаясь запомнить все это разнообразие вкусов. Эту информацию она записала уже в свою собственную память.

– За что спасибо? – спросил Али.

– О-о, за то, что передали мне воду, – нашлась Энджи.

То, что она начала разговаривать сама с собой, стало одним из «новых, таящих в себе определенную опасность, последствий того, что стены становятся тоньше». Так сказала ей доктор Грант. Прекрасно! Ей нужно внимательно следить за собой, чтобы не попасть в неловкое положение.

Пока они ехали в школу на танцы (а дорога была неблизкой), Кейт и Али, сидевшие впереди, довольно громко беседовали, чтобы как-то оживить обстановку и чем-то компенсировать неловкое молчание, воцарившееся на заднем сиденье. Энджи смотрела в окно, любуясь звездным небом. Почувствовав, что Абраим прикоснулся к ее руке, она вздрогнула и отвернулась от окна.

Парень осторожно взял ее за руку.

– Тебе было больно? – прошептал он. – Я имею в виду операцию.

Энджи вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Да, – тоже шепотом ответила она. – Кажется, было больно.

Абраим поднес ее руку к губам и поцеловал внутреннюю сторону запястья. Его черные глаза смотрели с нежностью и сочувствием. А потом, словно испугавшись того, что сделал, он вздрогнул и отвернулся к окну. Однако руку Энджи он уже больше не отпускал.

Решение принято. Пути назад уже нет. Энджи неподвижно сидела в хирургическом кабинете, ее голова была надежно закреплена зажимами, снабженными маленькими подушечками. Комната была ослепительно белой, а светильники очень громко, пронзительно жужжали, но это, похоже, не беспокоило ни врачей, ни медсестер.

Лицо доктора Грант скрывала хирургическая маска. Энджи видела только ее глаза. В уголках этих глаз появились морщинки. Значит, она улыбалась под маской. Подняв руки, она показала Энджи сразу два больших пальца.

Энджи устало улыбнулась. Ей ввели слабый успокоительный препарат, чтобы она не волновалась и могла спокойно лежать во время проведения процедуры. Однако она не спала и внимательно следила за всем происходящим. Крошечные отверстия, которые проделали прямо в ее макушке, были незаметны под волосами. Их заполнили стерильной биологической замазкой. Три недели назад врачи подготовили ее мозг, позволив вирусу занести специальные гены в замысловатую паутину тех нервных клеток, в которых жили Потаскуха и Ангел. Кто бы мог подумать, что ген архебактерии поможет спасти ее здравый рассудок!

Доктор Хирш подтвердил, что гены благополучно попали в клетки и начали работать, образовывая специальные светочувствительные мембранные протеины, которые называются опсинами. Что же, это не могло не радовать. Теперь наконец-то нервные клетки Потаскухи были отданы на милость лазерным лучам, которые с величайшей осторожностью с помощью особых оптических волокон направили именно в те области мозга Энджи, на которые нужно было воздействовать. Желтый свет вспышкой осветит кромешную темноту внутри ее черепа, и эти опсины прекратят работать – лишатся способности передавать информацию. Процесс быстрый и абсолютно безболезненный.

Во время процедуры Потаскуха вела себя необычайно тихо, и это беспокоило Энджи. Неужели она смирилась со своей судьбой? Или выжидает удобного момента, чтобы устроить эффектный взрыв?

Доктор Грант предупредила Энджи о том, что ее подсознание, возможно, заполнит поток воспоминаний.

– Во время лечения подобное происходит нередко, – объяснила она. – Может наступить такой момент, когда стены треснут и начнут ломаться. Стоит приложить последнее усилие – и все строение рухнет и в твою голову хлынут воспоминания. Все события и факты, которые намеренно скрывались, словно мощный ураган, словно вихрь, ворвутся в твое сознание. Если Маленькая женушка расскажет тебе о своих мучениях, ничего не скрывая, то такая перегрузка может оказать разрушительное воздействие. Однако если это случится, обещаю тебе, что буду здесь, рядом с тобой, и помогу тебе ликвидировать весь этот беспорядок и все отстроить заново, – заверила она.

– Замечательно! – отозвалась Энджи. – Вы моя персональная служба быстрого реагирования по ликвидации последствий стихийных бедствий.

И все-таки Энджи очень надеялась на то, что все пройдет спокойно, без осложнений, что Потаскуха уйдет от нее не громко хлопнув дверью, а всхлипывая и вытирая слезы, что те события, которые составляли самую ужасную часть воспоминаний, навсегда останутся в памяти кого-то из двойников, а не в ее собственной.

Доктор Хирш, в перчатках и в белом халате, стоял за ее спиной. Она не видела его лица, однако знала, что он очень волнуется. Если еще один эксперимент пройдет успешно, то о его методе будут писать все медицинские журналы. Среди персонала клиники даже ходили слухи о том, что он может получить Нобелевскую премию в области медицины.

Она ощутила только легкий толчок, когда он включил прибор и пучок лучей глубоко проник в ее гиппокамп, именно в то место, где хранились все ее воспоминания, как плохие, так и хорошие. В какой-то момент Энджи даже стало страшно. А вдруг эти гены просочатся в другое место и из памяти сотрется что-нибудь нужное?

Потом доктор сказал:

– Вращайте лазер.

Энджи, пока ты сидела в хирургическом кресле, желтые и зеленые лучи по тонким волокнам проникали вглубь твоего мозга. Свет пронизывал изгибы материи, которая представляла собой вместилище сознания сразу нескольких личностей. Одна за другой специально подготовленные клетки начали мигать. Твои глаза закрылись, и ты моментально оказалась в хижине, где ждали тебя мы. Ты подошла к старому крыльцу, внимательно глядя на тех, кто там стоял, и узнавая каждого из них.

Маленькая женушка сжала рукой твое горло, когда исчезли последние обрывки воспоминаний. Она сидела неподвижно, словно статуя, в своем кресле-качалке, край ее черной кружевной комбинации трепетал на ветру. Ты видела, как растворяется, исчезает ее лицо.

Девочка-скаут с ужасом смотрела на все это, понимая, что и ее ожидает подобная экзекуция. Ее рюкзак, который был ей уже не нужен, лежал у нее на коленях. Возле ее ног валялись значки, которыми когда-то ее награждали за различные заслуги и достижения. Они, похоже, высыпались из рюкзака.

Болтушка была на лугу. Она наблюдала за всем, сидя на огромном вороном коне. Конь бил копытом о землю, готовый в любую секунду сорваться с места и понестись галопом по лугу.

Вдруг над хижиной появился Ангел. Он заслонил собой Маленькую женушку, угрожая тебе мечом.

– Это ты все разрушаешь? – воскликнул он и раскрыл свои огромные крылья, чтобы спрятать ее от тебя.

– Нет, – сказала ты. – Я та, которой удалось выжить. Отойди и не мешай мне жить собственной жизнью.

Ангел сложил крылья, сунул в ножны свой меч и встал за креслом, в котором сидела Маленькая женушка.

Ее ноги уже исчезли, а тело стало прозрачным. Она протянула к тебе свои руки, ее лицо превратилось в бледное расплывчатое пятно.

Что-то заставило тебя, Энджи, подойти к ней и взять за руки. Ты была готова ко всему – к потопу, к урагану. На ее лице уже не было губ, но ты услышала ее голос.

– Возьми это, – сказала она.

И перед тобой возникла живая картина. Ты увидела свой спрятанный в ящик письменного стола дневник, а в нем – последнее письмо.

И еще воспоминание. О том, как она последний раз стала тобой, заставив тебя подчиниться своей воле. Ты ощутила во рту сладкий привкус того вечера.

Когда вы танцевали медленный танец, Абраим обнимал тебя, крепко прижимая к себе. Она незаметно проскользнула на твое место и прижалась к нему. В его объятиях ей было уютно и спокойно. Он поцеловал ее в лоб. Она поцеловала его в шею. Позже, когда вечеринка уже закончилась, Али отвез всех вас в горы встречать рассвет. Кейт очень удивилась, когда он вытащил из багажника два одеяла. Они развели костер, выкопав небольшую ямку и обложив ее камнями. Потом они сидели возле костра, обнявшись и укутав друг друга. В прямом смысле этого слова.

Искры кружились в воздухе, словно маленькие звездочки. Зрелище, конечно, было красивым, но нас пугали бесконтрольно летающие в воздухе частички пламени.

Абраим повел тебя обратно в теплую машину. Вы сидели, бросая друг на друга застенчивые, робкие взгляды. Огонь костра отражался в окнах машины и в его глазах. Маленькая женушка выглянула из тебя и прочитала его мысли, угадала его желания. Она хорошо знала мужчин и безошибочно умела угадывать их желания.

Она подняла твои руки и расстегнула молнию на платье, обнажив плечи. Увидев это, Абраим затаил дыхание. Он молчал, но было ясно, что он понял, чего ты от него ждешь. Он осторожно погладил твои плечи. Дважды. Потом поцеловал тебя прямо над сердцем и, натянув платье на плечи, застегнул молнию на спине. Он крепко обнял ее/тебя, прижав к себе.

– Я просто хочу держать тебя в своих объятиях, – сказал он.

Несмотря на то что его руки дрожали, а сердце лихорадочно билось в груди, ты ничего не боялась. Тебе было очень уютно. Его объятия были пристанищем для мятежной, истерзанной души. Она/ты положила голову ему на плечо и погрузилась в глубокий сон. Ты спала до тех пор, пока небо не стало красным от предрассветных лучей солнца.

Она вернула тебе память. О любви, о мире, спокойствии и уюте. А после этого она исчезла.

– Мы закончили, – сказал доктор Хирш. – Эта процедура должна дать мгновенный и стойкий эффект.

Энджи пыталась найти в своем сознании какие-нибудь признаки того, что… что Потаскуха еще там. Ей вдруг стало невероятно стыдно. Как она могла так плохо относиться к этой одинокой девочке с изломанной душой? Она обыскивала свое сознание, чтобы найти хотя бы намек на то, что Маленькая женушка все еще там.

Однако она безвозвратно исчезла.

Как только Энджи приехала домой, она сразу бросилась к своему столу и открыла нижний ящик. Под пачкой старых театральных программок она нашла свой дневник и открыла его на той странице, где Маленькой женушкой была сделана последняя запись, датированная пятницей. Именно в этот день Энджи подписала ей смертный приговор. Энджи почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Да, именно смертный приговор. Нужно смотреть правде в глаза. Ведь во всех своих бедах и несчастьях, приключившихся в последнее время, Энджи винила Маленькую женушку, которая была не только частью ее самой, но и отдельной личностью со своими желаниями и нуждами, со своим прошлым и настоящим. Но без будущего.

Энджи почувствовала, что спазм сжимает горло. Ей было больно. Она подумала, что нужно сжечь дневник, не читая его. Что может сказать ей осужденный на смерть человек посредством единственного доступного ему способа общения?

Она покрутила на пальце серебряное кольцо Маленькой женушки. Она могла бы снять его и уже собралась сделать это, но что-то заставило ее передумать. Может быть, чувство вины.

Дневник притягивал ее к себе. Она должна была сделать это для того, чтобы заставить себя жить дальше, и она начала читать.

Энж,

эта Линн оказалась настойчивой и терпеливой. Нужно отдать ей должное. Она прилагала немало усилий, чтобы заставить меня отвечать на ее вопросы. Однако, несмотря на всю ее хитрость и коварство, мне все-таки удалось держать ее на расстоянии. Ты должна узнать это от меня. Потому что только мне известно, о чем ты должна знать, а о чем нет. Тебе нужно кое-что узнать о том мужчине. Да и обо мне самой тоже.

Итак, самое главное. Я не знаю его имени. И никогда не знала. Это правда. Как я его называла? Она спрашивала меня об этом тысячу раз, допрашивала меня, как заправский полицейский. Я называла его мужем. Он так хотел, и я подчинилась его воле. Я выполняла все его желания. Именно поэтому ты и осталась целой и невредимой.

Насчет кольца. Это была его идея. Он почти сразу купил его. Оно как бы служило подтверждением того, что у нас с ним все по закону. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Когда он вручал его мне, то разыграл целый спектакль. Даже опустился передо мной на одно колено. Именно тогда мне удалось убедить его в том, что меня не нужно привязывать к кровати, когда он занимается со мной этим. Ведь я его Маленькая женушка. Если у меня будут развязаны руки, я смогу сделать так, что ему будет еще лучше, еще приятнее. Моя свобода в обмен на его удовольствие.

Он вроде бы поверил мне, но когда мы ложились спать, он меня по-прежнему привязывал. По ночам я почти не спала. Просто лежала на спине и слушала, как он храпит, навалившись на меня.

Ты спросишь, находила ли я какой-нибудь документ, в котором упоминались бы его имя и фамилия? Нет, не находила. А искала ли я? Да, я пыталась. Он обычно приносил с собой портфель, но никогда не оставлял его в той комнате, где находилась я. Он всегда был очень осторожен, до самого конца, невзирая на то что тогда он уже полностью доверял мне. В спальне на полке стояли книги. Там были несколько вестернов, томик Шекспира и Библия. Ни на одной из них не было никаких надписей, не значилось никаких имен. Когда он отворачивался, я обычно прятала одну из книг в карман для того, чтобы Девочка-скаут днем могла почитать ее. Мне нужно было чем-нибудь ее занять, чтобы она не лезла на мою территорию. Она, по правде говоря, не очень-то и рвалась туда. По крайней мере, в то время.

Все, чем я была, все, что я знала, все, что я чувствовала, словом, вся моя жизнь протекала в тех четырех стенах с узкой дверью между моим и ее миром. Мы с ней частенько перекидывались парой слов, стоя на пороге, когда менялись местами. Да. Вечером она обычно говорила мне: «Пришла твоя очередь, Потаскуха». А по утрам я говорила ей: «Теперь твоя очередь, грязная кухарка». Да, отношения у нас, конечно, были далеко не самые лучшие, несмотря на то что мы полностью зависели друг от друга.

От нее требовалось только убирать большую комнату и готовить пристойную еду. Господи, как все это скучно! И у нее еще хватало наглости презирать меня и смотреть на меня свысока.

Она даже понятия не имела о том, что спальня была для меня настоящим раем. Этот мужчина покупал мне самое красивое белье из кружева и атласа, а потом заставлял меня одевать все это, чтобы он мог полюбоваться. Он наряжал меня, ласкал меня, восхищался мною. Он сделал так, что я чувствовала себя королевой. Моим единственным зеркалом были его глаза. Он любил меня. Он был единственным человеком, которого я знала так долго, так невероятно долго.

Та спальня была для меня еще и настоящим адом. Этот мужчина сказал, что я никогда не смогу уйти от него. Когда мы ложились спать, он все время привязывал меня. Он запугивал меня. Да, Энж, я боялась его. Я его ненавидела. И эта ненависть стала особенно сильной, когда я начала толстеть. В этом, скорее всего, виновата Девочка-скаут, потому что я никогда не ела. Он стал сторониться меня и даже в постели не прикасался ко мне. Я не могла понять, чем я его так разозлила. Несколько месяцев я провела в полном одиночестве, мне было очень тоскливо, а она заняла мое место. С нашего крыльца я не могла видеть ее, но слышала, как она кричала. Она очень долго кричала – чего-то просила или звала кого-то. Она не давала ему покоя, раздражала его. Наконец он вернул меня, и я зажила прежней жизнью. Я похудела и снова стала счастливой.

В том, что случилось потом, виновата только она. Это она впустила Ангела, пока я спала. Запомни это, Энж. Во всем виновата именно она. Только она могла сделать такое. Я бы никогда не смогла причинить вред моему мужу. Да, Энж, я любила его.

