Конечно же, сейчас уже сложно сказать с определенной долей достоверности, когда началась истинная история, под названием мате. Правда, некоторые историки склонны говорить о том, что гуарани и кечуа познакомились с мате еще в седьмом тысячелетии до нашей эры, то есть в те времена, когда и истории как таковой еще не было, а люди не вели строгие летописи и хроноскопы, лишь слагая красивые легенды о богах, дарящих людям подарки для жизни.

Тем не менее, историки выделяют несколько значимых этапов в истории мате, которые порой пересекаются между собой. Итак:

Эпоха легенд, или история мате периода доколумбовой Америки (7 тысячелетие до н. э. – 1537 г. – основание Асунсьона – столицы Парагвая)

 Эпоха распространения напитка по всей Южной Америке (1537–1680 гг.)

 Эпоха ордена иезуитов (1608–1767 гг.)

 После иезуитов (1767–1870 гг.)

 Индустриализация производства. (1870-наше время)

 

Эпоха легенд, или история мате периода доколумбовой Америки (7 тыс до н. э. – 1537 г. – основание Асунсьона – столицы Парагвая)

Данные о том, насколько сильно было распространено питье мате у индейцев доколумбовой Америки, разнятся. Одни историки утверждают, что индейцы гуарани и кечуа пили мате достаточно часто и в больших объемах. Другие ссылаются на документ, написанный в 1596 году неким членом кабильдо Асунсьона (членом сената столицы Парагвая) губернатору Рио де Ла Плата Эрнандо Ариасу де Сааведра. В этом документе отмечается, что питье мате настолько распространилось среди испанцев, их женщин и детей, что они пьют мате чаще, нежели индейцы, которые употребляют его лишь раз в сутки. Число испанцев, не пьющих мате совсем, ничтожно мало, а сила этой пагубной привычки такова, что многие продают свое имущество и влезают в долги для того, чтобы купить мате.

Но так как мы мало знаем о временах, предшествующих конкисте, то основополагающими «документами» будут устные легенды, передаваемые, как и все сказания, из уст в уста.

Легенды могут принадлежать либо гуарани, либо кечуа, и распознать их нетрудно: в легендах инков присутствует бог Виракоча, а в легендах гуарани их бог-творец Тупа, либо белокожий Паи Суме.

Часть легенд, принадлежащих инкам, гласят, что всё было в те далекие времена, когда на земле появился ее творец – великий бог Виракоча, который, однако, не сразу явил свою милость и подарил людям мате. Он был обижен на них за то, что те не преклонялись должным образом перед могуществом великого создателя. По этой причине ему пришлось призвать на землю огонь, чтобы, как говорят индейцы, «зажечь гору». Людей обуял суеверный ужас при виде такого действа, когда плавились камни, низвергаясь вниз огненным потоком, кромсая все на своем пути и зажигая деревья и травы. Узрев этот жуткий катаклизм, люди прозвали бога Виракочей, что в переводе значит «лавовое озеро». Именно ему, почувствовав его могущество, стали возносить свои молитвы жители империи Солнца. До наших дней дошел священный гимн (молитва), написанный в 15 веке императором Инков Пачакутеком:

Здесь хотелось бы провести параллель с известным псалмом № 140, который часто исполняется во время вечерни. Авторство псалма приписывают царю Давиду, который написал его, скрываясь от царя Саула. Существуют данные, что псалом № 140 уже в четвертом веке занимает место во время вечерних богослужений. «Да исправится молитва моя», известна также под названием «Жертва вечерняя». Слова этой молитвы перекликаются с молитвой инков Виракоче, что говорит о едином развитии религиозной мысли на двух полушариях. И хотя «Жертва вечерняя» (псалом № 140), как предполагается, была написана около 1000 года до н. э, а Инка Пачакутек написал свою молитву «лишь в 15 веке», это никак не говорит о том, что кечуа начали так молиться лишь в 15 столетии. Вполне вероятно, что Инка Пачакутек лишь записал тот текст, который для кечуа уже был каноническим.

Итак, в современной нам церкви на богослужениях один из стихов «Жертвы вечерней» звучит так:

Стих: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя: вонми гласу моления моего, внегда воззвати ми к Тебе » (Пс.140:1).

Кроме того, Павел Чесноков, знаменитый русский композитор и хоровой дирижер, написал к этой молитве великолепную музыку, которая, без сомнения, тронет ваше сердце.

Возвращаясь к индейцам, стоит сказать, что не только инки почитали Виракочу. Некоторые исследователи полагают, что Виракоча у кечуа и Тупа у гуарани – это один и тот же бог. В действительности же, у всех народов, так или иначе, присутствует бог-создатель. По представлениям гуарани, Тупа создал не только Землю, но и первых двух людей. Эта история вполне соотносится с общемировыми религиями, учитывая, что и христианство, и иудаизм, а также ислам признают, что людская популяция возникла не на пустом месте, а от конкретных прародителей. Буддизм в расчет брать не стоит, так как, на наш взгляд, это больше учение, нежели религия в полном понимании этого слова.

Но как Тупа создал этих людей? Что интересно, без мате здесь не обошлось. Как гласят легенды, для создания первых двух людей, Тупе понадобилась глина, сок из листьев мате и кровь птицы из семейства козодоев. Тупа создал статую мужчины и женщины, оставил сушиться их на солнце, а потом вдохнул в них жизнь. Они получили имена: Сипаве и Рупаве, что буквально означает следующее: мать народа, и отец народа. Тупа был более милостив к своим детям, нежели Виракоча: он завещал им жить спокойно и в любви, рожать детей и быть счастливыми. После этого он удалился на небеса, а, точнее, на Солнце.

Мы же снова вернемся к Виракоче, центральному божеству в мифологии индейцев кечуа. Он не завещал инкам увеличивать потомство, но именно к нему обращались они, прося, чтобы дети рождались, и род их множился.

Закончить же повествование о молитвах индейцев хотелось бы на их родном языке… в данном случае на языке инков, который они сами называли «руна сими», что переводится как «язык народа», или «человеческий язык». Итак, молитва об умножении человеческого рода на языке «руна сими»:

Так как легенды у индейцев в основном передавались устно, то есть версия, что Виракоча создал не мужчину и женщину, а сразу восемь человек. Также, некоторые индейцы говорят о том, что после своего первого пришествия на землю, когда Виракоча населил нашу планету людьми, он вернулся снова, разгневанный тем, что люди живут во грехе и во лжи. Он поднял огромную бурю, и началось ужасное наводнение (неправда ли, похоже на Всемирный Потоп, когда Ной собрал свой ковчег?), который уничтожил все живое на земле. Здесь стоит уточнить, что было это в области озера Титикака. По представлениям доколумбовых индейцев мир не был столь огромен, и одно племя вполне могло ассоциировать ареал своего проживания со значением «вселенная».

Виракоча не желал оставаться в одиночестве, только лишь любуясь на процветающий род людей, поэтому вместе со своей женой Мама-Коча он родил Инти (солнце) и Мама-Кильа (луну). Не часто, но иногда великий создатель спускался на землю, чтобы побродить по прекрасным диким лесам вместе со своими приятелями. И хотя он был «белым богом», с белой кожей, голубыми глазами и белой бородой, его часто по той или иной причине не узнавали.

Легенда о том, что Виракоча был «белым богом», не находит явного подтверждения, поэтому говорить о том, что это не было выдумкой конкистадоров и святых отцов, стремящихся таким образом заставить индейцев преклонить колена перед европейцами, не приходится. «Белый бог» встречается и у ацтеков, у которых его принято называть Кетцаткоатлем. Так или иначе, отсюда можно начать рассказывать самую распространенную легенду про мате. Всего их будет несколько, поэтому ради удобства, в книге они будут идти под номерами.

Легенда № 1

Легенда гласит, что случилось великому богу вместе с друзьями путешествовать по джунглям, в непролазных дебрях которых он наткнулся на утлую лачугу, в которой проживал седой старик с прекрасной девушкой. Паи Суме был голоден, его друзья тоже, и старик с девушкой накормили уставших путников, предоставив им отдых после утомительного дня. Бог спросил, почему же этот благородный старик вместе со своей прекрасной дочерью живет в такой глуши и в полном одиночестве.

