В круге четвертом

Поздно вечером уставший Степан задремал под бормотание диктора ТВ, но вынужден был проснуться с ощущением, что телефон трезвонит уже давно. Прошлепав босиком по навощенному и потому слегка скользкому паркету, поэт снял трубку телефона, стоявшего на письменном столе.

— Алло?

— Здравствуйте, товарищ Одиноков. Говорит директор гостиницы.

— Да-да, слушаю. Здравствуйте, — Степан с трудом подавил зевок.

— Прошу прощения, но я вынужден сообщить вам неприятную новость: у нас случилось авария в коммунальном снабжении гостиницы…

— И что?

— Не поймите меня правильно, то есть неправильно… В общем, у нас прорвало канализацию, и номера затапливают сточные воды… Это ужасно! Такого варварства у нас еще не было!

— Простите, но, судя по вашему тону, вы как будто жалуетесь мне… но я в некотором роде поэт, а не слесарь… Чем же я могу вам помочь?

— Ну, как же! Вы должны их утихомирить.

— Кого утихомирить?

— Ну, этих ваших с копьями.

— С копьями?

— И с мечами. Одним словом, воинов.

— Вы имеете в виду римских воинов?

— Римских или греческих, я в этом не разбираюсь, только они сломали все унитазы в своих номерах.

— В каком смысле сломали? — поэт не удержался и широко зевнул, аж за ушами щелкнуло, и на глаза навернулись слезы.

— Вывернули напрочь! Это настоящий вандализм!

— Но я-то, Господи, здесь причем?

— Дык, как же? Ведь вы у них за главного будете…

— Простите, но это ошибка. Я им не начальник. Я посторонний человек. А командиром у них центурион Тит Полюций Марон по прозвищу Галльский. Вот ему и жалуйтесь.

— Я бы пожаловался ему, этому Галльскому, да их никак не отличишь друг от друга. Все на одно лицо! Вы же знаете, униформа обезличивает человека. А они в эти своих доспехах…

— Он, кажется, один с бородой. По бороде узнаете.

— А вот этот, с бородой, как раз самый буйный у них. Товарищ Одиноков, вы бы поговорили с ними, усовестили бы их. А то ведь они всю гостиницу разнесут.

— А почему не вызовите полицию?

— У нас нет полиции.

— Вот, черт! Как же вы без полиции-то живете?

— Честным, порядочным гражданам не нужна полиция. Я вас умоляю, товарищ Одиноков…

— Хорошо, я поговорю с командиром, — согласился Степан, хотя понимал, что для центуриона он не авторитет.

Директор гостиницы рассыпался в превентивных благодарностях.

Степан надел куртку и вышел из номера. И сразу вступил в какую-то жижу серого цвета с черной продресью. В коридоре витал запах канализации. А под ногами, стало быть, текло оно самое — содержимое канализации. Идти пришлось возле стенки, там были участки, свободные от дерьма. Та же субстанция капала с потолка. Так что приходилось лавировать.

Степан шел на голоса, раздававшиеся в холле гостиницы. Это был могучий рев Полюция Марона и невнятный, слабосильный голос директора, который требовал прекратить безобразие вверенном ему, директору, общественном заведении. Центурион рычал, что проливал кровь в боях с германцами и потому имеет право на вознаграждение… На что директор ему вполне резонно отвечал: «Мы не посылали вас биться с германцами… и вообще, кто вы такие на нашу голову взялись?!»

Товарищ Одинокий спустился в холл, где застал удручающую картину. Расхристанный римский сотник хватал за грудки подчеркнуто официально одетого директора гостиницы.

— А! вот и Скиф явился, — гаркнул Марон. — Объясни этому варвару, что мои воины достойны награды.

— Успокойся, о доблестный воин, — обратился Степан к центуриону, в бороде которого застряли остатки вегетарианского ужина — какие-то шкурки из фруктового салата. — Никто не сомневается в вашем праве на вознаграждение, но для этого вовсе не обязательно корчевать унитазы. Надо было поставить вопрос в Совете Экзархов, и вам бы выделили золота в достаточном количестве.

Полюций Марон недоверчиво поглядел на Скифа, потом отпустил директора и спросил его:

— Это правда?

— Ну, разумеется, — подтвердил администратор, проглаживая ладонью смятый пиджак в районе груди. — Вам дадут золото в слитках, и столько, сколько вы сможете унести. А унитазы прошу вернуть. Сейчас приедет ремонтная бригада и начнет восстановительные работы.