Я очень устала. Знаю, что теперь и ты меня ненавидишь. Вот поэтому я спокойно ухожу. Просто перед тем, как все закончится, я бы хотела еще раз, хоть ненадолго, почувствовать себя любимой.

Энджи закрыла дневник.

Из ее глаз ручьями хлынули слезы. Грусть, сожаление, раскаяние, боль – все, что накопилось в ее душе за эти три года, внезапно вырвалось наружу вместе с громкими, надрывными рыданиями, от которых у нее сотрясались плечи.

Что же она сделала?

 

Глава 11

Явление

Во вторник утром Грег поджидал тебя, Энджи. Ты увидела его сразу, как только вошла в двери школы. Он стоял в эффектной позе, небрежно опершись о стену.

– Доброе утро, красавица, – сказал он.

Ты знала, что далеко не красавица. А тем утром ты вообще ужасно выглядела, потому что всю ночь проворочалась в постели, но так и не смогла заснуть. Несмотря на то что ты старалась как можно реже смотреть на себя в зеркало, на этот раз тебе пришлось целых пять минут крутиться возле него, любуясь своей физиономией и пытаясь замазать тональным кремом черные круги под глазами.

– Доброе утро, Грег, – сказала ты, удивляясь тому, что эта встреча не вызвала у тебя никаких эмоций. Сердце лихорадочно не билось, голова не кружилась, словом, ты была спокойной, как удав, и ощущала лишь легкую досаду.

– Я рассказал ей, – сообщил он.

Его слова не произвели на тебя никакого впечатления. «Неужели это так важно?» – подумала ты.

Он подошел к тебе и, положив руки тебе на плечи, слегка тряхнул тебя.

– Ты поняла, что я сказал? Я рассказал Ливви о нас с тобой. Я еще вчера хотел сказать тебе об этом, но тебя не было в школе.

– Что ты ей рассказал о нас? – спросила ты.

– Ну конечно, я не стал ее посвящать во все подробности, – сказал он и, прижавшись к тебе, потерся бедрами о твои бедра, давая понять, что хочет тебя.

Ты сделала шаг назад, а потом отошла от него, и его руки соскользнули с твоих плеч. С минуту ты смотрела на него изучающе, словно видела впервые. Ты не могла понять, почему тебя так тянуло к этому парню.

Он почувствовал твое охлаждение.

– В чем дело, Энж? – спросил он. – Я сделал так, как ты хотела. Я порвал с Лив. Слушай, когда я увидел, как тот парень обнимал тебя своими лапами, когда вы танцевали медленный танец, то чуть не лопнул от злости. Я сразу понял, что на его месте следовало быть мне. И принял окончательное решение. – Он улыбнулся и снова подошел к тебе. Это была глупая, самодовольная улыбка.

К его огромному удивлению, ты, Энджи, повернулась к нему спиной. Тебе не хотелось, чтобы он прикасался к тебе.

– Нет, Грег, поезд ушел. Ты слишком долго думал. Мне вообще кажется, что все, что между нами было, – это просто недоразумение, ошибка.

«Так ему и надо, девочка, продолжай в том же духе!» – радостно воскликнули мы, но ты нас не слышала.

Однако Грег, схватив тебя за правую руку, больно сжал ее.

– Что? Ты решила подразнить меня? Играешь со мной, кокетка? – сказал он и еще сильнее сжал твою руку.

Боль распространилась по всей руке до самого плеча. И ты снова где-то глубоко в подсознании услышала громкий шелест. Это раскрывались огромные белые крылья. Из-за этого оглушающего шелеста ты даже не расслышала слов Грега.

– Ты просто хотела, чтобы мы с Лив расстались! Ты играла со мной! – воскликнул он, горько усмехнувшись, и, с силой дернув тебя за руку, крикнул: – Черт возьми, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Прищурившись, ты медленно повернулась и посмотрела на него. Наша левая рука сжалась в кулак. Ты шагнула назад, а потом в сторону, уступая место Ангелу. Нас буквально распирало от гордости и сознания собственной силы.

От удивления глаза Грега стали огромными, как блюдца.

Не говоря ни слова, ты размахнулась и ударила его по лицу левой рукой. Костяшки наших пальцев буквально впечатались в его щеку.

– Дерьмо собачье! – заорал ошеломленный Грег.

Он отпустил наш локоть и попятился, прижав ладонь к лицу. У него на щеке выступила кровь. Твое серебряное кольцо рассекло ему щеку.

Голос Ангела изменился. Гневным басом он приказал Грегу:

– Никогда больше не прикасайся к ней.

– Да ты, мать твою, просто ненормальная! – убегая, крикнул Грег, не поворачивая головы. – Ты еще пожалеешь об этом. Со мной так не поступают!

Мы смеялись ему вслед. И ты, Энджи, смеялась. Вместе мы непобедимы.

Энджи потерла ушибленные пальцы. Интересно, что на нее нашло? За всю свою жизнь она ни разу ни на кого не подняла руку! И все-таки она чувствовала, что поступила правильно, ударив Грега. Так ему и надо! Он пользовался ею, кормил ее обещаниями до тех пор, пока в нем не взыграла ревность. За такое его нужно было отдубасить как следует, а она просто врезала ему по морде.

Она все еще никак не могла понять, почему испытывала к Грегу такое сильное влечение, что заставило ее потерять голову. Может быть, желания Маленькой женушки и ее собственная страсть, так сказать, соединились, и это привело к… таким пагубным результатам. «Страшно даже представить, что я выделывала для того, чтобы завоевать Грега», – подумала она. Как, однако, хорошо, что она навсегда забыла все эти мерзкие подробности! Маленькая женушка, исчезая из ее жизни, забрала с собой воспоминания о том, что происходило на заднем сиденье машины Грега.

Ее триумф омрачали чувство вины и грусть. Энджи ощущала некую опустошенность без грубой, неукротимой энергии Маленькой женушки, ее двойника, которому пришлось исчезнуть первым.

Да, этот персонаж был первым. Теперь Энджи должна была решить, кто будет следующим. Болтушка была самой несчастной, самой обиженной и униженной, ее обманули и предали. Для Энджи было бы самым большим благом, просто милостью Господней, если бы можно было стереть воспоминания о моде Билле раз и навсегда. Имелась еще Девочка-скаут, опытная, умелая, и ее часы тоже были уже сочтены. Энджи очень не хотелось думать о том, что она может лишиться ее. А как насчет Ангела? Это защитник. Как это, однако, здорово, когда у тебя есть персональный защитник, сильный друг, который может заступиться за тебя! Однако этот защитник находится внутри нее, а это означает, что она сама должна уметь постоять за себя.

В конце концов, это решение приняли за нее.

Энджи не ожидала, что Грег и Ливви так быстро изобретут весьма изощренный способ отомстить. Во время обеденного перерыва они позвонили на телевидение и в редакции нескольких газет. К концу последнего урока возле ворот школы собралась целая толпа. Два фургона с телеаппаратурой стояли на парковочной площадке для преподавателей. У местных корреспондентов пятичасовых программ новостей просто слюнки текли в предвкушении сенсации. Они уже представляли, как будут брать интервью у девочки, которая исчезла таинственным образом и совершенно неожиданно нашлась. Вместе со своими телеоператорами они образовали огромную толпу и просто стояли и ждали, несмотря на то что этот ноябрьский день выдался довольно холодным.

Как только Энджи вышла из дверей школы, моментально защелкали затворы, засверкали фотовспышки и прямо перед ее лицом появился целый букет микрофонов. На нее градом посыпались вопросы. Кто, что, где, когда и, конечно же, как вы пережили тяжелое испытание, которое выпало на вашу долю, мисс Чепмен?

Энджи зажмурилась от неожиданности и смущения, ослепленная вспышками фотокамер. Она почувствовала, как кто-то потянул ее за руку. Это Али и Абраим тянули ее назад в здание школы.

– Мы знаем, как отсюда можно выйти, чтобы тебя никто не заметил, – сказал Абраим.

Они быстро повели ее к своей машине, которая была припаркована прямо за неприметной боковой дверью, ведущей из химической лаборатории на улицу.

– Откуда вы узнали, что вся эта суматоха поднялась из-за меня? – спросила Энджи.

Абраим взял ее за руку.

– Должен признаться, что после танцев я «прогуглил» тебя, – сказал он. – Мне просто было непонятно, как я все эти годы мог тебя не замечать. И тогда мне стало ясно: ты и есть та самая знаменитая девочка, которая пропала таинственным образом, но поскольку ни в прессе, ни по телевидению не сообщали о том, что ты нашлась, я подумал, что эту информацию намеренно скрыли от журналистов. Ты, наверное, проходишь по программе защиты свидетелей или что-нибудь в этом роде?

Энджи нырнула на заднее сиденье машины и легла, прижав голову к коленям.

– У меня что-то типа личностного кризиса, но не в том смысле, что я ищу саму себя и свое место в жизни. Все, что я знаю о последних трех годах, мне рассказали другие люди. Я совершенно ничего не помню, это время просто выпало из моей памяти. Я все равно не смогла бы ответить на их вопросы, даже если бы захотела. Вы можете отвезти меня домой так, чтобы никто меня не увидел?

– Конечно. В этом и состоял наш план, – сказал Абраим.

Он свернул на боковую улицу и окольными путями довез Энджи до ее дома.

– Вот это да! – воскликнул он, когда они свернули в их улочку. – Тебя охраняет полиция.

Энджи подняла голову и выглянула в окно. Два патрульных полицейских автомобиля стояли на подъездной дорожке, ведущей к ее дому. Однако никаких телевизионных фургонов там не было. Она вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать. Прошло довольно мало времени. Судя по всему, полицейские появились здесь не из-за журналистов, иначе они подъехали бы к школе.

– Парни, высадите меня прямо здесь, – сказала Энджи. – Спасибо вам. Вы такие молодцы!

Она вошла в дом и сразу увидела детектива Броугана. Несмотря на то что рабочий день был в самом разгаре, и отец, и мама находились дома. Еще трое полицейских стояли в кухне, заложив руки за спину и переминаясь с ноги на ногу. Броуган был в костюме и выглядел весьма серьезным и озабоченным.

– Всем привет, – сказала Энджи, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее. Она чувствовала, как учащенно бьется ее сердце. – Что случилось?

Выдержав небольшую паузу, Броуган сообщил:

– В расследовании наметился большой прогресс.

– Это просто замечательно! – радостно воскликнула Энджи. По крайней мере она старалась выразить радость. Она вдруг почувствовала, что ей стало трудно дышать. – Что… что же произошло?

– Мы нашли ее, – сказал Броуган. – Нашли хижину.

Пока Энджи боролась за то, чтобы вернуться к нормальной жизни, детектив Броуган изучал те скудные детали, улики, сведения, которые сообщила ему доктор Грант. Однако он был человеком настойчивым, скрупулезным и проницательным. В этом Энджи уже успела убедиться.

Под действием гипноза Девочка-скаут дала довольно точное описание старой хижины, в которой жила, – реальной хижины, а не воображаемой. Она вспомнила несколько важных ориентиров, на которые обратила внимание, когда возвращалась домой. К тому же она разрешила доктору Грант передать все эти сведения полиции. Этого оказалось вполне достаточно.

Два отряда специальных агентов, которые были посланы в Национальный лесной заповедник Лос-Анджелеса, после долгих поисков нашли хижину, расположенную в отдаленном районе заповедника, примерно в ста шестидесяти километрах от горного массива Сан-Габриел. Эта хижина находилась в стороне от туристических маршрутов и известных лесникам троп и вдалеке от пересекавших горы вдоль и поперек подъездных путей, которыми пользовались пожарные.

– К дымоходу был прикреплен весьма замысловатый скруббер, то есть газоочистительное устройство, и поэтому дым из трубы не выходил, – рассказал Броуган. – Если бы не было этого приспособления, мы бы довольно быстро нашли тебя, – добавил он. Голос детектива был хриплым и безрадостным. Похоже, ему неприятно было признаваться в собственной некомпетентности.

– Наши эксперты нашли там твой биологический материал, Энджи. Волосы и частицы кожи. А еще мы нашли веревки и кандалы. Теперь мы уверены, что тебя держали именно в той хижине.

Ее волосы и кожа. Она оставила там частицу себя. Вместо того чтобы радоваться, Энджи вдруг почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

Броуган всегда был очень внимательным, от его глаз ничего не могло укрыться. Однако сегодня он был довольно рассеянным и, не посмотрев на Энджи, продолжил свой рассказ:

– Судя по тому, что все вещи покрыты толстым слоем пыли, а окна затянуты паутиной, в хижине уже несколько недель никого не было.

Мама испуганно охнула.

– Значит, он ушел? Просто взял и исчез? – спросила она и, медленно опустившись на стул, закрыла лицо руками.

Броуган положил руку ей на плечо и легонько сжал его. По-дружески.

Энджи вдруг подумала о том, что за прошедшие три года ему довольно часто приходилось выполнять роль спасательного троса для ее мамы.

Отец вскинул руки над головой. Это был жест отчаяния.

– И на этом все закончится? Не будет ни ареста, ни суда, ни наказания? – дрожа от гнева, выкрикнул он прямо в лицо Броугану. – Да за то, что этот негодяй сделал, его нужно вздернуть на веревке!

– Нет, до конца еще очень далеко, – заверил его Броуган. – Мы начали поиски этого человека. В хижине мы не нашли никакой персональной информации. Поэтому мы сейчас обследуем всю близлежащую территорию. Может быть, нам удастся найти хоть что-нибудь, какую-нибудь вещь или какой-нибудь биологический материал, что поможет нам установить личность похитителя. Мы там все тщательно обыщем. Я уверен, что мы скоро получим ответы на все вопросы.

Веревки и кандалы. Струпья и частицы кожи. Энджи почувствовала, как у нее скрутило желудок. Громко вскрикнув, мама подбежала к ней. Однако было уже поздно. Посмотрев на себя, Энджи увидела, что рвотные массы текут по ее одежде.

– О нет! – простонала она. – Извините меня.

Она повернулась, собираясь уйти, и почувствовала, что у нее подгибаются колени. Она дышала через нос, медленно вдыхая и выдыхая. Она понимала, что если у нее не перестанет кружиться голова, то она просто рухнет на пол.

Броуган похлопал Энджи по спине и, вытащив из кармана чистый носовой платок, протянул ей.

– Это моя вина, Энджи, – запинаясь, пробормотал он. – Прости меня. Столько информации сразу. Я не подумал, что для тебя это слишком тяжело.

Мама обняла Энджи за талию.

– Если ты уже закончил, Фил, то я уведу Энджи наверх. Ей нужно помыться, – сказала она.

Повернувшись, Энджи увидела, что Броуган провожает ее печальным взглядом. Он шумно вздохнул, и его плечи поднялись и опустились. Потом, присев на корточки, он принялся промокать носовым платком ковер.

Мама включила душ.

– Я выстираю твою одежду, дорогая, – сказала она. – Давай мне все твои вещи.

Энджи сняла свитер и джинсы, от которых исходил кисловатый запах, и, просунув руку в приоткрытую дверь, протянула их маме. Потом закрыла дверь на замок, чтобы никто не вошел к ней. Она хотела отгородиться от внешнего мира. У нее в желудке по-прежнему что-то бурлило и урчало. Ей казалось, что внутри нее идет какое-то грандиозное сражение.

Зеркало еще не успело запотеть, и она, не удержавшись, заглянула в него. Энджи посмотрела прямо в глаза самой себе, хотя понимала, что смотрит не на себя, а на кого-то другого.

– Что вам, ребята, известно? – спросила она, обращаясь к своему отражению. – Я знаю, что вы засели у меня внутри и не хотите уходить. Почему?