Старик помолчал, но все же ответил:

– Я скажу тебе. Моя дочь, Ка-а, слишком прекрасна, чтобы простые люди могли посягать на нее. Ее красота принадлежит богам! (если бы старик знал, что перед ним сам Паи Суме, он бы, несомненно, ответил так: «Моя дочь принадлежит лишь тебе…»).

Здесь стоит отметить, что по обычаям живших тогда племен, считалось, что всякий красивый юноша или красивая девушка должны принадлежать богам, и они, на алтарях, приносились в жертву одному из «великих» богов, которым, в том числе, являлся и странствующий в это время Паи Суме.

Паи Суме задумался. Он понял тревогу седобородого отца, и решил отплатить ему добром за оказанное гостеприимство. Он сказал, что отныне никто из людей не сможет придти к ним в эту глухую чащу, чтобы забрать его дочь, потому что отныне она будет уже «не совсем она». Старик не понял глубокомысленных замечаний бога, однако вскоре все стало ясно. После своих слов Паи Суме превратил девушку в «чудесное растение, которое будет нести людям силу, здоровье и любовь… И будет расти оно вечно, и люди на протяжении многих поколений будут возносить свои молитвы к нему».

Легенд много. Но эта интересна тем, что в ней четко прослеживается мировоззрение жителей племен. Превращенная Ка-а избегала тяжелой участи жертвоприношения на алтаре. Поэтому подарок Паи Суме был бесценен.

Еще и сейчас отголоски этой легенды мы можем видеть в обрядах гуарани. Когда индейцы празднуют возвращение весны, они проводят церемонию «нового времени», именуемой ими Арагуиже Пиа’у. Ее проводят шаманы, которых сейчас называют словом «паи» (paye) и которые, как верят гуарани, обладают сверхъестественной силой, являясь проводниками между духами и людьми.

Пучки листьев падуба, которые символизирует текоа – индийское селение, подвешиваются у церемониального места. Этот ритуал символизирует, что, согласно легенде, описанной выше, красавица Ка-а (листья падуба), возрождается дочерью сельвы. Во время церемонии благодарят Ньяманду Ру Эте за магическое возрождение жизни, когда с почками на деревьях, именуемых Ивира Роки, наступает «новое время» – оживает жизнь: словно из ниоткуда возникают благоуханные цветы, воздух делается легким и невесомым, и становятся слышны голоса птиц.

Не хочется обижать индейцев гуарани, но существует версия, где вместо Паи Суме по лесу гулял Виракоча, и следовательно, эту легенду вам могут рассказать в несколько ином виде бывшие «сыновья Солнца», считая ее своей, и самой «правильной».

Кроме того, есть и христианская версия данной легенды, возникшая после прихода на землю индейцев отцов-иезуитов, в которой рассказывается, что богом был вовсе не Паи Суме, а Иисус Христос, а его друзьями ни кто иные, как апостолы Петр и Павел.

Легенда № 2

Во времена, когда людей было еще очень мало, а хозяевами в непролазных тропических лесах были грозные дикие звери, неподалеку от водопадов Игуасу, низвергающих свои серебряные струи прямо в бездну, молодые мужчина и женщина уже который день безуспешно охотились на сильных и выносливых зверей. Люди были голодны, и, понукаемые этим страшным чувством, бежали вперед, надеясь на новых землях найти себе еду. Их силы были на исходе, когда они оказались на поляне, на которой горели яркие костры, а в больших бронзовых чанах кипела вода. С деревьев, словно капли дождя, в чаны медленно падали листья.

Мужчина и женщина прежде никогда не видели огня. Нет, они знали, что когда молния попадает в дерево, обязательно будет пожар. Но здесь, кто-то равновеликий самому Богу разжег костер по своему разумению и, создавши чаны (которых им тоже прежде никогда не доводилось видеть), кипятит воду, бурлящую, как струи, упавшие с водопада в чертов водоворот.

Испуганные, они спрятались в зарослях деревьев. Наступала ночь, лес оглашался устрашающими криками животных. Люди не знали, сколько прошло времени, но наступило утро, а на поляну так никто и не пришел. Вода постепенно остывала, так же, как и костер, который превратился в уголья, мерцающие, словно звезды в ночном небе.

Голодные мужчина и женщина уже не таясь подошли к чанам и отпили отвара. Это был мате, что дарует силу, мудрость и отвагу. Бог Виракоча с небес тихо улыбался: незаметно для людей, он снова даровал им великий подарок, с которым им надлежало обращаться ласково и нежно…

Легенда № 3

Еще одна легенда рассказывает о том, как появились гуарани на земле, которую принято считать их исторической родиной: в лесах Парагвая.

Предки гуарани пересекли огромный океан, приплыв из далекой страны. Их новая родина была прекрасна. Им нравились эти леса, но также они увидели, сколь много они таят в себе опасностей. Но этот народ не привык сдаваться, и они побороли все препятствия, в скором времени основав свою маленькую культуру. Они работали много и усердно, и вскоре среди них появились мастера своего дела. Вскоре на землю спустился Бог – его вид был прекрасен: он был высок, имел светлую кожу, был голубоглаз и с длинной бородой. Спустился он не просто так. Он был доволен тем, как живут эти люди. Чтобы помочь им, Паи Суме (так как легенда принадлежит народу гуарани то будем называть его так) научил их, как правильно возделывать те или иные растения, рассказал, что делать во время засухи и эпидемий. Паи Суме принес людям не только знания о способах существования, но также и основы религиозной практики. Так сказать, веру имени себя. Это знание не было для гуарани вторичным, хотя в мирской жизни им, конечно, больше пригодились принесенные Паи Суме основы медицины и секреты здоровья, среди которых не маловажное место занимало учение о целебных растениях. Одним из самых важных секретов было знание о мате, способах его сбора, переработки и употребления. Этот напиток предназначался для обретения здоровья, бодрости и долголетия.

И было так. Однажды, одно из племен решило двигаться дальше с нажитого места, так как прошло уже пять лет с того момента, как они расчистили здесь землю, и засадили её кукурузой, и маниокой. Но прошло время, земля оскудела, и надо было искать новые плодородные земли. Лишь один седой старик отказался. Он сказал:

– Я слишком стар и слаб, и не выдержу перехода. Идите, я остаюсь.

Самая младшая из его дочерей, прекрасная Яри, должна была сделать выбор: либо она идет вместе со всеми, либо остается со своим престарелым отцом. Яри осталась с родителем. Однажды рядом с их домом появился неизвестный человек, обличьем похожий на шамана. Он сказал:

– Прекрасная Яри, ты осталась вместе со своим больным отцом. Скажи мне, что ты хочешь за свой благородный поступок, чтобы почувствовать себя счастливой?

– Мне ничего не нужно, – отвечала девушка.

– Скажу я! – Воскликнул старик. – Дай мне силу, чтобы я мог отвести свою дочь обратно в племя, что ушло далеко вперед!

Шаман протянул старику небольшой зеленый росток, сказав при этом:

– Посади его в землю. Поливай, ухаживай за ним. Потом, когда саженец немного подрастет, возьми часть его листьев, высуши их на огне, измельчи их, и помести в тыкву, после чего залей холодной или горячей водой и пей. В этом напитке ты всегда найдешь подходящую компанию, даже в самый грустный час ужасного одиночества…

Сказав это, шаман ушел.

Вскоре старик стал употреблять новый напиток. Силы его всё прибывали, и они с дочерью смогли нагнать свое племя, в котором они были встречены с великой радостью. После того как старик показал, что дало ему силы продолжать путь, все в племени стали употреблять этот напиток, который по сей день дарит гуарани силу и мужество…

Легенда № 4

Где-то в непроходимых тропиках, в долине гор, которые еще не имели своего названия, жило племя. Это было время, когда люди пока не знали никаких богов, и поклонялись лишь солнцу и небу, травам и земле.

У племени был вождь – суров, но мудр. Он разъяснял людям, отчего идет дождь, почему светит солнце, и зачем по утру на травах лежит роса. Не мог он объяснить одного – почему его прекрасная дочь чахнет день за днем, и, видит всевышний, а он, несомненно, есть (думал про себя вождь), конец ее близок.

