Мужчины? А зачем они?
«Здравствуйте, и раз уж я цыпочка, то вы, наверное, Weiber, и в таком случае, думаю, у нас найдутся общие темы для разговора!» Я приступаю к интервью с Катей фон дер Бей, чья уверенность в себе поражает. Weiber – это старое немецкое слово со слегка уничижительным оттенком, означающее «женщина». Например, кумушка из одноименной комедии Мариво (1741 год) вполне могла бы быть Weiber, с той только разницей, что жила она по другую сторону Рейна. Но вернемся к Кате. За исключением морщин вдоль подбородка, которых, к счастью, у нее пока нет, она до странного похожа на Ангелу Меркель: та же стрижка, тот же фасон костюма яркого цвета и никаких драгоценностей, кроме нитки жемчуга на шее.
Она возглавляет дирекцию удивительного кооператива, расположенного в самом центре Берлина: Weiberwirtschaft, кооператива кумушек. «Мы часто используем в разговоре это слово. Да, мы женщины, тетки, кумушки. Разве то, как нас называют, может иметь какое-то значение! Главное, у нас есть потенциал, мы сильные и независимые». Может быть, женщины самопровозгласили себя птицами во имя того, чтобы полностью раскрыть себя и самоутвердиться?
Мне повезло, я оказалась в настоящем гнезде цыпочек! Гигантском гнезде. Семь тысяч квадратных метров и три задних двора, расположенных анфиладой: до воссоединения за высокими красно-желтыми кирпичными стенами скрывался завод по производству косметики. Помада и тени для век для всех товарищей женского пола коммунистического блока. Несмотря на пресловутые легкомысленность и отсутствие здравого смысла, немецкие Weiber вряд ли могли бы найти лучшее место, чтобы бросить вызов всему миру: создать самый большой в Европе кооператив, на сто процентов состоящий из предприятий, возглавляемых женщинами. «В начале девяностых царила атмосфера вседозволенности, но женщины очень быстро поняли, что именно мужчины играют в “Монополию” в этом городе! И если мы сами не начнем действовать, мы опять окажемся вне игры».
Все началось с того, что кооператив выкупил помещение на Анкламерштрассе и под руководством женщины-архитектора начал перестройку огромного здания. «На стройплощадке были, разумеется, и мужчины, но мы главным образом работали с компаниями, возглавляемыми женщинами». Стоимость восстановительных работ обошлась в 18,6 миллиона евро, часть этой суммы покрыли банковские кредиты, а другая часть – финансовая помощь федеральных властей, которая была оказана после воссоединения. Кооператив находится в центре нового Берлина, в сотне метров от заброшенной территории, заросшей сорняками. Далее к северу пространство расширяется и преобразуется в парк, где модная молодежь и семьи крупной местной буржуазии проводят по воскресеньям время: гуляют по блошиному рынку и качаются на качелях для взрослых, взлетая с развевающимися на ветру волосами над демаркационной линией бывшей Стены. Это Мауэр-парк, в названии которого («Парк возле Стены») очень хорошо отражены реалии тех лет. Вообще, этот парк с его лысыми лужайками, на которых можно разводить костры и жарить мясо, с его граффити, с его дизайнерами и бродячими бразильскими парикмахерами (пять евро за импровизированную стрижку под кронами деревьев, как на пляже Копакабана!), с его акробатами, с его дилерами и панками, взрослыми детьми и их отпрысками, с гигантским караоке на открытом воздухе, которое организует один ирландец (летом по будним дням – сотни зрителей, а по выходным – тысячи), является воплощением подлинного духа города.
В Weiberwirtschaft (произносится «Вейбервиртшафт») всегда деловая атмосфера, работа кипит. Кооператив объединяет 70 предприятий, созданных и возглавляемых женщинами. Это адвокаты, финансовые советники, женщины, занятые в киноиндустрии… у одной из них фирма по вставке стекол, есть девушка – агент диджеев, а на первом этаже первого двора – автошкола…
О боже, что я вижу? Неужели это мужчина? Никаких сомнений: длиннющая лохматая борода, как у музыкантов американской рок-группы ZZ Top, и лысый череп, как у Коджака, героя одноименного американского детективного сериала. Он раскладывает туристические справочники в большом книжном магазине, выходящем на улицу. Объяснения Кати фон дер Бей: «Да, все руководители здесь женщины, но это не мешает им нанимать в качестве служащих мужчин!» Она порозовела от гордости, произнося эти слова.
Солвей Хершель – владелица книжного магазина и полная противоположность Кате. Пятидесятилетняя скромная и тихая женщина с ямочками на щеках, при взгляде на которую я сразу же вспомнила добрых фей из «Спящей красавицы» Уолта Диснея. В момент воссоединения она оказалась без мужа и без работы, с двумя детьми подросткового возраста на руках. Она решилась постучать в дверь «Вейбера», чтобы создать свое дело: в самом начале пути раскладывала книги на единственной этажерке («Максимум метр книг на стеллаже из ИКЕА», – уточняет Катя). Фрау Хершель, стоящая за прилавком, минимизирует успех: «Столько всего приходится пережить, прежде чем начнешь зарабатывать. Настоящая авантюра! Да и сейчас нелегко. Арендную плату за нас никто платить не будет!»
Однако члены кооператива пользуются льготными тарифами: те, кто начинает свое дело, получают в первые полгода скидку на аренду помещения в размере 50 процентов, в следующие полгода скидка уменьшается до 25 процентов, скидки действуют в течение первого года работы. И все это, несмотря на то что недвижимость в Берлине дешевле, чем где бы то ни было в Европе. Если захотеть, можно отыскать небольшой офис за 230 евро (120 евро вначале), а помещение под мастерскую, ателье и т. д. в 80 квадратных метров обойдется в тысячу евро. Хотя «отыскать» это не совсем верное слово, так как очередь в листе ожидания длинная. «Не найдешь ничего подходящего раньше, чем через несколько месяцев», – говорит Катя извиняющимся тоном. Она ведет меня в глубь последнего двора, мы проходим через узкий проем двери, спускаемся по низенькой лестнице, опять дверь, затем садик, поросший высокой травой, и Катя, махнув рукой, показывает мне два маленьких темных помещения: «Даже здесь все занято». На обратном пути мы решили заглянуть в детский сад. Шестьдесят девять детишек остаются здесь на полный рабочий день. Я поймала себя на мысли, что мечтаю о яслях, работающих далеко за полночь… А не снять ли мне здесь офис? «Женщинам, сотрудничающим с нами, гарантировано место в детском саду для ребенка. Но большинство из них отдают своих отпрысков в детские учреждения поблизости от дома, и в таком случае папы тоже принимают участие в их воспитании!» А действительно! В этом есть свой резон, подумала я и отказалась от этой затеи.