Она вспомнила о старом крыльце, где время от времени все собирались до того, как удалили Маленькую женушку. Стены между ними разрушили всего на несколько минут. Так и нужно, это совершенно справедливо. Теперь они снова отгородились от нее.

– Где ты? – прошептала она. – Пожалуйста, покажись!

Кто-то пристально вглядывался в нее из ее собственных глаз, а едва уловимое мерцание в облаке пара говорило о том, что за ее спиной кто-то стоит. И этот кто-то был больше и выше ее. Может быть, у нее галлюцинации?

Прищурившись, она всмотрелась повнимательнее. Однако ничего, кроме пара, не увидела. Она залезла в ванну, задернула штору и стала под душ. Горячая вода полилась ей на плечи. Потом она села на резиновый коврик, закрыла глаза и подставила голову под горячий дождь. Тепло разлилось по всему ее телу. Ей казалось, что ее гладят чьи-то большие ласковые руки. Она поняла, что предчувствие ее не обмануло. Теперь она уже точно знала, что кто-то очень хочет с ней поговорить, встретиться с ней где-то в другой реальности. Зажмурившись, она снова перенеслась на старое крыльцо и увидела перила, деревянные столбики, грубые, потрескавшиеся доски. Она больше не слышала плеска воды. Где-то вдалеке чирикали воробьи и посвистывали малиновки.

– Кто здесь? – спросила Энджи, пристально вглядываясь в возникшее видение.

Серое дерево, старые, растрескавшиеся доски. Крыльцо. Все это постепенно трансформировалось в знакомую для Энджи обстановку.

Девочка-скаут сидела, склонившись над шитьем. Она подняла полные слез глаза и посмотрела туда, где когда-то стояло кресло-качалка, в котором любила сидеть Маленькая женушка. Болтушки нигде не было видно.

– Ей не нужно все это видеть. Она еще слишком маленькая, – объяснила Девочка-скаут. – Я отправила ее покататься на лошади. Мне тоже нужно уходить. Сейчас появится Ангел.

Энджи показалось, что она слышит, как играют трубы, а потом раздался шелест крыльев и появился Ангел, весь пугающе белый. Казалось, что его скулы высечены из хрусталя. Над высокими шелковистыми бровями ореолом нависали густые черные волосы. Его снежно-белые крылья были сложены за спиной, а сбоку висели украшенные драгоценными камнями ножны. Золотая рукоятка короткого меча виднелась у талии. Его черные глаза, в которых горели крошечные огоньки, смотрели прямо на Энджи. Она вздрогнула. Что это величественно-прекрасное существо делает в ее голове? Она не могла сотворить его, и он не мог быть ее двойником.

– Анжела, прелестное дитя, ты не можешь больше звать меня на помощь, – ласково пожурил ее он.

– Но… но я не звала тебя, – возразила она. – Ты просто… просто пришел именно тогда, когда стал нужен мне.

Он нахмурился и плотно сжал губы.

– В таком случае ты должна уничтожить меня, – сказал он.

Энджи открыла рот от удивления.

– Нет. Я никогда не смогу сделать это.

– Сможешь, – сказал он громко и уверенно. – Ты должна. Ты сделаешь со мной то же, что сделала с одной из нас, с Маленькой женушкой.

Энджи вдруг захотелось объяснить ему все, доказать, что он заблуждается.

– Но ты такой сильный и красивый. Ты нужен мне, – сказала она. – Я не хочу уничтожать тебя. Неужели ты не можешь остаться со мной? Навсегда. Ты – моя внутренняя сила.

Ангел тряхнул своими черными кудрями. Его голос был музыкой. Красивой и нежной.

– У тебя есть своя сила и своя красота, а кроме того есть еще чистота, непорочность. Теперь я представляю для тебя опасность. Будет лучше, если я исчезну и ты навсегда забудешь обо мне.

– Но почему? – не унималась Энджи. – Это из-за Грега? Но это же просто смешно. Он получил по заслугам.

Ангел подошел к ней. От него исходило яркое сияние. На этот раз он не стал вытаскивать свой меч и спрятал руки за спину, под свои сложенные крылья.

– Анжела, наша прекрасная девочка, пожалуйста, послушай меня. У Девочки-скаута и Маленькой женушки была очень трудная жизнь, они много страдали. Им казалось, что этот кошмар никогда не кончится. А потом Одинокая создала меня. Однажды этот мужчина совершил такое, что переполнило чашу терпения. Этому поступку не было оправдания. Она вызвала меня из своей души, создала меня из своей боли, силы и любви. Она сидела в темноте, качаясь в кресле. Одинокая, запертая в четырех стенах. Она качалась, пела, рыдала и молилась. Я стал ответом на ее молитвы, ее ангелом-мстителем. Когда я появился перед ней, она произнесла только два слова: «Спаси нас».

И я ответил: «Возьми меня за руку, и мои руки станут твоими».

У нее на коленях лежало одеяло. Из-под него она вытащила блестящий серебряный меч. «Спаси нас! – снова воскликнула она дрожащим от гнева голосом. – Поклянись, что сделаешь это!»

Высоко подняв над головой меч, я дал ей клятву. Я внезапно ощутил невероятную силу в руках. Ярко светило солнце, и я расправил свои крылья прямо посреди белого дня. Я не слышал, как бьется мое сердце, у меня, по правде говоря, даже не было настоящих глаз, которые могли бы видеть. Я был только ее материализовавшейся мыслью. Однако мне очень нравилось быть живым. Я понимал, что скоро настанет мое время.

Я ждал, пока остальные смогут завоевать его доверие. Он не должен был знать, что мои черные глаза наблюдают за ним изнутри, что я что-то замышляю, обдумываю план спасения. Девочка-скаут проявила сообразительность и смогла добиться того, чтобы кандалы ослабили. Я добавил красок ее бледному лицу, и на ее щеках появился легкий румянец. Этот мужчина поверил, что она светится от любви к нему. Маленькая женушка сделала все, чтобы он чувствовал себя абсолютно счастливым и не сомневался в том, что она любит его. Когда он заснул крепким сном, я пришел за ним. Маленькая женушка сказала тебе чистую правду. Она даже не проснулась, когда я разрубил связывавшие ее путы.

Ангел замолчал, и снова стал слышен шум льющейся воды.

Она почувствовала, что ее тело становится тяжелым.

– Что ты сделал? – спросила она.

Однако Ангел начал растворяться в воздухе. В его огромных глазах светилось раскаяние.

– Вернись! – крикнула Энджи. – Не уходи, прошу тебя!

Она протянула руку и ухватилась за перевязь, к которой был прикреплен его меч.

– Нет! – крикнул он и раскрыл свои крылья, ослепительно белые и невероятно огромные. Он высвободил руки и оттолкнул ее. С его пальцев капала кровь.

– Что, черт возьми, ты сделал? – закричала Энджи. – О боже, что?

Его мелодичный голос стал резким, дребезжащим, как фарфор.

– Ты не должна этого знать. Если ты узнаешь, узнают и остальные, – сказал он. – Прежде чем появятся вопросы, прежде чем рухнут стены, я должен умереть.

Внезапно видение исчезло, и сразу возникло ощущение ледяного холода. Холод окутал все ее тело. Холодная вода дождем лилась ей на голову. Энджи вздрогнула, осознав, что снова оказалась в знакомой обстановке.

Конечно же она в душе. И вода уже стала холодной. В этот момент связь оборвалась, и она окончательно пришла в себя.

Вздохнув с сожалением, Энджи открыла глаза. Через секунду она испуганно вскрикнула. Вода вокруг ее ног была красной от крови.

 

Глава 12

Репутация

– Энджи, дорогая, успокойся. Ничего страшного не случилось, – сказала мама, похлопав по спине дочь, завернутую в толстое голубое полотенце. – Просто это случилось как-то не вовремя. Поздравляю, теперь ты стала полноценной женщиной. В нашем женском полку прибыло.

Вся вода уже ушла в сливное отверстие, а Энджи по-прежнему дрожала. У нее появилось какое-то странное чувство. Ей казалось, что дело не только в том, что она вступила в пору зрелости. Это был знак, прощальный знак Ангела. Они вместе купались в крови. Ее сердце лихорадочно билось, это была запоздалая реакция на приток адреналина.

– Я должна позвонить доктору Грант, – сказала она, надеясь, что ее психотерапевт поможет ей понять, что с ней произошло. Но что бы это ни было, ничего хорошего оно не предвещало. В этом она нисколько не сомневалась.

– Ты чем-то расстроена? – спросила мама. – Мы никогда не беспокоили ее в те дни, когда нет сеансов.

– Учитывая то, сколько вы, ребята, ей платите, я бы не назвала это беспокойством, – выпалила Энджи. – Она сказала, что обязательно будет рядом со мной, если возникнет что-то непредвиденное. Так вот, это случилось.

– Да, конечно, – пробормотала мама, запинаясь. – Может быть, ты расскажешь мне все и я смогу тебе помочь?

– Нет, мама, не сможешь, – отрезала Энджи. Ей не хотелось делиться с матерью своими наихудшими подозрениями.

Она вернулась в свою комнату, сжимая в руке гигиеническую прокладку, которую мама вручила ей, не говоря ни слова. Когда она, одевшись, вышла из комнаты, мама разговаривала по телефону в своей спальне.

– Нет, мне очень жаль, – сказала она и, увидев у двери Энджи, приложила палец к губам. – Нет. Никаких комментариев… Нет, мы не будем делать официального заявления… Да, это правда. Восемнадцатого сентября… А что бы вы чувствовали… Потому что мы не хотим, чтобы вмешивались в нашу жизнь. Прошу вас больше не звонить.

Мать раздраженно швырнула телефон на ночной столик.

– Проклятые репортеры! – возмущенно воскликнула она.

– Что?

Мама пригладила ладонью волосы.

– Опять эти бесконечные вопросы. Они сегодня уже третий раз звонят.

У Энджи лихорадочно забилось сердце.

– О чем они спрашивали?

– Ненормальные какие-то! – сказала мама. – Несут всякий бред. Я думаю, что тебе не нужно знать об этом.

– Нет, нужно. Сегодня мне пришлось столкнуться с ними возле школы. Я должна подготовиться.

Мама недовольно фыркнула.

– Ты должна говорить им только одно: «Никаких комментариев».

– Мама, просто расскажи мне, и покончим с этим.

Она плюхнулась на стул и потерла руками щеки. На ее лице остались красные пятна.

– Они хотят знать, почему мы до сих пор ничего им не рассказали. Почему в нашем доме целых два месяца находится «потерявшаяся девочка», а мы не сообщили об этом прессе. Они подозревают, что мы что-то от них скрываем.

Энджи похолодела от ужаса.

– Что, например? – спросила она.

У нее вдруг потемнело в глазах, но она смогла взять себя в руки. Никто больше не сможет вынудить ее потерять над собой контроль. Она должна справиться со всем этим. Однако она так и не смогла избавиться от страшного видения, Ангел с окровавленными руками все еще стоял у нее перед глазами.

Из гостиной донеслись мужские голоса. Громкие и взволнованные.

Они с мамой сразу же направились туда. В гостиной толпились полицейские. Почему они до сих пор здесь? Броуган говорил по мобильному телефону, а отец задергивал шторы на окнах.

– Репортерские фургоны, – пояснил он. – Прямо на нашей улице.

– Что за ерунда! – сказала мама. – Детектив, неужели вы не может отделаться от них?

В дверь позвонили. Один из полицейских пошел открывать.

– Уберите отсюда репортеров! – крикнул ему Броуган, сунув руку в карман. – Мы связались с экспертами-криминалистами из департамента коронера. Они проведут тщательный осмотр хижины и ближайших окрестностей. Может быть, им удастся найти могилы.

– Могилы! – испуганно вскрикнула мама.

Невесело усмехнувшись, Броуган посмотрел на Энджи. Его взгляд буквально пронизал ее насквозь.

– Энджи совершила невероятное. Она смогла сбежать из неволи. Вы знаете, что для нас до сих пор остается загадкой, как ей удалось это сделать, – сказал он.

Энджи изо всех сил пыталась казаться спокойной. Да, интересно, как же все-таки она это сделала? У нее возникло какое-то странное чувство. Она больше не могла выдерживать полный сочувствия взгляд детектива и опустила глаза.

Броуган истолковал это по-своему. Он положил руку на плечо Энджи.

– Я очень извиняюсь, – сказал он. – Энджи, если ты считаешь, что сможешь выдержать подобное испытание, то я хотел бы отвезти тебя к хижине, когда эксперты закончат работу. Может быть, то, что ты там увидишь, поможет тебе что-нибудь вспомнить. Или твои внутренние информаторы еще в чем-нибудь признаются. Какая-нибудь мелочь может помочь нам найти этого парня.

У Энджи дрожали колени. Ей захотелось немедленно выскочить из гостиной. Она пожала плечами, пытаясь изобразить полное равнодушие.

– Может быть. Но я не уверена, что смогу еще что-нибудь вспомнить, – сказала она.

Энджи не лгала. Лично она ничего не помнила, а вот Ангел знал и помнил все. Ангел с окровавленными руками, который просил уничтожить его до того, как его воспоминания заразят чистую и непорочную Энджи. О господи! Эта картина навечно останется в ее памяти, даже если она сотрет Ангела.

Она потерла руки о свои голубые джинсы.

Броуган слегка прищурился.

– Хорошо. На сегодня, пожалуй, все. Если что, мы всегда на связи, – сказал он.

– А как быть с репортерами? – спросила она. – Сегодня днем они буквально окружили школу, а сейчас толпятся на лужайке возле нашего дома. Неужели они теперь везде будут ходить за мной?

– Ничего им не говори, – посоветовал Броуган. – Если будут сильно досаждать, сразу звони мне. – С этими словами он вышел из комнаты.

Грег и Ливви объявили Энджи тотальную войну. Позвонив журналистам, они нанесли первый удар по ее позициям. После этого в течение недели над ней изощренно издевались. Теперь номер ее телефона красовался на стенах во всех школьных туалетах, как мужских, так и женских. Там также были нарисованы картинки, на которых было изображено, какие интимные услуги она может оказывать парням, девушкам и даже животным, а еще делались совершенно бредовые предположения насчет того, от чего она может возбудиться.

Энджи пришлось носить с собой баллончик с красной краской, для того чтобы нейтрализовывать эти маленькие бомбы жестокости, закрашивать непристойные рисунки. Жаль, что она не успела завести много друзей в школе. Сейчас у нее было бы больше защитников, по крайне мере, людей, которые бы понимали, что организаторами этой кампании движет ненависть.

Ее дружба с Кейт, которую считали изгоем, помочь не могла. Однако Энджи понимала, что ни за что не бросит Кейт, которая помогала ей держаться на плаву и каждый день повторяла ей: «Просто продолжай барахтаться и дыши, дыши, хватай воздух ртом».

Не в прямом, конечно, смысле. Это образное выражение.

– Ты уже видела новое произведение прямо под лестничным пролетом? – спросила Энджи, запустив пальцы в волосы.

Она снова и снова приглаживала руками свои волосы. Ее обед так и остался нетронутым. Впрочем, она уже целую неделю не могла есть. С тех самых пор, как нашли настоящую хижину.

Кейт удивленно уставилась на нее.

– Это физически невозможно, – сказала она. – Даже для тренированных гимнастов.

Энджи застонала.

– Все это скоро закончится, – заверила ее Кейт. – Со мной тоже такое было. В худшем случае все эти рисунки продержатся до лета, а потом их закрасят, когда в школе будут делать ремонт. Школа сейчас выглядит как больной, который перенес ветряную оспу, – вся в красных пятнах.