К утру ремонтные работы в гостинице были завершены. И Степану даже удалось немного вздремнуть и, возможно даже выспаться, но его снова разбудили. На этот раз стучали в дверь. Хотя он вроде бы ее и не закрывал. Сонный, помятый, очумелый, в одних трусах и майке он открыл дверь. Да, она было не заперта. Просто стучавший был вежливым, хотя стучал довольно невежливо.

К удивлению Степана, это оказалась Фрея. Её изящную фигуру облегал комбинезон песочного цвета строгого покроя. Поэт сразу ощутил сильную неловкость, стесняясь своего помятого вида. Уж он знал, как выглядит по утрам, особенно с похмелья. Но сейчас он был трезв, как стеклышко и, если уважаемая Фрея подождет буквально одну минутку, он будет в полной боевой готовности.

Фрея прошла в комнату, а Степан заперся в душевой, включил прохладную воду и под колючими струями быстро дошел до нужной кондиции. Вытерся махровым полотенцем и по-солдатски быстро оделся в костюм, который предусмотрительно с собой прихватил.

Когда он вышел из душевой, на ходу вытирая голову все тем же полотенцем, Фрея стояла у стола, к нему спиной и смотрела в окно. В Степане проснулся мужчина, хотелось подойти к девушке сзади, обнять и поцеловать — сначала в щеку, потом — в мочку уха, шею, ощутить губами нежную кожу…

— Ну, вы готовы? — Фрея повернулась к нему лицом, своим прекрасным лицом. Или даже ликом!

Степана несколько смутил ее строгий тон. Но он сумел взять себя в руки и выказал себя джентльменом:

— Если вы не завтракали, то мы могли бы вместе…

— К сожалению, сейчас не время для романтических завтраков. Я уже сыта, а вы поедите на ходу…

— А что за спешка? — только сейчас Степан увидел, что Фрея не на шутку встревожена.

— Полчаса назад, — сказала девушка, — передали экстренное сообщение. Из темных просторов тундры к границам нашей страны движутся драурги. Это бывшие люди, лишенные всех тонких тел, обладают только астральной оболочкой. Драурги — особый вид нежити, не имеют собственного разума, руководствуются лишь инстинктом насыщения и бессмысленной жаждой убивать живое и мыслящее.

— Драурги? — Степан нахмурился. — Что за твари?

— Современный архетип зомби — неразумного, но целеустремлённого мертвеца-людоеда, действующего, как правило, большими группами.

— Зомби, о Господи! Только этого нам не хватало. То дерьмо, то зомби…

— В городе объявлена тревога. Совет экзархов созвал экстренное совещание. И не дожидаясь их решения, уже началась мобилизация боеспособного населения…

— Ну, дела!.. — Степан расчесал пятерней еще влажные волосы. — А вы раньше с ними сталкивались?

— Иногда к нам забредали отдельные особи, но их быстро удавалось нейтрализовать. Но такого массового нашествия еще не было.

— Вы сказали, «нейтрализовать»? Это как?

— Нейтрализовать — это значит уничтожить.

— Это трудно?

— Не то, чтобы легко, но у нас есть оружие, способное их уничтожить.

— Так, чем я могу вам помочь?

— Хотите слетать со мной на разведку?

— С превеликим удовольствием!

Они вышли из номера и быстрым шагом по коридору направились на выход. От вчерашнего говнопотопа не осталось ни следа, ни запаха, только аромат антисептика.

— На чём полетим? — поинтересовался Степан, когда они сбегали по лестнице, ведущей в холл гостиницы. — Если опять в вагончиках, то, на мой взгляд, это не очень маневренный транспорт для разведки.

— Конечно, для таких целей вагончики не подойдут, — согласилась Фрея. — Мы полетим на флаере — индивидуальном аппарате с ручным управлением.

— Всю жизнь мечтал полетать на флаере, — улыбнулся Степан.

— В твоем мире тоже есть флаеры?

— Нет, к сожалению. Есть самолеты, но это не то… а флаеры — только в фантастических книгах. Я смотрю, тут, у вас, действительно страна сбывшихся надежд и мечтаний.

Однако за флаером пришлось все же садиться в вагончики и лететь на окраину города, где находилось большое летное поле и стояли ангары. Как понял Степан из объяснений Фреи, аппараты с ручным управлением, как потенциально опасный вид транспорта, не допускаются в город. За городом летай, сколько хочешь, а в воздушном пространстве города — нельзя. Исключения сделаны только для специальных служб — медицинских и аварийных.