Семья или карьера – вечный корнелиевский выбор немецких женщин. Хотя в Берлине ситуация складывается лучше, чем в любом другом городе, поскольку восточногерманская модель семьи, когда оба родителя работали, оставила свой отпечаток: в городе нет недостатка в яслях и других детских учреждениях. И тот факт, что женщина через несколько месяцев после родов отправляется на работу, уже не вызывает такого нескрываемого возмущения (во всяком случае, в меньшей степени, чем в других метрополиях страны). Количество работающих женщин в Берлине достигает 69,8 процента (64 процента в масштабах страны), и 57 процентов из них обременены семьей и детьми. «Когда я забеременела вторым ребенком, я решила положиться на собственные силы и не обращалась в кадровое агентство, – рассказывает одна из женщин кооператива. – Не хочу сказать, что мне было легко, но теперь, по крайней мере, я организую свой рабочий день так, как захочу». В целом можно сказать, что Берлин – это город независимых предпринимателей. И, кстати говоря, там, где я живу, на каждом этаже есть кто-то, кто работает на дому.
Катя фон дер Бей хорошо изучила этот феномен. Она приветствует предпринимательский дух, но предупреждает, что в этой сфере, как и в других, равноправия полов не существует. «Женщинам сложнее получить кредит, поскольку у них меньше собственных капиталов. Их в большей степени привлекают профессии, связанные с культурой, социологией. А в Германии система оказания помощи при создании новых предприятий нацелена в основном на промышленный сектор. Они также старше мужчин, когда принимают решение открыть свое собственное дело, и часто это бывает уже после того, как у них появились дети, хотя государством поощряются главным образом молодые и активные люди. Женщинам приходится пробиваться сквозь препоны существующих инстанций и структур, и часто они в одиночестве борются за свою идею». Вот, оказывается, почему «Вейбер» не снижает, а только набирает обороты на протяжении многих лет.
На заднем дворе Анкламерштрассе создали дружественное пространство, нечто вроде сети взаимопомощи. «У меня теперь есть коллеги, мы вместе обедаем, устраиваем паузы с чашкой чая на общей кухне», – объясняет мне компьютерный графист, которая наслаждается солнышком на открытой террасе четвертого этажа. И в то время как я беседую с ней, с Катей, с Солвей из книжного магазина и многими другими, у меня в голове сами собой прокручиваются кадры из фильмов о первооткрывателях Нового Света на пути к его завоеванию. Эти женщины обладают несгибаемой волей, и, кажется, они никогда не сомневаются в своих силах. Без мужской поддержки они чувствуют себя сильнее. Стоя обеими ногами на земле (предприятия, возглавляемые женщинами, начинают не так стремительно, но зато их век не такой короткий, и они лучше адаптируются к кризисам, свидетельствуют статистические данные немецкой Федерации малых и средних предприятий), немецкие женщины и в наше время остаются Tümmerfrauen, то есть «женщинами руин» – так называли вдов и жен военнопленных, которые без посторонней помощи разобрали по кирпичику, а потом заново построили город.
«Да, “женщины руин” – руин после бомбардировок или руин, которые появляются в результате экономических потрясений, таких как воссоединение или финансовый кризис. В конце концов, это одно и то же. Чтобы преодолеть все это, нужно иметь чертовски сильный характер. Сегодняшние женщины Берлина, даже если они родились не здесь, а в любом другом городе мира, например в Кёльне, как я, или в Ливерпуле, Буэнос-Айресе, в Барселоне или Дублине, как многие вновь прибывшие, являются наследницами этой силы духа. И раз уж они сделали этот шаг и оказались здесь, они должны, сознательно или неосознанно, взвалить на свои плечи эту ношу, проникнуться этим духом».
«Нам не нужны мужчины!» – провозглашает берлинка, бунтарка, красавица, такая женственная и такая сильная.
У Силке склонность к математике
Проработав шестнадцать лет на одном и том же предприятии, Силке вполне могла надеяться, что наконец покинет серьезный пост в управлении кадров и получит повышение. И когда представился случай, она приняла решение участвовать в конкурсе на замещение вакантной должности главы берлинского филиала. Пятидесятилетняя дама с внешностью солидной матроны, Силке не только обладала личными качествами руководителя, но и имела все законные основания для этого. Однако не тут-то было! Должность досталась ее коллеге, мужчине, «компетентному, но проработавшему меньше, чем я», – объясняет Силке.
Энергичная блондинка и не думала отступать. «Я просмотрела статистические данные фирмы и поняла, что открыла ящик Пандоры: две третьи сотрудников были женщинами, но в руководстве не было ни одной из них. Двадцать семь начальников, и все мужчины!» При поддержке своего мужа-адвоката Силке подала иск в суд, выдвигая обвинения в дискриминации по половому признаку. «Все произошедшее со мной – не случайность, но это требовалось доказать».
Спасение принесла математика! Силке Кюне наняла специалиста по теории вероятностей, и в результате подсчетов довольно неглупого парня выяснилось, что, если принять во внимание количество женщин, работающих на предприятии, то хотя бы одна из них имела 99,9 шанса из ста оказаться в числе руководителей. Но такого ни разу не произошло… Что касается судьи, то ему не пришлось решать уравнение со многими неизвестными, и его даже не заинтересовали математические выкладки, представленные в качестве аргументов Силке и ее мужем, – он вынес решение в пользу истицы, признав, что дискриминация по половому признаку действительно имела место, и Силке получила 48 тысяч евро в качестве компенсации за понесенный моральный ущерб и утрату дохода.
«На меня оказывалось огромное давление, я была сломлена, деморализована. И я выдержала, исключительно благодаря поддержке моих берлинских коллег. Но в головном офисе в Мюнхене для меня началась настоящая каторга, которая продолжается и по сей день». Силке все еще надеется возглавить филиал. И хотя она получила прибавку к зарплате, а ее административные функции расширились, ей так и не удалось добраться до самого верха властной иерархии. Она также признает, что это долгое сражение, требующее полной самоотдачи, стало возможным благодаря тому, что ей не пришлось оплачивать услуги адвоката. «Я бы стала нищей и, как многие другие женщины, сказала бы себе: “Зачем мне все это нужно?”».
В Германии только 5,9 процента женщин занимают руководящие посты (и эта цифра снижается до 2,5 процента на двухстах самых крупных предприятиях). Работающие женщины в среднем получают на 23 процента меньше, чем их коллеги-мужчины. И, несмотря на то что во главе страны стоит Ангела Меркель, закон, устанавливающий квоту для женщин, входящих в число руководителей, так до сих пор и не принят. В этом смысле Германия является худшим из учеников в классе европейских стран. «Надеюсь, мой пример поможет восстановить справедливость, – вздыхает Силке Кюне. – В конце концов, я тоже вписала свою страницу в историю женщин этой страны. А это дорогого стоит!»
У этой пятидесятилетней дамы, «представляющей угрозу для общества» и оказавшейся внезапно не у дел, теперь появилось время активнее включиться в борьбу. Она вступила в Ассоциацию женщин, занимающихся бизнесом. Каждый год активистки ведут на своих компьютерах подсчеты, определяя дату Equal Pay Day («День равной зарплаты»); как правило, она выпадает на конец марта: в этот день суммарная заработная плата работающей женщины сравняется с суммарной зарплатой, полученной за прошлый год мужчиной. Например, чтобы получить столько же, сколько и ее коллега-мужчина в 2009 году, немецкая женщина должна работать до 26 марта 2010 года.
