Чем больше были мои успехи, чем больше я высовывался, тем больше ощущал давление сверху, тем больше хлебал от чиновников всех сортов.
“Кадры решают все!”. Этот лозунг оставался руководством к действию. Поэтому Секретариат Союза композиторов насаждал во все государственные структуры, занимающиеся вопросами музыкального искусства, своих людей.
И тогда достаточно было выразительного взгляда, и мелкий чиновник безошибочно соображал, кого из композиторов надо придержать, “замолчать”, кому не заплатить, а если заплатить, то смехотворно мало.
Такие “надолбы”, беспрекословно проводящие в жизнь политику партии и правительства, сидели в своих маленьких, но руководящих креслах повсюду — в Министерствах культуры, на радио и телевидении, в концертных организациях и издательствах.
Одним словом, вся система сверху донизу была пронизана своими. Достаточно было легонько дернуть за ниточку (да что там дернуть, прикоснуться), и композитор снимался с эфира и предавался забвению.
Оружие проверенное.
На ум сразу приходят бессмертные афоризмы Александра Васильевича Сухово-Кобылина: “Взял — поделись! Как аукнется, так и откликнется!”.
Некоторые ломались. Во мне же, человеке далеко не могучем, сидело какое-то упрямство. Действие равно противодействию!
И если я чего-то добился в жизни, то с чистым сердцем могу утверждать: “Все сделано своей головой, своими руками, своим трудом. Меня никто и никогда не возносил на музыкальный Олимп, бережно и ласково поддерживая под попочку”.
Приезжаем с режиссером В. Воробьевым в Минкульт РСФСР для подписания договора на “Свадьбу Кречинского”. Показываю фрагменты мюзикла.
И еще ряд других наиболее ярких эпизодов.
Главный редактор министерства, некий Болдырев просит меня выйти из кабинета. Через несколько минут выходит красный как вареный рак Володя Воробьев. Кидаюсь к нему:
— Ну, что сказал Болдырев?
Воробьев выкатывает один глаз куда-то в сторону.
— Договор не заключил, — говорит Володя. — Эта бледная спирохета считает, что ты написал очень слабое сочинение. Тусклые, невыразительные мелодии… А потом стал орать: “Почему пускаете Колкера в театр? Привлекайте Андрея Павловича Петрова. Несите ему домой договора! Денежные авансы! Заинтересуйте его любыми средствами. Вот тогда мы вас поддержим! При чем здесь Колкер и русская классика?!”.
Идем на Центральное телевидение. Может быть, заинтересуются мюзиклом там?
Главный консультант по музыкальным вопросам, некий Золотов просит меня выйти из кабинета. Через несколько минут выходит красный как вареный рак Володя Воробьев. Кидаюсь к нему:
— Ну что? Что сказал Золотов?
Воробьев выкатывает другой глаз куда-то в сторону.
— Договор не заключил, — говорит Володя. — Эта бородатая гнида считает, что ты написал очень слабое сочинение… А потом стал топать ногами и орать: “Кто такой Колкер? У вас в городе есть Валерий Александрович Гаврилин! При чем здесь Колкер и русская классика?!”.
Справка: премьера мюзикла “Свадьба Кречинского” состоялась в 1973 году.
Мюзикл поставлен в Ленинграде, Москве, Киеве, Кемерово, Орджоникидзе, Калининграде, Оренбурге, Каунасе. А также в Берлине, Беренбурге, Братиславе, Брно, Оломоуце, Софии, Бургасе, Варшаве, Дебрецене, Хельсинки, Тампере, Лапеенранте, Стокгольме.
Последние премьеры состоялись в 1994 году в Кургане, Магадане, Одессе.
А сегодня позвонила Москва (сегодня — это 16 марта 1996 года):
— Александр Наумович! Это вас беспокоит Малый театр, Виталий Мефодьевич Соломин. Я ставлю ваш мюзикл “Свадьба Кречинского”. Мне нужно с вами посоветоваться по музыкальной части. Если не возражаете, я приеду в Петербург.
А чего возражать? Радость-то какая!
1978 год. Ленинградский театр музыкальной комедии отправляется на гастроли в Москву. В программе, наряду с другими названиями, четыре сочинения А. Колкера: мюзиклы “Свадьба Кречинского”, “Дело”, “Труффальдино из Бергамо” и сценическая поэма “Жар-птица”, посвященная блокадному городу.
Этого режим пережить не мог!
Несчастного Воробьева начали долбать в Ленинградском обкоме партии еще до отъезда: “Что везешь на гастроли в столицу нашей Родины?! При чем здесь Колкер?!”.
Но Воробьев сопротивлялся, защищая не столько меня, сколько себя.
Это были лучшие спектакли театра.
И тогда за две недели до начала гастролей в Москву был запущен слушок. Колкер сбежал в Израиль!
Сделано это было талантливо, по всем законам провокаторского искусства: радио, телевидение, Минкульт РСФСР, Минкульт СССР, Союз композиторов, отдел культуры ЦК КПСС. На Всесоюзном радио мгновенно были арестованы все мои записи.
Будьте вы все прокляты! Скопом и поименно!
Сейчас все это выглядит смешным и нелепым. Но тогда…
Тогда пост заместителя министра культуры занимал Александр Флярковский. Выпускник Ленинградской консерватории перебрался в Москву, где сделал блестящую карьеру. Но не композиторскую.
Он был одним из тех “надолбов”, которые с охотой променяли музыку на кресло функционера.
Так был проделан путь от секретаря партбюро Союза композиторов до замминистра.
В его приемной на стене висел неприметный листок. На нем перечислялись названия музыкальных комедий, рекомендованных к постановке в театрах страны. Из десяти названий пять принадлежали перу замминистра культуры. И пусть попробует какой-нибудь режиссер провинциальной оперетты — Зиновий Абрамович или Абрам Зиновьевич — не прислушаться к рекомендациям!
…И вот Флярковский вызывает “на ковер” руководство Ленинградского театра музкомедии:
— Кого привезли? Предателя Родины? Гастроли закрываю!
— Но, позвольте, такие расходы! — робко пытается возразить директор театра В. Копылов.
— А мне насрать на ваши расходы! Вон из Москвы!
И конечно, громоподобный мат, столь модный в правительственных кабинетах тех лет.
Со мной решили рассчитаться одним махом. Может быть, он просто повесится?
Действие равно противодействию!
Я откупил в кассах театра Станиславского и Немировича-Данченко, где должны были состояться гастроли, пятьдесят билетов на свои спектакли и понесся по Москве.
Преодолевая заслоны секретарш, я врывался в кабинеты “надолбов”, знакомых и незнакомых, высочайших и не очень.
Я побывал у С. Ждановой и В. Тернявского на ЦТ, у Г. Черкасова на Всесоюзном радио. В двух министерствах и в отделе культуры ЦК.
У Семена Кирсанова есть такие (приблизительно) строчки: “Вроде мастер на месте, вроде мастера нет…”
Вроде передо мной Колкер? Но поступил сигнал, что он предал Родину и смылся с еврейкой Пахоменко в Израиль!
Надо было видеть всю эту номенклатурную чиновничью карусель.
Я с любезной улыбкой вручал каждому из них приглашения на мои спектакли и мчался дальше. Я спасал себя, свою музыку, свою семью, наконец, гастроли театра.
Гастроли состоялись. Некоторые из моих “заклятых друзей” сидели в зрительном зале. Особое наслаждение я испытал, наблюдая за выражением их физиономий, когда со сцены звучала ария-проклятие Тарелкина из музыкальной драмы “Дело”:
Будьте вы все прокляты! Скопом и поименно!