Никто из племени не мог исцелить дочь вождя, и даже приходившие шаманы с дальних уголков известной лишь им земли – все они испытали гнев сурового вождя, закончив свою никчемную жизнь на кровавых жертвенных алтарях.

Один из последних целителей сказал, что необходимо вымазать кожу девушки пометом обезьяны. Вождь исполнил и это, а на следующее утро кровавая голова лекаря уже устрашающе смотрела на охотников племени, возвращающихся из тропических лесов с добычей.

На склонах гор жил пастух, который пас лам. Он заметил, что животные, поедающие листья с деревьев, растущих на юго-западном склоне, имеют удивительно шелковистую шерсть, которая словно вода в горной речке, искрилась на солнце.

Тем временем девушке становилось все хуже. Ее красота меркла, и уже за болезненной худобой было невозможно рассмотреть былую прелесть ее тела. С недавних пор на ее нежной коже появились ужасные струпья, и в тайне люди стали готовиться к похоронному обряду.

Пришедший с гор пастух объявил вождю, что сможет исцелить его дочь. Вождь безмолвно указал юноше на головы его предшественников, а затем молвил:

– Даю тебе три дня. Если ей не станет лучше, ты отправишься вслед за ними, – он снова показал на головы, висящие на кольях.

Пастух ушел к себе на склоны гор, и, поручив лам своему помощнику-мальчишке, вскоре вернулся к вождю с охапкой листьев.

– Мне все равно, чем ты будешь лечить ее, – объявил вождь и приказал проводить юношу в строение из тростника, где лежала его дочь. Напоследок он сказал, – и помни: у тебя всего три дня.

В первый день пастух решил накормить девушку листьями, но она не хотела их жевать и все время сплевывала. К ночи она ушла в глубокий сон, и ей явно не стало лучше. На второй день он решил обкладывать скрученными листьями, уже давшими сок, ее больное тело, покрытое струпьями, но и это не принесло ей облегчения.

Злые люди готовили для пастуха алтарь.

В последний, из отведенных для него дней, пастух приказал нагреть воду на огне и бросил туда оставшуюся горсть листьев. Приготовленным отваром он напоил девушку, и, да видят всемогущие боги, солнце и небо, ей стало лучше! Обрадованный отец дал юноше еще три дня, и еще… Вскоре девушка оправилась полностью. Чем отблагодарил вождь пастуха – неизвестно, однако дерево, дарующее красоту, молодость и здоровье, потом было не раз воспето в местных легендах, где обязательно являлось в образе прекрасной девушки…

Легенда № 5

Эта легенда является самой короткой из всех, и, как нам кажется, самой популярной из-за своей простоты. Вначале ее героем был Паи Суме, который, как мы уже знаем, позже трансформировался в мировоззрении гуарани в святого апостола Томаса. Итак:

«Было это в местах близ современного Асунсьона. Однажды Паи Суме спустился на землю, и увидел, как живут люди. Увидел наделы их земли, увидел их труд и множество деревьев, которые, увы, люди не могли применять, так как листья их были ядовиты. Тогда Паи Суме взял в свои руки листья, и сделал целебными, подсушив их на огне. Он сказал:

– Народ гуарани, если вы будете делать так же, как я, то вы сможете употреблять их, и они принесут вам здоровье!»

С тех пор народ гуарани пьёт мате. Ах, да! Конечно же, ка-а!

Легенд великое множество, перечислять все – не хватит и книги. Поэтому, оставив архаичный мир гуарани и кечуа, мы двигаемся дальше – в 16 век, принесший цивилизации индейцев порабощение и крах.

 

Эпоха распространения напитка по всей Южной Америке (1537–1680 гг.)

Индейцы не были недоразвитой цивилизацией, как это принято считать. У них была своя неповторимая культура, и многие открытия, сделанные их жрецами, лишь спустя века были заново «открыты» в Европе. Безусловно, во многом они проигрывали европейскому человеку. И краеугольным камнем в данном вопросе была война. Индейцы успешно воевали друг с другом, но вооруженный европеец на быстрой лошади и с извергающим огонь мушкетом приводили в суеверный ужас жителей тропиков. Кроме того испанцы, во главе которых стоял Эрнандес де Кордоба, завезли в Америку ранее неизвестные индейцам болезни, такие как оспа, грипп, и корь.

Не стоит говорить о том, что цивилизация индейцев была человеколюбивой, нет, она была достаточно злой и воинственной, но нравы, которые пришли вместе с испанскими завоевателями, отнюдь не были лучше.

Вначале индейцы считали испанцев посланниками богов, и выходили на встречу к ним с тыковкой, наполненной неизвестной травой, протягивая ее в знак приветствия. Лишь немногие отваживались принять этот подарок из рук индейцев. Об этом говорится в книге Руй Диаз де Гусмана, автора «Летописи открытия и завоевания населения Рио-де-ла Плата», законченной им к 1612 году. Именно он первый употребил термин «Аргентина». К слову, в крови Руй Диаз де Гусмана текла кровь гуарани, так как его бабка по материнской линии была наложницей богатого конкистадора – его деда. В этой книге пишется о том, что индейцы носили с собой вместе с оружием небольшие кожаные мешочки, в которых хранились листья мате. Назывались эти мешочки гуаяка (сейчас на рынке представлена компания «Гуаяка», производящая мате и продукты на его основе. В России, к сожалению, они не представлены). Листья, находящиеся в мешочке, гуарани временами доставали и жевали (эти листья были предварительно опалены на огне, и, по Хосе Крусу Рольи, назывались «мборовире»). Также при возможности они засыпали их в небольшие тыковки и заваривали горячей водой, используя сомкнутые зубы, как фильтр (это, согласно тому же Хосе Крусу Рольи, именовалось «каай»), гуарани заваривали листья падуба и холодной водой, называлось это «хи’а», что, по всей вероятности, и является прообразом современного терере, о чем вы узнаете из главы о способах употребления мате. Некоторые из индейцев пользовались тростниковой соломинкой, именовавшейся такуапи. Позже иезуиты, приспособив к соломинке фильтр, получили уже известную нам современную бомбилью…

Существуют свидетельства о том, что индейские шаманы использовали измельченные в порошок листья мате для своих религиозных обрядов.

Само проникновение испанцев на земли гуарани началось еще в 1516 году, когда дон Хуан-де-Солис открыл устье реки Параны, а затем двадцать лет спустя построил Асунсьон – будущую столицу страны. Поэтому сейчас сложно сказать, кто же был первым европейцем, отведавшим мате. Возможно, это был какой-то простой солдат, имя которого история не сохранила в силу незнатности его происхождения. Но, по данным литературы, звание первооткрывателя мате оспаривают несколько людей, в числе которых Эрнандо Ариас де Сааведра, и Себастьяно Кабото, более известный в России по английской транслитерации Себастьян Кабот.

Итак, по порядку. По первой версии, первооткрывателем мате принято считать Эрнандо Ариаса де Сааведра, который родился в 1561 году в Асунсьоне, и по происхождению уже был креолом. Благодаря своему таланту, этот блестящий офицер в 1592 году стал наместником губернатора и Верховного суда Асунсьона, а затем и первым губернатором Парагвая. Он продолжал поиск новых земель в Парагвае, и, однажды, занимаясь созданием новых поселений после подавления индейского мятежа, отдал приказ наладить производство «зелья мате», так как заметил, что работоспособность индейцев растет, когда его солдаты не запрещают им употреблять мате. Они «совсем не чувствуют усталости», в отличие от испанцев, не употреблявших «зеленую отраву». Позже этот приказ был отменен, но об этом чуть позже. Возникает резонный вопрос. Мог ли человек, родившийся в Парагвае, быть первым европейцем, который познакомился с мате? Наверное, нет.

И второй «первооткрыватель», это Себастьян Кабот. Этот человек, по происхождению итальянец, родившийся предположительно в Венеции в 1476 году, интересен тем, что в свое время, побывав в Южной Америке, позже поселился в Великобритании, где в 1555 году основал «Московскую торговую компанию», которая вплоть до 1698 года обладала монополией на торговлю с Россией. После отмены монополии, компания все же продолжала вести торговлю вплоть до 1917 года. И кто знает, быть может, еще в 1555 году мате был впервые завезен в Россию, ко двору Иоанна Грозного?

