...пространством и временем полный...
(1)
Дороги, дороги, дороги,
Ночной станционный фонарь...
Попробуй в высокой эклоге
Воспеть паровозную гарь!
Попробуй забыть на минуту
О городе призрачном том,
Где чайка, ревнуя к уюту,
Висит над Литейным мостом.
Мы едем в товарном вагоне,
Сидим в непролазной грязи,
А время — улитка на склоне,
Улитка на склоне Фудзи.
Нас холод изводит ночами,
А днем донимает жара,
И зябко поводят плечами
Над нами косые ветра.
В скитаниях, с детства манящих,
Как вахту, несем канитель.
Небрежно сколоченный ящик
Заменит нам стол и постель.
Хоть это и странно, а все же
Мне нравятся эти деньки:
И холод, и жесткое ложе,
И ссадины, и синяки.
18 июля 1971,
товарный состав, перегон Могилёв-Жлобин
(2)
Путь не близкий, не долгий.
Я плыву по Днепру.
В третьем классе на полке
Я проснусь поутру.
Поднимусь и увижу:
За окошком река,
Стали круче и выше,
Отошли берега.
Там молоденький ельник,
Вдалеке березняк
И рассвет акварельный
На речных пристанях.
Поднимусь — и замечу,
Что с утра моросит,
Ветер дует навстречу,
Туча косо висит,
И что слог мой неловок,
И свободен от дум
Для одних зарисовок
Приспособленный ум.
19 июля 1971, борт речного парохода "Леонтович"
(3) КАНЕВ
По Днепру снуют лодчонки и баркасы.
Загорелые девчонки у турбазы.
И молоденький художник, их не старше,
Пишет маслом две порожних старых баржи.
Там, за дамбою, наносы с рыбаками.
Говорят, богаты плёсы судаками.
Лодки в крошечном заливе равнодушны,
Точно лошади на привязи в конюшне.
Вот пустующая пристань. Над мостками
Замечтались два туриста с рюкзаками.
Детвора смежает очи, отгорланив...
До утра, спокойной ночи, город Канев!
22-28 июля 1971, Канев, палаточный городок Екуйград — борт "Адмирала Нахимова"
(4)
Облака к непогоде.
С полчаса моросит.
По реке пароходик
Не спеша колесит.
С торжеством василиска
За обильной едой
Чайка носится низко
Над свинцовой водой.
Вот и кончился дождик.
Мы на пляже вдвоем:
Бородатый художник
Примостился на нем —
Этот плёс, этот берег,
Эту водную гладь
В одинаковой мере
Мы должны угадать.
Вот тетрадь, мой этюдник.
Как и он, напишу
Цепь откосов безлюдных,
Вод отшельничий шум,
Неба светлую нишу,
Дальней отмели нить —
Всё, что вижу и слышу
И могу объяснить.
21 июля 1971, Канев, Екуйград
(5) ВОСПОМИНАНИЕ
Подсохли легкие помарки —
Итог вчерашнего дождя.
Хозяйничает осень в парке,
Кармин и охру разведя.
С неярким солнышком на пару
Расцвечивает карнавал.
Мазок сандаловым отваром —
И парк неузнаваем стал.
Какие листья на асфальте
Политехнических аллей!
Приди, Антонио Вивальди,
И листопад запечатлей!
24 июля 1971, Черкассы — станция им. Т.Шевченки
(6)
Не выискивай замыслов трудных,
Понапрасну усилий не трать.
Вот тетрадь, твой походный этюдник,
Для одних зарисовок тетрадь.
Напиши, не солгав ни на йоту,
След, оставленный в море винтом,
Отступающий пляж, позолоту
В остывающем небе пустом,
Где, сорвавшись с рекламной картинки,
Наравне с пароходной трубой
Чайки, словно в стакане чаинки,
Оседая, плывут над тобой.
24-27 июля 1971, станция им. Т.Шевченки — борт "Адмирала Нахимова"
(7)
Мы приближаемся к порту.
Воздух горяч, недвижим.
В мареве слева по борту
Нам открывается Крым.
Белый, причудливый город
К морю сбегает легко,
Зыбко рисуются горы
С голубизной у висков,
Дымкою голубоватой
Подведены — перевал,
Здравницы, пансионаты,
Церковка, автовокзал.
Парков зеленая пряжа,
Дым, корабельная снасть...
Там, в отдаленье, на пляже
Яблоку негде упасть.
Контуры парусной шхуны
Чуть различимы, легки,
Будто небрежный рисунок
Или чертеж от руки.