Фрею и Степана встретил человек в черном, специфически испачканном комбинезоне, по-видимому, механик. Для убедительности этой мысли человек вытирал руки ветошью. Он представился как Ипат Федорович и в самом деле оказался механиком.

Ипат Федорович помог выкатить из ангара двухместный, ярко-оранжевый аппарат, приплюснутой эллипсоидной формы без крыльев. Только сзади имелись что-то вроде ракетных стабилизаторов с двумя вертикальными килями.

Фрея опытным движением (как отметил Степан) откатила прозрачный фонарь кокпита и ловко запрыгнула на переднее сидение. Её спутнику пришлось занять заднее место пассажира. Хотя нет, в данном случае — не пассажира, а борт-стрелка. Для исполнения этой обязанности поэту вручили небольшое короткоствольное ружьё, стреляющее энергетическими зарядами.

— Хорошенько ознакомьтесь с оружием, — сказала Фрея своему спутнику, — от этого может зависеть наша с вами жизнь.

Степен со всей серьезностью отнесся к совету. При наставничестве Ипата Федоровича внимательно осмотрел оружие. Вместо магазина с патронами в гнездо на цевье ружья вставлялся мощный самоподзаряжающийся аккумулятор. К сожалению, — заметил мужчина, — при интенсивной стрельбе подзарядка идет медленнее, чем разрядка. Для этих случаев предусмотрена быстрая замена батареи. Разряженная батарея полностью восстанавливает свою мощность за 8-10 минут, смотря по состоянию атмосферы и её энергетической насыщенности.

На стенке плоской коробки с аккумулятором имелась индикаторная панелька, указывающая уровень заряда. Сейчас панелька горела ярко-синим цветом, что соответствовало полному заряду. При истощении заряда наполовину, — объяснил Ипат Федорович, — цветовая полоска уменьшится вдвое и будет гореть зеленым цветом. Если энергетический магазин почти опустошен, полоска станет еще уже и засветится оранжевым, а потом и красным. После чего стрельба станет невозможной. И нужно менять аккумулятор, либо дождаться самоподзарядки.

На корпусе оружия имеется также регулятор мощности в виде ползунка, который удобно передвигать пальцем. На минимальной отметке можно произвести 100 выстрелов. При этом убойная сила будет равняться примерно мощности пули сорок пятого калибра.

На отметке средней мощности заряд превращает в пепел объект массой до 70 кг. Соответственно число выстрелов уменьшается на треть. Максимальный заряд гарантированно уничтожает объекты в радиусе 10 метров с убыванием поражающего фактора до 15 метров. Таких выстрелов можно произвести только два.

Ипат Федорович пожелал разведчикам счастливого полета, Фрея включила двигатели, спрятанные где-то внутри аппарата, и флаер почти вертикально взлетел в алмазно-голубое небо. Полет был почти бесшумным и на редкость стабильным для представителя малой авиации. Поэтому ничто не мешало любоваться открывшимися просторами.

До самых дальних пределов чередовались поля и небольшие рощи. Лишь на самом горизонте туманно вырисовывался контур, по-видимому, другого города. Когда флаер набрал нужную высоту, примерно метров 500, Фрея включила автопилот и повернулась к Степану.

— Там есть рюкзак, — сказала она, — возьмите из него бутылку апельсинового сока и бутерброды. Это будет ваш завтрак.

Степан открыл широкий клапан рюкзака, достал сверток с бутербродами и высокую узкую бутылку с соком. На самом дне лежали с десяток аккумуляторных магазинов для ружья. Фрея указала, где их пристроить, чтобы были под рукой, — на боковые узкие полочки с бортиками.

Аккуратно разложив аккумуляторы по пять штук слева и справа своего сидения, Степан принялся за бутерброды с чем-то, напоминавшим жареные бананы.

— А кофе у вас случайно не найдется? Привычка, знаете ли, по утрам…

— Извините, Степа, я не догадалась. Кофе надо было спросить у Ипата Федоровича, он у нас кофеман известный.

То, что его назвали ласково Степой, мобилизованному поэту понравилось. Случайная это оговорка или… Впрочем, и оговорки неслучайны, как учил старик Фрейд.