Королева цыпочек
Эта цыпочка, небрежно одетая, в туфлях без каблуков и с неустойчивой походкой, сама себе прокладывала путь. Ее не выделишь из толпы других берлинок, и живет она вместе со своим мужем в центре столицы. У нее нет детей – когда-то, как и большая часть образованных женщин, она сделала выбор в пользу карьеры. Она любит рулеты с мясом из капусты и жаренные на гриле колбаски, любит кататься на лодке по Бранденбургским озерам и истекает потом, забыв обо всем на свете, в деревянной сауне. На футбольных матчах она кричит что есть сил и иногда употребляет выражения юности, еще тех времен, когда она жила в Восточной Германии (например, она говорит не «супермаркет», а «зал покупок»). Когда она улыбается, складки вдоль рта исчезают, и она становится похожей на задорную девчонку. Она и была девчонкой-сорванцом в самом начале жизненного пути. В то время она ничего собой не представляла и была одной из многих. Но неблагодарная серая мышка из Бранденбурга ничего не боялась и самостоятельно решала все свои проблемы, щелкая их как орешки. Она сама, без посторонней помощи, пробивала себе дорогу и часто шла наперекор общепринятому мнению. Нет, о таких, как она, не мечтают, она не поведет за собой толпу – это обычная женщина без большой харизмы, но, говорят, она верный друг и настолько откровенна, что на ее лице можно прочесть все, что она хотела бы скрыть. Ее зовут Ангела Меркель, и, начиная с 2005 года, она руководит страной. Можно не соглашаться с ее программой или ее идеями, можно не любить ее министров, но никто не скажет, что она не олицетворяет собой Берлин.
И еще о квотах…
В крошечном офисе Партии зеленых на Дрезденрштрассе судачат вполголоса: «Женщина в Государственной канцелярии? Ну, что же, это хороший признак… Но мы не должны дожидаться, когда пост канцлера займет Ангела Меркель, чтобы проявлять активность!» Аню Кофбингер, которая руководит всей работой в бюро, расположенном в самом центре этого народного квартала, можно с полным основанием отнести к племени кумушек. Пятидесятилетняя брюнетка буквально применяет на практике правило: «Бог помогает тем, кто сам себе помогает». В ее маленьком офисе борца за права женщин (а заодно и лесбиянок), заваленном разноцветными листовками, работают исключительно женщины. Случайность? Партия зеленых придерживается политики квот, разработанной много лет назад. А в результате в Берлинском парламенте – что-то вроде городского совета, но только с бо́льшими полномочиями, поскольку столица имеет статус федерального региона, – среди депутатов от Партии зеленых 60,9 процента – женщины. И в целом можно сказать, что для большинства жительниц Берлина политика – это возможность самореализации. Единственная трудность, с которой они сталкиваются, это выбор, который им предстоит сделать между федеральными структурами (Бундестагом, министерствами, ets), администрацией города и мэриями округов. Три уровня политической жизни, для которых многие партии разработали правила строго паритета при занесении лиц в списки кандидатов.
В Бундестаге женщины составляют 32,8 процента от общего количества избранных, в Берлинском парламенте их 39,6 процента и 38 процентов – в округах.
С женщинами в коридорах власти сталкиваешься часто, вы даже искренне удивитесь, если вам вдруг попадется мужчина, когда вы обратитесь в какое-либо министерство или администрацию города (в Красную мэрию, как здесь говорят, потому что она находится в импозантном кирпичном здании, над которым возвышается пурпурная дозорная башня). Для персонала мэрии это особенно характерно, потому что начиная с 2002 года Берлин руководствуется принципом гендерного мейнстрима, открывающим женщинам доступ к должностям в сфере управления городом, что и позволяет добиться паритета. Среди заместителей мэров насчитывается такое же количество женщин, как и мужчин. И это правило действует на всех ступеньках иерархической лестницы. А вот еще один странный термин – гендерный бюджет. Это типично берлинская инновация. И Берлин – единственный город в Германии, где предусмотрено распределение по половому признаку (на мужчин и женщин) при формировании бюджетной политики. Короче говоря, город таким образом выстраивает свою политику, чтобы преимущества и льготы предоставлялись обеим группам населения. Например, знаете ли вы, что выделение денег из бюджета на ремонт дорог является поощрительной акцией для мужчин, потому что они в основном и ездят на машинах? Но зато Берлин увеличивает ассигнования на общественный транспорт и библиотеки, куда женщины ходят чаще мужчин, и т. д. А когда в Берлине решили провести ремонт тюрем (заключенные в основном мужчины), то одновременно увеличили размеры социальной помощи семьям. Это смелый и выстраданный проект, который требует количественной оценки всех аспектов городской жизни, но здесь никто даже и не пытается подвергнуть его сомнению.
Бдительные стражи свободы
Среди жительниц Берлина, бунтовщиц в душе, насчитывается немало диссиденток, боровшихся с восточнонемецким режимом. Они с лихвой заплатили за свою жажду свободы годами, проведенными в тюрьмах, и глубокими психологическими травмами. Спустя двадцать лет, в современном объединенном Берлине, они продолжают оставаться непримиримыми и бдительными защитниками прав человека, в то время как мужчины – их товарищи по борьбе – почти все исчезли с подмостков общественной сцены. Бдительными, вовлеченными в борьбу и свободными. И так будет всегда. Не родилось еще человека, который бы заставил их замолчать.
Татьяна Штернберг, по волнам памяти
«Я тебе приготовлю капучино, чтобы ты согрелась, настоящий, хороший…» Татьяна Штернберг легко переходит на «ты». Она усвоила эту привычку, когда в юности жила в ГДР. Среди товарищей все говорили друг другу «ты». Но капучино, «настоящий, хороший», – это воспоминания об Антонио, ее итальянском возлюбленном, человеке, ради которого она три года провела в восточнонемецких застенках. Просто потому, что хотела воссоединиться с ним по другую сторону Стены, на Западе. Накануне великого бегства влюбленные были арестованы.
После дымящегося капучино мне вручили пару длинных носков, толстых и пушистых, «чтобы ты не простудилась». Свои туфли я оставила в прихожей ее маленькой квартирки, расположенной в квартале Шарлоттенбург, на западе города. Уютная нора, забитая подушками, плюшевыми игрушками, пледами, толстыми паласами. Уют и еще раз уют… Татьяна так в нем нуждается. После ареста прошло уже сорок лет, но боль все еще не отпустила ее. В своей квартире она сняла все двери: «Боюсь всяких задвижек, запоров».