Свою первую экспедицию в Америку Кабот совершил еще со своим отцом, Джоном Каботом, который умер в пути, передав полноту власти своему сыну. Снова вернувшись в Америку в 1526 году, Себастьян Кабот, плывя по реке Парана, надеялся найти Эльдорадо – средоточение золота и серебра. Но его экспедиция не нашла ничего, даже близко похожего на Эльдорадо. Напротив, здесь жили не очень богатые люди, впрочем, не обделенные жизнерадостностью и пышущие здоровьем. Конкистадоры задались вопросом, из-за чего же эти аборигены так крепки и радостны? Гуарани ответили, что просто надо пить каа, подарок бога Тупа, и показали, что же это такое.

Использование рабского труда гуарани по сбору мате и доставке его в центральные города было очень жестоким. Индейцы прокладывали новые пути сквозь тропики, которые теперь были устланы их костями.

Производство мате, в отличие от какао, не получило быстрого одобрения властей. Стоит только вспомнить, что какао нашли в кладовых Монтесумы, последнего императора ацтеков, что придавало этому напитку королевский статус. А мате был лишь напитком племен гуарани, не связанных воедино, да индейцев кечуа, пусть и объединенных в одну империю – Тауантинсу́йу. Правда, данные о том, что мате – напиток бедняков, некоторые историки склонны отрицать, так как после того, как мате был найден в захоронении знатного кечуа рядом с городом Лима (столице Перу), было высказано предположение, что мате – либо напиток не для всех, либо имеющий какое-то сакральное значение для древних людей тех мест.

Первым, кто, скорее всего, враждебно отнесся к мате, был все тот же Эрнандо Сааведра, отведавший мате и нашедший, что йерба – это дьявольское зелье. Он попытался ввести запрет на его употребление, пытаясь привлечь на свою сторону даже испанскую корону, однако из метрополии пришел приказ отменить запрет. Таким образом, производители мате получили законное право производить и продавать йербу, не боясь быть обвиненными в противоправных действиях.

Вплоть до 1676 года главным центром по производству мате был город Маракуйу, близ Асунсьона. В нем жили поселенцы из столицы Парагвая, считавшие эти земли своими. Вскоре разгорелся конфликт, который разрастался в геометрической прогрессии. В 1630 году в Маракуйу перебрались жители из других городов и иезуитских миссий, вынужденные бежать со своих мест из-за нападений португальцев из Сан-Паулу. Эти люди сделали мате своим главным источником дохода, таким образом, вклинившись в сферу интересов живших здесь прежде людей. Столкновения продолжались, но к 1676 году все было кончено: жители Маракуйу движутся дальше на юг, в город Вильярика, основанный еще в 1570 году одним испанским капитаном, увозя с собой не только семейный скарб, но и технологию производства мате, впрочем, пока еще слишком примитивную.

Конкиста соединяла ранее разрозненные территории. Получался некий новый мир без пока еще четких границ. Создавались провинции, карты которых потом будут перекроены еще не один раз. Именно в это время, как следует их хроник, мате получил широкую известность на территории современных Чили, Перу, Боливии и Эквадора. И, хотя некоторые территории этих государств прежде входили в империю Инков, далеко не все племена были знакомы с мате. Наряду с табаком, какао, и другой сельскохозяйственной продукцией, мате становится важным колониальным товаром. Тут стоит отметить, что товары, вывозимые из испанских колоний, были в некотором роде эксклюзивны, так как без санкции испанской короны, ни один иноземный корабль не имел права заходить в порт. Нарушение строго каралось – всей команде грозило пожизненное заключение. И хотя количество экспортируемой сельскохозяйственной продукции не могло сравниться с вывозимыми драгоценными металлами, и горная промышленность развивалась намного быстрей, тем не менее, мате стал хорошим источником дохода не только в Парагвае, но также в Санта-фе, и других провинциях.

Число употребляющих мате росло, и в 1680 году испанский король ввел налог на мате, целью которого являлось финансирование оборонительных сооружений военного гарнизона в Буэнос-Айресе.

Это время уже тесно соприкасается с эпохой изучения мате монахами ордена иезуитов. Здесь сложно поставить временную градацию. События, описываемые выше, как бы «вклиниваются» в «эпоху иезуитов», однако историками она выделяется отдельно, так как именно иезуиты поставили выращивание и производство мате на научную основу.

 

Эпоха ордена иезуитов (1608–1767 гг.)

Прежде чем начать рассказ про «эпоху иезуитов», стоит немного окунуться в религиозную жизнь индейцев, ведь именно монахи попытаются вытравить их языческое сознание, превратив гуарани и кечуа в послушных католиков, действуя так, сообразно положению об энкомьенде.

Как вам уже понятно, религия индейцев везде представляла собой политеизм, то есть ту форму, где богов было множество, и каждому из которых отдавалась та или иная функция.

Иезуиты, бывшие по своей сути проповедниками-миссионерами, в какой-то мере являлись вспомогательным отрядом «духовной войны», выполняя функцию перекройки сознания коренного населения, в то время как сами конкистадоры огнем и мечом устанавливают новый порядок.

Само понятие энкомьенды предполагало обращение индейцев в христианство и их адаптацию к европейским ценностям, что вскоре, однако, вылилось в примитивное рабство. Лишь иезуиты смогли оградить индейцев от окончательного уничтожения. Как? Читайте дальше.

Хотя принято считать, что христианизация местного населения началась с приходом на землю гуарани ордена иезуитов, это не совсем так. Первым, кто сделал попытку привлечь в лоно церкви аборигенов, был доминиканский монах Лас Касас. Он прибыл из Севильи со своим отцом на карибский остров Эспаньола еще в 1502 году, и вначале горячо поддерживал методы, которые использовали конкистадоры по отношению к местному населению. Однако 30 ноября 1511 года он услышал проповедь монаха-доминиканца, который обвинял конкистадоров в негуманном отношении к индейцам. Слова монаха не оставили его равнодушным, и зародили в нем зерно добродетели. Прошло десять лет, прежде чем Лас Касас вступил в доминиканский орден, однако еще до вступления в него он пытался отстаивать права индейцев. Его труды не оказались напрасными, и вскоре были приняты законы о защите индейцев в колониях. После его представления королю Испании Филиппу II Лас Касас заявил, что негуманное отношение испанцев к индейцам в конечном счете уничтожит саму Испанию, превратившись таким образом в божественное возмездие. Лас Касас написал много трудов, самым интересным из которых является, пожалуй, «История Индий».

Вскоре после встречи с монахом, король Филипп II обратился с просьбой к ордену иезуитов послать своих святых отцов с целью обращения индейцев в христианство.

До прихода иезуитов попытки обратить в христианство племена гуарани оказались безуспешными, так как методы насаждения новой религии были изуверскими. Об этом пишет в своей книге Михаил Дмитриевич Каратеев, известный русский публицист, который прибыл в Парагвай в числе первых русских поселенцев в 30-е годы XX века. Книга получила название «По следам конквистадоров», и вот что в ней было сказано по поводу агрессивной политики христианизации. Для примера Каратеев приводил разговор кацика (вождя) и христианского миссионера (подчеркнем: не иезуита): «Ты мне твердишь о мудрости, доброте и кротости вашего Бога, который вам повелевает любить всех людей и относиться к ним как к братьям. Но это явная ложь, потому что во имя этого Бога вы нас убиваете, грабите и насилуете наших женщин. И вы, ради своей выгоды, стараетесь навязать нам то, чего не хотите или не можете исполнять сами. Нет, наш Бог лучше и умнее вашего, потому что он не требует от людей того, чего они не могут исполнить».

Заглянув в сочинения Поля Лафарга, найдем, что епископ Ортес, выступая перед испанским двором, утверждал, что индейцы «глупые создания, неспособные понять христианское учение и следовать его предписаниям». Более того, Папа Павел III на Римском соборе 1538 года поднял такой вопрос: «Люди индейцы, или нет?».

Однако иезуитов было уже не остановить. Следуя призыву испанского короля, они плыли, чтобы проповедовать христианство.