Плато, над которым они летели уже полчаса, продолжился склоном, сплошь одетым кронами деревьев. Это были дикие неухоженные леса. Корявые изуродованные стволы становились все ниже и тоньше, пока не перешли в карликовые березки. Затем исчезли и они. Теперь флаер летел над сумрачной тундрой. Свет искусственного солнца сюда уже почти не доходил. И с каждым километром мрак вокруг сгущался. Стало холодно, кабину пришлось закрыть.

Вскоре в воздухе закружились первые снежинки. Снегопад перерос в метель, метель — в буран. Все это Степан уже проходил только в обратном порядке — из холода тундры в тепло Зембландии. Вихри трепали маленький аппарат все яростнее. Флаер еле тащился и слишком охотно клевал носом. Дальнейший полет становился опасным. Во всяком случае, на этой высоте.

Фрея это поняла и стала поднимать машину, в надежде найти попутное течение воздуха. Внизу холодный воздух засасывался в теплую область. Наверху же картина будет обратной, теплый воздух должен устремляться в холодную зону. Попутный эшелон отыскался на высоте полутора километров. Теперь они летели вровень со скоростью ветра, качка и броски совершенно прекратилась. Видимость однако, оставалась нулевой, словно в молочном киселе. Фрея вела аппарат по приборам. Даже мощный носовой прожектор не мог пробить эту мешанину снега и ветра.

Наконец грозовой фронт был пройден. Снег почти исчез и видимость улучшилась. Флаер постепенно снижался, унылая тундра стелилась под днищем. Справа смутно различалось в сумерках что-то, напоминающее кучку деревенских построек. Степан указал Фрее на эти постройки, спросил, что это такое? Фрея ответила, что не знает, возможно, какая-то деревня, скорее всего, заброшенная.

Девушка повела ручку управления вправо, аппарат наклонился на правый борт и стал описывать широкую дугу, они пролетели над домами, похожими на сараи и амбары. Нигде никого не было видно — ни людей, ни собак. Деревню опоясывал покосившийся забор, а местами лежащий на земле. Видно было, что деревню или ферму покинули давно.

Наряду с сараями высилась нечто, напоминавшее силосную башню, на вершине которой имелась смотровая площадка под навесом. Башня, очевидно, использовалась еще и в качестве дозорной.

Покружив над деревней, Фрея вернула летающую машину на прежний курс. И примерно через пару километров разведчики наконец увидели бредущих по тундре людей. Вернее, нелюдей. Это были драурги — тупые злобные мертвяки. Они ковыляли неспешно, но безостановочно. Группами по три-пять зомби, иногда больше. Однако этих групп было бесконечное множество.

На первый взгляд они походили на беженцев, волна за волной движущихся от опасности в безопасные районы. Но они не были беженцами, они были безжалостными убийцами.

Фрея замедлила скорость и снизилась, чтобы лучше рассмотреть, что они собой представляют. Свет фар флаера выхватывал из сумрака ужасные лица, обезображенные безумием, гниением, травмами, очевидно полученные в предыдущих набегах. Или, вероятно, драках между собой. Когда у них долго нет пищи, возможно, они жрут друг друга.

Судя по всему, у них нет вожаков, они идут тупой массой, хотя, не исключено, что ими движет стадный инстинкт.

Некоторые зомби поднимали головы и реагировали на пролетающий флаер злобными оскалами. Степан мельком подумал — не дай Бог, сейчас оказаться в гуще этих монстров.

От одной мысли о такой участи, холод ужаса продирал между лопатками. И тут, словно поэт разбудил лихо, случилась ужасная вещь. Фрея неосторожно спустилась до 10 метров. Несколько зомби вдруг подпрыгнули так высоко, что оказались вровень с низко летящим аппаратом. Одного зомби флаер сбил в лобовом столкновении, трое зомби промахнулись, а двое уцепились за стабилизаторы.

Центровка машины сразу оказалась нарушенной, флаер задрал нос и от этого резко потерял скорость. Двигатели взвыли на предельных оборотах, очевидно, Фрея пыталась увеличить тягу, но аппарат коснулся днищем земли, подпрыгнул, ударился боком. И сразу на него навалились со всех сторон драурги. Однако, к счастью, флаер по-прежнему мог двигаться. И он двигался по мерзлой земле, поросшей мхом, как глиссер по воде. Столкновения с драургами невозможно было избежать, ибо они были везде. Корпус аппарата содрогался от ежесекундных ударов о тела тварей. Кровь и мясо ошметками разлетались по сторонам. Некоторые уцепившиеся зомби срывались со стабилизаторов, некоторые упорно держались, пытаясь прогрызть или сломать пластиковый колпак кабины. Пока это им было не под силу.