28 июля 1971, борт "Адмирала Нахимова", Ялтинский порт
(8)
Какой, бедой занесены сюда —
Гордыней детской, страстью исполинской? —
Пересекали греки понт Евксинский...
Мне кажется, я вижу их суда
У той черты, где небо и вода
Сошлись на грани тверди материнской.
Твой север пасмурный, твой берег финский —
Последний пласт былого их труда.
Смотри: причалил смехотворный флот,
И — на берег выскакивают разом
Фалангою — и тут уж бой идет.
И листригон, кося дикарским глазом,
Бежит от них, покинув свой оплот.
И утро пламенеет над Кавказом.
29 июля 1971, борт "Адмирала Нахимова", Ялта — Новороссийск, 1:30.
(9)
Лежу на деревянном лежаке
На пляже городском в Геленджике.
Волна едва освещена луной.
Тихонько ночь колдует надо мной.
Остался без ночлега, выход прост —
Лежу себе и слушаю норд-ост.
Он — то сердит, несет по пляжу сор,
То вдруг присядет за угол, как вор,
И право, если б не было его,
То ночь была бы, в общем, ничего.
Еще бы лунную умерить грусть,
Да чаек крик, но я и тут мирюсь.
Я сплю на деревянном лежаке
На пляже городском в Геленджике.
5-7 августа 1971
(10)
Текут потоки мутные рекой,
По улице текут по Гребеньской.
Образовались по бокам пруды.
А говорят, в Анапе нет воды!
Пустили слух, что промывают трубы,
Да что-то больно долго, вот беда!
Вторые сутки не идет на убыль,
Бежит, бежит кубанская вода!
6 августа 1971
(11)
Тихая синяя влага.
След одинокой звезды.
Там, у вершин Карадага,
Небо синее воды.
Что этой каменной массе
Тело твое, человек?
Вот на скалистой террасе
Твой одинокий ночлег.
Был этот день или не был —
Так неприметны следы...
С морем соседствует небо,
С небом соседствуешь ты.
11 августа 1971, Орджоникидзе, горное логово Ослиное гнездо
(12)
Г. Д.
Решусь — и нарисую
В походный мой тайник
Не девочку босую,
Иконописный лик
С овалами тяжёлых
Слегка припухших век
И флорентийской школы
Твой рот, твой смертный грех.
Да, напишу и спрячу
Написанный портрет —
На память, на удачу,
На много-много лет.
Веди меня, как сына,
В далёкие края,
Мадонна Перуджино,
Попутчица моя.
12 августа 1971, Орджоникидзе — Феодосия
(13)
Сонные бухты и рыжие скалы.
Твой обожжённый, обветренный Крым.
Первою ты этот мир отыскала.
Я этот мир открываю вторым.
Первою ты увидала воочью
Давнее чудо татарской горы:
Звезды, призывно горящие ночью
Между уступами, точно костры.
Где же я был, сочинитель, бродяга,
Где и кому на обиду пенять?
Тайнопись гор, палимпсест Карадага
Первою ты догадалась понять.
11 августа 1971, Орджоникидзе, Ослиное гнездо
(14)
Жёлтым подёрнуты хмелем
Сумерки над Коктебелем.
Мною у сумерек спрошено:
Здесь ли могила Волошина?
Узкие ленточки пляжей,
Ленточки облачных кряжей,
Кручи и тропы над скалами
Мечу ногами усталыми.
В бухте белеют барашки,
В мыслях блуждают мурашки.
Где же могила Волошина?
Может, забыта-заброшена?
Мчатся весёлые ветры —
Не сосчитать километры.
Мною у южного спрошено:
Здесь ли могила Волошина?
Может, не знает и ветер
Места такого на свете?
11 августа 1971, Ослиное гнездо
(15)
Поэт направлялся к поэту.
На свете стояла жара.
Нехитрую песенку эту
Над ним напевали ветра:
— На добрых людей понадеясь,
Без снеди в дорожном мешке
Шагал босоногий индеец
По горной тропе налегке.
Забыл он и счастье, и горе,
Дорогой своей увлечен.
Искрилось под скалами море.
Сиял голубой небосклон.
Шагал быстроногий индеец
За тысячи миль от семьи,
На крепкие ноги надеясь,
На сильные руки свои... —
Поэт направлялся к поэту,
Шагал, напевая в пути,
Чтоб песенку, как эстафету,
К могиле его принести.
11-12 августа 1971, Ослиное гнездо
(16)
Домой, домой, домой!
Печаль невыносима.
Мне кажется тюрьмой
Прекрасный берег Крыма.
Мне чудится подвох
В его земных красотах.
Тоскую, видит бог,
О северных широтах.