Монашеский союз иезуитов был зарегистрирован в 1534 году испанским дворянином Игнатием де Лойолой и утвержден понтификом Павлом III в 1540 году. Официально орден именовался «Обществом Иисуса», (лат. «Societas Jesu»), и члены ордена давали кроме общепринятых трех обетов (бедности, послушания и целомудрия) еще один: святой преданности Папе в вопросе миссий.

Когда Игнатий де Лойола основал свой орден, число вступивших в него было достаточно скромным. Вначале это был лишь союз единомышленников: самого Игнатия, Пьера Фавра, Симана Родригиша и Франциска Ксаверия. Однако вскоре после того, как их в Риме принял Папа Павел III, они начинают разработку устава ордена.

Численность союза росла с каждым годом, и к смерти Игнатия де Лойолы это уже была мощная организация, святые отцы которой были разосланы во все концы света, чтобы следовать своему девизу: «Ad majorem Dei gloriam», что переводилось как «к вящей славе Божией». Проповедники были в Японии, Китае, Индии, Мавритании, Конго, а Диего де Торрес Больо совместно с Антонио Руисом де Монтоя (который отметит, что питье мате «пробуждает чувства» и «повышает работоспособность») отправляются к бассейну реки Парана, где основываются первые редукции Парагвая, населенные племенами тупи-гуарани. С этого момента начинается интенсивный этап по изучению свойств мате учеными монахами ордена.

Среди монахов ордена было много талантливых людей, с коммерческой точки зрения. Эти люди довольно скоро сообразили, что мате не только полезен, но может принести и неплохую прибыль. Они стали продвигать этот товар, который появился на рынках Европы, как «эликсир иезуитов», представлявший из себя настоянный на спирту лист мате. В Европе благосклонно относились ко всем чудесным эликсирам и лекарствам. Богатые люди не скупились в средствах, чтобы выглядеть как можно прекрасней. Именно в это время все еще процветала алхимия. Искался философский камень. И хотя упадок алхимии начался в 16 веке, люди все еще верили в чудеса, и не скупились на красоту.

Так же, как и испанские войска, иезуиты вначале запретили питье мате, в первую очередь для самих испанцев, выбрав наказанием самое страшное: отлучение от церкви. Тем не менее, число приверженцев питья мате росло, и вскоре церковь рисковала изгнать всех верующих из своего лона, так как ограничивать себя в питье йербы мало кто собирался. Один доминиканский священник попытался заклеймить мате как возбуждающее средство, однако это высказывание возымело лишь обратный эффект: мате стали пить для повышения потенции.

Диего де Торрес поставил вопрос о мате на Суде Святой инквизиции, заявив, что мате – это дьявольский предрассудок, который распространился благодаря сговору индейцев с сатаной и по его прямому наущению. Было это в 1610 году.

Вскоре у испанцев появился новый излюбленный напиток: «чича», который изготавливался из фруктов, зерна и меда. Этот алкоголь пришелся по нраву завоевателям, и число пьяных постоянно росло. Поразмыслив, высокопоставленные чиновники пришли к выводу, что питье мате, в отличие от чичи, в целом, безопасно.

Время шло, и иезуиты, понаблюдав в первую очередь за самими гуарани, поняли, что индейцы, пьющие йербу, работают значительно лучше. Так же, как и Сааведра, они отметили, что те становятся более выносливыми и работоспособными. Сами гуарани применяли мате для того, чтобы очистить кровь, снять стресс (таких слов они, конечно, не знали, но смысл таков), избавиться от депрессии, и уменьшить эффекты от изнурительных болезней. Иезуиты, вскоре выучив язык гуарани, смогли спросить сведущих в лечении болезней индейцев, что происходит, когда пьешь эту траву? Чем она полезна? Индейцы, как могли, отвечали на эти вопросы, и вскоре иезуиты утвердились в своем решении, что стоит создать плантации падуба, таким образом, положив начало окультуриванию мате, как растения.

Идее о плантациях предшествовала мысль о том, что мате можно собирать в местах их дикого произрастания, в сельвах. Колонизаторы, невзирая на опасность предприятия, снарядили из гуарани экспедицию в «йербалес», место, которое было известно у индейцев как Мбаракуйу, расположенного в 660 километрах от современного Асунсьона.

Иезуиты осознали глупость таких марш-бросков, и ими было принято решение создать резервации, в которых теперь предстояло жить и работать индейцам. Антонио Руис де Монтоя писал, что индейцы работают как рабы, собирая лист мате, однако жизнь в резервациях, тем не менее, спасала им жизнь. Как? Очень просто.

Возможно, одним из первых геноцидов в мировой истории, стоит считать геноцид индейского народа. Здесь любопытным является письмо Бартоломео, брата Христофора Колумба, в бытность первого губернатором острова Эспаньола. Бартоломео пишет, что по состоянию на 1496 год число индейцев, населяющих половину острова, составляет 1 миллион и 100 тысяч. Но это не точная перепись, так как испанцы не брали в расчет женщин, детей, а также иных нетрудоспособных. То есть полное население составляло порядка трех миллионов. Уже спустя тридцать лет индейцев на острове осталось всего 11 тысяч.

Что касается гуарани, то у испанцев и португальцев в большом числе были распространены набеги за рабами, в результате которых численность гуарани резко снизилась. Работорговцев было принято называть паулистами, так как большинство из них были из штата Сан-Паулу, бывшего в то время центром работорговли.

После того, как в Америку были завезены мастиффы, хорошим тоном считалось кормить этих прожорливых и агрессивных собак мясом индейцев. Именно для этого их порой и забивали, а тела несчастных зачастую висели на оградах новых вилл, ожидая своего часа исчезнуть в желудке мастиффа.

Именно желание спасти гуарани от вымирания поставило перед иезуитами задачу создать такую форму проживания индейцев, которая могла бы защитить их от паулистов. И хотя орден иезуитов старался не только защитить индейцев от охотников за рабами, но и обеспечить какую-то прибыль от владения индейскими душами, что позволило бы им держаться на плаву, социальная организация в созданных ими резервациях вполне походила на коммунизм. Не коммунистической была только прибыль от продажи мате, которая составляла около девятиста процентов. Мало какое предприятие сейчас может похвастаться такой окупаемостью.

Иезуиты покоряли индейцев не кнутом, а пряником. Резервации, в которых предстояло жить гуарани, были названы словом «редукция», от испанского слова «reducir» – превращать, обращать, приводить к вере. В конечном счете, была образована тридцать одна редукция, в которой индейцы не только работали на благо иезуитского государства, но и получали необходимые знания по медицине, агротехнике. Они строили храмы, работали в мастерских, и иезуиты не стремились сломать самобытный быт индейцев. Происходило по другому: население постепенно само принимало решение жить по-новому, ведь формально главой оставался все тот же вождь-касик.

Первая из редукций была основана в 1610 году и называлась «Нуэстра-Сеньора-де-Лорето», сейчас ее руины располагаются в Аргентине, в провинции Миссионес.

Решение придать индейцам оседлый образ жизни, поместив их в редукции, на удивление сработало: многие из них все-таки захотели жить по-новому. К сожалению, это также не спасало их от набегов паулистов, в результате чего иезуитами было принято решение переселить гуарани к берегам горных рек. Это место было защищено самой природой: с одной стороны эта территория была ограничена Андами, а с другой реками Парана и Уругвай.

Из 12 000 индейцев-католиков, которые пустились в долгий и тяжелый путь (почти в 1300 километров) под руководством отца Монтойи, добралось лишь около 3 тысяч. Но даже после этого паулисты продолжали беспокоить редукции. А значит, народу гуарани все еще грозило рабство. Иезуиты получили разрешение у испанской короны на выдачу индейцам огнестрельного оружия с целью охраны своего нового дома.

Идеологом иезуитских миссий (редукций) был Диего де Торрес, который прежде чем взяться за обустройство быта индейцев, некоторое время пробыл в Перу, где еще совсем недавно ширилась могучая империя Инков, контроль над большей территорией которой конкистадоры получили в 1533 году. Полное исчезновение империи пришлось на 1578 год. Ее девизом было: Ama llulla, ama suwa, ama qilla (Не лги, не воруй, не ленись).

