* * *

Настанет день, и родины не будет —

Не для меня или тебя: для всех.

Сиротство воссияет без помех

И ласку материнскую остудит.

Умолкнут голоса, воссядут знаки.

Разучимся беседовать, гулять,

И энтропия явится во фраке

Вселенский Вавилон осуществлять.

Ни Дона мы не зачерпнём, ни Рейна,

Ни отработанных летейских вод.

Не поняли предсмертных слов Эйнштейна —

Глядишь, и Бог молитвы не поймёт.

Ни ближних не останется, ни дальних,

Ни колокольчика, ни василька.

Последний звук родного языка

В пространствах захлебнётся дигитальных.

1995

* * *

— Рядами стройными они идут,

Увенчаны, в хламидах белоснежных!..

А кто вон там, в одном ряду с Гомером?

Ах, Прохоров! Как странно. Не слыхал

И обхожусь... точнее, обходился.

Скажи-ка мне, а где тут Стратановский?

При жизни, помню, был он ростом мал

И телом хил, — всегда стоял в конце,

Когда в линейку по ранжиру нас

Выстраивал учитель физкультуры...

Неужто он? Поверить невозможно!

И — раз уж ты уходишь в их ряды —

Позволь задать тебе вопрос последний:

К чему блаженным этот плац-парад?

Уж здесь-то я не ожидал такого.

И этот марш... Встречают, говоришь?

17 июня 1999

* * *

Страдает тёмный зверь...

Страданье — это жизнь: кто не страдал, тот не́ жил.

Не стану уверять, что я тебя утешил.

Банален мой пассаж, бессилен объяснить

Благополучных дней мучительную нить.

Ты в той же колее. Натянуты постромки.

Быть может, золотым сочтут наш век потомки,

Но сам ты, вглядываясь в жалкую судьбу,

Едва ли выкажешь сочувствие рабу,

Поскольку очень уж обычна повесть эта,

И страшно далеко тебе до Эпиктета.

1995

* * *

А. Ведину

На Петровском острове я шалил

И на Ждановке между льдин тонул.

Рано крылья ангел мой опалил,

В полынью холодную окунул.

Детство — это исповедь и Содом,

Тишина нездешняя, глубина.

Что душе, зашедшейся подо льдом,

Ваши революция и война?

Было мне, утопленнику, семь лет.

Я в жару полмесяца пролежал.

Попустил заоблачный мне триплет,

К вечности картавинку подмешал.

Ломовое небо над нами шло,

Одина и Велеса фестиваль,

Время словно судорогой свело —

А в крови текла, закалялась сталь...

Если наслаждения суть грехи,

Не простятся мне из Его даров

Терпкий запах корюшки от реки,

Тополиный пух да отцовский кров.

Ту страну судьба как метлой смела,

И лежит копилка с пробитым дном,

Но была любовь — и она была

В том раю булыжном и дровяном.

1995