* * *

Б. П.

Всё начато сызнова, сызнова.

Вы знали меня не таким.

Под слёзы ребенка капризного

Растаяло детство, как дым.

Растаяло, вовсе растаяло,

Послушно, тихонько ушло.

Рождественской ёлке оставило

Своё колдовское тепло.

Всё реже и всё непривычнее

Свидания наши теперь:

В его коридоры тепличные

Печальная скрипнула дверь.

6 декабря 1971

* * *

Мне дорог дух осьмнадцатого века:

Версаль, Суворов, голубая кровь —

И мысли взлёт, и вера в человека,

И к истине высокая любовь.

Лицом и сердцем обращаюсь к чуду,

Пустой толпе оставлю злобу дня

И ветхой рифмой упиваться буду,

Как люди не умели до меня.

6 апреля 1971

* * *

А. Ж.

Мы — поздние всходы земли.

Учились мы долго и трудно.

Нам путь облегчить не могли

Ни паводки, ни журавли.

Мы, поздние всходы земли,

Глубинные воды подспудно

Впитали и всё же взошли.

И было непросто взойти.

Дыхания нам не хватало.

Сомнение нас угнетало.

И были другие пути.

И мы через это прошли.

Плоды запоздалой науки,

Мы — поздние всходы земли:

Она разрешилась от муки.

Мы — поздние. Наша беда!

Но так уж ведется на свете:

Любимые чада — всегда

Последние, трудные дети.

3 ноября 1970

* * *

Печален воздух. Вечер одинок.

Мой сторож не зальется звонким лаем —

Мой телефон, брыластый, как бульдог.

Всё выяснено. Всё мы понимаем.

Он спит на длинной привязи своей.

Звонка не будет. Мне известно это.

Пытаюсь думать о судьбе вещей

И в комнате не зажигаю света.

Вот кресло — кресло, больше ничего.

О нем неплохо поразмыслить, если

Забыть на миг о пустоте его:

Она, она сидела в этом кресле.

Темнеет рано. Осень. За окном

Угадываю клена желтый локон...

Вот если бы не помнить, что вдвоем

Стояли мы у этих самых окон...

24 ноября 1970

* * *

Близится срок. За окном

Снегом укутанный дворик.

Час ожидания горек.

Ночь не торопит со сном.

Близится памятный миг —

Детства ушедшего дата.

Что же он так виновато,

Так осторожно возник?

Канет, и нет ничего.

Я и грустить не пытаюсь.

Стоит ли? Мы ведь расстались

С благословенья его.

Памяти давней мирок.

Пауза. Близится срок.

Дату запомню, историк,

Только ее. За окном

Снегом укутанный дворик,

Дворик, укутанный сном.

6 ноября 1970

* * *

Как притягателен порок!

Куда сильнее, чем невинность:

Она пугает, как повинность,

Которой выполнить не смог.

Молю тебя, не уходи,

Сиделка, слез моих свидетель,

О сдержанность! о добродетель!

Не отлучайся, посиди.

23 декабря 1971

* * *

Зачем меня подлость влечёт,

Преследует, дразнит, как пропасть,

И дерзость — вернее, чем робость, —

От края уйти не даёт?

Я знаю: в нее заглянув,

Мечтать улизнуть — бесполезно:

Голодный разинула клюв,

Манит пучеглазая бездна.

Мне снится, что я берегу

Любовь от постыдного плена,

И вот искушенье: измена,

И я устоять не могу.

Мне видится в тысячный раз

Измена не ради спасенья,

А ради бессонного бденья

Ее гипнотических глаз.

11 мая 1972

* * *

Я человек, и плоть моя молчит.

Я человечье напрягаю ухо —

И сердце зачарованно стучит,

И голос флейты достигает слуха.

Но злая нимфа тешится окрест —

Несчастная, покинутая совесть,

Блюстительница заповедных мест,

Где мы дружили с ней, к трудам готовясь.

Она — мой друг: страдаю, не допив

Ее целительной и горькой чаши.

Она — мой недруг: первый тот лапиф,

Который видит сумасбродства наши.

Я человек, но лишь наполовину:

Боюсь не победить, не побороть

Высоким крупом выгнутую спину,

Четвероногую тугую плоть.

Я вижу мир копытами кривыми,

И похотливый хохот нелюдей

Уходит отголосками живыми

В лесную глушь Фессалии моей...