– Знаешь, что мне непонятно? Почему Лив подключилась к этой травле. В смысле, я точно знаю, из-за чего Грег так бесится. Но почему она помогает обливать меня грязью? Она победила. Она получила Грега. К тому же… мы с ней были близкими подругами.

– Потому что только так она может примириться с тем, что Грег вернулся к ней, и не чувствовать себя так, как будто ей достались после тебя объедки. Она всю эту историю перевернула с ног на голову, заставив себя поверить в то, что это не ты дала Грегу в морду, а он тебе, потому что ты – развратная дрянь. Прости, но это ее слова.

– Печально. Интересно, когда им все это надоест?

– Да ну, расслабься, – посоветовала Кейт. – У нас впереди целых пять дней каникул по случаю нашего горячо любимого праздника – Дня благодарения. Каникулы начнутся буквально через несколько часов. За это время они поостынут немного, у них пропадет запал.

– Что-то я в этом сомневаюсь, – сказала Энджи. – Они набьют свои животы индейкой и тыквенным пирогом и примутся за дело с новыми силами.

Черт бы побрал этот День индейкопоедания! Доктор Грант уже уехала из города. Она будет праздновать вместе со своей сестрой. Несмотря на то что Энджи слезно умоляла ее как можно скорее стереть Ангела, доктор Грант сказала ей, что следующую процедуру они смогут провести только после праздников, то есть в следующий понедельник. Просто на время праздников лаборатория будет закрыта. Вот поэтому Энджи придется самой, подобно старой клуше-наседке, «высиживать» свои печали и тревоги до тех пор, пока из них что-нибудь не вылупится. Был еще один неприятный момент. Детектив Броуган уже узнал достаточно много, ему осталось только сопоставить все известные факты, и тогда ему, так сказать, откроется полная картина.

И вот как все будет выглядеть. Энджи, вне всякого сомнения, жила в той хижине – там нашли ее волосы, микрочастицы кожи и прочую ерунду. Уходя из хижины, она прихватила с собой острый самодельный нож. Вскоре найдут тело с перерезанным горлом, или отрезанными кистями рук, или с дырой в груди, или еще какими-нибудь признаками того, что смерть наступила от ран, нанесенных длинным острым предметом. Только Энджи может знать, как именно был убит этот мужчина. Потом сделают анализ ДНК и выяснят, что он жил в хижине вместе с Энджи. Все собранные улики укажут на то, что Энджи убила своего тюремщика и мучителя, а теперь симулирует амнезию и диссоциативное расстройство, чтобы избежать участи всех малолетних преступников. Они протестируют Энджи на детекторе лжи, введут ее в гипнотическое состояние и заставят во всем сознаться.

Все это вскоре станет достоянием общественности. И даже если то, что совершила Энджи, признают необходимой самообороной, или убийством при смягчающих обстоятельствах, или еще чем-нибудь в этом роде, люди все равно станут смотреть на нее по-другому. Это окончательно сломает ей жизнь. И все это произойдет довольно скоро. Она уже чувствовала приближение катастрофы.

Щелкнув пальцами перед лицом Энджи, Кейт крикнула:

– Эй, ну-ка прекрати киснуть! Ты снова с головы до ног пропиталась жалостью к себе.

– Это не жалость, – возразила Энджи. – Я просто четко понимаю, каково реальное положение дел.

– Парни хотят пригласить нас сегодня на двойное свидание, но я не возьму тебя с собой, если ты будешь продолжать изображать из себя несчастную узницу, которую на рассвете должны вздернуть на виселице. Я возьму с собой твоего двойника. Кто из них самый прикольный?

– Все зависит от того, что ты считаешь прикольным, – сказала Энджи. – Если ты хочешь поиграть в куклы, то советую взять Болтушку. Ей шесть лет. Если ты предпочитаешь наблюдать за тем, как совершается страшная месть, сверкает карающий меч и тому подобное, я отправлю к тебе Ангела. Только учти, что он – парень и это может не понравиться Абраиму. Но если тебе вдруг захочется чего-нибудь необычного, например, приготовить ужин на старой железной печи, которую нужно топить дровами, то Девочка-скаут подойдет для этого как нельзя лучше.

– Вот незадача! – задумчиво произнесла Кейт. – А я выбираю Энджи. Ей просто придется немного постараться и поднять себе настроение.

Бросив на нее сердитый взгляд, Энджи сказала:

– Ладно, я постараюсь.

Однако то, что она узнала, придя домой, совершенно не способствовало улучшению настроения. Скорее наоборот. Мама сообщила ей о том, что пригласила к ним на День благодарения бабушку и модю Билла.

– Мама, неужели мы не можем провести этот праздник, что называется, в тесном семейном кругу? – умоляющим тоном произнесла Энджи. – Это будет первый День благодарения, который я проведу вместе с вами. Я ведь долго была лишена этого удовольствия. Почему мы не можем провести его втроем – ты, папа и я?

– Для бабушки это первый День благодарения, который она будет праздновать без дедушки, – напомнила ей мама. – Мы не можем оставить ее одну.

– Может быть, тогда папа привезет ее к нам или она сможет приехать на автобусе?

– Анжела Грейси, что с тобой случилось? Что за странные идеи! – удивилась мама. – Ее привезет Билл.

– Но… – начала было Энджи и замолчала.

Она поняла, что не сможет подобрать слова, по крайней мере, подходящие слова, чтобы объяснить, почему она до ужаса, до дрожи в коленях боится снова увидеть модю Билла. Единственным утешением может служить то, что на этот раз она будет начеку. Она больше ни за что не останется с ним наедине. Энджи была в этом абсолютно уверена.

В восемь часов вечера машина братьев подъехала к ее дому. «Интересно, как они, близнецы, решают, кто из них сядет за руль?» – подумала Энджи.

– Али на двадцать шесть минут старше меня, – объяснил ей Абраим, когда она задала ему этот вопрос. – Поэтому он на правах старшего всегда ведет машину. Но если мне удается первым схватить ключи, – сказал он и помахал ими перед ее лицом, – за руль сажусь я.

Али и Кейт сидели на заднем сиденье, прижавшись друг к другу. Судя по всему, Али ничего не имел против того, что у него этим вечером будет персональный шофер. Энджи села на переднее сиденье и, повернув голову, сказала сидевшим сзади:

– Привет!

– Тебе удалось развеять тоску? – спросила Кейт.

– Я работаю над этим, – ответила Энджи, заставив себя улыбнуться.

Абраим положил левую руку на ее плечо и голосом, удивительно похожим на голос Микки Джаггера, пропел:

– Энджи, Энджи, когда рассеются все эти тучи?

Покраснев от смущения, Энджи усмехнулась:

– О-о, прошу тебя, прекрати! Ведь это очень грустная песня, не так ли?

– Все зависит от того, как на это посмотреть. Да, эта навязчивая мелодия довольно печальная, но ты вспомни, какой там припев, – сказал он и, наклонившись к самому ее уху, пропел: – Неужели плохо быть живы-ы-ы-м?

– Да, это, вне всякого сомнения, меняет дело, – сказала она.

Абраим снова откинулся на спинку сиденья. Его лицо моментально стало серьезным. Похоже, он понял, что неудачно пошутил.

– Прости меня, – сказал он.

– Ну что ты, – пробормотала Энджи, легонько ущипнув его за руку. – Пустяки. Как сказал один писатель – точно не помню, кто именно, – слухи о моей смерти сильно преувеличены.

– По-моему, это был Марк Твен, – подсказал Али с заднего сиденья.

Абраима все еще мучило раскаяние из-за того, что он сморозил глупость.

Теперь Энджи пришлось взять на себя роль утешительницы и попытаться развеселиться, заставляя себя думать, что у нее нет никаких проблем, жизнь легка и прекрасна. Как ни странно, это немного улучшило ей настроение.

Им удалось пробраться на эротический фильм. Точнее, парни прошли в кинотеатр совершенно свободно, а пробираться пришлось Энджи и Кейт. А ведь им скоро исполнится семнадцать. Случилось чудо: Энджи начала привыкать к своему реальному возрасту, и неважно, что именно способствовало этому – дорогостоящая терапия доктора Грант или совершенно бесплатная терапия Кейт. Ее нисколько не смущало то, что она смотрит эротический шпионский триллер вместе с парнем. Наоборот, ей это даже нравилось. Абраим был очень милым и приятным, он не торопил события. Наверное, таким и должен быть ее первый парень. А если у них с Абраимом все-таки ничего не получится, это не страшно, ведь в следующем году он уедет учиться в колледж.

Энджи плотно поужинала, поэтому ей совершенно не хотелось есть. Однако она с восторгом набросилась на попкорн, который купил Абраим, чтобы как-то скрыть свое смущение из-за того, что в темноте их руки часто соприкасались. Буквально в нескольких сантиметрах от нее, забыв обо всем на свете и совершенно не глядя на экран, Кейт целовалась с Али. Когда попкорн закончился, Абраим сложил картонный мешочек и обнял Энджи, прижав ее к своему плечу. Она прильнула к нему, и ей стало уютно и спокойно. Однако буквально через минуту она чуть не подскочила от ужаса, вспомнив, как в прошлый раз вот так же прижималась к нему. Это случилось после того, как Потаскуха устроила свой безобразный стриптиз. О боже! Энджи густо покраснела в темноте. Интересно, что он подумал, когда она стала раздеваться? Если бы она сказала ему что-то типа «я не такая, я порядочная и скромная», ей пришлось бы пуститься в долгие и пространные объяснения, чтобы он понял, что с ней на самом деле происходит. Однако лучше вообще не касаться этой темы, если, конечно, он первым не начнет задавать ей вопросы.

После кино они поехали есть мороженое, и поэтому Энджи привезли домой почти в двенадцать ночи. Абраим проводил ее до двери дома и подождал, пока она, пошарив рукой под ковриком, найдет ключ.

– Я замечательно провел время, – сказал он, когда Энджи вставила ключ в замочную скважину.

– Я тоже, – отозвалась она.

Он быстро поцеловал ее в щеку и застенчиво опустил глаза.

– Спасибо тебе за то, что составила мне компанию. Надеюсь, ты рада, что у тебя появился такой медлительный и робкий брат, – сказал он и, оглянувшись, посмотрел на машину, в которой Али и Кейт снова затеяли любовные игры.

«Бедному Абраиму придется везти их домой, стараясь при этом не смотреть в зеркало заднего вида», – подумала Энджи.

Она положила руку на руку Абраима.

– Конечно рада. Именно такой брат мне и нужен, – сказала она.

Он стоял, от смущения втянув голову в плечи, но, услышав ее слова, выпрямился.

– О-о, я очень рад. Я думаю… в смысле… надеюсь, я тебя не разочаровал.

Вот черт! Он все-таки вспомнил.

– Это была не я, – объяснила Энджи. – На меня, похоже, что-то нашло, и я превратилась в кого-то другого. Ты точно знаешь, что нам обоим нужно, – просто обнять друг друга и все. Спасибо тебе большое за то, что ты был таким медлительным и робким, – сказала она и, наклонившись, поцеловала его в щеку. Он него исходил свежий и в то же время пряный запах.

Вспоминая его смущенное и растерянное лицо, она еще долго смеялась, и когда поднималась по лестнице, и уже находясь в своей комнате. У нее все получилось, у нее было совершенно нормальное свидание, без помутнения сознания, без провалов в памяти. Это была маленькая победа.

Она спала крепко, долго и безмятежно, и это было для нее давно забытым удовольствием. К тому времени когда она, заставив себя вылезти из-под теплого одеяла, приняла горячий душ и спустилась в кухню, мама уже поставила индейку в духовку, а яблочный пирог остывал на столе. Энджи выглянула в окно и несказанно обрадовалась, поняв, что журналисты вспомнили о том, что у них есть обязанности перед своими родными и близкими, и решили провести День благодарения с ними. Возле их дома не было ни фургонов со спутниковыми антеннами, ни праздношатающихся репортеров. Все они наверняка сидели возле своих телевизоров и смотрели парады и футбольные матчи.

– Тебе помочь? – спросила она у матери. – Что ты сейчас делаешь?

– Буду готовить начинку, – сказала мама. – Ты же знаешь, у всех разные вкусы. Кому-то нравится, чтобы она была сочной, а кто-то любит хрустящую. И еще лимонный ликер нужно сделать.

Энджи взяла пакет с начинкой и прочитала инструкцию, которая была напечатана на обратной стороне пакета: растопите сливочное масло, мелко покрошите огурцы и сельдерей, быстро обжарьте их с приправленными специями крутонами и добавьте бульон, для того чтобы консистенция была жидкой.

– Довольно просто, – сказала она. – Я займусь этим.

Как, однако, приятно осознавать, что ты все знаешь и умеешь. Уверенность в собственных силах – замечательная штука. Она сделает начинку, ведь у нее есть Девочка-скаут, которая всегда поможет советом.

– Это просто замечательно, Энджи, – обрадовалась мама. – Я всегда говорила, что если человек умеет читать, то и готовить он тоже научится. Однако ты не проявляла к этому делу никакого интереса… раньше.

– Ты права, но мне пришлось многому научиться. Как оказалось, жизнь в неволе имеет свои преимущества. Однако я не думала, что их будет так много.

– О нет, только не это! – простонала мама. – Ну а что ты скажешь по поводу фруктового салата?

– Покажи мне, где фрукты, и я займусь им, – согласилась Энджи.

Мама указала ей на барную стойку. Там стояли банки с консервированными фруктами – персиками, грушами и абрикосами, а также лежали бананы и пара зеленых яблок.

– Разделочная доска в ящике стола, а нож лежит прямо возле тебя.

Энджи нашла консервный нож и принялась за работу. Нарезая фрукты ломтиками и кубиками, она складывала их в большую салатницу. Она так увлеклась, что даже не услышала, как зазвенел дверной звонок. Только почувствовав, что за ее спиной стоит кто-то высокий и сильный, она пришла в себя. Модя Билл. Она узнала его запах. Он обнял ее за талию. Рядом с ним стояла бабушка. Она целовала маму, стараясь не испачкать мукой свой праздничный костюм.

– Марджи, запах просто божественный! – сказал модя Билл, хотя его нос был прижат к волосам Энджи. – Эй, Энджи, детка, повернись ко мне и скажи «привет».

Энджи почувствовала, как по телу побежали мурашки. Нет, не потому, что она вспомнила все то ужасное, что было связано с модей. Это ее двойники прорывались наружу. Энджи затолкала их внутрь. Она сама сможет справиться со всем этим.

– Ты обнимаешь женщину, у которой в руке острый нож, – усмехнувшись, предупредила Энджи. – Это небезопасно.

Он хмыкнул, но отошел от нее.

Бабушка зашипела на него:

– Билл, дорогой, не вертись под ногами, лучше бы ты убрался из кухни. Здесь женщины заняты ответственной работой. Пойди посмотри вместе с Митчем футбол. Я даже отсюда слышу его радостные крики.

– Да, мама, – сказал Билл, едва заметно улыбнувшись. – Я позже пообщаюсь с Энджи.

Интересно, ей это показалось, или он действительно послал ей какое-то закодированное сообщение? Черт бы его побрал, он затеял эти игры прямо в присутствии мамы и бабушки! Может быть, он всегда был таким наглым и самоуверенным? Она плохо помнила его и поэтому не могла сказать наверняка.

Она все еще чувствовала его руки на своей талии и, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, тряхнула головой. Она сможет с этим справиться. Она обязательно справится. Обращаясь к Болтушке, она мысленно произнесла: «Сегодня тебе не нужно появляться, дорогая. Я не позволю обидеть тебя, с тобой ничего плохого не случится».

Она все время торчала в кухне вместе с мамой и бабушкой. Потом накрывала на стол, расставляя самую лучшую фарфоровую посуду и самые красивые хрустальные бокалы. После этого загрузила грязные полотенца в стиральную машину. Словом, делала все, чтобы не попадаться на глаза Биллу до того момента, когда все семейство усядется за стол.