Каждый день шестидесятилетняя женщина долго сидит в свете лампы, которая должна поднять ее моральный дух. Светотерапия как средство от кошмара прошлого. Ведь Татьяна ничего не забыла, ни имена, ни даты, включая номера домов. И когда она начинает говорить, она не может остановиться. Иногда она листает толстый фиолетовый альбом, досье, которое Штази собирало на нее и которое у нее всегда под рукой. «В первый раз, когда я увидела эти страницы, у меня началась рвота». Сегодня ей известно, что это нормальная реакция. Она организовала кружок помощи жертвам политических репрессий. Она их учит, в частности, как нужно реагировать, когда узнаешь имена тех, кто за ними шпионил. В ее случае доносчиками были знакомые из ее ближайшего окружения. Целых двенадцать человек, следивших днем и ночью за маленькой симпатичной женщиной. Теперь ей потребовалась чашка капучино с шапкой пены сверху. Как набитая опилками тряпичная кукла с восковым цветом лица, она вяло поднялась с продавленного канапе и медленно побрела на кухню. Прежде чем проследовать за ней, я окинула взглядом фотографии в ее альбоме. Вот Татьяна в возрасте 21 года, короткая стрижка, завитые светлые волосы, сдвинутый набок цилиндр, жизнерадостное лицо девчонки, перед которой открывается весь мир. Она стоит позади органа в позе la Марлен Дитрих. В то время она работала официанткой в ресторане большого отеля на Александер-платц. Там-то она и встретила Антонио. Возлюбленный в конце концов стал ее мужем – после того, как они освободились из тюрьмы. После воссоединения Германии они развелись.
Дымится кофемашина. Татьяна смотрит на меня глазами, в которых затаились грусть и вызов: «Он никогда не видел своих документов, он просто не хотел этого и сказал, что нужно поставить жирную точку на черном прошлом, чтобы продолжать жить. Но я постоянно возвращалась к тем годам, я не могла иначе». Недавно она познакомилась с таким же борцом за свободу, как она. Теперь они живут вместе. «У всех двенадцати шпионов, следивших за мной, есть работа. Следователь, который меня допрашивал в Штази, теперь адвокат! У тюремного врача, закармливавшего меня нейролептиками, собственный кабинет». Она не требует возмездия, не собирается начинать судебные процессы и даже не хочет пригвоздить «этих тварей» к позорному столбу Истории. «Я не хочу, чтобы закрыли его медицинский кабинет, но, по крайней мере, люди должны знать, чем он занимался в прошлом».
Погруженная в воспоминания, несломленная активистка, Татьяна всегда присоединяется к таким же, как она, жертвам Штази, если речь идет, например, о сохранении тюрьмы («памятном месте», по ее словам), о выплате возмещений или статусе бывших узников, она выступает перед школьниками, дает интервью в прессе. Маленькая женщина в свитерах из ангоры пастельных тонов, с голубыми тенями на веках и помадой цвета фуксии, она сгибается под тяжестью альбомов, афиш и документов, составляющих ее передвижную мини-экспозицию и имеющих непосредственное отношение к ее собственной истории (у нее даже сохранился ключ от камеры, в которой она сидела).
Было уже очень поздно, когда я вышла от Татьяны. Ледяной ветер насквозь продувал Кантштрассе, но я не сразу спустилась в метро. Моросил дождь, и я еще долго шла по улице…
Инес Гайпель. Забег продолжается
Из своего прошлого знаменитой спортсменки, входившей в национальную сборную ГДР, Инес Гайпель вынесла два качества: неуживчивость и выносливость. А из последующих за триумфом лет, когда беговые кроссовки отправились на постоянное хранение в шкаф и началась депрессия, она вынесла печальный взгляд и грустные интонации в голосе. К счастью, она согласилась дать мне интервью в одном симпатичном ресторанчике на Бергманнштрассе.
Чтобы как-то ее разговорить, мы начали с бокала кьянти. Перед взором Инес проплывают не только клетчатые скатерти на столах маленькой траттории. 42,20 секунды. В 1984 году Инес Гайпель (в те времена 24-летняя Инес Шмидт) и три ее подруги по команде SC Motor Iena установили мировой рекорд в эстафете 4 × 100 в клубных соревнованиях. Такое еще никому не удавалось! Инес нервничает, когда рассказывает об этом. Ее длинные пальцы постукивают по краю стола: вот уже на протяжении многих лет она борется за то, чтобы ее имя вычеркнули из списка рекордсменов. Но ее просьба до сих пор не признана законной Федерацией легкой атлетики Германии. «Сейчас они просто заменили мою фамилию звездочкой (*), но я хочу, чтобы вообще все было уничтожено. Это был ложный, фальшивый рекорд, и поэтому он не имеет права на существование». Часто в телеинтервью у нее спрашивают, обращалась ли она с этой просьбой к своим подругам. По мнению Инес, об этом не может быть и речи. «Меня представляют как рупор бывших спортсменов ГДР, употреблявших допинг. Но на самом деле это личное дело каждого. Я же это делаю, чтобы жить в мире со своей совестью, чтобы предупредить молодых о тяжелых последствиях употребления допинга. Но в любом случае нам, представителям моего поколения, ничего другого не оставалось».
Беседа продолжается, и я упрашиваю Инес рассказать о ее собственном жизненном пути, о судьбе, достойной киносериала. С самого детства в нее заложили программу, выковывающую олимпийскую чемпионку. Ее открыли в 14 лет, и с этого момента начали закармливать стероидами, не дожидаясь окончания подросткового возраста. «Нам говорили, что это витамины. Живя одной командой, повинуясь одному лишь взгляду тренеров и врачей, мы и подумать не могли о том, чтобы задавать какие-то вопросы». И вот Инес с волосатыми ногами и квадратными плечами прибывает в тренировочный лагерь восточнонемецких легкоатлетов за несколько месяцев до начала Олимпийских игр 1984 года в Лос-Анджелесе. «Чтобы мы прошли климатическую адаптацию, тренировки проходили в Мексике. Вскоре у меня возникли отношения с одним спортсменом из клуба, который нас принимал. Он также был отобран для участия в Олимпиаде. Мы разработали план – решили встретиться в Олимпийской деревне и уже оттуда организовать мое исчезновение. Короче говоря, я хотела воспользоваться Играми, чтобы перебраться на Запад. Но политическая полиция ГДР не дремала и раскрыла наши замыслы». В деле Инес не указано, что она изменила Родине, но, когда несколько недель спустя она оказалась на операционном столе по поводу банального аппендицита, сверху поступил беспощадный приказ: красными чернилами в медицинской карте было дано указание хирургу: «Искромсать абдоминальные мышцы».