Степана бросало в кресле во все стороны, словно ковбоя, решившего укротить норовистого быка. Это было родэо еще то. Несколько раз он ударялся головой о колпак и довольно болезненно грудью и плечами. С трудом он сумел пристегнуться и найти ружье, валявшееся под ногами. Прямо перед лицом Степана виднелась морда зомби, пытавшегося зубами прогрызть прозрачный колпак, но зубы соскальзывали, и укуса не получалось. От злости монстр выл и бился головой, колпак оказался крепче, а голова монстра сильно сплющилась и вывалился один глаз.

Тут ему на помощь пришли еще два монстра, гораздо крупнее. Это были гориллообразные особи с длинными клыками. Саблезубые монстры сумели поцарапать колпак, а потом и воткнуть клыки в поддавшийся пластик. Клыки дымились, вернее это дымилась слюна, вытекавшая из их пастей. И под действием этой слюны, очевидно представлявшей собой концентрированную кислоту, пластик плавился.

Это походило на кошмарное сновидение, и хотелось проснуться в теплой гостиничной постели, но, увы, все происходило наяву. Степан горько пожалел, что полез в эту авантюрную разведку. Но ему стало стыдно перед девушкой, которая мужественно держалась из последних сил. Мало того, ведет машину с поразительным мастерством в совершенно нереальных условиях.

— Фрея! — крикнул Степан, — поднимай самолет!

— Не могу! Движки не тянут. Надо сбросить лишнюю обузу…

Под мощными челюстями одного из гориллобразных пластик проломился. И стал кусками отваливаться, его ломали грубые пальцы. В кабину сейчас же ворвался ледяной вихрь и зловонье, исходившее от тварей. Монстр сунулся в кабину, и тогда Степан выстрелил прямо в открытую пасть. Вспышка ослепила, но только на секунду. Поэт успел ужаснуться, он не знал, на какую мощность было настроено ружье. Если на полную, то все бы превратилось в пепел — и флаер и монстры. К счастью, регулятор мощности был установлен на минимальный разряд. Голову монстра разнесло в осколки, клочья и брызги. Безголовое тело упало и исчезло в вихре. Когда в дыру сунулся другой зомби, его ждала та же участь. Вспышка — и косматая башка разлетелась, как лопнувшая бутылка, в которую попала пуля сорок пятого калибра.

Флаер, избавившийся сразу от двух огромных тел, тотчас рванулся вверх, но на высоте пяти метров столкнулся с прыгуном и один из стабилизаторов обломился. Видимо, он треснул еще при ударе о землю и сейчас это столкновение доконало треснувшую плоскость. Летящая машина сейчас же стала заваливаться, и вот флаер перевернулся. Но летчица сумела вернуть аппарат в исходную позицию. И, уменьшив с одной стороны тягу одного двигателя и увеличив мощность другого, сумела компенсировать дисбаланс и постепенно набрала спасительную высоту. Медленно, очень медленно флаер полетел обратно в сторону города. Неужели мы чудом вырвались, подумал Степан и опять же себя обругал, потому что флаер снова стал терять устойчивость и все норовил перевернуться брюхом кверху. В принципе, наверное, можно было лететь и брюхом кверху. Но, очевидно, повреждения аппарата были столь сильны, что он еле тянул. Даже неопытному глазу было очевидно, что долго воздушной машине не продержаться.

— Придется садиться! — сообщила Фрея не очень радостную весть.

— Давай в деревню, — подсказал Степан, — может, там укроемся!

Флаер сделал маневр поворота, закачался, словно лодка под ударами волн. Двигатели работали не стабильно, то взревывали, то затухали. И тогда авиетка падала и вновь взлетала так, как летает воробей. Наконец показались строения и быстро стали приближаться. Однако до деревни они все-таки не дотянули. Флаер вдруг задымил и резко пошел на снижение.

Фрея жестковато посадила раздолбанную авиетку у самого подножья холма, на вершине которого находилось селение. Удар отдался в позвоночник, и в шее стрельнуло болью. Но, в общем, без особых последствий. Морщась от боли, Степан собрал на полу разбросанные аккумуляторы для ружья, запихнул их в рюкзак. Фрея подняла колпак, и они выпрыгнули из машины на твердую землю.