За обедом все были расслабленными и рассеянными. Неужели так было всегда? Похоже, никто не замечал, что Билл буквально сверлил ее взглядом. У Энджи сжалось сердце, когда она вспомнила о Болтушке. Как, однако, ей было одиноко и страшно, какой жуткой несправедливостью все это ей казалось!

Поковырявшись в своей тарелке, наполненной всякими деликатесами, Энджи заставила себя есть, чтобы не привлекать внимания к своей особе. Наконец, когда Билл громко заявил, что наелся так, что уже кусок в горло не лезет, бабушка вызвалась вымыть посуду.

– Ой, не смеши нас! Мы с Энджи сами со всем справимся, – сказала мама.

Билл подошел к ним.

– Может быть, дело пойдет быстрее, если я буду вытирать тарелки? – спросил он.

Мама радостно улыбнулась.

– Конечно быстрее. Держи, – сказала она, бросая ему полотенце. – Как это мило с его стороны, правда, Энджи? Не часто встретишь мужчину, который добровольно согласился бы помочь с мытьем посуды.

– Ты права, – согласилась Энджи. Черт, да он, похоже, начал охоту!

– Вот повезет той девушке, которая сможет заманить его в свои сети! – усмехнувшись, сказала мама.

Энджи поняла, что переела. Ее начала мучить отрыжка. Она прикрыла рот рукой, чтобы никто не слышал этих неприятных звуков.

Услышав мамины слова, Билл возмущенно фыркнул.

– Ты знаешь, Марджи, что самая лучшая девушка для меня – Энджи, – сказал он.

Мама буквально расцвела от удовольствия. Впрочем, как всегда. Она бросила в него свое полотенце.

Энджи недовольно скривилась, глядя на текущую воду. Он, черт возьми, со взрослыми ведет себя как настоящий пай-мальчик, такой милый, обходительный, вежливый. Наверное, он всегда был таким. Покрытые мыльной пеной фарфоровые тарелки громко звякнули, ударившись друг о друга.

– Осторожнее с ними, Энджи! – сказала мама. – Может, будешь вытирать посуду и ставить ее в шкаф?

Нет, ей лучше не встречаться взглядом с Биллом. Если она будет мыть хрупкий фарфор, то может сделать вид, что все ее внимание сосредоточено на работе. Горячая вода лилась медленной струей, она подставляла под нее тарелки в мыльной пене, а потом ставила их на металлическую подставку. Мама и Билл по очереди брали их и вытирали.

– Как дела в школе? – спросил Билл совершенно спокойным, будничным тоном.

– Отлично, – пробормотала она.

– Отлично? И это все, что ты можешь сказать?

Энджи представила, как он посмотрел на маму перед тем, как произнести:

– Дети есть дети, что с них возьмешь!

В его тоне улавливалось легкое пренебрежение.

К несчастью, мама сама решила рассказать Биллу о том, что происходит в жизни ее дочери.

– У Энджи появился бойфренд, – пропела она сладким голоском.

Энджи услышала, как Билл втянул носом воздух. Было в этом тихом сопении что-то зловещее. Однако голос его звучал спокойно и даже весело, когда он обратился к ней:

– Энджи, неужели это правда? Почему ты мне не сказала? – спросил он и, притворяясь обиженным, добавил: – Я думал, что твое сердце принадлежит мне.

Мама поняла, что следует разрядить накалившуюся обстановку.

– Понимаешь, она немного стесняется говорить об этом. У них было только одно свидание, не считая того, что они вместе ходили на школьный вечер. Его зовут Абраим. – Она произнесла его имя на иностранный манер, причем старалась, чтобы получилось как можно натуральнее – с грассирующим «р» и протяжными гласными. – Он очень симпатичный парень. Энджи говорит, что еще и очень умный. Собирается поступать в Гарвард, – добавила она.

Мама говорила это с такой гордостью, что раздосадованной Энджи захотелось крикнуть: «Мама, заткнись! Прошу тебя, заткнись!» Биллу, который никогда не учился в колледже, наверняка было неприятно слышать о том, что у Энджи умный бойфренд. А ей, наоборот, чертовски приятно. Она продолжала сосредоточенно мыть бокалы на длинных ножках, передавая их маме и Биллу.

Мама взяла стопку тарелок.

– Я отнесу их в шкаф, – сказала она, направляясь в столовую.

Как только мама вышла из кухни, Билл прижался к спине Энджи, притиснув ее к краю раковины. Он обхватил ее обеими руками так, что ладони оказались под ее грудью. Энджи оцепенела от страха.

– Значит, бойфренд, да? – прошептал Билл, касаясь губами ее уха.

Энджи напряглась как струна. Она почувствовала, что ее охватывает паника. «Прячься!» – услышала она дрожащий детский голосок.

– Нет, – громко сказала она Болтушке, а потом мысленно добавила: «Я не буду прятаться. Я положу этому конец. Прямо здесь и немедленно».

Билл услышал только ее «нет» и потерся носом об ее шею. Подняв руки выше, он сжал ее груди.

– Он трогал тебя вот здесь? – прошептал Билл.

Энджи буквально обезумела от ужаса. «Беги! Быстрее беги!» – услышала она.

– Нет! – крикнула она Болтушке, а Биллу сказала: – Прекрати немедленно!

Через пару секунд вернулась мама. Билл уже как ни в чем не бывало вытирал столовое серебро. Хотя он уже не лапал ее своими ручищами, Энджи ощутила дрожь во всем теле. Ей хотелось, чтобы он снова обнял ее. Она ненавидела себя за это. Он приучил ее тело моментально отзываться на его ласки. Тело отвечало, а ее ум в это время сопротивлялся изо всех сил.

Энджи погрузила руки в воду. Они сразу покрылись маленькими красными пятнышками, словно их обрызгали кипящим маслом. Она прикоснулась к красным кружочкам, но боли не почувствовала.

Мама взяла четыре хрустальных бокала, продев пальцы между их длинными ножками. Касаясь друг с друга, бокалы издавали тихий звон. Она снова направилась в столовую, к посудному шкафу с застекленными дверцами.

– Эй вы там, на кухне, быстрее заканчивайте! – крикнула она, не оглядываясь.

А Билл снова оказался за спиной Энджи. Приподняв волосы, он поцеловал ее в шею, чуть ниже уха.

– Давай сбежим отсюда как можно быстрее, – предложил он.

Энджи вздрогнула и, резко развернувшись, посмотрела на него. В руке она сжимала большую вилку для мяса.

– Нет, мы никуда не пойдем, – прошипела она. – Этого больше никогда не будет. И убери от нее свои мерзкие лапы! – угрожающе добавила она, помахав вилкой у него перед носом.

– Что с тобой случилось? – прошептал он и, прижав палец к ее губам, посмотрел на дверь, ведущую в столовую.

– Она перерождается, снова хочет стать самой собой, – сказала Энджи чужим, низким голосом.

– Энджи, детка, очнись! Не нужно играть со мной. Прошлый раз ты так хотела меня, что прямо вся дрожала от нетерпения. Да, малышка. – Он схватил ее за плечи и потерся бедрами о ее бедра. – Твой маленький бойфренд не должен знать о том, что у тебя есть настоящий мужчина.

Энджи напряглась. За ее спиной раскрылись невидимые крылья. Ей стало страшно. Она поняла, что опасность достигла критического уровня. Ангел проснулся, и он разгневан.

Из гостиной донесся мамин голос.

– Кто-нибудь хочет кофе с яблочным пирогом? Митч? Мама? Я поставлю чайник, – крикнула она.

Энджи, вслушиваясь в звук ее голоса, повернулась лицом туда, откуда он доносился.

Из других комнат раздавались обычные, до боли знакомые звуки: отец смотрел телевизор, громко подбадривая команду, за которую болел; бабушка просила сделать ей кофе без кофеина, если, конечно, не трудно, объясняя, что в такое время она уже не может пить настоящий кофе, так как ночью не сможет уснуть.

Энджи поняла, что ее слух необычайно обострился. Ее сознание расширилось и охватило пространство за пределами комнаты. Внутри себя она как бы была разделена на части. Одна часть ее была маленькой девочкой, дрожавшей от страха перед этим мужчиной, ее любимым модей Биллом, и она была готова на все, только бы не гореть в адском огне. Другая ее часть имела белые шуршащие крылья и держала наготове меч. Еще одна ее часть стояла в стороне и наблюдала, размышляя о том, какую ей отведут роль.

– Вот так-то лучше, – вздохнув, сказал модя Билл. – Теперь я узнаю свою девочку. Я не сомневаюсь, что ты тоже хочешь этого.

Энджи неожиданно для себя самой подняла руку и сунула ее под его рубашку. Запустив пальцы в волосы на его груди, она вцепилась в них и резко дернула.

– Черта с два! – крикнула она.

– Дерьмо собачье! – злобно проворчал Билл и поднял руку, сжатую в кулак.

Из другой комнаты донесся голос мамы:

– Энджи, у тебя все в порядке?

Энджи попыталась закрыть руками лицо. Он схватил ее за запястья и так сильно сжал их, что у нее онемели кисти.

– Тихо… Ничего… не… говори, – прошипел он.

Его рот был всего в нескольких сантиметрах от ее лица, и слюна обрызгала ее щеки.

Снова прорвался низкий, рокочущий голос Ангела:

– Я не позволю!

– Что? – Билл от изумления выпучил глаза. Это его секундное замешательство было большой ошибкой.

Ангел выдернул свою правую руку из руки Билла и ударил локтем по его руке, которой он сжимал левую руку Энджи. Билл тряхнул ушибленной рукой, и Ангел схватил его за пальцы, выворачивая их до тех пор, пока не захрустели суставы.

Билл ошарашенно смотрел на свою деформированную кисть. Задыхаясь от боли, он довольно громко пробормотал:

– Ах ты сука!

Он сделал шаг назад, чтобы размахнуться и ударить ее кулаком, но Ангел, протянув руку Энджи, взял вилку для мяса и вонзил ее прямо в руку Билла. Энджи почувствовала, как острые зубцы царапнули кость, и все ее существо возликовало, наполнилось безудержной радостью.

Билл заревел, как раненый буйвол, и на его вопли сбежались все, кто был в доме.

– Вы только посмотрите, что она сделала! Посмотрите! – орал он. – Она сумасшедшая!

Ее родители застыли на месте от ужаса, не узнавая свою дочь, – ее глаза сверкали холодным, суровым блеском глаз Ангела, а губы были упрямо сжаты.

Энджи поняла, что он больше никогда не дотронется до нее. Она стала свободной. Ангел довольно усмехнулся.

Однако твой триумф длился недолго. Буквально через секунду отец свалил тебя на пол.

– Марджи, позвони доктору Грант! Нет, позвони 911! У нее нервный припадок, – крикнул он.

Энджи, ты пыталась отдышаться и все объяснить. Однако, оказавшись на полу, ты лишилась последних сил. Ты хватала ртом воздух, словно рыба, которую вытащили из воды.

Бабушка, стоявшая над тобой, уже перевязала моде Биллу руку чистым полотенцем, пытаясь остановить кровь.

– О Билл, как хорошо, что она не ударила тебя в грудь! – сказала она.

Отец часто и прерывисто дышал, и в этом ритме поднималась и опускалась его грудь.

– Слава тебе Господи, что она схватила вилку, а не нож для мяса, – сказал он, прижимая твои плечи к твердой плитке, которой был выложен пол в кухне.

Не веря в реальность происходящего и не в силах произнести ни слова, ты лежала на полу, тяжело дыша. Лицо бабушки выражало только ненависть и страх. Ты умоляюще смотрела на маму, которая набирала номер на телефонной трубке. Мама протянула к тебе свободную руку, но отец остановил ее.

– Марджи, отойди подальше, – крикнул он резким, звенящим голосом. Его руки еще сильнее вцепились в тебя. – Одному Богу известно, что она может сделать с тобой и ребенком. Я знал, что это случится. Я знал… Она была такой спокойной… Просто ждала подходящего момента.

Ты наконец смогла отдышаться и прохрипела:

– Папа, прошу тебя, позволь мне все объяснить!

Отец быстро повернул голову и впервые посмотрел прямо тебе в глаза. Он затаил дыхание.

– Ангел? Что… – пробормотал он.

– Нет, папа. Ангела больше нет. Это я, Энджи, – сказала ты. Тебе так хотелось, чтобы он понял тебя!

Здоровой рукой Билл схватил отца за плечо. Он нависал над вами, лежавшими на полу.

– Она чуть не убила меня, Митч. Она попала прямо в артерию. Мои бедные пальцы сломаны. – Он говорил спокойно, однако его глаза горели жаждой мести.

Ты вздрогнула, и связь с отцом разорвалась.

– Держи ее крепче. Успокой ее! – потребовал Билл.

Отец напрягся и прижал тебя к полу еще сильнее. Капли пота выступили у него на лбу. Его губы казались бледной чертой на красном от напряжения лице. У него вполне мог случиться сердечный приступ.

– Они приедут через несколько минут, – сказала мама. – Энджи, дорогая, потерпи немного. Помощь уже близко.

Она снова протянула руку, но, встретив строгий взгляд отца, отступила назад и скрестила руки на груди. Она отвернулась и посмотрела в сторону входной двери.

– Слава богу, что сегодня здесь нет репортеров! Если бы они увидели машину «скорой помощи», это стало бы сенсацией, – сказала мама.

– «Скорую помощь»? – пропищала ты. – Я в полном порядке. Мне не нужна «скорая». – А потом ты залепетала, как ребенок: – Может быть, моде Биллу, этому мерзкому ничтожеству, нужна «скорая помощь». Да, надеюсь, что нужна.

Это из тебя выплеснулась радость Болтушки. Девочка была счастлива такому повороту судьбы.

– Ну и у кого теперь будут неприятности? – сказала она, язвительно усмехнувшись.

– О Митч, разреши ей подняться. Позволь мне поддержать ее! – взмолилась мама.

– Марджи, прошу тебя. Просто… Я держу ее.

– Папа, ты делаешь мне больно, – пожаловалась ты.

Его глаза наполнились слезами, и он немного ослабил хватку, однако все еще крепко держал тебя.

Билл смотрел на тебя сверху вниз с притворной жалостью.

– Бедный ребенок! Такой сильный психический припадок! Мне доводилось видеть такое в армии. Она не понимает, что говорит. Несет всякий бред, – сказал он.

Ангел снова выдвинулся вперед. Его рокочущий голос пробился сквозь смятение и замешательство:

– Ты мерзкий обманщик! Ты домогался ее, заставлял заниматься с тобой сексом. Много лет подряд.

У него словно прибавилось сил, и он, изогнувшись, вырвался из рук отца. Он вскочил на ноги в неистовой ярости и потянулся за своим украшенным драгоценными камнями мечом, который здесь, во внутреннем мире, висел у него на боку. Однако вместо ножен его рука нащупала только ремень твоих голубых джинсов. Его черные глаза остановились на подставке для ножей, которая стояла возле раковины.

– Что она говорит? – спросила бабушка.

Ангел протянул руку к подставке.

– Берегитесь! – крикнул Билл. – Отойдите немедленно! Я задержу ее.

Послышались звуки сирены «скорой помощи», и мама побежала открывать дверь.

Билл набросился на тебя, на Ангела, на Болтушку, все сцепились в один большой клубок. Он ударил тебя в живот и заломил руку за спину.

– Успокоительное! – крикнул он входившим в дом врачам. – Быстрее! Уложите ее на пол.

Мы почувствовали острую, резкую боль, словно кто-то ущипнул нас за руку, а потом все погрузилось во мрак.