Беглым и стыдливым жестом она проводит пальцем по шраму, еще и сегодня пересекающему ее живот слева направо. Прощай надежда на триумф в Олимпийских играх! И не суждено сбыться прекрасной истории любви с мексиканцем! «Я еще долго себя спрашивала, как могло произойти, чтобы врачи допустили столько ошибок в довольно простой операции. Я это поняла только после воссоединения. Ирония судьбы заключается в том, что наша делегация так и не приняла участия в Олимпийских играх, бойкотируемых коммунистическим блоком…»
С разбитым телом, но не сломленной душой, Инес не отказалась от своих идей. В 1989-м, будучи студенткой факультета германистики в университете Йены, она организовала манифестацию в поддержку жертв китайских репрессий на площади Тяньаньмэнь. Люди из Штази добавили еще несколько листов к ее досье. Казалось бы, падение Стены и воссоединение должны были принести покой и умиротворение. Но, наоборот, пребывая в депрессии, Инес годы прожила в тоске и муках. Полагают, что не только Инес Гайпель, но и десять тысяч восточнонемецких спортсменов, сами того не зная, массированно принимали допинг в период между 1968 и 1989 годами. С тех пор четверть из них страдает онкологическими заболеваниями, у 92 процентов проблемы с костной тканью, а у половины женщин гинекологические заболевания вплоть до бесплодия. И ко всему этому прибавляются тяжелейшие психологические проблемы: треть из них пытались покончить жизнь самоубийством. Инес тоже прошла через это. Спасли ее театр и писательство. Сегодня она профессор драматического искусства, специалист по немецкой поэзии. Получив в качестве жертвы политического режима ГДР 10 тысяч евро возмещения, она отдала их ребенку-инвалиду. «Сын спортсменки, также принимавшей допинг. Следующее поколение не рассматривают как жертв режима, однако среди них в десять раз больше инвалидов, чем среди остальной части населения».
В 2008 году, за два месяца до открытия Олимпийских игр в Пекине, Инес опубликовала памфлет под названием No Limit («Безграничность»), разоблачивший тайны современного спорта, разъедаемого допингом. В Китае не оценили ее творчества, и она больше не имеет права ступить ногой на китайскую территорию. Высокая красавица Инес отныне персона нон грата. Но ее это только веселит, и она продолжает рассказывать своим хрипловатым голосом («маскулинизация в результате приема стероидов начинается именно с этого») о том, что ей пришлось пережить в ГДР и что она обнаружила, когда проводила исследования в Китае: «Они отстают от нас на три десятилетия, а методы подготовки спортсменов все те же».
Бюст Веры Ленгсфельд
Вера Ленгсфельд назначила свидание нескольким своим верным последователям в одном из кафе бывшего Восточного Берлина. ГДР остается ее родиной. И даже если она была одной из самых известных диссиденток, это ничего не меняет в ее привязанности к той части Германии, где она выросла. Кафе Sibylle на Карл-Маркс-аллее – идеальное место для таких, как она, – для тех, кто не испытывает ностальгии, но любит воспоминания.
В молочном баре ничего не изменилось, тот же декор, но на недавно покрашенных стенах в некоторых местах появились фрески, относящиеся к ушедшей эпохе. Я тоже люблю кафе Sibylle, здесь всегда малолюдно, скромный интерьер, но во всем ощущается атмосфера подлинности, не имеющая – внимание! – ничего общего с показухой отдельных заведений, где с целью привлечения посетителей и туристов расклеивают на стенах пропагандистские афишки тех лет, вывешивают портреты Хонеккера и продают открытки с красными звездами. В Sibylle же царит ощущение покоя, безмятежности. Все клиенты в возрасте, и живут они в этом же квартале. Устроившись на небольшой деревянной эстраде, Вера Ленгсфельд принимается читать отрывки из своей биографии. Она постарела с тех пор, как была звездой восточнонемецкой оппозиции. На лице и теле появилась одутловатость, волосы побелели, зато декольте, как и раньше, привлекает взгляд, и, хотя она немного поправилась, а кожа потеряла былую упругость, большая и пышная, как подушка, грудь все еще выглядит аппетитно. Грудь и стала ее политическим аргументом на выборах в парламент в 2009 году. На предвыборных плакатах Вера Ленгсфельд, кандидат от ХДС (Христианско-демократический союз), изображена рядом с канцлером, на обоих – вечернее платье с глубоким декольте; внизу красуется слоган: «Мы можем предложить больше». Пойдя на подобную бестактность, соратники из ее предвыборного штаба ни с кем не консультировались – ни с Государственной канцелярией, ни с членами консервативной партии, – и разразился скандал. Вера Ленгсфельд всегда была такой и всегда действовала на свой собственный страх и риск. Так, например, однажды она вышла на улицу с плакатом, на котором было написано: «Каждый гражданин имеет право публично и свободно высказывать свое мнение». Дело происходило в самом центре Восточного Берлина в 1988 году. В результате она оказалась в тюрьме. И вполне логично было предположить, что, будучи активным борцом за мир и сохранение окружающей среды, после воссоединения она примкнет к Партии зеленых. Но и в этом случае Вера не могла обойтись без партизанщины. Так, в 1991 году, в рамках дебатов о войне в Заливе, она попросила слова в парламенте и простояла все отведенное ей время в непоколебимом молчании на трибуне под насмешки и выкрики депутатов. «Это всегда так… обиды, палки в колеса, особенно в ГДР, но именно так я кую свои силы». И в самом деле, нет такой силы, которая могла бы запугать эту бунтарку, которая выросла в тени своего отца, офицера Штази, и которую предал ее собственный муж. Единственное, что внушает ей ужас и отчего холодеет сердце, так это возможность быть скомпрометированной связями с вождями восточно-немецкой диктатуры. Начиная с 1996 года она все больше придерживается правых взглядов, недовольная сближением Партии зеленых с неокоммунистами, «этими последователями единственной партии ГДР».
В день нашей встречи публика, пришедшая в кафе Sibylle, состоит в основном из прилично одетых господ в идеально наглаженных рубашках и хорошо причесанных дам. Христианские демократы высшей пробы. Вера снова демонстрирует свое декольте. Разумеется, она знает, что им это не по нраву, и, разумеется, ей на это наплевать.
Феминистки. Тенденция к обезличиванию мужчин
Открыто декларируя (даже когда их об этом не спрашивают), что они прекрасно обходятся без мужчин, эти вольные и самостоятельные цыпочки, жительницы Берлина, иногда наводят на меня ужас. Нужно видеть, до какой степени раздражения они доходят, когда случайный господин осмеливается переступить порог Frauencafé («Кафе для женщин»). Даже если это будет какой-нибудь несчастный поставщик продуктов. Мне уже доводилось видеть, с какой скоростью он скрывался за служебной дверью из страха быть облитым с ног до головы коктейлями «мохито»!
Мой друг Маттиас, смелый человек, занимающийся планеризмом и поднимающийся в небо чуть ли на десять тысяч лье, и сейчас еще не забыл о страшных минутах, проведенных им после вторжения на собрание феминисток факультета: «Они молчали, словно в рот воды набрали, тягостная тишина. Но по взглядам, которые они на меня бросали, я понимал, что внутри у них все кипело. Они то бледнели, то краснели… Я решил, что лекция уже началась, извинился и принялся собирать свои вещи. И тут вдруг они разошлись. Я получил сполна, за всех парней факультета сразу!» Но не думайте, что он потревожил их в тот момент, когда они обсуждали кризис, который постиг их ячейку, или это был чрезвычайный митинг в поддержку студентки, подвергшейся агрессии. Ничего подобного! И вообще, не слишком доверяйте этой таинственной атмосфере заговора, составленного по половому признаку. Двенадцать активисток собрались вместе только потому, что им захотелось побыть вместе, без мужчин. И Маттиасу просто не повезло: для своего появления среди них он выбрал самый неподходящий момент. Такая сцена весьма характерна для Freie Universität («Свободный университет»), бастиона свободы со дня основания. В двух других университетах, Humboldt и Technicshe Universitäten, студенты в меньшей степени вовлечены в общественную деятельность, хотя даже здесь всегда найдется какой-нибудь доброволец, который начнет обсуждение злободневных вопросов в нетопленных и заполненных до отказа амфитеатрах.