Считается, что именно Торрес решил, что менять быт индейцев коренным образом будет ошибкой. Он заявлял, что за основу надо взять устройство их жизни в Тауантинсуйу, их родной империи (думается, что он предполагал, что гуарани также входили в эту империю). И тогда они благосклонно отнесутся ко всем новым начинаниям миссионеров.

И индейцы (не только кечуа, но и гуарани), действительно полюбили иезуитов, так, как предсказывал Торрес. Отчетливо это можно проследить из множества источников, мы же воспользуемся записями иезуита Антонио Зеппа, который прибыл в уже обустроенные редукции в 1691 году. Он описывает свое прибытие в самую южную из редукций – Япейу.

«Когда утром 2-го июня отцы уже готовились сойти на берег, внезапно раздался страшный шум и грохот, как будто от угрожающего нападения неприятелей. По реке продвигаются два фрегата. Они симулируют морскую битву, непрерывно обмениваясь пушечными выстрелами. В то же время на берегу вступают в сражение два эскадрона кавалерии и две роты пехоты с таким воинственным пылом, что изумлённые зрители не могут поверить своим глазам и ушам… Блестят мушкеты, бьют барабаны, звучат рожки, флейты и тромпеты»

Но нет, это не бунт. Это гуарани встречают святых отцов! Их (индейцев) тысячи, и они искренне рады приезду иезуитов. Индейцы ведут сошедших на берег своих учителей через зеленые триумфальные арки, пройдя которые, святые отцы оказываются у церкви.

Население миссий на пике могущества государства иезуитов было таковым: 150–200 тысяч индейцев, около 12 тысяч рабов-негров и около 300 монахов ордена. Это население слишком мало, чтобы говорить о тотальной занятости индейцев в редукциях. Стоит хотя бы вспомнить, что население только империи Инков составляло 20 миллионов человек.

Всё вышло именно так, как и предлагал Диего де Торрес. Устройство редукций было скопировано с образца империи кечуа, лишь теперь главным был не Инка, а кто-то из святых отцов.

Мировая общественность, окажись она несколько мудрей, могла бы еще много чего позаимствовать у цивилизации «сыновей Солнца». Например, боливийский писатель Энрике Облитас Поблете в своей книге «Культура кальяуайя», написал, что инки в своей медицинской практике использовали пенициллин, антибиотик, который европейской цивилизацией был открыт лишь в 1928 году. У инков много было совершенного. Стоит отметить хотя бы водопровод, который не уступал римскому. Протяженность дорог составляла 25 тысяч километров, а почта работала на удивление быстро. Но история не терпит сослагательного наклонения. Что было – то было. Мы же вернемся к иезуитам.

Их редукции были построены следующим образом. Управляющими были выбранные святые отцы, один из которых отвечал за административную часть, а второй был духовником-исповедником. В помощь им из числа гуарани избирались «коррехидоры», которые и контактировали со всем населением редукций. Все редукции строились по типовому образцу. Как правило, они находились на возвышенности, и были окружены рвом и крепостной стеной. Редукции имели «правильную» архитектуру. Их улицы были прямыми, сходившимися к центральной площади, на которой стояла церковь, окруженная деревьями, крест, и статуя Девы Марии. Улицы были мощеными, и на них стояли квадратные дома гуарани, сделанные из сырцового кирпича, в которых теснилось все семейство: от внуков, до праотцов вместе с домашними животными. Архитектура этих домов была очень простой, чего не скажешь о церквях и постройках, принадлежавших иезуитам: они строились с претензией на благолепие со стороны туземцев. С одной стороны церкви стояла резиденция иезуитов (коллегия), к которой примыкали общественные постройки: аптека, больница, фабрики, магазины и тюрьма. С другой стороны церкви располагалось кладбище. Напротив церкви стояла канцелярия коррехидора, от которой начинались дома простых граждан.

Вот, пожалуй, и все устройство общины, и, выйдя за ворота, мы бы попали на общественные поля редукций. Здесь, по Зеппу, мы нашли бы «прежде всего гостиницу-рамаду и разного рода промышленные заведения: кирпичные заводы, печи для обжигания извести, красильни, колокольно-литейные заводы, мельницы, приводимые в движение людьми и лошадьми. Немного далее он [посетитель] встречает прекрасно содержащиеся сады. Они образуют первую зону обрабатываемой земли. Далее идут обширные поля риса, табака, пшеницы, бобов и гороха вперемежку с плантациями чая, хлопка и сахарного тростника. Все эти поля содержатся в великолепном порядке. Только некоторые участки представляют весьма печальный вид: это земли, предоставленные в индивидуальное пользование туземцам. Выйдя за пределы полевых угодий, мы находим альменду редукции – беспредельную ширь прерий и зарослей. Здесь пасутся 50 тысяч голов рогатого скота, 40 тысяч голов овец, до тысячи лошадей и ослов редукции Япейю. Вдалеке, на горизонте, кое-где виднеются хижины пастухов, охраняющих стада редукции…».

Антонио Зепп пишет, что индейцы выращивали чай, имея в виду мате. Выращивать его было очень выгодно, потому что после того, как иезуиты обосновались на новом месте, они получили от испанской короны право не платить налога. А это означало, что они могут начинать успешно вести торговлю. Иезуиты не заставили себя долго ждать. Из индейцев, уже живущих в редукциях, были снаряжены экспедиции, с целью доставки самых лучших саженцев мате, так как святые отцы пока не могли понять, каким образом можно размножить это растение. Семена, воткнутые в землю, не всходили. Вскоре они разгадали этот секрет, который, после своего изгнания, унесли с собой. Заново открыть секрет прорастания семян смог только Бонплан, знаменитый ботаник, и то спустя много лет. Но об этом позже. Пока же иезуиты посылали экспедиции за саженцами, и многие посланные не возвращались, после чего монахи посылали новую партию. Точно не установлено, но где-то между 1650 и 1670 годами иезуитам все-таки удалось разгадать секрет размножения падуба и одомашнить растение. А, так как в 1645 году они получили от короля Испании право на торговлю мате, они не стали сидеть сложа руки. Вскоре государство иезуитов производило мате больше, чем весь Парагвай вместе взятый. Хорошим продажам способствовало также и то, что иезуитские миссии находились поблизости от важных центров торговли: Буэнос-Айреса и Санта-фе. И это несмотря на то, что индейцы, как правило, работали «из-под палки». Иезуиты отмечали «детский» характер психологии индейцев. Они предпочитали получить порку за плохую работу на поле, но при этом ничего не делать, нежели хорошо обработать свой участок и получить хороший урожай. Антонио Зепп замечал, что в домах индейцев царит смрад и грязь, и что человеку непривычному, находиться в их жилищах трудно. Иезуит Кардиельс писал в 1758 г.: «140 лет мы боремся с этим, но едва ли что-нибудь улучшилось. И пока они будут обладать лишь разумом ребенка, ничто не улучшится». Тем не менее, в связи с тем, что в 1680 году иезуитские миссии были освобождены не только от десятины, но и от множества других налогов, их продукция была более чем конкурентоспособна. Торговцы из Асунсьона и Вильярики жаловались, что иезуиты наводнили рынок низкокачественным мате по низким ценам, хотя это было не так. Мате у иезуитов был лучший. Но, так или иначе, жалобы возымели свою силу, и очередным указом экспорт иезуитов был ограничен новым законом, который, однако, монахи и не думали соблюдать. Нарушения закона достигали критической отметки: экспорт превышал дозволенный в четыре раза. Причем иезуиты заявляли, что их мате предпочитают покупать не из-за дешевой цены, а из-за более высокого качества.

Вначале мате производили точно также, как это делали гуарани, которые, правда, из-за своих религиозных убеждений производили сбор листа лишь в утренние часы. Впрочем, современная наука говорит, что содержание полезных веществ наиболее высока именно с утра, и не только в мате, а в любой другой траве. Откуда об этом знали индейцы? Загадка, которую, скорее всего, никогда не удастся разрешить.