 

Глава 13

Противоборство

Энджи проснулась в чистой белой постели, в чистой белой комнате с зелеными шторами. В голове была звенящая пустота, а перед глазами туман. Где она находится? Постепенно туман рассеялся, и она увидела, что рядом с ее кроватью стоит стул, а на нем сидит какая-то женщина. Она спала, склонив голову набок.

– Мама? – прохрипела Энджи, с трудом разлепив пересохшие губы.

Вскочив со стула, мама села на край кровати. Она сжала руку дочери. Энджи увидела на своих запястьях мягкие кожаные ремни. В уголке ее глаза выступила слеза и, соскользнув с ресницы, покатилась по щеке. Энджи этого даже не заметила.

– Что случилось? Что я сделала? Меня арестовали? – спросила она.

Мама погладила ее по лбу.

– Нет, дорогая. Ты под наблюдением. Что-то спровоцировало приступ агрессии. Мы боялись, что ты можешь поранить себя или кого-нибудь еще. Тебе целый день кололи успокоительное. Доктору Грант пришлось спешно вернуться в город, спасибо ей за это, у нее доброе сердце. Они провели еще одну процедуру. Ведь это тебе, кажется, помогает.

– Она еще здесь? – спросила Энджи.

Ей крайне необходимо было поговорить с доктором. Только она могла объяснить Энджи, что с ней случилось.

Мама посмотрела на свои наручные часы.

– Она сказала, что скоро вернется. Я думаю, что она пошла выпить чашечку кофе. Ей пришлось дежурить возле твоей постели. Она не спала всю ночь.

Энджи вздрогнула.

– Прости меня, мама.

– Могу тебе сообщить радостную новость: с рукой Билла все будет в порядке. Нервы и артерии не задеты. Ему наложили несколько швов и плотную марлевую повязку. Сломанные пальцы, конечно, будут заживать дольше, но кости срастутся и пальцы снова выпрямятся. Так доктор сказал.

Энджи молчала. Ее лицо напоминало каменную маску.

– Энджи, неужели ты не рада? Рана, которую ты ему нанесла, оказалась легкой, и он сказал, что прощает тебя.

Энджи почувствовала, что у нее скрутило живот.

– Он меня прощает! – возмутилась она и в бессильной ярости дернула ремни. – Да пошел он к черту!

– Успокойся, Энджи, или я вызову медсестру и она снова вколет тебе успокоительное, – предупредила мама.

Энджи похолодела он ужаса.

– Мама, этот парень несколько лет подряд заставлял меня выполнять все его сексуальные капризы, он развращал меня. Это происходило каждую пятницу, когда он оставался со мной наедине. Да он настоящий дьявол! Я просто не знала, как сказать об этом тебе и папе.

Взгляд у мамы был добрым, понимающим. Однако Энджи ожидала от нее совершенно другой реакции.

– Бедная девочка, ты совершенно запуталась, – сказала она. – Билл предупредил, что ты будешь говорить что-нибудь в этом роде. В твоей голове все смешалось, и ты приняла его за того мужчину, который похитил тебя, который бил и насиловал тебя. – Она обхватила ладонями лицо Энджи. – Вспомни, это был тот страшный человек, а не твой дядя Билл.

До чего же подлым оказался этот негодяй! Слезы ручьем покатились по твоим щекам. Это были не твои слезы. Плакал кто-то другой. Энджи так устала, что уже не могла ни плакать, ни кричать.

– Да пойми же ты, мама, что это именно модя Билл, которого я любила и которому верила, насиловал и мучил меня несколько лет подряд!

Мама тряхнула головой, словно пыталась отогнать от себя неприятные мысли.

– Но ведь тебе тогда было всего шесть лет, дорогая. Он был еще маленьким мальчиком. Ты хочешь, чтобы я поверила в то, что он каждую пятницу заставлял тебя заниматься с ним сексом? И это продолжалось несколько лет подряд?

– Да.

Мама все еще слегка мотала головой. Похоже, она отказывалась верить в то, что только что услышала.

– И ты все это время молчала и ни разу даже не попыталась как-то намекнуть, дать нам понять, что происходит что-то ужасное? Но почему?

После того как Болтушка рассказала Энджи свою историю, она сама тысячу раз задавала себе этот вопрос.

– Потому что он взял с меня слово, что я буду молчать, – сказала она.

– О, дорогая моя, у тебя в голове действительно сплошная путаница! – Мама озабоченно нахмурила лоб. – Наш Билл никогда бы не смог обидеть тебя. Если бы ты знала, как он волновался за тебя, хотя сам буквально истекал кровью. Просто у тебя в голове произошло небольшое помутнение, вот и все.

Она протянула руку, чтобы погладить Энджи по голове.

Энджи отстранилась от нее. По маминому лицу было видно, что она уже вынесла вердикт: совершенно неправдоподобная история, а точнее, полный бред. Вот черт! Почему она верит ему и не верит собственной дочери? Энджи отвернулась от матери.

– Я хочу увидеть доктора Грант, – сказала она в подушку. – Уходи, прошу тебя.

Мама чуть слышно вздохнула, и Энджи поняла, что она обиделась. Вскоре она ушла.

Следующие десять минут тянулись так долго, что показались Энджи десятью часами. Посмотрев на ремни, которыми были привязаны к кровати ее руки и ноги, Энджи вспомнила о том, что в приступе гнева рассказала ей Маленькая женушка о ее жизни в неволе. Энджи заглянула в свое подсознание, чтобы узнать, кто из ее двойников там сейчас находится, однако никого не обнаружила. Все они испуганно прятались по углам. Внутри было тихо. Возможно, это было побочным эффектом действия успокоительных препаратов.

Наконец доктор Грант, постучав в дверь, вошла в палату. Она села на тот стул, на котором сидела мама.

– Должно быть, ты смертельно испугалась, когда твои двойники таким ужасным образом проявили себя перед твоей семьей, – предположила она. – Что же произошло? Может быть, на тебя бурным потоком нахлынули воспоминания?

– Я, наверное, совершила большую глупость, не рассказав вам обо всем раньше, – сказала Энджи. – Если бы я это сделала, то, может быть, ничего бы и не случилось.

– Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. – Доктор Грант вздохнула.

Как, однако, замечательно, что она всегда говорит ровным, спокойным тоном. Ни тебе упреков, ни осуждения.

– Так что же я должна узнать такого, чего не знала раньше? – спросила она.

– Вы не могли бы развязать меня? А то в таком положении я чувствую себя беззащитной и жалкой.

Доктор Грант наконец заметила ремни.

– О господи! Конечно, я сейчас развяжу тебя, – сказала она. – Зачем они это сделали? Я не давала такого распоряжения.

– Даю слово, что вам нечего бояться. В палате нет никаких острых предметов.

Доктор Грант улыбнулась.

– Да, ничего такого нет. – Она освободила правую руку Энджи. – Итак, я слушаю тебя.

Болтушка запретила Энджи рассказывать об этом, и этот запрет давил на нее, словно тяжелый пресс. Никому нельзя ничего говорить, сказала ей девочка. Энджи несколько раз открыла и закрыла рот, но ничего не смогла произнести.

– Энджи, если речь идет о жестоком обращении с детьми, то это один из немногих случаев, когда я обязана нарушить конфиденциальность отношений врача и пациента. По закону о таком факте я обязана сообщить полиции в течение суток. Ты действительно готова говорить?

Откуда она узнала, о чем именно Энджи собирается ей рассказать?

– Да. Да, готова, – сказала Энджи и буквально на одном дыхании рассказала историю о Болтушке и моде Билле.

Доктор Грант задумалась, плотно сжав губы.

– А я все никак не могла понять, что здесь не так, – наконец произнесла она. – Теперь картина более или менее проясняется. Оказывается, твое подсознание уже имело этакий «аварийный люк». Создание новых двойников было естественной защитой, когда возникла похожая ситуация.

– Да, я понимаю, – отозвалась Энджи. – Значит, вы верите мне?

– Конечно верю, – ответила она.

– А мои родители не верят, – помрачнев, сказала Энджи. – Они скорее поверят тому, что говорит Билл, и решат, что я сошла с ума. Неужели они считают, что я все это выдумала?

– Если они поверят тебе, то это перевернет всю их жизнь, и мир, в котором они существовали, разобьется вдребезги. На их плечи упадет тяжкое бремя вины. Такую новость очень трудно «переварить». Если хочешь, я помогу тебе поговорить с ними об этом, – сказала она, разглаживая лист бумаги, прикрепленный к кровати Энджи. – Когда ты обо всем узнала?

Энджи сглотнула.

– В первую неделю после моего возвращения бабушка и дядя Билл приехали повидаться со мной. Из моей памяти выпало целых восемь часов, то есть почти все время, которое они у нас пробыли, и я не могла понять, почему это случилось. А потом, недели через две, Болтушка оставила мне записку, в которой попросила меня найти магнитофон. Я включила его, и она рассказала мне свою историю.

– Ты сама что-нибудь запомнила? – спросила доктор.

– Ничего не запомнила. Однако я уверена в том, что в течение этих забытых восьми часов он заставил меня снова превратиться в маленькую девочку и изнасиловал ее.

– Ее или тебя?

Энджи сразу поняла, о чем она спрашивает.

– Ее, – ответила она. – Потому что после того случая у меня остался только ожог, маленькое пятнышко на руке. И никаких воспоминаний.

Доктор Грант нахмурилась.

– Ты пользуешься какими-нибудь контрацептивами? – осторожно спросила она.

Энджи почувствовала, как по спине пробежал холодок.

– О господи, нет! – пробормотала она. – Но подождите. После этого у меня через несколько дней начались месячные. Да, точно, уже после того, как все случилось.

– Начались, ты сказала?

Энджи покраснела от смущения.

– Да, я даже немного испугалась, потому что это произошло совершенно неожиданно.

Доктор Грант погладила ее по руке.

– Это не совсем так, – сказала она. – На одном из сеансов Девочка-скаут призналась мне, что у нее были очень болезненные и нерегулярные месячные.

– Правда? О-о! Мне, похоже, очень повезло, что я этого не помню, – сказала Энджи, усмехнувшись.

– Как ты думаешь, почему именно в этот раз ты дала такой жестокий отпор своему дяде?

– Да по одной-единственной причине, – пробурчала Энджи. – Я узнала тайну Болтушки и решила, что не позволю ему снова надругаться над этой малышкой. И тут является он – весь такой самодовольный, ласковый, обходительный, прямо до тошноты. А еще Ангел знал, что я просто бешусь от злости, и решил положить всему этому конец. Когда Болтушка была маленькой и одинокой, у нее не было Ангела.

– Ангел. Защитник, твой двойник мужского пола. Да, я знала, что он должен был проявить себя. Ты сама не могла совершить физическое насилие, это противоречит твоей натуре.

– Я поняла, что он пытается заставить меня подчиняться ему. Это было так странно. Настоящая борьба за власть.

Взглянув на сосредоточенное лицо доктора Грант, Энджи поняла, что та очень внимательно слушает ее и больше не будет перебивать.

– Болтушка пыталась заставить меня спрятаться, чтобы насилие совершили над ней, а не надо мной. Ангел же хотел, чтобы я ему не мешала преподать хороший урок Биллу. Болтушка и Ангел боролись между собой, пытаясь захватить власть. Я хотела защитить Болтушку и невольно оказалась между ними, мешая их борьбе. Наконец Ангел победил. Он сумел защитить нас всех. Он просто не смог поступить иначе, ведь так? Он олицетворяет собой силу и возмездие. Это его единственное предназначение.

– Да, конечно. И именно поэтому ты хотела, чтобы следующим стерли именно его. Я права?

– Я просто очень боялась, я не знала, чего от него ожидать и как далеко он может зайти в своем желании отомстить, – сказала Энджи и посмотрела на свои руки, представив, как с них стекает кровь. – Я не знаю, что он уже успел совершить. Я… Вы ведь никому не расскажете об этом, правда? Ну, о том, что я вам сейчас скажу.

– Я смогу рассказать об этом, только если ты мне разрешишь.

– Даже если это уголовное преступление? – с дрожью в голосе спросила Энджи.

– Ты собираешься совершить преступление?

То, что она могла задавать такие серьезные вопросы, оставаясь при этом совершенно спокойной, беспристрастной, любезной и доброжелательной, было поразительно.

– Нет, не собираюсь. Доктор Грант, я даже не подозревала, что могу быть такой злой и жестокой. Но вчера все имели возможность убедиться в этом.

– Хм-м, – только и произнесла доктор Грант.

Энджи почувствовала, как к горлу подступает ком.

– Вы бы видели, какими глазами на меня смотрела бабушка! Она была в ужасе, она боялась меня. А отец… Это невыносимо! Он ненавидел меня. Он ненавидел ту Энджи, в которую превратил меня этот мужчина.

– В этом виноват не только твой похититель, Энджи. Ты же знаешь, что все началось гораздо раньше.

Энджи так крепко сжала пальцами простыню, что они побелели.

– Он ни за что на свете не поверит в то, что его младший брат способен на такое. А мне придется встречаться, общаться с ним еще много-много лет. Я думаю, что он захочет отомстить мне и не станет откладывать это в долгий ящик.

– Нет, Энджи, этого не случится. Мы добьемся официального предписания, запрещающего ему приближаться к тебе. Поверь мне. А теперь скажи, чего ты боишься на самом деле?

Энджи закусила губу.

– Ангел мог бы взять нож и ударить его прямо в грудь, – сказала она. – Если бы я, настоящая Энджи, не помешала ему, он мог бы убить моего дядю. Прямо там, в кухне, в День благодарения. Без колебаний и сожалений. И…

Энджи посмотрела на свои руки. Она не могла произнести это и сказала только:

– Но лишь Ангел знает, смог бы он это сделать или нет.

– Ох! – вздохнула доктор Грант. – Точнее, знал. Пока ты спала под действием успокоительных препаратов, я позвонила доктору Хиршу и мы решили провести еще одну процедуру удаления. Ту, которая была назначена на понедельник. При сложившихся обстоятельствах доктору Хиршу пришлось пойти мне навстречу. Поэтому тебе больше нечего бояться, моя дорогая. Ангела больше нет.

Энджи почувствовала, что у нее внутри все разрывается на части. Услышала громкий, душераздирающий вопль и почувствовала, что появился еще кто-то, кого она не знала.

Однако никаких внешних признаков того, что внутри у нее что-то происходит, не было. Энджи утешало только одно: то, чего она не помнит, они никогда не смогут вытащить из нее, даже с помощью детектора лжи. Даже под гипнозом. Ангел остался верным себе – замкнутый, сдержанный, самодостаточный, он унес с собой свои воспоминания, не облегчив душу и не рассказав о том, что совершил. Даже исчезая навсегда, он не захотел ни в чем признаться. Значит, ей больше нечего бояться. Она успокоилась, и ее дыхание стало более ровным.

– Значит, двоих альтеров мы уже удалили, – сказала доктор Грант. – Ну и как ты теперь себя чувствуешь?

– На душе у меня спокойно. А еще я ощущаю какую-то пустоту.

– Я рада. Значит, все идет нормально. Нам придется потратить еще немного времени для того, чтобы найти оставшихся двух альтеров.

– О-о, – пробормотала Энджи.

Она совершенно забыла о том, что процесс не закончен и нужно сделать следующий шаг. Что же они предпримут? Сотрут Девочку-скаута и Болтушку? Это было бы вполне логично. И все же с ее стороны это будет довольно жестоко – позволить стереть их. Они не причинили ей никакого зла.

– Доктор Грант, а что, если мы попытаемся применить еще и ту терапию, о которой вы говорили? Я имею в виду, попытаемся объединить меня с моими двойниками. Как вы думаете, они будут нам помогать?