Бары для женщин исключением в Берлине не являются, более того, они встречаются чуть ли не на каждом шагу. «Банальность» – скажете вы. То же самое относится к женским центрам. И если каждый округ города насчитывает по крайней мере по одному центру, то в экологических и буржуазных кварталах бывшего Западного Берлина их довольно много, они широко известны и процветают, как, например, Schokofabrik, центр, расположенный на Марианненштрассе в Кройцберге. Это бывшая шоколадная фабрика, четверть века тому назад превращенная в бастион немецкого феминизма. Здесь быть женщиной означает быть против мужчин (не каждая цыпочка с этим согласится). В ремонтной мастерской по понедельникам и четвергам в промежутках между завываниями дрели изливают желчь в адрес мужского племени. Наклонившись над комодом, который она собирается покрывать лаком, Мария рассказывает, что муж предоставил в ее распоряжение полуподвал. «Но я предпочитаю трудиться здесь. А дома, по его мнению, я все неправильно делаю. Делай то, не делай этого, тебе тяжело, давай помогу… Не переношу этот патерналистский тон!» Работами в мастерской руководит женщина-краснодеревщик по имени Рози Кляйн, на плохо причесанной голове у нее полно серебряных нитей, а из-под мышек торчат волосы. Она на все лады расхваливает свой центр: «Здесь женщины расцветают, и, между нами говоря, здесь они не только приходят в себя. Здесь они развенчивают миф, будто бы нужна мужская сила, чтобы заниматься ремонтом, миф, созданный и поддерживаемый мужчинами, чтобы взвалить на наши плечи совсем другие заботы!» Рози часто советует своим последовательницам кричать что есть сил, когда они пытаются пробить дрелью стены старых и невероятно прочных берлинских домов (что и говорить, ведь эти дома пережили бомбардировки!). А вот еще один из вариантов знаменитых сеансов крика, которые уже с момента основания прославили «Шоколадную фабрику»: дюжина женщин, образовав круг и взявшись за руки, принимаются орать, давая выход своей агрессии (читай – ненависти) по отношению к мужчинам.
Феминизм – это сражение. В Германии, и в частности в Западном Берлине, колыбели боевой активности, женщины уже давно претворяют в жизнь его идеи, хотя и ценой того, что превратились в некое подобие амазонок, не терпящих при себе мужчин. Если ты цыпочка, то долой роскошь оперения, никаких украшательств! Только волосы, торчащие из-под мышек, сальная голова, волосатые ноги и пушок над губой. Видимо, право на жизнь здесь имеют исключительно такие волосатые существа, потерявшие всякое понятие о женственности. Но, к счастью, времена меняются. Ажурная ограда Schokofabrik уже приоткрывается и для мужчин, как и бар «Марианна», открытый в 2008 году, где каждое воскресенье предлагают к почти семейному просмотру очередную серию «Таторта» с непременным заключением пари о том, кто же является убийцей (см. раньше). Другой положительный признак, свидетельствующий об изменениях к лучшему: дальнейшая феминизация и без того женственных цыпочек. Стоит только провести несколько часов во влажном тепле хамама, в маслах и душистой мыльной пене, в бесконечных пилингах, массажах, масках для лица, чтобы понять, что именно здесь находится царство Шахерезад с татуировками и пирсингами (иногда как у панков), включая самые потаенные места и изгибы тела. Но даже если сквозь пар я ничего не вижу, я уверена в том, что у каждой из них нет ни единой волосинки на теле, потому что все они делают эпиляцию. Напротив меня дородная раста до такой степени выбрила венерин бугорок, что кажется, будто голубой дракон на нем только что вылупился из ее яйца. Хотя и своеобразное понимание кокетства, но все-таки кокетства.
Сильные женщины или безвольные мужчины?
На самом деле амазонки переехали. Решили и переехали. И даже если Schokofabrik больше не исповедует изначальные принципы деспотического гетто, вызывающие комплекс кастрации у мужчин, то у воительниц, развязавших войну полов, пока еще есть ресурсы. Они, например, приобрели обширную территорию на Эркеленцдамм, зеленой улице, соединяющей Канал с Ораниен-платц в центре Кройцберга. Под номерами с 51 по 57 они построили свой дворец – резиденцию, предназначенную исключительно для женщин, по образу и подобию средневекового монастыря бегинок, сообщества вдов и незамужних женщин, которые не хотели зависеть ни от мужчин, ни от Церкви. Это была первая феминистская радикальная авантюра, имевшая место в Голландии в XII веке. Короче говоря, абсолютно современное видение ситуации. И в Берлине, где проживают шестьсот тысяч незамужних женщин, эта идея оказалась настолько своевременной, что нашла небывалую поддержку: две тысячи женщин уже подали заявление на покупку жилья в одном из домов на Эркеленцдамм, и такой же проект сейчас находится на стадии строительства в соседнем квартале, во Фридрихсхайне.
«Строить для женщин и жить среди женщин». Огромная растяжка, покрывающая часть фасада здания, настолько ясно объясняет, куда вы попали, что кому-то это даже отобьет охоту зайти сюда. Я робко открываю дверь. К счастью, Юта Кампер, автор идеи и основательница компании, оказалась приветливой женщиной. Она излучает удивительный для своих 75 лет динамизм. После смерти мужа и после того, как дети разъехались, она не находила себе места от тоски. И бегинаж для нее оказался спасением. Среди «своих сестер» она лучше себя чувствует. «Каждая внимательна к остальным, у нас у всех есть ключи от соседних квартир, и все двери открываются снаружи. По вечерам мы пьем чай в общем зале». Так и быть, с этим я согласна. На протяжении нескольких лет жилье для совместного проживания пользуется в Германии огромным спросом, и я сделала множество репортажей, посетив дома для пожилых людей и пенсионеров, от которых уходила в полном убеждении, что во всем этом есть свои положительные стороны, особенно в летнюю жару, когда можно прийти на помощь друг другу и избежать массовых смертей. Но здесь во всем этом чувствуется какая-то маниакальность: от коллективного здесь переходят к общинному, к своего рода гетто. Юта мне рассказывает, что по вечерам «сестры» организуют обход территории, чтобы обеспечить порядок и безопасность жителей. Как часовые, подумала я. Время от времени мужчине все-таки удается проникнуть в сераль. Это может быть брат, сын… «Это говорит о том, что мы не имеем ничего против мужчин, но мы хотим жить в своем кругу, не опасаясь, что нас будут оценивать, что представители другого пола могут нанести нам травму». Юта даже не замечает противоречий, и неудивительно, что в немецкой прессе появляется столько всего плохого о феминизме. Провозглашая свою свободу и требуя независимости, феминистки в зародыше уничтожили собственное движение. Их считают обделенными любовью и вниманием, для многих они – мегеры, ненавидящие мужчин, полностью отрешенные от современной реальной жизни. И вот уже на протяжении нескольких лет даже в левой прессе, по примеру журнала Spiegel, появляются статьи, в которых говорится, что феминистки не воспользовались шансом и, как фурии, продолжают пропагандировать «авторитарную идеологию, принуждающую мальчиков с раннего детства заниматься самокритикой собственного пола!».