Во время сбора гуарани пели религиозные песни в честь мате. Было ли это всегда, мы не знаем, зато нам известно, как происходила переработка (опять-таки благодаря иезуиту Санчесу Лабрадору). «Срезанные с дерева листья обжигают на огне, и после раскладывают на циновках или сложенных палках и поддают жар снизу, следя за тем, чтобы листья не обгорели. После этого измельчают листья в ступках, сделанных в земле, просеивают и оставляют в ступке. Но от этого было много грязи…». Грязь, однако, не устраивала европейцев, и система производства была модифицирована: земляные ступки были заменены деревянными. Кроме того, иезуиты, решившие поставить дело на поток, перестали довольствоваться лишь одними листьями, решив срывать не только листья, а весь побег. Так же, как и гуарани, иезуиты обжигали листья на огне, с целью предотвратить ферментацию зеленых листьев. Затем побеги связывались в форме конуса и помещались над углями для сушки в течение 24 часов. Далее мате измельчали, и получали так называемый «canchada», который мог быть двух вариантов: «yerba de palos», или, по другому, «con palo», то есть с веточками, или, если собирали одни листочки и мелко перемалывали, «caa-mini».

Отношение иезуитов к индейцам в целом было гуманным, и они не раз сражались бок о бок со святыми отцами. Было это, когда они участвовали в междоусобных войнах, когда брали штурмом Асунсьон, или освобождали захваченный англичанами Буэнос-Айрес. В конечном счете это могущество сыграло с иезуитами злую шутку: испанцы стали их попросту бояться. Поэтому, когда было принято решение устранить орден, на них двинулись объединенные войска Португалии и Испании. Было это в 1756 году, и кровопролитие получило название войны гуарани, или войны семи редукций. После поражения в этой кампании, иезуиты были изгнаны, гуарани вернулись в леса, где они снова стали вести свой архаичный образ жизни.

Великий французский философ Вольтер как-то написал: «Распространение христианства в Парагвае силами одних только иезуитов является в некотором смысле триумфом человечества».

Именно во время господства иезуитского ордена произошло изменение в самой процедуре питья мате: монахи ввели в свой быт «бомбилью» – трубочку с ситом, которая сейчас является неотъемлемым атрибутом у людей, употребляющих мате.

 

После иезуитов (1767–1870 гг.)

Восемнадцатый век не принес иезуитскому ордену ничего хорошего, и неудачи стали сыпаться сразу после войны семи редукций: в 1767 году Карлос III изгоняет иезуитов из Испании, а уже в 1773 году римский Папа Климент XIV распускает орден, последний генерал которого был заключен в римскую тюрьму, где он и скончался всего два года спустя. У ордена был один скромный шанс на восстановление… Связан он был, что удивительно, с Россией. Самозванка (и самозванка ли?) княжна Тараканова, выдававшая себя за дочь покойной императрицы Елизаветы, мечтавшая взойти на российский престол, сместив оттуда Екатерину II, обещала иезуитам за помощь попросить у Папы восстановления их ордена. Однако, она так и не стала императрицей, поэтому орден все-таки канул в небытие.

Монахи, которые покинули свои владения в Южной Америке, вверяют индейцев воле природы и своих богов. Выращивание мате приходит в упадок. Конечно, индейцы не отказываются от него, однако возделывать йербу у них нет никакого желания. Отсутствие нужного руководства также приводит к тому, что сбор урожая происходит в местах дикого произрастания падуба, в так называемых сельвах. Новые люди, пришедшие на территории иезуитов, не обладали должными знаниями и умениями в производстве мате, поэтому их попытки поддерживать отрасль вскоре также зачахли.

Изгнание иезуитов благосклонно сказалось на экономике Парагвая, так как сильный конкурент был устранен, и Парагвай остался чуть ли не единственным серьезным игроком на этом рынке.

В 1770 году губернатор Парагвая Аугустин Фернандо де Пинеда основал город Консепсьон – на реке Парагвай, для того, чтобы остановить растущую экспансию португальской Бразилии. Вскоре этот город стал важным торговым портом, из которого отплывали корабли, экспортирующие мате. Распространению мате по континенту способствовали и «Реформы Бурбонов», в которых декларировалась свободная торговля в пределах всех колоний Испании в Южной Америке. Благодаря этому, привычка употребления мате вскоре пришла на те территории, на которых его прежде никто не пил. Масштабы испанской торговли можно оценить, представив себе карту мира: в начале 19 столетия это была вторая по площади империя, после России.

После того, как Парагвай решил последовать примеру соседней Аргентины, и начал войну за обретение независимости от Испании, дела сельского хозяйства отошли на второй план. В стране появился новый диктатор, и укрепление власти отодвигало другие заботы в самый дальний угол. Поэтому, хотя сбор мате все же продолжался, отсутствие должной заботы о его культивации и правильной обработке приводят к тому, что вскоре у парагвайской продукции появляется сильный конкурент: с 1820-х годов на рынках появляется мате из Бразилии, который собирали в местах дикого произрастания падуба. Этот продукт получил наименование «yerba de Paranagua», названный так по месту экспорта, городу Паранагуа. Он был худшего качества, нежели мате из Парагвая, но зато его было много. Вскоре, однако, диктатор Парагвая доктор Франсия пришел в себя: он понял, что без экспорта мате его экономика рухнет. Поэтому, даже после его ухода с политической арены, мате оставался важной частью доходов страны. Сначала плантации переместились из Вильярики в Консепсьон, а затем, к 1863 году, в Сан-Педро. В эти годы производством мате руководили в основном военачальники района, которые могли также отдавать земли под концессию. Также были случаи, когда разработки новых плантаций приходилось делать на землях, где все еще жили индейцы. Недовольные тем, что их изгоняют со своих мест, гуарани, не имея возможности нанести урон белым людям, попросту уничтожали посадки мате, совершая дерзкие набеги на плантации. Порой, тем не менее, удавалось найти общий язык с вождями племен, и передача земли происходила безболезненно.

Вскоре разразилась война Тройственного Альянса (Бразилия, Аргентина, Уругвай), против Парагвая, в которой последний потерпел сокрушительное поражение. Было это в 1870 году. Сообщается, что солдаты обеих сторон пили много мате, таким образом, пытаясь заглушить голод и страх. Эта война оказалась губительной для Парагвая: было потеряно 90 % мужского населения, и огромное количество территорий: более 156 тысяч квадратных километров отошли победителям. Это были не просто земли, а те места, где в изобилии произрастал парагвайский падуб, что было ударом ниже пояса для экономики страны, так как основным товаром экспорта, помимо древесины ценных пород, являлся именно мате.

Уже в девятнадцатом столетии стало ясно, что чрезмерная эксплуатация дикого падуба привела к вырождению плантаций, и начинают делаться попытки для возрождения одомашненного вида.

По большому счету, попросту произошел возврат к истокам: ведь изгнанные иезуиты не оставили никому своих секретов. Как мы уже писали, разгадать секрет размножения парагвайского падуба после иезуитов смог лишь Эме Жак Александр Бонплан, который в своих экспедициях по Америке обратил внимание на то, что никто не может ответить на его вопрос, как же размножается этот вид падуба. Его первая экспедиция датирована 1799–1804 годами, когда он направился из порта Ла-Корунья (город в Испании) в Новый Свет. После возвращения в Европу через несколько лет он снова отправляется в Америку, и уже в 1818 году он движется вверх по течению Параны для изучения местности, достигнув Санта-Аны, города в аргентинской провинции Корриентес, где основывает индейскую колонию и начинает выращивание мате. Он снова и снова задавался вопросом: каким образом иезуиты, которые ушли с этих земель, размножали это дерево? Часто монахи размножали падуб рассадой, но и этот способ был утерян с уходом ордена с этих земель. Бонплан пришел к выводу, что прорастание семян самопроизвольно невозможно, и связано это в первую очередь с тем, что они имеют очень твердую оболочку. Тем не менее, секрет оказался на поверхности: ученый заметил, что на деревьях сидит множество птиц, которые с воодушевлением поглощают семена растения. Бонплан отметил, что на площадях, где птицы обильно покрывали землю своим пометом, вскоре появлялись маленькие проростки падубов. Тогда он сделал вывод, что семена, перевариваясь в желудке у птиц, таким образом, освобождаются от оболочки, которая мешала их прорастанию. Секрет разведения мате был раскрыт. Теперь уже ничего не мешало возродить плантации йербы… В обширной документации иезуитов позже был найден документ, «По направлению туда и обратно», автором которого был немецкий член ордена Флориан Пукке. Он писал, что «никто и не может предположить, насколько велика польза этих птиц… которые обитают на деревьях йерба мате… они охотно питаются семенами с этого дерева. И, таким образом, семена прорастают, благодаря помету птиц, естественным путем…».