Где-то в недрах ее подсознания прозвучал голос:

– О да! Конечно будем. Это лучше, чем смерть.

 

Глава 14

Обновление

Энджи удобно устроилась на софе. Она была готова к встрече со своими двойниками. Этот план они разработали вместе с доктором Грант. В голове у нее был полнейший беспорядок, и его нужно было как можно быстрее устранить. Она вместе с двумя другими девочками будет работать в воображаемом мире, где они встретились, то есть в старой хижине. В отличие от других, Болтушка там не жила, но она могла приходить туда в гости. Энджи подумала, что, так как модю Билла уже нейтрализовали и Болтушке больше нечего бояться, она захочет присоединиться к ним. Им нужно будет, объединившись в одну команду, серьезно поработать над восстановлением личности Энджи. Совместный строительный проект – это великолепная метафора для обозначения реконструкции единого и неделимого сознания Энджи, ее подлинного «я». Больше не будет никаких коротких путей, потерь и принудительных уничтожений. Девочке-скауту и Болтушке послали приглашение, предложив поговорить о том, как им объединиться в единое целое.

Сучки на деревянных панелях уже не казались ей похожими на злые и страшные глаза. Это был хороший знак. Значит, девочки уже ничего не боятся.

Доктор Грант принесла прибор, похожий на прямоугольный брусок, из которого струился свет. Он был нужен для того, чтобы ввести Энджи в состояние глубокого гипноза. Она откроет собрание, на котором будет председателем. Она смотрела на дрожащий луч прибора всего несколько секунд, а потом закрыла глаза.

* * *

Конечно же, я пришла туда, чтобы помочь тебе, Энджи. Я слышала все, что слышала ты. Я видела все, что видела ты. Я находилась снаружи, вне всего этого, и все замечала, за всем наблюдала, контролировала стены и ворота. Я поддерживаю тебя во всех твоих начинаниях. У нас будет более счастливая, спокойная и, самое главное, более предсказуемая жизнь, если мы станем работать вместе, а не по очереди.

Ты вышла на крыльцо, готовая приняться за дело. В руках ты держала метлу и ведро. Яркие лучи солнца освещали хижину, и явственно стали видны и старые рассохшиеся доски, и ржавые гвозди. Ты начала сметать паутину – ту, которая свисала со стропил, и новую, которая образовалась на полозьях кресла-качалки. Болтушка осторожно вышла из тени. Ей хотелось посмотреть, что ты делаешь.

– Ты не хочешь мне помочь? – спросила ты. – Нам нужно сначала все вымыть и вычистить, а потом мы все это перенесем в другое место.

– В другое место? – спросила Болтушка. – Почему? Куда все это денется?

– Мы перенесем это туда, где светит солнце, – сказала ты. – Мы больше не будем сидеть в темноте. Теперь мы все будем там, где светло. Может быть, ты тоже хочешь пойти с нами и остаться со мной навсегда?

Ты старалась не показывать, насколько сильно желаешь этого.

– А там будут лошади? Настоящие лошади? – спросила Болтушка.

Конечно. Почему бы и нет? Недалеко от твоего дома находились конюшни. Там была и школа верховой езды. Если ты каждую пятницу будешь работать няней, то сможешь оплачивать уроки верховой езды.

– Да, будут, – ответила ты. – Если ты пойдешь со мной, то и ты и я будем ездить на великолепных лошадях.

Болтушка радостно улыбнулась. Она взяла метлу и начала мести пол.

– А когда мы закончим уборку, то сможем пойти туда? – спросила она.

Так быстро? Ты думала, что все будет намного труднее.

– Да, как только наведем здесь порядок, – сказала ты.

Девочка-скаут все время молчала. Она качалась в своем кресле, занимаясь шитьем. Она подняла ноги, когда Болтушка, подметая пол, дошла до ее кресла.

– А ты не хочешь нам помочь? – спросила Болтушка.

– Это еще зачем? – огрызнулась Девочка-скаут. – Мы все скоро исчезнем, как Потаскуха и Ангел.

Она нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Нет, нет! – поспешила успокоить их ты. – Я не хочу, чтобы вы исчезали. Я решила взять вас с собой. Хочу, чтобы вы всегда были со мной.

Ты передала Девочке-скауту молоток.

– Ты какая-то сердитая. Может быть, будешь забивать гвозди? – спросила ты.

Девочка-скаут нехотя встала с кресла, но все-таки взяла молоток и принялась колотить по ржавым гвоздям, которые торчали из деревянных стен.

Я принесла банку голубой краски. Она стояла в темном месте, там, куда никто не заходил. Энджи, ты заметила это и сказала:

– Это именно то, что мне нужно.

Рядом с банкой лежали три кисти. Ты открыла банку, и вы втроем, стоя друг возле друга, стали красить стену дома – единственную стену, которая у тебя осталась. Краска покрывала растрескавшиеся доски, делая стену красивой и гладкой. Вы работали быстро, и вскоре стена стала нежно-голубой, как небо.

Девочка-скаут отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться плодами вашего труда.

– Замечательная работа! – отметила она. – Мы хорошая команда.

Ты поняла, что она хотела этим сказать. Она еще не была готова к объединению, но уже начала задумываться над этим. Для одного сеанса это был огромный прогресс. Так сказала тебе доктор Грант. Вы вплотную приблизились к тому, чтобы стать единым целым.

Энджи целую неделю не ходила в школу. Ежедневные сеансы с доктором Грант и с участием девочек забирали все ее время и все силы. Им удалось добиться значительного прогресса – они не только до неузнаваемости изменили воображаемое крыльцо, но и научились лучше понимать друг друга. Кресло-качалку убрали, вместо него поставили большие прямоугольные горшки с цветущими хризантемами (потому что эти цветы не боятся холода). Перила, ограждавшие крыльцо, были выкрашены в ярко-желтый цвет. Доски пола плотно пригнали друг к другу, закрепили с помощью гвоздей и заново отполировали, чтобы они стали твердой основой. Эта метафора оказалась верной. Энджи почувствовала, что она теперь стоит на более твердой почве, то есть чувствует себя увереннее.

– Теперь это может случиться в любой день, – сказала доктор Грант. – Мне кажется, что Девочка-скаут готова подняться на борт.

– Это будет просто потрясающе! – отозвалась Энджи. – Она передаст мне все свои знания по кулинарии, и я постигну науку выживания в дикой природе?

– Да, но в этом есть как положительные, так и отрицательные моменты. Тебе нужно быть готовой к тому, что сначала она передаст тебе все свои воспоминания о жизни в неволе.

– Она уже все рассказала мне. Кроме того, у меня есть шрамы, которые постоянно будут напоминать мне об этом, – печально произнесла Энджи.

Доктор Грант теребила двумя пальцами свою серьгу с жемчужиной.

– Это совсем не похоже на приятную прогулку в парке, – заметила она. – Сейчас ты чувствуешь себя довольно бодро и уверенно, и это прекрасно. Однако не забывай о том, что объединение, которое скоро должно произойти, может снова сделать тебя более уязвимой. Ты будешь чувствовать некоторую неуверенность, даже страх. Я не думаю, что ты с этим не справишься. Просто не стоит относиться к этому так легкомысленно.

Энджи вздохнула. Она чувствовала себя сильной, даже несмотря на то, что с ней уже не было Ангела. Она справится с этим. Пришло время привести в порядок и ее настоящую жизнь. Как Энджи и обещала, она записалась в школу верховой езды и купила всю необходимую экипировку. В воскресенье у нее было первое занятие, а в понедельник она снова пошла в школу.

Ей дали самую смирную и послушную лошадь. Однако, несмотря на это, когда темп езды немного увеличили, Энджи почувствовала, что она летит. Ветер задул за спину ее волосы, свисавшие из-под шлема. Она плотно обхватила ногами скачущее животное. Ее сердце бешено колотилось.

– Садись на нее, Болтушка, – прошептала она, отъехав немного в сторону.

С этого места она наблюдала за тем, как маленькая девочка, забравшись на лошадь, скакала по загону, делая круг за кругом. Глядя на сияющее от счастья лицо малышки, Энджи подумала, что ради этого даже можно на некоторое время передать управление в другие руки.

– Ты делаешь грандиозные успехи, – отметил в конце занятия инструктор. – Ты точно никогда раньше не ездила верхом?

– Только в своем воображении, – ответила Энджи.

– Значит, у тебя великолепное воображение, – сказал он.

– Мне уже об этом говорили. – Энджи имела в виду ту, которая была внутри нее. Болтушка с благодарностью пожала ей руку.

Энджи, меня просто распирало от гордости – и за тебя, и за то, что ты сделала. И ты наконец это поняла тем вечером, когда, сидя на кровати, втирала лечебную мазь в свои натруженные мышцы: ты сама смогла открыть ворота для Болтушки, по собственной воле, а потом вернула ее обратно в свое подсознание. Я тебе больше не нужна. Ты смогла справиться с этой работой. Меня уволили.

В этот момент твое сердце затрепетало от радости и ты ощутила прилив сил. Ты даже не заметила, как я ушла, как я исчезла, соединившись с единым целым, которым мы все вскоре станем.

– Что с тобой случилось? – спросила Кейт, когда Энджи на следующее утро пришла в школу. Они встретились в раздевалке возле шкафчиков, в которых ученики хранили свои вещи. – Ты выглядишь просто великолепно.

– О, благодарю за комплимент! – сказала Энджи. – А почему это тебя так удивляет? Ты думала, что у меня будет жуткий вид?

– Мне сказали, что ты простудилась и лежишь дома. Я тебе не звонила, чтобы не беспокоить. Но, похоже, ты совершенно здорова, – заметила Кейт, вытаскивая из своего шкафчика два толстых учебника.

– Ну, если так, то я могу притвориться больной, – сказала Энджи и, похлопав себя по груди, сделала вид, что кашляет.

Бросив на нее скептический взгляд, Кейт спросила:

– Так что с тобой на самом деле случилось? Пряталась от журналистов или решила устроить себе дополнительные каникулы в кругу семьи?

Энджи засмеялась.

– Ничего подобного. Я общалась со своими двойниками, занималась домашним хозяйством и ремонтом, – сказала она.

– Что, черт возьми, все это значит? – Возмущенная Кейт толкнула плечом ее рюкзак.

Энджи схватила учебник истории и захлопнула свой шкафчик.

– В основном сплошной гипноз и визуализация, а еще беседы со своими двойниками. Мы обсуждаем возможность объединения. Все это гораздо сложнее, чем может показаться.

Фыркнув, Кейт двинулась по коридору, взяв довольно быстрый темп.

– А я и не думала, что это легко, черт возьми! – сказала она. – Уж очень все в твоей жизни запутано.

– Однако я надеюсь, что и на моей улице будет праздник и я тоже увижу свет в конце длинного тоннеля.

– Или рассвет после темной ночи.

Энджи прыснула.

– Да, что-то вроде этого. Репортеры уже не дежурят возле школы? – спросила она.

– В пятницу они наконец потеряли терпение и смотали удочки. Слава богу, что в эти праздничные дни у всех было много разных дел и почти никто не смотрел новости. Эй, здесь я вынуждена тебя покинуть. Увидимся за обедом, – сказала Кейт, нырнув в класс, где у нее должен был начаться урок испанского.

Сеансы психотерапии занимали не целый день, и Энджи успевала выполнять домашние задания, пока не ходила в школу. Так что когда она снова стала ходить на занятия, у нее не возникло проблем ни с одним из предметов. Некоторые учителя спрашивали, как она себя чувствует, имея в виду ее простуду, и она отвечала, что уже окончательно выздоровела.

Энджи со страхом (не то чтобы она очень боялась, так, слегка побаивалась) ждала обеденного перерыва. Раздумывая над тем, как ей вести себя с Грегом и Лив, она поняла, что лучше всего будет, если она сделает вид, что ничего не случилось. Если, конечно, они позволят ей так себя вести. Но нет, она сможет за себя постоять и выдержит это испытание. По сравнению с тем, что ей пришлось пережить, их мелкие пакости – просто пустяк. Вопрос в том, не помешают ли они ей сделать то, что она хочет.

В конце первого дня она поняла, что, пожалуй, не помешают. Во время обеденного перерыва ей удалось остаться незамеченной, совместных мероприятий у них не было, и поэтому Энджи решила, что все обойдется. Однако она поняла, что ошиблась, когда услышала, как ее окликнули по имени, и, обернувшись, увидела, что к ней бежит Лив.

– Значит, ты вернулась, – сказала Лив, решив сразу начать с главного, а не ходить вокруг да около.

– А ты думала, что я перейду в другую школу? – отозвалась Энджи. – И не надейся.

Лив состроила недовольную гримасу.

– Если ты думаешь, что…

Однако Энджи перебила ее.

– Лив, прежде чем ты скажешь что-нибудь, я хотела бы перед тобой извиниться за то, что клеилась к твоему парню. Это было глупо и довольно мерзко с моей стороны. Я была немного не в себе, – пояснила она, и в ее словах не было ни капли лжи. – Уверяю тебя, что такое больше никогда не повторится.

Лив попятилась, на ее лице застыло странное выражение.

– Почему? – спросила она. – Что тебя в нем не устраивает?

О господи!

– Все устраивает. Просто он не тот парень, который мне нужен, – ответила Энджи. – Я не знаю, о чем я думала, когда затевала все это.

Лив только хмыкнула. Она, по всей видимости, раздумывала над тем, какую выгоду может извлечь из того, что Энджи перед ней извинилась.

– Разве я тебе не говорила то же самое?

– У тебя просто не было такой возможности. На второй день после моего возвращения ты перестала со мной разговаривать, помнишь?

– Это ты перестала со мной разговаривать, – парировала Лив.

Правильно. Что она могла сказать? Правду?

– Мне кажется, что я виновата…

Лив не дала ей договорить:

– Знаешь, я сразу же почувствовала это. В смысле, что между вами все еще есть какая-то «химия», что вас по-прежнему тянет друг к другу, – сказала она.

– Это только физическое влечение, – сказала Энджи. – Было и уже прошло. А что касается чувств, то их вообще не было. Ему всегда нравилась только ты, – заверила она Лив и мысленно добавила: «Не знаю, хорошо это или плохо». – Я не хотела ссориться с тобой.

– Правда? – Лив передернула плечами. – Он тоже мне это говорил, но я не поверила ему. Ты же знаешь этих парней: они всегда говорят то, что хочет услышать девушка.

«Мне ли не знать об этом!» – подумала Энджи и сказала:

– Да, они такие. Но в данном случае он не обманул тебя. Он всегда принадлежал тебе, Ливви.

Пожалуйста, забирай его.

Губы Ливви растянулись в самодовольной улыбке.

– Ладно. Значит, мы все выяснили, – сказала она. – Пока. Думаю, еще увидимся.

Она пошла на парковку, на ходу подпрыгивая от радости. Энджи увидела, что она направилась прямо к машине Грега. Сев в нее, она заключила Грега в объятия, демонстрируя всем, что у них близкие отношения, хотя на территории школы это было запрещено. Что ж, следовало признать, что получилось это достаточно убедительно.

Энджи пыталась понять, что она сама чувствует. Сожалеет о том, что у них с Грегом ничего не вышло? Может быть, ревнует его? Ничего подобного!

 

Глава 15

Объединение

– Готова? – спросила доктор Грант.

– Наверное, – ответила Энджи.

Они уже сделали с хижиной все что могли: покрасили стены, отремонтировали крыльцо. Однако внутрь не заходили. По крайней мере, Энджи не могла открыть дверь и заглянуть внутрь. Она даже не могла зайти за угол и посмотреть, существуют ли вообще три остальные стены.