3 апреля 1972

* * *

Поскрипыванье снега под ногой

Верней, чем ручейка журчанье,

Сумеет скрасить нам молчанье

И ясный в души низведёт покой.

Но день идёт к концу, и близится прощанье,

И Мойка выгнута дугой.

Пойдём, мой друг, пойдем над белою рекой.

Здесь жил один поэт, его ты помнишь ясно.

Он в этом доме жил. Смотреть опасно:

Вот чья-то тень — смахни ее рукой.

Тому и года нет, поэт другой

Здесь побывал, я полон ежечасно

Его пленительной строкой.

Пойдём теперь и мы. Мне дела нет,

Что этот путь кому-то неугоден —

Всё оттого, что будто бы бесплоден,

Когда воспет.

Поскрипывает снег, мой дух свободен,

И снят мучительный запрет.

23 декабря 1971

* * *

Ты улыбнулась мне сквозь ряд

Неотличимых лет.

Ты изменилась, говорят.

А я — неужто нет?

Ни на минуту не виню,

Любимая, тебя.

И я себе не изменю,

А изменю себя.

И я теперь уже не тот,

И радость вижу там,

Где раньше — лишь холодный пот

Да плату по счетам,

И твой привет, в прорехе дня

Почудившийся тут,

Счастливым делает меня

На несколько минут.

декабря 1971

* * *

Творительный месяц июнь

В конце декабря вспоминая,

На свечку оплывшую дунь

И друга припомни, родная.

Припомни тяжёлый песок

И медленный дактиль прибоя,

И жёлтого неба кусок,

И всё, что случилось с тобою.

Не всякая правда спешит,

Хитрит, коготки выпуская,

И время недаром бежит —

И ты не спеши, Навсикая.

На шорох знакомых шагов,

На голос не смей оглянуться,

Когда у твоих берегов

Опять паруса улыбнутся.

4 августа 1972

* * *

В капризной тишине квартиры

Живет честолюбивый бес.

Не хочет он домашней лиры

Успокоительных чудес.

Он требует высокой власти.

Толпы, захваченной врасплох,

Захлебывающейся страсти,

Опустошительных эпох...

А за окном босые птицы

Сидят на проводе рядком.

В квартире сохнут половицы

И пахнет кислым молоком.

4 августа 1972

* * *

Солёная сырая тишина

За окнами тихонько раздаётся.

Она не из чего не создаётся,

Но временем насыщена она.

И памятью пронизана она.

Вы слышите? За окнами проходит

Сырая ленинградская весна —

И больше ничего не происходит.

7 мая 1972

* * *

Пусть тебя не коснётся забота

О его неуютной судьбе.

Эта песенка — принц Галеото,

И она о тебе, о тебе.

Он за каждое слово в ответе —

С чем он локон сравнит золотой

Или перси прекрасные эти,

Он, наперсник счастливейший твой?

Эта песенка — принц Галеото.

Ты её перечти перед сном —

Не затем, чтобы выяснить что-то,

А затем, чтобы вспомнить о нём.

5 декабря 1970

* * *

Был вечер в точности такой,

Какой за окнами сегодня.

Струился сумрак новогодний,

И снег ложился голубой.

Ложился снег с привычной ленью,

И новый источала высь,

И эти мерные движенья

Сознанию передались.

Теперь уже ничуть не важно,

Что это было. Да, ничуть!

Остался только вздох протяжный

Да снегом занесённый путь.

Теперь за окнами осталась

Печаль, позёмка у ворот,

И та счастливая усталость,

Какую музыка даёт.

5 января 1971

* * *

Метели приходят в упадок.

Убавилось снега и туч.

В душе водворяя порядок,

К земле пробивается луч.

Уходят, уходят метели,

И слякотью город грешит,

А лес, где нахохлились ели,

Сквозной тишиною прошит.

Под вечер от книг и тетрадок

Встаю, предвкушая досуг —

И мысли приходят в упадок,

И день ускользает из рук.

10 января 1971

* * *

А. К.

Латынь практична и стройна:

Военных правил и законов

Впитала логику она

И окрики центурионов.

Построены, сочленены

Из жестких угловатых линий,

Здесь сами буквы дисциплине

Расчётливой подчинены.

Так, выслушав слова приказов,

Смыкается за рядом ряд —

И хмуро воины стоят,

Себя мечами опоясав.

27 января 1971