Я точно сел на мель
И даром слёзы вылил.
Мой стих утратил цель,
Поник и обескрылел.
Быть может, потому
Скучаю в самом деле
В загадочном Крыму,
В прекрасном Коктебеле.
10-11 августа 1971, Ослиное гнездо
(17)
Карман мой пуст, но голос чист
И лёгок посох мой.
Феодосийский жёлтый лист
Я увезу домой.
Легчайший символ этих мест,
Прозрачный, как перо,
Взамен добычи и невест
Он — всё моё добро.
Ребяческий весёлый свист,
Заплаты, хвастовство,
Феодосийский жёлтый лист —
И больше ничего.
11 августа 1971, Ослиное гнездо
* * *
Ты, говорят, разошлась
С мужем своим... Это странно...
Только-то? — Старая рана,
Вижу я, прочно срослась.
Впрочем, признаюсь: задето
Сердце моё, но слегка,
Неким подобьем толчка.
Если не выдумка это,
Было бы грустно узнать!
Было бы, право же, грустно
Письменно или изустно
Заново все начинать.
8 ноября 1970
* * *
Настанет мой черёд
Шагнуть в слепую бездну,
Во мрак летейских вод.
И вот, когда исчезну, —
Утонет эта весть
В созвездиях и травах —
И будет всё как есть
В её чертах лукавых.
И будет в этот миг
Ничуть не меньше света
И мудрости, и книг...
Когда случится это,
Не станет тишина
Сопутствовать вплетенью
Нелишнего звена
В круговорот движенья.
Но будет в этот, миг
Любовь за то в ответе,
Чтоб подарить других
Взамен меня планете.
10 ноября 1970
* * *
Вот твой портрет. Ты здесь не Беатриче.
Былых тосканских черт в помине нет.
Откуда взялся этот облик птичий?
Передо мной усталости портрет.
Ты в зимнем здесь, и взгляд куда-то мимо,
Задумчивый, направлен. В нем испуг
И пустота. Один давнишний друг
Прислал в письме мне этот странный снимок.
Должно быть, в спешке и без настроенья,
В другие погруженная дела,
Снималась ты. Ко дню рожденья
Мне эта почта прислана была.
Да, снимок неудавшийся. А всё же
На нем, усталая и не моя,
И смутная (засвечены края)
Ты мне веселой, той, моей — дороже.
11-12 ноября 1970
* * *
Осени карнавал,
Тот, что вершил круженье
Листьев, — весны крушенье
Мною ознаменовал.
Но не крушенье, нет.
Тихою грустью полон,
Просто черту подвёл он
Взаимосвязи лет.
Еле приметный след
Он по себе оставил:
Несколько скучных правил,
Писем, ночных бесед.
Я бы его назвал
Столпотвореньем лета,
Если б не знал, что это
Осени карнавал.
12 ноября 1970
* * *
Погода на дворе — ни осень ни зима.
Снег было лёг, да стаял. Сыро, грязно
И скучно. Отчего? Вот пища для ума!
Но образы в мозгу проносятся бессвязно...
Примусь читать — всё то же. Спят благообразно,
Пылятся над столом ученые тома.
Как ночь темна... Скупясь, отсчитывает Хронос
Минуты длинные, повсюду тишина,
Лишь лампа от стола бросает узкий конус,
Да полка книжная слегка освещена.
Вот умных книжек ряд... Чему научит он нас?
Не всюду ль в них сомненье — истина одна?
Их много набралось... Скольжу пристрастным взглядом
По толстым переплетам, уходящим в тень.
Монтень и Вяземский — они случайно ль рядом?
— Что знаю я? — весь век свой повторял Монтень, —
По мановению чьему приходит день
И ночь? И что есть Бог, земля и атом?
Не более дала его судьба земная
Петру Андреевичу Вяземскому. Он,
Свой лимб восьмидесятилетний завершая,
Такой отвесил современникам поклон:
— Я жил, не разумея, для чего рожден,
И умер, не поняв, зачем я умираю.
22 ноября 1970
* * *
Ключ к нормальной нашей речи —
Эпохальный эпос сечи.
Напихаю в уши вату.
Прочитаю Илиаду.
Олимпийцы-боги! В стане —
Беотийцы, афиняне:
Кто в доспехах и каратах,
Кто в прорехах и заплатах, —
Всех обида мучит злая
За Атрида Менелая:
Мол, сломаем эту стену
И поймаем мы Елену!
Будут крыты златом шканцы
И убиты все троянцы,
Враг давнишний... Всех огнем бы
Вместо пышной гекатомбы.
Это блюдо сварим живо —
То-то чудо, то-то диво!..