Мой друг, сорокалетний философ, голосующий за зеленых и «горой стоящий за женщин», в чем он сам признается, как-то раз после нашего с ним совместного ужина решил подвести итог: «Мы выросли в тени своих матерей. Таких сильных и одновременно покорных. Мы видели, сколько страданий им причиняли традиционная модель семьи, отсутствие мужа, сутками пропадавшего на работе. И они нас воспитали таким образом, чтобы у нас все было по-другому. Результат: мужчины моего поколения неспособны противостоять женщинам из страха уподобиться какому-нибудь примитивному мачо. Мы – поколение ассистентов, неспособных самостоятельно принимать решения. И даже выбрать женщину, во многом не такую совершенную, как наши матери, мы не можем».
Weiche Männer – «вялые, безвольные мужчины», именно так их теперь характеризуют. И в Берлине, городе гедонистов, где детство, кажется, не кончается никогда, они встречаются на каждом шагу. Мою подругу Лизу это чрезвычайно раздражает: «Быть здесь незамужней – настоящая каторга. Добро пожаловать в город взрослых беби! Найти парня на ночь – никаких проблем! Но найти настоящего, ответственного мужчину, с кем можно строить будущее, невозможно!» А другая моя приятельница рассказала мне, что отныне встречается только с иностранцами, и меня это не удивляет.
Лесбийский прайд
«В Берлине столько раскрепощенных девушек, открыто целующихся в общественных местах, наслаждающихся такой полной свободой, о которой я и понятия не имела, когда жила на юге, что мне хватило одного уик-энда, чтобы принять решение остаться здесь навсегда». В 19 лет Лена – мальчишеская фигурка, пирсинг на бровях и внешность скейтбордистки – навсегда переехала в Берлин из родной Баварии. Десять лет спустя она все еще продолжает наслаждаться свободой: по вечерам работает диджеем, днем – официанткой. Также она входит в состав группы по организации лесбийских и порнолесбийских фестивалей и зарабатывает 2600 евро в месяц за работу, которую сама называет «эротикокоординационной». В спальне ее квартиры, перестроенной из бывшей мастерской, висят рекламные плакаты вечеринок, на которых она изображена в комбинезоне из латекса, с каплями пота на коже, широко расставленными ногами, а по ее мальчишеским ягодицам стекает шоколадное мороженое. «По фотографиям видно, что я лесбиянка. И на улице меня легко узнать. Я не считаю нужным скрывать свою принадлежность к гомосексуальному племени. Здесь это такая же работа, как и любая другая. В Берлине это нормально!»
Берлин – столица гомосексуалистов? Как-то раз поздней весной, во второй половине дня, когда на улице вовсю светило солнце и на Херманн-платц было еще больше народу, чем обычно, потому что именно здесь сосредоточено большинство магазинов, я ехала на своем проржавевшем «пежо», пробираясь между берлинцами, обремененными пакетами и матерчатыми сумками с покупками, как вдруг непроизвольно нажала на тормоза и остановилась. В витрине Karstadt висел огромный черно-белый плакат, на котором были изображены две женщины, тела их переплетались. Огромный магазин таким образом анонсировал неделю гей-прайда. Итак, после Хеллоуина, Дня святого Валентина, о празднике матерей я вообще умолчу, календарь маркетологов обогатился новым крупным событием. Честно говоря, в столице, руководимой геем («Я гей, и это хорошо», – открыто заявил Клаус Воверайт в средствах массовой информации, добровольно признав свою принадлежность к сексуальному меньшинству за четыре месяца до избрания на пост мэра), где около десяти процентов населения гомосексуалисты, рекламисты уже давно сделали именно эту прослойку мишенью своих акций. И все эти представители секс-меньшинств, все эти DINK (Double Income No Kid – «Двойная зарплата, без детей») из кожи вон лезут, чтобы заполучить новехонький пентхаус в Пренцлауэр-Берге (где застраиваются даже ранее заброшенные территории, настолько квартал котируется в наши дни) и столик по воскресеньям в Hyatt (сеть отелей высшего класса). Но в тот день я чуть было не сбила с ног турецкую мамашу с коляской, набитой продуктами, а разносчик на велосипеде, торопливо крутивший педали позади меня, продемонстрировал мне всем известный неприличный жест пальцем. И ведь было же в этом объятии двух лесбиянок что-то новое, что заставило меня остановиться. Обращаясь в своих посланиях к гомосексуалистам, рекламисты, как правило, избирают женщин, хотя на флаерах (афишах) вечеринок или гей-прайдов до настоящего времени изображались мускулистые парни с блестящей кожей и кубиками на торсе либо транссексуалы с преувеличенно роскошными формами и в таких же роскошных одеяниях… Но отныне их место на афишах заняли девушки. Берлин возвращается к великим дням Веймарской республики, к яростным двадцатым годам, к сказочной передышке перед наступлением долгой зимы нацизма, когда неизбежное присутствие лесбиянок на этом празднике жизни придавало особую прелесть и экстравагантность миру ночей и искусства.
«В Берлине все стали более толерантными по отношению к подобным вещам, и раз уж они существуют, бессмысленно их отрицать… Если раньше мы не осмеливались говорить об этом вслух, а только шепотом и таинственными полунамеками, то сегодня относимся к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся», – писала Рут Маргарет Роллинг в 1928 году в своей книге «Лесбиянки в Берлине». А уже в XXI веке женщины открыто целуются на лужайках Тиргартена, на скамейках метро… В школе, где я учусь танцевать танго, самыми чувственными являются Дорис и Вебке, два клона в широких фланелевых брюках, топах на бретельках и усиками над губой. Они яростно сплетаются в объятиях среди нескольких пар пожилых людей. Мне нравится, что никто не обращает на них внимания, даже этот мачо Норберт, преподаватель, чьи сальные шуточки ни у кого не вызывают смех.
Пропуском в мир берлинских лесбиянок могут служить накладные, нарисованные фломастером или вполне натуральные, как у двух моих скандальных танцовщиц, «усы для дам» (именно так их называют немцы). На праздниках La Moustache («Усы») любая тень над верхней губой приветствуется, точно так же как и баки на висках, козлиные и любые другие бородки. Не советую являться на подобные мероприятия без всего вышеперечисленного. Однажды преподаватель немецкого языка столкнулся с трудностью объяснения на языке Гёте следующей фразы: Haare auf den Zähnen haben, что означает «мужественная женщина». Класс долго веселился по этому поводу – ученики представили совсем другое.