Мате сыграл злую шутку с самим Бонпланом. Именно из-за него он был арестован в 1821 году солдатами диктатора Парагвая Хосе Гаспара Родригеса де Франсия. 400 солдат парагвайской армии вторглись в пределы Аргентины, Бонплан был взят в плен, а плантация сожжена. Причина лежала на поверхности: Франсия не хотел, чтобы падуб произрастал и культивировался где-либо еще, так как мате являлся важной составляющей его экспорта, а соседняя Аргентина с ее благодатными почвами являлась прямой угрозой экономической стабильности руководимой им страны.

Бонплану все же повезло: в 1829 году он был освобожден, и вновь вернулся в полюбившуюся ему Аргентину, на этот раз обосновавшись в провинции Миссионес, рядом с пустынной теперь иезуитской миссией «Сан Игнасио». Плантации ширились, и вскоре мате из Аргентины получил известность далеко за ее пределами.

Попадись Бонплану труды иезуитов, возможно, он не стал бы ломать свою голову над тем, как «одомашнить» мате, ведь еще иезуит Хосе Санчес Лабрадор (1714–1798), в своих трудах писал про мате, что «эти деревья… красивые, развесистые, высокие, как апельсиновые, и в то же время толстые. Листья йербы очень похожи на листья апельсинового дерева, но они более мягкие на ощупь и имеют изрезанные края. Цветы очень маленькие, из пяти беленьких сросшихся лепестков. Зрелое семя очень похоже на крупинку перца. Но различие состоит в том, что в кожуре находится 3–4 семечка или белых ядра, продолговатых и немного угловатых. Если семя промыть в чистой воде, липкий слой смывается и образуется пена как от мыла. Если взять свежие, только что собранные с дерева, и промыть их, они сразу же прорастут. Если семена прорастают не сразу, значит, во влаге растение гниет и не разрушает твердую оболочку… древесина достаточно мягкая и пористая, ее не используют в качестве материала. Так я решил делать саженцы, отрезать небольшие ветки дерева, которые приживаются очень хорошо, если их защищать от палящего солнца и умеренно поливать почву, открывать вечером после заката солнца и укрывать ранним утром».

Помимо Бонплана мате изучал также французский ученый Огюстен Сент Илер, который присвоил ему уже известное нам ботаническое название: Ilex Paraguariensis.

Тем не менее, именно благодаря исследованиям Бонплана стало возможным развитие плантаций мате на руинах иезуитских редукций в Сан-Игнасио, в аргентинской провинции Миссионес.

Руины всегда ассоциируются со словом разруха. Так было и в Аргентине. После того, как большинство стран получили независимость от некогда могучей Испанской империи, к Аргентине отошли территории, на которых ранее располагалось государство иезуитов. Было потрачено немало усилий, прежде чем новые плантации стали давать стабильный «урожай». А пока людям приходилось довольствоваться все тем же мате «де Паранагуа».

Местные жители и довольствовались им, увлечение йербой не шло на спад, а, наоборот, разрасталось, словно снежный ком. Однако приезжающим европейцам порой казалось удивительным такая любовь к мате, которая, на их взгляд, ассоциировалась с пагубной привычкой. Так, в двадцатые годы девятнадцатого столетия один британец писал в своем дневнике: «Когда я первый раз увидел бомбилью в женских губах, мне показалось, что присутствовавшие дамы курят. Вкус у мате нельзя сказать, что бы неприятный, но все же напиток не может сравниться в этом качестве с чаем. Поговаривают, что мате вредит зубам. А вообще это зрелище напомнило мне неприглядную картину, вызвав в памяти вид курительной трубки в женских руках».

 

Индустриализация производства. (1870 – наше время)

Как мы писали, после поражения в войне с Тройственным альянсом, Парагвай потерял большинство своих земель, на которых произрастал мате. Аргентина лишь начинала наращивать производство, поэтому Бразилия по сути, полностью захватила рынок.

Однако уже к началу 20 столетия производство мате в Аргентине стало оживать, и отследить это можно в цифрах: в 1898 году провинция Миссионес производила 1 миллион килограмм мате. Спустя всего 31 год объем производства был увеличен в 20 раз. Этому способствовало не только рвение владельцев частных плантаций, но и реализация государственной программы, благодаря которой правительство Аргентины надеялось поставить отрасль на ноги. Результат был на лицо – провинция Миссионес вышла из кризиса, и стала заметно теснить на рынке бразильский мате, который завозился из регионов Парана, Мато Гроссо ду Сул, и других.

Хотя версия о том, что Бонплан был первым человеком после иезуитов, кто сумел прорастить семена мате, уже была озвучена, история говорит о том, что были и другие претенденты на это «открытие». И если Бонплан понял, что семена можно прорастить, отправив их в желудок к птицам, то Карлос Таис в 1895 году провел опыт, длительное время держа семена в воде. Благодаря этой водной процедуре, семена прорастали. Это открытие было сделано им в Буэнос-Айресе.

И, конечно, нельзя не отметить еще одну «первую» удачную попытку прорастить семя парагвайского падуба, которая принадлежит поселенцам колонии «Новая Германия», которая расположена в Парагвае, в 250 километрах от Асунсьона. По правде, эта попытка прорастить семя была лишь одной из многих, которая в результате увенчалась успехом. Было это в 1896 году, и заслуга всецело принадлежит Федерико Нейману, который уже в 1901 году смог собрать свой первый урожай. История «Новой Германии» – это попытка доказать превосходство арийской расы над евреями, к чему всецело стремился основатель колонии Бернхард Фестер, который являлся мужем сестры Фридриха Ницше. Именно она, уже после того, как ее великий брат сошел с ума, по всей вероятности, под влиянием идей мужа, «переписала» для нацистов идеи великого философа, которые стали для Третьего Рейха новой религией.

Удивительным является тот факт, что мате был выращен именно в этой колонии, так как она отнюдь не процветала. Разочаровавшись в своей идее, Бернхард Фестер в 1889 году попросту отравился. Колония до сих пор жива, а его лозунг о том, что «евреи являются паразитами на немецком теле», также пережил своего создателя. На сегодняшний день основным занятием в «Новой Германии», что справедливо, является выращивание мате. Говорят здесь в основном на языке гуарани, а немецкий помнят лишь потомки первых колонистов.

В 1903 году на территории Сан-Игнасио, в аргентинской провинции Миссионес, уже расцвела новая плантация (труды Бонплана не пропали даром). Производство мате возродилось, и уже, казалось, ничего не сможет помешать его росту. Но всё было не так-то просто. Лишь с 1911 года удалось расширить зону посадок, и производство пошло вверх.

Огромный подарок преподнесла Аргентине Бразилия, когда в 30-х годах 20 века решила сконцентрировать свое внимание на производстве кофе, как наиболее выгодном в коммерческом плане продукте.

К 1935 году площадь плантаций в Аргентине составляла около 66 тысяч гектар, и было принято решение впредь не расширять площадь посадки, однако в 1953 году этот запрет был снят.

Земли под выращивание мате в Аргентине в эти годы часто отдавались эмигрантам, которые заложили основы новой промышленности и компании которых сейчас известны любому ценителю мате. Но про компании и их основателей будет рассказано в главе про производство мате.

Потребление йербы за последние 10 лет серьезно выросло, он был одобрен соответствующими ведомствами в США и странах Евросоюза, хотя до сих пор по популярности мате серьезно уступает чаю, кофе и какао. Исключение составляют страны Латинской Америки, да Ближний Восток – такие страны как Сирия и Ливан являются крупнейшими импортерами мате.

Почему мате не достиг такой же популярности, как и другие напитки? Пожалуй, из-за того, что мате еще недостаточно разрекламирован. Ведь даже этот незамысловатый горький напиток можно сделать сладким и привлекательным. Таким, каким его любили аргентинские барышни в конце 19 – начале 20-х веков.