Над землёю этой грешной
Следом бою — бой кромешный.
Где твой парус, бог скитанья?
Я прощаюсь, до свиданья!
26 ноября 1970
* * *
Что тебе не спится, мельник?
Чёрт ли вертит жернова
И аукает, бездельник,
И хохочет, как сова?
Иль повадилась лисица
Кур утаскивать в лесок?
Или талая водица
Не течет под колесо?
Знаю: требует живую
Подать с мёльни водяной!
То-то дочку молодую
Не докличешься домой.
Шумно у тебя в светлице —
Да, слыхать, привычен ты:
Лает, точно пес, порхлица.
Топают конем песты.
Шумно тут, да одиноко.
В целом доме — ни души.
Видно, дочь твоя далёко —
Воротиться не спешит.
Дело, ясно, молодое...
Что же солоно отцу
Время катится водою
По косматому лицу?
Где русалочья запруда —
Точно девичья коса
Воды тёмные, — оттуда
Ветер носит голоса...
(Скажешь — целую неделю
Не утихнут земляки: —
Эх ты мельник-пустомеля!
Что подслушал у реки?
Знаем этим разговорам
Цену! Всё ты об одном...
Слышат их старик да ворон,
Что на дубе под окном.
26-27 ноября 1970
* * *
Пусть не память, а прежде бумага
Эти дни для меня сохранит,
Чтобы трусость моя и отвага
Мне поставлены были на вид.
Вот, по сути, большая награда
За проделанный путь: оглянусь,
И протянется дней анфилада,
Радость, боль, вдохновение, грусть.
Всё, что есть у меня на примете,
Целый мир наблюдений и книг.
Всё, чем так примечательны эти
Неприметные дни...
5 декабря 1970
* * *
Я только звено в бесконечной цепи
Потомков и предков моих —
Кочевников, гнавших коней по степи,
Парней на планетах других.
Мне всё ещё слышится звон тетивы,
А снится космический сплин.
Извольте ко мне обращаться на вы
С младенчества и до седин.
6 декабря 1970
* * *
Минут спокойное скольженье,
И вздохи ветра за окном,
И преданный уничиженью
Декабрь, застигнутый дождём...
Декабрь, разобранный на строки,
На сроки, числа и слова,
И луж его слезоподтёки,
И в нищем теле дерева,
И улица пустая — это
Разменянная на гроши
Предвосхищения примета,
А в общем — летопись души.
Декабрь, очнувшийся в апреле,
Мешая слезы и слова,
Разводит эти акварели
За десять дней до рождества.
8 декабря 1970
* * *
В тот самый миг, когда любовь ушла,
Когда она погибла, умерла,
И мы с тобой, без грусти, не рыдая,
Над нею наклонились, и когда я
Ушёл в свои, а ты — в свои дела, —
Молчали о любви колокола.
И колокольчики цветов молчали,
Те самые, которые венчали —
Не нас, не нас, а только красоту
И счастье — смехотворную чету,
Такую неразлучную вначале.
И это было, как удар весла,
Разительно и просто... И минута
Молчания прошла. И почему-то
Молчали о любви колокола.
8 декабря 1970
* * *
Месяц на ущербе...
Что ни день, ясней:
Что-то в лунном гербе
От судьбы моей.
Выгнутый, как губы
Старческие, он
Подчиняет убыль
Языку времён.
Бог на звёзды крошит
Лунные рога,
На снега, пороши,
На снега, снега...
6-8 декабря 1970, Зеленогорск
* * *
Приходит год на смену году.
Взрослея, понимаем мы,
Что не в чем упрекнуть природу
Перед лицом грядущей тьмы.
И мы живём, чтоб научиться
Природе словом отвечать
И знать, что мы её частица,
Её предмет, её печать.
8 января 1971
* * *
Прими моё проклятье, день!
Ты, радующийся погодке, —
Корявой, дёрганной походке
С дырявым небом набекрень.
Твоей разинутою пастью
Глазеет голод — голосит
Твоя утроба: ты не сыт
Позором, завистью и властью.
19 февраля 1972
* * *
Апрель выпрастывает крылья.
Мне лепет каждого ручья
Передаётся без усилья,
И эта музыка — ничья!
Она — моя, она повсюду
Повисла в воздухе, она
Сама собой, подобно чуду,
В природе овеществлена.
В ключе ребячьих лопотаний
Веселой солнечной воды
Апрель с картавинкой в гортани
Ее твердит на все лады.
И кажется: на целом свете
Мы тем единственно полны,
Что просто счастливы, как дети,
Как школьники, и влюблены.
6-17 апреля 1971