– Смотри на свет. Смотри на свет и расслабься. Снова вернись туда, на место встречи. Как оно выглядит?

– Здесь красиво и светло. Все готово для встречи, – сказала Энджи.

Яркое солнце освещало красные и оранжевые цветы. Желтые перила сверкали в утренней росе. В углу стояла метла, однако сметать уже было нечего, если не считать, конечно, стен между девочками.

– Кто-нибудь уже пришел? – Голос доктора Грант доносился откуда-то издалека.

Энджи снова огляделась. Болтушка стояла, опершись на перила крыльца. На ней был костюм для верховой езды. Точнее, его миниатюрная копия.

Энджи пришлось громко кричать, чтобы ее слышала доктор.

– Только Болтушка. Мне кажется, что сегодня тот самый день. Судя по всему, она готова пойти дальше.

– А ты?

Энджи задумалась. Это как раз то, что они строили, – единство. Будет ли она по-прежнему чувствовать себя самой собой? Ангела и Маленькую женушку довольно быстро стерли, и они не успели поделиться с Энджи тем, что знали и умели. Сейчас все будет совершенно по-другому.

Энджи протянула руки к Болтушке, и девочка, застенчиво улыбнувшись, шагнула к ней. Энджи обняла ее.

– Нас никто больше не обидит, – пообещала она. – И тебе больше незачем оберегать меня – мы будем защищать друг друга и заботиться друг о друге. Договорились?

Малышка подняла лицо к солнцу. Подул ветер, растрепав ее золотистые волосы, и одна прядь прилипла к ее губам. Энджи осторожно убрала эту прядь и почувствовала, как кто-то коснулся ее губ. Это были ее собственные волосы, и она сама была этой маленькой девочкой, и девочка была ею. Каждая из них была самой собой, и в то же время они были единым целым. Они стояли, освещенные лучами утреннего солнца, слушая, как на лугу поют птицы, трогая капли росы на перилах крыльца десятью, а не двадцатью пальцами.

Несмотря на то что на Энджи были голубые джинсы и розовый свитер, в руке она держала хлыст, а на ногах у нее были сапоги для верховой езды.

– Да, сегодня мы обязательно покатаемся, – сказала она, однако ее не слышал никто, кроме нее самой. Потому что там никого, кроме нее самой, не было.

Она осторожно перебирала свои новые воспоминания. Модя Билл. Она почему-то не испытывала к нему ненависти. И не боялась его. Да, конечно, были смущение, и боль, и замешательство, и даже тоска. Теперь она смогла вспомнить тот день, когда его провожали в армию. Это был ее десятый день рождения, и он пообещал принести ей особенный подарок. Он был таким красивым в военной форме! Дедушка и бабушка были несказанно рады тому, что он нашел свое призвание после школы, где, как они сказали, он только бездельничал, бил баклуши. Энджи тогда не поняла смысла этих слов. Несмотря на то что это был ее день рождения, центром всеобщего внимания стал он. И это было несправедливо.

Дедушка фотографировал всех членов семьи в разных возможных комбинациях – то маму с папой, то папу с бабушкой, то папу с братом, и так далее и тому подобное. Энджи хотелось, чтобы ее сфотографировали вместе с «ее солдатом». Так, как обычно фотографируются девушки, провожая в армию своих парней. Она видела такие снимки.

– Ты готов, дедушка? Снимай!

Она обхватила руками модю Билла за шею и поцеловала его так, как целуют своих любимых девушки на тех фотографиях, – долгим, страстным поцелуем, выгнув при этом спину и подняв одну ногу. Она впилась губами в его губы и ждала, когда щелкнет затвор, но так и не дождалась. Модя Билл оттолкнул ее, и она упала на пол.

Все родственники изумленно уставились на нее. Их лица выражали возмущение и досаду.

Мама засмеялась, но это был какой-то нервный смех.

– Думаю, это последствия того, что она часами сидит возле телевизора, – сказала она. – Там иногда такое показывают, что просто ужас.

Модя Билл ушел в армию, так и не поговорив с ней. И она не узнала, что за особенный подарок он собирался ей преподнести. Из-за этого она плакала целую неделю.

Она заплакала от горя и обиды. Так, как плачут маленькие дети. Слезы катились по ее щекам в темном кабинете доктора Грант.

– Энджи, как ты себя чувствуешь? – спросила доктор Грант.

Энджи открыла глаза и снова оказалась в ее кабинете.

Она вытерла ладонями щеки и сказала хриплым голосом:

– Я чувствую себя… м-м… просвещенной.

Во всех смыслах этого слова – более светлой, радостной, многое познавшей и испытавшей.

– Мне почему-то сейчас ужасно захотелось поесть сладкой овсяной каши. Такой, какую обычно едят на завтрак.

Доктор Грант удивленно посмотрела на нее:

– В самом деле?

– Нет, я шучу. Я… Как это все же замечательно! Теперь она стала частью меня, но не отдельной частью – она вплелась в меня целиком и полностью. Я не могу это описать. Я просто чувствую себя более спокойной, уравновешенной. Я теперь многое о себе знаю и лучше понимаю себя. Одного я не могу понять: почему не пришла Девочка-скаут?

– Может быть, она все еще боится потерять свою независимость, – предположила доктор. – Или у нее осталось какое-то неоконченное дело.

Оторвав катышек со свитера, Энджи стала катать его между пальцами.

– Из всех моих двойников только она никогда не пыталась подчинить меня своей воле. Разве что во время сеансов гипноза. Ну и, конечно, не считая того, что она переделывала все мои домашние задания, – сказала Энджи, уронив катышек на пол. – В конце концов это прекратилось. Вы ведь знаете, что она никогда не входила в реальный мир.

– А вот это интересное замечание. Она живет своей собственной жизнью в старой деревенской кухне. Как ты думаешь, чего ей больше всего хочется?

Энджи задумалась и сразу услышала, как кто-то крикнул ей: «Пойти в ресторан».

Доктор Грант вдруг залилась веселым смехом.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Думаю, что завтра я это смогу устроить.

Все оставшиеся дни недели сеансы психотерапии проходили в обеденное время. У Энджи было только тридцать минут на обед, но после этого у нее по расписанию был урок рисования. Так как она запросто могла и дома постоять возле мольберта и нарисовать все, что ее одноклассники рисовали во время урока, мама разрешила, чтобы доктор Грант забирала ее из школы после утренних занятий.

– Я, конечно, не совсем понимаю, зачем все это нужно, но доктор Грант, похоже, знает, что делает. В последнее время ты стала намного спокойнее.

Энджи молча проглотила это резковатое замечание. Ей не хотелось ссориться с мамой.

Во вторник они пошли в лучший итальянский ресторан города. Энджи сидела за столом напротив своего психотерапевта. Чувствовала она себя довольно неловко.

– Как я узнаю, что Девочке-скауту понравилась здешняя кухня? – спросила она.

– Посмотри на меня, – сказала доктор Грант. Она взяла в руку ложку и начала медленно крутить ее, пытаясь поймать луч света.

– И что теперь? – не поняла Энджи. – Для чего все это?

Доктор Грант улыбнулась. Стол был уставлен пустыми тарелками, а Энджи почувствовала, что ее живот неимоверно раздулся. Верхняя пуговица на ее джинсах была расстегнута.

– О боже! Только не говорите, что все это съела я! – взмолилась Энджи, ощущая во рту вкус орегано и тимьяна.

– Может быть, нам стоит немного пройтись? – предложила доктор.

– Да, километров этак десять, – согласилась Энджи. – Лучше пусть Девочка-скаут сама все это переваривает.

Среда: китайский ресторан. Четверг: барбекю. В пятницу Энджи уже боялась становиться на весы. Доктор Грант сказала ей, что этот праздник желудка скоро закончится. А еще она сказала, что Девочке-скауту хотелось попробовать как можно больше разных блюд, чтобы расширить свой профессиональный кругозор. В каждом ресторане она приглашала к столу шеф-повара и подробно расспрашивала его о технологии приготовления того или иного блюда и о том, какие ингредиенты входят в его состав.

– Самое интересное я приберегла напоследок, – сказала доктор. – Есть один милый французский ресторанчик, который ей особенно понравится.

Энджи почувствовала, что ее начинает мучить зависть. Ее двойник весело проводила время в компании доктора Грант, а на ее долю выпали одни неприятности: после всех этих пирушек она поправилась на полтора килограмма, и она никак не могла избавиться от стойкого чесночного запаха во рту.

– Всю вторую половину дня, Энджи, мы проведем вместе, – сказала доктор Грант. – Нам придется кое-куда поехать для того, чтобы поговорить и подготовить сцену. Я думаю, что это самое подходящее время. Мы уже подошли к этому вплотную. Ты чувствуешь?

– Я сейчас чувствую только то, что мне очень хочется есть. Раньше в обед я ела только салат. Что вы двое со мной сделали?

Атмосфера во французском ресторане, как ни странно, была одновременно и непринужденной, и довольно официальной. На столах, накрытых белоснежными крахмальными льняными скатертями, стояла фарфоровая посуда и хрустальные бокалы. Все официанты были в черных строгих костюмах и, обращаясь к ним, называли их «мадемуазель» и «мадам». Возможно, их принимали за мать и дочь. В воздухе витал аромат розовых камелий.

Энджи захотелось остаться. Ей еще никогда не приходилось бывать в таком великолепном месте. Интересно, посылает ли доктор Грант счета за обеды в ресторанах ее родителям?

В десертной ложке, словно в маленьком зеркале, отражался свет. Доктор Грант начала поднимать руку, в которой держала ложку, но Энджи остановила ее, прикоснувшись к ее руке.

– Подождите, – сказала она.

– О, прости. – Доктор опустила ложку. – Я должна была спросить, готова ли ты.

– Я готова, – уверенно ответила Энджи. – Я думаю, что сама смогу это сделать.

Она увидела это, сразу увидела, где-то глубоко в подсознании, – место встречи, качающиеся ворота. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к ним, и… вот оно! Ее рука указывает дорогу. Она почувствовала, как ее настоящие губы расплылись в улыбке, когда она заходила внутрь.

Энджи ждала на крыльце, пока Девочка-скаут возьмет на себя руководство. Сидя на перилах, она болтала ногами, наблюдая за тем, как на лугу ласточки гоняются за бабочками. Странно, однако, – реальная хижина находится в глухой лесной чаще, а ее воображаемая хижина стоит на краю луга, на совершенно открытом месте. Она вдруг вспомнила о том, как в первый раз попала сюда, – ее бросили в кромешную тьму, она была до смерти напугана, совершенно растеряна, не могла ни пошевелиться, ни повернуть голову. Постепенно в темноту проник свет, и она смогла встать, походить вокруг и поговорить с другими. Был еще один забавный момент. Хижина выглядела как декорация в голливудском фильме: только один фасад, а за ним лишь пустота.

Подчиняясь внезапному порыву, она постучала в дверь. Тишина. Она подергала за ручку, но дверь была заперта на ключ. Она прижала ухо к двери и услышала тихий скрип, однако решила, что это, скорее всего, скрипят половицы под ее ногами. Скрип тут же стих. У нее появилось какое-то странное ощущение. Ей казалось, что внутри кто-то есть, и этот кто-то, не желая быть обнаруженным, старался дышать как можно тише.

– Энджи! – раздался сзади чей-то голос, и она отпрыгнула от двери.

Ей почему-то стало стыдно. Получалось, что она подслушивала и ее поймали на горячем.

– Не ходи туда, – сказала Девочка-скаут. – Нам туда нельзя.

– Почему? – спросила Энджи. – Что там внутри?

– Мы не знаем. Только Ангел мог заходить туда. Оставь эту затею, пойдем со мной. – Девочка-скаут взяла Энджи за руку и увела ее от двери, от крыльца, от хижины прямо на луг.

– Разуйся, – сказала она.

– Но от травы у меня на ногах появится сыпь! – возразила Энджи.

– Нет, не появится.

– Мне будет щекотно. – Энджи боялась смотреть на свои ноги.

– Ну же, пойдем! – настаивала Девочка-скаут.

Сняв туфли и носки, она закатала свои брезентовые брюки цвета хаки. Раны на ее лодыжках были свежими, а у Энджи – зарубцевавшимися, похожими на тонкие ленты. Как, однако, глупо с ее стороны быть такой нерешительной! Лодыжки ей достались в наследство от Девочки-скаута, запястья – от Маленькой женушки, а ожоги – от Болтушки. Шумно выдохнув, Энджи сняла туфли и носки. Был жаркий полдень, и она, понимая, что, кроме нее, здесь никого нет, сняла с себя всю одежду. Она легла на траву, не боясь того, что при ярком свете дня будут видны все ее шрамы, и сказала:

– Я вмещаю в себе множество разных людей.

Лежавшая рядом с ней Девочка-скаут процитировала еще одну строку из поэмы Уитмена, которую они обе любили: «Кто хочет прогуляться со мной?»

Повернув головы, они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Коснувшись друг друга кончиками пальцев, они процитировали в унисон: «Потому что каждый атом во мне принадлежит и тебе».

Они обнялись, их гладкие белые руки касались высокой зеленой травы. Они прижались друг к другу так плотно, что трудно было понять, где одно тело, а где другое. И, вздрогнув, издав вздох облегчения, они слились в одно целое, став одной девочкой, которая вихрем ворвалась в саму себя цельной, единой личностью.

В ее голове, как в калейдоскопе, замелькали картинки: лицо того мужчины – оно было и злым, и нежным; лежащие в углу тяжелые цепи, которые долгое время ограничивали ее жизненное пространство; до боли знакомая ручка на водяном насосе; растрескавшийся коричневый кувшин; железные горшки и кастрюли; книга, торчавшая из кармана ее фартука; бутылка масла, которым заправляли лампы; тесная кладовая, где хранились консервы, крупы и специи; поросшие мхом стволы сосен, она ориентировалась по ним, когда, сжимая в руках пакет с несколькими дорогими ей вещами, спускалась с гор в долину, уходя от хижины все дальше, и дальше, и дальше; магазин, где она украла карту, потому что у нее не было денег – не считая, правда, четырех монет достоинством в 25 центов, которые она нашла под печкой. На них она купила себе колу, чтобы хоть чем-нибудь наполнить свой желудок, который после нескольких дней пути ссохся от голода. Ей тогда показалось, что ничего вкуснее этого напитка она в жизни не пробовала.

Ничего вкуснее этого она еще не ела. Рот Энджи был наполнен сладкой кремообразной массой. Она ела крем-брюле. Нежный карамельный соус буквально таял на языке.

Ее ресницы дрогнули, и, открыв глаза, она в тот же миг увидела глаза доктора.

– Это просто изумительно, Линн! Вам обязательно нужно заказать себе такое же мороженое.

– Анжела… – прошептала доктор, и ее глаза наполнились слезами.

Энджи удивленно подняла брови.

– Почему я назвала вас по имени?

Доктор Грант схватила салфетку и промокнула влагу, блестевшую в ее глазах.

– Девочка-скаут всегда называла меня Линн. Она теперь… в тебе?

– Полностью, – сказала Энджи. – Эй, что случилось? Почему вы плачете?

Доктор Грант – Линн – громко шмыгнула носом.

– «О, дорогая, как это нелепо! Прямо за десертом. Я оставлю его для Красотки. Мне нужно уйти», – сказала она, и сразу появилась ты. Я даже не смогла попрощаться с ней.

Энджи засмеялась.

– Вам не нужно прощаться с ней, Линн. Я все еще здесь. – Она вздохнула и проглотила еще одну ложку крем-брюле.

– Энджи, добро пожаловать в свое единое и неделимое «я»! – сказала доктор Грант и разрыдалась. Это было совершенно непрофессиональное, но чрезвычайно приятное проявление любви и благодарности.