Над усами придется поработать и перед тем, как вы отправитесь в кафе Fatal, или посетите клуб SO 36, где по воскресеньям проводятся шикарные гей-вечеринки с дансингом, либо в Gayhane все того же клуба SO 36, где в последнюю субботу каждого месяца сообщество турецких геев извивается в звуках электроориенталь, буквально умирая от жары. За пультом диджей Ипек. Но ей можно обойтись и без усов: к длинным и накачанным мускулам ее рук под футболкой с разорванными подмышками, как у «плохого мальчика», ей уже не требуется ничего добавлять.
Я вспоминаю об одной официантке из кафе в Кройцберге, которая буквально довела меня до белого каления спустя несколько месяцев после моего приезда в Берлин. Ей хотелось увидеть мою грудь, о чем она мне без обиняков заявила. И сразу же после этого в ответ на любую мою просьбу она удваивала заказ: два мохито, две водки и т. д. в надежде добиться своих целей и добраться до моего бюста! Когда я собралась уходить, она, крайне раздосадованная моим отказом, все-таки всучила мне в качестве подарка пепельницу из красного меламина, стоявшую на барной стойке. Теперь эта пепельница занимает достойное место на моем балконе. Небольшое воспоминание о моих собственных впечатлениях от лесбийского Берлина.
Кандидатка
Квадратная челюсть, квадратные плечи, утопающие в строгом пиджаке, стрижка каре, впечатление от которой усиливает ровно подстриженная челка: Рената Кюнаст не рассчитывает на свою привлекательность, чтобы победить на выборах. И в своем предвыборном бюджете она вряд ли предусмотрела статью расходов на ботокс. Кандидат в мэры Берлина от Партии зеленых боится как чумы всего того, что на сто процентов не является natürlich. Будучи противницей макияжа, защитница экологии занимается бегом, правда, мысленно. Проводимый на протяжении нескольких месяцев опрос общественного мнения свидетельствует о том, что она могла бы легко победить на выборах 18 сентября 2011 года и сместить харизматичного Клауса Воверайта, мэра столицы с 2001-го. Законченный гомосексуалист, бонвиван, не допускающий высокомерия по отношению к своим подчиненным и вообще к людям – он лично отправился предупредить об опасности своих соседей по дому, когда у него начался пожар, – Клаус Воверайт, казалось, воплощал собой новый Берлин. А потом на его пути появилась Рената, бывший министр сельского хозяйства, – появилась и принялась маршировать походкой ковбоя по его владениям. Честно говоря, город, в котором с таким трепетом и энтузиазмом относятся к экологии и биологической чистоте, в котором с каждым месяцем растет количество представителей богемной буржуазии, мог бы возглавить любой кандидат от Партии зеленых. Но фрау Кюнаст, адвокат по образованию, на протяжении многих лет председатель парламентской группы зеленых в Бундестаге, активный борец с первых дней основания партии, далеко не случайный человек в политике. Ее легитимность, ее манера говорить правду в глаза, не стесняясь в выражениях, нравятся берлинцам. И кто знает, может быть, она станет первой женщиной, которая будет руководить столицей.
Сортировка мусора
Я обожаю собственницу моего жилья. Утверждая это, я понимаю, что могу шокировать любую парижанку. Но это действительно правда: наем, поднаем – в Берлине очень легко найти квартиру, и владельцы, как правило, сговорчивы. В свои 80 лет Урсула Хюбнер владеет несколькими домами в старой части Западного Берлина, которые она получила в наследство от отца, предпочитавшего брать с жильцов, которых он любил угостить стаканчиком шнапса, наличными. В 1930-х годах старина Макс купил эту недвижимость буквально за краюху хлеба («Да, да… однажды я наткнулась на фотографию моей улицы в тридцать восьмом, и, черт возьми, самым ухоженным домом был мой!»). Урсула немного снобка и готова на все пойти, лишь бы я продолжала жить в ее старом доме в Кройцберге, потому что, «видите ли, француженка в доме – это высокий класс!». За десять лет мне пришлось пожить в трех из ее квартир по одному и тому же адресу. Но фрау Хюбнер настолько добра, что не повышала квартплату, а если у меня, например, начинал течь кран, она в середине дня в мое отсутствие присылала слесаря. И только один раз между нами произошел конфликт. Я осмелилась бросить в мусорный контейнер несколько цельных картонных коробок, не разорвав их предварительно на мелкие кусочки. О, горе мне! В течение некоторого времени мне пришлось истязать мои бедные пальцы, кромсая грубый картон. «Ваши коробки займут столько места, что остальные жильцы не смогут ничего выбросить в контейнер в течение десяти дней!» У фрау Хюбнер непререкаемый тон учительницы из прошлого. Она никогда не просила, чтобы я внесла залог за третью квартиру, но и сортировка мусора тоже что-нибудь да стоит!
На заметку
Нам не нужны мужчины!
Weiberwirtschaft
Anklamer Strasse 38, Mitte – 030 44022311
www.weiberwirtschaft.de
Самый большой в Европе инкубатор по выведению предприятий, принадлежащих женщинам. Но совсем не обязательно начинать собственное дело для того, чтобы заглянуть сюда. В азиатском ресторане на углу можно выпить чашку чая с жасмином, можно также пройти курс обучения вождению мотоцикла в автошколе или размять спину в кабинете массажистки на первом этаже…
Der Beginenhof
Erkelenzdamm 51–57, Kreuzberg – 030 6159177
Проект «жилье исключительно для женщин». Лист ожидания длинный, но, как говорится, «за спрос денег не берут».
Schokofabrik
Mariannenstrasse 6, Kreuzberg – 030 6151464
Культурный и спортивный центр исключительно для женщин. Программа публикуется на сайте в Интернете.
Несколько Frauencafés, кафе для женщин
Marianne
Mariannenstrasse 6, Kreuzberg – 030 69814521
Кафе при «Шоколадной фабрике» является одним из немногих заведений подобного типа, куда мужчины также могут зайти. Но, как правило, только к вечеру публика в баре становится действительно смешанной. А до этого времени здесь только девушки. Компании, посещающие кафе, на сто процентов состоят из женщин.
Отличное место для тех, кто хочет в воскресные вечера посмотреть очередную серию «Таторта» (с проведением конкурса по идентификации убийцы, разумеется!).
Sofia
Wrangelstrasse 93, Kreuzberg
Здесь, в самом центре квартала Wrangelkiez, самом смешанном по проживающему здесь населению районе Берлина, можно отлично пообедать с подружками.
Queens
Pappelallee 65, Prenzlauer Berg – 030 44716785
Культовое заведение воинствующего феминизма, которое посещают в основном лесбиянки. Идеальное место для тех, кто хочет встретиться с наиболее активными представительницами этого движения и, может быть, желает ближе познакомиться с их организацией. Раз в месяц кафе организует обеды для однополых семей.